Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Русский гуманитарный Интернет-университет. Библиотека учебной и научной литературы: www.i-u.ru
Российская академия наук Институт русского языка им. В. В. Виноградова
Культура русской речи
Ответственные редакторы — доктор филологических наук, профессор
Л. К. Граудина и доктор филологических наук, профессор Е. Н. Ширяев
Культура русской речи. Учебник для вузов. Под ред. проф. Л. К. Граудиной и проф. Е. Н. Ширяева. — М.: Издательская группа НОРМА—ИНФРА М, 1999. — 560 с.
Книга представляет собой первый академический учебник по культуре речи, содержащий наиболее полный систематизирован ный материал по данной теме. В основе издания лежит принципи ально новая теоретическая концепция культуры речи. Книга учит говорить не только правильно, но и выразительно, используя умело и по назначению разные речевые стили. Особое внимание уделяет ся культуре публичного выступления, спора, профессионального об щения. В книге даны сведения о риторических учениях, широко распространенных в дореволюционной России.
Во второй раздел книги — хрестоматию по культуре речи — включены тексты, представляющие современный образцовый ли тературный язык в его основных функциональных разновидностях.
Для студентов, аспирантов, и преподавателей гуманитарных вузов и факультетов, а также всех тех, кто любит, изучает русский язык и стремится овладеть высокой культурой речи.
Авторы учебника:
Виноградов С. И., кандидат филологических наук — § 34—37 (совместно с Платоновой О. В.);
Граудина Л. К., доктор филологических наук, профессор — § 1, 3; Даниленко В. IL, доктор филологических наук — § 20—24 (совме стно с Новиковой Н. В.);
Карпинская Е. В., научный сотрудник ИРЯ имени В. В. Виноградова — § 25—27;
Козловская Т. Л., кандидат филологических наук — § 15—19; Кохтев Н. Н., доктор филологических наук, профессор — § Ю—14;
Лазуткина Е. М., кандидат филологических наук — § 5—9; Новикова Н. В., кандидат филологических наук — § 20—24 (совме стно с Даниленко В. П.);
Платонова О. В., кандидат филологических наук — § 34—37 (совместно с Виноградовым С. И.);
Шварцкопф Б. С., доктор филологических наук — § 28—33; Ширяев Е. Н., доктор филологических наук, профессор — § 2, 4.
Составители хрестоматии:
Виноградов С. И., кандидат филологических наук — разд. VI; Граудина Л. К., доктор филологических наук, профессор — разд. II;
Карпинская Е. В., научный сотрудник ИРЯ имени В. В. Виноградова — разд. IV (совместно с Новиковой Н. В.);
Козловская Т. Л., кандидат филологических наук — разд. III;
Лазуткина Е. М. кандидат филологических наук — разд. I;
Новикова Н. В., кандидат филологических наук — разд. IV (со вместно с Карпинской Е. В.);
Шварцкопф Б. С., доктор филологических наук — разд. V.
Ответственный редактор хрестоматии — доктор филологических наук, профессор Л. К. Граудина
|
Содержание |
|
|
Вводная глава |
1 |
|
§1. Краткие сведения из истории |
2 |
|
§2. Современная теоретическая концепция культуры речи |
12 |
|
§3. Основные признаки культуры речи как языковедческой дисциплины |
25 |
|
Литература |
45 |
|
Глава I. Культура разговорной речи |
47 |
|
§4. Понятие разговорной речи и ее особенности |
47 |
|
J 5. Прагматика и стилистика разговорной речи. Условия успешного общения |
58 |
|
§ 6. Причины коммуникативных неудач |
68 |
|
§ 7. Коммуникативные цели, речевые стратегии, тактики и приемы |
72 |
|
§ 8. Жанры речевого общения |
83 |
|
§ 9. Этика речевого общения и этикетные формулы речи |
90 |
|
Литература |
95 |
|
Глава II. Культура ораторской речи |
98 |
|
§ 10. Роды и виды ораторской речи |
98 |
|
§ 11. Ораторская речь и функциональные стили литературного языка |
106 |
|
§ 12. Функционально-смысловые типы речи |
114 |
|
§ 13. Структура ораторской речи |
129 |
|
§ 14. Подготовка речи и выступление |
139 |
|
Литература |
148 |
|
Глава III. Культура дискутивно-полемической речи |
149 |
|
§ 15. Спор: понятие и определение |
149 |
|
§ 16. Споры в Древней Греции |
151 |
|
§ 17. Споры в современном обществе |
154 |
|
§ 18. Спор как форма организации человеческого общения |
158 |
|
§ 19. Уловки в споре |
163 |
|
Литература |
168 |
|
Глава IV. Культура научной и профессиональной речи |
169 |
|
§ 20. История вопроса |
169 |
|
§ 21. Аттестация понятия «специальный язык» |
171 |
|
§ 22. Основные лингвистические черты специального языка |
174 |
|
§ 23. Средства выражения специальных реалий, категорий, понятий |
178 |
|
§ 24. Стилевые и жанровые особенности научного стиля |
194 |
|
§ 25. Норма в терминологии |
197 |
|
§ 26. Профессиональный вариант нормы |
204 |
|
§ 27. Унификация, стандартизация, кодификация терминов. Понятие о гармонизации терминов и терминосистем |
207 |
|
Литература |
213 |
|
Глава V. Культура деловой речи |
216 |
|
§ 28. Общая характеристика официально- делового стиля |
216 |
|
§ 29. Текстовые нормы делового стиля |
218 |
|
§ 30. Языковые нормы: составление текста документа |
224 |
|
§ 31. Динамика нормы официально-деловой речи |
230 |
|
§ 32. Устная деловая речь: деловой телефонный разговор |
232 |
|
§ 33. Рекомендуемые пособия и литература по официально- деловой речи |
233 |
|
Литература |
235 |
|
Глава VI. Средства массовой информации и культура речи |
238 |
|
§ 34. Общая характеристика средств массовой информации |
238 |
|
§ 35. Информационное поле и информационная норма в СМИ |
240 |
|
§ 36. Прагматика и риторика дискурса в периодической печати. Сфера субъекта и выражение оценки |
253 |
|
§ 37. Средства речевой выразительности |
264 |
|
Литература. |
279 |
|
Программа курса «Культура русской речи» (для гуманитарных вузов) |
281 |
|
Хрестоматия |
|
|
Предисловие |
287 |
|
I. Разговорная речь |
289 |
|
Полилоги. Беседы ненаправленной стратегии |
290 |
|
Диалоги |
301 |
|
Телефонные разговоры |
306 |
|
Рассказ-воспоминание |
307 |
|
Письма, записки, поздравления |
309 |
|
Дневниковые записи. |
322 |
|
II. Ораторская речь |
325 |
|
Социально-политическая речь |
325 |
|
Д. С. Лихачев. Выступление на Съезде народных депутатов СССР |
327 |
|
А. И. Солженицын. Выступление в Государственной Думе 28 октября 1994 г. |
329 |
|
Академическая и лекционная речь |
339 |
|
А. А. Ухтомский. О знаниях |
340 |
|
В. В. Виноградов. О культуре русской речи |
342 |
|
Судебная речь |
348 |
|
В. И. Лифшиц. Нежданные свидетели (стенограмма речи). |
350 |
|
И. М. Кисенишский. Дело Шейхона А. Д. (тенденциозное следствие) |
354 |
|
Духовная (церковно-богословская) речь |
358 |
|
А. Менъ. Христианство |
360 |
|
Архимандрит Иоанн (Крестъянкин). Слово на Светлой пасхальной седмице |
364 |
|
III. Дискутивно-полемическая речь |
368 |
|
Ю. С. Сорокин. К вопросу об основных понятиях стилистики |
370 |
|
Р. Г. Пиотровский. О некоторых стилистических категориях |
381 |
|
Р. А. Будагов. К вопросу о языковых стилях |
390 |
|
И. Р. Гальперин. Речевые стили и стилистические средства языка |
399 |
|
В. Г. Адмони и Т. Н. Силъман. Отбор языковых средств и вопросы стиля |
403 |
|
В. Д. Левин. О некоторых вопросах стилистики |
408 |
|
И. С. Ильинская. О языковых и неязыковых стилистических средствах. |
415 |
|
В. В. Виноградов. Итоги обсуждения вопросов стилистики |
418 |
|
IV. Научный стиль речи |
435 |
|
В. В. Виноградов. Очерки по истории русского литературного языка XVII — XIX веков |
437 |
|
Д. С. Лихачев. Об общественной ответственности литературоведения |
443 |
|
Д. С. Лихачев. Поэтика древнерусской литературы |
447 |
|
Ю. М. Лотман. В школе поэтического слова: Пушкин, Лермонтов, Гоголь |
450 |
|
Л. Я. Гумилев. Древняя Русь и Великая степь |
457 |
|
М. М. Бахтин. Проблема речевых жанров |
464 |
|
В. Н. Петров. Мир искусства |
469 |
|
Я. М. Бицилли. В защиту русского языка |
475 |
|
Я. М. Бицилли. В защиту варваризмов в русском языке |
479 |
|
Б. Я. Вышеславцев. Свобода воли и творческий произвол |
481 |
|
Б. Я. Вышеславцев. Конфликт ценностей и альтернатива свободного выбора |
483 |
|
V. Официально-деловая речь |
485 |
|
№ 1. Доверенность (личная) |
487 |
|
№ 2. Заявление личное |
488 |
|
№ 3. Исковое заявление |
489 |
|
№ 4. Справка |
490 |
|
Деловые (служебные) письма |
491 |
|
№ 5. Деловое письмо — запрос или просьба |
492 |
|
№ 6. Деловое письмо — ответ |
492 |
|
№ 7. Деловое письмо гарантийное |
493 |
|
№ 8. Деловое письмо сопроводительное |
493 |
|
№ 9. Деловое письмо — рекламация (претензия) |
493 |
|
№ 10. Докладная записка |
494 |
|
№ 11. Объяснительная записка |
495 |
|
№ 12. Служебное заявление |
496 |
|
VI. Язык средств массовой информации |
497 |
|
Г. Я. Федотов. Россия и свобода |
499 |
|
А. К. Ехалов. Дорогой Карла Марса |
514 |
|
М. Я. Любимов. Операция «Голгофа». Секретный план перестройки |
515 |
|
Л. Лиходеев. Хищница |
537 |
|
В. Войнович. Ченчеватель из Херсона |
541 |
|
Интервью Д. Шеварова с Д. С. Лихачевым. «Я живу с ощущением расставания...» |
544 |
§ 2. Современная теоретическая концепция культуры речи
Культура речи — понятие многозначное. Одна из основных задач культуры речи — это охрана литературного языка, его норм. Следует подчеркнуть, что такая охрана является делом националь ной важности, поскольку литературный язык — это именно то, что в языковом плане объединяет нацию. Создание литературного язы ка — дело не простое. Он не может появиться сам по себе. Ведущую роль в этом процессе на определенном историческом этапе разви тия страны играет обычно наиболее передовая, культурная часть общества. Становление норм современного русского литературного языка неразрывно связано с именем А. С. Пушкина. Язык русской нации к моменту появления литературного языка был весьма не однороден. Он состоял из диалектов, просторечия и некоторых дру гих обособленных образований. Диалекты — это местные народные говоры, весьма различные с точки зрения произношения (на Севе ре окают, на Юге якают), лексики, грамматики. Просторечие более едино, но все же недостаточно упорядочено по своим нормам. Пуш кин сумел на основе разных проявлений народного языка создать в своих произведениях такой язык, который был принят обществом в качестве литературного.
Литературный язык — это, разумеется, далеко не одно и то же, что язык художественной литературы. В основе языка художе ственной литературы лежит литературный язык. И, более того, литературный язык как бы вырастает из языка художественной литературы. И все же язык художественной литературы — это особое явление. Его главная отличительная черта состоит в том, что он несет в себе большую эстетическую нагрузку. Для достижения эстетических целей в язык художественной литературы могут при влекаться диалекты и другие нелитературные элементы.
Поскольку не каждый из студентов гуманитарных вузов мо жет (даже если и хочет) стать писателем, вопрос о писательском языковом мастерстве и языке художественной литературы в дан ном учебном пособии не рассматривается. Однако отметим: без зна ния основ культуры речи в наше время трудно себе представить подлинного интеллигента. Как писал А. П. Чехов, «для интелли гентного человека дурно говорить так же неприлично, как не уметь читать и писать».
Одна из главнейших функций литературного языка — быть языком всей нации, встать над отдельными локальными или соци альными ограниченными языковыми образованиями. Литературный язык — это то, посредством чего создается, естественно, наряду с экономическими, политическими и другими факторами, единство нации. Без развитого литературного языка трудно представить себе полноценную нацию. Известный современный лингвист М. В. Панов [28, 9—10] среди основных признаков литературного языка называет такие, как язык культуры, язык образованной части народа, сознательно кодифицированный язык. Последнее — сознательная кодификация языка — прямая задача культуры речи: с появлением литературного языка появляется и «культура речи».
Кодифицированные нормы литературного языка — это такие нормы, которым должны следовать все носители литературного языка. Любая грамматика современного русского литературного языка, любой его словарь есть не что иное, как его модифицирование. Утверждение о том, что существительное женского рода с окон чанием -а в именительном падеже в предложном падеже имеет окончание -г (а не какое-то другое), — это утверждение о норме. Однако такие нормы для носителей русского языка естественны, их кодификация предельно проста, с такой кодификацией справ ляется любой грамматист, и специалисту по культуре речи здесь делать нечего. Культура речи начинается там, где язык как бы предлагает выбор для кодификации, и выбор этот далеко не одно значен. Часто можно услышать километр, но норма — только ки лометр, не менее часто звучит договор, но норма — договор, хотя сейчас уже не запрещается категорически и договор, тогда как трид цать лет назад такое ударение запрещалось. Это свидетельствует, кроме всего прочего, еще и о том, что современный русский литера турный язык, хотя и может рассматриваться как язык от Пушкина до наших дней, не остается неизменным. Он постоянно нуждается в нормировании. Если же следовать раз и навсегда установленным нормам, то есть опасность, что общество просто перестанет с ними считаться и будет стихийно устанавливать свои нормы. Стихий ность же в таком деле — далеко не благо, поскольку то, что кажет ся приемлемым для одних, окажется неприемлемым для других. Поэтому постоянное наблюдение за развитием и изменением норм — одна из основных задач лингвистической науки о культуре речи.
Это хорошо понимали русские языковеды дореволюционного периода, свидетельством чему является анализ норм русского язы ка в вышедшей в 1913 г. книге В. И. Чернышева «Чистота и пра вильность русской речи», как бы подводящей некоторый итог раз витию произносительных, морфологических и синтаксических норм со времен Пушкина. Приведем несколько характерных примеров из этой книги. В XIX в. еще были возможны колебания в употреб лении или неупотреблении беглых гласных о или е: ветр — ветер, вихрь — вихорь, пепл — пепел, промысл — промысел, умысл — умысел. Возможны были и формы матерь и дочерь. Гораздо шире, чем теперь, в то время употреблялись безличные предложения: Для одного этого потребовалось бы целой и притом большой статьи (В. Белинский); Было половина восьмого... (Ф. Достоевский); Дивно им грезилось весной, весной и летом золотым (Ф. Тютчев).
Особой заботы потребовали общелитературные нормы после 1917 г., что, разумеется, не случайно. В активную общественную жизнь включались широчайшие народные массы, которые недо статочно хорошо владели литературным языком. Естественно, воз никла угроза расшатывания литературной нормы. Это прекрасно понимали филологи, проводившие большую работу по пропаганде культуры речи, такие, как известнейшие лингвисты В. В. Виногра дов, Г. О. Винокур, Б. А. Ларин, Л. В. Щерба, Л. П. Якубинский и многие другие.
Как уже было сказано, новым этапом в развитии культуры речи как научной дисциплины стали послевоенные годы. Крупней шей фигурой этого периода был С. И. Ожегов [24], получивший широчайшую известность как автор самого популярного однотом ного «Словаря русского языка», ставшего настольной книгой не одного поколения людей. После смерти С. И. Ожегова в 1964 г. активную работу по обновлению словаря ведет академик РАН Н. Ю. Шведова; в 1992 г. вышел «Толковый словарь русского языка», авторами которого названы С. И. Ожегов и Н. Ю. Шведова. Прав оказался К. II Чуков ский, писавший в статье «Памяти С. И. Ожегова»: «Его подвиг ни когда не забудется нами, и я верю, что созданный чудесный сло варь сослужит великую службу многим поколениям советских сло варей».
Нормативный аспект культуры речи — один из важнейших, но не единственный. Чешский лингвист К. Гаузенблас пишет:«Нет ничего парадоксального в том, что один способен говорить на ту же самую тему нелитературным языком и выглядеть более культурно, чем иной говорящий на литературном языке» [4, 301]. И это абсо лютно верно. Можно привести большое количество самых разнооб разных по содержанию текстов, безупречных с точки зрения со блюдения общелитературных норм, но не слишком вразумитель ных. Вот, например, такой текст из «Руководства по эксплуатации телевизионного приемника»: «Для повышения качества воспроиз ведения мелких деталей при приеме черно-белого изображения в схему телевизора введено автоматическое отключение резекторных фильтров в яркостном канале. Уменьшение влияния помех до стигается применением схемы автоматической подстройки частоты и фазы строчной развертки». Большинству неспециалистов этот текст просто непонятен или понятен лишь в общих чертах, поскольку мы не знаем, что такое резекторные фильтры в яркостном канале, фазы строчной развертки. А специалист, например, мастер по ре монту телевизоров, знает об устройстве аппарата, конечно, не по руководству к нему. Значит, такой текст неэффективен, поскольку не имеет своего адресата. Следовательно, мало добиться норматив ности текста, надо еще сделать этот текст хорошим.
Язык располагает большим арсеналом средств. Главнейшее требование к хорошему тексту таково: из всех языковых средств для создания определенного текста должны быть выбраны такие, которые с максимальной полнотой и эффективностью выполняют поставленные задачи общения, или коммуникативные задачи. Изу чение текста с точки зрения соответствия его языковой структуры задачам общения в теории культуры речи получило название ком муникативного аспекта культуры владения языком.
То, что теперь называют коммуникативным аспектом культу ры речи, было известно уже в античности, подарившей миру уче ние о риторике [7].
Еще один аспект культуры речи — этический. В каждом об ществе существуют свои этические нормы поведения. Они касают ся и многих моментов общения. Поясним это на таком примере. Если вы утром садитесь за стол с членами своей семьи, чтобы про сто позавтракать, то вполне этичным будет попросить: Передай-ка мне хлеб (1). Но если вы сидите за большим праздничным столом с незнакомыми или не очень близкими вам людьми, то по отношению к ним уместно будет ту же просьбу выразить так: Не можете ли вы (или: вас не затруднит) передать мне хлеб? (2). Чем отличается (1) от (2)? Ясно, что не нормативностью. С точки зрения эффективнос ти коммуникации (1) прямым образом и, следовательно, более ясно выражает мысль, чем (2), в котором мысль выражена косвенно, но в ситуации праздничного стола все же уместна вторая форма. Раз личие между (1) и (2) именно в следовании этическим нормам. Эти ческие нормы, или иначе — речевой этикет, касаются в первую очередь обращения на «ты» и «вы», выбора полного или сокращен ного имени (Ваня или Иван Петрович), выбора обращений типа граж данин, господин и др., выбора способов того, как здороваются и прощаются (здравствуйте, привет, салют, до свидания, всего доброго, всего, до встречи, пока и т. п.). Этические нормы во многих случаях национальны: например, сфера общения на «вы» в английском и немецком языках уже, чем в русском; эти же языки в большем числе случаев, чем русский язык, допускают сокращенные имена. Иностранец, попадая в русскую среду, часто, не желая того, выглядит бестактным, привнося в эту среду свой языковой этикет. Поэ тому обязательным условием хорошего владения русским языком является знание русского языкового этикета.
Этический аспект культуры речи не всегда выступает в явном виде. Р. О. Якобсон [42], лингвист с мировым именем, выделяет шесть основных функций общения: обозначение внеязыковой действитель ности (Это был красивый особняк), отношение к действительности (Какой красивый особняк!), магическая функция (Да будет свет!), поэтическая, металингвистическая (суждения о самом языке: Так не говорят; Здесь нужно иное слово) и фактическая, или контакто-устанавливающая. Если при выполнении пяти первых названных здесь функций этический аспект проявляет себя, скажем, обычно, то при выполнении контактоустанавливающей функции он прояв ляется особым образом. Контактоустанавливающая функция — это сам факт общения, тема при этом не имеет большого значения; не имеет значения и то, хорошо или плохо раскрывается эта тема. Этический аспект общения выступает на первый план. Вам, напри мер, неудобно идти молча со своим знакомым, с которым вас, одна ко, связывает не слишком многое, и вы начинаете разговор о пого де, хотя вам и вашему собеседнику она в этот момент безразлична. Цель такого разговора одна — установление контакта.
Роль этических норм в общении можно прояснить и на другом ярком примере. Сквернословие — это тоже «общение», в котором, однако, грубейшим образом нарушены именно этические нормы.
Итак, культура речи представляет собой такой выбор и та кую организацию языковых средств, которые в определенной ситуации общения при соблюдении современных языковых норм и этики общения позволяют обеспечить наибольший эффект в достижении поставленных коммуникативных задач.
Далее остановимся несколько подробнее на коммуникативном аспекте культуры речи.
Коммуникативный аспект культуры речи. На протяжении всей истории развития учения о культуре речи гораздо больше внимания, особенно в советское время, уделялось нормативному аспекту культуры владения языком. Это во многом объясняется той социальной ситуацией, которая сложилась в стране после 1917 г. Как уже говорилось выше, к общественной деятельности были привлечены огромные массы людей. Ясно, что эта общественная жизнь требовала и активной речевой деятельности с использованием литературного языка, нормами которого владели далеко не все. Именно поэтому нормативный аспект культуры речи был главной заботой лингвистов и всего общества. Дальнейшая история страны — эпоха сталинизма — также не способствовала развитию культуры речи в коммуникативном аспекте. Основа основ коммуникативного аспекта культуры речи — выбор нужных для данной цели общения языковых средств — процесс творческий. Между тем творчество и диктатура «сильной личности» — вещи несовместимые. Во всем, в том числе и в речевой деятельности, предписывалось следовать готовым рецептам. Даже в прославлении любимого вождя нельзя было «выйти за рамки»: отец народов, корифей науки...
Лингвисты всегда хорошо понимали важность для культуры речи того, что здесь названо коммуникативным аспектом. Еще в 20-е гг., известный советский филолог Г. О. Винокур, автор многочислен ных, в том числе и популярных, работ по культуре речи, подчерки вал: «Для каждой цели свои средства, таков должен быть лозунг лингвистически культурного общества» [3]. Об этом же много позд нее писал и С. И. Ожегов: «Высокая культура речи — это умение правильно, точно и выразительно передать свои мысли средствами языка. Правильной речью называется та, в которой соблюдаются нормы современного литературного языка... Но культура речи за ключается не только в следовании нормам языка. Она заключается еще и в умении найти не только точное средство для выражения своей мысли, но и наиболее доходчивое (т. е. наиболее выразитель ное) и наиболее уместное (т. е. самое подходящее для данного слу чая) и, следовательно, стилистически оправданное» [23, 287—288].
Нельзя сказать, что дальше этих общих заявлений дело в ис следовании коммуникативного аспекта не пошло. Достаточно ши роко в современной русистике ведутся исследования по стилисти ке, особенно по лексической стилистике, что находит прямое отра жение в словарях в виде стилистических помет, таких, как книжн. и др. Эти пометы ясно указывают, в каких текстах уместны данные слова. Есть и прямые попытки построить теорию культуры речи, включив в нее коммуникативный аспект. В работах Б. Н. Головина, в том числе и в его учебном пособии для вузов «Основы культуры речи», утверждается, что для культуры речи вообще значим толь ко один — коммуникативный — аспект, в плане которого следует рассматривать и нормативность [5, 23—40]. Культура речи опреде ляется как набор коммуникативных качеств хорошей речи. Эти качества выявляются на основе соотношения речи с отдельными, как выражается Б. Н. Головин, неречевыми структурами. К нерече вым структурам отнесены: язык как некоторая основа, производя щая речь; мышление; сознание; действительность; человек — адре сат речи; условия общения. Данный комплекс неречевых структур требует от речи следующих хороших, то есть соответствующих этим структурам, качеств: правильность речи (иначе говоря, норматив ность), ее чистота (отсутствие диалектизмов, жаргонизмов и т. п., что также относится к введению нормативного аспекта), точность, логичность, выразительность, образность, доступность, действенность и уместность. Нет сомнения в том, что все эти качества дей ствительно важны для оценки многих конкретных текстов в комму никативном аспекте. И задачу определения текста по шкале «пло хой — хороший» в коммуникативном аспекте можно было бы счи тать решенной, если для этого было бы достаточно приложить к любому тексту названные девять признаков.
Язык выполняет разные коммуникативные задачи, обслуживает разные сферы общения. Одно дело — язык "Науки и совсем другое — обыденная разговорная речь. Каждая сфера общения в соответствии с теми коммуникативными задачами, которые ставятся" вней, предъявляет к языку свои требования. Поэтому невозможно говорить в коммуникативном плане о культуре владения языком вообще. Речь должна идти о культуре владения разными функцио нальными разновидностями языка. То, что хорошо в одной функци ональной разновидности языка, оказывается совершенно неприемемо в другой. М. В. Паноб пишет: «не раз в печати появлялись жалооы, что лексикографы обижают слова: ставят около них поме ты «разговорное», «просторечное» и т. д. Несправедливы эти жало бы. Такие пометы не дискриминируют слова. Посмотрим в словаре, у каких слов стоит помета «разговорное»: ворочать (делами), вор чун, восвояси, вперебой, впихнуть, впросонках, впрямь, впустую, временами (иногда), всласть, всплакнуть, вспомянуть, встряска, всухомятку, выволочка, газировка, гибель (много), глазастый, глядь, гм, гнильца, говорун, голубчик, гора (много), грохнуться, грошовый, грузнеть, ни гу-гу, гуртом, давай (он давай кричать), давненько-Прекрасные слова. Помета разг. их не порочит. Помета предупреж дает: лицо, с которым вы в строго официальных отношениях, не называйте голубчиком, не предлагайте ему куда-нибудь его впих нуть, не сообщайте ему, что он долговязый и временами ворчун... В официальных бумагах не употребляйте слова глядь, всласть, вос вояси, грошовый... Ведь разумные советы?» [28, 9—10].
Если с этих позиций подойти к некоторым из перечисленных качеств хорошей речи, то оказывается, как это ни странно на пер вый взгляд, что в отдельных ее разновидностях хорошими или как минимум неплохими следует признать качества, противоположные тем, которые названы в списке. Так, если для научной речи действительно необходима точность, в том числе и точность в обозначе нии конкретных реалий, то в разговорной речи вполне нормативны такие, например, неточные обозначения, как «чем писать» (карандаш, ручка). Б. Н. Ельцин в книге «Исповедь на заданную тему» приводит такую полученную им записку: «Скажите, наши партийные руково дители знают, что в стране нет элементарного: что поесть, во что одеться, чем умыться? Они что, живут по другим законам?»
Какие же существуют функциональные разновидности языка и какие требования с точки зрения культуры речи к ним следует предъявлять? Учение о функцио нальных разновидностях языка имеет свою историю. Долгое время разные сферы общения понимались как стили языка и стили речи. Стилями языка считались, нaпpимep язык нayки, язык хyдoжecтвенной литературы, разговорная речь. Стилями речи признавались частные реализации стилей, такие, как учебная лекция и научный доклад, в основе которых лежит научный стиль. В последнее время лингвисты пришли к выводу, что языковые различия между некоторыми сферами общения столь значительны, что использовать отношению к ним одно оощее понятие «стиль» едва ли целесообразно поэтому вводится понятие «функциональная разновидность язы ка». Широкое признание получила типология функциональных раз новидностей языка, сравнительно недавно предложенная академи ком Д. Б. Шмелевым [40]. Эта типология такова:
Стилями Д. Н. Шмелев называет только функциональные сти ли, которые (все вместе) по своей языковой организации имеют существеннейшие отличия как от языка художественной литерату ры, так и от разговорной речи.
Как уже говорилось, главной отличительной особенностью языка художественной литературы является его особая по сравнению со всеми другими разновидностями предназначенность. Вся организация языковых средств в художественной литературе подчинена не просто передаче содержания, а передаче художественными средствами. Главная функция языка художественной литературы — эстетическая (или поэтическая). С этой целью в языке художественной литературы могут использоваться не только функциональные разновидности литературного языка, но и нелитературные формы национального языка: диалекты, просторечие, жаргонизмы и др. интересный пример обыгрывания эле ментов официально-делового стиля в художественных целях В. Шук шиным в рассказе «Чудик» приводит в одной из своих работ Д. Н. Шмелев:
«В аэропорту Чудик написал телеграмму жене:
«Приземлился. Ветка сирени упала на грудь, милая Груша, меня не забудь. Васятка».
Телеграфистка, строгая сухая женщина, прочитав телеграм му, предложила:
— Составьте иначе. Вы — взрослый человек, не в детсаде.
— Почему? — спросил Чудик. — Я ей всегда так пишу в пись мах. Это же моя жена!.. Вы, наверное, подумали...
— В письмах можете писать что угодно, а телеграмма — это вид связи. Это открытый текст.
Чудик переписал:
«Приземлились. Все в порядке. Васятка».
Телеграфистка сама исправила два слова: «Приземлились» и «Васятка». Стало: «Долетели. Василий».
Можно привести еще ряд примеров такого рода: хорошо из вестно умелое обыгрывание просторечия в рассказах М. Зощенко; охотно использует диалектные слова В. Астафьев; немало слов ла герного жаргона в произведениях на соответствующую тему у А. Сол женицына и т. п.
Особое положение языка художественной литературы в системе функциональных разновидностей языка состоит еще в том, что он оказывает огромное влияние на литературный язык в целом! Не случайно в название нормированного национального языка вклю чено определение «литературный». Именно писатели формируют в своих произведениях нормы литературного языка. А. Солженицын предложил «Русский словарь языкового расширения». «Лучший способ обогащения языка, — пишет автор в предисловии к этому словарю, — это восстановление прежде накопленных, а потом уте рянных богатств» [36, 43]. В словаре приводятся такие, например, слова: авосничатъ — пускаться на авось, беззаботно; бадъистое вед ро — просторное, большое; бадяжничатъ — шутить, дурачиться; убарахтался — умаялся; бедитъ — причинять беду; безвидный — неказистый, невзрачный; беспоръе — безвременье, худая пора и т. п. Трудно сейчас сказать, какова будет судьба этих и других слов в литературном языке, но сам факт создания такого словаря заслу живает внимания. Когда размышляешь п языке художественной литературы, то, по-видимому, уместнее говорить не о культуре речи, а о таланте, мастерстве писателя в использовании всех богатств и. возможностей национального языка. Дальнейшее развитие темы о языке художественной литературы увело бы нас далеко в сторону от проблематики культуры речи, поэтому обратимся к другим функ циональным разновидностям языка.
Но прежде чем говорить конкретно о каждой из них, необхо димо подчеркнуть одно существенное обстоятельство. Важным требованием культуры владения языком является требование различать его функциональные разновидности, свободно пользоваться любой из них, четко представляя, какая из разновидностей языка должна выбираться в соответствии с задачами общения. Одно из Основополагающих отличий такой нелитературной формы языка, как просторечие, от литературного языка состоит в том, что носи тели первого из них не различают или плохо различают разновидности языка. Попадая, например, в официально-деловую обстановку, носитель просторечия будет стремиться говорить не так, как он привык говорить дома, но как именно говорить в данной ситуации, он точно не знает.
Культура владения разными функциональными разновидностями языка — это прежде всего такой выбор и такая организация языковых средств, которые отличают данную разновидность от других, определяют ее лицо.
Среди функциональных разновидностей особое место, как сле дует из приведенной на с. 19 схемы, занимает разговорная речь (далее — РР). Еще не так давно РР рассматривалась в ряду функциональных стилей.
Дело в том, что разговорная речь по сравнению с другими функциональными разновидностями имеет весьма существенные особенности. Если язык художественной литературы и функциональные стили языка строятся на основе зафиксированных в словарях и грамматиках правил языка, то особенности разговорной речи нигде не фиксируются. Нигде не говорится, например, что в определенных условиях общения можно встретиться с употреблением именительного падежа существительного в высказываниях типа: Нe скажете Третьяковка как пройти?
Для официально-делового стиля характерной чертой является штамп. Невозможно представить себе вольную форму в заявлении о командировке или об отпуске, существуют установленные образцы дипломов, паспорта и т. п. Но, конечно, культура вла дения официально-деловым стилем не ограничивается только знани ем штампов. Разные его жанры требуют разных речевых навыков. Исследователь этого стиля П. В. Веселов рассматривает, например, культуру ведения деловой беседы по телефону. Отмечается, в част ности, что для эффективности беседы необходимо сразу же отреко мендоваться (следует говорить: «Иванов у телефона», «Петров слу шает», а не «Я у телефона», «Слушаю»), при ведении разговора не должно быть никаких стилевых излишеств. «Служебный диалог по телефону, — пишет П. В. Веселов, — не подробный обмен мнениями, а обмен информацией оперативного значения с целью достижения определенных действий». И продолжает: «Подобно тому, как унифи цирована письменная деловая речь, можно унифицировать и устную. Зачем? — Чтобы меньше говорить и больше делать» [2].
Особый жанр официально-делового стиля — это юридические документы: конституция, своды законов и др. Главное для этих документов — четкие полные, не оставляющие места для двусмысленности формулировки ничто не должно оставаться в подтексте; неявно выраженный смысл для официально-делового стиля не характерен. Некоторая тяжеловесность многих юридических текстов неизбежна. При их написании действует своего рода принцип: хорошо бы сказать проще, но проще не скажешь, например: «Защита гражданских прав осуществляется в установленном порядке су дом, арбитражем или третейским судом путем: признания этих прав» восстановления положения, существовавшего до нарушения права, и пресечения действий, нарушающих право; присуждения к испол нению обязанности в натуре; прекращения или изменения право отношения; взыскания с лица, нарушившего право, причиненных убытков, а в случаях, предусмотренных законом или договором, — неустойки (штрафа, пени), а также иными способами, предусмот ренными законом».
Такие юридические тексты не предназначены для быстрого ус воения неспециалистами: они требуют неоднократного прочтения.
Эффективный набор языковых средств для построения добротных в плане культуры речи научных текстов подчиняется таким требованиям, как логичность изложения, точное обозначение понятий и реалий. Научный текст немыслим без терминологии, поскольку именно она обеспечивает точность обозначения. Последовательное развитие научной мысли (логика мысли) не позволяет, с одной стороны, использовать, как и официально-деловом стиле, неявно выраженный смысл, а с другой — требует того, чтобы новое предложение постоянно вбирало в себя смысл предшествующих. Это можно осуществить, просто повторив предшествующие предложение в форме придаточного. Такой способ крайне неэкономен. Поэтому чаще используются другие способы: свертывание предшествующего предложения в отглагольное существительное, замена его местоимением и т.п. Такое объединение определяет особые синтаксические свойства слова. Подобные способы не чужды и другим функцио нальным разновидностям языка, в языке научных текстов они особенно активны, например: «В этой главе теория обобщенных функ ций применяется к построению фундаментальных решений и к ре шению задачи Коши для волнового уравнения и для уравнения теплопроводности. При этом задача Коши рассматривается в обоб щенной постановке, что позволяет включить начальные условия в мгновенно действующие источники (типа простого и двойного слоя на поверхности t = 0). Таким путем задача Коши сводится к задаче о нахождении такого (обобщенного) решения данного уравнения (с неизменной правой частью), которое обращается в нуль при t < 0. Последняя задача решается стандартным методом — методом суммирования возмущений, порождаемых каждой точкой источника, так что решение ее представляется в виде свертки фундаменталь ного решения с правой частью». В результате этргонаучные тексты оказываются информативно насыщенными в гораздо большей сте пени, чем например, разговорные или публицистические. В тексты многих научных специальностей (математика, физика, химия, логика и др.) органически входят формулы. Поэтому научные тексты объективно трудны для восприятия. К ним нельзя предъявлять требование вседоступности. Следует, однако, заметить, что объек тивные трудности восприятия научных текстов не имеют ничего общего с субъективной трудностью восприятия некоторых научных текстов. Существует ложное убеждение, что наука в принципе должна быть непонятна для непосвященных. И поэтому некоторые уче ные, особенно начинающие, стараются во что бы то ни стало напи сать «позаковыристей», например, так: «...На месте генетического знания выступает знание реальное, или ближайший смысл из чис ла неоязыковленных смыслов пространственной таксономии в речи коммуникативной абстракции». Хотя вряд ли такие «неоязыковленные» суждения могут продвинуть науку вперед... На наш взгляд, основное требование к культуре владения научным стилем можно сформулировать в виде такой сентенции: выражайся настолько сложно, насколько сложен объект исследования, и не более того.
Следует отметить еще одно немаловажное обстоятельство. Есть существенные различия между письменной и устной формами на учного стиля. Например, вполне оправданна глубокая информационная насыщенность письменных научных текстов, поскольку письменный текст, если он не сразу понят, может быть вновь прочитан. Устный научный текст, например лекция, такого повторного вос приятия, естественно, не допускает. Поэтому опытный лектор подает информацию как бы порциями, часто возвращаясь к уже сказанному, вновь активизируя его в сознании слушающих. В результате семантика синтаксическая структура устного научного текста оказывается весьма своеобразной, специально исследовавшая устные научные тексты О. А. Лаптева главной чертой их считает дис кретность (прерывистость) [18, 119]. Вот небольшой приводимый ею пример (в несколько упрощенной передаче): «Нужно формулиро вать наши теоретические выводы таким образом. Чтобы они были четко, так сказать, уже с самого начала, при формулировке, они включали в себя возможность их проверки фактами. Причем не только данным ученым, но специалистами в области эмпирии. То есть можно. Организовать, так сказать, разделение труда между теоретиками и людьми, работающими в области эмпирии, в облас ти статистики, которые, опираясь на правильно сформулирован ные теоретические положения, когда правильно сформулирован ные теоретические положения, когда правильно сформулированные требования проверки того или иного теоретического положения, мог ли сказать: «Да, вот это положение подтверждается фактами. Вот это положение не подтверждается фактами». Ясно, что писать так нельзя, но говорить вполне можно, текст отвечает требованиям к культуре владения устным научным стилем.
Нетрудно видеть, что официально-деловой и научный стили имеют не мало общего. Это прежде всего точность обозначений (термины), отказ от смысла в неявно выражении. Эти стили относятся к разряду строгих. Они заметно отличаются от нестрогой разговорной речи. Особое промежуточное положение между строгими и нестрогими функциональными разновидностями языка занимает публицистический стиль. Известный языковед В. Г. Костомаров, анализируя один из основ ных жанров публицистики, язык газет, показал, что в нем соединяются две противонаправленные тенденции: тенденция к стандартизации, свойственная строгим стилям и тенденция к экспрессив ности, характерная для разговорной речи и для языка художественной литературы. Г. Костомаров пишет: «К максимуму информативности стремятся научный и деловой стили... К максимуму эмоциональности приближаются некоторые бытовые и поэтические тексты... Газетное изложение не терпит ни той ни другой крайности: в первом случае не было бы эмоционально воздействующего эффекта (скучно, неинтересно), во втором — необходимой фактографичности (на одних чувствах)» [14, 91]. Вот пример соединения этих тенденций: статьям на серьезнейшие темы может предшествовать экспрессивный «легкомысленный» заголовок. Вообще современная пресса — это своеобразное соревнование заголовков (кто ярче и необычнее назовет): «В чем Промолчит глас народа»; «В экологическом концлагере»; «Второй эшелон номенклатуры»; «Бермудский треугольник в Лаврушинском переулке»; «Вопросы истории» под вопросом»; «Лес рубят — машины стоят»; и даже элементарный прогноз погоды озаглавлен в одной из газет так: «У природы нет плохой погоды».
Итак, была сделана попытка в общих чертах определить ос новные языковые особенности функциональных разновидностей языка и дать рекомендации по культуре владения ими. Следует подчеркнуть, что в данном случае речь может идти именно о рекомендациях, а не о тех достаточно жестких требованиях, которые предъявляет нормативный аспект культуры речи. Создание текста определенной функциональной направленности — это творческий процесс, исключение составляют только некоторые канонические жанры официально-делового стиля. Творчество же предполагает проявление языковой индивидуальности. Каждая функциональная разновидность языка располагает таким богатым арсеналом языко вых средств и способов их организации, что всегда есть возмож ность строить соответствующие тексты разнообразно, но во всех случаях эффективно. Чем выше культура владения функциональ ными разновидностями языка, тем в большей степени проявляется языковая индивидуальность. Едва ли в пособиях по культуре речи можно научить языковой индивидуальности — это, как говорят, от Бога, но вот научить не создавать неэффективных в коммуника тивном плане текстов, вероятно, можно.
В отдельных главах учебного пособия представления о функ циональных разновидностях языка и культуре речи изложены бо лее детально.
§ 3. Основные признаки культуры речи как языковедческой дисциплины
В спонтанной речи мы пользуемся языком, как писал Г. О. Вино кур, «импульсивно, следуя заданной, внушенной социальной нор ме» [3]. Однако даже в том случае, если говорящий образован и хорошо знает своей литературный язык — его лексику, граммати ку, правописание и произношение, со временем его речь «по инер ции» (при условии работы над языком) становится более осознан ной, продуманной, целесообразной с точки зрения условий, ситуа ции и, конечно, избранного стиля общения. Никто не будет спорить с высказыванием о том, что речь культурного человека должна быть выше простого умения объясняться в быту. Коммуникативные ас пекты речи в процессе овладения литературным языком являются едва ли не решающими. Однако, если думать о том, что именно составляет специфику культуры речи как особой языковедческой дисциплины, то нельзя не заметить, что для нее особенно важными являются: 1) проблема литературной—нормы, ее теоретическая и культурологическая интерпретации; 2) рёгулятивный аспект, пре дусматривающий поддержку, защиту и охрану русского языка от неблагоприятных и разрушительных влияний.
25 октября 1991 г. был принят закон о языках народов РСФСР, в котором русский язык объявлен государственным. В настоящее время разработана Федеральная программа поддержки русского языка. При создании сетки Федеральной программы язык рассмат ривался в трех главных аспектах: русский язык как государствен ный, как национальный и как мировой. В последнем случае предусматривалась функция русского языка как международного. Специ ально оговаривалась выработка государственной политики по отно шению к русскому языку, что относится, бесспорно, и к культуре его использования. В докладе «Основные направления деятельности Совета по русскому языку при Президенте Российской Федерации» академик Е. П. Челышев сказал: «Русский язык является основой духовной культуры русского народа. Он формирует и объ единяет нацию, связывает поколения, обеспечивает преемственность и постоянное обновление национальной культуры. Престиж рус ской нации, восприятие русского народа в других культурах во многом зависит от состояния русского языка. Опираясь на народ ную языковую традицию, многие замечательные русские писатели, ученые, общественные деятели внесли значительный вклад в ста новление русского национального языка, в совершенствование его литературной формы. Русский язык занимает достаточное место в ряду мировых языков, отличаясь развитой лексикой, богатством фразеологии, гибкостью и способностью выражать новые явления культуры, науки и общественной жизни» [38].
С государственной политикой связано общее направление де ятельности государства в области языка. В компетенцию государ ства входит прежде всего защита широкой сферы функционирова ния языка. Можно привести один исторический пример. На протя жении всей первой половины XVIII в. и ранее в России преподава ние в Академии велось не на русском, а на греческом и латинском языках. Лишь в 1747 г., то есть в середине XVIII в., по распоряже нию, подписанному императрицей Елизаветой, в утвержденном регламенте Академии наук официальными языками для Академии были установлены два — латинский и русский. На полях устава рукой Ломоносова было приписано: «Ораторские речи должны быть все российские». По существу, только в последней трети XVIII в. — с 1767 г. (подумайте, как поздно!) — началось регулярное чтение лекций на русском языке, хотя часть лекций все же читалась на латыни. Только покровительство власти, помогло русским ученым в конце XVIII в. утвердить родной язык и в сфере науки, и в сфере преподавания.
Велика роль государства в деле развития русистики, филоло гического образования и преподавания русского языка, учрежде ния гуманитарных учреждений, их устройства и финансирования, что также составляет важнейшую часть поддержки русской куль туры, науки и языка.
Имеются и негативные стороны попыток воздействия власти на язык. И тут важно помнить: следует изучать современный язык, но и его история нас многому учит. Если у реки можно изменить направление, забрать ее в коллекторы, то язык, который часто срав нивают с водной стихией, в коллекторные трубы не заберешь. Ре гулирование, связанное с языком, должно предполагать и долю сво боды, возможность стилистического выбора. Мы обязаны учиты вать, что иногда употребление слов носит стихийный характер. В этом отношении поучительны примеры прямого вмешательства власти и попытки ее воздействия на язык.
Так, Павел I запретил употребление слов общество, отечест во, стража, граждане. Следовало говорить не граждане, а жители, не отечество, а государство, не стража, а караул, не клуб, а со брание. Наказание за нарушение предписаний было строгим. Из вестен факт, что за выражение «представители лесов» при виде некоторых деревьев сопровождавший Павла I дворянин был из гнан из экипажа государя. За неосторожные речи о персоне госуда ря жестоко пытали.
В XX веке иллюстрации еще более разительны. Нельзя было говорить и думать, а тем более писать обо всем том, что не устраи вало правящий режим. В советский период государством был со здан специфический словарь идеологем и разработаны семанти ческие сферы новой русской идеологии [17, 6—44]. В проспекте эн циклопедического словаря-справочника «Культура русской речи» подчеркивается значение сознательного воздействия государствен ной власти на язык: «Формирование и поддержание особого идео логизированного языка является эффективным средством пропа ганды, позволяющим создать определенную картину социальной дей ствительности. Наличие или отсутствие термина как бы подтверж дает наличие и отсутствие обозначаемого им явления (например, развитой социализм, новый класс)» [16, 93—94].
В соответствии с государственными идеологическими установ лениями, которые в той или иной мере приходилось отражать в толковых словарях советской эпохи, были расставлены знаки оцен ки слов, относящихся к семантическому полю идеологем. Так, еще совсем недавно (до 90-х гг.) только с отрицательной коннотацией ис пользовались все термины и номинации, относящиеся к правящим классам в XIX в.: аристократ, дворянин, буржуа, предпринима тель, помещик, барин, крепостник, господин, вельможа и т. п. В наши дни активно развивается процесс энантиосемии и знаки оце нок у многих из этих слов меняются на противоположные — из отрицательных на положительные, и наоборот.
Второй пример. Значительные полномочия были даны госу дарственной цензуре и лицам, осуществляющим надзор за печа тью. Так, министр иностранных дел А. Козырев вспоминал, что ста рый МИД (работавший при А. Громыко) старательно вычеркивал из всех мидовских документов словосочетание мировое сообщест во: «Что это такое? С кем общаться? С капиталистическими страна ми? Увольте» (из телепрограммы НТВ «Герой дня» от 26 января 1996 г.).
Деятельность цензуры особенно памятна словарникам и лек сикографам. Сохранились ставшие теперь историческими устные воспоминания. Членам редколлегии «Толкового словаря» под ред. Д. Н. Ушакова запомнилась, например, работа над буквой «Л». В одном из первых списков словника после слова ленинец шло слово лентяй. Редактор в издательстве спрашивал: «Чего вы хотите, чего добиваетесь?». Между этими словами тогда пришлось вставить слово ленинградец, хотя патронимическая лексика (типа москвич, архангелогородец и др.) в толковые словари не вводилась. В окончатель ном тексте словаря этой неловкости удалось избежать.
С. И. Ожегов рассказывал что во время дружбы с Германией в его «Словарь русского языка» было включено слово фюрер, а после разрыва с Германией оно было заменено междометием фъютъ. Однако политики приходят и уходят, а словари остаются. Если в первых изданиях словаря 40—50-х гг. слова фюрер нет, то в «Толковом словаре русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой 1992 г. слово фюрер и междометие фъютъ расположены неподале ку друг от друга. Ясно, что подобное вмешательство власти в конце концов кончается ничем. Еще об одном эпизоде словарной работы рассказывал С. И. Ожегов. В первых изданиях его словаря было помещено слово хрущ с таким толкованием: «Название некоторых жуков, напр., майского» С иллюстрацией: «хрущ — вредитель сель ского хозяйства». С 1958 по 1964 г., когда генсеком был Н. С. Хру щев, предпринявший ряд неудачных и просто даже разрушитель ных реформ в сельском хозяйстве, издательская цензура усмотрела ядовитый намек в иллюстрации к слову хрущ. Пример при шлось снять. В «Толковом словаре русского языка» С. И. Ожегова и Н. Ю. Шведовой 1992 г. слов хрущ определяется так: «Жук с плас тинчатыми усиками (часто вредитель растений)». Вслед за этим словом все же помещены лексические памятники деятельности Н. С. Хрущева: хрущевка (разг.) и хрущобы (прост, шутл.). Послед нее воспринимается не столько как шутливая, сколько как ирони ческая номинация, по аналогии со словом трущобы.
После того как была провозглашена политика гласности (с 1985 г.) и официально отменена цензура, в обществе воцарилась свобода слова: пиши, как думаешь, говори, что хочешь. Ни запрета, ни конт роля. Но, что очень плохо, нередко нет и необходимого самоконт роля, и тем более — даже попыток самоограничения. В этих усло виях, конечно же, лица, облеченные государственной властью, не могут оставаться равнодушными к фактам откровенного бескуль турья. Так, в одной из радиопередач 1996 г., которая называлась «Гражданин — общество — закон», состоялся диалог радиоком ментатора и юриста.
Радиокомментатор: — Мой сосед в гараже ремонти ровал машину вместе с пятнадцатилетним сыном, и его разговор был пересыпан нецензурными выражениями. Прямо сказать, из гаража раздавался мат-перемат.
Юрист: — Это мелкое хулиганство, и за это положен даже штраф.
Радиокомментатор: — Да, надо повышать культуру общения, должна утверждаться нетерпимость по отношению к этим явлениям.
Юрист: — Нецензурная брань в общественном месте недо пустима.
По этому же поводу весьма характерно высказывание бывше го председателя российской телерадиокомпании О. Попцова в про грамме «Вести» 15 ноября 1995 г., когда проходила предвыборная кампания, связанная с избранием депутатов в шестую Государственную Думу. С экрана телевизора звучала ненормативная лекси ка, которую депутаты использовали в борьбе с конкурентами. О. Поп-цов, запретивший появление на экране некоторых фрагментов из теледебатов, прокомментировал свои запреты следующим образом: «Мат — это, безусловно, элементы лексики, но не элементы пред выборной агитации. У нас отменена политическая цензура, но цен зура нравственная все же, бесспорно, будет. Цензура будет касать ся элементов насилия, хамства, хулиганства и откровенной глупос ти». В связи с этим необходимо упомянуть и о действующем Уго ловном кодексе Российской Федерации, в котором есть специаль ные статьи, предусматривающие наказание за оскорбления, то есть унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в непри личной форме, так же как и за клевету, подрывающую репутацию человека (ст. 129 и 130).
В отличие от государственной политики (по отношению к язы ку) вектор лингвистической политики обращен в другую сторону, хотя вопросы защиты, охраны и поддержки литературного языка — общие для всех сфер. Перед лингвистами, филологами, преподава телями русского языка стоит задача воспитания и обогащения инди видуального культурного языкового опыта каждого человека. «Чем меньше культурный опыт человека, — замечал академик Д. С. Лихачев, — тем беднее не только его язык, но и «концептосфера» его словарного запаса, как активного, так и пассивного» [20, 5].
Наиболее точно значение и роль языковой политики определил проф. Г. О. Винокур в книге «Культура языка»: «Целью языковой политики может быть только сам язык. В противном случае ^зык превращается лишь в средство, объект достижения целей собст венно политических, а не культурно-лингвистических. Языко вая политика есть не что иное, как основанное на точном, науч ном понимании дела руководство социальными лингвистически ми нуждами».
Роль лингвистов в языковом строительстве чрезвычайно вели ка. С одной стороны, они создают учебники по русскому языку, грамматики, стилистики, риторики и словари разного типа, кото рые аккумулируют сложившиеся к нашему времени культурные, преподавательские и научные знания. С другой стороны, не менее важна деятельность лингвистов в области защиты, поддержки и развития литературного языка как высшей формы существования языка в его обработанной полифункциональной стилистически диф ференцированной системе. Являясь общенародным средством ком муникации, литературный язык вступает во взаимодействие с раз личными стратами национального языка — с региональными (в двуязычной или многоязычной среде), с диалектами (в деревнях разных областей страны), с городским просторечием, с жаргонами и профессиональными языковыми реализациями. Для литератур ного языка имеют значение не только отмеченные связи и взаимо действия по горизонтали, но и виртуальные (возможные при опре деленных условиях) характеристики по вертикали. Русский лите ратурный язык при всей своей гибкости и разносторонней развитости на протяжении истории, в том числе и новейшей, никогда не оставался неизменным. В этих условиях неизбежно со всей остро той вставали и встают вопросы нормализации литературного язы ка, выработки единых кодификационных норм. Языковые нормы, как лексические, так и грамматические, регистрируются словаря ми, грамматиками, стилистиками, риториками. Такую регистрацию фиксацию языковой нормы теперь принято называть ее кодифика цией (термин, предложенный чешским лингвистом профессором Б. Гавранком). В случаях достаточно частотных и регулярных ко дификация не представляет трудностей и адекватна объективно существующей норме. Сложнее обстоит дело тогда, когда в речи встречаются варианты, потому что именно в этой ситуации возникает проблема выбора и проблема сопоставления, оценки вариантов с точки зрения их «литературности», соответствия нормам современ ного языка. Ведь наряду с очевидными случаями большего или мень шего «равенства» вариантов и такими же очевидными случаями явной неприемлемости одного из вариантов для литературного упот ребления располагается широкая зона сомнительных явлений до пустимых, по мнению одних, и недопустимых, с точки зрения дру гих (ср. отношение пуристов всех времен к новообразованиям). Встре чаясь с подобными явлениями, давая им оценку, лингвист уже не просто регистрирует общепризнанное, единое, не вызывающее воз ражении употребление — он активно вмешивается в литератур ный язык, предписывая говорящим и пишущим, какую форму они должны употреблять, то есть занимается нормализацией языка термином нормализация, таким образом, обозначается сложный комплекс видов деятельности лингвистов, предполагающий: 1) изучение проблемы определения и установления норм литературного языка; 2) исследование в нормативных целях языковой практики отношении к теории; 3) приведение в систему, дальнейшее совершенствование и упорядочение правил употребления в случаях расхождения теории и практики, когда появляется необходимость укрепления норм литературного языка.
Идея нормативности, активного упорядочения словоупотребления, произношения, грамматических норм должна быть противопоставлена пассивной позиции объективистов, ставящих, задачи констатации и добросовестного описания всех фактов языка и не берущих на себя смелость выносить решения и рекомендации. Поза стороннего наблюдателя была в особенности не по душе лингвистам-русистам в 20-30-е гг. XX в., когда царила языковая смута и многие вопросы языкового строительства требовали незамедлитель ного практического разрешения. Вот одно из высказываний тех лет «некоторые думают, что нужно предоставить дело своей судьбе перемелется — мука будет; незачем вмешиваться в естественный процесс развития языка; все образуется со временем само собой «это — противники языковой политики...» [12, 48].
Не следует забывать, что языковая политика всегда считалась не только общим филологическим делом, она являлась и является средоточием многих интересов, а главное, всегда была проникнута оценочными суждениями. Проблема истинности таких суждений постоянно занимала С. И. Ожегова, основателя сектора культуры русской речи, и в теоретическом, и в практическом плане. В связи с этим важно обратиться к историческим основам нормализации русского литературного языка. В эпоху формирования русского национального языка вопросы его нормализации занимали значи тельное место в работе ученых. С. И. Ожегов подчеркивал, что именно тогда наметились два взаимно связанных критерия нормализации [22, 90—91].
Глава первой русской филологической школы М. В. Ломоносов выдвинул критерий исторической целесообразности в упорядоче нии норм литературного языка. М. В. Ломоносов разграничил стили литературного языка в зависимости от стилистической характе ристики языковых единиц, тем самым впервые определив нормы стилей. Позиция осознанной, активной нормализации была самой характерной чертой взглядов ученого: «Ежели в народе слово ис порчено, то старайся оное исправит?», — писал он в своей Ритори ке [21]. Этот принцип развивался в трудах его последователей вплоть до 30-х гг. XIX в. Второй критерий — социально-эстетическая оцен ка — преобладал в трудах В. К. Тредиаковского, а затем и в рабо тах филологов карамзинской школы, определявших новое разви тие принципов нормализации литературной, и прежде всего ху дожественной, речи. Во второй половине XIX в. вопросы научной нормализации языка получили дальнейшее развитие в работах Я. К. Грота (1812—1893). Он впервые систематизировал и теорети чески осмыслил свод орфографических законов литературного языка [9]. Нормативное направление исследований Я. К. Грота выразилось и в том, что он разрабатывал принципы составления област ных, толковых и переводных словарей. Для нормативного «Словаря русского языка», издаваемого под руководством Я. К. Грота с 1891 г. (буквы А—Д) была разработана система грамматических и стилис тических помет.
После смерти Я. К. Грота в Академии царила отвлеченная мысль, опиравшаяся на авторитеты и не вступавшая в заметное противоречие с главенствующей концепцией языка, в основе кото рой лежали исследования описательно-систематизаторского харак тера. Так, по мнению академика А. А. Шахматова, вопросы нормализации литературной речи стоят за пределами научного языкознания. Лишь начиная с 30-х гг. XX в. основные усилия молодых ученых нового направления — к их числу относились В. В. Вино градов, Г. О. Винокур, С. И. Ожегов, Л. В. Щерба и др. — были направлены на разработку идей активной нормализации литера турного языка нового времени.
Основу нормализации языка составляет анализ современного состояния языка и его литературной нормы в свете закономерностей исторического развития. Языковая норма, хотя бы и неосознанная, свойственна разным формам существования языка — диалектам, языку народностей, общенародному языку. Но о языковой норме в полном смысле этого слова, то есть как о категории осознанной и фиксированной в общеобязательных правилах, можно говорить только применительно к эпохе формирования языка с сопутствующему этому процессу преобразованием его литературно-письменной формы.
Понятие нормы в разных областях деятельности оказывается существенным, но строится на основе различных конструктивных — признаков. Ср.: норма выпадения осадков (среднее количество осад-ков в то или иное время года) и норма права (свод общеобязатель ных правил поведения), норма прибавочной стоимости (отношение массы прибавочной стоимости к переменному капиталу, выражен ное в процентах) и норма медицинских показателей здоровья (сово купность мер этих показателей в некоторых допустимых пределах) и т. д. К конструктивным признакам языковой нормы относятся план кодификации и план функционирования речевой деятельности, в процессе которой происходит реализация кодифицированных норм. В работах исследователей Пражского лингвистического кружка Б. Гавранка, М. Докулила, А. Едлички [31] подчеркивалась необходимость различать действительность нормы, ее реальную материализацию в нормативной литературе — в грамматиках, справочни ках, стилистиках, риториках и словарях. Кодификация как со знанная норма, закрепленная в сводах правил, предназначенных для всех обучающихся языку, свойственна лишь литературному языку. Кодификация как свод языковых правил может существовать отдельно от говорящих. Тогда как функционирующие нормы, то есть нормы в действии, не могут существовать вне коллектива, вне личностей.
Идеал кодификации заключается незыблемости, стабильности языковых установлений. Функциональные же и стилистические потребности языка создают условия для возможных его изменении, прежде всего в норме употребления языковых единиц. Академик И. В. Ягич отмечал: «Против... отклонений от закономерных образований тео рия может некоторое время обороняться, но в конце концов она обычно уступает, потому что именно употребление — последняя инстанция, которой нельзя не покоряться» [41]. Значение фактора употребления подчеркнуто и в том определении нормы, которое предложил С. И. Ожегов: «Норма — это совокупность наиболее пригодных («правильных», «предпочитаемых») для обслуживания общества средств языка, складывающихся как результат отбора языковых элементов (лексических, произносительных, морфологических, синтаксических) из числа сосуществующих, на личествующих, образуемых вновь или извлекаемых из пассивного запаса прошлого в процессе социальной, в широком смысле, оценки этих элементов»
Дальнейшая разработка понятия нормы привела к появлению иных определений, например: «норма — реализация системы» [13] или: «Понятие нормы имплицитно предусматривает присутствие вероятностных оценок... Чтобы получить достаточно богатое описа ние норм речи, необходимо использовать весь интервал вероятност ной меры от нуля до единицы» [30]. Но ни одно из этих определений не было столь емким и разносторонним, как определение Ожегова. В первом явно отсутствует исторический подход, не учтены и эле менты социолингвистического характера. Во втором определении дается основа для объективной оценки количественной природы нормы, но нет ни системно-типологического подхода (как у Ожего ва и у Косериу), ни тем более существенных компонентов истори ческой или социолингвистической оценки нормы. С диахроничес кой точки зрения норму можно рассматривать как итог познания и отражения некоей стержневой, исторически отшлифованной сущности литературного языка, то конкретное прагматически рациональное начало, отталкиваясь от которого можно оценивать появляющиеся неологизмы, воспринимающиеся многими как хаотические, беспорядочные, портящие литературный язык или даже вредящие ему. Резкие и немотивированные отступления от литера турной нормы — имеются в виду неправильные, неверные написа ния слов; погрешности в произношении; образования, противореча щие грамматическим и лексическим законам языка, — квалифици руются как ошибки. Типология ошибок, вызванных отклонениями от литературной нормы, охватывает все синтагматические и пара дигматические ряды языковых единиц. Обычно ошибки изживают ся в школе, на протяжении многолетнего обучения русскому языку. Тем не менее многие из них проскальзывают в повседневную речь даже образованных людей; иногда появляются в речи дикторов на радио и телевидении, в деловой речи и выступлениях депутатов и государственных деятелей. Поэтому уместно кратко напомнить об основных типах наиболее распространенных ошибок.
Ошибки квалифицируются по уровням языка. Прежде всего выделяются орфографические и пунктуацион ные ошибки, появляющиеся в результате нарушения правил пра вописания. Рекомендации правильного написания даются орфогра фическими словарями [26]. В устной речи различаются орфо эпические ошибки, связанные с отступлением от нормы в произносительной системе языка. Ошибки, наблюдающиеся в про изношении и ударении слов, можно выправить в соответствии с ре комендациями орфоэпического словаря [27]. Грамматиче ские ошибки, обусловленные нарушением грамматических зако нов языка, наблюдаются в образовании форм слов, в построении словосочетаний и предложений. В соответствии с тремя основными разделами грамматики различаются ошибки в словоизменении, сло вообразовании и синтаксисе. Эти ошибки преодолеваются, с одной стороны, с помощью грамматики [34], с другой — с помощью грамма тических словарей [6, 10]. Последний пласт ошибок (по месту в типологии, но не по значению!) — лексические и лексикофразеологические. Лексические ошибки — неправильности или неточности в употреблении отдельных слов, появляющиеся в результате смешения паронимов, незнания точно го значения слов, неуместного использования макаронизмов и т. п. Лексико-фразеологические ошибки в речи обусловлены неправиль ным употреблением слов в фразеологии: ср. глас вопящего в пус тыне вместо глас вопиющего в пустыне; жить как Христос за пазухой вместо — жить как у Христа за пазухой; брать быков за рога вместо брать быка за рога, власть предержащие вместо влас ти предержащие (вариант в ед. ч. — власть предержащая оши бочное употребление появилось под влиянием фразеологизма власть имущие).
В связи с отклонением от современной стилистической нормы на всех уровнях языка различаются и стилистические ошибки. Эти ошибки заключаются в употреблении языковых единиц (слов, словосочетаний, предложений), обладающих стилистической окрас кой, не соответствующей стилистической окраске всего текста. Сре ди них должны быть отмечены лексико-стилистические и грамматико-стилистические ошибки. Такого рода отступления от нормы фиксируются прежде всего в словарях лексических трудностей русского языка [19], словарях паронимов [1] и фразеологических словарях [37].
