Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
У каждой религиозной кофессии имеется свой метод обретения пути к Богу. У православной религии имеются свои методы. Русские религиозные философы отстаивали путь постижения бога через православие, защищали его как национальную святыню, но могли пользоваться и более архаичными, дохристианскими методами поисков путей к Богу.
Вот уж, действительно, пути господни неисповедимы, каким опытом тебя наградит благодать, или какой путь ты сам выберешь для постижения себя, Бытия и Бога — все это может быть как предназначение, провиденциальная сила, сила воли личности ...
Религиозный опыт русских философов, страдающих теургическим беспокойством, является определяющим духовным опытом, включающим в себя философское, научное, мифологическое, историческое парапсихологическое, эзо- и экзотерическое ... постижение себя, Мира и Бога. Ибо этот духовный религиозный опыт православных философов является основой философских концепций постижения, понимания Единого, Абсолютного, Целого.
Этот религиозный духовный опыт имеет истоки постижения мира другими мыслителями различных религиозных и нерелигиозных конфессий. Осознавая единые параметры духовного опыта, связанного с постижением Единого, Абсолютного, русские религиозные мыслители становились на путь признания других религий и необходимости их единства, сначала родственных (католицизм и православие в рамках христианства — П.Я.Чаадаев, В.С.Соловьев, Н.А.Бердяев ...), а затем и единства всех религий, раскрывающих основу Единого (Д.Андреев, Е.Н.Блаватская...).
Единство религиозной духовной формы постижения бытия заключается в том, что оно основано на откровении в виде Высших —непреложных, непостигаемых разумом Истин — Бога (Христа), просветленного (Будды), пророка (Мухаммада), их фиксации в виде “Слова” божьего и просветленного, вероучений и священных книг; на вероучении как религиозном, так и религиозно-философском, иногда на воинствующих идеологиях, становящихся господствующими, типа: ведизма, аристотелизма, марксизма.
Это религиозное постижение основано на учении, большей частью глубоко и логически обоснованном, о Сверхъестественном: о Боге, Сатане, аде, рае, чистилище, чуде и творении мира из “Ничто”, а также о естественном в этом мире — о страданиях и путях их прекращения, о нравственности и безнравственности, о теле, о душе, реинкарнации человека и спасении от греха.
Религиозное постижение требует веры в Откровении, без малейшего сомнения в их истинности, религиозной терпимости или нетерпимости, (признание равноправия всех религий — Рамакришна, Вивеканда, или одной единственной религии — Интегральной — Пико делла Мирандола, Е.П.Блаватская, Д.Андреев). Нетерпимость к другим религиям известна в истории мира с казней жертв Макавеев, затем инквизиция и крестовые походы, джихад, шоах. Велась беспощадная борьба за светскую власть и обладание земными благами.
Религиозный опыт основан на признании Авторитетов, чувственных, медитативных форм постижения в качестве фундаментальных, основных, а рациональных — в качестве второстепенных в постижении первичного (Бога) и вторичного (естественного бытия).
Религиозный духовный опыт постижения опирается на религию как систему, имеющую в своем распоряжении (помимо формы индивидуального и общественного сознания) материализованную сеть иерархически распределенных религиозных учреждений, ритуалов, наук — теологии, теодиции, сравнительного богословия и религиоведения.
Кроме этого, религиозное постижение связано с такими явлениями как телекинез, телепатия, левитация, дальновидение, ясновидение, т.е. с парапсихологическими формами постижения бытия. Эти явления описываются как реальные, в их воздействии трудно усомниться, они настаивают на признании каких-то особых “каналов” связи, передачи информации, особых средств ее извлечения. Здесь нужно непредвзятое исследование с целью реальности восприятия парапсихологического постижения себя, Бога...
Эзотерический (внутренний, тайный, доступный посвященным) и экзотерический (внешний, общедоступный) формы постижения мира представлены довольно широко в литературе по жизнеописанию “посвященных” любого ранга. Они основаны на таинственных психологических состояниях, возникающих благодаря специфической техники “медитации” различных религиозных систем, которая проводится специально личностью с целью: 1) единения с Абсолютом —индуизм, христианство; ислам — в теистических системах; с безличным трансцендентным началом — “дао” даосизма; “шуньятой” буддизма; с “единым” неоплатонизма — в не теистических системах; 2) достижения —через это единение — высшего знания и нового видения мира, недоступных или малодоступных науке; 3) овладения скрытыми силами микрокосма (человека) и Макрокосма; 4) использования этих сил в практических целях (творчество в христианстве, оккультные войны в эзотеризме ...).
Экзо и эзотерика всех времен и народов, всех вероисповеданий и направлений признается как мистический путь, мистический опыт, мистическое постижение Истины, мист же не в состоянии передать эзотерически постигнутого, рационально, а только в виде Символа (религиозные философы) или молчания (монахи, отшельники в православии и “благородное молчание “ в буддизме).
Первые две цели мистического опыта используют как все представители религиозной философии для создания своих концепций, так и все оккультисты для создания оккультных систем (астрологии, алхимии, хиромантии, графологии, френологии, философского герметизма, теософии, антропософии, египетских и тибетских “Книг мертвых”, физиогномики, парапсихологии, трансцендентальной психологии). Здесь средства мистов в постижении одни, а результаты постижения благодаря Символу имеют различную интерпретацию в зависимости от официальной религиозной позиции миста.
Цели 3 и 4 в мистическом опыте реализует магия (колдовство, чародейство, волшебство, воздействие на людей и духов), которая имеет много различных вариантов своей деятельности.
“Практический оккультизм” — основа магии, эзотерики, герметизма (бог Гермес трисмегист) — возник за многие тысячелетия до нашей эры. Оттуда берет свое начало гносис или духовный опыт.
Русские религиозные философы положительно оценивали мистический опыт постижения, они познавали все 4 формы медитативной психотехники, но последнюю разновидность дифференцировали на положительное применение сил, полученных эзотерическим путем в виде творчества. Они отрицали магизм с его эгоистическими личностными целями, направленными на решение социальных, практических нужд, на борьбу за власть, деньги, на устранение мисту неугодных людей, т.е выступали против “черной магии”. Последняя выросла из народных форм постижения бытия (или, как их назвал Ю.А.Урманцев, демологических: “демос” — народ, “логос” — слово, понятие, учение; охватывающих народные формы лечения, народную философию в виде вековой мудрости, народную мифологию, народную религию, эзотерику, приспособленных для прозаической каждодневной жизни на уровне обыденного мышления).
Вообще-то, эзотерика — это гностицизм, проявляющий себя через тайное знание (идущее сверху). Именно гносис представляет основу эзо- и экзотерических форм постижения мира. Он оказал величайшую услугу искусству, науке, философии, мифологии и религии, он влиял на все виды деятельности людей — это можно подтвердить автобиографическими данными всех гениев, святых.
Гностики, гонимые официально утвержденными или утверждаемыми религиями, их силовыми структурами и полыхающими кострами, уходят в “ тайноведение”, тайные организации, составляют основу оккультизма, кабалы, магии.
Тайные гностические знания лежат в основе всех существующих официальных знаний. Например, 7 основных принципов эзотеризма: ментальность, соответствие, всеобщее движение и вибрация, полярность, ритм, причинность, двойственность — вполне научные и философские категории. Все словесно-логично постигаемо и передаваемо: соответствие между явлениями и законами трех миров — духовного, умственного и физического; полярности — о раздвоении единого на противоположности и единство этих противоположностей; принцип ментальности — “Все есть ум” (Абсолютное, Целое, Всеединое) — принят многими философскими концепциями; принцип всеобщности движения, причинности и двойственности принят философией и любой наукой. Но самое главное —Откровение, Озарение, таинственные каналы получения информации подтверждаются всеми мировоззренческими системами: философией, наукой, религией, искусством, моралью...
Подводя итог понятию мистического опыта, можно сказать, что это гностический опыт (опять не хочу говорить гносеологический), который проникает во все виды постижения и является его опорой, т.е. духовный опыт в широком смысле слова.
В религиозной русской философии чаще всего употребляется понятие “мистический“ опыт и умалчивается о ярких картинах постижения, вызывающих “страх и трепет” (Л.И.Шестов, Ф.М.Достоевский, Н.В.Гоголь). О духовном религиозном опыте святые сподвижники тоже мало говорят, особенно о “иных мирах“, где их подстерегают разные чудовища, дэвы..., от которых можно сойти с ума —это отрицательный духовный опыт или опыт на низком духовном уровне, опыт, не доведенный до конца. ”Книги мертвых” или произведения художественной литературы дают возможность увидеть яркие картины различных миров, стихиалей, ада, чистилища.... Русская религиозная философия указывает на опасность духовного опыта; на необходимость подходить к духовному опыту с чистым сердцем, чистой головой и подготовленным асхезой телом; рекомендует психотехнику проводить в рамках православного оформления: иконы, молитва, свеча...; а также уединение, для религиозного духовного опыта гетерономность не приемлема.
