Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
s
И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
О ПРОИСХОЖДЕНИИ «НАРОДНОГО ПРАВЛЕНИЯ», ГОСДОЛГЕ, НЕРАВЕНСТВЕ И НАЛОГАХ
МАКСИМ МОМОТ
^7
ПУБЛИЧНАЯ БИБЛИОТЕКА АЛЕКСАНДРА ПОГОРЕЛЬСКОГО
БИБЛИОТЕКА
АЛЕКСАНДРА
ПОГОРЕЛЬСКОГО
Максим Момот
ДЕМОКРАТИЯ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ
О ПРОИСХОЖДЕНИИ «НАРОДНОГО ПРАВЛЕНИЯ », ГОСДОЛГЕ, НЕРАВЕНСТВЕ И НАЛОГАХ
ТЕРРИТОРИЯ БУДУЩЕГО Москва • 2013
ББК 66.0 УДК 32
М74
Составители серии:
В. В. Анашвили, А. Л. Погорельский
Момот, М.
М74 Демократия и ее последствия: о происхождении
«народного правления», госдолге, неравенстве и налогах.
М.: Территория будущего, 2013
(Серия «Публичная библиотека Александра Погорельского»). —176 с. ISBN5-91129-042-1
Принято считать, что современная демократия — это система, при которой налогоплательщики имеют возможность, выбирая парламент, контроли ровать расходование собранных с них налогов. В действительности она является системой, лишающей их такого контроля. Именно с этим автор книги, российский журналист и политический комментатор, связывает резкий рост государственного долга демократических стран, который по ставил их на грань банкротства.
© М. Момот, 2013
ISBN 5-91129-042-I
Благодарности • 9 Предисловие • 9
Часть I. Почему современная демократия не работает
Глава і. Экономические последствия демократии • 23 Глава 2. Социальные последствия демократии • 43
Часть II. Как из работающей системы демократия превратилась в неработающую
Глава і. На пути к современной демократии • 61 Глава 2. Предостережения Милля • 97
Часть ш. Можно ли вновь сделать демократию эффективной системой?
Глава і. Неравное право голоса • 131 Глава 2. Перспектива • 145
Заключение • 161 Список литературы • 167
Эта книга не была бы написана без поддержки фонда «Тер ритория будущего» и его главы Александра Погорельского. Я также выражаю признательность издателю Валерию Ана- швили, который публикует мои работы уже много лет. Такая поддержка, конечно же, не означает, что они разделяют все идеи, изложенные в этой книге. Она означает другое — же лание содействовать независимым исследованиям, потреб ность в которых так трудно удовлетворить.
Речь в книге идет о перспективах демократии, о том, что всех нас ждет в будущем. Мой взгляд на положение дел мо жет показаться чересчур пессимистичным, а предлагаемые решения — излишне радикальными. Однако таково наше время — относительно демократии сбываются мрачные прогнозы, при этом о необходимых мерах до сих пор было не принято говорить вслух.
Как бы то ни было, в одном я уверен: демократия — это не цель, а средство, политическая система, позволяю щая обеспечить фундаментальные права людей — свободу, юридическое равенство, право на результаты своего тру да. И если когда-либо демократия окажется неспособна за щитить все эти интересы или, более того, даст возможность попирать эти права, то отказаться придется не от свободы, а от демократии.
Однако в действительности ситуация не столь драматич на. Неподходящим можно признать лишь нынешний вариант демократии, который никак нельзя считать окончательным. Сам принцип выборов может быть верен несмотря на то, что определенные модели себя исчерпали. История демократии продолжается, политический мир будущего вряд ли будет похож на тот, который мы видим теперь.
Максим Момот
Широкое распространение права голоса будет великим бедствием для всей страны, и для тех, кто получает его, таким же большим, как и для всех остальных.
Уолтер Бэджгот, редактор TheEconomist,1872 год
Ч АВГУСТА 2009 года Уоррен Баффет в статье,
Осенью того же года управляющий директор од ного из крупнейших швейцарских банков UBPКри стоф Бернард заявил о риске того, что в ближайшие два-три года правительства европейских стран, Япо нии и США не смогут расплатиться по внешним дол гам2. її января гою года в FinancialTimesбыла опуб-
[и]
ликована статья Гидеона Рэчмана под заголовком «Банкротство могло бы пойти Америке на пользу»3. Демократические выборы, на которых избиратели го лосуют за обещания потратить как можно больше го сударственных средств, представляются в статье как процедура, чреватая государственным банкротством. По мнению автора, избиратели могут одуматься, лишь подойдя к краю пропасти. Именно в этом смысле он говорит, что реальная угроза банкротства могла бы отрезвить электорат. Предстоящее банкротство раз витых демократических государств стало предметом публичного обсуждения.
О том, к чему в конечном итоге приведет утвер ждение современной модели демократии, политики и эксперты предупреждали давно. Баффет не стал пер вооткрывателем механизма, посредством которого демократия приводит к банкротству даже богатейшие страны, однако статью столь влиятельного бизнесме на, в которой он предрек США будущее банановой республики, можно считать окончательным пригово ром демократической модели современного образца.
Формирование колоссального государственно го долга у развитых демократических стран и посто янный дефицит бюджета становятся бременем, из бавиться от которого можно, лишь прояснив его природу. Представляется, что именно особенности функционирования политической системы демокра тических государств являются ключевым фактором, объясняющим происхождение долга и дефицита.
Принято считать, что демократия — это систе ма, при которой налогоплательщики имеют возмож ность, выбирая парламент, контролировать расхо-
дование полученных с них налогов. Безусловно, так и было до тех пор, пока на выборах существовал иму щественный ценз и к избирательному участку допу скались лишь люди, которые действительно платили налоги в значимом количестве. Однако после отмены подобных цензов ситуация кардинально изменилась. Поскольку право голоса стало равным (один чело век— один голос), всякая его связь с уплачиваемы ми налогами исчезла. В результате возможность рас пределять собранные с налогоплательщиков средства получили люди, не вносившие заметного вклада в об щественное благосостояние. Чтобы прийти к власти, политические партии были вынуждены обещать та ким избирателям все больше выплат из средств, со бранных с сограждан. Эти выплаты происходили в форме различных социальных пособий и предостав ления бесплатных услуг, которые получили название социальных.
Конкуренция между партиями за голоса избира телей привела к необходимости обещать все больше социальных выплат из бюджета. С каждыми новыми выборами подобные обещания становились все ме нее выполнимыми, а запросы населения — все более масштабными. Невыполнимость требований избира телей, их разрушительный характер для экономики привели к необходимости занимать средства за рубе жом. В результате в начале XXI века государственный долг США превысил 16 триллионов долларов, а дефи цит бюджета—триллион долларов. Почти банкротом стала Калифорния — когда-то богатейший и процве тающий штат союза. Соединенные Штаты оказались должником, в частности, Китая, что было совершен но немыслимо еще пару десятилетий назад. Структу ра расходов американского бюджета указывает на те группы, в интересах которых правительство вынужде но занимать — это получатели всевозможных государ-
[із]
ственных пособий и помощи. Их голос на выборах необходим как республиканцам, так и демократам, по этому, несмотря на разную риторику, ни одна из пар тий не может прекратить разоряющие страну выпла ты. Отметим, что долги развитых демократических стран достигли огромных размеров в период быстро го экономического роста и благополучия, то есть еще задолго до кризиса, начавшегося в 2008 году.
В конце 1980-х годов существовало мнение, соглас но которому американские избиратели не поддержи вают welfarestateв степени, достаточной для даль нейшего существования этой системы. Казалось, что избрание и переизбрание президентом Рональда Рей гана дает мандат на демонтаж программ образца Ново го курса Рузвельта. Выяснилось, однако, что это не так. Выход был найден не в том, чтобы повышать налоги для обеспечения финансирования социальных про грамм (это бы провоцировало конфликт высших клас сов с низшими), а в увеличении займов за границей.
Ситуацию в других демократических странах так же можно назвать критической. По словам бывше го премьер-министра Франции Франсуа Фийона, его страна практически разорена и слово «банкрот ство» —уже не абстракция4. Бывший советник Джор джа Сороса Такеси Фудзимаки считает, что Япония обанкротится к 2017 году5. Уже к 2014 году госдолг страны составит 245% от ВВП. По словам Фудзимаки, способов выхода из кризиса у Японии нет. В нынеш ней системе координат у нее их действительно нет, как и у других демократических стран.
Rise in sales tax as French PM Fillon warns bankruptcy no longer an abstract word, rfi, 07.11.2011 [http://www.english.rfi.fr/france/20111107-rise- sales-tax-french-pm-fillon-warns-bankruptcy-no-longer-abstract-word].
Bloomberg. Ex-Soros Adviser Fujimaki Says Japan May Default by 2017, 15.06.2012 [http://www.bl00mberg.e0m/news/2012-06-15/ex-s0r0s-ad- viser-fujimaki-says-japan-t0-pr0bably-default-by-2017.html].
С того момента, как избиратели получили возмож ность расходовать чужие деньги, демократия пре вратилась в свою противоположность. Демократия равного права голоса не просто не является системой, позволяющей налогоплательщикам контролировать использование собранных с них средств. Она является системой, лишающей их такого контроля. Кто-то мо жет работать, не жалея сил, а кто-то — проголосовать за левую или любую другую партию и получить посо бие по безработице из тех налогов, которые были со браны с соседа. Политикам в демократических стра нах пришлось усвоить простую истину — голоса не пахнут.
Став равным и всеобщим, избирательное право пре вратилось в инструмент перераспределения общест венных ресурсов в ущерб тем, кто их создает, отчего целые страны оказались перед угрозой банкротства. Это скорее охлократия — власть толпы, чем демокра тическая система. Демократия в прежнем смысле была лишь электоральным инструментом обслуживания республиканских институтов — совместного правле ния граждан. Но при нынешней электоральной систе ме большинство решает лишь, сколько и у кого изъ ять на этот раз, или, как в США, где налоги стараются не поднимать или даже снижают—сколько еще занять государству у других стран, не смотря на то, что и су ществующий долг уже вряд ли возможно выплатить. Основой прежней демократии и прежней республики был независимый, самодостаточный в материальном отношении, не стремившийся ничего перераспреде лять, образованный гражданин, который, объединя ясь с другими такими же независимыми гражданами, осуществлял управление на региональном и государ ственном уровне посредством выбора представителей.
По сути, перераспределение общественных ресур сов, описанное выше, подрывает основу западного об-
[is]
щества—неприкосновенность собственности. Обкла дывая налогами доходы и имущество граждан в чуждых им интересах, западные правительства уничтожают тот институт, на котором основана демократия и рес публиканское правление. Что в конечном счете де лает человека независимым от правительства? Неза висимый доход и неприкосновенность этого дохода. Но если социальные пособия, предоставляемые пра вительством, множатся за счет чужих доходов, то по является все больше людей, зависящих не от собствен ных усилий и способностей, а от государства. Часть политиков в США осознают эту проблему. «Как может выжить страна, если большинство ее граждан, ныне зависящих от правительства, уже не имеет желания и энергии сдерживать рост этого правительства?»,— спрашивал один из конгрессменов в ходе кампании 2004 года за место сенатора от Южной Каролины4.
Конечно, автор данной книги — далеко не первый, кто делает такое открытие. То, что современная мо дель демократии приведет западные страны к банк ротству, предсказали еще в 1970-х годах западные по литологи, которых относят к «новым правым». Идея вообще не нова. Еще до того, как США стали незави симым государством, шотландский профессор Алек сандр Тайлер, размышляя о причинах падения афин ской демократии, пришел к выводу, что демократия может существовать лишь до тех пор, пока избирате ли не обнаруживают возможность получать деньги из казны. «С этого момента большинство голосует за кандидатов, сулящих наибольшие расходы обще ственных средств, — указывал Тайлер, — В результа те демократия погибает из-за дурной финансовой по литики и сменяется диктатурой»5.
Концепция, выстроенная в книге, базируется в ос новном на американском материале. Это объясняет ся в первую очередь, разумеется, тем, что США пред ставляют величайшую из когда-либо существовавших демократий. Политические и экономические процес сы, протекающие в этой стране, дают фактический ма териал, ставший эмпирической основой современной политологии. Наконец, Соединенные Штаты оказыва ют огромное влияние на политические и экономиче ские институты по всей планете, во многом определяя образ жизни и в странах, не являющихся демократиче скими. То есть и государствам с полудемократической или недемократической политической системой зача стую присущи те же проблемы, что и Америке. В этом смысле «мы все американцы». Несмотря на несколь ко пародийный характер политической жизни ми ровой периферии, ей удается воспроизводить свой ственные современным США ошибки, которых можно было бы избежать.
Сказанное ставит множество вопросов. Предполо жим, что конечная ответственность за страну лежа ла бы не на населении, которое выбирает политиков, а на каком-то отдельном человеке. Управляющего, за лезшего в долги на 16 триллионов, допустившего де фицит бюджета в триллион и взявшего на государ ство невыполнимые социальные обязательства еще на триллионы, следовало бы немедленно отстранить от дела. Но если в конченом итоге ответственность за все это несут избиратели, народ, то не следует ли немедленно отстранить народ от принятия полити ческих решений? Ведь избиратели показали явную некомпетентность, продемонстрировали отсутствие необходимого самоконтроля, сдержанности, расчет ливости и всех качеств, нужных управляющему. Во прос этот, конечно, носит провокационный характер, однако перспектива установления диктатуры как спо-
соб избежать банкротства, не позволить избирателям и дальше потрошить казну, влезать в долги к Китаю, превращая страну в посмешище, заслуживает обсу ждения.
Не претендуя на подробную и последовательную критику современной политической модели, а так же на разработку новой демократической доктрины, необходимость в которой очевидна, тем более но вой культурной парадигмы, автор остановится лишь на основных моментах этих масштабных задач, отметя, что их много. Ведь кризис демократии не исчерпыва ется буквальным финансовым банкротством. Есть еще банкротство самого общества, которое неспособно обеспечить воспроизводство населения. Людей в де мократических странах, если не учитывать мигрантов (порой из государств с весьма экзотическими режима ми), становится все меньше6. Не желая брать на себя ограничения, налагаемые семьей и воспитанием детей, избиратели голосуют за тех политиков, которые объ являют все это необязательным. Строгая мораль, спо собствовавшая когда-то росту численности западных народов, не нравится избирателям, а потому и числен ность этих народов сокращается. Если политическая система западных государств в наиболее успешном для них XIX веке была либеральна, то сфера, касаю щаяся личной жизни, контролировалась самым тота литарным образом, только в качестве контролирую щего института выступало в основном не государство, а церковь и само общество. Все общества, в которых
росла численность населения, с точки зрения ограни чения прав людей похожи, поскольку одинакова при рода человека, а потому и средства, при помощи ко торых человеческую энергию направляют в нужное обществу русло, также схожи. Если численность на селения и росла несколько десятилетий в Европе пер вой половины XX века при отличном от описанного режиме, то, как очевидно теперь, лишь по инерции. Современная западная культура распространяется и в недемократических странах, поэтому сокращение рождаемости до уровня, когда она не обеспечивает воспроизводства населения, там также наблюдается7.
Как только контроль над людьми со стороны цер кви и общества ослабел, численность западных на родов начала сокращаться, культура — деградиро вать. Эксперимент с предоставлением людям «самим решать, как им жить» окончился неудачей. Если в оценке состояния культуры еще возможны ошибки из-за субъективного подхода, то быстрое сокращение численности населения и его старение — показатель объективный.
Наконец, третьим аспектом банкротства совре менных демократий является с трудом скрываемая деградация культуры и упадок общественной жизни. Впервые в истории искусством стал считаться в бук вальном смысле мусор, выставляемый в художествен ных галереях. А о «прогрессирующем распаде основ ных социальных институтов» на Западе пишут даже такие умеренные авторы, как Фрэнсис Фукуяма8. На деление всех равным правом участия в политической жизни не позволяет появляться духовным лидерам,
отстаивающим те нравственные доктрины, которые способствовали бы объединению людей. При демо кратии равного голоса все идеи упрощаются до уров ня, на котором их могут воспринимать самые нижние слои, идет равнение по худшему, низшие вкусы опре деляют культурную среду (телевидение, зарабатываю щее на рекламе в зависимости от размера аудитории, здесь является хорошим примером).
Стремление распространить демократию такого рода приводит к катастрофам. Провал попытки де мократизации Ирака и Афганистана свидетельствует о том, что применение демократических принципов ограничено уровнем развития общества. Стремление учредить демократические институты в слаборазви тых государствах приводит лишь к распаду этих госу дарств и огромным жертвам среди местного населе ния. После свержения авторитарного режима в Ираке в результате борьбы между различными группами по гибли сотни тысяч человек, количество беженцев оценивается в пять миллионов (это притом, что чис ленность населения страны составляет всего 25 мил лионов). Демократизация как внешнеполитическая стратегия в отношении стран третьего мира также обанкротилась.
Отдельно необходимо отметить, что представ ленная в данной работе критика демократии не дол жна рассматриваться в качестве карт-бланша авто ритарным, недемократическим режимам. Какими бы ни были проблемы демократических стран, равное право голоса продолжает отчасти играть и позитив ную роль. Да, оно утратило то значение, которое име ло когда-то и более не позволяет налогоплательщикам контролировать расходование собранных с них нало гов. Однако оно все еще не позволяет и властям на рушать основные гражданские права. Право голоса — это та конечная защита, которую имеет человек. Пока
он обладает им и волен переизбирать или не переизби рать политиков, у него есть гарантия от произвола вла стей— от ареста без суда и от несправедливого право судия, от необоснованного вмешательства в его жизнь, от всех тех неисчислимых унижений и злоупотребле ний, которые так знакомы людям, выросшим в неде мократических странах. Проще говоря, право голоса позволяет человеку сохранять достоинство, которого подданные автократий лишены. Речь идет о необходи мости реформировать демократию, а не отменить ее.
Несмотря на то тяжелое положение, в котором они оказались, Соединенные Штаты остаются лидером цивилизованного мира и ориентиром для всех других стран. Реформирование политической системы позво лило бы им сохранить это положение. В свою очередь, недемократические режимы, стремящиеся перей ти к демократии, получат возможность не повторять ошибок старых демократий. А это, быть может, позво лит им со временем превзойти последние. Но как же все-таки совместить право голоса с финансовой дис циплиной и выйти из культурного и общественного тупика, в котором оказалась демократия? Попытка от вета на этот вопрос и представлена в данной работе.
ЧАСТЬI
ПОЧЕМУ СОВРЕМЕННАЯ ДЕМОКРАТИЯ
НЕ РАБОТАЕТ
ГЛАВА 1
ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕМОКРАТИИ
$i. Избиратели и политики
О
БЪЯСНЕНИЕ, данное Александром Тайле ром, выглядит кратко и просто и оно действи тельно показывает то, что произошло. Более полную версию этой концепции представил Сэмью эл Бриттэн, экономист, обозреватель газеты Finan cial Times,в докладе, подготовленном в 1974 году. В 1977 году вышла его книга под заголовком «Эко номические последствия демократии»1, в которой проблема банкротства демократических государств из-за особенностей электорального процесса рассма тривалась в главе «Политика чрезмерных ожиданий». Структура тезиса, представленного Бриттэном, вы глядит следующим образом.
Популярная версия демократии, в соответствии с которой государственную политику определяют по литически грамотные избиратели, голосующие за пар тии с рациональными и разработанными программа ми, не работает. В действительности, как показывают специальные исследования и повседневная практика,
і. Brittan S. The Economic Consequences of Democracy. L., 1977.
[ад]
избиратели плохо ориентируются в межпартийных противоречиях и различиях и способны лишь сделать выбор, который определит, какой из конкурирующих команд достанется власть.
Политики ведут себя как предприниматели, «зани мающиеся голосами», как можно заниматься поставка ми леса или добычей нефти. Цель политиков—собрать как можно больше голосов — типологически совпада ет с целью предпринимателя, который стремится мак симизировать прибыль. В результате краткосрочные цели общества, на которых можно сыграть в период избирательной кампании, становятся приоритетом.
Эти и другие издержки современной демократии не были бы столь угрожающими, если бы все не сво дились к одному — к недостатку у избирателей сдер жанности относительно траты бюджетных средств и готовности политиков потакать им ради получения голосов. Это проявляется постоянно, из кампании в кампанию.
Первый пункт, таким образом, разрушает традици онное представление об избирателе, второй — под крепляет расхожее мнение о политиках, а третий яв ляется «результирующим вектором» современной демократии, направленным в сторону банкротства. Суть проблемы, как указывает Бриттэн, в том, что на государство как инструмент перераспределения ресурсов ложится слишком большая нагрузка9. Рост ожиданий избирателей, подогреваемый обещаниями политиков, приводит к требованиям выделения об щественных средств сразу на множество целей, при том, что эти требования могут быть несовместимы как друг с другом, так и с налоговой нагрузкой, кото рую сами избиратели готовы нести10.
В собственной повседневной жизни люди понима ют, что за все нужно платить. Например, можно найти более дешевое жилье, но оно будет дальше от центра города. Есть множество подобных примеров. Одна ко, не уделяя достаточного внимания политическим проблемам, избиратели не понимают, во что обойдут ся меры, за которые они голосуют на выборах. Изби ратели ожидают от правительства слишком многого и по слишком низкой цене. Искушение подогревать такие ожидания и пользоваться ими во время выбо ров у политиков слишком велико, ведь граждане про сто не имеют средства измерения для оценки того, сколько общественных ресурсов следует потратить на ту или иную цель. Гидеон Рэчмен в своей статье в Financial Timesвысмеивает поведение избирателей, сравнивая электорат с Винни Пухом, который на во прос о том, чем ему намазать хлеб — медом или сгу щенным молоком, ответил — и тем и другим. По сло вам Рэчмена, избиратели ведут себя как дети4. Но ведь не дети, добавим мы, должны определять государ ственную политику.
Требования избирателей иррациональны и проти воречивы. Они хотят от правительства и защиты ле сов, и снижения стоимости древесины, требуют защи тить окружающую среду и снизить налоги, как будто защита окружающей среды ничего не стоит. Как под черкивает Бриттэн, исчезло понимание того, что роль политических решений в жизни общества дол жна быть ограничена. В результате на демократиче ские процедуры возлагается ноша, для которой они не были сконструированы5.
Rachman G. Bankruptcy could be good for America // Financial Times. January n, 2010 [http://www.ft.c0m/cms/s/0/a8486 284-fee9*nde- a.677-00 144feab49a.html].
Brittan S. Op. cit. P. 257.
Бриттэн сумел определить природу дефицита бюд жета в демократических странах, дефицита, который в современных США принял невероятные размеры. Дефицит бюджета, то есть траты, превосходящие воз можности страны, как раз и являются способом вре менно увеличить расходы на одни цели, не сокращая при этом ассигнования на другие, и не повышая нало гов11. Тем не менее, как указывает Бриттэн, гражданам все-таки приходится «платить по счетам», так как высокая инфляция при подобной политике сокраща ет их реальные зарплаты и накопления. Однако Со единенные Штаты научились поддерживать низкую инфляцию при большом дефиците бюджета отчасти благодаря раздуванию внешнего долга. Но поскольку долг растет, расплата все равно неминуема.
В ходе электорального процесса в поведении из бирателей проявляется психология толпы, в частно сти, снижается чувство ответственности. Толпа — это не обязательно группа людей на улице города, такое определение можно дать и телеаудитории12. Ожидать ответственного поведения от современного избира теля трудно также потому, что ответственность под разумевает знание предмета, а для людей наблюдение за политическими баталиями — это нечто вроде хоб би второго плана. Уделять политике достаточно вни мания для приобретения необходимой компетент ности граждане демократических стран и не могут, и не хотят.
Именно поэтому политические программы на те левидении превращаются в шоу, поскольку иначе привлечь избирателей политики уже не могут. При чем разбираться в хитросплетениях политики не нуж но и сложно и для рядовых депутатов. От них также мало что зависит, они в основном следуют за лидера ми во всем, кроме каких-то узких тем, на которых спе циализируются13.
Широкий простор для самодурства избирателей дает принцип тайного голосования. «При тайном го лосовании гражданин не обязан даже объяснять свои предпочтения — в этот момент избиратель является сувереном в старом и узком смысле слова, — замечает Бернар Манен. — Он с полным правом может принять девиз абсолютистских правителей и провозгласить: „Sic volo, sic jubeo, stat pro ratione voluntas" („Я так же лаю, и я так повелеваю, пусть воля моя занимает ме сто разума")»14. И воля эта, добавим мы, заняла место разума уже давно. И даже если результатом этого во леизъявления будет банкротство — и тогда мало кто посмеет спорить с «высшей волей» электората. Ма нен подчеркивает, что «при выборной системе ничто не требует от избирателей справедливого отношения к кандидатам»15.
Способна ли нынешняя массовая демократия быть другой? Большинству людей всегда приходит ся уделять основное внимание добыванию средств к существованию. В античной демократии принцип компетентности граждан в политике обеспечивал ся благодаря тому, что за них трудились рабы. Демо кратия и рабство, изначально связанные, разошлись, но изобретение машин и экономический прогресс во все не избавили людей от необходимости заботиться о средствах существования. Исследователи констати руют, что после второй мировой войны правительства западных стран соревновались в том, как сделать голо сование легче для избирателей в техническом смыс ле11, однако заставить электорат как следует думать над выбором не в силах никто. С политикой после того, как в электоральный процесс включились мас сы людей, произошло то же, что с фондовым рынком, когда на нем начали играть домохозяйки — его пове дение стало невозможно предсказать, исходя лишь из рациональных предположений.
Что представляют из себя современные избирате ли можно заключить по тому, как лидеры лейбористов в Великобритании, партии которых была крайне важ на высокая явка, протестовали против показа в день голосования популярных телесериалов12. Избиратель, которого от голосования может отвлечь вечерний сери ал, не является ли насмешкой над всей системой пред ставительного правления, за чье утверждение и сохра нение еще недавно шла столь ожесточенная борьба?
Авторы масштабного исследования, посвященно го анализу предпочтений и поведения американского электората, пришли к выводу, что и в США избирате ли, в большинстве своем, имеют слабое представле ние о конкретных вопросах, которые затрагиваются в ходе кампаний13. Небольшая часть электората, дей ствительно, разбирается во многих вопросах, пони мает, чего хочет от своего правительства и сознатель но использует свой голос для продвижения желаемой политики. Однако политическое мышление боль шинства избирателей не структурировано, говорить о больших массах избирателей как о «консерваторах» или «либералах» — преувеличение14.
її. Democracy and the elections. Electoral systems and their political conse quences. Ed. by V. Bogdanor and D. Butler. Cambridge, 1983. P. 27.
Большинство избирателей не могут ясно предста вить, какую политику будет проводить та или иная партия, если победит на выборах, люди не в состоя нии внятно объяснить, за что выступают различные политические силы15. Разумеется, факт этот, кро ме прочего, отражает и схожесть позиций партий по различным вопросам. В любом случае, избирате ли не в состоянии оценить рациональность действий правительства, они мало понимают как в проблемах, которые оно решает, так и в его действиях, и целях. Во всем этом, как подчеркивают исследователи, нет ничего удивительного, поскольку людям, занятым своими ежедневными проблемами, трудно детально разобраться в политике16. Часть избирателей, которая способна это сделать, не делает этого, просто не же лая утруждаться17.
Вместе с тем в исследовании указывается, что если понимать политику в самом общем смысле, а не как набор конкретных мер, то избиратели способны вли ять на нее18. Так, идея Франклина Рузвельта, соглас но которой федеральное правительство должно нести
были бы подавать пример, тоже плохо различают «правую» и «ле вую» политику. См.: Butler D., Stokes D.Political Change in Britain. Forces Shaping Electoral Choice. Harmondsworth, 1971. P. 261-264.
ответственность за экономику, была поддержана из бирателями в 1930-е и 1940-е годы, а взгляды Герберта Гувера такой поддержки не получили. При этом пози ция избирателей вряд ли основывалась на ясном по нимании политики как одного, так и другого прези дента19.
Именно этот аспект электорального поведения — неспособность разбираться в деталях политики и оце нивать рациональность действий правительства на фоне запроса на социальные расходы — обусловил нынешнюю ситуацию, когда демократические страны оказались на грани банкротства. Если добавить к это му, что голосование избирателей во многом основано лишь на чувствах20, то станет вполне ясно, каким был этот путь. Вдобавок, как подчеркивают исследователи, для того, чтобы оценить действия своих представите лей и контролировать их на основе ретроспективной оценки, избиратели должны учитывать совокупные социальные и экономические данные. Например, об щий рост безработицы за период работы представи теля, а не личные обстоятельства, вроде факта потери собственной работы в это время. То есть избиратели должны были бы иметь «социотропную», а не чисто индивидуалистическую природу21.
[зо]
В данной логике, даже если признать, что масштаб ное вмешательство государства в экономику необ ходимо, современная демократия с избирателями, неспособными оценить рациональность действий правительства и требующими при этом все новых рас ходов, представляется системой, непригодной для ре гулирования такого вмешательства.
Для оправдания существующего положения дел можно было бы заявить, что политическая система функционирует настолько эффективно, что многим избирателям уже не обязательно ходить на избира тельные участки, поскольку на их права и без того ни кто не покусится. Утверждение это, конечно, провока ционно, поскольку политическая система, способная обойтись без избирателей, уже не является демокра тической. Прообраз постдемократического поряд ка, при котором выборы отмирают за ненадобностью, быть может, уже содержится в низкой явке избирате лей. В соответствии с распространенным представле нием, право голоса призвано защищать гражданина от произвола властей. Но если люди на выборы не хо дят, а произвола нет, то может пропасть один из глав ных аргументов в пользу представительного прав ления. В действительности, конечно, этот аргумент все-таки действует, ведь в случае, если гражданам по кажется, что их права действительно ущемлены, они выберут новое правительство.
Возвращаясь к тезисам Бриттэна, укажем вслед за ним, что конкуренция внутри самих партий приво дит на высшие посты людей, верящих в возможность реализации популярных программ по такой низкой цене, которая в действительности невозможна16. С та кими искренними, но недалекими лидерами партии легче победить на выборах, ведь избирателю будет од новременно продемонстрирована и привлекательная программа, и честный политик с искренним, прони кающим в сердце взглядом. Когда Хиллари Клинтон и Барак Обама во время кампании 2008 года обещали ввести доступное для всех медицинское обслужива ние, которое потребует много миллиардов бюджет ных средств, они не напоминали избирателям о уже имеющихся триллионах госдолга и дефицита. Именно такой тип политиков пользуется сегодня особым ус пехом. Им удается следовать всем трем канонам свое образной демагогической триады: отрицать очевид ное, требовать невозможное, обещать невыполнимое. Честному и ответственному человеку в демократиче ской политике современного вида места нет, она все более становится уделом маргиналов.
Отличие посулов политиков от коммерческой ре кламы в том, что, купив в магазине рекламируемый товар, человек сразу может оценить, соответству ет ли он рекламе. С политикой не так17. Могут прой ти годы прежде чем придет время судить об успехе или неудаче политики, за которую голосовал избира тель. Но к тому времени на первый план выйдут уже совсем другие проблемы и другие обещания, экспери мент придется начинать сначала, так ничему и не на учившись в прошлый раз.
