Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ББК 66.01 П 30
Рецензенты:
доктор юридических наук, профессор В. Д. Перевал доктор юридических наук, профессор Б. П. Курашв!
Политология. Курс лекций. Под ред. доктора юрид
П 30 наук, профессора М. П. Марченко. Изд. 3-е, перераб. i
М.: Издательство ЗЕРЦАЛО, 1999. —с.
ISBN 5-8078-0032-Х
В третьем издании курса лекций, как и в прежних, ра рены наиболее важные, узловые темы, политологии. Авторы доточили основное внимание на пересмотре устаревших пол, гических теорий и подходов и на глубоком исследовании hobi литических явлений, отношений и институтов.
Курс лекций подготовлен в соответствии с типовой прс мой на основе обобщения и привлечения новейшего фактич( материала.
Для студентов, аспирантов и преподавателей юриди вузов.
ISBN 5-8078-0032-Х
Коллектив авторов, 199J Издательство Зерцала
Коллектив авторов:
ХИН Михаил Григорьевич, доктор политических наук, профессор —лекция 17 (совместно с В. С. Комаровским);
ФРИЕВ Евгений Александрович, доктор философских наук, профессор —лекции 10, 22;
5ЖНОВ Александр Геннадьевич, кандидат юридических наук, доцент —лекция 25;
РУК Николай Васильевич, доктор юридических наук, профессор —лекция 28;
ОТИЛИН Евгений Александрович, кандидат юридических наук, доцент —лекция 6;
КИЕВ Камалудин Серажудинович, доктор исторических наук, профессор —лекция 20;
ЭЗОВ Иван Аршакович, доктор философских наук, профессор —лекция 30;
ГЯРЕВ Андрей Алексеевич, кандидат философских наук, доцент —лекции 2, 3;
[ТРИЕВ Анатолий Васильевич, доктор философских наук, член-корреспондент РАН —лекции 18, 19 (совместно с В. В. Латыновым);
ИН Виктор Васильевич, доктор философских наук, профессор —лекция 8;
ЕНОВ Анатолий Акашиевич, кандидат юридических наук, доцент —лекция 26;
АЛЕВ Александр Митрофанович, доктор философских наук, профессор —лекции 4, 28;
AJIEHKO Валерий Иванович, доктор философских наук, профессор —лекция 9 (совместно с А. И. Костиным);
АРОВСКИЙ Владимир Савельевич, доктор философских наук, профессор —лекция 17 (совместно с М. Г. Анохиным);
ТИН Анатолий Иванович, доктор философских наук, профессор —лекция 9 (совместно с В. И. Коваленко');
ЫНОВ Владислав Викторович, кандидат психологических наук, старший научный сотрудник —лекции 18, 19 (совместно с А. В. Дмитриевым);
СТ Олег Эрнестович, доктор юридических наук, профессор —лекция 5;
1УТ Леонид Соломонович, доктор юридических наук, профессор —лекция 15;
1ЫКИН Александр Серафимович, доктор исторических наук, профессор —лекция 29;
'ЧЕНКО Михаил Николаевич, доктор юридических наук, профессор —введение, лекции 1, 7, 13, 14;
IPHlvB Вильям Викторович, кандидат юридических наук, доцент —лекции 16, 21;
'УКШИН Мидхат Хабибович, доктор юридических наук, профессор —лекции 11, 12;
'ТОПАЛ Елена Борисовна, доктор философских наук, профессор —лекция 24;
ОРЦОВ Валерий Александрович, доктор философских наук, профессор —лекция 27;
ЭКОВ Игорь Николаевич, доктор философских наук, профессор —лекция 23.
Содержание
Лекция 8. Политическая власть 124
§ 1. Понятие власти 124
§ 2. Генезис власти 126
§ 3. Градиенты власти 129
§ 4. Дифференциация власти 130
§ 5. Формы власти 131
§ 6. Власть и мораль 132
§ 7. Власть и собственность 134
§ 8. Дистанциональная и институциональная власть 136
Лекция 9. Политическая идеология 139
§ 1. Идеология и политика 139
§ 2. Либерализм 145
§ 3. Консерватизм 152
§ 4. Социализм 159
§ 5. Радикальные и национальные идеологии 167
§ 6. Интегративная идеология в России:
основания, проблемы, перспективы 178
Лекция 10. Субъективные основы
и субъекты политики 183
§ 1. Субъективное и объективное
в политической жизни 183
§ 2. Субъекты политики: система и функции 189
§ 3. Народ и человек как субъекты политики 195
Лекция 11. Личность как субъект политики 200
§ 1. Многоплановость участия личности
в политической жизни 200
§ 2. Становление и развитие личности
как субъекта политики 207
Лекция 12. Политические элиты 213
§ 1. Что такое "политическая элита". Основные подходы
к изучению и оценке политических элит 213
§ 2. Современная российская политическая элита 220
Лекция 13. Демократия и ее основные формы 234
§ 1. Понятие и основные признаки демократии 234
§ 2. Факторы, обусловливающие
реальный характер демократии 243
§ 3. Формы демократии. Референдум как одна из -форм
политической демократии 251
Лекция 14. Политическая система общества 264
§ 1. Многообразие подходов к исследованию политической
системы. Марксистский подход 264
§ 2. Политическая система в представлении западных авторов 277
Лекция 15. Политический процесс 288
§ 1. Понятие и содержание политического процесса 288
§ 2. Основные стадии политического процесса 290
Лекция 16. Политическое участие 301
§ 1. Понятие политического участия 301
§ 2. Политическая мысль об участии 305
§ 3. Политическое участие граждан России 312
§ 4. Демократия и участие граждан в политической системе 316
Лекция 17. Политические технологии:
современные возможности 322
§ 1. Политические технологии или технологии в политике? 322
§ 2. Технологии реализации функций политической системы 324
§ 3. Политическое управление: технологии 328
§ 4. Политические решения: технологии подготовки,
принятия, реализации 333
§ 5. Выборы как технология обновления политической системы 340
§ 6. Избирательные технологии:
условия и факторы эффективности 342
§ 7. Технологии связи с общественностью в условиях
современной России (региональный аспект) 347
§ 8. Технологии лоббистской деятельности 352
§ 9. Информационные технологии в политике 357
Лекция 18. Политическая коммуникация 361
§ 1. Коммуникация: понятие и виды 361
§ 2. Основные подходы к исследованию массовой
коммуникации 365
§ 3. Прикладные аспекты политической коммуникации 369
§ 2. Динамика конфликта 381
§ 3. Разрешение конфликтов 387
Лекция 20. Политическая культура 394
§ 1. Сущность характеристики политической культуры 394
§ 2. Политическая символика 400
§ 3. Религиозный аспект политической культуры 402
§ 4. Типологизация политической культуры 404
Лекция 21. Правовая и политическая культура;
взаимосвязь и взаимодействие 412
§ 1. Правовая и политическая культура 412
§ 2. Особенности правовой и политической культуры
дореволюционной России 417
§ 3. Политико-правовая культура России XX века 421
§ 4. Электорально-правовая культура 426
§ 5. Электорально-правовая культура российского общества 427
Лекция 22. Политический менталитет
как фактор общественной жизни 446
§ 1. Менталитет как социально-политическая категория 446
§ 2. Менталитет и государство 452
Лекция 23. Религия и политика 458
§ 1. Понятие религии и ее основы 458
§ 2. Выражение в религии
политических отношений и процессов 463
§ 3. Способы, направления и характер влияния
религии на политику 466
§ 4. Этнические функции религии 470
§ 5. Религиозное освящение государственной власти 471
§ 6. Принцип свободы мысли, совести, религии и убеждений 474
Лекция 24. Политическая психология 477
§ 1. Становление политической психологии как науки 477
§ 2. Предмет политической психологии 485
§ 3. Научный инструментарий политической психологии 499
Лекция 27. Статус личности
в политической системе общества 530
§ 1. Статус личности: понятие и виды 530
§ 2. Правовой статус гражданина: понятие и соотношение
с его статусом как члена организации (коллектива) 534
§ 3. На пути обновления развивающегося общества:
ориентация на свободу и права человека 538
§ 4. Соотношение права и закона, прав человека и прав
гражданина: дискуссия схоластов или здравый смысл? 540
§ 5. Политико-правовой статус личности. Политическая свобода
личности и ее политические права и свободы 542
§ 6. Основные виды политических прав и свобод 545
§ 7. Проблемы реализации политических прав и свобод 547
Лекция 28. Политология международных отношений 550
§ 1. Политология международных отношений —
часть политической науки 550
§ 2. Проблемы войны и мира
в современной общественно-политической мысли 553
§ 3. От эпохи войн и социальных конфликтов
к эпохе научно-технического, социального
и нравственного прогресса 558
§ 4. Внешняя политика России на современном этапе 565
Лекция 29. Механизм адаптации политической системы:
соотношение правовых, политических и социальных
факторов 569
§ 1. Начало века: в поисках оптимальной модели адаптации
политических систем 569
§ 2. Новый курс Ф. Рузвельта
как пример адаптации политической системы 577
§ 3. Уроки перестройки 580
Лекция 30. Политика и предвидение 585
§ 1. Общая характеристика предвидения 585
§ 2. Политическое предвидение 589
§ 3. Роль политика в предвидении 596
Введение
В настоящем Курсе лекций, как и в предыдущих его изданиях, рассмотрены лишь отдельные из числа наиболее важных, узловых тем политологии. Исследование остальных —- дело недалекого будущего.
Почему "недалекого"? Потому что сама политическая жизнь, сама современная российская действительность со всей присущей ей жесткостью и довольно разрушительной по своему характеру и последствиям неопределенностью указывает на необходимость скорейшего радикального пересмотра ряда ранее сложившихся подходов к рассмотрению политических явлений и проблем. Это —с одной стороны. А с другой —явная потребность в безотлагательном исследовании новых политических явлений и процессов, появившихся в российской жизни за последние годы, глубокого осмысления места и роли в политической системе общества социально-политических и государственно-правовых институтов.
Безотлагательного рассмотрения, например, требуют проблемы, касающиеся политических конфликтов вообще и аналогичных по своему характеру конфликтов, возникающих на российской почве, в частности; проблемы места и роли в политической системе общества конструктивной и деструктивной оппозиции; вопросы легитимности государственной власти и ее преемственности; ряд других вопросов.
Общепризнано, что в настоящее время Россия, находясь в переходном состоянии (от чего к чему, от какого строя к какому? —это особые вопросы), переживает весьма трудное, смутное время.
Для одних ее граждан это время стало временем упадка духом, тягостного переосмысления прошлого, становления на очередной "правильный" политический и идеологический путь, временем самобичевания и покаяния. Им особенно стало дурно "в конце 80-х —начале 90-х годов", когда, "наблюдая бесславный конец мировой социалистической системы", они "стали осознавать, что идея социализма вообще утопична, поскольку несбыточна ее квинтэссенция —идея социальной справедливости, понимаемая как распределение по труду". "Нас можно упрекать за то, —горько каялись они, —что мы осознавали это слишком медленно, этот упрек мы принимаем. Можем лишь сказать, что все же наконец осознали"1.
Для других, более жизнестойких и твердых духом россиян переживаемое время, судя по многим, весьма примечательным приметам, стало восприниматься почти совсем по Тациту, как "редкостно счастливое время, когда можно думать, что хочешь, и говорить, что думаешь". Разумеется, с оглядкой на новые власти.
Однако, как бы там ни было, факт остается фактом: независимо от взглядов и оценок всего происходящего в нашей стране в настоящее время сложилась такая сравнительно редкая для России ситуация, когда назревшие, теоретически и практически важные вопросы можно не только сравнительно свободно, без особого давления со стороны официальных политико-идеологических канонов и структур обсуждать, но и, пользуясь средствами массовой информации и другими каналами, предлагать свое, наиболее оптимальное их решение, пытаться активно их решать.
И дело не в том, что стоящие у кормила государственной власти России круги наделены особыми по сравнению со своими предшественниками добродетелями, позволяющими им раздавать политические и иные щедроты своим согражданам. Не следует заблуждаться на этот счет. Природа чиновничества в России, так же как и в любой иной стране, универсальна. Для него ценности (чины, звания, титулы, власть, деньги, "слава", знатность происхождения, "элитарность" и пр.) почти неизменны. Они в очень малой степени подвержены исторической эрозии.
О них и им подобных "выразителях чаяний народа" и "служителях Отечества" в весьма резкой форме, но с глубоким знанием дела говорил еще Наполеон. Находясь в ссылке (с 1815 по 1821 г.) на острове Святой Елены —этом затерянном острове, сотворенном, по словам императора, самим дьяволом, "справившим над океаном естественные потребности на пути из одного мира в другой", —и имея достаточно времени для анализа всего происходящего и характеристик стоящих у власти во Франции людей, Наполеон с вполне искренним возмущением и презрением восклицал: "Для этих недоумков происхождение означает все. Такие субъекты и стали главной причиной революции. Господи, спаси нацию, которой руководят подобные личности"1.
Эти слова были обращены к правящей элите Франции, но они до сих пор звучат весьма актуально и для других стран. Россия, так же как и многие другие бывшие союзные республики и социалистические страны, где к власти в результате "демократических революций" 90-х годов пришла все та же государственная и партийная номенклатура, прикрывавшаяся фиговым листком демократии, к великому сожалению, не стала исключением из данного ряда.
1 Вгйдер Б., Ненгут Д. Кто убил Наполеона? М., 1992. С. 242.
С одной, однако, оговоркой, что для правящей элиты этих стран решающее значение имело и имеет пока не родословная и не происхождение, а принадлежность к нужному "апассионарному" слою или клану, связь с "правильными" людьми в государственных и находящихся в официальном фаворе партийных структурах, с крупным, зачастую мафиозным бизнесом, с зарубежными официальными кругами и структурами, наконец, личная преданность официально провозглашенному лидеру и готовность служить сформулированным им и его окружением "демократическим" идеалам.
Существующая, тем не менее, в нашей стране .и других бывших социалистических странах относительно широкая возможность не только обсуждать, но и активно влиять на решение обсуждаемых политических проблем стала реальной, судя по множеству показателей, не только и даже не столько благодаря, сколько вопреки воле и желанию стоящих у власти кругов, вопреки их издавна сложившимся партийным стереотипам.
Настоящая причина этого лежит в самом российском обществе —в его расколе на большие составные части, противоречии развиваемых каждой из них взглядов и их порою неприкрытом противоборстве, в огромных возможностях каждой из этих частей оказывать постоянное воздействие не только друг на друга, но и на властные структуры.
Чтобы подольше продержаться у власти, официальные круги вынуждены считаться с реально сложившейся в стране ситуацией, с существующим раскладом сил. По причине объективно сложившихся обстоятельств они вынуждены следовать, как говаривал еще Никколо Макиавелли, "правде не воображаемой, а действительной". Ибо "расстояние между тем, как люди живут и как должны бы жить, столь велико, что тот, кто отвергает действительное ради должного, действует скорее во вред себе, нежели на благо"1.
Другая, не менее важная причина привлечения довольно широких слоев населения России, в особенности специалистов, для обсуждения и решения жизненно важных политических проблем, отчасти лежит в самой до предела запутанной в стране общей ситуации, а также в необходимости профессионального осмысления и оптимального решения ряда относительно частных, но практически весьма значимых политических вопросов2.
В подтверждение справедливости сказанного сошлемся на два примера. Первый из них относится к федерализму, к его традиционному пониманию и чрезмерно узкому толкованию, порою не вы-
1 Макиавелли Н. Избранные сочинения. М., 1982. С. 345.
2 См.: Политология: Курс лекций. Изд. 1-е / Отв. ред. М. Н. Марченко. М.,
1993; Политология: Курс лекций / Отв. ред. К. Б. Толкачев,А. Г. Хабибу-
лин. Уфа, 1996; и др.
ходящему за рамки опыта отдельно взятой страны. Как раньше для СССР, так и сейчас для России нет, пожалуй, более актуальной проблемы, чем проблема федерализма. От того, как и когда она будет решена теоретически, полностью зависит практическое существование России как федерации. Это важно в полной мере осознать и использовать в процессе пересмотра не оправдавших себя подходов и доктрин федерализма не только "узко национальный" российский, но и позитивный зарубежный академический и практический опыт1.
Предстоит переосмыслить с учетом реальной действительности огромный круг вопросов, включая проблемы, относящиеся к определению самого понятия и содержания- федерализма, к установлению в ходе сравнительного исследования его общих и специфических черт. Эту работу могут выполнить только профессионалы.
Вопрос нередко ставится таким образом: можно ли говорить о федерализме "в обобщенном виде", или речь должна идти в отдельности о понятии американского, российского, югославского и иного федерализма? Однозначного ответа на этот вопрос нет. В решении его иногда просматриваются две крайности. Первая состоит в том, что в центре внимания при сравнительном подходе ставится только общее понятие федерализма. Вторая крайность заключается в том, что на первый план выдвигается "особенное" представление о федерализме в той или иной стране.
Истина же, как всегда, на наш взгляд, находится где-то посередине. В самом деле, можно ли, занимаясь сравнительным анализом, скажем, политических систем России и США, обойтись без общего понятия федерализма, точно так же, как и без учета особенностей рассматриваемых федеральных систем? Вряд ли. Нужно в равной мере использовать и то и другое.
Кроме того, весьма важно в методологическом плане иметь в виду применительно к России, что глубокое и всестороннее понимание современных проблем и состояния Российской Федерации с неизбежностью предполагает, с одной стороны, хотя бы беглый взгляд на ее прошлое —процесс ее возникновения и развития2. А с другой —на ее настоящее и прошлое под углом зрения сравнительного анализа, сопоставления Российской Федерации с другими, существовавшими и существующими параллельно с ней федерациями.
В качестве рабочей концепции можно было бы взять с определенными оговорками следующее представление о понятии и содер-
'См.: Федерация в зарубежных странах / Отв. ред. Д. А. Ковачев. М., 1993. 2 Проблемы суверенитета в Российской Федерации. М., 1994. С. 60—
зкании федеративной системы и федерализма, сформулированное Р. Натаном и Э. Хоффманом в процессе сравнительного исследования. "Федерализм —это такая форма организации правительства, которая стремится примирить региональное разнообразие с определенным уровнем коллективного единства, и делает это таким путем, при котором региональные правительства играют вполне конкретную роль"1.
Суть оговорок при этом сводится, во-первых, к некоторой неточности, содержащейся в приведенной дефиниции. Федерализм —это не только и даже не столько "форма организации правительства", сколько прежде всего форма организации самого государства. А во-вторых, к значительной абстракции приведенной дефиниции. Она была бы более конструктивной и эффективной, если бы содержала в себе не только самые общие теоретические выкладки и положения, но и более конкретные суждения.
Что при этом имеется в виду? Прежде всего указание хотя бы в общих чертах на основные общеродовые, свойственные всем без исключения федеративным системам признаки и черты, на принципы их построения и функционирования, а также на их основные цели и задачи.
Аксиоматичным, в частности, представляе/гся то обстоятельство, что любая федеративная система, независимо от ее специфических черт и особенностей, выступает как единое союзное государство, состоящее из двух или более относительно независимых государств и государственных образований. Каждое из них, будучи субъектом федерации, имеет свое собственное административно-территориальное деление. Имеет наряду с федеральными свои собственные высшие органы государственной власти и управления, судебные, правоохранительные, фиёкальные и иные органы. Располагает своей конституцией и текущим законодательством. Может иметь нередко свои собственные воинские формирования и гражданство.
Основополагающими принципами образования и функционирования федеративной системы, с позиций которых следует рассматривать и оценивать любую, в том числе и российскую федеративную систему, представляются следующие. Добровольность объединения государств или государственных образований в федерацию. Равноправие субъектов федерации независимо от величины их территории, экономического потенциала и пр. Плюрализм и демократизм во взаимоотношениях субъектов федерации между собой и согражданами. Широкая возможность граждан активно и бес-
препятственно участвовать в федеральных и региональных политических процессах. Наконец, принципы законности и конституционности, означающие строгое и неуклонное соблюдение федерацией и субъектами федерации, федеративными и всеми остальными органами и организациями обычных и конституционных законов.
Несомненно, правы те авторы, которые считают, что любая федеративная система может быть эффективной лишь тогда, когда ее деятельность осуществляется в строгих рамках конституции и текущего законодательства, когда четко разграничены сферы деятельности и компетенция центральных и местных государственных органов, когда строго соблюдаются права и свободы граждан1.
В этом смысле можно только приветствовать характеристику федерализма как "договорного отказа от централизма", как "структурно оформленную дисперсию полномочий" между различными государственными органами —своего рода властными центрами, "законные полномочия которых гарантируются конституцией"2.
В процессе сравнительного анализа проблем, касающихся понятия и содержания федерализма, в научной литературе указывается, что федерализм должен рассматриваться не только и даже не столько с формально-юридических позиций, сколько с реалистических позиций, как явление, фактически существующее в жизни, реальное. Формально-юридический образ федерализма необходим лишь для того, чтобы четче разглядеть в реальной жизни, на практике, действительный его облик. Решить вопрос о том, существует ли он в той или иной стране как явление реальное или не существует?
Важно исходить из того, что федерализм является не одномерным, а многомерным явлением, имеет не только статический, но и динамический характер. Когда речь идет о многомерности федерализма, имеется в виду существование различных, более или менее одинаково значащих его сторон или аспектов. Подразумеваются такие аспекты, как исторический, политический, правовой или формально-юридический, социальный, фискальный, культурный, идеологический. Познание всех этих сторон, несомненно, предполагает использование междисциплинарного метода исследования или подхода.
Требуются совместные усилия политологов, юристов, философов, историков, социологов и представителей многих других общественных дисциплин. Предполагаются также усилия не только исследователей одной страны или государства, но и зарубежных авторов, так называемых "советологов" и "кремленологов", направленные на познание сущности, содержания и реального значения такого феномена, который в научной литературе известен под названием "советский федерализм"1.
Когда речь идет о федерализме как динамичном явлении, имеется в виду рассмотрение его не только как некоего застывшего, установившегося в данный момент явления, но и постоянно развивающегося, изменяющегося в связи с переменой экономических и социально-политических условий жизни общества. Федерализм, как представляется, это не только и даже не столько статика, сколько динамика, процесс. Причем не простой, а циклический процесс. Наличие его в России и в других странах подтверждается периодически изменяющимся характером отношений между федерацией и ее субъектами. В разный период истории эти отношения являются в разной степени жесткими, централизованными или децентрализованными.
Наконец, несколько слов о социальной роли, целях и назначении федерализма. Федерализм, независимо от того, в какой стране он устанавливается и практикуется —в США, России, Германии или Канаде, существует не сам по себе, как самоцель, а приобретает смысл лишь в служении обществу, отдельному человеку.
Можно согласиться с утверждением авторов —исследователей федерализма, что он преследует, по крайней мере, пять основных целей: "примирение единства и разнообразия", защита от тирании центрального правительства, создание условий для участия населения в политическом процессе на нескольких уровнях власти, создание условий для повышения "эффективности правительства через региональную конкуренцию" и выступление в качестве формы или пути "к стимулированию новаторских идей в региональных правительствах"2.
Разумеется, существуют и иные цели формирования федеративной системы в той или иной стране. Главная же из них —это всестороннее обеспечение процесса свободного развития различных наций и народностей, принципов плюрализма и демократизма, гарантия прав и свобод граждан. Именно с этих теоретических и политико-практических позиций и целей следует оценивать любой, в том числе "российский федерализм".
Другой пример, подтверждающий необходимость не только переосмысления старых, традиционных политических понятий и явлений, но и изучения новых институтов, относится к Конституционному Суду. В России, как известно, данный демократический институт существует совсем недавно. И, естественно, вопросы, касающиеся, в частности, места и роли Конституционного Суда в политической системе общества, характера его деятельности, соотношения его "чисто" юридической и политической активности, равно как и многие другие, вызывают порой ожесточенные споры и требуют своего скорейшего осмысления и разрешения.
Вопросы нередко ставятся так: может ли Конституционный Суд России участвовать в политической жизни страны вообще? Является ли он "чисто" юридическим или "чисто" политическим институтом? Ответ может быть следующий. Не только может, но и должен. Об этом свидетельствует многолетняя деятельность конституционных судов Австрии, Германии, США (Верховный Суд), Италии, Испании и других стран.
Что же касается природы и характера деятельности Конституционного Суда, то по всем признакам она является политико-юридической деятельностью. Из этого следует, что он не может рассматриваться ни как чисто юридический, ни как чисто политический институт, а лишь как политико-юридический.
Юридический аспект деятельности Конституционного Суда проявляется прежде всего в том, что он имеет дело с конституционным правом и действует на его основе.
Что же касается политического аспекта, то на его существование указывают следующие факторы.
Первое. Положение Конституционного Суда в системе других государственных органов. Вполне резонно считается, что Суд, как носитель одной из ветвей государственной власти —судебной, не может не быть политическим институтом, поскольку государственная власть в любой стране —явление сугубо политическое. Речь, разумеется, не идет о судах, рассматривающих уголовные или гражданские дела.
Второе. Политизированный характер полномочий Конституционного Суда при рассмотрении значительного числа спорных вопросов. В самом деле, можно ли с полной уверенностью сказать, например, что полномочия Конституционного суда Италии при рассмотрении споров "о компетенции между различными властями государства" являются неполитическими? Или полномочия Конституционного суда Испании при разрешении споров "о разграничении компетенции полномочий между государством и региональными автономными объединениями или между самими региональными автономными объединениями"? Вряд ли. Опыт разрешения этих и других аналогичных им споров в западных странах показывает, что такого рода вопросы всегда решались и решаются не столько правовыми, сколько политико-правовыми средствами.
Это же в полной мере относится и к Конституционному Суду России, который, согласно Закону о Конституционном Суде, рассматривает дела о конституционности нормативных актов высших государственных органов России с точки зрения их соответствия установленному в Российской Федерации разделению властей и закрепленному Конституцией "разграничению компетенции между высшими органами государственной власти и управления" России (п. 2 ст. 58). Или когда он дает заключения о соответствии Конституции России "действий и решений" Президента, а "также прочих высших должностных лиц", если согласно Конституции "неконституционность их действий и решений служит основанием для их отрешения от должности или приведения в действие иного специального механизма их ответственности" (п. 1 ст. 74).
Третье. Политический характер большинства предметов спора, с которыми имеет дело во многих странах Конституционный суд, а также политический характер целей, которые ставятся перед ним.
Можно соглашаться или не соглашаться, например, с официальными трактовками характера действий Конституционного суда Германии. Но одно при этом остается бесспорным. А именно, что характер таких дел, составляющих предмет его рассмотрения, как о толковании Основного закона государства "по спорам об объеме прав и обязанностей верховного федерального органа или другой заинтересованной стороны", о "расхождении мнений" по вопросам прав и обязанностей федераций и земель и других, несомненно, является если и не преимущественно политическим, то, по крайней мере, политико-юридическим.
Аналогично обстоит дело и с характером основных целей создания и функционирования Конституционного Суда России. Какие это конкретно цели? По Закону о Конституционном Суде России к их числу относятся: охрана суверенитета народов России, защита конституционного строя страны, основных прав и свобод человека, поддержание верховенства и непосредственного действия Конституции России и др.
Без претензий на истину в последней инстанции можно сказать, что вряд ли найдется хоть один из тех, кого модно ныне называть "независимыми" экспертами, кто осмелился бы всерьез оспаривать факт, что названные и иные им подобные цели носят не только юридический, но и политический характер.
Четвертое. Оспаривая чисто юридический характер деятельности Конституционного Суда, многие исследователи не без оснований указывают и на такой фактор, как политические взгляды и Преференции самих судей.
С формальной точки зрения судью можно заставить быть вне политических институтов и процессов. Но было бы утопичным практически заставлять его отказываться от политических взглядов и политических склонностей вообще.
Такого в обычной политической жизни не бывает. Если только это настоящая жизнь, а не игра по конъюнктурному сценарию. Иное дело стремиться быть выше своих собственных политических амбиций и пристрастий при рассмотрении политических или просто социально значимых дел.
Безусловно, правы те американские авторы, которые без намека на лукавство утверждают, что "судьи не монахи, не ученые, а участники живого политического процесса" и что с прагматической точки зрения они являются не сторонними наблюдателями, а реальными творцами национальной политики.
Приведенные примеры недвусмысленно указывают на то, что в процессе становления и дальнейшего развития отечественной политологии важно сосредоточить основное внимание на пересмотре устаревших политологических теорий и подходов и на глубоком исследовании новых политических явлений, отношений и институтов.
В настоящем, третьем издании Курса лекций по политологии наряду с традиционными темами, рассматривавшимися в прежних изданиях, раскрываются также новые, теоретически и практически важные темы. Среди них особо выделяются такие, как "Законы и категории политической науки", "Политическая идеология" и "Политические элиты", "Политические коммуникации" и "Политические конфликты", "Политическая и правовая культура", "Политика и религия", "Политический менталитет" и др.
Высококвалифицированное изложение и глубокое изучение их, несомненно, будут способствовать дальнейшему развитию политологии как относительно самостоятельной отрасли знаний и учебной
ДИСЦИПЛИНЫ.
Авторы выражают благодарность кафедре "Теория государства и права и политология" юридического факультета МГУ, на базе которой был подготовлен данный Курс, и официальным рецензентам за помощь в подготовке рукописи издаваемого Курса.
М. Н. Марченко,
доктор юридических наук, профессор
Лекция 1. Политология в России
1. Проблемы становления
Среди множества проблем, касающихся отечественных гуманитарных и общественных наук, особое место занимают проблемы становления и развития политической науки —политологии. Об этом уже неоднократно писалось и говорилось1.
Не преувеличивая роли и значения политической теории для политической практики в целом, равно как и не абсолютизируя важность отдельных отраслей политических знаний, следует в то же время с полной уверенностью утверждать, что многих из тех политических ошибок и бед, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время, можно было бы в значительной мере избежать, если бы меньше полагались в решении жизненно важных вопросов на житейскую мудрость власть предержащих, политическую конъюнктуру и политический эмпиризм и больше использовали опыт, накопленный сотнями предшествующих поколений, глубокие и разносторонние политические знания, политическую науку.
Можно не соглашаться со взглядами и представлениями 36. Бжезинского о политической жизни и политической системе советского общества, высказанными им в очередной раз в его книге "Великое падение. Рождение и смерть коммунизма". Можно даже ^возмущаться по поводу его утверждения, что "возникновение коммунизма как одного из грандиозных политических явлений XX в." нужно рассматривать не иначе как "в тандеме" с появлением фашизма и нацизма2.
Но одно остается бесспорным в рассуждениях этого многоопытного политолога: марксистская теория как таковая потерпела неудачу "в ее практическом применении" не только в силу ряда объективных экономических и социально-политических причин, но и в
См.: Лузан А. А. Политическая жизнь общества: вопросы теории. Киев, 1989; Явич Л. С. О преподавании общетеоретической юридической дисциплины и введении курса политологии // Правоведение. 1989. № 5; Марченко М. Н. О политологии —науке и учебной дисциплине // Правоведение. 1989. № 5; Пискотин М. И., Смирнов В. В. Политическая реформа и политическая наука // Советское государство и право. 1990. № 1; Козлихин И. Ю. Современная политическая наука. СПб., 1994; Общая и прикладная политология / Под ред. В. И. Жукова, Б. И. Краснова. М., 1997; и др.
Brzezinski Zb. The Grand Failure. The Birth and Death of Communism in the Twentieth Century. N. Y., 1989. P. 6.
силу "чисто" субъективного политического фактора. Речь идет прежде всего о политическом доктринерстве, идеологической зашо-ренности, неумении и нежелании многих руководителей высших рангов учитывать политический опыт (культуру, менталитет, традиции и обычаи) других стран, пользоваться плодами мировой цивилизации.
Когда Сталин насильственно насаждал в странах Восточной Европы коммунизм в том виде, в каком последний сложился в Советском Союзе, то тем самым он не учитывал того немаловажного обстоятельства, что "пересаживает марксизм-ленинизм-сталинизм на социальную почву, в общества, отождествляющие себя в основном не с восточными, а с западноевропейскими культурными, религиозными и интеллектуальными традициями и наследием"1.
В нашей стране в условиях существования тоталитарного политического режима —сталинизма и при всех последующих политических трансформированных "измах" не было, да и сейчас еще нет настоятельной потребности общества и государства в становлении и развитии политической науки. Несомненно, правы те авторы, которые утверждают, что в таком обществе, как наше, общественные науки были обязаны в основном комментировать и оправдывать принимаемые политические решения, содействовать возведению общенародно-демократического фасада для авторитарно-бюрократической системы, и потому не отводилось самостоятельного места ни для политической социологии, ни для социальной психологии, ни тем более для политической науки. Поэтому последняя длительное время и больше, чем социология и социальная психология, испытывала к себе недоверие и даже враждебность как со стороны представителей признанных общественных дисциплин, так и со стороны официальных лиц2.
Небезынтересно отметить, что перемена мнений, преодоление негативного отношения к политической науке в России происходят уже не в первый раз. Нечто подобное уже имело место в пореформенной Руси во второй половине XIX века, когда, по словам известного доктора права, заслуженного профессора Московского и Петербургского университетов П. Редкина, "науки политические тогда были признаваемы нашим правительством, как и большею частью прочих европейских правительств, весьма опасными для спокойствия государств. Употребление политических знаний смешивали тогда с их злоупотреблением по той простой причине, что часто видели их злоупотребление там, где было только их употребление. А всякие политические рассуждения были нетерпимы не только в книгах и повременных изданиях, но и в самых тесных кружках, в частной, семейной жизни"1.
Почему царскому правительству до проведения радикальных реформ середины XIX в. изучение политических наук, в частности, в юридических вузах страны казалось излишним? —спрашивал автор в одной из своих лекций, прочитанных студентам Московского университета в 1863/64 академическом году. И тут же отвечал: да потому, что в "благоустройстве нашего государства не было ни малейшего сомнения, когда все, казалось, было в совершенном порядке; когда извне смотрели на нас со страхом, смешанным с благоговейным уважением, чужеземные правительства, завидуя прочности, твердости, непоколебимости наших государственных учреждений, нашему могуществу, обилию наших материальных сил; когда всякое малейшее участие в государственной деятельности обусловливалось чиновничеством, состоянием на государственной службе..."2.
В такое время, делал неутешительный вывод П. Редкий, "изучение политических наук казалось излишним. Правительству нужны были только юристы и администраторы, и притом такие, которые выучили бы Свод законов с возможною подробностью, буква в букву, а потом приняли бы законы также буква в букву, состоя на той или другой судебной и административной должности; нужны были подданные, которые бессознательно повиновались бы существующим законам, не смея отговариваться их неведением; нужны были и такие государственные мужи, которые могли бы заседать в высших правительственных установлениях и занимать высшие должности будучи почти от рождения, по своим связям, посвященными во все тайны государственного законодательства и управления..."3.
Приведя столь обширные выдержки из лекции профессора I. Редкина, позволительно задаться вопросом: не те ли самые причины, которые мешали развитию политической науки в России в первой половине XIX века, оказали губительное на нее воздействие и в XX веке? Не аналогичные ли по своему характеру процессы и явления привели сначала к негласному запрету политических Наук, а затем к тому, что "сам закон теперь признает у нас опять Науки политические, как предметы университетского преподава
1 Brzezinski Zb. Op. cit. P. 105.
2 См.: Пискотин М. И., Смирнов В. В. Политическая реформа и политиче
ская система. С. 4—.
Из секций П. Г. Редкина по истории философии права. СПб., 1889. С. 10. | Там же. Там же.
ния, а с тем вместе признает и все то, что отсюда прямо выводится"1.
К тому, что "само правительство открывает возможность изучения наук, относящихся ко всей государственной жизни, с тем, чтобы посредством этого изучения приготовиться к самостоятельному участию в этой жизни, в каком бы то ни было качестве: в качестве ли ученого-политика или публициста, или в качестве политического деятеля на поприще государственной службы..."2.
Справедливости ради следует сказать, что в СССР, несмотря на то, что политология длительное время официально не признавалась в качестве самостоятельной науки и учебной дисциплины, шел интенсивный процесс накопления политических знаний и опыта преподавания предмета. Научные исследования в области политологии проводились в основном на базе Института государства и права АН СССР, Московского государственного университета им. М. В. Ломоносова, Института философии АН СССР и некоторых других академических институтов, отдельных вузов и научно-исследовательских коллективов. Без преувеличения можно сказать, что своеобразным центром проведения научных исследований в области политологии, генератором многих весьма перспективных для политической науки и практики идей, равно как и инициатором проведения ряда общесоюзных и международных политологических научных форумов —конгрессов, симпозиумов, конференций, неизменно была созданная еще в 1962 году Советская ассоциация политических наук (САПН).
Именно под ее эгидой и при ее непосредственном участии в 1979 году в Москве был успешно проведен XII Всемирный конгресс Международной ассоциации политических наук, стал издаваться объединивший политологов разных специальностей и направлений ежегодник, подготовлены и опубликованы многие получившие международное признание политологические работы.
При активном содействии САПН в ряде вузов страны еще с середины 70-х годов начали читаться отдельные лекции или целые спецкурсы, касающиеся проблем советской и зарубежной политологии. Только в юридических институтах и на юридических факультетах университетов страны таких спецкурсов читалось, по данным Всесоюзного совета по правоведению, более тридцати. Среди них, например, такие спецкурсы, как "Основы теории политической системы СССР", "Политические системы буржуазных стран", "Политические системы современности", "История политических и правовых учений", "Трудовые коллективы в политической системе СССР" и многие другие.
1 Из лекций П. Г. Редкина по истории философии права. СПб., 1889.
2 Там же. С. 11.
Примерно в этот же период и в последующие годы был опуб-•пикован ряд монографических работ, посвященных как советской, так и зарубежной политологической тематике1.
В настоящее время политология в нашей стране, наконец, несмотря на длительное противодействие со стороны власть предержащих, получила официальное признание и гражданство. Сформирован и успешно функционирует с осени 1989 года Экспертный совет ВАКа по политологии. В ряде вузов и научно-исследовательских институтов создаются специализированные советы по защите кандидатских и докторских диссертаций в соответствии с введенной новой специальностью —политолог. Определены важнейшие Аттестационные и предметно-квалификационные направления ис-•редований в области политологии, а именно: теория и история политических наук (политические и исторические науки —. 00. 01), политические институты и процессы (политические, социологические и юридические науки —. 00. 02), политическая культура (политические, философские и исторические науки —. 00. 03) и политические проблемы международных систем и глобального развития (политические и экономические науки —. 00. 04). Проделана работа по установлению и закреплению официального статуса данной научной отрасли знаний и дисциплины.
Конечно, официальное признание и формальное закрепление какой-либо дисциплины отнюдь не всегда означают реальное признание и утверждение в системе других соотносящихся с ней дисциплин. Созданы лишь весомые предпосылки для успешного развития данной отрасли знаний и дисциплины, но вовсе не гарантированы их реализация, а тем более решение возникающих при этом научных, методических, методологических, организационно-технических и иных проблем. В литературе по политологии об этом уже неоднократно говорилось, и данные вопросы в той или иной степени уже рассматривались. Поэтому коснемся лишь некоторых проблем.
Прежде всего это проблемы осмысления и переосмысления, критических оценок первоначальных, "доофициальных" шагов или этапов становления и развития политологии в СССР. Этих вопросов можно было бы и избежать, если бы от ответа на них, от оценки
1 См., например: Азаров Н. И. В. И. Ленин о политике как общественном Явлении. М., 1971; Бурлацкий Ф., Галкин А. Социология. Политика. Международные отношения. М., 1974; Политический механизм диктатуры монополий / Под ред. И. Д. Левина, В. А. Туманова. М., 1974; Грацианский П. С. ^Политическая наука во Франции. Критические очерки. М., 1975; Уръянс Ю. П. .Политический механизм ФРГ. Социал-либеральная коалиция у власти. М., '1978; Маныкин А. С. История двухпартийной системы США (1789—). М., 1981; Орлов А. Г. Политические системы стран Латинской Америки. М., 1982; Основы теории политической системы / Под ред. Ю. А. Тихомирова, В. Е. Чиркина. М., 1985; и др.
того, что и как было сделано советскими учеными в данной области знаний на первых ступенях развития политологии, принципиально не зависел выбор путей и направлений ее развития сегодня и в последующее время, если бы это не увязывалось с факторами преемственности, выбора средств и методов проведения политологических исследований, актуализации в политической жизни и в сфере политической науки той или иной тематики.
В научной и публицистической литературе нет единого подхода и однозначного ответа на вопрос об оценке пройденного советской политологией пути. Наряду со взвешенными оценками, учитывающими все плюсы и минусы в развитии политологии, нередко соседствуют и противоположные. Это можно увидеть, например, в утверждении некоторых ученых, что в нашей стране не только в период культа личности Сталина, но и в последующие годы1 не появилось ни одной серьезной книги или исследования по всеобщей теории государства (тем более учебника), по проблемам политической науки. "Сложившееся положение, —уточняется при этом, —начало меняться с середины 50-х годов, но в значительной мере "захлебнулось" в период застоя, и политическая наука до сих пор не встала на ноги"2.
С подобной оценкой можно согласиться, лишь исходя из сугубо формальных позиций. Верно, что в период культа личности Сталина политическая наука как научная теория оказалась "белым пятном", восполняемым лишь партийно-директивными практическими решениями, и что с точки зрения официального признания она в значительной мере "захлебнулась" в период застоя.
Если же судить с позиций не формального, а реального подхода к данной отрасли знаний и учитывать не только советскую, но и зарубежную, прежде всего буржуазную, политическую, правовую, историческую и социологическую проблематику, с которой имели дело советские исследователи, то упомянутая оценка явно недостаточна.
Нет здесь необходимости и возможности назвать все имена и работы исследователей проблем политологии в прошлые десятилетия, не только не подтверждающие высказанное мнение и предположение, а, наоборот, свидетельствующие об обратном. Объективности ради следует заметить, что авторы, разделяющие упомянутый взгляд, вместе с тем подчеркивают, что в советской научной литературе "по отдельным вопросам есть серьезные политологические исследования философов и социологов, частично юристов, а также историков"3.
1 См.: Явич Л. С. О преподавании общетеоретической юридической дисци
плины и введении курса политологии // Правоведение. 1989. № 5. С. 12.
2 Там же.
3 Там же.
Разумеется, при оценке научных исследований в области государства и права, а также политологии в прошлом, равно как и в настоящем, не лучшим критерием являются эмоции, наигранный оптимизм. Однако не лучшим способом проведения научного анализа и установления объективной истины является и культивирование чувства социальной или академической ущербности, некой вины и неполноценности, по сути насаждение беспробудного пессимизма.
Тщательный анализ научных работ в области общей теории государства и права и политологии, вышедших в 60—-е и во все последующие годы, не дает оснований для каких-либо однобоких, особенно крайне пессимистических, выводов. Более того, если взять за точку отсчета в развитии политологических исследований в нашей стране 60-е годы и сравнить их с уровнем и масштабами развития в 80-е годы, то легко заметить вполне определенный положительный сдвиг, весьма значительный не только количественный, но и качественный рост. Конечно, если говорить об уровне фактически еще только самоутверждающейся в нашей стране политологии, то очевидно, что наше преуспевание на политологическом поприще является пока довольно нестабильным и весьма относительным.
Совершенно правы те российские ученые-политологи, которые утверждают, что российская политическая наука, а вместе с ней и все отечественное политологическое сообщество "переживают сложный период своего становления". За последнее десятилетие, справедливо констатируют они, в области политических исследований появилось немало ценных работ, книг и статей. Были образованы многочисленные кафедры политологии. Возникли консультативные и аналитические политологические центры. Издаются журналы и сборники научных трудов. Сотни людей заявляют о своей причастности к политологии. Немало делается для восстановления разрушенных или подорванных традиций отечественной политической науки, "для сохранения и приумножения всего ценного и поучительного, что дали почти два столетия изучения политики в нашем Отечестве"1.
Вместе с тем делается вполне обоснованный вывод, что все эти важные и нередко плодотворные усилия остаются во многом разрозненными. Все еще не сложились признанные научные школы. Не выработаны достаточно четкие теоретико-методологические подходы. Весьма ощутимо чувствуется инерция привычных мыслительных схем, творческая мысль зачастую не находит необходимого отклика и поддержки коллег. В условиях разобщенности явственно
"российская Ассоциация политической науки. К первому Всероссийскому Конгрессу политологов // Информационный бюллетень. М., 1998. С. 5.
ощущается дефицит материальных ресурсов и духовно-волевых сил для разработки исследовательских и образовательных программ1. Названные трудности и недочеты дополняются в процессе становления политологии в России также и другими трудностями и недочетами.
§ 2. Перспективы развития политической науки в России
В настоящее время в нашей стране предстоит еще сделать очень многое как в научном, так и в кадровом, организационном и других отношениях, чтобы привести отечественную политологию, как принято говорить, к "уровню мировых стандартов". Необходимо решать целый комплекс проблем, не только унаследованных от прошлого, но и порожденных уже настоящим.
Весьма важным представляется, в частности, решение вопроса о предмете и сферах распространения новой научной дисциплины, о ее понятии и содержании. Ибо это поможет избежать, с одной стороны, распыления сил в процессе научных исследований, а с другой —их взаимной подмены, дублирования и известной неопределенности. Разумеется, какой-либо порядок решения проблем не следует абсолютизировать, ибо известны случаи, когда сначала создается институция (Центр, институт, журнал и т. д.), а потом уже определяется предмет комплексного изучения.
Стремясь обрисовать круг политических вопросов, которыми занимаются в настоящее время политологи, правоведы, философы, социологи, экономисты и представители других дисциплин, многие ученые не без оснований выделяют в первую очередь такие, как политическая система общества; роль и соотношение государства, партий и общественных организаций; содержание политической власти, способы разработки и проведения в жизнь государственной политики, формы и методы управления; участие различных социальных классов и слоев в политике, политическое сознание людей и его воспитание; регулирование общественно-политических отношений, положение личности, вопросы демократии (народовластие, равенство, свобода); внешняя политика государств, деятельность различных международных движений и объединений, международные отношения и др.2
Вместе с тем эти же авторы вполне резонно в ряде случаев ставят вопрос о все более возрастающей возможности, приоритетности разностороннего целостного изучения политики, о необходимости "отпочкования" в связи с этим новой научной дисциплины —политологии.
Последняя, будучи по существу междисциплинарной, "стыковой" наукой, призвана не только координировать изучение вопросов политики, входящих в настоящее время в предметы других наук, обеспечивать их системное комплексное рассмотрение, но также исследовать политические явления, институты и учреждения, нередко остающиеся вне поля зрения соответствующих научных дисциплин. Речь идет, например, об исследовании различных аспектов политического мировоззрения, политической культуры, практики, политического поведения, политических процессов, методики и методологии познания явлений политической жизни и др.
Не перечисляя всех сторон политической жизни и политической системы, которые составляют собственно предмет или сферу применения интересов политической науки, обратим внимание лишь на то, что одно из важнейших условий жизнеспособности и действенности политологии как науки и учебной дисциплины —оптимальное сочетание в ее предмете и содержании фундаментальных и прикладных исследований, разноуровневых явлений и процессов, а также явлений глобального и локального порядка.
Именно эти исходные параметры положены в основу традиционной западной политологии, исследовавшей явления и процессы не только локального плана, происходящие в масштабе отдельных стран и регионов, но и глобального, распространяющиеся на политическую жизнь всех стран и континентов; изучающей политические явления и процессы не только на микро-, но и на макроуровне, не только на теоретическом, но и на эмпирическом уровне1.
При анализе вопроса о природе и характере политологии, а также круге рассмотренных ею проблем весьма важным представляется проводить в целях исследования различие, как это традиционно делается западными политологами и юристами, между политической наукой и дисциплиной (Political Science), с одной стороны, и политической практикой, политической эмпирикой (Politics) —с другой. Разумеется, речь не идет об их разрыве или противопоставлении. Это было бы чревато выхолащиванием научного характера и содержания политической теории и примитиви-
1 Российская Ассоциация политической науки. К первому Всероссийскому
Конгрессу политологов // Информационный бюллетень. М., 1998. С. 5.
2 См., например: Лившиц Ю. М. Политология в вузе // Правоведение. 1989
№ 5. С. 18—; Матвеев Р. Ф. Теоретическая и практическая политология
М., 1993. С. 9—; Козлихин И. Ю. Современная политическая наука. СПб,
1994. С. 36—.
1Political Science The State and Discipline / Ed. by A. Finifter. Wash., 1983; |ew Directions in Comparative Politics / Ed. by H. Wiarda. L., 1985; Gibson G political Intolerance and Political Repression During the McCarthy Red Sca-re // American Political Science Review. 1988. № 2.
зацией политической практики. Здесь имеется в виду лишь методологическое выделение в самостоятельные, а точнее, относительно самостоятельные направления исследований и практических действий.
Преимущество такого подхода очевидно. Оно доказано десятилетиями, если не столетиями успешного развития политической теории и практики в самых различных странах. В процессе взаимосвязанного и в то же время относительно самостоятельного развития политическая теория вырабатывает и дает свои соответствующие рекомендации практике. В свою очередь политическая практика "поставляет" исходный материал для успешного развития политической теории.
Политическая наука или теория концентрирует свое внимание главным образом и прежде всего на традиционных, академических проблемах, касающихся политических понятий и категорий, политических закономерностей и тенденций, политических принципов, норм, традиций и пр., тогда как политическая практика или практическая политика держит в поле зрения деятельность конкретных политических институтов.
Такое разделение функций или сферы концентрации внимания тех, кто изучает политическую науку, теорию, и тех, кто анализирует деятельность конкретных национальных или межнациональных политических институтов, политическую практику, находит свое довольно четкое отражение применительно к учебному процессу -- в содержании соответствующих учебников, учебных пособий, учебных планов и программ. Применительно же к научному процессу это отражается на характере и содержании научных исследований, многочисленных публикаций.
Убедиться в этом легко, ознакомившись с существующими в вузах США, Западной Европы или Японии учебными материалами по политологии или же с опубликованными по данной проблематике монографиями. Так, например, в работе "Политическая наука: состояние дисциплины", написанной западными авторами еще в начале 80-х годов в "чисто" академическом плане, исследуются такие общетеоретические проблемы, как развитие (состояние) политической теории и методологии, политического и законодательного процессов, политического поведения, теории мировой политики, политической статики и динамики и др.1
В то же время в работах сугубо прикладного, политико-практического плана, таких как "Американская политическая жизнь и управление" (Р. Пиоус), "Политическая жизнь в Великобритании" (К. Лиис), "Партийная политика в Японии" (X. Байервальд) и других, рассматривается жизнедеятельность конкретных политических институтов, функционирующих в различных регионах и странах1. Особое внимание при этом уделяется анализу деятельности государственных, законодательных, судебных и исполнительно-распорядительных институтов.
Говоря о круге вопросов, которым традиционно занималась и, по-видимому, впредь должна заниматься политическая наука, следует назвать высказанную еще в 70-х годах советскими авторами точку зрения относительно важности выделения и рассмотрения таких срезов предмета политологии или уровней исследования политической жизни, как: 1) наиболее общая теория политики, представляющая собой более или менее самостоятельную часть исторического материализма. Здесь выявляются наиболее общие закономерности становления, развития и исторической смены политических систем, вырабатывается общая методология; 2) теория политики среднего уровня, которая изучает политические отношения общества, вырабатывает теорию, методы и методику конкретных социальных исследований политической жизни; 3) конкретные исследования политических процессов, политических институтов, ситуаций, конфликтов, решений, руководства, международных отношений и т. п. в рамках ряда научных дисциплин2.
Такой разноуровневый подход позволяет глубже и разностороннее понять предмет политологии как науки и учебной дисциплины.
