Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
ФИЛОСОФИЯ
ВВОДНЫЙ КУРС ЛЕКЦИЙ
Москва
Российский университет
дружбы народов
2006
ФИЛОСОФИЯ
ВВОДНЫЙ КУРС ЛЕКЦИЙ
Москва
Российский университет
дружбы народов
2006
Коллектив авторов:
Гречко П.К. (Введение, Тема 7), Волгин О.С. (Темы 11, 12, 15, 18), Орехов А.М. (Темы 13, 16), Рудановская С.В. (Темы 6, 8), Курмелева Е.М. (Темы 3, 4, 5, 10), Тагиров Ф.В. (Темы 1, 2, 9, 14), Бондарь О.Ю. (Тема 17).
Философия. Учебно-методическое пособие. – М., Изд-во РУДН, 2006. – 178 с.
Подготовлено на кафедре социальной философии факультета гуманитарных и социальных наук РУДН.
© Коллектив авторов, 2006 г.
© Издательство Российского университета дружбы народов
сОДЕРЖАНИЕ
|
[0.1] ПРЕДИСЛОВИЕ [0.2] ТЕМА 1. ФИЛОСОФИЯ, ЕЕ ПРЕДМЕТ, МЕТОД, ФУНКЦИИ [0.3] ТЕМА 2. ВОЗНИКНОВЕНИЕ ФИЛОСОФИИ: [0.4] МИФ, ЛОГОС И ПРОБЛЕМА МНОЖЕСТВЕННОСТИ ФИЛОСОФСКИХ КУЛЬТУР [0.5] ТЕМА 6. ПОЗНАНИЕ, ЕГО ВОЗМОЖНОСТИ И ГРАНИЦЫ [0.6] ТЕМА 7. МЫШЛЕНИЕ И ЯЗЫК [1] ТЕМА 8. НАУКА, ТЕХНИКА И ОБРАЗОВАНИЕ В СОВРЕМЕННОМ ОБЩЕСТВЕ [1.1] ТЕМА 9. ЦЕННОСТИ В ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА И ОБЩЕСТВА [1.2] ТЕМА 11. ПРИРОДА ЧЕЛОВЕКА: СОВРЕМЕННЫЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ [1.3] ТЕМА 12. СВОБОДА ЧЕЛОВЕКА: УСЛОВИЯ, ГРАНИЦЫ, ПЕРСПЕКТИВЫ [2] ТЕМА 13. СПРАВЕДЛИВОСТЬ В СТРУКТУРЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЫТИЯ [2.1] ТЕМА 14. СМЫСЛ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА [2.2] ТЕМА 15. ОБЩЕСТВО И ЕГО РАЗВИТИЕ [2.3] ТЕМА 16. СОВРЕМЕННОЕ (ПОСТИНДУСТРИАЛЬНОЕ) ОБЩЕСТВО И ЕГО ПРОФИЛИ [2.4] ТЕМА 17. ГЛОБАЛИЗАЦИЯ И ЕЕ ПРОБЛЕМЫ [2.5] ТЕМА 18. РОССИЯ И СОВРЕМЕННЫЕ ВЫЗОВЫ ИСТОРИИ [2.6] ПРИЛОЖЕНИЕ |
В исходном своем смысле лекция есть устное изложение учебного материала или какой-нибудь темы. Что дает или что добавляет к такому изложению текст лекции? Оказывается, многое.
В противоположность текучести устного изложения текст несет с собой фиксируемость, а значит, большую структурность, внятность, дисциплинированность, прозрачность. Фиксируемость – это, по-другому, аналитичность, без которой невозможен переход от мифа к логосу в любом познавательном процессе. Точность мысли существенным образом зависит от распознаваемости выражающих ее знаков. В написанном (записанном) слове «членораздельности» больше, чем в устном. В устном языке некоторые звуки неразличимо сливаются, тогда как в тексте – языке письменном, они всегда сохраняют свою различительную самостоятельность. Текст увеличивает число различений (различий), которые легче в таком виде использовать, сохранять и припоминать. Отталкиваясь от пословицы «слово не воробей, вылетит – не поймаешь», можно сказать, что текст есть та сеть, в которую это слово все-таки попадает. Да, философия возникла в рамках устной традиции (Сократ – олицетворение философии, беседовал, говорил, а не писал), но существовать и развиваться она может только в «письменной» среде.
Будучи знаковым многообразием, текст прекрасно справляется с задачей выражения нюансов и деталей, играющих ничем не заменимую роль в философском осмыслении мира, особенно мира социального, где дифференциации и различения часто более продуктивны, чем тождества и единства. Кроме того, текст не требует немедленной реакции понимания, как в случае устной коммуникации, понимание здесь можно откладывать на лучшие времена, когда появится, будет больше свободного времени и концентрации интереса-внимания. Снимая непосредственность устного общения, но препятствуя забвению, текст ускоряет, делает более эффективным обучение.
В ходе учебного процесса у студентов/студенток появится еще один текст – конспект «живой» лекции преподавателя. Предлагаемые тексты лекций являются развернутыми конспектами (записью мыслей) самих преподавателей. Сравнение этих двух текстов, наверняка, выявить различия, требующие устранения, а заодно и углубления в изучаемый материал.
Наконец, работа с текстом и над текстом развивает умение читать и понимать – умение, высоко ценимое в любом деле, во всех областях человеческой жизни. Именно текст, его чтение и понимание развивают абстрактную понятийность – то, без чего невозможно мышление, по традиции и совершенно справедливо называемое абстрактным.
Итак, можно смело настаивать на том, что предлагаемые тексты лекций имеют вполне определенное назначение и по праву займут достойное место в учебно-методическом оснащении университетского курса философии.
Цель предлагаемого курса лекций – содействие формированию у слушателей рефлексивной («осмысленной») культуры бытия, в которой с определенностью выделяются такие составляющие, как мировоззрение, методология и продуктивное воображение. С точки зрения ценностных ориентаций речь идет о становлении трех идентичностей: собственно специалиста, гражданина и человека. Компетентность специалиста – это особая идеология, идеология профессиональной чести, доверия к разуму и его аргументам, вера в возможность совершенствования человеческой природы и т. д. Главное здесь – профессиональный долг, то есть совокупность обязательств, которые человек должен ощущать по отношению к тому делу, которым он занимается. Идентичность гражданина очерчивается национальными (нация-государство), региональными и цивилизационными ценностными ориентациями. Что касается идентичности человека, то она строится на основе экопланетарного сознания, уважения к Другому (и другому), общечеловеческих ценностей, перспективы возвышения человека до Человека. В ней индивид сориентирован – в мыслях, чувствах и делах – на горизонты самой глубокой (homo sapiens) своей сущности. Для образования в современном мире одинаково важны все названные идентичности, но если выстраивать их по ранжиру, искать ведущую, то несомненно выйдем на идентичность человека. Потенциал открытости и взаимозависимости в ней самый большой – должен выдержать все вызовы современности.
Зав. кафедрой социальной философии,
доктор философских наук, профессор
Гречко П.К.
1. Что может дать человеку философия?
Когда Вы приезжаете в незнакомый город, где люди говорят на незнакомом языке, Вам нужна карта. Без карты Вам предстоят долгие бесцельные блуждания. А если этот город не похож ни на один из тех, где Вы бывали, если все Вам непонятно и трудно что-либо наверняка сказать наперед – как Алисе, оказавшейся в Стране Чудес, – то не ясно даже в каком направлении сделать следующий шаг.
Мир, в котором мы живем, – это тот самый незнакомый город, живущий по своим, не всегда понятным нам законам. Философия может помочь Вам набросать карту этого города. Можно, конечно, послушать, что скажут другие люди и строить свою жизнь по программе, которую написал кто-то другой, но еще Сократ (ок. 470-399 до н. э.) сказал, что непознанная жизнь не стоит того, чтобы ее прожить.
Как же может философия помочь человеку обрести такую жизнь, чтобы ею вообще стоило жить? Философия ставит самые глубокие и животрепещущие вопросы, причем ставит их ребром, вынуждая человека искать на них ответ. Надо честно признаться в самом начале нашего разговора: если человеку еще не приходилось всерьез и, может быть, до боли задумываться о смысле или бессмысленности собственного существования, дружелюбии или враждебности мира, справедливости и несправедливости общества и государства, – то для большего покоя и комфорта ему было бы лучше обойти эти вопросы стороной. Ибо знание ранит, а блаженны несведущие. Но человека то и отличает от животного, что он стал выше мира инстинктов и рефлексов, что его поведение направляется еще и разумом. И нельзя однозначно сказать, выиграл ли от этого человек или проиграл. Одни философы готовы были едва ли не молиться на свет разума, другие называли человека больной обезьяной. И не важно, кто прав в этом споре. Человек, конечно, может вести себя неразумно (что он, как порой кажется, обычно и делает), но он наделен этой способностью – разумом – это его судьба, и от этого никуда не деться.
Стало быть, если человек – уже не просто животное, если судьба наделила его разумом, то каждый выбор, который человек делает, должен быть разумным. То есть осознанным, ответственным. И едва ли уместно оправдываться тем, что этот выбор сделал за человека кто-то другой. Ж.-П. Сартр (1905-1980), к примеру, утверждал, что человек всегда и во всем свободен, но его свобода всегда подразумевает и ответственность за свободный выбор. Только поступок, являющийся результатом свободного, осознанного и ответственного выбора может называться доподлинно человеческим, только такой поступок отличает человека от растения или робота.
А из чего исходит человек, когда совершает свой собственный рациональный выбор? Разумеется, из цели, которую он стремится достичь в результате своего поступка или целой цепочки действий. Цели у людей различны, различны бывают и пути достижения одной и той же цели. Но почему один человек ставит перед собой такие-то цели, а другой – совершенно иные? Можно сказать: ситуации бывают разные. Но в схожих ситуациях люди не всегда ведут себя одинаково, не всегда устремляются к одной и той же цели. То, что лежит в основе выбора цели, глубже, чем просто ситуация или среда. Люди порой ставят перед собой различные цели даже в схожих ситуациях, поскольку они являются носителями различных наборов ценностей. Что хорошо, что плохо, что правильно, что неправильно – это предписывается той системой ценностей, которая для нас наиболее значима. Ценности предписываются традицией, передаются через воспитание, усваиваются через общение с другими людьми или же, что тоже порой случается, устанавливаются самим человеком, который своей жизнью их выстрадал.
Спросим же себя, существует ли что-то, что стоит за ценностным миром того или иного человека. Или же ценности – это предельная реальность, которая влияет на нашу деятельность? Мы недаром говорим о системе ценностей: ценности у человека не должны быть свалены в кучу (иначе как они помогут организовать жизнь, сами не зная порядка?), они образуют единое упорядоченное целое – ценностный мир, живущий по определенным законам и имеющий определенную иерархию. И вершиной этой иерархической пирамиды ценностей, сердцем ценностного мира, с которым в идеале соотносится любая ценность, выступает смысл жизни. Конечно же, мы не возьмем на себя ответственность говорить об универсальном, раз и навсегда данном смысле жизни для всех людей. Возможно, что такого универсального смысла жизни и не существует. Но человек ищет смысл своей жизни, находит или изобретает, конструирует его и, отталкиваясь от этого смысла, выстраивается система ценностей, которая в свою очередь предопределяет набор целей, исходя из которых человек совершает тот или иной конкретный выбор.
Известно, что если бы сороконожка всякий раз задумывалась о том, куда поставить ту или иную лапку, то она бы вообще не сдвинулась с места. Автоматизм, до которого мы доводим определенные формы нашей деятельности, – необходимая сторона нашей жизни. Однако даже когда человек не вспоминает о смысле жизни, подспудно, невидимый тот все равно тайно присматривает за человеком. Но идти самому и быть всегда лишь ведомым за руку – это разные вещи. Философия дает человеку шанс познать непознанное, осознать неосознанное, открыть то главное, ради чего он живет, и принять либо критически пересмотреть смысл своей жизни.
2. Философия как тип мировоззрения
Чтобы рассуждать о том, зачем мы в этом мире, необходимо, во-первых, знать, что из себя представляет мир, а во-вторых, – какое место в нем отведено нам. Система наиболее общих взглядов на мир и на место человека в этом мире называется мировоззрением. Философия существовала не всегда, она – лишь один из исторических типов мировоззрения. Наряду с философией в качестве исторических типов мировоззрения принято выделять мифологию и религию.
Мифология – самый древний тип мировоззрения. Он сопутствует человеку с самой зари существования последнего. Ведь человек начал вопрошать о смысле собственного существования, как только стал человеком. Или наоборот: человек и стал человеком, когда стал задаваться этим вопросом. И первые ответы на него дала мифология. Несведущий человек, порой, готов смеяться над наивностью мифа, но миф – это не просто набор суеверий или байки о богах и героях. Миф – это способ познания мира и это система знаний о мире, он не ниже и не выше науки, он качественно иной, у него своя логика, подчас непонятная современному человеку. То, что наука объясняет с помощью абстрактно-теоретических понятий, миф описывает в чувственно-образных формах, выстраивая вокруг человека вселенную из множества символов. Для мифа также характерно целостное, нерасчлененное восприятие мира. Человек не противопоставляет себя природе и космосу, он – часть этого мира, где одними и теми же тропами ходят люди, звери, духи предков и боги.
Мифы существуют и по сей день. И сегодня жизни множества людей в той или иной мере определяются мифологическим сознанием, новыми мифами, возникшими уже в XX и в XXI вв.
Религиозное сознание формируется на основании мифологического. Между религией и мифом очень много общего. Религия строится на мифах, вокруг мифов, создает свои собственные мифы. Так же как и в мифе, в религиозном мировоззрении мир представлен в первую очередь в виде чувственно постигаемых образов. Однако для религий, достигших зрелости, как правило, свойственно разделение целостного мира на два (так называемое «удвоение мира»): на мир небесный, вечный, божественный и мир людей, земной, мир, где время стирает все. И главная задача человека – приблизиться к божественному миру вечности.
Религиозное мировоззрение, так же как и мифологическое, – догматично. То есть религия очень ревностно следит за сохранением вполне определенных форм истины. Есть, к примеру, в христианстве догмат о троичности Бога, и если человек – христианин, то он не должен ставить его под сомнение, иначе его признают отступником, еретиком.
В отличие от мифа и религии философия принципиально адогматична. То есть ни одна философская истина не должна приниматься как истина в последней инстанции, из чьих бы уст она ни исходила. Уместно вспомнить знаменитое высказывание Аристотеля (384-322 до н. э.) об учении своего учителя Платона (427-347 до н. э.): «Платон мне друг, но истина дороже». Слепую веру в авторитеты Ф. Бэкон (1561-1626) называл одним из идолов, препятствующих достоверному знанию.
Другое очень важное различие между мифом и религией, с одной стороны, и философией, с другой, заключается в самом способе философского познания мира. Философия, как правило, предпочитает образному мышлению – понятийное, чувствам и вере – разум. Это роднит философию с наукой. Данное родство, кстати, – предмет отдельного спора: «считать ли философию наукой?». Исторически предлагались различные варианты ответа. Первая точка зрения сводится к тому, что философия должна быть наукой в строгом смысле слова, а любая философия, которая не отвечает критериям научности, – это даже и не философия, а, скорее, поэзия или рассуждение на уровне мнения. Менее категоричные философы утверждали, что философия – это особая наука, существующая по своим законам и к которой неприменимы многие требования, которые мы предъявляем обычной науке. А ряд философов, не столь убежденных в могуществе разума и идеале «научности», склонялись к мысли, что философия вообще не является наукой, а есть некая специфическая форма знания, познавательной деятельности человека.
Как бы то ни было, между философией и наукой наличествует еще и генетическое родство – многие науки когда-то зародились внутри системы философского знания, а впоследствии, сформировавшись как самостоятельные дисциплины, обрели независимое существование.
Есть, однако, одно качество, которое отличает философию от большинства современных наук и сближает с религией и искусством. О чем бы ни рассуждала философия, она, в конечном итоге, всегда выходит на человека и на смысл его существования, ибо это – самый фундаментальный предмет ее исследования.
3. Предмет философии и ее основные функции
Само слово «философия» в переводе с древнегреческого означает «любовь к мудрости». Считается, что впервые это слово употребил Пифагор (ок. 580-500 до н. э.). Однако еще с древних времен стали разделять мудрость и просто знание о чем-то. Как утверждал другой древнегреческий философ Гераклит (ок. 544-483 до н. э. или ок. 520-460 до н. э.), многознание уму не научает. А с точки зрения Платона, философ – это даже и не мудрец, он где-то между мудрецом и глупцом. Платон говорил, что мудрец уже обладает мудростью, а глупец потому и глупец, что не в состоянии ее оценить. Философ же стремится к мудрости, пылая к ней небесной любовью.
Философия есть стремление к истине, но не всякое стремление к истине философично. Есть конкретные истины, истины фактов, их постигают конкретные науки. Та же истина наиболее философская, которая наиболее универсальна, то есть может быть применена к наибольшему числу людей, вещей, явлений, но при этом она не должна быть пустой для человека, а наоборот – глубокой и актуальной, задевающей его за живое.
Таким образом, обобщая вышесказанное, мы можем заключить, что философия – это специфическая форма духовной деятельности людей, направленная на познание мира в его целостности и многообразии, а также человека и их взаимоотношений. Отсюда следует, что предмет философии комплексен и многолик, как многолики мир и человек, что, однако, не должно нарушать единство философского знания. Предмет философии заключается в:
Та или иная вещь может быть либо бессмысленной, либо полезной для нас (поскольку наличие некоего смысла – это предпосылка возможной полезности или же ее результат). Когда мы говорим, в чем сущность, суть той или иной вещи, мы обычно подразумеваем, зачем она нужна. То, зачем та или иная вещь нужна – Богу, природе, обществу или ее обладателю – это функция вещи.
Будучи формой духовной деятельности, философия выполняет ряд функций, связанных как с самим процессом постижения мира, так и с критикой социального порядка, с изучением истинно человеческого в человеке. Существует много классификаций функций философии; обобщая, можно выделить следующие основные функции:
4. Основные разделы философии
Философское знание целостно, но, поскольку предмет философии в своем единстве весьма многообразен, принято выделять в философии несколько разделов, которые называются философскими дисциплинами. Основными разделами философии можно считать онтологию, гносеологию, социальную философию, этику, эстетику, аксиологию, философскую антропологию и историю философии.
Онтология переводится с древнегреческого как учение о бытии. Другими словами, онтология – это философское вопрошание о том, как устроен мир, как он существует и развивается, о природе реальности как таковой. Ответ на вопрос «кто мы есть?» тесно связан с решением загадки «что такое мир?», поскольку мир – это то, где мы есть, и то, благодаря чему мы вообще можем быть.
Гносеология (от древнегреческого «гносис» – знание) представляет собой философское учение о познании. То, как, по нашему мнению, устроен мир, и то, как нам следует его изучать, – две стороны одной медали. Чтобы получить удовлетворительное знание о мире, нужно руководствоваться должными эвристическими (познавательными) принципами, а то, какое познание в наибольшей степени способно приблизить нас к истине, в свою очередь, предопределяется природой самой реальности. Синоним понятия гносеология – эпистемология.
Философия тесно связана с метафизикой (букв. «то, что после физики»). По сути говоря, метафизика объединяет в себе как онтологию, так и гносеологию, ставя вопросы о глубочайших (сверхфизических) первопричинах мира и принципах его постижения. Аристотель считал учение о первоначалах мира – первой философией, на которую должны опираться все прочие философские изыскания. Р. Декарт (1596-1650) рассматривал метафизику как корни древа знания, стволом которого является физика – учение о природе, – а ветвями – все остальные дисциплины. И. Кант (1724-1804) же, напротив, называл метафизические идеи химерами, фантазиями разума, отвлеченного от чувственно постигаемой стороны явлений, знание которой может рассматриваться как единственно достоверное.
Социальная философия – это философское учение об обществе, его истоках, формах, структуре и развитии. Социальная философия включает в себя все философское знание о социальной реальности, представленное философией истории, философией политики, философией культуры, философией религии и т. д. К социальной философии тесно примыкают этика и аксиология.
Этика есть философское учение о морали. Слова этика и мораль восходят к двум древним языкам – древнегреческому и латинскому, где они означают одно и то же: обычаи и нравы общества. Однако наряду с синонимичным использованием этих понятий в философии принято подразумевать под моралью систему нравственных норм и принципов, а под этикой – философское осмысление и анализ этой системы.
Аксиология в переводе с древнегреческого означает учение о ценностях. К ценностям относится все, что ценно для человека, все, к чему он стремится в своей жизни, все, чем он руководствуется в своей жизнедеятельности. Жить без ценностей человек не может, в такой ситуации все становится равным образом бессмысленным; если человек ниспровергает старые ценности, их место занимают другие. Ценностный мир организован в иерархическую систему, где одни ценности являются определяющими для других.
Эстетика – это раздел философии, изучающий прекрасное как таковое, способы его постижения, а также многочисленные формы художественного творчества, где человек создает по законам красоты и гармонии. При всей культурно-исторической обусловленности этих форм и законов для философии очень важен вопрос о том, стоит ли что-то универсальное за местной спецификой в понимании красоты, и если да, то каковы могут быть эти всеобщие принципы красоты.
«Антропос», как известно, означает человек. Антропология, соответственно, – это учение о человеке. Все, что есть специфически человеческого в человеке, его «человечность» представляет собой предмет антропологии. Поскольку антропология включает в себя все знание о человеке, философская антропология – одна из ее форм. Наряду с философской антропологией существует, например, религиозная. В рамках же самой философской антропологии как философском учении о человеке можно выделить социальную антропологию – учение о человеке как социальном существе.
У всякого знания есть своя история. История философии открывает перед нами величественную картину развития философской мысли, философских терзаний, борений, панораму того, как одно философское видение мира сменяло другое, а, кроме того, показывает, как из эпохи в эпоху (сменяя маски, адаптируясь к новым культурным условиям и актуализируясь очередными вызовами, брошенными историей) переходили одни и те же фундаментальные философские вопросы, которые недаром называются вечными.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения1
Мировоззрение – система взглядов на мир и место человека в нём, на отношение человека к окружающей его действительности и самому себе, а также обусловленные этими взглядами основные жизненные позиции людей, их убеждения, идеалы, принципы познания и деятельности, ценностные ориентации.
Мифология (греч. mythologia, от mythos – предание, сказание и lоgos – слово, рассказ, учение) – фантастическое представление о мире, свойственное человеку первобытнообщинной формации, как правило, передаваемое в форме устных повествований – мифов, и наука, изучающая мифы.
Религия – мировоззрение и мироощущение, а также соответствующее поведение и специфические действия (культ), которые основываются на вере в существование (одного или нескольких) богов, "священного", т. е. той или иной разновидности сверхъестественного.
Наука – сфера человеческой деятельности, функцией которой является выработка и теоретической систематизация объективных знаний о действительности; одна из форм общественного сознания.
Философия – (греч. philosophia, буквально = любовь к мудрости, от phileo = люблю и sophia = мудрость), форма общественного сознания; учение об общих принципах бытия и познания, об отношении человека и мира; наука о всеобщих законах развития природы, общества и мышления.
Литература
Обязательная
Дополнительная
1. С чего начинается философия?
Существует две полярные точки зрения на то, почему человек начинает философствовать. Первая точка зрения была хорошо представлена еще Аристотелем. По его мнению, философия «начинается с удивления». В какой-то момент человек вдруг замечает, как сложен и многообразен окружающий его мир и как гармонично он устроен. Человек поражен чудесами мироздания и пытается найти им логичное объяснение, то есть – начинает философствовать.
Другая точка зрения, скорее, близка героям Федора Достоевского. Тем, кто унижен, тем, кто оскорблен, тем, кто особенно остро ощущает несправедливость общества, а то и всего миропорядка. Альбер Камю (1913-1960), к примеру, писал, что природа отрицает человека или, в лучшем случае, безразлична к его уделу. Согласно Мартину Хайдеггеру (1889-1976), трагедия неизбежно сопутствует человеческому существованию. Она заключается в том, что человек смертен. Но животные, скажем мы, тоже умирают, однако мы не называем их существование трагичным. Человек же не только смертен, он еще и знает об этом, знает, что когда-нибудь умрет. Несовершенство собственного удела, конечность собственного бытия непрестанно идут рука об руку с теми радостями и счастьем, что порой отпущены человеку. И человек задается вопросом «почему?».
По сути говоря, обе представленные точки зрения иллюстрируют один и тот же процесс философского вопрошания о том, как устроен мир, почему он устроен так, а не иначе, и как следует жить человеку в таком мире. Только получается, что одни приходят в философию от удивления перед совершенством мира, а другие от печали, рожденной его несовершенством. Первый подход делает философию неким элитарным занятием, доступным и оправданным лишь для немногих. Аристотель рассматривал философскую деятельность скорее как роскошь, которую может позволить себе аристократ, но не крестьянин или раб, чей удел – насущные проблемы, а не отвлеченные рассуждения. С другой стороны, отталкиваясь от определенного несовершенства мира и общества, мы приближаем философию к практической сфере, опираемся на проблемное понимание действительности. Если мир, человек и общество несовершенны, то как сделать их лучше? – спрашивает философ. И тут уже не только элита, но каждый, кто оказывается свидетелем несправедливости, пытается постичь тайны мира и общественной реальности, чтобы найти корень несовершенства и, если удастся, искоренить его.
2. От мифа к логосу
Философские вопросы – о природе мира, человека и общества, о справедливости, о возможном и должном – коренятся в специфике человеческого существования, поэтому в той или иной форме человек задавал их всегда. Но философия же была не испокон веков, она – явление историко-культурное, то есть возникла в определенное время, в определенном месте. А что же было до того? До зарождения философии ответы на эти вопросы давал человеку миф.
Философия возникает на стыке мифологии и зарождающегося научного знания. Недаром А.Н. Чанышев назвал миф и науку мамой и папой философии. Путь становления философии пролегает от мифа к логосу. Под «логосом» в античности понимали «слово», а также заключенный в нем смысл. В ряде учений логос рассматривался как мировой закон. Разумность организации миропорядка считалась предпосылкой его рационального постижения. Мы можем понять другого человека, только когда он рассуждает или поступает разумно. Понять сумасшедшего невозможно, поскольку мы пытаемся постичь разумом, логикой то, что неразумно, нелогично.
Миф и религия в первую очередь обращаются к иррациональному началу в человеке: к вере, к чувствам, они стремятся исключить сомнение, для философии же сомнение – это исходная точка любого рассуждения. Поэтому там и тогда, где и когда человек уже не принимает то, что ему сообщают миф и религия как нечто несомненное, мы можем говорить о возникновении философии.
Сам момент, когда человек открыл для себя философию, – глубоко загадочен и даже мистичен. Дело в том, что философия почти одновременно возникает в трех совершенно различных древних цивилизациях: древнеиндийской, древнекитайской и древнегреческой. С точки зрения Карла Ясперса (1883-1969), зарождение философии – это часть более всеохватывающего процесса – формирования общечеловеческой духовности. До определенного времени человек, как полагает Ясперс, находился в плену у мифа, то есть был склонен воспринимать все «как данность», как само собой разумеющееся. Но потом вера в мифы сменяется так называемой «философской верой», верой вне конфессий (что отличает ее от религиозной веры), верой, которая строится на рациональном обосновании. Эту эпоху – примерно с 800 по 200 гг. до н. э. – Ясперс называет «осевое время».
Место философии Древнего Востока, ее статус как философии понимается по-разному. Если мы берем западную модель философии за эталон, то по сравнению с ней древневосточная философия кажется нам не-философией или, в лучшем случае пред-философией. Восточная философия проигрывает своей западной сестре в рационализме и аналитизме, она в большей степени сохранила связь с мифологическим сознанием и религией. Однако если мы сумеем преодолеть до сих пор не изжитый нами европоцентризм и признаем, что западная модель философии со всеми ее неоспоримыми достоинствами – это всего лишь одна из моделей, один из подходов к философскому постижению мира, то мы обнаружим глубину и самобытность восточной философии. Эти две ветви философии скорее взаимодополняют, нежели взаимоисключают друг друга.
Древнейшим памятником индийской философии считаются Упанишады. Упанишады в переводе с санскрита означают «сидеть возле», то есть возле ног учителя. Упанишады являются философским осмыслением древних сакрально-религиозных текстов – Вед («веда», слово однокоренное русскому слову «ведать», означает «знание»). Как и любой другой религиозный текст – Библия, Коран и т. д. – Веды догматичны, они состоят в первую очередь из гимнов богам, описаний ритуалов, магических практик, различных пророчеств. Упанишады, принимая мудрость Вед, впервые задаются вопросом «почему?» и уже по-философски пытаются разрешить проблемы, связанные с ч еловеческим существованием. Самые первые Упанишады относятся приблизительно к VI в. до н. э., наиболее поздние были написаны в XIV–XV вв. н. э.
Одно из центральных понятий древнеиндийской философии – Атман, индивидуальная душа, душа того или иного человека. Наряду с индивидуальной душой (нашим личностным началом) существует космическая душа – Брахман. Наша душа (Атман) после смерти тела не исчезает, а перерождается в новом теле (реинкарнация). Причем ее новое воплощение зависит от того, как была прожита прошлая жизнь. Человек, который вел праведную, благочестивую жизнь, может после перерождения значительно повысить свой социальный статус, в то время, как преступник и человек, предававшийся пороку, может переродиться слугой или рабом, а то и животным, деревом или камнем. Принцип, согласно которому происходит переселение души, – это закон воздаяния (карма). Жизнь сменяется смертью, затем снова жизнью, одно рождение – другим, образуя бесконечный круг перерождений – сансару.
Считается, что и весь мир также существует циклически: рождается, живет и погибает. Полный цикл существования мира (кальпа), состоит из четырех эпох (юг), каждая последующая из которых менее совершенна и справедлива, чем предыдущая. После гибели мира, боги творят его снова. И так до бесконечности, пока жив верховный бог Брахма. Когда же Брахма умирает, мир исчезает вместе с ним до тех пор, пока не родится новый Брахма.
Рядового человека вполне устраивала идея перерождения и воздаяния в следующей жизни, но мудрецы заметили, что бесконечное повторение рождения и смерти само по себе бессмысленно. Существование человека в мире сансары должно иметь определенную цель. Этой целью является освобождение от мира перерождений – мокша. К мокше ведут различные дороги – короткие, но тернистые, ровные, но необычайно длинные. Интересно, что наряду с путем йога или путем простого благочестивого человека выделяется также и путь мудреца-философа. Само освобождение нашей души (Атмана) означает открытие в нас мировой души (Брахмана), то есть выход за индивидуальное существование. А это преодоление индивидуально-личностного бытия возможно благодаря тому, что, как учат древние тексты, Атман и есть Брахман.
Упанишады являются основой философского учения Веданты (что означает «конец Вед», их заключительная часть). Однако в Древней Индии возникали и «оппозиционные» учения, отрицающие авторитет Вед. Наиболее яркими примерами таких учений являются джайнизм и буддизм. Помимо отказа признать Веды, их объединяла этическая направленность, демократизм (они не признавали сословные различия между людьми) и идея личного спасения.
В основе философии буддизма лежит представление о том, что, кем бы ты ни родился, – рабом или царем – твоя жизнь в любом случае исполнена страдания. Страдания проистекают из наших желаний, человеку всегда мало, он постоянно желает невозможного, – потому и страдает. Все желания восходят к одному – жажде жизни. Избавиться от страданий можно, только освободившись от собственных желаний, и существует путь, который в VI–V в. до н. э. открыл людям Будда (что означает «просветленный»), путь, ведущий к угасанию желаний – Нирване.
5. Философия Древнего Китая
С точки зрения древнего китайца жизнь любого человека должна подчиняться высшей воле – воле Неба (Тянь). Даже Император должен руководствоваться в своих решениях волей Неба и доносить эту волю до своих подданных – недаром он Сын Неба. Небо в китайской философии – деперсонифицированное (не обладающее характеристиками личности) высшее божество, охраняющее миропорядок. Но даже высшее божественное начало, Небо, следует общему принципу мироздания, мировому закону – Дао. Дао – это Путь, которому должен следовать весь мир и все вещи, соответственно и человек, и общество.
Но каково должно быть общество и ради чего должен жить человек, в философии Древнего Китая понималось по-разному. Так мудрец Кун-фу-цзы (в латинской транскрипции – Конфуций), живший с 551 г. по 479 г. до н. э., утверждал, что человек находится на пересечении природного и этического начала, из которых именно последнее выступает как истинно человеческое. Идеальный человек («благородный муж»), по Конфуцию, должен преодолеть в себе все животное, а помочь ему в этом должна человеческая мораль. Основным принципом человеческой морали является принцип Ли, объединяющий в себе уважение (почтение) и ритуал. Можно сказать, что отношения между людьми ритуализируются, становятся частью церемонии, и это помогает организовать общество и достичь порядка в общественных делах. Главное, чтобы каждый был на своем месте, то есть жил соответственно своему Дао, и всегда обращался к другому человеку, как того требовали его ранг и статус.
Все зло и все несчастья, которыми больно общество, порождены нарушением всеобщего порядка. У каждой вещи, учит Конфуций, есть имя, которое описывает сущность этой вещи и то место, которое эта вещь должны занимать сообразно своей сущности. Когда-то вещи и их имена находились в соответствии друг с другом, но потом все перемешалось. И мы называем чиновником – казнокрада, политикой – деятельность, которая только весьма опосредовано связана с благом народа, любовью – похоть, а сыном – человека, который даже не почитает своего отца. Выход, предложенный Конфуцием, заключается в исправлении имен, то есть в том, чтобы привести вещи в соответствии со своими именами. Иными словами, нужно изменить общество и человека так, чтобы они соответствовали своему Дао.
