Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Глава VII
УГОЛОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО И СУДОПРОИЗВОДСТВО
Крупнейшим сводом законов уголовного права и судопроизводства второй половины XVII в. являются Новоуказные статьи 1669 г. о татеб-ных, разбойных и убийственных делах, включающие 128 статей.' В краткой преамбуле сказано, что статьи приняты по указу Алексея Михай ловича и приговору бояр в результате рассмотрения XXI и XXII глав Соборного уложения. В самом деле, сличение текста статей с указанными главами Уложения показывает, что они послужили основным источником Новоуказных статей, но не единственным. В полном составе источники Новоуказных статей 1669 г. представляются в следующем виде.
Из 104 статей гл. XXI Уложения использовано 87 статей, из которых одна (12) положена в основу двух статей 1669 г. (96, 97), и две статьи (66, 67) вошли в состав одной статьи (63). Итого 87 статей гл. XXI послужили источником 87 статей свода 1669 г.
Вся гл. XXII в составе 26 статей легла в основу 24 статей, причем ст. 1,2,7 образовали одну статью (88), две другие (8, 9) — ст. 93, а ст. 12 оказалась расчлененной между статьями (96, 97). Из четырех статей гл. Х (204, 262, 264, 265) возникла одна (16), из трех статей той же главы (161, 162, 166) — тоже одна (28), а три статьи (162, 198, 200) легли в основу соответственно трех статей (36, 84, 85). Частично в ст. 75 использованы данные ст. 4 гл. XXIV Уложения. В основу ст. 81 и 82 легли установления указа 27 февраля 1657 г.^ а в основу ст. 83 — другой указ под той же датой.' Кодификаторы в ряде случаев предприняли перегруппировку статей, заимствованных из гл. XXI (см. ниже, с. 201).
Законодатель подверг Новоуказные статьи 1669 г. определенной сис тематике, очевидно, с целью облегчить пользование ими. Делятся они на четыре раздела. Первый не озаглавлен, но включает в себя нормы по судоустройству, остальные озаглавлены по видам преступлений: статьи «о татех» (10 статей), статьи о разбойных делах (60 статей) и статьи об убийственных делах (36 статей). Завершают свод 1669 г. 17 статей сме шанного содержания (ст. 112—128), не имеющих прямого источника, но их связь с гл. II, XVI и XVII Уложения не вызывает сомнений. Деление статей по видаем преступлений носит условный характер, поскольку нормы процессуального права имеются в каждом разделе, сопряжены с нормами
материального права и в подавляющем числе случаев в равной мере относятся к следствию и суду по каждому виду преступлений. " Следует иметь в виду, что в Статьях 1669 г. не предусмотрен ряд уголовных деяний, которым в Уложении 1649 г. посвящены самостоятельные главы. Это преступления против церкви (гл. 1), государства и особы государя (гл. II), против порядка управления (гл. Ill—IX).
Перечисленные преступления в общей массе входят в состав уголов ных, но могут быть выделены в специальные подгруппы преступлений государственных (политических) и против порядка управления. Преступ ления государственные регулировались Уложением вплоть до Воинского артикула 1715 г.
В первую общую часть Новоуказных статей 1669 г., касающуюся устройства административного и в то же время судебного аппарата, введен ряд существенных новшеств. Контроль и руководство по уголовным делам оставлены за Разбойным приказом, но теперь в его компетенцию входила и Москва, подобные дела которой по Уложению закреплялись за Земским приказом (XXI, 2). Новое положение дела de facto возникло до 1669 г. В компетенцию Земского приказа теперь входили по Москве мелкие уго ловные преступления, убийства на бытовой почве, управление посадом, мощение улиц и общий порядок в городе.' По Статьям 1669 г. губные старосты подчинялись представителям центральной власти — сыщикам, но выборность старост сохранялась. Теперь они не ездили в Москву для утверждения и приведения к присяге. В Разбойный приказ отсылались списки выбранных с подписями выборщиков, а к присяге (целование креста) приводили их сыщики. Внесены были изменения и в низовые звенья губного аппарата. Отменялись губные целовальники и выборные целовальники для тюрем. Вместо первых назначались губные дьячки, подчиненные сыщикам, а на место вторых — стрельцы и наемные сторожа для тюрем. Губные дьячки и сторожа приводились к присяге сыщиками. Они же собирали пошлины с присяги.
Отдельной статьей (116) законодатель предписывал на посадах и в уездах провести выборы в помощь губному аппарату сотских, пятидесят ских и десятских также из числа «добрых и прожиточных людей» с оформлением «выборов за руками», сообщить им царский указ о том, чтобы не таить и не укрывать татей, разбойников, убийц и ведунов, а приводить их к сыщикам «без всякой поноровки».
Сыщиков стали посылать по уездам с конца 50-х гг." в ответ на челобитные дворян о сыске беглых крестьян. Они назначались централь ной властью из числа дворян и детей боярских, отставленных от военной службы. Уже первый известный нам наказ сыщику Д. И. Плещееву 1658 г. содержал квалификацию убийства беглыми крестьянами помещиков и поджога их имений как татиного и разбойного дела и подводил эти убийства под преступления, предусмотренные гл. XXI Соборного уложе ния. Установка на превращение сыщиков одновременно в агентов прави тельства по расследованию татиных и разбойных дел нашла отражение в Новоуказных статьях 1669 г. В дальнейшем совмещение функций сыска беглых с розыском по татиным и разбойным делам в лице правительст венного агента — сыщика нашло подтверждение в указе 20 января 1673 г." Связь этих законодательных актов с подъемом классовой борьбы
крестьянства несомненна. Если Новоуказные статьи приняты на подступах к Крестьянской войне под предводительством Степана Разина, то указ 1673 г. отражал позицию правительства в итоге этой войны, когда возни кала необходимость борьбы с отдельными отрядами повстанцев.
Факт повсеместного устранения воевод от юрисдикции по татиным, разбойным и убийственным делам и общероссийский характер Статей 1669 г. говорят о том. что сыщики функционировали на всей территории государства. В их юрисдикцию входили судебное рассмотрение дел об исках, предъявляемых губным старостам, дьячкам и сторожам, организа ция ими очных ставок и вынесение приговора по тем судебным делам согласно Уложению (гл. X). По И. Д. Беляеву, в результате нового устрой ства суд по губным делам показал полную зависимость от сыщиков, а выборные губные старосты были лишь подчиненными исполнителями^ В порядке уточнения следует добавить, что судопроизводство было все же в руках губных старост, а контроль осуществлялся со стороны сыщиков. Иначе не было бы смысла давать ст. 6, согласно которой, как и в ст. 7 гл. XXI Уложения, в случае челобитья истца с обвинением губного старосты в несправедливом решении дела «по недружбе или поноровкою» губной староста не устранялся при пересмотре дела, но с ним участвовал губной староста из другого города. Законодатель добавлял: «...а указ о том чинить сыщиком и приказывать им губным старостам, чтоб они делали правду без всякого пронырства»^ Б то же время отвод, заявленный старостами в процессе судопроизводства, лицам, назначаемым властью (воеводы, приказные люди), влек за собой замену данного лица другим лицом аналогичного ранга.'" А. Г. Поляк объясняет такое различие тем, что, не смещая губного старосту, в отношении которого заявлен отвод, правительство подчеркивало свое доверие к дворянам и детям боярским, избравшим его." Иное дело — выборность губных дьячков и сторожей, поскольку они, по словам А. Г. Поляка, избирались всем населением. Но все дело в том, что и губные старосты избирались всем населением, но только из числа дворян и детей боярских.'^.Вернее объяснить, на что ссылается и А. Г. Поляк, перемену статуса низовых звеньев губного аппарата тем, что указом б марта J666 г. выборных целовальников и сторожей при московских тюрьмах заменили наемными сторожами из числа «добрых людей с крепкими поруками», с оплатой их из Разрядного приказа.^ Положения этого указа, касающегося только Москвы, были распространены на всю территорию государства.
Наконец, в оперативной части в ходе борьбы с татями и разбойниками обязанности губных старост и сыщиков имели определенные отличия. Согласно ст. 121 за облихованными на повальном обыске татями и разбойниками посылались губные старосты. А по ст. 122 «для великих дел и на становых разбойников» надлежало ездить сыщикам с дворянами, детьми боярскими и стрельцами. О таких походах, обычно связанных с конфискацией имущества, идущего на погашение исков потерпевших, закон требовал доносить в Разбойный приказ. На местные власти в лице сыщиков возлагалась обязанность безотлагательно казнить тех, кто за преступления подлежал смертной казни, «не отписывая о том великому государю». Казни для устрашения производились публично. Относительно других тюремных сидельцев, как давних, так и тех, которые находились
в тюрьмах ввиду отсутствия порук по ним, сыщикам надлежало составлять списки с указанием города, состава преступления и социальной принад лежности. Наконец, сыщики производили сбор пошлин с погашения исков и с населения тех мест, где будут обнаружены тела убитых. Расходные книги и остаточные деньги высылались в Разбойный приказ (ст. 123—128).
Таким образом, первый раздел Новоуказных статей 1669 г. показывает, что дальнейший процесс укрепления абсолютистских черт в условиях сословно-представительной монархии влек за собой укрепление связи центра с периферией и передачу па места части функций центрального аппарата управления. Это и получило отражение в сфере уголовного судопроизводства и карательных мер.
