Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
КУРСОВАЯ РАБОТА
на тему:
« АДВОКАТУРА В РОССИИ ДО 1917 ГОДА. МЕСТО,
НАЗНАЧЕНИЕ, СПОРЫ »
МОСКВА 1998 г.
СОДЕРЖАНИЕ :
Введение...................................................................................стр.3
Предшественники профессиональной адвокатской деятельности
в дореформенной Руси............................................................стр.8
Возникновение и развитие адвокатуры в пореформенной
России как правового института .............................................стр.12
Статус адвокатуры в России до 1917 годы, споры о его
месте, назначении и цели...........................................................стр.18
Общественное мнение и практические шаги русской адвокатуры в судебной практике до 1917 г..................................................стр.26
Заключение..............................................................................стр.36
Библиография..........................................................................стр.38
1. Введение.
Актуальность, цели и задачи настоящей курсовой работы предопределены историческими реалиями развития российской правовой системы и зависят от тех настроений и споров, которые российское общество вынашивало в связи с созданием института адвокатуры. Идея введения в России профессиональной так называемой присяжной адвокатуры связывалась составителями Судебных уставов 1864 года с состязательным порядком процесса. Государственный совет нашел, что без присяжных поверенных «решительно невозможно будет ведение состязания в гражданском и судебных прений в уголовном судопроизводстве с щелью раскрытия истины и предоставления полной защиты тяжущимся и обвиняемым перед судом».1
В российских условиях того времени введение адвокатуры было большим шагом вперед, обеспечивая возможность гласной защиты обвиняемых и известного контроля над «закулисными» воздействиями на органы следствия и суда.
Дворянско-чиновничьи верхи относились с крайним предубеждением к адвокатуре. Объяснительная записка к Учреждению судебных установлении прямо указывала, что «мы не должны иметь адвокатов в том виде и на тех основаниях, которые приняты, например, во Франции. Во-первых, им нельзя давать самоуправления, во-вторых, надо избежать «гибельного деления на поверенных и адвокатов». Проект графа Блудова предлагал ряд правил для обуздания адвокатов,, например, о награждении их чинами, о назначении министерствам председателей советов, и только при обсуждении в Государственном совете эти правила были отвергнуты.
При создании адвокатуры в России образцом послужил немецко-австрийский тип ее, характерной чертой которого являлось соединение в одних руках функций правозаступничества и судебного представительства. При такой организации адвокат являлся не только правозаступником и судебным оратором, но и поверенным клиента, подготовляющим дело, приводящим в исполнение
Полностью присоединялся к этой характеристике и Н. В. Муравьев.2 В самом начале своего труда, вышедшего в 1889 году, Муравьев категорически отвергал мысль об осуществлении прокуратурой надзора за судом:
«Суд сам призван охранять закон, и надзор за ним возможен лишь в иерархическом порядке судебных же инстанций (стр. 27).»
Профессор Е. Васьковский, наиболее горячо отстаивал в русской литературе необходимость разделения двух функций адвокатуры в широком смысле слова:- «Адвокат из ученого эксперта и судебного оратора, каким он был в качестве чистого правозаступника, становится практическим дельцом, маклером по юридической части, имеющим тем больше успеха в публике, чем больше сметливости, юркости и даже неразборчивости в средствах он проявляет при устройстве материальных интересов своих клиентов» 3.
Но, соединив в лице присяжных поверенных функции право-заступничества и судебного представительства, Судебные уставы приняли организационное построение адвокатуры, близкое к французскому.
В округе каждой судебной палаты адвокатура должна была иметь свой выборный совет орган дисциплинарной и распорядительной власти, который ведал приемом новых адвокатов и вырабатывал правила профессиональной деятельности.
В качестве условий для приема в адвокатуру были требования:
а) высшего юридического образования;
б) стажа службы по судебному ведомству в течение 5 лет или такого же стажа практической работы в качестве помощника присяжного поверенного.
При приеме в адвокатское сословие совет имел право отклонить ту или иную кандидатуру по так называемым «неформальным основаниям» в случаях, когда образ жизни и занятия кандидата представлялись не совместимыми со званием адвоката .
В качестве органа дисциплинарного надзора совет мог налагать на присяжных поверенных за нарушение правил адвокатской профессии следующие взыскания: замечание, выговор, временное запрещение практики и исключение из адвокатского сословия. Второй инстанцией для рассмотрения дисциплинарных дел адвокатов являлось общее собрание департаментов судебной палаты, куда прокурор мог приносить протесты, а адвокаты жалобы на постановления совета.
Каждый адвокат имел право выступать по уголовным и гражданским делам на территории всей России во всех судебных учреждениях.
Отношение высших сфер к адвокатуре с первого дня ее введения было проникнуто недоверием. Уже в 1875. году было прекращено учреждение советов присяжных поверенных там, где они не были образованы. Функции советов по надзору за адвокатурой были возложены на общие собрания отделении окружного суда, что подрывало самостоятельность адвокатуры.
После процесса Веры Засулич, окончившегося оправданием ее присяжными заседателями, чему немало способствовала блестящая защита ее адвокатом Александровым, министр юстиции вошел в Государственный совет с представлением о расширении его прав в отношении адвокатуры.
В «Записке» министра юстиции указывалось на стремление к денежной наживе, «ради которой адвокаты не останавливаются ни перед какими нравственными соображениями ни при выборе клиентов, ни при употреблении средств защиты...» «Подобные побуждения и приемы, направленные путем всевозможного затемнения обстоятельств дела, к оправданию несомненных виновных или даже сознавшихся в .преступлении лиц, не могли, в некоторой степени, не подорвать доверия к самому суду и создали представление о судебном защитнике как о наемном укрывателе всякой неправды и преступления».
Далее, указывалось, что в частной жизни отдельных адвокатов допускались поступки, не совместимые с высоким званием присяжного поверенного, и что «не всегда возможно рассчитывать на твердое применение самими советами предоставленной им власти к удалению подобных лиц из числа присяжных поверенных».4
Ввиду этого министр считал необходимым предоставление ему «в качестве временной меры» права исключать из числа присяжных поверенных таких лиц, которые, по имеющимся несомненным сведениям, обнаруживают предосудительный образ действий, не соответствующих званию присяжных поверенных. Однако это представление министра юстиции не было удовлетворено Государственным советом .
Стоя на объективной точке зрения надо признать, что первые 1015 лет своего существования адвокатура являлась наиболее либеральной группой буржуазной интеллигенции. В ее состав вошли немало передовых юристов, в том числе лишенный права преподавания в университетах за свои демократические взгляды профессор уголовного права Спасович, бывшие товарищи прокурора Петербургского окружного суда Андреевский и Жуковский, отказавшиеся выступить в качестве государственного обвинителя по делу Веры Засулич, и другие.5 Лучшие адвокаты Петербурга, Мо
сквы и других крупных городов выступали защитниками в политических процессах, советы присяжных поверенных поддерживали на высоком уровне требования адвокатской этики. Уголовная защита рассматривалась ими как общественное служение.
Но, когда вслед за подъемом 60-х годов наступила эпоха реакции, особенно усилившаяся в 80-х годах и в адвокатуре, как и в иных группах буржуазной интеллигенции, стали развиваться другие тенденции, другое понимание профессиональных задач. Широко распространился взгляд на защитника «....как на производителя труда, составляющего известную ценность, оплачиваемую эквивалентом, в зависимости от тяжести работы и способности работника... Для защиты нет чистых и грязных, правых и неправых дел, а есть лишь даваемый обвинением повод противопоставить доводам прокурора всю силу и тонкость своей диалектики, служа ближайшим интересам клиента и не заглядывая на далекий горизонт общественного блага» .6
С ходом дальнейшего развития капитализма в России основная масса адвокатов все более превращалась в юрисконсультов и поверенных, служащих интересам банков, железных дорог, акционерных обществ и помещиков-промышленников. Это определяло и политическую физиономию большинства адвокатов.7 Ко времени образования в Ро
ссии политических партий очень многие адвокаты оказались в рядах правых буржуазных партий.
К началу 1905 года относится острая политическая характеристика русской адвокатуры, сделанная В. И. Лениным в письме к Е. Д. Стасовой и товарищам в московской тюрьме. Давая советы товарищам о поведении на суде, В. И. Ленин писал: «Брать адвокатов только умных, других не надо. Заранее объявлять им: исключительно критиковать и «ловить» свидетелей и прокурора на вопросе проверки фактов и подстроенности обвинения, исключительно дискредитировать шемякинские стороны суда. Даже умный либеральный адвокат архисклонен сказать или намекнуть на мирный характер социал-демократического движения... Все подобные поползновения надо пресечь в корне. Юристы самые реакционные люди, как говорил, .кажется, Бебель. Знай сверчок свой шесток. Будь только юристом, высмеивай свидетелей обвинения и прокурора, самое большее противопоставляй этакий суд и суд присяжных в свободной стране, но убеждений подсудимого не касайся, об оценке тобой его убеждений и его действий не смей и заикаться. Ибо ты, либералишко, до того этих убеждений не понимаешь, что даже хваля их не сумеешь обойтись без пошлостей... Но все же лучше адвокатов бояться и не верить им...».8
2. Предшественники профессиональной адвокатской деятельности в дореформенной Руси.
История русской адвокатуры мало интересовалась, что существовало раньше судебной реформы, ей там нечего было искать и незачем было приподнимать завесу безотрадного прошлого. Однако необходимо вспомнить , что представляло это прошлое
Государственная Канцелярия так характеризовала действовавший порядок в отношении организации судебного представительства: «В настоящее время присяжные стряпчие находятся только при коммерческих судах (Св. Зак. т. XI, ч. 2, Уст. Торг. ст. 1278 и 12911296; поверенными же по делам, производящимся в общих судебных местах, могут быть вообще все те, коим законом сие именно не воспрещено (Св. Зак. т. X, ч. 2, ст. 185); к числу сих последних принадлежат: малолетние, духовные особы, монахи, чиновники, состоящие на службе, в тех местах, где они служат; люди, лишенные по суду доброго имени или подвергшиеся по суду телесному наказанию, и т.д. (там же, ст. 195)» . Кроме этого, существовало еще постановление о «записке» ходатаев в контору адресов и уплате ими адресного сбора, как относящимися к классу людей, отправляющих разные должности в частных домах по найму и в других условиях.