Избиратели действительно больше оценивают по литиков не по идеологии, а по их успехам в решении государственных вопросов. Но проблема в том, что как достигнуты эти успехи и не будет ли теперь толь ко хуже, избирателям понять трудно. В лучшем случае они немного ориентируются лишь в нескольких темах, которые часто упоминаются в заголовках, да и то если эти темы достаточно просты18. Впрочем, Манен пола
гает, что регулярное проведение выборов вводит не которую долю объективности, поскольку «регуляр ность превращает выборы в процесс обучения»25. Но как было показано выше, проблема именно в том, что выборы не учат. Или учат не тому, чему следу ет. Теоретически это продемонстрировал Бриттэн (и, как увидим ниже, Шумпетер), а практически пока зывают избиратели, вгоняя свои страны во все боль шие долги с каждым новым электоральным циклом.
$2. Почему все не рухнуло раньше?
Чрезмерные ожидания избирателей в современном обществе кроме особенностей политической систе мы объясняются, по Бриттэну, еще тремя факторами. Во-первых, реклама и не только она способствует рас пространению информации об образе жизни более состоятельных людей. Причем в рекламе этот образ жизни представляется достижимым, а не фантастиче ским. Во-вторых, исчезли традиционные представле ния об иерархии. В-третьих, быстрый экономический рост вселяет надежду на не менее быстрый рост соб ственного благосостояния26. Западные страны не сра зу подошли к банкротству, поскольку этим факторам необходимо было набрать силу. Были и другие причи ны, которые позволяли демократии долго функцио нировать в качестве созидающей, а не разрушитель ной силы.
Перераспределение общественных благ благода ря участию малообеспеченных слоев общества в вы борах не достигало критического уровня, посколь ку многие правительственные агентства продолжали
[зз]
действовать как неполитические органы19. Кроме того, поддерживается терпимость различных слоев обще ства и политических сил друг к другу20, решительно го наступления посредством голосования на чьи-то права долго удавалось избегать. Существует сильная профессиональная бюрократия, опыт которой долго сдерживал вторжение безграмотных политиков, иду щих на поводу у избирателей, в экономические вопро сы. Существование такой бюрократии, считающейся косной и лишенной воображения, в действительности является ценой и условием существования демокра тии. Ведь политики разбираются в том, как получать голоса, а не в том, как решать вопросы государства21.
Как подчеркивает Бриттэн, массовый электорат до вольно долго был способен к самоограничению, от части потому что не осознавал своей силы, отчасти потому что такие события как Первая мировая война сплачивали нацию22. Важна была и этика, которая дол гое время сдерживала требования усилить роль пра вительства в перераспределении общественных благ. Изначально умеренность ожиданий жителей капита листических государств основывалась на этике, уна следованной от феодальной системы. В соответствии с ней считалось, что вышестоящий на социальной лестнице человек заслуживает свое положение. Толь ко место феодала в раннем капиталистическом обще стве занял работодатель.
Однако после победы секуляризма и рационализ ма подобные представления были обречены на «раз облачение», ведь для успеха в капиталистическом обществе качеств, традиционно вызывавших уваже- ниє — трудолюбие, ответственность и благочестие — было, по меньшей мере, недостаточно. Современные политики и бизнесмены не могут вызывать того ува жения, которым когда-то пользовалась аристокра тия. Поэтому простые граждане не готовы смирить ся с собственным скромным положением и постоянно голосуют за невыполнимые обещания. И чем более «честным» является отбор элиты в современном об ществе, тем меньше она отличается от остального об щества и тем меньше уважения вызывает23.
Заметим также, что свою роль в торможении про цесса деградации экономики под давлением электо рального процесса сыграли и технические особен ности избирательных систем некоторых стран. Так, консерваторы в Великобритании могли проводить рыночные реформы в 1980-1990-х годах, не полу чая на выборах в этот период больше 43% голосов. При существующей в Великобритании мажоритар ной системе и такой поддержки избирателей для со хранения власти было достаточно.
Важно также помнить слова известного британ ского публициста, редактора The Economist Уолтера Бэджгота, который еще в 1872 году, говоря о послед ствиях избирательной реформы 1867 года, указывал, что новое устройство общества не открывает полно стью всех своих качеств и последствий, пока не вырас тет поколение, с самого начала воспитанное в новых условиях, поколение не только граждан, но и государ ственных деятелей24. Действительно, даже в 1970-е на Западе оставалось немало людей, воспитанных ро дителями, взгляды которых сформировались еще под сильным воздействием представлений XIX века.
Тот, кому в 1970-м было 50 лет, родился в 1920-м и провел детство при президенте Гувере, когда слово «либерал» еще употреблялось не в смысле «социа лист или полусоциалист», а в том значении, которое ему предавала классическая политэкономия. Чело век, живший тогда, еще ничего не знал о Новом кур се Рузвельта, не догадывался о том, что государство и предприниматели должны содержать безработных через систему псевдострахования, не мог представить, что надо не работать для собственного успеха, а го лосовать за нужных людей, которые перераспределят в твою пользу все, заработанное менее сообразитель ными в этом отношении, но более трудолюбивыми со гражданами.
$3. Как функционирует современная демократия
В классической теории демократии с самого начала был большой теоретический изъян, в значительной степени и предопределивший нынешнее положение дел. Сказанное выше об особенностях функциониро вания представительной системы — это не просто не которое несоответствие практики теории, а отраже ние несовершенства самой теории.
Иллюзорность классической версии демократии в условиях XX века весьма убедительно показал про фессор экономики Гарвардского университета Йозеф Шумпетер в работе, впервые вышедшей в 1942 году. Под этой версией он понимал систему, при которой политические решения, реализующие общее благо, принимаются самими гражданами на основании об щей воли и претворяются в жизнь выбираемыми гра жданами представителями25. Прежде всего Шумпетер указывает на то, что «общего блага», которое мож но определить посредством рациональной дискуссии и принять большинством голосов, не существует26. Принцип оценки того, что есть «общее благо», не мо жет быть выработан в ходе такой дискуссии, посколь ку высшие ценности, представления о том, какими должны быть жизнь и общество, находятся за преде лами просто логики. По одним вопросам компромисс возможен, по другим — нет. Непримиримые разно гласия могут возникнуть и по экономической проб лематике. «Утилитаристы — отцы демократической доктрины — не смогли увидеть всю важность этого просто потому, что ни один из них в серьез не рассма тривал возможность каких-либо существенных пере мен в структуре экономики и привычках буржуазного общества»27, — указывает Шумпетер, рассматривая возможность того, что «экономическое удовлетворе ние» может стать тем «общим благом», относитель но которого не будет острых разногласий. По мнению Шумпетера, вера утилитаристов в то, что «общее бла го» можно определить посредством рациональной дискуссии, основана на узости их взглядов на мир че ловеческих оценок.
Хотя Шумпетер, говоря об утилитаристах, в дан ном случае не совсем прав (некоторые из них, напри мер Джон Стюарт Милль, вполне серьезно изучали возможность утверждения социалистических прин ципов28), в целом его тезис представляется верным. Здесь необходимо подчеркнуть то, с чем еще не раз придется сталкиваться, говоря о демократии — с са мого начала подобная политическая система была тес но связана с развитием капиталистического обще ства, в котором действительно существовал консенсус по основным ценностям, было понимание «общего блага», то есть существовало это условие для функ ционирования демократии. Но то было желание от носительно небольшого слоя людей, которые, благо даря высокой позиции в обществе, могли навязывать свои взгляды всем остальным. Шумпетер не акценти рует внимания на том факте, что общество, где господ ствовали буржуазные ценности, удовлетворяло дан ному критерию демократии. Забегая вперед, скажем, что именно утрата согласия относительно «буржуаз ных ценностей» по мере утверждения социалистиче ских и полусоциалистических идей и привела к утра те обществом единого ориентира, необходимого для функционирования демократии в ее классическом по нимании29.
Развивая свой тезис, Шумпетер указывает на то, что поскольку посредством рациональной дискус сии граждане не могут прийти к единому мнению относительно «общего блага», у них не может быть и «общей воли», направленной на достижение это го блага30. То есть вслед за первой исчезает и вто рая из важнейших несущих конструкций классиче ской версии демократии. Об ее утрате можно сказать то же, что и об исчезновении консенсуса относитель но «общего блага». Если под «волей народа» не по нимать волю буржуазных слоев, как это делалось прежде, то такой воли, действительно, не существу ет. Как подчеркивает Шумпетер, современное об щественное мнение, играющее роль в демократиче ском процессе и формирующееся каким-то образом из мнений и настроений отдельных людей, не отли чается рациональностью, а потому и не может счи таться «общей волей» в том смысле, в котором она является одной из основ классической теории демо кратии31. Действительно, поскольку общественное мнение не рационально, оно не может, в утилитарист ском смысле, быть связанным с каким-либо благом во обще и «общим благом», в частности.
Продолжая свою критику классической демокра тии, Шумпетер подчеркивает, что нет не только «об щей воли» граждан, но сомнительно и наличие поли тически значимой воли отдельных избирателей, воли, которую следовало бы считать основой для приня тия рациональных политических решений. Если бы избиратель обладал независимой и рациональной по литической волей, он бы точно знал, за что выступа ет, мог бы внимательно наблюдать за политически ми событиями и правильно их интерпретировать, рассуждал бы логически. Причем все это избира тель должен был бы делать сам, а не под воздействи ем пропаганды и групп давления. Политическая воля гражданина, которую следовало бы уважать, таким образом, должна была бы представлять из себя нечто большее, чем неопределенное сочетание смутных им пульсов, бессвязанно группирующихся вокруг неких лозунгов и ошибочных впечатлений32. К сожалению, как показали авторы исследования о поведении аме риканских избирателей в работе, о которой говори лось выше, представляет она из себя зачастую имен но это.
Шумпетер весьма наглядно объясняет неспособ ность электората разбираться в государственных во просах. Он показывает, почему люди проявляют на много больше интеллекта и здравомыслия при игре в бридж, чем при обсуждении политики. При игре в бридж у человека есть определенная цель и пра вила, которые его дисциплинируют. Успех и неудача четко определены. Поскольку каждая ошибка игрока не только немедленно проявится, но и будет приписа на именно ему, он не может вести себя безответствен но33. В спорах о политике между простыми избира телями этих сдерживающих факторов нет, а потому подобные дискуссии и представляют из себя, как пра вило, печальное зрелище.
Вместе с тем, как указывает Шумпетер, в некото рых случаях классическая версия демократии может в значительной степени соответствовать реальности. Так происходит в небольших обществах с простой структурой, на основе опыта которых и была скон струирована эта модель. Такое правление возможно в странах, не сталкивающихся с острыми проблемами. В качестве примера исследователь приводит Швейца рию34. Этот фрагмент его работы столь точно характе ризует суть классической версии демократии, что его стоит привести целиком:
В мире крестьян, где, за исключением отелей и банков, нет большой капиталистической индустрии, так мало предметов для раздоров, а вопросы государственной политики настолько просты и постоянны, что от по давляющего большинства можно ожидать их пони мания и согласия по ним. Но если мы можем заклю чить, что в подобных случаях классическая доктрина приближается к реальности, надо тут же добавить, что так происходит не потому, что эта доктрина описыва ет эффективный механизм принятия политических ре шений, но лишь потому, что важных решений при та ких условиях принимать не нужно35.
Касаясь проблемы функционирования демократии в США, исследователь подчеркивает, что до вступле ния страны в Первую мировую войну американское общество было занято в основном экономическими вопросами. Собственно политика американцев инте ресовала мало, а накопившиеся к какому-то моменту серьезные противоречия привели к Гражданской вой не36.
Действительно, когда фермеры с Севера и планта торы с Юга не смогли договориться по поводу того, кому достанутся земли на западе, они не стали про водить референдум. Серьезные вопросы, разумеет ся, не решаются посредством голосования всех, кому перевалило за 18 лет. Гражданская война унесла бо лее полумиллиона жизней, став самой кровопролит ной в истории США. Если бы в стране была сильная центральная власть, чье решение более слабая сто рона должна была бы уважать, войны бы, возможно, не было.
Если вспомнить о российском опыте, то следу ет признать, что паралич временного правительства в 1917 году был вызван именно желанием действовать демократически, удовлетворить интересы всех соци альных групп. Откладывать решение вопроса о раз деле земли, национального вопроса и всех остальных до созыва Учредительного собрания, которое должно было выразить «волю народа», было ошибкой, сб- условленной именно чрезмерной приверженностью классической доктрине демократии. Все это проис ходило на фоне войны, оккупации части территории противником, бунтующих окраин и коллапса эконо мики. Демократия не способна решать столь сложные противоречия. Для этих целей предназначена автори тарная власть, которая в итоге и приступила к поис ку выхода.
В последнее время версия о том, что демократи ческого выхода из кризиса временного правитель ства не было, а выбор был лишь между правой и ле вой диктатурой, становится все популярнее. Но даже сторонники такого подхода высказываются в том духе, что «общество было не готово к демократии», хотя несомненно, что для любого общества, раско лотого столь глубоко, демократия является тупиком. «...Для обществ, резко расколотых на социальные классы, национальные или религиозные группы, де мократия может оказаться формулой бессилия и за стоя, — отмечает Фрэнсис Фукуяма, один из стойких приверженцев либеральной демократии... Модерни зирующиеся диктатуры могут в принципе оказать ся намного эффективнее демократий в создании со циальных условий, допускающих капиталистический экономический рост, а со временем — и возникнове ние стабильной демократии»37.
В своем блестящем анализе Шумпетер все же допу стил весьма существенную ошибку, вернее, не угадал тенденции. Исследователь пришел к выводу, что нор мальное функционирование демократии в современ ном обществе означает, что избиратели не определя ют государственную политику, а лишь решают, какой из конкурирующих элитных групп доверить власть38.
Фактически это так, но по сути, на фоне роста запро са на социальные выплаты, выборы стали не способом функционирования демократии, а механизмом само разрушения общества. В 1940-е годы, когда публико валась книга Шумпетера, еще не было ясно, что вы боры будут приводить к формированию огромного государственного долга, поскольку те самые элитные группировки, между которыми выбирает электорат, станут привлекать его все новыми пособиями и льго тами. Ведь, как и указывал Шумпетер, понять невы полнимость, несовместимость и непомерность своих требований избиратели не в состоянии.
ГЛАВА 2 СОЦИАЛЬНЫЕ ПОСЛЕДСТВИЯ ДЕМОКРАТИИ
§1. Противоположности
Еще в середине XX века Соединенные Штаты были страной с процветающей промышленностью, расту щими, известными всему миру компаниями во всех ключевых отраслях. В то время человеком, кото рый бы заявил, что всего через несколько десятиле тий американская промышленность уступит китай ской, а сама Америка окажется должником Пекина, не заинтересовался бы даже сенатор Маккарти. За явивший такое показался бы не коммунистическим шпионом, а просто сумасшедшим, или чересчур экс травагантным, но безопасным писателем, настолько абсурдными считались бы его пророчества.
Как же все это получилось? Кроме механической зависимости избрания политиков от обещаний все больших социальных пособий в разной форме дол жно было быть что-то еще. Действительно, за этой
системой стояла и стоит особая философия. Амери канская демократия и экономика подломились тогда, когда в центре политики оказалась забота об интере сах «маленького человека», удовлетворение нужд «простых американцев». Людям объясняли, что ни кто не виновен в собственной бедности, никчемно сти и лени. Виновато общество, социальная среда, но больше всего, конечно, предприниматели — ведь если человек не виновен в собственном бедственном положении, то и достаток получается вовсе не благо даря труду и умеренности. Если общество и особенно предприниматели виноваты, так пусть и платят. Пра вительство стало взимать все больше налогов с тех, кто что-то делает, и передавать эти средства тем, кто ни чем или почти ничем не занят. Со временем нанимать на работу американцев становилось все менее выгод но — слишком большой социальный пакет, предприя тия начали переезжать в Китай. А когда налогов стало не хватать для удовлетворения «справедливого гне ва» низов, то правительство начало занимать, особен но у того же Китая. Так Америка оказалась там, где сейчас находится.
Новая социальная философия, безусловно, отра жала желание получить голоса «простых людей», которых намного больше, чем тех, кто в чем-то пре успел. Политики льстили избирателям, как мог ли, хотя в душе, вероятно, презирали их все больше. Как бы то ни было, итог очевиден — попытка поста вить в центр социальной и государственной политики удовлетворение интересов «простых людей» приве ла к разорению промышленности и банкротству го сударства.
Но почему? В чем проблема с «маленькими людь ми»? Частично ответ состоит в том, что их интересы нельзя удовлетворить перераспределением богатства, а попытка сделать это сама по себе деструктивна —
пособия придется все время повышать, ведь запро сы растут, но если повышать пособия, то потеряются последние стимулы к труду, и потребуются все новые выплаты для удержания этой массы на плаву. Согласно исследованию, проведенному еще в 1980-е, на каждые loo долларов помощи семьям во главе с мужчинами, заработок падает на 25-50 долларов39. Зачем работать, если и так можно свести концы с концами? Чем больше пособие, тем меньше стимулов к труду, тем меньше за работок, тем больше требуется пособий и тем меньше ресурсов для их выплаты, поскольку экономика дегради рует и налоговые поступления сокращаются40.
Консерваторы не устают повторять, что увеличе ние социальных пособий, начиная с 1960-х годов, вме сто того, чтобы лучше защищать бедные слои от пре вратностей судьбы, лишь субсидировало личную и общественную безответственность. Щедрые посо бия позволяли подросткам бросать школу, женщи нам— не заботиться о создании полноценной семьи, а мужчинам — отказываться от стабильной работы41. «Мы пытались дать больше бедным, а вместо это го увеличили число бедняков», — говорит Чарльз Мюррей и подчеркивает, что, защищая бедных от от ветственности, «государство всеобщего благоден ствия» увеличивает нищету и попусту растрачивает правительственные ресурсы42. «Мы хотели устра нить барьеры, мешавшие выбраться из бедности, но по недосмотру поставили ловушку»,— считает Мюррей43. В качестве примера он приводит програм му помощи незамужним матерям, воспитывающим детей. Эта программа делает выгоднее для женщин заводить детей без мужа, то есть мотивирует действо вать в краткосрочных интересах, которые окажутся катастрофическими, если взять более продолжитель ный период времени. Социальные программы такого рода, как не устают повторять консерваторы, способ ствуют разводам и приучают жить на пособие, то есть последовательно подрывают личные и гражданские добродетели.
Еще не так давно было принято считать, что богат ство не создается при помощи только пилы и молот ка. Нужны постоянные, целенаправленные усилия, а также способность воздерживаться от того, чтобы немедленно «потребить» заработанное, не вложив во что-то. Согласно этому мнению, для создания бо гатства нужна, прежде всего, воля, наличие или отсут ствие которой, а вовсе не искусственные социальные перегородки, как раз и разделяет людей на клас сы. На том, что материальные объекты, создаваемые людьми, являются некоей концентрацией воли, осо бенно настаивала Айн Рэнд. Герои ее книги «Атлант расправил плечи» — предприниматели-инженеры — строят железную дорогу и мост, преодолевая такие трудности, с которыми не смог бы справиться «про стой человек», способный выполнять в основном лишь простые механические операции.
Долгое время было принято считать, что не пред приниматели присваивают себе произведенные рабо чими материальные изделия, живя за их счет, а рабо чие имеют возможность заработать лишь благодаря тому, что у кого-то есть воля и способность органи зовать производство. При любом отношении к такой позиции, неоспоримый исторический факт состоит в том, что, следуя этой логике, в XIX веке и первой половине XX, американцы создали величайшую эко номику мира, а как только начали заботиться в пер вую очередь об интересах «человека труда» — разо рились.
Если говорить проще, «маленький человек», ин тересы которого были поставлены во главу угла во времена Франклина Рузвельта, за несколько де сятилетий проел создававшееся поколениями бо гатство собственной страны, оставив ни с чем еще пару следующих поколений. Философия необеспе ченного потребления постепенно стала доминирую щей44. Преподносимая либералами теория компенса ция неравенства в способностях и положении людей на основании права каждого человека на равное от ношение не может работать на практике, поскольку попытка компенсировать все неравенство разорит даже самое богатое государство, в то время как яс ный критерий — что компенсировать, а что нет — от сутствует45.
Десятилетиями левые либералы и социалисты убе ждали жителей западных стран в том, что человек сам по себе ничего не может достичь, что от него ничего нельзя ожидать, говорили, что ему нужно обязательно помогать. Поскольку помочь отстающим можно было, только отняв что-то у более успешных, все в итоге ока зались в одной яме банкротства. Говоря словами Айн Рэнд, наступил век Простого Человека, — «это ти тул, на который может претендовать каждый в меру тех степеней, каких он сумел не достичь. Он возвы сится до класса аристократов благодаря усилиям, ко торых не приложил, будет почитаем за достоинства, которые непроявил, получать деньги за товары, кото рые не произвел»46. Экономическая система все яв ственнее становилась «бойней, где выкачивают кровь из здоровых живых существ и переливают ее вялым полутрупам»47.
Это кажется более чем странным, но идеологи welfare state надеялись, что выплата государствен ных пособий будет поддерживать самоуважение лю дей. Но самоуважение подразумевает независимость, а жизнь на пособие делает человека именно зависи мым. Социальная помощь лишь понижает статус бед ных слоев, не говоря уже о том, что ставит ловушку, из которой трудно выбраться. Кроме того, если идею равного права людей на самоуважение, для чего им не обходимо компенсировать их неравное с другими по ложение, довести до логического конца, почему бы Соединенным Штатам не открыть свои границы для всех нуждающихся мира?48
Как указывает Дональд Мун, дилемму, которую пытается разрешить «государство всеобщего благо-
денствия» в обществе, где центральную роль играют рынки, обнаружил еще Гегель. В социуме, построен ном на свободном обмене товаров и услуг, просто выплачивать пособия бедным означает лишать их до стоинства как оно понимается в этом обществе, ведь в обмен на пособия они ничего не отдают49. Впро чем, это скорее не противоречие капиталистиче ского общества, а свойство человеческой природы вообще — ни в каком обществе человек не может со хранять достоинство, живя на подачки. Будь то фео дализм или рабовладение, для получения чего-либо необходимы личные заслуги. Даже в случае воен ного грабежа средневековая этика предлагала такие добродетели как доблесть и смелость в качестве ос нования для получения добычи. От получателей же помощи в социальном государстве не требуется ни чего, кроме неспособности заработать желаемое собственными усилиями. Хотя Мун утверждает, что в обществе, построенном по иерархическому, а не де мократическому принципу, пособия низшим классам не ущемляют их достоинство, поскольку идеи равен ства изначально нет50, это не совсем так. В подобных обществах у таких классов, по общему признанию, просто нет достоинства, а потому и ущемить его ни как нельзя. Дело тут не в демократическом принципе равенства.
Вслед за Гегелем Мун и подобные исследовате ли формулируют ложную дилемму, которую пыта ются разрешить (разумеется, безуспешно). По сути, они утверждают, что бедность в развитых странах — это следствие, побочный продукт функционирова ния рыночных институтов. Однако если просто вы плачивать компенсации необеспеченным слоям, это
будет унижать их достоинство. Дилемма исчезает сама собой, если причину бедности искать не в ры ночной экономике, которая зарекомендовала себя как лучший способ производства богатства, а в глу бокой личной деградации тех, кто не может в разви том, богатом государстве заработать себе на жизнь. Если в тотально коррумпированных государствах пе риферии с полукриминальной экономикой причину бедности еще можно искать в чем-то, кроме недоста точных усилий самих людей, то в развитых странах этот аргумент не работает. Миллионы трудоспособ ных американцев получают талоны на еду, в то время как миллионы же иммигрантов, например, из Мекси ки, без прав и легального статуса, способны не только заработать для себя, но и отсылать деньги домой сво им семьям. Кем на их фоне выглядят те американцы, которые имеют все права, защиту закона, но не могут себя прокормить в богатейшей стране мира? До какой степени личной деградации должны были дойти эти люди? Дилемма Муна решается так: если оставаться в рамках республиканской модели, основанной на со вместном правлении самостоятельных граждан, те, кто в развитых, богатых странах, получают пособия, будучи в состоянии работать, просто не имеют досто инства, а потому нет и способа выплачивать им посо бия так, чтобы это достоинство сохранить. Достоин ство — это то, что нужно заслужить. Оно невозможно без самостоятельности. И тот, кто не прикладывает достаточно усилий для достижения самостоятельно сти, не имеет достоинства.
Самый простой способ оправдать расходы на wel fare state — это заявить, что право на пособие явля ется продолжением и дополнением общепризнанных либеральных прав и точно также служит гарантией права на жизнь, как и защита от произвола властей. Отсюда, однако, следует, что человек может безвоз-
мездно присваивать результаты чужого труда, ведь пособия выплачиваются из налогов, собранных с тех, кто что-то производит. Признание права на социаль ное обеспечение трудоспособных людей59 являет ся, таким образом, лишь частым случаем оправдания права на экспроприацию чужого имущества. Если вы желаете помочь кому-то, то имеете полное право рас порядиться своими средствами в пользу этого челове ка или этих людей. Но утверждать, что у кого-то есть право на ваши средства лишь на основании потребно сти в них, значит вызвать последствия столь трагиче ские, по сравнению с которыми любая существующая нужда покажется терпимой.
Таким образом социальные последствия демо кратии равного голоса, делающей возможным рас ходы на «государство всеобщего благоденствия», представляются весьма тяжелыми. На одном полю се общества формируется масса лишенных стимулов к труду получателей пособий, их личные качества, не обходимые для саморазвития, деградируют, а досто инство утрачивается по мере потери самостоятель ности. На другом краю общества оказываются все те люди, за счет труда которых существует сама возмож ность содержать противоположный полюс. Однако растущие налоги лишают и их стимулов к тому, что бы использовать свои способности и таланты в пол ной мере, а деградация трудовых ресурсов подрыва ет и фактическую возможность реализовывать новые проекты и поддерживать старые. Результатом являет ся экономическая стагнация и то, чего архитекторы welfare state как раз и хотели избежать — рост соци альных противоречий.
[si]
Все меньше людей пытаются заработать, все боль ше — получить. А если так, то принцип обмена цен ностей, рыночный принцип, который и обеспечивал согласование интересов различных групп, заменяет ся принципом перераспределения. Этот последний принцип не сможет удовлетворить низшие слои — по скольку нет никакой меры тому, сколько именно они могут перераспределить в свою пользу, недовольство будет только нарастать. В свою очередь те, за счет кого планируется удовлетворить подобные претен зии, утратят стимулы к труду
Однако некоторые государственные расходы на общественные нужды все равно необходимы. Как по нять, на какую помощь от государства человек име ет право, а на какую нет? Например, российский им ператор Петр I посылал лучших учеников учиться за границу, но был ли он вследствие этого социали стом или сторонником welfare state? Судя по всему, ответ состоит в следующем. Оправданной является помощь, которая способствует развитию человека, позволяет ему стать более ценным членом общества и вернуть долг в той или иной форме. Отличать сле дует пособия, которые позволяют учиться, от тех, ко торые позволяют не учиться, те, которые позволяют развивать свои способности, от тех, которые позво ляют их не развивать, в целом, те, которые позволя ют вернуть долг обществу, от тех, которые позволяют его не возвращать. С этой точки зрения бесплатное обучение оправданно, пособие по безработице — нет, медицинская помощь должна предоставляться, по скольку только здоровый человек может работать и содержать семью. Что касается медицинской помо щи, то она, разумеется, оправданна и по гуманистиче ским соображениям, в отличие, например, от того же пособия по безработице, позволяющего человеку жить за чужой счет.
На самом деле расходы на образование и медицин ское обслуживание предшествовали утверждению welfare state. Суть последнего состояла как раз в посо биях по безработице и подобных программах. Однако в любом случае, расходы современного государства все равно нельзя свести к тому минимуму, который существовал в позапрошлом веке. Образование и ме дицинская помощь как раз и составляют значитель ную часть нынешних бюджетных трат. Тем не менее отказ от принудительного страхования по безрабо тице, в котором государство заставляет участвовать и предпринимателей, уже был бы шагом вперед. Дело не только в сэкономленных средствах, но и в устране нии той ловушки, которую ставят подобные пособия, лишая людей стимулов к труду.
§2. Политическое и социальное неравенство
Если даже признать, что одной из основных причин дисфункциональности современной демократии яв ляется «принудительное равенство» — законода тельное наделение людей, обладающих совершенно разными способностями, равной политической вла стью — это само по себе не дает ответа на вопрос, ка кая степень неравенства будет полезна. Более того, уязвим и сам тезис, согласно которому формальное равенство действительно уравнивает людей в поли тическом смысле. Можно возразить, например, что формальное равенство лишь предотвращает эксцес сы неравенства, но вовсе не способно действительно уравнять людей.
Следуя этой логике, наделение равным правом го лоса на выборах бездомного с одной стороны и пре успевающего предпринимателя — с другой вовсе не уравнивает их вес в политической системе. Пред приниматель может оплатить работу агитаторов, на печатать агитационные материалы, профинансиро вать работу съезда партии, которую поддерживает. Человек же со скромными доходами, который выну жден тратить все силы на работу ради пропитания, иногда вовсе может не иметь времени и сил разобрать ся в политических хитросплетениях. В результате рав ное право голоса представляется лишь в качестве га рантии наименее защищенным слоям населения для соблюдения хотя бы их самых элементарных интере сов — в случае покушения на эти интересы они все же проголосуют против подобной политики.
В таком подходе, без сомнения, много справед ливого, однако в целом он неверен. Мы видим, как «маленькие люди» — члены профсоюзов, получа тели всевозможных пособий — навязали крупней шим американским компаниям такие правила игры, единственным итогом установления которых стано вится банкротство и самих компаний, и государства, и тех же самых «маленьких людей». В неэкономиче ской сфере деятельности наблюдается та же карти на — отстоять общественные ценности, которые не обходимы для воспроизводства населения и культуры, не удается никому. Какими бы одаренными ни были религиозные или общественные деятели, которые защищают эти ценности, большинство, состоящее именно из «маленьких людей», в конечном итоге все гда голосует за политику, удовлетворяющую сиюми нутным интересам и желаниям, но ведущую к катаст рофе в будущем.
Как в свое время заметил Милль, существует по стоянная тенденция к ухудшению состояния чело веческих дел, основанная на всех людских слабостях и ошибках, на пороках, лени и нерадивости. Эта тен денция, по его словам, не берет верх лишь потому, что находятся люди, которые предпринимают необходи мые усилия, делая это постоянно, либо время от вре мени. Даже малейшее ослабление этих усилий ведет к общественному регрессу.
