Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
© 1997 г. А.И. УТКИН, М.Ю. ВОРОНЦОВ*
НОВЫЕ ПАРАМЕТРЫ МИРОВОГО ПРОТИВОСТОЯНИЯ
Окончание холодной войны стало завершением одной мировой трагедии и, увы, началом новых испытаний человечества, 50-летнее мировое противостояние по социально-идеологическому признаку, казавшееся всепоглощающей осью мировой политики, на самом деле было гигантской ширмой, за которой скрывались подлинные конфликты человечества.
Виделось, что крушение берлинской и прочих стен вызовет огромный прилив центростремительных сил. Но крушение двухполюсного мира вызвало, неожиданно для многих, не невольное магнетическое стремление к единому центру (разумеется, Западу), а как раз противоположное движение — к собственной цивилизации. Именно эти цивилизации стали сборными лагерями народов, а не ООН, не западная технологическая крыша. И то, что казалось универсализмом Западу, воспринималось империализмом другими.
"Неизбежной ценой универсалистских претензий стал двойной стандарт, — метко подметил американский политолог С.Хантингтон. — Демократия поощряется, но не в том случае, когда она приводит к власти исламских фундаменталистов; нераспространение ядерного оружия обязательно для Ирана и Ирака, но не для Израиля; свободная торговля подается эликсиром экономического роста, но не в случае торговли сельскохозяйственными товарами; гражданские права являются проблемой в отношениях с Китаем, но не с Саудовской Аравией; агрессия против богатого нефтью Кувейта встречает массированный отпор, но не агрессия против не имеющих нефти боснийцев".
Возможно, Запад частично перенапрягся в ходе холодной войны, частично он следовал курсу, о котором ныне сожалеет. В частности, он необычайно помог "чемпиону Азии" Японии и создал центры современной технологии в других азиатских странах, представляющих почти противоположный по отношению к Западу цивили-зационный полюс. Помощь получили исламские страны и афганские моджахеды. Запад способствовал укреплению сил, которые за фасадом противостояния коммунизму укрепили собственные устои.
Шанс другим цивилизациям Запад фактически дал сам, изобретя конвейерное производство, убивающее как раз то, в чем он сам был так силен: самостоятельность, инициативность, индивидуализм, творческое начало в труде, поиски оригинального решения. Оказалось, что конфуциапски воспитанная молодежь где-нибудь на Тайване не менее, а более приспособлена к новым обстоятельствам упорного труда. Шанс, данный Генри Фордом в Детройте, подхватила Восточная Азия, иная цивилизация, иной мир.
УТКИН Анатолий Иванович - академик Академии гуманитарных наук, доктор исторических наук, директор Центра международных исследований ИСКРАН; ВОРОНЦОВ Михаил Юрьевич - соискатель ИСКРАН
^Н untington S. The Clash of Civilizations and the Remaking of World Order. N.Y., 1996, p. 184.
Вглядываясь в новый для себя посткоммунистический мир, Запад видит, что такие цивилизации, как восточноевропейская, латиноамериканская, индуистская, хотя и проходят определенную фазу самоутверждения, не проявляют очевидной враждебности по отношению к западной цивилизации и не пытаются демонстрировать своего превосходства над западной культурой. Но азиатские цивилизации — китайская, японская, буддийская и движущийся в этом смысле параллельно с Азией мир ислама — занимают все более жесткую позицию в отношении Запада. Как азиаты, так и мусульмане ныне, в конце 90-х годов, открыто утверждают свое превосходство над ' западной цивилизацией. На микроуровне основная линия спора пролегает между исламом и его православными, индуистскими, африканскими и западно-христианскими соседями. На макроуровне же главенствующая линия пролегает между мусульманским и азиатским обществами, с одной стороны, и Западом — с другой. Опасные схватки будущего возникнут, скорее всего, из взаимодействия западного высокомерия, исламской нетерпимости и китайского самоутверждения^.
Истории еще придется вынести суждение относительно того, была ли разумной для Запада широкая помощь населенным китайцами Тайваню, Гонконгу и Сингапуру. За фасадом самой впечатляющей сверхиндустриализации 80—90-х годов китайцы сумели сохранить верность конфуцианской культуре, не изменив своему прошлому, национальным традициям, самоуважению. Возможно, что в данном случае Запад перестарался в противостоянии коммунизму. Принимая достаточно примитивную идеологию модернизации (насильственной модернизации в условиях изоляции), какой был коммунизм, за смертельно опасную форму агрессивной религии, он активно содействовал модернизации своего подлинного геополитического противника. Возможно, Западу придется убедиться, что конфуцианство, помноженное на современную технологию и менеджмент, — более страшное оружие противодействия. В любом случае почти очевиден вывод, что Китай начал успешно совмещать передовую технологию со стоическим упорством, традиционным трудолюбием, законопослуша-нием и жертвенностью обиженного историей населения.
