Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
«Тело изнеможе, болезнует дух, струпи телесна и душевна умножишася...»
Двадцать лет прошло после свадьбы, и нет уже ни малейшей надежды на рождение наследника. Подобное испытание княжеской семье перенести тяжелее, чем простым смертным. Об этом размышляет в 1526 году великий князь Московский Василий III. Он обеспокоен, что не оставит наследника, и спрашивает себя, может ли, несмотря на уважение, которое от всего сердца питает к своей жене, прекрасной Соломонии Юрьевне, найти ей замену. Великому князю сорок семь лет, и пока он еще может думать о продолжении рода. Соломония тоже подавлена тем, что их мечты не сбылись. Она ищет выход в частых паломничествах, обращается к колдуньям, втирает в самые интимные уголки своего тела смесь масла с медом – говорят, это верный способ забеременеть. Но все усилия тщетны. Отчаявшись, Василий не может без слез видеть даже птичье гнездо на дереве. Как то, повернувшись к боярам, которые сопровождают его на прогулках, он вздохнул: «Горе мне! На кого я похож? И на птиц небесных не похож, потому что и они плодовиты... Кому по мне царствовать на Русской земле и во всех городах моих и пределах? Братьям отдать? Но они и своих уделов устроить не умеют».1 – «Государь, – отвечает один из бояр, – неплодную смоковницу посекают и измещут из винограда». Именно это Василий хотел бы услышать. Возможно, неспособность Соломонии родить – всего лишь предлог, который позволяет царю вступить в связь с созданием более юным и оправдывает подобную связь. Терзаясь угрызениями совести, он предлагает жене удалиться в монастырь. Царица протестует – она не заслужила столь сурового наказания после долгих лет совместной жизни, наполненных ее преданной любовью. Василию приходится прибегнуть к силе – Соломонию увозят в монастырь в Суздаль и постригают в монахини. Она сопротивляется столь яростно, что один из сопровождающих вынужден ударить ее палкой. «Бог все видит, он отомстит моему мучителю!» – выкрикивает Соломония, рыдая. Убеленный сединами князь Семен Курбский, почтенные монахи Максим Грек и Вассиан Патрикеев, которые осмеливаются выступить в защиту несчастной, немедленно отправлены в изгнание. Большинство бояр и духовенство во главе с митрополитом Даниилом одобряют решение царя.
Избавившись от супруги, Василий спешит обзавестись другой. Конечно, по законам православной Церкви он не может повторно вступить в брак, пока жива его первая жена. Но законы, регулирующие жизнь подданных, отступают, когда дело касается царских особ. Так утверждает сам митрополит Даниил. И обращается за советом к греческому патриарху в Иерусалиме. Тот, человек твердый и несклонный к компромиссам, разгневан. «Василий, – пишет он, – у тебя родится злой сын; земли твои подвергнутся насилию и все будут в слезах; потечет кровь; падут многие головы; города погибнут в огне». Пророчество не производит впечатления на митрополита Даниила, который заявляет спесиво: «Обойдемся и без его благословения». Уверенность митрополита поддерживает Василия. Убежденный в том, что гром небесный не грянет, он торопится со свадьбой. Тем более что выбор свой уже сделал.
Согласно обычаю московский правитель должен пригласить во дворец на смотрины всех знатных девушек, которым возраст позволяет вступать в брак, чтобы выбрать ту, которая разделит с ним ложе. Василий решает отказаться от этого и внезапно объявляет, что берет себе в жены Елену Глинскую, дочь литовского перебежчика. Лучше было бы удостоить этой честью девушку одной с ним национальности и веры, считают приближенные. Но Василий глух к их сетованиям. Елена красива, умна, натура страстная. Воспитанная на немецкий лад, она отличается культурой и свободой манер от своих русских сверстниц, погрязших в невежестве, ханжестве, суеверии и скромных домашних добродетелях. Государь так влюблен, что хочет казаться моложе и велит сбрить себе бороду – благочестивым людям это кажется святотатством.
Свадебные торжества длятся три дня. Перед церковным обрядом жених и невеста появляются у накрытого скатертью стола, на котором стоят хлеб и соль. Предназначенные им места покрыты бархатом и шелком, на них вышитые изголовья, на изголовьях по сорок соболей. Опахалом из соболей обмахивают и молодых. Жена тысяцкого расчесывает им волосы гребнем. На голову Елене надевают кокошник с высоким верхом и покрывают ее белым покрывалом. Пару осыпают хмелем – символом плодородия. И со свечами, светильниками, иконами, пирогами все отправляются в Успенский собор. Там жених с невестой шествуют по узорчатым коврам и собольим шкурам.
Митрополит, совершавший венчание, подает им бокалы с итальянским вином. Великий князь, допив вино, разбивает бокал. После венчания супруги принимают поздравления придворных и духовенства, сидя на подушках малинового бархата, хор в это время провозглашает: «Многая лета!»
В спальне, куда они потом проходят, повсюду иконы, сосуды с медом, свечи в бочонках с пшеницею, навалены шкурки куницы и соболя, брачное ложе постлано на двадцати семи ржаных снопах.
Жена тысяцкого, на которой две шубы (одна – вывернутая наизнанку), снова осыпает молодоженов хмелем, свахи и дружки угощают их курицей.
Всю ночь царский конюший с обнаженной саблей в руке не слезает с лошади под окнами государевой спальни. Наутро супруги порознь идут в баню, вернувшись, едят в постели кашу. Брак свершился – свидетельство тому нижняя рубашка со следами крови, бояре поздравляют своего господина, празднества продолжаются.
Несмотря на рассыпанный во время разных обрядов и церемоний хмель, Елена оказывается бездетна, как и Соломония. Ни молитвы, ни обеты, ни обращения к колдуньям, ни итальянские и немецкие мази не в состоянии развеять проклятие, висящее над ней. В народе поговаривают, что Бог не одобрил второй брак Василия и решил не дать ему детей. А невиновная Соломония, наоборот, тайно родила сына в монастыре, куда была сослана. К счастью, молитвы преподобного Пафнутия Боровского смягчили гнев Божий – Елена наконец забеременела. Василий ликует. Но злые языки болтают у него за спиной, что этот подвиг – заслуга вовсе не того, кто радуется этому официально, а родственника княгини, князя Овчины Телепнева Оболенского. Неважно, Василий считает отцом себя, хочет видеть отцом себя, одаривает монастырь преподобного Пафнутия богатыми подарками, объявляет его чудотворцем. Другой монах, Домитиан, пророчествует Елене, что она станет «матерью Тита, широкого ума».
Двадцать пятого августа 1530 года на свет появляется крепкий, горластый мальчик – Иван. В момент его рождения в небе прогремел гром и в Кремль ударила молния. Придворные прорицатели объявили, что это знамение о рождении великого государя. Через десять дней Ивана крестили в Троице Сергиевом монастыре. Благодарный отец с полными слез глазами кладет запеленутого малыша на раку с мощами преподобного Сергия, чтобы Божий человек покровительствовал новорожденному. Опьянев от счастья, он осыпает монастырь богатыми дарами, отпускает заключенных, дарует прощение боярам, заслужившим его немилость, без устали принимает поздравления от своих подданных – бедных и богатых.
Казанский хан, узнав о рождении Ивана, говорит боярам, которые были у него с посольством: «Он родился государем, и у него уже два зуба. Одним он съест нас, всех татар, но другим – вас!»
Два года спустя милостью Всевышнего у Елены рождается второй сын – Юрий. Преемственность обеспечена, Василий полагает, что прекрасно справился со своей ролью правителя и на полях сражений, и на супружеском ложе. Двадцать пятого сентября 1533 года он отправляется с женой и детьми в Троице Сергиев монастырь возблагодарить Бога, получает благословение архимандрита, говеет и молится вместе с паломниками, притекающими со всех уголков земли Московской. Затем в окружении пеших лучников и всадников, вооруженных вилами, и собак отправляется на охоту. Недалеко от Волоколамска, в селе Озерецком, он заболевает – у него гнойный нарыв. Но, несмотря ни на что, решает назавтра принять участие в охоте, во время которой ему становится совсем плохо. На носилках князя Василия приносят в село Колпь. Обеспокоенная Елена призывает своего дядю Михаила Глинского и двух немецких докторов – Феофила и Николая.
Они решают применить «русские снадобья»: компресс из пшеничной муки с медом, печеный лук. Все напрасно – нарыв продолжает разрастаться. Бояре перевозят князя в Волоколамск. Он чувствует, что теряет силы: каждый раз, когда меняют повязку, видит, что гноя выходит все больше. Доктора не знают, что делать, прописывают ему слабительное, но оно лишает больного последних сил. Надо перевозить Василия в Москву – он желает умереть в столице своего княжества.
Первую остановку делают в Иосифо Волоцком монастыре, где его кладут на постель, устроенную прямо в церкви.
Пока священник служит молебен о здравии, Елена с детьми, бояре, духовенство, сбежавшийся народ – все встают на колени и плачут. Затем снова в путь. Идет снег, повозку, на которой лежит Василий, трясет. Он хочет попасть в город тайно, не вызывая болезненного любопытства иностранных послов, – через Москву реку, ломая тонкий лед, перебрасывают мост, который рушится, едва повозка въезжает на него, не выдержав ее веса. Кони падают в воду, но бояре успевают перерезать гужи, удержать повозку и вытянуть ее на берег.
Наконец на рассвете 25 ноября 1533 года Василий возвращается в свои покои в Кремле. Он измучен и из последних сил благодарит Господа, что смог благополучно добраться. Снег все идет и идет, укрывая церкви, дворец, дома, лачуги. Продрогшие, ослепшие от непрестанного кружения снежных хлопьев часовые окликают тени, которые спешат к парадной лестнице. Придворные знают, что их государь при смерти. Они пришли по его приказу – князья Иван и Василий Шуйские, Михаил Захарьин, Воронцов, Курбский, Глинский, казначей Головин, дворецкий Шигона, менее важные бояре... Столпившись в прихожей, в тусклом свете, пробивающемся сквозь слюдяное окошко, они молчаливо ждут. Слуга отворяет двери спальни. Перед постелью, на которой лежит князь, горят свечи. Вокруг еле слышно читают молитвы монахи. Собрав последние силы, Василий в присутствии бояр диктует текст духовной грамоты. Он назначает наследником своим трехлетнего сына Ивана и до достижения им пятнадцати лет поручает опеку Елене и боярам. Эти распоряжения ни в коей мере не удовлетворяют придворных – они не хотят видеть государем маленького ребенка, а регентшей – иностранку из большой семьи, члены которой честолюбивы и алчны. Но с почтением склоняются перед последней волей умирающего. Угадывая их недовольство, Василий говорит Михаилу Глинскому: «Хоть иностранец ты по рождению, но стал русским среди нас. Доверяю тебе мою жену и сына».
Рана продолжает гноиться, источая ужасное зловоние, великий князь просит Николая с Феофилом обмыть его водкой. Во время этой процедуры спрашивает: «Скажите откровенно, в вашей ли власти вылечить меня?» Николай не скрывает, что потерял всякую надежду. «Что ж, друзья, вы слышали, я должен вас покинуть», – вздыхает Василий. Рядом с ним митрополит Даниил, дьяк Алексеев со святыми дарами. С нечеловеческим усилием князь приподнимается, чтобы принять причастие.
Опустившись на постель, просит, чтобы пришли жена, дети, осеняет их крестом. Затем, обращаясь к боярам, говорит: «Служите сыну моему, как мне служили; блюдите крепко, да царствует на земле; да будет в ней правда! Не оставьте Михаила Глинского; он мне ближний по Великой княгине». При этих словах Елена начинает рыдать сильнее. Она пронзительно кричит, стоя на коленях, бьется головой об пол. В разодранной одежде, со спутанными волосами, княгиню силой уводят. После ее ухода Василий просит митрополита Даниила постричь его в монахи. Для спасения души он хочет умереть не как могущественный властитель, а как смиренный инок. Его брат Андрей и боярин Воронцов протестуют против такого желания – им это кажется недостойным великого князя Московского. Язык у Василия отнимается, но он продолжает настаивать на своем, целует крест, не переставая творит крестное знамение и умоляюще смотрит на образ Владимирской Божьей Матери. Митрополит приносит монашеское одеяние и восклицает: «Никому не дам похитить его душу! Хорош сосуд серебряный, а лучше позолоченный!» Продолжают чтение молитв к пострижению. Василий принимает постриг под именем Варлаама. На груди у него Евангелие, дышит он с трудом. Вдруг слышен крик Шигоны: «Свершилось, государя больше нет!» Он затем будет утверждать, что в момент последнего вздоха лицо князя просияло и зловонный запах превратился вдруг в благоухание.
Митрополит Даниил сам обмыл тело усопшего, обтер корпией и вновь облачил в монашеское одеяние. Узнав о кончине Василия, Елена упала замертво и два часа лежала без чувств.
Полночь 4 декабря 1533 года. В Москве никто не спит. Несмотря на снег и холод, народ стоит на улицах и ждет. Когда в Кремле раздается похоронный звон большого колокола, толпа падает ниц и принимается рыдать. Народ оплакивает великого князя, который за двадцать девять лет правления смог призвать к порядку бояр, победить крымских татар, добавить к землям и городам, которые унаследовал, Псков, Рязань, литовские княжества.
На следующий день в Архангельском соборе митрополит Даниил восхвалил усопшего, «умелого правителя... образец божественной доброты, терпения, твердости, отца народу».
Оплакав мужа, Елена обращается к обязанностям великой княгини. Она окружена опекунским советом, в состав которого входят братья покойного Юрий и Андрей и двадцать родовитых бояр – среди них Бельский, Шуйский, Оболенский, Воронцов, Захарьин, Морозов... Возглавляют это собрание дядя регентши, властолюбивый и предприимчивый Михаил Глинский, и главный конюший Иван Овчина Телепнев Оболенский – молодой, красивый и недалекий, который скоро становится любовником Елены. По их совету она отправляет чрезвычайных послов к императору Карлу V, его брату Фердинанду – королю Венгрии и Чехии, разрывает дружественные отношения с Швецией, Молдавией, Ливонией, Астраханским и Ногайскими ханами, продолжает войну с крымскими татарами, проникает в Литву и укрепляет ограждения вокруг Москвы.
В 1536 году шестилетний Иван принимает литовских послов. Привстав с трона, он спрашивает их тонким детским голоском: «Наш добрый брат король Сигизмунд в добром здравии?» Затем протягивает руку для поцелуя. Придворные хвалят его за благородство, с которым он держится, и прекрасную манеру говорить. Бесспорно, этот малыш, от горшка два вершка, имеет все задатки великого государя. Но, по отцовскому завещанию, придется ждать долгие годы, прежде чем он возьмет власть в свои руки. А это создает благодатную почву для заговоров!
Уже на следующий день после смерти Василия начинается борьба между боярами, которые хотели бы вернуть себе свои права, и Еленой, стремящейся управлять страной с большей твердостью, чем это делал ее покойный супруг. Она опасается, что, несмотря на данную клятву, братья Василия – Юрий и Андрей – попытаются завладеть троном, и велит взять их под стражу под предлогом неподчинения. Юрий брошен в тюрьму, где умирает от голода. Андрей схвачен при попытке поднять восстание, заточен в темницу и отравлен.
Его сторонники побиты кнутом, подвергнуты пыткам. Тридцать из них повешены на виселицах, которые установлены вдоль дороги, ведущей из Москвы в Новгород. Жена Андрея и его сын заключены в подземный застенок. И даже Михаил Глинский, дядя Елены, который осмелился давать ей поучения из за ее связи с Овчиной Телепневым Оболенским, отстранен от выполнения своих обязанностей и сослан ввиду причин самых пустяковых. Подобная жестокость возмущает бояр. «Только Овчина Телепнев Оболенский имеет власть при дворе, – говорит один из них. – Другие, более древних родов, лишь называются боярами. Чтобы быть принятым на службу, надо стать приятным фавориту!» С каждым днем в Кремле растет число тех, кто желает перемен. Внезапно 3 апреля 1538 года Елена неожиданно умирает в страшных мучениях. Послы не сомневаются, что она отравлена. В самом дворце под маской огорчения каждый скрывает облегчение. В этой политической суматохе никому нет дела до восьмилетнего Ивана, который только что потерял мать.
Иван остался полным сиротой, даже оба его дяди – Андрей и Юрий – погибли в темнице. В действительности гордая княгиня Елена, увлеченная заботами власти, никогда не занималась своими детьми, и с ее исчезновением в их жизни не образовалась пустота. И все же мальчику кажется, что ему стало не хватать какого то источника тепла. Всю свою любовь он переносит на кормилицу Аграфену, сестру материнского фаворита Овчины Телепнева Оболенского. Тот прекрасно понимает, что со смертью княгини ситуация стала угрожающей – для бояр пробил час мщения. Первым поднимает голову князь Василий Шуйский. Он, как и покойный князь, и его наследник Иван, – потомок знаменитого Александра Невского, но похваляется тем, что принадлежит, в отличие от них, к старшей линии рода. Он жаждет не места у трона – самого трона. Сначала решает избавиться от Овчины Телепнева Оболенского и бросает того в темницу. Бывший фаворит не выдерживает голода и тяжести оков. Затем Шуйский отдает приказ схватить сестру приговоренного – кормилицу Аграфену и сослать ее в отдаленный монастырь. Когда приходят арестовать несчастную, Иван хватается за ее юбки, плачет, топает ногами, умоляет стражников сжалиться над женщиной, которая ни в чем не виновата. Все напрасно – мальчика отталкивают и уводят его единственного друга. Аграфену он больше не увидит никогда.
Оставшись вдвоем с братом, Иван спрашивает себя, не посадят ли в темницу назавтра и его. Но странным образом бояре, увлеченные раздорами, не считают его сколь либо значимой величиной. Без сомнения, они уверены, что еще будет время избавиться от него, когда урегулируют свои отношения.
Первым своим решением бояре освобождают политических заключенных, которые стали жертвами правления Елены. Среди них Иван Шуйский, брат Василия Шуйского, и Иван Бельский, потомок литовского князя Гедимина, который тоже хотел бы захватить власть. Даже не поблагодарив Шуйского за то, что тот выпустил его из заключения, он спешит начать борьбу с ним. У каждого есть свои сторонники. То один, то другой начинают опекать сирот. В этой обстановке подслушивания и подглядывания, частых отравлений Иван начинает воспринимать жизнь как хищный зверек, который учится преследовать свою жертву и наслаждаться ее страданиями. Все, что он видит и слышит во дворце, развивает в нем жестокость и хитрость. Несчастны те, кто слабы! Победителю прощается все! Бог с теми, у кого яд, кнут или сабля! Уже в ранней юности Иван получает удовольствие от кровавых игр: наблюдая за тем, с какой беспощадностью взрослые обращаются с себе подобными, он пытается повторить то же, мучая животных. Это не просто развлечение – это ученичество. Он выдергивает перья птицам, которых ловит, выкалывает им глаза, вспарывает ножом их брюшко и услаждает себя видом каждой новой стадии агонии. Стоя на крепостной стене, раскручивает над головой щенков, а потом бросает их вниз, чтобы они сломали лапы. Жалобный визг удовлетворяет живущую в нем темную жажду мщения, как если бы он предавал смерти ненавистных бояр. Он не может простить им ужаса, в который они ввергли страну своими ссорами, и презрения, которое они выказывают юному князю. Конечно, в дни официальных церемоний его роскошно одевают, окружают надлежащей пышностью и проявляют притворное уважение, но в другие дни те же люди обходятся с ним, как с сыном прислуги. Сняв с него шапку, порфиру и кафтан, украшенные драгоценными камнями, Ивана отправляют в его комнату, где он получает щелчки от тех, кто еще несколько мгновений назад склонялся перед ним. Двадцать пять лет спустя, вспоминая об этом времени, он напишет князю Курбскому: «По смерти матери нашей, Елены, остались мы с братом Георгием круглыми сиротами; подданные хотение свое уличили, нашли царство без правителя: об нас, государях своих, заботиться не стали, начали хлопотать только о приобретении богатства и славы, начали враждовать друг с другом... Нас с братом Георгием начали воспитывать как иностранцев или как нищих. Какой нужды не натерпелись мы в одежде и в пище: ни в чем нам воли не было, ни в чем не поступали с нами так, как следует поступать с детьми. Одно припомню: бывало, мы играем, а князь Иван Васильевич Шуйский сидит на лавке, локтем опершись о постель нашего отца, ногу на нее положив. Он не обращает на нас никакого внимания ни как родственник, ни как властелин, ни как слуга своих господ. Кто мог бы вынести подобное чванство?.. Что сказать о казне родительской? Все расхитили лукавым умыслом, будто детям боярским на жалованье, а между тем все себе взяли; и детей боярских жаловали не за дело, верстали не по достоинству; из казны отца нашего и деда наковали себе сосудов золотых и серебряных и написали на них имена своих родителей, как будто бы это было наследственное добро...»
Но если бы только досада и унижение питали злобу Ивана на бояр! Сюда же примешивается постоянный страх – мальчик все время ждет, что его убьют. Везде чудятся ему враги, которые его подстерегают. Не скрывается ли за пологом убийца с ножом в руках? Не отравлена ли вода в кувшине? Каждый день он видит ссоры, драки, убийства. Иногда мальчику кажется, что он обречен на смерть, но благодаря какому то чуду о нем забыли те, кто оспаривает друг у друга власть и царство.
Однажды ночью солдаты преследуют до спальни великого князя, где можно укрыться, митрополита Иоасафа. Побитый камнями, оплеванный, в рваной одежде, Иоасаф молит о защите юного князя, который, лежа в постели, дрожит за свою жизнь и не произносит ни слова. Стража уводит митрополита. Его ссылают в Белозерский монастырь лишь за то, что поддерживает Ивана Бельского. Спустя некоторое время инициатива полностью переходит к Шуйским. Триста их сторонников врываются в Кремль, захватывают Бельского и бросают в темницу. Его ближайший сподвижник Мишурин выдан боярским детям, которые сдирают с него живого кожу. Окровавленное тело волокут на плаху, где палач лишает его головы. Тем временем умирает Василий Шуйский и оставляет вместо себя брата Ивана. Тот не столь силен и возвращает Бельского, который немедленно начинает подстрекать к восстанию. Вновь схваченный, он опять заключен в темницу, где его убивают.
Затем от болезни умирает Иван Шуйский, его двоюродный брат Андрей Шуйский заступает на его место. А Иван между тем начинает водить дружбу с Федором Воронцовым. Этого достаточно, чтобы Андрей Шуйский решил избавиться от фаворита. Во время яростного спора в присутствии Ивана и митрополита Макария Андрей и его сторонники, опьянев от ярости, бьют Воронцова по щекам, выталкивают во двор, осыпая ударами, приказывают страже бросить в застенок. Потрясенные Иван и Макарий пробуют вмешаться, прося за несчастного. Но бояре не хотят ничего слышать, один из них – Головин – в знак пренебрежительного отношения рвет одеяние митрополита Макария. В очередной раз Иван испытывает ужас и отвращение, но молчит, бледный, с горящими глазами. Ему тринадцать лет.
Некоторое время спустя, после празднования Рождества, он приглашает бояр к себе на пир. Медленно копившаяся ненависть против них питает его храбрость, он хочет нанести решающий удар. После многих месяцев неуверенности он наконец убежден, что великокняжеское происхождение позволяет ему рассчитывать на покровительство небес, а его слабая еще рука – продолжение руки Божьей. Встав перед своими пьяными бородатыми гостями, он обращается к ним твердым голосом, вменяя им в вину, что они злоупотребляли его молодостью, грабили, выносили смертные приговоры. Среди них много виноватых, говорит Иван, он удовольствуется тем, что показательно накажет самого преступного из них – Андрея Шуйского. Произнеся это, великий князь ужасается собственной смелости. Послушается ли его стража? Не воспользуются ли бояре случаем, чтобы схватить его и разорвать на части? Он поставил на кон все и, замерев, ждет. Происходит чудо. Сотрапезники, пораженные его властностью, стоят вокруг стола, боясь пошевелиться. Вдруг у них появился господин. Господин, еще недавно бывший ребенком. Стража хватает Андрея Шуйского и отдает псарям, которые на виду у всех дают загрызть его живьем охотничьим собакам.
Это проявление воли не имеет продолжения. Иван еще не в том возрасте, когда может править самостоятельно. Воспользовавшись падением Шуйских, в силу входят Глинские: убивают и ссылают своих противников, отрезают язык боярину Бутурлину, который осмелился произнести оскорбительные слова. Скоро их прогоняют Бельские, которых, в свою очередь, смещают Шуйские, но ненадолго – они вновь терпят поражение от Глинских. В этой дьявольской круговерти представители одних и тех же фамилий сменяют друг друга, стремясь захватить власть. Когда кто то из вожаков гибнет, на его место встает брат, дядя, сын, племянник или двоюродный брат. Ведь все головы сразу не снесешь. Годы спустя, открывая Стоглавый собор, уже царь Иоанн признается: «Бояре наши правили страною сообразно собственным фантазиям, так как никто не противостоял им... Я рос... От людей, которые меня окружали, я выучился вести запутанную политику, быть хитрым, как они...»
В четырнадцать лет Иван страстно увлекается охотой на медведя, волка, лису. Он проводит время в лесах, окруженный боярскими детьми, травит хищных зверей или с кречетом на руке преследует диких лебедей. Возбужденная охотой ватага нападает на деревни, колотит крестьян, забавляется с девицами, пьет и ест без меры. Принимая участие в этих вылазках, Иван в отличие от своих спутников никогда не теряет головы, предаваясь безумствам. Он наблюдает за тем, как грубо обходятся с мужиками и торговцами, наслаждается видом девок с задранными подолами, испытывает блаженство от запаха вина, пота и крови, но в самый разгар оргии никогда не забывает о своем исключительном положении.
Его брат Юрий, почти идиот, не интересуется ничем, кроме игр и еды. Он же после очередного набега любит вечером погрузиться в чтение. При свечах склоняется над страницами Библии, житий святых, сочинениями Иоанна Златоуста, хрониками Нестора. Пророчества Апокалипсиса в его мыслях переплетаются с древними славянскими легендами. Митрополит Макарий помогает ему в Законе Божьем и истории, Иван узнает о прошлом Московской земли и церковных таинствах. Приобщаясь к своим корням, оба чувствуют душевный подъем. Князь с жадностью пополняет эту информацию, беседуя с монахами, иностранными посланниками, мастерами, работающими во дворце. Учится на случайных встречах, не имея определенного направления и плана. Пестрые знания путаются у него в голове; предоставленный сам себе, он не знает, как поступить с ними. Чтение побуждает к писанию – это настоящая страсть к русскому языку. Великолепные фразы роятся у него в голове. Ради собственного удовольствия Иван записывает их на бумагу. Позже он сумеет выгодно использовать это свое умение. Ему нравится и ораторское искусство – когда начинает говорить, ему кажется, что он поет. Юный князь упивается звуком собственного голоса. Речения его напоминают по стилю библейские, он многословен, высокопарен, пылок – как требует мода его времени.
Чтобы лучше узнать страну, которой пока не может управлять, Иван время от времени совершает путешествия в разные ее уголки – во Владимир и Можайск, Ржев и Тверь, Новгород, Ростов, Ярославль. В пути не только охотится, но и предается молитвам. Нет монастыря, который он не посетил бы, проезжая мимо. У каждого настоятеля, пользующегося уважением, просит благословения. После веселого застолья может простоять пять часов на службе в монастыре, и душа его полна благодати. Часто кладет земные поклоны перед образами, и на лбу его образовалась мозоль.
Но народ, который стонет под гнетом бояр, напрасно пытается привлечь внимание государя. Иван отказывается видеть в своих владениях нищету. Его не интересует, чего стоят эти путешествия деревням, в которых он останавливается. Каждый раз требует празднеств и подарков. Если какой нибудь смельчак решается подать ему челобитную, его перехватывает свита. Счастье, когда сам проситель остается цел и невредим! Но люди надеются, что с годами характер этого отрока укрепится и он осознает долг монарха перед своими подданными.
Даже внешние события не могут сбить с него спесь, отвлечь от жестокостей, отвратить от лицемерия. Увлеченные братоубийственными баталиями в Кремле, бояре не в состоянии дать отпор казанским и крымским татарам. Летописец так рассказывает об их набегах на русские земли: «Беззащитные укрывались в лесах и пещерах; места бывших селений заросли диким кустарником. Обратив монастыри в пепел, неверные жили и спали в церквях, пили из священных сосудов, обдирали оклады с икон для украшения жен своих усерезями и монистами; сыпали горящие уголья в сапоги инокам и заставляли их плясать; оскверняли юных монахинь; кого не брали в плен, тем выкалывали глаза, обрезывали уши, нос; отсекали руки, ноги и – что всего ужаснее – многих приводили в веру свою, а сии несчастные сами гнали христиан как лютые враги их. Пишу не по слуху, но виденное мною и чего никогда забыть не могу».
С трудом по призыву своего государя отбрасывают русские татар на Оке, затем на Волге. Кажется, что опасность отступила на время. Иван, которому минуло шестнадцать, присоединяется к своему войску в Коломне. Но враг уже давно не показывается. В военном лагере, ставшем двором, плетутся интриги. Однажды Иван отправляется на охоту в окрестности города и видит, как к нему направляются пятьдесят пищальников. Они пришли из Новгорода с челобитной, жалуясь на унижения, которым подвергаются. Великий князь отказывается слушать и приказывает конным боярам прогнать их. Пищальники сопротивляются, но, сраженные стрелами, падают один за другим. Ивана уверили, что это недоразумение, но он убежден, что стал жертвой покушения, и указывает на виновников: Ивана Кубенского, Федора Воронцова, бывшего фаворита, освобожденного из тюрьмы, и его брата Василия. Не дав времени оправдаться, их обезглавливают на глазах родных. Три раза взмахнул топором палач, трижды фонтаном взметнулась кровь. Лицо князя не дрогнуло. Никто из его окружения не посмел протестовать. То, как молчаливо приняли приговор окружающие, укрепляет Ивана в мысли, что правосудие его непогрешимо, а власть – священна.
Взрослея, Иван начинает задумываться о размерах и пределах своих владений. Его княжество свободно теперь от татарского ига и занимает территорию от истоков Волги до Днепра, от Северных морей к Дону. Вне этих границ простираются таинственные степи Сибири, не покоренные еще области Приволжья, Астрахань, Крым, Западная Украина, Литовское княжество, страны, расположенные на побережье Балтики. Иван не в силах оторвать завистливого взгляда от такого богатства. Его предки превратили Россию в могущественное государство, постепенно собирая под своими знаменами князей, чьи владения окружали Москву. Он должен продолжить дело отцов, расширив границы. Но прежде надо поставить на место бояр.
С недавних пор и сама Москва занимает гораздо большую площадь – в ней уже около четырех с половиной тысяч домов. В сердце ее возвышается святыня – крепость Кремль. Зубчатые стены надежно укрывают соборы, золотые купола которых в форме луковиц горят на солнце, княжеские палаты, дворцы с великолепной отделкой – плод безграничной фантазии и гения построивших их итальянских архитекторов. Вокруг Кремля – город с деревянными постройками, густыми садами, широкими улицами, которые превращаются в потоки грязи после каждого сильного дождя. Домики ремесленников соседствуют с богатыми боярскими теремами, чудесные часовенки – с банями, куда раз в неделю ходят все обитатели, вне зависимости от их положения, насладиться горячим паром. На большой площади посреди Кремля с лавками и мастерскими проходит шумная, разноцветная ярмарка. Скоморохи, вожаки с медведями, слепые певцы привлекают зевак, на которых, в свою очередь, сбегаются карманники. У торговцев блинами и квасом нет отбоя от покупателей. Среди песен и смеха вспыхивают и ссоры. Некоторые заканчиваются кулачными боями. Тогда вмешиваются стражники.
На Лобном месте оглашают приказы правителя. Никто их не слушает. Неподалеку палач наказывает кнутом нескольких мелких злоумышленников. Безразличные к крикам несчастных, валяются среди толпы прямо на земле непроспавшиеся пьяные. Прохожие пинают их ногами и продолжают путь, пытаясь обходить кучи лошадиного навоза.
На ночь все подступы к Кремлю перекрывают рогатками. Стены ощетиниваются пушками. Многочисленная стража бережет покой великого князя, который тут живет. Здесь же собирается Дума, совет бояр. В низких сводчатых палатах с приземистыми колоннами преобладает красное с золотом. Золото повсюду – не только на иконах, которые в изобилии в каждой церкви, в спальнях, приемных, но и на одежде знати, посуде, которую подают во время нескончаемых пиров. Все входящие в окружение великого князя – потомки древних удельных князей, представители родов столь же известных, сколь и род их господина. Что служит причиной их нежелания быть у него под началом.
Население состоит из служилого люда, торговцев, ремесленников, но главным образом из крестьян, которые должны прежде всего кормить находящуюся в походе армию. Рабства нет и в помине. Чтобы получать доход от земли, которая принадлежит одному крестьянину или общине, они должны распоряжаться собой и своим трудом. Но налоги при этом чрезмерны. Настоящие рабы – пленные, взятые во время походов; люди, по решению правосудия лишенные свободы, встречаются редко.
В этой социальной иерархии привилегированное место занимают торговцы, многие из которых скопили огромный капитал благодаря умению бесстрашно ввязываться в новые дела. Не обращая внимания на Западную Европу, они ведут торговлю в основном с Центральной Азией и отдаленными странами Востока: на ярмарку в Нижний Новгород приезжают заморские купцы, русские караваны доходят до Пекина.
Но все же самым большим капиталом в России владеет Церковь. Бескрайние ее наделы процветают за счет того, что полностью освобождены от налогов. На монастырских землях работают сотни тысяч крестьян. Монахи пользуются не только тем, что произвела земля, у них есть мастерские, к ним стекаются многочисленные пожертвования. В массе своей русский народ живет бедно и в полной покорности. Люди очень набожны. Для простого человека страшнее не перекреститься перед иконой, чем обокрасть ближнего. Мясо можно есть только три раза в неделю, интимные отношения запрещены по большим праздникам и во время постов.
Церковь вообще смотрит на женщину с опаской. Чем она красивее, тем большую погибель несет. Но от этого зла можно уберечься – женщин запирают в теремах с окнами, выходящими во внутренний двор. Окна затянуты бычьим пузырем. Войти к вынужденной затворнице может лишь муж. У нее есть все, кроме главного – общения с окружающим миром: никто не видит ее, и она – никого. Ее окружают множество слуг. Перед гостями своего мужа появляется только в особо торжественных случаях. Все ее существование посвящено заботам о своем хозяине, молитвам и рукоделию. У низших сословий условия такого заточения менее строги. Но, обладая б?льшей свободой, женщина пользуется гораздо меньшим уважением. Встав в доме первой, до изнеможения занимается хозяйством. «Положение русских женщин незавидно, – пишет посол австрийского императора в Москве Герберштейн. – Порядочными считаются лишь те, кто живет взаперти. Следят за ними так строго, что выйти нельзя никогда». Запрещено даже поболтать с соседкой. Но любые двери открыты перед гадалками – вся страна живет во власти суеверий, а христианство и язычество спокойно сосуществуют. Любое событие превращается в знамение. Звон в ушах предвещает клевету и злословие, кончики пальцев чешутся к путешествию, утки кричат – быть пожару. Беременные женщины дают хлеб медведям бродячих скоморохов и прислушиваются к ворчанию зверя, чтобы определить пол ребенка. Если желаешь человеку смерти, надо собрать земли у него из под ног и бросить ее в огонь. В субботу накануне Троицы пляшут на кладбищах. В Страстной четверг сжигают солому, вызывая духов. Тем не менее церкви полны, и коленопреклоненная толпа истово молится.
Великолепие православной службы сравнимо лишь с пышностью одежд верующих высших сословий. Когда они выходят на паперть, то блеском своим соперничают со священниками. На головах у них шапки, подобные персидским, отороченные чернобурой лисой. Шитый жемчугом и камнями шелковый зипун доходит до колен, поверх него – узкий золотой кафтан до лодыжек, чтобы при каждом шаге видны были сафьяновые сапожки, украшенные жемчугом. Завязанный низко пояс подчеркивает великолепную выпуклость живота. Длинная шелковая мантия с отделкой из меха не скрывает роскоши остальных одеяний.
На женщинах еще больше юбок – широких и присборенных, из ткани, шитой золотом, и из шелка, усыпанных камнями, подбитых мехом. На голове у замужней женщины – шапочка наподобие скуфьи, поверх нее – батистовый платок, обычно белый, завязанный под подбородком; на шее, в ушах и на пальцах множество украшений. На ногах – кожаные башмачки разных цветов, усыпанные жемчугами. Напоминают они в своих расшитых одеяниях диковинных неповоротливых птиц.
Широта одежд подчеркивает объемы фигуры – на взгляд всех европейских путешественников, у русских мужчин слишком большой живот, а женщины чересчур полные, так как любят хорошо поесть, а двигаются мало. Русская кухня разнообразная и тяжелая, с привкусом чеснока, лука и конопляного масла. На стол князьям и боярам подают жаркое и жареную курицу с лимоном, щи, кулебяки с рисом и рыбой, пирожки с яйцами, блины со сметаной, кашу, кисель, сладости с имбирем и медом...
В постные дни преобладают осетр, щука, севрюга, рыбные оладьи, икра. В качестве напитков – квас, венгерские вина, медовуха и водка. Пьянство процветает во всех слоях общества. Достойный звания мужчины выпивает неимоверное количество спиртного. Затем он должен отдохнуть. Сами торговцы порой закрывают лавки, чтобы выпить.
Мужчины по православному обычаю носят бороду. Женщины обильно румянят и белят лица, но вовсе не затем, чтобы выглядеть соблазнительнее, а чтобы прикрыть наготу своей кожи, которая вводит мужчину во грех.
Женщины с юных лет привлекали Ивана. Вдоволь нарезвившись со смеющимися служанками и испуганными деревенскими девками, он начинает подумывать о деле более деликатном – его занимает мысль о женитьбе. Скоро ему семнадцать. Он худ и высок, с крючковатым носом и рыжеватой бородой, которая удлиняет лицо. Взгляд маленьких голубых очень глубоко сидящих глаз пронизывает собеседника насквозь. Темные волосы спадают длинными прядями вдоль щек, но на шее подстрижены коротко. Иногда по лицу его пробегает судорога. Поговаривают, что он слишком много пьет и алкоголь расшатывает нервы, которые не в порядке с детства – следствие многих несчастий и постоянных угроз.
В декабре 1546 года Иван призывает к себе митрополита Макария и сообщает ему о своем намерении жениться. Тот радуется подобной смене настроения у великого князя, ведущего столь беспутную жизнь. Но сомневается, что иностранная принцесса согласится жить в стране, где последние десять лет царят насилие и жестокость. Он дает Ивану мудрый совет отказаться от планов заключить брачный союз с одним из европейских дворов, чтобы не получить грубый отказ, а найти себе невесту дома, собрав, согласно традиции, девиц из благородных семейств, знатных и не очень, чтобы выбрать ту, которая более всех заслуживает быть женой великого князя. Великий князь с радостью принимает это предложение и решает немедленно перейти к делу. По его приказу митрополит приглашает на службу в Успенский собор всех бояр – даже тех, кто в опале. Они сбегаются, предчувствуя важное событие. После более торжественной, чем обычно, службы Макарий собирает их в большой зале дворца. На троне перед ними – Иван. Когда все собрались, он поднимается и произносит: «Милостию Божиею и Пречистой Его Матери, молитвами и милостию великих чудотворцев, Петра, Алексия, Ионы, преподобного отца нашего Сергия и всех чудотворцев земли Русской, положил я на них упование, а у тебя, отца своего, благословяся, помыслил жениться. Сперва думал я жениться в иностранных государствах у какого нибудь короля или царя; но потом я эту мысль отложил, не хочу жениться в чужих государствах, потому что после отца своего и матери остался мал; если я приведу жену из чужой земли и в нравах мы не сойдемся, то между нами дурное житье будет; поэтому я хочу жениться в своем государстве, у кого Бог благословит, по твоему благословению». Митрополит, который о содержании этой речи знал заранее, отвечает ему просветленно: «Сам Бог внушил тебе намерение, столь вожделенное для твоих подданных! Благословляю оное именем Отца Небесного». Бояре, по словам летописца, заплакали от радости, обнимались и прославляли своего правителя. Они довольны, что Иван решил жениться на русской – это тешит их национальную гордость, а кроме того, почти у каждого есть дочь, сестра или племянница, которая могла бы попытаться привлечь внимание князя. А выгадает в этом случае вся семья. И каждый начинает мысленно плести золотые сети, в которые пойман будет их государь. Они торопятся по домам объявить родным великую новость, но Иван жестом останавливает их.
Не все еще сказано, еще одна мысль занимает его: до своей женитьбы хочет он венчаться на царство. Громко и ясно объявляет об этом. Бояре изумленно переглядываются: какая разница, великий князь или царь? Иван разницу видит, думал он о ней давно. Царем в славянских церковных книгах называют царей иудейских, вавилонских, ассирийских и даже римских императоров. Под пером переписчиков появился «царь Давид», «царь Юлий Цезарь», «царь Август». Поэтому для Ивана слово «царь» хранит в себе сияние Библии, Римской империи, Византии. Носящий его – наследник античного Рима и Рима византийского. Сам он стоит над Третьим Римом, который могуществом своим должен превзойти предыдущие два. Он и его наследники сделают так, что Москва затмит Константинополь, а Московская держава станет «шестым царством», о котором сказано в Апокалипсисе. Иван, согласно генеалогии, «обновленной» по этому случаю, – прямой потомок римского императора Августа, который разделил мир между своими ближайшими родственниками и выделил своему брату Пруссу земли в бассейне рек Вислы и Немана. Рюрик, прародитель династии русских князей, был наследником этого Прусса, брата основателя Римской империи. Таким образом, преемственность русских государей не нарушалась с начала христианской эры. А это означает превосходство русского царя над всеми другими европейскими королями и князьями. По праву рождения он – величайший среди избранных. И настанет день, когда по воле Божьей весь мир окажется под властью Москвы. Но путь к этому начнет он, царь Иван IV. Всего этого он не произносит вслух – слушатели не в состоянии понять его. Но Макарий в курсе замыслов великого князя и одобряет их. Мгновение поколебавшись, бояре выказывают поддержку и этого плана своего юного государя. Ведь главное не то, что он собирается стать царем, а что жену свою хочет найти среди их дочерей.
Церемония венчания на царство проходит 16 января 1547 года в Москве. Под звон колоколов Иван выходит из дворца и направляется в Успенский собор. Перед ним идет духовник его с крестом и святою водой, кропя людей, стоящих по сторонам, за ним – брат Юрий и весь двор, поражающий роскошью одеяний. Река парчи, золота, драгоценных камней течет в собор, медленно приближаясь к митрополиту Макарию, архиепископам, епископам, игуменам монастырей. Невидимый хор возглашает «Многая лета!». Митрополит благословляет государя и ведет его на амвон с двенадцатью ступенями, на котором стоят «два места, одетые златыми паволоками». На них садятся Иван и митрополит. Перед амвоном стоит аналой с атрибутами царской власти. Митрополит еще раз благословляет великого князя и надевает ему на голову корону – шапку Мономаха, протягивает скипетр и читает молитвы, чтобы Господь оградил этого «христианского Давида» силою Святого Духа, даровал ему многолетие, «посадил на престол добродетели, даровал ему ужас для строптивых и милостивое око для послушных». Иван провозглашен царем от Бога, самодержцем всея Руси. Завершая обряд, священники снова возглашают «Многая лета!» царю Ивану. Приняв поздравления от духовенства и дворян, Иван слушает литургию. Служба длится четыре часа, но молодой царь не чувствует ни малейшей усталости. Напротив, пышность и длительность всего происходящего воодушевляют и укрепляют его в правильности принятого решения. Теперь он чувствует себя неуязвимым не только для бояр и народа, ведь Господь благословил его.