Вторая часть Новоуказных статей 1669 г. посвящена татьбе, т. е. тайному похищению движимого имущества (от слов «таить», «тайный»), которое, как правило, превратилось в промысел. Такое положение дела не изменилось после изъятия уголовных дел из рук сыщиков и передачи их воеводам по указу 12 мая 1683 г.'* Однако указ допускал челобитья дворян и городских жителей об оставлении в их уездах сыщиков. Но не прошло и года, как правительство вновь устранило воевод от уголовных дел и передало их по-прежнему выборным губным старостам. "^
Едва ли верно вслед за ПСЗ трактовать указ 27 ноября 1679 г. как передачу судных дел в городах воеводам.^ О судных делах речи в нем нет. Поэтому правильнее видеть в указе передачу всех дел в уездах воеводам, кроме дел уголовных. Нет в нем речи и об устранении сыщиков. Воеводам вменялось в обязанность ведение различных городовых дел. Отмена губных старост была временной. В 1684 г. они были восстановлены. Все это отражало противоречивый процесс эволюции низовых органов сослов но-представительной монархии.^
Итак, законодательство рассматривало татьбу как промысел. Отсюда квалифицирующим признаком являлась повторность преступления. В обычной для того времени манере правоположения Статей 1669 г. распо ложены по ходу следственно-судебного дела, начиная от задержания и привода татя. Но здесь сразу же видно новшество. И в прошлом законо датель был озабочен тем, чтобы создать правовое обеспечение безопас ности лиц, задержавших и приведших татя. Повторяя норму Уложения об игнорировании попыток оговора со стороны приведенных татей (XXI, 8), Новоуказные статьи расширяют действие этой нормы, предписывая не принимать во внимание оговор со стороны других соучастников того же преступления, приведенных к властям иными лицами. Условие «язычной молке не верить» распространялось по-прежнему на оговор «людей или крестьян» тех же лиц.'^ Таким путем расширялся круг лиц, облеченных полномочиями задерживать татей и разбойников. В то же время в большой степени обеспечивалась безопасность феодалов. М. Ф. Владимирский-Бу-данов применительно к ст. 8 гл. XXI Уложения отметил, что имеется в виду не оговор в соучастии, а обвинение в другом самостоятельном преступлении. Тем самым соучастники преступления не могли использо вать этот закон с целью избежать наказания.'^
Определенные новшества имеются в статьях следствия и в вытекающих из него санкциях. В отличие от Уложения если тать, уличенный в первой
краже, повинится при допросе, то он не будет подвергнут пытке на предмет установления его причастности к другим татьбам или разбоям, а будет заключен в тюрьму на две недели. Отказ же от признания вины в первой татьбе автоматически влек за собой применение пытки с после дующим заключением в тюрьму на две недели. И если в течение этого срока на него поступали челобитья об иных татьбах с явными уликами, то его подвергали пытке. Ежели новых челобитчиков не было, то его били кнутом и отсекали два меньших пальца левой руки и освобождали с порукой. За неимением поруки отпускали и без нее с письмом сыщика с обязательством идти на «старину и жить в прежних местах», за кем раньше жили. С такой формулировкой закон был направлен прежде всего против феодально-зависимого населения и вскрывал связь уголовного законода тельства с крепостным правом.
Отмена пытки при первой татьбе и смягчение других мер дознания дало повод историкам говорить о смягчении уголовных санкций по Новоуказным статьям 1669 г. Н. П. Загоскин в поддержку такой точки зрения И. Д. Беляева говорил о смягчении наказаний татям и разбойникам после Уложения 1649 г. и приводил следующие данные: указом 20 октяб ря 1653 г. отменялась смертная казнь воров и разбойников и заменялась наказанием кнутом, отсечением пальца левой руки и ссылкой в Сибирь или украинные города;^ исходящим от патриарха указом 16 августа 1655 г. освобождались от смертной казни добровольно покаявшиеся преступники и отдавшие себя приказным людям.^ Указ 25 мая 1654 г. предусматривал замену сожжения поджигателей повешением и запрещал держать пришлых людей без регистрации их в приказе." Названные авторы ограничиваются констатацией факта, не давая ему объяснения. Между тем не вызывает сомнений, что такой поворот в сфере уголовных санкций объясняется конъюнктурными обстоятельствами.
В преддверии и в начале русско-польской войны послабление уголов ных санкций было одной из мер укрепления тыла. Но, поскольку в условиях военного времени разбой усиливался, правительство вновь воз вратилось к жестоким репрессиям. Указом 8 августа 1659 г. в ответ на жалобы помещиков о разбоях была предписана за первый разбой смертная казнь." Указ II мая 1663 г. предусматривал в отношении татей и разбой ников, приговоренных к смертной казни за два или три разбоя, замену санкции отсечением обеих ног и левой руки, которые прибивали на деревьях больших дорог с целью устрашения.^ То же наказание предпи сано указом 8 марта 1672 г. фальшивомонетчикам вместо заливания горла оловом." Такая замена отличалась не меньшей жестокостью. И прав Н. П. Загоскин, когда называл подобную казнь замаскированной смерт ной казнью. А к концу XVII—началу XVIII в. идея устрашения путем изощренных форм смертной казни достигла своего апогея.^ В статьях 1669 г. в отличие от Уложения предписывалось «без явных улик не пытать», а в иных татьбах «распрашивать накрепко с пристрастием». Тем самым Новоуказные статьи 1669 г. ограничивали применение пытки на начальной стадии следствия. И в отношении наказаний в литературе высказано суждение, что они не всегда применялись в соответствии с законом, поскольку в судебной практике заметно стремление достичь «наиболее эффективного воздействия наказания»." Если те же лица вновь
будут уличены в воровстве, то закон требовал отсечь им по руке и ноге. Гулящих людей, попавшихся в первой татьбе, не имевших постоянного места жительства, предписано отсылать в Разбойный приказ, а затем в Сибирь.
Согласно Уложению у повинившихся или уличенных в двух татьбах отрезали правое ухо и заключали в тюрьму на четыре года, а затем ссылали в украинные города. По Новоуказным статьям (ст. 9) в таком же случае били кнутом, усекали левую руку по запястье и отпускали на поруки. При отсутствии порук с письмом сыщика направляли на прежнее место жительства. Имущество татей конфисковывалось в погашение исков пострадавших. Третья татьба по Уложению и Новоуказным статьям (ст. 10) влекла за собой смертную казнь с погашением исков за счет конфискованного имущества. Под нормы ст. 8—10 подведена новая ст. 114, предусматривающая ограбление холопами или крестьянами своих вотчинников и помещиков или те же деяния в отношении их холопов и крестьян. А. Г. Поляк прав, что статья свидетельствует о падении роли вотчинной юстиции. Когда субъектом посягательства на имущество гос подина являлся его холоп, дело все равно рассматривал государственный суд." Следует указать, что по Уложению самосуд в поместьях и вотчинах воспрещался только в отношении разбоев, убийств и политических преступлений. Статьи 1669 г. подвели под эту норму и татьбу.
Письма сыщиков, врученные татям, выполняли роль подорожных, но в то же время имели определенное полицейское значение. Все более широкое применение ссылки как наказания было продиктовано ее коло низационным назначением. Целесообразность ссылки все более осознава лась правительством. Указ 1680 г. заменял членовредительные наказания воров ссылкой на вечные времена." Сокращалось по Новоуказным стать ям и применение тюрьмы как санкции. Связано это, вероятно, с двумя обстоятельствами. 1. В целях упорядочения тюремного дела указом 1662 г. вводились кормовые деньги — по 2 алтына на день. До этого тюремные сидельцы существовали за счет подаяний или приношений родственников. Стремление сократить такие расходы могло входить в расчеты правительства.-'" 2. Тюремное заключение заменялось в ряде случаев ссылкой в Сибирь или украинные города, тогда как по Уложению ссылка следовала по окончании тюремного заключения.
Вслед за ст. 15 гл. XXI Уложения ст. 14 Новоуказных статей выделяет борьбу с грабежом и татьбою в Москве и в иных городах. Мнения историков права о характере и составе таких преступлений различны." С. И. Штамм усматривает несколько составов преступлений, считая, что статья «является как бы обобщением составов преступлений против имущества».".А. Г. Поляк, не соглашаясь с этим, видит значение статьи в административных предписаниях, обязывающих чиновных людей и все население принимать меры для поимки преступников." На наш взгляд, ст. 14, как и ст. 15 гл. XXI Уложения, отражает специфику городской жизни, неизбежным атрибутом которой являлось скопление жуликов и воров всех мастей. Смысл этих установлений понятен в свете посадского строения гл. XIX Уложения. Ст. 14 в отличие от ст. 15 гл. XXI Уложения не увязывает данный состав преступных деяний с игрой в карты и зернь (кости) и не говорит о них. Тем самым подтверждается мнение С. Б. Ве-
селовского, что ст. 15 гл. XXI Уложения не содержит запрета игры в карты и зернь, что сами по себе они не были наказуемы."" Зато санкции ст. 14 строже, чем ст. 15 Уложения, — предусмотрены смертная казнь и членовредительство. Наряду с этим было предписано всем жителям города задерживать и сдавать властям воров и грабителей. Уклонение каралось штрафом, причем дифференцированно: «с чиновных людей» в Москве взыскивали по 20—50 руб., «смотря по человеку», «обычных людей» били батогами. В городах «чиновным людям» — батоги, а «мелких людей» били кнутом. В комментарии А. Г. Поляка допущено явное недоразуме ние, когда он спрашивает: «Чем объяснить, что законодатель установил различные меры наказания для чиновных людей в городе (батоги) и уездах (денежная заповедь)?»" И объясняет это тем, что наказанные физически помещики потеряли бы уважение своих крестьян.