В последний раз Соединенным Штатам понадобилось 47 лет, чтобы удвоить свой валовой продукт на душу населения. Япония это сделала за 33 года, Индонезия — за 17, Южная Корея — за 10 лет. Китайская экономика росла в последние два десятилетия со скоростью 8%. По оценке Всемирного банка (1993 г.), китайская экономика уже превратилась в четвертый мировой центр экономического развития наряду с США, Японией и Германией. В начале следующего столетия Китай превзойдет США по объему ВВП. Но к китайской цивилизации относится не только собственно континентальный Китай. С точки зрения китайского правительства, все имеющие китайскую кровь азиаты являются как бы членами одного китайского сообщества. Согласно этой точке зрения, китайцы — те, кто принадлежит к одной расе, имеет одну кровь и вырос в одной культуре, т.о. карта китайского населения значительно превышает карту КНР. В эту зону входят китайцы Гонконга, Тайваня и Сингапура, китайские анклавы в Таиланде, Малайзии, Индонезии и на Филиппинах, некитайские по крови меньшинства Синьцзяня и Тибета, и даже "дальние конфуцианские родственники" — корейцы и вьетнамцы.
Фактом стало то, что экономическая и культурная жизнь региона начинает все больше вращаться вокруг китайской оси. Этому в высшей степени способствует влиятельная китайская диаспора. В 90-х годах китайцы составляют 10% населения Таиланда и контролируют половину его валового продукта; составляя треть населения Малайзии, китайцы-хуацяо владеют всей экономикой страны; в Индонезии
^ibid., р. 183.
китайская община не превышает 3% населения, но контролирует 70% экономики. На Филиппинах китайцев не больше 1%, и на них же падает не менее 35% промышленного производства страны. Китай явственно становится центральной осью "бамбукового" сплетения солидарной, энергичной, творческой общины, снова увидевшей себя "срединной империей". К 2020 г. Азия, по прогнозам Всемирного банка, будет производить более 40% мирового валового продукта^. Для истории возвышения Запада это будет эпохальное событие. В любом случае в Восточной Азии создается центр, потенциально превосходящий классический Запад. Если у Запада есть Неме-зида, то ее зовут Восточная Азия, ибо это единственный регион, получающий шанс в начале XX! в.
Недавно обозначившаяся самоуверенность Азии покоится на нескольких основаниях.
Первое — феноменальный экономический рост. За 50 лет азиаты сумели сделать то, на что Западу понадобилось несколько столетий. Средний темп прироста ВВП азиатских стран превышает 6% в год, а у Запада он равен 2,7%. Через 20 лет среди шести величайших экономик мира пять будут азиатскими. Возглавлять мировой список (по прогнозу Центрального разведывательного управления США) в 2020 г. будет Китай с ВВП в 20 трлн. долл. На втором месте — США (13,5 трлн.), затем Япония (5 трлн.), на четвертом месте — Индия (4,8 трлн.), затем Индонезия (4,22 трлн.), Южная Корея (3,4 трлн.) и Таиланд (2,4 трлн. долл.). В азиатское развитие инвестируются огромные суммы. В 1980 г. прямые инвестиции в Восточную Азию составляли 1,3 млрд. долл., а в 1994 г. — 42,7 млрд. Общий поток капитала в этот регион в 1990—
1994 гг. утроился и достиг 91 млрд. долл. Уже в начале грядущего столетия в Азии будут находиться 16 из 25 крупнейших городов мира. Именно в этом регионе в 1994—
1995 гг. были построены шесть (из семи построенных в мире) атомных реакторов.
Второе основание — впервые столь открыто проявившее себя представление о том, что азиатская культура не только имеет равные права на уважение, но по многим стандартам выше западной, подошедшей к своему упадку. Внимательный наблюдатель отметит: представители Запада выше всего ставят права, представители Востока — обязательства; представители Запада — законы и контракты, представители Востока — решение, принимаемое по взаимному согласию, желательно на основе консенсуса. И солидарность окупается. На наших глазах получили признание такие ценности конфуцианства, как дисциплина, приверженность порядку, ответственность в семье, трудолюбие, коллективизм; они противопоставляются западному индивидуализму, более низкому уровню образования, неуважению старших и властей. По мнению многолетнего сингапурского премьера Ли Куан Ю, общинные ценности и практика восточноазиатов — японцев, корейцев, тайваньцев, гонконгцев и сингапур-цев — оказались их большим преимуществом в гонке за Западом. Работа, семья, дисциплина, авторитет власти, подчинение личных устремлений коллективному началу, вера в иерархию, важность консенсуса, стремление избежать конфронтации, вечная забота о "спасении лица", господство государства над обществом (а общества над индивидуумом), равно как предпочтение "благожелательного" авторитаризма над западной демократией, — вот, по мнению восточноазиатов, слагаемые успеха сейчас и в будущем. Появились идеологи азиатского превосходства, уговаривающие даже Японию отойти от "порочной практики" .западничества, выдвинувшие программу "азиатской Азии".
Третье — призыв к незападным обществам отвергнуть старые догмы. Англосаксонская модель развития, столь почитавшаяся в предшествующие четыре десятилетия как наилучший способ модернизации и построения эффективной политической системы, попросту нс работает. Вера в свободу, равенство и демократию наряду с
^World Bank. Global Economic Prospects and the Developing Countries 1993. Wash., 1993, PP.66-67.
недоверием к правительству, противостояние властям, неуловимые сдержки и противовесы, поощрение конкурентной борьбы, священность гражданских прав, явственное стремление забыть прошлое и игнорировать будущее ради эффективности непосредственных результатов — все это противоположно мировосприятию масс неза-падного населения. Огромный развивающийся мир от Средней Азии до Мексики должен воспринять реально имитируемый опыт Азии: "Азиатские ценности универсальны; европейские ценности годятся только для европейцев"^.