Указанными правилами исчерпывались заботы законодателя об установлении судебного представительства. Можно, поэтому, категорически утверждать, что никакой законодательной регламентации стряпчества и адвокатуры не было, и что они не существовали в России в качестве юридического института. Однако, это обстоятельство нисколько не мешало «судохождению» сложиться в весьма определенное социальное явление, которое, несомненно, играло видную роль в общественном быту того времени. В самом деле, не было ни одного выдающегося писателя, который в своих произведениях не изобразил бы типа стряпчего, ходатая по делам. Гоголь и Тургенев, Островский и Писемский, Щедрин и Пушкин все они увековечили образ дореформенного адвоката, и стоит лишь вспомнить о Риспо-ложенском, Могильцеве, юрисконсульте Чичикова, Онуфрии Ильиче из «Двух приятелей», чтобы тотчас же предстала перед глазами «приказная строка со старушечьим сморщенным лицом, ястребиным носом и беспокойными глазами, совершенно истасканное существо, недавно служившее в теплом местечке, а в настоящее время находящееся под судом».
«Таких адвокатов, говорит П.А. Потехин, называли ябедниками, кровопийцами, чернильными душами, но самое меткое название было «крапивное семя». В этом названии сказался русский человек, легко и метко отыскивающий клички.
Когда с Чичиковым стряслось несчастье, он «опустился в грязь и низменную жизнь. И в ожидании лучшего принужден был даже заняться званием поверенного, званием, не приобретшим в России гражданства, толкаемым со всех сторон, плохо уважаемым мелкою канцелярской тварью и даже своими доверителями, осужденным на пресмыкание в передних, грубости и пр., но нужда заставила решиться на все».
В 60-х годах, когда уже подготовлялась судебная реформа и появилась юридическая литература, состояние российской адвокатуры привлекло к себе внимание печати.9 В полемике, возникшей между Г. К.
Репинским , стоявшим на указанной точке зрения, и А. Загибениным, последний заявил, что «мы никак не согласимся исключить самую возможность появления в этом сословии людей образованных, честных, благонадежных». Но такой взгляд доказывает лишь, что в то время еще не окрепло сознание необходимости коренной реформы.
В действительности же условия были таковы, что именно самая возможность появления в сословии людей честных и благонадежных совершенно исключалась. Нужно же вспомнить, что представлял дореформенный суд.
«При одном воспоминании о нем, говорит И.С. Аксаков, волосы встают дыбом, мороз дерет по коже!.. Мы имеем право так говорить. Пишущий эти строки посвятил служебной деятельности в старом суде первые лучшие годы своей молодости... Он изведал вдоль и поперек все тогдашнее правосудие, в провинции и столице, в канцеляриях и в составе суда... Это было воистину мерзость запустения на месте святом. Со всем пылом юношеского негодования ринулся он, вместе со своими товарищами по воспитанию, в неравную борьбу с судейской неправдой, и точно так же, как иногда и теперь, встревоженный этим натиском, наш кривосуд поднимал дикий вопль: «вольнодумцы, бунтовщики, революционеры!»10
Так писал И. С. Аксаков в 1884 г., когда разрослась агитация против новых судов. Но и задолго до их введения, в журнале Совета Комиссии составления законов от 6 февраля 1820 г., уже была отмечена неизбежность зла крапивного семени. «По системе, постановленной указом 1723 года, ноября 5-го, равно как и прежде, по уложению главы X, тяжебные дела в России обрабатываются и производятся не адвокатами, а почти исключительно самим правительством. Тяжущиеся, говорит журнал, должны токмо представить свои прошения, документы и доказательства; после чего суд уже обязан по должности справками объяснить дело и управлять ходом оного до окончательного решения. Защищение дела или говорение суда остановлено как бесполезное и неудобное. Сроки, в которые суд должен совершить каждую часть разбирательства тяжебного, не определены, так что суд или лучше канцелярия суда действует в сем отношении совершенно произвольно, а тяжущимся не оставлено собственно никакого законного участия в производстве дела. Все для них покрыто величайшей тайной, и истец, равно как и ответчик, не должны знать, в каком состоянии находится их дело. Но тайна сия не может остаться непроницаемою; тяжущийся узнает каким-нибудь образом то, что никто не смеет открыть ему явно. Он принимает сообразно с тем свои меры, представляя в суд новые объяснения и доводы, кои все, сколько бы их ни было представлено в суд, будут приняты, и о коем противная сторона между тем ничего не знает, если о том случайно не дойдет до ее сведения. Часто тот и другой ничего лучшего предпринять не умеют, как беспрестанные подавать друг на друга жалобы и, повторивши во всех губернских присутственных местах сию роль интриги, может быть неизбежно должны то же самое в столице повторить пред Высшими Судами. Такова бесспорно судебная российская практика, и она былане очень благоприятна для соблюдения правосудия. Не надлежит также забывать и того, что обыкновение и личное влияние изменяют закон к лучшему или к худшему, и что тяжущиеся принуждены были беспрестанно прибегать к посредству прокуроров, губернаторов, генерал-губернаторов и даже министров, потому что только этим могли поправить запутанный, темный и почти всегда произволом управляемый ход дела в Гражданских Судах. 11
Но пока «корень зла» сидел прочно, было очевидно, что честному и благонадежному ходатаю делать нечего. Пытаться помочь истине пробиться сквозь путы формализма было бы донкихотством, и задача стряпчего, формальное участие которого сводилось к рукоприкладству и составлению бумаг, могла заключаться только в стремлении запутать дело, затемнить его, или в воздействии закулисными средствами на всемогущую канцелярию. Только для этого к стряпчему и обращались, и только с такой точки зрения оценивались его способности и знания.
«Если дело восходило до обер-полицмейстера, пишет Горбунов в своих очерках из Московского захолустья, и обращалось в управу благочиния, то сейчас же переносилось обвиняемыми на консультацию к Иверским воротам, в институт иверских юристов, дельцов, изгнанных из московских палат, судов и приказов. В числе этих дельцов были всякие секретари и губернские, и коллежские, и проворовавшиеся повытчики, и бывшие комиссары, и архивариус, потерявший в пьяном виде вверенное ему на хранение какое-то важное дело, и ведомые лжесвидетели, и честные люди, но от пьянства лишившиеся образа и подобия Божьего. Собирались они в Охотном ряду, в трактире, прозванном ими Шумла. В этом трактире и ведалось ими и оберегалось всякое московских людей воровство, и поклепы, и волокита». С такими стряпчими конкурировали чиновники, которым запрещалось выступать поверенными только в тех местах, где они служат.
Человек, самый сведущий в законах, без нужных связей не скоро доискивался желаемого в суде, а потому большая часть чиновников брали на себя хождение по чужим делам.
Российское законодательство не обманывало себя относительно действительного положения стряпчества. Так, например, Высочайше утвержденный 14 декабря 1797 г. доклад Правительствующего Сената, заключающий попытку урегулировать правозаступничество для Литовской губернии, констатирует, что люди, в судах по делам ходящие, злоупотребляют во зло знание законов и прав тамошних, вместо того, чтобы помогать тяжущимся в получении, а судам в отдании справедливости, наичаще умножают только ябеды, распри, ссоры и бывают причиной вражды и разорения фамилий. Чтобы бороться с этим явлением, доклад поднимает сословный и имущественный ценз адвокатов. Адвокат должен быть дворянином и иметь свои деревни в данном повете или, по меньшей мере, в Литовской губернии. Но законодатель явно не верит, чтобы такое облагорожение состава произвело заметное влияние. Поэтому указ по-прежнему считается с возможностью измены своему верителю, подговора начать тяжбу с тем, чтобы он выиграл ее и дал ему некоторую часть прибытка. Доклад предусматривает употребление беспричинных ругательств по адресу противной стороны. Мало того, в числе причин, влекущих за собою отрешение от стряпчества, упоминается, между прочим, и такая: «Буде предстанет перед суд пьяный или провождая время в пьянстве, пренебрежет тяжбу; буде изобличится в картежной игре, или в каких распутствах» и т.п.
Комиссия по составлению законов 1820 г. так характеризует стряпчих: «В России те, кои носят имя стряпчих, находятся в таком неуважении, какого большая часть из них действительно заслуживает, судя по примерам, как некоторыы из них исполняли принятые на себя обязанности, о чем могут засвидетельствовать самые присутственные места. Кто может с благонадежностью вверить им попечение о своих выгодах и положиться на них. Случалось, что они помогали той и другой стороне, затягивали и запутывали дела, и вместо того, чтобы мирить тяжущихся, по невежеству ли или с умыслом, раздражали их еще более и всегда почти бывали главнейшими виновниками ябед и несправедливых, неясных решений в низших инстанциях, которые потом столь трудно, а иногда и невозможно переделать в высшей инстанции».
Это положение, официально констатированное, оставалось неизменным до самого конца дореформенного периода.
Свод Законов, давая каждому право быть поверенным, уничтожил существовавший в древней России цех поверенных (площадных подьячих).
Российское законодательство со времен Петра Великого боролось против них. Петр Великий установил писать прошения по пунктам, с тою целью, чтобы дело излагалось логически, без примеси посторонних, не относящихся к нему, обстоятельств; а подъячие стали писать по пунктам все, что взбредет им в голову, и суд ничего не мог сделать: форма соблюдена.
3. Возникновение и развитие адвокатуры в пореформенной России как правового института .
