Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Взрослая
1
Скрипучая дверь аудитории открылась, и я широко улыбнулся. На мои лекции опаздывать я никому не разрешал, а опоздавших заставлял стоять в углу и позориться. Внутрь вошла Оля — одна из немногих студенток, которых я запомнил еще с первой пары. Во-первых, из-за милейшего личика, еще немного детского, но уже под слоем довольно наглого макияжа, а во-вторых, из-за прескверного характера, из-за которого я не успел изложить группе весь запланированный материал.
— Доброе утро! — бодро и весело бросил я.
Студенты заржали, точно зная, что последует дальше.
— Доброе, — уныло и даже немного озлобленно протянула Оля, проходя между рядами.
— А вы куда? — наигранно удивился я. — Вам просто необходимо в угол! Там вас ждут!
Студенты дружно заржали, но Оля, игнорируя меня села за первую парту, прямо перед моим столом.
— В угол! — робко крикнул кто-то из студентов, и все опять заржали.
— Так, замолчали! — огрызнулся я. — Ставить в угол — моя обязанность и привилегия!
Я посмотрел на Олю, которая отвела взгляд в забрызганное временем окно.
— Оля! Что же это вы? А кто в углу будет стоять? Я как раз кукол принес…
Все опять заржали.
Я уже на второй паре обещал принести кукол и трансформеров, чтобы опоздавшим стоять было не так скучно. Но Оля меня упорно не слушала, морщась от злости и что-то бормоча себе под нос. Терпеть не люблю людей без чувства юмора!
— Оля, если вы не пойдете в угол, я сейчас схожу к завучу и попрошу её попросить. Ведь вы ей не откажете, правда?
Все замолчали в предвкушении чего-то. Оля продолжала гримасничать.
— Вы не оставляете мне…
— Иди на#уй, придурок одноглазый! — выпалила Оля и уткнулась в парту.
Я оторопел. Меня возмутило вовсе не то, что смеются над моим уродством, а то, что попирают мой преподавательский авторитет, который я так тяжко добывал на прошлых парах.
Ещё раз вспомнив, что нужно вести себя тактично и, приведя лицо и мысли в порядок, я ровно произнес:
— Оля мы с вами идём к директору. Это раз. Я звоню вашим родителям и приглашаю их в гости. Это два. Мы все вместе общаемся, это тр…
— ИДИ НА#ХУЙ, ОСЕЛ Ё#АНЫЙ, ПИ#ОР, СУКА! — Оля кричала так, как кричат по телевизору бабки, в которых вселился бес. — ПИ#ОР СРАНЫЙ, УРОД! МУДАК! — на её глазах выступили слёзы, послышались частые всхлипы, а потом мощный девчачий рёв.
Краснея и спотыкаясь о стоящие на полу ранцы, Оля выбежала из аудитории. Студенты молчали, а я чувствовал, как краснеют щёки.
— У неё так часто бывает? — поинтересовался я, придя в чувства.
— Да, — улыбчиво произнес староста Игорь. — «Парень» бросил, наверное.
На лицах в аудитории стали возникать ироничные улыбки. Я же, прикинув, чем это всё может закончиться, улыбаться прекратил и серьёзно сказал.
— Сидите тут. Только тихо. Услышу, как кто-то шумит, буду применять «анальнокаратель»!
Показав полуметровый циркуль для доски, я поспешил под всеобщие смешки в коридор.
Во время пар в коридорах колледжа непривычно тихо, поэтому Олю я обнаружил почти сразу — усевшись прямо на полу, она обхватила коленки и рыдала возле моей компьютерной лаборатории. Оно и понятно — на первом этаже учительская, на третьем — куратор. Хорошо, что из окна не догадалась выйти.
Молча открыв дверь, я коротко скомандовал: «Заходи»… И она зашла. Видимо, плакать в углу возле урны не очень удобно. Вернувшись в кабинет к студентам, я дал задание чертить алфавит чертёжным шрифтом, теперь уже на форматах (уже в третий раз подряд не могут его сдать), и отправился в лабораторию.
Хлюпая, но уже не так громко, Оля сидела за первой партой, рисуя что-то на пыльной поверхности пальцем. Я сел напротив:
— Поговорить хочешь?
— У-у… — замотала головой она.
— Может, чаю хочешь? — ответ был прежним. — Тогда садись за тот комп, там есть интернет. Я зайду в конце пары. Ты работу на сегодня сделала? — Оля неуверенно закивала, боясь смотреть мне в глаза.
— Доставай, я посмотрю.
Порывшись в сумочке, стоящей на столе, Оля достала худенькую тетрадку, в которой довольно сносно был выполнен алфавит канцелярским шрифтом, за который я мог бы несмело поставить пять. Что я собственно и сделал. Пока Оля рылась в сумочке, я успел рассмотреть часть её содержимого — недешевый смартфон, о 99% функций которого хозяйка, уверен, не догадывается, бесконечное число всяких тюбиков, о предназначении которых не догадывался я, связка с четырьмя современными ключами (у неё минимум две квартиры?) и большая яркая пачка презервативов. Всё это наталкивало на определённые выводы, сделать которые мне помешал взрыв смеха, донесшийся из кабинета черчения.
— Оля, вы тут посидите, хорошо? — она кивнула. — Я вас закрою, чтоб никто не видел. В столе салфетки… они, правда, со спиртом, вы высушите сначала…
— У меня есть… — виновато сказала Оля.
— Ну, вот и хорошо. Я скоро вернусь!
Закрыв дверь на ключ, я позвонил Саше — моему коллеге, у которого так же был ключ от лаборатории и убедился, что он на работе будет не скоро.
За пять минут отсутствия преподавателя на паре в аудитории может произойти что угодно. И очень странно, что кроме шума ничего «такого» не произошло. Только один студент встал из-за парты и что-то чудил. Шкляров. Этого клоуна я тоже еще с первой лекции запомнил.
— Шкляров, почему не на месте? — грозно рявкнул я, и все замолчали.
— Ну…
— Вы хотели к доске? — поинтересовался я.
— Ну как бы не очень… — начал отшучиваться Шкляров.
— А я очень вас там хочу увидеть, — Шкляров начал подтормаживать. — К ДОСКЕ! — рявкнул я, и расстояние между Шкляровым и доской начало стремительно сокращаться.
— Возьмите в руки линейку и мел.
Шкляров взял кусок мела.