Когда португальцы в 1999 г. уйдут из последней колонии Запада в Китае Макао, мир станет несколько иным, севороатлантическая зона получит полнокровного соперника. "Китайцы станут равными американцам и европейцам в высоких советах, где принимаются решения о войне и мире"^, — пишет Р.Холлоран. Новый мировой гигант уже сейчас смотрит на Запад безо всякой симпатии. В закрытом китайском документе 1992 г. говорилось: "Со времени превращения в единственную сверхдержаву США жестоко борются за достижение нового гегемонизма и преобладание силовой политики — и все это в условиях их вхождения в стадию относительного упадка и обозначения предела их возможностей". Президент КНР Чжао Цзыян заявил в 1995 г., что враждебные силы Запада ни на момент не оставили свои планы вестернизировать и разделить нашу страну". По мнению китайских лидеров, США пытаются "разделить Китай территориально, подчинить его политически, сдержать стратегически и сокрушить экономически"^.
Мировые военные расходы сократились между 1987 и 1994 гг. с 1,3 трлн. до 840 млрд. долл. Но эта мировая тенденция встречает противоположное движение в наиболее динамически развивающемся регионе мира — в Восточной Азии. Если Североатлантический блок за период 1985—1993 гг. уменьшил свои расходы на 10% (с 540 млрд. до 485 млрд. долл.), то восточно-азиатский регион за это же время увеличил свои военные расходы на 50% (с 90 млрд. до 135 млрд. долл.). Военные расходы Японии за 1987— 1994 гг. увеличились с 32,4 млрд. до 45,8 млрд. долл., Южной Кореи — с 7,9 млрд. до 11,5 млрд., Таиланда — с 2,3 млрд. до 3,8 мдрд., Малайзии — с 1,3 млрд. до 2,1 млрд. долл. Но, конечно, самый большой рост военных расходов произошел в Китайской Народной Республике. Начиная с 1991 г. КНР увеличивала свои военные расходы на 17% в год. Китай между 1988 и 1993 гг. удвоил военные расходы, доведя их, при оценке по официальному обменному курсу, до 40 млрд. долл. (а по реальной покупательной способности — до 90 млрд. долл.). Закупки у России истребителей Су-27, подводных лодок, ракет класса земля—воздух и большого числа танков еще более укрепили китайские вооруженные силы. Пекин изменил свою военную стратегию, переориентируя вооруженные силы с северного направления на южное, развивая при этом ВМС, планируя оснастить авианосцем, совершенствуя способности дозаправки своих самолетов в полете, покупая истребители современного класса.
Новая гонка вооружений в Восточной Азии объясняется, во-первых, китайским ирредентизмом, стремлением собрать воедино все земли и острова, которые когда-либо были в китайском владении. Речь идет о Гонконге, Тибете, Тайване и островах Южно-Китайского миря. Китай открыто выразил готовность применить военную силу для восстановления своих "попранных прав".
Вторая причина — психологического свойства: представление о Китае как естественно доминирующей величине, обиженной в XIX в. Западом. "В Китае ожил, —
отмечает Холлоран, — менталитет Срединного Царства, в котором другие азиаты ви-
^ дятся как существа низшего порядка, а представители Запада — как варвары .
К.Либерталь из Мичиганского университета (автор монографии о китайской системе управления), полагает, что "китайские лидеры обратились к национализму, чтобы
^"Economist", 9.03.1996, р.ЗЗ.
^Н a llor a n R. The Rising East. - "Foreign Policy", Spring 1996, р.З ^"The New York Times", 21.04.1992; 1.08.1995. ^H a lloran R. Op. cit., p.17. 22
укрепить дисциплину и поддержать политический режим"^. И у правителей, и у интеллектуалов Китая складывается мнение, что после благожелательности 70—80-х годов в 90-е годы мир посуровел в отношении Китая, желание помочь в его развитии иссякло. Теперь Китай должен постоять за себя, и он может себя защитить после 200 лет унижений. Дэн Сяопин был своего рода гарантом китайской сдержанности, после него сторонники самоутверждения получают новый шанс. На нынешнем китайском политическом горизонте не видно фигуры прозападной ориентации, зато открыто проявляют себя сторонники жесткости. Такие действия американцев, как активизация вещания на радио "Свободная Азия", раздражают китайское руководство. На этом пути курсы США и Китая могут прийти в противоречие. Если, как пишет Холлоран, США считают своей базовой задачей в этом регионе "продвижение фундаментальных американских идеалов"^, то нетрудно представить себе нематериальную причину для столкновения.
Третья причина грядущего ожесточения — торговый дефицит в товарообмене США со всеми странами Азии. В 1994 г. американский дефицит в торговле с Японией составил 65,7 млрд. долл., с КНР — 29,5 млрд., с Тайванем — 9,6 млрд., с Малайзией — 7 млрд., с Таиландом — 5,4 млрд. долл.
Западные аналитики начинают сравнивать подъем Китая с дестабилизирующим мировую систему выходом вперед кайзеровской Германии на рубеже XIX—XX вв. Премьер Сингапура Ли Куан Ю оценил подъем Китая следующим образом: "Размеры изменения Китаем расстановки сил в мире таковы, что миру понадобится от 30 до 40 лет, чтобы восстановить потерянный баланс. На международную сцену выходит не просто еще один игрок. Выходит величайший игрок в истории человечества"^.
