Будь умным!


У вас вопросы?
У нас ответы:) SamZan.net

тема бренности непрочности суетности земного бытия смерти была очень распространена в немецкой поэзии XVII

Работа добавлена на сайт samzan.net:


В общем о лит. герм. 17 века

В немецкой поэзии XVII в., и прежде всего в поэзии периода Тридцатилетней войны, отразилась и трагедия народа, и его неуклонное стремление к миру. Одна из традиционных тем барокко — тема бренности, непрочности, суетности земного бытия, смерти — была очень распространена в немецкой поэзии XVII в. Иногда в смерти виделось единственное спасение от ужасной, грозящей действительности, а надежду и прибежище человек часто искал в вере, религии, поэтому не случайно в немецкой поэзии барокко сильны религиозные, мистические тенденции.

В Германии мистическая литература носила преимущественно оппозиционный характер по отношению к ортодоксальной церкви и была связана с поисками некоего нового, «истинного» христианства. Большое влияние на поэзию барокко оказал философ-мистик Я. Бёме (1575— 1624), который, несмотря на мистицизм, строил свою систему на опыте математических и естественных наук и явился предшественником Спинозы. В поэзии мистические идеи нашли свое высшее выражение в творчестве Ангелуса Силезиуса (Иоганн Шеффлер, 1624—1677), автора замечательных поэтических афоризмов. Католическая поэзия достигла своей вершины в творчестве Фридриха Шпее (фон Лангенфельд, 1591—1635), протестантская — в церковных песнях Пауля Герхардта (1607—1676), верного ученика Лютера. Многие стихи Герхардта стали текстами знаменитых баховских хоралов.

Однако наиболее выдающиеся достижения немецкой поэзии XVII в. связаны не с мистическими и религиозными исканиями. Главное, что объединяло поэтов Тридцатилетней войны,— духовный стоицизм, вера в то, что человеческий дух способен вынести любые испытания, и убеждение, что помочь ему в этом призвана поэзия. Она должна быть предостережением и утешением в бедствиях, внушать чувство гражданской ответственности за все происходящее.

Немецкой поэзии Тридцатилетней войны, как и поэзии барокко в целом, присущи виртуозная техника, высокое и даже изощренное мастерство формы. В этом стремлении к формальному совершенству заключался своеобразный протест против хаотичности и бесформенности окружающей действительности. Однако пути новой поэзии прокладывал Мартин Опиц — поэт, в чьем творчестве отчетливо проявились тенденции классицизма. Особенность литературного развития Германии XVII в. заключается в том, что классицизм здесь предшествовал барокко, но так я не получил в растерзанной войной стране дальнейшего развития как художественная система.

Мартин Опиц (1597—1639)

Мартин Опиц (1597—1639) — великий реформатор немецкой поэзии, основатель так называемой Первой силезской школы поэтов. До него немецкие поэты писали преимущественно на латыни. Опиц первым освободил поэзию от схоластических средневековых оков, ввел силлабо-тоническую систему стихосложения. Он выступил против слепого преклонения перед всем чужеземным, стремясь доказать, что и на немецком языке можно создавать поэтические шедевры. Основные принципы поэтики Опица изложены в «Книге о немецком стихотворстве» (1624). Главным в поэзии он, как и французские классицисты, считал «подражание природе», призывал ориентироваться на античные образцы. Но, в отличие от французских классицистов, Опиц — сторонник широкого использования достижений и традиций ренессансной культуры.

В том же 1624 г. выходит сборник Опица «Немецкие стихотворения», а в 1625 г.— антология «Восемь книг немецкой поэзии», вобравшая все лучшие его поэтические произведения. Опиц разрабатывал темы, которые были близки и барочным поэтам, но в несколько ином художественном ключе, опираясь на поэтические заветы Ронсара и Плеяды. Язык поэта строг, точен, выверен, его стиль прозрачнее, яснее, чем у его современников — поэтов барокко. Творчество Опица пронизывает рационалистическое начало, он на все смотрит «очами разума», не позволяющими делать из поэзии забаву «средь множества скорбей, средь подлости и горя...». Один из первых летописцев Тридцатилетней войны, поэт гневно протестует против человеческого безумия, и протест этот выражается в необычайно четких, ясных, афористичных строках, полных скрытой горечи и сарказма: «Мы — смерти мастера. Нам славу принесло // Уменье убивать. Смерть — наше ремесло. // Мы разумом бедны и чувством оскудели, // Зато мечом, копьем и пикой овладели». Одно из самых замечательных произведений Опица — поэма «Слово утешения средь бедствий войны» (1621). Описывая в пей ужасы войны, которые воспринимаются им как выражение трагизма бытия вообще, поэт с позиций стоицизма призывает возвыситься над хаосом и мерзостями жизни, найти опору в собственной душе: «Разрушит враг твой дом, твой замок уничтожит, // Но мужество твое он обстрелять не может. // Он храм опустошит, разрушит. Что с того? // Твоя душа — приют для бога твоего».