По ст. 14 дело обстояло как раз наоборот. От физических наказаний освобождались «чиновные» люди столицы, но они-то были далеки от крестьян своих поместий. А в уездах по спинам местных помещиков за ту же вину гуляли батоги.
Ст. 12 Новоуказных статей 1669 г. существенно отличается от своей предшественницы — ст. 14 гл. XXI Уложения, хотя обе посвящены од ному предмету — краже вещей из церкви. Уложение безотносительно к составу и размеру кражи квалифицирует деяние как святотатство и определяет за него смертную казнь без всякой пощады. Ст. 12 Новоуказ ных статей отразила решение церковного собора 17 июня 1667 г., кото рый признал, ссылаясь на византийские законы, что, «кто пойдет нощию во святилище (алтарь) и приступит к св. престолу и крадет от освященные вещи», тот святотатец. «Аще же кто и в день от церкви крадет нечто, еще не богу освящено, но поставленное в церкви сохранения ради, не свято татец таковой именуется, но токмо тать». ^ Однако законодатель, сохраняя новое понимание святотатства, допустил более широкое толкование нормы церковного собора — предусмотрена кража из алтаря предметов культа не только ночью, но и днем, и казнь определена иного свойства — вместо отсечения головы отсечение левой руки и правой ноги. За кражу неосвященных предметов — отсечение левой руки вместо телесного наказания до ста ударов «по рассуждению крадомых вещей». Рецидив кражи по Новоуказным статьям влек за собой смертную казнь.'" По мнению В. В. Есипова, ст. 12 Новоуказных статей является дословным переводом Прохирона.^ Н. И. Тиктин находит аналоги в Эклоге, Прохи-роне и кормчих, но не говорит о дословном переводе."' Во всяком случае, кража вещей из церкви рассматривалась и как святотатство (противоцер-ковное преступление), и как обычная татьба. Соответственно устанавли вались различные санкции. Рецидивистам во всех случаях назначалась смертная казнь с передачей имущества казненных в возмещение ущерба церкви. Любопытно, что принятые одновременно с Новоуказными стать ями 1669 г., буквально в тот же день. Статьи о следствии, суде и наказании лиц духовного чина, причастных к тем же уголовным преступлениям, дословно воспроизводят решение церковного собора о краже вещей из церкви."" В дальнейшем боярским приговором 20 июня 1683 г., принятым по частному случаю кражи из церкви, в виде общей нормы назначалось: «...впредь церковным татям чинить смертную казнь по Уложению»."' Уже
изначально отступив от решений церковного собора в области санкций за церковную татьбу, царское правительство пошло дальше по пути ужесточения наказания за этот вид краж со ссылкой на Уложение, а не на Новоуказные статьи. Из боярского приговора, к сожалению, неясно, какой род церковной татьбы имеется в виду.
Новоуказные статьи предусматривают и охрану права собственности на объекты сельскохозяйственного производства — хлеб и сено в поле и рыбу в водоемах (ст. 13, 15). Здесь воспроизводятся соответствующие нормы гл. XXI (ст. 89, 90) Уложения и весь комплекс преступных деяний и мер пресечения рассматривается всесторонне. Так же как в Уложении, предусматриваются два состава преступления — собственно кража с поля хлеба или сена и убийство татями или ранение ими лиц, предпринявших их задержание. Но в отличие от Уложения Новоуказные статьи предус матривают различные условия применения санкций в отношении татей: за совершенное ими убийство — смертная казнь, за большую рану — отсечение руки, за малую — отсечение пальца. Закон не ставил в вину ранение или убийство татя, если бы он оказал сопротивление при его задержании, но требовал раненого или убитого «явить окольным людям» и доставить в приказ. Здесь сказалось признание самообороны, допуска емой феодальным правом. В связи с такой ситуацией в ст. 13 представлен социальный аспект. Если в положении задерживающих татей будут люди или крестьяне помещиков, на них распространяются те же права и обязанности. Здесь, как и всюду, что касается татьбы, квалифицирующим признаком являлось задержание татя с поличным. В иных случаях (без поличного) обвинение в краже рассматривалось в общесудебном порядке. Ст. 15 Новоуказных статей в отличие от ст. 90 гл. XXI Уложения снима ется вопрос о стоимости краденого, поскольку он не играл роли при назначении санкции. Санкция определялась самим фактом кражи и сопутствующими ей условиями. Ст. 16, последняя в разделе статей о татях, представляет собой компиляцию из многих статей гл. Х Уложения. Существенную часть статьи составляет вопрос о гражданских исках. Но начинается она с предписания с поличным доставить в приказ убитого или раненого татя, застигнутого кем-либо в своем доме или в погоне за ним. Запрещались самосуд над татем, влекущий уплату татю увечья и бесчестья в двойном размере, и рассмотрение дела о краже в порядке обвинительного судопроизводства без применения пыток.
Во второй половине ст. 16 дана сводка норм из различных статей гл. Х Уложения относительно порядка взыскания долгов, включая их правеж (X, 262, 264, 265). Помещение в ст. 16 норм о долговом праве, по мнению А. Г. Поляка, явилось следствием технической ошибки, поскольку круг этих вопросов по смыслу требует выделения в самостоятельный раздел Новоуказных статей. Но это все же частность. А само помещение их в состав уголовных законов правомерно, поскольку речь идет о гражданских исках в уголовных делах, да и санкции, связанные с неуплатой долгов, часто носили уголовный характер (правеж, отдача головой до искупа и т. д.). Позднее указом 21 июня 1673 г. была установлена очередность уплаты долгов — в первую очередь погашались долги казне, затем ино земцам, а в последнюю очередь — русским."^ Как и Уложение, Новоуказ ные статьи запрещали отдачу головой до искупа за долги дворян, детей
боярских (кроме тех, кто находился на должности приставов) и стрельцов. Остальные («меньшие служилые чины») отдавались головой до искупа, но с оформлением обязательства, что их не убьют и не изувечат. В какой-то части, следовательно. Новоуказные статьи 1669 г. регламенти руют порядок рассмотрения судебных дел по правилам обвинительного процесса.
Третья часть Новоуказных статей посвящена уголовному преследова нию разбоев. Как и в части о татьбе, законодатель в основном отталки вался от Уложения, но внес существенные дополнения и изменения в последовательность статей.^ Общий порядок судопроизводства остался прежним (развитие судебного действия от допроса до вынесения приго вора). Разбой считался более опасным преступлением, чем татьба, и карался суровее. Это получило отражение в указе 1659 г., который предписывал «разбойников... какой человек ни будь и за первый разбой казнити смертью». На данный указ несомненно оказала влияние обста новка военного времени: «А будет бегаючи от них люди, крестьяне, у них учинят пожог и разбой, и тех их людей и крестьян за тот пожог и разбой по тому же казнити смертью».^ Для законодательства первых двух десятилетий характерны колебания в определении санкций за разбой — по указу 1658 г. воров и разбойников вместо смертной казни наказывали кнутом, отсечением пальца и ссылкой в Сибирь. По указу 1663 г. с учетом одного и двух рецидивов разбоя смертная казнь заменялась отсечением обеих ног и левой руки. Но в 1666 г. предыдущий указ был отменен (очевидно, ввиду его жестокой бессмысленности) и заменен указом о казни разбойников через повешение.^
Новоуказные статьи 1669 г. ввели некоторые критерии для определе ния состава преступления и его субъекта. Пытки и допросы как основные элементы дознания оставались. Если устанавливалось, что разбой совер шен впервые, то санкция следовала та же, что и татю за первую татьбу, — двухнедельное заключение, после которого, коль скоро не поступали новые улики, следовали наказание кнутом, отсечение двух пальцев левой руки и освобождение под поруку или с письмом сыщика. Два и более разбоя или убийства, поджог имущества в первом разбое влекли за собой смертную казнь. Следовательно, и в отношении разбоя основанием вме нения вины служили повторение и стечение преступлений, а субъектом преступления являлся «ведомый лихой», для которого разбой, как и татьба, был промыслом. Разбой, как и в Уложении, на разных отрезках времени в различной степени сливался с классовой борьбой.
Компенсация причиненного разбоем ущерба за счет имущества осуж денных бьша в центре внимания законодателя. При недостаче имущества осужденных в разбое остальное брали из имущества пособников и укры вателей. В ст. 22 Новоуказных статей содержится новая клаузула о крестьянине, причастном к разбою, имущества которого недостает для погашения иска потерпевших. Закон предписывал отдавать крестьянина истцам «заживать лета по Уложению», но без жены из расчета 5 руб. в гол (Уложение, X, 266). По окончании отработки крестьян возвращали прежним владельцам под расписку. Отказавшиеся от использования крестьян истцы теряли право на погашение иска. Соглашаясь с А. Г. По ляком, что в данной клаузуле получил отражение феодальный характер
зaкoнoдaтeльcтвa/'' все же едва ли можно принять ту часть его суждений, когда он видит интенсификацию процесса закрепощения. Крестьянин попадал под общее правило для всех сословий ниже дворянского об отработке долга, но в случае отказа заимодавца принять такую форму компенсации крестьянина в тюрьму не заключали, на правеже не держали, а долг аннулировался. Крестьянин попадал в таком случае в несколько более льготное положение, чем другие представители сословий ниже дворянского, что показывает озабоченность законодателя сохранением крестьянского сословия. Закон имел равную силу для всех категорий крестьян, включая дворцовых и черносошных. Наконец, из закона следует, что крестьяне имели право вступать в обязательства.
