Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
СОДЕРЖАНИЕ
Автор:
|
Психология личности |
||
|
Возрастные и кросскультурные различия в стратегиях совладающего поведения |
Т. Л. Крюкова |
5 |
|
Социальная психология |
||
|
Социально-психологическая адаптация вынужденных мигрантов в условиях диффузного или компактного проживания |
В. В. Константинов |
16 |
|
Когнитивная психология |
||
|
Автобиографическая память: "сгущения" в субъективной картине прошлого |
В. В. Нуркова, О. В. Митина, Е. В. Янченко |
22 |
|
Этническая психология |
||
|
Психологические и культурные факторы этнотипического поведения |
В. Ю. Хотинец |
33 |
|
Психология профессиональной деятельности |
||
|
Развитие профессиональной мотивации спасателей |
В. А. Бодров, Ю. Б. Бессонова |
45 |
|
Проблемы актуализации потенциальных свойств сложных технических объектов |
Ю. Я. Голиков |
57 |
|
Функциональные структуры и средства саморегуляции психических состояний |
А. О. Прохоров |
68 |
|
Психофизиология |
||
|
Две мозговые подсистемы кодирования длительности стимула (часть 2) |
О. В. Сысоева, А. В. Вартанов |
81 |
|
Психология и общество |
||
|
Некоторые аспекты этнофункционального подхода к проблеме образования в России |
А. В. Сухарев |
91 |
|
Субъективный телесный опыт и ипохондрия: культурно-исторический аспект |
А. Ш. Тхостов, Е. М. Райзман |
102 |
|
Воспоминания, размышления, беседы |
||
|
"Желаю молодым отстаивать свои научные интересы, быть настойчивыми в достижении научных целей" (подготовил В. И. Артамонов) |
Э. А. Фарапонова |
108 |
стр. 1
|
Памятные даты |
||
|
К 100-летию со дня рождения В. Э. Франкла |
||
|
"Случай" Виктора Франкла |
Д. А. Леонтьев |
118 |
|
Научная жизнь |
||
|
XXVIII Международный психологический конгресс |
О. В. Митина |
128 |
|
Критика и библиография |
||
|
Рецензия на книгу Л. И. Анцыферовой "Развитие личности и проблемы геронтопсихологии" |
М. И. Воловикова |
135 |
|
Рецензия на книгу Д. В. Ушакова "Интеллект: структурно-динамическая теория" |
И. Е. Задорожнюк |
137 |
|
Хроника |
139 |
|
|
* * * |
||
|
[Равич-Щербо Инна Владимировна] |
|
143 |
стр. 2
ВНИМАНИЕ!
Автор:
В статье В. П. Критской и Т. К. Мелешко "Патопсихологический синдром в системном исследовании патологии психической деятельности", опубликованной в N 6, том 25, в 2004 году, на стр. 73 в "Списке литературы" N 20 допущена ошибка. Следует читать: Николаева В. В. Б. В. Зейгарник и патопсихология // Психол. журн. 2003. Т. 24. N 3. С. 13 - 21.
стр. 2
Психология личности. ВОЗРАСТНЫЕ И КРОССКУЛЬТУРНЫЕ РАЗЛИЧИЯ В СТРАТЕГИЯХ СОВЛАДАЮЩЕГО ПОВЕДЕНИЯ
Автор: Т. Л. КРЮКОВА
© 2005 г.
Кандидат психологических наук, доцент, докторант кафедры социальной психологии Костромского государственного университета им. НА. Некрасова, Кострома
Рассматриваются возрастные, половые и кросскультурные аспекты совладающего с жизненными трудностями поведения субъекта, которые регулируют его активность. Дается описание адаптированной автором методики измерения стратегий совладающего поведения (ACS - Юношеская копинг-шкала). Приводятся результаты эмпирического исследования факторов выбора молодыми людьми 14 - 19 лет (1137 испытуемых) стратегий и стилей совладающего поведения и сравнения особенностей их выбора молодежью разных культур. Показаны изменения совладающего поведения в процессе взросления.
Ключевые слова: активность субъекта, выбор стилей и стратегий совладающего (копинг) поведения, взросление, возрастные стрессоры, кросскультурные различия.
Настоящая статья представляет результаты разработки научных основ нового и развивающегося в отечественной психологии направления, находящегося на стыке социальной психологии, психологии личности, медицинской, возрастной психологии - психологии совладающего (coping) поведения. Мы изучаем совладающее поведение в контексте психологии субъекта [3, 5]. В рамках этого подхода был впервые выполнен состоящий из трех серий цикл эмпирических исследований, изучающих детерминацию выбора стиля - стратегий совладающего поведения. В данной статье представлены результаты одного их них.
"Копинг", или "совладающее поведение", понимают как индивидуальный способ взаимодействия личности с трудной, кризисной, стрессовой ситуацией (см., например, [1, 2, 8 - 11, 15]). Это разновидность социального поведения человека, смысл которого - овладеть, разрешить или смягчить, привыкнуть или уклониться от требований, предъявляемых трудной ситуацией, а также, возможно, предотвратить, своевременно разгадав ее неразрешимость или опасность. Поскольку механизмы совладания используются человеком сознательно и целенаправленно, мы относим совладающее поведение к дескрипторам субъекта. Активное становление стиля совладающего поведения приходится на подростковый возраст. В данном исследовании мы определяем совладающее поведение как целенаправленное социальное поведение, позволяющее субъекту справиться с трудной жизненной ситуацией (или стрессом) способами, адекватными личностным особенностям и ситуации, - через осознанные стратегии действий. Это сознательное поведение направлено на активное изменение, преобразование ситуации, поддающейся контролю, или на приспособление к ней, если ситуация не поддается контролю. При таком понимании совладающее поведение важно для социальной адаптации здоровых людей. Стили и стратегии совладания рассматриваются как отдельные элементы сознательного социального поведения, с помощью которых человек справляется с жизненными трудностями.
В данной работе речь идет о таких факторах выбора субъектом стилей и стратегий совладающего поведения, как возраст, пол и межкультурные особенности, понимаемые как установки восприятия и формы поведения, общие для больших групп людей. Они относятся к разным уровням саморегуляции и стратегической организации субъектом своего социального поведения.
Зарубежные исследователи копинг-поведения считают связь между взрослением и совладающим поведением чрезвычайно сложной. Пока, к сожалению, науке неизвестно, насколько помогает и помогает ли вообще взросление лучше справляться со стрессом и жизненными трудностями [20]. В литературе существуют две модели: ни одна из них не считается достаточно подтвержденной эмпирически. Согласно первой (К. Юнг, Э. Эриксон, Д. Гуттман), становление, развитие личности или индивидуация делают копинг-поведение более успешным, совершенствуя его стратегии. Индивиды склонны от активного копинга в ранней взрослости переходить к пассивному копингу и форме "магического мастерства (овладения)", начиная с 50 лет. Однако это не означает, что немолодые люди лишены хороших навыков совладающего поведения: пассивный копинг и
стр. 5
магическое мастерство могут прекрасно соответствовать обстоятельствам их жизни - физическим ограничениям, уменьшающимся социальным ресурсам и хроническим болезням [20, с. 491].
Вторая - феноменологическая, ситуационная - основана на концепции, преуменьшающей роль внутрипсихических процессов, и обычно не выделяет связанные с возрастом изменения в адаптации. Копинг воспринимается как изменяющийся процесс, необязательно относящийся к личностным чертам или устойчивым диспозициям. Эффективность или зрелость попыток совладания оцениваются в контексте ситуации, в которой возникает стресс, поэтому ни одна копинг-стратегия не называется "хорошей" или "зрелой" - их ценность исследуется в контексте требований ситуации. Возраст может влиять на оценку ситуации и, таким образом, на выбор копинг-стратегий, но взросление не считается главной детерминантой адаптивного поведения или эффективности совладания [1, 20].
С. Стрек и Г. Файфель - авторы подробного обзора тринадцати самых известных "срезовых" и лонгитюдных исследований возрастных изменений копинга в 70 - 90-е годы XX века - пришли к следующим выводам. Возрастные различия в совладающем поведении у людей молодого, среднего и пожилого возраста в ситуациях ежедневных жизненных трудностей и болезней существуют. В большинстве этих исследований (11 из 13) обнаружены различия разного уровня. Сила и направление связей между возрастом и копингом не до конца ясны из-за различий в выборках, инструментах измерения, используемых авторами, и в самих стрессовых ситуациях (см. главу 21 [20, с. 491 - 496]).
Два лонгитюдных исследования внесли особый вклад в понимание проблемы. В одном описано явное увеличение использования зрелых защитных и копинг-механизмов и уменьшение незрелых от юности к средней взрослости. Процессы созревания стабилизируются во взрослости, что подтверждается большой разницей между копингом юношей по сравнению с молодыми взрослыми. Различия между молодыми взрослыми и средним возрастом выражены слабо. В другом, Балтиморском семилетнем лонгитюде Р. МакКре сравнение "срезов" показало наличие умеренных возрастных и когортных различий в использовании ряда копинг-стратегий. Например, пожилые люди выражали чувства, уходили в мир фантазий, позитивно мыслили и враждебно реагировали реже, чем молодые люди. Авторы не обнаружили значимых различий, связанных с возрастом испытуемых, в использовании копинг-стратегий. Ретестирование через семь лет показало удивительную стабильность в выборе некоторых стратегий, например "бегство-избегание" (r = 0.33 - 0.55) и "выражение чувств" (r = 0.39 - 0.43), из чего авторы заключают, что взросление несущественно влияет на выбор испытуемыми копинг-стратегий [20, с. 44 - 64].
Сравнивать результаты таких разных исследований трудно, тем не менее можно говорить о некоторой стабильности в использовании субъектом основных копинг-механизмов и о том, что возрастные изменения в адаптивном поведении могут продолжаться всю жизнь (на протяжении всего взросления-старения), хотя происходят медленно и постепенно.
Немало авторов посвятили свои работы исследованию совладающего поведения детей и подростков (см., например, [17 - 19, 21]). Особенно очевидны различия между младшими и старшими подростками. Ряд результатов противоречит друг другу. Некоторые исследователи не обнаружили связанных с возрастом подростков изменений в их совладающем поведении [22]. Другие зафиксировали уменьшение функционального копинга у более старших подростков и одновременное увеличение эмоционального копинга с возрастом [18]. Получены подтверждения, что реакции детей на стрессовые события изменяются вместе с их развитием; доказано, что младшие дети чаще опираются на проблемно-фокусированные и поведенческие стратегии, тогда как подростки склонны использовать эмоционально-фокусированные и когнитивные стратегии [21, с. 110]. Другие данные получены в кросскультурном исследовании, в котором не было обнаружено никаких явных различий в совладающем поведении подростков, связанных с возрастом (см. [22, с. 279]). Однако австралийские авторы постоянно получали такие изменения [17, 18]. Они показали, что "средние" подростки пытаются напрямую повлиять на причину, вызывающую беспокойство, стресс. Взрослея, они больше полагаются на интернальные формы копинга и меньше используют такой специфический активный копинг, как обсуждение с родителями. Подобные исследования показали, что в период детства индивиды приобретают прямой и немедленно действующий стиль совладания. Менее видимые и более сложные способы копинга могут быть усвоены на этапе подросткового развития, когда мета-когнитивные навыки становятся неотъемлемой частью системы саморегуляции [20, с. 452- 483].
Можно сказать, что молодые люди, изменяясь с возрастом и достигая зрелости, лучше осознают изменения вне и внутри себя. Их развивающаяся способность к саморефлексии предвещает и лучшее самопонимание [3] и конструктивные перемены в совладающем поведении в будущем. Как видим из обзора современных исследований, результаты не могут явно поддержать ни модель
стр. 6
возрастных изменении копинга, ни ситуационный подход.
Цель настоящей работы - рассмотрение факторов выбора стратегий совладания с трудностями (стрессорами) современными молодыми людьми 14 - 19 лет (старшеклассниками и студентами университета), принадлежащими к разным культурам. Гипотезы, требующие эмпирической проверки: 1. Существуют трудности (стрессоры), связанные с этапами возрастного развития субъекта и его социальным контекстом. 2. Половые, возрастные и кросскультурные особенности субъекта (компоненты различных аспектов его активности) являются факторами выбора им стиля и стратегий совладающего поведения. 3. Молодежь разных культур (культура понимается как характерный образ жизни) имеет сходства и различия в совладающем поведении, обусловленные контекстными переменными (демографическими и психологическими).
МЕТОДИКА
В исследовании приняли участие 1137 школьников и студентов-первокурсников университетов Костромы, Тамбова, Архангельска и областей (из них 268 мальчиков/юношей и 869 девочек/девушек) в возрасте от 14 до 19 лет. Мы использовали адаптированный нами в 2002 г. опросник ACS - Adolescent Coping Scale (Юношеская копинг-шкала, или ЮКШ) [6] авторов E. Frydenberg, R. Lewis [19]. Опросник имеет две формы, общую и специальную, состоящие из 80 вопросов. 79 утверждений образуют 18 шкал, или копинг-стратегий, которые молодые люди используют, когда в их жизни происходят различные неприятные события, возникают напряжение и беспокойство. Последний, 80-й вопрос, остается открытым и предлагает респонденту описать, что еще он делает в напряженной, тревожной и неприятной ситуации. Полученные ответы о самостоятельно выбранных способах поведения в трудной ситуации анализировались отдельно. Общая форма ЮКШ выясняет, как индивид обычно справляется с беспокойством и трудностями. Специальная форма ЮКШ отнесена к конкретной трудной ситуации, которая вызывает беспокойство у респондента и называется им. Полученный список трудных для респондентов актуальных жизненных ситуаций и проблем анализировался при помощи контент-анализа и процедуры шкалирования. Методика предполагает проведение ретестирования через 10 - 14 дней. Оценка выраженности совладающего поведения ведется по пятибалльной шкале Лайкерта (от 1 - "никогда не делаю этого" до 5 - "делаю так, поступаю так часто").
Представленные в 18 шкалах стратегии образуют три стиля совладающего поведения: 1) продуктивный (стратегии: Решение проблемы, Работа, достижения, Духовность, Позитивный фокус); 2) непродуктивный (стратегии: Игнорирование, Уход в себя, Надежда на чудо (Чудо), Разрядка, Самообвинение, Беспокойство, Несовладание, Отвлечение, Активный отдых) и 3) промежуточный - социальный (совладание с помощью других): стратегии Социальная поддержка, Друзья, Принадлежность, Общественные действия, Профессиональная помощь. Последний относится к продуктивному стилю. Статистические параметры шкал подтверждены пятью исследованиями авторов опросника и семью исследованиями автора адаптации на российской выборке, в том числе одним диссертационным [14].
Сравнение результатов, полученных нами при психометрической проверке опросника, с авторскими данными показывает их сходство: при адаптации ЮКШ внутренняя согласованность шкал, или альфа-Кронбаха, находится в диапазоне α = 0.46 - 0.86. Результаты ACS: α = 0.54 - 0.84 (ср. α = 0.71). Среднее значение для всего опросника, полученное у нас: α = 0.86 (при стандартном отклонении SD = 22.7). Известно, что минимально приемлемый уровень альфа в подобных опросниках обычно равен примерно 0.65 [15; 18, с. 125 - 126]. Согласованность двух половин опросника (40 и 39 вопросов) определялась методом расщепления и оказалась высокой (0.85). Средняя величина интеркорреляций между 79 вопросами невысокая (r = 0.14), что говорит о том, что они не пересекаются по содержанию. Ретестовая надежность шкал ЮКШ: r = 0.47 - 0.82. Среднее значение коэффициента корреляции Спирмена: r = 0.66 при p < 0.01. В опроснике ACS r = 0.49 - 0.82 (ср. r = 0.68) в специальной форме и r = 0.44 - 0.84 (ср. r = 0.67) в общей форме. Эти данные позволяют сказать, что русскоязычная версия опросника ЮКШ психометрически корректна для диагностики выбора стратегий совладающего поведения молодежью 14 - 19 лет.
Данные обрабатывались при помощи стандартного пакета Statistica 6.0. Достоверность различий определялась по t -критерию Стьюдента для независимых выборок.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
Проведенный содержательный и количественный анализ наиболее актуальных для молодежи трудных ситуаций и стрессов, вызванных ежедневными трудностями и жизненными событиями и представляющих личностные проблемы и затруднения, показал, что в целом эти проблемы сходны у школьников и студентов (табл. 1). В то же время их содержание и степень выраженности специфичны для студенчества и старшеклассников, имеют отличия в разных "срезах", проведенных в конце и начале учебного года. Различия обусловлены прежде всего возрастными особен-
стр. 7
Таблица 1. Стрессоры учащейся молодежи 15 - 19 лет: n = 216, случаев - 436 (специальная форма ЮКШ)
|
N |
Больше всего меня беспокоит (волнует) |
Студенты, 1-й "срез", конец учебного года |
Студенты, 2-й "срез", начало учебного года |
Старшеклассники |
|
1. |
Проблемы учебной деятельности (отметки, экзамены, зачеты) |
122 |
26 |
59 |
|
2. |
Материальные проблемы |
17 |
9 |
- |
|
3. |
Проблемы семейных взаимоотношений |
15 |
32 |
5 |
|
4. |
Проблемы взаимоотношений между полами (сексуальные проблемы) |
8 |
20 |
6 |
|
5. |
Проблемы взаимоотношений со сверстниками |
14 |
6 |
11 |
|
6. |
Проблемы взаимоотношений со взрослыми (учителями, педагогами) |
- |
- |
11 |
|
7. |
Личное будущее, жизненные перспективы (работа, карьера) |
9 |
16 |
15 |
|
8. |
Глобальные проблемы: развитие будущего страны, государства |
1 |
15 |
4 |
|
9. |
Проблемы самооценки (непонимание с другими; неуверенность в себе) |
2 |
4 |
10 |
ностями наших испытуемых, а также ситуативными (контекстуальными) условиями: например, чем ближе экзамены, тем актуальнее становятся проблемы учебной деятельности.