Лишь однажды было уже в России помазание на царство. Речь идет о Димитрии, внуке Ивана III, который тем не менее никогда не правил. Чтобы придать обряду требуемое великолепие и воспроизвести во всех деталях византийский чин, были просмотрены многие архивы. Наконец Иван выходит из собора и направляется во дворец. Следующий за ним Юрий время от времени посыпает голову нового царя золотыми деньгами из сосуда, который несет Михаил Глинский. Народ молча стоит по сторонам и крестится. Но только процессия удаляется, кидается в собор и начинает раздирать ткань, которая покрывала царское место, – каждому хочется унести с собой вещественное воспоминание об этом великом дне.
Едва вернувшись во дворец, Иван отправляет письмо константинопольскому патриарху Иоасафу, прося утвердить его в царском сане. Соборную грамоту от него ждать пришлось долго, и обошлась она недешево. Он выдаст ее в 1561 году, получив втрое больше надлежащей суммы. На ней будут подписи тридцати шести греческих митрополитов и епископов. Но только две – настоящие, самого Иоасафа и его викария. Остальные воспроизвел его секретарь Фанар, составивший документ.
Но и для Ивана эта грамота – только формальность. Ему достаточно благословения Макария, чтобы чувствовать себя отныне носителем Божественной воли. Во время помазания священнослужители признали его одновременно и хозяином всего, что живет на земле Русской, и защитником истинной веры. Как главный защитник православной веры возвышается он теперь над всеми государствами, открытыми влиянию протестантизма, – Германской империей Карла V, Францией Генриха II, Англией Генриха VIII. Москва становится духовной столицей православной Церкви, свободе которой в Константинополе угрожают турки.
Теперь можно подумать и о женитьбе. Во все области отправляются гонцы с царской грамотой: «Когда к вам эта наша грамота придет, и у которых будут из вас дочери девки, то вы бы с ними сейчас же ехали в город к нашим наместникам на смотр, а дочерей девок у себя ни под каким видом не таили б. Кто же из вас дочь девку утаит и к наместникам нашим не повезет, тому быть от меня в великой опале и казни. Грамоту пересылайте между собою сами, не задерживая ни часу». В главном городе каждой области доверенные лица царя осматривают девиц, чтобы лучших из них отправить в Москву. Набирается слишком много – около тысячи. Среди них проводят еще один отбор. Избранные в сопровождении служанок едут в столицу, где их располагают во дворце, по двенадцать в одной комнате. Царь не однажды ходит к ним на смотрины, разговаривает с ними. В решающий день намытые, начищенные, причесанные, припудренные и одетые в самые лучшие свои наряды претендентки одна за одной, благоговея, проходят перед сидящим на троне царем и опасливо пытаются разглядеть огонек желания в его глазах. Но в течение всей церемонии Иван остается бесстрастным, когда же она заканчивается, поднимается и решительно подходит к Анастасии, дочери умершего окольничего Романа Юрьевича Захарьина Кошкина, и дарит ей платочек, расшитый золотом и серебром, украшенный жемчугами. Счастливая избранница краснеет от счастья, соперницы глотают слезы. Разочарованные, злые, полные ревности, они должны возвращаться домой.
Анастасия принадлежит к старинному роду, который ведет свое происхождение от Андрея Кобылы, покинувшего в XIV веке Пруссию, чтобы поселиться в России. По счастью, ее близкие не замешаны в интригах, которые вели Шуйские и Бельские. Но не ее высоким происхождением и не политической чистоплотностью ее родных руководствовался Иван в своем выборе. С первого взгляда поразила она его своей удивительной красотой. Разговаривая с ней, царь смог оценить и ее ум, мягкость, скромность, благочестие. Думая, что, женившись, следует лишь традиции продолжения династии, он вдруг понимает, что влюблен в ту, которую выбрал. Это новое чувство удивляет и волнует его. Не станет ли он слишком мягок как государь от появившейся в нем нежности? Забавляясь, он называет Анастасию своей «телочкой».
Царская свадьба состоялась 3 февраля 1547 года в Успенском соборе. Все напоминает происходившее двадцать лет назад, во время венчания его отца и матери: песнопения, молитвы, священники, свечи, посыпание хмелем. После благословения Макарий обращается к новобрачным: «Днесь таинством Церкви соединены вы навеки, да вместе поклоняетесь Всевышнему и живете в добродетели; а добродетель ваша есть правда и милость. Государь! Люби и чти супругу; а ты, христолюбивая царица, повинуйся ему. Как святый крест – глава Церкви, так муж – глава жены».
Царская чета выходит из собора и появляется перед народом, славящим ее. Царица собственноручно раздает милостыню многим нищим, которые падают перед ней ниц. Молодой князь Юрий Глинский готовит брачное ложе на традиционных снопах пшеницы, затем сопровождает Ивана в баню. Наконец, отяжелевшие от обильного пира, оглушенные поздравлениями бояр и оцепеневшие от бесконечного стояния в церкви, новобрачные в спальне, где светятся только лампады перед образами. Как предписывает традиция, главный конюший, князь Михаил Глинский, всю ночь проводит в седле, не выпуская из рук сабли, под окнами опочивальни – ничто не должно беспокоить царя.
Со дня царской свадьбы и до начала поста простой люд и бояре, каждые на свой лад, шумно пируют и предаются обильным возлияниям. Наконец звон тысяч колоколов призывает православных к молитве и покаянию, веселье мгновенно стихает, и город окутывает серая дымка. Иван и его жена одеваются как простые паломники и пешком, по снегу, отправляются в Троице Сергиев монастырь. Там они проводят первую неделю поста, причащаясь и приходя каждый день поклониться раке со святыми мощами преподобного Сергия. Анастасия набожна так же, как и ее супруг, но ее религиозное чувство основывается на милосердии и снисхождении, тогда как религиозность Ивана вовсе не предполагает любви к ближнему. Его молодую жену вырастила мать вдова, она привыкла к скромности, чувствует себя на равных с окружающими и пытается сочувствовать их бедам и страданиям. Он же полагает, что стоит так высоко, что его ближний не человек, а сам Господь. Там, внизу, копошится муравейник, который он может с легкостью раздавить. Царю неважно, что думают эти насекомые, важно, что думает Отец Небесный. Опьяненный этой безграничной властью, царь перестает интересоваться управлением государством, а предается радостям охоты, пиршествам и любви.
Завершив паломничество, он начинает изводить окружение вздорностью своих капризов. Ничто не забавляет его больше, чем несправедливое наказание или незаслуженное вознаграждение. Он выбирает на несколько дней нового фаворита, наслаждается отчаянием тех, кого отдалил и у кого отнял все. Чем меньше наказания соответствуют законам, тем сильнее свидетельствуют они о его независимости, полагает Иван. Он смешивает власть и всемогущество, силу характера и жестокость. Что же касается текущих дел, пусть ими занимаются другие! Например, Глинские, им это привычно. И они от имени царя правят страной. Осыпанные почестями и богатством, притесняют народ, бесстыдно обращают в деньги любое свое посредничество, беспощадно наказывают тех, кто смеет жаловаться. Царь нуждается в них для выполнения самых гнусных дел. И признателен им за преданность, даже если мимоходом они набивают свои карманы. Мелкий люд и большинство бояр, напротив, не испытывают ничего, кроме злобы, к этим притеснителям, которым покровительствует сам государь. Имя Глинских становится символом тирании, бесчестия и порока. В отчаянии жители Пскова решают обратиться прямо к царю и посылают делегацию из семидесяти именитых горожан, чтобы пожаловаться на своего правителя, князя Турунтая Пронского, ставленника Глинских. Этот дерзкий поступок объясняется тем, что город присоединили к Московскому княжеству недавно, и псковитяне не поняли еще до конца характер своего нового господина. Узнав, что живет он в своем загородном доме в деревне Островке недалеко от Москвы, предстают перед ним 13 июня 1547 года, как перед своим отцом. Вне себя от гнева, что посмели нарушить его покой по столь ничтожному поводу, Иван безжалостно расправляется с просителями: им связывают руки за спиной, выливают на головы кипящее вино, а царь, переходя от одного к другому со свечой в руках, поджигает им волосы и бороды. Затем всех до одного раздевают и заставляют лечь на землю. Но пока государь обдумывает, какой казни их предать, из Москвы прибывает гонец с вестью о том, что самый большой колокол в Кремле упал без видимых на то причин и от удара раскололся на множество кусков. Ошеломленный Иван спрашивает себя, нет ли в этом зловещего предзнаменования. Забыв о псковитянах, требует немедленно седлать коня и отправляется в столицу. Его жертвы, расставшись с путами, спешат унести ноги и благословляют ниспосланный провидением колокол за спасение.
В Москве царя охватывает ужас. Происшествие с колоколом – не первое его потрясение. Двенадцатого апреля того же года огонь погубил множество домов, церквей и лавок в Китай городе. Восемь дней спустя другой пожар поглотил все улицы, расположенные на противоположном берегу Яузы, где живут гончары и кожевенники. И вот 20 июня в городе снова пожар. Из за ветра невиданной силы огонь перебрасывается с одного деревянного дома на другой, рассыпается снопами искр, подбирается к зубчатым стенам Кремля, пытается добраться до куполов церквей и крыши дворца. Перекрывая завывание ветра и огня, раздаются громкие взрывы – один за другим взлетают на воздух пороховые склады. Железо раскаляется докрасна, медь плавится. В каменных церквях языки пламени слизывают фрески, опаляют иконы, пожирают святыни. На небе – сплошная завеса пурпурного дыма, на которой тут и там вспыхивают разноцветные огни.
В Успенском соборе еле живой митрополит Макарий, задыхаясь от дыма, не оставляет молитву. Священники умоляют его бежать. Они оказываются на стене, нависшей над обрывом. Не обращая внимания на его протесты, служители заставляют Макария спускаться, держась за канат с узлами. Но добраться до конца он не может – силы покидают его, выпустив веревку из рук, падает. Раненного, без сознания, его перевозят в близлежащий монастырь. Со всех сторон сбегаются жители, бессмысленно толпятся, рыдая, не зная, что делать, чтобы остановить это бедствие. В городе нет ничего для борьбы с пожаром. Остается рассчитывать только на милосердие Божие. Женщины в страхе плачут и не могут отыскать своих детей. Скорбят старики и осеняют себя крестом перед руинами своих домов. Охваченные огнем люди пробегают с воплями, одежда догорает прямо на них. Многие бросаются в реку, чтобы избавиться от пламени. Коровы и лошади гибнут от удушья в стойлах и конюшнях. Вокруг обгорелых трупов жалобно завывают собаки. В садах от деревьев остались лишь черные скелеты. Воздух наполнен горячей копотью.
Едва начался пожар, царь, царица и их приближенные укрылись в селе Воробьево, которое возвышается над Москвой. Оттуда Иван созерцает огонь и подсчитывает убытки. Потрясенная Анастасия погружена в нескончаемую молитву. Государь ежечасно получает с гонцами новости. Купол Успенского собора, царские палаты и палаты митрополита, два монастыря, множество церквей со святынями, бывшими в них, боярские дома, арсеналы, казна – все погибло в огне. Говорят о семистах погибших, «не считая детей».
К вечеру ветер утих. Ночью успокоился и пожар, лишившись пищи. Но в этой коптящей пустыне сверкают еще угрожающе огоньки. Назавтра с закопченными лицами горожане возвращаются к руинам, пытаясь найти в золе обгоревшие тела и остатки своего добра. Время от времени они наклоняются и выпрямляются снова, со стенаниями, похожими, по словам летописца, на крики «диких зверей». Ходят слухи о том, что московский пожар – не простая случайность, а следствие ворожбы. «Глинские! Глинские! – слышно повсюду. – Виноваты они». По словам посвященных, старая княгиня Анна, мать Юрия и Михаила Глинских, вынимала сердца из тел умерших, опускала их в воду и кропила той дьявольской водой улицы Москвы. «Вот почему сгорел наш город!» – раздаются голоса.
Шуйские, давние противники Глинских, умело поддерживают в народе эту версию, их сторонники не дают утихнуть слухам, где только можно подогревая их. Сам царский духовник, протопоп Федор Бармин, поддерживает эти чудовищные обвинения. Ему вторят некоторые бояре. Их убежденность действует на Ивана, он назначает расследование. Двадцать шестого июня, через пять дней после пожара, множество людей, лишенных пристанища, собираются по его приказу на кремлевской площади. Многочисленные свидетели утверждают под присягой, что Глинские действительно прибегли к ворожбе, чтобы разрушить город. Княгиня Анна Глинская, бабка государя по матери, и ее сын Михаил находятся в это время в своих ржевских землях, но другой ее сын – Юрий – здесь, среди бояр, стоит перед толпой. Сначала в ответ на эти вздорные обвинения черни он лишь пожимает плечами. Поняв, что многие сановники сочувственно прислушиваются к крикам толпы, пугается и, потихоньку пробравшись меж рядов бояр и вельмож, скрывается в Успенском соборе. Но, несмотря на все предосторожности, это не остается незамеченным. Обезумевший от ярости народ устремляется за ним. Вельможи расступаются под его напором. Несколько самых исступленных людей с криками проникают в собор с закопченными стенами и обугленными иконами. Не помня о том, что место это святое, они хватают Юрия, избивают, а затем душат и волокут тело прочь из Кремля, на площадь, где обычно казнят. Войдя во вкус после этого первого убийства, чернь, как с цепи сорвавшись, рассыпается по улицам, грабит и сжигает дом Глинских, истребляет родственников и слуг ненавистной семьи. Мятежники разграбили арсенал и взяли оружие, в церквях завладели хоругвями, утварью, иконами. Ими они размахивают над головами – кто крестом, кто саблей.
Через три дня, подчиняясь страшному импульсу, толпа направляется к селу Воробьево и требует, чтобы ей выдали царских родственников по материнской линии – князя Михаила Глинского и его мать, княгиню Анну. Но здесь их нет. Что ж, нет так нет, найдут и в других землях. Иван в ужасе от этого народного гнева, но не уступает ему. Даже будучи уверенным в виновности Глинских, он не мог бы позволить диктовать себе без опасности быть свергнутым. Только он должен решать в своей стране вопросы жизни и смерти. Без колебаний он приказывает страже стрелять в толпу. Несколько человек падают, кто то убегает, остальные встают на колени и просят пощады. Среди них хватают тех, кто подвернулся под руку, и тут же казнят на глазах ошеломленных товарищей.
Порядок восстановлен. Царская власть упрочена. Но государь страшно напуган. Тем более что во время беспорядков его посетил отец Сильвестр – уроженец Новгорода, служитель Благовещенского собора. Он не поддерживает Иванова духовника в том, что московский пожар – следствие колдовства, а утверждает, что разрушил город Всевышний, как когда то Содом и Гоморру, и что это Его наказание. Он без боязни говорит об этом царю, подняв обличающий перст. Сила его голоса, пророческий блеск глаз воздействуют на слабые расшатанные нервы Ивана, который неожиданно начинает сомневаться в непогрешимости своих решений и действий, впервые прислушивается к критике. Да, совершил ошибку, доверив управление государством Глинским, да, в некоторых случаях проявил слишком мало любви к ближнему. Сильвестр открывает перед ним Евангелие, напоминает о божественных заповедях, говорит, что необходимо очистить свою душу, чтобы избежать еще более страшной катастрофы, и признается, что ему были видения и знамения в осуждение царя. Услышав это, Иван падает на колени. Ему всегда казалось, что они с Богом – друзья. И вот посланник Господа, безусловно, хорошо осведомленный, свидетельствует об обратном. Быть может, Бог решил отвернуться от своего наместника на земле? Возможно, между ними возникло непонимание, ссора, как это часто бывает и в самых лучших семьях? Быть может, надо изменить себя, пока не поздно? Сдерживая рыдания, заикаясь от страха, царь соглашается с отцом Сильвестром, обещает исправиться и в подтверждение тому отстраняет от власти Глинских, против которых выступает народ.
Заменить их он решает советом2 из представителей «людей государственных» и духовенства, известных своей мудростью, уравновешенностью и преданностью. Среди них – митрополит Московский Макарий, оправившийся после произошедшего с ним, Сильвестр, Алексей Адашев, князь Андрей Курбский... Главные роли играют здесь двое – митрополит Макарий, самый просвещенный человек на Руси, и протопоп Сильвестр, который осмеливается говорить с царем как с простым грешником. Этот священник низкого происхождения имеет на государя такое влияние, угрожая ему карой небесной, что вскоре на него возлагается управление делами церковными и гражданскими. Все проходит через него, и каждый должен полагаться на его компетентность. При нем проявляется Алексей Адашев – молодой боярин, прекрасный военный, с интересной внешностью и острым умом. Недавно он был всего лишь постельничим. Теперь, по воле царя и благословению Макария и Сильвестра, становится советником и доверенным лицом царя. Летописцы называют его «ангелом» и хвалят за чистоту намерений и чувствительность; «имея нежную, чистую душу, нравы благие, разум приятный, основательный и бескорыстную любовь к добру, он искал Иоанновой милости не для своих личных выгод, а для пользы Отечества». Андрей Курбский, со своей стороны, утверждает, что Сильвестр своими увещеваниями в сердце царя «возбудил желание блага», а Адашев облегчил ему осуществление оного.
Говоря об этих благотворных влияниях, нельзя забывать и о царице Анастасии. Часто она беспокоилась из за характера одновременно сильного, жестокого и малодушного своего супруга. Она чувствует себя как в присутствии дикого зверя, которого любит, боится и пытается приручить. Иван любит ее за красоту и покорность. Своей слабостью царица добивается от него того, в чем отказал бы ей, будь она менее беззащитна. И потом, они часто вместе предаются молитве. Для нее – это выражение веры в милосердного Бога, для него – боязнь Божьего гнева.
После пожара Москвы и образования Рады Иван раздает немного денег пострадавшим и приказывает восстановить город. Со всех сторон прибывают строители. Города Московского княжества присылают иконы и святыни. Москва превращается в огромную стройку, где звенят пилы и стучат молотки. Открываются лавки. Но этого недостаточно, чтобы стереть следы небесной кары. Иван чувствует необходимость возродить из руин не только столицу, но и собственную душу. Он вновь хочет обрести милость Господа через раскаяние, а своему народу продемонстрировать охватившее его стремление к добродетели. Все подчиненные княжества получают распоряжение прислать в Москву «людей избранных, всякого чина и состояния», чтобы те предстали перед царем и выслушали его. В результате приезжают только представители духовенства, бояре и чиновники. Этот первый Земский собор созван только для того, чтобы стать свидетелем новых решений царя.
В воскресный день 1550 года, отстояв молебен, Иван выходит с крестным ходом на Лобное место, где его ждет народ. Здесь он останавливается перед молчаливой толпой и твердым голосом обращается к митрополиту Макарию:
«Святый Владыко! Знаю усердие твое ко благу и любовь к Отечеству; будь же мне поборником в моих благих намерениях. Рано Бог лишил меня отца и матери; а вельможи не радели о мне; хотели быть самовластными; моим именем похитили саны и чести, богатели неправдою, теснили народ – и никто не претил им».
Эту жалобу уже не раз слышали от царя его приближенные: всегда, чтобы оправдать свои ошибки, он вспоминал о своем сиротстве, о том, что вельможи, вместо того чтобы растить его как собственного сына, грабили его и народ. Но никогда еще он не обвинял бояр публично, признавая одновременно и свою вину как простой грешный. Повышая голос, продолжает он свою речь, как актер, опьяненный словами; он любит длинные фразы, тщательно выверенные паузы, трагическое выражение лица. Перед ним, на площади, где обычно казнят, болтаются на виселицах приговоренные по его приказу. Их иссушенные тела клюют вороны. Но никаких угрызений совести он не испытывает. Риторика – вот что увлекает его. Только бояре виноваты во всех его ошибках. О них говорит он:
«В жалком детстве своем я казался глухим и немым; не внимал стенанию бедных, и не было обличения в устах моих! Вы, вы делали, что хотели, злые крамольники, судии неправедные! Какой ответ дадите нам ныне? Сколько слез, сколько крови от вас пролилося! Я чист от сея крови! А вы ждите суда небесного!»
При этих словах царь поклонился на все четыре стороны площади. Затем произнес, но уже о своих обездоленных подданных:
«Люди Божии и нам Богом дарованные! Молю вашу веру к Нему и любовь ко мне: будьте великодушны! Нельзя исправить минувшего зла; могу только впредь спасать вас от подобных притеснений и грабительств. Забудьте, чего уже нет и не будет! Оставьте ненависть, вражду; соединимся все любовию христианскою. Отныне я судия ваш и защитник».
Народ не верит своим ушам. Этот красноречивый оратор, одетый в золото и усыпанный драгоценностями, который сверкает на солнце как скарабей, это их царь. А царь не может лгать, и для России наступает время мира. Чтобы положить начало новой мудрой политике, Иван объявляет, что прощает всех виновных бояр, и предлагает всем своим подданным по братски обняться. В толпе льют слезы благодарности и троекратно лобызаются. Кажется, вполне уместны были бы восклицания «Христос воскресе!». Удовлетворенный успехом своей речи, Иван поворачивается к Адашеву и велит ему принимать жалобы бедных, сирот и «всех страждущих».
«Алексей, – говорит он ему, – ты не знатен и не богат, но добродетелен. Ставлю тебя на место высокое не по твоему желанию, но в помощь душе моей, которая стремится к таким людям, да утолите ее скорбь о несчастных, коих судьба мне вверена Богом! Не бойся ни сильных, ни славных, когда они, похитив честь, беззаконствуют. Да не обманут тебя и ложные слезы бедного, когда он в зависти клевещет на богатого! Все рачительно испытывай и доноси мне истину, страшася единственно суда Божия».
Закончив речь, Иван принимает поздравления от близких, среди которых первая – Анастасия, видящая чудо духовного преображения своего супруга. Сам же он полагает, что Господь «долготерпелив и многомилостив». До какой степени царь искренен в своем намерении простить бояр, которые плохо ему служили? Ни один из виновных не будет приговорен к смерти. Лишь немногие из придворных будут смещены, отправлен в монастырь царский духовник Федор Бармин, который подстрекал народ, Михаил Глинский сослан с разрешением самому выбрать место жительства. Опасаясь за свою жизнь, он бежит в Литву с Турунтаем Пронским. Но их останавливают, начинают расследование, и только великодушие Ивана спасает их от казни. В Избранную Раду входят теперь и дядя царицы Захарьин, и друг несчастного Бельского Хабаров, и Дмитрий Палецкий, чья дочь Иулиания удостоена чести стать невестой брата царя, князя Юрия. Несмотря на эти счастливые перемены, Иван помнит об оскорблениях, которые были нанесены ему когда то. Характер позволяет ему проявлять мимолетную милость, но никогда не забывать о главном. Враги, которым он простил, не могут быть уверены в дальнейшей своей безопасности, а лишь во временной отсрочке возмездия. И пока они наслаждаются безнаказанностью, царь краем глаза наблюдает за ними и молчаливо ненавидит их.
На время образцом для него становится знаменитый его предок Иван III, давший России первые письменные законы. Ему хочется попробовать себя на этом поприще. Среди его приближенных есть несколько человек, сведущих в гражданском праве. Что до протопопа Сильвестра, то он собственноручно написал многие положения знаменитого «Домостроя» – свода правил благочестия, который содержит нормы поведения в религиозной и общественной жизни для зажиточных людей, отцов семейств, обладателей многочисленной челяди. Здесь можно прочитать, что набожный человек всегда задерживает дыхание, целуя иконы, чтобы не допустить таким образом их осквернения его физической сущностью, что женщина присутствует на официальных приемах, исполняя исключительно хозяйственные обязанности, она не поет и не смеется во время работы, сохраняет послушание мужу и бесстрастие. Отец сурово, но без гнева, наказывает своих детей. «Если любишь сына своего, бей его часто, в конце концов он станет радостью для тебя... Не смейся с ним, не играй с ним, так как, если ты выкажешь слабость в малом, пострадаешь в большом...Терзай ему сердце, пока он растет, так как, если затвердеет сердцем, перестанет тебя слушаться».
За женой тоже надо неустанно следить, чтобы она не вышла из повиновения. Но здесь нужна деликатность. И тогда не будет нужды прибегать к палке. Рекомендуется только плеть. Но надо знать, как ею пользоваться: отвести жену подальше от любопытных глаз, предварительно сняв с нее рубашку, чтобы не порвать, связать руки и методично стегать ее так долго, сколько необходимо; после этого обратиться с сердечными словами, чтобы супружеские отношения в будущем не были нарушены. Каждый день жена должна советоваться с мужем не только по вопросам ведения хозяйства, но и о визитах, которые она собирается нанести, о гостях, которых намерена принять, и даже о темах для разговора с ними. «У жены, которая следит за порядком, дом должен быть чистым и опрятным, – продолжает „Домострой“, – похожим на рай. При входе следует положить сено, чтобы вытирать ноги. В каждой комнате истинный христианин вешает по стенам иконы и в знак их почитания зажигает перед ними лампады и свечи, украшает их окладами. После молитвы следует закрыть иконы занавесками, чтобы защитить их от пыли». В доме должно быть провизии на целый год. Вся жизнь организуется вокруг очага, даже если средства избыточны. «Когда готовят хлеб, одновременно стирают, чтобы не транжирить дрова». Хозяин дома должен иметь, помимо слуг, портных, сапожников, плотников, чтобы все дела можно было исполнить тут же, не выходя из дома. На те случаи, когда знаний по ведению хозяйства не хватает, «Домострой» дает рецепты о приготовлении пищи, настоек и ликеров, как отбелить белье, забить и посолить поросенка. Там также говорится о том, как должен держать себя слуга, посланный к кому либо с поручением: подойдя к двери дома, куда он был послан, образцовый слуга вытрет ноги, высморкается при помощи пальцев, прочистит горло, сплюнет и скажет: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа». Если ему не ответят: «Аминь», он повторит свою молитву громче и наконец тихо постучит в дверь. «Если его принимают в помещении, он должен следить за тем, чтобы не ковырять пальцем в носу, не сморкаться, не плевать. Он должен почтительно стоять, не смотреть по сторонам, не дотрагиваться ни до чего. Он должен вернуться как можно быстрее, чтобы принести ответ хозяину».
В последней части книги протопоп Сильвестр призывает своего сына Анфима соблюдать христианские добродетели. Чтобы молодой человек, став главой семьи, воздерживался от пития перед вечерней, почаще призывал священника, служил молебны у себя дома, не впадал в крайность, раздавая милостыню, искренне любил ближнего, ни на кого не держал зла, слушался царя и боялся Бога: «Когда путешествуешь, делись пищей со встречными... Давай им пить. Если будешь вести себя так, тебя не обманут и не убьют в пути... Если сопровождающие тебя ссорятся, выбрани их. Если дело принимает серьезный оборот, ударь своего слугу, даже если он прав!»
Эти советы, вышедшие из под поучающего пера, обличают в своем авторе (или авторах) странную смесь религиозности и целесообразности, жестокости и милосердия. Строгость мышления и преданность Церкви подчеркивают постоянные отсылки к Библии. Правила хорошего тона и молитвенник, поваренная книга и Евангелие, огородный календарь и трактат о соблюдении приличий, святое и мирское неразделимы здесь, как вода и вино в сосуде. Согласно этому полуязыческому, полухристианскому катехизису, Бог любит бережливость, процветание, благополучие, трудолюбие, быстрое правосудие и подчинение слуги хозяину, жены – мужу, сына – отцу. Основа общества – семья, глава которой олицетворяет прочность и излучает свет. Он источник и итог всего. И в своем клане он равнозначен царю в его владениях.
В таком виде «Домострой» долго еще прослужит незыблемым законом обыденной жизни России. Иван очень доволен. Но хочет, чтобы тот же добрый порядок был установлен и в общественной жизни. Со своими советниками он садится за написание Судебника, который должен заменить Судебник его деда Ивана III от 1497 года. Новый свод законов не отменяет его положений, но приводит их в соответствие с требованиями времени. До сих пор закон, действующий в Москве, мог игнорироваться в Новгороде или Пскове, где были свои обычаи. Иван в своем стремлении к централизации считает подобное недопустимым. Несмотря на крайнюю молодость – ему должно исполниться двадцать, он требует, чтобы на всех территориях, находящихся под его властью, применялись одни и те же законы. Он восстанавливает на местах старинную судебную систему и велит заседать в судах не только боярам, но и выбранным представителям общин. Эти суды состоят из трех уровней, высший из которых – в Москве. Наказания за мелкие уголовные преступления сводятся к ударам плетью. Повторный проступок, предательство, богохульство, убийство, разбой, поджоги – караются смертью. Случается, что судья ссылается на свидетелей, обосновывая приговор. Но приговоренный имеет право не согласиться с ними и вызвать на поединок. На этот Божий суд обвинитель и обвиняемый могут не являться самолично, а прислать себе замену. Использовать лук и стрелы запрещено. Закон гласит, что орудием может быть бердыш, копье и кинжал. В качестве защиты можно использовать кольчугу и щит. Свидетельство человека благородного происхождения более весомо, чем шестерых – низкого. Порой, чтобы обличить виновного, применяют пытки. Вознаграждение судье и писцу установлено строго. Судебный кодекс осуждает взяточничество. Но оно процветает на всех уровнях. Невозможно выиграть дело, не «позолотив» нужную руку. Обычай требует, чтобы перед началом процесса стороны положили подношения перед образами святых – «на свечи». А на Пасху все судьи получают крашеные яйца, которые сопровождают иногда довольно значительные денежные суммы. Немец Генрих фон Штаден, переводчик посольского приказа, пишет в своих воспоминаниях: «В каждой канцелярии или зале суда есть у дверей два стражника, которые открывают только тем, кто дает деньги... Правосудие в распоряжении богатых; у кого больше денег – прав или невиновен... Если человек ограбил, убил или совершил воровство, но укрылся со своими деньгами в монастыре, он может чувствовать себя спокойно, как на небесах».
Все эти настроения не имеют значения, главная забота царя Ивана – объединить страну, отобрать у местных князей их судебную, административную и финансовую власть. Чтобы справиться с этой задачей, он ищет сторонников не среди неспокойной знати, а среди мелкого люда. Этих новых людей, выходцев из простого сословия, он ставит на ключевые посты в государстве. Мало помалу они начинают плести настоящую сеть, центр которой в Москве, но которая окутывает все царство. Народ начинает понимать, что управляют им не ведущие роскошную жизнь бояре, а сам государь через своих представителей. Английский посол Флетчер пишет: «Инертный, молчаливый народ с любовью и ужасом взирал на отца этого большого русского семейства, этот живой закон, представителя Бога на земле, на преступления которого смотрели как на Божью кару, ниспосланную на его народ, и чью жестокость следовало вытерпеть, так как она порождала мучеников и отворяла небесные врата».
Озаботился Иван моральным обликом не только своего народа, но и слуг своей Церкви. Европу сотрясает Реформация, и под ее напором Иван задумывается о приумножении блеска православия. В 1547 и 1549 годах он созывает два собора. На них канонизированы тридцать девять знаменитых святых русской истории, пополнив список из двадцати девяти ранее причисленных к лику святых. Приободренное этим духовенство считает себя вне всякой критики. Но два года спустя, 23 февраля 1551 года, Иван созывает третий церковный собор. Священнослужителей во главе с митрополитом Макарием встречает в Кремле царь и боярская Дума в полном составе.
Их собрали под предлогом благословения нового свода законов. С этой формальностью быстро покончено, и, повернувшись к митрополиту, епископам, архимандритам и настоятелям, Иван напоминает им в весьма выспренних выражениях о несчастьях своего детства и бедах своей страны. Московский пожар сделал из него другого человека: «Тогда ужаснулась душа моя и кости во мне затрепетали; дух мой смирился, сердце умилилось. Теперь ненавижу зло и люблю добродетель. От вас требую ревностного наставления, пастыри Христовы, учители царей и вельмож, достойные святители Церкви! Не щадите меня в преступлениях; смело упрекайте мою слабость; гремите Словом Божиим, да жива будет душа моя!» Никто из присутствующих не смеет упрекнуть его ни в чем. Думая, что церемония закончена, священнослужители начинают уходить, но Иван удерживает их. И, к их глубокому изумлению, вручает им документ о реформах, при помощи которых намерен оздоровить деятельность Церкви. Вместе с протопопом Сильвестром и Адашевым он составил сборник из ста статей, который и одобрил этот собор, названный Стоглавым. В них разбираются вопросы монастырского землевладения, недостойного поведения монахов и священников, торговля святынями, ошибки правщиков при переписке священных книг. Многие упреки столь пламенны, что смущают собравшихся: «Есть монахи и попы, принимают духовный сан, чтобы вести веселую жизнь, и разгуливают по селам в свое удовольствие...» «Во всех монастырях настоятели и монахи предаются пьянству, и попы в обычных церквях напиваются до бесчувствия. Во имя Бога, здраво обдумайте сии происшествия...» «Почему не соблюдается запрет вдовым попам и дьяконам быть закрепленными за какой либо церковью?..»
Священнослужители обещают, что в будущем нравы будут под строгим контролем, а злоупотребления – строго караться. Но возникают другие серьезные вопросы, которые надо решить. Собор приказывает всем православным креститься тремя сложенными вместе перстами (большой палец, указательный и средний), символизирующими Троицу, касаться ими сначала лба, потом груди, правого и левого плеча. Тот, кто поступает иначе, «изменил вере Христовой и отдал себя дьяволу» и проклят будет навеки. Прокляты будут и те, кто пляшет на кладбище в субботу накануне Троицы, прыгает через огонь и веселится в ночь на Ивана Купалу, перед Рождеством и накануне Богоявления, трижды поет «Аллилуйя!» по латинскому обычаю, тогда как православный должен произнести это дважды, добавив: «Слава тебе, Господи!», повторяет непристойные жесты шутов и предается содомскому греху. Последним запрещено входить в церковь. «Распутники, прелюбодеи, те, кто совокупляются с особами своего же пола или животными, занимаются онанизмом, взяточники, разбойники, колдуны и пьяницы никогда не достигнут царства Божия. Они отлучены от Церкви до своего выздоровления».
«Домострой» рекомендовал соблюдать благопристойность при веселии, собор идет дальше: он приговаривает гореть в аду гусляров, тех, кто играет на барабане и трубе, танцует прилюдно, подпрыгивая и хлопая в ладоши, ходит с учеными медведями, собаками или птицами, играет в шахматы, а также тех, кто осмеливается сбрить бороду и усы, носит заморскую одежду. «Священные правила запрещают православным христианам брить бороду и усы, – решает собор. – Это латинская ересь... Этот обычай ввел император еретик Константин Кабаллинос;3 все знают, что он стриг бороды своим прислужникам еретикам. Тех, кто, следуя его примеру и собственным фантазиям, преступит закон, Бог возненавидит, так как создал он вас по своему образу и подобию».
Иконописцы порой подвержены пьянству и воровству. Им приказано стать в будущем «полными смирения, кротости и благочестия» и следовать правилам, изображая «небесное могущество и святых». Они должны готовиться к работе в посте и молитве, придерживаться древних иконописных традиций, размывать краски святой водою и быть не творцами, гордящимися своими произведениями, но смиренными и безымянными исполнителями воли Всевышнего.
Так как переписчики делают слишком много ошибок, копируя тексты Писания, решено прекратить их деятельность и начать печатать книги в Москве типографским способом, воспроизводя самые «правильные». Однако для простого люда ошибка, освященная временем, дороже новейших исправлений, даже если они оправданны. Первый печатный станок, прозванный в народе дьявольской машиной, будет разрушен во время мятежа. К тому же слишком мало священников умеют читать, хотя они знают наизусть устав службы. Иван, страстно увлекающийся чтением, страдает от окружающего невежества. Он добивается от участников собора, что обучение священнослужителей должно быть обязательным. В каждом городе должна быть открыта школа, в которой будут учить письму, чтению, счету, пению, церковным наукам, хорошим манерам и ужасу перед «постыдным содомским грехом». Учителями станут иереи и дьяки, «известные умом и добрыми свойствами».
Иван предлагает рассмотреть положение о том, что монахи, умершие в глазах света, не могут владеть землями и их наделы должны отойти к царю, Макарий и все духовенство вместе с ним отвергают это святотатственное предложение. Царь останавливается на полумерах: в будущем епископы и монастыри не смогут делать никаких земельных приобретений без согласия государя, монастырям будет запрещено давать деньги в долг под проценты. Это должно приостановить стремительное обогащение Церкви.
Призывая к порядку священников и монахов, Иван параллельно решительно реорганизует знать. Кроме введенных бояр и думских бояр, появляются служилые люди. Тысяча самых способных молодых людей из городовых дворян и боярских детей пополняют ряды войска, выполняют административные или дипломатические поручения. Чтобы они могли нести службу, им выдаются земли для хозяйственных надобностей. Каждую весну служилые люди должны явиться в указанное место верхом и при оружии в сопровождении крестьян, число которых оговорено в соответствии с размером земли (один крестьянин с пятидесяти десятин). Эту обязанность несут они в течение всей своей жизни. Лишь в порядке исключения некоторые из них служат в Москве. В целом судьба их определена с самого рождения.
Переписаны все торговцы и ремесленники, они поделены на категории в зависимости от суммы налога, который платят. Самые богатые призваны в столицу, где образуют высшее сословие – гостей. В обмен на некоторые привилегии они должны снабжать город продовольствием и обеспечивать приток финансов.
Внизу сословной лестницы стоят крестьяне. Большинство из них шесть дней из семи работают на владельца земли, платят большие налоги и не имеют права сменить место жительства или хозяина. Некоторые считаются вольными и теоретически, по окончании действия договора и выполнив все его положения, могут уйти от хозяина. Но в действительности большинство из них не способны вернуть огромные долги. Они остаются привязанными к земле, лишенные прав. Рабство, хотя официально не существует, завладевает страной. Отчаявшись, крестьяне бегут в леса. Множатся невозделанные земли. Страх перед будущим охватывает города. Ивану нет до этого никакого дела. Его план поражает своей жесткой логикой. Чтобы обеспечить приток служилых людей, он закрепил за ними сферу деятельности. Чтобы они выполняли свою службу, снабдил их наделами. Чтобы возделывать эти земли, обязал крестьян, живущих на них, работать на благо владельцев земли. Так формируется порабощенная Россия, где снизу доверху, в соответствии со званием и способностями, каждый вносит свой вклад в величие и процветание страны. На вершине этой пирамиды – царь. Деньги ему приносят налоги и пошлины. По словам Флетчера, налоговое бремя в четыре раза превышает существующее в Англии. Деньги стекаются в царскую казну. Но царь имеет и собственные земли: тридцать шесть городов с прилегающими деревнями приносят ему не только деньги, он получает оттуда дичь, пшеницу, рыбу, мед, которыми торгует. Самая ясная статья расходов казны – содержание армии. Но, несмотря на то, что налоги каждый год увеличиваются, казна часто оказывается пуста. Тот же Флетчер приводит несколько способов, которыми Иван ее пополняет: «Дать сборщикам налогов обогатиться, потом отобрать награбленное... Потребовать от какого либо города поставлять продукты, которые ему поставлять невозможно, затем потребовать выплатить штраф за невыполнение приказа». Иван и его служилые люди не обременяют себя справедливостью. Царь лишь старается придерживаться видимости соблюдения закона. В серьезных случаях он даже созывает Земский собор, который, как и боярская Дума, не посягает на прерогативы государя. Они имеют лишь совещательный голос, тратя большую часть времени на то, чтобы уследить за желаниями царя.
Так с первых лет своего правления Иван выказывает стремление к порядку и желание господствовать, которые так смущают его окружение. Как этот юноша, лишенный в детстве любви и руководства, выученный дворцовыми писцами, склонный, благодаря митрополиту Макарию, к религиозности, смог так быстро осознать свою роль государя? Даже те, кто потихоньку критикует его жестокость и деспотизм, вынуждены признать, что перед ними настоящий правитель. И если они дрожат за себя, то не опасаются больше за Россию.
Занимаясь реорганизацией страны, Иван не спускает глаз с того, что происходит на границах. Его беспокоят шведы, поляки и татары. Но более всего – своими многочисленными вылазками на русские земли – татары. Чтобы иметь возможность оказывать им сопротивление, царь приказывает построить на юге от Москвы линию укреплений и создает регулярные полки, вооруженные огнестрельным оружием. Вскоре он уже может рассчитывать на шесть полков пехоты – стрельцов, набранных среди свободных людей, которые должны нести пожизненную службу. Они экипированы и вооружены по европейски, получают жалованье, обмундирование, порох и муку. В распоряжении царя есть еще восемьдесят тысяч конников и артиллерия. Но основные силы составляют служилые люди и рекруты – посошные люди, не имеющие никакого отношения к военному классу. Они выполняют преимущественно строительные, земляные работы. Что до бояр, боярских детей и дворян, они составляют пять полков. Иностранные наемники призваны усилить эти разнородные соединения. Высшие должности отданы теперь не людям знатного происхождения, а квалифицированным командирам, которые отличились в боях. Впервые в России на военной службе на первый план выходят заслуги, а не происхождение.
Главная сила в любой битве – не стрельцы и не посошные люди, а конница. Вооружение верховых разнообразно: изогнутая на манер турецкой сабля, лук, бердыш, копье и иногда пистолет. Мало кто носит латы, но почти все – шлемы. Вместо шпор лошадей подгоняют плеткой. Маленькие крепкие лошадки не подкованы. Но они чрезвычайно выносливы, как, впрочем, и их хозяева, известные тем, что могут разбить лагерь на снегу, развести огонь, насытиться щепоткой муки, разведенной в кипятке, и заснуть, завернувшись в кафтан. Иностранцы рассказывают об их удивительной отваге. Начиная атаку, они сначала обстреливают врага стрелами, затем беспорядочно наступают на него с саблями в руках, под звук барабанов и труб, крича во все горло, чтобы испугать неприятеля. Иван не сомневается, что с такими закаленными людьми сумеет потеснить татар. В декабре 1547 года он выступает в поход, подходит к берегу Волги и решает использовать промерзшую реку как дорогу на Казань, откуда совершается большинство набегов на его земли. Но когда войска становятся на лед, раздается треск, появляются широкие трещины, разливается вода, поглощая людей, лошадей и пушки. Видя все это, Иван решает, что Бог не простил ему все его грехи, и возвращается в Москву, чтобы в молитвах и посте готовиться к новой кампании. Одновременно дан приказ князю Дмитрию Бельскому, стоящему во главе небольшого подразделения, лишить татар возможности проникать в русские селения и брать пленных.
Двадцать четвертого ноября 1549 года царь в сопровождении брата Юрия снова отправляется к войскам. Четырнадцатого февраля 1550 года они уже под стенами Казани. По деревянным укреплениям стреляют из пушек, камнеметов, тараном разбивают ворота. Первый раз Иван с саблей наголо возглавляет военные действия. Но не подвергая себя излишней опасности – по московской традиции, государь не сражается, а призывает к этому других. Шестьдесят тысяч русских проникают в город и, обезумев, убивают каждого, кто попадается им под руку. Между тем главной крепостью им все таки не удается овладеть. На следующий день начинается оттепель, льет сильнейший дождь, и это мешает продолжению операции: порох намок, пушки невозможно сдвинуть с места, дороги превратились в потоки грязи, нельзя подвезти продовольствие, войска голодают. Иван опасается, что наводнение отрежет пути к отступлению. Кипя яростью, он приказывает немедленно начать отступление. Царь убежден, что татары будут его преследовать и придется вести арьергардные бои. Но жители Казани довольствуются тем, что собирают брошенное русскими войсками вооружение. Вздохнув облегченно, что удалось так легко отделаться, государь решает возвести недалеко от Казани хорошо укрепленный город. Расположенный на территории врага, он сможет служить базой, когда военные действия будут продолжены. И в месте слияния Волги и Свияги возникает Свияжск. Очень скоро сюда стали стекаться черемисы, чуваши, мордва.
Город становится постоянным источником раздражения для обитателей Казани. Так Иван пытается сгладить неудачное завершение своего похода. Но никого обмануть не удается – ни бояр, ни народ. Наиболее враждебно настроенные говорят о злой участи, которая сопровождает все начинания царя; более снисходительные объясняют этот новый удар его молодостью и неопытностью; и все вместе осуждают поведение Бельского, обвиняя его даже в предательстве. Но тот никого не предавал, а лишь продемонстрировал полную неспособность к военному руководству. Уверенный и в том, и в другом, Иван дарует ему жизнь. Но по стечению обстоятельств некоторое время спустя по возвращении из армии в Москву Дмитрий Бельский умирает от болезни.
