Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Я ждала звонка, знала, что мне позвонят. Знала, так или иначе, но этот фильм будет моим. Вопрос не в том, насколько я подходила на роль. Я не была актрисой, и, в отличие от других, никогда не пыталась прикинуться ею. Единственное, что было мне ясно ― мы с Микки предназначены друг для друга. И я была уверена, что у нас что-то получится.
Когда стали поговаривать, что роль Эмили предлагают Синди Кроуфорд, мой оптимизм поуменьшился. Но все же часть меня была неустрашима. Не знаю, как объяснить, но я не сомневалась, что наши с Микки пути снова пересекутся.
Мне действительно позвонили. Я услышала его голос на другом конце телфона, и мое сердце выпрыгнуло из груди. Я хотела быть с ним. Мы разговаривали, и он спросил меня., хотела бы я что-нибудь узнать про фильм. Я ответила «нет». Я просто хотела снова прижаться к нему.
Он примчался на своем Харлее, его ревущий мотор было слышно из квартиры Шарон, моей подруги, мы вместе развлекались тогда. «Предупреждаю тебя, Карре, - сказала Шарон, тыкая в пеня указательным пальцем, - он трахает все, что движется». Я рассмеялась, хлопнула дверью и умчалась к нему вниз по лестнице. У меня разлохматились волосы, но меня это не заботило. Не заботило меня и то, что про него говорили. Я составила собственное мнение о нем и была готова к путешествию. Ну или думала, что была готова.
Я никогда не сидела на мотоцикле сзади, но точно представляла, что нужно делать. Перекинув свою длинную ногу через мотоцикл, обернула руки вокруг талии Микки и прижалась всем телом к его спине. Я держалась за него примерно минуту, когда он обернулся, посмотрел на меня и, смеясь, спросил: «Отис, ты даже не поздороваешься?»
Он изогнул шею так, что мы оказались нос к носу. «Привет!, - улыбнулась я, - Заводи уже эту штуковину.» Я была вне себя от волнения. Мотоцикл, на котором я вызвалась покататься, был лишь отличным предлогом прижаться к нему. Это практически интимный опыт: большой горячий мотор жужжит между ног, заставляя вибрировать все тело. Ощущение свободы и неизвестности впереди. Водитель и пассажир сливаются в синхронном движении, повинуясь дороге. Здесь нет места словам. Ветер развевает их и уносит прочь.
Первые дни вместе были наполнены волшебством и желанием. Взаимное притяжение становилось сильнее и сильнее. Хотя практически на 100 процентов казалось верным то, что я не буду сниматься в «Дикой Орхидее», мы начали все больше проводить времени вместе. Микки был скрытным. Микки был забавным и милым. Он много мне давал. И мы были друзьями, сраженными друг другом наповал.
То, что происходило между нами в те первые недели, захватывало и запутывало, сбивало с толку. Я никогда не хотела человека настолько, насколько я желала его, но даже когда мы занимались сексом ― особенно, когда мы занимались сексом ― я чувствовала, что играю. Как и с любым мужчиной до него, моя страсть всякий раз исчезала, стоило ему войти в меня. Как только мы начинали заниматься сексом, я концентрировалась на том, чтобы он побыстрее кончил и все завершилось. В этом смысле я была опытной актрисой. Я слишком рано осознала власть своей сексуальности, и время от времени мне казалось, что это единственный мой козырь. Я хотела быть самой-самой любовницей Микки, лучшей среди всех женщин, с которыми он когда-либо был. И, получается, фокусировалась на нем и не могла сосредоточиться на собственном удовольствии. Долгие годы я мечтала получить оргазм с кем-то, кроме самой себя.
В те первые дни моя тяга к нему была сильнее, нежели все то время, что мы провели вместе. Нас разлучали на несколько часов, но я не могла думать ни о чем, кроме как снова быть с ним. Мы оба любили изо всего делать трагедию, любили фантазировать о том, что нас давит колесами любви, что мы неспособны жить порознь. Когда меня спрашивают, почему мы столько времени провели вместе - это и есть львиная доля ответа. Время, которое мы не были вместе было временем, когда я хотела его больше всего на свете. Даже если моя похоть исчезала, когда мы трахались, безумная фантазия о том, что друг без друга мы никто, не испарялась никуда.