Было бы неверно считать, что адвокатура такой же древний институт, как и суды. В классический период греческой и римской истории свободный гражданин был обязан сам предстать перед судом. Он не мог прислать в суд своего представителя. Поэтому народное образование в Древней Греции сводилось в основном к изучению законов .
Возникновению адвокатуры предшествовало семейное представительство, состоявшее в том, что глава семьи (патер) защищал перед судом интересы каждого ее члена. Причем его юрисдикция распространялась не только на родных по крови, но и на других членов семейства клиентов,искавших защитыыи покровительства у всемогущего главы семьи. Отсюдапатроны и клиенты, из которых первыепредшественники адвокатов, а вторыепредставляемых (подзащитных). В то же время зародилось представительство юридических лиц, например монастырей, интересы которых защищали в суде обученные светским законам монахи.12
В средние века право иметь своего представителя в суде было привилегией королевской фамилии. Как особая милость рассматривалось предоставление этого права некоторым подданным. По мере развития ремесел и торговли возникает необходимость в консультировании предпринимателей по правовым вопросам и защите их интересов в суде. Появляется профессия стряпчего, ходатая. Затем эти лица объединяются в средневековые цеховые организации, занимавшиеся подготовкой и обучением юристов для «хождения по чужим делам» и защитой их интересов. На этой
основе в XIVXV вв. в Англии возникают ассоциации юристов барристеров, объединяемые в инны (иннгостиница, постоялый двор). Эти корпорации существуют до сих пор (в Лондоне четыре инна, каждый из которых опирается на свою школу права, имеет библиотеку, офисы для приема посетителей, свою символику). Слово «барристер» происходит от английского «bar» стенка, перегородка, которая в свое время отделяла в иннах магистров от учеников. Тогда же в Англии получил развитие институт солиситеров. Если барристер пледирует, т. е. выступает перед судом, то солиситер собирает для него необходимые материалы и, кроме того, в качестве стряпчего выполняет многие правовые поручения по налогообложению, страхованию и т.д., а также осуществляет функции нотариуса. Солиситеры объединены ныне в ассоциацию и обладают правом выступать в магистратских (низших) судах, а отчастии в судах Короны.
На континенте Европы в XVIIXVIII вв. получил развитие институт государственной, правительственной адвокатуры, приверженцем которой был прусский король Фридрих II Великий. Адвокатские обязанности выполняли назначаемые судами и при них состоявшие чиновники. Они получали жалованье и пенсионное содержание от государства. На них распространялась дисциплинарная ответственность, которую они несли перед судом. Адвокат мог выступать только в суде, при котором состоял. Идея государственной адвокатуры не получила развития. И. Я. Фойницкий по данному поводу писал: «Превращаясь в должностных лиц, адвокаты утрачивают независимость и самостоятельность, необходимые им для стойкого охранения на суде доверенных им интересов».13
На смену цеховой и государственной организации защиты и представительства приходит адвокатура как самоуправляемая организация лиц свободной профессии. Раньше всех адвокатура в таком виде возникла во Франции. Правда, после Революции 1789 г. особое адвокатское сословие было упразднено; разрешалось выступать в судах всем гражданам (декрет от 2 сентября 1790 г.). Но уже в 1803 г. адвокатура была восстановлена. Наполеон 1 хотя и сохранил адвокатуру, но постарался урезать ее в правах. Как и все диктаторы, он крайне недоброжелательно относился к адвокатуре. В частности, во время подготовки декрета от 14 декабря 1810 г. он писал: «Адвокатыэто бунтовщики, артисты преступлений и измен; пока при мне шпага, я никогда не подпишу подобного декрета. Я желал бы, чтобы была возможность отрезать язык тому адвокату, который употребит его против правительства».
Но все же Наполеон не смог разрушить адвокатуру, и она получила во Франции дальнейшее развитие. Как и в Англии, адвокаты делились на два разрядатех, кто выступал в судах, блистал красноречием и завоевывал лавры, и тех, кто подбирал клиентуру, собирал подготовительные материалы, выполнял и оставался в тени.
В России до судебной реформы 1864 г. ходатаями «по чужим делам» были не организованные в цех подьячие и стряпчие, как правило без юридического образования, ловкие и корыстолюбивые. Они умели мастерски запутывать дела, прибегать к крючкотворству и вымогать у клиентов то двугривенный, то штоф водки. В аристократических кругах подвизались стряпчие и с высшим образованием, получавшие солидные гонорары, но и они не блистали глубокими знаниями и высокой нравственностью. При Екатерине II был разработан проект создания государственной адвокатуры по германскому образцу, но он не был принят.
Возникновение российской адвокатуры справедливо связывается с принятием судебных уставов 1864 года. Адвокатура объявлялась свободной от государственного вмешательства самоуправляемой организацией юристов, призванных оказывать гражданам юридическую помощь, в частности защищать их интересы в суде. Присяжные поверенные состояли при судах. Собрание присяжных поверенных при каждой судебной палате, а в ряде местпри окружном судебыло высшим органом адвокатуры. Оно избирало исполнительный Совет. Дисциплинарную ответственность за проступки присяжные поверенные несли перед Советом. Присяжными поверенными могли быть лица только с высшим юридическим образованием, достигшие 25 лет, дееспособные,ничем не опороченные, имеющие практику по юридической профессии не менее 5 лет.
Поскольку адвокатов в России было мало, недобросовестные и необразованные стряпчие продолжали грабить наивных клиентов. Для воспрепятствования этому в 1874 г. были введены помощники присяжных поверенных, которые имели право самостоятельно давать юридические советы, составлять деловые бумаги, вести дела в мировом суде. Они привлекались для оказания помощи адвокатам при ведении защиты в суде присяжных. В основном из них комплектовался контингент присяжных поверенных, но для того, чтобы стать адвокатом, нужно было (при отсутствии судебного стажа) в течение 5 лет работать помощником присяжного поверенного (своеобразная форма стажировки). В отличие от этого кандидат на судебные должности состоял в этом звании до назначения его судьей лишь 2 года.
Вскоре после своего рождения русская адвокатура вступила в полосу небывалого расцвета. Не судья, а адвокат стал центральной фигурой русской судебной реформы. Адвокаты творили чудеса, воздействуя на присяжных заседателей не только эмоционально, но и безупречной логикой доказывания. Появилась целая плеяда выдающихся российских адвокатов, завоевавших симпатии широкой общественности,Спасович, Кони, Плевако, Коробчевский, Андриевский и многие другие.
Вернемся к истокам возникновения адвокатуры в России. Еще в 1857 г. обсуждение в Государственном Совете внесенных вторым отделением Собственной Его Величества канцелярии основных положений началось с чтения Высочайшего повеления, коим воспрещалось касаться, между прочим, вопроса об адвокатуре. Соответственно этому, относящиеся к тому времени проекты всячески старались найти компромисс между отвращением к адвокатуре и неумолимыми требованиями состязательного процесса. Вот что мы читаем, например, в объяснительной записке к проекту устава гражданского судопроизводства.14
«Мы уже признали необходимым совершенно устранить Канцелярию Судов низших и средних инстанций от участия в докладе, и, обозревая различные установленные для сего правила в законах иностранных, замечали, что представление Суду дела защитниками, равно доклад оных по систематическим из дела выпискам, в России почти совершенно невозможно, ибо мы не имеем сословия адвокатов, или защитников; не имеем даже и надежды найти, по крайней мере, в настоящее время, достаточно приготовленных к тому людей».
Но мало этого: объяснительная записка полагает, что в России не только нет надежды иметь адвокатов, но нам не следует и стремиться к этому.
«Не должно терять из виду, как может быть вредно, даже опасно для государства, если основательные юридические сведения будут более распространены в другом классе и разряде людей, нежели между лицами, употребляемыми Правительством, хотя, без сомнения, желательно и нужно, чтобы все эти сведения были распространены и за пределами сего круга, для того, чтобы в России могли образоваться хорошие поверенные, столь необходимые к состязанию перед судом».
Записка князя Оболенского любопытна не столько по своему содержанию, сколько по всему тону, свидетельствующему, какой горячий интерес привлекала к себе судебная реформа. «Второе средство, предлагаемое автором, состоит в установлении в России сословия адвокатов. Сословие адвокатов имеет различный круг действий в различных государствах. В некоторых державах существуют адвокаты, состоящие постоянно при судах. На них возложена обязанность приготовлять дело к слушанию, представлять постоянно перед судом лицо тяжущегося и подавать от его имени все требования и возражения. Посредничество их между судом и тяжущимся обязательно для сего последнего. В других державах существует свободное сословие адвокатов, вовсе не принадлежащих к составу того или другого суда. На них возложена обязанность защищать права тяжущихся, словесно или публично, в присутствии суда и самих тяжущихся. Во Франции существуют и те и другие адвокаты. Каковой именно вид адвокатов следует ввести в России , этого автор записки, употребляющий слово адвокат в обширном смысле, не объясняет, и потому указанное им средство установления адвокатов в России, и по самой неопределительности своей, не имеет практического значения. Допуская возможность введения в России адвокатов первого рода, состоящих при суде, нельзя, однако же, не согласиться с тем, что новым уставом образовать целое сословие адвокатов невозможно. Таковой устав остался бы только на бумаге, приведение его в исполнение могло бы иметь место в таком только случае, когда сословие адвокатов образовалось бы в действительности. Очевидно, что для введения адвокатов необходимы предварительные меры, допускающие возможность образования сего сословия. Для сего нужно дозволить всякому, получившему образование в каком-либо училище, приписаться к тому или другому суду, с предоставлением ему служебных прав и преимуществ. Этою предварительною мерою существующие ныне негласные поверенные сделаются гласными и, следовательно, недобросовестные заменятся добросовестными, число их определится, тяжущимся сделается известно их существование, выбор поверенного сделается менее затруднительным, и, таким образом, образуется и самое сословие гласных поверенных, и тогда можно будет возложить на них обязанность хождения по делам и посредничество их сделать для всякого тяжущегося обязательным. Собрание в настоящее время сведений о числе поверенных не приведет к полезным результатам и не откроет истины по самой простой причине: поверенные, хотя и действуют по делам, но негласным образом, и потому, по официальным сведениям, всегда окажется, что их нет. Необходимо сначала обратить их в гласные поверенные и тогда уже собирать сведения о числе поверенных. II Отделение уже занимается изготовлением законоположения сего рода, о введении в России присяжных поверенных при судах, посредничество коих между судом и тяжущимися не должно быть до окончательного образования сего сословия обязательно. Следовательно, если II Отделение не ввело в свой проект установления присяжных поверенных, ни сословия свободных адвокатов, то это обстоятельство показывает только, что оно смотрит на вопрос об адвокатах с практической точки зрения и сознает невозможность введения в России присяжных стряпчих одним уставом, без предварительной по сему предмету меры, которая должна способствовать образованию самого сословия присяжных поверенных».15
В противоположность общественному мнению, которое громко требовало, чтобы класс адвокатов образовался из совершенно новых источников, объяснительная записка настойчиво желает подчеркнуть, что ничего нового проект не вводит, и заботливо поэтому делает указание, что «цель их (т.е. присяжных стряпчих) установления есть не иная, как лучшее устройство такого порядка, который давно уже введен обычаем, или, лучше сказать, необходимостью, и что только по названию это «новый», так сказать, элемент официальных поверенных».