Понятие Дао является стержнем и другого философского учения, в определенных аспектах принципиально расходящегося с конфуцианством, – речь идет о даосизме. Для даосизма главное, чтобы человек жил прежде всего в согласии с природой, а все беды проистекают как раз из желания преодолеть природу, подчинить ее себе. В трактате «Дао де цзин» («учение об истине и пути»), приписываемом легендарному Лао-цзы (6 в. до н. э.), рассказывается о том, как все вещи создаются с помощью разнообразных комбинаций противоположных первоначал – Ян и Инь (мужского и женского, светлого и темного, твердого и мягкого и т. д.) – сообразно закону Дао. Все вещи от природы существуют согласно своему Дао, так и человек, живущей по природе, живет по Дао. Отсюда возникает даосская этика недеяния. Всякий поступок в согласии с природой есть недеяние, ибо это не человек так поступает, а Дао действует через него. Деянием же является любое действие, идущее вразрез с природой, наперекор ей, таким действием человек отлучает себя от Дао, отсюда все его беды.
Особое место занимает философия Книги Перемен (И-Цзин), которая, по преданию, впервые была записана Конфуцием, но корни которой уходят в мифическую древность. Книга Перемен является руководством для гадания, однако сами гадательные практики опираются на глубокую философию. Гадая на стебельках тысячелистника, на панцире черепахи или просто подбрасывая монетку, человек получает ответы в двузначной системе (1/0), которые соответствуют космическим началам Ян и Инь. Складываясь вместе, эти ответы описывают ситуацию, в которой находится человек, сразу на трех уровнях – на личностном, социальном и природно-космическом. А возможно это благодаря тому, что все эти три уровня теснейшим образом связаны между собой и живут, подчиняясь общим законам и ритмам.
6. У истоков европейской философии: Древняя Греция
Античная философия (философия Древней Греции и Древнего Рима), по сути говоря, стоит у истоков всей последующей европейской философии и западного образа мысли в целом. Ее специфические особенности, отличающие ее от других исторических типов философствования, заключаются в рационально-аналитическом характере рассуждения, космоцентризме (то есть обращенности к постижению космоса как единого, живого и упорядоченного) и антропологизме (то есть сосредоточенности на человеке, его природе, проблемах морали и политики).
Первые древнегреческие философы были прежде всего обеспокоены проблемой первоначала – архе(э), по-гречески – того, из чего все произошло. Так, Фалес Милетский (6 в. до н. э.) полагал в качестве такого первоначала воду, Анаксимен (6 в. до н. э.) – воздух, Гераклит из Эфеса (6 в. до н. э.) – огонь, Пифагор (6 в. до н. э.) – число, а Анаксимандр (6 в. до н. э.) – беспредельное (апейрон), не обладающее никакими конкретными свойствами, но потенциально содержащее в себе все. Они считали, что познав возникновение мира, они лучше поймут, что мир из себя представляет сейчас.
Следующая проблема, которая захватила умы древнегреческих философов, – это проблема природы окружающей нас реальности, бытия. Элейская школа, в частности Парменид (6 в. до н. э.), впервые ввела в философию онтологическую проблематику. Мы окружены множеством вещей и явлений, но множественна ли реальность или едина? Вещи движутся и меняются, но является ли бытие вечным и неизменным (Парменид) или «все течет, все изменяется» (Гераклит)? Является ли бытие единственным, что существует, или есть также и небытие? – таковы были основные вопросы этих философов.
Рассуждая о множественной природе мира и о его первоначалах, Левкипп (5 в. до н. э.) и Демокрит (5 в. до н. э.), а позже и Эпикур (4-3 в. до н. э.) пришли к заключению, что все, что есть в этом мире, состоит из атомов, мельчайших, неделимых первоэлементов. Все возникает из атомов, и все рано или поздно на атомы распадется – и тело, и душа, и даже боги. Эпикур построил на этом собственную этическую концепцию – эпикуреизм, суть которой в том, что если после смерти от нас не сохранится ни тела, ни даже души, то жить следует, думая только о том удовольствии, которое отпущено нам в этой жизни.
Выход на сцену античной философии софистов явился своего рода переворотной точкой. Софисты были платными учителями, а учили они риторике (ораторскому искусству), тому, как лучше убедить оппонента в собственной правоте. Поскольку в Афинах того времени господствовала демократия, где побеждал наиболее красноречивый и убедительный политик, труд софистов был всегда востребован. Их место в философии двойственно. С одной стороны, они были релятивистами – то есть учили, что истина относительна, у каждого она своя, а единой истины для всех или не существует, или она непостижима для человека. Подобное учение является тупиковым для философии и науки – ведь если истины все равно не найти, то ради чего познавать мир и человека? Но с другой стороны, отрицая способность человека постичь тайны мироздания, они перевели философское рассуждение в сферу, более близкую человеку – сферу политики и морали. Получается, что софисты как бы открыли человека для философии. Это открытие по его значимости часто сравнивают с коперниканским переворотом в астрономии.
Преданность вопросам человеческого существования, политики и этики – это то, что роднит софистов с одним из выдающихся умов за всю историю философии – с Сократом. Однако Сократ разошелся с софистами относительно природы истины. Истина не может быть для всех своя, поскольку это не истина, а лишь мнение. Истина должна быть единой для всех. Высшую истину Сократ видел в Благе. Благо – это то, что хорошо для всех. Благо не может быть для кого-то благом, а для кого-то злом. Следовательно, моральность человека проистекает из знания Блага, а любое зло – от невежества. Сократа называют отцом античной этики.
Но как человек может узнать, что есть добро, а что есть зло? Как можно постичь истину? Сократ был уверен, что истину нельзя вложить человеку в голову, принести извне, навязать и даже научить истине нельзя. Человек должен прийти к истине самостоятельно, но в этом ему надо помочь. Свой философский метод Сократ называл «майевтикой» (повивальным искусством). Точно так же, как повитуха помогает женщине родить ребенка, Сократ помогал людям дать жизнь их духовным детям, «родить» истину. Первым шагом на пути к Истине будет заставить человека усомниться и отказаться от всех тех истин, которые ему когда-то навязали и которые он доверчиво усвоил как свои. А потом, умело ставя вопросы, необходимо подтолкнуть человека к обретению им Истины.
Показательна и жизнь самого Сократа. Считается, что он стал первым философом-мучеником, пострадавшим за свои убеждения. Когда Сократа приговорили к смерти, он предпочел выпить чашу с ядом, нежели бежать и тем самым, своим поступком, предать то, чему он учил.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Логос (греч. lоgos) – термин древнегреческой философии, означающий одновременно "слово" (или "предложение", "высказывание", "речь") и "смысл" (или "понятие", "суждение", "основание"); при этом "слово" берётся не в чувственно-звуковом, а исключительно в смысловом плане, но и "смысл" понимается как нечто явленное, оформленное и постольку "словесное". (БСЭ)
«Осевое время» – философско-историческая категория, введенная К. Ясперсом как средство осмысления единства истории и являющаяся одной из опорных в современной исторической мысли. (Визуальный словарь)
Иррационализм (от лат. irrationalis – неразумный) – обозначение идеалистических течений в философии, которые, в противоположность рационализму, ограничивают или отрицают возможности разума в процессе познания и делают основой миропонимания нечто иррациональное, т. е. недоступное разуму или иноприродное ему, утверждая алогичный и иррациональный характер самого бытия. (БСЭ)
Рационализм – философское направление, противопоставляющее мистике, теологии и иррационализму убеждение в способности человеческого разума познавать законы природы и общества. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Карма (на санскрите – деяние, действие, плод действия) – одно из центральных понятий индийской философии, дополняющее учение о перевоплощении. В широком смысле, К. – это общая сумма совершенных всяким живым существом поступков и их последствий, которые определяют характер его нового рождения, т. е. дальнейшего существования. В узком смысле, К. называют влияние совершенных действий на характер настоящего и последующего существования. (БСЭ)
Нирвана – в буддизме и джайнизме – состояние высшего блаженства, которое достигается личными усилиями верующего, направленными на освобождение от всех земных чувств, страстей и привязанностей. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Дао – одна из важнейших категорий китайской философии. Буквальное значение термина "Д." – "путь"; Конфуций и ранние конфуцианцы придали ему этическое значение, истолковав как "путь человека", т. е. нравственное поведение и основанный на морали социальный порядок. В философии даосизма термин "Д." приобретает уже не этическое, а онтологическое значение, причём под ним понимаются и первопричина вселенной, и лежащая в её основе таинственная и непознаваемая закономерность, и целостность жизни. В философии неоконфуцианства термин "Д." большей частью отождествляется с термином "ли" ("принцип") и противопоставляется материальному субстрату "ци". (БСЭ)
Антропологизм – философская концепция, представители которой усматривают в понятии "человек" основную мировоззренческую категорию и утверждают, что только исходя из неё и можно разработать систему представлений о природе, обществе и мышлении. (БСЭ)
Диалектика – по Сократу – искусство вести беседу, направленное на взаимное обсуждение проблемы с целью достижения истины путем противоборства мнений. (Общественные науки от Глоссарий.ру).
Литература
Обязательная
Дополнительная
Уровни познания: чувственное и рациональное познание
Проблема источников познания в истории философии: эмпиризм и рационализм
Особенности научного познания: абсолютная и относительная истина
Проблема объективности познания
Возможности познания будущего в науке
1. Уровни познания: чувственное и рациональное познание
Познание – процесс получения информации о том или ином предмете, процесс отражения действительности в человеческом сознании. Что является источником познания? Во-первых, 5 органов чувств (зрение, слух, осязание, обоняние и вкус), во-вторых, размышление, анализ, обобщение. В результате чувственного познания человек испытывает ощущения (горячо-холодно, кисло-сладко, громко-тихо), а также воспринимает те или иные образы предметов, «картинки действительности». В результате рационального познания человек осознает значение отдельных предметов, действий, явлений (что это такое?), оценивает те или иные явления, сравнивает их между собой (высказывает суждения), делает умозаключения.
Чувственное и рациональное познание тесно связаны между собой, являются неотъемлемыми процессами, свойственными человеческому сознанию, и формируют целостное знание о действительности: о том, что есть в действительности, и о том, какое значение это имеет для человека. И чувственное и рациональное познание может быть ошибочным. Вы можете видеть мираж, вы можете делать ошибочные выводы из того, что вы видите. Преобладание чувственного и рационального познания зависит также от возраста. Чувственное познание преобладает у детей, рациональное связанно с процессом взросления. Психологи выделяют несколько стадий формирования мышления (Ж. Пиаже):
– от рождения до двух лет. В начале этого периода весь мир предстает для ребенка как круговорот, калейдоскоп смутных ощущений, которые сложно остановить, прояснить. Достижение этой стадии в том, что ребенок начинает различать предметы, фиксирует их стабильные свойства и характеристики.
– с двух лет до семилетнего возраста – допонятийное, наглядное мышление. На этой стадии дети овладевают языком и приобретают способность использовать слова для обозначения конкретных предметов, явлений, ощущений; в этом возрасте также формируется способность подражать животным, предметам и т. д.
– с 7 до 11 лет дети приобретают возможность производить простые аналитические операции: операции сравнения, индуктивные операции, математические действия умножения и деления, вычитания и сложения.
– с 11 до 15 лет – период овладения абстрактными понятиями и гипотетическими идеями, в этот период ребенок овладевает способностью абстрагироваться от конкретных вещей, самостоятельно мыслить, задумываться над вопросами о жизни вообще, об устройстве мира и т. д.
Что означает эта периодизация? Во-первых, то, что мыслительные способности развиваются последовательно. Невозможно сначала научиться думать, а затем овладеть языком, невозможно научиться математическим операциям, не научившись фиксировать внимание на предметах. Во-вторых, развитие мышления – это развитие способности абстрагироваться от конкретных вещей, оперировать знаками и символами.
2. Проблема источников познания в истории философии: эмпиризм и рационализм
В истории философии проблема источников познания – это проблема приоритета в познавательной деятельности. В Новое время появляются две школы – эмпиризм и рационализм, по-разному отвечающие на один и тот же вопрос: какая из способностей человеческого разума является определяющей для процесса адекватного познания действительности – чувства или разум? Эмпиризм – направление в теории познания, утверждающее, что все знание основывается на чувственном опыте. Разум лишь преобразует информацию, передаваемую органами чувств. Разум представляется здесь «чистой доской» (tabula rasa), на которой опыт запечатлевает свои письмена. «Нет ничего в разуме, чего прежде не было бы в чувствах». Представители этого направления – Ф. Бэкон, Дж. Локк, – полагали, что именно на уровне неправильной интерпретации опытных данных возникают ошибки в познании. Основная цель этого направления – избавиться от абстракций, настроить человека на внимательное отношение к окружающей действительности, предупредить о недопустимости поспешных обобщений. Критерий человеческого познания заключен в окружающей, внеположной человеку действительности. Рационализм – направление в теории познания, считающее чувственный опыт ненадежным основанием адекватного познания. Чувственный опыт сам по себе изменчив и обманчив, ему присуща «текучая» неопределенность. Согласно рационалистам – Р. Декарт, И. Кант, – чувственный опыт сам по себе ничего не означает, именно разум с его врожденными категориями и схемами интерпретации придает форму чувственному опыту, организует его, упорядочивает, т. е. именно рациональное познание отвечает за человеческое знание. Основная ошибка в познании – чрезмерная доверчивость к окружающей действительности, которая отвлекает человеческое сознание от существенного и самого важного. Основная цель – следовать не очертаниям ландшафта окружающей действительности, а прислушиваться к себе, к «голосу разума», который становится главным арбитром в выборе между очевидным и неочевидным, достоверным и недостоверным. Таким образом, критерий адекватности человеческого знания заключен не во вне, а в самом человеке, в «просвещенном» и «самокритичном» разуме.
И эмпирики и рационалисты признают роль чувственного и рационального уровней познания, хотя каждая школа останавливается на исследовании преимущественного одного уровня. И эмпирики, и рационалисты стремятся к адекватному знанию о действительности, т. е. акцентируют внимание на необходимости избавиться от иллюзий, субъективных пристрастий, «идолов сознания». И эмпирики, и рационалисты, фактически, критикуют человеческий разум, указывают на сбои в рациональном познании. Эмпирики связывают эти сбои с абстрагированием от наличной действительности, заблуждающийся разум – разум оторванный от действительности, замечтавшийся разум. Рационалисты относят огрехи в познании к абстрагированию разума от своих собственных интуиций, алгоритмов мысли; заблуждающийся разум – наивный разум – разум, доверяющий окружающей действительности, поддающийся стимулам извне. И рационалисты и эмпирики признают, что истинное знание не лежит на поверхности, что оно требует концентрации сознания, усилий по преодолению пассивного принятия того, что есть. Используя суждение И. Канта об основаниях нравственности, можно сказать, что основания истинного знания «нельзя искать среди эмпирических причин; ведь человеческий разум, когда устает, охотно отдыхает на этом мягком ложе…в сладких обманчивых грезах (которые заставляют его, однако, вместо Юноны обнимать облако)». Расхождение между эмпириками и рационалистами в данном случае – мировоззренческие, они касаются способов объяснения состояния «бездействующего» разума.
3. Особенности научного познания: абсолютная и относительная истина
Начиная с Нового времени, в мировоззрении утверждается мысль о безграничных возможностях научного познания. «Знание – сила». Эта мысль, сформулированная Фр. Бэконом, несет огромный оптимистический потенциал. Понятие знания подразумевает объективное знание – адекватное отражение действительности, без привнесения личностных моментов, психологических особенностей познающего субъекта. Знание подразумевает постижение причинно-следственных механизмов, управляющих явлениями, т. е. знание законов, знание существенных и необходимых связей между явлениями. «Знать» означает знать, почему что-то происходит, как одно явление влияет на другое. Более того, «знать» означает иметь возможность влиять на явления, предсказывать последствия, делать прогнозы, использовать знание для достижения поставленных целей, управлять природными явлениями, контролировать их.
Научное познание, фактически, не знает преград, оно может продолжаться бесконечно, его интенция – познание нового и неизвестного. Основа научного познания – эксперимент, опыт, наблюдение за объектом в строго определенных условиях, которые при желании можно воспроизвести или обнаружить в действительности. Возможности подобного наблюдения на макро- и микро-уровнях физической действительности постоянно расширяются благодаря совершенствованию научного инструментария. Тем самым научное знание, ориентированное на развитие, отличается от обыденного и религиозно-мифологического знания, которые не предполагают качественного развития, изменения. Обыденное знание – знание, получаемое в процессе повседневного общения с родственниками, друзьями, в процессе просмотра телепередач, чтения газет, слушание радио. Обыденное знание определяется жизненными обстоятельствами человека: исторической эпохой, культурой, работой и профессией, кругом общения. Субъект познания в данном случае не выходит за рамки своей жизненной ситуации, биографии, он не свободен от своих настроений, стереотипов, которые разделяет большинство представителей его социальной группы. Обыденное знание в отличие от научного подчиняется привычке, проблема истинного и ложного знания здесь заменяется проблемой привычного и непривычного, понятного и непонятного (как правило, все, что непривычно и непонятно, относится к разряду «ложного»).
Религиозное знание – знание о вещах, которые в принципе невозможно доказать ни логически, ни эмпирически – существование души, Бога или богов, духов и т. д. Источник этого знания – психологический опыт веры в существование священной реальности, отличающейся от природной и социальной, а также вера в непререкаемые авторитеты носителей знания о священном – священные книги, служителей культа. Религиозное знание характеризуется верой в абсолютную истину, т. е. в знание исчерпывающее и неизменяемое со временем, знание безусловное, не зависимое от конкретного пространства и времени. В этом смысле субъект познания в рамках религии в большей степени является получателем, реципиентом информации, в соответствии с которой он должен организовывать свою жизнь. Познание предполагает опыт послушания, волевое усилие, направленное на принятие религиозных положений, зачастую несмотря на данные опыта и здравого смысла. Познавательная активность в рамках религии направляется и ограничивается религиозными догмами – постулатами, не требующими доказательств и не допускающими сомнения в своей истинности (любой выход за рамки догм есть уже выход за рамки религии, обращение к религиозной философии, поэзии и т. д.). Критерием истины в религии является соответствие знания определенным догмам.
Научное познание развивает методологический скептицизм – сомнение в любых категорических заявлениях, не подтвержденных опытным путем, не аргументированных. Ученый обязан не принимать на веру те или иные суждения, пока они не будут доказаны: пока не будут найдены подтверждения в действительности (метод верификации) или пока не будут учтены все контраргументы (метод фальсификации). Именно поэтому научное знание изначально существует в форме гипотезы – предположения (так может быть), а затем в форме научной теории – систематизированного, упорядоченного корпуса идей, объясняющего ряд явлений или событий (так есть). Истина в научном представлении – это соответствие наших знаний предмету познания. Хотя наука и стремится к истине, здесь нет претензии на то, что истина найдена. Есть факты, неизменяемые со временем, в том числе и при развитии научного инструментария, но трактовка этих фактов, знание о них не могут быть абсолютными. В этом смысле в науке признается ограниченность нашего знания о мире, возможность постоянного уточнения этого знания. Научная истина не претендует на абсолютность, но признается истиной в контексте определенных условий, в том числе и социально-исторических.
Относительная истина – истина, обусловленная социально-историческим контекстом, прежде всего, возможностями научного инструментария, развитием человеческого сознания. Потенциально любая научная истина является относительной. Признание относительности истины является не столько признанием поражения человека познать истину, сколько признанием того, что человек на данный момент знает не все, и всегда существует вероятность появления условий и ситуаций, неизвестных на данный момент, в которых известные нам законы не будут действовать.
4. Проблема объективности познания
В философии неоднократно ставился вопрос об ограниченных возможностях человеческого познания. Познавательное устремление человека – знать все, проникнуть в тайны природы – сталкивается не только с пространственно-временными границами, но и с тем, что достижение позиции объективного наблюдателя, который непогрешимо отражает действительность, не привносит в это знание ничего своего, свободен от иллюзий, фантазий, представляется проблематичным. Это связанно с многочисленными предрассудками, которые мешают видеть действительность. Своеобразную типологию подобных предрассудков представил Фр. Бэкон, различия четыре вида «идолов», ложных идей, свойственных в той или иной степени всем людям. Первый тип ложных идей – идолы рода – проистекает из природы человеческого разума находить закономерности, порядок и организацию везде и во всем, соизмерять познаваемое с «человеческими» смыслами и значениями. Следующие тип предрассудков – «идолы пещеры» – проистекают из особенностей индивидуального воспитания и пристрастий, интересов, симпатий и антипатий, свойственных человеку. Подобные симпатии концентрируют внимание на одних аспектах действительности и «затушевывают» другие. «Идолы площади» – расхожие упрощенные представления, стереотипы, которые закрепляются в языке культуры, приобретаются человеком в процессе общения с другими людьми и становятся само собой разумеющимися понятиями. «Идолы театра» – идеи, понятия, почерпнутые из идеалистических учений и доктрин, объясняющие общие вопросы мироздания и наделяющие события действительности сюжетной канвой, которая отвлекает от реальных причинно-следственных механизмов.
Вопрос объективности познания заключается в том, может ли человек до конца избавиться от предрассудков, «идолов сознания», отражать действительность как ничем не замутненное зеркало? Возможно, «идолы сознания» – неотъемлемая характеристика любого индивидуального сознания, стремящегося объяснить причины явлений, исходя из известного, структурировать данные опыта, найти смысл в изучаемых явлениях и событиях. Возможно, как показали современные философы, например Р. Рорти, стремление занять позицию объективного наблюдателя скрывает в себе неосознанное желание к привилегированной позиции, по сравнению с которой все другие не принимаются в расчет. Объективность в этом смысле – «замаскированная» субъективность. Объективность в современной трактовке означает не столько беспристрастное видение ситуации, свободное от субъективных особенностей, сколько умение понимать явления исходя из контекста, признавая в то же время ограниченность применимости познавательных моделей. Относительно социального познания объективность предполагает адекватное отражение мотивов, норм и смыслов, которыми руководствуются индивиды с учетом социально-исторического контекста, с учетом значений, которые сами индивиды вкладывают в свои действия. Объективность в рамках социального познания – умение понимать представителей разных социальных групп и культур, вставать на точку зрения другого, абстрагироваться от стереотипов о «нормальном» и «ненормальном», господствующих в культурной среде, к которой принадлежит ученый.
5. Возможности познания будущего в науке
Одной из возможностей научного познания является прогнозирование тех или иных явлений или событий – исследование конкретных перспектив развития, вероятности того, что данное событие произойдет. В естественных науках это прогнозы погоды, прогнозы штормов, цунами, прогнозы схода лавин, сельскохозяйственные прогнозы, прогнозы о движении небесных тел и т. д. В технических науках – относительно работы механизмов, машин, приборов, аппаратов и т. д. Социальные прогнозы – получение знаний о различных аспектах общественной жизни в будущем. Экономические, демографические, внутри-политические и внешне-политические, социологические, психологические, криминологические, психологические и т. д. Есть прогнозы, которые составляются на стыке естественно-научного, научно-технического и обществоведческого исследований. Например, экологические прогнозы (общество-техника-природа), военные прогнозы (политика-техника) и т. д. В современном обществознании существует целая область исследования будущего – футурология.
В социальном познании прогнозирование осложняется вмешательством человеческого фактора, способностью человека создавать нечто принципиально новое (творчество), нарушать социальные нормы, делать выбор, поступать непредсказуемо. Тем не менее, социальное поведение обладает определенной степенью предсказуемости, поскольку индивидуальные желание, стремления, потребности формируются в социальном общежитии, несут на себе «печать» общих стандартов поведения и мышления, за рамки которых очень сложно выйти. Именно потому, что социальные науки изучают поведение человека в группе, они также обнаруживают определенные константы в социальной динамике, открывают тенденции.
Социальный прогноз способен изменять социальные явления, что почти невозможно в естественных науках. Прогноз плохой погоды заставляет приспосабливаться к этой погоде, брать с особой зонтики, эвакуироваться из опасной зоны. Изменить наступление плохой погоды человек не в состоянии, если только речь не идет о разгоне облаков. Социальный прогноз способен повлиять на поступки людей в настоящем, на их решения. В результате может наступить либо самоосуществление, либо саморазрушение прогноза. Например, прогноз катастрофы, пусть ложный, способен вызвать панику и катастрофу в действительности. В свою очередь прогноз реальной катастрофы вместе с прогнозом оптимальных действий в силах предотвратить ту или иную катастрофу.
Подводя итоги, можно сказать, что: 1) познание является неотъемлемым свойством человеческого сознания и сопровождает различные виды человеческой деятельности; 2) познавательные возможности обусловлены особенностями человеческого сознания отражать действительность, обобщать известные факты, прогнозировать развитие событий, исходя из известного, выходить за рамки известного, моделировать возможные ситуации, используя способность воображения; 3) научное познание отличается от других видов познания, основанных на личном опыте или коллективной традиции. Именно в рамках научного познания осознаются границы человеческого знания, невозможность открытия абсолютной истины, невозможность одной единственной позиции объективного наблюдателя, сложность прогнозирования будущего.
Основные определения
Познание – процесс получения информации о том или ином предмете, процесс отражения действительности в человеческом сознании.
Чувственное познание – познание посредством органов чувств. Результатом чувственного познания являются ощущения, восприятия, представления.
Рациональное познание – познание посредством размышления. Результатом рационального познания являются понятия, суждения, умозаключения.
Эмпиризм – направление в теории познания, утверждающее, что все знание основывается на чувственном опыте.
Рационализм – направление в теории познания, утверждающее первостепенную роль разума, организующего чувственный опыт, для формирования знания.
Объективное знание – адекватное отражение действительности, без привнесения личностных моментов, психологических особенностей познающего субъекта
Эксперимент – опыт, наблюдение за объектом в строго определенных условиях, которые при желании можно воспроизвести или обнаружить в действительности.
Научное знание – систематическое знание, основанное на эксперименте и специальных методах исследования, существующее в виде гипотез и теорий и призванное прояснить причинно-следственные связи между явлениями.
Обыденное знание – знание, получаемое в процессе обыденной жизни, в процессе разнообразных повседневных коммуникаций.
Религиозное знание – знание о вещах, которые в принципе невозможно доказать ни логически, ни эмпирически – существование души, Бога или богов, духов и т. д.
Абсолютная истина – исчерпывающее знание о предмете, неизменяемое со временем, не зависимое от пространства и времени.
Гипотеза – положение, выдвигаемое в качестве предварительного, условного объяснения некоторого явления или группы явлений.
Теория – наиболее развитая форма организации научного знания, дающая целостное представление о закономерностях и существенных связях определенной области действительности.
Относительная истина – истина, обусловленная социально-историческим контекстом, прежде всего, возможностями научного инструментария, развитием человеческого сознания.
Вопросы для самоконтроля
Литература
Обязательная
Дополнительная
Наряду с разумом и чувствами язык относится к отличительным признакам (и сущностным силам) человека. Он помогает нам понимать мир и наше место в нем. Но его самого мы понимаем пока плохо. О многоликости языка, его способности «прятаться» и ускользать от однозначности прекрасно сказал В.Я. Брюсов: «Мой верный друг! мой враг коварный! / Мой царь! мой раб! родной язык!». Неопределенность, неуловимость и упрямство языка имел в виду и В.В. Маяковский, указывая на то, как «единого слова ради» ему приходилось изводить «тысячи тонн словесной руды». Поэтическая экспрессия, несомненно, поднимает и образно заостряет нашу проблему, но ее разрешение, т. е. поиски ответа на вопрос о природе языка, следует искать все же в философии.
Под языком в широком смысле принято понимать любую систему знаков – естественных (звуковой язык, пластика человеческого тела, жесты, мимика) и искусственных, специально созданных людьми (язык математики, язык живописи, язык музыки, дорожные знаки, эсперанто и т. д.). Наука о знаковых системах называется семиотикой (семиологией). Знаковая система в форме человеческого языка, или язык в собственном смысле слова, – предмет такой науки, как лингвистика (языкознание). Связь знака с тем, что он означает, к чему отсылает, что представляет, достаточно условная (неосознанно-стихийная, конвенциональная). Отсюда и полисемия, или многозначность, употребляемых нами слов. Значение слова определяется конкретной ситуацией его использования, дифференцирующей связью с другими словами. Так понимаемое значение часто называют смыслом. Но можно сказать и так: смысл есть содержащаяся в слове мысль.
Различают язык и речь. Речь – это звучащий язык, эмпирически-индивидуальное выражение языка, язык, реализуемый в той или иной конкретной ситуации. Речь – всеобщая способность говорить. «Без сомнения, – писал в данной связи знаменитый швейцарский лингвист Фердинанд де Соссюр, – оба этим предмета тесно между собою связаны и друг друга взаимно предполагают: язык необходим, чтобы речь была понята и производила свое действие; речь же в свою очередь необходима для того, чтобы установился язык; исторически факт речи всегда предшествует языку». Язык есть «социальный продукт речевой деятельности».
Язык – объективное выражение, материальная оболочка, непосредственная действительность мысли. "Язык, – читаем у К.Маркса, – так же древен, как и сознание. Язык е с т ь практическое, существующее и для других людей и лишь тем самым существующее так же и для меня самого, действительное сознание и, подобно сознанию, язык возникает лишь из потребности, из настоятельной необходимости общения с другими людьми". Язык – явление общественное; возникнув в процессе формирования человеческого общества, он стал важным моментом его функционирования и развития. И потому правы те авторы, которые утверждают, что не человек говорит языком, а язык говорит «человеком» (через человека). Язык является важным средством социализации человека, он приобщает его к культуре, ее ценностям, нормам и идеалам. Язык выполняет также множество других функций: номинативную (называет вещи "своими именами"), познавательную или когнитивную (активно участвует в процессе познания, делает его более продуктивным), социального наследования (накапливает, хранит и передает знания, продукты духовной эволюции), коммуникативную (обеспечивает процесс межличностного общения), эстетическую, идеологическую и т. д.
2. Язык человеческий и язык животных
Общеэволюционная перспектива показывает, что все человеческие способности имеют свои прообразы, или зачатки, в мире животных. Не исключение в этом отношении и язык. Общение между особями различных видов животных тоже не безъязыкое. Можно и действительно говорят о языке животных. Прежде всего языке жестов, но также и языке, имеющем голосовую природу. В качестве первого можно указать на своеобразный танец пчел, осуществляющих функцию разведчиц и поиска богатых нектаром и пыльцой цветов. Своими танцевальными фигурами, их осевой ориентацией, а также скоростью полета они показывают пчелам – сборщицам нектара и пыльцы местонахождение (направление, дистанция) этих цветов. Так, круг означает, что цель близка. Восьмерка, напротив, говорит об удаленности цели, ось восьмерки указывает направление к цветам, скорость же полета – большая или меньшая – показывает, насколько цель близка или далека. В качестве примера голосового языка можно сослаться на поведение птиц, живущих стаями, например, на хорошо известных нам ворон. Своим криком, а это определенный набор звуков, они способны предупреждать друг друга (стаю в целом) об опасности или угрозе.
Возвращаясь теперь к общеэволюционной перспективе, следует сказать, что язык животных и язык человека – вещи не просто разные, но противоположные. Сущность человеческого языка резонно искать не в том, что его сближает с языком животных (многое сближает), а, напротив, в том, что их противопоставляет, делает принципиально не похожими друг на друга. Прежде всего бросается в глаза, что языковое общение в мире животных ограничено самыми элементарными формами, в него вовлечено мизерное число элементов. Языковое же общение в мире людей включает в себя чрезвычайно богатую лексику – десятки и сотни тысяч слов. Ясно, что разница здесь не только количественная, но и качественная, еще точнее – сущностная.
На что делится язык животных? На элементы-знаки с жестко закрепленными за ними сигнальными значениями, побуждающими к соответствующему действию или поведению. Подобными (аналогичными) знаками пользуется и человек. Цвета светофора, жесты регулировщика, морская сигнализация наглядное тому подтверждение. Но это как бы нижний этаж его языкового бытия и творчества. На что делится собственно человеческий (естественный) язык? Ближайшим образом, конечно, – на слова. Но в конечном счете – на абстрактные звуковые единицы (гласные и согласные элементы слогов), называемые фонемами. Фонемы как раз служат основным признаком для различения слов. Сами по себе фонемы ничего не означают, но в своих подчиненных определенным правилам сочетаниях позволяют выразить любое означаемое, обозначить практически все. Данную особенность языка называют членораздельностью. Человеческий язык членоразделен, чего нельзя сказать о языке животных. Для обозначения фонем на письме служат буквы – графические знаки в составе того или иного алфавита. Комбинаторные возможности фонем и букв поистине безграничны.
К сказанному необходимо добавить также органическую связь человеческого языка с абстрактным мышлением и сознательно-целесообразной деятельностью. Связь эта взаимная, от нее выигрывают все стороны и в первую очередь – сам язык.
3. Лингвистическая и когнитивная (познавательная) картины мира
Нельзя думать, что язык только оформляет, "одевает" уже состоявшуюся, сложившуюся мысль. Нет, мысль в языке не просто оформляется – она в нем впервые только и рождается, формируется. Или, как говорил Л.С. Выготский, "мысль не воплощается в слове, а совершается в слове". Точнее даже так: и совершается, и воплощается; и осуществляется, и существует; и формируется и оформляется. "Голых" мыслей не бывает. Мышление «про себя» тоже происходит с помощью языка. Мысля про себя, я пользуюсь так называемой внутренней речью. Во внутренней речи слова «произносятся» мысленно. Таким образом, мысль облекается в словесную оболочку не только тогда, когда мы говорим или пишем, но и в том случае, когда мы думаем. Однако это не означит, что границы мышления совпадают с границами говорения ("Откуда я знаю, что думаю, пока не услышу, что скажу"). Интуитивное мышление – явно не вербализованный (иногда и принципиально не вербализуемый) процесс. Сюда же следует отнести и различные прозрения-инсайты. Всем также хорошо известны "муки слова": мысль вроде бы и есть, ясна, а вот конкретного слова для ее выражения не найти, трудно подобрать. Но, даже подобрав, найдя верное слово, мы сталкиваемся с новой трудностью, которую прекрасно выразил поэт: "Мысль изреченная есть ложь". Мысль умирает в тот момент, когда она воплощается в слово. А происходит это потому, что слово всегда обобщает, сопрягая частное и общее, индивидуальное и социальное. Индивидуальное своеобразие мысли, ее эмоциональные обертоны и другие тонкости в нем, по сути, пропадают.