Я не думала тогда о том, что нас разделяет, об этой дисгармонии, нет. Я думала о других вещах. У нас на хвосте сидели папарацци, а Микки тогда еще встречался с другой известной моделью. Ни один из нас не желал никаких упоминаний в прессе. Мы могли оказаться в центре из ниоткуда раздутого скандала, а это было ни к чему. Было много других дел, которыми нужно было заняться. Кино было всего лишь одним из них.
Когда наконец меня официально утвердили на роль Эмили, я ликовала, но и пугалась одновременно. Радовалась, что буду рядом с Микки в течение трех месяцев в Бразилии, но и страшилась этого же. Я не понимала, что делаю. Я не была актрисой. Я не была уверена, что наши отношения смогут выжить, развиться и не умереть под зорким глазом общественности. В то же время, мысль не быть с ним страшила меня гораздо больше.
В одночасье моя жизнь переменилась. Я была молодой моделью, отправляющейся в Бразилию, чтобы сняться в своем первом фильме. Но то, что вы появляетесь в фильме, еще не значит, что вы актриса. В вовремя извлекла из этого очень болезненный урок. Если бы у меня было другое представление об этом, возможно, все было бы не так страшно. Пол был моим модельным агентом и сделал все, чтобы свести к минимуму мой актерский опыт. В конечном счете я стала думать о нем, как о человеке, который заключил бы сделку с дьяволом, если бы тот платил по счетам и прославил бы его. Но в сделке не было необходимости, в основном, этими делами занималась я.
Меня некому было защитить. Никакой поддержки. И какой мог быть кинобизнес без репетиций и работы с преподавателем по актерскому мастерству. В моем контракте было очень немного условий, которые гарантировали бы доступ к необходимым для меня вещам. Вещам, в которых я нуждалась, чтобы оставаться здоровой эмоционально и физически. Поскольку «Дикая Орхидея» выходила без поддержки актерской гильдии, я имела ненормированный рабочий день, 12-часовой «дом вверх ном». Ожидалось, что мы будем работать 6 дней в неделю. Вполне возможно, такой график подходил опытным, закаленным актерам, но для меня это был прямой путь к истощению. Я начинала понимать, что значит трудиться круглосуточно. С таким плотным графиком и ничтожной актерской подготовкой, у нас сложились напряженные отношения с некоторыми людьми, действительно плохие рабочие отношения. И это не только моя вина.
К сожалению, перед тем, как я взялась за эту работу, мне никто не рассказал, как все будет происходить. Когда вылетала из Лос-Анжеллеса в Рио, располагаясь в первом классе, и только где-то высоко над землей внезапно осознала, что в полном одиночестве лечу в никуда.
У Микки было собственное окружение. Я же, без друзей, агентов или членов семьи, присматривающих за мной, скорее походила на маленького ребенка, решившего поиграть во взрослые игры с большими мальчиками. Я была не в своей весовой категории. На съемки этого особенного кино с Микки прилетели Брюс, Франко и младший брат Микки, Джо. Все они могли быть милыми, а через секунду - полными задницами. Также, как и сам Микки. Они все напрямую зависели от его настроения.
Они были словно старшие братья, называя меня исключительно по фамилии, подтрунивая надо мной и угрожая любому, кто бы посмел встать на их пути. Сколько бы я ни мечтала, чтобы они любили и заботились обо мне, они следовали приказам. И приказы менялись в зависимости от капризов их босса. Приехав в Рио, я поняла, что абсолютно все под этим солнцем принадлежало Микки. Даже вещи, никак не связанные с нашими отношениями. Решительно обо всем тут же доносилось ему. Словно у стен были уши, а у гор были глаза.
Ничто не подготовило меня к тому, что произошло по приезде в Южную Америку. Я бывала уже на обложках журналов, но никогда не была действительно узнаваемой знаменитостью. Ясно, что теперь все переменилось. В течение всего нескольких часов после нашего приземления в Рио мое имя было в каждой газете США и Бразилии.
Мы остановились в Интерконтинентале, и на второе утро прибывания там газеты уже писали о том, что мы ели на завтрак. Они трубили, что мы живем вместе с Микки, но правда заключалась в том, что поселились мы в разных номерах. Мне было важно иметь небольшое, но все же мое личное пространство. Внимание давило. Общественное внимание было всеобъемлющим и сводило с ума. Помимо всего прочего, всех этих слухов, местные жители не были счастливы от того, что мы приехали американцы.