В настоящее время в процессе осуществления радикальной экономической, политической и правовой реформ в нашей стране как никогда остро стоит вопрос об актуализации, а также расширении и углублении научных политико-правовых исследований. Сейчас уже нельзя ограничиваться, как было раньше, в основном исследованием политической системы: ее понятий, структуры, функций и других традиционно рассматриваемых сторон. Необходимо идти дальше и вглубь. В поле зрения политологов наряду с проблемами политической системы и ее реформы должны, как представляется, в равной мере находиться проблемы политической культу-ры, политического участия, политических норм и отношений, политического режима и процесса, политических категорий и понятий, политической статики и динамики, процесса принятия и проведения в жизнь политических решений, политических прав, свобод,
обязанностей граждан, механизма политических гарантий и контроля, проблемы соотношения политики и экономики, политики и права и др.
Важно при этом выделять рассмотрение наиболее острых, актуальных, теоретически и практически значимых вопросов и не избегать их. В настоящее время к их числу можно было бы отнести, например, проблемы межнациональных отношений, соотношения национального и интернационального, классового и общечеловеческого, государственного суверенитета и самоопределения наций, однопартийности и многопартийности, соотношения политической и государственной власти, относительной самостоятельности государства и его аппарата, проблемы правомерности механического переноса и использования, как это имеет место нередко у нас, западных концепций разделения властей, конвергенции, социального правового государства, элитизма, политического и социального плюрализма и др.
В настоящее время весьма остро стоят также вопросы о прогностических функциях политической науки, о рациональном соотношении фундаментальных и прикладных исследований в области политологии, добротной эмпирической базе, обеспечении отечественной политологии надежным социологическим, статистическим и другим необходимым для выявления закономерностей развития исследуемых явлений материалом1. Весьма актуальными представляются проблемы координации научных исследований, проводимых в стране, в области политологии, выделения при этом главных, приоритетных направлений научного познания; более широкого проведения сравнительных исследований в данной области знаний.
Политология, как и любая иная общественная или гуманитарная наука, если она действительно стремится оставаться наукой, а не подобием науки, должна быть полностью свободна от каких бы то ни было признаков комментаторства, приспособленчества, бездумной апологетики и конъюнктуры. Только в этом случае она может рассчитывать на глубокое уважительное отношение и доверие, на успешное выполнение той активной позитивной роли, которую она призвана сыграть во всем процессе преобразований в стране.
Наряду с трудностями и проблемами научного, а точнее, научно-исследовательского плана на пути институционализации политологии как науки и учебной дисциплины сейчас встают также проблемы сугубо учебного или академического плана. Эти проблемы, образно говоря, лежат на поверхности. И чтобы обнаружить их, достаточно поставить простые вопросы типа: каково место и роль политологии в системе гуманитарных и общественных наук, каков
1 Матвеев Р. Ф. Указ. соч. С. 9—.
предмет ее как науки и как он соотносится с предметами других наук, где и как следует преподавать политологию как дисциплину и как она "вписывается" в систему других смежных с ней дисциплин?
Само собой разумеется, что эти и другие связанные с ними вопросы требуют к себе более пристального и серьезного внимания, широкого, всестороннего обсуждения.
Однако уже сейчас ясно, что некоторые вопросы преподавания политологии в вузах в силу недостаточного количества высококвалифицированных, хорошо подготовленных для выполнения этой работы кадров, а также ряд других весьма веских причин вряд ли могут быть немедленно или даже в ближайшее время успешно решены. Потребуется определенный, своего рода "переходный", подготовительный период.
Предпринимавшиеся же в начале 90-х годов в ряде вузов попытки механического решения проблемы, например, путем простого переименования кафедр научного коммунизма в кафедры политологии к искомому результату не привели. Надлежащее решение проблем институционализации политологии как науки и учебной дисциплины видится не в простом переименовании, а во временном, частичном преобразовании, определенной переориентации близко стоящих к политологии кафедр, таких, как кафедры теории государства и права, новой и новейшей истории и другие, с тем, чтобы наряду с подготовкой специалистов по своим традиционным направлениям, частично "переключившись", начать успешную подготовку специалистов по политологии. Параллельно с этим логично было бы проводить всю остальную подготовительную работу, чрезвычайно необходимую для образования равноценных политологических кафедр, лабораторий, научно-исследовательских центров, а позднее по примеру ряда зарубежных стран —отдельных институтов и факультетов.
Очевидно, что не следует пренебрегать положительным опытом зарубежных коллег. Прежде всего можно было бы перевести и издать у нас ряд "устоявшихся" учебников по политологии, учебных пособий и программ, а также некоторых фундаментальных произведений, дающих общее представление о состоянии и основных направлениях развития политологии на Западе. В качестве Примеров можно было бы назвать широко известную работу уг. Васби "Политическая наука как дисциплина. Введение", монографию под редакцией А. Финифтера "Политическая наука. Состояние дисциплины", двухтомный справочник по политологии и Политической системе Швейцарии, книгу К. Лииса "Политическая в Великобритании", курс лекций Р. Рипли и Э. Слотника по
проблемам политической жизни и политической системы США и др.1
Критическое заимствование опыта развития и преподавания политологии в зарубежных вузах в первую очередь относится к таким весьма спорным, противоречивым ее сторонам или аспектам, которые непосредственно связаны с определением ее предмета, метода (методов); характера взаимоотношений с другими смежными дисциплинами, с определением смыслового содержания и назначения "политической науки", или "политологии".
Ведь не секрет, что на протяжении многих лет, несмотря на время от времени вспыхивающие споры и дискуссии, так и не удалось сколько-нибудь удовлетворительно решить эти вопросы. Если говорить о причинах, то их очень много. Но одна из них, довольно парадоксальная, заключается в труднопреодолимой боязни представителей различных общественных наук утратить, в случае формирования политологии как самостоятельной отрасли знания и выделения ее предмета, большую или меньшую часть "своей" традиционной сферы исследования, составную часть своей "вотчины".
Однако в исследовании политических, равно как и иных неразрывно связанных с ними вопросов нет и не может быть изоляции или самоизоляции каких-либо дисциплин. Это было бы губительно как для последовательного развития политической теории, так и для ориентирующейся на нее политической практики. Каждая общественная наука в той или иной мере всегда занималась и должна заниматься изучением явлений политической жизни. Однако делать она это должна, как представляется, не иначе как строго в рамках своего в известной мере "скорректированного" в связи с введением политологии предмета, в соответствии со стоящими перед ней специфическими целями и задачами, наконец, под своим строго определенным углом зрения.
В данной сфере научных исследований должен существовать не на словах, а на деле столь часто упоминаемый сейчас, иногда всуе, плюрализм —во взглядах, вырабатываемых концепциях, методах проведения научного анализа, подходах. Это неизбежно должно отразиться на чтении общих курсов по политологии и спецкурсов, на подготовке учебников и учебных пособий, на выработке учебных планов и программ.
Наряду с базовыми типовыми учебниками и программами по политологии, которые могут быть подготовлены лишь общими уси1 Wasby St. Political Science. The Discipline and its Dimentions. An Introduction. N. Y., 1980; Political Science. The State and Discipline; Leys S. Op. cit; Handbuch. Politisches System der Schweiz. Bd 1,2. Bern, 1984; Ripley R. and Slotnic E. Reading in American Government and Politics. N. Y., 1985.
Лекция 2. Предмет и структура политической науки
§ 1. Политическая жизнь как изменяющийся объект познания
Политика является объектом исследования многих гуманитарных и общественных дисциплин. Правомерно возникает вопрос: в чем же специфика политологии по сравнению с другими многочисленными научными дисциплинами, изучающими политику? Для ответа на этот вопрос следует заметить, что политика как объект научного анализа, помимо рамок собственно политического знания, изучается в границах по крайней мере еще восьми типов или циклов обществоведческого знания: философского, социологического, психологического, антропологического, юридического, исторического, культурологического и, наконец, политэкономического. Посмотрим, как расположились эти дисциплины на таком необъятном ландшафте, какой представляет собой политическая жизнь. Философия изучает политику как феномен мирового развития и компонент человеческой цивилизации. Социологию интересует воздействие социальной среды на политическую сферу, к примеру, вопросы взаимодействия подсистем собственности и духовной культуры со сферой властных отношений. Юриспруденция исследует "стыковую" область правовых и государственных норм и институтов. Историю занимают вопросы хронологического сбора и описания эмпирических фактов о развитии политических институтов и идей. Политэкономия исследует производственные отношения и экономические механизмы как материальную основу политической деятельности людей. Психология обращается к тонкой материи психологических механизмов и стереотипов политического поведения людей, тогда как антропология (или этнография) и культурология интересуются соответственно генезисом властных отношений и политическими традициями, ценностями, нормами. Таким образом, в рамках обще-ствознания на сегодняшний день существует около десятка базовых социальных и гуманитарных наук, изучающих под разными углами зрения политические объекты и феномены (см. схему 1).
В то же время из этого вовсе нельзя делать вывод о том, что нынешняя весьма дифференцированная система изучения политики всегда существовала и в прошлом. Также довольно трудно было бы давать прогнозы относительно будущего ее состояния и темпов Схема 1. Соотношение предметных полей
общей теории политики и частных политологических
субдисциплин в изучении различных аспектов объекта наук
(политической сферы)
1 —философия
1.1. —философия политики
2 —- социология
2.1. —социология политики
3 —психология
3.1. —психология политики
4 -—история
4.1. —политическая история
5 —антропология
5.1. —политическая антропология и потестарная этнография '
6 —культурология
6.1. —политическая культурология
8.1. —теория политико-правовых норм и институтов
9 —общая теория политики (политология в узком смысле)
9.1. —политическая наука (политология в широком смысле)
развития, интеграции и дифференциации знания о политике. Политика стала объектом исследовательского интереса и человеческого познания еще в те времена, когда не только общественная наука, но и вся научная мысль в целом существовала в нерасчлененном, синкретическом состоянии. Если взглянуть на первые исторически известные опыты написания работ на сюжеты, связанные с политикой, например, индийскую "Артхашастра" (Наставления о пользе) и китайскую "Лунь Юй" (Беседы и высказывания), то без особого труда можно обнаружить переплетение политических проблем с сюжетами, которые на сегодня уже традиционно относятся к предметам этики, истории, социальной философии, юриспруденции, а также к сферам религии, теологии и мифологии. Во многом это было обусловлено и самим тогдашним состоянием развития политических объектов, то есть властных институтов и отношений, поскольку древняя политика находилась во многом еще в переплетенном и связанном с другими формами общения (семейным, экономическим и т. д.) виде, когда свободные жители и общи-На античных Афин, будучи одновременно и "полисом" и "демосом", еще очень слабо функционально расчленены и автономизированы
по ролям и статусам. Это состояние развития политической сферы проявилось в синкретичности и размытости самого предмета и контуров политического знания, еще не отпочковавшегося из лона "праматери наук" философии, а также не отдифференцировавшегося от этического и исторического познания. В средние века система феодального государства и крепостного господства и в первую очередь иерархия отношений между вассалами и сюзеренами рассматривается и зачастую апологетически оправдывается в рамках теологии и правоведения, и, конечно, опять в тех же границах истории и философии.
Эпоха Возрождения и, особенно, эпоха Просвещения внесли новые коррективы в систему разделения труда и дифференциацию общественного знания, связанного с изучением политики. В эту область вторгается Политическая экономия, а в самих традиционно изучавших ранее политику сферах обществознания акценты начинают постепенно смещаться с философско-этнических рассуждений (от Платона до Августина) на историко-политические (Макиавелли) или политико-правовые (Монтескье) исследования. В XIX веке семья дисциплин, изучающих политические явления и процессы, постепенно дополняется социологией, географией, этнографией (или антропологией) и психологией, а в XX веке —всеми остальными современными науками, находящимися сегодня в общей обойме "по-литикознания" •—от математики, статистики и кибернетики до демографии, биологии и экологии.
Многовековой процесс дифференциации (а затем и интеграции) обществоведческого знания, связанного с анализом политических феноменов, свидетельствует как о постепенной специализации политической мысли, так и о многократном усложнении содержания и структуры политических институтов, требующем зачастую уже специального изучения лишь одной стороны политических объектов при условии относительного абстрагирования от других аспектов, как это произошло, к примеру, с социологией, формирование и применение аппарата которой к изучению политического сознания и общественного мнения во многом было обусловлено появлением таких новых институтов и структур, как демократические выборы и плебисциты, избирательные системы и представительные парламенты.
Политика как объект научного исследования имеет множество измерений и плоскостей, поскольку она выступает в качестве одного из главных регуляторов социальных отношений, пронизывая многие другие сферы жизни общества и человека. Всесторонний анализ различных измерений политики обусловливает необходимость в ее междисциплинарном изучении, привлечении потенциала и инструментария всех общественных, гуманитарных, а в ряде случаев даже естественных и технических наук (биология, математика, кибернетика и т. д.). Многие разделы политикознания просто аккумулируют результаты междисциплинарных разработок смежных с политологией разделов обществознания: изучение политических институтов и норм тесно связано с правоведением; политических идеологий и учений —с философией; политических чувств и эмоций —с психологией; политических традиций и ценностей —с культурологией, а вопросы генезиса публичной власти и политики исследуются антропологией и этнографией, при этом данный список можно было бы продолжать и продолжать. Возникает сразу два вопроса: во-первых, а не слишком ли много наук, изучающих политические объекты, и, во-вторых, в чем же состоит специфика политологии как научной дисциплины, на которые ниже необходимо дать более или менее определенный ответ?
§ 2. Аспекты политики и предмет политической теории
Вопрос об автономном характере предмета той или иной науки, ее differentia specifica, встает обычно в период отпочкования и институционализации той или иной области знания как особой академической дисциплины. Причем, как правило, проблема эта возникает практически у каждой науки и в каждой стране в определенной момент в рамках своей национальной академической школы. Дискуссию о том, что должна изучать политическая наука, первыми пережили США, где еще в конце XIX века политология отпочковывается от конституционного права. Затем в первой половине XX века за Америкой последовала Франция и некоторые другие европейские страны, а уже почти в конце нынешнего столетия дело Дошло до СССР и России, когда в конце 80-х —начале 90-х гг. в вузах страны стали читаться академические курсы по политологии, а в научных журналах появились публикации о ее предмете, структуре и методах1. Итак, можно заключить, что первые диспуты о предмете политологии в большинстве случаев были связаны с ее самоутверждением и институционализацией в качестве самостоятельной научной и учебной дисциплины, то есть с поиском ее академической идентичности.
Важную роль в изучении вопроса о предмете политологии и в Интернационализации ее академического признания сыграл известный Международный коллоквиум по вопросам содержания и струк-
См., например: Политическая социология, политология, социология международных отношений ("круглый стол") // Социально-политические науки. 1991. № 7.
туры политической науки (Париж, 1948 г.), созванный по инициативе ЮНЕСКО. Политологи из различных стран договорились о неком едином международном стандарте в понимании объекта, предметного поля и границ политической науки, согласно которому последняя должна включать в себя следующие основные компоненты: 1) политическую теорию (теорию политики и историю политических идей); 2) публичные (государственные) институты (центральные, региональные и местные; законодательные, исполнительные и судебные), их структуру и функционирование; 3) политическое участие и давление граждан (партии, групповые объединения, общественное мнение); и 4) международные отношения (международные организации и мировая политика)1. Таким образом, политологи пошли тогда во многом по пути "суммативного описания" предмета и границ политической науки посредством простого перечисления объектов и сфер, которые, по-видимому, она должна исследовать.
Этот путь привел со временем к достаточно распространенной точке зрения на "суммативное" определение предмета политической науки, как совокупности политических объектов и соответствующем комплексе знаний, отражающих ситуацию, когда нет одной политической науки, но есть многие политические науки, а посему "политология это то, что делают политологи"2. С одной стороны, эта точка зрения имеет некоторые видимые достоинства. Во-первых, всегда можно добавить еще один сюжет или раздел к предметному полю политологии в связи с появлением новых политических феноменов и структур, что обеспечивает как бы внешнюю открытость самого познавательного процесса. Другим распространенным аргументом в поддержку этой позиции является утверждение о приобретаемом таким способом целостном и интегральном характере освоения мира политики. Последний, якобы системно и многоаспектно, должен изучаться политической наукой, представляющей собой поэтому междисциплинарный комплекс философских, исторических, социологических, психологических и всех прочих видов знаний о политической жизни.
Но есть и другая, оборотная сторона медали в этом "расширительном" и "интегративном" подходе. Не говоря уже о том, что определения предмета политологии такого типа, как "науки о политике", или же "того, чем занимаются политологи", тавтологичны и релятивны, они скорее затуманивают проблему, а не проясняют ее. Можно сразу же заметить, что они снова возвращают политическую науку в свое первозданно синкретическое лоно обществозна-
1 См.: Грацианский П. С. Политическая наука во Франции: Критические
очерки. М., 1975. С. 12.
2 См.: Пэнто Р, Гравитц М. Методы социальных наук. М., 1972. С. 185.
ния, ставя тем самым под вопрос саму специфическую идентичность и необходимость автономного существования политологии. Ведь зачем вообще нужна еще одна общественная наука как некий эклектический набор из разных областей знаний?
Кроме того, вместо теоретического поиска внутренних связей и объяснения глубинных механизмов и зависимостей политики на передний план выходит задача (сама по себе в отдельности, конечно же, верная) максимально подробного и разнообразного описания различных сторон и явлений политической жизни (психологических и идеологических, институциональных и социокультурных и т. д.), что, при отсутствии интегральной концепции, непременно приводит к фрагментарному, дескриптивному анализу или же дедуктивному, метафизическому философствованию. К тому же нельзя забывать и то, что традиционно в научном анализе существует известное различие между "объектом" и "предметом" науки, поскольку последний связан лишь с одним из многих аспектов и сторон познаваемого объекта, предполагая тем самым не абстрагирование "всех на свете" законов, а познание лишь какой-либо определенной, специфической группы связей, механизмов и закономерностей. Таким образом, в "интегративном" подходе к определению предмета политологии происходит подмена тезиса, когда "предмет" науки попросту заменяется ее "объектом"1.
Возможна и другая, более "узкая", и вместе с тем более детальная трактовка предмета политологии, согласно которой, помимо других общественных наук, в число интересов которых попадают политические объекты, должна существовать и особая наука, общая теория политики (или "политология" в узком смысле этого слова). Эта специальная теория политики изучает политическую сферу жизни общества и человека, во-первых, не в общем ряду многих прочих объектов (как философия, социология, история и др.), а как единственный и основной объект; во-вторых, изучает не отдельные аспекты политической жизни (психология, правоведение, демография и др.), а рассматривает ее как многомерную, целостную систему; и, в-третьих, в качестве главного своего предмета имеет познание имманентных, присущих только политике, закономерностей властеотношений, то есть устойчивых тенденций и повторяющихся связей в особого рода человеческих отношениях, взаимодействиях между властвующими и подвластными людьми, властью управляющих и влиянием управляемых. В этом смысле политология со своими концептами, связанными со взаимозависимостя-
См. более подробно о дискуссии: Основы политологии / Под ред. В. П. Пугачева. М., 1992; Дегтярев А. А. Политологический учебник: Первые российские опыты сегодня и завтра, без опыта вчера // Кентавр. 1993. № 1.
ми властвующих и подвластных, "внутренними" механизмами вла-стеотношений, "пронизывает" анализ всех измерений политики (от государственных институтов до психологии и культуры властвования), и как общая теория политики она аккумулирует и интегрирует научные результаты, полученные с помощью научного арсенала других видов обществознания.
Вполне вероятно, что так называемые "широкое" и "узкое" понимания предмета политики в известном плане вовсе и не противоречат друг другу, составляя скорее два "концентрических круга" накопления политического знания, чем антиномию между ними. В широком смысле политология (как политическая наука) включает в себя все политическое знание, представляя собой комплекс дисциплин, изучающих политику, тогда как в более строгом значении политология (или общая теория политики) связана лишь со специфической группой закономерностей отношений социальных субъектов по поводу власти и влияния, исследуя особый тип механизмов отношений и взаимодействий между властвующими и подвластными, управляемыми и управляющими.
Нельзя не заметить, что представления о содержании и границах предмета политологии исторически эволюционировали и не раз изменялись. Например, если взять две наиболее влиятельные в мире национальные политологические школы и традиции, американскую и французскую, то за последнее столетие взгляды на предмет политической науки несколько раз переживали изменения. Если в конце XIX —начале XX века в фокусе внимания западной политологии находится государство, его институты и нормы, то в 30—-е годы центр тяжести переносится на эмпирически наблюдаемое политическое поведение людей, а затем и на властные отношения между ними1. Не исключено, что взгляды на предмет политологии претерпят и дальнейшую перемену в будущем вместе с изменением самих политических объектов и способов их изучения. В целом же, если внимательно присмотреться к тем факторам и параметрам, которые влияли и продолжают влиять на изменение предмета политологии, то можно обнаружить существование трех "переменных величин", от которых зависит эволюция границ и содержания политической науки. Во-первых, это познающий субъект, то есть политолог (или политический мыслитель) или сообщество политологов (школа), опирающихся на определенные оценочные, аксиологические критерии, вытекающие из их ценностных ориентации, которые, конечно же, обусловлены местом, временем и традициями; во-вторых, это собственно объект познания, изменяющаяся политическая жизнь в виде различных ее локализованных
1 См.: Пэнто Р., Гравитц М. Указ. соч. С. 186—.
фрагментов и в разных состояниях; и, в-третьих, к числу этих "переменных" относятся средства познания, сами методы и инструменты политической науки. Соответственно полученные в процессе применения исследовательских методов и процедур научные результаты и выводы о тех или иных механизмах политической ясизни представляют собой лишь известную стадию проникновения в природу и закономерности развития изучаемого объекта, вызывая при этом вопрос об адекватности политологических знаний общенаучным критериям достоверности, а также проблему соотношения в теории политики "фактов" и "норм".
В отношении существования собственно закономерностей политики, а также рефлексивно соответствующих им и отраженных в теоретической форме законов политологии, мнения ученых существенно разделились. Имеются две полярные точки зрения на эту группу социальных связей, зависимостей или же закономерностей в среде специалистов по методологии политической науки.
Одна позиция, весьма широко представленная в марксистской, и в том числе отечественной, литературе, исходит из принципов объективности и детерминизма в анализе политической сферы, предполагая при этом функционирование необходимых, устойчивых и повторяющихся связей в политических отношениях, другими словами, объективных законов политического процесса и развития, формулируемых в рамках теории политики, как, скажем, действие "закона классовой борьбы для всех классово-антагонистических обществ".
Другая позиция отстаивает прямо противоположный тезис, отрицая при этом и наличие "объективных", "железных" законов политики и саму возможность построения "универсальной" общей теории политики, иногда все же признавая при этом существование неких "генерализаций" в виде функциональных (или корреляционных) зависимостей или же "нежестких" каузальных связей. Вопрос о природе политологического знания действительно является одним из сложнейших в методологии политической науки, и, вероятно, было бы слишком большим упрощением либо "признать", либо "отрицать" существование и возможность познания закономерностей развития политики. Здесь можно лишь отметить, что абсолютное отрицание познаваемости механизмов политики, наличия связей и зависимостей в политическом мире вообще снимает Как таковой вопрос о "политической науке" и ее "предмете", а политология, в таком случае, становится лишь "грудой" собранных Политических данных и фактов, хотя может быть даже и весьма Умело систематизированных.
Другое дело, что здесь встает проблема самого характера и формы познаваемых в политике каузальных зависимостей или причинно-следственных связей. Эти "генерализации" или "универсалии" в политике нередко выступают и проявляются в виде "правил" эффективного политического поведения (например, "золотые правила" успешной политики и поведения мудрого руководителя в "Государе" Н. Макиавелли), или в форме "принципов" оптимального (или аномального) устройства, организации и функционирования политических институтов ("правильные" и "неправильные" формы государственного правления у Аристотеля, зависимость формы правления от размера территории государств у Ш. Л. Монтескье, "закон" антидемократической олигархизации массовых партий Р. Михельса, "законы" бюрократизации С. Паркинсона, "теоремы" о взаимообусловленности партийной и избирательной систем М. Дю-верже, взаимосвязь институциональной организации политической системы с доминирующим типом политической культуры страны у Г. Алмонда), а также в виде "законов" политического развития и борьбы (к примеру, сформулированный в концепции К. Маркса "закон классовой борьбы", или циркуляция элит у В. Парето, или же зависимость форм и темпов политических изменений и модернизации от уровня индустриально-технологического и экономического развития, выведенная Д. Аптером, С. Хангтинтоном, Э. Шиллзом
и др.).
Разработки, проведенные политологами в рамках во многом еще нормативной и традиционной политической мысли (вплоть до XIX века), а также эмпирические исследования в XX веке все же продемонстрировали некоторые возможности вскрытия глубинных тенденций и причинных зависимостей. Конечно, нельзя при этом не учитывать, что многие обнаруженные связи часто были выражены вовсе не в форме "чистых законов", а в виде прагматических "правил" и "принципов", работающих при определенных условиях, как, например, политические правила заключения компромиссов и союзов, необходимости маневрирования и смены тактических форм и методов борьбы в соответствующих ситуациях и т. д.' Знание о закономерностях политики как неких "универсалиях" нередко формулируется в виде высказывания, содержащего некую импликацию типа "если будут определенные условия и совместные интересы, то с потенциальным союзником необходимо сформировать коалицию", что явно будет отличаться от распространенного представления о законах, как об абстрактно "всеобщих" и "абсолютных", "железных" и рафинированно "объективных" связях. Именно в этом
1 См.: Дегтярев А. А. К анализу взаимосвязи законов общественного развития и принципов деятельности компартий // Политические аспекты взаимосвязи глобальных проблем современности / Отв. ред. В. Е. Чиркин. М-, 1985.
духе К. .Поппер ставит вопрос о верификации и фальсификации научных теорий и знаний о законах, которые представляют собой соединение универсального (абстрактного) и отдельного (конкретного) начал, описываемых символическими формулами или знаковыми системами. "Дать причинное объяснение некоторого события, —отмечает по этому поводу К. Поппер, —значит дедуцировать описывающее его высказывание, используя в качестве посылок один или несколько универсальных законов вместе с определенными сингулярными высказываниями —начальными услови-ями"1.
Следует также иметь в виду и то, что вплоть до начала XX века выводы и результаты разработок в области политической мысли формулировались в преимущественно нормативном виде и, как уже отмечалось выше, зачастую как политические максимы или принципы наилучшего устройства. Тем самым они включали в себя сильные компоненты морального долженствования и нравственного оценивания, да и к тому же порой априорного и, в основном, неверифицированного характера.
С этой позиции, то есть с точки зрения природы составляющих политологическое знание элементов, последнее включает в себя как нормативные компоненты (принципы и правила, нормы и максимы), так и научные результаты, дающие сведения о каузальных связях и зависимостях. Строго говоря, о политической мысли вплоть до конца XIX века можно говорить, как о некоем нормативном "политическом знании", тогда как политологическое знание XX века, связанное уже, в основном, с изучением каузальных связей, все больше приближается к общеметодологическим критериям "политической науки", хотя при этом полностью не может отказаться и от нормативно-ценностных компонент.
Из такого характера политологического знания вытекают и сама социальная роль, и статус политологии, и ее функции в обществе, которые можно свести к трем основным: во-первых, познавательно-оценочной, связанной с процессом исследования и проникновения в механизм и закономерности политической жизни, а также описания, объяснения и оценки тех или иных ее событий и явлений; во-вторых, к инструментально-праксеологической функции использования научных выводов в политической практике, государственном управлении, партийной стратегии и тактике, в про-Цессах принятия решений и технологиях их реализации; и, в-треть-10с, к функции воспитательно-социализационной, связанной с влиянием политического знания на механизм политической социализации и ресоциализации личности, с воспитанием индивида как гра-
Поппер К. Логика и рост научного знания. М., 1983. С. 83.
жданина своей страны, да и как вообще "политического человека", включенного во взаимозависимую мировую цивилизацию и в определенной степени ответственности за ее судьбы.
§ 3. Логика познания политики и структура политической науки
Ранее уже было отмечено, что политикой, как объектом исследования, интересуется множество общественных, гуманитарных и даже естественных наук, из чего следует, что в самом широком смысле слова под "политологией" или "политической наукой" можно понимать весь комплекс научных дисциплин, исследующих политику. В этом плане на сегодняшний день можно смело констатировать тот факт, что политическая наука в силу процессов дифференциации и интеграции имеет чрезвычайно гетерогенный, разнородный характер, а в ее структуру входят десятки частных дисциплин или субдисциплин (по разным оценкам и критериям —от 20 до 40), начиная от относительно традиционных политической истории и географии и заканчивая такими новейшими областями, к каковым относятся политическая статистика и информатика или политическая экология и биополитика.
Многие из этих субдисциплин уже институционализировались в самостоятельные академические и университетские дисциплины, а сообщества политологов, посвятивших себя изучению этих областей знания, даже объединились в национальные и международные ассоциации, как это произошло с Международной ассоциацией биополитики или с международными комитетами по политической психологии и социологии политики, существующими наряду с Международной ассоциацией политической науки (МАПН), образованной в 1949 году. В связи с этим структура политической науки может быть рассмотрена в трех основных проекциях.
1. Общая теория политики и политологические субдисциплины
Уже отмечалось, что вряд ли имеются какие-либо противоречия в самой возможности существования, наряду со множеством частных политологических дисциплин, составляющих поле полити-кознания, специальной, обобщающей теории, изучающей политику всесторонне, как целостный предмет, то есть как многомерное реальное пространство во всей совокупности его аналитических измерений. Такая дисциплина существует, и ее называют общей теорией политики или политической теорией (то есть "политологи*ей" в узком смысле). Каково же ее соотношение с политической наукой вообще, и в чем состоит разделение труда между ней и другими политологическими субдисциплинами?
В ходе процессов дифференциации и интеграции знания на "стыках" и "границах" политологии и ряда наук гуманитарного и прочего профиля, в процессе установления их традиционных исследовательских областей и интересов, идущего еще с тех времен, когда теории политики как самостоятельной академической дисциплины просто не существовало, образовались междисциплинарные научные отрасли или политологические субдисциплины. Все эти политические науки, насчитывающие уже несколько десятков дисциплин, играют самые различные функции в системе разделения труда по познавательному освоению мира политики (см. схему 1).
Одни науки (философия и теоретическая социология политики, политическая культурология) разрабатывают общеметодологические подходы, инструменты и стиль политического анализа, углубляя и расширяя его зону, поскольку политика, в силу обобщающего характера, рассматривается в контексте гораздо более широких объемов —"мира", "общества" и "человеческой культуры" в целом. Другие дисциплины ориентированы прежде всего на сбор данных и систематизацию фактов о политических процессах и событиях, используя при этом самый различный инструментарий (политическая история, КСИ или эмпирическая социология, политическая статистика и информатика). Наконец, третья группа политологических субдисциплин связана с анализом либо отдельных сторон и элементов политической сферы (психология политики, политическая этнография и антропология), либо с механизмом детерминации "внешних" по отношению к ней факторов и среды развития политической жизни (политическая экономия и демография, биополитика и политическая география).
Особое место занимает проблема соотношения предметов "политологии" и "социологии политики (или политической социологии)". Некоторые политологи считают такое различие условным и конвенциональным, а ряд французских ученых (М. Дювер-ясе, р. Шварценберг и др.) используют эти понятия как синонимы, замечая при этом, что политическая социология —это современная Политическая наука, использующая социологические процедуры и Количественные методы. Более рационально, на наш взгляд, разво-Дят политологию с социологией политики некоторые американские Ученые (С. Липсет, Р. Бендикс и др.), относя к предмету политоло-гии, прежде всего, изучение политических институтов и способы их Прямого" воздействия на социальные группы и отдельных граждан, тогда как социология политики изучает группы "обратных" связей и механизмов влияния гражданского общества на государственные институты1. В качестве рабочей дефиниции можно было бы использовать следующее определение предмета социологии политики. Социология политики (политическая социология) изучает социальные механизмы власти и влияния в обществе, закономерности воздействия социальных общностей на политические институты и взаимодействия граждан и их групп с государством по поводу властных основ социального порядка2.
При этом в политической социологии уже выделилась такая особая дисциплина, изучающая мировую политику, как социология международных отношений.
Что же касается общей теории политики, то, несмотря на то, что она аккумулирует и опирается на теоретические и эмпирические результаты политологических субдисциплин, исследовательские поля и объекты которых при этом пересекаются, их теоретический и категориальный аппараты вовсе не идентичны. "Необходимо проводить различие между политической теорией как особой отраслью Политической науки (ПТ) и политической теорией как более общим дисциплинарным образованием литературы, деятельности и интеллектуального сообщества (пт)"3, —отмечает по этому поводу известный американский специалист по теории политики профессор Д. Ганнел. Например, научные исследования и результаты по политической этнографии, связанные с историческим генезисом власти и политики, сосредоточенной в определенный период в границах ранних догосударственных потестарных структур, аккумулируются в общей теории власти, давая тем самым возможность точнее и яснее понять взаимосвязь ее онтогенеза и филогенеза.
При этом, конечно же, надо иметь в виду, что у общей теории политики есть свои внутренние структурные звенья: теории политической системы, процессов и развития, концепции власти (демократии и т. д.), теоретические системы микро-, макро- и мегаполи-тического развития, как, к примеру, регионология, модели политического участия и лидерства и, наконец, концепции формальных и неформальных институтов политики (партиология, государствове-дение, теории бюрократии и элит). Эмпирический материал для всех этих теорий поставляет в первую очередь сравнительный анализ внутренней и международной политики в синхронном и диа-хронном измерениях, также как и другие разделы политической
1 См.: Липсет С. Политическая социология // Американская социология:
Перспективы. Проблемы. Методы / Ред. Н. Смелзер. М., 1972. С. 203—.
2 См.: Амелин В. Н. Социология политики. М., 1992. С. 14—.
3 Ганнел Д. Политическая теория: Эволюция отрасли // Вестник Москов
ского университета. Сер. 12. Социально-политические исследования. 1993.
№ 1. С. 66.
науки. Особо необходимо выделить в политической теории такой специальный раздел, как теория международных отношений и внешней политики.
2. Эмпирический и теоретический уровни политического знания
Политическая наука с необходимостью включает в себя эмпирический и теоретический уровни и аспекты знаний и исследований. Они тесно переплетаются в границах большинства политологических исследований, вбирающих в себя одновременно и построение теоретических моделей, концептуализацию и операционализа-цию понятий и гипотез, также как и первичный сбор и анализ политических данных. Нередко трудно не только установить последовательность и этапность процедур, связанных с задачами теоретического и эмпирического характера, но и просто практически их расчленить, поскольку чаще всего они идут рядом, как бы "параллельно". В то же время в самой абстрактной форме можно было отграничить политологические дисциплины, в большей степени ориентированные на эмпирические задачи сбора и систематизации фактов (политическая статистика, КСИ, история политических институтов и движений), от таких преимущественно теоретических разделов политологии, которые заняты конструированием абстрактных моделей и концептов, как, например, теории политической системы и развития, концепции политического сознания и идеологии и т. д. В этом плане избирательные процессы обычно изучаются и теоретическим, и эмпирическим способом. Теория политических институтов изучает общее и особенное в устройстве и функционировании национальных избирательных систем, тогда как социология и статистика выборов своей исходной задачей ставят, как правило, сбор и анализ эмпирических данных о результатах той или иной отдельной выборной кампании или нескольких кампаний, тем самым обеспечивая "состыковку" теоретического и эмпирического Уровней познания политики1.
3. Фундаментальные и прикладные исследования в политологии
Не менее важным во внутренней структуре политологии является вопрос о соотношении фундаментальных и прикладных исследований и знаний, достаточно запутанный в отечественной литера-
См об этом подробнее: Швырев В. С. Теоретическое и эмпирическое в научном познании. М., 1978.
туре, где, к примеру, очень часто смешиваются эмпирическое и прикладное знание в конкретно-социологических исследованиях политики1.
Схема 2. Критерии разграничения фундаментальных и прикладных исследований в политологии
пользовать пять критериев их относительного различения и разграничения, приведенных выше в схеме 2.
К прикладным отраслям политологии можно отнести концепции государственного управления и партийной стратегии и тактики, теории принятия решений и ситуационного политического анализа, тогда как фундаментальные разделы политической науки можно было бы связать с теориями власти и политической системы, компаративным исследованием политических институтов и культуры и т. д. Следует здесь же заметить, что прикладное исследование политики, как правило, является междисциплинарным, поскольку в фундамент подобного анализа наряду с моделями политической системы попадает изучение и действия факторов ее "внешней" среды: экономических, психологических, социокультурных и прочих, требующее систематического привлечения выводов других фундаментальных наук. Прикладное политологическое знание поэтому в подобном ракурсе выступает вовсе не как эклектичное соединение конкретно-эмпирических выводов различных дисциплин, а скорее как технологический синтез разных абстрактных моделей в единую картину, дающую возможность дать теоретическую интерпретацию пестрой мозаики той или иной конкретной политической ситуации и как бы "встроить" в нее сам социальный субъект, сочетая таким способом "в себе определенные черты теоретического, эмпирического и практически ориентированного отношения к действительности"1. С точки зрения взаимосвязи теоретической политологии с практической политикой, прикладные исследования могут порой доводить свой анализ лишь до оценки расстановки политических сил и прогнозирования вероятных путей развития политических событий, а иногда даже и до разработки практических технологий воздействия на текущую ситуацию, включающих пакет рекомендаций к принятию решений, выбору оптимальных позиций и выработке средств достижения целей2.
Здесь необходимо коротко остановиться на вопросе о логике политологии как научной и учебной дисциплины. Существуют Две крайности в отношении определения границ и логики политологии. Первая из них связана с попыткой загнать все многообразие Политической жизни в "прокрустово ложе" системы "законов" и категорий" политологии, логически стройной системы политологических "монад". Другая же позиция отдает нас в руки безбрежному Релятивизму отношений политолога со своим объектом и логикой
Фундаментальные и прикладные социальные исследования: Методологи-:еские вопросы взаимодействия // Под ред. В. Я. Елъмеева, В. Г. Овсянни-*ова. Л., 1988. С. 11.
См. подробнее о взаимосвязи политологии с политической практикой: хомиров В. Б. Профессионализм политолога: анализ, принятие решений, Правление событиями // Социально-политический журнал. 1993. № 3.
анализа, когда политическая теория становится тем, "что и как делают политологи". Вероятно, надо стремиться к аристотелевой "золотой середине", избегая и первой, и второй крайности.
И в то же время вполне естественно стремление к логической упорядоченности и организованности накопленного политологического знания, так же, как естественным является предположение о существовании неких общих звеньев и логических шагов в изложении выводов, полученных политической наукой. Сразу оговоримся, что в рамках "политической материи", вероятно, существуют параллельно три таких логических уровня. Во-первых, это имманентная логика проникновения в политическую действительность, логика познавательного процесса в политологии. С другой стороны, это логика проникновения в политическую действительность, логика познавательного процесса и политологических исследований. Наконец, третьей стороной или уровнем является наличие логики изложения материала в дидактических рамках учебного курса политологии. На последнем моменте, оптимальной логике построения учебного курса политологии мы остановимся специально.
Логика построения учебного курса тесно связана и с логикой развертывания политологии как научной дисциплины, и с логикой развития самой политики как объективного предмета. В то же время, в ряде случаев, логика учебного изложения может быть обрат-на логике научного познания политики, поскольку последняя двигается нередко от поверхности к сущности, а в учебной дисциплине уместно было бы начать с сущностных характеристик, например, с политической субстанции, феномена власти. В этом движении присутствуют "закономерные моменты истинного отражения и закономерные "перевертывания" в сознании тех или иных сторон, отношений познаваемого"1. В чем же смысл такой логики развертывания? В известном смысле подобная логика исходит из движения от абстрактного к конкретному2, от исходной политической субстанции властного общения к конкретным политическим действиям и взаимодействиям. Итак, в логике курса политологии мы двигаемся от "объективированного" анализа политики (власти и влияния, политической субстанции), рассмотрения ее статического и динамического состояний (политического порядка и организации, а затем политической динамики и изменений), к изучению ее "субъективированных" форм и ипостасей, проявляющихся как в субъективной рефлексии (политическом сознании, психологии и идеологии), так и в практических акциях и интеракциях отдельных поли-
1 Вазюлин В. А. Становление метода научного исследования К. Маркса. М.,
1975. С. 26.
2 См.: Дегтярев А. А. О логике исследования в политической науке // По
литология и современный политический процесс / Ред. И. И. Антонович и
др. М., 1990.
тцческих субъектов (политическая деятельность и поведение, активность и участие), а затем это логическое движение в последнем разделе как бы "снимается" институциональными традициями и стереотипами, аккумулирующимися в ценностях политической культуры.
Сферы интересов и границы предмета политической науки постоянно меняются. Если проанализировать материалы и доклады трех последних, созываемых раз в три года всемирных форумов Международной ассоциации политической науки, а именно ее XIV (Вашингтон, США, 1988 г.), XV (Буэнос-Айрес, Аргентина, 1991 г.) И XVI (Берлин, Германия, 1994 г.) конгрессов, то можно обнару-зкить, что в названиях докладов почти не используются понятия "политическая система" и "политическая структура", в то время, как на конгрессах 60—-х годов эти термины и сюжеты были едва ли не самыми употребимыми. По этому поводу уже в середине 90-х годов на заседаниях специализированного Исследовательского Комитета МАНН (33) "Изучение политологии как научной дисциплины" отмечалось, что изменение состояния и предмета политической науки тесно связано как с ее парадигматической и концептуальной трансформацией, так и с мировым развитием в сфере ценностей и идеологии1, что в свою очередь приводит к появлению практически совершенно новой проблематики, как, например, тендерная политическая теория и феминистская практика или же политическая экология и глобалистика.
Политологи нередко даже пытаются предвидеть грядущее политологии и ее основные направления в XXI веке, отмечая в будущем действие тенденций и контртенденций гуманизации и дегуманизации политической науки, усиления ее сциентистского и ценностного начал, интернационализации знания и роста национальных школ и т. д. 2 Может быть уверенность лишь в том, что предмет современной политологии вряд ли уже полностью выкристаллизовался, и проблематика политической науки будет и далее развиваться и меняться вместе с изменениями самой политической реальности в III тысячелетии, а также со сменой общественно-политических парадигм и развитием методологического инструментария.
The Study of the Discipline of Political Science: A. Newsletter. Brockport, 1995. № 7. January. P. 7—9.
См. об этом подробнее два специальных сборника статей западных политологов, отражающих соответственно европейскую ("Новые достижения в Политической науке", 1990 г.) и американскую ("Политическая наука: взгляд 8 будущее", 1991 г.) точки зрения на будущее развитие проблематики и предмет политической науки. New Developments in Political Science: An International Review of Achievments and Prospects / Ed. by Leftwich A.
Udershot, 1990, Political Science: Looking to the Future. Vol. 1 / Ed. By Crotty W. Evanston, 1991.
Лекция 3. Методы изучения политики
В одной из своих ранних работ молодой К. Маркс заключает, что в Науке истинным должен быть не только результат исследования, но и путь, к нему ведущий, то есть средства, методы и инструменты научного познания, а также сам процесс их применения, составляющие его процедуры и операции. Сам К. Маркс блестяще владел практически всем современным ему арсеналом методов социальных наук, что позволяло ему применять в исследованиях общественной жизни самые разные комбинации качественных и количественных, логико-философских и конкретно-научных средств в различных областях социального познания, и в том числе в изучении политических процессов. Конечно же, тогда К. Маркс даже и представить себе не мог те современные методологические возможности и инструментарий, которые были открыты с началом применения электронно-вычислительной техники, как, например, математическое моделирование и многомерно-статистический анализ, создание кибернетических экспертных систем и информационных баз политических данных, заменивших во многом "ручные" методы количественного, а порой и качественного анализа политики.
В то же время качественный политический анализ, включающий абстрактно-теоретические концепции, содержательные модели, и по сей день имеет непреходящее значение для результатов количественного анализа, что подтвердил опыт изучения политического процесса в России последних лет.
Первый шаг, который надо сделать при разборе методов политологических исследований, связан с рабочим определением того, что же мы вкладываем в категорию "научный метод"1. Существует множество дефиниций этого понятия, изучение которых требует подробного анализа, но на этом в данной работе нет возможности специально останавливаться. В самом широком и общем смысле слова "научный метод представляет собой теоретически обоснованное нормативное познавательное средство"2.
В более узком и специальном смысле понятие метода науки составляет совокупность подходов и принципов, правил и норм, инструментов и процедур, обеспечивающих взаимодействие познающего субъекта (то есть, ученого) с познаваемым объектом для решения поставленной исследовательской задачи. Следовательно, методология науки представляет собой особую научную область, учение •о применении различных методов и их комбинаций в политическом
1 См. подробнее об этом: Рузавин Г. И. Методы научного исследования. М.
; Быков В. В. Методы науки. М., 1974 и др.
2 Ковалъченко И. Д. Методы исторического исследования. М., 1987. С. 29.
познании, связанное с правильной постановкой проблем и выбором адекватных подходов, трансформацией методологических принципов и требований в совокупность операций и процедур, а также с использованием самых разных инструментов и техники. За многие годы своего существования политическая мысль прошла довольно длительную эволюцию в области методологии и методов политологических исследований, на чем следует остановиться особо.
§ 1. Становление и развитие методологии и инструментария анализа политических явлений
Основные типы методов и уровни методологии политических исследований сложились постепенно в ходе исторического развития политической мысли, на каждом этапе которого доминировали те или иные методологические подходы (или их комбинации) и методические приемы. В связи с этим в известном американском учебнике "Методы политологического исследования: основы и техника" была предложена следующая периодизация развития методологии политической науки как применения той или иной комбинации и набора приоритетных средств политического познания: 1) классический период (до XIX в.), связанный в основном с дедуктивным, логико-философским и морально-аксиологическим подходами; 2) институциональный период (XIX в. —начало XX в.), когда на передний план выходит историко-сравнительный и нормативно-институциональный методы; 3) бихевиоралистский период (20—-е гг.), когда стали активно применяться количественные методы; и 4) в последней трети XX века наступил новый, постбихевиора-листский этап, характеризующийся сочетанием "традиционных" и "новых" методов1.
На первом, классическом этапе политические мыслители применяют в подавляющем большинстве случаев качественные, логико-философские подходы и инструменты2. Преобладание "спекулятивной дедукции" можно встретить в самых ранних источниках по истории политической мысли. Например, Конфуций использует в качестве аналитического приема простейшую аналогию, когда, рассматривая отношения по поводу власти, констатирует идею, что в государстве, как и в большей семье, власть императора, "сына Неба", над его подданными сродни власти старших над младшими, То есть власти отца над детьми.
1 См.: Smith В., Johnson К., Paulsen D., Shocket F. Political Research Methods: Foundations and Techniques. Atlanta, 1976. P. 3.
Одним из немногих исключений на этом этапе, связанном с постановкой Вопроса о роли "числовых" (говоря современным языком, количественных) Методов, была работа английского ученого В. Петти "Политическая арифметика" (1676 г.), где он отнес статистику к способам познания социально-политических явлений.
Значительнейшее место в этот период занимают аксиологические критерии и оценки тех или иных шагов политиков и форм государственной жизни, опирающиеся на господствующие ценности и нормы нравственности, как это можно видеть по классификации, данной Аристотелем, трех "правильных" (монархия, аристократия и полития) и трех "неправильных" (тирания, олигархия, демократия) форм государства. И в то же время уже здесь им используются индуктивные принципы сравнительного подхода. При выделении общих и отличительных черт приблизительно пятидесяти известных ему политических устройств, опираясь на синхронный и диахронный методы, Аристотель анализирует фактический материал созданной при его непосредственном участии обширной серии из 158 исторических монографий, содержащих очерк развития и современного ему состояния строя разных государств1. При построении теоретических проектов идеального полиса Аристотель, наряду с Платоном и другими античными философами, использует даже некоторые простейшие элементы логического моделирования.
Позднее компаративный анализ используют для сравнения политических режимов Англии в XV веке англичанин Дж. Фортес-кью, а в XVIII веке —француз Ш.-Л. Монтескье, отмечая при этом некоторые архаические черты французской королевской власти. Но, пожалуй, наиболее эмпирически ориентированным мыслителем для своего времени можно назвать Н. Макиавелли, блестяще соединившего традиционное морализирование и философскую дедукцию при построении своей государственной модели с включенным наблюдением и историко-сравнительным анализом политического развития Италии.
Именно качественный сравнительный анализ выходит на передний план в XIX веке, когда появляются работы А. Токвиля и Дж. Милля, К. Маркса и Ф. Энгельса, в которых проводятся параллели и сравнения между основными европейскими государствами, а также формами правления в Старом и Новом Свете. И по сей день одно из наиболее популярных в мире современных учебных пособий по сравнительной политике для студентов, вышедшее многими тиражами и изданиями, выпущенное под редакцией известного американского политолога Р. Макридиса. Эта книга начинается с главы "Как нам сравнивать" из "Системы логики" Дж. Милля, где им обосновываются сами принципы компаративного подхода: соединения индукции и дедукции, сходства и различия, сопоставления изменений и их причин и т. д.2 И действительно, основным
1 См.: Доватур А. И. "Политика" Аристотеля // Аристотель. Сочинения.
В 4 т. Т. 4. М., 1984. С. 44.
2 Mul J. S. How We Compare // Comparative Politics: Notes and Readings /Ed. by
R. Macridis, W. Brown. Belmont, 1996. P. 16—. Современные возможности
компаративного исследования отражены в классической работе А. Прже-
ворски, Г. Тъюни "Логика сравнительного социального исследования'
(Przeworski А., Тейпе Н. The Logic of Comparative Social Inquiry. N. Y., 1969)-
щетодом возникавшей в США во второй половине XIX века акаде-мической политической науки становится сравнительно-исторический и правовой анализ политических институтов (Г. Адаме, Д. Бэрд-зкес), так же, как подобное состояние методологии можно наблюдать в Европе (О. Гирке) и России (М. Ковалевский). Классики современной политологии М. Вебер и М. Островский, Г. Моска и В. Парето опираются на сбор политических данных при помощи, в основном, историко-сравнительных методов. По способу обоснования методологических положений работы классиков носят уже скорее эмпирический характер, поскольку их теоретические выводы строятся на интерпретации фактического материала, хотя при этом И не проводилось специальных исследований по сбору новых, ранее неизвестных фактов.
Следующий бихевиоралистский этап в XX веке вызвал целую революцию в методологии политической науки, связанную прежде всего с применением новых эмпирических и количественных методов, заимствованных из арсеналов Как психологии, социологии, экономической науки, так и из математики, кибернетики, географии и даже медицины. В 1928 году в США выходит одна из первых работ по применению математических и, в частности, статистических инструментов (корреляционный и факторный анализ) в изучении политики (книга С. Раиса "Количественные методы в политике"). Место традиционных приемов логической дедукции политических философов и описательно-исторической индукции институционалистов начинают занимать бихевиоралисты со своими методами сбора и анализа "достоверных" данных об "эмпирически наблюдаемом" политическом поведении, которые активно применяются и по сей день. Из психологии и медицины в политическую науку вторгаются тесты и лабораторные эксперименты, из социологии —анкетные опросы, интервью, наблюдение, а из математики и статистики —регрессионный, корреляционный, факторный и другие виды анализа, а также математическое моделирование и методы теории игр. Особое место в методологии стали занимать методы изучения избирательного процесса и электорального поведения. Интересно, что уже в самом начале XX века российские ученые (В. Горн, А. Сали-ковский и др.) при помощи статистических приемов анализируют выборы в состав Государственной Думы России1, в то же самое время, когда во Франции географ А. Зигфрид разрабатывает так Называемую "политическую карту" Франции, создавая тем самым й°вую методологию "избирательной географии". В 30—-е годы в •IIIA в обойму методов политологии и социологии политики входят Прежде всего благодаря эмпирическим исследованиям Д. Гэллапа 3- Лазарсфельда) методы предвыборного зондажа общественного
мнения и техника панельных (повторяющихся) опросов избирателей. В 60—-е годы американцами активно начинают создаваться информационные базы политических данных и экспертные системы "искусственного интеллекта" на основе электронно-вычислительной техники, при этом в центр этих методик попадают принципы квантификации и процедуры измерения.