Исследуемые нами группы молодежи могут быть объединены в единую возрастную группу "учащаяся молодежь". Актуальность самооценочных проблем для старшеклассников является объективной возрастной характеристикой перехода от подросткового периода к этапу ранней юности. Проблемы семейных взаимоотношений более важны для девушек-студенток; юношей чаще волнуют более глобальные проблемы развития государства и будущего страны. Проблема личного будущего, работы, карьеры тревожит современных школьников и студентов значительно сильнее, чем ранее [7].
Сравним эти данные с результатами "среза", проведенного иным образом. Значимые жизненные события, названные студентами, участниками тренинговых и психотерапевтических групп в качестве запроса, по сути являются факторами стресса и в различной степени осознаются молодыми людьми: от полного осознания их роли до значительного вытеснения [12]. Среди них:
1. Болезни (в том числе в детстве)
2. Переезды
3. Разлад/развод родителей
4. Смерть бабушки/дедушки
5. Смерть отца/матери
6. Рождение брата/сестры, отношения с ними
7. Разлука с родителями
8. Отношения с отчимом/мачехой
9. Изменение финансового положения родителей, безработица родителей
10. Неучастие в том, в чем хочется (например, отдых)
11. Насильственное участие в какой-либо деятельности
12. Разрыв с подругой/другом
13. Начало свиданий, встреч с противоположным полом
14. Выбор профессионального пути
15. (Не) поступление в вуз, обучение в вузе
16. Отношения в классе, группе
17. Сверхконтроль (опека) родителей
18. Равнодушие родителей
19. Сексуальные проблемы
20. Брак, отношения с супругом/супругой
Как видим, студенты как представители молодежи начала нового века следуют некоторым ведущим ценностям, угроза существованию которых вызывает у них тревогу, беспокоит их. Это ценности индивидуальные, относящиеся к сферам получения образования и достижения профессиональной карьеры, семейной жизни, общения. Но в то же время это и социальные ценности, для защиты которых молодой человек нуждается в умении мобилизовать силы, совладать с трудностями, не падать духом. Проведенное ранжирование ретроспективной и актуальной ценности жизненных событий, анализ количественных данных свидетельствуют о наибольшей значимости для студентов стрессовых факторов, связанных с поступлением в вуз и обучением в нем (ранг 1). Говоря о ежедневных жизненных трудностях (данные ЮКШ), мы установили, что студенческая молодежь более всего уязвима к академическим стрессорам, все испытуемые - к семейным стрессорам. Наши результаты несколько отличаются от данных известного исследования Б. Компасса (1989), показавшего, что для 12 - 14-летних подростков наиболее значимы семейные стрессоры (например, давление со стороны родителей); для 15 - 17-летних - стрессоры, связанные со сверстниками (взаимоотношения с друзьями и недругами); академические стрессоры (экзамены, отметки) больше всего влияют на молодых людей 18 - 20 лет [16].
Измерение совладающего поведения молодых людей при помощи ЮКШ показало у всех испытуемых сложившееся в процессе социализации копинг-поведение с более или менее выраженным набором ("репертуаром") предпочитаемых или отвергаемых копинг-стратегий. Полученные для всей выборки по всем стратегиям средние значения находятся в диапазоне от M = 1.51; SD =
стр. 8
= 0.73 (Общественные действия) до M = 4.73; SD = 0.98 (Решение проблемы) по пятибалльной шкале Лайкерта. Первые три места занимают стратегии: Решение проблемы, Работа, достижения, Беспокойство. Последние три (наименее предпочитаемые): Активный отдых, Профессиональная помощь, Общественные действия. Стили совладающего поведения у смешанной выборки из 1137 испытуемых имеют следующую выраженность: 1. Продуктивный стиль (ориентированный на решение проблемы, задачи) - M = = 15.06. 2. Социальный стиль (совладание с помощью других) - M = 13.10. 3. Непродуктивный стиль (несовладание) - M = 10.06.
Социальный стиль копинга трактуют как относящийся к продуктивному стилю, но тем не менее выделяют его в отдельный стиль в связи с неоднозначной природой поиска и использования социальной поддержки, лежащей в его основе. Постоянное обращение к другим людям как внешним ресурсам говорит о социальной зависимости и незрелости субъекта совладания [13, 18].
Проанализировав стратегии, предложенные молодыми людьми самостоятельно в ответе на открытый 80-й вопрос ЮКШ (n = 500), мы получили 448 дополнительных названий стратегий, объединив их по смыслу. Надо отметить, что хотя большинство дополнительно выделенных стратегий имелось в предложенном перечне в 18 шкалах опросника, они отмечались молодыми людьми особо. Это говорит о личностной значимости предложенных версий. Самые популярные из них (по количеству выборов) расположились в следующем порядке: Отвлечение - 88, Работа, достижения - 53, Решение проблемы - 47, Социальная поддержка - 30, Друзья - 27, Активный отдых - 27, Уход в себя - 25, Игнорирование - 20, Чудо - 18, Принадлежность - 17, Разрядка - 16 и т.д. Кроме того, получены версии, расширяющие шкалы Отвлечение и Несовладание, и такие, которые не всегда можно отнести к той или иной шкале: "больше провожу времени с домашними животными; балую себя; стараюсь занять себя тем, что правильнее; стараюсь меньше бывать дома, чтобы не обременять родителей; думаю, как отомстить; обвиняю всех в своих проблемах", а также общение с природой (лесом, водой), игра на музыкальных инструментах, рисование, лепка и вышивание, ведение дневников, сочинение стихов и медитация, теплая ванна, массаж, работа на компьютере.
Обращает на себя внимание то, что молодые люди довольно часто (49% случаев) ищут поддержки у родителей, родственников, конкретизируя свои действия: "посоветуюсь с мамой", "поговорю о своих проблемах с сестрой, братом", "расскажу бабушке". Данные высказывания говорят о сохранении тесной связи с семьей молодых людей российской глубинки.
Описаны три преимущественные сферы проявления копинг-стратегий: поведенческая, эмоциональная и познавательная [9]. По нашим данным, молодые люди 14 - 19 лет наиболее часто выделяют: поведенческие копинг-стратегий - 270 случаев (60.4%); познавательные копинг-стратегий - 102 случая (22.8%); эмоциональные копинг-стратегий - 76 случаев (16.8%), что говорит о преобладании рационального поведения в стрессовых ситуациях у современных старшеклассников и студентов.
Анализируя копинг-стратегий, выбираемые представителями разных полов, констатируем, что их выраженность (уровень развитости, сформированности) выше у женской части молодежной выборки по 10 шкалам (из 18). Сюда попадают шкалы, составляющие как продуктивный (2 из 4), социальный (3 из 5), так и непродуктивный (5 из 9) стили совладающего поведения. Различия значимы на уровне p = 0.01. Это может иметь двоякую интерпретацию: либо женщины сильнее переживают, "улавливают" стресс и более мобилизованы для совладания с ним, либо они лучше рефлексируют свои мысли и чувства по поводу жизненных трудностей и более открыты для их обсуждения.
У мальчиков (юношей) значимо выше (по сравнению с девушками) выражены стратегии непродуктивного (Уход в себя, Активный отдых, Игнорирование проблемы) и социального (Профпомощь, Общественные действия) стилей совладающего поведения (различия значимы на уровне p = 0.001). Это 5 стратегий (из 18), не касающихся наиболее важных компонентов продуктивного копинга, направленного на решение задач, проблем. По трем шкалам (Работа, достижения, Позитивный фокус и Отвлечение) значимых различий между мужской и женской выборками не обнаружено (см. табл. 2).
Факторный анализ шкал позволил выявить 19 факторов (вместо 18 шкал), объясняющих 61% общей дисперсии. Проведя факторизацию по другому основанию (копинг-стили), мы получили шесть факторов (вместо 3 стилей), имеющих высокие нагрузки (от 0.50 до 0.81) и объясняющих 65% всех случаев. В целом, содержание полученных факторов совпадает с авторской версией. В выделенные авторами три стиля совладающего поведения: продуктивный (4 шкалы), социальный (5 шкал) и непродуктивный (9 шкал), вторичная факторизация привнесла следующие особенности. Для некоторых шкал было характерно стремление к объединению с другими стратегиями. Каждому из трех авторских стилей совладания соответствует два фактора: продуктивный стиль включил факторы 3, 6; социальный - 1,4; непро-
стр. 9
Таблица 2. Различия между женской (868 чел.) и мужской (268 чел.) группами в выборе копинг-стратегий по ЮКШ
|
Шкалы ЮКШ |
Среднее (девушки) |
SD |
Среднее (юноши) |
SD |
Различия t |
p |
n |
n |
|
Социальная поддержка *** |
16.77 |
12.88 |
14.49 |
14.08 |
9.94 |
0 |
868 |
268 |
|
Решение проблемы * |
19.03 |
9.66 |
18.60 |
12.17 |
238 |
0.01 |
868 |
268 |
|
Работа |
18.29 |
9.46 |
18.06 |
10.75 |
1.40 |
0.162 |
868 |
268 |
|
Беспокойство *** |
18.08 |
12.88 |
17.12 |
13.79 |
4.21 |
0.001 |
868 |
268 |
|
Друзья ** |
16.74 |
13.63 |
16.00 |
14.81 |
3.07 |
0.002 |
868 |
268 |
|
Принадлежность * |
16.85 |
11.59 |
16.34 |
12.46 |
2.51 |
0.01 |
868 |
268 |
|
Чудо *** |
16.48 |
15.14 |
15.10 |
15.36 |
5.20 |
0 |
868 |
268 |
|
Несовладание * |
10.96 |
11.89 |
10.50 |
11.44 |
2.20 |
0.02 |
868 |
268 |
|
Разрядка *** |
11.12 |
12.89 |
10.10 |
12.05 |
4.57 |
0.001 |
868 |
268 |
|
Общественные действия *** |
7.38 |
13.01 |
8.06 |
15.44 |
-3.57 |
0.001 |
868 |
268 |
|
Игнорирование *** |
9.08 |
12.86 |
9.85 |
14.67 |
-4.14 |
0.001 |
868 |
268 |
|
Самообвинение ** |
12.71 |
16.30 |
12.10 |
16.68 |
2.68 |
0.01 |
868 |
268 |
|
Уход в себя *** |
10.28 |
14.36 |
11.03 |
13.48 |
-3.81 |
0.001 |
868 |
268 |
|
Духовность *** |
10.55 |
18.01 |
8.63 |
17.62 |
7.69 |
0 |
868 |
268 |
|
Позитивный фокус |
13.03 |
11.04 |
12.80 |
12.36 |
1.45 |
0.146 |
868 |
268 |
|
Профпомощь *** |
8.20 |
15.01 |
8.96 |
15.35 |
-3.63 |
0.001 |
868 |
268 |
|
Отвлечение |
9.96 |
14.50 |
9.86 |
14.89 |
0.68 |
0.497 |
868 |
268 |
|
Активный отдых *** |
8.36 |
18.39 |
10.08 |
20.64 |
-9.08 |
0 |
868 |
268 |
Примечание. * p < 0.05; ** p < 0.01; *** p < 0.001. Полужирным шрифтом выделены стратегии, значимо различающиеся в двух группах.
дуктивный - 2 и 5. Обнаружилась и другая интересная закономерность - каждый новый фактор содержит комбинацию шкал, принадлежащих двум различным стилям, один из которых преобладает (кроме фактора 2). В каждый фактор попало по одной не соответствующей ключу шкале.
1. Так, продуктивный копинг представлен наряду с сочетанием в факторе 3 шкал Решение проблемы, Работа, достижения также добавившейся шкалой Беспокойство (у девушек и юношей), а в сочетании с продуктивными шкалами фактора 6 (Позитивный фокус, Духовность) появляется непродуктивная стратегия Чудо.
2. В два фактора (1 и 4), составляющие социальный копинг, добавляются непродуктивные стратегии Отвлечение (в 1-й) и Активный отдых (в 4-й).
3. Полностью согласуется с авторской версией стилей только фактор 2, содержащий однородные шкалы непродуктивного стиля (такие стратегии, как Разрядка, Самообвинение, Несовладание ).
4. Интересно, что в фактор 5, также относящийся к непродуктивному стилю совладания, вместе с Игнорированием и Уходом в себя попала шкала Социальная поддержка.
Мы полагаем, что данные "внедрения" характеризуют особенности выбора стратегий совладающего поведения именно российскими подростками и юношами. Стили оказались более дробными и, вероятно, точнее улавливающими внутреннее конфликтное и противоречивое состояние сознания современных молодых людей. Они решают проблемы и стремятся к достижениям, но при этом особенно беспокоятся о том, что получится и получится ли вообще. Обращаясь за поддержкой к другим людям (социальный копинг), они связывают ее получение с совместным активным отдыхом и отвлечением, расслаблением. Не совладая же со стрессовой ситуацией, пытаясь игнорировать ее, "уходя в себя", они рассчитывают найти социальную поддержку. Сочетание таких различных стратегий может свидетельствовать о том, что стиль совладающего поведения в данном возрасте еще "не устоялся", является подвижным, допускает альтернативы. Безусловно, это связано с несформированностью некоторых более продуктивных и гармоничных стратегий у молодежи, помощь в овладении которыми ей необходима. В то же время результаты могут интерпретироваться и как проявление инфантильности и повышенной зависимости молодых людей от своего окружения, и как влияние социальной нестабильности общества на сознание молодежи.
В целом, эти результаты характеризуют больший факторный вес социального стиля совладающего поведения у молодых людей, но сочетающегося с эмоциональным реагированием или непродуктивным стилем и продуктивным,
стр. 10
Таблица 3. Различия в выборе копинг-стратегий между возрастными группами у юношей (n = 216) Возрастные группы: гр. 1 - 14 - 16 лет, n = 108 чел.; гр. 2 - 17 - 19 лет, n = 109 чел.
|
Шкалы ЮКШ |
Среднее Гр. 1 |
SD |
Среднее Гр. 2 |
SD |
Различия t |
p |
n |
n |
|
Социальная поддержка |
14.34 |
14.38 |
14.51 |
13.81 |
-0.36 |
0.721 |
108 |
109 |
|
Решение проблемы *** |
17.74 |
12.99 |
19.35 |
10.84 |
-3.96 |
0.001 |
108 |
109 |
|
Работа |
18.00 |
11.23 |
18.11 |
10.20 |
-0.30 |
0.763 |
108 |
109 |
|
Беспокойство |
17.19 |
14.70 |
17.27 |
13.66 |
-0.15 |
0.882 |
108 |
109 |
|
Друзья ** |
16.76 |
13.98 |
15.47 |
15.34 |
2.59 |
0.01 |
108 |
109 |
|
Принадлежность |
16.73 |
12.19 |
16.03 |
11.83 |
1.73 |
0.085 |
108 |
109 |
|
Чудо ** |
15.93 |
14.06 |
14.54 |
16.91 |
2.62 |
0.01 |
108 |
109 |
|
Несовладание *** |
11.27 |
11.07 |
9.59 |
11.22 |
4.44 |
0.001 |
108 |
109 |
|
Разрядка |
10.19 |
12.66 |
9.92 |
11.66 |
0.65 |
0.517 |
108 |
109 |
|
Общественные действия |
7.96 |
16.58 |
8.00 |
14.37 |
-0.09 |
0.929 |
108 |
109 |
|
Игнорирование *** |
10.93 |
14.77 |
8.84 |
13.93 |
5.34 |
0 |
108 |
109 |
|
Самообвинение |
11.74 |
15.99 |
12.50 |
17.25 |
-1.67 |
0.096 |
108 |
109 |
|
Уход в себя |
10.74 |
12.98 |
11.26 |
15.04 |
-1.35 |
0.177 |
108 |
109 |
|
Духовность ** |
9.47 |
18.63 |
8.28 |
16.51 |
2.49 |
0.01 |
108 |
109 |
|
Позитивный фокус |
12.88 |
12.84 |
12.71 |
12.59 |
0.50 |
0.616 |
108 |
109 |
|
Профпомощь |
8.86 |
15.60 |
9.29 |
15.59 |
-1.02 |
0.308 |
108 |
109 |
|
Отвлечение |
9.97 |
15.05 |
9.90 |
14.97 |
0.25 |
0.802 |
108 |
109 |
|
Активный отдых * |
10.51 |
20.06 |
9.67 |
20.59 |
2.13 |
0.03 |
108 |
109 |
Примечание. * p ≤ 0.05; ** p < 0.01; *** p < 0.001. Полужирным шрифтом выделены стратегии, значимо различающиеся в двух группах.
рациональным копингом. Отличия от авторской версии могут быть также отнесены к культурным различиям в структуре копинг-стилей, основанным на опыте совладания со стрессовой ситуацией испытуемыми, относящимися к разным культурам (австралийской и российской). Это может означать, что молодежь двух стран переживает разные доминирующие ежедневные стрессоры. Известно, что в неконтролируемых или недостаточно контролируемых ситуациях индивиды не могут использовать активные, проблемно-ориентированные стратегии, главной целью которых является прямое изменение источника стресса [18, 20]. В качестве замены используются пассивные позитивные стратегии (например, Позитивный фокус и Духовность в данной методике). Вероятно, ежедневные жизненные трудности, заботы и тревоги российских молодых людей, связанные с социальной, экономической и политической ситуацией в стране, воспринимаются и понимаются ими как менее контролируемые, чем в стране, более стабильной в этом отношении (Австралии). Данные нашего исследования подтверждают, что совладание, основывающееся на помощи других людей, или социальный копинг, более эффективно в менее контролируемых условиях.
