Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
А.Г. Маслеев, к. филос. н., доц.
Уральская государственная
юридическая академия
ИННОВАЦИОННА ЛИ ЭТИКА ПО СВОЕЙ ПРИРОДЕ?
Всегда ли нужен инновационный подход в окружающей нас жизни? Вопрос вовсе не кажется нам столь однозначным. Есть, например, сфера экономики, хозяйственной жизни, техника и технологии, где динамика и темп изменений настолько высоки, что промедление в полтора-два десятилетия способны привести к отставанию, которое, возможно, уже не удастся наверстать. В то же время прошлый опыт Японии и современный опыт Китая свидетельствуют, что историческое время способно быть как тягуче неторопливым, так и динамично подвижным, когда отдельные народы способны за короткий срок пройти тот же путь, что и иные народы за столетия своего развития.
Жизнь человека из поколения в поколение складывается из сочетания традиций и новаций. Отсутствие должного уважения к традициям и стремление все и вся вокруг преобразовать в соответствии с нашими представлениями, рано или поздно, но неизменно порождают, духовный вакуум. С одной стороны, происходит размывание правил, по которым живем мы и окружающие нас люди; с другой, возникает устойчивая неуверенность в завтрашнем дне, лишенном ясных и крепких оснований в нашем сегодняшнем существовании.
Возьмем на себя смелость предположить, что именно в вопросе соотношения традиций и новаций область духовной жизни и морали, в особенности, существенным образом отличаются от иных сфер социального существования. Мораль консервативна в своей основе, поскольку она опирается на тот пласт социального опыта, который накоплен и апробирован множеством предшествующих поколений людей. Она оказывается последним оплотом, прибежищем в условиях, когда, кажется, что потеряно все, рушится привычный заведенный порядок вещей. Нравственные убеждения и нравственный выбор самого человека становятся единственным фактором, определяющим устойчивость его индивидуального существования.
Проблема бытия морали в современном обществе и рефлексия трудностей, с которыми сталкивается индивидуальное нравственное сознание, может быть понята как своего рода сбой процесс опредмечивания и распредмечивания, проявляющийся на всех уровнях социального бытия. И общество в целом, и носители группового сознания, и отдельные люди способны внимать моральной проповеди до тех пор, пока она непосредственно не затрагивает их собственные интересы. Опредмечивание, если конкретизировать его в механизмах социализации, воспитания, обучения, работает постольку, поскольку не требует напряжения мысли и чувств, не предполагает анализа своих поступков, побудительных мотивов, наших целей и средств, к которым мы готовы прибегнуть для их достижения.
Как в прошлом, так и в настоящем попытки распредмечивания были связаны с риском не быть услышанным, а в худшем случае вовсе подвергнуться гонениям. Новозаветный Иисус пытался достучаться до сознания каждого человека, но толпа слушала его лишь до той поры, пока он являл разного рода чудеса и ей (толпе) ничего не угрожало. Те же самые люди отреклись от него, как только почувствовали опасность для себя, проистекавшую из произносимой им моральной проповеди. Моральная истина, которую нес людям Иисус, даже его собственными учениками в тот момент не была воспринята до конца. Полагать, что современный человек более озабочен проблемами морали, нежели две тысячи лет назад, на наш взгляд, было бы большой натяжкой.
В своей повседневной жизни люди отягощены насущными заботами, практическими соображениями, стремлением продвинуться вперед или хотя бы не утратить то, чем располагают. Мораль для человека всегда избыточна, вызывает большее или меньшее неудобство. Она тревожит, поскольку сопряжена с велениями долга, нравственным выбором, соотнесенностью поступков с совестью, честью, достоинством. Сократовский призыв «Познай себя!» заключает в себе требование распредмечивания, то есть необходимость перевода ранее усвоенной суммы нравственных знаний из пассивной в активную форму. Для большинства людей это составляет существенную проблему, поскольку предполагает как наличие потребности, так и способности к нравственному самоопределению.
Был ли назаретянин новатором в морали? Вероятно, и да, и нет. Многие поступки великих моралистов кажутся чем-то из ряда вон выходящими именно потому, что большинство пребывает в состоянии того что есть, забыв о том, как должно быть. Распредмечивания не происходит, поскольку нет потребности в нем, а любая попытка, обращенная к сознанию людей, воспринимается вызовом существующим порядкам. Нередко смутьянов обвиняют в покушении на духовные устои, традиции. В действительности, любая власть лицемерит, поскольку прекрасно понимает, что наличное состояние и практикуемые нравы могут заметно отличаться от традиционных ценностей общежития.
В самом деле, откуда взяться так называемым духовным скрепам, о которых нередко толкуют правители, если именно сама власть зачастую проводит политику, подрывающую духовные устои жизни. Вопреки традициям справедливости, милосердия, взаимопомощи, всегда присутствовавшим в социальной жизни, культивируется беззастенчивый культ стяжательства, ненависти, жестокости. Посыл вполне понятен массе, приученной к тому, чтобы потреблять и развлекаться. Страдания ближнего не воспринимается значительной частью людей именно по причине, что не видеть и не слышать, не выражать свое несогласие с существующим порядком оказывается выгодно и удобно. Накопленный в предшествующий период моральный опыт, как и стремление жить не по лжи, к которому призывал А.И. Солженицын, оказывается в этом случае заметно не востребованы.