С.П.Франк в своей работе “С нами Бог” пишет о том, что: “В силу отсутствия принуждения о необходимости вероисповедания люди стали отходить к неверию, вера осталась достоянием немногих. Люди, лишенные религиозного воспитания, лишь в редких случаях обретают веру, особенно в то, что предмет веры есть нечто трансцендентное, запредельное... Если вера совпадет с "очевидностью", "достоверностью", то это и есть религиозный опыт. "Очевидность" и "достоверность" —основа "сверхчувственного" мистического видения.”1
Он подчеркивает: "Людей, обладающих острым самостоятельным религиозным восприятием, называют обычно "мистиками" (в широком, общем смысле слова). И вот мистическая литература всех времен и народов, а также формально разных исповеданий с неопровержимой убедительностью свидетельствует, что суждения здесь в основном необычайно схожи, иногда тождественны, вплоть до словесного выражения — и притом там, где взаимозависимость и влияние заранее исключены. Можно привести множество примеров, когда, например, восточные мистики-Лаотце, или индусские мудрецы Упанишад, или арабско-персидские суфисты высказывают суждения, почти буквально совпадающие с суждениями Дионисия Ареопагита, Мейстера Экхарта, Катерины Сиенской, Ангела Силезского или испанских мистиков —Святой Терезы или Иоанна Креста. В религиозных утверждениях философского усмотрения встречается такое же поразительное единогласие; Гегель признает, что подписывает каждое слово древнегреческого мистического философа Гераклита; интуиции Платона и Плотина (которые сами во многих отношениях близки к восточной мистике) образуют некий запас религиозных знаний, которые постоянно заново пробуждаются в умах религиозных мудрецов всех эпох и народов — в средние века, в эпоху Ренесанса, в английском платонизме XVII века, у Гете, Шиллера и Баадера, вплоть до нашего времени (Бергсон, Рильке); и было бы в высшей степени поверхностно и ложно видеть здесь просто влияние и заимствование"2.
Путь к духовному обновлению шел через мистику (гносис), которая должна стать основой нового мышления в религии, открыть источник творческих сил и вдохновения.
"Конечно религиозный опыт есть... своеобразный род знания, отличный от обыденного типа восприятия — все равно, чувственного или сверхчувственного. Ибо он есть не предметное знание — не уловленное взором реальности, как бы пассивно и неподвижно стоящей перед нами, а знание-переживание, знание-общение. Истина здесь, некоторым образом открывается нам изнутри, как бы проникая в нас из некоторой глубины; ее познание требует от нас особой внутренней сосредоточенности души; и сама реальность, которая здесь открывается, будучи вездесущей и всеобъемлющей, не имеет тех вполне отчетливых, "бросающихся в глаза" очертаний, которые присущи частной, ограниченной реальности. Поэтому познание истины здесь — дело более сложное, чем в обыденном типе познания. Оно подобно не познанию отдельного предмета, а скорее ориентированию в сложном целом"3.
Путь к духовному опыту у русских философов определялся системой их воспитания в христианской православной религии. Поэтому православные методы восхождения к предмету были заимствованы в рекомендациях церкви: молитва, причащение, исповедь, покаяние, пост, обряды, смирение... — все это было характерно для каждого философа. Но путь сугубо личностной возможности восхождения к Абсолюту, к Богу — индивидуален — познание самого себя, Бога и бытия возможны были только в духовном опыте, религиозном опыте. Как указывает Н.А.Бердяев в работе “Самосознание”, вся царская Россия была разбита на касты: господин-раб (в государстве), господин-раб (в семье), господин-раб (в церкви). Личности не было места в любой сфере жизни, особенно в социальной структуре и в мировоззренческом утверждении своих индивидуальных возможностей.
О личности не писали, личностями становились, а основной процесс этого индивидуально-личностного утверждения мог идти через духовный опыт, который давал возможность открыть свое видение мира, переживание общественных и личных проблем, разработать свою историософскую концепцию, написать гениальную картину, создать гениальное музыкальное произведение... Да гениальное! Потому что это было выстрадано, прочувствовано в миге Озарения и создано одержимой страстью. И путь к своему “Я” шел через свой дух.
Чаще всего этот “дух” открывался человеку как бы случайно. Была встреча. Эта “встреча” и определяет на всю жизнь познание себя, Бога, бытия и не только познания, но и активного делания — творения, делания гения.
В мистике религиозная жизнь еще не окостеневшая, ожившая. Все великие творцы религиозной жизни имели мистические “встречи” лицом к лицу с Богом. Но церковь боялась мистики, видя в ней источник ереси. Мистика мешала организационной работе церкви и догматизированным нормам религиозной жизни. Но религия и нуждалась в мистике для своего утверждения, поэтому некоторые формы православной мистики (как и в других религиях) официально дозволены. Мистика имеет не душевную, а духовную природу.
Мистика — это не индивидуальное в религиозном характере, а скорее — преодоление индивидуализма, это особого рода “качествование” религиозной жизни, она — интимно-сокровенна, но не индивидуалистична.
Мистика — это выход из самой противоположности между субъективным и объективным, это не индивидуальное переживание, она трезва и реалистична в распознании реальности. Настоящий мист отличает реальность от фантазмов.
Мистика не имеет с магией общей природы, так как мистика —явление духовное, а магия — натуралистическое, мистика — общение с Богом, а магия — с духами природы, с элементарными силами природы, мистика — в сфере свободы, магия — в сфере необходимости, мистика отрешена и созерцательна, магия активна и завоевательна. Магия не углубляется до божественных основ мира, а мистический опыт есть духовное освобождение от магии природного мира. По мнению Бердяева, у мистики существует два ложных пути: мистика натуралистическая и мистика психологическая, т.е. мистика природы и мистика души. Подлинная мистика — явление духовное, преодолевающее ложный магизм и ложный психологизм. Мистикой может быть названа глубина и высота духовной жизни. Тайна мистики не есть непознаваемое (это только в области гносеологии), личность соприкасается с тайной самой жизни в общении, в опыте. Лик Божий обращен к тварному миру, и увидеть Лик Божий мы можем как тайну. Мистика означает в опыте достигнутую и пережитую имманентность, а не трансцендентность Божества. Мистиков обвиняют в пантеизме, но мистика не вмещается в рамки пантеистического монизма, а также теистического дуализма. Мистика есть преодоление тварности, тварное Ничто, учение о путях обожения человека в мире. Религия сохраняет трансцендентно-дуалистическое противоположение между Богом и человеком, Творцом и творением. Мистика — внеконфессиональна или точнее, межконфессиональна. Н.А.Бердяев тоже подчеркивает эту мысль, как и Л.С.Франк: “Есть глубина мистики, в которой сходятся не только конфессиональные типы мистики христианской, но и типы мистики языческой. Орфизм и Плотин, мистика индусская и суфизм, Св.Симеон Новый Богослов и Св.Иоанн Креста, Экхарт и Я.Бёме в чем-то сходятся между собой, перекликаются из разных миров и часто говорят одним и тем же языком. Это — неоспоримый факт, как бы он ни был неприятен фанатикам мистики конфессиональной”4.
Св.Симеон Новый Богослов описывает свое соединение с Богом: ”Однако, если я и Тот, с кем соединился я, стали едины, то как назову я себя Богом, который двояк по природе и един по Ипостаси, так как он двояким меня создал? Сделав же двояким, он двоякое поэтому имя, как видишь, мне дал. Смотри различия: я — человек по природе и Бог по благодати.” “Он весь внезапно пришел, невыразимо смешался со мной, как огонь и железо, и как свет в стекло.” “Я наслаждаюсь Его любовью и красотой и исполняюсь божественного наслаждения и сладости. Я делаюсь причастным света и славы: лицо мое, как и Возлюбленного моего, сияет, и все члены мои делаются светящимися. Тогда я делаюсь красивее красивых, богаче богатых, бываю сильнее всех сильных, более великих царей и гораздо честнейшим чего бы то ни было видимого, не только на земле, и того, что на земле, но и неба и всего, что на небе.” “Ибо ум, погружаясь в Твой свет, просветляется и делается светом,подобным славе Твоей, и называется Твоим умом...”. Такого же мистического состояния достигал и Св.Серафим Саровский, о котором писал Мотовилов, когда оба они были в Духе Святом. И хотя мистика католическая отличается от православной, тем не менее такое же состояние описывает и Св.Иоанн Креста: ”Состояние божественного соединения состоит в том, что воля души целиком преображается в волю Божию, так как воля Божья и воля души — одна воля.” Экхарт это состояние описывает так: “Бог не желает от тебя ничего большего, как чтобы ты вышел из себя самого, поскольку ты тварь и дал бы Богу быть в тебе Богом.” По ту сторону Бога“я —первопричина самого себя, моего вечного и временного существа. Только в этом я родился... По вечной сущности моего рождения, я был от века, есмь и в вечности пребуду... В моем рождении рождены были все вещи; я был сам своей первопричиной и первопричиной всех вещей. И желал бы, чтобы не было ни меня, ни их. Но не было бы меня, не было бы и Бога.”