В отношении разнообразия ("широты") привлекаемых молодежью стратегий на 1-е место выходит социальный стиль совладания (по рейтингу таких шкал, как Принадлежность - 4-е место, Друзья - 5-е место, Социальная поддержка - 6-е место) в сочетании с непродуктивным стилем. Существенный вклад в непродуктивность совладания вносит женская часть нашей выборки, имеющая самые высокие баллы по пяти шкалам (Беспокойство, Чудо, Несовладание, Разрядка, Самообвинение) по сравнению только с тремя наиболее выраженными шкалами у мужской выборки (Игнорирование, Уход в себя, Активный отдых).
Проведенное исследование позволило установить связь между выбором стилей и стратегий совладающего поведения с определенными периодами развития (взросления). Для изучения возрастных различий в выборе стратегий совладающего поведения нами сравнивались возрастные группы 14 - 16-летних и 15 - 19-летних мальчиков/юношей (табл. 3) и такие же группы девочек/девушек (табл. 4). Основаниями для сравнения были выраженность и "широта" используемого "репертуара" стратегий.
Назовем основные тенденции возрастных различий в выборе стратегий совладающего поведения. У мальчиков в процессе взросления повышается использование стратегии Решение проблемы (p = 0.001), относящейся к продуктивному стилю, и понижается использование таких стратегий, как Духовность (продуктивный стиль) и Друзья (со-
стр. 11
Таблица 4. Различия в выборе копинг-стратегий между возрастными группами у девушек (n = 811) Возрастные группы: гр. 1 - 14 - 16 лет, n = 208 чел.; гр. 2 - 17 - 19 лет, n = 603 чел.
|
Шкалы ЮКШ |
Среднее Гр. 1 |
SD |
Среднее Гр. 2 |
SD |
Различия t |
p |
n |
n |
|
Социальная поддержка |
16.44 |
14.01 |
16.93 |
12.44 |
-1.89 |
0.057 |
208 |
603 |
|
Решение проблемы *** |
18.60 |
10.39 |
19.22 |
9.10 |
-3.26 |
0.001 |
208 |
603 |
|
Работа |
18.38 |
9.61 |
18.30 |
9.21 |
0.49 |
0.633 |
208 |
603 |
|
Беспокойство |
18.04 |
14.63 |
18.17 |
12.16 |
-0.50 |
0.626 |
208 |
603 |
|
Друзья |
16.82 |
16.03 |
16.75 |
12.64 |
0.24 |
0.809 |
208 |
603 |
|
Принадлежность * |
17.22 |
12.17 |
16.70 |
11.37 |
2.25 |
0.02 |
208 |
603 |
|
Чудо |
16.26 |
15.43 |
16.59 |
14.50 |
-1.09 |
0.276 |
208 |
603 |
|
Несовладание * |
10.53 |
11.79 |
11.04 |
11.81 |
-2.15 |
0.03 |
208 |
603 |
|
Разрядка *** |
10.42 |
12.73 |
11.30 |
12.59 |
-3.47 |
0.001 |
208 |
603 |
|
Общественные действия |
7.12 |
12.67 |
7.47 |
12.71 |
-1.69 |
0.090 |
208 |
603 |
|
Игнорирование |
9.26 |
13.43 |
8.96 |
12.76 |
1.45 |
0.146 |
208 |
603 |
|
Самообвинение *** |
11.66 |
17.40 |
13.03 |
15.59 |
-5.28 |
0 |
208 |
603 |
|
Уход в себя |
10.27 |
14.94 |
10.29 |
14.13 |
-0.09 |
0.927 |
208 |
603 |
|
Духовность** |
9.92 |
17.49 |
10.77 |
17.89 |
-2.96 |
0.003 |
208 |
603 |
|
Позитивный фокус |
12.88 |
11.13 |
13.13 |
10.97 |
-1.41 |
0.159 |
208 |
603 |
|
Профпомощь ** |
7.73 |
15.40 |
8.39 |
14.83 |
-2.73 |
0.01 |
208 |
603 |
|
Отвлечение |
9.80 |
15.81 |
10.04 |
13.98 |
-1.43 |
0.151 |
208 |
603 |
|
Активный отдых ** |
8.79 |
21.38 |
8.24 |
17.04 |
2.61 |
0.01 |
208 |
603 |
Примечание. * p ≤ 0.05; ** p < 0.01; *** p < 0.001. Полужирным шрифтом выделены стратегии, значимо различающиеся в двух группах.
циальный стиль) - обе при p = 0.01. К позитивным изменениям можно отнести снижение выбора ими непродуктивных стратегий: Чудо (p = 0.001), Несовладание (p = 0.001), Игнорирование (p = = 0.001) и Активный отдых (p = 0.03).
У девочек позитивным является увеличение выраженности значений стратегий Решение проблемы (M = 19.22 - балл выше, чем у мальчиков) при p = 0.001, Духовность (p = 0.003), представляющих продуктивный стиль, а также стратегии Профессиональная помощь (социальный стиль) при p = 0.01. К негативным тенденциям мы относим повышение использования девочками с возрастом непродуктивных стратегий: Несовладание (p = 0.03) и Самообвинение (p < 0.001). Также снижается с возрастом выраженность у них стратегии Принадлежность (p = 0.01), но однозначно относиться к этому факту нельзя. Взросление предполагает ослабление связей с родительской семьей; появление друга неизбежно отдаляет девушку и от тесных связей со сверстниками (группой). Снижается значение непродуктивной стратегии Активный отдых (p = 0.01), что, возможно, связано с большей занятостью девочек учебой (их повышенная ответственность - возрастная черта, отличающая их от мальчиков). Вероятно, это является характеристикой провинциального образа жизни наших испытуемых. Возрастные различия не зафиксированы в выборе стратегий Работа, достижения, Позитивный фокус и Отвлечение, что дает нам основание исследовать их детерминацию отдельно.
Мы получили кросскультурные различия в выборе стратегий совладающего поведения молодежью 14 - 19 лет, сравнивая три выборки испытуемых, представляющих различные культуры: российская молодежь (1137 чел.) из провинциальных городов Костромы, Архангельска, Тамбова и их областей (особо выделена мужская часть выборки - 268 чел.); польская молодежь из провинциального города Белосток и воеводства (511 чел.) и австралийские мальчики-старшеклассники из Мельбурна (374 чел.) [6, 21, 23]. Испытуемых объединяет то, что все они школьники или студенты 1-го курса университета, не проживающие в столицах. Результаты показывают следующее.
1. У российской молодежи по "широте" выбранных стратегий преобладают четыре стратегии, относящиеся к социальному стилю совладающего поведения: Принадлежность, Социальная поддержка, Профессиональная помощь, Общественные действия, и четыре стратегии непродуктивного стиля: Беспокойство, Самообвинение, Уход, Игнорирование. При этом одна из продуктивных стратегий - Решение проблемы - выражена в баллах и по рангу выше, чем во всех других выборках (M = 18.93; SD = 2.44). Возможно, данное
стр. 12
сочетание стилей совладания объясняется преобладанием женщин в российской смешанной выборке. Есть данные о том, что женщины более склонны к эмоционально-ориентированному реагированию и поиску социальной поддержки, что соответствует традиционному стереотипу фемининности.
2. Польская молодежь выбирает непродуктивный копинг (особенно выражены Беспокойство, Чудо, Разрядка, Отвлечение) наряду с другими двумя стилями совладающего поведения. Из продуктивных стратегий предпочтение отдается трем - Решение проблемы, Работа, достижения. Позитивный фокус в сочетании со стратегиями социального стиля - Друзья, Социальная поддержка, Принадлежность.
3. В австралийской выборке (374 мальчика - все старшеклассники) стили совладающего поведения сочетаются довольно взвешенно. Продуктивный копинг представлен стратегией Работа, достижения, имеющей самый высокий результат из всего массива данных: M = 19.0; SD = 2.9, а также стратегией Решение проблемы. Выражены и два других стиля - социальный (Принадлежность, Друзья, Социальная поддержка) и непродуктивный (Беспокойство, Уход, Активный отдых).
4. Значимые различия между выбором определенных способов совладания в разных культурах получены по всем стратегиям ЮКШ, исключая стратегию Уход в себя. Эта стратегия остается неизменной во всех выборках, не давая различий ни в одном парном сравнении. Отнесем ее к возрастным особенностям старшего подросткового и младшего юношеского возраста: становление самосознания требует углубления в себя; застенчивость и возрастная интроверсия - также известные черты этого периода развития. Кроме того, различия не обнаружены: между российскими и польскими испытуемыми в выборе стратегии Друзья; между российскими и австралийскими мальчиками в выборе стратегий Игнорирование, Активный отдых и Разрядка; между польской смешанной выборкой и австралийскими мальчиками в выборе стратегий Принадлежность, Общественные действия и Отвлечение.
Другими словами, разные культурные группы испытуемых одного возраста имеют существенное сходство в выборе некоторых стратегий совладающего поведения. Больше всего сходства обнаружено нами при сравнении польской и австралийской групп (только четыре шкалы из 18 имеют значимые различия), а наименьшее сходство - при сравнении россиян и австралийцев.
Каждая из стратегий, представленная в ЮКШ, кроме стратегии Уход в себя, имеет преобладание, иногда значительное, в конкретной культурной выборке:
Социальная поддержка - в российской;
Решение проблемы - в российской;
Работа, достижения - в австралийской;
Беспокойство - в российской;
Друзья - в польской;
Принадлежность - в российской;
Чудо - в польской;
Позитивный фокус - в польской;
Несовладание - в польской;
Разрядка - в польской;
Общественные действия - в российской;
Игнорирование - в российской;
Самообвинение - в российской;
Духовность - в польской;
Активный отдых - в австралийской;
Отвлечение - в австралийской;
Профпомощь - в российской.
Это еще раз подтверждает представленный выше тезис о том, что у российских молодых людей, по сравнению с другими, преобладает социальный стиль совладающего поведения. Кроме того, у них восемь стратегий (из 17) выражены наболее сильно, что говорит о преобладании широкого набора часто используемых копинг-стратегий, в том числе непродуктивных (три стратегии из восьми). Безусловно, это также может свидетельствовать о более значительном уровне переживаемого стресса. У польских испытуемых можно констатировать преобладание непродуктивного стиля совладающего поведения - это три из шести самых выраженных стратегий, представляющих все три стиля. У австралийцев из трех преобладающих стратегий две относятся к непродуктивному совладанию, но третья (Работа, достижения) - к продуктивному, причем имеет самый высокий балл, о чем говорилось выше.
Интерпретируя эти результаты, можно сказать, что патриархальная ментальность российского общества, длительная зависимость детей от семьи, коллективистическое воспитание, полученное родителями наших испытуемых, высокая социальная направленность (иногда называемая "соборностью") менталитета как черты национального характера объясняют использование молодыми людьми прежде всего социально-ориентированных стратегий наряду с рациональным и непродуктивным стилями совладающего поведения.
Социальный стиль совладания более эффективен в условиях меньшего контроля над ситуацией и обстоятельствами жизни людей (наследие тоталитаризма), тогда как в контролируемых ситуациях более адаптивно проблемно-ориентированное поведение.
Польская современная ментальность, пропитанная католицизмом, в какой-то степени объясняет преобладание стратегий Чудо и Духовность. Однако непродуктивный стиль, связанный с выбросом негативных эмоций и агрессии, сопро-
стр. 13
вождающийся чувством бессилия перед трудной ситуацией, видимо, может служить напоминанием о польском национальном характере, которому присущ особый нрав ("honorowy"), проявляющийся в обостренном чувстве собственного достоинства и чести. В то же время развитая рефлексия польских подростков и юношей, в том числе поддерживаемая институтом исповеди, выражается в лучшем осознании и признании у себя трудностей в преодолении стресса или несовладания.
Австралийские испытуемые (мальчики), совладая с трудными ситуациями, много работают и отдыхают, отвлекаются, что больше характеризует традиционный западный образ жизни и менталитет.
Возможно, и польские и австралийские подростки более открыты, отвечая на вопросы о негативных и социально неодобряемых способах реагирования на стресс (употребление алкоголя, наркотиков, "выпускание пара" и т.д.).
ВЫВОДЫ
1. Возраст, пол, межкультурные особенности обусловливают выбор человеком способов поведения в трудной ситуации, являясь разноуровневыми характеристиками субъекта социального поведения, способного к саморегуляции и самоорганизации.
2. Стрессы и трудности - неотъемлемая сторона реальной жизни человека в период взросления. Идентифицированные стрессоры различны в зависимости от возрастных, половых, социальных особенностей субъекта. Выявлены сферы, в которых подростки переживают наибольшие трудности. Это академические успехи и межличностные отношения. Обучение - главный источник стресса в жизни учащейся молодежи.
3. Методика "Юношеская копинг-шкала", адаптированная нами для русскоязычной выборки, надежно измеряет стратегии совладающего поведения у молодых людей 14 - 19 лет и идентифицирует большое количество стратегий. Вопросы шкал действуют как своеобразные когнитивные подсказки для молодых людей, позволяющие им лучше рефлексировать, осмыслять собственное поведение в трудных ситуациях.
4. Феномен совладающего поведения обогащен данными о выработанных молодежью в современной российской действительности способах совладания с трудностями.
5. У молодежи зафиксировано практически равное использование продуктивного (ориентированного на решение задач, проблем) и социального (ориентированного на помощь других) стилей совладающего поведения. Выражен и непродуктивный стиль (несовладание), присутствующий в слабо контролируемых трудных жизненных ситуациях, рождающих чувство бессилия, отчаяния или пассивности, скуки.
6. Установлена связь между выбором стилей и стратегий совладающего поведения и определенными периодами развития (взросления). Так, у мальчиков в процессе взросления (от 14 до 19 лет) к позитивным изменениям относится снижение числа непродуктивных стратегий: Чудо, Несовладание, Игнорирование, Активный отдых. У девочек позитивным является увеличение с возрастом использования продуктивных стратегий сознательной регуляции поведения - Решение проблемы и Духовность, а также стратегии Профессиональная помощь (социальный стиль). К негативным тенденциям относится повышение использования ими непродуктивных стратегий Несовладание и Самообвинение.
7. Разные культурные группы испытуемых одного возраста имеют существенное сходство в выборе некоторых стратегий совладающего поведения (больше сходства обнаружено при сравнении польской и австралийской групп) и различия в других. Значимые различия между выбором способов совладания в разных культурах получены при парном сравнении по всем стратегиям ЮКШ (кроме стратегии Уход в себя ), что говорит о специфике изучаемых ментальностей.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Анцыферова Л. И. Личность в трудных жизненных условиях: переосмысливание, преобразование жизненных ситуаций и психологическая защита // Психол. журн. 1994. Т. 15. N 1. С. 3 - 18.
2. Бодров В. А. Информационный стресс: Учебное пособие для вузов. М.: ПЕР СЭ, 2000.
3. Брушлинский А. В. Психология субъекта. СПб.: Алетейя, 2003.
4. Знаков В. В. Понимание в познании и общении. Самара: СамГП, 1998.
5. Знаков В. В. Психология субъекта как методология понимания человеческого бытия // Психол. журн. 2003. Т. 24. N 2. С. 95 - 105.
6. Крюкова Т. Л. О методике диагностики стилей психологического совладания (копинга) у подростков ACS (Юношеская копинг-шкала) // Психическое здоровье и социально-психологическая поддержка детей и подростков: состояние и перспективы / Сост. Т. Л. Крюкова и др. Кострома, 2002. С. 144 - 146.
7. Крюкова Т. Л. О диагностике совладающего (копинг) поведения у современной молодежи // Психология на рубеже веков / Ред. Е. Е. Сапогова. Тула: Изд-во Тульского ун-та, 2000. С. 98 - 100.
8. Крюкова Т. Л. О методологии исследования и адаптации опросника диагностики совладающего (копинг) поведения // Психология и практика: Сб. научных трудов / Отв. ред. В. А. Соловьева. Кострома: Изд-во КГУ им. Н. А. Некрасова, 2001. С. 70 - 82.
стр. 14
9. Никольская И. М., Грановская Р. М. Психологическая защита у детей. СПб.: Речь, 2000.
10. Русина Н. А. Психологические защиты и механизмы совладания: отличия, проявления в психотерапевтической практике, эффективность // Ярославский психологический вестник. 1999. Вып. 1. С. 157 - 173.
11. Сирота Н. И. Копинг-поведение в подростковом возрасте: Дисс. ... докт. мед. наук. Бишкек - СПб.: ПНИ им. В. М. Бехтерева, 1994.
12. Томэ Х. Теоретические и эмпирические основы психологического развития человеческой жизни // Принцип развития в психологии. М.: Наука, 1978.
13. Фернхем А., Хейвен П. Личность и социальное поведение. СПб.: Питер, 2001.
14. Хазова С. А. Совладающее поведение одаренных старшеклассников: Дисс. ... канд. психол. наук. Кострома, 2002.
15. Ялтонский В. М. Копинг-поведение здоровых и больных наркоманией: Автореф. дисс. ... докт. мед. наук. СПб., 1995.
16. Compass B.E., Phares V., Ledoux N. Stress and coping preventive interventions for children and adolescents //
Primary Prevention and Promotion in the Schools / Eds. L.A. Bond and B.E. Compass. Newbury Park, C.A.: Sage, 1989. P. 319 - 340.