В 1859 г., на двух заседаниях 27 марта и 24 апреля, проект графа Блудова подвергнут был обсуждению в Государственном Совете, в Соединенных Департаментах гражданском и законов . Государственный Совет вполне согласился с мнением II Отделения о том, что «наше учреждение поверенных должно получить направление, совершенно отличное от Франции». Предоставление адвокатуре самоуправления есть результат «односторонности» 16.
«Поверенные в России должны составлять не независимое сословие, а учреждение, состоящее под надзором высшей судебной власти в Империи». Высказавшись с такой категоричностью, Государственный Совет непосредственно отсюда приходит к мысли об образовании Совета присяжных поверенных. («Для сего Соединенные Департаменты признали необходимым, чтобы... избирали из среды себя Совет»). Ничего общего, конечно, этот Совет не имеет со своими иностранными прообразами, он состоит под председательством уездного стряпчего или губернского прокурора. Его функции сводятся к «первоначальному рассмотрению прошений лиц, желающих приписаться к числу поверенных», которые утверждаются в должности судом, и к назначению поверенных для ведения дел лиц, пользующихся правом бедности. Но учреждением Совета делается как бы шаг вперед по пути введения России чего-то нового, вместо распространения института присяжных стряпчих, окончательно дискредитированного к этому моменту. На тот же счет необходимости какой-нибудь, хотя бы внешней новизны нужно отнести замену наименования присяжных стряпчих присяжными поверенными, что должно было усилить предположение о введении «нового, так сказать , элемента».
4. Статус адвокатуры в России до 1917 годы, споры о его месте, назначении и цели.
Взгляд на это присяжного поверенного, как на чиновника судебного ведомства, и на отправление обязанностей адвоката, как на состояние в должности, естественно привел к вопросу об отношении между адвокатурой и государственной службой. С одной стороны, поверенный не состоит на службе правительства и потому не может пользоваться преимуществами, со службой сопряженными. Но, с другой стороны, чтобы привлечь людей образованных к исполнению обязанностей поверенных, необходимо предоставить им какие-либо права. Отсюда правило присяжные поверенные, хотя и не считаются в действительной службе, не получают жалованья от казны и не имеют права ни на пенсию, ни на производство в чины и награды орденами, но пользуются всеми прочими преимуществами службы. Какие, однако, эти «все прочие преимущества» неизвестно.
Вопрос о монополии и обязательном участии адвокатуры оказался самым боевым пунктом, вызвал наиболее оживленные споры в литературе и в замечаниях на законодательство и вообще стоял в центре интереса, возбужденного введения в России адвокатуры.
То было время беспредельного господства в России фейербаховской теории здорового эгоизма. Н.Г. Чернышевский, властитель дум передового русского общества, сумел примирить защиту общины с проповедью теории здорового эгоизма как основы человеческого общежития. Человек, учил Н.Г. Чернышевский, поступает так, как приятнее ему поступать, руководится расчетом, велящим отказываться от меньшей выгоды для получения большей выгоды. Жертва, доказывает герой популярнейшего романа «Что делать?», это «сапоги всмятку». То, что называют возвышенным чувством, идеальными стремлениями, все это в общем ходе жизни совершенно ничтожно перед стремлением каждого к своей пользе и само состоит из того же стремления к пользе.
Конец пятидесятых и начало шестидесятых годов были моментом наибольшего увлечения этой теорией, доведенной затем Писаревым до геркулесовых столпов, после чего и началась реакция. Но в тот момент состязательное начало фигурировало в России не как процессуальный принцип, а как одна из частностей общего взгляда на социальные отношения. Поэтому, хотя на Западе начало состязательности было уже проверено опытом и успело вызвать к себе критическое отношение, в России провозглашение начала состязательности встретило живейший отклик в обществе, как проявление свободной борьбы личных интересов, в которую государство не вправе вмешиваться, которую судья должен созерцать беспристрастно. Вот почему состязательное начало стало в центре реформы, оно определило точку зрения, с которой обсуждалось и оценивалось значение судебного преобразования. Отсюда же проистекало такое резкое и отрицательное отношение к обязательности и монополии адвокатуры. Пусть введение монополии и обязательности подсказывалось разнообразнейшими теоретическими и практическими соображениями и опытом западноевропейских государств, пусть этого требует именно состязательный характер процесса, презумирующего прочное знание и щепетильное соблюдение процессуальных правил. Недаром же, как сейчас было указано, те доводы, которые Государственный Совет приводил против обязательности, доказывают и самую ненужность адвокатуры вообще. Гораздо выше ценилась состязательность, как осуществление свободной борьбы личных интересов, а с этой точки зрения обязательное участие адвокатуры или даже монополия ее рисовались как ограничение в распоряжении своими гражданскими правами, квалифицировались как нарушение естественного права, как нравственное насилие. Поэтому всякая попытка в таком направлении встречала энергичный отпор и решительно отвергалась, а законодатель неустанно искал какой-нибудь компромисс.
В 60-х годах в России впервые был поставлен основной вопрос адвокатской этики, который остался и остается до сих пор неразрешенным. Соединенные Департаменты исходили, по-видимому, из того предположения, на котором стоял и проект, что поверенный обязан отстаивать всякое дело, которое будет ему поручено. Отказ от ведения дела представлялся исключением и вызывает вмешательство Совета. «Хотя, рассуждали Департаменты, поверенный и обязан представлять на суде лицо тяжущегося, по желанию последнего, но, находя его иск явно неуважительным, поверенный может отказаться от обязанности защищать тяжущегося, о чем умалчивают, игнорируют, хотя журнал и начинается с заявления, что не только общие, но и частные замечания по отдельным статьям подвергнутся подробному и внимательному обсуждению.
Осенью 1861 года вернулся в Петербург из Крыма Император Александр II, бодрый, веселый, довольный, удовлетворенный, счастливый, счастливый тем особым и великим счастьем, которое дает лицам, располагающим судьбами народов, сознание исполненного долга и твердого выполнения завещанной историей трудной, но благородной миссии. Гений свободы и гуманности, несмотря на промахи управлявшего в отсутствие Государя Верховного Совета, несмотря на «зигзаги» русского прогресса, витал в то время над Россией, Политический барометр, невзирая на беспрестанные колебания, частенько от «переменно» подходил к «ясно».
Начала европейского публичного права и науки, проникавшие в Россию дотоле контрабандным путем (слово «прогресс» было формально запрещено еще в 1858 г.) или в виде замаскированных анонимов (как, например, «общие непреложные начала» у графа Блудова), получили, наконец, открытый доступ и к российской законодательной практике.
Основные Положения, касающиеся организации присяжных поверенных, обнимают 16 статей (ст. 8095) и в общем вполне воспроизводят проект Соединенных Департаментов. Важнейшие отличия заключаются в некоторых редакционных исправлениях, имеющих, впрочем, весьма существенное значение. Так, в проекте говорилось: в присяжные поверенные «определяются», а Основные Положения более правильно говорят: к числу присяжных поверенных могут «приписываться». Сохраняя председательствование в Совете за прокурором Судебной Палаты, Основные Положения делают робкий шаг вперед и упоминают в особой статье о товарище председателя, которого присяжные поверенные избирают из своей среды и который заступает прокурора в Совете, в случае его болезни или отсутствия. Само собой разумеется, что постановка адвокатской монополии не осталась без изменений. Вместо издаваемой в законодательном порядке табели, которая должна признать то или другое количество поверенных достаточным, Основные Положения заранее фиксируют это количество и вводят монополию там, где есть не менее десяти присяжных поверенных.17
Важнейшее дополнение, внесенное Основными Положениями, заключается в том, что впервые здесь упоминается о деятельности присяжных поверенных в уголовных делах. До сих пор все проекты говорили только о делах гражданских и соответственно с этим упоминали только о тяжущихся, ничего не говоря о подсудимых. Ст. 82 Основных Положений устанавливает, что в делах уголовных присяжные поверенные принимают на себя защиту подсудимых или по их поручению или по назначению председателя судебного места.
Приведенными изменениями и добавлениями исчерпываются в сущности все новшества, предложенные Основными Положениями... Таким образом, наиболее важные, принципиальные вопросы Государственная Канцелярия обошла молчанием, не включив их вовсе в Основные Положения и оставив их открытыми. Так, прежде всего, Основные Положения, определяя, согласно с проектом Соединенных Департаментов, положительные условия для вступления в присяжные поверенные, умалчивают об отрицательных условиях. Еще удивительнее, что остается невыясненной компетенция Совета присяжных поверенных. Это тем более характерно, что Основные Положения упоминают о дисциплинарной власти Совета и здесь, точно так же буквально повторяя постановления проекта Соединенных Департаментов, обходят молчанием вопрос о компетенции Совета, которая по упомянутому проекту определялась только как первоначальное рассмотрение прошений лиц, желающих приписаться к числу поверенных. Не упоминается также, куда и как приносятся жалобы на постановления Совета, И, наконец, остается открытым вопрос о праве присяжного поверенного отказываться от поручаемого ему дела и об обязанности вести поручаемое ему по просьбе тяжущихся дело.