Гарнизон Свияжска ослаблен чумой и полным отсутствием дисциплины. В летописях говорится о том, что мужчины бреют бороды и развращают юношей. Чтобы поднять дух войска, бояре думают отправить в крепость сосуд со святой водой и назидательное письмо. Они и слышать не хотят о новом военном походе против Казани – предыдущие обошлись слишком дорого. Понемногу в приграничных областях учащаются стычки, набеги, ведутся безрезультатные переговоры. В противовес служилым людям, которые советуют царю только наблюдать за развитием ситуации, высшее духовенство во главе с митрополитом Макарием побуждает Ивана возобновить борьбу против неверных, которые проливают кровь христиан, оскверняют и разрушают церкви. Государь тоже торопится отомстить татарам, которые поставили его в сложное положение. Под вопросом не только личный авторитет, но и вся его внешняя политика. Надо сломить этого вечного врага, который терзает окраины Московского государства, либо смириться с его действиями, которые раз от разу становятся все более дерзкими. Священная война представляется Ивану неизбежной. Шестнадцатого июня 1552 года он передает брату Юрию управление внутренними делами государства на время своего пребывания в армии, просит митрополита благословить его решение, пытается утешить Анастасию.
Царица беременна и в отчаянии рыдает на груди у супруга. Это мало его трогает, он поручает ей заботиться о бедных, беречь ключи от темниц, но освободить тех, кто, по ее мнению, того заслуживает, и, поцеловав, проходит меж расступившихся бояр, садится верхом и уезжает.
Русская армия численностью в сто тысяч человек выходит из Москвы. Впереди несут хоругви с изображениями святых. Во главе войска едет царь, по сторонам от него – Адашев и князь Андрей Курбский. Пять дней спустя гонец приносит известие, что крымский хан Девлет Гирей идет на Тулу. Вместо того чтобы продолжать движение на восток, на Казань, государь немедленно поворачивает на юг. Когда он прибывает на место, оказывается, что татары отброшены местным гарнизоном и осада снята. Курбский преследует их и разбивает наголову. Русскому войску достается оружие, повозки и верблюды. Пленные говорят, что татары собирались, взяв Тулу, устремиться к Москве, воспользовавшись тем, что Иван занят Казанью. Царь отправляет захваченное в столицу. Люди дивятся пленникам со смуглыми лицами и черными волосами, которые осмеливаются верить в Аллаха, и приходят в восторг при виде верблюдов.
Ободренный первым успехом, царь приказывает войску быстрее двигаться в направлении цели – Казани. Во время каждой остановки он служит молебны святым, покровительствующим в битве. В центральном соборе в Коломне кладет земные поклоны перед иконой Донской Божьей Матери, которая была с Дмитрием Донским во время его сражения с Мамаем на Куликовом поле. Во Владимире узнает, что эпидемия, свирепствовавшая в Свияжске, утихла и в гарнизоне восстановлена дисциплина. В этом Иван видит долгожданное доказательство того, что Бог наконец смягчился. Новости из Москвы тоже не сулят ничего плохого: Анастасия чувствует себя хорошо, народ молится о здравии своего государя. Макарий пишет царю, чтобы тот был душою чист, смиренно принимал удачу и не боялся неудач, что добродетель монарха способна спасти государство.
Во время похода Иван то едет верхом, то идет пешком. Он переносит усталость с весельем, которое восхищает окружающих. Войско встает лагерем по берегам рек и в лесах, добывает себе пропитание охотой и рыбной ловлей. Под впечатлением от его мощи мятежные князья объявляют о своем желании подчиниться московскому государю, уверяя его, что обитатели правого берега Волги ему преданы. Они обязуются помочь при взятии Казани. Одиннадцатого августа воеводы свияжского гарнизона выезжают навстречу Ивану. В честь прибывших на лугу устроен пир в шатрах, но еда очень скромная из за Успенского поста. Из соседних деревень привезли хлеб и мед. Окрестности города великолепны: под ярко синим небом в одну сторону расстилаются зеленые холмистые луга, на границе которых угадываются леса, по другую – широкая, медленная Волга, усыпанная островами.
Иван не склонен тратить время попусту – пир закончен, огонь потушен, шатры собраны, путь продолжен. Тринадцатого августа войско подходит к Свияжску. Царь въезжает в город верхом, получает благословение от духовенства, присутствует на службе, осматривает укрепления, арсенал, новые дома и лавки. Увиденным остается доволен. Столь неожиданное скопление народа привлекает в крепость торговцев, которые приплывают с многочисленными товарами по Волге из Нижнего Новгорода, Москвы, Ярославля. Царю предоставили лучший дом Свияжска, но он отказывается жить в нем и, заявив, что теперь в походе, направляется к своему шатру, разбитому в степи у ворот города. Здесь он созывает совет и отправляет казанскому хану Едигер Магмету послание, написанное по татарски, призывая сдаться и обещая проявить великодушие. Но он и не рассчитывает быть услышанным, священный характер этой войны между Крестом и Полумесяцем исключает любой компромисс со стороны противников. Так и не получив ответа, продолжает поход. Но двадцатого августа ответ все же приходит – отрицательный и оскорбительный. Казань знать не хочет ни Москвы, ни христианства. «Все готово; ждем вас на пир», – пишет Едигер Магмет.
Ночью один из его приспешников бежит из города и, добравшись до русских, пытается уверить Ивана, что защитники города – фанатики и что у них в избытке продовольствия и боеприпасов. Перед царем стоит нелегкая задача, он знает об этом, но сердцем чувствует, что Бог не оставит его – поборника христианства. Он устремляется на Казань и двадцать третьего августа в лучах восходящего солнца наконец видит ее мечети, башни, окружающие ее двойные дубовые стены, между которыми насыпаны камни и глина. Под звуки барабанов и труб войска разворачивают хоругвь с образом Христа, тут же отслужен молебен, и священники, одетые как во время литургии, благословляют стоящих на коленях воинов. Ветер разносит запах ладана и звуки песнопений. Иван, перекрестившись и воскликнув: «Господи, о твоем имени движемся!», обращается к воинам, превознося героизм тех, кто падет, защищая веру, обещая не забыть о вдовах и сиротах и, если понадобится, отдать собственную жизнь за торжество православия.
Пушки и порох готовы, войско медленным могучим потоком волнуется у стен города, который кажется оставленным – не слышно ни звука, не видно ни души на укреплениях. Быть может, это западня? Осторожно идут по пустынным молчаливым улицам стрельцы. Вне всякого сомнения, жители укрылись в центральной крепости Казани, в ее кремле. И вдруг его ворота с шумом открываются, и оттуда появляются не люди, но настоящие, неистово орущие дьяволы с искаженными лицами. Пешие и верховые, они представляют собой единое целое, сверкающее зубами, глазами и саблями. Кажется, что ад изверг эти полчища против христиан. Охваченные ужасом, русские лучники в беспорядке пытаются бежать, многие падают, вручая душу Богу. С трудом военачальники восстанавливают дисциплину, но уже за стенами города. За рукопашными схватками следуют обмены пушечными выстрелами и стрелами. Наконец татары скрываются в крепости, наступает тишина, и Ивану приходится делать вид, что результаты первого штурма свидетельствуют в его пользу.
Ночь проходит спокойно, а на следующий день начинается страшная буря, которая сносит многие шатры, в том числе царский. Разрушены походные церкви, священники пытаются собрать иконы, святыни и хоругви. О берега бьются огромные волны, ломая корабли, затопляя продовольствие и боеприпасы – все исчезает в мгновение ока. Но посреди всеобщего отчаяния Иван не теряет уверенности. Его военачальники думают об отступлении, он призывает торговцев и велит им заняться снабжением армии.
В последующие дни не прекращаются стычки. Татары обрушивают град пуль, стрел и ядер на русских, которые пытаются взобраться на крепостные стены. Те, в свою очередь, отступая, заставляют татар покинуть укрепления, где сражаются с ними. Взяв несколько человек пленными, русские привязывают их к столбам, ставят лицом к городу в надежде, что их стоны заставят жителей сдаться. Глашатай кричит осажденным, что Иван обещает им жизнь, свободу и прощение, если они ему подчинятся. Со стороны врагов доносится громовой голос: «Пусть они лучше погибнут от наших чистых рук, чем от рук христиан!» И татары пускают стрелы в своих братьев, превратившихся в живые мишени.
В конце августа царь просит немецкого инженера сделать подкопы под крепостными стенами, чтобы лишить город единственного источника питьевой воды. Десять дней работают под землей помощники инженера, слушая, как над головами снуют туда сюда прохожие. Обнаружив источник, ставят под него бочки с порохом. Пятого сентября Иван приказывает порох поджечь. Раздается небывалой силы взрыв, часть стены опадает, высоко в воздух взлетают балки, камни, изуродованные тела. Русские устремляются в пролом. Но, пережив минутное оцепенение, татары собираются с силами и, подогреваемые криками женщин, снова отражают атаку.
Столь упорное сопротивление приводит в замешательство русскую армию. Говорят, каждую ночь, перед восходом солнца, монгольские ведьмы взбираются на крепостные стены, задирают юбки, делают непристойные движения, оскорбляя врагов христиан и насылая сглаз. Это они пророчат наступление гибели для Московского царства.
Непрестанно идет дождь, и невозможно укрыться от него в промокших шатрах. Но, как известно, клин клином вышибают. Иван приказывает привезти из Москвы чудотворный крест, которым освящают падающую с небес воду. По полю сражения проходит религиозная процессия, священники время от времени кропят его. Внезапно дождь прекращается, появляется солнце, и войско приободряется. «Аллах отступает!» – кричат наступающие.
В двух верстах от лагеря строят деревянную башню на колесах высотой в три сажени. Под покровом ночи ее подвозят к стенам города, недалеко от Царевых врат. На ней установлены шестьдесят пушек, десять из которых крупнокалиберные, при них многочисленная прислуга. Сверху виден целый квартал. При первом свете зари начинается обстрел. Потерявшие голову жители пытаются укрыться в подвалах и рвах. Осажденные отстреливаются, убивая многих русских канониров. Очередное кровопролитие ни к чему не приводит.
Русские продолжают рыть подкопы, взрывают в них бочки с порохом. Военачальники настаивают, чтобы Иван отдал приказ о решающем штурме. Он требует, чтобы прежде вся армия исповедалась и причастилась. Воины Христовы, его люди должны идти на смерть с чистой душой.
Наконец все исполнено, на безоблачном небе разгорается заря, лучники, натянув тетиву, канониры с зажженными фитилями – все ждут сигнала к бою – взрыва, который откроет им дорогу. Тишину нарушают лишь песнопения священников, которые неподалеку служат молебен. Чтобы показать, что рассчитывает не столько на себя, сколько на Бога, царь стоит не с войском, а в главной походной церкви. Едва священник, читающий Евангелие, произносит: «Да будет едино стадо и един Пастырь!» – как земля задрожала под ногами государя от сильнейшего взрыва. Обрадованный Иван выходит и видит вдалеке, в дыму, груду обломков и земли. Стряхнув пыль с одежды, возвращается в церковь. Немного спустя, когда он предается молитве, раздается второй взрыв, в ответ на который стотысячное войско возглашает: «С нами Бог!»
Русские устремляются в атаку. С высоких укреплений осажденные бросают в них деревянные обломки, камни, льют кипящую воду. Несмотря на огромные потери, наступающие взбираются по лестницам на стены, цепляются за зубцы, встают на плечи товарищей, чтобы перелезть через пробоины в стенах, и с саблями наголо теснят врага, который теряется и начинает отступать. Но до царя, стоящего самозабвенно в молитве на коленях перед иконами, не доносится ни звяканье скрестившихся лезвий, ни крики, ни стоны. Не один раз прибегают к нему военачальники с просьбой прервать молитвы и появиться перед войсками во время столь тяжелого для них испытания. По малодушию или действительно из нежелания прервать молитву, но он отказывается выйти до окончания службы.
В Казани тем временем продолжается резня. Бьются даже на крышах домов. Разъяренные русские не жалеют ни женщин, ни детей – они перерезают им горло либо связывают, чтобы забрать в рабство. На рыночной площади останавливаются, изумленные открывшимся их взгляду богатством – золото, серебро, меха, шелка. Сразу растеряв свой боевой пыл, начинают грабить. Осажденные пользуются этим, чтобы начать контратаку. Но русские реагируют мгновенно – яростный бой возобновляется. Снова бояре умоляют Ивана показаться. Он колеблется немного, целует чудотворный образ преподобного Сергия, причащается глотком святой воды и частицей просфоры, получает напутствие своего духовника и садится верхом. Когда он появляется на поле, над руинами города уже развевается русский стяг: нападавшие численностью превосходили противника, и царь был прав, предававшись молитвам, вместо того чтобы подвергать свою жизнь опасности. Он въезжает в Казань, гарцуя на лошади по лужам крови среди нагромождения человеческих тел.
Между тем Едигер Магмет укрылся с остатками войска в своем дворце. Когда ворота, ведущие к нему, были открыты, женщины в богатых одеяниях бросились в ноги неприятелю. Но сам Едигер Магмет успел бежать. Его обнаруживают в уцелевшей башне. Видя, что пришел конец, он становится на колени перед победителем и просит его милости. Иван великодушно дарует ему прощение, говоря: «Несчастный, не знаешь ты могущества Руси!» Поздравив воевод, он велит собрать армию на поле и, стоя перед солдатами в забрызганной кровью одежде, с лицами, почерневшими от пороха, произносит: «Воины мужественные! Бояре, воеводы, чиновники! В сей знаменитый день, страдая за имя Божие, за веру, Отечество и царя, вы приобрели славу, неслыханную в наше время. Никто не показывал такой храбрости; никто не одерживал такой победы! Вы новые македоняне, достойные потомки витязей, которые с великим князем Димитрием сокрушили Мамая!.. Любезнейшие сыны России, там, на поле чести, лежащие! Вы уже сияете в венцах небесных вместе с первыми мучениками христианства. Се дело Божие; наше есть славить вас во веки веков, вписать имена ваши на хартии священной для поминовения в соборной апостольской Церкви. А вы, своею кровию обагренные, но еще живые для нашей любви и признательности! Все храбрые, коих вижу перед собою! Внимайте и верьте моему обету любить и жаловать вас до конца дней моих... Теперь успокойтесь, победители!»
Так второго октября 1552 года Казань становится русской, и двадцатидвухлетний царь гордится своим первым завоеванием, хотя в эти героические дни ни разу не держал в руках сабли, а на плече – лука, ни разу не навестил передовые позиции. Он лишь истово молился, время от времени он в парадном одеянии появлялся в лагере. Все равно для сражавшихся он – символ русского могущества, храбрости и веры. Едигер Магмет, признав его своим государем, обещает принять христианскую веру по прибытии в Москву, по его настоянию многие татары тоже переходят в православие. Женщины из гаремов и казанские вдовы приглашены на большой пир. Они тоже торопятся отречься от мусульманской веры. Став женами победителей, они подарят им прекрасных сыновей, у которых в крови будет воинская доблесть обоих народов, думает Иван.
Город начинают восстанавливать. Иван кропит руины святой водой, чтобы очистить их, и закладывает первый камень в основание Благовещенского собора. Затем в сопровождении духовенства ходит по улицам, указывая, где строить православные храмы. Он мечтает заменить все татарское население Казани русскими. Но, несмотря на привилегии, которые даны торговцам из Москвы, Нижнего Новгорода, пожелавшим здесь обосноваться, подобных добровольцев мало, хотя Казань, основанная болгарами, а затем завоеванная монголами, с незапамятных времен – важный центр торговли, известный своими ярмарками и торговлей с Китаем, Персией и Самаркандом. Нельзя допустить, чтобы это идеальное место на пересечении торговых путей зачахло. Чтобы не прервалось столь выгодное общение с заграницей, Иван вынужден обратиться к магометанам, не требуя более их обращения. Достаточно принести присягу царю и исправно платить налоги. Пережив последствия этих ужасных событий, татары возвращаются, открываются лавки, и странное сообщество людей – наполовину русское, наполовину монгольское, наполовину православное, наполовину мусульманское – начинает разгребать руины и жить в добром согласии.
Иван остается глух к просьбам своих военачальников, которые хотели бы видеть царя рядом, и решает возвратиться в Москву. Он оставляет в Казани гарнизон численностью пять тысяч человек и назначает князя Александра Шуйского наместником Казани, а его товарищем князя Василия Серебряного. Их задача – усмирять непокорные племена. У него же есть и другие заботы. Он хочет поскорее увидеть жену и показаться в Москве во всем блеске своей славы. Четырнадцатого октября он отплывает.
В Нижнем Новгороде его ожидает грандиозная встреча. Толпа кричит так громко, что перекрывает пение духовенства. Народ тем более доволен, что набеги татар до последнего времени представляли серьезную опасность для знаменитой ярмарки. К тому же в Казани теперь нет базара, и это может привлечь еще больше желающих в Нижний. Бог помог уничтожить грозного торгового соперника! Слава ему! Иван снова произносит прочувствованную длинную речь и уже верхом продолжает свой путь в Москву. Не доезжая до Владимира, встречает посланного Анастасией боярина – она передает, что родила сына Димитрия. От радости Иван плачет, спрыгивает с лошади и, не зная, как отблагодарить вестника, дарит ему «с плеча одежду царскую и коня из под себя». Анастасия уже родила двух дочерей: Анна умерла, не дожив до двух лет, Мария – жива. Но это не столь значимые события в жизни государя, как появление на свет наследника.
Ему кажется, что наконец он обрел согласие с Богом, и это странным образом мешает ему спешить к супруге. Он останавливается во Владимире и долго предается молитвам. Следующая остановка в Суздале, и вновь молитвы. В нескольких верстах от столицы он останавливается в Троице Сергиевом монастыре, где молится у мощей преподобного Сергия и беседует с монахами.
В Москве, куда он наконец приезжает двадцать девятого октября, его ждет триумфальный прием. Сбежалось столько народу, что стражники с трудом сдерживают его. Прорывая их ряды, бормочущие что то люди, плачущие женщины – все целуют царские стремена. «Многая лета царю благочестивому, победителю варваров, избавителю христиан!» – доносится со всех сторон. Еще раз не отказывает Иван себе в удовольствии услышать свой голос, разносящийся над толпой. Он обращается к митрополиту Макарию и духовенству: «Собор духовенства православного! Отче митрополит и владыки! Я молил вас быть ревностными ходатаями перед Всевышним за царя и царство... Вспомнив слово евангельское: бдите и молитеся, да не внидете в напасть, вы, достойные святители Церкви, молились – и Бог услышал вас и помог нам – и хан, гонимый единственно гневом небесным, бежал малодушно!.. Ободренные явным действием вашей молитвы, мы подвиглись на Казань, благополучно достигли цели... сей град многолюдный пал пред нами; судом Господним в единый час изгибли неверные без вести, царь их взят в плен, исчезла прелесть Магометова, на ея месте водружен святый крест... а мы, во здравии и веселии, пришли сюда к образу Богоматери, к мощам великих угодников, к вашей святыне, в свою любезную отчизну... Молю вас и ныне, да ревностным ходатайством у престола Божия и мудрыми своими наставлениями способствуйте мне утвердить закон, правду, благие нравы внутри государства; да цветет Отечество под сению мира в добродетели; да цветет в нем христианство; да познают Бога истинного неверные, новые подданные России, и вместе с нами да славят Святую Троицу во веки веков. Аминь!»
Митрополит отвечает ему: «Царю благочестивый! Мы, твои богомольцы, удивленные избытком небесной к нам милости, что речем перед Господом? Разве токмо воскликнем: дивен Бог творяй чудеса!.. Какая победа! Какая слава для тебя и для всех твоих светлых подвижников... Что мы были? И что ныне? Вероломные, лютые казанцы ужасали Россию, жадно пили кровь христиан, увлекали их в неволю, оскверняли, разоряли святые церкви... Благодать небесная воссияла на тебе, якоже на древних царях, угодных Господу: на Константине Великом, святом Владимире, Димитрии Донском, Александре Невском. Ты сравнялся с ними – и кто превзошел тебя? Сей царствующий град Казанский, где гнездился змий, как в глубокой норе своей, уязвляя, поедая нас, – сей град, столь знаменитый и столь ужасный, лежит бездушный у ног твоих... Веселися, о царь, любезный Богу и Отечеству! Даровав победу, Всевышний даровал тебе и вожделенного первородного сына!.. А мы тебе, государю благочестивому, за твои труды и подвиги великие со всеми святителями, со всеми православными христианами кланяемся».
С этими словами митрополит, духовенство, сановники и народ падают ниц перед государем. Иван опьянен видом этого множества голов, склоненных к его ногам. Затем снимает тяжелые доспехи и надевает большой царский наряд, крест и шапку Мономаха. Духовенство с иконами, крестами, хоругвями, кадилами и лампадами окружает его и провожает в Кремль. Поклонившись могилам предков, Иван направляется во дворец, где его ждет царица, которой пока не разрешают вставать. При виде его она забывает о своей слабости, бросается к нему, обнимает, плача и смеясь одновременно, колени своего супруга. Он поднимает ее, целует в лоб и просит принести сына.
Восьмого ноября 1552 года духовенство и бояре приглашены во дворец на пир. По такому случаю Иван делает каждому подарок в соответствии с чином и по заслугам: собольи шкуры, парча, золотые кубки, одежда, лошади, набитые кошельки, ковры, оружие, владения. Празднества продолжаются три дня: все крепко пьют, от души смеются, слушают гусляров, прославляющих царские победы. Вся Россия в великой радости. Чтобы надолго осталась память о взятии Казани, государь приказывает возвести на большой площади перед Кремлем собор Покрова Пресвятой Богородицы, который впоследствии станут называть собором Василия Блаженного.4 Макарий поддерживает это начинание. Вместе они набрасывают первые планы будущего здания. Им кажется, что оно должно быть ни на что не похожим, поражать буйством форм и красок, отражая ликование и религиозный мистицизм одновременно. Они не могут решить, кого пригласить строить его. Сначала думают об итальянцах, которые уже немало сделали в Москве и хорошо себя зарекомендовали. Но потом решают, что строить собор в честь триумфальной победы России должен только русский, и выбор падает на Барму и Постника,5 которые возведут собор, в котором отразится весь противоречивый характер царя. Понемногу из под земли начнет вырастать изящная, необычная церковь с восемью разного размера куполами, над ними – один позолоченный. Разноцветные, гладкие и чешуйчатые, устремятся они к небу. Храм будет похож на корзинку с диковинными фруктами, приготовленную к столу какого то великана. На строительство уйдет шесть лет. Деньги на него дадут жители Казани, в качестве компенсации за ущерб, причиненный России.
Едва Анастасия оправилась от родов, они с царем едут в Троице Сергиев монастырь. Здесь архиепископ Ростовский Никандр крестит царевича Димитрия у мощей преподобного Сергия. Затем государь присутствует при крещении двух казанских князей – юноши Утемиш Гирея и бывшего правителя города Едигера. Помня о своем сиротстве, Иван решает, что маленький Утемиш Гирей, получивший имя Александр, будет жить во дворце и получит прекрасное образование. Для крещения в проруби Едигера царь выбирает зимний день 26 февраля 1553 года. Несмотря на холод, на Москве реке разбивают лед, чтобы окунуть в прорубь завернутого в льняную ткань новообращенного. Перед этим на берегу служат молебен и митрополит спрашивает у Едигера, не под давлением ли внешних обстоятельств тот решил сменить веру. «Нет, – отвечает он, – люблю Иисуса и ненавижу Магомета». Произнеся это, он трижды окунается в ледяную воду, но вылезает оттуда хотя и продрогший, но с видом счастливым. Приняв христианство, он становится Симеоном. Царь выделит ему большие палаты в Кремле, позволит обзавестись собственной свитой и сосватает за него Марию Кутузову, дочь знатного боярина.
Радость, которую доставили Ивану три этих крещения, испорчена известием о том, что в Пскове разразилась эпидемия чумы. За несколько месяцев умирает двадцать пять тысяч человек. Опасаясь вспышки болезни, жители Новгорода Великого выгоняют из города всех псковских купцов и сжигают их добро. Но все напрасно, от нее никуда не деться, и новгородцы умирают тысячами. Выжившие не решаются прикасаться к трупам. Архиепископ Серапион, который оказывает умирающим последние христианские почести, гибнет. Его место должен занять иеромонах Пимен. Иван и митрополит долго молятся вместе с ним, перед тем как тот пускается в путь. Он берет с собой довольно святой воды, чтобы очистить Новгород. И действительно, некоторое время спустя болезнь отступает. Но приходит новая беда. На завоеванной территории Казанского царства восстают против выплаты дани дикие племена монгольского происхождения – черемисы, мордва, чуваши, вотяки, башкиры. Они убивают русских купцов и боярских людей, возводят укрепление в семидесяти верстах от Казани. Воевода Борис Салтыков вынужден выступить в разгар зимы, но его пехота и конница увязли в снегах. Татары же, привязав к ногам деревянные досочки, устремляются им навстречу, как по твердой земле. Они окружают полк стрельцов и почти всех уничтожают. Вырваться удается лишь немногим. Борис Салтыков взят в плен. С безумной радостью враги перерезают ему горло. В Казани опасаются, что город снова окажется в руках неверных. Обеспокоенный Иван жалеет, что не внял советам бояр и не остался там с армией до тех пор, пока не покорятся все окрестные народы. При дворе все подавлены, некоторые приближенные осмеливаются предложить царю отдать мусульманам этот далекий город, который причиняет столько бед. В негодовании Иван отказывается их слушать, но внезапно силы покидают его. В марте 1553 года, получив опять невеселые вести из Казани, он серьезно заболевает. Это не чума – эпидемия обошла Москву, но сильное воспаление с высокой температурой, неизвестной природы, которое врачи объявляют неизлечимым.6 Иван чувствует, что все кончено, и готовится к смерти в размышлениях и молитве.
Узнав, что царь при смерти, народ приходит в смятение. Благодаря своему видимому всем благочестию Иван стал почти святым для простого люда. Святым требовательным, ужасным, который приказывает, сражается, наказывает, но на челе которого нет ни единого пятна. И если Бог призывает его к себе в возрасте двадцати трех лет, то только потому, что считает его слишком совершенным для грешной Руси. «Грехи наши должны быть безмерны, когда небо отнимает у России такого самодержца!» – говорят в Москве. Дни и ночи заплаканная толпа ждет у стен дворца новостей. Во всех храмах молятся о его выздоровлении. Бояре же не столько в отчаянии, сколько в растерянности. Большинство из них затаили злобу на царя, который отказался от их услуг, взяв в советники людей более низкого происхождения. Их занимает и вопрос престолонаследия. Царский дьяк Михайлов осмеливается приблизиться к царскому ложу и посоветовать государю составить завещание. Иван соглашается и диктует свои последние распоряжения. После его смерти трон должен занять Димитрий, которому всего несколько месяцев. Михайлов зачитывает завещание боярам, которые теснятся у дверей. Жестокий спор возникает между теми, кто готов принести присягу царевичу, и теми, кто отказывается это сделать. Каждый приводит свои доводы. Страсти накаляются. Слыша гул голосов, Иван приказывает подойти сановникам, которые приходят сильно разгоряченные. «Кого же думаете избрать в цари, отказываясь целовать крест на имя моего сына? Разве забыли вы данную вами клятву служить единственно мне и детям моим? Не имею сил говорить много. Димитрий и в пеленах есть для вас самодержец законный; но если не имеете совести, то будете ответствовать Богу». Тогда Федор Адашев, отец царского фаворита, заявляет, что никогда не согласится подчиниться братьям царицы Захарьиным Юрьевым, которые, вне всякого сомнения, будут в течение долгих лет управлять страной от имени ребенка. «Вот что страшит нас! – восклицает он. – А мы до твоего возраста уже испили всю чашу бедствий от боярского правления». Из за крайнего изнеможения Иван не в состоянии ответить ему. В оцепенении смотрит он на бояр, которые возбужденно обсуждают раздел его наследства, похожие на воров при дележе добычи. Стоит такой шум, что царь, застонав, просит их выйти за двери.
Вырисовываются два противоборствующих лагеря. Во главе одного, настроенного в пользу младенца и регентства, доверенного родственникам царицы, стоит дьяк Михайлов. Представители другого не хотят видеть на троне ни ребенка, ни царского брата Юрия, который с рождения лишен способности рассуждать здраво, но только Владимира Андреевича Старицкого, двоюродного брата царя, человека умного, искусного в войне и делах политических.
На следующий день, превозмогая болезнь, Иван снова пытается призвать несогласных принять его волю. «В последний раз требую от вас присяги... Целуйте крест... Не допустите вероломных извести царевича, спасите его...» Несмотря на этот наказ, распри продолжаются у постели умирающего. Немногие присягают и целуют крест. Сильвестр и Алексей Адашев, несмотря на привязанность к государю, благоразумно держат нейтралитет. Озабоченные собственным будущим при дворе, они готовы стать на сторону Владимира Андреевича в надежде, что он не забудет их поддержки, утвердившись на троне. Иван угадывает, что ближайшие советники готовы изменить ему, и очень страдает от этого. Теперь для него очевидно, что после его смерти никто не станет выполнять его распоряжений. Два клана начнут драться, как во времена его детства. И снова Россия станет полем кровавых распрей между боярами. В последнем проблеске сознания он дает обет совершить вместе с женой и сыном паломничество в монастырь недалеко от Кириллова на севере страны, если Бог сохранит ему жизнь. С закрытыми глазами, он лежит совершенно неподвижно, и окружающие решают, что настал его последний час. На самом деле жар внезапно спадает, Иван ощущает почти мгновенное облегчение и понимает, что спасен. Лекари толкуют о «кризе», который ускорил выздоровление, повлияв на настроение больного. Бояре с беспокойством наблюдают, как царь быстро поправляется. Скомпрометировавшие себя в его глазах задаются вопросом о том, как отомстит чудом спасенный государь за их предательство. Отрубит голову, отравит, разорит или просто отправит в ссылку?
Иван, ненавидевший их в юности, в последние несколько лет начал забывать о своей враждебности. Но теперь он вновь видит перед собой прежних врагов: это опять бояре, но, как никогда, спесивые и изворотливые, как никогда. Вымаливая у Бога выздоровление, он обещал, что, как истинный христианин, простит тем, кто хотел извлечь выгоду из его смерти. Оправившись, царь наслаждается, видя их страх и подобострастие. Когда главный претендент на престол, Владимир Андреевич, склоняется перед ним, смиренно и раболепно глядя, чтобы поздравить с выздоровлением, треплет ему волосы и говорит несколько любезных слов. Ободренные подобным проявлением милости, бояре тоже спешат уверить государя, что счастливы видеть его в добром здравии. Он выслушивает их, благодарит, но в каждом взгляде и движении губ видит одну лишь ложь. Даже честный Сильвестр и преданный Адашев не кажутся ему искренними в своей радости. Иван больше не доверяет им. После их измены он остался один, лишенный иллюзий, ожесточенный и как бы заледеневший внутри. К тому же Анастасия, которая еще недавно одобряла дружбу супруга с этими замечательными людьми, теперь советует ему лишить их своего доверия. Ведь они почти в открытую встали на сторону тех, кто хотел принести ее саму и их сына в жертву амбициям Владимира Андреевича. Царь по прежнему продолжает прислушиваться к советам Алексея Адашева и Сильвестра. Но тон их бесед изменился, появилась некоторая натянутость. Иван не теряет бдительности, наблюдает за собой и другими. Иногда в его глазах появляется жестокий блеск. Да, он поклялся Богу пощадить виновных. Но по прошествии времени клятвы могут быть нарушены без того, чтобы небеса покарали за это.
Лишь в одном царь остается непреклонным – в желании совершить паломничество на север вместе с семьей. Приближенные говорят, что он еще недостаточно окреп, что тяготы пути могут оказаться опасными для маленького ребенка, что лучше остаться в столице и наконец решить проблемы с Казанью, где продолжаются восстания. Сильвестр и Адашев особенно настаивают, чтобы он отказался от задуманного. Быть может, они опасаются, что многочисленные служители Церкви, сосланные в отдаленные монастыри, будут жаловаться царю на его ближайших советников? И добиваются, что Иван, прежде чем отправиться в Кириллов, посетит Троице Сергиев монастырь, где посоветуется с благочестивым ученым монахом Максимом Греком. Этот ученый монах родился в Греции, получил образование в Италии и стал иноком на Афоне. Затем был призван в Россию отцом Ивана, великим князем Иваном III, но изгнан за то, что порицал повторный брак своего государя с Еленой Глинской. Провел в темнице двадцать лет и был освобожден уже глубоким стариком. С тех пор живет в Троице Сергиевом монастыре, где стал образцом аскетизма, мудрости и святости.
Когда Иван приходит в келью к Максиму Греку, то не знает, что посланцы Сильвестра и Адашева просили этого благочестивого человека убедить царя отказаться от паломничества. После нескольких приветственных слов старец говорит своему гостю: «Государь! Пристойно ли тебе скитаться по дальним монастырям с юною супругою и с младенцем? Обеты неблагоразумные угодны ли Богу? Вездесущего не должно искать только в пустынях; весь мир исполнен Его!» Он говорит царю, что лучше всего отблагодарить Всевышнего, начав новый поход на Казань. Иван непоколебим. Он хочет идти в Кириллов не только потому, что дал обет Богу, но и потому, что мать его, беременная им, совершила такое паломничество. Находясь в смятении, хочет вернуться туда, где началась его жизнь. Чтобы испугать его, Адашев рассказывает о предсказании, по которому царевич Димитрий не вернется живым из Кириллова. Угроза вызывает гнев монарха, который уверен, что ее выдумали сами Сильвестр с Адашевым, чтобы он не вышел у них из под опеки. Бог не может не одобрять желания царя поклониться мощам святых мучеников.
После Пасхи он дожидается оттепели и отправляется в путь с братом Юрием, женой и сыном, в сопровождении многочисленной свиты. В основном передвигаются по воде. В одном из монастырей царь встречается со старым и требовательным монахом Вассианом, бывшим епископом Коломенским. Он был сослан боярами, когда Иван был еще ребенком, и сохранил непримиримую ненависть к знати. Почтительно спрашивает его государь о том, как лучше управлять страной. Вассиан, сверкнув хитрым и злым глазом, наклоняется к царю и шепчет ему на ухо: «Если хочешь быть истинным самодержцем, то не имей советников мудрее себя; держись правила, что ты должен учить, а не учиться, повелевать, а не слушаться. Тогда будешь тверд на царстве и грозою вельмож. Советник, мудрейший государя, неминуемо овладеет им». Эти слова так похожи на то, что думает сам Иван, он берет монаха за руку, целует ее и шепчет: «Сам отец мой не дал бы мне лучшего совета». Царь никогда не забудет этого напутствия – на могущество и одиночество.
На следующий день он продолжает путешествие на север по Дубне, Волге, Шексне. Толпы восхищенных людей сбегаются, чтобы увидеть его. Государь посещает все монастыри, которые стоят по пути. Когда он приезжает в Кириллов, то малыш, простудившийся за время изнурительных переходов, внезапно умирает. Больна и Анастасия. Оглушенный горем Иван приказывает немедленно возвращаться.
Итак, страшное предсказание сбылось. Небеса, которые царь хотел отблагодарить за спасение его собственной жизни, в обмен забрали его сына. Справедливо ли это? Как отнестись к этому? Нет, и наверху ведутся какие то темные дела. Иван не в силах принять, что Бог наказал его, когда он просил его благословения, и думает, что вмешались злые силы, кто то сглазил царевича. Виновны те, кто пытался отговорить его от паломничества, – Алексей Адашев и Сильвестр. За отсутствием улик он не решается наказать их по заслугам. Но ярость его питает отчаяние.
Вернувшись в Москву с гробом сына, Иван находит силы взять себя в руки. В июне 1553 года Димитрий похоронен в Архангельском соборе в ногах у своего деда, великого князя Василия III. Через девять месяцев, 28 марта 1554 года, появляется на свет сын Иван. Траур снят, все надеются на благотворные перемены. Царь пытается уверить себя, что Бог снова решил прийти с ним к согласию, а потому надо и самому вести себя с окружающими с терпением и благородством. Скрывая неприязнь и озлобленность, он снова доброжелательно выслушивает советы Алексея Адашева и Сильвестра, приветлив к двоюродному брату Владимиру Андреевичу, который пытался взять власть в свои руки, никоим образом не преследует бояр, противившихся его воле во время болезни.
Его постоянной заботой остается усмирение Казани. Чтобы расправиться с восставшими татарами, он отправляет в поход на них многочисленную армию под командованием воевод Симеона Микулинского, Андрея Курбского, Петра Морозова и Ивана Шереметева, людей энергичных и знающих военное дело. Сам решает не принимать участия в походе. Войска начинают действовать зимой 1553/54 года. Стоят лютые морозы. Действуя быстро, русские безжалостно атакуют непокорных, разрушают несколько построенных ими укреплений, убивают тысячами, берут в плен женщин и детей и в конце концов достигают желаемого – Иван признан государем, и жители обязуются платить дань. В 1555 году начинается создание здесь новой церковной православной епархии – обращенных в христианскую веру становится все больше. Иван осыпает наградами своих воевод. Он уверен, что ему удалось впервые за несколько веков переломить отношения между Востоком и Москвой. Еще совсем недавно татары унижали и оскорбляли Русь своими постоянными опустошительными набегами. Теперь Русь угрожает мусульманскому миру и присматривается к Крыму.
Но пока царь занят мыслью о завоеваниях на востоке и юге, неожиданное событие напоминает ему о существовании Западной Европы, которая располагается за пределами его политических амбиций. Из монастыря святителя и чудотворца Николая на Белом море прибывает человек с сообщением, что еще 24 августа 1553 года в устье Двины7 бросил якорь корабль огромных размеров, с него сошли на берег люди, которые говорят на неизвестном языке, но, кажется, у них добрые намерения, хотя что делать с ними – непонятно. Выясняется, что английский корабль «Edward Bonaventura» под командованием капитана Ричарда Ченслера – единственное оставшееся на плаву судно из экспедиции Гуга Виллоби, который пытался найти путь в Индию через северо восток. Два других затонули во время бури, их экипаж погиб в ледяной воде. Ричард Ченслер говорит, что у него есть послание короля Эдуарда VI к царю. Иван приказывает, чтобы путешественникам выделили лошадей и повозки. Они прибывают в Москву в декабре 1553 года после многих недель утомительного путешествия по снежной пустыне.
Царь решает поразить иностранца пышностью и великолепием своего двора, а потому устраивает Ченслеру торжественную встречу. Одетый в золоченый пурпурный кафтан, в шапке, отороченной собольим мехом, он восседает на троне, вокруг с молчаливым почтением теснятся приближенные. Ченслер вручает ему письмо своего государя, написанное по английски и на латыни. Переводчик зачитывает наиболее знаменательные выдержки из него: «Эдуард VI вам, цари, князья, властители, судии земли во всех странах под солнцем, желает мира, спокойствия, чести вам и странам вашим! Господь Всемогущий даровал человеку сердце дружелюбное, да благотворит ближним и в особенности странникам, которые, приезжая к нам из мест отдаленных, ясно доказывают тем превосходную любовь к братскому общежитию... Все люди имеют право на гостеприимство, но еще более купцы, презирая опасности и труды, оставляя за собою моря и пустыни, для того, чтобы благословенными плодами земли своей обогатить страны дальние и взаимно обогатиться их произведениями... И так молим вас, цари, князья, властители, чтобы вы свободно пропустили сих людей через свои земли... Великодушно помогите им в нужде и приимите от них, чем могут вознаградить вас... Поступите с ними, как хотите, чтобы мы поступили с вашими слугами, если они когда нибудь к нам заедут».
Проникнувшись обращенными к нему словами, Иван устраивает в честь англичан пир на сто человек. Сто пятьдесят слуг, которые трижды за время обеда сменяют одеяния, подносят угощение на золотой посуде. Трапеза длится пять часов: мозги лося с пряностями сменяют куры с имбирем, затем фаршированная рыба... Разгоряченные вином, русские и английские сотрапезники пытаются объясняться при помощи жестов. Все улыбаются жирными ртами и влажными глазами. Ричард Ченслер с любопытством осматривает дворец – он кажется ему одновременно роскошным и простоватым. Нехитрая мебель – скамьи, сундуки, голые деревянные столы, изразцовые печи до потолка, но рядом – великолепные ковры, парча, бархат, меха... Ни одной картины или зеркала, зато повсюду иконы. Временами ему кажется, что он в караван сарае, иногда – что в церкви. В воздухе пахнет ладаном, воском, лампадным маслом. Иван с не меньшим удивлением рассматривает гостей, которые кажутся ему обитателями другой планеты, так странны их наряды и манеры.
В феврале 1554 года он вручает Ченслеру ответное письмо на русском и немецком своему «брату Эдуарду». Он уверяет его, что на английских купцов в России будут смотреть как на друзей, защищать их. Но прочтет это письмо уже новая королева Англии Мария Тюдор.
И после отъезда Ченслера Иван продолжает думать о странном явлении англичан. Сказочная страна, откуда отправляются в путь купцы и мореплаватели, решительно кажется ему краем света. Наладить связи с ней – все равно что покорить пространство. Но он не имеет права мечтать. Рядом его реальная жизнь, с обязанностями, о которых каждый день напоминают Сильвестр и Адашев. Чтобы завершить операцию против Казани, надо двигаться на юг, в сторону Астрахани, чей хан не перестает пылать священной ненавистью к России. Крымский хан еще не успел привести в порядок свои войска после поражения в 1552 году, поэтому, кажется, момент выбран удачный. Князь Юрий Пронский Шемякин с тридцатитысячным русским войском отправляется по Волге к Астрахани. Берега пустынны, и ни одна стрела не выпущена по врагу. Вот наконец и Астрахань, но в городе только пять жен хана, которых отправляют в Москву. Все остальные жители бежали. Их преследуют и безжалостно истребляют. Новым правителем назначен Дербыш Алей. Оставшиеся в живых приносят присягу царю и обещают платить ежегодно дань серебром, присылать к столу три тысячи осетров. Благодаря этой победе Россия получает выход к Каспийскому морю. Теперь она контролирует всю Волгу – от истоков до дельты, восточные границы укреплены, Персия и Центральная Азия, опасающиеся военной мощи России, пускают ее на свои рынки.
Царь получает весть об успешном завершении похода 25 августа 1554 года, в день своего двадцатипятилетия. Он ликует – основанная два века назад Тамерланом Астрахань теперь в его руках. На торжественном богослужении крестят самых знатных пленников. Теперь все его указы и письма заканчиваются так: «В двадцать первый год правления нашего в России, третий после победы над Казанью, первый после победы над Астраханью». Теперь он больше не боится никого в своем окружении. Приближает к себе двоюродного брата Владимира Андреевича, в новом завещании назначает его регентом, правителем страны. Взволнованный до слез, Владимир клянется в верности царевичу и царице и отрекается от бывших своих сторонников бояр и Ефросиньи, собственной матери. Преданные им сподвижники думают о бегстве в Литву. Князья Симеон и Николай Ростовские пойманы на границе, Симеон приговорен к смерти. Но благодаря вмешательству Сильвестра, митрополита Макария и Адашева остается жив – его лишь отправляют в ссылку. Все его родственники, которые признаны не несущими ответственности за его «глупости», оставлены на свободе под надзором, и имя их обесчещено.
На следующий, 1555 год Ричард Ченслер вновь приезжает в Россию на двух кораблях, принадлежащих английской торговой компании, которая стремится к завоеванию новых рынков. Ее называют «Российским торговым обществом». Он должен заключить с царем торговый договор. Иван принимает гостей, благодарит за письмо от своей «дорогой сестры Марии» и подписывает соглашение, по которому английские подданные могут свободно торговать в любых городах России без уплаты какой либо пошлины. Основные импортируемые товары – оружие, сукно, сахар. Двадцать первого июля 1556 года Ченслер отправляется в Англию с пятью тяжело нагруженными судами. Его сопровождает царский посол Иосиф Непея Вологжанин. Они попадают в шторм, корабли разбиваются о рифы. Ченслер погибает у берегов Шотландии, а Непея, который скорее мертв, чем жив, на борту «Edward Bonaventura» прибывает в Лондон. Королева и ее супруг Филипп II Испанский горячо приветствуют и утешают потерявшего весь свой багаж посла. Очарованный, он осматривает Лондон, сидит подле королевы во время празднеств, посвященных дню ордена Подвязки, получает от «Российского торгового общества» золотую цепь стоимостью в сто фунтов стерлингов, а в подарок своему господину – драгоценные ткани, дорогое оружие, льва и львицу. Следуя желанию царя, посол увозит с собой в Москву ремесленников, рудокопов и медиков – Иван считает необходимым видеть среди русских иностранцев, чтобы по крупицам перенимать у них знания.
