действительно имевшей место преступности

Работа добавлена на сайт samzan.net:

3. Исследование скрытой преступности Сущность и история

Преступность, которая становится известной полиции, есть только видимая верхушка айсберга «действительно имевшей место» преступности. Под скрытой преступностью понимают совокупность тех преступных деяний, которые в действительности совершены, но не стали известны органам уголовного преследования, а потому не фигурируют в официальной уголовной статистике. К скрытой преступности относятся также подростковая преступность и те преступления, которые совершаются, но остаются никому не известными или не признаются таковыми; бывают и такие преступления, о которых никто не помнит. К относительно скрытым противоправным действиям можно отнести большое число деликтов, которые установлены правоприменительными органами или известны им, но значительная их часть остается нераскрытой, а преступники—невыявленными. Еще одна часть раскрытых преступлений оказывается такой, что подозреваемые не привлекаются к суду (по усмотрению прокуратуры) или не могут быть осуждены (им выносятся оправдательные приговоры ввиду недостаточности улик). Преступления, совершенные лицами, которых не удалось задержать или изобличить как преступников, квалифицируют с целью более четкого их определения как «серую» (полускрытую) преступность, так как здесь никогда нельзя сказать точно, имело место преступление или нет. В конечном счете многие осужденные правонарушители совершили гораздо больше наказуемых деяний, чем удалось раскрыть органам уголовного преследования или документально их подтвердить. Такие деликты называют «скрытой сферой преступных карьер», и они имеют большое криминологическое значение для разоблачения рецидивистов, профессиональных преступников и опасных, интенсивно действующих преступников. Абсолютно скрытые правонарушители, как и относительно скрытые («серая преступность»), не представляют большого интереса для криминологии, ибо обе эти категории требуют серьезных усилий для раскрытия, а иногда и просто не могут быть раскрыты.

«Серая сфера преступных карьер» требует особого внимания криминологов, поскольку, с одной стороны, рецидивисты встречаются среди населения довольно редко, а с другой— сравнительно большое количество преступлений совершается как раз при их участии. Здесь интерес представляет скрытая (в уголовно-статистическом плане) преступность, то есть действительно совершенные и зафиксированные, но не раскрытые органами уголовного преследования преступления.

С самого начала криминологических исследований скрытая преступность была «камнем преткновения уголовной статистики». Это признавали все. Однако предпринимались попытки вывести ее за пределы уголовной статистики и найти какие-то аргумен-

124

ты, чтобы не учитывать ее. Это удалось сделать Адольфу Жаку Кетле, который изобрел «закон постоянных соотношений». Он исходил из того, что между «светлой сферой» (официально зафиксированной преступностью) и «скрытой сферой» (преступностью, оставшейся неизвестной правоприменяющим органам) существует постоянное, неизменное соотношение; и когда у каких-то деликтов «светлая сфера» велика, тогда и «скрытая сфера» у них оказывается столь же большой, а когда у состава преступления «светлая» часть мала, тогда столь же малой бывает и «темная» его часть. Таким образом, официально зафиксированная статистикой преступность имеет симптоматическое и даже репрезентативное значение для подлинной преступности, как это сформулировали Арнольд Вадлер и Георг фон Майр. Однако уже Эрнст Ре-знер обнаружил, что «скрытая сфера» в отдельных составах уголовных преступлений оказывается весьма неодинаковой. Но прошло еще немало времени, прежде чем «закон постоянных соотношений» был признан ложным.

«Скрытая сфера» изменяется от преступления к преступлению и год от года. В первой половине XX в. исследованию скрытой преступности уделялось постоянно все возрастающее внимание. Японский прокурор Сигема Оба в своей немецкой диссертации впервые использовал понятие «темное число», которое затем быстро прижилось в немецкоязычных криминологических исследованиях. Он неверно перевел английское выражение «dark number» (неизвестная величина) как «темное число». «Темному числу» противостоит «светлое число», и это выражение лучше переводить как «светлая сфера». Эмпирические исследования скрытой преступности (или скрытой сферы преступности) были начаты Куртом Мейером и Берндом Венером. Их оценки были основаны отнюдь не только на интуиции, на вдохновении, но и на глубоких криминологических знаниях и опыте.

Новая глава эмпирических исследований скрытой преступности была открыта во время и после второй мировой войны американскими учеными. Против институционалистов здесь выступили реалисты. Они хотели фиксировать «истинную преступность», которая действительно имела место, хотя реакция на нее и оставалась только неформальной. Для институционалистов единственной «в мире» реальной была та преступность, против которой органы уголовного преследования принимали официальные меры. Реалисты выиграли этот спор по следующим причинам:

— На их стороне была пуританская традиция выявлять любое, даже самое тривиальное нарушение закона.

— Хорошо развитая в США «индустрия опросов общественного мнения» с удовольствием занялась опросом жертв преступлений о том, как это с ними случилось.

— Было признано большое значение неформального социального контроля. Общественное мнение выступило на стороне жертв преступлений, и криминология вновь открыла для себя проблему жертвы преступления.

125

— Криминологи обнаружили, что реакция на преступность имеет огромное значение; они проявляли интерес не только к поведению тех лиц, которых другие определяли как преступников, но и тех, которые называли преступниками других (например, полицейские, судьи, служащие мест лишения свободы). К официальным органам социального контроля все больше росло недоверие, поскольку опасались, что при подсчете количества преступлений и преступников у них может возникнуть конфликт интересов.

— Было желательно узнать, как и чем отличаются лица, на действия которых реагировали органы уголовного преследования, от тех лиц, которые совершили аналогичные деяния, но не были изобличены этими органами. Стояла задача отделить факторы, объясняющие причину противоправного поведения, от факторов, на основании которых людей официально квалифицируют как преступников (Hood, Sparks 1970).

Эмпирические исследования скрытой преступности начались в США с исследовательских «самоотчетов» («self-report-surveys»). В Форт-Уэрте и его окрестностях (штат Техас) криминолог Остин Портерфилд провел опрос группы студентов и студенток колледжа и группы правонарушителей-подростков, отданных под суд. Обеим группам были заданы вопросы, совершали ли они когда-либо в своей жизни те или иные деликты, но названия этих деликтов были заменены обиходными понятиями. Оказалось, что обе группы совершали одни и те же уголовно наказуемые деяния, но только студенты и студентки делали это не столь часто. Порте-филд пришел к выводу, что тяготевшие к правонарушениям подростки, поставленные в трудные условия семьей или произволом, царящим в их близком окружении, и оказавшиеся на скамье подсудимых, ставятся тем самым в еще более трудное положение и буквально затягиваются в профессиональную подростковую преступность.