Очевидно, таким образом, что самое большее, на что Комиссия осмелилась решиться, это обойти молчанием и оставить открытым и наиболее спорные, щекотливые вопросы, предоставив обстоятельствам времени повлиять на решение их в ту или другую сторону, А все, что вошло в Основные Положения, составляет в существе своем воспроизведение содержания того проекта, дальнейшее развитие коего было только что столь решительно прервано Высочайшим повелением.
Государственный Совет в департаментах законов и гражданских дел, в усиленном составе их, рассмотрел Основные Положения 28 апреля, 2, 5, 9, 16, 19, 23, 26 и 30 мая, 2, 6, 23, 27 и 30 июня и 30 июля 1862 года. Основные Положения о присяжных поверенных не возбудили здесь каких-либо серьезных сомнений и разногласий. Объяснительная записка в интересующей нас части воспроизводит все знакомые уже рассуждения, не исключая и фразы о необходимости принятия мер, чтобы это сословие представляло верные ручательства нравственности, знания и честности убеждений. Единственное, но весьма существенное и важное изменение, внесенное Соединенными Департаментами, заключается в устранении прокурора от председательствования в Совете и замене его выборным председателем, причем столь существенное изменение ничем ни мотивировано.
При такой, так сказать, суммарности рассмотрения, особенно любопытно отметить, какие же вопросы возбудили разногласие. Их всего оказалось два: 1) могут ли присяжные поверенные приписываться к окружным судам и 2) могут ли тяжущиеся в городах, где имеет жительство достаточное количество присяжных поверенных, давать доверенность лицам, не принадлежащим к числу сих последних. В обоих случаях в меньшинстве был граф Панин: в первом случае один, а во втором - вдвоем с П. Мухановым. По первому пункту граф Панин настаивал, что приписка к окружным судам обеспечит появление присяжных поверенных во всех пунктах. Большинство же стояло за обеспечение правильного надзора, что достигается припиской присяжных поверенных при судебных палатах. Вместе с тем такой порядок расширял территориальную сферу деятельности присяжных поверенных, предоставляя им ходатайствовать во всех судах округа.
Интереснее и важнее представляется второе разногласие, касающееся, как и можно было ожидать, монополии. Граф Панин и Муханов находили невозможным «стеснять свободу действий всего народонаселения, в самых важных случаях жизни, в пользу небольшого класса людей, получающих привилегию еще раньше, нежели этот класс образовался, когда еще нельзя предвидеть, принесет ли это новое сословие всю ожидаемую от него пользу и удовлетворит ли оно всем законным потребностям общества; другими словами, это значит предупреждать будущее, признавать за факт вполне совершившийся. Такое увлечение надеждой на блестящее будущее, быть может, еще весьма отдаленное, едва ли возможно вводить, особенно же, когда в жертву ему надо принести существенные интересы всего населения... Если присяжные поверенные оправдают вполне те надежды и ожидания, под влиянием которых учреждается их сословие, то большая часть тяжущихся будет обращаться к их посредству без всякого к тому принуждения» . Но большинство доказывало, что не в том вовсе дело, чтобы предупреждать будущее, а в том, чтобы обеспечить наступление желаемого будущего. «Никто не станет стеснять себя припискою к этому сословию и ограничивать свои права определенными в законе условиями, когда и без того он может быть поверенным, где и когда захочет, не подчиняясь никаким условиям. Монополии же здесь никакой нет, ибо право быть поверенным определяется законом, и при удовлетворении предписанным в нем условиям никому не запрещается приписываться к сословию поверенных, все же права этого сословия распространяются не на ограниченное какое-либо число поверенных, а на всех, в него записавшихся».
Несмотря, однако, на всю ясность и бесспорность этих рассуждений, большинство сделало уступку меньшинству. Соединенные Департаменты предположили фиксировать достаточное количество поверенных в законодательном порядке. Государственная Канцелярия сразу устанавливала определенное количество, считающееся достаточным. Государственный Совет отказался от фиксирования, предложенного Государственной Канцелярией, и вернулся к постановлению проекта Соединенных Департаментов, согласно коему монополия вступает в силу, когда число поверенных будет признано достаточным, а достаточность устанавливается в законодательном порядке.
29 сентября 1862 г. основные Положения были Высочайше утверждены, причем оставшееся в Общем Собрании разногласие было разрешено Государем в пользу большинства, и, таким образом, монополия присяжных поверенных, хотя и в отдаленной перспективе, снова восторжествовала.
Составляя Основные Положения, Государственная Канцелярия обратила внимание на то, что для правильного действия будущих уставов судопроизводства гражданского и уголовного «необходимо, чтобы ко времени введения оных уже существовали, по возможности, присяжные поверенные». Посему, к числу первых переходных мер принадлежат те, которые могут содействовать образованию сословия присяжных поверенных. Для сего следовало бы, по рассмотрении Соединенными Департаментами главных положений о сих поверенных, приступить немедленно к составлению полного о том проекта и представить оный на дальнейшее рассмотрение и Высочайшее утверждение, не ожидая окончания работ по приготовлению уставов судопроизводства и судоустройства. Положение о присяжных поверенных должно быть вслед затем обнародовано, дабы лица, желающие поступить в это звание, могли приписываться к судебным местам и заблаговременно подготовляться к исполнению своих обязанностей при действии новых уставов судопроизводства. Соединенные Департаменты единогласно (это обстоятельство подчеркнуто в журнале) признали целесообразность этого предложения, находя лишь, что приступить к составлению полного проекта нужно по рассмотрении и Высочайшем утверждении основных положений.
С редким единодушием и весьма горячо общественное мнение России отнеслось к вопросу о монополии адвокатов. Весьма немногие готовы были удовлетвориться тем, чтобы на первое время не стеснять свободы тяжущихся, но решительно стоял против всякой монополии вообще. Запрещать тяжущемуся вверять защиту своего права тому, кому он признает выгодным, значит лишать его способов защиты. Правительство должно не навязывать адвокатов, а только предлагать им, предоставляя каждому свободу выбора. От адвокатов, которые будут состоять на жалованье, требуется, чтобы они ни от каких дел не отказывались. Народным поверенным и платным народным поверенным поставить в обязанность, чтобы они не имели права отказываться от защиты всякого, как лично к нему обращающегося, так и по уведомлениям судебных учреждений всех тех, кто не войдет почему бы то ни было в соглашение о защите присяжными поверенными.
В российской древней истории присяжные (jures) назывались целовальниками, судья губным старостой, а секретарь дьяком, а общеупотребительное наименование адвоката или поверенного в последнее время было стряпчий или ходатай по делам; под словом же поверенный, большею частью, понимались поверенные по откупам, которые, как и все учреждение откупов, вообще не пользовались доброю славою, и никогда народ к ним не сочувствовал. Отчего же законодатель не решился удержать эти названия и не назвал присяжных целовальниками, а дал адвокатам наименование присяжных поверенных, которое нисколько им не соответствует? Если предположить, и не без основания, что законодатель, избегая названия адвокат по какому-то предубеждению, приискал подходящее, равносильное ему наименование в нашем языке, то весьма естественно, что он найти его не мог, потому что в нашем древнем законодательстве защиты гласной не было, а было состязательное судопроизводство при губном старосте и целовальниках, по докладу губного дьяка. Конечно, можно возразить, что наименование вещи, дела или лица не составляет еще сущности его, не придает ему значения. Так это должно было бы быть, но на самом деле бывает совершенно иначе, и наименование какого-нибудь учреждения, а тем более лица, имеет огромное влияние на толпу, на большинство, а это самое главное.
Название адвоката присяжным поверенным привело к странному смешению адвоката и ходатая по делам (avocat et avoque, Advokat und Anwalt, advocate and attorney, awokato e patrone) , обязанности коих совершенно различны. По смыслу, и весьма справедливому, законодательств, всякий адвокат может быть ходатаем, но не всякий ходатай может быть адвокатом.
Желание создать какое-то новое судопроизводство, отличное от западных европейских, было причиною смешения понятий о двух учреждениях; нотариуса и хранителя ипотечных книг (Conservateur des hypoteques).
С современной точки зрения правительству следовало бы употребить все старания, чтобы привлечь к образуемому учреждению адвокатов, людей высшего образования, и для этого:
1) поступление в число адвокатов сделать более трудным;
2) отстранить от себя опеку над обществом назначением губернских и уездных нотариусов, и учреждение это сделать свободным для конкуренции, оградив злоупотребления взносом известной суммы денег и ограничив число их в каждом городе. Исключением из этого правила может быть только назначение правительством нотариусов в тех городах и местностях, где по бедности или малонаселенности не нашлось бы частных лиц, желающих открыть нотариальные конторы;
3) ни адвокаты, ни поверенные, ни нотариусы не должны иметь никаких рангов и форменных одежд (успешность дела мировых учреждений, конечно, должно отнести, между прочим, и к отсутствию мундиров и формальностей);
4) все эти обязанности могут быть исполняемы частными лицами, смотря по степени их образования, так, например, адвокатом может быть только кончивший курс в высшем учебном заведении, поверенным в делах кончивший курс в гимназии и выдержавший экзамен в юридических науках в университете. А в видах могущего быть недостатка при предстоящей реформе дозволить соединить эти две обязанности в одном лице, если только это лицо имеет право быть адвокатом, и т.д.;
5) так как должно предположить, и не без вероятия, что эта реформа будет произведена не одновременно во всем государстве, и что желательно было бы вместе с тем, чтобы это нововведение было принято и усвоено однообразно в судебных местах, то следовало сделать такого рода примечание, что на первые три года по введении в известной местности нового судопроизводства, само правительство назначает председателей совета адвокатов из тех же лиц, которые записаны в табели судебных мест. Назначая лиц более или менее ему известных и ознакомившись уже с гласным судопроизводством, правительство будет иметь большую уверенность, что данная реформа будет введена однообразно и получит приличествующую ей форму;
6) в видах будущего преобразования учредить кафедру состязательного судопроизводства в Имперском училище правоведения, распространив эту меру повременно и в университетах, дабы по окончании десятилетнего переходного периода никто не мог получить звания адвоката, не выдержав предварительного экзамена.