В 1987 г. КНР подняла вопрос о своем праве на грандиозный архипелаг мелких островов Спратли. В дальнейшем пропаганда сделала вопрос о Спратли едва ли не частью национального самосознания в Китае, повторяя тезис о 1000-летнем владении этими островами, что все близлежащие страны (особенно Вьетнам) резко оспаривают. В марте 1988 г. китайские силы оккупировали остров Хайнань, превратив его в особую экономическую зону и создав на нем свою военно-морскую базу. В 1922 г. был принят закон Китайской Народной Республики "О внутреннем море (так стали называть в КНР Южно-Китайское море. — Авт.) и прилегающей зоне", создавший своего рода легальную базу для притязаний на острова Южно-Китайского моря.
Обратившись на юг, КНР в 80—90-е годы как бы отошла от основанной на приоритете наземных войск стратегии и перенесла акцент на ВМФ и ВВС. Вице-председателем Центральной военной комиссии (которую возглавляет Генеральный секретарь ЦК КПК Цзян Цзэминь) впервые стал адмирал Лю Хуацин. Своими военными акциями на море в 1995—1996 гг. КНР дала Тайваню ясный сигнал — не вовлекать США во внутрикитайские дела. В своей речи 30 января 1995 г. Цзян Цзэминь энергично повторил формулу Дэн Сяопина "одна страна, две системы", призвал к укреплению всех видов связи с индустриально могучим островом. Пекин прилагает все возможные усилия для предотвращения провозглашения Тайванем своей независимости. В ходе выборов на Тайване к удовлетворению Пекина был переизбран представитель Гоминдана, противник сепаратизма Тайваня. Торговля между континентальным Китаем и Тайванем, между тем, достигла в 1995 г. рекордной отметки в 20 млрд. долл. — на 21% больше, чем в предшествующем году.
Китайская сторона готова к "позитивному" и "негативному" вариантам будущего развития событий. Первый — отказ Соединенных Штатов (и Японии) от поддержки стремления Тайваня к независимости — облегчил бы сближение Пекина с Тайбэем. В этом случае новая стратегическая система в Восточной Азии не зависела бы от американской мощи, от американского военного присутствия в Азии. "Негативный"
^L i e bertha 1 К. Governing China: From Revolution Through Reform. N.Y., 1995, p.6. ^H a lloran R. Op. cit., p. 19. "Foreign Affairs", November—December 1993, p.74. 23
вариант предполагает провозглашение Тайванем своей независимости от континентального Китая. В этом случае КНР готова увеличить свои военные усилия, более откровенно противостоять Соединенным Штатам в восточноазиатском регионе. Более реалистическим видится ныне второй вариант.
Главный союзник нового азиатского мира во главе с Китаем — страны ислама, самоутверждение мусульманского мира. "На протяжении почти 1000 лет, от высадки мавров в Испании до второй осады Вены турками, Европа находилась под угрозой ислама"^, — пишет ведущий западный специалист по исламу Б.Льюис. Основой современного самоутверждения стало реализованное во второй половине XX в. практически полное приятие идей материального развития при одновременном отрицании западных ценностей и западных рекомендаций. Представитель Саудовской Аравии заявил: "Ислам для нас не просто религия, а образ жизни. Мы в Саудовской Аравии желаем модернизации, но не вестернизации"'^. Подъем ислама осуществил новый средний класс совсем недавно, начиная с 70-х годов. Знаменем этого подъема стало новое "требование религии": работа, порядок, дисциплина.
Миллиардный исламский мир 20 лет назад начал это движение, охватившее огромный регион - от Марокко до Казахстана, от Индонезии до Кавказа. Во второй половине 90-х годов любая из стран, где преобладает ислам, была уже другой (в политическом и культурном отношениях). Она была значительно более исламской. Явлением стала радикализация молодежи и интеллектуалов. Лучшее объяснение, которое может дать западная социология, это то, что "ислам предоставил достойную идентичность лишенным корней массам". Миллионы вчерашних крестьян, утроивших население гигантских городов исламского мира, стали его ударной силой. Известный американский исследователь Э.Гелнер писал: "Ислам стал функциональной заменой демократической оппозиции авторитаризму христианских обществ и явился продуктом социальной мобилизации, потери авторитарными режимами леги-тимности, изменения международного окружения"^. Льюис определяет происходящее как "столкновение цивилизаций — возможно иррациональная, но безусловная историческая реакция на древнего соперника — наше иудейско-христианское наследие, наше секулярное настоящее и мировую экспансию обоих этих явлений^. Хан-тингтон полагает, что "причина столкновения таится, по крайне мере частично, в негостеприимной природе исламской культуры и общества в отношении западных либеральных концепций"^.
Численность мусульман достигнет 30% земного населения к 2020 г. В Западной Европе уже живут 13 млн. мусульман. Две трети эмигрантов, направляющихся сюда, происходят из арабского мира. На Западе как бы оказывается авангард незападного мира. Речь идет прежде всего о 20 млн. иммигрантов первого поколения в США, 16 млн. — в Западной Европе, 8 млн, — в Канаде и Австралии. Большинство из них пришли не из западных обществ. В Германии живут 1,7 млн. турок; в Италии преобладают выходцы из Марокко, Туниса и Филиппин; во Франции — 4 млн. мусульман. В США половина обосновавшихся иммигрантов — из Латинской Америки и почти 35% — из Азии, причем эти иммигранты практически не поддаются ассимиляции, сохраняя свой язык, религию и культуру. В определенном смысле это плацдармы будущего межцивилизационного выяснения отношений. В США, согласно официальным данным, между 1995 и 2050 гг. доля неиспаноязычных белых в общем
"Lewis В. Islam and the West. N.Y., 1993, p. 13. '2"The New York Times", 10.07.1994.