17. Frydenberg E., Lewis R. Adolescent Coping Styles and Strategies // Australian J. of Guidance and Counseling. 1991. V. 1. P. 35 - 43.
18. Frydenberg E. Adolescent Coping. Theoretical and Research Perspectives. L. -N.Y.: Routhledge, 1997.
19. Frydenberg E., Lewi R. Adolescent Coping Scale: Manual. Melbourne: ACER Press, 1993.
20. Handbook of Coping: Theory. Research. Applications / Ed. by M. Zeidner, N. Endler. N.Y., 1996.
21. Parsons A., Frydenberg E., Poole Ch. Overachievement and Coping Strategies in Adolescent Males // British J. of Educational Psychology. 1996. V. 66. P. 109 - 114.
22. Seiffge-Krenke I. Stress, Coping, and Relationships in Adolescence. Lawrence Erlbaum Ass. Inc. Publishers, 1995.
23. Zabielski S., Tumiel E. Polish Adaptation of Adolescent Coping Scale (E. Frydenberg, R. Lewis, 1993) // Nowy Test. Bialystok, Polska: Trans Humana Wydawnictwo Uniwersyteckie, 1998. V. 3. P. 14 - 19.
DEVELOPMENTAL AND CROSS-CULTURAL DIFFERENCES IN THE COPING STRATEGIES
T.L. Kryukova
Cand sci. (psychology), senior lecturer, doctor ant of the department of social psychology of Kostroma Nekrasov State University, Kostroma
The developmental, sex and cross-cultural aspects of coping behavior are considered as structural and regulative factors of subject's activity. An adapted by the author method of measuring of coping strategy is described (ACS - Adolescents Coping Scale). The factors influencing a choice of coping strategies and styles by 14 - 19 year old young people (1137 subj.) are studied and particular features of their choice by youth in different cultures are compared. The changes of coping behavior in the process of growing up are shown.
Key words: activity of subject, a choice of styles and strategies of coping behavior, growing up, age stressors, cross-cultural differences.
стр. 15
Социальная психология. СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКАЯ АДАПТАЦИЯ ВЫНУЖДЕННЫХ МИГРАНТОВ В УСЛОВИЯХ ДИФФУЗНОГО ИЛИ КОМПАКТНОГО ПРОЖИВАНИЯ
Автор: В. В. КОНСТАНТИНОВ
© 2005 г.
Кандидат психологических наук, доцент кафедры общей психологии Пензенского государственного педагогического университета им. В. Г. Белинского, Пенза
Приводятся результаты эмпирического исследования, проведенного в Пензенской и Ульяновской областях. Предполагается, что социально-психологическая адаптация вынужденных мигрантов связана с типом их проживания: диффузно проживающие успешнее адаптируются к новым условиям жизни, чем компактно проживающие.
Ключевые слова: социально-психологическая адаптация, тип проживания, вынужденная миграция.
Распад Советского Союза привел в движение мощнейшие миграционные процессы, заставившие отправиться в нелегкий путь миллионы людей в поисках лучшей доли для себя и своих близких. От того, каким будет "включение" вынужденных мигрантов в систему социальных связей и отношений, зависит благополучие российского общества. Особое внимание уделяется проблеме создания эффективной системы последующей адаптации людей, вовлеченных в процесс вынужденной миграции [1 - 4, 7]. В связи с этим возникает необходимость научного анализа сущности, содержания и механизма социально-психологической адаптации вынужденных мигрантов. Переезд на новое место проживания и как следствие - смена социальной среды, образа жизни - это события, которые сопровождаются изменениями не только во взглядах, настроениях, но и в формировании новых личностных смыслов, социальных установок, особенностей поведения и деятельности [5, 8, 13 - 20].
Несмотря на то что проблемы адаптации вынужденных мигрантов активно разрабатываются во многих отраслях научного знания, не в полной мере освещены вопросы, связанные с влиянием типа проживания мигрантов на особенности адаптационного процесса. В рамках теории социальной поддержки С. Кохена и С. Нобермана [15] был развит тезис о том, что, сохраняя при переезде на новое место жительства привычное этнокультурное окружение, традиционный уклад жизни мигрантов, можно избежать трудностей при их аккультурации. Идеи теории социальной поддержки обрели благодатную почву в России, где в середине 90-х годов XX в. органами государственной власти активно осуществлялась политика строительства компактных поселений для вынужденных мигрантов, причем без серьезного анализа его возможных последствий.
Исследования, проведенные Е. И. Филипповой, свидетельствуют о положительном влиянии проживания вынужденных мигрантов в компактных поселениях на адаптационный процесс [12]. Напротив, В. В. Гриценко отмечает наличие выраженных адаптационных проблем, а именно большей фрустрированности в новой социокультурной среде, проявляющейся у компактно проживающих мигрантов [6].
До сих пор нет однозначного ответа на вопрос о том, какой тип проживания способствует повышению успешности социально-психологической адаптации вынужденных мигрантов, и поэтому наше исследование направлено на решение именно этой проблемы.
Основой данного эмпирического исследования явилось положение о том, что социально-психологическая адаптация вынужденных мигрантов к новым условиям жизни тесно связана с повышением осмысленности жизни и снижением агрессивности. Ранее осуществлялись попытки изучения роли осмысленности жизни в процессе адаптации человека [1,19]. Так, А. Г. Асмолов рассматривает проблемы мигрантов сквозь призму смыслового невроза, когда при переезде в регионы России они сталкиваются с ситуацией неопределенности и неуверенности в будущей жизни [1].
В исследовании проблемы смыслоутраты, проведенном P. Phenix, основными факторами, способствующими смыслоутрате, называются обилие культурной продукции, подлежащей усвоению, и быстрый темп изменений условий жизни [19], что, на наш взгляд, вполне соотносимо с тем объ-
стр. 16
емом информации, который обрушивается на мигрантов при переезде на новое место жительства.
Трактовка агрессивных поведенческих реакций, наблюдаемых в процессе социально-психологической адаптации мигрантов, с нашей точки зрения, возможна в контексте рассмотрения проблемы агрессии в неразрывной связи с адаптивным поведением человека. Данный подход представлен в работах Басса и Дарки, в которых показано, что высокая агрессивность сочетается с низкой степенью адаптивного поведения и, напротив, низкая агрессивность - с высокой степенью адаптивного поведения.
Цель данной работы - выявление связи успешности социально-психологической адаптации вынужденных мигрантов к новым условиям жизни с типом проживания (диффузным или компактным).
Гипотеза исследования: прослеживается связь социально-психологической адаптации вынужденных мигрантов с типом их проживания: диффузно проживающие успешнее адаптируются к новым условиям жизни, нежели компактно проживающие вынужденные мигранты.
Под компактным типом нами понимается такая организация проживания мигрантов (инициированная органами власти или стихийно возникшая), при которой наблюдается их высокая концентрация на территории какого-либо населенного пункта с ограниченным ареалом проживания (многоквартирный дом, коттеджный поселок). При диффузном типе проживания мигранты вынуждены, опираясь на собственные финансовые возможности, обустраиваться, самостоятельно организуя свое проживание, причем концентрация мигрантов на территории населенного пункта, в котором они проживают, невысока.
МЕТОДИКА
Выбор Пензенской и Ульяновской областей, на территории которых проводилось экспериментальное исследование, объясняется тем, что для них характерны идентичные демографические тенденции; абсолютное большинство вынужденных мигрантов составляют этнические русские; страны "исхода" для переселения - бывшие республики Средней Азии (до 94%); количественные показатели мигрантов, переехавших на территорию Пензенской и Ульяновской областей, близки (10514 чел. - в Пензенской и 8525 чел. - в Ульяновской); отмечается сходная структура состава коренного местного населения. Обе области являются дотационными регионами, в которых Федеральной миграционной службой было построено и заселено вынужденными мигрантами несколько поселений компактного типа.
В исследовании приняли участие 580 этнических русских вынужденных мигрантов: 480 диффузно проживающих и 100 компактно проживающих вынужденных мигрантов в Пензенской и Ульяновской областях. Выборка являлась разнородной по полу (270 мужчин и 310 женщин), возрасту (от 16 до 75 лет), срокам проживания на территории России (от полугода до 10 лет), стране "исхода" (бывшие союзные республики). Выборка отражает генеральную совокупность людей, являвшихся объектом исследования.
Попытка найти некоторые критерии успешности (неуспешности) социально-психологической адаптации вынужденных мигрантов к новым условиям жизни зачастую связана с нахождением субъективных критериев адаптации. Таковым в нашем исследовании выступает отношение испытуемых-мигрантов к изменениям, произошедшим вследствие переезда на новое место жительства. Для выявления этого отношения нами была разработана анкета, которая содержит 32 вопроса, позволяющие выяснить причины миграции; оценку мигрантами безопасности своей и близких в новых условиях жизни; оценку взаимоотношений с коренными местными жителями; отношение мигрантов к изменениям, произошедшим после переезда в Россию; оценку ностальгических переживаний; оценку мигрантами себя и своих возможностей в новых условиях жизни.
Наряду с авторской анкетой применялся тест "Незаконченные предложения" Сакса и Сиднея [11] для выявления отношения испытуемых к себе, своим целям, своей семье, к прошлому, настоящему, будущему.
Для изучения осмысленности жизни был использован тест смысложизненных ориентации (СЖО) Д. А. Леонтьева [9], с помощью которого выявлялся общий показатель осмысленности жизни и субшкальные значения теста.
Диагностика агрессивности проводилась по опроснику Басса и Дарки [10], позволившему выявить показатели общей агрессивности вынужденных мигрантов, а также вербальной, физической, предметной, эмоциональной агрессии и самоагрессии.
Используя тест СЖО и опросник Басса-Дарки, мы опросили 200 чел. (по 50 испытуемых в группах компактно и диффузно проживающих мигрантов в каждой из исследуемых областей). С помощью теста "Незаконченные предложения" Сакса-Сиднея продиагностированы 85 чел. (по 20 испытуемых-мигрантов, компактно проживающих в Пензенской и Ульяновской областях, а также 23 испытуемых-мигранта, диффузно проживающие в Пензенской области, и 22 - в Ульяновской).
Описанный выше диагностический инструментарий позволил оценить успешность социаль-
стр. 17
Таблица 1. Значения критерия φ* Фишера и уровень достоверности различий в ответах на вопросы анкеты между компактно и диффузно проживающими мигрантами
|
Название шкалы |
Пензенская и Ульяновская области, φ*эмп |
|
Существует ли угроза Вашей безопасности со стороны коренного местного населения? |
6.4** |
|
Часто ли Вы испытываете чувство изоляции от окружающих Вас коренных местных жителей? |
6.3** |
|
Испытываете ли Вы трудности в общении с коренными местными жителями? |
1.73* |
|
Довольны ли Вы своим нынешним положением в обществе? |
5.8** |
|
Будете ли Вы считать себя "своим" среди коренного местного населения в ближайшем будущем? |
2.32** |
|
Изменились ли Ваши взгляды на жизнь после переезда на новое место жительства? |
2.89** |
Уровень статистической значимости: * 0.05; ** 0.01.
но-психологической адаптации мигрантов, связанную с типом их проживания.
Для проведения математико-статистического анализа полученных данных применялись методы непараметрической статистики: критерий φ* Фишера и U -критерий Манна-Уитни, и параметрической статистики: t- критерий Стьюдента. Обработка результатов осуществлялась с использованием стандартного пакета программ Statistica 10.0.
РЕЗУЛЬТАТЫ
Результаты анкетирования свидетельствуют о том, что существуют статистически значимые различия между ответами компактно и диффузно проживающих испытуемых-мигрантов. Такие различия характерны для тех из них, кто проживает в обеих областях.
Лишь 8.3% (40 чел.) диффузно проживающих вынужденных мигрантов отмечают наличие угрозы собственной безопасности со стороны коренного местного населения, в то время как компактно проживающих вынужденных мигрантов -36% (36 чел.). Эти различия статистически значимы (см. табл. 1).
При ответе на вопрос анкеты: "Часто ли Вы испытываете чувство изоляции от окружающих Вас коренных местных жителей?'" только 21.9% (105 чел.) диффузно проживающих вынужденных мигрантов ответили утвердительно. Среди компактно проживающих мигрантов часто испытывают чувство изоляции 55% (55 чел.).
Компактно проживающие вынужденные мигранты чаще, чем диффузно проживающие, испытывают трудности в общении с коренными местными жителями. 39% (39 чел.) компактно проживающих мигрантов испытывают такие трудности, а диффузно проживающих - 30% (144 чел.) в Пензенской и Ульяновской областях.
Отвечая на вопрос "Довольны ли Вы своим нынешним положением в обществе?", компактно проживающие мигранты чаще, чем диффузно проживающие, недовольны своим нынешним положением в обществе. Такого мнения придерживается 69% (69 чел.) компактно проживающих в Пензенской и Ульяновской областях. В группе диффузно проживающих мигрантов процент недовольных своим нынешним положением в обществе составил 37.9% (182 чел.).
На наш взгляд, важными для оценки успешности (неуспешности) являются ответы мигрантов на вопрос анкеты: "Будете ли Вы считать себя "своими" среди коренного местного населения в ближайшем будущем?" Лишь 24% (24 чел.) компактно проживающих вынужденных мигрантов ответили утвердительно, количество же диффузно проживающих существенно больше - 35% (171 чел.). Тем самым очевидны трудности процесса социально-психологической адаптации вынужденных мигрантов к новым условиям жизни при компактном типе проживания.
Серьезные изменения, произошедшие в системе ценностей, отмечают большинство участников опроса. Отвечая на вопрос "Изменились ли Ваши взгляды на жизнь?", 26% (26 чел.) компактно проживающих мигрантов в Ульяновской и Пензенской областях отметили, что их взгляды на жизнь после переезда на новое место жительства остались прежними. Гораздо меньший процент - 13.5% (65 чел.) - опрошенных диффузно проживающих вынужденных мигрантов считают так же.
Рассмотрим данные, полученные с помощью теста "Незаконченные предложения" Сакса и Сиднея, показывающие отношение вынужденных мигрантов к себе, своим целям, своей семье, к прошлому, настоящему и будущему. Нами выявлены статистически значимые различия в шкальных значениях теста "Незаконченные предложения" у компактно и диффузно проживающих испытуемых-мигрантов (см. табл. 2).
Из результатов анализа данных, полученных с помощью теста СЖО, следует, что среднее значение общего показателя осмысленности жизни диффузно проживающих мигрантов составило 80.27 балла - оно гораздо выше значения общего показателя осмысленности жизни у компактно проживающих мигрантов, которое равно 71.6 балла.
Результаты были подвергнуты математико-статистической обработке. Мы предположили, что распределение значений субшкальных показателей и общего показателя осмысленности
стр. 18
жизни у испытуемых вынужденных мигрантов существенно зависит от фактора проживания.
Согласно полученным данным, у диффузно проживающих мигрантов значения общего показателя осмысленности жизни значимо выше - t эмп = 8.05 (p ≤ 0.01), чем у компактно проживающих мигрантов.
Среди диффузно проживающих мигрантов выявлено больше лиц с низким уровнем общей агрессивности и высокой степенью адаптивного поведения, чем среди компактно проживающих мигрантов.
Только у 8% (8 чел.) протестированных компактно проживающих мигрантов обнаружены низкие показатели общей агрессивности и высокая степень адаптивного поведения; среди диффузно проживающих мигрантов низкие значения показателя общей агрессивности и высокая степень адаптивного поведения обнаружены у гораздо большего числа испытуемых - 33% (33 чел.) опрошенных.
У 16% (16 чел.) протестированных компактно проживающих мигрантов получены высокие показатели общей агрессивности и низкая степень адаптивного поведения; среди диффузно проживающих мигрантов только 6% (6 чел.) демонстрируют высокие показатели общей агрессивности.
Показатели общей агрессивности у компактно и диффузно проживающих вынужденных мигрантов значимо отличаются: φ*эмп = 2.5 (p ≤ 0.01).
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
Анализ такого субъективного показателя, как ощущение угрозы собственной безопасности у вынужденных мигрантов, подтверждает наличие больших трудностей в процессе социально-психологической адаптации у компактно проживающих вынужденных мигрантов, нежели у диффузно проживающих.
Присущие большинству компактно проживающим мигрантам трудности в общении с коренными местными жителями, на наш взгляд, обусловлены во многом типом их проживания. Жизнь в замкнутых компактных переселенческих поселках снижает возможности мигрантов поддерживать широкие контакты с местным населением. Однако отсутствие стремления к развитию и укреплению отношений с коренными жителями, согласно теории Дж. Берри, не способствует усвоению мигрантами норм и ценностей новой культуры и тем самым затрудняет процесс их интеграции в местное сообщество [12].
Напротив, диффузно проживающие мигранты обладают большими возможностями для интенсивного взаимодействия с коренным местным населением, для усвоения ценностей, норм, ролевых структур новой культуры, что в свою очередь стимулирует повышение успешности процесса их социально-психологической адаптации к новым условиям жизни.
Признание мигрантами себя "своими" среди коренного местного населения, на наш взгляд, является одним из критериев оценки успешности процесса их социально-психологической адаптации к новым условиям жизни. Большинство диффузно проживающих мигрантов уверены, что в ближайшем будущем будут считать себя "своими" среди местного населения, - это свидетельство их более позитивной оценки перспективы взаимодействия с коренными жителями.