Мейнард Эриксон и Ламар Эмпи в ходе личных интервью опросили 180 юношей в возрасте от 15 до 17 лет по 22 разным видам правонарушений. Среди опрошенных были 50 учащихся средней школы, 30—совершивших первое преступление и осужденных судом по делам несовершеннолетних, 50 подростков-рецидивистов, получивших условное наказание, и 50 заключенных. Описав в неформальных выражениях состав преступления, опрашиваемые должны были ответить, совершали ли они подобные действия. Во время ответов исследователи следили за поведением юношей, обращая внимание на такие моменты, как покраснение, долгие паузы, нервозность, которые давали повод для дальнейших расспросов. Если интервьюируемый признавался в совершении какого-то деликта., его просили сказать, как часто он совершал его, задерживала ли его на этом полиция и не был ли он осужден. Перед Эриксоном и Эмпи встали две методологические проблемы. Рецидивисты вспоминали о столь многих своих правонарушениях, что не всегда могли отделить разные события друг от друга. У опрашиваемых было очевидное стремление отвечать

в соответствии с «социальным заказом», определявшимся занятой ими социальной позицией. Исследователи пришли к выводу, поставившему под большое сомнение прежнее отношение общественного мнения (в том числе разделяемое средствами массовой информации) к правонарушениям и преступности. Нельзя провести четкую грань между правонарушителями и законопослушными людьми, между заключенными-подростками и подростками, остающимися на свободе. Подобная дихотомия—это чрезмерное упрощение. Противоправность не является свойством человека, его отличительной чертой, присущей либо не присущей ему, а, скорее, особенностью любого человека, выраженной у него в большей или меньшей степени. Противоправность—это некий континуум, в котором каждому отведено какое-то место. Во всяком случае, вполне можно проводить разграничение между случайными преступниками и злостными рецидивистами. Что же касается мелкого воровства и мелкого вандализма, то их совершает почти каждый подросток. Разумеется, рецидивисты чаще изобличаются полицией, чем случайные правонарушители.

Исследования-самоотчеты, начатые в США, были повторены в конце 50-х—начале 60-х гг. в Скандинавских странах. В 1959 г. Керстин Эльмхорн анкетировала 878 стокгольмских школьников в возрасте от 9 до 14 лет по 21 виду правонарушений. В совершении различных деликтов сознались 92% опрошенных (в среднем по 11,4 правонарушения на одного ребенка). В 16 серьезных преступлениях признались 53% мальчиков (в среднем по 5,7 деяния). Только 34 мальчика (3,5%) заявили, что задерживались полицией. Наиболее частыми преступлениями были неоплата проезда на транспорте, хищение денег из кассовых устройств на транспорте, магазинные кражи, кражи велосипедов и автомобильных запасных частей, угон мопедов, вторжение в подвалы и кладовые, на чердаки и в сараи, порча и разрушение из озорства общественного имущества (парковых скамеек, телефонных будок), кражи из автоматов по продаже мелких вещей.

Весной 1961 г. криминологи Нильс Кристи, Юханнес Анденес и Сигурд Ширбек провели опрос молодых людей (мужчин) в возрасте 21 года в трех районах Норвегии по 25 различным видам деликта. Свои анкеты они раздавали по группам во время освидетельствования призывников. Интервью проводились частично у призывников дома, а в ряде случаев анкеты посылались по почте. В итоге ученые пришли к таким выводам. В статистическом плане вполне нормально, если дети и подростки случайно совершают несколько уголовно наказуемых деяний. Большая часть противоправных действий падает на крупные города. Наиболее часто встречающимися преступлениями являются браконьерская охота и рыбная ловля, порча уличных фонарей и кражи в ресторанах. Подавляющее количество противоправных деяний совершают небольшие группы официально поставленных на учет подростков.

Наряду с исследованиями респондентов в форме самоотчета в США несколько позже начали осуществляться изыскания в сфе-

ре виктимологии. Они были связаны с работой экспертной криминологической комиссии (президентской Комиссии по применению закона и отправлению правосудия) в начале 60-х гг. Намерением было разработать способ или метод измерения, который независимо от органов уголовного преследования позволял бы непосредственно (и только в интересах первичной статистики) учитывать все данные о преступности, но делать это, отталкиваясь от позиций жертвы преступления. Поначалу были разработаны три пробных проекта с целью выяснить пригодность составленной для проекта анкеты, более точно определить методы опроса и ин-тервьюрирования и вообще узнать, будут ли в результате опроса полученной по выборке части населения получены какие-то полезные уголовно-статистические данные относительно ее опыта в роли жертвы преступлений. Два исследования были проведены в Вашингтоне—по одному в Бостоне и Чикаго, и одно на общенациональном уровне.

Эти пробные проекты имели методологическое значение. Так, в рамках работы на национальном уровне выборочная проба охватывала 9644 семейства, наиболее типичных для США. В каждой семье одному из взрослых задавался вопрос, становилась ли семья или кто-то из ее членов в течение года, предшествовавшего интервью, жертвой преступления. Отдельные признаки состава преступления описывались при этом обиходными выражениями. Если взрослый представитель семьи отвечал на первый (фильтрующий) вопрос утвердительно, жертве задавались вопросы о подробностях ее превращения в жертву преступления, о месте и времени его совершения, о преступнике, о причинах и последствиях деяния, о причиненном ущербе и телесных повреждениях, об изменении образа жизни жертвы после преступления. Вопросы касались далее ощущения жертвой своей уязвимости, ее страха перед преступлениями, отношения к уголовной юстиции, было ли о преступлении заявлено в полицию, а если нет, то почему этим пренебрегли. Эти три пробных проекта стали «вехами» в криминологических исследованиях, поскольку они дали ход новой методике исследований и открыли новые перспективы.

Разумеется, однако, сразу же наметились и непредвиденные трудности:

— Первоначальное предположение, что пребывание жертвой преступления столь же хорошо удерживается в памяти, как роды, смерть или бракосочетание, оказалось неверным. Чтобы получить удовлетворительные ответы, нужно спрашивать об этом не позже чем через 6—12 месяцев после того, как это случилось.

— Респонденты переносили (большей частью бессознательно) свое пребывание в роли жертвы уголовного преступления, происшедшего до отчетного периода, в отчетный период (так называемый «эффект телескопа»). В итоге результаты оказывались неверными.

— Наконец, у многих респондентов отмечена слабая мотивация к откровенности, то ли из-за того, что они не придали пре-

128

ступным действиям большого значения, то ли они не хотели больше о них вспоминать. Отчетливо проявлялось и влияние личности интервьюера. Многие из них умели расположить своих респондентов к ответу, у других это получалось хуже.

Эти три пробных проекта дали следующие основные результаты:

— Скрытая сфера невыявленных преступлений вдвое превышает количество официально зарегистрированных противоправных деяний. Ее объем в разных видах деликтов крайне неодинаков (см. табл. 2).

Таблица 2

Масштабы скрытой преступности по нескольким выборочно представленным деликтам в США в период с 1965 по 1966 г. (число опрошенных = 32966)

Тип деликтов

Полицейская уголовная статистика («Сводные отчеты о преступности») (из расчета на 100000 жителей)

Работа по исследованию виктими-зации

Убийство (простое и умышленное) Изнасилование Ограбление

Тяжкие телесные повреждения Кража со взломом Кража имущества (свыше 50 долларов

США) Угон автомашин

5.1

61,4 106.6 605,3

393,3 251,0

Итого                                        2119,6                  1434,3 Источник: Ennis P. H. Criminal Victimization in the United States. Washington, 1967, p. 8.

— В крупных городских агломерациях насильственные преступления совершаются вдвое чаще, чем в малых городах или в сельской местности.

— Повторные случаи превращения человека в жертву редки. Из 3296 семейств в 72% жертвой не становился никто, в 19— жертвами становились однажды, в 6—дважды, в 2—трижды и в 1 % случаев ччтыре и более раз. Вероятность виктимизации возрастает с каждым новым случаем.

— Около 25% опрошенных жертв считали, что они своей небрежностью или поведением способствовали своей виктимизации.