Up from Imperialism. - "New Republic", 22.05.1989, p.35.
G e liner
^"Atlantic Monthly", September 1990, p.60. ^H u n t ington S. Op. cit„ p.114.
населении страны уменьшится с 74 до 53%, а доля испаноязычных увеличится с 10 до 25%; доля чернокожих американцев повысится с 12 до 14%, а азиатов — с 3 до 8%^.
И правительства Запада уже ощущают эту иммиграцию как десант. Генеральный секретарь НАТО в 1995 г. охарактеризовал исламский фундаментализм "по меньшей мере, столь же опасным, как и коммунизм". Во Франции Ж.Ширак обозначил свою позицию недвусмысленно: "Иммиграция должна быть остановлена полностью". В Германии правительство добилось пересмотра статьи XVI конституции (о праве на убежище), в результате чего число иммигрантов, приехавших в страну, за один год уменьшилось в четыре раза. В Англии М.Тэтчер в 1980 г. ограничила число новоприбывших 50 тыс., в 1994 г. в страну было допущено лишь 10 тыс. человек. Вся Западная Европа фактически закрыла двери перед неевропейскими иммигрантами. В США власти пытаются бороться с 4 млн. незаконных иммигрантов. Конгресс ограничил число въездных виз с 800 тыс. до 550 тыс., отдавая предпочтение малым семьям (что автоматически "бьет" по латиноамериканским и азиатским большим семьям). Иммиграция стала главным политическим вопросом в США и западноевропейских странах.
Оказавшиеся геополитическими союзниками мусульмане и китайцы проявили вполне ожидаемую склонность к сотрудничеству во всех без исключения сферах. При этом Китай выступил главным арсеналом противостоящих другим цивилизациям сил внутри разделенного мусульманского мира. За период между 1980 и 1991 гг. Китай продал танков Ираку 1300, Пакистану — 1100, Ирану — 540, За это же время Ирак получил от КНР 650 бронетранспортеров, а Иран — 300. Число проданных Ирану, Пакистану и Ираку ракетных установок и артиллерийских систем: 1200, 50, 720; Пакистан и Иран получили соответственно 212 и 140 самолетов-истребителей, 222 и 788 ракет земля—воздух^. Китай помог Пакистану создать ос-нову своей ядерной программы и начал оказывать такую же помощь Ирану. Между Китаем, Пакистаном и Ираном, собственно, уже сложился негласный союз. И основа этого союза, заметим, антивестернизм. "Конфуцианско-исламский союз, — приходит к выводу Г.фуллер, — может материализоваться не потому, что Мухаммед и Конфуций были против Запада, но потому, что эти культуры предлагают способы выражения обид, вина за которые частично падает на Запад — на тот Запад, чье политическое, военное, экономическое и культурное доминирование все более ослабевает в мире" ^.
Китай может рассчитывать на политически и культурно близкую КНДР; все более благожелательным становится Сингапур, Малайзия явно дрейфует в китайском направлении, Таиланд готов проявить лояльность по отношению к новой силе в Азии. Во второй половине XX в. Запад может рассчитывать на Индонезию, Австралию и, может быть, Вьетнам, старающиеся сохранить нынешний баланс (осенью 1995 г. Индонезия и Австралия подписали оборонительное соглашение),
Осознает ли Запад гигантские пропорции происходящего? Никто в мировой истории не отдавал мировую монополию без борьбы. Запад начинает более внимательно следить за системой межгосударственных отношений в Азии, за возникающими здесь новыми технологиями, привлекает к себе азиатский интеллектуальный капитал. Две крайние точки обозначили себя среди американских наблюдателей азиатского экономического броска. Одна вместе с Дж.Несбитом утверждает, что "происходящее в Азии безусловно является самым важным явлением в мире. Модернизация
^U.S. Bureau of Census. Population Projections of the United States by Age, Sex, Race, and Hispanic Origin: 1995 to 2050. Wash.. 1996, pp. 12- 13.
^E ikenberry K. Explaining and Influencing Chinese Amis Transfers. — "McNair Papers", № 36, February 1995. (National Defense University, Institute for National Strategic Studies), p. 12.
^"National Interest", Fall 1994, p.95.
Азии навсегда переделает мир''-. Холлоран полагает, что за риторикой о "тихоокеанском веке" на Западе нет подлинного понимания великого поворота мировой истории, того, что подъем Азии лишает Запад монополии на мировое могущество. Либерталь без экивоков утверждает, что "сильный Китай неизбежно бросит главный вызов Соединенным Штатам и остальной международной системе".
Представители противоположной точки зрения (скажем, П.Кеннеди) призывают не драматизировать ситуацию, считая, что Азии понадобится еще очень много лет для посягательства на мировое лидерство и Запад сумеет подготовиться к решающему выяснению отношений. Скептиком выступает экономист из Стэнфорда П.Крюгмен: "Из 2010 г. экстраполяция нынешних тенденций роста Азии будет выглядеть столь же глупой, как и страхи 60-х годов относительно советского индустриального превосходства"^.