— Возьмите розовый! Он вам больше идёт.
Шкляров неохотно взял розовый, и все заржали.
— Чё рисовать-то?
— Рисуют в детском саду, а мы здесь ЧЕРТИМ! Чертите букву «Х».
Шкляров начал выводить корявую «Х» без помощи линейки.
— ЧТО ВЫ ДЕЛАЕТЕ? — наигранно взбесился я, и студент испуганно оторвал руку от доски, тупо уставившись на меня. — Что вы на меня смотрите? Я спросил: «Что вы делаете?». Нужно отвечать.
— Ну это… рисую?
— Вы тупой? — все опять заржали. — Я же только что сказал, что рисуют в детском саду… Берите линейку и чертите нормально.
— Почему вы меня тупым обзываете? — обиделся Шкляров.
— Потому что не хочу ставить вам двойку, — улыбнулся я. — Меня терзает совесть, понимаете? Вы, студент второго курса, а линейкой пользоваться не умеете! Зачем вы её в руки взяли?
— Потому что он тупой! — выкрикнул кто-то.
— Если автор сего изречения сейчас не возникнет в углу, вся группа получит двойки.
Автор изречения знал, что юмор у меня темнее цвета 00000, поэтому пошёл на законное место под всеобщие смешки, а я вышел к доске.
— Господа студенты, мне очень неприятно вас обзывать идиотами, дебилами и кретинами. Вот особенно кретинами неприятно. Честно. Но, к сожалению, по-другому я пока не могу. Как я уже говорил, взятки мне не позволяет брать совесть, а чтобы усыпить мою совесть, денег ни у кого из вас не хватит. А еще я руководствуюсь справедливостью, оценивая ваши навыки. Так вот, мне очень неприятна мысль… мне очень не хотелось бы распрощаться с большей частью второго курса из-за несданного зачёта по инженерной графике. Или, может, я ошибаюсь? — все молчали. — Подобными неприятными словами я подстегиваю ваше самолюбие, делаю так, чтобы у вас со мной были личные счеты, которые можно решить только грамотно сделанной работой! — я улыбнулся. — А еще чтобы немного поржать, потому что вы страшно скучные…
На лицах начали появляться понимающие улыбки. Я посмотрел на Шклярова.
— Шкляров, ты все-таки думаешь, что я тебя обозвал несправедливо?
— Ну, в общем справедливо…
— Ну, вот и хорошо! Теперь черти свою «Хэ»
Шкляров начал напористо, но аккуратно выводить две косых линии. Получилось очень даже хорошо. Следующей было сказано рисовать букву «Y» (которая канцелярским шрифтом выполняется так же, как и «У»). На доске сияло «ХУ».
— Рисуйте третью букву, — как можно спокойнее сказал я улыбаясь.
Шкляров покраснел. Обожаю смотреть, как краснеют щёки. Аудитория замерла в ожидании чего-то… Все они сочувствовали своему коллеге, который отчаянно искал в глазах товарищей ответ на вопрос «Какая она, третья буква?», но ответа не нашел. Рука неуверенно потянулась к доске и начала рисовать «/». Напряжение росло. Нарисовав часть магической руны, Шкляров ещё раз посмотрел на аудиторию с надеждой, но встретил только соболезнования. Нарисовав символ, напоминающий наклоненную вправо букву «V» студент обреченно уставился на меня. Выждав десяток самых длинных в жизни Шклярова секунд, я тихонько спросил, уже не сдерживая улыбки:
— Вы ИДИОТ? Вы не знаете, как «Зед» пишется? Что вы нарисовали? Что это за буква?
— Ий! — послышалось из угла, и все начали неистово ржать.
— А что же вы, Шкляров, хотели написать? Неужели…? Ой-ёй-ёй! — я изобразил наигранное возмущение вперемешку с удивлением. — Вы совсем тупой! А если бы к нам администрация зашла? А у нас тут «Х»«У»«Й» нарисованы??? Нас бы обоих вот этим… — я достал циркуль для доски: — Вот ЭТИМ бы покарали! Вы что не знаете, что х, y и z — это оси координат? Абсцисс, ординат и… Кто знает, как третья называется ось? Которая «Й»?
Шутки никто не понял, но и отвечать никто не собирался. Из угла робко донеслось:
— Аппликат?
— Совершенно верно! Как ваша фамилия?
— Шевелев.
— Шевелев, покажите, что вы начертили за пять минут моего отсутствия?
Студент показал тетрадку, девственность которой нарушал десяток заглавных букв. Нарисованы были они криво, от руки, но правильно.
— Шевелев, если будете чертить под линейку, получите пять. Согласны? — очень серьёзно спросил я, и студент возбужденно закивал. — Шкляров, нарисуйте уже эту несчастную «Зед» и садитесь чертить…
— Вот видите, — расцвел Шкляров, — вы сами говорите «Рисовать», а нас ругаете?
Я на мгновение смутился, но почти сразу нашёл ответ:
— Это потому что вы чертить ещё не способны. Пока вы только каракули можете выводить да всякие пакости на доске писать. Садитесь на место. Только сотрите это ваше ху-у-удожество.
Через минуту вся аудитории прилежно трудилась над своими будущими пятёрками. «Почему пятёрками?» — спросите вы? Потому что у меня особая градация в оценках. Я считаю, что работу можно либо сделать, либо не сделать. Поэтому либо ПЯТЬ, либо ДВА. Безусловно, если у человека нет таланта, но он старается, у него будет стоять высший бал. Но поощрять тех, кто на паре играет в «телефончик» и не хочет развивать свой талант, сдавая «кое-какие» работы на ТРИ, я не буду. Студенты, кстати, не сильно сопротивлялись, поняв, что нужно просто стараться и получать отличные оценки. И это очень важно. Многие бы и рады хорошо учиться, да не знают, с чего начать. А ели сразу не получится — бросают и боятся заново продолжать. И это правильно с их стороны — старался, но не получилось — два. Ничего не делал, и ничего не получилось — тоже два. Любой нормальный человек лучше будет лодырничать. А вот мне важен именно факт того, что студент трудится и знает за что.