Путь к религиозному опыту возможен не для каждого, а как говорится в Евангелии от Иоанна, сам Христос приводит слова Исайи: "Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец... Всякий, слышавший от Отца и научившийся, приходит ко Мне" (Ев.Иоан., 6,44-45).
“Но настанет время, и настало уже, когда истинные поклонники будут поклоняться Отцу в духе и истине, ибо таких поклонников Отец ищет Себе: Бог есть дух, и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в духе и истины” (Иоанн.4, 23-24).
Как говорил блаженный Августин: "Ты всегда был со мной — только я сам не всегда был у себя"; или — еще короче: Viderim me- viderim Te ("если бы я видел себя — я видел бы Тебя"). Поэтому с Богом нужна встреча, о которой пишет Л.П.Карсавин в работе “О началах...”: "Он касается нашей души, и тогда в ответ на это касание в нашей душе загорается обращенное к Нему чувство. Именно в этом смысле вера в личного Бога есть само существо религиозного опыта. И, напротив, ученейший богослов, во всех тонкостях знающий все, что когда-либо было сказано о Боге, остается неверующим, поскольку его души не коснулся сам Бог, и он не ощутил живого общения с Ним"5.
"Последним результатом, к которому приходит самоосмысление, —по мнению В.П.Вышеславцева, — это то, что я нахожу себя прежде всего в моем крайнем противопоставлении Абсолютному, к которому я с сознанием своей собственной силы и своего достоинства могу обратиться на "Ты". Ибо если Абсолютное есть Монада, то и я — Монада; если Абсолютное есть Бог, то и я "очеловеченный Бог" (Николай Кузанский); если Бог есть самость, то и я — самость; если он, наконец, тайна, глубина безначальности, то и я — тайна и безначальность. Человек и Бог составляют единство противоположностей, но не тождество. Они стоят друг к другу в напряженном противоборстве и в напряженной любви. В этом отличие христианско-европейского решения богочеловеческой проблемы от решения индийско-китайского: в последнем все противоположности сливаются, как капля воды с океаном; в первом — они соединены "нераздельно, но и неслиянно"6.
Все это описание мистического пути, мистического опыта. Мистика идет дальше догматического богословия, она глубже и первичнее богословия. В ней есть свои опасности и срывы, ибо в ней нет объективирования, а одна имманентность, по мнению Н.А.Бердяева. Она вбирает весь исторический и материальный процесс в одном — в духе. Тогда наступает ночь чувственности. Мист входит в систему Символов, потом выходит от Символов к реальности. Ни одна религия не обошлась без мистических встреч, без “чуда”, но положительная религия обращена к народу и несет социальную природу. “Религия есть социально организованное установление связи, родства, общения с Богом, предполагающее разделенность и трансцендентное противоположение... учит... что духовная жизнь слагается не только по линии восхождения к Богу, но и по линии нисхождения к грешному миру”7. В религиозном опыте, который гетерономен и авторитетен есть свое благочестие и благоговение. Церковь осуждает мистическую гордыню. Религия есть не только откровение, но и прикровение. Религия должна существовать для всех, в этом ее тяжкий долг. Но мистика может выражаться и становиться безрелигиозной и увлекает человека не к Логосу, а ввергает в тьму, в нижнюю бездну, в Хаос, тогда она смешивает духовное с душевным, даже телесным (мистика древних культов Диониса, свальный грех, упоение освященной плоти, лжемистическое переживание с теофанией). Христианство определяет дозволенные границы мистики, где соблюдается мистическая дисциплина и этапы мистического пути. Церковная мистика связана с аскетикой, которая учит борьбе со страстями, полученными от ветхозаветного Адама.
Но мистика может быть свойственна человеку, ощущающему единство с миром, это было характерно еще для первобытных людей, не отделившихся от природы, ноуменов, а также для очень одаренных людей в наше время, которым даны дары харизмы гностического мироощущения, миропонимания, независимо от достижения святости. Можно быть святым и не быть мистически одаренным, но можно быть мистически одаренным, но не быть святым.
Ф.М.Достоевский был мистиком по своему чувству, хотя не шел особым мистическим путем. Это профетический тип мистики. Мистиками были Фр.Баадер, Ж. де Местр, Вл.Соловьев, Л.Блуа — они тоже далеки от святости. Мистики могут пойти по направлению к определенной цели, изщбранной личностью; одни — совершенствование души, духовное восхождение, другие — тайны познания Бытия. Церковь больше контролирует первую цель, ограничивая мистов морально-аскетическими границами, методом отрешенности от “мира” и сосредоточенности на Боге. Но существует мистика гностическая, дающая большое количество гениев: Плотин, Экхарт, Я.Бёме. Богословы ревностно относились к мистическому гносису, считая его лжезнанием. Германская мистика в основном была гностична. У Я.Бёме был мистический гносис намного сильнее, чем у Св.Франциска или Св.Доминика, Св.Фомы Аквината и др. Серафим Саровский больше созерцал тайны космической жизни, связанные с определенным даром харизмы, а не с его святостью.
Церковь стремится подчинить гносис закону. Профетическая мистика — это мистика с сильными эсхатологическими и апокалиптическими мотивами, мистика, прозревающая тайны будущего, тайны судьбы человека и мира. Христианство зародилось из эсхатологической мистики. Христианство признавало пророчество только в ветхозаветной литературе, но в новозаветную литературу даже забывало отнести Апокалипсис, Откровения Св.Иоанна. Есть пророчество о втором пришествии Христа, о конце мира, о преображении и просветлении мира, о новом небе и новой земле. Пророчество — это личное, индивидуальное вдохновение, личная одаренность. Пророк — не евангельский сан, а — человеческий — это было центральной идеей Вл.Соловьева и всего “нового религиозного сознания”. Дух пророческий противоположен духу законническому, церковному. В этой эсхатологической мистике также постигается самочувствие и самосознание личности как тварного ничтожества. Профетическая мистика есть мистика Святого Духа. “Это есть русский тип мистики, —как пишет Н.А.Бердяев, — по преимуществу, она свойственна русскому православному духовному миру и родилась на духовной почве православия, хотя официальное православие, официальная иерархия и могут быть ей враждебны... Это приводит нас к различению конфессиональных типов христианской мистики, мистики православной и мистики католической”8. Христианский мир един и мистики едины, но идут они разными духовными путями к одной и той же цели. Православная мистика есть стяжание благодати Духа Святого, есть мистика Святого Духа, в ней обожествляется человеческая натура изнутри, это мистика сердца — центра духовной жизни, разум должен быть положен в сердце, чтобы завершить цельность личности духовно и представляет суровый аскетический подвиг, героическую борьбу против Ветхого Адама. Но эта мистика — светлая, радостная, добрая —достигается через смирение, через страдание.
Католическая мистика — более антропологична, христоцентрична, евхаристична, мистика переживания страстей господних (до стигматов), где более детально разработан путь восхождения, он организован и дисциплинирован: ночь чувств, ночь разума и умирание для мира. В православной мистике нет “темной ночи” — это не пребывание в Святом Духе, а в католической мистике “темная ночь” доходит до жесточайших самоистязаний. Умная молитва стоит в центре православной мистики —это метод мистической концентрации, затем энергия Бога через имяславство переливается в человека, и он начинает светиться. Но есть внеконфессиональные мистики, такие как: Я. Бёме, П.Я.Чаадаев и Вл.Соловьев.
Есть потенциальная мистика, которая не организована, не оформлена. Составляющая основную ткань жизни, эта мистика не дается трудовым усилием. Она, дарованная безвозмездно милость (благость), данная человеку как блеск молнии, озарение, в котором идет интуитивное прозрение. Возможно, это направление может привести к мистическому христианству при христианском возрождении. Здесь опасность может быть только в фантазмах, где духи тьмы могут приходить как духи света, на этом пути сгущается тьма, а не осветляется духовный путь. Бытовая религиозность — самое безопасное, свободное от опасностей творческой инициативы. Мистика — второе рождение, рождение в Духе. Но опасность мистики может привести к угасанию духовной жизни личности, человеческой психеи.
Мистика западная учит отрешенности от всякой любви ко всему тварному, в ней должно быть бесстрастие, безразличие, даже требуется ожесточить сердце ко всем, чтобы освободить его только для Бога. Этому учат Святой Исаак Сирианин, Святой Иоанн Креста, Экхарт и Святой Василий Великий в наставлениях о монашеской жизни, предостерегая монахов от всякой индивидуальной любви к индивидуальному лику, от всякой дружбы. Лишь немногие — Св.Франциск Ассизский и Св.Серафим Саровский, призывали соединить аскетическую отрешенность и мистическое созерцание с любовью ко всему тварному, ко всякой Божьей твари. Св.Максим Исповедник говорит: ”Блажен человек, который всяко равно любить может.” (Добротолюбие. т.III. Св.Максим Исповедник. ”О любви”).