Но уже в конце 60-х —начале 70-х годов в западной политологии наступил кризис бихевиоралистской методологии, отстаивавшей сциентистские принципы и точные методы, измерение и кван-тификацию. Ряд американских политологов (Д. Истон и др.) выступили за возврат к традиционным подходам, качественным методам и моральным нормам, как тем принципам политической науки, которые были сформулированы в качестве основы постбихевиорали-стской методологии. И даже сегодня, в конце XX века, не утихли споры о приоритетных подходах, а в мире политологов продолжают сохраняться два основных течения в рамках методологии политической науки: "традиционалистское" (исповедующее качественные методы классической и институциональной политологии) и "би-хевиоралистское" (выступающее за приоритет "точных", эмпирических и количественных методов).
§ 2. Типы и уровни методов изучения политики
Мы убедились в том, что методы, применяемые в политической науке, прошли эволюцию не менее длительную, чем сам предмет политологии, пережившей волны дифференциации и интеграции с другими общественными науками не только в проблематике, но и в методологии. Существует на этот счет даже особая точка зрения, согласно которой политическая наука вовсе "не имеет своих методов и техники и использует методы и технику других общественных наук, выбирая то, что в данном случае больше подходит к объекту исследования..."1. Можно было бы в ответ заметить, что в настоящее время вообще достаточно мало наук, обладающих и применяющих только "свои" собственные методы, поскольку даже математики сегодня активно используют инструменты формальной логики и принципы философии, элементы общей теории систем и средства кибернетики. И в то же время приведенное выше замечание в определенной степени справедливо с позиции генезиса и функций различных методов, применяющихся в политологических исследованиях.
Каждое "новое" применение "старого" метода по-своему уникально, поскольку каждый раз познающий объект (ученый-обществовед) сталкивается с познаваемым объектом (социальной или политической реальностью) через призму своего понимания иссле-
1 Пэнто Р., Гравитц М. Указ. соч. С. 190.
довательской задачи и средств ее решения. В этом плане он волен выбрать любой метод или любую комбинацию каких угодно инструментов для своего исследования политической действительности, которые в рафинированных формах, или в "чистом виде", применяются, может быть, лишь в политической философии и этике.
Одновременно можно было бы в самой общей форме попытаться выделить основные разновидности методов, применяющихся в политологических исследованиях, а также некоторые критерии для их классификации. Первым основанием для подобного деления мо-деет служить степень общности анализа объекта или диапазона реальности, изучаемого наукой. В соответствии с этим критерием необходимо выделить три группы методов, используемых в политическом познании: 1) общенаучные; 2) социально-гуманитарные; и 3) специально-научные.
Первая общенаучная группа методов, в свою очередь, состоит из двух основных компонентов или подгрупп познавательных средств: логико-эвристических приемов и философско-аксиоло-гических принципов изучения политической жизни. В первом случае речь идет о таких хорошо известных всякой науке логических методах, как индукция и дедукция, анализ и синтез, диагноз и прогноз, определение и классификация, сравнение и аналогия, дескриптивно-конкретное описание и абстрактно-объяснительная интерпретация, наблюдение и эксперимент, статистический анализ и логико-математическое моделирование, верификация и фальсификация и т. д.
Второй компонент общенаучных способов познания связан с философско-мировоззренческими принципами и оценочно-аксиологическими критериями, из которых явно или неявно исходит каждый ученый в люббй области научного знания. Например, политолог может быть ориентирован на методологическую базу принципов диалектики или системного подхода, структурного функционализма или информационно-энтропийного анализа, которые служат Для него определенной системой координат в виде оценочных критериев и общеметодологических принципов. Скажем, то, что для сторонника системного подхода является верным ориентиром в политическом анализе, может вызвать огонь критики со стороны приверженца диалектического метода, который обвинит последнего в Метафизическом конструктивизме.
Особенность второй группы методов состоит в том, что инструменты этого рода используются в основном в социально-гуманитарных дисциплинах, в отличие от естественных и технических Иаук. К ним относятся методы историко-сравнительного и синхрон-о-компаративного исследования, анализа документов и источни-к°в, а в последнее время в большинство общественных наук про-ЧИкли принадлежавшие первоначально лишь психологии тесты и Шкалирование, тогда как из социологии пришли интервью, анкетные опросы и зондажи общественного мнения, культурологии —методы изучения стереотипов и традиций, лингвистики и семантики —приемы анализа знаков и символов и т. д.
Что же касается последней, в рамках данного деления, третьей группы специально-научных методов, то к ним можно отнести те приемы, которые уже наработаны в самой политике —модификацию или комбинирование нескольких изложенных выше компонентов в особый инструментарий, пригодный лишь к специфике политических объектов. В качестве примеров можно привести имитационное моделирование политических ситуаций с использованием элементов теории игр или рейтинговые экспертные оценки политических лидеров со шкалированием, или же, наконец, многомерно-статистический, сравнительный анализ государств и партий, который осуществим лишь с использованием компьютерной техники. В итоге из подобного разделения можно далее заключить, что данные группы методов составляют не только разновидности, но и определенные уровни методологии политической науки. Против этой мысли можно было бы и возразить: в чем же тогда собственно сам смысл выделения трех этих условий, если всех их можно редуцировать и свести к элементарным логическим процедурам? Если же идти последовательно тю этому пути, то тогда вообще нет других научных приемов, кроме правил силлогистики, поскольку еще Г. Ф. В. Гегель писал о том, что всякая наука есть "прикладная логика". Тем не менее известно, что экспериментальные, естественные и технические науки используют в основном лабораторные и прочие опыты, тогда как в социальных науках место эксперимента нередко приходится замещать теоретическими моделями и "силой научной абстракции" (К. Маркс).
Возможны и другие основания для типологизации политологических методов, к примеру, их деление на качественные и количественные, которое стало особо актуальным во второй половине XX века. Качественные методы возникли, как было уже выше сказано, гораздо раньше количественных инструментов. Если первые опираются на изучение и определение качественных признаков и свойств политических объектов, то вторые —на прямое или косвенное измерение, предполагающее использование символико-ма-тематической формализации и квантификации этих параметров. Следует заметить, что в современных методиках политологических исследований весьма сложно обозначить водораздел между качественными и количественными подходами. Характерным случаем подобного затруднения являются современные компаративные политические исследования1, охватывающие десятки, а то и сотни
1 Наиболее обстоятельный обзор современного состояния сравнительных исследований в политологии и социологии содержится в спецобзоре Международной социологической ассоциации "Сравнительная методология (1990). См.: Comparative Methodology: Theory and Practice in International Social Research / Ed. by E. Oyen. L., 1990.
сравниваемых объектов, которые проводятся с использованием как качественных подходов, так и новейших математических и кибернетических средств сбора и обработки информации. Подавляющее число подобных исследований связано с микрообъектами политики (партиями, участием, лидерством и т. д.), но на сегодня уже существует немало проектов, в которых объектами для сравнения выступают макросистемы —государства или страны, которые практически невозможно анализировать вручную, без привлечения математического аппарата и обобщения десятков национальных статистик при помощи ЭВМ.
В числе ярких примеров переплетения качественных и количественных методов в политологических исследованиях, где они используются и последовательно, и параллельно, можно было бы привести два едва ли не самых известных сравнительных проекта последних лет: К. Джанды "Политические партии: Транснациональное исследование" (1980 г.), охватившее 158 партий из 53 стран за 25-летний период 50—-х гг., и Т. Ванханена "Процесс демократизации: Сравнительное исследование 147 государств" (1990 г.), описывающее период с 1980 по 1988 год. И К. Джанда, и Т. Ванханен начинают с концептуализации качественной модели соответственно политической партии и демократического государства, заканчивающейся их краткими рабочими дефинициями1, которые, в свою очередь, открывают возможность для дальнейшей операционали-зации, а также квантификации.
Далее на основе исходных дефиниций, лимитирующих границы политических объектов, разрабатываются базовые концепции для определения основных блоков признаков, описывающих партии или государства. В проекте К. Джанды выделяются 111 переменных, которые сгруппированы в 12 кластеров, соответствующих основным характеристикам организации и деятельности политических партий (институционализация и государственный статус, социальный состав и база, характер и степень организованности, цели и ориентация и т. д.), так же, как Т. Ванханен берет в соответствии Bfero определением два качественных индикатора демократического характера государств —"состязательность" и "участие", на базе Которых им разрабатываются различные количественные индексы (например, ИВР —индекс властных ресурсов) и кластеры измеряемых переменных, создающие возможность для анализа мировой социальной и политической статистики.
КС политическим партиям относятся "организации, которые проводят линию на открытое завоевание их представителями государственных позиций" (Janda К. Political Parties: Cross-national Survey. N. Y., 1980. P. 5). Под демократическим государством подразумевается "политическое устройство, в котором идеологически и социально различающимся группам открывается легальная возможность для соревнования за контроль над вла-Вью, и где агенты, контролирующие властные институты, избираются и ответственны перед народом". (Vanhanen T. Process of Democratization: A Comparative Study of 147 States (1980—). N. Y., 1990. P. 11.)
И, наконец, последним из наиболее важных критериев классификации методов политологии является их функциональное предназначение, на основе которого можно выделить, с одной стороны, инструменты (с преобладанием индукции) для описания и сбора политических данных, а с другой —преимущественно дедуктивные способы анализа и интерпретации собранных фактов1, нередко связываемые соответственно с двумя уровнями и аспектами исследовательской деятельности: конкретно-эмпирическим и абстрактно-теоретическим. К первым относят такие методы сбора первичной социально-политической информации, как контент- и ивент-анализы, опрос, интервью, прямое наблюдение, шкалирование и прочие приемы, тогда как вторые связывают с формулировкой теоретических гипотез и построением абстрактно-логических и математических моделей, со средствами концептуализации и интерпретации, объяснения и конструирования. В действительности же эти две группы познавательных средств теснейшим образом переплетаются в фундаментальных и прикладных исследованиях политической жизни.
§ 3. Инструментальные подходы и современные методики исследования политической жизни
Выше уже отмечалось, что XX век стал столетием бурного роста методологий и методик, связанных с использованием инструментария эмпирических, количественных приемов. До сих пор не стихают споры между "традиционалистами" и "бихевиоралиста-ми", сторонниками качественных, логико-философских, историко-сравнительных подходов, и приверженцами "новой методологии", основывающейся на методах измерения, применении математических, статистических и компьютерных средств анализа специально собранных для этого и достоверных эмпирических данных. Разбор докладов и материалов трех последних Конгрессов МАПН (Вашингтон, 1988 г.; Буэнос-Айрес, 1991 г. и Берлин, 1994 г.) показывает, что политологами активно используются и "традиционные" и "новые" методы, которые нередко просто взаимодополняют друг друга. Что же касается современных методик политологических исследований, то они в большинстве случаев представляют собой совокупность процедур или способов адаптации общих и частных методов к изучению каждый раз специфических и по-своему уникальных политических явлений и процессов, предполагающему определенное комбинационное сочетание и пропорцию "традиционных", качественных и "новых" эмпирических, количественных способов по-
1 См. об этом: Методы сбора информации в социологических исследованиях / Отв. ред. В. Г. Андреенков, О. М. Маслова. Кн. 1. М., 1990; Manheim J-> Rich R. Empirical Political Analysis: Research Methods in Political Science. N. Y., 1991, etc.
литического познания, не сводимых ни к одному из этих способов в отдельности1.
В то же время весьма важным является вопрос о магистральных направлениях развития методологии современной политической науки на рубеже III тысячелетия, который, в свою очередь, разбивается на определение наиболее перспективных направлений фундаментальных и прикладных, теоретических и эмпирических исследований в свете последних достижений политологии.
Начнем с перспективных методологических подходов в сфере фундаментальной политологии.
Сравнительный (компаративный) метод. И до сегодняшнего дня в среде политологов активно работает методологический инструментарий сравнительного анализа политики, опирающейся на принципы сходства и различия, дедуктивные теоретические модели политических институтов и индуктивные методы их верификации с помощью диахронно-исторического и синхронно-эмпирического способов сбора данных, далеко не всегда обладающих необходимой детальной полнотой (например, когда под руководством Верба проведено было исследование политической элиты развитых демократий на материале анализа всего лишь трех стран —США, Швеции и Японии).
Одновременно уже с начала 60-х годов с появлением больших >ВМ, а затем ПЭВМ и компьютерных сетей, предпринято уже немало попыток практически тотального описания всей, без исключения, совокупности сравниваемых на основе математической обработки статистической и прочей достоверной информации. 1962 год в мировой политологии в известном смысле стал рубежным, этапным, когда в США был создан (ставший сегодня транснациональным, своего рода "Меккой политологов") Мировой архив баз данных Межуниверситетского консорциума политических и социальных исследований (г. Энн-Арбор, Мичиганский университет), и в это же время началась работа по трем крупнейшим проектам компаративного анализа государств и социально-политических систем в мире: 1) "Сравнительный анализ государств" (руководители Бэнкс и Р. Текстор, Массачусетский технологический институт и ДР-); 2) "Измеримость наций" jr. Гецков и Р. Раммель, Северо-За-[адньщ университет и др.), "Йельская программа сбора политических данных" (Б. Рассет, X. Алкер, Йельский университет и др.).
В основу разработки- системы индикаторов для измерения количественных величин легли именно качественные подходы. На-Ример, в Йельском проекте все 75 измеряемых параметров внут-'еннего и внешнего политического поведения 133 государств (их Ктитутов и общностей) периода конца 50-х —начала 60-х годов
Социологическое исследование: Методы, методика, математика и старика // Словарь-справочник. Т. 4 / Отв. ред. Г. В. Осипов. М., 1991. •—.
были отобраны на основе качественных моделей, структур и концептов, разработанных крупнейшими американскими политологами-теоретиками Р. Далем, Г, Лассуэллом, К. Дойчем, Д. Лапаламба-рой и др. Разработчики баз политических данных постоянно отмечали при этом, что главной исследовательской задачей является создание вовсе не "мертвого архива фактов", а прежде всего "дей- I ствующей лаборатории". В России также появились первые базы I данных (БД) по политике, как, к примеру, в Институте США и I Канады РАН, где проводилась работа по созданию БД "Аэлита" (no I политической элите США) и "Политические партии" (по политиче- I ским партиям России), хотя, по сравнению с состоянием разработ- I ки информационных политологических систем на Западе, отечест- I венные исследования находятся лишь на начальном этапе1.
Политическое моделирование. Формальное моделирование. I Моделирование политических процессов известно было еще в пер- I вой четверти XX века, начиная с первых попыток Л. Ричардсона в I "Математической психологии войны" (1919т.) разработать модель I гонки вооружений между двумя национальными государствами. I Особенно активно математические модели в политологии стали при- I меняться в эпоху "бихевиоралистского подъема" 50—-х годов. I Сегодня, в связи с совершенствованием ЭВМ и программных средств, I моделирование макро- и микрополитических процессов стало од- I ним из перспективных направлений в развитии методологии поли- I тической науки, которое, в свою очередь, имеет массу собственных I разветвлений. Возьмем лишь системное моделирование полити- I ки, которое охватывает и динамические, и стохастические модели I политической жизни, активно применяемые для анализа и диагно- I за циклически повторяющихся избирательных процессов и кампа-ний, а также прогнозирования результатов выборов в парламент2. I Но многие новые методы и методики применяются не только I для проведения фундаментальных, теоретических исследований, но I в чисто прикладных целях анализа текущих политических си- I туаций и выбора оптимальных решений по заказу как государст-венных, так и корпоративных структур. С конца 60-х —начала 70-х годов в США появляются компьютерные информационные системы с аналитическими "надстройками" над обычными базами данных. "Экспертные системы" и "искусственный интеллект" в прикладном политическом анализе. В прикладном анализе политиче-
1 См.: Мелихов С. В. Количественные методы в американской политологии
М., 1979. Гл. 1; Кулик А. Н. Посттоталитарное развитие, политология И
информатика: Проблемы взаимосвязи. М., 1990; и др.
2 См.: Плотинский Ю. М. Математическое моделирование динамики соЦИ'
альных процессов. М., 1992. С. 39—; Ливанский В. А. Моделирование со
циально-политических структур методом распознавания образов //Ко5*"
пьютерное моделирование социально-политических процессов / Под об*
ред. О. Ф. Шаброва. М., 1994.
ских ситуаций постперестроечной России, пожалуй, самым распространенным методом является качественная экспертная оценка с доследующим ее комплексированием в ситанализе при условии коллективной работы. Вместе с тем еще в 1969 году по заказу госдепартамента и агентства по контролю за вооружением и разоружением в США были созданы "экспертные системы" (ЭС) политического анализа WEIS (Рук. Ч. Маклелланд) и GASCON (Рук. Л Блумфилд), использовавшие принцип взаимодействия "человек-машина". В отличие от баз данных эти две прикладные системы включили в себя и блок сбора, и блок анализа политической информации. При помощи методики "ивент-анализа" (описание событий) каждое внешнеполитическое событие характеризовалось четырьмя параметрами: 1) субъект (инициатор) воздействия; 2) объект воздействия; 3) тип взаимодействия; 4) время и место события. Политический эксперт, помимо исчерпывающей информации о политических интеракциях и событиях в рамках блока сбора, получал целый программный пакет процедур машинной обработки и компьютерного структурирования первичных данных, включавший регрессионный и корреляционный анализ поступающей на "вход" социально-политической статистики, использование семантического дифференциала Ч. Осгуда, средств энтропийного анализа и теории графов и т. д.
И уж практически совсем новыми являются разработки многоролевых компьютерных политических игр (программный продукт, опирающийся на принципы математической теории игр), а также так называемого "искусственного политического интеллекта", опирающегося на методы когнитивной психологии и ориентированного, к примеру, на имитацию процессов принятия решений в условиях дефицита информации, множественности задач и повышенного риска от ожидаемых политических последствий (современная экспертно-аналитическая система ЦРУ "Factions", функционирующая начиная с середины 80-х годов в условиях режима "эксперт-компьютер-эксперт")1. В целом же все, или почти все, новейшие методы и методики политологии конца XX века стоят перед все той же самой проблемой оптимального сочетания адекватных качественных и Усиленных современными ЭВМ количественных приемов анализа все более усложняющихся отношений между людьми по поводу Политической власти и влияния.
' См.: Известия. 1995. 5 апреля.
Лекция 4. Законы и категории политики как науки
Важнейшей составной частью политологии выступает политика как наука и искусство. В современных условиях роль правильной политики возрастает как никогда раньше. Это обусловлено как внутренними условиями развития народов и государств, так и международной обстановкой. В настоящее время в большинстве стран мира произошли серьезные изменения не только в сфере экономики, но и в расстановке социальных сил, характере власти, идеологии, что, естественно, требует выработки и соответствующей политики.
Претерпела существенные изменения и мировая обстановка. Конец холодной войны, переход от двухполюсного к многополюсному миру, усиление локальных конфликтов и вместе с тем наличие в ряде стран ядерного оружия —все это требует особой ответственности при проведении политики не только внутри страны, но и на мировой арене.
§ 1. Политика как наука и искусство
Хотя проблемами политики ученые начали заниматься еще в глубокой древности, хотя ей уделялось большое внимание в средние века и в новое время, но и до сих пор нет четких ориентиров относительно того, что такое представляет сама политика и для чего она нужна, каков ее предмет, существуют ли и если существуют, то в чем состоят ее законы и категории. В результате всего этого политика и до сих пор продолжает выступать скорее как искусство, нежели как наука.
Большинство ученых определяют политику как отношение субъектов по поводу политической власти. Но как же в таком случае быть с технической, культурной, экологической политикой, где проблемы власти хотя и присутствуют, но не являются решающими? С одной стороны, в традиционной социологии и политологии политику рассматривали как концентрированное выражение экономики и в то же время говорили о первенстве политики перед экономикой. Но как же совместить эти два положения? Все это свидетельствует о необходимости дальнейшей разработки теории политики.
Как и всякая наука политика имеет свой предмет, законы # категории. При этом политическая деятельность выступает частным случаем исторической деятельности людей, в основе которой
лежит рациональность. Однако предмет политики существенным образом отличается от предметов других естественных и общественных наук.
Если предметом естественных наук выступают те или иные стороны объективной реальности (для физики —физическая ре-пьность, для биологии —живое, для политэкономии —экономи-аеские отношения между людьми в рамках общества), то предме-эм политики выступает сознательная деятельность человека по ггулированию отношений между людьми. Если теория призвана раскрыть характер условий, в которых осуществляется деятельность людей, то политика, опираясь на данные теории, призвана определить пути использования объективной обстановки в интересах тех или иных социальных субъектов.
Политика как таковая необходима обществу и человеку в силу по крайней мере трех причин. Во-первых, поскольку мир представляет многообразную целостность, то в нем существуют не только закономерность, но и случайность, взаимная борьба, столкновения и непредсказуемость. А следовательно, необходима и соответствующая ориентация человека в этом мире с целью обеспечения своего существования. Во-вторых, в окружающем нас мире усиление зависимости материальных структур от окружающей среды сопровождается расширением рамок их свободы выбора и усилением в связи с этим как рациональности, так и иррациональности, что также необходимо учитывать человеку в процессе своей деятельности. В-третьих, человек в своих качествах создан таким образом, что он не может учесть все и вся. Природа запрограммировала его свойства как бы на всеобщее, на все случаи жизни, а частное и непредсказуемое он должен предусмотреть с помощью политики и политической деятельности.
Следовательно, в конечном счете основы политики заключены как во внешних условиях, в которых осуществляется деятельность людей, так и во внутренних качествах самого человека как своеобразного субъекта деятельности.
Более того, основы политики заключены в самом основании мироздания в силу его единства и качественного многообразия, а также присущего этому миру отражения. Однако отражение находит свое проявление в обществе в различных аспектах —в мышлении, искусстве, управлении и т. д. Политика представляет собой специфическую форму отражения и его продукта -- мышления, связанных с взаимоотношениями индивидов в рамках общества.
Рациональность —закономерный результат единства и качественного многообразия мира, где необходимость и закономерность Реализуются не непосредственно и прямо, а через случайность и стихийность. В самом деле, если бы в мире царила только одна ^кономерность или только одна случайность, то в таком случае
проблемы рациональности вообще бы не существовало. Рациональность —это построение явлений и процессов в соответствии с объективными закономерностями и глубинными тенденциями, которые лежат в основе мироздания. Причем поскольку такое построение происходит в обстановке случайности, а потому совершается через конкуренцию,-борьбу, то здесь действуют отбор и искусство выживания наиболее приспособленных к условиям.
Таким образом, в мире, где закономерность находит свое проявление через случайность, рациональность возникает не автоматически. Она может реализоваться лишь через определенное содержание, форму, поведение, а в обществе —через сознательную деятельность и прежде всего через соответствующую политику.
Поскольку во внешнем мире закономерность и рациональность проявляются не непосредственно и прямо, а через непредсказуемость, то для того, чтобы человеку действовать рационально в соответствии с объективными тенденциями, необходимо ориентироваться в обстановке, уметь избежать опасности, предвидеть ход событий и т. д. При этом, поскольку природа построена на основе рациональности, она требует и от человека поступать рационально во всех сферах его деятельности, а также в отношениях между субъектами в рамках общества. Все это невозможно обеспечить без осуществления определенной политики.
Поскольку человеку присуща природная рациональность, то он должен реализовать ее во всех видах своей деятельности, в духовной жизни, в отношениях друг к другу и т. д. Но поскольку человек не запрограммирован в своих конкретных действиях, качествах и поступках и обладает свободой воли, то и в отношениях между людьми в рамках общества и в предвидении будущего он может поступать как в соответствии с законом, или рационально, так и стихийно, непредсказуемо.
Так, например, поскольку у животных рациональность заключена в инстинктах и они не обладают в такой степени свободой воли, как это присуще человеку, то они, как правило, не истребляют друг друга. Напротив, поскольку человек относительно свободен в своем поведении, то это нередко ведет не только к взаимным столкновениям, но и к истреблениям, войнам между народами, кровавым конфликтам и т. д.
Функция политики в таких условиях и состоит в том, чтобы утвердить рациональность в отношениях между людьми или субъектами в рамках общества. Она призвана обеспечить наиболее эффективные ориентиры получения материальных ресурсов, наметить пути защиты от врагов, не допустить конфликтов, а если они неизбежны, то определить пути достижения победы в них. Политика призвана помочь данному субъекту выиграть соревнование, обороняться или наступать. И это естественно, так как в таких условиях власти и управления недостаточно для того, чтобы предотвратить возникающие конфликты в рамках общества. В условиях взаимных столкновений и социальных катаклизмов сама власть и управление могут нарушаться.
Исходя из этого, можно сказать, что важнейшие функции политики: а) путем учета обстановки обезопасить субъекта от отрицательных для него случайности и непредсказуемости; б) уменьшить опасность ненужных столкновений между людьми в обществе; в) обеспечить рациональное отношение к добыче, сбережению материальных и духовных ценностей с тем, чтобы они способствовали утверждению столь же рациональных отношений между людьми (техническая, экологическая, культурная и т. д. политика); г) обеспечить отбор из множества вариантов окружающих условий и поведения самого человека или субъекта наиболее совершенного и эффективного, отвечающего потребностям как самого субъекта, так и всего социального целого; д) обеспечить предвидение будущего и рациональных путей его достижения.
Одним словом, политика представляет собой такую сторону сознательной деятельности человека, которая направлена на обеспечение наиболее рационального поведения как самих субъектов, так и рациональных отношений между субъектами в рамках общества. В соответствии с этим предметом политики выступает сознательная политическая деятельность, направленная на регулирование отношений как между самими субъектами в рамках общества, так и в отношении к окружающим условиям.
Политика —такая сфера общественного сознания, которая призвана обеспечить рациональность в поведении и отношении между субъектами в рамках общества (минимум затрат и максимум результатов), а также между обществом и социальной и природной средой в обстановке стихийности и непредсказуемости с учетом закона преимущественного развития в данных конкретных условиях.
Но политика, хотя и оказывает влияние на все виды человеческой деятельности, не может быть безбрежной и охватить все человеческое поведение в целом. Имея как бы верхние и нижние пределы, политика регулирует сферу человеческих взаимоотношений и связанных с ними сфер деятельности.
Политика хотя и представляет собой науку, но науку особого Рода. Если естественные и общественные науки призваны исследовать определенную реальность и законы, которые ей присущи, то °бъектом политики выступает сфера отношений между людьми, сфера случайного и непредсказуемого в рамках общественной жиз-!•Политика призвана обеспечить рациональность в поведении и °Тнощениях субъектов, привести эти отношения в соответствие с Фьективными законами и наличными условиями. Иными словами, Юлитика, учитывая случайность и непредсказуемость, призвана
направить ход событий в сторону рациональности, обеспечив действие субъекта в соответствии с объективными законами как внещ. ней, так и присущей им внутренней природы.
Политика представляет собой важнейшую часть науки управления. Если наука управления призвана обеспечить сохранение, упорядочение и развитие определенной структуры, то политика представляет такую сферу деятельности, которая связана с отношениями между субъектами (классами, нациями, другими социальными группами), с их участием в делах государства и использованием государственной власти. При этом, чем устойчивее та или иная социальная система, тем больше в ней возрастает роль управления. Напротив, в неустойчивых системах, подверженных конфликтности и другим катаклизмам, возрастает роль политики и политической деятельности.
В этой связи было бы едва ли верно сводить предмет политики к отношению субъектов по поводу политической власти. В таком случае из предмета политики исключаются такие сферы, как техническая, экологическая, культурная, политика, регулирующая отношения между полами, и т. д. К тому же и сама власть выступает орудием политики лишь потому, что в ней концентрируется определенная материальная сила. Борьба за власть поэтому напоминает борьбу между борющимися за овладение оружием как материальной силой, помогающей одержать победу над противником в борьбе. В соответствии с этим отношение субъектов по поводу политической власти, проблема самой власти в политике означают политику в узком смысле слова, в отличие от политики, включающей в себя и другие сферы человеческой деятельности.
В связи с этим логично предположить, что в будущем социально-справедливом обществе политика не отомрет, как считали до сих пор. По всей вероятности, отомрет лишь политика в узком смысле слова. Что же касается политики в целом, то хотя ее функции и изменятся существенным образом, но она тем не менее сохранится. Но предмет политики как науки не следует и расширять, подводить под нее всю сознательную человеческую деятельность вообще. Изготовляя орудие труда, вспахивая поле, человек так или иначе руководствуется определенной стратегией поведения. Но это, скорее, именно стратегия поведения, часть политики, но не сама политика. Политика —это такая сфера сознательного человеческого поведения, которая самым тесным и неразрывным образом связана с отношениями между различными социальными группами общества и его структурой.
В соответствии с таким подходом строительство нового завода> совершенствование механизмов для защиты окружающей средЫ> ремонт космического корабля и т. д. —это сферы деятельности-хотя и подчиненные определенной стратегии, но не являются саМй
"по себе политикой. В то же время пути технического развития общества, защита общества от загрязнения окружающей среды, развитие космонавтики в целом и т. д. являются предметом политики, так как они, хотя и могут не затрагивать систему власти, но затрагивают интересы общества в целом и так или иначе влияют на его структуру.
В соответствии с тем, что человек и общество функционируют В определенной социальной и природной среде, можно выделить и разновидности политики: демографическая политика, социальная политика, экономическая политика, геополитика. Эти разновидности в свою очередь подразделяются на более мелкие части. Если демографическая политика представляет собой концентрированное выражение демографических процессов и путей их решения в данной стране или странах, если социальная и экономическая полити-ка выступают продуктом способа производства материальных благ, то геополитика —это отражение наиболее эффективных путей самореализации общества в рамках того геополитического пространства, в котором находится данный народ или народы.
Возникает проблема соотношения политики и морали. Между политикой и моралью существует как единство, так и различие. Мораль определяет нормы и принципы поведения социальных субъектов, направленные на обеспечение целостности общества. В отличие от морали, политика хотя и направлена на обеспечение целостности общества, но она обеспечивает его несколько иначе, на основе относительной самостоятельности и активности социальных субъектов как элементов общественной структуры. Мораль отражает требование общества как целого к своим частям и социальным субъектам. Политика же нередко отражает то, что идет от самого субъекта, связано с его свободой воли и выбора. Мораль призвана обеспечить нормальное функционирование общества в глобальных масштабах и на длительную перспективу. Принципы морали отражают поэтому коренные долговременные законы функционирования и развития общества, его общечеловеческие интересы и принципы. В отличие от морали, политика связана с более конкретным и менее долговременным в этом развитии, к тому же она может отражать не только интересы всего общества, но и данных конкретных групп и социальных субъектов. Именно поэтому политика должна быть подчинена нравственности и исходить из нее. Поскольку как нравственность, так и политика в конечном счете направлены на оптимальную самореализацию общества и человека, то политика Должна быть нравственной, а нравственность в свою очередь должна учитывать политическую конъюнктуру и не быть аполитичной.
В то же время в силу своей относительной самостоятельности Политика может оказывать обратное влияние на нравственность, Кодифицируя ее в ту или иную сторону. Так, например, убийство
стариков во время голода в условиях первобытного строя с позиций целого было нравственно, так как оно позволяло ему как-то поддержать свое существование, но было безнравственно с точки зрения самих стариков, которых обрекали на смерть.
Следовательно, политическая рациональность не может быть полностью сведена к нравственным нормам, так как она имеет свою собственную логику и принципы. В то же время она не может в корне расходиться с нравственными нормами и абсолютно противоречить нравственности, а должна исходить из нее. Если же политика выходит за рамки нравственных норм, то она приобретает безнравственный, аморальный характер.
По-видимому, политика можно уподобить врачу, который при лечении больного должен следовать принципу "не навреди". Политик, как и врач, осуществляя ту или иную операцию, должен следовать принципу: данная операция может быть оправданна лишь в том случае, если в результате ее проведения положительный результат для определенной социальной группы общества в целом будет намного превышать те потери, которые необходимы для ее осуществления. Если же политик выйдет за эти нравственные рамки, то его действия окажутся аморальными и рано или поздно придет моральное, да и не только моральное, возмездие. В связи с этим возникает необходимость в специальной науке —политической этике.
Большой интерес представляет также соотношение политики и науки. Поскольку в основе функционирования и развития общества лежат в конечном счете закономерные связи и отношения, то не наука должна находиться на службе у политики, как это случалось неоднократно, а, наоборот, политика должна руководствоваться данными науки и исходить из них. В то же время знание одних научных истин без политики недостаточно для определения конкретной линии поведения ни социальных субъектов, ни общества в целом в данной конкретной ситуации. Именно поэтому нельзя противопоставлять науку и политику, так как залог их успеха —во взаимодополнении друг друга. Политика должна быть научной, так как без этого она не добьется успеха, а научные истины в свою очередь должны дополняться политическими реалиями и действиями, так как без этого наука рискует превратиться в абстракцию, оторванную от жизни. И хотя нередко возникает ситуация, при которой политика подчиняет себе науку, но подобная ситуация представляет собой извращенное состояние политики и науки. В нормальных условиях наука представляет собой основу политики и политических действий, и в то же время сама испытывает обратное влияние политики.
Следует также, на наш взгляд, отличать науку о политике, или политическую науку, от политологии. Предметом политологии выступает исследование закономерностей функционирования всей [политической сферы общественной жизни. Политология стоит в ряду раких наук, как политическая экономия, социология, культурология. Политику же нельзя связывать только с экономической или только с политической сферой общественной жизни и тем более лишь с Государственной властью. Политика присуща всем сферам и формам человеческой деятельности и поэтому она так или иначе за-•грагивает все сферы общественной жизни, где проявляется актив-шость частей по отношению к своему целому, их активность и сво-Вода выбора. Именно поэтому и существует техническая, экономи-Ьеская, экологическая, культурная, внешняя и внутренняя политика.
Частью политологии выступает не вся политика и политическая деятельность, а лишь та, которая связана с политической жиз-рью и государственной властью, то есть совершается в рамках по-вштической сферы общества.
В рамках политической науки различают внутреннюю и внеш-jjuoro политику, а также политику международных отношений, вклю-Ьающую в себя деятельность субъектов на международной арене. Последняя представляет собой относительно самостоятельную от-юасль политической науки, которая все больше стремится приобрести роль отдельной науки в рамках политической науки.
§ 2. Характер законов политики как науки
Ни в нашей, ни в зарубежной литературе по сути дела ничего •е говорится о законах, которыми призвана руководствоваться по-житическая наука. Более того, некоторые политологи считают, что (Таких законов и не существует вообще.
В конечном счете подобного рода представления связаны с тем, Вто, сосредоточившись на анализе социальных условий и их влия-•ия на общество и человека, политологи в значительной степени •едооценили внутреннюю природу самого человека, в которой и •включены наиболее общие принципы политики и политической Веятельности.
С представлениями об отсутствии законов политики и политической деятельности трудно согласиться, потому что в таком слу-•ае политик, якобы, может работать вслепую, не руководствуясь |викакими нормами и принципами, ничего не прогнозируя и плывя Яо воле волн. Но спрашивается, для чего же в таком случае нужна рама политика? Как и всякая наука, политическая наука должна .базироваться на определенных законах. Если же они отсутствуют, То нельзя говорить и о науке как таковой.
Говорят, что законы общественного развития, в том числе и политической деятельности, должны исследоваться не политиче-вкой наукой, а философией общества, социологией, другими обще-«твенными науками. Что же касается законов политической истории, то они, якобы, вообще не существуют. Однако политическая наука призвана не только учитывать и использовать законы, обоснованные другими общественными науками, и исходить из них, но и в силу своей относительной самостоятельности раскрывать свои собственные законы, которыми и должен руководствоваться политик в своей деятельности. При этом, как будет показано дальше, следует различать, с одной стороны, законы, которыми должен руководствоваться человек при проведении той или иной политики, или законы самой политики и законы, на основе которых должны строиться те или иные общественные и государственные структуры. Как известно, закон —это необходимое, существенное, устойчивое, повторяющееся отношение между явлениями и процессами в природе, обществе и человеческом мышлении. В законе находят свое выражение общие отношения, связи, присущие всем явлениям данного рода или класса. Познание законов составляет задачу науки, выступает основой преобразования человеком природы и общества. Все науки имеют присущие им законы. В качестве физических законов выступают закон сохранения массы и энергии, принцип наименьшего действия, зависимость массы от скорости и т. д. В биологии в качестве важнейшего выступает закон естественного отбора, обоснованный Ч. Дарвином, в химии многие законы строятся на основе периодической системы элементов Д. И. Менделеева, в политэкономии —закон стоимости и т. д.
Особенность законов политики заключается в том, что хотя они и связаны с объективной реальностью и вытекают из нее, но сами по себе представляют законы субъективной деятельности людей по преобразованию этой реальности. Как известно, человек, в отличие от пчелы, паука, других животных, прежде чем что-либо созидать, создает некий идеальный образ и потом начинает творить в соответствии с этим умозрительным образом. При этом создание такого образа происходит не произвольно, не хаотически, а по определенным законам и принципам, вытекающим как из природы человека, так и из самой объективной действительности и адекватных ей. Не случайно, что хотя умалишенный может создать какой-либо образ и руководствоваться им в своем поведении, но такие образцы у него носят беспорядочный, хаотический характер, противоречащий объективной действительности, и потому не соответствующий ей.
Законы политики —это в конечном счете законы природной реальности и рациональности, сконцентрированные в природе человека и преобразованные его сознательной деятельностью с учетом конкретных обстоятельств.
В основу законов политики следует положить природу самого человека и присущие ей законы, так как законы политики представляют своеобразное продолжение, конкретизацию и развитие
законов этой природы. В конечном счете они направлены на оптимальную самореализацию человека, социальной группы, общества в целом в данной конкретной среде.
Как известно, человек отнюдь не бессилен перед действием законов. Он самым различным образом может использовать объективные законы, действующие в природе и обществе, в своих интересах. Используя силу ветра и воды, он строит ветряные и водяные мельницы. В то же время он может ограничить проявление и сферу действия тех или иных законов, если они отрицательно влияют на его жизнь. (Так, защищаясь от холода, человек использует одежду, строит жилище и т. д.) В своих интересах человек может использовать противоречия в действии объективных законов.
Задача политики в том и состоит, чтобы наиболее рациональным образом использовать действие объективных законов, а равно и случайных проявлений в интересах данного субъекта. Дело в том, что законы природы и общества, преобразованные человеком, его навыками, умением и действием, становятся мощной материальной силой воздействия как на природу, так и на других субъектов, с которыми он взаимодействует. При этом в зависимости от того, как данный субъект сможет использовать объективные законы в своих интересах, и состоит искусство политики и его превосходство перед другими. В одном случае он может более или менее точно учесть различные варианты, предусмотреть последствия, ограничить отрицательные влияния и дать дорогу благоприятствующим, в другом же случае он не сможет этого сделать по тем или иным причинам. В зависимости от этого одного чаще всего ждет успех в политике, другого —неудача. Подобно тому как скульптор или архитектор из груды глины или кирпича создают чудесные творения, так политик из стихии и непредсказуемости фактов и событий призван создать рациональное в жизни и поведении субъекта. В этом и заключается единство политики и искусства, так как в обоих случаях возможность превращается в действительность, хаотическое состояние —в рациональную организованную форму, причем и в том и в другом случае при посредстве и воздействии человека. Все это в конечном счете —результат самоорганизации материи, где все стремится к естественной гармонии и красоте.
Устремления и поступки одного субъекта могут оказаться ближе К объективной необходимости, а другого —далее. Тому, кто поступает в соответствии с объективной реальностью, при всех прочих равных условиях, больше гарантирован успех, а того, кто поступает вопреки необходимости, нарушает законы нравственности без необходимой на то причины, рано или поздно может ждать возмездие.
Поскольку верховным критерием правильности политики выступает объективная действительность и заключенная в ней необходимость, то для того, чтобы не ошибиться в политике и не сбиться
с пути, необходимо руководствоваться определенными законами, которые лежат в основе политики и политической деятельности.
Прежде всего возникает вопрос об основном законе политики и политической деятельности. Суть основного закона политики -обеспечение оптимального функционирования и самореализации данного социального субъекта в условиях случайности и непредсказуемости путем сознательного воздействия на объективные процессы с целью превращения существующей возможности в действительность. Здесь определены цель политики и средства ее обеспечения.
Из основного закона вытекают по крайней мере два важных вывода. Первый состоит в том, что политика имеет определенные как верхние, так и нижние пределы своего влияния и воздействия. В самом деле, политика невозможна, если в силу объективных условий невозможно изменить ход событий или даже повлиять на них. В этом заключена невозможность и самой политики. Вместе с тем политика окажется ненужной, если цель достижима без какой-либо необходимости воздействия на нее. Не случайно, что еще древние просили Всевышнего о даровании им терпения, чтобы они смогли выдержать то, что невозможно изменить, решимости и мужества изменить то, что возможно изменить, а также мудрости отличить первое от второго.
Второй вывод заключается в том, что политика это не только и не столько концентрированное выражение экономики (так как в таком случае во имя экономики могут быть оправданными действия, совершаемые вопреки интересам самого человека и окружающей природы). В конечном счете политика представляет собой концентрированное выражение интересов данного социального субъекта в определенных социальных и природных условиях. Иначе говоря, политика -—концентрированное выражение не только и не столько экономики, способа производства материальных благ (это можно отнести к экономической политике как части политики), а способа производства всей общественной жизни в целом, в центре которого находится не экономика, а сам человек, функционирующий в определенных социальных и природных условиях.
Если политика рассматривается под таким углом зрения, то становится понятным и возможность первенства политики перед экономикой. Политика отражает более фундаментальный и широкий спектр общественной структуры в сравнении с экономикой.
В то же время, если рассматривать политику под таким углом зрения, то одним из важных законов, которым должен руководствоваться политик при осуществлении тех или иных политических мероприятий, выступает закон учета интересов и потребностей самого человека, человеческого потенциала в целом в определенных социальных и природных условиях или, иначе говоря, закон обеспечения адекватности социальных условий природе человека.
Но политика и политическая деятельность включают в себя помимо основного также и другие законы. Еще древние греки говорили: предупрежден, значит, вооружен. Из этого следует необходимость знания не только цели, но и средств ее достижения, а также учета тех сил и ресурсов, которые могут обеспечить ее выполнение.
В связи с этим важнейшим законом успеха политики и политической деятельности выступают знание и учет всей совокупности объективных и субъективных условий, влияющих на решение данной политической задачи, и их умелое использование в практической деятельности. Кстати, этот закон заложен в свойствах самого человека, наделенного различными органами чувств в целях ориентации в среде.
Исторический опыт свидетельствует, что успех в осуществлении политики сопутствовал чаще всего тем и тогда, когда политика соответствовала объективным историческим тенденциям общественного развития, и эти тенденции учитывались в практической деятельности, и напротив, политики терпели поражение тогда, когда деятельность тех или иных социальных субъектов противоречила интересам развития общества. В этой связи, если бы, например, коммунисты знали объективные законы и тенденции общественного развития и учитывали их в своей практической деятельности, то они не провозглашали бы утверждение в нашей стране развитого социализма, что на деле означало заведомую утопию. И жизнь вскоре отомстила за игнорирование и нарушение объективных законов и тенденций. В свою очередь, если бы нынешние демократы придерживались объективных законов, то они не насаждали бы в стране западные порядки, которые противоречат развитию российского общества и его историческим тенденциям, сложившимся под влиянием определенной совокупности условий.
Когда говорится об учете объективных законов в политике и политической деятельности, то следует учитывать не только законы, вытекающие из материально-производственной структуры общества или социальных условий, но и законы внутренней природы самого человека, а также окружающей общество природы. Это обусловлено тем, что общественная жизнь —это в конечном счете Деятельность человека в определенных социально-природных условиях. Поэтому, чтобы не ошибаться в политике, следует учитывать всю совокупность законов и опираться на них в своей деятельности. Следует также учитывать, что общественная жизнь характеризуется различными уровнями, которые обладают присущими Им тенденциями. На уровне ее природно-демографических основ Действуют одни тенденции, а на уровне социальных условий могут Действовать другие, причем нередко противоположные первым. Лишь учет тех и других в их совокупности и единстве может служить условием успеха в политике и политической деятельности. К тому же политика может быть правильной лишь в том случае, если будут учтены не только всеобщие тенденции, но и их конкретные проявления в данный исторический момент. Поэтому учет как общего, так и конкретного в сложившейся обстановке также составляет одно из важных требований политики, ее непременное условие успеха.
Но человек, класс, общество в целом должны не только исходить из объективных законов и учитывать их в своей деятельности, но и активно влиять на ход событий в своих интересах. Из этого следует, что важнейшим условием правильной политики и политической деятельности является сознательное воздействие на объективные процессы путем их умелого использования и применения. А для этого необходимо знать не только внутренние процессы и тенденции, но и внешние условия, отделять важное от неважного, существенное от несущественного.
В соответствии с этим одним из важнейших законов политики и политической деятельности выступает выбор основного звена в цепи событий и предвидение возможных последствий в будущем. Непременным условием успеха в политике выступает также нахождение и отбор из всего неисчерпаемого множества фактов, событий, приемов и т. д. наиболее соответствующего условиям и удовлетворяющего коренные потребности человеческого существования на основе закона преимущественного развития.
Законом успеха в политике и политической деятельности выступает опора на передовые силы общества, за которыми —будущее. Лишь учитывая и опираясь на передовые силы общества, которые в настоящее время может быть и не занимают лидирующего положения, но которые обладают потенциальными возможностями для выхода в будущем на передовые позиции, можно обеспечить успех в достижении политических результатов. В этой связи и классовый подход при выработке политики и идеологии в обществе, разделенном на классы, имеет важное значение и непременно должен учитываться в практической и теоретической деятельности.
Осуществляя то или иное политическое решение, необходимо обеспечить всесторонний учет менталитета данного народа, его ци-вилизационные особенности и готовность воспринять то или иное политическое мероприятие. Поэтому при осуществлении политических решений нельзя допускать как запаздывания их реализации и утверждения новых социальных и политических структур, так и их неоправданной коренной ломки.
Одним из важных моментов политики и политической деятельности, особенно наглядно вытекающих из нашей постсоветской практики, является понимание, что, создавая новое, опирайся и используй до конца достигнутое, не ломай старого до создания нового, д между тем нарушение этого закона явилось одной из важных причин тех отрицательных последствий, которыми сопровождаются проводимые в нашей стране реформы.
Важным законом политики является правильный выбор цели и определение наиболее эффективных путей ее достижения. Иными словами, для успеха в политике необходимо правильно определить цель и стремиться к ее достижению.
История знает немало примеров, когда неверно избранная цель приводила к краху усилия целых народов, как это случилось, например, с фашистской Германией во Второй мировой войне. При этом важно подчеркнуть, что избранная цель должна оправдывать любые средства для ее достижения, а также чтобы так называемый принцип революционной целесообразности не сопровождался беззаконием и произволом.
Одним из законов политики и политической деятельности является борьба за овладение политической властью или за влияние во властных структурах как важнейшее условие достижения цели. И это естественно, так как власть выступает мощной материальной силой преобразования общества и его структур. Она представляет средства стать сильнее и лучше защитить свои интересы. Именно поэтому тот, кто наделен властью, имеет больше возможностей в осуществлении своих целей.
После того, как определена цель и выбрано правильное направление ее достижения, возникает важная проблема обеспечения успеха политической деятельности. Не секрет, что даже при верном определении направления движения могут быть допущены такие просчеты и ошибки, которые сведут на нет предпринятые усилия.
Именно поэтому для того, чтобы не ошибаться в политике, после того как избрано правильное направление, целесообразно руководствоваться такими законами, как закон учета и оценки собственных сил и возможностей, а также сил, которые могут противостоять достижению цели. Успех в достижении политической цели зависит также от использования всех возможных резервов, способствующих достижению цели, и ослабления сил, препятствующих этому. Причем в одном случае, если условия недостаточно благо-Приятны или не созрели, необходимо употребить больше собственных усилий для достижения цели, а в другом случае, если, образно говоря, плод созрел, достаточно небольших усилий, чтобы достигнуть необходимых результатов.
В политике действует принцип —обеспечение максимума результатов при минимальных потерях и затратах. В соответствии с Принципом наименьшего действия политика и политическая дея
70
тельность призвана обеспечить экономию собственных сил и вместе с тем поиск в окружающих условиях дополнительных средств и ресурсов для обеспечения успеха в достижении цели.
Победа, если она достигнута слишком дорогой ценой, может превратиться в поражение (Пиррова победа). При этом в процессе достижения цели нельзя поддаваться всепожирающему чувству стадной злости, равно как неверна и политика всепрощения.
Утвержденные на основе прогнозов и политических решений общественные структуры должны отвечать по крайней мере следующим основным условиям: в них должна быть обеспечена целостность системы и каждого ее элемента, и вместе с тем они должны способствовать осуществлению закона преимущественного развития наиболее активных элементов, а также поддерживать динамическое равновесие между этими двумя тенденциями.
Общественные структуры также должны отвечать принципу наименьшего действия и закону экономии сил и средств и строиться с таким расчетом, чтобы они использовали и потребляли больше тех ресурсов, которых больше в наличии, и меньше тех, в которых ощущается недостаток, примером чему может служить сам человек, его природа.
Опыт показывает, что при достижении цели нельзя допускать как промедления, так и авантюризма. В одном случае следует действовать стремительно, в другом -- ждать, пока плод созреет и упадет сам. Иногда следует разрубать "гордиев узел", а в другом случае действовать в соответствии с поговоркой "семь раз отмерь, один —отрежь". Одним словом, риск должен быть оправдан.
Поскольку на пути к цели могут встретиться различные препятствия, то в политике необходимо уметь балансировать между Сциллой и Харибдой, обеспечивая выбор наиболее оптимального варианта. При этом чем труднее достижение цели, тем сильнее и активнее должны быть политика и политическая деятельность.
И, наконец, важнейшим законом политики выступает закон, согласно которому при достижении цели —"не навреди" тому социальному целому, включая внутреннюю природу человека и окружающую среду, в рамках которого совершается политическая деятельность. В противном случае может наступить, и чаще всего наступает, моральное, да и не только моральное, возмездие. Это означает, что необходимо осуществлять политику и политические действия в рамках общечеловеческих моральных норм и правил, данных социальных условий, а также природных возможностей. В то же время при осуществлении политики и обеспечения собственных целей следует ставить интересы целого выше интересов частей.
В случае же нарушения каких-либо принципов функционирования социального целого такое нарушение может быть оправдан-
3. Категории политики как науки
но лишь в той мере, в какой оно диктуется необходимостью, причем достигнутый результат должен превышать те потери, с которыми были сопряжены те или иные политические действия.
Наряду с общими законами политики и политической деятельности существуют ее более частные законы, связанные с теми или иными конкретными сторонами политической деятельности.
Самореализация социальных субъектов может происходить как в условиях избытка, так и при наличии дефицита материальных ресурсов. В первом случае она может не сопровождаться борьбой с другими социальными субъектами за "место под солнцем", за обладание материальными ресурсами, в другом —она может сопровождаться не только борьбой, но и кровопролитием, и даже взаимным истреблением соперников. В первом случае политика будет главным образом сводиться к рациональному использованию собственных ресурсов, обеспечению принципа наименьшего действия, более эффективному использованию и адаптации к среде, во втором случае политика будет включать в себя соревнование, а иногда —борьбу с другими социальными субъектами.