Другими словами, гарантией развития общества являются отдельные люди с качествами, превосходя щими качества остальных людей. Именно эти люди не дают своим согражданам опуститься на уровень, до которого те обычно опускаются, особенно в труд ные времена. Сторонники левых взглядов зачастую объясняют пьянство и лень, в которые погружают ся безработные или занятые на бесперспективном производстве, плохой экономической ситуацией, ко торую обязано исправить государство при помощи активной социальной политики. То есть даже социа листы на деле признают эту обычную, свойственную большинству людей тенденцию. Нетрудно, однако, за метить, что ведут себя таким образом далеко не все. Всегда находятся люди, которые, при тех же средствах, переезжают в другое место, или уезжают на заработки, подавая тем самым пример, которому многие следуют.
Но каким же образом политическое равенство мо жет мешать людям, способным стать примером, и по чему оно препятствует общественному прогрессу? Дело в том, что опираясь на голоса «маленьких лю дей», политики в демократических странах ввели та кую систему налогообложения, при которой те, кто должен был бы следовать примеру лучших сограждан, просто живут за их счет. В наиболее развитых стра нах можно не платить ни за образование, ни за ме дицинское обслуживание, ни за еду. Все, что нужно, это раз в несколько лет прийти на выборы и проголо совать за одну из основных партий, часто все равно за какую — ни одна не может порвать с социальным подкупом избирателей, ведь иначе голоса отойдут конкуренту.
Естественно, долго такая система не протянет, и следующему поколению придется опять вернуть ся к нищете. Но как раз нежелание думать о завтра шнем дне и отличает «маленького человека», именно его привычки и черты транслирует система «один че ловек— один голос», она навязывает всему обществу стереотипы поведения, характеризующие худших со граждан.
Однако каким бы выгодным ни выглядело полити ческое неравенство с точки зрения общественного развития, оно грозит усилить то, что принято считать главной несправедливостью современности — соци альное неравенство. Эта проблема распадается на не сколько частей. Действительно ли сокращение пере распределяющей роли государства увеличит разницу в доходах между людьми? На самом ли деле разрыв в доходах следует считать несправедливым? Даже бу дучи в каких-то аспектах несправедливым, не являет ся ли социальное неравенство необходимым для об щественного развития?
Казалось бы, ответ на первый вопрос очевиден — если малообеспеченные слои населения не смогут вы двигать на государственные должности политиков, которые пообещают перераспределить в их пользу общественное богатство, то разрыв между богаты ми и бедными вырастет. Однако очевидно и другое — если человек приучен жить на небольшое социаль ное пособие, то он не будет прикладывать усилий для саморазвития и постоянного поиска лучшей работы, то есть он с годами будет становиться только беднее.
$3. Демократия и демография
Банкротство либеральных демократий в буквальном смысле как формирование государственного долга, который нельзя выплатить, — это следствие кризи са демократии. Неспособность обеспечить воспроиз водство населения—следствие кризиса культуры. Два этих типа банкротства — буквальное и фигуральное — не обязательно совпадают в истории. В i960-1980-е годы заметно упала рождаемость среди европейского населения Советского Союза, который не был демо кратической страной. Однако связь между демократи ей и понижением уровня рождаемости ниже уровня смертности в современных государствах существу ет: избиратели голосуют за политиков, которые по зволяют им и дальше считать семью и детей необяза тельным и обременительным дополнением к карьере. Кризису семьи способствует и социальная политика, за которую голосуют избиратели — пособия заменя ют отцов и мужей, позволяя на какое-то время отка заться от семьи, чтобы вспомнить о ее необходимости, когда будет поздно. Разумеется, семьи стали менее стабильны и у вполне состоятельных жителей Запа да, но опять же потому, что электорат голосует за по литиков, на деле снимающих с людей любые обяза тельства, даже если на словах кто-то еще продолжает превозносить «ценности семьи». Последняя оговор ка важна. Конечно, нет ни одного политика, который заявил бы, что он «против семей и детей». Однако на деле никаких мер, кроме все той же выплаты по собий, не принимается. А выплата таких пособий ни в одной развитой стране так и не смогла решить проблему — рождаемость хотя бы до уровня смерт ности не поднялась.
Граждане западных стран имеют возможность пре кратить сокращение численности населения, проголо совав за политиков, которые сделают семейные цен ности вновь обязательными. Однако избирают совсем иных политиков и этот пункт, наряду с требованием непомерных трат государственных средств, также яв ляется веским аргументом сторонников немедленно го сворачивания всех «демократических процедур», подрывающих основы экономики и общества.
Опыт с предоставлением людям свободы в личной жизни, особенно активно проводившийся на Западе, начиная с 1960-х, показал, что в этом случае не удает ся обеспечить воспроизводство населения. Да и как это могло удасться, ведь суть опыта состояла в отка зе от семейных ценностей. Кто-то считал, что возник нет новый тип семьи, или можно будет обойтись без нее совсем, однако, как бы то ни было, результат экс перимента налицо. Вопрос о будущем демократии, та ким образом, это не только вопрос о том, способна ли такая система освободиться от неумеренных финан совых требований электората, но и совместима ли она со средствами, которые пришлось бы применить для возвращения представлений о семье к стандартам «до 1960-х» (если такое вообще возможно).
В качестве одного из ранних примеров влияния де мократической политики на общественную мораль можно привести такой случай. Когда недоброжела тель премьер-министра Великобритании либерала Пальмерстона собрал доказательства внебрачной свя зи главы правительства с замужней женщиной и пред ложил одному из лидеров консерваторов Бенджамину Дизраэли опубликовать эти материалы, тот отказался. Дело в том, что Пальмерстону к тому времени было уже под 8о лет, и узнай избиратели о его активности, на следующих выборах у оппозиции пропадал шанс прийти к власти51. Викторианская мораль на том и за кончилась, а ведь премьер-министра по тогдашним законам должны были судить. Однако угождать по литики должны были уже народу, а не закону. Вслед за викторианской моралью постепенно начали закан чиваться и сами англичане — смертность у них давно превышает рождаемость.
Что произойдет с современным Западом, если все пойдет также? То же, что и с античной цивилизаци ей. По крайней мере, такую перспективу рисуют кон серваторы, в частности Патрик Бьюкенен. Император Август пытался исправить нравы, порожденные рим ской демократией. Были изданы «Закон Юлия о по рядке брака», «Закон о прелюбодеяниях», «Закон о расходах на роскошь» и другие. Один из законов предусматривал обязательность брака для высших со словий, ограничения в гражданских правах для холо стяков и бездетных, преимущества для римских гра ждан, имевших детей, усиление власти главы семьи, строгие наказания за прелюбодеяние. Нечто подоб ное ранее пытался делать и Цезарь. Удалось ли спра виться с проблемой? Нет. В законе римского импера тора Септимия Севера (конец II — нач. III века н. э.) говорится о нехватке людей. В Греции к тому времени сокращение населения происходило уже на протяже нии столетий. В когда-то многолюдной Александрии современники, сожалевшие «об исчезновении чело веческого рода», находили лишь половину прежне го населения. Росла лишь численность варваров и во сточных народов, не живших по римским стандартам.
По оценке историков, главной причиной сокраще ния численности населения в Римской империи было ограничение количества детей в семье. В начале так жили образованные классы, затем подобный подход восприняли простые горожане. К юо году н. э. новая мода добралась и до сельского населения (об этом свидетельствует законодательство того времени, на правленное на поощрение в этих слоях семейных ценностей). Однако несмотря на запрет, процветало детоубийство, различные излишества сокращали спо собность к воспроизводству, браков римляне избега ли, зато использовали контрацепцию и делали аборты. Даже деспотическая власть императоров уже не мог ла отучить римлян от «планирования семьи», ибо сами они и их окружение жили точно также. Конечно, влияние на сокращение населения оказывали и вой ны, и эпидемии. Однако они происходили постоянно, но прежде не имели такого драматического эффекта.
Германцы, осаждавшие империю, вероятно, были уже физически сильнее римлян. У них было много детей, выживали самые здоровые, которые оставля ли здоровое потомство. У римлян детей было мало и для естественного отбора не было возможности. Свою культуру и страну римляне принесли в жертву радостям бездетности. В общем, если верить консер ваторам, Рим погубила сексуальная революция, оче видным последствием и сутью которой был отказ от семейных ценностей. А первоначальный толчок ей дала политическая система, при которой полити ки вынуждены были, ради занятия должности, пота кать всем прихотям своих избирателей. Нравственные и эстетические стандарты были снижены под воздей ствием масс. Свобода от ограничений, налагаемых религией, изменила характер людей, они стали усту пать искушениям. Вдобавок ответом на многообразие культур, которые приносили иммигранты, стало рав нодушие.
ЧАСТЬ II КАК ИЗ РАБОТАЮЩЕЙ СИСТЕМЫ ДЕМОКРАТИЯ ПРЕВРАТИЛАСЬ В НЕРАБОТАЮЩУЮ
ГЛАВА 1 НА ПУТИ К СОВРЕМЕННОЙ ДЕМОКРАТИИ
фі. Почему демократия и либерализм универсальны?
Д
ЛЯ ТОГО чтобы оценить перспективы совре менной демократии один лишь анализ ее де фектов недостаточен. Исправление этих де фектов предполагает понимание сути данной формы политического устройства. А суть демократии мож но понять, лишь вспомнив ее историю. Чем была эта система во времена своего расцвета (нынешнее ее со стояние, в отличие от устоявшейся практики, «рас цветом» мы называть не будем)? В каких услови ях она могла существовать? Что именно повело ее по пути, который в конечном итоге оказался гибель ным? Но вначале нужно показать, почему демократия и либерализм универсальны, то есть почему вся эта система не является нелепой исторической случай ностью, а в значительной степени закономерна. Ведь если бы демократическая система правления не имела глубоких оснований в человеческой природе, то по сле всего сказанного о недостатках этой системы сто ронники ее демонтажа получили бы достаточно ар гументов.
Первый и удивляющий не знакомых с проблема тикой людей факт состоит в том, что первоначально нечто, напоминающее демократию, появилось на Во стоке, а не в Древней Греции. Жители Шумера, древ нейшей на земле цивилизации, возникшей в южном Междуречье, поначалу имели целый набор граждан ских прав, владели частной собственностью. Это было в период Джемдет Наср (около 3000 года до н. э.), вплоть до утверждения деспотии III династии Ура в XXI веке до нашей эры52. Тогда важнейшие вопросы решались на совете старейшин и на совете всех бое способных мужчин53. У исследователей есть все осно вания полагать, что правители в то время выбирались органами общины. Те же органы имели право и сме стить их54.
В источниках сохранились упоминания об избра нии правителей по воле божества из числа всех сво бодных мужчин страны. По мнению историков, это следует понимать как описание процедуры выборов на народном собрании. Имелись и более явные свиде тельства подобной процедуры. Так, Ипхур-киш, пра витель города Киша, согласно эпосу, был избран на родным собранием. В эпосе о Гильгамеше правитель, покидая город, передает свои полномочия совету ста рейшин. Чтобы быть избранным царем богов Мардук для начала вводится в совет55.
Однако шумерская цивилизация, как и другие ве ликие цивилизации Востока, с самого начала была ос нована на ирригации, без которой прокормить на-
селение, достаточное для возникновения развитого сообщества, было невозможно. Ирригационное зем леделие требует больших физических усилий, чем то, которое основано на естественном орошении5. Кро ме того, для искусственного орошения больших тер риторий необходимо создание единой системы ка налов, плотин, дамб. Эти факты имели решающие значение для восточных цивилизаций. Количество ра ботников, вовлеченных в обуздание великих восточ ных рек, «явно было слишком велико, чтобы такие работы могли быть организованы на добровольной основе», как в Европе6.
На Востоке приходилось осуществлять такие про екты, как строительство части Великого китайско го канала около боо н. э., где было занято пять с по ловиной миллионов человек. Их охраняли 50 тысяч стражников. Семьи, отказывавшиеся работать, жесто ко преследовались. Источники того времени говорят, что два миллиона человек в ходе этих работ были «по теряны»7. Именно необходимость сооружать и под держивать в рабочем состоянии подобные сооруже ния считается причиной, по которой власть правителя в восточных обществах приобрела деспотический ха рактер. Поэтому первоначальные демократические институты были ликвидированы, а население лиши лось всех прав.
Обожествление деспота, сам деспотизм, абсолют ная власть бюрократии, подавление свободы и инди видуальности подданных стали, по сути, способом
Wittfogel К. A.Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power. New Haven, Yale University Press, 1957. P. 17.
Jones E.L.The European Miracle: Environments, economies, and geopoli tics in the history of Europe and Asia. Cambridge, Cambridge University Press, 1981. P. 9.
Ibidem.
адаптации к среде обитания. Без этого при том со стоянии орудий труда миллионам крестьян просто нечего было бы есть (голод и без того был обычным явлением). Как руководитель ирригационных работ государство не позволило окрепнуть тем силам в об ществе, которые могли противостоять деспотической власти и участвовать в процессе принятия решений. «В культурной эволюции Египта, западной Азии, Ин дии и Китая вопрос ирригации был ключевым, — от мечал Макс Вебер. — Вопрос орошения обусловил существование бюрократии, принудительный труд зависимых классов, а также зависимость подчинен ных классов от функционирования королевской бю рократии»8.
В Китае один из эдиктов описывал ситуацию сле дующим образом. Сельское хозяйство — это осно ва всего мира. Ручьи и реки, ирригационные каналы и водохранилища позволяют собирать богатые уро жаи. В империи есть бесчисленное количество гор и рек, но простые люди не знают, как их использо вать надлежащим образом. Поэтому правительство должно прорывать каналы, а также строить дамбы и водохранилища для предотвращения наводнений9. Как подчеркивают исследователи, хотя в целом ко личество осадков было больше в Китае, чем в Евро пе, их сезонный характер порождал сложную проб лему — необходимо было строить водохранилища, чтобы вода не пропадала. Кроме того, особенности климата в Китае доставляли еще одну неприятность— поскольку годовые колебания количества осадков там выше, чем в других частях мира, необходимо было го товиться к исключительным обстоятельствам. Рабо-
s. Weber М.General Economic History. N.Y., Collier Books, 1961. P. 237.
9. Needham J. Science and Civilisation in China. N.Y., Cambridge Univer sity Press. Vol. 4 [1971]. Part III. P. 264.
чая сила должна быть всегда готова к мобилизации на такой случай10. Физические характеристики вели ких китайских рек действительно определяли жизнь людей и форму государственности, которая была не обходима.
В такой ситуации, как подчеркивают историки, у личности на Востоке не было возможности изолиро вать себя от общины. Ведь чтобы орошать изначаль но, предположительно, частные участки земли в древ ней Месопотамии земледелец должен был брать воду из каналов и водохранилищ, которые могла построить лишь община11. В конечном итоге, развиваясь в этой логике, восточные цивилизации стали «из ряда вон выходящим примером общественной стагнации»12. Такие общества могут быть названы «обществами status quo», поскольку их целью было лишь выжива ние благодаря поддержанию существующего характе ра отношений со средой обитания.
Итак, отличительными чертами восточных об ществ в исторической ретроспективе являлись дес потическая система правления и принципиальный запрет, наложенный обществом на культивирование частной предприимчивости, на стремление к лич ному обогащению. Функции деспотизма на Востоке не сводились лишь к созданию и поддержанию гран диозных ирригационных систем или защите от навод нений. Необходимо было еще противостоять кочевой периферии, для чего правитель должен был обладать властью, достаточной для того, чтобы в любой момент собрать войско в необходимом количестве. Восстания на Востоке не были антифеодальными, как это пред ставлялось в советской историографии. Всегда была
ю. Needham J. Op. cit. P. 118-119.
конкретная причина, а свергнуть правителя означа ло лишь расшатать устои государства и попасть под власть к кочевникам, которые устанавливали еще бо лее жестокие режимы.
Причина же подавления предпринимательской инициативы связана отчасти с самой необходимостью деспотической системы правления, но в основном, ви димо, с экологическими особенностями вмещающего ландшафта большинства восточных обществ. Пред приимчивый и богатеющий землевладелец на Во стоке представлял чудовищную и немыслимую для западного мира угрозу самому существованию обще ства. Он оказывал покровительство местным кресть янам, которые, соответственно, прекращали выплату государственных налогов и участие в общегосудар ственных ирригационных работах. Дезорганизован ный государственный механизм не может обеспечить надлежащий уход за ирригационной системой. Сле дует серия опустошительных наводнений.
Развитие капиталистических отношений вело на Востоке к тому, что реки выходили из берегов и несли смерть и разрушение людям. Роста благосо стояния не происходило. Сама экосоциальная ткань восточных цивилизаций в то время воспринима ла разбогатевших подданных в качестве чужеродно го элемента. Восточные цивилизации долин великих рек стремились к равновесию, состоянию гомеоста за со средой обитания путем приспособления соб ственных политических и экономических институтов, шкалы ценностей и системы социальных ориентиров к особенностям вмещающего их ландшафта.
Однако не всегда и не везде аграрный строй (то есть обеспечивающая пропитание форма веде ния хозяйства) жестко диктовал соответствующую политическую и экономическую систему. Микенская цивилизация на территории Греции сформировалась
во II тысячелетии до н. э. под восточным влиянием, ее бюрократия и строгая централизация экономики лишь имитировали восточные. Как отмечают иссле дователи, Минойская цивилизация на Крите, оказав шая влияние на микенскую культуру, сама развива лась под влиянием Востока56. Вторжение дорийцев на Балканский полуостров привело к гибели Ми кенской цивилизации и способствовало длительной культурной изоляции бассейна Эгейского моря57. Общественные институты начали складываться прак тически с чистого листа, с разложения родоплемен ных отношений у пришлых народов.
Земледелие, основанное в основном на естествен ном орошении, предполагало возможность возник новения небольших частных, вполне независимых друг от друга хозяйств. Отсутствие вплоть до наше ствия персов серьезной внешней угрозы также делало возникновение деспотической власти неадекватным ситуации. Таким образом, значение свойственно го первобытной демократии института выборного вождя или «царя» постепенно сошло на нет. Важ ность же других — совета старейшин и особенно народного собрания — все возрастала и воплотилась впоследствии в знаменитых учреждениях греческой демократии.
Самоуправляющиеся общины финикийских го родов, которые находились под постоянным давле нием восточных деспотий в силу их географической близости, хотя и не достигли высот греческой куль туры, могут служить примером альтернативной дес-
потизму модели развития в условиях альтернативной географической среды (благоприятный для богарно го земледелия режим осадков 800-1000 миллиметров в год, пересеченный рельеф, возможность политиче ского маневра, так как Финикия находилась на сты ке зон влияния нескольких империй — Ассирийской, Египетской, Хеттской). Поэтому финикийцы имели возможность превратить предприимчивость и культ наживы в отличительную черту своего национально го характера.
История Карфагена, первоначально просто коло нии финикийского города Тира, демонстрирует про цесс превращения восточного города в античное государство. В условиях недосягаемости для сковы вающего военно-политического и негативного куль турного влияния деспотий Востока там сформи ровался античный полис. И Рим, и города Этрурии развивались по схожему пути. Если сопоставить эво люцию органов общинного самоуправления, чье на личие зафиксировано для всех народов на стадии во енной демократии, в различных регионах (например, в Греции и Междуречье) с эколого-географическими условиями данных регионов, то становится ясно, что их эволюция в разных направлениях была вызвана раз ными природными условиями этих регионов.
Демократия аграрной эпохи возникает, образно говоря, в естественных щелях и зазорах между окру жающей средой и пытающимся к ней приспособиться аграрным обществом. Важно подчеркнуть, что эколо гические и географические обстоятельства определя ли скорее не то, какое общество возникнет, а то, для возникновения какой цивилизации нет шансов. На пример, в Междуречье или древнем Китае полисы наподобие греческих, если и возникали в III тыся челетии до н. э., долгое время существовать просто не могли. Там же, где в масштабном искусственном
орошении, или, напротив, в защите от разрушитель ных паводков и наводнений не было нужды, форми руется класс собственников — основа античной де мократии. То был своего рода «освобождающий» ландшафт.
Как подчеркивают исследователи, тот факт, что ев ропейская цивилизация прошла через стадию горо дов-государств является ключевым элементом, повли явшим на то, что исторические пути Востока и Запада разошлись. Причина, по которой это произошло, в ос новном является природной, географической58.
Аграрная демократия древнего мира существовала недолго. Греция была завоевана Римом, который позд нее превратился в деспотическое государство по ряду причин — от необходимости сконцентрировать ре сурсы для отражения нашествия варваров до дей ствия внутреннего механизма саморазрушения демо кратии, о котором речь шла выше. Как бы то ни было, «Римская империя стала тюрьмой или лагерем, непре рывно находящимся в состоянии осады, где каждому человеку было указано место, которое он не мог поки нуть»59. Это место не могли покинуть и его потомки. Дух личной инициативы, который мог сохранить это огромное государство, был потерян.
Версия, согласно которой современная западная демократия стала прямым продолжением античной, противоречит реальности. Западная Европа своей либеральной и капиталистической эволюцией также первоначально была обязана фактору почвы (осно ванное на естественном орошении земледелие) и вне шнему фактору (отсутствие обширных контактных
зон с кочевой периферией). Только очутившись в при сущей Европе эколого-географической среде, варва ры могли породить современные политические и эко номические институты. Фундаментальной причиной возникновения капиталистической экономики на За паде является то, что в экологических условиях Евро пы обществу ради собственного выживания не было необходимости сдерживать предпринимательскую инициативу.
Устойчивый экономический рост в Европе начался тогда, когда появился экономический сектор, в значи тельной степени свободный от контроля со стороны светских и духовных властей60. Европейский феода лизм отличался наличием различных центров силы, этот плюрализм позволял части населения действо вать более или менее независимо.
О Японии следует сказать отдельно. Ее государ ственность, как и государственность европейских стран, никогда не была основана на создании и об служивании ирригационных сооружений. Географи ческие условия Японии не требовали организации правительством подобных масштабных работ. Терри тория этих островов разделена горами, центральному правительству трудно было установить над провин циями ту степень контроля, которая существовала, например, в соседнем Китае. Оросительные работы производились отдельно в различных частях страны местными властями. Поэтому и сложившееся в ре зультате японское феодальное общество напоминало европейское61. Как подчеркивают исследователи, спо собность Японии быстро трансформироваться в об щество западного типа объясняется как раз тем, что японская цивилизация с самого начала имела много общего с европейской62.
Средневековая концепция справедливости в Евро пе, которая ограничивала торговлю и частное пред принимательство, основывалась на естественной необходимости выжить после коллапса античной цивилизации. Совокупность обычаев и традиций, политический и религиозный контроль оберегали крайне бедное средневековое общество от всех рис ков, которые несут с собой эксперименты и нововве дения. Цеховая система, регламентировавшая и стес нявшая производство, тем не менее, гарантировала, что никто не разорится из-за конкуренции. А разоре ние тогда означало бы голодную смерть. Этим объ ясняется то, что в средние века к слову «новый» относились с подозрением и недоверием. Например, ценились не новые географические карты, а старые. Ведь по старым уже кто-то ходил, а ошибка нового картографа могла стоить жизни путникам, у которых был небольшой запас продовольствия и отсутство вала надежда на медицинскую помощь. То же отно сится к производству—новые методы, быть может, были бы эффективнее — но если нет, люди бы разо рились и вымерли целыми семьями. Что значит засе ять поле как-то по-новому? Это значит поставить под угрозу жизнь всей деревни, ведь в случае неудачи эксперимента (а экспериментов без неудач не быва ет), люди просто бы погибли. Однако со временем накапливались какие-то запасы, росли города и насе ление. Эксперименты и нововведения стали не так болезненно восприниматься и, наконец, преврати лись в обыденность.
Несмотря на очевидность этих соображений, ис следователи долгое время не могли понять, в чем же дело. Например, Вернер Зомбарт полагал, будто со здание рыночных институтов в Европе было вызвано психологической мутацией, которая усилила у евро пейцев в конце средних веков стремление к стяжа тельству63. Макс Вебер обоснованно называл подоб ные концепции «детскими»64, однако и сам не смог объяснить, почему, как он их называл, «иррациональ ные ограничения рыночной торговли»65 оказались достаточно сильными, чтобы предотвратить разви тие капитализма на Востоке, но не в Европе. Теорию, согласно которой развитие капитализма на Востоке затормозили некие магические представления, труд но принять всерьез. Ведь и европейцы когда-то руко водствовались заповедями о том, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому попасть в царство небесное.
В общем, можно говорить о «жесткой» энвайро- ментальной обусловленности цивилизационных про цессов на Востоке в исторической ретроспективе, и, соответственно, о «мягкой» зависимости обществен ных структур Европы и Японии от вмещающего ланд шафта. Иными словами, речь идет о «сковывающем» ландшафте Востока и «освобождающем» ландшафте Запада. Перед нами стагнация как способ существова ния, догма как организатор производства.
Добавим также, что в тропических регионах люди могли добывать пропитание без интенсивной трудо вой деятельности, поэтому быстрого развития циви лизации там не произошло. В доколумбовой Америке плотность населения была слишком мала для разви-
ти я цивилизации европейского типа, хотя природ ные условия для этого и существовали. Таким обра зом, общества современного вида могли возникнуть лишь в Европе и Японии. Конечно, авторитаризм раз вивался и в странах, где не было масштабных ирри гационных систем, например, в России. Однако госу дарственность России испытала настолько мощное влияние пришедших с востока в XIII веке кочевников, что ее случай как раз наиболее ясен.
Итак, история античности, европейского капита лизма и феодализма обусловлена одним важнейшим фактором — это разные варианты использования преимуществ «освобождающего ландшафта». По этому вряд ли можно говорить о периоде античности как основной предпосылке капитализма. В Японии, например, не было античности, а капитализм возник более или менее автономно. Главное здесь — похожий на европейский децентрализованный японский фео дализм.
Теперь можно ответить на вопрос, почему западные ценности начинают внедряться на Востоке. Посколь ку дивергенция восточных и западных политических и экономических структур была обусловлена разли чием природной среды, постольку наблюдаемая в но вейшее время их конвергенция объясняется устране нием прямой зависимости человеческого общества от природы в результате Индустриальной револю ции. Цивилизации сближаются постольку, поскольку устраняется сам источник их особости. Сближение же их на основе сформировавшихся в условиях «осво бождающего» ландшафта ценностей западного об щества объясняется тем, что сегодня весь земной шар превратился как бы в один большой освобождающий ландшафт, где режим рек, направление ветров и про цент содержания гумуса в почве больше не являются решающими факторами выживания общества.
Развитие науки и техники сделало все страны по хожими, причем похожими именно на Запад. Поче му на Запад? Потому что с прогрессом производства сокращалась зависимость различных цивилизаций от природы, что способствовало раскрепощению лич ности в обществе, а поскольку сама экология Европы не сдерживала индивидуального развития, то запад ные народы и оказались впереди на общем для всех пути. Таким образом, либеральные ценности, будучи первоначально разработаны в наименее зависимых от природы обществах Европы, достигли мирового распространения после того, как прямая зависимость человеческого общества от природы была полностью устранена в результате Индустриальной революции66.
Казалось бы, изложенная теория закрепляет почти механическую зависимость политических институтов от природной среды в доиндустриальную эпоху. Од нако это не так. В действительности этот подход пред полагает, что либеральные и демократические ценно сти более укоренены в человеческой природе, чем приверженность деспотизму. Деспотическую форму правления люди готовы были терпеть там, где без нее нельзя было обеспечивать базовые параметры циви лизационного прогресса — увеличивать численность населения и площадь обрабатываемых земель. Одна ко там, где в деспотической власти не было нужды, она и не развивалась. В формировании деспотической си стемы правления в Греции VII-V до н. э. не было не обходимости, но была возможность. Ничто не мешало грекам обожествить правителя, наделить его абсолют ной властью и считать себя его бесправными рабами.
Этой возможностью не воспользовались, по всей ви димости, из-за того, что ценности личной свободы и демократии (хотя бы для полноправных граждан полиса) имели более глубокие корни в человеческой природе, чем склонность подчиняться правителю, на деленному абсолютной властью.
$ 2. От левеллеров до либералов
Отсчет времени существования современной кон цепции демократии67 ведется с Английской револю ции середины XVII века, когда демократические идеа лы были провозглашены политической группировкой левеллеров. Ее лидеры не только разработали осно вы современной европейской демократической док трины, но и, по признанию как отечественных68, так и западных69 историков, предвосхитили принципы американской конституции. Левеллеры были пред ставителями средних городских слоев, мелких пред принимателей. Эта группа разработала проект кон ституции— «Народное соглашение» (в нескольких редакциях). Его принятие должно было осуществить ся путем всенародного опроса, и каждый англичанин мог подписать его в знак согласия.
Главная политическая идея левеллеров заключа лась в том, что власть в конечном итоге принадлежит народу, а не королю или парламенту. «... Мы избрали вас своими парламентариями, чтобы вы избавили нас от всех видов рабства и сохраняли государство в мире и счастье, для чего мы наделили вас той самой вла стью, которая заключалась в нас самих, ибо мы мог ли справедливо сделать это и сами, без вас, если бы сочли удобным»70, — подчеркивал один из лидеров группы Ричард Овертон, обращаясь к депутатам. По добные взгляды выражал и основной вдохновитель движения — Джон Лильберн, многократно указывав ший, что «народ есть источник всей справедливой власти»71. Ему вторит еще один левеллер — Уильям Уолвин. «... Власть парламента — это власть, доверен ная людьми (которые его избрали) для своего блага, безопасности и свободы, — говорит он, — и потому... парламент не может справедливо совершать ничего, что бы сделало людей более подверженными опасно сти или менее свободными по сравнению с тем, ка кими они были... »72. За народом Уолвин признает право менять форму правления в соответствии с тем, «как это лучше будет согласовываться с безопасно стью и свободой людей»73.
В основе политических прав, по убеждению левеллеров, лежали естественные права. «...Каж дому человеку по природе вещей дана личная соб ственность, и никто не должен вмешиваться в это или узурпировать ее... без явного нарушения или угрозы самим естественным принципам (principles of nature) и законам справедливости между людьми (the Rules of equity and justice between man and man)... ни один человек не имеет власти над моими правами и свободами, и я не имею власти над пра вами и свободами других людей»74, — считал Овер тон. Все люди приходят в этот мир с естественной внутренней свободой и потому «мы и должны жить так, чтобы каждый человек пользовался сво ими прирожденными правами и привилегиями, ибо Господь сотворил его свободным»75. Именно отсюда, по мнению Овертона, «все справедливые права людей берут свое начало; не прямо от бога (что короли обычно считают своей прерогативой), но опосредовано рукой природы»76.
Современник Овертона Самюэль Розерфорд вы ступил в 1644 году с памфлетом «Закон и король», где утверждал, что критерием выбора формы прав ления является польза77. По мнению автора пам флета, источник всякой власти находится в народе, который может даже настоять на отмене актов пар ламента, если последние затрагивают народный су веренитет78. Король, согласно подобным воззрениям, вообще может быть лишен власти, поскольку он наря ду с парламентариями является лишь слугой народа79. Естественное право как основу человеческого права и всякой конституции отстаивал Уильям Эймс в сво ем памфлете еще в 1639 году80. Уильям Принн, один из идеологов пресвитериан, которым противостояли левеллеры, накануне революции выступил с памфле том, в котором утверждал, что институт королевской власти создается для пользы народа, а не наоборот, и что парламент представляет собой высшую власть в государстве81.