Любовь утверждается как путь, она должна быть безграничной, безликой, любовь есть увенчание пути. Путь же есть смирение. Но любить нужно не только Бога, но и человека, эту любовь проповедывали апостол Иоанн, апостол Павел. Христианство есть откровение о личности, об абсолютном значении индивидуальной человеческой души, есть религия любви к ближнему, рожденной из любви к Богу. Традиции мистической эротики есть в Каббале, у Данте, Св.Франциска Ассизского, в теософии Я.Беме, Фр.Баадера, Вл. Соловьева и связаны с учением об андрогинном образе человека. Христианская любовь учит духовной любви и одухотворению душевного. Преодоление тварности — это преодоление дьявола, зла, панических ужасов, это может произойти от сгущения зла и тьмы. Итак, два пути перед человечеством: 1) путь от мира и Человека к Богу, от множественности к Единому; 2) путь от Бога к Человеку и множественности. Платон в Эросе почувствовал возможность совмещения этих путей. Преодоление этих двух путей связано лишь с Христовой любовью, с полнотой любви. Вершина мистического пути есть не только соединение с Богом, но через это соединение обращение к миру и человеку, ко всякой Божьей твари, исполнение любви и творчества. Любовь и есть творчество, где обнаруживают себя дары харизмы, данные Богом человеку. ”Дары различные, но Дух один и тот же. Одному дается Духом слово мудрости, другому — слово знания тем же Духом; Иному вера, тем-же Духом; Иному дары исцеления, тем же Духом; Иному чудотворения, Иному пророчество, Иному различение духов, Иному разные языки, Иному истолкование языков.” “Все же сие производит один и тот-же Дух, разделяя каждому особо как Ему угодно.” (I Кор. 12:4,8-11). И тот же апостол Павел говорит: ”Духа не угашайте. Пророчества не уничтожайте. Все испытывайте, хорошего держитесь”(I Фес. 5:19-21). Здесь прослеживается явная связь гностизма с эзотеризмом.
Н.А.Бердяев считал, что наступает новая духовность при ее ослабленности в мире, и это породит новый тип мистики при бытовом разлагающемся христианстве, а именно, паралептическую мистику, ту, которая будет провозвестником Христа, его будущего возвращения. И такой вид мистики находим у мунитов и у русских сект Тобольской области во главе с новым Христом. И другой аспект, не менее важный для нашего взгляда в теории откровения, представлен у Бердяева Н.А. о гнозисе. Он считает, что истинным гностиком христианства был апостол Павел, а все предыдущие гностики были ложными.
В своей работе “Теософия и гнозис” Н.А.Бердяев выводит первых христианских теософов: Климента Александрийского, Оригена, Я.Беме, Штейнера, А.Безант, Фр.Баадера и Вл.Соловьева. Теософия в античном мире была представлена Гераклитом, Платоном, Плотиным. Вера не против гностиков, в духовном опыте она открывает путь для гнозиса, без веры в космических процессах для гностиков образ Бога дробился и исчезал.
Церковь восстала против таких гностиков, нашедших себя в Каббале, оккультизме. Но гностики нужны, ибо иногда незнание становится опаснее знания, как и опасно ясновидение, предполагающее большую духовную подготовку. Но лжеименной гнозис должен быть побежден христианским. Наступит время, когда наука не сможет быть нейтральной, она станет или христианской наукой через Откровение или черной магией. Теософия есть не синтез религии, философии и науки, а смещение их, при котором нет ни настоящей религии, ни настоящей философии, ни настоящей науки.
Продолжая учение Вл. Соловьева о софийности, Н.А.Бердяев считает, что задачей христианского гнозиса является установление идеального равновесия между тео-софией, космо-софией и антропо-софией. Мистика, оккультизм и религия сосуществуют в человеческом сознании. Мистика — непосредственное богообщение, созерцание Бога и соединение с Богом. Оккультизм — общение со скрытыми силами космоса и самокосмическим развитием. Религия — организованное отношение человечества к Богу и иерархически-нормативный путь богообщения. Это могут понять только посвященные.
Б.П.Вышеславцев предпочитает в мистическом опыте не имманентность, а трансцендентность: "И вот трансцендентность по ценности и полноте имеет перевес перед имманентностью... Этот перевес трансцендентности, который открывается в абсолютной самости, лучше всего сформулировать словами Платона: "По ту сторону сущности, превосходя все по силе и достоинству". Истина эта основоположна для всякой мистики, и различия между отдельными мистическими учениями проявляются только тогда, когда они спускаются в область имманентного"9.
"Переживание трансцендентальной зависимости, — подчеркивает Б.П.Вышеславцев, — как последнее и глубочайшее мистическое переживание нельзя отрицать и нельзя ложно истолковывать. Мы испытываем его везде на высотах нашей духовной жизни: так, искусство переживается, как вдохновение, наука, как открытие, нравственное действие, как признание, религия, как откровение. Везде и всегда подобные переживания ощущаются нами как внушение свыше. Я не замкнут в моей самости, я выхожу за ее пределы и открываю высшую тайну Абсолютного, свою основную причину и беспричинность, в которой укоренено мое существо. Я есмь, и я есмь сам, но не "через себя" и не по моей собственной воле... трансцендентность мне не закрыта"10. Хотя Б.П.Вышеславцев не отрицает и значения имманентности, он подчеркивает, что: "Мистика погружения в самого себя верная мистика, но, взятая в своей изолированности, она не может быть признана исчерпывающей истиной. Моя самость не одинока и не может оставаться одинокой. Всякое самоуглубление не удовлетворяется отношением к самому себе, а также и отношением к ближним при всей любви к ним: оно необходимо стремится совершить акт последнего трансцензуса, выхода к Абсолютному. В самоабсолютизации самость ничего не приобретает, но теряет все. Метафизическая мания величия привела к гибели Архангела. В крайней абсолютизации моего конечного знания я становлюсь смешным, что показано в иронии Сократа"10.
Мистика христианская отличается от мистики восточной. На эту проблему у Б.П.Вышеславцева есть свой взгляд: "Индийская мистика утверждает имманентное тождество предельного центра моей самости с предельным центром божественной самости. Не то, что я нахожу в себе Бога, соприкасаюсь с Богом в глубине своего сердца, а то, что я сам оказываюсь Богом! Сам — конечно, не в смысле телесном, душевном, и не в смысле эмпирической личности, эмпирического характера (не в смысле даже "человекобожества"), а в смысле предельного, иррационального центра моего "я". Этот мой центр тождественн, совпадает с божественным центром. На этой высоте умозрения человеческое "я" совпадает до неразличимости с божественным "я".
Из этого имманентного состояния миста следует вывод: "Теперь, это тождество: "Атман есть Брахман" — можно истолковать двояко. Онтологический центр тяжести может лежать в первом или втором термине. "Атман есть Брахман"— это можно понять так, что мое высшее "я", отрешившись от всех оболочек, усматривает свое тождество с Богом, растворяется в нем без остатка, как капля воды в океане, как кусок соли в соленой воде; тогда существует только Брахман, только Бог — и нет человека; мы получаем систему Веданты.
"Подлинная религия может основываться на нисхождении Божества в мир, на вольном в него вхождении, приближении к человеку, т.е. на откровении, или, иначе говоря, она необходимо является уделом благодати, сверхприродного или сверхмирого действия Божества в человеке”11
Отец Сергий (Булгаков) выделяет три пути Божественного познания: 1) богопознание, 2) мистическое самоуглубление, 3) религиозное откровение, причем первые два пути нужно совместить с третьим. Развивая учение о Софийности, он говорит об одушевлении всего тварного, наполнявшего все живое (об этом говорят и мифы, и эпос, сказки, фольклор, верования и суеверия на уровне оккультизма).
Н.О.Лосский в своей работе “О свободе и воле” развивает свою концепцию обретения духовного пути. Не каждому по его желанию, хотению, стремлению можно попасть в Царство Бога, а зависит это от того, "как он испытает сердце свое до последней глубины во всевозможных положениях жизни на всех ступенях его развития. По мере восхождения вверх мощь деятеля расширяется, ограничения положительной свободы отпадают, и если он, достигнув высот бытия, на деле засвидетельствует бесповоротное избрание пути добра, тогда он удостаивается стать членом Царства Божия"12.
Но возможен другой путь "субстанциальных деятелей", т.е. личностей — путь от Бога или вне Бога. Такие деятели образуют "царство грешного бытия". Абсолютное Сверхмировое начало, которое является предметом не интеллектуальной интуиции, а мистической, характеризуется Божественным Ничто, которое однако не есть простая абстракция", но "высшая положительная конкретность", абсолютная полнота всякого "что", ее непосредственное созерцание дано в религиозном опыте.