В литературном языке существует пласт языковых единиц, стоящих на грани нормы и не-нормы. Этими единицами отмечены, как правило, «точки роста» в языке — те участки языковой систе мы, которые подвержены колебаниям нормы, возникающим в ре зультате проявления неустойчивости, нестабильности языковых единиц плана выражения.
С этой точки зрения наиболее показательны пласты сущест вующих вариантов в языке, составляющих один из важнейших объ ектов внимания нормализаторов.
Несколько слов о понятии вариантности. Вариантность следует рассматривать как свойство по терминологическому значению прилагательного вариантный. Обозначает она особое качество, связанное с существованием разновидности, видоизменения второстепенных элементов языковых сущностей, их частностей (вариантов) при сохранении того, что является основой (инварианта). С помощью этого термина характеризуются способы существования и функцио нирования дублетных элементов языковой системы на фонетическом, лексическом и грамматическом уровнях Принципиальным представ ляется соображение о том, что языковые варианты, относящиеся к разном языковым уровням, существенно различаются.
I. Варианты, различающиеся произношением звуков, составом фонем, местом ударением или комбинацией эти признаков, относятся к фонетическим с уточнением характера варьирующегося признака. Так, вариации произношения составляют круг ор фоэпических вариантов.
Существование этих групп вариантов определяется состояни ем звуковой системы русского языка. Поэтому различия между ними подчиняются определенным закономерностям этой системы: суще ствуют варианты по произношению сочетаний согласных, безудар ных гласных, по произношению долгих согласных в заимствован ных словах и т. д. «Орфоэпический словарь русского языка» (М., 1983) насчитывает 63 500 слов — величина, свидетельствующая о размахе колебаний норм на орфоэпическом уровне.
II. Грамматические варианты характеризуются прежде всего торжеством грамматической функции. Ведущим при знаком грамматических вариаций оказывается критерий грамма тической системности, предполагающий регулярное колебание грам матической формы. Так, строение цепи вариантов грамматической модели предполагает три необходимых элемента:
1) грамматический тип вариантов, то есть ряд варьирующихся форм-моделей. Например, словоизменительный тип инфинитива на -нуть и на -чь у ряда глаголов; т
2) варианты формы-модели внутри каждого типа: все формы на -нуть (один грамматический вариант этой модели) и все формы на -чь (второй вариант модели);
3) варианты словоформ: это лексемы, которые принимают один из варьирующихся формантов. В приведенном примере могут быть следующие варианты словоформ: достигнуть — достичь, застиг нуть — застичь, настигнуть — настичь, постигнуть — постичь.
Варианты словоформ выступают в качестве параллели к ва риантам слов. Однако у вариантов слов грамматическое значение не реализуется в ряду вариативной грамматической модели (ср.: качественное различие между лексическими вариантами типа брег — берег и вариантами форм род. п. ед.ч. у сущ. муж. р. на твер дый согласный типа сыра — сыру, творога — творогу, сахара — сахару и т. д.).
В соответствии со структурой грамматики различаются три состава грамматических вариантов: 1) словоизменительные, пред ставляющие собой варианты словоизменительных форм (форм рода типа спазм — спазма, падежных форм типа длиною — длиной, вер ховий — верховьев; причастных форм типа промерзший — про мерзнувший и т. п.); 2) словообразовательные варианты, у которых вариативны словообразовательные аффиксы (типа накатка — накат — накатывание, экранизация — экранизирование, турист ский — туристический, двусторонний — двухсторонний, межсо юзнический — междусоюзнический и т. п.); 3) синтаксические ва рианты, к которым относятся варианты управления, согласования и примыкания (типа большинство стремилось — большинство стремились, две основные задачи — две основных задачи, нельзя купить спичек — нельзя купить спички, просьба предоставить убежище — просьба о предоставлении убежища и т. п.).
В отличие от других типов языковых вариантов грамматичес кие варианты отвечают четырем критериям: грамматической сис темности, регулярной взаимозаменяемости (эта черта присуща всем типам вариантов), функциональной эквивалентности грамматичес кого значения в пределах взаимозаменяемых контекстов, однородности сравниваемых грамматических структур.
III. Лексические варианты, представляющие собой разновидности одного и того же слова, которые характеризуются тождественной лексико-семантической функцией и частичным раз личием звукового состава неформальной части слова (типа сре дина — середина, ветр — ветер, огнь — огонь, посребренный — посеребренный, позлатить — позолотить и др.). Группировки лексических вариантов определяются представлениями о системности лексики и обусловливаются характером парадигматических и синтагматических отношений в ней. В отличие от грамматических ряд лексических вариантов одномерен: он располагается "только по горизонтали, и при этом варианты слов характеризуются тождеством не означающего, а означаемого.
Различие в качестве вариантов определяет их историю, время сосуществования, то есть характер и продолжительность фазы вариантности, что особенно важно в нормативно-историческом аспекте. Орфоэпические и акцентные варианты существуют только в устных формах речи (однако проявляются и в стихотворных про изведениях). Вековая история грамматических вариантов, с одной стороны, иногда однолетнее существование фонематических вари антов, на письме закрепленных в вариантах написания (типа фло мастер и фламастер, постижерский и пастижерский) — с дру гой, должны осмысляться как неизбежная закономерность, осущест вляющаяся для контрастных явлений языка по-разному. Бернард Шоу выразил эту мысль в остроумной форме: «Есть пятьдесят спо собов сказать да, пятьсот способов сказать нет и только единствен ный способ написать эти слова».
«Живой как жизнь» (по словам Гоголя) язык постоянно разви вается. Меняется и литературная норма. «Крепость» литературной нормы, стабильность ее частей неоднородна. Так, устойчив и неизменен основной словарный фонд языка и стержневой каркас его грамматической системы. На протяжении многих веков остаются неизменными прямые значения слов — существительных типа стол, стул, дом, человек, мать, отец и др.; глаголов — есть, пить, сме яться, любить, плакать и др.; прилагательных — холодный, теп лый, хороший, плохой, сладкий и др.
Части, связанные с пограничными зонами литературного язы ка, и прежде всего его стилистическими сферами, бывают подвержены изменениям, сдвигам и смещениям даже на протяжении одного столетия. В научных исследованиях литературного языка ХХ в. эти изменения детально охарактеризованы [35]. Обычно хронологи ческий «шаг», в течение которого накапливаются существенные сдвиги, улавливаемые исследователями и характеризующиеся не которыми объективными показателями, составляет от 10—20 до 30— 40 и более лет. Выявлены три типа эволюции: 1. Высокодина мический, или ускоренный, тип (10—20 лет); 2. Умеренны и, или, точнее, умеренно-динамический, тип эволюции, который характеризуется более плавными сдвигами во времени (30—40 лет); 3. Низкодинамический, или замедленный, тип эволюции, который характеризуется незначительным изменением состояния нормы, — изменением, близким к стагнирующему, замедленно-урав новешенному типу (50 и более лет).
Примером ускоренного типа эволюции служит вторжение иноя зычной (преимущественно американской) лексики, наблюдающее ся за последнее десятилетие — с 1985 по 1995 г. Бизнес-тур, боди билдинг, дайджест, дилер, киллер, менеджмент, рэкет, эксклю зив, эксклюзивный и многие другие слова уже вошли в употребле ние, но еще не зарегистрированы ни в одном из толковых словарей. Примером умеренного типа эволюции могут быть произошед шие изменения в норме употребления многих грамматических ва риантов, у которых на протяжении 30—40 лет так перевернулись соотношения вариативных форм, что нормативными стали не тра диционные (характерные для языка XIX или начала XX в.), а кон курирующие варианты. Так, изменилось согласование сказуемого в форме прошедшего времени с подлежащим — существительным мужского рода в применении к лицам женского пола: варианты типа руководитель женской секции заявила, выступила замести тель председателя женсовета, гроссмейстер делала ничью за н ч-чъей и т. п. Еще в 20-е гг. А. М. Пешковский,писал: «В разговорном языке нам... приходилось уже слышать товарищ вошла, управдел сказала и т. д. На этих случаях как раз легче всего наблюдать и самостоятельную сторону значения рода глагола и его согласова тельную сторону. Обычно мы в таких случаях чувствуем затрудне ние: сказать вышел про женщину невозможно, но и сочетать слово товарищ со словом вышла тоже неловко» [29, 190].
В 30—40-е гг. происходило постепенное укоренение разговор ных форм, а к концу 60-х—началу 70-х гг. новая норма уже упрочилась в литературном языке.
Замедленный (низкодинамический) тип эволюции можно про иллюстрировать историей форм инфинитива некоторых глаголов на -нуть. Среди глаголов с формантом -стигнуть на протяжении уже двух веков (XIX и XX) употребляются два варианта: достигнуть — достичь, застигнуть — застичь, настигнуть — настичь, постиг нуть — постичь. Несмотря на то что в наше время в разговорном языке явно предпочитается более короткий бессуфиксальный ва риант (достичь, постичь, застичь, настичь), в письменном литера турном языке встречаются оба варианта. Примеры на употребление вариантов с формантом -стигнуть: Она не удивлялась, не гневалась и не пыталась, подобно своим коллегам, постигнуть сложную душу преступника (Ю. Нагибин. Как трудно быть учителем); Чего он обя зан достигнуть'? (В. Тендряков. Свидание с Нефертити).
Следует заметить, что между тремя рельефно выраженными типами эволюции нормы не существует абсолютных границ, име ются и переходные формы, например, может наблюдаться умерен ный характер эволюции, приближенный к ускоренному или, напро тив, к замедленному типу.
Цель исследования закономерностей развития нормы обуслов лена необходимостью теоретического решения ключевых вопросов формирования и осуществления научно обоснованной лингвисти ческой политики.
Выбор рациональных нормативных решений не может осно вываться только на интуиции лингвиста или простого носителя языка и его здравом смысле. Современные ортологические исследования нуждаются в систематически разработанных прогнозах. Прогнози рование пороговых величин процессов развития нормы, знаменую щих ее переломное изменение, — эти аспекты анализа связаны с представлением о продолжении в будущем тех тенденций, которые сложились в прошлом. Нормативно-целевой прогноз должен опи раться на установленную систему активных показателей: важно предвидеть возможность их дальнейшего воздействия на общее течение языкового процесса.
Уже начиная с 50-х гг. в нашей стране разрабатывались осно вы прогностики как научной дисциплины, которая изучает общие принципы и методы прогнозирования развития объектов любой природы. Термин «прогноз» вошел в научный обиход сравнительно недавно, но к понятию, им выражаемому, наука обращалась на про тяжении длительной истории. В сборнике рекомендуемых терми нов, изданном Комитетом научно-технической терминологии, пред лагается следующее определение прогноза: «Научно обоснованное суждение о возможных состояниях объекта в будущем и(или) об альтернативных путях и сроках их осуществления» [33, 6]. Обычно прогноз носит вероятностный характер. Это значит, что всегда ос тавляется возможность для сомнения. Важно все же, что позитив ное прогностическое утверждение обладает определенной степе нью достоверности. Оно тем более обоснованно и полно, чем надежнее и полнее исследование базового периода, прогнозного фона и всей совокупности условий, существенных для прогноза.
Существуют четыре метода лингвистического прогноза:
1) Метод исторической аналогии, который основан на установлении и использовании объекта прогнозирова ния с одинаковым по природе объектом, предшествовавшим в исто рии объекту исследования. Так, наплыв неумеренных заимствова ний в наше время нередко с нормативной точки зрения сопоставля ют с аналогичным процессом во времена Петра I.
2) Экспертный метод прогнозирования, связанный с оценкой происходящих языковых процессов профес сионалами и экспертами-лингвистами. Наиболее характерны в этом отношении экспертные оценки терминологических стандартов и широкая деятельность лингвистов, связанная с унификацией тер минологии в производственной и научной сфере.
3) Метод, связанный с прогнозированием поведения системных единиц в тексте (на основе изучения законов порождения текста).
4) Метод перспективного прогноза нормы употребления языковых единиц на базе моделирования временных рядов.
Конкретный пример использования приема перспективного прогноза дает представление о прогнозе как о едином целостно-системном подходе к языку, основные звенья которого скреплены общей идеей. Поэтому этот метод необходимо проиллюстрировать более детально.
Сущность системного подхода особенно ярко обнаруживается в применении к явлениям грамматической вариантности. Сочета ние «ошибочного» и «правильного» в употреблении языковых вари антов, объективного и субъективного факторов, влияющих на это употребление, относительная автономность отдельных грамматических категорий и пути взаимодействия категорий с грамматичес кой подсистемой и системой в целом — все эти разносторонние аспекты процесса варьирования должны быть представлены в мо дели системного прогноза. Поскольку лингвистический прогноз мыслится как важный ориентир в разработке определенных реше ний, важно, чтобы в модели прогноза были отражены все основ ные стороны наблюдаемого процесса. При этом оказываются важны ми и внешние, и внутренние факторы. В прогностике их называют экзогенными показателями (вызываемыми внешними причинами) и эндогенными показателями (вызываемыми внутренними причинами). Так, к экзогенным показа телям относится рост частоты употребления вариантов в связи с ак туализацией инвариантной формы. Показатели, относящиеся к социо лингвистическому аспекту речи, должны рассматриваться в тесной связи с факторами, внешними по отношению к языковой системе.
Структурные компоненты также составляют наиболее важную часть всей модели системного прогноза. Ниже помещено графическое изображение модели системного прогноза. При этом следует от метить, что, поскольку системный прогноз можно корректировать в различных направлениях, схема, содержащая наиболее существен ные компоненты, может видоизменяться в каждом конкретном слу чае при непосредственном обращении к языковому материалу.
Одно из назначений модели — обнаружить зависимость (элас тичность) показателей, динамика которых выявляется с помощью расчетов на основе экспериментальных наблюдений. Системная модель помогает выпукло показать сложившийся стереотип дина мического равновесия взаимодействующих факторов, который ока зывает влияние на ход варьирования, а тем самым и на характер выводов, заключающих экспериментальную работу.
На графике отражены, с одной стороны, варьирующиеся пере менные, которые служат величинами, отправными для прогнозных расчетов. С другой стороны, в правой части графика помещены стабильные структурные показатели, которые влияют на динамику переменных величин. В левой части графика помещены статисти ческие данные, полученные в результате проведенного экспери мента. В целом схеме придан обобщенный характер.
В представленной схеме сочетаются количественный, качест венный, семасеологический и структурный аспекты. Что касается «квантифицированной» части прогноза, количественно и хроноло гически отнесенного к ближайшему периоду времени, — для него необходимо накопление необходимой статистической информации. Поскольку процесс эволюции литературной нормы идет сравни тельно медленно, на первый взгляд, плавно и в одном направлении, целесообразным представляется обращение к традиционному, наи более испытанному и разработанному приему перспективной экстра поляции ряда численных значений показателя количественных со отношений конкурирующих вариантов за определенный период времени. Тенденция изменений, выявленная в прошлом, будет дей ствовать и в ближайшем будущем. Суждения о будущей литера турной норме основаны на детальном исследовании ее прошлой эво люции. По английской пословице — «грядущие события назад свою бросают тень».
Если каждую из клеток помещенной на с. 40 схемы заполнить конкретными показателями, на выходе будет получена прогнозная информация, которая позволит определить предпочтительность квалификационных характеристик.
Приведенная схема ориентирована на конкретный прогности ческий анализ ряда грамматических явлений. Например, в этом отношении привлекала внимание подвижная, колеблющаяся норма употребления топонимов в современном литературном языке. Склонение топонимов представляет собой один из неустойчивых фраг ментов грамматической системы. Как известно, топонимы состав ляют достаточно крупный пласт наименований. Во второе издание «Словаря географических названий СССР» (М., 1983) включено бо лее 17 000 названий, а в третьем издании «Словаря географических названий зарубежных стран» (М., 1986) содержится 40 000 на званий. Поскольку пословной кодификации топонимов в наиболее известных нормативных словарях не проводится, в практике рабо ты сектора культуры русской речи ИРЯ РАН приходится постоян но сталкиваться с вопросами, касающимися грамматических ха рактеристик топонимов. В частности, одним из наиболее спорных является вопрос о склоняемости или несклоняемости топонимов в сочетаниях с географическими терминами (типа в местечке Хансунг — в местечке Хансунге, из города Чан-лин-сянь — из города Чан-лин-сяня).
Тенденция развития нормы у вариантов этого типа проявля лась в изменении количественных показателей, приуроченных к последовательно сменяющимся хронологическим периодам — на чала XX в., середины XX в. и конца 60-х — начала 70-х гг. Однако «жизнь неуклонно транспонирует будущее в настоящее, настоя щее — в прошедшее». На основе статистических данных, характе ризующих употребление топонимов на протяжении всего шестиде сятилетия, выделенная динамика нормы послужила фактической основой для построения прогнозной ретроспекции.
Вследствие большой инерционности лингвистических процес сов в рамках относительно коротких временных интервалов (от де сяти до тридцати лет) основное внимание приходится уделять вы явлению общих тенденций эволюции нормы. Вместе с тем получен ные итоги предшествующего исторического развития непосредст венно ориентируют нас не только на современную норму и сущест вующие формы ее воплощения. Тенденция изменений, выявленная в прошлом, может быть перенесена на будущее, при этом характе ристика процесса исследования может принять и более конкретные очертания. Здесь важно подчеркнуть различие между прогнозом и тенденцией. Функция прогнозирования заключается в оценке кон кретных реализаций изучаемых процессов в недалеком будущем. Тогда как тенденция есть не что иное, как преобладающее на правление развития событий, некоторые общие закономерности эволюции. Прогнозируемая величина в конкретной форме характе ризует результаты процесса, осуществляющегося в рамках дейст вующей тенденции.
Выявленная существенная черта однонаправленности разви тия находит свое яркое выражение в таком важном аспекте дина мики нормы, который характеризуется понятием необратимости процесса. Несмотря на морфологическое своеобразие топонимики, ее современные грамматические свойства находятся в прямой зависимости от состояния нормы в общеязыковой системе. Поэтому те грамматические формы, которые были нормативными в XVIII и XIX вв., в наши дни будут интерпретироваться как отклонения от современной нормы литературного языка. По существу, возврат к старым грамматическим нормам в современном литературном язы ке невозможен. Ни один современный писатель не назвал бы свой рассказ так, как назвал его И. С. Тургенев в XIX в., — «Вечер в Сорренте»; тогда еще были употребительны склоняемые формы иноязычных топонимов на -о, -и. Теперь такие формы могут при меняться только со специальным стилистическим заданием, а в ней тральной строго нормативной речи склоняемость этих форм не ре комендуется грамматикой.
На основе выявленных объективных характеристик даются четкие рекомендации в трудных случаях современного употребле ния. Так, на вопрос, нужно ли склонять топонимы Карелия, Грузия в сочетании с -географическим термином республика, ответ может быть следующим. Учитывая современную норму употребления со четаний с термином республика, в деловых документах целесооб разнее употреблять топоним в несклоняемой форме (положение республики Хакасия, поездка в республику Карелия; на террито рии республики Грузия и т. п.). Однако в разговорной речи допус тимы и склоняемые варианты: дружба с республикой Грузией, брат ские отношения с республикой Хакасией и т. д.
В решении задач кодификации с успехом используются до стижения техники [8]. Применение компьютера как средства рабо ты с текстами необходимо и по той причине, что повышает произ водительность труда. Формализованные операции приучают к бо лее строгим логическим процедурам в исследовании и сулят в даль нейшем открытие новых, неизвестных еще закономерностей [15].
Резюме
1. Культура русской речи как научная дисциплина складыва лась в русистике начиная с 20-х гг. XX в. До этого времени основной цикл гуманитарных и нормативных лингвистических знаний учебного профиля в России был связан прежде всего с риторикой – одной из семи «свободней художеств» («искусств»), с античных времен занимавшей особое место в европейской культуре.
2. В историческом аспекте длительное развитие отечественной риторики проходило определенные этапы, начиная с первого переворота сочинения — риторического трактатами образьх» (вхо дящего в «Изборник Святославов 1073 года») и кончая «Программой— курса лекций по теории красноречия (риторике)» Н. А. Энгельгардта, опубликованной в «Записках Института Живого Слова» (1919 г.). Со гласно пяти ведущим канонам искусства речи классическая рито рика содержала пять важнейших составных частей. Они таковы: 1) инвенция (изобретение речи); 2) диспозиция (расположение ре чевого материала); 3) элокуция (стилистическое оформление речи, ее выражение); 4) память; 5) произнесение. Образцы русской рито рики за последние триста лет приведены в хрестоматии «Русская риторика» (1996 г.).
3. При характеристике совокупности знаний, навыков и речевых умений человека культура его речи определяется следующим образом: это такой выбор и такая организация языковых средств, которые в определенной ситуации общения при соблюдении современных языковых норм и этики общения позволяют обеспечить наибольший эффект в достижении поставленных коммуникативных задач. В определении подчеркнуты три аспекта культуры речи: 1) нормативный; 2) этических; 3) коммуникативный.
Высокая культура речи, связанная с умением «правильно, точно и выразительно передавать свои мысли средствами языка» (С. И. Ожегов) невозможна без соблюдения определенных правил общения.
4. Для успешной реализации коммуникативных задач необходимо представление о сферах общения. В типологии функциональных разновидностей языка особое место занимает язык художест венной литературы и разговорная речь. В качестве функциональ ных стилей, которые по своей языковой организации имеют существенные отличия как от языка художественной литературы, так и от разговорной речи, выделяются официально-деловой, научный и публицистический.
5. Опорой, точнее стержнем, остовом русского литературного языка является литературная норма. В процессе активной языковой политики в науке сложились представления о нормализации языка, его кодификации, отклонениях от литературной нормы, ошибках и языковых вариантах. В ортологических словарях, то есть словарях, рекомендующих нормы правильной речи, приводятся нормативные и стилистические оценки языковых явлений с точки зрения их соответствия нормам литературного языка. Среди совре менных ортологических словарей существуют орфографические, орфоэпические, грамматические словари; словари лексических труд ностей русского языка; словари паронимов, синонимов, антонимов и фразеологические словари русского языка. Обращение к этим словарям помогает преодолеть затруднения, возникающие в прак тике общения.
Глава I. Культура разговорной речи
§ 4. Понятие разговорной речи и ее особенности
Разговорная речь — особая функциональная разновидность литературного языка. Если язык художественной литературы и функциональные стили имеют единую кодифицированную основу, то разговорная речь противопоставляется им как некодифициро ванная сфера общения. Кодификация — это фиксация в разного рода словарях и грамматике тех норм и правил, которые должны соблюдаться при создании текстов кодифицированных функци ональных разновидностей. Нормы и правила разговорного обще ния не фиксируются. Вот небольшой разговорный диалог, который позволяет в этом убедиться:
А. «Арбат» (станция метро) мне как лучше (проехать на мет ро)? Б. '«Арбат» — это же «Библиотека», «Боровицкая» / это -же все равно / Вот «Боровицкая» тебе удобней //.
Перевод этого текста на кодифицированный язык мог бы быть таким:
А. Как мне лучше проехать на метро до станции «Арбат ская»? Б. Станция «Арбатская» соединена переходами со стан циями «Библиотека имени В. И. Ленина», «Боровицкая», и поэто му можно ехать до любой из этих станций. Тебе удобней всего доехать до «Боровицкой».
Грамматические кодифицированные нормы запрещают упот реблять именительный падеж в первом высказывании А. («Арбат») и последнем высказывании Б. («Боровицкая»). Сильная смысловая редукция (сжатие) первого высказывания Б. также исключена в кодифицированных текстах.
Известный русский психолог и лингвист Н. И. Жинкин однаж ды заметил: «Как это ни парадоксально, я думаю, что лингвисты долгое время изучали человека молчащего». И был совершенно прав. Долгое время считалось, что говорят так же или примерно так же, как и пишут. Только в 60-е гг. нашего столетия, когда появилась возможность фиксировать разговорную речь с помощью магнито фонов и эта речь попала в полном объеме в поле зрения Языковедов, выяснилось, что для лингвистического осмысления разговор ной речи существующие кодификации не вполне пригодны. Так что же такое разговорная речь?
Разговорная речь как особая функциональная разновидность языка, а соответственно и как особый объект лингвистического ис следования характеризуется тремя экстралингвистическими, внеш ними по отношению к языку, признаками. Важнейшим признаком разговорной речи является ее спонтанность, неподго товленность. Если при создании даже таких простых письменных текстов, как, например, дружеское письмо, не говоря уже о сложных текстах типа научной работы, каждое высказыва ние обдумывается, многие «трудные» тексты пишутся сначала вчер не, то спонтанный текст не требует подобного рода операций. Спонтанное создание разговорного текста объясняет, почему ни лин гвисты, ни тем более просто носители языка не замечали его боль ших отличий от кодифицированных текстов: языковые разговор ные особенности не осознаются, не фиксируются сознанием в отли чие от кодифицированных языковых показателей. Интересен такой факт. Когда носителям языка для нормативной оценки предъявля ются их же собственные разговорные, высказывания типа «Дом обу ви» как проехать? (кодифицированный вариант Как проехать к «Дому обуви»), то часто эти оценки бывают негативными: «Это ошиб ка», «Так не говорят», хотя для разговорных диалогов подобное высказывание более чем обычно.
Второй отличительный признак разговорной речи состоит в том, что разговорное общение возможно только при неофи циальных отношениях между говорящими.
И, наконец, третьим признаком разговорной речи является то, что она может реализоваться только при непосредствен ном участии говорящих. Такое участие говорящих в коммуникации очевидно при диалогическом общении, но и при общении, когда говорит в основном один из собеседников (ср. жанр, разговорного рассказа), другой собеседник не остается пассивным; он. так сказать, имеет право, в отличие от условий реализации монологической официальной речи, постоянно «вмешиваться» в коммуникацию, соглашаясь ли не соглашаясь со сказанным в форме реплик Да, Конечно, Хорошо, Нет, Ну это, или же просто демонстрируя свое участие в коммуникации междометиями типа Угу, реальное звучание которых трудно передать на письме. Примеча тельно в этом отношении такое наблюдение: если вы долгое время говорите по телефону и не получаете с другого конца каких-то под тверждений, что вас слушают — хотя бы в форме Угу, — то вы начинаете беспокоиться, а слушают ли вас вообще, прерывая себя репликами типа Ты меня слышишь? Алло, и подобными.
Особую роль в разговорном общении имеет прагматический фактор. Прагматика — это такие условия общения, которые вклю чают определенные влияющие на языковую структуру комму никации характеристики адресанта (говорящий, пишущий), адресата (слушающий, читающий) и ситуации. Разговорное неофици альное общение с непосредственным участием говорящих осущест вляется обычно между хорошо знающими друг друга людьми в кон кретной ситуации. Поэтому говорящие имеют определенный общий запас знаний. Эти знания называют фоновыми. Именно фоновые знания позволяют строить в разговорном общении такие редуциро ванные высказывания, которые вне этих фоновых знаний совер шенно непонятны. Простейший пример: в вашей семье знают, что вы пошли сдавать экзамен, и волнуются за вас, вернувшись после экзамена домой вы можете сказать одно слово: «Отлично» — и всем все будет предельно ясно. Столь же глубокое влияние на язы ковое оформление разговорного высказывания может оказывать ситуация. Проходя мимо старинного особняка, вы можете сказать своему спутнику: «Восемнадцатый век», — и станет ясно, что речь идет о памятнике архитектуры XVIII в.
Как уже сказано, спонтанность разговорной речи, ее большие отличия от кодифицированной речи ведут к тому, что так или ина че зафиксированные на письме разговорные тексты оставляют у носителей языка впечатление некоторой неупорядоченности, многое в этих текстах воспринимается как речевая небрежность или про сто как ошибка. Происходит это именно потому, что разговорная речь оценивается с позиций кодифицированных предписаний. На самом же деле она имеет свои нормы, которые не могут и не долж ны оцениваться как ненормативные. Разговорные особенности регу лярно, последовательно проявляют себя в речи носителей языка, которые безупречно владеют кодифицированными нормами и всеми кодифицированными функциональными разновидностями литератур ного языка. Поэтому разговорная речь — это одна из полноправных литературных разновидностей языка, а не какое-то языковое обра зование, стоящее, как кажется некоторым носителям языка, на обо чине литературного языка или вообще за его пределами.
Что же такое разговорная норма? Нормой в разговорной речи признается то, что постоянно употребляется в речи носителей литературного языка и не воспринимается при спонтанном вос приятии речи как ошибка — «не режет слуха». В разговорной речи часто встречаются такие произношения, как стоко (вместо кодифицированного столько), када, тада (вместо кодифицирован ных когда, тогда), — и все это орфоэпическая разговорная норма. В разговорной речи более чем обычна особая морфологическая форма обращения — усеченный именительный падеж личных имен, иног да с повтором: Катъ, Маш, Володъ, Маш-а-Маш, Лёнъ-а-Лёнь — и это морфологическая норма. В разговорной речи последовательно именительный падеж существительного употребляется там, где в кодифицированных текстах возможен только косвенный падеж: Консерватория / как мне ближе пройти? (Как мне ближе пройти к консерватории?), У нас есть сахар большая пачка (У нас есть большая пачка сахара), — и это синтаксическая норма.
Нормы разговорной речи имеют одну важную особенность. Они не являются строго обязательными в том плане, что на месте разго ворной может быть употреблена общелитературная норма, и это не нарушает разговорный статус текста: нет никаких запретов на то, чтобы в неофициальной обстановке сказать На четырнадцатом троллейбусе тебе лучше ехать Казанский вокзал // и Четырнадцатый троллейбус тебе лучше Казанский // Существует, однако, и большое количество таких слов, форм, оборотов, которые в разговорной речи нетерпимы. Каждый, надо полагать, без труда почувствует противоестественность для разговорной ситуации та кого высказывания, как До Казанского вокзала тебе удобней до ехать, если ты воспользуешься троллейбусом маршрута номер четырнадцать.
Итак, разговорная речь — это спонтанная литературная речь, реализуемая в неофициальных ситуациях при непосредственном участии говорящих с опорой на прагматические условия общения.
Языковые особенности разговорной речи столь существенны, что породили гипотезу, согласно которой в основе разговорной речи лежит особая система, не сводимая к системе кодифицированного языка и не выводимая из нее. Поэтому во многих исследованиях разговорную речь называют разговорным языком. Эту гипотезу можно принимать или не принимать. Во всех случаях верным оста ется то, что разговорная речь по сравнению с кодифицированным языком имеет свои особенности. Рассмотрим основные из них.
Фонетика. В разговорной речи, особенно при быстром темпе произношения, возможна гораздо более сильная, чем в коди фицированном языке, редукция гласных звуков, вплоть до полного их выпадения.
В области согласных главная особенность разговорной речи — упрощение групп согласных.
Многие фонетические особенности разговорной речи действу ют в совокупности, создавая весьма «экзотический» фонетический облик слов и словосочетаний, особенно частотных.
Морфология. Основное отличие разговорной морфологии заключается не в том, что в ней есть какие-то особые морфологи ческие явления (кроме уже упомянутых звательных форм обраще ния типа Маш, Маш-а-Маш трудно назвать что-либо еще), а в том, что некоторые явления в ней отсутствуют. Так, в разговорной речи крайне редко употребляются такие глагольные формы, как причас тия и деепричастия в своих прямых функциях, связанных с созда нием причастных и деепричастных оборотов, которые в работах по синтаксической стилистике справедливо характеризуются как сугубо книжные обороты. В разговорной речи возможны только такие причастия или деепричастия, которые выполняют функции обычных прилагательных или наречий и не являются центром причастных или деепричастных оборотов, ср. знающие люди, решающее значение, прилегающее платье, дрожащий голос, блестящее стекло; лежала не вставая, не измеряя налила полную чашку, шла не сворачивая, пришли в одно время не сговариваясь, отвечает не задумываясь. Отсутствие деепричастий в разговорной речи имеет для нее одно важное синтаксическое следствие. Те отношения, которые в кодифицированном языке передаются деепричастием и деепричаст ным оборотом, в разговорной речи оформляются совершенно не терпимой в кодифицированном языке конструкцией с двойными неоднородными глаголами, ср. Я вчера вообще лежала головы, под нять не могла //; Напишите две фразы не поленитесь //; Я тут обложилась словарями сидела //; И потом манера такая / сделала и ничего не уберет уходит // (ср. кодифицированное уходит, ничего не убрав).
Синтаксис. Синтаксис — это та часть грамматики, в которой разговорные особенности проявляют себя наиболее ярко, последовательно и разнообразно. Черты разговорного синтаксиса обнаруживаются прежде всего в области связи слов и частей слож ного предложения (предикативных конструкций). В кодифициро ванном языке эти связи обычно выражены специальными синтак сическими средствами: предложно-падежными формами, союзами и союзными словами. В разговорной речи роль таких синтаксичес ких средств не столь велика: в ней смысловые отношения между словами и предикативными конструкциями могут устанавливаться на основе лексической семантики соединяемых компонентов, при мером чего является именительный падеж существительного, кото рый может употребляться, как видно из многих уже приведенных примеров, на месте многих косвенных падежей. Языки с явно вы раженными синтаксическими связями называются синтетически ми, языки, в которых связи между компонентами устанавливаются с опорой на лексико-семантические показатели компонентов, назы ваются аналитическими. Русский относится к синтетическим язы кам, однако ему не чужды и некоторые элементы аналитизма. Имен но тенденция к аналитизму представляет собой' одно из важнейших отличий разговорного синтаксиса от кодифицированного. Сви детельством такой тенденции являются следующие разговорное синтаксические структуры.
1) Высказывания с именительным падежом существительного в тех позициях, которые в кодифицированном языке может зани мать только существительное в косвенных падежах. К таким вы сказываниям относятся:
— высказывания с существительным в именительном падеже при глаголе, это существительное часто выделяется интонационно в отдельную синтагму, но вполне типично и без интонационного выделения: Следующая / нам сходить // (нам сходить на следую щей остановке); Майка эта темная / покажите мне / / (покажите мне эту темную майку); Ты живешь второй этаж? — Это я раньше второй / теперь пятый // (ты живешь на втором этаже? — это я раньше жил на втором, а теперь — на пятом); У них сын физтех кажется / а дочь университет филфак ромгерм // (у них сын учится в физтехе, а дочь в университете на романо-германском отделении филфака);
— отрицательные эквиваленты бытийных предложений, в ко торых именительный падеж существительного выступает на месте кодифицированного родительного падежа: Ручка / у вас нет / телефон записать? // (у вас нет ручки?); Редиска есть? — Редиска нет / завтра привезут // (редиски нет);
— высказывания с существительным в именительном падеже в функции определения при другом существительном: Он купил шкаф / карельская береза // (он купил шкаф из карельской березы); Мне подарили чашку / тонкий фарфор // (чашку из тонкого фарфора); У нее шуба песцовые лапки // (шуба из песцовых лапок);
— высказывания с существительными в именительном паде же в функции именной части сказуемого (в кодифицированных высказываниях в этой позиции употребляются косвенные падежи): Она из Казани? — Нет / она Уфа // (она из Уфы); Ваша собака / какая-порода? // (ваша собака какой породы?);
— высказывания с существительным в именительном падеже в функции подлежащего при сказуемых — предикативных наречи ях на -о: Слишком крепкий чай / вредно //; Лес / приятно //. Эти высказывания не имеют прямых эквивалентов в кодифицирован ном языке, их смысл примерно такой: «Вредно пить слишком крепкий чай»; «Приятно гулять в лесу».
2) Высказывания с инфинитивом, обозначающим целевое назна чение предмета, названного существительным: Надо купить кеды / бегать // (купить кеды, чтобы бегать в них по утрам); В переднюю нужен коврик / ноги вытирать // (в переднюю нужен коврик, чтобы вытирать ноги).
3) Высказывания с разговорными номинациями. В разговорной речи существуют особые способы обозначения предметов, лиц и т. п., то есть особые способы номинации. Для понимания синтаксиса раз говорной речи во внимание должны быть приняты номинации, построенные по таким схемам: а) относительное местоимение + ин финитив (чем писать, куда ехать, что надеть), б) относительное мес тоимение + существительное в именительном падеже (где метро, чья машина), в) относительное местоимение + глагол в личной фор ме (что принесли, кто приехал), г) существительное в косвенном падеже с предлогом, называющее характерный признак обозначае мого (о человеке: в плаще, в очках, с зонтиком), д) глагол в личной форме с объектным или обстоятельственным распространителем, обозначающим характерное действие лица (двор убирает, газеты разносит). В разговорной речи номинации такого типа без каких-либо специальных синтаксических средств включаются в высказы вание в роли любого присущего номинации-существительному члена предложения:
Дай мне во что завернуть //; Не забудь мыло и чем выте реться II; У тебя нет / куда яблоки положить //; Где мы в прошлую зиму катались на лыжах / перегородили / там стройка какая-то //; Чья посылка / подойти сюда / /; Возьми салфетки / где посуда //; Позови на день рождения с курса и Мишку / /; Мусор убирает / не приходила? Напротив живет / замуж, выходит //; С Катей кончала / хочет в кино сниматься //.
В кодифицированном языке такие номинации могут функцио нировать не на аналитической, а только на синтетической основе, оформляясь специальными синтаксическими средствами, ср.: У тебя нет какого-нибудь пакета, куда яблоки можно положить; То мес то, где мы в прошлую зиму катались на лыжах, перегородили; Возьми салфетки в шкафу, где посуда стоит и т. п.
4) Как аналитическую можно рассматривать и такую извест ную и по грамматикам кодифицированного языка конструкцию, как бессоюзное сложное предложение. В сложном предложении уста навливаются определенные смысловые отношения между состав ляющими это предложение частями — предикативными конструк циями. В союзном сложном предложении эти отношения выража ются специальными синтаксическими средствами, прежде всего сочинительными или подчинительными союзами или союзными сло вами, ср.: Я должен сходить в аптеку, потому что мне нужно купить аспирин. В бессоюзном сложном предложении эти отноше ния устанавливаются на основе лексико-семантического содержания соединяемых предикативных конструкций: Зайду в аптеку / аспи рин мне нужен, где причиненные отношения «выводятся» из семан тики слов аптека — место, где продают лекарства, и аспирин — одно из лекарств. Именно разговорная речь является основной сферой употребления бессоюзных сложных предложений. В ней возможны такие предложения, которые в кодифицированных разновидностях языка вообще не встречаются: Быстро до метро добежали / вы мокли все-таки // (Хотя быстро до метро добежали, но вымокли все-таки); Я завернула за угол / Ирина с мужем идет // (Заверну ла и увидела, что Ирина с мужем идет); Вот такую мне шубу хочется / женщина прошла // (...шубу, которая на прошедшей мимо женщине); Я устала / еле ноги волочу // (Я так устала, что еле ноги волочу).
Широко представлены в разговорной речи такие бессоюзные сложные предложения, в которых обосновывается правомерность той или иной информации, вопроса и т. п.: Елки уже продают / я проходил // (Я проходил там, где обычно торгуют елками, и поэто му могут сообщить, что елки уже продают); Елки продают! Ты ведь там был сегодня // (Ты был там, где обычно продают елки, и поэтому можешь ответить на вопрос, началась ли торговля елками).
Кроме аналитических конструкций «синтаксическое лицо» раз говорной речи во многом определяет то, что в традиционных грам матиках называется неполными предложениями. Неполными яв ляются предложения с незамещенными синтаксическими пози циями, которые являются сигналом того, что необходимый для коммуникации смысл должен быть извлечен либо из контекста, либо из ситуации, либо из общего для говорящих опыта, общих знаний — фоновых знаний. Неполные предложения столь харак терны для разговорной речи, что существует даже мнение о том, что в разговорной речи вообще нет полных предложений. Если в этом утверждении и есть преувеличение, то оно явно небольшое. Ср.: (на кухне кипит чайник) Закипел // Выключи //; (в машине некоторое время назад А. объяснял шоферу, где надо сворачивать на другую улицу) А. Ну вот сейчас // (сворачивай); (А. ставит горчичники Б.) Б. Пониже давай // (А., Б., В. и другие лица обычно ходят обедать вместе в два часа, время — без пяти два. А. обраща ется ко всем) Так как? (собираетесь ли вы идти обедать?); (А. обычно приходит домой с работы в определенное время, на этот раз при шел позже, Б., открывая дверь) Что? (что случилось, почему за держался?); (А. только что вернулся из театра) Б. Ну как? (понра вился ли спектакль?).
Характерной чертой разговорной речи являются высказыва ния не с одной, а с несколькими незамещенными позициями, смысл которых может устанавливаться как из ситуации, так и из фоно вых знаний:
(А. и Б. бегут на электричку — ситуация, известно, что в дан ное время электрички ходят часто — фоновые знания. А. к Б.). Не надо / скоро // (не надо бежать на эту электричку, потому что скоро пойдет следующая); (А. что-то пишет — ситуация, время обе да — фоновые знания. Б. и А.) Кончай / иди // (кончай писать и иди обедать).
И, наконец, еще один круг синтаксических особенностей раз говорной речи — это многочисленные и своеобразные способы вы деления в предложении наиболее важных для понимания смысла предложения компонентов. Для этих целей используются:
— особый разговорный 'порядок слов, когда два непосредст венно связанных слова могут быть разделены другими словами: Красных купи мне / пожалуйста / стержней // (красных стерж ней для ручки);
— разного рода специальные слова — актуализаторы (местоиме ния, отрицательные или утвердительные частицы): Он что / уже в школу идет? //; Ты завтра / да? уезжаешь? //; Он летом / нет / к нам приедет? //;
— повтор актуальных компонентов: Я по Волге этим летом поеду I/ По Волге //.
Лексика. В разговорной речи почти нет каких-то особых неизвестных в кодифицированном языке слов. Ее лексические осо бенности проявляются в другом: для разговорной речи характерна развитая система собственных способов номинации (называния). К числу таких способов относятся:
— семантические стяжения с помощью суффиксов: вечёрка (вечерняя газета), самоволка (самовольная отлучка), маршрутка (маршрутное такси), комиссионка (комиссионный магазин), гази ровка (газированная вода);
— субстантивированные прилагательные, вычленившиеся из определительных словосочетаний путем опущения существитель ных: прокатка (прокатный цех), генералка (генеральная репети ция), лабораторка (лабораторная работа), Тургеневка (Тургенев ская библиотека);
— семантические стяжения способом устранения определяе мого: диплом (дипломная работа), мотор (моторная лодка), тран зистор (транзисторный приемник), декрет (декретный отпуск);
— семантические стяжения способом устранения определяю щего: вода (минеральная вода), Совет (Ученый совет), сад, садик (детский сад), песок (сахарный песок);
— глагольные сочетания — конденсаты (стяжения): окончить (учебное заведение), поступать (в учебное заведение), отметить (праздник), снять (с занимаемой должности);
— метонимии: тонкий Платонов (тонкий том А. Платонова), длинный Корбюзье (здание архитектора Корбюзье), быть на Фаль ке (на выставке художника Р. Фалька).
Особое место среди лексических разговорных средств занимает имя ситуации. Имя ситуации — это конкретное существительное, которое в определенном микроколлективе может обозначать какую-то актуальную для данного коллектива ситуацию: (в ситуации хло пот по установке телефона возможно высказывание) Ну как / кон чился твой телефон? (т. е. хлопоты по установке телефона); В этом году мы яблоки совсем забросили / / (заготовку яблок на зиму).
Основной, если не единственной, формой реализации разго ворной речи является устная форма. К письменной форме разго ворной речи можно отнести только записки и другие подобные жан ры. Так, сидя на собрании, можно написать приятелю Уйдем? — и в условиях данной ситуации и соответствующих фоновых знаний (необходимо куда-то успеть) будет ясно, о чем идет речь. Сущест вует мнение, что все особенности разговорной речи порождаются не условиями ее реализации (спонтанность, неофициальность, пря мой контакт говорящих), а именно устной формой. Другими словами, считается, что нечитаемые официальные публичные устные текс ты (доклад, лекция, радиобеседа и т. п.) строятся так же, как и неофициальные спонтанные. Так ли это? Вне всякого сомнения, вся кий устный публичный текст, не читаемый «по бумажке», имеет., свои существенные особенности. Известная исследовательница уст ных текстов О. А. Лаптева, которой и принадлежит версия об устности как ведущем признаке некодифицированных текстов, спра ведливо отмечает особый, неизвестный письменным текстам, ха рактер членения любых устных нечитаемых текстов. Вот ее при мер фрагмента одной устной лекции:
Э-э // как / после того / как было / в пифагорейской школе открыто / явление / несоизмеримости / двух отрезков / э-это / в-в математике // возник очень серьезный кризис // С точки зре ния j математики / того времени / с одной стороны / все должно было измеряться числами / и таким образом / э / нали чие / того двух / из двух отрезков / которые нельзя соизмерить / вытекало / несуществование одного из них /ас другой стороны / было и понятно / что такое ясное / совершенно ясная / и очевид ная I прежде казавшаяся / абстракция / как скажем квадрат / ну или равнобедренный прямоугольный треугольник / э / совер шенно I э / ну вот / не выдерживают / / ну вот / не выдержи вают // ну вот оказываются не существующими / / в некотором смысле оказываются несуществующими //.
Однако, несмотря на немалые синтаксические особенности этого текста, вполне правомерным будет предположение о наличии в нем кодифицированной основы. Чтобы перевести этот текст в письмен ную форму, достаточно осуществить его несложное и очевидное редактирование, ср.:
«После того как в пифагорейской школе было открыто явле ние несоизмеримости двух отрезков, в математике возник очень серьезный кризис. С точки зрения математики того времени, с одной стороны, все должно было измеряться числами, и, таким образом, из наличия отрезков, которые нельзя было соизмерить, вытекало несуществование одного из них, а с другой стороны, было понятно, что такая прежде казавшаяся совершенно ясной и очевидной абстракция, как, скажем, квадрат или равнобедренный прямоугольный треугольник, в некотором- смысле оказывается несуществующей.»
Подлинные разговорные тексты при переводе их на кодифи цированную письменную основу требуют не редактирования, а имен но перевода, ср.:
Ты знаешь / вот это производственное обучение // Сашка просто молодец // Он же на этом / радио какой-то // Транзис тор у нас испортился // Он все там вынул-вытряхнул // Думаю I ну! А сделал // Все / / Говорит-играет //
Вот возможный письменный перевод этого текста:
Производственное обучение очень много дает в практичес ком плане (много дает человеку, очень полезно). Саша занимается радиоделом (специалист по радио, на радиопредприятии). И достиг больших успехов. Вот, например, у нас испортился транзистор. Он его весь разобрал. Я думала, что он и собрать не сможет (что он его сломал). А он все собрал и исправил. И приемник теперь исправно работает.
Легко видеть, что в переведенном тексте сохранен только смысл, грамматическая же и лексическая основа оригинала и перевода совершенно различны.
Итак, с точки зрения языковых особенностей следует разли чать устные кодифицированные и некодифицированные разговор ные тексты.
Какое же значение для культуры владения языком имеют из ложенные сведения о языковых характеристиках разговорной речи? Только одно: в условиях разговорного общения не надо бояться спон танных проявлений разговорной речи. И, естественно, надо знать, что это за спонтанные проявления, чтобы уметь отличить их от ошибок, которые, конечно же, могут быть и в разговорной речи: неправильные ударения, произношение, морфологические формы и т. п. Широко распространенное убеж дение в том, что культурные люди должны говорить во всех случа ях так же, как и пишут, является в корне ошибочным. Если следо вать этому убеждению, то легко попасть в положение тех «героев», о которых с большой иронией писал К. И. Чуковский в своей знаме нитой книге о языке «Живой как жизнь»:
«В поезде молодая женщина, разговорившись со мною, рас хваливала свой дом в подмосковском колхозе:
— Чуть выйдешь за калитку, сейчас же зеленый массив!
— В нашем зеленом массиве так много грибов и ягод.
И видно было, что она очень гордится собою за то, что у нее такая «культурная речь».
Та же гордость послышалась мне в голосе одного незнакомца, который подошел к моему другу, ловившему рыбу в соседнем пру ду, явно щеголяя высокой «культурностью речи», спросил:
— Какие мероприятия принимаете вы для активизации клева?»
§ 5. Прагматика и стилистика разговорной речи. Условия успешного общения
Функциональная разновидность кодифицированного литера турного языка «разговорная речь» являет собой пример коммуни кативного взаимодействия людей, и следовательно, показывает все нюансы целенаправленного поведения. Неофициальность обстановки общения, ситуативная обусловленность речи, ее спонтанность, мгновенность и симультанность (одновре менность) процессов речи-мысли затушевывают сложный харак тер этого феноменального человеческого поведения, которое во мно гом обусловлено социальными ролями участников, их психологи ческими особенностями, эмоциональным состоянием.
Начиная с античности исследователи разговорной речи разли чают такие ее формы, как диалог, полилог и монолог, признавая диалог «естественной» формой существования языка, а монолог — «искусственной» [49, 24—25; 51, 17—34]. Полилог — это разговор нескольких участников общения. Монолог — адресованная речь одного участника общения, например письмо, записка (письмен ные формы речи), рассказ, история. Проблемы полилога исследова тели, как правило, проецируют на диалог, определяя диалог как разговор более чем одного участника общения, в основном, устное межличностное вербальное взаимодействие.
Строение диалога определяется не столько правилами языко вого поведения людей, сколько канонами человеческого общения и индивидуальными особенностями мировосприятия говорящих, поэ тому диалог изучается не только лингвистическими Дисциплинами, но и другими науками. Особенно ценны для культуры речи откры тия в философии, культурологии, психологии, нейропсихологии. Так, именно диалог являет собой язык в понимании Гегеля: «сущест вующее для других самосознание, которое в этом качестве дано непосредственно и является всеобщим» [14, 478]. Ср. также: «два голоса — минимум жизни, минимум бытия... слово стремится быть услышанным»[6, 342—363]. Известно высказывание Э. Бенвениста о том, что человек был создан дважды: один раз без языка, другой раз — с языком [7]. Таким образом, задолго до выводов современ ной нейропсихологии философы пришли к мысли о диалоговом ха рактере сознания, о явлении чистого Я в речи (ср. внутреннюю форму слова «сознание»). Таким образом, сознание (и речевое творчество) всегда адресно. М. М. Бахтин ввел понятие «высшей инстанции ответного понимания», «нададресата», который поймет говорящего во всяком случае, поможет раскрытию авторского замысла [6, 323]. Для понимания сущности разговорной речи важен следующий вы вод: говорящий человек всегда заявляет о себе как о личности, и только в этом случае возможно установле ние контакта в общении с другими людьми. В каждом высказывании говорящий предстает как человек с определенными этническими, национальными, культурными характеристиками, обнаруживая свои особенности мировосприятия, этические и цен ностные ориентиры.
1. Необходимым условием возникновения диалога и успеш ного его завершения является потребность в общении, в явном виде не выраженная языковыми формами, ^коммуникатив ная заинтересованность (по определению М. М. Бахтина). Заинтересованность в общении не может быть охарактеризована вполне в терминах лингвистики, так как она находится в сфере действия сил социальной гармонии и правил поведения (при сим метричных или асимметричных социальных отношениях). Однако на уровне отношений между участниками диалога коммуникатив ная заинтересованность устанавливает паритетность вне зависимости от социального статуса и ролей. Так, на заинтересо ванность в общении и равные права в диалоге не влияют: а) глубина знакомства (близкие друзья, знакомые, незнакомые); б) степень социальной зависимости (например, главенство отца, подчиненное положение в коллективе); в) эмоциональный фон (благожелатель ность, нейтральность, неприязнь). В любом случае при заинтересо ванности имеет место согласие «внимать», «солидарность». И это первая ступень к успешному завершению разговора.
Успешность речевого общения — это осуществление ком муникативной цели инициатора (инициаторов) общения и до стижение собеседниками согласия.
2. Следующее важное условие успешного общения, правильно го восприятия и понимания — настроенность на мир собеседника, близость мировосприятия говорящего и слуша ющего. Л. П. Якубинский определил это как близость апперцепци онной базы говорящих [51, 17—34]. М. М. Бахтин называл это явле ние апперцептивным фоном восприятия речи [6, 291—293]. Про шлый жизненный опыт собеседников, сходные интересы и куль турные каноны рождают быстрое взаимопонимание, которое выра жается стремительной сменой реплик, такими паралингвистическими средствами, как мимика, жесты, тон, тембр голоса. В интим ной речи при полном доверии и искренности предвосхищение от ветной реакции слушающего очевидно и естественно; в других жан рах успешность речевого общения определяется умением говоря щего представить мир слушающего и в соответствии с этим органи зовать свою речь (начиная с обращения, интонационного рисунка высказывания, порядка слов, выбора семантико-синтаксической структуры предложения, экспрессивных средств разных уровней, этикетных формул). Это способствует возникновению у собеседни ка благожелательного внимания, а также активизирует все состав ляющие культурного понимания речи, коммуникативные ожида ния и ассоциации; открытость к любой позиции говорящего, готов ность принять все доводы, предвосхищение смысла каждой фразы и дальнейшего хода разговора. При близости апперцепционной базы активный характер процесса понимания и со стороны говорящего, и со стороны слушающего не проявляется отчетливо, так как ин терпретация интерпретации не требует усилий. Ср. высказывание М. К. Мамардашвили: «Даже из нашего опыта мы знаем, чтб дру гой человек понимает тебя, если уже понимает. Понимание случа ется тогда, когда помимо ряда словесно-знаковых форм присутст вует дополнительный эффект сосуществования какого-то «поля» [цит. по:-52, 105].
На знании «в чем дело» держатся такие явления речи, как намек, догадка, различные способы проявления категории опреде ленности / неопределенности, референтная отнесенность; ср. тон кое наблюдение Е. Д. Поливанова: «Мы говорим только необходи мыми намеками» [36, 196].
Таким образом, данное условие успешного речевого общения также в значительной степени находится вне компетенции лин гвистического анализа, так как коренится в прошлом опыте жизни собеседников и в практике «использования» языка.
Речевые формы правильной настроенности на мир слушаю щего самые различные: вид обращения, интонация, тембр голоса, темп речи, полторы, особые средства выражения отношения гово рящего к предмету речи (эпитеты, оценочные наречия, вводные слова и предложения), к собеседнику, намеки, аллюзии, эллипсис; имп лицитные (или, наоборот, эксплицитные) способы передачи инфор мации, паузы, молчание и т. п.
3. Главным условием успешного речевого общения является умение слушателя проникнуть в коммуникативный замысел (намерение, интенцию) говорящего. Поскольку коммуникативное намерение формируется на довербальном уровне речи-мысли, а постижение смысла сказанного про исходит параллельно линейному развертыванию высказывания, слушатель проделывает огромную работу по интерпретации рече вого потока и «реконструкции» замысла говорящего, по переосмыс лению ранее сказанного и понятого, по соотнесению своей «модели» понятого с реальными фактами и линией поведения собеседника. Эта «работа» так же мгновенна, симультанна и биологична по своей сути, пак и процесс говорения, поэтому здесь естественны индиви дуальные различия. Основы изучения речевой деятельности были заложены в 30-е гг. в работах Л. С. Выготского и его учеников [12]. В 20—30-е гг. Л. В. Щерба в своих докладах, лекциях и статьях подчеркивал, что процессы говорения и понимания не только психофизиологически обусловлены, но имеют и социальную природу, являются «социальным продуктом» [49, 24—39].
При всех тонкостях индивидуального восприятия речи гово рящий и слушающий исходят из следующих предполагаемых фак тов (положений теории речевой деятельности): а) логические струк туры и языковые конструкции не полностью соотносительны, т. е. равны друг другу; существуют законы невыражения структур мысли [11; 30, 317; 24, 69—83]; б) существуют явные и неявные способы выражения смысла [24; 18, 25; 23]. В разговорной речи невыражение смысловых фрагментов и выборочное отражение «положения дел» или «картины мира» — типичное явление: именно в этой функ циональной разновидности имеет место самое сложное взаимодей ствие между говорящим и слушающим, самое жесткое требование ситуативного речевого поведения, наиболее активный и творческий характер понимания речи.
Процессы понимания находятся в центре внимания многих лингвистических дисциплин: когнитивной лингвистики, функцио нальной лингвистики, теории речевого воздействия, теории рече вых актов (ТРА), прагматики, психолингвистики, культуры речи и др. Главный вопрос в речевом общении: каким образом связаны и как участвуют в организации высказывания и речевого потока в целом (и его понимании) значение языковых единиц, синтаксичес кие конструкции, мнение говорящего и его отношение к адресату, эмоции и ассоциации. Выражение «Мысль изреченная есть ложь» вполне соответствует тому действительном положению, когда со держание речевого общения всегда шире значения всех языковых элементов и знание их значений не является гарантией успешного понимания.
Задача создания «грамматики» говорящего и слушающего, ко торую выдвигал Л. В. Щерба в начале века, остается пока не вы полненной. Тем не менее ученые разных направлений пришли к выводу, что смысловые блоки формируются (и извлекаются) на ос нове определенных сочетаний языковых единиц, что по комбина ции языковых единиц можно судить о фоновых знаниях говоряще го, его памяти, способах использования знаний, о передаваемой информации, компонентами которой могут быть знания, убежде ния, ценностные ориентиры, общепринятые мнения, установки, желания, оценки, эмоции. Как единицу содержательной структуры речи-мысли Т. А. ван Дейк предлагает «конструкцию знаний» — фрейм [16, 123 и далее]. Дж. Лакофф — гештальт. Практических рекомендаций фреймового представления той или иной ситуации, факта, события для культуры речи, естественно, дать невозможно: любой фрейм или гештальт мысли-восприятия (и конкретная язы ковая модель) будут беднее реального смысла, понятия, включаю щего всегда нетривиальным образом эмотивные и оценочные компоненты, которые составляют суть языковой ком петенции и основу владения языком.
Понятие языковой (коммуникативной) компетенции — централь ное понятие коммуникативного взаимодействия. Ср. у Ю. Д. Апреся на: «владеть языком значит: (а) уметь выражать заданный смысл разными (в идеале — всеми возможными в данном языке) способа ми (способность к перефразированию); (б) уметь извлекать из ска занного на данном языке смысл, в частности — различать внешне сходные, но разные по смыслу высказывания (различение омони мии) и находить общий смысл у внешне различных высказываний (владение синонимией); (в) уметь отличать правильные в языковом отношении предложения от неправильных» [1, 8].
Коммуникативная компетенция предполагает знание социокультурных норм и стереотипов речевого общения. Так, владеющий этими нормами знает не только значение единиц разного уровня и значе ние типов комбинаций этих элементов, но и значение тексто вых социальных параметров; например, знает приемы диалогизации речи (умеет употреблять обращения в различных фор мах, умеет искренне выразить свою оценку того или иного факта или события, что обычно вызывает отклик, ответное сопережива ние), умеет прогнозировать эмотивные реакции собеседников, зна ет средства интимизации общения. Большую роль при этом играет знание говорящим известных адресату выражений с «приращен ным» смыслом, прошедших в различных речевых ситуациях про цесс «вторичного означивания»: афоризмов, пословиц, поговорок, текстовых клише, прецендентных текстов, аллюзий, например: посчитали — прослезились; Я сказал! (поговорка Глеба Жеглова в к/ф «Место встречи изменить нельзя»); дамоклов меч; ахиллесова пята; домашняя заготовка (в игре «КВН»); поезд ушел; хотели как луч ше, а получилось как всегда; я другой такой страны не знаю; ши нель Акакия Акакиевича; не по хорошу мил, а по, милу хорош; парад победителей. Аллюзии и прецендентные тексты в речи гово рящего свидетельствуют о высокой степени владения социальными нормами языка; реакция на них собеседника однозначно предоопределена национальными, культурными традициями, «народной смеховой культурой».
Важно понять, что языковая (коммуникативная) компетенция, помогая слушающему распознать «истинные иерархии» [17] в вы сказывании, тексте, позволяет соотнести уместность того или иного языкового факта (слова, выражения, синтаксической модели) с замыслом говорящего. Это можно назвать залогом адекватного понимания.
4. Успешность общения зависит от способности говорящего варьировать способ языкового представления того или иного реального события. Это в первую очередь связано с возможностью различной концептуали зации окружающего мира. Мировосприятие индивидуума и сло жившиеся мыслительные категории обусловливают такие катего рии языка, которые формальными средствами разных уровней языковой системы обозначают какое-либо понятие о мире. Эти категории называются функциональными, так как они показыва ют язык в действии. В языке существуют функциональные кате гории различных рангов, например бытийности, характеризации, квалификации, идентификации, оптативности, определенности, ло кации и т. д.
Говорящий формирует высказывание и текст в целом. Он фор мирует св.ой стиль письменной речи, «точку зрения» при отраже нии в речи каких-то событий, явлений, фактов, фрагментов «кар тины мира». Роль говорящего проявляется и в способе линейной организации речи, в выборе главного «участника действия»; напри мер, синтаксическая позиция в начале предложения предназначе на для обозначения того, о чем (о ком) говорится в предложении, то есть для темы высказывания; и от того, что именно говорящий де лает темой, зависит вид синтаксической конструкции и ее смысл. Ср.: Волна захлестнула лодку; Лодку захлестнуло волной; Лодку захлестнуло.
Кроме различных способов «сценарного» представления реаль ных событий, говорящий языковыми средствами всегда передает свое отношение к предмету речи, а также (прямо или косвенно) к адресату. Так, уменьшительно-ласкательные суффик сы имен существительных встречаются в речи, если адресат бли зок или симпатичен говорящему (или в каких-либо ситуациях гово рящий хочет продемонстрировать это); например (разговор подруг): Этот блузончик так идет к твоим фиалковым глазкам. Таким образом, в построении высказывания, в выборе слов, интонации говорящий всегда обнаруживает свой (типизированный или индивидуальный) взгляд на мир, и успешность речевого общения зависит от того, насколько этот взгляд согласуется с особенностями мировосприятия адресата или его точкой зрения по какому-либо вопросу. В языке существует набор стереотипизированных конструк ций, которые «подсказывают» реакцию собеседника; например: Страшно то, что...; Необходимо представить себе...; Важно то, что...; Естественно...; Как известно; Вообще и т. д.
Говорящий строит свою речь с ориентацией на мир знаний ад ресата, приспосабливая форму подачи информации к возможностям ее интерпретации. Ср.: А. — Трава сухая. Б. — Ну и что? А. — Росы не было. Б. — Что это тебя волнует? А. — Дождь будет. Б. — Да?.' В данном фрагменте разговора показывается различие в осве домленности говорящего и адресата, поэтому для скорейшего пони мания говорящему следовало построить свою информацию в виде высказывания, выражающего причинно-следственные отношения между фактами. Это могли бы быть два простых предложения, или сложноподчиненное предложение, или бессоюзное сложное; напри мер: Росы нет — дождь будет; Трава сухая вечером — к дождю.
Основное правило поведения говорящего — это иерархизация содержания сообщаемого, которая должна основываться на осве домленности .говорящего в том или ином вопросе; сначала сообщается та информация, которая может быть использована при интер претации последующей. Личность адресата (а при полилоге — ха рактер аудитории) обусловливает и стилистику информации. Ср. показанный Б. Шоу в пьесе «Пигмалион» эпизод с неуместной, в светском обществе исчерпывающей «сводкой погоды», которую со общила Элиза Дулитл вместо мимолетных замечаний.
Тема разговора «диктует» говорящему способы ее представления в речи. Так, темы патриотизма, личности и общества, долга, любви требуют особой лексики, средств субъек тивной авторской модальности, отличных от тех, которые могут быть употреблены при обсуждении кулинарных рецептов или в рассказе о шумном застолье.