Некоторое влияние античной демократической традиции на левеллеров, очевидно, имело место. Так, Овертон вкладывает в уста одного из героев своих памфлетов латинское изречение, согласно которо му благо народа (Salus popili) — это высший закон82. Из всего этого левеллеры делали следующие конкрет ные выводы. Они требовали либо ликвидировать ко ролевскую власть, либо ограничить ее. Палата лордов должна была исчезнуть, а вся власть сосредоточиться в палате общин (теории разделения властей левелле ры не выдвигали, это сделает лишь Локк, а современ ный вид концепции придаст Монтескье). Левеллеры стремились обеспечить равенство граждан перед за коном83 и утвердить презумпцию невиновности84.
Вопрос о том, кому левеллеры собирались предо ставить право голоса, остается неясен. Судя по всему, используя в борьбе за власть лозунг всеобщего рав ного избирательного права для мужчин, в действи тельности они не хотели предоставлять право голоса так называемым «слугам» и тем, кто получает мило стыню (под «слугами» в то время, вероятно, имелись в виду и наемные рабочие)85. В качестве основания для лишения избирательных прав этих категорий на зывалось то, что они зависят от воли других людей.
В дореволюционной Англии парламент не играл роль серьезного противовеса королю. Бытовало убе ждение, согласно которому парламенты расценива лись скорее как периодически созываемые собрания, а не как постоянно действующий орган86. Сами вы боры в парламент в XVII веке мало соответствова ли современному представлению об избирательном процессе. За многие места борьба не велась, то есть выборов с подсчетом голосов не существовало87. Некое семейство, контролирующий выборы патрон или просто группа заинтересованных лиц решали, кому следует представлять графство или город. Ше риф или другой чиновник на выборах оглашал имя единственного кандидата, которого следовало из брать (сам термин «кандидат» в то время не упо треблялся)88.
Левеллеры хотели кардинально изменить эту про цедуру. Но реализовать свои идеи они не смогли. В ходе революции на первый план вышла политиче ская группа индепендентов или «грандов» (так на зывали высших офицеров, сторонников Кромвеля),
провозглашавшая более умеренные принципы. Хотя в начале революции они с левеллерами были союз никами. В целом индепенденты не были сторонника ми широкой демократии; поначалу они стремились утвердить в Англии конституционную монархию, за тем (после 1649 г.) республику с цензовым избира тельным правом. В выступлениях «грандов», по литиков и руководителей этой группы, содержится характерная аргументация против демократических программ. Дискуссия индепендентов и левеллеров о демократии крайне интересна, поскольку проходила весьма откровенно и позволяет заглянуть, что назы вается, прямо в колыбель той политической системы, которая несколько веков спустя стала в мире доми нирующей.
Главный вопрос, волновавший индепендентов, был вопрос о том, не поколеблет ли введение широкого избирательного права отношений собственности, ведь значительная часть населения была ее лишена. Наиболее ясно и конкретно позицию индепендентов выразил в дискуссии с левеллерам зять Кромвеля ге нерал-комиссар Генри Айртон. «Все главное, о чем я говорю, сводится к необходимости считаться с соб ственностью, — заявил он во время дискуссии с ле веллерами. — Ведь она является важнейшей основой всего королевства, и если вы уничтожите ее, вы уни чтожите все»46.
Айртон оспаривал теорию естественного права, доводами которой, как он считал, невозможно об основать собственность — по естественному пра ву каждый нуждающийся может посягнуть на чужое имущество. Основа собственности — не естественное, а именно гражданское право, источником которого является договор. «Ни закон Бога, ни закон природы
[so]
не дают мне собственности, — говорил Айртон. — Собственность есть установление человеческой кон ституции»89. Коль скоро собственность установлена государством (в основе и собственности, и государ ства, как утверждал Айртон, лежат общественное со глашение, договоры), то государство должно быть устроено так, чтобы собственность надежно охраня лась. Гарантия собственности в том, чтобы во власти участвовали те, «кто владеет постоянным интересом в стране», т. е. у кого находится земля, кто состоит в корпорациях, держит в руках всю торговлю. Только при этом условии «свобода может быть дана, а соб ственность не будет ликвидирована».
Исходя из этого, Айртон возражал в 1648 г. против требования заменить монархию республикой. Любая попытка пересмотра конституции, особенно ее де мократизация, рассматривалась им как посягатель ство на существующее распределение собственно сти: «Гораздо больше грехов последует от того, что вы измените конституцию, — говорил он левелле рам, — чем от того, что вы ее сохраните»90. Айртон выражал свои опасения прямо — если дать право го лоса тем, кто не имеет собственности, они проголо суют за ее отмену, и весь общественный порядок бу дет разрушен.
Левеллеры прекрасно понимали проблему. Они и сами чурались социальных низов, склонных к экс проприации. Именно поэтому левеллеры, в конце концов, согласились ограничить избирательное пра во, предоставив его только домохозяевам и исключив лиц, получающих пособие по бедности, состоящих в услужении, получающих заработную плату от част ного лица. Надо сказать, что лидеры движения про
тестовали против того, что их называют левеллера ми (уравнителями). Боязнь поколебать отношения собственности сказалась и в том, что в проекты «На родного соглашения» были включены специальные запреты народному представительству упразднять собственность и делать имущество общим. Левел леры предлагали карать за одно лишь предложение закона об уравнении собственности как за государ ственную измену.
В дискуссиях с диггерами—представителями соци альных низов, выступавшими за отмену частной соб ственности на землю—левеллеры предельно ясно из ложили свою позицию. Говоря о проекте конституции диггеров, основанном на общности имущества, Лиль- берн писал: «Эта концепция уравнения собственно сти и участия людей в управлении [levelling of property and magistracy] представляет собой мнение настоль ко смехотворное и глупое, что ни одного разумно го, рассудительного или изобретательного человека нельзя представить таким горьким пьяницей, чтобы он поддержал этот принцип, поскольку принцип этот, если осуществится на практике, разрушит не только всю промышленность в мире, но и уничтожит самые основы правительства, — считает Лильберн. — Ибо, поскольку человеческие общества поддерживаются и сохраняются посредством трудолюбия и доблести, кто будет трудиться ради того, чтобы результат тру да в итоге оказался не его, но должен был быть поров ну распределен между всеми ленивыми, глуповатыми и не желающими трудиться пьяницами?»91. На этом аргументация не заканчивалась. «Или кто будет сра жаться за то, в чем он не будет иметь интереса, — про должает Лильберн, — но что будет подчинено воле
и удовольствию другого, каждого труса и подлого, унылого попутчика?»92.
Столь гневную реакцию левеллеров вызвал консти туционный проект лидера диггеров Джерарда Уин- стенли. Проект состоял из 62 законов (об обработке земли, о складах, о наблюдателях, о выборах долж ностных лиц, о свободе, о браке, законы против изме ны, против купли-продажи, против праздности и др.). Во главе Англии, по проекту Уинстенли, должен был стоять парламент, переизбираемый ежегодно; изби рательные права должны иметь все мужчины с 20 лет. Принятые парламентом законы обсуждаются наро дом, который вправе отклонить их. Должностные лица (наблюдатели, судьи и др.) избираются на один год. Новое государство должно не только охранять общественный порядок, гарантировать права и свобо ды граждан, но и руководить народным хозяйством. В республике будет иметься налаженная и централи зованная служба информации -«начальники почты» оповещают страну об открытиях, сделанных в искус стве, ремесле, сельском хозяйстве, о почестях, кото рых удостоены изобретатели, о наиболее серьезных событиях, об ошибках и бедствиях и др. «Руковод ство хорошего правительства таким образом осуще ствляемое, — писал Уинстенли, — может превратить всю страну, нет, даже всю земную фабрику в единую семью человечества и в единую хорошо управляемую республику»93.
Проект содержит также уголовные законы, хотя, как полагал Уинстенли, упразднение частной соб ственности ликвидирует основную причину про ступков и преступлений. К тем, кто попытается восстановить частную собственность, и к убийцам применяется смертная казнь; к тем, кто совершит другие тяжкие преступления, к упорным тунеядцам — так называемое рабство (т. е. каторжные работы) и те лесные наказания. Лиц, совершивших менее опасные проступки, предупреждают и увещевают.
Как видим, грань между индепендентами и левел лерами с одной стороны и диггерами с другой, про ходит по вопросу об их отношении к собственности. Как и индепенденты, левеллеры считают частную соб ственность основой любого нормального общества.
Овертон подчеркивает, что уважение к частной соб ственности есть вовсе не презрение библейских истин, как о том пишет Уинстенли, а естественное чувство че ловека. «Ибо по рождению все люди одинаково ро ждены любить собственность и свободу... »94, — счи тает Овертон. Как видим, собственность для первых демократов неразрывно связана со свободой. Именно необходимостью защиты собственности объясняются многие предлагаемые ими конкретные меры.
Проблема соотношения собственности и демократии останется центральной в политической жизни Запа да еще на протяжении трехсот лет после того, как она была предельно четко сформулирована в дискуссиях левеллеров и индепендентов. Причисление облада ния собственностью к естественным правам человека, на чем настаивали левеллеры, поставило вопрос о том, может ли государство вмешиваться в стихийный про цесс распределения собственности и помогать обез доленным. Было также неясно, могут ли политические права быть «естественными и равными». При таком подходе демократия и либерализм сходились в одной точке. Большинство либералов XVII-XVIII веков за няли в отношении демократии резко отрицатель ную позицию, поскольку, как уже говорилось, равное право голоса означало бы перераспределение соб ственности в пользу неимущих, которых было боль шинство. Высказывалось и возражение противопо ложного характера: богатые классы будут диктовать бедным, как голосовать, и равное право голоса поте ряет смысл. Демократия начала все больше сливаться с либерализмом в XIX веке. В XX веке эти понятия ста ли совсем близки. Центральным для либералов стано вился вопрос о том, при каких условиях демократия может приносить добро, а не зло95.
Сам либерализм претерпел на рубеже XIX-XX ве ков кардинальное изменение. Из него выделилось новое направление, которое объявляло не только о необходимости выработки концепции социально- экономических прав человека, но и о предоставле нии их с помощью государственного законодатель ства тем, кто не мог собственными силами выбиться из нищеты, не имел средств на образование, меди цинское обслуживание, приобретение жилья. XX век в странах Запада прошел под знаком утверждения это го нового, социального, как его стали называть, либе рализма. Раскол между старым, классическим, и но вым, социальным либерализмом определил развитие либерализма в новейшее время96.
Историческое развитие демократической доктри ны и политической системы вкратце выглядит сле дующим образом. После революции XVII века ан глийское общество (рассмотрим эти процессы на его примере) стабилизируется на консервативной осно ве, восстанавливается монархия, разговор о демокра тических преобразованиях больше не идет. В конце XVII — первой половине XVIII века английские по литические мыслители сосредотачиваются на защи те права собственности, которое продолжают счи тать основой общественного порядка. При защите прав граждан и прерогатив парламента виги, на ходившиеся у власти почти непрерывно с конца XVII в. до 1770-х годов, предпочитали апеллировать не к «естественному праву», а к историческим пре цедентам и государственно-правовым актам, ограни чивавшим власть монарха, начиная с Великой хартии вольностей 1215 года. Республиканский идеал из идео логии вигов исчез, они были сторонниками консти туционной монархии, «смешанного правления». Мо нархия в этой концепции представляла единую волю нации, лорды — мудрость страны и интересы самых достойных граждан, палата общин — интересы всех англичан.
На том, что власть не может принадлежать народу, настаивал, в частности, Эдмунд Берк. Идею «народ ного суверенитета» он считал утопичной и опасной, поскольку бедное большинство народа использу ет свое волеизъявление для перераспределения соб ственности и сокрушения гражданского общества. Демократию Берк объявлял равнозначной тирании большинства и противопоставлял ей в качестве об разца исторически сложившееся «смешанное прав ление». Как и Адам Смит, Берк полагал, что наиболь шую пользу государственному управлению принесет «естественная аристократия». Но, в отличие от Сми та, он склонялся к тому, что основным пропуском в ее ряды является богатство. Главными ценностями для Берка и его последователей были владение и свобод ное распоряжение собственностью, верховенство права, приоритет гражданского общества. Подобные ценности, по их мнению, приобрели «органический характер», были отобраны временем.
С 1760-1770-х годов идеологии и политике вигов стало противостоять течение, которое получило на звание радикализма. Его возникновение означало возрождение той тенденции в британском либера лизме, начало которой положили левеллеры в середи не XVII века. Радикалы последней трети XVIII века вновь попытались соединить либерализм с демокра тией. Они добивались расширения избирательного права, введения тайных выборов и перераспределе ния избирательных округов, дабы число избираемых депутатов в большей степени соответствовало чис ленности населения в округе, где они баллотиру ются. Позднее радикалы стали требовать всеобще го избирательного права для мужчин. Чрезмерное имущественное неравенство они считали нетерпи мым и выдвигали эгалитаристские проекты борьбы с бедностью. Томас Пейн, полагавший, что в «есте ственном состоянии» все люди имели равное право на землю, требовал денежной компенсации за счет налогообложения латифундистов для тех англичан, которые не имели земли.
Сдержать движение, выступавшее за демократиза цию избирательной системы, консерваторам не уда лось. В 1832 году была осуществлена реформа, в ре зультате которой при сложной системе цензов право голоса получили преуспевающие городские слои. Прежде они не были включены в политическую систему. Ведь в соответствии с сохранившимися со средних веков границами избирательных округов
малонаселенные сельские районы отправляли в пар ламент больше депутатов, чем выросшие в последние столетия города.
$3-1867
Итак, с самого зарождения современной демокра тической доктрины основным вопросом, волновав шим ее теоретиков, было соотношение собственно сти и права голоса. В 1867 году в Великобритании была проведена еще одна избирательная реформа, ставшая первой в числе тех, которые сделают право голоса не зависящим от имущественного положения граждан и их личных качеств. Политическая борьба вокруг нее показала, как будут действовать политики еще полто раста лет, поэтому о ней стоит рассказать подробнее.
Проект закона о расширении избирательного пра ва палате общин предложили либералы в 1866 году. Это был умеренный проект, предлагавший наделить правом голоса наиболее обеспеченную часть рабо чих. По оценке консерватора-очевидца событий, ли бералы теряли позиции в стране и рассчитывали, что этот билль позволит им заслужить благодарность но вых избирателей97. Согласно этому мнению, сниже ние избирательного ценза до ю фунтов стерлингов в 1832 году дало либералам власть примерно на 30 лет, а его снижения до 7 фунтов стерлингов продлило бы их правление еще на 10-20 лет 98.
Против закона выступил Бенджамин Дизраэли, ко торому удалось заблокировать инициативу. Став вско ре министром финансов, он хотел отвлечь население от избирательной реформы разоблачением злоупо треблений в адмиралтействе. Когда стало ясно, что так не получится, глава казначейства попытался затя нуть дело и создать комиссию, которая бы неспешно рассматривала вопрос. Когда и это не помогло, а в на роде началось брожение, консерваторы, дабы уго дить массам, выдвинули свой проект реформы, кото рый оказался еще либеральнее плана либералов. Этот трюк будет повторяться вплоть до наших дней — под напором населения консерваторы будут вынуждены реализовывать либеральные проекты, дабы не расте рять голоса избирателей.
В те времена предприниматели рассчитывали ис пользовать голоса рабочих для снижения влияния зе мельной аристократии, аристократы стремились при влечь рабочих на свою сторону в противостоянии с промышленниками. По мысли лидера либералов Гладстона, наиболее состоятельным рабочим следо вало дать право голоса для того, чтобы они ограничи вали аппетиты других классов и поддерживали ари стократическую элиту в надклассовом государстве99.
Наиболее проницательные современники поняли, чем обернется реформа в будущем. «Пока еще рано пытаться оценить результат реформы 1867 года, — осторожно писал британский публицист, редактор The Economist Уолтер Бэджгот в 1872 году. — Люди, получившие благодаря этой реформе право голоса, еще не знают своей собственной силы»100. Тем не ме нее, он понял, что «возник новый мир »101. Принципи ально важным в реформе было то, что все СЛОИ, полу чившие право голоса, получили равное право голоса. Иными словами, хотя имущественный ценз сохранял ся, отказ делать различия между людьми в таком важ ном вопросе, как допуск к участию в принятии поли тических решений, был очевиден. Произошел разрыв с демократической традицией, которая акцентирова ла проблему собственности. Последствия скажутся не сразу, к концу XX века, но тем труднее будет по вернуть этот процесс вспять.
Так что же случилось? Бэджгот подчеркивает, что было бы неверно объяснять перемены в английской политике самой реформой. Он объясняет переме ны резкой сменой поколений политиков — со сцены ушли те, кто сформировался в качестве государствен ных деятелей еще до реформы 1832 года. Наиболее за метной из этих фигур был лорд Пальмерстон, заседав ший в парламенте с 1806 года. Молодых он не выдвигал. Те, кто пришел на смену, годились ему во внуки102.
Говоря об английской демократии до 1867 года, Бэджгот рисует картину, совершенно не похожую на то, что принято понимать под демократией в наши дни. Необходимым условием функционирования бри танской политической системы было почтение изби рателей к высшим слоям. Депутаты могли действовать в парламенте, фактически без оглядки на избирате лей — они обкладывали самыми тяжелыми налога ми нижний средний класс, который, в соответствии со своим электоральным весом, напротив, должен был бы диктовать свою волю. Население выбирало между элитами, что напоминает концепцию Шумпе тера. В XX веке ситуация будет отличаться кардиналь но — почтение к высшим слоям исчезнет, и миллионы не желавших трудиться избирателей смогут заста вить политическую систему обслуживать свои инте ресы. В1872 году Бэджгот еще мог написать, что никто не станет утверждать, будто обычный рабочий спо собен разбираться в интеллектуальных проблемах103. В XX веке констатация этого факта станет кощунством. Хотя из-за снижения нагрузки и сокращения рабоче го дня у рабочих появилось больше свободного време ни, они, как и другие избиратели, не стали тратить его, чтобы разобраться в политических проблемах.
Класс, который получил право голоса в 1867 году, по мнению Бэджгота, еще больше нуждался в руко водстве высших классов, чем прежние избиратели. И вопрос о будущем политической системы, по его мнению, сводился к тому, будут ли низшие классы, получив право голоса, с почтением относиться к выс шим и принимать их руководство. Разумеется, Бэдж гот считал, что богатство и общественный статус го ворят о превосходстве личных качеств их обладателей. Он подчеркивал, что величайшее зло, которое могут допустить политики—это поднять вопросы, которые взволнуют низшие классы и по которым эти классы, вероятно, будут ошибаться и в которых интерес этих классов будет противоположен интересам государ ства в целом104.
Бэджгот предвидел, что логика политической си стемы с широким правом голоса приведет к тому, что политики начнут создавать у малообеспеченных сло ев впечатление, будто государство обладает неис черпаемым фондом, из которого можно просто так раздавать деньги нуждающимся105. Если избиратели из малообеспеченных слоев начнут, используя право голоса, добиваться создания «рая бедняков», экспе римент с наделением их правом голоса, указывал он, провалится106. «Широкое распространение права го лоса будет великим бедствием для всей страны, и для тех, кто получает его, таким же большим, как и для всех остальных»107, — предсказывал Бэджгот печаль ный финал попытки строительства «рая бедняков» или, как его стали называть в XX веке, «государства всеобщего благоденствия», welfare state.
Опасался Бэджгот именно того, что партии начнут бороться за голоса полуграмотных рабочих, обещая осуществить их желания, идущие вразрез с интереса ми общества. Он не мог представить ничего хуже си туации, при которой богатые и образованные люди из обеих британских партий будут соревноваться в подчинении «решениям» необразованных бедня ков и бороться за должности для претворения этих «решений» в жизнь. В таком случае, констатирует Бэджгот, глас народа станет гласом дьявола108. Пра вящим классам ради предотвращения использования низшими классами права голоса в полную силу при дется самим устранять не только реальные поводы для недовольства, но и то, что лишь кажется таковым, ведь иначе придется столкнуться с раздраженной, органи зованной и превосходящей электоральной силой109. Бэджгот констатирует, что уже в его дни ни один де путат парламента не осмелится заявить, что он боится невежественной массы новых избирателей. Сам Бэдж гот признается в таком страхе110.
Разумеется, редактор The Economist был не оди нок в своих опасениях. Уже во время дебатов по бил лю 1866 года виконт Крэнборн — впоследствии мар киз Солсбери — предупреждал, что нельзя отрывать право голоса от уплаты налогов. Обращаясь к либе ралам, он заявил: «Если бы вы предложили положить в основу конституции самые совершенные идеи, то вы позволили бы распоряжаться средствами от сбора на логов людям в зависимости от их собственного вкла да... В этом отношении ваши предложения совершен но неправильны, так как вы полностью пренебрегаете теми, кто платит много, и разрешаете влиять на поли тику тем, кто платит мало»111. Один из советников Дизраэли, специалист по статистике из Кэмбриджа, также писал о недопустимости того, чтобы рабочие, располагая доходами, почти в 4,6 раза меньшими, чем другие классы, определяли бы результаты выборов в городских округах и решали, какой будет величи на собираемых налогов и как распорядиться государ ственными финансами112. Во время обсуждения пре дыдущих биллей о реформе консерваторы говорили о восприимчивости рабочих к демагогии и их склон ности к коррупции113.
Число избирателей Великобритании вновь было увеличено в 1884 году за счет рабочих, занятых в сельском хозяйстве. И опять каждый из новых из бирателей получил точно такое же право голоса, как и все остальные. Наконец, в 1918 году практиче ски все имущественные цензы были отменены. Из бирательное право также получили женщины стар ше 30 лет (по закону 1928 года они могли голосовать, как и мужчины, с 21 года). В XIX веке против равно- правил женщин выступал весь политический класс Великобритании, независимо от партийной при надлежности. Подразумевалось, что, получив права, женщины перестанут брать на себя заботы, связан ные с рождением и воспитанием детей. Белые рабо чие в Нью-Йорке получили право голоса после из менения законодательства еще в 1821-1826 годах114. В Греции всеобщее равное право голоса для мужчин ввели в 1844 году, в Японии — в 1925115. Однако при менять какие-либо цензы при регистрации избира телей в США было окончательно запрещено только в 1965 году (в южных штатах проверка грамотности могла использоваться для лишения права голоса аф роамериканцев). Женщины в Бельгии получили пра во голоса только в 1948 году116.
Часть исследователей признают, что избиратель ные системы менялись партиями, чтобы облегчить себе борьбу за голоса избирателей117. Впрочем, если принять другую точку зрения, согласно которой, на оборот, партийная система определялась тем, какая принималась избирательная система, то и тогда ни чего не изменится — в рамках любой системы избира тели начинают понимать, что можно потребовать все больше бюджетных выплат, политики играют на этих настроениях, конкуренция постепенно приводит к формированию чрезмерных ожиданий и, соответ ственно, запросов избирателей. Хотя взаимосвязь ме жду избирательными системами, партийными систе мами и процессом социальных изменений сложна и они влияют друг на друга, все же основной мотив партийной борьбы — стремление получить голоса из бирателей — играет центральную роль и определяет характер всех этих процессов. Так или иначе, избира тельная система полностью оторвалась от отноше ний собственности. Дальше начало происходить то, чего так опасался Айртон и либералы XVIII века.
Как видим, реформа 1867 года, открывшая дорогу по следующим «демократическим преобразованиям» без учета реальности, имела роковые последствия для западных политических систем, ведь правило «один человек — один голос» начало утверждаться имен но тогда. Однако если бы английские консервато ры тогда не провели эту реформу, сейчас о них мало кто бы помнил. Сейчас же рабочие в Великобрита нии продолжают голосовать за наследников Дизраэ ли. Комментируя свою позицию, он подчеркивал, что тори — общенациональная партия, потому она и дол жна заботиться об интересах различных слоев. Ра зумеется, ведь иначе выборы не выиграть. «Партия тори — триумфатор, — провозгласил тогда Дизраэ ли, — Благословляемая провидением, она обеспечит процветание и мощь страны»118. Пророчество, увы, не сбылось. После 1867 года Британия начала уступать США и Германии. Могло ли быть иначе? Эра либера лизма, которому присягнули и консерваторы, привела к сокращению рождаемости и ослаблению стимулов к труду, поскольку профсоюзы набирали силу. В на чале XX века начались и эксперименты с социальным законодательством. В Великобритании не прижилась
доктрина социал-дарвинизма английского же мыс лителя Герберта Спенсера, в то время как в США она имела огромный успех.
В Америке того времени минусы демократии компенсировались большим приростом населения из-за иммиграции. Иммигрантам же ничего не оста валось делать, кроме как жить по законам свободно го рынка. Идеологические установки американского общества XIXвека как нельзя больше способствова ли прогрессу.
В мировоззрении жителей западных стран проис ходили заметные изменения. Классический либера лизм ближе к концу XIX века, как уже говорилось, на чал уступать место социальному, в котором акцент делается не на защите прав личности, а на предостав лении государством населению социальных услуг, в частности, в области образования и здравоохране ния. Классический либерализм, в котором не было со циального оттенка, тесно связан с демократией. Гра ждане могут контролировать правительство, только если они живут за свой счет, а не за счет правитель ства. Классический либерализм как раз и предполагал, что люди должны заботиться о себе сами. А вот каким образом совместим с демократией левый либерализм, в соответствии с которым государство должно брать граждан на содержание, непонятно.
Поначалу всеобщее избирательно право еще как-то соотносилось с ситуацией в обществе, посколь ку собственниками в той или иной степени станови лось подавляющее большинство граждан. Однако из биратели быстро поняли, что голосовать за тех, кто пообещает социальные льготы и увеличение пособия по безработице, иногда выгоднее, чем зарабатывать самому. Достигнутое изобилие само по себе ослабля ло стимулы к труду. В этот момент произошла финаль ная стадия перерождения демократии. Стимулы к тру-
ду утрачиваются, а избирательное право — остается и используется для того, чтобы голосовать за все но вые пособия из бюджета. Стоит отметить, что радика лизация демократической риторики в XX веке отчасти объяснялась, очевидно, необходимостью противосто ять идеологическим конкурентам — фашистам и ком мунистам. Однако упрощенная, двумерная версия демократии после победы над теми и другими пере смотрена не была.
ГЛАВА 2 ПРЕДОСТЕРЕЖЕНИЯ МИЛЛЯ
Наиболее обстоятельно из современников рефор мы 1867 года о том, почему равное право голоса не допустимо, говорил Джон Стюарт Милль, которого, в силу странной исторической иронии сегодня при нято считать одним из родоначальников современ ной теории демократии. Он же писал о недопустимо сти предоставления людям широкой свободы до того, как они научатся ею пользоваться во благо себе и об ществу. Милль, кроме того, довольно обстоятельно объяснил, почему в странах, находящихся на ранней стадии развития, необходимо авторитарное правле ние, а не демократическое. Иными словами, Милль, которого сторонники либеральной демократии дав но записали в свои ряды, предупреждал об опасно сти установления политической системы современ ного типа119. Уже в середине XIX века он различил те тенденции, которые впоследствии и завели в тупик представительное правление и либеральную доктри-
ну. О взглядах Милля следует сказать подробнее, по скольку их рассмотрение выбивает одну из важных несущих конструкций современной либеральной де мократии.
$і. Демократия не для всех
Рассматривая исторические предпосылки возникно вения демократии, Милль подчеркивает, что народы, находящиеся на разных стадиях своего нравственного и культурного развития, не могут иметь одну и ту же систему правления120. «Всегда, когда общая склон ность людей такова, что каждый принимает в расчет лишь эгоистические интересы и не обращает внима ния и не заботится о своей доле общего интереса... хорошее правление невозможно»121, — констатиру ет он. Это высказывание отражает его понимание де мократии не в качестве индивидуалистической си стемы, при которой избиратели приходят на выборы, как в магазин за подходящим им товаром, а как систе мы, основанной на человеческой солидарности, само ограничении индивидуумов и альтруизме122. Тем са мым Милль подчеркивает важную для него мысль о том, что не следует пытаться вводить демократиче ское правление в обществе, которое к нему не готово, в том числе не готово в нравственном смысле. Что бы стать более цивилизованными, люди, по мнению Милля, должны выучить некоторые уроки и приобре сти определенные привычки, для чего представитель-
ное правление будет лишь препятствием123. Это вы сказывание относится в первую очередь к народам, еще не выучившимся подчиняться властям. Для них, разумеется, демократия была бы помехой в развитии, ведь полностью подчиняться власти своего выбор ного органа они все равно не будут. Милль, с одной стороны, считает демократию лучшей формой прав ления для развитых народов, но, с другой, настаивает на необходимости для отсталых народов иных форм правления, которые в большей степени способство вали бы их развитию.
Важно подчеркнуть, что целью любой прогрессив ной формы правления, которая утверждается в зависи мости от уже достигнутого обществом уровня разви тия, по мнению Милля, является совершенствование интеллекта и нравственных качеств людей, их способ ности самостоятельно действовать. «Поскольку пер вым элементом хорошего правления являются добро детель и ум людей, составляющих общество, наиболее важное дело, где должно проявляться выдающее ся мастерство, которым любая форма правления мо жет обладать, — это содействие развитию добродете ли и ума самих людей»124, — полагает Милль. Первый вопрос относительно любых политических институ тов, утверждает он, состоит в том, насколько они спо собствуют воспитанию у граждан различных жела тельных качеств, нравственных и интеллектуальных, и поощряют гражданскую активность. Для Милля процветание, материальное благополучие — это лишь признак хорошей формы правления125. Оно не являет ся его целью. Высокий уровень развития интеллекта и нравственных качеств граждан, наряду с надлежа
щим ведением общественных дел, и приводит, по мыс ли Милля, к материальному благополучию. Он недву смысленно ставит совершенствование интеллекта, «общественные достижения» и развитие внутрен него мира человека выше удовлетворения материаль ных потребностей, хотя и считает, что последнее мо жет проложить дорогу первому126.
Вообще, Милль без особой симпатии отзывает ся об удовлетворении материальных потребностей и развлечениях частной жизни. Например, он ука зывает на то, что если при деспотическом правлении люди, не имея возможности применять свои интел лектуальные способности в общественной и государ ственной сфере, уходят с головой в удовлетворение материальных интересов, а, удовлетворив их, в развле чения частной жизни, то за этим последует упадок127. Если принять эту версию, окажется что в XX веке по нимание представительного правления встало с ног на голову — возобладало мнение, согласно которому удовлетворение материальных интересов и частная жизнь как раз и есть то главное, вокруг чего должны конструироваться общественные институты.