5. Общественное мнение и практические шаги русской адвокатуры в судебной практике до 1917 г.
Адвокат в дореволюционной России «слуга правосудия», по мнению ряда авторов, мог вступить в конфликт со своим подзащитным. Адвокат, как полагают эти авторы, не представляет обвиняемого, а выполняет публично-правовую функцию, т. е. служит обществу. Эти позиции защищает до сих пор так называемая «Санкт-Петербургская школа» права, тогда как в Москве придерживаются другого мнения. Адвокат представляет интересы обвиняемого, потерпевшего, истца, ответчика и не может действовать в ущерб этим интересам, вопреки воле своего клиента. Не должно быть такой ситуации, при которой приглашенный обвиняемым адвокат признает перед судом его вину доказанной, тогда как подзащитный эту вину отрицает. Такой адвокат не нужен ни обвиняемому, ни правосудию. Отрицание вины никогда не бывает голословным. Если обвиняемый занимает такую позицию, значит, не все версии проверены, не все обстоятельства дела выяснены, не все доказательства собраны. И защитник должен обратить свои усилия на восполнение пробелов предварительного и судебного следствия, а не спешить с признанием вины доказанной. При этом средства доказывания должны быть законными и защитник далеко не всегда должен согласовывать их с клиентом. В этом отношении он сохраняет самостоятельность. Защитник вправе настаивать на вынесении оправдательного приговора вопреки признанию обвиняемого, не подкрепленному достаточными доказательствами.
Русская дореволюционная адвокатура выполняла некоторые публично-правовые функции. Адвокат не всегда был связан позицией клиента и мог утверждать, что тот виновен, вопреки заявлениям обвиняемого о своей невиновности. Подчеркивалось особое предназначение адвокатуры, которая «в своем общественном служениислуга государства. Отмечалось также, что хотя адвокат и оказывает помощь клиенту, «но помощь эта учреждается, главным образом, в общественных интересах правосудия». Присяжный поверенный Хардин, помощником которого состоял В. И. Ленин, говорил: «Адвокат должен отстаивать правду, а не искать лазейку для оправдания».18
Во-первых, эти суждения противоречат общей концепции А.Ф. Кони,19 И. Я.
Фойницкого,20 других видных юристов того времени, согласно которой адвокатура учреждается для защиты личности от произвола властей и слугой государства, правосудия быть не может.
Во-вторых, многие русские юристы (например, Л. Е. Владимиров) отмечали непоследовательность данной концепции, утверждая, что задача адвоката защищать клиента, а не помогать правосудию.
В-третьих (и это главное), русская адвокатура возникла в отсталой малограмотной стране и не имела достаточных исторических традиций. Поэтому считалось, что обвиняемый (чаще всего человек из народа) довольно часто не может понять своих подлинных интересов и за него эту мыслительную задачу должен решить адвокат интеллигент, барин, человек с высшим юридическим образованием. Обвиняемый отрицает свою вину, а адвокат с высоты своего положения видит, что это не в его интересах, и вопреки воле клиента признает перед судом вину доказанной, предлагая лишь смягчить ответственность. Обвиняемый признает вину, а адвокат, убежденный в его невиновности, просит вынести оправдательный приговор. Такая независимая позиция адвоката основывалась на его интеллектуальном и нравственном превосходстве над клиентом. И это было предметом корпоративной гордости и самолюбования. К тому же это как-то оправдывало перед властями «адвокатские вольности», потому что всегда можно было сказать: мы служим не клиенту, а государству, обществу, правосудию. И это поднимало престиж адвокатуры, ставя ее в один ряд с прокуратурой и судами. Но нередко забывали о клиенте, поступали вопреки его воле и претендовали на то, чтобы за него определить его подлинные интересы. Между тем отрицание обвиняемым своей вины законно как в случаях, когда он в действительности не виновен, так и тогда, когда он на самом деле виновен. Ведь в момент отрицания вины мы еще не знаем, совершил ли обвиняемый преступление. Поэтому-то ему и предоставляется право на защиту. Признавая же вину доказанной вопреки отрицанию обвиняемым своего участия в совершении преступления, адвокат грубо нарушает право на защиту и наносит своему клиенту «удар ниже пояса», становясь вторым обвинителем. Идея защиты, не зависящей от клиента, основана на неуважении человеческой личности, ощущении своего превосходства над ней, присвоении себе права судить о том, что выгодно и что не выгодно для человека, где его подлинный и где мнимый интерес. В условиях цивилизованного общества, уважающего человеческую личность, адвокат не должен брать на себя труд вести защиту вопреки воле обвиняемого.
Сознание необходимости ввести адвокатуру не могло устранить глубокого к ней недоверия, издавна укоренившегося и широко распространенного. Поэтому вместо того, чтобы позаботиться о мерах для привлечения юристов к новому институту, составители Судебных Уставов создали целый ряд препятствий для успешной организации сословия.21 Препятствия эти были очень серьезны и если они не оказались неодолимыми, то лишь потому, что тогда было совсем особое время и совершенно исключительное настроение. Красноречивый свидетель и выдающийся участник этих дней,
А.Ф. Кони говорит в своих «Воспоминаниях»: «Новой деятельности были отдаваемы все силы бескорыстно и не без личных жертв, ибо были люди, оставлявшие лучшие и более обеспеченные служебные положения, чтобы только принадлежать к судебному ведомству. Вице-директоры шли в члены палаты, губернаторы в председатели окружных судов. Первое время никто, впрочем, и не смотрел на занятие новых должностей, как на обычную рядовую службу. Это была деятельность, задача, призвание. Это была первая любовь. Такая любовь существует не только в личной жизни человека, но и в общественной его жизни; и тут и там она, войдя первою в сердце, последнею выходит из него». Введение Судебных Уставов заставило многих людей менять свою жизненную карьеру. Так, по словам В.О. Люстиха, он поступил в Харьковский университет на математический факультет, но слухи о предстоящей реформе побудили его перейти на юридический факультет и войти в новое сословие.
Такое настроение, по-видимому, особенно ярко концентрировалось именно по отношению к адвокатуре. В речи, произнесенной в Общем Собрании присяжных поверенных 30 апреля 1906 г., В.О. Люстих говорил: «Все первые члены Совета, как и весь первоначальный состав сословия прис. поверенных, получил практическую подготовку на звание прис. поверенного на государственной службе. Всем им, или по крайней мере огромному большинству из них, предстояла блестящая судейская карьера. Что же заставило их пренебречь ею, порвать с прошлым и энергично взяться за совершенно новое, еще неизведанное дело?.. Водворение справедливой законности во всех сферах частной и общественной жизни было идеалом того времени... Среди судебных деятелей адвокатам в этом отношении принадлежало первенствующее место». По словам В.Д. Спасовича, «в начале судебной реформы в народных представлениях положен был во главу угла реформы не судья, а адвокат, и являлся он в каком-то фантастическом ореоле, как чародей Орфей, спасающий невинных, истребляющий чудовища, совершающий одни только добрые дела» . То же самое подтверждает и К.К. Арсеньев в своих «Заметках о русской адвокатуре». В 1885 г. И.Я. Фойницкий утверждал, что «в течение весьма непродолжительного времени русское общество во взглядах на защиту по уголовным делам переживает уже третий фазис. Первый характеризовался преувеличенными ожиданиями, которые на нее возлагались; в ней склонны были видеть противовес от всех зол, не только судебных, но и за пределами суда коренящихся; на нее указывали как на самую надежную гарантию правосудия, при существовании которой можно было не заботиться или заботиться несравненно менее о других условиях правого суда; возражения против защиты объявлялись признаком несовершенства нашего юридического воспитания» .
Благодаря этому не оказало никакого влияния на образование независимого сословия, о котором мечтали составители Судебных Уставов, и то обстоятельство, что первоначально оно составилось сплошь из отставных чиновников, вчерашних жрецов отвергнутого судебного режима. В числе первых, заявивших в Петербурге о своем желании вступить в число присяжных поверенных, были, например, презус военного суда Гороблагодатских заводов и регент земской актовой канцелярии, и оба они были приняты. Вообще, из 26 прошений, переданных комитетом в образовавшийся Совет присяжных поверенных, одно было от доктора юридических наук Владимира Спасовича и одно от присяжного стряпчего, все же остальные принадлежали бывшим чиновникам разных рангов, начиная от коллежского секретаря до действительного статского советника. Но настроение, о котором так ярко свидетельствует А.Ф, Кони, было столь сильно, что подчиняло себе все и всех, и через два-три месяца после введения судебной реформы официальный орган Министерства Юстиции «Судебный Вестник» мог констатировать, что «сословие присяжных поверенных успело выставить несколько талантливых представителей, которых теперь уже бесспорно можно назвать замечательными адвокатами». И даже такие завзятые враги российской адвокатуры, как Щедрин , писали, что «адвокатура наша поначалу довольно горячо заявила о своей солидарности с вопросами жизни» .