"Субстанциальный деятель" Н.О.Лосского отличается от гносеологического “Я” Риккерта и трансцендентного “Я” Гуссерля. Фундаментальной предпосылкой аксиологии Н.О.Лосский выбирает "самобытие, само esse есть не только бытие, но и ценность"13. Бог и царство Божие являются высшей, абсолютно совершенной ценностью и основой всех относительных ценностей, поскольку конечной целью всякого существа служит абсолютная полнота бытия, которая актуально осуществлена в Боге и есть Бог, в силу чего Он становится предметом универсальной общетварности и ее устремленности, основным залогом совершенствования всякого существа. "Обожение" существует только в Царстве Божием, а на земле может существовать в форме идеала. Но чтобы абсолютные ценности в мире реализовались, в мире должно произойти "конкретное единосущее" человеческого рода, которое принимается как единение человека с Богом и в Боге со всем миром, это может произойти на основе любви, способной принять чужое бытие.
А Божественное Ничто — Абсолют, которое открывается только в религиозном опыте, не стоит "по ту сторону" Добра и Зла, а является само Нравственным Добром, Любовью и Истиной. Абсолют — Абсолютное Благо, Красота, это — совершенная духовная жизнь, посвященная творению, ассимиляции абсолютных ценностей. Всякая сотворенная Богом личность наделяется этими ценностями.
Вне Божьего Царства живут те, кто неверно использует свободу воли, творчество "субстанциального субъекта", угасает, если он не опирается на Бога.
Н.О.Лосский принимает софиологию русских философов, поскольку речь идет о тварной Софии, стоящей извечно во главе всех тварей и не участвующей в грехопадении.
“Но обернем смысл тождества: онтологический смысл тождества будет лежать в Атмане: "Брахман есть Атман", мое высшее "я", от всего отрешенное, будет истинной, высшей, последней реальностью. Тогда будет существовать человек и не будет Бога; мы получаем атеистическую систему Санкья... Мы получаем два типа индийской мистики: теософский пантеизм и "антропософский" атеизм"14.
Немецкому скептическому писателю Шницлеру принадлежит афоризм: "Если бы верующие имели немного больше воображения, а неверующие были поумнее, то они легко могли бы сговориться между собой".
"Вера только дополняет жизненную мудрость неверующего достоверным знанием иной реальности, сознанием прочного обладания незримым сокровищем, о котором не ведает неверующий. Это тайное сокровище есть просто корректив — но какой корректив! — к нашей явной нищете, что мы им действительно обладаем, есть, как мы видели, не догадка, а опытно удостоверенный факт. Все дело только в том, чтобы обратить внимание на этот факт, уметь увидеть, воспринять его"16.
Русские религиозные философы не отрицали мистический (гностический) опыт, но считали своим долгом подчеркнуть, что православный гностический опыт отличается от других и имеет истоки в русском религиозном контексте. Классическое развитие понятию “религиозный опыт” мы находим у И.А. Ильина в его работе “Аксиомы религиозного опыта".
Религиозный опыт субъективен, индивидуален, личностен. Религиозный опыт — это всякое религиозное верование и всякое религиозное делание. Этот опыт отличается от повседневного опыта трезвого наблюдения и от научного опыта во всей своей сложности и утонченности.
Каждый из нас призван творить культуру религиозного опыта, пока совсем про него не забыли. Люди восходят к Богу различными путями, и каждому Бог открывает себя иначе. Бог — как божественый Предмет в опыте — и есть Объект познания. Религиозный опыт носит сугубо личностный характер. Религия как человеческое состояние есть прежде всего религиозный опыт. Субъективность религиозного опыта совсем не отрицает его мистическую необходимость и объективное содержание: "говоря о субъективности религиозного опыта”, я отнюдь не утверждаю, что всякий религиозный опыт субъективен ни в том смысле, чтобы он был пустой иллюзией (хотя возможен и мнимый, иллюзорный религиозный опыт); ни в том смысле, что он исчерпался одними душевными состояниями человека и совсем не входил в объективно-реальную ткань Божьего мира, Церкви и Царства Божьего. Но субъективен и личен он всегда; и тот, кто ищет в нем досуга, должен начать с самого себя, со своей субъективной души и ее переживаний. Это есть единственно верный путь к Богу, пониманию чужого религиозного опыта и к настоящей церковной жизни"17.
Сначала надо выделить "мое самобытное духовное существо", куда включить все свои переживания, уникальные события, связанные с радостью и горем; страдания, страхи, особенное, своеобразное и по уму, и по глупости, и по "жизненной кривой". Религиозность формируется у каждого неадекватно, чаще всего с детства, и имеет ряд этапов на протяжении жизни. Одиночество человеческого опыта может быть гносеологическим и может сформироваться в Церкви, а потом принять активное творческое участие в религиозной жизни Церкви. Откровение не субъективно и не личностно, оно требует субъективного восприятия и опыта, оно обращено к лично-одинокому человеку, чтобы указать путь к Богу. Для этого нужна душевная сосредоточенность, внутренняя целостность — "душевная овнутренность".
Опыт может требовать аскетически-медитирующего напряжения, как описано в "Добротолюбии". Совместная молитва даже может укрепить истинный смысл, но молясь совместно, учись одинокой молитве.
Опыт может по сути быть фантастическим и даже химерическим, т.е. непредметным опытом.
Религиозный опыт — духовный опыт, связанный со спецификой своего предмета. Человек по существу есть личный живой дух, и религиозность есть состояние духовное. Кто пытается быть "религиозным" вне духа и духовности, может иметь тягостные и опасные последствия. Дух в человеке — самое главное, и в этом главном надо утвердиться, это сила личного утверждения и не вследствие инстинкта или рационалистического "осознания", а личностной самосути, ее предстоянии перед Богом в ее достоинстве. Многие не имеют своего достоинства, своего духа. Противодуховная "религия" есть слепая одержимость или сатанизм.
Религиозный духовный опыт всегда автономен. "Всюду, где религия является делом "случайного интереса", "моды", "салонного увлечения", или же делом любопытства и развлечения, или, еще хуже, делом практической пользы, расчета и спекуляции, или же, самое худшее, делом похоти и сладострастия, — всюду она низводится и совлекается, она теряет свой духовный ранг и перестает быть религией"18.
Дух есть творческая энергия, и человек создает в себе эту энергию, чувствует ее связь с Высшим, священным планом бытия.
К сфере Совершенства надо подходить небезответственно, ибо безответственный лжепророк, создавший себе общину слепых последователей, может изливать свой духовный яд до конца дней, подрывая авторитет религии и доверие к вере. Религиозный опыт есть опыт Совершенства, приобретаемый на путях сердечного созерцания. И обращение к нему есть молитва.
Поскольку дух — начало творческое, он не только сводится к "мистическому созерцанию", но он есть вдохновенный труд, и напряженная жизненная борьба, и активная воля. Пассивно верующий бывает не духовный, а душевный.
Дух есть не только энергия видения, но и энергия действования; он — концентрация сил для Совершенства, это возможно только при наличии совести.
Дух есть дар выбора, предпочтения, самоопределения, этот дар в зачатке дан каждому человеку, его надо развить для восхождения к Богу.
Религия связывает дух с Духом, эта связь духовная, происходит соучастие — "синергия" в этой связи, ибо Откровение не только даруется, но и приемлется горением своего сердца. Человек должен обладать автономией — "самозаконием", знать, что хорошо и что плохо, где добро и где зло, принимать на себя ответственность и вину. Духовная жизнь есть самодеятельность в обретении и выборе, созерцании и осуществлении великих благих целей.
Личность, обладающая духом, должна иметь: 1) стойкость и верность; 2) собственные мысли, воззрения и убеждения; 3) любить сердцем ; 4) творческое воображение и переживание.
Откровение может быть "естественным" или "противоестественным", зависимость эта исходит от "корня" человека, т.е. от глубокой внутренней личной самости его души.
Пребывание в религиозной гетерономии неверно и противодуховно. Поэтому духовный опыт — это квинтэссенция личности. Личность не способна вырасти в коллективном общении. Вера, как и неверие духовно невынудимы, свобода признания предполагает и свободу отвержения. Религиозные гонения есть право на убиение религии. Чем больше трудностей преодолевает верующий человек, тем сильнее его вера. Вот почему всякая церковь должна культивировать свободный и личностно-самостоятельный религиозный опыт. "Иными словами: восхождение к подлинной религиозности есть или полное преодоление гетерономности, или постепенное вытеснение гетерономности — автономностью"12.
Самое главное в религиозном опыте иметь встречу человека с лучом Откровения, а это невозможно, если существуют ложь и притворство. Религиозная автономия состоит не в самоизобретении "новой веры", но в той свободе и глубине, в той искренности и цельности, с которой человек принимает Откровение Божие.
Личность в системе веры и переживания никто заменить не может. Но личность идет в храм, который не надо переоценивать, так как это не само святилище, ибо это будет снисхождение, искажение и утрата религиозного опыта. "Ибо если автономия веры составляет существенную черту подлинного духовно-религиозного акта, то гетерономия делает религиозность человека состоянием не-духовным: говорить о "гетерономной" религиозности можно только с точки зрения психологии и истории верований. Иными словами: восхождение к подлинной религиозности есть полное преодоление гетерономности, или постепенное вытеснение гетерономности — автономностью"19. У людей религиозно-живых и активных грань гетерономии отодвигается все дальше, их автономия богатеет, растет, углубляет сферу своего опыта и наоборот. "Гетерономно-верующий часто не переносит автономно-верующего и притом потому, что смутно чувствует превосходство этого последнего в деле свободы, цельности, искренности. Здесь возникает недоброжелательство лишенного к обладающему, классический случай зависти, разряжающийся в ненависти (принимаемой за " благочестивое рвение") и в жажду мести (выдаваемой за "наказание"). История показывает нам, что эти факты могут отравлять большие церковные организации на многие века и составлять чуть ли не главный заряд церковно-религиозного усердия и пафоса"20.