Есть все основания полагать, что логические формы мышления носят универсальный, общечеловеческий характер и не зависят от особенностей национальных языков. Их, кстати, очень много. В наши дни человечество говорит на 5651 языке и диалекте. Нельзя согласиться в этой связи с гипотезой лингвистической относительности Сепира-Уорфа, согласно которой язык, его нормы и правила, по сути, предопределяют смысловое, категориальное видение мира. Какой, мол, язык, такое и мышление. У китайцев оно одно, у нас, русских, – другое, у немцев – третье и т. д. "Мы видим, – пишет Э. Сепир, – слышим и воспринимаем так или иначе те или другие явления главным образом благодаря тому, что языковые нормы нашего общества предполагают данную форму выражения". И еще: «Культуру можно определить как то, что данное общество делает и думает. Язык же есть то, как думают». Предшественником Эдуарда Сепира и Б. Ли. Уорфа в данном плане был Вильгельм Гумбольдт, который полагал, что в самой структуре языка воплощено определенное воззрение на мир, что существует неразрывная связь языка и «духа народа». Подобно тому, как числа нужны, чтобы считать, так слова нужны, чтобы мыслить. По Гумбольдту, «природа языка состоит в переплавке чувственной материи мира и слов в печать мыслей. Или, иначе: языки – не средство представления уже познанной реальности… они служат средством открытия доселе неизвестной реальности. Разница между ними не в звуках и знаках – это разница оптического свойства, взглядов на мир». Понятийная, научная, и языковая, лингвистическая, картины мира не могут быть совершенно разными, но они и не совпадают друг с другом. Если бы эти картины полностью совпадали, то, учитывая естественные различия национальных языков, общение народов, культур, цивилизаций было бы невозможно.
Продолжая развивать сказанное, подчеркнем еще раз: языковые инвестиции в мышление никогда не были и не являются сегодня (пред)определяющими. Нельзя соглашаться с тем, что слова якобы «тиранически господствуют над познанием», что познавательные горизонты человека упираются, не смея их превзойти, в горизонты языковые. Возьмем в качестве примера лексическое сегментирование цветового спектра. В русском языке синий и голубой цвета обозначаются, как видно, двумя разными словами, в английском языке – одним словом blue, а вот во вьетнамском сразу «три в одном»: зеленый, синий и голубой цвета называются одним словом xanh. И что же – англичане и вьетнамцы не разбираются в сине-голубых оттенках? Нет, конечно. Опыты показывает, что носители разных языков прекрасно справляются с задачей восприятия и запоминания цветов. Разве что те, которые располагают соответствующими словесными наименованиями, делать это быстрее и проще.
Одновременно нельзя отрицать и того, что язык действительно делает возможным мышление, главным образом такие его характеристики или свойства, как абстрактность и обобщенность. Без языка и его объективирующей силы у науки не было бы так называемых идеализированных объектов (материальная точка, идеальный газ, абсолютно черное тело и пр.), – незаменимых средств углубления в изучаемую реальность. Без языковой оболочки мы вряд ли бы справились и с некоторыми отрицательными «величинами», например с ничто как противоположностью нечто. Если бы не язык, перед ничто оставалось бы только развести руками. А так оно – как отрицательное местоимение, часть речи, определенный член предложения – уже нечто, и с ним можно работать. Еще больше эта реификация (овеществление) подчеркивается синтаксисом в некоторых языках. Так, английский аналог русского «У меня ничего нет» – “I have nothing” буквально переводится как «Я имею ничего». Без языка, далее, познание лишилось бы возможности рассматривать в качестве самостоятельно существующих предметов многочисленные свойства вещей, действия и состояния людей – такие, например, как белизна, краснота, ходьба, бег, находиться и т. д.
Вместо гипотезы Сепира-Уорфа можно было бы предложить другую, более адекватную, на наш взгляд, гипотезу – апперцептивную. Точнее, это даже не гипотеза, а аналогия с апперцепцией в процессе чувственного познания. Там под апперцепцией понимается опосредованность восприятия новых предметов и явлений уже имеющимся знанием, прошлым опытом, всем содержанием внутренней жизни человека. Без такого опосредования чувственное познание оказалось бы совершенно неопределенным, калейдоскопически-хаотичным, его нельзя было бы предметно дифференцировать (идентифицировать). В языке (значения слов, грамматические категории и т. д.) фиксируется результаты познавательной деятельности человека, культурный опыт поколений. Все это, как контекст, усиливает, если не впервые формирует, предметно-различительные силы каждого конкретного познавательного акта.
Предложенная альтернатива отнюдь не единственная. Возможны и другие варианты. Так, Г.А. Брутян выдвинул принцип лингвистической дополнительности. Вот как он его представляет: «В процессе познания в связи с активной ролью языка и в силу его специфических особенностей возникает языковая картина мира. Она в целом и в главном совпадает с логическим отражением в сознании людей. Но при этом сохраняются периферийные участки в языковой картине мира, к о то р ы е о с т а ю т с я з а п р е д е л а м и л о г и ч е с к о го о т р аж е н и я, и в качестве словесных образов вещей и лингвистических моделей отношения между ними варьируются от языка к языку в зависимости от специфических особенностей последних. Через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира; эти модели выступают как побочный источник познания, осмысления реальности и дополняют нашу общую картину знания, корректируют ее. Словесный образ сочетается с понятийным, л и н г в и с т и ч е с к о е м о д е л и р о в а н и е мира – с ло г и ч е с к и м е г о о т о б р а ж е н и е м, создавая предпосылки воспроизведения более полной и всесторонней картины окружающей действительности в сознании людей».
4. Языковые артикуляции культуры
Свои замечательные качества язык демонстрирует не только во взаимоотношениях с мышлением. Тем или иным способом он соотносится со всей нашей жизнью. Его способность формировать и оформлять проявляется на всем пространстве культуры. Homo sapiens (человек разумный) – это всегда и homo lingua (человек говорящий). Очень точно и одновременно глубоко выразился на сей счет М. Хайдеггер: “Язык – дом бытия”.
За подтверждением сказанного обратимся к конкретным примерам. Как, например, в языке манифестируются индивидуалистические и коллективистские устои жизни.
Индивидуалистическая культура, как известно, возвышает персональное начало жизни, притом не только концептуально, но и графически. Отнюдь не случайным нам представляется то обстоятельство, что в английском языке личное местоимение «я» (I) пишется с заглавной буквы. Для сравнения: в русском языке заглавность пожинает, да и то не во всех контекстах, «вы» – личное местоимение второго лица множественного числа. Личное множественное лицо – это безусловно коллективизм, отражение, хоть и не прямое, некоего Мы-образа.
Эгоцентризм индивидуалистической культуры ярко проявляется и в синтаксисе, т. е. в законах соединения слов и построения предложений. Так, в английском языке все предложения имеют четкую, чтобы не сказать жесткую, структуру: субъект, предикат, объект. На первом месте, естественно, субъект – здесь это не только грамматический, но и смысловой акцент. Как показывают специальные исследования, субъект отсутствует только в трети английских предложений, тогда как, например, в японском языке эта цифра составляет 75%.
В коллективистском типе культуры «Мы» часто фигурирует там, где вполне могло бы стоять и «Я». По-русски (более) правильно Мы с другом, а не Я с другом, Мы с Ивановым, а не Я с Ивановым. Англичанин же подобной скромности (а может, родовой привязанности к Мы) лишен: My friend and I (буквально: Мой друг и я); Smith and I (буквально: Смит и я). Но у него одно очень важное преимущество: видимо, уважая и подчеркивая достоинство Другого, он свое I ставит на второе место. Еще примеры на контрастирующее сопоставление: Мы знакомы? – Do I know you? (буквально: Я знаю тебя/вас?) Увидимся – See you (буквально: Увижу тебя/вас).
Интересны в данном плане также результаты сравнительных исследований “языкового сознания” русских и англичан. В ядре языкового сознания русских на первом месте стоит слово “человек”, на десятом – “друг” и только на 36 – “я”. У англичан картина совершенно иная: на первом месте стоит “me” (я), на втором – “man” (человек), ну а “friend” (друг) явно оттеснен, у него только 73 место.
Различия между коллективизмом и индивидуализмом убедительно заявляют о себе и во фразеологии, в частности в пословицах и поговорках – этих «компактных трактатах по ценностям культуры» (Л. Самовар и Р. Портер). Разумеется, в любой культуре есть разные пословицы и поговорки, отражающие нелинейность исторической судьбы народа, особенности государственного и общественного строя страны, внешние влияния, природную среду и т. д. И тем не менее можно говорить о разной степени репрезентативности тех или других из них. Для русской культуры, коллективистской в своей основе, наиболее характерна, видимо, следующая народная мудрость: Не имей сто рублей, а имей сто друзей; С миру по нитке – бедному рубашка; На миру и смерть красна; Стоя вместе у колодца и ведро с ведром столкнется. Прямую (индивидуалистическую) противоположность названным составляют многие английские пословицы и поговорки. Вот только некоторые из них: An Englishman’s house is his castle( Дом англичанина – его крепость); A hedge between keeps friendship green (Забор между соседями поддерживает дружбу); Good fences make good neighbours (Хорошие заборы способствуют добрососедким отношениям); Love your neighbour, yet pull not down your fence (Люби своего соседа, но не сноси свой забор); He travels the fastest who travels alone (Тот едет быстрее, кто едет один); Friends are like fiddle-strings and they must not be screwed too tightly (Друзья как струны скрипки, и их нельзя натягивать слишком крепко); Come seldom, come welcome (Чем реже ты приходишь, тем больше тебе рады)2.
Вообще отношение к слову в различных культурах разное. Особенно трогательным оно было всегда в культуре русской. Иногда эта трогательность уплотнялась до утопическо-идеологической структуры. Так было, например, в Советском Союзе 60-х годов ХХ века. П. Вайль и А. Генис так описывают советскую «страну слов»: «Мифотворчество как идеологическое самообслуживание общества. Этим общечеловеческим талантом советский человек наделен в особой степени. Первой причиной тому – специфический характер русской культуры, всегда отождествляющей себя с искусством. Культура социальная и материальная выводились за скобки, внутри которых привольно и ущербно развивалась культура духовная. Отсутствие парламента и унитаза никогда не унижало человека, знакомого с Достоевским и Бердяевым. Среди искусства во все времена господствовала литература. Литературоцентристская русская культура дала миру не только мастеров слова – от Пушкина до Бродского, не только учителей жизни – от Толстого до Солженицина, не только шедевры словесности – от «Героя нашего времени» до «Москвы – Петушков», но и уникального потребителя всего этого грандиозного потока слов…. Этот [советский] человек выражает себя в слове искренне и убежденно верит в слово, любит слово, ненавидит слово, для него нет ничего дороже дружеского разговора и ничего святее печатного текста. Можно исповедовать разные веры, можно восхищаться Маяковским или Фетом, изучать Киреевского или Чаадаева, зачитываться Распутиным или Битовым, но антиподы сходятся на одном и том же – белом поле страницы, осененной божественным законом слова.
Когда мы рассуждаем о великом противостоянии Обломова и Штольца, которые будто бы олицетворяют Восток и Запад в российской судьбе, мы часто забываем, что все-таки главное не то, что один ничего не делает, а другой делает много, главное – что оба они об этом говорят. Говорят долго и иступленно – и только в этих жарких молитвах разным богам существуют для нас Обломов и Штольц. Это российские близнецы не антагонисты, а разные инструменты одного оркестра, в котором кларнет не хуже и не лучше альта и оба предназначены для услаждения слуха, а не для забивания гвоздей….
Напрямую из культа слова вытекают те следствия, которые делают советского человека исключительным событием ХХ века. Прежде всего это установка на коллективизм и превосходство духовного над материальным.
По сути дела, все явления 60-х связаны с событиями – успехом или неудачей – в сфере слова. Пока Программа КПСС трактовалась как литературное произведение, она служила инструментом социальных преобразований, но с уходом поэтической атмосферы подъема проступила ее нелепая буквальность»3.
Много ли изменилось с достопамятных шестидесятых? Немало. Нет больше Советского Союза, мы теперь живем в другой – демократической России. Заметно выросло число людей, твердо сориентированных в своей жизни на действенно-гуманистические ценности: компетентность, профессионализм, интеллектуальную ответственность и т. д. Но вера в магическую силу слова все еще крепко сидит в нашем сознании. В то время как развитые страны Запада и Востока продолжают, в полном соответствии с прогнозом М. Вебера, «расколдовывать мир», мы по инерции пытаемся его заколдовать, заговорить, опутать словами. На что-то серьезное нас по-прежнему можно поднять только «большими» словами. А большие слова – это мечты, которыми мы себя постоянно раздражаем.
***
Завершая тему, хотелось бы сказать следующее. В общественную канву нашей жизни вплетено много разных нитей. Мышление и язык, пожалуй, самые яркие из них. И если относительно мышления наука нас, кажется, убедила, что жизнь значимо зависит от того, что мы о ней думаем, то относительно языка этого пока нет. Наверно, пройдет немало времени, прежде чем мы поймем, что наша жизнь зависит также и от того, что мы о ней, вернее – в ней говорим.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Язык – исторически сложившаяся система знаков, объективирующая мысли, чувства и волеизъявления людей, служащая важнейшим средством общения и взаимного понимания людей.
Знак – чувственно воспринимаемый предмет, выступающий заместителем и условным представителем других предметов (явлений, действий, событий, свойств, отношений и т. д.).
Значение слова – зафиксированный в сознании образ, через который слово соотносится с обозначаемым им предметом.
Смысл – значение, которое слово получает в конкретной речевой ситуации.
Речь – всеобщая способность говорить, звучащий язык.
Членораздельность – членение речи на абстрактные звуковые единицы – фонемы, позволяющие, посредством сочетаний, выразить любое означаемое.
Гипотеза лингвистической относительности: структура языка определяет структуру мышления и способ познания мира.
Лингвистическая апперцепция – зависимость конкретных познавательных актов от зафиксированных в языке прошлого опыта и общего содержания духовной жизни человека.
Гипотеза лингвистической дополнительности: языковая картина мира дополняет и в чем-то уточняет общую научную картину мира.
Литература
Обязательная
Дополнительная
1. Понятие знания
Знание, определяемое как результат процесса познания, включает множество разнообразных явлений и состояний. Знание различается по своим функциям (практическое знание, необходимое для выполнение определенной работы, принятия решений, теоретическое знание, связанное с пониманием определенных закономерностей действительности, религиозное знание, художественное знание), по способам и срокам существования (знание как запас значений и идей и знание как процесс передачи идей, знание, представляющее долгосрочный интерес, и знание, обладающее преходящим значением), по субъектам знания (знание для всех и знание для немногих, знание для масс и элиты). Понятие знания во многом пересекается с понятием «информация», хотя и не сводится к нему. Информация – данные о предмете, которые уменьшают неопределенность у получателя информации. Информация – знание в широком смысле слова. Но есть понятие знания, которое не сводится к информации вообще. Под термином «знание» обычно понимается не любая информация, а, во-первых, упорядоченная и систематизированная информация, а во-вторых, «информация, которая служит изменению чего-либо или кого-то, создавая базу для определенных действий и побуждая личность (или институт) к другим, более эффективным действиям» (П. Дракер)4.
Понятие «знание» в обозначенном смысле начинает разрабатываться у первых философов, которые проводят различие между «мнением», служащим своеобразным продолжением того, что человек знает, и «знанием», которое открывает новое поле возможностей, расширяет кругозор, позволяет человеку проникнуть в сущность вещей, изменяться самому и изменять что-либо в действительности. В этом смысле знание есть ценность; лучше знать, чем не знать. Знание – залог позитивных изменений, незнание – причина деградации и застоя. Достижение знания для первых философов – процесс приближения к истине, к тому, что есть на самом деле, и в то же время это процесс приближения к самому себе, процесс самопознания, связанный с интеллектуальным, нравственным и духовным ростом человека. Знание дистанцирует тех, кто проникает в сущность вещей, от незнающих, руководствующихся поверхностными мнениями, или, используя образы Платона, проводит границу между теми, кто довольствуется познанием «теней» и теми, кто учится видеть Солнце. Знание – основа использования ресурсов, заложенных в сознании, основа владения собой, основа культивирования разумной, «солнечной» природы в человеке, самосовершенствования.
Одновременно в античной философии закладывается и другое представление о знании, знание рассматривается как достижение определенных результатов в социальной действительности. В античной философии эта концепция прослеживается у софистов. Цель знания (риторики) – сделать деятельность человека более успешной и эффективной на основе определенных приемов. Знание претворяется в полезный результат действия. В Новое время с развитием науки и техники знание (о действительности) также начинает пониматься как основа управления объектом познания. Высказывание Ф. Бэкона: «Знание – сила», – означает, что с помощью знания общество способно воздействовать на природные процессы, управлять жизненными ситуациями, адаптироваться к социальной действительности, совершенствовать условия общественной жизни. В этом смысле знание предполагает в том числе и представление о приемах, способах воздействия на действительность, включает в себя технологию.
Прелюдией к становлению общества современного типа является появление в XVI-XVII вв. науки как самостоятельного вида деятельности, обладающего своим методом (экспериментом) и инструментарием. До этого времени наука (если не считать медицины) развивалась в рамках философии, ориентируясь в большей степени на теоретическую деятельность познания причинно-следственных связей мироздания, классификацию тех или иных явлений природы. Её цель не выходила за рамки понимания и объяснения действительности. Человек науки являлся в большей степени созерцателем происходящего (термин «теория» происходит от слова «созерцание»). Наука XVI-XVII вв. порождает новую профессию – ученого-инженера, который соединяет в себе познавательные, теоретические интересы ученого и практические интересы ремесленника, имеющего навыки работать с инструментами и воплощать свои идеи в жизнь. Ученый-инженер одновременно обладает знанием о том, что существует в действительности, почему что-то происходит и как провести тот или иной опыт, как воплотить знание о законах действительности в инструменты, как создать на основе этого знания «рецепты», алгоритмы, которые будут использованы для достижения определенных целей. С этого времени наряду с теоретическим знанием развивается технологическое знание – знание как использовать имеющиеся ресурсы. Технология – прикладное знание, которое в том числе ориентировано на «специалиста-пользователя», который понимает, как добиться желаемого результата, как устранить неполадки в работе того или иного объекта, но вместе с тем, может не понимать природу самого объекта. Так, например, электрик знает, как сделать электропроводку, но знает ли электрик, почему электрический ток действует именно так, а не иначе, знает ли он что-либо о природе света5? Если изначально теоретическое знание устремлялось на поиски причин, которые скрываются за вещами и объектами, то технология возвращает знание в сферу вещей, технология – управление объектами на основе знания и соответствующего инструментария.
До XVIII века производство обходилось, по существу, без науки, с опорой на здравый смысл, практический опыт, передачу (от мастера к подмастерью) секретов ремесла, собирание отдельных рецептов. XVIII век – начало промышленной революции, кардинальных изменений в сфере способов производства. Одно из первых изобретений промышленной революции – паровая машина – результат деятельности людей, не имевших отношения к науке того времени, ориентирующихся на обыденные знания и опыт. Однако системное применение энергии пара связано уже с научными исследованиями. С этого момента открытия в области производственных ресурсов, включая новые искусственные материалы, новые источники энергии (энергия пара, энергия электричества, атомная энергия), новые средства деятельности, заменяющие не только ручной труд, но и совершающие логические операции, целиком и полностью связаны с развитием специализированного научного знания. Технологии в области создания инструментов дополняются в конце XIX века технологиями в области организации труда и профессиональной подготовки работников. Вторая половина XX века открыла еще один этап в развитии технологий, на этот раз в сфере управления информационными процессами. «В настоящее время знание систематически и целенаправленно применяется, чтобы определить, какие новые знания требуются, является ли получение таких знаний целесообразным и что следует предпринять, чтобы обеспечить эффективность их использования»6.
В любом обществе существует определенный запас знания, который формирует сознание членов общества, позволяет им понимать друг друга, создавать все необходимые условия существования. Однако в современном обществе знание является не столько необходимым фоном общественной жизни, сколько производственным ресурсом. Если в традиционном обществе знание – устойчивый комплекс значений, не изменяемых или почти не изменяемых со временем, то в современном обществе существует целая индустрия знания, которая ориентируется на постоянное приращение новых идей, их распространение и внедрение в производство. Центральным звеном в этой системе производства знания является наука, чей опыт и возможности исследования расширяются вместе с развитием нового инструментария. Техника становится более интеллектуальной: технические системы и инструменты способны оперировать информацией, поступающей как от человека, так и непосредственно из внешней среды, «принимать решения» в зависимости от изменения параметров среды, быть управляемыми на расстоянии. Примерами являются действия роботов на ядерных станциях или в открытом космосе7. Появление компьютеров и компьютерного моделирования также позволяет ускорить процесс получения новых знаний. «Компьютер превратился в универсальный, легко применимый и символически «на все пригодный» инструмент, обеспечивающий чрезвычайную изменчивость и сбережение энергии и денег без всякого физического сопротивления или препятствий, поскольку модели имитируются заранее и без реального риска»8.
Развитие нового знания во многом связано с формированием на рубеже XIX-XX вв. научных институтов и лабораторий с мощной технической базой, подчиняющихся дисциплинарному принципу организации знания. Каждое из направлений научного знания – естественные науки, социально-гуманитарные и технические – имеет свою внутреннюю дифференциацию, которая отражает сложность и многоаспектность изучаемого предмета (природы, общества и человеческих ценностей, техники), определяется необходимостью выработать адекватный метод познания. Вместе с тем возрастает роль междисциплинарных исследований, использование инструментария, идей из различных областей знания для решения проблем и прогнозирования событий в мире, где биосфера, социосфера и техносфера становятся взаимосвязанными. Производство нового знания в данном случае ориентировано на исследование взаимосвязей между явлениями разного порядка, формирование «объемных моделей» действительности.
3. Наука, техника, образование: коммуникация знания
Ускорение производства нового знания сопровождается также изменением в сфере трансляции и коммуникации знания. Во времена зарождения науки знание в большей степени распространялось среди немногих ученых и мыслителей, непосредственно общающихся между собой. В Новое время создаются научные сообщества и начинают выходить первые научные журналы. Книга как носитель нового знания позволяет приобщить к знанию ученых, несмотря на пространственно-временные препятствия. И все же лишь с появлением компьютерных технологий и современных систем связи можно говорить о возникновении научного сообщества и глобальном обмене идеями.
Кроме того, под воздействием науки и техники изменяется система образования. Во все времена доминирующая функция образования – в большей степени конституирующая. В процессе образования происходит формирование сознания человека, приобщение его к культуре общества, к знаниям и умениям, необходимым для нормального функционирования и развития общественных отношений. Влияние образования в целом сравнимо с влиянием культуры. Образование, как неотъемлемая часть культуры, «возделывает» мысль человека, придает ей форму, указывает направление. С одной стороны, образование приобщает к традициям, является способом ознакомления, освоения положительного опыта прошлых поколений. С другой стороны, образование не только воспроизводит навыки, знания, умения, выработанные в прошлом, но и создает предпосылки для приращения, трансформации, пересмотра существующих знаний. У «входа» любой образовательной системы стоит человек незнающий, «на выходе» – человек, обладающий знаниями, способный сохранять знания, оперировать ими и в идеале усовершенствовать. Для любого общества система образования – предмет неустанной заботы и внимания, но в традиционном обществе образование – это либо освоение текстов и языков (аристократическое образование), либо практических трудовых навыков, ремесел. И в том и в другом случае образование – освоение социальной роли и знания, необходимого для её исполнения. В современных обществах одной из основных функций образования является подготовка научных кадров, т. е. людей, которые непосредственно занимаются исследованием неизвестного, открытием нового, оценкой и прогнозированием событий.
Кроме того, образование в современном обществе призвано охватить широкие массы населения. Идеал Просвещения существует, начиная с эпохи Нового времени, но только во второй половине ХХ века удалось ввести во всех развитых странах всеобщее среднее образование. Этому способствует как развитая инфраструктура образования (школы, институты, библиотеки, культурные центры, периодические издания), так и новые компьютерные технологии, которые проявляют «дружелюбное» отношение к пользователю, позволяют делать ошибки и исправлять их, выбирать различные уровни сложности обучающих программ, искать электронные тексты в Интернете.
Поскольку современное общество ориентированно на развитие знания, человек, желающий идти в ногу со временем, быть настоящим специалистом должен постоянно дополнять и пересматривать свои знания. Отсюда и основная задача современного образования – не только передавать знания, но и развивать способности к освоению нового. Как пишет Э. Тоффлер, «неграмотным в будущем будет не тот человек, который не умеет читать, а тот, кто не научился учиться»9. Стиль жизни современного общества предполагает, что процесс образования не заканчивается вместе с получением документа об образовании.
Современное общество – общество новых технологий, которые интенсифицируют все процессы коммуникации, позволяют преодолевать пространство (общение по телефону, Интернету) и время (знакомство с культурами прошлого). Это общество парадоксальным образом упрощает и усложняет процесс получения знаний. Упрощает – поскольку для получения информации необходимо знать определенные алгоритмы ее поиска (в библиотечных каталогах, в Интернете). Усложняет, поскольку в процессе поиска информации индивид сталкивается с множеством трактовок одного и того же, с множеством интерпретаций, которые необходимо учесть или в свою очередь проинтерпретировать.
4. Идеалы образования в информационном обществе
Долгое время идеалом образования был «послушный ученик», т. е. ученик, студент, способный повторить слова учителя. В этом смысле образовательной моделью является модель субъект-объектных отношений, при которой учитель говорит, ученики – слушают, учитель знает, ученики – не знают, учеников должно быть видно, но не слышно. В данном случае образование предполагало некую авторитарность учителя. Инициатива учеников рассматривалась как провинность. Ситуация начала изменяться в современную информационную эпоху, эпоху, требующую, чтобы сам человек принимал решения, причем в максимально сжатые сроки. Принцип повторения здесь не всегда срабатывает, поскольку современный человек сталкивается с «неповторимыми», непредвиденными ситуациями, новизна которых не позволяет сослаться на готовый рецепт. В соответствии с этим постепенно меняется и модель образования, в которой на первый план выходит способность учеников самостоятельно мыслить, что означает – задавать вопросы, а не только слушать, оценивать знание с точки зрения важного и второстепенного, а не заучивать наизусть. Ученик – не только объект образовательного процесса, но и его субъект. Роль учителя заключается не только в передачи знаний, но и в поощрении развития критического мышления и воображения, т. е. тех мыслительных способностей, которые позволяют человеку выходить за границы существующего запаса знаний.
Идеалом открытого образования становится критическое мышление. Критическое мышление – мышление, отличающее существенное от несущественного, это мышление не безразличное, производящее отбор, фильтрацию информации. Критическое мышление – мышление, способное оценить данную конкретную ситуацию, идею адекватно, сообразуясь с нормами рациональности, логики, знания фактов. Критическое мышление – мышление, не принимающее на веру ту или иную информацию, а это становится незаменимой способностью в обществе, в котором информации – много, в котором один информационный блок перекрывает и противоречит другому. Критическое мышление позволяет не столько следовать потоку информации, сколько оперировать с ним, использовать в своих целях, создавать новые комбинации элементов, переводить абстрактные знания в плоскость решения проблем, а это становится ценным качеством в обществе, ориентированном на постоянные инновации, на новизну и оригинальность. Идеал критического мышления предполагает также способность разбираться в разнородной информации, привлекать данные из различных наук для принятия решений: «сочетать между собою данные до того не сочетавшиеся», способность «сочленять поля, которые традиционная организация знаний ревностно изолировала друг от друга»10.
Цель современного образования – подготовить рационального субъекта, умеющего формулировать цели и искать эффективные средства их достижения, научить индивида всем нюансам работы с информационными ресурсами, с поисковыми программами. С другой стороны, в современном обществе индивиду приходится не только «общаться» с машинами, базами данных, но и с людьми разных ценностных ориентаций, культур и субкультур. В этом смысле необходимо развивать не только инструментальную рациональность – мышление, способное находить средства для достижения определенной цели, результативное мышление, способное оперировать знанием о фактах, но и коммуникативную рациональность (Ю. Хабермас) – мышление, ориентированное на понимание другого человека, на достижение точек согласия. В рамках инструментальной рациональности индивид рассматривает знание с точки зрения его применимости, способности отвечать поставленным целям, служить средством для организации, преобразования тех или иных явлений, управления природными, социальными или техническими процессами. Человек с преобладанием инструментальной рациональности подходит к любой идее как пользователь, выбирающий наиболее оптимальный план действия, и отфильтровывающий практические идеи от абстрактных и далеких от жизни. В рамках коммуникативной рациональности знание не может рассматриваться вне его носителя, вне социально-культурного контекста. Коммуникативная рациональность – ориентация на обсуждение определенных идей с другими, предполагает гипотетическую установку сознания (желание обсуждать те или иные идеи, нормы, стандарты в качестве вероятных) и коммуникативное воображение (желание встать на точку зрения другого человека).
Современное образование не может не учитывать потребность общества как в инструментальной, так и в коммуникативной рациональности. Однако необходимость в инструментальной рациональности более очевидна. Инструментальность есть своего рода синоним функциональности и профессионализма, востребованного обществом и вознаграждаемого экономически. «Явно или неявно, но вопрос, задаваемый студентом, проходящим профессиональную подготовку, государством или учреждением высшего образования, это уже не вопрос «Верно ли это?», но «Чему это служит?». В контексте меркантилизации знания чаще всего этот последний вопрос означает «Можно ли это продать?». А в контексте повышения производительности – «Эффективно ли это?»11. Коммуникативная рациональность в свою очередь не столько влияет на профессиональную подготовку человека, сколько на стиль его поведения с другими, обсуждение спорных вопросов. Обучение коммуникативной рациональности – обучение не какой-то специальной дисциплине, но обучение в процессе обучения, обучение культуре научного дискурса: умению слушать другого, находить позитивное в высказываниях другого, говорить на понятном для других языке, проясняя при необходимости туманные формулировки.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Знание – упорядоченная и систематизированная информация, которая служит изменению чего-либо или кого-то.
Информация – данные о предмете, которые уменьшают неопределенность у получателя информации.
Технология – система, включающая в себя средства трудовой деятельности (технику) и алгоритмы осуществления поставленных целей с использованием имеющихся ресурсов (знания).
Теоретическая деятельность – познание причинно-следственных связей мироздания, классификация тех или иных явлений природы, общества и техносферы.
Промышленная революция – кардинальные изменения в развитии способов производства, заключающиеся в переходе от мануфактуры к машинному производству. Началась в Англии в середине XVIII века.
Междисциплинарные исследования – использование инструментария, идей из различных областей знания для решения проблем и прогнозирования событий в мире, где биосфера, социосфера и техносфера становятся взаимосвязанными.
Информационное общество – тип социального устройства, где главным фактором развития является производство и использование научно-технической и другой информации.
Критическое мышление – мышление, распознающее существенное от несущественного, производящее отбор, фильтрацию информации, способное оценить данную конкретную ситуацию, идею адекватно, сообразуясь с нормами рациональности, логики, знания фактов.
Инструментальная рациональность – мышление, способное находить средства для достижения определенной цели, результативное мышление, способное оперировать знанием о фактах.
Коммуникативная рациональность (Ю. Хабермас) – мышление, ориентированное на понимание другого человека, на достижение точек согласия.
Литература
Обязательная
Дополнительная
1. Понятие и природа ценности
Мир, окружающий человека, неоднороден. Явления, что вокруг нас, многообразны, их значимость для нас различна. Какие-то вещи, идеи, поступки более ценны для нас, чем другие. То, что значимо для нас, мы называем ценностью. В широком смысле, ценностью является тот или иной объект природного мира или же тот или иной продукт человеческой деятельности, который обладает определенной значимостью для человека. При том значимость этого объекта может быть как положительной, так и отрицательной, никакой ценностью не обладает лишь то, к чему человек абсолютно безразличен.
Традиционно принято подразделять все ценности на материальные и духовные. Но следует иметь в виду, что материальность той или иной ценности, ее воплощенность в веществе, еще не является достаточным условием, чтобы мы могли отнести ее к материальным ценностям. Многие духовные ценности не могли бы существовать без некоего материального носителя, например, «Улисс» Дж. Джойса или «Война и мир» Л. Толстого – без бумаги, на которой они напечатаны, но материя здесь вторична, на первом месте стоит нечто нематериальное – идея, художественный замысел и т. д. В материальных же ценностях важна в первую очередь именно их материальная сторона. Кусок хлеба скорее накормит голодающего, чем многотомные рассуждения о вкусной и здоровой пище, то, что в нем ценно – сама материя.
Современный немецкий философ Юрген Хабермас предлагает несколько иной подход к классификации ценностей. Он делит все ценности на нематериальные, материальные и постматериальные. В обществах, где материальные ценности – пища, кров и пр. – в дефиците и определенные социальные группы страдают от их недостатка, человек часто обращается к духовным ценностям, чтобы как-то компенсировать нехватку материальных. Так, к примеру, религия всегда привлекала «униженных и оскорбленных», обездоленных и неимущих тем, что обещала праведному верующему посмертное воздаяние за страдания и лишения, которые выпадали на его долю в земной жизни. Такие духовные ценности, которыми живет человек при недостатке материальных, Хабермас называет нематериальными. Нельзя утверждать, что нематериальные ценности – лишь компенсация и не имеют самостоятельной важности для человека, но в случае нематериальных ценностей вообще очень трудно судить об этом. А вот когда благополучие общества растет, и каждый человек получает доступ к материальным благам, тут и проявляется его истинное отношение к духовным ценностям. Если они служили для человека в основном компенсацией недостатка материальных благ, то теперь необходимость в них отпадает. Но очень часто человек замечает, что при всей важности материальных ценностей, он не может ограничиться в своей жизни только ими, и те духовные ценности, к которым он устремляется, – это уже постматериальные ценности. В этом устремлении раскрывается подлинная потребность в духовном, которую уже нельзя ни с чем перепутать.
