Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ АРХЕОЛОГИИ
ЧЕРНОСВИТОВ Павел Юрьевич
ОСВОЕНИЕ КРАЙНЕГО СЕВЕРА
Опыт имитативного моделирования по материалам археологии
Исторические науки — 24.00.02 — историческая культурология
АВТОРЕФЕРАТ
диссертации (в виде опубликованной монографии) на соискание ученой степени кандидата исторических наук
Москва 1999
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ
Актуальность исследования. Взгляд на человеческое со общество, как на сложнейшую саморегулирующуюся сис тему, в последние десятилетия стал достаточно распрост ранен среди исследователей, занимающихся проблемами становления и развития человеческого общества, хотя изначально был порожден в среде ученых, развивавших основы кибернетики, теории автоматического регулиро вания и прочих дисциплин, призванных строго описы вать поведение сложных систем, в том числе и живых. В свою очередь, взгляд на культуру, как на адаптивную си стему, видоспецифическую только для Человека разумно го, также стал утверждаться среди исследователей — гу манитариев, хотя до сих пор не является общепринятым. Поэтому представляется актуальным показать в процессе решения широкой историко-культурологической задачи, что вышеозначенный подход к культуре является не только удобной функциональной формой описания пос ледней как таковой, но может служить достаточно мощ ной методологической основой для поисков этого реше ния.
Цели и задачи исследования. Цель данного исследова ния носит в основном методологический характер. Во-первых, это попытка доказать плодотворность системно го подхода к решению достаточно сложных историко-культорологических проблем. Во-вторых, — попытка до казать, что собственно археологические материалы, рас смотренные под определенным углом зрения, достаточно информативны для получения значимых исторических выводов. Достижение указанной цели предполагает ре шение следующих конкретных задач:
1) Формулировка основных методологических принци пов, позволяющих рассматривать археологические куль туры как законсервированные остатки жизнедеятельности социумов — систем организменного типа, носителей своей адаптивной системы — культуры.
2) Построение обобщенной картины динамики при родной среды северных регионов Восточной Европы и Западной Сибири на протяжении голоцена, как того не устранимого фона, на котором развиваются, и которым в значительной степени определяются исторические про цессы, протекающие на этой территории.
3) Построение двух моделей освоения человеком дан ных регионов — имитативной, являющейся обобщением большого массива археологических данных, охватываю щих период от первого появления человека в этих райо нах до позднего средневековья, и теоретической, рас сматривающей миграционные процессы как форму адап тивного поведения социумов.
4) Сравнение двух полученных моделей с целью выяв ления их сходства и различий, и в случае обнаружения последних — попытка осмысления причин их появления.
5) На основании осмысления результатов исследования — попытка получения прогностических выводов относи тельно дальнейшего поведения систем организменного типа, прошедших рассмотренный в данной работе путь исторического развития.
Научная новизна исследования определяется как самим методологическим подходом к решению историко-культурных задач, так и широтой 'охватываемого единым подходом археологического материала — имеется ввиду и территориальная, и временная широта.
Практическая ценность работы заключается в выработке методологического подхода, применимого к осмыслению больших массивов археологического материала, делающе го последний самостоятельным и весьма значимым ис точником для палеосоциальных реконструкций, в том числе — реконструкций миграционных процессов раз личных исторических эпох.
Территориальные и хронологические рамки исследования. Рассматриваются археологические памятники севера Во сточной Европы и Западной Сибири от Восточной При балтики на западе до Обского бассейна включительно на востоке — в широтном направлении, и от южных границ лесной полосы до побережья Ледовитого океана, местами до Арктических островов — в меридиональном. Для по лучения сравнительных характеристик археологических культур различных ландшафтно-климатических зон вы борочно привлекаются материалы более южных районов Евразии — Украины, Крыма, Индостана. Исследование охватывает хронологический период от рубежа плейсто цен — голоцен до начала Нового Времени.
Источники. Исходными материалами для данного ис следования послужили, с одной стороны — фундамен тальные работы по основам кибернетики, теории автома тического управления и регулирования, по системным исследованиям в области биологии и социологии, по ос новам современных биологических дисциплин, с другой — массив обобщающих работ по археологии северных регионов Восточной Европы и Западной Сибири, охва тывающих весь голоцен, с третьей — целый ряд работ по гидрологии и палеоэкологии конца плейстоцена — голо цена указанных регионов.
Апробация основных положений монографии проведе на на многочисленных заседаниях Отдела теории и мето дики Института археологии РАН (1989, 1990, 1991 гг.), на Всесоюзной конференции «200 лет изучения Арктики» (Ленинград, 1990 г.), на Международной конференции «Проблемы историко-культурной среды Арктики» (Сыктывкар, 1991 г.). По кругу тем, развиваемых в моно графии, опубликовано 18 работ.
Структура работы. Представленная к диссертационной защите монография состоит из введения, трех глав, зак лючения, трех приложений и библиографии.
СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
Введение. Освоение территорий как естественноисторический процесс.