Распредмечивание сопряжено со способностью отдельного человека подняться над обыденностью, увидеть неустроенность социального порядка и ощутить внутренний моральный дискомфорт. В любую эпоху находятся люди, способные подняться над порабощающей повседневностью. А. Шопенгауэр писал, что такой человек «переживает рядом с личною жизнью еще вторую интеллектуальную, которая мало-помалу становится для него собственно целью, а первая лишь средством к цели…»1. Еще дальше в этом вопросе идет Х. Ортега-и-Гассет, полагавший целесообразным подразделить все «человечество на два класса: на тех, кто взваливает на себя тяготы и обязательства, и на тех, кто не требует ничего и для кого жить — это плыть по течению, оставаясь таким, каков есть, не силясь перерасти себя»2. Выход из этой противоречивой ситуации может быть двояким. Условно обозначим существующие варианты преодоления этого противоречия, как активный и пассивный.
Активный вариант связан с открытым разрывом, протестом, демонстрацией своего отказа соглашаться с тем, что большинством людей принимается как привычное, само собой разумеющееся, соответствующее традиции. В своем стремлении соединить слово и дело, убеждения и поступки, пробудить общество от спячки сторонник активного варианта готов пожертвовать и собой, если это понадобится. Такова, в частности, позиция евангельского Иисуса. Известная притча об изгнании торгующих из храма, на первый взгляд, может быть воспринята как свидетельство о своего рода кощунстве, имеющем своей целью оскорбить нравственные и религиозные чувства пришедших в храм людей. В действительности, Иисус в такой вызывающей форме восстанавливает некогда попранный порядок, возвращая внутреннюю и духовную жизнь храма к исходной традиции. Руководствуясь моделью пресловутой политкорректности, ему следовало бы в современных условиях буквально закрыть глаза на аморализм ситуации. В противном случае, преследование за нарушение общественной нравственности и нарушение порядка в храме, суд, наказание за содеянное. С этой точки зрения, соотношение традиционности и новации в понимании Иисусом религиозной морали оказывается проблемно и неоднозначно.
Пассивный вариант связан с разграничением требований, которые индивид предъявляет к себе, и теми, ограничиться которыми он готов в применении к окружающему его миру. Эта позиция с наибольшей рельефностью проявила себя в философии позднего стоицизма, связанного с именами Сенеки, Марка Аврелия и Эпиктета. Модель поведения, которую мыслитель-стоик примеряет к себе, соотносится с мерками самого высокого уровня. В этом ему помогает философия в ее преломлении к человеку, его моральным принципам, убеждениям, стремлении разобраться в мотивах собственных поступков. Говоря о целях занятия философией, Сенека, обращаясь к Луцилию, писал: «Этот путь откроет перед тобою философия. Обратись к ней, если хочешь не знать ущерба, быть безмятежным, счастливым и, главное, свободным. Иным способом этого не достичь». В другом месте он же говорит, что «в руках философии — царская власть», и только она «разбудит нас… заставит нас стряхнуть тяжелый сон»3.
Этика с ее неожиданными и порою неудобными для восприятия вновь открывающимися истинами не может быть обращена к массе, толпе. Ее главный адресат — общество, в границах которого формируются гражданские, в том числе нравственные, чувства личности. Ее предмет — пробудившееся либо, как минимум, пробуждающееся моральное сознание. Применительно к нашему времени вполне современно звучит мысль Сенеки: «Развитие человечества не находится еще в столь блестящем состоянии, чтобы истина была доступна большинству»4. Встречу этики и толпы вполне можно уподобить ситуации, когда туземец впервые видит, например, радиоприемник. Как понять то, что не вызывает никаких ассоциаций и скрывает в себе непостижимую тайну? Еще Конфуций высказался по этому поводу следующим образом: «Народ можно заставить повиноваться, но нельзя заставить понимать почему»5.
Дело, однако, не ограничивается способностью воспринимать этически заостренную информацию. Людям свойственно с опаской и даже долей озлобления взирать на правдолюбцев, своей моральной проповедью стремящихся пробудить их ото сна. Новозаветный Иисус, открыто проповедовавший идею любви и всепрощения, был распят под одобрительные возгласы толпы, с не меньшим энтузиазмом внимавшей ему незадолго до этого. К смерти был приговорен согражданами Сократ, виновный в том, что вносил беспокойство в души простых сограждан. Из опыта более близкой истории можно вспомнить ожесточенную травлю, которой подвергался Л.Н. Толстой. Отсюда, резюме известной позиции стоиков, сформулированное Сенекой: «Пусть изнутри мы будем иными во всем — снаружи мы не должны отличаться от людей. Будем делать все, чтобы жить лучше, чем толпа, а не наперекор толпе, иначе мы отпугнем от себя и обратим в бегство тех, кого хотим исправить»6.