Тема осуждения войны звучит в поэмах Опица «Златна» (1623) и «Похвала богу войны» (1628). В первой из них поэт, находившийся в Трансильвании (нынешняя Румыния), рисует прекрасные и мирные ландшафты, противопоставляя их тому, что переживает его родина. Горячий патриот, Опиц не может долго быть вдали от нее, сердце его принадлежит растерзанной земле Германии. Горькая ирония заключена в названии поэмы — «Похвала богу войны». В ней Опиц достигает большой философской глубины и политической силы, обобщая свои наблюдения над бурной и противоречивой эпохой и отчасти предваряя мысли Т. Гоббса о роли насилия в развитии цивилизации.

Опиц вошел в историю литературы как основоположник новой, классической немецкой поэзии. Однако его эстетические принципы не позволяли в полной мере передать абсурдность, чудовищную противоестественность немецкой действительности. Это смогли сделать поэты барокко. «Ученый классицизм» Опица не получил широкого развития, и уже в творчестве его учеников, поэтов Первой силезской школы — Флеминга и Логау, явственно ощутимо влияние барочной поэтики.

Пауль Флеминг (1609—1640)

Пауль Флеминг (1609—1640)— один из самых одаренных поэтов немецкого барокко. При жизни он публиковал стихи только на латыни, его произведения на немецком языке были напечатаны посмертно. Флеминг предстает перед нами как подлинный поэт трагической и противоречивой эпохи. Его поэзия поражает подчас невероятным буйством красок, языческой щедростью и неистовостью.

В латинских стихотворениях Флеминга преодолеваются каноны петраркизма, славится живая и могучая земная страсть. Превыше всего в человеке Флеминг ценит безудержную жажду жизни. Но в самом упоении жизнью, ее радостями чувствуется щемящая, тревожная нота: это своеобразный пир во время чумы, «смертной бездны на краю». Время властно вторгается в сверкающий мир, созданный воображением поэта.

Патриотические стихи Флеминга посвящены горестной судьбе родины в годы войны. Поэт утверждает ответственность человека перед собой и своим временем: «Подчас о времени мы рассуждаем с вами. // Но время это — мы! Никто иной. Мы сами!» Стихи Флеминга поражают философской глубиной, мощью и лапидарностью слова. В них также заключена стоическая мудрость: главная этическая задача человека, по мнению поэта, заключается в верности своему «я», в цельности человеческой натуры, в понимании того, что «счастье и несчастье // Лежат в тебе самом...» (сонет «К самому себе»).

В 1633—1637 гг. Флеминг по приглашению своего друга Адама Олеария принимает участие в путешествии голштинского дипломатического и торгового посольства в Россию и Персию. России посвящены три сонета Флеминга, переведенные в свое время А. П. Сумароковым. Поэт восхищен красотой златоглавой Москвы. Помня о бедах, терзающих родину, он желает России мира и благоденствия («Великому городу Москве, в день расставания»). Под пером Флеминга обретает (едва ли не впервые в литературе) живое и полнокровное звучание тема интернационализма. Чужая земля для него — не чужбина: «...Голштинии сыны, мы здесь — не на чужбине: // Незыблем наш союз и до скончанья лет!» Незаурядный сатирический талант поэта наиболее полно проявился в его стихотворениях «Похвальба пехотинца» и «Похвальба кавалериста», обличающих войну.

Фридрих фон Логау (1604—1655)

Как выдающийся поэт-сатирик прославился Фридрих фон Логау (1604—1655).