Еще раз подчеркнем, что утверждение, согласно которому далеко не всякий народ способен сразу же воспринять представительную форму правления, яв ляется крайне важным для Милля, лежит в основе его теории демократии. Он многократно подчерки вает, что к управлению страной посредством выбора представителей и соблюдения демократических про цедур готово лишь то общество, которое прошло не обходимые стадии в своем развитии. Причем важной стадией на пути к демократии Милль считает деспо тическое правление, приучающее нецивилизованные народы («uncivilized races») к соблюдению законов, без чего цивилизованная жизнь вообще невозмож на. Даже рабство оправдывается Миллем как способ воспитать трудолюбие в отсталых народах128. « Дес потизм является законным способом правления в от ношении варваров при условии, что целью является их развитие („improvement"), и средства оправданы действительным достижением этой цели, — подчер кивает Милль в трактате, озаглавленном «О свобо де». — Свобода как принцип неприменима при лю бом положении дел, предшествующем тому времени, когда человечество достигло возможности разви ваться («to improve») с помощью свободной и рав ноправной дискуссии»129. Это весьма спорное утвер ждение требует разъяснения.
Народ, отмечает Милль, может оказаться неспо собным к цивилизованному правлению, например, вследствие излишней эмоциональности и гордости людей, что приводит к желанию решать возникающие проблемы, не прибегая к помощи законов130. По мне нию Милля, людям, не сотрудничающим с предста вителями закона, в частности, для наказания преступ ников, подходит лишь ограниченная свобода. В таком случае власти должны обладать большими репрес сивными полномочиями, чем где бы то ни было, по скольку тому, что в первую очередь необходимо для цивилизованной жизни, здесь не на что, кроме это го, опереться131. Иными словами, для поддержания порядка в случае неспособности самих граждан вы полнять эту функцию необходима деспотическая власть.
Подобные утверждения позволяют, среди проче го, оправдать колониальную экспансию европейских стран, которая в то время принимала все большие мас штабы. Управление развитым государством террито риями с менее цивилизованным населением Милль считает законным, если это управление нацелено на развитие населения этих территорий132. Он подчер кивает, что деспотизм может быть лучшим способом правления людьми, находящимися на ранней стадии развития. Единственной их надеждой в таком слу чае может быть лишь деспот, который бы заботился об их прогрессе. Однако подобный правитель из чис ла самих этих людей вряд ли сможет обеспечить такой прогресс. По мнению Милля, лучше, если слаборазви тым народом правит более развитый. Развитый народ должен быть готов заменить местного деспота, что яв ляется в таком случае нравственным долгом цивили зованных людей133. Однако в трактате «О свободе» Милль все же выражает сомнение в подобном подхо-
де. «...Я не знаю, имеет ли право какое-либо сообще ство принуждать другое быть цивилизованным»92,— отмечает он. Но в данном фрагменте Милль говорит лишь о желании своих соотечественников покончить с колонией мормонов в Америке как с отступлени ем от цивилизации и угрозой ей (мормоны в то вре мя были многоженцами). К слаборазвитым странам, находившимся в колониальной зависимости от евро пейских государств, это замечание Милля, очевидно, не относилось. Да и работа в Ост-Индской компании никак не подвигала мыслителя к отстаиванию неза висимости британских колоний. Однако речь здесь не идет о сокрытии Миллем своих истинных взгля дов. Судя по его трактатам, он действительно считал, что для отсталых территорий колониальный режим может быть полезен.
Итак, по мнению Милля, для развития отсталых народов необходима деспотия, а для цивилизован ных — демократия. «Если рассматривать институ ты как инструмент для этого [т. е. для воспитания людей — М.М.], они должны радикально отличать ся в соответствии с уже достигнутой стадией про гресса»93,— утверждает Милль. Далее он выступает с весьма интересно звучащим сегодня тезисом: «Осо знание этой истины... может считаться основным пунктом превосходства политических теорий этого века по сравнению с прошлым, в котором было обыч ным требовать представительной демократии для Ан глии и Франции при помощи тех же аргументов, ко торые точно так же доказывали, что она является
[юз]
единственно подходящей формой правления для бе дуинов и малайцев»134. В наше время возобладал имен но тот подход, который высмеивался Миллем.
§2. Право голоса всеобщее, но неравное
Поскольку, по Миллю, политическая система должна, среди прочего, способствовать интеллектуальному развитию людей, нельзя предоставлять право голо са безграмотным людям, иначе возникает явное про тиворечие. Так как неграмотность в его время была связана с бедностью, необходимо было лишить не обеспеченные слои возможности навязывать свою волю стране. Хотя, по мнению Милля, бедность сама по себе не может служить основанием для лишения человека права голоса135, он считает неприемлемым допуск к голосованию тех, кто не может читать, пи сать или производить простые арифметические опе рации136. Власть над всем обществом не должна пере даваться тем, кто не приобрел необходимые навыки, чтобы позаботиться даже о себе (Милль подчерки вал, что начальное обучение должно обязательно стать или бесплатным, или недорогим137, в таком слу чае не общество будет лишать человека права голоса, а его собственная лень138).
Милль считает также необходимым проверку нрав ственного облика избирателя. В частности, если чело
века видят пьяным в течение года перед регистрацией в качестве избирателя, его можно было бы временно лишить права голоса". Признание человека винов ным в совершении преступления также может слу жить причиной отстранения его от участия в выборах на определенный срок или навсегда139. Милль также считал нужным, чтобы от избирателей требовалось знание основ географии, истории и политических ин ститутов их собственной страны. Но, поскольку про верить эти знания сложнее, чем умение читать, писать и считать, и здесь возможны махинации, и к тому же они были малодоступны для народа, Милль считал возможным временно обойтись без их обязательного требования. Хотя такие знания, по его мнению, и необ ходимы для разумного использования права голоса140. Если бы в Англии существовало всеобщее начальное образование под покровительством государства, как в тогдашней Пруссии, то право голоса мог бы давать сертификат об окончании школы, полагает он141.
Не только образовательный барьер Милль воздви гает на пути к участию в выборах. Он полагает также, что те, кто не платит налогов, не должны иметь пра ва избирать представителей в законодательные собра ния, местные или общегосударственные, которые ре шают судьбу налогов, собранных со всех остальных граждан142. Ведь люди, которые смогут при помощи голосования распределять чужие деньги, весьма веро ятно будут расточительны и не будут иметь стимула к экономии. «Когда затрагиваются денежные инте ресы, любая возможность голосовать для них [то есть
для тех, кто не платит налоги—М. М.] —это наруше ние фундаментального принципа свободного правле ния, — полагает Милль, — это все равно, что позво лить им лезть в чужой карман ради любой цели, про которую они подумают, что ее можно назвать общест венной... »143. Представительство, по мнению Мил ля, должно находиться в соответствии с уплатой нало гов. Он считает недопустимым предоставлять право голоса не только тем, кто получает помощь от обще ства144, но и несостоятельным должникам, пока они не уплатят долг или, по крайней мере, не перестанут жить на подаяние145. То есть избиратель, по мнению Милля, должен быть грамотен и независим в финан совом отношении146. Таким образом, система цензов должна была стать основой формирования предста вительных органов власти при конструируемой им де мократической системе правления.
Но идея всеобщих выборов слишком дорога для Милля, чтобы от нее полностью отказаться. Для утверждения всеобщего голосования он отстаива ет введение налогообложения для беднейших слоев в виде прямых платежей, а не просто наценок на това ры при их покупке147. Для нейтрализации численного превосходства малообразованных слоев на выборах
Милль, помимо вышесказанного, предлагает систему «множественного голосования» («plural voting»), при которой чем более образован и умственно развит человек, тем большим количеством голосов на выбо рах он может обладать. Милль имеет в виду выпускни ков университетов, представителей свободных про фессий, рабочих, занимающихся квалифицированным трудом, предпринимателей148. Он также предполага ет устраивать специальные экзамены для определения уровня интеллектуального развития человека. Это предложение основывается на убежденности Милля в принципиальном неравенстве способностей людей, которое он стремится учитывать и использовать в со здаваемой им системе. Мнение человека, превосходя щего других по своим интеллектуальным качествам, должно, полагает Милль, значить больше. «... И если институты страны фактически утверждают, что они [то есть мнения людей, одни из которых превосхо дят других по уровню развития своего интеллекта — М. М.] одинаковой ценности, они утверждают то, чего нет»149, — считает он.
Подобный подход, «множественное голосова ние», является для Милля не просто технической ча стью избирательной системы, он служит одной из ос нов его политического мировоззрения. Хотя принцип равенства избирателей, считает Милль, лучше, чем не оправданные привилегии кому-то, но принцип равно го права голоса сам по себе ошибочен и оказывает не гативное влияние на ум избирателя. Этот принцип предполагает, по Миллю, наделение невежественных людей такой же политической властью, как и образо ванных150. Система выборов, основанная на том, что все могут голосовать, но голоса разных людей не рав нозначны, тем и хороша, рассуждает он, что внушает людям, с одной стороны, что они тоже могут участ вовать в решении общих дел, но с другой — что луч шие и мудрые имеют на эти дела больше влияния151. Данная система, по мнению Милля, формирует над лежащий дух политических институтов страны, под черкивает значимость интеллекта, культуры. Это не обходимо, поскольку важность такого духа, полагает он, недооценивается152.
Итак, примирение социальных противоречий Милль видит в ограничении демократии, которое не позволит одной части общества жить за счет другой, перераспределяя в свою пользу чужие доходы, голосуя за кандидатов, которые это пообещают. Такой подход находится в согласии с убежденностью Милля в том, что большинство, почувствовав свою силу, может пре вратиться в такого же развращенного властью и не же лающего никого слушать субъекта, как облеченное аб солютной властью меньшинство или один человек153.
Поэтому Милль отказывается от идеи «чистой», «несбалансированной» демократии, при которой ре шения могли бы приниматься простым большинством голосов, и конструирует собственную модель демокра тической системы правления. Как справедливо отмеча ет Дэннис Томсон, Милль не считал себя демократом, полностью полагающимся на решения большинства154. Однако правление большинства, как подчеркивает ис следователь, все же не единственное значение и даже не прямой смысл, в котором Милль употребляет тер мин «демократия»116. Действительно, для Милля си стема жестких цензов и разное количество голосов для разных людей в зависимости от их интеллектуальных способностей являются неотъемлемыми чертами пред ставительной системы правления.
Возможность сбалансировать численное преиму щество малообеспеченных слоев населения при помо щи отказа от системы «один человек — один голос», разумеется, обсуждалась во время выработки билля о реформе 1867 года, поскольку была привлекательна для правящих слоев. Статистик Консервативной пар тии Роберт Бэкстер (Robert Dudley Baxter, 1827-1875) подготовил расчеты, показывавшие, что увеличение числа избирателей из низших сословий можно ком пенсировать введением множественности голосов для высших сословий, предоставляя дополнитель ные голоса за определенную сумму подоходного на лога117. По его данным, предоставление права голоса квартиросъемщикам означало появление от 400 тыс. до 500 тыс. новых избирателей из числа мелкой бур жуазии и рабочих, а введение множественности го лосов давало обеспеченным слоям общества допол нительно 362 тыс. голосов118. Предложение Роберта Бэкстера поначалу получило поддержку консерватив ного кабинета, однако выяснилось, что избирательная система, основанная на множественности голосов, по зволит состоятельным слоям получить существен ную прибавку лишь в крупных городах, где большин ство имели представители Либеральной партии119. Что касается мелких и средних округов, где были силь-
XI6. Ibidem.
ны консерваторы, эта система не срабатывала. Про тив введения множественности голосов выступила и часть депутатов от Либеральной партии120.
Обсуждавшийся министрами и депутатами вариант системы множественности голосов серьезно отличал ся от предложенного Миллем, по мнению которого основанием для наделения человека дополнительны ми голосами должен был быть уровень его образо вания, а не просто материальный достаток121. Одна ко в одном из вариантов билля о реформе, внесенном на обсуждение, речь шла также и о предоставлении дополнительных голосов лицам с определенным уров нем образования122. Разработчики билля 1867 года так же исходили из того, что ни одно сословие не должно иметь господствующего положения в избирательной системе123. Об этом Милль подробно говорит в «Рас суждениях о представительном правлении». И после избирательной реформы 1867 года Милль продолжа ет обращать внимание на то, что расширение права го лоса за счет менее обеспеченных слоев может способ ствовать пересмотру отношений собственности, чего он стремился избежать124.
[no]
$3* Либерализм и альтруизм
Взгляды Милля на степень свободы, которой человек может пользоваться в обществе, являются весьма дис куссионным вопросом. Обращают на себя внимание, в первую очередь, две проблемы. Насколько широка, по мнению Милля, должна быть независимость лич ности от общества, и как должен человек использовать эту свободу. По мнению большинства исследователей, Милль являлся сторонником либерализма и индиви дуализма, однако данная точка зрения в историогра фии ставится под вопрос. Какой же принцип, по мне нию Милля, должен регулировать взаимоотношения личности и общества и должны ли люди в идеале сле довать какому-то одному стереотипу поведения?
Изложению своих взглядов на ценность человече ской свободы Милль посвятил, пожалуй, самое из вестное свое сочинение. Трактат «О свободе» прак тически сразу после выхода был признан образцом защиты либеральной доктрины. Свою задачу в этом трактате Милль сформулировал следующим обра зом: «Существует предел законному вмешатель ству коллективного мнения в вопросы, касающиеся личной независимости: найти эту границу и защи щать ее от вторжения также необходимо для поддер жания доброго состояния человеческих отношений, как и иметь защиту против политического деспотиз ма»125. Милль совершенно недвусмысленно указыва ет на то, что стремится не защитить как можно более широкую свободу личности, а найти обоснованные пределы этой свободы. Он приводит убедительный аргумент в пользу того, что свобода должна быть ограничена. «Все, что делает существование ценным для кого бы то ни было, зависит от насильственного
[ш]
ограничения действий других людей, — подчеркива ет он. — Поэтому должны быть утверждены опреде ленные правила поведения, в первую очередь зако ном, а также силой мнения для многих вещей, которые не подходят для того, чтобы подпадать под действие закона. Какими должны быть эти правила — главный вопрос человеческих отношений»155.
Таким образом, в данном трактате Милль стара ется выработать принципы, на основании которых можно было бы решать, в чем свобода необходима, а в чем ее быть не должно. «...Из-за отсутствия ка ких-либо признанных общих принципов, свобода ча сто предоставляется там, где от нее следовало бы от казаться, точно так же, как в ней отказывают там, где ее следовало бы предоставить... »156, — подчеркива ет он. Милль понимает, что одна сторона в вопросе об ограничении власти государства и общества над личностью может быть так же часто не права, как и другая157. «...Вмешательство правительства почти одинаково часто неуместно призывается и несправед ливо осуждается»158, — считает он. То есть фанати ческого стремления к ликвидации контроля общества над личностью у Милля нет. Он лишь подчеркивает, что хотел бы определить принцип, которым в таких вопросах можно руководствоваться.
И далее Милль излагает, казалось бы, совершен но либертарианский подход к пределам власти об щества над личностью. С точки зрения Милля, при менение насилия по отношению к индивидууму или его общественное осуждение могут быть оправданы лишь в случае причинение им вреда другим людям130. Это он называет «одним очень простым принципом», в соответствии с которым следует регулировать от ношения общества с индивидуумом. Нужно отметить, что «моральное принуждение» посредством обще ственного мнения Милль ставит в один ряд с физи ческим принуждением посредством законов, и, судя по рассматриваемому фрагменту трактата, также счи тает инструментом контроля общества над лично стью131. Собственное благо индивидуума, по словам Милля, не может служить для общества достаточным основанием для вмешательства в дела отдельного че ловека132. В отношении своего тела и разума человек, по мнению Милля, является полным хозяином133. Ис ключение из этого правила Милль делает для детей, подростков, а также для отсталых обществ, народы которых Милль уподобляет подросткам134.
«Что, таким образом, является законным преде лом власти индивидуума над самим собой? — спра шивает Милль. — Где начинается власть общества?.. Каждый получит надлежащую долю, если каждый бу дет обладать тем, что особенно его касается. Лично сти должна принадлежать та часть жизни, в которой заинтересован в основном индивидуум, обществу — часть, интересующая главным образом общество»135. Казалось бы, Милль формулирует свой принцип пре дельно ясно. «Идеалом и общественного устройства, и практической морали было бы обеспечение для всех людей полной независимости и свободы действий, без
[из]
каких-либо ограничений, кроме запрета на причине ние вреда другим людям»159, — подчеркивает он.
Несмотря на кажущуюся ясность, вопрос о том, должны ли люди, по Миллю, следовать каким-то ре комендуемым им стереотипам поведения или имеют полную свободу жить так, как им хочется, не нарушая права других, весьма сложен. В трактате «О свободе» Милль ясно говорит, что людям следует предоставить возможность жить по собственному усмотрению. Од нако в «Утилитаризме» он не менее четко заявляет о необходимости приучать людей к альтруистическим стереотипам поведения. Между публикацией данных трактатов прошло всего два года, о кардинальном из менении своих подходов к названной проблеме за это время Милль не говорит. Но как можно примирить такие подходы? В «Утилитаризме», небольшом трак тате, посвященном изложению и отстаиванию сво ей этической системы, Милль указывает, что чувству общности между людьми «надлежит учить как рели гии»160. Он стремится к тому, чтобы человек как мож но более полно отождествлял свое счастье со счасть ем общества и даже «не мог представить счастья для себя, если его поведение будет противоположно об щему благу»161. В идеале, по мнению Милля, человек не должен думать об особых благоприятных условиях для себя, если другие тоже не смогут ими воспользо ваться162. Следует также отметить, что приоритет ду ховного и интеллектуального развития над «живот ными удовольствиями» является для Милля аксиомой, о чем он говорит и в трактате «О свободе»140.
Подобные высказывания делают невозможной тра диционную интерпретацию индивидуальной свободы, отстаиваемой Миллем, в качестве стремления выде лить личность из общества. Некоторые исследовате ли справедливо подчеркивают, что индивидуализм в обычном понимании не был свойственен мировоз зрению мыслителя141. Милля также трудно назвать сторонником сосуществования различных точек зре ния на моральные обязательства человека, в «Ути литаризме» он однозначно делает выбор в пользу приоритета долга и альтруистических стереотипов
142
поведения .
Итак, в трактате «О свободе» Милль говорит о необходимости обеспечить людям максимальную свободу для того, чтобы они могли вести такой об раз жизни, какой им нравится, дабы, в конце концов, определить наилучший вариант. Однако в вышедшем примерно в то же время эссе «Утилитаризм» он со вершенно недвусмысленно утверждает, что люди дол жны следовать альтруистическим стереотипам пове дения, которые нужно насаждать в обществе подобно религии. Противоречивость двух подходов очевидна. Ведь эксперименты с заранее заданным результатом бессмысленны. Наилучший образ жизни Миллю уже известен. По всей видимости, он считал превосход ство альтруистических стереотипов поведения над всеми остальными столь очевидным, что думал, будто большинство людей, рано или поздно, придет к ним само. Но до того как подобные стереотипы утвержде но. Mill J.S. On Liberty. P. 139-140.
ны, вряд ли Милль предполагал дарование людям ши рокой свободы выбирать образ жизни. Ведь он особо подчеркивает необходимость существования разной степени свободы личности в зависимости от стадии развития общества. Как уже говорилось, для прими тивных сообществ Милль считал допустимыми и дес потическое правление, и рабство163. Здесь и речи не может быть о применении тех максим, которые вы сказаны в трактате «О свободе». Видимо, то, о чем он говорит в этом сочинении, относится к некому почти идеальному состоянию общества, которое станет ре зультатом нравственного развития людей. А посколь ку даже современное ему английское общество Милль считал в смысле нравственного развития весьма дале ким от идеала, то и к нему идеи, высказанные в тракта те «О свободе», относиться вряд ли могли. И уж тем более нельзя представить, чтобы Милль желал осуще ствления своих максим о свободе личности в совре менном обществе, в котором цинизм и эгоизм, очевид но, куда выше, чем в викторианские времена.
$4. Был ли Милль либералом ?
О весьма интересной попытке пересмотра отноше ния Милля к либерализму, предпринятой не так дав но американскими исследователями, следует сказать отдельно. Являясь одной из ключевых фигур совре менной политической теории, Милль служит важной опорой нынешнего политического и общественного порядка. Именно поэтому каждая серьезная попыт ка пересмотра его концепций заслуживает внимания.
От исхода «битвы за Милля» зависит соотношение сил между консерваторами и либералами в интеллек туальной среде, которое затем может транслировать ся в область политики.
В монографии «Джон Стюарт Милль о свобо де и контроле»164 профессор Йельского универси тета Джозеф Хамбургер полностью пересматривает традиционную точку зрения на взгляды Милля, ста вит под сомнение его безоговорочную привержен ность либеральным ценностям. Исследователь дела ет попытку доказать тезис, согласно которому Милль, по существу, не был либералом, и, более того, был за интересован, в основном, не в защите личной сво боды, а в нравственном возрождении современного ему общества на основе новой доктрины, своеобраз ной религии без Бога. Либерализм в данном случае понимается как стремление значительно ограничить контроль общества над личностью, свести его к ми нимуму. Доказать все это Хамбургер берется, в том числе, и на основе текста трактата Милля «О свобо де », традиционно считающегося образцом защиты либеральных ценностей. Принимая подобный под ход, сотрудник вашингтонского Национального ин ститута гуманитарных наук Линда Райдер делает ак цент на анализе религиозных идей Милля, во многом определявших, на ее взгляд, направление его иссле дований165.
Причиной такого пересмотра взгляда на Мил ля, как можно понять из работы Хамбургера, служит стремление исследователя лишить сторонников той версии либерализма, которая утвердилась в XX веке, возможности опираться на авторитет Милля, прими- рить его концепции со своими146. Хамбургер подчер кивает, что ряд ученых стремятся не передать взгляды Милля такими, какими они были, а «реконструиро вать» их, чтобы они совпали с версией либерализма, утвердившейся в XX веке, и в принципе отрицающей за обществом право вмешиваться в частную жизнь человека147. Подобные авторы, указывает Хамбургер, «не только приписывают Миллю слова и аргументы, которые он не употреблял, но и не обращают внима ния на те аргументы, которые он использовал, если они не совместимы с предвзятыми мнениями этих ис следователей»148.
Таким образом, мы имеем дело с попыткой осла бить фундамент современного либерализма, в кото ром права личности понимаются предельно широ ко, путем устранения одной из важнейших «колонн», подпирающих этот либерализм. Лишившись Милля, сторонники наибольшей свободы личности в запад ных странах, действительно, понесли бы серьезный урон, их позиции пошатнулись бы. Господствующая сегодня концепция либерализма, таким образом, мог ла бы утратить ореол непогрешимости, окончатель ности. Версии о якобы наступившем после победы либеральных демократий «конце истории», перио де безмятежной стабильности, наносится ощутимый ущерб, ведь получается, что, по крайней мере, еще один выдающийся мыслитель XIX века стремился во все не к этому и предупреждал об опасностях тако го пути.
Джозеф Хамбургер начинает свою работу с того, что показывает несостоятельность точки зрения, согласно которой в трактате «О свободе» Милль отрицает пра-
[us]
во общества вмешиваться в частную жизнь граждан. Хамбургер цитирует мыслителя, прямо указывающе го в этом сочинении на «суровые наказания», кото рым человек может подвергнуться со стороны обще ства даже за действия, не причиняющие прямого вреда другим людям, но идущие вразрез с представлениями общества о допустимых нормах поведения. Общество, по Миллю, подчеркивает автор, имеет право прези рать тех, кто отличается эгоизмом, несдержанностью и подобными недостатками. Обычно же исследовате ли делали акцент на другом аспекте концепции, выдви нутой Миллем в трактате «О свободе», на недопусти мости наказывать человека за действия, не наносящие явного вреда окружающим.
Таким образом, Хамбургер считает неприязнь и презрение, которые Милль называет обоснованной реакцией людей на поведение, считающееся амораль ным, инструментами вмешательства в личную жизнь граждан и контроля общества над ней. Автор подчер кивает, что права общества в отношении личности Милль вообще понимал довольно широко. Напри мер, он не думал, будто издание законов, запрещаю щих брак тем, у кого нет средств поддерживать семью, выходит за рамки полномочий государственных ор ганов. Милль, кроме того, считал обязанностью ро дителей дать ребенку начальное образование, а в слу чае отказа платить за него предлагал налагать штраф на отца или заставлять его зарабатывать на образо вание ребенка принудительным трудом. Милль так же сомневался в праве супругов на развод, поскольку они имеют обязательства в отношении детей и друг друга (хотя ясной позиции по этому поводу не сфор мулировал). В одной из своих статей, касаясь вопро са о праве состоящих в профсоюзе рабочих высказы вать неодобрение тем, кто не вступает в него, Милль прямо говорит, что выражение неодобрения впол-
не допустимо не только в случаях, когда нарушается закон166.
По мнению Хамбургера, свобода личности и кон троль общества над ней в концепции Милля не про тиворечат друг другу, а являются необходимыми ин струментами осуществления масштабной реформы современного ему общества167. Постепенно разоча ровавшись в эффективности лишь политических ре форм, Милль к середине 1850-х годов, подчеркивает автор, приходит к осознанию необходимости изме нения общественной морали, искоренения эгоиз ма168. У Сен-Симона и Огюста Конта Милль взял кон цепцию переходного состояния общества (хотя они и были не первыми, кто пришел к этой идее). По мне нию Милля, именно в таком состоянии находились современные ему развитые страны169. Для того, что бы выйти из переходного состояния, Милль, указы вает Хамбургер, считал необходимым освободиться от отживших доктрин170. Для критики этих доктрин, по мнению исследователя, ему и нужна была неогра ниченная свобода дискуссии, необходимость которой отстаивается в трактате «О свободе»171.
Хамбургер полагает, что особый акцент Милля на необходимости беспрепятственного обсуждения любых тем связан, в основном, именно с отстаивани ем свободы критики христианства, идеологической основы современного ему общества172. Прямо Милль об этом не говорит, но ведь на момент выхода тракта та «О свободе» в свет (1859) Других запретных тем в Великобритании было немного173. Почти целую гла ву Хамбургер посвящает иллюстрации того факта, что в то время известный человек не мог открыто заявить о своем атеизме и при этом продолжать пользовать ся уважением публики. Три сочинения, посвященные критике религии, Милль так и не решился публико вать при своей жизни. Он был не одинок в подобных опасениях. Чарльз Дарвин не публиковал своей тео рии эволюции более двадцати лет, после того, как при шел к ней, опасаясь преследований174. Но и опублико вав ее, вынужден был ссылаться на сотворение мира Богом и сожалел потом, что уступил общественному
1 со
мнению .
Хамбургер подчеркивает, что, не разрушив идеоло гическую основу викторианского общества, которой было христианство, Милль не мог бы и осуществить свой план реформ общепринятой морали. Христиан ское учение, по мнению мыслителя, лишь усиливало человеческий эгоизм вместо того, чтобы его ослаб лять, ведь оно заставляло людей выполнять обязатель ства по отношению к другим людям не бескорыстно, а в надежде на награду в загробном мире175. Рассказы вая в «Автобиографии» о взглядах на религию своего отца, историка и философа Джеймса Милля, он пока зывает всю глубину его и своей неприязни к христи анству доктрина которого требовала от людей покло няться существу, сотворившему ад, и при этом верить в доброту этого существа176. По словам Джона Стю арта Милля, существо, которое представляют таким образом, — это просто демон177. Он подчеркивает не только абсурдность христианской доктрины с точ ки зрения разума (если Бог всемогущ и, вместе с тем, благ, откуда в мире столько страданий?), но и ее нега тивное влияние на нравственность, ведь такого Бога церковь принуждает искренне любить178. Чем, в та ком случае, становится искренность? В частной пе реписке Милль называл христианство «порождени ем дьявола»179.
Подобные взгляды, безусловно, нужно было скры вать, что Милль и делал, отзываясь о христианстве в опубликованных при жизни произведениях, в том чис ле в трактате «О свободе», весьма уклончиво180. Не принимая христианскую теологию, Милль признавал лишь моральный авторитет исторического Иисуса181.
Милль, по мнению Хамбургера, стремился заме нить христианство в качестве духовной основы об щества так называемой «религией человечности» («Religion of Humanity»), учением, заимствован ным им у Огюста Конта и видоизмененным166. В ос нове этого учения лежала уверенность в возможности обойтись без божественной санкции при утвержде нии альтруистической морали. Это должна была быть своего рода религия без Бога, которую испове довали бы с искренностью и уверенностью в ее ис тинности, что сближало бы ее с традиционной рели гией и делало возможным применение в отношении нее того же понятия167. То есть, считая теологиче ское обоснование морали средневековым пережит ком, Милль, по мысли Хамбургера, стремился дать земное обоснование необходимости честности и по рядочности в отношениях между людьми. А без угроз ада и обещания рая светская мораль могла держаться только на альтруизме, то есть на бескорыстной помо щи людей друг другу.
Но не преувеличивает ли Хамбургер значение, ко торое Милль придавал «религии человечности»? Судя по всему, нет. Уже сама степень критики христи анства, оставлявшего мораль, по словам Милля, без опоры на ясный принцип или чувство168, показывает, насколько настойчиво он стремился заменить хри стианское учение чем-то, как ему казалось, лучшим169.
ву рассмотрению риторики Милля, при помощи которой он пытался скрыть свои истинные взгляды на религию.
Милль указывает на то, что христианская мораль, служившая духовной основой современного ему ев ропейского общества, — это исторически сложив шийся феномен, базирующийся как на заветах Еван гелия и апостолов, так и на отчасти пересмотренных предписаниях Нового Завета, взглядах античного мира, Средневековья и реформаторских церквей172. А общественная мораль, по его мнению, способна ме няться в весьма сжатые исторические сроки, букваль но за одно-два поколения173.
Далее Хамбургер, ссылаясь на серию эссе Милля «Дух времени» («The Spirit of the Age», 1831), утвер ждает, что возникшее на месте старого общества новое,
гущего и благого существа, которую считает абсурдной и амораль ной [Autobiography. Р. 31]. Вряд ли, впрочем, Милль руководствовался здесь чем-то, кроме желания хоть как-то смягчить удар, наносимый верующим.
по мысли Милля, все равно будет опираться на обще признанные доктрины и давление общества на лич ность182. В «Духе времени» Милль, действительно, ясно дает понять, что после интеллектуального хао са переходного периода, когда из-за дискредитации прежних авторитетов каждый человек должен сле довать собственному суждению, общество вступит в «естественное состояние» и интеллектуальная элита вновь будет определять мнение большинства людей183. Однако о давлении общества на личность, вопреки утверждениям Хамбургера, Милль там не го ворит. Он указывает, что согласие народа с идеями, проповедуемыми верхами общества, в «естествен ном состоянии» бывает добровольным, о серьезном давлении, в любом случае, речь не идет. Хотя в дру гих работах Милль подчеркивает, что в основе каждо го стабильного общества лежало нечто, признаваемое неприкосновенным и священным, все же это признание, отмечает он, было основано на добровольном согла сии верхов общества и народа184. Именно когда дис кредитация этих основополагающих идей приводи ла к дискредитации властей и моральных авторитетов как раз и наступал, в понимании Милля, «переходный период».