Откуда берутся ценности? Некая вещь становится ценностью в результате нашей оценки, мы оцениваем ее, исходя из определенных критериев, принципов или нормативов, и признаем ее важность для себя, какой-либо социальной группы, общества в целом или даже всего человечества. Природа ценности двойственна, она имеет объективный и субъективный аспекты. С одной стороны, мы признаем в качестве ценности нечто, объективно значимое для нас, то, без чего жизнь человека была бы крайне затруднена. Но, с другой стороны, именно человек расставляет приоритеты и утверждает одни ценности выше других. Поэтому мы можем выделить в структуре ценностного полагания следующие ключевые элементы: природный или культурный объект, который подлежит оцениванию, человека (общество), который производит оценивание, и, наконец, саму оценку, «ценность», которой наделяется данный объект. Будучи во многом продуктом субъективной воли, с определенного момента ценность объективируется в общественном сознании, в тех или иных формах жизнедеятельности общества, в конкретных общественных отношениях.
Раздел философии, который изучает ценности, называется аксиология. Слово происходит от греческого корня «аксио-», означающего «ценный».
2. Система ценностей. Иерархия ценностей
Ценности существуют не автономно, сами по себе, а организованы в сложную иерархическую систему. У каждой ценности есть свое место в этой системе, каждая ценность определенным образом соотносится с другими ценностями, образуя единое целое – ценностный мир, ценностное измерение человеческой жизни. Иерархичность этой системы проявляется в том, что одни ценности признаются более значимыми, чем другие. Если есть более важные и менее важные ценности, то должна быть некая наивысшая ценность, занимающая место на вершине ценностной пирамиды. Остальные ценности наделяются значимостью, исходя из их близости и согласованности с высшей ценностью.
Так у Платона в качестве подобной высшей ценности выступала идея блага. Ведь любой человек предпочтет обладать благом, чем не обладать им. Более того, благо общества важнее, чем благо отдельного человека, утверждал Платон, и, следовательно, все прочие ценности должны были равняться по идее общего блага. Для средневековой философии, которая была в первую очередь философией религиозной – недаром говорили: «философия – это служанка богословия» – такой высшей ценностью выступала вера. Чем ближе дела и помыслы человека были к Богу и Закону Божьему, тем более ценными они признавались.
И в современном общественном сознании также можно обнаружить наиболее значимые ценности, которые мы привыкли ставить во главу угла. Как правило, в качестве таких ценностей мы рассматриваем, к примеру, ценность человеческой личности, плюрализм, толерантность, неотчуждаемые права и свободы человека и гражданина, другие либерально-демократические идеи и принципы. Они для нас порой почти также абсолютны, как вера в Бога для человека средневековья.
Конечно, далеко не во всяком обществе и не во всяком сознании отдельного человека ценности выстраиваются в стройную, целостную систему. Часто случается, что ценности прибывают в некотором хаотическом состоянии, не соотносясь друг с другом, не координируясь каким-то высшим принципом. Такое положение вещей называется аномией. Аномия свидетельствует о кризисе индивидуума или общества, она означает, что человек или общество потеряли ориентиры своего существования, и отныне нет однозначного понимания правого и неправого, ценного и пустого, должного и недолжного. Аномия, как правило, свидетельствует о крахе одной системы ценностей и скором возникновении другой. Однако если человек или общество не сумеют восстановить ценностный порядок, аномия может обернуться катастрофой.
3. Экономические и социально-политические ценности
Как уже было сказано, мир ценностей сложен и многообразен. Кроме базового деления на материальные и духовные (нематериальные и постматериальные), мы подразделяем ценности в соответствии с различными сферами общественной жизни.
В разные эпохи доминировали различные экономические ценности, да и само их место в иерархии ценностей варьировалось. Сегодня ведущими ценностями экономического порядка обычно признаются рынок, право частной собственности, уровень жизни и ее качество. Рынок как ценность неразрывно связан с такими ценностями как равенство в правах конкурирующих сторон, честный бизнес, свобода частной инициативы. Право частной собственности лежит в основе современного экономического порядка. Это право закреплено в Конституции, а его гарантом выступает государство. Однако далеко не все философы согласны друг с другом относительно допустимых границ частной собственности, так, к примеру, марксизм выступал за обобществление крупной частной собственности, а Ж.Ж. Руссо утверждал, что в ней – корень зла, обратившего некогда благородного человека в жадного и бесчестного эгоиста.
В качестве примеров социально-политических ценностей современного общества западной модели необходимо прежде всего упомянуть правовое государство и гражданское общество. Правовое государство строится на понятии права как приоритетной ценности. Право превыше любой власти. Власть, издающая закон, не может быть выше него. Право едино для всех. А опирается оно на такие ценности как справедливость, гуманность, демократичность. Идеал гражданского общества утверждает ценность индивидуальной личности, гражданских прав и свобод, гарантировать которые может, в свою очередь, только правовое государство.
4. Мораль в системе ценностей
Мораль занимает особое место в системе ценностей.
Животные находятся целиком во власти рефлексов и инстинктов. Человек вырастает из животного, биологические инстинкты в нашей жизни по-прежнему играют чрезвычайно важную роль. Однако человек больше чем животное, поскольку он подчиняет свою жизнь не только удовлетворению своих биологических потребностей, но и собственно человеческим этическим установлениям. Мораль есть форма общественного сознания, включающая в себя нравственные ценности, принципы и идеалы. Мораль регулирует поведение человека в обществе, опираясь на систему норм нравственного порядка. Между моралью и правом много общего. Когда-то в древности вообще не существовало разделения на моральные и правовые нормы, они существовали слитно. В качестве различий морали и права сегодня можно приводить, к примеру, большую формализованность правовых норм или большую абстрактность норм морали, но радикальным отличием будет то, что главный побудительный фактор правомерного поведения – государство – является внешним по отношению к человеку, тогда как основной регулятор морального поведения – это регулятор внутренний по своей природе. Речь идет о таком явлении как совесть. Конечно, моральные ценности открываются человеку в культуре, однако благодаря процессу социализации они закрепляются во внутреннем мире человека (интериоризуются).
В отличие от правоохранительных органов государства, которые в идеале не должны пропускать ни одного правонарушения, совесть, как известно, порой спит. Но у каждого человека есть некоторая граница в системе моральных ценностей, нарушая которую, он рискует разбудить свою совесть. И если в случае правовых законов судья находится где-то вне нас, то, преступая законы морали, мы встречаем судью внутри самих себя. И этот судья может оказаться самым непреклонным и несговорчивым из всех возможных судий.
Далеко не всегда можно однозначно решить, какой поступок считать морально правильным, а какой аморальным. Моральные принципы могут вступать в противоречие друг с другом, более того, моральные принципы подчас не согласуются с реальной пользой или вредом от того или иного действия. Известна истина, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Так и случается порой, что самые высокие принципы могут привести к злу, и никак нельзя это зло избежать, кроме как нарушив моральные заповеди. Однако, переступив через мораль раз, не отбросим ли однажды мы ее совсем, а вместе с ней и все человеческое? В этой непростой дилемме заключена основная проблема этики как философии морали.
5. Утилитарная и деонтологическая этика
Все этические теории можно условно разделить на прагматически-утилитарные и деонтологические.
Для утилитарной морали главным критерием правильности поступка выступают его последствия. Основоположник утилитаризма Иеремия (Джереми) Бентам предложил ввести специальную единицу измерения – «гедон», от греческого слова, означающего удовольствие, – чтобы мы могли сопоставить между собой различные поступки и вывести, какой из них предпочтительнее. Так, если разные действия способны доставить нам удовольствие в различной степени – например, удовольствие равное 5 гедонам и удовольствие равное 50 гедонам, – то нам определенно следует предпочесть тот образ действий, который приведет к удовольствию в 50 гедонов. Конечно же, удовольствие не измерить ни линейкой, ни градусником, и рассуждения Бентама следует понимать как теоретическую модель, иллюстрирующую алгоритм морального выбора. А алгоритм этот, как мы видим, очень простой и легко применимый на практике.
Однако в этой простоте как раз и коренилась слабость и даже абсурдность утилитаризма Бентама. Его моральная доктрина тут же подверглась критике со стороны других философов. В укор Бентаму ставили то, что, согласно его логике, свинья, валяющаяся в грязи и довольная на все 100 гедонов, ведет более моральный образ жизни, чем Сократ, огорченный, предположим, невежеством его знакомых афинян. Джон Стюарт Милль попытался преодолеть издержки философии Бентама, поделив все доступные человеку удовольствия на две группы: низшие и высшие. Низшие удовольствия роднят человека с животным, это удовольствия в первую очередь физического характера. Они просты, безыскусны, но могут быть необычайно ярки и интенсивны. Высшие удовольствия представляют собой исключительно человеческие, социально-духовные удовольствия. Животным они недоступны, их открывает человек, создавая общество и культуру. И хотя они более замысловаты, труднодостижимы и менее интенсивны, чем удовольствия первого порядка, в действительности они являются более глубокими и менее быстротечными. И выбирая между первыми и вторыми, человеку следует предпочесть последние.
Утилитарную этику также называют телеологической (от древнегр. «телос» – цель). Кроме непосредственного удовольствия, целью морально правильного выбора может служить любая польза. Чем больше польза, тем правильнее поступок. Но, стремясь к пользе для себя или своих близких, человек может нанести вред другим людям. Поэтому следует поступать так, чтобы принести наибольшую пользу для наибольшего числа людей. А моральные принципы? Им нужно следовать, но там, где они идут вразрез с практическими соображениями, необходимо признать их условность.
Прямо противоположны утилитаризму деонтологические этические теории. «Деон» в переводе с древнегреческого означает долг. В центре деонтологической морали лежит моральный закон и неукоснительное ему следование, даже если с прагматической точки зрения было бы полезнее этим законом пренебречь. Приговоренному к смерти Сократу стоило бы, возможно, бежать со своими учениками из афинской тюрьмы, но он не мог так поступить, поскольку ему пришлось бы тем самым преступить через собственные моральные принципы. Этическая философия Сократа, согласно которой каждый человек должен начать с познания истинного добра и затем жить сообразно познанному, по сути, – один из ярчайших примеров деонтологической морали. Долг лежит в основании стоической философии, религия также предполагает служение Богу или богам как долг каждого человека. Хотя необходимо отметить, что верующий иногда подменяет деонтологические соображениями утилитарными, просто выведенными за пределы земной жизни, – ведет праведную жизнь не из чувства долга, а из расчета, надеясь на посмертное воздаяние за свою праведность.
Одна из наиболее разработанных деонтологических теорий изложена в «Критике практического разума» Иммануила Канта. Кант был убежден, что мораль не приобретается человеком в процессе его воспитания, поскольку каждый человек – изначально моральное существо. Человек морален в силу собственной человеческой природы, просто он часто забывает об этом, уступая своему эгоизму. В чем же моральность человека? В каждом из нас, утверждает Кант, присутствует моральный закон – категорический императив. Существует два типа правил (императивов): гипотетический и категорический. Гипотетическим императивом мы постоянно руководствуемся в нашей повседневной жизни. Он гласит: «Если хочешь А, сделай Б». Есть цель и есть способ ее достижения. Цель здесь гипотетична, еще не достигнута, но есть правило, которому может последовать человек, желающий получить определенный результат. Категорический императив абсолютно безразличен к результату. Человек должен следовать моральному закону всенепременно, невзирая на конкретные обстоятельства. Моральный закон в каждом из нас приказывает нам поступать только так, чтобы наш поступок мог стать моделью для действий всего человечества. Например, если человек лжет, и ложь становится универсальной моделью, и все люди больше не говорят ни слова правды, то такое общество просто не сможет существовать. А если человек помогает другому в час нужды, и так будут поступать все люди, то человечество только выиграет от этого. Такой поступок может служить всеобщим принципом поведения, и, стало быть, он морален, и так поступать можно и должно.
Позже Кант добавляет, что другой человек никогда не должен выступать как средство, используя которое, вы достигаете некоего результата, даже морально оправданного. Это означает, что даже во имя блага всего человечества мы не имеем права посягнуть на права и свободы отдельной личности, ее человеческое достоинство. Всегда и во всем человек должен быть для нас исключительно целью, то есть тем, на кого направлены наши благие помыслы.
Каждая из приведенных этических концепций не безупречна, имеет как несомненные достоинства, так и трудно устранимые недостатки. Утилитаристы упрекают представителей деонтологической философии в том, что для них абстрактные принципы дороже и ближе, чем живые люди с их реальными судьбами. А философы, утверждающие приоритет морального долга, критикуют прагматиков за то, что их рассуждения ведут к релятивизации любых ценностей (все ценности становятся относительными), кроме ценностей практической выгоды и удовольствия, и тем самым обесценивают человеческую духовность, могут породить мир, где человек не будет знать ни гуманности, ни милосердия, ни справедливости, а добро и зло станут ничего не значащими словами.
6. Религиозные ценности
Хотя сегодня для многих людей религия выступает скорее как предмет личного выбора, нежели как социокультурный императив, религиозные ценности занимали главенствующее место в ценностной системе человека на протяжении столетий и тысячелетий, а для целого ряда обществ не утратили подобной значимости и по сей день.
Значение религиозных ценностей для человека и общества может быть прояснено из этимологии понятия «религия», которое восходит к латинскому слову, означающему «связывание», «связь». Что же связывает религия? Можно говорить о двух типах связи, которые пытается установить религия. Во-первых, это, конечно же, вертикальная связь – связь человека и Бога, земного и небесного, временного и вечного. Во-вторых, любая религия объединяет единоверцев, и в этом проявляется горизонтальное связывание, связь людей между собой посредством религии. Идея вертикальной связи позволяет человеку открывать особый смысл своего бытия, выстраивать целостную иерархию ценностей, конструировать мировоззрение, исходя из которых можно было бы объяснить то или иное явление окружающего мира. В горизонтальной плоскости религия выполняет свою интегративную (объединяющую) роль, создавая такой социальный институт как церковь, сообщая людям систему норм и принципов поведения, выступая полем для коммуникации, передавая традиционное учение от человека к человеку, от поколения к поколению.
Эти два аспекта религиозного «связывания» исторически проявляли себя по-разному. Французский метафизик Рене Генон писал, что, к примеру, в греко-римской цивилизации изначально вертикальная и горизонтальные связи находились в равновесии, в то время как в христианской религиозной традиции на первое место ставилась вертикальная связь «человек–Бог», а конфуцианское учение отдает явное предпочтение горизонтальной связи «человек–человек».
7. Историческая судьба ценностей
Некогда религиозная идея Бога возглавляла пирамиду ценностей и вся ценностная система организовывалась, исходя из и в соответствии с этой идеей. Религия служила высшим авторитетом для нравственных ценностей. Десять Моисеевых заповедей – это, прежде всего, принципы морального характера, но за ними, как считалось, стоит Бог, что защищало их от человеческого сомнения и релятивизации. Люди могли бы еще поспорить с Моисеем, но с Богом не поспоришь. И не только моральная сфера опиралась на религиозную. Закон, который издавал правитель, издавался от имени Бога. Да и власть принадлежала правителю в силу определенной его связи с божественным началом. Так, к примеру, фараон в Древнем Египте считался сыном солнечного бога, а император в Китае – сыном неба. Деление общества на классы и сословия также обосновывалось идеями религиозного порядка. Да и жизнь человека обретала свой смысл, прежде всего, в призме существования богов или Бога.
Однако большинство современных обществ строят свою жизнь согласно совершенно другим принципам. Дело в том, что Бог уходит из помыслов человека, религиозная вера становится внешней, формальной или же превращается в отдельный опыт, существующий автономно от всей остальной жизни. Этому явлению Фридрих Ницше дал название: «смерть Бога». То, что Бог для человека умер, означает дискредитацию всей системы ценностей, которая прежде основывалась на божественном авторитете. Ответственность за смерть Бога Ницше возлагает на человеческие плечи и добавляет, что никогда не существовало более великого идеала, чем Бог, и никогда не совершалось преступления более великого, чем его убийство, но человек еще не осознал содеянного. А дело в том, что человеку отныне предстоит совершить переоценку старых ценностей и стать творцом новых. Но для этого человеку сначала необходимо стать достойным величия своего деяния. Он должен преодолеть в себе все человеческие слабости, поскольку творение новых ценностей – дело сверхчеловека. Пока человек жил в тени Бога, он мог позволить себе быть слабым, уповая на высшую волю и высшую мудрость, но больше так продолжаться не должно. Однако за создание новых ценностей, как опасается Ницше, может взяться не сверхчеловек, преодолевший в себе человеческие слабости, а последний человек, эти слабости в себе собравший. И тогда новые ценности, которые мы построим, окажутся рожденными нашими слабостями и будут направлены на потакание всему низкому и несовершенному в нас.
Ценностный релятивизм, различные формы аномии суть признаки рассогласования и даже разрушения единой системы ценностей. Такая система строится вокруг высшей ценности, вокруг своего стержня, коим в прошлом был Бог. Сегодняшний мир, как уже было сказано, предлагает свои собственные ведущие принципы, организующие вокруг себя ценностное измерение, однако ни один из них пока не может стать универсальным.
Тем не менее, возможно и другое объяснение. Высшие ценности не только организовывают все ценностную систему вокруг себя. Они еще и предопределяют, какова будет эта система. Бог всегда понимался как абсолют, как высшая власть. Иисус говорил: «Я есмь путь, истина и жизнь». Это значило, что другого пути, другой истины и другой жизни нет. По этой же логике строилась и система ценностей, где Бог занимал главенствующее место. Мы предполагаем, что одними из наиболее важных ценностей современного человека являются ценности плюрализма и толерантности, и было бы противоестественно, если бы вокруг этих ценностей выстроилась система одновалентных значений, где на все давался бы однозначный, категоричный ответ. Тоталитарный плюрализм, деспотичная толерантность – это нонсенс, возможный исключительно среди формалистов и лицемеров. Если объединяющий принцип современной системы ценностей – плюрализм, то это уже не одна система, а множество. Но как же тогда человеку ориентироваться в столь сложном и порой противоречивом ценностном мире? Толерантность – терпимость и уважение к иному – дополняет принцип плюрализма и помогает человеку наводить мосты между множеством различных ценностных систем.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Аксиология – философское учение о природе ценностей, их месте в реальности и о структуре ценностного мира, т. е. о связи различных ценностей между собой, социальными и культурными факторами и структурой личности. (БСЭ)
Ценность – термин, широко используемый в философской и социологической литературе для указания на человеческое, социальное и культурное значение определённых явлений действительности. По существу, всё многообразие предметов человеческой деятельности, общественных отношений и включенных в их круг природных явлений может выступать в качестве "предметных ценностей" или объектов ценностного отношения, т. е. оцениваться в плане добра или зла, истины или неистины, красоты или безобразия, допустимого или запретного, справедливого или несправедливого и т. д. (БСЭ)
Иерархия – (греч. hierarchia, от hierós – священный и arche – власть), расположение частей или элементов целого в порядке от высшего к низшему. (БСЭ)
Аномия – по Э. Дюркгейму – состояние общества, при котором наступает разложение, дезинтеграция и распад системы ценностей и норм, гарантирующих общественный порядок. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Релятивизм – (от лат. relativus – относительный), методологический принцип, состоящий в метафизической абсолютизации относительности и условности содержания познания. (БСЭ)
Культурный релятивизм – концепция, согласно которой каждая культура может быть оценена только на основе ее собственных принципов, а не универсальных критериев. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Мораль – (лат. moralis – нравственный, от mos, множественное число mores – обычаи, нравы, поведение), нравственность, один из основных способов нормативной регуляции действий человека в обществе; особая форма общественного сознания и вид общественных отношений (моральные отношения); предмет специального изучения этики. (БСЭ)
Этический релятивизм – отрицание обязательных нравственных норм и объективного социального критерия нравственности. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Интериоризация – процесс, в ходе которого индивид изучает и воспринимает как обязательные социальные ценности и нормы, переводя их на "внутренний" уровень. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Утилитаризм – этическая теория, в основе которой лежит принцип полезности, провозглашающий единственной целью моральной деятельности достижение наибольшего счастья для наибольшего числа людей. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Долг – категория этики, в которой выражается нравственная задача определённого индивида, группы лиц, класса, народа в конкретных социальных условиях и ситуациях, становящаяся для них внутренне принимаемым обязательством. (БСЭ)
Категорический императив – по И. Канту – всеобщий обязательный нравственный закон, которому должны подчиняться и следовать все люди, предписывающий каждому поступать так, чтобы его поведение могло стать принципом всеобщего законодательства. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Плюрализм – противоположная монизму философская концепция, согласно которой все существующее состоит из множества духовных сущностей, которые не сводятся к единому началу. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Толерантность – терпимость к чужому образу жизни, поведению, обычаям, чувствам, мнениям, идеям, верованиям. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Литература
Основная
Дополнительная
Из всего разнообразия достойных предметов для размышления, самыми трудными, обнаруживающими в себе бездонную глубину и тайну, всегда были и остаются два Бог и человек. Первый является предметом теологии, второй антропологии. Обе эти науки имеют философскую основу, и предметы их исследования отличаются одной общей чертой, в них выражается бесконечность их потенциального содержания. Но о божественной бесконечности мы говорить здесь не будем, хотя в предмете нашей главы, посвященной природе человека, она косвенно выражается. Поэтому-то люди и любят рассуждать о Боге, что тем самым они рассуждают о самом главном, что есть в них самих.
Попыток определить природу человека в истории философии было множество. Каждый философ хотел найти главное человекообразующее качество. Это качество, с одной стороны, должно отделять человека от существ, стоящих ниже его на лестнице развития, от животных, с другой, от начала высшего, чем человек, то есть от Бога, в существование которого многие философы верили, и некоторые из них пытались даже существование Бога доказать. Одно из первых определений человека принадлежит Платону. Он подчеркивал в человеке его возвышенную, «летающую» природу и метафорически называл его птицей, но без перьев. Легенда рассказывает, что какой-то из слушателей Платона не понял его метафоры и однажды принес ему общипанного петуха и со словами «Вот тебе твой человек» бросил его к ногам философа.
У Аристотеля уже подчеркивается общественный момент бытия человека. Человек трактуется как существо политическое. Он нуждается в государственном общественном устройстве. «Тот, кто в силу своей природы, а не вследствие случайных обстоятельств живет вне государства, либо недоразвитое в нравственном смысле существо, либо сверхчеловек»12.
В Средние века место человека в философской картине мира принципиально меняется. Если в античности уже Гераклит понимал, «что проникнуть в тайну природы, не раскрыв тайну человека, невозможно»13, то в Средние века стало принято считать, что проникнуть в тайну человека можно только через размышление о тайне Создателя. Таким образом, мы видим, как философская мысль восходит ко все более высоким обобщениям: от природы к человеку, от человека к Богу.
В Новое время эта единая линия разделилась на несколько направлений. Причиной тому стало возрождение наук и ослабление церковного авторитета. Наряду с пониманием природы человека через природу Творца явилось и научное исследование человеческой природы. О человеке все чаще стали говорить как о естественной части природы. Этому способствовало формирование деистического представления о Боге, согласно которому Бог представляется как «инженер» вселенной, определивший законы ее существования и развития, но более не вмешивающийся в ее судьбу. В соответствии с таким пониманием природы все в ней существует и развивается по естественным законами. Как писал И. Кант: «Человеческие поступки, подобно всякому другому явлению природы определяются общими законами природы»14. Природу человека стали активно изучать многие науки и знания о ней необычайно расширились. Появились и стали развиваться новые науки о человеке, такие как: антропология, археология, психология, социология, культурология, этнография, демография и др. С расширением знаний о человеке возросла потребность в философском осмыслении человека. Новые науки не могли развиваться на базе старых религиозно-философских представлений о природе человека. Поскольку же последовательно проведенный деизм может склонить определенные умы к атеизму, возникли и распространились материалистические представления о человеке как естественном продукте эволюции. Учение Ч. Дарвина о происхождении видов (1859) для многих стало убедительным доказательством того, что человек есть прямой потомок высших приматов, у которых зачатки разума и примитивные трудовые функции развились до чисто человеческих форм. Конечно, это развитие не было постепенным и поступательным. Оно происходило скачкообразно, то есть имело свои кризисы и качественные переходы, после которых эволюционирующие человеческие особи не могли вернуться к прежнему более примитивному состоянию. Так, от дикости к варварству, от варварства к цивилизации развивалось человеческое сообщество, а сам человек приобретал только ему свойственные морфологические особенности: постоянное прямохождение, руки и кисти рук, приспособленные к тонким трудовым операциям, замечательное бинокулярное зрение, но главное, разум и речь, позволившие людям эффективно передавать информацию и тем самым создать культуру.
Таким образом, в представлениях о человеке столкнулись два главных философских лагеря: идеалисты и материалисты. Идеалисты утверждали, что человек есть тайна, его природа божественна. Как писал Лейбниц в «Монадологии»: «Познание необходимых и вечных истин отличает нас от простых животных и доставляет нам обладание разумом и науками, возвышая нас до познания самих себя в Боге. И вот это называется в нас разумной душой или духом»15. Материалисты настаивали на том, что человек продукт не воображаемой божественной воли, а естественной эволюции, которую прошли все растения и животные. Но в отличие от них человеческую фазу этой эволюции завершил труд. Наиболее яркое выражение материалистической линии представлено в марксизме. Так, Ф. Энгельс писал, что труд «первое основное условие всей человеческой жизни, и притом в такой степени, что мы в известном смысле должны сказать: труд создал самого человека»16.
Покончить с непримиримым противостоянием материализма и идеализма во взглядах на природу человека пытался дуализм учение, согласно которому мир (а значит и человек) есть продукт двух самостоятельных первоначал: материального и духовного. Материальное начало обладает протяженностью, а духовное мыслью. Материальное начало образует физический мир, а духовное метафизический. Человек, таким образом, у дуалистов предстает как существо, соединяющее в себе две природы: физическую и метафизическую. Ярким представителем этого направления был Р. Декарт. Но дуализм оказывается логически незавершенной конструкцией, поскольку остается нерешенным вопрос, откуда берут начало физическая и метафизическая реальности.
Благодаря развитию философских и научных идей о природе человека мы узнали о себе очень много, но в то же время понимаем, что в человеке есть некое начало, которое все время ускользает от наших определений и поэтому остается за границами ясных, точных и законченных знаний. В человеческой природе есть начало бесконечное и поэтому непосредственно говорить о природе человека уже потому сложно, что, будучи потенциально бесконечной, она не поддается определению. Ведь определить значит положить предел, ограничить, что нельзя сделать с бесконечностью. Поэтому невозможно создать такую науку о человеке, которая бы полностью описывала все возможное богатство мыслей и поступков человека. Человек никогда не перестанет удивлять. Однако можно найти основополагающие качества человеческой природы, которые определяют все многообразие форм человеческого поведения и мышления. Попробуем же найти эти качества.
Если мы проявим хотя бы начальный интерес к людям, то первое, что увидим это необычайное разнообразие человеческого рода. На 25 февраля 2006 г. на Земле было отмечено 6.5 млрд. человек. Мы, конечно, не знаем общего числа живших до этого людей, а также, сколько их родится в будущем, но можем с полной уверенностью утверждать, что никогда не было и никогда не будет двух абсолютно одинаковых людей. Эту простую истину мы очень часто склонны забывать и поэтому нередко обращаемся с людьми так, как будто это всего лишь множество одинаковых единиц. В XX в. игнорированием индивидуальных особенностей людей особенно отличались авторитарные и тоталитарные режимы. Они стремились строить мир будущего, игнорирую природу человека. Результат хорошо известен: титанические усилия были направлены на то, чтобы втиснуть человеческое многообразие в искусственные и узкие рамки идеологически оправдываемых социальных норм. А поскольку эти нормы представлялись чем-то более важным, чем отдельно взятая человеческая личность, то жертвовать приходилось именно личностями, миллионами личностей.
Общество, отвечающее природе человека, должно учитывать многообразие человеческого мира. Два вида признаков составляют это многообразие. Признаки, полученные или приобретенные нами случайно, то есть те, которые могут у нас быть или не быть, мы будем называть их условными. Признаки же, без которых было бы невозможно само наше существование, как людей, будем называть безусловными или родовыми, в том смысле, что они являются существенными для рода человеческого, без которых он не может существовать.
Случайных признаков у любого человека бесконечное множество. Их можно классифицировать по разным основаниям, к примеру, половозрастным, профессиональным, социальным, образовательным и т. п. А вот безусловных признаков у человека всего лишь три. Это разум, нравственное чувство и воля. Хотя все три признака были известны уже древним философам, но античная философия с особым вниманием исследовала и делала упор на первый, христианская культура на второй, а третий признак волю ставили во главу угла философы-иррационалисты XIX века (А. Шопенгауэр, Ф. Ницше). Заслуга синтеза первых двух признаков принадлежит философии Нового времени и, в частности, И. Канту. Провести следующий синтез, гармонично вписать в безусловный образ человека третий признак, так, чтобы он не подавлял, но управлялся первыми двумя, философии еще предстоит.
Разум, чувство и воля это триединое начало человеческой природы. Разум, лишенный чувственного и волевого начал абстрактен. Чувство, лишенное разума и воли, глупо и немощно. Воля, действующая без руководства со стороны разума и чувства, бесчеловечна и разрушительна.
Вместе с тем этих трех начал личности недостаточно для того, чтобы описать все многообразие форм человеческого поведения. Мысли и поступки человека могут быть не только разумными и нравственными, а сила воли недостаточной для совершения разумного и нравственного поступка. Иррациональность, безнравственность и малодушие знакомо каждому из опыта своей жизни и по делам окружающих. Понять более сложную структуру человеческого «я» помогла психология. Австрийский психиатр З. Фрейд и его ученик, впоследствии превзошедший учителя глубиной философских идей, К.Г. Юнг открыли две важнейшие структуры, определяющие поведение человека в обществе: бессознательное (Оно) и сверхсознание (Сверх-Я). Бессознательное представляет «нижний» уровень психики, где накапливаются импульсы или желания, явившиеся результатом ярких пережитых жизненных опытов и вытесненных из сознания идей. Испытывая на себе цензуру сознания, они, тем не менее, находят для себя окольные пути проникновения в сознание. Их яркие проявления мы можем видеть в оговорках, нечаянных поступках человека. Также они проявляются во сне и в его привычках. Сверх-Я, по К.Г. Юнгу, представляют собой явления коллективного бессознательного, или архетипы, общие для всех людей. Они внеисторичны и внепространственны, но модифицируются под влиянием культуры. Однако и «Оно», и «Сверх-Я» не относятся к безусловным началам человеческой природы, так как зависят от многих условий жизни людей. Что же касается физической природы человека, которая, конечно, в материальном смысле является базовым началом человеческого существования, например, особенности его телесной организации, естественная среда обитания человека (являющаяся для него как бы неорганическим продолжением его тела), то и эти все факторы являются условными.
Деление на безусловные и условные признаки человека важно тем, что оно показывает, что не все в человеческой природе относительно. Если бы все ее признаки были бы относительными, то систематическое знание о человеке было бы невозможно. На вопрос «что такое человек?» следовал бы ответ, что каждый человек представляет собой индивидуальный и неповторимый комплекс физических и интеллектуальных особенностей, привычек, мнений, идей, страстей и т. д. То есть каждый человек являл бы собой случайное смешение черт, наподобие калейдоскопа, где в каждый данный миг складывается особая, причудливая мозаика цветов и форм.
Но даже калейдоскоп при всем бесконечном и неповторимом многообразии цветоформ в основании содержит три константы, три цвета, которые и порождают в различной пропорции их смешения в бесконечное множество цветных узоров. Такова же и музыка. В основе ее семь нот, но мысль и чувства находят в ней неисчерпаемые возможности для своего выражения. Так же и в бесконечном разнообразии историй людей, когда-либо живших и ныне живущих, мы ощущаем единство человеческой природы. Поэтому нам близки и лучший гражданин Афин Сократ, и вождь восставших гладиаторов Спартак, и Блаженный Августин в период его поисков истинной религии, и киевский князь Владимир, выбравший для Древней Руси христианскую веру. Этот ряд можно бесконечно продолжать, но философ должен уметь мыслью объять бесконечное и выразить его в понятии. Нам близки все те люди, в которых через частные и условные признаки их натуры и их случайные исторические деяния, наиболее ярко и отчетливо находят выражение безусловные, необходимые признаки человека вообще, родовой природы всех людей. Если бы люди разучились видеть за условными признаками и поступками других людей их безусловное содержание, то никакая бы духовная связь между людьми не была бы возможна. Люди бы просто перестали интересоваться друг другом, перестали бы читать книги, учиться, обсуждать общие вопросы жизни, организовывать эту жизнь для их всеобщей пользы. Одним словом, исчезла бы их общественная связь, и осталась бы только связь материальная, физическая. Но поскольку общество есть, и оно есть нечто гораздо большее, чем физическая связь индивидов, постольку мы можем утверждать, что общие черты человеческой природы сохраняются в любых, даже самых трагических исторических условиях и придают им цельность единой истории.
Неоднократно в истории вставал вопрос: сможет ли человеческий род сохранить себя? Причина такого вопроса заключается в том, что главную угрозу людям всегда представляли результаты их собственных деяний, вызванные отступлением (бессознательным или осознанным) от всеобщих законов человеческой природы, законов разума и нравственности. Мы не берем здесь те угрозы, перед которыми человечество пока бессильно, например, падение большой кометы, способное уничтожить все живое на Земле, или гигантские землетрясения. Угрозы, о которых мы говорим, вызваны самим человеком, и называются антропогенными. Они могут быть материально-физическими, как, например, изменение климата; биологическими создание новых видов болезнетворных микробов и вирусов (СПИД); социальными антигуманные режимы, гражданские войны; духовными вероучения и секты, призывающие людей к самоуничтожению ради обретения блаженства на небесах и т. д.
Все антропогенные угрозы отличает одно качество: если это не фатальные угрозы, несущие опасность уничтожения человеческому роду или какой-либо его части, с чем человечество до сих пор справлялось, то, по крайней мере, они опасны для человеческого общества тем, что тормозят, сдерживают его развитие, заставляют тратить силы и ресурсы не на движение вперед, а на преодоление своих ошибок. Путь Разума всегда короче пути, которым идет Заблуждение. И чем больше человечество овладевает силами природы, тем более опасными становятся эти ошибки, тем больше сил требуется на их преодоление.