Перед тем как начать регуляяные опросы репрезентативных групп населения об их виктимизации, в США были проведены еще три предварительных исследования с целью дальнейшего усовершенствования предлагаемой анкеты и выяснения, какой временной интервал следует выбрать для отчетов. Далее было выяснено, действительно ли разработанный инструмент исследования позволяет учитывать факты виктимизации (гарантирует юридиче-

129

скую действительность). Проводился опрос лиц, выступавших перед органами уголовного преследования в качестве потерпевших, и сравнивали полученные данные с имевшимися уже фактами. Если в качестве временного интервала брали один год, то удавалось верно учитывать до 74% случаев виктимизации, но лишь половину телесных повреждений и две трети изнасилований. В 1972 г. в ФРГ начали постоянный сбор данных о виктимизации населения по всей стране, и такой же сбор был организован независимо от немецких исследований в 26 крупных городах США. Исследование виктимизации в половых преступлениях предпринял Берль Кутчински в Дании. Он опросил 198 мужчин и 200 женщин и получил следующие результаты:

— Скрытая сфера мелких половых преступлений исключительно велика. При достаточно высокой терпимости населения к половым преступлениям изменяется также и склонность заявлять о них в полицию. Отсюда и сообщений о них оказывается меньше, чем случается на самом деле деяний, и, стало быть, в официальной уголовной статистике их численность снижена. С разрешением свободного обращения порнографии и непристойных картинок и иллюстраций в Дании интенсивность случаев сексуального развращения малолетних пошла на убыль. Этот итог своего исследования Кутчински объясняет следующим образом: «Для большинства преступников сексуальные действия над детьми не являлись вожделенной целью, а служили жалкой (и потому достойной сожаления) заменой более предпочтительного, но недосягаемого нормального гетеросексуального акта». Этот субститут был в свою очередь заменен другим—порнографией.

Методы

Как известно, чтобы иметь возможность учитывать количественно преступное поведение (в широком смысле), за ним нужно вести наблюдение, ибо наблюдение, то есть целенаправленный и методически контролируемый учет событий, есть основополагающий способ сбора данных для всех эмпирических наук. Но в том и состоит дилемма криминолога, что он не может непосредственно и систематически наблюдать преступность в широком плане, поскольку преступления совершаются преимущественно втайне, так как преступник делает все, чтобы его преступное поведение не было никем замечено. В то же время криминолог обязан сделать все, чтобы не допустить тех уголовно наказуемых деяний, которые еще только должны свершиться, или помешать тем, которые уже имеют место. Эти соображения направлены прежде всего против включенного наблюдения, в ходе которого криминолог ради сбора более точной информации принимает участие в наблюдаемом им преступном деянии. Эти же доводы верны и для наблюдения без непосредственного участияя Так, например, криминолог мог бы наблюдать за магазинной кражей сквозь односторонне прозрачную стеклянную перегородку незаметно для во-

ров. Можно было бы также установить скрытую камеру для съемки противоправного и преступного поведения людей. Однако научно-этические соображения не позволяют этого сделать. Кроме того, таким путем возможно учесть лишь незначительные сравнительно часто совершающиеся деликты. Помимо наблюдения естественно происходящих событий можно осуществлять и искусственное наблюдение (в эксперименте), когда «преступное» поведение или событие систематически конструируется ради планомерного и упорядоченного наблюдения за ним. Приведем два примера такой методики:

— В отделе самообслуживания большого универсама во Фрайбурге (Брайсгау) Эрхард Бланкенбург. в целях эксперимента, провел серию магазинных «краж» в будние дни между 15.00 и 18.00 пополудни, использовав для этого двух «воров» с одним наблюдателем для каждого из них. Руководство отдела было предупреждено об эксперименте и согласно с ним. Но обслуживающий персонал отдела не проинформировали об этом. Цель эксперимента состояла в том, чтобы выяснить степень риска, которому подвергает себя магазинный вор при «нормальном» поведении. «Кражи» совершались так неумело, как этого можно ожидать от неопытного вора. Действия «воров» и наблюдателей были четко стандартизированы. «Воры» имели точное предписание о том, какие товары следует покупать, а какие красть. У каждого «вора» был портфель, одеты они были обычным образом, но не элегантно. Непосредственно после каждого эксперимента и «вор» и наблюдатель составляли протокол своих действий независимо друг от друга. Ни один из 40 случаев «воровства» не был раскрыт. Полностью успешно закончились 39 «краж», но во время одной из них «вор» отказался от своей затеи, почувствовав, что за ним наблюдают. Но и эта «кража» фактически не была раскрыта, просто ей помешали. Интересно, что другие покупатели заметили две «кражи», но ни на одного из «воров» донесено не было.

— В течение двух месяцев пятеро криминологов покупали по рабочим дням недели продукты в 272 магазинах Варшавы. После покупок товар тщательно проверялся на соответствие по качеству и количеству. При этом сравнивалась истинная цена с уплаченной. Из 433 покупок 340 (79"/о) оказались убыточчыми для покупателя. Ни количество, ни качество товара не соответствовало уплаченной цене. Таким образом, покупатели были обмануты.

Для определения объема (уровня) преступности, ее видов и тенденций развития подобные непосредственные «искусственные» методы наблюдения и эксперименты не подходят, так как они слишком дорогостоящи и к тому же ставят перед криминологами этические проблемы. Следовательно, наиболее приемлемыми способами измерения преступности остаются—помимо официальной уголовной статистики — непрямое опосредованное наблюдение, опрос по репрезентативным выыоркам населения на предмет совершения ими противоправных поступков (самоотчеты), опрос потерпевших (изучение процесса виктимизации) и наблюде-

130

131

ние того, как другие люди становятся преступниками и жертвами (опрос информантов). Речь идет при этом о первичной статистике, ибо цифры, нужные для криминологии, собираются непосредственно. Криминолог, исследующий скрытую преступность, опрашивает людей о тех уголовно наказуемых деяниях, которые они совершили сами, жертвами которых они стали, или видели в этой роли других, или узнавали о них каким-то иным способом. Таким образом, речь здесь идет не о подсчете деликтов, на которые реагировали полиция, суды и органы исполнения наказания (вторичная статистика). Во многих странах проводились многочисленные опросы школьников и школьниц, учащихся специальных училищ, студентов и студенток, рекрутов во время их освидетельствования. Исследователей в целом интересовало, какие деликты они когда-либо совершали. Опросы дали, по сути, одни и те же результаты, однако в большинстве случаев они осуществлялись по нерепрезентативным выборкам. В качестве контрольных групп были выбраны подростки-заключенные или же воспитанники детских домов. Целью этих опросов было выявить преступность непосредственно среди населения и определить различия между лицами, задержанными полицией, и теми, чье противоправное поведение не было ею обнаружено. Ставилась задача узнать, почему некоторые деликты сопровождались официальной реакцией, тогда как в других случаях преступники оставались неизобличенными. Чтобы избежать ошибок и неточностей официального учета преступности, анкеты заполнялись респондентами в классных помещениях и лекционных залах с соблюдением конфиденциальности. Людей спрашивали о раскрытых и нераскрытых преступлениях, уточнялась и частота совершения противоправных действий. Анкеты частично заполнялись анонимно, некоторая часть данных перепроверялась для большей точности по материалам полиции, судов и школ, иногда опросы повторялись. Наконец, самоотчеты комбинировались с опросами о том, как люди становились потерпевшими, или с опросами информантов (родителей, учителей).