В практическую плоскость встает вопрос о том, какую цену готов заплатить Запад, чтобы предотвратить китайскую гегемонию в Азии. Представители жесткой линии считают, что у Вашингтона отсутствует перспективное видение отношений США с гигантом Востока, что "администрация Клинтона не смогла с должным вниманием воспринять рождение Китая как сверхдержавы"^, что США должны противостоять Китаю в главных спорных (для Китая) пунктах — в Тибете и в Южно-Китайском морс. Они подчеркивают, что "Тибет никогда не был провинцией Китая и не был в положении данника, не был вассалом имперского Китая... Статус Тибета сегодня подобен статусу Кореи, когда та стала японской колонией в 1919 г.". Еще более открыто антикитайскую позицию занимают представители "жесткого подхода" в отношении архипелага Спратли и Парасельских островов. "В Южно-Китайском море должно осуществляться (так же как и в Тайваньском проливе) постоянное американское военное присутствие. Седьмой флот должен быть значительно укреплен, чтобы гарантировать свободные коммуникации через Южно-Китайское море и
оо
все морские пути Юго-Восточной Азии". Такие специалисты, как Эзра Фогель,
полагают, что США должны поддерживать "оба Китая", твердо расположив Седьмой флот между Тайванем и КНР; их удовлетворяет "конструктивная творческая двусмысленность" позиции США в этом вопросе, поддержка и тезиса о "едином Китае", и военная поддержка Тайваня^.
Школа политического реализма в США безоговорочно утверждает, что для создания подлинного баланса невероятной мощи Запада все его наличчччччччччччччччччччччччччччики должны будут сплотить свои силы. "Если Соединенные Штаты желают предотвратить китайское доминирование в Восточной Азии, они должны будут пересмотреть соответственно свой союз с Японией, развивать военные связи с другими азиатскими нациями, увеличить свое военное присутствие в Азии и увеличить возможности перемещения своих вооруженных сил на азиатском направлении. Если Соединенные Штаты не хотят противодействовать китайской гегемонии, они должны отказаться от своего универсализма, научиться сосуществовать с этой гегемонией, смириться со значительным сокращением своей способности определять ход событий на противоположной стороне Тихого океана... Величайшей опасностью для США было бы отсутствие ясного выбора и втягивание в войну с Китаем без тщательного анализа того, соответствует ли это американским национальным интересам, и без
'"N a isbitt J. Megatrends Asia. N.Y., 1995, p.7.
К rugman P. Dutch Tulips and Emerging Markets. — "Foreign Affairs", July—August, 1995, p.31.
L ieberthal K. A New China Strategy. — "Foreign Affairs", November—December 1995, p.36.
^"The Bulletin of Atomic Scientists", January— February, 1997, pp.18— 19. ^Ibid., PP.22-23.
тщательной подготовки к эффективному ведению этой войны"^, —утверждает Хантингтон.
Представители умеренной линии более всего боятся вовлечения США в политический и военный спор между КНР и Тайванем. Они явственно беспокоятся о том, что тайваньские власти однозначно воспримут поддержку Тайбэя в текущей обстановке как гарантию американской военно-стратегической помощи в случае открытой попытки Пекина инкорпорировать остров в единое государство. США не должны уходить из "южных морей", но они не должны делать обязывающих сигналов, которые, будучи неверно интерпретированными, ввергнут их в борьбу, где не может быть ни победы, ни конструктивного решения. Это группа специалистов (скажем, Р.Менон из института Гарримана) склонна думать, что Китай будет видеть врага не в США, а в Японии, старом противнике и непосредственном соседе. Устрашенная Япония постарается удержать США в Азии, а объединенная американо-японская мощь Японии и США колоссальна — в этом излишне кого-то убеждать.
Приверженцы "мягкой линии" как огня боятся того, что США "переиграют" в своей поддержке Тайваня, опасаясь, что мощь тайваньского лобби, крепость экономических связей, помноженная на неверно понятые стратегические интересы, могут бездумно вовлечь США в конфликт с самой мощной, наиболее быстро растущей силой в мире — Китаем. Эти страхи отчетливо выразил бывший госсекретарь Г.Киссинджер, выступая 25 марта 1995 г. в Национальном комитете по американо-китайским отношениям: "Те в обеих американских политических партиях, кто готов направить США на путь, ведущий к столкновению с самой населенной и потенциально наиболее могучей страной в Азии, должны поразмыслить о последствиях... В течение более чем полувека Тайвань пытается увести Америку в сторону от мирного решения к практическому участию в китайской гражданской войне"^ . Предупреждает от жестких решений и К.Либерталь. Он полагает, что "в конечном счете Китай скорее всего будет действовать в будущем конструктивно, сумеет быть безопасным, ориентированным на реформы, стабильным, открытым внешнему миру, способным эффективно справляться со своими проблемами^.
Уверенный в себе Китай не будет нуждаться в огромной военной машине, из-за страха внутренней фрагментации он будет опасаться внешних авантюр. Сторонники "мягкой линии" полагают, что формирование в Вашингтоне стратегии сдерживания Китая было бы самой большой ошибкой американской внешней политики, так как даст дополнительный шанс националистическим, милитаристским силам на китайской политической арене. Сотрудничество же с Китаем позволило бы США еще долгое время содержать значительный воинский контингент в Азии, сдерживать стремление Северной Кореи обзавестись ядерным оружием, дало бы американскому бизнесу шанс участвовать в грандиозном экономическом развитии Китая. Мировая торговля, нераспространение ядерного оружия, защита окружающей среды, осуществление таких операций, как посылка военных контингентов в регионы вроде Боснии или Ирака, зависят так или иначе от дружественности Китая.