Как известно, человек как биологический вид — панойкуменен. Он стал таковым еще на ранних этапах своего формирования как вида. Памятники даже нижне го палеолита встречаются в самых различных местах Ста рого Света, а верхнего палеолита - практически везде, кроме территорий, занятых ледником. На всех этапах ис тории мы сначала археологически, а затем и из других исторических источников можем зафиксировать всевоз можные свидетельства миграций зачастую очень больших коллективов людей, приносящих на новые территории обитания свою культуру в самых различных ее проявле ниях, и самым различным образом взаимодействующих с аборигенным населением этих территорий. Понятно, что весь ход исторического процесса существенным образом зависел от этих миграционных процессов. Поэтому их изучению всегда уделялось большое внимание со сторо ны всего корпуса историков, в том числе и со стороны археологов. Нам важно отметить, что изучение миграци онных процессов можно вести о двух разных сторон: можно уделять основное внимание причинам возникнове ния миграций, а можно акцентировать большее внима ние их последствиям для мигрантов и для судеб тех тер риторий и их населения, на которые накатываются миг рационные потоки. В данной работе делается попытка рассмотреть именно этот аспект процесса миграций, хотя и оговаривается, что обойти полностью вопрос об их причинах, разумеется, невозможно.
Во введении дается краткое изложение истории освое ния человеческими коллективами новых территорий на разных исторических этапах, начиная с верхнего палео лита и по Новое Время — так, как этот процесс видится
на обобщенном историческом материале, не вдаваясь в подробности. Отмечается, что с течением исторического времени меняются как причины возникновения мигра ций, так и их последствия для осваиваемых территорий. Как общая тенденция этого процесса отмечается переход от чисто эколого-демографических причин возникнове ния миграций к причинам, в основном обусловленным социальными процессами в государственных образовани ях. Соответственно, меняются и судьбы территорий, за детых миграционными процессами: люди переходят от освоения новых территорий к их колонизации.
Далее формируется конкретная задача настоящего ис следования, которому придается методологический ук лон:
1) Проследить историю освоения человеком террито рии Севера и Крайнего Севера Восточной Европы и За падной Сибири, начиная со времени первого проникно вения туда людей и до Нового Времени. Причем предпо лагается провести это исследование, опираясь только на археологические материалы, рассматриваемые на палео-географическом фоне — насколько это доступно на се годняшнем уровне знаний.
2) Попытаться понять, до какой степени окружающая природная среда Севера влияла на хозяйственную дея тельность людей, а через нее — на социальные процессы в северных человеческих коллективах.
3) Построить имитативную модель освоения человеком северных территорий и попытаться понять, менялась ли она с течением исторического времени.
Под имитативной моделью понимается такая модель исторического процесса, которая строится на ряде ста тичных "макетов" состояния человеческих коллективов и их хозяйственной деятельности, каковые ("макеты") могут быть получены в ходе исследования археологических па мятников.
Следует также подчеркнуть, что в работе придается большое значение единообразию исторических источни ков, на которых будет строиться эта имитативная модель. Методическая "чистота" модели подразумевает использо вание только одного типа источников — археологических, так как только в этом случае имитативные модели освое ния территории, построенные для разных исторических эпох, сопоставимы между собой.
4) Построить теоретическую модель освоения челове ческими коллективами новых территорий, основанную на одной фундаментальной системной (и общепринятой) предпосылке: человеческий коллектив — это самоуправ ляющаяся система (т.е. система автоматического управ ления, или система организменного типа), главной зада чей которой является самосохранение в окружающей среде. Предполагается проследить динамику такой систе мы в процессе изменения ряда ее собственных парамет ров и параметров окружающей среды — как природной, так и социальной.
5) Провести сравнение обеих моделей — имитативной, построенной на обобщенном эмпирическом материале, и теоретической — и выявить возможные «несходимости» между ними. И если таковые обнаружатся — попытаться осмыслить их происхождение.
6) На основании построенных моделей попытаться по строить прогноз дальнейшей судьбы территории Севера и его населения.
Глава 1. Древнейшие этапы освоения Севера.
1. Методологические предпосылки.
В данном разделе делается попытка обосновать право археолога оперировать понятием "археологическая куль тура" как некоей самостоятельной сущностью, которую в определенном смысле можно рассматривать отдельно от
ее бывшего носителя — человеческого коллектива. Обхо дится стороной дискуссия о самом понятии "археологическая культура" и дается ее элементарное оп ределение: это совокупность остатков человеческой дея тельности, извлекаемая при исследовании археологичес ких памятников и по ряду уловимых признаков отличимая от другой такой же совокупности. Упор делается на понятии культура, т.е. на том, можно ли рассматривать последнюю как некую самостоятельную сущность. Пред лагается сравнить между собой две последовательные це почки: "... -генотип-фенотип-генотип-фенотип-..." и "...человек-культура-человек-кулътура-..." Выдвигается следующий тезис: подобно тому, как самовоспроизвод ство в Мире Живого невозможно без последовательной реализации цепочки-^.. .-генотип-фенотип-...», так в Мире Социального невозможно самовоспроизводство социума без последовательной реализации цепочки «...-человек-культура-...». При этом предполагается, что человек, точ нее, человеческий коллектив (социум) должен рассмат риваться как "генофонд культуры", вернее, как носитель этого "генофонда", а сама культура — как совокупность фенотипов, точнее — как система взаимосвязанных фено типов, сопоставимая с экосистемой, и самовоспроизво дящаяся с каждым следующим поколеньем людей — чле нов данного социума (носителей "генофонда культуры").
