Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Скажите, к вам когда-нибудь Госпожа Удача поворачивалась своим прекрасным упругим задом? Не думаю, что найдутся те ,к которым Фортуна поворачивается лишь лицом, поэтому меня сумеют понять все. Говорят же, что жизнь – зебра, а люди, подобно блохам, скачут по черным и белым полоскам. Это полная чушь. Жизнь и удача – две капризные женщины, поэтому, как говорил мой дорогой учитель, если удача повернулась к тебе задницей, то все не так плохо, ее можно поиметь. Именно так и говорил. Он-то уж точно мастерски справлялся с капризным задом Фортуны, перебрав чуть ли не все позы из толстого трактата « Камасутры ». Только есть одно но… Я, черт подери, женщина!
Нельзя сказать, что все пошло не по плану прям сразу. Как только я заняла местечко у окна в поезде и задремала, видимо, с этого момента что-то пошло не так. Очнулась я от того, что меня растолкал проводник, утверждая ,что мы встали на конечной.
Я с горем пополам вывалилась из опустевшего вагона, приметив, что воздух стал заметно холоднее, а под ногами вообще лежали сугробы. У меня на лоб полезли глаза. Описание миссии стоило все же почитать повнимательнее, прежде ,чем раскидать бумаги на станции Ириона в знак протеста. Увы, из той горы информации в моей голове практически ничего не отложилось, кроме парочки строк о полной зачистке крохотной деревеньки, забытой Богом.
Становилось все холоднее, а все веселье ждало меня впереди. В затертом поселении было лишь одно место, где можно было остановиться хоть на одну ночь, - закуток под названием «Королевская таверна». Первый этаж заведения включал в себя бар, зал со столами… Казалось, что заведения подобного рода строят по одному шаблону, а на это убогое здание так вообще махнули рукой. Второй этаж сдавался для проживания.
Если присмотреться, то туристов здесь определенно нет. Ибо, когда я распахнула двери «Королевской», то меня чуть не выгнали на улицу одним лишь только взглядом, здорово, да?
Пришлось сразу удрать на второй этаж. Хорошо, что комнатку для меня придержали, даже предоставили в чемодане теплую форму. Орден неплохо заботится о своих работничках, да.
Спустя некоторое время, я уже сидела в душном зале первого этажа за стойкой и неторопливо попивала сладкий эль, смиряя здешнее население взглядом. Вроде такие, самые обыкновенные люди.
Мимо меня проковыляла очаровательная бабуля, сгорбившись и закутавшись в шерстяной платок. Она на меня тревожно покосилась, в ее руке что-то блеснуло, отражая свет тусклой свечи… И тут, вы не поверите просто, она с остервенением замахивается и попросту прибивает мою кисть к стойке тем самым блестящим предметом, который оказался серебряным столовым прибором – вилкой! Еще она прошипела что-то вроде : «Я знаю, кто ты, тебя не спрячут знамена.» Разумеется, мне уже было как-то не до этого. Я истошно ревела от боли, чуть ли не захлебываясь собственными слезами. У самых смелых людей хватило сил лишь на то, чтобы оттащить от меня старуху, сославшись на ее шальной разум. Однако, ко мне больше никто не приближался, жизнь в таверне потекла своим чередом. Это действительно ненормально, когда тебя прибивают вилкой к столу, не объяснив даже за что. Тем более в этом городке я впервые, а в зверя так вообще не обращалась ни разу за последнюю пару дней. Рука болела просто чудовищно. Казалось, что всю кисть изнутри что-то просто разъедало, подобно соляной кислоте. Заказав в баре крепкого рома для своей пробитой руки и пошатнувшейся нервной системы, я удалилась в свою комнату на втором этаже здания, оставляя после себя кровавый след, ведущий вверх по лестнице.