Капитан корабля, плывущего в Россию, – Антоний Дженкинсон. На этот раз все проходит благополучно. Непея рассказывает царю о величайшем уважении, оказанном ему, убеждает в выгоде от присутствия английских купцов, передает письма от Марии Тюдор и Филиппа II, в которых они именуют его «Великим императором». Польщенный, Иван думает уже о возможном союзе между его огромной, могучей, варварской страной и далеким островом – родиной мореплавателей, ученых и предприимчивых, отважных купцов.
Если английские государи удостаивают Ивана титула «Великий император», то великий князь Литовский и избранный король Польши Сигизмунд Август придерживается иного мнения. Он заявляет, что не является сторонником всяческих новшеств и что только глава Священной Римской империи и султан имеют право именовать себя так. Он также считает, что католическая, просвещенная, культурная и процветающая Польша не должна склоняться перед православной и первобытной Россией. Отвергая притязания Ивана, он направляет своих послов к «Его Величеству Великому князю Московскому», а не к «Его Величеству Царю Всея Руси». Задетый этим, Иван адресует свои послания «великому князю Литовскому», «забывая» называть Сигизмунда Августа «королем Польши».
Подобный обмен нелюбезностями способствует обострению отношений между двумя дворами. В 1553 году в Москву приезжают новые послы Сигизмунда Августа, но царь отказывается принять их верительные грамоты, не приглашает к обеду и заявляет, что не видит необходимости подписывать договор о вечном мире со страной, которая не признает величия России и ее государя. В подкрепление своих требований приводит письмо английских королевы и короля, где они признают за ним право именоваться императором и его блестящую победу над Астраханью. В ответном письме Сигизмунд Август приносит ему свои поздравления с победой над неверными, но по прежнему называет его великим князем Московским. Одновременно приезжает новый посол – дворянин пан Тишкевич. Он должен уговорить царя заключить справедливый и вечный мир между двумя государствами. Царь отказывается его принять. И дело не в том, что, по мнению Ивана, не соблюдаются требования дипломатического протокола. Вместе со своим народом он испытывает унаследованную от предков неприязнь к полякам. Как и его предшественники, мечтает освободить Киев от польского господства. Но не решается развязать новую войну, пока на юге и востоке страны все еще оказывают сопротивление татары.
Узнав, что войска крымского хана Девлет Гирея отброшены, царь возвращается к своим планам о выходе на берега Балтийского моря. Он почти физически ощущает необходимость в этом, чтобы свободно можно было дышать: грудь его сжимается от невозможности раздвинуть до моря границы России. Препятствий на пути его страны к морским путям много – Польша, Литва, Швеция, Ливонский орден.8 Последний привлекает его жадное внимание своими богатыми городами – Ригой, Ревелем, Дерптом. Население составляют прибалтийские народы и немцы, рыцарский орден с великим магистром во главе держит в своих руках власть. Большинство рыцарей приняли лютеранство, живут в роскоши и праздности. Это раньше они внушали страх, теперь их изнеженное и ненасытное войско не способно к прежним подвигам. Страна эта – ключ к Балтике. С такими соображениями выступает Иван перед своими приближенными, но Сильвестр и Адашев, сторонники продолжения операции против крымских татар, яростно оспаривают его аргументы. Раздраженный царской неуступчивостью Сильвестр грозит небесной карой, если Иван откажется от борьбы с неверными и атакует Ливонию. Рассердившись, царь прогоняет советников – ничто не заставит его отступиться от новых планов. В 1554 году он требует от Дерпта выплаты дани по договору 1503 года, который не исполнялся в течение пятидесяти лет. Спустя три года в Москву приезжают ливонские послы с просьбой об отсрочке, чтобы можно было собрать требуемую сумму. Царь заявляет им, что, если Ливония не выполнит своих обещаний, русские сами найдут способ взять то, что им принадлежит, затем прогоняет. Они снова возвращаются, с обещаниями, но без денег. Тогда Иван приглашает их к обеду, перед ними ставят пустые блюда. Голодными поднимаются они из за стола и уезжают в Дерпт.
Двадцать второго января 1558 года русская армия численностью в сорок тысяч человек переходит границу Ливонии. Во главе войска стоит Шиг Алей, бывший казанский хан, перешедший на русскую службу. У него под началом татары, новгородцы и псковитяне. Они опустошают практически беззащитную страну – убивают, сжигают, грабят, оскверняют могилы, насилуют женщин, которых потом привязывают к деревьям и осыпают стрелами. Двенадцатого мая взята Нарва. Большинство жителей методично, дом за домом, вырезано, вокруг огонь и дым. Выжившие приносят клятву в верности царю. Православный архиепископ спешит туда, чтобы молитвами, кроплением святой водою и крестным ходом очистить город. Говорят, что пожар спровоцировали пьяные немцы, которые зашли в лавку к русскому купцу и бросили в огонь икону Божьей Матери. Сама она не сгорела, но породила чудовищный пожар. Нападавшие воспользовались этим, чтобы захватить город и наголову разбить врага. Когда целая и невредимая икона была найдена, огонь прекратился сам собой. Немедленно был отдан приказ построить храм, где чудотворная икона будет выставлена для поклонения православных. Наконец Нарва, очищенная от латинской и лютеранской ереси, получает право свободно торговать с Россией.
Восемнадцатого июля капитулировал Дерпт. Войска под командованием Петра Шуйского, Василия Серебряного и Андрея Курбского триумфально вошли в город, где по приказу Петра Шуйского жителей пощадили. Этим он завоевал их сердца. Даже женщины не боялись более показываться на улицах, говорится в летописях. По заключенному в Дерпте договору около двадцати мелких городов должны перейти под управление России. Но старый магистр ордена Фюрстенберг отказывается подчиниться этому решению. Его молодой преемник Готгард Кетлер тщетно пытается возродить патриотический пыл своих соотечественников – они больше не верят в силу ордена и мечтают лишь о том, как найти лучший способ поладить с врагом. С трудом Кетлер все же собирает несколько тысяч человек. В отчаянии они просят помощи у соседей. Но император Карл V к тому времени отрекся от власти и удалился от мира, а наследовавший ему Фердинанд I Габсбург более озабочен могуществом Турции, и ему нет дела до несчастной Ливонии. Остальные государи также уклоняются от прямого вмешательства. На просьбу Кетлера о перемирии Иван отвечает с холодной иронией: «Жду тебя в Москве и, смотря по твоему челобитью, изъявлю милость». Великий магистр ордена не смог стерпеть подобного унижения – яростная, смертельная борьба продолжается. Впереди – Рига.
В сентябре 1559 года Кетлер, человек приятный в общении и умеющий убеждать, получает наконец покровительство Польши. Сигизмунд Август решается выступить в защиту ордена, но настаивает, что в случае победы ему будут выплачены сто тысяч флоринов. Подписав соглашение, он решительно требует от Ивана оставить Ливонию. «Тебе очень хорошо известно, что Ливонская земля от предков наших по сие время не принадлежала никакому другому государству, кроме нашего, платила нам дань, а от Римского государства избирала себе духовных мужей и магистров для своего закона по утвержденным грамотам наших прародителей...» – «А если магистр и вся Ливонская земля вопреки крестному целованию и утвержденным грамотам к тебе приезжали и церкви наши русские разоряли, то за эти их неправды огонь, меч и расхищение на них не перестанут, пока не обратятся и не исправятся», – отвечает царь, но тем не менее обещает перемирие на несколько месяцев.
Перемирие необходимо ему, так как возобновились набеги татар под предводительством Девлет Гирея. Эта угроза страшнее поляков и ливонцев, которые никогда не осмелятся подойти к Москве. Но именно к этому стремится Девлет Гирей. К счастью, летом 1559 года князь Вишневецкий одерживает несколько блестящих побед, и враг снова отводит свои войска.
Кетлер тем временем, будучи уверен, что поляки готовы выступить против русских, предпринимает осаду Дерпта и нескольких других городов. Нарушение перемирия вынуждает Россию ввести в Ливонию дополнительные войска. Напрасно напоминает Фердинанд I царю, что страна эта – имперская область и никто не имеет права попирать ее ногами. К несчастью, в своем послании он забывает присовокупить к имени Ивана царский титул. Тот отсылает гонца с отрицательным ответом – «тявканье», доносящееся из Европы, оставляет его равнодушным. Он ведет свою политику, без оглядки на договоры, традиции, противоречивые дружбы. Андрей Курбский и Данила Адашев гонят рыцарей от одного замка к другому, захватывая крепость за крепостью, важнейшая из которых – Феллинская. Под впечатлением от этого шквала Сигизмунд Август больше не пытается прийти на помощь народу, которому обещал свое покровительство. Иван лишний раз убеждается, что жестокость оправданна – Бог на стороне удалой России, Он благословляет все ее начинания.
Царь гордится не только военными успехами – 31 мая 1557 года у него рождается еще один сын, Федор. Празднества, посвященные его крещению, соответствуют важности события. Но это уже шестые роды, и здоровье царицы заметно ухудшилось.9 Всегда мягкая, любящая и тихая, она более не находит утешения в молитвах. В ноябре 1559 года она отправляется с Иваном в Ферапонтов монастырь в Можайске. Здесь в холодной келье у нее начинается сильное недомогание. Сильвестр, который сопровождает царскую чету в этом паломничестве, тут же начинает говорить, что это знак недовольства Всевышнего. Рядом нет ни лекарей, ни лекарств. Иван в страшном волнении требует немедленно возвращаться. В повозке Анастасию привозят в Москву. Она выздоравливает, но в июле 1560 года та же болезнь снова настигает ее. Состояние царицы быстро ухудшается, она уже не встает. В это время недалеко от Кремля вспыхивает пожар. Языки пламени, подгоняемые ветром, лижут стены дворца. В своей спальне Анастасия слышит рев огня, треск падающих балок. Ей кажется, она вернулась в год своей свадьбы. У нее нервный припадок, ни доктора, ни священники не могут ее успокоить. Иван велит отнести ее на носилках в загородный дворец в Коломенском, в десяти верстах от Москвы. Сам же возвращается в город и руководит борьбой с огнем. Осыпаемый искрами, отдает приказы. Бояре работают топорами, взбираются на крыши, передают друг другу ведра с водой. Когда огонь потушен, царь возвращается к Анастасии, у которой сильный жар. В бреду ей кажется, что со всех сторон ее и детей окружает пламя. Ни микстуры, ни порошки не приносят облегчения. Вокруг священнослужители служат молебны. Коленопреклоненный Иван вручает судьбу свою Господу. Пусть Бог услышит его. В эту минуту он готов на любые жертвы, откажется даже от Ливонии во имя выздоровления любимой жены. Анастасия умирает 7 августа 1560 года в пять часов утра.
Отчаяние царя граничит с безумием. Жители Москвы оплакивают милосердную царицу. Когда проходит похоронный кортеж, рыдания заглушают церковное пение. Нищие отказываются от милостыни, которую по обычаю им раздают, не желая никакого утешения в этот день всеобщего траура. Государь с непокрытой головой идет за гробом. Его поддерживают брат Юрий и двоюродный брат Владимир. Он шатается, рыдает, бьет себя кулаками в грудь. Митрополит Макарий, заливаясь слезами, уговаривает царя подчиниться воле небес. Иван не слушает его. Замкнувшись в себе, пытается понять, за что так сурово наказан. Его любимая Анастасия похоронена в Вознесенском монастыре на территории Кремля.
Тринадцать лет благодаря советам жены, Сильвестра и Алексея Адашева правил Иван страной с достаточной мудростью. Иностранные наблюдатели высоко ставят его как правителя. «Иоанн, – пишет один из них, – затмил своих предков и могуществом, и добродетелию...В отношении к подданным он удивительно снисходителен, приветлив; любит разговаривать с ними, часто дает им обеды во дворце и, несмотря на то, умеет быть повелительным; скажет боярину: иди! и боярин бежит... Одним словом, нет народа в Европе, более россиян преданного своему государю, коего они равно и страшатся и любят. Непрестанно готовый слушать жалобы и помогать, Иоанн во все входит, все решит; не скучает делами и не веселится ни звериною ловлею, ни музыкою, занимаясь единственно двумя мыслями: как служить Богу и как истреблять врагов России!»
Эти счастливые намерения были изменены во время болезни царя, когда он увидел, что самые близкие люди, которым он безгранично доверял, Сильвестр и Адашев, вместо того чтобы встать на его сторону в споре за власть, выступили на стороне его противников. Выздоровев, он не стал обрушивать на них свой гнев. Но ему стоило большого труда играть роль справедливого и сильного монарха, когда в душе у него клокотала ненависть. После смерти Анастасии она выплеснулась наружу вместе со всеми усвоенными с детства «звериными» инстинктами. Внезапно он оказался совсем один, его ангел хранитель покинул его, связь с Богом оказалась нарушена. Точнее сказать, без видимой причины наказав его столь жестоко, Всевышний развязал ему руки – теперь он не обязан прислушиваться к Его советам. И хотя Иван верит сейчас в Бога как никогда, не ищет более логики в их взаимоотношениях, нельзя ждать, что воздастся по заслугам – счастье не всегда сопутствует добродетели. Всевышний своенравен – сегодня Он простит все, завтра накажет за мелкие прегрешения. Нравом Он похож, как ему кажется, на него – непредсказуемый и не признающий никакого порядка. Они созданы, чтобы возвышаться над нравственными законами, которые правят простыми смертными. Царь лишился любимой жены, и теперь ему позволено все. Бог обидел его, теперь его черед нанести обиду Богу. Тем не менее он втайне надеется, что Всевышний не может долго держать на него зла. Любые его беспутства любезны Богу, который ценит натуры яростные и презирает вялых, робких, расчетливых.
Похоронив жену, обезумевший от горя Иван ищет утешения в пьянстве и объятиях любовниц. Что не мешает ему на людях оплакивать Анастасию. Двор охватывает безнадежность, хотя большинство бояр не жалеют о кончине царицы. Они считают, что под ее влиянием царь сблизился с народом, отодвинув дворянство на задний план. Родные усопшей, Захарьины, считаются среди знати опасными выскочками. На Алексея Адашева и Сильвестра смотрят как на политических паразитов, которых следует уничтожить. Но с этим справиться легко – Иван не желает видеть их подле себя, вспоминая об их непостоянстве во время его болезни. Некоторые решаются шептать на ухо царю, что советники отравили Анастасию, – в последнее время она постоянно мерзла. Другие, менее решительные, но столь же недоброжелательные, довольствуются утверждениями, что Адашев и Сильвестр, без сомнения, прибегали к колдовству, чтобы так долго быть необходимыми Его Величеству. Чувствуя приближение грозы, Адашев отправляется воеводой в Ливонию, а Сильвестр удаляется в монастырь. Но это не спасает их. Иван приказывает лишить Сильвестра его тихого пристанища и отправить в ссылку в дальний и суровый монастырь на Соловецком острове в Белом море, где тот умрет, забытый всеми, в молитвах. О своем отношении к этому преданному и благочестивому человеку Иван напишет Курбскому: «Ради спасения души моей приближил я к себе иерея Сильвестра, надеясь, что он по своему сану и разуму будет мне споспешником во благе; но сей лукавый лицемер, обольстив меня сладкоречием, думал единственно о мирской власти и сдружился с Адашевым, чтобы управлять царством без царя, ими презираемого. Они снова вселили дух своевольства в бояр; раздали единомышленникам города и волости; сажали, кого хотели, в Думу; заняли все места своими угодниками. Я был невольником на троне. Могу ли описать претерпенное мною в сии дни уничижения и стыда? Как пленника, влекут царя с горстию воинов сквозь опасную землю неприятельскую (Казанскую) и не щадят ни здравия, ни жизни его; вымышляют детские страшила, чтобы привести в ужас мою душу; велят мне быть выше естества человеческого, запрещают ездить по святым обителям, не дозволяют карать немцев... К сим беззакониям присоединяется измена; когда я страдал в тяжкой болезни, они, забыв верность и клятву, в упоении самовластия хотели, мимо сына моего, взять себе иного царя, и не тронутые, не исправленные нашим великодушием, в жестокости сердец своих чем платили нам за оное? новыми оскорблениями: ненавидели, злословили царицу Анастасию и во всем доброхотствовали князю Владимиру Андреевичу...»
Так, по привычке, видит себя Иван преданным и осмеянным неблагодарными. Умный и любящий Адашев теперь паршивый, сварливый, лживый «пес», заслуживающий наказания. Царь приказывает судить его, несмотря на все заслуги. Для верности он лишен и права на защиту: ядовитый, как василиск, он может околдовать и судей. Почтенный митрополит Макарий вступается за несчастного, но бояре считают, что для успокоения царя и Отечества следует немедленно уладить это дело. Адашева заключают в темницу в Дерпте, где через два месяца тот умирает от горячки – по словам одних, от яда – по мнению других.
Царь на время чувствует себя удовлетворенным – он вымел за дверь всю грязь. Но столь ограниченное наказание через некоторое время перестает его устраивать. У предателей остались последователи или как минимум родные и симпатизирующие им. Избавившись от Алексея Адашева, Иван торопится арестовать и казнить его брата – доблестного Данилу Адашева, героя многих походов, и его сына двенадцати лет. Троих братьев Сатиных, сестра которых вышла замуж за Алексея Адашева, Ивана Шишкина с женой и детьми ожидает та же участь. Вдова Мария Магдалина, родом полька, принявшая в Москве православие, славилась христианскими добродетелями и дружбой с Адашевым. Она казнена вместе с пятью своими сыновьями. С молодым князем Оболенским Овчининым расправились за то, что посмел сказать новому любимцу царя Федору Басманову, будто он и предки его «служили всегда с пользою государю, а ты служишь гнусною содомиею». Теперь Иван пренебрегает воздержанием и смеется над благочестием. Однажды ночью, сильно выпив, пляшет во дворце с несколькими сотрапезниками в масках. Завидев в толпе князя Репнина с открытым лицом, велит силой надеть тому маску. Возмущенный Репнин бросает ее на пол, топчет ногами и кричит: «Государю ли быть скоморохом? По крайней мере я, боярин и советник Думы, не могу безумствовать!» Царь выгоняет его. Но наказание кажется ему слишком мягким, и несколько дней спустя Репнина умертвляют на паперти храма, в который он пришел с молитвой.
В атмосфере постоянного беспокойства и страха даже ни в чем не виновные бояре спрашивают себя, не в чем ли их упрекнуть. Со всех сторон во дворец стекаются доносчики и спешат раздуть подозрения Ивана, который выслушивает всех. Все кажется ему заслуживающим внимания. Чем сильнее напраслина, тем большее любопытство вызывает она у царя. Мало информированный, он организует расследования, направляет повсюду своих шпионов. Никто не решается больше излить свою душу другу, каждый следит за своими речами даже в кругу семьи, все молчат, сжимаясь от страха, во время публичных собраний. Чтобы не противоречить государю, судьи более не требуют достоверных доказательств: оправдательный или обвинительный приговор зависит не от фактов – от капризов Ивана. Так, без видимой на то причины, без суда и следствия, член боярской Думы Юрий Кашин казнен вместе со своим братом. Князь Дмитрий Курлятев, друг Алексея Адашева, сначала пострижен в монахи, затем приговорен к смерти вместе со всей семьей. Князь Михаил Воротынский, покоритель Казани, сослан с женой, сыновьями и дочерью. Знаменитый Иван Шереметев, гроза крымских татар, брошен в цепях в темницу. Его пытают в присутствии царя, который спрашивает у него холодно: «Где казна твоя? Ты слыл богачом!» Его брат Никита Шереметев, тоже известный, славный воевода, не единожды раненный в боях, по приказу Ивана задушен.
Темницы и монастыри переполнены. Чем сильнее бьет Иван, тем больше желание ударить еще. Потоки крови не могут удовлетворить его жажды, толкая на новые крайности. Убийство становится необходимым для него, вид страданий – лекарством, без которого нельзя обойтись. Ребенком он сбрасывал щенков с крепостных стен во двор, они разбивались. Тридцатилетний, он проделывает то же с людьми. И как всегда, оправдывает свою жестокость злом, которое причинило ему его окружение. «Если бы этот пес Алексей Адашев не разлучил меня с Анастасией, не было бы стольких жертв!» – восклицает он. Принцип действий его предельно ясен: при малейшем сомнении надо наносить удар и не терять времени в поисках улик. Лучше лишить жизни десяток невиновных, чем оставить в живых одного виновного. И недостаточно уничтожить только главного подозреваемого, надо безжалостно вырезать все вокруг него – наказать семью, близких, всех, кто мог быть подвержен его влиянию. Пусть кровь течет рекой – это оздоровит тело государства.
Заменить бояр, виновных лишь в том, что не пришлись ему по душе, Иван решает людьми незнатными, небольшого ума, готовыми гнуть перед ним спину, которые никогда не противоречат ему и потакают его прихотям. Некоторые из них, например Алексей Басманов, его сын Федор, Малюта Скуратов, Василий Грязной, становятся его сотрапезниками и политическими советниками. «Всегда ли плакать тебе о супруге? – говорят они. – Найдешь другую, равно прелестную; но можешь неумеренностью в скорби повредить своему здравию бесценному. Бог и народ требуют, чтобы ты в земной горести искал и земного утешения». Слова эти подогревают в Иване всегда жившую в нем любовь к женщинам. Он ищет утешения в молодых объятиях. Нет, он не забыл своей нежной Анастасии, но решиться на воздержание не в силах. Любовь и смерть – вот два наивысших выражения его мужского начала.
Повинуясь случайному выбору, Иван раздал храмам и бедным несколько тысяч рублей в память об Анастасии. Состарившийся митрополит Макарий, который едва держится на ногах, говорит в свою длинную бороду, что царь должен обзавестись новой царицей. Это не противоречит матримониальным планам Его Величества. Но кого выбрать? Ивану могла бы понравиться и иностранная принцесса. Почему бы не подумать об одной из сестер короля Польского? Конечно, теоретически страна в состоянии войны с Россией, так как Сигизмунд Август, объявив себя покровителем и защитником Ливонии, потребовал, чтобы русские ушли с оккупированных территорий. Но две армии еще ни разу не вступили в бой. Сигизмунд Август забудет о своей ненависти к тому, кого отказывается называть царем, и ради заключения длительного мира отдаст Ивану прекрасную и покорную юную деву, которая придется русскому государю по душе.
Немедленно царь отменяет траур и отправляет в Польшу послов с поручением оценить физические и нравственные достоинства лучшей из претенденток. По приезде в Вильно они встречают старшую сестру короля Анну и младшую – Катерину. Их выбор пал на нее, она понравилась им лицом, дородностью и здоровьем. Пораженный дерзостью этого предприятия, Сигизмунд Август тем не менее не дал решительного отказа. Но утверждает, что не может согласиться на замужество своей сестры, не получив одобрения своего покровителя Фердинанда I, что сестра его должна остаться в лоне католической церкви и что в любом случае он предпочел бы выдать замуж сначала старшую сестру Анну. Кроме того, следует урегулировать несколько пограничных дел, чтобы получить его разрешение. Маршал Симкович едет в Москву ознакомить с их содержанием Ивана. Требования непомерны: царь должен оставить Новгород, Псков, Смоленск и землю Северскую. Приходится отказаться от мысли стать зятем Сигизмунда Августа, государь отправляет Симковича обратно и вздыхает перед портретом Катерины, который привезли из Польши его послы. Раз он не может взять в жены эту соблазнительную девушку, придется воевать с ее страной. Для начала пишет королю, что приказал вырыть в земле яму, куда положат голову Сигизмунда после того, как ее отрубят.
Царское окружение пытается смягчить нанесенную обиду, говоря, что у поляков, конечно, хорошие невесты, но не одни они умеют очаровывать. Почему бы не попробовать выбрать восточную принцессу? Говорят, одна из них редкой красоты – дочь черкесского князя Темрюка. Ее приглашают в Москву. Она появляется во дворце в национальных одеждах, поднимает покрывало, и пораженный Иван тут же решает жениться. Митрополит Макарий крестит ее, теперь она – Мария. Свадьбу празднуют 21 августа 1561 года. Четыре дня назад Ивану исполнился тридцать один год. Уже на другой день после празднеств он начинает жалеть о своем выборе: неграмотная, мстительная, дикая, принцесса не в силах забыть о своей родине, а ее восточное воспитание не позволяет ей стать хорошей мачехой детям царя. Безусловно, полячка Катерина была бы лучшей партией.
Тем временем Сигизмунд Август, видя, что Ливония слаба как никогда, решает завладеть ею. Жители Ревеля отдали себя на милость королю Швеции Эрику XIV, наследнику Густава Вазы. Договором от 21 ноября 1561 года, подписанным великим магистром ордена Кетлером и королем Польши, Ливония отошла к последней, став вассальным государством Сигизмунда Августа. Поэтому Сигизмунд спешит заключить со Швецией матримониальный союз: его сестра Катерина отдана в жены наследнику шведского престола.
Это заставляет Ивана поторопиться с началом военных действий. Его лучшие военачальники преданы смерти или находятся в ссылке, он заменяет их восточными князьями. Во главе войска ставит князя Владимира Андреевича и Андрея Курбского, которых пока пощадил. Прекрасная армия численностью в двести восемьдесят тысяч человек, часть которой составляют черкесы и татары, обрушивается на Литву. Среди этого разнородного войска, которое, несмотря на хоругви, напоминает скорее дикую орду, верхом на коне – Иван. Впереди по приказу царя несут пустой гроб, предназначенный для Сигизмунда Августа. Его родственник Радзивилл выступает навстречу русским с сорока тысячами солдат, мобилизованных в Минске, и двадцатью пушками. Неравенство в живой силе столь велико, что после первых же столкновений литовцы обращаются в бегство. Пятнадцатого февраля 1563 года к царю переходит Полоцк – большой торговый город. Государь пишет митрополиту Макарию: «Ныне исполнилось пророчество дивного Петра Митрополита, сказавшего, что Москва вознесет руки свои на плеща врагов ее!» – и посылает ему крест, украшенный алмазами, – взяты богатые трофеи. В Москву отправляются повозки, груженные золотом и серебром, которые отняты у самых богатых жителей Полоцка. Это город евреев – их насильно крестят. Отказавшихся топят в Двине. «Они, – говорит Иван, – отвращают моих подданных от христианства, пользуются травами ядовитыми, посягая на жизнь их». Воины татары предают смерти нескольких католических священников, их храмы разграблены и стерты с лица земли. В соборе Святой Софии в центре города проходит торжественное богослужение. Иван теперь еще и великий князь Полоцкий. Он предлагает польскому королю мир при условии, что тот отдает ему всю Ливонию и сестру Катерину в придачу. Неважно, что она – жена герцога Финляндского, а он сам тоже женат. Катерину можно держать в качестве заложницы, оказывая ей всяческое уважение.
Сигизмунд Август никак не отвечает на эти предложения, и русская армия продолжает грабить страну, угрожая уже Вильне. Тогда Сигизмунд направляет гонца к крымскому хану Девлет Гирею с советом воспользоваться ситуацией и попытаться овладеть оставшейся без защитников Москвой. Хана забавляет предложение, сделанное королем христианином правителю мусульманину, но по здравом размышлении он решает не прислушиваться к нему. К радости Сигизмунда Августа, измученный походом Иван не собирается продолжать свое успешное наступление и возвращается в Москву, оставив в завоеванных городах свои гарнизоны. На обратном пути его встречает радостная весть – царица родила сына Василия.
В столице, перед церковью Святых Великомучеников Бориса и Глеба, его ждут священнослужители с крестом и хоругвями, народ славит его, но ему кажется, что все это неискренне и совсем не похоже на прием, оказанный десять лет назад после взятия Казани.
Во время торжеств он посылает письмо матери князя Владимира Андреевича княгине Ефросинье, чтобы поздравить ее с военными успехами сына в Литве. Затем настроение его меняется – он велит ей постричься в монахини, ссылает в Белозерский монастырь, где ее утопят в озере: не хотела ли она когда то смены династии? Никто не смеет протестовать – все говорят о естественной смерти. Год 1563 й принес еще несколько смертей. В начале мая в возрасте нескольких недель умирает последний царский сын Василий. Затем – младший брат государя Юрий. Эта простая душа никогда не мешала Ивану. Он был искренним другом Анастасии, его жена Иулиания, тихая и набожная, чертами характера и убеждениями напоминает покойную царицу. Иван устраивает брату грандиозные похороны, Иулиания уходит в монастырь. Некоторое время спустя царь решает, что она живет слишком уединенно и недостаточно признательна ему за все благодеяния. В приступе ярости он убивает ее. Следующей жертвой становится князь Владимир Андреевич. Несмотря на его блестящую военную службу, царь не может забыть событий 1553 года, когда, лежа при смерти, слушал, как бояре обсуждали вопрос престолонаследия. После долгой передышки в нем снова закипает гнев, он обвиняет князя в обмане, ссылает в его владения в Старице, окружает шпионами. Донесения, которые царь получает от них, должны были бы его успокоить. Но ему хочется наблюдать лично за состоянием души изгнанника – время от времени он навещает его. И проявляет странную непоследовательность, вновь демонстрируя нежную привязанность к тому, кого без сожалений отправил в ссылку.
В конце года государь опечален еще одной кончиной – почтенного и славного митрополита Макария. Слишком старый для того, чтобы противостоять царю или хотя бы упрекнуть его за страшное и жестокое поведение, он давно довольствовался тем, что молился о будущем России. Быть может, думал, находясь подле Ивана, что над этим человеком властвует какая то сверхъестественная сила? И не приходила ли ему порой мысль, что этот помазанник Божий в действительности посланник дьявола? Макарий без конца повторял дрожащим голосом: «Я знаю лишь дела Церкви! Не говорите мне ничего о делах государственных!» После его смерти Иван ощутил страшную пустоту – порвалась последняя нить, которая связывала его с прошлым. Не осталось никого, кто помнил бы его детство.
Все епископы съехались в Москву, чтобы избрать нового пастыря Церкви. Им стал Афанасий – иеромонах Чудова монастыря, царский духовник. По окончании торжественного богослужения с него сняли облачение священника, возложили ему на грудь золотую вратную икону, надели мантию и белый клобук. Афанасия поздравил царь. Тот его благословил и помолился о том, чтобы Всевышний даровал государю здоровье и победу. В своей речи он не осмелился говорить о добродетели.
Иван благодарен ему за это – он больше не в состоянии выносить, что священник постоянно вносит разлад в его душу. Его новая жена Мария, суровая и жестокая, одобряет все его выходки. Поговаривают, что она не только чувственная, порочная, лживая, злая, но и вообще ведьма. Святая вода так и не смогла омыть ее душу. Иван не любит ее, все еще думает об Анастасии, и эти мысли еще больше разжигают его ярость. Уже некоторое время он не расстается с деревянной палкой с металлическим острием, поглаживает ее рукоять кончиками пальцев, внимательно глядя на собеседника. Когда вспыхивает гневом, бьет ею. Часто довольствуется тем, что ранил, и с удовольствием наблюдает, как течет кровь. Иногда убивает, приходя в такое неистовство, что на губах появляется пена. После каждого преступления бежит исповедоваться. Часто кается публично перед боярами, называет себя «смрадным псом», «проклятым», «убийцею». Но слова раскаяния, слетающие с его уст, звучат страшнее любой угрозы. Близкие знают, что это своего рода процедура моральной гигиены, после которой последует продолжение прежнего. Он похож на неумеренных едоков, которые после обильной трапезы суют себе два пальца в рот, чтобы очистить желудок и вернуться за стол с прежним аппетитом. Чем сильнее Иван самоуничижает себя, тем сильнее предается потом насилию и разгулу. Горе тому, кто был при нем в минуты раскаяния, Иван становится «Грозным».
Безумие, овладевшее царем, заставляет некоторых бояр, опасающихся за собственную жизнь, думать о бегстве за границу. Набожный князь Дмитрий Вишневецкий не счел нужным подчиняться капризам тирана и укрылся в Польше. Сигизмунд Август добросердечно принимает его, но требует служить в литовской армии и выступать против бывших своих товарищей по оружию. Человек чести, Вишневецкий отказывается. Волею обстоятельств он попадает к турецкому султану, который велит умертвить его. Менее щепетильные ищут в бегстве не только спасения, но и выгоды: они предают Ивана и переходят на службу к Сигизмунду. Самый знаменитый среди них – Андрей Курбский. Потомок Владимира Мономаха, князь Смоленский и Ярославский, он отличился в разных сражениях – в Туле, Казани, башкирских степях, в Ливонии.
Но в 1562 году, после неудачного маневра, его сорокатысячная армия была разбита недалеко от Витебска, под Невелем, поляками, которых было всего пятнадцать тысяч. Это позорное поражение вызвало упреки Ивана. Впавший в немилость Курбский убеждает себя в том, что ему угрожает смерть. Но он готов умереть в бою, а никак не быть казненным. Поцеловав жену и девятилетнего сына, ночью покидает дом, выезжает, никем не замеченный, из Дерпта и скачет до Вольмара, города, принадлежащего полякам. Сигизмунд Август принимает его с распростертыми объятиями, дарит ему деревни, земли, деньги. Курбский без колебаний соглашается командовать польскими войсками, которые сражаются против русских. Такой переход из одного лагеря в другой не редкость в то время, так как патриотизм еще не обладает для народов священной силой. Но предательство Курбского потрясает Ивана. Беглец же, почувствовав себя в безопасности, пишет царю, пытаясь оправдать свой поступок. Он отправляет письмо со своим конюхом Шибановым. Когда тот предстает перед царем, Иван пригвождает его ногу к полу своей страшной палкой. Навалившись на нее обеими руками, он внимательно смотрит в лицо слуге, кровь которого течет по полу, но тот, сжав зубы, не дает вырваться ни единой жалобе, ни стону. Секретарь дрожащим голосом читает письмо:
«Царю, некогда светлому, от Бога прославленному – ныне же, по грехам нашим, омраченному адскою злобою в сердце, прокаженному в совести, тирану беспримерному между самыми неверными владыками земли. Внимай!..Почто различными муками истерзал ты сильных во Израиле, вождей знаменитых, данных тебе Вседержителем, и святую, победоносную кровь их пролиял во храмах Божиих? Разве они не пылали усердием к царю и Отечеству? Вымышляя клевету, ты верных называешь изменниками, христиан чародеями, свет тьмою и сладкое горьким! Чем прогневали тебя сии представители Отечества? Не ими ли разорены Батыевы царства, где предки наши томились в тяжкой неволе? Не ими ли взяты твердыни германские в честь твоего имени? И что же ты воздаешь нам, бедным? Гибель! Разве ты сам бессмертен? Разве нет Бога и правосудия вышнего для царя?.. Не описываю всего, претерпенного мною от твоей жестокости; еще душа моя в смятении; скажу единое: ты лишил меня святыя Руси! Кровь моя, за тебя излиянная, вопиет к Богу. Он видит сердца. Я искал вины своей и в делах и в тайных помышлениях; вопрошал совесть, внимал ответам ее, и не ведаю греха моего перед тобою. Я водил полки твои и никогда не обращал хребта их к неприятелю; слава моя была твоею. Не год, не два служил тебе, но много лет, в трудах и в подвигах воинских, терпя нужду и болезни, не видя матери, не зная супруги, далеко от милого Отечества. Исчисли битвы, исчисли раны мои! Не хвалюся; Богу все известно. Ему поручаю себя в надежде на заступление святых и праотца моего, князя Федора Ярославского... Мы расстались с тобою навеки; не увидишь лица моего до дни Суда Страшного. Но слезы невинных жертв готовят казнь мучителю. Бойся и мертвых; убитые тобою живы для Всевышнего; они у престола Его требуют мести! Не спасут тебя воинства; не сделают бессмертным ласкатели, бояре недостойные, товарищи пиров и неги, губители души твоей, которые приносят тебе детей своих в жертву! Сию грамоту, омоченную слезами моими, велю положить в гроб с собою и явлюся с нею на суд Божий. Аминь. Писано в граде Вольмаре, в области короля Сигизмунда, государя моего, от коего с Божию помощию надеюсь милости и жду утешения в скорбях».
С каменным лицом выслушав чтение, Иван велит увести посыльного и пытать его, чтобы получить нужные сведения. Но и тут Шибанов не называет ни одного имени. Царь восхищен такой твердостью, но все же велит предать смерти его, а также нескольких слуг Курбского, заподозренных в том, что помогли осуществить побег. Мать, жена и сын беглеца брошены в темницу, где через несколько лет погибнут.10
Долго сдерживаемая ярость Ивана выплескивается в ответном послании бывшему его воеводе. Любитель ожесточенных дискуссий, он в своей обвинительной речи смешивает все: оскорбления, насмешки, обвинения, клятвы и неверные цитаты из Библии. Его ненависть и его ученость, набожность и жестокость широким потоком слов разливаются по бумаге. Под его пером возникают Моисей, Исайя, Иоанн Креститель. Письмо его, как и письмо Курбского, не адресовано одному оппоненту – это оправдательный документ, о котором должны знать многие. Так, через границы, начинается литературная дуэль царя самодержца и изменника князя.
«Почто, несчастный, губишь свою душу изменою, спасая бренное тело бегством? – пишет Иван. – Если ты праведен и добродетелен, то для чего же не хотел умереть от меня, строптивого владыки, и наследовать венец мученика?...Устыдися раба своего, Шибанова; он сохранил благочестие перед царем и народом; дав господину обет верности, не изменил ему при вратах смерти. А ты, от единого моего гневного слова, тяготишь себя клятвою изменников; не только себя, но и душу предков твоих; ибо они клялися великому моему деду служить нам верно со всем их потомством. Я читал и разумел твое писание. Яд аспида в устах изменника; слова его подобны стрелам. Жалуешься на претерпенные тобою гонения; но ты не уехал бы ко врагу нашему, если бы мы не излишно миловали вас, недостойных!»
Затем, чтобы изобличить бесчестье Курбского, напоминает ему, что не всегда воевода оказывался достойным своей славы: когда хан разбит был под Тулой, князь праздновал победу, вместо того чтобы преследовать отступающее войско; когда у стен Казани буря разметала корабли и вода поглотила оружие и припасы, он, «как трус», думал лишь о бегстве; когда русские взяли Астрахань, не было его в их рядах; когда речь зашла о взятии Пскова – сослался больным. «Если бы не ваша строптивость (Адашева и Курбского), то Ливония давно бы вся принадлежала России. Вы побеждали невольно, действуя как рабы, единственно силою понуждения».
Потом пытается оправдать собственные преступления: он считает, что государь никому ни в чем не должен отдавать отчет. Его безнаказанность – от Бога:
«Бесстыдная ложь, что говоришь о моих мнимых жестокостях! Не губим сильных во Израиле; их кровию не обагряем церквей Божиих; сильные, добродетельные здравствуют и служат нам. Казним одних изменников – и где же щадят их?.. Много опал, горестных для моего сердца; но еще более измен гнусных, везде и всем известных... Доселе владетели российские были вольны, независимы; жаловали и казнили своих подданных без отчета. Так и будет! Уже я не младенец. Имею нужду в милости Божией, Пречистыя Девы Марии и святых угодников; наставления человеческого не требую. Хвала Всевышнему, Россия благоденствует; бояре мои живут в любви и согласии; одни друзья, советники ваши, еще во тьме коварствуют. Угрожаешь мне судом Христовым на том свете; а разве в сем мире нет власти Божией? Вот ересь манихейская! Вы думаете, что Господь царствует только на небесах, диавол во аде, на земле же властвуют люди; нет, нет! Везде Господня держава, и в сей и в будущей жизни. Ты пишешь мне, что не узрю здесь лица твоего ефиопского; горе мне! какое бедствие! Престол Всевышнего окружаешь ты убиенными мною; вот новая ересь! Никто, по слову апостола, не может видеть Бога... К довершению измены называешь ливонский город Вольмар областию короля Сигизмунда и надеешься от него милости, оставив своего законного, Богом данного тебе властителя... Великий король твой есть раб рабов; удивительно ли, что его хвалят рабы? Но умолкаю; Соломон не велит плодить речей с безумными; таков ты действительно».
Андрей Курбский с презрением отвечает, что царь унижается до лжи и оскорблений, которыми пестрит его письмо: «Стыдно должно быть тебе, как старухе, отправлять столь плохо составленное послание в страну, где достаточно людей знают грамматику, риторику, диалектику и философию... Я невинен и бедствую в изгнании... Подождем мало, истина недалеко».
Новое письмо царя Курбскому, которого он называет трусливым предателем: «Я знаю о моих беззакониях, но милосердие Божие не знает границ; оно спасет меня... Я не хвастаюсь своею славою. Эта слава не принадлежит мне, а лишь Господу одному... В чем же виновен я перед вами, друзьями Адашева и Сильвестра? Не сами ли вы, лишив меня любимой жены, стали истинной причиной проявления моих человеческих слабостей? Как можете говорить о жестокости вашего государя вы, которые хотели отнять у него трон вместе с жизнью!.. Князь Владимир Андреевич, которого вы так любили, имел ли он какое то право на власть по своему происхождению или личным качествам?.. Прислушивайся к голосу Божественного провидения! Возвращайся сам, подумай о своих поступках. Не гордость заставляет меня писать к тебе, но христианское милосердие, чтобы ты смог исправиться и спасти душу».
Эта странная переписка продолжалась с 1564 по 1579 год, иногда с довольно значительными перерывами. От одного послания к другому собеседники буду приводить одни и те же аргументы, обрушивать друг на друга одни и те же упреки. Андрей Курбский, выдающийся представитель бояр, смотрит на эту аристократическую касту как на призванную Богом, чтобы давать советы царю. Никто другой, кроме этих людей, окружающих трон, не может способствовать процветанию России. Истребив друзей Адашева и Сильвестра, которые всегда давали царю разумные советы, Иван превысил свои права государя и утвердил преступный деспотизм, от которого страна никогда не оправится. Иван настаивает на Божественном начале своей власти, отказывается признать ту положительную роль, которую играют бояре и Дума, не считает себя виновным перед Богом. «До сих пор русские владетели не давали отчета никому, вольны были подвластных своих жаловать и казнить, не судилися с ними ни перед кем... Жаловать своих холопей мы вольны и казнить их также вольны». Царь, избранный Богом, обладает неограниченной властью, восстание против которой и просто критика – кощунство. Даже самые неразумные, жестокие и беззаконные его решения подданные должны уважать, как послания Бога, посадившего его на трон. Восстать против государя – не просто политическое преступление, смертельный грех. «Мы, смиренный Иван, царь и великий князь вся Руси милостию Божией, а не неверной волею людей» – подписывает послания «избранному», а не «наследному» королю Польши русский царь.
Между тем Андрей Курбский становится советником Сигизмунда Августа. Его ненависть к царю столь велика, что он подталкивает своего нового покровителя к укреплению союза с татарами. Он не рассчитывает, что ободренные этим неверные, быть может, захватят добрую половину его родины и осквернят церкви, в которых он сам еще недавно молился. Им движет надежда на то, что поражение русских заставит бояр пойти на убийство Ивана, тогда беглецы смогут вернуться с высоко поднятой головой в свой дом, свободный от тирана.
Наконец Девлет Гирей выступает в поход и останавливается недалеко от Рязани. Город героически сопротивляется, отражает приступы, а бояре Алексей и Федор Басмановы, подоспевшие со свежими войсками, преследуют отступающих татар. Опасность на юге ликвидирована, но неожиданно возникает на западе – польско литовская армия под командованием Радзивилла и Курбского пытается захватить Полоцк, которым не так давно завладели русские. Эта попытка заканчивается провалом.