При таком подходе становится ясно, что многие (главные) свойства Мира Живого, на которых зиждется его существование и его эволюция, присущи и Миру Со циального, и потому могут служить для объяснения дви жущих сил его эволюции. Это, прежде всего, касается трех «дарвиновских китов» эволюции: изменчивости, на следственности и отбора. Они вполне присущи социуму и его культуре, в том числе и материальной культуре, а, следовательно, могут быть выявлены на археологическом уровне исследования, хотя, естественно, и не в полной мере. Однако, наряду с чертами сходства между предложенными выше цепочками, отмечаются и их существен ные различия, главное из которых заключается в том, что, во-первых, человеческий коллектив — это не пас сивный геном (или генофонд), а совокупность умеющих прогностически мыслить индивидов, способных созна тельно вносить инновации в свой "генофонд культуры", а, во-вторых, в том, что культура, а тем паче — матери альная культура — это неживое, хотя и порожденное дея тельностью живого. Но поскольку эта деятельность носит целенаправленный характер и обеспечивает через реали зацию в культуре свое выживание в окружающей среде, то и те следы этой деятельности, которые доходят до нас в виде археологизированных материальных остатков культуры, также носят черты такой адаптивной деятель ности, хотя почти всегда сильно фрагментированной. Однако если отдавать себе отчет в том, что культура в целом — это система, а не простая совокупность феноти пов (т.е. артефактов), то отсюда следуют важные выводы:
1) Культурой, даже такой, как "археологическая куль тура", можно для определенных гносеологических целей оперировать как самостоятельной сущностью — подобно тому, как это делает физиолог при исследовании орга низма, не обращаясь к его геному.
2) Материальная культура некоего коллектива, оста вившего археологический памятник, может быть восста новлена в самых общих чертах по своей археологизированной части, если последняя содержит в себе остатки всех главных технологий, освоенных в свое время дан ным человеческим коллективом.
3) Поскольку основная масса археологических памят ников, особенно тех, которые относятся к древнейшим этапам истории, не содержит в себе остатков органичес ких материалов, то, естественно, при их исследовании мы не можем оценить развитие всех технологий, освоен ных теми древними коллективами, которые оставили эти памятники. Но если на изучаемой нами территории есть хотя бы один памятник интересующей нас эпохи, дав ший нам при исследовании достаточно полную картину хозяйственной деятельности оставившего его коллектива, то мы с высокой степенью достоверности можем перене сти реконструктивную картину его хозяйства на синх ронные ему памятники этой же территории. Разумеется, достоверность такого перенесения будет тем выше, чем ближе по "этногенетическим" признакам будут между со бой сравниваемые памятники. Под такого рода призна ками, как известно, принято понимать морфологические черты орудий, керамики, украшений и других предметов. Но даже и при отсутствии такого сходства, а только при наличии функционального сходства между сохранившими ся артефактами со сравниваемых памятников можно го ворить о близости между ними по уровню развития хо зяйственной деятельности древних коллективов, живших в близких природных средах.
Эти выводы используются по мере возможности в дальнейшем изложении.
II. Эволюция природной среды Севера.
Дается краткий обзор истории климата, растительности и гидросистем исследуемой территории в голоцене. Под черкиваются две главные трудности в попытках увязать между собой события естественной и социальной исто рии.
Во-первых, в громадном диапазоне колеблются мнения археологов относительно степени влияния природных процессов на историю человечества: от практически пол ного отрицания такого влияния до признания жесткой корреляции между главными событиями в эволюции того и другого. Нет единого мнения и относительно конкрет ного влияния на ход исторического процесса тех или иных периодов истории климата: одни считают, что пе риоды климатической стабильности вызывают главные переломы в ходе человеческой истории, другие считают, что главные переломы климата однозначно вызывают столь же заметные события в ходе исторического процес са.
