Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Диссиденты.
Диссиденты (лат. dissidens — несогласный) — термин, ко торый сначала западная, а затем и советская печать с середи ны 70-х гг. применяла к лицам, открыто спорившим с офи циальными доктринами в тех или иных областях обществен ной жизни СССР. Само явление зародилось значительно рань ше, в эпоху, непосредственно последовавшую за хрущевской «оттепелью», т. е. в 1964—1968 гг. В этот период значительная часть интеллигенции осознала расхождение между своими общественными идеалами, сформированными в основном историческим опытом и надеждами предыдущего десятиле тия, и политическим курсом послехрущевского руководства, непосредственным толчком к такому осознанию стал судеб ный процесс над писателями А. Синявским и Ю. Даниэлем (февраль 1966 г.). Этот суд не только способствовал кристал лизации общественного мнения, но и стимулировал первые формы гражданской активности (прежде всего в виде пети ционной кампании в защиту осужденных писателей). В 1968—1969 гг. под влиянием продолжающихся политиче ских процессов (дело А. Гинзбурга — Ю. Галанскова, январь 1968 г.) гражданская активность части «инакомыслящих» стала приобретать признаки общественного движения. Воз никла определенная координация действий; Самиздат, до того по преимуществу художественный, обогатился публи цистикой, социально-политической эссеистикой (например, «Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интел лектуальной свободе» А. Д. Сахарова), многочисленными «от крытыми письмами» и т. д.; весной 1968 г. начал выходить ма шинописный информационный бюллетень «Хроника текущих событий». Выпуски «Хроники» являются основным источни ком по истории диссидентства.
Специфика диссидентского движения в истории общест венных движений в России определяется тем, что диссидент-
411
ство как целое никогда не стремилось стать ни политической оппозицией, ни тем более политической партией. Попытки поставить вопрос о политических перспективах движения (с такими попытками исторически связан термин «демократи ческое движение», бытовавший в конце 60-х — началу 70-х гг.) не имели успеха. Диссиденты никогда не имели ни чего похожего на общую программу, а те из них, кто стоял на определенной политической платформе, — от марксист ской (Р. и Ж. Медведевы, П. Г. Григоренко) до православно-националистической (В. Осипов и др.), — осознавали ее как свое личное дело, не вмещающее в себя диссидентство как целое. Общей являлась гражданская и нравственная позиция, видимым следствием которой становилась общественная ак тивность, противопоставленная господствующему конформиз му. В условиях почти полного отсутствия гражданского обще ства «отщепенчество» становилось единственной формой реа лизации личности в сфере общественной жизни. Таким обра зом, понятие «диссидент» изначально несло в себе принци пиальную парадоксальность. Осознать себя членом общества, ответственным за его судьбу, значило быть отторгнутым от общественных структур, носивших в значительной мере ил люзорный характер. В этих условиях импульс к социально зна чимому действию мог носить преимущественно внутренний и экзистенциальный характер; типичным примером «диссидент ского» поведения была демонстрация семерых на Красной площади 25 августа 1968 г. (ее участники протестовали про тив ввода советских войск в Чехословакию). Высокий статус «отщепенчества» подкреплялся еще и тем, что диссиденты из начально придерживались принципа самоценности человече ской личности; «отщепенство» становилось для многих средст вом утверждения суверенности личности, которая при дефи ците работающих общественных структур оказывалась один на один с властью. Отсюда и определенная настороженность большинства диссидентов по отношению к идее самоотожде-ствления личности с какой бы то ни было общностью и, как следствие, принципиальность «непартийность», «неполитич ность», «неидеологичность» движения. Отсюда и повышенный интерес к вопросам права — не только как к инструменту за-
щиты человека от посягательств карательных органов в первую очередь как к средству построения гражданского об щества.
Характерно, что единственным самоназванием, которое диссиденты не получили извне, стал термин «правозащитники». Правозащитное течение всегда было ядром диссидентского движения, точнее, полем пересечения интересов всех других течений — политических, социально-культурных, националь ных, религиозных и многих других. В центре внимания право защитников было пополнение с правами человека в СССР и не соответствие этого положения Всеобщей декларации прав че ловека ООН. Именно в сфере правозащитной деятельности сформировались основные диссидентские независимые («не формальные», по более поздней терминологии) организации: Комитет прав человека (1970 г.), Инициативная группа за щиты прав человека (май 1969 г.). Московская и ряд респуб ликанских групп содействия выполнению Хельсинских со глашений (начиная с 1976 г.), Комитет защиты прав верую щих, Комиссия по расследованию использования психиатрии в политических целях.