Ещё раз показав страшный циркуль и потребовав тишины, я сел за ноут и зашёл вконтактик, на страницу Оли. Первым в глаза бросился статус «Парой те кого ты любишь тебе плюют в душу. А те кого ты ненавидиш, оказываются настоящими друзьями» (пунктуация и орфография — сами понимаете). Неужели и я таким когда-то был? комментирую: «Глаголы, отвечающие на вопрос «что делаешь?» ВСЕГДА пишутся с мягким знаком». Буквально через полминуты там же в коментах Оля изрекла « :) ». Что ж, хороший знак.
Мне, как преподавателю положена подсобка, которую я должен делить с кем-то. Этим кем-то оказалась училка физики, которая учила меня уму-разуму буквально пять-шесть лет назад. Поэтому тусить в подсобке было как-то не совсем удобно, и в подсобке у себя я был только раз, когда получал ключи. Но с соседкой мне повезло — на полках стояли чистые кружки, на подоконнике электрочайник, а в аккуратных пакетиках — сахар и чай.
Открыв дверь лаборатории, я вошёл внутрь с двумя полными кружками. Оля сидела за одним из компов, смотря в монитор. Рядом лежала куча салфеток и нетронутая пачка дорогих сигарет с зажигалкой.
— Чай будешь? — почему-то неуверенно спросил я.
— Нет, спасибо, — так же неуверенно ответила Оля, изобразив нечто, отдаленно напоминающее улыбку.
— И я вот это тащил через два этажа просто так? Пей, а то двойку поставлю!
Ещё раз натянуто улыбнувшись, Оля потянулась за кружкой.
— А он с сахаром?
— Да, — гордо подтвердил я.
— А я с сахаром не пью… — Оля виновато отвела глаза.
— А я обычно, когда меня пидором обзывают, в морду бью, — уверенно обрезал я.
Оля покраснела, но продолжала искренне смотреть мне в глаза, как десятилетний ребёнок.
— Николай Владимирович, вы извините, я не специально… я нечаянно…
И часто вы нечаянно преподавателей матом…?
— Нет, не часто… то есть вообще никогда, просто… вы понимаете… у меня срыв был и… я три километра в колледж шла!
— И теперь можно всех преподавателей оскорблять? — подытожил я улыбаясь.
— Нет… просто меня парень… сказал, что я шалава…
— Можно узнать, почему?
— Потому что я с ним сплю за деньги…
— Но это не так?
— Ну, я люблю подарки там, он меня всегда на машине подвозил…
— У него есть машина? А сколько ему?
— Двадцать семь, — гордо заявила Оля. — У него иномарка! Джип!
В голове начала складываться картина происходящего, но ещё кое-что хотелось уточнить:
— Так что случилось? Почему ты три километра пешком шла?
— Он захотел, чтобы я…
Оля начала морщиться, а потом заплакала. Горько-горько, так, как это могут делать только маленькие девочки. Немного обидно, что они уже знают и употребляют такие жёсткие слова. И вряд ли двадцатисемилетний парень встречается с ней для того, чтобы написать вконтактике «Есть друг» и там же постить фотки себя пьяного на капоте чужого «Таурега». Конечно, она мне врёт, но часть правды я уловил, плюс фотки вконтакте, плюс дорогой телефон, плюс презервативы…
Я достал свой блокнот:
— Оля, скажи мне телефоны и места работы твоих родителей. Я звонить не буду, ты не переживай, я никому не скажу, если будешь нормально себя вести. Мне просто поручено собрать информацию, а тебя на паре не было…
Оля устало вздохнула.
— Папы нет. Мама… работает в горисполкоме… уборщицей. Мобильного нет…
От идиотской шутки: «Нет мобильного? Ты шо, с другой планеты?» — меня удержала жалость к этому ребенку. Я уже сталкивался с такими случаями: мать одиночка, как правило, очень симпатичная в юности, но решившая, что красота с ней будет всегда, равно как и спонсоры. А потом БАБАХ! И реальность: без образования, без скилов, без друзей, а связи могут только помочь найти клиента на ночь… После одного из таких клиентов появляется ребёнок, во всех трёх случаях, с которыми работал я — почему-то девочки. Мама считает, что беременность решит все вопросы, однако суровая реальность считает по-другому. Вместо этого ребёнок у бабушки, которая одной ногой в могиле из-за склероза, у тех немногих подруг, которые остались… и только медленно тянущиеся ночи, разрывающие плоть и душу наигранными стонами... Хотя тут красивые фразы не в тему, я ж не Коэльо. Поначалу это спасает материальное положение, но идут годы, и красота, будучи исчерпываемым ресурсом, теряется безвозвратно. Вот так и становятся уборщицами, торговками в ларьках и раздавателями объявлений (а иногда и всеми сразу), чтобы хоть как-то поднять любимую дочку, которая на одной из пьянок у друзей, с которыми познакомилась час назад, лишается девственности каким-нибудь пьяным уродом. Только чудом дерзко разорванная плева не даёт повода для «характерных» заболеваний, зато даёт понять, что предшествующий ей орган даёт пропуск на весёлые вечеринки, дармовую выпивку, закуски и возможность покататься на машине. Ну и ещё кучу приятных бонусов. Здорово же! А тот небольшой дискомфорт, который приходится испытывать в моменты близости с «парнями» — всего лишь мизерная плата. Потом появляются подарки. Сперва мелочь — дешёвые украшения, нормальная косметика, колготки, китайские или даже турецкие бля#ские шмотки, которые открывают возможности получить награду пожирнее — телефон, ноутбук или даже совместный круиз к берегу Чёрного моря на машине. Правда, приходится обслуживать друзей водителя, но ведь всё это — мелочи! Можно на море посмотреть! И даже сфотографироваться с парнем, чтобы все подружки обзавидовались! А можно ещё и подружек с собой захватить, ведь у них тоже не все гладко, и на море они ещё ни разу не были… Хотя до него шесть часов на машине. Вот только мамы будут ругаться… Но кто они по сути? Зачем слушать человека, который не смог устроиться на нормальную работу и вырастить нормального ребёнка? Ребёнка… Этот «ребёнок» за свою короткую жизнь смотрел на чужие члены намного чаще, чем я на свой. И самое обидное то, что они не осознают, в чём грузнут. И то, что рефлекторные беспомощные барахтанья в жизни только ускорят процесс ухода во всё это говно с головой…
— Здорова, Коль! — зашедший в аудиторию Юрий Иваныч перепугал меня до смерти. — У тебя интернет работает? — коллега посмотрел на Олю. — А чё эт вы тут делаете, а?