Взаимопонимание, правильное истолкование позиции говоря щего по какому-либо вопросу возможно только в том случае, если речь является воплощением чувства-мысли, если она образна, ис кренна, эмоциональна, находит отклик у собеседника. И если пси хологи и нейрофизиологи экспериментально доказывают совмест ную актуализацию при восприятии речи «зон знания», «памяти», «эмоций», то философы пришли к аналогичным выводам логичес ким путем: «Познание и ценностное отношение составляют две не разрывные и равные по своему значению стороны <...> к челове ческому сознанию следует подходить не только как к знанию, но и как к отношению <...> Познание является основой переживания любого объекта, как и, наоборот, интерес, страсть по отношению к объекту повышают эффективность его познания» [31]. Н. Д. Арутю нова, объясняя широкое прагматическое значение глаголов пола гать и видеть процессами «сферы рассудка», замечает: «Во внут реннем мире человека нет четких границ, разделяющих ментальную и эмоциональную сферы, волю и желания, перцепции и суж дения, знания и веру» [2, 7). Следовательно, мир знаний и у говоря щего, и у адресата всегда опосредован эмоционально-оценочной палитрой и ассоциативными рядами. Это делает невозможным не индивидуальное, обобщенно-нейтральное выражение: «... выразиться «нейтрально» оказывается невозможным» [8, 9].
Напомним читателю мысль Л. Н. Толстого: никогда никакими силами нельзя заставить человечество познать мир через скуку.
Таким образом, для успешного речевого общения говорящий не должен стремиться сообщить собеседнику только факты, «голую правду», объективную истину: он все равно обнаружит свое мне ние. Следует, напротив, сознательно соединять «прямое» общение (информацию) и «косвенное», облекая сообщение в «оболочку», «флер» собственного осмысления, которое ищет сочувствия у адре сата. Это может быть ирония, юмор, парадокс, символ, образ. Такая речь — всегда поиск согласия.
5. На успешность речевого общения влияют внешние обстоятельства: присутствие посторонних, канал общения (например, телефонный разговор, сообщение на пейджер, записка, письмо, беседа с глазу на глаз), настроение, эмоциональный на строй, физиологическое состояние — все это может предопреде лить судьбу разговора. Различают общение контактное — дистантное; непосредственное — опосредованное; устное — письменное. Общение будет более успешным, если оно протекает в устной фор ме, собеседники находятся наедине. Но даже благоприятные обсто ятельства еще не гарантия успеха, согласия. Разговор «творят» ре чевые отрезки (реплики), паузы, темп, жесты, мимика, взгляды, позы, разговор развивается во времени, и каждая последующая реплика «наслаивается» на все сказанное ранее, взаимодействует с ним, и результат этого взаимодействия непредсказуем. Атмосфера диалога становится не менее существенной, чем его содержание, и потому «стихия» разговора все более увлекает собеседников.
7. Важным компонентом успешного речевого общения являет ся знание говорящим и норм этикетного ре чевого общения. Вне зависимости от формул вежливости, в языке есть определенный набор высказываний, закрепленный традицией использования языка, которые «предписывают» адреса ту определенную форму ответа. Например, для людей, владеющих языком, не представляет трудности толкование вопроса Как ваши дела? Существует стереотип ответа, речевое этикетное поведение в качестве реакции на выражения Как ваши дела? Как вы поживае те? и тому подобные. В конкретных ситуациях общения слушатель правильно понимает коммуникативную цель говорящего, даже если высказывание не шаблонно, и в соответствии с этим строит ответ ную реплику. Так, фраза Холодно с интонацией понижения тона может означать исходя из коммуникативных намерений говоряще го: 1) просьбу закрыть окно; 2) информацию о низкой температуре на улице; 3) предупреждение адресата («Нельзя купаться!»; «Ты легко одет»); 4) жалобу на озноб, плохое самочувствие; 5) сигнал в игре «горячо—холодно»; 6) объяснение причин каких-либо дейст вий, например, заклеивания окон, укутывания детей.
Этикетное речевое поведение жестко предопределено не толь ко «традиционными» вопросами, но и обстоятельствами разговора, тональностью общения, его стилистикой. Основное правило для от ветного высказывания адреса: реплика должна вписываться в «кон текст» диалога, т. е. быть уместной. Для этого каждому владе ющему языком необходимо знать смысл «небуквальных выраже ний», т. е. выражений, смысл которых не выводится из значений составляющих их словоформ; например, на просьбу Не могли бы вы передать хлеб? или Вы не передадите хлеб? адресат должен отве тить: «Да, пожалуйста», но не «могу (не могу)» или «передам (не передам»)». Согласно этим правилам цветочница Элиза Дулитл из пьесы Б. Шоу «Пигмалион» на замечание «Прекрасная погода, не правда ли?» должна была ответить фразой, не только лингвистически безупречно построенной, но и в эстетическом и социокультурном отношении признанной «типовой».
8. Условия успешного речевого общения коренятся и в соот ветствии планов и схем речевого поведения собеседников, в основе которых лежит определенный уровень человеческих отношений и социального взаимодействия.
Традиция изучения языка как деятельности идет от Аристо теля: разделяя в своей «Риторике» ораторские речи на три типа, он показывает, что существует связь типов ситуаций общения с социокультурными сферами человеческой жизни. Но в отличие от рито рики, где изначально предполагается взаимообусловленность речи, этических норм и поступков, при исследовании разговорной речи далеко не всегда во главу угла ставится концепт «говорящий чело век» и, следовательно, реплики не квалифицируются как речевое поведение. Тем не менее обмен репликами подчинен строгим пра вилам диалога как процесса, где каждая реплика разговора предопределяет последующую и обусловливает течение разговора.
Насколько реально осуществление планов ведения диалога? Даже тщательно продуманный ход разговора и предусмотренный порядок обмена мнениями не всегда приводит к согласию собесед ников и удачному завершению разговора. Этот феномен вызвал сравнение диалога со «стихией», с рекой, в которую нельзя войти дважды. Ср.: «... естественный разговор никогда не бывает таким, каким мы его хотели провести. Точнее будет сказать, что мы ока зываемся в состоянии разговора, или даже впутываемся в него... Достигнутость или недостигнутость понимания — то, что происхо дит с нами» [13, 466].
Таким образом, к успеху в диалоге ведет успешный прогноз восприятия слушателем реплик говорящего, умение говорящего предугадать общий замысел интерпретации слушателя и страте гию его восприятия. При этом восприятие тоже должно оценивать ся как «поведенческий» акт. Пользуясь терминологией Л. Щербы, можно сказать, что в каждом конкретном случае моделирование «грамматики говорящего» — этапный момент в конструировании «грамматики слушающего», которая является определяющим фак тором эффективности в разговоре.
Наиболее целостным рассмотрением диалога в «человеческом измерении» является теория речевого, поступка М. М. Бахтина и постановка проблемы «типических форм высказы ваний, то есть речевых жанров». Ср.: «В каждую эпоху развития литературного языка задают тон определенные речевые жанры, притом не только вторичные (литературные, публицистические, научные), но и первичные (определенные типы устного диалога — салонного, фамильярного, кружкового, семейно-бытового, общест венно-политического, философского и др.)» [6, 256]. М. М. Бахтину принадлежат такие важные с методологической точки зрения от крытия, как категории «коммуникативная заинтересованность», «говорящий человек», «солидарность участников общения», «поиск согласия», «высшая инстанция ответного понимания», «активная роль Другого», «ритуальное речевое поведение», «игровая ситуация общения», «народная смеховая культура» и др. М. М. Бахтин уже в начале века назвал диалог (взаимодействие по крайней мере двух высказываний) реальной единицей языка-речи, конструктивной основой мысли [10, 137—138].
Попыткой обобщить условия успешного коммуникативного вза имодействия является теория речевых актов (ТРА). Главное вни мание в ТРА уделяется иллокуции — манифестации цели говоре ния; в определении иллокуции самый существенный момент — рас познавание коммуникативного намерения (по П. Грайсу); или «открытой интенции» (по Стросону) [21, 13—14]. Объектом исследований в TPА является акт речи, а не диалог. Создатели этой теории Дж. Остин, Дж. Р. Серль, П. Грайс, П. Р. Стросон предложили пере чень правил использования языка, поставили вопрос об исчисле нии речевых актов и о типологии коммуникативных неудач. Общий принцип говорящего и слушающего — принцип кооперации; язы ковая компетенция слушающего заключается прежде всего в зна нии им «разговорных максим» [15, 217]; с помощью этих максим говорящий стремится «обеспечить усвоение» [40, 130]. Однако без возможности контроля за результатом и учета хода диалога эти правила представляют собой лишь обобщение некоторых обязатель ных элементов речи («будьте настолько информативны, насколько это необходимо»; «не говорите ничего такого, что бы вы считали не соответствующим истине»; «говорите понятно»; «говорите то, что от носится к данной теме» — максима релевантности). ТРА не акценти ровала тему интерпретации, хотя П. Грайс обратил внимание на су ществование небуквальных значений выражений [15, 217—236].
Критики теории речевых актов отрицали возможность их ис числения из-за абстрактности их схем, оторванности от реальных социальных условий, неучтенности многих параметров их возмож ного употребления. Так, Д. Франк пришла к выводу, что интерпретативный процесс «никогда не может быть сведен к простому механическому применению правил; по своему характеру этот процесс ближе к конструированию правдоподобных гипотез, чем к логической де дукции» [43, 372]. Дж. Серль, один из авторов ТРА, в конце своего исследовательского пути фактически повторяет положения теории речевой деятельности и когнитивной лингвистики: мышление довербально, «язык является логически производным от интенциональности. Наша способность соотнести себя с миром посредством интенциональных состояний — мнения, желания и др. — биологически более фундаментальна, чем наша вербальная способность. Следова тельно, речь должна идти о проблеме объявления не интенциональности в терминах языка, а, наоборот, языка в терминах интенциональности» [35, 382].
Таким образом, успешность речевого общения зависит от же лания участников в форме диалога выразить свои мнения, жела ния, просьбы, сообщить что-либо и т. д.; от умения определить все личностные особенности коммуникантов, организовать в соответст вии с этим свои реплики, содержащие информацию по определенному вопросу, выражающие мнение, побуждение к действию или вопрос в оптимальной при данных обстоятельствах форме, на до стойном собеседников интеллектуальном уровне, в интересном ра курсе. (Подробнее о способах организации речи см. § 6 и 7.)
§ 6. Причины коммуникативных неудач
Языковая данность «речевое общение» во "многом формирует ся неязыковыми факторами и конструирует внеязыковые сущности: отношения, действие, состояние, эмоции, знания, убеждения и т. д. Поэтому и успешность речевого общения, и неудачи далеко не всегда зависят от выбора говорящими языковых форм.
Коммуникативные неудачи — это недостижение инициато ром общения коммуникативной цели и, шире, прагматических устремлений, а также отсутствие взаимодействия, взаимопони мания и согласия между участниками общения.
Линейное развертывание диалога (или полилога) обусловлено разнопорядковыми, но в то же время взаимосвязанными фактора ми, лингвистическими и экстралингвистическими процессами. Поэ тому поиск причин коммуникативных неудач должен вестись в раз ных сферах: в социально-культурных стереотипах коммуникантов, в их фоновых знаниях, в различиях коммуникативной компетенции, в психологии пола, возраста, личности. Кроме того, естествен но, негативное влияние на исход речевого общения могут оказы вать дистантность участников, присутствие посторонних лиц, об щение через записки, письма, пейджер, по телефону. Большую роль играют все особенности развития речевой ситуации, вплоть до со стояния коммуникантов и их настроения.
Кажущаяся аморфность, неосязаемость слагаемых речевого общения тем не менее позволяет выделить следующие неблагопри ятные факторы, приводящие к коммуникативной неудаче.
1. Чуждая коммуникативная среда сводит усилия участников общения на нет, так как в такой среде царит дисгармония, отсутствует настроенность собеседников на феноме нальный внутренний мир друг друга. В диалоговом общении при посторонних лицах собеседники чувствуют дискомфорт, мешающий им осознать себя в данной ситуации и определить тональность своего речевого поведения. Малая степень знакомства может усугубить дискомфортность и затруднит поиски «общего языка». В такой не благоприятной ситуации может оказаться студент, пришедший в гости к своему сокурснику в общежитие; подруга, навестившая по другу на ее работе. Вне зависимости от коммуникативного намере ния затруднено социальное взаимодействие, невозможна в полной мере «подача себя» в том или ином свойстве. Положение может ос ложняться отвлекающими моментами: вмешательством третьих лиц, вынужденными паузами, отвлечением от разговора по разным об стоятельствам. При полилоге в чуждой коммуникативной среде не возможно добиться согласия в беседе на любые темы из-за социаль ных, психологических различий, разницы в образовании, понимании нравственных норм, из-за разных интересов, мнений, оценок, зна ний собеседников.
Неполный речевой контакт (даже при заинтересованности в общении) может проявляться в низком темпе обмена репликами, высказываниях невпопад, неуместных шутках и эмоциональных реакциях (например, в иронии вместо сочувствия), неправильной интерпретации и в целом в «диссонансном» обмене репликами.
2. Серьезным основанием для отчуждения участников разго вора может быть нарушение паритетности общения. В данном случае также имеет место нарушение правила со лидарности, кооперации собеседников. Это проявляется в домини ровании одного из участников разговора: начиная с инициальной реплики один и тот же человек выбирает тему разговора, задает вопросы, перебивает собеседника, не дожидаясь сигналов воспри ятия и правильной интерпретации сказанного, превращая таким образом диалог в монолог. При этом определяющую роль играют такие факторы, как психологические черты участников общения, социальный статус, эмоциональные отношения, культурные навы ки. Ср. роль частицы что в вопросе: Ты, что, с нами пойдешь?
3. Коммуникативные замыслы собеседников не будут осущест влены, не возникнет согласие, если живое речевое общение будет pитуализовано. В ритуализованной реплике все прагмати ческие характеристики речи (кто — кому — что — почему — за чем) нивелируются: нарушается правило искреннего доброжела тельного отношения к собеседнику, т. е. этические нормы, а также имеет место употребление «набора слов» к случаю. Говорящий не проверяет «ценность» своего высказывания по вниманию слушате ля, его соучастию в разговоре, в создании содержательной канвы общения [28, 39]. Конструкции-клише типа Это мы уже проходи ли, расхожие суждения, безапелляционные высказывания — все это сужает сферу возможного употребления слов, практически ог раничивая ее шаблонными выражениями, в которых нет динамики чувства-мысли. В ритуализованных высказываниях (и диалогах в целом) нарушена живая нить разговора — связь говорящего и слу шающего: «я говорю», «тебе говорю»; адресат лишен возможности слышать открыто выраженную аргументацию, а говорящий скры вает свое мнение под «известным» мнением «всех».
4. Причиной нарушения контакта с собеседником и прекраще ния разговора может быть неуместное замечание в адрес слушателя по поводу его действий, личностных качеств, ко торое может быть истолковано как недоброжелательное отношение говорящего (нарушение правила кооперации, солидарности, реле вантности). Ср. широкое понимание неуместности у Цицерона: «Кто не считается с обстоятельствами, кто не в меру болтлив, кто хвас тлив, кто не считается ни с достоинством, ни с интересами собесед ников и вообще кто несуразен и назойлив, про того говорят, что он «неуместен» [44, 229]. Существуют разные приемы введения в текст диалога замечания «не по делу». Ср. гиперболу: «Петрушка, вечно ты с обновкой, С разодранным локтем» [Грибоедов]; (разговор с ребенком) — Не бери в рот грязь всякую! — Это не всякая, это куколкин чайник; ср. пример Т. М. Николаевой: Вы ведь все гда интересуетесь, сколько кому лет — (говорится лицу, всего однажды задавшему подобный вопрос) [32, 161].
Неуместность может быть .вызвана неспособностью говоряще го уловить настроение собеседника, определить ход его мысли. Это характерно для разговоров между малознакомыми людьми. В ини циальной реплике нередки случаи употребления личных и указа тельных местоимений в расчете на то, что слушатель знает, о чем идет речь; например: Они всегда так после курсов (попутчик свое му соседу в автобусе). — Кто? — Водители, говорю, неопытные. Дергает с места, поворот не отработан. — А... Ясно, что ход мыс лей слушателя был не такой, как у инициатора разговора. Отсюда — непонимание. Такая речь социально маркирована; кроме того, это характерно для женской речи.
Несовпадение социокультурных особенностей участников общения также может повлечь за собой неуместные фразы, приводя щие к коммуникативному провалу. Ср. юмористический финал диа лога, приведенного в статье Н. Н. Трошиной: «Коммерсант Майсль приезжает из Черновцов в Вену. Вечером он хочет пойти в Бургтеатр. Он спрашивает в кассе театра: «Ну что у вас сегодня на сце не?» — «Как вам будет угодно». — «Отлично! Пусть будет «Короле ва чардаша» [41, 89]. Если читатель знает, что Бургтеатр — это драматический театр и что «Как вам будет угодно» — пьеса Шекс пира, то коммуникативная неудача коммерсанта будет очевидна.
5. Непонимание и недостижение собеседниками согласия может быть вызвано целым рядом обстоятельств, когда коммуника тивные ожидания слушателя не оправдываются. И если устране ние причин неудачного общения, лежащих в сфере социокультур ных стереотипов, фона знаний, психологических пристрастий (при ятие / неприятие действий или черт характера собеседника), в прин ципе невозможно, то непонимание, вызванное низким уровнем языковой компетенции, преодолимо. Ср. диалог в трамвае между мате рью и дочерью, приехавшими в Москву из пригорода. Дочь: Даже хорошо, что я не поступила в техникум в Москве, а то бы каж дый денъ ездила туда-сюда. — Мать: А вечером приезжала бы на бровях. — Дочь: Почему на бровях? — Мать: Ну уставала бы очень. — Дочь: А почему «на бровях»-too? — Мать: Так говорят... (не знает, как объяснить). Мать не знает значения выражения «на бровях» — «(прийти, дойти, приползти) (прост.) — о пьяном: с тру дом, еле-еле добраться» [Ожегов С., Шведова Н., 1992. С. 58], поэто му употребляет выражение не к месту; дочери кажется, что она вообще никогда не слышала этого выражения. Здесь налицо типич ный случай невысокой степени владения языком: употребление ус тойчивых выражений не к Meet у, незнание точного значения слова. Другой тип ошибочного понимания или непонимания связан с неясностью для слушателя слов с абстрактным значением или слов-терминов, соответствующих специальным областям зна ний. Так, например, в ходе полилога (три участника разговора, кол леги, двое с университетским образованием) один из собеседников взглянул на часы и начал прощаться: «Мне с вами хорошо... Однако время не время, мне еще сегодня нужно заехать в одно место по делу... «Мы встретимся снова!» (строчка из популярной песни). — 2-й уч.: Танюш, не исчезай. — Куда я денусь, мы софеноменальны — 3-й уч.: Чего, чего? Софеноменальны? Не понял...» Слово софеноменалъны оказалось своего рода лакмусовой бумагой для определения мира знаний третьего участника полилога.
Дискомфорт общения, неправильная интерпретация и отчуж дение возникают в случае неправильной линейной организации вы сказывания. Синтаксические ошибки в согласовании, нанизывание падежей, усеченные предложения, недоговоренность, перескакива ние с одной темы на другую, пусть и близкую, — все это вызывает напряженность внимания и неосуществление коммуникативных ожи даний слушающего. Ситуация усугубляется быстрым темпом речи, паузами обдумывания (запинками). Если при этом говорящий ин формирует слушателя по теме, известной ему, то слушателю при ходится проделывать большую «работу» 'по домысливанию общей картины, а если тема сообщения неизвестна адресату, то говоря щий рискует оказаться непонятым. Иллюстрацией подобных ком муникативных неудач может служить диалог между двумя школь никами, когда один из них рассказывает приятелю о своих впечат лениях по поводу увиденного вчера боевика. А.: Он как жахнет его ... Ну я вообще ... — Б.: Кто? Кого? — А.: Ну этот, который внача ле ... — Б.: А тот? — А.: А что тот? Тот больше не лез ...
В обыденной речи неполнота высказываний и их контамина ция (наложение) «расшифровывается» с помощью интонационного рисунка реплики и сопутствующих обстоятельств. Однако не сле дует забывать, что языковое осмысление одних и тех же событий и фактов у разных людей различно, индивидуальна и манера речевого «сжатия», эллиптирования, поэтому попытки слушателя извлечь смысл из услышанной фразы могут быть на прасными. Ср. приведенный в повести И. Грековой «Кафедра» диа лог Дарьи Степановны (домработницы) с профессором Николаем Николаевичем (Энэн): «Особое своеобразие речи Дарьи Степанов ны придавали провалы и зияния, от которых многие фразы стано вились каким-то ребусом... Собеседник — не дурак же он! — сам должен был понимать, о чем речь. В эту априорную осведомлен ность каждого о ходе ее мыслей она верила свято-Больше всего любила передачу «Человек и закон». Невнима ния профессора к этому зрелищу понять не могла, осуждала:
— Все с книжками да с книжками, вот и прозевали. Про шпа ну шестнадцать тридцать. Жене восемь лет, наточил ножик — раз! Ее в реанимацию, три часа, умерла.
— Восемь лет жене? — с ужасом спрашивал Энэн.
— Все вы понимаете, слушать не хотите. Не жене, а ему во семь лет. Мало. Я бы больше дала.» [Цит. по 47, 68].
К коммуникативной дисгармонии и непониманию может при вести различие схем поведения участников диалога, что находит отражение в несвязности (фрагментарности) частей диалога, в не реализованной коммуникативной валентности реплик, неоправдан ных паузах.
§ 7. Коммуникативные цели, речевые стратегии, тактики и приемы
Речевое общение, будучи особым видом целенаправленного человеческого поведения, требует анализа таких типов речевого общения, которые могут рассматриваться как образцовые в аспек те культуры речи.
l. Мы предлагаем следующую классификацию типов речевого общения. По коммуникативной установке все речевые акты делят ся на два больших разряда: информативные и интерпретативные.
По модальной характеристике информативные диалоги вклю чают собственно информативные (или сообщения), дискутивные жанры и «предписывающие» виды общения. Инициальные репли ки и роль лидера в разговоре предопределяют следующий этап типологизации диалогов (см. § 8). Интерпретативные диалоги мож но разделить на следующие классы: целенаправленные и ненаправ ленные. Целенаправленные по модальной характеристике, в свою очередь, делятся на диалоги, формирующие оценочную модельность (например, беседы типа: А миг этот ситчик правится: он в спальне будет прекрасно смотреться), и диалоги, формирующие модаль ность другого типа (ср. например, ссоры, претензии, примирения). Ненаправленные диалоги различаются по тому, какой аспект лич ности реализуется в разговоре: Я-интеллектуальное, Я-эмоциональ ное, Я-эстетическое [3, 55].
2. Речевые стратегии выявляются на основе анализа хода диалогового взаимодействия на протяжении всего разговора. Мельчайшая единица исследования — диалоговый «шаг» — фрагмент диалога, характеризующийся смысловой исчер панностью. Число таких «шагов» в диалоге может быть различным в зависимости от темы, отношений между участниками общения и от всех прагматических факторов.
Как правило, стратегию определяет макроинтенция одного (или всех) участника диалога, обусловленная социальными и психологи ческими ситуациями. Стратегия связана с поисками общего языка и выработкой основ диалогического сотрудничества: это выбор то нальности общения, выбор языкового способа представления ре ального положения дел. Выработка стратегии осуществляется всегда под влиянием требований стилистической нормы.
Речевые стратегии соединяют в диалоге элементы игры и риту ального речевого поведения (традиционные реплики, паузы, пого ворки и «дежурные» топики, например о здоровье, о погоде). Игра — это также повторяющаяся модель речевого поведения в рамках стилистической нормы, она может быть сугубо стереотипной или представлять собой отступление от стереотипа поведения (ломка сте реотипа). Так, например ирония-отрицание в бытовом диалоге пред ставляет собой нетривиальную реплику: (разговор двух знакомых, которые давно не виделись): А. — Привет, Мариночка! — Б. — При вет, лапуля! — А. — Давно не виделись ... Ну, как Валя, Димочка? — Б. — У нас все по-старому. Растем понемножку. Как ты? — А. — А у нас — как везде... Сама понимаешь... — Б. — А так по виду вроде, ты процветаешь... — А. — Ага, процветаю цветочка ми на блузке.
По отношению участников диалога к такому принципу органи зации речевого общения, как солидарность, или кооперация, рече вые стратегии можно разделить на кооперативные и некооперативные.
К кооперативным стратегиям относятся разные типы информа тивных и интерпретативных диалогов; например, сообщение инфор мации (инициатор—активный участник диалога); выяснение истин ного положения вещей (спор, обмен мнениями по какому-либо во просу; активны все участники); диалоги с ожиданием ответной реп лики инициатором диалога и «диалоги», исключающие ответные реп лики (к первому разряду относятся просьба, совет, убеждение, увещевания; ко второму — требование, приказ, рекомендация). Точную характеристику виду диалога дают глаголы, прямо выявляющие цель речи инициатора, — прошу, советую, умоляю, требую и т. д.; выра жения благодарности, признания, в любви, извинения, выражение сочувствия, симпатии, дружеских чувств, комплименты.
К некооперативным стратегиям относятся Диалоги, в основе которых лежит нарушение правил речевого общения — доброже лательного сотрудничества, искренности, соблюдения «кодекса» доверия, например: конфликты, ссоры, перебранки, претензии, уг розы, проявление агрессии, злобы, ирония, лукавство, ложь, укло нение от ответа.
Речевые стратегии намечают общее развитие диалога, которое полностью выявляется только в заключительных репликах, потому что, напоминаем, правил «управления» разговором нет и любой параметр прагматических характеристик речевого общения может оказать существенное влияние на результат диалога. Кроме того, выбранные рамки стилистики общения диктуют «сюжетные пово роты» разговора и способы выражения. Ср. образное выражение семиолога Р. Барта: «...в каждом знаке дремлет одно и то же чудо вище, имя которому — стереотип: я способен заговорить лишь в том случае, если начинаю подбирать то, что рассеяно в самом языке».
3. Речевые тактики выполняют функцию способов осуществления стратегии речи: они формируют части диалога, груп пируя и чередуя модальные оттенки разговора (оценки, мнения, досаду, радость и т. п.). Так, например', в стратегии отказа в выпол нении просьбы может быть тактика: а) выдать себя за некомпе тентного человека (не способного к выполнению этой просьбы); б) сос латься на невозможность выполнения просьбы в данное время (на занятость); в) иронии; г) отказа без мотивировки; д) уклониться от ответа, не обещать ничего определенного; е) дать ясно понять, что не желает выполнять просьбу. Все эти тактики основаны на некооперативной стратегии речевого поведения участника общения. Вне зависимости от выбранных способов выражения согласие достигнуто не будет, инициатора общения ждет коммуникативная неудача. Ср. один из вариантов такого диалога: (телефонный разговор) А. — Оля, здравствуй! —Б. — Здравствуй, Люда! — А. — Я хотела с тобой поговорить, когда забирала Андрея из сада, по, говорят, тебя не было. Кто Алешу забирал? — Б.—Игорь сегодня рано освободился и рано его взял из сада, сразу после полдника. А что? — А. — Нина Ивановна попросила меня сколотить «бригаду» — там в спальне надо обои переклеить. Пойдем в субботу? — Б. — Нет, Люд, не пойду. Во-первых, я никогда в жизни этим не занималась, я не умею клеить обои. Во-вторых, в субботу я работаю. А потом, что там стряслось, что надо переклеивать? Протечка? — А. — Да нет, не протечка, просто надо обновить. — Б. — Я пас. Созда вайте «бригаду» без меня. Я и так целый месяц «работала на благо общества»: шила куклам платья, пальто, шапки. — А. — Ну, лад но... Ире сейчас позвоню. До встречи. — Б. — Пока.
Особого рода речевые тактики нужны для установления кон такта между говорящими (фатическое общение). Они основаны на кооперативных стратегиях и используют большой диапазон тактик для поддержания коммуникативной заинтересованности собесед ников, активизации внимания и пробуждения интереса к теме раз говора и участникам общения. При этом создается атмосфера разговора, где каждое высказывание имеет особый обертон смысла, часто используются слова-символы и клишированные конструкции. Так, например, в полилоге фатического общения с ненаправленными стратегиями (неопределенными стратегиями) может использоваться тактика привлечения внимания к себе (ср. речевой прием введения, такой тактики «А я...», «А у нас...»; ср. детское сти хотворение С. Михалкова «А у нас в квартире газ. А у вас?..;»); например, в разговоре о способах приготовления дрожжевого теста между случайными собеседниками-попутчиками в электричке: «А я обычно кислое тесто ставлю так...». В таких репликах содержится и заявка на коммуникативное лидерство.
В спонтанно возникающих беседах, имеющих только конативные цели (установление речевого контакта), часто повторяются одни и те же тактики, например, предложение общеинтересной темы (мода, политика, воспитание детей, погода и т. п.), тактика привле чения внимания и вовлечения в разговор многих собеседников, тактика эпатирования собеседников через отрицание привычных схем поведения или отрицание ценностных ориентиров в данном микро социуме, направленная на укрепление, роли лидера.
Тактики осуществления определенной стратегии речи несут на себе печать национальной психологии. Это убедительно показа но Е. М. Верещагиным, Р. Ратмайром, Т. Ройтером [9] на примере анализа речевых тактик «призыва к откровенности». Так, в рус ской культуре преобладают прямые призывы к откровенности без разного рода частиц, смягчающих эти призывы. Кроме того, ссылка на нравственные нормы, апелляции к высшему нравственному им перативу (к божеству, идеологическим ценностям) характерны для русской культуры, в то время как в немецкой культуре они встре чаются чаще всего в общении с детьми. Ср., например, реплики, реализующие эту тактику: Где же твоя совесть?; С друзьями надо быть откровенным; Если ты мне не доверяешь, то лучше и не говорить вовсе; Разве это честно? А еще считаешь себя порядоч ным человеком!
В направленных диалогах, информативной стратегии или стратегии побуждения к действию, обмена мнениями по ряду вопросов с целью принятия решений широко используются тактики неявно го выражения смысла, неявного способа информирования, неожи данной смены темы.
4. Приемы речевого воплощения стратегий и тактик могут быть разделены на тривиальные способы выражения смысла инетривиальные. Тривиальные способы — это сложившиеся в языковой системе стереотипы выражения: в за данном стилистическом ключе организуются ансамбли разноуровневых средств. При этом в тесном взаимодействии выступают лек сические элементы и синтаксические конструкции, исторически сло жившиеся соответствия порядка слов и моделей предложений, типы инверсий. Таким образом выявляется предназначенность единиц разного уровня для их употребления в составе единиц более высо кого уровня, роль всех единиц в формировании смысла реплики. Так, например, правила выделения наиболее значимого компонен та содержания высказывания позволяют говорящему по-разному представлять одну и ту же реальную картину (см. выше — § 5): Волна захлестнула лодку; Лодку захлестнуло волной; Лодку за хлестнуло. Исторически сложившиеся способы выражения обусло вили линейную организацию предложений.
Приемом вариативного представления реальных ситуаций явля ется коммуникативная синонимия фрагментов предложений, напри мер: Она купила туфли с замшевыми бантами, стянутыми пряж ками и Она купила туфли с бантами и пряжками [27, 84—85].
Приемы выражения ролевых отношений в диалоге также стереотипизированы: варианты выражения извинения, просьбы сви детельствуют о кооперативных и некооперативных стратегиях. Так, этическая традиция предписывает при выражении просьбы употребление не косвенного, а прямого речевого акта — Извините (а не Извиняюсь) — с использованием формы повелительного наклоне ния. Просьба-предложение, наоборот, имеет предпочтительную фор му выражения — косвенный речевой акт, например: Вы не спус титесь со мной?; Вы не могли бы спуститься со мной?
Существуют неявные способы выражения смысла высказывания, точки зрения говорящего. Они опираются на известные факты, об щепринятые оценки или мнения говорящего, ср.: Он все-таки пригнел на репетицию. Мнение говорящего — «не должен был прихо дить». При его невнимательности немудрено наделать столько ошибок (известно, что он невнимателен). Эффективный прием «внедре ния» в сознание адресата своего мнения — употребление определений с «непрозрачной» семантикой, представляющих собой небесспорное мнение; ср., например, подпись под фотографией в журнале «Бурда моден»: Это шикарное платье будет всегда иметь успех.
Средством выражения кооперативной стратегии являются раз ные способы оценки собственной речи: вводные слова, кавычки в письмах и записках, слова, обозначающие собственное содержание, например (разговор двух знакомых): А. — Вчера сережку потеря ла. Жалко... Помнишь, эти, с александритом? — Б. — Где же тебя так трепали? Извини, в какую толкучку, я хо тела сказать, ты попала? Задела шапкой? Воротником? Здесь говорящий в ходе ответной реплики прогнози рует реакцию адресата, пытается выразиться мягче, деликатней, осознав неуместность первоначального варианта. Ср. также: А. (про должает рассказывать) — Она его выставила, «и он послушно в путь поте к», — Пушкина вспомнила — иначе не скажешь! Ср. сознательную «ритуализацию» фразы, использование мертвой, застывшей фразы, показывающей иронию говорящего (поиск такой же оценки у адресата): — Ну, конечно выполним и перевыполним, сохраним и умножим... А какой итог?
Важный прием осуществления целого ряда тактик при коопе ративной и некооперативной стратегии — _м о л ч а ни е. Молчание может быть эквивалентом реплики-утверждения, обещания, просьбы, согласия, ожидания, запинки, оценки. Демонстративное молчание может иметь аффективную природу и преследовать цель прекратить разговор. «Многозначительное» молчание может выра жать тактику определения ролей в разговоре или социально-роле вых отношений. Функция молчания в структуре диалога очевидна из речевой ситуации. Замечательное явление — фоновое молчание, согласия, которое выражает атмосферу солидарности в общении и согласия между собеседниками. Ср.: Когда люди сочувственно встречаются в исчезающих оттенках, они могут молчать о многом и оче видно, что они согласны в ярких цветах и густых тенях (А. И. Гер цен. Былое и думы).
Главное и специфическое средство построения речевого обще ния и реализации тактических задач — регулятивные элементы, принадлежащие к разным уровням языковой системы, объединен ные общей функцией динамичной организации речевого взаимо действия, например: неправда ли?
А. А. Романов называет эти элементы коммуникативными сиг налами, средствами диалогической регуляции [38], предлагает клас сификацию их в зависимости от целей общения и согласованности / несогласованности участников общения (при отсутствии коммуни кативной заинтересованности одного из участников сдерживается и нейтрализуется стратегическая инициатива другого участника). Традиционное представление коммуникативного взаимодействия было бы неполно без разного рода регулятивных действий-реплик, которые и определяют «вектор» речевого общения. Регулятивные элементы имеют свою иерархию и строго дифференцируются в за висимости от социальных и психологических ролей говорящих. К регулятивам относятся вводные слова и предложения, междоме тия, вопросы, переспросы, слова-предложения да и нет, коммента рий, оценочные суждения. В целом все показывают активность учас тия в разговоре, направляют речевое общение. Ср. реплики-под хваты: А. — Мы сейчас выясним, устроим обсуждение... — Б. — Научную конференцию; А. —Есть охота. Чайку бы... — Б. —Да... «Народ от праздности завел привычку трескать», как сказал Гоголь; реплики-вопросы: А. — Иду и что я вижу? Уже заседают; А.. — Ну плов, значит... Сначала масло, растительное, конечно, я люблю кукурузное. Потом морковь, потом лук... А вы?; реплика-рефлексия (самоконтроль): А. (детям) — Ну идите, еще поиграйте с Дашей. Ой, что я говорю? Уже обедать пора; А. — Прочти еще раз, если интересно. Или не надо?
Такого рода реплики — характерная черта стилистики разго ворной речи. Они показывают правильность прогноза говорящего относительно уровня понимания адресата, выявляют тональность общения, намечают повороты в «сценарии» разговора.
Нетривиальные способы осуществления стратегий и тактик в речевом общении требуют нетривиальных мыслитель ных «ходов» от адресата, так как передают смысл неочевидными средствами. Сюда относится косвенное информирование, вертикаль ный контекст разговора, намеки. Причины применения таких при емов речевого общения могут быть различными: неблагоприятная .ситуация разговора (например, чуждая коммуникативная среда), психологическая неподготовленность адресата для восприятия ин формации явным способом, сокровенный смысл информации, для которого очевидная форма передачи представляется грубой.
Наиболее распространенный способ косвенного информирова ния — „р а м е к. Выделено шесть основных способов намекания [23, 465—466]: 1) через неопределенность, 2) через посылку, 3) че рез дополнительность, 4) через апелляцию к интересам, 5) через двусмысленность, 6) через иносказание. Например, намек через неопределенность (описание отвлеченного типа, которое проециру ется на конкретный факт): А. —Людей на каждом шагу подстере гают всякие неприятности, случаи всякие там... А они усложня ют жизнь, портят друг другу кровь. — Б. — Каким образом? — А. — Не надо было, я .тебе говорю, так рьяно критиковать Анну Дмитриевну на собрании. Весьма часто в разговорной речи встреча ется намек через иносказание, когда описываемая в речи ситуация представляется как смысловой аналог реальной ситуации, напри мер: «текст Один мой друг (А) познакомился с девушкой и влюбился в нее без памяти. Но он очень стеснительный и не знает, как рассказать ей о своем чувстве может использоваться для намека на ситуацию, субъектом которой является сам говорящий (В)» [23, 470].
В основе механизма разгадывания намека всегда лежит про стейшая мыслительная операция — аналогия.
5. Специфическим для такой функциональной разновидности, так разговорная речь, является постоянное привлече ние внимания собеседника. Поэтому запланированный говорящим экспрессивный эффект высказывания и эмотивная реак ция слушателя определяют атмосферу диалога (см. об этом выше:. § 6, п. 5). Адресант стремится сообщить информацию необычным спосо бом, в яркой, выразительной форме, используя языковые средства ' разных уровней с экспрессивным значением, а также стилистичес кие единицы (тропы и фигуры). Все эти единицы- передают автор ское отношение, показывают стилистическую «манеру» автора со общения, его образное осмысление того или иного факта. Адресату также принадлежит важная роль в создании стилистической то нальности речевого общения: адресат — камертон, по его реакции адресант проверяет свой стилистический прогноз. Правильный про гноз — это «принятое приглашение» слушателя разделить с гово рящий его мнение, отношение, оценку.
Разговорный язык, насыщенный эмотивными речевыми эле ментами, создает экспрессивный фон на всем протяжении речевого общения (беседы, разговора); при этом находит свое воплощение творческое начало чувства-мысли, потому каждый разговор эстетически значим. Функциональная разновидность «раз говорная речь» является «родиной» всей идиоматики языковой сис темы, «полигоном» закрепления в языке окказионализмов, клиши рованных фраз, синтаксических блоков. В разговорной речи проис ходит процесс вторичного означивания языковых единиц разных уровней, переделка старых фразеологизмов, формирование нЬвых. Так, в разговорной речи родилось парадоксальное словосочетание обречен на успех. Возникнув как окказионализм, шутка, этот обо рот стал часто воспроизводиться в речи артистов и искусствоведов, вошел в повседневный обиходный сленг. При этом негативный от тенок значения глагола обречен нейтрализуется.
Это выражение представляет собой широко распространенную в разговорной речи риторическую фигуру силлепсис — «любое ри торически обусловленное нарушение правил согласования морфем или синтагм» [19, 143]. Ср. аналогичные образования: Мы живые или где?; Пришел без никому; Полчаса прошли, как одна копейка.
Риторика разговорной речи носит стихийный характер: она рождается в мгновенном реплицировании, в неподготовленном речетворчестве, поэтому она органично присуща дружеским беседам, непринужденным полилогам. Часто встречаются такие риторичес кие фигуры, как перифразы, аллюзии, гиперболы, литоты, многосоюзие, градация, риторические вопросы, эллипсис, анафора, анти теза. Таким образом, экспрессивные приемы разговорной речи яв ляются основой ораторского искусства.
В разговорной речи возникли словосочетания орошаемое зем леделие, орошаемое кормопроизводство, орошаемые бригады, ко торые представляют собой клишированные конструкции, вобрав шие в себя смысл длинных описательных высказываний, потеряв шие внутреннюю форму.
В каждодневной разговорной практике родились словосочета ния и фразы, метафоричность которых не ощущается, что дает основание употреблять их как нейтральные номинации в других функциональных стилях, например, ноющая боль, направленность личности, стоять навытяжку, находить общий язык, склоняться. к выводу, пришло в голову, плестись в хвосте, сводить концы с концами и т. д.
Потеря внутренней формы имеет место и у окказиональных об разований, вошедших в словообразовательную систему языка как ус военные единицы. Ср. продуктивный способ образования слов с суф фиксом -к- на базе словосочетаний, показывающий возможности но минации в краткой форме: неотложка (неотложная помощь), мотор ка (моторная лодка), незавершенка (незавершенное строительство), жженка (подогретое сгущенное молоко), сгущенка (сгущенное моло ко), зеленка (зеленая валюта), нетленка (нетленное произведение). Поиск необычного, выразительного способа оформления своих мыслей проявляется и как сознательное употребление говорящим ненормативных форм или категориальных значений слов; ср.: Ошеломившисъ, я пошла за разъяснениями к редактору; Очутюсъ в другом городе, и тогда окажется...; Надо наискатъ средства; Его ушли с работы; Врачи возбранили ему выход на улицу.
Грамматические формы в несобствен ной функции также представляют собой характерную черту стилистики разговорной речи, потому что связаны с нюансами про явления в речевом общении социально-ролевых отношений участ ников коммуникации — прагматическими факторами именно в дан ной ситуации. Так, например, особой экспрессией обладают формы рода, нарушающие смысловое согласование: — Доченька, зай ка ты мой, что ж ты наделал? Эти игрушки теперь не отмоешь. Ср. вариант зайка моя.
Несовпадение ролевых отношений в акте речи и форм катего рий лица может иметь смысловой оттенок 1) «отстранение» от роли говорящего (не Я-предложения, например речь отца: — Если тебе отец говорит, то надо прислушаться к совету; речь матери: — Сейчас мама тебе помажет ссадину йодом, и все пройдет), если го ворящий предлагает адресату стать субъектом оценки его действий; 2) «редукция» роли говорящего, употребление обобщенного «мы» вместо «я»: — Пришла наконец? Сейчас мы вас чаем напоим...', 3) показ со участия, заинтересованности в делах адресата путем использования формы «мы», «наш» вместо «ты», «вы» «твой», «ваш»: — Ну так как оке наши орхидеи? (демонстрация заинтересованности в делах адресата человека, далекого от разведения орхидей); —Ну, как мы себя чувствуем? — (вопрос-участие); 4) предложение адресату стать субъектом оценки своих действий, состояний; ср. употребление форм 3-го лица местоимений и глаголов (часто в разговорах с детьми) — Не убирать? Рита будет еще играть? (вместо форм 2-го лица); — Виталю Ивановичу подложить еще салатику?
Транспозицией форм в разговорной речи объясняется сущест вование в синтаксической системе языка моделей односоставных предложений — обобщенно-личных и безличных — для подчерки вания точки зрения «'со стороны»: — Ну что мне с ним (с сыном) делать? Своего ума не вставишь!; — Сколько ни говорят ему — он все свое.
На всех уровнях языковой системы разговорно-обиходная речь имеет свои «излюбленные» элементы: слова с экспрессивным зна чением, слова и словосочетания, прошедшие этап вторичного означивания и имеющие дополнительный «обертон» смысла, суффиксы субъективной оценки (ситчик, лапушка, сынуля, деваха и т. п.); клишированные конструкции, предложения фразеологизированной структуры [см. 33]. Например: Смеху-то!; Что правда — то прав да!; Пойду попрошу чем писать; Дай чем разрезать и т. д. [45; 47].
6. Успех коммуникативного взаимодействия — это всегда осу ществление речевого, замысла говорящего и убеждение слушателя, а также его нужная эмоциональная реакция:
В качестве языковых средств убеждения выступают языко вые единицы всех уровней, например, особо выделенные конструк ции, ср.: Всем селом старались, чтоб дети пошли учиться перво го сентября. В новую школу.
Аргументативную природу имеют все сложноподчиненные предложения, выражающие причинно-следственные отношения. Однако форма предложения может «эксплуатироваться» в тенден циозных по содержанию высказываниях, например: Я буду про должать ставить машину под окна, потому что я так привык. Синтаксический тип предложения затушевывает отсутствие аргу мента у главной части предложения.
При убеждении корректным считается введение тезиса с ис пользованием так называемых глаголов мнения. Пропуск или сознательное неиспользование этих глаголов делает предложение, истинность которого нуждается в доказательстве, бесспорным и, следовательно, соответствующим истине, поскольку факт умолча ния воспринимается как отсутствие сомнений; например: Я счи таю, он должен пойти туда и Он должен пойти туда. Высказы вание из утверждения превращается в категорическое заявление, требование, приказ.
Средством убеждения может быть игра лексической много значностью. Так, например, прилагательное настоящий может быть использовано как «неверифицируемый коммуникативный прием»: «Это слово — настоящий — часто в коммуникации закрепляется за абстрактными родовыми понятиями вроде человек, мужчина, жен щина, ребенок и постепенно становится... неким средством семанти ки убеждения, аналогичным универсальным высказываниям... На пример (из словарной картотеки ЛО ИЯ): Кате все настоящие уче ные, он был романтиком» [32, 164].
7. Стилистическая тональность речи каждого участника разго вора создает эстетическую атмосферу общения. Каждая речевая ситуация имеет свою эстетику, и все языковые средства выполня ют определенную эстетическую функцию. Они выявляют эстети ческие категории красивого и безобразного, комического и траги ческого, героического и будничного, гармонии и диссонанса, высо ких идеалов и низменных побуждений, духовных устремлений, и земных интересов.
Важной тенденцией эстетики кооперативной неконфликтной стратегии является комическое.
Концепт «смеховая культура», введенный М. М. Бахтиным [5], раскрывает двойную природу смеха, комического начала. С одной стороны, смех сопряжен с освобождением от условностей и выра жает презумпцию доверия к адресату и открытость к общим цен ностным иерархиям. С другой стороны, смех может быть проявле нием агрессивного начала, освобождения от мира культурных цен ностей, от стыда, от жалости. Эту «снижающую» тенденцию М. М. Бахтин характеризует как специфически «народную смеховую культуру». Следовательно, в одном случае комическое начало в речи говорящего — это акт доверия и раскрытия говорящим своей индивидуальности в акте речи (т. е. проявление творческого начала в человеке, обогащение духовной жизни), в другом — это деструк тивный элемент речевого общения, уничтожающий гармонию со гласия. Так, поиск разрушающего комического обычно сопровождает намеренное снижение говорящим культурного уровня разгово ра, его стремление занизить оценку своего статуса и статуса адре са, его попытку панибратского общения.
Комический фон речевого общения создается говорящими с помощью юмористических прецедентных текстов, пословиц, крылатых выражений; оригинальность выражения, творческая новиз на, яркость индивидуальности — благоприятная речевая ситуация для установления контакта, интимизации общения.
Тактика согласия в оценочном диалоге может находить свое выражение в подхвате адресатом реплики адресанта, в подборе «коммуникативного синонима», подтверждающего его мысль; напри мер, юмористическая оценка, насмешка в следующем диалоге: А. — Но у нас Иванов / это такой товарищ / который по-моему вообще, занимает только место / прямо тяготится своим местом // — Б. — Да I/ Вот уж и Ольга говорит, что это просто / лопух // (запись Н. Н. Гастевой).
Функцию освобождения от условностей, сигнала увереннорти говорящих в своих оценках выполняют просторечные лексические элементы и слова с «ситуативной» семантикой в спонтанных диа логах на серьезные темы. Они создают атмосферу разговора как общения людей, владеющих ситуацией: — Ну ты там проверил"? Фурычит? — Не уверен. Пытается (в разговоре медиков); — Ну, как / поползло? — Нет, прыгает.
Таким образом, принцип солидарности и кооперации в рече вом общении эстетика комического преломляет в конвенцию упот реблять общий для собеседников язык метафорического осмысле ния, импровизации.
§ 8. Жанры речевого общения
Первое четкое разделение форм речевого общения было про изведено Аристотелем. Большая роль в выделении бытовых рече вых жанров принадлежит М. М. Бахтину, который, не употребляя термина «прагматика», охарактеризовал необходимые прагматичес кие составляющие речевого общения, подчеркнул важность роли адресата (Другого, в его терминологии), предвосхищения его ответной реакции. М. М. Бахтин определил речевые жанры как относи тельно устойчивые и нормативные формы высказывания, в которых каждое высказывание подчиняется законам целостной композиции и типам связи между предложениями-высказываниями. Диалог он определил как классическую форму речевого общения [6, 264].
По типам коммуникативных установок, по способу участия партнеров, их ролевым отношениям, характерам реплик, соотно шению диалогической и монологической речи различаются следую щие жанры: беседа, разговор, рассказ, история, предложение, при знание, просьба, спор, замечание, совет, письмо, записка, сообще ние на пейджер, дневник.
1. Беседа. Это жанр речевого общения (диалог или полилог), в котором, при кооперативной стратегии, происходит: а) обмен мнениями по каким-либо вопросам; б) обмен сведениями о личност ных интересах каждого из участников — для установления типа отношений; в) бесцельный обмен мнениями, новостями, сведениями (фатическое общение). Разные виды беседы характеризуются со ответствующими видами диалогической модальности.
При обмене мнениями по каким-либо вопросам участники вы ражают свою точку зрения, руководствуясь социокультурными сте реотипами, выработанными веками приоритетами и ценностными ориентирами, общечеловеческими абсолютными истинами и нор мами жизни. Поэтому данный вид диалогической модальности на зывается аксиологической. Иллюстрацией такого типа беседы мо жет быть разговор двух друзей о достоинствах того или иного на правления в живописи, о вкусах; полилог о качестве изделий. Ли тературными аналогами такого типа беседы могут быть разговоры «пикейных жилетов» о политиках в «12 стульях» И. Ильфа и Е. Пет рова, алогичный, на первый взгляд, разговор о выборе раков («ма ленькие — по три, большие, но по пять») в известной миниатюре, исполняемой Р. Карцевым и В. Ильченко. Как считает Н. Д. Арутю нова, «наиболее паразитическая форма разговора о ценностях — сплетни; ср. разговор двух дам о губернаторской дочке в «Мертвых душах» [3, 54—55].
Второй тип беседы предполагает душевное «созвучие», похва лы, одобрение, комплименты, искренние признания.
Третий тип жанра беседы — праздноречевое общение, в кото ром участники снимают эмоциональное перенапряжение, упраж няются в остроумии, рассказывая анекдоты, делают политические прогнозы, делятся своими заботами, ищут сочувствия, рассказыва ют шутки и истории. Для этого типа бесед характерна эмоциональ ная модальность.
Жанр беседы — это тот тип разговора, в котором, при различ ных тактиках, доминирует стратегия солидарности во мнениях и согласия. Обмен информацией в беседе может быть одной из фаз речевого взаимодействия, вспомогательной тактикой, поэтому мо дальность может выражаться вводными словами типа: Знаешь; Ты не можешь себе представить; И что ты думаешь там было?; Представь себе, что; эти модальные слова и реакция на них адре сата (адресатов) — Не могу себе представить; Неужели; Разве; Откуда мне знать; Понятия не имею; — играют роль регулятивов в ходе беседы, обусловливающих вектор речевого общения. Поэ тому именно к беседе правомерно отнести слова Н. Абрамова («Дар слова», 1901 г.) о том, что «разговор есть обмен симпатий».
Все вышеизложенные (см. § 5, 6) сведения о соотношении и взаимовлиянии прагматических факторов на ход речевого взаимо действия могут быть применены к беседе, этому базисному виду общения.
2. Разговор. В этом жанре может реализоваться как кооперативная, так и некооперативная стратегия. По целям обще ния различаются: а) информативный разговор; б) предписываю щий разговор (просьбы, приказы, требования, советы, рекоменда ции, убеждения в чем-либо); в) разговоры, направленные на выяс нение межличностных отношений (конфликты, ссоры, упреки, об винения). Целенаправленность — характерная черта разговора, в отличие от беседы, которая может быть праздноречевым жанром. Об особых чертах разговора свидетельствуют устойчивые выраже ния, исторически сложившиеся в системе языка, например: У меня есть к тебе разговор; серьезный разговор; большой разговор; -нет приятный разговор; веселый разговор; пустой разговор; беспред метный разговор; деловой, разговор.
Инициальная реплика разговора может быть показателем типа разговора. В разговоре первого типа она свидетельствует о заинте ресованности говорящего получить нужную информацию. Для это го типа характерно вопросно-ответное реплицирование, причем роль лидера, участника, направляющего ход разговора, играет спраши вающий, с короткими репликами-вопросами, переспросами, уточ нениями-вопросами, а роль «ведомого» — участник, владеющий ' знаниями, с репликами-ответами различной протяженности. Глав ным условием успешности информативного разговора является со ответствие мира знаний адресанта и адресата. Важное значение имеют также коммуникативная компетенция участников разговора, знание ими социальных норм этикета. К коммуникативной ком петенции относится умение говорящими выбрать ситуативно умест ную форму представления знаний, интерпретацию событий и фак тов, нюансы использования косвенных речевых актов, небукваль ных выражений.
Рааговоры второго типа, как правило, происходят между участ никами, имеющими разные социально-ролевые характеристики, например между отцом и сыном, между соседями, имеющими раз ный общественный статус. Мотивы разговора выявляются, глаголами: прошу, требую, советую, рекомендую, убеждаю, умоляю, при казываю, настаиваю и т. д. В конфликтном разговоре, основанном на некооперативной стратегии и неумении говорящих соблюдать условия успешного общения, возможны различные тактики отказа в исполнении действия и соответственно тактики воздействия на адресата, системы угроз и наказаний.
Структура данного типа разговора, как, впрочем, и других, определяется не только речевыми правилами введения реплик со гласия или отказа, но .и поведенческими реакциями участников об щения. Эти поведенческие реакции в ведении разговора, ценны не только сами по себе, но и как мотивы включения в диалогическую реплику того или иного языкового элемента, того или иного способа выражения.
Следующий тип разговора — разговор, направленный на вы яснение отношений, — имеет в своей основе некооперативную стра тегию ссоры, конфликта, упреков, перебранки. Здесь нередко вер бальной формой выражения агрессии становится насмешка, иро ния, намек. Метаязык реплик: «Я такой и считайся со мной таким! То, что я говорю в такой форме, — значимо». В качестве негативной оценки выступает гипербола вопросы-отрицания, утверждение-от рицание; например: Ты всегда так; Ты так думаешь?; Так он тебе и сделал! Стратегическую цель может преследовать молчание — же лание прекратить общение.
3. Спор. Спор — это обмен мнениями с целью принятия решения или выяснения истины. Различные точки зрения по тому или иному вопросу тем не менее имеют общую фазу, в явном виде не выраженную языковыми формами, — заинтересованность в об щении. Это обусловливает позитивное начало в диалоге или поли логе, своего рода кодекс доверия, правдивость и искренность, вы ражающихся в этикетных формах обращения, вежливости, истин ности аргументов. Цель спора — поиск приемлемого решения, но одновременно это и поиск истины, единственно правильного реше ния. В зависимости от темы спора возможно формирование эпистемической модальности (в спорах на темы науки, политики) или аксиологической модальности (в спорах о мире ценностей, по вопро сам морали и т. п.).
Конструктивным началом в этом жанре речевого общения яв ляется подчеркивание собеседниками общности взглядов, общнос ти позиций. Декларация непогрешимости собственного взгляда, на оборот, ведет к коммуникативной неудаче. В теории спора сущест вует правило «презумпции идеального партнера», которое ставит в центр внимания предмет спора и запрещает затрагивать личные качества партнеров. Выражение несогласия говорящим, изложение его точки зрения, приведение доводов ее истинности целесообразно с использованием так называемых глаголов мнения (считаем, по лагаем возможным и т. п.).
Участники спора, приводя различные доводы в защиту своей точки зрения, демонстрируют приверженность истине, а не только свое несогласие. Аргументация, или показ того, что высказывание истинно, имеет много приемов (см. выше, § 7). «Впечатление истин ности» создается при сознательном использовании изъяснительных сложноподчиненных предложений типа: Само собой разумеется, чщо...; Известно, что... и т. п.; или предложений с частицами, на речиями, отсылающими адресата к оценке истинности; например: Да, сын, слишком многое мы с матерью тебе прощали...
Помимо приведения объективных доводов и использования приемов скрытого спора при ведении спора иногда встречается «до вод к личности». Это может быть или лесть адресату, чтобы он принял точку зрения адресанта, или, наоборот, прием психологи ческого давления на адресата через унижение его человеческого достоинства, оскорбление чувств. Многие «доводы к личности» счи таются в теории спора запрещенными приемами [34].
В бытовых спорах при стратегии примирения позиций умест на тактика изменения темы: например, высказывание типа: Давай те лучше о погоде. В любых спорных ситуациях к партнерам следует относиться уважительно, смотреть как на равных себе.
4. Рассказ. Это жанр разговорной речи, в котором преоб ладает монологическая форма речи внутри диалога или полило га. Главная стратегическая линия речевого общения — солидар ность, согласие, кооперация, «разрешение» одному из участников осуществить свою коммуникативную интенцию, которая в основ ном сводится к информации. Темой рассказа могут быть любые со бытие, факт, которые произошли с рассказчиком или кем-либо дру гим. Ход рассказа может прерываться репликами-вопросами или репликами-оценками, на которые рассказчик отвечает с той или иной степенью полноты.
Характерная черта жанра рассказа — целостность передавае мой информации, обеспечиваемая связностью отдельных фрагмен тов. В рассказе адресант, интерпретируя реальные события, вы ступает в роли автора, произвольно, со своей точки зрения, оценивает их. При этом при помощи определенной функциональной пер спективы предложений, порядка слов, интонации, вводных и встав ных конструкций, частиц, наречий, перифраз (например: И Петя, этот Плюшкин, вдруг расщедрился...) адресант создает не только эпистемический ориентированный на мир знаний адресата) модальный план рассказа, но и аксиологическую канву повествова ния (предлагает иерархию ценностных ориентиров, согласуясь о миром социокультурных стереотипов адресата).
Поддержка коммуникативной инициативы рассказчика и за интересованность слушателей может проявляться в перебивах, реп ликах-повторах, восклицаниях, не адресованных говорящему.
Тема рассказа и характер реальных событий (страшные, нейтраль ные, смешные, поучительные) также определяют модальность речи.
Фразеология, идиоматика, аллюзивные прецедентные тексты и «модные» лексемы представляют собой и смысловые блоки, и способ представления себя говорящим как рассказчика.
5. История. Этот жанр разговорной речи, так же как и рассказ, является по преимуществу монологической речью, кото рая учитывает все компоненты прагматической ситуации. Кроме того, важный прагматический фактор речи при рассказе «истории» — память. Этот фактор обусловливает структуру повествования и со держание речи. Характерно, что истории не включают самого ад ресанта как действующее лицо.
Коммуникативная цель истории — не только передача сведе ний о происшедших ранее (в не определенный момент) событиях, но и подведение смыслового итога, резюме, сопоставление с оценкой современных событий и фактов.
B отличие от других видов речевого общения рассказ и история относятся к запланированным видам речи, «разрешенным» участни ками коммуникативного взаимодействия. Поэтому коммуникативный успех здесь предрешен в большей степени, но не абсолютно.
Стилистика истории впитала все особенности разговорного синтаксиса: тематическую фрагментарность («мозаичность»), ассо циативные отступления от «сюжета» повествования, эллиптирован ные конструкции, вопросно-ответные ходы. Экспрессивность лексических элементов обусловлена культурным фоном ситуации об щения, отражает спонтанность, неподготовленность повествования, поэтому в речи обилие конкретизирующих лексем, а также ввод ных слов, показывающих контроль говорящего над ходом изложе ния и способом выражения.
6. Письмо. Необходимым условием этого жанра речевого общения является искренность, которая возможна при внутренней близости родственных или дружелюбно настроенных людей. «Ха рактерный для понятия искренности контекст согласия соответст вует этимологическому значению слова: искренний означало «близ кий, приближенный, находящийся рядом» [3, 26]. Какой бы модус ни преобладал в письме, сам факт адресации своих чувств-мыслей в письменной форме, предполагающей несиюминутное прочтение, свидетельствует о существовании у автора возможности использо вать естественный способ экспликации себя как личности (а это является самым главным прагматическим условием всякого рече вого общения).
Регулярность переписки определяется рядом факторов: а) от ношениями между участниками этого вида речевого общения; б) внеш ними обстоятельствами переписки; в) актуальностью для адресата тем; г) частотностью переписки.
И. Н. Кручинина, анализируя стилистические особенности это го жанра, приходит к выводу о том, что непринужденность отноше ний с адресатом — главное условие переписки, а «отсутствие этой предпосылки обычно сразу же ощущается как препятствие для общения И может даже привести к его прекращению; см., напри мер, в письме Пушкина к Вяземскому: «Милый, мне надоело тебе писать, потому что не могу являться в халате, нараспашку и спустя рукава» (ноябрь 1825)» [25, 25].
Стихия разговорной речи в письме сказывается в диссонансе линейных синтаксических связей; это свидетельствует о «быстром проговаривании» пишущего, о произвольном характере тематичес ких элементов в ходе изложения мыслей (например: О Вале я сме ялась, когда читала о ее проделках...; что может быть аналогом конструкции кодифицированного языка: Что касается Вали, то я смеялась...). Эта тенденция «нанизывания», тематически важных, с точки зрения автора письма, элементов характерно и для форми рования всей структуры письма: письмо может быть тематически дискретным, насыщенным ассоциативными элементами и добавоч ными сообщениями.
Прагматическое условие солидарности и согласия в жанре письма находит свое формальное выражение в «формулах» при ветствия и прощания, берущих свое начало в глубине веков.
7. Записка. В отличие от письма, этот жанр письменной разговорной речи в большой степени формируется общим миром чувства-мысли адресанта и адресата, одинаковой эпистемической и аксиологической модальностью, актуальностью одних и тех же обстоятельств. Поэтому содержание записки обычно кратко,; раз вернутое рассуждение может заменяться одним—двумя словами, играющими роль намека.
Так, например, записка, оставленная в студенческом общежи тии, может содержать всего два слова: «Звонили: Ждем». Адресат записки догадывается и об авторах записки, и об их коммуникативной цели. Ситуативная обусловленность и близкие отношения меж ду адресантом и адресатом делают возможным свободное выраже ние и недоговоренность; см., например, записку А. Н. Островского Н. А. Дубровскому: «Николка! Что ж ты не ведешь Ветлицкого и где тебя самого черти носят? Будешь ли ты меня слушаться! Ну, погоди ж ты!»
Так нельзя писать, я только так думал, а писать надо вот так:
«Милостивый государь
Николай Александрович,
Не угодно ли будет Вам пожаловать ко мне сегодня прямо из конторы к обеденному столу, чем премного обяжете глубокоуважа ющего Вас и преданного А. Островского»
(окт. 1870)». [25, 26].
Неофициальный дружеский тон первой записки и сугубо офи циальный характер второй объясняют неполноту конструкции пер вой записки (куда ведешь?). Вторая записка не имеет модальных компонентов первой:, здесь не высказывается вероятность отказа и тактика воздействия на адресата.
В записке, как и в письме, возможна самопроверка адресантом способа своего выражения, хода мыслей; например: Пойду? (нет, побегу с утра пораньше). Кроме того, записка, как и письмо, может представлять собой не спонтанный поток чувства-мысли, а обрабо танный, списанный с черновика, вариант, в котором «смягчены» и редуцированы неровности импровизации, неожиданность появле ния в, сознании содержательных элементов высказывания.
8. Дневник. Дневниковые записи представляют собой тексты адресованной разговорной речи, а следовательно, имеют все стилистические особенности текстов, обусловленных много факторным прагматическим пространством. Адресат текстов днев ника — альтер-эго, надсубъект, «высшая инстанция ответного по нимания» (в терминологии М. М. Бахтина), которая помогает пишу щему выражать свои мысли, чувства и сомнения. Этот прагмати ческий фактор заставляет автора дневниковых записей верифици ровать точность выражения мыслей, вводить синонимы конкретизаторы, употреблять такие синтаксические приемы, как градация,, вопросно-ответные ходы, риторические вопросы; вводные слова и предложения, которые являются сигналами авторской рефлексии; см., например, фрагмент дневника Андрея Белого (запись 8 августа 1921 года; на следующий день после кончины А. Блока): «Я понял, что одурь, которая вчера напала на меня, от сознания, что «Саша» (жи вой, на физическом плане) — часть Меня самого. Как же так? Я — жив, а содержание, живое содержание души моей умерло? Бес смыслица?! Тут я понял, что какой-то огромный этап моей жизни кончен» [Литературная.газета. 1990. 1 августа].