Мы не ставим здесь задачу перечислить полный «список» этих угроз человеческой природе, тем более, что в связи с возросшей динамикой общественного развития, любой список был бы неполным. Из всех возможных угроз, нам важно обозначить те, которые несут опасность существованию человека как личности, то есть подрывают три безусловные основы человеческой жизни: ее разумное, чувственное и волевое начало.
Ряд угроз можно обозначить термином «материально-технологические» угрозы. Эти угрозы вызваны самим характером техники, которая требует от человека соответствующих ей технологических форм поведения. Техника это воплощенная организация, и ее производственный ритм механичен и цикличен. Результаты ее поражают человеческое воображение, но вместе с тем несут в себе опасность полного подчинения человеческого воображения, когда, по выражению Н. Бердяева, техника становится последней любовью человека, и он готов изменить свой образ под влиянием предмета своей любви17. Организационный принцип жизни, опасался Н. Бердяев, может подавить ее органические начала. Логика техногенности может ослабить эмоционально-чувственную основу человеческих отношений. Это пагубно скажется на творческих потенциях общества, поскольку организация в отличие от организма не рождает. Материально богатое общество может духовно обеднеть, поскольку потеряет связь с природой, являющейся естественным и неиссякаемым источником творческого воображения человека. Природный макрокосм, по мнению философа, питает человеческий микрокосм.
Духовное обеднение может иметь различные и не всегда легко узнаваемые формы. Одну из них мыслитель ясно видел. Это возвышение значения организации перед индивидуальной жизнью. В этом случае происходит перестановка местами целей и средств жизни. Организация по своей природе есть средство, призванное облегчить коллективный труд людей, внести в их жизнь порядок, позволяющий им позитивно реализовать себя в индивидуальной форме. Когда же ради нее жертвуют человеческой индивидуальностью, общество превращается в подобие машины. Причем машины, не управляемой человеком, и потому опасной для человека.
Другую форму духовной деградации мы можем видеть сегодня на примере людей, у которых потребительское отношение к жизни превалирует над созидательным, для которых общение с людьми становится средством брать, а не давать. Материально богатое и хорошо организованное общество легко может обеспечить большинству высокий уровень потребления без больших затрат труда. Такая жизнь деморализует личность, задерживает ее развитие на инфантильной стадии. Инфантильная стадия отличается характерной чертой: здесь чувство желания превалирует над чувством ответственности.
Вторую группу угроз человеческой природе, которую создает наука, если она выходит из-под контроля общества, можно определить как биологическо-ментальную. Сегодня наука в состоянии кардинально изменять телесные и интеллектуальные черты людей. И то и другое составляет внешнюю оболочку нашего «я». Однако эти изменения не всегда имеют предсказуемый и желаемый характер. Ошибки в генной инженерии могут привести к трудно поправимым последствиям. Имеется в виду не только модификация генома человека, но и животного и растительного мира, являющегося для нас естественной средой жизни. Непредсказуемы также последствия вмешательства науки в биохимические и ассоциативные процессы работы головного мозга. Существует опасность производства препаратов, а также нейролингвистических средств, кардинально меняющих функции работы мозга как физической обители нашего «я». Эти опасности тем более являются серьезными, что они зачастую не осознаются людьми. Изменение личности процесс постепенный и латентный (скрытый от самого субъекта, в сознании которого эти изменения происходят).
Следующую группу опасностей можно определить как социальную. Дело в том, что социальные условия жизни характеризуются относительной автономией от разумных оснований, чувств и воли людей. Как заметил еще Г. Гегель, общественный результат нередко получается таким, которого никто не желал. В XX в. эта особенность общественного развития очень ярко себя проявила. Никто не желал двух мировых войн с десятками миллионов жертв, революционных разрушений, тоталитарных режимов, подавлявших лучшие стороны человеческой природы и дававших простор всему низкому и отвратительному в человеке. Никто не хочет видеть рядом с собой болезни и нищету. Никто не хотел бы жить в несправедливом обществе. Но, тем не менее, все это есть вокруг нас, и получается как бы само собой.
Управление социальными отношениями одна из самых сложных наук управления. Современное общество с его движением к открытости, плюрализму, демократичности, уважению прав личности и вместе с тем возросшими по степени сложности задачами самосохранения ставит перед людьми, которых общество наделяет правом собой управлять, высокую планку ответственности. Современный руководитель должен не просто быть готов к ответственности. Во-первых, он должен иметь представление о том, перед кем ему отвечать, что в условиях плюрализма целей и ценностей определить не просто. Во-вторых, он должен знать, за что ему предстоит отвечать, то есть какими будут последствия его деятельности, что невозможно с уверенностью знать в силу непредсказуемости последствий нашей деятельности. В-третьих, он должен иметь представления о приоритетах своей деятельности. Причем в условиях гражданского общества функции руководителя децентрализуются. Ответственность становится нормой публичной жизни. В этом смысле судьба общества как никогда раньше становится зависимой от коллективных усилий людей, их желания и умения находить общеприемлемые решения.
Определенные испытания для человеческой природы представляют и процессы, происходящие сегодня в духовной сфере. Человек здесь оказывается между двумя противоположными тенденциями. С одной стороны, возрастают потенциальные возможности человека реализовать себя в различных сферах, вследствие возросших возможностей коммуникации и передвижения. Этот процесс получил у социологов название роста горизонтальной и вертикальной социальной мобильности. Он предполагает раскрытие в человеке его универсальной природы. С другой стороны, всеохватывающая специализация заставляет каждого из нас посвящать большую часть жизни развитию своих навыков и знаний в определенной области общественной практики, которая становится все более узкой. Вместе с этим и сама наша жизнь запирается в рамки определенных потребительских возможностей: мы делим свой день на регулярно повторяющиеся отрезки времени, совершаем один и тот же путь на работу и домой, едим одну и ту же пищу, смотрим одни и те же телепередачи, читаем одни и те же книги. Все это приводит к стандартизации и примитивизации духовной жизни большей части людей. Противостоящая этой стандартизации культура постмодерна с ее ориентацией на неповторимую индивидуальность, делает жизнь определенной части людей хотя и разнообразной, но взыскательно неглубокой. Но если общество забывает великую заповедь Сократа «Познай самого себя», то тогда неизбежна его дорога не к миру, а к войне.
Поэтому вопрос о природе человека остается важным. Мы больше узнаем о себе, если люди разных культур, разных идейных позиций, разных религий, разных социальных групп будут находить в себе силы общаться, откровенно высказываться и с терпением и уважением друг к другу искать то общее и универсальное, что делает нас людьми.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Теология учение о Боге, построенное в логической форме на основе текстов, принимаемых как свидетельство о Его существовании, полученное через Божественное откровение. Для теологии характерны попытки доказать существование Бога.
Антропология учение о происхождении человека и его рас. Различаются физическая, социальная, философская и прикладная антропологии.
Деизм религиозно-философское учение определенным образом трактующее отношение Бога и мира. Деизм отвергает идею личного Бога и его повседневное участие в событиях сотворенного Им мира. Бог рассматривается как первопричина мира, как Творец его законов, по которым мир существует и развивается без Его дальнейшего участия. Ярким представителем деистического взгляда на отношение Бога и мира был И. Ньютон.
Иррационализм философское направление, отвергающее убеждение в том, что мир устроен на разумных основаниях. Воля и чувство в большей мере, чем разум определяют мировую жизнь.
Антропогенность качество каких-либо явлений, определяемое сознательной или бессознательной деятельностью человека, общества.
Техногенность особенность общественного производства и в широком смысле всей современной жизни, определяемой логикой технологических отношений. При этом все стороны общественной и индивидуальной жизни воспроизводятся в технологическом режиме и технологическими средствами.
Литература
Основная
Дополнительная
1. Свобода и необходимость
На земле нет и никогда не было человека, который бы ни разу в своей жизни не испытывал желания быть свободным. Но что скрывается за словом «свобода»? Как заметил однажды русский философ В. Эрн: «Проблема свободы – это бесспорно одна из самых трудных и сложных проблем. Когда ее берутся решать практически – льются потоки крови. Когда в нее углубляются теоретически – заходят в такие дебри умозрения, что становится трудным связать исходные пункты рассуждения с результатами»18.
Теоретическая сложность этой проблемы, однако, не должна быть причиной отказа от размышления о свободе, ее условиях, границах и перспективах, ведь, если прав был Сократ, когда говорил, что размышление о благе само есть благое дело, то размышление о свободе является необходимой предпосылкой освобождения. Ибо нельзя обрести свободу нечаянно, нельзя стать свободным, не желая этого.
Для начала заметим, что не все люди верят в реальность свободы, хотя и желают ее. Древнегреческие философы-атомисты Левкипп и Демокрит учили, что в мире нет ничего случайного, а значит, нет и свободы. «Никакая вещь не происходит без причины, но все из основания и в силу необходимости. Случай есть лишь неизвестная человеческому разуму причина»19. Все, что происходит, подчинено необходимости, судьбе, року. Любое событие, которое нам кажется случайным, например, случайная встреча знакомого на улице, на самом деле есть результат пересечения многих линий жестко взаимосвязанных событий, и выйти человеку за черту этих предопределенных событий невозможно.
И сегодня есть немало людей, кто полагает, что свобода это всего лишь иллюзия, мираж, за которым скрывается неведомая нам и непоколебимая необходимость. Они готовы верить предсказателям и магам, увлекаются астрологией, ища в соотношении звезд разгадки земных судеб, хиромантией (гаданием по руке) и другими оккультными «науками», обещающими людям доступ к скрытым знаниям о космической предопределенности всего существующего.
Но все же в наш научно-технический век большая часть людей вряд ли разделит веру древних в абсолютное предопределение и судьбу. Свобода это один из священных идеалов современной цивилизации. Основание этого идеала заложила христианская этика. Христианский Бог хоть и создал, по словам Св. Августина, «нас для Себя», но хотел, чтобы путь к нему человек проделал свободно и добровольно. Только так могут проявиться главные качества человека, выделяющие его из всего окружающего мира разум и нравственное чувство. Выдающийся русский христианский философ С.Л. Франк так писал о соотношении свободы и разума: «Где-то в Талмуде фантазия еврейских мудрецов рассказывает о существовании святой страны, в которой не только все люди, но и вся природа повинуется беспрекословно заповедям Божьим, так что во исполнение их даже река перестает течь по субботам. Согласились ли бы мы, чтобы Бог с самого начала создал нас такими, чтобы мы автоматически, сами собой, без размышления и разумного свободного решения, как та река, исполняли Его веления? И был ли бы тогда осуществлен смысл нашей жизни? Но если бы мы автоматически творили добро и по природе были разумны, если бы все кругом нас само собой и с полной, принудительной очевидностью свидетельствовало бы о Боге, о разуме и добре, то все сразу стало бы абсолютно бессмысленным»20.
Христианская культура родилась и укрепилась именно на идеале свободы. Христианин, в отличие от язычника, не признает рабство человека ни в каких его проявлениях. Первые христиане были бесстрашными борцами против варварских римских порядков, основанных на тотальном рабстве. В христианской идее самопожертвования заключен высший идеал свободы, самоопределения человеком своей жизни ради высоких нравственных целей. В образе Христа, победившего своим самопожертвованием главного врага всего живого смерть, выражается вера христиан в победу свободы над властью слепой необходимости.
Но христианский идеал свободы не может быть одинаково всеми понят и, тем более, одинаково быть воплощенным. В понимании свободы ярче всего выражается человеческая субъективность и дух эпохи. Именно поэтому до сих пор нет общего определения свободы, и вряд ли когда-нибудь такое будет. Если представить, что однажды люди найдут всеприемлемое понимание свободы и начнут ему следовать как некой инструкции, указывающей всем как себя вести, то тогда исчезнет у людей потребность думать о свободе, спорить о ней, а значит и свободно выражать себя. Но в мире, где не будет больше свободного самовыражения, не будет и личности.
Итак, что же, при всей неопределенности понятия свободы, мы можем сказать о ней? По-видимому, самое общее определение свободы может быть таким: свобода есть пространство для самопроизвольных, не детерминированных внешними обстоятельствами поступков человека. От этого определения, однако, можно идти различными путями. Ведь поступки человека могут быть созидательными и разрушительными, нравственными и безнравственными, разумными и неразумными, эгоистическими и бескорыстными. Все они будут считаться свободными. Но в одном случае они могут привести к негативным для человека и общества последствиям, а в другом к позитивным. Поэтому сама по себе свобода не является безусловным положительным качеством и целью человека. Скорее это средство, с помощью которого в человеке раскрывается его потенциальное содержание.
Но средства люди нередко могут путать с целями, если они очень стремятся к получению этих средств. В истории цивилизации такая путаница явление обычное. Так, в позднем средневековье догматы церкви стали ограничивать человеческую свободу, а финансовые притязания римской католической церкви к европейским народам при постепенном угасании ее авторитета приняли вид рационально не обоснованного и объяснимого только алчностью Рима оброка. Тогда в борьбе за свободу и возрождение истинно христианского духа родился протестантизм (Ян Гус 1371-1415; Мартин Лютер 1483-1546; Жан Кальвин 1509-1564). Затем наступила эпоха экономического освобождения, что вызвало к жизни развитие наук и технологии, и в европейской истории обозначилось как век научной и промышленной революции. В конце XVIII века наступило время социального освобождения, начавшееся Великой французской революцией и завершившееся последними революциями XX в. Поскольку социальное освобождение невозможно без освобождения духовного, то этот процесс вызвал к жизни такое всепроникающее культурное явление, как Просвещение. Что такое Просвещение? На этот вопрос дал короткий и четкий ответ И. Кант. «Просвещение это выход человека из состояния своего несовершеннолетия, в котором он находится по собственной вине. Несовершеннолетие есть неспособность пользоваться своим рассудком без руководства со стороны кого-то другого… Sapere aude!21 имей мужество пользоваться своим собственным умом! таков, следовательно, девиз Просвещения»22.
Выход из состояния несовершеннолетия обостряет потребность человека в свободе. Требование свободы естественный признак душевной молодости. Когда же ей на смену приходит зрелость, то к требованиям свободы начинают относиться осторожнее. Зрелое сознание видит в идее свободы очень много сложных и противоречивых моментов. Их можно обобщить в три группы: условия свободы, границы свободы и ее перспективы. Рассмотрим их подробнее.
2. Условия свободы
Что нужно для того, чтобы быть свободным? По этому вопросу мнения философов расходятся. Одни считают, что свобода не дана человеку как дар, ее нужно добиться. Такой взгляд близок западной христианской культуре (католицизму и в особенности протестантизму). Его ясно выразил Г. Гегель. «Свобода как идеальность непосредственного и природного не есть нечто непосредственное и природное, но, напротив того, сперва нужно заслужить и приобрести ее, а именно посредством бесконечного воспитания, дисциплинирующего знание и волю»23. Объяснение такому пониманию кроется в особенностях западной культуры. В рамках этой культуры люди исторически привыкли мыслить о многом, что их окружает, преимущественно в категориях производства, таких как «эффективность», «ресурс», «выгода», «конкурентные преимущества» и пр. Для них свобода, подобно всякому продукту, производится в результате социальных и культурных преобразований. Многие полагают, что ее может быть больше или меньше, что она может быть «сделана добротно», на века, или быть «слепленной второпях» без гарантий, и что она, как и любая другая вещь, может эффективно или неэффективно использоваться. Такова логика индустриальной культуры: все производится, потребляется, распределяется и обменивается, – не только вещи, но и ценности.
Другие философы утверждают, что свободу нельзя понимать в логике западноевропейской культуры производства. Такое мнение близко восточной христианской культуре. В частности, оно нашло выражение в русской религиозной философии. Очень ярко такое понимание свободы представлено в творчестве Н.А. Бердяева. Он называл свободу «таинственной, изначальной, исходной, бездонной, безосновательной, иррациональной»24. Свобода не трактуется здесь в логике вещей. О ней говорят как о метафизическом условии человеческой жизни. Такое понимание свободы называется безосновным. Русская религиозная философия обращает внимание на важное социальное следствие безосновности свободы. Свобода своим существованием не обязана преобразованиям в материальной или социальной сферах общества. Она не может быть механическим следствием экономических, политических, социальных преобразований. Все общественные преобразования обусловлены определенными идеалами и волей (классов, партий, социальных групп и т. д.), направленной на их достижение. Свобода же не имеет для себя никакого иного идеала и никакой другой цели, кроме нее самой, и не может быть достигнута какими-либо волевыми усилиями и рациональными средствами, например институциональными улучшениями. Она вообще не достигается. Она просто есть как изначальное условие человеческого существования. При этом нравственное содержание свободы особенно важно. Как замечал Н.А. Бердяев: «Свобода, не знающая жалости, становится демонической»25. Что же касается дисциплины и воспитания, то они всегда были условием не только воспитания свободной личности, но и послушного раба.
Если же говорить о духовных условиях свободы, то ими являются три духовных начала человеческой личности: разум, нравственное чувство и воля. Они не существуют по отдельности друг от друга, но представляют три неразрывных момента человеческого «я».
Внешний мир стесняет человека. Чтобы жить, он должен подчиняться многим условиям, которые ставит ему как окружающая природа, так и другие люди. Ограничивает ли этим свобода человека? Некоторым кажется, что да. По их мнению, истинно свободный человек должен пренебрегать внешними условиями и делать то, что ему хочется. На самом деле такое состояние правильно назвать не свободой, а неразумным произволом. Внешние условия хотя и ограничивают возможности нашей деятельности, но вместе с тем являются единственным условием самой этой деятельности. Здесь подходит пример И. Канта с голубем. Воздух оказывает сопротивление его полету, но вместе с тем служит и опорой для его крыльев. В безвоздушном пространстве, там, где сопротивление свободному движению равнялось бы нулю, голубь не мог бы летать. Поэтому и человеку надо не сетовать на внешние условия, которые, казалось бы, ограничивают его возможности, а научиться использовать их. Здесь на помощь нам приходят разум и нравственное чувство. Они помогают осознать возможные границы нашей свободной деятельности.
3. Границы свободы
Человек, переживающий состояние свободы, психологически испытывает чувство эйфории, необычайно радостные, возвышенные эмоции. В некоторых случаях это субъективное чувство достигает силы абсолютного счастья. Но возможна ли абсолютная свобода, которая дала бы нам абсолютное и вечное счастье? В истории, надо признать, такие периоды не известны. «Всемирная история не есть арена счастья, писал Г. Гегель, Периоды счастья являются в ней пустыми листами, потому что они являются периодами гармонии, отсутствия противоположностей»26. Но если не может быть абсолютной свободы в общественной жизни, то, может быть, она есть в жизни индивидуальной? Художник испытывает чувство абсолютной свободы, когда творит, влюбленный когда слышит ответное признание в любви. Но и здесь, мы должны признать, абсолютная свобода скорее психологический феномен, нежели объективный факт.
В обществе не может быть абсолютной свободы, хотя общество создается и развивается людьми с целью раздвинуть границы их свободы. Другой цели у общества нет. Хотя часто говорят, что целью общества является ограничение человеческого произвола, но если вдуматься, то это ограничение оказывается оборотной стороной развития человеческой свободы.
В обществе не может быть реализована абсолютная свобода по двум причинам. Во-первых, социальное пространство территориально ограниченно и люди с необходимостью вступают в соседские отношения. Они определяются особенностями культуры. Например, в развитых западных обществах люди зачастую не окружают свои участки заборами и изгородями. Дома разделяют только лужайки с травой. Но это не значит, что соседи не знают, где заканчивается территория их владений и начинается земля их соседей. Напротив, уважая частную собственность других лиц, они не позволяют себе самовольно пересекать воображаемую черту, разделяющую соседние участки. Такое поведение говорит о том, что границы находятся в их сознании и поэтому нет необходимости их обозначать на земле. В обществах же, где частная собственность не является священной и неприкосновенной, соседи отделяются друг от друга высокими заборами, ища за ними защиты своей свободе. Добрососедство необходимое условие территориальной свободы.
Вторая причина заключается в том, что социальное пространство структурно ограничено. Ведь общество не есть простая совокупность людей. Любое общество это система вертикально и горизонтально организованных отношений. Нарушение этих отношений, вызванное личным произволом, даже если этот произвол творится индивидом, как ему представляется, «во благо общества», не может не вызвать, конфликтов, возмущений и ущемлений прав других людей. Такое положение дел не может быть признано правильным. Поэтому общество всегда старалось ограничить себя от произвола, свести эти случаи к минимуму. С этой целью и возникла идея легитимности. Легитимным действием является такое, которое, во-первых, с формальной стороны законно обоснованно, во-вторых, заключающее в себе общественный (а не только личный) смысл и, в-третьих, имеющее моральную поддержку большинства. Если одно из этих условий отсутствует, то легитимность определенного действия по праву может быть подвергнута сомнению.
Основания легитимности могут быть разными. В традиционном обществе это сила традиций, или, как говорил М. Вебер, «авторитет вечно вчерашнего»27. В таком обществе расширенные права социальной свободы предоставляются тем отдельным индивидам, в образе которых концентрируется богатство традиционных норм и нравов. Это правители.
В обществах, переходных к индустриальному типу, формируется цеховая организация производства и всей жизни. Здесь социальные свободы приобретают корпоративный характер. Носителями прав становятся не отдельные индивиды, а цехи, гильдии, городские сообщества. Каждый цех это микрообщество со своей материальной и этико-нормативной основой.
В индустриальных обществах с заменой цеховой системы производства на открытую фабричную и с появлением свободного рынка труда каждый человек становится абсолютным свободным хозяином условий своей собственной жизни, прежде всего своих рук и головы. За вычетом налогов, которые он должен уплатить государству за охрану его личной свободы, он является абсолютно собственником, а значит и абсолютно свободным в границах своих частных владений. Это может быть родовой замок с сотнями акров земли или будка чистильщика обуви в формальном отношении здесь нет различий. Всякие попытки самопроизвольно нарушить границы чужих владений встречают юридически оправданный отпор со стороны других собственников, с чьим социальным пространством граничит его собственное социальное пространство. Возможность произвола в таком обществе сводится к минимуму, поскольку управление общественной системой приобретает всеобщий или, иначе говоря, демократический характер. Формируется система сдержек и противовесов, призванная противостоять монополизации власти, а значит и монополизации исключительного права отдельных лиц на свободу. Свобода в таком обществе становится всеобщей ценностью и результатом всеобщих усилий.
Наибольшей степени развития свобода всех достигает в гражданском обществе. Само же гражданское общество начинает активно развиваться в условиях постиндустриального общества. В структурном отношении оно является совокупностью добровольно организованных сообществ, обеспечивающих свободу граждан не только на владение своей собственностью, но и права на развитие своей личности. На сегодняшний день в праве на развитие личности воплощается высшая форма свободы. Каковы же видимые перспективы развития этой формы свободы?
4. Перспективы свободы
Ошибочно было бы думать, что человечество наконец-то вступило на прямой и светлый путь прогрессивного развития. Современная история как раз говорит об обратном. Мы знаем, каковы наши высшие ценности, но сложность и противоречивость созданных нами условий жизни создает тяжелые препятствия для достижения наших целей. Эти препятствия могут оказаться сильнее доброй воли многих людей. Кого-то они могут сломить, заставить отступить от правильного пути, исказить восприятие верной перспективы. И тут надо помнить, что свобода есть условие не только для того, чтобы создавать, но и разрушать, не только для того, чтобы искать путь к единству, но и к вражде.
Перед человечеством, переживающим сложный процесс глобализации, стоят сегодня глобальные проблемы экологии, демографии, проблемы войны и мира, поляризации богатства и бедности, культурного одичания, религиозной вражды и пр. Слишком плотным становится социальное пространство, и этот факт ставит перед людьми задачу научиться жить вместе, справедливо и равно делить общее поле свободы.
При этом нужно принять во внимание и темпы развития, при которых будущее становится частью настоящего. Поэтому в общем поле свободного развития мы должны учитывать не только наши права, но и права наших детей и потомков. Ибо, потребляя невосполнимые богатства природы, мы потребляем и их достояние. Влияя на нашу физическую организацию в выгодном для нас отношении, мы изменяем и их физическую организацию, не имея на то их разрешения. Засоряя наше информационное пространство информационным мусором, мы пагубно влияем на информационное пространство, в котором будут жить наши дети, а значит и на их интеллектуальное и духовное развитие. Одним словом, свобода приобрела сегодня темпоральное (временнόе) измерение. Поскольку свобода органически связана с ответственностью, то это новое качество свободы меняет характер ответственности. Такое изменение можно выразить в формуле «локальное приобретает глобальное значение, современное становится всевременным».
Данная формула показывает, что пространство для проявления потенциальных сил человека расширяется. Это неизбежно повлечет за собой наложение полей индивидуальных свобод. До сих пор мы понимали свободу лица как область, которая ограничена областью свободы другого лица, подобно тому, как страны граничат на географической карте. Это можно назвать плоскостным видением свободы. Со временем оно должно уступить место объемной ее интерпретации. Говоря современным языком виртуальной культуры, в будущем мы будем обсуждать проблемы «3D свободы». Ее особенность будет состоять в том, что это будет свобода «ограниченного суверенитета». В этой формуле есть внутреннее противоречие, которое неразрешимо в понятийной форме, но потребует своего разрешения в процессе всеобщей, свободной и длительной делиберативной28 практики. Другого пути к прогрессу нет. И дискутируя в поисках приемлемых решений, мы будем не раз еще вспоминать слова Г. Гегеля: «Всемирная история есть прогресс в сознании свободы, прогресс, который мы должны познать в его необходимости»29.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Талмуд древнеевр., буквально учение, изучение. Свод устного учения, сложившийся в иудаизме в последние века до н. э. и первые века нашей эры.
Необходимость – философская категория, характеризующая такое качество бытия, при котором то или иное явление не может не быть.
Детерминизм от лат. determino определяю. Философское учение о всеобщей причинной связи природных, социальных, психологических и духовных процессов. Детерминизм полагает, что «разрывов» в причинно-следственной связи бытия нет.
Безусловные качества те, которые имеют место во всех явлениях данного класса, вне зависимости от места, времени, степени развития этих явления и отношения их друг к другу.
Произвол действие, совершаемое исключительно по личному желанию, без оглядки на какие-либо обстоятельства.
Литература
Основная
Дополнительная
1. Два пути в исследовании справедливости
2. Теория справедливости Дж. Ролза.
3. Модели справедливости.
1. Два пути в исследовании справедливости
Если взглянуть в целом на исторический опыт развития социума, то можно насчитать не так уж много социальных проблем, которые бы лихорадили человеческое общество практически на всех этапах его развития. Одной из этих проблем была, очевидно, проблема справедливости. Пожалуй, нет ни одной исторической эпохи, чтобы кто-нибудь или не объявлял себя справедливым (например, правитель данной страны), или не присутствовало требование о восстановлении справедливости со стороны какой-либо оппозиционной для правящей элиты группы.
Ключевая идея софистов об относительности всего сущего (принцип релятивизма) и о человеке как мере этого сущего (принцип антропоцентризма) впервые позволили философам разделить в справедливости человеческое и божественное, оторвать идею справедливости от пуповины мифологии и религии. Справедливость перестала нуждаться в объяснении посредством ссылки на авторитет чего-то или кого-то сверхъестественного и сакрального, отныне вопрос о ней должен был решать сам человек без вмешательства каких-либо посторонних сил. Любой индивид получил негласное право лично определять, что есть справедливость, существует ли она на данный момент в данном обществе, а если не существует, то, как переустроить это общество, чтобы ее достичь. Естественно также было разобраться с тем, как относиться к несправедливости и как жить в обществе, если оно является несправедливым по своей сущности. Одно из первых определений справедливости также принадлежит софистам: «Справедливость есть то, что пригодно сильнейшему [из людей]» (Фразимах), и фактически оно выражало так называемую «силовую» (или «тоталитарную») модель реализации справедливости в античном полисе.
Более глубокую постановку вопроса о сущности справедливости и об отношении к феномену несправедливости продемонстрировал Сократ. Во-первых, он показал, что справедливость следует определять, как связь должного с сущим30; во-вторых, он, исходя из своей рационалистической теории морали, утверждал, что справедливость как реализация политической воли должна базироваться на философском знании о справедливости («справедливым может быть только мудрый»); и, наконец, он (в пересказе платоновского «Критона») впервые ясно и определенно высказался против архаического принципа талиона («око за око, зуб за зуб»), утверждая, что нельзя отвечать несправедливостью на несправедливость31.
«Линию Сократа» в проблеме справедливости продолжили, каждый по-своему, Платон и Аристотель. Платон взял от Сократа, с одной стороны, интерпретацию справедливости как соответствие должного сущему, а с другой, идею рационалистического оправдания справедливости, и внедрил оба этих принципа в свою главную социальную и политическую утопию − теорию идеального государства, фундаментально изложенную в «Государстве» и «Законах». Однако Платон не был бы Платоном, если бы не переделал Сократа по-своему, на платоновский лад. Сократовская идея справедливости как соответствия должного сущему Платоном была истолкована как принцип «каждому своё»32 и включена в его концепцию разделения всех людей на три «сословия» (точнее, правильнее говорить о трех «классах»), причем то, в какой степени «каждый» должен получать «своё», определял не сам индивид, а высший класс в лице «философов» самых «мудрых» людей этого государства. Принцип справедливости был отделен от принципа свободы, и последний уничтожен ради того, чтобы сделать справедливость абсолютной и самодостаточной. Справедливость, как библейский Левиафан, у Платона поглотило всё государство, но это была справедливость для государства как воплощения общины и рода, но отнюдь не справедливость для каждого отдельного, частного индивида. В таком царстве справедливости он перестал быть гражданином, а стал государственным рабом − наподобие «илота» в современной Платону Спарте.
Аристотель же, наоборот, оттолкнувшись от той же сократовской идеи соответствия должного сущему, увидел в ней в первую очередь не принцип разделения и стратификации, а принцип равенства и пропорциональности33. Кроме того, он впервые в истории политической и философской мысли стал различать два вида справедливости − природную и социальную («гражданское справедливое», справедливости по закону)34. Природная справедливость она же естественная справедливость, воплощенная в естественных правах человека, выше «гражданской справедливости», установленной самим человеком; таким способом Аристотель − опять же впервые − сформулировал идею приоритета естественных прав человека на справедливость над справедливостью как права, устанавливаемого обществом.
Дальнейшее развитие социально-философской и этической мысли, от средневековья к двадцатому веку, шло фактически под прежним углом спора между Платоном и Аристотелем. «Линия Платона» отстаивала в проблеме справедливости приоритет общего над частным и стремилась к радикальному переустройству общества на началах равенства и справедливости; «линия Аристотеля» в той или иной степени исходила из преимущества частных прав личности на справедливость над правами, предъявляемыми в отношении справедливости обществом и государством, а также выступала за умеренный курс реформ, как наиболее разумный путь достижения справедливого устройства.
2. Теория справедливости Дж. Ролза
Крупнейшим теоретиком справедливости XX века является американский философ Джон Ролз. Его книга «Теория справедливости» за тридцать с лишним лет (начиная с 1971 г.) выдержала множество переизданий и стала одной из самых цитируемых работ во всей западной литературу по социальным наукам.
Первой исходной точкой для исследования проблемы справедливости для Ролза служит ее интерпретация как честности. Прежде чем стать справедливыми в отношении друг друга, индивиды должны научиться быть честными, и всякое оппортунистическое поведение должно быть здесь абсолютно исключено. Люди выбирают справедливость рационально как некую исходную ситуацию, в которой они связывают друг друга своего рода «социальным контрактом» или «общественным договором». Вторым исходным пунктом для американского философа стала договорная (или, иначе, контрактная) концепция справедливости, которую он противопоставляет интуитивистскому и утилитаристскому подходу. По мнению Ролза, индивиды не должны приходить к справедливости интуитивно или с точки зрения личной пользы, они должны заключить в отношении ее нечто вроде «договора» или «контракта», условия которого впоследствии должны ими строго соблюдаться. Справедливость это есть нечто вроде договора о кооперации между людьми, идеальные условия которого в конечном счете должны быть подкреплены реальными правами и обязательствами. При таком подходе к справедливости будут также соблюдено кантовское учение о морали: не один индивид не рассматривается как средство, а все они рассматриваются как цели.
Два основных принципа справедливости постулируются Джоном Ролзом в качестве фундаментальных:
«Первый принцип
Каждый индивид должен обладать равным правом в отношении наиболее общей системы равных основных свобод, совместимой с подобными системами свобод для остальных людей.
Второй принцип
Социальные и экономические неравенства должны быть организованы таким образом, что они одновременно (а) ведут к наибольшей выгоде наименее преуспевших, в соответствии с принципом справедливых сбережений и (б) делают открытыми для всех должности и положения в условиях честного равенства возможностей»35.
Каков смысл этих принципов?
Первый принцип есть в некотором роде решение вечной проблемы соотношения свободы и равенства: он утверждает, что равенство индивидов в свободе простирается лишь до границ, отделяющих эквивалентную свободу одного индивида от такой же по своему объему свободы другого индивида. Примерно то же утверждает и подпункт (б) второго принципа принцип открытости путей для индивидов есть в некотором роде перифраза принципа равенства. Но особенно важную нагрузку несет подпункт (а) второго ролзовского принципа: он требует такого социального устройства, при котором наибольшую выгоду получают наименее преуспевающие социальные группы, а наименьшую выгоду наиболее преуспевающие. По сути, Ролз здесь формулирует требование введение института эффективной социальной защиты для тех людей, которые занимают наименее выгодные позиции в социальной, экономической и политической стратификации.
3. Модели справедливости
Существуют четыре основных модели справедливости:
1) силовая модель
2) договорная модель
3) интуитивистская модель
4) утилитаристская модель36.
Силовая модель справедливости это такая модель, при которой состояние справедливости устанавливается силой и в форме, выгодной тому, кто этой силой обладает. В наилучшем виде это можно проиллюстрировать уже приводившимся выше высказыванием софиста Фразимаха: «Справедливость – это то, что пригодно сильнейшему»37.