Во-вторых, попытки восстановить конкретную при родную обстановку на разных этапах даже такого корот кого и близкого нам периода, как голоцен, наталкивают ся на серьезные фактические трудности, связанные с ря дом обстоятельств: с отсутствием точных абсолютных дат для очень многих палинологических колонок, с разнобо ем в трактовках тех или иных палеогеографических мате риалов среди самих исследователей, с объективно суще ствующим процессом искажений общеклиматических эпохальных тенденций локальными особенностями лан дшафта и климата. Кроме того, существуют определен ные трудности в увязке собственно археологических дан ных и сопутствующих им палеогеографических материа лов, становящиеся почти неразрешимыми при отсутствии строгих и объективных абсолютных датировок: палеогеографы стремятся получить даты для определения возра ста тех или иных событий голоцена, опираясь на архео логические данные, а археологи стремятся уточнить да тировки своих памятников, опираясь на даты известных из палеогеографии событий голоцена, т.е. и те и другие специалисты пытаются решить одно и то же уравнение с двумя неизвестными. Не слишком помогают решению этой задачи и привлечение данных по динамике гидросе ти побережья северных морей и бассейнов озер и рек се верного региона. Как видно из приведенной в данном разделе таблицы 3 (см. Прил.З), где сделана попытка све сти воедино гидрологические данные по этому региону в голоцене, существуют серьезные разногласия по оценке времени и длительности периодов трансгрессий и регрес сий в гидросети не только разных северных рек, но даже и одних и тех же рек и участков морского побережья, в том числе и таких, казалось бы, хорошо изученных, как побережье Балтики.
Таким образом, до получения полной и объективной палеогеографической картины истории голоцена (как природной, так и социальной) пока еще далеко. Тем не менее, дальнейшее рассмотрение конкретного археологи ческого материала показывает, что построение некоей модели освоения человеком северных регионов все-таки возможно, хотя такая модель (точнее, ряд моделей) будет страдать заведомой неполнотой и расплывчатостью в оп ределенных деталях.
III. Мезолит Севера.
В разделе рассматривается археологическая ситуация на Севере, складывающаяся там с момента первого появ ления в регионе людей — носителей культур мезолити ческого облика и до времени формирования там культур с ранней керамикой. Последовательно, с запада на вос ток рассматривается полоса северного леса и тундры от Восточной Прибалтики до Нижней Оби. В качестве опорного памятника, дающего максимально полный функциональный набор орудий эпохи мезолита для се верного региона, предлагается памятник Нижнее Веретье 1, весьма детально исследованный и опубликованный С.В.Ошибкиной. Исходя из изложенных выше методи ческих предпосылок, проводится сравнение функцио нального орудийного состава с памятников данного ре гиона с выбранным "эталоном", чтобы выявить возмож ные отличия в наборе орудий, за которым в принципе может стоять отличие в типе хозяйства древнего населе ния, оставившего исследуемые памятники. Однако выяс няется, что таких отличий практически нет. Подавляю щее большинство памятников этого огромного региона значительно беднее материалом, чем Нижнее Веретье 1 ("Эталон"!), т.к. только в редких случаях содержат арте факты из органики, но "каменная составляющая" кол лекций всего региона в функциональном отношении везде одна и та же. И это при том, что мы имеем дело с памятниками, принадлежащими самым разным мезолитическим культурам. Сходство функциональных групп каменных орудий всего рассматриваемого региона заставляет пред полагать и сходство в прочих группах орудий, коль скоро верно изложенное выше положение о том, что культура, в том числе и материальная культура — суть адаптивная сис тема, все части которой увязаны между собой, а не просто некая совокупность вещей и технологий.
Чтобы проверить, до какой степени функциональный набор орудий мезолитической эпохи связан с географи ческими и климатическими условиями существования древних коллективов, для сравнения были привлечены известные из публикаций коллекции из регионов, заве домо отличающихся географическими условиями от на шего северного: из Индии и с лесостепной и степной Украины. Сравнение этих коллекций, которые в основ ном сводились к каменному инвентарю и изредка допол нялись орудиями из кости и рога, показало, что функцио нальный состав каменного инвентаря во всех рассмотрен ных регионах практически одинаков. Различия сводятся к морфологии орудий (т.е. к культурным традициям их исполнения — читай, этническим) и к процентным соот ношениям орудий в коллекциях, но таковые имеют место и в коллекциях с разных памятников внутри каждого из регионов. Более того, обращение к коллекциям орудий с памятников верхнего палеолита Украины и памятников эпипалеолита Восточной Европы показывает, что функ циональный состав орудий этой эпохи также фактически не отличается от выбранного нами "эталонного". Таким образом, складывается впечатление, что орудийный на бор людей конца верхнего палеолита - мезолита вообще чрезвычайно универсален и устойчив, его эволюция идет крайне медленно и задевает в основном морфологию орудий, и только в редких случаях - их функцию, и практически не зависит от среды обитания человеческих коллективов, поэтому судить по этому набору о конкретном типе хозяйства древнего человека можно лишь в са мых общих чертах. Причем привлечение данных об орга низации жилого пространства на стоянках этих же эпох также не способствует решению вопросов о типе хозяй ства: во всех рассмотренных регионах можно встретить и маленькие стоянки с очень бедным культурным слоем, и стоянки со стационарными, часто заглубленными жили щами и богатым культурным слоем.