Политика может осуществляться мирными или немирными путями и средствами с применением вооружений (война —продолжение Политики путем насилия), она может носить как оборонительный, так и наступательный характер. Все это зависит от условий, в которых происходит функционирование того или иного социального субъекта. В соответствии с этим существуют специфические закономерности политики и политических действий в условиях открытого столкновения различных социальных сил и законы их поведения в условиях мирного сотрудничества или конкуренции. Могут быть принципы, которыми следует руководствоваться в условиях нападения или обороны, и могут быть принципы политических действий в условиях сотрудничества и взаимопомощи социальных субъектов. Так, например, выбор направления главного удара —это принцип наступательной политики и стратегии, а охрана наиболее уязвимых направлений —это принцип политической деятельности, связанный прежде всего с обороной тех или иных объектов.
§ 3. Категории политики как науки
Как и всякая наука политика имеет не только свои законы, но И категории. Категории происходят от греческого слова "категория" —высказывание, признак. Под категориями понимаются наи-Ролее общие и фундаментальные понятия, отражающие существенные всеобщие свойства и отношения как явлений действитель-
ности, так и познания. Категории образуются в результате обобщения процессов развития, их познания и общественной практики.
Особенность категорий политики заключается в том, что они хотя и носят объективный характер, но отражают субъективную сторону человеческой деятельности.
Различают общие категории политики как науки, ее частные категории, а также категории конкретных политических наук, входящих в политику как систему наук в качестве составных частей.
К наиболее общим категориям политики как науки можно отнести политическую рациональность как то общее, что призвана обеспечить политическая наука, а также политический процесс. Сама политика может подразделяться на теорию политики и политическую деятельность, внутреннюю и внешнюю политику.
К категориям политики относится и субъект политики, в качестве которого может выступать общество в целом, та или иная его социальная группа или общность, а также и отдельный индивид, если его деятельность оказывает влияние на политику в том или ином направлении.
Различают категории, связанные с решением ближайших и последующих задач, конкретного и более коренного порядка. Различают общую стратегию и тактику и региональную политику или политику тех или иных регионов.
До сих пор говорилось о наиболее общих категориях, присущих всем видам политической деятельности. Но политика и политическая деятельность, отражая способ производства общественной жизни в целом, представляет собой сложное явление, состоящее, из составных частей, которые наряду с общими подчиняются своим специфическим законам и имеют свои категории. К таким составным частям политики можно отнести демографическую политику, исследующую своеобразие политической деятельности в сфере производства и воспроизводства человека, общества в целом, его демографический состав и т. д. К демографической политике относится политика в области социальной обеспеченности населения и создание социальных гарантий для тех или иных категорий населения. В эту сферу политики входит политика отношений между различными этническими группами, а также этнодемогра-фическая политика, которая в свою очередь подразделяется на ряд подвидов.
Важнейшей составной частью политики выступает социальная политика (в широком смысле), охватывающая все основные социальные сферы жизни общества. В соответствии с основными сферами социальной жизни социальная политика включает в себя техническую, экономическую, социальную политику (в узком смысле), связанную с взаимоотношением социальных субъектов в рамкаХ
общества, политику в сфере политической власти и институтов, наконец, культурно-идеологическую политику.
Важной составной частью политики выступает геополитика, которая призвана обеспечить наиболее оптимальное отношение общества с природой при минимуме ущерба как с той, так и с другой стороны. Геополитика призвана строго следовать законам природы и учитывать их требования в действиях социальных субъектов. В то же время человек —активная преобразующая сила природы, наделенная свободой воли. Он может поступать как в соответствии с законами природы, так и вопреки им. Например, осуществление мелиорации в разумных пределах —это благо, а поворот сибирских рек с севера на юг, что предлагали несколько лет назад некоторые ученые и политики, обернулся бы трагедией, так как это нарушило бы сложившийся баланс и динамическое равновесие во всей Восточной части бывшего СССР.
t Следовательно, задача геополитики состоит в том, чтобы обеспечить прогресс в обществе, не заходя дальше определенных пределов, диктуемых законами природы. Она призвана выявить наиболее оптимальные пути развития как общества, так и природы, которые не нарушали бы объективные процессы ни того, ни другого компонента способа производства общественной жизни.
, Политика и политическая деятельность подразделяются на внутреннюю и внешнюю. Если внутренняя политика исследует и реализует отношения между субъектами внутри данного общества, то внешняя политика призвана определить направление действий данного субъекта во взаимоотношениях с другими субъектами. Отсюда —категория международных отношений. Под внешней политикой понимается деятельность государства на международной арене, регулирующая отношения с другими субъектами внешнеполитической деятельности.
Отдельные авторы не разделяют понятия "теория международных отношений" и "теория международной политики", хотя между этими категориями и имеет место существенное различие.
Многие при этом исходят из того, что внешняя политика является продолжением внутренней. Последняя в свою очередь выступает результатом противоборства различных социальных сил на внутригосударственном уровне. Однако при таком подходе обраща-тся внимание на единство внутренней и внешней политики, что, >азумеется, важно, но вместе с тем недооцениваются их различие * относительная самостоятельность.
В рамках самой политики различают прагматическую полити-КУ как политику целеполагания, руководящую политику, органи-'ЮЩую, направленную на гармонизацию и активизацию данной стРуктуры, перспективную, или ориентирующую и т. д.
Лекция 5. Содержание и основные этапы истории политических учений
История политических учений в нашей стране возникла как учебная дисциплина. На юридических факультетах университетов эта дисциплина сначала называлась "История политических учений" (общий курс под таким названием был подготовлен и издан профессором Московского университета Б. Н. Чичериным), затем —"История философии права" (курсы лекций в Москве —профессора Г. Ф. Шершеневича, в Санкт-Петербурге —профессора Н. М. Коркунова). После 1917 года эта дисциплина называлась по-разному: история политических учений, история учений о государстве и праве, история политических и правовых учений1. В процессе преподавания и параллельно ему складывалась и развивалась одноименная наука. В последнее десятилетие издан курс истории политических и правовых учений2. Обширна литература по ряду тем этой науки, особенно о творчестве отдельных мыслителей3. Издан или переиздан ряд первоисточников по истории политических и правовых учений4, подготовлена хрестоматия6, переведены ранее недоступные читателю фундаментальные исследования проблем истории политико-правовой идеологии6.
1 История политических и правовых учений. Домарксистский период: Учеб
ник. М., 1991.
2 История политических и правовых учений. Древний мир. М., 1985; Исто
рия политических и правовых учений. Средние века и Возрождение. М.,
1986; История политических и правовых учений. XVII—XVIII вв. М., 1989;
История политических и правовых учений. XIX век. М., 1993; История
политических и правовых учений. XX век. М., 1995.
3 Например, серия "Из истории политической и правовой мысли", выхо
дившая в издательстве "Юридическая литература". Таковы книги: Решет
ников Ф. М. Беккариа. М., 1987; Экимов А. И. Коркунов. М., 1983; Удар-
цев С. Ф. Кропоткин. М., 1989 и др. Кроме того, переиздана книга: Пионт-
ковский А. А. Учение Гегеля о праве и государстве и его уголовно-право
вая теория. М., 1993.
4 Бакунин М. А. Философия. Социология. Политика. М., 1989; Макиавелли
Никколо. Государь. М., 1990; Гегель Г. В. Ф. Философия права. М., 1990;
Йеринг Рудольф. Борьба за право. М., 1991; Штирнер Макс. Единственный
и его собственность. Харьков, 1994, и др.
s История политических и правовых учений: Хрестоматия / Сост. Е. А. Во-ротилин, И. Ф. Мачин. М., 1996.
6 Поппер К. Открытое общество и его враги. Т. 1. Чары Платона. М., 1992; Арон Раймон. Этапы развития социологической мысли. М., 1993; Леонпго-вич В. И. История либерализма в России. 1762—. М., 1995 и др.
Предметом этой науки и учебной дисциплины является история оформленных в доктрину (учение, теорию) взглядов на государство, право, политику. Политико-правовая идеология возникла вместе с государством и правом и прошла многовековой путь развития. Учения о государстве и политике поначалу были органической частью религии, философии, общего взгляда на мир как нечто, противостоящее человеку. Но уже в Древнем мире возникало стремление осмыслить государство как создание человеческого искусства, понять политику в связи с интересами людей и их объединений. В процессе идейной борьбы социальных групп зарождался и складывался теоретический слой политико-правовой идеологии, в концептуальной форме отражавший политико-правовую реальность и идеалы социальных групп. Из многовековой борьбы и развития учений о государстве, политике, праве сложилась история политических учений.
Задача учебной дисциплины —на конкретном историческом материале показать закономерности развития политико-правовой идеологии, познакомить студента с содержанием и историей наиболее значительных и влиятельных теоретических концепций государства и права прошлых эпох. Целью учебного курса является формирование теоретического мышления и исторического сознания студента-юриста. Изучение истории политических и правовых учений актуально уже по той причине, что ряд проблем, относящихся к государству, праву, политике, неоднократно обсуждался в предшествующие эпохи, в результате чего сложились системы доводов в пользу того или иного решения этих проблем. В дискуссиях И спорах решались такие злободневные проблемы, как проблемы юридического равенства или сословных привилегий, проблемы прав человека, соотношения личности и государства, государства и права, политики и морали, демократии и технократии, реформы и революции и др. Знания о различных вариантах решения этих проблем и об обосновании этих решений —необходимая часть современного политического и правового сознания. В настоящее время резко возрастает значение истории политических и правовых учений как школы альтернативного мышления, дающей возможность Сопоставлять различные теории, школы, направления политической И Правовой мысли с учетом многовековой дискуссии об этих проблемах.
Исходя из потребностей и запросов отечественного правоведения, учебный курс строится преимущественно на материалах истории России и стран Западной Европы. В учебной программе и в Учебнике учитываются специфика высшего юридического образо-^ния, необходимость максимально экономного изложения тем, проблем, дат, имен.
Наука истории политических и правовых учений не имеет отмеченных ограничений, свойственных учебному процессу, изучает значительно более широкий круг тем и вопросов, чем тот, который обозначен в учебной программе курса1, и, главное, призвана изучать и решать методологические проблемы истории политических и правовых учений. Однако именно методология в настоящее время составляет наименее разработанную часть этой науки, что неизбежно отражается на содержании и качестве учебного процесса.
Неоднократно отмечались такие недостатки в изучении, изложении и преподавании истории политических и правовых учений, как описательность, порой бессистемное нагромождение имен, дат, разрозненных сведений об идеях, произведениях, политических взглядах, фактах истории. Обыденное представление об истории политических и правовых учений как о чередовании различных мыслителей породило сомнительное в методологическом отношении понятие "портретный метод", а в практике преподавания ведет к сообщению студентам множества не очень нужных дат и биографических сведений, заслоняет суть науки и учебной дисциплины —постижение закономерностей развития теоретического слоя политико-правовой идеологии.
Наукой еще не определено содержание истории политических и правовых учений, не дана цельная и связная картина развития политико-правовой идеологии. Общий сюжет истории политических и правовых учений не вполне ясен по той причине, что одни специалисты считают ее содержанием прирост знаний о государстве и праве, другие —теоретическое предвосхищение развития политических и правовых учреждений, третьи - - различные формы и методы классовой борьбы, четвертые уделяют основное внимание влиянию доктрин на последующее развитие политико-правовой идеологии, пятые —современному звучанию политико-правовых доктрин и концепций прошлого. Поэтому в разных разделах одного и того же учебного пособия внимание порой акцентируется то на идейных основах политико-правовых доктрин, то на формах их выражения, то на различных частях содержания этих доктрин, то на программных требованиях, то на фактах истории или биографий различных мыслителей.
Для преодоления описательности и схематизма неоднократно предлагалось усилить теоретическую часть науки —разрабатывать типизации, понятия основных направлений, школ, течений политико-правовой идеологии. В настоящее время еще важнее оп-
1 Программы общепрофессиональных юридических дисциплин. Ч. 1. Государственно-правовой цикл. Специальность 02.11.00, направление 52.14.0" "Юриспруденция". М., 1995. С. 44—.
Веделить общий сюжет истории политических и правовых учений, Же содержание, магистральную линию развития. Справедливо отвечалось, что наука истории политических и правовых учений на-Жодится на таком этапе, когда формирование исходных общих по-Жятий и категорий (классификационных схем, типологических обобщений) сочетается с одновременно начавшимся собственно восхождением от абстрактно всеобщего к конкретно всеобщему, конкрет-io-теоретическому1. На этом этапе разрабатываются не только по-Жятия и категории, с помощью которых классифицируется, систематизируется обширный исторический материал, но и исследуют-СЯ закономерности, содержание, обнаруживается связность и цело-ярность, главный смысл и основной сюжет истории политических и Шравовых учений.
Важнейшей задачей науки истории политических учений яв-юется выявление содержания истории политико-правовой идеоло-[Ии и этапов ее развития. Как и многие другие общественные нау-1и, история политических и правовых учений находится в состоянии поиска, самоопределения. Еще не в полной мере выявлены за-вЬномерности развития политико-правовой идеологии. Между тем, Изучение таких закономерностей имеет первостепенное значение fan определения содержания и основных этапов истории политических и. правовых учений.
Закономерностью развития политико-правовой идеологии является то, что любое учение о государстве и праве строится с учетом современной ему политико-правовой действительности, находящей отражение в самом казалось бы абстрактном построении. Так же как философия, по словам Гегеля, —это эпоха, схваченная в мысли, так и политико-правовая доктрина —выраженная в системе понятий и категорий государственно-правовая реальность эпохи. Каждая большая эпоха классового общества имела свои, свойственные ей политико-правовые проблемы и способы их решения. Поэтому каждая из них имела свою теорию государства и права (чаще —несколько теорий), отражавшую особенности государственных учреждений и принципы права своего времени. Так, в рабовладельческих полисах Древней Греции главное внимание уделялось устройству государства, проблеме круга лиц, допущенных к Участию в политической деятельности, государственно-правовым способам укрепления господства свободных над рабами. Этим обу-словлено повышенное внимание к теоретическому определению и Классификации форм государства, поиск причин перехода одной формы правления в другую, стремление найти наилучшую идеаль-
м.: Луковская Д. И. Теоретико-методологические проблемы истории политических и правовых учений. Автореф. докт. дисс. Л., 1986. С. 20—.
ную форму правления, обеспечивающую соглашение, компромисс различных групп свободных. Основным предметом теоретико-политических дискуссий в средние века стал вопрос о соотношении государства и церкви. В центре внимания идеологов буржуазии XVII—XVIII веков стояла уже не столько форма правления, сколько форма политического режима, проблемы законности, гарантий юридического равенства, свободы и прав личности. XIX—XX века выдвинули на первый план проблему материальных гарантий прав и свобод, социальной защищенности человека, а с конца XIX века проблема форм правления и политического режима существенно дополнена исследованием связей государства с политическими партиями и другими политическими организациями.
Понятийно-категориальный аппарат политических доктрин разных эпох отражал современные им государство и право. Поэтому связь современности с прошлым не должна изображаться упрощенно, проекцией современности на прошлое, модернизацией последнего. Бесплодны попытки обнаружить в античном мире "теорию разделения властей"1, поскольку эта теория неразрывно связана с требованием всеобщего юридического равенства, создания представительных учреждений, организации в системе государственных органов "сдержек и противовесов", обеспечивающих незыблемость права, политико-правовой режим законности. До Греции не было "теории естественного права", ставшей господствующим выражением юридического мировоззрения XVII—XVIII веков, хотя идеи, понятия, термин "естественное право" существовали в античном мире и в доантичные времена. Суть дела в том, что эти идеи, термины, понятия не были органической частью концепции, согласно которой действующее право должно основываться на соответствующих "природе человека" принципах, к которым относились порожденные новой исторической эпохой равенство перед законом и юридическая свобода.
Закономерностью развития политико-правовой идеологии является также то, что каждое политическое и правовое учение строится на основе господствующего мировоззрения либо другого мировоззрения, приобретающего все больший авторитет и признание. Политико-правовое учение выражено в понятиях и образах, свойственных мышлению эпохи, представлениях и доводах, созвучных или совпадающих с массовым общественным сознанием. Мировоззренческая основа каждого из политико-правовых учений не произвольна (она должна соответствовать влиятельному способу мыш-
1 Критику этих попыток см.: Кечекъян С. Ф. Учение Аристотеля о государстве и праве. М.-Л., 1947. С. 112—; Нерсесянц В. С. Политические учения Древней Греции. М., 1979. С. 184—.
ления эпохи), но многовариантна. Абстрактность фшюсофско-ме-тодологических основ политико-правовой идеологии всегда создавала возможность использовать их для обоснования противоположных программных требований. Религиозное отношение к государству и праву многие века было опорой консервативных и реакционных политических программ. Но в религиозной форме выступали и оппозиционные существующему строю политические движения. Стремление основать политическую теорию на изучении природы человека и отношений индивидов лежало в основе и авторитарной доктрины Гоббса, и демократической теории Спинозы. На идее суверенитета законов природы основана и коммунистическая утопия Морелли, и реакционно-феодальная теория де Бональда. Ссылками на закономерности развития промышленного общества обосновывались и выводы Сен-Симона о грядущем поглощении политики экономикой, и проект казарменной социократии Конта, и индивидуалистические идеалы Спенсера.
Одна и та же философия или религия может быть способом обоснования противоположных политических программ и, наоборот, интересы одного и того же класса могут быть теоретически выражены в идеологических формах разных мировоззрений.
Многовариантность выражения социально-классовых интересов в политических и правовых учениях усугубляется также тем, что политико-правовая идеология, как и всякая идеология, развивается в связи с унаследованными от предшествующих эпох понятиями, категориями, представлениями. Каждая из последующих доктрин учитывает понятия и представления, содержащиеся в предыдущих доктринах. Выбор этих представлений и понятий в идейных источниках опять же многовариантен, зависит от социально-политических симпатий теоретика, от содержания и уровня его познаний, от ряда других факторов, среди которых важное значение принадлежит столь же многовариантному способу оформления противостоящего мировоззрения.
Всем этим, вместе взятым, обусловливается относительная самостоятельность логико-теоретических, нравственных и иных идеологических построений по отношению к классовым интересам, выраженным в политико-правовом учении1.
Закономерностями развития политической идеологии предопределяется структура политико-правовых доктрин (учений), каж-(ая из которых включает три компонента: во-первых, логико-теоретическую, философскую или иную (например, религиозную) ос-- методологический стержень учения; во-вторых, содержа-ельную попытку теоретического решения вопросов о происхожде-
см.: Туманов В. А. Буржуазная правовая идеология. М., 1971. С. 106—.
нии и сущности государства и права, закономерностях их развития, об устройстве и социальном назначении государства, об основных принципах права, его соотношении с государством, личностью, обществом; в-третьих, программные положения —оценки существующего государства и права, политические и правовые идеалы и
проекты.
Через логико-теоретическую основу доктрина связана с влиятельным мировоззрением эпохи (господствующим или оппозиционным ему способом мышления). Программная часть учения наиболее непосредственно выражает интересы и идеалы определенных сословий, классов, социальных групп, их отношение к государству и праву. Из трех компонентов политико-правовой доктрины именно программа является цементирующим, связывающим воедино ее элементы, придающим политико-правовой доктрине монолитность, поскольку оформление политических и правовых взглядов, суждений, оценок в целостную систему происходит на социально-классовой основе1.
Наличием теоретического содержания доктрина (учение) отличается от политических и правовых взглядов, мнений, воззрений, оценок, от политико-правовой пропаганды, содержащей политические лозунги, оформленные в духе существующего мировоззрения. Теоретическое содержание доктрины выражено в виде понятийно-категориального аппарата, составляет собственно теорию государства и права эпохи. Эта теория во многом является связующим звеном между социально-классовой программой и мировоззренческими установками, складывается под влиянием того и другого, в конечном счете представляя собой аргументацию программы в духе мировоззрения. Однако эти связь и аргументация не прямолинейны. Как отмечено, одна и та же программа допускает разные формы выражения и способы обоснования. К тому же политико-правовые доктрины оперируют кругом понятий и категорий, сложившимся в результате не только отражения и описания современных им явлений государственно-правовой реальности, но и попыток теоретического осмысления и оценки исторически определившегося круга проблем политики и права, поставленного теоретиками предыдущих времен. Наконец, каждая доктрина несет отпечаток личности мыслителя, ее разработавшего. Всем этим определяется относительная самостоятельность теоретических положений, содержащихся в доктрине, их порой не очень прямая зависимость от исторической эпохи и интересов того или иного класса, сословия, социальной группы.
1 См.: Гуревич П. С. Социальная мифология. М., 1983. С. 17—.
Теоретическому содержанию политико-правовых доктрин придается особое значение в связи с функциями истории политиче-#сих и правовых учений в системе юридических дисциплин, ее связью с современной теорией государства и права и политологией. К •ому же именно эта часть доктрин наиболее интересна. Если миро-1юззренческие установки прошлых эпох и веков во многом непонятны, а большинство программных требований давних времен —Непривлекательно, то содержательные попытки теоретического ос-цысления ряда государственно-правовых проблем нередко созвучны современности. Не случайно в процессе изучения и преподава-яия истории политических учений она сложилась в основном как |стория доктрин с наиболее разработанным теоретическим содер-8ишием, в чем нет ничего плохого, если только не оставляются в ^ени и забвении менее теоретичные учения, борьба с которыми и обусловила богатство содержания изучаемых доктрин.
Однако здесь существует определенная опасность. Если отде-Ленная от программных положений и мировоззренческой основы «еория государства и права любой эпохи станет напрямую сопос-¥авляться с современной теорией и отождествляться со знанием о Государстве и праве, истории политических учений будет искусственно навязана не свойственная ей закономерность.
История политических и правовых учений иногда характеризовалась как процесс познания истинной природы, сущности госу-|(арственно-правовых институтов, эволюционный процесс углубления, развития и передачи знаний о государстве и праве1. Это представление порождает ряд неясностей и сомнений. Если эволюция учений о государстве и праве есть процесс "кумулятивный", со-^гоящий в накоплении и трансляции знаний, то, спрашивается, ка-fcoe место в истории политико-правовой идеологии принадлежит Иллюзорным, утопическим доктринам и теориям? Что научного было, Скажем, в теоретических представлениях XVII—XVIII веков о до-Юворном происхождении государства? В комплексе современных Теоретических знаний договорная теория заслуживает внимания вишь в связи с критической оценкой различных идей о происхождении государства. Однако в период борьбы против феодализма Идея общественного договора, как способ выражения сопричастности человека (народа) к власти, противостояла идее богоустанов-венности власти феодальных монархов. Обе эти идеи далеки от вауки, но на основе каждой из них, толкуемой как основной методологический принцип, строились обширные теоретические концепции, притязающие на объяснение прошлого, истолкование настоя-
,См., например: История политических и правовых учений. Древний мир. М-, 1985. С. 3—, 13, 340—.
щего и предвидение будущих судеб государства и права. Объяснение оказывалось надуманным, истолкование ошибочным, предвидение —ложным. Значит ли это, что в истории политико-правовой мысли смена теологического мировоззрения юридическим вообще не означала прогресса и развития?
Определение содержания истории политических и правовых учений, живой нити, связывающей доктрины разных эпох и народов, должно совпадать с объективной логикой развития самого предмета. "Ведь история, в том числе история политических и правовых учений, не может "вести себя" неправильно"1. Но если закономерностью истории политических и правовых учений является накопление и развитие знаний о государстве и праве, то связующей нитью этой истории должно стать непрерывное возрастание этих знаний, их развитие и уточнение. Однако именно с этой точки зрения истории политико-правовой идеологии присущи очевидная бессистемность, бессвязность, бьющие в глаза случайность и непредсказуемость "прироста знаний", связующая нить которого, если предположить ее существование, непрерывно обрывается, неизвестно откуда и почему возникает вновь, опять грубо соединяется, не менее грубо рвется, и, (в который раз!) бесследно исчезнув, внезапно возникает вновь. Здесь, как говорится, куда больше исключений, чем закономерностей, уже по той причине, что в реальной истории политико-правовой идеологии одна ложная идея не раз опровергалась другой, не менее ложной2.
На всех этапах истории политических и правовых учений она действительно связана с определенным развитием теории государства и права. Прогрессом в развитии общественной мысли является постановка какой-либо важной проблемы, хотя бы сопряженная с неверным ее решением, преодоление старого, мертвящего, теоретический поиск мировоззрения, даже если оно заменяется мировоззрением, не основанным на реалистической методологии. Приростом знаний являются и отдельные наблюдения и догадки о связи государства и права с общественным разделением труда, с социальными противоречиями, с отношениями собственности, а также пополнение понятийного аппарата теории государства и права (классификация форм государства, исследование источников права и др-)-
При обилии высказываний мыслителей разных стран и эпох по различным проблемам государства, политики и права историку-
1 Луковская Д. И. Политические и правовые учения: историко-теоретиче-
ский аспект. Л., 1985. С. 158.
2 См.: Чернгшовский 3. М. Ложь и приблизительность в жизни права //
Советское государство и право. 1987. № 4. С. 125.
рдециалисту не трудно сконструировать "единую цепь возрастающих знаний", составить сборник высказываний, в чем-то совпадающих с современными представлениями о государстве, праве и политике. Понятно, однако, что такое конструирование "единой цепи возрастающих знаний" привело бы к разрушению истории политических и правовых учений. Реальная история политико-правовой идеологии всегда была поприщем острейшей борьбы противостоящих идеологий, где главным стимулом теоретической деятельности была не только любознательность, постижение причин существования и перспектив развития государства и права, но и страстное, эмоционально окрашенное стремление опровергнуть противостоящую теорию, представить государство и право такими, какими их хочет видеть или изобразить идеолог, преобразовать или защитить подвергающиеся нападкам государство и право, оказать влияние на массовое и государственное политико-правовое сознание общества.
Важной функцией науки является прогностическая функция. Достаточно известно, что стабильная политическая деятельность невозможна без продуманной программы, определения цели и способов ее достижения. Известно и то, что эффективность этой деятельности во многом зависит от субъективных качеств носителей власти (народа, его представителей, партий, их лидеров, главы государства), умения оценивать свои возможности, силы и поведение политической оппозиции, исторически сложившиеся условия, ближайшие и отдаленные перспективы их развития и изменения и т. д. Значение этих субъективных качеств настолько велико, что не видно конца спору о том, что такое политика —наука или искусство? Для практической политической деятельности наиболее пригодно ее определение как искусства предвидения ближайших результатов, опирающегося на науку (преимущественно информационную). Но политические доктрины идеологичны; их программная часть нередко предусматривает и обещает коренное изменение наличной Политической действительности в интересах определенных классов, сословий, социальных групп.
; Любая политическая или правовая теория становится идеологией каждый раз, когда ставит вопрос о цели, о будущем, о должном, когда от описания и классификации переходит к оценке, ибо °Ценка невозможна иначе как применительно к идеалу. Последний 'Ке неизбежно находится в будущем, даже если речь идет о сохранении настоящего или воссоздании прошлого. Функции идеологии "Науки различны. Справедливо отмечались отсутствие тождества, Ложности соотношений между ними. Идеология определяется в Снятиях не гносеологии (истинное —неистинное), а социологии
(самосознание социальных групп и классов)1. Это самосознание далеко не всегда отражает реальные процессы и -перспективы развития государства и права, а порой ставит неосуществимые цели ц задачи, обосновывая их внушительной системой внешне убедительных доводов.
Идеология потому и именуется идеологией, что ориентирована на какой-то идеал, не всегда достижимый, но всегда привлекательный для общества или его значительной части. Подавляющее большинство политических мыслителей обосновывало свои доктрины сообразно обстоятельствам и духу своей эпохи, ссылками на "историческую необходимость", "справедливость", "волю народа", "общее благо", "интересы отечества" и т. п. Многие из этих ссылок были искренни в той мере, в какой идеолог был убежден в истинности и обоснованности своей доктрины, в благодетельности результатов ее осуществления. Но немало было недобросовестных апелляций к "всенародной воле" и "общему благу". Так, в период кризиса Римской республики, борьбы за власть честолюбцев, их партий и группировок (I век до н. э.), по словам очевидца и историка событий: "... всякий, кто приводил государство в смятение, выступал под честным предлогом: одни якобы охраняли права народа, другие поднимали как можно выше значение сената —и все, крича об общей пользе, сражались только за собственное влияние"2.
Любая политико-правовая доктрина, в том числе и зовущая к немедленным преобразованиям государства, политики, права, адресована более политическому сознанию, чем политической практике. Проект закона (конституции, создания государственного учреждения) не тождествен политико-правовой доктрине, непременно содержащей теоретическую (аргументационную) часть. Именно в этой ее части находит выражение, как предполагается, "познавательный, гносеологический аспект" политико-правовых доктрин, накапливающееся в них "знание о государстве и праве". Однако столь же основательно и противоположное представление, видящее здесь не пласты знаний, а сгустки иллюзий, идеологически выражающих политико-правовое сознание исторически преходящих социальных общностей. Именно поэтому реальная история государства и права далеко не во всем совпадает с историей политико-правовой идеологии. В многовековой истории политических и правовых учений нет, пожалуй, ни одного примера, когда какая-либо доктрина воплотилась в практику адекватно ее программной части. Даже там, гДе доктринально оформленная политическая идеология становилась господствующей, имеющей прямой выход на политическую праК'
1 См.: Туманов В. А. Указ. соч. С. 11—; Гуревич П. С. Указ. соч. С. 163—I65
2 Саллюстий Г. Заговор Катилины. М,, 1979. С. 38.
тику, она либо претерпевала существенные деформации в процессе воплощения в политические институты, либо осуществлялось лишь то, что в самой доктрине было обобщением уже существующей государственно-правовой практики. Так, теория разделения властей Докка и Монтескье была теоретическим обобщением результатов революции в Англии XVII века, создавшей уникальную систему "сдержек и противовесов" в системе государственных органов, включавшей представительные учреждения и независимый суд. Именно это теоретическое выражение и стало доктринальной основой ряда конституционных актов (США, Франция, другие страны) XVIII—XIX вв. Что касается политических доктрин более высокого уровня отвлечения от политической действительности, то в процессе осуществления они претерпевали значительные метаморфозы. Так произошло с теорией Руссо, ставшей руководящей доктриной правящей партии якобинцев 1793—гг. Если Руссо был противником представительной системы, считая, что народный суверенитет осуществляется лишь через непосредственную демократию, то якобинской Конституцией 1793 года учреждалось представительное учреждение, обладавшее куда большей реальной властью, чем народные собрания. Руссо против партий ("частных объединений"), якобинцы объединились в партию (именуя ее "клубом"). По теории Руссо предпочтительна федерация небольших государств; якобинцы, в противовес жирондистским проектам, отстояли идею централизованной унитарной Франции. Многие политико-правовые доктрины вообще остались только достоянием умов их порой многочисленных приверженцев, но не были внедрены в практику (анархизм, анархо-коммунизм, синдикализм и др.); другие же в процессе осуществления дали побочные результаты, которых никто не предвидел и не желал (теории государственного социализма). Из привлекательных идеалов, теоретически сконструированных в отрыве от исторической действительности, проистекали бедственные последствия для стран и народов, если общество, государство и право пытались перестроить с помощью власти и принуждения.
Развитие политико-правовой идеологии ведет к приросту знаний о государстве и праве, но политико-правовая теория была и остается эмпирической, классификационной, описательной наукой, прогностическая функция которой крайне мала, порой ничтожна, Поскольку при современном уровне развития общественных наук Ии одна политико-правовая доктрина не может притязать на науч-а°е предвидение результатов преобразования государственных и правовых учреждений какой-либо страны на основе этой доктрины.
Сказанное отнюдь не означает отрицания или умаления соци-роли политических и правовых учений. Политическая идеология —одна из самых действенных форм общественного сознания. Целеполагание, т. е. выдвижение и обоснование идеалов, в тощ числе (и особенно) политических и правовых, —одно из движущих начал истории, стимул активности социальных общностей и человеческой деятельности вообще. Из того, что ни одна политическая доктрина не воплотилась в практику в точном соответствии с замыслами ее создателей и сторонников, отнюдь не следует, что эти доктрины не играли в истории видной, порой определяющей роли.
Во-первых, они были средством объединения противников отживших политических и правовых учреждений, действенным идейным орудием сокрушения авторитета устаревших политических структур, замшелых правовых обычаев и традиций, многовековых наследственных привилегий и сословных перегородок.
Во-вторых, значительное влияние на общественную практику имели и имеют те политико-правовые доктрины и идеи, которые основаны на теоретическом осмыслении опыта развития государственных и правовых учреждений передовых стран. Идея разделения властей, теоретически выразившая практику государственного развития Англии в XVII веке, оказала громадное влияние на конституции США, Франции и других стран. Доктрина прав человека и гражданина, обобщившая практику революционного перехода от сословного строя к гражданскому обществу, нашла воплощение в международных пактах и законодательстве почти всех государств XX века. С помощью политико-правовых доктрин политический опыт передовых стран становится достоянием других стран, воспринимающих этот опыт в теоретически обобщенном виде.
В-третьих, наконец, история политико-правовых учений как составная часть культуры человечества воплотила в доктриналь-ной форме многовековые стремления и поиски справедливости, нравственности и свободы человека там, где он соучаствует в правовой и политической реальности.
Как отмечено, мировоззренческие основы и программные положения политико-правовых доктрин постоянно менялись от века к веку, от эпохи к эпохе. Наиболее стабильным элементом политико-правовых доктрин было и остается их теоретическое содержание, т. е. аргументированное решение общих проблем государства, права, политики. Важнейшей частью этой проблематики всегда были вопросы соотношения народа и государства, государства и общества, политики и морали, права и государства, государства, права и истории человечества. При любом подходе к решению этих проблем главным было и остается определение места человека в системе политических и правовых учреждений.
На крутых переломах истории развитых классовых обществ возникали теоретические попытки подчинить государство и поли-
Целям народа, воплотить в законе права человека, учредить демократию и правовой режим, основанный на равенстве людей и jjX свободе. Уже в древности зарождались теоретические основы Преодоления взглядов на государство и политику как нечто сверхъестественное. Таковы рассуждения античных философов о полити-ве как искусстве, афористические суждения "человек —существо политическое", "государство —дело народное". Тогда же возникли идеи демократии, мысль о подчинении государства закону, проекты "смешанной республики", дающей возможность разным частям народа (исключая рабов) принять участие в политической деятельности.
Но тогда же складывались основы и противоположных взглядов на государство, политику, право. В конкретно-исторических условиях своего времени простая и привлекательная идея правления умелых, знающих, мудрых была средством обоснования притязаний рабовладельческой аристократии на монопольную политическую власть, а в общеисторическом плане эта идея выступала как одно из главных орудий идеологической борьбы против демократии, за технократию и олигархическое правление. Признание политики наукой и искусством порой сопровождалось рассуждениями о недоступности этого искусства и науки подавляющему большинству людей, о политической деятельности как призвании и уделе только узкого круга правителей. Заманчивая идея господства закона, соединенная с консервативными социально-политическими программами, превращалась в проекты тоталитарного общества и государства. Демократическим, либеральным и гуманистическим идеям и иллюзиям передовых общественных сил неизбежно противостояли взгляды и иллюзии реакционных и консервативных сословий, классов и партий, идеологи которых ссылками на традицию, неравенст-о людей и иерархическое строение общества стремились обосновать отстранение народа от власти, преобладание произвола над законом либо тоталитарный режим.
Многовековая борьба идей свободы и деспотизма, равнопра-1Ия и иерархии, правового порядка и произвола породила комплексы доводов в обоснование общечеловеческих ценностей в политико-правовой деятельности и отношениях.
Наряду с сословными и классовыми интересами в политико-Фановых доктринах нередко находили выражение общечеловеческие ценности. В наиболее общем виде —это идеи справедливости, >бщего блага, свободы и другие элементарные нормы нравственно-:th. В ряде политико-правовых доктрин, выражавших интересы °словно-классового меньшинства, эти идеи были грубо деформи-°ваны, терминологически включены в системы взглядов, направ-1енных на оправдание и укрепление жестокой и несправедливой
для большинства народа социально-политической реальности. Возможность такой деформации зависела от абстрактности, чрезмерной общности понятий и норм, которые могли быть наполнены произвольным содержанием. Для определения того, действительно ли в политико-правовой доктрине речь идет об общечеловеческих ценностях или же в ней лишь чисто формально используется соответствующая терминология, необходима конкретизация этих понятий и норм применительно к специфике права, государства, политики. Общечеловеческие ценности выражены в тех учениях о праве, которые содержат идеи равенства людей перед законом, прав и свобод человека, достаточно конкретно раскрывают содержание этих прав и свобод и обосновывают необходимость их гарантий. С этими идеями тесно связана мысль о необходимости подчинения праву не только индивидов, но и самого государства.
Воплощение общечеловеческих ценностей в учениях о государстве более всего связано с проблемой преодоления политического отчуждения. Как известно, государство является силой, происшедшей из общества, но ставящей себя над ним, все более и более отчуждающей себя от него. Сущность государства составляет выделившийся из общества особый разряд людей, который управляет другими людьми и в этих целях владеет аппаратом принуждения1.
Под политическим отчуждением понимается процесс и результат превращения государства, возникшего в результате человеческой деятельности, в нечто независимое от общества, чуждое обществу и господствующее над ним. Политическое отчуждение имеет различные формы и степени, вплоть до превращения "относительной самостоятельности" государства (при определенных состояниях общества) в самостоятельность абсолютную.
Проблема политического отчуждения как таковая была теоретически поставлена в трудах Руссо и Гегеля. Но стремление практически преодолеть политическое отчуждение было свойственно ряду передовых политических мыслителей еще на ранних этапах истории.
Если защита общества —постоянная задача государства, то И общество стремилось защититься от чрезмерной самостоятельности государства. Это стремление имело разные формы и степени выражения.
Наиболее радикальной мечтой о преодолении политического отчуждения стала идея отмирания, отмены, уничтожения государ' ства, замены его общественным самоуправлением, содержащаяся»
1 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 169—; Ленин В. И. Поли, соч. Т. 1. С. 439; Т. 39. С. 69, 72—.
ряде социалистических теорий (Дешан, Марешаль, Сен-Симон, Оуэн, фурье, Прудон, Маркс, Энгельс, Бакунин, Кропоткин и др.), а так-де в некоторых теократических концепциях (ряд христианских и других религиозных ересей и сект).
Значительно шире распространены демократические теории подчинения государства народу. В этих теориях обосновываются различные формы самоуправления, непосредственная и представительная демократия, выборность и ответственность должностных лиц, широкое осуществление прав и свобод личности. Главное требование демократических теорий —подчинение государственной власти обществу, выработка и осуществление политики непосредственно народом и через зависимых от него должностных лиц. Демократические теории возникли еще в Древнем мире. Особенное развитие они получили в Новое и Новейшее время.
Рядом с демократическими теориями и нередко в сочетании с ними развивались идеи подчинения государства праву. Суть этих идей состояла в том, что людьми должно управлять не государство, а равный для всех закон. Политическое отчуждение в таких теориях преодолевалось лишь частично, поскольку государство оставалось внешней для общества силой, хотя и подчиненной закону. В процессе развития идей подчинения государства праву возникли либеральные теории, поставившие проблему прав человека, не зависящих от государственной власти, а также разработавшие систему гарантий, защищающих эти права и общество в целом от произвольных действий государства.
Идея общественного порядка, основанного более на законе, чем на распоряжениях должностных лиц и решениях государственных органов, также возникла еще в Древнем мире. Проблемы прав человека и законности получили большое развитие в период кризиса феодального строя и буржуазных революций. В XX веке идеи прав человека получили всеобщее признание и нашли воплощение в международных пактах о правах1.
Наконец, особой модификацией идеи преодоления политического отчуждения являются планы и проекты использования авторитарной власти в интересах народа. Сама эта власть не всегда и не обязательно рассматривается как демократическая или подзаконная, но ее деятельность определяется целью: "благо народа —высший закон".
Изложенные разновидности решения проблемы преодоления Политического отчуждения основывались
олее всего на представ Всеобщая декларация прав человека (1948 г.), Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (1966 г.), Международный пакт о гражданских и политических правах (1966 г.) и др. См.: Права Человека. Основные международные документы. М., 1990.
ляющем общечеловеческую ценность принципе: "не человек для государства, а государство для человека".
Иллюзорной формой преодоления политического отчуждения были гегелевская идея "примирения с действительностью", признание государства "действительностью нравственной идеи"1, а также идеи некоторых славянофилов2. Ложной формой преодоления политического отчуждения являются демагогические декларации диктаторов и олигархов о "демократии", "общем благе" и "законности", практически попранных тоталитарными и деспотическими режимами.
Идеями и теориями, оправдывающими политическое отчуждение, были и остаются те, которые стремятся обосновать ничтожность личности и народа перед государством, неограниченность государственной власти, необязательность для нее элементарных норм нравственности, отрыв политики от морали, пытаются идеализировать авторитарное, деспотическое, тоталитарное государство. С оправданием политического отчуждения связаны не только доктрины, отрицающие права человека, но и те, которые видят в праве только лишь "приказ власти".
Связь времен в истории политических и правовых учений более всего основана на возрастании значения в политико-правовых доктринах гуманистических начал. В идеологической борьбе сословий, классов, партий, обусловливающей развитие политико-правовой мысли, во все исторические эпохи существовали и существуют два противоположных направления —одно стремится преодолеть политическое отчуждение, другое пытается его увековечить.
Содержанием истории политических и правовых учений предопределяется ее периодизация, поскольку проблема определения основных этапов истории носит не столько классификационный, сколько общетеоретический характер. В процессе преподавания этой дисциплины довольно давно выявилась недостаточность периодизации истории политических учений в соответствии с типизацией общественно-экономических формаций (рабовладельческая, феодальная, капиталистическая), поскольку наиболее насыщенными
1 Гегель Г. В. Ф. Философия права. М, 1990. С. 55, 279, 283—.
2 Свойственное славянофилам противопоставление политической и нрав
ственной свобод было доведено К. С. Аксаковым до отрицания политиче
ской свободы и полного устранения народа от политики: "отделив от себя
правление государственное, народ русский оставил себе общественную
жизнь и поручил государству давать ему (народу) возможность жить этой
общественной жизнью". Противостоявшее народу самодержавное правле
ние оправдывалось тем, что народ ищет не внешней, политической сво
боды, а "ищет свободы нравственной, свободы духа, свободы обществен
ной, —народной жизни внутри себя" // Теория государства у славянофи
лов. Сб. статей. СПб., 1898. С. 26.
„ериодами истории этой идеологии чаще оказываются либо перио-Ы перехода от одной формации к другой (XVI—XVIII вв.), либо 1ериоды острых социальных противоречий внутри формации (например, в Греции V—IV вв. до н. э.). С другой стороны, смена одной формации другой не всегда сопровождалась переменой общего мировоззрения эпохи, в соответствии с которым всегда строится логи-К0-теоретическая основа политических доктрин (так, христианст-во, возникшее в Древнем мире, не претерпело значительных изменений при замене рабовладельческого строя феодальным и стало основой теологического мировоззрения средних веков). Именно по этим причинам попытки построить периодизацию по формационно-му принципу не привели к успеху ни в истории философии, ни в истории политических и правовых учений1.
Если исходить из значения возрастания гуманистических начал как основного содержания истории политико-правовой идеологии, то ее периодизация в целом совмещается с наиболее общей периодизацией истории (Древний мир, средние века, Новое и Новейшее время). Первые два периода (Древний мир и средние века) в основном совпадают с формационной периодизацией (рабовладельческое и феодальное общество). Новый этап истории политических и правовых учений начинается в XVI—XVII веках в связи с наметившимся переходом от сословно-феодального строя к гражданскому обществу, основанному на правовом равенстве людей.
Главным итогом политико-правовой идеологии XVI—XVII веков стало формирование теории естественного права, выразившей основные принципы гражданского общества. Впервые в многовеко-й истории человечества было выдвинуто и широко обосновано представление о всеобщем правовом равенстве людей независимо эт их социального положения и происхождения. Этим теория естественного права Нового времени существенно отличалась от идей "права природы" античных философов и политических мыслителей.
В отличие от христианских авторов Средневековья, традиционно видевших в "свободной воле людей" источник и причину гре-•а и зла в мире, теоретики естественного права считали свободу
, направляемой разумом, основой общежития, отношений ме-
людьми, каждый из которых свободен в поступках, в выборе
вариантов поведения и потому должен нести ответственность За свои действия.
Рационалистический подход к государству, попытки использовать категории частного права для объяснения причин его возникновения и существования ввели в содержание политико-правовых теорий не только основную и главную идею "общественного договора", но и категорию "естественного состояния", перспективную для последующего исследования догосударственной истории человечества, а также проблему взаимных прав и обязательств власти и народа.
В политико-правовой идеологии XVI—XVII веков, по существу, была сформирована и теоретически обоснована модель гражданского общества, практическое осуществление которой заняло несколько веков и, в масштабах истории человечества, далеко не завершено.
В конце XVII века был сформулирован и обоснован перечень естественных прав и свобод человека, ставший классическим для последующей эпохи. Тогда же были теоретически обозначены основные пути реализации этих прав и свобод в гражданском обществе. Разработка проблемы защиты человека от государственной власти вела к идее правового и демократического государства, постановка вопроса о материальных гарантиях тех же прав и свобод, защита человека от голода и нищеты порождали мысль о социальном государстве.
XVI—XVII века стали громадным шагом в развитии учений о праве и государстве. В процессе преодоления теологического мировоззрения рушились догмы средневековой схоластики; рационалистически ставились и решались проблемы соотношения личности, права и государства, обсуждались вопросы о происхождении, задачах и функциях государства и права, об их роли в общественной жизни. Взгляд на человека с его потребностями и социальными качествами как на исходный пункт учений о праве и государстве обусловил ярко выраженный аксиологический аспект доктрин естественного права XVII—XVIII веков, непререкаемое предположение о ценности личности, о подчиненности права и государства земным интересам людей.
В процессе становления и развития гражданского общества проблема преодоления политического отчуждения, штрихами намеченная в предыдущие периоды истории, обозначается как самостоятельная теоретическая проблема и находит воплощение в ряДе политико-правовых доктрин. Социально-политической предпосылкой этого стало отделение государства от сословий и других обШе' ственных структур, возможность рассмотрения гражданского общества отдельно от государства, государства —отдельно от обШе"
сТВа. Именно это осуществлено Гегелем в его "Философии права"1. Сам Гегель, как отмечено, не был сторонником реального преодоления политического отчуждения. Однако трудно признать случайностью, что все сторонники наиболее радикального варианта преодоления политического отчуждения —видные теоретики анархизма (ПрУД°н' Штирнер, Бакунин) и сторонники идеи отмирания государства (Маркс, Энгельс) прошли школу гегелевской философии, были младогегельянцами левого направления. Если государство и общество не совпадают и рассматриваются отдельно одно от другого, то почему невозможна замена политической власти общественным самоуправлением?
Стремлением обеспечить правовое равенство людей, права и свободы, лежащие в основе гражданского общества, обусловлено и глубокое обоснование теории правового государства (Кант), а также народного суверенитета (Руссо) в XVIII веке. По мере развития гражданского общества политико-правовой идеологией социалистического направления была поставлена проблема преодоления дикости первобытного капитализма, обеспечение материальных гарантий прав и свобод личности.
Основные этапы истории политических и правовых учений в целом соответствуют главным периодам классового общества: от сословного неравенства и привилегий - - к правовому равенству людей в гражданском обществе, а в процессе развития последнего —к правовому равенству, обеспеченному социальными гарантиями.
Лекция 6. Идеи правового государства в истории политической мысли
За последние годы проблемы правового государства выдвинулись на передний план теоретических разработок в отечественной юридической науке. Как известно, советская правовая доктрина долгое время отвергала идею правового государства, считая ее выражением немарксистских (буржуазных либо оппортунистических) взглядов. Ситуация коренным образом изменилась в период перестройки. Многие юристы обратились тогда к теоретическому осмыслению вопроса и построению модели правового государства применительно к условиям России. В связи с этим заметно возрос интерес к проблемам формирования и развития концепций правового государства в истории политической мысли, их состояния в современной западной политологии.
Идея утверждения права (или закона) в общественной жизни своими корнями уходит к глубокой древности —к тому периоду в истории человечества, когда возникли первые государства. Древнейшие памятники письменности отразили процесс имущественного и социального расслоения первобытных коллективов и возросшую вследствие этого потребность в нормативно-властном упорядочении общественных отношений. Они зафиксировали, как на смену первобытной организации власти пришло государство и что само его формирование потребовало проведения законодательных реформ, положивших начало правовой регламентации механизма государственного управления (достаточно вспомнить знаменитые реформы Солона и Клисфена, которые завершили образование афинского государства). С момента своего возникновения право, таким образом, выступает не только инструментом воздействия на общественные отношения, но и средством обеспечения нормального функционирования государственной власти. Для того, чтобы упорядочить социальные отношения с помощью права, государство должно было конституировать себя законодательным путем. Проблема определения правовых основ государственной власти становится с тех пор сквозной темой всей политико-правовой мысли, но получает различное решение в идеологии противоборствующих и сменяющих друг друга классов.
В условиях докапиталистических формаций, где господствовало религиозное мировоззрение, первопричиной существующих
общественных порядков считались божественные установления, и проблема нахождения законных оснований власти обычно сводилась к той или иной интерпретации религиозных заветов. Для идеологии раннеклассовых обществ, кроме того, было характерно тесное переплетение социально-политических взглядов с философскими и моральными представлениями. Обоснование правомерности существующей власти связывалось поэтому с общемировоззренческими принципами (законами всего мира), религиозными заповедями и моральными предписаниями1.
Идеи подчинения власти божественным законам отстаивали и развивали жрецы, представители рабовладельческой аристократии (Платон, Аристотель), "отцы" христианской церкви (Августин), средневековые схоласты (Фома Аквинский). Выдвинутые ими политические учения были нацелены на то, чтобы обосновать привилегии правящей верхушки и духовенства, их исключительное право на толкование догматов религии. Справедливым они признавали только закон, существующий "от природы", "от века", в силу божественных предначертаний. Именно такой смысл вкладывал в это понятие Платон: "Я вижу близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон —владыка над правителями, а они —его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государствам боги" (Законы, 715 d).
Под законами здесь понимается ни что иное, как совокупность религиозно-нравственных и правовых норм, установленных мудрейшими людьми государства в качестве ориентира для остальных фаждан. Разделяя эту позицию, Аристотель специально оговаривал, что постановления народного собрания и правителей не являются законами в собственном смысле слова и не должны содержать предписаний общего характера. "Закон должен властвовать над всем; Должностным же лицам и народному собранию следует предоставить обсуждение частных вопросов" (Политика, 1292 а 30). Вслед за Платоном Аристотель утверждал, что для мудрых людей законы не нужны, потому что, обладая избытком добродетели, "они сами —закон" (Политика, 1284 а 5—).
Любопытный пример зарождающихся сомнений в справедливости порядков, освященных религией, содержит Ветхий Завет. "Судия всей земли поступит ли неправосудно?" —спрашивает Авраам у Бога, решившего Покарать всех жителей Содома и Гоморры, не разбираясь, кто прав, а кто виноват. В рассуждениях Авраама явственно слышен протест против архаических обычаев коллективной ответственности (Быт. 18, 24—). Ре-^ьным прообразом описанной ситуации послужила, вероятно, практика пРедания "огню и мечу" побежденных городов.
Принципиально иначе к проблеме соотношения государства и закона подходили идеологи торгово-промышленных слоев, рабовладельческой демократии (софисты, Эпикур), средневекового бюргерства (Марсилий Падуанский).