Силовая модель самая древняя и самая простая из всех моделей справедливости. Эта модель de facto исходит из биологической сущности человека: борьба за существование и естественный отбор здесь доминируют над социальными качествами индивида. В этой модели в наилучшем виде воплощается то самое «естественное состояние» человека, о котором писали Т. Гоббс и Дж. Локк, и которое, как известно, характеризуется следующими принципами: «человек человеку волк» и «борьба всех против всех». Подобная модель справедливости характерна для экстремистских и тоталитарных идеологий, однако, во многих случаях эта модель проявляет себя скорее в неявном виде, чем в явном. Иногда силовая концепция справедливости может маскироваться под иные концепции, например, утилитаристскую или интуитивистскую.
Договорная модель справедливости это модель, при которой состояние справедливости устанавливается путем реального или гипотетического «договора» (или «соглашения») между людьми.
Договорная модель справедливости также идет от античных мыслителей, и, в первую очередь, от Аристотеля и некоторых софистов (например, Антифонта). Более фундаментальной разработке она подверглась в Новое время и в эпоху Просвещения (Дж. Локк, Т. Гоббс, Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, И. Кант и др.). В этот, последний период она стала господствующей в социально-философской мысли, хотя и подвергалась критике за явно присутствующие в ней элементы утопизма.
Джон Ролз в своей «Теории справедливости» сумел придать «второе дыхание» договорной модели справедливости. Он первым осознал тот элементарный факт, что более эвристически удачным является подход, при котором, ситуация договорного соглашения о справедливости определяется как гипотетическая, а не как реальная. В таком случае и само соглашение как бы переносится из реального прошлого в гипотетическое настоящее или будущее, а сами условия договора могут быть оговорены как гипотетические, а не реальные. В конечном счете, главное преимущество договорной концепции справедливости перед другими концепциями заключается не только в том, что эта концепция позволяет реализовать саму идею справедливости как общественного договора, но и в том, что этот подход в максимальной степени нацелен на включение в «договор справедливости» идеи свободы и признания ценности человека как суверенной личности: действительно, ведь договор индивиды заключают вполне добровольно, добровольно отказываясь от части своих прав на справедливость в пользу права общества сконструировать некоторую общую концепцию справедливости в форме закона или моральных требований. Здесь или в принципе каждый отдельный человек рассматривается как цель, а не средство в плане реализации общественных требований справедливости, или хотя бы наблюдается стремление к этому.
Интуитивистская модель справедливости это такая модель, при которой состояние справедливости устанавливается интуитивным способом или интуитивным соглашением между всеми субъектами в обществе.
Основоположником интуитивизма в этике считается английский философ Джордж Мур (1873-1958). Его основополагающий труд «Принципы этики» впервые вышел в 1903 году; на русский язык книга была впервые переведена в 1984 году38.
Подход Дж. Мура в этике и социальной философии основан на отнесении к числу интуитивных всех тех суждений, которые не поддаются доказательству: а таких суждений в философских науках абсолютное большинство: естественно, сюда входят и суждения, касающиеся справедливости.
«Я хотел бы обратить внимание на то, что, когда я называю такие [этические] суждения «интуитивными», я утверждаю просто, что они не поддаются доказательству; я не имею в виду ничего другого, кроме того, что таков наш способ или источник их познания»39.
Однако, если мы определяем справедливость «по интуиции», то, во-первых, мы не можем никогда доказать другому субъекту, что наши принципы справедливости являются единственно правильными, а, во-вторых, мы вряд ли когда-нибудь сумеем формализовать эти принципы, построить из них стройную и логически обоснованную систему правил и выводов40. И в этом главная беда интуитивистской модели, хотя, возможно, что на уровне обыденного сознания, здравого смысла эта модель может прекрасно работать. Тот же Ролз в своей «Теории справедливости» готов отчасти принять интуитивистский подход, но только как вводную концепцию в свою теорию, которая сразу же сдает свои полномочия после того, как сформулированы основные моменты договорной модели справедливости.
Утилитаристская модель справедливости это такая модель, при которой состояние справедливости устанавливается посредством «расчета и калькуляции удовлетворений» по шкале, приводящей к наивыгоднейшему балансу одновременно для всех членов общества.
Основателем утилитаризма считается английский философ Иеремия Бентам (1748-1832). В своей главной работе «Введение в основания нравственности и законодательства» он постоянно призывает «свести баланс» из удовольствий и издержек, а также формулирует свой знаменитый «принцип полезности»:
«Под принципом полезности понимается тот принцип, который одобряет или не одобряет какое бы то ни было действие, смотря по тому, имеет ли оно (как нам кажется) стремление увеличить или уменьшить счастье той стороны, об интересе которой идет дело, или, говоря то же самое другими словами, содействовать или препятствовать этому счастью»41.
Несмотря на то, что утилитаристская модель справедливости должна по своей основной идее утверждать принципы справедливости, на деле она фактически подменяет модель справедливости моделью эффективности, где справедливость оценивается с точки зрения эффективности, т. е. принципа, минимизирующего затраты и максимизирующего выгоды.
На насколько это оправданно и эвристично? Бесспорно, что утилитаристская модель справедливости полезна тем, что она вносит в теорию справедливости элементы рационального выбора и максимизации удовлетворений: эта модель, как ни одна другая, с наибольшей ясностью демонстрирует тот факт, что любой вариант справедливого распределения по-своему эффективен и рационален. Но в конструкциях этой модели нерешенной может остаться следующая проблема: как совместить максимизацию выгод одного индивида и максимизацию выгод всех индивидов, т. е. общества? Не исключено, что увеличение объема справедливости для одного конкретного индивида может быть связано с уменьшением справедливости для всего общества, и, наоборот, общество становится справедливее, но от этого страдает справедливость индивида.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Силовая модель справедливости это такая модель, при которой состояние справедливости устанавливается силой и в форме, выгодной тому, кто этой силой обладает.
Договорная модель справедливости это модель, при которой состояние справедливости устанавливается путем реального или гипотетического «договора» (или «соглашения») между людьми.
Интуитивистская модель справедливости это такая модель, при которой состояние справедливости устанавливается интуитивным способом или интуитивным соглашением между всеми субъектами в обществе.
Утилитаристская модель справедливости это такая модель, при которой состояние справедливости устанавливается посредством «расчета и калькуляции удовлетворений» по шкале, приводящей к наивыгоднейшему балансу одновременно для всех членов общества.
Литература
Обязательная
Дополнительная
1. Абсурдность жизни
Любой поступок, совершенный человеком, любое событие, случившееся с ним, могут иметь какой-то определенный смысл, только если существует некий более высокий, более значимый смысл, который мог бы служить мерилом важности того или иного поступка или события. Если жизнь в целом имеет смысл, то и каждый день, каждое мгновение этой жизни обретают свое место, когда мы смотрим на них через призму общего смысла нашей жизни.
Однако, а что если нет и никогда не было никакого высшего смысла, ни Бога, ни дьявола, никакой цели, заложенной свыше, присущей нашей жизни от рождения? Тогда весь мир оказывается миром абсурда, ибо то, что не имеет смысла – бессмысленно, абсурдно, нелепо. Если мы проживаем всю нашу жизнь в бессмысленном мире, то и сама жизнь у нас не имеет никакого смысла, кроме того, который мы сами и изобрели. Французский философ-экзистенциалист Альбер Камю писал, что природный мир чужд человеку, он отрицает человека во всех своих проявлениях. Не стоит полагать, что мир настроен по отношению к человеку враждебно, мир попросту безразличен к его уделу, в отличие от человека, homo sapiens’а, стремящегося все рационализировать и найти во всем смысл, природный мир иррационален. И когда человек пытается найти в нем некий смысл для себя, он может обнаружить только абсурд.
По убеждению Камю, любой смысл, претендующий на подлинность, – всего лишь ложь самому себе, уловка человека, стремящегося отвернуться от правды, которая заключается в том, что жизнь конечна, обрывается в Ничто, а, следовательно, бессмысленна и абсурдна. Абсурд может уничтожить все, что имело для человека смысл, и поэтому человек боится абсурда и хочет убежать от него, так, чтобы забыть о его существовании. Но тем самым человек убегает от себя подлинного и живет в бесконечном самообмане. А единственный возможный смысл – в том, чтобы жить, не отрывая взгляда от абсурдности жизни. Такую судьбу Камю сравнивает с судьбой героя древнегреческих мифов – Сизифа. Сизиф у Камю знает, что всякий раз, когда он закатит камень на вершину горы, тот сорвется и скатится вниз, и придется начинать все сначала, без цели и смысла. Но у него достаточно мужества, чтобы признать это, и камень, который он вновь катит в гору наперекор бессмысленности этого занятия, – это его бунт против абсурда и его решимость жить вопреки своей судьбе.
2. Человек, творящий мир символов и смыслов
С другой стороны, человек, как это ни парадоксально, обычно не живет среди объектов природного мира и даже не взаимодействует с ними. Письменный стол или ручка существуют для нас в первую очередь не как физические предметы, а как то, на чем или с помощью чего, к примеру, мы можем писать. Солнце для нас не шар раскаленного газа, а источник света и тепла, а еще – символ, например, власти, мудрости, или великолепия. Вода – это не только химическое соединение, она для человека источник жизни, символ иньской энергии и символ хаоса. Эрнст Кассирер писал, что главное отличие человека от других животных, – это то, что между собой и физическим миром природных объектов и явлений человек помещает мир символов и смыслов. Отныне природный мир уже не воспринимается человеком непосредственно, а лишь опосредовано в виде смыслов, которые человек придает явлениям этого мира. Абсурден ли мир сам по себе или нет, имеет ли жизнь человека некий изначальный смысл, вложенный природой, Богом или еще кем-либо, или не имеет, – человек в ходе своего исторического существования постоянно создает и пересоздает смыслы, в окружении которых и живет.
В этом непрестанном творчестве смысла своего существования заключается специфика человеческого бытия. И мы живем уже как бы и не реальностью, а представлением о ней, не предметом, а его образом, не событием, а его предвкушением, фантазией, воображением. У человека нет и не было другой судьбы. Да и человеком человек стал, когда начал жить в своей собственной вселенной смыслов и символов. Именно этот факт позволяет Кассиреру назвать человека «animal simbolicum». Язык – первый из слоев символической реальности, которая надстраивается над миром природы. Хотя слово «яблоко» обозначает конкретный плод, оно не сочное, без косточек, им нельзя утолить голод, но зато оно полно культурных смыслов, которых не было в самом яблоке, – это, к примеру, яблоко раздора, которое Парис преподнес Афродите, яблоко вечной молодости или запретный плод, предложенный Адаму Евой. Миф, религия, искусство и даже наука, стремящаяся к объективному познанию мира, наполняют этот мир множеством человеческих значений, интерпретаций, предлагают многообразные системы, в которые объединяются прежде разрозненные фрагменты мира.
3. Порядок из хаоса
Когда человек встречает что-то совершенно ему незнакомое, оно – не часть его мира, поскольку ничто не впишется в этот мир до тех пор, пока не станет носителем некоторого смысла. Если Вы нашли часы, Вы знаете, что можно от них ожидать, потому что Вы знаете, что это такое. Но если Вы повстречали, например, караказяпу, Вы не имеете ни малейшего понятия о том, что с ней делать и чем вам это может грозить. Пока Вы не нашли некий смысл в караказяпе, она – угроза Вашему миру, где все относительно стабильно и расставлено по местам, ибо караказяпа для Вас – часть мира, над которым не властен Ваш порядок, часть хаоса.
Человек не может существовать в хаосе. Хаос – это то, где нет никаких устойчивых закономерных связей между событиями и явлениями (или же мы просто не открыли эти связи). Любое рациональное действие совершается, исходя из знания предполагаемого результата. Когда Вы что-то делаете, Вы рассчитываете достичь определенной цели, ибо Вы знаете, как связаны причина и следствие. В хаосе это становится невозможным в силу невозможности предсказать, какое действие приведет к какому результату. И поэтому человек стремится к познанию мира и своего в нем места.
Смысл, который мы сообщаем вещи, превращает ее из бессмысленной в осмысленную. Смысл, который мы придаем миру, обращает его из хаоса в упорядоченный космос. Смысл, который мы приписываем нашей жизни, вырывает ее из царства абсурда, пусть это даже смысл, изобретенный человеком.
Существует ли некий универсальный смысл жизни, который мог бы стать смыслом жизни каждого человека? На этот вопрос в рамках философии нет однозначного ответа. Различные культуры в различные исторические эпохи предлагали многообразные варианты смысла жизни, в чем-то схожие, в чем-то различные. Но, несмотря на различия, существуют некоторые ключевые точки или вектора, на которые так или иначе ориентируется любой смысл, который мы находим в нашей жизни. Эти ключевые точки, объединенные по парам, могут быть представлены в виде некой системы координат, наподобие декартовой, где данные пары образуют три оси, а любая модель смысла жизни занимает свое место в возникшем трехмерном пространстве сообразно своей приверженности тем или иным принципам.
4. Индивидуализм или коллективизм?
Одной из наиболее распространенных оппозиций, в перспективе которой строятся наши представления о смысле жизни, является пара «коллективизм–индивидуализм». В основе этой оппозиции лежит дилемма: какому благу должен человек посвятить свою жизнь – общему или частному?
Большинство обществ с традиционным укладом ставят на первое место общее благо. Это в первую очередь объясняется коллективистскими ценностями, господствующими в традиционном обществе. Хотя частное благо порой ценилось и в этих обществах, индивидуализм там никогда не занимал такого места как в современной индустриальной цивилизации Запада. Капитализм, рыночная экономика подталкивают человека к индивидуалистическому существованию (хотя есть и исключения, например, очень своеобразный японский капитализм). Однако истоки современного индивидуализма лежат не только в экономической сфере, но и в сфере религиозной. Протестантизм противопоставил идее «спасения всем миром», свойственной католической церкви, идею индивидуальной ответственности человека перед Богом и идею индивидуального спасения.
Дилемма общего или частного блага как философская проблема стара почти так же как сама философия. Еще Сократ утверждал, что смысл человеческой жизни заключается в его стремлении к благу, а благо должно быть единым для всех. Не может быть благом то, что для одного благо, а для другого зло. Общее благо для Сократа более важно, чем индивидуальное. Платон, бывший учеником Сократа, мечтал построить государство, где жизнь каждого человека от рождения и до смерти была бы подчинена служению обществу. Аристотель же, мимоходом обронив «Платон мне друг, но истина дороже», был убежден, что смыслом человеческой жизни должно быть стремление к собственному – индивидуальному – счастью, которое, правда, невозможно без благополучия всего общества.
Либерализм, к примеру, тоже говорит о пользе для всего общества, на достижение которой «невидимая рука рынка» (Адам Смит) направляет конкурирующие между собой индивидуальные интересы. Тем не менее, было бы наивно утверждать, что человек, добивающийся успеха в той или иной деловой сфере, обычно делает это, думая прежде всего о благополучии общества в целом. Марксизм и неомарксизм в свою очередь критикуют тот экономический, политический и социокультурный порядок, который сводит смысл человеческой жизни преимущественно к достижению личного материального благополучия.
5. Прагматизм или идеализм?
Другая дилемма, которую также Вы не можете обойти, рассуждая о смысле жизни, – это дилемма между конкретной пользой и высокими идеалами. Когда практическая выгода идет рука об руку с абстрактными идеалами, проблемы не возникает. Но, к сожалению, такое благоприятное сочетание скорее исключение, чем правило. Часто случается, что нарушение тех или иных принципов – например, моральных или религиозных – может привести к более быстрой и значительной выгоде, чем следование им. Зачем же тогда, спрашивается, нужны эти идеалы? Почему человек подчас готов пожертвовать реальной пользой ради абстрактных принципов? Это же, как может показаться, по меньшей мере нерационально.
Дело в том, что, хотя рациональность – это специфически человеческая черта, отличающая его от животных, не только в рациональности проявляется специфика человека. Человеческие смыслы, идеи, ценности – это то, что надстраивается над биологическим началом в человеке, формируя именно человеческое в человеке. Духовность человека далеко не всегда рациональна, часто она иррациональна, то есть существует в стороне от доводов голого рассудка.
Есть и другое объяснение, почему человеку стоит придерживаться наработанных обществом идеальных принципов – например, концепции прав человека, справедливости или милосердия. И это оправдание идеалистической ориентации, как ни странно, исходит из прагматических соображений. При том, что ради скорейшей выгоды человек может и пренебречь нормами и ценностями, было бы весьма недальновидно и как раз нерационально жить только днем сегодняшним. А, принимая во внимание более продолжительную перспективу, мы обнаруживаем, что следование созданным обществом идеалам в конечном итоге принесет больше блага для большего числа людей. Так основатель прагматической философии, американский философ Уильям Джемс (Джеймс) утверждал, что, не смотря на отсутствие очевидных доказательств истинности религии, религиозные истины лучше принимать, чем отвергать, но не по метафизическим, а по практическим соображениям. В религиозном обществе люди, как утверждал Джемс, более моральны, и в целом такое общество достигает большего благополучия и гармонии, чем общество, не знающее религии.
С точки зрения Платона, стремление к идеалу является смыслом существования не только человека, но и вообще всякой вещи. Все вещи имеют свой идеальный образ, достичь которого и стремятся. Так и человеку не следует довольствоваться просто «какой-то любовью», просто «какой-то красотой» или просто «каким-то государством». Нужно стремиться к совершенству во всем, искать настоящую любовь, подлинную красоту, строить идеальное государство.
С другой стороны, идеал, как признает сам Платон, недостижим. И в то время, считает Платон, как наличие пусть и недостижимого идеала задает направление для совершенствования, прагматический смысл жизни учит предпочитать синицу в руке журавлю в небе, реальное благо – красивой, но недостижимой мечте.
6. Человеческое или трансцендентное?
И, наконец, наши представления о том, в чем заключается смысл жизни, расходятся в вопросе, является ли для нас сверхприродная, трансцендентная реальность – Бог, божественное, Абсолют, Дао и т. д. – определяющим фактором или нет. Иными словами, исходим ли мы в своей жизни из веры в некое сверхчеловеческое начало, или оно ничего или практически ничего для нас не значит.
Для религиозного человека ответ на этот вопрос очевиден. Так древние египтяне верили, что главная задача богов – утверждение на космическом уровне приоритета порядка и истины (маат) над хаосом и ложью (исефет). Смысл жизни человека заключался в том, чтобы помогать в этом богам вне зависимости от того места, которое он занимал. Так фараон утверждал истину и гармонию на уровне государства, а простой человек – в своем собственном хозяйстве. Благочестивая земная жизнь гарантировала счастливое загробное существование. Схожие положения мы найдем в большинстве других древних и современных религий.
Авраамические религии (иудаизм, христианство и ислам), к примеру, учат о том, что даже если человек так и не найдет справедливости в этом мире, существует еще и высшая, божественная справедливость. И за все лишения и страдания, выпадающие на долю праведного человека, ему непременно воздастся на небесах.
А вот если нет ни небес, ни божественной справедливости? Тогда, как это было, например, для Эпикура или Ницше, наше земное существование – это все что нам отпущено судьбой. И было бы глупо отказаться от этого существования, напротив, смысл жизни следует искать именно здесь, на земле. В чем может заключаться этот смысл? Например, в удовольствии, как тому учит гедонизм Эпикура. Правда, удовольствия без меры могут привести к неудовольствию, поэтому Эпикур призывает не столько стремиться к удовольствиям, сколько стараться избегать страданий, а из всех удовольствий отдавать предпочтение удовольствиям духовного плана как более надежным. Для Фридриха Ницше смысл жизни неразрывно связан с реализацией воли к власти и заключается в непрестанном самопреодолении: воля к власти всегда желает еще больше власти, чем имеет, и, в первую очередь, власти над самой собой. Человек должен стремится преодолеть в себе все человеческое и стать сверхчеловеком, сверхчеловек выступает для него как идеал.
Здесь требуется сделать одно уточнение, а именно: касательно трансцендентности идеала и трансцендентных идеалов. В определенном смысле трансцендентен любой идеал, поскольку он находится как бы на грани возможного, реального, а то и по ту сторону реальности, будучи недостижимым. Само слово «трансценденция» может быть переведено с латинского как «выступающее за», «переступающее», «потустороннее». Но по-настоящему трансцендентной считается реальность, выходящая за пределы нашего физического мира. Поэтому не всякий идеал трансцендентен в полном смысле этого слова. И античные стоики и Иммануил Кант видели смысл человеческой жизни в служении долгу. Однако долг, с точки зрения стоицизма, неразрывно связан с Судьбой, которую выбрали для человека боги, в то время как для Канта Бог вместе со всеми остальными метафизическим идеями есть лишь химера, фантазия чистого разума, освободившегося от любого чувственно-опытного знания.
В человеческом, а не в божественном искал смысл жизни и Зигмунд Фрейд. Мы как бы находимся между человеческим (моральным) и животным (биологическим). Смысл человеческой жизни заключается в успешном балансировании между этими враждебными друг другу началами, культурном творчестве, как результате перевода биологической энергии инстинктов в социальные формы.
И, тем не менее, следует отметить, что только та жизнь, что, как нам кажется, укоренена в бесконечном трансцендентном начале, способна окончательно и бесповоротно преодолеть абсурд, порождаемый конечностью человеческого удела.
7. Проблема выбора жизненного проекта
Некоторые общества, например средневековое, весьма категорично предписывают жизни человека вполне определенный смысл. Истина в том-то и том-то и, если тебе нужна другая истина, то ты отступник. Другие общества более демократичны и толерантны, там человек при желании может сам выбрать смысл своей жизни из некоторого доступного набора. Однако, как оказывается на деле, свобода выбора далеко не всегда благоприятствует обретению смысла своего существования – современный человек часто теряется, не зная, какая версия более верная. В то время как человек, смысл жизни которого предустановлен социокультурным окружением, в меньшей мере склонен к душевным метаниям, его жизненный проект более ясен и определен. С другой стороны, этот проект, возможно, менее выстрадан и выношен человеком.
Вопрос об объективном критерии, с помощью которого мы могли бы как-то сопоставлять и сравнивать смысл жизни различных людей и культур, может быть поставлен в двух плоскостях: в метафизической и в социально-философской. С метафизической точки зрения таким критерием мог бы выступать некий трансцендентный смысл, если мы допускаем его существование. К примеру, так, как идея блага в философии Платона могла быть критерием оценки конкретного блага: то благо, которое ближе идее блага, более «благое», чем то, что дальше от нее. Или как представление о совершенном человеке в китайской традиции позволяет нам сказать, кто из двух людей более совершенен.
Если же мы признаем, что этого трансцендентного смысла нет, то в метафизической перспективе любой из смыслов равен по значимости любому другому. Но тогда нам остается вторая перспектива: социальная. Здесь, рассматривая смысл, придаваемый своей жизни тем или иным человеком или группой людей, мы можем поставить вопрос о том, насколько он согласуется с наиболее значимыми принципами существования общества, его основными нормами и ценностями. И хотя общество возникает из многообразия субъективных воль и оценок, вместе они складываются в объективную реальность, онтологически столь же значимую для человека, что и мир природы – и даже более значимую, – что позволяет рассматривать общественные ценности, например, общественное благо или права человека, в качестве объективного критерия правильности (по крайней мере, с социальной точки зрения) смысла жизни того или иного человека или социальной группы.
Вопросы для самоконтроля.
Основные определения
Абсурд – лат., нелепость; привести к А., ad absurdum, значит сделать из доказываемого положения ряд логических выводов, приводящих в конце к бессмыслице, и тем самым опровергнуть это положение. (Малый энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона)
Драма абсурда – направление авангардистской драматургии 1950-х, 1960-х годов, для которого характерны:
Символ – (от греч. sуmbolon – знак, опознавательная примета) 1) в науке (логике, математике и др.) – то же, что знак. 2) В искусстве – универсальная эстетическая категория, раскрывающаяся через сопоставление со смежными категориями художественного образа, с одной стороны, знака и аллегории – с другой. В широком смысле можно сказать, что С. есть образ, взятый в аспекте своей знаковости, и что он есть знак, наделённый всей органичностью и неисчерпаемой многозначностью образа. (БСЭ)
Хаос – в древнегреческой мифологии – беспредельное, бесформенное пространство, из которого был создан существующий мир как упорядоченный космос. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Индивидуализм – (франц. individualisme, от лат. individuum – неделимое), тип мировоззрения, сутью которого является в конечном счёте абсолютизация позиции отдельного индивида в его противопоставленности обществу, причём не какому-то определённому социальному строю, а обществу вообще. (БСЭ)
Коллективизм – тип мировоззрения, не допускающий противопоставления человека обществу, исходящий из признания необходимости гармоничного сочетания общих и частных, коллективных и личных интересов. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Традиционное общество – доиндустриальные общественные уклады аграрного типа, характеризующиеся:
Либерализм – общественное движение:
Прагматизм – направление в философии, признающее истиной лишь то, что дает практически полезные результаты. (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Трансцендентный – философский термин, означающий, в противоположность имманентному, то, что запредельно по отношению к миру явлений и недоступно теоретическому познанию. (БСЭ)
Трансценденция – в широком смысле – выход за собственные пределы; переход из области посюстороннего в область потустороннего (трансцендентного). (Общественные науки от Глоссарий.ру)
Гедонизм – (от греч. hedone – наслаждение), этическая позиция, утверждающая наслаждение как высшее благо и критерий человеческого поведения и сводящая к нему всё многообразие моральных требований. (БСЭ)
Литература
Основная
Дополнительная
Согласно Библии, первые люди Адам и Ева в саду Создателя были вместе и общались. Однако это общение еще не было в полном смысле слова общественным. Всем также известно, к чему оно привело. Изгнанные из Эдема, Адам и Ева должны были в поте лица добывать хлеб свой. С этого момента и началась их общественная жизнь.
Эта библейская история говорит нам, кроме всего прочего, о том, что действительное общество начинает существовать только тогда, когда все условия своего существования – материальные (пища, кров, одежда, орудия труда) и идеальные (знания, верования, традиции и т. д.) – люди создают не в одиночку, а совместно с другими людьми. Вся наша жизнь от начала до конца проходит в обществе, и поэтому любое наше действие имеет общественную форму и протекает в условиях, созданных обществом.
Общественность, или что то же самое, социальность вошла в плоть и кровь нашего существа, в сущность нашего «я». Обособленный человек, не нуждающийся в общении с другими людьми и их помощи, есть не более чем плод фантазии. Еще Аристотель заметил, что «тот, кто не способен вступить в общение или, считая себя существом самодовлеющим, не чувствует потребности ни в чем, уже не составляет элемент государства (в нашем случае общества О.В.), становясь либо животным, либо божеством»42.
Общество есть естественная жизненная среда для человека. Еще до его рождения общество готовится к нему. Рождаясь, человек сразу же оказывается в обществе. На протяжении всей своей жизни он находит в обществе и посредством общества все условия для своего существования и развития. И даже когда он уходит из этого мира, он остается в памяти общества, прежде всего близких ему людей. А если его жизнь и труды оказали заметное влияние на общественную жизнь, то он надолго, а в некоторых случаях возможно и навсегда, остается в общественной памяти.
Что же такое общество это странное образование людей, рождающее их из себя, делающее их полноценными личностями, а потом помнящее о них долго? Достаточно ли обществом назвать простую совокупность людей? Или может быть это их особая форма организации? А может быть это некий надличностный организм, клеточками которого являемся все мы, люди? Вопрос этот осложняется тем, что общество не дано нашим органам чувств подобно другим окружающим материальным предметам. Мы видим вокруг себя людей, но не общество. О его существовании мы можем только догадываться. По этому поводу Вл. Соловьев замечал: «Из того, что образ единства социальных тел не ощутителен для наших внешних чувств, никак не следует, чтоб его вовсе не существовало: ведь и наш собственный телесный образ совсем не ощутителен и неведом для отдельной мозговой клеточки или для кровяного шарика... Требуется, прежде всего, чтобы мы относились к социальной и всемирной среде как к действительному живому существу, с которым мы, никогда не сливаясь до безразличия, находимся в самом тесном и полном взаимодействии»43.
Когда мы видим плоды коллективных человеческих усилий: обработанную землю, жилища, прирученный скот, ритуальные постройки, кладбища, мы говорим «здесь у людей есть общество». Мы утверждаем это не на основании чувственного восприятия самого общества, ведь оно непосредственно нам не дано, а на основании догадки о том, что между людьми здесь установлена определенная форма отношений, которую можно определить как общественность.
Что же такое общественность? В бытовой речи это понятие употребляется, когда мы хотим указать на что-то принадлежащее всем, всему обществу. Например, общественные здания, общественная земля, общественное мнение. Общественностью мы также называем большие группы людей, проявляющие свое мнение или единство воли в отношении того или иного вопроса. Мы говорим, например, «мировая общественность против распространения ядерного оружия». Но во всех случаях мы говорим так, потому что общественность есть особая форма совместного бытия людей. Заметим, форм совместного бытия людей может быть много, но не все они отличаются качеством общественности. Чтобы эта мысль была понятной, рассмотрим несколько примеров.
Оставим, однако, примеры, их можно приводить множество, и зададимся вопросом «что же такое общественность»? Что составляет ее суть?
Общественность особое качество человеческих отношений, когда совместные действия людей направлены на достижение общих целей, в результате которых создается общественное богатство, равно доступное всем и обогащающее жизнь людей не только в материальном, но, что еще более важно, в нравственном отношении. Иначе говоря, общественность проявляет себя в наличии всеобщего достояния, которое может иметь материальную (совокупность материальных благ), социальную (система общественных отношений и институтов) и идеальную (система идей, знаний, верований) форму. Платон называл это, образующее общество начало, общественным благом. Но в этом понятии не раскрытым остается очень важная черта доступность общественного блага каждому члену общества. Ведь благо для общества не всегда также есть благо для отдельных его членов. Платон ставил общественное благо выше личного, так как был холистом, то есть считал, что из общего рождается частное, а не наоборот. Современное общество, пройдя долгий исторический путь развития, пришло к пониманию того, что общество в целом может быть благополучным только тогда, когда права человека как личности ставятся на первый план, и общественное благо осознается всеми членами сообщества как их общее достояние. Таким образом, если люди преумножают всеобщее достояние, то это ведет к процветанию и развитию общества. Если же, наоборот, каждый думает только о своем личном благе, то общественное начало в отношениях между людьми слабеет и чахнет. Это может привести даже к смерти общества. Следовательно, прочность общественного бытия, устойчивость общества силам разложения определяются отношением людей к их общественному достоянию.
Первые, примитивные формы общественного достояния мы видим уже в родоплеменных сообществах. Количественный рост общественного достояния сопровождается его качественным преобразованием и ростом его разнообразия. Последнее и принято называть развитием общества.
Сегодня вряд ли найдется человек, который бы отрицал тот факт, что общества развиваются, хотя немало людей отрицают общественный прогресс. Если мы сравним начало человеческой истории с ее современным состоянием, то во всем от материальных условий до форм духовной жизни увидим такие разительные различия, которые вызывают чувство восхищения и гордости за человеческий род. Перейти от каменного топора к компьютеру и ядерному реактору, от хижины из листьев к искусственному кораблю-дому на орбите Земли, от примитивных форм управления родовой общиной к всемирному гражданскому общественному порядку, от родовых (и зачастую бесчеловечных) божков к великим мировым религиям, исполненным глубокого и универсального смысла разве это не поразительные факты развития общества? В них не трудно увидеть основные черты того, что мы называем развитием. Развитие это не только переход от низшего к высшему, но и от простого к сложному, многообразному. При этом возрастает не только степень сложности системы общества, но и раскрываются новые возможности, что еще более подстегивает энергию развития.
Что же заставляет общество развиваться? Каков глубокий источник общественного развития? Ответ на этот вопрос дает нам наука о человеке, философская антропология. Человек единственное существо на планете, которое осознает различие между реальным и идеальным, его переживает и старается преодолеть. Все, что человек делает, он соотносит с идеальным образом этого дела, и несходство с ним заставляет человека упорно повторять работу, добиваясь приближения результата к тому, что должно быть. Иными словами, человек различает существующее и должное и стремится своим трудом заполнить брешь между ними. Инструментом ему в этом труде является разум, а путеводным маяком нравственное чувство. Почему это удивительное свойство человеческого сознания стремиться от действительного к идеальному имеется только у человека этот вопрос выходит за рамки нашей темы. Отметим только, что эта способность имеется у всех людей вне зависимости от их индивидуальных особенностей.
Развитие, однако, характеризуется не только совершенствованием существующего, но и раскрытием новых возможностей, иначе говоря, диверсификацией, обогащением человеческого бытия новыми условиями, делающими его жизнь более универсальной, а его силы более могущественными как в материальном, так и в идеальном отношении. Причина этого также коренится в природе человека. Человек в интеллектуальном отношении существо бесконечное. Любое конечное бытие ограничивает его и вызывает в нем желание преодолеть эту ограниченность.
Мир вокруг человека находится в непрерывном изменении. Человек постоянно сталкивается с все новыми факторами, ограничивающими свободное проявление его воли. Где возможно, человек старается изменить эти факторы в соответствии со своими потребностями. Там, где он не может быть хозяином положения, он старается приспособиться к новым условиям. Но есть и такие факторы, перед которыми человек бессилен, тогда он ищет спасения от них. В любом случае ему приходится использовать, как говорил Г. Гегель «хитрость разума», то есть находить способы, как сталкивать одни силы природы с другими, извлекая из этого пользу для себя. Для того, чтобы это делать успешно, человек должен знать природу вещей, окружающих его. Но поскольку условия окружающей среды постоянно меняются, процесс познания природы вещей никогда не может остановиться. Иначе говоря, сама природа побуждает человека к развитию.
Назвав эти общие причины развития, мы тут же сталкиваемся с вопросом: если эти причины общие для всех людей, живущих и когда-либо живших, то почему общества развиваются по-разному, почему у них разные темпы, направления и формы развития?
Уже более 2000 лет феномен общественного развития ярче всего проявляется в Европе. За последние 400 лет доминирование в этом отношении европейского мира над остальным привело к тому, что сам принцип развития стал отождествляться с более широким понятием, куда входит и Европа то есть с понятием Запада. Даже быстро развивающийся Тихоокеанский регион мы сегодня называем самым западным из восточных регионов мира.