Разница в типе хозяйства выявляется только с привле чением остеологического и палеоботанического материа ла с памятников разных регионов. Только при изучении этих данных становится ясным, что уже в мезолите в Ин дии, по крайней мере, часть населения знакома с прими тивным производящим хозяйством. К концу мезолита скотоводство прививается на юге Украины, в Крыму, и, вероятно, в Северном Прикаспии и на Южном Урале. Население же леса, в том числе северной тайги, ведет то же охотничъе-собирательское хозяйство, что и в верхнем палеолите. На севере Кольского п-ова в прибрежной зоне оно, по-видимому, основательно дополняется собира тельством на литорали и добыванием ластоногих на прибрежных лежбищах. Последнее относится и к побе режью Балтики и Онежского озера (крут культур типа Кунда). На памятниках этого же круга мезолитических культур и территориально близких им (Н. Веретье 1) имеются остеологические следы наличия собак на стоян ках. Попутно разбирается вопрос о доместикации собаки и высказывается предположение, что доместикация как термин вряд ли в этом случае подходит, т.к. скорее надо говорить не о нарочитом одомашнивании хищника (что невозможно), а о симбиозе волчьих стай и человеческих коллективов в верхнем палеолите, возникшем естествен ным путем на основе близкой охотничьей этологии.
В заключение этого раздела сделана попытка обобщить данные о путях и причинах заселения человеком изучаемого региона в мезолите. Предельно кратко выводы сле дующие:
1) Первоначальное заселение бывшей ледниковой зоны велось людьми из бывшей приледниковой зоны, двигаю щимися за отступающим ледником и стремящимися со хранить издревле присущий им тип хозяйства.
2) Поскольку с предбореала и до атлантика на всем Севере идет процесс общего потепления, сопровождаю щийся существенным расширением лесной зоны, дости гающей в атлантике побережья Северного Ледовитого океана, населению Севера приходится осваиваться с жизнью в этой зоне, что оно успешно и делает. В хозяй ственном отношении это выражается в расширении доли рыболовства, что отчетливо улавливается археологически. В охоте все шире применяется лук и, возможно, растет применение самострелов.
3) К концу мезолита можно предполагать смену моде ли освоения людьми Севера. Если в начале мезолита до минирующей причиной продвижения на Север предпола галось стремление остаться в привычной зоне обитания, то к концу мезолита, судя по растущей плотности памят ников в лесу, доминирующей причиной делается, веро ятно, рост плотности населения как в лесной зоне вооб ще, так и южнее ее, и отчасти — в ее более западных районах.
IV. Неолит - железный век.
Это — самый большой раздел монографии. В нем рас сматриваются археологические культуры леса на весьма значительном временном промежутке и во всем регионе от Восточной Прибалтики до Нижней Оби. Объем опуб ликованного материала огромен, хотя отдельные районы рассматриваемого северного региона исследованы и опи саны далеко не с равной степенью полноты. Да и допус тимый объем данной работы не позволяет весь этот ма териал слишком подробно излагать. Поэтому работа свелась к попыткам на основании известного археологичес кого материала выявить главные тенденции в развитии хозяйства северного региона на протяжении указанной эпохи. Итоги этого исследования вкратце сводятся к сле дующему:
1) На протяжении неолита — железного века происхо дит постепенный приток населения с юга лесной полосы на север леса и далее, вплоть до побережья морей Север ного Ледовитого океана. И если в конце мезолита — на чале неолита, приходящихся на климатический оптимум голоцена — середину атлантика — можно предполагать, что этот процесс движения на Север отчасти еще вызван стремлением удержаться в привычной лесной среде, так же перемещающейся на север, то уже с развитого неоли та и позднее эти перемещения явно вызваны ростом де мографического давления в более южных районах Евра зии. Особенно очевидным это делается в энеолите — бронзе, когда наблюдается массированное продвижение в лесную зону культур степи — лесостепи: «шнуровиков» в Европе, андроновцев — в Западной Сибири.
2) В это же время наблюдаются различные перемеще ния внутри самой лесной полосы и на самом Крайнем Севере и в широтном направлении. Излагается предпо ложение, что начиная с неолита, а временами и позднее, зона Среднего Урала играла роль центра демографичес кого давления для всего исследуемого региона, откуда потоки мигрантов двигались по всей лесной полосе, как на Запад, так и на Восток, неся с собой археологически ощутимые культурные традиции, выявляемые главным образом на керамическом материале.
3) Главной тенденцией в развитии хозяйственной дея тельности населения всего нашего северного региона можно считать непрерывное совершенствование присва ивающих форм хозяйства, выражающееся, по-видимому, в стремлении к максимально полному использованию всего доступного биотопа осваиваемой населением территории. Уже с энеолита обитатели морских побережий Баренцева и Белого морей превращаются в морских зве робоев, пользующихся мореходными лодками. В раннем железе к этому виду промысла приходят и обитатели ни зовьев Оби. Тундровое население — кочевые охотники за северным оленем к рубежу н.э. осваивают, по-видимому, транспортное оленеводство. Обитатели собственно лес ной зоны становятся оседлыми рыболовами — сезонными охотниками. Юг лесной зоны, несомненно, под влияни ем мигрантов из лесостепи с энеолита — ранней бронзы осваивают доступные им на данном технологическом уровне элементы производящего хозяйства, что в целом превращает их хозяйственную деятельность в комплекс ную многоотраслевую, способствуя тем самым росту плотности населения и стимулируя отток избыточного населения на Север. Наконец, благодаря росту численно сти человеческих коллективов и росту оседлости населе ния Севера, — как в лесу, так и на морских побережьях (исключая, пожалуй, только зону тундры) — северяне ос воили некоторые сложные технологии глубокой перера ботки природного сырья, начиная с простейшей, кера мической, и кончая технологией черной металлургии. Хотя все это и происходило с запозданием в 700-1000 лет относительно степной и более южных зон.