Размер удовлетворения исков об имуществе оставлен тот же, что и в Уложении, — в той сумме, которую укажет разбойник на пытке, или — при отсутствии таких показаний — четвертая часть иска, указанного в челобитной пострадавшего. Остальная часть имущества осужденных шла в пользу казны. В практике обычно истцы завышали суммы.
В судопроизводстве по уголовным делам господствовал розыскной инквизиционный процесс, в котором активная роль принадлежала судьям как представителям государственной власти. Важнейшей особенностью феодального права была решающая доказательная сила признания в преступлении, чего добивались обычно с помощью пытки. Не каждый мог выдержать неоднократные пытки, признавался в преступлении, хотя это могло и не соответствовать действительности, или оговаривал других. Оговор на пытке соучастников преступления, если таковых не было в наличии, приводил к заключению подсудимых в тюрьму сроком на месяц, в течение которого производился сыск соучастников. Независимо от его результата осужденных по истечении месяца казнили. Новоуказные статьи, следовательно, устанавливали укороченные в сравнении с Уложе нием сроки расследования оговора (XXI, 33).
В Новоуказных статьях четко выступает принцип индивидуальной ответственности в уголовных делах. Согласно ст. 113 при розыске скры вающихся преступников члены их семей — матери, жены и дети -^ аресту не подлежали. В Уложении этот принцип сформулирован только в отношении родственников политических преступников при условии неведения замысла дел обвиняемого (II, 7, 8).
Одним из средств розыска был повальный обыск. Во второй половине XVII в. значение его падает и видоизменяется. По гражданским делам повальный обыск в значительной мере был заменен свидетельскими показаниями и крепостными актами. В делах уголовных он сохранял свою роль, но все более принимал характер свидетельских показаний, что подтверждается Статьями 1669 г.*" В подкрепление этого законодатели приводят цитату из градских законов: «...ведено верить достоверным свидетелем, а не глаголу их», т. е. требовалось быть очевидцем события, которое подтверждалось в обыске. Поэтому предписывалось лиц, не являвшихся свидетелями факта, в обыск не писать. Облихованных на повальном обыске людей, если они при повторной пытке не признавались в преступлении, не заключали в тюрьму, а отдавали на поруки или в случае отказа поручителей принять их ссылали с семьей в Сибирь. Требовалось у лиц, находящихся под следствием, опечатывать движимое и недвижимое
имущество, а земляной (посеянный) и стоячий хлеб переписывать и передавать под охрану населения.
По закону в повальном обыске было обязано участвовать все населе ние, за исключением духовенства в соответствии с решением церковного собора 1667 г."' Исключались и неспособные к даче свидетельских пока заний — глухие, немые, душевнобольные и малолетние, как и те, которые лишались права свидетельских показаний, в данном случае дети в отно шении родителей, жена в отношении мужа, отпущенные на свободу холопы в отношении своих бывших господ. Все это есть и в Уложении.
По Новоуказным статьям повальный обыск дополнялся своеобразной профилактической мерой — сбором от всего населения, включая дворян и посадских людей, но исключая опять-таки духовенство, сказок о случаях татьбы, разбоя и убийств в округе.
Сведения сказок должны были отвечать действительному положению дела. А сыщикам и губным старостам запрещалось давать населению «образцовые письма» для составления сказок (ст. 118—120). Допрос обычно сопровождался пыткой, а пытка часто приводила к оговору в преступлении других лиц. Оговор проверялся очной ставкой. Если, ого ворив кого-либо под пыткой, перед смертной казнью будут «сговаривать» с них, то таким показаниям в отличие от Уложения велено верить. В систему оговора законодатель внес социальный критерий. В отношении господствующих слоев общества, если их представители ранее не были причастны к преступлениям, оговор имел силу только в том случае, если на пытке однородные показания давало не менее трех человек. С другой стороны, как и в Уложении, привод дворянином своих крестьян с обвинением в разбое служил достаточным основанием для применения пытки без обыска. В этой части Новоуказных статей есть новшества: если в разбое обвинен «гулящий человек», а с пытки не повинится, то сыщики должны отсылать его в Москву, в Разбойный приказ, в то время как по Уложению при отсутствии порук таких заключали в тюрьму. Оговоренные лица, в отношении которых обыски не дали ни положительных, ни отрицательных данных, подлежали ссылке в Сибирь с семьей, а по Уложению — заключению в тюрьму.
Включая в текст нового свода прежние нормы, законодатель вносил в них изменения и дополнения, продиктованные требованиями момента. Например, назначавшееся по Уложению наказание кнутом за попытку отбить оговорных людей заменено ссылкой в Сибирь.
Ряд статей посвящен поличному как вещественному доказательству в уголовном судопроизводстве. В основном законоположения в этой части остались прежними, но есть и некоторые новшества. Сопротивление изъятию поличного в доме каралось возмещением убытка истцу, а сверх этого на знатных людей налагались пени, а «мелких» били батогами. Все явки о покраденном имуществе на местах требовалось подавать сыщикам. Дополнены и некоторые процедурные моменты, связанные с изъятием поличного.
Есть новшества и в части санкций за прием пограбленного имущества. За первую поклажею такого имущества, если будет признана вина, пытка отменялась, дело ограничивалось одним допросом. Челобитные о разбоях без поличного направлялись в Судный приказ. Если по рассмотрении дела
выяснялось, что нужен сыск, дело возвращали на места не воеводам, а сыщикам. По высказыванию И. Д. Беляева, в данном случае судебное делопроизводство соединялось со следственным/" В обязанности населе ния, как и прежде, входили отвод следа разбоев, необходимость идти на помощь жертвам разбоя, отвечать за сокрытие разбойников, за поклажею разбойной рухляди. Довольно частая санкция за эти преступления — пени на государя. Вместе с тем строго оговаривалось, что пени погашаются только за счет собственного имущества виновных, но не приданого жен, коль скоро они не причастны к преступлениям. Пени предусматривались в большом размере — до 50 руб. за укрытие преступника. Значение этой суммы подчеркивается оговоркой, что лиц, не имеющих дворов и животов, малопоместных и беспоместных вместо пени бить кнутом. Дифференци ация здесь идет исключительно по линии имущественной, а не социаль но-сословной. Признание оговоренных в хранении или продаже покра денного имущества в первом случае в отличие от Уложения не вело к пытке как средству дознания, при повторении преступления следовала ссылка в Сибирь с семьей. Лишь тех, у кого такая поклажея положена «за чисто», освобождали от пени и наказаний. В случае смерти оговорен ных чьих-либо людей пени в том же размере платили их господа, которые «ведали» об их воровстве. Неведение освобождало от уплаты пени. Запрещалась оплата по заемным кабалам долгов убитых за счет убийц. Как и прежде, были запрещены мировые с разбойниками относительно грабежей и убийств. На приносящих в приказ мировые челобитные накладывался большой штраф — 50 руб. Но допускались мировые в иске, т. е. в отношении материального ущерба, причиненного татьбой или разбоем. Эта сторона дела в Уложении не оговорена (XXI, 31). Тем самым законодатель твердо встал на путь выделения в уголовном судопроизвод стве гражданских исков. С другой стороны, обвинение относительно имущества не могло возникнуть при отсутствии жалобы потерпевшего.
Четвертый раздел Новоуказных статей посвящен делам об убийст вах.'" Уложение вслед за боярским приговором 17 февраля 1625 г. выде лило убийство в самостоятельный вид преступления, ранее связанный в законодательстве с татьбой и разбоем.-" Новоуказные статьи, сохранив такой подход к вопросу, выделили его в самостоятельный раздел свода. Сохранялось и то, что в основу вменения факта убийства положено наличие или отсутствие умысла, т. е. речь идет о преднамеренном и непреднамеренном (случайном) убийстве.
Можно сомневаться в том, удавалось ли установить факт умышленного убийства, в особенности в отношении представителей господствующего сословия. Тем не менее случаи такого рода были. В январе 1686 г. в Сыскном приказе рассматривалось дело об убийстве по велению Василия Левашова его сыновьями Иваном и Афанасием с двумя крестьянами и двумя холопами Федула Пущина по подозрению в поджоге скирды сена на лугу Василия Левашова. В ходе следствия был допрошен Василий Левашов, устроена его очная ставка с холопами Ермошкой Филипповым и Васькой Федоровым, которые показали, что Левашов велел сыновьям переломать руки и ноги у Пущина, хотя сам Левашев это отрицал, говоря, что посылал только побить Пущина, а не убивать. Был произведен осмотр трупа Пущина, в результате которого установлено, что пробита голова и
переломаны руки и ноги. Ложные челобитья Левашова были разоблачены. В деле имеются ссылки на Уложение, градские законы и Новоуказные статьи. В вину поставлены самоуправство и самосуд. Признано наличие умышленного убийства, и по указу царя и приговору бояр Левашова приговорили к смертной казни отсечением головы, холопов Ермошку и Ваську — к битью кнутом нещадно и отдаче на поруки. Поместья и вотчины Левашева и его сыновей отписывались на государя «до указу». Сбежавших сыновей Левашева и крестьян, участников убийства, предпи сано разыскивать."