Свободу можно добыть внутренне только самому себе, ибо это внутреннее духовное искусство. Религиозный опыт-это искусство свободы личности. Конечно, в детстве гетерономия нужна, авторитарность научает читать молитвы, проводить и ценить древние обряды, но все это должно быть в меру. Гетерономность обрекает верующих на вечное "ребячество", отлучает "паству" от Бога, ибо делается это с меркой властвования, нужна пассивность и покорность, страх и привычка, инерция и механическая традиция.
Для личности, владеющей религиозным опытом, гетерономность представляет величайшую опасность. "Поэтому судьба религиозной гетерономии в том, что она подготавливает безбожную гетерономию. Фанатизм веры вырабатывал столетиями ту душевную установку и те религиозные проблемы, которыми затем, в наши дни, воспользовался фанатизм безверия. Ибо обоим одинаково присуще презрение к святыне личного сердца и к ее свободе, оба стараются исключить ее из человеческой жизни и заменить порабощением ума и сердца"15. Поэтому религиозный человек должен измерить свою религиозность перспективой беспомощного одиночества, т.е. способности противостоять всем угрозам религиозного гонения, всем мукам тюремной одиночки, всем искушениям, соблазнам тайного компромисса. Религиозность измеряется одиноким противостоянием перед лицом Божиим. И в этом приговор для гетерономии. Но иногда верующий находит достаточное основание для откровения в учителе или в церкви, это от изнемогающего духа личности, тогда свою религиозность он использует "слепо и недостойно; и эта гетерономная установка, "практически усвоенная его самочувствованием, влечет за собой все дурные последствия, присущие религиозной гетерономии"21.
Люди, отученные гетерономией от личной религиозной активности под давлением религиозного авторитета или террора, идут по пути компромисса, утрачивая свою религиозную целостность. Личность становится или скрытной, внутренне-пассивной, покорной, либо — притворяющейся из страха, лгущей себе, людям и Богу. Религия не слагается из предположений и гипотез, ее истины не проверяются житейской целесообразностью, не измеряются временной полезностью. Творческий религиозный опыт не терпит принуждения, насилия, угрозы, особенно казни, а гетерономия была на это способна: инквизиция, крестовые походы на еретиков, ауто да фе и "Молот Ведьм" и т.д.
Религия — свободное цветение личностного духа, добровольное обращение к Богу. Нужно убедиться в бытии Божием, узреть Бога и предаться Богу — это суть всякой духовности и религиозности, а гетерономия в религии покоится на скудости самого проповедника, церковнослужителя ("пусть ненавидят, лишь бы боялись"), поэтому и повредилась вера в сердцах, высекли подлинную религиозность, вытеснили ее из храма, поставили на внеконфессиональные позиции. (И.А. Ильин)
Вера — доверие к религиозному опыту. Человек, имеющий веру, может не дорасти до религиозного опыта, а у кого есть религиозный опыт без веры, может увязнуть в рассудочности, не дойдя до веры. В духовном опыте проявляются духовные акты, например, внутреннее зрение ("чудо"). Появляется вдохновение: "...человек идет верным путем к Богу — не тогда, когда он вожделеет, боится или выпрашивает себе земное благополучие; и не тогда, когда он ищет власти и предается магии; и не тогда, когда он силится "понять" Бога рассудком или "вообразить" Бога земным воображением; и не тогда, когда он жаждет гипнотического подчинения и решает заставить себя уверовать в то, что ему предпишет избранный им или навязывающийся ему авторитет...Но тогда, когда он свободно и цельно любит Совершенство и лучом своей любви видит это сущее Совершенство в Боге"22.
Путь совершенства и совершенствования — труден и узок, он не обещает власти и требует аскезы, отречения, смирения, а иногда и страдания. Настоящая религиозность несет великие дары: дары благодати, которые не ищутся человеком в качестве земной власти и силы, "харизматические дары" или гносис — приемлются в смирении и не даются великим гордецам. Об этом известно в монашеской практике.
Познанию Бога мешает интеллектуализм. Но "...миротолкование само далеко еще не закончено, — напротив, оно эволюционирует и развивается, — но оказывается, что ум каждой эпохи судит Бога согласно своей глупости и что эта быстро отживающая человеческая глупость провозглашается мерой божественных вещей"23. Человеческое мышление отстает от бытия, улавливает лишь ничтожную часть и никогда не исчерпает его. Об этом знает каждый ученый в любой области. Поэтому "интеллектуализм" — ошибочный подход к исследованию религиозности, он может увести человека в мрак, соблазн, хаос.
Наука ополчилась на религию потому, что религиозный метод Откровения был выращен не в ее лаборатории.
Нельзя абсолютизировать и волю в религиозном опыте, ибо воля больше связана с бунтом, а бунт — с ересью. Воля сама по себе сильна, но пуста, воля без духа страшна, греховна, безбожна, и выросший из нее духовный опыт становится безбожным, демоническим.
Религия больше и шире мысли, поэтому законы религиозного опыта не совпадают с законами мышления. От прикосновения религиозного опыта Предмет начинает раскрывать свое богатство, беспредельность, а человек, углубляясь, перерождается. Религиозный опыт требует от человека способности к совсем иному общению с Предметом, чем научный опыт. Человек, как вещь этого мира, должен не вещественно воспринимать невещественный Предмет. В религиозном опыте должно быть: "требование религиозно-предметной интенции и ответственности, ибо человек призван веровать не в свое скудно-личное "по-моему", а в таинственно-предметное и предметное "на самом деле"24. Но это еще не гарантия получения истиного откровения, поскольку может быть и лжеопыт — ересь. "Критерий религиозной истины" должен быть выстрадан, вымолен, добыт сердцем, разумом и жизненным служением. Возможно, однако, что этот критерий дается людям лишь посмертно, не телесно-земном предстоянии Богу.
"Так человек может предаваться этому опыту иррациональными силами своей души, приближаясь к мистической религиозности, или же отдавать предпочтение разуму и мысли, тяготея к метафизическим формам религиозности. "Совершенство" может открываться человеку через нравственное чувство как моральное и политическое благо (Конфуцианство); или в акте конечного (Будда); или в акте целостного праведничества, ведущего к сотрудничеству с Богом и Его борьбе против темных сил (Авеста). Но человек может обращаться к "совершенству" через восприятие сверхчеловеческого могущества и чувственной красивости, создавая религию нравственно-несвязанной или даже индифферентной красоты (эллинство). Он может постигать преимущественно разумом, как истину и мудрость, как великую живую—целевую силу, имманентную миру или прямо составляющую мир (греческие гилозоистические философемы)"25.
По мере роста духовного опыта Совершенное представляется в его высших формах — вот почему необходимо было ввести "новое религиозное сознание" в русское православие, где был накоплен значительный багаж знаний, полученных в религиозном опыте у религиозно-философских личностей. Только в духовном опыте личность могла позволить себе максимально раскрыться в существующей цензурной, обывательской царской России и претендовать только на посмертное признание своих личностных заслуг в своей творческой сфере. Религиозный опыт реален, поскольку Бог не "фантасма", а "субстанция", восприятие Бога дает воспринимающему Его человеку опору подлинного бытия. И если человек принял Бога, то верит в победу Блага, не боится зла и Хаоса и способен на истинный героизм.
В религиозном опыте нужен акт вчувствования, неприемлемости религиозного опыта многих народов, где Бог кровожаден, мстителен, мелочен в семейных олимпийских ссорах или требует самоистязания или самооскопления. "Новооткровения" вызывали отвращение к "нечестивым" и "кощунствующим". Все это портит миропорядок Вселенной.
В человеческой религиозности нужно различать религиозный акт, религиозное содержание и религиозный предмет.
Состояние человеческой души — это религиозный акт, он может придти к человеку в виде "вдохновения", "осенения" или "откровения", каждый акт имеет свое душевно-духовное строение, и каждый акт связан с определенным религиозным содержанием. Акт и содержание относятся к различным планам, к различным категориям, имеют свои законы и значения в религиозном строительстве.
Акт — событие душевной жизни и состоит из: 1) чувства, т.е. активной эмоции или пассивного аффекта; 2) воображения чувственного или нечувственного, эмпирически-покорного или творчески- фантазирующего; 3) мышления, образного или необразного, формального или созерцающего, дискурсивного или интуитивного; 4) воли, инстинктивной или духовной, пассивной (терпение) или активной (борьба), мыслящей или созерцающей, сердечно-совестливой или черствой и аморальной; 5) всевозможных чувственных ощущений (зрение, слух, вкус, тепло, холод, нервная боль...); 6) мистических влечений — то эротических, то медитативных...