4) Если говорить о модели освоения Севера, построение которой является главной задачей данной работы, то можно констатировать, что на протяжении всего этого огромного исторического периода она практически не изменилась. На всех рассмотренных этапах неолита — железного века, вплоть до раннего Средневековья, Север осваивается небольшими неструктурированными в соци альном отношении коллективами (точнее, неирархизированными), являющимися "отпрысками" более южных, больших по численности общностей и уносящих с собой какую-то часть "генофонда культуры" этих общностей на новые территории обитания. При этом северные районы не становятся территориальной собственностью каких-то более южных общностей. В лучшем случае (и это вовсе необязательно) сохраняется без заметных разрывов архе ологически ощутимая общность культуры мигрантов на Север и их, оставшихся южнее, "материнских" этносов. Причем плотность населения Севера остается достаточно низка даже в раннем средневековье, поэтому встречные или пересекающиеся потоки мигрантов свободно прони кают в одни и те же районы, расселяясь чересполосно, и в итоге дают чрезвычайную культурную пестроту, и дале ко не всегда — какие-либо симбиотические культуры.
Лишь в конце рассматриваемого периода, на рубеже раннего и развитого Средневековья, в некоторых районах Севера начинают возникать хозяйственные и культурные тенденции, говорящие об изменении модели освоения Севера под влиянием процессов, порожденных проник новением туда государственных образований.
Глава II. Освоение Севера в позднем Средневековье и в Новое время.
1. Русская колонизация Севера.
Этот раздел работы посвящен периоду освоения Се верной Русью тех территорий Восточноевропейского Се вера и Севера Западной Сибири, которые позднее войдут в состав России. Обсуждается вопрос о принципиальном различии между освоением территории и колонизацией территории. Формулируется четкий критерий отличия процессов первого типа от процессов второго типа. Под освоением предлагается понимать спонтанное расселение мигрантов на новой территории обитания, не приводя щее к подчинению этой территории и ее населения ка кой-либо социальной системе, базирующейся в другом месте. Под колонизацией понимается такой способ освоения территории, при котором последняя становится за висимой в экономическом а, возможно, и политическом отношении от какой-либо социальной системы, стано вящейся для данной территории "метрополией", или та кой, которая включает данную территорию в состав "своих земель".
Далее, памятуя о предложенных выше методических предпосылках, в которых предполагалось вести все ис следование на уровне только одного типа источников, в данном случае — археологических, последовательно раз бираются возможные критерии, с помощью которых на археологическом уровне исследования можно было бы выяснить, имело ли место в исторической реальности освоение русским населением Севера, или шел процесс колонизации Севера Русью. Приводятся три группы архе ологических фактов, которые достаточно доказательно можно трактовать как свидетельство процесса колониза ции, т.е. экономического подчинения северных террито рий русскому государству, что позднее было оформлено рядом политических акций. Речь идет о следующих груп пах археологических данных:
1) Отмеченное еще для культур IX — XIV веков Севера Западной Сибири постепенное затухание собственного производства керамики и металлических изделий, т.е. по степенное обеднение собственной материальной культу ры за счет вытеснения ее продукции привозными из "метрополии" вещами, в том числе растущим со време нем потоком вещей первой необходимости: посудой, орудиями труда и промысла, оружием, а позднее — одеж дой, обувью, украшениями и т.д. Понятно, что все это — результат квазиэквивалентного обмена всех этих предме тов на пушнину, навязанного аборигенному населению выходцами из России, что привело в итоге к попаданию аборигенов в полную экономическую зависимость от рынка "метрополии".
2) Археологически зафиксирован миграционный поток населения с Вычегды и Верхнекамья в Зауралье и Запад ную Сибирь в XII — XIII веках. Ищутся возможные при чины этого явления. Как весьма вероятная, высказывает ся следующая: если с населения этих районов Севера регулярно собирается дань пушниной, то оскудение при родных запасов последней в результате регулярного пе репромысла могло привести к ситуации, когда местное население эту дань отдавать уже не в состоянии. А по скольку ее продолжали насильственно собирать, то по степенно сложилась реальная угроза прямого ограбления и разорения аборигенов сборщиками дани. Это обстоя тельство и могло побудить какую-то часть местного насе ления мигрировать в более безопасные места, т.е. — за Урал.