Стилистика дневниковых записей обусловлена всеми ипоста сями личности (Я-интеллектуалъное, Я-эмоциональное, Я-духовное и т: д.); в зависимости от преобладания того или иного начала меня ется характер изложения. Дневниковые записи разделяются на два больших разряда. Одни дневники отражают ориентацию автора на описание дня как временного пространства. Это могут быть пере числение сделанного, итог, размышления, анализ чувств и мыслей, планы и т. п. Дневники другого типа (они могут вестись нерегуляр но) — «разговор» о себе во «времени, размышления о том, что вол нует, своего рода «поток сознания» с ассоциативными подтемами «главных» мыслей дня. Дневниковые записи людей, ведущих творческую работу, представляют собой лабораторию творческих поис ков и мало чем отличаются от /«записных книжек» и «рабочих тет радей» писателей и поэтов.
§ 9. Этика речевого общения и этикетные формулы речи
Этика речевого общения начинается с соблюдения условий успешного речевого общения: с доброжелательного отношения к адресату, демонстрации заинтересованности в разговоре, «понима ющего понимания» — настроенности на мир собеседника, искрен него выражения своего мнения, сочувственного внимания. Это пред писывает выражать свои мысли в ясной форме, ориентируясь на мир знаний адресата. В праздноречевых сферах общения в диало гах и полилогах интеллектуального, а также «игрового» или эмоци онального характера особую важность приобретает выбор темы и тональности разговора. Сигналами внимания, участия, правильной интерпретации и сочувствия являются не только регулятивные реплики, но и паралингвистические средства — мимика, улыбка, взгляд, жесты, поза. Особая роль при ведении беседы принадлежит взгляду [42, 118].
Таким образом, речевая этика — это правила должного речевого поведения, основанные на нормах морали, националь но-культурных традициях.
Этические нормы воплощаются в специальных этикетных ре чевых формулах и выражаются в высказываниях целым ансам блем разноуровневых средств: как полнознаменательными слово формами, так и словами неполнознаменательных частей речи (час тицами, междометиями).
Главный этический принцип речевого общения — соблюдение паритетности – находит свое выражение, начиная с приветствия и кончая прощанием на всем протяжении разговора.
1. Приветствие. Обращение.
Приветствие и обращение задают тон всему разговору. В за висимости от социальной роли собеседников, степени близости их выбирается ты-общение или вы-общение и соответственно привет ствия здравствуй или здравствуйте, добрый день (вечер, утро), привет, салют, приветствую и т. п. Важную роль играет также ситуация общения.
Обращение выполняет контактоустанавливаюшую функцию, является средством интимизации, поэтому на протяжении всей ре чевой ситуации обращение следует произносить неоднократно; это свидетельствует и о добрых чувствах к собеседнику, и о внимании к его словам. В фатическом общении, в речи близких людей, в раз говорах с детьми обращение часто сопровождается или заменяется перифразами, эпитетами с уменьшительно-ласкательными суффик сами: Анечка, зайчик ты мой; милочка; киса; ласточки-касаточ ки и т. п. Особенно это характерно для речи женщин и людей осо бого склада, а также для эмоциональной речи.
Национальные и культурные традиции предписывают опреде ленные формы обращения к незнакомым людям. Если в начале века универсальными способами обращения были гражданин и гражданка, то во второй половине XX века большое распространение по лучили диалектные южные формы обращения по признаку пола — женщина, мужчина. В последнее время нередко в непринужден ной разговорной речи, при обращении к незнакомой женщине упот ребляется слово дама, однако при обращении к мужчине слово гос подин используется только в официальной, полуофициальной, клуб ной обстановке. Выработка одинаково приемлемого обращения к мужчине и к женщине — дело будущего: здесь скажут свое слово социокультурные нормы.
2. Этикетные формулы.
В каждом языке закреплены способы, выражения наиболее частотных и социально значимых коммуникативных намерений. Taк, при выражении просьбы в про щении, извинении принято употреблять прямую, буквальную фор му, например, Извини(те), Прости(те). При выражении просьбы принято представлять свои «интересы» в непрямом, небуквальном высказывании смягчая выражение своей заинтересованности и оставляя за адресатом право выбора поступка; например: Не мог бы ты сейчас сходить в магазин?; Ты не сходишь сейчас в мага зин? При вопросе Как пройти..? Где находится..? также следует предварить свой вопрос просьбой Вы не могли бы сказать?; Вы не скажете..?
Существуют этикетные формулы поздравлений: сразу после обращения указывается повод, затем пожелания, затем заверения в искренности чувств, подпись. Устные формы некоторых жанров раз говорной речи также в значительной степени несут печать ритуализации, которая обусловлена не только речевыми канонами, но и «пра вилами» жизни, которая проходит в многоаспектном, человеческом «измерении». Это касается таких ритуализованных жанров, как тос ты, благодарности, соболезнования, поздравления, приглашения.
Этикетные формулы, фразы к случаю — важная составная часть коммуникативной компетенции; знание их — показатель вы сокой степени владения языком.
3. Эвфемизация речи.
Поддержание культурной атмосферы общения, желание не огорчить собеседника, не оскорбить его косвенно, не. вызвать дискомфортное состояние — все это обязы вает говорящего, во-первых, выбирать эвфемистические номинации, во-вторых, смягчающий, эвфемистический способ выражения.
Исторически в языковой системе сложились способы перифрастической номинации всего, что оскорбляет вкус и нарушает куль турные стереотипы общения. Это перифразы относительно ухода из жизни, половых отношений, физиологических отправлений; на пример: он покинул нас, скончался, ушел из жизни; название кни ги Шахетджаняна «1001 вопрос про это» об интимных отношениях.
Смягчающими приемами ведения разговора являются также косвенное информирование, аллюзии, намеки, которые дают по нять адресату истинные причины подобной формы высказыва ния. Кроме того, смягчение отказа или выговора может реализоваться приемом «смены адресата», при котором делается намек или проецируется речевая ситуация на третьего участника разговора. В традициях русского речевого этикета запрещается о присутствующих говорить в третьем лице (он, она, они), таким обра зом, все присутствующие оказываются в одном «наблюдаемом» дейктическом пространстве речевой ситуации «Я — ТЫ (ВЫ) — ЗДЕСЬ — СЕЙЧАС». Так показывается уважительное отношение ко всем участникам общения.
4. Перебивание.
Встречные реплики. Вежливое поведение в речевом общении предписывает выслушивать реплики собеседника до конца. Однако высокая степень эмоциональности участников общения, демонстрация своей солидарности, согласия, введение своих оценок «по ходу» речи партнера — рядовое явле ние диалогов и полилогов праздноречевых жанров, рассказов и историй-воспоминаний. По наблюдениям исследователей [20], перебивы характерны для мужчин, более корректны в разговоре жен щины. Кроме того, перебивание собеседника — это сигнал некоопе ративной стратегии. Такого рода перебивы встречаются при потере коммуникативной заинтересованности.
Культурные и социальные _нормы жизни, тонкости психологи ческих отношений предписывают говорящему и слушающему ак тивное создание благожелательной атмосферы речевого общения, которая обеспечивает успешное решение всех вопросов и приводит к согласию.
5. В Ы-общение и Т Ы-общение. В русском языке широко распространено ВЫ-общение в неофициальной речи. По верхностное знакомство в одних случаях и неблизкие длительные отношения старых знакомых в других показываются употреблени ем вежливого «Вы». Кроме того, ВЫ-общение свидетельствует об уважении участников диалога; так, Вы-общение характерно для давних, подруг, питающих друг к другу глубокие чувства уважения и преданности. Чаще Вы-общение при длительном знакомстве или дружеских отношениях наблюдается среди женщин. Мужчины раз ных социальных слоев "чаще склонны к Ты-общению. Среди необра зованных и малокультурных мужчин Ты-общение считается един ственно приемлемой формой социального взаимодействия. При установившихся отношениях Вы-общения ими предпринимаются по пытки намеренного снижения социальной самооценки адресата и навязывания Ты-общения. Это является деструктивным элементом речевого общения, уничтожающим коммуникативный контакт.
Принято считать, что Ты-общение всегда является проявле нием душевного согласия и духовной близости и что переход на Ты-общение является попыткой интимизаций отношений; ср. пуш кинские строки: «Пустое Вы сердечным Ты она, обмолвясь, заме нила...». Однако при Ты-общении часто теряется ощущение уни кальности личности и феноменальности межличностных отноше ний. Ср. в «Хрестоматии» переписку Ю. М. Лотмана и Б. Ф. Егорова.
Паритетные отношения как главная составляющая общения не отменяют возможности выбора Вы-обшения и Ты-общения в зависи мости от нюансов социальных ролей и психологических дистанций.
Один и те же участники общения в различных ситуациях мо гут употреблять местоимения «вы» и «ты» в неофициальной обста новке. Это может свидетельствовать об отчуждении, о желании ввес ти в речевую ситуацию элементы ритуального обращения (ср.:, А Вам, Виталий Иванович, не положить салатику?).
Резюме
Среди функциональных разновидностей языка, особое место занимает разговорная речь. Разговорной является такая речь носи телей литературного языка, которая реализуется спонтанно (без всякого предварительного обдумывания) в неофициальной обста новке при непосрёдствённом участии партнеров общения. Разго ворная речь имеет существенные особенности на всех языковых уровнях, и поэтому ее часто рассматривают как особую языковую систему. Поскольку языковые особенности разговорной речи не зафиксированны в грамматиках и словарях ее называют некодифицированной, противопоставляя тем самым кодифицированным функ циональным разновидностям языка. Важно подчеркнуть, что разговорная речь — это особая функциональная разновидность именно литературного языка (а не какая-то нелитературная форма). Не верно думать, что языковые особенности разговорной речи — это речевые ошибки, которых следует избегать. Отсюда вытекает важ ное требование к культуре речи: в условиях проявления разговор ной речи не следует стремиться говорить по-письменному, хотя надо помнить, что и в разговорной речи могут быть речевые погрешнос ти, их надо отличать от разговорных особенностей.
Функциональная разновидность языка «разговорная речь» ис торически сложилась под влиянием правил языкового поведения людей в различных жизненных ситуациях, т. е. под влиянием усло вий коммуникативного взаимодействия людей. Все нюансы феномена человеческого сознания находят 'свое выражение в жанрах речи, в способах ее организации. Говорящий человек всегда заяв ляет о себе как о личности, и только в этом случае возможно уста новление контакта с другими людьми.
Успешное речевое общение — это осуществление коммуника тивной цели инициаторов общения и достижение собеседниками согласия. Обязательными условиями успешного общения являются заинтересованность собеседников в общении, настроенность на мир адресата, умение проникнуть в коммуникативный замысел говорящего, способность собеседников выполнить жесткие требования ситуативного речевого поведения, разгадать «творческий почерк» го ворящего при отражении реального положения дел или «картины мира умение прогнозировать «вектор» диалога или полилога. Поэ тому центральное понятие успешности речевого общения — поня тие языковой компетенции, которая предполагает знание правил грамматики и словаря, умение выражать смысл всеми возможными способами, знание социокультурных норм и стереотипов рече вого поведения, которая позволяет соотнести уместность того или иного языкового факта с замыслом говорящего и, наконец, де лает возможным выражение собственного осмысления и индивиду ального представления информации.
Причины коммуникативных неудач коренятся в незнании языковых норм в различии фоновых знаний говорящего и слушателя, в разнице их социокультурных стереотипов и психологии, а также, в наличии «внешних помех» (чуждой среде общения, дистантности собеседников, присутствии посторонних).
Коммуникативные цели собеседников обусловливают речевые стратегии, тактики, модальность и приемы ведения диалога. К со ставляющим речевого поведения относятся экспрессивность и эмотивность высказываний.
Приемы речевой выразительности являются основой приемов художественной литературы и ораторского искусства; ср. приемы: анафоры, антитезы, гиперболы, литоты; цепочки синонимов, градации, повторы, эпитеты, вопросы без ответа, вопросы самоверифи кации, метафоры, метонимии, иносказания, намеки, аллюзии, пе рифразы, переадресацию третьему участнику; такие средства вы ражения субъективной авторской модальности, как вводные слова и предложения.
Разговорная речь имеет свою эстетическую атмосферу, кото рая обусловлена глубинными процессами, соединяющими человека с обществом и культурой.
Исторически сложились относительно устойчивые формы ре чевого общения — жанры. Все жанры подчинены правилам рече вой этики и языковым канонам. Этика речевого общения предписы вает говорящему и слушающему создание благожелательной то нальности разговора, которая приводит к согласию и успешности диалога.
Глава II. Культура ораторской речи
§ 10. Роды и виды ораторской речи
Роды и виды ораторского искусства формировались постепен но. Так, например, в России XVII—XVIII веков авторы риторик выделяли пять основных типов (родов) красноречия: придворное красноречие, развивающееся в высших кругах дворянства; духовное (церковно-богословское); военное красноречие — обращение полководцев к солдатам; дипломатическое; народное красноречие, особенно развивавшееся в периоды обострения борьбы, во время которой вожаки крестьянских восстаний обращались с пламенны ми речами к народу.
Роды и виды красноречия выделяются в зависимости от сфе ры коммуникации, соответствующей одной из основных функций речи: общению, сообщению и воздействию. Существует несколько сфер коммуникации: научная, деловая, информационно-пропагандистская и социально-бы товая. К первой, например, можно отнести вузовскую лекцию или научный доклад, ко второй — дипломатическую речь или вы ступление на съезде, к третьей — военно-патриотическую речь или речь митинговую, к четвертой — юбилейную (похвальную) речь или застольную речь (тост). Конечно, такое деление не имеет абсо лютного характера. Например, выступление на социально-эконо мическую тему может обслуживать научную сферу (научный до клад), деловую сферу (доклад на съезде), информационно-пропа гандистскую сферу (выступление пропагандиста в группе слуша телей). По форме они также будут иметь общие черты. (
В современной практике публичного общения выделяют сле дующие роды красноречия: социально-политическое, академическое, судебное, социально-быто вое, духовное (церковно-богословское). Род красноречия — это область ораторского искусства, характеризующаяся наличием определенного объекта речи, специфической системой его разбо ра и оценки. Результатом дальнейшей дифференциации на осно вании более конкретных признаков, являются виды или жанры. Эта классификация носит ситуативно-тематический характер, так как, во-первых, учитывается ситуация выступления, во-вторых, тема и цель выступления.
К социально-политическому красноречию относятся выступ ления на социально-политические, политико-экономические, соци ально-культурные, этико-нравственные темы, выступления по во просам научно-технического прогресса, отчетные доклады на съез дах, собраниях, конференциях, дипломатические, политические, воен но-патриотические, митинговые, агитаторские, парламентские речи.
Некоторые жанры красноречия носят черты официально-де лового и научного стиля, поскольку в основе их лежат официаль ные документы. В таких речах анализируются положение в стране, события в мире, основная их цель — дать слушателям конкретную информацию. В этих публичных выступлениях содержатся факты политического, экономического характера и т. п., оцениваются те кущие события, даются рекомендации, делается отчет о проделан ной работе. Эти речи могут быть посвящены актуальным пробле мам или могут носить призывный, разъяснительный, программно-теоретический характер. Выбор и использование языковых средств зависит в первую очередь от темы и целевой установки выступле ния. Некоторому виду политических речей свойственны те стиле вые черты, которые характеризуют официальный стиль: безлич ность или слабое проявление личности, книжная окраска, функци онально окрашенная лексика, политическая лексика, политические, экономические термины. В других политических речах использу ются самые разнообразные изобразительные и эмоциональные сред ства для достижения нужного оратору эффекта. Скажем, в митин говых речах, имеющих призывную направленность, часто исполь зуется разговорная лексика и синтаксис.
Приведем в качестве примера отрывок из речи П. А. Столыпи на «О праве крестьян выходить из общины», произнесенной в Госу дарственном совете 15 марта 1910 года: «Я так настоятельно воз вращаюсь к этому вопросу потому, что принципиальная сторона законопроекта является осью нашей внутренней политики, потому что наше экономическое возрождение мы строим на наличии по купной способности у крепкого достаточного класса на низах, пото му что на наличии этого элемента зиждутся и наши законопроекты об улучшении, упорядочении местной земской жизни, потому, на конец, что уравнение прав крестьянства с остальными сословиями России должно быть не словом, а должно стать фактом» [28, 251].
Политическое красноречие в России в целом было развито слабо. Лишь военное ораторское искусство достигло сравнительно высо кого уровня. Не раз обращался к воинам Петр I. Выдающимся воен ным оратором был и полководец А. В. Суворов. Его беседы с солда тами, его речи и приказы, дошедшая до нас «Наука побеждать» на глядно показывают, как искусно владел он словом. Говоря о воен ных ораторах, следует упомянуть и русского полководца конца XVIII—начала XIX в. М. И. Голенищева-Кутузова. Он неоднократ но обращался с речами к солдатам и народу, призывал их к борьбе с врагами Отечества в ходе войны 1812 года. Среди русских дипло матов-ораторов XVII—XVIII вв. видное место занимает А. О. Ор-дын-Нащокин. Во второй половине XVIII в. при Екатерине П выдви нулись талантливые дипломаты-ораторы Г. А. Потемкин и Н. И. Па нин. Обращались к народу с яркими речами и руководители крес тьянских восстаний — Петр Болотников, Степан Разин, Емельян Пу гачев. Это были ораторы из народа. Их речи не дошли до нас, но мы знаем о них по мемуарам, по «прелестным письмам» (воззваниям).
К числу талантливых политических ораторов принадлежали М. А. Бакунин, русский революционер, теоретик анархизма, один из идеологов революционного народничества, П. А. Кропоткин, рус ский революционер международного масштаба, участник многих событий в Европе, В. И. Засулич, одна из организаторов группы «Освобождение труда».
Среди известных политиков, выступавших в Государственной думе (1906—1917), назовем уже упомянутого П. А. Столыпина, С. Д. Урусова, В. А. Маклакова, Ф. А. Головина, И. Г. Церетели, П. Б. Струве, П. Н. Милюкова, В. М. Пуришкевича, Н. А. Хомякова, В. В. Шульгина, С. Ю. Витте, И. Г. Петровского, А. Е. Бадаева. Выда ющимся оратором был Г. В. Плеханов, который владел удивительной способностью привлекать к своим словам внимание аудитории.
В начале XIX в. развернулась кипучая деятельность револю ционных ораторов. Они в основном выступали на митингах. Эти ораторы несли в массы новые идеи о жизни и светлом будущем. К первым годам установления советской власти относятся выступления таких сложившихся еще до революции ораторов, как Н. И: Буха рин, Г. Е. Зиновьев, С. М. Киров, А. М. Коллонтай, В. И. Ленин, А. В. Луначарский, Л. Д. Троцкий, Г. В. Чичерин и другие.
Стремительно развивается парламентское красноречие и се годня. В нем отражается столкновение различных точек зрения, проявляется дискуссионная направленность речи.
Академическое красноречие — род речи, помогающий фор мированию научного мировоззрения, отличающийся научным изложением, глубокой аргументированностью, логической куль турой. К этому роду относятся вузовская лекция, научный доклад, научный обзор, научное сообщение, научно-популярная лекция. Конечно, академическое красноречие близко научному стилю речи, но в то же время в нем нередко используются выразительные, изобразительные средства. Вот что пишет академик М. В. Нечкина об известном ученом XIX в. В. О. Ключевском: «А. Ф. Кони говорит о «чудесном русском языке» Ключевского, «тайной которого, он вла дел в совершенстве». Словарь Ключевского очень богат. В нем мно жество слов художественной речи, характерных народных оборо тов, немало пословиц, поговорок, умело применяются живые ха рактерные выражения старинных документов.
Ключевский находил простые, свежие слова. У него не встре тишь штампов. А свежее слово радостно укладывается в голове слушателя и остается жить в памяти» [32/47—48]. Вот отрывок из лекции В. О. Ключевского «О взгляде художника на обстановку и убор изображаемого им лица», прочитанной им в Училище живо писи, ваяния и зодчества весной 1897 года: «Говорят, лицо есть зеркало души. Конечно так, если зеркало понимать как окно, в ко торое смотрит да мир человеческая душа и через которое на нее смотрит мир. Но у нас много и других средств выражать себя. Го лос, склад речи, манеры, прическа, платье, походка, все, что составляет физиономию и наружность человека, все это окна, чрез которые наблюдатели заглядывают в нас, в нашу душевную жизнь. И внешняя обстановка, в какой живет человек, выразительна не менее его наружности. Его платье, фасад дома, который он себе строит, вещи, которыми он окружает себя в своей комнате, 'все это говорит про него и прежде всего говорит ему самому, кто он и за чем существует или желает существовать на свете. Человек любит видеть себя вокруг себя и напоминать другим, что он понимает, что он за человек» [13, 29]. Вы видите, насколько прозрачна мысль уче ного, как точно она выражена, через какие простые слова, вызы вающие конкретные ассоциации, яркие образы. Такая лекция всег да привлекает слушателей, вызывает у них глубокий интерес.
В России академическое красноречие сложилось в первой по ловине XIX в. с пробуждением общественно-политического созна ния. Университетские кафедры становятся трибуной для передовой мысли. Ведь в 40—60-е гг. на многие из них пришли работать моло дые ученые, воспитанные на прогрессивных европейских идеях. Мож но назвать таких ученых XIX—XX вв., как Т. Н. Грановский, С. М. Со ловьев, И. М. Сеченов, Д. И. Менделеев, А. Г. Столетов, К. А. Ти мирязев, В. И. Вернадский, А. Е. Ферсман, Н. И. Вавилов, — пре красных лекторов, которые завораживали аудиторию.
Судебное красноречие — это род речи, призванный оказы вать целенаправленное и эффективное воздействие на суд, спо собствовать формированию убеждений судей и присутствующих в зале суда граждан. Обычно выделяют прокурорскую, или обви нительную, речь и адвокатскую, или защитительную, речь.
Русское судебное красноречие начинает развиваться во вто рой половине XIX в. после судебной реформы 1864 г., с введением суда присяжных. Судебный процесс — это разбирательство уго ловного или гражданского дела, исследование всех материалов, свя занных с ним, которое происходит в обстановке поисков истины, борь бы мнений процессуальных оппонентов. Конечная цель данного про цесса — вынести законный и обоснованный приговор, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказа нию и ни один невиновный не был привлечен к ответственности и осужден. Достижению этой цели способствуют обвинительная и за щитительная речи. Судебные речи талантливых русских юристов дореволюционного периода С. А. Андреевского, А. Ф. Кони, В. Д. Спасовича, К. К. Арсеньева, А. И. Урусова, Н. И. Холева, Н. П. Карабчевского, Ф. Н. Плевако с полным правом называют образцами судебно го красноречия.
Приведем отрывок из речи Н. П. Карабчевского в защиту ка питана 2-го ранга К. К. Криуна (дело о гибели парохода «Влади мир»). В ночь на 27 июля 1894 года на Черном море произошло столкновение парохода «Владимир», следовавшего из Севастополя в Одессу, с итальянским пароходом «Колумбия». Последствием столкновения было потопление парохода «Владимир» и гибель находящихся на нем людей — семидесяти пассажиров, двух матросов и четырех человек пароходной прислуги. Вот начало этой речи: «Гг. судьи! Об щественное значение и интерес процесса о гибели «Владимира» выходит далеко за тесные пределы этой судебной залы. Картина исследуемого нами события так глубока по своему содержанию и так печальна по последствиям, что да позволено мне будет хотя на минуту забыть о тех практических целях, которые преследует каж дая из сторон в настоящем процессе. Вам предстоит не легкая и притом не механическая, а чисто творческая, работа — воссоздать происшествие в том виде, в каком оно отвечает действительности, а не воображаемым обстоятельствам дела». А далее развернутая ме тафора: «Здесь немало было употреблено усилий на то, чтобы гру быми мазками при помощи искусственного освещения представить вам иллюзию истины. Но это была не сама истина. Все время шла какая-то торопливая и грубая работа импрессионистов, не желав ших считаться ни с натурою, ни с сочетанием красок, ни с истори ческою и бытовою правдою, которую раскрыло нам судебное след ствие. Заботились только о грубых эффектах и терзающих нервы впечатлениях, рассчитанных на вашу восприимчивость» [11, 135— 136]. Разумеется, в судебных речах подробно анализируются фак тический материал, данные судебной экспертизы, все доводы за и против, показания свидетелей и т. д. Выяснить, доказать, убедить — вот три взаимосвязанные цели, определяющие содержание судеб ного красноречия.
К социально-бытовому красноречию относится юбилейная речь, посвященная знаменательной дате или произнесенная в честь отдельной личности, носящая торжественный характер; приветст венная речь; застольная речь, произносимая на официальных, на пример дипломатических, приемах, а также речь бытовая; надгроб ная речь, посвященная ушедшему из жизни.
Одним из видов социально-бытового красноречия было при дворное. Для него характерно пристрастие к высокому слогу, пышным, искусственным метафорам и сравнениям. Таковым является «Слово похвальное блаженной памяти Государю Императору Пет ру Великому, говоренное апреля 26-го дня 1755-го года» М. В. Ло моносовым. Это светская речь, выдержанная в торжественном сти ле. Сначала Ломоносов восхваляет Елизавету, вступившую на пре стол после смерти Петра I: «Священнейшее помазание и венчание на Всероссийское Государство всемилостивейшей Самодержицы на шей празднуя, слушатели, подобное видим к ней и к общему отече ству Божие снисхождение...» А затем оратор говорит о Петре I, отме чая его заслуги, обрисовывая облик императора. И заключение та ково: «А ты, великая душа, сияющая в вечности и героев блистани ем помрачающая, красуйся! Дщерь твоя царствует, внук наслед ник, правнук по желанию нашему родился; мы тобою возвышены, укреплены, просвящены, обогащены, прославлены. Прими в знак благодарности недостойное сие приношение. Твои заслуги больше, нежели все силы наши!» [7, 265]. В таком же стиле М. В. Ломоносов произнес «Слово похвальное Государыне Императрице Елизавете Петровне» 26 ноября 1749 г.
В ХIХ в. подобная пышность слога утрачивается. Приведем в ка честве примера начало речи С. А. Андреевского на юбилее В. Д. Спасовича, произнесенной 31 мая 1891 г.: «Владимир Данилович! Я бы мог в вас приветствовать все, что угодно, — только не юбиляра. Простите мне мою ненависть к времени! Вы глава нашей адвокатуры, славный ученый, большой художник, вечно памятный деятель, — лично для меня: дорогой друг и человек, — все, что хотите, — но только не завоеватель двадцатилетней пряжки, не чиновник-юбиляр! Удаси Боже!» [1, 584]. А затем Андреевский прибегает к свободной импровизации: об итоге жизни (юбилее), отношении Спасовича к искусст ву, его творчестве («Вы — поэт», «Ваш сильный язык поучал», «Ваши слова западали в чужие сердца...»).
Для речей такого рода, как представляется, характерны не жесткий план изложения и освещение разных сторон личности, причем только положительных сторон. Это панегирик.
Сравните отрывок из юбилейной речи на 50-летии Земского отдела Министерства внутренних дел, произнесенной П. А. Столы пиным 4 марта 1908 г.: «Ваши превосходительства и милостивые государи! С особым теплым чувством, не только в качестве главы ведомства — министра внутренних дел, но и как деятель крестьян ских учреждений, как бывший председателем съезда мировых по средников, знающий и сознающий всю громадную важность работы этих учреждений, приветствую я в сегодняшний день земский отдел.
В жизни народа полвека — мгновение. Сохранить жизненность могут лишь государственные учреждения, сознающие это и доро жащие связью с прошлым и преданиями, которые придают этим установлениям историческую ценность. В этом отношении земский отдел особенно счастлив.
Отдел зародился в атмосфере великодушных чувств и в мину ту яркого поднятия народного самосознания. В нем живы воспоми нания величайшей реформы минувшего столетия, в его рядах слу жили сподвижники великих деятелей освобождения крестьян. Ка залось, данный тою эпохой импульс к усиленной работе отразился на всей дальнейшей работе отдела. Действительно, нельзя не при знать громадный труд отдела по устройству на необъятном простран стве России быта различных разрядов сельских обывателей, по раз работке узаконений в развитие и дополнение акта 19 февраля...
Будем же верить, что и в наши дни Земский отдел сослужит Государю ожидаемую от него службу и внесет в общегосударствен ную ра'боту свою долю воодушевленного труда» [28, 116—117]. Эта речь относится к социально-бытовому красноречию, посвящена юбилею Земского отдела, т. е. речь юбилейная, торжественная, па негирик. В ней рассказывается об истории создания отдела, на правлениях его работы, результатах этой работы.
Духовное (церковно-богословское) красноречие — древний род красноречия, имеющий богатый опыт и традиции. Выделяют проповедь (слово), которую произносят с церковного амвона или в другом месте для прихожан и которая соединяется с церковным действием, и речь официальную, адресованную самим служителям церкви или другим лицам, связанным с официальным действием.
После того как князь Владимир Святославич в 988 г. крестил Русь, в истории древнерусской культуры начинается период освое ния духовных богатств христианских стран, главным образом Ви зантии, создания оригинальных памятников искусства.
Уже в ораторской речи Киевской Руси выделяют два подвида: красноречие дидактическое, или учительное, которое преследовало цели морального наставления, воспитания, и панегирическое, или торжественное, которое посвящено знаменательным церковным датам или государственным событиям. В речах отражается инте рес к внутреннему миру человека, источнику его дурных и хоро ших привычек. Осуждаются болтливость, лицемерие, гнев, сребро любие, гордыня, пьянство. Прославляются мудрость, милосердие, трудолюбие, чувство любви к Родине, чувство национального само сознания. Духовное красноречие изучает наука о христианском церковном проповедничестве — гомилетика.
Вот отрывок из наказа-поучения «12-го слова» митрополита Московского Даниила (XVI в.): «Возвысь свой ум и обрати его к началу пути твоего, от чрева матери твоей, вспомни годы и месяцы, дни и часы, и минуты — какие добрые дела успел совершить ты? Укрепи себя смирением и кротостью, чтобы не рассыпал враг добро детели твой и не лишил бы тебя царского чертога! А если же ты злое и пагубное для души творил — кайся, исповедуйся, плачь и рыдай: в один день по блуду согрешил ты, в другой — злопамятст вом, в третий — пьянством и обжорством, потом еще и подмигива нием и еще — клеветой и осуждением, и оболганием, и роптанием, и укорами. И сколько дней еще проживешь, — все прилагаешь к старым грехам новые грехи.
Больше всего позаботься о том, чтобы избегать греха. Возьми себе за правило: заставь себя не согрешить ни в чем один только день; вытерпев первый, и другой прибавь к нему, потом третий, и мало-помалу обычным это станет не грешить и, уклоняясь, бе жать от греха, как убегают от змеи» [15, 278—279].
Замечательные образцы духовного красноречия — «Слово о законе и благодати» Илариона (XI в.), проповеди Кирилла Туровско го (XII в.), Симеона Полоцкого (XVII в.), Тихона Задонского (XVIII в.), митрополита Московского Платона (XIX в.), Митрополита mockobckq-го Филарета (XIX в.), Патриарха Московского и всея Руси Пимена (XX в.), митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (XX в.).
Приведем отрывок из слова митрополита Крутицкого и Коло менского Николая «Чистое сердце», сказанного им в церкви Дани ловского кладбища города Москвы: «Чистое сердце — это наше богатство, наша слава, наша красота. Чистое сердце — это храни тель благодати Святого Духа, место рождения всех святых чувств
и желаний. Чистое сердце — это та брачная одежда, о которой говорит Господь в Своей притче и только в которой мы можем стать участниками небесной трапезы в вечной жизни.
С чем можно сравнить чистое сердце? Его можно сравнить с плодоносной Землей: на земле растут деревья, богатые своими пло дами, золотые злаки, благоухающие цветы. И в сердце христиани на произрастают украшающие его добродетели: смирение, кротость, милосердие, терпение. Мы любуемся цветущим садом и нам прият но вдыхать аромат цветов. Еще более мы любуемся духовной кра сотой носителя чистого сердца. Легко представить перед своим ду ховным взором преподобного Серафима, Саровского чудотворца: вот он идет со своей неизменной улыбкой любви на лице, весь — сия ние чистоты, кротости, любви, благожелательности, безгневия. Ко всем подходящим к нему — у него одинаковое слово привета, с любовью открытые объятия. И кто даже издали видел его — на всю жизнь сохранил в своем сердце прекрасный светлый образ правед ника-старца. Это носитель чистого сердца» [21, 1.56).
Как видим, основу речей любого рода составляют общеязыковые и межстилевые средства. Однако каждый род красноречия имеет4 специфические языковые черты, которые образуют, микросистему с одинаковой стилистической окраской.
Форма выражения в ораторской речи может не отрабатываться с той степенью полноты и тщательности, как это бывает в речи пись менной. Но нельзя согласиться и с тем, что ораторская речь спонтан на. Ораторы готовятся к выступлению, хотя и в разной степени. Это зависит от их опыта, мастерства, квалификации и, наконец, от темы выступления и ситуации, в которой произносится речь. Одно дело — речь на форуме или конференции, а другое — на митинге: разные формы речи, разное время произнесения, разная аудитория.
§ 11. Ораторская речь и функциональные стили литературного языка
Живое словесное общение — это наука и искусство. Они представляют собой две стороны медали. И только во взаимо действии, в соединении того и другого возможно процветание той части культуры, которая называется ораторским искусством. Бога тый запас активной лексики, прекрасный голос, бойкая речь еще не означают, что человек владеет техникой выступления. «Умеет го ворить человек тот, — подчеркивал А. В. Луначарский, сам пре красный оратор, — кто может высказать свои мысли с полной яс ностью, выбрать те аргументы, которые особенно подходящи в дан ном месте или для данного лица, придать им тот эмоциональный характер, который был бы в данном случае убедителен и уместен» [9, 15]. И далее: «Человек, который умеет говорить, то есть который умеет в максимальной степени передать свои переживания ближ нему, убедить его, если нужно, выдвинуть аргументы или рассеять его предрассудки и заблуждения, наконец, повлиять непосредст венно на весь его организм путем возбуждения в нем соответствен ных чувств, этот человек обладает в полной мере речью» [9, 15].
Как видим, в основе действенной речи лежат ясные аргу менты. И не просто аргументы, а такие, выбор которых мотиви рован ситуацией общения и составом аудитории. Эти аргументы должны действовать не только логически, но и эмоционально. Толь ко тогда они могут быть убедительными.
Известный исследователь языка В. В. Виноградов считал, что «ораторская речь — синкретический жанр. Она — одновременно и литературное произведение, и сценическое представление. Необхо димо отделить задачи исполнительского, «театрального» изучения от литературно-стилистического. Ораторская речь — особая форма драматического монолога, приспособленного к обстановке общест венно-бытового или гражданского «действа» [3, 120]. Он подчерки вал, что «ораторская речь — это подготовленная речь, подготовлен ное литературное произведение, имеющее определенные стилисти ческие характеристики, а поскольку она предназначена для сцени ческого представления (термин, конечно, здесь весьма условный), то она имеет художественную и эстетическую направленность. «Особен ный интерес представляют формы ораторской речи, обращенные к многолюдной аудитории или, по крайней мере, рассчитанные на нее, такие, как публичные лекции, религиозные проповеди, речи полити ческие и судебные. В соответствии с обстановкой в них своеобразно деформирована интонационная структура, которая являет сложную ориентировку повествовательных форм эмоционально-напряженны ми обращениями, вопросами и увещаниями, отрешенными от привы чных форм говорения, хотя ориентирующимися на них» [3, 120].
Ораторская речь — речь подготовленная. И готовится, она, естественно, по книжно-письменным источникам, которые ока зывают прямое и непосредственное влияние на структуру речи.
Стили, выделяемые в соответствии с основными функциями языка, связаны с той или иной сферой и условиями человеческой деятельности. Они отличаются системой языковых средств. Именно эти средства образуют определенную стилевую окраску, отличаю щую данный стиль от всех других. Официально-деловой стиль обслуживает сферу официальных деловых отношений; основная его функция — информативная (передача информации); для него ха рактерно наличие речевых клише, общепринятой формы изложе ния, стандартного расположения материала, широкое использова ние терминологии и номенклатурных наименований, наличие слож носокращенных слов, аббревиатур, отглагольных существительных, отыменных предлогов, преобладание прямого порядка слов и т. д. Научный стиль обслуживает сферу научного знания; основная его функция — сообщение информации, а также доказательство ее истинности; для него характерно наличие терминов, общенаучных слов, абстрактной лексики; в нем преобладает имя существитель ное, немало отвлеченных и вещественных существительных, син таксис логизированный, книжный, фраза отличается грамматичес кой и логической полнотой и т. д. Публицистический стиль обслу живает сферу общественно-экономических, социально-культурных и других общественных отношений; основные его функции — сооб щение и воздействие; в этом стиле используются все языковые сред ства; для него характерна, экономия языковых средств, лаконич ность и популярность изложения при информативной насыщеннос ти; широко используются общественно-политическая лексика, сти листически окрашенные средства, метафоры с оценочным значени ем, разговорные и просторечные фразеологизмы и лексика; неред ко часть лексики актуализируется, приобретает новые смысловые оттенки; используются средства экспрессивного синтаксиса, эле менты разговорной речи и т. д. Художественно-беллетристичес кий стиль имеет функцию воздействия и эстетическую; в нем наи более полно и ярко отражается литературный и, шире, общенарод ный язык во всем его многообразии и богатстве, становясь явлени ем искусства, средством создания художественной образности; в этом стиле наиболее широко представлены все структурные сторо ны языка: словарный состав во всем его семантическом богатстве, со всеми прямыми и переносными значениями слов; грамматичес кий строй со сложной и разветвленной системой морфологических форм и синтаксических типов.
В процессе подготовки и произнесения постоянно возникает внутреннее противоречие между книжной речью, поскольку вы ступление тщательно готовится, и устным воплощением, на кото рое влияет разговорная речь, точнее -— литературно-разговорный подстиль. Такие выступления являются частично или полностью своеобразной подготовленной импровизацией (если, конечно, речь не читается) и выражением спонтанной устной речи, с импровизационной, спонтанной манерой изложения. Уже сама работа над речью и с речью приводит к отходу от строгой книжнос ти. Степень книжности или разговорности зависит от индивидуаль ных навыков оратора.
Стремление оратора воздействовать на психику слушателей так же влияет на речь. Представляет интерес высказывание А. В. Лу начарского: «...Каждое слово после того, как оно было произнесено, вступает в особый мир, в психику другого человека через его орга ны чувств, оно вновь одевается в те же, как будто, одежды и пре вращается в эмоцию и идею внутреннего мира того ближнего, к которому я обращался с речью. Но у нас нет никаких гарантий того, что слово, как объективное явление в субъекте людей, к которым мы обращаемся, вызывает правильные результаты, что оно нахо дит именно тот резонанс, которого мы хотим... Следовательно, нам нужно приучить человека понимать внимающих ему и окружаю щих его, приучить прослеживать судьбу слова не только в воздухе, но и в душе тех, к кому слово обращено» [9, 14]. Замечательные слова. Речь влияет на слушателей интеллектуально, и эмоциональ но. Но влияет лишь в том случае, если выступающий хорошо знает психологию аудитории и учитывает ее. Искусство речи глубоко пси хологично и глубоко социально. И многое зависит от того, каким языком мы говорим. Конечно, сухая книжная речь обладает незна чительной силой воздействия. Именно «устность» речи и делает ее доходчивой, оказывает положительное влияние на слушателей. Вот мнение по этому поводу известного лингвиста Д. М. Пешковского: «Говорить литературно, то есть в полном согласии с законами пись менной речи, и в то же время с учетом особенностей устной речи и отличия психики слушателей от психики читателей, не менее трудно, чем говорить просто литературно. Это особый вид собственно лите ратурной речи — вид, который я бы назвал подделкой письменной речи под устную. Такая подделка действительно необходима в той или иной степени во всех публичных выступлениях, но она ничего общего не имеет с тем случаем, когда оратор не умеет справиться со стихией устной речи или не умеет ориентироваться в должной мере на письменную» [24, 165]. Действительно, оратор постоянно находится между Сциллой и Харибдой, между двумя враждебны ми силами, в положении, когда опасность угрожает и с той, и с другой стороны. Книжность и разговорность — вот те опасности, которые постоянно подстерегают оратора. Сильная книжность су шит речь. Разговорность может опустить ее до бытового уровня. И оратор должен постоянно балансировать, выбирая оптимальный стиль речи. Кстати, установлено, что при восприятии письменной речи человек воспроизводит потом лишь 50% полученного сообще ния. При восприятии того же сообщения, построенного по законам устного изложения мысли, воспроизводится уже 90% содержания.
Так что же такое разговорный стиль? Он противопоставлен книжным стилям, обслуживает сферу бытовых и профессиональ ных (но только неподготовленных, неофициальных) отношений; основная его функция — общение; проявляется в устной форме; име ет две разновидности: литературно-разговорную и обиходно-быто вую речь. Его лексика и фразеология характеризуется наличием большого пласта общеупотребительных, нейтральных слов, разго ворных слов, имеющих эмоционально-экспрессивную и оценочную окраску, разговорной фразеологии. Синтаксис — преобладанием простых предложений, сложносочиненных и бессоюзных, экспрес сивных: восклицательных, побудительных, вопросительных и т. д. В ораторской речи происходит своеобразная контаминация этих стилей, книжных и разговорного.
Интересны наблюдения над стилем лекций И. П. Павлова. Эти лекции, естественно, обладают всеми чертами, присущими научно му стилю: логической строгостью, объективностью, последователь ностью в изложении мысли, точностью формулировок, использова нием научных синтаксических стандартов. Некоторые части речи ученого построены строго научно: «Основным исходным понятием у нас является декартовское понятие, понятие рефлекса. Конечно, оно вполне научно, так как явление, им обозначаемое, строго детер минируется. Это значит, что в тот или другой рецепторный нерв ный прибор ударяет тот или другой агент внешнего мира или внут реннего мира организма. Этот удар трансформируется в нервный процесс, в явление нервного возбуждения» [23, 157].
Данный отрывок отличается четкими синтаксическими постро ениями, наличием терминологической и абстрактной лексики, мно жеством готовых, устойчивых словосочетаний (типа: подвергнуть эксперименту, врачебные мероприятия), лекторского «мы», неболь шой экспрессивной окрашенностью, использованием в первую очередь логических средств воздействия и убеждения, объективным подходом к изложению и т. д.
И. П. Павлов очень старательно готовился к своим лекциям, тщательно отрабатывал их. Профессор Н. А. Рожанский вспомина ет: «Публично, устно и в печати Павлов выступал только после тщательной проверки. Всякую свою речь он предварительно так отделывал, что после выступления ее можно было сразу сдавать в печать. Я помню его выступление в Москве в 1913 г. в Обществе научного института. В то время я работал в Московском универси тете. Узнав о его приезде, я днем зашел к нему... Как всегда, он был приветлив, просил меня прочесть вслух его собственную речь, ко торую он должен был сказать вечером. Когда я читал, он с внима нием следил за каждым словом, стараясь представить, как эту речь будут воспринимать слушатели. Вечером свою речь Павлов не чи тал, а говорил, однако, как мне показалось, почти слово в слово то, что я днем прочел в его написанной речи» [10, 45—46].
Ученый стремился быть понятным слушателям, стремился донести до них в наиболее популярной, доступной и действенной форме свои мысли. Профессор Е. А. Нейц, ученик И. П. Павлова, пишет: «Речь Ивана Петровича была удивительно простой... Это была обычная разговорная речь, поэтому и лекция имела скорее характер беседы. Очень часто, как бы самому себе, он ставил во прос и тотчас же отвечал на него...» [10, 24]. В лекциях ученый широко пользовался средствами разговорного языка. Именно раз говорная речь придает лекциям И. П. Павлова яркость, образность, убедительность. Его выступления для широкой аудитории не толь ко доказательны, но и обладают эмоционально-экспрессивной ок раской, которая вносит в научную лекцию особый контраст. При перенесении разговорных элементов в научное изложение их сти листическая окрашенность выступает с наибольшей отчетливостью, они резко выделяются в научном стиле, создавая определенную эмоционально-экспрессивную тональность выступления.
Наиболее часто использует И. П. Павлов в своих лекциях раз говорную лексику и фразеологию. Сюда входят слова и фразеоло гизмы, употребляющиеся в непринужденном разговоре, придаю щие речи неофициальное звучание. Эти слова могут иметь положи тельную или отрицательную эмоциональную окраску, которая ис пользуется для усиления лекции или создания эффекта непринуж денности, задушевности. Например: «Немудрено поэтому, что дие тетика если не в своих общих эмпирических основах, то в объясне ниях и частностях представляет наиболее спутанный отдел тера пии»; «Итак, еще одна беда обойдена, а окончательная цель все еще не достигнута»; «Понятно, для человека, чувствующего голод, экс тренные меры не нужны и достаточно приятно само по себе удов летворение голода; недаром говорится, что голод — лучший по вар»; «Теперь пришлось бы основываться на науке, которая своим совершенством сравнительно с физиологией похвалиться не может».
Особенно образно и эмоционально звучит разговорно-просто речная лексика и фразеология в тех местах лекций, где И. П. Пав лов вступает в дискуссии со своими научными оппонентами: «Нев ролог, всю жизнь проевший зубы на этом деле, до сих пор не уве рен, имеет ли мозг какое-либо отношение к уму»; «Закрыть глаза на эту деятельность обезьяны, которая проходит перед вашими глазами, смысл которой совершенно очевиден... — это чепуха, это ни на что не похоже».
Приведем в качестве примера еще один отрывок, который иллю стрирует органическую и характерную связь в лекциях И. П. Павлова элементов разговорной и научной речи: «Где общая схема высшей нервной деятельности? Где общие правила этой деятельности? Пе ред этими законнейшими вопросами современные физиологи стоят поистине с пустыми руками. Почему же объект так сложен кон структивно, так обилен функциями, а рядом с этим исследование его для физиолога уперлось как бы в угол, а не представляется почти безграничным, как можно было бы ожидать?». Какова же специфика этого фрагмента лекции? Отметим в нем обилие вопро сительных предложений, которые создают экспрессию речи, нали чие разговорной фразеологии (с пустыми руками, т. е. ничего не получив; упереться в угол, т. е. не получить дальнейшего разви тия), синтаксического повтора (так... так), экспрессивной формы превосходной степени (законнейший), книжных слов и терминов (функция, объект, безграничный, высшая нервная деятельность). Такой сплав научных и разговорных элементов создает экспрессию речи, привлекает большое внимание слушателей.
Широко используются И. П. Павловым в лекциях и разговор ные синтаксические конструкции. Назовем наиболее важные и час то встречающиеся. Прежде всего, в лекциях наблюдается большое количество вопросительных предложений, что отметил профессор Е. А. Нейц. Благодаря этим вопросам удается обратить внимание слушателей на изложение и сконцентрировать его на определенной мысли. Ученый ставит вопросы перед слушателями, а затем отве чает на них: «Множество вопросов остаются нерешенными или даже вовсе не поставленными. Почему реактивы изливаются на сырой материал в таком, а не в ином порядке? Почему свойства отдель ных реактивов повторяются и комбинируются в других? Колеблет ся ли, как, почему, когда каждый реактив?..» Эта серия вопросов придает повествованию динамику, позволяет не только легко за фиксировать вопросы в памяти, но и конспективно записать их, что очень важно для слушателей.
Стремление передать экспрессивные интонации разговорной речи приводит ученого к использованию в лекциях различного типа присоединительных конструкций, т. е. таких, которые представля ют собой расчлененный на отдельные части синтаксически связан ный текст. Например: «Следовательно, физиолог должен идти своим путем. И этот путь намечен уже давно»; «В прежнее время поступа ли так, что в отдельной комнате около собаки позволялось находить ся только экспериментатору. Но потом оказалось, что и этого недо статочно»; «Сплошь и рядом, когда задача у «Рафаэля» путается, то он действительно отведет глаза в сторону или вбок, а потом повер нется снова и сделает. И это очень просто». Иногда для усиления речи И. П. Павлов пользуется инверсией (обратным порядком слов), которая также вносит в речь разговорные интонации: «Она к еде стремится. От разрушительных раздражений отстраняется».
Сложные синтаксически конструкции, характерные для книж ной речи, чередуются в лекциях с простыми конструкциями, ха рактерными для разговорной речи. Это также вносит в речь разго ворные интонации. Например: «Может быть, вопрос надо решить так, что физиолог должен запастись психологическими методами, знаниями и затем уже приступить к изучению деятельности боль ших полушарий. Но здесь есть существенное осложнение. Понятно, что физиологии постоянно... приходится опираться на более точные, совершенные науки: на механику, физику и химию. Но в этом слу чае — совсем другое».
И. П. Павлов часто использует в речи указательные местоиме ния этот, тот и указательно-восклицательные частицы вот, личные местоимения мы, вы и глаголы повелительного наклонения, которые приглашают слушателей что-либо сделать или подумать над тем, что сообщается. «Возьмем самый простой пример, с кото рого мы начали свои исследования...»; «Возьмем еще важный слу чай оборонительного рефлекса...»; «Следовательно, если вы не при мете никаких мер против этих влияний... то вы ни в чем не разбере тесь, перед вами все перепутается»; «Вот животное, которое приго товлено так, как я вам описал. Как видите, пока на него не действу ет специальный агент, слюнная железа его находится в покое, слю ны нет. А вот сейчас мы начнем действовать на ухо собаки ударами метронома. Вы видите...». Благодаря этим приемам лектор входит в контакт со слушателями, делая их непосредственными участника ми своего сообщения, постоянно пробуждая в них интерес к лекции.
Нередко лекции ученого переходили в живой диалог, так как слушателям разрешалось перебивать лектора, задавать ему вопро сы, выяснять то, что оставалось непонятным, и даже вступать с ним в дискуссию. Лекция, собственно, превращалась в беседу. Всем слушателям не только разрешалось, но и рекомендовалось переби вать Ивана Петровича и задавать вопросы, если что-нибудь было неясно. И здесь И. П. Павлов проявлял себя находчивым, остроум ным, умеющим быстро ответить на самые неожиданные вопросы. Переход от обычной лекции к беседе еще более стимулировал ин терес слушателей, делал доходчивее изложение.
В лекциях рельефно выступает личность ученого, борца за материалистическое направление в науке. С какой экспрессией, напряженностью звучат слова, направленные против ученого-идеа листа: «Если бы он сколько-нибудь думал, он должен был бы ска зать следующее. Я положил письмо в карман. Я нес это письмо. Я задумался. Я позабыл об этом письме и прошел мимо ящика. Потом я увидел ящик, который попал мне на глаза, тогда мысли совпали и я положил письмо в ящик. Вот настоящая ассоциация. А он все перепутал. Это черт знает что такое! Вот такие господа анализиру ют высшую психологическую деятельность. Далеко они пойдут!» [23, 504]. Особенно сильно, как мы видим, звучат те места выступ лений И. П. Павлова, где он защищает свои взгляды, результаты своей экспериментальной работы. Его речь в таких случаях скупа, острополемична, насыщена экспрессией, направлена против субъ ективизма в науке.
Сравним несколько фрагментов из речей. А. В. Луначарский (из вступительного слова, произнесенного 8 февраля 1922 г. в Мос кве в Доме Союзов на вечере, посвященном 85-й годовщине со дня смерти А. С. Пушкина): «Пушкин был русской весной, Пушкин был русским утром <...>. Что делали в Италии Данте и Петрарка, во Франции — великаны XVII века, в Германии — Лессинг, Шиллер и Гете, — то сделал для нас Пушкин <...>. Он много страдал, потому что его чудесный, пламенный, благоуханный гений расцвел в суро вой, почти зимней, почти ночной еще России, но зато имел «фору» перед всеми другими русскими писателями. Он первый пришел и по праву первого захвата овладел самыми великими сокровищами всей литературной позиции» [20, 35].
Г. В. Чичерин (из речи на первом пленарном заседании Гену эзской конференции): «Идя навстречу потребностям мирового хо зяйства и развития его производительных сил, Российское прави тельство сознательно и добровольно готово открыть свои границы для международных транзитных путей, предоставить под обработ ку миллионы десятин плодороднейшей земли, богатейшие лесные, каменноугольные и рудные концессии, особенно в Сибири, а также ряд ряд других концессий, особенно в Сибири <...>. Более подроб ный проект плана всеобщего восстановления мог бы быть представ лен российской делегацией во время конференции; о полной воз можности его осуществления с финансово-экономической точки зрения говорит тот факт, что капиталы, которые должны быть еже годно вложены в это дело, обеспечивающее будущее европейской промышленности, равнялись бы лишь небольшой части ежегодных расходов на армию и флот стран Европы и Америки.
Делая эти предложения, российская делегация принимает к сведению и признает в принципе положения каннской резолюции, сохраняя за собой право внесения как своих дополнительных пунк тов, так и поправок к существующим» [31, 209—210].
П. А. Александров (из речи по делу Веры Засулич): «Месть стремится нанести возможно больше зла противнику; Засулич, стре лявшая в генерал-адъютанта Трепова, сознается, что для нее без различны были те или другие последствия выстрелов. Наконец, месть старается достигнуть удовлетворения возможно дешевою ценой, месть действует скрытно с возможно меньшими пожертвованиями. В поступке Засулич, как бы ни обсуждать его, нельзя не видеть самого беззаветного, но и самого нерасчетливого самопожертвова ния <...>» [25, 26—27].
Итак, можно отметить стилистическую полифонию ораторской речи. Эта полифония возникает в результате воздействия на ора торскую речь, с одной стороны, различных функциональных сти лей, с другой стороны, элементов различной стилистической окрас ки. Скажем, юбилейные речи включают лексику, несущую в себе положительную оценку, имеющую высокую стилистическую окраску. Разобранные примеры показывают, как влияют на речь функ циональные стили. Так, отдельные речи Г. В. Чичерина подверже ны значительному воздействию официально-делового стиля, неко торые речи И. П. Павлова — научного стиля — в научных лекциях, разговорного — в научно-популярных лекциях, в приведенных от рывках из речей А. В. Луначарского и П. А. Александрова ощуща ется влияние литературно-художественного стиля. Агитаторские и пропагандистские речи находятся под воздействием публицисти ческого стиля, поскольку нередко пропагандист готовится к выступлению по материалам газет. Происходит весьма сложный синтез стилистических элементов, использование которых зависит от вида, темы и целей речи.
§ 12. Функционально-смысловые типы речи
Ораторская речь по своему составу неоднородна, поскольку в процессе мышления человеку свойственно отражать различные объективно существующие связи между явлениями действитель ности, между объектами, событиями, отдельными суждениями, что, в свою очередь, находит выражение в различных функционально-смысловых типах речи: описании, повествовании, рассуждении (размышлении). Монологические типы речи строятся на основе отражения мыслительных диахроничес ких, синхронических, причинно-следственных процессов. Оратор ская речь в связи с этим представляет собой монологичес кое повествование — информацию о развивающихся действиях, монологическое описание — информацию об одновременных признаках объекта, монологическое рассуждение — о причинно-следственных отношениях. Смысловые типы присутствуют в речи в зависимости от ее вида, цели и от концептуального замысла оратора, чем обусловлено вклю чение или невключение того или иного смыслового типа в общую ткань ораторской речи; смена этих типов вызвана стремлением оратора полнее выразить свою мысль, отразить свою позицию, помочь слушателям воспринять выступление и .наиболее эффективно повлиять на аудиторию, а также придать речи динамический ха рактер. При этом в различных видах ораторской речи будет разное соотношение указанных типов, ибо в реальности все они смешива ются, взаимодействуют, и вычленение их весьма условно.
Повествование — это динамический функционально-смы словой тип речи, выражающий сообщение о развивающихся во временной последовательности действиях или состояниях и имею щий специфические языковые средства. Повествование передает сменяющиеся действия или состояния, развертывающиеся во времени. Этот тип речи, в отличие от описания, динамичен, поэтому в нем могут постоянно меняться временные планы. Например, так меняются временные планы в речи Ф. Н. Плевако по делу Грузин ского: «20 лет тому назад, молодой человек, встречает он в Москве, на Кузнецком мосту у Тромлэ, кондитера, торговца сластями, красавицу-продавщицу Ольгу Николаевну Фролову. Пришлась она ему по душе, полюбил он ее. В кондитерской, где товар не то, что хлеб или дрова, без которых не обойдешься, а купить пойдешь хоть на гряз ный постоялый двор, — в кондитерской нужна приманка. Вот и сто ят там в залитых огнями и золотом палатах красавицы-продавщи цы; и кому довольно бы фунта на неделю, глядишь — заходит каж дый день полюбоваться, перекинуться словцом, полюбезничать <...>. Полюбилась, и ему стало тяжело от мысли, что она будет сто ять на торгу, на бойком месте, где всякий, кто захочет, будет пя лить на нее глаза, будет говорить малопристойные речи. Он уводит ее к себе в дом как подругу. Он бы сейчас же и женился на ней, да у него жива мать, еще более, чем он, близкая к старой своей славе: она м слышать не хочет о браке сына с приказчицей из магазина. Сын, горячо преданный матери, уступает. Между тем Ольга Нико лаевна понесла от него, родила сына-первенца. Князь не так отнес ся к этому, как те гуляки, о которых я говорил. Для него это был его сын, его кровь. Он позвал лучших друзей: князь Имеретинский крестил его» [30, 493—494]. Этот фрагмент — повествование (по скольку в нем показаны развивающиеся, динамические события) с элементами описания (потому что даются статические картины, сопровождающие это повествование). Все изложение делится на отдельные четкие кадры разных временных планов, что помогает быстрее воспринять речь.
Повествование включает в себя динамически отражающиеся ситуации внешнего мира, и это устройство данного типа высказы вания определяет его положение в речи. К данному типу прибегают в том случае, если требуется подтвердить высказанные оратором положения конкретными примерами или при анализе некоторых ситуаций. Задача оратора — изобразить последовательность собы тий, с необходимой точностью передать эту последовательность. Таким образом, передается содержательно-фактуальная информа ция, причем она облекается в разные формы. Во-первых, оратор может говорить как участник событий, во-вторых, излагать собы тия со слов третьего лица, в-третьих, моделировать событийный ряд, не указывая на источник информации. Оратор передает собы тия, которые совершаются как бы на глазах слушателей, или вво дит воспоминания о событиях, развивающихся в прошлом. Напри мер, такой прием использует Н. П. Карабчевский в речи по делу Ольги Палем: «С таким легковесным багажом отправилась она в Одессу. Оставаться в Симферополе, в той же еврейской, отныне враждебной ей среде, было уже немыслимо. В Одессе у нее не было • ни родных, ни знакомых. Вспомните показания Бертинга. На первых порах она пыталась пристроиться к какой-нибудь хотя бы чер ной, хотя бы тяжелой работе. Она поступила в горничные. Пробыла несколько дней и была отпущена, так как оказалось, что она не умела ни за что взяться, была белоручкой. Потом мы видим 'ее некоторое время продавщицей в табачной лавке. По отзыву поли цейского пристава Чабанова, в то время она была бедно одета, зато отличалась цветущим здоровьем, была энергична и весела. В ее поведении нельзя было отметить ничего предосудительного.
Потом, спустя некоторое время, в 1887 году, тот же пристав Чабанов стал встречать ее уже «хорошо одетой» [30, 417]. В этом повествовании говорится о действующих лицах, месте и времени действия, самом действии, которое развивается. Защитник воспро изводит поступки Ольги Палем на основе ее показаний и показаний свидетелей.
Динамика повествования создается благодаря использованию глаголов, которые могут выражать быструю смену событий, после довательность их развития, поэтому чаще всего используются гла голы конкретного действия. Динамика может- передаваться также значением глаголов, их разными видовременными планами, поряд ком следования, отнесением их к одному и тому же субъекту, обсто ятельственными словами со значением времени, союзами и т. д. Всту пает в силу принцип стремительного повествовательного движе ния, и стиль приобретает захватывающую быстроту. Такова, на пример, повествовательная часть речи К. Ф. Хартулари по делу Лебедева: «Заручившись разрешительным свидетельством город ской управы на ломку здания, правление, согласно обязательству, потребовало от Лебедева немедленного приступа к работе.
Лебедев отправился на Никольский рынок, и там среди рабо чего пролетариата вербует себе отряд рабочих по самым дешевым поденным платам.
Весь этот отряд, под командой Андрея Лебедева, <...> рассы пался по куполу здания, который изнутри, для безопасности, был подперт четырьмя деревянными стойками, скрепленными между собой железными связками или скобами <...>.
Работа закипела. Застучали молотки, и вскоре наружная ме таллическая обшивка была снята, а за ней снят так называемый черный пол, и остов купола тотчас же обнажился с его металличес кими стропилами, числом до 32, которые, подобно радиусам от цент ра, спускались от вершины купола к его основанию, лежавшему на стенах самого здания в кольце.
Наступала самая трудная и самая опасная часть работы, со стоявшая в разборке и расчленении металлических стропил» [30, 785]. Слова, которые здесь используются, придают динамику изло жению: потребовало немедленного приступа к работе, отправил ся, вербует, рассыпался, работа закипела, застучали молотки, вскоре, тотчас же обнажился. Динамичная речь всегда эффектив но воздействует на слушателей.
Можно выделить конкретное, обобщенное и ин формационное повествование. Конкретное — это повество вание о расчлененных, хронологически последовательных конкрет ных действиях одного или нескольких действующих лиц, например в судебной речи; обобщенное — о конкретных действиях, но характерных для многих ситуаций, типичных для определенной, обста новки, например в научном изложении; информационное — сообщение о каких-либо действиях или состояниях без их конкретизации и детальной хронологической последовательности; оно чаще всего имеет форму пересказа о действиях субъекта или форму кос венной речи.
Повествование в речах может быть построено по схеме тради ционного трехчастного членения, т. е. в нем есть своя завязка, .вводящая в сущность дела и предопределяющая движение сюже та, развертывание действия и развязка, содержащая явную или скрытую эмоциональную оценку события оратором.
Обычно выделяют развернутое и неразвернутое повествование. Развернутое повествование представляет со бой речь, отражающую последовательные, иногда одновременные, но развивающиеся действия или состояния. Неразвернутое повествование или выражается отдельной репликой в диалоге, или, буду чи использовано в микротематическом контексте, выполняет роль введения к описанию или рассуждению.
Описание — это констатирующая речь, как правило, дающая статическую картину, представление о характере, составе, струк туре, свойствах, качествах объекта путем перечисления как суще ственных, так и несущественных его признаков в данный момент.
Описание может быть двух видов: статическое и ди намическое. Первое дает объект в статике, указанные в речи признаки объекта могут обозначать его временные или постоянные свойства, качества и состояния. Например, описание места дейст вия в судебной речи или описание объекта в политической речи. Реже встречается описание второго вида; так, какой-либо опыт в научной речи обычно предстает в развитии, динамике.
Описания весьма разнообразны и по содержанию, и по форме. Они могут быть, к примеру, образными. Оратор, стремясь сообщить слушателям необходимое количество информации, дает не только подробное описание объекта, но и его характеристику, оценку, вос создавая определенную картину, что сближает речь с описанием в художественной литературе.