Промыв и забинтовав свою пострадавшую кисть руки, я, молча, сидела на кровати со стеклянным взором, направленным в стенку. Чертова старуха. Не смотря на мой иммунитет к серебру, она нанесла мне приличный урон. Пострадала правая рука. Повязка довольно быстро набухала от сочившейся из раны крови. К моему удивлению ,кстати, дыра в ладони сквозная. Сколько же гнева было вложено в такой удар? Удивительно, но даже мне, зверю, носящему серебряную серьгу в левом ухе, рана, нанесенная чем-то серебряным, может спокойно меня убить. А такое повреждение, подобного рода, как у меня сейчас, будет просто очень долго заживать. Пальцы предательски не желали двигаться. Это очень напрягало.
Закат давно миновал, когда я все же надумала осуществить вылазку, вместо того, чтобы зализывать рану. Облачившись в плащ и накинув на голову капюшон, я пробежалась по окрестностям, всячески шарахаясь от скоплений людей. Вдруг кто-нибудь еще надумает меня вилкой ширнуть? Пришлось идти дворами и подворотнями.
Когда я попала в очередной жутко вонючий и грязный переулок, то уже намеревалась вернуться на постоялый двор, свернув свою вылазку до рассвета, но тут прохладный ветер подул в мою сторону, принося запах очень дурной и кровавый, затмивший даже вонь нечистот. Такой поворот событий заставил меня продолжить свой поход, еще и ускориться, пока ветер не сменил свое направление. След привел меня к глухому тупику, что сначала меня очень удивило, но еще больше меня поразило зрелище впереди. У самой стены в полумраке можно было различить черную рясу, вернее, монаха, облаченного в нее, и еще одного человека… Причем первый усердно вцепился зубами в шею второго. Прелестное зрелище.
Ветер все также дул в мою сторону. Этот запах, приносимый им, никогда прежде не встречался мне, но был уже отвратителен моему носу на каком-то подсознательном уровне. Звериная кровь дает о себе знать. Нечистый успел только обернуться на шорох снега, что почти предательский выдал меня, после чего только ему оставалось лишь повержено хрипеть. Кровосос просто лишился головы, даже не почуяв меня. Укушенный им человек, к сожалению, был уже мертв. Его охладевшее тело в неестественной позе лежало на снегу, мне оставалось лишь закрыть ему глаза. На шее убитого виднелись отметины от клыков. Как же отвратительно, вампир напоминал мне комара, хотя и раньше мне всегда казалось, что вампиры – сущий миф. До этого момента.
Отрубленная голова с выражением неподдельного ужаса, застывшего на лице, небрежно валялась в сугробе рядом с телом, окрашивая алой кровью снег. Не самое приятное зрелище. Я с пренебрежением сорвала крест с шеи убитого вампира и уже собиралась удалиться восвояси с чувством выполненного долга, как у меня за спиной раздался душераздирающий крик: «Убийца! Он убил отца К…!» Продолжая истошно вопить, свидетель моих деяний понесся в сторону оживленных улиц. Нехорошо. Ой, как нехорошо.
Я уже не помню, как, сломя голову, неслась, спасаясь от разъяренной толпы с вилами и факелами, даже не успев вытереть и убрать в ножны свой кинжал. Бесполезно что-либо объяснять подобной толпе баранов, собственно, поэтому и приходится много бегать. Мне пришлось сделать чуть ли не целый круг вокруг поселения, прежде чем удалось оторваться от своих преследователей. Их праведный гнев просто слеп, ох уж эти люди! Мне пришлось приостановиться, чтобы хоть немного отдышаться, я же не железная, в конце концов. Я, держась за покосившийся забор, просто негодовала. Эти люди даже не догадываются, какое одолжение я им сделала. Глупые фанатики по очереди бы стали едой Преподобного Как-Его-Там. Уже не важно. Дело сделано.
К сожалению, приключения только набирали свой оборот.
Я невольно подняла голову. К ночному небу поднимались темно серые клубы дыма, а впереди мерцали теплые всполохи большого пламени. И чем ближе я подходила к месту пожара, тем громче становились крики людей и треск горящей древесины. Спалили… Таверну…
Второй этаж! Там все мои вещи и документы. Негромко вскрикнув, я понеслась в горящее здание, закрыв рот и нос куском тряпки, попавшейся под руку, чтобы не задохнуться в дыму. Ворвавшись в свою комнату, я спасла хотя бы чемодан и свою одежду, в которой ехала. Пламя уже охватило дверной проем и пожирало постепенно стены, мгновенно «проглатывая» обои, когда из соседнего помещения до меня донеслись мольбы о помощи.