Героический момент, вызванный осуществлением Судебных Уставов, оказал бесспорно самое решительное влияние на судьбы российской адвокатуры. Он дал первый сильный толчок, определивший направление, по которому двинулось развитие сословной жизни. Но героический момент никогда не может длиться долго. Ему на смену приходят будни, и тогда ненормальные условия, на которые было указываемо еще при выработке Судебных Уставов, все сильнее и сильнее стали давать себя чувствовать. Сразу же обрисовался недостаточный прилив сил к адвокатуре.
В 1868 г. в Петербурге образовался «первый юридический кабинет при гласном судопроизводстве», уверявший в рассылаемых плакатах, что «при кабинете находится опытный присяжный поверенный и поверенный, говорящий на главных европейских языках». Чрезвычайно характерное объявление печаталось в «Харьковских Ведомостях», указывающее степень невежества частных ходатаев. Объявление это буквально гласило так: «Кабинет для приготовления в поверенные по юридическим взглядам классиков и юридических советов и совещаний...»
В 1867 г. петербургский обер-полицмейстер обратился с запросом в Совет, можно ли разрешить отставному коллежскому секретарю Мелунину иметь вывеску, и Совет, отвечая, что для этого не встречается законных препятствий, полагал, однако, что «вывески и публикации в этом роде вводят в заблуждение простых людей, доверяющихся лицам, не имеющим юридического образования, как в настоящем случае, и не представляющим никакого ручательства в правильности их действий, стоящих вне всякого контроля».
Введение Судебных Уставов заставило частных ходатаев теснее сплотиться, и они стали соединяться в компании. Так, в «Полтавских Губернских Ведомостях» трое лиц объявляли, что они «принимают на себя при взаимном ручательстве и сотрудничестве ведение гражданских и уголовных дел в Полтавском суде и в высших инстанциях». Объявление обратило на себя внимание тем, что в числе этих лиц один был почетный мировой судья. С другой же стороны, когда Министерство Юстиции стало собирать сведения о составе ходатаев, то оказалось, по словам «Русского Мира», что значительное число частных ходатаев не имеют даже юридической правоспособности.
Таким образом, на стороне прежнего «крапивного семени» были и закоренелые традиции набирать числом поболее, ценою подешевле, и неразборчивость в средствах. Но еще важнее было, что при этом ходатаи не несли на себе никаких обязанностей, которые были возложены на присяжных поверенных и которые были для них, при незначительном количестве адвокатов, весьма чувствительны. Так, например, в тверском суде в 1867 г., по сообщению председателя суда, присяжные поверенные вели 108 гражданских дел (частные ходатаи 169 дел), а «из рассмотренных в 1867 г. 127 уголовных дел по всем из них подсудимые требовали себе защитников, которые и были им назначены». Таким образом, число обязательных защит превышало количество гражданских дел. В результате то и дело приходится встречаться с заявлениями такого рода. «В числе частных ходатаев по делам, есть, конечно, много людей, вполне сведущих и достойных. Люди эти по сие время не поступили в число присяжных поверенных, главным образом потому, что звание это, в последнее время возлагает только одни тягости, не представляя в то же время почти никаких выгод» . «Каждому известно, что между частными поверенными в провинции было не мало людей, имеющих все условия для поступления в присяжные поверенные, но они предпочитали оставаться частными поверенными только потому, что не желали испытывать на себе те отношения, которые установились на практике... и желали, оставаясь частным поверенным, сохранить полную неприкосновенность своей самостоятельности».22
Точно так же и петербургский Совет в 1870 г. в одном из своих постановлений высказался в таком же смысле :
«Адвокатурой в новых судебных местах занимаются до сих пор, с одной стороны, ходатаи, с другой присяжные поверенные. Положение ходатаев во всех отношениях удобнее и выгоднее присяжных поверенных. Ходатаи занимаются только теми делами, какими желают; присяжные поверенные стеснены частными обязательными защитами по уголовным делам и защитами лиц, пользующихся правом бедности. Ходатаи могут действовать по всей Империи, а для присяжных поверенных практика провинциальных судов установила, что они не могут действовать в чужих округах. Вследствие всего этого сословие присяжных поверенных не может устроиться, не может организоваться. Лица, имеющие все права, требуемые законом для поступления в присяжные поверенные, не идут в это звание, с которым ничего не соединяется, кроме обязанностей. С другой стороны, те, которые приняли на себя это звание, охотно оставляют его или для поступления на службу, или когда представляют большие дела в чужих округах, или, наконец, для того, чтобы спокойнее и свободнее заниматься адвокатурой. Число поступающих очень незначительно. В настоящем году еще ни одно лицо не присягнуло на звание присяжного поверенного. Между тем число выбывающих увеличивается с каждым днем. Из числа 114 человек, поступивших в разное время в присяжные поверенные, осталось в настоящее время только 88. Нет сомнений, что число выбывающих из числа присяжных поверенных будет увеличиваться, между тем как масса уголовных дел растет чрезвычайно. Три уголовные отделения окружного суда действуют беспрерывно. Из обстоятельств настоящего дела видно, что присяжному поверенному приходится иногда защищать по три уголовных дела в одну неделю».
К этому еще присоединялся строгий надзор, который проявлял Совет, и дисциплинарная ответственность за всякое отступление от вырабатывавшейся Советом адвокатской этики. Поэтому, как только кто-нибудь чувствовал себя стесненным, как только контроль Совета становился тягостным, он тотчас выходил из состава присяжных поверенных, ни на йоту не меняя характера своей профессии.
Безотрадное положение помощников неизбежно приводило к весьма нежелательным последствиям в двух разных направлениях. С одной стороны, юристы, желавшие посвятить себя адвокатуре, не рассчитывали найти надлежащую школу в личном патронате и предпочитали поступать в кандидаты на судебные должности, с тем, чтобы вести дела на правах частных лиц. Эта странная практика, восстановившая одну из наиболее темных сторон дореформенного судебного строя, грозила укорениться в новых судебных учреждениях.
По словам В.А. Капеллера, он, вместе с князем Урусовым и другими товарищами, зачислились в кандидаты на судебные должности при московской Судебной Палате и занимались хождением по делам. Только год спустя старший председатель, сенатор Поленов, предложил им выйти в отставку и записаться в помощники присяжных поверенных. Но в провинции этот опасный порядок еще долго держался. В корреспонденциях «Судебного Вестника» нередко встречаются указания, что, например, в Екатеринославе из кандидатов на судебные
В 1874 г. один из помощников, Пий Варламов, вызванный в суд по обвинению в том, что он воспользовался поездкой в Зарайск, чтобы отбить дело у патрона, отказался явиться на суд и вызвал Ф.И. Плевако на дуэль. Плевако заявил о вызове прокурору, и Варламов, преданный суду моск. Окр. Суда, приговорен был к аресту на военной гауптвахте на 3 дня. Любопытно, что в своем возражении прокурору Варламов выражал удивление, что обвинительная власть говорит о каком-то товарищеском суде, суде, не утвержденном властью.23
Если юристы, желающие посвятить себя адвокатуре, избегали записываться в помощники, не рассчитывая здесь получить нужную подготовку, то, напротив, ввиду неорганизованности помощничества, сюда стремились сомнительные элементы, желавшие использовать звание помощника в разных сторонних целях. «В числе помощников, пишет К.К. Арсеньев, есть лица, которые бы не могли быть терпимы в сословии адвокатов. Есть помощники, занимающиеся ведением дел невозможных. Есть помощники, имеющие занятия, несовместимые с достоинством адвокатуры, например, управляющие конторами ростовщиков. Есть помощники, явно злоупотребляющие доверием обращающихся к ним лиц и действующие самым предосудительным образом. Независимо от сего, есть лица, которые, зная, что над помощниками нет контроля и что помощником может быть всякий, выдают себя за помощников, хотя таковыми ни у кого из присяжных поверенных не состоят» .
Наконец, эта неопределенность положения помощников приводила к тому, что со стороны стажеров возникли попытки освободить себя от надзора Совета. Упорную борьбу с Советом вел помощник А.Н. Турчанинова Люце (впоследствии товарищ министра юстиции) в 1870 г. По ходатайству Совета, Окружной Суд стал назначать помощников присяжных поверенных на защиту подсудимых.24 Люце отказался от защиты; а когда Совет вызвал его для объяснений, он и от этого отказался, заявляя, что помощники не подчинены Совету. Совет, «находя совершенно необходимым установление контроля над помощниками присяжных поверенных, признал невозможным терпеть в их среде лицо, считающее для себя необязательными распоряжения Совета и отказывающееся даже от представления требуемых им объяснений, и потому постановил не считать более Люце помощником присяжного поверенного и исключил его из списка помощников».25 Однако, Судебная Палата, 110 жалобе г. Люце, отменила постановление Совета, так как действующий закон не дает твердой точки опоры для установления такого надзора.
Так же вредило нормальному развитию сосуществование, наряду с судебными уставами, и временных правил 19 октября 1865 г., предоставлявших облегчительные условия для вступления в присяжную адвокатуру.26 Какой, в самом деле, практический смысл имело
записываться в помощники, если, согласно ст. 44 временных правил, лицо, занимавшееся юридической практикой, допускалось в присяжные поверенные и без стажа помощника. Если, тем не менее, в Петербурге тотчас по открытии Совета В.О. Люстих открыл запись в число помощников, то это лишь подтверждает, что практические соображения не играли тогда доминирующей роли. Но, например, в Москве такая крупная величина, как Ф.Н. Плевако, счет излишним проходить стаж помощника, а воспользовался временными правилами. При этом, прослужив 1 год и II месяцев и практикуя 2 года и 10 месяцев, Ф.Н. Плевако доказывал, что вместе эти цифры составят пять лет, так как ст. 44 требует либо 5 лет практики, либо 4 года службы по судебному ведомству. «Следовательно, писал Ф.Н. Плевако, год службы заменяет год и три месяца практики, или единица времени службы равна единице с четвертью времени практики». Выходит, таким образом, что сохраняя и после вступления в действие Судебных Уставов силу облегчительных правил (а они, как уже выше указано, действовали до 1871 г.), законодатель сам сводил на нет значение Судебных Уставов в рассматриваемой области и ставил препятствия для организации сословия.