Как и в Уложении, вопрос об убийстве рассматривался в правовом и социальном аспектах, в определении мотивов преступления законодатель целиком полагается на показания обвиняемых, исторгнутые под пыткой, и свидетелей. За убийство без умысла («в драке, пьяным делом») холопа или крестьянина другого помещика хозяину убитого отдавался холоп, или при отказе взять его хозяин убийцы выплачивал 50 руб.; крестьянин в аналогичном случае отдавался с семьей и имуществом, а при отказе принять его («ведомый вор») возможна была замена лучшим крестьяни ном. Этим положение крестьянина-убийцы отличалось от положения крестьянина-татя и разбойника, замены которым не предусматривалось (см. выше, с. 193—194). Не исключено, что здесь законодатель не выдер жал единства позиции. Повторена норма Уложения 1649 г. о смертной казни за преднамеренное (умышленное) убийство безотносительно к социальной принадлежности убийцы и жертвы. Г. Котошихин подтвер ждает действие нормы применительно к убийству феодалом своего кресть янина: «А будет которой боярин и думной и ближней человек или и всякой помещик и вотчинник учинит над крестьяны своими убойство смертное или какое наругательство нехристианским обычаем, и будут на него челобитчики, и такому злочинцу о указе написано подлинно в Уложенной книге. А не будут на него в смертном деле челобитчики, и таким делам за мертвых людей бывает истец сам царь». Здесь же Котошихин сообщает, что за «блудные дела» с крестьянскими женами и дочерьми и за надруга тельство над беременной крестьянкой, в результате чего у нее «выбьют ребенка» или сама умрет, виновных отсылали в Москву к патриарху, а в городах — к церковным чинам от митрополита до епископа, которые «судят такие дела... до чего доведетца»." Однако практика говорит о том, что такие дела входили в компетенцию светского суда. Так, в 1685 г. по указу царя и боярскому приговору патриарший сын боярский Д. Рахманинов за растление дворовой девки Устюшки первоначально был приговорен к ссылке на поселение, замененной затем отправкой на службу в полк. °"*
В отличие от Уложения законодатель, ссылаясь на градские законы, исключает применение смертной казни для малолетних (до 7 лет) и в отношении «бесных». Тем самым в законодательство были введены понятия недееспособности и невменяемости.'-' Впервые в законе постав лен вопрос о земельном обеспечении жен и детей феодалов, казненных за уголовные преступления. В Уложении такой казус имеется в отношении причастных к государственным преступлениям при условии, если родст венники не ведали об их замыслах и делах. В Новоуказных статьях земельное обеспечение семей казненных уголовников решается в соответ ствии с принципами гл. XVI Уложения, предусматривающей такое обес-
печение дворянских семей, потерявших кормильца (XVI, 30—33). Мате рям, женам и незамужним дочерям и сестрам выдавался прожиток из поместий казненного в соответствии с размером его оклада. Если же вдовы и девки выходили замуж с прожиточными поместьями, прожитки возвра щались им. Если имелись сыновья, поместья отдавались им. При наличии только вотчин погашение исков потерпевших шло за счет имущества и дворов казненных, недостающее — из вотчин, а остальные вотчины получали матери, жены, дети, сыновья и дочери (ст. 112). Позднее, в 1681 г., в Статьях о поместьях и вотчинах предусмотрен казус, когда помещик или вотчинник, убивший представителя своего сословия, будет утверждать на допросе, что убил без умысла, «пьяным делом», и, будучи подвергнут пытке по подозрению в умысле, до завершения следствия умрет в тюрьме, то его жене из поместий идет прожиток, детям дача, а остальное в род.'"
Новшеством Новоуказных статей служит включение в закон в качестве субъектов и объектов преступления ямщиков, посадских людей и дворцо вых крестьян. Если они убили (без умысла) чьих-либо холопов и крестьян или убитыми оказались сами, то компенсация предусматривалась в раз мере 50 руб. за человека." Умышленное убийство каралось на общих основаниях. Новшеством статей служит и воспроизведение указа 27 фев раля 1657 г.-'* с расчленением его на две статьи (81, 82) и изменением санкций. Первая статья относит к умышленному убийство на почве мести, вызванной дракой и осуществленной при поджидании на дороге. В данном случае имеет место казуистическая форма закона. Убийство по мотивам мести могло быть при других обстоятельствах, при этом оно не теряло своей квалификации.
Во второй статье предусматривается казус, когда убийцы «в распросе с пыток говорят сами на себя», что убили «пьяным делом», т. е. без умысла, но при этом ограбили убитых. Санкция гласила: «таких убойцов» бить кнутом, отсечь левую руку и правую ногу и освободить. Наказание для обоих случаев по указу 1657 г. было общим — кнут, отрезание ушей и ссылка в украинные города.
Следующая статья (3) почти дословно повторяет другой указ под той же датой — 27 февраля 1657 г.'^ Согласно этому указу если убийца холопа или крестьянина приговаривался к смертной казни, то в просьбе владельцев убитого о компенсации из крестьян или холопов владельца убийцы следовало отказать. Здесь проводится мысль, что владелец пре ступника не должен дважды терять холопов или крестьян. Между тем в Уложении имеет место именно эта норма. Новоуказные статьи вносят серьезные корректировки в данную норму Уложения.
Продолжая тему об убийстве, Новоуказные статьи приводят казусы, заимствованные из гл. Х Уложения об убийстве в чьем-либо дворе членов семьи хозяина или прислуги в результате нападения «скопом и заговором». Ст. 84 предусматривает смертную казнь основному виновнику преступле ния, а пособникам — наказание кнутом и ссылку. Однако тут же приво дится ссылка на градские законы, согласно которым смертной казни подлежат и соучастники преступления. Здесь же ставится вопрос о самообороне в подобной ситуации. Убийство кого-либо из нападающих рассматривается как акт необходимой обороны, не ставится в вину при
условии предъявления убитого властям и окольным людям. Необходимая оборона допускалась вне зависимости от ее соразмерности нападению. Смерть или ранение того, кто нападал на домашний очаг, закон рассмат ривал как наказание, возмездие.
Следующие статьи, с 88-й по 111-ю, повторяют гл. XXII Уложения, лишь незначительно меняя последовательность статей.^ В состав преступ лений, регламентируемых этими статьями, входят преступления детей против родителей (убийство, избиение, оскорбление словом, непослуша ние), преступления против боковых родственников — брата, сестер, родителей в отношении детей (убийство), жены в отношении мужа (убийство). Сюда же относятся бытовые преступления — нарушение супружеской верности и обычаев нравственности и морали. Важное место занимают преступления слуг (холопов) против господ и третьих лиц, относящиеся к насилию и убийству. Наконец, идут преступления, связан ные с насилием и убийством безотносительно к социально-сословному положению пострадавшего. В отношении убийств и ранений выделяются случайные.
Значительная часть преступлений такого рода в прошлом предусмат ривалась церковной юрисдикцией, а с Уложения перешла в сферу госу дарственного судопроизводства. Новоуказные статьи 1669 г. в условиях, когда церковь и подчиненные ей лица были исключены из подсудности государству и стали подлежать церковной юрисдикции (см. ниже, с. 203— 206), сохранили за государством подсудность всех светских лиц по делам семейных и бытовых преступлений в сфере нравственности и морали. В составе светского кодекса осталась и статья, говорящая о принуждении русского человека принять «бусурманскую» (мусульманскую) веру. В добавлении к статье из градских законов упомянута и иудейская религия. Совращение, по мысли законодателя, — акт односторонний. Совращен ный не был преступником, а считался пострадавшим. Для него определя лась епитимья по назначению патриарха.^ М. Ф. Владимирский-Буданов отметил, что эта статья распространялась и на случаи перехода в другие христианские вероисповедания. В самом деле, по указу 21 сентября 1653 г. было ведено в Архангельском уезде у поместных и кормовых немцев, не принявших православия, отписать на царя все поместья и угодья с крестьянами и имуществом."
Гл. XXI Уложения, в значительной мере использованная при состав лении Новоуказных статей 1669 г., отражала традиционную линию соста ва уголовных деяний — татьба, разбой, мошенничество, убийство. Гл. XXII была новаторской для светского судопроизводства. Этим, види мо, и объясняется ее включение в Новоуказные статьи в полном составе.
Из 104 статей гл. XXI привлечено 83 статьи, неиспользованные статьи касаются деятельности недельщиков и губных целовальников (последние отменены в Новоуказных статьях, о недельщиках же ничего не сказано), состояния тюрем и порядка содержания в них осужденных. Поскольку введение Новоуказных статей не отменяло Уложения, то законодательные нормы о тюрьмах оставались в силе. Из статей, относящихся к тюремному режиму, в Новоуказные статьи перешли только две. Одна из них (86) устанавливала пребывание приговоренного к смертной казни в покаянной избе для поста сроком на одну неделю вместо шести недель по Уложению.
Затем, после «причастия святых тайн», — еще два дня, после чего должна быть совершена казнь. Другая статья (87) вслед за Уложением запрещала воеводам, приказным людям и сыщикам брать тюремных сидельцев в холопы и крестьяне. В равной мере запрещалось крепостить тех, кого освобождали из тюрем. Нарушение этих заповедей влекло за собой нещадно наказание кнутом и уплату по искам в пользу истцов.