Разумеется, я совсем не ожидала, что добрые люди запрут поехавшую бабку на втором этаже. Поэтому даже опешила, обнаружив ее, когда выламывала дверь ногой. Пламя охватило уже все здание. Схватив бабку за шиворот здоровой рукой, я понеслась вниз по лестнице, до выхода оставалось совсем чуть-чуть, когда раздался у меня над головой громкий треск. Я вышвырнула старушку к выходу, а потом успела лишь громко и отчетливо в мыслях перебрать каждого, сказать, что все же любила Кросса, души не чаяла в Сахе, свыклась с Алекс, почти подружилась даже. Однако, последним росчерком воображения стал прощальный поцелуй с Лави, который как-то очень горько отозвался эхом, когда горящая балка рухнула прямо мне на спину, придавив в закопченному полу. В глазах потемнело, тряпка давно уже где-то потерялась ,я надышалась дыма, последний вдох…
Но чья-то рука грубым рывком за шиворот попыталась меня вытащить из-под завала. Со второго сильного рывка мое тело освободилось от тлеющих досок. Последнее, что я успела увидеть, перед тем, как отключиться, была чья-то знакомая ухмыляющаяся рожа.
В принципе, эта нахальная морда стала и первым, что я увидела, когда очнулась. На лице у меня застыл немой вопрос, когда все более или менее стало хорошо видно, а в глазах перестало двоиться. Я села в кровати. И рядом со мной на стульчике, небрежно откинувшись на его спинку, почивал Кемнеби.
У меня все болело. Пекла спина, ныли ноги, пощипывали обожженные руки, как вдруг мое тело пронзила резкая боль. Я громко рыкнула, взглянув на свою больную руку, однако, мгновенно заткнулась, обнаружив, что бабка, принесшая мне столько хлопот, промывает рану и делает перевязку на правой руке. Кемнеби только усмехнулся, мол, она еще и все остальные раны обрабатывала. Этот парень вообще странный. Он сидит с довольным видом, зажмурив от удовольствия глаза, чуть ли не мурлыкая. Я сразу поняла, почему он такой счастливый. Мы-то теперь квиты. Я сохранила жизнь ему, он спас меня. Больше никто никому ничего не должен, так сказать.
Собственно, в голове то и дело назревали вопросы. Например, что леопард здесь забыл, именно в этой паршивой деревеньке? Хотя, стоило догадаться сразу, ведь это элементарно, если вспомнить о том, что я разбросала свои документы на станции в Ирионе перед отъездом.
Не смотря на то, что во время наших первых встреч Кемнеби был довольно молчалив, он свободно беседовал и рассказывал о том, что происходило прошлой ночью. Поджег оказался умышленным, а на кровати лежало письмо с угрозами и проклятиями, видимо, от родных собратьев вчерашнего кровососа. Но откуда Кемнеби знает об этом? Словно он сам все это затеял.
Старушка уже оставила меня в покое, Леопард ушел. Я осталась в потертой комнатушке одна. Моя кровать стояла у самого окна, поэтому было не так тоскливо, можно было понаблюдать за молчаливой заснеженной улицей. Солнце уже не грело давно, оно просто ласково протягивало свои полупрозрачные лучи ко мне в окно. Проклятье, понадобится время для восстановления, поэтому придется немного посидеть на мете. Надеюсь, Лави не будет беспокоиться, словно он маленького ребенка одного в магазин отпустил. Но с другой стороны было немного подло с его стороны промолчать о том, что меня зашлют к черту на куличики. Ох, Лави, Лави, Лави. Хорошо, что у меня нет голема, собственно, можно будет промолчать о своих приключениях и просто отмалчиваться, пока он будет ломать голову и ничего не сможет разузнать. Главное, когда вернусь, первые дни не попадаться ему на глаза. Он не должен видеть моих ран.