Съемочная группа была, главным образом, из Калифорнии, и это сплачивало. Мы все были далеко от дома, работая в адской мясорубке графика. У меня были особенные условия из-за того, что я играла главную роль, но ни с кем так не обращались, как с Микки. Что меня действительно поражало, так это его дополнительные требования, которые он выдвигал, несмотря на те блага, что уже имелись. Я не знала всех уловок этой «торговли» и что являлось стандартным «звездным поведение», а что ― нет. Все, что я понимала, было новой гранью его личности, новой стороной его характера, на которую не всегда было приятно смотреть.
Ночью перед началом съемок в отеле организовали вечеринку в честь актеров. Первую неделю мы провели, главным образом, отрабатывая образы персонажей, продумывали все, что касалось волос, грима, текстов, характеров, натурных съемок. То, что должно было быть приятным процессом ― возможно, помогающим познакомиться с манерой работы группы ― на деле только усугубляло мое положение. У меня было плохое предчувствие. Возможно, было бы лучше, если бы я сразу нырнула в гущу съемочного процесса. На деле, чем больше времени проходило, тем меньше я верила в то, что смогу стать Эмили.
Я надела на себя крошечное платье Azzedine Alaïa, ковбойские полусапожки Marciano и спустилась к бассейну, туда, где была вечеринка. Огромный бассейн был украшен зажженными факелами по периметру, что делало его, поистине бесконечным. Красивый бразильский мальчик наладил работу плавающего тропического бара. И воздухе витало волшебство, и мы все длопускали, это волшебство готовило нас к предстоящим неделям изнурительной работы.
Даже в 4 утра мы продолжали праздновать.
Я протанцевала путь к бесплатному бару, чтобы заказать бокал белого вина, когда кто-то подошел сзади и накрыл ладонями мои глаза. Я тут же напряглась. Я ненавидела, когда кто-нибудь делал такие вещи. Мне всегда это навевало очень плохие воспоминания об ожидании чего-то неизвестного в очень опасных местах.
Он убрал руки от моего лица и развернул меня к себе. Я увидела его, это был Микки. И теперь все стало как-то иначе, что-то изменилось в отношениях между нами.
«Что не так?», спросила я
Он спокойно разглядывал меня. Он вел себя странно, как Уилер, холодный загадочный миллионер, которого он будет играть в кино.
Сердце упало. Скрутило живот. Внезапно волшебство вечера испарилось, а новый набор предчувствий заполнил мою грудь до отказа. Микки наклонился, задержавшись возле моей шеи, жадно прильнув к ней, как только я сделала глубокий выдох.
«Доброй ночи, моя дорогая»,- только и сказал он мрачным голосом. Развернулся и ушел, оставив меня в одиночестве посреди бара.
Я выпила свое вино двумя большими глотками. Единственный человек, с которым, мне казалось, я буду, стоит мне получить роль, только что щелкнул меня по носу. И я пришла к выводу, что осталась совершенно одна.
На следующее утро, еще в темноте, я пробиралась к своему трейлеру, попутно заметив, что сейчас на нем написано «Эмили». Рядом стоял трейлер втрое больше с надписью «Уилер».
Я засмеялась и впорхнула внутрь, зная, что трейлер станет для меня на следующие 3 месяца маленьким временным домом вдалеке от дома. Я с благодарностью почувствовала запах свежего кофе и улыбнулась своему визажисту, Хираму Ортису. Он стал для меня одним из немногих друзей во время этого трудного и долгого приключения. К сожалению, помимо этого, Хирам был и главным источником кокаина, того-самого, которым гордилась эта страна. И я была не единственной, кто с аппетитом поглощал его, чувствуя необходимость немного снять напряжение.
Нам повезло с погодой в первую неделю съемок. Приближался сезон муссонов, и это было нам на руку, особенно для сцены, в которой нужно было сниматься под проливным дождем. Нас снимали около обветшалого отеля и , хотя Микки не должно было там быть, он все равно присутствовал, что удостовериться, что я «во всем правильно разобралась».
Это была сцена, в которой Эмили должна была испытывать реальное ощущение предательства. После нескольких достаточно плоских, неудачных дублей, Микки вышел к режиссеру.
«Залман», - позвал он. Залман был явно расстроен моей игрой. И наверняка начал сомневаться относительно своего решения утвердить меня на эту роль. Осознание этого факта заставляло беспокоиться и сомневаться в себе еще больше.
«Что, Микки?», - Залман демонстративно посмотрел на часы, и только потом поднял на него глаза. Микки вплотную придвинулся к нему и стал что-то шептать на ухо. Залман вяло улыбался и жал плечами: «Да, чувак, давай попробуем».