Новоуказные статьи 1669 г. отличаются более высокой кодификаци онной техникой. Даже механическое соединение материала XXI и XXII глав Уложения явилось определенным шагом вперед, поскольку объеди няло уголовное право в одном своде. Гл. XXII Уложения была несомнен ным прогрессом в законодательстве, она заметно расширяла круг преступ ных деяний, предусмотренных правом. Мнение М. Ф. Владимирского-Бу-данова, что источником гл. XXII служил Литовский статут 1588 г.," должно быть скорректировано тем, что значительная часть этих деяний предусматривалась русским каноническим правом, отчасти и светским.^ Из той же главы привлечены статьи о способах организации и проведения повального обыска (28, 36) в уголовном процессе. Следующая особенность кодификационной техники состоит в систематизации материала. Первая, вступительная, часть не имеет заголовка и касается организации судопро изводства по уголовным делам и судоустройства на местах. Три остальные части имеют названия по видам преступлений: статьи о татях, статьи о разбойных делах, статьи об убийственных делах. К последнему разделу, со ст. 112-й по 128-ю, дано добавление, касающееся всех вопросов уголовного судопроизводства, включая и те, которые по содержанию тяготеют к первому вводному разделу. Таким образом, систематика строго не выдержана, и все же она облегчала пользование уголовным кодексом. К техническим совершенствам памятника следует отнести более логичную последовательность расположения статей, заимствованных из гл. XXI Уложения. Порядок расположения статей такой:
|
Статьи Статьи Статьи Статьи Статьи Статьи Статьи 1669 г. гл. XXI 16691. га. XXI 1669 г. гл. XXI 1669 г. 13 89 4379527466 14 15 44 80 53 58 67 15 90 4577545768 - - 46 78 55 54, 55, 69 56 — — 4781566070 - - 4887575971 - - 4975615872 - - 5051645873 42 - 51506510274 |
Статьи Статьи Статьи гл. XXI 1669 г. гл. XXI
103 76 69, 70 32 77 73 100 78 71 93 79 72
99 31 49
52
53
86
87
34 104
В таблице приведены только те статьи 1669 г., которые написаны на основе статей гл. XXI Уложения, с нарушением порядка их расположения. Картина серьезной редакционной работы получается довольно внушитель ной. Надо учитывать и то обстоятельство, что только 48 статей дублируют статьи гл. XXI и XXII без нарушения содержания, но с
14 А. Г. Маньков 201
изменением порядка расположения. Остальные 80 статей памятника 1669 г. содержат изменения и добавления. К новшествам относится, в частности, использование указов, принятых с 1649 до 1669 г.
Возьмем два-три примера, показывающих более логичную последова тельность законоположений в Статьях 1669 г. Так, ст. 43, предусматри вающая преследование самосуда помещиков над крестьянами, уличенны ми в разбое, логично помещена вслед за ст. 42, говорящей о приводе помещиками таких крестьян к властям. В гл. XXI соответствующие им статьи помещены с разрывом — 42, 79. Ст. 48—55, идущие в своде 1669 г. одна за другой и имеющие своим предметом поличное как существенное доказательство разбоя, в качестве источника использовали статьи гл. XXI Уложения в таком порядке: 87, 75, 51, 50, 74, 58, 57, 54. Следовательно, в гл. XXI вопрос о поличном не представлен компактно, а в зависимости от тех или иных казусов. Другой пример. Ст. 70—75 объединяют казусы о взыскании по искам и заемным кабалам потерпевших от разбоев. В Уложении эти нормы представлены в такой последовательности: гл. XXI, ст. 99, 31, 49, 52, 53, гл. XXIV, ст. 4. Наконец, укажем, что в гл. XXI статья об умышленном убийстве (72) помещена между статьями о не умышленном преступлении такого рода. В Статьях 1669 г. она помещена после этих статей (70). Показателем более высокой законодательной техники служит ряд отсылок от одной статьи к другой, например в определении санкций за преступления, что позволило избежать повторе ний.
Подводя итог анализу Новоуказных статей 1669 г. о татебных, разбой ных и убийственных делах, следует отметить, что они являются крупным памятником уголовного права и процесса России в XVII в. Уже своим заглавием они восполнили пробел заглавия гл. XIX Уложения, в котором указаны два первых состава преступлений, хотя в самой гл. XXI убийство выделено в самостоятельный вид преступлений (XXI, 72).
Ряд важных новшеств предусмотрен в части судоустройства и процесса по уголовным делам. Верховенство оставалось за Разбойным приказом, но наряду с ним функционировал Сыскной приказ.^ Одним из признаков постепенного перехода к абсолютизму явилось ограничение состава вы борного губного управления на местах и сосредоточие верховной власти по уголовным делам в руках представителей центральной власти — сыщиков. Не случайно, что в обстановке усиления сыска в уголовном судопроизводстве решающей фигурой становился сыщик. Семантика здесь общая. Губные старосты, дьячки и сторожа приводились к присяге сыщиками и были у них в подчинении. Воеводы устранялись от уголовных дел, но были случаи возврата к ним, как и к губным старостам, в 80-х гг. XVII в.^ Имеются новшества в части следствия и процесса. В отдельных случаях отменяется пытка, смягчаются членовредительные наказания. Все определеннее проглядывает стремление заменить членовредительные на казания (и даже при наличии наиболее легких из них), а также тюремное заключение ссылкой в Сибирь на пашню или в украинные города из соображений освоения этих мест. В процессуальной части усиливается значение свидетельских показаний. Повальный обыск все более принима ет черты свидетельства факта преступления, а не доброй или злой славы обвиняемого. Кроме того, повальный обыск стал средством выявления в
";02
данной местности преступников. Более четко, чем в Уложении, проводит ся различие между рецидивом и совокупностью преступлений. За счет привлечения статей гл. Х Уложения Новоуказные статьи объединяют нормы розыскного и обвинительного процессов. Вместе с тем в полной мере сохраняется формальный подход к оценке доказательств вины. В Статьях 1669 г. закреплено положение о различных стадиях совершения преступления. Субъективный элемент приобрел в уголовном праве замет ную роль. Отсюда две стадии преступления: умысел и покушение на преступление (совершение его). Все это давало возможность в большей степени учитывать чисто интуитивно психологию преступников.^ Ново указные статьи 1669 г. не отменяли соответствующих глав Соборного уложения 1649 г., а лишь повторяли и дополняли их. Поэтому в законо дательстве и судебной практике второй половины XVII в. можно встре тить ссылки на Уложение и на Новоуказные статьи одновременно.^ Однако, ввиду того что Уложение было напечатано дважды и получило широкое распространение, его использование в судебной практике было преобладающим.
Пожалуй, самое крупное новшество в судоустройстве и судопроизвод стве по уголовным делам второй половины XVII в. связано с изъятием духовенства и лиц, зависимых от него, из-под юрисдикции государства и передачей их церковному суду в лице архиереев.
Соборное уложение 1649 г. осуществило попытку лишить духовенство и монастыри административных и судебных привилегий. С этой целью был учрежден Монастырский приказ, в ведение которого перешли цер ковные и монастырские земли и юрисдикция по гражданским и наименее важным уголовным делам в отношении духовных лиц всех рангов, вплоть до митрополитов, их людей и крестьян. За церковью сохранялся лишь суд по церковным делам. Однако в руках главы церкви — патриарха Уложе ние сохранило самостоятельный орган управления — Патриарший двор, на котором «судные дела слушает и указывает патриарх». Крупные уголовные дела — татьба, разбой, убийства, фальшивомонетничество, — совершаемые духовными лицами, в том числе и патриаршими людьми, подлежали рассмотрению в государственном суде — в Разбойном приказе, в Москве, и у воевод на местах.^ Уложение установило, таким образом, для духовенства, включая монастыри, одинаковую, как и для светских лиц, подсудность по недуховным делам. Такая мера была призвана способст вовать процессу централизации государственного аппарата и укреплению самодержавной власти.
Однако учреждение Монастырского приказа вызвало протест со сто роны церкви и духовенства. Патриарх Никон неоднократно требовал от царя «искоренить уложенную книгу». "° В противовес ей он издал Кормчую и настоял на рассылке воеводам выписок из Номоканона для решения уголовных дел по греческим законам.
Разрыв Никона с царем и его уход в монастырь привели к созывам церковных соборов. На соборе 1666 г. Никон был осужден за оставление кафедры, но его теократические намерения и отношение к Уложению в вину ему не были поставлены. Более того, церковный собор 1667 г. отменил подсудность духовенства царскому суду и принял два решения о суде — по гражданским и уголовным делам. Духовные лица и по уголов-
ным делам подлежали церковному суду: «Архиереев, архимандритов и игуменов, священников и дьяконов, и монахов, и инокинь, и весь церков ный чин, и их людей мирским людям ни в чем не судити, а судити их во всяких делах архиереом, коемуждо во всяких епархиях, или кому повелят от духовного чина, а не от мирских».^ По уголовным преступлениям духовные лица в случае, если совершили их впервые, подлежали церков ному суду и наказывались им по византийским законам. За особо опасные преступления и при рецидиве церковные власти лишали виновных духов ного и монашеского чина. Они, становясь гражданскими лицами, попада ли под общий государственный суд.^ Уголовная подсудность духовенства, установленная собором 1667 г., действовала недолго. 22 января 1669 г. были приняты в развитие решения собора статьи «о следствии, суде и наказании людей духовного чина, которые объявятся в церковных или в мирских татьбах, разбоях, в делании фальшивой монеты и в убийствах».^ В преамбуле к статьям сообщается, что они учинены «благорассмотрени-ем» царя Алексея Михайловича и по совету с папою патриархом алек сандрийским Паисием, патриархом антиохийским Макарием и патриар хом московским Иосифом со всем Освященным собором.