При опросах жертв интересовались, от каких преступлений (в определенный отрезок времени) они пострадали. Когда применялся метод опроса в семьях, кого-то из взрослых спрашивали, не был ли он сам или кто-либо из членов семьи, а то и вся семья жертвами преступления.

При самоотчете респондента речь может идти только о личной виктимизации. В ходе исследования проблемы виктимизации в большинстве случаев выясняются также и причины отказа от заявления в полицию о преступлении (если сам опрашиваемый был жертвой), наличие у жертвы страха перед преступлением, равно как и ее уголовно-политические взгляды. Конечно, различные деликты неодинаково годятся для опроса людей, которые от них пострадали. По вполне понятным причинам из таких опросов исключаются преступления против жизни. Тяжкие преступления являются статистически столь редкими феноменами, что обнару-

жить их в нормальной репрезентативной выборке довольно трудно. Во время первого опроса в США в масштабе всей страны после того, как было проинтервьюировано 33 000 человек, выявленными оказались всего 120 тяжких насильственных преступлений. При опросах жертв речь идет преимущественно о мелких преступлениях и деликтах средней тяжести. Менее пригодны для опросов уголовно наказуемые деяния с абстрактными или коллективными жертвами, например преступления против общественного порядка, хозяйственные и экологические преступления.

Во многих странах проводились исследования процесса виктимизации. Были предприняты опросы по наиболее представительным выборкам—в семьях, на промышленных предприятиях, среди лиц разного пола и возраста посредством личных и телефонныы интервью о том, как люди становятся жертвами преступлений. Эти исследования преследовали следующие цели:

— Выяснить масштабы, распределение и развитие преступности. Они показывали интенсивность виктимизации, место и время совершения деликтов, отношения между преступниками и жертвами, а также социодемографические признаки преступника

и жертвы.

— Исследовать ущерб от виктимизации. Выяснялись степень телесных повреждений и душевных расстройств, а также размеры материальных потерь. Сопоставлялись ощущение безопасности и страх перед преступлениями у жертвы и нежертвы.

— Определить риск виктимизации. Сравнивались социодемографические признаки жертв и нежертв, из чего выводилось различие в их поведении. Выяснялась степень уязвимости отдельного человека или какой-то социальной единицы (семьи) для преступлений. Такое исследование выявляет опыт жертвы в процессе собственной виктимизации.

- Получить сведения о методах и эффективности действий системы уголовной юстиции. Определялось, как и почему население заявляет или не заявляет об имевших место преступных актах. Изучалось участие населения в деятельности уголовной юстиции и его отношение к этой системе. Наконец, делались попытки исследовать вопрос об удовлетворенности или неудовлетворенности населения деятельностью полиции, судов и органов исполнения наказания, а также выяснить причины удовлетворенности или неудовлетворенности.

Постоянные исследования в области виктимизации ведутся в США с 1972 г. В рамках «Национального обзора преступности» (National Crime Survey) составляются национальный обзор семей, обзор семей в 26 крупных городах США, национальный обзор промышленных предприятий, обзор промышленных предприятий в 26 крупных городах США. Из них самым важным и единственным постоянно обновляемым является национальный обзор домашних хозяйств. Официальная статистика (в частности, полицейская уголовная) и исследования виктимизации не только не исключают, но и с необходимостью дополняют друг друга.

Каждый из этих методов оценки преступности имеет свои сильные и слабые стороны. Но вопрос не в том, какой источник данных лучше, а в том, какой из них лучше использовать с той или иной целью. Постоянный и охватывающий всю страну сбор данных о виктимизации основывается в США на вполне репрезентативной выборке, насчитывающей 60000 семей со 132000 жителей. До 1977 г. опросы были проведены на 41 400 промышленных предприятиях. Выборка в крупных городах делалась независимо от общенациональной статистики. В каждом из 26 крупных городов, выбранных для опроса, в 1973 и 1975 гг. было проинтервьюировано каждый раз примерно 10000 семей и около 3200 промышленных предприятий. Опрос, который ведется ежемесячно, включает шесть независимых друг от друга частичных выборочных проб одинаковой величины. Так, в январе интервью проводят в 10000 семей с 22000 членов этих семей. В следующем месяце и в последующие четыре обследуются независимо сделанные выборки в тех же объемах. А в июле вновь опрашиваются те семьи, которые наблюдались в январе, и в дальнейшем все повторяется. Таким образом, одни и те же выборки перепроверяются дважды в год на предмет того, становились ли люди жертвами преступлений в последние полгода до опроса или нет. Эти выборки проводятся в течение трех лет. Через три года порядок опроса меняется. Членов семей в возрасте 12 лет спрашивают о лично ими совершенных преступных деяниях (изнасилование, ограбление, нанесение телесных повреждений, кражи), а также о преступлениях против неприкосновенности жилища (кража со взломом, ограбление квартиры, угон автомашины). Каждому задаются примерно 100 вопросов. В опросах не участвуют государственные и городские власти, банки и сельскохозяйственные предприятия, а с 1977 г. также и промышленные предприятия.

Резюме о самоотчетах

Опросы лиц (преимущественно подростков) о том, как они совершили преступные деяния, дали в разных странах по существу сходные результаты, которые в целом можно свести к следующему:

— Противоправное поведение имеет гораздо больший размах, нежели это отражается в официальной уголовной статистике. Большаяяяасть уголовно наказуемых деяний, остающихся в сфере скрытой преступности, носит характер мелких преступлений. Акты вандализма, магазинные кражи, нанесение легких телесных повреждений совершаются хотя бы раз в жизни почти каждым подростком мужского пола. Правонарушения этого типа широко распространены повсеместно, и в них нет ничего ненормального как в личностном, так и в социальном плане.

— Не существует деления людей на правонарушителей и законопослушных граждан, на преступников и непреступников. Такая дихотомия является сверхупрощением. Противоправность—это

134

не постоянное свойство человека, как, например, деление по признаку пола на мужчин и женщин. Здесь нельзя говорить о чем-то либо имеющемся, либо неимеющемся, а скорее нужно понимать как в большей или меньшей степени выраженную черту. Противоправное поведение более или менее равномерно распространено среди подростков и молодежи. Но на одном крнце этого континуума сосредоточено большинство подростков, которые редко совершают мелкие деликты. А на другом конце противоправное поведение обретает большую интенсивность и увеличивается тяжесть деяний. Имеется и совсем незначительное число подростков, чьи проступки, однако, часты и серьезны.

— Лишь очень малое число подростков совершают частые и тяжкие преступления и превращаются в закоренелых рецидивистов. Но это меньшинство ответственно за большую часть преступности. В этом плане можно разделить всех правонарушителей на тех, кто совершает мелкие и редкие проступки, и тех, чьи деяния носят более серьезный и устойчивый характер. Специализация в подростковой преступности исключительно редка. Подростки, чьи действия повлекли за собой официальную реакцию,— это, как правило, те, кто совершает наибольшее количество противоправных серьезных деяний. Уголовная юстиция работает подобно рыбаку с крупноячеистым неводом, в который попадается преимущественно крупная рыба. Но бывает и так, что и крупная рыба уходит из невода непойманной.

— Официальным инстанциям социального контроля (полиции, судам) становится известной лишь малая часть совершаемых преступлений. Задержать удается также очень немногих несовершеннолетних правонарушителей. Санкции применяются только к весьма незначительной их части.