Включая в себя, а отчасти порождая такие оформлен ные общественные тенденции, как, например, правоза щитная деятельность, диссидентство в свою очередь сущест вовало в более широком контексте диффузного инакомыслия большей части интеллигенции (инакомыслие, впрочем, прояв лялось и в других социальных слоях). Провести границу меж ду инакомыслием и диссидентским движением крайне непро сто: скорее всего, ее можно определить как границу между об разом мыслей и типом социального поведения. Однако за частую (особенно в сфере профессиональной деятельности гуманитариев) образ мыслей оказывался напрямую сопря женным с активной общественной позицией: таким образом, множество писателей, критиков, философов, художников ока зывались наряду с диссидентами, на позициях нравственно го противостояния конформизму. Некоторых из них репрес сии и другие формы давления со стороны властей вытолкну ли непосредственно в диссидентство. Так появились литера торы-диссиденты (А. Галич, Г. Владимов, А. Солженицын,
413
В. Войнович), философы-диссиденты (Г. Померанц, Б. Шра-гин, А. Зиновьев) и др.
Разнообразные формы собственно диссидентской дея тельности до середины 70-х годов сводились в основном к по лучению и распространению той информации, которая по идеологическим соображениям либо вовсе не затрагивалась официальной печатью, либо сознательно искажалась. К этой тематике относились: судебные и внесудебные репрессии по политическим мотивам; положение политических заключен ных; национально-культурные и религиозные движения на Украине, в Литве, в Закавказье; движение крымских татар, месхов и других народов за возвращение на родину; преследо вания верующих различных конфессий; проблемы эмиграции; цензурный произвол в литературе.
Очень скоро мощностей Самиздата стало недостаточно для тиражирования этой информации, и значительная часть ее различными каналами начала уходить на Запад и там пуб ликоваться — возник «Тамиздат». Это дало повод для об винения диссидентов в антипатриотизме, политической ангажированности и даже в работе на западные спец службы.
Кроме экзистенциального порыва к нравственному сопро тивлению, побудительным мотивом участия в диссидентском движении было стремление помочь конкретным людям, под вергшимся репрессиям. Движение породило широкомасштаб ную систему помощи политзаключенным и их семьям, кон ституировавшуюся в 1974 году в так называемый Фонд по мощи. Кроме того, спорадически возникали и действовали многочисленные комитеты помощи конкретным лицам. Уча стники этих комитетов помощи и самого Фонда подвер гались репрессиям.
Еще один важный аспект активности диссидентов — их участие в самиздатской деятельности. Кроме отдельных ра~ бот, в Самиздате 70-х гг. функционировали многочисленные машинописные журналы как литературные, так и обществен но-политические: «Вече», «Поиски», «Память» (периодиче ский сборник исторических материалов) — в Москве; «Сиг ма», «37», «Часы», «Женщина и Россия» — в Ленинграде;
414
«Аушра», «Пастоге», «Рупинтиялис», «Перспективос» — в Литве; «Украинский вестник» — на Украине; «Золотое ру но» — в Грузии и многие другие. Их участников — редакто ров и авторов — также считали диссидентами
Непрекращающиеся репрессии, с одной стороны, и массо вая эмиграция — с другой, не привели к заметному уменьше нию количества людей, принимавших участие в диссидент ском движении. Однако с конца 70-х гг. стал кардинально меняться состав его участников. Новые люди, в основном молодежь, часто воспринимали диссидентство как полити ческую оппозицию или как особую субкультуру, альтернатив ную официальной. В силу особенностей движения оно, по ме ре восприятия его самими участниками как изолированного социально-культурного образования с выраженной полити ческой доминантой, таковым и становилось. Самодостаточ ность «нового диссидентства» (предпосылки этого, впрочем, были созданы всем ходом развития движения) привела, в зна чительной степени, к потере движением своих уникальных черт. Впрочем, основные принципы — защита прав человека, ненасильственные действия, гласность — новое движение в своей теории и практике сохранило.
Роль диссидентов в истории «периода застоя» слож но определить однозначно. Представляется, однако, что од ной из важнейших общественных функций диссидентского движения было целеполагание, т. е. формирование и сохра нение определенных общественных идеалов. Последующая эпоха перестройки в значительной мере легализовала тради ционные диссидентские лозунги: гласность, демократизация общественной жизни, создание правового государства, ради кальная реформа в экономике, открытое общество и т. д. Од нако перестройка ввела эти лозунги в области реальной поли тики с присущими последней свойствами компромиссности, непрямолинейного движения, частичных решений. Дисси дентская интеллигенция в некоторой своей части оказалась не готова к этому процессу и продолжает чувствовать себя хранительницей идеалов; другая часть современных дисси дентов, в принципе соглашаясь с необходимостью компро мисса, не в состоянии принять активное участие в политиче-
ской жизни страны в силу эмоционального неприятия поли тики как рода деятельности, — неприятия, присущего социаль но-психологическому складу традиционных диссидентов.