У многих компактно проживающих мигрантов не отмечается положительных изменений во взглядах на жизнь. В условиях компактного типа проживания происходит "консервация" поведенческих стереотипов, социальных установок, сформировавшихся у большинства мигрантов - этнических русских в процессе общения с представителями среднеазиатских или закавказских народов в прежних местах жительства и утративших свою целесообразность в новых социальных и культурных условиях жизни в России. Результаты некоторых исследований свидетельствуют, что в целом успешнее адаптируются индивиды, нацеленные на объединение приобретенного на родине опыта с полученным ими в новой культуре [20].
Следовательно, отсутствие динамики в изменении системы ценностей и взглядов объясняется трудностями, которые испытывают компактно проживающие мигранты в процессе социально-психологической адаптации к новым условиям жизни.
Согласно данным, полученным с помощью теста "Незаконченные предложения", для компактно проживающих мигрантов характерно более негативное отношение к себе, чем для диффузно проживающих вынужденных мигрантов.
Таблица 2. Различия значений по шкалам теста "Незаконченные предложения" у компактно и диффузно проживающих мигрантов (n = 85)
|
Название шкалы |
Средние значения (диффузно проживающие мигранты) |
Средние значения (компактно проживающие мигранты) |
U эмп |
|
Отношение к себе |
3.8 |
4.8 |
597.5** |
|
Страхи |
3.7 |
5.35 |
426** |
|
Семья |
3.4 |
5.38 |
367.5** |
|
Прошлое |
3.4 |
2.3 |
503** |
|
Будущее |
3.3 |
5.35 |
374** |
|
Цели |
3.2 |
5.85 |
248** |
Уровень статистической значимости: * 0.05; ** 0.01.
стр. 19
Более высокие балльные значения по шкале "Страхи" подтверждают, что у компактно проживающих мигрантов возникновение страхов скорее всего обусловлено спецификой компактного типа их проживания. Эти данные соотносятся с результатами анкетирования (трудности, встречающиеся в общении с коренными местными жителями, ощущение угрозы собственной безопасности с их стороны), что, на наш взгляд, свидетельствует о наличии геттоизации компактно проживающих вынужденных мигрантов. Высокие средние балльные значения по шкале "Семья" у компактно проживающих мигрантов - показатель существования проблем в их семейных отношениях. Присущие компактно проживающим мигрантам менее критичное отношение к своему прошлому, психологические проблемы, связанные с оценкой своего будущего, негативное отношение к своим жизненным целям вписываются в череду проблем, обусловленных именно типом их проживания.
Как следует из анализа субшкальных значений и значений общего показателя осмысленности жизни (ОЖ) теста СЖО, для большинства компактно проживающих характерны: неудовлетворенность жизнью в настоящем, неверие в собственные силы и возможность контролировать события своей жизни, фатализм и убежденность в том, что жизнь человека не подвластна сознательному контролю. Напротив, высокие значения субшкальных показателей, характерных для большинства диффузно проживающих вынужденных мигрантов, свидетельствуют об их целеустремленности, о восприятии ими процесса своей жизни как эмоционально насыщенного и наполненного смыслом, а также представление о себе как сильной личности. Наши данные согласуются с результатами, полученными в исследовании В. В. Гриценко: важнейшими показателями социально-психологической адаптации на индивидуально-личностном уровне является наличие у мигрантов развитой потребности в самоуважении, их удовлетворенность осуществлением смысла жизни, оптимистическая оценка жизненной ситуации, интернальный локус контроля [6].
Результаты, полученные с помощью опросника Басса-Дарки, свидетельствуют о том, что у компактно проживающих мигрантов отмечается высокая степень вербальной, физической, предметной агрессии, но по сравнению с диффузно проживающими мигрантами наиболее существенные различия у них проявляются по шкалам эмоциональной агрессии и самоагрессии. Высокие показатели по шкале эмоциональной агрессии характеризуют компактно проживающих мигрантов как людей, у которых легко возникает эмоциональное отчуждение, чувство подозрительности, враждебности, неприязни и недоброжелательности, а высокие показатели по шкале самоагрессии - как лиц с ослабленными защитными механизмами.
ВЫВОДЫ
1. Социально-психологическая адаптация вынужденных мигрантов к новым условиям жизни - сложный, многосторонний, многоуровневый процесс, направленный на формирование устойчивого положительного отношения к окружающей действительности, а также на повышение осмысленности жизни, снижение агрессивных проявлений в поведении, на возникновение субъективного чувства удовлетворенности своим психическим состоянием и выработку человеком способов деятельности, адекватных объектам социальной среды и индивидуальным особенностям.
2. В ходе проведенного анкетирования были выявлены основные социально-психологические проблемы вынужденных мигрантов в Пензенской и Ульяновской областях: трудности в общении с местным населением, чувство изоляции, потеря социального статуса, эмоциональный дискомфорт в связи с болезненными переживаниями переезда на новое место жительства, отсутствие уверенности в собственной безопасности, невозможность удовлетворения потребности в общении со старыми друзьями, социально-пассивная жизненная позиция, неверие в свои возможности и успех. Перечисленные социально-психологические проблемы у компактно проживающих вынужденных мигрантов выражены более значимо и проявляются гораздо сильнее, чем у диффузно проживающих мигрантов.
3. Компактно проживающие вынужденные мигранты имеют низкую осмысленность жизни (неудовлетворенность жизнью в настоящем, неверие в собственные силы и возможность контролировать события своей жизни). Для большинства диффузно проживающих испытуемых-мигрантов характерна высокая осмысленность жизни (восприятие процесса своей жизни как эмоционально насыщенного и наполненного смыслом, представление о себе как сильной личности).
4. Компактно проживающие вынужденные мигранты чаще, чем диффузно проживающие, демонстрируют негативное отношение к себе, своей семье, настоящему, будущему, к своим жизненным целям. Компактно проживающие вынужденные мигранты менее критичны к своему прошлому.
5. Для компактно проживающих вынужденных мигрантов характерна высокая степень вербальной, физической, предметной агрессии, но наиболее существенные различия по сравнению с диффузно проживающими мигрантами проявляются по шкалам эмоциональной агрессии и самоагрессии.
6. Полученные результаты подтверждают наличие связи между успешностью социально-психо-
стр. 20
логической адаптации вынужденных мигрантов к новым условиям жизни и типом их проживания (диффузным или компактным). Процесс социально-психологической адаптации у диффузно проживающих мигрантов протекает более успешно, чем у компактно проживающих мигрантов.
7. Тип проживания вынужденных мигрантов может существенным образом дестабилизировать процесс их социально-психологической адаптации к новым условиям жизни. При компактном типе проживания наблюдается высокая концентрация мигрантов на территории населенного пункта. Компактно проживающие мигранты менее интенсивно взаимодействуют с коренным местным населением, а порой находятся в изоляции от него, что в свою очередь негативно влияет на процесс социально-психологической адаптации мигрантов к новым условиям жизни. При диффузном типе концентрация мигрантов на территории населенного пункта, в котором они проживают, невысока, вследствие чего диффузно проживающие мигранты более активно взаимодействуют с коренным местным населением, что позитивно сказывается на процессе социально-психологической адаптации мигрантов к новым условиям жизни.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Асмолов А. Г. Как встроить мигранта в общество: кризис утраты смысла существования // Психологи о мигрантах и миграции в России: Информационно-аналитический бюллетень N 2. М.: Смысл, 2001. С. 12 - 20.
2. Амелин В. В., Виноградова Э. М., Назарова Е. А. Интеграция беженцев и переселенцев в российский социум. Оренбург, 1997.
3. Богданов А. В. Социальная адаптация в России беженцев и вынужденных переселенцев из стран СНГ: Дисс. ... канд. социол. наук. М., 2001. 188 с.
4. Витковская Г. С. Мой адрес - не дом и не улица? // Российское образование. 1994. N 33. С. 3 - 5.
5. Гриценко В. В. Роль индивидуальных различий в процессе адаптации вынужденных мигрантов // Психология беженцев и вынужденных переселенцев: опыт исследований и практической работы / Под ред. Г. У. Солдатовой. М.: Смысл, 2001.
6. Гриценко В. В. Социально-психологическая адаптация вынужденных переселенцев из ближнего зарубежья в России: Автореф. дисс. ... доктора психол. наук. М., 2002. 49 с.
7. Лебедева Н. М. Новая русская диаспора: социально-психологический анализ. 2-е изд., доп. М.: Ин-т этнографии и антропологии РАН, 1997.
8. Лебедева Н. М. Социальная идентичность на постсоветском пространстве: от поисков самоуважения к поискам смысла // Психол. журн. 1999. Т. 20. N 3. С. 48 - 58.
9. Леонтьев Д. А. Тест смысложизненных ориентации (СЖО). 2-е изд. М.: Смысл, 2000.
10. Практикум по психологии менеджмента и профессиональной деятельности / Под ред. Г. С. Никифорова, М. А. Дмитриевой, В. М. Снеткова. СПб.: Речь, 2001.
11. Солнцева Л. С., Галкина Т. В. Метод исследования личности учащегося (использование метода "незаконченных предложений" в практической психологии). М.: ИП РАН; Научно-методический центр психологического консультирования, 1993.
12. Филиппова Е. И. Опыт создания компактных поселений в России // Вынужденные мигранты: интеграция и возвращение. М., 1997. С. 75 - 88.
13. Шайгерова Л. А. Кризис идентичности в ситуации вынужденной миграции // Психологи о мигрантах и миграции в России: Информационно-аналитический бюллетень N 2. М.: Смысл, 2001. С. 75 - 85.
14. Berry J.W. Immigration, acculturation and adaptation // Applied psychology: An international review. 1997. V. 46(1). P. 5 - 34.
15. Cohen S., Noberman H. Positive events and social supports as buffers of life change stress // J. of Applied Social Psychology. 1983. V. 13. P. 99 - 125.
16. Dummett M. On immigration and refugees. N.Y.: Routledge, 2001.
17. Furnham A., Bochner S. Culture Shock: Psychological reactions to unfamiliar environments. L. -N.Y., 1986.
18. Mueller C.F. The economics of labor migration: a behavioral analysis. N.Y.: Academic Press, 1982.
19. Phenix P. Realms of meaning: a philosophy of curriculum for general education. N.Y. etc.: McGraw-Hill, 1964. V. XIV.
20. Triandis H.C. Culture and social behavior. N.Y. etc.: McGraw-Hill, 1994.
SOCIAL-PSYCHOLOGICAL ADAPTATION OF INVOLUNTARY MIGRANTS IN CONDITIONS OF DIFFUSIVE OR COMPACT HABITATION
V.V. Konstantinov
Cand sci. (psychology), senior lecturer of the department of general psychology of Penza State Pedagogic University, Penza
The results of empirical research conducted in Penza and Ul'anovsk regions are presented. It is suggested that social-psychological adsptation of involuntary migrants connected with the type of their habitation: diffusove habitated migrants are adapted to new conditions more successful than compact habitated ones.
Key words: social-psychological adaptation, type of habitation, involuntary migration.
стр. 21
Когнитивная психология. АВТОБИОГРАФИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ: "СГУЩЕНИЯ" В СУБЪЕКТИВНОЙ КАРТИНЕ ПРОШЛОГО
Автор: В. В. НУРКОВА, О. В. МИТИНА, Е. В. ЯНЧЕНКО
© 2005 г. В. В. Нуркова *, О. В. Митина **, Е. В. Янченко ***
* Кандидат психологических наук, доцент Московского университета им. М. В. Ломоносова, Москва
** Кандидат психологических наук, доцент Московского университета им. М. В. Ломоносова, Москва
*** Психолог, Москва
В работе исследуется эффект "пика воспоминаний", заключающийся в непропорционально высоком количестве личных воспоминаний, относящихся к возрасту 15 - 30 лет. Проведены два эмпирических исследования, позволяющих различать вклад общекультурного "сценария жизни" и индивидуальных детерминант в "сгущения" автобиографических воспоминаний на "временной оси жизни". Показано, что во временной организации культурно типичных жизненных сценариев выявляется событийное "сгущение", придающее эффекту "пика" характер универсальной закономерности. Наряду с этим в субъективной картине прошлого обнаруживается и индивидуальная конфигурация наиболее воспроизводимых автобиографических событий, которые группируются вокруг воспоминаний о переломных событиях жизни. Кривая роста воспроизводимости индивидуально специфичных воспоминаний, относящихся к переломным периодам жизни, описывается степенной функцией.
Ключевые слова: автобиографическая память, культурные жизненные сценарии, эффект "пика воспоминаний", воспоминание о переломном событии прошлого.
Эффект "пика автобиографических воспоминаний" и его содержательные интерпретации
Когда психология реализует себя как естественнонаучная дисциплина, она претендует на открытие универсальных законов функционирования психики. Поэтому каждый новый закон становится объектом пристального внимания исследователей. Два десятилетия назад в рамках еще только складывающихся знаний о механизмах работы автобиографической памяти был впервые описан эффект "пика воспоминаний" [the reminiscence bump] [20]. Он заключается в следующем: когда испытуемых просят вспомнить события своей жизни, наблюдается воспроизведение непропорционально большого количества событий, относящихся к периоду юности и ранней зрелости (15 - 30 лет).
В исследовании Д. Рубина, С. Вецлера и Р. Небеса испытуемым предлагалось вспомнить события личного прошлого в ответ на ключевые слова [там же]. Изображенная на рис. 1 кривая показывает временное распределение 1373 автобиографических воспоминаний, полученных от 70 респондентов, средний возраст которых составлял примерно 70 лет.
Эффект "пика воспоминаний", т.е. своеобразного "сгущения" воспоминаний о периоде между 15 и 30 годами на фоне относительно низкого количества событий, воспроизводимых в другие возрастные периоды, был проверен в ряде лаборатории на испытуемых различных возрастных групп и оказался очень устойчивым [12, 13]. Д. Хайланд и А. Акерман провели исследование воспоминаний 72-х респондентов в возрасте от 17 до 73 лет. А. Янсари и А. Паркин рассматривали воспоминания представителей трех возрастных групп: 36 - 49, 46 - 50 и 56 - 60 лет. Во всех случаях наблюдался указанный эффект "пика".
Неравномерное распределение автобиографических воспоминаний по временной оси жизни ставило под сомнение традиционное представление о закономерностях забывания, согласно которым следовало ожидать, что "кривая забывания" в автобиографической памяти имеет форму, аналогичную классическому закону Эббингауза (1885), представляя собой монотонно угасающую функ-
Рис. 1. Распределение количества автобиографических воспоминаний в зависимости от возраста свершения события (по Rubin et al., 1986).
стр. 22
цию зависимости количества воспоминаний от времени. Важно отметить, что данный феномен наблюдался только на материале автобиографической памяти. Это послужило дополнительным аргументом в пользу признания ее особого статуса среди других видов и типов памяти.
Рубин с коллегами считают, что характер распределения количества воспоминаний вдоль оси времени зависит от вкладов трех независимых составляющих: 1) возрастающее количество воспоминаний о событиях, произошедших за несколько лет до опроса, что отражает "оперативную" составляющую автобиографической памяти; 2) низкое количество воспоминаний о раннем детстве отражающее действие детской амнезии (известно, что люди обладают лишь фрагментарными воспоминаниями о времени, пока они не достигли примерно трехлетнего возраста); 3) собственно "пик воспоминаний", относящийся к периоду 15 - 30 лет [20].
Последовавший за первыми публикациями всплеск интереса к феномену "пика воспоминаний" обнаружил, что можно исключить оперативный компонент полученной кривой, если просить испытуемых вспомнить наиболее яркие и важные события прошлого [7, 10, 22]; вспомнить события, которые они хотели бы включить в свои мемуары, или рассказать историю своей жизни в произвольной форме [24]. Причем, при названных модификациях инструкции процент воспоминаний, относящихся к периоду "пика", повышался с 17 до 57%.
В ряде исследований действие эффекта "пика воспоминаний" было изучено косвенными методами [11, 15]. Например, книги, музыка и кинофильмы, с которыми люди ознакомились в возрасте 15 - 30 лет, оцениваются ими как наиболее приятные и оставившие незабываемые впечатления.
Таким образом, существование эффекта "пика" автобиографических воспоминаний уже является доказанным фактом. Однако встает проблема интерпретации найденного феномена. В настоящее время предложено несколько его объяснений [8]. Наиболее адекватными из них нам представляются те, которые объясняют данный эффект как результат интериоризации культурных жизненных сценариев или как артефакт формирования идентичности.
Взгляд на эффект "пика" как результат интериоризации культурных жизненных сценариев оформился недавно [23, 24, 26, 27]. Под жизненными сценариями авторы, следуя известной концепции Р. Шанка и Р. Абельсона [25], подразумевают разделяемые всеми членами культурной общности представления о типичном содержании и "расписании" жизненных событий. Логика рассуждения авторов сходна с положениями, развиваемыми в рамках отечественной традиции культурно-исторического подхода [1]. "Если бы мы теперь хотели рассмотреть память взрослого культурного человека, мы должны были бы брать ее не таковой, какой ее создала природа, а такой, какой ее создала культура" [2, с. 436]. Культурные жизненные сценарии являются теми идеальными орудиями, которые преобразуют автобиографическую память в высшую психическую функцию, детерминируя ее организацию как в содержательном, так и во временном аспекте. Важно отметить, что поскольку культурные жизненные сценарии присваиваются субъектом по мере социализации, то с их помощью опосредствуется отбор автобиографической информации на стадии запечатления и определяется преимущественное извлечение тех или иных воспоминаний.