3) Появление на Севере, в том числе на Крайнем Се вере Западной Сибири собственно русских городов, а также освоение русским населением "непашенных" се верных территорий, главным образом побережья Белого моря. Обосновывается почти очевидный тезис, что появ ление в XVI — XVII веках такого рода поселений и горо дов в зонах, где заведомо невозможно вести полноценное производящее хозяйство (причем это обстоятельство ни как не отражается в облике этих городов: они остаются типичными русскими городами со всем комплексом го родской русской архитектуры) возможно только при ус ловии сохранения устойчивых связей населения этих по селений и городов с "коренной" Россией, а последнее, в свою очередь, возможно только при условии полезности для "метрополии" той продукции, которая поставляется населением этих поселений и городов на российский рынок. Ясно, что такой продукцией в данном случае мо жет быть продукция местных промыслов, получаемая ли бо собственно русским населением (как в Беломорье — поморами), либо скупаемая у аборигенов (как в Западной Сибири — мангазейцами). Очевидно, и в том и в другом случае имеет место экономическая зависимость северных территорий от России как от метрополии.
В итоге делается общий вывод: на археологическом ма териале можно доказать, что в Позднем Средневековье начинается колонизация Русью Севера, и этот процесс продолжается и в Новое Время.
II. Построение имитативных моделей освоения Севера по материалам археологических исследований.
В этом разделе вкратце обобщаются выводы из всего разобранного выше археологического материала по рас сматриваемому региону за весь период — от мезолита до Нового времени. Итогом этого обобщения являются сле дующие выводы:
1) Имеет место не одна модель освоения человеком Севера, а три, последовательно сменяющие друг друга. Самая ранняя (и наиболее гипотетичная): освоение Севе ра как стремление сохранить привычную для обитателей приледниковой зоны среду обитания и традиционный тип хозяйства, охотничьего в своей основе. Следующая, сложившаяся в конце мезолита и присутствовавшая до раннего Средневековья: освоение Севера как результат притока туда избыточного населения южного леса, не прерывно подверженного, в свою очередь, прессу демог рафического давления из лесостепи — степи. Этот дли тельный период характеризуется постепенным освоением всех возможных источников питания, энергии и прочих средств самообеспечения жизненных потребностей, и со провождается расширением промысловой базы за счет всех форм охоты, в том числе морской, оседлого рыбо ловства всех видов, собирательства и т.п. В целом это не сопровождается, однако, сильным ростом плотности се верного населения, поэтому не приводит к образованию каких-то сложных иерархизированных социальных структур, и к тому же замедляет освоение этим населением технологий металлообработки и прочих технологий, ос военных населением юга лесной полосы. Лишь на самых поздних этапах этого периода в некоторых районах се верного региона — главным образом, на Северном Урале и в Западной Сибири отмечается появление укрепленных поселений — городищ, которые можно рассматривать как свидетельство обострения демографической ситуации, и как следствие — сложение какого-то типа социальных организаций, способных к организованным военным действиям.
Наконец, последняя по времени модель освоения Се вера: колонизация северных территорий государственной системой, в данном случае — Русью. Эта модель подразу мевает постепенное втягивание как местного, так и при шлого русского населения в экономическую структуру государства и превращение северных территорий в свое образный придаток "метрополии", полезные ресурсы ко торого "перекачиваются" в пользу верхних уровней госу дарственной иерархии.
В конце раздела отмечается, что в принципе суть тре тьей модели освоения Севера могла бы состоять и в дру гом, а именно — в освоении тундровым населением коче вого крупнотабунного оленеводства. Зарождение доместикации оленя, как отмечалось выше, относится, вероятно, еще к рубежу н.э., крупнотабунное же оленеводство дати руется примерно XVI — XVIII веками. Однако его нельзя рассматривать в отрыве от процесса проникновения на Север государства. Именно рынок последнего стимулиро вал тундровое население к переходу на этот тип произво дящего хозяйства, т.к. последнее гарантировало абориге нам более или менее устойчивое снабжение предметами промышленного производства в условиях нарастающего дефицита пушнины, вызванного регулярным перепро мыслом последней. Все эти вопросы рассматриваются в данной работе в ходе дискуссии с И.И.Крупником, кото рый в своей работе "Арктическая этноэкология" отстаива ет ту точку зрения, что традиционная система жизнеобес печения северного аборигенного населения всегда была экоцидной, а не экофилъной. Приводятся аргументы про тив этого положения.
Глава Ш. Теоретическая модель освоения территорий.
1. Необходимые и достаточные условия существования организмов.
Раздел посвящен формулировке условий существова ния систем автоматического управления, названных здесь организменными, или короче - организмами. Под систе мами такого типа подразумеваются образования любой природы и состоящие из любого числа элементов и бло ков, способные вести себя синтактно (т.е. согласованно, взаимосвязанно, как единое целое), и главной целью ко торых является самое охранение в окружающей среде.
Вкратце условия существования сводятся к ряду энер гетических и ряду системных условий.
1) В системе должен существовать положительный энергобаланс, т.е. затраты на получение энергии не дол жны превышать величины этой получаемой энергии.
2) В усложняющейся окружающей среде сложность (адаптивная способность) системы должна быть выше, чем совокупность параметров внешней среды.