Очень странно ловить себя на мысли, что ты думаешь о человеке гораздо больше, чем ему положено. Я задумчиво потерла подбородок рукой. А что было бы, если бы я все же погибла? Ха, вряд ли бы что-то изменилось в жизни Ордена.
Однако, мои мысли чуть ли не каждый день возвращались одному и тому же месту: почему Лави достался поцелуй? Эта предсмертная мысль не давала покоя, даже после небольшого логического размышления. Кросс – учитель и почти старый дед, извращенец, Саха – несовершеннолетний пацан, да и я его люблю как ребенка скорее, Алекс – вообще девушка, это не обсуждается. Так что все логично. Но это все уже неважно, ибо я осталась жива.
На мое восстановление ушла неделя, пока чертова бабка держала меня в постели. За несколько дней до моей поправки Кемнеби уехал, оставив мне довольно много ищи для размышлений и одну занятную безделушку. Какой-то крупный коготь, украшенный резьбой в виде леопардовых пятен. Уходя, парень просто кинул мне его в руки, ухмыльнулся и скрылся за дверью. Признаться честно, я так и не поняла, что это был за необыкновенный знак внимания. В любом случае, я сохраню эту безделушку, а при следующей встрече поинтересуюсь, что это все же было.
Дни, оставшиеся до полного выздоровления, тянулись очень медленно. За это время старуха даже одним словом со мной не перекинулась. Может, стыдно ей? Может, злится? Да черт эту старую ведьму поймет! Да вот только с каждым днем становилось мне только хуже. Начались жуткие головные боли, а у бабки уже заканчивались спиртовые настойки, которые мне приходилось хлестать, не имея под рукой другой альтернативы алкоголю. А на небе уже давно показался растущий месяц. Я замоталась настолько, что забыла о календаре напрочь. Головная боль стала постоянной совместно с дикой ломкой всего тела.
Каждую ночь месяц наливался сильнее, становился все крупнее и ярче, дразня меня и заглядывая в приоткрытое окно, которое старуха старалась завешивать самыми плотными шторами. Но в один прекрасный день лунный цикл достиг своего апогея. Мне уже было невмоготу сидеть в закрытом помещении, да и примелькавшееся лицо старухи меня бесило все сильнее и сильнее. Иногда на меня волнами накатывала слепая ярость, какой-то неоправданный гнев. Но тело начинает бушевать сильнее и сильнее, когда пытаешься подавить свою природу, усмирить ее и заставить замолчать. Миссия, что висела у меня в списке незавершенных дел, заставляла каждый раз злиться и пытаться выбраться из дома. Чем ближе финальная ночь, тем сильнее у меня припадки. Так больше не может продолжаться! Эта агония, заставляющая меня лезть на стены, биться о них, желая вырваться…
Луна уже висела в небе, лукаво на меня поглядывая из-за полупрозрачных облаков. Перемещаюсь по селению я лишь под покровом ночи, озлоблено поглядывая в небо и закрывая лицо задубевшим на морозе рукавом плаща. Снег поскрипывает под ногами, выдавая немного сбившийся и неровный мой шаг. Отвратительное селение, ужасное время, плохое состояние. Плохая карта выпала мне нынче. Я выбралась на главную улицу, оставив за спиной дом старой ведьмы. Среди людей до сих пор гуляют слухи об убийстве священника и о пожаре в «Королевской Таверне», причем все валят на одного и того же человека, у которого была ранена правая рука. Собственно, поэтому даже в полумраке я вынуждена прятать руки в карманы, люд здесь быстро все подмечает…
Неожиданно до меня донесся звон колоколов, ясный и мелодичный, разрезая морозный воздух плавной мелодией. Главная улица прямиком вела к центральному собору, название которого я, скорее всего, уже не скажу. Помню только, что он был выполнен как что-то мрачное и готическое, но, не смотря на это, он подобно факелу в ночи, притягивал людей, словно мотыльков. Если тот вампир, обезглавленный мною накануне в переулке, был действительно в рясе священника, то стоит наведаться в местную «Божественную Резиденцию».