Из поэтов школы Опица он, пожалуй, наиболее близок своему учителю, но, в отличие от него, не стремится быть красноречивым утешителем. Он бросает в лицо своим соотечественникам горькие и гневные истины.

В 1638 г. Логау издал «Двести рифмованных немецких изречений», а в 1654 г.— свое главное произведение - «Три тысячи немецких эпиграмм». Основной жанр Логау — краткое изречение, эпиграмма, часто приобретающая характер лирической или философской миниатюры. Но стихия Логау — именно сатира (по своей обличительной силе он не знает равных в немецкой поэзии XVII в.). Поэт ядовито высмеивает продажность, лицемерие, алчность власть имущих, ввергнувших страну в пучину бедствий, нравственную опустошенность приспособленцев, равнодушных к горю родины, религиозную нетерпимость. Свой век он оценивает трезво и беспощадно: «Звучат в иной германской саге // Напевы дедовской отваги. // Но что к тебе, мой дальний внук, // Дойдет из бездны наших мук? // Вопль исступленья, посвист плети — // Вот песни нашего столетья». Главное оружие поэта — горькая ирония, часто достигающая силы гневного сарказма: «Наш славный век — венец времен — // Своей стыдливостью силен: // Бежит он, как от прокаженной, // От правды, слишком обнаженной».

В Германии XVII в. сложилась поговорка: силезец — значит поэт. В городах Силезии, если верить шутке современников, было по одному поэту на каждый дом. Силезцами были Опиц, Логау, Ангелус Силезиус, Гофмансвальдау, Лоэнштейн. Силезцем был и Грифиус.

Андреас Грифиус (1616—1664)

Андреас Грифиус (1616—1664) — выдающийся поэт немецкого барокко, с необыкновенной проникновенностью запечатлевший трагическое мироощущение человека эпохи Тридцатилетней войны. Не случайно именно его поэзия оказалась глубоко созвучной трагическому XX в., нашла живой отклик в сердцах наших современников. Поэт родился в маленьком силезском городке Глогау, в семье пастора протестантской общины. В детстве он стал свидетелем ужасов войны, потерял родителей. Грифиус учился в академической гимназии в Данциге, затем в Лейденском университете. Он великолепно знал математику, астрономию (написал пылкие строки «К портрету Николая Коперника»), изучил десять языков.

Никто из поэтов немецкого барокко не выразил с такой силой трагизм человеческого существования, идею непрочности, бренности бытия. Излюбленные сравнения Грифиуса: человеческая жизнь-огонь свечи, колеблющийся на ветру; человек — догорающая свеча; человек — лишь краткий гость в этом мире. «Холодный темный лес, пещера, череп, кость — // Все говорит о том, что я на свете гость, // Что не избегну я ни немощи, ни тлена». Но это — не конечный вывод, не порог отчаяния. Отчаянию, сомнению Грифиус противопоставляет мощь и крепость человеческого духа: «Что ж, плоть обречена. //Но все равно душа бессмертна и нетленна!..» При всей скорбности тона лирика Грифиуса исполнена гордого достоинства, стоического пафоса.

Он чаще говорит «мы», а не «я»: «Мы все еще в беде, нам горше, чем доселе...» В 1636 г. он пишет свой знаменитый сонет «Слезы отечества» (это выражение становится своеобразной формулой времени). В этом и других своих стихотворениях («Гибель города Фрейштадта», «Плач в дни великого голода», «На завершение года 1650») выражены чувства подлинного поэта-гражданина, терзающегося муками родной земли и больше всего тем что «сокровища души разграблены навеки».

Поэзия Грифиуса напряженна и страстна, лаконична и неистова. Она перенасыщена эмоциональными зрительными образами, символами, эмблемами. Излюбленные приемы Грифиуса — перечисление, намеренное нагромождение образов и резко контрастное их противопоставление: «Огонь и колесо, смола, щипцы и дыба, // Веревка, петля, крюк, топор и эшафот, // В кипящем олове обуглившийся рот,— //С тем, что ты выдержал, сравниться не могли бы. //И все ж под тяжестью неимоверной глыбы // Твой гордый дух достиг сияющих высот». Контрастность, мощные антитезы — типичные и яркие приметы барочной поэтики.