Центром описания являются существительные с предметным значением, которые рождают в сознании слушателей конкретный образ, причем информативно оно может быть весьма насыщенным, поскольку существительные с предметным значением вызывают це лый ряд ассоциаций. Приведем пример из речи Н. И. Бухарина «Гете и его историческое значение», произнесенной им в 1932 г. на торжественном заседании Академии наук СССР, посвященном 100-летию со дня смерти Гете: «Крепостной труд, «ременная плеть», христианско-германская патриархальность быта находили свое адекват ное выражение в политической надстройке страны. Со времени Вестфальского мира Германия была разбита на 300 слишком суве ренных «государств» и значительно более 1000 полусуверенных рыцарских имений. Эти иногда крошечные политические единицы<...> чувствовали себя настоящими «дворами»: каждый князек хотел быть маленьким Людовиком XIV, иметь свой роскошный Вер саль, свою прелестную маркизу де-Помпадур, своих придворных шутов, своих лейб-поэтов, своих министров и, прежде всего, свою полицию и армию» [2, 145]. Здесь приемом описания является пере числение существительных, через которые дается характеристика одного объекта — Германии времен Гете. В первой половине фраг мента существительные используются в прямом значении (кроме выражения «ременная плеть», принадлежащего Гете), а вот во вто рой половине уже появляются сравнения, что усиливает ассоциа тивный момент. Благодаря такой концентрации существительных оратору удается дать исчерпывающую характеристику Германии на рубеже XVIII—XIX в., с ее средневековой патриархальностью быта, с одной стороны, и претензиями на роскошь и самостоятель ность — с другой.
Приведем другой пример из доклада Н. И. Бухарина о Гейне, прочитанного им на торжественном публичном заседании в Акаде мии наук СССР 29 апреля 1931 г. по случаю 75-летней годовщины смерти поэта: «Гейне настолько блестящ и ярок, так многогранен и прихотлив, что из драгоценного ларца его поэтического творчества можно выбрать кинжал тираномаха и брильянтовый перстень аристократа; весеннюю свирель и меч революции; жемчужины слез и циничную иронию; средневековый амулет и пурпурное знамя про летарского переворота. Гейне — король видений и снов, сказочный принц романтической грезы. И в то же время великий насмешник, земное воплощение богини Иронии, гениальный «свистун». Вождь «партии цветов и соловьев». А на другой странице — лихой бара банщик революции» [2, 177]. В этом фрагменте используется боль шое количество существительных в переносном значении и прила гательных с качественно-оценочным значением, характеризующих поэта с разных сторон, а также цитирование. В результате дается качественная характеристика изображаемого.
В описании, как правило, употребляются формы настоящего, прошедшего и будущего времени. Для судебной речи наиболее ти пично использование прошедшего времени, для академической — настоящего. В последней перечисляются постоянные признаки объ ектов, что и выражается с помощью глаголов настоящего времени. Например, И. П. Павлов так описывает в своем докладе происшед шие действия: «И вы, знакомые несколько с условными рефлекса ми, знаете, конечно, что мы имеем в конце концов в своих руках, с одной стороны, внешние раздражители, производящие в централь ной нервной системе раздражительный процесс, а с другой сторо ны, мы имеем в своих руках раздражители, которые в больших полушариях производят тормозной процесс» {23, 329].
Описания более или менее однородны по своей синтаксичес кой структуре. Как видно из предыдущих примеров, она обычно представляет собой перечисление опорных слов или слов, обозна чающих признаки Описываемого объекта, в прямом или переносном значении, что обусловливает перечислительную интонацию, в ре зультате чего создается целостный образ объекта.
В динамическом событийном описании изображаются относи тельно равноправные, законченные действия или факты в виде сменяющихся частей, что придает высказыванию перечислитель ный характер. Описание такого типа имеет обозначенное начало и конец. Вот как пользуется динамическим событийным описанием Ф. Н. Плевако в защитительной речи по делу Люторических крес тьян: «Родилась необходимость вечно одолжаться у помещика зем лей для обработки, вечно искать у него заработка, ссужаться семе нами для обсеменения полей. Постоянные долги благодаря приемам управления росли и затягивали крестьян: кредитор властвовал над должником и закабалял его работой на себя, работой за неплатеж из года в год накоплявшейся неустойки.
В этом положении, где кредитор властвовал, а должник зады хался, уже не было и помину о добровольном соглашении. Чудо вищные контракты и решения доказывают, что управление не со глашалось, а предписывало условие; вечно кабальные мужики тоже не соглашались, а молча надевали петлю, чем и завершались и вступали в силу свободные гражданские сделки крестьян с их быв шим владельцем» [30, 545]. В этом отрывке дается динамическое описание события, причем основную роль играют здесь глаголы, ко торые выражают равноправные законченные действия и выступают в тесной связи с различными существительными, обозначающими субъекты, объекты, абстрактные понятия, процессы: родилась необ ходимость искать заработка, ссужаться семенами, долги росли и затягивали крестьян, кредитор властвовал, закабалял его, долж ник задыхался, предписывало условие, вступали в силу сделки и т. д. Это описание имеет общую идею, единый содержательный стержень (положение крестьян), и в то же время оно раскрывает эту идею в двух аспектах (кредиторы помещики — должники крестьяне).
Описание может быть развернутым, подробным и сжатым, кратким; объективированным, например описание опыта в акаде мической речи или места преступления в судебной речи, и субъек тивированным, в котором оратор выражает к объекту свое отноше ние, например описание ситуации в политической речи. Чаще все го, конечно, оратор не скрывает своего отношения к объекту, давая ему скрытую или явную оценку. Приведем пример из той же речи Плевако Н. Ф. по делу Люторических крестьян: «Я прошу, вас перелистать предъявленный документ. Иски неустоек по 30 процентов, по 50 процентов, по 100 процентов за долг мелькают перед глазами. Неустойки в 300 и 500 рублей — целыми десятками. А прочтите договор: полная неустойка за неуплату малой доли долга. Прочтите дело № 143 за 1870 год — ищут долг и неустойку, крестьяне несут деньги судье. Деньги приняты, получены, а на неустойку в 50 про центов все-таки взят исполнительный лист. Прочтите дело № 158 — ужасный, отвратительный договор: в случае просрочки — изба, корова, лошадь и все, что сыщется в избе, поступает в неустойку. Присуждаются иски по удостоверениям волостного правления. При суждено по удостоверению, данному волостным правлением!» [30, 546]. В этом фрагменте дается развернутое описание объективных фактов. Однако оно отражает точку зрения оратора, дающего отри цательную оценку указанным фактам (ужасный, отвратитель ный договор), а также заключает в себе призыв к действию (прошу перелистать, прочтите). Следует отметить и стремительность смены перечисляемых объектов, которая усиливается словом «мель кают». В описании широко используются вводные слова и вводные предложения (субъективная модальность); модальные слова, изъ явительное наклонение (единый временной план), однородные ком поненты (в том числе предложения, выражающие суждения) и т. д. Следовательно, данное описание является динамическим.
Рассуждение (или размышление) — это тип речи, в котором исследуются предметы или явления, раскрываются их внутрен ние признаки, доказываются определенные положения. Рассуж дение характеризуется особыми логическими отношениями между входящими в его состав суждениями, которые образуют умозаклю чения или цепь умозаключений на какую-либо тему, изложенных в логически последовательной форме. Этот тип речи имеет специфи ческую языковую структуру, зависящую от логической основы рас суждения и от смысла высказывания, и характеризуется причинно-следственными отношениями. Он связан с передачей содержатель но-концептуальной информации. Примером может служить фраг мент из речи о морской обороне, произнесенной П. А. Столыпиным в Государственной думе 24 мая 1908 года: «Господа! Область прави тельственной власти есть область действий. Когда полководец на поле сражения видит, что бой проигран, он должен сосредоточить ся на том, чтобы собрать свои расстроенные силы, объединить их в одно целое. Точно так же и правительство после катастрофы нахо дится несколько в ином положении, чем общество и общественное представительство...>. Оно (правительство. — Я. К.) должно объ единить свои силы и стараться восстановить разрушение. Для это го, конечно, нужен план, нужна объединенная деятельность всех государственных органов. На этот путь и встало настоящее прави тельство с первых дней, когда была вручена ему власть» [28, 150].
В «Логическом словаре» Н. И. Кондакова (М., 1971. С. 449) да ется следующее определение: «Рассуждение — цепь умозаключений на какую-нибудь тему, изложенных в логически последова тельной форме. Рассуждением называется и ряд суждений, относя щихся к какому-либо вопросу, которые идут одно за другим таким образом, что из предшествующих суждений необходимо вытекают или следуют другие, а в результате получается ответ на постав ленный вопрос». При рассуждении говорящий приходит к новому суждению.
Рассуждения позволяют вовлекать в процесс речи слушате лей, что приводит к активизации их внимания, вызывая интерес к тому, о чем сообщается.
Приведем пример из речи Г. А. Александрова по делу Засу лич: «Вступиться за идею нравственной чести и достоинства поли тического осужденного, провозгласить эту идею достаточно громко и призвать к ее признанию и уверению, — вот те побуждения, которые руководили Засулич, и мысль о преступлении, которое было бы поставлено в связь с наказанием Боголюбова, казалось, может дать удовлетворение всем этим побуждениям. Засулич решила ис кать суда над ее собственным преступлением, чтобы поднять и вызвать обсуждение забытого случая о наказании Боголюбова.
Когда я совершу преступление, думала Засулич, тогда замолк нувший вопрос о наказании Боголюбова восстанет; мое преступле ние вызовет гласный процесс, и Россия в лице своих представите лей будет поставлена в необходимость произнести приговор не обо мне одной, а произнести его, по важности случая, в виду Европы, той Европы, которая до сих пор любит называть нас варварским государством, в котором атрибутом правительства служит кнут.
Этими обсуждениями и определились намерения Засулич. Со вершенно достоверно поэтому представляется то объяснение Засу лич, которое, притом же дано было ею при самом первоначальном ее допросе и было затем неизменно поддерживаемо, что для нее было безразлично: будет ли последствием произведенного ею вы стрела смерть или только нанесение раны. Прибавлю от себя, что для ее целей было бы одинаково и то, если б выстрел, очевидно, направленный в известное лицо, и совсем не произвел никакого вредного действия, если б последовала осечка или промах. Не жизнь, не физические страдания генерал-адъютанта Трепова нужны были для Засулич, а появление ее самой на скамье подсудимых, вместе с нею появление вопроса о случае с Боголюбовым» [30, 38—39]. Главное в рассуждении — объект мысли. В этом отрывке объект мысли — причина выстрела В. Засулич. Оратор высказывает свою точку зре ния на событие, затем воспроизводит рассуждения В. Засулич, опи раясь на ее объяснение при первоначальном допросе. Он как бы реконструирует размышление В. Засулич, мотивируя затем ее поступок. Г. А. Александров пользуется в этой речи «эффектом присутствия», который состоит в том, что оратор как бы перево площается в субъект своей речи, рассказывая о событиях, свиде телем или участником которых он якобы являлся, о деталях, которые он якобы видел, о мыслях, которые он знает, вовлекая тем самым слушателей в речь, в данном случае в размышление В. За сулич, заставляя их «присутствовать» при этом размышлений и сопереживать. Этот прием универсален и может иметь место в других типах речи.
В рассуждении для связи отдельных частей используются пред логи, союзы, наречия, различного типа устойчивые сочетания: поэ тому, потому что, далее, во-первых, во-вторых, следовательно, вслед ствие, остановимся на, отметим следующее, перейдем к следующе му и т. д.
Можно выделить собственно рассуждение – цепь умозаключений на какую-либо тему, изложенных в логически пос ледовательной форме, его цель — выведение нового знания (чаще всего вначале идет комментирующая часть, затем ключевая, или основная, часть); доказательство, цель которого обоснова ние истинности или ложности высказанных положений (ключевая часть обычно предшествует комментирующей); объяснение, цель которого — раскрытие, конкретизация изложенного содержа ния, установление достоверности суждений относительно какого-либо неясного дела (как правило, вначале также идет ключевая часть, затем комментирующая). Приведем пример собственно рассуждения из слова В. С. Соловьева, сказанного на могиле Ф. М. Достоевского; «Все мы сошлись здесь ради общей нашей любви к Достоевскому. Но если Достоевский всем нам так дорог, значит, все мы любим то, что он сам более всего любил, что ему было всего дороже; значит, мы верим в то, во что он верил и что проповедовал. А то зачем бы и приходить нам сюда чествовать его кончину, если бы нам было чуждо то, ради чего он жил и действовал? А любил Достоевский прежде всего живую человеческую душу во всем и везде, и верил он, что все мы — род Божий, верил в бесконечную божественную силу человеческой души, торжествующую над всяким внешним насилием и над всяким внутренним падением»[27, 226]. Начинается это рассуждение комментирующей частью: раскрываются причи ны, которые привели всех на могилу; затем идет основная (ключе вая) часть: каким был Достоевский, во что он верил, и, следова тельно, что побудило прийти с ним проститься.
Частным случаем рассуждения являются общие места — от влеченные рассуждения, навеянные темой речи, не закреплен ные за определенной ситуацией, которые усиливают аргумента цию основного изложения, используются для эмоционального усиления доводов и положений. Это рассуждения на общие темы, например, о честности и порядочности, справедливости и гуман ности, об отношении к людям и т. д. Удачно выбранная общая мысль служит одним из основных элементов композиции и опорой для конкретного материала; связь общих мест с конкретным материа лом повышает содержательную направленность речи. Таким обра зом, общие места есть вид рассуждения.
Например, в речи адвоката по делу Лесиной, обвиняемой в соучастии в хищении, встречается такое общее место о работе суда: «Работу суда часто называют творческой. И называют правильно, ибо суду предъявляются особые, очень высокие и очень сложные требования. Творчески работать — значит не скользить по поверх ности жизненных явлений, а проникать в саму сердцевину этих явлений, уметь находить хотя и скрытый, но единственно верный их смысл. Творчески работать — значит осторожно, вдумчиво, ос терегаясь ошибок и поспешных выводов, восстанавливать действи тельный, наделенный всем жизненным своеобразием облик подсу димого. Некоторые ошибочно полагают, что человековедение — монополия литературы. Человековедение — важнейшая для суда наука, которой никто не учит и которой всегда учатся; это — наука, которую суд постигает ежедневно, от дела к делу. И она поможет полнее и лучше понять Еву Михайловну Лесину» [12, 101].
Общее место может выступать в качестве довода, или аргумен та, для доказательства тезиса. Такую роль, например, играют три общих места в начале речи В. С. Соловьева, сказанной им на Высших женских курсах 30 января 1881 г. по поводу смерти Ф. М. Достоев ского: «В Достоевском русское общество потеряло не поэта или пи сателя только, а своего духовного вождя.
Пока совершается исторический процесс развития общества, неизбежно проявляется зло, для борьбы с которым существует дво якого рода власть: мирская и духовная. Мирская ограничивает злое начало злом же, борется с ним карами и насилием, осуществляя только некоторый внешний порядок в обществе. Вторая власть, духовная, не признавая этот внешний порядок за выражение без условной правды, стремится к осуществлению этой последней по средством внутренней духовной силы, так чтобы зло являлось не ограниченным только внешним порядком, а вполне побежденным началом добра. И как высшая мирская власть так или иначе сосре доточивается в одном лице — представителе государства, точно так же и высшая духовная власть в каждую эпоху обыкновенно принадлежит во всем народе одному лицу, которое яснее всех стре мится к ним, сильнее всех действует на других своею проповедью. Таким духовным вождем русского народа в последнее время был Достоевский.
Пока фактическое положение общества основано на неправде и зле, пока добро и правда только стремятся найти себе осущест вление, положение подобных людей не есть положение царей, об ладающих своей державой, а положение пророков, часто непризна ваемых. Их жизнь есть борьба и страдание. Такова была и жизнь Достоевского<...> Достоевский вступил на литературное поприще с •повестью «Бедные люди»<...> [27, 223—224]. В первом общем месте проводится мысль о мирской и духовной власти в период истори ческих событий и на основе этого делается вывод о том, что духов ным вождем русского народа в последнее время был Достоевский.
Второе общее место — рассуждение о добре, зле и положении пророков, жизнь которых — борьба и страдание. В конце — вывод: такова была и жизнь Достоевского.
Третье общее место (здесь оно не цитируется) посвящено раз витию мысли о пророках, которые чувствуют неправду и отдают свою жизнь борьбе против нее, возвышаясь над уровнем матери альной жизни. Текст речи сопровождается анализом жизни, судь бы и философского направления творчества писателя.
Предваряя этот анализ, общие места задают направление речи оратора, являясь ее композиционной частью.
Общие места могут выступать в качестве итогового вывода, следуя за конкретной аналитической частью речи.
Функционально-смысловые типы нередко выступают в контаминированном виде, что приводит к появлению новых смысловых оттенков и образованию смешанных типов ораторской речи. Например, в судебной речи повествовательного типа при сохране нии значения и функции повествования могут появляться смысло вые оттенки описания или причинно-следственные значения рас суждения. Приведем пример такой контаминации из защититель ной речи В. Д. Спасовича по делу Дементьева (отказ исполнить при казание поручика и оскорбление последнего): «На улице Малой Дворянской есть большой дом, занимаемый внизу простонародьем; бельэтаж занимает Данилова и другие жильцы, затем в мезонине живет Дементьев с женой и дочерью. У Даниловой есть собака, большая и злая. Из приговора мирового судьи видно, что она броса лась на детей и пугала их. 5 апреля настоящего года эта собака ужаснейшим образом испугала малолетнюю дочь Дементьева, ко торую отец страстно любит, ради которой он променял свою свобо ду на военную дисциплину. Девочка шла с лестницы по поручению родителей; собака напала на нее, стала хватать, ее за пятки. Мало летка испугалась, закусила губу в кровь и с криком бросилась бе жать. На крик дочери отец выбежал в чем был, в рубашке, в панта лонах, в сапогах, не было только сюртука. Он простой человек, он нижний чин, ему часто случалось ходить таким образом и на дворе, и в лавочку. А тут рассуждать некогда, собака могла быть бешеная. Собаку втаскивают в квартиру, он идет за ней, входит в переднюю и заявляет: «Как вам не стыдно держать такую собаку»<...> Насчет -неприличия существуют понятия весьма различные. К человеку своего круга относишься иначе, чем к человеку низшего круга. Дементьев, нижний чин, знал свое место в доме вдовы надворного советника и не пошел дальше передней. Данилова оскорбилась тем, что простой человек вошел в ее переднюю без сюртука<...> [30, 654]. В этом фраг менте наличествуют все функционально-смысловые типы речи.
Итак, функционально-смысловые типы речи в выступлении обычно чередуются, так или иначе сменяя друг друга, что создает особую композиционно-стилистическую динамику. Скажем, в ака демической лекции может преобладать рассуждение, в речи юри дической большое место занимает описание и повествование.
Как мы видим, описание, повествование и размышление име ют конструктивно-стилистические и смысловые различия, которые обусловливают употребление этих типов в речи.
В функционально-смысловом отношении ораторская речь регла ментирована и систематизирована; выбор того или иного функциональ но-смыслового типа зависит от объекта речи и цели высказывания.
Ораторская речь по природе своей полемична, поскольку она отражает противоречия современной жизни и коллизии обще ния. Понять организацию ораторской речи можно, исходя из учета позиций, которым она противостоит, путем сопоставления двух (или нескольких) речей или, различных мнений, иначе говоря — двух или нескольких планов, которые можно принять за тезис и антите зис (позитивный и негативный планы).
В ораторской речи прослеживаются сложная и планомерная организация противонаправленного смысла, черты экспрессии, аргументативной структуры, что приводит к определению ее как спе циально убеждающей. Таким образом, оратор строит свою речь как целостный противопоставленный смысловой план, организуя дви жение речи как сложную развернутую мысль, отталкиваясь от про тивоположного смысла.
Н. П. Карабчевский в защитительной речи по делу о крушении парохода «Владимир» прямо говорит о полемическом характере судебных речей: «Нормальный тип уголовного состязательного про цесса — открытое состязание двух борющихся сторон, причем у обоих подняты забрала. Прокурор и потерпевший — одна сторона, подсудимый и защитник — другая. Один нападает и наносит уда ры, другой их отражает. Настоящий процесс представляет явление несколько иное. Борьба напоминает несколько толчею, как бы об щую свалку 'разносторонних интересов, стремящуюся уклониться от общепринятых условий и правил откровенной борьбы. Здесь су дьям, решающим исход борьбы, приходится смотреть в оба. Сразу даже не поймешь, кто на кого, со всем этим разобраться нужно» [30, 341].
Можно выделить два вида полемичности: 1) имплицит ную (или скрытую, внутреннюю) и 2) эксплицитную (или открытую, внешнюю). Первый вид полемичности проявляется прак тически во всех речах, поскольку оратору приходится убеждать аудиторию в своей правоте, не называя возможных несогласных слушателей или оппонентов, которые могут быть в данной аудито рии или вне ее.
Эксплицитная полемичность связана с открытой защитой сво их взглядов и опровержением оппонентов. Об ирреальном оппоненте можно говорить тогда, когда оратор, стремясь высказать свои взгляды, опровергает существующие, борется с воображаемым про тивником. О реальном — если оппонент персонифицирован, назван, от его имени формулируются смыслы, подлежащие опровержению.
Поскольку эксплицитная полемичность направлена на опреде ленное, реальное лицо, может возникнуть полемика между оратором и этим лицом, если последнее публично выступает в защиту своих взглядов. Полемика — это двустороннее (многостороннее) публичное общение ораторов, свободный обмен мнениями, спор в процессе обсуждения какого-либо вопроса на собрании, конфе ренции и т. п., а также в печати в целях наилучшего решения рассматриваемых проблем.
Полемическая форма речи предполагает тщательный анализ исходного фактического материала, статистических данных, науч ных проблем, мнений различных людей и т. д., основанную на этом строгую аргументацию, а также эмоциональное воздействие на слу шателя, необходимые в процессе убеждения.
Приведем в качестве примера такого анализа фрагмент речи в защиту Л. М. Гулак-Артемовской (обвинение в подлоге векселей): «Если бы меня спросили, какого я мнения об этом человеке, я сказал бы, что держусь правила судить человека по развитию его социаль ных инстинктов, которых, судя по отзывам братьев и Полевого, Пас тухов вовсе не обнаруживал. Да и доказана ли сама игра в дурачки?
Прокурор говорит в своей речи: «Мы вам их докажем, — у нас есть книги и цифры». Защита в первый раз видит прокурора, кото рый грозит обвинением, а не предъявляет его; но она не боится угроз и пойдет навстречу обвинению<...>.
Прокурор говорит, что подписи на векселях не сходны с под линными подписями Пастухова, следовательно, векселя подложны. Как юрист, я должен сказать, что это «следовательно» несколько преждевременно» [30, 303—305].
Ораторы пользуются всеми возможными средствами из бога того полемического арсенала: намеки, ирония, сарказм, многозна чительные умолчания, категоричность оценочных суждений, анти теза, сравнения, ремарки, рельефность, «картинность» речи, по словицы, поговорки и другие классические ораторские приемы, свя занные с речевым контрпланом. Убедительность полемического выступления во многом зависит от тех аргументов, с помощью ко торых обосновывается истинность основной идеи, а также от степе ни использования в качестве доказательства фактов и положений, не требующих обоснования, сделанных ранее обобщений, точных цитат и высказываний.
Благодаря полемичности усиливается аналитическая сторона речи, ее информативная значимость и проявляется комментатор ская позиция оратора. Полемический характер выступления свя зан с рядом обстоятельств: в аудиторий всегда находятся люди, которые имеют противоположную точку зрения или скептически относятся к идеям автора, и этих людей следует убедить; истины, выраженные в такой форме, легче усваиваются аудиторией, акти визируют у слушателей мыслительные процессы; данная форма позволяет сопоставить и оценить различные теории и тем самым проверить подлинность суждения.
Остановимся на кратком анализе диспута А. В. Луначарского с митрополитом А. И. Введенским 21 сентября 1925 года [22, 290 — 319]. Доклад А. В. Луначарского — первый и основной, что во многом определило его структуру. Она подчинена доказательству главного тезиса: «В этом моем недлинном предварительном докладе я хочу остановиться на одной центральной идее<...> существует ли только один опытный мир, в котором мы живем<...>, или же рядом с ним существует еще какой-то сверхчувственный, незримый мир, кото рый мы должны принимать в расчет<...>» (с. 290). Данный тезис до казывается на всем протяжении речи, в которой в основном прояв ляется имплицитная полемичность, поскольку оратор доказывает свою точку зрения, лишь предполагая точку зрения оппонента и обраща ясь к нему в выступлении всего три раза: в первом случае он выра жает уверенность, в двух следующих делает предположение.
(1) «В нормальном опыте нормального человека решительно ничто не говорит за существование помимо реального мира еще какого-то второго — «того света»<...> Между тем, и оппонент мой, конечно, не будет этого отрицать, грань эта беспрестанно проводит ся, и в этом-то и заключается особенность всякого рода мистичес ких или идеалистических представлений» (с. 290).
(2) «Мой оппонент в своей речи почти наверное будет говорить весьма высокие слова о том, какая прекрасная вещь бессмертие, вечность, полет к богу, стремление к абсолютизму<...>» (с. 298).
(3) «Мой оппонент, может быть, будет также ссылаться на много численных ученых людей, которым ученость не мешает надеяться на господа бога и на пути его, но такое возражение я заранее отво жу и заявляю, что ученые не всегда являются законченными уче ными» (с. 298).
В первом случае (1) можно говорить о приеме полеми ческой уверенности, во втором и третьем (2, 3) — о приеме полемической предположительности (прогнозирование тезисов оппонента).
В ответном слове А. И. Введенского больше, чем в речи А. В. Луначарского, проявляется эксплицитная полемичность, поскольку оратор не только излагает свою точку зрения (что сделал в своей речи А. В. Луначарский), но и защищает свои позиции, о чем свиде тельствует уже начало речи: «Маленькая техническая справка. Я получил ряд записок вчера и сегодня относительно того, почему я не возразил на то, что вчера в заключительном слове сказал Ана толий Васильевич. Дело в том, что настоящий диспут, насколько мне известно, устраиваемый Ленинградским Политпросветом, от которого я и получил приглашение здесь выступить, — этот диспут сорганизован как доклад Анатолия Васильевича Луначарского, оп понентом, которого и являюсь, и, как оппонент, я не имею слова после слова (заключительного. — Я. К.) докладчика. Вот почему я не возражал Анатолию Васильевичу вчера. Это не значило, конеч но, что мне нечего было возразить ему вчера, но это, мне кажется, несмотря на многочисленные просьбы, обращенные ко мне, не обя зывает меня сегодня возвращаться к вчерашнему дню<...> Я не возвращаюсь к вчерашнему дню — пусть никто не рассердится, — потому что вчера я ведь не получил и достаточного материала для возражения» (с. 299).
В этой речи в полной мере проявляются черты полемичности: «я» полемическое (проявление эгоцентризма), опровержение тези сов оппонента путем логических доказательств, оперирование фак тами, ссылки на исследования, парирования, аналогии, повторы, сравнения, подчеркивание этических форм полемики (например, обращение к оппоненту «уважаемый»; «уважаемый Анатолий Ва сильевич») и т. д.
Приведем несколько примеров.
1. Парирование, позволяющее отметить неэтичное поведение оппонента: «Анатолию Васильевичу захотелось в шутливом тоне дать мне несколько сравнений — от апостола Петра, ниже которого я оказался, до верблюда, с которым я вполне был адекватизирован. Но, граждане, мне представляется, что такая зоологическая остро та так же мало меня задевает, как украшает того, кто ее употреб ляет (Аплодисменты). Вот почему я считаю, что вчерашнее заклю чительное слово Анатолия Васильевича, это возражение<...> обя зывает меня к серьезному же, насколько могу, — я ведь человек пропащий, ношу рясу, — ответу» (с. 299—300). Здесь же можно отметить и прием самоуничижения — намеренного унижения, принижения, умаления самого себя.
2. Приведение фактов, которые сознательно игнорирует оппо нент в целях «чистоты» своих доказательств: «Наука, ученые при знают бога. Факт этот представляется в высокой степени все же не приятным для атеиста, потому что выдающиеся представители науки до сих пор открыто говорят о своем исповедовании бога. Ведь в наши дни Пастер сказал, что, работая в своей лаборатории, он молится, потому что по мере накопления его ученого опыта у него вера растет<...>. Тот же Планк, который был здесь, на празднике академии, в некоторых своих работах по физике совершенно определенно говорит, что современное развитие физики не только не должно устранить духовное миропонимание, а, наоборот, укрепить духовное миропони мание. Эти факты остаются фактами — упрямыми и неприятными для атеиста, и, следовательно, их надо отвести — и делается привы чный отвод: да ведь это ученые-то буржуазные» (с. 300—301).
3. Умаление фактологического анализа оппонента: «Граждане, происхождение религии значительно глубже, чем это иногда ка жется атеисту. Мне представляется, что антирелигиозная пропа ганда потому у нас, в Советском Союзе, так слаба (это не парадокс, я докажу), что антирелигиозник борется (я говорю о рядовом анти религиознике и о рядовой антирелигиозной литературе) не с религией по ее существу, не с религией в ее глубине. Из моря религии берут воду черпалами, измеряют море религии лотами своей сооб разительности. И выходит, что море мелкое, дно близко. На самом же деле океан религии беспределен, и до дна его атеист не достал, потому что его мерило, его черпало, его лот имеет слишком1 корот кую рукоятку» (с. 302).
В заключительном слове А. В. Луначарский, естественно, за остряет, усиливает полемический тон, заканчивая речь таким рас суждением: «Товарищи, я очень доволен тем, что дискуссия не за канчивается сегодняшним нашим выступлением. Никогда никакая дискуссия, никакое возражение и контрвозражение не могут счи таться окончательно убедительными. У каждого остается чувство, что противник возразил бы с трудом на новые пришедшие в голову слова, а кроме того, в памяти стирается живая аргументация, кото рую вы слышите в течение вечера. Поэтому очень хорошо, что наша дискуссия будет напечатана, проверенная обоими спорящими, что те, кто действительно глубоко заинтересовался поставленными во просами и считает, что эта дискуссия проливает на них свет, могут спокойно с карандашом в руках прочесть те и другие аргументы и что каждый из нас в дальнейшем — в тех книгах, которые мы будем готовить, — сможет остановиться на позициях, занятых про тивником» (с. 318—319).
Полемичность присуща, таким образом, любому функциональ но-смысловому типу речи, поскольку связана с убеждением.
§ 13. Структура ораторской речи
Целостность ораторской речи заключается в единстве ее темы — главной мысли выступления, основной проблемы, поставленной в нем, — и смысловых частей разной структуры и протяженности. Речь воздействует лишь в том случае, если имеются четкие смы словые связи, которые отражают последовательность в изложении мысли. Путаное, непоследовательное высказывание не достигает цели, не вызывает у слушателей запланированной оратором реакции. В лучшем случае они остаются равнодушными, в худшем — не понимают, о чем идет речь.
Когда оратор начинает говорить, мы, слушатели, как бы сте нографируем и комментируем его слова: начинает говорить... сооб щает, о чем будет говорить... делает оговорку... переходит к основ ной теме... делает отступление... повторяет... дискутирует... опровер гает мнение ученого... не соглашается... подчеркивает... повторяет... добавляет... перечисляет... отвечает на вопросы... делает выводы. Этот комментарий строго отражает связь оратора с аудиторией, а преж де всего, последовательность расположения материала, компози цию речи.
Что же такое композиция речи? Это закономерное, мотиви рованное содержанием и замыслом расположение всех частей выступления и целесообразное их соотношение, система органи зации материала.
В композиции можно выделить пять частей: зачин речи, вступ ление, основная часть (содержание), заключение, концовка речи. Это, так сказать, классическая схема. Она может быть и свернутой, если отсутствует какая-либо из частей, кроме, разумеется, основ ной (ведь без содержания нет и речи).
Вступление оратора должно захватывать слушателей с пер вых же слов. Нередко это достигается искусным построением за чина — самого начала речи. Чаще всего он содержит этикетные формулы, но не только. Следует иметь в виду, что, во-первых, осо бенности зачина могут определяться как самой темой выступления, так и аудиторией; во-вторых, интересный зачин привлекает вни мание аудитории; в-третьих, зачин может указывать, в каком ключе будет произнесена речь.
Насколько важен зачин в речи, могут нам подтвердить кон спекты лекций по политической экономии Г. В. Плеханова. Он про читал их в Берне в январе—феврале 1887 г. Зачин первой лекции написан Г. В. Плехановым полностью, в то время как содержание всех трех лекций изложено конспективно: «Многоуважаемые слу шатели и слушательницы. Вы сделали мне лестное для меня пред ложение читать Вам лекции по политической экономии. К сожале нию, различные работы отнимали у меня до сих пор все время, так что лишь теперь, покончивши с ними, я смогу исполнить Ваше желание» [18, 174]. Для сравнения можно привести фрагмент конспек та лекции Г. В. Плеханова, прочитанной 3 января 1887 года: «Номи нальная и реальная заработная плата. Ее возможное движение. Пример из английской истории. Различие между номинальной за работной платой и ценой труда в зависимости от продолжитель ности рабочего дня или, иначе, от количества труда, воплощенного работником в продукте» [18, 177]. Эти фрагменты отличаются друг от друга степенью развернутости. Ясный, точный зачин создает четкое представление об отношении оратора к аудитории, направ лении и теме выступления. Оратор даже делает комплимент ауди тории, говоря о лестном предложении, о желании слушателей. Эта комплиментарность речи, конечно, располагает их к выступающе му. Видный теоретик и практик ораторского искусства А. Ф. Кони полагал: чтобы выступление имело успех, следует завоевать и удер жать внимание аудитории, первый, самый ответственный момент в речи — привлечь слушателей. Внимание всех вообще (ребенка, не вежды, интеллигента и даже ученого), отмечал он, возбуждается простым, интересным, интригующим и близким к тому, что, навер ное, переживал или испытывал каждый. Значит, первые слова ора тора должны быть чрезвычайно просты, доступны, понятны и ин тересны. Должны привлечь, зацепить внимание. Этих зацепляю щих «крючков»-зачинов, по мнению А. Ф. Кони, может быть очень много. Что-нибудь из жизни, что-нибудь неожиданное, какой-ни будь парадокс, какая-нибудь странность, как будто не идущая ни к месту, ни к делу, но на самом деле связанная со всей речью и т. п. Вот эти слова А. Ф. Кони свидетельствуют о важности начала речи.
Конечно, зачин должен быть функционально обусловлен и те матически мотивирован. Если оратор, говоря о римском императо ре Калигуле, начнет с того, что Калигула был сыном Германика и Агриппины, что он родился тогда-то, расскажет, как он воспиты вался и где жил, то такое начало речи не вызовет никакой эмоцио нальной реакции. В этих сведениях нет ничего необычного. Но из лагать этот материал все равно придется. Однако это следует де лать не сразу, а когда привлечено внимание слушателей, когда из рассеянного оно станет сосредоточенным. И вот А. Ф. Кони предла гает такое начало: «В детстве я любил читать сказки. Из всех ска зок на меня особенно сильно влияла одна (пауза) сказка о людоеде, пожирателе детей. Мне, маленькому, было крайне жалко тех ребят, которых великан-людоед резал, как поросят, огромным ножом и бросал в большой дымящийся котел. Я боялся этого людоеда и, когда темнело в комнате, думал, как бы не попасться к нему на обед. Когда же я вырос и кое-что узнал, то...» Далее следуют пере ходные слова (очень важные) к Калигуле и затем речь по существу. «Скажут: причем тут людоед? А при том, что людоед в сказке и Калигула — в жизни — братья по жестокости» [14, 112].
Следующая часть композиции — вступление. Оно содержательно, насыщенно, психологически подготавливает слуша телей к существу речи и вводит в процесс его восприятия. Вступле ние содержит несколько аспектов: психологический — закрепле ние контакта, внимания и интереса, которые были вызваны зачи ном, создание необходимого настроя; содержательный — описание целевой установки речи, сообщение темы, перечисление и краткое описание проблем, рассматриваемых в основной части (аннотиро вание); концептуальный — указание на специфику темы, опреде ление ее актуальности и общественной значимости.
Ораторы уделяют большое внимание вступлению. Так, Г. В. Плеха нов в конспектах лекций по политической экономии вступление пишет полностью, а не кратко. Например, в лекции I читаем: «Преж де чем я перейду к изложению и выяснению экономических явлений и законов, я считаю необходимым, в кратком введении, рас смотреть с Вами три следующих вопроса:
1) Что такое политическая экономия?
2) Какое место занимает она в ряду других общественных наук?
3) В какое отношение лица, изучающие эту науку, должны стать к выдвигаемым ею практическим задачам?» [18, 175].
Во вступлении к лекции для аспирантов Пушкинского дома 4 февраля 1933 года А. В. Луначарский прямо говорит о плане своего выступления: «Мою сегодняшнюю с вами беседу я строю таким образом: некоторые общие выводы методологии истории литерату ры — с каких точек зрения мы ее изучаем, для каких целей и т. д.; затем в связи с этим некоторые общие абрисы того специального предмета, на котором мы остановились, то есть английской и гер манской литератур» [19, 119].
Вступление помогает перейти к главной части, в которой из лагается основной материал. Оратор пользуется здесь фактами, логическими доказательствами, аргументацией, различными тео ретическими положениями, основными логическими формами ар гументации, анализирует примеры, спорит с предполагаемыми оп понентами и т. д. Это основная часть, и ее следует отрабатывать наиболее тщательно.
«Конец — всему делу венец» — гласит народная мудрость. И действительно, в заключении речи могут, во-первых, подводиться итоги всему сказанному, суммироваться, обобщаться те мысли, которые высказывались в основной части речи; во-вто рых, кратко повторяться основные тезисы выступления или связы ваться воедино его отдельные части, еще раз подчеркиваться глав ная мысль выступления и важность для слушателей разобранной темы; в-третьих, могут намечаться пути развития идей, высказан ных оратором; в-четвертых, на основе всей речи могут ставиться перед аудиторией какие-либо задачи; в-пятых, закрепляться и уси ливаться впечатления, произведенные содержанием речи.
Что же касается концовки, то она может содержать этикетные формулы, формулы призыва, пожелания, сообщение о чем-либо, не имеющее непосредственного отношения к содержа нию речи, и т. д. Нередко заключение и концовка тесно связаны между собой и составляют единое целое. Объемы заключения и концовки во многом зависят от темы, материала, времени, слуша телей, вида и рода выступления и т. д. Вузовская лекция, митинго вая речь, политическая речь, агитаторская речь заканчиваются по-разному. Например, вузовская лекция как жанр характеризуется господством интеллектуально-логических элементов, в речи же ми тинговой большой удельный вес эмоциональных элементов. В пер вом случае лектор делает логические выводы из сказанного, во вто ром — обращается к слушателям с эмоциональным призывом. Это не значит, конечно, что данная схема пригодна для всех выступле ний, поскольку характер конца речи зависит от ее цели: воздейст вовать на сферу интеллектуального или эмоционального у слушателей. Следует помнить, что эти сферы перекрещиваются, что обу словлено особенностями человеческого восприятия. Обработка ин формации в человеческом мозгу в процессе мышления осуществля ется как взаимодействие двух программ: интеллектуальной и эмо циональной.
А. Ф. Кони, разбирая речь о жизненном пути Ломоносова, пи сал: «Конец речи должен закруглить ее, то есть связать с началом. Например, в речи о Ломоносове можно сказать: «Итак, мы видели Ломоносова мальчиком, рыбаком и академиком. Где причина такой чудесной судьбы? Причина — только в жажде знаний, в богатыр ском труде и умноженном таланте, отпущенном ему природой. Все это вознесло бедного сына рыбака и прославило его имя»[14, 114]. И еще: «Конец — разрешение всей речи (как в музыке последний аккорд — разрешение предыдущего; кто имеет музыкальное чутье, тот всегда может сказать, не зная пьесы, судя только по аккорду/ что пьеса кончилась); конец должен быть таким, чтобы слушатели почувствовали (не только в тоне лектора это обязательно), что дальше говорить нечего» [14, 114].
Композиция выступления — дело творческое и меньше всего поддается стандартизации. Однако, работая над композицией, сле дует помнить, что ораторская речь должна обладать рядом несо мненных достоинств, среди которых, с одной стороны, строгая пос ледовательность изложения, связанность, соподчиненность, согла сованность всех ее частей, с другой — индивидуальность и глубина мысли.
Все части ораторской речи переплетены и взаимосвязаны. Объ единение всех частей речи в целях достижения ее целостности называется интеграцией. Необратимость речи определяет многое в ее построении. Ведь трудно удерживать в оперативной памяти все выступление целиком. Это и диктует принципиально иное его по строение по сравнению с письменной речью. Связанность ораторской речи обеспечивается когезией, ретроспекцией и проспекцией.
Когезия — это особые виды сцепления, связи, обеспечиваю щие последовательность и взаимозависимость отдельных частей ораторской речи, которые позволяют глубже проникнуть в ее содержание, понять и запомнить отдельные ее фрагменты, рас положенные на некотором (и даже значительном) расстоянии друг от друга, но в той или иной степени связанные между собой. Этот тип связи может выражаться различными повторами, словами, обо значающими временные, пространственные и причинно-следствен ные отношения: таким образом, итак, во-первых, во-вторых, в-тре тьих, следующий вопрос, в настоящее время, совершенно очевидно, посмотрим далее, перейдем к следующему. Связующую роль выпол няют и такие слова и словосочетания: принимая во внимание, с од ной стороны, с другой стороны, между тем, несмотря на это, как оказывается, по всей вероятности, как оказалось впоследствии.
Особый интерес представляет собой проявление разных видов сцепления в процессе взаимодействия оратора с аудиторией. Вот примеры из стенографического отчета о заседаниях IV Государст венной думы (с 1912 г.). Специфика речей в Государственной думе заключалась в том, что они произносились «без бумажки», там за прещалось пользоваться в дискуссиях записями, заранее написан ной речью. Читать речь позволялось докладчику и содокладчику. Выступавшие в прениях могли обращаться к записям в двух слу чаях: при цитировании и при использовании цифрового материала (цифры, естественно, трудно запомнить). Того, кто пользовался на писанной речью в прениях, удаляли с трибуны. Стенограмма до вольно точно передает атмосферу заседаний, стенографировались даже реплики из зала, отмечался шум зала и т. п.
Оратор, выступавший в Государственной думе, попадал в слож ную обстановку: его поддерживали репликами из зала сторонники, ему возражали репликами противники, за поведением в зале и за направлением речи следил председатель, который мог прервать речь, разрешить ее продолжить или вообще лишить оратора слова. В этих сложных условиях оратор должен был реагировать на поведе ние слушателей и председателя. Председателю возражать не пола галось: он мог даже удалить с трибуны. В этой ситуации приобре тало важное значение сцепление отдельных частей речи до и после ее перерыва, когда оратор вынужден был восстанавливать течение своей речи.
Ректроспекция — это форма речевого выражения, отсылаю щая слушателей к предшествующей содержательной информа ции. Оратор может ссылаться на информацию, которая имеется помимо его выступлений (таким образом происходит связь данной речи с общим информационным контекстом), отсылать слушателей к информации, которая содержится в предыдущих его выступле ниях или в данном выступлении, но изложена ранее (так осущест вляется связь речи с предыдущими речами).
Приведем в качестве примера выступление И. П. Павлова на «среде» от 5 декабря 1934 г.: «Мы будем продолжать сегодня пред мет беседы прошлой среды, так как он не был закончен<...>.
Прежде всего я передам вам поподробнее то, о чем я говорил бегло в прошлый раз.
Эта глава с описанием гештальтистской психологии Вудворсом. Она так и называется: «Понимание обучения согласно геш тальтистской психологии». Обучение, понимание обучения — это есть основная тема<...>.
Помните, как я в прошлый раз уже излагал, — они обратили внимание на то, что мы улавливаем в коре явления в целом, если есть намек на существование каких-нибудь перерывов, то мы их заполняем от себя<..>». [23, 505—509].
Ретроспекция может выражаться словами и словосочетания ми различного типа: как мы знаем, как мы понимаем, как было сказано ранее, как я говорил об этом, это заставляет нас вспомнить, ранее мы уже говорили об этом, вспомним, вы слышали, вы видели, известно, мы имели случай сказать об этом, в прошлый раз я уже говорил об этом.
Пример из лекции Т. Н. Грановского: «Если обратимся назад, к древней истории, мы увидим, что она начинается на Востоке, в Азии, завершается на берегах Средиземного моря, около которого жили главные исторические народы древнего мира; Греция и Рим — вот два главных деятеля древней истории» [6, 5].
И, наконец, проспекция — это один из элементов речи, отно сящих содержательную информацию к тому, о чем будет гово риться в последующих частях выступления. Проспекция дает воз можность слушателю яснее представить себе связь и взаимообу словленность мыслей и идей, изложенных в речи. Вначале оратор может обещать слушателям дать некоторую информацию в данном выступлении, а также говорить и о своих будущих выступлениях или о выступлениях других ораторов. Это и будет проспекция. Вот как всемирно известный ученый, один из выдающихся теоретиков анархизма П. А. Кропоткин начал свою речь в Манчестере перед рабочими (1888 г.): «Друзья и товарищи! Взявши предметом нашей беседы справедливость и нравственность, я, конечно, не имел в виду прочесть вам нравственную проповедь. Моя цель — совершенно иная. Мне хотелось бы разобрать перед вами, как начинают понимать теперь происхождение нравственных понятий в человечестве, их истинные основы, их постепенный рост, и указать, что может содействовать их дальнейшему развитию» [16, 260—261].
Как мы уже говорили, важным на начальном этапе воздейст вия является установление контакта со слушателями. Коммуника тивный контакт дает возможность оказывать влияние на слушате лей и помогает достичь необходимого эффекта. Ведь оратор имеет целью не только передать какое-либо содержание, но и побудить слушателей к некоторым решениям, воздействовать на их волю и чувства, убедить, призвать к определенным действиям.
Первым источником субъективности речи и ее контактности являются личные местоимения. Активным творцом речи становится «я», поскольку я выражаю свои эмоции, я побуждаю своих слушателей к каким-либо действиям, я задаю вопросы или отвечаю на них, я сообщаю что-либо. Местоимения первого и вто рого лица можно охарактеризовать как коммуникативные. «Я» оз начает отправителя речи, оратора и действительно только в его речи. «Вы» означает слушателей, к которым обращается оратор. «Мы» содержит ряд значений: собственно оратор (лекторское «мы»), оратор и слушатели, оратор и относящиеся к нему лица. В сочета нии с предлогом «с» и творительным падежом других местоимений и существительных обозначает группу лиц во главе с оратором. Эффект речи зависит именно от того, как оратор выполняет одну из своих коммуникативных задач — преодолевает дистанцию меж ду собой и слушателями. «Мы» чаще всего характеризуется как «мы совместное» в значении «я» и «вы». Оно и помогает создать и передать атмосферу взаимопонимания между оратором и аудито рией. Например: Смотря через те же розовые очки, мы с вами можем потерять способность критически мыслить, склонить ся к бессмысленному подражательству; Мы вступаем в век, в ко тором образование, знания, профессиональные навыки будут иг рать огромную роль в судьбе человека; Мы с вами должны понять огромную роль частного предпринимательства. «Мы совместное» создает эффект общения и личного контакта между оратором и аудиторией. С помощью такого приема оратор приглашает слуша телей к совместному размышлению о каких-либо фактах, создаёт атмосферу непринужденного разговора.
В речи часто прибегают к использованию некоторых место именных конкретизаторов, которые усиливают степень контактности: мы с вами, мы вместе, мы все, мы все слушатели, мы все вместе с вами, вместе с вами мы... Например: Мы все вместе (вместе с вами мы) должны подумать над той проблемой, о кото рой сегодня у нас с вами пойдет речь; Мы с вами хорошо знаем, как легко совершить ошибку, мы постоянно допускаем какие-то промахи и терпеливо их исправляем (из речи). Благодаря этим приемам устанавливается доверительный разговор между орато ром и аудиторией, объединяется позиция оратора и слушателей, возникает их своеобразный диалог.
Другим средством контакта являются глагольные ф о р-м ы. Глагольная форма объединяет оратора со слушателями и вы ражает их совместное мнение. Например: Но вернемся к этой за мечательной работе и посмотрим, что и как. Скажем прямо, эта работа и поставленные в ней проблемы имеют дискуссион ный характер. Как видно из этого примера, глаголы в речи обозна чают совместное действие, оратор как бы привлекает слушателей к участию в обсуждении фактов, мыслей. Глаголы могут иметь раз ное значение, например, квалифицируют направление высказыва ния: проясним, оговоримся, конкретизируем, поясним, будем от кровенны, попробуем понять, скажем прямо, отметим и т. п. Все эти глаголы несут коммуникативное содержание.
Средством установления контакта можно считать и некоторые вводные конструкции, содержащие обращения к слушателям: как вы понимаете, как вы догадываетесь, как види те, как вы знаете, как мы знаем, как вы убедились и др. Они являются своеобразным призывом к концептуальной солидариза ции. С помощью вводных конструкций оратор подготавливает сооб щение новой информации, сопоставляя ее с уже имеющейся.
Можно использовать и конструкции с изъяснительны ми придаточными, имеющими императивную окраску: ясно, что... известно, что... понятно, что... Они имеют добавоч ные оценочные оттенки.
Контактность речи создают также побудительные предложения, например: согласитесь, прочитайте, подумай те, возьмите, считайте, отметьте, запомните, проанализируйте, воз разите, решайте. Они обращены к слушателям, призывают их к определенным действиям. Таким образом и возникает контакт между оратором и слушателями.
Установлению контакта с аудиторией и привлечению внима ния к информации служит вопросоответное единство. Оно создает ситуацию непосредственного общения со слушателями и придает сообщению непринужденный, разговорный характер. Оратор зада ет вопрос и сам отвечает на него. Вопросы слушателей он может прогнозировать. Например: А сколько дел нам с вами еще предсто ит, какая захватывающая и бескомпромиссная борьба нас ожида ет. С чем и с кем нам бороться1? С обстоятельствами, мешаю щими перестраиваться нашей жизни, с людьми, воплощающими старые, отжившие представления о том, как должно развивать ся наше общество (из речи); Что же заставляет человека сокра щать свое имя до единственной буквы, прикрываясь безликой маской анонима? Ответ, мне кажется, один: боязнь поступка. Потому, что конкретное критическое слово, сказанное откро венно и прямо, с названием себя, — это уже поступок, это пози ция (из речи).
В заключение вернемся к вопросу об этикетных речевых фор мулах, которые входят в зачин и концовку речи. Что же такое эти кет ораторской речи? Это специфические устойчивые единицы общения, принятые в ораторской практике и необходимые для установления контакта с аудиторией, поддержания общения в избранной тональности, передачи другой информации. Помимо основной функции — поддержания контакта — указанные речевые формулы выполняют функцию вежливости, регулирующую функ цию, благодаря которой устанавливается характер отношений между оратором и слушателями и восприятия речи, а также эмоциональ но-экспрессивную.
Например, для заседаний депутатов типичны такие этикетные формулы: уважаемые депутаты, народные депутаты, товари щи, товарищи депутаты, товарищи народные депутаты, кол леги; уважаемый Иван Иванович, председательствующий, предсе датель, президиум.
Речевой этикет используется в конкретной ситуации, т. е. при таком сочетании условий и обстоятельств, которые создают опре деленную обстановку, требующую оптимального стилистического оформления речи. Оратор обращается к формулам этикета речево го, учитывая ситуацию выступления, существуют формулы офи циальные (товарищи, товарищи судьи, граждане, дамы и господа, господа, коллеги) и неофициальные: нейтральные, констатирующие (разрешите на сегодня закончить, этим я заканчиваю свое при ветствие вам, позвольте обратить ваше внимание, я позволю себе начать, позволю себе утверждать, позвольте сейчас же ответить на ваши вопросы) и эмоциональные (друзья, дорогие друзья, мне было очень приятно выступить перед вами, я хочу поблагода рить вас за внимание, благодарю вас).
Чаще всего в речевом этикете используется обращение. Рас пространены также приветствия аудитории, т. е. выражение дру жеских чувств, дружеского расположения, доброжелательности. Следующая группа — формулы «прощания» и «благодарности за внимание». Выделяется также группа речевых клише, относящих ся к знакомству. Оратор обязательно должен быть представлен или должен представиться сам. И в этом «ритуале» также проявляется контактность и вежливость. В ораторской речи используется высо кая, нейтральная и эмоциональная тональность, так как благодаря ей устанавливается благоприятный контакт со слушателями.
Итак, композицию речи составляют различные смысловые бло ки, содержательно связанные между собой. Поддерживают компо зицию средства интеграции, которые делают речь целостной, обо зримой, и 'средства контакта и речевого этикета, которые также играют конструктивную роль в композиции и помогают установить контакт со слушателями.
§ 14. Подготовка речи и выступление
Нужна ли подготовка к публичному выступлению? Безуслов но. Однако она может быть различной. Так, митинговая речь обыч но бывает краткой — 5—10 минут или чуть больше, и она может быть произнесена после минимальной подготовки. А вот лекция уже требует подготовки основательной. Конечно, при этом учитываются и опыт оратора, и его знания, и умение общаться с аудиторией, и многое-многое другое.
В 1928 году вернулся из Сорренто в Москву М. Горький. Чест вовали писателя в Большом театре: Речь о его творчестве должен был произнести А. В. Луначарский, который узнал об этом за сорок минут до начала торжества. На -тщательную подготовку просто не было времени. И вот что интересно: речь, произнесенная по случаю приезда Горького, — один из самых блестящих образцов оратор ского искусства Луначарского. В ней глубоко анализируется твор чество писателя, она увлекательна по форме. Что это, импровиза ция? Когда коллеги, знавшие о внезапности выступления, спраши вали об этом Анатолия Васильевича, он отвечал, пожимая плеча ми: «Ну какая же импровизация? Ведь сколько я писал о Горьком еще до революции и, разумеется, продолжаю как критик занимать ся его творчеством». Таким образом, к этому выступлению Луна чарский, по его собственным словам, «готовился всю жизнь». Сло вом, импровизированная речь, как правило, строится на основе хо рошо известного материала, знаний, опыта оратора. Иначе говоря, оратор мало готовится или совсем не готовится к ней накануне вы ступления, но имеет достаточные знания, а также опыт произнесе ния речей, чтобы ограничиться минимальной подготовкой или про изнести ее «экспромтом».
Перед оратором стоит три взаимосвязанных вопроса: что ска зать, где сказать и как сказать. Конечно, разработка речи начина ется с уяснения темы выступления, ее основной идеи. Тема должна быть актуальной, интересной, конкретной, четко сформулирован ной, доступной. Не должна быть перегружена проблемами: двух— трех вопросов вполне достаточно.
Каковы же цели оратора? Основная цель — информиро вать слушателей, т. е. научить их, дать им определенные сведе ния, воздействовать на них, сформировать у них убеждения, пред ставления, которые станут затем мотивами поведения людей, коро че говоря — сформировать стереотип поведения.
Важный вопрос, который встает перед оратором, — оценка обстановки и состава слушателей. Неожиданная, непривычная ат мосфера может вызвать у оратора дискомфортное ощущение. Поэ тому он должен подготовить себя к ней заранее. Следует как можно обстоятельнее выяснить, в каких условиях состоится выступление, вплоть до таких, казалось бы, мелочей, как количество слушате лей, наличие микрофона, трибуны, стола, размер и интерьер зала, время, отведенное оратору, соотношение данного выступления с другими. Чтобы выступать с микрофоном, нужны определенные навыки: с непривычки микрофон будет вас сковывать. Если зал небольшой и слушателей мало, то предпочтительнее выступать за столом. Таким образом вы создаете атмосферу непринужденности, как бы сливаетесь с аудиторией. Если же зал большой и слушате лей много, то необходимо выступать с трибуны. Это позволит вам видеть всех, чувствовать реакцию зала. Вечером выступать слож нее, чем в первой половине дня: люди придут уже уставшие. Что же касается соотношения выступления с другими, то здесь наблю дается такая закономерность: каждое последующее, как правило, должно быть интереснее (возможно, значительнее, важнее и т. д.) предыдущего, т. е. иметь какое-либо отличие, оказывающее воз действие на аудиторию.
При подготовке речи необходимо представлять себе, как вос примут ее слушатели и что им будет непонятно. Оратор должен знать и учитывать состав аудитории. Существуют разные подходы к ее оценке. Приведем один из них. Можно оценивать аудиторию по параметрам. Прежде всего учитывается ее социально-профессио нальный состав (рабочие, учителя, инженеры и т. п.) и культурно-образовательный уровень (начальное, среднее, высшее образова ние). Здесь, естественно, принимается во внимание степень подго товленности слушателей, их интеллектуальный потенциал, харак тер деятельности. Следует учитывать также возраст, пол, нацио нальные особенности аудитории. Но самое главное — однородность или неоднородность ее по всем параметрам. Разумеется, тяжелее всего выступать перед неоднородной аудиторией. Практика пока зывает, что весьма сложная аудитория — молодежная. Ведь интел лектуальные и физические изменения, которые происходят в мо лодом возрасте, довольно противоречивы: с одной стороны, преоб ладает объективное отношение к действительности, положитель ные оценки людей, с другой — крайний субъективизм, отрицание всего сущего, болезненное самолюбование. Поэтому наиболее эффективны для молодежи эмоциональные речи. В то же время в выступлениях перед всеми возрастными группами требуется логи ческая убедительность, лаконичность и точность изложения. У взро слой аудитории на первом месте всегда логическое развитие мыс ли, аргументированность, доказательность изложения.
Эффективность речи возрастает, если она предназначена не аудитории вообще, а определенным группам людей, которые име ют свои интересы, цели. Поэтому следует прежде всего учитывать мотивы, которые побудили их прийти на выступление: интеллекту альные, моральные, эстетические. Чаще всего слушатели хотят по лучить какую-то новую информацию, иногда они приходят по обя занности, по приглашению, реже — чтобы доставить себе эстети ческое удовольствие. Необходимо учитывать также настроение слу шателей, их физическое состояние, отношение к теме выступления и оратору, их знакомство с данным вопросом.
Следующий этап — работа над теоретическим, фактическим материалом и составление самой речи, т. е. ее композиционно-сти листическое оформление. Текст речи может быть написан или «со ставлен в уме» на основе проработанных материалов, прошлых текс тов или прошлого опыта. При подготовке выступления можно напи сать его полный текст, конспект, тезисы, развернутый план или краткий план. Это зависит от привычки выступающего, его опыта, знаний и т. д. Вот мнение известного судебного деятеля П. С. Пороховщикова (П. Сергеича).из книги «Искусство речи на суде». Он утверждал: «Мы не будем повторять старого спора: писать или не писать речи. Знайте, читатель, что, не исписав несколько сажен или аршин бумаги, вы не скажете сильной речи по сложному делу. Если только вы не гений, примите это за аксиому и готовьтесь к речи с пером в руке<...>.
Остерегайтесь импровизации.
Отдавшись вдохновению, вы можете упустить существенное и даже важнейшее.
Можете выставить неверное положение и дать козырь про тивнику. У вас не будет надлежащей уверенности в себе.
Лучшего не будет в нашей речи. Импровизаторы, говорит Квинтилиан, хотят казаться умными перед дураками, но вместо того оказываются дураками перед умными людьми.
Наконец, имейте в виду, что и крылатый конь может изменить.
Люди, знающие и требовательные, и в древности, и теперь утверждают, что речь судебного оратора должна быть написана от начала до конца. Спасович, Пассовер, Андреевский — это внуши тельные голоса, не говоря уже о Цицероне.
Но если это не всегда бывает возможно, то во всяком случае речь должна быть написана в виде подробного логического рассуждения; каждая отдельная часть этого рассуждения должна быть изложена в виде самостоятельного логического целого и эти части соединены между собой в общее неуязвимое целое. Вы должны достигнуть неуязвимос ти, иначе вы не исполнили своего долга» [26, 289—290].
Как видим, начав с категорического утверждения о необходи мости писать полный текст речи, П. С. Пороховщиков заканчивает тем, что можно ограничиться «подробным логическим рассуждени ем», то есть чем-то вроде конспекта. Известно, что многие ораторы пишут именно конспекты, а не полный текст. Например, К. А. Ти мирязев составлял сначала краткий план, расширял его до подроб ного, затем на его основе писал конспект, который неоднократно переписывал, уточняя расположение материала и формулировки. Но есть и другие суждения по этому поводу. Так, известный судебный деятель А. Ф. Кони в статье «Приемы и задачи прокура туры (Из воспоминаний судебного деятеля)» рассказывает, что ре чей своих он никогда не писал. Раза два пробовал набросать вступ ление, но убедился в бесплодности этого: судебное следствие дает такие житейские краски и так перемещает центр тяжести измере ния, что даже несколько слов вступления «оказываются вовсе не той увертюрой, выражаясь музыкальным языком, с которой долж на бы начинаться речь». И далее он продолжает: «Самую сущность речи я никогда не писал и даже не излагал, в виде конспекта, отме чая лишь для памяти отдельные мысли и соображения, приходив шие мне в голову<...> и набрасывая схему речи, перед самим ее произнесением, отдельными словами или условными знаками<...>. Я всегда чувствовал, что заранее написанная речь должна стес нять оратора, связывать свободу распоряжения материалом и сму щать мыслью, что что-то забыто или пропущено». Такое отношение к речи, то есть составление схемы, плана, позволяют себе только опытные, одаренные ораторы. Это зависит также от длительности речи, ее рода и вида.
Умело подобранный фактический и цифровой материал делает речь конкретной, предметной, доходчивой и убедительной. Факты выполняют две функции: иллюстрации положений речи и доказа тельства их правильности. Факты должны быть яркими, но не слу чайными, а типичными, отражающими суть явления. К ним предъявляются также требования актуальности и убедительности, практической направленности и значимости, достоверности и абсолютной точности, системности и связи с общей идеей речи, направленности на учет интересов и потребностей слушателей. При подготовке к выступлению необходимо работать с разными источниками.
Параллельно идет работа над стилем изложения и композици онно-логическим расположением частей речи. Каким же должен быть язык выступления? Конечно, грамотным с литературной точ ки зрения, эмоциональным; нарушение литературной нормы и ее сухость снижают действенность речи.
Яркую и содержательную характеристику стилю речи дал известный судебный деятель прошлого века К. Л. Луцкий. Хотя говорил он о судебном красноречии, его слова с полным правом можно отнести к любому выступлению: «Речь судебного оратора не без основания можно сравнить с глиной в руках скульптора, принимающей по его желанию самые разнообразные формы. Подобно глине у скульптора, речь может быть мягка и податлива, тверда и упруга и заключать в себе самые совершенные образы, надо лишь уметь открывать их в ней и знать, как ими воспользоваться. Великая тайна прекрасного в речи заключена в ее стиле<...> «Мы слуша ем, — говорит Расин, — только постольку, поскольку то нравится нашим ушам и воображению благодаря очарованию стиля». Поэто му Цицерон и считал, что нет красноречия, где нет очарования, и Аристотель учил очаровывать слушателей: те, кто охотно слуша ют, лучше понимают и легче верят. Главное очарование стиля за ключается в гармонии речи, той гармонии, которая вызывает пред ставление о соразмерности в повышении и падении, благородстве и изяществе, величии и мягкости, и которая есть результат порядка, распределения и пропорциональности слов, фраз и периодов и всех составляющих судебную речь частей. Из такого рода пропорцио нальности, распределения и порядка вытекает так называемая ора торская соразмерность, представляющая мудрый и сложный ора торский механизм, столь необходимый, что без него не существовало бы в красноречии ни движения, ни силы. Механизм этот зависит, главным образом, от выбора слов и их последовательности в речи<...>. В них звучит то грубость и мягкость, то тяжесть и легкость, то бы строта и медленность. И различие это должно непременно прини маться оратором во внимание при выборе слов» [29, 200—201].
Итак, выступление написано полностью, осмыслено, несколько раз, но фрагментарно, по мере подготовки, прочитано. Теперь подо шел новый этап работы над речью, очень важный для начинающего оратора, — репетиция. Именно к ней должен чрезвычайно внима тельно отнестись начинающий оратор. Полезно прочитать речь пол ностью, уточнить время ее звучания, ориентируясь на соответствующий нормам публичной речи темп (примерно две минуты — одна машинописная страница). Можно произнести текст либо мысленно (внутренний монолог), либо вслух (внешний монолог). Лучше — вслух и перед зеркалом, чтобы видеть выражение своего лица и жесты, которые будут сопровождать речь.
На этом этапе работы над речью особое внимание необходимо обратить на технику произношения. Прежде всего на орфоэпию — образцовое литературное произношение, соответствующее произ носительным нормам, а также на правильное ударение в словах. Ведь неверное произношение и особенно неправильное ударение снижают доверие аудитории к оратору, подрывают его авторитет, вынуждают скептически относиться к словам, которые произносят ся с трибуны. «Чему может научить меня человек, который не вла деет образцовой речью?» — думают многие слушатели.