Двойная победа его воевод должна была бы ободрить Ивана. Действительно, он щедро награждает отличившихся военных. Но после предательства Курбского его гложет беспокойство, которое с каждым месяцем становится все сильнее. Несмотря на то что главные товарищи Адашева и Сильвестра казнены или сосланы, он чувствует себя окруженным заговорщиками. С тревогой вглядывается в лица бояр. Если они говорят свободно, значит, лгут. Если замолкают, значит, вынашивают против него предательские планы. Он надеется на новые разоблачения и недоволен тем, что их слишком мало. У митрополита Афанасия нет ни энергии, ни авторитета, чтобы давать ему советы и успокаивать его. Теперешние фавориты – Алексей Басманов, Михаил Салтыков, Афанасий Вяземский, Иван Чеботовый – подогревают его подозрительность, жестокость, сладострастие. Внезапно в начале зимы 1564 года Иван решает уехать из столицы в неизвестном направлении, вверив себя воле Божьей. Третьего декабря на заснеженной площади Кремля множество саней, в которые слуги укладывают сундуки с золотом и серебром, иконы, кресты, драгоценные вазы, посуду, одежду, меха. Это не просто отъезд – переезд. В Успенском соборе в присутствии бояр митрополит Афанасий благословляет царя на путешествие, цель которого не ведома никому. Иван, царица и два его сына, семи и десяти лет, садятся в сани. Некоторые сановники, фавориты и слуги – в другие сани. Сбежавшийся народ пытается выяснить: «Куда направляется царь?», «Почему он нас оставляет?», «Надолго ли?» Наконец нескончаемый караван трогается, оставив за собой охваченную беспокойством толпу. Наступившая оттепель заставляет царя оставаться в течение двух недель в селе Коломенском. Когда дороги позволяют, едет в Троице Сергиев монастырь. Под Рождество со свитой и багажом прибывает в Александровскую слободу на севере от Владимира.
В течение тридцати дней боярская Дума не имеет никаких вестей от государя. Третьего января 1565 года чиновник Константин Поливанов привозит митрополиту Афанасию два письма Ивана. В первом тот перечисляет беспорядки, предательства, преступления, учиненные дворянством, сановниками и воеводами, которые разворовывали казну, плохо обращались с крестьянами, отказывались защищать родную землю от татар, поляков, германцев. «Если я, движимый правосудием, объявляю гнев недостойным боярам и чиновникам, то митрополит и духовенство вступаются за виновных, грубят, досаждают мне. Вследствие чего, не хотя терпеть ваших измен, мы от великой жалости сердца оставили государство и поехали, куда Бог укажет нам путь».
Второе письмо адресовано купцам иностранным и русским, всем христианским жителям Москвы. Царь утверждает в нем, что рассердился на бояр и сановников, что к своему народу относится с прежней милостью. Царские дьяки зачитывают это послание на площади перед толпой. Нет больше царя! Возможно ли это? Но не лучше ли власть тирана, чем беспорядок? Отовсюду слышны крики: «Государь нас оставил! Мы гибнем! Как могут быть овцы без пастыря!» Уныние скоро сменяется яростью. Если царь отказался от трона, то это вина тех, кто его предал. Лавки закрываются, дома пустеют, и толпы людей устремляются в Кремль, крича и требуя наказать виновных. Испуганный митрополит созывает на совет духовенство и бояр. «Царство да не останется без главы, – решают они. – Мы все с своими головами едем бить челом государю и плакаться».
Делегация из князей, епископов, приказных людей, купцов под предводительством архиепископа Новгородского Пимена тут же направляется в Александровскую слободу. Длинная процессия, подгоняемая ветром, тянется по заснеженной дороге. В ней причудливо перемешаны церковные одеяния и парчовые платья, военная форма, хоругви, кресты и кадила. Они похожи не столько на подданных, направляющихся к своему государю, сколько на паломников, идущих приложиться к чудотворной иконе. Прибывают на место через два дня, 15 января 1565 года. Царь принимает их с выражением гневным и отсутствующим. Пимен благословляет его и говорит: «Вспомни, что ты блюститель не только государства, но и Церкви; первый, единственный монарх православия! Если ты удалишься, кто спасет истину, чистоту нашей веры? Кто спасет миллионы душ от погибели вечной?»
Так, по признанию самого духовенства, царская власть распространяется не только на бренные тела его подданных, но и на их бессмертную душу. Он правит на земле и на небе. Церковь отступает перед его властью. Все, священники и бояре, становятся на колени перед ним, стоящим с железным посохом перед ними. Он от всего сердца наслаждается своей победой – он выиграл сражение благодаря внезапному отъезду. Пораженные возможностью потерять хозяина, самые видные люди государства ползают перед ним. Еще раз Иван поставил на карту все. Если эти трусы поймают его на слове, в тот же миг он перестанет быть государем. Склоняясь перед ним, они поднимают его, придают ему сил. Дрожащим голосом царь обращается к этим кающимся грешникам с присущим ему красноречием и избыточностью в речах. Он упрекает их в стремлении восстать против него, в алчности, трусости и даже в желании умертвить его самого, его жену и старшего сына. Все стоят пораженные этими обвинениями, и никто не осмеливается протестовать. Лучше выслушать необоснованные обвинения, чем навлечь на себя гнев государя, отрицая их. Он говорит с горячностью, глаза его сверкают, и каждый из присутствующих ощущает, как тяжесть тирании опускается им на плечи. Наконец обнаруживает свои истинные намерения: «Для отца моего митрополита Афанасия, для вас, богомольцев наших, архиепископов и епископов, соглашаюсь паки взять свои государства; а на каких условиях, вы узнаете». Условия эти просты: царь свободен в выборе наказания предателей – опала, смерть, лишение имущества, духовенство не должно ему в этом мешать. Безусловно, подобное решение лишает Церковь присущего ей с давних времен права выступать в защиту невиновных и даже виновных, заслуживших помилование. Но просители счастливы, что царь согласился вновь взойти на трон, и со слезами в голосе благодарят его. Удовлетворенный их покорностью и смирением, государь приглашает некоторых отпраздновать с ним в Александровской слободе праздник Богоявления. Народ в нетерпении, но Иван не стремится возвратиться в Москву. Чем желаннее он окажется, тем большего сможет требовать.
Второго февраля 1565 года под сильным снегопадом Иван возвращается в Москву. Народ собрался еще на заре и теперь стоит коленопреклоненный, наблюдая за въездом царя, в слезах благодарит Бога, который вернул им государя. Те же, кто решается смиренно взглянуть в лицо царю, поражены его грустью и растерянностью. По словам всех, видевших его, этот тридцатичетырехлетний мужчина похож на глубокого старика: очень бледное, изможденное лицо, хмурый взгляд, редкие волосы, тонкие сжатые губы, глубокие морщины на лбу, борода, поредевшая из за привычки дергать в порыве гнева или отчаяния, сгорбленная спина, впалая грудь. Кажется, он не замечает никого из пришедших встретить его, не слышит колокольного звона; он привык к обожанию толпы, к восхвалениям, исходящим от нее, и никакие проявления восторга больше не радуют его.
Прибыв во дворец, государь объявляет боярам, что не намерен более жить за кремлевской стеной, рядом с останками своих предков, и необходимо срочно построить в центре города хорошо укрепленный дворец. Перечислив еще раз свои претензии к боярам, требует, чтобы Церковь заранее безоговорочно одобрила все меры, которые он посчитает нужным принять против негодных своих слуг. Их ошибки вынудили его выехать из столицы, и Иван хочет получить сто тысяч рублей, чтобы покрыть издержки, связанные с переездом в Александровскую слободу и пребыванием там. Кроме того, отныне государство будет поделено на две части: опричнину – «особый двор», находящийся в полной власти царя, с особыми боярами, с особыми дворецкими, казначеями и прочими управителями, дьяками, всякими приказными и дворовыми людьми, с целым придворным штатом, и земщину – все остальное государство, которое, также находясь под властью царя, будет управляться боярами и государственными чиновниками. Иван объявляет своею собственностью несколько кварталов Москвы, двадцать семь городов, восемнадцать волостей и главные пути. Бояре, слушая предложенный план раздела государства, прекрасно понимают, что, отнимая у них земли, крестьян и нажитое добро, государь стремится лишить их былого могущества. Но воспротивиться тому, кого они сами умоляли вернуться, кому фанатично верит народ, – невозможно. Под угрозой оказаться в темнице за неповиновение они покидают унаследованные от предков владения, которые становятся теперь царскими вотчинами. Право пожизненного пользования этими владениями на особых условиях получают опричники. Прежние хозяева должны довольствоваться бедными и отдаленными наделами. Начинается разорение родовых гнезд удельных князей, оттеснение их к окраинам государства. Двенадцать тысяч семей лишаются состояния и влияния. Оторванные от земли, которая принадлежала им веками, от своих корней, растерявшие сторонников, они становятся людьми без прошлого, без опоры и без защиты.
Образование опричнины в 1565 году – это претворение вынашиваемых с начала пятидесятых годов планов царя и его окружения «приструнить» дворянство. Так он надеется укрепить свою власть. Вместо высокомерных бояр, кичащихся своим происхождением, рождается привилегированная каста опричников, накрепко связанных с царем, свободных безнаказанно совершать любые преступления от его имени. Права старшинства больше нет, главное – преданность царю. Несколько князей высокого происхождения, ставшие опричниками, растворились в массе новых людей из простых семей, обязанных своим восхождением лично царю. Отказавшиеся служить опричнине лишены всего, покидают дома и медленно начинают путь в неведомые места. Некоторые в дороге умирают от холода. Но Ивана нисколько не заботят слезы и вздохи, которые сопровождают этот «переезд». Для начала он набирает среди не слишком знатных молодых людей тысячу опричников, которые становятся его личной охраной и заняты разоблачением предателей. Скоро их становится шесть тысяч. Царские фавориты – Малюта Скуратов, Афанасий Вяземский и Алексей Басманов – следят за тем, чтобы в опричники шли люди, известные грубостью и жестокостью нравов. Они приносят Ивану присягу: «Клянусь быть верным царю и его государству, юному царевичу и царице, докладывать все, что знаю или могу узнать о любом заговоре, направленном против них. Клянусь отказаться от продолжения рода, забыть отца и мать. Клянусь не есть и не пить за одним столом с людьми земщины и никогда не вступать ни в какие отношения с ними. В подтверждение сему целую крест».
Опричники живут сами по себе, в отведенных им домах, получают значительное жалованье. Бедные вчера, они становятся господами, наделенными огромной властью. Они одеты во все черное, к седлам их лошадей привязаны собачья голова и метла, символы их предназначения – кусать и гнать врагов своего хозяина, – которое ставит их превыше любого закона. Словесное оскорбление опричников расценивается как оскорбление монарха и карается смертью. Поле их действий – земщина. Здесь могут они штрафовать, пытать мужчин и насиловать женщин, выкалывать глаза детям, грабить дома, сжигать леса и поля, никто не вправе произнести ни слова против. Их жестокость поощряет сам царь, который за каждый «подвиг» щедро награждает имуществом предавших его. «Чем больше измывались они над народом, тем большее доверие оказывал им государь», – пишут Таубе и Крузе. Ненависть, которую вызывают опричники, придает Ивану уверенность в своих силах. Их боятся и ненавидят, потому что они преданы ему. В них он нашел свое воплощение – шесть тысяч таких же, как он, грабят и разоряют народ. То, о чем он мечтает, сидя во дворце, они воплощают в жизнь.
В день четвертого февраля, когда государь учреждает опричнину, начинаются гонения. Казни проводят на площади у Кремля, перед недавно построенным собором Василия Блаженного, вычурные купола которого весело сверкают. Среди первых жертв – знаменитый князь Александр Шуйский, участвовавший во взятии Казани, и его семнадцатилетний сын Петр. Оба обвиняются в том, что состояли в заговоре с Андреем Курбским и покушались на жизнь царя, царицы и их детей. Сначала должны отрубить голову сыну, но отец просит о милости – возможности умереть первым. Палач соглашается, и Шуйский кладет голову на плаху. Топор опускается, сын подбирает голову отца, нежно ее целует и в свою очередь встает на колени в ожидании смерти. В тот же день обезглавлены шестеро бояр. Седьмой, Дмитрий Шевырев, посажен на кол. Агония длится сутки, но Шевырев с искаженным от страдания лицом поет псалмы во славу Божию. Других бояр топор миновал – их отправляют в монастыри или в ссылку в дальние края. От некоторых царь требует залога в двадцать пять тысяч рублей, чтобы быть уверенным в том, что они не смогут покинуть пределы страны. И наконец, желая показать, что умеет и миловать, Иван возвращает в Москву Михаила Воротынского, сосланного в Белозерск, и Яковлева, близкого родственника Анастасии. Этот милосердный жест духовенство воспринимает как дар небес.
Чем сильнее Иван притесняет страну, тем большую ненависть к себе ощущает и с тем большей настойчивостью ищет тех, кто покушается на его жизнь. Болезненная подозрительность мешает ему спать. Бой часов в ночи приводит в ужас, как недоброе предзнаменование. При виде падающей звезды он, дрожа, становится на колени перед иконами. Новый укрепленный дворец, построенный для него в центре Москвы, не кажется достаточно надежным убежищем. Царь начинает ненавидеть столицу и переезжает в Александровскую слободу, во дворец, окруженный крепостными стенами и рвами. Внутреннее убранство этого зловещего сооружения отражает состояние души государя: некоторые залы прекрасно украшены, в других – драгоценные книги и рукописи, некоторые – с низкими сводами, почти монашеской скромности, а под землей темницы, в которых томятся пленники. Великолепие, ученость, молитва, пытки – все есть в любимом дворце государя. И везде здесь ему уютно. Отдельные помещения занимают его придворные, некоторые улицы предоставлены опричникам. В этом затерянном в лесах городке спешно строят дома и церкви, богатые покупатели привлекают купцов. В храм Успения Пресвятой Богородицы Иван велит перенести святыни, украсить золотом, серебром и драгоценными камнями алтарь. На каждом камне, из которого построена церковь, выгравирован крест.
Но царь считает это недостаточным для очистки совести. Внезапно он решает превратить дворец в монастырь, а опричников – в монахов. Триста самых развращенных из них становятся его «братией». Он называет себя игуменом, Афанасия Вяземского – келарем, Малюту Скуратова – ризничим. Каждый брат носит черную рясу поверх золотом шитых кафтанов, отороченных собольим мехом. Этот маскарад видится Ивану служением Господу. Он искренне верит, что создал новый монашеский орден, составляет его законы, следит за их исполнением. В три часа утра с детьми идет на колокольню звонить к заутрене. Затем «братия» направляется во дворцовую церковь, того, кто не является, бросают в темницу на восемь дней. Во время службы, которая длится три или четыре часа, царь поет, молится, падает ниц, бьет челом по каменным плитам. Теперь он носит длинное черное платье, стянутое на талии кожаным поясом, накидку из грубой шерсти и деревянный крест на груди, часто вместо любимого жезла держит в руках посох.
В восемь часов все снова собираются – к литургии, в десять садятся за стол, трапеза обильна, но государь не притрагивается к еде. Он стоит перед своей «братией» и читает вслух жития святых. Затем ест один, выслушивая одновременно доклады приближенных. После недолгого сна любит навестить темницы и посмотреть, как пытают узников. С видом знатока осматривает орудия пыток, оценивает умелую работу палача, порой восхищается способностью жертвы сопротивляться. Следить за медленной агонией, потоками крови, треском костей, криками и предсмертными хрипами – все это доставляет ему особенное удовольствие после церковной службы, когда душа еще полна ангельского пения. Привычка отождествлять себя с Богом придает уверенность в том, что эти убийства любезны и ему. И молитва, и пытки кажутся ему проявлениями милосердия. Когда Иван с сожалением покидает подвалы, лицо его, по свидетельствам очевидцев, сияет, он шутит с окружающими, разговаривает с большим весельем, чем обычно.
В восемь часов вечера идут к вечерне. Следующий за этим ужин, как правило, заканчивается обильными возлияниями. Перед тем как подавать еду царю, каждое блюдо пробует один из его приближенных – государь боится быть отравленным. Присутствующих развлекают скоморохи с учеными медведями. «Братия» приводит женщин и развлекается с ними на глазах у царя. К ночи он удаляется в свои покои, где его ждут три слепых старика, которые по очереди рассказывают сказки, пока не заснет. Вытянувшись на кровати в едва освещенной лампадами опочивальне, Иван с наслаждением слушает истории о странствующих богатырях, колдунах, прекрасных красавицах. Рассказчик с седой боротой и пустыми глазами говорит тихонько, от его монотонного голоса царь впадает в какое то оцепенение, наступает облегчение, и он засыпает. В полночь снова отправляется в церковь, чтобы, стоя на коленях, вновь предаться молитве. В перерывах между службой отдает самые кровавые свои приказания.
Отголоски этой странной жизни слышны уже и за пределами страны. Сигизмунд Август решает, что царь сошел с ума и это начало упадка России, то, чего он так страстно желает. Он просит русского посла в Варшаве рассказать, что такое опричнина. И получает такой ответ: «Мы не знаем опричнины. Кому велит государь жить близ себя, тот и живет близко; а кому далеко, тот далеко. Все люди Божии и государевы». Но каждый день в Польше объявляется новый беглец, которому удалось ускользнуть от Ивана. Их рассказы лишь укрепляют Сигизмунда Августа в его мнении. Он тайно связывается с несколькими боярами земщины, те с трудом решаются ему отвечать – лишенные всего, живущие в ссылке, они боятся каждого наступающего дня. Церковь молчит и не может быть никому защитой. Митрополит Афанасий с самого начала отказался порицать деяния царя и выступать от имени жертв, Церковь больше не духовный наставник, ее назначение – официальные богослужения. Поставив Ивана над Церковью, Афанасий нарушил евангельские заповеди, спутал царство кесаря и царство Божие. Зная о всех преступлениях опричников, он не возвысил голос в защиту безвинных жертв, не протестовал против создания в Александровской слободе пародии на монастырское братство с распутными, кровавыми монахами.
Неожиданно царь начинает склоняться к протестантизму. Ливонские пленники, с которыми он ведет теологические споры, поражают его свободой своей религиозной мысли. Он принимает на службу немцев Кальба, Таубе,11 Краузе и Эберфельда. Последний пытается убедить царя в чистоте доктрины аугсбургского исповедания. Иван начинает сомневаться в необходимости для России именно православия и подумывать о том, не ввести ли одним росчерком пера в стране другую религию. Но его ужасает собственная смелость, и он ограничивается лишь тем, что разрешает лютеранам открыть в Москве храм. Это глубоко опечаливает митрополита Афанасия, и он осмеливается поднять голос на одного из этих иностранцев еретиков. Иван велит ему выплатить огромный штраф, митрополит тяжело заболевает и уходит в монастырь.
Увлечение царя немецкими мастеровыми не идет ни в какое сравнение с его отношением к английским купцам. Отважный Дженкинсон, человек, одновременно умеющий вести переговоры и дела, смелый путешественник, ездит по всей России, в Астрахань, Бухару, Персию, избежав множества опасностей, возвращается в Москву, рассказывает Ивану о своих путешествиях, привозит ему подарки от султана и восточных князей, рисует карты стран, в которых побывал. Покоренный этим талантливым человеком, государь называет его своим другом, дает его компании право монопольной торговли, разрешает чеканить деньги. Вместе с другими английскими купцами Дженкинсон теперь под покровительством опричников. Россия вывозит в Англию рыбу, соль, меха, кожу, смолу, корабельный лес, пеньку, лен, животный жир, воск; из Англии по довольно высоким ценам получает шелк, посуду, медь, специи, оружие и боеприпасы. Этот коммерческий поток настолько мощный, что царь все больше и больше думает об Англии как о своем союзнике. Но во время очередного ночного кошмара иной план приходит ему на ум: если придется бежать, спасая жизнь, в Англии можно найти надежное убежище. Столь унизительное для монарха решение кажется ему Божественным откровением, и в 1567 году он просит Дженкинсона передать секретное послание Елизавете I. Она стала преемницей на троне Марии Тюдор и, говорят, женщина красивая, умная, образованная, волевая. Их с Иваном взаимоотношения всегда полны любезности. Ему тридцать четыре года, жена черкешенка давно разонравилась. Почему бы не попробовать жениться на английской королеве? Дженкинсону поручено передать ей и это предложение: царь просит у нее одновременно руку и возможное покровительство в будущем. Иван знает, что она отвергла многочисленных претендентов, но ведь ни один из них не был царем. Ему она не посмеет отказать.
Дженкинсон отправляется в Лондон с этими экстравагантными поручениями. По приезде долго беседует с королевой: ставка велика – будучи главным образом торговой страной, Англия не может обмануть надежд царя, который наделил столькими привилегиями ее купцов, не обращая внимания на давление со стороны других государств, которые настаивали, чтобы он отменил выгодный для этой страны договор. Но королева вовсе не намерена выходить замуж. И, будучи женщиной деловой, Елизавета пытается выиграть время, рассчитывая на чувства своего воздыхателя. Не получив ответа, Иван, рассердившись, открывает порт Нарву другим иностранцам. Обеспокоенные представители компании спешат к королеве, и она отправляет в Россию посла – Томаса Рандольфа.
Он высаживается у Свято Никольского монастыря на Белом море и через Холмогоры и Вологду держит путь в Москву, куда приезжает в октябре 1568 года. Ему приказано навести порядок в торговых отношениях между Англией и Россией, обещая царю в случае необходимости убежище, но попытаться избежать разговора о замужестве. При обсуждении вопроса о предоставлении убежища Иван настаивает на том, чтобы в случае посягательств на ее жизнь королева нашла защиту в стенах Кремля, – он не может принять подарка, не дав ничего взамен. Такой странный торг кажется не слишком уместным дочери Генриха VIII – у нее нет ни малейшего повода и ни малейшего желания покидать свою страну.
Приехав в Москву, Томас Рандольф ощущает на себе дурное настроение государя, рассерженного долгим ожиданием. В течение четырех месяцев он живет фактически как пленник в выделенной ему резиденции: часовые не допускают к нему посетителей. Наконец получает аудиенцию у царя, но ему не дают, как принято, лошадей, чтобы добраться до Кремля. Он идет пешком, увязая в снегу. Во дворце ему не оказывают никаких почестей. Оскорбленный, он надевает в присутствии царя шляпу. Сановники предвидят вспышку гнева. Неожиданно всегда непредсказуемый государь приветливо обращается к Рандольфу и заверяет его в дружбе, которую питает к своей «любезной сестре» Елизавете. Он отпускает его, не пригласив к обеду, но говорит, что пришлет блюда со своего стола. Немного спустя со стражником и пятью слугами ему действительно присылают разнообразные вина и еду. Стражник все пробует сам, чтобы показать послу, что ничего не отравлено. Через некоторое время Рандольфу велено прийти во дворец ночью, одному, одетому в русское платье. Во время тайной встречи, которая продолжается около трех часов, посол, видимо, дает какие то обещания, так как компания получает новые преимущества: исключительное право торговать с Персией, добывать железо и преследовать иностранные суда в Белом море.
В августе 1569 года Рандольф возвращается в Англию в сопровождении русского сановника Савина, который должен добиться у королевы подписания договора о военном сотрудничестве, наступательном и оборонительном. После десяти месяцев пребывания на берегах Темзы он передает царю лишь одно письмо от королевы, написанное на пергаменте, очень расплывчатое, но дружественное. Она пишет, что, если государю придется оставить страну вследствие непредвиденных обстоятельств, заговора или нападения внешнего врага, его примут в королевстве с подобающими почестями, с женой и детьми; он «будет проводить жизнь в полной свободе и спокойствии со всеми теми, кого привезет с собою, и будет пользоваться полною свободою относительно веры; будет отведено ему удобное место, где он и может жить на своем содержании, сколько времени ему будет угодно». В заключение королева обещает, что до конца дней своих в случае войны готова будет объединить силы с Россией в борьбе против общего врага.
Послание приводит царя в бешенство. Вместо наступательного и оборонительного альянса, о котором он так мечтал, ему, словно милостыню, обещают некую помощь против общего врага. Вместо договоренности о взаимном предоставлении убежища его готовы принять на его собственном содержании в случае непредвиденных осложнений во взаимоотношениях с собственным народом. И, наконец, ни одного, пусть самого туманного намека на возможность свадьбы, полное молчание! Кроме того, Савин докладывает, что во время встреч с советниками королевы в основном речь шла о благоприятных торговых условиях для Англии: он думал, что разговаривает с государственными мужами, оказалось – с купцами. Возмущенный Иван хватается за перо, чтобы ответить Ее Величеству. Стиль этого послания напоминает злобный тон его переписки с Курбским:
«Главное дело ты оставила в стороне, а бояре твои говорили с моим послом только о коммерции. Мы думали, что ты настоящая государыня, хозяйка своей царской воли и заботишься об интересах государства; поэтому хотели мы с тобою договориться о делах крупных. Но в самом деле власть за твоею спиной вершат твои государственные люди – не только советники, но и простые мужики от коммерции, которых заботят не интересы государя и страны, но исключительно коммерческая выгода. А ты ведешь себя как простая девка... Москве хватало всего и без английских товаров. Рескрипт, который мы тебе послали, о торговых привилегиях, можешь выслать обратно. Даже если не пришлешь, мы прикажем не принимать его более во внимание. Аннулированы и все привилегии, которые существовали до сих пор».
Обидный тон послания скорее забавляет, чем возмущает Елизавету, – она считает своего корреспондента чудаком и сумасбродом. Но когда узнает, что царь приводит свою угрозу в исполнение и конфискует все товары компании, запрещает торговлю, думает только об одном – как предотвратить несчастье. Единственный человек, кажется ей, в состоянии задобрить царя. Она быстро отправляет посольство во главе с Робертом Бестом, но рабочей лошадкой в лице Дженкинсона. Между тем в Москве царь понемногу перестает злиться на королеву – он уверен, что во всем виноваты ее советники. У него самого тоже были плохие советчики, и скольких трудов стоило извести этот сброд. Вероятно, Елизавете не хватает на это сил. Но она умна, образованна. Они были бы прекрасной парой. Быть может, в глубине души ей все таки хочется стать царицей? И мысль о богатой, промышленной Англии с ее англиканской церковью никак не оставляет Ивана.
Теперь же у него слишком много забот в России, чтобы думать о внешней политике. Новый человек нашептывает ему свои советы – голландский авантюрист Елисей Бомелий, приехавший из Германии и представившийся магистром магии. Во время разговоров с царем он склоняет его к тому, чтобы быть осторожнее со своим окружением: по его словам, несмотря на многие казни, у Ивана еще очень много врагов среди бояр земщины, высшего духовенства и даже в народе. Корни зла вырваны не все, сорная трава прорастает вновь. И надо выдергивать ее с большей силой. Этот ученый совет вновь будит подозрительность царя, он понимает, что Россия все еще больна. Но он сумеет ее вылечить.
Митрополит Афанасий удалился в монастырь, и ему надо искать замену. Сначала Иван думает о Германе, архиепископе Казанском. Он призывает его в Москву, собираются епископы, уже составлен акт избрания, и будущий митрополит готовится к церемонии посвящения. Но во время одной из своих частных бесед с царем Герман пытается уговорить его покаяться в совершенных грехах, напоминает о каре небесной. Разгневанный царь рассказывает об этом своим фаворитам и спрашивает их мнения. «Думаем, государь, что Герман желает быть вторым Сильвестром; ужасает твое воображение и лицемерит в надежде овладеть тобою; но спаси нас и себя от такого архипастыря!» – говорит ему Алексей Басманов. Услышанное совпадает с мнением царя, и он прогоняет Германа из дворца, отменяет намеченные празднества и начинает искать нового митрополита.
Его выбор падает на Филиппа, игумена Соловецкого монастыря, который стоит на острове в Белом море. Этот человек считается одним из самых образованных и набожных монахов затворников России. Подле него, на пустынном ледяном острове, живет в ссылке Сильвестр. От него Филипп знает многое о жизни духовного наставника царя, понимает, что именно требуется государю. Согласившись переехать в столицу, он обрекает себя на тяжкую долю. Таково мнение и самого Ивана, который в прошлом вел с Филиппом регулярную переписку. Он высоко ценит игумена – человека высокого происхождения, который еще в молодости отказался от легкой и богатой жизни, от своих родных и посвятил себя посту и молитве. Он знает, что Филипп удачно сочетает в себе высокую душу и трезвый взгляд на мир. Служа примером нестяжания, умело распоряжается собственностью и землями монастыря: под его руководством на острове возводят каменные церкви, дамбы, выкорчевывают леса, прокладывают дороги, осушают болота, выращивают домашний скот, занимаются рыбной ловлей, добывают соль... Такая практическая мудрость вызывает одобрение государя: даже лампадам, горящим перед иконами, нужно масло, чтобы их огонь не погас.
После долгих колебаний Филипп пускается в путь. Подъезжая к Москве, видит идущую навстречу делегацию ее жителей, они умоляют его вступиться за них перед царем, гнева которого опасаются. По мере приближения к столице жалобы на государя становятся все настойчивее. И даже теплый прием, оказанный ему в городе, не может заглушить поселившегося в нем страха. Царь говорит с ним за обедом и сообщает, что назначает его главой Церкви. Благочестивый игумен умоляет государя не взваливать столь непомерный груз на такую утлую лодку. Но Иван непреклонен. И Филипп произносит: «Повинуюся твоей воле; но умири же совесть мою; да не будет опричнины! да будет только единая Россия! ибо всякое разделенное царство, по глаголу Всевышнего, запустеет. Не могу благословлять тебя искренно, видя скорбь Отечества».
Первый порыв Ивана – отправить безумца обратно в монастырь. Затем передумывает: нельзя же еще раз отказаться от митрополита, кандидатуру которого сам предложил. Не лучше ли сделать Филиппа причастным ко всем своим деяниям, но так, что тот даже не узнает об этом. Тогда за спиной царя в качестве морального укора всем будет стоять почти святой, которого почитает страна. Вместо того чтобы вспыхнуть гневом, он с горячностью обращается к старцу: «Разве не знаешь, что мои хотят поглотить меня; что ближние готовят мне гибель?» И рассказывает о своем плане реорганизации государства, не обращая внимания на просьбы Филиппа отменить перераспределение собственности, вернуть владения старинным их хозяевам. Подавленному разговором с Иваном, ему приходится выдерживать еще и натиск епископов, которые уговаривают его безоговорочно принять предложение царя для блага Церкви и родины, митрополит не должен раздражать его своими поучениями, а употреблять лишь кротость для убеждения. Подумав, Филипп соглашается с их доводами, но не из честолюбия, а от готовности принести себя в жертву. Составляют документ, согласно которому митрополит отказывается от любой критики опричников и обещает никогда не покидать митрополичью кафедру в знак протеста против решений царя. Церемония посвящения проходит в присутствии государя, двух его сыновей, князя Владимира Андреевича и всех архиепископов и епископов. В своей торжественной проповеди Филипп призывает царя вновь стать добрым отцом своим подданным, отказаться от льстецов, которые окружают трон, восстановить в стране справедливость и предпочесть «невооруженную любовь» «военным победам».
На мгновение кажется, что речи митрополита смягчили государя. Но длится это недолго. Он удаляется в Александровскую слободу, где его снова начинают одолевать сомнения: не заодно ли Филипп с боярами; не по их ли наущению потребовал разогнать опричников? Иван дает волю воображению, и, как бы в подтверждение его опасений о существовании разветвленного заговора, ему приносят многочисленные письма Сигизмунда Августа боярам земщины с призывами восстать против царя – значит, польский король уверен, что недовольных достаточно для этого. Письма приносят сами адресаты, охваченные страхом, которые хотят таким образом доказать государю свою преданность. Среди них князья Бельский, Мстиславский, Воротынский, конюший Иван Федоров. Под диктовку Ивана они пишут ответ Сигизмунду Августу: возмущаясь его постыдным предложением стать предателями, обещают перейти к нему, если он отдаст их государю всю Литву, Белоруссию, Галицию, Пруссию, землю Волынскую и Подольскую. Старый боярин Федоров добавляет: «Как мог ты вообразить, чтобы я, занося ногу в гроб, вздумал погубить душу свою гнусною изменою? Что мне у тебя делать? Водить полков твоих я не в силах, пиров не люблю, веселить тебя не умею, пляскам вашим не учился».
Уладив таким образом это дело, Иван вдруг начинает раскаиваться в собственном великодушии. Раз король Польши написал этим боярам, значит, чувствует, что они способны прислушаться к его предложениям. Вероятно, цель его – поднять земщину против опричнины, лишить царя власти и посадить кого то другого на его место. Но кого? Да почему бы не того же Федорова, преданного старине, главного конюшего с девятнадцати лет, которого уважают все ее приверженцы? Конечно же, он стоит во главе заговора. И однажды в присутствии придворных Иван заставляет его надеть царскую одежду и венец, сажает на трон и, склонившись перед ним, громко произносит: «Приветствую тебя, царь всея Руси! Се приял ты от меня честь, тобою желаемую!» Ошеломленный Федоров не знает, что делать. Несколько бояр, думая, что это розыгрыш, разражаются смехом. Но Иван серьезен, он продолжает: «Но, имея власть сделать тебя царем, могу и низвергнуть с престола!» И, замахнувшись ножом, наносит конюшему удар в сердце. Федоров скатывается на пол, опричники с дикими криками бросаются и несколькими ударами убивают его. Труп кидают во двор собакам. Зарезана и жена Федорова, казнены вероятные сообщники. Князьям Бельскому, Мстиславскому и Воротынскому удается по непонятным причинам избежать немилости. За всех расплачиваются трое князей Ростовских: один из них, воевода из Нижнего Новгорода, во время молитвы в храме видит тридцать опричников, которые от имени царя приказывают ему следовать за ними; его раздевают и ведут совершенно голым за двадцать верст от города, на берег Волги, где обезглавливают, а тело бросают в воду. Голову приносят Ивану. Он отталкивает ее ногой и произносит со злобной усмешкой: «Что ж, ты любил умыться кровью врагов на поле брани; умойся теперь собственной». Настигнут и князь Петр Щенятев, скрывшийся в монастыре. Его страшно пытают – жгут на сковороде, вбивают иглы под ногти. Славный Иван Пронский утоплен. Государственный казначей Тютин рассечен на части, его жена, две дочери и два маленьких сына – тоже. Эту казнь совершил черкесский князь, брат царицы. Злая участь постигла и многие другие семьи. Затем опричники грабят владения жертв: женщин из народа, прежде чем убить, насилуют; трупы разбросаны повсюду, но никто не решается похоронить по христиански царских врагов. Большинство несчастных, перед тем как совершить злодейство, раздевают: одежда – часть добычи, и нельзя, чтобы ее забрызгала кровь. Многие тела изуродованы до неузнаваемости. Жители Москвы дрожат, запершись в домах, слыша крики и смех палачей, которые преследуют своих жертв, убивают и затаптывают их. Наблюдая эти кровавые беспорядки, бессильный и потерявший всякую надежду митрополит Филипп пытается взывать к милосердию царя. Но его не слушают, и скоро Иван отказывается даже принимать его.
Однажды во время воскресной службы государь входит в Успенский собор в монашеской рясе и высоком клобуке. Вокруг него опричники, также в монашеском облачении. Митрополит видит их и продолжает службу. Тогда царь направляется к нему и просит благословения. Филипп не отвечает. Пораженные опричники начинают переговариваться, один из них восклицает: «Владыко! Перед тобою государь, благослови его!»
Переведя взгляд на царя, Филипп произносит: «В сем виде, в сем одеянии странном не узнаю царя православного; не узнаю и в делах царства... О государь! Мы здесь приносим жертвы Богу, а за алтарем льется невинная кровь христианская. Отколе солнце сияет на небе, не видано, не слыхано, чтобы цари благочестивые возмущали собственную державу столь ужасно! В самых неверных, языческих царствах есть закон и правда, есть милосердие к людям – а в России нет их! Достояние и жизнь граждан не имеют защиты. Везде грабежи, везде убийства – и совершаются именем царским! Ты высок на троне; но есть Всевышний, Судия наш и твой. Как предстанешь на суд Его, обагренный кровию невинных, оглушаемый воплем их муки? Ибо самые камни под ногами твоими вопиют о мести!.. Государь! вещаю яко пастырь душ! Боюся Господа единого!»
Содрогаясь от ярости, царь ударяет жезлом об пол, кричит: «Чернец! Доселе я излишно щадил вас, мятежников; отныне буду, каковым меня нарицаете!» – и выходит из храма. Но он не решается пока посягнуть на самого митрополита и довольствуется тем, что арестованы и казнены несколько представителей духовенства. Опричники тем временем по прежнему расправляются с неугодными князьями и боярами. Июльской полночью 1568 года царские фавориты Афанасий Вяземский, Малюта Скуратов, Василий Грязной с дружиной совершают набег на несколько богатых владений бояр и знатных людей, похищают женщин, известных своей красотой, и вывозят их за город. На рассвете к ним присоединяется царь, который выбирает себе самых красивых, остальных отдает своим любимцам. Утром развлечение продолжается – жгут скотные дворы вместе с животными. Потом все возвращаются в Москву, женщин отводят по домам, но, по словам летописца, «многие из них умрут от стыда и боли».
Через несколько дней, двадцать восьмого июля, царь и его приспешники приезжают в Новодевичий монастырь, когда там служит Филипп. Увидев, что один из опричников во время чтения Евангелия не обнажил голову, войдя в храм, митрополит говорит о том царю. Это переполняет чашу терпения государя, и он решает начать судилище над Филиппом. Отправляет своих эмиссаров в Соловецкий монастырь, чтобы те собрали свидетельства лицемерия и порочности своего «врага». Большинство монахов искренне преданы своему бывшему настоятелю, говорят о нем как об образце святости. Но новый настоятель Паисий, движимый надеждой стать епископом, соглашается выступить с обвинениями в адрес Филиппа. Его привозят в Москву, где он спокойно повторяет свою клевету перед царем, епископами и боярами. Не желая оправдываться, Филипп говорит ему лишь, что «плохое семя не принесет плодов счастливых». Затем объявляет, что отказывается от сана: «Лучше умереть невинным мучеником, нежели в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония сего несчастного времени. Твори, что тебе угодно. Се жезл пастырский; се белый клобук и мантия, коими ты хотел возвеличить меня!» Но царь не слышит его и отвечает: «Ты не можешь судить себя сам!» Ему приказывают забрать одежду и утварь и ждать приговора.
Восьмого ноября 1568 года, в день архистратига Михаила, покровителя воинства небесного, вооруженные опричники врываются в Успенский собор во время службы. Алексей Басманов прерывает ее и громко зачитывает указ, по которому митрополит должен оставить кафедру. Они срывают с него одежды, надевают рваную рясу, заковывают в цепи, выгоняют из храма метлами и на дровнях везут в Богоявленский монастырь. Народ в ужасе, плача и крича, бежит за дровнями, а затем у стен монастыря стоит в ожидании суда. Но чуда не происходит, Филипп, обвиняемый в колдовстве, приговорен к пожизненному заключению. В последний раз обращается он к царю с просьбой смилостивиться над Россией. Взамен получает лишь ужесточение условий содержания и страдает от холода и голода в Старом Никольском монастыре на берегу Москвы реки, у стен которой толпятся верующие. Обратив глаза на высокие стены, они чувствуют, как божественный свет проникает в их душу, и молятся об этом «живом святом», который пострадал за веру. Так, пытаясь избавиться от святителя Филиппа, Иван сам создал из него мученика. Это никак его не устраивает, и он приказывает увезти Филиппа в Тверской Отрочь монастырь. Избирают нового митрополита – Кирилла, человека слабого и сговорчивого.
Филипп больше не опасен, и царь немного смягчается. Он готовит карательную экспедицию против Новгорода, и благословение старца было бы благотворно для войска. Малюта Скуратов отправляется в Тверской Отрочь монастырь: пленник должен просить Бога покровительствовать этому походу. Когда приезжает Скуратов, Филипп молится в своей келье. С первого взгляда на пришедшего понимает, какая опасность ему угрожает. Тот объясняет, зачем приехал. Даже не встав с колен, святитель отказывается покровительствовать новым жестокостям царя: «Я благословляю только добрых людей на добрые дела. Я давно ожидаю смерти; да исполнится воля Господа!» В ярости Малюта Скуратов душит его. Потом говорит настоятелю, что Филипп умер по их небрежности «от неуставного зною келейного». Испуганное духовенство молчит, Иван решает, что убийство очень кстати. И казнит нескольких родственников покойного.12
Первого сентября 1569 года в Москве с изумлением узнают о смерти царицы Марии. Без сомнения, она отравлена. Но кем? Подозрения падают на царя: уже давно он отдалился от своей жены; она не играла значительной роли при дворе, но государя обременяла; он изменял ей и не желал видеть во дворце; кроме того, она мешала его планам женитьбы на английской королеве. Щепотка порошка или несколько капель снадобья – и дорога свободна. Вокруг царя все трепещут в ожидании, кого он назовет виновным. Бояре делают вид, что скорбят, и даже надевают траур – бархатные кафтаны без золотого шитья. После похорон в Москве Иван снова удаляется в Александровскую слободу, виновного пока не называет. Здесь, окруженный опричниками, перебирает видных людей государства и размышляет, кого отправить на смерть. Лишь один из бывших заговорщиков продолжает оставаться на своем месте – князь Владимир Андреевич, двоюродный брат царя. Полгода назад его пощадили, теперь подобная милость кажется царю чрезмерной. Настало время покончить с человеком, который однажды хотел завладеть троном. Но Иван не собирается обвинять его в отравлении царицы. Есть преступление более серьезное: он станет утверждать, что Владимир Андреевич пытался уговорить царского повара подсыпать в еду отраву. Князя со всей семьей вызывают в Александровскую слободу. В присутствии государя повар повторяет, что получил пятьдесят рублей серебром за то, что насыплет в еду царя какой то порошок. Владимир Андреевич, его жена Евдокия и два юных сына падают в ноги монарху, говорят о своей невиновности и просят разрешения удалиться в монастырь. «Предатели, вы хотели умертвить меня ядом; пейте его сами!» – кричит царь и велит принести кубок с отравленным напитком. Князь не решается взять его, но Евдокия с твердостью говорит: «Лучше принять смерть от царя, нежели от палача». Владимир Андреевич прощается с женой, благословляет сыновей и делает глоток, за ним Евдокия и дети. Пока яд действует, все четверо молятся. Иван наблюдает за их предсмертными судорогами. Затем велит привести служанок княгини. Те начинают оплакивать несчастных, но их самих раздевают и расстреливают. Расстреливают также и повара, который оказался так полезен. Мать Владимира Андреевича, честолюбивая княгиня Ефросинья, давно удалившаяся в монастырь, утоплена.
Гибель Владимира Андреевича вызывает всеобщее сочувствие, и это немало удивляет царя. Никто не верит в историю об отравлении, в смерти князя все видят лишь отвратительное братоубийство, вызванное не подозрениями, исключительно ненавистью. Государь мало придает значения тому, что говорят вокруг. Прислушиваться к мнению других – значит перестать править. Его опора не народ – Бог. А Всевышний в его глазах не судья, а партнер, может быть, даже сообщник. С годами царь все больше полагается на обряды, вера его строго формализована. Он не сомневается в магическом воздействии на Бога, нуждающегося в почестях, крестного знамения, коленопреклонения, кропления святой водой. Чтобы ублажить Всевышнего, надо молиться строго по правилам. И в этом разговоре один на один между Богом и царем Церковь играет второстепенную роль – посыльного, который передает царские послания на небо, а небесные – царю. Зачастую Иван и вовсе обходится без этого посредника, напрямую, по свойски беседуя с Богом. Эту связь с ним он особенно остро ощущает в Вербное воскресенье. По традиции, в этот день все московские жители собираются перед службой в Кремле. По улицам едет повозка с деревом, на котором висят разные фрукты, в основном яблоки. Пять мальчиков, одетых в белое, сидят под деревом и поют псалмы. Другие – со свечами и лампадами – идут следом. С хоругвями движутся священники, чьи одеяния переливаются золотом и драгоценными камнями, бояре и сановники. И, наконец, митрополит на ослике в белой попоне. В левой руке он держит Евангелие в золотом окладе, правой благословляет народ. Царь идет рядом с осликом, почтительно держась за уздечку, как верный служитель Церкви, а новый митрополит трепещет, думая, что и его может постичь участь Филиппа. Но народ мало заботит, кто над кем властвует – царь над митрополитом или наоборот. Толпа падает ниц и перед небесной, и перед земной властью.