Грифиус — также основатель немецкой драмы, создатель трагедий барокко: «Лев Армянин, или Цареубийство» (1646), «Карденио и Целинда» (ок. 1649), «Убиенное величество, или Карл Стюарт, король Великобритании» (1649), «Екатерина Грузинская, или Несокрушимая стойкость» (1657), «Великодушный правовед, или Умирающий Эмилий Павел Папиниан» (1659). Как и лирика Грифиуса, его трагедии отражают глубокий кризис, вызванный трагическими противоречиями современной ему действительности. Из каких бы времен Грифиус ни брал сюжеты, он размышляет о своем времени, «когда вся родина погребена под пеплом и являет зрелище суетности всего человеческого».

Величие трагического героя Грифиус видит в нравственном противостоянии злу, в пассивном мужестве, духовном стоицизме. Такова Екатерина — грузинская царица, не изменившая своей христианской вере. Она явилась к персидскому шаху Аббасу как заложница, чтобы спасти свой народ. Аббас, влюбленный в царицу, предлагает ей престол, требуя перехода в мусульманство. Восемь лет томится в темнице Екатерина и идет на мученическую смерть за родину и веру с радостным сознанием исполненного долга. Изображая варварское опустошение Грузии (1624), Грифиус заставлял современников размышлять о бедствиях своей родины. Но главной в трагедии оказывается все же не политическая тема, а нравственная — антитеза возвышенного духовного начала (Екатерина) и начала плотского, жестокого, антидуховного (Аббас).

Иначе, нежели Джон Мильтон, в ореоле мученичества изобразил Грифиус и английского короля Карла I. В его судьбе поэта волнует прежде всего идея призрачности земного величия. Таким же героем морального долга, как и тиран Карл I, является для Грифиуса знаменитый римский юрист Папиниан, погибший от руки тирана. По историческому преданию, Папиниан согласился принять смерть от руки императора Каракаллы, но не оправдал братоубийство, совершенное им.

Хотя герои Грифиуса — герои долга, хотя драматург внешне часто соблюдает правила трех единств, его трагедия — не классицистическая, а типичная трагедия барокко с запутанностью интриги, внешнего действия, с резкими контрастами и антитезами, с вмешательством сверхъестественных сил. Автор вводит между действиями хоровые партии (часто с аллегорическими фигурами Времени, Вечности и т. п.), которые проясняют смысл происходящего и по сути являются продолжением его лирики, говорят о бренности и тщетности земной жизни.

Но именно в лирике Грифиус преодолевает идею обреченности, бессмысленности человеческого существования. Смысл жизни — в высоте человеческого духа, в приобщении к вечности своими деяниями: «Что ж, плоть обречена. // Но все равно душа бессмертна и нетленна!..»

После окончания войны в немецкой поэзии барокко усиливаются светски-аристократические тенденции, близкие французской прециозности. Это сказалось прежде всего в творчестве Нюрнбергского кружка поэтов (Харсдёрфер, Биркен) и поэтов Второй силезской школы (Гофмансвальдау, Лоэнштейн). Образцом для них явилась утонченно-аристократическая, исполненная формального блеска поэзия итальянского поэта Марино. Совершенство поэтической техники, приобретающей у них самодовлеющее значение, обилие в их стихах неожиданных метафор, оксюморонов, перифраз, неологизмов, звукоподражаний призвано было поразить читателя.

Кристиан Гофман фон Гофмансвальдау (1617—1679)

Крупнейшим представителем прециозного крыла немецкой барочной поэзии был Кристиан Гофман фон Гофмансвальдау (1617—1679), возглавлявший Вторую силезскую школу. Типичная для барокко тема бренности жизни лишается под его пером той высокой трагичности, напряженности, внутренней боли, какая была у Грифиуса. Гофмансвальдау испробовал все жанры поэзии барокко — от эмблемы до надгробной надписи и духовного стихотворения. Но особенно прославился он своей любовной лирикой. Его «Героические письма» — изложенные александрийским стихом (по сто стихов в каждом) послания четырнадцати влюбленных пар (Дидоны и Энея, Элоизы и Абеляра и т. д.) варьируют темы «Героид» Овидия. Стихи Гофмансвальдау исполнены неподдельной страсти, отмечены печатью незаурядного таланта.