Микки стоял передо мной, когда я услышала, как Залман приказал передвинуть камеру. В это мгновение Микки ударил меня по лицу, достаточно сильно, будто меня ужалило миллионом пчел. Потом он стащил с меня платье и разорвал нижнее белье. Я отталкивала его, задыхаясь от слез унижения.
«И... снято!», - завопил Залман,: «Отлично, детки, мы сделали это».
Я была в шоке. Это было больно, но больше все же злило. Опершись на стопку книг, я не упала, удержавшись, медленно пошла прочь. Микки дышал мне в спину.
«Отис! Отис, подожди! Я хочу, чтобы ты сыграла лучше, чем кто-либо. Это было нужно только, чтобы ты среагировала», - он вглядывался в мое лицо влажным щенячьим взглядом. Меня это довело до предела, я смущалась. Все было по-другому, нежели когда-либо раньше со мной происходило. Я чувствовала себя потрясенной от спонтанности его поведения.
Он вытер слезы с моих глаз и обнял меня за плечи, по-дружески прижимая к себе.
«Пойдем уже, детка, ты хорошо сыграла», - он просто увез меня с площадки и отправил назад в отель.
Микки позаботился, чтобы мы поужинали в его номере. У нас было мало времени, ведь впереди была целая ночь съемок. Мне никогда не приходилось работать столько времени подряд, отчего я переставала чувствовать себя собой. Будто мой мир переворачивался, а я спокойно за этим наблюдала.
К этому времени отрицательная энергетика кино и всего, что с ним было связано, испортила ту сладость наших отношений, которая присутствовала в самом начале. И я была не единственной, у кого мир уходил из-под пог. Пока мы снимали, страшное наводнение разрушило тысячи домов в фавелах, которые усеивали горы вокруг Рио. Мы слышали, как местные винили в этом нас.
И, отчасти они были правы, поскольку роскошь нашего реквизита резко контрастировала с ужасной бедностью, царившей в округе. Мне не казалось, что мы приносим какую-то материальную пользу местным жителям, и поэтому пренебрежение к нас росло на глазах. Ходили слухи, что нас хотели отравить. В этой стране, где полно суеверий, где миллионы людей практикуют Санктерию, нам постоянно угрожали проклятиями черной магии. По трагическому совпадению, один из членов съемочной группы утонул на соседнем пляже, и это придало особенный смысл этим угрозам. Над нами будто сгущалось темное облако.
Все это плотно сидело в моем мозгу, когда мы ужинами в номере у Микки. Прежде, чем мы поели, он разлил нам по бокалу красного вина, положив в свой маленькую таблетку.
«Что это?», - спросила я
«Ксанакс, он от беспокойства. У меня бывают приступы паники, Отис. Тем более, когда все вокруг вводит меня в стресс» Я видела, как он ходит вокруг съемочной площадки, зажимая в кулаке бумажный пакет, время от времени дыша в него, чтобы восстановить дыхание. Мы никогда до этого не говорили о его приступах.
«Как ты думаешь, мне бы они помогли?»,- я никогда раньше не принимала таблеток, и не знала, что бывают такие, от которых можно расслабиться. Я понимала только уличные наркотики и траву.
«Уверен», - пожал плечами он. Как и многие другие люди в то время, Микки полагал, раз доктор их прописал, значит, они на пользу. Он отломил четвертинку овальной таблетки и протянул мне. Я улыбнулась и закинула ее в рот, проглотила в надежде, что мое беспокойство уйдет.
Я научилась проходить через съемочный процесс то с помощью одного стимулятора, то с поддержкой другого. Таблетки Микки помогали, но они не настолько, чтобы без устали работать ночи напролет. Должно быть в середине съемочного процесса Хирам, мой визажист, доверил мне свою маленькую тайну.
Я была невероятно уставшей и у меня был запор. Это, поверьте, чудовищная комбинация для участия в полуобнаженной сцене.
«Сладкая моя, - ворковал у дверb ванной Хирам, - у меня есть кое-что для тебя».
«Что?», - раздраженно кричала я.
«Открой дверь, дорогая. Вот, это тебя быстро освободит», - я открыла и увидела, как он протянул мне маленький темный пузырек и крошечную серебряную ложку.
«Ни за что!», - кричала я яростно. Я пробовала кокс давным давно, но уже долгое время не принимала его.