- Поскольку о тяжких преступлениях, причиняющих большой ущерб, полиции сообщают чаще, чем о незначительных преступлениях, сфера скрытой части последних гораздо обширнее, чем первых.

— Дляяофициально зарегистрированных правонарушителей, как правило, характерны более частые и серьезные деликты, чем для тех подростков, чьи правонарушения остаются в сфере скрытой преступности. Риск раскрытия преступления зависит в принципе от частоты и тяжести совершаемых деликтов. Но в любом случае лишь относительно немногие подростки идут на частые и тяжкие преступления. Те, кто совершает самые тяжкие преступления, заметно чаще попадаются и изобличаются официальными инстанциями социального контроля. Есть, однако, подростки, которые совершают много мелких деликтов и официально подвергаются наказанияя, а есть и такие, кто постоянно совершает тяжкие преступления, но избегает уголовного преследования.

— Девушки и молодые женщины в меньшей степени представлены в скрытой преступности, чем юноши и подростки мужского пола. Однако разница между мужской и женской скрытой преступностью не столь велика, как это представлено в статистике. Де-

вушки и молодые женщины не так уж часто идут на правонарушения, и если и совершают преступления, то в основном мелкие. Поэтому и скрытая преступность у женщин встречаетсяячаще, чем у мужчин (Junger-Tas 1977). Полиция и суды подходят к правонарушениям девушек и молодых женщин, как правило, мягче. Их деликты представляются правоприменительным органам довольно редкими и не столь серьезными, поэтому эти органы считают женщин и девушек менее опасными для общества.

— Противоправные действия—это в принципе групповой феномен. В большинстве случаев они совершаются в компании сверстников (чаще всего вдвоем). Это относится в одинаковой степени к подросткам мужского и женского пола, хотя последние совершают существенно меньше противоправных действий, чем первые. Но если девушки совершают преступные действия, то делают это главным образом в компании сверстников (сверстниц). Разумеется, то обстоятельство, что деликты совершаются подростками в компании сверстников, отнюдь не означает, что большую часть подростковой делинквентности составляют преступления, совершаемые бандой. Помимо такого феномена, как хорошо организованная и социально значимая банда, существуют еще разнообразные и менее четкие формы делинквентного сотрудничества (шайка, компания, кодла, группа, ватага).

— Противоправное поведение обнаруживается во всех слоях населения. Но внутри них оно распределяется неравномерно. Подростки из среднего и верхнего слоев общества признаются в совершении очень многих деликтов. Конечно, гораздо большее количество преступных действий, в том числе и серьезных, совершаются подростками из социально и экономически неблагополуччых слоев населения. Преступность подростков из низших социальных слоев подвергается более интенсивному уголовному преследованию, поскольку их преступления более часты и серьезны и потому что официальные инстанции социального контроля (полиция, суды) сччтают этих подростков более опасными, даже если объективно это и не всегда так. Реакция правоохранительных органов на противоправное поведение подростков из низших социальных слоев всегда более жесткая (лишение свободы), так как в низших слоях отношение к преступности гораздо суровее, у них слабее социальные связи и в силу этого они не могут защитить своих подростков перед официальными инстанциями социального контроля. К тому же у них нет таких возможностей для самостоятельного (домашнего) воспитания детей, какими располагают средние и верхние слои общества.

Резюме об изучении проблем виктимизации

Опросы лиц о том, как они стали жертвой преступления, или о том, как их семья стала объектом преступления, дали в различных странах по существу схожие результаты:

— В действительности количчство преступлений более чем в два раза превышает то, что фиксируют официальные органы.

Уголовная статистика показывает лишь часть общеуголовной преступности, складывающейся из открытой и скрытой сфер. Скрытая преступность, изменяющаяся от деликта к деликту и от страны к стране, меняет с течением времени И свой размах, и свою структуру (например, вследствие перемены населением своего отношения к заявлениям в полицию, вследствие сдвигов в интенсивности борьбы с преступностью). Официальная уголовная статистика учитывает в основном традиционные виды преступности, которые носят самый тяжкий характер и совершаются преступниками наиболее часто.

— Если в общественном сознании преступность отождествляется с насилием, то в действительности она сводится главным образом к кражам и кражам со взломом. Такие тяжкие преступления как например, ограбление, изнасилование, случаются довольно редко (Hindelang, Gottfredsen, Garofalo 1978). Преступления против личности, изнасилование, ограбление, нанесение телесных повреждений в США составляют только 15,8% уголовно наказуемых дяний, тогда как разные формы краж—не менее 84,1 /о (рис. 2).

Квартирная кража 24,5%

Кража автомобиля (угон) 3,5%     \

Изнасилование 0,4% Ограбление 3,3%

Кража со взломом 17,6%

Нанесение телесных повреждений 12,1%

Хищение личного имущества (кража) 38,3%

Имущественные преступления

Насильственные преступления

Доля различных видов виктимизации в США в 1981 г. (по данным исследований скрытой преступности).

Источник- U.S. Department of Justice. Criminal Victimisation in the United States, 1981. Washington D. С., 1983, p. 22.

136

137

— Виктимизация распространяется среди населения неравномерно. Если риск стать жертвой изнасилования или ограбления невелик, то виктимизация в результате актов вандализма или мелких краж случается часто. При этом мужчины становятся жертвами ччще женщин. Риск стать жертвой преступления больше у молодежи, чем у пожилых людей. С возрастом снижается тяга к деликтам у преступников и вероятность виктимизации у остальных. Одинокие люди, разведенные и раздельно живущие супруги чаще подвергаются виктимизации. чем женатые и замужние. Жители крупных городов в большей степени подвержены виктимизации, нежели население деревень, малых и средних городов и предместий. Жертвами преступлений достаточно часто становятся безработные.

— Только небольшая часть жертв насильственных преступлений получает тяжкие телесные повреждения, причем лишь немногие случаи требуют госпитализации (Gottfredsen, Hindelang 1976). Преступления против собственности приводят в основном к незначительным материальным потерям. Преступления же, наносящие тяжелый материальный ущерб, редки. Исключением является только угон автомашин, представляющий собой наиболее ощутимое по своим последствиям уголовно наказуемое деяние. Хотя насильственные преступления (изнасилование, нападение с целью ограбления), как правило, влекут за собой незначительные телесные повреждения, но наносимый ими психический и социальный урон для жертвы и ее семьи весьма серьезен. Женщины чувствительнее относятся к последствиям виктимизации при насильственных преступлениях, нежели мужчины.

-— Скрытаяяпреступность по некоторым группам деликтов оказывается особенно значительной. Наиболее показательны в этом преступления, связанные с распространением и потреблением наркотиков, хозяйственные преступления, применение насилия и половые преступления в семье (истязание женщин и детей, принуждение к сожительству в браке, кровосмешение) и вандализм. В отношении преступлений, связанных с наркотиками, заявлений в полицию обычно не поступает, так как это не соответствует желанияя жертвы. Заявлений о хозяйственных правонарушениях полиция также почти не получает, ибо большая часть жертв несет от них такой ущерб, который представляется людям незначительным или которого они вовсе не замечают. Насильственные и половые деликты в семьях также либо не рассматриваются жертвами как преступления, либо о них не заявляют из боязни распада семьи. Что же касается актов вандализма, то население всегда считает маловероятным, чтобы полиция раскрыла такие преступления.