Не в силах полностью преодолеть религиозное мировоззрение, они выступали с идеями независимости текущего законодательству от божественной воли и требовали признать верховенство народа в государственных делах. Управление на основе закона, согласно их взглядам, предполагало подчинение всех должностных лиц решениям, которые принял (или одобрил) народ. В качестве примера можно привести высказывание Гиппия, одного из представителей рабовладельческой демократии в Древней Греции. Выражая общее мнение "старших" софистов, Гиппий называл законом "то, что граждане по общему соглашению написали, установив, что должно делать и от чего надо воздерживаться" (Ксенофонт. Воспоминания о Сократе. IV, 4, 13). Подобное определение закона способствовало освобождению политической мысли из-под влияния религии и формированию демократических концепций законности.
По мере того как развивались отношения частной собственности, в трактовке взаимосвязи государства и права происходят важные изменения. Осуществление государственной власти начинают оценивать не только с точки зрения так или иначе понимаемого общего блага, но и с позиций индивида, правового положения его имущества, семьи, наследников и т. п. В рассуждениях на эту тему выделяются, таким образом, два основных аспекта: с одной стороны, вопросы легального происхождения и осуществления публичной власти (правопреемство династий и правительств, законность решений административных и судебных органов), а с другой —вопросы о том, насколько государственные акты соответствуют фактически сложившимся отношениям между частными лицами. На этой почве в связи с разграничением публичной и частной сфер общественной жизни и зародились представления о государстве как правовом сообществе свободных лиц, преследующих свои интересы.
Самое раннее из дошедших до нас определений государства в качестве правового сообщества принадлежит Цицерону. Согласно его взглядам государство (res publica) есть дело народа как "соединения многих людей, связанных между собой согласием в вопросах права и общностью интересов" (О государстве, I. 39). Назначение государственной власти он усматривал в защите имущественных интересов граждан. Положительно оценивая значение богатства в жизни общества, философ подчеркивал, что государство "держится на кредите" (Об обязанностях, П. 84}.
Идеи Цицерона сыграли немаловажную роль в развитии юридических представлений о государстве, однако в условиях рабовладельческого и феодального обществ они не могли получить последовательного обоснования. В эпоху Античности и Средневековья правовое положение индивида обусловлено его принадлежностью к определенному социальному коллективу (полису, крестьянской общине, гильдии и т. п.), т. е. во многом определялось внеэкономическими (политическими либо сословными) факторами. Политико-правовым докторинам того времени не было известно понятие субъективных прав личности.
Не случайно в учении Цицерона новаторские формулировки сочетались с типично аристократическими воззрениями, воспринятыми из платоновско-аристотелевской традиции. "Истинный и первый закон, способный приказывать и воспрещать, есть прямой разум всевышнего Юпитера", —доказывал философ. Этот высший, естественный и неписаный закон возникает задолго до того, как люди объединились в гражданские общины, и его нельзя изменить голосованием (здесь —откровенный выпад против учений рабовладельческой демократии). Постановления и законы государства должны соответствовать божественному порядку, в противном случае они не имеют законной силы. Возникновение права, писал Цицерон, "следует выводить из понятия закона. Ибо закон есть сила природы, он —ум и сознание мудрого человека, он —мерило права и бесправия" (О законах, П. 10, I. 19). Как видим, у Цицерона божественный закон предшествует праву и выступает его мерилом. Идеи государства как правового сообщества получают теоретическое обоснование только в Новое время в связи с возникновением капиталистической формы собственности. В классическом юридическом мировоззрении буржуазии, пришедшем на смену теологическому мировоззрению средних веков, трактовка социальных институтов, включая государство и право, освобождается от религиозно-нравственных напластований. По своей тенденции мировоззрение это является светским, хотя в отдельных политико-правовых доктринах переплетается с остатками (либо новыми ростками) религиозного сознания.
Основные принципы классического юридического мировоззрения сформулировали идеологи эпохи ранних антифеодальных революций (Г. Гроций, Б. Спиноза, Т. Гоббс и др.). В противовес официальным доктринам абсолютизма они выдвинули рационалистические концепции естественного права и договорного происхождения государства. Свою аргументацию они зачастую строили, что Называется, "от противного" по отношению к феодальной идеологии, заимствуя выработанные ею теоретические конструкции (естественного права, субстанциональной природы государства), но из-
меняя их идеологически значимую маркировку на противоположную. Так, рационалистические концепции сохранили свойственный средневековым представлениям об обществе метафизический антиисторизм. "Сущее", реальное общество и государство для них не представляли интереса и обретали значимость лишь при рассмотрении сквозь призму универсального долженствования.
Политико-правовой рационализм стал господствующим направлением в идеологии XVII—XVIII веков, поскольку соответствовал настроениям и сокровенным "архетипам" сознания буржуа, бесконечно бесправного перед лицом абсолютистской власти и в созерцании собственного бесправия наделявшего себя абсолютными правами, а свои отношения с государством, властью мыслившим не иначе как в рамках чисто коммерческой сделки или договора, все пункты которого могут быть выведены с помощью дедукции из разума человека.
Социальной предпосылкой политико-правового рационализма послужило развитие товарно-денежных, рыночных отношений. Заинтересованная в устранении правового партикуляризма Средневековья, препятствовавшего образованию общенационального рынка, поднимающаяся буржуазия выдвигает требование создания единой общегосударственной правовой системы. Это требование, отвечавшее объективным потребностям развивающегося товарного производства, нашло отражение в представлениях о праве как первопричине и важнейшем инструменте социального порядка. Право начинают наделять чертами главенствующей нормативной системы, оттесняющей все остальные регуляторы поведения человека на периферию общественной жизни, в сферу семейных и межличностных отношений. В русле названных представлений сформировались такие лозунги, как "религия есть частное дело каждого", "в политике нет места для морали", "разрешено все, что не запрещено законом".
Существенные изменения претерпело соответственно и понимание государства. Поскольку праву отводится роль ведущей нормативной системы, постольку государство предстает у теоретиков буржуазии в виде организации власти, призванной гарантировать собственность и права индивидов, а также разрешать в законном порядке возникающие между ними споры. Государство оказывается тем самым средством утверждения (и одновременно состоянием) правопорядка как равновесия между частной свободой и общим благом. В трактовку соотношения государства и права в XVI—•XVIII веках были привнесены идеи, неизвестные предшествующей общественно-политической мысли, а именно идеи правового (конституционного) закрепления государственного строя, единой для всей страны законности, верховенства общих (безличных) законов и ог-
раничения дискреционной власти правительства, субъективных прав личности, взаимной ответственности индивида и государства.
Сказанное не означает, что мировоззрение участников антифеодальных революций обладало полным единством. Понимание целей и задач государства, его организации варьировалось в зависимости от социально-политической позиции, которую занимал тот или иной мыслитель. Среди различных позиций, сложившихся в идеологии того времени, можно выделить две полярные: позиции либералов и революционных демократов.
Представители первого направления (Локк, Вольтер, Монтескье) в качестве главного выдвигали принцип личной свободы. Назначение права они видели в том, чтобы оградить индивида от произвола, особенно со стороны властей, которые только сковывают его творческую инициативу и стремление к предпринимательству. Государственную деятельность при этом сводили до минимума. Идеологи раннего либерализма исходили из того, что свободные и независимые друг от друга индивиды способны сами, по взаимному согласию, урегулировать отношения между собой и нуждаются лишь в том, чтобы эти отношения получили надежную защиту. Согласно известной формуле Дж. Локка, в разумно устроенном обществе законов должно быть как можно меньше (в оригинале: "as few laws as possible")1. Идеалом государства для них служила конституционная монархия с последовательно проведенным разделением властей.
Сторонники демократического лагеря, напротив, выступали за полновластие народа и республиканскую форму правления. Соглашаясь с тем, что государство призвано обеспечить свободу индивида, они разошлись с либералами в понимании механизма взаимосвязи частных и общественных интересов. Как утверждал Ж.-Ж. Руссо —один из вдохновителей революционных демократов во Франции, задача политики состоит в том, чтобы добиться безусловного перевеса общественных интересов над личными. Необходимо, писал он, чтобы "право собственности государства было сколь возможно большим и незыблемым, а право собственности граждан сколь возможно малым и непрочным"2.
Дж. Локк ограничивал деятельность государства внутри страны приня
тием законов, осуществлением правосудия и применением пенитенциар-
fbix мер: "Политической властью я считаю право создавать законы, пре-
Усматривающие смертную казнь и, соответственно, менее строгие меры
оказания для регулирования и сохранения собственности, и применять
*лу сообщества для исполнения этих законов и для защиты государства
т нападения извне —и все это только ради общественного блага" (Локк Дж.
и государственном правлении // Избранные срилософские произведения:
х т. Т. 2. М., 1960. С. 6; см. также: С. 31, 50—). Нетрудно заметить, что
РУнкции государства сведены здесь к охране правопорядка.
' Ж.-Ж. Трактаты. М, 1969. С. 284.
В учениях революционных демократов право отождествляется с законами, принятыми большинством голосов. Причем законодательная власть в демократическом государстве будущего наделялась, по существу, неограниченными полномочиями, в том числе и по упорядочению отношений между частными лицами. Законодательная деятельность приобретает в идеале всеобъемлющий, тотальный характер. Подобного рода понимание права и режима законности, как показали события Великой французской революции, обернулось на практике легисломанией, перераставшей подчас в свою собственную противоположность —полное беззаконие1.
На качественно новую ступень обоснование идеала правового государства было поднято в теории родоначальника классической немецкой философии И. Канта. Его учение о праве и государстве явилось первой крупной политической доктриной, созданной с учетом итогов и под непосредственным впечатлением Великой французской революции. Кант соединил программу либерализма с идеями наиболее радикальных политических течений того времени и придал им форму глубоко продуманной теоретической системы, которая с трудом поддавалась критике.
Заслуга Канта состояла прежде всего в том, что вопрос о понятии права и государства был поставлен в его философии как проблема методологического порядка и увязан с определением специфики общественной теории по сравнению с естествознанием. Если в познании природы, утверждал Кант, "источником истины служит опыт", то законы нравственности и правовые постулаты не могут быть выведены из существующих отношений между людьми. Поэтому создать научную теорию морали и права, аналогичную естественным наукам, в принципе невозможно. С вопросом, каков всеобщий критерий справедливости, юрист никогда не справится, если только он не оставит на время в стороне эмпирические начала и не поищет источника суждений в одном лишь разуме2. При соблюдении же этих условий этика вместе с теорией права становится наукой.
Применительно к государству это означало, что его обоснование как правового сообщества нельзя построить на основе философии и методологии эмпиризма. Кант подчеркивал, что рассматри-
1 Преувеличивая возможности законодательного регулирования общест
венных отношений, теоретики демократии доводили свои рассуждения об
идеальном государстве до крайних и вульгарных выводов, а порой и Д°
абсурда. В "Проекте конституции для Корсики", составленном Руссо, за
конодательный процесс изображался так: "Пусть те, кто не согласны, уДа"
лятся, а те, кто согласны, поднимут руку". (Руссо Ж.-Ж. Трактаты. С. 294.)
2 См.: Кант И. Метафизика нравов // Соч.: В 6 т. Т. 4. Ч. 2. М., 1965-
С. 139.
вает не государство, существующее в реальной действительности, а "государство в идее, такое, каким оно должно быть в соответствии с чистыми принципами права"1. Именно к такому идеальному, априорно взятому государству относятся знаменитое определение в "Метафизике нравов". Согласно ему государство —это "объединение множества людей, подчиненных правовым законам"2. Хотя Кант не употреблял еще термина "правовое государство", он использовал такие близкие по смыслу понятия, как "правовое гражданское общество" (das Recht verwaltenden burgerlichen Gesellschaft), "прочное в правовом отношении государственное устройство" (Recht bestandige Staatsverfassung), "гражданско-правовое состояние" (biirgerlich-gesetzlichen Zustande)3.
Особенность кантовского определения заключалась в том, что конститутивным признаком государства здесь было названо верховенство правового закона. Своим определением И. Кант стремился преодолеть как теории предшествующего либерализма, в которых содержание законов выводилось из естественных прав индивида, так и учения демократии, отождествлявшие право с принятым путем голосования законом. В философии .Канта высшим критерием справедливости закона служит не естественное право и не единодушие голосовавших за него, а нравственность как осознание человеком своей ответственности перед всем человеческим родом. Решение вопроса о правовом государстве и справедливых законах было перенесено мыслителем в плоскость предельно широких философских обобщений относительно места и роли права в истории культуры.
Рассматривая соотношение права и морали, Кант характеризует правовые законы как своего рода первую ступень (или минимум) нравственности. Если в обществе установлено право, сообразное с нравственным законом, то это значит, что поведение людей поставлено в строго очерченные рамки, чтобы свободные волеизъявления одного лица не противоречили свободе других. Вместе с тем подобные отношения, как считал Кант, не являются полностью нравственными, поскольку вступающие в них индивиды руководствуются не велениями долга, а совсем иными мотивами: соображениями выгоды, страхом наказания и т. п. Право обеспечивает, Другими словами, внешне благопристойные, цивилизованные отно-Щения между людьми, вполне допуская, однако, что последние останутся в состоянии взаимной антипатии и даже презрения друг к ДРугу. В обществе, где господствует только право (без морали), ме-
индивидами сохраняется "полный антагонизм"4.
' Кант И. Указ. соч. Т. 4. Ч. 2. С. 233. , Там же.
Там же. Т. 6. С. 12, 266, 294.
Там же. С. 12.
Выступая против абсолютизации возможностей правового регулирования жизни общества, Кант подошел к пониманию того, что правовая свобода и равенство перед законом носят абстрактный и формальный характер. По смыслу его концепции правовое гражданское общество отнюдь не является конечной целью развития человечества. Оно выступает лишь ступенью к более совершенному, нравственному сообществу. В связи с этим представляется важным подчеркнуть, что именно от Канта берут начало доктрины Г. Гегеля, К. Маркса и других, согласно которым "абстрактное право" гражданского общества необходимо дополнить либо полностью заменить нравственным общением между людьми1.
В практико-идеологическом плане учение Канта было направлено против насильственного ниспровержения абсолютистского строя. Правовое состояние общества, подчеркивал он, невозможно достичь противоправными средствами. Казнь Карла I в Англии и суд над Людовиком XVI во Франции вызывали у него чувство "полного ниспровержения всех правовых понятий"2. Кант призывал добиваться преобразований в государственном строе мирным путем с помощью постепенных законодательных реформ. Идея правового государства, таким образом, была наполнена новым содержанием —призывом к проведению революции легальными методами.
Учение Канта оказало огромное воздействие на последующее развитие политико-правовой мысли.
Под влиянием его идей в Германии сформировалось представительное направление, сторонники которого сосредоточили свое внимание на разработке теории правового государства. К числу наиболее видных представителей этого направления принадлежали: Роберт фон Моль (1799—), Карл Теодор Велькер (1790—1869), Отто Бэр (1817—), Фридрих Юлиус Шталь (1802—), Рудольф фон Гнейст (1816—). Благодаря их трудам идеи правового государства обрели терминологическую определенность, а также получили широкое распространение в Германии и за ее пределами.
Термин "правовое государство" (по-немецки —Rechtsstaat) ввел в оборот Р. Моль3. Во второй половине XIX века в немецкой юрис-
1 "Государство представляет собой развитие и осуществление нравственно
сти", —утверждал Гегель. Право и справедливость, долг и закон, по его
словам, могут иметь значение "лишь как часть абсолютной истины" (Ге
гель Г. В. Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 3. М., 1977. С. 373).
2 Кант И. Соч. Т. 4. Ч. 2. С. 243, прим.
3 Mohl R. Die Polizeiwissenschaft nach den Grundsatzen des Rechtsstaates.
Bd. 1—. Tubingen, 1832—. Перевод: Моль Р. Наука полиции по нача
лам юридического государства. СПб., 1871. О нем см.: Кизяковский В. °-
Теория "правового государства" Роберта Моля // Историко-правовые ис
следования: проблемы и перспективы: Сб. статей. М.,.1982.
пруденции появились многочисленные публикации, посвященные вопросам правового государства. В ряде сочинений этот термин выносится в заголовок1. Приобретая все большее число сторонников в Германии, концепции правового государства одновременно начинают проникать в другие страны. Вместе с концепциями обычно заимствуется и немецкая терминология. Так, например, появление термина "правовое государство" в итальянском языке (stato giuridico, stato di diritto) было связано с переводом сочинений О. Бэра и Р. Гнейста2.
В России, имевшей давние и прочные связи с университетами Германии, немецкая юридическая терминология использовалась вообще без перевода. Небезынтересно, в частности, что теоретиков правового государства у нас первое время называли "рехштатиста-ми", т. е. переиначив немецкое слово на русский лад. Со временем в российском правоведении появилась обширная литература о правовом государстве. К вопросам теории правового государства обращались крупнейшие русские юристы, в том числе Б. Н. Чичерин, П. И. Новгородцев, М. М. Ковалевский, Н. М. Коркунов, Б. А. Кистя-ковский. Специальные исследования посвятили этой теме А. С. Алексеев, В. М. Гессен, С. А. Котляревский и другие государствоведы3.
Распространение концепций правового государства, вместе с тем, шло неравномерно. Особый интерес к ним проявляли в отсталых странах, таких как Германия и Россия, где сохранялись многочисленные пережитки феодальных отношений и перед буржуазией стояла задача завоевания политической власти. Напуганная размахом революционных событий 1848—годов, она использовала идеи правового государства главным образом для пропаганды мирных, ненасильственных и постепенных преобразований в обществе. В концепциях правового государства ее привлекали не столько философско-исторические обобщения (вроде кантовских), сколько антиреволюционные лозунги.
Последователи этой теории не скрывали, что она направлена одновременно и против отживших порядков, и против революционной демократии. Ф. Шталь писал: "Государство должно стать правовым —таков лозунг и таково в действительности устремление
нашего времени. Оно должно точно определить и гарантировать с помощью права границы и пути своей деятельности, а равно сферу свободы своих граждан... Правовое государство, следовательно, противостоит патриархальному, патримониальному и откровенно полицейскому государству, в котором власть стремится осуществить нравственные идеи и общую пользу в их полном объеме, давая моральную, а потому и произвольную оценку каждому судебному делу; в неменьшей степени оно противостоит народному государству (Руссо, Робеспьер)..."1. Немецкие коммунисты оценивали взгляды Ф. Шталя как выражение интересов крайне правой партии2.
Что касается наиболее передовых стран того времени (Англия, Франция, США), то в них уже сложились национальные системы права. В политико-правовых доктринах победившей буржуазии отпадает необходимость в обосновании правового государства как идеала. Представления о правовом сообществе, воспринятые из классического юридического мировоззрения, используются здесь в целях апологии существующих порядков и для решения задач, связанных с применением действующего права. Этим обстоятельством во многом и объясняется тот факт, что идеи правового государства в Англии и во Франции концептуально оформились независимо от немецких влияний.
Во французской юриспруденции почти на всем протяжении XIX века господствующее положение занимали концепции школы экзегезов, или комментаторов. Отождествив право с законом, экзегезы свели задачи юридической науки к формально-догматическому описанию и комментированию действующего законодательства, и в первую очередь Кодекса Наполеона. На первый план в сочинениях экзегезов были выдвинуты дефиниции государства, выработанные на основе категорий гражданского права (например, "государство —юридическое лицо"). Разработкой теории государства последователи школы специально не занимались.
Длительное господство формально-догматической юриспруденции привело к тому, что французские юристы сравнительно редко обращались к общетеоретическим и методологическим проблемам3. Несмотря на огромное число публикаций о правах человека, разделении властей и законодательных процедурах, изучение соотношения государства и права не выделилось здесь в самостоятельное направление политико-правовых исследований. Вопрос о правовом государстве французские юристы предпочитали решать больше в
1 Stahl F. J. Philosophic des Rechts. Bd. 2. Rechts- und Staatslehre. Heidelberg,
1856. S. 137.
2 См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 704; Т. 18. С. 290.
3 Arnaud A.-J. Les juristes face a la societe du XIX siecle a nos jours. P. 1975.
Практическом плане применительно к отдельным государственным институтам, чем теоретически1.
Своеобразие английских концепций определялось особенностями прецедентной системы права. В них доказывалось, что важней-щим признаком правового сообщества служит подчинение государственной власти общему праву, выработанному судебной практикой. Наиболее полно эти идеи сформулировал профессор Оксфордского университета Альбер Венн Дайси (1835—) в работе под названием "Основы конституционного права", вышедшей первым изданием в 1885 году2. При описании английской системы законности, основанной на верховенстве судебных решений, им было использовано понятие "Rule of Law" (господство права), которое прежде употреблялось для обозначения отдельных правовых предписаний и норм3.
По утверждению А. Дайси, господство права обеспечивается тем, что общие принципы конституции, включая права и свободы граждан, являются "результатом судебных решений"4. С этой точки зрения он по-своему последовательно проводил классификацию государств на правовые и неправовые. Господство права, писал Дайси, "свойственно исключительно только Англии или тем странам, которые, подобно Соединенным Штатам, унаследовали английские традиции. Во всяком континентальном обществе исполнительная власть пользуется гораздо большим произволом..."5. Как и другие идеологи либерализма XIX века, Дайси считал, что господство права несовместимо с проектами "широких социальных нововведений". Викторианская Англия представлялась ему воплощением правового строя6.
Подтверждением тому могут служить материалы сборника "Правовое государство", изданного в Париже. Как отмечает один из его участников, выражение "L'Etat de droit" не получило во Франции такого признания, каким пользуется "Rechtsstaat" в Германии. Говоря о необходимости ограничения государственной власти, французские юристы достаточно редко употребляют понятие "правовое государство". Показательно, в частности, Wo в обширном библиографическом аппарате сборника упомянуты лишь Две работы, в названии которых содержится данный термин (L'Etat de droit / Sous la dir. de D. Colas. P. PUF, 1987).
Dicey A. V. Introduction to the Study of the Law of the Constitution. 10th
в- L; N. Y., 1961.
Историю термина и его различные значения см.: Oxford English Dictionary / 1. by R. W. Buchfield. A Supplement. Vol. III. Oxf., 1982. P. 1391.
Дайси А. В. Основы государственного права Англии / Пер. с англ. М., 1905. С. 219. ° Там же. С. 210.
Немецкие теоретики не остались в долгу и объявили образцовым правовым ^ударством прусскую монархию. Если у Ф. Шталя правовое государство
'Сего лишь лозунг, то уже для Р. Гнейста это повседневная действитель-
°сть. Все говорят о прусском милитаризме и полицейщине, жаловался он,
&Нако ни одна монархия в мире "не организовала правового государства прежнее, чем в Пруссии с XVIII столетия" (Гнейст Р. Правовое государство и административные суды Германии / Пер. с нем. СПб., 1896. С. 232).
Завершая обзор концепций XIX века, остановимся на отношении К. Маркса и Ф. Энгельса к идеям правового государства. Обратиться к этому вопросу необходимо потому, что в некоторых отечественных публикациях, появившихся в последнее время, позиция основоположников марксизма подвергается искажениям. К. Маркса и Ф. Энгельса пытаются представить сторонниками правового государства. С этой целью приводят цитаты из ранних произведений мыслителей, не считаясь с тем, что они впоследствии пересмотрели свои взгляды. Выхваченные из контекста, эти цитаты создают ложное представление о марксистской теории.
В ранних сочинениях К. Маркса и Ф. Энгельса, действительно, встречаются формулировки, созвучные идеям правового государства. Так, например, Энгельс писал в 1840 году: "Отношения между правящими и управляемыми должны быть установлены на почве права раньше, чем они могут стать и оставаться сердечными"1. В той же статье он прямо указывал, что выступает как последователь младогегельянцев, разделяя их социально-политические взгляды. Младогегельянство, по его словам, —это "единственная крепость, куда могут надежно укрыться свободомыслящие"2.
В области внутренней политики Ф. Энгельс высказывается за установление конституционной монархии ("завершенного конституционализма"), а в сфере внешней политики —за возврат Германии "говорящего по-немецки левого берега Рейна" (то есть Эльзаса и Лотарингии). Попутно Англия и Россия названы исконными врагами европейского прогресса. Как нетрудно убедиться, приведенные суждения не имеют ничего общего с марксизмом.
В своих последующих трудах К. Маркс и Ф. Энгельс преодолели младогегельянские воззрения и выдвинули собственную социально-политическую доктрину. Для зрелого марксизма характерно отрицание государства, в том числе и правового. К. Маркс и Ф. Энгельс рассматривали государство не иначе, как "суррогат коллективности" и "нарост на обществе"3. С их точки зрения, государственная власть необходима пролетариату лишь на этапе перехода к безгосударственному строю. Об этом же свидетельствуют и многочисленные высказывания родоначальников марксизма, в которых подвергаются критике идеи правового государства (данный термин они употребляли чаще всего в кавычках, подчеркивая свое негативное отношение к нему)4.
1 Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 41. С. 125.
2 Там же. С. 124.
3 Там же. Т. 3. С. 75; Т. 45. С. 422.
С конца XIX века популярность идей правового государства значительно возросла. Тому способствовало несколько взаимосвязанных между собой причин. Утверждение отношений, свойственных зрелому капитализму, сопровождалось углублением общественных противоречий и резкой поляризацией социально-политических позиций, особенно по поводу того, какими путями и способами эти противоречия могут быть разрешены. Среди господствующих классов, а также в рабочем и коммунистическом движении обозначались две исключающие друг друга тенденции. Одна из них нацеливала на подавление классовых противников силой и удержание
политической власти (будь то буржуазия или пролетариат в первых социалистических государствах) с помощью диктатуры, тогда как другая была сориентирована на поиски классовых компромиссов и разрешение социальных конфликтов путем взаимных уступок. Распространение концепций правового государства стимулировали, хотя и по-разному, обе названные тенденции.
Первая половина XX века прошла под знаком явного преобладания конфронтационной идеологии. В 30-е годы подавляющая часть Европы была окрашена в коричневые тона фашистских диктатур, а в нашей стране установился не менее одиозный сталинский режим. Как реакция на эти процессы в общественном сознании возрос интерес к проблемам прав человека, демократии и гуманизма. Идеи правового государства наполняются общедемократическим содержанием, направленным против авторитаризма и тоталитарных режимов1. В этом состоит их отличие от либеральных учений CIX века, отрицавших принципы демократии и народного суверенитета.
С падением авторитарных режимов формулы правового государства получают законодательное закрепление. На конституционном уровне эта формула впервые была зафиксирована в Основном законе ФРГ 1949 года и в Конституции Испании 1978 года, т. е. в бывших оплотах фашизма (содержание формулы немецкие юристы выводят из положений ст. 20 Основного закона, согласно кото-Рой "законодательство связано конституционным строем, исполни-власть —законом и правом")2.
В нашей стране и других странах бывшего социалистического лагеря борьба с авторитаризмом затянулась на более длительные сроки. Первыми за утверждение общепризнанных прав человека здесь выступили различные группы правозащитников; к настоящему времени эти идеи нашли отражение в программных документах многих политических партий и законодательных актах.
Во второй половине XX века в общественном мнении европейских стран возобладало стремление разрешить социальные конфликты путем поиска общественного согласия и примирения враждующих классов. На смену идеологии конфронтации приходят идеи социального компромисса, консенсуса, взаимных уступок. Отсюда —широкое распространение в политико-правовой мысли концепций социального государства (под социальным вопросом понимают прежде всего рабочий вопрос) и трактовок правового государства в так называемом "материальном смысле" (в отличие от его формальных определений как власти, подчиненной закону или праву). Сочетание этих принципов дает формулу социального правового государства, получившую распространение в идеологии неолиберализма и социал-демократии1.
Характерной особенностью современных концепций социального правового государства выступает признание возможности активного вмешательства политической власти в сферу экономики и проведения глубоких общественных преобразований, включая социализацию собственности, при условии их осуществления правовыми методами.
В русле этого мировоззрения складываются также идеи примата общечеловеческих ценностей над классовыми и групповыми. С развитием международной интеграции их дополняют представления о необходимости подчинения национальных правовых систем праву мирового сообщества. В последние годы большинством европейских государств принято решение, что в случае расхождения закона страны с международным договором суды обязаны руководствоваться последним. К числу отличительных признаков правового государства западные политики относят теперь не только верховенство закона, но и его соответствие международному праву.
Концепции социального правового государства встретили резкие возражения со стороны консерваторов. Пространное обоснование идеологии неоконсерватизма выдвинул австрийский экономист и философ Фридрих Август фон Хайек (1899—), изложивший свои политические взгляды в работах "Дорога к рабству", "Конституция свободы", а также в трилогии "Право, законодательство И свобода".
1 Историю вопроса см.: Ritter G. Der Sozialstaat. Mimchen, 1991.
Социальная доктрина Хайека, по его собственному признанию, была направлена против любых форм дирижизма, и в первую очередь против неолиберальных (кейнсианских) программ активизации экономической деятельности государства в индустриально развитых странах. Вмешательство государства в экономику ограничи-в^ет свободу индивидов и неизбежно приводит к дезорганизации их деятельности, утверждал философ.
Современной рыночной экономике, согласно учению Хайека, соответствует лишь государство, основанное на принципах верховенства права (Rule of Law)1. Государственная власть внутри страны имеет только одну задачу —обеспечить соблюдение всеми гражданами общих правил поведения, т. е. поддерживать правопорядок. Практически это означает, что "государство лишается возможности направлять и контролировать экономическую деятельность индивидов". Как подчеркивал Хайек, верховенство права предполагает не только подчинение исполнительных органов власти закону (в таком случае фашистское государство тоже следовало бы признать правовым), но и невмешательство самой законодательной власти в сферу свободы и неотчуждаемых прав человека. Правовое государство подразумевает верховенство частного права над публичным и над конституцией в том числе, ибо "частная собственность является главной гарантией свободы"2.
На этом основании Хайек отвергал антитрестовское законодательство, рассматривая его как пример публично-правового регулирования в области частноправовых отношений. Столь же негативно оценивалось им и социальное законодательство. Хайек объяснял появление социального законодательства в некоммунистических странах пагубным влиянием на политиков идей социализма.
Рассматривая современное состояние идей правового государства, следует избегать преувеличения их роли и степени распространения. В настоящее время правовое государство выступает идеалом, лозунгом, конституционным принципом и не получает своего полного воплощения в какой-либо стране. Реальная политическая практика государств, провозгласивших себя правовыми, не-Редко расходится с нормами конституции.
Основным ареалом распространения этих идей остается по-пРежнему европейский континент. Было бы поэтому ошибкой рассматривать их как выражение общечеловеческих ценностей. Сле-Дует к тому же учитывать, что они не имеют однозначной интер-
F. A. The Road to Serfdom. L., 1946. В русском издании книги сло-:очетание "Rule of Law" переведено термином "правозаконность", за-УДняющим понимание текста. Хайек Ф. А. Дорога к рабству. Пер. с англ. М., 1992. С. 83.
претации и по-разному истолковываются в социально-политической и правовой литературе. К примеру, Г. Кельзен и другие теоретики нормативизма называют правовым любое государство (в силу того, что каждое из них представляет собой нормативно-правовой порядок). Другие исследователи, наоборот, отвергают данное понятие, считая его нормативистским. Доктрина правового государства, писал французский политолог Д. Руссо, "основана на идеях нормативизма, на вере в несомненную ясность смысла нормы"1.
История политической мысли, таким образом, показывает, что идеи правового государства разрабатывались с различных идеологических и теоретических позиций. В области политики эти идеи могут играть конструктивную роль, но могут использоваться и для обоснования весьма консервативной политической деятельности.
Лекция 7. Развитие сравнительной политологии
§ 1. Важность сравнительного метода исследования политических явлений
Наряду с проведением социально-политических исследований на базе нашей или любой иной отдельно взятой страны весьма целесообразным представляется их проведение и в пределах нескольких стран, развитие сравнительных социально-политических исследований, или, иными словами, сравнительной политологии1.
Нет необходимости доказывать важность сравнительного анализа таких, например, явлений, категорий и понятий, как политические институты и процессы, политические нормы, традиции и обычаи, политические отношения, политические режимы и программы, политическое поведение и воспитание, политическая власть и другие. Сама жизнь, политическая практика утверждают их актуальность.
Сравнительные исследования полезны и необходимы всегда, особенно когда речь идет о политических теориях и системах. Совершенно прав болгарский ученый Е. Танчев, отрицающий догматический подход к западным политическим теориям и институтам, когда пишет, что развитие материалистической диалектики невозможно как при голом отрицании новейших достижений, так и при механическом копировании политических институтов и принципов, в которых выкристаллизовался социальный опыт различных общественных слоев и классов2.
i Данное утверждение представляется тем более справедливым, Когда касается глубокого и всестороннего анализа теории, а вместе с ней и практики функционирования не только отдельных политических институтов, но и всех ныне существующих политических систем.
Проведение сравнительного исследования теории и практики Функционирования различных политических систем позволяет ре-Щить по крайней мере следующие основные задачи. Во-первых, Чсчше понять их основные особенности и черты, социально-классо-ВУЮ природу, сущность, социальное содержание и назначение. Во-вторых, четче определить их сильные и слабые стороны, их плюсы и минусы для прогрессивного развития общественной теории и практики. И, в-третьих, глубже изучить экономические, социально-политические и идеологические основы различных политических систем, механизм их адаптации к постоянно изменяющейся внутренней и внешней среде; лучше понять их движущие силы, факторы торможения и развития, основные мировоззренческие и иные мотивы.
В отечественной юридической, социологической и философской литературе нет достаточного опыта проведения сравнительных политических исследований. Однако есть определенный опыт проведения сравнительно-исторических, правовых и иных исследований. Отработана "технология", приемы, методы и формы сравнительного анализа. В частности, в истории и юриспруденции достаточно широко используются историко-типологическое, историко-генетическое сравнение, а также сравнительно-сопоставительный
метод1.
Накоплен некоторый опыт проведения сравнительных исследований в различных сферах общественной жизни (например, в сфере трудовых отношений, быта, социального обеспечения), а также на их разных уровнях и срезах. Сравнительные исследования проводятся, как правило, не только на микроуровне (на уровне отдельных норм, отраслей права и институтов), но и на макроуровне (на уровне целых правовых и общественных систем).
Имея опыт успешного применения сравнительно-сопоставительного метода в исторической науке, юриспруденции, философии, филологии и социологии, его можно было бы с успехом использовать и в политологии. Ведь известно, что еще Ленин не только допускал, но и практически использовал метод сравнительного анализа при рассмотрении различных политических явлений, процессов, институтов и учреждений. "Сравнение политического и экономического развития разных стран, —писал он по этому поводу, —а также их марксистских программ имеет громадное значение с точки зрения марксизма, ибо несомненны как общая капиталистическая природа современных государств, так и общий закон развития их"2.
Сравнительный метод анализа познания широко использовался В. И. Лениным, например, при исследовании различных форы государственного устройства и правления, существующих в тех или иных странах; различных социальных революций; политических
; партий; политических программ. Предпринимались попытки применения данного метода анализа и при исследовании различных экономических (хозяйственных) и социально-политических систем. Однако, сравнивая отдельные политические институ-ты и системы, Ленин настоятельно предупреждал, что подобное сравнение надо производить умеючи. Азбучным условием при этом, писал он, является "выяснение вопроса, сравнимы ли исторические эпохи развития сравниваемых стран"1.
Азбучным условием сравнительного исследования является также сравнимость и сопоставимость самих объектов изучения. Мы ледоумеваем, писал Ленин в работе "Тактическая платформа мень-щевиков", по поводу попыток сравнения и сопоставления разнопорядковых, а потому трудно сопоставимых или вообще несопоставимых явлений. "Как можно сравнивать и сопоставлять классы (либеральная буржуазия) с учениями (социализм)? Практическую политику (поползновения) с взглядами (предрассудки)?? Это верх нелогичности. Чтобы связать концы с концами в тактической платформе, надо противопоставить: 1) один класс другому, —например, либеральную буржуазию демократическому (или реакционному?) крестьянству; 2) одну политику другой, —например, контрреволюционную —революционной; 3) одни учения, взгляды и предрассудки —другим учениям, взглядам и предрассудкам"2.
Кроме названных существуют и иные "азбучные условия" проведения сравнительных исследований политических явлений, институтов и учреждений, соблюдение которых необходимо независимо от того, где, когда и в каких целях —академических или сугубо практических —они проводятся. Среди них можно указать, например, на необходимость сопоставления или противопоставления политических объектов —систем или отдельных институтов не самих по себе, а во всей совокупности их взаимосвязей и взаимодействий с окружающим миром, с экономической и социальной средой; проведения сравнительного анализа не вообще, а строго дифференцированно, по таким аспектам или направлениям, как институциональное, функциональное, нормативное, коммуникативное и др.; глубокого и разностороннего знания не только методики, ехники проведения сравнительных исследований, но и самого ис-°ДНого материала —сравниваемых друг с другом политических систем.
В западной юридической, социологической и политической Итературе в плане развития сравнительных исследований в об-асти политики и права неоднократно указывалось на то, что "прописной истиной" было и остается признание эволюционного характера развития политической и правовой компаративистики, изменение ее в соответствии с темпами и характером изменений самого политического мира. Сравнительная политическая наука, подчеркивается в ряде западных политологических изданий, должна стать непременным "отражением изменяющегося мира и развивающихся международных условий"1. Она традиционно выступала и выступает как одна из семи важнейших сфер исследования в системе общей политологии. В их числе имеются в виду исследования "национальной" (американской, английской и др.) политической теории, "публичной администрации", международных отношений, публичного права, местного управления и самоуправления2.
Центральным звеном в развитии сравнительной политологии является сравнительный метод. Как и любой иной метод он обычно определяется не иначе, как в виде способа или приема познания исследуемой материи, в виде средства достижения той или иной цели, разрешения рассматриваемых проблем.
При выявлении специфики сравнительного метода акцент, естественно, делается на использовании его при анализе сравнительных политических, равно как и любых иных, явлений, институтов и
учреждений.
Сравнительный метод, говорится в энциклопедической литературе, это метод исследования, "позволяющий выявлять с помощью сравнения общее и особенное" в исследуемых политических, исторических и иных явлениях, ступенях и тенденциях их развития3.
Существуют определенные формы проявления сравнительного метода. Это —прежде всего его проявление в виде сравнительно-сопоставительного метода (раскрывает природу разнопорядковых объектов), в виде политике- или историко-типологического метода (объясняет сходство различных по своему происхождению явлений одинаковыми условиями генезиса и развития) и политико-или историко-генетический метод сравнения (объясняет сходство политических и иных явлений как результат их сходства по происхождению)4.
Вопрос о методе сравнительного анализа всегда был и остается довольно спорным в компаративистике вопросом. Он не вмеЩЗ" ется в рамки традиционных академических споров о характере»
1 Wiarda H. Comparative Politics. Past and Present // Ed. by H. Wiarda.
Directions in Comparative Politics. L., 1985. P. 8.
2 Wiarda H. Op. cit. P. 1; A Model for Eastern Europe // The Washington
1991. 17 Febr.
3 Советский энциклопедический словарь. М., 1980. С. 1271.
4 Там же.
С0держании и назначении того или иного обычного метода или методов. В системе методов исследования или, что одно и то же, в системе методологии он занимает особое место. Естественно, по породу его, также как и вообще по поводу сравнительных исследований, возникают особые вопросы.
Речь идет, в частности, о том, является ли сравнительный метод, как и сами сравнительные исследования, особыми по своему характеру феноменами, или же они не являются таковыми. Можно ли считать сравнительную политологию самостоятельной дисциплиной, со своим собственным предметом и методом, или же ее следует рассматривать лишь в качестве составной части другой, более общей дисциплины —политологии?
Возникает также ряд других аналогичных вопросов, на которые в отечественной и зарубежной научной литературе нет одинаковых ответов.
Затрагивая, например, проблему относительной самостоятельности сравнительной политологии как академической отрасли знаний и учебной дисциплины, одни авторы склонны считать ее в качестве обычной составной части политологии. С их точки зрения, сравнительные исследования не представляют собой какой-либо особой разновидности социальных исследований. У сравнительной и несравнительной политологии —общая цель, единые задачи; нередко они используют один и тот же —сравнительный метод. В силу этого, делается вывод, нет оснований и необходимости выделять сравнительную политологию как отдельную дисциплину и как самостоятельную отрасль научных знаний1.
Противоположной позиции придерживаются другие авторы. Разделяя мнение о том, что точка зрения, "согласно которой компаративистика ничем не отличается от прочих общественных наук, а все используемые в общественных науках методы являются, в сущности, сравнительными, выглядит здравой и даже привлекательной, ибо предполагает методологическое родство субдисциплины обществознания", эти авторы, тем не менее, обращают одновремен-ю внимание и на негативные последствия такого суждения и отождествления сравнительной и несравнительной политологии.
При таком подходе, справедливо отмечают они, "игнорируют-;я важные различия между ориентациями большинства компара-ивистов и некомпаративистов. А эти различия имеют серьезные *етодологические последствия". "Хотя нельзя отрицать, —делает-* окончательный вывод, —что общая логика общественных наук !Динообразна и не зависит от характера субдисциплины, специфи-
er N. Comparative Methods in the Social Sciences. Englewood Cliffs. * 7. 1976 p 2_4
ка сравнительных общественных наук делает их идеальным объек.. том для анализа ключевых методологических проблем"1.
Несмотря на отмеченные и иные разногласия авторов по вопросу о методе, о признании и содержании сравнительной политологии, сам факт его обсуждения и соответствующего решения имеет не только сугубо научное, методологическое, но отчасти и прц_ кладное, политико-практическое значение.
§ 2. Некоторые особенности сравнительной политологии
Не вдаваясь в подробности анализа и интерпретации высказанных в западной и отчасти восточноевропейской литературе положений относительно понятия, содержания, современного состояния и перспектив развития сравнительной политологии, отметим лишь некоторые моменты.
1. Анализ многочисленных политологических и социологических работ, теории и практики проведения политических исследований, наконец, истории становления и развития политической компаративистики на Западе со всей убедительностью свидетельствует о том, что не следует преувеличивать, а тем более абсолютизировать накопившийся опыт проведения сравнительных политологических исследований. Наряду с несомненными успехами и даже достижениями в становлении и развитии сравнительной политологии на Западе нельзя не видеть и отрицательный опыт и не извлекать уроки из него. Важно учитывать, в частности, то, что за долгий и далеко не всегда прямой путь становления в XIX веке в США и других странах Запада сравнительной политологии как науки и самостоятельно^ академической дисциплины были периоды ее медленных подъемов и спадов, стремительных взлетов и падений.
Даже на примере послевоенного (50 —-е гг.) периода развития сравнительной политологии в США можно видеть, как в 50—-е гг., по широкому признанию западных авторов, в этой стране бурно развивались сравнительные политологические исследования. Росла популярность этой отрасли знаний и дисциплины. Широкую известность получили имена и работы Г. Алмонда, Д. Аптера, К. Дойтча, Г. Экстайна, Д. Истона и многих других ученых-политологов и социологов2.
Иная картина наблюдается в 80-е и во все последующие годы. 00 сравнению с прежними годами сравнительная политология в США и ряде других западных стран, по наблюдениям самих же западных исследователей, "переживает довольно трудное время". Термин "кризис" гораздо точнее, чем "величие", характеризует состояние данной отрасли знаний и дисциплины в настоящее время1.
На современном этапе развития сравнительной политологии на Западе, по мнению многих авторов, она отличается скорее таки-ЛИ чертами и особенностями, как формализм, усилившаяся поверхностность исследований, "фрагментация и автоматизация сферы исследования", нежели ее единство как науки и учебной дисциплины. "В рамках данной отрасли знаний и дисциплины сейчас, —отмечает известный американский политолог С. Верба, —так много выделилось специальных интересов, так много частных, узко сфокусированных исследовательских устремлений и так не хватает хотя бы одного интеллектуального гравитационного центра"2.
В этой области также "не видно на горизонте сравнительной политологии, —заключает автор, —ни новых, политологических Ньютонов, ни Эйнштейнов, ни Кейнсов"3. В сравнительной политологии Запада над фундаментальным, академическим подходом в настоящее время, по мнению С. Вербы и других известных исследователей, доминирует прикладной, прагматический подход.
2. В процессе накопления отечественного опыта проведения сравнительных политологических исследований весьма важным представляется учитывать не только общее, но и особенное, а также специфическое, единичное в сравниваемых политологических системах, отдельных институтах, явлениях, процессах и учреждениях. Это тем более необходимо, когда речь идет о сравнении политических явлений, институтов и учреждений, функционирующих в пределах не одной, а двух или более общественно-экономических формаций. В противном случае это чревато ошибочными выводами, несостоятельными суждениями и обобщениями.
Так, основной порок и уязвимость появившихся в конце 80-х годов в марксистской и немарксистской литературе сравнений "горбачевской революции" —перестройки в СССР4 —с "рузвельтов-скими радикальными реформами" в США, "великой депрессии" или Кризиса 30-х годов на Западе с "глобальным кризисом" начала
90-х годов на Востоке, на наш взгляд, заключаются, помимо всего прочего, в том, что: а) сравнивались трудносравнимые по своей социально-классовой природе и направленности явления и процессы б) за основу в процессе сравнения брались не их внутренние, сущ, ностные особенности и черты, а лишь внешние, поверхностные признаки; в) не учитывались специфические признаки и черты, а также неповторимые исторические условия, в которых развивались рассматриваемые явления и процессы.
3. Рассматривая сравнительную политологию как важнейшую но все же лишь как составную часть общей политологии, следует, тем не менее, исходить из того, что она имеет свой относительно самостоятельный предмет, точнее, свою собственную сферу приложения, в качестве которой можно рассматривать, как это делают западные авторы, "сравнительное изучение наций (стран, народов) и их политических систем"1, свой метод (методы) исследования, свое содержание и целевое назначение2.
Конечно, по ряду параметров весьма трудно, а иногда и практически невозможно провести четкую грань между общей и сравнительной политологией. Ведь некоторые грани и аспекты рассматриваемых дисциплин весьма условны и относительны. Но тем не менее они существуют и время от времени проявляются в сравнительном плане, в процессе отграничения одних явлений от других, одной сферы знаний и академической дисциплины от другой.
Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к методу или методам исследования в рамках общей и сравнительной политологии. В самом деле, что общего и что особенного в историческом или логическом методе, методе подведения менее общего под более общее или других многочисленных методах, которыми пользуются авторы в рамках общей и сравнительной политологии? Содержание метода в обоих применениях одно и то же, целевое назначение (получение нового знания) одно и то же, "технология" использования совпадает. На первый взгляд все видится только общим. А где же особенное? Где та малозаметная грань, которая позволяет судить о том, используется ли метод в пределах одной дисциплины —общей политологии —или же он применяется в рамках дрУ" гой дисциплины —сравнительной политологии? Эта грань, как представляется, в первую очередь определяется спецификой и характером самих исследуемых объектов, их принадлежностью к одной и той же нации (стране, народу) и ее политической системе или ?ке> наоборот, к разным нациям (странам, народам) и их политическим системам.
1 Wiorda H. Op. cit. P. 1.
2 Enloe С. Instructor's Guide to Comparative Politics Today: A World Vie*
Boston, 1984.
Разумеется, что результаты использования одного и того же йетода могут быть далеко не одинаковыми. Например, широкое применение известного всем политологам и юристам разноуровне-g0ro подхода с акцентом на макроуровень и меньшим вниманием среднему и микроуровню при исследовании различных явлений, институтов и учреждений, ассоциирующихся с одной и той же страдой или политической системой, может дать весьма высокий результат1. При этом недостаток научных разработок и информации на данном макроуровне с лихвой компенсируется научными исследованиями более узкого профиля и эмпирическим материалом, получаемым через высокоразвитую систему смежных дисциплин на среднем уровне и микроуровне.
Совсем иной результат может быть, и это случается нередко, когда этот же метод применяется в сравнительном анализе при сопоставлении и противопоставлении различных политических систем и составляющих их институтов, особенно когда такое исследование проводится лишь в "самом общем плане" или только на макроуровне. При отсутствии иных в полной мере компенсирующих недостаток информации каналов —через другие уровни исследования или смежные академические дисциплины —возникает реальная опасность скатиться в болото самых общих, ни к чему не обязывающих рассуждений и абстрактных умозаключений. Несомненно, правы те западные политологи и социологи, которые предостерегают от чрезмерного выхолащивания конкретного социально-политического содержания сравнительных исследований, от сведения "разговоров о сравнительной политологии к разговорам обо всем и ни о чем"2.
Очевидно, именно этим в значительной мере обусловлена та критика, которая адресована ряду компаративистских работ, опубликованных в разное время на Западе, как, например, получившей в начале 60-х годов широкую известность книге 36. Бжезинского и Хантингтона "Политическая власть: США / СССР". Задуманная 'к глобальное компаративистское исследование, работа во многом зелась лишь к общим рассуждениям о политических системах СССР США в послевоенный период (ч. I —"Политическая система") и о ВДамике политической власти сравниваемых супердержав (ч. II —Динамика власти: реакция на общие кризисы")3.
Разумеется, подобного рода сравнительные политологические -следования и подходы без широкого привлечения и обобщения
H. Op. cit. P. 6—. a S. Op. cit. P. 28.
Zo., Huntmgton S. Political Power: USA / USSR N. Y., 1963—
конкретного эмпирического материала мало что дают, кроме новых вариаций на старые идеологические темы, для дальнейшего разви-тия политической теории и практики. Иное дело те сравнительные методы и подходы, которые строятся на конкретном социологическом, статистическом и ином эмпирическом материале. Сохраняя свои общие параметры и черты, они каждый раз независимо от того, используются ли в процессе сравнения однотипных или разнотипных политических явлений, институтов и учреждений, наполняются новым социально-политическим содержанием и приобретают новый смысл.
Например, взятый сам по себе метод определения уровня "политической веры" или доверия к тем или иным политическим институтам, включая правительство, мало чем может оказаться полезным и эффективным, если он не наполняется при проведении сравнительных исследований конкретным содержанием. Можно, конечно, говорить и спорить о методологической или иной важности самой постановки вопроса определения политического доверия, о значимости вытекающих из нее практических выводов и общетеоретических положений, о содержании процесса и методике определения степени политического доверия.
В частности, можно дискутировать, соглашаясь при этом или оспаривая правомерность, а точнее, эффективность выявления меры политического доверия с помощью, как это предлагается американскими политологами, заранее сформулированных вопросов типа: "Что вы думаете по поводу того, много ли люди в правительстве тратят попусту наших денег, которые мы платим в качестве налога, или мало, или же совсем мало?"; "Насколько прочно и продолжительно вы верите в то, что вашингтонское правительство действует в правильном направлении —всегда, почти всегда или иногда?"; "Считаете ли вы, что политику правительства определяет небольшая группа людей, которая думает только о своих собственных интересах, или же правительство действует в интересах нас всех?"; "Что вы скажете по поводу того, много ли в федеральном правительстве сидит нечестных людей или мало и в какой степени они погрязли в своих бесчестных делах?" и др.1
Однако как бы там ни было, какие бы споры ни велись и какие бы вопросы ни задавались, социальная ценность и значимость данного метода, равно как и других методов и подходов, определяется и может определяться только его конкретным содержанием. Только определенный эмпирический материал наполняет тот или ино>! метод или подход вполне определенным смыслом и содержание)*1
В отношении, например, значимости и ценности метода определения политического доверия применительно к США можно сказать со значительной долей уверенности, что в политической теории и практике этой страны он играет немаловажную роль. Этот метод позволяет в процессе выработки или корректировки политического курса принимать в расчет наряду с обычной информацией отношение различных слоев населения к новым или традиционным политическим институтам, к президенту страны как главе правительства и государства, к старым и новым политическим ценностям
и т. д.
Проведенные, например, в 1988 году Институтом Гэллапа опросы, целью которых было выявление степени доверия американцев к своим государственным и общественным институтам, позволили учесть, что 59% опрошенных питают "сильное доверие" к церкви (в 1979 г. их было 65%), 58 —к вооруженным силам (в 1979 г. их было 54%), 56 -- к Верховному суду (в 1979 г. —%), 49 —к банкам (в 1979 г. —%), 36 —к прессе (в 1979 г. —%), 35 —к конгрессу (в 1979 г. —%), 26 —к "организованным рабочим" (в 1979 г. —%) и 25% —к крупному бизнесу (в 1979 г. —%)'.