Другие общества уступают западному по темпам развития, но поражают своими формами и упорством в развитии, которое им приходится проявлять на больших территориях, как например, в России, или своей могучей основательностью и неспешностью, как например, индийская и китайская цивилизации. Кроме того, мы замечаем в развитии всех обществ такое качество, как нелинейность, которая выражается в следующих проявлениях:
- Наконец, есть общества, которые не только прекратили развитие, но и саму свою жизнь. Эти общества умерли или умирают. Так ушли в прошлое цивилизации Вавилона, Крита, Микен, Древней Греции и Рима и др.
Глядя на все это разнообразие форм, направлений и темпов развития, естественно задать вопрос, чем это разнообразие определяется? Первый философ, кто поставил вопрос о причинах общественного развития был Августин Аврелий (354-430). Он утверждал, что причиной развития является укорененная в живой природе, а в человеке еще и сознательно проявляющаяся тяга к Создателю. «Ты создал нас для Себя, и не знает покоя сердце наше, пока не успокоится в тебе»45. До Августина мыслители трактовали движение общества как цикличное, где периоды сменяли друг друга подобно вечному круговороту времен года. Это круговое, возвратное движение истории нашло отражение в известной мудрости Екклесиаста «Восходит солнце и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу и переходит к северу, кружится, кружится по ходу своему, и возвращается ветер на круги свои»46. Августин в представлении о движении общества разорвал этот природный круг и представил историю как восходящий путь, который совершает человечество от звероподобного начала своей истории к Граду земному, а от него к Граду Божьему. Но Августин, естественно, не мог видеть разнообразие путей общественного развития, не только потому, что был первым теоретиком общественного развития, но, главное, потому, что жил в замкнутом мире средиземноморского региона. Культуры, населявшие этот регион, мало отличались друг от друга по уровню и характеру своего развития.
Впервые о многообразии факторов, влияющих на общественное развитие ученые, историки, философы заговорили в эпоху Просвещения, когда обозначился качественный отрыв западноевропейской цивилизации от соседних с ней культур. С этого времени и начинается уникальный марафон Запада, приведший в XX в. к его несомненному технологическому и (с некоторыми оговорками) социальному лидерству. Такие выдающиеся мыслители западной культуры, как Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо, Ф.-М. Вольтер, Т. Гоббс, Дж. Локк, И. Кант, Г. Гегель, О. Конт, К. Маркс, О. Шпенглер А. Тойнби и многие другие, исследовали факторы общественного развития. Попробуем обобщить различные точки зрения.
Буддизм же видит задачу человека на земле в сохранении изначальной гармонии мира и человека, поскольку отрицает западноевропейский идеал героя-преобразователя. Буддистское мировоззрение выразилось в учении «у-вей», и как верно заметил А. Панарин, оно отрицает западный образ мира как мастерской, где царит дух технологии. В буддизме скорее доминирует дух «эмбриологии учения о том, каковы пути естественного зарождения и вызревания явлений в материальном лоне космоса»48.
Таким образом, мы исследовали некоторые общие начала человеческого общества и факторы, способствующие его развитию. И это исследование показало нам, что развитие отвечает природе человека и через него реализуется главная потребность человека в обществе и через общество проявлять свою универсальность.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Индивид от лат. individuum неделимый. Понятие, отражающее одну из сторон человеческого бытия, а именно ту, что человек есть существо целостное, являющееся как бы «атомом» общества. Вместе с тем, это понятие нивелирует людей, так как не выражает духовного своеобразия каждого человека. Особое применение нашло в социологии.
Личность понятие, отражающее духовную сторону человека. Личность это диалектическое единство индивидуально-неповторимого и универсального начал человеческого бытия. Каждый человек ощущает свою личность как «я».
Холизм от греч. holos целый, весь. Учение, рассматривающее мир как целостный организм. Согласно холистическому принципу, целое предшествует своим частям, определяет их характер. Части целого не имеют независимого существования.
Гражданское общество особый тип общества, сознательно созданный и управляемый частными собственниками для защиты своей частной собственности (Дж. Локк). Структуру гражданского общества составляют добровольные и самоуправляемые общественные организации, а его исходным элементом является гражданин, то есть человек, наделенный свободой воли, правом выбора, основанном на рациональном решении и автономном нравственном чувстве, и обязанностью личной ответственности за свои поступки.
Диверсификация от лат. diversificatio изменение, разнообразие. Рост разнообразия, расширение объектов и видов деятельности человека.
Коллективная деятельность такая форма деятельности, при которой труд отдельного человека, будучи оторванным от труда остальных членов сообщества, становится бессмысленным.
Литература
Основная
Дополнительная
1. Современное (постиндустриальное) общество как новая экономическая реальность
2. Социальная структура современного (постиндустриального) общества
3. Политические трансформации в современном (постиндустриальном) обществе
1. Современное (постиндустриальное) общество как новая экономическая реальность
Эпоха постиндустриального общества это эпоха НТР, когда наука перестает стоять на обочине реальной экономической жизни и становится непосредственной производительной силой. Наука отныне это тот рычаг, которым поднимают экономику. Передаточное звено новые технологии; они обеспечивают сцепление между собой теоретического знания и экономического ресурса, превращают знание в ресурс, в капитал, в инвестиции, последовательно толкающие вперед национальное и мировое хозяйство.
Рыночная система в постиндустриальном обществе включает в себя науку. Пределы знания и пределы рынка совмещаются между собой, «граница познанного становится потенциальным рынком»50, а знание и информация становятся основным товаром, предназначенным для обмена в рыночной системе.
Это ведет и к общему изменению в структуре распределения технологий. Если доиндустриальное (традиционное) хозяйство характеризуется преобладанием трудоемких технологий, а индустриальное хозяйство капиталоемких, то постиндустриальное хозяйство это, прежде всего, наукоемкие технологии. Не труд, не капитал, а наука и научное знание (умноженные на быстрое, эффективное их использование) образуют «кровеносную систему» постиндустриальной экономики. Недостаток же в научном знании ведет к появлению диспропорций и «слабых мест» в такой экономике.
Потому первый важнейший дефицит постиндустриального хозяйства дефицит в (научном) знании и информации. Подробно этот вопрос рассматривает американский ученый Д. Белл в своей работе «Грядущее постиндустриальное общество». Он выделяет по этой проблеме четыре пункта: 1) колоссальный рост объема информации не ведет к росту ее полноты; наоборот, «увеличение количества данных делает информацию всё менее и менее полной»51; 2) информация становится всё более специфической; «объект и событие, попадающие в фокус внимания, необходимо изучать более тщательно, чем когда-либо в прошлом»52; 3) информация и знания нуждаются во всё большем и большем осмыслении; 4) ограниченность объема информации, которую может усвоить каждый отдельный человек. В результате Д. Белл делает следующий неутешительный вывод: «Всё о большем и большем мы знаем меньше и меньше»53.
Вторым существенным дефицитом постиндустриальной экономики, вероятно, станет дефицит времени. Время в грядущую экономическую эпоху будет цениться как никогда дорого, более того, оно, по-видимому, превратится в один из основных экономических ресурсов. Помимо увеличения «цены» на время, произойдет также его «ускорение», «убыстрение» в одни и те же промежутки времени человек там будет испытывать большее давление социальных сил и совершать больше социальных действий, чем в настоящем. «Связать себя с новым постиндустриальным обществом значит, попасть в мир, движущийся быстрее, чем раньше», отмечает Э. Тоффлер54. Д. Белл углубляет этот взгляд, рассматривая время уже как один из «ресурсов»: «В отличии от остальных экономических ресурсов, оно [время] не может накапливаться. Говоря экономическим языком, предложение времени ограничено. И подобно любому ограниченному благу, оно имеет цену»55. Американский исследователь здесь же указывает, что существует прямо пропорциональная связь между производительностью труда и ценой на время: чем ниже в данном конкретном социуме производительность труда, тем ниже ценится время и, наоборот, чем выше производительность труда, тем время ценится дороже56.
Постиндустриальная стадия развития приведет, вероятно, и к пересмотру представления о целях экономического развития. Если ранее, при индустриальном обществе, такие цели включали в себя прежде всего технологический момент повышение производительности труда, увеличение валового и чистого национального дохода и т. п., то в постиндустриальную эру эти показатели станут относительными и неполными. Д. Белл в связи с этим различает два понятия: «богатство» (wealth) и «благосостояние» (welfare)57. Понятие «богатство» тесно связано с ВНП, с материально-вещественной стороной экономики. Но существует огромное количество благ, которые невероятно трудно учесть при подсчете ВНП: это, прежде всего, такие общественные блага, как «образование», «здравоохранение», «безопасность» (в том числе и экологическая безопасность), а также доходы, доставляемые личными (домашними) хозяйствами. Именно их доля участия в экономическом развитии и должна отражаться в термине «благосостояние». А главной целью экономического развития должно стать в таком случае увеличение всего «благосостояния» граждан (а не только «богатства»), включая повышение образовательного уровня в стране, улучшения показателей медицинского обслуживания, снижения экологической опасности и т. п. всё это вместе можно суммировать понятием постэкономические цели экономической стратегии. Экономика в постиндустриальном обществе приобретет новое, постматериалистическое (можно даже в некотором смысле сказать духовное) измерение, она перестанет быть просто «экономикой», а станет «экономикой постматериалистических ценностей» или «экономикой постматериалистического изобилия».
Свои трансформации претерпит в постиндустриальную эпоху и собственность.
Согласно испанскому экономисту Манэулю Кастельсу, «сетевое общество» – это общество, основанное на такой форме распределения знания и вещества, где средства производства новых ресурсов составляются «путем пересечения сегментов автономных систем целей»58, т. е., говоря другими словами, сетевое общество устроено по принципу децентрализованной сети, где каждая ячейка (или единица) функционирует как бы сама по себе, но, образуя общую с другими ячейками (или единицами) структуру, способно придавать сети функции интегрального целого.
Классический пример такой сети – сеть Интернет. У этой сети нет собственника, и любой элемент этой сети может функционировать как автономно, так и во взаимодействии с другими элементами. Сетевая структура – это самоуправляемая и саморегулируемая структура без управляющего центра, способная безгранично развиваться и «размножаться», не теряя при этом своих качественных свойств.
В условиях доминирования корпоративной («групповой» в широком смысле) собственности, огромного многообразия ее форм и большой «размытости» правомочий временами практически невозможно с точностью указать конкретных лиц, отвечающих за те или иные права: скорее, перед нами имеется многоячеистая сеть собственников, связанных между собой определенной системой взаимных обязательств.
Основой «сетевой собственности» в постиндустриальную эпоху будет «сетевое предприятие», которое, согласно Кастельсу, «составляет материальную основу культуры в информациональной/глобальной экономике: оно превращает сигналы в товары, обрабатывая знания»59.
2. Социальная структура современного (постиндустриального) общества
Качественные изменения претерпит и социальная структура индустриального общества при трансформации его в постиндустриальное. Несмотря на определенные различия во взглядах у классиков постиндустриальной волны, в принципе, их позиции по этому вопросу можно полагать достаточно схожими. Прежде всего, это резкое противопоставление стратифиционных систем индустриального и постиндустриального обществ, указание на возрастание значимости класса «собственников знания и информации», трансформацию среднего класса, изменение социальных функций бюрократии и т. д.
Социальная структура индустриального общества в XVIII XIX вв. была структурой в основном двух классов капиталистов и наемных рабочих. К. Маркс в «Капитале» дал глубокий анализ места и роли этих классов в системе капиталистического (западного индустриального) общественного производства. Определенное значение в этой системе имели также другие классы и социальные слои землевладельцы, крестьяне, интеллигенция. Однако уже после смерти Маркса, в XX веке, стратификационная система капитализма претерпела серьезные изменения, большинство из которых способствовали значительному смягчению прежних социальных антагонизмов. Более того, рост среднего класса с его достаточно размытыми и конформистскими ценностями фактически устранил полностью то глобальное противоречие капитализма, на которое указывал К. Маркс между предпринимателями и наемными рабочими, переведя его в мирное русло социального партнерства и сотрудничества. Социологов и философов западного общества ныне куда больше заботят иные социальные конфликты – этнические, религиозные, расовые, возрастные, гендерные и т. п., и многие из этих ученых предсказывают возможное обострение подобных конфликтов в постиндустриальную эпоху.
Как отмечает Э. Тоффлер, в индустриальную эпоху «большинство людей двигались по одной и той же стандартной жизненной траектории: воспитанные в малых семьях, они шли в потоке через школы фабричного типа, а затем поступали на службу в крупную корпорацию, частную или государственную»60. В постиндустриальном обществе картина резко меняется: семья размывается как, впрочем, и сами семейные ценности; система образования дифференцируется, и значение образования резко возрастает; а методы продвижения по службе, методы, при помощи которых человек делает свою карьеру, становятся самыми разнообразными. С одной стороны, любой человек в постиндустриальном обществе может, например, делать карьеру предпринимателя или менеджера, т. е. работать в частной сфере хозяйства. Энергичные, обладающие высокими деловыми качествами, личности могут здесь добиться необыкновенных успехов, причем для этого совсем необязательно окончить престижный университет или иметь богатых родителей61. Другая сфера, которая привлекает многих индивидов, это государственная служба, карьера чиновника. Хотя возможности быстрого продвижения здесь более ограничены, чем в частном секторе, способный служащий также в достаточно короткие сроки может занять пост выше среднего. Также надо учесть и то, что положение чиновника, в отличие от положения предпринимателя, более стабильно и имеет ряд государственных гарантий. Люди, не склонные к риску и более расчетливые, вполне удовлетворятся карьерой государственного или муниципального служащего, а самые «храбрые» из них, возможно, сделают и политическую карьеру.
Но и это еще далеко не все варианты продвижения вверх в обществе постиндустриального типа. Остаются еще «свободные профессии» это, как правило, профессии интеллектуального характера: журналистика, юриспруденция, деятельность в сфере искусств. Относительно «свободными» можно также полагать и еще две очень большие области, основанные на высококвалифицированном интеллектуальном труде, науку и преподавательскую деятельность. Эти сферы также с каждым годом привлекают всё больше и больше людей. При наличии особых талантов здесь также можно попасть в самую высокооплачиваемую элиту общества и блестящая карьера многих знаменитых «звезд» искусства, талантливых журналистов и адвокатов этот наш тезис уверенно подтверждает.
Постиндустриальное общество предлагает каждому индивиду множество вариантов его движения вверх, в ряды элиты и высшего класса; но вместе с тем оно приносит и некоторые проблемы, которые уже сейчас становятся насущными для ведущих капиталистических стран.
В первую очередь, западных философов и социологов беспокоит проблема среднего класса в постиндустриальном обществе. Именно этот класс все последние десятилетия являлся гарантом стабильности капиталистического социума; однако сейчас его судьба представляется им весьма неопределенной.
Во-первых, возрастает до уровня критической черты разрыв между доходами высшего класса и среднего класса, а некоторые из исследователей даже говорят о возрастании степени социального неравенства во всем западном обществе. Элита капиталистического общества получает доходы и прибыли, несоизмеримые ни с какими средними показателями, и возможность достигнуть таких же отметок у среднего класса с каждым годом всё меньше и меньше. Т. Стюарт объясняет это тем, что «экономика перестала быть индустриальной, а рынок труда не успел приспособиться к происходящим в ней изменениям»62, однако, по нашему мнению, такой возрастающий разрыв в доходах между верхушкой общества и средними слоями вызывается в большинстве случаев монетаристко-консервативной политикой, которую проводят правительства многих западных держав. Принципами этой политики являются: сворачивание значительной части социальных программ; необходимость низкооплачиваемых работников больше надеяться на себя, чем на помощь государства; волна приватизации в промышленности и т. п. Вследствие этого растет и социальное неравенство в социуме и опасность социальных конфликтов.
Во-вторых, меняется и сам состав среднего класса. Раньше его базой были в основном мелкие предприниматели, высококвалифицированные рабочие, служащие со средним управленческим статусом. Теперь на смену «старому среднему классу» приходит «новый средний класс» менеджеры, программисты, бухгалтеры, экономисты, в котором число наемных работников еще более возрастает, а значит, возрастает и зависимость их судьбы от воли и прихотей руководящих ими лиц. Это также создает определенную проблему, хотя, видимо, более психологическую, чем экономическую.
Рассуждения о путях развития среднего класса на рубеже постиндустриальной эпохи нам хотелось завершить обширной цитатой из выступления известного американского профессора Й. Валлерстайна, которая резюмирует всё вышесказанное о среднем классе: «Они [средние слои] оказались в наибольшем выигрыше в период 1945-1967/73 годах: их численность резко возросла как абсолютно, так и относительно. Поднялся и значительно их уровень жизни. Они стали важным социальным амортизатором, обеспечивающим стабильность общества. Конечно, за эту экспансию среднего класса пришлось расплачиваться повышением стоимости продукции, вековой инфляцией и серьезным сдерживанием накопления капитала. Отныне же следует ожидать упорного стремления сократить в абсолютном смысле численность среднего класса в производственных процессах и сфере услуг. Продолжатся нынешние попытки урезать государственные бюджеты, которые, в конечном счете, будут угрожать большинству этого среднего класса. Политические последствия этого могут оказаться весьма значимыми: образованный, привыкший к комфорту средний класс не согласится пассивно с ухудшением своего статуса и доходов. Мы уже видели, как грозно он показал свои зубы во время «революции 1968 г.». Тогда для его умиротворения понадобились экономические уступки 1970-1985 гг., за которые ряд стран расплачивается до сих пор. В любом случае выбор между ограничением накопления капитала и потрясениями и потрясений от политических и экономических возмущений среднего класса окажется для капиталистической мировой экономики крайне тяжелым»63.
Еще одна существенная проблема, волнующая классиков постиндустриальной волны, это рост численности и влияния в будущем обществе так называемых «собственников знания и информации» прежде всего ученых, преподавателей, работников СМИ, технократов и др. Сам этот рост во многом вызывает симпатию и считается одной из положительных черт постиндустриальной трансформации. Вполне позитивно, хотя и не без скепсиса, воспринимают западные ученые и рост политического влияния «интеллектуального класса». Однако здесь встает следующий вопрос: не вызовет ли подобная волна «интеллектуальной экспансии» ослабление позиций других, не менее важных социальных групп постиндустриального общества предпринимателей, менеджеров, простых (неквалифицированных) работников производства и сферы услуг? Не окажется ли в эпоху постиндустриализма «интеллектуальный класс» своеобразным эксплуататором других слоев? Не отделит ли высшее образование и высокий уровень интеллектуального капитала этот класс от других, менее образованных и менее интеллектуальных, классов и групп? Д. Белл в связи с этим обсуждает проблему меритократии общества, где отбор идет по способностям, по уровню интеллекта, но к точно определенным выводам так и не приходит. С одной стороны, он признает, что постиндустриальное общество в «разрезе статуса и власти является логическим продолжением меритократии; оно узаконивает новое социальное устройство, основывающееся, в принципе, на приоритете образованного таланта»64, а с другой, учитывая многочисленные возражения против меритократии, указывает на возможные дефекты в таком устройстве социума65. Применение меритократических принципов в обществе требует, по мнению американского ученого, серьезного пересмотра самого понятия «меритократия» с учетом всех последних достижений морального и политического знания. Более основательно о возможном социальном конфликте с участием «интеллектуального класса» высказываются Г. Кан, У. Браун и Л. Мартин: «превратившись в обширную прослойку, они [интеллектуалы] приобретут большую уверенность в себе, станут активно защищать свои интересы и открыто претендовать на руководство обществом. По мере того, как общественный статус этой группы будет ухудшаться, а ее численность будет возрастать, различные ее элементы будут организовываться иногда в те или иные правительственные органы или другие общественные институты. Таким образом, возникнет новый социальный конфликт»66.
Можно предположить, что в таком случае социальная структура постиндустриального общества представляет собой как бы «мозаику», составленную из пересечения «горизонтальных» и «вертикальных» осей (или «структур»). Ученые, например, могут работать как на коммерческих предприятиях, так и в университетах или исследовательских институтах; служащие могут также служить где угодно в армии, в социальной сфере, в правительстве, в бизнесе. Д. Белл подчеркивает, что «в повседневной деятельности взаимодействие и конфликт интересов происходят скорее между организациями, к которым относятся люди, нежели между расплывчатыми классами или статусными группами»67. Очевидно это нужно понимать в том смысле, что классово-статусная картина постиндустриального общества оказывается сильно размытой и неопределенной, и наше внимание должно быть в первую очередь приковано к институциональным аспектам социальной структуры. Наша позиция совпадает здесь с позицией американского исследователя лишь частично: мы уверены, что классы и статусные группы еще сохранят свое значение в постиндустриальную эру и потому институциональный аспект изучения будущей социальной стратификации всё же не должен заслонять классовый аспект.
3. Политические трансформации в современном (постиндустриальном) обществе
Политическая борьба в постиндустриальную эпоху, по мнению большинства ученых, исследующих будущий социум, будет отражать экономическую борьбу за основной ресурс постиндустриального общества знание и информацию. Владение знанием и информацией как собственностью будет источником как политической, так и экономической власти. «В постиндустриальном обществе», пишет Белл, «технические знания становятся основой, а образование средством достижения власти; те (элитная часть общества), кто выдвигается на первый план, представлены исследователями и учеными. Но это не значит, что ученые монолитны и действуют как корпоративная группа»68. Всё это возвращает нас к уже рассматривавшейся проблеме «возрастания роли интеллектуального класса в постиндустриальном обществе». Однако, в подавляющем большинстве случаев западные ученые едины в том, что роль этого класса, безусловно, возрастает, но при этом интеллектуалы вовсе не становятся правящим классом при постиндустриализме. Политическая власть и в будущем опять, по всей видимости, будет находиться в руках политической бюрократии и выходцев из большого бизнеса; влияние же интеллектуального класса никогда не превысит определенного уровня. Сильное сомнение вызывает также возможность интеллектуалов консолидироваться и создать свое «политическое лобби» на уровне правительства и парламента такое же, какое, например, имеют предприниматели, банкиры, фермеры и т. п.
Кто же будет, в таком случае, править в постиндустриальную эру? Несмотря на некоторую разноголосицу во мнениях западных исследователей, общий вывод здесь примерно одинаков: те же, кто правил и в индустриальном мире. Естественно, поднимется влияние интеллектуального класса, упадет роль бюрократии (так, впрочем, считают, не все), возможно, всё же возрастет роль среднего класса, но вот политическое влияние низшего класса и без того незначительное может еще больше упасть. Но и здесь у классиков постиндустриальной волны нет единого мнения: ведь принципы будущей демократии «демократии участия» предполагают привлечение подавляющего большинства граждан к управлению государством, включая, разумеется, и тех, кто имеет низкие доходы.
Вообще, на совершенствование демократических принципов устройства социума делается значительный акцент во всех работах, посвященных постиндустриальному обществу. Все авторы едины в том, что нынешняя политическая организация капиталистических государств еще достаточно несовершенна и может быть еще более улучшена. Рецепты тут предлагаются самые разные: «демократия участия» (Д. Белл, Й. Масуда), «добровольные общины» (Й. Масуда), «разнообразие субкультур» (Э. Тоффлер) и т. п. По всей видимости, постиндустриальному обществу еще предстоит самому выработать для себя наиболее подходящую модель демократии такую, чтобы, с одной стороны, она была проста и убедительна для каждого гражданина, а, с другой, успешно обеспечивала решение внутренних проблем внутри самого постиндустриального государства. Только тогда постиндустриальное государство станет устойчивым в политических аспектах своего бытия.
Вопросы для самоконтроля
Литература
Основная
Дополнительная
1. Глобализация: проблемная постановка вопроса. Исторические корни глобализации
Большинство из нас рано или поздно задаются вопросом: что представляет собой общество, в котором мы живем? Как осмыслить то, что происходит вокруг нас? Куда движется сегодняшний человек? Поиск ответов на эти вопросы – задача не из легких (ведь мы имеем дело с динамичной и изменчивой современностью, ускользающей от всяких определений, которые ограничивают ее свободу «рамками» слов), но выполнимая. Однако одни люди, нежелающие дойти до сути дела – попытаться изнутри понять сегодняшнее время, соглашаются жить в неразберихе взаимоисключающих понятий и представлений о нем. Другие, столкнувшиеся с противоречиями, занимают комфортную позицию, таким образом полагают, что сегодняшний человек видит только то, что хочет видеть. Третьи, напротив, настойчиво стремятся осознать, что происходит в современном мире, и в этих попытках неизбежно сталкиваются с таким понятием, как глобализация.
Трудно найти более модную на сегодняшний день тему. Своим появлением, которое пришлось на последнюю четверть ХХ века, глобализация породила огромные дискуссии среди ученых, политиков, бизнесменов, религиозных деятелей, людей искусства. Предметом дебатов служит буквально все – что такое глобализация, когда она началась, как она соотносится с другими процессами общественной жизни, каковы ее ближайшие и отдаленные последствия. Несмотря на то, что о глобализации многое уже сказано и написано, все же обилие мнений, подходов и оценок не дает нам ясности в ее понимании. Глобализация оказалась трудным орешком не только для массового сознания, но и для научного анализа.
Понять сущность глобализации невозможно без обращения к ее истории, к предпосылкам, подготовившим ее появление. В исследовании этого вопроса можно выделить два подхода. Сторонники первого подхода видят глобализацию как непрерывный процесс межкультурного взаимодействия, последовательно менявший свои исторические формы: архаическую (охватывающую доиндустриальную эпоху), прототипную (XVI-XVIII века), модерную (период после XVIII века) и постколониальную (середина ХХ века). В этом контексте глобализация предстает не как сущностная черта современных процессов, а как некий тривиальный факт перемещения людей и результатов их деятельности по планете. Таким образом, глобализация есть лишь процесс исторической интеграции различных человеческих сообществ.
В рамках второго подхода глобализация понимается прежде всего как явление присущее современному миру, качественно отличное от предшествующих ему исторических эпох: «Осевого времени» – первой волны планетарной интеграции, взаимодействия великих культур древности: Китая, Индии, Греции, Персии и Палестины (период между VIII-II веками до нашей эры), Нового времени (эпохи модернизации) когда основной динамической силой мировой истории становится западная цивилизация, собственно и подготовившая мировую систему к тому, что сегодня мы называем глобализацией. Эта третья волна планетарного единения человечества являет собой исторически новый уровень общечеловеческого развития. Сторонники данного подхода заключают, что верное понимание современной нам эпохи, определение ее сущностной характеристики должно идти не путем поиска преемственности или сходства с предшествующими этапами, а через выявление отличительных черт. Ведь каждое время живет своей жизнью.
2. Глобализация и модернизация
Так что же отличает глобализацию от предшествующей ей эпохи – модернизации?
Необходимо отметить, что модернизация (как впрочем, и глобализация) – явление исключительно западного мира. Ее инициатором стала Европа, положившая начало эре Великих географических открытий. Европейская экспансионистская политика, преследуя свою цель переделать незападную часть мира по своему «образу и подобию», привнесла с собой классификацию людей на колонизаторов и колонизированных. Однако колонизация носила не только территориальный характер, но и духовный, лишавший неевропейца права «быть самим собой». Запад стремился унифицировать мир, сделать его однообразным. Утверждение «будь как все» явилось основным его постулатом. Понятие «цивилизованное» отождествлялось с понятием «западное» («европейское»). Варвар мог стать человеком только лишь через приобщение к благам европейской цивилизации, а потому в модернизацию незападный мир входил тяжело и болезненно, история дает тому не мало примеров.
В отличие от модернизации, задача которой сводилась к подчинению частей целому, глобализация означает радикальную плюрализацию, раскрепощение частей. Глобализация – это конец унификации, единообразия, подобия. «Быть самим собой» или «быть иным» становится принципом жизни человека, народа, региона. В качестве основания равенства выступает не подобие, а различие. Глобализация несет с собой не только свободу выбора, но и выбор свободы. Если в модернизацию человека тянули, в глобализацию, напротив, никто никого не тянет. Каждый в праве решать сам – быть участником глобализации или нет. Глобализация маркирует новый способ мироустройства, который осуществляется не с помощью огня и меча, захвата или притязания. Воля и Желание субъекта развиваться – ключи от ворот глобализации. Если модернизация была для «варварства» исторически неизбежна, глобализация напротив. Ее можно не принимать и оставаться «варваром», сколь угодно долго. Динамика глобализации обойдет его стороной, не нарушив подобное исторически-инертное состояние. Глобализация являет собой уникальный случай соседства миров и тенденций, которые в контексте модернизации считались бы взаимоисключающими. «Цивилизации» «варвар» может быть просто не интересен даже с точки зрения его эксплуатации. Единственный интерес, который может питать к нему цивилизация – туристический. Таким образом, можно сказать, что современность явила человеку ряд дилемм самоопределения:
1. Унификация – фрагментация.
2. (Беспомощность) отсутствие возможностей – многообразие возможностей.
3. Наличие устойчивых авторитетов – самоопределение в условиях их отсутствия.
4. Опора на индивидуальный опыт – стандартизированное, уподобляемое товарному рынку поведение.
Иными словами, человек «локального» – это «тот, как и…», имеющий возможность быть «только…», стремящийся быть «как и…», его исторический опыт – опыт его народа (общности). Соответственно, человек «глобального» – это «один из…», располагающий возможностью быть «…и…, и…, и…», который не имеет иных авторитетов, кроме себя самого, его выбор – это выбор индивидуалиста, что означает отказ от автоматического следования образцу, заданному социальной средой. Так, каждый имеет возможность утверждаться на поле глобализации, отстаивать свою самобытность, оригинальность. Другое дело как – либо раскрыть весь свой творческий потенциал, исчерпать все возможности, либо коснеть в своих отличительных признаках.
3. Основные черты современного мира. Мегаобщество
Американский социолог Дэниел Белл, анализируя состояние современного мира, отмечает, что каждая историческая эпоха вырабатывает особый образ жизни человека или «тип взаимодействия». В доиндустриальном обществе (Осевое время) жизнь, по Д. Беллу, это взаимодействие с природой, когда человек использует грубую физическую силу. В индустриальную эпоху (эпоха модернизации) в техническом и рационализированном обществе, где доминирует машина, жизнь становится взаимодействием с преобразованной природой. В отличие от этих двух эпох жизнь в постиндустриальном обществе (эпоха глобализации) основана на услугах и является взаимодействием с людьми. Главную роль в последнем случае уже играет не грубая мускульная сила, не энергия, а информация. Таким образом, историческими типами взаимодействия можно считать следующие: «человек – природа», «человек – машина», «человек – человек».
Иначе говоря, если некогда человек обеспечивал свое существование возделыванием земли и полагался только на свою физическую силу, а позже должен был отвечать требованиям машинного производства, то с возникновением постиндустриального общества (общества услуг) предметом труда для большинства стала информация. «Взаимодействие между людьми» есть то взаимодействие, для которого базовым ресурсом становится информация. Не занимаются ли банкиры только тем, что регулируют денежные потоки? Не занимаются ли терапевты только тем, что ведут диалоги с пациентами? Не занимаются ли рекламщики только тем, что производят и передают образы и символы? Не занимаются ли учителя только тем, что передают знания? Работа в сфере услуг – это информационная работа. Рост количества информации напрямую зависит от роста занятости в сфере услуг.
Историческим типам взаимодействия соответствуют исторические типы труда, а именно «добывающий», «мануфактурный» и «информационный». Поскольку в век глобализации доминирующей группой в сфере занятости стали информационные работники, роль знания выдвигается на первый план. Таким образом, главным действующим лицом в эпоху глобализации становится специалист, поскольку он имеет соответствующее оборудование, образование и навыки, обеспечивающие наиболее востребованный род деятельности в современном мире. Так как услуги означают взаимодействие людей, то качество этого взаимодействия выдвигается на первый план. В постиндустриальном обществе к человеку перестают относиться как к винтику (что было уделом индустриального рабочего), он воспользуется услугами специалистов, для которых не будет ничего важнее – как предполагается – потребностей клиента. Общество, ориентированное на человека, становится заботливым обществом.
В глобализирующемся мире знание, информация перестали быть предметом обладания избранных. Высокая концентрация символов вокруг человека – книги, брошюры, радио, телевидение, видео, Интернет – означает, что информация стала доступной. Этот момент ознаменовал коренную трансформацию человеческого бытия – общество стало «сетевым». Сети связывают между собой людей, институты и государства. Они сжимают время и пространство, открывают границы, позволяют устанавливать контакты в любой точке земного шара. Границы не являются препятствием для электронных потоков информации. Формы пространственно-временной организации социальных связей и отношений приобрели новые очертания.
Пространство частной и публичной жизни обретает третье измерение, меняющее привычную систему координат. Из плоскостного оно становится сферическим, позволяющим прокладывать новые пути, быстро и легко налаживать коммуникации между различными частями земного шара. Частная жизнь уже не привязана к какому-либо определенному месту, она не устоявшаяся, оседлая жизнь. Это жизнь «в пути» (в прямом и переносном смысле) – кочевая жизнь, жизнь в автомобиле, в самолете, в поезде или у телефона, в Интернете. Жить в одном и том же населенном пункте не означает теперь жить сообща, а жить сообща не означает жить в одном и том же месте. В этой связи приходится говорить о «транснационализации места». Транснационализация создает новые связи между культурами, людьми, местами и тем самым изменяет наше повседневное окружение. Она не только приносит в наши супермаркеты едва ли известные до сих пор продукты, знаки и символы иных нам культур в города, но она создает новый тип человека – космополита. «Перегородки» между различными сегментами мира в ходе глобализации не рушатся, а преобразуются. Они становятся проницаемыми «мембранами» с управляемыми токами обменов.
Первоначально ключевыми агентами глобализации, расчищавшими путь свободному предпринимательству, выступали правительства ведущих западных государств, а также такие международные структуры, как Международный валютный фонд (МВФ), Всемирный банк (ВБ) и Всемирная торговая организация (ВТО). Волна трансграничных слияний и приобретений превратила в глобальных игроков и транснациональные корпорации (ТНК), играющие в современной экономике системообразующую роль. В ТНК глобальная экономика обрела свою институциональную форму. Поскольку активность в экономике превосходит все остальное, нередко глобализацию отождествляют со становлением мирового хозяйства. Однако, по мнению многих исследователей, в том числе и немецкого социолога Ульриха Бека, это далеко не так. Экономика служит мотором, задает импульс развитию, но не исчерпывает его. В действительности перемены заметны и в социальной сфере, и в политической жизни, и в области культуры. Другое дело, что по своей природе эти сферы бытия гораздо более инерционны, чем экономика. Разнообразие форм и темпов не отменяет единства этого процесса. Главное – он идет, выстраиваясь в устойчивую линию – тенденцию.