— Да, у меня есть. Посмотрите, у вас, наверное, опять кабель случайно выдернули? А мы тут материал ищем. У человека дома интернета нету, — не слишком уверенно соврал я.
— Ну смотрите, не лазьте по сайтам разным, а то будет потом… как в бухгалтерии, гы-гы.
Юрий Иваныч понял, что лишний и удалился.
— Я не захотела сосать, — вдруг призналась Оля. — А он сказал, что я должна телефон отрабатывать. А это было по дороге, когда мы в колледж ехали, понимаете?
Я молчал. А что тут скажешь? Не думаю, что когда-то смогу понять.
— Пойдем в аудиторию. Если кто-то будет что-то говорить, просто игнорируй. И больше никому не говори об этом, поняла?
Сначала Оля уперлась рогом, но потом всё же согласилась. Чай уже почти остыл, но переводить столько сахара и пакетик просто так не в моем стиле… Всё-таки три месяца, как из общаги выписался. Не могу я так…
Первым в аудиторию зашёл я, потом Оля. Она села за первую парту, а я начал проверять работы. Наконец-то группа поняла, чего я от них хочу и аккуратно (а самое главное — грамотно) выполнила работу. Все без исключения получили пятёрки в журнал.
А теперь друзья, — обратился к аудитории я, — вы мне должны пообещать молчать о сегодняшнем эксцессе. Иначе будет плохо. Всем. Пусть это останется в этих стенах, хорошо?
Из разных концов послышались «хорошо» и я решил закрепить успех небольшой лекцией про деление окружностей и про депрессию.
Прозвенел звонок, и я всех выгнал из аудитории, стараясь как можно скорее сесть за ноут и написать Оле, чтобы зашла после пар. Однако в дверях возникла Лена — та самая училка по физике, с которой я делил подсобку:
— Коля, хочу тебя обрадовать, — сказала она.
— Николай Владимирович, — поправил я. — Мне тут кое-что нужно уладить, можно попозже?
Лена немного обиделась:
— Тебе поручено организовать областное методическое объединение по инженерке.
Я сделал самый тупой взгляд из всех доступных:
— ЧЕГО???
— Приедут люди с области, преподаватели. А ты их будешь обучать… — Лена сделала таинственную улыбку не желая продолжать мысль.
— Обучать чему? — не выдержал я.
— Как чему? Инженерной графике! Приедут молодые интересные девушки за пятьдесят, а ты будешь опытом делиться, и…
— Ты сдурела??? Какой опыт? Я две недели предмет читаю! На последнем педсовете ничего про это не говорили! Я, блин, толком чертить не умею!
Лену определенно начала веселить моя встревоженность.
— Чего ты ржёшь? Представь: я учу людей с тридцатилетним стажем! Да я нифига не знаю! На любой вопрос я студентам отвечаю: «ищи в книге, там всё написано» или «спроси у соседа»! А им я что буду показывать?
Улыбка напротив начала порядком бесить. Видимо, Лена радуется тому, что спихнула кому-то инженерную графику и теперь не нужно проводить дурацких мероприятий.
— Николай… Владимирович… не переживайте так, — издевалась Лена. — Всё не так плохо, как кажется. Тема объединения — создание мультимедийных материалов по предмету. Ну, это учебные фильмы, какая-нибудь графика… короче то, в чем ты спец.
Мысли немного встали на место.
— А когда сее произойдет?
— Двадцать второго.
Видимо, лицо моё сделало совсем дурацкое выражение, и Лена начала хихикать.
— ЧЕРЕЗ ВОСЕМЬ ДНЕЙ? Лен, ты понимаешь, что я блин… ну…
Прозвенел звонок. Лена убежала на пару, а аудитория заполнилась новой порцией мяса. Хорошо, в программе по инженерке нет стеснения и можно одно и то же мусолить по две-три пары. Но вновьприбывшие всё сдали на прошлой паре, и нужно было начинать новую тему: «Деление окружности на равные части». Тема очень лёгкая, так как чертежи примитивные, а методика выполнения прекрасно изложена в учебнике.
— А что это у вас на доске нарисовано? — поинтересовался студент, фамилии которого я не помнил, показывая на окружность диаметром в метр и вписанной пятиконечной в нее звездой (рогами вверх).
— А это мы дьявола вызывали, — пошутил я. — Точнее не дьявола, а ЧЕРТА. Знаете, зачем?
— Неа, — аудитория заинтригованно замотала головами.
— Ну, вы меня расстраиваете! Откуда пошло слово «Чертить»?
— От слова «Чёрт»? — удивились студенты.
— А то! Как считали в светлом средневековье, вся наука сложнее географии есть богопротивная и придумана дьяволом. А техника сложнее топора или плуга по утверждениям служителей церкви управлялась демонами. А чертёж это что? Правильно, язык техники. А раз чёрт придумал это все, то он в этом деле самый большой специалист. Вот и вызывали.
— И как, вызвали? — спросил кто-то.
— А то! Только есть один нюанс — чёрт должен в кого-то вселиться. Так вот, он в одну из ваших коллег вселился… Я таких матов, честно говоря, не слышал никогда!
По смеющимся лицам было видно, что об инциденте они уже наслышаны от коллег. Вот так проси о чем-то! Нужно будет на следующей паре всем двойки поставить за что-нибудь…
В кармане завибрировал телефон. На экране высветилось «Тат бух» — Татьяна из бухгалтерии.
— Слушаю? — грозно рявкнул в трубку я.
— Коль, спустись к нам, — Татьяна говорила наглым повелительным тоном. Терпеть этого не могу.
— У меня сейчас пара.
— Ну, ты же инженер по компьютерам! У нас тут комп не работает.
Захотелось кого-то ударить.
— У меня теперь полставки, и я отвечаю только за один кабинет… свой. Поэтому…
— Коля, не вые#ывайся! Я сейчас Татьяне Павловне скажу, что…
— Да хоть министру образования! — еще раз рявкнул я и положил трубку. Да что ж за день такой сегодня? Всё, Успокоился, улыбнулся и продолжил пару:
— Всем вам я сейчас раздам учебники, которые вы откроете на странице, номер, — я показал на доску. — Там расписано всё так, как должно быть. Вот в том углу примеры. Можете смотреть, но срисовывать нельзя. Если не увижу следов циркуля на чертеже — сразу ДВА. Понятно?