«Дорогая, мы на кокаиновой земле», - сказал Хирам, закрывая за мной дверь в ванную. Я не знала, что делать. Мне казалось, что одно присутствие пузырька в моей руке уже решало мою проблему.
Я постояла еще в ванной, спустила воду в унитазе и вернулась в нашу скромную гостиную.
Хирам подмигнул мне: «Только не злоупотребляй. Пользуйся при случае, чтобы справиться с этими жуткими рабочими ночами». Хирам быд замечательным парнем, и я знала, что при случае, он прикроет мою спину.
«И еще одно, милая...., я не думаю, что мальчики должны об этом узнать», - добавил он, кивая в сторону трейлера Микки.
«Это будет нашей тайной, хорошо?»
«Абсолютно точно», кивнул он мне.
Именно так кокаин вернулся в мою жизнь. Быстро и яростно. Это была первой из множества вещей, что я скрывала от Микки. Я уже провела с ним достаточно времени, чтобы знать, что прокатит, а что нет, к чему он отнесется нормально, а к чему наоборот.
У него были свои друзья и единомышленники, у меня свои. У него были свои тайны, у меня тоже. Я изначально знала, даже нам было суждено быть вместе, барьер между нами остался бы навсегда. Была любовь, но и ложь тоже была. Была страсть, но и пристрастия тоже были. Куда бы ты ни посмотрел, везде были сплошные противоречия. Когда нам было хорошо это было чертовски хорошо. Я будто помешалась на остроте ощущений. Я пристрастилась к опасности. Пристрастилась к Микки. А также ко всему, что с ним было связано. И я не знала, как вытащить себя из этого.
Съемочный график поломался и выматывал всех. Сценарий фильма и процесс производства скатывался в темные, даже зловещие недра. Жизнь начала подражать кино. Было бескрайнее море хаоса и беспорядков вокруг фильма. Я поражалась тому, сколько людей из съемочной бригады и актеров ежедневно делали себе дорожки. Очень многие. Но определенно не Микки.
Моя партнерша по фильму, Жаклин Биссе, была всегда милой и сердечной, я чувствовала, что она присматривается ко мне издалека. Однажды ночью, во время съемки сцены карнавала, она подошла ко мне, подмигнула и вытерла мой нос: «Дорогая, ты должна быть осторожней», - очень любезно заметила она. Это убило меня, и я попыталась приложить усилия, чтобы вернуться в реальность. Я была тверда, но все же. Эмили в фильме становилась все более необузданной. И я тоже.
Когда съемки подошли к концу, появилось множество дискуссий о печально известной любовной сцене, которую снимали как раз перед отъездом из Рио. Мы снимали ее как раз тогда, когда Микки сообщил мне, что уедет раньше. Мы были в его номере и наблюдали как чернеющий океанский шторм врывается в раскрытое окно. Одновременно с порывом ветра, он окатил меня этой новостью.
«Что ты имеешь в виду под этим «рано»?», - внутри меня все переворачивалось. Я знала, что конец съемок мог бы стать и концом наших отношений.
«Я хотел поговорить с тобой, Отис», - он изучал мои глаза, и мы попали в эту уже знакомую близость друг с другом. Это было место прошлых тайн. Место, в котором действительно жила наша любовь.
«Я уеду на неделю раньше... Мне нужно побыстрее вернуться. Но, детка, я буду по тебе скучать», - он водил рукой по моим волосам. Я пристально вглядывалась в волнующийся океан.
«Что это значит, Микки?, - спросила я, - Это было только из-за фильма? Я тебя снова увижу?» Мне не хотелось казаться ему отчаянной и навязчивой. Я знала, кто я на самом деле. Я была молодой, попавшей в круговорот сменяющих друг друга событий, девочкой, принимавшей все глубоко эмоционально, слишком близко к сердцу, чтобы выкинуть это из головы.
«Я хочу, чтобы ты ко мне переехала», - внезапно проговорил он.
«Что?» - я была потрясена. Я знала про его свободные отношения в Штатах, где он то встречался, то расставался с другой моделью. И я знала, что он достраивал дом в каньоне Бенедикт. С другой стороны, мне действительно было негде жить. Я съехала от Этана, своего бывшего бойфренда и перебивалась по отелям и кушеткам друзей.
«Переехать куда? Когда ты решил это? Ты уверен?»
Была ли уверена я? Скорее ошеломлена.