Мишель Окутурье
В феврале 1966 года два советских писателя, Андрей Си нявский и Юлий Даниэль, которых считали авторами издан ных за границей сатирических произведений, предстали в Москве перед судом. Совершенно не признавая своей вины и не прося прощения, как того требовали неписаные законы мо нолитного общества, они высказывались за свободу мысли и за право быть непохожими на других. Они оказались в том же положении, что Борис Пастернак 8 лет назад, или «дикий» поэт Иосиф Бродский, осужденный в Ленинграде за «тунеяд ство» в марте 1964 года. Подсудимые чувствовали присутст вие незнакомых друзей, которые собрались перед небольшим залом заседаний, куда пускали только родственников. Суро вое наказание «преступников» вызвало волну протестов и про шений, поддержанных многими западными коммунистами. Молодой поэт Александр Гинзбург, который ранее уже отбыл наказание в исправительной колонии за создание в 1960 году первого подпольного литературного обозрения «Синтаксис», объединил выступления обвиняемых и их защитников в «Бе лую книгу». Она циркулировала в машинописных распечат ках и издавалась за границей. Когда его осудили, другие за няли его место.
Скромных возможностей Самиздата, старой печатной ма шинки «Эрика», которая, по словам барда Александра Га-лича (также диссидента), не делает больше 4 копий, было достаточно для подрыва монополии государства на информа цию. Эти средства обеспечивали широкий резонанс борьбе, которую начал в 1967 году великий мятежный писатель Алек сандр Солженицын (ему тоже пытались заткнуть рот) про тив всесильного Союза писателей, инструмента государствен ной монополии на литературу.
В августе 1968 года, во время советской интервенции про тив «Пражской весны», состоялась первая попытка публич ного выступления на Красной площади с участием Ларисы Богораз и поэтессы Натальи Горбаневской. Вступил в борьбу и академик Андрей Сахаров, «отец советской водородной бомбы». «Демократическое движение» повело борьбу за ува жение к правам человека, в частности за свободу выступле ний. Огонь разгорелся, и никакие репрессии уже не смогут его погасить.
Термин «диссидент», взятии из словаря истории религий, свидетельствует о замешательстве политической мысли, марк систской или любой другой, перед этим новым феноменом. Он родился благодаря ослаблению террора после смерти Ста лина. Как и революционеры XIX века, диссиденты сегодняш него (или вчерашнего?) дня составляют в беспредельной Рос сии незначительное меньшинство. Но этим и ограничивается сходство. Перед лицом всемогущего государства, абсолютно го властелина экономической, социальной, юридической, культурной жизни и под наблюдением всеприсутствующей «госбезопасности» диссиденты кажутся гораздо менее опас ными, чем их предшественники. Отказ от всех попыток кон спирации, вооруженной борьбы, подпольных действий, кроме чтения и распространения запрещенных произведений, час тично объясняет отсутствие политической программы, срав ниваемой с программами их предшественников.
Это отсутствие политической программы одновременно свидетельствует о более глубоком различии между револю ционерами XIX и XX веков. Революционная мысль с прош лого столетия и до наших дней совпадает с мыслью о по литической рациональности, которая была уничтожена в Рос сии официальным марксизмом.
Власти не из садистских побуждений пытались распра виться с диссидентством при помощи психиатрических боль ниц, в которые были помещены Галансков, Буковский, Плющ, Наталия Горбаневская и многие другие: совсем наоборот, это делалось с полным убеждением в собственной абсолют ной правоте. В глазах молчавшего большинства, образован ного всеприсутствующим официальным мышлением, дисси-
дентство приравнивалось к простому и полному отказу от ра циональности. Зато принуждение со стороны государства преподносится и добровольно воспринимается как благора зумие.
Практика заключения диссидентов в психиатрические больницы одновременно показывает, в чем состоит их истин ная сила. Чтобы быть опасным, диссидентству не нужно ни оружия, ни программы, ни даже большого количества сто ронников, — ему достаточно существовать, так как уже это ставит под сомнение правомерность однопартийной системы.
Признать оппозицию, даже теоретически, — значит осла бить эту правомерность, основанную на всеобщности, противо речащей разуму правды. Термин «отщепенец», возникший из образа отделенных от ствола щепок, часто используется как синоним слова «диссидент» и имеет сильный религиозный оттенок. Официальная логика сводит диссидентство к отще пенству и лишает его всякого права на политическое сущест вование. Так как со времен Сталина простое физическое уни чтожение диссидентства не использовалось, остается его уст ранение либо эмиграцией (сперва разрешенной евреям, как будто для содействия национальной интерпретации диссиден та), либо при помощи психиатрических больниц.
Возвращение Сахарова, реабилитация таких покойных уже диссидентов, как Некрасов и Галич, шаг, сделанный навстречу Бродскому, Солженицыну и Синявскому, как будто свидетель ствуют о том, что такие способы борьбы принадлежат прошлому и что советское общество, судя по заявлениям Горбачева, готово признать легальное существование оппози ции. Это будет концом диссидентства через переход от теократического (или идеократического, что в общем одно и то же) общества, обреченного на монолитность) к светскому и демократическому обществу, основой которого является плюрализм.