3) Сложность (адаптивная способность) системы растет за счет сложности ее структурной иерархии, а поскольку последняя требует роста энергообеспеченности, то дол жен расти КПД "блока питания" системы.
4) Рост эффективности "блока питания" требует роста площади энергоснабжения. Рост площади энергоснабже ния требует роста сложности структурной иерархии в це лях захвата и управления этой площадью. Рост структур ной иерархии снова требует роста эффективности "блока питания", что снова требует роста площади энергоснаб жения, и т.д. Иначе говоря, системы такого рода втяги ваются в процесс с положительной обратной связью, по ка не достигают физических границ возможного распрос транения в пространстве.
II. Построение теоретической модели освоения человеческими коллективами новых территорий.
В этом разделе сделана попытка перенести формаль ные выводы предыдущего раздела на некий "экспериментальный" человеческий коллектив, который рассматривается как организменная система, и потому вынужден подчиняться сформулированным выше усло виям. В итоге такого рассмотрения, в процессе которого вводятся все усложняющиеся условия существования на шего "экспериментального" коллектива, получается ряд моделей освоения этим коллективом новых территорий. Характер и степень сложности этих моделей, как выясня ется, существенно зависят как от внешних условий, так и от сложности структуры самого коллектива.
Сравнение полученных теоретических моделей с имитативными моделями, описанными в предыдущей главе, показывает, что между ними нет каких-то принципиаль ных расхождений, требующих взаимной корректировки. Следовательно, цель, поставленная во "Введении" в дан ной работе, достигнута. Причем достигнута в рамках тех исходных методологических предпосылок, которые ис пользовались при рассмотрении археологического мате риала.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ.
В "Заключении" сделана предельно краткая попытка пролонгировать выводы теоретической модели освоения Севера, построенной для случая, когда это освоение осуществляется сложной иерархической системой типа "государство". Получен следующий вывод: если северные территории используются в "колониальном" режиме, т.е. идет безудержная эксплуатация биогеоценоза этих терри торий, как на биологическом, так и на геологическом уровне с перекачкой подавляющей части этих ресурсов на территорию метрополии, то северу грозит истощение ресурсов и последующее запустение, а метрополии по тем же причинам — развал как иерархической системе.
По теме, развиваемой в данной монографии, опубли кованы следующие работы:
1. Демографические и экологические процессы как фак торы изменения археологических культур.// СА, 1985, №3 (0,8 п. л.).
2. Шпицберген в системе колонизации русскими Севе ра.// ХГУполярный симпозиум — Люблин, Польша, 1987 (0,3 п. л.).
3. Формальное описание адаптивного поведения как ме тод объяснения эволюционного процесса.// Философ ские науки, 1989, №5 (0,5 п. л.).
4. Методические приемы моделирования, реконструкций в археологии.// Методические проблемы реконструк ций в археологии и палеоэкологии — Новосибирск, 1989 (1,0 п. л.).
5. Эволюция биологическая и эволюция в культуре: сход ство и различие.// КСИА, №201, 1990 (0,5 п. л.).
6. Шпицберген в системе колонизации русскими Край него Севера.// КСИА, №201, 1990 (0,5 п. л.).
7. К проблеме поморского судовождения у берегов архи пелага Шпицберген.// Очерки истории освоения Шпицбергена. - М„ 1990 (0,5 п. л.).
8. К вопросу о различных видах колонизации террито рий.// Очерки истории освоения Шпицбергена. - М., 1990 (0,5 п. л.).
9. Поморское судоходство как самостоятельный объект исследования. // Изучение памятников истории и культуры в гидросфере. — М„ 1991 (1,0 п. л.).
10. Моделирование как форма исторического экспери мента.// Исторический эксперимент. Вып. 1. — М., 1991 (1,0 п. л.).
11. О возможности различения процесса освоения Севера и процесса его колонизации.// Проблемы историко-культурной среды Арктики. Труды Международной конференции. — Сыктывкар, май, 1991, на англ. яз. (0,3 п. л.).
12. Социум и энергоресурсы: модель взаимодействия.// Экологические аспекты палеоантропологических и ар хеологических реконструкций. — М., 1992 (0,5 п. л.).
13. Русская колонизация Севера: становление и разруше ние «генофондов культуры».// Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII — XIX вв. — Владивосток, 1992 (1,0 п. л.).
14. Западная Сибирь как арена столкновения двух путей культурного развития.// Средневековые древности За падной Сибири. - Омск, 1995 (1,0 п. л.).
15. Человеческая культура: бесперспективное разнообра зие?// «Человек», 1996, №6 — в соавт. с А. Н. Белков-ским (0,8 п. л.).
16. Освоение Крайнего Севера: эпохальная смена пара дигмы.// Баренц. Шпицберген. Арктика. Труды меж дународной конференции. — Баренцбург, 1996, на англ. яз. (0,3 п. л.).
17. Русский человек идет на Север: зачем или почему?// «Мир Севера», 1997, №4 (0,5 п. л.).
18. «Генофонд культуры»: взгляд из раскопа.// «Человек», 1998, №1. (0,8 п. л.)