«Я хочу оставить здесь с тобой Джо, он приглядит за тобой и привезет тебя ко мне живой и здоровой..., я в это время найду, где тебе пожить... хм...где нам пожить. Только сделай мне одолжение, Отис...»
У меня отвисла челюсть. Он был серьезен, серьезней некуда, а я была уже не столько взволнована, сколько напугана его напором: «Какое одолжение?»
«Просто будь хорошей девочкой. Все то время, пока ты здесь, а я дома. Просто будь хорошей девочкой», - и у меня осталось сильное ощущение, если бы я нехорошо себя вела, он непременно об этом бы узнал.
Я собрала в кулак всю свою силу и невинность, которую смогла внутри себя найти, и улыбнулась, заглянув в его немигающие глаза: «Тебе незачем волноваться, Мик.» Я наклонилась к нему, обняла за шею и поцеловала. Я пересела на его колени, и так долго сидели, обнявшись, наблюдая за волнами, слушая ритмичное биение сердец и легкое дыхание друг друга. Я чувствовала себя в безопасности, одновременно запутавшейся, но все же в безопасности. Я впервые была в руках действительно взрослого человека, которого я полюбила. Первого после моего отца.
Нам осталось снять всего одну сцену перед отъездом Микки. Это была любовная сцена между Эмили и Уилером. Я была вся на нервах, это была кульминация киноромана, и в то же время кульминация наших с Микки реальных отношений.
Когда я пришла на площадку, я увидела кровать, окруженную софитами и звукооператорами. Это было так похоже съемки любой другой сцены. Мы были не одни. Мы должны были генерировать химию отношений в эмоциональной сцене с нашим финальным объятьем... Там было мало места, одни углы, о которые мы ударялись, поэтому все было поставлено и отрепетировано от и до. Но это совсем не значит, что на долю секунды мы не потерялись и наши тела не слились в подлинной, удивительной страсти. Но в то же время мы были на съемочной площадке. Мы должны были повторять и повторять дубли каждый раз, как только кто-нибудь, осветитель, звукорежиссер, оператор или сам Залман, нас прерывал и неуклюже говорил: «Хм, мы можем переснять? Простите, ребята». Мы замирали на мгновение, неловко смеялись, но безусловно входили в положение, чтобы наброситься друг на друга снова. И снова на секунду никого вокруг не существовало.
Наивность и нехватка опыта сослужили мне, без сомнения, плохую службу. Я не могла никого осуждать. У меня не было никакой системы взглядов. Я не понимала тогда, что способ, которым была снята это сцена, мог предполагать большее, нежели было на самом деле. Поэтому немедленно после того, как мы закончили съемки, стали распространяться слухи о том, что мы действительно занимались сексом перед камерами. Залман Кинг и его продюсеры не сделали ничего, чтобы предотвратить их распространение. Скорее наоборот: энужно было продвигать фильм, и они подогревали публику, жадную до сенсаций. Против моего воли, продюсеры фильма продали кадры из фильма журналу Плейбой, чтобы изображения этой сцены появились на его страницах. Это было лишь малой толикой тех оскорблений, которые посыпались на меня после роли Эмили. И только началом очень болезненных публичных унижений.
Как бы то ни было, эта тактика промоушена работала. С выходом трейлера в ротацию пресса, казалось, сошла с ума. «Они занимались сексом!», - кричали газеты. Этот вопрос задавался в каждом интервью. Что бы там ни было, эта шумиха вокруг последней сцены не переплюнула вопросы о моей паршивой игре. Это должно было стать моим прорывом как актрисы, когда один рецензент назвал меня «в лучшем случае деревянной». По крайней мере, вину за плохие кассовые сборы нельзя было возложить только на меня. Микки, в свою очередь, сыграл уже в нескольких фильмах подряд, которые провалились у критиков. Он входил вдолгое крутое пике.
Я в одиночестве провела последнюю съемочную неделю. Села на самолет и вернулась в Лос-Анжеллес. Я знала, что моя новая жизнь буде отличаться от той, что была у меня раньше. Я не чувствовала себя звездой. Я не чувствовала себя на вершине мира. Я была раненной и испуганной, выставленной напоказ после того, как меня использовали.
Для меня было облегчением увидеть Микки, когда я, вконец ослабевшая, проходила таможню. Он стал моей семьей. Мой друг и партнер по безумию. Я должна была довериться ему, ибо он был всем, что у меня тогда было.
Но, по правде, я стала куда более самостоятельной, нежели когда либо была.