Проведенные в том же году опросы с целью выявления ожиданий населения от президентства Буша показали, что 70% из числа опрошенных надеялись, что администрация Буша "сможет уберечь нацию от войны"; 65% ожидали, что администрация "обеспечит процветание Америки"; 64% выражали надежду на то, что "возрастет уважение к США за границей"; 61% —что "повысится уровень образования"; 36% —что "уменьшится уровень преступности в стране" (52% не верят этому); 33% —что "уменьшится дефицит федерального бюджета" (52% высказали сомнение) и т. д.2
Эти и иные им подобные политологические опросы и исследования, несомненно, оказывают в той или иной степени влияние как на развитие американской политической теории, так и на совершенствование национальной политической теории. Этого, к сожалению, пока нельзя сказать ни в отношении процесса развития политологии —теории и практики в нашей стране, ни о развитии сравнительной политологии во всем мире. Дело заключается в том, Wo такого рода политологические и социологические опросы и обоб-Щения, имеющие своей целью, в частности, определение степени критического доверия населения к функционирующим институ-'ам, в нашей стране находятся лишь в зародышевом виде, а в рам-х сравнительного анализа вообще или, точнее, почти не прово-Дятся.
Исключения составляют лишь сравнительные исследования проблем безработицы в развитых капиталистических странах, инфляции, роста цен, бездомности и некоторых других вопросов1.
4. В процессе развития сравнительной политологии в нашей стране весьма важными представляются тщательный учет всех тех трудностей и проблем, с которыми сталкивалась сравнительная политология на Западе, и выделение в данной отрасли знаний и дисциплине главного, решающего на том или ином этапе развития мирового сообщества звена; определение наиболее актуальных в академическом плане тем.
Какие, в частности, темы на современном этапе развития цивилизованного мирового сообщества имеются в виду? Судя по отзывам западных экспертов-политологов, наряду со многими традиционными политологическими темами, касающимися оценки деятельности выдвинувшихся в данный момент на первый план политических институтов и процессов, имеются в виду также современные проблемы политического участия, становления или возрождения в ряде стран политической культуры, политических прав и свобод, использования средств массовой информации и различных технических средств для развития политической демократии ("теледемократия" и пр.), проблемы создания и развития механизма или системы политических консультаций, обобщения и распространения практики коллективной и индивидуальной министерской ответственности и др.2
Что же касается главного, решающего звена в структуре современной сравнительной политологии, то в качестве такового применительно к нам можно было бы назвать решение проблем оптимального сочетания политической статики с политической динамикой общества, политической стабильности и устойчивости, политической консервации и трансформации различных политических систем и составляющих их институтов3.
Безусловно, решение данных проблем имеет непреходящее значение для любой политической системы и любого института, в какой бы стране и на какой бы стадии своего развития они ни находились. Однако важность и актуальность их несравнимо повыша-
1 McBride St. The Comparative Politics of Unemployment. Swedish and British
Responses To Economic Crisis // Comparative Politics. 1988. № 3. P. 304—.
2 Inglehart R. The Renaissance of Political Culture // American Political Sci
ence Review. 1988. № 4. P. 1203—; Arterton Ch. Political Participation
and "Teledemocracy" // Political Science and Politics. 1988. № 3. P. 620—;
Petracca M. Political Consultants and Democratic Governance // Political
Science and Politics. 1989. № 1. P. 11—; Ministerial Responsibility // Ed. by
G. Marshall. Oxford, 1989. P. 46—.
3 March J., Olsen J. Rediscovering Institutions. The Organizational Basis oi
Politics. L., 1989.
, приобретая статус центральных, решающих для судеб на-
Данная проблематика является главной, решающей в настоящее время не только для нашей страны, но и практически для всех называвшихся социалистическими до недавнего времени восточноевропейских стран.
В период "великой депрессии" в 30-е годы она была таковой для США1 и всех других "цивилизованных" стран.
С изменением ситуации в отдельно взятых странах и во всем мире меняется и приоритет тем, рассматриваемых в рамках сравнительной политологии.
Наряду с нахождением и выделением главной и актуальной тематики в рамках сравнительной политологии существует масса и других не менее важных проблем. Своевременное их выявление и решение является непременным условием становления и развития общей и сравнительной политологии в нашей стране.
Лекция 8. Политическая власть § 1. Понятие власти
В отличие от примитивного животнообразного водительства, верховенства, привычки, спонтанных позывов первенствовать, власть —сдобренная цивильностью, облагороженная способность, порожденная внутренней организованностью, иерархированностью человеческих самопроявлений, которые реализуются в контексте заданных на них отношений побуждения и принуждения, управления и контроля, подчинения и соподчинения, координации и субординации, зависимости, взаимозависимости и полной и частичной независимости, т. е. всего того, в границах, при явном и скрытом, однако активном участии чего развертывается обмен деятельностью, обработка людьми друг друга.
Структурный разрез предмета поставляет полифундаментальную картину со множеством таких измерений власти.
Социальный аспект: власть есть силовое отношение, выражающее доминирование —"не для того принимают участие в правлении, чтобы приобрести власть, но принимают участие в правлении потому, что чувствуют себя для того достаточно сильными" (Кнуд-сен). Необходимость фактора силы вытекает из общей логики отправления властных функций как функций социальных. Поскольку власть величина сочетательная —можно властвовать над другими и нельзя над собой (собой можно владеть), —власть означает способность проявлять свободу действий согласно своим целям и своей воле, что в отношении вторых лиц создает определенную систему ущемлений. Распространяя персональную модель мира на окружающих, вовлекая их (с их автономной чувственностью, сознанием, действием) в кильватерный строй своего самополагания, тем самым подрывая суверенитет себе подобных, мы властвуем.
Психологический аспект: власть есть отношение лидерства. Устанавливается в межличностном взаимодействии, где обосабливается ведущая и ведомая сторона. Первая —субъект, господин, вторая —объект, раб власти. Неравнозначный союз между ними крепится на суггестии в обилии форм персональной и социальной "алхимии" от обмана, лавирования, демагогии до вымогательства шантажа; от воздействия авторитетом, угрозы силой до откровенного подавления. Сопряженность власти с насилием подготавливает почву для прямого уподобления власти пороку: в необозримост
своих ответвлений порок —альфа и омега власти; традиционные и не так уж несправедливые коннотации: власть —кровь, политика —запачканные грязью руки. Откладывая обсуждение этой темы, подчеркнем: как бы там ни было, тактика властвования требует соответствующего личностного антуража, подразумевая обострение чувства само- и честолюбия, склонности повелевать и т. п.
Гносеологический аспект: власть есть целенаправленный способ утилизации знания. Подводная масса айсберга, подспудье власти —голый инстинкт, подсознательные интенции самодавления. Они редко исчерпывающи, но, как правило, весьма сильны. Сильны укорененным в нас природно врожденным влечением, соблазном вершить судьбы мира, господствовать, возвышаться, преобладать, стяжать право "распять или отпустить", невзирая на желание и возможность окружающих понять и принять нас, воспоследовать нам. Надводная вершина айсберга, лицо власти —твердое знание и твердая же воля. По своей природе власть —сущность двусоставная. В плоскости "знание" актуализируется сознательный расчет действий и их последствий в заданных обстоятельствах, учреждается рациональность. В плоскости "воля" оформляется жесткая подчиненность действий целям, складываются целеустремленность, настойчивость. Знание и воля —равнообязательны, равноприсущи власти. Без знания власть дика —необузданна, импульсивна; без воли она отрешенна —мягкотела, недееспособна. Знание наделяет власть осмотрительностью, предсказуемостью; воля сообщает ей пафос активизма. Нарушение оптимума знания и воли во власти при всех обстоятельствах чревато дисфункциями, крайними выражениями которых оказываются волюнтаризм и дереализованность, рахитичность и умозрительность.
Организационный аспект: власть есть негэнтропийный ресурс, воплощающийся в наращивании порядка, уровня организации. Си-нергетический эффект власти (в идеале) связан с квалификацией и адекватным чувством жизни властедержателей, повышающими их озидательные возможности. Однако дело вовсе не ограничивается компетентными усилиями ex officio. Нюанс заключается в том, что Устанавливаемый властью порядок обеспечивает простор деятель-ости преимущественно репродуктивной, несомненно, сковывая твор-ество личностей и масс. В результате новаторская инициатива, 3 ipso властью не утвержденная, ищет обходные пути, рождаясь 'е исходной организации и установленного порядка. Последнее под-'Ывает наличную власть, заставляя модифицировать ее формы.
Политический аспект: власть есть способ осуществления влия-1ия, подчинения, принуждения, побуждения в соответствии с фак-Чческим балансом сил. "Непосредственная обязанность профессио-альных "мыслителей", —указывает Вебер, —состоит... в том, чтобы
сохранять трезвость перед лицом господствующих идеалов, какими бы величественными они ни казались, сохранять способность "плыть против течения", если в этом окажется необходимость"' Ничего подобного не может позволить себе профессиональный властитель, погруженный в конъюнктуру, которая подрывает принципиальность его решений и действий, подтачивает гарантии предсказуемости в отношении превышения полномочий. Отсутствие четких ориентиров, ручательств перед собой и подвластными, неотвратимость произвольных или насильственных действий в практике власти придают своеобразный динократический колорит властной сфере как области социально и персонально значимых реализаций. Воистину страшно то, что существуют обширные жизненные пространства, где нет ничего страшного.
§ 2. Генезис власти
Подлинные корни власти —в объективном ходе социогенеза, где посредством обрядов, обычаев, традиций, законов, иных внешних рычагов практической организации целесообразной человеческой общежительности мало-помалу кристаллизуется и закрепляется специализированный механизм регуляции индивидов. С этой точки зрения власть упрочивается как инструктивная канва межиндивидной кооперации, возникающая вследствие натуральной необходимости упорядочения, структурирования дифференцированной групповой деятельности. Отслеживание последовательности звеньев, влекущих оформление важнейших слагаемых властного антуража общественного существования в виде гаммы отношений, действий, реакций par procuration, квалифицируемых в терминах должностного, регулируемого, санкционируемого, направляемого,
дает такую картину.
Набор реквизитов власти (бюрократическая иерархия) устанавливается в коллективе вследствие высокой социализированно-сти его членов, логики и архитектоники совместного производства жизни. В истоках власти —объективная неоднородность положения людей в социуме, расчлененность их ролевых функций. При тотальном равенстве (фикция) власти нет; власть произрастает из объективных различий. В романтическую эпоху контрактивизма (модель общественного договора) муссировалась идея подчиненности власти праву: на базе права-де вырастают властные (государ" ственные) институты. Правовой генезис власти отстаивали Гоббс, Локк, Спиноза, Руссо, Кант. Иную линию рассуждений прорабатЫ"
1 Вебер М. Избранные произведения. М., 1990. С. 600.
Гегель и Джентиле, привязывавшие властно-политический фактор к морально-нравственному. Мы не вполне понимаем аргу-jieHTbi указанных мыслителей и не разделяем их в той мере, в какой понимаем.
, На наш взгляд, право, власть, мораль —косубстанциальны, что означает их невыводимость друг из друга: нет ни логической, ци хронологической приоритетности одного явления перед другим; Они рядоположны, однопорядковы, вырастают из единого естественного ствола, каким выступает стихия человеческого общения. С позиций саморегуляции и самоорганизации этой стихии одинаково важны и морально-этические механизмы воздействия на индивида, затрагивающие совесть; и правовые рычаги, апеллирующие к множеству общеобязательных правил поведения, инспирируемых вначале преданием, а затем государством; и властные инструменты, обусловленные динамикой взаимодействия субъектов в обществе, его горизонтальной и вертикальной структурированностью. Поскольку без этих комплексов, вместе взятых, возможность нормальной, не говоря уже оптимальной, межиндивидной коммуникации представить нельзя, способы внутренней (мораль), внешней (право) корректировки деятельности наряду с ее дисциплинарным упорядочением (власть) обязательны, неустранимы. Отсюда фундирование каких-то компонентов обозначенной тройки самими собой несостоятельно, некритично. Нет общества без морали, права, власти; в противном случае нет общества.
Происхождение социальности, а вместе и наряду с ней аксессуаров власти, регуляризации жизни нельзя выводить из подавления природной агрессивности, зоологизма человека. Такая линия, противореча прямым наблюдениям, не соответствует фактам, не отличается логическим совершенством, в концептуальном отношении не продвигает в понимании становления ни общества, ни ценностей.
Возникновение социальности и координированных с ней властных, правовых, этических, а впоследствии морально-ценностных структур правильно связывать с упорядочением взаимодействия эсобей в первичных формах первобытного человеческого стада во -ех ипостасях проявления коллективной жизни от труда до сово-Купления.
На стадии ранних гоминид на ценностный строй жизни (власть,
Фаво, этика) в форме системы "этикетных" отношений влияет мно-
ество сугубо определенных природных факторов: лабильность
°ложений членов групп ближайших предков человека, или древ-
еиших людей, их (групп) численность, соотношение, подвижность
>Лов, количество самцов, самок, интенсивность перехода особей из
РУпп в группы и т. п. Они-то (отмеченные факторы), собственно, и
образуют исходную канву архаичной организации, упорядочения жизни: та же функциональность деятельности, вынесение половых связей за рамки коллектива (начала экзогамии), прочная, длительная сцепка детей с матерью (начала матрилокальности), табуация кровосмесительства, редкость спаривания представителей разных поколений и т. д. На этой базе уже складывается некая примитивная система норм, регулирующая интеракцию ранних гоминид ц дающая начало функционально-социальным, ценностно-этическим связям. Дальнейшая логика их совершенствования подчиняется необходимости эффективизации всех типов совместной коммуникационной и производительной активности, умножающих число неинстинктивных реакций и благоприятствующих оформлению негенетического —этико-культурного вида наследования.
Возникший как отвлечение от конкретных бытовых процессов (всей реализующейся в жизни палитры самоутверждений и самопроявлений) властный, правовой, этический истеблишмент выполняет важнейшие цивилизационные и социализационные функции: завязанный на опробованные и легализованные адаптацией оптимальные, целесообразные программы действий, взаимонеущербные и взаимонеущемляющие, он несет в себе некий гуманитарный пафос, обязывая усваивать и присваивать досконально отработанный рациональный кодекс, уклад, устой жизни. Процесс социализации, таким образом, сопряжен с процессами империализации, юридиза-ции и этизации; первый без последующих невозможен. В дальнейшем повышающие адаптационный потенциал человека правила внешней регуляции поведения (власть, право, этика) дополняются механизмом внутренней его регуляции —моралью.
Санкции права управляют деяниями личностей как социальных людей, граждан. Морально-этические санкции управляют деяниями личностей как цивильных существ; регуляция в этом случае идет по линии нормативов, инспирированных не коллективной, а частной жизнью. Координированные с этими двумя видами санкций властные регулятивы синтетичны: они управляют деяниями личностей как индивидуальных общественных существ (социальных индивидов).
Связанное по генеалогии с правовым и морально-этическим сознанием властное сознание согласуется и с нормами права, и совестливостью, утонченным чувством "Я" Homo Humanus, имеющим обязательства и перед законом, и перед самим собой. Вообще говоря, неотвратимость санкций вызвана неизбежностью раскаяния приобщенного к культуре индивида. Но не в этом одном дело. Санкции обостряют гуманитарную рецепцию личности, поступают6" добропорядочно не по корысти (ожидание воздаяния ли, покаяния и подобных им чувств), а по призванию —ввиду самоуважения,
це позволяющего падать в собственных глазах и обязывающего поддерживать духовное благородство, соблюдать самоидентичность, не раздваиваться, пребывать целостным и цельным, соответственным своему предназначению представителем высшей сферы мироздания.
§ 3. Градиенты власти
Возникая из ролевой неоднородности людей, власть сводится к системе преимуществ, представляющих дополнительные степени свободы и дающие право одним влиять на самоутверждение других. Операционализируют власть позитивные (стимулирующие добровольное подчинение) и негативные (осуществляющие принуждение) санкции, которые усиливают асимметрию субъекта и объекта власти. Вообще говоря, наличие подобной асимметрии —стандартное место в ситуации власти. Между тем обнаруживается нюанс, упускать из виду который недопустимо. Все упирается в предел полномочий властных функций, переступать который нежелательно, опасно: там, где баланс кардинальных целей и средств поддержания власти подрывается, власть вырождается.
Цель власти состоит в том, чтобы посредством прямого или косвенного воздействия на людей, их объединения или разъединения: а) противодействовать деструкции, кризису, упадку, нейтрализовывать напряжения, конфликты; б) стремиться к максимуму стабильности общественного целого, способствовать его совершенствованию, упрочению, прогрессу. Средство власти —богатый арсенал тактики: от безобидных вольтфасов, патронажа до администрирования, устрашения, применения силы. Поскольку небезболезненные механизмы власти сосредоточиваются у отдельных лиц, реализующих основные цели власти в соответствии с законом ее Укрепления, возможно противоречие между субъектом власти —властедержателями и ее объектом —народными массами.
Развращаясь властью, субъект власти обнаруживает заинтересованность в наращивании и продлении господства, тогда как °бъект власти —народ, жаждущий увеличения свободы и благо-стояния, стремится к независимости, достоинству, достатку. Надает момент, когда массы перестают санкционировать власть; по-'едняя утрачивает почву для своего существования. Понимание зависимости силы власти от поддержки народа определяет необходимость балансировки оппозиции субъекта и объекта власти: ис-сство власти —в умении гибко и быстро реагировать на запросы асс, что, собственно, позволяет предотвращать политические ка-;1слизмы. Взаимодействие власти и масс (в идеале) должно быть легальным и легитимным. Лишь в этом случае народ живет, а не прозябает, власть правит, а не насилует.
влечет наличия или исполнения закона, порукой от произвола и бесправия является сила контроля суда и общественного мнения.
§ 4. Дифференциация власти
Три вещи способны подчинить себе все —насилие, хитрость, лицемерие. Предотвращению перерождения власти во всевластие и самовластие способствует учреждение продуманной системы контроля. От произвола власть удерживает не источник (скажем, большинство голосующих), а ограничения.
Поиск приемлемого регламента, слаженного, согласованного взаимодействия властей начинается с древности, где исподволь, постепенно кристаллизуются две значимых идеи: идея права как властного фактора благодаря поддержке права публичной властью и идея правовой государственной власти благодаря признанию публично-властной силой обязательных правовых норм. Именно эти две идеи заложили фундамент конструкции совершенно организованной власти, обеспечивающей свободу личности в условиях правовой государственности. "Свобода людей, находящихся под властью правительства, —указывал Локк, —заключается в том, чтобы иметь постоянное правило для жизни, общее для каждого в этом обществе и установленное законодательной властью, созданной в нем; это —свобода следовать моему собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон, и не может быть зависим от постоянной неопределенной, неизвестной самовластной воли другого человека"1.
Дополнительный момент в представлении о разделении властей привнес Монтескье, выступивший с концепцией взаимного сдерживания законодательной, исполнительной и судебной власти: "Для того, чтобы предупредить... злоупотребление властью, необходимо, как это вытекает из самой природы вещей, чтобы одна власть сдерживала другую... Когда законодательная и исполнительная власти объединяются в одном и том же органе... не может быть свободы... С другой стороны, не может быть свободы, если судебная власть не отделена от законодательной и исполнительной... И наступит конец всему, если одно и то же лицо или орган... станет осуществлять все три вида власти"2.
Смысл разделения властей —в гарантиях от неправовых норм применения силы. Поскольку факт законотворчества сам по себе не
1 Локк Дж. Избранные философские произведения. Т. II. М., 1960. С. 16—•!'•
2 Монтескье Ш. Л. О духе законов. СПб., 1900. С. 156.
§ 5. Формы власти
Система власти глубоко эшелонирована, слагается из сети политических, экономических, военных, дипломатических, бюрократических, финансовых, правовых институций, придающих дисциплинарную организованность общественным связям и очерчивающих значимое пространство власти. В нем обосабливаются центральные инстанции (административный аппарат), непосредственно подчиненные им структуры (управление среднего уровня) и предметы манипулирования —индивиды, малые группы, прочий "человеческий материал" —масса.
Если власть обладает безраздельной монополией социальных инициатив на выработку, принятие и реализацию решений, она приобретает вид жестко централизованной (интегральной) власти. Если же сферы приложения власти регламентированы (итог давления оппозиции, волнений демоса и тому подобного), радиусы ее действия обозначены (совершенство законодательства), локализованы (механизм сдержек и противовесов), власть отправляется в режиме дифференцированной (интеркурсивной) власти. Основанием такой типологизации, очевидно, является интенсивность властных потоков, степень силового влияния властных структур на элементы социума. Пограничными точками в диапазоне властного регулирования общественной жизни соответственно будут абсолютизм —гипертрофированная государственная (этатизм) или лич-йя (авторитаризм) власть и анархия —универсальное отрицание консолидирующей ценности властного фактора. Поскольку и все->ластие, и властный нигилизм —нетерпимые социально-политические аномалии, на значительных временных интервалах цивиль-й жизни воплощаются гораздо более умеренные формы.
Логика властной организации общества, включающая формы
фавления, типы политических режимов, виды государственного
стройства, в целом векторизована. На масштабных промежутках
стории —отчетливо направленное движение от безграничной к
'раниченной власти. Безграничная власть вбирает многочислен-
'е модификации политико-государственного абсолютизма от моно-
' полидержавности. Абсолютизм (самодержавно-тиранический
рой) как разновидность апостольства в вопросах власти пред-
тавляет самовластное всевластие, во многом бессмысленный поли-
Ческий произвол, в принципе свойствен добуржуазному состоя-
110, однако в варианте диктаторских, деспотических, авторитар но-хунтистских, феодально-монархических клик, фундаменталистских, бонапартистских тираний реставрируется в современности Характерные предпосылки абсолютизма —слияние законодательных и исполнительных структур, организующих и контролирующих инстанций, узурпация власти одним лицом (группой лиц), беспощадное и беззаконное ущемление прав и свобод подвластных.
Абсолютизму противостоит опирающийся на либерализм ц парламентаризм демократизм, который на деле реализует гражданскую самодостаточность и самодостоинство граждан посредством повсеместно гарантируемого и соблюдаемого всеобщего равенства и ответственности.
§ 6. Власть и мораль
Налицо дилемма "мораль-власть", навеваемая сомнениями, совместима ли власть с нравственностью, возможно ли быть политиком с "чистыми руками". Перспектива снятия дилеммы, освобождения образа властителя от неблаговидных и непременных криминальных коннотаций видится в следующем.
Верно, не все сферы общественно полезной занятости изначально моральны. Такова, к слову сказать, экономика, крепящаяся на трудно совместимой с моральностью меркантильности: не нравственные каноны, а деньги здесь —базис коммуникации. По аналогии с этим возникает искус расценить и рабу молвы, расчета и страстей —политику, фундируемую конъюнктурностью, эффективностью, выгодностью.
При всем том, однако, спрашивается: грозит ли смещение акцентов деятельности с моральности к практицизму утверждением вседозволенности? Никакой предзаложенности этого при вдумчивом рассмотрении не обнаруживается. Лишь на поверхности власть —имморальная игра без правил. Свой регулятивный, ценностный этос у власти есть (и Аттила ведь богам поклонялся): он обеспечен архизначимой логикой предсказуемого функционирования власти как облаченного колоссальной ответственностью за социальное благополучие компетентного института, опирающегося на высокие начала долга и гуманитарного величия. Отсюда убежденность: a priori во власти дефицита морали нет; справедливость и власть не взаимоисключающи; властный реализм и морализм & противополагаемы.
Сказанное позволяет развеять некогда пользующиеся креДй" том, но бесперспективные, догматические доктрины в философ^11 политики, связанные с именами Макиавелли и Канта.
Проводимая Макиавелли (Штирнером, Ницше) идея мораль-нигилизма в политике крайне отрешенная. Достаточно при-во внимание, что деятельность политических лидеров, предводителей отечества вся на виду: она прозрачна и строга, поддава-^К обозрению и управляясь своим неписаным кодексом чести, за соблюдением коего надзирают многочисленные правомочные инстанции —парламентские комитеты и комиссии, располагающие мощными рычагами официального и неофициального воздействия (вплоть до импичмента).
Спекулятивна и искусственна и линия Канта, сталкивающего принципы государственно-политической и моральной сферы (важная для первой сферы свобода воли, инспирирующая правовой принцип, якобы, аналитична, тогда как основоположения добродетели, вменяющие цели и не следующие из свободы воли, синтетичны). Откуда вытекает, что политико-государственная активность держится на разведении права (компетенция светских структур) и морали (компетенция церкви).
Сшибка политики с этикой утрачивает смысл при понимании того, что вершат судьбы мира не просто венценосные, а достойные люди. Человек властвующий одновременно и моральный человек, погружен в стихию гуманитарности. Данное обстоятельство, отмеченное в древнем "Зеркале князей", послужило основанием демаркации между достойным властителем и ничтожным властолюбцем. Требование моральности в политике свято, но гибко. Стратегически оно нацеливает на радикальное исключение из активности неблаговидных действий. Тактически же во избежание коллизий от соприкосновения абстрактных норм с конкретной реальностью (вспомним бесконечный и нерешимый спор ригористов с утилитаристами) оно ориентирует на принцип наименьшего зла: слепое следование моральному кодексу (платформа Канта) неразумно и нерационально; нарушение его допустимо, если допущение зла позволяет избежать большего зла (теории легитимного ущемления прав). Как видно, политическая этика распадается на два фрагмен-*: этику ответственности (понимание неоднозначности моральной Регуляции деятельности при принятии судьбоносных решений) и этику убеждений (понимание необходимости исключения —в идеа-—из политики неблаговидных действий). И все же. Все же. Все же.
Как, спросим мы вслед за Оруэллом, человек утверждает свою
асть над другим человеком? И ответим: заставляя его страдать.
1Наче, если человек не страдает, как можно удостовериться, что он
Ыполняет вашу волю, а не свою собственную? Власть состоит в
эм, чтобы причинять боль и унижать; в том, чтобы разрывать соз-
'Hjie людей на куски и составлять снова в таком виде, в каком вам
угодно. При действующих структурах власти противоядия этому не дано. Взывания к внутреннему чувству, гуманитарному величию правителей недостаточно.
§ 7. Власть и собственность
Власть и собственность функционально разведены в управлении (дивергенцию этих начал констатирует "правило Лэйна"). Подчеркнем, что речь идет именно о функциональном разведении. На сущностном уровне "власть и собственность могут быть разделены на какое-то время, но разлучить их навсегда никогда не удастся, поскольку, поняв болезненность подобного разделения, собственность сразу же купит власть либо власть захватит собственность"1.
Как один, так и другой исход прекрасно моделируются на фактуре нашей истории. Достаточно взять смутные времена конца XVI —начала XVII веков (первый вариант) и конца XX века (второй вариант).
Власть и собственность совмещены в докапиталистических архаичных системах: власть как насилие, принуждение, подавление встроена в контекст производственных отношений, проявляется через формы внеэкономической зависимости. Рабовладельцы, феодалы единосущно носители как власти, так и собственности; рабы, смерды как безвластны, так и неимущи. Начиная с капитализма, власть и собственность расчленяются. Власть обретает черты института, аккумулирующего неэкономические связи; рынок систематизирует связи собственнические. На Западе человек политический возникает одновременно и наряду с человеком экономическим. В России ничего похожего не наблюдается. Политика у нас исторически не оформилась, не закрепилась, не выделилась в специализированную отрасль социальной занятости. Как в архаичном или традиционном обществе к политике у нас причастна каста элитной номенклатуры, вначале —сословной, наследуемой (государевой, великокняжеской, боярской, дворянской), затем —партийно инициированной.
На фазе архаики при синкретизме собственности и власти кризис собственности (экономика) влек кризис власти —крах государственности, имперскости. Позже со стадии обособления власти (бюрократическое государство —машина побуждения, вынуЖД6' ния, принуждения) и собственности (регулируемая рынком динамика персонального и социального богатства) в эпоху капитализма
1 Peterson M. Democracy, Liberty and Property // The State Constitutional Conventions of the 1820-s Indianapolis. 1966. P. 338.
экономические кризисы не вызывают кризисов государственных (неравнозначно —"правительственных"). Реалии западной капиталистической социальности от этого застрахованы. Не то в России. Благотворного функционального двоецентрия власти и собственности у нас не сложилось. С Ивана IV власть стала единодер-ясавной; в борьбе с боярской олигархией опричнина осуществила редистрибуцию богатства с целью концентрации земельной собственности у двора, способствовала трансформации отечественной монархии в имущественную монархию; русский царь отныне —"первый" помещик. С Петра I власть стала имперской, универсальной, не разделяющей первенства ни с каким началом, ни с какой силой; стяжающая монополию духовного водительства церковь превратилась в одну из госконтор —коллегию. С Ленина власть стала всепоглощающей: все относительно, кроме власти —территории, этносы, богатство, благосостояние. Власть преобразовалась в чистую форму, репрезентируемую функциями партии. Со Сталина власть стала тоталитарной —"чистая форма" обрела плоть национальной державности; хлесткий ярлык "враг народа" -- ужасное клеймо, агрегирующее признаки государственности, национальности, партийности.
История России —история не разделения, а соединения, сращения власти с собственностью. На дореволюционной стадии пер-сонификатором власти и собственности был монарх, на послереволюционной стадии —государство. Синкретизм двух капитальных начал влек: а) консервацию внеэкономического принуждения —от Патриархальной общины до социалистического колхоза, вызывая порочный тандем взаимоусиливающих экономических и политических (властно-государственных), политических и экономических Потрясений; б) импульсивно-авантюристический, волюнтаристски-импровизационный тип правления, сказывающийся в особенности (исключаемой реальностью Запада) обмена пространства на укрепление власти. Соответствующим (антинациональным) образом действовали: Ленин —развал империи ради начала коммунистическо-э эксперимента; Сталин —отказ от мировой революции, развал Интернационала ради продолжения коммунистического эксперимента в отдельно взятой стране; Горбачев - - развал Восточного блока (трофея Второй мировой) ради совершенствования построен-'ого социализма в одной стране; Ельцин —отказ от коммунистиче-Кого эксперимента, развал СССР ради узурпации власти в Рос-Чйской Федерации1; в) возможность конвертации власти на собственность —самодостаточный слой "рыночно-демократических"
'Людение Ю. Пивоварова и А. Фурсова.
нуворишей —прямой продукт номенклатурной приватизации некогда общенародных богатств.
§ 8. Дистанциональная и институциональная власть
Политическая хроногеометрия позволяет различать дистанцио-нальный (А) и институциональный (Б) тип власти. (А) осуществляет контроль пространства, экстенсивен, основан на дальнодействии. (Б) производит контроль времени, интенсивен, основан на близ-кодействии. (А) реализовался в России, (Б) —на Западе.
Российская дистанциональность —от неправового строя социальной коммуникации, которая не крепилась на универсально кодифицированных нормах, регуляциях обмена деятельностью. У нас "обильное законодательство при отсутствии закона" (Ключевский) сплошь да рядом пробуждало то, что (в невпадении в словотворчество) заслуживает-таки присвоения особого имени —- "державного
хроноспазма".
Державный хроноспазм —это провал в архаичную неотрегу-лированность жизни, безнарядье, когда за неимением регламента деятельности и невозможности постоянного вмешательства центральной власти на микроуровне идет тотальная разрушительная работа, впадение в хаос, восторг дезорганизации. Не погружаясь в сюжет, подчеркнем лишь, что институциональная форма, в отличие от дистанциональной, функционируя как спецификация общего закона на местной конкретике, достигает эффекта самоорганизации локального уровня без всегда затратных возмущающих вмешательств центрально-государственных органов. В России за неимением федерального регламента, расписывающего полномочия центра и окраин, государство замыкало на себя все.
При неразвитости местных, региональных управленческих институций персонификатором госмашины в провинции был наместник. (Российское государство исходно строилось по принципу не окраинного самоуправления, а наместничества.) Наложение центральных экспортируемых на окраины правил, преломляемых и извращаемых (небескорыстным) миропониманием наместников, на аборигенные устои (при атрофии правового поля) склоняло к бесправным, волюнтаристским импровизациям, субъективным авралам (от какого-нибудь вымышленного Угрюм-Бурчеева до вполне реального, застрелившегося в хрущевское время первого секретаря рязанского обкома КПСС Ларионова), плодя дисгармонию.
В пределе дистанциональность воспроизводила не цивилизованную борьбу отрегулированных функций (сдержки и противовесЫ в разделении властей), а дикую войну произвольно толкуемых ценностей. Ценностная война —самая разрушительная, и она —речальный факт России. Эта война велась:
а) на персональном уровне —с "мундирным анархизмом",
бытовой конфликтностью (провинившегося сына наказывал не отец,
а сельский староста);
б) на социальном уровне —с криминальным безнарядным эле-
jieHTOM, для которого произвол —закон, преступление —доблесть,
убийство —подвиг;
в) на державном уровне —как с собственным народом, так и с
"инородцами". Собственный народ либо восставал, либо "выходил"
из существующего порядка, брел розно, бежал из государства (бла
го, было куда, позволяли пространства). "Инородцам" —выходцам
с окраинных колонизированных территорий —центр выплачивал
своеобразную дань в виде поблажек: гражданских (представители
национальных районов вплоть до формирования "дикой" дивизии в
1914 г. во избежание подрыва генофонда не призывались в армию;
льготы на обучение); политических —представительские квоты,
соблюдение автономии интересов (о последнем —убедительно у
Столыпина: "В России... сила не может стоять выше права! Но нель
зя... допускать, чтобы одно упоминание о правах России считалось в
Финляндии оскорблением"), большевистская тактика инспирации
этнических административно-территориальных единиц в соответ
ствии с ленинским императивом "лучше пересолить в сторону ус
тупчивости и мягкости к национальным меньшинствам, чем недо
солить"1 (и пересаливали —депортировали этнических русских,
казаков (Туркестан, Северный Кавказ), ликвидировали русские
поселения в национальных районах, поражали русских в правах
при выборах в местные органы власти); экономических —развитие
дотационного редистрибутивного хозяйства, превратившегося в
подпитку "окраинного варварства"; традиционных —соблюдение
колорита этнокультурной микрофлоры (в присоединенных Эстлян-
дии и Лифляндии, где в основном господствовали немецкие и швед
ские феодалы, сохранены сословное самоуправление, вотчинная
Ьлиция).
Отсутствие федерального регламента державостроительст-ва —печальная и опасная подробность, вызывавшая в отечестве Характерную для него борьбу не партий (структур гражданского общества), а учреждений, не функциональную дифференциацию Властей, а дифференциацию функций власти. На Западе каждой Властной функции соответствен полномочный субъект; у нас каж-Дому полномочному субъекту —соответственно множество власт-
Шенин В. И. Поли. собр. соч. Т. 45. С. 360.
ных функций. Подобное состояние дел снимает возможность ботки формально правовых консенсуальных решений. Существо консенсуса —увязывание интересов властных лиц. У нас же не с кем учреждать консенсус. Можно лишь более или менее централизованно отпускать вожжи или натягивать их. На Западе "монополия легальности" (А. Зиновьев) стяжается правом, у нас - - партией власти (монархической, коммунистической). На Западе (при правовом взаимодействии, противоборстве политических интересов) проявление центром сверхнормативных прерогатив ненужно, избыточно. В России (в легитимно неочерченном поле политического взаимодействия) роль центра особа: вся и всякая борьба всегда идет в центре и с центром, представляющими его министерствами, ведомствами1.
Преодоление типично догосударственного состояния, когда в неналаженности правового диалога "правительство —общество" из подспудья влияют произвольные факторы (пускай они будут хоть самыми высокими ценностями типа "земля", "воля", "правда"), видится в направленном дрейфе к конституциональности. В противном случае время затеряется на пространстве России. Страна будет ввергнута в Вандею всеобщего восстания провинции против центра.
Тацит, рассуждая о войне хаттов с херусками, высказывал мысль, что ресурсы империи не могут служить варварам. В национальной колонизации сделано много ошибок, но преступно усугублять их сегодня прямой поддержкой воюющих с центром периферий. Их надо втягивать в цивилизационный процесс с применением дифференцированного политического регламента и регионального хозяйственного расчета.
екция 9. Политическая идеология § 1. Идеология и политика
Наиболее общей категорией, характеризующей субъективную сторону политики, является политическое сознание. Оно охватывает чувственные и теоретические, рациональные и подсознательные представления людей, опосредующие их отношения между собой и с институтами власти по поводу участия в управлении государством и обществом. Представляя самосознание социальной (национальной, классовой, конфессиональной и др.) группы, политическое сознание отражает действительность с позиций коллективных интересов, сопоставляет групповые потребности с их влиянием на общество в целом. Оно поэтому не может не включать в себя и общегрупповые, общедемократические и общечеловеческие идеи и представления. Основными формами существования политического сознания являются политические идеология и психология. Среди них особую и все возрастающую роль играет политическая идеология1.
Термин "идеология" древнегреческого происхождения и буквально означает "учение об идеях", поскольку состоит из двух слов —"идея" и "логос". В научный оборот он был введен Антуа-ном Дестютом де Траси, одним из представителей позднего поколения французских просветителей. В своем труде "Этюд о способности мыслить" он использует термин "идеология", чтобы охарактеризовать науку об идеях. Позднее в многотомном сочинении "Элементы идеологии" (т. 1—, 1805—гг.) он более подробно развивает это понятие. Дестют де Траси характеризует идеологию как
См.: Пивоваров Ю., Фурсов А. Русская система // Рубежи. 1995. № 5.
См.: Виноградова И. Б. Политические идеи современности // Социально-политический журнал. 1997. № 1; Галкин А. А., Рахшмир Р. Ю. Консерватизм в прошлом и настоящем. М., 1992; Галкин А. А. О фашизме —его сущности, корнях, признаках и формах проявления // Полис. 1995. № 2; Грачев А. С. Политический экстремизм. М., 1986; Западноевропейская социал-демократия: поиски обновления / С. П. Перегудов и др., М., 1989;
to.nycm.UH Б. Г. Три рассуждения о либерализме и либерализмах// Полис. '994. № 3; Консерватизм как течение общественной мысли и фактор обще-;Твенного развития. (Материалы "круглого стола") // Полис. 1995. № 4; Костин А. И. Глобальные проблемы и политическое самосознание населе-ЧИя России // Русская нация: историческое прошлое и проблемы возрождения. М., 1995; Манхейм К. Идеология и утопия. Ч. I и П. М., 1992; Минъ-Ъ-Делеолъ Ш. Политические идеи XX века. М., 1995; О свободе. Антология ^падноевропейской классической либеральной мысли. М., 1995; и др.
"науку об идеях, о том, как они возникают, и о законах человеческого мышления". По его мнению, эта наука должна быть такой же точной, как и все естественные науки.
Термин "идеология" широко использовался в произведениях и других французских ученых того времени: Вольнея, Кабаниса, Тара, Джерандо, Ланселина и др. Однако на его интерпретацию уже в этот период стала оказывать влияние сфера политики. По мнению Наполеона Бонапарта, любая идеология не имеет ни содержания, ни смысла, ибо она не выражает и не может выражать никаких потребностей, тенденций и интересов общественного развития. Соответственно и идеологами он считал людей, оторванных от жизни. Он причислял к ним теоретиков, у которых отсутствует чувство реальности, доктринеров, не сообразующихся с действительностью. К их числу он относил и Дестюта де Траси, и всех, кто критически относился к его правлению. Однако, несмотря на столь презрительное отношение Наполеона к идеологии, именно он способствовал росту ее популярности в обществе того времени.
Отмечая то обстоятельство, что термин и представление об идеологии возникли в XVIII веке, немало исследователей утверждают, что эпоха идеологии начинается с заката старой Европы и рождения современного мира. Раньше же в средние века и в Древнем мире существовала предыдеологическая эпоха. Например, такие известные теоретики как Р. Арон и Д. Белл связывают появление идеологии с упадком религиозной веры в Европе в XVIII и XIX вв. и формированием в этот период "класса интеллектуалов". Ученые, специализирующиеся в области "теории идеологии", исследующие проблемы возникновения различных типов мышления, систем идей, способов их внедрения в сознание масс и отдельных индивидов, способов манипулирования этим сознанием, связывают ее возникновение с именем английского философа Френсиса Бэкона (1561—). Он, по их мнению, в теории "идолов" попытался объяснить, почему человеческий разум не может воспринимать действительность без искажений. Эпоха Ф. Бэкона истолковывается как начало крушения "единой" системы общественных ценностей, возникновения различных идеологий. Другие исследователи (О. ЛеМ-берг) связывают возникновение идеологии с явлениями скорее не социологического, а антропологического характера. Они усматривают истоки идеологии в глубинных потребностях человеческой природы, в свойствах человеческого рода, заинтересованного в своем сохранении и продолжении, в потребности объяснять мир и развивать мировоззренческие картины о правильном общественном порядке и средствах его установления. Широко распространена трактовка идеологии как результата индустриальной и технической революции, вследствие которой человечество перешло из эры ДУ"
Х0вных ценностей в эру идеологии и науки. Встречаются трактовки /д фойер), объясняющие истоки идеологии в психических свойствах индивидов. При таком подходе идеология предстает как выра--дение и воплощение эмоций, подавляемых предшествующими идеологическими доктринами. Идеологическое мышление рождается в этом случае не из превратного отражения экономики, а из подсознания молодого поколения ("генерационного подсознательного"). Марксистская научная традиция связывает возникновение идеологии с глубокой древностью, когда произошло разделение труда на физический и умственный, происходило классовое расслоение общества и появились первые группы людей, производивших идеи.
Дискуссии о природе идеологии не прекращаются и в настоящее время. Несмотря на известный плюрализм и релятивизм, в политологии сложился ряд устойчивых положений по отношению к идеологии. Во-первых, это безоговорочное разведение идеологии и науки, отрицание ее познавательных функций. Эта традиция чаще всего в XX столетии связывается с именами М. Вебера, К. Мангей-ма. Современные критики идеологии с позиции ее отношения к науке продолжают традицию, имеющую уже многовековую историю. Они подчеркивают, что "идеология, представляя сорт превращенного отображения действительности, оказывается продуктом политипических симбиозов догматизма и начетничества, лицемерия и утопии, застойности мысли и узости интеллекта, рассогласованности слова и дела, тенденциозности и агрессивности и т. д." Во-вторых, весьма распространено толкование идеологии как инструмента интеграции общности, оставляя в стороне ее исторические и социально-экономические источники и детерминанты. Полное отрицание за идеологией познавательных потенций, сведение ее к вере представляется все же чрезмерным упрощением, связанным с несовпадающим у различных авторов содержанием понятия "идеология". Функции идеологии, в отличие от науки, прежде всего сводятся к овладению массовым политическим сознанием, к внедрению в него своих оценок прошлого, настоящего и будущего государства и об-Щества, определению целей и задач, которые могут быть ориентирами в политике. Проблема соотношения идеологии и науки или Рассмотрения ее функций не может заменить задачу определения самого феномена идеологии как общественного явления.
В самом общем плане под идеологией следует понимать относительно систематизированную совокупность взглядов, существен-К>й чертой которых является функциональная связь с интересами стремлениями общественной группы. В состав идеологии входят з°зникшир на основе исторического опыта и условий жизни определенной социальной общности идеи, которые особым образом ото-'Раэкают и оценивают действительность. В нее нередко включают и
директивы к действиям, основанным на этих идеях. Последнее обстоятельство особенно характерно для политической идеологии как комплекса идей о политической власти и в целом о сфере политики
Очевидно, что становление политической идеологии происхо-дило вместе с появлением государства, и с этого времени формиру. ются особые отношения между идеологией и политикой. Они характеризуют пример отношения теории и практики, сознания ц действия. Политическая идеология, будучи системой социально-политических идей, является теоретически оформленным выражением самосознания определенной социальной группы, слоя, класса нации, этнической или иной общности. Она определяет и механизм теоретической защиты их политических интересов. Политическая идеология представляет собой интеллектуальную и духовную основу политической деятельности, и их взаимодействие определяется рядом обстоятельств. Во-первых, идеология разъясняет силам, действующим в политике, общую социальную и политическую ситуацию в мире, перспективы развития, определяет ценности, которые лежат в основе действий, указывает средства, обеспечивающие реализацию этих ценностей. Во многих случаях политическая идеология дает и общие директивы для действий. Использование политическими движениями сформулированной и принятой политической идеологии происходит по-разному. Нацизм, например, в принципе отрицал постоянные и неизменные идейные принципы и заменял их волей вождя. Во многих движениях и партиях реформистской ориентации прагматически понимаемая целесообразность заслоняет идейные принципы. Вместе с тем любое политическое движение имеет более или менее конкретизированные постоянные идейные принципы. Они во многом определяют направление и характер его деятельности.
Во-вторых, идеология является организующей силой, объединяющей политическое движение. Важным связующим звеном каждого крупного политического движения является убеждение в принадлежности к сообществу близко, подобно или даже одинаково мыслящих людей. При всем плюрализме и разнообразии мнений в демократических движениях и партиях и в них существуют обще" признанные принципы, отрицание которых ставит того или иного деятеля вне движения. В-третьих, политические идеологии преД" ставляют собой совокупность символов, имеющих эмоциональное содержание. Они в той или иной степени содействуют интенсифй" кации действий индивидов и групп. В истории известны многочисленные примеры, когда идея отечества, нации, которую национальные идеологи подчеркивали на протяжении последних трех столетий, вызывала более значительные и героические акты самопожер1''"
"ования, чем простое чувство долга по отношению к монарху, чувство чести и т. п.
При характеристике пути формирования политической идеологии отмечают четыре основные модели этого процесса. Во-пер-Bbix, это модель "конденсации". Она работает в том случае, когда (в результате своеобразной конденсации испарений массового сознания) происходит трансформация идеологических представлений, присущих обыденному политическому сознанию, в теоретические идеологические структуры (идеологические комплексы тредъюниа-нистов, экологистов и т. п.). Во-вторых, это интегративная модель. Для нее характерны синтез, интеграция, конвергенция различных идей и представлений существующих идейно-политических течений или новое пересечение идеологических установок (неоконсерватизм, неолиберализм и т. п.). В-третьих, дивергентная модель. В этом случае формирование новой политической идеологии происходит в результате редукции, дезинтеграции, дивергенции, то есть "расщепления" идеологии уже существующей. В-четвертых, модель ревитализации идеологии, когда происходит возврат к старым идеям, их возрождение в более или менее модифицированной форме (попытки возврата к истокам консерватизма, марксизма и т. п.). Выделение этих моделей носит условный и вспомогательный характер, поскольку в реальном процессе генезиса и изменения идеологий они нередко сочетаются, пересекаются и не встречаются в чистом виде. Вместе с тем их знание может помочь при анализе механизма возникновения некоторых идейных течений.
Интеграция идеологии в массовое политическое сознание и переход ее в убеждения —явление крайне сложное, происходящее в процессе социальной и политической практики субъекта политической деятельности. В процессе формирования массового политического сознания практика корректирует императивы соответствующей идеологии и одновременно служит каналом передачи традиции. Последняя задает формирующемуся таким образом созна-оао определенные параметры. В этой связи выделяются следую-Цие основные уровни политической идеологии: теоретико-концеп-'альный, на котором формулируются важнейшие положения, рас-фьтающие своеобразие видения мира, исходящее из интересов и №алов определенного слоя, класса, нации или государства; про-'аммно-политический, на котором цели, принципы и идеалы пере-*ятся в программы, лозунги и требования политической элиты и °Рмируют основу для принятия управленческих решений и ори-'тирования политического поведения населения; актуализирован-'> характеризующий степень освоения гражданами целей и прин-Шов данной идеологии, что отражается в их участии в политиче-Ск°й жизни.
Идеология, являясь составной частью политического действия^ выполняет, таким образом, важные функции в политическом про' цессе. Однако признание сильного влияния ее на политику не не ключает относительной автономии политики от идеологии. Она пр0, является и в средствах деятельности. Политик-реалист исходит ц3 того, что бывают ситуации, когда мало руководствоваться даэке самыми благородными идеологическими мотивами, но нужно учи. тывать фактическое положение дел. В истории было много примеров, когда сторонники создания общества социального равенства применяли и совершенствовали систему распределения материальных благ в зависимости от результатов труда. Они утверждали, что это необходимо для достижения того уровня экономического развития, без которого нельзя реализовать главную цель. Относительный характер зависимости политики от идеологии проявляется в том, что она затрагивает важнейшие направления деятельности, определяет выбор основных методов поведения, однако не исключает прагматического решения конкретных вопросов, прежде всего в тактике политической деятельности. Опыт политической истории новейшего времени показывает, что политик-реалист тем и отличается от фанатика, что умеет соединить приверженность к идейным принципам с эластичностью и конкретностью в решении отдельных проблем, которые присущи любой политической деятельности.
В современном мире произошла в определенном смысле глобализация политического идеологизирования. В одном плавильном котле сейчас оказались политические идеи, концепции, доктрины и представления всех времен, народов и регионов. В содержательном плане проблемы политических последствий глобального экологического кризиса соседствуют с проблемами политической роли патриархальной семьи в традиционном обществе. Политические идеи Востока сопоставляются с политическим опытом античности, клерикальные политические идеи с рационалистическими представлениями политической инженерии, политическая магия с прагматически ориентированными политическими доктринами Запада. На современном рынке политических идей все есть. При такой пространственно-временной и содержательной глобализации производства политических идей все труднее оказывается предложить универсальную систему политических знаний, отвечающую требованиям теоретического осмысления политической сферы современного мира. Этим объясняется фрагментаризация политологического знания, его все большая отраслевая специализация. Эти процесс1" затронули и все основные политические идеологии: либерализм консерватизм, социализм. Участники политических отношений, рУ ководствующиеся идеологическими ценностями и целями, образУ
т в политике так называемый дискурс, то есть особое коммуника-лвное пространство, в котором происходит непрерывный обмен подходами, оценками и суждениями, борьба по политической "по-естке дня", включающей важнейшие вопросы современной политики- Своеобразие трактовок современных проблем субъектами политической жизни не может быть понято без знания особенностей либерализма, консерватизма, социализма, входящих в семью ос-новных политических идеологий.
§ 2. Либерализм
В европейскую общественно-политическую литературу понятие "либерализм" вошло в начале XIX века. Впервые этот термин использовался в Испании в 1811 г., когда группа политиков и публицистов определила составленную ими конституцию как либеральную. Вслед за этим "либералами" стали называть группу делегатов-националистов в кортесах (испанской разновидности протопар-ламента), заседавших в Кадисе. Позже оно вошло в английский, французский, а затем и во все европейские языки.
Термин "либерализм" происходит от латинского liberalis —"свободный", "имеющий отношение к свободе". В древнеримской мифологии бог Либер соответствует древнегреческому богу Дионису. У древних греков он олицетворял экстаз, энергию, избыток жизненных сил, их раскрепощение. Не случайно поэтому все определения либерализма включают в себя идеи личной свободы индивида, не скованной рамками традиций. При таком широком толковании истоки либерализма видятся в глубинах истории. Так, американский философ Дж. Дьюи первые ростки либерализма обнаружил в "свободной игре ума", которая наблюдалась у выступавших на панихиде по афинскому полководцу и государственному деятелю Пе-Риклу. Исследователю М. Сальвадори начала либерализма видятся 6 тРУДе Аристотеля "Политика", где затрагивается вопрос о "конституционном правительстве, склонном к демократии". "Энциклопедия Британика" характеризует либерализм как "приверженность "Дее свободы как методу и способу политического правления, прин-ЧИпу организации социума и образу жизни индивида и человеческого сообщества". Понятия "либерализм" и "либеральный" при-"аДлежат к широко распространенным в политической литературе
6РМинам. Тем не менее, они не имеют определенного, общепри-
Нанного, установившегося содержания.