Обойдя кремлевские соборы, процессия возвращается в Успенский, где служит сам митрополит. После богослужения он устраивает угощение для царя и бояр.
В стремлении показать свое всемогущество Иван более не хочет довольствоваться наказанием отдельных людей – настал черед городов. Уже давно его раздражение вызывают притязания Великого Новгорода и Пскова. Жители этих городов, не столь давно присоединенных к государству Московскому,13 хорошо помнят те времена, когда были независимы и по своему усмотрению торговали с литовцами и шведами. Войны, которые ведет царь, нарушили эти взаимоотношения, английские купцы имеют непомерные привилегии, набеги опричников сеют панику среди жителей, лишившихся последних свобод. Иван чувствует, как в этой части страны начинает расти недовольство, и весной 1569 года в Москву силой отправляют пятьсот семей из Пскова и сто пятьдесят из Новгорода: заложники должны гарантировать послушание этих двух городов. Оставшиеся с трепетом ожидают худшего. Несколько месяцев спустя из темницы в Новгороде выходит преступник – Петр Волынский. Он замышляет отмщение горожанам, которые лишили его свободы. Зная, что Иван настроен против них, он составляет послание Сигизмунду Августу за подписью архиепископа Новгородского и знатных горожан, в котором говорится, что население, измученное плохим отношением к нему царя, готово перейти на сторону Польши. Послание он прячет за иконой Божьей Матери в Софийском соборе. Затем бежит в Москву, где рассказывает о существовании заговора. Тотчас отдан приказ найти опасное письмо. Оно обнаружено, подписи архиепископа Пимена и многочисленных граждан объявлены истинными. Иван потирает руки от радости – наконец то появился повод к расправе.
В декабре 1569 года во главе армии опричников и стрельцов царь покидает Москву и отправляется в поход на непокорные города. С ним его старший сын Иван, пятнадцати лет, воспитанный в атмосфере жестокости. Пытки для него – такое же развлечение, как охота, насилие над беззащитными людьми не вызывает угрызений совести: он полагает, что некоторые рождены, чтобы стать жертвами, все зависит от того, как решил Бог.
По дороге на Новгород войско расправляется с жителями Клина, которых никак нельзя упрекнуть в симпатиях к польскому королю. В Твери царь проводит в молитвах пять дней в монастыре, опричники в это время бесчинствуют в городе. Та же участь ждет Медное, Торжок, Вышний Волочек, Валдай... Разорены все города на пути между Москвой и Новгородом. Убивают даже крестьян, встреченных по дороге, под предлогом, что операция проводится тайно. После ухода армии остаются лишь руины, разбросанные трупы, повешенные, изуродованная скотина.
Второго января 1570 года передовые отряды подходят к стенам Новгорода. Это прекрасный, цветущий, населенный город, гордый своими европейскими традициями. Вокруг него возводят высокие ограждения, дабы никто не мог ускользнуть. Двери храмов заперты, чтобы никто не нашел там убежища. Монахи покидают обители, которые закрывают. Купцы и именитые горожане под арестом в собственных домах. Арестовывают приказных людей и духовенство. Церковнослужители свезены в одно место, им приказано платить выкуп – двадцать рублей за голову. Того, кто не может этого сделать, будут каждый день наказывать ударами палками. В замершем городе люди все еще не могут поверить в происходящее и с трепетом ждут приезда царя.
Шестого января, в праздник Богоявления, государь останавливается в двух верстах от Новгорода. На другой день по его приказу казнят всех церковнослужителей, которые не заплатили выкуп. Их тела отвозят в монастыри, где хоронят. Восьмого января царь с сыном и свитой въезжают в опустевший, замолкший город. На мосту через Волхов с крестами и иконами их встречает архиепископ Пимен. Иван не преклоняет перед ним головы, отказывается от благословения и восклицает: «Злочестивец! В руке твоей не крест животворящий, но оружие убийственное, которое ты хочешь вонзить нам в сердце. Знаю умысел твой и всех гнусных новгородцев; знаю, что вы готовитесь предаться Сигизмунду Августу. Отселе ты уже не пастырь, а враг Церкви и Святой Софии, хищный волк, губитель, ненавистник венца Мономахова!» Царь приказывает процессии идти в Софийский собор. Сам он направляется туда в сопровождении сына и смиренно стоит во время службы, благочестиво крестится и опускается на колени. Кажется, он забыл о своем гневе и готов простить. Робкая надежда пробуждается у священников, окружающих старого Пимена. После богослужения Иван присутствует на обеде во дворце архиепископа. За столом приехавшие с ним бояре весело переговариваются с духовенством. Посреди трапезы государь поднимается и испускает нечеловеческий крик, опричники врываются в зал, хватают Пимена, срывают с него священные одеяния, связывают других священнослужителей и слуг, волокут их в темницу. Затем грабят дом архиепископа и Софийский собор, унося Святые Дары и священные сосуды.
Со следующего дня Иван начинает вершить правосудие. Ежедневно перед ним и его сыном на большой площади предстает тысяча именитых горожан, купцов, простых жителей. Никакого расследования, опроса свидетелей, защиты, да и собственно суда: все виновны только в том, что новгородцы. Мужей пытают на глазах жен, матерей – перед детьми. Бьют кнутом, ломают кости, отрезают языки, вырывают ноздри, поджаривают на медленном огне. Окровавленные, еле живые жертвы привязывают за голову или ноги к саням, которые волокут их к Волхову, к тому месту, где река не замерзает даже в самые суровые зимы. Здесь новгородцев целыми семьями бросают в ледяную воду. Тех, кто всплывает, стоящие на лодках опричники добивают ударами копий и топоров. Методичное убийство длится пять недель. Иван с сыном не пропускают ни одного дня, наслаждаясь зрелищем. Нет ничего более познавательного для ума, интересующегося таинствами людскими, чем поведение беззащитной жертвы, обреченной на боль и смерть, считает царь. Даже для знакомого с камерами пыток впечатления каждый раз различны. Перед лицом страданий маски любезности, безразличия, высокомерия, решительности, отваги оказываются сорваны, из человека проступает зверь: жертва извивается, кричит с искаженным лицом, забыв о всяком достоинстве, вне зависимости от того, виновна или нет. Одним словом можно остановить страдания, но можно и продолжать. Полученное наслаждение тем больше, чем сильнее унижение жертвы. Полюбовавшись на пытки, царь с царевичем отправляются в церковь, где предаются молитве. По словам Курбского, число жертв достигло пятнадцати тысяч, восемнадцати тысяч – согласно новгородской летописи, двадцати семи тысяч – по свидетельствам Таубе и Краузе, шестидесяти тысяч – утверждает псковская летопись. Волхов переполнен телами, волны его несут кровь и человеческие останки до Ладожского озера.
Не остановившись на истреблении новгородцев, царь хочет извести и сам город, который соперничает с Москвой. Он лично подстрекает опричников, которые врываются в дома и лавки, срывая двери или через окна, спорят над отрезами тканей, мехами, посудой, иконами. Разорены все церкви. Наказание распространяется и на окрестные деревни: в радиусе двухсот пятидесяти верст сожжены дома, убиты крестьяне и скот, сожжены поля.14
Наконец, в начале второй недели Великого поста, царь приказывает привести к нему оставшихся в живых. Они стоят перед ним изможденные, обессилевшие от ужаса и безнадежности, в ожидании смерти. Но лицо государя светится добротой. Он помолодел и приободрился после кровавой бани. «Мужи новгородские, все доселе живущие! – обращается он к ним тихо. – Молите Господа о нашем благочестивом царском державстве, о христолюбивом воинстве, да побеждаем всех врагов видимых и невидимых! Суди Бог изменнику моему, вашему архиепископу Пимену и злым его советникам! На них, на них взыщется кровь, здесь излиянная. Да умолкнет плач и стенание; да утишится скорбь и горесть! Живите и благоденствуйте в сем граде!» Архиепископа Пимена, одетого в лохмотья, сажают на белую кобылу, дают в руки волынку и бубен, возят по улицам как скомороха. Затем под стражей отправляют в Москву.
Иван тоже покидает Новгород и с армией, отяжелевшей от добычи, направляется в сторону второго провинившегося города – Пскова. Немецкий авантюрист Генрих фон Штаден, служивший опричником, будет хвастаться, что вошел в Новгород с одной лошадью, а покидал его с караваном из двадцати девяти лошадей и двадцати двух саней, груженных награбленным добром. Узнав, что царь подходит к городу, псковитяне, охваченные ужасом, бегут в церкви. В полночь начинают звонить колокола. Набат это или приветствие? Государь слушает перезвон в Никольском монастыре Святого Николая на Любатове, сердце его умиляется. Наутро он въезжает в город и видит перед каждым домом накрытый стол и коленопреклоненных жителей, которые предлагают ему хлеб соль. Со слезами на глазах они говорят: «С нами и животами нашими твори волю свою; ибо все, что имеем, и мы сами твои, самодержец великий!» Это нравится Ивану, он входит в Троицкий собор, чтобы присутствовать на молебне. По окончании службы решает навестить старца Николу в его келье. Исхудавший человек в рубище, с безумным взглядом, всклокоченной бородой, цепью на шее протягивает царю кусок сырого мяса. «Я христианин, – говорит ему царь, – и не ем мяса во время поста». Пустынник отвечает: «Ты делаешь хуже: питаешься человеческою плотию и кровию, забывая не только пост, но и Бога!» Он предрекает государю кару небесную, если тот тронет хоть один волосок на голове ребенка во Пскове. И действительно, на небе вдруг появляются черные тучи, вдалеке слышен гром. Иван не решается поднять на Николу свой страшный жезл. Он расправился с митрополитом и архиепископом, быть может, Бог устами этого безумца дает ему знать, что хватит? Царь предусмотрительно выводит своих людей из Пскова и довольствуется тем, что грабит окраины. Через несколько дней приказывает возвращаться в Москву. Псковитяне толпятся в храмах, перед иконами вырастает лес свечей, молитвы возносятся к Богу во славу юродивого Николы, спасшего город.
Царь не отказывает себе в удовольствии триумфально въехать в столицу. Чтобы развеселить народ, впереди верхом на корове едет один из его шутов. Но его гримасы недолго вызывают смех – во главе опричников появляется всемогущий государь. Теперь не остается последних сомнений в том, что именно он командует этой бандой разбойников: у него на поясе висят знаки отличия – метла и собачья голова. Маршем проходят войска, как будто возвращаясь из славного похода против татар или поляков. Замыкают кортеж груженные награбленным добром сани.
Иван приступает к расследованию и поиску возможных сообщников жителей Новгорода и Пскова. На это уходит пять месяцев. Пленников подвергают страшным пыткам. Обезумев от мук, они готовы сознаться в чем угодно. Но их признания бросают тень и на некоторых приближенных царя. И он решается расправиться с ними. Афанасий Вяземский, человек циничный и жестокий, который еще недавно пользовался его полным доверием, пробовал прописанные ему лекарства, выслушивал каждую ночь его признания, подозревается в том, что предупредил новгородцев об уготованной им судьбе. Иван вызывает его во дворец, любезно обсуждает государственные дела, а в это время дом его разоряют и режут слуг. Возвратившись назад и увидев произошедшее, князь все таки не сомневается, что при случае сможет убедить государя в своей преданности. Но в тот же вечер он арестован и брошен в застенок, где уже томятся два других фаворита – Алексей Басманов и его сын Федор, соратники царя по пыткам и пирам. Иван Висковатый, член боярской Думы, Семен Яковлев, казначей Никита Фуников, дьяки Васильев и Степанов тоже отправлены в темницу, несмотря на уверения в невиновности. Их пытают, но не убивают. К массовой казни в столице готовят около трехсот человек.
На площади Кремля строят семнадцать виселиц, устанавливают огромный котел с кипящей водой, печь в рост человека, натягивают веревки, с помощью которых можно разорвать человека на части. Двадцать пятого июля 1570 года москвичи, потрясенные столь невиданными приготовлениями к казни, не в силах покинуть свои дома. Лавки закрыты, улицы пусты. Все боятся, как бы гнев царя не обрушился на Москву, как на Новгород. Перед страшной процессией открывается мертвый город. Ясный, жаркий день. Барабанная дробь возвещает прибытие государя. Он верхом, в парадном одеянии, с колчаном, полным золоченых стрел, седло усыпано жемчугами и изумрудами. Его сопровождает старший сын. Позади идут опричники, за ними медленно движутся три сотни приговоренных, забитые, окровавленные, в разодранной одежде, ожидая смерти как избавления.
Приехав на площадь, царь с удивлением видит, что она пуста. Но для начала спектакля нужна публика. Он приказывает стражникам привести горожан и, недовольный их медлительностью, сам бегает по улицам, призывая москвичей на площадь и обещая не причинить им никакого зла. Понемногу жители начинают выползать на свет, толпа медленно увеличивается, самые любопытные залезают на крыши. Когда зрителей собирается достаточно, Иван объявляет: «Народ! Увидишь муки и гибель, но караю изменников. Ответствуй: прав ли мой суд?» Послушная толпа отвечает: «Да здравствует государь! Да погибнут изменники!» Он удовлетворен, представление начинается помилованием – примерно сотне новгородцев дарована жизнь. Среди них архиепископ Пимен, он будет сослан в отдаленный монастырь. Нельзя казнить Афанасия Вяземского – он умер, не выдержав предварительного дознания. Нет в списке приговоренных и Алексея Басманова – по приказу государя юный Федор Басманов убил в темнице собственного отца за спасение своей жизни. Никита Прозоровский поступил так же со своим братом. Теперь Иван выносит приговор: «Ты – отцеубийца! А ты – братоубийца! Вы оба заслуживаете смерти!» Он делает знак палачу, а оценившие хорошую шутку опричники славят несравненного в своей жестокости государя.
Думный дьяк разворачивает свиток и зачитывает имена приговоренных. Главный – князь Иван Висковатый. Его обвиняют в том, что хотел отдать Новгород Сигизмунду Августу, писал султану, предлагая ему завладеть Астраханью и Казанью, крымскому хану – разорить Россию. Он возводит глаза к небу и произносит: «Слышу наглые клеветы; не хочу более опрадываться, ибо земный судия не хочет внимать истине; но Судия Небесный видит мою невинность!» Опричники бросаются на него, завязывают рот, вешают вверх ногами и режут на части. Казначея Фуникова поливают попеременно кипятком и ледяной водою, пока кожа не сходит с него, «как с угря». Некоторым перерезают горло, других вешают и рвут на куски. Не сходя с лошади, Иван протыкает какого то старика своим посохом с железным наконечником. В течение четырех часов двести человек умерщвлены опричниками. Устав от убийств, в окровавленной одежде, они восславляют царя. Он обходит площадь, с любопытством осматривает трупы, делает замечания, которые кажутся ему остроумными. Затем идет к вдове Фуникова, молодой прекрасной женщине, сестре князя Афанасия Вяземского, и требует, чтобы она показала, где ее муж укрывал свои сокровища. Она уверяет, что не знает. Тогда ее раздевают на глазах у пятнадцатилетней дочери, заставляют сесть верхом на натянутую веревку. Князь Телепнев умирает, видя, как опричники насилуют его мать.
После казни царь три дня отдыхает. За это время тела предают земле, площадь очищают. Потом приводят новые жертвы. Главный палач Малюта Скуратов вновь принимается за работу. Восемьдесят жен узников утоплены в Москве реке. Изуродованные тела их мужей лежат без погребения, разлагаясь на июльской жаре. Чтобы облегчить вывоз останков, Иван приказывает опричникам разрубить их на куски. Почти неделю московские собаки дерутся за куски разлагающейся плоти. Земля на площади пропитана кровью. Жителям города кажется, что они попали в преисподнюю.
После массовых казней следуют убийства за закрытыми дверями. Воевода Голохвастов, узнав о грозящей ему опасности, скрывается в монастыре на Оке. Опричники обнаруживают его, царь велит взорвать его на бочке с порохом: «Отшельники – ангелы и должны лететь на небо!» В другой раз, разозлившись на неудачную шутку князя Гвоздева, выливает ему на голову плошку кипящего супа. Несчастный воет от боли и хочет убежать, но государь убивает его ударом ножа в грудь. Тут же вызывают доктора Арнольфа. «Исцели слугу моего, – говорит Иван. – Я пошутил с ним неосторожно». – «Так неосторожно, – отвечает Арнольф, – что разве Бог и твое царское величество можете воскресить умершего: в нем уже нет дыхания». Некоторое время спустя, также во время трапезы, Иван отрезает ухо воеводе Борису Титову. Тот, не изменившись в лице, благодарит Его Величество за «столь изящное наказание» и желает ему счастливого царствования. Однажды, когда царь присутствует при пытках нескольких ливонских пленников, один из них, дворянин Быковский, вырывает у него из рук жезл и хочет проткнуть его. Но быстрый, как молния, царевич отводит удар и убивает узника. Государь доволен сыном: с таким стойким, жестоким, отважным и быстрым парнем нечего опасаться за будущее династии. Этот молодой человек отнимает у жителей страны последнюю надежду на то, что будущее царствование будет не таким жестоким: он любит запустить в толпу нескольких медведей и наблюдать, как москвичи с криками пытаются убежать, их неловкую и неравную борьбу со зверями.
Молчаливое одобрение задавленного народа убеждает Ивана в правильности выбранного пути. Приговоренные к смерти не только мужественно встречают его решение, но, кажется, не чувствуют себя наказанными несправедливо. В каждом присутствует священное уважение к фигуре царя, наместнику Всевышнего, слепое подчинение судьбе. Чем меньше подданные понимают причину наказания, тем вероятнее убедить их в Божественном выборе его. Все, что происходит, происходит по воле Божьей. Боярин, умирающий в течение долгих суток на глазах у жены и детей, обратив глаза к небу, произносит: «Великий Боже, защити царя!»
К сорока годам царь сильно изменился внешне: обрюзг, поседели длинные волосы и спутанная борода, отяжелело лицо, в глазах столько презрения и жестокости, что одни опричники могут выдержать его взгляд. Среди них он чувствует себя лучше всего, только они, кажется ему, не ненавидят его.
Опричники разорили столько земель, что крестьяне не стремятся восстанавливать хозяйства. К тому же лето 1570 года выдалось дождливым, и урожай невелик. Зимой начинается голод. Люди умирают от истощения, есть случаи каннибализма. Ивану нет больше нужды самому карать людей, за него это делает Господь. За голодом приходит чума. Государь приказывает закрыть дороги, ведущие в столицу. Подозрительных приезжих хватают, сжигают с лошадьми и грузом, чтобы избежать заразы. Народ уверен, что эпидемия – небесная кара за расправу с Новгородом.
В западных пределах России дела идут неважно: война с Ливонией продолжается долгие месяцы, приняв вид отдельных сражений, осад, отступлений, временных перемирий, вялого возобновления военных действий. Первого июля 1569 года Польша и Литва заключают Люблинскую унию, согласно которой обе страны объединяются под властью одного короля (Сигизмунда Августа), одного сейма и одного сената для решения вопросов, связанных с внешнеполитической активностью. В своей внутренней политике Литва сохраняет полную независимость. Богатая часть Украины, принадлежащая Литве, переходит к Польше вместе с Киевом, колыбелью русского православия, что становится серьезным поражением русского царя на дипломатическом поприще. Он пытается уравновесить эту потерю завоеваниями в Ливонии. Но, покорив ее целиком, будет слишком трудно управлять столь отдаленной провинцией из Москвы. Поэтому нужно создать отдельное государство, полностью подчиняющееся России. Королем этой не до конца завоеванной страны он выбирает принца Магнуса, правителя острова Эзель и брата датского короля Фредерика II. Принц подписывает договор, в котором говорится, что, когда Ливония будет «полностью освобождена», станет вассалом Москвы, но сохранит собственное управление, правосудие и религию. Взамен она позволит русским войскам беспрепятственно проходить по своей территории и поможет взять Ревель и Ригу.
В мае 1570 года Магнус со свитой из четырехсот человек приезжает в Москву. Теоретического государя недозавоеванной страны коронуют с большой пышностью, его невеста – племянница самого царя, Евфимия, дочь князя Владимира Андреевича, который убит год назад. Иван обещает в качестве приданого пять бочек золота, но забывает их наполнить. Свадьбу откладывают до лучших времен, Магнус отправляется к Ревелю и осаждает его. Но терпит поражение. Царь понимает, что война будет долгой и трудной. Опасаясь, как бы турецкий султан Селим II не воспользовался моментом, когда русские войска ведут войну на западе, и не начал атаковать с юга, он через своих послов передает ему пожелания мира. Селим понимает, что пробил час отмщения за последние поражения татар, и требует возврата Казани и Астрахани или выплаты ежегодной дани Порте. Переговоры заходят в тупик, а тем временем крымские татары в начале 1571 года захватывают южные области России. На пути они встречают бежавших бояр, которые были сосланы в дальние области. Те советуют без боязни идти на столицу, так как основная часть русской армии занята в Ливонии, а народ устал от страшного государя и его опричников.
Стоящие на Оке полки, которых слишком мало, не могут дать отпор татарам, поэтому сюда прибывает сам государь. Здесь он получает послания Девлет Гирея, в которых тот вызывает его на поединок и обещает отрезать ему уши и послать их султану. Обойдя войска на Оке, хан и его войско устремляются к Серпухову, где расположился царь со своим старшим сыном. Охваченный паникой, Иван не может представить себя ни убитым в схватке, ни взятым в плен беспощадным врагом и убегает с царевичем и опричниками в Александровскую слободу, не забыв прихватить казну. Но и здесь не чувствует себя в безопасности, пытается найти защиту на северо западе и отходит в сторону Ярославля. Он понимает, что Москвой придется пожертвовать. Видя численное превосходство противника, воеводы отходят до подступов к столице. Они знают, что смогут оказать лишь слабое сопротивление ханским ордам, которые быстро надвигаются, уничтожая все на своем пути.
Утром двадцать четвертого мая 1571 года, в праздник Вознесения Господня, татары поджигают деревянные дома в пригородах Москвы. Сильный ветер раздувает пожар, и вот уже океан пламени ревет над городом. В огненном дыму татары преследуют горожан, грабят их дома. Москвичи пытаются найти убежище в Кремле, но стража изнутри забаррикадировала все ворота. Нахлынувшая толпа гонит и топчет тех, кто уже заполонил улицы. Люди не в состоянии ни продвигаться вперед, ни отступать; задыхаются от жара, гибнут под падающими балками, изнемогают под набатный гул колоколов. Многие сгорают заживо, перед запертыми воротами нагромождение тел, некоторые, в надежде спастись, бросаются в реку, но тонут. «Тот, кто видел происходившее, будет вспоминать об этом с содроганием и молить Бога избавить его от столь жуткого зрелища», – напишет очевидец.
Меньше чем за три часа огромный деревянный город превращается в дымящиеся руины и горы зловонных трупов. Только Кремль остается цел под защитой толстых каменных стен. Там укрылся митрополит Кирилл со святынями, в то время как его паства жарилась в огне. Говорят, что число жертв превысило полмиллиона. Погибли царский медик Арнольф и двадцать пять английских купцов. Река и рвы переполнены телами.
Огонь быстро прогнал и татар, которые начали грабить город. Они взяли в плен всех русских, которые пытались спастись от огня на северных окраинах города. С высоты Воробьевых гор Девлет Гирей с радостью наблюдает за бешеным огненным танцем. Конечно, можно дождаться, когда пожар потухнет, и приступом взять Кремль. Ложная весть заставляет его изменить решение – проходит слух, что ливонский царь Магнус идет к Москве во главе прекрасной армии. Хан решает, что благоразумнее будет отступить обратно в Крым. Об этом докладывают царю, который покинул Ярославль и теперь в Ростове. Он приказывает Михаилу Воротынскому преследовать врага. Но татары ушли слишком далеко и слишком многочисленны, чтобы на них можно было напасть. Отступая, они опустошают страну, добыча, захваченная ими, огромна. Они ведут с собой пять тысяч пленных, чтобы продать на рынке невольников в Феодосии, самые красивые женщины предназначены султану. Закованных в цепи, изможденных, изголодавшихся пленников подгоняют ударами кнута, словно скот. Упавших тут же убивают.
Иван не считает разумным видеть сгоревшую столицу и направляется прямо в Александровскую слободу. Оттуда приказывает выжившим начать восстанавливать город. Первым делом очищают от тел улицы. Рук не хватает, и земле предают только именитых жителей, остальных сбрасывают в реку, но их так много, что течение ее замедляется, к тому же начинается заражение воды, в том числе и колодцев. Никто не решается пить из них, люди гибнут от жажды. На спасение призывают обитателей соседних городов и деревень: на время они становятся могильщиками – вылавливают тела из реки и хоронят их. После этого начинают восстанавливать дома.
Наконец пятнадцатого июня царь приезжает в Москву. По дороге принимает двух гонцов Девлет Гирея. От имени хана они снова просят возвратить Казань и Астрахань, дарят кинжал на случай, если он захочет убить себя от безысходности, и передают послание своего хозяина. «Жгу и пустошу Россию, – пишет Девлет Гирей, – единственно за Казань и Астрахань; а богатство и деньги применяю к праху. Я везде искал тебя, в Серпухове и в самой Москве; хотел венца и головы твоей; но ты бежал из Серпухова, бежал из Москвы – и смеешь хвалиться своим царским величием, не имея ни мужества, ни стыда! Ныне узнал я пути государства твоего; снова буду к тебе, если не освободишь посла моего, бесполезно томимого неволею в России; если не сделаешь, чего требую, не дашь мне клятвенной грамоты за себя, за детей и внучат своих».
Природное высокомерие Ивана толкает его ответить столь же оскорбительно, сколь оскорбительно и само послание. Но момент для нового обострения отношений не слишком удачный, и, смирив гордыню, он обращается к Девлет Гирею со «смиренным прошением». В ответном послании просит о перемирии, обещает рассмотреть вопрос об Астрахани, соглашается освободить посла. Что касается Астрахани, то один из сыновей хана мог бы стать ее правителем, имея рядом бояр, назначенных царем. Такое решение не устраивает хана, он требует вернуть Казань и Астрахань без дополнительных условий, а также выплатить ему две тысячи рублей в счет ежегодной дани. Иван уклоняется от прямого ответа, тянет время, чтобы подтянуть резервы. Пока он сомневается в собственных силах, готов казаться терпеливым, заискивать и изворачиваться.
Распри с татарами помешали царю осуществить план, о котором он думает со времени кончины своей второй супруги, Марии, – Иван хочет жениться вновь. Когда в южных пределах наступает относительное спокойствие, приказывает привезти к нему в Александровскую слободу приятных наружностью девиц без оглядки на их происхождение. Родители – сановники, купцы, дворяне из всех уголков страны – спешат, невест оказывается около двух тысяч. Никто не решается спрятать от глаз царя свое дитя. Иван встречается с каждой по отдельности, осматривает критически, беседует. Сначала выбирает из них двадцать четыре, потом двенадцать, которых должны осмотреть доктора и повивальные бабки. После этого «экзамена» снова осматривает оставшихся, сравнивает их и отдает предпочтение Марфе Собакиной, дочери новгородского купца. Одновременно царь решает подобрать невесту для своего семнадцатилетнего сына Ивана. Выбор падает на Евдокию Сабурову. Оба счастливых отца тут же становятся боярами. Но Марфа не успевает насладиться победой – через несколько дней она заболевает. Невеста худеет на глазах, и царь решает жениться как можно быстрее, в надежде, что в его объятиях она выздоровеет.
Свадьба государя состоялась 28 октября 1571 года, его сына – 3 ноября. Но празднества заканчиваются слезами и гневом: 13 ноября Марфа умирает. Гроб с ее телом перевезен в Вознесенский монастырь, где захоронены две предыдущие царицы. Государь снова начитает говорить об отравлении, ищет тех, кто был заинтересован устранить его юную супругу. Подозрения падают на родных Анастасии и Марии – его покойных жен. Он приказывает немедленно провести расследование, но жертвы уже выбраны – царский шурин Михаил Темрюкович, которого сажают на кол; Иван Яковлев и воевода Сабуров15 наказаны ударами кнутом; бывший государев любимец Григорий Грязной, князь Гвоздев Ростовский и многие другие важные люди отравлены с помощью нечистого на руку Елисея Бомелия.
Иван становится вдовцом в третий раз. Согласно канонам православной Церкви нельзя жениться более трех раз. От окружающих он не раз слышал, что первый брак – законный, второй – утешение, третий – нарушение закона, четвертый – безбожие, свойственное лишь скотам. Но оставаться без жены царь не желает, он заявляет, что не вступал в интимные отношения со своей третьей женой из за ее болезни, что она умерла девственницей, а потому это замужество Церковь может не принимать в расчет. Убежденный в этом, 29 апреля 1572 года он женится на Анне Колтовской, девице незнатной, без епископского благословения. А затем собирает собор.
Митрополит Кирилл недавно скончался, поэтому собор возглавляет новгородский архиепископ Леонид – завистливый, угодливый и продажный. Когда все епископы собираются в Успенском соборе, Иван обращается к ним: «Злые люди чародейством извели первую супругу мою Анастасию. Вторая, княжна черкесская, тоже была отравлена и в муках, в терзаниях отошла ко Господу. Я ждал немало времени и решился на третий брак, отчасти для нужды телесной, отчасти для детей моих, еще не достигших совершенного возраста, – юность их претила мне оставить мир; а жить в мире без жены соблазнительно. Благословленный митрополитом Кириллом, я долго искал себе невесты, испытывал, наконец избрал; но зависть, вражда погубили Марфу, только именем царицу; еще в невестах она лишилась здравия и через две недели супружества преставилась девою. В отчаянии, в горести я хотел посвятить себя житию иноческому; но, видя опять жалкую младость сыновей и государство в бедствиях, дерзнул на четвертый брак. Ныне, припадая с умилением, молю святителей о разрешении и благословении».
До слез тронутые раскаянием могущественного государя, архиепископы и епископы благословляют его брак, но запрещают до Пасхи входить в церковь, а по истечении этого срока целый год стоять рядом с кающимися грешниками, а потом еще год – с верными. Но только если не случится войны. А чтобы никто не посмел последовать примеру царя, собор грозит анафемой тому, кто посмеет вступить в брак четвертый раз. Оправдательную грамоту подписывают три архиепископа, шестнадцать епископов, архимандриты и самые почитаемые игумены. Облегчив царю угрызения совести, они приступают к выборам нового митрополита. Им становится архиепископ Полоцкий Антоний.
Иван решает отправиться в свадебное путешествие в недавно разоренный Новгород. Он даже не задумывается над тем, что новгородцы могут не простить ему суровой расправы: сам он простил оставшихся в живых, и они должны быть преисполнены благодарности за это. Царскую чету сопровождают два сына Ивана и его приближенные. Приехав, они видят мертвый город, три четверти обитателей которого погибли. Помнящие о событиях 1570 года страшатся нового визита государя и ждут лишь новых несчастий. Только священнослужители встречают его радостно: архиепископ Новгородский Леонид – царский ставленник. Иван любит теологические споры с ним и то, что тот позволяет ему управлять церковным хором во время службы. Истинная же цель пребывания царя в Новгороде – попытаться заключить перемирие со Швецией, на владения которой совершает многочисленные набеги Магнус. Сейчас царь вновь нуждается в многочисленной и сильной армии, чтобы быть готовым справиться с возможным нашествием татар. По некоторым сведениям, Девлет Гирей «не расседлал лошадей» и готовится снова выступить к Москве. Честь велит Ивану оставаться в столице, которая едва начала возрождаться из пепла, чтобы одним своим присутствием поднять дух ее жителей. Но, как и всегда, царь думает прежде всего о собственной безопасности – даже если хан захватит Москву, у него никогда не хватит сил добраться до Новгорода. Царь увозит с собой четыреста пятьдесят повозок с казной, драгоценностями, одеждой и утварью и приказывает воеводам готовиться дать отпор татарам на берегах Оки.
В это же время происходит еще одно знаменательное для государя событие – 18 июля 1572 года, не оставив наследника, умирает Сигизмунд Август. Это дает России возможность прибрать к рукам Польшу и Литву через нового короля; действуй царь умело, он мог бы и сам стать достойным претендентом на престол и получить вторую корону. Он даже пишет полное фальши послание, в котором говорит о горе, которое причинила ему кончина его брата Сигизмунда Августа, последнего из династии Ягеллонов. Но ему некогда заниматься сейчас этим делом – Девлет Гирей с ордами татар идут по привычному им пути, обманув бдительность русских, вброд переходят Оку и снова угрожают Москве. Иван узнает об этом 31 июля, но вместо того, чтобы послать силы на помощь столице, бездействует, проклиная неспособных к сражениям воевод. Князь Воротынский, сняв ставшие ненужными укрепления на левом берегу Оки, устремляется вслед врагам, догоняет их, и 1 августа в пятидесяти верстах от Москвы начинается смертельная битва. Хотя в армии хана сто двадцать тысяч человек, меньшее по численности войско Воротынского движимо желанием не отдавать в который раз в руки татар старинный город, символ православия и национальных традиций. Русские бьются с энергией, которую питает безнадежность, сначала издалека пуская по врагу стрелы, потом в ближнем бою копьями и саблями. В какой то момент сражения Воротынский обходным маневром атакует тылы противника. Его артиллерия продольным огнем обстреливает врага. К ночи в живых остается не больше двадцати тысяч татар. Девлет Гирей отступает, оставляя русским свои шатры, добро и даже флаг. Сообщая царю об этой победе, посланные от Воротынского передают ему две сабли, принадлежавшие хану. Вполне успокоившись, Иван велит звонить в колокола и совершать торжественную службу день и ночь в течение недели.
Неожиданное поражение лишает крымского хана всякого желания продолжать набеги на русские земли, Астрахань и Казань остались за Россией. Иван чувствует свою силу и решает воспользоваться моментом, чтобы взять верх над королем Швеции, который продолжает бахвалиться своими победами. «Спроси, что было хану крымскому от воевод моих!» – пишет он ему.
Когда Москве не угрожает больше никакая опасность, царь торжественно возвращается. Как никогда, его переполняет чувство собственного могущества, он ощущает народную поддержку. Иван никоим образом не участвовал в разгроме татар, просто бежал при их приближении, тем не менее подданные приписывают все заслуги исключительно ему. Мощь его армии служит залогом прочности его собственного будущего. И он решает впредь опираться на нее, распустив опричников, вызывающих всеобщую ненависть. Укрепляет царя в этом решении то, что дурной славой пользуются они и за пределами страны. Чтобы стать королем Польши, необходима поддержка местного дворянства, а оно протестует против того, чтобы на их территории оказалась банда убийц и грабителей, которой дозволено все. Проявления жестокости самим царем волнуют их меньше, чем бесчинства его подручных. В первом случае они видят проявление характера, во втором – безумства убийц. Так, чтобы одновременно угодить своему народу и погасить враждебность поляков и ливонцев, Иван отделяет себя от опричников, которые в течение семи лет держали в страхе всю Россию, оставляя после себя разруху и кровь. Царь издает указ, в котором говорится, что произнесение слова «опричник» будет караться публичным наказанием кнутом.
С облегчением вздохнув, народ благословляет мудрость своего правителя – нет больше причины бояться жутких всадников с головами собак и метлами, которые становятся придворными, военными, сановниками без каких либо специальных прав. Самое удивительное, что ни один из них не возмущается указом, лишающим всех привилегий: жестокие авантюристы, наемные убийцы, кровавые распутники, они воспринимают немилость без малейшего ропота. Что царь дал, может в любую минуту отнять. А Иван в очередной раз наслаждается возможностью сбросить на землю тех, кого сам возвысил. Подчинившись, как ягнята, они дают ему очередной повод почувствовать силу своей власти. Склонив однажды чашу весов в их пользу, теперь он склоняет ее в противоположную сторону: земщине возращена собственность, соловецкий игумен Паисий, который лжесвидетельствовал в деле митрополита Филиппа, сослан на остров Валаам, некоторые советники изгнаны из дворца. Но жестокий Малюта Скуратов сохранил свою важную роль при дворе. К трону понемногу приближается его зять, Борис Годунов, дальний родственник первой жены царя. Иван с каждым днем все больше и больше восхищается молодым, статным, красивым человеком с весьма изворотливым умом. Враг насилия, Борис Годунов при всяком удобном случае советует умеренность и хитроумие. Он прекрасно понял характер своего государя и никогда не призывает его к добродетели, ограничивает вспышки гнева хозяина доводами здравого смысла и целесообразности. Прислушиваясь к его настоятельным советам, Иван распустил опричников, которые портили его образ за пределами России. Это он подсказал царю успокоить поляков и ливонцев льстивыми речами, чтобы завоевать их доверие и получить от них мирным путем корону, которой так добивается.
В ожидании их решения государь посылает армию на северо запад, воевать со Швецией. Сражаясь за расширение собственных владений под эгидой русского царя, Магнус наивно полагает, что в награду, как и обещано, получит Ливонию. Но Иван и Годунов вовсе не думают уступить этому датчанину земли, которые давно видятся России желанной добычей. Они поддерживают его иллюзии, пока он служит их интересам. Теперь государь наносит удары по эстонским границам. Города сдаются один за другим под напором армий русского царя и Магнуса: нападающие грабят, жгут, режут, насилуют. Во время одной из стычек убит Малюта Скуратов. Иван лишается своего любимого товарища по оргиям и убийствам и, желая отомстить, собирает немецких и шведских пленников, закованных в железо, велит выложить вокруг охапки хвороста и сжечь их живьем. Он не сомневается, что, несмотря ни на что, Малюта Скуратов пребывает в раю – не может не быть любезен Богу, так как все творил, послушный воле царя. Расправа над пленными кажется государю своего рода священным убийством. «Казним тебя и Швецию, – пишет он шведскому королю, – правые всегда торжествуют... Скажи, чей сын отец твой? Как звали вашего деда? Пришли нам свою родословную; уличи нас в заблуждении; ибо мы доселе уверены, что вы крестьянского племени...Ты писал, что мы употребляем печать Римского царства; нет, собственную нашу, прародительскую. Впрочем, и римская не есть для нас чуждая; ибо мы происходим от Августа Кесаря. Не хвалимся и тебя не хулим, а говорим истину, да образумишься. Хочешь мира? Да явятся послы твои пред нами!»
Вместо того чтобы прислать послов, шведский король отвечает в том же духе: «Ты пишешь так, как будто вырос среди крестьян или бродяг, не знающих, что такое честь... Каждый раз, открывая рот, ты бесстыдно лжешь... Ты смотришь на нас с высоты своего животного (поросячьего) умишка...» Шведские войска наносят поражение большим по численности русским в Лоде. Одновременно приходит известие, что недалеко от Казани восстали черкесские племена. Это заставляет Ивана приостановить военные действия против Швеции и направить армию на берега Волги.
Усмирение проводят быстро, и, воспользовавшись затишьем, царь решает положить конец территориальным притязаниям Магнуса, в услугах которого нет необходимости, когда военные действия на западе приостановлены. Первая жена Магнуса скончалась, Иван предлагает ему новую невесту – сестру покойной, девочку тринадцати лет. Жениху – тридцать пять, он с радостью соглашается. Веселую свадьбу справляют 12 апреля 1573 года в Новгороде. Присутствуют многочисленные немецкие гости. Во время религиозного обряда царь сам руководит хором, отбивая такт своим жезлом. Затем распоряжается танцами, призывает пары двигаться свободнее. Такая доброжелательность не настораживает Магнуса – он уже видит себя королем и воображает, что, кроме обещанного богатого приданого, получит все ливонские города, оккупированные русскими. Но вместо пяти бочек золота, на которые он так рассчитывал, ему достаются лишь сундуки с нарядами для его юной супруги. А вместо части Ливонии – небольшое владение. Утратив последние иллюзии, Магнус уезжает в свои земли, где живет в нужде, имея за обедом всего три перемены блюд (по свидетельству его брата Фредерика, короля Дании), забавляя игрушками свою малолетнюю жену, угощая ее лакомствами и одевая, к неудовольствию русских, на немецкий лад.
В Варшаве же польский сейм приступает к выборам короля. Есть множество кандидатов: молодой Эрнест, сын императора Максимилиана, Ян III Шведский и его сын Сигизмунд, герцог Анжуйский Генрих Валуа, брат французского короля Карла IX и русский царь Иван IV, каждый обещает свое. Некоторые польские вельможи – сторонники того, чтобы отдать корону второму сыну Ивана – Федору. Польский гонец Федор Воропай касается этой возможности в беседе с царем, который приходит в негодование и говорит, что сыновей у него «только два, как два глаза у головы; отдать которого нибудь из них – все равно что из человека сердце вырвать». Затем произносит речь в свою защиту: «В вашей земле многие говорят, что я зол: правда, я зол и гневлив, не хвалюся, однако пусть спросят меня, на кого я зол? Я отвечу, что, кто против меня зол, на того и я зол, а кто добр, тому не пожалею отдать и эту цепь с себя, и платье... мои люди подвели меня к крымским татарам, которых было 40 000, а со мною только – 6000... Я не силы татарской боялся, но видел измену своих людей и потому своротил немного на сторону от татар. В это время татары вторглись в Москву, которую можно было бы оборонить и тысячью человек; но когда большие люди оборонять не хотели, то меньшим как было это сделать? Москву уже сожгли, а я ничего об этом не знал!.. Если кто и был после этого казнен, то казнен за свою вину».
Подозревая, что перешедший на службу к полякам Курбский может настраивать против него, Иван просит передать польским и литовским панам: «Пусть не дивятся тому, что изменники мои говорят обо мне: у них уже такой обычай – говорить о государях своих дурно... Курбский к вам приехал; он отнял у него (указывая на старшего сына) мать, а у меня жену; а я, свидетельствуюсь Богом, не думал его казнить, хотел только посбавить у него чинов, уряды отобрать и потом помиловать; а он, испугавшись, отъехал в Литву... Я о своей доброте или злости говорить не хочу; если бы паны польские и литовские ко мне или к детям моим своих сыновей на службу прислали, то узнали бы, как я зол и как я добр... Если Богу будет угодно, чтоб я был их государем, то наперед обещаю Богу и им, что сохраню все их права и вольности и, смотря по надобности, дам б?льшие».
Теперь Иван ожидает прибытия польского посла с благоприятным ответом. Приезжает Михаил Гарабурда и сообщает, что кандидатуру царя сейм готов поддержать при соблюдении определенных условий: после своего избрания царь пересматривает границу в пользу Польши, отдав Полоцк, Смоленск и другие русские города. Государь встает на дыбы – уж не принимают ли его за попрошайку? «Я им нужен, а не они мне!» – кричит он. Двадцать третьего февраля 1573 года царь вызывает Гарабурду, укоряет за самомнение его соотечественников, сухо отказывается принять предложенные условия, требует отдать ему Киев, чтобы Ливония стала его нераздельной собственностью, все царские титулы полностью перечислялись в дипломатических документах, а Польша в будущем перестала бы быть выборной монархией, но стала наследственной, единой с Россией на «веки веков». Что до его соперников в борьбе за польскую корону, то он презирает все их действия. «Знаем, что кесарь и король французский прислали к вам: но нам это не пример, потому что, кроме нас да турецкого султана, ни в одном государстве нет государя, которого бы род царствовал непрерывно через двести лет; поэтому они и выпрашивают себе почести; а мы от государства господари, начавши от Августа кесаря из начала веков, и всем людям это известно».
Гарабурда стыдливо пытается напомнить, что Москва слишком далеко от Варшавы, что присутствие короля там необходимо и что лучше было бы, может быть, уступить управление Польшей одному из сыновей. Иван остается непреклонен: «Мы на Московском королевстве, в Польше и Литве государем быть хотим и управлять всеми этими государствами можем и, приезжая, по нескольку времени оставаться в каждом... Да венчает меня на царство не латинский архиепископ, а митрополит российский».