Все послушно закивали головами и начали чертить, становясь в очередь за единственным свободным циркулем. Эта группа молодцы. Всегда всё делают чётко и слаженно. Хотя с ними скучнее гораздо.
Опять завибрировал телефон — звонила завуч по методической работе (мой хороший друг).
— Алё, Коль?
— Да, Светлана Владимировна? — очень вежливо спросил я.
— Татьяна Павловна просит, чтобы ты зашел к ней.
— Хорошо, сейчас. Спасибо! — так же вежливо поблагодарил я и сгенерировал в голове мысль «Вот, сцуки! Заложили!». И даю 99%, что у них там кто-то дернул шнурок питания от свитча и теперь ничего не работает.
— Кто без ничего? — серьезно спросил я. — Поднимите руки.
Поднялась одна рука. Владельцем руки был Анатолич. В первый же день он меня порядком достал, и, дабы усмирить юношеский пыл, я заставил его читать лекцию. Сказал, что у него есть все полномочия и что он даже оценки может ставить. Излагал он материал мягко говоря хреново (оно и понятно), а вот с дисциплиной был полный порядок.
— Анатолич, я на ковер к начальству. Проследи, чтобы все тихонько сидели, хорошо?
Анатолич важно закивал головой, привстал, взял большую метровую линейку и начал ходить между рядами, посматривая на студентов, как фашист на узников Бухенвальда. Ну а я пошел на мероприятие под названием «Разрыв ануса».
Как обычно, Татьяна Павловна тихонько сидела в своем кабинете и что-то писала. Я очень уважительно относился к ней, т.к. мне безумно нравилась ее утонченность и интеллигентность. Не смотря на порядочный (больше полтинника) возраст, выглядела она достойно, красиво одевалась, говорила и… не знаю, преподносила что ли? Когда говоришь с таким человеком, то невольно понимаешь, что ты — говно (пардон).
— Вызывали? — о-о-очень вежливо спросил я заглянув.
— Да, Николай Владимирович, зайдите пожалуйста, — я зашел и без спросу сел на мягкий стульчик.
— Ко мне только что заходили из бухгалтерии… — Татьяна Павловна выждала паузу, как бы намекая, что я должен прокомментировать сей факт, но я дебильно улыбался. — Они о вас очень нехорошо отзывались.
Я улыбнулся:
— И?
Выжидая, я дал понять, что хочу услышать чужую версию происходящего.
— Ну что ж, хорошо… На вас жалуется коллектив бухгалтерии. Вы не хотите им помогать.
— Это они так сказали? — спрашивая и одновременно утверждая, улыбнулся я.
— А у вас другая версия? — завуч была немного заинтригована.
— А давайте сейчас туда пойдем, и они мне всё повторят в глаза? Вы в курсе, что у меня сейчас пара? — невольный взгляд завуча в сторону сказал, что нет. — Вы в курсе, что полставки инженера — это обслуживание только одного кабинета. Вы…
— Николай… — величественно и грациозно произнесла Татьяна Павловна. — Вы же работаете в коллективе. А работа в коллективе подразумевает взаимопомощь… — я молчал и улыбался. — Все мы здесь трудимся не по уставу. Всем сложно, но все стараются. И я сижу на работе до семи вечера, хотя мне за это не платят. А вот…
— Татьяна Павловна, простите, но у меня пара. Скажите мне, как начальник: «что делать?» и не будет терять время.
Татьяна Павловна не привыкла работать силовыми методами, и немного смутилась. Под вопросом также была ее суперсила: решать вопросы «элегантно».
— Николай, я не могу вас заставить что-то делать, вы это знаете. Но подумайте вот о чем: от бухгалтерии зависит финансирование учреждения, стипендии, зарплаты и все остальное. Сегодня 14 сентября, послезавтра должны выплатить аванс и стипендию. Кому-то задержка даже в один день может сильно навредить. Вот ваш коллега, физрук, выплачивает кредит за автомобиль (ну да, с зарплатой в 150$ кредит за тачку самое оно). Студенты есть из бедных семей, которые от стипендии до стипендии…
— Я понял, — согласился я. — Сейчас зайду к ним, посмотрю.
Татьяна Павловна повесила на меня ответственность за не вовремя выплаченные зарплаты и стипендии. Тонко, блин!
Далее последовала небольшая лекция о том, как важно быть членом коллектива, помогать друг другу и прочие идеологические макаронные изделия.
— Здрасте! — громко поприветствовал я грибное царство с надписью «Бухгалтерия» на двери. — Что у вас там стряслось? На месте было два бухгалтера — молодая, но в принципе адекватная Лена и бывалая Афанасиевна, очень вежливая и опытная, к тому же жутко обаятельная женщина. Остальным видимо надоело сидеть в «одноклассниках», и они пошли курить в курилку.
— Коль, у нас тут вирус… — молвила Лена, показывая на свой компьютер.
На угрюмом черном фоне монитора еще более угрюмыми красными буквами был начертан следующий текст: «Ваш компьютер заблокирован за нелегальное хранение и распространение порнографических материалов с несовершеннолетними…» и так далее. Гадость такую я уже лечил и вылечу снова на любом компе за десять минут, имея под рукой ноут, чистый диск и нормальные интернеты.
Но это знаем мы, а в бухгалтерии (по крайней мере, в нашей) живут грибы:
— Это очень серьезный вирус, — важно констатировал я. — Заражается загрузчик, эксплорер, таск менеджер и вообще всё.
От страшных слов бухгалтера непроизвольно поежились.
— Тут гемора на неделю — регистр нужно вручную чистить, загрузчик восстанавливать… Могу снести всё и поставить чистую винду. Только все проги сами устанавливайте, а могу проковыряться неделю…
— Ну, лучше пусть он у тебя побудет, а у нас тут еще есть один лишний… Марина в отпуске…
Я сделал понимающий вид, а потом начал отсоединять кабеля:
— Но за то, что вы на меня настучали, я администрации скажу, что вы порнуху на работе смотрите!
— Но мы не смотрели! Ну, может, чисто случайно…
— Ага, конечно! А вирус откуда взялся, а??? — грозно спросил я и Лена покраснела. — Короче, еще раз такое произойдет, я отказываюсь от ставки инженера вообще, и сами будете себе всё чинить. Ясно?
— Но это не мы, это Таня… — оправдывалась Лена.