Однако, к собору было не протолкнуться, я уже молчу о том, чтобы войти в него. Люди обеспокоенно чего-то ожидали, перешептываясь друг с другом. Все упорно твердили о каком-то таинстве. Могу поспорить, что здесь явно что-то е чисто.
Я обошла собор кругом. Он выглядел как неприступная крепость, древняя и очень страшная. Опечаленно пройдясь взглядом по фасаду здания, я перевела взгляд на свою правую руку. Глупо будет вот так лезть к ближайшему окну, да и также глупо будет умереть, сорвавшись с обледеневшего козырька. Холод – явно не мой климат. К тому же начался снегопад. Крупные белые хлопья припорошили мой плащ, видимость ухудшалась. Тело предательски заныло, ожег на спине снова начал «тлеть», причиняя боль. Нет, этой ночью я выберу другой путь.
С досады плюнув в сугроб, я побрела обратно к центральному входу, поскрипывая снегом под ногами. Он был мокрый, постоянно налипал на ботинки, затрудняя и без этого тяжелое перемещение. Никогда не вернусь в эту дыру, клянусь!
Незаметно вклинившись в очередную толпу прибывших верующих, я направилась к центральным воротам. К моей спине то и дело прилипали чьи-то холодные и полные недовольства взгляды окружающих. В такие моменты ты себя ощущаешь овцой среди волков, но не наоборот, а это уже немного напрягает.
Из открытых ворот собора лился приятный и теплый свет тусклых свечей, горящих повсюду в храме, и доносилась чья-то рьяная и пламенная речь, явно призывавшая к активным действиям. Но этот голос так сильно бил по ушам, что я уже не понимала, о чем говорит этот человек. Чем ближе я продвигалась к этим самым воротам, тем меньше мне хотелось заходить внутрь. Складывалось впечатление, что я уже не по своей воле иду туда.
У собора высота была внушающая, однако, внутреннее помещение, куда я попала вместе с людьми, было не таким большим, как я себе это представляла. Мельком оглянувшись, я заметила, что Святые Лики замазаны на стенах копотью, якобы невзначай, иконы завешены полотнами, а распятие, расположенное в центре зала, как раз там, где за тумбой стоял оратор, покосилось. Казалось, что в помещении царил ремонт. Но это было что-то гораздо большее. Людей в храме было столько, что уже даже яблоку негде было упасть. Все, затаив дыхание, слушали, о чем же вещает высокий и худощавый человек в темном одеянии. Я подошла чуть ближе, но меня грубо отпихнули локтем назад. Человек призывал искать убийцу, заверял, что таинство состоится. Однако, постойте-ка, этот человек…
В храм ворвался порыв ветра, который потушил некоторую часть свечей. В помещении стало гораздо темнее. Вдруг мой взгляд пересекся с взглядом монаха, говорящего речь. Тот сразу же запнулся, нервно сглотнул, заметив ухмылку на моем лице, но сделал вид, будто ничего не заметил. Попался, голубчик. Люди тревожно гудели и шептались. Им явно не по нраву темнота, в отличие от меня. Но толпа загудела сильнее, расступаясь слева от меня. Кажется, кто-то идет. Я решила первым делом догнать оратора, который уже торопливо отходил от своей тумбы, хотела уже мгновенным рывком сократить расстояние, как меня сзади схватили за капюшон плаща и отшвырнули в стену. С глухим стоном, я приняла удар спиной, именно тем местом, где у меня ожег. Черт подери, как больно! На меня посыпались крошки побелки, краски или грунтовки, которая с треском отслоилась в некоторых местах на стене от сильного удара. Люди всей толпой поспешили к выходу, испугано вскрикивая и не понимая, что происходит. У меня от боли на глаза навернулись слезы, но волна гнева накрыла меня, сметая все на своем пути. Я поднялась на ноги, пошатнулась. Пока мой противник пытался не попасть под ноги толпе, которая уже была больше похожа на стадо, я уже твердо стояла на ногах, взяв кинжал в левую руку. Итак, зал опустел, оратор скрылся. Я один на один с этой тварью.