Завершает эпоху барокко исключительно яркая и самобытная фигура Иоганна Кристиана Гюнтера (1695—1723). За свою короткую и бесприютную жизнь он успел оставить потомкам поразительный по искренности лирический дневник души. Гюнтер развивает мысль Грифиуса о разграбленных сокровищах души, с горечью пишет о сыновьях, предающих родину, и о родине, предавшей, бросившей своих сыновей («К Отечеству»). В его стихах заключен гневный протест поэта-бунтаря против убогой немецкой действительности. В какой-то мере его поэзия предвещает движение «Бури и натиска». Большое значение имела она для Гёте. Не случайно исследователи считают Гюнтера последним поэтом эпохи барокко и первым поэтом XVIII в.

Интерес к поэзии немецкого барокко возродился в XX в. после пережитой человечеством трагедии первой мировой войны, но в полную силу голоса барочных поэтов зазвучали после второй мировой войны, когда оказались очень нужными их слово утешения и предостережения, их нравственные уроки, их понимание человечности. Огромная заслуга в сохранении этой поэзии принадлежит И. Р. Бехеру, издавшему в 1954 г. антологию «Слезы отечества».

Ганса Якоба Кристоффеля Гриммелъсеаузена (1621 или 1622—1676)

Важнейшее завоевание XVII в. в истории немецкой литературы — освоение жанра романа, создание национальной романной формы. Творчество немецкого прозаика XVII в. Ганса Якоба Кристоффеля Гриммелъсеаузена (1621 или 1622—1676) было вызвано к жизни горькими уроками войны. Если Грифиус — вершина поэзии барокко, то Гриммельсгаузен — вершина прозы немецкого барокко. Его можно с полным правом считать создателем немецкого романа. До середины века роман в Германии был переводным. Широко известными в аристократических кругах становятся галантно-героический и пасторальный романы («Аргенида» Д. Барклая, «Астрея» д'Юрфе). Под их влиянием создается во второй половине века и немецкий прециозный роман. Наиболее характерные его образцы — «Адриатическая Роземунда» Цезена (1645), «Азиатская Баниза» (1689) Циглера, «Арминий и Туснельда» (1689— 1690) Лоэнштейна. Прециозному роману противостоит «низовое», демократическое барокко (Мошерош, Гриммельсгаузен, Рейтер, Шпеер, Беер), для которого в немецкой литературе большое значение имело освоение традиций испанского плутовского романа.

Предшественником Гриммельсгаузена явился немецкий писатель-сатирик Иоганн Михаэль Мошерош (1601— 1669), автор «Диковинных и истинных видений Филандера фон Зиттевальда» (1640—1643), «в коих сущность всего мира и деяния всех людей, облеченные в натуральные их цвета, тщеславие, насилие, лицемерие и глупость, выведены на показ всем и представлены, как в зеркале, для многих зримо».

Эта книга представляла собой своеобразный свод всех пороков и сочетала план аллегорический и реальный. Мошерош во многом опирался на «Сновидения» Кеведо: «Филандер» состоит из отдельных «видений», поэтому едва ли может быть назван романом в собственном смысле слова. Мошерош задумал свою книгу как своеобразную морально-дидактическую энциклопедию. Тем не менее «видения» Филандера достигают большой обличительной силы. В «видении» «Жизнь солдата» писатель показывает жестокие последствия войны, бесчинства ландскнехтов, страдания крестьян, ту страшную немецкую реальность, когда, как гласила пословица, «волки жили в домах, а мужики в лесах». Книга Мошероша впитала в себя также традиции немецкой сатиры XVI в., особенно С. Бранта. Литературная деятельность Мошероша, других немецких сатириков подготовила появление Гриммельсгаузена, творчество которого стало наиболее полным синтезом трагической эпохи Тридцатилетней войны и одновременно целой эпохи литературного развития Германии.

Главное произведение Гриммельсгаузена — роман «Симплициссимус» (1669). На фронтисписе первого издания был помещен загадочный рисунок, изображавший необычное существо с человеческим торсом, огромным выпяченным животом, птичьими крыльями, утиной лапой и копытом, рожками и огромными ослиными ушами. Прямо на голое тело надета перевязь со шпагой. В руках странное существо держит раскрытую книгу с аллегорическими изображениями, у ног его разбросаны театральные маски.