— Ну, вот Татьяне спасибо скажете. Еще раз вам говорю: у меня есть источники НОРМАЛЬНОГО заработка. Смысл мне мозг взрывать за 500 гривен (63$) в месяц? Просто меня попросили быть на этой ставке, я и согласился. Но если будет такое отношение… Знаете, сколько эта рубашка стоит? — я подергал рубашку, купленную в секондхенде за тридцатку. — Сто тридцать евро! И заказывал я ее в Милане! Месяц ехала! Думаете, я буду три месяца трудиться, вычищать из ваших компов Богопротивные видео и розетку поправлять ради одной рубашки?
Рубашка была и вправду очень стильной, поэтому впечатление я произвел.
Вообще такая практика (педдеятельность параллельно со своим делом) у нас встречалась неоднократно. Мой дружбан Саня держит небольшое предприятие по производству древесного угля и две коровы. Поэтому кликуха у него — веселый молочник. Есть еще физрук и военрук Фёдорыч — веселый дядька, который мне уже раз шесть предлагал забухать. Вообще не понимаю, чего он здесь делает. Его жена (тоже физрук) говорила, что на его фирме охранники больше получают, чем он здесь. Че он здесь делает? Для души разве что?
Принеся больной комп в аудиторию, я все подключил, скачал программулину (кстати, низкий поклон и огромный респект авторам!) и вылечил все буквально за 20 минут. И только потом вспомнил, что у меня пара…
На паре было тихо. Какие-то неправильные студеты! Почти все уже закончили и тихонько болтали о своём или дописывали математику. Анатолич сидел на моем месте и читал в интернетах анекдоты, изредка поглядывая строгим взглядом на своих подопечных. Идиллия! Вот так бы работал и работал!
Работы были годными, а некоторые очень даже годными. Я был единственным преподом, который на паре разрешал помогать своим коллегам, воспитывая в коллективе дух единства, а не соперничества, как это обычно бывает. Взять того же Анатолича — лопух лопухом! Но ведь прирожденный лидер! И голова у него светлая. Кстати, от скуки он таки начал в конспекте (я разрешаю только на А3) чертить фигуры. И получалось у него вполне прилично. Только грязно. Ну, ничего, это дело техники. Главное — у него не возникает отвращения к предмету. И хоть он знает, что за чертеж в конспекте больше трех заработать нельзя, он начертил! А значит, ему интересно! А раз ему интересно, он будет это учить! А это уже большая перспектива, господа!
До звонка оставалось пятнадцать минут.
— И так, господа, все сегодня получают… ДВОЙКИ!
Все выпучили глаза и начали неистово бушевать:
— Как так? Вы же говорили, что работы отличные! Что нарисованы хорошо, что…
— Всё-всё-всё, — начал успокаивать всех я. — Разбурчались. Кто из вас подписал чертёж нормально? В рамке, как полагается, чертежным шрифтом? — все начали переглядываться. — У всех вас в подписи какое-то народное творчество! «Комик Санс» какой-то! Чего сидите? У вас еще пятнадцать минут! — муравейник зашевелился, а меня понесло в сторону умных мыслей. — Вы должны понимать, что то, как выполнена работа, это только часть вопроса, притом не главная. Самое главное — как работу преподнести. Вот… возьмем, к примеру, шампунь. Вот вы знаете его химическую формулу? Или технологию его производства? Нет. А что знаете? Что его рекламирует какой-нибудь исполнитель или исполнительница направления Kir-core. Смысл того, что она или он в рекламе говорят, ОТСУТСТВУЕТ начисто. Там только общие фразы ни о чем. Ну, например: Шампунь такой-то укрепляет ваши волосы от корней до самых кончиков… И ЧТО? Цемент тоже укрепляет от корней до самых кончиков! Тем не менее, рекламщики зарабатывают 50% всех денег в мире. И вы не отставайте: ваша рамка с надписями — это лицо вашей работы. А если лицо неказистое, то и на работу будут смотреть косо.
Видимо, мой дар убеждения куда-то пропал, ибо подписано все было невероятно корявым образом. Короче, всем пригрозил поставить двойки и приказал доделать работы дома, как полагается. Уходя, все долго скулили, жаловались, но уверен, что в ближайшем будущем, когда придёт время их первого курсового, мне скажут «спасибо».
А ещё я забыл, что началась большая перемена. У меня в столе еще есть пара засохших овсяных печеньков, воды в туалете можно набрать…
В аудиторию зашла Лена:
— Пошли в подсобку?
Я испугался. На вчера нужно было сделать какой-то план, на который я положил.
— А что в подсобке?
— Печенье и чай.
Печенье (вероятно свежее) и чай однозначно были лучше, чем вода и сухари. Но было стрёмно. Согласитесь, идти к своей бывшей училке поесть как-то неудобно. Но было одно «но» — Лена являлась одним из немногих моих читателей, которых я видел в живую, и точно знала мой фетиш — ЖРАТ. И точно знала, что чувство голода у меня практически никогда не пропадает. И точно знала, что за еду я готов на всё. Даже поработать. И что в должниках я никогда не остаюсь…
Смутные сомнения начали терзать мое вмиг воспалившееся сознание, но желудок деспотично заявил «ниипёт!» и мы пошли в подсобку.
Неуютное, выкрашенное в блевотный сероголубой цвет, помещение площадью в пять квадратных метров вмиг стало самым родным и приятным, когда на маленьком столике оказались чайник, две больших кружки, коробка с сахаром и, конечно же, печеники. И не просто печеньки, а с ШОКОЛАДОМ! Пищеварительная система ликовала. А мозг (точнее та его малая часть, которая еще могла мыслить) непрерывно отправлял в область задницы тревожные сигналы.
— Лен, а по какому поводу?
— А что, обязательно должен быть повод?
— А почему тогда раньше не приглашала?
Лена смутилась.
— А может, я раньше стеснялась…
— Тогда повторю вопрос: а по какому поводу?
Лена обиделась:
— Обязательно должен быть какой-то повод? Коллега коллегу не может пригласить перекусить?
— То есть, — подытожил я, — это просто знак дружбы и уважения, так? И я ничего не должен буду делать взамен, так?
Лена посмотрела на меня очень испуганно:
— Коль, ты всегда так реагируешь на подобные вещи?
Я понял, насколько тупо поступил. Наверное, куча происшествий за сегодня не позволяли успешно соображать. Почему-то думалось об Оле, о подлой бухгалтерии и Шклярове.