Следует обратить внимание и на дикцию — ясное, четкое, «чис тое» произношение звуков, на интенсивность, т. е. силу или сла бость произнесения, связанную с усилением или ослаблением вы дыхания (например, разная по интенсивности речь будет в комнатной обстановке и в большой аудитории). Безусловно, имеет значе ние интонация, т. е. ритмомелодическая сторона речи, служащая средством выражения синтаксических отношений во фразе и эмо ционально-экспрессивной окраски предложения. К интонации от носится и темп – скорость протекания речи во времени и паузы между речевыми отрезками. Слишком быстрая речь не позволяет слушателям вникнуть в содержание высказывания, слишком мед ленная вызывает их раздражение. Большую роль играют паузы: они облегчают дыхание, позволяют обдумать мысль, подчеркнуть и выделить ее. Фразовое и логическое ударения служат средством выделения речевых отрезков или отдельных слов во фразе и также повышают выразительность речи.
Литературному произношению нужно учиться, внимательно вслушиваясь в произношение высокообразованных, культурных, «знающих» людей, владеющих правильной литературной речью, в речь опытных ведущих телевидения и радио, наконец, необходимо специально изучать нормы, пользоваться словарями и справочни ками. Важно уметь слышать звучание своей речи, чтобы иметь возможность корректировать и совершенствовать ее.
Существует три способа выступления: чтение текста, воспро изведение его по памяти с чтением отдельных фрагментов, свобод ная импровизация. Читают текст в следующих случаях: если он представляет собой официальное изложение, от формы и содержа ния которого нельзя отступать; если оратор «не в форме» (болен, плохо себя чувствует); если материал большого объема и совер шенно новый для выступающего. Вообще же чтение текста не про изводит такого сильного впечатления, как живая речь, во время которой оратор смотрит на слушателей (а не на бумажки) и следит за их реакцией. Нет ничего более утомительного, чем слушать чте ние речи, когда оратор перестает контролировать реакцию аудито рии. Конечно, искусство свободного выступления приобретается не сразу, а в процессе длительной работы и необходимых тренировок. После завершения речи могут быть заданы вопросы, в кото рых иногда заключается прямая или скрытая полемика. Это наибо лее трудная часть выступления, поскольку требует быстрой реак ции оратора. Вопросы могут быть связаны с уточнением какого-либо факта или теоретического положения, с желанием получить какие-либо дополнительные сведения или разъяснение содержа ния, с позицией оратора и т. д. Большое количество вопросов свиде тельствует об интересе аудитории к выступлению.
Кстати, провал ораторов, читающих текст «по бумажке», во многом объясняется тем, что речь их становится быстрой, монотон ной и утомляет слушателей. Подобные «чтецы» не умеют имитиро вать устную речь при чтении текста, а это очень важно.
Приведем несколько воспоминаний о выступлениях мастеров устного слова. У каждого из них своя манера речи.
Кандидат технических наук И. И. Голованова пишет о выступ лениях А. Л. Чижевского, известного биолога: «Чижевский не очень задумывался над тем, как начать свое выступление. «Вот я сегодня вам расскажу...» — были нередко первые его слова. И затем при водился какой-либо факт или общее положение. Он как бы отталки вался от него, бросаясь в самую стихию слова. Цепочка суждений и попутных умозаключений сопровождалась замечаниями, не, только усиливающими интерес, но и делающими его все более напряженным.
Он не обременял себя заимствованиями приемов и методичес ких указаний, о которых мог прочитать в книгах (хотя волшебная сила слова занимала его с юношеских лет, он жадно тянулся к тру дам филологов-классиков, знаменитых педагогов, писателей, раскры вающих «технологию» своего творчества). Не любил стоять за ка федрой, свободнее чувствовал себя рядом, впереди или в стороне от нее — так, чтобы не было искусственного рубежа между ним и слу шателями. Не заботился о том, как звучит его речь, как он сам вы глядит. Раскованность, естественность в слове и движении были так характерны для его выступлений! Выразительный, светящийся добро желательностью взор, свободная мимика, подчеркивающая смысл сказанного, — вот и все. Внимание было сосредоточено на том, чтобы довести мысль до сознания каждого из внимавших<...>.
Его выступления были неповторимы, и вместе с тем в каждом налицо была явная устойчивость определенных навыков. Это при обретается лишь в результате систематических занятий. Четкая дикция, правильная артикуляция, звучный голос, разнообразие интонаций, в меру нарастающий темп, совершенное отсутствие грам матических погрешностей — все это само по себе создавало весьма благоприятное впечатление. Добавим еще воодушевление, уверен ность в себе, лишенную всякой натянутости осанку, эмоциональ ную окраску речи, сдержанную жестикуляцию — в той степени, в какой она служила неназойливым внешним воплощением творчес ких усилий облегчить восприятие речи. И сама речь — взаимное общение, в котором мысли, слова, манеры постоянно приспосабли вались к слушателям, не опускаясь, а подтягивая их до своего уров ня» [8, 133—135].
Вот как характеризует историк В. О. Ключевский, блестящий лектор XIX века, манеру выступления историка С. М. Соловьева: «Он именно говорил, а не читал, и говорил отрывисто, точно резал свою мысль тонкими удобоприемлемыми ломтиками, и его было легко записывать, так что я, по поручению курса составлявший его лек ции, как борзописец, мог записывать его чтения слово в слово без всяких стенографических приспособлений. Сначала нас смущали эти вечно закрытые глаза на кафедре, и мы даже не верили своему наблюдению, подозревая в этих опущенных ресницах только осо бую манеру смотреть; но много после на мой вопрос об этом он признался, что действительно никогда не видел студента в своей аудитории.
При отрывистом произношении речь Соловьева не была отры виста по своему складу, текла ровно и плавно, пространными пери одами с придаточными предложениями, обильными эпитетами и пояснительными синонимами. В ней не было фраз: казалось, лек тор говорил первыми словами, ему попавшимися. Но нельзя ска зать, чтобы он говорил совсем просто: в ere импровизации постоянно слышалась ораторская струнка; тон речи всегда был несколько приподнят<...>. С кафедры слышался не профессор, читающий в аудито рии, а ученый, размышляющий вслух в своем кабинете. Вслушиваясь в это, как бы сказать, говорящее размышление, мы старались ухва титься за нить развиваемых перед нами мыслей и не замечали слов. Я бы назвал такое изложение прозрачным. Оттого, вероятно, и слуша лось так легко: лекция Соловьева далеко не была для нас развлечени ем, но мы выходили из его аудитории без чувства утомления<...>.
У Соловьева легкость речи происходила от ясности мысли<...> Гармония мысли и слова — это очень важный и даже нередко ро ковой вопрос для нашего брата преподавателя» [13, 516—517].
Известный судебный деятель К. К. Арсеньев писал о выступ лениях А. Ф. Кони: «Какою бы точностью ни отличалась передача речи, как бы хорошо ни сохранилась при переходе в печать мысль оратора и даже словесная ее оболочка, многое теряется при этом переходе непоправимо и бесследно. Для читателей оратор никогда не может быть тем самым, чем он был для слушателей. Кто слышал А. Ф. Кони, тот знает, что отличительное свойство его живой речи — полнейшая гармония между содержанием и формой. Спокойст вием, которым проникнута его аргументация, дышит и его оратор ская манера. Он говорит негромко, нескоро, редко повышая голос, но постоянно меняя тон, свободно приспосабливающийся ко всем оттенкам мысли и чувства. Он почти не делает жестов; движение сосредоточивается у него в чертах лица. Он не колеблется в выборе выражений; не останавливается в нерешительности, не уклоняется в сторону; слово всецело находится в его власти. Не знаем, в какой мере он подготовляет свои речи заранее, в какой — полагается, на вдохновение минуты. Несомненно в наших глазах одно: ему вполне доступна импровизация, так как иначе его реплики заметно усту пали бы его первоначальным речам, — а этого нет на самом деле... Глубоко обдуманная и мастерски построенная его речь всегда пол на движения и жизни. Ею можно любоваться как произведением искусства — и вместе с тем ее можно изучать как образец обвинительной техники» [29, 44—45].
Как мы видели, существуют общие принципы подготовки и произнесения речи. И все-таки каждая речь — это проявление ин дивидуальности, чем крупнее фигура оратора, тем ярче проявля ется эта индивидуальность. Конечно, имеются в виду не внешнее экстравагантное поведение и не бездумное манипулирование язы ком, а взвешенный подход и к своему поведению на трибуне, и к использованию слова.
Еще древние мыслители считали, что красноречие истинного оратора должно служить высоким и благородным целям борьбы за общее преуспевание, за настоящую справедливость и законность, за созидательную деятельность. И здесь можно вспомнить слова известного римского теоретика и практика ораторского искусства Марка Фабия Квинтилиана: «Оратор, которого мы воспитываем, оратор совершенный, который не может быть никем иным, кроме как добрым человеком, и потому мы требуем от него не одного только отменного дара речи, но и всех нравственных качеств души. Ибо тот муж — истинный гражданин, способный управлять обществен ными и личными делами, который может направлять граждан со ветами, укреплять законами, улучшать здравыми суждениями, бу дет, конечно, не кто иной, как оратор» [17, 189].
Резюме
1. В зависимости от содержания, цели и условий высказывания выделяют следующие роды красноречия: социально-политическое, академическое, судебное, социально-бытовое, духовное. В каждом роде красноречия существует несколько видов.
2. Ораторская речь содержит элементы книжно-письменных стилей, поскольку она готовится по книжно-письменным источникам. Поскольку речь произносится вслух, то неизбежно использо вание в публичных выступлениях элементов разговорного стиля, который теснейшим образом связан с устной формой речи.
3. В публичном выступлении используются разные типы речи: повествование, описание и рассуждение (размышление); смена этих типов придает выступлению динамический характер.
4. Ораторская речь должна иметь четкую композиционную структуру. Это позволяет эффективно воздействовать на восприятие слушателей.
5. Речь должна тщательно готовиться: необходимо определить тему, цел, название выступления с учетом состава слушателей и обстановки. Затем составить предварительный план, подобрать теоретический и фактический материал. Репетиция – необходимая часть подготовки, особое внимание следует обратить на технику произношения.
Глава III Культура дискутивно-полемической речи
§ 15. Спор: понятие и определение
Спор — это публичное обсуждение проблем, интересующих участников обсуждения, вызванное желанием как можно глуб же, обстоятельнее разобраться в обсуждаемых вопросах: это столк новение различных точек зрения в процессе доказательства и опровержения.
Искусство ведения спора приобретает для каждого из нас все более важное значение, поэтому целесообразно сравнить его с та кими близкими понятиями, как «диспут», «дискуссия», «полемика».
Слово «диспут» происходит от латинского disputare — рас суждать, спорить. В тех ситуациях, когда речь идет о диспуте, име ется в виду коллективное обсуждение нравственных, политичес ких, литературных, научных, профессиональных и других проблем, которые не имеют общепринятого, однозначного решения. В про цессе диспута его участники высказывают различные суждения, точки зрения, оценки на те или иные события, проблемы.
Слово «дискуссия» происходит от латинского discussio — рас смотрение, исследование. Под дискуссией обычно также подразу мевается публичное обсуждение каких-либо проблем, спорных во просов на собрании, в печати, в беседе. Отличительной чертой дис куссии выступает отсутствие тезиса, но наличие в качестве объ единяющего начала темы. К дискуссиям, организуемым, напри мер, на научных конференциях, нельзя предъявлять тех же требо ваний, что и к спорам, организующим началом которых является тезис. Дискуссия часто рассматривается как метод, активизи рующий процесс обучения, изучения сложной темы, теоретической проблемы.
Спор определяется как обсуждение того или иного вопроса, словесное состязание, в котором каждый отстаивает свое мнение, а также как разногласие, разрешаемое судом. Второе значение слова подводит нас к пониманию того, что спор — это такая форма диа лога, при которой дальнейшее отношение его участников ведет к обострению, превращению идейной конфронтации в материальную. Например, спор о границах — в войну за их изменение. Это опасное соседство спора с физическим столкновением подчеркивается эти мологией французского термина «полемика» (polemique — от греч. polemikos — воинственный, враждебный). Но спор может эволюци онировать и в обратную сторону — к менее острым формам диало га. В философских работах спор как стадия в эволюции диалога моделируется с помощью не висящего, а вертикально поставленно го маятника, который от малейшего воздействия может упасть и вправо, и влево. Одна из задач теории спора — установить факто ры, от которых это зависит. В современном языке слово «полемика» выступает как, синоним слова «спор».
Спор рождается на довольно высоком уровне познания дейст вительности. Для его возникновения необходимы два предваритель ных условия:
1) сформулирована и получила всеобщее признание важная проблема;
2) предложено хотя бы одно решение этой проблемы.
Это необходимые, но недостаточные предпосылки. Предложен ное решение может быть либо сразу принято всеми, либо сразу всеми отвергнуто как очевидная нелепость. Спор возникает, когда решение проблемы находится где-то между этими двумя крайнос тями, имеет как своих сторонников, так и своих противников.
В самом общем плане следует классифицировать споры в соот ветствии с областью познания: описательной (дескрип тивной) и предписательной (прескриптивной). На первой стадии создается картина (сначала эмпирическая, затем теоретическая) фиксированного фрагмента действительности, на второй — разрабатываются предписания (планы, инструкции, ре комендации и т. д.) преобразования этого фрагмента действитель ности в средства удовлетворения человеческих потребностей, по нимаемых в самом широком смысле: от потребности в пище до по требности в произведениях искусства.
Споры в рамках дескриптивного знания принципиально отли чаются от споров в контексте прескрипции. Различны цели этих двух видов спора. В первом случае обосновывается и оспаривается истинность предложенного эмпирического или теоретического опи сания действительности, обсуждается соответствие знания своему предмету. Цель спора о прескрипциях сложнее, здесь обсуждается соответствие знания трем факторам:
1) потребностям, для удовлетворения которых эти прескрип ции разрабатываются;
2) дескриптивному знанию, на основе которого они формируются;
3) имеющимся на данном конкретном историческом этапе ма териальным средствам для реализации этих прескрипции.
Прескрипции, соответствующие этим трем факторам, называ ют правильными (конструктивными, рациональными). Дескрипции же, соответствующие установленному порядку вещей в действительности, называют истинными.
В историческом плане спор о прескрипции пережил две фор мы: физический (с позиции силы: кто сильнее, тот и получает) и спор в соответствии с нравственными и юридическими нормами (в случае равенства сторон). Мораль и право концентрируют предпи сания, предназначенные для защиты целого (семьи, рода, народа, человечества) от попытки части (индивида или различных групп людей) удовлетворить свои потребности за счет интересов целого или другого индивида.
Принцип физического способа решения проблемы (спора) «Кто сильнее, тот и прав» срабатывает на коротких исторических про межутках времени. На длинных временных дистанциях работает принцип «Кто прав, тот и сильнее». Верно осмысленное изречение Цицерона: «Позорное не полезно никогда — даже и тогда, когда то, что считаешь полезным, достигаешь; ведь именно то обстоятельст во, что позорное считают полезным, и пагубно»,— должно стать основой позиции каждого вступающего в спор о прескрипции, т. е. о рациональных способах удовлетворения потребностей.
И логически, и генетически первым элементом спора является критика предложенного решения проблемы. Подобно тому, как спор — это предельно острая форма диалога, критика — это предельно острая форма оценки тезиса, теории (отказ от критики есть отказ от оценки). Самой естественной и самой непосредственной реак цией на критику тезиса, теории и т. д. является подавление ее ис точника, что аналогично решению спора об интересах с позиции силы. Классическим примером «теоретического самоубийства» стал отказ сторонников теории марксизма от критики его оппонентами. Подавлять оппонента (источник обратной связи, по Н. Винеру) мо жет только тот, кого не интересует ни истинность отстаиваемого положения, ни рациональность и нравственность планов, основан ных на нем.
Критика представляет собой организованную определенным образом деятельность, в состав которой входит оценка теории (положения, тезиса) на внутреннюю непротиворечивость, на со ответствие фактам, на практическую полезность, на соотноше ние с интересами классов, групп, индивида.
§ 16. Споры в Древней Греции
Возникновением диалектики как учения о развитии и его за конах человечество обязано решению прикладной задачи установ ления законов, которые выявляются при взаимном обмене проти воположными мнениями, диалектике устных бесед и спора.
В античности существовало два вида спора: диалектиче,с-кий и эристический. Причем диалектический спор возник как антитеза эристическому диалогу софистов, их псевдонаучным представлениям о добродетели и благе. Диалог древних греков раз вивался параллельно развитию их эстетических представлений, политических взглядов.
Софисты — это древнегреческие просветители. Их философ ские и политические взгляды были весьма различны, даже противо положны, объединяло их то, что они занимались просветительской деятельностью. В условиях рабовладельческой демократии V века карьера каждого свободнорожденного грека стала зависеть от его умения выступать с политическими речами перед народом, его уме ния заручиться поддержкой народа, всячески ему льстя и угождая. Для этого он должен был располагать необходимым минимумом зна ний о политических и моральных явлениях, а также уметь защи щать и опровергать любое положение на возможно правдоподобных основаниях. Объявив себя учителями добродетели, софисты разра ботали для этой цели определенную технику спора-угождения сию минутным настроениям толпы, которая в Древней Греции получила название «эристического искусства», «антилогики». Платон говорил, что умение софистов спорить — это «не искусство, а навык и сноров ка». Аристотель называл эристику софистов псевдодиалектикой.
Онтологическим базисом софистики была объективная проти воречивость самих вещей, гибкость понятий, проявляющаяся в субъ ективном преломлении. К таким понятиям относятся «сущность и явление», «необходимое и случайное», «существующее абсолютно» и «существующее только относительно». Ни одна из этих противо положностей не существует изолированно от другой, софистичес кие паралогизмы — это результат их абсолютизации и недиалек тического противопоставления друг другу, результат игнорирова ния их диалектической связи между собой.
Софистическая эристика оказывала губительное воздействие на мораль, разрушала политические формы общежития. Доброде тели, право, государство софисты объявляли продуктами условных конвенций, которым не обязательно подчиняться и следовать в своей деятельности.
Вскрыв диалектическую противоречивость вещей и сделав ее основанием своей эристической стратегии, софисты не справились с синтезом, который был бы в состоянии объединить в одном поня тии различные и даже противоположные сущности вещей. Иначе говоря, софисты остановились на полпути к диалектике понятий, созданной позднее Сократом, Платоном и Аристотелем.
Проблема синтеза противоположностей понималась древними греками как проблема «среднего», т. е. меры, приводящей эти про тивоположности к известному единству. Демокрит изрек: «Прекрас ное во всем — середина». Диалектический диалог, созданный Со кратом, был нацелен на примирение противоположных мнений, чтобы таким образом познать добродетель — среднее между край ностями (пороками). Целью Сократа была борьба с софистикой и софистическими извращениями в споре.
На формирование античного диалога оказала воздействие также мысль о том, что проблему этических добродетелей нужно решать в связи с разработкой общих методов научного познания сущности всех вещей. Под «добродетелью».в народной этике греков понимались добротность, качественность, функциональная пригодность всех вообще предметов.
В соответствии с этими особенностями античного понимания Сократ разработал особые логические приемы. Диалог должен быть:
1) направлен на познание единства противоположных мнений;
2) этот синтез должен рассматриваться нами как познание сущ ности той или иной добродетели.
Таким образом, народная этика греков, оплодотворенная диа лектическим диалогом, стала превращаться в научную, философ ски обоснованную.
Этическая диалектика Сократа была направлена на оздоров ление современного ему общества, раздираемого внутренними по литическими распрями, а также на внедрение нравственных усто ев в общественную жизнь.
Следует отметить, что история создания теории спора — это история выработки основ идеального спора. Представления об иде альном споре разрабатывались философами на протяжении веков. Аристотель представлял себе такой спор в виде диалектической беседы: все, что высказывается участниками, должно быть так или иначе связано с тезисом; диалектическая дискуссия между двумя участниками может произойти лишь в том случае, когда имеется вопрос, на который они склонны дать альтернативные ответы. В ходе дискуссии один из них защищает положение, являющееся его ответом на данный вопрос, другой же стремится это положение опровергнуть.
В ходе диалектической беседы партнер, отрицающий тезис, задает другому вопросы, позволяющие точно установить, принима ет ли тот положения, которые предполагается использовать для опровержения тезиса.
В течение довольно длительного периода в истории европей ской культуры идеальной формой проведения дискуссии считался вопросоответный диалог. В ходе такой дискуссии противник тезиса задавал вопросы «издалека», представлявшие собой не что иное, как посылки, из которых очевидным образом следовало отрицание.
Следующей формой организации аргументативной деятельнос ти явился так называемый новый метод, разработанный поздними схоластами, во многом восходящий к той же вопросо-ответной форме.
В современных учениях дискуссионно-полемической речи участники диалога рассматриваются как имеющие равные «логи ческие права», т. е. равные права на использование тех или иных логических форм заявлений и монологов. Каждый из них может выдвигать аргументационные конструкции и выражать свою оцен ку, ставить вопросы и давать ответы.
§ 17. Споры в современном обществе
Сегодня в условиях оживленных дискуссий, споров, полемики прежде всего по общественно-политическим вопросам ощущается нехватка культуры ведения диалога в широком смысле, что озна чает неумение аргументированно излагать свою точку зрения, вы слушивать и понимать точку зрения оппонента, оценивать ее, в соответствии с позицией оппонента корректировать свою позицию или настаивать на выдвинутых положениях, совместными усилия ми добираться до сути вопросов или искать и находить новые аргу менты для убеждения противника.
Типология дискуссии обусловлена логической структурой, целями (интенциями) участников, интеллектуальными возможностя ми участников, их этическими установками и эмоциональными ха рактеристиками.
Итак, необходимым и основным логическим элементом струк туры дискуссии является тезис или тема, которые доказы ваются участниками спора. Один участник спора утверждает, что такая-то мысль верна, а другой — что она ошибочна. Приведем пример начала спора: «Речь зашла об одном из соседних помещи ков. «Дрянь, аристократишко»,— равнодушно заметил Базаров, который встречался с ним в Петербурге.
— Позвольте вас спросить,— начал Павел Петрович, и губы его задрожали,— по вашим понятиям слова: «дрянь» и «аристо крат» одно и то же означают?
— Я сказал: «аристократишко»,— проговорил Базаров...
— Точно так-с; но я полагаю, что вы такого же мнения об аристократах, как и об аристократишках. Я считаю долгом объ явить вам, что я этого мнения не разделяю. Смею сказать, меня все знают за человека либерального и любящего прогресс; но именно потому я уважаю аристократов — настоящих...» (Тургенев И. С. Отцы и дети).
Мысль, для обоснования истинности или ложности которой строится доказательство (аргументация), называется тезисом до казательства. Тезис в современном понимании — это утверждение (или совокупность утверждений), представляющее собой вербаль ную формулировку основной доказываемой идеи, передающее суть выносимой на обсуждение концепции, предлагающее определенное толкование фактов, утверждение, чьи достоинства мы пытаемся установить, утверждение, добавляющее нечто новое к нашим зна ниям. Вокруг тезиса должна вращаться вся наша аргументативная деятельность, он имеется в виду в каждый момент спора как цель всей деятельности.
Практически спор происходит следующим образом: некто вы сказывает мысль (тезис), оппонент находит в ней уязвимые места (пункты разногласия), указывает на них и выдвигает положение, представляющееся оппоненту истинным (антитезис). В приведенном выше примере начала спора тезисом является положение о том, что аристократы — это люди невысоких человеческих качеств, пункт разногласия устанавливается слова ми: «Я этого мнения не разделяю», а затем выдвигается антитезис: «Я уважаю аристократов — настоящих». Таким образом, тезис — это мысль, которая выделена из спорной мысли; антитезис — это мысль, выдвинутая в противовес тезису и установившая пункты разногласий. Борьба между этими мыслями и составляет сущность наиболее важных правильных споров.
Требования к выдвигаемому тезису и антитезису: формули ровка должна быть простой и выражена кратко (нарушением этого правила следует считать составной тезис и антитезис, включаю щие две и более мысли, которые нужно расчленить на составные элементарные суждения и доказывать отдельно).
Спор может развиваться на двух уровнях: на уровне спора за истинность мысли (тезиса) и на уровне спора о доказательствах (аргументах). В случае проведения спора на уровне доказательства не следует переносить его результаты на истинность исходной мысли. Возможен спор на обоих этих уровнях: от спора о доказательствах спорящие переходят к спору об истинности тезиса.
Спор может быть сосредоточенный и бесфор менный. Сосредоточенным спором является такой спор, когда спорящие все время имеют в виду спорный тезис, и все, что они говорят или приводят в доказательство, служит для того, чтобы защитить его или опровергнуть. Таким образом, спор происходит вокруг одной центральной мысли, одного стержня, не отходя от него и не отвлекаясь. Бесформенный спор не имеет такого порядка. Начинается он из-за какого-нибудь одного тезиса, затем в ходе аргументационной деятельности спорящие хватаются за какие-то до казательства или частные мысли и начинают спорить уже из-за них, забыв об исходном положении. К концу бесформенного спора спорящие иногда с трудом могут вспомнить, из-за чего все, собст венно, началось. Поэтому при проведении дискуссий, при обсужде нии серьезных вопросов важно уметь организовать спор сосредото ченный, по известному плану, хотя сосредоточенный спор может вестись и беспорядочно. Бесформенный спор всегда беспорядочен.
По количеству участников спора отличаются споры простые (одиночные) и сложные. Простым считается такой спор, в котором принимают участие только два человека. Чаще же спор ведется между несколькими лицами, каждый из них выступает или на стороне защиты тезиса, или на стороне нападения на истинность тезиса. Последний вид спора играет важную роль в делах общест венных, при обсуждении социально значимых проблем и вопросов, потому что возникает возможность взглянуть на суть проблемы с разных позиций, с разных точек зрения. Истина рождается скорее в споре сложном, чем в одиночном. Чем больше умных и образован ных людей участвует в споре, тем упорнее спор, чем важнее тезис спора, тем весомее могут получиться результаты при прочих рав ных условиях.
Известной трудностью проведения сложного спора является его организация. Спор со многими участниками может проходить успешно лишь в тех случаях, когда все его участники обладают достаточной дисциплиной ума, способностью схватывать суть того, что говорится, и пониманием сущности, задачи спора. В других слу чаях необходим руководитель спора.
Спор может происходить при слушателях и без слушателей. Иногда это обстоятельство оказывает решающее воздействие не только на характер спора, но и на его результаты. Поддержка аудитории или ее неодобрение важны для участников, поэтому в таких спорах наблюдается большее упорство во мнениях, большая горячность, большая склонность прибегать к уверткам и уловкам. Самым позорным аргументом в споре является примене ние физической силы, оно не может быть оправдано никакими со ображениями.
В общественной жизни встречается и такой вид спора, как спор для слушателей. К нему прибегают в том случае, если участники спора пытаются не столько убедить друг друга, сколько убедить слушателей или произвести на них то или иное впечатление. Такой вид спора является широко распространенным способом проведения, например, предвыборной агитации: в ход идут иные аргументы, иные формы оценки, иная «риторика», чем если бы это был обычный производственный спор.
Письменный спор считается более приемлемой формой выяснения истины по сравнению со спором устным. Поэтому письменный научный спор представляет собой особую цен ность, хотя и проследить за ним сложнее в силу большой продол жительности его во времени, зависимости от периодичности изда ваемых газет или журналов. В хрестоматии по культуре речи при водится классический пример письменной дискуссии, имевшей место в 1954—1955 гг. и проходившей на страницах журнала «Вопросы языкознания». Эта дискуссия по. проблемам стилистики сыграла заметную роль в разработке определяющих понятий теории сти листики.
Отличаются споры теми целями, которые ставят перед собой участники спора, и теми мотивами, по которым они вступают в спор.
С этой точки зрения выделяются пять видов спора: спор, воз никающий в целях проверки истины; спор как средство убеждения; спор, основная цель которого — победа; спор-спорт и спор-игра.
Высшей формой спора является спор для разъяс нения истины, для проверки какой-либо мысли, для испы тания ее обоснованности. В этом виде спора аргументатор выбира ет самые сильные доводы. При этом участники спора не уверены в истинности или ложности мысли и пытаются выдвинуть возможные возражения против предложенного тезиса. В процессе такого спора важно выдержать линию на выяснение истины, а не перейти на позицию защиты себя как человека, предложившего на обсуж дение данную мысль, возможно, спорную. Этот вид спора особенно полезен в случае необходимости проверки научного открытия, ос новополагающей идеи и т. д. Оппонент или оппоненты в этом виде спора должны быть приблизительно равными по интеллектуаль ным возможностям. Сомнительные приемы проведения спора в та ком споре исключаются.
Спор для убеждения противника является более низкой формой спора по сравнению с предыдущей. Желая убедить другого человека в истинности какой-либо мысли из лучших чело веческих побуждений (честный спор) или в силу преследования собственной выгоды (нечестный спор), участник спора предпочита ет оппонента слабее себя и в азарте убеждающей «атаки» может позволить себе прибегнуть к некоторым преувеличениям или приукрашениям. Аргументы выбираются только такие, которые долж ны показаться убедительными оппоненту. Особенно распростране ны эти приемы, если участник спора преследует корыстные цели (например, желая продать свой товар).
В споре ради победы ставится цель не приблизиться к истине, не убедить противника, но победить оппонента любыми методами. Аргументы в этом случае выбираются такие, которые могут более всего поставить оппонента в затруднение. К подобным спорам прибегают члены миссионерских сообществ, участники ми тинговых собраний. Понятно, что для участия в таком споре пред почтительны слабые оппоненты, а в выборе средств для победы спорящие свободны. Главный принцип участника этого спора — «победителей не судят», поэтому в ход идут внушительность тона, острословие, красочные выражения, игра на человеческих чувст вах и т. д., т. е. спорящий прибегает к эффектным, но недостойным способам воздействия на противника. Что касается игры на челове ческих чувствах, то, по мнению психологов, «взывать к «примити ву» — значит неизбежно оказаться во власти «примитива».
Четвертый вид спора — спор ради спора. Для любителей такого вида спора интересен сам процесс, в своих жиз ненных представлениях они не последовательны. Поэтому может случиться, что, настаивая на чем-либо вчера, сегодня они станут доказывать совершенно обратное.
Очевидно, что, вступая в спор, следует определить для себя, с каким типом оппонента вы имеете дело, а определив, следовать полушутливым советам И. С. Тургенева: «Спорь с человеком умнее тебя: он тебя победит..., но из самого твоего поражения ты можешь извлечь пользу для себя. Спорь с человеком ума равного: за кем бы ни осталась победа — ты по крайней мере испытаешь удовольствие борьбы. Спорь с человеком ума слабейшего... спорь не из желания победы; но ты можешь быть ему полезным. Спорь даже с глупцом; ни славы, ни выгоды ты не добудешь; но отчего иногда не позаба виться?» (Тургенев И. С. С кем спорить...).
Пятый вид спора — спор-игра — в настоящее время в чистом виде не встречается. Он был распространен в Древнем мире и заключался в том, что один из участников спора задавал вопро сы, а другой отвечал в форме «да» или «нет». В ходе спора задаю щий вопросы должен был подвести отвечающего к согласию с ут верждением, противоречащим тезису, т. е. подвести к противоре чию с самим собой.
§ 18. Спор как форма организации человеческого общения
При проведении споров, дискуссий важным компонентом как аргументационной, так и аргументационно-оценивающей деятель ности аргументатора и оппонента является учет возможности раз нообразной интерпретации текста, создаваемого участниками дис куссии, а также их взглядов, их общего интеллектуального и эмо ционального склада.
Хотя логические знания и навыки, безусловно, важны для участника идеальной дискуссии и «идеальный диалектик» ориен тируется на построение логически правильных аргументационных конструкций и на адекватную логико-гносеологическую оценку, за дать идеальный логический строй дискуссии, пользуясь лишь сред ствами логики, представляется задачей трудновыполнимой. Невоз можно сформулировать чисто логические правила, руководствуясь которыми можно было бы обеспечить идеальность дискуссии всег да и везде и в соответствии с которыми решать вопрос об уместнос ти того или иного монолога в любом случае идеальной дискуссии.
Участник идеальной дискуссии («идеальный диалектик») реа лизует общие этические и гносеологические установки идеального аргументатора и идеального реципиента. Но специфика идеальной дискуссии накладывает на него дополнительные обязательства. Эти дополнительные обязательства связаны прежде всего с отношени ем к партнеру. Идеальный диалектик наделяет своего партнера презумпцией равенства себе, т. е. презумпцией обладания гносео логической и этической установками идеального аргументатора и реципиента. Последнее означает, что в ходе идеальной дискуссии не могут ставиться под сомнение искренность реципиента, его бес пристрастность, стремление к истине, компетентность и т. д. Даже если такие сомнения возникают, идеальный диалектик не выража ет их.
Выше были охарактеризованы виды споров. Рассмотрим сред ства, с помощью которых происходит аргументационная деятель ность. Аргументация осуществляется через построение определен ного вида текста (письменного или устного). Особенностью аргументационного текста является то, что в нем реализуется логико-лин гвистическая структура, для обозначения которой употребляется термин «аргументационная конструкция». Под аргументационной конструкцией понимается множество предложений, произнесенных или написанных некоторым лицом (аргументатором) и адресован ных некоторому другому лицу или группе лиц (реципиенту, ауди тории); при этом аргументатор надеется, что реципиент примет одно из названных предложений (тезис) вследствие принятия им других предложений аргументационной конструкции (оснований, посылок). Таким образом, в подобном тексте содержатся тезис и посылки ар гументации, указание на связь между ними.
Чтобы четко представлять, какое положение является тезисом (предметом спора), о чем идет спор, необходимо выяснить три во проса, касающихся этого тезиса:
1) все ли слова и выражения тезиса вполне и досконально по нятны;
2) об одном ли только предмете идет речь, или обо всех без исключения предметах класса, или не обо всех, а только о некото рых (большинстве, многих, почти всех, нескольких и т. д.), т. е. необ ходимо установить «количественную» характеристику тезиса;
3) считается ли тезис несомненно истинным, достоверным и несомненно ложным, или же только вероятным в большей или мень шей степени, очень вероятным, просто вероятным, или же только возможным (нет доводов за и против)' Эта логическая операция называется установлением «модальности» тезиса. Требование ис тинности, правильности, честности — это те требования, в соответ ствии с которыми необходимо вступать в спор, но которые не всег да выполняются в реальной практической аргументационной дея тельности. Причинами несоблюдения указанных требований могут быть, с одной стороны, способность человека ошибаться, а также заблуждаться, а с другой — сознательное стремление ввести оппо нента в заблуждение. В связи с этим можно говорить о разновид ностях аргументации: аргументация, приближающаяся к идеалу, и аргументация, противоречащая идеалу спора.
Для доказательства истинности или ложности тезиса приво дятся другие мысли, которые называются доводами (посылками, аргументами). Доводы — это утверждения, с помощью которых обосновывается истинность тезиса и которые выдвигаются в под держку тезиса и обладают доказательной силой для тех, кому адресована аргументация. Выделяются различные типы аргумен тов: аргументы с помощью примера, иллюстрации, образца, анало гии, с помощью определения, возведения к роду, разделения на виды, от противоположного, путем указания причин и последствий, нахождения противоречий и др. В качестве доводов могут высту пать также факты, т. е. явления действительности, которые под тверждают тезис или согласуются с ним. Другими словами, это должны быть такие мысли, которые считаются верными не только нами самими, но и теми людьми, кому мы доказываем, и из кото рых вытекает истинность или ложность тезиса. В процессе выдви жения аргументов нужно следить за тем, чтобы тезис и доводы были связаны таким образом, чтобы тот, кто признает верным до вод, должен, был непременно признать верным и тезис. Если эта связь сразу не видна, нужно уметь показать, что она существует.
Выделяются типичные ошибки в аргументационной деятель ности: а) ошибка в тезисе; б) в аргументации; в) в связи между аргументами и тезисом, т. е. в рассуждении.
Ошибками в тезисе являются: отступление от тезиса, подме на тезиса, потеря тезиса. Отступлением от тезиса считается случай, когда вместо исходного тезиса доказывается сход ный или как-либо связанный с ним, или не имеющий видимой свя зи. Если спорящий осознает, что он не может доказать или защи тить исходный тезис, он может попытаться этот тезис заменить. Данный вид ошибки называется подменой тезиса. Случается, что участник спора в своих рассуждениях отходит от исходного тезиса настолько далеко, что забывает его. В этом случае ошибка называется потерей тезиса.
Ошибки в доводах. Таковых две: а) ложный довод — когда аргумент представляет собой ложную мысль; б) произ вольный довод — тот, который не является заведомо ложным, но требует доказательства сам по себе.
Ошибки в «связи» между аргументами и тезисом состоят в том, что тезис не вытекает, не становится очевидным из тех дока зательств, которые приводятся в рассуждении.
Таким образом, спор представляет собой особую форму орга низации человеческого общения, состоящую из двух взаимодейст вующих сторон деятельности: аргументативной и аргументативно-оценивающей. С одной стороны, есть участник, предлагающий текст, называемый аргументационной конструкцией, а с другой — оппо нент (реципиент), воспринимающий, оценивающий аргументацию пер вого участника, выражающий к ней свое отношение. Задача оппонен та сводится к тому, чтобы дать истинностную оценку посылкам и те зису, решить вопрос о правомерности перехода от одних посылок к другим и к тезису, выявляя имплицитные дополнения, если таковые присутствуют в аргументационной конструкции. Имплицитными до полнениями считаются те предложения, которые не произнесены и не написаны, но подразумеваются в ходе аргументации.
Практически функция оппонента реализуется следующим об разом: он внимательно выслушивает аргументы спорящей сторо ны, затем анализирует их и расчленяет на простейшие составляю щие, если довод оппонента сложный. Оценку аргументации реци пиент может выразить вербальными и невербальными способами (к последним относятся жест, мимика, физическое действие и т. д.). Вербальными средствами выражения оценки аргументации явля ются: восклицания,, вопросы, краткие замечания, развернутая ар гументация, обосновывающая оценку реципиентом исходной аргу ментации.
Одна и та же аргументационная конструкция может оцени ваться по-разному разными реципиентами. Например, некто Н. ут верждает: «Поскольку наличествуют обстоятельства А, В, С, то можем заключить, что имеет место факт К». Данная аргументаци онная конструкция может быть оценена разными реципиентами
следующим образом:
1. «Н. совершенно прав. Обстоятельства А, В, С действительно имели место, отсюда мы просто обязаны прийти к выводу, что на личествует К».
2. «Н. прав, потому что я видел своими глазами, что В».
3. «Н. лжет, ибо факт С не имел места».
4. «Н. неправ, потому что для наступления события К недоста точно А, В, С, необходимо Д, а его, как известно, не было».
5. «Н. шутит, и не стоит всерьез разбирать его аргументацию».
6. «Не верьте Н., он говорит, что имеет место К, потому что сознательно хочет ввести нас в заблуждение, ведь он представи тель другого политического (религиозного, философского) направ ления».
7. «Н. говорит, что имело место А, потому что он хочет меня обидеть».
8. «Н. говорит, что имеет место К. Да он просто мерзавец! Надо лишить его возможности говорить такие вещи».
9. «Я не понимаю, как можно сомневаться в правоте такого уважаемого человека, как Н. Разумеется, имеет место К, если Н. так говорит» и т. д.
Оценка может быть верной и неверной, а выражение ее кор ректным и некорректным, уместным и неуместным. Для целей про ведения спора, стремящегося к идеальному, необходимо, чтобы оппонент обладал некоторыми качествами. С точки зрения этики он должен считать себя абсолютно свободным в праве аргументационно-оценивающей деятельности. Это означает, что человек, сталки вающийся с аргументацией, в какой бы области, в каком бы виде и кем бы она ни осуществлялась, оставляет за собой право принять или не принять аргументационную конструкцию в целом или лю бой из ее компонентов, дать им собственную оценку. Каждому че ловеку свойственна внутренняя оценка чего-либо (то, что он думает об этом) и внешняя (то, что он говорит об этом). В идеале внутрен няя и внешняя оценки должны совпадать.
С точки зрения познания оппонент в своей деятельности дол жен стремиться к постижению истины, вносить свой вклад в ее поиск. Практически это включает акт активного мышления, что означает инициативность, настойчивость в исследовании, упорство в постижении идей при появлении каких-либо трудностей, тща тельное исследование рассматриваемой ситуации, открытость для новых идей и различных взглядов, поддержку собственных взгля дов обоснованиями и доказательствами, способность обсуждать свои собственные взгляды организованным образом. Для оценки элемен тов аргументационной конструкции оппонент использует прежде всего имеющиеся у него знания, а если их недостаточно, то пред принимает самостоятельное исследование предмета, знакомясь при этом с результатами исследований данного предмета другими людь ми, прибегая к помощи энциклопедий, словарей, учебников, науч ных трудов в определенной области знания.
В идеале спор может приобретать, по словам С. И. Поварнина, особый характер какой-то красоты: «Он доставляет, кроме несо мненной пользы, истинное наслаждение и удовлетворение; являет ся поистине «умственным пиром». Тут и сознание расширения кру гозора на данный предмет, и сознание, что выяснение истины про двинулось вперед, и тонкое, спокойное возбуждение умственной борьбы, и какое-то особое, эстетическое, интеллектуальное наслаж дение» [5].
§ 19. Уловки в споре
Следует признать, что спор в идеальном виде в жизни наблю дать приходится не часто. Чаще встречаются споры, при которых участники не понимают (или не хотят понимать) друг друга, не слушают аргументацию, перебивают друг друга, «нападают» на доводы оппонентов или «нападают» на самих оппонентов. Более изощренной формой скрытой борьбы в споре является уловка.
Уловкой в споре называется всякий прием, с помощью кото рого участники спора хотят облегчить его для себя или затруд нить для оппонента. Человек, владеющий приемами уловок, оказы вается в состоянии быстрее и «успешнее» одерживать победу в спо ре. Философом, открыто провозгласившим установку на нечестную аргументацию, был А. Шопенгауэр. В своей работе «Эристика, или искусство побеждать в спорах» он дает советы относительно того, как обманывать оппонента в споре или приводить его в замешатель ство. Правда, такого рода советы он рекомендует использовать толь ко в определенных ситуациях. Так, он считает верность истине не осуществимой или бесполезной в тех случаях, когда тезис аргумен тации явно противоречит уже сложившемуся мнению оппонента.
Уловки могут быть допустимыми и недопустимыми. Допусти мыми они являются в том случае, если заметно, что противник прибегает к нечестным, непозволительным приемам ведения спора. В таком случае необходимо создать своеобразную ловушку, в кото рую должен попасть недобросовестный спорщик. Например, чело век, настаивающий на том, что «все люди нечестны, стремятся от хватить себе кусок побольше» и не слушающий никаких доводов, опровергающих данный тезис, может быть остановлен в своем упор стве только отнесением этого утверждения к его собственной пер соне, утверждением такого рода: «Если допустить, что то, на чем вы настаиваете, справедливо, то вы тоже человек нечестный, стре мящийся отхватить себе кусок побольше». Обычно морализующий человек такие оценки по отношению к себе не принимает.
Разрешается такой прием, как оттягивание возра жения.
К нему прибегают в том случае, если возражение на тезис или аргумент не сразу приходит в голову. Обычно человек находит бо лее четкие возражения только после спора (часто это называют поздним умом), в нужный же момент есть лишь «ощущение», что мог бы ответить на выпад, но мысли не выстраиваются в стройную логическую цепочку. В подобной ситуации можно начать задавать вопросы в связи с приведенным доводом, представляя это простым выяснением сущности сказанного или осведомлением вообще. Про стительным будет обращение к затягиванию возражения и в том случае, если возникает необходимость более тщательно обдумать выдвигаемый тезис или аргумент с их кажущейся правильностью.
Недопустимыми считаются следующие виды уловок: непра вильный выход из спора, срывание спора, «довод к городовому», «палочные» доводы.
Выход из спора происходит в том случае, если один из участников спора не в состоянии поддерживать аргументативную деятельность в силу слабости собственной позиции в данном споре.
Срывание спора производится путем постоянного перебивания оппонента, демонстрации нежелания слушать его и т. п. К большому сожалению, к такой уловке прибегают даже при диало ге по поводу общественно и социально значимых проблем на самом высоком уровне. В недавней истории печально знаменита в этом от ношении реакция депутатов на выступление академика А. Д. Саха рова на I съезде народных депутатов СССР в июне 1989 года.
«Довод к городовому» как прием подавления противника в споре активно применяется в условиях тоталитарных обществ. Обычно это происходит следующим образом: предлагае мый противником тезис или аргумент объявляется опасным для общества или государства. В любом случае эти уловки направлены на прекращение невыгодного для одной из сторон диалога спора.
Если же целью спора является «убеждение» оппонента любой ценой, то прибегают к так называемым «палочным» дово дам. Этот вид уловки можно определить как особую форму ин теллектуального и психологического насилия. Суть его заключает ся в том, что участник спора приводит такой довод, который оппо нент должен принять из боязни чего-либо неприятного, опасного или на который он не может правильно ответить по той же причине и должен или молчать, или придумывать «обходные пути».
Разновидностью вышеуказанных уловок является такой при ем, как «чтение в сердцах». При этом оппонент не заинтересован разобраться в том, что сказал противник, а пытается определить мотивы, по которым он это говорит или каким-то образом поступает. Пример такого способа ведения спора описан А. П. Чехо вым в рассказе «Именины»:
«— Потрудитесь мне объяснить, что это значит? Я вас спра шиваю!
— ...Надоело, Ольга! Честное слово, я утомлен, и мне теперь не до этого... Завтра будем браниться.
— Нет, я тебя отлично понимаю! — продолжала Ольга Михай ловна. — Ты меня ненавидишь! Да, да! Ты меня ненавидишь за то, что я богаче тебя! Ты никогда не простишь мне этого и всегда бу дешь лгать мне!... Сейчас, я знаю, ты смеешься надо мной... Я даже уверена, что ты женился на мне только затем, чтобы иметь ценз и этих подлых лошадей...
Петр Дмитрич уронил газету и приподнялся. Неожиданное оскорбление ошеломило его. Он детски беспомощно улыбнулся, растерянно поглядел на жену и, точно защищая себя от ударов, протя нул к ней руки и сказал умоляюще: — Оля!»
К таким же разрядам уловок нужно отнести и инсинуа цию. Если одному из участников спора необходимо подорвать доверие к своему противнику, а значит, и к его доводам, он пользу ется для этой цели безответственными намеками. В этом случае прибегают к замечаниям вроде: «Никто не знает, что вы делали или говорили там...» или «Кто докажет, что вы не делали этого и не говорили этого?» и т. п.
У человека, ориентированного на победу в споре любой ценой, довольно большой арсенал психологических уловок, к которым от носятся такие, как выведение противника «из равновесия», расчет на медленность мышления и доверчивость противника, отвлечение внимания и наведение на ложный след, ставка на ложный стыд, «подмазывание» аргумента, внушение, «двойная бухгалтерия». В первом случае противник употребляет заявления, которые выводят оппонента из себя, возмущают, например, пускаются в ход грубые выходки, оскорбления «личности», издевательства и т. д. Во втором — видя, что противник думает медленно, но основательно, говорит очень быстро, выражает мысли неясно, в трудно понимаемой форме, сменяет одну мысль другой. Желая одер жать победу над противником, явно слабым в какой-то области зна ний или вообще более слабым в интеллектуальном плане, обраща ются к нему со словами: «Вам, конечно, не может быть не известно, что...», «Всем известно, что...», «Только глупый и необразованный человек не знает, что...» и т. д. В такой ситуации человек теряется и начинает делать вид, что ему, конечно, известно... Дальше сильный противник может говорить что угодно, у оппонента не остается дру гого выхода, кроме как соглашаться со всем остальным.
К «подмазыванию аргумента» склоняются, если довод сам по себе недоказателен и противник может опротестовать его. Тогда выражают этот довод в туманной, запутанной форме, сопровождая таким, например, комплиментом противнику: «Конечно, это довод, который приведешь не во всяком споре, человек недо статочно образованный его не поймет и не оценит» или «Вы, как человек умный, не станете отрицать, что...» и т. д.
Одна из сильнейших уловок в споре — это внушение. Особенно велика его роль в устном споре. Если человек обладает громким, внушительным голосом, говорит спокойно, отчетливо, уве ренно, авторитетно, имеет представительную внешность и манеры, он обладает при прочих равных условиях огромным преимущест вом в споре. Если человек глубоко убежден в том, о чем спорит, и умеет выразить эту непоколебимую твердость убежденным тоном, манерой говорить и выражением лица, он обладает большей вну шающей силой и тоже «действует» на противника, особенно такого, у которого этой убежденности нет. Убедительный тон и манера час то убедительнее самого основательного довода.
«Двойная бухгалтерия» основана на двойственности оценок человеком окружающего мира и самого себя (если нечто вы годно мне — это хорошо, если нечто выгодно другому — плохо). В области аргументации это выглядит следующим образом: один и тот же довод оказывается верным, когда для нас это выгодно, и ошибоч ным, когда невыгодно. К разновидности «двойной бухгалтерии» сле дует отнести сознательную подмену одного определения другим с целью создания благоприятной и удобной оценки ситуации, соверша емых поступков, действий. Достаточно наглядно этот случай описан А. П. Чеховым: «Мой Васька всю свою жизнь был у меня работни ком; у него не уродило, он голоден и болен. Если я даю ему теперь по 15 коп. в день, то этим я хочу вернуть его в прежнее положение работ ника, то есть охраняю прежде всего свои интересы, а между тем эти 15 коп. я почему-то называю помощью, пособием, добрым делом... Ло гики в нашей жизни нет, вот что! Логики!» (Чехов А. П. Жена).
К числу обычных и распространенных уловок принадлежат так называемые софизмы, или намеренные ошибки в дока зательстве. Софизм и ошибка различаются не по существу, не логи чески, а только психологически: ошибка — не намеренна, софизм — намерен. Возможны софизмы как отступления от задач спора, в области аргументации, а также так называемые софизмы непосле довательности.
Отступление от задач спора, отступление от тезиса возникает, если в самом начале спора или в его середине отбрасывается преж ний тезис и его место занимает другой или же спор из-за тезиса подменяется спором из-за доказательства. В последнем случае про исходит следующее: вместо того, чтобы опровергать тезис, против ник разбивает доказательство и, если ему это удается, объявляет, что тезис противника опровергнут. На самом же деле отсюда выте кает один правильный вывод: тезис противником не доказан. К это му же виду софизмов относится перевод спора на противоречия. Необходимо указывать на то, что противник противоречит сам себе, но это абсолютно не важно для доказательства ложности его тези са. Такие указания имеют, например, огромное значение при кри тике какой-либо системы мыслей, нередко с их помощью можно разбить или ослабить доказательство противника, но опровергнуть его тезис одним указанием на противоречивость мышления оппо нента нельзя. Сюда же следует отнести перевод спора на противо речия между словом и делом, между взглядами противника и его поступками, его жизнью и т. д. Это один из способов «зажимания рта». Как прием обличения он, может быть, и необходим, но обли чение и честный спор за истину как борьба мысли с мыслью — две несовместимые вещи.
Если в качестве доказательства тезиса приводится не один довод, а несколько, то софист прибегает нередко к «неполному оп ровержению». Он старается опровергнуть один-два наиболее сла бых или легче всего опровержимых, часто оставляя самое существенное и единственно важное без внимания. При этом он делает вид, что опроверг все доказательства.
К числу частых отступлений от задач спора относится подме на пункта разногласия в сложной спорной мысли, так называемое опровержение не по существу. Особенно характерно оно для споров в печати и происходит в расчете на то, что читатель мог не видеть или не запомнить исходный тезис. Софист не опровергает сущнос ти сложной спорной мысли, а берет только неважные частности и опровергает их, делая вид, что опровергает тезис.
Резюме
В научной литературе о правилах идеальной аргументации сформулированы кодекс аргументатора и кодекс оппонента, имею щие целью помочь тем участникам спора, которые стремятся в ар гументации не только к успеху, но и к тому, чтобы их утверждения соответствовали действительности и были эффективными. Приве дем эти кодексы.
Кодекс аргументатора
1.1. Аргументатор стремится к достижению или распростране нию истины, углублению понимания предмета.
2. Аргументатор рассматривает себя и оппонента как людей, имеющих равные права свободного познания.
На основании этого:
П. 1. Аргументатор имеет целью достичь принятия оппонентом тезиса в той модальности, в какой его принимает сам аргументатор.
2. Аргументатор не может вводить в заблуждение оппонента, используя заведомо неверные посылки или заведомо неверные спо собы рассуждения. Все, что утверждается аргументатором, утверж дается в той модальности, в которой принимается им самим.
3. Аргументатор учитывает поле аргументации. Это означает, что:
а) аргументатор формирует аргументационную конструкцию таким образом, чтобы она была понятна оппоненту;
б) аргументатор формирует аргументационную конструкцию таким образом, чтобы взгляды и склонности оппонента, информа ция, которой он располагает, и его интеллектуальные возможности позволили ему ее принять.
4. Аргументатор избегает использования argumentum ad homi-nem, и особенно тех его случаев, где ставится под сомнение способ ность оппонента к объективному и адекватному суждению по рас сматриваемому вопросу.
5. Приверженность аргументатора этико-гносеологической ус тановке, сформулированной в части I, поддерживает его эмоцио нальное равновесие в случае неудачи аргументации и способствует сохранению самокритичности и стремлению к совершенствованию в случае успеха аргументации.
Кодекс оппонента
1. 1. Оппонент осознает себя свободным во внутренней оценке аргументации.
2. Оппонент стремится к достижению истины, углублению по нимания предмета, распространению истины.
3. При внутренней оценке аргументации и внешнем ее выра жении оппонент придерживается общих этических норм.
Исходя из этого:
II. 1. Оппонент стремится дать адекватную логико-гносеологи ческую оценку аргументационной конструкции, а также адекват ные прагматическую, этическую и эмоциональные оценки.
2. При этом оппонент осуществляет тот вид оценки, который требуется или уместен в наличествующих обстоятельствах для дан ной аргументационной конструкции.
3. Оппонент не смешивает различные виды оценок, не подме няет один вид оценки другим.
4. Если позволяют условия и этические нормы, оппонент дает внешнюю оценку аргументации, совпадающую с внутренней. Оппо нент избегает давать внешнюю оценку аргументации, противореча щую внутренней.
Глава IV Культура научной и профессиональной речи
В общем пространстве полифункционального и полиструктур ного литературного языка вычленяется — и это уже признано мно гими специалистами — особая функциональная разновидность, об служивающая профессиональную сферу общения. Данную разно видность кодифицированного литературного языка разные иссле дователи называют по-разному: язык науки, специальный язык, язык для специальных целей, профессиональный язык и т. д.
§ 20. История вопроса
В первой трети XVIII в.. когда научные знания в России начи нают приобретать четко очерченные контуры и все необходимые атрибуты профессиональных знаний, в русском языке выделяется особая разновидность общелитературного национального языка — язык научного общения.
На этом этапе развития русской культуры «наука подошла к познанию таких пластов реальности, которые могут быть отобра жены лишь с помощью особого, противостоящего обыденному язы ку «языка науки» [2, 51]. Появление такого «особого» языка дикто валось следующими обстоятельствами, характерными для данного периода развития науки: обособленностью и специализацией поня тийного аппарата, появлением ученых-профессионалов и в связи с этим усилением роли субъективного фактора, необходимостью по рождения и передачи новых знаний, преобразованием «обыденного опыта» в «научный опыт» и др.
Формирование языка научного общения совпало с процессом формирования национального русского языка, что в полной мере отразило их взаимосвязь и взаимообусловленность.
Л. Л. Кутина, первый глубокий исследователь оформляющего ся на русской языковой основе языка науки [15, 16], достаточно полно показала, как формированию национального (русского) лите ратурного языка сопутствовало «возникновение и оформление раз личных функциональных разновидностей его, связанных с опреде ленными направлениями и потребностями общественной практики. Одной из таких разновидностей является язык науки с разнообраз ными системами научных терминологий» [16, 3]. Однако научное общение — лишь одна из сфер профессионального общения, его вершина — не исчерпывает всех областей трудовой деятельности на разных уровнях и направлениях. Вероятно, под влиянием этого обстоятельства в англоязычной, германоязычной и славяноязычной лингвистике почти одновременно возникает необходимость обра щения к языку профессиональной сферы общения как к феномену. Как следствие этого рождаются соответствующие номинации: lan guages for special purposes (LSP) — в англо-американской литера туре, Fachsprachen — в германоязычной литературе. В отечествен ной лингвистике некоторыми исследователями был принят термин английского происхождения, представляющий собой кальку, кото рый звучит так: «язык для специальных целей» (в аббревиатурном виде — LSP и ЯСЦ). Однако широкого распространения этот тер мин не получил, так как в русской лингвистической науке уже су ществовала номинация «специальный язык», «специальная речь». Следует обратить внимание на тот факт, что интерес к специально му языку (языку общения профессионалов) в наше время родился не в среде филологов. Впервые идея о языке для специальных це лей появилась в работах чешского исследователя Любомира Дроз да, который назвал этот язык функциональным язы ком (или языком в специальной функции), представляющим собой подъязык «данного национального литера турного языка» [11, 120].
Такой интерес исследователей разных специальностей к функ циональным разновидностям современных литературных языков возникает как реакция на практические потребности профессио нальной коммуникации, когда остро встает проблема гармонизации межязыковых средств, когда появляется необходимость в стандар тизации определенных пластов лексики (дабы они были одинаково понятны специалистам, говорящим на разных языках, в процессе профессионального общения).
Интерес к языку профессиональных сфер общения начинался с определения фундаментальных постулатов и методов работы с терминологией как с «неким инструментом, которым надо пользо ваться наиболее рациональным способом, с тем чтобы он мог наибо лее эффективно служить цели, для которой создан: устранению затруднений в научно-технических связях» [30, 15]. Возникающее при этом совмещение понятий «специальный язык» и «терминоло гия» в чем-то весьма обоснованно, так как именно термины явля ются носителями специальной информации.
Термин — это слово или словосочетание, обозначающее по-/ нятие специальной области знания или деятельности. Термин входит в общую лексическую систему языка лишь через посредст во конкретной терминологической системы (терминологии). К спе цифическим особенностям термина относятся: 1) системность; 2) на личие дефиниции; 3) тенденция к однозначности в пределах своего терминологического поля; 4) стилистическая нейтральность; 5) от сутствие экспрессии. Все эти свойства термин реализует только внутри терминологического поля, за пределами которого теряются его дефинитивные и системные характеристики.
Терминология в целом относится к числу интегрирующих фак торов, которые позволяют создавать единое информационное (эко номическое, научно-техническое и т. п.) пространство, поскольку именно терминология обеспечивает информационное взаимопони мание на национальном и межнациональном уровнях, совместимость законодательных, правовых и нормативных документов и т. п. Од нако нельзя не учитывать и того факта, что для передачи профес сиональной информации совершенно необходимы и нейтральные в стилистическом отношении пласты лексики, имеющие свою функ циональную специфику в рамках языка для профессионального об щения. Эта лексика не просто «упаковка» для терминов, но и необ ходимый атрибут, завершающий акт оформления специальной речи (текста).
В настоящее время в изучении специального (профессиональ ного) языка наступил такой период, когда требуется по возможнос ти полная, всесторонняя его аттестация как своеобразной семиоти ческой системы, действующей при всех своих особенностях в опре деленных рамках существующих средств коммуникации, естест венно модифицированных и приспособленных.
§ 21. Аттестация понятия «специальный язык»
Аттестация понятия «специальный язык» требует некоторых предварительных пояснений и прежде всего ответа на вопрос о том, какие конкретно ситуации актуализируют использование функци онального языка. Главная из них, безусловно, — ситуация общения, в пределах специальной сферы (наука, техника, производство, управление, сельское хозяйство, транспорт, связь, медицина, дипло матия и др.). Специальная тематика, специальные цели беседы по буждают специалистов переходить на профессиональный, язык, который в меньшей степени связан с национальной принадлежнос тью его носителей и не должен зависеть от общественно-экономической формации, адеологии и мировоззрения.
Требует выяснения и вопрос о том, кто является носителями (потребителями) специального языка и каковы их неотъемлемые качества? Самая общая черта коммуникации на данном языке сво дится к тому, что общение осуществляется по системе человек — человек (хотя не исключена и система человек — машина — чело век). Но это не просто человек — это человек, профессионально работающий в конкретной области знания (науки, техники, производства, управления и т. п.). Иными словами, основным необходимым качеством носителя (потребителя) данного языка становится профессионализм, который требует владения понятийно-категориальным аппаратом определенной сферы деятельности и соответст вующей ему системой терминов. Именно поэтому наряду с номина цией «специальный язык» существует как равноценная номинация «профессиональный язык», «язык профессий».
Владение языком для специальных целей — явление вторично го характера, поскольку его носители изначально должны быть но сителями национального литературного языка. Именно это обстоя тельство, видимо, позволило исследователям профессиональной речи говорить о явлении полиглоссии [5, 29]. Однако их утверждение мало соответствует действительности. Никакого «многоязычия» в данном случае не наблюдается, так как речь идет об одном национальном литературном языке, представленном в его практическом использо вании несколькими функциональными разновидностями.
Что происходит, когда профессионал начинает общение на профессиональном языке? Этот переход образно можно охаракте ризовать как некую смену языкового регистра. В целом язык (ин струмент) остается тем же национальным литературным языком, но в конкретных (профессиональных) условиях он содержательно редуцируется, становится в зависимости от области знания и пред мета общения монотематичным (хотя и не всегда), насыщается спе циальными словами и выражениями, использование которых пред полагает тот же необходимый профессионализм, т. е. компетент ность. Все это возможно лишь при переходе субъектов общения на профессиональный уровень сознания.
У профессионалов в конкретной области знания подобная «смена регистров» осуществляется достаточно естественно и автоматично. Однако в общении специалистов разных сфер деятельности меха низм включения языка для специальных целей не срабатывает авто матически (особенно если сферы профессиональных интересов до статочно далеки друг от друга).
Важным компонентом профессионального речевого акта в рам ках того же субъективного фактора является адресат, партнер по ком муникации. Психологические и социальные особенности статуса от правителя речи и адресата позволили исследователям выделить в качестве самостоятельных интерпрофессиональную и интрапрофессиональную коммуникации [5, 32]. «Интерпрофессиональная комму никация представляет собой речевые акты, в которых профессио нальные роли коммуникантов не совпадают» [5, 32]. Характерным примером в этом случае является общение типа врач—пациент. «Интрапрофессиональная коммуникация осуществляется внутри опре деленной социально-профессиональной общности» [там же, 34].
Кроме коммуникации по модели специалист-специалист, кото рая, как уже отмечалось, сама по себе неоднородна, поскольку вклю чает и одно дисциплинарные и разнодисциплинарные ветви, столь же актуальна и модель общения специалист-неспециалист. Послед няя реализуется в достаточно широко представленном наборе та ких «жанров», как научно-популярные произведения, словари, ори ентированные на дилетантов, а также многочисленные инструкции по эксплуатации различных приборов и устройств, руководства по сборке предметов быта, брошюры с рекомендациями для людей, страдающих наиболее распространенными болезнями, научно-по пулярные передачи по радио и телевидению и т. п. При данной модели язык общения «рассматривается уже не как сугубо специ альные терминологические системы, а как неоднородные комплек сы, расслоение которых на горизонтальные пласты определяется такими параметрами, как коммуникативная ситуация, партнер ком муникации и коммуникативные условия» [23, 323—328]. Все ска занное подтверждает мысль о неоднородности языка для специ альных целей.
При этом имеется в виду не только его дисциплинарное, но и структурно-функциональное многообразие.
Существенна и еще одна характеристика специального языка. Исследователи считают, что язык профессиональной сферы обще ния, и прежде всего язык науки, по сути своей представляет «про явление групповой речевой деятельности, в отличие от художест венной речи, которую можно охарактеризовать как «проявление индивидуального речевого акта» [27, 38; 28, 56].