Впрочем, стремление человека придерживаться высоких нравственных принципов, невидимой стеной отгородившись от практикуемых в окружающей действительности нравов, вовсе не является такой чудодейственной панацеей, позволяющей сохранить личную моральную чистоту. Возьмем, к примеру, такое классическое произведение отечественной литературы, как повесть А.С. Пушкина «Капитанская дочка». Завязка, исходя из которой, выстраивается весь последующий сюжет, выглядит как случайная встреча молодого дворянина Петруши Гринева и путника-оборванца, который помогает в пургу найти правильную дорогу к постоялому двору. В благодарность юноша дарит явно нуждающемуся человеку тулупчик. Впоследствии незнакомец оказывается находящимся в розыске государственным преступником Емелькой Пугачевым, учиняет бунт, в результате которого погибает множество, в том числе, ни в чем не повинных людей.
Характерно, что Гринев, руководствуется личными мотивами, нравственным долгом по отношению к молодой девушке. Он мало задумывается о том, как его последующие поступки выглядят с точки зрения общепринятой морали, и их юридической квалификации. Между тем, согласно Уголовному кодексу РФ в ч. 5 ст. 33, лицо, которое своими действиями объективно содействовало совершению преступления, является соучастником преступления, точнее говоря, пособником в той мере, в какой способствовало «устранению препятствий» к его совершению. Впрочем, для квалификации лица в качества пособника необходимо и наличие субъективной стороны, то есть умысла, каковой у Гринева, как мы знаем, совершенно отсутствовал. Ситуация же нравственного конфликта традиционных ценностей и нравственного выбора остается, следовательно, присутствует некое пространство для проявления этических новаций. Следование велениям личного долга ведет героя повести к столкновению с корпоративной этикой сословия, а при переводе этого конфликта в правовое поле, едва не заканчивается для него трагически.
Надо ли подавать милостыню, оказывать помощь нуждающимся, проявлять милосердие к незнакомым людям, если это впоследствии может быть оценено в терминах уголовного права и, к тому же, не относится к сфере наших непосредственных обязанностей? Или же следует пройти мимо, руководствуясь тем, что среди попавших в трудную житейскую ситуацию значительную долю составляют люди нравственно не безупречные, а то и вовсе находящиеся не в ладах с законом. В последнем случае, руководствуясь самыми что ни на есть благородными мотивами, уже мы сами можем оказаться в противоречивых отношениях с законом. Между тем, еще Савельич, следуя своему житейскому опыту, нежели морали, предостерегал молодого и склонного к необдуманным поступкам барина от проявления простых человеческих чувств. Элементарная осторожность, а в каких-то случаях страх, так же оказываются факторами, объективно ограничивающими стремление к распредмечиванию, переводу морали из формы ее объективного бытия в сферу субъективного опыта индивида.
Проблема распредмечивания присутствует, конечно, на разных уровнях. Этика оказывается инновационной в той мере, поскольку позволяет индивиду, группе или даже обществу как некоторой целостности раскрыть содержание, заключенное в нравственных ценностях. Задача оказывается тем более актуальной, что существует тенденция интерпретации морали средствами права. Так, например, присяга судьи содержит обязательство «быть беспристрастным и справедливым, как велят мне долг судьи и моя совесть» (ст. 8 ФЗ «О статусе судей в РФ»). Присяга прокурора акцентирует внимание на необходимости «быть образцом неподкупности, моральной чистоты, скромности» (ст. 40.4 ФЗ «О прокуратуре РФ»). ФЗ «Основы законодательства РФ о нотариате» в ст. 14 опять-таки апеллирует к принятию обязательства действовать «в соответствии с законом и совестью, хранить профессиональную тайну, в своем поведении руководствоваться принципами гуманности и уважения к человеку». Даже из приведенного перечня видно наличие некоего запроса, содержащегося в нормах законодательства. И если интерпретация соответствующих принципов, совместно используемых в этике и юриспруденции, имеет достаточно длительную и содержательную историю, то переводимый в практическую плоскость вопрос правоведов, чем измерить совесть или честь, по-прежнему продолжает оставаться остро актуальным.
1 Шопенгауэр А. Афоризмы и максимы // Афоризмы и истины. М.; Харьков, 2000. С. 488.
2 Ортега-и-Гассет Х. Восстание масс // Избр. тр. 2-е изд. М., 2000. С. 46.
3 Сенека Л.А. Письма Луцилию // Наедине с собой. Симферополь, 1998. С. 74, 92.
4 Сенека Л.А. О счастливой жизни // Римские стоики: Сенека, Эпиктет, Марк Аврелий. М., 1998. С. 242.
5 Беседы и суждения Конфуция. Изд. 2-е. СПб., 2001. С. 274.
6 Сенека Л.А. Письма Луцилию. С. 24.
© Маслеев А.Г., 2013
PAGE 67