Какая линия выйдет вперед и станет определяющей во внешней политике Запада — жесткая, умеренная или стремящаяся к компромиссу с новой Азией, должно показать скорое будущее, поскольку ритм азиатского развития феноменален и Запад должен определить свою позицию.
Вторым по значимости в Азии (с геополитической точки зрения) после быстрого подъема Китая обстоятельством является феноменальное экономическое развитие
—Н untington S. Ор. cit., рр.232-233.
Еше раньше эти идеи он подробно изложил в своей книге "Дипломатия", в частности в заключительной 31-й главе, — См. публикацию в "США—ЭПИ", 1997, № 8 и 9. ^L i e bertha I K. Ор. cit., p.36.
Японии. ВВП этой страны в 1996 г. достиг 4,6 трлн. долл. — самый большой в регионе, второй в мире. В отношении будущего японской мощи американская политология выделяет две школы. Первая не питает особых иллюзий в отношении приверженности Японии антимилитаризму. Скажем, Менон полагает, что "если Япония потеряет веру в надежность своего союза с США из-за ощутимого упадка американской мощи или вступит в полосу постоянных торговых войн с Соединенными Штатами, ограничения (в военной политике Японии) могут быстро исчезнуть". Менон считает, что военная мощь Японии "ограничена искусственно" и при резком повороте или осложнении отношений Токио с Вашингтоном эти ограничения потеряют смысл. Стоит Японии ощутить угрозу своей безопасности или усомниться в американском ядерном зонтике, как внутри страны проявит себя страх перед растущим континентальным гигантом и одним из выходов из этого положения будет стремление найти с Китаем общий язык^.
Эта школа американской политологии не верит в особый сдерживающий эффект статьи 9 Конституции Японии, запрещающей создание вооруженных сил, не верит в особый антивоенный рефлекс японцев. У Японии в 1995 г. был огромный военный бюджет в 53,8 млрд. долл. и превосходно оснащенные вооруженные силы в 240 тыс. человек. Отметим, что в 1992 г. японский парламент позволил вооруженным силам страны осуществлять миротворческие акции за пределами японских островов. Японские подразделения были направлены в Камбоджу, Мозамбик и Руанду. В апреле 1996 г. Япония согласилась расширить свою региональную военную роль. В условиях отсутствия привычного прежнего противника (СССР) торговые и иные споры немедленно сказываются на всей системе американо-японских отношений.
Создается довольно странная ситуация: США обязуются быть гарантом безопасности своего самого свирепого конкурента, у которого (в отличие от США) бюджет находится в полном порядке. Эта определенно неестественная ситуация будет еще более осложняться по мере создания в Китае и Северной Корее ракет, способных уничтожить японские города. Ситуация примет новые очертания в случае объединения Кореи. С 75-миллионным индустриальным гигантом Токио вынужден будет искать новый тип отношений. В этом случае статичные американские войска мало что значат. Размещенные и в Южной Корее, и на Окинаве, они превращаются в зрителей огромной азиатской трансформации. Исчезает raison d'etre (причина) их азиатского присутствия. Таково вероятное будущее оси американо-японских отношений в этот наступающий исторический период, когда Токио все более будет нужен Вашингтону, но уже не против Москвы.
Но США уходят из Азии. Между 1990 и 1994 IT. контингент вооруженных сил США сократился со 140 тыс. до 100 тыс. человек. При этом ясно очерченный выбор администрацией Клинтона еще не сделан. В последний год своего пребывания в должности государственного секретаря У.Кристофер признал, что "американская внешняя политика страдает от невнимания к Тихоокеанскому бассейну, став жертвой ев-роцентризма и не сумев должным образом оценить значение Азии"^. С одной стороны, администрация поддерживает борьбу за гражданские права в Китае; с другой — усиленно помогает тем американским компаниям, которые расширяют бизнес в КНР; с третьей — внимает предостережениям в отношении будущего китайского самоутверждения и не снимает свои "посты" на Окинаве, в Тайваньском проливе и южнее.
Каждая из этих сторон находит конкретное выражение в деятельности нынешней демократической администрации. США действительно показали свое недовольство расправой на площади Тяньаньмэнь (первая). Одновременно Китаю не было отказано в статусе благоприятствования в торговле (вторая). В то же время президент
М е п о п
The Once and Future Superpower. — "The Bulletin of the Atomic Scientists"
January— February 1997, p.30.
7K "Foreign Policy", Spring 1996, p. 5.
Клинтон послал во время предвыборной кампании на Тайване к берегам острова два авианосных соединения и пообещал не сокращать далее контингент американских вооруженных сил в Азии (третья).
Во время президентской кампании 1992 г. в США Клинтон критиковал "слишком осторожную" реакцию президента Буша на события на площади Тяньаньмэнь (Буш, по его словам, "ублажал диктаторов" от Пекина до Багдада). Посла США в Пекине У.Лорда Клинтон похвалил за несогласие с мягкой реакцией Вашингтона и сделал его помощником государственного секретаря по Восточной Азии. Клинтон позволил госсекретарю Кристоферу угрожать в комитете но международным отношениям американского конгресса началом кампании по свержению коммунистического китайского правительства (январь 1993 г.): "Нашей политикой будет стремление осуществить широкую мирную революцию в Китае, осуществить переход от коммунизма к демократии посредством поощрения сил экономической и политической либерализации в этой огромной и очень важной стране".