Гарабурда отбывает с этим ответом в Варшаву. Иван верит в удачное завершение дела. Самым серьезным соперником ему кажется Генрих Валуа, герцог Анжуйский, посланник которого Монлюк сделал полякам множество заманчивых предложений: создание польского флота, формирование польского эскадрона в Париже, работа французских ученых в Краковской академии... Но половина польской знати – протестанты, станут ли они голосовать за человека, замешанного в событиях Варфоломеевской ночи? Именно это склоняет Ивана к мысли о благополучном для него исходе – не он один запятнал себя кровью своих подданных. Конечно, он мог бы настоять на получении этой короны, но она не только желанна ему, вызывает и некоторые опасения. В Польше король должен считаться с сеймом, в состав которого входят магнаты, и с сеймом, в который каждые два года избираются представители мелкого дворянства. Может ли царь, символ абсолютной власти, довольствоваться ее ограничением гражданами, которые считают, что имеют право высказывать свое мнение? Не станет ли это дурным примером для России, которая в течение двух столетий подчиняется воле государя? Хорошо ли соединить рабов со свободными людьми? Податливые умы быстро могут воспринять страсть к спорам и стремление к участию в управлении государством. Быть может, лучше остаться с русскими, имея твердую поддержку, чем искать обманчивого сближения с поляками, у которых в головах слишком много разных идей?
Поэтому о конечном выборе поляков Иван узнает со смесью раздражения и облегчения. Сейм остановил свой выбор на Генрихе Валуа. Таким образом, из рук царя выскользнули Польша и Литва – он выказал себя слишком настойчивым в своих требованиях и поскупился на подарки для «избирателей». Но Иван твердо убежден, что скоро ему представится новый случай.
Упразднение опричнины вылилось в бесконечные споры между боярами о праве старшинства. В армии потомок воеводы, который командовал Большим полком, отказывается повиноваться тому, чьи предки командовали лишь полками Правой или Левой руки. То же происходит при дворе, где каждый кичится своим происхождением и не считает нужным уступать менее знатному. Царь устал от этих мелочных споров и, как правило, обратившись к древним актам, решает вопрос в пользу более старинного рода. Но иногда, как в случае с Борисом Годуновым, навязывает свою волю, не считая нужным что либо объяснять окружению. На вопрос герцога Курляндского, как русские могут смириться с таким тираном, как Иван IV, посол Сукорский отвечает: «Мы всегда преданы нашему царю, будь он добрый или злой». Эта покорность государю поражает всех иностранцев, которые присутствуют на приемах. Русские обычно стремятся поразить гостей роскошью одежд и строгостью этикета. Когда царь направляется в храм, то идет медленно, опираясь на длинный «каповый, единороговый» посох, в шитой золотом накидке, украшенной драгоценными камнями, в шапке, отороченной собольим мехом. Величием своим он напоминает высшего иерарха церкви. Его сопровождают четыре боярских сына, одетые в шитые серебром платья, подбитые горностаем, в белых сапожках, с серебряной секирой на плече. За ними – длинная процессия бояр в великолепных одеяниях, которые после службы меняют, чтобы сесть за стол и не упустить возможности продемонстрировать путешественникам роскошь своего исподнего. В действительности вся одежда взята из гардероба царя, куда ее и возвращают после торжества, чтобы еще раз напомнить боярам, что все в этом мире принадлежит государю.
Впечатление всесилия Ивана усиливает церемония, происходящая во время пиров: заняв свои места, приближенные почти с религиозным благоговением ожидают первого царского жеста – он начинает раздавать хлеб и соль. Их разносят бояре, и каждый, получивший этот дар, должен встать и поприветствовать государя. Затем царь велит поднести всем иностранцам по кубку вина от его имени, все должны встать. Когда наступает черед мяса, все снова должны быть на ногах. После того как приступают к еде, государь дает самые сочные кусочки высшим боярам, которые в ответ поднимаются. Когда он пьет за здоровье кого то из присутствующих, что случается довольно часто, трижды осеняет крестом кубок, который протягивает ему слуга, а присутствующие вновь стоят, склонив головы. Благодарность хозяину за еду и вино не иссякает: все исходит от него, его сотрапезники – его должники навеки. Из за много раз повторяющегося обряда обед длится порой пять часов. На столах сменяют друг друга запеченные куры и лебеди, журавли со специями и рябчики под соусом, фаршированная рыба и похлебки разных сортов. Над всем этим витает запах чеснока, шафрана, лука и кислого молока. Едят пальцами, складывая кости на золотые тарелки. По бородам стекает сок, языки блестят, голоса разносятся громче. Необходимость выпить до дна каждый кубок, который присылает царь, приводит многих в состояние, близкое к обмороку: в желудке соседствуют медовуха, рейнские, французские и мальвазийские вина, водка, квас. Когда гости выходят из за стола, случается, что Иван в знак расположения отправляет им домой еще питье и еду, которые должны быть выпиты и съедены тут же, в присутствии гонца. Неумеренная еда и питье сопровождают каждое событие, любой христианский праздник приходит через желудок. Что касается последствий такого обжорства, то царь, как и его подданные, относится к ним с пренебрежением. Вылечить любую болезнь можно, выпив полстакана водки, приправленной чесноком и перцем, съев лук и попарившись в бане – прислушиваясь к своим английским лекарям, государь не пренебрегает русскими средствами. Хороший едок и любитель выпить, он считает, что сила человека зависит от пищи, которую тот поглощает.
Во дворце разрешены многие удовольствия, которые не одобряет Церковь: придворные играют в карты, царь – в шахматы. Он любит наблюдать за проделками скоморохов и шутов. Их откровенные остроты, в которых они не щадят никого, частенько разряжают взрывами смеха тяжелую и застоявшуюся атмосферу двора московского государя. Но только кто то перешел границы дозволенного, следует опасаться царского жезла. Как правило, достаточно движения ресниц, чтобы они замолчали. Тот, кто хочет дышать в Кремле полной грудью, оказывается в ином царстве.
Близкие Ивана давно ждут, когда он остепенится. Но в возрасте сорока пяти лет, хотя он стал дольше спать, у него появились одутловатость и одышка, все так же объедается, так же жесток и так же любит женщин. За два года супружества царица Анна ему надоела, государь упрекает ее в неспособности родить наследника, отказывается от нее и отправляет в монастырь, где она становится монахиней Дарьей.16 Следом, не спросив никакого церковного одобрения, берет в наложницы Анну Васильчикову – девицу происхождения совсем незнатного. Никакой свадьбы не было, к тому же она скоро умирает. Ее место занимает прекрасная Василиса Мелентьева, с ней Иван переживает свой шестой медовый месяц. Но, кажется, все матримониальные планы царя обречены: несколько месяцев спустя выясняется, что у Василисы есть любовник – Иван Девтелев. Его казнят у нее на глазах, сама она вешается. Новая жена, Мария Долгорукова, огорчает царя еще больше, чем предшественницы: во время первой брачной ночи он понимает, что она не девственница. Этот обман выводит его из себя – это кажется ему надругательством не только над государем, запятнан сам Бог. На следующий день молодую женщину привязывают к телеге, подстегивают лошадей, и те несут ее к реке, где она тонет. Парализованная ужасом Церковь не в силах ни осудить убийство, ни благословлять бесконечные союзы царя.
Он же говорит, что устал от жизни, почестей и политики и мечтает о черной ризе монаха. И, как бы готовясь к своему уходу, неожиданно объявляет, что отказывается от своих обязанностей в пользу одного из татарских князей из его свиты, крещенного под именем Симеона Бекбулатовича, женатого на дочери Мстиславского. «С сегодняшнего дня ты станешь царем, а я – твоим подданным», – говорит он неотесанному и мягкосердечному юноше, который уверен, что все происходящее – опасная шутка. Семь лет назад царь отдал одежду со своего плеча и венец старому боярину Федорову, прежде чем убить. Не ждет ли и его та же участь, когда сядет на трон? Он дрожит от страха и смиренно улыбается. Но на этот раз Иван проявляет великодушие – искренне хочет, чтобы Симеон занялся делами страны. Тот, изумленный, принимает прошения, подписывает указы, дает аудиенции священнослужителям, сановникам, иностранным послам. Затерявшись в толпе придворных, Иван забавляется поведением «царевича». Сам публично оказывает ему знаки самого глубокого уважения, обращается к нему с прошениями, вылезает из повозки, подъезжая ко дворцу, где живет его «дублер». Но на самом деле ничего не изменилось: Симеон лишь видимость, реальность – это он, Иван. Не корона дает власть, но происхождение, сердце, взгляд. Иван, которому все позволено, остается царем – и никто не думает иначе. Склоняются – перед Симеоном, трепещут – перед Грозным. Он – избранник Божий и не нуждается в скипетре, чтобы править. Когда захочет, снова возьмется за управление государством. Эти странные «каникулы» длятся почти год. После чего «царь Симеон» сгинул, а на сцене вновь появился царь Иван, довольный разыгранной комедией, – он любит посмеяться над другими. Однажды велит московским властям принести ему шапку, полную блох, для приготовления снадобья. Когда приказ оказывается невыполненным, требует выплатить штраф в семь тысяч рублей. И хвастается этим перед приближенными, которые шумно реагируют на его радость.
Прогнать Симеона и вновь занять свое место царя вынуждают польские дела. После выборов герцог Анжуйский поклялся на Библии в соборе Парижской Богоматери уважать свободу Польши. Но только через шесть месяцев приехал в Варшаву на коронацию. Поляки требуют, чтобы, перед тем как получить скипетр, он пообещал не вмешиваться в жизнь Церкви на территории королевства. Яростный католик, он презрительно смиряется с этим. Напомаженный и напудренный, французский щеголь чувствует себя не в своей тарелке среди этих грубых и гордых людей, которые говорят, что не знают, как его называть: «король женщина» или «королева мужчина». Они столь же недовольны им, как герцог ими. С облегчением узнает он о кончине своего брата Карла IX, которая позволяет ему вернуться во Францию. Тайно сбегает однажды ночью, верхом мчится в Париж, где становится королем Генрихом III и, несмотря на настоятельные просьбы своих бывших подданных, отказывается вернуться в Польшу. Сейм торжественно лишает его королевского титула в 1575 году.
Поляки вынуждены вновь заняться поисками короля. Опять начинаются интриги, взятки, обещания. Воспользовавшись беспорядками в стране, татары нападают на Украину. Это обстоятельство заставляет польское дворянство ускорить решение вопроса. Кандидатура Ивана снова не проходит из за его неуступчивости. В конце концов, не сумев выбрать кого то одного, 12 декабря 1575 года сейм избирает двух королей: германского императора Максимилиана и венгерского князя Стефана Батория. Больной Максимилиан не в силах приехать на коронацию. Стефан же, полный решимости, спешит в Краков, покоряет своих избирателей энергичными речами и еще больше упрочивает свое положение, женившись на сестре покойного Сигизмунда Августа Анне. Первого мая 1576 года чета коронована, 12 октября, очень кстати, умирает Максимилиан.
Теперь есть единственный король Польши – Стефан Баторий. Ему двадцать три года, у него есть характер, он благочестив, храбр, у него хорошее военное образование, чувство справедливости и вкус к власти. Для начала он заключает мир с исламом, заплатив дань султану. Затем, в ноябре 1576 года, отправляет послов к Ивану. Тот принимает их любезно, восседая на троне, рядом – царевич. Оба в шитых золотом одеяниях. На скамьях в зале приемов расположились бояре, толпа придворных теснится в прихожей, на галереях и лестницах. Площадь черна от народа, вооруженные стрельцы следят за порядком. Роскошь и сила должны поразить посланцев Стефана Батория – простого солдата удачи. Но они высоко держат головы. Письмо короля, которое они передают государю, приводит его в бешенство – в нем он даже не назван «царем», опущены титулы великого князя Полоцкого и Смоленского, а правителем Ливонии его корреспондент именует себя. Стефан Баторий согласен соблюдать трехлетнее перемирие, заключенное между Россией и Польшей, до установленного срока, но не дает никаких обещаний на будущее. Иван холодно отвечает, что не будет считать короля Польши своим братом, пока «простой трансильванский воевода» не откажется от своих притязаний на Ливонию и не станет называть его в своих посланиях «царь всея Руси, великий князь Смоленский и Полоцкий», отправляет послов, не пригласив к обеду, но дает охранную грамоту, чтобы они могли спокойно вернуться на родину.
По мнению Ивана, истечение срока перемирия неизбежно приведет к войне. Он решает воспользоваться оставшимся временем, чтобы захватить шведские и польские владения в Ливонии и на берегах Балтики. В начале 1577 года пятьдесят тысяч русских осаждают Ревель. Занятый осадой Данцига, Стефан Баторий не может ничего поделать. Шведский гарнизон Ревеля защищается так храбро и умело, что после нескольких смертельных атак русские 13 марта отступают, грозя вернуться. Зловещая репутация царя поддерживает в народе дух сопротивления. Ужас, который он внушает, заставляет ливонцев, эстонцев и латышей рисковать жизнью, лишь бы не попасть под его иго. Вооруженные крестьяне во главе с Иво Шенкенбергом, прозванным за отвагу «Аннибал», неожиданно нападают на врага, разоряют лагеря и города. Они занимают Виттенштейн, сжигают Пярну, мучая и убивая пленников. Иван отвечает с еще большей жестокостью – в Ленвардене велит выколоть глаза старому маршалу Гаспару де Мюнстеру, затем приказывает забить его до смерти; начальники гарнизонов других укрепленных городов разодраны, разрублены на куски или посажены на кол; в Ашерадене с противоположного берега Двины слышны крики сорока девиц, которых насилуют солдаты.
Основная часть русской армии орудует теперь на территории страны, сметая все на своем пути, осаждая город за городом. Вновь появляется Магнус, который с согласия царя снова начинает завоевание королевства, о котором давно страстно мечтает. При этом он делает вид, что полностью подчиняется московскому государю: с разрешения Ивана завладевает Венденом, но без применения оружия, а только пообещав городу защиту от русской тирании. Открыв ему ворота, ливонцы полагают, что выбрали наименьшее зло. Он продолжает свой поход, провозглашая себя спасителем и королем Ливонии. Опьяненный успехом, отправляет царю список городов, которые признали его своим господином, включая Дерпт. Разъяренный Иван велит наказать палками гонцов неосторожного Магнуса, устремляется к Кокенхаузену, который присутствует в этом списке, уничтожает его население и отправляет письмо с приказом Магнусу предстать перед ним: «Мне легко призвать тебя к порядку – у меня есть солдаты и хлеб, и более мне ничего не нужно. Подчинись! Если ты недоволен городами, которые я тебе дал, возвращайся за море в свое королевство». Ожидая приезда вероломного короля, царь прогуливается среди дымящихся руин Кокенхаузена и ведет теологический спор с немецким пастором. Когда тот начинает восхвалять добродетели Лютера и сравнивать его с апостолом Петром, Иван убивает его ударом жезла и восклицает: «Провались к дьяволу со своим Лютером!»
Несмотря на приказание царя, Магнус не торопится приезжать. Только после того, как Иван занимает большинство «его» городов, он, охваченный страхом, появляется в лагере, расположившемся у стен Вендена. Его сопровождают двадцать пять немцев. Спешившись, побледневший Магнус падает ниц к ногам своего хозяина. Иван смотрит на него с яростью и неприязнью. «Глупец, – кричит он ему, – ты дерзнул мечтать о королевстве Ливонском? Ты, бродяга, нищий, принятый в мое семейство, женатый на моей возлюбленной племяннице, одетый, обутый мною, наделенный казною и городами, – ты изменил мне, своему государю, отцу, благодетелю? Дай ответ! Сколько раз слышал я о твоих замыслах гнусных? Но не верил, молчал. Ныне все открылось. Ты хотел обманом взять Ливонию и быть слугою польским. Но Господь милосердный сохранил меня и предает тебя в мои руки. Итак, будь жертвою правосудия; возврати мое и снова пресмыкайся в ничтожестве!» Стражники хватают Магнуса и его свиту, ведут в стоящую неподалеку хижину. Там они ожидают решения царя. Над Венденом все еще развевается флаг предателя, и Иван велит стрелять по городу из пушек. Но, вместо того чтобы сдаться, все его обитатели укрываются в старинном замке, который возвышается над Венденом. Почти лишенные надежды, но полные отваги, они целятся по приближающимся русским из аркебуз, ранив многих. Тогда царь приказывает посадить на кол у них на глазах ливонского пленника Георга Вильке, известного защитника Вольмара. Затем велит с близкого расстояния бить из пушек по замку, и через три дня его стены начинают рушиться. Перед последней атакой осажденные решают взорвать себя – приносят в подвалы порох, причащаются, встают на колени; в то мгновение, когда русские проникают сквозь пробоину в стене, сановник Магнуса Бойсман бросает в окно горящий фитиль. Взрыв смешивает тела с камнем. Но сам он гибнет не от взрыва – изуродованного, обожженного, его сажают на кол, тогда как в порыве мести русское войско вырезает оставшихся в живых. Насилие и убийства продолжаются три дня, Иван ободряет своих солдат. «Венденское наказание» посеяло ужас в Ливонии, теперь каждый знает, что жестокость царя превосходит беспощадность всех его воевод, вместе взятых. Для жителей страны одно его имя означает смертельную угрозу. При его приближении города открывают ворота по первому требованию. Так, без боя, он захватывает большую часть Ливонии, но не рискует осадить Ригу и Ревель, которые слишком хорошо укреплены.
Удовлетворенный своими успехами, царь задает в Вольмаре пир своим военным, одаривает их мехами и золотыми кубками, освобождает нескольких знатных польских пленников. «Идите к королю Стефану, – говорит он им, – и убедите его заключить мир со мною на условиях, мне выгодных, ибо рука моя могущественна! Вы видели; да знает и он». Вспомнив о беглеце Курбском, который все еще скрывается в Польше, он мечтает о том дне, когда загнанный в угол Стефан Баторий выдаст его связанным по рукам и ногам. Он уже воображает изощренную казнь для предателя и пишет ему торжествующее письмо: «Мы, великий государь всея России, к бывшему московскому боярину... Смирение да будет в сердце и на языке моем. Ведаю свои беззакония, уступающие только милосердию Божию: оно спасет меня, по слову евангельскому, что Господь радуется о едином кающемся грешнике более, нежели о десяти праведниках. Сия пучина благости потопит грехи мучителя и блудника!.. Нет, не хвалюся честию; честь не моя, а Божия... Смотри, о княже! судьбы Всевышнего. Вы, друзья Адашева и Сильвестра, хотели владеть государством... и где же ныне? Вы, сверженные правосудием, кипя яростию, вопили, что не осталось мужей в России; что она без вас уже бессильна и беззащитна; но вас нет, а тверди немецкие пали пред силой Креста Животворящего!»
Предатель Курбский сейчас вне досягаемости, но под рукой есть другой – Магнус. Что делать с ним? Сам пленник готовится к медленной и мучительной смерти. Но Иван прощает его. Победа ли вернула ему благородство или он хочет умилостивить Бога? Он освобождает Магнуса, отдает ему вместо королевства несколько небольших городов и налагает дань в сорок тысяч золотых флоринов, которых у Дании нет и выплатить которую она не сможет. В знак подтверждения своего господства над Ливонией он велит выбить на камне во всех храмах: «Есмь Иоанн, государь многих земель, исчисленных в моем титуле. Исповедаю веру предков своих, истинно Христианскую, по учению св. апостола Павла, вместе с добрыми московитянами. Я их царь природный; не вымолил, не купил сего титула, а мой Царь есть Иисус Христос».
Поздней осенью 1577 года Иван вновь оказывается в своей любимой Александровской слободе, где рассчитывает отдохнуть от похода. Но ливонские победы не принесли мира в его душу. Письмо Курбскому разбередило былые раны, он вновь начинает перебирать мнимые преступления своего окружения. С расстояния в двадцать четыре года все еще не может простить боярам, что во время его болезни, видя его умирающим, они хотели отнять трон у царицы Анастасии и его сына и посадить на него князя Владимира Андреевича. Да, все виновные, включая и самого князя Владимира, заплатили за это покушение на его жизнь. Стерты с лица земли семьи заговорщиков, отнято все нажитое ими. Но остался в живых последний друг Адашева, Михаил Воротынский, отличившийся при взятии Казани. Он был сослан в 1560 году в Белозерск, пять лет спустя снова приближен к царю, но никогда не чувствовал себя до конца прощенным. В течение семнадцати лет постоянно ощущал возможность запоздалого наказания. Даже после недавней победы над войском Девлет Гирея в пятидесяти верстах от Москвы не чувствует себя в безопасности и опасается царского гнева: всеобщее признание его заслуг лишь повредило ему – Иван не в силах смириться с тем, что кто то из его подданных вызывает восхищение у народа. Прославившись, Михаил Воротынский окончательно лишился права быть прощенным. В глазах государя он теперь опасный соперник. Но, осознавая грозящую ему беду, Воротынский не пытается бежать от судьбы: «Если государь желает мне смерти, то имеет на то право – я живу, чтобы выполнять его волю». Ждать пришлось недолго. По приказу Ивана беглый раб Воротынского обвиняет своего господина в колдовстве и сношениях с магами с целью посягнуть на жизнь царя. Арестованный, закованный в железо, старый полководец стоит перед царем в присутствии доносчика. «Государь! – говорит он. – Дед, отец мой учили меня служить ревностно Богу и царю, а не бесу; прибегать в скорбях сердечных к алтарям Всевышнего, а не к ведьмам. Сей клеветник есть раб мой беглый, уличенный в воровстве; не верь злодею». Иван остается глух с его словам и велит казнить воеводу, который взял Казань и спас Москву. Воротынского привязывают к бревну и кладут между двумя огнями. Во время казни царь время от времени подгребает своим жезлом угли к телу страдальца: старинная ненависть утолена, затянувшееся дело улажено, и кажется, что в доме наступил порядок. Князь не умирает, и, сильно обгоревшего, его везут на носилках в Белозерский монастырь. По дороге он скончался. «О муж великий! – пишет Курбский. – Муж крепкий душою и разумом! Священна, незабвенна память твоя в мире! Ты служил Отечеству неблагодарному, где добродетель губит и слава безмолствует... Прими же здесь хвалу громкую за дела великие, а там у Христа, Бога нашего, вечное блаженство за неповинную муку!»
Казнь Михаила Воротынского не удовлетворила кровавый аппетит Грозного, он велит казнить Никиту Одоевского и Михаила Морозова с женой и двумя сыновьями. Настоятель Псковско Печерского монастыря Корнилий и его ученик Вассиан Муромцев раздавлены мельничным жерновом, архимандрит Феодорит, бывший духовник Курбского, утоплен в реке, архиепископ Новгородский Леонид завернут в медвежью шкуру и брошен на растерзание голодным собакам. Есть множество и менее известных жертв. В этом сведении счетов царь карает не только старинных врагов бояр, но и недавно выдвинутых им, не только злодеев, но и добропорядочных людей. Так проявляется его «беспристрастность».
Государю недостаточно преследовать одних виновных. Глядя на их мучения, он испытывает чувство удовлетворенной мести и знает, что суд Божий для этих людей будет таким же. Но когда пытают невинного, наслаждение его и утонченнее, и сильнее: это удовольствие делать зло ради зла, убивать ближнего безо всякого повода, попирая все людские законы. Запах опаленного человеческого тела или крови во сто крат острее, если знаешь, что страдание это не заслужено. Вкушать несправедливое правосудие – вот высшая радость. Наказывая виновного, он действует согласно воле Божьей, карая невинного – становится равным Всевышнему.
Столь энергичная деятельность внутри страны не мешает царю пристально следить за событиями за ее рубежами. Он опасается, что, несмотря на заверения Стефана Батория, Польша готовится к походу против России, а потому пытается вступить в союз с Рудольфом, наследником Максимилиана на престоле Священной Римской империи. В случае победы обещает ему Венгрию, оставляя за собой Польшу. Но новый император, хотя и испытывает ненависть к Стефану Баторию, боится, что султан будет недоволен, если посмеют тронуть Венгрию. От предложений царя он отказывается. Зато король Дании Фредерик предлагает Ивану вместе выступить против Швеции и разделить между собой Ливонию и Эстонию в случае удачи. Теперь Иван не согласен на предложенные условия, дело заканчивается заключением перемирия на пятнадцать лет. Одновременно, чтобы заручиться нейтралитетом татар, Грозный посылает золото сыну умершего Девлет Гирея17 Магмет Гирею. Через своих эмиссаров продолжает любезничать со Стефаном Баторием, который, очевидно, пытается выиграть время.
Внезапно в начале 1578 года царь узнает, что Баторий подписал со Швецией договор о совместных наступательных и оборонительных действиях для захвата Ливонии и Нарвы, в котором очерчены будущие границы между двумя государствами. Операция начинается немедленно. Литовцы в знак дружеского расположения посылают гарнизону Динабурга бочонки с водкой и пользуются его опьянением, чтобы прорваться в крепость и убить русских. Сдается и Венден – его атакуют среди ночи, застав часовых спящими. И наконец, польская армия под командованием Андрея Сапеги и шведская, во главе которой стоит Бое, разбивают наголову русские силы под руководством князя Голицына: полегло шесть тысяч русских воинов, артиллеристы предпочли уничтожить себя сами, чем сдаться врагу. Несмотря на многочисленные сражения, только в 1578 году гонец Батория Лопатинский приезжает в Москву с официальным объявлением войны. Документ отпечатан на многих языках и содержит исторический обзор событий, переполненный датами, иронические замечания о притязаниях Ивана, который провозглашает себя потомком Цезаря Августа, обещание сохранить жизнь и имущество тем, кто не будет принимать участия в военных действиях. В польской армии численностью в двадцать тысяч человек царит суровая дисциплина. По большей части она состоит из иностранных наемников – русских, венгров, французов, англичан, итальянцев, бельгийцев, шотландцев, но тем не менее очень сплоченная, а потому действует очень эффективно. Русская армия превосходит ее численностью примерно в пять раз, но хуже вооружена и обучена и потому проигрывает сражения, в которых принимает участие сам несговорчивый Стефан Баторий. На одной стороне – единообразная, азиатская армия, раздираемая противоречиями и соперничеством между воеводами, на другой – европейская, современная, состоящая из солдат разных стран, поставленных в жесткие рамки, за которой следует даже типография. Происходя из одной этнической группы, два народа исторически являются противниками, в их противостоянии столкнулись две цивилизации: под польскими знаменами латинский Запад идет на завоевание славянского Востока.
В начале августа 1579 года Стефан Баторий осаждает Полоцк. После трех недель сопротивления город сдается: артиллерийский огонь разрушает деревянные укрепления, горят дома. Посланная на помощь русская армия не решается вступить в бой на открытой местности и уходит в крепость Сокол, откуда пытается перекрыть поставки врагу продовольствия и вооружений. Но Сокол скоро взят поляками, капитулируют Красный и Стародуб. Перед лицом повторяющихся поражений царь покидает штаб квартиру в Новгороде и переезжает во Псков. Здесь его ожидает слабое утешение – грозный «Аннибал», возглавлявший партизан, взят в плен и казнен. Сам Стефан Баторий продолжает свое наступление, а впереди идет слава о его храбрости и благородстве, завоевывая сердца жителей. Про него говорят, что это сама справедливость. Простой, неприхотливый, смелый, спит на соломе рядом с солдатами, ест то же, что и они, не носит перчаток. Умеет подбирать офицеров, сподвижники обожают его, слова его вдохновенны и значимы, как Господня молитва.
Иван решает, что столь добродетельный князь не может остаться равнодушным к языку сердца. Сменив высокомерие на приниженность, царь предлагает отправить к нему послов, чтобы обсудить условия разумного мира. Стефан Баторий отказывается и требует освобождения Лопатинского, своего гонца, которого Грозный бросил в темницу. Иван покорно выпускает поляка из застенка и приглашает за стол. Затем, смирив свою гордыню, отправляет к своему удачливому противнику посольство из пяти прекрасно одетых сановников, чтобы попытаться найти согласие. По дороге они узнают, что Баторий, не терпящий пустословия, снова выступил в поход с восемнадцатитысячной армией. Огорченные посланники возвращаются домой и докладывают царю о своей неудаче. Иван чувствует, что так недалеко до поражения.
В сентябре 1580 года Стефан Баторий прокладывает себе дорогу посреди густых лесов и болот и начинает осаду крупного города Великие Луки, который служит москвичам опорным пунктом в войне с литовцами. Деревянные укрепления, которые представляют собой двойные стены из бруса, между которыми насыпана земля, в состоянии выдержать удары ядер. Но начинается пожар, и гарнизон сдается. После взятия города терпит поражение армия Хилкова, высланная на помощь, поляки продолжают наступление и через месяц завоевывают всю прилегающую область. «И бедная курица перед ястребом и орлом птенцов своих крыльями покрывает, а ты, орел двуглавый (ибо такова твоя печать), прячешься», – пишет Стефан Баторий в распространенном на многих языках послании.
Пока поляки один за другим захватывают русские города, шведы под командованием генерала Горна и француза Понтуса Делагарди завладевают Карелией и Эстонией. Они занимают Нарву, Ивангород, Ям и Копорье. Побитые, ошеломленные натиском врага, совершенно деморализованные, русские войска отступают – Иван лишается большей части бывших своих завоеваний. Армия его оказалась несостоятельной, остается одна надежда – на Всевышнего. Закрывшись в Александровской слободе, он молится долгие часы в ожидании Божественного откровения. Князь Курбский, который сражается теперь под знаменами Стефана Батория, пишет ему: «Где твои победы? В могиле героев, истинных воевод святой Руси, истребленных тобою... Вместо любви и благословений народных, некогда сладостных твоему сердцу, стяжал ненависть и проклятия всемирные; вместо славы ратной стыдом упиваешься; ибо нет доброго царствования без добрых вельмож, и несметное войско без искусного полководца есть стадо овец, разгоняемое шумом ветра и падением древесных листьев... Не явно ли свершился суд Божий над тираном?.. Кладу перст на уста, изумляюся и плачу!»
Иван не отвечает на это послание, а чтобы разогнать снедающую его тоску, решает вновь жениться – в восьмой раз,18 снова нарушая все законы православия. Он выбирает Марию Федоровну Нагую, дочь одного из сановников. Одновременно его второй сын Федор берет себе в жены дочь Бориса Годунова Ирину. На церемонии двойного венчания присутствуют только самые близкие. Но молодая супруга не спасает царя от ипохондрии, наоборот, рядом с этим юным созданием он вдруг осознает дряхлость своего тела и разума. Мысли о неуспехах во внешних делах постоянно его преследуют. Он отправляет к Стефану Баторию новых послов для ведения переговоров, им приказано быть покладистыми, приветливыми, обходительными, сносить любые оскорбления, предложить ненасытному венгру всю Ливонию, за исключением четырех городов. Напрасный труд – Баторий требует всю Ливонию и еще Новгород, Псков, Смоленск, Северские области и компенсацию в четыреста тысяч дукатов. Иван в бешенстве и отвечает противнику письмом на двадцати трех страницах, полным библейских цитат, свидетельств собственной невиновности и страшных оскорблений. Он уверен, что Польша не имеет никаких прав на Ливонию, русскую землю. Царь говорит о том, что такие требования могут выдвигать татары, а у христианских государств не принято, чтобы один правитель платил другому дань. Он напоминает Баторию, что это он развязал войну, взял множество пленных, а дань почему то должны выплачивать русские.
Прочитав послание, Баторий разражается смехом и велит канцлеру Яну Замойскому подготовить ответ вдвое длиннее, сам же набрасывает его принципиальные положения. Он называет своего обвинителя коронованным безумцем, говорит, что солдаты русские ведут себя в походе как разбойники, что царь смешон, напоминая постоянно о своих римских корнях, в то время как каждый знает, что матерью его была княгиня Глинская, дочь литовского перебежчика, что он не может упрекать короля в том, что тот ищет поддержки у турок, так как сам еще недавно был женат на крещеной мусульманке, что государь – жалкий трус, бегущий с поля брани, когда его войска гибнут ни за что. В заключение он вызывает Ивана на поединок: «Возьми оружие и садись на коня! Договоримся о месте и времени встречи, покажи свою храбрость и веру в правоту своего дела, скрестим оружие! Так мы сохраним много христианской крови!.. Если ты отказываешь нам в этом, ты подпишешь себе приговор и подтвердишь, что нет у тебя в душе истины, нет у тебя чести государевой, о которой ты все время напоминаешь, мужской, да даже и женской».
Пока противники обмениваются оскорблениями, военные действия продолжаются. Стефан Баторий получает от сейма новые субсидии, пускает государственные сокровища на оплату наемников и с двадцатитысячной армией и двадцатью пушками идет на Псков. Город окружен каменными стенами с башнями, в его гарнизоне сорок тысяч солдат, склады продовольствия и боеприпасов, многочисленные храмы. Издалека он кажется таким привлекательным, что аббат Пиотровский восклицает: «Великий Боже! Псков – это второй Париж!» Чтобы зажечь сердца защитников города, его комендант князь Иван Шуйский велит каждому поклясться перед иконой Владимирской Божьей Матери умереть, но не сдаться противнику. На стены выносят мощи святых и чудотворные иконы. После нескольких предварительных атак, во время которых люди Батория прощупывают осажденных, 8 сентября 1581 года трубы призывают нападающих к решительному штурму. Польская артиллерия пробивает стены, поляки врываются в город, занимают две башни и поднимают на них свои знамена. Оттуда они обстреливают беспорядочно разбегающихся русских. Но, весь в крови и порохе, князь Шуйский слезает с коня, останавливает бегущих, напоминает им о данной клятве и велит вернуться на поле сражения. В то же мгновение, по странному стечению обстоятельств, одна из захваченных башен, прежде заминированная защитниками, взлетает на воздух вместе с солдатами и королевскими штандартами. Русские, воспрянув духом, бросаются в контрнаступление, последним усилием отбрасывают врага за стены города. Стефан Баторий, потерявший в сражении пять тысяч убитыми, не намерен отказываться от взятия Пскова, но начавшиеся в начале октября холода и недостаток продовольствия тоже сокращают численность его войска.
Иван не оставляет планов заключить почетный мир с Польшей. Тем более что шведы практически полностью завоевали побережье Финского залива и угрожают Пярну, Дерпту и Феллину, а датчане, кажется, готовы разорвать заключенное два года назад перемирие, и татары со всей очевидностью, наблюдая за переживаемыми Россией потрясениями, ждут удобного момента, чтобы вернуть себе Казань и Астрахань. У загнанного в угол царя вдруг появляется блестящая мысль: предложить папе и императору Рудольфу организовать крестовый поход против неверных, в котором примут участие все христианские государства, в том числе Россия и Польша, пришедшие предварительно к согласию. Конечно, это лишь предлог, под которым папа и император должны склонить Стефана Батория к покаянию и миру. Миссия поручена боярскому сыну Истоме Шевригину. Снабженный подробными инструкциями, он едет сначала в Прагу, к императору Рудольфу, который не говорит ни «да», ни «нет», затем в Венецию, где получает столь же расплывчатый ответ от дожа, и, наконец, прибывает в Рим с двумя переводчиками. Папа Григорий XIII удостаивает его частной аудиенции. Шевригин встает перед ним на колени, целует его туфлю, дарит соболя и передает длинное царское послание. В нем Иван просит папу приказать Стефану Баторию отказаться от союза с мусульманами и от войны с христианами. Но взамен крестового похода он не торопится обещать сближение церквей, о котором Святой Престол мечтает давно и попытки которого в XV веке окончились неудачей. Невзирая на молчание царя по этому вопросу, Григорий XIII решает отправить в Москву своего посланника, который должен предложить сначала религиозное, а потом уже военное согласие.
Эту трудную миссию возлагают на Антонио Поссевино, папского легата, который хорошо знает север. В Венеции он пылко рассказывает о том, как помогло бы сплочение христианских государств вокруг России и Польши в борьбе с турками. Но венецианцы слишком дорожат своими торговыми связями с Оттоманской империей, чтобы участвовать в столь бесперспективном предприятии. Они снова уклоняются от прямого ответа. Через Вену и Прагу Поссевино добирается в Вильно, где встречается со Стефаном Баторием. И снова поражение! Несмотря на уважение к воле понтифика, король Польши не одобряет его идеи: он хочет получить всю Ливонию, разрушить или взять в свои руки некоторые русские крепости и требует выплаты дани. Но дает посланнику возможность продолжить путешествие, и неутомимый Поссевино пускается в путь. В Смоленске ему оказан пышный прием, но незнание языка сыграло с ним злую шутку. Уверенный, что идет на обед, на который был приглашен, он оказывается у дверей храма, в котором служат обедню. Ошарашенный, он уходит, отказавшись приложиться к руке епископа. Восемнадцатого августа 1581 года (когда армия Стефана Батория приближается к Пскову) он приезжает в укрепленный городок Старицу, который царь избрал своей временной резиденцией. Через день предстает пред «светлыми царскими очами». Поначалу очарован варварским великолепием убранства и одежд. Окруженный бородатыми боярами в парче, в шитой золотом мантии, усыпанной драгоценными камнями, со скипетром в руке, в шапке Мономаха, на троне восседает Иван и хищным взглядом смотрит на прибывшего. Под этим взглядом папский посланник в простой черной сутане смиренно склоняется. Поинтересовавшись здоровьем святого отца и получив послание, в котором Григорий XIII называет его «дорогим сыном», царь осматривает его подарки: распятие из горного хрусталя, украшенное золотом, в которое вправлен кусочек Истинного креста, прекрасно изданная, в богатом переплете, переведенная на греческий книга о Флорентийском соборе, четки, украшенные золотом и драгоценными камнями, золотая чаша. В последний момент Поссевино отказался от намерения вручить еще и изображение Святого семейства с обнаженным Иоанном Крестителем – это могло бы смутить русских, привыкших к более целомудренному изображению святых. Он привез еще два подарка – для старшего сына царя и для царицы Анастасии, «нашей любимой дочери», которая умерла двадцать один год назад, и с тех пор ее сменили уже семь жен, что совершенно непозволительно с точки зрения Ватикана. Не моргнув глазом, Иван благодарит посланника и велит немедленно начать переговоры.
Шесть бояр при помощи переводчиков беседуют с Поссевино, отвечая на его вопросы, но при малейшем затруднении бегут к царю. После перерыва они по очереди зачитывают длинный свиток с витиеватыми ответами государя. Каждый начинает с благословения царя и перечисления всех его титулов. Поссевино слушает это тридцать шесть раз подряд, тщательно скрывая раздражение под маской любезности. Позже ему придется наблюдать споры переводчиков, которые препираются по поводу смысла текста и упрекают друг друга в искажении мыслей Его Величества. В течение месяца стороны дискутируют, не понимая друг друга, обмениваются нотами, бредут в тумане. Иногда царь приглашает Поссевино и ведет с ним приватные беседы. После того как папский легат целует ему в знак уважения кончики пальцев, Иван моет руки в золотом сосуде, чтобы очиститься от грязи, которую оставил на его коже этот еретик. С хитростью и упорством отстаивает государь свои предложения, восхваляет заслуги папы, описывает выгоды для всего христианского мира от прекращения военных действий между Россией и Польшей, но не произносит ни слова о крестовом походе против Турции, ни о сближении двух Церквей. Уверенность его укрепляет долгожданная весть, пришедшая из Пскова, о поражении Стефана Батория. Он знает, что у противника не хватает продовольствия, боеприпасов, денег. Быть может, настало время расплаты? В середине сентября иезуит понимает, что теряет время в России, и решает вернуться к переговорам с польской стороной. «Ты идешь искать короля Стефана, – напутствует его царь. – Поприветствуй его от нашего имени, а после обсуждения мира на условиях, предложенных папой, возвращайся к нам, так присутствие твое всегда нам любезно из за нашего отношения к тому, кто тебя послал, и твоего искреннего участия в наших делах».
Пятого октября 1581 года Поссевино находит Стефана Батория в польском лагере недалеко от Пскова. Несмотря на плохое состояние его войска, король не намерен отступать в вопросе о территориальных притязаниях, но готов отказаться от выплаты дани. Уверенный в том, что исчерпал все дипломатические возможности, иезуит пишет 9 октября к Ивану, советуя как можно быстрее начать переговоры. Уставший от войны царь готов отправить своих представителей в стан врага. Они встречаются с польскими участниками переговоров в разоренном городе Киверова Гора, в пятнадцати верстах от Запольского Яма. Беседы проходят в бедно обставленном деревенском доме, где поселился Поссевино: все рассаживаются по лавкам между импровизированным алтарем и печью, дым от которой выходит через отверстие в крыше. По окончании каждого раунда переговоров присутствующие расходятся, похожие на трубочистов. Иезуит выступает в роли арбитра: по правую руку от него сидят поляки, по левую – русские. Споры столь яростны, что не один раз поляки выскакивают из хижины с криками, что ноги их больше не будет в этой ловушке. Однажды, потеряв терпение, Поссевино хватает одного из русских за шубу, обрывает все пуговицы и выставляет за дверь. Но, переходя от ссоры к ссоре, стороны все таки договариваются: пятнадцатого января 1582 года подписано перемирие сроком на десять лет. Русские оставляют всю Ливонию и Полоцк, поляки – завоеванные ими русские города. Это наихудший вариант для царя – после двадцати лет борьбы, когда Ивану казалось, что он исполнил все, что хотел, Москва вновь оказалась отрезанной от Балтики и Западной Европы.
А он не перестает думать о ней. Опасаясь перенимать иностранные новшества, во все глаза смотрит на них. Одновременно гордится тем, что русский, и стыдится отставания своей страны от других. Глядя на Францию, Италию, Англию, Германию, Испанию, Польшу, где расцветают искусство и литература, понимает, что его страна застыла в созерцании пыльного прошлого. В эпоху Чосера и Вийона, Петрарки и Боккаччо, Данте и Ариосто, Рабле и Ронсара в Москве нет ни одного писателя. Ужас перед мирскими удовольствиями, который воспитывает православная Церковь, душит робкие ростки проявления любого дара. Одна архитектура сумела вырваться из этих пут. Живопись, скульптура, музыка, литература задавлены церковными запретами. Воображение художника, и то ограниченное строгими правилами, может найти выход только в иконописи, сказители довольствуются сочинением песен и сказок. Огромная страна пребывает в дремоте. Тяжелое оцепенение мешает ей думать и самовыражаться. Первая типография, установленная датчанами, разрушена москвичами, напуганными деятельностью «слуг сатаны». Новую Иван устраивает у себя в Александровской слободе – там печатают не слишком много книг, и все они религиозные. Изданные за границей – тоже редки. По описанию, составленному в 1578 году, сказочно богатый Строганов владел двумястами восемью книгами, из которых только восемьдесят шесть были отпечатаны. Митрополит Макарий, неутомимый и разносторонний писатель и богослов, в двенадцати огромных томах собрал жития святых, труды отцов Церкви, описания «хождений» – путешествий. В его работе принимал участие сам царь – в свое время Макарий учил его, у него легкое перо и бурное воображение. Основу его личной библиотеки составляют Библия, молитвенники, Псалтирь, знаменитый «Домострой», «Четьи Минеи». Но он читает и светскую литературу, «хождения», все, что попадается под руку. У него великолепная память, в своих посланиях он всегда приводит множество ссылок и цитат. Ему хочется быть одним из самых образованных людей в России. Быть может, так оно и есть на самом деле. Но с точки зрения и политики, и культуры перед ним стоят одни и те же проблемы: как сохранить свою русскую сущность, не оставаясь в стороне от интеллектуальной жизни остального мира, как двигаться в будущее, не потеряв связи с прошлым. Царь в своем выборе незыблем – опасаться Европы, тем не менее перенимая у нее потихоньку то одно, то другое; и придет день, когда, накопив знания своих соседей, Россия превзойдет их гением своих художников и ученых, не утратив национального своеобразия.
Первая жена царя, Анастасия, родила ему троих сыновей: Димитрия, который умер, прожив несколько месяцев, Ивана и Федора. Болезненный и мечтательный, Федор мало ценится при дворе. Старший, Иван, наследник престола, сильный, ладный, высокого роста, с живым умом и жестоким нравом. В 1581 году ему исполняется двадцать семь лет. Хорошо образованный, как и его отец, в минуты отдыха занимается составлением жизнеописания святого Антония. Что, впрочем, не мешает ему наслаждаться зрелищем человеческих страданий. Царь испытывает к нему искреннюю нежность, восхищается им, заставляет принимать участие не только в заседаниях боярской Думы и встречах с иностранными послами, но и в ночных оргиях, убийствах и пытках. Он с удовольствием отмечает, что сын одинаково с ним смотрит на пролитую кровь и людскую подлость, и хотел бы превратить его во второго себя.