В исследовании, проведенном Д. Рубином и Д. Бернтсен, испытуемых просили указать семь наиболее вероятных событий жизни человека, датировать их и оценить по критериям величины субъективной вероятности их присутствия в жизни и важности для испытуемого [23]. Было установлено, что: 1) культурные сценарии жизни действительно существуют и разделяются большинством членов сообщества - наиболее часто указываемые события составляли 90% от упоминаемых вообще; 2) культурные сценарии включают в себя преимущественно социально желательные, позитивные события; 3) даты событий, вошедших в культурные сценарии, образуют эффект "пика" - шесть из семи наиболее часто упоминаемых событий относятся к возрасту 16 - 30 лет.
Полученные данные хорошо согласуются с ранее обнаруженным теми же авторами фактом, что эффект "пика" касается позитивных событий, но не наблюдается для негативных. Основываясь на полученных результатах, Рубин и Бернтсен считают доказанным, что эффект "пика" представляет собой реализацию механизма структурирования поступающей автобиографической информации в соответствии с универсальными правилами организации жизненного сценария.
Поэтому целью нашего первого эмпирического исследования было выявить присущий выборке российских испытуемых культурный жизненный сценарий и проанализировать, насколько данный конструкт изоморфен обсуждаемой в литературе временной конфигурации автобиографической памяти (эффекту "пика воспоминаний"). Подтверждение гипотезы об их изоморфности, по нашему мнению, служит достаточным основанием для принятия положения о функционировании культурного жизненного сценария в качестве идеального интериоризированного средства регуляции автобиографической памяти.
Второй подход в интерпретации эффекта "пика" связывает его с понятием идентичности. Очевидно, что формирование и поддержание устой-
стр. 23
чивой идентичности невозможно без обращения к индивидуальной автобиографической памяти, которая, обеспечивая фиксацию, сохранение, организацию и актуализацию информации о личностно значимых событиях и состояниях, определяет временной аспект существования и самопрезентации идентичности. Как указывает П. Иакин: "Если внутреннее переживание субстанциональности Я гарантирует существование идентичности, то память дает жизнь самому этому гаранту" [9, с. 291]. Исходя из функционального понимания автобиографической памяти в качестве одного из главных ресурсов формирования и поддержания идентичности [3, 9, 13, 18], можно предположить существование особого механизма сохранения высокой "плотности" воспоминаний, адресованных юности, как периоду обретения человеком "первой" самостоятельной идентичности, о которой говорил Э. Эриксон.
Исследователь "календарных" эффектов в автобиографической памяти М. Шам связывает "пик" с периодами "первых опытов", которые запечатлеваются в памяти, с одной стороны, из-за своей новизны, а с другой - вследствие яркой эмоциональной окраски. По его мнению, подобные моменты становятся "опорными точками памяти", к которым человек часто обращается в дальнейшем [28]. Дж. Фитцжеральд утверждает, что феномен "пика" связан с потребностью создания личной истории как одного из результатов достижения идентичности [10]. У. Найссер, соглашаясь с ним, считает, что "пик" отражает укорененную в конкретных воспоминаниях систему самоописаний, которая формируется в данный возрастной период [17]. С ними солидарны С. Б лак и Т. Хабермас [6], а также Д. Мак Адамс [16], отмечающие, что поздняя юность - это время, когда непосредственный опыт впервые оформляется в связную историю жизни. М. Конвей и К. Плейделл-Пирс описывают период "пика" как "преимущественную фиксацию событий, консолидирующих Я" [7, с. 280].
Как мы видим, все существующие интерпретации подчеркивают универсальный характер эффекта "пика автобиографических воспоминаний". Однако, по нашему мнению, есть основания полагать, что за эффектом "пика" стоят не только универсальные, но и индивидуальные факторы.
Идентичность не достигается раз и навсегда. Аналогичный описанному выше способ работы автобиографической памяти может многократно наблюдаться на протяжении жизни человека в том случае, когда он сталкивается с ситуацией, которую можно условно назвать "прерванной идентичностью" (diachronic disunity) [14]. В подобных ситуациях возникает необходимость переопределения идентичности. Моменты "прерванной идентичности" маркируются в автобиографической памяти как воспоминания о переломных событиях [3,4, 18].
Структура автобиографического воспоминания о переломном событии формируется из содержательного сопоставления двух разновременных систем самоописаний (self-descriptions) в их отношении к точке перелома ("точке разрыва"). Субъекту приходится снова и снова отвечать на вопрос: "Какой я?", основываясь на обращении к воспоминаниям о событиях, связанных с периодом кардинальных личностных изменений [5].
По нашему мнению, воспоминания о переломных событиях способны эффективно выполнять функцию структурирования жизненной истории при условии, что высокой готовностью для воспроизведения будут отличаться не только данные, но и хронологически близкие им события. Это даст личности материал для ответов на вопросы типа: "Каким я был - каким я стал?". Реальным ресурсом для преодоления ситуации прерванной идентичности должны являться как сами переломные события, так и их "предвестники" и ближайшие "последствия". Изучению этого вопроса посвящено наше второе эмпирическое исследование.
Эмпирическое исследование 1. Влияние культурного сценария на структуру автобиографической памяти
Целью первого исследования стала проверка на российской выборке гипотезы о том, что эффект "пика воспоминаний" представляет собой реализацию механизма структурирования поступающей автобиографической информации в соответствии с универсальными правилами организации жизненного сценария. Учитывая реалии российской жизни, мы сочли необходимым разделить культурный сценарий типичной жизни и культурный сценарий идеальной жизни.
МЕТОДИКА
В исследовании приняли участие 72 россиянина: 36 мужчин (в возрасте от 18 до 20 лет) и 36 женщин (в возрасте от 18 до 24 лет); средний возраст испытуемых составил 21 год. Выбор испытуемых из данной возрастной группы был обусловлен необходимостью избежать влияния личного жизненного опыта на актуализируемый культурный сценарий жизни.
Испытуемым предлагалось выполнить два задания, самостоятельно заполнив соответствующие бланки.
Инструкция задания 1: "Представьте, что в тот же день, что и Вы, на свет появился младенец того же пола, что и Вы. Ему предстоит прожить обычную жизнь в Вашей стране. Какие семь наиболее значимых событий, по вашему мнению, произойдут в его жизни? Оцените в
стр. 24
Таблица 1. Наиболее часто упоминаемые датскими испытуемыми события типичной жизни
|
Содержание события |
Сумма |
% испытуемых |
Субъективная вероятность события (%) |
Субъективная важность события (баллы) |
Ожидаемый возраст события (гг.) |
|||
|
среднее |
стандартное отклонение |
среднее |
стандартное отклонение |
среднее |
стандартное отклонение |
|||
|
Иметь детей |
93 |
90 |
79.91 |
12.32 |
6.70 |
0.66 |
28.08 |
2.45 |
|
Вступление в брак |
77 |
75 |
81.27 |
13.33 |
6.17 |
0.94 |
26.90 |
3.11 |
|
Начало школы |
68 |
66 |
99.34 |
1.17 |
5.69 |
1.04 |
6.13 |
0.42 |
|
Институт |
56 |
54 |
84.20 |
11.30 |
5.67 |
0.88 |
22.05 |
3.86 |
|
Влюбленность |
52 |
50 |
94.80 |
8.82 |
6.06 |
1.35 |
16.33 |
5.26 |
|
Смерть близкого |
32 |
31 |
97.81 |
4.69 |
6.41 |
0.76 |
34.35 |
17.32 |
|
Уход на пенсию |
31 |
30 |
89.97 |
14.44 |
5.55 |
1.06 |
65.10 |
2.36 |
|
Уход из дома |
26 |
25 |
98.50 |
2.16 |
6.12 |
0.95 |
19.42 |
0.95 |
|
Смерть родителей |
24 |
23 |
97.04 |
3.64 |
6.29 |
0.81 |
49.09 |
11.51 |
|
Первая работа |
22 |
21 |
90.36 |
7.24 |
5.41 |
1.10 |
25.64 |
3.06 |
процентах вероятность наступления каждого из названных событий в его жизни (от 1 до 100%). Оцените по 7-балльной шкале важность каждого события".
Инструкция задания 2: "Представьте, что этому младенцу предстоит прожить идеальную жизнь: наилучшую, которую только можно представить. Какие семь наиболее значимых событий, по вашему мнению, произойдут в его жизни? Так же, как в первом задании, проведите оценку вероятности наступления и степени важности названных вами событий идеальной жизни человека".
Время заполнения анкеты не ограничивалось. Для того, чтобы результаты нашего исследования были сопоставимы с результатами Рубина и Бертсен, мы использовали применяемую ими процедуру обработки данных: подсчитывался процент испытуемых, упомянувших определенное событие, средние значения оценок субъективной вероятности наступления каждого события и его важности, средний ожидаемый возраст наступления события [32].
РЕЗУЛЬТАТЫ
В табл. 1 приведены (с любезного разрешения авторов) наиболее часто упоминаемые представителями датской выборки события типичной жизни человека, полученные на 103-х испытуемых Рубиным и Бертсен [23]. В табл. 2 и 3 представлены десять наиболее часто упоминаемых представителями российской выборки событий типичной и идеальной жизни.
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
При сопоставлении полученных нами данных с данными Рубина и Бернтсен были обнаружены следующие различия:
* максимальное по частоте упоминания событие "рождение ребенка" назвали 90% датчан, отнеся его к возрасту 28 лет. В российской выборке оно было упомянуто только в 53% случаев и отнесено к возрасту 25 лет;
* максимальное по частоте упоминания событие для российской выборки "вступление в брак" (63% опрошенных) было в среднем отнесено к возрасту 23 года. Следует отметить, что в российской выборке оно встречается реже, чем в датской и его наступление связывается с более ранним возрастом (для датчан - 75% и 27 лет), т.е. российский культурный сценарий характеризуется тенденцией приписывания меньшей важности теме семейной жизни (6.17 против 5.87);
* в датской выборке присутствуют три события, не упомянутых в российской: "уход из дома", "выход на пенсию", "смерть родителей". Безусловно, все эти события включают в себя аспект разрыва социальных и семейных связей;
* в российской выборке упоминаются три события, которых нет в датской: "детский сад", "выпускной вечер в школе", "школьные годы". Таким образом, в российском культурном сценарии жизни шире представлен конструкт "детства", тематически и эмоционально противоположный конструкту "утраты и потери", присущему западноевропейскому сценарию;
* как в российской, так и в датской выборке, непропорционально большое количество наиболее упоминаемых событий относится к периоду "пика воспоминаний", т.е. возрастному интервалу от 15 до 30 лет (соответственно, 50 и 60% событий при теоретическом значении < 25% для рав-
стр. 25
Таблица 2. Наиболее часто упоминаемые российскими испытуемыми события типичной жизни
|
Содержание события |
Сумма |
% испытуемых |
Субъективная вероятность события (%) |
Субъективная важность события (баллы) |
Ожидаемый возраст события (гг.) |
|||
|
среднее |
стандантное отклонение |
среднее |
стандартное отклонение |
среднее |
стандартное отклонение |
|||
|
Вступление в брак |
45 |
63 |
81.18 |
15.72 |
5.87 |
1.29 |
23.24 |
3.27 |
|
Поступление в вуз |
44 |
61 |
60.86 |
18.50 |
5.66 |
1.27 |
17.05 |
0.48 |
|
Начало школы |
42 |
58 |
96.66 |
5.29 |
5.95 |
1.23 |
6.56 |
0.59 |
|
Рождение ребенка |
38 |
53 |
79.05 |
12.08 |
6.63 |
0.79 |
25.29 |
4.64 |
|
Поступление на работу |
26 |
36 |
78.65 |
16.24 |
5.77 |
1.31 |
20.77 |
2.67 |
|
Первая любовь |
25 |
35 |
92.88 |
13.01 |
5.80 |
1.44 |
12.96 |
3.55 |
|
Детский сад |
14 |
19 |
82.46 |
18.82 |
5.71 |
1.07 |
3.43 |
1.16 |
|
Школа |
12 |
17 |
92.08 |
7.33 |
5.08 |
1.88 |
7.50 |
2.43 |
|
Выпускной бал |
12 |
17 |
86.75 |
11.42 |
5.00 |
1.71 |
16.67 |
0.49 |
|
Рождение |
10 |
14 |
85.10 |
33.47 |
6.10 |
2.02 |
0.00 |
0.00 |
Таблица 3. Наиболее часто упоминаемые российскими испытуемыми события идеальной жизни
|
Содержание событий |
Сумма |
% испытуемых |
Субъективная вероятность события (%) |
Субъективная важность события (баллы) |
Ожидаемый возраст события (гг.) |
|||
|
среднее |
стандартное отклонение |
среднее |
стандартное отклонение |
среднее |
стандартное отклонение |
|||
|
Поступление в лучший вуз |
46 |
64 |
92.00 |
18.43 |
6.11 |
1.29 |
16.85 |
0.97 |
|
Удачная женитьба/Замужество |
43 |
60 |
92.05 |
16.53 |
6.44 |
0.88 |
23.81 |
3.55 |
|
Хорошая школа |
40 |
56 |
97.32 |
11.48 |
5.65 |
1.81 |
6.60 |
0.55 |
|
Рождение гениального ребенка |
34 |
47 |
95.29 |
10.22 |
6.91 |
0.38 |
25.44 |
2.69 |
|
Высокооплачиваемая работа |
29 |
40 |
91.86 |
15.99 |
5.79 |
1.47 |
24.72 |
7.81 |
|
Первая любовь |
12 |
17 |
94.17 |
15.05 |
5.92 |
1.68 |
12.58 |
3.70 |
|
Выпускной бал (школа) |
12 |
17 |
98.33 |
3.89 |
5.25 |
2.30 |
15.92 |
1.38 |
|
Рождение (в обеспеченной семье) |
12 |
17 |
77.08 |
36.95 |
6.83 |
0.58 |
0.00 |
0.00 |
|
Друзья (хорошие, верные) |
12 |
17 |
95.42 |
8.65 |
6.17 |
0.83 |
10.75 |
5.93 |
|
Самореализация |
11 |
15 |
78.55 |
31.06 |
6.64 |
0.50 |
22.73 |
4.22 |
номерного распределения). Иными словами, конфигурация культурного сценария типичной жизни детерминирует предпочтительную фиксацию в памяти событий из периода поздней юности и ранней зрелости.
Данный факт позволяет говорить о культурном сценарии типичной жизни как о механизме, обеспечивающем форматирование распределения насыщенности воспоминаниями временной оси жизни. При статистической обработке, нивелирующей индивидуальные вариации, действие культурного сценария проявляется в универсальности эффекта "пика" автобиографических воспоминаний.
Восемь из десяти наиболее часто упоминаемых событий идеальной жизни тематически совпадают с наиболее частотными событиями типичной жизни, хотя имеют иное качество, сравните: рождение ребенка и рождение гениального ребенка, поступление в вуз и поступление в лучший вуз, на работу и получение высокооплачиваемой работы. Интересно, что возрастные рамки ряда событий идеальной жизни сдвинуты в сторону более позднего наступления события, например, поступление на работу - 20.77 для типичной жизни и 24.72 - для идеальной.
В сценарии идеальной жизни включаются и события, не присутствующие в сценарии типичной жизни, такие, как "верные друзья", "самореализация". Если мы выйдем за пределы анализа 10 наиболее частотных событий, то обнаруживаем широкий круг желаемых, но не реализуемых в рамках типичной жизни событий: стать влиятельной фигурой - 15%, получить Нобелевскую премию - 11%, совершить большое путешествие - 11%, написать научную работу - 8%, а также: выбор пути, вечная жизнь и отъезд за границу - каждое по 5%. По содержанию указанные идеальные события не являются жестко детерминированными
стр. 26
определенным возрастом и относятся чаще к периоду зрелости, а не молодости.
Более того, упомянутые выше события идеальной жизни, а также такие события, как "осмысление жизни" и "карьерный рост" требуют не следования социальной норме, а личностного усилия, направленного на ее преодоление. Эти события подразумевают выход за пределы сложившейся идентичности и формирование новой. Можно сказать, что они могут свершиться только в том случае, если произойдет переломное жизненное событие.
Таким образом, культурные жизненные сценарии (как типичной, так и идеальной жизни), безусловно, могут рассматриваться как культурные орудия, опосредствующие упорядочивание массива автобиографических воспоминаний. Однако механизм структурирования автобиографической информации, по нашему мнению, не исчерпывается использованием культурного сценария. В особенности это касается уникальных, исключительно значимых для личности событий, которые не предписываются социальной нормой.
Эмпирическое исследование 2. Воспоминание о переломных событиях как механизм структурирования представления о прошлом
Цель исследования - эксплицировать роль воспоминаний о переломных событиях в организации временного аспекта автобиографической памяти. Основная гипотеза исследования: субъективная представленность в памяти значимых автобиографических событий не является равномерной, а имеет своеобразные точки "сгущения" в области переломных жизненных событий.
МЕТОДИКА
В исследовании приняли участие 40 испытуемых (29 женщин, 11 мужчин). Средний возраст испытуемых - 27.5 лет. Испытуемым для самостоятельного заполнения предлагались три бланка.
Бланк N 1: "Объективные сведения об испытуемом".
Бланк N 2: "Моя судьба" - инструкция: "Попробуйте выстроить на листе модель своей жизни: помещайте на "рисунок судьбы" только те события, без которых Ваша жизнь не была бы Вашей, без которых она не смогла бы сбыться. Стрелка, разделяющая поле Вашего прошлого - ось времени. Начало линии - момент Вашего рождения, а конец стрелки - сегодняшний день. На оси времени помечайте возраст, когда то или иное событие произошло, а возле него делайте подпись".
Бланк N 3: "Переломные события моего прошлого" - инструкция: "Отметьте на "Линии жизни" события, которые изменили Вашу личность, сделали Вас другим (ой)".