— Почти о половине всех уголовно наказуемых деяний полиции становится известно. О правонарушениях, в результате которых причиняется серьезный материальный ущерб и/или наносятся тяжкие телесные повреждения, полиции сообщают чаще, чем о тех, которые вызывают незначительный материальный ущерб или

легкие телесные повреждения. О совершенных преступлениях заявляют чаще, нежели о покушениях на совершение преступления (Skogan 1984). Люди не заявляют о преступлениях по следующим причинам. Во-первых, они могут считать деликт недостаточно серьезным для заявления о нем. Во-вторых, могут полагать, что полиция многого не добьется (трудно представить доказательства). В-третьих, издержки, связанные с подачей заявления и с уголовным процессом, могут казаться им несопоставимыми с получаемой от этого выгодой. В-четвертых, жертва может бояться мести преступника. Далее, жертвы, имевшие опыт обращения с такими заявлениями, оценивают работу органов уголовного преследования не столь положительно, как жертвы, не имевшие такого опыта. Многие жертвы рассматривают свое положение как «личное дело», при этом они либо хотели бы защитить преступника, либо знают, что сами были втянуты в это преступление (взаимное причинение вреда). Жертвы, находящиеся в каких-то личных связях с преступником (например, если он знакомый, родственник, друг, интимный партнер), реже заявляют о себе как о потерпевшей стороне, чем те, для кого преступник был чужим.

— Представители низших слоев чаще становятся жертвами насильственных преступлений. С ростом семейного достатка растет и вероятность подвергнуться ограблению.

— Женщины испытывают больший страх перед преступлениями, чем мужчины; пожилые—больший страх, чем молодежь. В то время как преступность в своем микрорайоне оценивается как вызывающая не слишком большое беспокойство, рост преступности в городе или в целом по стране, о котором сообщают средства массовой информации, считается опасным. Представители низших слоев боятся преступлений больше, чем представители средних и высших слоев.

— Работу полиции население оценивает преимущественно как удовлетворительную или даже хорошую. Положительное отношение к полиции проявляют пожилые люди, женщины и представители низших слоев общества. Молодые холостяки, однако, в своем большинстве критикуют полицию. Отношение населения к работе судов и органов исполнения наказания более негативное, чем к полиции. Многие считают, что они мягко обращаются с преступниками. Такого мнения, однако, не придерживаются жертвы преступлений, но только по отношению к своим особым случаям. Конкретный опыт делает их менее склонными к наказаниям. Почти пятая часть жертв преступлений недовольна работой полиции, осуждает ее бездеятельность, недостаточность информации, получаемой от полиции, а также отсутствие у нее сочувственного отношения к жертве.

— Многократная виктимизация довольно редка (около 5% опрошенных жертв), но она встречается все же чаще, указывается в данных статистики (Reiss 1980). Первая виктимизация повышает вероятность повторной. Причины и последствия повторной виктимизации пока еще недостаточно хорошо изучены (Sparks 1981).

— К повышенной виктимизации приводят не биопсихосоциа-льные обстоятельства, а стиль жизни. Под стилем жизни следует понимать ежедневные занятия на работе, при ведении домашнего хозяйства, на отдыхе, в школе. Некоторые люди обладают повышенной притягательностью для преступников (например, по причине владения большими материальными ценностями). Другие оказываются уязвимыми для преступлений потому, что постоянно втягиваются в виктимогенные ситуации, где они легко превращаются в жертв. Социальная изоляция (холостяцкая жизнь, раздельное существование супругов, развод) может служить причиной виктимизации. Продолжительная близость к преступникам и преступлениям создает в конце концов благоприятные условия для виктимизации.

Пределы исследований скрытой преступности

Каждый опрос является опосредованным соприкосновением с действительностью и как таковой подвержен фальсификации. Исследования скрытой преступности не обеспечивают достоверного отображения реальности. Иллюзорно мнение, будто с помощью исследований скрытой преступности можно определить «подлинное» состояние преступности, тогда как официальная уголовная статистика якобы лишь поставляет данные, искаженные реакцией официальных инстанций социального контроля. Но ведь и исследования скрытой преступности тоже «конструируют» действительность. Любая уголовная статистика дает лишь какое-то приблизительное отображение реальности (Weiss 1983). Исследованиям скрытой преступности присущи определенные недостатки и пределы возможностей:

— Они дают очень мало данных о наркомании и наркобизне-се, о хозяйственных и политических преступлениях, об организованной преступности и внутрисемейных деликтах. Во всех этих важных сферах криминологам приходится ориентироваться на индивидуальные исследовательские работы.

— Некоторая часть деликтов не доводится до сведения полиции и не упоминается в отчетах о скрытой преступности. О мелких деликтах очень быстро забывают ввиду их незначительности. О тяжких вспоминают с неохотой (Kreuzer 1978, 1980). Преступник боится изобличения и наказания. Жертва же переживает психическую травму, ибо ей нанесен урон. Криминализация и викти-мизация—это сугубо чувственные процессы. Человек склонен забывать о неприятностях или отгонять мысли о них, их не хотят признавать. Человек предпочитает обманывать себя, он стыдится самого себя, лжет, чтобы не открывать правду о своей сопричастности (Skogan 1982). «Двойной стандарт» цифр преступности различен для разных преступлений. Многие факты свидетельствуют, что даже исследования скрытой преступности не показывают истинного уровня противоправности и преступности: он оказывается заниженным (Skogan 1977).

— Искажение данных о скрытой преступности возможно под влиянием руководителя эксперимента и респондентов. Отдельные руководители исследований недостаточно настойчиво побуждают респондентов отвечать на вопросы. Другие полагают, что обязаны «выспросить» у опрашиваемых как можно больше фактов о противоправном поведении и преступности. Именно с таким представлением о своей роли они и подходяяяяяяяяяяяя своих задач {Levine 1978). Респонденты отвечают на вопросы руководствуясь личными ценностными критериями или в соответствии со своим представлением о социальной значимости их ответов или социальном заказе. С повышением уровня образования у респондентов растет и способность вспоминать и хорошо рассказывать о себе (Sparks 1981). Очень многие не могут или не хотят вспоминать о преступных событиях или об их подробностях, иногда они переносят свои переживания, связанные с их криминализацией или виктимизацией, в отчетный период, тогда как на самом деле это имело место раньше (телескопирование событий).

— Каждый список деликтов, предлагаемый для опроса,—это выборка из общего перечня противоправных и уголовно наказуемых деяний (Junger-Tus 1977). Эти списки в различных анкетах выглядят по-разному, поэтому и результаты исследований трудно сравнивать друг с другом. Необходимо стандартизировать анкеты опроса по скрытой преступности, выбирать одинаковые деликты и соблюдать единообразие при формулировках вопросов, поскольку и последовательность вопросов, и их словесное оформление, и особо подчеркиваемые в них моменты могут оказывать свое влияние на получаемые ответы.

— Из-за того что тяжкие преступления и случаи повторной криминализации и виктимизации встречаются довольно редко, в исследованиях скрытой преступности эти формы противоправности учитываются слабо. Даже в очень больших выборках (например, в «Национальном обзоре уголовной статистики» США) интенсивность тяжких преступлений и многократных случаев криминализации и виктимизации не всегда оказывается достаточной для тщательных и систематических исследований. К этому добавляется и то, что преступники-рецидивисты, как и многократные жертвы преступлений, не могут точно помнить все подробности случившегося и своего состояния. По причине большой частоты этих событий их подробности легко стираются из памяти. Поскольку же для криминологии очень важно исследовать подгруппы людей с высоким риском криминализации и виктимизации, для анализа «серийных» феноменов такого рода должны быть разработаны специальные методы выборки и опроса (Dodge 1984, Letzer 1984).