Вместе они наблюдают, как пытают доктора Елисея Бомелия, поставлявшего царю яды и обвиненного недругами в ведении секретной переписки с Польшей. Вздернутый на дыбу, с вывихнутыми руками и ногами, телом, раздираемым ударами железного кнута, тот выкрикивает признания самые фантастические. Затем царь приказывает изжарить его. Окровавленного Бомелия привязывают к вертелу, и языки пламени начинают лизать спину, его плоть твердеет. Пока тело отвязывают, он еще подает признаки жизни. Брошенный в темницу, он почти сразу умирает, проклятый царем, который еще совсем недавно доверял ему.
В другой раз Иван с сыном наслаждаются казнью непокорных монахов, которые отказались вручить Его Величеству полный перечень сокровищ своего монастыря, опасаясь, что их отнимут. Царь приказывает свести их во двор, окруженный высокими стенами, из милости разрешив взять каждому четки и рогатину, а затем туда выпускают медведей, которых обычно держат в клетке. Звери бросаются на монахов, разрывают их когтями, выворачивают у них кишки, по словам очевидца, «как кошка у мышки». Лишь один монах убивает животное, которое на него напало, сам погибает от ран, но за свою доблесть будет канонизирован. Государь с сыном удаляются, удовлетворенные увиденным: они так счастливы вместе и так хорошо понимают друг друга. По свидетельству Одерборна, обмениваются своими любовницами. Следуя примеру отца, царевич отправил в монастырь двух своих первых жен – Евдокию Сабурову и Прасковью Соловую. Третью, Елену Шереметеву, он по настоящему любит, хотя и изменяет ей. Осенью 1581 года она беременна, что делает ее еще дороже супругу, который надеется на отпрыска мужского пола.
В это холодное и туманное время вся царская семья собралась в Александровской слободе. Царевич наблюдает за ходом мирных переговоров с Польшей, укоряет отца в малодушии и трусости, которые тот продемонстрировал при проведении военных действий, и просит доверить ему войско для освобождения Пскова. Услышав критику из уст сына, Иван вспыхивает гневом, но сдерживается. Утром девятого ноября делегация бояр предстает перед ним, князь Сергей Кубенский, который ее возглавляет, берет слово: «Великий государь! Войска короля Стефана Батория захватили нашу страну. Мы все готовы пролить кровь во славу России, настало время противостоять врагу, если мы не хотим погибнуть. Мы умоляем тебя встать во главе войска, или отправь вместо себя сына, царевича Ивана». Эта речь так похожа на то, что говорил сам царевич, что в голове государя появляется безумная мысль о существовании заговора с целью лишить его власти в пользу сына. С выпученными глазами, трясущейся бородой он кричит: «Как смеете так разговаривать со мною? Вы всегда стремились иметь хозяином не того, кого дал вам Господь, а теперь хотите видеть на моем месте сына!» И, несмотря на горестные протесты бояр, велит вышвырнуть их вон. Понемногу он успокаивается.
Несколько дней спустя, 15 ноября 1581 года, встречает в своих покоях невестку, которая, не обращая внимания на беременность, одета в одну легкую рубаху вместо трех, как положено по обычаю. Считая подобное одеяние неприличным для княгини, он ударяет ее с такой силой, что у нее случается выкидыш. Возвратившись во дворец, царевич бежит к отцу и в негодовании кричит на него. Второй раз за последнее время он осмеливается поднять голос на государя, и тот не может с этим смириться. Забыв обвинения против невестки, он возвращается к гложущей его мысли. «Мятежник! Ты вместе с боярами хочешь свергнуть меня с престола!» – кричит он. Царевич отвечает, что у него никогда не было подобного намерения, что он ничего не знает о замысле бояр, но что тоже считает необходимым собрать армию и идти на выручку Пскову.
Услышав это, Иван от ярости теряет разум, кидается к сыну и ударяет его своим жезлом по плечам, по голове. Присутствующий при этом Борис Годунов пытается помешать ему. Царевич падает с пробитой головой. Мгновение Иван стоит недвижим с окровавленным жезлом в руке, как если бы вместо него действовал недавно кто то другой, потом бросается к телу сына, покрывает поцелуями его бледное лицо с подергивающимися глазами, пытается остановить кровь, которая льется из глубокой раны. Перепуганный, он в отчаянии повторяет: «Несчастный, я убил своего сына! Я убил своего сына!» Борис Годунов бросается за помощью. Прибегают слуги с водой и простынями, над раненым склоняется доктор, осматривает его раны, качает головой – нет никакой надежды. Придя в сознание, царевич целует руки отца и шепчет: «Я умираю как преданный сын, самый послушный из твоих подданных».
Четыре дня и четыре ночи царь с надеждой ждет чуда, которое вернет ему столь драгоценную для него жизнь. Снедаемый угрызениями совести, бродит по дворцу, стеная и выдергивая клочья волос из своей бороды. Он постарел и поседел: теперь это согбенный годами и горем старик, который время от времени подходит к комнате умирающего и прислушивается к его дыханию. Царевич дышит с трудом, но еще не все кончено. Иван, пошатываясь, возвращается к себе, ложится, устремив взор на горящие лампады. Когда наконец засыпает, его начинают мучить кошмары. Он мгновенно пробуждается и кидается к иконам. Простершись перед ними, обещает Богу больше не пытать никого, освободить всех пленных, строить храмы и раздать остатки своего богатства бедным. Но небеса не отвечают на его мольбы – 19 ноября 1581 года царевич умирает. Колокола звонят печально. Потрясенный Иван, рыдая, со спазмами в груди, несколько дней сидит рядом с телом своей жертвы. Он отказывается есть и спать. Убив царевича, чувствует двойную вину – это был его сын и наследник престола. Он обидел одновременно и Бога, и Россию.19
Двадцать второго ноября похоронная процессия покидает Александровскую слободу и направляется в Москву. Иван, одетый как самый смиренный подданный, пешком следует за похоронными дрогами. Во время пути все время плачет и жестикулирует, умоляя сына простить его. В Архангельском соборе во время официальной церемонии дико кричит и бьется головой об пол и о гроб.
На следующий день у него начинается настоящее безумие: посреди ночи он встает и с протянутыми руками ходит по дворцу в поисках сына. Утром его находят лежащим в каком то из залов на полу. С трудом переносят на постель, кажется, он успокоился. Но внезапно, будто увидев призрак, он падает и катается по полу.
Через некоторое время после похорон царь собирает бояр и говорит им: «Десница Божия покарала меня, и мне не остается ничего другого, как кончить дни в одиночестве в монастыре. Мой второй сын Федор не способен управлять Россией. Выберите сами достойного государя: я тут же отдам ему мой скипетр». Но бояре хорошо помнят о том, что произошло во время болезни царя в 1553 году – посмевшие найти ему преемника умерли в страшных муках. Подозревая очередную ловушку, придворные умоляют царя не отрекаться от престола. С выражением крайней усталости он соглашается.
Каждый день Иван присутствует на поминальной службе и налагает на себя покаяние. Не ошибся ли он, запретив в прошлом году монастырям приобретение любого имущества? Тогда он написал епископу Казанскому: «Священнослужители должны возделывать сердца, а не земли. Не пшеницу они должны сеять, а слово Божье. Их наследством должно быть Царство Небесное, а не деревни и земли. Многие наши епископы думают больше о мирских благах, чем о Церкви». Оскорбительные для духовенства слова, о которых царь теперь сожалеет. Неудачный момент, чтобы вызывать раздражение служителей Церкви, – и Иван осыпает золотом монастыри, которые недавно попрекал их богатством. Дальше – больше: посылает десять тысяч рублей патриархам Константинопольскому, Антиохийскому, Александрийскому и Иерусалимскому, чтобы они молились за упокой души царевича. Спрашивает себя, сможет ли Бог, так милостиво прощавший все его предыдущие убийства, простить и это последнее. Понемногу успокаивается: гром над его головой не грянул. Государь продолжает оплакивать сына, но больше не опасается гнева Божьего. Единственное его наказание – горькая печаль. Чтобы избавиться от черных мыслей, он решает казнить несколько человек, которых подозревает в том, что они вяло сражались против поляков. Потом пытает своего тестя, Афанасия Нагого, который недобро отозвался о Борисе Годунове.
Но прежнего удовольствия от этих жестокостей больше не получает. Он вспоминает благословенное время, когда вместе с сыном любовался работой палача. Без дорогого царевича муки смерти не исцеляют его больную душу. Царю кажется, что и любовные утехи ему больше не по силам. Невозможность насладиться видом крови огорчает, но он надеется, что это временно.
Поссевино возвращается в Москву 14 февраля 1582 года, одновременно с послами, которые привезли текст договора о перемирии с Польшей. Легат поражен мрачностью одетого в траур двора, который не так давно поразил его своей пышностью. Ему кажется, что он попал, по его собственным словам, «в смиренную обитель иноков». Получив аудиенцию у царя, приносит ему свои соболезнования и еще раз выступает в пользу крестового похода против неверных и сближения двух Церквей. «Не мысли, о государь! Чтобы Святой отец вынудил тебя оставить веру греческую: нет, он желает единственно, чтобы ты, имея ум глубокий и просвещенный, исследовал деяния первых ее соборов и все истинное, все древнее навеки утвердил в своем царстве как закон неизменяемый. Тогда исчезнет разнствие между Восточною и Римскою церковию; тогда мы будем единым телом Иисуса Христа, к радости единого, истинного, Богом установленного пастыря Церкви». Что касается крестового похода, то Иван лукаво заявляет, что, прежде чем принять решение, хотел бы знать, сумел ли папа убедить другие христианские государства в необходимости священной войны. К той же уловке прибегает он и в вопросе о сближении Церквей. «Я прожил уже пятьдесят один год, и недолго мне осталось еще. Возросший на принципах нашей православной Церкви, веками отделенной от Церкви римской, могу ли я стать неверным в конце дней моих. Приближается Судный день; он покажет, какая из двух религий истинная, более святая». Поссевино не чувствует себя побежденным и настаивает на примате Рима как подлинного оплота христианства. Тут Иван теряет терпение, выходит из себя и топает ногой: «Ты хвалишься православием, а стрижешь бороду. Ваш папа велит носить себя на престоле и целовать в туфлю, где изображено распятие; какое высокомерие для смиренного пастыря христианского! какое уничижение святыни!» – «Нет уничижения, – возражает Поссевино, – достойное воздается достойному. Папа есть глава христиан, учитель всех монархов православных, сопрестольник апостола Петра...» Царь прерывает его: «У христиан един Отец на небесах!.. Но кто именуется Христовым сопрестольником, велит носить себя на седалище как бы на облаке, как бы ангелам; кто живет не по Христову учению, тот папа есть волк, а не пастырь!» Невозмутимый, в старенькой рясе, стоящий перед ним легат отвечает: «Если папа волк, почему Ваше Величество избрал его посредником?» Глаза Ивана метают молнии: «Наверно, на площади крестьяне научили тебя говорить со мною, как если бы я тоже был крестьянином!» И он замахивается жезлом, которым недавно убил сына. Потом немного смягчается и заключает: «Вот для чего не хотел я беседовать с тобою о вере! Невольно досаждаем друг другу. Впрочем, называю волком не Григория XIII, а папу, не следующего Христову учению. Теперь оставим». Обняв Поссевино, он провожает его и велит отправить ему к столу самые изысканные блюда. Немного погодя просит его присутствовать на богослужении в Успенском соборе: «Здесь мы славим небесное, не земное. Мы уважаем нашего митрополита, но не носим его на руках. Никогда верные не носили святого Петра. Он ходил босым». Придворные ведут Поссевино к храму, но не заставят же они его силой идти туда. Легат заранее содрогается от ужаса. Без сомнения, Иван решил показать подданным триумф их веры: это было бы великолепным зрелищем – посланник папы, склоненный перед православным митрополитом! В последний момент легату удается выскользнуть из своего окружения и скрыться в толпе. Узнав о случившемся, царь размышляет недолго, а потом говорит: «Что ж, он свободен поступать согласно своей воле». Тем не менее отказывает ему в возведении католического костела в Москве, хотя недавно разрешил возвести лютеранскую и кальвинистскую церкви.
Неудача ожидает и предложение Поссевино отправить в Рим молодых русских, «сведущих в грамоте», чтобы изучать латынь, итальянский, науки и преподавать русский. Это кажется нелепым государю: он готов принять в России нескольких образованных иностранцев при условии, что те не будут вмешиваться в политику, но всем существом своим протестует против того, чтобы отправлять куда то учиться русских. Знает наверняка, что они воспримут европейские нравы и образ мыслей, по возвращении принесут на родину беспорядок, свободу мысли, испорченность западного мира. Настоящий русский должен оставаться дома, пересечь границу – значит предать свою отчизну. Поссевино не настаивает.
В остальном до конца его пребывания в России к Поссевино будут относиться с большим уважением. Когда его проводят к царю, стражники отдают ему почести. Он покидает Москву 11 марта 1582 года, нагруженный подарками для папы. Его сопровождает Яков Молвянинов, посланник московский в Вену и Рим. Новый посол везет письмо к папе, в котором говорится, что Россия готова к крестовому походу против Оттоманской империи, но вопрос об объединении Церквей обойден молчанием.
Скоро в Москве появляются польские послы для окончательного подписания договора. Освободившись от этого дела, Иван решает покончить и со Швецией. На следующий год заключено перемирие, по которому царь уступает Эстонию и все русские владения от Нарвы до Ладоги.
По странной прихоти судьбы двойное поражение на Западе компенсируется завоеваниями на Востоке. И происходит это в некотором роде без ведома Ивана. После присоединения в XIV веке Нижнего Новгорода великие князья Московские совершали военные походы в Сибирь – огромный край, холодный, неизвестный, малонаселенный, но богатый металлами, драгоценными камнями, мехами.
В 1558 году царь отдал в вечное пользование семьи Строгановых, которые разрабатывали рудники за Уралом, обширную территорию вдоль реки Камы и предоставил исключительное право набирать солдат, обзаводиться пушками и боеприпасами, строить крепости, вершить правосудие. Взамен Строгановы обещали не осваивать самостоятельно месторождения золота, серебра и олова, а докладывать об этом в казначейство. Освобожденные от налогов, подчиняющиеся только царю, эти богатейшие предприниматели основали множество укрепленных городов и создали армию, состоящую из казаков, черемисов, башкир и ногаев. На них работали десять тысяч рабочих и пять тысяч крепостных. Обеспокоенный все возрастающей активностью своих соседей, сибирский князь Кучум приказывает своему племяннику Маметкулу разорить русские владения. Семен Строганов призывает двух казацких атаманов – Ермака Тимофеевича и Ивана Кольцо, ставит их во главе тысячного войска, составленного скорее из разбойников, чем из солдат.
Первого сентября 1581 года Ермак отправляется в поход. За несколько дней орды Маметкула, вооруженные луками и стрелами, уничтожены ударами артиллерии. С октября столица края – Сибирь – в руках у русских. Но пелымский хан совершает набег на Пермь, местный воевода просит прислать подкрепление. Строгановы отвечают, что войско в походе за Уралом. Воевода жалуется в Москву, разгневанный Иван посылает Строганову угрожающее письмо, в котором пишет, что тот отправил вести войну беглых казаков, настоящих бандитов, что это вызвало гнев пелымского хана и Кучума, и если еще раз Пермь будет оставлена без защиты, он лишит его своей милости, а всех казаков велит повесить. Царь приказывает Строганову как можно быстрее вернуть войско, которое он столь необдуманно отправил в Сибирь. Но Ермак уже слишком далеко, чтобы какие бы то ни было приказы могли до него дойти.
В своем ослеплении гневом Иван не подозревает, что эти «бандиты» завоевывают для него новую империю. Три кровавых сражения – и эти бесстрашные авантюристы захватывают большую часть Сибири, от Урала до рек Обь и Тобол. Многочисленные местные князья, в их числе и Маметкул, подчинились Ермаку и заплатили ему дань. В городах и деревнях он отобрал множество мехов и золота. Став хозяином огромной страны, в которой его считают главой непобедимой армии, Ермак сообщает о своих победах Строганову и царю. В письме государю выражает радость по поводу того, что его казаки, бросая вызов смерти, смогли присоединить к России на веки вечные огромное государство. И смиренно добавляет: «Мы ожидаем приказов русских воевод, которым готовы вручить царство Сибирское, не ставя никаких условий, готовые умереть в бою или сложить головы на плаху, как то решат Господь и наш хозяин».
Доставить это письмо в Москву берется Кольцо – второй Ермак, заочно приговоренный к смерти. Он бросается в ноги царю, целует ему руку и вручает от имени Ермака «царство Сибирское» вместе с дорогими собольими, лисьими и бобровыми шкурами. Впервые за долгое время Ивану кажется, что удача ему улыбнулась. После поражений от Польши и Швеции, гибели сына во дворец проник солнечный луч. Господь больше не гневается на него – и государь смотрит победителем. Он прощает посланнику Ермака все его прошлые прегрешения, богато одаривает, вознаграждает и Строгановых. В Москве радостно звонят колокола, во всех храмах служат благодарственные молебны. На улицах и при дворе все гордо повторяют: «Бог послал России новое царство!»
Кольцо отправляется обратно в Сибирь, вместе с ним пятьсот стрельцов. Он увозит с собой доспехи, украшенные золотом, серебряный кубок и шубу с царского плеча. Все это предназначено Ермаку. У него с собой еще и письмо государя, в котором тот прощает всех казаков, обещая им вечную признательность России. Два воеводы от имени царя должны вступить во владение завоеванными территориями. Так в глазах народа Иван в очередной раз одержал победу, к которой на самом деле был совершенно непричастен и от которой поначалу он склонен был отказаться. Не был забыт и Ермак – о нем слагают легенды, он вырастает до уровня былинного героя. Вскоре, однако, цинга и голод сильно уменьшат численность русских войск в Сибири, Кольцо погибнет, попав в засаду, а Ермак, потерпев поражение, утонет в водах Иртыша – доспехи, подарок царя, увлекут его на дно. Но, несмотря на отдельные поражения, Сибирь останется частью России.
Царь снова чувствует себя на коне: он помолодел и, несмотря на недавнюю женитьбу на Марии Нагой, начинает подумывать о союзе с Британией. Почему бы гордой королеве Елизавете не выдать за него одну из прекраснейших своих подданных? Он делится своим планом с английским доктором Робертом Якоби, который заменил казненного отравителя Бомелия, и поручает поговорить с ним о том же своего тестя, Афанасия Нагого, оправившегося от пыток. Не моргнув глазом, Нагой слушает перечисление всех женщин знатного происхождения – незамужних или вдовых, которые могли бы заменить его дочь. Наконец Якоби называет лучшую кандидатуру – Марию Гастингс, дочь лорда Гонтингдона, внучатую племянницу Ее Величества королевы Англии. Иван немедленно снаряжает в Лондон думного дворянина Федора Писемского, которому поручена двойная миссия: заключить с Англией договор и узнать о Марии Гастингс. Писемский должен держать в тайне от королевы матримониальные планы царя, встретиться с девушкой, попросить ее портрет «на дереве или бумаге», посмотреть, «насколько она высока, упитанна и бела», предупредить, что ей придется принять православие, уверить, что получит во владение земли, а если спросит о настоящей супруге царя, то отвечать, что она дочь простого боярина и от нее легко отказаться. В обмен на лестный для нее союз с племянницей королевы царь требует, чтобы Англия помогла ему вновь начать войну с Польшей.
Писемский приезжает в Лондон 16 сентября 1582 года в сопровождении Якоби. Только 4 ноября королева дает ему аудиенцию в Виндзоре. Присутствуют лорды, пэры, придворные сановники и купцы Русской компании. Он вручает ей письмо государя и подарки от него, которые она милостиво принимает, спрашивая о здоровье царя, соболезнуя ему в связи со смертью царевича. Королева выражает желание когда нибудь увидеть своими глазами «дорогого брата», спрашивает, воцарилось ли наконец в России спокойствие. Посол заверяет ее, что больше нет никаких возмущений, а все преступники, раскаявшись, получили прощение государя.
Восемнадцатого декабря начинаются переговоры, во время которых Писемский предлагает создание военного союза против Польши. Министры Елизаветы возражают, что война между двумя государствами окончена и папа горд тем, что смог призвать враждующие стороны к примирению. Задетый за живое, Писемский восклицает: «Папа может говорить все, что ему нравится; нашему государю лучше известно, кто ему друг, а кто враг!» Несколько дней спустя Елизавета снова принимает его, чтобы поговорить о «тайном деле», переводчиком выступает Роберт Якоби. Выказывая радость по поводу возможного семейного союза с царем, королева говорит, что Мария Гастингс, замечательная своими душевными качествами, может не понравиться Ивану, «известному ценителю женской красоты». «К тому же, – добавляет Елизавета, – она недавно перенесла оспу, и я не могу допустить, чтобы вы увидели ее в таком состоянии и чтобы художник писал ее портрет, когда лицо бедняжки покрыто следами болезни». Но посол продолжает настаивать, говоря, что примет во внимание это временное безобразие избранницы царя. Елизавета обещает известить его, когда Мария Гастингс сможет принять его. В действительности дочь Генриха VIII, у которого было восемь жен, не сторонница того, чтобы искать спутницу жизни, будучи женатым. Но она страстно желает, чтобы Россия предоставила монопольное право на всю внешнюю торговлю Англии. Стремясь урегулировать вопрос о женитьбе, Писемский придирается по мелочам к форме договора, требует, чтобы царь был назван не «кузеном», а «братом» королевы, но уступает в главном, и посла извещают, что Елизавета готова незамедлительно дать ему прощальную аудиенцию. «А вопрос о женитьбе?!» – восклицает как громом пораженный Писемский. Ему показывают газеты, в которых сообщается о великом для России событии – 19 октября Мария Нагая подарила царю сына, названного Димитрием.20 Так же, как прежде он отрицал мир с Польшей, теперь государев посланник опровергает это досадное «недоразумение»: «Злые люди, предатели придумали эту сказку, чтобы помешать переговорам о союзе, выгодном Англии не меньше, чем России. Королева должна полагаться только на письмо царя и мои заверения!» Но в глубине души он не сомневается, что информация верная. Хотя, зная царя, уверен, что рождение сына не помешает ему отказаться от жены в пользу племянницы Елизаветы. И он опять пытается выполнить данное ему поручение, а королева, заботясь о коммерческих интересах страны, разрешает ему увидеться с Марией Гастингс.
Восемнадцатого мая 1583 года Писемский и Якоби приняты в загородном доме лорда канцлера Томаса Бромли. В саду накрыт стол с прохладительными напитками. В аллее появляются несколько женщин. Между леди Бромли и леди Гонтингдон идет та, которую посол называет про себя «царской невестой». «Вот она, – шепчет лорд Бромли, – вы можете свободно ее рассмотреть. Королева пожелала, чтобы вы увидели Марию при свете дня, а не в полутемном помещении». Содрогаясь от необходимости вынести свое суждение, Писемский смотрит во все глаза. Лорд Бромли предлагает пройтись по парку так, чтобы несколько раз встретиться с прогуливающимися женщинами. Каждый раз русский посол приветствует Марию, она склоняется в реверансе. Когда она скрывается в глубине сада, лорд Бромли спрашивает: «Вы хорошо ее рассмотрели?» – «Я следовал полученным инструкциям», – отвечает Писемский с военной прямотой и пишет отчет царю: «Принцесса Хоутинкс, Мария Гастингс, росту высокого, тонкая и белокожая, у нее голубые глаза, светлые волосы, прямой нос, пальцы на руках длинные и тонкие».
Снова пригласив русского посла, Елизавета еще раз выражает опасение, что ее внучатая племянница недостаточно хороша, чтобы понравиться царю. «Я думаю, она не понравилась и вам», – говорит она. Невозмутимый Писемский отвечает: «Мне кажется, что она красивая. Все остальное в руках Божьих!» В середине июня портрет Марии Гастингс, предназначенный русскому государю, закончен, и, побывав на поразившем его параде английского флота (двадцать четыре корабля, на борту каждого от семидесяти до восьмидесяти пушек), Писемский отправляется в Москву. Вместе с ним едет новый английский посланник Джером Боус. В конечном счете он не слишком недоволен итогами своей миссии, и ему не кажется, что репутация Ивана, убившего своего сына, может стать серьезным препятствием предполагаемого союза. Однако, несмотря на устроенное в саду свидание, ни королева, ни ее внучатая племянница не помышляют об этом замужестве. Двор прекрасно разыграл спектакль перед русским посланником – английские коммерсанты могут продолжать торговлю на прежних условиях.
В октябре 1583 года Джером Боус прибывает в Россию. Иван принимает его как друга. Плохо информированный своим наивным представителем, царь уверен, что политический союз и свадьба – дела практически решенные, остается уточнить детали. Но переговоры с англичанами проходят трудно: в противовес гибкому и хитрому Дженкинсону Боус – человек тяжелый, резкий, высокомерный и обидчивый. Он требует подтвердить право монопольной торговли для Англии и заявляет, что его страна станет помогать России в борьбе с ее врагами, только полностью исчерпав все попытки к примирению. Это условие делает невозможным немедленное возобновление военных действий против Стефана Батория. После двадцати раундов бесполезных переговоров 13 декабря Иван вызывает к себе Джерома Боуса и говорит ему: «Если главные враги мои (Швеция, Дания, Польша) – друзья королеве, то могу ли быть ей союзником? Елизавета должна или склонить Батория к истинному миру с Россиею, заставив его возвратить мне Ливонию и Полоцкую область, или вместе со мною наступить на Литву». – «Королева признала бы меня безумным, если бы я заключил такой договор», – отвечает Боус. Царь ставит ему в вину высокомерное обращение с его представителями и говорит, что среди государей знает тех, кто стоит выше королевы английской. «Нет венценосцев знаменитее Елизаветы, – возражает англичанин. – Она не менее императора, не менее и царя!» Выведенный из себя этими словами, Иван грозит послу выставить его за дверь. Стойкий Боус настаивает, что королева сумеет отомстить за оскорбления, нанесенные ее посланнику. Царь внезапно успокаивается и переходит к вопросу о женитьбе. Дипломат уверяет, что на портрете Мария сильно приукрашена, на самом деле ей больше тридцати лет, она некрасива и больна и к тому же не желает менять веру. Но у королевы, добавляет он, есть много хорошеньких родственниц. Проводив собеседника, царь вздыхает: «Дай Бог, чтоб у меня самого был такой верный слуга!» Во время новых переговоров 18 декабря снова возвращается к интересующему его делу: «Ты говорил нам о девицах, среди которых мы можем выбрать себе жену, но отказался назвать их. Нас не может удовлетворить столь расплывчатое заявление. В Англии есть, наверное, более тысячи девиц, и не все они кухарки, ты хочешь, чтобы мы сами всех их разыскали? Ты человек неученый и не знаешь, как должен вести себя посланник!»
В течение двух месяцев продолжаются встречи царя и Боуса, бурные, но безрезультатные. Четырнадцатого февраля 1584 года английский посланник объявляет, что королева велела ему возвращаться через Францию. С потерей Ливонии это означает проезд по территории Польши. «Ты воспользуешься этим, чтобы сдать меня моим врагам! – кричит Иван. – Ты пришел не серьезные переговоры вести и можешь убираться, взяв все, что привез! Отправляйся немедленно!» Привыкший к подобным вспышкам ярости, Боус спокойно ожидает перемены настроения государя. Три дня спустя царь вручает ему проект договора, по которому взамен права на монопольную торговлю две страны заключают наступательный союз с целью захватить Ливонию. Осторожный Боус напоминает, что его милосердная госпожа не приемлет захватнических войн. «Но речь не идет о завоевании, – возражает царь. – Ливония – наша старинная вотчина». – «В самом деле?» – удивляется посланник. Царь взвивается: «Мы не просим королеву быть судьей нам и Польше!» Прощальная аудиенция назначена на 20 февраля. Когда Джером Боус приезжает во дворец, ему говорят, что государь болен и не может его принять.21
Вот уже год царь пытается разобраться в кровавых свидетельствах своего царствования. Нисколько не жалея о многочисленных жертвах, хочет, чтобы на небесах они обрели покой души. Дабы снять с себя вину и облегчить совесть, он неутомимо составляет списки тех, кто погиб по его воле. С пером в руке вспоминает, вызывая к жизни забытые тени, описывая казни. За этим жестоким и кропотливым трудом он воспроизводит события своей жизни, ему помогают дьяк и исповедник. На пергаменте появляются написанные большими буквами имена. Затем, сопровождая богатыми пожертвованиями, их отправляют в монастыри, где будут молиться о поминовении усопших. «Вспомни, Господи, о душах слуг твоих новгородских числом пять тысяч сто семь... Двадцать человек села Коломенское... Вспомни об умерших верных христианах числом восемьдесят четыре и еще о троих, которые скончались после того, как им отрубили руки....» Рядом с некоторыми именами следует короткая приписка: «вместе с женой», «с женой и детьми», «с сыновьями», «с дочерьми». Раздражение Ивана вызывает тот факт, что он может кого то забыть. Надежда на Бога, который должен был вести свои списки и поможет заполнить пропуски. Время от времени царь обращается к Господу: «Ты наверняка вспомнишь их имена... Только Ты один знаешь их». В списке, предназначенном для Свято Успенского монастыря в Свияжске, упоминаются: княгиня Евдокия, дальняя тетка Ивана, монахиня Мария, сестра двоюродного брата Владимира; они были утоплены в Белозерске. В одном из списков три тысячи сорок восемь имен, в другом – три тысячи семьсот пятьдесят. Но, отправив их, Иван вспоминает еще и еще – за его плечами толпится уничтоженная страна. Не признавая себя виновником всех этих смертей, он одинок как никогда, ощущая неимоверную тяжесть. Он стар, бурная жизнь, постоянное переедание подточили его здоровье. После смерти царевича спит всего несколько часов в сутки. Покинул Александровскую слободу, где все напоминает ему о сыне, и снова воцарился в Кремле. Однажды вечером узнает, что в небе над Москвой появилась комета с хвостом в форме креста. Его закутывают в меха и выносят на крыльцо посмотреть. Очень холодно, воздух прозрачен. Огромный город спит под снегом. Запрокинув голову, царь долго наблюдает за пророческой звездой и шепчет: «Вот предвестница моей смерти!»
В 1584 году начинается его физическое угасание. Лекари твердят о «разложении крови» и «разрушении внутренностей». Тело царя распухает, кожа отходит клочьями, от него исходит страшное зловоние, которое нельзя заглушить никакими мазями и притираниями. Порой ему кажется, что он пропитался запахом смердящих мертвых тел, среди которых так любил прогуливаться. Но нет, это запах его кожи, а может быть, души? Быть может, Бог разлюбил его и вместо того, чтобы встречать с распростертыми объятиями у врат рая, не откроет их? Но у него столько заслуг. Да, войны, которые он вел на западе, были разрушительны, зато он завоевал Казань, Астрахань, Сибирь. Объединил страну, несмотря на противодействие бояр. Смог бы он сделать все это, если бы не предал смерти злейших своих врагов? Чего стоят несколько тысяч мертвецов, если покорены народы и земли? Но с Богом ничего нельзя знать заранее. Он всегда его, Ивана, поддерживал, но в последний момент может обвинить его в новгородской резне или многочисленных женитьбах, убийстве царевича, и это станет последней каплей, переполнившей чашу терпения. Царь бродит по дворцу, вслух разговаривая сам с собой. Страшится наступления сумерек, когда к нему приходят апокалиптические видения. Каждую ночь видит в полумраке сына – он празднично одет и улыбается, хотя очень бледен, а на виске у него дыра. Они с призраком беседуют. Внезапно Иван кричит и выскакивает из постели. Прибегают слуги и укладывают его снова. Иногда он отказывается вновь ложиться, призывает священников, велит звонить в колокола и служить молебен. На рассвете встает совершенно без сил, подавленный, неспособный принимать решения. Теперь он знает, что есть орудия пыток более совершенные, чем те, что ему приходилось использовать, – жестокие угрызения совести и безумный страх.
Из палача царь становится жертвой. Одаривает церкви в надежде откупиться, он отправляет письма во все монастыри России: «Всем святым и славным обителям! Всем благочестивым и смиренным инокам! Великий царь Иван Васильевич низко вам кланяется и припадает к вашим ногам, в надежде получить отпущение всем его грехам; молитесь соборно и в уединении в своих кельях, чтобы Всевышний и Божья Матерь простили ему злодейства, исцелили его душевно и телесно».
В исступлении надеется, что сосланные монахи произнесут Богу молитвы громче и убедительнее, чем те, что сотнями полегли в Новгороде, или чем убиенный митрополит Филипп или архиепископ Леонид.
Ни микстуры, ни лекари, ни молитвы не в силах остановить болезнь. Тогда Иван обращается к магии. Со всех концов в Москву стекаются волхвы, предсказатели, знахари. Их кормят, каждый день князь Богдан Бельский, близкий к царю, разговаривает с ними. Они настроены мрачно: все приметы совпадают, смерть государя не за горами. Но чтобы не огорчать своего владыку, Бельский скрывает от него пророчества.
Несмотря на слова успокоения, которые он слышит от окружающих, Иван чувствует, что болен неизлечимо. Зловоние усиливается, все тело болит, и он начинает готовиться к передаче власти. В 1572 году государь составил завещание в пользу старшего сына, царевича Ивана. Так как царевич мертв, он в присутствии бояр диктует новые распоряжения, по которым наследником престола становится Федор. Иван наставляет его править милосердно и избегать бесполезных войн с христианскими государствами. Чтобы направлять слабого телом и душой князя, назначает специальный регентский совет из пяти бояр. В него входят Иван Шуйский, герой похода на Ливонию, Иван Мстиславский, сын племянницы великого князя Василия, Никита Юрьев, брат царицы Анастасии, Богдан Бельский и Борис Годунов, самый умный из них, сестра Ирина которого замужем за Федором. Смягчившись перед лицом смерти, царь называет их своими друзьями, товарищами по оружию. Велит им освободить польских и немецких пленников, снизить налоги. Жалуется снова и снова, что всю его долгую жизнь злые бояре своими предательскими планами принуждали его к жестокости, которой вовсе не было в его характере. Виновны все, кроме него. В рыданиях повторяет: «Они обратили добро во зло, любовь – в ненависть». Кого надеется он обмануть этими речами – своих близких или Бога, последующие поколения или самого себя? Но даже в минуты умиленного снисхождения в нем вдруг просыпается ярость. Узнав случайно, что астрологи вычислили дату его смерти – 18 марта 1584 года, – велит сжечь их живьем, если предсказание не сбудется. Жена Федора, навещая государя, «в ужасе сбежала», напуганная его непристойными жестами и предложениями – в нем внезапно вновь проснулся дьявол, плоть ожила. Через некоторое время у него наступает полный упадок сил, и даже польского посла просят отложить свой приезд в Москву.
Самое дорогое удовольствие для него теперь – проводить долгие часы в сокровищнице, где царь разглядывает драгоценные камни, ссыпанные в сундуки. Пятнадцатого марта он приглашает английского посланника Джерома Горсея спуститься туда вместе с ним. Иван перебирает дрожащими пальцами алмазы, изумруды, сапфиры, рубины, жемчуга, гиацинты. Отблеск сокровищ оживляет его жадный взгляд. Он знает происхождение каждого и цену, которую нежно шепчет. Кажется, истово страдает, расставаясь с ними. Набрав горсть бирюзы, говорит гостю: «Смотрите, как она меняет цвет. Она бледнеет, она предвещает мне смерть, я отравлен». Потом показывает на свой скипетр из рога единорога,22 оправленный в драгоценные камни («Они стоили семьдесят тысяч рублей», – уверяет он), и просит своего доктора нарисовать на столе круг этим знаком своей царской власти. Лекарь подчиняется. Тогда Иван приказывает принести пауков и сажает их недалеко от черты. Те, кто ее пересекают, тут же умирают, остальные остаются в живых. «Вот верный знак, – говорит царь. – Меня не может спасти даже рог единорога». И снова возвращается к камням. «Вот самый дорогой и самый известный алмаз Востока. Я никогда никак его не использовал. Он умеряет злобу и сладострастие, возвращает невинность. Крошечный кусочек, растертый в порошок, способен отравить лошадь и человека тоже». Пальцем показывает на рубин: «О! Он благотворен для сердца, мозга, улучшает память, очищает кровь... Посмотрите на этот изумруд – в нем все цвета радуги. Этот камень – враг нечестности. Попробуйте. Я люблю разглядывать этот сапфир. Он придает храбрости, дарит сердцу радость, укрепляет все жизненные силы; он отвечает за глаза и зрение, лечит кровавые раны, дает силу мышцам... Все они – дары Всевышнего, у каждого свои секреты, но Он открывает их людям, чтобы они могли ими пользоваться и созерцать их – друзей милости и добродетели, врагов пороков...» Иван говорит все с большим усилием и внезапно теряет сознание. Его уносят.
Когда приходит в себя, то не говорит о соборовании. Царь все еще верит в возможность выздоровления совместными усилиями священников, лекарей и знахарей. К тому же он говорит митрополиту, что в случае внезапной кончины хотел бы быть похоронен как простой монах. То же желание было и у его отца, Василия III. Над Кремлем повисла зловещая тишина. В церквях служат молебны о выздоровлении государя.
Семнадцатого марта, приняв теплую ванну, Иван почувствовал себя бодрее. На следующее утро ему стало явно легче. Вспомнив, что волхвы предрекали на этот день его смерть, говорит Бельскому: «По словам предсказателей, сегодня я должен был бы испустить последний вздох, я же чувствую, что силы возвращаются ко мне. Пусть эти обманщики сами готовятся к смерти!» Бельский извещает об этом волхвов. Те невозмутимо отвечают: «Подожди, день еще не закончился». Готовят вторую ванну с горячей водой, Иван с наслаждением в нее погружается. В ней проводит три часа, после чего ложится в постель отдохнуть. Просыпается он в веселом расположении духа. Поднимается, надевает домашнее платье, велит привести песняров и поет вместе с ними. Отпустив их, просит Бельского сыграть с ним партию в шахматы, но он так слаб, что не в состоянии передвигать фигуры. Король, ферзь неожиданно падают и катятся по полу. Вдруг Иван роняет голову на доску, руки его безвольно свешиваются. Все кричат, бросаются к нему, доктора осматривают его и растирают тело водкой и ароматными маслами, чтобы привести его в чувство. Но все бессильны.
Исполняя волю покойного, митрополит читает над мертвым телом молитвы, которые произносят над постригаемым. Обмытый, причесанный, в монашеском одеянии, он получает новое имя – Иона. Деревянный крест и икона Вознесения Господня лежат у него на груди. В сенях шепчутся о том, что смерть не была естественной, что царя отравили Бельский с Годуновым, стремясь захватить власть: нет никаких сомнений, что слабоумный Федор будет игрушкой в их руках. Бояре с трудом скрывают облегчение, но, столпившись у тела, облаченного в монашеское платье, по привычке дрожат. Возможно ли, что бесконечному кошмару наступил конец? Не поднимется ли государь внезапно со своего ложа и, гневно сверкая глазами, не отправит ли их на казнь?
Тем временем вокруг Кремля собралась огромная толпа, ожидая известий о своем царе. Из боязни восстания или заговора Годунов объявляет о смерти спустя сутки – к этому времени согласованы все детали передачи власти. Когда наконец глашатай кричит с Красного крыльца: «Нет больше государя!» – толпа с рыданиями падает на колени. Живший в страхе почти сорок лет русский народ, несмотря на все преступления Ивана, по прежнему считает его наместником Господа на земле. Его нельзя судить, как нельзя судить Бога. Он – отец народа и имеет право делать с ним все, что пожелает. К тому же основные удары нанесены по боярам, которых народ ненавидит. Безжалостный к предателям, знати, лжемонахам, он не так часто карал простых людей. Потеряв грозного царя, не лишится ли народ своей единственной защиты? Забыв убийство царевича, публичные казни, войну с Ливонией, нищету, в которой живет страна, ее жители вспоминают о победе над Казанью и Астраханью, завоевании Сибири. Чрезмерность во всем гарантирует ему вечную память: в России всегда отдают предпочтение сильным личностям. Страх наказания не исключает любви к наказующему, а порой и поддерживает ее. Тиран притягивает к себе сердца ужасом, который внушает.
Огромное количество людей присутствует на отпевании и похоронах царя в Архангельском соборе. Его кладут рядом с сыном, которого он убил. На надгробии надпись: «В восемнадцатый день марта преставися Царь и Великий князь Иоанн Васильевич, всея Руси самодержец, во иноцех Иона».
Против своей воли садится на трон Федор. Он слаб сложением и умом, неуверен в себе, его гнетет неожиданно взваленная на его плечи ноша. Отец говорил, что он похож на ризничего, а не на наследника престола, называл его «пономарем». С первых шагов новый царь опирается на сильного и честолюбивого шурина. Скоро Борис Годунов и вовсе займет его место. Что до Ивана, то призрак его живет в преданиях, которые воспевают его как защитника, победителя, гордость России, грозу сильных мира сего. Следы его истинных преступлений живут в архивах, в легендах – мнимые добродетели. Кровавый тиран для одних, правдолюбец и собиратель земель для других, он отправляется к Высшему Судии.
1 Братья Василия III: Юрий, родился в 1480 году, Андрей – в 1490 м.
2 Избранная Рада. (Прим. пер.)
3 Византийский император (718–775), известный своим преследованием христиан.
4 Собор построен на месте кладбища, где был похоронен Василий Блаженный, которого царь особенно почитал.
5 По преданию, им потом выкололи глаза, чтобы они не смогли построить еще один столь же прекрасный храм.
6 Речь идет о воспалении легких.
7 Через тридцать лет здесь построят Архангельск.
8 В состав Ливонии входили Восточная Пруссия, часть Литвы, Эстонии, Латвия.
9 Дети Анастасии: Анна (1548–1550), Мария (1551– дата смерти неизвестна), Димитрий (1552–1553), Иван (1554–1582), Евдокия, Федор (1557–1598).
10 Курбский доживет до 1583 года, оставив в Польше о себе память как о человеке жестоком, грубом и неблагодарном.
11 Став приближенными царя, они потом предадут его и перейдут на службу к полякам.
12 После смерти царя останки святителя Филиппа, митрополита Московского, были перевезены в Соловецкий монастырь. В 1652 году он был канонизирован и перезахоронен в Москве, в Успенском соборе.
13 Новгород был завоеван сначала в 1471 м, а потом в 1478 году дедом Ивана Грозного, великим князем Иваном III, Псков – в 1510 м великим князем Василием III, отцом Грозного.
14 Новгород навсегда останется второстепенным, бедным, малонаселенным городом.
15 Однофамилец отца царской невестки.
16 Умирает в 1626 году.
17 Девлет Гирей умер 29 июня 1577 года.
18 После смерти Анастасии Иван в 1561 году женился на дочери черкесского князя Темрюка, которой при крещении в Москве дали имя Марии. Она умирает в 1569 году, и Иван выбирает в невесты Марфу Собакину, дочь новгородского купца, с которой не прожил и месяца – она умерла. В 1572 году женится в четвертый раз на Анне Колтовской. По словам С. М. Соловьева, «не имеем права двух наложниц царя, Анну Васильчикову и Василису Мелентьеву, называть царицами, ибо он не венчался с ними... в пятый и последний раз Иоанн венчался в 1580 году с Мариею Федоровною Нагою, от которой имел сына Димитрия».
19 По официальной версии, царевич умер от горячки.
20 Царевич Димитрий убит в Угличе в 1591 году. В его смерти обвинят Бориса Годунова.
21 Джером Боус покинет Россию лишь четыре месяца спустя и повезет в Англию письмо царя Федора, в котором и речи нет ни о военном союзе, ни об исключительных привилегиях английским купцам.
22 Так называли слоновую кость, которой приписывали магические свойства против отравления.