Статьи опубликованы дважды под разными датами — 1667"" и 1669 гг."" К. А. Неволин на том основании, что упоминаемый в них антиохийский патриарх Макарий выехал из Москвы 6 июня 1668 г., полагал, что статьи не могли быть составлены в 1669 г."* Несомненно, что статьи в своей принципиальной основе (подсудность духовенства только церковным властям) вытекают из решений собора 1667 г. и служат их практической реализации. В двух-трех случаях есть прямые заимствова ния — о предписании священникам исповедовать осужденных перед казнью — и новая в отличие от Уложения 1649 г. трактовка святотатст ва." Однако по своей юридической природе статьи о духовенстве отличны от решений собора, преследовавших идеологические, проповеднические цели, и примыкают к Статьям 1669 г., являясь как бы реализацией ст. 1 19 о следствии и суде в отношении духовенства."* Поэтому логично признать, что оба вида статей возникли одновременно в 1669 г. и делают понятным наличие двух сфер следствия и суда — светского и церковного.
Составители статей о подсудности духовенства санкцию в виде зато чения за многократную кражу из церкви неосвященных вещей, установ ленную собором 1667 г., заменили ссылкой в Сибирь и в украинные города.""
Новоуказные статьи приняты по указу царя и приговору Боярской думы при слушании глав XXI и XXII Уложения. Статьи об уголовных преступ лениях духовных лиц приняты с участием царя и по совету высшего духовенства. Нет сомнений, что оба памятника утверждены на одном собрании царя. Боярской думы н Освященного собора. Этим, видимо, объясняется, что в составе Новоуказных статей семнадцать имеют допол нения из градских (византийских) законов. В ряде случаев такое добав ление служит подтверждением уже имеющейся в статье нормы. Иногда повторение дает усиление смысла нормы. Так, в ст. 28, рассматривающей показания повального обыска как свидетельские показания, из градских законов добавлено: «...верить достоверным свидетелям, а не глаголу их». В соответствии с византийским законом указание на неспособных к
свидетельским показаниям в силу физических или психических недостат ков встречается в ряде статей. Есть случаи, когда санкции, предусмотрен ные статьей, расходятся с тем, что значится в градских законах. Такие случаи имеются, например, в ст. 84 и 101. По ст. 106 за неумышленное случайное убийство наказание не предусмотрено, а по градским законам предписано изгнание. Такие различия открывали для приказных судей и воевод определенный простор в выборе санкций за преступления.
Едва ли можно согласиться с утверждением В. Сокольского, что Статьи 1669 г. демонстрируют попытку слить греко-римские законы с нормами Уложения.*" Роль таких добавлений по отношению к основному тексту статей была различной.
Создается впечатление, что царская власть, уступая давлению церкви и учитывая, что на места была разослана Кормчая книга никоновской редакции, чисто механически подключала к ряду статей выдержки из Кормчей книги. Любопытно, что в статьях «о следствии, суде и наказании духовного чина» нет отсылок к византийским законам. И это станет понятным, если представить суть статей следующим образом. Первые три статьи устанавливают порядок привлечения лиц духовного звания к уголовной ответственности, распределяя роли между сыщиками и заказ чиками духовного чина, назначаемыми с этой целью архиереями. Сыщик, получив сведения об участии лиц священного и монашеского чина в уголовных преступлениях (оговор их на пытке, извет и т. п.), обязан принять меры к их задержанию и предъявить их заказчику своего города. Допрос духовных лиц в съезжей избе мог вести только заказчик, но в присутствии сыщика, сидя при этом «выше» (с правой стороны) сыщика и допрашивая «с великим испытанием, и приводить к покаянию от божественного писания». Заказчик мог отдать допрашиваемых за приста ва или посадить в тюрьму, а охрану обязан был обеспечить сыщик. Если обвиняемые не повинятся заказчику, то сыщик должен в съезжей избе в присутствии заказчика устроить очную ставку с теми, кто был соучастни ком и оговорил их. Если духовные лица и в результате очных ставок не повинятся, а донесшие на них с трех или четырех пыток не откажутся от своих показаний, то заказчик должен духовных лиц, сковав, отослать к архиерею своей епархии под охраной стрельцов. Заказчик и сыщик посылали архиерею свои донесения (ст. 4, 5). Если архиерей при уста новлении вины присланных к нему духовных лиц «отлучит от священства» и направит к воеводе, то последний обязан судить их как мирских людей на общем основании, по Уложению и Новоуказным статьям, без заказчика (ст. 6, 7). Отказ от обвинений духовных лиц после второй или третьей пытки тех, кто доносил на них, приводил к освобождению священников и монахов «с великой честью» (ст. 11). Лиц, находившихся при архиереях и причастных к преступлению, воеводы не могли задержать, не списав шись с архиереем (ст. 8).
Неосвященные дети священников, дьячков и пономарей, причастные к преступлениям, подлежали следствию и суду на общих основаниях. Ложные доносы на священников и монахов карались той мерой наказания, которая следовала бы за инкриминируемые преступления (ст. 9, 10). Запрещалось священному чину и монахам держать лавки, дворы, торги и промыслы. Сыщику предписывалось производить сыск и доносить об этом
заказчику, который, опираясь на решения вселенских патриархов и на указ царя, обязан был запретить такую деятельность священников и монахов. А сыщик должен был сведения о таких случаях сообщать царю (ст. 12). Наконец, в соответствии с решением церковного собора 1667 г. статьи уточняли понятие святотатства, фактически отменив ст. 14 гл. XXI Уложения. Святотатством является не кража из церкви вообще, а похи щение освященных вещей, в том числе из алтаря. Определение святотат ства дается то же, что и в Новоуказных статьях 1669 г., но санкции определены более суровые: святотатцу — отсечение головы, а татя бить «до ста ударов по рассуждению крадомых вещей». При большой краже — ссылка (ст. 13).
Анализ статей «о следствии, суде и наказании людей духовного чина» показывает, что такое название, данное составителями ПСЗ, не вполне соответствует их сути. Основное назначение статей — размежевание компетенции и действий светской власти в лице сыщиков и духовной в лице заказчиков и епархиальных архиереев в части привлечения к ответственности лиц духовного звания, подозреваемых в татьбе, разбое, фальшивомонетничестве и убийствах.
Итак, перед нами определенная форма компромиса между государст венным и церковным судами, в котором наиболее существенная роль, включая заключительный этап судопроизводства, принадлежала все же государственному суду.^ К этому следует добавить, что все бытовые преступления светских лиц, а также касающиеся морали и нравственнос ти, оставались за государственной властью. В данном отношении церковь и не помышляла о возврате своих прежних прерогатив.
В дальнейшем при новом патриархе Иоакиме на церковном соборе 1675 г. на этот раз уже без участия восточных патриархов было подтвер ждено решение собора 1667 г. о неподсудности духовных лиц светскому суду не только по уголовным, но и по гражданским делам. Это же соборное определение обязало архиереев «судом и расправою» ведать в духовных делах патриаршие церкви и монастыри в пределах их епархий, донося об этом патриарху. В юрисдикцию архиереев входило все население епархии по духовным делам, исключая вотчинников и помещиков, в силу того что у них вотчины и поместья находились не в одной епархии, а потому они могли оказаться подсудными одновременно нескольким епархиям. В таких случаях требовалось доносить патриарху.^ Итак, основной итог развития судопроизводства, как гражданского, так и уголовного, во второй половине XVII в. состоял в частичном изъятии лиц духовного сана из-под государственного суда, которому они были подчинены по Уложению 1649 г., с передачей их совместно с мирскими лицами, принадлежащими церкви, включая монастыри, церковным инстанциям в лице епархиальных архиереев и патриарха. Однако в следственной стадии представители двух властей (сыщики и заказчики) тесно взаимодействовали, а в конечном итоге после лишения виновных духовного сана суд и исполнение приго вора осуществляла государственная власть.
В части процессуальной церковный суд полностью следовал предпи саниям Уложения. Таким образом, церкви не удалось взять реванш и вернуться к тому положению в судопроизводстве, которое она занимала до Уложения 1649 г. Государственная власть, уступая давлению своего и
восточных патриархов и церковного собора 1667 г., пошла на определен ный компромисс, который мог только устраивать церковь, нуждавшуюся в помощи государственного аппарата в сфере правоохранительной дея тельности.
1 ПРП. М„ 1963. Вып. 7. С. 396—434; ПСЗ 1. № 441.
2 ПСЗ 1. № 203. " Там же. № 202.
*См. историко-правовой обзор, составленный А. Г. Поляком (ПРП. Вып. 7. С. 435— 504).
' ПСЗ 1. № 407, 414, 576; Котошихин Т. О России в царствование Алексея Михайло вича // Русское историческое повествование XVI—XVII веков. М., 1984. С. 264.
ьдаи. т. IV. № 48/1; Манькон А. Г. Развитие крепостного нрава в России во второй половине XVII в. М.; Л„ 1962. С. 31—33.