РЕЗУЛЬТАТЫ
Было получено 40 протоколов. По методике "Моя судьба" всего было актуализировано 302 события, относящихся к возрасту от 1 года до 60 лет. В среднем каждым испытуемым актуализировано 10 воспоминаний. По методике "Переломные события моего прошлого" всего было названо 169 событий, относящихся к возрасту от 3 до 55 лет. Испытуемые вспоминали в среднем 5 событий.
При визуальном анализе протоколов "линия жизни" наблюдается видимое "сгущение" событий в области переломных жизненных событий. При этом универсальность представленности "пика" в индивидуальном протоколе не наблюдается. В качестве иллюстрации рассмотрим три случая.
Испытуемый АБ (возраст 62 года) актуализировал 18 воспоминаний и указал 4 переломных события. При равномерном распределении событий по временной оси к 15-летнему периоду "пика" должно было бы быть отнесено 4.35, что составляет 24.2% (18 : 62 x 15) воспоминаний (в реальности - 4 события или 22.2%). Таким образом, в данном случае эффект "пика" отсутствует. В то же время, если рассмотреть аналогичный по протяженности интервал из периодов, предшествующих или следующих за переломными событиями, то к ним отнесено семь событий (38.9%).
Испытуемый КМ (возраст 47 лет) актуализировал десять воспоминаний, указав три переломных события. При равномерном распределении событий по временной оси к 15-летнему периоду "пика" должно было бы быть отнесено 3.19 или 32% (10 : 47 x 15) воспоминаний (реально актуализировано шесть событий, что составляет 60%). Таким образом, в данном случае эффект "пика" выражен отчетливо. Если же рассмотреть аналогичный по протяженности интервал из периодов, предшествующих или следующих за переломными событиями, то к ним отнесено семь или 70% событий, т.е. наблюдается "сгущение" воспоминаний в области переломных событий.
Испытуемый ВП (возраст 54 года) актуализировал 18 воспоминаний и указал два переломных события. В случае равномерного распределения событий по временной оси к 15-летнему периоду "пика" должно было бы быть отнесено пять или 27.7% (18 : 54 x 15) воспоминаний (в реальности - восемь или 44.4%). Следовательно, данные этого испытуемого демонстрируют наличие эффекта "пика". Рассмотрев аналогичный по протяженности интервал из периодов, предшествующих или следующих за переломными событиями, мы видим, что здесь присутствует девять событий (50% от всего числа названных).
Таким образом, наблюдается феномен "сгущения" автобиографических воспоминаний в области переломных жизненных событий, т.е. при качественном анализе отдельных случаев обнаруживает-
стр. 27
Рис. 2. Схема интервального разбиения жизненного пути личности вокруг переломного жизненного события n.
ся существование индивидуальной конфигурации "пиков" автобиографических воспоминаний.
Строгая проверка основной гипотезы потребовала разработки оригинального математического аппарата для статистической оценки надежности утверждения о наличии "сгущения" воспоминаний на определенных отрезках временной оси жизни. Реализация разработанного алгоритма (автор О. В. Митина) приводит к формулировке четырех статистических гипотез (одной - основной и трех - подчиненных)*.
Основная статистическая гипотеза 1: воспоминания распределены по оси времени равномерно, т.е. конфигурация переломных событий прошлого не связана с конфигурацией значимых событий прошлого. В случае отвержения данной гипотезы возникает вопрос о конкретной функции, описывающей выявленные "сгущения".
Статистическая гипотеза 2: распределение воспоминаний относительно переломных событий прошлого имеет линейный характер, т.е. "сгущения" воспоминаний вокруг переломных точек автобиографии описываются арифметической функцией.
Статистическая гипотеза 3: распределение воспоминаний относительно переломных событий прошлого имеет квадратичный характер, т.е. "сгущения" воспоминаний вокруг переломных точек автобиографии описываются геометрической функцией.
Статистическая гипотеза 4: распределение воспоминаний относительно переломных событий прошлого имеет кубический характер.
С целью анализа указанных альтернатив (статистические гипотезы 1, 2, 3, 4) для каждого респондента результаты графических методик "Моя судьба" и "Переломные события моего прошлого" были наложены друг на друга. Вокруг каждого переломного жизненного события строилась центрированная система интервалов, длины которых соотносились между собой как 1/2 : 1/3 : 1/4 (рис. 2).
На рис. 2 такой сходящейся центрированной системой являются интервалы Полный интервал события TN - это [TN - 1 , TN + 1 ].
Полный интервал события T 1 - это [T 0 , Т 2 ]. Т 0 = 0 (момент рождения). Если испытуемый в ходе эксперимента выделил N переломных жизненных событий, то полный интервал события TN - это [TN - 1 , TN + 1 ]. N - актуальный возраст испытуемого на момент проведения исследования.
Следует отметить, что поскольку расстояния (измеренные в годах) между различными переломными событиями не равны между собой, то и границы центрированных интервалов не симметричны относительно "центра" - соответствующего переломного жизненного события.
Будем обозначать число воспоминаний, воспроизведенных из интервала как число событий, воспроизведенных из интервала как число жизненных событий, воспроизведенных из интервала как
Если человек вспоминает события своего прошлого равномерно (гипотеза 1), независимо от приближения/удаления к точкам переломных жизненных событий, то число событий, попавших в каждый из трех центрированных интервалов, соотносится между собой пропорционально отношению длин соответствующих отрезков. То есть:
Если принять альтернативную основной гипотезу о том, что частота воспроизведения жизненных событий выше вблизи переломных жизненных событий (гипотезы 2, 3, 4), то соотношение между количеством событий, относящихся к каждому из трех временных интервалов, должно быть иным. Так, если допустить, что плотность воспоминаний возрастает линейно вблизи переломного события (т.е. вблизи переломных событий испытуемые чаще указывают на наличие значимых событий), что соответствует гипотезе 2, то указанное соотношение примет следующий вид:
Авторы благодарят М. Т. Гамбаряна за написание компьютерной программы, реализующей этот алгоритм.
стр. 28
Если предположить теоретическую модель, согласно которой возрастание плотности воспоминаний о значимых событиях происходит по квадратичной зависимости (гипотеза 3) по мере приближения к переломному событию, то соотношение трансформируется:
Для кубической модели (гипотеза 4) это соотношение примет следующий вид:
Таким образом, в любой модели, отличной от равномерной, соотношения между соответствующими показателями всегда больше соответствующих базовых. Поэтому проверка нашей основной гипотезы сводится к проверке того, что в выборке показателей, вычисленных для всех испытуемых, соответствующие средние отличаются в большую сторону от базовых. А именно, для каждого испытуемого i мы вычисляем набор эмпирических показателей:
- для всех Ni переломных событий в жизни этого испытуемого, т.е. n лежит в диапазоне от 1 до Ni , и получаем усредненные оценки
Далее вычисляем среднее для наборов
и с помощью статистической процедуры T -test (см., например, компьютерную программу SPSS и руководство к ней) проверяем гипотезу о том, что эмпирические средние, вычисленные таким образом, значимо отличаются от теоретически предсказанных на основе модели каждого из типов распределения значимых событий в жизни человека.
В табл. 4 представлены результаты проверки гипотезы о равномерном распределении воспоминаний о значимых событиях прошлого относительно воспоминаний о переломных событиях прошлого.
Таблица 4. Результаты статистического анализа соотношений распределения во времени воспоминаний о значимых событиях прошлого и воспоминаний о переломных событиях для гипотезы 1 (для двусторонних интервалов)
|
Соотношения |
Эмпирическое среднее |
Стандартное отклонение |
Проверка против H 0 -гипотезы о равномерном распределении |
|
S 4 n /S 2 n |
.7454 |
.16245 |
Проверяемое значение = 0.5 |
|
9.553*** |
|||
|
S 3 n /S 2 n |
.8475 |
.14224 |
Проверяемое значение = 0.667 |
|
8.039*** |
|||
|
S 4 n /S 3 n |
.8822 |
.13144 |
Проверяемое значение = 0.75 |
|
6.360*** |
Уровни значимости отвержения нулевой гипотезы *** p < 0.0005.
стр. 29
Таблица 5. Результаты статистического анализа соотношений распределения во времени воспоминаний о значимых событиях прошлого и воспоминаний о переломных событиях прошлого для гипотезы 2 (для двусторонних интервалов)
Уровни значимости отвержения нулевой гипотезы *** p < 0.0005.
Таблица 6. Результаты статистического анализа соотношений распределения во времени воспоминаний о значимых событиях прошлого и воспоминаний о переломных событиях прошлого для гипотезы 3 (для двусторонних интервалов)
Уровни значимости отвержения нулевой гипотезы ** p < 0.01, * p < 0.05.
Как видно из табл. 4, гипотеза 1 о равномерном распределении во времени воспоминаний о значимых событиях прошлого относительно воспоминаний о переломных событиях прошлого безусловно отвергается на уровне значимости p < 0.0005, так как проверяемые значения во всех случаях значимо меньше эмпирически полученных значений.
В табл. 5 представлены результаты проверки гипотезы 2 о линейном распределении воспоминаний о значимых событиях прошлого относительно воспоминаний о переломных событиях прошлого.
Как видно из табл. 5, гипотеза 2 о линейном распределении во времени воспоминаний о значимых событиях прошлого и воспоминаний о переломных событиях прошлого безусловно отвергается на уровне значимости p < 0.0005, так как проверяемые значения во всех случаях значимо меньше эмпирически полученных.
В табл. 6 представлены результаты проверки гипотезы 3 о квадратичном распределении воспоминаний о значимых событиях прошлого относительно воспоминаний о переломных событиях прошлого.
Как видно из табл. 6, гипотеза 3 о квадратичном распределении во времени воспоминаний о значимых событиях прошлого и воспоминаний о переломных событиях прошлого безусловно отвергается на уровне значимости p < 0.05 (проверяемые значения во всех случаях значимо меньше эмпирически полученных значений).
И наконец, в табл. 7 представлены результаты проверки гипотезы 4 о кубическом распределении воспоминаний о значимых событиях прошлого относительно воспоминаний о переломных событиях прошлого.
Таблица 7. Результаты статистического анализа соотношений распределения во времени воспоминаний о значимых событиях прошлого и воспоминаний о переломных событиях прошлого для гипотезы 4 (для двусторонних интервалов)
стр. 30
Как видно из табл. 7, гипотеза 4 о кубическом распределении во времени воспоминаний о событиях прошлого и воспоминаний о переломных событиях прошлого может быть принята для двусторонних интервалов, так как эмпирические средние оказываются равными проверяемым теоретическим значениям.
ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ
"Сгущение" воспоминаний, относящихся к периоду, предшествующему событию, которое человек оценивает как переломное, может отражать два разнородных процесса. Во-первых, ожидание существенных жизненных перемен должно стимулировать активное запечатление событий-предвестников. Во-вторых, поскольку переломное событие часто является неожиданным, может наблюдаться ретроспективное означивание, т.е. приписывание впоследствии событию, первоначально воспринятому как не слишком важное, "вторичной" значимости.
Высокая насыщенность воспоминаниями периода, следующего за наступлением переломного события, свидетельствует о том, что после его наступления человек воспринимает окружающее более обостренно, чаще склонен оценивать происходящие события как важные и фиксировать их в памяти, т.е. наблюдается своеобразный "эффект шлейфа".
Количество переломных событий жизни индивидуально для каждого субъекта и не является социально или культурно заданным. Оно больше зависит от индивидуальной интерпретации и особенностей личности, чем от объективной ситуации. Переломные события играют важную роль в становлении личности [26]. Они обеспечивают субъекту возможность рефлексировать путь развития/становления собственной личности, разбивать свой жизненный путь на осмысленные этапы. Поскольку переломные события воспринимаются субъектом как маркер для определения такого состояния как "прерванная идентичность", концентрация важных событий вокруг переломного события обеспечивает максимальный доступ к содержанию памяти о тех периодах жизни, в которые происходило переопределение его идентичности (Я был - Я стал). Подобная ситуация, характеризующаяся неустойчивой идентичностью, наиболее выражена в возрастном периоде 15 - 30 лет, когда происходит обретение первой стабильной идентичности. Вследствие этого в исследованиях выявляется универсальный характер эффекта "пика". Однако полученный эффект носит кумулятивный характер, т.е. представляет собой результат суммирования эмпирических данных об индивидуальных "пиках воспоминаний". Необходимый в жизни каждого человека этап становления идентичности в юношеском возрасте сменяется глубоко индивидуальной конфигурацией уникальных переломных событий, которая и формирует неповторимую архитектуру автобиографической памяти личности.
Таким образом, эффект "пика" воспоминаний в автобиографической памяти личности не является исключительно "возрастным" универсальным феноменом. В его формирование вносит вклад не только универсальный фактор форматирования воспоминаний о прошлом согласно культурным сценариям жизни, но и фактор индивидуальной конфигурации событий, пережитых субъектом в качестве переломных.
ВЫВОДЫ
1. Культурные жизненные сценарии могут рассматриваться в качестве интериоризованных идеальных средств, формирующих автобиографическую память как высшую психическую функцию, детерминируя ее организацию в содержательном и временном аспектах.
2. Высокая доступность воспоминаний, относящихся к возрасту 15 - 30 лет (универсальный эффект "пика"), связана с преимущественной фиксацией и извлечением автобиографической информации, включенной в культурный сценарий жизни.
3. Жизненные сценарии обладают культурной специфичностью, которая выражается в содержании и социальной желательности возраста наступления событий.
4. Наряду с универсальным "пиком" воспоминаний выявлена и индивидуальная конфигурация участков временной оси прошлого, характеризующихся более высокой плотностью воспоминаний.
5. Наиболее доступные для воспроизведения автобиографические воспоминания группируются вокруг воспоминаний о переломных событиях.
6. Функция, описывающая возрастание доступности воспоминаний из периодов, окружающих переломные события, носит степенной характер.
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Выготский Л. С. Развитие высших психических функций: Собр. соч. Т. 3. М., 1983. Т. 3.
2. Леонтьев А. Н. Психология памяти. М., 1998.
3. Нуркова В. В. Роль автобиографической памяти в структуре идентичности личности // Мир психологии. 2004. N 2. С. 77 - 87.
4. Нуркова В. В., Василевская К. Н. Автобиографическая память в трудной жизненной ситуации // Вопросы психологии. 2003. N 5. С. 93 - 102.
5. Нуркова В. В. Совершенное продолжается: Психология автобиографической памяти личности. М., 2000.
стр. 31
6. Bluck S., Harbermas T. The life story schema // Motivation and Emotion. 2000. V. 24. P. 121 - 145.
7. Conway M.A., Pleydell-Pearce C.W. The construction of autobiographical memories in the self-memory system // J. Psychological review. 2000. V. 107. N 2.
8. Conway M.A., Rubin D.C The structure of autobiographical memory // Theories of memory. / Eds. A.C. Collins, S.E. Gathercole, M.A. Conway, P.E.M. Morris. Hove, Sussex: Lawrence Erlbaum associates. 1993. P. 103 - 137.
9. Eakin P.J. Autobiography, Identity, and Fictions of Memory / Memory, Brain and Belief. Eds. D.L. Spcacter, E. Scarry. Harvard University Press, 2001.
10. Fitzgerald J.M. Vivid memories and the reminiscence phenomenon: The role of a self narrative // Human development. 1988. N31.
11. Holbrook M.B. Nostalgia and consumption preferences: Some emerging patterns of consumer tastes // J. of Consumer Research. N 20. 1993.
12. Hyland D.T., Ackerman A.M. Reminiscence and autobiographical memory in the study of the personal past // J. of Gerontology: Psychological science. 1988. N 43.
13. Jansari A., Parkin A.J. Things that go bump in your life: Explaining the reminiscence bump in autobiographical memory // Psychology & Aging. 1996. N11.
14. Lampinen J.M., Odegard T.N., Leding J.K. Diachronic Disunity // The Self and Memory. / Eds. D.R. Beike, J.M. Lampinen, D.A. Behrend New-York, 2003.
15. Larsen S.F. Memorable book: Recall of reading and its personal context // Empirical approaches to literature and aesthetics (Advances in Discourse Processes, V. 52). / Eds. M.S. MacNealy & R. Krus. Norwood, NJ: Ablex, 2003.
16. McAdams D.P. The psychology of life stories // Review of General Psychology. 2001. N 5.
17. Neisser U. Commentary // Human Development. 1988. N31. P. 261 - 273.
18. Nourkova V.V., Bernstein D.M., Loftus E.F. Biography becomes autobiography: Distorting the subjective past and present through story completion // The American J. of Psychology. 2004. V. 117. N 1. P. 65 - 80.
19. Pillemer D.B. Momentous Events and the Life Story // Review of General Psychology. 2001. V. 5. N 2. P. 123 - 134.
20. Rubin D.C., Wetzler S.E., Nebes R.D. Autobiographical memory across the adult lifespan // Autobiographical memory. / Eds. Rubin D.C. Cambridge: Cambridge University Press, 1986. P. 202 - 221.
21. Rubin D.C., Rahhal T.A., Poon L.W. Things learned in early adulthood are remembered best // Memory and Cognition. 1998. N 26(1). P. 3 - 19.
22. Rubin D.C., Schulking M.D. The distribution of autobiographical memories across the lifespane // Memory and Cognition. 1997. N 25(6).
23. Rubin D.C., Berntsen D. Cultural Life Scripts Structure Recall from Autobiographical Memory // Memory & Cognition. 2004. V. 32. N 3. P. 427 - 442.
24. Rubin D.C., Berntsen D. Life scripts help to maintain autobiographical memories of highly positive, but not highly negative events // Memory and Cognition. 2003.