Стремясь отделить Милля от либеральной тра диции, Хамбургер приводит и прямое подтвержде ние своей точки зрения, цитируя переписку Милля. «Либерализм... состоит в том, чтобы сделать каждо го человека своим собственным советчиком и полно властным хозяином, в разрешении ему думать за себя самого и поступать именно так, как он считает для себя нужным, — говорит Милль, описывая тради ционное понимание либерализма.— Трудно пред ставить более полного незнания человеческой при роды и того, что нужно для человеческого счастья... чем предполагает эта теория»185. Данная цитата, без условно, делает предельно сложной защиту ставшего обычным взгляда на Милля как на либерала, тем бо лее, учитывая другие обстоятельства, на которых ак центирует внимание Хамбургер. В частности, он при водит критические замечания Милля по поводу тех мыслителей, которые, стремясь ослабить не нравя щийся им режим, ослабляют основы всякого режима, в то время как любой способ правления должен быть на чем-то основан186. Речь идет как раз о сторонниках либерализма, ставящих под сомнение необходимость обязательного следования человека общепринятым нормам и правилам поведения. Милль, кроме того, полагал, что развитие не всегда совместимо со свобо дой и иногда должно осуществляться вопреки жела нию отдельных людей, что видно, в частности, в его позиции относительно рабства.
Однако в своей «Автобиографии» Милль выража ет надежду на то, что в будущем преимущества «пере ходного периода», то есть свобода мысли и дискуссии, личности в целом, будут совмещены с выгодами «ор ганического» или «естественного состояния обще ства» — твердостью убеждений, воспитанной с юных
лет и подкрепленной единством мнений в обществе по основным вопросам187. Хотя Хамбургер справед ливо подчеркивает противоречивость данного фраг мента, все же он явно не укладывается в его концеп цию, согласно которой Милль стремился полностью вывести современное ему общество из «переходно го состояния» и утвердить в нем новые отношения, которые будут держаться на серьезном ограничении прав личности. Милль, очевидно, надеялся на то, что свобода личности будет сохранена и в будущем. Он считал необходимым искать баланс между правами личности и интересами общества, не принося одни в жертву другим188. Сам же Хамбургер подчеркива ет, что Милль стремился примирять противополож ности, в том числе консерватизм и либерализм, чем и объясняется кажущаяся противоречивость его идей189. Противоречия эти, как справедливо пола гает исследователь, неразрешимы лишь в том случае, если считать Милля просто сторонником максималь ной личной свободы190.
Хамбургеру удается доказать неправомерность безоговорочного отнесения Милля к либеральной традиции191. Исследователь показывает, что в тра диционных подходах действительно что-то не так. Сложнее обстоит дело с обоснованием точки зрения, согласно которой в обществе будущего, по Миллю,
личность будет скована новыми обязательными док тринами и правилами. Свобода личности и дискус сии, необходимая для окончательного разрушения отживших догм и выхода из «переходного периода», судя по всему, представлялась Миллю и важной со ставляющей того общественного устройства, которое должно было утвердиться впоследствии. Ясных ука заний на обратное Милль не дает. Впрочем, дальней шие исследования могут еще больше изменить взгляд на Милля. Об этом говорят ряд положительных от зывов, которые заслужили ревизионисты. «То, что он [Хамбургер] говорит, и в самом деле удивитель но, требует совершенно новой парадигмы понимания учения и стремлений Джона Стюарта Милля, а так же указывает на явную неадекватность прежних об щепринятых парадигм, — считает, например, Джордж Кэри, профессор Джорджтаунского университета, специалист в области политической теории.—Я по нимаю, что изученное мною о Милле... особенно то, что касается его взглядов на общественную и личную свободу, практически противоположно тому, что он в действительности думал. Теперь, осмелюсь пред положить, мы станем свидетелями напряженной ин теллектуальной битвы между „старой гвардией" тех, кто упорно придерживается прежних парадигм, в со ответствии с которыми Милль представляется в ка честве защитника индивидуальности и как можно большей личной свободы, и «ревизионистами», рас сматривающими философию Милля во всей ее пол ноте и последовательности... «Ревизионисты» точ но добьются успеха»192.
Как бы то ни было, большинство исследователей, занимавшихся ранее анализом произведений Милля,
по всей видимости, упустили из вида многое из того, о чем он не мог при жизни говорить открыто. Одна ко «обвалить» авторитет Милля как либерала у Хам- бургера и Райдер все равно не получается, хотя до казать неоднозначность сочинений Милля удается. Собственно, в самом начале своей работы Хамбур гер говорит лишь о намерении показать, что наряду со свободой личности Милль считал также необходи мым и контроль над ней со стороны общества185. Од нако, стремясь продемонстрировать степень контро ля над личностью, который предполагал утвердить Милль, исследователь все же заходит слишком да леко, приписывая мыслителю желание насильствен ного насаждения своих доктрин, которого у Милля не было.
Главный аргумент Хамбургера и Райдер, при помо щи которого они пытаются отделить Милля от либе ральной традиции, сводится к тому, что люди, по мне нию мыслителя, могут в частном порядке выражать свое неудовольствие аморальным поведением окру жающих. Однако это вряд ли следует считать контро лем над личностью, ведь принуждение людей к че му-то в таких случаях Милль вовсе не одобрял. В тех фрагментах, которые цитирует Хамбургер, Милль на самом деле крайне осторожно говорит даже о вы ражении простого неудовольствия, подчеркивает, что его не нужно афишировать.
Кроме того, когда Милль упоминает о возможно сти заставить отца принудительно работать с целью дать образование своим детям, он показывает скорее свою приверженность мальтузианской теории, чем стремление ограничить свободу личности. Заставив отцов заботиться о потомстве, Милль, по всей види мости, надеялся как раз привить им чувство ответ-
i8$. Hamburger J. Op. cit. P. XVI.
ственности и побудить к ограничению размеров се мьи. Такими же соображениями Милль, вероятнее всего, руководствовался и когда одобрительно от зывался об идее запрещать брак парам, у которых нет средств поддерживать семью. Что касается права на развод, то для своего времени даже половинчатая и неясная позиция Милля была весьма либеральной.
Основное противоречие во взглядах Милля, ко торое удалось показать, но не разрешить Хамбур- геру, это то, каким образом будет возможно добро вольное принятие людьми тех доктрин, за которые выступает Милль, согласятся ли люди добровольно следовать альтруистическим стереотипам поведения «религии человечности». С одной стороны, ценя че ловеческую свободу и стремясь устранить сковывав шую, на его взгляд, общество христианскую доктрину, он хотел, чтобы люди приняли нормы светской эти ки, основанной на рационально понимаемом альтру изме, но с другой, не дал ясного ответа на вопрос, кто и как будет принуждать индивидуумов к соблюдению этой новой доктрины. По всей видимости, как уже говорилось, выход сам Милль видел в постепенном нравственном развитии людей, которое со временем позволит им сознательно принять ограничения, пред усматриваемые его концепцией либерализма.
В XX веке Запад стал реализовывать наиболее ра дикальные призывы трактата «О свободе». После довавший затем распад общества, семьи, сокращение рождаемости и деградация культуры свидетельству ют не о том, что Милль ошибся, а о том, что к за падному обществу эти максимы оказались просто неприменимы. Был упущен важнейший элемент, на котором были основаны концепции Милля — не обходимость нравственного совершенствования лю дей, словосочетание, которое в наши дни уже нельзя слышать без улыбки.
ЧАСТЬ III МОЖНО ЛИ ВНОВЬ СДЕЛАТЬ ДЕМОКРАТИЮ ЭФФЕКТИВНОЙ СИСТЕМОЙ?
ГЛАВА 1 НЕРАВНОЕ ПРАВО ГОЛОСА
$1. Неравенство — цена демократии
К
РИЗИС современной демократии—драматиче ское историческое событие, однако есть вещи более важные, чем нынешний электоральный процесс. Демократическая политическая система была призвана защищать свободу, а сделать это, быть может, удастся и иными средствами. Для Бриттэна то, что нужно сохранить, несмотря на вероятную гибель представительного правления, — это открытое об щество, где существует широкая свобода слова и воз можность выбирать образ жизни, где никакая груп па не угнетена и не лишена средств к существованию, и где использование силы ограничено необходимым минимумом193.
Возможно ли сохранение личной и гражданской сво боды, а также высокого уровня жизни без демократии? На самом деле вопрос поставлен некорректно — это вряд ли возможно именно при продолжении сущест вования современной демократии. В действительно сти же вопрос стоит иначе: можно ли реформировать представительную систему правления таким образом,
чтобы она вновь стала эффективным инструментом сохранения свободы и процветания?
Поскольку причиной кризиса демократии ста ло распространение права голоса на тех, кто не вно сит свой вклад в благосостояния общества, логично было бы предположить, что для сохранения демокра тической формы правления следует отказаться от рав ного права голоса. Доктрина равенства людей столь явно противоречит фактам, что может быть лишь эти ческим постулатом, но не основой практической по литики194. Шумпетер подчеркивал, что в его теории демократичность системы вовсе не определяется по признаку того, насколько значительная часть гра ждан имеет право голоса195.
По мнению исследователя, политическая систе ма, при которой «каждый считается за одного и ни кто больше, чем за одного» может санкционировать ся только христианской верой в то, что Спаситель умер за всех людей, не различая их социального положения196. Вряд ли имеет иной источник, по мнению Шумпете ра, идея равенства, не находящая подтверждения в ре альности. Саму приверженность людей классической теории демократии, несмотря на ее несостоятельность, он объясняет тем, что верность этой доктрине стала чем-то вроде заменителя христианской веры или допол нением к ней. Вот почему отклонение от демократиче ской ортодоксии считается не просто ошибкой, но гре хом, вот почему оно вызывает такое негодование197.
В демократической фразеологии неравенство проч но ассоциируется с несправедливостью. Как подчер кивал Шумпетер, это важный элемент в психологии тех, кто не в состоянии преуспеть, а также в арсена ле политиков, которые эксплуатируют подобные на строения в своих целях6. После бесчисленных по вторений этого тезиса политиками, стремившимися получить как можно больше голосов, отождествле ние неравенства с несправедливостью стало воспри ниматься как самоочевидная истина.
Роберт Даль признает, что на формирование пред ставлений о демократическом равенстве, по край ней мере, у английских пуритан в период революции XVII века, действительно оказала влияние христи анская идея равенства людей перед Богом. В том же направлении действовала и пуританская вера в воз можность людей самостоятельно интерпретировать Писание и участвовать в церковном управлении7.
Конечно, Даль не строит всю защиту политическо го равенства на этом принципе. Он рассуждает о при менимости нравственной аксиомы, согласно которой ни один человек не должен находиться под управле нием правительства без своего согласия8. Исследова тель модифицирует эту аксиому, исключая из нее де тей и тех, кто находится на территории государства временно9. Понимая декларативный характер такого основания для равного права голоса, Даль прибегает
[ш]
к одному из традиционных обоснований демократи ческого правления вообще. Он подчеркивает, что те слои, которые будут лишены права голоса, не смогут в полной мере защитить свои интересы198.
Вместе с тем Даль признает, что принцип участия граждан в управлении входит в противоречие с прин ципом, согласно которому управлять государством должны компетентные люди. Исследователь показы вает, что, несмотря на универсалистскую риторику, на самом деле принцип компетентности считали бо лее важным и Локк, и Руссо, и, конечно, Милль, то есть люди, заложившие основы демократической доктри ны199. Говоря о «народе», они имели в виду не такой уж большой слой людей. Руссо восхвалял систему управления, существовавшую в Женеве, где быть из бранными могли лишь представители высшего слоя общества, и право избирать также ограничивалось верхушкой. Этими правами обладали 1500 из 25 ооо жителей города. Причем высшие должности были мо нополизированы несколькими семьями200. Руссо пола гал, что «народ правит» даже в Венеции, хотя сего дня тогдашние порядки в городе считаются образцом олигархии201. Локк оправдывал рабство, не включая, разумеется, рабов в число обладателей права голоса. По всей видимости, не распространял он право голо са и на слуг, под которыми в то время могли понимать наемных рабочих202.
Проблема компетентности — это основной аргу мент современных противников равного права го лоса. В 1974 году Джозеф Фаркас опубликовал в The
New York Times статью, в которой доказывал лож ность системы «один человек — один голос», под черкивая, что люди не равны в своих способностях судить о том, какова должна быть государственная политика203. Фаркас предлагает создать систему, при которой право голоса будет зависеть от того, какую способность к разумному выбору проявляет человек. Фаркас отмечает, что у людей нет равного права зани маться юриспруденцией, медициной или архитекту рой, пока они не пройдут соответствующее обучение и не сдадут экзамены. Для наделения людей правом голоса на выборах он предлагает в первую очередь проверять знания в области функционирования го сударства и экономики. По его словам, демократия вовсе не подразумевает равенства. Она предполагает лишь, что в конечном итоге решения принимает на род, но равное право голоса отсюда не следует. Фар кас понимает, что новая система, которая может быть разработана взамен существующей, не будет совер шенна. Но он подчеркивает, что несовершенны все системы, например, система налогообложения, кото рая также оказывает большое влияние на жизнь лю дей. Конечно, те, кто потеряют голоса после реформ, будут выступать против них, но проигравшие есть в любом случае. При нынешней системе проигрыва ют самые образованные и способные, чей голос те ряется в общей массе. Неясно, может ли подобный порядок быть обоснованным с нравственной точки зрения. От решения избирателя зависит не только его судьба, но и судьба других людей, что и определяет значимость принципа компетентности.
Если «нравственная аксиома» о том, что никто не должен находиться под властью правительства,
в создании которого хотя бы опосредованно не уча ствовал, не может обосновать равное право голоса — ведь это не повод отдать власть над просвещенным меньшинством малограмотному большинству — то идея права голоса как гарантии защиты остальных прав выглядит более убедительно.
Как обеспечить защиту прав людей, если они не бу дут обладать равным правом голоса и, соответствен но, возможностью сменить политиков, которые созда дут угрозу их жизненно важным интересам? Вопрос этот непременно возникает, однако острота его в зна чительной степени сглаживается тем обстоятельством, что гражданские права удавалось сохранять и когда все общего равного права голоса не существовало>как в Ве ликобритании XIX века. Причем право собственности тогда находилось под большей защитой, ведь возмож ности перераспределять богатство через участие в вы борах у малообеспеченной части населения не было. Что пострадает при отмене равного права голоса, так это так называемые социальные права — право трудо способных людей жить на пособия и не работать. Вме сто того чтобы быть гарантией защиты прав людей, всеобщее равное голосование превратилось в инстру мент расхищения казны и облегчило отказ от семей ных ценностей, в результате чего население демокра тических стран начало быстро сокращаться. В случае демонтажа подобной системы надеяться придется на законодательство, которое сохранит принципы равной ответственности перед законом и равного до ступа к правосудию для всех.
Те, кто утратит политические права (то есть воз можность определять государственную политику че рез участие в выборах) должны сохранить граждан ские права (право на защиту жизни и собственности, на справедливый суд, свободу передвижения, то есть на защиту от произвола государства). Как подчер-
кивает Бернар Манен, для тех, кто стоял у истоков представительного правления, «политические пра ва могут на законном основании отделяться от гра жданских прав и только последние принадлежат всем гражданам без исключения»204. Это, без сомнения, так. Для того и принимались имущественные и об разовательные цензы для участия в выборах. Правда, в другом месте Манен говорит следующее: «Родона чальники представительного правления положили в основу своих политических концепций равенство воль: никакое внутренне превосходство не дает од ним людям право навязывать свою волю другим»205. Это, конечно, не так и не согласуется с предыдущей цитатой. На протяжении веков право избирать де путатов имели лишь обеспеченные и образованные люди (благодаря соответствующим цензам). Избран ные ими представители принимали законы, обязатель ные для всех, в том числе и для тех, кто не имел пра ва голоса. Поэтому сутью представительной системы было как раз неравенство воль: граждане, считавшие ся лучшими, благодаря своему превосходству могли навязывать свою волю остальным. Высказывание Ма нена может быть справедливо лишь в том случае, если в нем утверждается только то, что те, кто имел право голоса, как правило, имели по одному голосу, то есть в этом смысле между избирателями действительно су ществовало равенство воль.
Разумеется, возникает вопрос, удастся ли тем, кто лишится политических прав, сохранить гражданские, ведь принято считать, что право голоса как раз и обес печивает неприкосновенность личности граждан. На деяться можно на чувство самосохранения: те, кто имеет право голоса сегодня, могут лишиться его зав-
тра, а потому вряд ли будут выступать за лишение ко го-то и гражданских прав. Чувство справедливости, уровень цивилизованности современных развитых стран вряд ли позволят оставить часть населения без защиты закона.
В любом случае, как указывал Милль, лишение воз можности голосовать тех, кто живет на пособие, дей ствует лишь до тех пор, пока они ведут подобный об раз жизни. Но если человек перестанет жить за чужой счет, то он вернет себе всю полноту политических прав. Лишение права голоса данной категории гра ждан принципиально отличается, например, от расо вой дискриминации — изменить свою расу человек не может, расовая дискриминация недопустима.
Предлагаемые ограничения вовсе не кажутся чрез мерной ценой сохранения демократического правле ния. То, что при демократии право голоса не может быть равным и всеобщим, говорят наиболее проница тельные сторонники такой системы. Наиболее убеди тельно это делает Милль.
§2. Равенство, деньги и мораль
Когда речь заходит о возможности восстановления имущественных цензов, существует аспект, в кото ром эта проблема непременно должна рассматривать ся. Сохранение права голоса лишь за теми, кто платит налоги и не живет на пособия, не будет принято об ществом, если не вернется та связь между достатком и нравственными качествами, о потере которой пи сал Ирвинг Кристол. Он утверждает, что современ ное западное общество из капиталистического пре вратилось в «свободное». Разница в том, что прежде капитализм представлял себя справедливой систе мой, при которой власть и собственность достаются людям, отличающимся нравственными добродетеля-
ми — бережливостью, трудолюбием, умеренностью, ответственностью и благочестием. В нынешнем, «сво бодном» обществе, указывает Кристол, представле ние о такой связи утеряно настолько, что даже такие апологеты капитализма как Фридрих Хайек считают подобную корреляцию и нежелательной, и нереали зуемой206.
Действительно, по мнению Хайека, общество, в ко тором место человека соотносится с представлениями о нравственной добродетели, противоположно сво бодному обществу207. Он объясняет свою позицию тем, что в таком обществе действия человека будут опре деляться мнениями и представлениями других людей о том, что он может и должен сделать. «Это было бы общество, в котором люди вознаграждались бы за вы полненный долг, а не за успех»208, — отмечает Хайек. По его мнению, это недопустимо, поскольку ни у кого нет достаточно знаний для направления человеческих действий. Он исходит из того, что наша оценка чело века в повседневной жизни определяется тем, какую именно услугу он нам оказал, а не тем, что оказание этой услуги стоило для него. То есть, по этой версии, наша ответственность зависит от извлекаемой нами выгоды из предложенной услуги, а не заслугами, кото рыми обладает предлагающий, мы должны возместить полученную ценность равной ценностью. Точно так же мы сами, оказывая кому-то услугу, ожидаем возна граждения за эту услугу, а не за субъективное пони мание собственных заслуг209.
Хайек подчеркивает, что пока мы говорим о кон кретной группе людей, то понимаем, что свободный человек в этой группе должен получать средства су ществования в соответствии с тем, что может пред ложить окружающим, а не с тем, как другие смотрят на его заслуги. Только когда мы думаем об обществе в целом, отмечает он, то требуем вознаграждения в соответствии с заслугами210. По этой логике, если человек изобрел что-либо полезное случайно, то изо бретение обладает такой же ценностью, как если бы было получено в результате долгого и тяжелого тру да211. Хайек предупреждает, что, пытаясь вознагра ждать за заслуги, а не за произведенную ценность, мы разрушим побудительные причины, позволяю щие людям самим решать, что им делать. Предвидя возможные возражения, он указывает, что общество, в котором вознаграждение соответствовало бы за слугам, для тех, кто не преуспел, было бы еще более невыносимым, чем то, где открыто признается от сутствие обязательной связи между заслугами и ус пехом. Успокоить себя будет нечем, и зависть толь ко возрастет212.
Конечно, Хайек прав в том, что касается функцио нирования рынков — покупателю все равно, прило жил производитель излишние усилия для производ ства товара или нет. Решение здесь определяется качеством товара и суммой, указанной на ценнике, а не тем, чем пожертвовал бизнесмен ради своего дела. Если можно купить дешевле — заслуги произ водителя, преодолевшего большие трудности, чем конкуренты, не будут вознаграждены. Однако подоб-
на я система оценок вне рынка, разумеется, не дей ствует. Если взять крайний пример, то солдат, закрыв ший собой огневую точку противника и погибший, будет награжден званием героя, а его семья получит повышенную компенсацию именно за то, во что обо шелся ему этот поступок, а не за саму «услугу» — закрытый дот (летчик, сбросивший на дот с безопас ной высоты бомбу и также его уничтоживший, такой награды не получит). Точно также в повседневной жизни, взяв в долг у знакомого, также испытываю щего трудности, мы чувствуем, что больше обязаны ему, чем были бы обязаны в случае, если бы проблем у него не было.
Иными словами, рыночная экономика с ее прин ципами действует по иным законам, нежели те, ко торые соблюдаются вне экономической жизни. Эффективность рынков все в большей степени опре делялась отказом от общечеловеческой, если можно так сказать, этики, пока наконец не было уже от крыто заявлено, что для их наилучшего функциони рования заслуги вообще не обязаны соотноситься с вознаграждением.
Кристол отмечал, что неприятие культурной и ин теллектуальной элитой капитализма в наше время объясняется как раз тем, что он утратил нравствен ную основу. Эти элиты изначально были настрое ны к капитализму враждебно и критиковали его столетиями, однако в наши дни чаша терпения ока залась переполнена. Как утверждает Кристол, тре бования современных критически настроенных к капиталистическому порядку групп обеспечить больше «равенства», «свободы» и «участия гра ждан в управлении» в действительности продик тованы стремлением восстановить порядок и ста бильность, которые были расшатаны из-за потери капитализмом прежнего источника легитимности,
находившегося в признании справедливости и нрав ственной обоснованности такого строя213.
Однако Сэмьюэл Бриттэн считал мнение Кристо- ла неверным и указывал, как уже говорилось, на то, что изначальная этика капитализма содержала в себе элементы мировоззрения феодальной эпохи, в соот ветствии с которым вышестоящий заслуживал свое положение. В какой-то степени Бриттэн прав, одна ко нельзя не признать, что изначальная этика капи тализма, хотя в чем-то и отражала мировоззрение средневековья, все же была направлена на его отри цание. Ведь суть капиталистической этики тогда со стояла в строжайшей самодисциплине ради накопле ния богатств путем производительной деятельности. Благодаря этому человек намеревался выбиться в бо лее высокий социальный класс, в то же время доказав, согласно доктрине Кальвина, свое предопределение к спасению в потустороннем мире. Иными слова ми, определяющим здесь был мотив производитель ной деятельности ради социального продвижения. В Средние века благодаря такого рода деятельности «выйти в люди» было нельзя. Богатство добывалось путем войны или спекуляций. Капитализм с самого начала шел вразрез с феодальными порядками.
Как же сломалась капиталистическая этика? Кри- стол отмечает, что представления о том, что соблю дение строгих нравственных норм, следование про тестантской этике для продвижения в жизни еще живо и помогает рабочим, которые собираются на копить денег и открыть свое дело, такие настроения также сильны среди какой-то части мелких предпри нимателей, отчасти в среднем классе214. Однако что касается крупных корпораций, то никому не при-
дет в голову утверждать, будто продвижение там каким-то образом связано с верностью моральным принципам протестантской этики. Иными словами, само развитие экономики, которое привело к фор мированию громадных корпораций, способствова ло бюрократизации капиталистических предприя тий, а продвижение в бюрократических структурах предполагает следование иным ценностям.
Именно утрата связи материального благополу чия со следованием моральным установкам и пре вратила в своем время защиту имущественных цен зов на выборах во что-то безнравственное. Пока такая связь существовала, безнравственной каза лась отмена цензов. С точки зрения британского За кона о бедных 1834 года, предполагавшего создание в работных домах для бедняков столь невыносимых условий, чтобы они предпочли наняться на любую работу, бедность рассматривалась как преступле ние, в котором виновато не общество или государ ство, а сам человек. Нежелавшие трудиться счита лись преступниками, а не «жертвами капитализма», и как преступники они не имели и не могли иметь права голоса.
По мере того как менялось отношение к источни кам богатства и достатка, менялось оно и к тем, кто ничего не имел. Если богатство достается людям бес принципным, а достаток — награда тех, кто им слу жит, то почему их мнение в политических вопросах должно значить больше, чем мнение тех, кто не по желал поступиться нравственными нормами и пото му остался беден?
Как видим, капитализм, совместимый с демократи ей, не может существовать вне строгой этики. Ведь тех, кто не вносит вклада в благосостояние общества, приходится лишать права голоса, дабы избежать банк ротства системы как следствия непомерных запросов
на социальные расходы. Но если богатство создается аморальным путем, и таким же образом достигается достаток, то пропадает нравственное основание для ограничения права голоса. Если бизнес аморален — демократия невозможна.
Допустимо предположить, и это вполне вероят но, что даже отдаленное подобие необходимой для поддержания демократии нравственности не может существовать долго, «ибо слаб человек». В таком случае демократия — это недолговечный и хрупкий институт, существующий лишь до тех пор, пока дер жится необходимая этика. Если, на чем настаивают Бриттэн и Хайек, капитализм и не может быть мо ральным, то и демократия существовала, лишь пока доживала этика, унаследованная от докапиталисти ческих времен.
Причем не только демократия, но и капитализм нормально функционирует лишь до тех пор, пока деньги считаются не злом, а хотя бы мерой стоимо сти, средством накопления и обмена, если уж не до казательством избранности их обладателя для вечной жизни на небесах, как это предполагает кальвинизм. Последнюю попытку вернуть деньгам их прежний смысл предприняла Айн Рэнд, один из героев книги которой произносит монолог, называя деньги имен но «продуктом добродетели»27. Задуманная еще в 1940-х, эта книга уже тогда пыталась оживить по гибшую или вот-вот готовившуюся сгинуть этику. По крайней мере, электоральные успехи Франклина Рузвельта, изображавшего неспособного ничего до стичь «простого американца» жертвой капитализма, а не недостатка собственных усилий, явно говори ли о гибели прежнего мировоззрения. Именно когда деньги начинают считать злом, правительство полу-
чает моральное право вмешиваться в экономику, от бирать деньги через налоговую систему у кого захочет и раздавать через социальные выплаты кому пожела ет. На этом заканчивается и капитализм, и демокра тия, быстро разоряется само правительство215.
ГЛАВА 2 ПЕРСПЕКТИВА
§1. Диктатура ?
Обязательным условием для нормального функцио нирования демократической системы является само ограничение избирателей и политиков, они должны находиться не ниже определенного интеллектуально го и нравственного уровня216. Но что делать, если са моограничения нет, а уровень этот давно упал ниже критической отметки? Учитывая масштаб трудно стей, с которыми столкнулась демократия, их фунда ментальный и вполне закономерный характер вопрос о преимуществах диктатуры иногда, по большей ча сти, непублично, обсуждается в экспертных кругах. Базовым тезисом здесь является то, что большинство жителей развитых стран в ходе выборов и референ думов не проявляют способности одобрять законо дательство и решения, которые необходимы для вы живания их государств и народов. Соответственно, возникает тезис, согласно которому инструменты управления должны находиться в руках группы, ко торая не зависит от населения, похоже, окончательно решившего променять будущее следующих поколе ний на радости неограниченного потребления «здесь и сейчас».
Крайний индивидуализм, к которому пришло со временное общество, сам по себе может обусловить необходимость установления авторитарного правле ния. Как отмечал Бертран Жувенель, в обществе, где возможна свободная дискуссия, она может привести не ко все большему согласию относительно фундамен тальных ценностей, а ко все большему разногласию. Так может произойти, если правы те, кто считает, что абсолютных истин относительно основ морали и по литики не существует или их слишком трудно найти217. Если люди не уверены в справедливости установив шегося порядка, их можно будет удержать в рамках закона лишь при помощи усиления карательных воз можностей государства. Поскольку общество, оказав шееся в такой ситуации, само не в состоянии прийти к согласию относительно общих правил, законода тельные функции могут быть переданы силе, стоящей вне общества. Наконец, может быть принято решение насильственно ограничить свободу дискуссии, чтобы меньше полагаться на полицию. Так Жувенель объяс няет связь между приверженностью Гоббса крайнему индивидуализму, при котором ни одно желание не мо жет считаться лучше или выше другого — с одной сто роны, и авторитаризму—с другой.
По версии Гоббса, в интерпретации Жувенеля, в ге донистическом обществе власть не должна находить ся в руках самих людей, поскольку они будут пытаться изменить законы таким образом, чтобы те не мешали удовлетворению их аппетитов, не сдерживаемых разу мом218. По мнению Жувенеля, взгляд Гоббса на челове ка, согласно которому человеческие существа во всем преследуют собственные интересы под воздействием страстей и желаний, а не разума, можно назвать со временным219. Тем не менее многие современные ис следователи, принимая такой подход, отказываются принимать его политические последствия — силь ную власть, обеспечивающую существование гедо нистического общества220. Ведь именно в абсолютной власти правителя Гоббс пытался найти способ пред отвратить разрушение общества под воздействием индивидуализма221.
Как подчеркивает Жувенель, в какой-то момент на ступает «час Августа», правителя, который, по сло вам Тацита, «ввел новую систему, действительно полезную для общественного спокойствия, но под ходящую только для правления одного»222. Необ ходимость мира и порядка заставляла примириться с существованием авторитарного правителя. Ины ми словами, без общепринятой доктрины — религи озной или политической — люди теряют ориентиры и чувство общности, начинают вести себя как чело век Гоббса. Абсолютный либертарианизм, когда каж дый человек действует, как хочет, может привести в конечном итоге к необходимости сдерживать обще ство от распада посредством авторитарной власти223. Получается, что для функционирования демократии нужна какая-то общепринятая идеология. Такой идео логией на Западе до последнего времени были христи анство и капитализм. Дополняя Жувенеля, можно от метить, что упадок веры — один из факторов, который может привести к установлению диктатуры.
Тезис о необходимости полного отказа от демократи ческой формы правления можно подвергнуть крити ке по нескольким направлениям. Во-первых, совсем недавно, в XX веке, диктаторские режимы самого раз ного вида доказали свою несостоятельность. Про шедший век может быть назван «веком диктатур», на столько богат он оказался на подобные эксперименты. Левые и правые, более жестокие и относительно мяг кие, склонные к компромиссам и непримиримые, эти диктатуры либо уже погибли, либо находятся в стадии разложения. Причем чем грандиознее казался проект, тем нелепей или кошмарнее был его финал. «Тысяче летний Рейх» и Советский Союз, Японская империя и претендовавшая на римское величие Италия оказа лись весьма затратными, неудачными, а то и просто чудовищными затеями. Напротив, демократические государства — США и Великобритания — оправдали надежды тех, кто верил в демократию.