Глобализация создает новое качество всеобщности социального бытия, которое более не укладывается в привычные рамки национально-государственных образований. Она трансформирует тот тип общественного устройства, в котором человечество существовало и развивалось на протяжении столетий. На сегодняшний день национально-государственные формы человеческого бытия постепенно утрачивают свою самодостаточность. Все мы стали свидетелями грандиозной эпопеи становления единого взаимосвязанного, взаимозависимого и взаимопроникающего мира, в котором глобальные системы не только скрепляют прежде разрозненные фрагменты целого, но и оказывают на них глубокое преобразующее воздействие. Фактически речь идет о создании глобального сообщества или «мегаобщества», в рамках которого существующие национально-государственные образования выступают в качестве более или менее самостоятельных структурных единиц.
Различить контуры рождающегося мегаобщества нелегко. «Увидеть» его мешают сложившиеся и прочно укорененные представления, заданные моделью нации-государства, доминировавшей на протяжении Нового времени (эпохи Модерна). Хотя история знает немало примеров человеческих сообществ, выходящих далеко за национально-государственные рамки (великие империи древности, мировые религии, Европа позднего средневековья). И все-таки сегодня в обыденном сознании национальные государства предстают как универсальная форма организации общества, в которой отныне навеки отлито человеческое бытие. Идею мегаобщества трудно принять еще и потому, что оно не имеет аналогов в истории и соответственно опоры в наличном опыте общественного бытия. Но и современная жизнь мало напоминает былые времена.
4. Противоречия глобализации и антиглобалистское движение
Однако было бы неверно полагать, что глобализационные процессы, идущие по всему миру, лишены критики и не имеют осложнений. Сегодняшнее время дает тому немало примеров. Их истоки обнаруживаются в темпоральной (временной) «многомерности» современного мира. Нынешняя история человечества представляет собой развернутую в пространстве чуть ли не всю историю человечества от первобытнообщинного строя (например, австралийские аборигены) до постиндустриального общества (развитые страны Запада и Востока). Выходит, что современность общества не есть автоматически и современность каждого отдельного индивида в нем живущего.
Опираясь на расчеты американского социолога Алвина Тоффлера можно представить себе такую картину: 70% населения Земли живет в прошлом (разном прошлом), 25% населения – в настоящем (в современности), 3% населения – в будущем, а остальные – маргиналы, выпадающие из всякого времени. Ситуация, которую переживает современный мир, есть не «распадение» времен, а их нагромождение. О чем это говорит? О том, что в соответствии с накопленным потенциалом в глобализирующемся мире одни «равнее, чем другие», и растущая взаимозависимость носит асимметричный характер. Большие перепады потенциалов между отдельными участниками глобализационных процессов можно считать одним из источником повышенной конфликтогенности. Неравенство стартовых возможностей, предопределяющее распределение ролей, закладывает семена конфликтов будущего между выигравшими и проигравшими от глобализации – фаворитами и аутсайдерами, маргиналами.
Основная критика глобализации обусловлена тяжестью расплаты за нее. Рекультуризация народов, не желающих отказываться от своего прошлого (тянущих историю назад в традиционализм), но одновременно видящих губительность отставания от первого эшелона стран мира, чрезвычайно мучительна. Экономические, социальные и многие другие проблемы, связанные с повсеместным влиянием глобализма, привели к возникновению и распространению антиглобализма. В движении антиглобалистов представлены различные течения: и те, которые оспаривают глобализацию как таковую, не имея конструктивной альтернативы, и те, которые видят свою цель в поисках альтернативной модели глобализации. Альтерглобалисты выступают не против прогресса и глобализации, а за иную глобализацию, интегрирующую «снизу», симметричную, исходящую из интереса аутсайдера, маргинала, которая предполагала бы равноправный диалог всех ее участников. Но пока это только проекты, слова. Реализуется ли эта модель или нет, покажет время. На сегодняшний день можно с уверенностью утверждать, что альтернативы глобализации нет, но есть альтернативы (варианты) в рамках глобализации. Глобализацию отменить нельзя, но возможно, более того, нужно выбрать свой путь вхождения в нее. Мы имеем все основания полагать, что происходящие на наших глазах процессы как бы повторяют на новом витке эпоху «Осевого времени», обозначившую начало собственно цивилизованного бытия. Однако это не возврат назад, в архаику безраздельного господства безличного, анонимного существования «доосевой» культуры, а скорее реакция мирового сообщества на кризис созданной им цивилизации, попытки восстановить авторитет и витальную силу идеи коллективной ответственности человека и человечества за сохранение целостности и единства мира.
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Альтерглобализм (лат. alter – один из двух, другой) – движение, возникшее в 90-ые годы ХХ века, представляет собой широкое, качественно новое, интернациональное социальное движение, участники которого выступают не против прогресса и глобализации, а за иную интеграцию – интеграцию в интересах людей, культуры и природы; интеграцию, проводимую снизу и демократически.
Глобализация («глобальный» лат. globus – шар, франц. global – всеобщий) – это процесс социальных изменений последнего десятилетия ХХ века, заключающийся в формировании единого всемирного рынка (т. е. победы либерализма в общемировом масштабе), всемирной информационной открытости (Интернет), появлении новых информационных технологий, а также в увеличении глобальной культурной связи между людьми и народами. По мнению Э. Гидденса, глобализацию следует рассматривать как процесс интенсификации социальных отношений, которые связывают отдаленные районы таким образом, что локальные феномены формируются под влиянием событий, происходящих на очень большом от них расстоянии, а глобальные в большой степени определяются локальными изменениями.
Интеграция (лат. integratio – соединение) – процесс превращения относительно самостоятельных малосвязанных между собой объектов (индивидов, групп, классов, государств) в единую, целостную систему, характеризующуюся согласованностью и взаимозависимостью на основе общих интересов, ценностей и т. д.
Модернизация (лат. modernus – новый, современный) характеризует разнородные социальные процессы и явления, сопровождающиеся становлением индустриального общества западного типа, динамику движения к этой модели стран «третьего мира». Исторические корни модернизации уходят в Новое время. В последнее время в исследовательской среде модернизация все чаще характеризуется как процесс, тяготеющий к кризисам и конфликтам, катастрофичный для всей демократической традиции, по причине выявления в нем черт новейшего авторитаризма и тоталитаризма.
Литература
Основная
Дополнительная
Россия страна, занимающая самую большую в мире территорию, 17 075 400 кв. км., расположенная на двух континентах Европы и Азии. По наземной границе она соседствует с 14 странами, омывается двумя океанами и имеет морскую границу с самыми передовыми в экономическом отношении странами, Японией, Канадой и США, a также с государствами Южной Европы и Средней Азии, Болгарией, Турцией.
Россия богата разнообразными географическими и климатическими условиями. Около трех четвертей территории страны составляют равнины. Самая протяженная Восточно-Европейская равнина. Это одна из крупнейших равнин мира, на которой расположена почти вся европейская часть России. Южные равнинные территории европейской части России чрезвычайно плодородны. За уральскими горами начинаются бескрайние просторы Сибири, земли сказочно богатой полезными ископаемыми, лесными водными ресурсами. Восточная часть территории страны преимущественно является горной местностью.
Большая часть страны располагается в пределах умеренного климатического пояса. Крайние районы севера и северные острова принадлежат к арктическому поясу, некоторые южные районы близки к субтропикам. Климат почти на всей территории страны континентальный. На большей части территории зима продолжительная и среднегодовое количество осадков незначительно. Летом в умеренном поясе средние температуры составляют 1522°С. В теплую половину года выпадает и основная масса осадков.
Российская земля богата такими наиболее важными для современной промышленности природными богатствами, как: нефть, уголь, газ, железные руды, апатиты, калийные соли, фосфориты, руды цветных, редких и драгоценных, радиоактивных металлов, алмазов и др.
Население России насчитывает около 140 млн. человек. В состав Российской федерации входят 21 республика, 6 краев, 49 областей, города федерального значения Москва и Санкт-Петербург, автономная область и 10 автономных округов. В России 13 городов-миллионеров, больше, чем в США.
Все сказанное свидетельствует о том, что у современной России имеется огромный потенциал развития, материальные условия, человеческие ресурсы и накопленный исторический опыт. Вопрос, который ставит перед Россией современность, может быть сформулирован так: «может ли Россия ответить на вызовы истории так, как подобает это великой державе»? Что нужно России для того, чтобы и в XXI веке оставаться одной из ведущих стран мира?
Чтобы ответить на этот вопрос, нужно иметь представление о, так сказать, «логике» развития истории. Однако тут нас поджидает серьезная проблема: дело в том, что однозначного понимания этой «логики» в научной и философской литературе нет. То есть, если мы хотим не просто мечтать о судьбе России в современном мире или строить отвлеченные умозрительные конструкции, а говорить обоснованно и ответственно, то должны учитывать различные теоретические подходы к анализу истории. В современной науке и философии можно выделить несколько таких подходов.
Первый можно назвать объективно-идеалистическим. Его создателем является немецкий философ Г. Гегель. В гегелевской философской системе историей управляет Абсолютный Разум, выражающий идею свободы. «Ведь подобно водителю душ, Меркурию, идея воистину является водителем народов и мира, и именно дух, его разумная и необходимая воля, руководил и руководит ходом мировых событий»69. Исследователю надо только понять, где, в жизни какого народа Абсолютный Разум истории в очередной раз выразит себя в форме более свободного общественного строя.
Другой методологический принцип можно назвать теистическо-мистическим. Одним из его адептом был Вл. Соловьев. Смысл этого понимания «логики» истории заключается в том, что она творится Богом, но божественное провидение не очерчивается кругом разумных оснований. Как говорил Вл. Соловьев: «идея нации есть не то, что она сама думает о себе во времени, но то, что Бог думает о ней в вечности»70. Возможно ли понять эту запредельную, пребывающую в вечности мысль Бога? Утвердительный ответ на этот вопрос дать нельзя: слишком слабы разум и интуиция человека перед Божественным провидением. Однако возможны мистические сверхрациональные озарения относительно исторической судьбы народов.
Третий подход позитивистско-материалистический. Согласно ему история развивается по определенным естественным законам, которые могут быть открыты силами науки. Следовательно, ориентируясь на определенные критерии прогрессивности, можно с достаточной степенью точности предсказать будущность того или иного народа, того или иного государства.
Четвертый подход можно условно назвать подходом исследования «вызовов» и «ответов». Его автором является английский историк А. Тойнби (1989-1975). Тойнби считал, что не существует единой истории человечества. Вместо нее есть история отдельных и замкнутых в логике индивидуального развития цивилизаций. Каждая цивилизация проходит в своем развитии стадии возникновения, роста, надлома и разложения. Движущей силой цивилизаций является «творческие меньшинство», а характер их развития определяется теми «вызовами», которые бросают им другие цивилизации и природные обстоятельства, а также «ответы», которые цивилизации находят на эти вызовы, чтобы сохранить свое существование.
Пятый подход можно определить как этнологический. Он принадлежит Л.Н. Гумилеву. Для Гумилева история человечества есть совокупная история этносов, то есть социально-биологических сложных организмов, называемых обычно народами. Начало этногенеза обусловлено «этническим толчком», причиной которого являются вызванное генетическими изменениями появление пассионарных личностей. «Пассионарность это признак, возникающий вследствие мутации (пассионарного толчка) и образующий внутри популяции некоторое количество людей, обладающих повышенной тягой к действию»71. Именно эти люди «заводят пружину» исторического развития своего народа. Но энергия пассионарных личностей со временем иссякает и история этноса после (в среднем) 1500 лет завершается. Гумилев определял шесть стадий истории этноса: подъем, акматическая (или высшая) стадия, надлом, инерционная стадия, обскурация и мемориальная стадия. Умирающий этнос освобождает территорию для возможно иного этноса.
Шестой подход определяется как синергетический. Синергетика наука о познании сложных систем, их природы, принципов, организации и эволюции72. Синергетика изучает процессы самоорганизации в открытых системах, развитие которых характеризуется нелинейностью и диссипативностью. Это молодая наука. Она стала развиваться с конца 1960-х годов. Ее крестными отцами стали Г. Хакен, И.Р. Пригожин. С позиции синергетического подхода будущее тоже представляет собой открытую, нелинейно развивающуюся систему, состояние которой невозможно предвидеть. Незначительные, на первый взгляд, явления и новации могут оказать на будущее кардинальное влияние, резко и в непредсказуемом направлении изменить ход истории. Эти новации определяют точки бифуркации, иначе говоря, точки ветвления путей социальной эволюции. Синергетика не признает как божественного замысла в истории, так и объективных и неизменных законов ее развития. Она утверждает, что в истории необычайно велика роль случая и человеческого воображения. «Будущее, как говорил Д. Габор, не может быть предсказано, но оно может быть изобретено».
Все вышеперечисленные подходы к пониманию перспектив развития общества (в нашем случае России) имеют когнитивный73 потенциал. Но достоинства какой-либо одной позиции не могут заменить достоинства других. Они все в той или иной мере «работают» при описании особенностей социального развития. В частности, что касается России, то чтобы ей сохранить свои позиции великой державы в XXI в. нужно, действительно, найти определенные ответы на вызовы истории, такие, которые позволили бы ей внести свой особый вклад в развитие идеи свободы (объективно-идеалистический подход). Ей также нужно обладать передовой материально-технической базой (позитивистско-материалистический подход). Ей нужна новая энергия пассионарности (этнологический подход). Но в то время невозможно предсказать ее будущее (синергетический подход), поскольку не все в будущем зависит от нашей сознательной воли, но есть еще и некая тайна будущего, недоступная временному человеческому разуму. Одним словом, на поставленный вопрос о перспективах России в современном мире, мы можем ответить только гипотетически. Попробуем сделать это, тем более, что формирование гипотез является важной составляющей частью научного познания.
Поэтому первое, что нужно сделать это исследовать вызовы современности, стоящие сегодня перед Россией. Заметим, что это вызовы не только для России, но и для любого государства, претендующего на заметную роль в современной истории. Наиболее важные из них, определяющие характер современности, следующие: это вызов демократии, технологического развития, экологический и культурный вызовы. Эти вызовы суть основные условия решения главного требования истории человеческого развития. В связи с этим отметим определяющую историческую закономерность: по мере продвижения общества по пути социального развития коренным образом меняется соотношение взаимозависимости человека и общества. Если на начальных этапах личная жизнь человека зависела от способности общества к самосохранению, то есть общее доминировало над индивидуальным, то сегодня состояние общества в большей мере зависит от качества жизни индивида, то есть индивидуальное становится условием развития общего.
Рассмотрим по отдельности вышеназванные «вызовы» с позиции того, как должно отвечать на них общество, ставящее во главу угла права человека на развитие.
Вызов демократии. Современный опыт многих стран показывает, что наибольших успехов в социальном и гуманитарном развитии достигают страны с демократической формой власти. Это власть, где, по выражению К. Поппера, осуществляется «контроль за правителями со стороны управляемых»74. Это также власть, которая обеспечивает всем гражданам «равенство возможностей». К. Поппер так объясняет социальную, экономическую и культурную эффективность демократии: во-первых, демократическая форма правления лучше, чем все другие формы способствует развитию массовых институтов социального управления. Это ограничивает возможность для произвола в политике. Во-вторых, демократическая власть рассредоточивает политическую практику, приобщая к ней широкие слои населения на разных уровнях социальной организации. В-третьих, ориентирует население на решение понятных и близких их жизни задач. Однако Россия до сих пор находится на той стадии, которую Г. Федотов определил как бытовая свобода, которая еще с Петра I «позволяла долгое время не замечать отсутствия свободы политической»75. В настоящее время в России нужно дополнить бытовую свободу, в полной мере расцветшую после ухода в небытие коммунистического режима, свободой и демократией политической. Нужно придать им правовое оформление и преодолеть процветающий долгое время в российском национальном менталитете правовой нигилизм. Ключевым условием здесь является активность широких слоев населений, дополнение «вертикали власти» развитием «горизонтали власти» на уровне муниципальных органов управления, развитие местных сообществ, профессиональных объединений. Все это называется созданием институтов гражданского общества.
Вызовы технологического развития. Современное производство в широком смысле этого слова (то есть производство средств к жизни и самой жизни) все более становится технологичным. Как определял эту особенность М. Вебер: «Всеми вещами в принципе можно овладеть путем расчета»76. Разработка технологий и следование их условиям требуют высокого уровня образования, развитого рационально-критического мышления, готовности к нетривиальным решениям, восприимчивость к новым идеям. Образование становится сегодня наиболее важной сферой производства. Здесь воспроизводится главный фактор общественного развития «человеческий капитал». Именно он определяет эффективность общественного воспроизводства в целом. Оно требует больших капиталовложений в человека. Такова особенность современности: воспроизводство людей становится дороже воспроизводства машин и механизмов. Секрет такого отношения к человеку в том, что его нельзя добиться только экономической рациональностью. Если в первой половине XX века философы обсуждали проблему дегуманизации, которая отражала реальное соотношение человека и машины, когда последняя угрожала духовному воспроизводству, то сегодня актуальной становится тема гуманизации техники и технологии.
В XX в. индустриализация России, являвшейся главной частью СССР, потребовала огромных человеческих жертв. Фактически почти все бремя индустриализации этой великой страны, в аббревиатуре которой не было упоминания о России, взяла на себя Российская Советская Федеративная Социалистическая Республика (так тогда называлась Россия). К середине XX в. Россия стала одной из наиболее развитых в промышленном и научном отношении стран мира. Однако во второй половине этого столетия стало заметно усиливаться отставание страны в развитии «человеческого капитала». Как следствие этого, Россия стала терять лидирующие позиции, и к концу века она переместилась по ряду гуманитарных показателей существенно ниже ряда развитых стран, а по некоторым в группу развивающихся государств.
Для того, чтобы сегодня эффективно применять новые технологии, необходима высокая культура труда, органически связанная с главным фактором производства «человеческим капиталом». Современная культура труда явление сложное. Она требует соблюдение ряда условий. Во-первых, достижение высокой культуры труда невозможно без строжайшей специализации. Каждый работник должен выполнять «свою» работу, объем и границы которой заранее устанавливаются в контракте. Во-вторых, эта, определенная контрактом работа, должна обеспечивать работнику достойный уровень жизни, чтобы у человека не было серьезных причин для поиска дополнительных источников заработка за счет времени, необходимого для восстановления эффективной трудоспособности. В-третьих, трудовой процесс должен быть организован таким образом, чтобы человек мог быть в полной мере включен в него и физически, и интеллектуально при соблюдении строгих нормативов охраны труда и здоровья. В-четвертых, обмен информацией, ставший сегодня глобальным, требует от работника постоянного повышения своего профессионального уровня за счет знакомства с самыми передовыми технологиями и навыками труда в своей области, что требует участия в профессиональных сообществах. В-пятых, высокотехнологичная работа предполагает высокую ответственность человека за результаты своего труда, как перед обществом, так и за соблюдение технологических нормативов перед коллегами-участниками общего технологического процесса. В-шестых, высокотехнологичное производство требует личной заинтересованности работника, его права свободного выбора занятия трудом такого уровня концентрации научного знания и передовых методов организации производства. Поэтому его нельзя организовать только «сверху», необходима инициатива самих участников производства, а значит новые формы правовых отношений и отношений собственности. В них с необходимостью возрастает элемент корпоративной и частной собственности.
Таким образом, мы видим, что «человеческий капитал» многосоставный фактор производства. В его создании должно принимать участие все общество. Поэтому он требует демократических форм организации труда, развитие науки управления, учета множества факторов, среди которых показатели динамики народонаселения, структуры и качества трудовых ресурсов, материального благосостояния населения, образования, здравоохранения и др.
На сегодняшний день сложилась определенная международная система разделения труда. Если ее представить по аналогии с единым предприятием, то можно сказать, что в нем все более обозначаются три составных части, так сказать, три производственных «отдела»: «отдел» по производству идей и технологий, «отдел» собственно производства продукции и «отдел» сырья и энергоресурсов. С некоторой долей упрощения можно сказать, что производство идей и технологий становится делом экономически развитых стран, называемых постиндустриальными. Массовое производство продукции осуществляется во все возрастающем объеме в среднеразвитых странах (в Европе – это Венгрия, Чехия, Польша) и в особенности в быстроразвивающихся странах Восточной Азии, среди которых особенным динамизмом отличается Китай. Особую, третью группу стран составляют те, экономика которых во многом зависит от добычи и экспорта природных ресурсов, прежде всего энергоносителей. В этой группе на сегодняшний день находится и Россия. Если России останется в роли мирового поставщика энергоресурсов надолго, то это только увеличит научно-технический разрыв между нею и другими развитыми странами и сузит поле возможностей для осуществления технологического прорыва и, как следствие, закрепит Россию в статусе экономически зависимой державы. Вместе с тем все очевиднее становится тот факт, что адекватный ответ на технологический вызов современности Россией может быть осуществлен только при условии глубоких цивилизационных преобразований. Потребность этих преобразований достигает такой же остроты и исторической значимости, как и в период предыдущего цивилизационного сдвига, осуществленного российским обществом в царствование Петра I. Вместе с тем их нельзя отождествлять с реформами Петра I, который проводил вестернизацию на азиатский манер и тем вызвал глубокий раскол в обществе на сторонников прозападного пути развития (западников) и приверженцев национальной самобытности (славянофилов). Современные цивилизационные сдвиги должны привести Россию не к копированию западных образцов развития, а к рационально организованному, демократическому обществу, опирающемуся на стабильные потребности среднего класса. Будущее России напрямую зависит от достойной жизни ее рядовых граждан.
Экологический вызов. Экологические вопросы тесно связаны, с одной стороны, с вопросами технологическими, а с другой, с вопросами культурно-нравственными. Их решение представляет сложность в силу того, что экологические цели зачастую вступают в противоречия с целями экономическими. Охрана природы или прибыль как зачастую ставится вопрос. Экономически развитые страны решают его главным образом таким способом, что переносят экологически вредные производства в третьи страны, как правило, те, которые существенно беднее, и правительство которых заинтересовано в том, чтобы сдать свою территорию под экологически небезопасное производство или хранение вредных отходов. К экологическим вопросам относится также нерациональное использование невосстанавливаемых природных ресурсов и как следствие разрушение природной среды. За годы советской власти, ставшие периодом ускоренной индустриализации страны за счет безжалостной эксплуатации социальных и природных факторов экосистема на больших пространствах государства была существенно нарушена. За последнее десятилетие XX в. процесс разбазаривания природных богатств только усиливался. В отличие от западных стран экологическая служба России очень молода, а экологическая культура населения в целом находится на низком уровне. В этой области Россия, безусловно, не может поделиться ценным опытом, ее начальные формы экологического сознания свидетельствуют о том, что она пока что выступает в роли ученика.
Культурный вызов. Современный мир это сложный поликультурный мир. Взаимопонимание культур становится сегодня важнейшим фактором не только сохранения созданного человечеством материального и духовного богатства, но и условием дальнейшего развития народов. Между тем мы видим немало примеров межкультурных противоречий, глубокого непонимания иных систем ценностей, что приводит к опасному обострению межнациональных и цивилизационных конфликтов. Конфликтная логика по принципу «Запад есть Запад, Восток есть Восток» распространяется и на отношения Севера и Юга, развитых и слаборазвитых регионов, а в последнее время она стала обретать форму религиозных конфликтов, что наиболее опасно для всего мирового сообщества, ибо религиозные ценности составляют глубинные ценности культуры.
Поскольку уже обозримое будущее потребует принципиального решения межкультурных проблем и противоречий, в плане исторической перспективы России важно понять, какой опыт решения этого круга проблем она может привнести в общую практику. Россия веками создавалась как многонациональное государство. Православие как господствующая религия никогда не чинило этому процессу непреодолимых препятствий. В плане бытовой свободы у всех народностей России были общие возможности. Что касается свобод политических, то они также были равнодоступны представителям разных культур за одним исключением: если человек искал место государственного чиновника, он должен был быть православным. Впрочем, это условие легко принималось многими представителями других религиозных конфессий. В период советский власти и оно было снято. Таким образом, Россия стала исключительным примером страны, где верховное руководство могло состоять из представителей различных наций и народностей, что невозможно себе до сих пор представить в большинстве наиболее развитых в социальном отношении стран. О всечеловечности русской культуры говорили выдающиеся русские мыслители, писатели и философы: А.С. Пушкин, Н.В. Гоголь, Ф.М. Достоевский, В.С. Соловьев и др. Они подчеркивали синтетическую природу русской культуры, которая выше национальных особенностей и этических ценностей ставит ценности общечеловеческие. Это неоднократно подтверждалось российской историей и в самом идеологизированном за всю историю человечества XX в. В его двух мировых войнах, в борьбе за социальное и национальное освобождение народов, в научных и гуманитарных достижениях россияне проявляли себя как народ, способный сочувствовать и жертвовать ради идеалов общечеловеческой справедливости. Российский народ не является в данном случае исключительным, то же делали и другие великие нации. Но этот факт доказывает, что в российском обществе накоплен опыт, который будет востребован при формировании человечества, которое должно стать, используя выражение Аристотеля «единством непохожих».
Вопросы для самоконтроля
Основные определения
Мистический непосредственно исходящий от Бога, данный человеку в его непосредственном общении с Божеством.
Творческое меньшинство ключевое понятие в исторической концепции А.Тойнби, относящееся к группе людей, определяющих своей интеллектуальной деятельностью характер, направление и темпы развития общества. По мнению А.Тойнби, в любом обществе творческое меньшинство не превышает 1-1.5% численности населения.
Нелинейность особенность движения и развития, характеризующаяся процессами, состоящими из цепи неповторяющихся событий и поэтому не допускающих экстраполяции.
Диссипативность качество системы, характеризующееся рассеянием энергии и распространением определенных качеств на всех ее уровнях.
Саморазвитие способность системы развиваться и самоорганизовываться на основании своих внутренних потенций.
Человеческое развитие такой тип общественного развития, при котором главным источником и целью развития является человек, его интеллектуальные физический, интеллектуальный и нравственный потенциал.
Правовой нигилизм отрицание каких-либо норм права, пренебрежительно отношение к законам. Представление о праве как о искусственной, релятивистской и выгодной каким-то ограниченным кругам системе запретов и разрешений.
Литература
Основная
Дополнительная
Электронные источники
www.philosophy.ru – сайт Института философии РАН
www.humanities.edu.ru – Образовательный портал Рособразования РФ
www.i-u.ru/biblio – русский гуманитарный интернет-университет
http://www.vehi.net – библиотека русской религиозно-философской и художественной литературы «Вехи»
http://filosofia.ru – библиотека философии и религии
http://philosophy.allru.net – «Золотая философия»
http://www.announcement.ru/index.html – Современная энциклопедия
http://velikanov.ru/philosophy – История философии
1 Определения даются по БСЭ.
2 Все примеры взяты из: Ларина Т.В. Категория вежливости в английской и русской коммуникативных культурах. М., 2003. С. 37.
3 Вайль П., Генис А. Страна слов // Новый мир. 1991, № 4. С. 250–251.
4 Дракер П.Ф. Новые реальности в правительстве и политике, в экономике и бизнесе, в обществе и мировоззрении. М., 1994. C. 362.
5 Пример взят из книги: Реале Дж., Антисери Д. Западная философия. От истоков до наших дней. Т. 3. М., 1996. С. 51.
6 Дракер П. Посткапиталистическое общество // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М., 1999. С. 95.
7 Ленк Х. «Техника» // Глобалистика. Энциклопедия. М., 2003. С. 988.
8 Там же.
9 Тоффлер Э. Шок будущего. М., 2003. С. 451.
10 Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. М.; СПб., 1998. С. 126.
11 Лиотар Ж.-Ф. Состояние постмодерна. С. 124.
12 Аристотель. Политика. Соч. в 4 т. Т. 4. М., 1984. 1253а.
13 Кассирер Э. Что такое человек. Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 6.
14 Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Сочинения в 6 т. Т. 6. М., 1966. С. 7.
15 Лейбниц Г. Монадология // Сочинения в 4 т. Т. 1. М., 1982. С. 418.
16 Энгельс Ф. Роль труда в процессе превращения обезьяны в человека // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20. С. 486.
17 Бердяев Н. Человек и машина // Вопросы философии. 1989, № 2. С. 161.
18 Эрн В. Социализм и проблема свободы // Соч. М., 1991. С. 157.
19 Кн. Трубецкой С.Н. Курс истории древней философии. М., 1997. С. 208.
20 Франк С.Л. Смысл жизни. // Духовные основы общества. М., 1992. С. 196.
21 Sapere aude решись быть мудрым (лат.)
22 Кант И. Ответ на вопрос: что такое Просвещение. Сочинения в 6 т. Т. 6. М., 1966. С. 27.
23 Гегель Г. Философия истории. Введение. М.; Л., 1935. С. 39.
24 Бердяев Н.А. Философия свободы. Смысл творчества. М., 1989. С. 222.
25 Бердяев Н.А. О рабстве и свободе человека // Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995. С. 6.
26 Гегель Г. Философия истории. Введение. М.; Л., 1935. С. 26.
27 Вебер М. Политика как призвание и профессия // Избранные произведения. М., 1990. С. 646.
28 Делиберативный от анг. неторопливо, осмотрительно, ответственно обдуманный шаг, поступок и пр.
29 Гегель Г. Философия истории. Введение. М.; Л., 1935, С. 19.
30 «Сократ: Значит, и во всем остальном дело обстоит таким же образом: сведущий человек способен делать то, что должно, надлежащим образом и в надлежащее время, а несведущий − нет? Друг: Да, так» // «О справедливости» (Платон. Диалоги. М., 1986. С. 364).
31 «Сократ: Вопреки мнению большинства, нельзя и отвечать несправедливостью на несправедливость, раз уж ни в коем случае нельзя поступать несправедливо» // Платон. Сочинения. М., 1968. Т. 1. С. 123.
32 «Справедливость состоит в том, чтобы каждый имел своё и исполнял своё» // Платон. Сочинения. М., 1994. Т. 3. С. 206.
33 «Справедливость и справедливое состоят в равенстве обязательств. …Если справедливое это равное, то пропорционально равное также будет справедливым» // Аристотель. Сочинения. Т. 4. М., 1983. С. 325.
34 Там же. С. 327.
35 Ролз Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995. С. 267.
36 Все эти модели, кроме первой, присутствуют в анализе Джона Ролза. Почему он игнорирует существование первой модели силовой не совсем понятно. Может быть потому, что считает ее слишком примитивной.
37 Платон. Сочинения. М., 1994. Т. 3. С. 93. На следующей странице это тезис Фразимаха звучит несколько иначе: «Во всех государствах справедливостью считается одно и то же, а именно то, что пригодно существующей власти».
38 Мур Дж. Принципы этики. М., 1984.
39 Там же. С. 40.
40 «Интуитивизм утверждает, что в наших суждениях о социальной справедливости мы должны рано или поздно прийти к множественности первых принципов, в отношении которых мы можем только сказать, что их правильно балансировать так, а не иначе» // Ролз Дж. Там же. С. 47.
41 Бентам И. Введение в основание нравственности и законодательства. М., 1998. С. 10.
42 Аристотель. Политика. Соч. в 4 т. Т. 4. М., 1984. 1253 а 25.
43 Соловьев В.С. Смысл любви // Соч.: В 2 т. Т. 2. М.,1990. С. 545–546.
44 Гегель Г. Афоризмы. Работы разных лет. Т. 2. М., 1971. С. 532.
45 Августин Аврелий. Исповедь. М., 1991. С. 53.
46 Библия. Книга Екклесиаста. Глава 1. (4.5).
47 Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. 2-е изд. Т. 12. С. 3.
48 Панарин А.С. Политология. О мире политики на Востоке и на Западе. М., 1999. С. 198.
49 Соловьев В.С. Три силы // Философская публицистика. Т. 1. М., 1989. С. 28.
50 Масуда Й. Компьютоутопия // Философская и социологическая мысль. 1993, № 6. С. 37.
51 Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество. М., 1999. С. 633.
52 Там же.
53 Там же. С. 634.
54 Тоффлер Э. Футуршок. СПб., 1997. С. 32.
55 Белл Д. Цит. соч. С. 641.
56 Там же.
57 Там же. С. 380.
58 Кастельс М. Информационная эпоха: экономика, культура, общество. М., 2000. С. 174.
59 Там же.
60 Тоффлер Э. Третья волна. М., 1999. С. 68.
61 Как известно, Билл Гейтс, ныне владелец крупнейшей корпорации «Микрософт», начинал свою карьеру как обыкновенный программист.
62 Новая постиндустриальная волна на Западе. М., 1999. С. 385.
63 Валлерстайн Й. Политические дилеммы на рубеже тысячелетий (из выступлений участников юбилейной конференции ИСПРАН) // Полис. 1996, № 4. С. 180.
64 Белл Д. Указ. соч. С. 573.
65 Там же. С. 573583, 601609.
66 Кан Г., Браун У., Мартин Л. Следующие 200 лет // США ЭПИ. 1995, № 6. С. 99.
67 Белл Д. Указ. соч. С. 502–503.
68 Там же. С. 481.
69 Гегель Г. Философия истории. М.; Л., 1935. С. 9.
70 Соловьев В.С. Русская идея // Соч.: В 2 т. Т. 2. М., 1989. С. 220.
71 Гумилев Л.Н. От Руси к России. М., 1998. С. 13.
72 См.: Князева Е.Н., Курдюмов С.П. Основания синергетики. СПб., 2002. С. 50.
73 когнитивный от англ. познавательный.
74 Поппер К. Открытое общество и его враги. В 2 т. Т. 2. М., 1992. С. 148.
75 Федотов Г.П. Свобода и Россия. В 2 т. Т. 2. СПб., 1992. С. 290.
76 Вебер М. Наука как призвание и профессия // Избранные произведения. М., 1990. С. 714.