Либерализм как сложное структурное явление, принадлежа-^е одновременно философской, идеологической и политической «, предстает сегодня и как историко-философская доктрина,
и как политическая идеология, обосновывающая программные тановки объединившихся под его знаменем социальных слоев, как более или менее массовое организованное движение (либеральные политические партии, движения, группировки и т. п.).
Главные постулаты либерализма, выражающие философско, мировоззренческую основу учения, сложились в антифеодальной борьбе, ставившей задачи освобождения от сословных и цеховых ограничений, произвола власти, авторитета церкви. Он органически связан с развитием капитализма в Европе в XVII—XVIII вв. ц на ранних этапах представлял собой средство борьбы "третьего сословия" против абсолютизма. Содержание либерализма поэтому первоначально определялось интересами и стремлениями купцов, владельцев крупных и мелких мануфактур, которые стали стремиться к власти после антифеодальных революций. Сформировавшийся класс торговцев и промышленников нуждался в экономической свободе, в социальных институтах, в которые избирались бы их представители и обеспечивали им независимость от прихотей монархов, земельной аристократии и клерикалов. Социально-экономические аспекты становления капитализма и либерализма были обстоятельно проанализированы К. Марксом.
Кульминацией движения за предоставление социально-экономических свобод и прав новому классу принято считать "славную" революцию 1688 г. в Англии. В защиту и оправдание этой революции энергично выступил крупнейший философ XVII столетия Дж. Локк (1632—), взгляды которого долгое время оказывали влияние на развитие либеральной общественно-политической мысли. Центральное место занимала разработанная им теория "естественных прав", к которым он прежде всего относил право человека на жизнь, свободу и собственность.
На возникновение либеральной идеи оказала влияние и Реформация, утверждавшаяся с ней протестантская этика, нацеливавшая на достижение успеха любой ценой, презрение к "чужим" и т. п. Рассмотрение духовно-нравственных и психологических основ становления капитализма и либерализма осуществили в своих работах М. Вебер, В. Зомбарт, А. Тойнби и др.
Итак, истоки либерального миросозерцания восходят к Ренессансу, Реформации, ньютоновской научной революции. На его Ф°Р" мирование оказали влияние идеи различных мыслителей: Дж. Локк, Ш.-Л. Монтескье, И. Кант, А. Смит, В. Гумбольдт, Т. Джефферсон, Дж. Мэдисон, Б. Констан, А. Де Токвиль и др. В XIX веке либераль' ные идеи развивались представителями западной общественно-политической мысли: И. Бентамом, Дж. С. Миллем, Т. X. Грине* Л. Хобхаузом, Б. Бозанкетом и др. Весомый вклад в формировали либерального комплекса идей внесли представители европейског
американского Просвещения, французские физиократы, сторон-йКи английской манчестерской школы, представители немецкой идассической философИИ1 европейской классической политической экономии.
Б мировоззренческий комплекс классического либерализма вошли: представления о свободе от групповых, классовых, националистических и иных предрассудков; идеи космополитизма, тер-дямости, гуманизма, прогресса, демократизма и индивидуализма, с подчеркиванием самоценности личности. В экономической области основатели либерализма требовали отмены регламентации и ограничений со стороны государственной власти, простора для частной инициативы, максимально свободных условий развертывания частного предпринимательства. В сфере политики он основывается на признании прав человека, на разделении законодательной и исполнительной власти, свободе выбора занятий, свободе конкуренции, что реализуется в требовании правового государства.
Концептуальное кредо классического либерализма включает в себя утверждение абсолютной ценности человеческой личности и равенства от рождения всех людей, провозглашение автономии индивидуальной воли и сущностной рациональности и добродетели человека, признание существования неотчуждаемых прав человека (на жизнь, свободу и собственность), требование создания государства на основе общего консенсуса и с единственной целью сохранить и защитить естественные права человека, что определяет договорный характер отношений между государством и обществом, убеждение в необходимости верховенства закона как инструмента социального контроля и в разумности ограничения объема и сфер деятельности государства, утверждение важности защищенности >т государства частной жизни человека и свободы его действий в 'амках закона, признание существования высших истин разума, вторые играют роль ориентиров и т. п. В классическом либерализ-•свобода еще не вступает в конфликтные отношения взаимопо-агания и взаимоотрицания с равенством. Свобода рассматривает-:я как равная свобода для всех (хотя в действительности обычно Меют в виду добропорядочных, законопослушных граждан). Ра-нство же толкуется как равенство в свободе того же круга граж-•Индивидуализм в этом случае выступает в качестве развития самовыражения личности навстречу другой личности и в связи с 'Щим гражданским делом. Лишь позднее у И. Бентама и в практи-Манчестерского капитализма индивидуализм превращается в
ЮДостаточность индивида в обществе с атомизированными субъ-
екта
5 последней трети XIX века начинает складываться новый 1 либерализма, нередко обозначаемый в литературе разными
Лекция 9. Политическая идеолог^ I ij: Либерализм
. .—__^^^ у _
терминами: "неолиберализм", "социальный либерализм", "либерал реформизм". Последний термин представляется более удачным, По_ скольку отражает постоянные попытки ревизии классического наследия. Дж. Ст. Милль, Г. Спенсер, Т. Грин, Дж. Хобсон, Л. Хобхауа Дж. Дьюи, У. Липпман —все претендовали на переделку формы и изменения содержания доктрины либерализма. Для политической идеологии либерал-реформизма характерны ориентация на соцц, альное реформирование, стремление примирить равенство и свободу, акцент на этике общества и специфическом социальном благе индивида, осознание, что идеал политической свободы человека не только не отрицает, но предполагает меры по защите индивида от обстоятельств, которым он бессилен противостоять, отстаивание идеи согласия всех и подчеркивание нейтральности либеральной политики. При этом различают актуальное (волюнтаристская легитимация, обусловленная волей индивидов), гипотетическое (воображаемый выбор) и молчаливое согласие.
госу-
Своеобразно сложилась судьба либерализма в России. Собственных корней в России к моменту своего появления на отечественной почве в конце XVIII и первой трети XIX веков либерализм не имел. В. В. Леонтович в книге "История либерализма в России (1762—)" утверждает, что либерализм —творение западноевропейской культуры, что "и идеологически, и практически русский либерализм в общем был склонен к тому, чтобы получать и перенимать от других, извне". Но на русской почве он обрел и свои специфические черты. Первые теоретические разработки либерального образа мыслей здесь представлены в произведениях Кавелина, Чичерина, С. М. Соловьева, Грановского. Русская либеральная мысль зарождается и оформляется в рамках западничества. Славянофильство, с его декларированием коллективистских, народных (национальных) и конфессиональных (православие) идеалов, с его идеей соборности (Хомяков), было чуждо духу индивидуализма, личной свободы и признания приоритета общечеловеческих ценностей. При всем разнообразии воззрений западников именно у них идеи либерализма находили сочувственный отклик. Одной из центральных тем в русском (как и в любом) либерализме является рассмотрение проблемы личности, ее статуса в общественном и государственно" устройстве. О личности и ее свободе писали многие мыслители, Е том числе и русские, но далеко не каждого из них можно причис лить к либералам. Только сознательное отношение к правовой пр° блематике, сопряженное с искренним желанием наиболее полног осуществления личной свободы человека в обществе, рождает или иные либеральные концепции. Либеральные идеи находят ев ^ наиболее адекватное выражение у Кавелина, С. М. Соловьева
Чичерина, то есть основных представителей так называемой
дарственной школы. В рамках тех построений, которые характер-ДЬ1 для этой школы, главной сквозной темой является рассмотре-йце проблемы "государство —личность". Особое внимание к личностному началу в истории (что было характерно и для Грановского), анализ типов государственных отношений на Западе и в россии -- все это так или иначе содействовало более глубокому Проникновению в проблематику, которая характерна для либерализма. Для русской либеральной мысли в период, когда она только заявила о себе на общественной арене, характерна сильная антидемократическая тенденция. Она проявляется, например, в склонности опираться на принцип монархизма (у Чичерина —конституционного), эта линия долго была преобладающей в русском либерализме. На грани веков (XIX и XX) наметилась иная тенденция —постепенное сближение либеральных лозунгов с демократическими программами. В конечном счете практики русского либерализма полностью отказываются от конституционно-монархической ориентации и сближаются не только с демократами, но и с социалистами. В русском либерализме на раннем этапе присутствовало сильное консервативное начало, что можно считать закономерным. Другая особенность русского либерализма связана с тем, что ко времени его зарождения Россия еще оставалась крепостной страной. В стране еще не были осуществлены гражданские свободы, а в недрах развивающейся либеральной мысли уже фигурировали свободы политические. Социально-политическое положение России сказалось и на отсутствии в тот период какой-либо серьезной социальной базы (ля либеральной идеологии (неразвитость так называемого третье-) сословия). Развитие либеральной мысли в России конца XIX и ачала XX века шло главным образом в русле исследования фило-офско-правовой проблематики (В. С. Соловьев, Петражицкий, Новгородцев, Кистяковский, Гессен).
В XX веке судьба либерализма как идейно-политического те-
«ия оказалась весьма различной в Европе и Америке. В США,
обенно в период "нового курса" Ф. Рузвельта, взгляды либералов
5 многим ключевым вопросам претерпели существенные измене-
Их итогом стала выработка принципиально новой реформист-
>й стратегии. Эта новая стратегия базировалась на осознании роли
'Циальных предпосылок осуществления свободы личности, взятой
вооружение демократической партией США. Эволюция евро-
Иского либерализма была иной. Его реакция на объективно про-
°Шедшие изменения не была вполне адекватной. Он не смог свое-
^Менно реформировать некоторые важные положения классиче-
й доктрины (например, о роли государства в экономике) и пото-
Эволюция европейского либерализма осталась незавершенной,
что обусловило его организационную слабость и малое политическое влияние.
В XIX и XX вв. либерализм пережил три тяжелых кризиса Первый кризис политической идеологии либерализма возник, когда "партия движения" (XIX в.) превратилась в "партию статус кво", отодвинув на задний план интересы самого значительного политического движения того времени —рабочего. Истоки кризиса лежали в обострении антагонизма между "равенством" и "свободой". Его углубление произошло, когда распалось "третье сословие" и в качестве самостоятельной политической силы выступил рабочий класс. Либеральное движение, сориентировавшись на "порядочный" средний слой и перестав включать в себя силы, выступающие против статус кво, в конце концов перешло на сторону своих бывших врагов. Ответом на этот кризис стало возникновение либерал-реформизма. Второй кризис либеральной доктрины разразился после Первой мировой войны. В этот период достижения и идеалы правового и конституционного государства, за которое в течение столетия выступал либерализм, перестали находить отклик во многих странах Европы, граждане которых предпочли нелиберальное и антилиберальное государственное устройство. В условиях нарастания политической и финансовой власти монополий отстаиваемые либералами принципы свободы торговли и равенства возможностей все более требовали множества оговорок, превращаясь для многих в фикцию. Либерализм стремился выйти из кризиса двояким путем: часть его сторонников пыталась договориться с социал-демократией, другая —с крупной монополистической элитой. Политическая реактивация либерализма произошла путем придания ему "социальной окраски" для привлечения малоимущих и неимущих слоев населения. В концептуальном плане это выразилось в признании недостаточности формально-юридического равенства граждан для успешного разрешения социальных противоречий и развития общества. Необходимость проведения активной социальной политики требовала нового пересмотра основных положений либерализма, что получило отражение в концепциях социального государства, государства благоденствия и т. п. Третий, продолжающийся и поныне, кризис либерализма связан с нарастающим влиянием НТР, системы обострившихся глобальных проблем, цивилизационных противоречий. Поиски выхода ведутся на путях разработки моделей социального глобализма, политического миропорядка, формирования управляемой информационной среды й
технологий и т. п.
Весьма неоднородная в своей основе современная политическая идеология либерализма распадается на три основных направления: умеренное, леволиберальное и консервативное. Умерей'
е —представлено частью ее сторонников, принимающих те пре-бразования и то реформирование, которым подверглась либеральная мысль в процессе ее приспособления к реальности. Леволибе-льное (или радикальное) направление включает в себя представителей, которые дальше других пошли в своей критике капитализма и порой смыкаются с социал-реформизмом. Консервативное (или праволиберальное, неолиберальное) направление включает в себя деятелей, откровенно сожалеющих о временах свободной конкуренции и стремящихся совместить его принципы с признанием ограниченного государственного вмешательства, во многом незыблемой остается у них вера во всеисцеляющее воздействие стихийных механизмов свободного рынка.
Таким образом, либерализм на разных этапах своего развития включал существенно различающиеся компоненты, вырабатывал новые политические доктрины и избавлялся от концептуальных схем, перестававших соответствовать интересам ориентирующихся на него социальных слоев. Это на определенном этапе усиливало его дееспособность, завоевывало сторонников, но и делало более эклектичным, неоднородным, противоречивым. Политическая идеология либерализма, формально и содержательно, все менее стала отвечать требованиям, предъявляемым к научным доктринам и все более походила на мозаичное полотно символа веры.
Крах сложившейся в CQCP и странах Восточной Европы модели социализма придал на время новый импульс развитию либеральных идей. Утвердившиеся здесь политические режимы в своих программах модернизации общества и в практической политике вполне определенно стали руководствоваться принципами либерализма, приобретшего в какой-то период черты своего рода официальной идеологии. Активно, в частности, стали использоваться концептуальные рекомендации монетаризма, целью трансформации было объявлено формирование гражданского общества и правового г°сударства. В политическом спектре ведущие места заняли партии и движения либеральной ориентации, представители которых Утвердили свою главенствующую роль и в органах государствен-н°й власти и управления.
Политика "шоковых реформ" и ее следствия продемонстриро-
Вали вместе с тем достаточно ограниченные возможности чисто
и"еральной парадигмы в странах данного политического региона
Целом и в России в особенности. В ходе экономических неурядиц
новь был поставлен под сомнение вопрос о полном уходе государ-
Ва Из хозяйственной сферы; неоправданное социальное расслое-
е> Маргинализация значительных сегментов населения все более
Но стали требовать смещения'курса в сторону сильной социаль-
и Политики. Сложности с проблемами адаптации универсальных
императивов общественного развития к отечественным реалиям резко обострили вопрос о значимости национальных традиций. Заметно стали усиливаться настроения, ориентирующиеся на систему консервативных ценностей, продолжает удерживать достаточно устойчивые позиции идея социализма. Либерализм сегодня объективно стоит перед необходимостью основательной инвентаризации своего теоретического багажа, поиска возможных своих модифц. каций, внесения существенных изменений в свое идеологическое кредо.
§ 3. Консерватизм
Идеология консерватизма рассматривается как один из важнейших структурных компонентов современных политических идеологий. Однако имеются значительные трудности в определении ее основного содержания. Сам термин "консерватизм" произошел от латинского conserve —сохраняю, охраняю. Но его идейное и политическое значение р. трудом идентифицируется, что связано с рядом обстоятельств. Во-первых, в процессе развития произошла инверсия исторических значений либерализма и консерватизма. Многие принципиальные положения классического либерализма (требования свободы рынка и ограничение государственного вмешательства) сегодня рассматриваются как консервативные. В то же время идея сильной централизованной регулирующей власти государства, выдвинутая ранее консерваторами традиционалистского типа, ныне стала важным компонентом либерального сознания. Во-вторых, налицо внутренняя разнородность, гетерогенность политической идеологии консерватизма, включающей различные направления, объединенные общей функцией —оправдания и стабилизации устоявшихся общественных структур. Носителями идеологии консерватизма являются социальные группы, слои и классы, заинтересованные в сохранении традиционных общественных порядков или в их восстановленнии. В структуре консерватизма выделяются два идейных пласта. Один —ориентирует на поддержание устойчивости общественной структуры в ее неизменной форме; ДрУ гой —на устранение противодействующих политических сил и тенденций и восстановление, воспроизводство прежних. В этом контексте консерватизм выступает и как политическая идеология оправдания существующих порядков, и как апелляция к утраченному. Различные направления и формы консерватизма обнаруж*168' ют общие характерные черты. К ним относятся: признание суШеС вования всеобщего морально-религиозного порядка и несоверШ6" ства человеческой природы; убеждение в прирожденном неравев
тре людей и в ограниченных возможностях человеческого разума; утверждение необходимости жесткой социальной и классовой ие-пархии и предпочтения устоявшихся общественных структур и
цститутов. Политическая идеология консерватизма в определен-ЯОМ смысле носит вторичный характер, поскольку производна от иных идеологических форм, исчерпывающих на определенном эта-пе выполняемые ими функции, и поскольку не имеет единой субстанциональной основы.
В России консервативный тип мышления наглядно (для XIX в.) выявляется уже в мировоззрении славянофилов. Здесь консервативная мысль принимает романтическую форму. Ярким представителем этого стиля мышления может служить К. Н. Леонтьев. Однако в чистом виде консерватизм в русской социально-философской и политической мысли встречается довольно редко (у Жуковского, идеологов "официальной народности" Погодина и Шевырева, Победоносцева, в консервативной традиции духовно-академической философии). В большинстве же случаев этот стиль мышления сочетался с либеральным. Консерватизм как тип мышления предполагает отказ от любых форм экстремизма. В этом смысле консервативная мысль противостоит и крайне правой, ультрареакционной идеологии (пример последней —взгляды Каткова после 1863 г.), и леворадикальной, которая в середине и конце XIX в. обретает популярность в интеллектуальной среде (революционные демократы, народники, эсеры, анархисты). Особый интерес представляют отношения консерватизма и либерализма в России. Обычно эти понятия противопоставляются друг другу, однако все же не представляются как взаимно отталкивающиеся, между ними обнаруживаются определенные связи, компромиссы. Консервативный либерал Чичерин высказывался в работе "Вопросы политики" следующим образом: консервативное направление, к которому я принадлежу и которое я считаю самым крепким оплотом государственного порядка, воспрещает всякую бесполезную, а тем более вредную ломку.
мами экстремизма —левым и правым. Чаша весов склонялась to B одну, то в другую сторону, не останавливаясь посередине.
В современном консерватизме в мире обычно выделяют три течения: традиционалистское, либертаристское и неоконсервативное (или либерал-консервативное). Они тесно переплетаются, взаимодействуют между собой, сохраняя особенности эволюции, собственные истоки и создавая неоднородное, сложноструктурное целое которое обозначают понятием современный консерватизм.
Традиционалистское течение в консерватизме, которое исторически было первым, положившим начало консерватизму, связывают с такими именами как Э. Берк (1729—1797), Ж. де Местр (1753—1821), Л. де Бональд (1754—). В XX веке главным провозвестником этого направления становится Р. Керк, опубликовавший в 1953 г. книгу "Консервативное мышление". Родиной консерватизма как политической идеологии, ставшей определенной реакцией на идеи Просвещения и французской буржуазной революции, явилась Англия. Именно здесь в 1790 году выходит в свет книга Эдмунда Берка "Размышления о революции во Франции". К отцам-основателям консерватизма относят также Ж. де Местра и Л. де Бональда, своеобразных классиков феодально-аристократического консерватизма. Для Э. Берка, отпрыска скромного ирландского законника, были характерны двойственность и несогласованность феодально-аристократических и буржуазных компонентов системы его политических взглядов, что, впрочем, его не очень беспокоило. Более того, именно благодаря противоречиям и неувязкам многие положения Берка могут быть истолкованы очень широко и в разных контекстах найти поддержку у более широких социальных групп.
В политическую идеологию консерватизма вошли многие категории, разработанные этими мыслителями. Одной из важнейших является в ней понятие "естественной аристократии", в которую включаются, по Берку, не только дворяне, но и богатые коммерсанты, образованные люди, законники, ученые, артисты. Богатство по соображениям разума и политики заслуживает привилегированного общественного положения, в противном случае возможны "рецидивы революции". Важную роль играет понятие традиционализма-В противоположность идеям Просвещения традиция противопоставляется разуму и ставится над ним, поскольку подчинение ей означает действие в соответствии с естественным ходом вещей и вековой мудростью. Традиционализм лежит в основе пониманй изменения, обновления, реформы, проведение которых не дол*й нарушать естественного хода вещей. При этом выделяются два °с новных вида реформ: реформы, нацеленные на восстановление тра диционных прав и принципов, и превентивные реформы, нацеЛ6
на предотвращение революции. При этом нередко разграничивают "изменение" и "реформу". Изменение - - меняет сущность объектов, реформа —ее не затрагивает и является вынужденным средством, которое приходится применять. Ж. де Местр и д. де Бональд, отвергая республику, любую реформу и противопоставляя ей традицию и авторитет, усматривали путь к спасению в усилении политической роли религии. Ядром политических идей де Местра явилась идея эквилибра, понимаемого как создание статичного равновесия в политической и духовной жизни на базе теократического подхода. Де Бональд, не отдавая приоритет ни светской, ни религиозной власти, выдвинул идею союза религиозного и политического общества. В целом политическая идеология традиционализма включает в себя: органическую концепцию общества, согласно которой оно существует изначально, подобно органической природе, а не возникает в результате социальной эволюции; трактовку участи индивида как не представляющей никакой самостоятельной ценности, но всецело зависящей от поддержки консервативного порядка; идеи элитизма и антидемократизма, согласно которым неравенство людей является аксиомой политики, поскольку "равенство —враг свободы" (Берк), свободы для родовитых и имущих; неприятие идей прогресса и противопоставление ему провиденцио-нализма и идей исторического круговорота (Миттерних).
В XX веке Р. Керк, развивая традиционалистские принципы, писал, что в революционные эпохи люди бывают увлечены новизной, но затем они устают от нее и их тянет к старым принципам. История трактуется им как циклический процесс, поэтому на определенном витке консервативный порядок возвращается вновь. Период после Второй мировой войны рассматривался им как наиболее благоприятный для консерваторов цикл. На них легло бремя ответственности за судьбы христианской цивилизации, и они в силах справиться с этой задачей. Великие консерваторы, по убеждению Керка, это пророки и критики, но отнюдь не реформаторы. Утверждается, что поскольку природа человека неисправимо повреждена, то мир никогда не улучшить посредством политической ^ятельности. Консерваторы-традиционалисты стремятся обеспечить широкий национальный консенсус, апеллируя к традицион-1Ым представлениям и предрассудкам, авторитету и религии. Со-Мальную и экономическую проблематику они нередко переводят в )елигиозно-этическую плоскость. Так, в 80-е годы Р. Керк выде-'Ил, например, следующие принципы традиционалистского консер-атизма: вера в порядок более высокого уровня, чем человеческая •°собность приспособиться, и убеждение в том, что экономика пе-еХодцт в политику, политика в этику, этика в религиозные понятия. Важным союзником традиционалистского консерватизма вы. ступают в последние десятилетия "новые правые".
Либертаристское течение в консерватизме, по мнению его представителей, наследует классическую либеральную традицию XVIII—XIX вв. как единственно подлинную. Либертаризм с этих позиций, с одной стороны, призван воспринять и продолжить стрещ. ление к свободе, сложившееся в прошлые эпохи, с другой —дол. жен исключать распространение социалистических идей и стремлений. Его возникновение связывают с разочарованием в социалистических идеях, получивших широкое распространение на Западе с середины XIX в., связанным с экономическим подъемом послевоенных лет. Ведущие представители либертаризма Ф. Хайек, М. Фридман, Дж. Гилдер, И. Кристол, Л. Бауэр доказывают, что эрозия свободного предпринимательства, индивидуальной и семейной ответственности ведет к стагнации и бедности, что необходимо возрождение классической традиции либертаристского индивидуализма и свободной рыночной экономики. По их мнению, на смену "умирающему социализму" пришел возрожденный классический либер-таризм. Сторонники либертаристского консерватизма рассматриваются нередко как часть нового интеллектуального движения, "Нового Просвещения", являющегося продолжателем "Шотландского Просвещения". К представителям последнего причисляют таких ученых как Д. Юм, А. Фергюссон, А. Смит, Дж. Миллар, У. Роберт-сон. Это Просвещение отличалось тем, что исходило из существования "коммерческого общества", в котором в результате свободного общественного договора устанавливался порядок "хозяин —работник" как модель социальных связей. Революционным движением оно не было. Континентальная Европа пережила в корне отличное Просвещение, сторонники которого в основе всех социальных изменений усматривали человеческий разум. Этот подход вел к революции, социализму и марксизму. "Шотландское Просвещение" впитало в себя особенную англо-саксонскую черту индивидуализма и оформило ее в теоретическую систему. Исходя из социопсихологических воззрений А. Фергюссона, А. Смита, Д. Юма, либертаризм, как и консерватизм в целом, рассматривает человека прежде всего как "несовершенное существо", стиснутое рамками естественных "границ". Либертаристы выступили защитниками традиционных принципов свободного предпринимательства, порядка и законности, выдвинули аргументы против идеи государства всеобщего бла-годенствия и связали их с идеей "универсального морального закона". Корень многих нынешних зол, по мнению либертаристов, в нарушении естественных, Богом данных принципов свободного преД" принимательства и свободного рынка, в первую очередь, со стор° ны государства. Отвергая тезис либерал-реформизма о необхоД11
„Ости планирования или регулирования экономики, либертаристы утверждают, что государственное насилие над экономикой, увеличение роли государственного сектора, программирование отдельных отраслей промышленности и т. д. подрывают самый "разумный" и самый естественный способ регуляции человеческой жизни. Либертаристское понимание вопроса о человеческих правах наиболее полно выражено в философско-политическом учении Д»с. Локка. Выдвинутое британским философом право индивидуальной безопасности, право защиты собственности и другие права являются незыблемыми для либертаристов. При этом подчеркивается, что естественные права —права "негативные". По мнению либертаристов, в XX в. марксизм и социал-демократия извратили подлинную концепцию прав человека. Они утвердили в сознании так называемые "позитивные права": право на труд, право на отдых, право на крышу над головой, право на справедливую заработную плату и т. п. Социальное равенство в марксистском понимании, как считают либертаристы, утратило гуманистический смысл, так как провозглашает равенство условий (а это есть посягательство на право частной собственности), а не равенство возможностей. Либертаристы повсюду выступают за минимальную социальную политику государства, позволяющую лишь разряжать опасную социальную напряженность, и призывают правительство опираться исключительно на рынок в реализации и осуществлении своих программ. При этом значительную часть ответственности за программы помощи бедным считается целесообразным переложить на местные органы власти и промежуточные общественные институты: семью, церковь, школу, добровольные благотворительность и пожертвования со стороны богатых и т. п.
Либертаристы убеждены, что основой общественной свободы является частная собственность, что необходимы социальная иерархия и признание в качестве единственно возможного только "нравственного равенства", что уважение и вера в традиции народа являются существенной чертой эффективной политики. Правые интеллектуалы либертаристского образца обладали колоссальным Успехом в 80-е годы в Британии, Европе, Японии, США. Вместе с тем следует иметь в виду коренное различие социального содержа-:я политических идей классического либерализма и современного ибертаризма. Для классического либерализма принцип laisser-faire 'Начал борьбу за права и свободы, которых было лишено третье >словие. Для либертаризма это требование означает требование аЩиты и охраны достигнутых привилегий, частных интересов и ^ственности от идущих снизу требований демократических Реформ.
Неоконсервативное (либерал-консервативное) течение совп менного консерватизма —явление сравнительно новое. Объектив ной основой его появления считается структурный кризис, охв тивший мировую экономику в 70-е годы. Он обнаружил недоста~ точность прежних реформ рыночной системы и потребовал боле радикальных средств. Была поставлена под сомнение существовав шая вера в то, что "научная цивилизация" сама стабилизирует об щество в силу рациональности своего механизма, что она не нущ, дается в моральном подкреплении, легитимации и обладает каким-то внутренним регулятором. Предполагалось, что не только экономика, но и социальные отношения, духовное состояние общества имеют некий автоматически действующий стабилизатор, заключенный в самой системе. Кризис подорвал эти иллюзии. Неоконсерватизм, по мнению одного из его ведущих представителей в Германии Г. Рормозера, вновь и вновь воссоздается кризисом современного общества. Его порождают ослабление моральных устоев человеческого сообщества и кризис выживания, в условиях которых он предстает как один из механизмов сохранения системы. Неоконсерватизм исходит из идеи свободы рыночных отношений в экономике, но категорически против перенесения подобных принципов в политическую сферу и потому предстает и как наследник, и как критик либерализма. В его политической доктрине выделяется ряд центральных положений: приоритетность подчинения индивида государству и обеспечения политической и духовной общности нации, при готовности использовать в своих отношениях с противником в крайнем случае и весьма радикальные средства. Полемизируя с либералами, неоконсерваторы обвиняют их в том, что те выдвигают политические лозунги чисто декларативного характера, неосуществимые в реальной жизни. Они считают, что в условиях нарастания манипулятивных возможностей средств массовой информации воля большинства не может быть последним аргументом в политике, ее нельзя абсолютизировать. "Партиципационной демократии", которая была в определенных исторических условиях, условиях кризиса легитимности, выражением новой политической культуры протеста со стороны левых, неоконсерваторы противопоставили идеи элитарной демократии. Основное содержание кризиса они увидели в неуправляемости государства, идущей от непослушания граждан, развращенных либерализмом, и в кризисе управления, проистекающем от бездействия властей, поскольку непринятие адекватных решений приводит к перерастанию социальных конфликтов в политические. В условиях, когда, по мнению неоконсерваторов, требуется более активная и ясная политика, эффек" тивной и приемлемой может стать модель элитарной или ограниченной демократии.
Весьма своеобразно проявляет себя консервативная традиция современной России. В ходе разложения и демонтажа модели Ильного социализма" восходящий на гребне демократических обод либерализм использовал термин "консерватор" против сво-. оппонентов из КПСС, придав ему качество откровенного жупе-Однако достаточно быстро консервативной традиции был воз-а1цен ее истинный смысл, и по мере накопления проблем в ходе ,ансформационных процессов консерватизм стал все более актив-з заявлять о себе как о влиятельном течении. Острие критики дечественные его представители сосредоточили против "плоской естернизации", резко упирая на ценности российской политиче-чсой традиции, трактуемые как соборность, примат в обществе духовности, морального начала и т. п. Резко возрос интерес к основа-юям "русской идеи"; элементы консервативных принципов так или шаче стали проникать в звенья политической оппозиции, получать со временем все больший отклик во властных или околовластных структурах. Политической консолидации на базе консервативных ценностей в стране, однако, не произошло: силы, на них ориентирующиеся (от откровенных монархистов до части коммунистов), продолжают оставаться крайне раздробленными и, очевидно, таковыми и останутся в силу явной разнородности своих программных установок. И сегодня консерватизм сохраняет и множит свое влияние не как политическое, а скорее как интеллектуальное течение, как некий ориентир морально-этического и духовного толка.
§ 4. Социализм
Социализм (от латинского socialis —общественный) как политическая идеология исторически связан с многовековыми чаяниями масс об обществе социальной справедливости, солидарности, социальной защиты личности. Следы подобных мечтаний встречаются уже на ранних ступенях классово организованного человеческого общества в античном европейском мире, в Китае и Индии, в Северной Африке, играют заметную роль в средние века, в Новое время, бросают мощный вызов либерализму и консерватизму в последней трети XIX —первой половине XX веков. От многочислен-Иых социальных утопий и эгалитарных теорий прошлого социализм отличают акценты на связь социальных бедствий с отношениями собственности на средства производства, на необходимость -соотнесения политических изменений с преобразованиями в соци-ЗДьной сфере.
В Древней Греции и Древнем мире в различных вариантах Сыгрывалась легенда о "золотом веке" (общинно-родовых отношениях, не знавших неравенства, эксплуатации и собственности), ве_ лись дискуссии вокруг проблем имущественного неравенства и "естественного состояния" общества, полисной демократии и "распределительной справедливости", сложилась утопия кастового коммунизма (Платон). В раннем христианстве были сильны тенденции общечеловеческого равенства, братства и потребительского коммунизма. Позднее социально-утопические мотивы активно развивались в ересях вальденсов, катаров, беггардов, апостольских братьев, лоллардов, таборитов, анабаптистов и других сект. Источником социального неравенства и гнета объявлялось здесь отступничество церкви и господствующих классов от принципов и идеалов первоначального христианства, воскрешались идеалы евангельского строя, составленного из самоуправляющихся общин с аскетической уравнительностью в быту и коммунизмом потребления. Попытки осуществить этот идеал в некоторых сектах спорадически сопровождались организацией совместного производства.
Последний мотив был усилен в коммунистических утопиях Т. Мора и Т. Кампанеллы, ставших важной вехой в дальнейшем становлении социалистических идей. В учениях этих мыслителей был обоснован переход от принципов общности имущества к принципу общественного производства и организации хозяйственной жизни общества как единого целого; от идеала замкнутой общины, не нуждающейся в государстве, —к идеалу крупного политического образования в виде города и федерации городов, к признанию за государством главной роли в утверждении основ разумного общественного строя, в руководстве его хозяйством и культурой. Необходимо отметить, правда, что эгалитаристская тенденция в целом не была преодолена, и в социалистических воззрениях она продолжала оставаться господствующей еще долгое время.
В эпоху Нового времени социализм сбрасывает религиозную оболочку и все больше основывает свои идеи на философии Просвещения. Опора на картезианский рационализм весьма заметна у Д. Уинстенли; Ж. Мелье фактически формулирует программу материализма и атеизма, возрождает проекты общинного патриархального коммунизма; Морелли и Мабли обосновывают коммунизм с позиций теории естественного права. Разработка принципов нового общественного устройства в это время ведется в русле достаточно умозрительных конструкций (часто в форме романов-путешествий, в которых общность имущества у "добродетельных" дикарей противопоставляется сословному и имущественному неравенству европейского общества —Г. де Фуаньи, Верас д'Алле, Гедевиль и др.). Только в годы Великой французской революции в ходе политизирования и революционизирования морального социализм8 Г. Бабеф и бабувисты в своей программе "Заговора равных" поста'
; вопрос о практических путях утверждения нового строя, обосновали идею революционной диктатуры как способа коммунистических преобразований.
Свою классическую форму социалистические идеи начали обретать вместе с утверждением капитализма. Противоречия, свойственные незрелым ступеням нового общества, делали его объектом острой социальной критики. Клод Анри де Сен-Симон, Шарль фурье, Роберт Оуэн, разрабатывая пути преобразования социума, главное внимание перенесли на производственно-экономическую сферу, выдвигая на первый план проблему крупного общественного производства, планомерно применяющего достижения науки и техники. Они выступили против характерных для раннего социализма представлений об уравнительности и всеобщем аскетизме и обосновали принцип "распределения по способностям", высказали ряд принципиально важных для последующего развития социалистических идей догадок —об уничтожении противоположности между умственным и физическим трудом, между городом и деревней, о превращении государства из органа управления людьми в орган управления производством и др.
Сохраняя свою идейную связь с рационализмом XVIII века, критически-утопический социализм впитал в себя и ряд религиозных представлений ("новое христианство" Сен-Симона, "новый моральный мир", основанный на "социалистической религии" у Оуэна и т. п.) Не случайно для многих социалистов первой половины XIX столетия были характерными разработки идей сотрудничества различных классов (в том числе пролетариата и буржуазии), создания отдельных коммун как способа преобразования общественной жизни (оуэнистские коммунистические колонии, фурьери-стские ассоциации —фаланги, "икарийские" колонии Кабе и др.)
Социалистические искания в этот период начинают разветвляться на самые различные потоки, существенно отличающиеся Друг от друга (производственные ассоциации —Бюше, Л. Блан, К. Пеккер, Леру, или ассоциации эквивалентного товарообмена —Грей, Прудон, рассматриваемые как средство преобразования об-Щества мирным путем на базе экономического сотрудничества классов, с одной стороны; необабувистский коммунизм, возродивший иДею немедленного глобального коммунистического переустройства общества посредством революционного переворота и революционной диктатуры и введения последовательной "общности иму-Ществ" -_ Дезами, Ж.-Ж. Пийо, О. Бланки, —с другой). К середине ^ека все эти течения и школы начинают все более заметно вытес-"научным социализмом" К. Маркса и Ф. Энгельса.
Маркс и Энгельс —фигуры, безусловно, исторического мас-оказавшие громадное воздействие на политические процес-
сы в мире. Основной посылкой марксизма стало убеждение в что наступление социализма является отнюдь не осуществлением "абстрактных" принципов свободы, справедливости или разума, ц0 закономерным результатом общественно-исторического развития и классовой борьбы. Капитализм, в марксизме, усиливая процессы обобществления труда, подготавливает все необходимые материально-технические предпосылки для грядущего преобразования общественного строя. Главным революционным субъектом выступает воспитываемый самим капитализмом пролетариат. Он возглавляет движение трудящихся; будучи интернациональным по своей природе, объединяет вокруг себя силы социального протеста во всем мире и, вооруженный передовыми научными идеями, совершает революционный переворот, означающий вступление человечества в новую эпоху. Осуществляя целый ряд переходных мер при опоре на возможности научно-технического прогресса, общественный характер производства и распределения, а также организующую роль государства, которое после революции впервые начинает выступать как действительный представитель всего общества, революционная власть постепенно подводит к полному утверждению коммунистической ассоциации, где свободное развитие каждого будет условием свободного развития всех. Тем самым уйдет в прошлое социальное неравенство, общество примет бесклассовый облик, государство "отомрет".
Марксизм имел одно существенное отличие от предшествующей традиции. Впервые в истории на базе социалистических идей возникло мощное политическое движение, объединившее десятки и сотни миллионов своих сторонников. Со времен Маркса о социализме стало возможным говорить не только как о доктрине, но и как о социальной и политической практике -- сначала в форме революционного движения, затем —ив формах общественного обустройства. Сам марксизм был, впрочем, достаточно многопланов, а местами и противоречив. Показательно, что на его основе стали развивать себя качественно отличные друг от друга тенденции-Многие элементы учения Маркса сохраняют свое значение и по сей день. Речь идет не только о ряде существенных аспектов коммунистического идеала и даже не о ценностях социал-демократии, пр°" должающих, как известно, сохранять прочные позиции в системе представлений современного мира. Не случайно, что и представители идеологии постиндустриализма числят этого мыслителя среди основателей данной традиции. Известный американский экономист Дж. К. Гэлбрейт, к примеру, писал об этом вполне однозначно-" Я считаю Маркса слишком крупной фигурой, чтобы целиком of давать его... социалистам и коммунистам". В то же время марксиз с его пафосом революционного мессианства изначально нес вео
разрушения органической целостности общественного разви-(что обусловило резкую критику его со стороны консерватизма), явной недооценки высокого статуса личности в историческом процессе (что породило тревогу либералов за будущность нравственных оснований человеческого бытия). Вся эта противоречивая суть «научного социализма" особенно выпукло проявила себя в России. Социалистическая идея в нашей стране имеет давние корни. Она прослеживается уже в средневековых представлениях о социальной справедливости и равенстве людей перед Богом (народные чаяния "правды" и "воли", о "блаженной земле без свары и боя", о скором пришествии "царства Божия на земле" и т. п.). Дальнейший толчок этим идеям дает Просвещение XVIII века. В этот период создаются литературные утопии, переводятся труды Мора, Руссо, Мабли, Морелли. Социально-утопические представления подкрепляются обличительными проповедями А. Н. Радищева, деятельностью масонов, созданием тайных обществ.
Хотя взгляды, ориентированные на социалистическую идею, обсуждаются преимущественно в образованных сословиях, особый их пласт начинает отражаться в сочинениях вольнодумцев из крепостных крестьян и солдатской массы (Т. Н. Бондарев, Н. И. Сабуров, А. Я. Куманов, Ф. И. Подшивалов и др.) В их проектах обосновывается признание определяющего для благоденствия России земледельческого труда, требование освобождения крестьян от крепостной зависимости и свободного обсуждения их потребностей.
Получает развитие христианский утопизм в форме славянофильства, представители которого хотя и резко критиковали "западные прожекты", но своими взглядами на соборность, на общину как панацею от зол, губящих западную цивилизацию, оказали большое влияние на особенности последующего развития социалистической мысли в стране.
Переломной вехой стала идеология петрашевцев ("... социалисты произошли от петрашевцев" —писал Ф. М. Достоевский), в второй отражались установки как на пропаганду социалистиче-сих идей, так и на тактику заговора —расхождение, ставшее по-•янным для всех поколений групп социалистической ориентации. "Работах В. А. Милютина, В. Н. Майкова, тем более В. Г. Белинско-Л. А. Бакунина, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева, А. И. Герце-I. А. Серно-Соловьевича и, особенно, Н. Г. Чернышевского со-'адистические взгляды раскрывают себя уже во вполне развер-Той форме. В этот период главные нити интеллектуального на-'яэкения все туже стягиваются в узел проблем, связанных с по-'зному понимаемой идеей соотнесенности российской почвы с за-1Ньщ опытом. Не случайно, что этот же сюжет революционно-опического направления по-своему обыгрывается в идеях христианского социализма (христианско-экзистенциальный утопизм Ф. М. Достоевского, теократическая утопия В. С. Соловьева, христианский социализм С. Н. Булгакова, "евангельский социализм" Л. Н. Толстого, "православная человечность" В. И. Несмелова и др.)
Принципиальным для характеристики социализма в России является то, что социалистическая мысль очень активно подкрепляется практической организацией социалистического дела. Особо выпукло это проявилось в народничестве —наиболее широкой и содержательной полосе в истории русской социалистической мысли доленинского периода. Его теоретики (М. А. Бакунин, П. Л. Лавров, П. Н. Ткачев, А. И. Желябов, Н. К. Михайловский) по большей части были и идеологами —руководителями тайных кружков и организаций ("Земля и воля", "Ад", "Земля и воля", "Народная воля" и др.). Средства реализации установок народнической социалистической мысли были разнообразны —от "хождения в народ" до возбуждения "всеобщего бунта", "заговора" и "террора" в целях захвата государственной власти с последующей ее передачей народу через Учредительное собрание (Земский собор). Крайняя форма революционаризма выражена в "Катехизисе революционера" С. Г. Нечаева: этика социалиста должна строиться на отчуждении от семьи и близких, моральном ригоризме, преданности идее и партии и ненависти к врагам народа, допускающей любые приемы политической борьбы ("цель оправдывает средства").
Со становлением капитализма в России начинает утверждаться и марксистская мысль, появляются первые социал-демократические кружки и организации, все более теснящие позиции народничества. Учение Маркса при этом воспринимается как последнее, не подлежащее сомнению слово социальной науки. Адаптируя его к отечественной почве, русские марксисты в своих разработках воплощают различные стороны марксовой доктрины, что находит отражение в "легальном марксизме", "экономизме", во взглядах идеологов меньшевистского крыла в российской социал-демократии Г. В. Плеханова и Ю. О. Мартова. Большая или меньшая сдержанность в отношении признания плодотворности социальных сдвигов в результате революционного переворота вступает, однако, во все большее противоречие с растущей радикализацией масс. Нерешенность аграрного вопроса, острота проблем капиталистического накопления, бездарность сановной бюрократии, усиленные крупными внешнеполитическими (военными прежде всего) провалами самодержавия, взрыхляют почву для идейной и политической побеДЬ большевизма.
В. И. Ленин существенно актуализировал инструментальные аспекты марксовой доктрины, развивая их в направлении усиле ния накала борьбы с политическими и идеологическими противни
, эффективности политических технологий (учение о государстве диктатуры пролетариата, о партии "нового типа", "демократическом централизме" и т. п.) В критические моменты он, впрочем, оказывался способным преодолевать ригоризм сугубо классовых Пристрастий и переходить на достаточно прагматические позиции (НЭП). Импульс к принятию большевистских идей населением страны подкреплялся волной революционного энтузиазма, а также тем, что они во многом опирались на некоторые особенности отечественной политической традиции (мобилизационный характер экономики, сильная централизирующая роль государства, примат в обществе морального, а не правового сознания, коллективистские —соборные —начала в экономической жизни и др.).
Уже при жизни В. И. Ленина стала осуществляться целенаправленная работа по превращению марксизма (получившего со временем свое определение как "марксизма-ленинизма") в официальную идеологию с ее нетерпимостью к дискуссиям, с характерной для нее схематизацией и канонизацией взглядов (к тому же основательно препарированных) классиков "научного социализма". Апологетический характер политической доктрины советской госпартноменклатуры обусловил отсутствие широкой поддержки режима в массах, что, в свою очередь, способствовало радикальному демонтажу в СССР и союзнических странах сложившейся модели социализма.
Развитие социалистических идей, однако, не было прервано, что подтверждается, в частности, и наличием мощной оппозиции в стране. Показательно то, что исповедование социализма в ортодоксально-большевистском (даже сталинском) варианте характерно не для самых массовых (а иногда и просто маргинальных) партий коммунистического толка. Напротив: идеологами КПРФ, имеющей наиболее сильную поддержку, активно разрабатываются проблемы шогообразия форм собственности, политического плюрализма, социального партнерства (особенно в части блока с представителями ационально ориентированного капитала) и т. д. И хотя нет основа-й для утверждений о ее переходе на идейно-политическую плат-рорму социал-демократии (базовые ценности прежней доктрины охраняются), но все большая направленность на учет междуна-°Дного опыта течений в социалистической мысли и соответствую-№с политических движений —налицо.
В этой связи вызывает интерес, высказанный рядом социали-
'Ически ориентированных российских и зарубежных политологов,
Изыв отказаться от истолкования социализма как самостоятель-
*. полностью исключающей капитализм "общественно-экономи-
*ой формации", тем более, если последняя понимается как бо-
высокий тип организации, закономерно утверждающейся на
месте "отживающей" капиталистической системы. Показательна, в частности, трактовка капитализма и социализма как двух взаимопереплетающихся тенденций в рамках индустриальной цивилизации. В предложенной логике капитализм понимается как мотор экономики, область действия социализма —социальная сфера.
3. Млынарж, бывший одним из идеологов "пражской весны" 1968 года, пишет: "Анализируя сегодня, более чем через сто лет после смерти Маркса, исторический опыт, можно кратко сказать следующее: способ производства, который первоначально вызревал под исключительным влиянием капитализма как тенденции развития, оказался началом нового цивилизационного типа развития —современной индустриальной цивилизации. Эта цивилизация сделала возможным, чтобы в рамках ее крепла и другая, корректирующая, ограничивающая капитализм и, в определенной степени непосредственно против нее действующая тенденция —тенденция защиты и реализации таких человеческих потребностей и интересов, которые капитализм подавляет и игнорирует". Социалистическая тенденция проявляется прежде всего в расширении сферы социальной справедливости: возрастании свободы и равенства жизненных возможностей для большинства, в преодолении бедности и социальной незащищенности.
Примечательно то, что в некотором смысле схожие идеи высказывают ученые, далекие от социализма. Называя уходящее столетие "столетием социалистического прессинга" и "веком справедливости", Ральф Дарендорф отмечает его великие достижения в улучшении жизни миллионов людей. И хотя он полагает, что в Западной Европе партия социального равенства уже отзвучала, что приближается новая эпоха, он выразительно подчеркивает: эра новой свободы не наступит до тех пор, пока люди не почувствуют, что они ни в чем не будут обделены социально и не победят страх перед возможными последствиями общественных инноваций.
У экономики, очевидно, свои законы и свои принципы, нацеленные, в первую очередь, на рост эффективности производства, увеличение общей суммы национального богатства. Социальная Же политика должна быть построена на принципах, обеспечивающих справедливое использование производимого богатства в интересах всех членов общества. Идея взаимошлифовки различных составляющих общественной жизни предполагает, таким образом, чт° источником дальнейшей трансформации общества будет и то, что изначально составляло принадлежность социалистической и коллективистской, а не буржуазно-либеральной и индивидуалистической доктрины. Это обретение новой значимости социальной спра" ведливости, демократии в социальной сфере, социальной защит6йости личности, солидарности —всего того, что и обозначает стер-ясень социалистической идеи.
§ 5. Радикальные и национальные идеологии
Либерализм, консерватизм, социализм представляют собой те типы политических идеологий, которые в науке принято определять в качестве классических. В политологии могут быть и другие виды их классификации; более того, политическим содержанием часто наполняются понятия, отражающие целевые установки той или иной социальной группы (идеология технократии, к примеру), партии или движения (идеология кадетов или, скажем, "зеленых"), те или иные пристрастия или ориентации (этатистская идеология, например). Большую роль в мире всегда играли политические доктрины конфессионального толка, особенно в том случае, если они прямо принимали формы клерикализма.
В настоящем разделе мы ограничимся рассмотрением радикализма и национальных идеологий, ибо и в истории, и в современной борьбе идей они занимали и занимают весьма заметные места и по своему накалу превосходят подчас все другие идеологические течения. Важную часть спектра политических идеологий современного общества составляют идеологии, развивающиеся в русле радикальной традиции. Термин "радикализм" (от лат. radix —корень) имеет много значений. Им обозначают стремление к решительным
методам и действиям в политике, употребляют применительно к партиям или партийным фракциям, политическим движениям и идеологиям, парламентским группировкам, отдельным лидерам и т. п. Его часто употребляют для характеристики оппозиционных направлений, крайних течений в идеологии и политике. Сам термин возник в Англии в конце XVIII в., в эпоху промышленной революции, и быстро распространился в Европе, дав определение широкому политическому, философскому, литературному, религиозному, культурному и просветительскому течению. В XIX—XX вв. Радикализмом обычно называли идеологию партий социалистиче-*ой, социал-демократической ориентации (радикализм, радикал-социалисты и др.). Понятие "радикализм", таким образом, давно вошло в лексикон политической науки. Вместе с тем в нем осталась Некоторая смысловая неопределенность, требующая уточнения.
В отличие от понятий, характеризующих те или иные части Идеологического спектра, как, например, "либерализм" или "социа-
изм", понятие "радикализм" —ситуационно-контекстуальное. Оно Фиксирует не определенность политической основы, а определен-
°сть позиции —"левый" или "правый" предел в рамках существующего политического спектра. Поскольку последний изменчив то, с одной стороны, в разных исторических условиях в одной и той же позиции могут оказаться различные по своему содержанию идейные структуры, а с другой, одна и та же структура может иметь в рамках различных позиций неодинаковые значения, в том числе и радикальные. В итоге идейная основа, идентифицируемая с помощью понятия "радикализм", оказывается вариантной, и радикальность конкретной идейной структуры может быть определена только с помощью соотнесения ее с другими компонентами идеологического спектра. Для радикализма характерна неизменность выполняемой им функции социального и политического критицизма, которая определяет его исторические границы и его субстанциональную определенность. Трудности идентификации связаны еще и с тем, что пределы критической функции радикализма зафиксированы во многом на уровне метафоры, так что "радикальными" нередко называют идеи, имеющие как реформистскую, так и бунтарскую направленность, посему идейные течения, именуемые "радикальными", как правило, оказываются весьма неоднородными. Поскольку критицизм присущ не только радикализму, но в известных границах консерватизму и либерализму, весьма важным является указание на его социально-политическую направленность. Радикальная идеология обосновывает необходимость коренных общественных и политических изменений, выводящих за пределы господствующей системы.
Различают правый и левый радикализм. Выделение этих двух крайних секторов в спектре политических идеологий и сил имеет давнюю традицию. Историческое происхождение терминов связано с размещением членов Учредительного собрания периода Великой французской революции в зале заседаний: консервативного толка —справа от председательствующего, а радикально настроенных —слева. В настоящее время термины "правые" и "левые" применяют при характеристике политических партий и идеологий, общественных движений, ориентации тех или иных программ, средств массовой информации, а также политических убеждений и позиций той или иной личности.