Однако все конечно, не так просто. Нетрудно за метить, что все без исключения диктатуры XX века были государствами периферии224. Они претендова ли на места в «высшей лиге», где находились США, Великобритания и Франция. Для попадания в «выс шую лигу» в исторически обозримые сроки необ-
ходима была концентрация всех ресурсов, для чего и потребовалась диктатура. То есть можно гово рить скорее о победе центра над периферией, кото рое в идеолого-политической плоскости выглядело как победа демократии над диктатурой. Будь США и Великобритания в 1941 году диктатурами, а Герма ния с Японией — демократиями, итог войны вряд ли был бы иным из-за колоссального разрыва в матери альных и человеческих ресурсах между двумя блоками. Быть может, победа Вашингтона и Лондона была бы еще более впечатляющей, поскольку благодаря дикта торским полномочиям власти этих стран смогли бы сконцентрировать еще больше сил. Что касается хо лодной войны, то Советский Союз имел мало шансов победить, даже если бы был рыночной демократией— победа разоренной войной, потерявшей убитыми 27 миллионов человек, явно периферийной «шестой части суши» над главными центрами силы в мире — США, всей Западной Европой и «подтянувшейся» к ним Японией невообразима. После краха СССР за падные политологи высказывались в том духе, что противник был слаб и Западу нужно было действи тельно играть очень плохо, чтобы не выиграть с таки ми картами.
Иными словами, победа демократий над диктату рами в XX веке была победой сильных над слабыми, и сама по себе не может считаться доказательством неэффективности диктатур, особенно учитывая оче видные прорывы последних, вроде советской кос мической программы. Сами США и Великобрита ния концентрировали силы в течение исторически длительного времени, не прибегая к диктатуре, бла годаря исключительно благоприятным условиям. Бросается в глаза общая характерная черта этих го сударств — от потенциальных противников их отде ляет водная преграда. На территории Великобрита-
нии вражеская армия высаживалась последний раз в 1066 году, на территории США — в 1812 (те же бри танцы)225. Преимущества такого положения хорошо описывали еще античные авторы: государство, рас полагающееся на острове, может направить свои вой ска в любую страну, но врагу не просто туда перепра виться с большой армией.
Другим аргументом против диктатуры является утверждение, согласно которому подавление свободы приводит к формированию вялой, безынициативной личности, которая не способна действовать на свой страх и риск, без руководящих указаний. В частности, это один из основных мотивов трактата Джона Стю арта Милля «О свободе», который завершается кон статацией того, что с такими «маленькими людьми» никакого великого дела не сделать. Весьма популяр ная современная версия этого тезиса постулирует, что даже в науке Советский Союз отстал от Запада, по скольку для развития высоких технологий необходи мо жить в свободном обществе.
В действительности этот аргумент даже не стоит опровергать, поскольку при современной демократии сформировался такой тип личности, который попро сту не оставляет потомства226, и по сравнению с ним
любая «безынициативная» личность прошлого, ко торая все же брала на себя такой труд, выглядит по следней надеждой. На самом же деле известные нам диктаторские режимы можно упрекнуть в чем угодно, только не в отсутствии ярких личностей, талантливых ученых, изобретателей, полководцев.
К особой категории возражений против диктатуры относится и тезис, согласно которому в демократиче ской стране граждане имеют возможность получить своего рода политическое образование благодаря участию в выборах, политических дискуссиях, слу шая дебаты кандидатов. То есть граждане становятся более развитыми интеллектуально. Безусловно, рань ше так и было. Однако упадок образования и прими тивизация культуры в демократических странах сви детельствуют о том, что данный аргумент больше не работает. Да и основной минус участия населения в современных выборах—одобрение политики, веду щей к сокращению и старению населения и банкрот ству целых государств — делает подобный аргумент лишь достоянием истории.
Впрочем, названные «претензии» к диктатуре яв ляются второстепенными, главным в течение столе тий остается тезис, согласно которому если власть правящей группы является диктаторской, то есть ни чем не ограниченной, то властью этой непременно будут злоупотреблять, использовать, например, для личного обогащения. Сомнений в том, что так и бу дет, нет. Не сам диктатор, так его приближенные или их свита непременно воспользуются своим положе нием в корыстных целях, если не найдется внешней по отношению к правящей группе силы, которая бу дет за ними присматривать. Какой бы век мы ни взя ли, человеческая природа всегда доказывает свое не совершенство. Право выбирать своих руководителей всегда рассматривалось сторонниками демократиче- ской системы в качестве гарантии защиты прав гра ждан.
Тем не менее, даже этот кажущийся неопро вержимым тезис не является до конца убедитель ным. Украсть 16 триллионов долларов у будущих поколений — а именно столько составляет госдолг США — удалось не коррумпированному диктатору, а электорату. Этот долг сформировался в значитель ной степени в десятилетия экономического процве тания, а потому вряд ли имеет оправдание. Если смо треть шире, власть правителей была неограниченной на протяжении большей части человеческой истории, в том числе на Западе, и под этой властью цивилиза ция распространялась и достигла заметных успехов. Напротив, в наши дни страны с почти совершенной системой «сдержек и противовесов» не в состоянии отвести угрозы самому своему существованию — не способны остановить сокращение и старение населе ния, а также упадок культуры и образования. Конечно, даже власти римских императоров не хватило, чтобы запретить римлянам вести образ жизни, который при вел к сокращению населения, гибели культуры и им перии. Однако после того как Цезарь и Август начали вводить законы об обязательности брака и семьи, го сударство просуществовало еще несколько сотен лет, на что никак нельзя надеяться в случае с современны ми странами. Ведь там правит народ, тот самый, чей образ жизни как раз и надо исправить, что трудно сде лать, пока власть принадлежит ему самому.
И все-таки дело демократии не безнадежно. Побе ду этой модели исследователи (среди наших современ ников — Фрэнсис Фукуяма) связывают в первую оче редь с борьбой миллионов людей за свое достоинство, которое нельзя защитить при иных системах. Бытьможет, реформы позволят сохранить лучшее, что есть в демократии, избавившись от того, что тянет ее на дно.
§2. Идеологии возвращаются
Но не будет ли реформирование западных стран в консервативном духе воспринято как стремление утвердить новую идеологию, что, учитывая нега тивный подтекст, свойственный слову «идеология» в наши дни, может снизить общественную поддерж ку этих реформ? Нынешний западный мир гордится своей деидеологизированностью. Тем не менее, судя по всему, основанием для восстановления хотя бы ка- кого-то порядка может быть лишь некая моральная и политическая доктрина.
Тезис о «конце идеологий», то есть о том, что идеологические споры потеряли смысл, или, по край ней мере, прежний смысл, имеет несколько вариаций. По одной из версий, главные идеологии были продук тами модернизации и по ее завершении нужда в них отпала. Согласно другой версии, «смерть идеологий» отражает лишь факт победы одной из них—либераль ной демократии («Декларация прав человека» —та кой же идеологический документ, как «Манифест Коммунистической партии » ).
Представляется, однако, что дело здесь совсем в другом. Идеология — это политическая философия, обеспечивающая основу для проведения конкрет ной политики. Стержень идеологии — это образ бу дущего, которое планируется достичь посредством развития политических и общественных институтов в определенном направлении. То есть ключевым по нятием любой идеологии является та или иная кон цепция развития. Но развитие — это именно то, от чего современное общество отказалось, сделав вы бор в пользу удовлетворения непосредственных, се годняшних потребностей. При нынешнем уровне ро ждаемости западные народы через пару поколений сократятся и постареют настолько, что говорить о ка-
ком-либо развитии не приходится. Экономика, пере груженная социальными обязательствами для обес печения сиюминутного потребления всего и всеми, рухнет еще раньше. Иными словами, западные наро ды утратили позитивный образ будущего и отказались от идеи развития. А если нет заботы о будущем и спо ров о том, как лучше развиваться в выбранном направ лении, то нет и идеологических разногласий, нет спо ров относительно идеологий. Вот как характеризовал эту ситуацию Ортега-и-Гассет в «Восстании масс»: «...Государство, правительство живут сегодняшним днем. Они не распахнуты будущему, не представляют его ясно и открыто, не кладут начало чему-то новому, уже различимому в перспективе. Словом, они живут без жизненной программы. Не знают, куда идут, пото му что не идут никуда, не выбирая и не прокладывая дорог... Недаром и само правление сводится к тому, чтобы постоянно выпутываться, не решая проблем, а всеми способами увиливая от них и тем самым ри скуя сделать их неразрешимыми»227.
Поскольку идеология не может существовать и раз виваться, если ее постулаты не произносятся, не об суждаются и не становятся, в конце концов, основой для принятия политических решений, речь сегодня действительно идет о гибели идеологий на Западе. Но гибель эта не является свидетельством «оздоров ления» общества, избавившегося, наконец, от опас ных споров и нашедшего «точку опоры» в виде либе ральной демократии. «Смерть идеологий» отражает лишь факт деградации самого общества, отказавше гося от развития и, соответственно, от споров о нем. Конечно, кое-где такие споры все еще ведутся. На пример, американские консерваторы продолжают на стаивать на запрете мер по планированию семьи, ко-
торые, по их мнению, скоро сведут под корень целый народ. Однако США в этом смысле являются скорее исключением, Европа в целом уже отказалась даже от такой идеологической борьбы, смирившись с по степенным старением европейских народов и сокра щением их численности.
Разумеется, нельзя не заметить, что «смерть идео логий» — это то, что произошло лишь на Западе и в ареале его культуры. На Востоке же имеет место как раз всплеск идеологической борьбы, причем носит эта борьба зачастую вполне средневековый, то есть ме тафизический и непримиримый характер. По одной версии, исламский фундаментализм является реак цией на процесс модернизации, происходящий в му сульманских странах. Несовместимая с традицион ным исламом капиталистическая этика проникает все глубже в общество, и недовольство тех слоев, ко торые ощущают на себе тяжесть капиталистической модернизации, выражается в росте фундаменталист ских настроений. По другой версии, дело не в модер низации, а в том, что секуляризм не способен удовле творить потребности человека в духовных истинах. Доказательством справедливости последней версии служит рост фундаменталистских христианских дви жений в США, начиная с 1970-х годов. Модернизация в Америке давно завершилась, потому первый вариант для объяснения этой ситуации не подходит.
Обе названные версии роста религиозного фунда ментализма объясняют отдельные аспекты этого яв ления. Тем не менее, очевидно, что такого рода фун даментализм представляет собой также и защитную реакцию общества против секуляризма, последствия которого на Западе, по меньшей мере, нельзя оцени вать однозначно.
Но чем бы ни был исламский фундаментализм—ре акцией на несправедливость капитализма, на ущерб-
[ISS]
ность секуляризма или просто защитной реакцией этноса или культурной общности, не пожелавшей стареть и сокращаться в численности из-за широко го толкования прав личности — он все равно являет ся идеологическим вызовом Западу. Вызов этот, одна ко, часто не воспринимается всерьез, фундаментализм считается чем-то вроде «болезни роста», которая все равно завершится «выздоровлением» и принятием стандартов западного общества потребления.
В таком подходе можно усомниться, посмотрев, например, фильм «Тайны Гуантанамо» на National Geographic. Одна из женщин-военнослужащих, охра нявшая исламистов на этой базе, сержант Смит, впол не откровенно заявляет, что когда шла в армию, не ду мала, что ей придется столкнуться с тем, что сильнее ее. Она имела в виду заключенных-исламистов, ко торые, даже оказавшись за решеткой, остаются куда более сильными людьми, чем их охранники из запад ного мира потребления. Заключенные координиру ют свои акции протеста, у них есть духовные лидеры. Хотя акции протеста незамысловаты — кто-то сотни раз за год отказывался от пищи (их начинают кормить принудительно через зонд), кто-то замазал окошко в своей камере зубной пастой—такое сопротивление держит охрану в состоянии огромного напряжения.
Когда смотришь фильм, нельзя отделаться от мыс ли, что поведение исламистов в Гуантанамо напоми нает поведение советских диссидентов в тюрьмах. Охранники Гуантанамо также не уверены в право те своего правительства, ведь весьма вероятно, что часть заключенных вообще ни в чем не виновны. В лю бом случае, их там годами держат без суда, что само по себе рождает сомнения относительно законности происходящего. Хотя заключенных также мало, как советских диссидентов, такая аналогия обладает пу гающим прогностическим свойством. Советское го сударство оказалось идеологическим банкротом, по сле разочарования в коммунистических лозунгах оно не могло противопоставить несогласным с его систе мой никакой идеи, только тюрьмы и психушки.
Казалось бы, Запад вообще и Америка в частности находятся в иной ситуации. Они настаивают на том, что у них для борьбы с исламистами есть жизнеспо собное мировоззрение — взгляд, согласно которо му высшей ценностью для человека является свобо да, а государство существует для защиты прав людей. Но что теперь скрывается за этими формулировками? То есть что может противопоставить своим подопеч ным сержант Смит, какие ценности она защищает, держа под замком исламистов? Вот здесь и открыва ется идеологическая дыра, которая и вынудила при знаться в том, что охранник «столкнулась с тем, что сильнее ее». Ведь свобода, которая ничем не запол нена, это пустота. Чем заполнена свобода обычного жителя западной страны? Потреблением. Стоит ли за него умирать? Семья тут не может стать спасатель ным кругом, поскольку именно кризис этого инсти тута является отличительной чертой современного Запада. Даже стремление сделать карьеру уже не име ет той силы, что прежде, ведь неплохо жить в госу дарстве всеобщего благоденствия можно и без та ких усилий. Конечно, остается понятие о защите прав личности от произвола властей, о государстве, кото рое подотчетно гражданам, но все это представляет ся скорее условиями для достижения чего-то, но чего именно, понять уже трудно.
Так почему же все-таки сержант Смит слабее уз ников Гуантанамо? Наиболее очевидный ответ в том, что религиозная вера последних поддерживает их так, как сержанта не могут поддержать никакие секуляр- ные ценности, ни вера в свободу, которую уже нечем заполнить, ни защита правовых устоев Запада, кото рые сами должны охранять какие-то ценности, но те перь не ясно, какие. Узники советских концлагерей замечали, что лишения там лучше всего переносили «религиозники», то есть люди, которых большевики посылали в лагеря за их веру в Бога. Иными словами, за Смитом не стоит позитивной идеологии, остается лишь вера в отрицание права государства и общества навязывать что-либо.
Все говорит о том, что дисциплинирующая доктрина, обязательная для всех, необходима. В отказе признать это состоит принципиальный изъян светских индиви дуалистических теорий, одну из которых разрабаты вала Айн Рэнд. До тех пор, пока ее рассказ является литературным дополнением к Адаму Смиту, он не со держит непреодолимых противоречий. Но ее пони мание общества в целом как саморегулирующейся системы, где никто не должен приносить никаких жертв и не обязан слушать ничего, кроме собствен ного разума, не прошло проверку во второй полови не XX века.
В прошлом роль доктрины, обеспечивавшей суще ствование общества, всегда выполняли религиозные догмы. Ислам, христианство, иудаизм прямо предпи сывают верующим такой образ жизни, который обес печивает воспроизводство населения. Проблема ре шилась бы сама собой, если бы церковь вернула себе место в обществе. Однако сила подобных предписа ний религиозных доктрин определяется верой людей в сверхъестественные события, которые лежат в ос нове этих учений. На протяжении последних столе тий подобная вера на Западе, и не только там, слабела, что подорвало авторитет религии и, соответствен но, ее предписаний. Восстановление прежней роли христианства на Западе вряд ли возможно, посколь ку неверие и агностицизм являются господствую щим и практически непреодолимым умонастроением. Предписать людям определенные стереотипы пове дения, несовместимые с их нынешним образом жиз ни, на основании толкования священных книг сегодня вряд ли получится.
Кроме того, религии не только объединяют, но и разъединяют людей. Резкое усиление религиозных чувств могло бы привести к новым религиозным вой нам, которые и без того продолжаются в некоторых регионах мира. Наконец, все тенденции развития ци вилизации, насколько можно судить, ведут к ослабле нию религии, так что в исторической перспективе она едва ли может считаться надежным фундаментом для общества и государства.
Были ли в истории альтернативные религии док трины, которые создавали условия для роста насе ления или хотя бы для сохранения его численности? В 1930-е годы при всплеске национализма могло пока заться, что желание усилить свою нацию может стать тем стимулом, который заставит людей приносить жертвы, связанные с рождением детей и поддержани ем семьи. Диктаторы поощряли семейные ценности, исходя из таких идей. Рост населения в то время дей ствительно происходил, особенно заметно это было в Италии. Однако учитывая, к каким катастрофиче ским последствиям привело возникновение подоб ных диктатур, сколько миллионов погибло в войнах, начатых ими, решение современных демографиче ских проблем посредством возрождение идеи подоб ной верности нации представляется совершенно не приемлемым.
Если ни религия, ни национализм не могут слу жить основой для новой жизнеспособной доктрины, которая имела бы основание претендовать на обяза-
тельность, то что может стать такой основой? Наибо лее важен здесь вопрос легитимности этой доктрины, как в глазах населения западных стран, так и в глазах элиты. Новая доктрина должна была бы черпать свою силу из самых глубоких человеческих чувств и при этом акцентировать общность населения земли и дей ствие в интересах единой человеческой цивилиза ции228. Возможно, в ближайшем будущем какие-то ва рианты таких концепций будут разработаны и начнут конкурировать друг с другом.
В
ЫСКАЗАННЫЕ в этой работе идеи не имеют ха рактер пророчеств, которым неминуемо сужде но сбыться. Быть может, было переоценено зна чение государственного долга США, возможно, при наличии такой задолженности избиратели в итоге по ведут себя более ответственно и смирятся с необхо димостью сокращения социальных программ ради выплаты долга. Возможно, Конгресс все же примет по правку к конституции о сбалансированности бюдже та, а президент ее подпишет. Такая поправка позволи ла бы решить массу финансовых проблем и оказала бы благотворное влияние на политику в целом1.
Позитивное развитие событий, разумеется, нельзя исключать, хотя вся история демократии последнего полувека говорит об обратном. Об обратном же го ворит и вся история демократии вообще. Ведь имен но «испорченный народ», которому должна была угождать избираемая им администрация, по мнению Александра Тайлера, погубил и афинскую демокра тию2.
Пока что ситуация выглядит вполне очевидно. Цен зовая демократия, в которой общественные ценности
Скорее всего, впрочем, конгрессмены оставят в законопроекте воз можность так или иначе обходить собственный же запрет принимать несбалансированные бюджеты, так что прежняя игра продолжится, но уже по более сложным правилам.
Ту tier A. F. Universal History, from the Creation of the World to the be ginning of the Eighteenth century. L., 1847. Vol. II. P. 70.
определялись элитой, а не массами, привела к накоп лению богатства и способствовала прогрессу циви лизации. Напротив, система «один человек—один голос» разоряет даже самые богатые страны, а пота кание элиты вкусам масс приводит к деградации куль туры и упадку цивилизации. Однако практически не возможно представить, чтобы какая-либо крупная политическая сила на Западе открыто признала эту проблему. Когда консерваторы критикуют «госу дарство всеобщего процветания» и при этом не каса ются демократии — это либо непонимание очевидной связи, либо лукавство. Не имей те слои, которые жи вут за счет общества, права выбивать все новые по собия, голосуя за политиков, которые их пообещают, проблема, если бы и существовала, была бы куда ме нее острой. Все будут понимать, в чем дело, но никто не осмелится сказать об этом вслух, ведь подобное вы сказывание, попирающее сами основы современной ортодоксии, будет мгновенно и с успехом использо вано оппонентами для устранения конкурента. Это проблема «голого короля» — кто-то первым должен сказать, что современной демократии больше нечем прикрыться. А если никто не осмелится, значит, долг будет расти, этническое ядро демократических стран сокращаться, культура деградировать, а установление открытого или завуалированного авторитаризма ста нет лишь вопросом времени.
Нельзя исключать и некоего «левого поворота». Если консерваторы считают, что «государство все общего благоденствия» зашло слишком далеко, а ли бералы — что его недостаточно, то левые радикалы давно указывают на несовместимость капитализма с «государством всеобщего благоденствия». По мне нию крайне левых, налоги, необходимые для поддерж ки welfare state, подрывают стабильность экономики. Давая столь адекватный анализ, левые, однако, пред
лагают отказаться не от «социального государства», а от капитализма. Отказ от капитализма — это, наря ду с установлением диктатуры, одна из наиболее мрач ных перспектив наступившего века.
В демонтаже обанкротившегося социального госу дарства не нужно видеть попытку возврата к дикому капитализму позапрошлого века и социал-дарвиниз- му. Воссоздавать в XXI веке европейскую общест венную модель XIX века было бы абсурдом. То были бедные по нынешним временам, аграрные общества, не имевшие и сотой доли современных возможностей. Отказ от социального государства, то есть от поддер жания на плаву тех, кто стремится жить за обществен ный счет, как раз позволит направить средства на нау ку и образование, которые переживают не лучшие времена. Вместе с тем активизация конкуренции бу дет способствовать и увеличению стимулов к настоя щему образованию, в отличие от того, с которым ча сто приходится сталкиваться.
Так что же должно стать итогом изменения полити ческой системы в описанном направлении? Если гово рить в самых общих чертах— освобождение человече ской энергии. Ведь сегодня не только те, кто способен на реализацию больших проектов, связаны по рукам и ногам, но и обычные люди не приучены полагать ся на себя.
Избежав банкротства, к которому западное госу дарство приближается с каждым новым электораль ным циклом, и отказавшись от большинства социаль ных программ, правительства смогут сосредоточить финансирование на проектах, способных изменить си туацию в ключевых областях. По остаточному прин ципу перестанет финансироваться наука. Сейчас по литики имеют возможность вспоминать о ней, лишь после того как накормят миллионы бездельников, что становится все труднее.
Ыз]
Основой технического прогресса является фун даментальная наука, которую, поскольку она не при носит непосредственной коммерческой выгоды, в должном объеме сможет финансировать только го сударство. Отсутствие подобного финансирования, а также навязанная демократическим большинством массовая культура, осуждающая стремление к знани ям (для большинства это чуждо), как раз и привели к стагнации во многих областях229. Прежде всего, это очевидно в космической сфере. Подобное финанси рование не будет нарушением рыночных принципов, поскольку развитие науки — неотъемлемая функция государства. Сравнимая в историческом плане с поле том в космос экспедиция Колумба в Новый свет фи нансировалась испанским государством, и лишь по том, когда первый шаг был сделан, в эту сферу пошли частные инвестиции.
«Правый поворот» позволит совершить идеологи ческий переворот и исправить катастрофическую си туацию в образовании. Когда президент Барак Обама объявил о намерении повышать зарплату лучшим учи телям, члены учительского профсоюза его освистали. По мнению профсоюзных боссов, подобное премиро вание внесет разлад в коллективы, поскольку лучших трудно будет определить и по этому поводу возник нут споры. Но бесспорно другое — мало какой поли тик не говорит о кризисе образования, о постоянном падении его уровня, и действия профсоюзов, как было наглядно продемонстрировано, играют тут далеко не последнюю роль. Ограничение деятельности по добных организаций укладывается в общую политику.
У учеников стимулов также немного. Безграмот ные имеют такие же политические права, как и гра мотные, выбирают конгрессменов и президентов, ко торые вынуждены платить за их лояльность все новые пособия. Не будет пособий — придется учиться, если право голоса поставить в зависимость от уровня об разования — стимулов будет еще больше, а если отби рать для дальнейшего обучения лишь тех, кто к нему способен, то удастся еще и сэкономить. В высшей шко ле ситуация не лучше. Как признаются преподавате ли, в аспирантуру в США может поступить человек, не прочитавший в жизни ни одной книги. Требования постоянно снижаются, подстраиваясь, как и положено в демократическом обществе с равным правом голоса, под самых нерадивых студентов — к этому подталки вает вся логика общества, которое пытаются постро ить на принципе равенства.
В конечном итоге судьба современной демокра тии зависит от того, удастся ли ее реформировать таким образом, что она перестанет быть инстру ментом саморазрушения общества, и будет тем, чем когда-то была — основой и условием прогресса, га рантией защиты прав, свободы и достоинства4. Не ли шено основания мнение, согласно которому концеп ция права голоса, в основу которой была положена идея равенства способностей людей понимать поли тику, доказала свою нежизнеспособность. Возмож но, концепцию права голоса вслед за Локком, Руссо и Миллем надежнее строить на принципе компетент ности, который подразумевает систему цензов.
[«*]
Но не унижает ли система цензов человеческое до стоинство в степени, неприемлемой для современно го общества? Скорее, это делает равное право голоса, ставящее на одну доску людей с совершенно разны ми способностями. В каждом человеке есть ценность, каждый может что-то делать и приносить пользу окружающим. Не отказ в праве голоса лишает чело века достоинства, а отказ от собственного достоин ства и стремление жить за счет общества не позволя ет ему иметь право голоса.
Если говорить совсем просто, то на тех немногих, которые двигают общество вперед, социальное го сударство взвалило слишком большой груз, так что ни они не могут больше двигаться вперед, ни все остальные, зависящие от них, неспособны продви гаться дальше. Это не значит, что нужно полностью отказаться от социальных программ, но это, по край ней мере, означает, что жить за государственный счет, ничего не делая, трудоспособные люди не дол жны. И это лишь самое малое, что можно предложить. «Государство всеобщего благоденствия» все равно вряд ли сможет существовать, не лучше ли демонти ровать его сейчас, не дожидаясь банкротства и краха, когда придется делать то же самое, но уже в чрезвы чайных условиях. Однажды, говоря о «Крайслере», Обама заявил, что процесс банкротства — это не при знак слабости, а «еще один шаг на пути к возрожде нию». Приведет ли банкротство демократии к ее воз рождению?
Бьюкенен П. Правые и не-правые. М.: ACT, 2006.
Бьюкенен П.Смерть Запада. М.: ACT, 2003.
Ведущие державы могут оказаться банкротами. РБК daily. 02 ноября 2009 [http://www.rbcdaily.ru/2009/11/02/finance/439620].
История политических и правовых учений/Под ред. О. Э. Лейста. М.: Юридическая литература, 1997.
Ковалевский М.М.Родоначальники английского радикализма. СПб., 1893-
Левин Г. Р.Демократическое движение в Английской буржуазной ре волюции. Курс лекций. Л. 1973.
В. В. Согрин, А. И. Патрушев, Е. С. Токарева, Т. М. Фадеева. Либера лизм Запада XVII-XX века. М., 1995.
Манен Б.Принципы представительного правления. СПб., 2008.
Милль Д. С.Основы политической экономии. М., 1980-1. T.I-III.
Момот М. В.Либерализм и демократия Джона Стюарта Милля. По- лития. N4 (55), 2009 [http://www.politeia.ru/content/pdf/Po- liteia_Mon10t-2009-4.pdf].
Момот М.В.Обуздать либеральную демократию? « Пр огнозис». 2007. №3 (11). С. 125-141.
Момот М.В.Объективный итог мирового исторического процесса? О конвергенции восточных и западных политических и эконо мических структур на основе западной модели развития. ЭКО. Сентябрь 2003. №9. С. 2-9. [http://econom.nsc.ru/eco/Arhiv/ ReadStatiy/2003_09/Momot.htm].
Науменков О. А.Из истории внутренней политики консервативной партии Великобритании. Издательство Саратовского универ ситета, 1989.
Ортега-и-Гассет X.Восстание масс. М., 2008.
Ортега-и-Гассет X.Дегуманизация искусства // Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. М., 2008.
Рэнд А.Атлант расправил плечи. М., 2008. Т. 1-3.
Трухановский В.Г.Бенджамин Дизраэли или история одной неверо ятной карьеры. М., 1993.
Узнародов И. М.Политические партии Великобритании и рабочие избиратели (50-е — начало 8о-х гг. XIX века). Ростов-на-Дону,
1992.
Фукуяма Ф.Конец истории и последний человек. М.: ACT, 2004.
Эйлмер Дж.Восстание или революция? Англия 1640-1660 гг. СПб.: Алетейя, 2004.
Aaron H.J.Six Welfare Questions Still Searching for Answers // Brookings Review 3 (Fall 1984).
Bagehot W.Introduction to the second edition of ‘The English Consti tution (1872) //Bagehot W. The English Constitution. L., 1964.
Beard Ch. A.The evolution of Democracy: A Summary. In: Democracy in Reconstruction. Ed. by Cleveland F.A., Schafer J.Boston. 1919.
Brittan S.The Economic Consequences of Democracy. L., 1977.
Buffett W.E.The Greenback Effect, New York Times, August 18, 2009 [http:/ / www.nytimes.com/2009/o8/i9/opinion/i9buffett. html?ref= opinion].
Butler D., Stokes D.Political Change in Britain. Forces Shaping Electoral Choice. Harmondsworth, 1971.
Campbell A., Converse Ph., Miller W.E., Stokes D.E.The American Voter. University of Chicago Press. Chicago — London. 1976.
Carey G. W.The Authoritarian Secularism of John Stuart Mill [Review Essay] // Humanitas. Vol. XV, N 1, 2002.
Cole H. W.The Middle Classes and the Borough Franchise. L., 1866.
Cowling M.Mill and Liberalism. Cambridge. 1963.
Dahl R.Democracy and its critics. Yale University Press. New Haven and London. 1989.
Democracy and the elections. Electoral systems and their political conse quences. Ed. by Vernon Bogdanor and David Butler. Cambridge,
1983.
Diakonoff I. M.The Rise of the Despotic State in Ancient Mesopotamia. In: Diakonoff I. М., ed., Ancient Mesopotamia: Socio-economic History. A Collection of Studies by Soviet Scholars. Moscow, 1969.
Dobb M.Studies in the Development of Capitalism. N. Y. 1970.
Bloomberg. Ex-Soros Adviser Fujimaki Says Japan May Default by 2017, 15.06.2012 [http://www.bloomberg.com/news/2012-06-15/ex-so- r0s-adviser-fujimaki-says-japan-t0-pr0bably-default-by-2017.html].
Farkas J.One Man, Vote // The New York Times, March 29,1974. P. 33 M (City edition).
Ferejohn J.Incumbent performance and electoral control//Public Choice, Vol. 50,1986.
The Franchise Returns Critically Examined with a Table of the Future Constituencies, and Proportion of the Working Classes in Each Borough. L., 1866.
The Good Old Cause. The English Revolution of 1640-1660. Ed. by Hill, Ch., Dell, E., N.Y. 1969.
Grant M.The Fall of the Roman Empire. A Reappraisal. Verona, etc. The Annenberg School Press, 1976.
Hamburger J.John Stuart Mill on Liberty and Control. Princeton, 1999.
Hansard s Parliamentary Debates. 3rd Series. Vol. 182.
Hayek F.A.The Constitution of Liberty. Chicago, 1978.
Hicks J. R.A Theory of Economic History. N. Y. Oxford University Press, 1969.
Hoppe H-H.Democracy. The God That Failed. New Brunswik, 2007.
Jones E.L.The European Miracle: Environments, economies, and geo politics in the history of Europe and Asia. Cambridge, Cambridge University Press, 1981.
Jouvenel B.Sovereignty. An Inquiry into the Political Good. Chicago, 1957.
Kristol I.«When virtue loses all her loveliness» — Some Reflections on Capitalism and «The Free Society» // Capitalism Today. Ed. by Daniel Bell and Irving Kristol. N. Y., 1971.