Стыдливо рассматривая чай в кружке, я начал его пить. А потом еще более стыдливо есть печеньки.
— Коль, мне одна студентка на прошлой паре сказала, что ты ей нравишься…
Печенья, чай, слюни и кратковременное душевное спокойствие оказались на столе.
— Оля что ли?
— А что, уже делала знаки внимания? Или может, ты?
Лена довольно уставилась на меня, а я печально посмотрел на некогда белую скатерть.
— Нет… она решила, что я ей знаки делаю… Вот блин! А Павловна предупреждала! — я обреченно посмотрел на Лену. — От што мне делать?
— А что? Оля симпатичная, — начала ехидничать Лена. — Умная достаточно… Как раз на твой вкус!
— Ты с ума сошла? Какой мой вкус? Ей шестнадцать… ну или семнадцать! Ты её статусы видела вконтактах? Если их в один слепить, получится книжка почти как у Коэльо! Смысла нету нифига, зато так красиво и романтично.. А вместо фотографий какие-то полуголые гламурные тётки…
— Так это она себя так видит?
— Полуголой бл#дью? — я понял, что злюсь и немного успокоился. — Лен, себя нужно в зеркале видеть! А если то, что в зеркале не нравится, то нужно анус напрягать…
Продолжив молча сербать чай, я размышлял, придумывая варианты, которые могут получиться:
1. У Оли просто временное помутнение разума, через день отойдет, и даже не вспомнит. Вероятность ~70%.
2. Студентка влюбилась в меня по уши, и будет терзать после пар. И до. И во время. Вероятность ~10%, но вариант самый стрёмный. Придется читать длинную лекцию о том, что она милая, маленькая и невинная, а я здоровый и похотливый мудак. Единственное что беспокоит — черный пиар может потом всплыть и сыграть нехорошую службу. Для преподавателя это не ахти как круто. И хоть я крайне самодостаточный перец, всё равно хочу, чтобы обо мне судили по поступкам, а не по тому, что сказала какая-то малолетка. А ведь по закону подлости внимание обратят именно на неё.
3. Лена всё неправильно поняла мне не стоит париться вообще. Оставшиеся двадцать процентов. Имея длительный опыт общения с Леной, в принципе можно было дать большую вероятность, но сложно что-то не понять… так, стоп!
— А что она конкретно сказала? Ну, как она спросила?
— Спрашивала, есть ли у тебя кто-то. А потом интересовалась, есть ли у нее шансы.
— А ты что сказала?
— Что есть.
Мой маленький голодный мир взорвался на миллиард частиц.
— А можно поинтересоваться «зачем»?
— Коль, ну ты же сидишь дома целыми днями, зарос весь, ходишь с козлиной бородкой, позоришься. Сбрей её!
— Не нужно трогать мою бороду! И вообще, можно не касаться моей личной жизни? Я что, просил?
Лена улыбнулась по-взрослому.
— Коль, ну посмотри на себя: зарос, ногти грязные и нестриженые, — я машинально спрятал руки под стол. — Голодный постоянно…
— Вот же блин! — опять взорвался я. — У меня такой принцип: пока не будет дохода больше пяти килобаксов в месяц, про подобные вещи можно не думать.
— Так ты можешь просидеть сколько угодно! Тем более с зарплатой учителя, — реальная зарплата от идеальной составляла аж 4%. — Время, оно ведь движется постоянно. Потом будет поздно.
— И поэтому меня нужно сватать с первой попавшейся студенткой?
Лена опять по-взрослому улыбнулась:
— Ну чего ты взъелся? Пей свой чай. Уже почти остыл.
Хотелось сказать «да мне теперь кусок в горло не лезет», но почему-то не получалось. Хотелось обидеться на Лену, но это тоже не получалось. Ее коварный план работал. Пока я ел, она была святой. Да и не виновата она, в общем-то, ни в чем. Её спросили, она ответила. А если бы ответила по-другому, это многого не поменяло. Спасибо, что сказала хотя бы… А, нужно вслух сказать!
— Спасибо, что сказала. Приятно, что хоть на кого-то можно положиться.
Лена расплылась в улыбке, и оставшуюся часть перемены мило болтала со мной о всяких прелестях работы преподавателя типа дежурств в кабинетах и педсоветах.
Третья пара была, в общем-то, не примечательной. Забавным было разве что объяснение основ булевых операций третьему курсу:
— Дизъюнкция переменной и конъюнкции равносильна конъюнкции дизъюнкций этой переменной с сомножителями. НУ ЧТО ТУТ СЛОЖНОГО???
На меня смотрели пятнадцать пар невероятно тупых глаз.
— Ну что вы на меня так смотрите? Что такое дизъюнкция? — глаза начали смотреть в парты. — Ага! — обрадовался я. — Вместо того, чтобы ЦЭП учить, вы в своей общаге курите и пьете вотку? Да?
— Мы не пьем! — начали возмущаться студенты.
— Ну да, конечно! Все вы уже давно заядлые алкоголики! — весело констатировал я. — Вам даже доктор Курбатов не поможет!
— Мы не алкоголики! — начали отпираться обиженные студенты.
— Все алкоголики считают, что они не алкоголики! Как, впрочем, и наркоманы всякие. Вот посмотрите на вот этого! — я показал на задремавшего студента за второй партой. — Ну типичный планокур же!
Студенты негодовали, но ничего не говорили. Хотя один более или менее разумный студент по фамилии Бодя, решил заманить меня в мои же сети:
— Николай Владимирович, а вот вы алкоголик?
Студенты вмиг замолчали, а я очень выразительно посмотрел на хитрого студента (у него по ЦЕП точно будет пятерка), выражая во взгляде уважение, сочувствие и социальное превосходство:
— Прекращаем задавать глупые вопросы, открываем прошлую лекцию и ищем ответ на вопрос «что такое «дизъюнкция»». Если вы конечно в эту лекцию пирожок не завернули.
Студенты захихикали, но послушно начали шелестеть бумагой.
— Логическое сложение? — предположил Бодя.
— Это вы меня спрашиваете? — наигранно удивился я.
— Да, — дерзко рассмеялся Бодя.
— Бодя, вы что, еврей?
Вся аудитория заржала, хотя я вроде ничего смешного не сказал.
— Почему это я еврей?
— Потому что на мой вопрос вы ответили своим вопросом. А так делают только евреи.