Специальный язык предельно диалогизирован во всех своих внешних формах, будь то письменная речь или устная, поскольку профессиональная сфера всегда предполагает обсуждение пробле мы, конкретного вопроса или факта. Исследователи вкладывают глубокий смысл в понятие «научный диалог», видя в нем «вид рече вой деятельности, в котором реализуется не только процесс науч ного общения, но и процесс коллективного научного творчества в его динамике. Для ученого диалог нередко становится не только формой речи, но и формой мысли» [34, 258—261]. Может быть, имен но эти обстоятельства способствовали тому, что «свойственные лю дям (вовлеченным в науку) индивидуальные особенности языково го употребления слабо предохраняют их научную речевую деятель ность от нивелирующего коллективизма» [27, 38].
§ 22. Основные лингвистические черты специального языка
1. Специальный язык — это естественный язык с элементами языков искусственных, точнее специализированных искусственных языков или символических языков науки (языки математики, логики, лингвистики, химии и др.), а также языков человеко-машинного общения (алгоритмические, или языки программирования, языки определенных систем и т, п.) [31, 202].
2. Продолжением первой характеристики является следующая: специальный язык — вербальный язык, но с достаточно развитой тенденцией к привлечению в его состав авербальных средств, использующихся и в функции номинации специального понятия и в функции его дефиниции (как дополнительный матери ал в виде рисунков, чертежей, схем и т. п.). Имеются в виду экземплификация, пиктография и др.
Использование невербальных средств (цифровых, буквенных, графических) в профессиональных языках прежде всего относится к сфере терминообразования. И здесь их предназначение достаточно разнообразно. Они могут быть: терминоэлементами (L-лучи, В-излучение, n-й член) в простом термине; терминоэлементами в состав ном термине в функции его атрибутивной части (константа К, кри вая L2); самостоятельным термином (Н2О, H2SO4), являющимся формульным аналогом вербального термина [31, 98]1.
Существует мнение о том, что «представление информации с помощью нелингвистических средств в таблицах, графиках и рисунках <...> высокоэкономно, но понятно только специалисту, кото рый знает символы и может использовать намерение данного сооб щения» [32, 227]. Думается, это свойство невербальных средств вы ражения специальной информации не лишает последние прав на существование, поскольку указанная информация изначально рас считана на профессионалов.
3. Специальный язык — это национальный в своей основе язык с постоянной, традиционной тенденцией к его ин тернационализации. Тенденция эта — неизбежное следствие того факта, что профессиональные знания (и прежде всего наука) не имеют государственных, национальных, идеологических и иных границ.
Интернационализация языков для специальных целей предпо лагает прежде всего гармонизацию их на понятийном уровне, на уровне содержания и объема основных понятий. Иными словами, термины биржа, банк, брокер, рынок, налог, права человека, инвес тиция, спекуляция, предпринимательство, бизнес и т. п. на всех языках должны, обозначать одно и то же. Только в этом случае воз можны содружество, торговля, совместные предприятия и другие формы международной деятельности и профессионального общения.
Применительно к научным дисциплинам правильнее говорить не об основных понятиях, а о «парадигмах» (системах постулатов, правил, форм завершенного -продукта), поскольку, как отмечают ученые, научные дисциплины вырабатывают единое для дисцип линарной общности, т. е. для живущего поколения ученых, пред ставление о членениях предмета, что обеспечивает взаимопонима ние ученых и возможность дисциплинарного признания результа тов их исследования [24, 56].
Интернационализм в языках для специальных целей осущест вляется двумя основными способами: путем использования в терминообразовании терминоэлементов (префиксов, суффиксов, основ, частей сложения) из интернационального языкового (греко-латин ского) фонда и заимствования готовых номинаций из одного и того же языка-лидера. На роль последнего в настоящее время, без со мнения, претендует английский язык, на базе которого формиру ются основные современные терминосистемы (информатика, элек троника и т. п.). В свете сказанного обостряется традиционная про блема борьбы с заимствованиями, особенно в профессиональном общении, где «чистота» национального языка не должна быть поня та слишком банально.
4. Специальный язык — полифункциональная язы ковая формация. Будучи одной из функциональных разновидностей высокоразвитого литературного языка, специаль ный язык занимает широкое поле языкового пространства и вы полняет самые, существенные функции языка: отражение действи тельности и хранение знания (эпистемическая функция), получение нового знания (когнитивная функция), передача специальной информации (коммуникативная функция).
Выполняя достаточно разные, но одинаково важные функции, язык профессионального общения сам становится функцией чело века в процессе его деятельности и оценивается «как основная со циально-ролевая функция человека, реализация которой предостав ляет ему средства для существования, но одновременно требует от него соответствующих знаний и умений, приобретаемых в резуль тате обучения, а также опытом и привычкой» [22, 30—31].
5. Специальный язык — полиструктурная языковая система.
Полифункциональная языковая формация естественным об разом должна обладать способностью к полиструктурности, с тем чтобы, обеспечивать разные коммуникативные потребности. На со держательном уровне специальный язык распадается на конкрет ные профессиональные языки, которые при общей основе специаль ного языка всякий раз приобретают свои приоритеты в плане выра жения. Не надо доказывать, что язык математиков существенно от личается от языка историков, а язык химиков от языка филологов. Но при этом у них есть общие разновидности, характер которых обусловлен формой реализации, — письменная и устная форумы.
Установилось своеобразное соотношение форм реализации с основными функциями специального языка: в функции накопления и передачи знаний «письменная (точнее, печатная) речь занимает почти монопольное положение»; в функции распространения зна ний преимущество также на стороне письменной речи; в професси ональном общении ведущей остается устная речь [33, 16—17].
Современный специальный язык обладает, выражаясь тради ционно, внутренней стилистической неоднородностью. Исследователи, видя эту особенность, разработали своеобразные «многослой ные модели» профессиональных языков. Воспользуемся готовой раз работкой, сделанной на материале немецкого языка, но явно нося щей универсальный характер [22].
Для отдельных профессиональных языков были разработаны примерно следующие многослойные модели:
— Для области профессиональных языков техники: язык нау ки (язык теории, специальная терминология), язык производства (цеховой язык, профессиональный разговорный язык, собственно производственный язык, специализированный по более мелким от раслям).
— Для политического профессионального языка: научный язык, деловой язык, профессиональный разговорный язык.
— Для профессионального языка химии: научный язык, жар гон, употребляемый в лабораториях, язык учебников, язык препо давателей.
— Для медицинского профессионального языка: научный язык, профессиональный разговорный язык, язык учебников, язык прак тики или язык клиник.
Сравнение этих различных моделей позволяет выделить три основных слоя.
— Первый слой — это научный язык, за исключением триви альных названий и, возможно, общих специальных слов.
— Второй слой — это профессиональный разговорный язык (цеховой язык, производственный язык, лабораторный жаргон), ко торый состоит прежде всего из нестрого определенных профессиональных слов и жаргонизмов и служит преимущественно для повседневного общения людей, работающих в данной отрасли.
— Третий слой — это язык распределяющий; сюда входит язык продавцов, язык торговцев, язык агитации, язык рекламы.
Предложенные модели дифференциации профессиональных языков, конечно, не могут быть рассмотрены как некий эталон. Это один из возможных вариантов, к тому же разработанный на мате риале разных (но далеко не всех) конкретных специальных языков. В данном случае необходимо подчеркнуть, по крайней мере, два немаловажных обстоятельства.
Во-первых, специальный язык как объект исследования пред стает по своей функциональной и структурной направленности в виде феномена, который в конкретных условиях реализации доста точно легко расслаивается на отдельные профессиональные разно видности; во-вторых, и это особенно важно, в каждой из таких про фессиональных разновидностей последовательно выделяются язык науки и профессиональный разговорный язык (язык практики). Последнее обстоятельство дает возможность аттестовать язык нау ки в рамках (а не за пределами) специального языка.
Такое положение языка науки обеспечивается его особым лексико-семантическим и деривационным потенциалом, который обна руживается при обращении к плану содержания и плану выраже ния в их единстве.
6. Лексико-семантическая система специ ального языка — дифференцирующий фак тор этого функционального, языка.
Исследователи давно отметили, что суть и основное отличие специального языка заключены в специфике плана содержания. Именно содержательная организация определила конкретную адресованность специальной речи, формы ее функционирования, жанрово-стилистическое своеобразие. Объективация содержания вку пе с коммуникативным характером научного и другого рода твор чества потребовали соответствующих средств выражения. Произо шел и продолжает происходить, с одной стороны, отбор из обще языкового национального и интернационального фонда готовых еди ниц номинации, с другой, — формирование (как правило, по образ цу и подобию существующих) собственных средств выражения не обходимых смыслов, категорий, понятий.
То, что дифференцирующий фактор специального языка за ключен в его лексико-семантическом аппарате, что именно послед ний способен осуществить основное предназначение языка, не вы зывает сомнений.
Исследователи средств выражения в специальном языке не избежно сталкиваются с необходимостью их классификации, выделения типов на определенных (не случайных, а приоритетных) основаниях. И это вполне естественно, поскольку речь идет об ог ромном массиве номинаций специальных понятий, неоднородных по семантическим критериям, а следовательно, и по своему назна чению, по выполняемой ими роли носителей специальных смыслов. Классификационные схемы средств выражения в сфере спе циальной лексики давно имеют место в лингвистической литерату ре, словарях, и они достаточно традиционны. Предлагаемая в дан ной работе классификация единиц специальной номинации имеет два основания: функциональный признак (общенаучная, межнаучная (межсистемная) и узкоспециальная терминология) и сущест венные атрибуты деятельности (наименования сфер деятельности, субъектов деятельности, объектов деятельности, средств деятель ности, продуктов деятельности).
§ 23. Средства выражения специальных реалий, категорий, понятий
Набор средств выражения в сфере специальной лексики столь разнообразен, что не может быть представлен исключительно лин гвистическими единицами. Однако основу его составляют вербаль ные средства (слова, словосочетания, фразеологические единицы)'. Именно поэтому представляется целесообразным остановиться на них более подробно, подчеркивая их особенности и направления, развития.
Как и всякое массовое средство выражения, вербальные сред ства имеют тенденцию к формированию некоего ядра (центра), со ставляющего основной, наиболее функционально нагруженный лексико-семантический фонд, и периферии, роль которой существен но иная, но не менее значимая.
Ядро объединяет основной лексический фонд, включающий в себя как специальные, так и неспециальные вербальные средства выражения соответствующего области знания содержания.
Специальный словарь основного лексического фонда, естест венно, представлен терминологией, которая помимо собственно но минативного терминологического пласта (выраженного, как прави ло, именами существительными) содержит терминированные сло ва, выраженные и другими знаменательными частями речи (тер мины — глаголы, прилагательные, наречия), а также предложно-падежные конструкции, функционально выполняющие ту же роль, что и термины. Это своеобразные шаблоны, заготовки для конкрет ных номинаций типа «в ... режиме» (в автоматическом режиме), «в ...исполнении» (в северном исполнении).
Периферию лексики составляют те языковые средства, кото рые часто присутствуют в специальной речи (текстах) как индиви дуально-авторские черты. Тем не менее они также поддаются не которому группированию.
Итак, язык для специальных целей осуществляет вербализа цию профессионального знания, а для этого он должен обладать соответствующими лексико-семантическими средствами, способными адекватно передавать существо всех основных категорий и поня тий науки, техники и других областей профессиональной деятель ности.
В сложной и многомерной системе вербальных средств выде ляются достаточно автономные функциональные пласты. Вершину составляют общенаучные термины, предназначенные выражать категории и понятия, принципиально и продуктивно применимые ко всем областям научного знания, объединяющие в своем составе номинации логико-философских категорий, обладающих гносеоло гической универсальностью, а также категорий и понятий нового типа, возникших в результате математизации и кибернетизации, - электронизации, информатизации науки, в результате интеграци онных процессов и новейших методов исследования.- Таковы, на пример, система, элемент, структура, функция, модель, пара дигма, информация, управление, программа, надежность, адапта ция, метод, фактор и т. п.
Общенаучные средства выражения в конечном итоге служат основой поиска средств теоретизации науки, универсализации на учных средств и тем самым универсализации специального языка в целом.
Можно отметить некоторые достаточно внешние в языковом отношении характеристики общенаучных терминов, которые обна руживаются при функционировании их в специальной литературе и в специальной речи. Прежде всего, входя в состав универсальных средств выражения, общенаучные термины не только не утрачива ют, но на напротив, предполагают конкретизацию при использовании их в отдельных областях знания. Тем самым реализуется способ ность терминов (понятий) к порождению производных. Ср.: информация и социальная информация, экономическая информация, научно-техническая информация, производственная информация, биологическая информация, генетическая информация, измери тельная информация и т. п. Существенной и традиционной чертой общенаучных терминов (понятий) считается также их тенденция к «сопряженности в парах»: абстрактное и конкретное, необходи мость и случайность, возможность и действительность, причи на и следствие, качество и количество, структура и функция, эволюция и революция, анализ и синтез, на основе которых разви ваются и более сложные комплексы: содержание — форма — струк тура — функция; возможность — действительность — необхо димость и др.
Дисциплинарная организация науки (дифференциальный фак тор) естественным образом порождает и объединения наук (интег ральный фактор), основания для которых могут быть самые раз ные. Так, исходя из основных форм движения материи (наиболее традиционное объединение) были признаны три цикла наук — об щественные, естественные, технические. Правда, за их рамками остались математические, сельскохозяйственные, медицинские и некоторые другие. Известны и иные классификации наук: фунда ментальные и прикладные, эмпирические и теоретические, высоко-формализованные и описательные. Современное состояние разви тия науки, с приоритетными интеграционными процессами, изме нило сам подход к классификации наук: на смену дисциплинарному пришел проблемный принцип, который породил междисципли нарные комплексы. Этот факт не мог не отразиться на понятийном аппарате науки в целом, ее отдельных комплексов и конкретных дисциплин, что естественным образом вызвало адекватные процес сы интегрального, синтетического характера в терминологическом фонде современного специального языка. В самом общем виде это выразилось в увеличении пласта межнаучной или межсистемной терминологии. Само понятие межнаучная терминология (межсистемная терминология) объединяет два достаточно самостоя тельных состава. Один из них обнаруживается при вычленении интегрирующих элементов внутри цикла наук, другой образуют отдельные терминологические единицы, именующие понятия, при менимые в понятийных аппаратах разных (не внутрикомплексных) объединений.
Межнаучные (межсистемные) термины, будучи интегри рующими средствами циклов областей знаний и практики (общеби ологические, общегеологические, общетехнические и т. п.), имеют универсальные основания для объединения понятий.
Межнаучные термины первой группы, пределы распространения которых определены комплексами наук, представ ляют собой определенным образом организованные объединения наименований обобщенных, базовых понятий, общих для всего-ком плекса наук (или для большинства входящих в данный комплекс наук). Это такие понятия, которые становятся, как правило, и структурной базой для оформления более конкретных, видовых понятий (соответственно терминов), главным образом в тех случаях, когда номинация осуществляется средствами синтаксической и частично морфологической деривации. Термины межнаучного ранга и тер мины соответствующих понятийных единиц конкретно-специального характера находятся в отношениях семантической иерархии (приборы — медицинские приборы), в этом случае налицо верти кальная связь; или в отношениях деривационной соотнесенности (приборы, приборостроение, приборостроитель; роботы, робото техника, робототехник), в этом (втором) случае налицо горизон тальная связь.
Межнаучные термины второй группы принципиально отличаются от первых отсутствием «организованности» по дисцип линарному признаку, поскольку они представляют собой набор тер минологических единиц, употребление которых в терминологиях нескольких областей знания и практики не связано с общим объектом (предметом) деятельности. Их связывают некоторые в чем-то сходные характеристики отдельных явлений, процессов, имеющих место в разных областях знания. Для межнаучных терминов такого рода актуален вопрос о типе семантических отношений, которыми связаны эти наименования при условии их употребления в разных терминологических системах. Иными словами, являются ли они значениями одного термина, или в разных терминологиях факти чески употребляются термины-омонимы, т. е. самостоятельные на именования, сохраняющие внешнее сходство и общую изначаль ную сему, которая в каждой конкретной терминологии претерпева ет модификацию. Видимо, решение этого вопроса будет в значи тельной мере зависеть от того, по отношению к какой лексической системе рассматриваются данные слова. Если применительно к лек сике общелитературного языка (многие из этих номинаций включе ны в толковые .словари литературного языка), то данные лексемы могут быть рассмотрены как полифункциональные и полисемантичные (словари в этом случае укажут посредством соответствующих помет конкретные сферы их употребления). Если же эти термины будут рассматриваться в рамках специальной лексики языка науки, но с учетом их принадлежности разным терминосистемам, то они могут быть признаны самостоятельными наименованиями. И тогда их можно расценить как находящиеся в отношениях омонимии.
Но подобный «порядок» может быть и нарушен, например, когда "в одном и том же наименовании обнаруживаются и полисе мия, и омонимия. Например, термин гармония в составе музы кальной терминологии: а) область выразительных средств музы ки, основанная на объединении тонов в созвучия и на связи созву чий в их последовательном движении; б) раздел теории музыки, изучающий созвучия; и гармония в лингвистике — то же, что сингармонизм [СИС, 14].
Или октава: 1) муз. — а) 8-я ступень диатонической гаммы, б) интервал, охватывающий 8 ступеней диатонического звукоряда и шесть целых тонов; в) часть музыкального звукоряда, в который входят все основные ступени; 2) стихотворная строфа из восьми строк; 3) физическая единица частотного интервала... [СИС, 352].
Узкоспециальная терминология — самый представительный слой специальных терминов, именующих специфические для каж дой отрасли .знания реалии, понятия, категории. Организующим началом для узкоспециальных терминов считается наличие в каж дой из терминосистем и в терминологии (как общей совокупности специальных слов) типовых категорий понятий, по которым рас пределяется основной корпус терминов. Традиционно исследовате ли насчитывают девять таких категорий (предметы, процессы, со стояния, величины, режимы, свойства, единицы измерения, науки и отрасли, профессии и занятия). Внутри отраслевой терминологии классификация ее по тому или иному признаку будет носить вся кий раз свой, часто неповторимый характер, особенно если внутри терминологических объединений, образованных на основе универ сальных категорий понятий, вычленить тематические группы. И само количество этих категорий может варьироваться в зависимос ти от степени и полноты охвата отраслевой терминологией соответ ствующей области знания.
Однако при характеристике узкоспециальной терминологии нельзя не учитывать того факта, что она отражает общую, специ фику труда, предполагающую наличие таких обязательных состав ляющих, как самостоятельная сфера (область) деятельности (даже если она носит интегративный, пограничный характер, она все рав но самостоятельна), объект деятельности, субъект деятельности, средство деятельности и продукт деятельности.
Все перечисленные неязыковые характеристики деятельности находят почти адекватное вербальное выражение в составе специ альной лексики. Поэтому представляется уместным и целесообраз ным предложить эту, до некоторой степени нетрадиционную, клас сификацию узкоспециальной терминологии, в которую также ук ладывается основной корпус терминов каждой конкретной области знания с известными модификациями в составе рубрик в зависи мости от особенностей сфер деятельности.
В соответствии с указанными особенностями той деятельнос ти, которую обслуживает специальный язык, выделим пять отно сительно самостоятельных лексических группировок узкоспециаль ных терминов: 1) термины именующие сферу деятельности, в состав которых войдут названия научных дисциплин, отраслей техники, технологии производства; наименования проблем, решением которых занимаются конкретные науки и т. п.: науковедение, информатика, кибернетика, физика элементарных частиц, физика газов и жидкостей, физика твердых тел, физика плазмы, физика атома и молекулы, радиофизика, молекулярная биология, генетика, цитогенетика, иммуногенетика, микробиология, эко логия, гидробиология, космическая биология, космическая физиология, космическая микробиология, космическая токсикология, экзобиология, бионика, нейробионика, биокибернетика, биоинже нерия, гляциология, планетология, космология, энергетика, атом ная энергетика, гелиоэнергетика, ветроэнергетика, электрони ка, квантовая электроника, криоэлектроника, вакуумная элек троника, автоматика, телемеханика, вычислительная техни ка, ядерная техника, эргономика и т. п. 2) Термины, именующие объект деятельности: наука (научный труд, научное творчество), язык (языкознание), литература (литературоведение), искусство (искусствоведение), вирусы (вирусология), энергия со лнца (гелиоэнергетика), энергия ветра (ветроэнергетика), метал лы (металловедение) и т. п. 3) Термины, именующие субъект деятельности: науковед, информатик, кибернетик, гене тик, цитогенетик, микробиолог, эколог, гидробиолог, гляциолог, планетолог, телемеханик, вирусолог, цитолог, машиностроитель, роботостроителъ, робототехник и т. п.
Термины, обозначающие субъекта деятельности, часто (хотя и далеко не всегда) находятся в отношениях производности с терми нами сферы деятельности: науковедение — науковед, фонология — фонолог, синтаксис — синтаксист, лексикология — лексиколог, лек сикография — лексикограф и т. п. Такое соотношение не всегда укла дывается в рамки прямой производности, вернее, оно предполагает номинацию от однословных терминов. Иначе представлены отноше ния производности, когда производящее наименование составное: аналитическая химия — аналитик, органическая химия — орга ник, неорганическая химия — неорганик и ряд других моделей се мантического и формального соотношения. 4) Термины, именую щие средства деятельности, включают несколько самостоятельных категориальных группировок: а) орудия деятельности (предметная категория): датчики, преобразовате ли, микропроцессоры, терминалы, модуляторы, мазеры, лазеры, резеры, газеры, фазеры, резонаторы, трансформаторы, реакто ры; б).процессы деятельности: телеуправление, радиолокация, радиоуправление, проектирование и конструиро вание (чего-либо), диагностика (диагностика средств вычислитель ной техники); в).методы деятельности: методы сбора информации, методы обработки и анализа информации, анноти рование, реферирование, численные методы алгебры, численные методы анализа, методы исследования операций (кибернетика); г) измерения (метрология в широком смысле слова): измере ния геометрических величин, измерения механических величин, измерения давления, вакуумные измерения, теплофизические и температурные измерения, измерения акустических величин, радиоэлектронные измерения, биологические и биомедицинские из мерения и т. п. 5) Термины, именующие продукты деятельности, охватывают широкий круг разного рода результатов деятельности (главным, образом, предметная и абстрактная категория понятий): полупроводниковые материалы, металлы, метал лические сплавы, керметы, искусственные волокна, пластмассы, полимеры, теория автоматического проектирования, языки про граммирования; микропроцессоры, терминалы, запоминающие устройства. Одни и те же реалии и соответственно термины могут одновременно входить в две группы, т. е. быть и средством (оруди ем) деятельности и результатом (продуктом) деятельности. Таковы наименования областей машиностроения, приборостроения, робо тотехники, станкостроения, инструментального производства и т. п.
В развитии отраслевой терминологии наблюдается ряд опре деляющих, ведущих тенденций, по которым можно судить, сколь близка связь терминологии, развивающейся в недрах языка науки, техники и др., с национальным литературным языком, с его лексико-семантическими и номинационными возможностями (лингвис тический фактор) и сколь велика зависимость формирования от раслевых терминосистем от характера развития современных об ластей знания (экстралингвистический фактор).
При рассмотрении конкретных тенденций обнаруживается ес тественная для всякого развития разнонаправленность (иногда про тиворечивость) процессов, предопределяющих ту или иную тен денцию. Общие тенденции в развитии узкоспециальной терминоло гии затрагивают узловые вопросы терминообразования и термино употребления, к числу которых в первую очередь необходимо отне сти современное состояние терминологии по следующим парамет рам: источники формирования, способы номинации, особенности терминоупотребления в научной литературе (проблемы ввода тер мина, проблема авторского терминоупотребления и т. п.). Отметим основные из этих тенденций.
Живые потребности в терминах-неологизмах расширяли ис точники пополнения терминологий (путем привлечения значитель ного числа заимствований из других национальных языков и нели тературных форм существования собственного национального язы ка), в то же время активный процесс интернационализации про фессиональной сферы языка привел к естественному сокращению числа продуктивно действующих источников и сосредоточению уси лий на ресурсах собственного и других литературных языков, ко торые, в свою очередь, опираются на ресурсы международного лек сического фонда.
Естественно, что эта тенденция проявилась на фоне развития русского литературного языка, вошедшего в число высокоразвитых языков мира, с его неограниченными способностями к слово- и терминообразованию, полной освоенностью международного лексичес кого и морфологического фонда, а также на фоне развития отече ственной науки при параллельных интегративных усилиях ученых передовых, развитых стран, для которых интернационализация терминологии становится необходимым средством коммуникации. Поэтому неудивительно, что при рождении новой реалии или поня тия из числа конкурирующих наименований для нового объекта терминологическая единица выбирается (или отбирается, т. е. про исходит естественный отбор) главным образом не по «национально му» признаку, а по признаку, целесообразности. Целесообразными же становятся те номинации, которые максимально отвечают уни версальным требованиям, предъявляемым к термину,— краткие, семантически точные, обладающие словопроизводными качества ми. Хрестоматийны примеры типа лазер, вытесняющий квантовый генератор света и давший множество производных в разных облас тях знания и практики (лазерный луч, лазерная терапия, лазерная техника, лазерное излучение и др.). Или: электронная вычислитель ная машина (ЭВМ) и компьютер, активно входящий в наш язык глав ным образом благодаря его терминопроизводящим способностям (ком пьютерная техника, компьютерная томография, компьютериза ция, компьютеризовать, персональный компьютер, мини-компью тер и т. п.). Без особых колебаний вошли в нашу терминологию такие готовые номинации, как терминал, файл, дисплей, интер фейс, супервизор, сумматор, перфоратор, монитор, телетайп, микропроцессор.
Магистральной тенденцией последних лет стала гармониза ция терминов, т. е. обеспечение сопоставимости терминологии на ционального и международного уровней. Например, именно гармо низация (естественно, на понятийном уровне) потребовала извест ной коррекции содержания понятий, обозначаемых «старыми» тер минами (рынок, спекуляция, биржа и т. п.).
Часто средства выражения исконного языка переплетаются в конкретных номинациях с интернациональными, которые по суще ству стали фактами национального языка, поскольку на их основе создаются (или калькируются) термины для нужд новых областей знания: генная инженерия, генетическая инженерия, клеточная инженерия, тканевая инженерия; солнечный генератор, реактор-размножитель, термоядерный синтез, гелиостат, гелиоэнергетика, гелиокомплекс; немеханическая технология, нетканый ма териал и многие другие.
Уходят в прошлое средства номинации нелитературных форм существования языка (диалектизмы, «просторечизмы», жаргониз мы). В виде отдельных вкраплений они встречаются в конкретных терминосистемах как традиционные наименования. Продуктивность же этого источника в современной номинации специальных поня тий сведена практически к нулю.
Весьма показательны в этом отношении данные, сопровождаю щие унификацию, стандартизацию терминологии. Обобщенно их можно охарактеризовать как стремление освободить отраслевую терминологию от всего, что находится за пределами строго литера турного языка, вывести стандартизованную терминологию на уро вень литературно-письменных образцов; например, термин плеш ки заменяется термином пятна на бумаге (картоне), термин шитво заменяется шитьем бумажного блока и т. д.
С одной стороны, потребности современного практического терминотворчества расширяют базу номинации (привлекаются новые, нетрадиционные для литературного языка типы производящих ос нов, используются периферийные для литературного словообразо вания средства и способы номинации и т. п.). С другой стороны, процесс необходимой специализации терминоэлементов и моделей сужает сам аппарат терминообразования до исчислимого набора как способов, так и типовых продуктивных моделей, посредством которых обеспечиваются основные потребности терминологий раз ных дисциплин и отраслей современного знания.
К числу направлений, расширяющих базу номинации в сфере специальной лексики, относится образование эпонимических наиме нований (образованных от имен собственных), вводящихся в пос ледние годы чрезвычайно активно. Данные образования вызывают разноречивое к себе отношение: одни не одобряют их, считая се мантически ущербными, другие приветствуют, в силу того что эпонимизация — единственный способ увековечить имя собственное в термине. Столь же очевидной приметой терминообразования ста новится тенденция к максимальной конденсации словесного мате риала в номинациях, как правило, предметных понятий средства ми разного рода сложносокращенных образований, в результате которых получаются словоподобные наименования: токамак (со зданное на основе словосочетания «токовая камера с комбинацией магнитных и электрических полей»), фианиты (название класса жаростойких материалов, созданное посредством суффикса -ит от производящей основы ФИАН — аббревиатуры Физического инсти тута Академии наук (СССР), стран (синтетический гранит), ворсанит (ворсовая нить), ситалл (силикат и металл), метой (металл и бетон), руберан (рубероид антисептический) и т. п.
Непродуктивный в общелитературном словообразовании спо соб сращения достаточно часто используется для образования тер минов — сложных прилагательных: вечнозеленый, долгоиграющий, ртутьсодержащий, водосодержащий и т. п.
Собственно терминологический аппарат номинации конкрет но-научных понятий, в основе своей базирующийся на словообра зовательной системе литературного языка, характеризует макси мальная специализация средств терминотворчества, отбор и закреп ление этих специализированных средств как за категориями поня тий, так и за областями знания.
Выработке достаточно определенного набора средств терминооб разования способствует стремление к аналогичному формированию терминов в пределах общей категории понятий и особенно внутри одной и той же тематической группы. Таковы, например, наименова ния понятий квантовой электроники: мазер, лазер, резер, газер, фазер.
Характерно, что значительный количественный рост терминов-неологизмов по существу не ведет к значительному росту совершен но новых лексем и новых терминоэлементов, поскольку в подавляю щем большинстве случаев новая номинация осуществляется на базе ранее существовавшего языкового материала. Для этого есть свои основания, заключающиеся, как отметил академик Д. Н. Шмелев, в том, что «материальное воплощение наших знаний о мире выража ется не просто в словах, но в словах, многие из которых (а потенци ально все) обладают способностью передавать не одно, а несколько значений, т. е. попеременно выступать в качестве различных еди ниц номинации» [41, 5]. Примером тому служат многие новые тер минологические наименования типа: гибкая технология, диалоговый режим, порошковая металлургия, заместительная терапия, бес контактное дистанционное управление, спутникостроение, полу слово (термин автоматизированных систем управления), поколение ЭВМ, программирование, программист, программное управление, программный модуль, программа-диспетчер, программа-монитор, самовосстанавливающаяся программа и т. п.
Пополнение действующего в терминообразовании лексического материала происходит не только посредством заимствований из дру гих живых национальных языков (в этом случае новыми лексемами эти заимствования становятся для заимствующего языка), но и по средством перехода имен собственных в апеллятивную лексику, кото рая затем становится производящей для новых производных, напри мер: рентген, рентгеновский аппарат, рентгеновские лучи, рентге нограмма, рентгенодефектоскопия, рентгеноспектралъный анализ, рентгеноструктурный анализ; ампер, ампер-весы, ампер-виток, ампер-час, амперметр, амперометрия; вольтметр, гальванопластика, гальванотехника, волъто-добавочный трансформатор и т. п.
Заимствования по мере освоения их языком становятся фак тами заимствующего языка и могут давать производные на базе этого языка. Таковы многие производные от термина лазер, являю щегося заимствованной аббревиатурой из английского, но активно продуцирующего на базе русского языка: лазерное излучение, ла зерные лучи, лазерная медицина, лазерная терапия, лазерная ус тановка, лазерно-химическая реакция, лазерная физика, лазерная техника, лазерный генератор, лазерный канал связи и т. п.
Для отраслевой терминологии, и прежде всего для ее форми рования и пополнения, характерно интенсивное развитие в сфере поиска как лексико-семантических резервов, так и непосредствен но способов номинации. Интенсификация терминообразующего ап парата современного языка для специальных целей определяет приоритетные и перспективные способы номинации, а также ведет к разработке новых моделей, по которым возможно на традицион ном (старом) материале создавать новые наименования. Повторная (многоразовая) номинация на существующем лексическом материале актуализирует семантический и синтаксический способы номина ции и позволяет использовать скрытые резервы в соединении эле ментов слов.
Общая характеристика узкоспециальной терминологии, кото рая обнаруживается при сравнении особенностей терминов, вычле ненных теоретически, т. е. из их идеальной функциональной природы, с одной стороны, и фактических примет употребления в спе циальных текстах, с другой, также дает возможность увидеть разно-направленные процессы. И это не случайно, поскольку они типич ны для специальной терминологии, «руководят» развитие этой лексики, ее совершенствованием вслед за развитием понятий, не прерывно совершенствующихся в самой науке. Имеется в виду сле дующее: термин должен быть строго соотнесен с соответствующим понятием, содержание которого отражено в, дефиниции. Дефини ция — необходимый атрибут, без которого термин не существует как единица номинации специального понятия. Закрепленность де финиции за термином гарантирует необходимую тождественность и взаимозависимость знака и понятия. На фоне такой обязательной связи наблюдается явление некоей «свободы» терминоупотребления, проявляющейся в том, что границы содержания понятия, име нуемого конкретным термином, оказываются подвижными. Это ве дет к нестандартности использования термина в текстах научной литературы. В одних случаях употребление терминов происходит непосредственно, без всякой подготовки к их восприятию, без ав торской «ремарки», без содержательного комментария. Подобным образом используются термины традиционные, с устоявшейся се мантикой, термины однодисциплинарной принадлежности. Таковы, например, аффикс, суффикс, префикс, флексия и т. п. — в лингвис тике; планктон, планктер, метод квартелей и др. — в гидробио логии; эндоскоп, эндоскопия, кардиография и т. п. — в медицине; трубопровод, газопровод, нефтепровод и др. — в транспортной тех нике. В других случаях (и это относится к терминологии развиваю щихся областей знания, к номинации и дефиниции новых или до пускающих содержательный пересмотр понятий) требуется специ альный комментарий, который сопровождает введение термина в текст. И это не противоречит природе термина, ибо границы содер жания понятия подвижны, поскольку само понятие претерпевает развитие или интерпретируется с разных позиций. Существует несколько типичных приемов введения термина в текст:
а) авторское терминоупотребление — очень распространенный прием введения термина посредством авторской дефиниции, соответствующей позиции автора, его концепции. Ав торскому определению, как правило, подлежат термины, состав ляющие суть точки зрения автора и суть изучаемого явления, т. е. основные, базовые термины.
В текстах всегда обнаруживаются внешние приметы автор ского терминоупотребления, которые содержат указания на опре деленность содержания термина и на локальность его употребле ния: «Итак, под «парадигмой» мы понимаем здесь господствующий в какую-либо эпоху взгляд на язык, связанный с определенным философским течением и определенным направлением в искусст ве, притом таким именно образом, что философские положения ис пользуются для объяснения наиболее общих законов языка, данные языка, в свою очередь, — для решения некоторых (обычно лишь некоторых) философских проблем...» [37, 4);
б) рабочее терминоупотребление, т. е. такое, которое условно допускается как приемлемое в данной конкретной работе. Этот вид определения имплицитно тоже авторский, но в нем более существенным является признак некоего вспомогатель ного и окказионального средства. «Рабочий» характер определения всегда специально оговаривается. Например: «Попытался охарак теризовать... содержание с помощью следующего рабочего опреде ления. Ответственность — это такой способ регуляции человечес кого поведения, при котором деятельность субъекта (индивида или коллектива людей) сопровождается нравственной самооценкой, а также ожиданием и осуществлением общественно значимой оценки результатов этой деятельности в виде моральных, юридических, эко номических или других санкций (как негативных, так и позитивных) в рамках определенной системы общественных отношений и со сто роны соответствующих социальных институтов» [29, 34];
в) к рабочему определению, видимо, примыкает понятие ус ловных терминов, которые вводятся авторами в качестве атрибутов рабочей гипотезы. Так, говоря о типовых лексических минимумах — языковых, коммуникативных, речевых и метаречевых, — автор отмечает условность терминов: «Речевой лексичес кий минимум» — термин условный, обозначающий некоторую функ ционально-стилистическую модель языка и коммуникативную (си туативно-тематическую) сферу» [10, 82].
Все перечисленные типы терминоупотребления (авторское, рабочее, условное) сопровождаются текстовой дефиницией, рамки употребления которой ограничены конкретным исследованием, но в то же время вписываются в более широкий контекст исследова ния проблемы, явления, закономерности, внося свой вклад в тео рию вопроса.
Текстовые дефиниции отличает от словарных варьированность их формы. Иногда текстовая дефиниция близка или совпадает с лексикографической, т. е. основана на тех же правилах соотноше ния понятий (ближайшего рода и видовых отличий), с той только разницей, что в тексте, естественно, соединяются в одной фразе определяемая и определяющая части термина, для чего необходи мы соответствующие связи типа «называется», «считается», «явля ется», «это» и т. п., а объект определения стоит не обязательно в именительном — чаще в творительном падеже: «Конфронтацией называется сопоставление языков по всем уровням и единицам» [10, 6]. «Контрастированием считается сопоставление языков толь ко по различающимся явлениям» [там же].
Естественным следствием текстовых дефиниций является и «нарушение» исходных грамматических форм определенного тер мина (не только именительной падеж, не обязательно единственное число). В других случаях текстовые определения имеют не строго дефинитивную форму, в которой определенный смысл сохраняет ся, но свободным остается порядок подачи определяемой и определяющей частей. Ср., например: «Отношения между разными значе ниями одного и того же многозначного слова называются эпидигматическими» [10, 95].
Итак, три представленных терминологических блока (общена учная, межнаучная и узкоспециальная терминология) составляют лексико-семантическое ядро языка для специальных целей. Однако было бы принципиально неверным оставить без внимания еще одну из составляющих — неспециальную лексику, которая также имеет общенаучное распространение и характеризуется рядом своих черт.
Под общей «шапкой» общенаучных средств выражения специ ального содержания, кроме общенаучной терминологии, обозначаю щей широкие и специализированные понятия, возможность исполь зования которых не ограничивается одной наукой или комплексом наук, а распространяется на все области современного знания, на ходится и неспециальная лексика общенаучного употребления. Такая точка зрения не является оригинальной: ее придерживаются и исследователи-лексикологи, и исследователи-лексикографы (со ставители частотных словарей). Есть и другая точка зрения, со гласно которой возможно разграничение общенаучной терминоло гии и общенаучной лексики, т. е. лексики неспециального содержа ния, широкого, обобщенного значения и книжного по употреблению характера, использование которой также не ограничивается одной областью знания. Понимая, что представленные характеристики не специальной лексики общенаучного употребления нельзя считать всеобъемлющими, постараемся все же представить некоторые ее конкретные параметры.
Вполне закономерно, что в специальном языке, представленном многими «жанрами», широко используется класс имен собс твенных. Научные открытия связаны с именами ученых, дискуссии ведутся с оппонентами, представляющими в науке, раз ные школы, направления, точки зрения, — все это естественным образом находит отражение буквально в каждом научном исследо вании, а потому может быть отнесено к общей характеристике лек сического состава языка науки. Но функции имен собственных — и это самое главное — не ограничиваются «простой констатацией» того факта, что то или иное открытие связано с именем ученого. Они намного сложнее и значительнее. Прежде всего это обусловле но тем, что собственные имена входят в номинативный фонд языка науки, т. е. являются средствами терминологической номинации.
Участвуя в номинации специальных понятий, имена собствен ные создают несколько типичных разновидностей терминов-эпони мов: 1) традиционные словосочетания терминологического харак тера с участием имен собственных типа: аксиома Фреге, алгебра Буля, диаграммы Венка, закон Лейбница, теорема Левенгейма, теоремы Геделя, кривая Велера, штрих Шеффера; 2) термины-словосочетания, в составе которых наличествуют образованные от имен собственных прилагательные притяжательного типа: аклеева строфа, спенсерова строфа, булево кольцо, гамилътоновы знаки, ламберовы линии, эйлеровы круги, 3) термины — производные от имен собственных (слова суффиксального образования): дарвинизм, вейсманизм, марксизм, крарупизация, пупинизация, 4) термины — слова собственно эпонимической природы типа: рентген, ом, вольт, ампер и т. п.; 5) производные от эпонимов: рентгеновская трубка, ампермегприя, волъто-добавочный трансформатор, гальваноплас тика и т. п. И хотя все конкретные представители этой группы наименований «разойдутся» по своим областям знания, и в этом смысле они не могут быть отнесены к общенаучным средствам вы ражения, вполне уместно упоминание об этом пласте терминов в связи с рассмотрением роли имен собственных в составе лексики языка науки, в ее общенаучном фонде.
Имена нарицательные неспециального назначения — самый обширный класс лексики общенаучного употребления, ха рактеристика которого может быть проведена по ряду основных лексикологических и грамматических показателей: по принадлеж ности к знаменательным или служебным частям речи; семантичес кому признаку; эмоционально-экспрессивным характеристикам; функциональному признаку.
В языке для специальных целей находится место словам всех без исключения частей речи, как знаменательным, так и служебным. В этом смысле лексический состав текстов специальной литературы мало чем отличается от лексического состава текстов других функ циональных разновидностей общелитературного языка. Чтобы вы явить особенности неспециальной лексики общенаучного употребле ния, целесообразно представить эту лексику в виде семантических групп, основание для выделения которых находится за собственно языковыми рамками. Как и в случае с терминами, его следует ис кать в специфике деятельности созидательной, частично репродук тивной (т. е. деятельности, повторяющей то, что уже есть).
Сам факт аналогии в группировании специальных и неспеци альных слов знаменателен и функционально вполне оправдан. Не специальные слова той же семантической наполненности, что и спе циальные, выполняют собственно стилистическую функцию, явля ясь нейтральными аналогами официальных терминов, выражен ных на другом (обыденном) уровне сознания.
Возьмем за основу те же пять ранее названных групп: 1) сфе ра деятельности; 2) объект деятельности; 3) субъект деятельности; 4) средства деятельности; 5) продукт деятельности.
Особенность конкретного распределения основного лексичес кого фонда языка для специальных целей по указанным семанти ческим группам состоит в том, что в одних из них окажутся только специальные наименования, например в сфере деятельности (нау ка, техника, производство, управление, биология, физика, космонавтика и т. п.); в других объединятся как специальные, так и общеупотребительные (субъект деятельности); в третьих произой дет своеобразная дифференциация (средства деятельности).
Конечно, вся общеупотребительная лексика специального языка не распределяется по указанным группам: сюда войдет очень су щественный пласт, в некотором роде являющийся, как уже отмеча лось, аналогом специальной лексики. За пределами этих групп ос танутся слова, которые по семантическому признаку могут быть охарактеризованы как модально-оценочные. При их классифика ции возникает иной признак, а именно экспрессивность лексики.
Характеризуя лексический состав языка для специальных це лей, исследователи чаще говорят об «элиминации эмоционально-экспрессивных индивидуальных элементов» и об «отказе от упот ребления экспрессивной, стилистически маркированной лексики» [42, 48]. В основном, это действительно так. Однако о полном отказе от таких средств, как в индивидуальной, так и в обобщенной их реализации, говорить все-таки нельзя, ибо такая лексика в текстах специальной литературы обнаруживается постоянно. Но при этом необходимо сделать оговорку о характере данной лексики, которую можно было бы охарактеризовать как интеллектуально-оценочную (в отличие от эмоционально-оценочной, используемой в других функ циональных разновидностях литературного языка). В ее составе также присутствуют слова всех частей речи, но прежде всего, есте ственно, прилагательные, среди которых можно обнаружить и об разования, созданные посредством суффиксов субъективной оцен ки: большой, наибольший, высокий (уровень), высочайший, круп ный, крупнейший, догматический, многогранный, новый (метод), уникальный, видный, интересный (результат), безуспешный, об стоятельный, безнадежный, поучительный и т. п.
Эти оценочные прилагательные, как правило, употребляются в составе словосочетаний с именами существительными типа: уро вень, значение, достоинство, степень, качество, решение, наблю дение, достижение, проблема, интерес, исследование, успех, об ласть, диапазон, поиск, проблема, аспект, борьба, этап, попытка, характер, дискуссия, результат, гипотеза, концепция, откры тие, роль, аргументация, разработка, критика, факт(ы) и т. п., значение которых предполагает наличие оценочных определений, выражение степени проявления того или иного качества.
Элементы оценки обнаруживаются и в других группах слов в частности в отвлеченных существительных: актуальность, пер спективность, ясность, отчетливость, ценность, слабость, не состоятельность, фундаментальность, уникальность, тривиаль ность, стабильность, глаголах: спекулировать, игнорировать, углублять, обобщать, наречиях: заманчиво, гибко, скептически, тонко, грубо, слабо, всесторонне, широко, узко, значительно, фун даментально, уникально, убедительно, ощутимо, актуально, аф фективно, кардинально, тривиально, несостоятельно, стремительно, всесторонне, заметно, отрицательно, положительно, существенно, интенсивно, недостаточно и т. п.
Характеризуя неспециальную лексику по функциональному признаку, необходимо отметить, что для значительной ее части типично явление полифункциональности, т. е. использование в не специальном значении таких лексем, которые имеют и терминоло гический смысл. В словарях они отмечены как значения слова. Яв ление лексической полифункциональности не создает никаких за труднений в правильном понимании специального текста, посколь ку ближайший контекст исключает возможность восприятия поли функциональной лексики в двух и более значениях. Таковы, на пример, множество в значении «большого количества, числа чего-нибудь» в отличие от математического термина множество, обо значающего «совокупность элементов, объединенных по какому-нибудь признаку».
Таким образом, неспециальная лексика общенаучного употреб ления при всем своем семантическом и ином многообразии функци онально тяготеет к лексике специальной. Именно это дает возмож ность нивелировать контраст между неспециальной и специальной лексикой.
§ 24. Стилевые и жанровые особенности научного стиля
Системность основного функционального стиля складывается из общеязыковых (нейтральных) элементов, элементов языково-стилистических (стилистически окрашенных вне контекста языковых единиц) и элементов речестилистических, которые в определенном контексте (ситуации) приобретают стилистические качества и/или участвуют в создании стилистического качества контекста, текста. В каждом основном стиле существуют свои принципы отбора этих элементов и их соотношение.
Научный стиль отличается рядом общих черт, обусловленных особенностями научного мышления, в том числе отвлеченностью и строгой логичностью изложения. Ему присущи и некоторые част ные черты, упомянутые выше.
В каждом функциональном стиле действуют свои объектив ные стилеобразующие факторы. Схематически их можно изобра зить следующим образом.
|
Функцио нальный стиль |
Стилеобразующий фактор |
|||||
|
доминирую щая языко вая функ ция |
форма об ществен ного созна ния |
основная форма речи |
типич ный вид речи |
преобладаю щий способ общения |
тон речи |
|
|
научный |
информа тивная |
наука |
письмен ная |
монолог |
массовый неконтактный и косвенно-контактный |
нейтраль ный |
|
официаль но-дело вой |
информа тивная |
правовое сознание |
письмен ная |
монолог |
массовый неконтакт ный и кон тактный |
нейтраль ный, кон статирую щий, им ператив ный |
|
публи цистичес кий |
информа тивная и функция воздействия |
идеология и политика |
письмен ная и устная |
монолог |
массовый, контакт ный и кос венно-кон тактный |
обуслов ленный эс тетической задачей |
|
разговор ный |
обмен мне ниями |
обыденное сознание |
устная |
диалог, полилог |
личный, контактный |
обуслов ленный ситуативно |
Каждый из функциональных стилей имеет к тому же свою цель, своего адресата, свои жанры. Основной целью научного стиля является сообщение объективной информации, доказательство ис тинности научного знания.
Однако цели (а особенно их соотношение) в большей или мень шей степени могут корректироваться в процессе создания текста. Например, вначале диссертация может быть задумана как сугубо теоретическое исследование, а в процессе работы (написания) от кроются перспективы практического применения теории, и работа приобретает ярко выраженную практическую направленность. Воз можна и противоположная ситуация.
Цели конкретизируются в задачах данного текста. Цели и си туация определяют отбор материала, который используется на всем протяжении создания текста. Однако вначале этот процесс имеет количественный характер, а ближе к концу — качественный.
Адресатами произведений научного стиля преимущественно являются специалисты — читатели, подготовленные к восприятию научной информации.
В жанровом отношении научный стиль довольно разнообра зен. Здесь можно выделить: статью, монографию, учебник, рецен зию, обзор, аннотацию, научный комментарий текста, лекцию, до клад на специальные темы, тезисы и др.
Однако при выделении речевых жанров научного стиля сле дует обращать внимание на то, что в любом функционирующем языке существует своя иерархия стилистических систем — под систем. Каждая низшая подсистема имеет в основе элементы сис тем более высокого ранга, по-своему комбинирует их и дополняет новыми специфическими элементами. «Свои» и «чужие» элементы, в том числе и функциональные, она организует в новую, иногда качественно иную целостность, где они приобретают в той или иной степени новые свойства. Например, элементы научного и офици ально-делового стилей, соединяясь, порождают научно-деловой под-стиль, который реализуется в разных жанрах, таких, например, как отчет о проведении научно-исследовательской работы, авторе ферат диссертации и др.
Функционально-стилевую классификацию научного стиля речи можно представить следующим образом.
В каждой из этих жанровых подсистем предполагаются свои соотношения элементов собственно научного и других стилей и свои принципы организации речевого произведения. По мнению А. Н. Ва сильевой, «модель этой организации формируется в речевом созна нии (подсознании) человека в процессе речевой практики, а также часто и специального обучения» [1, 48]. Такому обучению в немалой степени способствует учебно-научная литература, которая, излагая в доступной форме основы той или иной науки, имеет свои особен ности, отличающие ее от других видов научной литературы (про блемной статьи, частной монографии, журнальной подборки). Ее ос новные черты таковы: предметно-логическая последовательность и постепенно развертывающаяся манера изложения; «сжатая полно та», которая выражается в том, что, с одной стороны, излагается только часть накопленной информации о предмете данной науки, а с другой — эта часть является базовой, и в ней предмет изложения характеризуется равномерно и разносторонне.
В научном стиле, как и в каждом функциональном стиле, су ществуют свои определенные правила текстовой композиции. Текст воспринимается в основном от частного к общему, а создается от общего к частному.
Структура текста научного стиля обычно многомерная и много уровневая. Однако это не означает, что все тексты имеют одинако вую степень структурной сложности. Например, они могут быть абсолютно разными по чисто физической конструкции. Чтобы по нять, о чем идет речь, достаточно сравнить научную монографию, статью и тезисы. При этом следует иметь в виду, что степень слож ности не носит здесь абсолютного характера, ибо те же самые тези сы трудно написать, не написав хотя бы чернового наброска, статьи и не рассмотрев его критически.
Каждый из жанров научного стиля имеет свои особенности и индивидуальные черты, но в связи с тем, что в одном учебном посо бии трудно дать описание специфических черт всех жанров и ви дов научного стиля, мы остановим .свое внимание на жанре науч ных тезисов, который является одним из наиболее общеактуаль ных жанров языка науки.
Тезисы могут писаться человеком для себя — в этом случае они не являются объектом данного рассмотрения, ибо к ним не предъ являются строгие требования жанра и стиля. Предмет нашего ин тереса — это тезисы, создаваемые для публикации. Именно они должны отвечать определенным нормативным требованиям, преж де всего требованию содержательного соответствия заранее объяв ленной проблемой теме. Не менее важен и фактор научно-инфор мативной валентности, содержательной актуальности и ценности информации, оставляемой в рамках объявленной проблемной темы. Тезисы являются одним из наиболее устойчиво-нормативных жанров речевого произведения, поэтому нарушение жанровой опре деленности, нормативности, чистоты, жанровые смешения оценива ются в нем как грубые нарушения не только стилистических, а вооб ще коммуникативных норм. Среди типичных нарушений, какими являются, например, подмена тезисов текстом сообщения, резюме, рефератом, аннотацией, проспектом, планом и т. д., наиболее неприятное впечатление производит смешение форм разных жанров. Такое смешение демонстрирует отсутствие научно-речевой культуры у автора и подвергает сомнению его научные данные в целом.
Тезисы имеют и строго нормативную содержательно-компози ционную структуру. В ней выделяются: 1) преамбула; 2) основное тезисное положение; 3) заключительный тезис. Четкое логическое деление тезисного содержания подчеркивается рубрикацией, а в некоторых случаях — и выделением абзацев под одной рубрикой.
Тезисы имеют и свои строгие нормы речестилистического офор мления, свойственные научному стилю в целом, но в данном кон кретном случае действующие еще более жестко.
По мнению А. Н. Васильевой, общей нормой всякого научного стиля «является высокая насыщенность высказывания предметно-логическим содержанием» [1, 193]. Эта норма реализуется в тезис ном произведении «в оптимальном преодолении противоречия между содержательной концентрацией и коммуникативной доступностью» [там же]. Следует подчеркнуть, что в тезисах указанное противоре чие особенно трудноразрешимо вследствие чрезвычайной концент рации предметно-логического содержания.
К тезисным произведениям предъявляются требования сти листической чистоты и однородности речевой манеры. Здесь абсо лютно недопустимы эмоционально-экспрессивные определения, метафоры, инверсии и другие иностилевые включения. Тезисы но сят характер модального утверждающего суждения или умозаклю чения, а не характер конкретно-фактологической констатации, по этому здесь и требуется особенно внимательно следить за соблюде нием определенной речевой формы.
Таким образом, на примере одного из конкретных жанров на учного стиля мы убедились в жестком действии в данной функци ональной сфере языка некоторых стилистических норм, наруше ние которых вызывает сомнения в научно-речевой культуре авто ра. Во избежание этого при создании произведений научного стиля необходимо неукоснительно следовать всем вышеназванным основ ным требованиям жанра.
§ 25. Норма в терминологии
Термины являются смысловым ядром специального языка и передают основную содержательную информацию. В современном мире в результате роста научно-технических знаний свыше 90% новых слов, появляющихся в языках, составляют специальные сло ва. Потребность в терминах гораздо выше, чем в общеупотреби тельных словах. Рост числа терминов некоторых наук обгоняет рост числа общеупотребительных слов языка, и в некоторых науках число терминов превышает число неспециальных слов. Бурное образова ние новых дисциплин (в среднем каждые 25 лет число их удваива ется) влечет за собой их потребность в собственной терминологии, что приводит к стихийному возникновению терминологий. В усло виях «терминологического потопа» перед специалистами встает се рьезная проблема упорядочения всего массива терминологии. И в этом случае на первый план выдвигается такой важный аспект, как нормативность. Терминология, занимая в специальных языках центральное место, обладает определенной самостоятельностью формирования и развития. Отсюда неизбежно вытекает и некото рая самостоятельность лингвистического критерия оценки терми на, и в частности, нормативной его оценки.
Лингвистическая нормативность в общем виде — это пра вильность образования и употребления термина. Процессы терминообразования и терминоупотребления — не стихийные, а со знательные процессы, подконтрольные лингвистам и терминологам. Норма в терминологии должна не противоречить, а соответст вовать нормам общелитературного языка, в то же время существу ют и особые требования, которые предъявляются к термину. Во прос этот имеет давнюю традицию. Нормативные требования к тер мину впервые были сформулированы основоположником русской терминологической школы Д. С. Лотте. Это — системность терми нологии, независимость термина от контекста, краткость термина, его абсолютная и относительная однозначность, простота и понят ность, степень внедрения термина. В дальнейшем эти требования легли в основу методической работы над терминологией в Комите те научно-технической терминологии Академии наук и были сведены воедино в «Кратком методическом пособии по разработке и упорядочению научно-технической терминологии». Остановимся подробнее на каждом из этих требований.
1. В требовании фиксированного содержания (одному знаку соответствует одно понятие) заключается положе ние о том, что термин должен иметь ограниченное, четко фиксиро ванное содержание в пределах определенной терминосистемы в конкретный период развития данной области знания (последнее уточнение представляется важным, так как с углублением знания содержание понятия может развиваться и с течением времени тот же термин может получить иное значение). Обычные слова уточня ют свое значение, приобретают разные смысловые оттенки во фра зеологическом контексте, в сочетании с другими словами. Контекст ная же подвижность значения для термина совершенно недопусти ма. Нужно подчеркнуть, что здесь содержится логическое требование к термину — постоянство его значения в рамках определенной терминосистемы.
2. Следующее требование — точность термина. Под точностью обычно понимается четкость, ограниченность значения. Эта четкость обусловлена тем, что специальное понятие, как пра вило, имеет точные границы, обычно устанавливаемые с помощью определения — дефиниции термина. С точки зрения отражения содержания понятия точность термина означает, что в его дефини ции есть необходимые и достаточные признаки обозначаемого по нятия. Термин должен также (прямо или косвенно) отражать при знаки, по которым можно отличить одно понятие от другого. Тер мины обладают разной степенью точности. Наиболее точными (или правильно ориентирующими) представляются мотивированные тер мины, в структуре которых особенно ярко переданы содержание понятия или его отличительные признаки, например: чувствитель ная поверхность полупроводникового детектора ионизирующего излучения, сплошность внешней зоны диффузионного слоя. Значе ние множества немотивированных терминов не выводится из зна чения входящих в них терминоэлементов (соединение типа лас точкин хвост). Сюда же относятся и ложномотивированные тер мины типа атом или фамильные термины (термины-эпонимы). Последние имеют то положительное качество, что не вызывают никаких ассоциаций. Но здесь есть и отрицательный аспект: в боль шинстве случаев фамильные термины не вызывают представлений и не отражают связи данного понятия с другими (многочлены Чебышева, кератопротез Федорова), поэтому освоить их чрезвычай но трудно.
3. Требование однозначности термина. Термин не должен быть многозначным. Особенно неудобна в данном случае ка тегориальная многозначность, когда в пределах одной терминосис темы одна и та же форма используется для обозначения операции и ее результата: облицовка (конструкция) и облицовка (операция), гид роизоляция (работа и конструкция); процесса и явления: обвал (в геологии), карст (там же); объекта и его описания: грамматика (строй языка) и грамматика (наука, описывающая этот строй). Упорядочи вая терминологию, т. е. фиксируя значение каждого термина данной системы понятий, устанавливают однозначность термина.
4. Термин не должен иметь синонимов. Синонимы в терминологии имеют другую природу и выполняют иные функ ции, чем в общелитературном языке. Под синонимией в терминоло гии обычно понимают явление дублетности (офтальмолог — оку лист, бремсберг — спуск, генитив — родительный падеж). Между дублетами нет тех отношений, которые организуют синонимичес кий ряд, нет эмоционально-экспрессивных, стилистических или оттеночных оппозиций. Они тождественны между собой, каждый из них относится прямо к обозначаемому. И если в общелитератур ном языке существование синонимов оправдано тем, что употреб ление тех или иных из них влияет на содержание речи, или изменяет стилистическую окраску, или придает ей индивидуальный оттенок, то дублеты ни в общем языке, ни в языке науки этими свой ствами не обладают и представляют собой явление нежелательное и даже вредное. Синонимия (дублетность) особенно характерна для на чальных этапов формирования терминологий, когда еще не произо шел естественный (и сознательный) отбор лучшего термина и имеется несколько вариантов для одного и того же понятия. Само понятие си нонимии в терминологии до настоящего времени не может считаться общепринятым. Рассмотрим это явление более подробно:
а) Синонимы, имеющие совершенно одинаковое значение (аб солютные синонимы, или дублеты, типа языкознание — языковеде ние — лингвистика) распространены широко. Оценка существова ния этих дублетов определяется в каждом конкретном случае ус ловиями функционирования терминосистемы. В частности, может быть допущено параллельное использование исконного и заимство ванного термина, если один из них не способен образовывать про изводные формы. Речь идет о деривационной способности термина, например: компрессия — компрессионный (при невозможности об разовать прилагательное от термина давление), фрикция — фрик ционный (трение), согласная — но: консонантное письмо. Сущест вует стилистическая синонимия терминов (эпилепсия — падучая, негашеная известь — известь-кипелка). В этом случае один из дуб летов относится к разговорному стилю или профессиональному жаргону, и вопрос о его устранении просто не стоит. Может отме чаться наличие современного и устаревшего терминов: противообвальная галерея — полутуннелъ, летчик — авиатор, летун. Эти синонимы могут употребляться в произведениях разных: жанров (например, в художественной литературе).
б) Частично совпадающие синонимы, варианты. Существует огромное количество частичных синонимов: инструкция — объяс нение — руководство — наставление — указание — памятка, пру жина — рессора, убежище — укрытие. Использование таких сино нимов может привести к взаимному непониманию специалистов, и устранение их желательно при упорядочении терминологии.
в) Что касается кратких форм терминов, то существование фонетических, графических, морфологических, словообразователь ных, синтаксических и других вариантов терминов приводит к ко лебаниям в их написании, порождает требование инвариантности терминов — неизменности их формы. Ср.: лимфангоит — лимфангиит — лимфангит (в медицине), граффитто — графитто — сграффитто (в архитектуре), дискета — дискетта (в информа тике). Это затрудняет общение специалистов, и часто формальная разница приводит к семантической дифференциации, например: лесник — лесничий.
5. Термин должен быть систематичным. Систематич ность терминологии базируется на классификации понятий, исходя из которой выделяются необходимые и достаточные признаки, вклю чаемые в термин, после чего подбираются слова и их части (терминоэлементы) для образования термина. С систематичностью тер мина тесно связана его мотивированность, т. е, семантическая про зрачность, позволяющая составить представление о называемом термином понятии. Систематичность дает возможность отражения в структуре термина его определенного места в данной термино-системе, связи называемого понятия с другими, его отнесенности к определенной логической категории понятий. Например, в класси ческом примере Д. С. Лотте: электронная лампа и ее виды — диод, триод, тетрод, пентод — важнейшим является общность при знаков понятий (здесь — количество электродов в лампе: два, три, четыре, пять) одного классификационного уровня и связь с терми ном, означающим родовое понятие. Систематичность требует и одно типности терминоэлементов у однотипных терминов, например, один и тот же суффикс -ан используется в названиях жирных углеводо родов метан, этан, пропан, и т. д., словообразующий элемент -он (-рон, -лон) — в названиях новых волокон и тканей: найлон, кап рон, силон, орлон, перлон, дедерон, грилон, дакрон, велон, нитрон, фторлон и т. д. При сходстве признаков сходны и терминоэлементы: серный, сернистый, серноватистый.
Таким образом, признаки, которые кладутся в основу постро ения терминов, отражающих видовые понятия, т. е. понятия, стоя щие на одной классификационной ступени, должны быть одинако вы. Однако в терминологии часто встречаются искажения данного принципа. Например, в терминах паровоз и тепловоз не учтено место этих понятий в классификации. Паровоз и тепловоз являются по нятиями соподчиненными, находясь на одной ступени, тогда как в термине отражены признаки пар и тепло, которые между собой находятся в отношении подчинения (а не соподчинения!). Наруша ется систематичность и в том случае, когда в основу терминов для видовых понятий положены признаки разного рода, классификационно не связанные: например, стыковая сварка (основной при знак — машина, на которой эта сварка выполняется), роликовая сварка (одна из деталей этой машины — ролик) и точечная сварка (в качестве признака избран сам процесс). В данном случае терми ны не отражают классификационной связи между понятиями, тог да как в действительности эта связь существует. Термины свароч ная горелка и резательная горелка удовлетворительны в отноше нии систематичности, однако на практике их вытесняют менее сис тематичные, но краткие термины: горелка и резак. Краткость здесь играет решающую роль.
Чем больше понятий охвачено данным классификационным рядом, тем большее значение приобретают систематизирующие свойства термина. Когда существовало ограниченное число метал лов, было распространено значительное число их несистемных наз ваний: железо, серебро, медь. Задача заменить эти веками сущест вовавшие названия не ставится, но логическая системность в дан ной терминосистеме теперь полностью соблюдена. Вновь открытые металлы имеют названия, в которых наличествует лингвистичес кая системность: нептуний, плутоний, кюрий, бериллий и др.
Таким образом, несистематичными могут оказаться любые тер мины, в основу которых положены признаки, находящиеся между собой в каких-либо иных отношениях, чем отношения признаков соответствующих этим терминам понятий. Поэтому о действитель ных логических отношениях между понятиями невозможно судить на основе буквального смысла терминов, это можно сделать только на основе их определений.