— Против самоотчетов выдвигаются некоторые дополнительные методологические возражения. Эта методика чрезмерно замыкается на опросе молодых людей, а в результате собирается слишком много сведений о тривиальных, мелких преступлениях (Kaiser 1980). Очень немногие исследования, основанные на са-

моогчетах, являются репрезентативными (Paul Brobtingam, Patricia Brantingam 1984). Во время многочисленных опросов школьников в классах отсутствуют злостные прогульщики, больные школьники, а также учащиеся из интернатов, детских домов и учащиеся заочно, а также те, кто не обяяан посещать школу. В анкетах-самоотчетах наименее надежные ответы дают те подростки, которые наибольшим образом втянуты в преступность, особенно те, кто уже состоит на учете официальных органов контроля (Hin-delang, Hirschi, Weiss 1981: Kreuzer 1978). Эта методика, наконец, затрудняет целенаправленное изучение самых нижних слоев общества, что для криминологии является наиболее интересным (S. Qensel, Е. Qensel 1979). Но так ли уж много преступлений концентрируется на этом уровне? Это представляется сомнительным. Предполагая особую предрасположенность к преступности в самых нижних слоях общества, мы тем самым некритически следуем чисто экономической модели преступности.

— Относительно надежности и достоверности исследований (Nettler 1984), строящихся на самоотчетах, также высказываются серьезные сомнения. Под надежностью понимают точность измерений, обеспечиваемую тем или иным средством исследования. По ней судят, насколько адекватно анкета отражает то, что она должна отразить, а именно подростковую преступность. Анкета должна давать соответствующие результаты, если она используется разными руководителями экспериментов, при различных обстоятельствах и в разное время. Результаты должны быть стабильными и постоянными (Anastasi 1982). Устанавливается это путем повтора тестов после значительного перерыва. Дэвид Фар-рингтон применил такой метод, в ходе которого он предложил юношам 38 карточек с напечатанными на них вопросами о нескольких деликтах. Юноши должны были затем распределить эти карточки по двум категориям: «Я это делал» и «Я этого не делал». При повторении этого теста через два года четверть юношей уже отрицала свои прежние показания о преступлениях. К таким же выводам пришла и Джоанна Шэпленд.

— Достоверность говорит о степени точности, с которой то или иное средство исследования (в частности, анкета) оценивает виды поведения (в данном случае — преступного), подвергаемого измерению (Anastasi 1981). Достоверность анкеты-самоотчета проверялась многими исследователями. Джон Кларк и Ларри Тиффт (1966) проверяли своих респондентов с помощью таких анкет. После этого они подвергли их тестам на полиграфе (детекторе лжи), который измеряет частоту пульса, характер дыхания, кровяное давление и электрическую сопротивляемость кожи, выявляя тем самым, говорит ли опрашиваемый правду. 18,5% респондентов при испытании на полиграфе изменили свои предыдущие ответы. Утаивание преступлений было втрое больше, чем выдумывание несостоявшихся преступлений. Мартин Гоулд опрашивал юношей и девушек о совершенных ими деликтах, прибегая к индивидуальному интервью. Затем он проверил свои ре-

\А~>

зультаты путем опроса тех информантов (учителей, работников сферы социального обеспечения), которые наблюдали правонарушения подростков или которым юноши и девушки сами рассказывали об этих случаях. Гоулд пришел к выводу, что правду говорили 72% подростков, лгали 17%, а 11% давали сомнительные ответы. Джон Блэкмор обнаружил, что более 75% подростков признавали только те правонарушения, которые были официально зарегистрированы. Только 0,9% подростков признали себя виновными в совершении уголовно наказуемых деяний, хотя это и не соответствовало действительности. Наконец, опрос юношей о совершенных ими деликтах проводили также Роберт Хардт и Сандра Петерсон- Хардт. Они проверили полученные результаты по регистрационным записям полиции и установили, что 78% испытуемых дали достоверные показания о своих деяяиях (но только об официально зафиксированных), тогда как чуть меньше 10% просто придумали свои правонарушения и никогда их не совершали. Это позволяет сделать вывод, что надежность и достоверность исследований, основанных на самоотчетах преступников, являются вполне удовлетворительными (Nettler 1984).

Значение исследований скрытой преступности для криминологии

Преступлений, как и правонарушений, которые можно было бы рассматривать в отрыве от реакции на них, не бывает. Преступность в широком смысле, определяемая уголовным законодательством, учитывается с помощью исследований скрытой преступности. Преступность в узком смысле, выывляющаяся в процессе применения уголовного права, фиксируется официальной уголовной статистикой. Преступность воплощена в тех процессах, которые мы можем наблюдать и на которые должны реагировать. Это некая модель, вспомогательная мыслительная конструкция, каким бы способом ее ни создавали—исследованиями скрытой преступности или официальной уголовной статистикой. Обе эти формы сбора уголовпо-статистических данных, имеющие важное значение для криминологических исследований, позволяют получать не абсолютные, а дополняющие, сближающие и перекрывающие друг друга сведения о правонарушениях и преступлениях. Благодаря исследованиям скрытой преступности удалось поставить криминологические теории на новую фактологическую основу. В результате прежние криминологические исследования отнюдь не потеряли свое значение. Признание того факта, что делинквентность и преступность довольно широко распро-. страненные общественные явления, пусть даже в самых неопасных формах, почти полиостью исключает уголовно-биологиччские или психопатологические объяснения преступности. Вперед выступают соображения простого научения преступным действиям, а вслед за этим и теоретические проблемы контроля.

Как официальная, так и неофициальная уголовнаяястатистика имеют свои плюсы и минусы. В рамках неофициальной уголовной статистики более предпоччительными оказываются методы изучения виктимизации, а не методы самоотчета о преступлениях, ибо человек более склонен рассказывать о том, как он стал жертвой преступления, а не как совершал его сам. Опрос населения по репрезентативной выборке относительно виктимизации необходимо сделать важнейшим исследовательским инструментом криминологии (Morris, Hawkins 1970). И конечно, в криминологических исследованиях нельзя обойтись без официальной уголовной статистики и без эмпирических полевых исследований, не говоря уже об изучении скрытой преступности. Официальную уголовную статистику и исследования скрытой преступности нужно рассматривать как взаимодополняющие источники сведений по многим приччнам:

— В официальной уголовной статистике фигурируют преимущественно точки зрения практиков уголовного правосудия. В исследованиях скрытой преступности в большей мере затрагиваются криминологические аспекты.

— Изучение скрытой преступности позволяет получать сведения о мелких преступлениях, а официальная уголовная статистика полнее учитывает более серьезные преступления.