" ПСЗ 1. № 538. — Указ обязывал помещиков и вотчинников, уличивших своих беглых холопов и крестьян в татьбе и разбое, не отвозить их в Разбойный приказ, а сдавать сыщикам и губным старостам своего уезда.
* Беляев И. Д. Лекции но истории русского законодательства. М., 1888. С. 544. 9 ПРП. Вып. 7. С. 397, ст. 6. "«Там же. С. 437, 438. " ПСЗ 1. № 331.
12 Там же. С. 396. Ст. 3.
13 Там же. № 384. '•«Там же. II. № 104.
'•'Там же. № 1062 (указ 18 февраля 1684 г.). 1» Там же. № 779. " ПРП. Вып. 7. С. 383. '«Там же. С. 398, ст. 7.
^Владимирск.ий-1}удиновМ. Ф. Хрестоматия но истории русского права, Киев, 1889. Вып. 3. С. 57. примеч. 44. МПСЗ 1. № 105.
21 Там же. № 163.
22 Загоскин Н. П. Очерк истории смертной казни в России. Казань, 1892. С. 54; ПСЗ 1. № 125.
23 ПСЗ 1. № 255.
^ Там же. № 334. — Правую руку не отсекали, оставляя возможность креститься. ^ Там же. №510.
2^ Загоскин Н. П. Очерк истории... С. 54, 57.
2" ПРП. Вып. 7. С. 440—441. — Там же см. примеры (комментарий А. Г. Поляка). 28 Там же. С. 502. 24 ПСЗ II. № 846. за Там же. 1. № 328.
31 См.: Соборное уложение 1649 года: Текст. Комментарии. Л., 1987. С. 361, ст. 15.
32 ПРП. М„ 1957. Вып. 6. С. 411-412. "Там же. Вып. 7. С. 453.
з^ Веселовский С. Б. Азартные игры как источник дохода Московского государства в XVII в. // Сборник статей, посвященных В. О. Ключевскому. М., 1909. С. 291—317. » ПРП. Вып. 7. С. 453. ^ ПСЗ 1. № 412. Гл. IV, вопрос 3. ." ПРП. Вып. 7. С. 400, ст. 12.
38 Ecunoe В. В. Святотатство в истории русского законодате.чьсгва // Варшавские уни верситетские известия. 1893. Т. VIII. С. 18.
39 Тиктин Н. И. Византийское право как источник Уложения 1648 года и Новоуказных статей. Одесса, 1898. С. 186, 187.
•««ПСЗ 1. № 442. Ст. 13. *' Там же. II. № 1026.
-»2 Там же. 1. № 553. ^з Там же. № 255.
"•* Там же.
^ Там же. № 105, 383, 3S4. •*" ПРП. Вып. 7. С. 462.
*" Сокольский Н. Главнейшие моменты в истории повальною обыска. Киев, 1871. С. 136, 141.
<«ПСЗ 1. №412.
^ Гчгляе» и Д. Лекции по истории... С. 547. '" ПРП. Вып. 7. С. 422.
" Соборное уложение 1649 года. С. 373—375. " ПСЗ II. № 1 154.
^ Русское историческое повес гвование XVI—XVII веков. М., 1984. С. 290. '•»ПСЗ [1. № 1124. ^ ПРП. Вып. 7. С. 488. ^ ПСЗ II. № 860. Ст. 3. " Там же. С. 423—424. Ст. 807. "« Там же. 1. № 203.
»ПРП. Вып. 6. С. 157-, Соборное уложение 1649 года. С. 212, ст. 200. ^Соборное уложение 1649 года. С. 123—131, 382—392.
^ Архангельский М. О. О Соборном уложении царя Алексея Михайловича в отношении к православной русской церкви. СПб., 1881. " ПСЗ 1. № 103.
^ Нладимирский-Будинов М. Ф. Отношения между Литовским статутом и Уложением царя Алексея Михайловича // Сборник государственных знаний. СПб., 1877. Т. IV, разд. 2. С. 19.
^ Калачов Н. О значении Кормчей в системе древнерусского права. М., 1850. С. 113, нрил. С. 7; Древнерусские княжеские уставы XI—XV вв. // Изд. подг. Я. Н. Щапов. М., 1976, С. 67, ст. 5: с. 25, ст. 9; Соборное уложение 1649 года. С. 382—392. ^ ПСЗ II. № 1257, 1265. ""Там же. № 1011, 1062. " ПРП. Вып. 7. С. 494.
^ Примеры см.: там же. С. 440, 455, 470, 487—488; ПСЗ II. Прил. ^Соборное уложение 1649 года. С. 240—246. ™ Горчаков М. Монастырский приказ. СПб., 1868. С. 88—94. т ПСЗ 1. № 412. С. 704.
^Там же. С. 702, 703; Архангельский М. О. О Соборном уложении царя Алексея Михайловича...С. 122—123. ^ ПСЗ 1. N« 442.
^ААЭ. СПб., 1836. Т. 1. № 161.
"' ПСЗ 1. N« 442. — Ни в ААЭ, ни в ПСЗ обоснования даты нет. "" Неволин К. А. Полное собрание сочинений. СПб., 1859. Т. 6. С. 375, примеч. "" ПСЗ 1. №412. С. 688, 690; № 442. Ст. 13 и 14. "Там же. № 441. Ст. 119. "Там же. № 412. С. 690; № 442. С. 786.
^Сокольский R. Главнейшие момешы в истории повального обыска. С. 188. »' ПСЗ 1. № 442. " ААЭ. СПб., 1836. Т. IV. № 204.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Общий обзор законодательства Российского государства в XVII в. дает картину смены структур законодательных актов и приемов законодатель ной техники. В период от Судебника 1550 г. и до Соборного уложения 1649 г. доминирующей формой нормативного акта были царский указ и боярский приговор (в сочетании с указом или отдельно). Указы и приговоры концентрировались в приказах, к компетенции которых имели отношение. Их заносили в Указные книги приказов в хронологическом порядке по мере поступления. Поскольку четкого разграничения функций приказов не было. Указные книги тематически не являлись однородными и были лишены какой-либо системы.' По линии уголовного законодатель ства имеются Уставные книги Разбойного приказа, представляющие собой своды однородного материала в виде статей^ которые были предтечей структур законодательных актов второй половины XVII в. По своей структуре к Уставным книгам примыкают Статейные списки, содержащие тексты указов, которые объединялись обычно (но не всегда) общностью предметов и располагались без какой-либо системы.^
Более сложными по составу были приговоры церковных и земских соборов, в том числе приговор Земского собора Первого ополчения от 30 июня 1611 г., определявший государственное устройство и нормы, регулировавшие правовой режим вотчин и поместий."
В смысле структуры и системы качественно новым явлением, достиг нутым путем большого скачка и не без влияния близкого по социально-экономической природе памятника права соседнего порубежья — литов ского Статута 1588 г., служит Соборное уложение 1649 г. Оно отличается довольно строгой и последовательной систематизацией законодательного материала по предметному признаку и соответствует социально-сослов ной структуре и идеологии самодержавной России.^
В силу особенностей своей структуры Соборное уложение определило характер, формы и состав законодательных актов второй половины века. Основная особенность законодательства этого периода состоит в наличии крупных законодательных сводов, строго профилированных и однотип ных по предметному признаку, — землевладение, сыск беглых крестьян, город-посад, торговля и пошлины, уголовное право, судопроизводство. По каждой из этих отраслей созданы большие по объему так называемые Статьи, или Новоуказные статьи, и наказы, своего рода кодексы по отдельным отраслям права. Преобладающим по количеству сводов было землевладение — их насчитывается 16. В остальных случаях —от 2 до
5 сводов. Для сводов по землевладению характерно дальнейшее подразде ление на статьи о вотчинах и статьи о поместьях. Из последних в свою очередь выделены большие своды — статьи о раздаче земель на помест ном праве помещикам и вотчинникам центральных уездов, в городах за Окой, на просторах «дикого поля». Так был открыт легальный путь проникновения крепостнического землевладения на вновь осваиваемые черноземные земли по южной границе. Законодатель оговаривал вместе с тем перечень передовых городов-крепостей, охранявших южную грани цу, где раздача земли землевладельцам центральных уездов воспрещалась.
Ценной особенностью законодательства второй половины века явля ются (во всяком случае в сводах и крупных указах) докладные выписки или доклады, предваряющие текст новой нормы. Приказы докладывали боярам и царю о тех или иных явлениях в житейской практике, не предусмотренных законодательством, и запрашивали решение по ним. Доклады сами по себе являются ценным историческим источником. Структурно они предворяли или весь данный свод, или каждую его статью отдельно.
Специализация законодательства второй половины XVII в. и его от раслевой характер подготовили почву для дальнейшего развития законо творчества первой четверти XVIII в. в том же направлении под влиянием преобразований в социально-экономической и политической сферах и с использованием зарубежного опыта применительно к условиям России.
1 ПРП. М., 1959. Вып. 5. С. 327—552.
^Там же. С. 183—315; Законодательные акты Русского государства второй половины XVI—первой половины XVII века: Тексты. Л., 1986. С. 85—91. ^Законодательные акты... С. 76, 139, 171, 195.
* Российское законодательство X—XX веков. М„ 1985. Т. 3. С. 43—62. •' Соборное уложение 1649 года: Текст. Комментарии. Л., 1987; Маньков А. Г. Уложение 1649 г. — кодекс феодального нрава России. Л., 1980.