6. Заключение.
Октябрьская революция 1917 г. и последовавшая за ней кровавая диктатура привели к гибели русской адвокатуры, забвению и даже осмеянию лучших ее традиций. Многие адвокаты были уничтожены физически; другие оказались в концлагерях, созданных для изоляции и приобщения к физическому труду представителей свергнутых классов; оставшиеся на свободе были лишены права выступать в судах и превратились в мелких совслужащих. «Представители адвокатуры, писал А. Я. Вышинский,в подавляющем числе оказались по ту сторону Октябрьской баррикады, оказались в стане врагов диктатуры пролетариата и должны были поэтому разделить их судьбу». Здесь верно лишь одно: адвокаты «разделили судьбу» врагов диктатуры пролетариата, т. е. подверглись тяжким репрессиям. Остальноеложь. Видные адвокаты самоотверженно, нередко бесплатно защищали социал-демократов в царских судах. При этом пополнение партийной казны за счет бандитских налетов на банки и кассы рисовалось в романтических тонах как самоотверженное служение революции. Речь шла об обычных общеуголовных преступлениях. Революция готовилась и делалась грязными руками; уже одно это обрекало ее в конечном счете на поражение. После революции адвокаты были готовы к продолжению своей гуманной, столь необходимой людям деятельности, но их не допускали в суды. К тому же ВЧК и ревтрибуналы были органами террора, расправы, поэтому для адвокатов там не нашлось места.
В декрете ВЦИК о суде № 1 от 24 ноября 1917 г. говорилось о полном упразднении институтов присяжной и частной адвокатуры. В качестве обвинителей, защитников и судебных представителей допускались «все неопороченные граждане обоего пола, пользующиеся гражданскими правами». Прежние адвокаты были «опорочены» и гражданскими правами не пользовались.
Декрет ВЦИК о суде № 2 от 7 марта 1918 г. уточнил, что обвинители и защитники входят в коллегии правозаступников, избираемые Советами рабочих, солдатских, крестьянских и казачьих депутатов. Кроме того, могли выступать один обвинителе и один защитник из числа присутствующих на суде граждан. Адвокатура оказалась разрушенной, а «люди из народа» были не подготовлены к осуществлению функций защиты и представительства. Уровень правовой культуры в судах резко упал. Защитники и представители попали в зависимость от местной власти. Эта зависимость была усилена декретом ВЦИК от 30 ноября 1918 г. «О народном суде РСФСР», который предписывал создание коллегий правозаступников и при уездных исполкомах. Члены коллегий стали должностными лицами Советской Республики, получавшими от государства зарплату по смете, утвержденной Наркомюстом (средневековый институт чиновничьей адвокатуры). Адвокатура учреждалась «для содействия суду», а не обвиняемому, потерпевшему, истцу, ответчику. Как видим, интересы конкретного человека предавались забвению.
В 1996 году Московская адвокатура отметила свой 130-летний юбилей. Справедливо суждение, что российская судебная реформа 1864 года знаменательна не столько учреждением новых судебных установлений, сколько созданием цивилизованной адвокатуры, пользующейся всеобщим уважением и колоссальной популярностью. В дореволюционной России адвокат был самым видным лицом в суде. Речи адвокатов печатались во многих газетах и журналах и вызывали живейший интерес. Оправдательный вердикт присяжных заседателей, вынесенный благодаря усилиям адвоката, нередко сопровождался бурными аплодисментами.
Октябрьская революция 1917 года «сдала на слом» и суд присяжных, и славную российскую адвокатуру, заменив ее малограмотными «народными правозащитниками». Возродив адвокатуру в 1922 г., советская власть рассматривала ее как неизбежное зло, с которым приходится мириться и жестко контролировать ее деятельность.
Но прекрасные традиции российской адвокатуры не умерли. Их пронесли сквозь тернии и передали следующему поколению те немногие представители русской юриспруденции, которым посчастливилось выжить и хоть что-то сделать для защиты прав человека в многострадальной России.
Современная российская адвокатура, к сожалению, не имеет столь высокого престижа, как ее предшественница. Она сталкивается с необходимостью постоянно решать многие совсем не адвокатские проблемы от аренды помещений для офисов до простаивания в очередях, чтобы побеседовать с клиентом, находящимся под стражей.
7. Библиография:
И. Я. Ф о и н и ц к и й. Курс уголовного судопроизводства, т. 1, (СПб., 1884), стр. 624.
Н. В. Муравьев . «Прокурорский надзор в его устройстве и деятельности», стр. 487.
Проф. Е. Васьковский, Организация адвокатуры, ч. 2, СПб., 1893, стр. 34.
И. В. Гессен «Адвокатура, общество и государство», «История русской адвокатуры», т. 1, М., 1914, стр. 241.
Г. Джаншиев, Ведение неправых дел, Сборник статей, М., 1914, стр. 455.
А. Ф. Кони, На жизненном пути, т. 1, изд. 4-е, стр. 113114.
П. Обнинский, Сборник статей, «Откуда идет деморализация нашей адвокатуры», стр. 186.
В. И. Ленин, Письмо К. Д. Стасовой и товарищам в московской тюрьме, Соч., т. 8, стр. 51.
Дело о преобразовании судебной части, т. XVI. Свод Законен Российской Империи.
И.С. Аксаков. Собр. Соч. 1968 г. Т. 7. Стр. 231.
Фойницкий И. Я. Курс уголовного судопроизводства. т. 1, СПб., 1912, с. 479.
Барковская Т. Начало большого пути. Рассвет над Волгой. Куйбышев, 1985, с. 141.
Кони А.Ф. Собр. соч.. т. 5, М.. 1968, с. 133.
«Юридический Вестник», 1874, кн. 1, 2, с. 44.
«Судебный Вестник», 1874, № 10.
«Судебный Вестник», 1876, № 69.
Устав о воинской повинности (Воин. пов.), т. IV, ст. 25. Свод военных постановлений (С. в. п.), кн. VIII, ст. 519 (изд. 1869 г.).
Устав духовных консисторий. М. 1895 г.
Шершеневич Г.Ф. Русское гражданское право. Казань, 1894.
Покровский И.А. Основные проблемы гражданского права. Петроград, 1917.
Гамбаров Ю.С. Русское гражданское право: курс лекций. Ч. 1. М., 1895.
Дювернуа И.П. Курс лекций по гражданскому праву. СПб., 1889.
Иеринг Р. Дух римского права на различных ступенях его развития. СПб., 1875.
Петражицкий Л.И. Теория нрава и государства и связи с теорией нравственности. Т.2. СПб., 1910.
Кавелин К Что есть гражданское право? И где его пределы? СПб., 1864.
Дюги Л. Общие преобразования гражданского права со времен Кодекса Наполеона. М., 1919.
Агарков М.М. Ценность частного права. - Правоведение, 1992, № 1, с. 27.
Победоносцев К. Курс гражданского права. С. 1. СПб., 1914.
Новая Россия: Информационно-статистический альманах. М., 1994.
Акты, относящиеся до юридического быта древней России СПб., 1857. Т. 1; 1864. Т. II; 1884. Т. III.
Акты русского государства. М., 1975.
Лебедев Д. И. Собрание историко-юридических актов И. Д. Беляева. М., 1881.
Лихачев Н. П. Сборник актов, собранных в архивах и библиотеках. СПб., 1895. Вып. 1.
Описание документов и дел, хранящихся в архиве Святейшего правительствующего Синода. СПб., 18681914. Тт. 112, 1416, 1823, 26, 28, 29, 31, 32, 34, 39, 50.
Памятники русского права. М., 19521963. Вып. 1Х.
Полное собрание постановлений и распоряжений по ведомству православнаго исповедания Российской империи. СПб., 1869 1911.Тт.1X.
Русская историческая библиотека, издаваемая Археографическою Комиссиею. СПб., 1875. Т. П; 1898. Т. XVII.
Русская Правда // Российское законодательство XXX веков. М., 1984-1985гг. Т. 1,2.
Хрестоматия по истории русского Права/Под ред. М. Ф. Владимирского-Буданова. СПб.; Киев, 18891903. Вып. 13.
Белокуров С. А. Материалы для русской истории. М., 1888.
Бенеманский М. И. Закон Гражданский. Значение его в русском праве. М., 1917.
Богословский М. М. История России 19 века: Курс, читанный на Московских высших женских курсах в 1910/11 учебном году. М., 1911.
Владимирский-Буданов М. ф. Обзор истории русского права. СПб.; Киев, 1900. Вып. 1, 2.
Голубинский Е. Е. История русской церкви М 19011904. Тт. 12.
Калачов Н. В. О значении кормчей в системе древнего русского права. М., 1850.
Акты, относящиеся до юридического быта древней России. - СПб.: Типография Академии наук, 1887-1884. - Т. 1-12.
Акты русского государства. - М.: Наука, 1970.
Лихачев Н.П. Сборник актов, собранных в архивах и библиотеках. - СПб.: Типография Б.Балашева и К., 1895.
Российское законодательство Х-ХХ веков. - М.: Юридическая литература, 1984-1987. - Т.6.7.
Беляев И.Д. Лекции по истории русского законодательства. -: Типография С.А. Петровского и Л.Л. Панина, 1889.
Буганов В.И., Преображенский А.А., Тихонов Б.А. Эволюция феодализма в России. - М, Мысль, 1980. - 342 с.
Павлов А.С. Курс церковнаго права. - Типография Свято-Троицкой Сергиевой лавры, 1902.
Попов А.В. Суд и наказания за преступления против веры и нравственности по русскому праву. - Казань.: Типолитография Петербургского университета, 1904. 516, 111 с.
Титов В.П. Абсолютизм в России. // Советское государство и право. - 1973. -- С. 107-111.
Чичерин Б.Н. Опыты по истории русского права. - М.,1858. 389 с.