Этот рисунок чем-то напоминает полотна Босха. Что означает это фантасмагорическое существо? Быть может, это аллегория не менее фантасмагорической действительности, где перемешано животное и человеческое, плотское и духовное, реальное и фантастическое? На титульном листе это существо было названо Фениксом, и от его имени говорилось: «Мне по душе добро творить, // Со смехом правду говорить». Таким образом, налицо первая задача романа — сатирическая, обличительная, назидательная. Но не только она главная в романе. Эта книга — о поисках истины, о трудном осмыслении действительности, о судьбе человека в смутное и хаотическое время.

Симплициссимус

«Симплициссимус» —трагическая книга, исполненная, тем не менее, безудержного веселья, сплав горечи и юмора, ибо народ и в бедствиях не перестает шутить. В ней соединены элементы народно-смеховой культуры и высокая книжная традиция. Этим объясняются особенности языка романа, усложненного, витиеватого, уснащенного библеизмами, галлицизмами и в то же время сочного, насыщенного множеством диалектизмов, хлестких народных словечек и поговорок. Из смешения книжности и просторечия складывается особая сказовая манера повествования, часто отличающаяся ироническим несоответствием предмета описания и высокого тона (и наоборот). Это проявляется уже в самом начале романа в описании крестьянской избы, принадлежавшей «батьке» главного героя: «...оный дворец был расписан глиною и вместо бесплодного шифера... покрыт соломою от благородных злаков... Обои там были самой тонкой на земле ткани, ибо та, кто ее нам изготовила, в древности осмелилась с Минервой самой в прядении состязаться» (перевод А. Морозова).

С помощью такого приема ярче и отчетливее высвечиваются реалии крестьянской жизни, и с самого начала торжественно (хотя и в иронической форме) вступает главная тема романа — тема народа, возвеличения крестьянина, его труда. Ведь, в самом деле, чем он не князь, не рыцарь, он — ратоборствующий с землей, всех кормящий, он — на котором мир держится! И буквально через несколько страниц звучит настоящий гимн мужику-кормильцу: «Презрен от всех мужичий род, // Однако ж кормит весь народ. // ...И даже царь, что богом дан, // Прожить не может без крестьян». Поет его, подыгрывая себе на «волынке пузатой», главный герой романа — пастушонок Симплиций. Если в «Филандере» Мошероша герой лишь скрепляет разрозненные «видения», то у Гриммельсгаузена он является подлинным средоточием романа. Писателя волнует его судьба, в которой, как в фокусе, отражается судьба всего народа. Роман приобретает «центростремительный» характер: все происходящее видится глазами героя, преломляется через его сознание.

По замыслу Гриммельсгаузена, его герой — воплощение душевной чистоты и наивности. Его имя образовано от латинского «simplex» — «простак». Таким образом, имя героя — Симплиций Симплициссимус — означает «наипростейший простак», «величайший простак». В начале романа герой ничего не знает о мире, ничего не видел, кроме «дворца» своего «батьки». Но жестокая, неумолимая реальность — война — властно вторгается в этот мирок, и начинаются невероятные, трагические и смешные приключения героя (внешнее действие) и его внутренние метаморфозы, борьба за свою человеческую суть, его воспитание (действие внутреннее).

Картина разорения отрядом ландскнехтов затерянного в лесу селения, пыток крестьян — одно из самых правдивых и жестоких в своей реалистичности описаний ужасов и бедствий войны. Воздействие ее многократно усиливается тем, что увидена она глазами человека, не понимающего, что происходит: так создается образ вывернутого наизнанку, абсурдного, нелепого мира. Оставшийся без крова маленький Симплиций встречает в лесу отшельника, который учит его грамоте и воспитывает в духе аскетизма. После смерти любимого учителя он живет один, но война вынуждает его идти в мир.