Религиозное содержание — проявление душевной силы, то, что медитирует религиозно-настроенным духом, это — "славословие" или религиозный догмат.
Религиозное содержание — это то, что переживается лично, но может быть взято и другими.
Религиозные акты и содержания могут быть взяты в различных вариантах и создают различные религиозные конфессии или различные секты.
Христианство должно беречь свой акт — акт любви, сердечного созерцания, сердечной молитвы и совестных дел. В содержании религии нужно не то, чтобы ты открылся Богу, а чтобы Бог открылся тебе. Но этот высший предмет имеет природу сверхчувственную, необразную, в отличие от политеизма. Религиозный акт в религиозном опыте — орган Веры и дверь к религиозному Предмету. Культура религии — это культура религиозного акта. Религия отмирает, когда религиозный акт слепнет. Именно таково состояние современного человека.
Каждый человек имеет право свободно обращаться к Богу. Это не отрицает церкви, ее заслуг, компетентности, но указывает ей основную задачу — воспитывать своих прихожан к свободному, самостоятельному и предметному боговосприятию. Недопущение Богом человека к себе устраняет всякую религию, отсюда и важность значения религиозного опыта. Поэтому все религии, понимая значение религиозного опыта, отрабатывали их методику: очищение (пост, упражнения, внутреннее усилие воли, "добрые" дела, молитвы, обряды...) — путь катарсиса-ощущения (или ....аскетического отшельничества). Но человеческое посредничество в религиозном опыте отрицается, оно только нужно при подготовке к духовному опыту.
Подлинное религиозное бытие означает дерзновение самому обращаться к Богу, творить связь с ним самому, быть с ним наедине, ощущать себя личностью, как великие пустынники, не боявшиеся одиночества с Богом.
Человек не загражден от Бога посредником, но, заградив свой дух, он отходит от церкви.
"В то же время священство или жречество, монополизирующее подлинную религию, внушают верующим, будто оно есть для них единственный источник вдохновения и благодати, единственное средоточие Бога на земле. Этим оно вселяет в них ложное представление о своем божественном авторитете и вводит в кощунственный соблазн, признать своего заградителя за воплощение божие, за персонифицированный религиозный Предмет, за самого земного Бога"26. Священство само начинает верить в свою божественность и непогрешимость (католицизм, протестантизм — яркий тому пример). Такие церкви обречены на внутреннее вырождение. Человек сам может поставить заграждение своему духу. "Не должен", "не может", "не способен" — это субъективная опасность, которая не означает недостатка его духа. Но это может быть временное и неуместное заграждение. В духовном опыте присутствие других расщепляет внимание, снижает уровень общения. Отсюда у многих людей тяга к монастырям, к отшельничеству, они просят в молитве: "Откройся мне, Боже!" ибо "стучащему отворят".
Религиозный опыт имеет свой метод или путь. "Метод" — по гречески "путь" — "путь вслед за чем" — это путь религиозного следования человека за Богом. Настоящая религиозность была "духовной жаждой, исканием, очистительным деланием, усилием, духовным "паломничеством", активным путе-шествием", — воспламенением души.
Великие Посвященные начинали не с догматов, а с пути, а путь этот укажет проповедь. Личный религиозный путь у каждого свой, но путь к Богу был выбран верно: кто сразу — мгновенно, кто — долго блуждая, другие так и не находят. Религиозный путь один, но в жизненном осуществлении имеет множество вариантов. Человек отступает с этого пути из-за предрассудков противоразумности существования Бога, из-за невозможности фиксировать в чувственном опыте это явление кризиса религии.
Но некоторым дан "божий дар предопределения", хотя сам человек об этом не догадывается, тогда идти к Богу он будет долго, хотя лучше согласиться с тем, что нет религиозного детерминизма.
Христианство создавало иноческие уставы — Устав преп. Пахомия, Устав преп. Венедикта, Устав Василия Великого, Устав Иоанна Кассиана, Наставления Аввы Орсисия. Антоний Великий из подвижников пишет о "душевных трудах, со всякой теснотой и нуждой подъемлемых" (Добротолюбие 1, 27), Макарий Великий — о правилах "трудничества"(Добротолюбие 1, 196-223). Во втором томе дают наставления Иоанн Кассиан, Исихия Иерусалимский, Нил Сорский, Ефим Сириянин, Варсонофий Великий, Исаак Сириянин.
На Западе Игнатий Лойола создает свои "духовные упражнения". Литература неисчерпаема по этому вопросу.
Религиозный духовный опыт обладает таинственностью и чудом. Тяга к чудесному и таинственному больше ведет к колдовству, магии, сатанизму. В древности гадание входило в культовую практику, магия — в обряды заклинания, поэтому их остатки сохранились в христианстве (рождественские гадания, целительные нашептывания, заклятия на нечистую силу). Некоторые привлекают эти обряды для "черной мессы". Страх чудесного и таинственного ведет к суррогатам. В христианстве путь к Богу, идущий через чудеса, самый недостоверный. Чудо — достоверный факт в ткани мира и ходе истории, это — проявление сверхъестественных сил, которые, постоянно отступая, становятся естественными, т.е. объяснимыми. К чудесному нужно относиться осторожно, как к откровению, ибо "восстанут лжехристы и лжепророки и дадут великие знамения и чудеса , чтобы прельстить, если возможно, и избранных" (Мтф. 24,24).
Толпе нужно не духовное, а физическое знамение — "чудо". Главное чудо — это духовное созерцание. Бог велик не в чудесах. Сам человек есть великая и неисповедимая тайна природы. Сила духа в религиозном опыте воспринимается как естественное, а не сверхъестественное.
Организм человека — тайна, душа еще таинственнее, таинственны сновидения, неврозы, безумие, гипноз, предчувствия. Религия есть духовный подход к тайне духа, где нет духовности и духа — там нет тайны и религии. Опыт таинственности и тайны не составляет религиозности человека, но есть только подход к этому.
Человек должен обладать тайночувствованием, религиозная тайна есть тайна самого Предмета и тайна души человека. Религиозная тайна есть тайна Бога, сокрытая Богом, познается же человеком через религиозный опыт тайной созерцания и проникновения, но это "непостижимое" не постигается умом, где надо трепетно быть и искренно творить.
"Настоящая религиозность не только ведет в храм, и не только имеет "красный угол" в комнате и в душе. Она есть жизнь, сама жизнь, подлинная жизнь... не только "метод", восходящий и возводящий к Богу, но"метод" ...с Богом через жизнь. И именно поэтому так трудно бывает суще-религиозному человеку не беспокоить и не раздражать собой нерелигиозного или противорелигиозного безбожника: ибо безбожник почти каждым жизненным шагом своим отрицает и попирает то, что религиозный человек в каждом жизненном деянии своем любит, созерцает и осуществляет как главное"27.
"Первое, что человек должен испытать в самом себе и проверить в своей душе, — это ее направленность: что ему мило и дорого? что его радует и зовет? без чего жизнь его начинает увядать? что ему страшнее всего потерять? без чего жизнь его утратила бы свой смысл? Это — его главное; здесь его "сокровище", значит здесь и его "сердце"(Мтф. 6:21.); здесь цель его "делания". Духовно ли это жизненное содержание? Можно ли признать его не только субъективно-важным, но и объективно-значимым — в личной жизни и в мире? Священно ли оно — для него лично и само по себе? Пробуждает ли оно в его душе чувство ответственности? Вызывает ли оно в нем волю к совершенству? Созерцается ли оно сердцем? Успокаивает ли совесть?
Если да, то человек живет духовным измерением, как главным, и путь его приведет рано или поздно к религиозной цельности"23.
Если главного нет у человека, то он живет инстинктами, путь его не религиозен и жизнь терпит крушение, разочарование, тогда надо подумать о начальном очищении души.
Религиозно-жизненная направленность должна совпадать с направленностью к Богу, устойчиво, постоянно и чисто, тогда и будет религиозный акт, направленность эта выражает религиозную интенцию (целевая направленность и напряженность). Религиозность связана с "переживаниями" в своих "содержаниях" в отношении ценностей жизни, пусть это будет: художественное творчество, предметность науки, философия, гражданская доблесть — все это говорит о том, что религиозный человек не может быть индифферентным. А в этой первозданной глубине сидит "недремлющее око", призванное содержать божественные тайны содержания мира. Его открытие как бы обнажает глубокое чистилище человека.
Но абсолютного индифферента вряд ли можно сыскать, как и человека, лишенного этого "ока", нет людей с религиозно-мертвой душой.
Дух живет в глубине инстинкта и составляет его субстанциональное естество. Жаждущий Бога имеет орган для Боговосприятия.