25. Schank R.C., Abelson R.P. Scripts, plan and knowledge / Eds. P.N. Johnson-Laird, P.C. Wason // Thinking. Readings in cognitive science. Cambridge: Cambridge University Press, 1977. P. 421 - 345.
26. Settersten R.A., Hagestad G.O. What's the latest? Cultural age deadlines for family transitions // The Gerontologist. 1996a. V. 36. P. 178 - 188.
27. Settersten R.A., Hagestad G.O. What's the latest? II. Cultural age deadlines for educational and work transitions // The Gerontologist. 1996b. V. 36. P. 602 - 613.
28. Shum M.S. The role of temporal landmarks in the autobiographical memory processes // Psychological Bulletin. 1998. V. 124. P. 423 - 442.
AUTOBIOGRAPHICAL MEMORY: "CONDENSATION" IN THE SUBJECTIVE PICTURE OF PAST
V.V. Nourkova *, O.V. Mitina, E.V. Yanchenko ***
* PhD, associated professor, Moscow State University named after M.V. Lomonosov, Russia
** PhD, associated professor, Moscow State University named after M.V. Lomonosov, Russia
*** MA, Moscow State University named after M.V. Lomonosov, Russia
The paper focused on a reminiscence bump effect int he autobiographical memory. It consists of that peope recollect disproportionate high amount of autobiographical memories associated with the age between 15 and 30. Two empirical studies were carried out. It was shown that life scripts determine the universality of reminiscence bump. In cross cultural comparison we noticed the cultural specificity of scenarios and interpreted them as a cultural tool for memory formation. However there is an individual configuration of the memories, which are the most accessible for recollection. They surround memories about critical events. These increasing of numbers of memories may be described by cubic function.
Key words: autobiographical memory, reminiscence bump effect, critical memories.
стр. 32
Этническая психология. ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И КУЛЬТУРНЫЕ ФАКТОРЫ ЭТНОТИПИЧЕСКОГО ПОВЕДЕНИЯ
Автор: В. Ю. ХОТИНЕЦ
© 2005 г.
Доктор психологических наук, профессор, зав. кафедрой общей психологии УдГУ, Ижевск
Обсуждается проблема происхождения этнотипического поведения личности в этнокультурном пространстве. Представлены результаты эмпирических исследований на примере удмуртского этноса, свидетельствующие о том, что в своих функционально-ролевых проявлениях этнотипические особенности поведения есть следствие приобщения личности к этнокультурному миру.
Ключевые слова: культурные образцы поведения, этнотипические особенности поведения личности, этнотипический стиль коммуникативной активности, этническая индивидуальность, факторы этнотипического поведения.
Генез этнотипических особенностей поведения личности в отечественной психологии изучается через включенность личности - активного субъекта деятельности - в систему связей и отношений на уровне макро- (социокультурного мира) и микросреды (конкретных этнических групп) [1, 2, 9, 17, 18, 22 и др.]. Зарубежная культурная антропология и психология [8, 10, 25, 26 и др.] формирование когнитивного, эмоционального и поведенческого сходства индивида с представителями своей культуры связывает с процессами инкультурации, т.е. усвоением присущих культуре миропонимания и поведения. Центральным в "окультуривании" [16] личности является усвоение способов взаимоотношений с миром, основанных на представлениях о нем, сформированных в ходе овладения культурным опытом, с помощью которых человек присваивает высшие ценности культуры своего народа, и, значит, набор культурных образцов, программ, средств.
Вслед за Л. С. Выготским в культурно-исторической психологии провозглашается объективное существование первичных форм аффективно-смысловых образований сознания вне индивида в виде артефактов человеческой культуры. Это более ранние, чем индивидуальные, образования, т.е. существовавшие до и вне развивающегося индивида и представляющие собой идеальную форму [4], которая станет реальной лишь при усвоении ее в процессе культурного социогенеза психики, поведения и сознания. Идеальная форма имеет вполне реальных носителей, являющихся посредниками-медиаторами развития реальной формы, будь то знак, слово, символ, миф, жест, движение, ритуал и др. К ним можно отнести различные схемы поведения, традиции, социокультурные нормы и т.п., в которых опредмечены существующие и являющиеся продуктом совместной деятельности человечества значения (А. Н. Леонтьев) [2, с. 299 - 300].
По мнению А. Г. Асмолова, система этих значений составляет основу культурных образцов поведения и познания, определяющих социотипическое поведение человека как члена социальной группы. К этим образцам можно отнести этнические стереотипы, этнический характер, этническое самосознание, выражающие функционально-ролевые качества личности в этносоциальном пространстве [там же, с. 297 - 304].
Цель данного эмпирического исследования заключалась в определении внешних (культурных) и внутренних (психологических) факторов проявления этнотипического поведения на примере представителей удмуртской общности. Большое влияние в прошлом на систему социальной организации, семейного и общественного быта и все другие формы жизнедеятельности финно-угорского народа оказали общинные формы землепользования, сложная система семейно-родовых и аграрных культов. Общинная (коллективная) жизнедеятельность способствовала возникновению зависимости человека от группы, где трудолюбие, скромность, терпимость являлись теми качествами, которые обеспечивали оптимальность коллективного существования в больших общинах. Кроме того, в каждой культуре implicite существует модель совершенного человека. Она создает своеобразный идеал, вобравший в себя все необходимые и лучшие черты, которыми стремится обладать культурное общество; идеал, заключающий в себе цель, задачи воспитания и
Исследование выполнено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (грант N 02 - 06 - 00012а).
стр. 33
самовоспитания. Он строг, компактен, понятен и ребенку, и взрослому. Так, стержнем характера совершенного человека в удмуртской культуре являются трудолюбие, миролюбие, ум, доброта, глубокая любовь к малой родине, уважение старших, кротость, тихость, скромность [3]. Культура, как отмечала М. Мид [10], фактически создает тип личности с необходимыми для оптимального функционирования этноса чертами.
В связи с заявленной целью были выдвинуты следующие задачи: 1) выявить этнотипические особенности поведения удмуртов; 2) определить источники (факторы), обусловливающие их проявление. С позиций двойственности качественной определенности человека и его мира [5, 6] людям присущи формы активности (поведение, деятельность), обусловленные одновременно как внешними, так и внутренними источниками. Проблема заключается в том, чтобы, признав в равной степени их значимость, определить роль и место, сферу влияний, вклады каждой из них в жизнедеятельность человека как некое интегральное, вобравшее в себя все формы активности целое. Индивидуальность человека реализует себя через различные формы активности, имеющие внутренние источники детерминации и внешние из окружающего мира. Существование различных форм активности с учетом их детерминации дает основание рассматривать различные стили активности человека, возникающие в пространстве его взаимоотношения с окружающим миром и имеющие тем самым двойственную природу. Проблема природных предпосылок этнотипических стилевых характеристик поведения исследуется в аспекте изучения этнической индивидуальности человека [19 - 22].
В качестве гипотезы было сформулировано предположение о том, что генез этнотипического поведения этнокультурных индивидов осуществляется в результате усвоения культурных образцов поведения (внешний фактор) в зависимости от их этнической индивидуальности (внутренний фактор).
МЕТОДИКА
Выборка. В исследовании приняли участие 70 женщин удмуртской и 70 - русской национальностей в возрасте от 30 до 60 лет с высшим и средне-специальным образованием, а также выпускники профессиональных колледжей Удмуртии, из них 30 чел. удмуртской и 30 чел. русской национальностей в возрасте от 18 до 21 года.
Процедура и методики исследования. При построении модели исследования были учтены детерминанты, снижающие степень искажения объективных характеристик в стереотипизированном образе этнических субъектов. В ходе исследования уточнялись параметры реальных этнических взаимоотношений: культурная дистанция, продолжительность отношений, степень их благоприятности и т.д. Чем более далекой воспринимается соседняя этническая культура, тем сильнее проявляется тенденция к негативному ее восприятию и оцениванию [9, с. 258]. Продолжительные и тесные контакты между этническими группами вероятнее всего будут критерием объективности характеристик стереотипизированных образов [24]. Реальный характер взаимоотношений (сотрудничество или соперничество, доминирование или подчинение и т.п.) определяет конкретные параметры стереотипов, степень их благоприятности и, в конечном счете, меру объективности [18, с. 246]. "Норма" (оптимальность и гармоничность) взаимоотношений является критерием адекватности приписывания характеристик друг другу. К тому же согласованность авто- и гетеростереотипов активно взаимодействующих между собой народов дает полное основание полагать, что в стереотипах отражаются реальные черты стереотипизируемых групп [23, с. 318].
С учетом того, что в социальной психологии стереотипизация рассматривается как процесс, сопровождающийся межгрупповой перцепцией, принимались во внимание психологические механизмы (идентификация, рефлексия), эффекты, возникающие в ходе ее функционирования, перцептивные способности субъектов восприятия [1, с. 129 - 133]. Уточнялись переменные, с помощью которых субъект восприятия описывает самого себя, других, отношение между субъектом и объектом восприятия, культурный, социальный и ситуационный контексты процесса межгрупповой перцепции. Известно, что стереотип как модель поведения не всегда совпадает с реальным поведением этнических субъектов. Принималось во внимание, что в изучаемой социокультурной общности выработаны определенные нормы подчинения запретительным и регулирующим стандартам. Как правило, стереотип и реальное поведение ее представителей имеют тенденцию к совпадению. Соотнесение рассматриваемых факторов позволяет приблизиться к точности межгрупповой перцепции.
Для выявления этнотипических особенностей как культурных образцов поведения этнических индивидов применялся контент-анализ этнографической литературы; метод открытых вопросов; методика "Психосемантический анализ стереотипов этнического характера", позволяющая определить стереотипизированные поведенческие паттерны [13]. Данная методика используется для изучения межэтнического восприятия по единой системе, представляющей собой набор из 32 личностных черт, чаще всего упоминаемых в естественном языке. Каждое свойство личности выражается в двух шкалах, которые компенсиру-
стр. 34
ют друг друга, имея противоположное сцепление оценочного и описательного компонентов значения. Например, предпочитаемый полюс на шкале "веселый - угрюмый" лежит слева, а в компенсирующей ее шкале "легкомысленный - серьезный" - справа. Обе шкалы апеллируют к одному свойству личности, но в одном случае один полюс этого качества предстает "социально желательным", адекватным ("веселый"), а в другом - противоположным ("серьезный"). Смысл четырехпозиционной модели заключается в следующем. Для того чтобы охарактеризовать человека по какому-либо свойству, можно использовать, с одной стороны, описательную (дескриптивную) шкалу биполярных черт, а с другой - оценочную. Говоря: "X - бережливый", имеется в виду, или, что X склонен не тратить много денег (безоценочная содержательная характеристика), или, что он хороший (оценочная характеристика). Такое использование четырехполюсной модели личностной черты позволяет в одном случае "очистить" результаты субъективных суждений от артефакта социальной желательности, в другом - от дескриптивного фактора (характерологического представления), измерив лишь эмотивный, оценочный компонент. Каждая из биполярных характеристик оценивалась по семибалльной шкале от -3 до 3. В качестве стимульных объектов были предложены: русская женщина в прошлом, русская женщина в настоящем, удмуртская женщина в прошлом, удмуртская женщина в настоящем, Я сама. При анализе будут рассматриваться только те черты, которые получили балл, отклоняющийся от среднего (0) более чем на 1.0. Построение семантического пространства (размещение объектов оценивания в пространстве шкал оценивания) осуществлялось с помощью факторно-аналитической обработки данных, предложенной В. Ф. Петренко [12].
Для определения психологического фактора этнотипического поведения в ходе исследования выявлялись: основные характеристики свойств нервной системы испытуемых, регистрируемых с помощью прибора CONAN-2 в условиях констатирующего эксперимента по специально разработанной процедуре; формально-динамические свойства - с помощью опросника ОФДСИ В. М. Русалова; степень выраженности показателей изучаемых свойств, тенденции и закономерности во взаимосвязях между ними как в пространстве одного уровня, так и в межуровневых границах индивидуальности испытуемых различных этногрупп.
Обработка результатов эмпирических данных осуществлялась различными методами математической статистики: процедурами описательной статистики (выявления основных характеристик распределения), методами индуктивной статистики (t -критерий), корреляционным, факторным по методу главных компонент, кластерным анализами. Для обработки эмпирических данных использовался пакет прикладных программ статистической обработки данных SPSS 10.0.
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
В начале исследования (совместном с Е. М. Молчановой) был проведен контент-анализ образа удмуртской женщины на материале этнографической литературы XIX-XX вв. Неслучайно в качестве испытуемых были выбраны женщины. Женщина-мать всегда желает видеть в своих детях себя, тонко воплощая в них свое внутреннее содержание. С учетом частоты встречаемости категорий (подкатегорий), объема их упоминаний был составлен этнопсихологический портрет женщины-удмуртки. Как показали результаты контент-аналитического исследования, в прошлом ей приписывались такие качества, как трудолюбие, выносливость, работоспособность. Отмечается, что она религиозна и суеверна, осторожна во всех своих делах и поступках. В отношениях с другими немногословна и покорна, особенно с людьми, старшими по возрасту. Несмотря на то, что жизнь ее тяжела, она вынослива и терпелива. Ее эмоциональная сдержанность проявляется в скромности и тихости; нередко ей приписывается печальный образ.
Образ современной женщины-удмуртки исследовался с помощью метода открытых вопросов, ответы на которые давали женщины удмуртской и русской национальностей. Полученные результаты обрабатывались с помощью контент-анализа с использованием категорий, предложенных В. Н. Панферовым [11] (см. табл. 1).
Как видно из табл. 1, в стереотипизированном образе женщины-удмуртки, включающем характеристики автостереотипа (МЫ) и гетеростереотипа (ОНИ), общий стиль поведения представлен такими чертами, как скромность, доброта, застенчивость, замкнутость, скрытность; общий стиль деятельности отличают трудолюбие, исполнительность, хозяйственность; в отношении с окружающими удмуртка проявляет терпеливость, гостеприимность, обидчивость; преобладающие эмоциональные качества - сдержанность и веселость. Согласованность авто- и гетеростереотипов допускает рассматривать эти черты в качестве реальных характеристик образа женщины-удмуртки [23, с. 318]. При сопоставлении данных контент-анализа этнографической литературы и ответов на открытые вопросы прослеживается их соотнесенность. Тем самым эти черты могут рассматриваться как этнотипические характеристики удмуртской женщины.
В дальнейшем в исследовании применялась методика "Психосемантический анализ стереоти-
стр. 35
Таблица 1. Этнические стереотипы удмуртской женщины
|
Автостереотип женщины-удмуртки |
Гетеростереотип женщины-удмуртки |
Совпадающие черты в авто-гетеростереотипах женщины-удмуртки |
|
Общий стиль поведения |
||
|
Скромная (42) |
Добрая (25) |
Скромная |
|
Добрая (27) |
Скромная (19) |
Добрая |
|
Застенчивая (20) |
Замкнутая (17) |
Застенчивая |
|
Замкнутая (18) |
Скрытная (10) |
Замкнутая |
|
Верная (9) |
Застенчивая(5) |
Скрытная |
|
Скрытная (8) |
|
|
|
Общий стиль деятельности |
||
|
Трудолюбивая (47) |
Трудолюбивая (35) |
Трудолюбивая |
|
Исполнительная (22) |
Хозяйственная (19) |
Исполнительная |
|
Хозяйственная (13) |
Исполнительная (8) |
Хозяйственная |
|
Аккуратная (9) |
|
|
|
Чистоплотная (7) |
|
|
|
Целеустремленная (5) |
|
|
|
Отношение к людям |
||
|
Терпеливая(19) |
Гостеприимная (13) |
Терпеливая |
|
Гостеприимная (18) |
Коммуникабельная (11) |
Гостеприимная |
|
Доброжелательная (12) |
Обидчивая (5) |
Обидчивая |
|
Тактичная(7) |
Терпеливая(4) |
|
|
Уступчивая (6) |
|
|
|
Молчаливая (6) |
|
|
|
Обидчивая (6) |
|
|
|
Отношение к себе |
||
|
Неуверенная (11) |
|
|
|
Особенности эмоциональных свойств |
||
|
Сдержанная (16) |
Веселая (12) |
Сдержанная |
|
Веселая (9) |
Сдержанная (5) |
Веселая |
Примечание: В скобках представлена частота упоминаний (встречаемости) характеристик.
пов этнического характера" [13]. Результаты исследования сведены в табл. 2, 3. В таблицах приводятся средние значения по отдельным шкалам, упорядоченным в пары на основе четырехпозиционной концепции личностной черты. У каждой пары связанных шкал дается символ "+", если балл стимульного объекта отклоняется в сторону полюса социальной желательности и, наоборот, "-" - отрицательной социальной желательности.
В связи с тем, что перед нами стояла задача выявить этнотипические характеристики женщины-удмуртки, будем проводить анализ шкал трех стимульных объектов: удмуртка в прошлом, удмуртка в настоящем, Я сама (автостереотип женщины-удмуртки).
Итак, анализ данных четырехполюсной модели личностных черт показывает (табл. 2), что представительницы удмуртского народа оценивают удмуртку в прошлом скорее как: откровенную (-1.19), чем бестактную (-0.66); придирчивую (-1.16), чем избирательную (-0.28); мягкую (-1.03), чем мягкотелую (-0.31); приятную (-1.4), чем глупую (-0.71). Удмуртка в настоящем явно выраженных черт не получила. При этом стимульному объекту Я сама были приписаны откровенность (-1.09) и приятность (-1.2).
Русские женщины (см. табл. 3) оценивают удмуртку в прошлом скорее как: застенчивую (1.65), чем неуверенную (-0.02); избира