В крепости Ганау юноша наблюдает разгульную жизнь при дворе губернатора в то время, когда сотни людей пухнут с голоду. Он с горечью констатирует: «Где надлежало быть великой любви и верности, там обрел я наибольшую измену и жесточайшую ненависть, раздор, гнев, вражду и несогласие». Видя полное падение нравов, Симплиций искренне стремится направить людей на путь истинный, но встречает лишь насмешки и издевательства. Губернатор делает его шутом, обряжая в одежду из телячьей шкуры с большими ушами. Герой постепенно расстается со своей наивностью. Подыгрывая настоящим дуракам, он обнаруживает невероятное упорство в стремлении сохранить свой разум, свое «я» там, где впору сойти с ума. Пользуясь дурацкой личиной, он начинает «смеясь говорить правду», ведет дерзкие застольные беседы (дискурсы), достойные самых образованных и остроумных людей своего века.

Превратности жизни не оставляют Симплиция. Он то богатеет, то вновь нищенствует, становится героем галантных приключений в Париже, попадает в Московию, сталкивается с пиратами... Писатель проводит своего героя через все мыслимые и немыслимые испытания, заставляет все изведать и узнать. Идея вечной изменчивости, постоянного непостоянства пронизывает всю образную структуру романа. Но Гриммельсгаузен наполняет эту типично барочную идею социальным смыслов Глубоко символична встреча Симплиция с Бальдандерсом (дословно — «Наперемену-скор») —мифическим существом, олицетворяющим непостоянство. Бальдандерс заявляет, что он открывается лишь тем, кто много выстрадал, подобно Симплицию, и что его время приходит в период великих шатаний и потрясений. Таким образом, судьба самого Симплйциссимуса становится олицетворением народной судьбы в эпоху смуты и разгула реакции.

Размышляя о народной судьбе, писатель не мог не думать о будущем Германии. Он создает в романе свою утопию — о том времени, когда пробудившийся ото сна Немецкий богатырь установит в стране справедливость. Не будет богатых и бедных, барщины и крепостных. Исчезнут религиозные распри, на земле утвердится всеобщий мир. Но эта утопия, воплощающая вековую народную мечту, приобретает у Гриммельсгаузена горький, иронический подтекст, ибо вложена она в уста смешного и жалкого, изъеденного блохами безумца, вообразившего себя всемогущим Юпитером. Вероятно, писатель понимал, что в его время можно лишь мечтать о всеобщем счастье, а любые речи о мирной, процветающей Германии казались речами безумца. В конце романа Симплиций вновь становится отшельником.

Он отрекается не от жизни, а от мира, полного несправедливости. Гриммельсгаузен создает первую в литературе робинзонаду. За полстолетия до Робинзона его герой возделывает необитаемый остров и пишет на пальмовых листьях мемуары в назидание человечеству: «Человек должен трудиться, как птица — летать». Мир, устроенный неразумно, не создан для чудаков Симплицис-симусов. Таков горький итог книги.

Очень многое в «Симплициссимусе» напоминает плутовской роман, но это чисто внешнее сходство. В плутовском романе Пикаро не менялся, эпизоды бесконечно нанизывались друг на друга. В «Симплициссимусе» же приключения расширяют видение мира героя, сталкивают его с новыми аспектами бытия. Это не равномерное движение по прямой, а непрерывное восхождение: развитие совершается по спирали (в отличие от линейной фабулы плутовского романа). Кроме того, Симплиций не просто проходит через множество приключений, как Пикаро, но стремится постичь жизнь и переустроить ее.

«Симплициссимус» — первый немецкий роман, в котором показано развитие личности от самого юного возраста до старости, ее становление на фоне эпохи. Поэтому Гриммельсгаузена по праву можно считать родоначальником немецкого «романа воспитания». По широте и многогранности исследователи сопоставляют его роман с «Вильгельмом Мейстером» Гёте. Но «Симплициссимус» и существенно отличается от «романа воспитания» XVIII и последующих веков. Гриммельсгаузена волнует не столько психология героя, сколько внешний мир в столкновениях с ним, воздействие социальных обстоятельств на его развитие.