6. Краткость термина. Термин должен быть кратким. Здесь можно отметить противоречие между стремлением к точнос ти терминосистемы и — к краткости терминов. Для современной эпохи особенно характерно образование протяженных терминов, в которых стремятся передать большее число признаков обозначае мых ими понятий. Намечается тенденция к усложнению структуры терминов-словосочетаний, появляются длинные, громоздкие назва ния, приближающиеся к терминам-описаниям. Потребность в ус ложненных конструкциях объясняется тем, что средствами раз вернутого словосочетания передается большее число признаков специального понятия и тем самым увеличивается степень семан тической мотивированности термина, что для него очень сущест венно. Кроме того, в развернутых терминах возможно сочетание детализированного понятия с таким терминированным обозначени ем деталей, которое делало бы это обозначение понятным вне кон текста, т. е. было бы однозначным. Но оборотной стороной подобной однозначности оказывается громоздкость текста: оборудование гру зовой кабины транспортного самолета для парашютного десан тирования личного состава; синхронный режим работы управля ющего устройства коммутационной техники связи с программ ным управлением. Практика же сталкивается с необходимостью искать сокращенный вариант длинного неудобного наименования, что соответствует закону экономии языковых средств. И в этом случае принципиальное значение имеет вопрос о том, какое слово сочетание можно считать кратким вариантом (по другим источни кам — формой) термина. Краткий вариант — это сокращенный, но функционально равноценный, вторичный знак терминируе мого понятия. Он всегда производится от семантической и знако вой структуры основного термина. Краткий вариант не может быть произвольным, свободным, он должен сохранять в себе необходи мые систематизирующие признаки, которые заключены в полном термине. Наиболее распространены три языковых способа образо вания кратких вариантов:
1) Лексическое сокращение, которое осуществляется либо опу щением слова в словосочетании (электровакуумированный ста билитрон — стабилитрон, магнитный вариометр — вариометр), либо заменой словосочетания одним словом (эмиттерная область — эмиттер, паровое поле — пар).
2) Сокращение средствами словообразования. Аббревиации разного типа: электронно-лучевой прибор — ЭЛП, система управ ления лучом фазированной антенной решетки — СУЛ, цифровая аппаратура передачи данных — цифровая АПД, микрофонно-телефонное устройство — УМТ, вакуумный герметизированный магнитоуправляемый контакт — вакуумный геркон; гомогенный переход — гомопереход, токоведущий провод щетки электричес кой машины — токопровод; термины, созданные с помощью раз ных словообразовательных способов: аффиксации, словосложения (основосложения), субстантивации, например: воздухоприемное уст ройство — воздухоприемник, оросительное устройство кабины самолета — ороситель, абсорбционная колонна — абсорбер; рео-плетизмовазограф — реоплетизмограф — реограф; формовочный цех — формовочная.
3) Сокращение средствами символики (типичное явление в терминологии, присущее исключительно ей): дырочная область — р-областъ, область собственной электропроводимости — г-область, электронно-электронный переход — ПП+-переход.
В работах последних лет выделяют прагматические требова ния, обусловленные спецификой функционирования термина, сре ди которых можно назвать следующие: внедренность, современ ность, интернациональность и благозвучность термина.
Внедренность термина характеризуется его общепринятостью, или употребительностью. Это качество играет важную роль, поскольку прочно укоренившийся термин, даже ложномотивированный, заменить очень трудно. В результате постепенной практичес кой деятельности может произойти вытеснение неправильного тер мина новым. Так, в научных текстах термин молниеотвод вытеснил ложномотивированный термин гролгоотвод. В ряде случаев ложномотивированный, но глубоко внедрившийся термин сохраняется, на пример, для обозначения понятия бетонная конструкция со сталь ной арматурой используется термин железобетон (железо тоже иногда используется в качестве арматуры). Поэтому предпринима ются попытки ввести правильно ориентирующий термин сталебе тон. Или другой пример: слово шов, имеющее в общелитературном языке лексическое значение «плотное соединение», в строительстве иногда используется в противоположном значении «разрез, щель», а одновременно и в прямом значении «бетонный шов».
Современность термина реализуется путем вытесне ния из употребления устаревающих терминов, заменой их новыми, например, термина бетономешалка на бетоносмеситель термина скотник на оператор по откорму животных.
Потребности международного общения специалистов в связи с растущей тенденцией к интернационализации научных исследова ний, увеличением обмена научной и технической информации от ражаются в росте престижа интернациональности, или близости по форме и совпадения по содержанию, терминов, упот ребляемых в нескольких национальных языках. Эта тенденция отражает необходимость примирить требование научной точности, с одной стороны, и практической краткости — с другой.
Благо звучность термина имеет два аспекта: удобство произношения и собственно благозвучие. Кроме того, термин не должен вызывать негативных ассоциаций вне узкоспециального употребления, что хорошо видно из сравнения следующих пар тер минов: спаивание — пайка, половые работы — работы по устрой ству пола, обезгаживание — дегазация, вшивость — педикулез, сви ная рожа — эризипелоид. Помимо этого специфика некоторых об ластей знания предъявляет дополнительные требования к терми нам, например, желание не травмировать присутствующих боль ных приводит к намеренной недоступности медицинской термино логии и замене таких терминов, как рак другими, например новообразование.
Все эти нормативные предписания подразумевают «идеаль ный» термин и, конечно, трудновыполнимы на практике. При стан дартизации нормативность требований смягчается. Так, в качестве обязательных свойств термина выдвигаются однозначность, крат кость и соответствие нормам и правилам русского языка. Осталь ные требования к научно-техническому термину предлагается счи тать факультативными.
§ 26. Профессиональный вариант нормы
Ориентация на закономерности образования и употребления слов в общелитературном языке в целом не означает отсутствия самостоятельных тенденций в области терминообразования и терминоупотребления. Термины образуются по законам и способам словообразования литературного языка и в соответствии с имею щимися в нем словообразовательными типами. Но терминология здесь имеет большую независимость, чем другие языковые уровни. Терминологические инновации проявляются в некотором расшире нии словообразовательной базы для образования терминов, в более широком использовании интернациональных элементов. Можно выделить, например, такие языковые уровни, где разрешаются оп ределенные отклонения от нормы, но при соблюдении общих прин ципов и закономерностей, свойственных языку. В этом случае сама терминология в состоянии оказывать влияние на развитие норм общелитературного языка. Больше всего это характерно для терминологического словообразования. Здесь порой можно говорить даже о специфически терминологической норме, в то время как орфографические, орфоэпические, акцентуационные и граммати ческие нормы в основном являются общелитературными. Появле ние самостоятельных тенденций терминообразования, присущих только терминологии, привело к возникновению такого понятия, как профессиональный вариант нормы.
В профессиональном варианте нормы необходимо учитывать и то общее, что присуще языку науки (профессиональным языкам) и общелитературному языку, и то особенное, что существует в про фессиональных языках, но отсутствует в общелитературном языке. Профессиональный вариант нормы отнюдь не противопоставлен нормам общелитературного языка, но для определения его лин гвистического статуса следует выявить условия, при которых воз можно его образование. Необходимость в профессиональном вари анте нормы возникает главным образом в двух типичных случаях: 1) когда существуют вариантные средства выражения одного и того же понятия или реалии; 2) когда появляются новые средства выра жения понятий или реалий, типичные для языка профессиональ ных сфер употребления, но отсутствующие в общелитературном языке.
В первом случае вариантные формы выражения понятий рас ходятся по разным сферам употребления: общелитературной и профессиональной. Например, формы мн. числа имен существитель ных мужского рода на -а (ударное) очень часто непривычны для уха и глаза неспециалистов. Ср., например: цеха, бункера, стопора, колера, циркуля, юпитера (осветительные приборы), профиля (вер тикальные разрезы, сечения), теста, торта, кекса (в речи кули наров), бархата (в речи текстильщиков), привода (в технике), фа кела (у нефтяников) и т. п. Встает вопрос о том, можно ли считать эти варианты допустимыми в пределах нормы или они являются ошибочными и на это необходимо обратить внимание специалистов. В данном случае перечисленные варианты вполне могут быть отне сены к устной разновидности профессионального варианта нормы. Показательно, что в современных нормативных словарях-справоч никах формы штурмана, шкипера, токаря, колера и подобные квалифицируются как факты терминологической речи или профес сионального просторечия, а вовсе не как отклонения от нормы. Это положение подтверждает и официальная кодификация подобных форм в морской терминологии, где специальным циркуляром были узаконены многие из них: катера (не писать катеры), крейсера (не писать крейсеры), лоцмана (не писать лоцманы), мичмана (не пи сать мичманы). В профессиональный вариант нормы входят и ак центологические варианты слов: добыча, рудник (у горняков и шах теров); компас (у моряков); прядильщица и мотальщица (в ткац ком производстве); шестерня и искра (в технике); агония, эпилеп сия, инсульт (в медицине) и др. Можно продолжить список типич ных для терминологического словоупотребления профессиональных вариантов норм. Например, грамматические варианты: компонент — компонента, спазм—спазма и др. Употребление форм женского рода можно считать допустимым в пределах нормы.
При определении профессионального варианта нормы важно избежать впечатления, что всякое профессиональное отклонение от правил литературного языка может быть отнесено в разряд допустимых в специальных сферах и квалифицировано как про фессиональный вариант. Иногда налицо прямая ошибка или откло нения от нормы в терминологическом ударении, словообразовании или словоупотреблении. Например, стоящие за пределами как про фессионального варианта нормы, так и литературной нормы вооб ще ударения типа: созыв, призыв, изобретение, ходатайство, упрочение, сосредоточение и др.
Некоторые формы, будучи реализованы исключительно в уст ной речи профессионалов, в неформальной обстановке квалифици руются специалистами как профессионализма опечатка — ляп, синхрофазотрон — кастрюля, внутренние работы нулевого цик ла — нуль, нулевка. Разновидностью профессионализмов являются профессиональные жаргонизмы: нутрянка — в строительстве: внутренние санитарно-технические системы; наводнение легко го — в медицине: отек легкого при обтурационном ателектазе; играющая гармонь — разновидность сухого хрипа при бронхиаль ной астме. И если часть профессионализмов вполне может иметь нормативный характер, то условность профессиональных жарго низмов явно ощущается говорящими.
В пределах нормы в терминологии находится целый ряд форм, не свойственных общелитературному языку. Например, употребле ние тавтологических словосочетаний типа одно-однозначное (соот ношение), электронно-электронный (переход), адаптер канал-ка нал не является нарушением словоупотребления в языке науки, а вполне оправдано, так как представляет собой прием, необходимый для отражения соответствующего понятия. В профессиональном употреблении допускается и наличие вещественных существитель ных во мн. числе, когда требуется ввести обозначение, например, разновидностей, сорта вещества: корма, мраморы, сахара, спир ты, смолы, чай, табаки. Могут употребляться во мн. числе и неко торые отвлеченные существительные: вредности, звучности, не однородности, светимости.
Приведем примеры специфически терминологических слово образовательных элементов:
а) высокопродуктивны в современном терминологическом сло вообразовании существительные с нулевым суффиксом: сжим, об жиг, взрез, выбег, дребезг, перегруз, расплав, унос и др.;
б) характерно использование суффикса -ист(ый) в несвойст венном для общелитературного языка дополнительном количест венном значении: «обладающий большим количеством того, что на звано производящей основой» (лесистый, каменистый), а, напротив, в значении: «содержащий в малом количестве определенную примесь» (песчанисто-алевритовая глина, хлорноватистый);
в) активно пополняется группа существительных на -остпъ от основ относительных (не качественных!) прилагательных. В этом случае изменение характера основы влечет за собой изменение производного слова, и значением имени на -остпъ становится коли чественный признак: озерностъ, водность, страничность, экземплярностъ.
Помимо возникновения профессионального варианта нормы на стыке терминологии и общелитературного языка потребность в та ком варианте появляется при реализации специальных смысловых номинаций, не свойственных общелитературному языку. Эти явле ния оцениваются с позиций профессиональной целесообразности, а не с позиций строгой общелитературной нормы. Например, в обще литературном языке нет таких многоосновных образований, как вектор-электрокардиоскоп, улътрасонотахокардиоскоп, антибиотикоустойчивостъ и т. п., в терминологии же они оптимальны. В пределах этого же разряда находятся специальные номинации с привлечением разного рода символики, аббревиатурные наимено вания комбинированного типа: П-мезоны, — образный, аппарат ИВЛ (аппарат искусственной вентиляции легких), прибор М-типа (при бор магнетронного типа) и т. п.
Таким образом, в терминологии реализуются многие потенци альные возможности языка, не находящие выхода в общелитера турном словообразовании. Так как терминология — это область, находящаяся на переднем крае науки и непосредственно испыты вающая на себе влияние экстралингвистических факторов, т. е. по требность в новых терминах для обозначения новых явлений в нау ке и технике, то в ней же интенсивно используются все способы словообразования общелитературного языка и все собственно тер минологические словообразовательные модели, которых нет в об щем языке.
§ 27. Унификация, стандартизация, кодификация терминов. Понятие о гармонизации терминов и терминосистем
Все перечисленные нормативные требования, предъявляемые к терминам, являются важной отправной точкой для работы по упорядочению терминологии. Терминологическая работа имеет не сколько направлений, одним из которых является инвентаризация терминов, т. е. сбор и описание всех терминов, относящихся к дан ной области знания. Эта работа состоит из отбора терминов, их лексикографической обработки и описания, а результатом ее явля ются терминологические словари — исторические, этимологичес кие, словари терминов-неологизмов. Инвентаризация является са мым первым, предварительным этапом работы по упорядочению терминологии — основного направления терминологической рабо ты. Стремление привести научно-техническую терминологию в из вестный специалистам порядок приняло широкий размах уже в конце XIX в., когда развитие техники вызвало к жизни тысячи терминов и технических понятий. В настоящее время специалисты разных областей знания — инженеры-практики, терминологи, язы коведы — осуществляют целенаправленную деятельность по упо рядочению различных терминологий. Упорядочение — основная составляющая практической работы по унификации терминоло гии, связанной с приведением терминов к единообразию, единой форме или системе, поэтому в задачу исследователя в процессе создания упорядоченной терминологии входит образование систе мы понятий. Унификация призвана обеспечить однозначное соот ветствие между системой понятий и терминосистемой. Работа по унификации проводится на всех уровнях — содержательном, логи ческом и лингвистическом. При этом осуществляется как лингвис тический анализ терминов и учет общих норм и закономерностей языка, так и учет специфических моментов, характерных для нор мативных критериев оценки терминологии.
На последнем этапе упорядочения-унификации производится кодификация терминосистемы, т. е. ее оформление в виде норма тивного словаря. При этом существуют две степени обязательнос ти терминосистемы, связанные с особенностями ее употребления. В том случае, когда излишне жесткие нормы могут помешать разви тию творческой мысли (обычно в сфере науки), кодификация принимает форму рекомендации наиболее правильных с точки зрения терминоведения терминов, а ее результатом является сбор ник рекомендуемых терминов. Если же отступления от точного одно значного употребления термина недопустимы (обычно в сфере про изводства), кодификация принимает форму стандартиза ции и результатом ее является государственный (или отраслевой) стандарт на термины и определения (сокращенно ГОСТ). Терми нологический стандарт представляет собой правовой документ: зако нодательное закрепление в нем употребления терминов вызвано не обходимостью их однозначного понимания в различных областях дей ствительности: производстве, управлении, внутренней и внешней тор говле. Приведем несколько цифр, характеризующих огромную работу по стандартизации, проводимую в нашей стране и за рубежом. Во второй половине 80-х гг. в мире существовало 15 тыс. национальных терминологических стандартов, 200 из них утвердила Междуна родная организация стандартизации (ИСО) и еще столько же — СЭВ. В нашей стране Комитет по научно-технической терминологии раз работал 300 упорядоченных терминологий, Госстандарт — 600.
Основными задачами стандартизации научно-технической тер минологии являются:
— фиксация в стандартах на термины и определения совре менного уровня научного знания и технического развития;
— гармонизация (обеспечение сопоставимости) научно-техни ческой терминологии национального и международного уровней;
— обеспечение взаимосвязанного и согласованного развития лексических средств, используемых в информационных системах;
— выявление и устранение недостатков терминолексики, ис пользуемой в документации и литературе.
В 60-е годы в Советском Союзе была создана система стандар тизации научно-технической терминологии, являющаяся составной частью государственной системы стандартизации. Разработку го сударственных и отраслевых стандартов ведут головные и базовые организации по стандартизации, научно-исследовательские, проектно-конструкторские, проектно-технологические институты, вузы и другие организации по своей тематике.
В методиках сформулированы требования к стандартизован ным терминам (они изложены выше). Основными этапами работы по стандартизации терминологии являются:
1. Проведение полной систематизации всех названий, включая все типы употребления терминов в текстах и в разговорной речи, все синонимы, как стандартные, так и жаргонные, профессиональ но-диалектные. На этом этапе необходимо подготовить исчерпы вающие терминологические словари самых разных жанров.
2. Разработка четкой логико-понятийной модели терминосис темы, на основе которой происходит оценка и унификация реально существующей терминологии.
3. Собственно стандартизация терминологии. Анализ логико-грамматической организации, деривационной способности, систем ности и других важных характеристик позволит выбрать из общего массива терминов термин, рекомендуемый к официальному упот реблению в изданиях разного рода.
Стандартизованные термины обязательны для применения во всех видах документации и литературы по данной научно-техни ческой отрасли. Каждый ГОСТ содержит термины с их краткими вариантами, а также недопустимыми синонимами (с пометой «Ндп.»), определения понятий, называемых терминами, и эквиваленты на английском, немецком и французском языках. Для оформления ис пользуются разные шрифты: стандартизуемый термин выделяется полужирным шрифтом, недопустимый — курсивом, как, например, в ГОСТ 17. 2. 104-77 «Метеорологические аспекты загрязнения и промышленные выбросы. Основные термины и определения»:
|
Термин |
Определение |
|
Примесь в атмосфере Примесь Ндп. Загрязнитель D. Beimengungen, Schadstoff Е. Pollutants F. Polluants |
Рассеянное в атмосфере вещество, не содержащееся в ее постоянном составе |
Аналогичным образом оформляются и сборники рекомендуе мых терминов (в том случае, когда объектом упорядочения стано вится научная терминология).
Особенно актуальной проблему упорядочения и стандартиза ции терминологии делает автоматизация информационных процес сов в сфере управления, планирования, производства и технологии.
Упорядочение, унификация и стандартизация структуры тер минов и их определений позволит обеспечить обработку типовых документов на ЭВМ, а это, в свою очередь, имеет первостепенное значение в современных условиях интенсификации экономики на пути ускорения научно-технического прогресса. Для структурной организации больших терминологических массивов создаются бан ки терминологических данных, в которых хранение, обработка и выдача терминологической информации осуществляются с помо щью ЭВМ. Такие банки терминологических данных созданы во мно гих странах. В нашей стране создана и находится в промышленной эксплуатации Автоматизированная система информационно-терми нологического обслуживания (АСМТО). АСИТО предназначена для обеспечения терминологической информацией пользователей раз личных категорий: разработчиков документов, составителей слова рей, переводчиков и др. АСИТО организована по двухконтурному признаку. Первым контуром системы является Автоматизирован ный банк данных (АБД), обеспечивающий обработку терминологи ческих статей на машинных носителях, второй контур системы — Справочный банк терминов (СБТ), хранящийся на бумажных носи телях и микрофильмах. В качестве источников терминологической . информации в АСИТО обрабатываются стандарты на термины и определения, а также терминологические рекомендации. Основной единицей хранения в АСИТО является терминологическая статья с набором терминологических и библиографических элементов дан ных. Большая часть терминологических статей содержит термино логические данные (термины, а в ряде случаев и определения) на нескольких языках. С помощью АСИТО осуществляется автомати зированная подготовка указателей терминов, обеспечение пользо вателей терминологической информацией в диалоговом режиме с использованием дисплея и в пакетном — с выдачей ответов в виде распечаток. АСИТО может применяться также при проведении лингвистических исследований.
Методы унификации терминов используются и в случае межъ языкового упорядочения, т. е. обеспечения сопоставимости тер минологии национального и международного уровней, или гармонизации. Наблюдаемое в настоящее время усиление международ ного сотрудничества в области науки, культуры и экономики тре бует ускорения работы по гармонизации терминологий наиболее развитых национальных языков. Разработка принципов гармони зации терминологий является важной частью работы в области международного сотрудничества терминологов. Составной частью гармонизации должна стать планомерная интернационализация терминов, т. е. согласование значений близких по форме разноя зычных терминов с установлением между ними четких соответ ствий, а также выбор из числа синонимов терминов с интернаци ональными формами.
Гармонизация предполагает следующие этапы:
1) Системное сопоставление национальных терминологий и терминосистем.
2) Составление сводной классификационной схемы понятий с учетом всех понятий, отраженных в сопоставляемых националь ных терминологиях.
3) Выработка соглашения об установлении однозначного пони мания и использования эквивалентных национальных терминов.
4) Интернационализация, предусматривающая взаимное заим ствование в национальных языках терминов для заполнения лакун в национальных терминосистемах.
Гармонизация национальной и международной систем поня тий и представляющих их терминосистем направлена на выра ботку единого технического языка в опре деленной области стандартизации. Это позволит единообразно описывать в нормативно-технической документации объект стандартизации на национальном и международном уровне.
Средством фиксации международных решений по упорядоче нию семантики терминов и установлению межъязыковых термино логических соответствий должны стать разрабатываемые в настоя щее время многоязычные банки терминологических данных. Такие банки данных позволяют накапливать и хранить информацию о лингвистических и логических особенностях терминов, их употреб лении, многоязычных эквивалентах и степени упорядочения.
Резюме
1. Будучи одной из функциональных разновидностей высоко развитого литературного языка, специальный язык выполняет та кие основные и существенные функции, как эпистимическая, ког нитивная и коммуникативная.
2. Основной лексической и понятийной единицей специальной сферы языка является термин. Обладая рядом специфических осо бенностей, он может реализовать их только внутри терминологи ческого поля.
3. Терминология относится к числу таких интегрирующих фак торов, которые позволяют создавать единое информационное про странство, обеспечивающее экономическое, политическое, научное, техническое и т. п. общение.
4. Несмотря на то что на содержательном уровне специальный язык распадается на конкретные профессиональные языки, он имеет две общие разновидности, характер которых обусловлен формой реализации, — это письменная и устная формы.
5. Являясь в своей основе вербальным языком, специальный язык обладает особой привилегией — использовать невербальные (цифровые, буквенные, графические) средства, предназначение ко торых в данной сфере языка достаточно разнообразно:
6. Терминология обладает своим набором словообразователь ных средств создания терминоединиц, диапазон которых весьма широк: от продуктивных моделей, активно используемых в обще литературном словообразовании, до моделей, функционирование которых вне сферы специального языка крайне ограничено.
7. Научный стиль речи отличается определенными общими чер тами, среди которых наиболее примечательные — это отвлеченность и строгая логичность изложения. Будучи довольно разнообразным в жанровом отношении, научный стиль, тем не менее, создал строгую иерархию стилистических систем, в которых действуют свои объек тивные стилеобразующие факторы. Кроме того, здесь существуют и не менее строгие правила текстовой композиции.
8. Термины, являясь смысловым ядром специального языка, обладают определенной самостоятельностью формирования и раз вития. Отсюда вытекает и некоторая самостоятельность норматив ного критерия оценки термина. Норма в терминологии должна со ответствовать нормам общелитературного языка и удовлетворять особым требованиям, которые предъявляются к термину. Они таковы: системность термина, независимость от контекста, краткость и однозначность термина, а также определенная степень укоренения термина, его современность, интернациональность и благозвучность. Таким образом, нормализаторская работа над терминами и терминосистемами — всегда целенаправленный, сознательный акт.
9. Появление самостоятельных тенденций в терминообразовании, присущих только терминологии, ведет к возникновению вари антных форм выражения понятий, которые расходятся по разным сферам употребления: общелитературной и профессиональной. В этом случае появляется профессиональный вариант нормы. Многие варианты существуют в устной разновидности профессионального варианта нормы и относятся к профессионализмам. От них следует отличать профессиональные жаргонизмы.
10. Все нормативные требования, предъявляемые к терминам, являются основой для работы по упорядочению терминологии — основного направления терминологической работы. Упорядочение терминологии — составляющая часть практической работы по уни фикации терминологии, связанная с приведением терминов к еди нообразию, единой системе. Унификация — это сложная и многоас пектная работа по приведению терминологии в систему на всех уровнях — содержательном, логическом и лингвистическом. На последнем этапе работы по унификации производится кодифика ция терминосистемы, т. е. ее оформление в виде нормативного сло варя. В результате появляется либо сборник рекомендуемых тер минов, либо государственный стандарт на термины и определения (ГОСТ). ГОСТ представляет собой правовой документ, в котором за конодательно закреплено употребление терминов. По сравнению с ГОСТом в сборнике рекомендуемых терминов нормативные требо вания менее жесткие.
11. Методы унификации терминов используются и в случае межъязыкового упорядочения — гармонизации разноязычных тер минов. Усиление международного сотрудничества в области науки, культуры, экономики, производства требует ускорения работы по гармонизации терминологий наиболее развитых национальных язы ков. Гармонизация национальной и международной систем понятий и представляющих их терминосистем направлена на выработку еди ного технического языка в определенной области стандартизации.
Глава V Культура деловой речи
§ 28. Общая характеристика официально-делового стиля
Деловой стиль — это совокупность языковых средств, функ ция которых — обслуживание сферы официально-деловых от ношений, т. е. отношений, возникающих между органами госу дарства, между организациями или внутри них, между организа циями и частными лицами в процессе их производственной, хо зяйственной, юридической деятельности. Таким образом, сфера применения деловой речи может быть в принципе представлена как широкая сеть актуальных официально-деловых ситуаций и как набор соответствующих жанров документов. Из этого могут быть выведены как минимум пять следствий.
1. Широта этой сферы позволяет различать по меньшей мере три подстиля (разновидности) делового стиля: 1) собственно официально-деловой (канцелярский, как его часто именуют), 2) юридический (язык законов и указов) и 3) диплома тический. При ряде различий эти подстили близки друг к другу по своим основным характеристикам. (Официально-деловые и дипломатические документы сближает то, что они ориентированы на достижение договоренности между двумя сторонами или на фор мулирование позиций сторон, при особо «этикетной» природе дипло матических формул; в отличие от них для «языка законов» харак терно стремление к перечислению условий и обстоятельств, влеку щих за собой юридическую ответственность (см.: [11, 11; 33, 203]).
В данной главе мы будем обращаться почти исключительно к материалу собственно официально-деловой речи: не только пото му, что в канцелярской речи наиболее четко и последовательно выражены специфические черты официально-делового стиля в це лом, но и потому, что по масштабам своего распространения и про никновения в речевую практику любой деятельности официально-деловая речь в наибольшей мере затрагивает массу говорящих.
2. Соотношение «официально-деловая ситуация — соответст вующий жанр документа» означает, что содержание документа покрывает множество реальных деловых обстоятельств, соответст вуя не отдельному обстоятельству, а целому их типу — ситуации. Вследствие этого форма и язык документов в официально-деловом стиле выступают как стандартизованные (соответствующие едино му образцу), и само требование стандартизации пронизывают всю сферу деловой речи.
3. В сфере деловой речи мы имеем дело с документом, т. е. с деловой бумагой, обладающей юридической силой, и сам этот факт обусловливает письменный характер реализации языковых средств официально-делового стиля. В то же время сугубо письменный ха рактер делового документа не может не влиять на его язык: пись менная речь — речь в отсутствии собеседника, требующая развер нутости и полноты изложения, ибо «ситуация должна быть восста новлена во всех подробностях, чтобы сделаться понятной собесед нику (= читающему. — Б. Ш.)» [12, 237, 240].
4. В лингвистике принято противопоставлять два типа текс тов: информативный (научный, деловой) и экспрессивный (публи цистический, художественный) [32, 70]. Принадлежность деловой речи к первому типу объясняет некоторые ее особенности, и преж де всего — ее стилистический характер. Предельная информатив ная предназначенность делового текста находит свое отражение в стремлении пишущего к максимально строгому и сдержанному ха рактеру изложения, а тем самым и в стремлении к использованию стилистически нейтральных и/или книжных элементов. Это, в свою очередь, исключает возможность употребления в текстах деловой речи экспрессивно и эмоционально окрашенных языковых средств (например, разговорно-просторечной лексики или междометий), образных средств или слов, употребляемых в переносном смысле [19, 78], — все это противоречило бы требованию точности деловой речи. Прочтите, например, рассказ Чехова «Восклицательный знак», где чиновник, перебирая в памяти знаки препинания, которые он использовал в течение 40 лет службы в проходивших через его руки бумагах, не может припомнить, в каком же случае следует ставить в них восклицательный знак! (А вы помните, в каком? По думайте. Ответ на этот вопрос вы найдете далее, в § 31 этой главы).
5. Сказанное определяет и требование однозначности, харак терное для деловой речи. (Отметим в этом плане различие между научной и деловой речью: в первой однозначность необходима, а во второй просто недопустима неоднозначность). Это требование предопределяет использование в деловой речи терминов или тер-минизированных (близких к однозначным) специальных средств языка (ясно, что эта тенденция органически связана с юридичес кой силой документа, не терпящей двусмысленности или, как го ворил Л. В. Щерба, «кривотолков»); таковы, например: постанов ление, резолюция — в канцелярском подстиле, истец, ответ чик — в юридическом подстиле, свидетельствовать кому-либо свое глубокое уважение — в дипломатическом. Не случайно иссле дователи отмечают, что «Профессиональные идиомы, сложившиеся в деловой письменной речи, выполняют ту же функцию, что и термины в научной речи» [8, 9]. По той же причине характерно стремление не употреблять в деловых текстах лично-указательные местоимения он(она, оно, они), поскольку их использование в кон тексте — при наличии в нем более одного существительного того же рода — может противоречить требованиям точности и ясности изложения.
Требованием логичности и аргументированности изложения в области синтаксиса деловой речи объясняется обилие сложных кон струкций. Имеется в виду большая употребительность сложнопод чиненных предложений с союзами, передающими логические отно шения (придаточные причины, следствия, условия; об этом гово рится в § 30), продуктивность всякого рода уточнений в тексте .(при частные и деепричастные обороты, вставные конструкции), диф ференциация смысловых отношений с помощью сложных союзов (типа вследствие того что) и предлогов (типа на предмет чего).
Перечисленные отличительные языковые черты делового сти ля (стилистические, лексические, морфологические, синтаксичес кие) органически вписываются в письменную сферу употребления этого стиля, в свойственные ему жанры документации. Но не толь ко это составляет особенности норм официально-делового (канце лярского) подстиля.
§ 29. Текстовые нормы делового стиля
Все мы так или иначе, чаще или реже сталкиваемся в своей жизненной практике с необходимостью подать заявление, соста вить доверенность и т. п. Но при этом каждый раз мы, как правило, наталкиваемся на трудности, связанные со знанием (или, вернее, незнанием) формы документа. Таким образом, выясняется, что со держание культуры речи применительно к деловому общению не может быть ограничено лишь рамками лингвистики, это вопрос не только подбора языковых средств, но и еще чего-то большего.
Вспомним то, что говорилось в предыдущем параграфе: официально-деловой стиль обслуживает нашу деятельность в сфере официальных (официаль но-деловых) отношений. Так вот, начало наших затруднений отно сится не к той стадии, когда мы уже трудимся над составлением самого текста документа, а к более раннему моменту, когда нам надо принять решение о необходимости составления того или иного документа. Иначе говоря, первое наше действие в этом плане — мыслительное — лежит в экстралингвистической (внеязыковой) сфере. Попробуем представить себе схему внутренней работы, про делываемой каждым в плане составления какого-либо документа.
1. Пишущий (пока еще будущий пишущий), оказываясь свя занным со сферой официально-деловых отношений, сталкиваясь с какими-либо обстоятельствами в сфере деловых отношений, преж де всего должен дать себе достаточно ясный отчет о характере сло жившейся официально-деловой ситуации. Эта ситуация и диктует выбор соответствующего документа: если вам необходимо о чем-то просить какую-либо организацию (руководство этой организации), нужный документ оказывается заявлением; если вы проделали для этой организации какую-то работу и хотите, чтобы вам ее оплати ли, это будет счет и т. д. Итак, первый этап в деятельности пишу щего в сфере делового общения: уяснение характера официально-деловой ситуации и выбор в соответствии с ней жанрадокумента.
2. Выбор жанра документа обусловливает необходимость зна ния формы (схемы) соответствующего документа. Предполагается (в идеале), что пишущему она знакома (в силу его профессиональной подготовки, из какого-либо справочника или благодаря тому, что кто-то подсказал нужный ему образец). А вы брав соответствующий ситуации жанр документа, он выбрал тем самым и единственно возможную в данном случае форму докумен та. Что же такое форма документа?
Всякий документ может быть рассмотрен как ряд или сумма постоянных элементов содержания (их называют реквизитами). Это могут быть следующие данные: 1) об адресате (кому адресо ван документ?); 2) об адресанте (кто является автором докумен та — заявителем, просителем и т. д.?); 3) наименование жанра документа (в некоторых документах название обязательно, ска жем: Заявление, Докладная записка, Доверенность, а в некоторых оно не ставится, например в деловых письмах); 4) опись докумен тальных приложений (если они имеются); 5) дата; 6) подпись ав тора документа и др. (Наиболее полную характеристику реквизи тов можно найти в работах: [31, 37—88] — 22 реквизита и [14, 14—20] — 31 реквизит.) Следовательно, под формой документа понимаются сумма его реквизитов и содержательно-компози ционная схема — их взаимосвязь, последовательность и располо жение. И только теперь, когда выбран жанр документа, а тем са мым и его форма, возникает проблема языкового наполнения до кумента (см. об этом: § 30).
Итак, схема обусловленности выбора в осуществлении реализа ции деловой речи такова: типовая официально-деловая ситуация —> жанр документа —> форма документа —> языковое наполнение до кумента.
Приведем схемы организации текста некоторых наиболее рас пространенных в нашей жизненной практике документов. Первый из них — заявление. Составные части этого вида документов в их последовательности повторяют приведенный уже нами список реквизитов: (1) наименование адресата; (2) наименование адресан та (заявителя); (3) наименование документа. Далее следуют: (4) формулировка просьбы (жалобы, предложения) и по возможности краткой, но исчерпывающей аргументации; (5) дата и (6) подпись. Схема расположения реквизитов заявления:
Например:
Начальнику отдела доставки
почтового отделения 127018
Мельниковой А. Н.
Петрова Бориса Ивановича,
проживающего по адресу:
1-й Стрелецкий переулок,
дом 3, кв. 119, телефон ......
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу сохранить за мной аренду абонентного ящика № 928 на 2-е полугодие 1996 года.
10.06.96 Петров
Другой распространенный жанр документа, с которым нам приходится иметь дело, — доверенность: поручение кому-либо определенных действий, передача определенных прав дове рителя. Реквизиты доверенности: (1) наименование документа; (2) на именование доверителя (фамилия, имя, отчество, должность или адрес); (3) точное и исчерпывающее определение круга доверяе мых полномочий или прав; (4) наименование доверенного лица (фа милия, имя, отчество, должность или адрес); (5) дата; (6) подпись. При этом доверенность получает юридическую силу только тогда, когда (7) подпись доверителя заверена какой-либо организацией — подписью должностного лица и печатью организации. Схема распо ложения реквизитов доверенности:
Например:
ДОВЕРЕННОСТЬ
Я, Куликова Пелагея Михайловна, проживающая по адресу: ул. Чернышевского, дом 3, квартира 12, доверяю Шашковой Алек сандре Ивановне, проживающей по адресу: ул. Чернышевского, дом 3, квартира 19, паспорт (серия, номер, выдан...) получить причи тающуюся мне за ноябрь 1995 года пенсию.
15.10.95 Куликова
Таким образом, в сфере культуры деловой речи действуют — наряду с языковыми нормами или, вернее, до них — нормы текстовые, регламентирующие построение текста документа [23; 24], а точнее — нормы «совокупности или совокупностей текстов» [22, 34—35], обладающих «предрешенной смысловой сеткой отношений» [5, 4—5]. Здесь такие текстовые нормы регулируют закономерности реализации семантико-информационной структуры и правил ли нейного развертывания схемы жанра документа как особого семи отического феномена, т. е. определяют семантическую и формаль ную организацию текста документа и его частей.
Основные различия между текстовыми и языковыми нормами сводятся к следующему: для текстовых норм важны требования к построению определенных типов и частей текста, для языковых норм характерно ограничение возможности употребления языко вых единиц в контексте документа. Автономность этих двух типов норм доказывается возможностью нормативности одних при нару шении норм других, ср.: возможность языковых ошибок в правиль но построенном документе и, напротив, ошибочно построенный до кумент при общей языковой правильности.
В процессе составления делового текста выбор его жанра иг рает роль пускового механизма, включающего действие конкрет ных текстовых норм: в речевом сознании пишущего возникает не кий «образец», или эталон, покрывающий и общую схему текста документа, и его постоянные и переменные элементы, и их порядок и расположение. При этом текстовые нормы документов можно раз личать по степени жесткости / гибкости организации: в зависи мости от того, фиксируют ли указанные нормы такие признаки, как (а) набор параметров (реквизитов), (б) их последовательность, (в) их пространственное расположение. Можно отметить по мень шей мере три степени жесткости текстовых норм.
1. Первый тип текста представляет собой образец-мат рицу. Он характеризуется фиксированностью всех трех основ ных параметров организации текста: (а) набора содержательных элементов (реквизитов), (б) их последовательности, (в) их простран ственного расположения. Здесь имеет место наиболее жесткое ог раничение на все параметры, наиболее полная унификация доку ментов, таких, как, например, справка или доверенность. Жесткость организации делает схему особенно прозрачной, ср. приведенную выше схему доверенности.
Известно, что пародия является тонким инструментом пере дачи сущности любого пародируемого явления. В связи со сказан ным приведем такую пародию на документ (доверенность) в «За писных книжках» И. Ильфа:
«Дано сие тому-сему (такому-сякому) в том, что ему разреша ется то да сё, что подписью и приложением печати удостоверяется.
За такого-то.
За сякого-то.
Учреждение «Аз есмь».
Для образца-матрицы существенной является фиксированная организация постоянных элементов содержания в таких типах текс тов, как готовые бланки справки или анкеты: в них на первый план выступает роль пробелов для обозначения переменных элементов в тексте. Иначе говоря, составление таких документов пишущим резко ограничивает его свободу: ему в принципе прихо дится не сочинять текст документа, а отвечать на вопросы (как в анкете) или заполнять графы (как в справке или, в менее явном виде, в доверенности). И с точки зрения трудности составления документа образцы-матрицы требуют от пишущего минимума уси лий, постоянно прямо указывая на то, что и где он должен писать.
Такая жесткость организации текста (и соответственно пере вес постоянных элементов текста над переменными) может приво дить к дифференциации подобных документов по так называемым ключевым словам. См., например, сказку В. Шукшина «До третьих петухов», где черт пытается выяснить у Ивана, какая же справка тому нужна:
— А какую справку, Ваня? Они разные бывают... Есть о нали чии, есть об отсутствии, есть «в том, что», есть «так как», есть «в виду того, что» — разные, понимаешь? Какую именно тебе сказали принести?
— Что я умный...
— Не понимаю. Диплом, что ли?
— Справку.
— Но их сотни, справок! Есть «в связи с тем, что», есть «не смотря на то, что» есть...
2. Второй тип текста представляет собой образец-мо дель. Он демонстрирует больший (по сравнению с образцом-матрицей) уровень гибкости нормы, большую свободу — при фиксированности двух основных параметров текста: (а) набора основ ных содержательных элементов (реквизитов) и (б) их последова тельности. Но и здесь форма документа достаточно жестка, см. при веденную выше схему заявления, с единственным по существу «твор ческим» реквизитом: (4) формулировка просьбы (или жалобы) и ее аргументации. Эта жесткость и соответственно сила ощущения схемы позволяют пародийно обыграть форму документа, наполняя его в тексте художественного произведения совершенно не свойствен ным деловой речи материалом. Приведем пример из романа В. Тублина «Доказательства»:
|
В Совет старейшин острова Итаки от Одиссея, царя, проживающего на Козьем холме, 15 ЗАЯВЛЕНИЕ Прошу предоставить мне долгосрочный отпуск без сохранения содержания на предмет участия в Троянской войне с 1 июня с. г. |
Сюда же, к текстам типа образца-модели, относится большая часть разновидностей деловых писем (подробно они рассматрива ются в [8]). Для них, в частности, характерно размещение текста письма на бланке; тем самым оказываются сообщенными такие рек визиты, как полное и краткое наименование организации-адресан та, ее почтовый адрес, номер телефона и телефакса, дата подписа ния и/или отправки документа [8, 28].
Ужесточение образца-модели может приводить к превраще нию текста документа в образец-матрицу. Ср., например, принятые во многих учреждениях готовые бланки для заявления об отпуске.
3. Третий тип текста представляет собой образец-схему. Это наименее жесткий тип организации документа, характеризуе мого только одним параметром (а) фиксированности набора основ ных элементов содержания (реквизитов), причем чаще всего имеет место употребление реквизита в качестве начального элемента, определяющего сам тип текста. Ср. довольно обычное для детек тивно-милицейского жанра литературы изображение того, как пи шется объяснительная записка:
«— А вас, Зоя Геннадьевна, я попрошу все, о чем мы говорили, изложить письменно.
— Хорошо. Я сделаю, только как?
— Возьмите бумагу, ручку... Так... Прекрасно... В правом углу пишите: «Начальнику ОББ, подполковнику Данилову И. А.» Напи сали?.. Прекрасно... Далее — от кого... Так... Теперь посредине листа: «Объяснение»... Отлично... «По существу заданных мне вопросов могу сообщить следующее. С гражданкой Валиевой 3. В., проживающей...» Так... Далее — все как было» (Эд. Хруцкий. Четвертый эшелон).
Иначе говоря, характер действия текстовых норм определяет ся характером организации текста документа. Степень свободы выбора в процессе составления (построения) пишущим текста до кумента обратно пропорциональна степени фиксированности пара метров (реквизитов). На одном полюсе здесь предел жесткости ор ганизации текста — фиксация переменной информации как запол нение пробела; на другом — предел степени свободы организации текста — обязательность лишь «шапки» документа.
§ 30. Языковые нормы: составление текста документа
Типовое построение официально-делового текста выступает в качестве рамки, в которой пишущим совершается конкретизация текста документа — его языковое наполнение (сфера действия язы ковых норм), причем масштаб самостоятельности пишущего зави сит от того, к какому типу текста-образца относится документ. В каждом жанре документа можно выделить те реквизиты, которые несут постоянную информацию и предполагают простую реальную «подстановку»: это наименования организации, должностного лица, фамилии и инициалов пишущего, заголовка документа, подписи, даты. От них принципиально отличны те реквизиты, которые несут переменную — конкретную — информацию, содержащую изложе ние сути дела, а иначе говоря, предполагают работу пишущего по формулированию обстоятельств, материала и аргументации дела. Так, для счета таким «свободным» реквизитом оказывается мотивировка суммы, подлежащей выплате; для доверенности — точное и исчер пывающее определение доверяемой функции; для заявления — точ ная формулировка просьбы или жалобы и краткой аргументации.
С переходом к изложению переменных элементов содержания делового текста возрастают диапазон поиска и возможности выбора языковых средств для передачи конкретных обстоятельств дела — и соответственно возрастают трудности, стоящие перед составите лем текста документа. Трудности такого выбора касаются в основ ном двух языковых аспектов: (I) выбора лексики и лексических формул для адекватной передачи существа дела и (II) выбора грам матических средств — главным образом синтаксических конструк ций, составляющих синтаксической структуры делового текста. Но и в этом плане трудности поиска — и лексического, и синтаксичес кого — могут существенно облегчаться за счет знаний(навыка) и речевого опыта пишущего.
I. Выше (в § 28) уже говорилось о специальной лексике, для которой характерно функционирование именно в деловой сфере и в специфических значениях, приближающих ее к терминологии (истец, ответчик и др.). Кроме того, можно отметить еще и ряд стилистически окрашенных лексем-канцеляризмов, вне деловой речи, как правило, не употребляемых, таких, как: данный или настоящий (=этот), вышеуказанный (= названный ранее) ^.нижесле дующий (= помещаемый далее); препровождать (= отправить, пере слать) и т. п. Обратите внимание на оформление документов, свя занных с завещанием: «Завещание, как правило, излагается в пись менной форме с указанием места и времени его составления, под писывается завещателем и нотариально удостоверяется»; «Меры по охране принимаются, если получено извещение или заявление о смерти наследодателя» [14, 134, 137].
Некоторые слова такого рода устарели, например, уже вы шедшие из употребления: сей (= этот), дабы (— чтобы), буде (= если). В то же время без некоторых слов этого ряда бывает трудно обойтись. Так, в предложении: «При обнаружении товаров ненад лежащего качества...» [17, 81] надлежащий адресует нас к правилам или инструкции и означает соответствие им (поэтому замена на низкого или плохого качества здесь была бы по меньшей мере в ущерб точности выражения).
В целом в деловой речи наметилась тенденция: там, где уста ревшие или устаревающие слова могут быть без ущерба для содер жания заменены другими, отдавать предпочтение последним (это упрощает изложение, приближает деловой текст к современной об щелитературной речи), так что каковой и таковой спокойно могут быть заменены на который и такой, хотя в некоторых руководст вах по деловой речи о них все еще спорят. (Ср. ироническое исполь зование слова таковой в книге Д. Самойлова «В кругу себя»: «Именно мне посвящена строка из гениального «Скальпеля»: «Такой, кото рый был как таковой...».) О процессах стилистических изменений в деловой речи см.: [20].
Наряду с этим в официально-деловой речи существует боль шой набор стандартных выражений (словосочетаний), с помощью которых в деловых письмах передается определенная семантическая информация, например: (а) предупреждение: по истечении срока..., в противном случае...; (б) мотивация действия: в порядке обмена опытом..., в порядке исключения...; (в) причинно-следст венные отношения: в соответствии с протоколом..., согласно Ва шей просьбе... [8, 10—11]. Ряд подобных выражений по своему ха рактеру приближается к словесным клише или даже штампам (об их значении и разграничении см.: [26]). К их числу относятся также избыточные формулы, типа до сих пор встречающихся в деловом тексте, например, справки: настоящая справка, действительно проживает [21, 139].
Характерно, что список устойчивых сочетаний, специфичных для научной речи, включает в себя ряд выражений, в той же мере специфичных и для деловой речи, таких, как: вместе с тем, в свою очередь, на том основании, что и др. [13, 22—23].
П. Наряду со стандартизованными лексикой и лексическими формулами следует отметить стандартизацию средств грамматики в официально-деловой сфере.
В области морфологии для деловой речи более всего типично преобладание имени над глаголом [16, 140], высокая про дуктивность отглагольных существительных для называния дейст вий, особенно на -ние [10, 138—139]. Это обусловлено тем, что су ществительное выступает здесь как «ярлык», подводя данный слу чай, событие под ряд других — однотипных и потому значимых в сфере деловых отношений. С этим связана и такая особенность де ловой речи, как так называемое семантическое расщепление ска зуемого, то есть предпочтение глагольно-именного сказуемого (при нимать участие, оказывать помощь, производить осмотр) гла гольному сказуемому (участвовать, помогать, осматривать) [26,77]; и здесь имеет место квалификация события путем отнесе ния его к разряду подлежащих юридической ответственности, ср.: совершил наезд вместо наехал на кого-нибудь (см.: 4, 27).
Наиболее велико число синтаксических особенностей деловой речи. Это связано с наличием набора готовых синтаксичес ких конструкций, представляющих собой отработанные конструк тивные средства для выражения стандартных элементов смысла, т. е. блоков и схем с определенным семантическим содержанием. Так, П. В. Веселов, говоря о специфике языка деловых писем, отме чает, что стандартизацию здесь «следует рассматривать не столько как канонизацию конкретных выражений, сколько как стандарти зацию их моделей». В результате можно грамматическую характе ристику «процесса составления стандартного письма свести к вы бору синтаксических конструкций», передающих типовые дейст вия и обстоятельства рассматриваемого дела [8, 12]. Соответствен но выделяется ряд моделей синтаксических конструкций и вариан тов их реализации, например: Доводим до Вашего сведения или Напоминаем, что..., Просим + инфинитив; Направляем или Гаран тируем + дополнение в винительном падеже и т. п. [8, гл. 7].
Регламентация языка документов затрагивает также синтак сические особенности словосочетания. Так, в ГОСТах — специаль но разрабатываемых и официально распространяемых сборниках инструкций и правил составления документов (от «Государствен ный стандарт») — рассматривается сочетаемость ряда ключевых (типовых) слов, например: «приказ — издается, должностные ок лады — устанавливаются, контроль — возлагается на кого-либо или осуществляется, выговор — объявляется, порицание — выносится» [28, 191]. Не меньшее внимание в этом ГОСТе уделено по рядку слов: в деловой речи преобладает прямой порядок следова ния главных членов предложения (подлежащее + сказуемое); вы несение обстоятельства или дополнения на первое место служит их подчеркиванию; место согласованного определения — перед опре деляемым словом, а несогласованного — после определяемого сло ва; место обстоятельства степени — перед прилагательным, а до полнения — после него; место дополнения — после глагола, в по рядке «прямое — косвенное» (передать + что + кому); место обсто ятельства образа действия (наречий на -о, -е), меры и степени, при чины и цели — перед глаголом-сказуемым (если на них не падает логическое ударение), а обстоятельств образа действия, выражен ных иначе, — позади глагола [28, 195—197].
С порядком слов связаны и отдельные текстовые формулы, например, последовательность расположения «волеизъявление пи шущего + формулировка поручения + срок» (Приказываю т. Ива нову представить отчет 01. 05. 74), а не иначе [28, 182].
Читатель, вероятно, обратил внимание на то; что в примере из работы П. В. Веселова [8] приводится сочетание согласно Вагаей просьбе. Дело в том, что одна из обращающих на себя внимание примет канцелярского стиля — употребление при предлоге соглас но дополнения (имени) в родительном падеже. Ср. свидетельство М. Алданова в романе «Ключ» (действие происходит в 1916 г.): следо ватель Яценко «написал следующее письмо», текст которого начи нался словами «Согласно желания Вашего Превосходительства...»; «Яценко прочел про себя письмо и остался доволен. Тон был вполне официальный. Это подчеркивалось родительным падежом после «согласно»...» (кн. I, ч. 1, XVII).
Несмотря на устарелость и явное несоответствие норме лите ратурного языка («Согласно чему-нибудь, но не согласно чего-ни будь», — подчеркивается в Словаре Ушакова) управление с роди тельным падежом и по сию пору бытует в канцелярской практике, о чем свидетельствует хотя бы следующая реакция персонажа со временной повести:
«— Согласно приказу коменданта! — дружелюбно объяснил сержант Хузин.
Никогда еще Мишке не приходилось слышать, чтобы военный человек говорил «согласно приказу». Абсолютно все, включая ко менданта Демгородка генерал-лейтенанта Калманова... обязательно говорили «согласно приказа» (Ю. Поляков. Демгородок, 1).
Трудности, стоящие перед составителем текста документа, в значительной степени касаются того, что Л. В. Щерба называл «куль турой сложных предложений по способу подчинения» [34, 119]. Боль шая продуктивность использования в деловой речи схем сложно подчиненного предложения обусловлена несколькими факторами. Во-первых, в качестве условия высокой частотности сложных предложений в текстах деловой речи выступает ее письменный характер, требующий полноты изложения дела в тексте документа (см. п. 3 § 28). Заметим, что с этим же фактором связано частое употребление в деловом тексте «цепочек» многочленных именных словосочетаний, преимущественно с родительным паде жом (в деловой речи, так же, как и в научной [13, 27—28], наиболее частотно употребление имени в именительном и родительном паде жах), типа: 1) разработка + 2) проблем + 3) дальнейшего совершен ствования + 4) очистки + 5) промышленных стоков.
Во-вторых, здесь сказывается требование логичности изложения: в этом плане необходимыми становятся схемы сложноподчиненного предложения с союзной связью, с придаточ ными причины, следствия, условия. (Интересно сравнить данный тезис с результатами исследования синтаксиса деловой речи в анг лийском языке: именно синтаксическими признаками деловая речь противопоставлена там другим стилям, при том, что и для англий ской деловой речи характерны преобладание сложных предложе ний над простыми, преобладание подчинения и, следовательно, при даточных предложений [11, 8].)
В-третьих, свою роль играет и своеобразие понимания требо вания краткости изложения в деловом тексте: имеется в виду не только и не столько количество слов в предложении (ср. показа тель наибольшей длины предложения, отмеченной для деловой речи в английском языке [11, 8]), сколько «стремление вместить в преде лы одной фразы максимум необходимой информации» [18, 127]. Это связано с задачей «представить все обстоятельства дела во всех их логических взаимоотношениях вместе с выводом из них в одном целом». И данный фактор также работает на «культуру сложных предложений по способу подчинения в канцелярском стиле» [34, 119]. (Эта органичная тенденция к «крупноблочности» изложения в деловом тексте противоречит прямолинейному пониманию требо вания «краткости» в ряде руководств по деловой речи. Оцените результат такого следования этому требованию в одном из руко водств — «исправленный» контекст, лишенный союзов (за исклю чением последнего предложения), а тем самым и эксплицирования логических связей: «Н-ский угольный разрез сдается в эксплуата цию. Количество рабочих увеличивается на 3500 человек. Населе ние города возрастет до 50 000 человек. Поэтому наш завод не смо жет обеспечить население хлебом» [2, 21].)
Именно «культура сложных предложений по способу подчине ния» в сочетании с продуктивностью в деловой речи обособлений, причастных и деепричастных оборотов как способов уточнения смыс ла текста служит основой усложненного характера текста доку мента, причиной многих трудностей для его составителя. Именно здесь достигает максимума сопротивление языкового материала, выражающееся в тех «усилиях, которые мы тратим на написание какой-нибудь деловой записки, счета, объявления», в необходимос ти «следить за тем, не запутался ли я в построении своего сложного предложения» [25, 165]. Ср. сказанное со сценой, в которой Илья Ильич Обломов пытается сочинить письмо домохозяину.
«Илья Ильич сел к столу и быстро вывел: «Милостивый госу дарь!..»
— Какие скверные чернила! — сказал Обломов. — В другой раз у меня держи ухо востро, Захар, и делай свое дело как следует!
Он подумал немного и начал писать.
«Квартира, которую я занимаю во втором этаже дома, в ко тором вы предположили произвести некоторые перестройки, вполне соответствует моему образу жизни и приобретенной, вследствие долгого пребывания в сем доме, привычке. Известись через кре постного моего человека, Захара Трофимова, что вы приказали сообщить мне, что занимаемая мною квартира...»
Обломов остановился и прочитал написанное.
— Нескладно, — сказал он, — тут два раза сряду что, а там два раза который.
Он пошептал и переставил слова: вышло, что который отно сится к этажу — опять неловко. Кое-как переправил и начал думать, как бы избежать два раза что.
Он то зачеркнет, то опять поставит слово. Раза три переставлял что, но выходило или бессмыслица, или соседство с другим что.
— И не отвяжешься от этого другого-то что! — сказал он с нетерпением. — 3! да черт с ним совсем, с письмом-то! Ломать голову из таких пустяков! Я отвык деловые письма писать. А вот уж третий час в исходе.
— Захар, на вот тебе. — Он разорвал письмо на четыре части и бросил на пол» (И. А. Гончаров. Обломов. Ч. 1, VIII).
Следует отметить две особенности языка документации, нося щие этикетный характер.
Первая — орфографическая, она связана с написанием с про писной буквы местоимений Вы и Вага в качестве вежливого обра щения (в письменной речи) к одному лицу [27, § 28, п. 3].
Вторая этикетная особенность связана с вопросом: от какого лица должно строиться изложение текста в документе — от перво го или третьего? Способ изложения от третьего лица — безличный, от имени организации,, ее структурного подразделения (типа «Ми нистерство считает возможным...»); в приказах («Приказываю:») или заявлениях («Прошу...») употребляется первое лицо единственного числа; впрочем, автор делового письма может строить изложение и от первого лица множественного числа («Напоминаем, что...») — тем самым он выступает как представитель организации, ее части [30, п. 2. 9; 7, 94].
§ 31. Динамика нормы официально-деловой речи
Итак, деловая речь есть, по существу, совокупность стандар тов письменной речи, необходимых в официально-деловых отноше ниях. Эти стандарты включают в себя как формы документации (набор, последовательность и расположение реквизитов), так и со ответствующие им способы речевого изложения. Тезис о высокой регламентированности официально-деловой речи находит свое под тверждение не только в обязательных требованиях к построению и составлению документов, но и в возможности нормализации — вне сения изменений в правила построения и составления документов в процессе их унификации. Это касается обеих сторон документа — его формы и его языка.
В настоящее время текстовые и языковые нормы деловой речи испытывают давление со стороны все шире развивающегося спосо ба составления, хранения и передачи документов при помощи элек тронно-вычислительной техники. Имеет место «автоматизация ин формационных процессов в аппарате управления» [6, 75], академик А. П. Ершов называет это «компьютеризацией деловой прозы». По его мнению, деловая проза «всегда внутренне формали зована», это «лингвистический феномен, который, сохраняя многие свойства языка в целом, в то же время самой своей сутью подготовлен для того, чтобы стать объектом механизации», благо даря «регламентирующему действию формальной модели, лежа щей в основе данной области производственных отношений» [15, 4, 7, 11, 13].
Одним из результатов этого явилось то, что организационно-распорядительные документы (обслуживающие внутреннюю сто рону деятельности организации) стали регулярно включать в схе му документа (для всех жанров) реквизит — пояснительный «заго ловок к тексту». Такой заголовок выступает по существу как анно тация документа в форме предложно-падежной конструкции: пред лог О + название управленческого действия + указание на объект этого действия, типа О рекламации партии новых бланков [29, 170]. При вводе документа в компьютер этот заголовок служит базой для превращения предложно-падежного сочетания (О рекламации) в слово-дескриптор в именительном падеже (Рекламация ...).
По традиции было принято начинать текст акта с текстовой формулы: «Мы, нижеподписавшиеся, ...» (что и было закреплено в ГОСТах); но вот ГОСТ 6. 39-72 отменил это привычное начало, рег ламентировав в данной позиции текста другую текстовую формулу со значением «основание»: «В соответствии с приказом директора завода...»
А теперь вернемся к вопросу, заданному читателю в связи с рассказом Чехова «Восклицательный знак» (§ 28). Пришло время ответить на него: единственно возможное употребление восклица тельного знака в официально-деловой документации — ив чехов ские времена, и теперь — после наименования адресата (обраще ния) в деловом письме:
Глубокоуважаемый Юрий Иванович!
Но, как, вероятно, и сами наши читатели могли заметить, в последнее время в самой деловой корреспонденции и в документах, публикуемых в прессе, все чаще вместо традиционного восклица тельного знака после обращения встречается запятая, подобно тому, как принято в английских текстах. При этом самый текст письма, как и принято в русском делопроизводстве, начинается с абзаца, но не с традиционной прописной буквы, а как в английском, со строч ной (см. об этих возможностях [8, 96]), например:
Глубокоуважаемый Юрий Иванович,
обращаемся к Вам...
Таковы те немногие изменения, которые можно наблюдать в последнее время в регламентации языка официально-деловой до кументации.
§ 32. Устная деловая речь: деловой телефонный разговор
Особенностью официально-делового стиля, резко отличающей его от других разновидностей литературного языка, является, как уже было сказано, письменный характер его реализации; как вы могли убедиться, это во многом предопределяет специфику его син таксиса. Мы не останавливались здесь на проблемах устной деловой речи не только потому, что она мало изучена, но и в связи с тем, что она выступает скорее как разновидность устной публич ной речи.
Между тем внимание исследователей обращает на себя функ ционирование деловой речи в форме телефонных деловых переговоров. Вопреки распространенному взгляду на телефонный разго вор как на «неподготовленный» и «спонтанный» [1, 5], телефонные деловые переговоры принципиально моделируемы, организация и последовательность их поддается планированию. Так. руководства по деловому телефонному разговору рекомендуют «специальный бланк, в котором будущий телефонный разговор записывается с учетом прогнозируемых ответов» [9, 25—26].
Наряду с этим следует упомянуть предложение об использо вании готового бланка протокола заседаний товарищеского суда — как схемы, определяющей реализацию юридической процедуры (Человек и закон. 1985. № 2. С. 84—85).
Резюме
Официально-деловой стиль представляет собой один из функ циональных стилей современного русского литературного языка: набор языковых средств, предназначение которых — обслужива ние сферы официально-деловых отношений (деловых отношений между организациями, внутри них, между юридическими и физи ческими лицами). Деловая речь реализуется в виде письменных документов, построенных по единым для каждой из их жанровых разновидностей правилам. Типы документов различаются специ фикой своего содержания (какие официально-деловые ситуации в них отражены), а соответственно и своей формой (набором и схе мой размещения реквизитов — содержательных элементов текста документа); объединены они набором языковых средств, традици онно используемых для передачи деловой информации.
Принято различать три подстиля официально-делового стиля: 1) собственно официально-деловой (или канцелярский), 2) юриди ческий («язык законов») и 3) дипломатический. В этом разделе учеб ника специально рассматривался первый: именно в нем наиболее четко и последовательно выражены специфические черты офици ально-делового стиля в целом. Напомним наиболее существенные признаки деловой документации.
1. Специфика культуры официально-деловой речи заключается в том, что она включает в себя владение двумя различными по ха рактеру нормами: 1) текстовыми, регулирующими закономерности построения документа, закономерности развертывания его содержа тельной схемы, и 2) языковыми, регулирующими закономерности отбора языкового материала для наполнения содержательной схемы документа. Различение этих двух типов норм деловой речи помогает понять направленность и этапы мыслительной работы над текстом документа: осмысление официально-деловой ситуации —> подбор со ответствующего ей жанра документа —> уяснение соответствующих жанру документа норм построения текста —> выбор отвечающих жанру и форме документа языковых средств.
2. Форма документа (схема, отражающая семантико-информационную структуру текста) предоставляет в распоряжение его составителя определенный набор реквизитов и определенную их композицию (последовательность и порядок их размещения в текс те документа). Наиболее частотные (общие ряду документов) рек визиты: (1) адресат документа; (2) адресант документа; (3) заглавие (жанр) документа; (4) заглавие к содержанию текста документа; (5) список приложений к документу; (6) подпись; (7) дата. Обязатель ность/ необязательность употребления определенных реквизитов определяет жесткость/свободу построения формы документа. Ска занное позволяет характеризовать «пишущего» как составителя текста документа (по известным ему образцам): это относится и к плану текстовых норм, и к плану языковых норм.
3. Составитель, как правило, использует традиционные для официально-делового стиля языковые средства. Таковы: и стилис тика текста документа (нейтральная, не-экспрессивная и неэмоциональная, и/или книжная); и лексические средства (близкие к однозначности лексемы и привычные словосочетания, включая кли ше и штампы, не говоря уже о так называемых канцеляризмах — языковых средствах, употребление которых нормы литературного языка ограничивают сферой деловой речи); и морфологические сред ства (продуктивность отглагольных существительных для называ ния действий; тенденция к неупотреблению в документах лично-ука зательных местоимений он, они), и синтаксические средства (ус ложняющие синтаксическую структуру причастные и деепричаст ные обороты, сложноподчиненные предложения с придаточными и с выражающими логические отношения союзами; именные цепочки с родительным падежом; синтаксическая схема перечисления).
Эти и некоторые другие особенности характеризуют канцеляр ский подстиль официально-делового стиля, ориентируя составителя текста документа на определенный выбор и на определенное вос приятие текста документа его «получателем» (= читателем). Все эти специфические (и текстовые, и языковые) собственно канцелярские черты официально-делового стиля закреплены в ГОСТах и руковод ствах, что обеспечивает высокий уровень стандартизации и уни фикации текстов деловой документации.
Функциональные стили
Язык художественной литературы
Разговорная речь
публицистический
научный
Официально - деловой