Leveller Manifestoes of the Puritan Revolution. Ed. By Don M. Wolfe. N.Y., 1944.
Lilburne J.England’s New Chains Discovered // The Leveller tracts 1647-1653. Ed. by William Haller and Godfrey Davies. N.Y. 1944.
Macpherson C.B.The Political Theory of Possessive Individualism. Ox ford, 1962.
Mill J. S.Autobiography// The Harvard Classics. Vol. 25. N. Y., 1937.
Mill J. S.Centralisation // Essays on Politics and Society. Ed. by Rob son J. М., University of Toronto Press. Toronto and Buffalo. Vol.
Mill J.S.Chapters on Socialism//Collected Works of John Stuart Mill. Toronto, 1963-1991. Vol. V.
Mill J. S.Coleridge // Collected Works. Vol. 10.
Mill J. S.Considerations on Representative Government. L., 1867.
Mill J.S.De Tocqueville on Democracy in America [i-ll] //Essays on Politics Society. Vol. I.
Mill J. S.Early Draft of Autobiography. Collected Works. Vol. 1.
Mill J.S.Rationale of Representation//Mill J.S. Essays on Politics and Society. Vol. I.
Mill J. S.Recent Writers on Reform // Essays on Politics and Society. Vol. II.
Mill J. S.The Spirit of the Age. Chicago, 1942.
Mill J. S.State of Society in America // Essays on Politics and Society. Vol. I.
Mill J.S.The Subjection of Women. N.Y., 1911.
Mill J. S.Thornton on Labour and its Claims // Collected Works. Vol. V.
Mill to John Lalor, 27 June [1852]. Collected Works, Vol. 14.
Mill to John Sterling, 20-22 October 1831. Collected Works. Vol. 12.
Mill to William George Ward [Spring 1849] // Collected Works. Vol. 14.
Mill J. S.Utilitarianism//Utilitarianism, Liberty and Representative Gov ernment. L., N.Y. 1940.
Mill J.S.Utility of Religion. Collected Works. Vol. X.
Miller D.E.J.S.Mill on Slavery. Paper presented at the annual meet ing of the American Political Science Association, Hilton Chi cago and the Palmer House Hilton, Chicago, IL, Sep 02, 2004 [http: / / www.allacademic.com//meta/p_mla_apa_research_ci- tation/o/5/8/9/9/pagess8 996/ps8 996-i.php].
Moon D.J.The Moral Basis of the Democratic Welfare State // Democracy and the Welfare State. Ed. by Gutmann A. Princeton, 1988.
Murray Ch. Losing Ground: American Social Policy, 1950-1980. N.Y. 1985.
Needham J.Science and Civilisation in China. N.Y., Cambridge Univer sity Press. Vol. 4 [1971].
Overton R.An Arrow against all Tyrants // The Levellers in the English Revolution. Ed by Aylmer G.E., N.Y., 1975.
Overton R.Certain Articles for the good of the Common wealth. Attach ment to: Overton. An Appeal From the degenerate Representative Body, the Commons of England, assembled at Westminster//L., 1647.
Overton R.The Picture of the Council of State // The Leveller tracts. 1647-1653. Ed. by Haller W. and Davies G., N.Y. 1944.
Palmer L.R.Mycenaeans and Minoans: Aegeans Prehistory in the Light of the Linear В Tablets. L., Faber and Faber, 1961.
Putney debates. // The Levellers in the English Revolution.
Rachman G.Bankruptcy could be good for America//Financial Times, January 11, 20x0 [http://www.ft.c0m/cms/s/0/a8486 284-fee9- ude-a677*oo 144feab49a.html].
Raeder L.John Stuart Mill and the Religion of Humanity. Columbia and London, 2002.
Reischauer E. O.Japanese feudalism. In: Rushton Coulborn ed., Feudalism in History. Princeton, New Jersey. Princeton University Press, 1956.
Rise in sales tax as French PM Fillon warns bankruptcy no longer an ab stract word. RFI, 07.11.2011 http://www.english.rfi.fr/france/20111 107-rise-sales-tax-french-pm-fillon-warns-bankruptcy-no-longer- abstract-word
Rosenberg N, L.E., Birdzelljr.How the West Grew Rich: The Economic Transformation of the Industrial World. N. Y., Basic Books, 1986.
Schumpeter J.A.Capitalism, Socialism and Democracy. N.Y., 1976.
Taylor R. S.Enlightened Despotism in the High Liberal Tradition: Dem ocratic Transitions in the History of Political Philosophy. Paper presented at the annual meeting of the Western Political Science Association, Marriott Hotel, Oakland, California, Mar 17, 2005 [http://www.allacademic.com//meta/p_mla_apa_research_ci- tation/o/8/7/4/5/pages87459/p87459-i.php].
Thompson D. F.John Stuart Mill and Representative Government. Prince ton, 1976.
Tunick M.Tolerant Imperialism: John Stuart Mill’s Defense of Brit ish Rule in India. Paper presented at the annual meeting of the American Political Science Association, Hilton Chicago and the Palmer House Hilton, Chicago, IL, Sep 02, 2004 [http://www.al- lacademic.com//meta/p_mla_apa_research_citation/0/5/8/9/8/ pages58984/p58984-i.php].
Tytler A.F.Universal History, from the Creation of the World to the be ginning of the Eighteenth century. Vol. I-VI, L., 1847.
Walwyn W.England’s Lamentable Slavery// Tracts on Liberty in the Puri tan Revolution. i638-i647//Ed. by Haller W., vol. III. N.Y., 1933.
Weber M.General Economic History. N.Y., Collier Books, 1961.
Willoughby W. W.The Underlying concepts of Democracy. In: Democracy in Reconstruction. Ed. by Cleveland F. A., Schafer J., Boston. 1919.
Wittfogel K.A.Oriental Despotism: A Comparative Study of Total Power. New Haven, Yale University Press, 1957.
ДЕМОКРАТИЯ И ЕЕ ПОСЛЕДСТВИЯ:
О ПРОИСХОЖДЕНИИ «НАРОДНОГО ПРАВЛЕНИЯ ГОСДОЛГЕ, НЕРАВЕНСТВЕ И НАЛОГАХ
Выпускающий редактор Е. Попова Корректор А. Куренная Художник В. Коршунов Типографика, верстка С. Зиновьев
Подписано в печать 8.11.2012. Формат 84 X108/32. Уел. печ. л. 8,4. Тираж юоо экз. Отпечатано в типографии «Момент» 141406, Московская обл., г. Химки, ул. Библиотечная, и
99. Mill J.S.Rationale of Representation. P. 31.
158. Ibidem.
3 Rachman G. Bankruptcy could be good for America // Financial Times. January її, 2010 [http://www.ft.c0m/cms/s/0/a8486 284-fee9-nde-a677- 00144feab49a.html].
4 Бьюкенен П. Правые и не-правые. М.: ACT, 2006. С. 267.
5 Там же. С. 268.
6 К 2050 году население Германии сократится на 23 миллиона человек, причем треть жителей будут составлять люди старше 65 лет. Насе ление Японии к тому времени сократится более чем на 20 миллио нов человек. Подобные оценки есть и по другим развитым странам. Данные приведены по: Бьюкенен П. Смерть Запада. М., 2003. С. 29-37. Население США растет за счет иммигрантов и их детей, рождаемость среди потомков переселенцев из Европы ниже смертности.
7 Об этих вопросах: Момот М. В. Обуздать либеральную демокра тию? // Прогнозне. №3 (и). Осень 2007. С. 125-141.
8. Фукуяма Ф.Конец истории и последний человек. М.: ACT, 2004. С. 368-369.
9 Brittan S. Op. cit. P. 248.
10 Ibid. P. 249.
11 Brittan S. Op. cit. P. 258.
12 Ibid. P. 253.
13 Brittan S. Op. cit. P. 255.
14 Манен Б. Принципы представительного правления. Спб.; 2008. С. 171.
15. Там же. С. 173.
16 Brittan S. Op. cit. P. 256.
17 Brittan S. Op. cit. P. 255.
18 Ibid. P. 250.
19 Brittan S. Op. cit. P. 262.
20 Ibid. P. 263.
21 Brittan S. Op. cit. P. 263.
22 Ibid. P. 264.
23 Brittan S. Op. cit. P. 264-265.
24 Bagehot W. Introduction to the second edition of ‘The English Constitu tion (1872) // Bagehot W. The English Constitution. L., 1964. P. 268.
25 Schumpeter J.A. Capitalism, Socialism and Democracy. N.Y., 1976. P. 250.
26 Ibid. Р. 251.
27 Schumpeter J.A. Op. cit. P. 252.
28 Напр, см.: Mill J.S. Chapters on Socialism//Collected Works of John Stu art Mill. Toronto, 1963-1991. Vol. v. P. 703-753. Этой проблемы он касается также в своем известном труде по политэкономии.
29 Разумеется, термин «классическая демократия» вызывает много во просов, поскольку в законченном теоретическом виде эта концепция сформулирована не была. Тем не менее именно к ней апеллируют, ко гда произносят фразы о том, что «правит народ». В конституциях стран, провозглашающих себя демократическими, также указывается, что верховная власть в конечном счете «принадлежит народу».
30 Schumpeter J.A. Op. cit. P. 252.
31 Ibid. Р. 253.
32 Ibidem.
33 Schumpeter J.A. Op. cit. P. 261.
34 Ibid. P. 267.
35 Ibidem.
36 Ibid. P. 267-268.
37 Фукуяма Ф. Указ. соч. С. 192-193.
38 Ibid. Р. 269.
39 См.: Aaron H.J. Six Welfare Questions Still Searching for Answers // Brookings Review. Fall 1984. 3. P. 13. Цит. no: Moon D.J. The Moral Basis of the Democratic Welfare State//Democracy and the Welfare State. Ed. by Gutmann A. Princeton, 1988. P. 49.
40 Из-за пособий и действий профсоюзов стоимость труда на Западе ис кусственно завышается, поэтому западные товары не выдерживают конкуренции, например, с китайскими, что приводит к разорению американских компаний. Если вспомнить историю, по-видимому, действие подобного механизма — бесплатная раздача населению еды и организация зрелищ в древнем Риме ради покупки лояльности — привело к тому, что у некогда процветавшего центра республики — Италии — возник большой дефицит торгового баланса — центр им перии не мог экспортировать столько, сколько импортировал. Товары, произведенные в Италии, не выдерживали конкуренции с теми, кото рые производились в провинциях. Вдобавок, росла бюрократия.
41 Краткое изложение этого подхода см.: Democracy and the Welfare State. P. 4.
42 См.: Murray Ch. Losing Ground: American Social Policy, 1950-1980. N. Y. 1985. Цит. no: Democracy and the Welfare State. P. 4.
43 Democracy and the Welfare State. P. 4.
44 Как сообщали российские телеканалы, люди, получившие от госу дарства во время начавшегося в 2008 году экономического кризиса помощь для выплат по ипотеке, не понимали, что государство дало им в долг и считали эти выплаты безвозмездными.
45 Democracy and the Welfare State. P. 5.
46 Рэнд А. Атлант расправил плечи. М., 2008. Т. 3. С. 51-52-
47 Там же. С. 49.
48 Democracy and the Welfare State. P. 10.
49 Moon D.J. Op. cit. P. 29.
50 Moon D.J. Op. cit. P. 36.
51 Трухановский В. Г. Бенджамин Дизраэли или история одной невероят ной карьеры. М., 1993* С. 275-276.
52 Diakonoff, I.M. The Rise of the Despotic State in Ancient Mesopotamia. In: Diakonoff I. М.,ed. Ancient Mesopotamia: Socio-economic History. A Collection of Studies by Soviet Scholars. Moscow, 1969. P. 180.
53 Ibid. P. 183.
54 Ibid. P. 184.
55 Ibidem.
56 Palmer L.R. Mycenaeans and Minoans: Aegeans Prehistory in the Light of the Linear В Tablets. L., Faber and Faber, 1961. P. 17.
57 Хотя теория дорийского вторжения ставится исследователями под сомнение, в данном случае важно, что имитировавшая восточную Ми кенская цивилизация, так или иначе, погибла.
58 Hicks J.R. A Theory of Economic History. N.Y. Oxford University Press, 1969. P. 235.
59 Grant M. The Fall of the Roman Empire. A Reappraisal. Verona, etc. The Annenberg School Press, 1976. P. 146.
60 Rosenberg N., Birdzell, Jr. L.E. How the West Grew Rich: The Economic Transformation of the Industrial World. N.Y., Basic Books, 1986. P. 24.
61 Wittfogel K. Op. cit. P. 197-199.
62 Reischauer Е. О.Japanese feudalism. In: Rushton Coulborn ed., Feudal ism in History. Princeton, New Jersey. Princeton University Press, 1956. P. 46.
63 См.: Dobb М.Studies in the Development of Capitalism. N. Y. 1970. P. 5.
64 Weber M. Op. cit. P. 11.
65 Ibid. P. 208.
66 Более краткое изложение этой теории см.: Момот М.В. Объективный итог мирового исторического процесса? О конвергенции восточных и западных политических и экономических структур на основе за падной модели развития // ЭКО. Сентябрь 2003. №9. С. 2-9. [http:// econom.nsc.ru/eco/Arhiv/ReadStatiy/2003_09/M0m0t. htm].
67 Современной, то есть представительной. В отличие от нее античная демократия предполагала прямое участие граждан в управлении, без выборов депутатов. Античный полис был небольшим, и там подобная форма самоуправления была возможна. Демократическим в то время считался выбор человека, которому предстояло заседать в каком-либо органе власти, по жребию из всей общины. Напротив, к голосованию относились как к антидемократической процедуре, ведь выбрать дол жны были лучших, а «правление лучших» содержало в себе аристо кратический элемент.
68 Ковалевский М. М. Родоначальники английского радикализма. Спб., 1893. С.з.
69 Leveller Manifestoes of the Puritan Revolution. Ed. By Wolfe D. М., N. Y., 1944. P. 108.
70 Leveller Manifestoes of the Puritan Revolution. P. 113.
71 Lilburne J. England’s New Chains Discovered // The Leveller tracts 1647-1653. Ed. by Haller W. and Davies G., N. Y., 1944. P. 157.
72 Walwyn W. England’s Lamentable Slavery// Tracts on Liberty in the Puri tan Revolution. 1638-1647. Ed. by Haller W., vol. III. N. Y., 1933. P. 313-314.
73 Ibid. P. 316.
74 Overton R. An Arrow against all Tyrants // The Levellers in the English Revolution. Ed. by Aylmer G.E. . N.Y., 1975. P. 68.
75 Ibid. P. 69.
76 Ibidem.
77 См.: Левин Г. P.Демократическое движение в Английской буржуазной революции. Курс лекций. Л., 1973- С. 18.
78 Там же.
79 6. Там же.
80 Левин Г. Р. Демократическое движение в Английской буржуазной ре волюции. С. 19.
81 Там же.
82 Tracts on Liberty in the Puritan Revolution. 1638-1647. Ed. by Haller W. Vol. III. P. 237.
83 «...Большой человек или люди в королевстве могут быть также под вергнуты... суду, вынесению приговора и применению закона, как и простые члены общины», — настаивал Овертон. Overton R. Certain Articles for the good of the Common wealth. Attachment to: Overton. An Appeal From the degenerate Representative Body, the Commons of England, assembled at Westminster. L., 1647. P. 35.
84 «...Закон не смотрит ни на какого человека как на виновного в ка- ком-либо преступлении, пока по закону он не будет признан винов ным... », — говорит Овертон. Overton R. The Picture of the Council of State // The Leveller tracts. 1647-1653. P. 223.
85 Macpherson С. В.The Political Theory of Possessive Individualism. Ox ford, 1962. P. 107.
86 ЭйлмерДж. Восстание или революция? Англия 1640-1660 гг. СПб., 2004. С. 8.
87 Там же. С. 17.
88 Там же.
89 Ibidem.
90 Putney debates // The Levellers in the English Revolution. P. 113.
91 Цит. по: The Good Old Cause. The English Revolution of 1640-1660. Ed. by Hill, Ch., Dell, E., N.Y., 1969. P. 401.
92 Ibidem.
93 История политических и правовых учений/Под ред. О. Э. Лейста. М.: Юридическая литература, 1997. С. 116.
94 Overton R. An Arrow against all Tyrants // The Levellers in the English Revolution. P. 69.
95 См.: В.В.Согрин, А.И.Патрушев, Е.С.Токарева, Т.М.Фадеева. Либе рализм Запада XVII-XX века. М., 1995.
96 В США новые, социальные либералы утвердили практически моно полию в либерализме, так что сторонники классического, буржуаз- но-индивидуалистического либерализма перестали называть себя либералами, предпочитая именоваться консерваторами.
97 Cole Н. W.The Middle Classes and the Borough Franchise. L., 1866. P. 26. Цит. по: Узнародов И.М.Политические партии Великобритании и ра бочие избиратели (50-е — начало 8о-х гг. XIX века). Ростов-на-Дону, 1992. С. 34.
98 Узнародов И. М.Указ. соч.
99 Там же. С. 26.
100 Bagehot W. Introduction to the second edition of ‘The English Constitu tion’ (1872) // Bagehot W. The English Constitution. L., 1964. P. 268.
101 Ibidem.
102 Bagehot W. Op. cit. P. 268-269.
103Ibid. Р. 270-272.
104г.Ibid. Р. 275.
105Ibidem
106 Bagehot W. Op. cit.
107 Ibidem.
108 Ibid. P. 277.
109 Ibid. P. 278.
110 Ibid. P. 281.
111 Hansard’s Parliamentary Debates. 3rd Series. Vol. 182. Col. 231. Цит. no: Узнародов ИМ. Указ. соч. С. 35.
112 The Franchise Returns Critically Examined with a Table of the Future Constituencies, and Proportion of the Working Classes in Each Borough. L., 1866. P. 10, 17, 22, 26-27//Howell Collection Pamphlets. Box No. 24. Цит. по: Узнародов И.М. Указ. соч. С. 35.
113 Узнародов И.М. С. 21.
114 Beard Ch. A. The evolution of Democracy: A Summary. In: Democracy in Reconstruction. Ed. by Cleveland F.A., Schafer J. Boston, 1919. P. 490.
115 Democracy and the elections. Electoral systems and their political conse quences. P. 190, 209.
116 Democracy and the elections... P. 149.
117 Ibid. P. 256.
118 Цит. по: Трухановский В. Г. Бенджамин Дизраэли, или История одной невероятной карьеры. М., 1993. С. 282.
119 Момот М. В. Либерализм и демократия Джона Стюарта Милля // Полития. 2009. N4 (55) [http://www.politeia.ru/content/pdf/Politeia_ M0m0t-2009-4.pdf].
120 Mill J. S. Considerations on Representative Government. L., 1867. P. 5, 7.
121 Ibid. P. 12.
122 О значении воспитания в людях альтруистических стремлений Милль говорит, в частности, в работе, посвященной отстаиванию своей эти ческой системы. Mill). S. Utilitarianism // Utilitarianism, Liberty and Representative Government. L., N.Y., 1940. P. 16.
123 Mill J. S. Considerations on Representative Government. P. 15.
124 Ibid. P. 12.
125 Ibid. P. 23.
126 Mill J. S. Considerations on Representative Government. P. 26.
127 Ibid. P. 19-20.
128 Ibid. Р. 15.
129 Mill J. S. On Liberty. L., 1859. P. 23. Как показал Марк Туник, под деспотизмом, необходимым для правления нецивилизованными народами, Милль понимал не возможность произвольного исполь зования власти, а такое правление, при котором власть осуществля ется в интересах развития населения, но без его согласия. Tunick М. Tolerant Imperialism: John Stuart Mill’s Defense of British Rule in India. Paper presented at the annual meeting of the American Politi cal Science Association, Hilton Chicago and the Palmer House Hilton, Chicago, IL, 2004. Sep 02. P. 10. Среди исследователей, обративших внимание на отличие взглядов Милля от «современной демокра тической ортодоксии», можно также назвать имя Роберта Тейлора. Он подчеркивает, что подобные «отклонения» демонстрировали и другие мыслители, которых принято относить к демократической традиции — Иммануил Кант и Джон Роулз. Taylor R. S. Enlightened Despotism in the High Liberal Tradition: Democratic Transitions in the History of Political Philosophy. Paper presented at the annual meeting of the Western Political Science Association, Marriott Hotel, Oakland, California, 2005 Mar 17.
130 Mill J. S. Considerations on Representative Government. P. 3.
131 Ibid. P. 3.
132 Ibid. P. 134.
133 Ibidem.
134 Mill J. S. Considerations on representative Government.
135 Mill J.S. Rationale of Representation//Mill J.S. Essays on Politics and Society. Toronto. 1977. Vol. I. P. 31. [Входит в собрание сочинений: Collected Works of John Stuart Mill. Ed. by John M. Robson. Toronto, 1963-1991. Vol. XIX].
136 Mill J. S. Considerations on Representative Government. P. 68.
137 Ibid. P. 68.
138 Ibidem.
139 Ibid. P. 32.
140 Mill J. S.Considerations on Representative Government. P. 68.
141 Mill J.S.Rationale of Representation. P. 31.
142 Mill J. S.Considerations on Representative Government. P. 69.
143 Mill J. S.Considerations on Representative Government.
144 Mill J.S.Rationale of Representation. P. 31-32.
145 Mill J.S.Considerations on Representative Government. P. 69-70.
146 В небольшой статье, посвященной анализу ситуации в современ ных ему США, Милль указывает, что высокие заработки и привычка к чтению являются двумя необходимыми элементами, на которых дер жится демократия. Те же условия делают демократическую систему возможной в принципе. Более того, в стране, население которой гра мотно и, в то же время, материально обеспечено, никакое правление, кроме правления общественного мнения, полагает Милль, вообще не возможно. См.: Mill J.S.State of Society in America//Essays on Politics and Society. Vol. I. P. 99.
147 Mill J. S.Considerations on Representative Government. P. 69.
148Ibid. Р. 71-72.
149о. Ibid. Р. 70.
150n. Ibid. Р. 73.
151 Mill J.S. Considerations on Representative Government. P. 73-74.
152 Ibid. P. 74.
153 Ibidem.
154 Thompson D.F. John Stuart Mill and Representative Government. Prince ton, 1976. P. 8.
155 Mill J. S. On Liberty. P. 14.
156 Ibid. P. 187.
157 Ibid. P. 21.
158 Ibid. P. 21.
159 Милль Д. С.Основы политической экономии. М., 1980. Т. I. С. 351.
160 Mill J. S.Utilitarianism // Utilitarianism, Liberty and Representative Gov ernment. L., N.Y. 1940. P. 30.
161 Ibid. P. 16.
162 Ibid. P. 30. Правда, на следующей же странице Милль пишет о необ ходимости беречь человеческую свободу и индивидуальность, давая дополнительные аргументы тем, кто обвиняет его в эклектизме.
163 О проблеме рабства в политической теории Милля см.: Miller D.E. J. S.Mill on Slavery. Paper presented at the annual meeting of the Ameri can Political Science Association, Hilton Chicago and the Palmer House Hilton, Chicago, IL, 2004, Sep. 02.
164 Hamburger J. Op. cit.
165 Raeder L. John Stuart Mill and the Religion of Humanity. Columbia and London, 2002.
166 Mill J. S. Thornton on Labour and its Claims// Collected Works. Vol. V. P. 659.
167 Hamburger J. Op. cit. P. 17.
168 Ibid. P. 18-20.
169 Ibid. P. 31. См. также: Mill J. S. The Spirit of the Age. Chicago, 1942. P. 6.
170 Hamburger J. Op. cit. P. 37. См. также: Mill. The Spirit of the Age. P. 6-8.
171 Hamburger J. Op. cit. P. 37.
172 Hamburger J. Op. cit. P. 86-88.
173 в «Автобиографии», законченной к концу 1860-х годов, Милль осо бенно подчеркивает расширение пределов свободы дискуссии в ре лигиозных вопросах к этому времени. Mill J. S. Autobiography // The Harvard Classics. Vol. 25. N.Y., 1937. P. 32. Однако и сама «Автобио графия», содержащая крайне резкую критику христианства, была опубликована лишь после смерти Милля.
174 Hamburger J. Op. cit. P. 70.
175 Ibid. P. 43. См. также: Mill J.S. Utility of Religion. Collected Works. Vol. X. P. 422, 426.
176 Mill J.S. Autobiography. P. 30-31.
177 Ibid. P. 31.
178 Ibid. P. 30-33.
179 Mill to John Lalor, 27 June [1852]. Collected Works of John Stuart Mill. Ed. by John M. Robson. Toronto, 1963-1991. Vol. 14. P. 92.
180 В своей «Автобиографии» Милль говорит, что в детстве на него осо бое впечатление произвели прочитанные им речи Демосфена, умев шего исподволь внушить людям идеи, которые они не приняли бы, если бы эти идеи были высказаны прямо. Mill J. S. Autobiography. P. 18-19. Кроме того, отец еще в детстве рекомендовал ему не выска зывать публично мысли, которые современники не принимают. [Ibid. Р. 32.] Данную тактику Джон Стюарт Милль успешно освоил.
181 Hamburger J. Op. cit. P. 100-102, 139-140, 208. См. также: Mill to Wil liam George Ward [Spring 1849] // Collected Works. Vol. 14. P. 27. Одна ко, принося клятву члена парламента, куда он был избран в 1865 году, Милль вынужден был подтвердить свою приверженность христиан скому учению. Хамбургер в своей работе посвящает специальную гла-
182 Hamburger J. Op. cit. P. 110.
183 Mill J.S. The Spirit of the Age. P. 17-18, 25-26, 31-33. О своем времени как переходном Милль говорит не только в данной работе. Такой подход является ключевым в двух его статьях, посвященных анализу сочинения Алексиса де Токвиля «О демократии в Америке». Mill J. S. De Tocqueville on Democracy in America [I—11] // Essays on Politics Society. Ed. by Robson J.M. University of Toronto Press, Toronto and Buffalo, 1977. Vol. I. [Collected Works of John Stuart Mill.Vol.xvin]. P. 48-90, 154-204. Милль использует словосочетание «современное переходное состояние». Ibid. Р. 54.
184 Mill J. S. Coleridge // Collected Works. Vol. 10. P. 133-134.
185 Mill to John Sterling, 20-22. October 1831. Collected Works of John Stuart Mill. Vol. 12. P. 84.
186 Mill J.S. Coleridge. P. 135-139.
187 Mill J. S. Early Draft of Autobiography. Collected Works. Vol. 1. P. 172. Эта позиция отражена и в основном тексте «Автобиографии». См.: Mill J. S. Autobiography// The Harvard Classics. P. 105.
188 Mill J.S. Utility of Religion. P. 421.
189 Hamburger J. Op. cit. P. 201, 224, 229.
190 Ibid. P. 201.
191 Подобные попытки предпринимались и ранее. См., например: Cowl ing М.Mill and Liberalism. Cambridge, 1963. Автор этого наиболее известного труда, содержащего переоценку мировоззрения Милля, полагал, что свобода вовсе не была для мыслителя высшей ценностью.
192 Carey G.W. The Authoritarian Secularism of John Stuart Mill [Review Essay] // Humanitas. 2002. Vol. XV. N 1. P. 109-110.
193 Brittan S. The Economic Consequences of Democracy. P. 247.
194 «Под поверхностью всей современной жизни кроется глубочайшая и возмутительнейшая неправда — ложный постулат реального равен ства людей». Ортега-и-Гассет X. Дегуманизация искусства/ / Ортега- и-Гассет X. Восстание масс. М., 2008. С. 207.
195 Schumpeter J.A. Op. cit. P. 276. Footnote 16.
196 Ibid. P. 265.
197 Ibid. P. 266.
198 Dahl R. Democracy and its critics. P. 129.
199 Ibid. P. 123-124.
200 Ibid. P. 354. Note 5.
201 Ibid. P. 123,125.
202 Ibid. P. 124.
203 Farkas }.One Man, УаVote // The New York Times. 1974. March 29. P. 33. M (City edition).
204 Манен Б. Принципы представительного правления. Спб., 2008. С. 125.
205 Там же. С. 233.
206 Kristol I. «When virtue loses all her loveliness» — Some Reflections on Capitalism and «The Free Society» // Capitalism Today. Ed. by Daniel Bell and Irving Kristol. N. Y.; 1971. P. 16-19.
207 Hayek F. A. The Constitution of Liberty. Chicago, 1978. P. 97.
208 Ibidem.
209 Ibidem.
210 Науек F.A. The Constitution of Liberty. P. 97-98.
211 Ibid. P. 98.
212 Ibidem.
213 Kristol I. Op. cit. P. 22-26.
214 Ibid. P. 20.
215 А в перспективе — республика сменяется империей.
216 То, что демократическая форма правления возможна лишь в том слу чае, если граждане идут на необходимые жертвы, если они потрудятся для приобретения необходимых знаний, считалось общепризнанным еще в первой половине XX века. См.: Willoughby W.W. The Underly ing concepts of Democracy // Democracy in Reconstruction. Ed. by Cleveland F. A., Schafer J., Boston, 1919. P. 66. Об этом подробно пишет Милль. То же говорит и Шумпетер. См.: Schumpeter J. Op. cit. P. 294.
217 Об этой концепции говорит и Бриттэн. Brittan S. Op. cit. P. 266-267.
218 Jouvenel В.Sovereignty. An Inquiry into the Political Good. Chicago, 1957. P. 243.
219 Ibid. P. 243, 234.
220 Jouvenel B. Op. cit. P. 243.
221 Ibid. P. 239.
222 Ibid. P. 245.
223 Ibid. P. 246.
224 Причисление к странам периферии Германии может вызвать возраже ния, однако условия Версальского мира, в особенности запрет на пол ноценные вооруженные силы, делали ее таковой.
225 Япония, также располагающаяся на островах, находится все же в Азии и столетиями подвергалась культурному влиянию своего недемокра тического окружения.
226 Зная об аргументе, согласно которому если женщина получит право выбора, то рождению и воспитанию детей она предпочтет карьеру, Милль внес коррективу в свою теорию полового равенства. По его мнению, замужней женщине не стоит тратить время и силы на зараба тывание денег, поскольку это плохо совместимо с воспитанием детей и ведением домашнего хозяйства [Mill J.S. The Subjection of Women. N.Y., 1911, P. 103-106]. Однако Милль не объясняет, каким образом можно предотвратить такое развитие событий, чреватое резким со кращением рождаемости и кризисом семейных ценностей (что и про изошло во второй половине XX — начале XXI века).
227 Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. М., 2008. С. 48.
228 Когда-нибудь людям придется объединять усилия для поиска при годных для жизни планет. Но сможет ли идея изучения и освоения космоса стать объединяющей доктриной сегодня — неясно.
229 Для развития фундаментальной науки, а не просто технических усо вершенствований, нужна особая культурная среда, система приори тетов, кардинально отличная от нынешней. «Никто не задумывался, чем должна жить душа, чтобы в мире жили подлинные „люди нау ки"?». Ортега-и-Гассет X. Восстание масс. С. 77.