Человек индифферентный способен как бы жить с "функциональным выпадением", у него земные лучи воспринимаются явственнее, это и есть религиозно - спящая душа. О таких людях Гераклит говорил: "присутствуя, - отсутствуют", у них главное — тщеславие, корысть, обогащение, они больше направлены в сферу социализации, технократизма. Таких людей к религиозному Предмету может повернуть только "катастрофа", тогда центр религиозной интенции оживает.
Религиозное состояние противоположно апатии, безразличию, наоборот, оно отличается повышенной чувствительностью к духовному, священному, Божественному совершенствованию. Всякое явление благодатной красоты, добра, любви, гармонии уже что-то говорит сокровенному оку. Религиозная душа всегда повышенно ранима Совершенством. У религиозной души дух владеет инстинктом из глубины, и "самосохранение” ее есть его духовное питание.
У гениев священное око созерцает священную глубину бытия непроизвольно, причем предметовидящий акт присущ каждому из них в особом строении.
Чуткость души к Божественному и его тайнам — гениальность — это религиозное измерение души. Талантливость характеризует душу, а не дух. Но талант может быть и беспринципный, а вот когда гениальность и талант, сочетаясь в человеке, имеют цельность — это истиный гений, ясновидящий (открытое око).
Гениальность — это сила предметовосприятия, присущая личной душе, и чувствительность к Божественному. У человека появляется "тапас" (теплота, горение ). Гераклит называл это "сухим блеском" или, как писал Макарий Великий: "невещественнный и божественный огонь... делает чистым ум, чтобы он, возвратил себе естественную прозорливость, непрестанно видел чудеса Божии” (Добротолюбие 1,223). Эта "духовная жажда и определяет судьбу человека, человек начинает искать верную дорогу, его воля сосредоточивается и крепнет. Душа из молчания входит в поток молитвы. Религиозное вдохновение и духовный труд питают друг друга, удесятеряют свои силы, начинается духовная интенсивность в обращении к Богу, все направлено на один Предмет, все в одном, в один "фокус", а "собранный должен гореть", — как говорил Феофан Затворник.
Религиозный акт надо зафиксировать и затем приостановиться, утвердиться в нем, нельзя спешить. Его надо включить во внутреннее поле зрения, отодвинув горизонт обыденности. Это состояние "самоизвлечения" из акта и "самопогружения" в Предмет, чему учит аскетика Востока. Акт внимания придает духу ту раскаленность, ту прожигающую силу, которые ему столь свойственны. Дух входит внутрь содержания предмета.
И здесь нужна религиозная вера. Иногда она появляется как "ниоткуда" и исчезает в "никуда", поэтому человеку свойственно сомневаться. Вера — источник жизненного бесстрашия — составляет глубочайший корень личности, его личной жизни. Религиозные сомнения означают, что пора невинных слов прошла, пора начинать свое радикальное отношение к Богу, от детства — к отрочеству.
Сомнение есть предварительное воздержание: в науке воздерживается — сила суждения, в искусстве воздерживается — сила выбора, в религии воздерживается — сила веры.
Сомнения возможны тогда, когда уже имеешь какое-то отношение к Предмету.
Религиозное сомнение появляется только при автономности опыта, в гетерономном опыте это сомнение может касаться только "авторитета".
Сила религиозного сомнения скрывает в себе благодатную, благотворную силу к Боговосприятию.
"Если я утверждаю религиозную истину, то все, несогласные со мной, пребывают в религиозном заблуждении. Как бы смиренно и благодушно я не произносил эти формулы, — я не могу не произнести их, ибо они заложены в самом религиозном веровании, владеющем мной. А в этом есть великое и ответственное притязание. И когда смирение покидает верующего, то он всегда может впасть в религиозную нетерпимость и воинственность, что мы и видим в истории человечества"28.
Религиозная вера — это притязание на истину, вера определяет всю жизнь человека: его цель, характер, творчество, судьбу и в конечном итоге религиозное спасение или гибель.
Смысл религиозного сомнения в том, что он "у-достоверяет", т.е. сообщает вере достаточную основу и силу, а в религии удостоверяет только духовный опыт. Человеку рекомендуют погасить религиозное тщеславие и пророческие притязания и искать религиозное восприятие для себя, а не превращать истину в учение-ересь, ибо самостоятельное восприятие дает естественное право на самостоятельное толкование, что может быть спорным и не принятым в официальной конфессии.
В духовном опыте человек должен следить, чтобы дух его не угасал и всегда был обращен к Предмету.
Бога надо видеть не только в храме, но и в "светской" жизни, в природе, искусстве, семье, науке, в трудовой деятельности.
Пошлых предметов нет, но в них можно вкладывать пошлое содержание: исторический процесс, сводимый к вопиющей пошлости в статьях и книгах "экономических материалистов"; любовь, в трактовании эротических писателей и непристойных "анекдотах"; искусство, ставшее жертвой безответственных, льстивых, жадных и недуховных людей; религия — орудие земной власти, наживы и обмана; философия же, выродившаяся в безответственную, релятивистскую и криводушную софистику и т.д.
Пошлость, свойственная злым людям и злым духам, проистекает от человеческой слепоты к божественному.
Религии вырождаются от волюнтаризации, интеллектуализации религиозного опыта, ибо веровать — это не мыслить, а созерцать сердцем, это не значит понимать множество созданных теорий о вселенной. Чтобы религиозный опыт не выродился, нужна огромная потребность в Священном.
Граница между духовностью и недуховностью не совпадает с границей между внешним и внутренним миром, ибо внешний пространственный мир имеет свою сокровенную, открывающуюся человеку духовность, как и внутренний мир человека может иметь свою недуховность ("страстность", "грешность").
Обновиться должна жизненная интенция человека под словом "вожделение", сильное, устойчивое, страстное хотение, и она должна стать духовной.
Религиозный опыт и путь к нему должны сопровождаться углублением в религию: знание священного писания, догматики, причащение, покаяние, соблюдение постов и обрядов, исповеди, молитвы в храме... Иначе человек может стать на путь поиска своей религии как Л.Н. Толстой.
В религиозном опыте происходит "единение" с Предметом, но не с самим Богом, а с его "энергиями". Григорий Палама говорил о своем приобщении к Божеству "разумеется не к естеству Божию — прочь от такой мысли! — но приобщение к Его энергии". Сущность Бога — "непричастна, неприступна и непознаваема", тогда как энергия "причастна, несоздана, вечна". (Антропология Св.Григория Паламы.С.292). Святой дух ходатайствует и способствует индивидуальному духу соединиться с Предметом, свершить духовный опыт. "Всюду же мудрость открывается человеческой душе — всюду веет дух Божий. И надо научиться узнавать Его. И узнав Его в едином веянии, надо научиться поднимать взор своего сердца к Его вечной сущности, к Богу, "о себе сущему", к Его благости и к Его совершенству"29 — это и есть суть религиозного опыта.
Религиозный опыт учит человека жить так, как это необходимо будет ему в жизни вечной.
Путь к духовному опыту — это путь раскрытия всей интенции личности, всей ее духовной монады, это путь выработки ее квинтэссенции.
Русские философы отстаивали православный духовный путь очищения души познанием Бога, приобретения в себе творческих сил для выполнения своей миссии.
Русские философы предупреждали о темных путях “трансценденции” и “имманентности”, способных завести людей в “мрачные бездны”, хаос и сделать их безумными.
Духовный опыт и дальше развивался многими современными религиозными философами: А.Менем, Д.Андреевым... Здесь прослеживается уже более высокий путь постижения Бытия и бога по степени сложности в изложенных системах. Раздаётся неутомимый призыв к единству всех религий и обретению чистого сердца и светлой головы, способных дать людям вечное счастье.
Церковь, как и наука, не приветствует те знания — Истины, полученные Откровения в результате духовного опыта. Церковь вырабатывает свое скептическое отношение к данному виду, проведенному человечеством через всю его историю развития — опыту познания — гносису.
Духовный опыт — это образ жизни человека с высокими нравственно-этическими идеалами, воплощающиеся личностью в любой творческой деятельности, с которой у нее максимальное интенциональная связь. Это - максимальная реализация человеческих способностей, опирающихся на живо-знание. Это — русский путь творения в духовном опыте, основанный на созерцании.
Духовный же опыт, основанный на получении знания и навыков, приносящих личную выгоду и устранение конкурентов и неугодных людей — это мистический опыт, он не приветствовался русскими православными философами и церковью, но находил свое максимальное развитие в народных методах постижения мира (гадание, вредоносная магия, порча на смерть, сглаз...) — все это получено в нижних слоях духовной жизни и служит не Богу, а Сатане.
Духовный опыт, связанный с экстазом (хождение в духе), чаще всего характерен для фанатичных верующих, стремящихся к организации религии в духе — это порождение ереси и других сектантских организаций, против которых выступают церковь и религиозные философы, стремящиеся создать духовную жизнь общества, исходя из удовлетворения высоких духовных потребностей.
Духовный опыт, опирающийся на Откровение, является лучшим методом познания в любой сфере, где можно применить творчество.
Высший тип духовного опыта — соединение духовной монады человека с Абсолютом, где дух общается с Духом, это — появление гения, которого ждут раз в столетие.