Если становление индустриальных обществ выдвинуло на первый план идейный спор либерализма и социализма, то в XX веке противоречия между традиционными и модернизированными странами вынесли на авансцену духовной жизни в мировом сообществе соперничество идеологий, защищающих идеалы гуманизма и идейные течения, несовместимые с ними. Центральное место среди последних заняла уже в двадцатые годы праворадикальная идеология. Она проявила себя в различных формах и оставила чудовиШ" ный след в виде практики фашистского движения, которое несколько
десятилетий определяло господствующую форму политического -ознания в целом ряде стран. Праворадикальная традиция служила созданию идейно-психологических предпосылок для ликвидации демократического правопорядка и формирования тоталитарных диктаторских режимов, выражавших интересы наиболее реакционных финансово-политических группировок.
В политической науке сложилось различное понимание фа-щизма. Ряд ученых понимают под ним конкретные разновидности политических идеологий и политических режимов, сформировавшихся в Италии, Германии в 20—-е гг. нынешнего столетия. Выделяются также и его политические аналоги во франкистской Испании, Японии 30—-х гг., Португалии при А. Салазаре, Аргентине при президенте Пероне (1943—), Греции конца 60-х, в отдельные периоды в Южной Африке, Уганде, Парагвае, Чили и т. д. Другая группа исследователей интерпретирует фашизм как идеологию, не имеющую определенного содержания и формирующуюся там и тогда, где и когда на первый план в идейных и практических устремлениях политических сил выступают цели подавления демократии, а жажда насилия и террора определяет задачи захвата и использования власти. С этой точки зрения они ставят знак равенства между фашизмом и тоталитарными режимами в целом.
Исторически родиной фашизма (от лат. fasio, итал. fascismo —пучок, связка, объединение) явились Италия и Германия, где возникли первые фашистские организации и партии. Позднее аналогичные движения сложились во многих странах мира. При всех своих национальных особенностях политическая основа фашизма везде выражала интересы наиболее реакционных кругов общества, оказывавших фашистским движениям финансовую и политическую поддержку и стремившихся использовать их для подавления демократических прав и свобод, революционных выступлений трудящихся масс, осуществления имперских амбиций на международной арене. Утвердившись у власти при самом активном участии и имощи финансовых кругов и монополий, фашизм вместе с тем широко использовал изощренную демагогию, с "антикапиталистическими" и псевдосоциалистическими лозунгами. Родоначальником фашизма явился бывший лидер левого крыла социалистов Б. Мус-олини. Его теория базировалась на элитарных идеях Платона, Ге-РЗДя и концепции "органистского государства". Она проповедовала Файний национализм, "безграничную волю" государства и элитар-°сть его политических правителей, прославляла войну и экспан-И1о. Выступая с позиций воинствующего антидемократизма и ан-ЧМарксизма, расизма и шовинизма, доведенных до истерии, идео-)гия фашизма возвеличивала тоталитарное государство, утвердила необходимость сильной и беспощадной власти,, лишенной
"недостатков либеральной демократии". Эта идеология обосновывала политическое господство авторитарной партии, обеспечивающей всеобщий контроль над личностью и всем обществом, и мистический, не допускающий никаких возражений культ вождя.
Классической разновидностью фашизма был национал-социализм Гитлера (А. Шикльгрубера). Спекулируя на ущемленных Версальским договором национальных чувствах и предрассудках масс, особенно средних слоев города и деревни, люмпенов и части рабочих, национал-социализм сумел создать необходимую социальную базу и, опираясь на нее, прорваться к власти. Немецкая версия фашизма включала в себя значительную долю реакционного иррационализма ("германский миф"), отличалась высоким уровнем тоталитарной организации власти и откровенным расизмом. Концепция нации, как высшей и вечной реальности, основанной на общности крови, занимала в ней особое место. Из этой концепции вытекала задача сохранения чистоты крови и расы. Нации при этом делились на высшие и низшие, высшие должны были господствовать над низшими, беспощадно подавляя попытки сопротивления с их стороны. Использовав идеи расового превосходства Гобино, а также ряд положений философии И. Фихте, Г. Трейчке, А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, теоретики германского фашизма построили свою идеологию на приоритете социальных и политических прав некоего мифического народа —"ариев". С этих позиций была провозглашена политика поддержки государств "культуросозидающих рас" (к настоящим ариям нацистскими идеологами были отнесены немцы, англичане и ряд северных европейских народов), ограничения жизненного пространства для этносов, "поддерживающих культуру" (к ним причисляли славян и жителей некоторых государств Востока и Латинской Америки), и беспощадного уничтожения "культуро-разрушающих" народов (негров, евреев, цыган). В германской версии фашизма государству отводилась относительно второстепенная роль, главное же место занимала раса, защита чистоты которой оправдывала и предполагала политику экспансионизма, дискриминации и террора. Решение имперских планов возлагалось на сильную армию, способную обеспечить тотальное уничтожение противника и колонизацию захваченных земель (Средиземноморская империя Муссолини, тысячелетний "великий рейх" Гитлера).
Создав режимы, основанные на тотальном терроре, фашизм уничтожил все демократические свободы и институты. Произошла милитаризация многих сфер общественной жизни, а контроль наД обществом стал осуществляться посредством не только государст венных структур, но и партийных, военизированных и военнь» организаций (отряды "скуадре" в Италии, штурмовые и эсэсовски6 части в Германии и др.). Всеобщее насилие настолько утвердило^
„ обществе, что стало нормой жизни. В период Второй мировой «ойны оно нашло свое воплощение в гитлеровских лагерях смерти, геН°ЦиДе и в преступлениях против человечности, носивших массовый характер. Фашизм сыграл решающую роль в развязывании рторой мировой войны, унесшей не менее 60 миллионов жизней, но дотерпел сокрушительное военное и морально-политическое пора-ясение. Его преступления были осуждены Нюрнбергским трибуналом, созданным Объединенными нациями.
Корни фашизма не были окончательно выкорчеваны. Уже вскоре после войны он начал возрождаться в виде неофашизма. Несмотря на ряд отличий от классических форм, их генетическая связь сохраняется. Неофашизм исповедует те же идеологические и политические взгляды, проповедует культ насилия и пытается решать те же задачи. Сохранилась и социальная база, на которую опирается неофашизм. Крупные перемены, вызванные в обществе научно-технической революцией, привели к созданию особого социального слоя, находящегося на обочине жизни, —маргиналов, легко воспринимающих экстремистские призывы неофашистов и пополняющих ряды их организаций. Бывшим фашистским партиям удалось сохранить часть награбленного в оккупированных странах, которым подпитываются неофашистские организации. Первое время большую роль в них играли спасшиеся от возмездия старые кадры, сохранившие контакты с силами, стоящими на крайне правом фланге политического спектра. Действия неофашистских групп и движений неоднократно создавали серьезную угрозу демократическим институтам в различных странах, служили и служат источником политических кризисов и политической напряженности.
Разов
В идейном плане мощной подпиткой неофашизма продолжает выступать правый радикализм, сумевший сохранить достаточно прочный потенциал и к исходу XX столетия. Опыт показывает, что формирование праворадикальной идеологии обычно происходит на основе взаимодействия двух основных процессов. Во-первых, важ-йя роль принадлежит эволюции консерватизма вправо, когда он 'Ринимает более жесткие формы в условиях снижения эффектив-°сти прежних средств политической мобилизации. В неблагопри-тных условиях с завидной периодичностью обосновывается необ-'димость отречения от "второстепенных", демократических поли-Ических институтов, во имя сохранения "основ". В процессе подоб-* эволюции может произойти настолько значимое удаление от 'зиций поддержания существующего порядка, позиций консерва-чзма, что новый идеологический комплекс становится уже его воз-Утителем. Во-вторых, идеология правого радикализма формиру-я на основе заимствований из других традиций и путем преоб-
ания других идеологических структур. Могут активно эксплуатироваться настроения социального протеста, подталкивая массы к крайне радикальным средствам решения назревших проблем. Од, нако в качестве источников таких проблем правыми радикалами называются противоречия между расами, между этническими груп, пами, между индивидом-собственником и государством, между "пр0-изводительными элементами" (имеются в виду главным образощ занятые в производственном секторе экономики) и "непроизводительной" интеллигенцией, между группами, различными по размерам доходов. Во всех этих вариантах праворадикальная идеология представляет себя выразительницей интересов "нации", "народа" "большинства". Последние изображаются в качестве притесняемых и эксплуатируемых могущественным меньшинством, захватившим политическую и экономическую власть. Решение видится в борьбе объединенной на основе того или иного признака "нации" за преобразование всего общества на базе "органически единой" расы, этнической группы, массы индивидов-собственников, общности "производителей" и т. д. Пропаганда правых радикалов нередко носит погромный характер, их логика, отказывающая либеральной демократии в легитимности, подталкивает к гражданской смуте, к подмене государственных полицейских функций системой частной политической слежки, наконец, к открытому физическому террору. Разумеется, ориентацию на террор праворадикальные организации далеко не всегда признают открыто. Необходимость национального единства мотивируется наличием внешней и внутренней угроз существованию нации. Способ обеспечения "национального единства" правый радикализм усматривает в "очищении" нации от тех элементов и институтов, существование которых, в его интерпретации, и провоцирует основной политический конфликт. Речь идет, во-первых, о силах, непосредственно отстаивающих интересы широких слоев трудящихся, в первую очередь, левых партий и профсоюзов. Во-вторых, к числу "врагов национального единства" правый радикализм относит либеральные силы, обвиняя их в размягчении и разложении нации. Расизм, хотя и в разной степени, также, как правило, присутствует в праворадикальной идеологии, в своих экстремистских формах предполагая прямую проповедь расовой ненависти, когда расовые признаки выдвигаются в качестве основы "национального объединения", т. е. когда условием этого "единения" объявляется "восстановление расовой чистоты" нации-В любом случае расовое размежевание преподносится как "естественная" форма социальной организации. Важной особенностью пра" ворадикальной идеологии является поддержка насилия как метоДа осуществления внешней и внутренней политики государства. М** литаристская ориентация определяется задачей уничтожения П°" литической демократии, подпитывается праворадикальным пре#о полицейских функциях государства как для него наиболее органичных и связана с воинствующим национализмом, нуждающимся как в символах, так и в конкретных формах организа-цйИ индивидов "во имя нации". Внешнеполитическая ориентация Праворадикальной идеологии основана на культе вооруженной силы как главном средстве внешней политики.
Исторический опыт показывает, что наиболее предпочтительной идейной основой для тоталитаризма являются доктрины, содержащие признание превосходства тех или иных расовых, этнических, классовых, земляческих и иных групп общества. Поэтому От тоталитарного перерождения не застрахованы ни национальные, ни коммунистическая, ни религиозные и другие идеологии, стоящие на принципах политического переустройства общества, которое сохраняло бы привилегированное положение для "коренного населения", приверженцев "подлинной веры", "гегемона исторического процесса", и предлагающие радикальные средства для обеспечения этим группам требуемого общественного статуса. Общество, следовательно, должно крайне внимательно относиться к появлению на политическом рынке идей, стремящихся закрепить чье-либо превосходство в ущерб другим гражданам и не желающих останавливаться ни перед какой социальной ценой для достижения поставленных целей. И хотя такое отношение драматизирует авторитарные методы управления в демократических режимах, однако оно позволяет своевременно увидеть опасность нарастания насилия, национального эгоизма, вождизма и других черт агрессивной идеологии, чреватой разрушением цивилизованного облика общества. Все это заставляет внимательно присмотреться и к идеологии левого радикализма, занимающего значимое место в современном политическом спектре.
Исторически левый радикализм возник как реакция на жесткую социальную дифференциацию, ограниченность либеральной Доктрины и элитарный характер демократии, на условия и перспективы материально-экономического развития в рамках капитализма XIX века. Уже вскоре после победы буржуазных революций 3 многих европейских странах возникли самостоятельные легальные (и нелегальные) леворадикальные партии и другие политиче-кие организации, направляющие массовые демократические дви-Сения. Одновременно в Европе начала складываться и самостоя-^льная леворадикальная политическая идеология, которая при всей •в°ей внутренней неоднородности и противоречивости имела более 'И Менее отчетливо выраженный антилиберальный и антиконсер-'Тивный характер. Вместе с тем ни в одной из европейских стран ни в одном из соответствующих конституционных актов. США, ца^ против, оказались единственной в мировой истории либерально^ страной, где радикализм как функция был официально санкционирован той самой конституционной хартией, на которую господствую, щая элита свыше 200 лет неизменно опиралась как на основопода_ гающий документ американской революции. Этот документ —Дек_ ларация независимости, где в преамбуле утверждается, что "нар0д имеет право изменить или упразднить" существующую форму правления и "учредить новое правительство, основанное на таких принципах и с такой организацией власти, какие, по мнению этого народа, всего более могут способствовать его безопасности и счастью". Возможно, отчасти поэтому в США так никогда и не появились массовые радикальные партии или другие политические организации такого типа, действовавшие в течение продолжительного времени и имевшие устойчивую массовую базу.
Развитие левого радикализма как социально-политического движения и становление радикальной идеологической традиции, т. е. комплекса идей, представлений, принципов, составивших субстрат различных форм леворадикальной политической идеологии, происходило постепенно. Начав с апелляции к просветительской традиции, левые радикалы со временем стали все более обращаться к образам, идеям и принципам, развивавшимся в русле социалистической мысли. Главное, однако, в том, что новый радикализм всегда стихийно стремится найти точку опоры в такой идеологии, которая могла бы служить не только нравственным и политическим обоснованием его жизненной позиции, но и символом протеста. Показательны в этой связи судьбы марксизма. Поскольку официальная идеология в тех или иных странах чаще всего открыто противопоставляла себя марксизму, последний закономерно воспринимался радикалами как теоретическая форма отрицания ненавистного ему истэблишмента и освящающей его идеологии. Однако узкопрактический ("негативный") интерес радикализма к марксизму диктовал такую интерпретацию последнего, при которой акцент переносится на аспекты, наиболее наглядно контрастирующие с респектабельным стилем модных "позитивных" теорий. Марксизм в этом случае выступал как "идеология отрицания", созву4' ная "критической теории общества".
Современные представления левого радикализма обнаруживают определенную преемственность со взглядами левых раДИКа лов начала 20-х гг. нашего века. В их возрождении в 60-х гг. большую роль сыграли американцы П. Бэкон и П. Суизи, бельгие Э. Мандель. Значительное влияние на формирование идеологи* ского комплекса левого радикализма второй половины XX стол тия оказали критическая теория Франкфуртской школы с ее
социальными и культурно-критическими тенденциями [. АД°РНО> М. Хоркхаймер, Г. Маркузе, Ю. Хабермас); филосо-фйЯ экзистенциализма (Ж.-П. Сартр, А. Камю); "новые теории ре-воЛК>Ции" (Ф- Фанон, Р. Дебре); идеи психоанализа 3. Фрейда и особенно его последователей (Э. Фромм); взгляды основоположников анархизма (П. Кропоткин, М. Бакунин, Ж. Сорель и др.); взгляду р. Миллса, участников движения "новых левых" (Д. Кон-Бендит и ДР-); иДеи уравнительного казарменного коммунизма, философия революционной бедности и аскетизма; концепции контркультуры (Ч. Рейч, Т. Роззак), альтернативных движений, "экологического общества" и др.; некоторые идеи Маркса; идеологический комплекс маоизма; и т. п. Развивавшиеся в русле леворадикальной традиции концепции при всей разнородности своих философско-мировоззрен-ческих оснований имели существенную общую черту: они разрушали —более или менее основательно —представления о "бесконфликтности" и "организованности" высокоиндустриального общества, о его гуманистическом и демократическом характере, о "нерепрессивности" господствующих социально-политических институтов.
Леворадикальный идеологический комплекс, как несложно заметить, опирается на достаточно широкий круг идей и принципов, что объясняется и его внутренним эклектизмом, и динамичной эволюцией на протяжении ряда десятилетий, и внутренней неоднородностью его идеологических структур. Эволюция радикальной идеологии непосредственно связана с общим ходом исторического развития. Так, с середины 60-х годов в период войны США во Вьет-аме объектом критики радикалов стали "истэблишмент", "систе-, "большой бизнес", "военно-промышленный комплекс", на пер-й план выдвинулись непосредственно политические требования, отя большинство из этих требований формально были вполне кон-гитуционными, они воспринимались властями как опасный поли-ческий вызов и встретили резкое с их стороны противодействие. с неизбежностью способствовало радикализации демократиче-х Движений, которые, подчиняясь логике борьбы, стали выдви-ь все новые требования и ориентироваться на такие средства, торые нередко имели уже отчетливо выраженный бунтарский 1ктер и были направлены не только на разрыв с "системой", но 1 ее разрушение. Система, однако, выжила, и политический ра-йлизм, достигнув пика на рубеже 60—-х годов, пошел на спад 'е с массовыми демократическими движениями, в рамках ко-[х он развивался. Неудачи леворадикального движения приве-иекоторых его участников в состав экстремистских и даже тер-стических групп. Потенциал левого радикализма тем не менее * ли можно считать исчерпанным. Сохраняется его социальная
база: в Латинской Америке, в частности, основное ядро в нем сгГ ставляют переселившиеся в город крестьяне, спасающиеся от де ревенской нищеты, голода и безземелья; в странах Западной Евр0 пы и Северной Америки —представители самых разнообразных социальных групп: студенты, разорившиеся фермеры, неудовле творенные интеллектуалы и лица свободных профессий, деклассированные элементы, представители средних слоев, утратившие свой достаток и социальный статус в результате экономических кризисов с неизбежной волной банкротств и массовых увольнений. На постсоветском пространстве и в странах Восточной Европы —это значительные сегменты маргинализованного населения, пострадавшего в ходе "шоковых реформ".
Большую роль в мире играют национальные идеологии. Их развитие исторически связано с разложением средневековых структур и становлением нового общественно-экономического уклада. В этом смысле идея нации есть правовое и идеологически-моральное обоснование демократии нового времени. Уже в период Великой французской революции эта идея воплотилась в трех базовах конструкциях, сохраняющих свое значение до наших дней: санкюлот-ской концепции народного суверенитета, где нация трактовалась как своего рода юридическое лицо, представляющее сообщество индивидов, чья жизнь регулируется одними и теми же законами, источником суверенитета при установлении которых оно является; робеспьеровском понимании нации как сообщества патриотов, борющихся за свободу, и выражающего себя в некотором духовном единстве на основе стремления к достижению прогресса в человеческой истории; трактовка нации в аспекте ее территориально-этнических измерений, включая теорию естественных границ Ж. Дантона и Л. Карно. И в дальнейшем концептуальные основания национальных идеологий стали прежде всего выражать такое понимание природы национальной группы, которая может интерпретироваться либо в качестве социальной общности, складывающейся на основе единых экономических условий жизни людей, территории, языка и определенных черт духовной культуры (марксистская традиция); либо культурной общности, интегрируемой поли' тическими событиями и институтами (М. Вебер); либо воплощения "национального духа", подкрепляемого культурными нормами, Дей" ностями и символами (Дж. Бренд); либо народа, которому ниспоС' лано божественное откровение (исламская традиция) и т. д.
Основываясь на законном признании приоритетности наЦй°' нальных интересов каждой конкретной страны, национальные иДе°" логии интерпретируют данный посыл таким образом, что все инЫ пружины исторического бытия предстают в качестве подчиненны*
''.до даже вообще несущественных. На практике эти идеологии в в0ем большинстве принимают форму национализма.
В СССР в трактовках официальной доктрины национализм усматривался как буржуазная идеология и политика в национальном вопросе, как (исторически) орудие создания и завоевания «щенационального рынка, установления классового господства в национальных рамках и расширения впоследствии этого господства путем порабощения других народов. В этом своем качестве национализм интерпретировался как безусловный идеологический й политический противник "пролетарского, социалистического интернационализма", политики "дружбы народов" в целом. Определенное позитивное значение признавалось лишь за национализмом в развивающихся странах, ибо под его знаменем преимущественно и осуществлялась борьба против колониализма и неоколониализма. В настоящее время в России и на постсоветском пространстве вообще наблюдается тенденция к утверждению принципиально иного видения. Национализм часто начинает трактоваться как принцип, заключающий в себе требования того, чтобы политические и этнические единицы совпадали, а также чтобы управляющие и управляемые внутри данной политической единицы принадлежали к одному этносу (Э. Геллнер). При таком подходе национализм может изображаться как поле творческого самораскрытия нации, мощное средство очищения и саморазвития народа. Более того, национализм проявляет себя уже не только как идеологический феномен, но часто становится и движущей пружиной реальной политики. Примечательно, что в этом качестве он выступает не только в бывших союзных республиках, но и в национальных регионах России и Даже на исконно русских террториях (так называемый "русский национализм", апеллирующий к "праву крови" или, в несколько иной редакции, к "праву почвы").
Подобные настроения характерны не только для постсоветских государств. Как действующий принцип национализм по-преж-Нему влиятелен в политической практике целого ряда стран "третьего мира"; определенные позиции он сохраняет и в Европе, США, Канаде и в других странах с устойчивыми демократическими традициями. Не случайно некоторые западные аналитики еще в пяти-^есятые годы сформулировали тезис о наступлении "века национализма" и даже "паннационализма" в мире.
Мощная подпитка национальным идеологиям осуществляется 0 стороны религиозных вероучений, что, с одной стороны, часто Уступает как фактор консолидации нации, духовного возрожде-я народа в сложные, кризисные периоды его исторического бы-п' с другой —национально-религиозные противоречия могут сти-:ровать и деструктивные процессы в обществе, порождая и у лубляя национальную рознь (религиозно-этнические конфликты^ Индии, бывшей Югославии, странах Ближнего Востока, на Севев ном Кавказе в России).
В этом аспекте и к национализму в целом нужно подходить очевидно, с более взвешенных позиций, не торопиться с пересмот' ром концептуального ряда смыслообразующих понятий. Безуслов но, следует решительно отстаивать тезис о законности национальных интересов каждой страны, о самоценности и равноправности каждой конкретной нации и народа. В науку должно войти понимание того, что многообразие национально-культурных типов единственно и может выступать необходимой предпосылкой богатства и объемности всего современного цивилизационного сообщества. Но нужно быть осторожнее все же с положением, закрепляющим за национальным началом значение доминанты исторического процесса и уж тем более утверждающим мысль об "избранничестве" тех или иных наций. Практика показывает, что подобные позиции слишком часто оборачиваются политикой национального превосходства, ведут к откровенному шовинизму и расизму.
Сфера национальных отношений необычайно сложна и деликатна. Как нигде здесь исключительно актуальна логика конкретно-исторического подхода. С позиций национальных идеологий может осуществляться и крайне необходимая политика защиты культурной самобытности и политических прав национальной диаспоры, защиты собственной территории и национального суверенитета от внешних посягательств. С этих же позиций могут стимулироваться и настроения этнического гегемонизма, подводиться идейный фундамент под очаги сепаратизма, политику создания привилегий для лиц "коренной национальности", провоцироваться конфликты и даже прямые военные действия. В современных условиях поэтому как никогда важен завет отечественных мыслителей о необходимости прорыва национальной идеи в сферу идеи "всече-ловечности", переложение этого завета на язык выверенных политических решений и действий.
§ 6. Интегративная идеология в России: основания, проблемы, перспективы
Подлинно масштабные изменения в истории неизменно и всегда опирались не просто на программы и планы, но на глубиннь сдвиги в общественном сознании, менталитете населения, на соч тание (наложение во времени по степени напряженности) инте лектуального поиска и массового духовного подъема: вспомним драматические процессы становления христианства или "ревоЛ
olio в Умах" в° Франции вкупе с вдохновенным маршем марсель-.ер-санкюлотов на Париж, или особую роль духовной харизмы, духовного подвижничества в целом, в России, когда она решала задачи национального освобождения от татаро-монгольского вла-щ,1чества. Такие примеры можно было бы продолжить.
Сегодня Россия —в кризисе, и коль скоро всякий выход из кризиса связан с сильной духовной идеей, любое глубинное изменение —с нравственно осмысленной позицией подавляющего боль-цдонства населения, в стране нарастает потребность в общенациональной, общегосударственной идее, способной нести в себе мощный интегративный заряд, закладывать необходимые основания под процессами утверждения гражданского консенсуса в российском социуме.
Существуют ли, однако, сегодня у нас в обществе, прошедшем через кровь, автоматные очереди и танки, основания для того, чтобы перевести задачу достижения национального согласия из императивной плоскости, из области неких модальных данностей в сферу реальных политических решений? Вопрос сложный. Россия, очевидно, еще не выстрадала центризм. Более того, центристская позиция, как представляется, вообще может быть доминирующей только в условиях относительно стабильного развития, но отнюдь не в переходную эпоху, не в период быстрых исторических перемен. Тем более таких, как в нашей стране, где былую официальную монолитность общества сменяет конгломерат плохо увязанных между собой, сталкивающихся друг с другом групп интересов, отражающих различные стремления социальных сегментов, конституирующихся политических партий и движений. Вполне понятно, что в этих условиях для реально действующих политиков на первый план выступает задача разработки политических технологий, нацелен-1Ых на обеспечение приоритетных позиций той силы, которую они эедставляют. Ясно, однако, и другое: любой серьезный политик не ВДжет не включать в круг своего внимания такие стратегемы, кото-ie внутренне предполагают наличие целевой установки на пер-ективное видение процессов политической жизни.
Сегодня общество нуждается в эффективных реформах, но не
'енее заинтересовано в стабильности, преодолении безвластия, в
!еДении элементарного порядка. Вполне вероятным исходом в
>Кой ситуации может стать путь авторитарной модернизации, ко-
}Рый, вообще говоря, продемонстрировал свои возможности в дви-
!Нии к посттоталитарному устройству. Этот путь таит в себе и
'Идные опасности. И хотя небезосновательны рассуждения о
^сообразности утверждения политики властной руки, часто вы-
иый из них тезис о том, что народ ждет очередной узды, дале-
5 бесспорен. Скорее другое: экспектации масс на единство об
человека, самих оснований гражданского общества? Можно сегодня представить мир без имеющей многовековую историю социальной справедливости, взращенной на социокультурных .-снованиях социалистической традиции? Но самое главное состоит том, что на уровне современной ступени цивилизационного раз-йтия все эти идеологии стали работать в режиме взаимошлифов-, дополняя и корректируя друг друга, обеспечивая тем самым естественное движение общества от начала свободы к началу ра-венства и наоборот, оптимальное сочетание динамизма и стабильности в социальной и политической сферах.
История, к сожалению, научила нас чрезвычайно мало. Менее всего —пониманию экологии общественной жизни. И самую злую шутку играют с нами наш привычный революционаризм, отказ от пути терпеливого взращивания культуры соревновательности различных общественных форм, обманчивый мираж правомерности "революционной целесообразности". Это верная дорога к режиму "единственной правильности", чреватому опасностью навязывания стране авантюрных "больших скачков", "нового порядка", с неизбежностью загоняющих Россию в очередной тупик. Требуется осознать, наконец, что моносистема —это всегда смерть системы, путь к социальной атрофии и энтропии.
Замечательный русский поэт Вяч. Иванов верно подметил: основная причина раздробленности мира заключается не столько в драматическом взаимоотталкивании ненавистного, сколько в трагедии противоречивой, убийственной расправы соприродного, друг друга дополняющего. Политика в России не будет серьезной и ответственной, если она не усвоит простейшей механики политического и идеологического взаимодействия, только и позволяющего движение в сторону преодоления конфронтационности на базе общесистемных исторических потребностей.
Императив интегративности имеет не только российские измерения. Основные политические идеологии: либерализм, консерватизм, социализм дают свой вариант стратегии решения насущ-* проблем современного мира в целом. Однако в "Эру риска", в вторую вступило человечество, с обострением глобальных проблем, ;е Перспективы, предугаданные сторонниками тех или иных школ ^правлений, представляются релевантными, поскольку идет как
щества вырастают из мощного основания, которое, как представд ется, у нас уже сложилось. Как приоритетную стоило бы, очевида выдвинуть концепцию национальных, государственных, а еще луч ше национально-государственных интересов России, которая мо жет стать цементирующей для общества, придать новые импульск процессу обновления страны, заложить основы для утверждения действенной интегративной идеологии.
Какими же видятся реальные слагаемые такой идеологии'' Концепция национальных интересов и приоритетов России рассматривается многими учеными в роли своебразной "идеи-рамки", способной обеспечить консенсусную связь между приверженцами различных идеологических убеждений, мировоззренческих ориентации.
Во что это может вылиться на практике и, очевидно, раньше или позже выльется, если иметь в виду образцы и нормы развитой политической культуры, демонстрируемой сегодня целым рядом стран? Политической культуры, где неотъемлемой ее чертой стала идея беспрерывного обновления и совершенствования органических структур, что привело к превращению всех идеологий в идеологии открытого типа, конкурирующие между собой не на основе отторжения альтернативных ценностей, а на основе адаптации их к собственной модели. В результате консерватизм здесь стал социальным и либеральным, либерализм —социал-демократическим, а социал-демократия —- либеральной, и все они так или иначе восприняли парадигму таких ценностей, как законность и нравственность, гуманизм, ненасилие, равноправие партнеров в смысле стартовых возможностей граждан, групп, партий.
Имеет ли сегодня в России любая из классических идеологий шансы на единичную победу? Может ли таковым быть социализм (даже если он откажется от своих фундаментальных форм) в силу мощного вызова со стороны либерализма с его пиететом к личностному раскрепощению? Либерализм —в стране с устойчивым этносоциальным архетипом, традиционно ориентированным на ценности коллективизма (вспомним, что об исконной "социалистичности русского мужика писал не только и не столько В. И. Ленин, но и П. А. Столыпин, П. Н. Дурново)? Консерватизм, который в массовок сознании вообще ассоциируется с чем-то реакционно застойным -
Между тем разве консерватизм своими идеями о фундамен'
тальных ценностях человеческого общежития, об органическом *а
рактере общественного развития, о значении преемственности обновления социальных связей, передающихся от предков к пото"1
кам, не обогатил коллективный разум мира? Чему иному, как
либерализму, принадлежит великая историческая заслуга в ос°->^ нании приоритетности личностного начала, свободы и ответстве дит
ния. Будучи плюралистичным в своей основе, формирование его различных вариантов идет в рамках существующих идейно-полц-тических течений, которые отражают своеобразие духовного и куль, турного опыта различных субъектов политики. Стратегические дол_ говременные интересы человечества требуют учета планетарной парадигмы развития и включения вытекающих из нее положе-ний в основные политические идеологии современного мира. Это особенно важно, поскольку формируемые подобной парадигмой идеи реалистического планетарного радикального гуманизма могут способствовать расширению политических интегративных процессов. Общество, поскольку оно всегда ставит перед собой определенные цели, т. е. выступает как система с отрицательной обратной связью, непременно должно включать в себя три механизма: консервативный (стабилизирующий, сохраняющий), оперативный (движущий, обновляющий) и демпферный (уравновешивающий, смягчающий). Именно оптимальное сочетание этих механизмов и может дать единственно гарантии для предотвращения столкновения полярных сил в России и мире, не допустить принятия экстремистских решений, осуществления авантюристических действий. И хотя нынешняя ситуация и дает повод для сарказма, перспективной в историческом плане политической силой может стать лишь та, которая своевременно проявит готовность к широкому взаимодействию со своими политическими оппонентами, утвердит активную линию в проведении политики гражданского мира и национального согласия в стране. В этом —залог действительно прочной основы под новым общественным миропорядком, той меры общественного единства, той степени общественной поддержки, без которых и думать нечего об успехе реформ в стране.
Лекция 10. Субъективные основы и субъекты политики
§ 1. Субъективное и объективное в политической жизни
Весьма вероятно, что название лекции в своей первой части вызовет некоторые сомнения в правомерности употребления понятия "субъективные основы" применительно к политике в положительно-утвердительном смысле. Действительно, некоторые основания для этого имеются. На уровне обыденного сознания "субъективное" и "субъективизм" нередко воспринимаются как нечто ошибочное, тенденциозное. Однако на теоретическом уровне в это понятие вкладывается иной смысл: оно характеризует субъективный фактор общественной жизни, включающей ряд составных частей, в том числе и систему субъектов, к которым может быть применено понятие "субъектности".
Субъективное в своей сущностной определенности выражает активное, деятельностное начало, относящееся к субъекту. Оно ведет свое происхождение от латинского "subjectus", означающего то, что является носителем предметно-практической деятельности. В современных условиях субъект осмысливается прежде всего как человек, обладающий способностью к деятельности и активно действующий, что сразу вызывает вопрос: является ли субъектом только человек или же наряду с ним субъектом может быть признано некое множество людей? В словаре русского языка Ожегова сказано следующее: "Субъект: в философии (выделено нами. —Е. А.) познающий и действующий человек, существо, противостоящее внешнему миру как объекту", или же: "Человек как носитель каких-либо свойств". Последнее иллюстрируется юридическим понятием человека как субъекта права'.
В философском энциклопедическом словаре уже говорится, что /бъектом может быть как индивид, так и социальная группа, но при этом указывается, что подлинным субъектом истории являют-'•я народные массы, как основная сила, творящая и революционно Преобразующая мир культуры и социального бытия. Согласно тайму пониманию получается, что есть субъекты подлинные и не-1оДлинные. К сожалению, философская энциклопедия не вносит 'сность в вопрос о том, чем отличаются первые от вторых и каковы критерии подлинности. По смыслу получается, что отдельный че-быть субъектом общественной жизни не может. Он может быть только объектом внешних по отношению к нему сил. Находясь в жестких рамках ортодоксального марксизма, советская философская мысль не могла сказать о том, что в тоталитарном обществе ни народ, ни человек не могли быть ни субъектами, ни источниками власти, а были лишь объектами манипулирования со стороны государства и его институтов.
Если иметь в виду индивидуального субъекта, то есть два значения этого понятия: человека действующего и человека как носителя определенных свойств. При этом в первом случае человек рассматривается не только в качестве субъекта, но и в качестве объекта общественных отношений. Человеку присуща, определенная степень проявления субъектности. Он совсем не обязательно должен быть субъектом во всех сферах и случаях общественной жизни, но объектом он будет всегда, поскольку живет в обществе и из-под его влияния высвободиться не может. Отсюда переход ко второму из указанных значений индивида: к человеку как носителю определенных свойств и интересов.
Вопрос о субъектах политики, имеющий первостепенное значение для политологии, нельзя решить без анализа таких категорий, как "субъективное" и "объективное", и тех явлений, которые они выражают. Если объектом называется то, на что направлена деятельность субъекта, то "объективное" имеет более широкое значение, охватывая все то, что существует независимо от субъекта. Чаще всего при этом имеется в виду не столько сама объективная реальность, сколько объективные законы, которым подчиняется эта реальность и которые не зависят от субъектов. Иначе говоря, субъект может влиять на объект, но возможности и пределы этого влияния ограничены объективными законами, внутренне присущими каждому объекту. Речь, следовательно, идет о том, насколько действия самих людей соответствуют этим законам.
В своей повседневной жизни люди имеют дело с социальными нормами, но их связь с объективными законами осознается далеко не всеми, да и связь эта не носит характера определенности, поскольку те или иные нормы порой устанавливаются произвольно на основе субъективных предпосылок. Пренебрежение законам»1 жестоко мстит, что хорошо видно на обострении экологических проблем. Конечно, общество во многом отличается от природы, но и £ нем действуют объективные законы, хотя они не проявляются здес' столь отчетливо и столь независимо от людей, как в природе. И' этом основании порой высказывается сомнение в том, подчиняютс ли вообще общественные явления, в том числе и политические, объ ективным закономерностям? Однако это сомнение разделяется Да леко не всеми. Большинство обществоведов полагают, что общес венная жизнь развивается по своим внутренним законам, не n<v властным воле людей. Вот что по этому поводу пишет извес
философ и политолог А. Зиновьев: "Социальные законы суть то в ясизни людей и человеческих сообществ, что при определенных условиях имеет место с необходимостью, причем независимо от того, осознают люди эти законы или нет. И с этой точки зрения социальные деления принципиально не отличаются от явлений природы"1. В данном случае он полемизирует с идеологией западного общества (он называет ее "западнизмом"), которая отрицает наличие в общественной жизни объективных законов, аналогичных законам природы. РЕсли политика как социальное явление подчиняется объективным законам, то субъективизм в политике эти законы игнорирует, что порождает немало отрицательных последствий. В сознании людей существуют различные представления о соотношении субъективного и объективного, часто преувеличивающие либо одну, либо другую сторону. Одни пасуют перед необходимостью, другие, наоборот, с ней мало считаются. Тем, кто обладает значительной властью, кажется, что их субъективные возможности беспредельны, и они действуют в соответствии с такой установкой, а тем, кто такой власти лишен, остается лишь переживать свое бессилие перед ходом вещей. Примером крайнего субъективизма может служить культ личности, пережитый нашей страной. Однако было бы неверным полагать, что культ был свойствен только социализму. Это явление более широкое, поистине международное. Сошлемся снова на А. Зиновьева. "На Западе, —пишет он, —издевались над культом личности в коммунистических странах. Но на самом Запа-£ это же самое делается в масштабах, в сотни раз превосходящих эти страны. Тут постоянно создается и поддерживается культ заурядных президентов, премьер-министров, генералов, профессоров, киноактеров, спортсменов и даже преступников. Тут существует *елая индустрия производства выдающихся личностей, причем Индустрия настолько мощная, что западное общество можно счи-т*ть культистским. А ведь это есть не воздание должного тому, что №лали люди, а идеологическая работа по оболваниванию населе-Шя. Людям ежеминутно по бесчисленным каналам вдалбливается беждение, будто их общество и его эволюция суть результата уси-•й этих выдающихся личностей"2.
Итак, нельзя не признать, что есть намерения людей и есть •езультаты осуществления этих намерений, которые не всегда сов-'ОДают. Известны ставшие почти афоризмом слова одного государ-Венного деятеля: "Хотели как лучше —получилось как всегда", сожалению, автор этого изречения ничего не сказал о причинах 'ого феноменального парадокса, а они —в недостаточном теоре-Ческом обосновании проводимых политических актов в отсутст-1е просчетов их результатов.
»Иновъев А. Запад. Феномен западнизма. М., 1955. С. 291. же. С. 290.
При анализе соотношения субъективных и объективных факторов в политике необходимо учитывать еще одно обстоятельство —интересы людей, как субъективные, так и объективные. Эт0 требование относится и к тем, кто управляет, и к тем, кем управляют. И к тем и к другим относится проблема осознания интересов Объективные интересы, если взять, например, человека —одно, а то, что человек думает и говорит о них, бывает другим. Этот вопрос нуждается в пояснении. Интересы личности в обычном понимании связываются с выражением различных потребностей человека, с его деятельностью: интерес к чему-либо, например, к работе, к спорту, искусству, наконец, —к политике. Но личные интересы имеют и другой, более скрытый смысл, связанный с социальной сущностью человека. В отличие от первых они имеют объективное содержание, связанное с тем, что человек живет в обществе и не может объективно выключиться из сферы общественных интересов, в том числе и политических. "Можно не заниматься активной политической деятельностью, но нельзя уклониться от всепроникающего воздействия государственных институтов, —пишет О. Шабров, —нельзя не иметь того или иного отношения к ним и никак это отношение не выражать"1.
Если человек живет в обществе, значит, интересы общества включаются в системы его личных интересов независимо от того, осознает он это или не осознает. Со своей стороны и общественные интересы имеют объективное содержание, и субъективное выражение. Эти объективные интересы, по идее, должны быть связаны с интересами отдельных людей.
Сочетание личных и общественных интересов должно осуществляться с учетом их объективного содержания, но на практике оно чаще всего осуществляется на другой, субъективной основе, обязывающей личность подчинять ее интересы —общественным. При этом государство всегда стремится представить свои интересы как всеобщие, как интересы всех. В таких случаях автономность личности ограничивается —ее социально-политические права нарушаются, и вопрос о человеке как субъекте политики снимается.
Объективные интересы личности определяются и не могут не определяться объективными закономерностями той общности, в которой он живет и действует: прежде всего это государство.
В марксистской теории проблема субъективного и объективного определялась, исходя из основного вопроса философии, т. е-соотношения сознания и бытия. Обосновывая зависимость сознания от бытия, марксизм в то же время отстаивал почти безграничны6 возможности сознательного изменения людьми общественной Ж*13' ни при условии их действий в соответствии с ее объективным11 законами. Ясно, что при таком подходе резко возрастала роль субъе1С"
Шабров О. Политическое управление. М., 1997. С. 126.
(„^ политики и субъективных начал в ней, хотя марксизм всегда рыступал против субъективизма в политике, но только в аспекте отхода от закономерностей общественного развития, открытых и сформулированных в марксистской теории. Отсюда проистекала вера в почти безграничную созидательную силу политики, особенно партийно-государственную, якобы способную планомерно обеспечивать прогрессивное развитие общества в интересах широких слоев трудящихся. Эта вера породила немало социальных утопий, весьма привлекательных для широких масс, ожидавших от властей всяческих благ, но оказавшихся не более чем иллюзией.
Парадокс состоял в том, что, обосновывая зависимость субъективного от объективного, политики от экономики, марксизм придавал в большинстве случаев именно политике решающее влияние во всех сферах общественной жизни, в том числе и в экономике. Это отмечал в свое время еще Бернштейн: "То самое учение, которое исходит из мысли, что экономика оказывает влияние на власть... становится настоящей верой в чудесную созидательную силу власти"1. По сути дела в марксизме решающую роль играл классовый субъективизм, поскольку все развитие общества сводилось к борьбе классов и к руководству обществом со стороны рабочего класса. Анализ соотношения политики и экономики не входит в задачу данной лекции, но мимо этого соотношения нельзя было пройти, поскольку в нем хорошо просматривается практическое значение субъективного и объективного. Известно, что либеральные концепции общественного развития ограничивают функции государства, рассчитывая на способность рынка стихийно регулировать экономическую жизнь при минимальном воздействии политической власти, в отличие, скажем, от социально-социалистических концепций, которые, наоборот, отводят значительную роль государству в проведении эффективной социальной политики. Очевидно, что обе эти концепции в своих крайних проявлениях нарушают закон соответствия субъективного и объективного. Истина, по-видимому, лежит в сочетании социально ориентированной экономики и регулируемого рынка.
Продолжая анализ субъективного и объективного в политике, необходимо коснуться еще двух вопросов, с которыми приходится иметь дело в современной политической теории: с политическим субъективизмом и с субъективизмом в политике. Как отмечалось вь:ше, понятие "субъективизм" несет отрицательный смысл. С его помощью часто характеризуются предвзятые, ошибочные, самоволь-Ые действия, не учитывающие реальные обстоятельства. Часто это риводит не к разрешению возникающих в обществе противоре-Ий, а к их обострению, к выдвижению невыполнимых программ и Цач, попытки решения которых наносят непоправимый ущерб Зществу.
чит. по кн.: Коновалов В. К. Экономика и политика. Ростов-на-Дону: Из-'Тельство Ростовского университета, 1995. С. 54.
В прошлом отчетливо выраженным политическим субъективизмом отличались многие программы, проекты и решения, принимаемые Н. С. Хрущевым, обладавшим огромной политической властью-проект создания агрогородов в послевоенном советском государстве объединение колхозов и ликвидация "неперспективных" деревень ограничения подсобного хозяйства крестьян, ликвидация министерств и создание совнархозов, отправка ракетного вооружения на Кубу чуть было не вызвавшая ядерную войну, и др. Крайним проявлением политического субъективизма была провозглашенная Н. С. Хрущевым утопическая задача построения коммунизма в течение 20 лет, т. е. к середине 80-х годов. Не менее утопичной была и задача догнать и перегнать Америку по производству некоторых видов промышленной и сельскохозяйственной продукции.
Политический субъективизм недостаточно сводить к ошибочным решениям и действиям. Часто это настоящий произвол, порожденный безграничной властью. Существует выражение: "Политика —грязное дело". Здесь уже субъективизм принимает форму обмана, цинизма, безнравственности. Политический субъективизм, если он не является рассчитанной политикой, может быть объяснен, но не оправдан недостаточной общей политической культурой субъектов политики, а также негодными попытками применения в политике приемов и методов, присущих не политике, а другим сферам общественной жизни, или нежеланием воспринимать политику как специфическую науку.
Политический субъективизм следует отличать от субъективизма в политике. Субъективизм в политической деятельности, как практической, так и аналитической, нередко возникает спонтанно в деятельности тех людей, которые профессионально не подготовлены к этой деятельности, не обладают для нее необходимыми знаниями и опытом. Так происходит потому, что в политику часто вовлекаются люди —профессионалы в различных сферах общественной жизни, но не в политике.
Рассматривая политический субъективизм, нельзя не сказать несколько слов о проблеме объективизма, отражающего противоположную субъективизму тенденцию. Под объективизмом понимали отказ от социально-критических оценок действительности, °т" рицание ценностного подхода, духовно-нравственных и гуманистических истоков политической деятельности. В марксистской траДй' ции объективизм подвергался не менее жестокой критике, чем субъ' ективизм, но прежде всего за отказ от классового анализа и особенно от партийных выводов, хотя, как показала жизнь, многие пар" тийные выводы были далеки от научной объективности.
Итак, ни субъективизм, ни объективизм не являются и не дол* ны являться сущностной характеристикой субъектов политик Иначе политика никогда не будет ни наукой, ни искусством, °ст8 нется грязным делом, обслуживающим не интересы народа, а
ресЫ различных групп людей со своими, порой корыстными интересами.
§ 2. Субъекты политики: система и функции
Вопрос о субъектах политики последовательно вытекает из вопроса о субъективном и объективном. Однако в современных учеб-никах и учебных пособиях по политологии этот вопрос не получил должного отражения возможно потому, что авторы не считают его заслуживающим внимания в политических науках. Между тем в этой проблеме есть ряд вопросов, без освещения которых политологию вряд ли можно будет считать наукой и учебным предметом. Возьмем из этих вопросов два: кто является действующими лицами, т. е. актерами на сцене, именуемой политической жизнью? И кто пишет сценарии и организует постановку политических действий?
Разумеется, политическую жизнь лишь условно можно уподобить театральной сцене. Тем не менее, такое сравнение существует и является по существу классическим. "Весь мир —театр..." —утверждал великий Шекспир. Как бы вторя ему, не менее великий Маркс писал о людях как авторах и действующих лицах их собственной драмы1. В книге современного французского автора К-М. Денкена "Политическая наука" целый раздел посвящен ответу на вопрос: кто является актерами мира политики? Типологии социальных актеров посвящена глава в книге других французских социологов —М. Догана и Д. Пеласси "Сравнительная политическая социология". Строго говоря, отождествление субъекта с актером, хотя и образно, но некорректно с научной точки зрения, поскольку актер все же вынужден играть заданную или предписанную ему драматургом или режиссером роль. Писать пьесу ему не дано. Функции политического субъекта иные. Он должен быть творцом политики, должен иметь возможность оказывать влияние на власть.
Выше отмечалось, что понятие субъекта широко используется J Юридической теории и практике и что там оно относится к право-юму статусу личности. "Признавая гражданина субъектом права, "осударство определяет его правовой статус, характеризующий его 'сложение по отношению к государству, его органам, другим ли-
2. Поскольку политология имеет дело не столько с правовыми, »лько с политическими отношениями, речь должна идти о политическом статусе личности или социальной группы. Субъекты по-Итики имеют свои особые функции, не сводимые к функциям правым, хотя их действия регулируются правовыми отношениями и °Рмами. Все это говорит в пользу разграничения субъектов поли-и субъектов права.
, ---i-: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 138. "^Ридический энциклопедический словарь.
насильственное изменение основ конституционного строя. Не под-вергается сомнению положение Закона Российской Федерации "Qg образовании", которое запрещает "в государственных образовательных учреждениях, органах управления образованием создание и деятельность организационных структур политических партий, общественно-политических и религиозных движений и организаций" Подобный запрет распространяется на армию и другие структуры На этом основании нередко делается вывод о полном запрещении политической деятельности в вузах. С таким выводом вряд ли можно соглашаться, если политическую деятельность рассматривать в свете прав человека. Ведь из системы политической деятельности нельзя исключить право человека иметь и распространять любые свои убеждения, что предусмотрено ст. 29 Конституции Российской Федерации, а так же право проводить собрания, митинги, демонстрации. Подобная правовая норма содержится в ст. 18 и 19 Всеобщей декларации прав человека, принятой ООН в 1948 году. В ней сказано, что каждый человек имеет право на свободу убеждений, на свободное их выражение и распространение как единолично, так и сообща с другими, публичным или частным порядком, в том числе и в учении. Запрет этого права противоречит и Конституции и международным правовым нормам, с которыми Россия как член Совета Европы сейчас не может не считаться. Такой запрет опасен тем, что сводит на нет функции человека как субъекта политических отношений, запрещая ему заниматься политикой. Ведь строго говоря, обсуждение того или иного политического вопроса можно подвести под понятие политической деятельности, не исключая и изучение политологии.
Как было показано выше, под субъектами политики понимаются люди и организации, обладающие политической (государственной) властью или стремящиеся к ней. Исходя из этого следует различать понятия "субъект политики" и "политический субъект". К последним могут быть отнесены те люди и организации, для которых политическая деятельность не является профессиональной, но которые, тем не менее, участвуют в политической жизни и могут существенно влиять на нее. К ним относятся, например, профессиональные, творческие, научные, спортивные, религиозные и ДРУ" гие подобные организации. Строго говоря, к субъектам политики они отнесены быть не могут, поскольку политическая деятельность —не их сущностное качество. Как правило, эти организаций создаются не для борьбы за власть и не для выполнения ее функ~ ций, а для защиты, в том числе и от государственной власти, своих корпоративных интересов. Но полностью изолироваться от властк они не могут. Более того, в отдельных случаях они не только могу выполнять функции субъектов политики, но и активно в нее вме шиваться. Например, русская православная церковь, не являясь П своей сути субъектом политики, имеет определенные политически
„риентации. Архиерейский собор (1994 г.) заявил, что церковь воздерживается от поддержки деятелей, находящихся у власти. Хотя Традиционно русское православие всегда поддерживало власть, ссы-лаясь на библейское изречение: "всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога: существующие же власти от Бога установлены". Сейчас священнослужителям предписано воздерживаться от выдвижения своих кандидатур в органы власти1.
С другой стороны, церковь порой делает те или иные политические заявления, вызывающие значительный общественный резонанс, выступая по существу в роли политического субъекта. Не так давно Патриарх Всея Руси Алексий Второй принес покаяние немецкому народу "за насаждение тоталитарного режима в ГДР". Это покаяние было оценено широкой общественностью как политический акт. Открыто выступил на президентских выборах в Польше в поддержку одного из кандидатов костел. Правда, это не принесло ему успеха.
Основные взаимоотношения людей в общественной жизни могут быть рассмотрены в двух координатах: вертикальной, собственно политической, и горизонтальной —социальной. Если представить общество в виде пирамиды, вершину которой составляет государственная власть, а основание —народные массы, то сверху вниз от субъектов власти к их объектам идут политические импульсы, определяя отношения политического управления и подчинения. Но в государственной пирамиде есть другие, горизонтальные отношения между людьми. Эти отношения не носят ярко выраженного политического характера и называются социальными. Но неполитические по своей сути социальные общественные отношения могут при определенных условиях приобрести политическую иправленность, поскольку регулируются законами. Точно также и политические отношения могут иметь социальный аспект.
Итак, политические и социальные отношения нельзя рассмат-
>ивать как абсолютно независимые друг от друга. В чистом виде
И существуют лишь теоретически. Если, например, государство
ринимает тот или иной закон, то это действие политическое, хотя
Ют закон может касаться чисто социальной проблематики. В свою
чередь, социальные группы, с какими бы целями они ни были соз-
&ны, почти всегда сталкиваются с политикой. Заметим, что соци-
Льные отношения характеризуют гражданское общество. Следо-
ательно, правомерен вопрос о неполитических субъектах граж-
ЯаНского общества.
Вертикальные (политические) отношения имеют четко выра-*нную субординацию и иерархию субъектов политики. В этой
-: Иваненко С. Социально-политическая ориентация русской право-*вной церкви // Власть. 1995. № 1. С. 57.