Мгновенный рывок вперед, выставив правую, больную руку вперед, мол, намереваясь схватить выродка за глотку, но он ловко и быстро отражает удар, хватает меня за запястье и подтягивает к себе. Попался. Ловким движением левой руки я вспарываю брюхо вампира, и в следующее мгновение на пол уже летит отрубленная голова с искаженным лицом. Тело с тяжелым ударом рухнуло в лужу грязной воды от стаявшего снега, перемешанного с кровью. От души харкнув в морду своему поверженному противнику, я направилась в сторону покосившегося распятия.
Я уже не чувствую боли. Мой порог давно превышен, глаза застелила полупрозрачная белая пелена. Критическая точка достигнута. Начался очередной цикл ломки моего тела, самый сильный, который не успокоить и не сдержать. Душераздирающий крик-рев наполнил зал, эхом ударяясь о закопченные стены. Эта боль заставила опуститься меня на колени. Схватившись руками за собственные плечи, мне оставалось лишь кричать, и биться в агонии, которую мне дарит Луна. Но в этой агонии я вытягиваю руку вперед и выравниваю покосившийся крест с распятием. Я с трудом подняла взгляд. В полумраке свечей передо мной святыня, окропленная кровью моей, кровью моего врага. Я пересиливаю себя и кладу правую руку себе на сердце, на левую часть груди, где на моей форме где-то под плащом серебряная брошь с гербом Ордена. Вот моя клятва, вот моя верность.
Боль утихает. Я поднимаюсь с колен, уже ничего не слыша, в моей голове царила полная тишина. Но она не была мертвой. Она была скорее умиротворенной. Мой разум был чист. По телу пробежал легкий холодок. Я чую свою последнюю цель. И, ступая по лужам на каменном полу и оставляя после себя кровавый след, я иду к темному проему, ведущему куда-то в темноту и неизвестность. Но тут мое тело наполняет очередная волна ощущений. Это не боль, это что-то иное. Мое тело меняет свой вид, меняет свой облик. Я выронила кинжал, который со звоном упал на каменный пол, скинула с себя плащ, скинула куртку. На моем лице была умиротворенная улыбка, не смотря на постепенное превращение, я шла вперед. В темноту. Раскинув руки, словно суля кому-то объятия. Моя голова чиста, зверя голова чиста. Да свершится Суд!
Я медленно шла по темному коридору, пока он не привел меня в небольшую камеру, напоминающую какое-то странное подземелье, где обычно держат пленников. И тут время словно останавливается. Я замечаю, как с левой стороны мне в бок наносит удар вилами сухой и седой старик в черной рясе, тот, что говорил речь. Он был напуган. Но по-прежнему виновен за сделку с дьяволом, за все то, что произошло. За закопченные Лики, за покосившийся крест, за пролитую кровь... Все случилось быстро, словно я стояла в стороне, а зверь делал все сам. Но я помню вкус его крови, сочившейся из его горла и наполнявшей мою пасть, пачкавшей мои клыки и мою шерсть. Помню, как ломались его старые хрупкие кости под моим весом и силой. Помню потухший огонь жизни в его еще не закрывшихся глазах. Помню лицо маленькой девочки, которая была бесстрастна, которая также бесстрастно приняла Свой Суд…
Я больше ничего не могу вспомнить, увы. Даже не помню того, как обратилась, как подняла кинжал и остальные вещи. Но я помню, как пересекла порог церкви, как солнечный свет ласково и приветливо встретил меня. Меня, как человека. Я подняла взор к небу, потрепанная, перемазанная копотью и кровью, и улыбнулась, после чего с легким сердцем рухнула в снег, который так приятно покалывал обнаженные и разодранные собственными ногтями плечи. Кровь ручейками стекала с моего левого бока, смешивалась с подтаявшим снегом и поила собой землю. Я смеялась. Долго и громко, как совсем еще малое дитя, пока мое дыхание клубами пара уходило в небо…