— Официальная уголовная статистика рассматривает преступление и противоправное деяние скорее с точки зрения официальных инстанций социального контроля. И в ней более серьезно учитываются обстоятельства самого преступления, а также точка зрения преступника и уголовно-правовая оценка преступности (криминологические особенности отдельных деликтов). В отличие от этого исследования скрытой преступности придают криминологическому знанию новое измерение. Они дают сведения о моральном ущербе, а также телесных и душевных повреждениях, вызванных противоправными и откровенно преступными деяниями. Они информируют о распределении виктимизации в той или иной социальной структуре и о «цене» преступлений. Изучение процесса виктимизации позволяет выявлять ощущения, ожидания, убеждения и ценностные ориентации населения в отношении уголовного законодательства и законоприменения. В этом плане такие исследования представляют собой своеобразный критерий для определения степени внутреннего беспокойства населения по поводу преступности.

— Когда, согласно официальной уголовной статистике, преступность растет, зафиксированное повышение ее уровня может быть либо истинным, либо кажущимся. Готовность населения к сообщениям в полицию и интенсивность мер уголовного преследования со стороны официальных инстанций социального контроля (полиции, судов и органов исполнения наказания) могут расти, а скрытая преступность соответственно сокращаться. В противоположном случае наблюдается заметное снижение преступности (а в действительности—расширение сферы скрытой пре-

ступности). Таким образом, путем выявления скрытой преступности можно установить, является ли изменение масштабов преступности (спад или подъем) подлинным или кажущимся.

— Сравнивая результаты исследований скрытой преступности с данными уголовной статистики, которую ведут полиция, суды и органы исполнения наказания, можно установить, достаточно ли эффективно работают официальные инстанции социального контроля или нет. Нередко при очевидном снижении масштабов преступности (и фактическом расширении скрытой преступности) приходится признавать безуспешность работы формальных органов контроля.

— Опросы жертв преступлений позволяют увидеть субъективную сторону подъема преступности (в субъективном восприятии общественной безопасности), то есть такие сферы общественного сознания, как страх населения перед преступностью и его фантазии о деликтах, как отношение опрашиваемых к инстанциям формального социального контроля. Поскольку с изменением правосознания изменяется также и готовность населения к сообщениям (так, с либерализацией сферы сексуального поведения снижается и количество заявлений о половых преступлениях), постольку с помощью исследований скрытой преступности могут и должны определяться изменения в правосознании населения.

— Благодаря исследованиям скрытой преступности облегчаются международные сопоставления, ибо при опросах жертв преступлений практически устраняются все методические лазейки для искажения действительного положения вещей, что всегда случается при подсчетах, производимых полицией, судами, службой помощи условно осужденным и органами исполнения наказания (в результате «ножниц» между уголовным законодательством и применением уголовных законов).

Как свидетельствует весь криминологический опыт, никогда и никому не удавалось еще полностью и абсолютно точно определить истинный уровень (как объективный, так и субъективный) общественной безопасности. Поскольку же знание объективного и субъективного восприятия общественной безопасности«состав-ляет основу любого криминологического теоретизирования и уголовно-политической аргументации, постольку для криминологического анализа фактов нужно привлекать данные официальной и неофициальной уголовной статистики, выводы отдельных эмпирических исследований, практический опыт работы уголовной юстиции, а также все демографические и экономические сведения, чтобы таким путем получить в какой-то мере надежные результаты. Опора только на один источник данных может привести к ложным выводам.

Итоги исследований скрытой преступности имеют существенное значение для современной уголовной политики. Когда преступность и делинквентность распространены во всем обществе (пусть даже в более легких формах), тогда в «нормальном» обществе не возникает никакой фарисейской заносчивости (Pinatel,

Schur 1969). В подобных случаях проявляется скептическое отношение к любой чрезмерной криминализации (то есть к принятию и применению слишком строгих уголовных законов) и к сверхин-ституционализации (то есть к созданию очень многих мест лишения свободы и увеличению численности заключенных). Повышенная реакция на преступность, ее несоответствие реальной необходимости не только несправедливы, но и могут привести к нежелательным побочным явлениям, в частности к усилению и закреплению в обществе противоправного и преступного поведения. Даже сверхконтроль способен вызвать негативные последствия. Для решения практических задач уголовной юстиции большое значение имеет то, что между преступниками и другими гражданами не существует четкого разграничения.

Полная раскрываемость преступности привела бы к краху всей правовой системы, поэтому система уголовной юстиции может существовать только при наличии определенной скрытой преступности. Это правильно. Однако скрытая преступность не должна становиться чересчур интенсивной, она должна оставаться в рациональных, разумных пределах. Это значит, что мелкой преступности нужно давать шанс на стихийное развитие (принцип невмешательства). За счет декриминализации и депенализации мелких преступлений и правонарушений система уг оловной юстиции должна сосредоточить свое внимание на таких формах проявления преступности, которые являются узловыми и порождают новые правонарушения и преступления (например, организованная преступность, хозяйственные преступления). Мелкие уголовные конфликты (например, преступления в узких социальных кругах) можно передавать на усмотрение самих участников. Даже совершающих тяжкие преступления нельзя превращать в «козлов отпущения» для всего общества. Они имеют право на гуманное обращение в соответствии с принципами правового государства.

Наряду с осознанием того, что между преступниками и обычными гражданами нет четкой границы, исследования скрытой преступности позволили нам уяснить еще один ключевой момент, а именно что жертва преступления является «стражем ворот» системы уголовной юстиции. Поэтому не только из соображений справедливости, но и из практического уголовно-политического расчета каждая вторичная виктимизация, каждое новое превращение человека в жертву преступления должны предупреждаться, предотвращаться уголовной юстицией. Ибо вся практика уголовного правосудия настроена на сотрудничество с жертвами преступлений. Отсюда первостепенное значение имеет разработка программ возмещения вреда потерпевшим, оказания помощи потерпевшим и достойного обращения с "чми.

1. ПОСОБИЕ ПО СОЦИАЛЬНОЙ ПСИХОЛОГИИ Таганрог 2004 УДК 301.html
2. Милосердие ПОЛОЖЕНИЕ О ПРОВЕДЕНИИ АКЦИИКОНКУРСА ДЕТСКИХ ПОДЕЛОК ПОДАРОК МАМЕ г
3. тематическая статистика на тему- Телевизионная реклама Студент
4. .МЕТОДИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ4 2.
5. культурной деятельности и современные технологии организации Влияние праздников на формирование и развит
6. реферат дисертації на здобуття наукового ступеня кандидата медичних наук Київ 2002 Дисертаці
7. ій позиції розташовувалася Україна яка за кількістю туристичних прибуттів пропустила перед себе визнаних с
8. Дедуктивные умозаключения
9. проклятыми но люди что сотворили это сами оказывались в вечном страхе
10. Воронеж 7 ноября 2013 г
11. на тему Лекарственные растения регулирующие функции периферического отдела ЦНС
12. на тему- Правовое регулирование вопросов обеспечения производственной безопасности
13. Вариант 3 I ОРФОГРАФИЯ
14. Тема- Целевые бюджетные и внебюджетные фонды Вариант 24 Выполнила- студентка 2 курса на базе С-П
15. Эмоциональное развитие детей младшего дошкольного возраста
16. Удаления мозолей
17. Земельный кадастр Кадастр застроенных территорий Геодезические работы при ведении кадастра
18. Планирование постановки судна на якорь
19. Тема- ПРАВИЛА ПОВЕДЕНИЯ И ДЕЙСТВИЯ НАСЕЛЕНИЯ В ОЧАГАХ ПОРАЖЕНИЯ В
20. по теме Интеграл Неопределенный интеграл

Материалы собраны группой SamZan и находятся в свободном доступе