Одновременно администрация Клинтона продолжила поддержку вооруженных сил Тайваня. 23 августа 1996 г. министерство обороны США уведомило конгресс о предстоящей продаже Тайваню ракетных установок "Стингер", систем запуска ракет и прочего военного оборудования на 420 млн. долл. КНР ответила закупками оружия у России.
Нетрудно представить себе, что ближайшая же рецессия американской экономики потребует сокращения федеральных расходов и "бездействующие" вооруженные формирования США на Окинаве и в Южной Корее подвергнутся критическому обзору противников дефицита федерального бюджета.
Итак, вместо ожидаемой либерально-капиталистической гомогенности мир обратился в 90-е годы к тем основам, которые Запад, не переставая, крушил со времен Магеллана. Удивительная вера Запада в то, что демократически избранные правительства обнаружат непреодолимую тягу к сотрудничеству с ним, пришла в столкновение с реальностью: самый наглядный пример этому — современный Алжир (равно как Турция и Пакистан). "Надежды на тесное межцивилизационное партнерство, — писал С.Хантингтон, — такое, как ожидавшееся в отношениях России и Америки, не реализовывались"^. Как раз во время предвыборных кампаний автохтонные фунда-менталистские основы все более становятся главными политическими козырями. Демократические процессы в незападных обществах все более превращаются в катализаторы "обращения к национальным глубинам".
В предстоящие десятилетия подъем Азии и ислама приведет к гигантскому смещению на геополитической карте мира. "XXI век, — пишет Холлоран, обозревающий уже три десятилетия азиатские проблемы в "Нью-Йорк тайме", — будет определяться новыми расовыми и культурными силами. На протяжении нескольких столетий миром правили белые европейцы и американцы, представители иудейско-христианской традиции. Они вскоре должны будут признать в качестве равных себе желтых и коричневых азиатов, приверженцев буддизма, конфуцианства, индуизма и ислама"^.
Главенствующая тенденция — впервые за 500 лет планируемое отступление Запада. Временный ли это поворот самосохраняющихся цивилизаций или найдется планетарная гуманистическая идеология, объемлющая этноцивилизационные различия? Этот вопрос будет так или иначе разрешен в ближайшие годы. Но уже сейчас достаточно ясно, что впереди не бесконфликтное получение мирных дивидендов после
Н u n t ingto II S. Op. cit., p.206. 'H a lloran R. Op. cit., p.3.
холодной войны, а серия жестких конфликтов, затрагивающих органические основы существования. Если относиться к ним с прежними мерками и искать однозначно классическое северо-атлантическое решение, то можно вместо эры общечеловеческих ценностей вступить в полосу планетарной разобщенности^.
Для России такая ситуация таит как потенциальные опасности, так и новые возможности. При любом варианте развития событий в силу характера своего географического положения, особенностей своей культуры и этнографического состава она может оказаться вовлеченной — даже против своей воли — в ситуацию потенциального противостояния. При этом оба складывающихся мировых полюса объективно заинтересованы в привлечении на свою сторону России.
При неблагоприятном для Запада развитии событий, активном формировании независимого центра с отчетливо проявившимся сепаратным курсом логично было бы предположить стремление Запада заручиться в будущем дружественностью России, постараться сделать ее своим официальным или фактическим союзником и, возможно, в известной мере форпостом наблюдения и воздействия как в бассейне Тихого океана, так и на северо-востоке Евразии. Риторическая приверженность российского руководства западной демократической традиции, определенная зависимость нынешней экономики России от кредитов МВФ, ее стремление участвовать в международных организациях, где Запад де-факто играет первую скрипку, опасения подъема исламского фундаментализма ("чеченский синдром", ситуация в Таджикис-тане) и ряд других объективных факторов могут составить основу нового ("геополитического") сближения позиций России и Запада.
Но нельзя исключить и возможности того, что внутренняя эволюция в России, определенное недовольство расширяющим свой военный арсенал Западом, сужающийся выбор внутреннего развития и внешней дружественности, могут привести к тому, что Китай и его партнеры будут во все более возрастающей степени рассчитывать на Россию как на потенциального партнера. Заметим, что объем внешней торговли России и Китая за последние годы увеличился существенно, нарастает, и весьма значительно, в отличие от стагнации на западном направлении, интенсивный товарообмен в приграничных районах двух стран. Объективно говоря, если Запад проявит недальновидную жесткость в вопросе военного охвата прежних российских союзников, заблокирует пути к реальному компромиссу в вопросе о расширении Североатлантического блока за счет восточноевропейских стран, то на сторону сторонников укрепления "евразийского противовеса" встанут и прежде сугубо прозападные силы (об этом говорил, в частности, А.Чубайс на форуме в Давосе летом 1997 г.).
Простых путей впереди нет. На определенном этапе Россия могла бы получить некоторые дивиденды, примкнув к той или другой силе. Столь же реалистично предположить, что ей могла бы угрожать участь оказаться "между молотом и наковальней". Пока открыты все возможности, но при продолжении уже обозначивших себя тенденций необходимость определения выбора будет все более императивной. Этот выбор повлияет не только на геополитический расклад сил в формирующемся мире будущего, но и на будущую самоидентификацию России.
См. статью А.И.У т к и и а "Россия и Запад: мир общечеловеческих ценностей или планетарной разобщенности?" - "США-ЭПИ", 1997, №3. - Ред.