«Симплициссимус» представляет так называемое «низовое» барокко, его народный, демократический вариант (причем используется и в то же время пародируется поэтика и стилистика литературы «высокого» барокко). Одна из главных художественных особенностей романа — характерное для литературы барокко сочетание метафоричности, условности и чрезвычайной конкретности, предметности изображения. Так, например, перед вступлением Симплиция в мир Гриммельсгаузен дает аллегорическую картину: герой видит во сне дерево, олицетворяющее устройство феодального общества. Так, еще ничего не ведая о мире, Симплициссимус уже многое предвидит. Каждый крутой поворот в жизни героя предваряется аллегорией. Аллегория врастает в художественную ткань произведения. Возникают два плана восприятия — условно-метафорический и реальный, что придает роману глубину и стереоскопичность. В романе сохраняется своеобразная условность времени и пространства, что в целом характерно для искусства барокко, особенно для живописи (так, описание бесчинств ландскнехтов в усадьбе «батьки» Симплициссимуса напоминает офорт французского художника Жака Калло из серии «Большие бедствия войны», 1633). Гриммельсгаузен сгущает события, собирает их в фокусе, тем самым достигая необычайной силы и реалистичности изображения. «Симплициссимус» по праву считают тем произведением в литературе XVII в., в котором наиболее ярко проявились реалистические тенденции. Однако это особый реализм эпохи барокко, органически сочетающий аллегорическое, метафорическое видение мира с пластическим воссозданием действительности. Роман Гриммельсгаузена был практически заново открыт в XX в. и переведен почти на все европейские языки. Он глубоко современен своим страстным призывом к миру, он звучит как грозное предостережение человечеству.

К «Симплициссимусу» примыкают романы так называемого «симплицианского цикла»: «На зло Симплицию, или Обстоятельное и диковинное жизнеописание великой обманщицы и побродяжки Кураж» (1670), «Удивительный Шпрингинсфельд» (1670) и др. Первый из них рассказывает о судьбе неверной и беззастенчивой подружки Симплициссимуса, являющейся его духовным антиподом, маркитантки и авантюристки времен Тридцатилетней войны. Второй посвящен истории его ближайшего соратника, бравого ландскнехта Шпрингинсфельда. Именно у Гриммельсгаузена найдет героиню своей пьесы-притчи «Мамаша Кураж и ее дети» Б. Брехт. В обеих книгах, уступающих «Симплициссимусу» по своей сложности, многоплановости, монументальности, но, тем не менее, живых и ярких, сильны сказочно-фольклорные элементы. Найденный в «Шпрингинсфельде» волшебный предмет становится затем своеобразным героем романа «Чудесное птичье гнездо» (1672). Используя фантастические, сказочные мотивы, Гриммельсгаузен показывает всю отвратительную изнанку жизни, ее ужасающую жестокость и вместе с тем доброту простых людей. Огромная популярность «Симплициссимуса» побудила автора использовать имя своего героя для различных мелких сочинений, уже не связанных непосредственно с романом.

Вопреки величайшей национальной катастрофе немецкая литература XVII в. создала выдающиеся художественные ценности. В ней звучал гневный протест против войны, страстный призыв к миру, она внедряла в сознание человека чувство гражданской ответственности за судьбы родины и всего человечества.




1. ассортименте пищи этой жабы 36 значительную роль играют насекомые1
2. Транспортный налог
3. Належність і допустимість доказів у кримінальному процесі
4. Московский Комсомолец 31
5. Задание 1 20709 Определить цену деления мензурки и объем налитой жидкости
6. Характеристика технології виробництва сиру кисломолочного
7. театр драма вошли в русский словарь лишь в XVIII веке
8. Русский святитель на кафедре в Киото
9. 23 Иванова Сергея Александровича Цель работы- Ознакомление с помощью осциллографа с видом траектори
10. Проблема рабства в США
11. ЗАПИСКА Дисципліна Економічна діагностика за освітньопрофесійною програмою має статус вибіркової.
12. Курсовая работа- Учет и распределение между заказами косвенных затрат
13. 242 Макродизайн тренинга Профилактика эмоционального выгорания Цель- Профилактика эмоционального выго
14. Грозы А. Н. Островского на сцене Александрийского театра1 Речь режиссера к актерам Драма А
15. реферат дисертації на здобуття наукового ступеня кандидата медичних наук Київ2006
16. Алмазная колесница ~ книга Бориса Акунина из серии Приключения Эраста Фандорина
17. Организация автоматизации учета на предприятиях
18.  Сутність економічна структура і характеристика грошового ринку
19. Атомизаторы и источники возбуждения в аналитической химии.html
20. 50 4143 4143 4143 2 месяца 56 5156