— А вы что, не любите евреев? — ехидно спросил Бодя.
— Третий раз вопросом на вопрос… как бы все с вами ясно. Мне только одно непонятно — какая у вас до репрессий была фамилия? «Бодерман» что ли? — Бодя хотел что-то возразить, но я его перебил. — Итак, с усилием, с которым рожают тройню, мы узнали, что дизъюнкция это логическое сложение. Для самых одаренных, смотрите:
На доске я написал: ˅=+.
— И так, что мы делаем при виде дизъюнкции?
— А зачем плюс заменять вот этой «птичкой»? — не унимался Бодя.
— ПОЧЕМУ ВЫ ОТВЕЧАЕТЕ ВОПРОСОМ НА ВОПРОС? — уже не выдержал я.
— А почему вы задаёте столько вопросов? — совершенно спокойно по-еврейски ответил Бодя.
Что-то внутри треснуло, и я заржал. Аудитория комичности ситуации не поняла, поэтому натягивая улыбки, удивленно переглядывалась между собой. Успокоившись и сев на место, я спокойно ответил:
— Почему задаю столько вопросов? Потому, что я — преподаватель. Я должен вас учить, а потом должен убедиться в том, что вы меня поняли и усвоили материал. Для этого и существуют всякие тематические аттестации, семинары, летучки и экзамены. Они вовсе не для того, чтоб вас мучить. Поверьте, мне вот этот ваш бред проверять гораздо тяжелее, чем вас его сочинять. Еще вопросы есть?
— Да! — задорно выкрикнул Бодя.
— Группа, — я выразительно посмотрел на группу. — Если мистер Бодя задаст мне ещё хотя бы один вопрос не по теме, то… — я хитро улыбнулся. — Получит пять. А вся остальная группа ДВОЙКИ. И сегодня у меня карандаша нет, только ручка, так что смотрите… У кого-то нормальные вопросы есть?
Вопросов не было, и я продолжил.
Исписав всю доску нулями и единицами, я наконец-таки смог дать самостоятельную работу, а сам залез вконтактик. Одно сообщение. Как и предполагает закон жанра — от Оли (статус online). Сообщение гласило: «Николай Владимерович я к вам зойду после пар?». Господи Иисуси… Они русского языка не знают! Как я их техническому научу? Но это потом решим. Пишу «Заходи, как раз покажу тебе сопряжения». В ответ через полминуты « :* ». Никогда не понимал этого смайла. Какой поцелуй? Это же бубон во рту! Ну, или кляп для любителей BDSM-чика. На худой конец огромная сережка, но уж точно не поцелуй! Хотя, не туда я смотрю, есть проблемы посерьёзнее. Что мне ей говорить? Может, что я голубой или импотент? Или еще что? Про венерические заболевания? Такая инфа будет распространяться очень стремительно, и уже завтра надо мной будет подшучивать весь коллектив. А в этом самом коллективе есть пара представительниц прекрасного пола, таких же молодых преподавателей, как и я, ни у одной обручального кольца я не заметил, и одеваются они так, что сразу становится ясно, что внимания им катастрофически не хватает. Как и мне…
Прозвенел звонок.
Все упорно продолжали сидеть над работой (хорошо что-то решать, когда получается! Не то, что на этой вашей «вышке»), но всех пришлось выгнать, чтобы отнести журнал в учительскую и быстрее свалить побродить по городу (окно). В дверях кабинета меня встретила преподаватель языка и литературы. Не помню, её фамилии и отчества… и имени не помню… Но на первом педсовете она сразу же стала на первое место в списке «с кем можно замутить». Симпатичная, стройная (можно даже сказать «миниатюрная»), на четыре-пять лет старше меня. Правда, сейчас вид у нее был немного недовольный.
— Чем обязан? — удивился я.
— Я на своей паре у одного из студентов забрала вот это, — она показала пачку листов в файле. — Что это?
— Э… Ну, листочки в файле? — предположил я.
Училка еще больше разозлилась, но, посмотрев на стопку, перевернула их другой стороной. На другой стороне было написано большими буквами «Ведьма», а маленькими «Николай Хлевицкий 2011».
— Ух ты! Смею предположить, что это пиратская версия моего рассказа. Хотя нет, это моя распечатка… Ах да! Я давал одной студентке, а она так и не вернула… зараза!
— Почему МОИ студенты на МОЕЙ паре читают ВАШ рассказ?
Я искренне удивился вопросу.
— Ну, вы же понимаете, что есть причинноследственная связь? Навряд ли МОЙ рассказ заставил ВАШИХ…
— Не паясничайте! Я буду жаловаться администрации!
— На кого? — удивился я. — На рассказ что ли?
— НА ВАС! — еще более агрессивно ответила училка.
— За то, что я рассказы пишу? — начал злиться я, но потом понял, что иду совершенно не в том направлении и исправился. — Хорошо, простите… Я вспылил. Что мне стоит сделать? Ну, чтобы не было конфликтных ситуаций, подобной этой? Просто у меня ещё мало опыта…
Говорил я абсолютно искренне, поэтому училка растерялась. Когда на смену агрессии к оппоненту приходит спокойствие, это всегда выводит собеседника из равновесия, но не даёт ему повода для атаки. Училка пыталась переварить тот бред, что я сказал и начала тупить.
— Просто…
— А вы читали? — вдруг поинтересовался я. — А то мои кулстори читают в основном офисные лентяи (ребят, без обид), а мнения профи я так и не слышал. И ошибки я постоянно допускаю. Не знаю, что с этим делать. Может, просмотрите? Только не судите строго, я просто аматор и делаю, как умею.
Училка поняла, что её здесь ценят, оценила комплементы и моментально подобрела. Значит, нужно контрольный в голову.
— А я вам в качестве компенсации чего-нибудь вкусненького… Я понимаю, что при такой фигуре сладкое вы кушаете не часто, но разок позволить можно.
Училка стала краснее спелого огурца, и смущенно пялилась в грязный пол (сцуки дежурные! Уже неделю не убирали!). Затем глядя в сторону, всё же сказала:
— Давайте у меня в подсобке после пар? На втором, возле истории?
Я согласился, и мы вместе молча пошли к учительской, после которой я затопал в супермаркет за какими-нибудь няшками.
Мне даже не жалко было купить хороший торт ради такого. Репетитор по языку будет стоить в несколько десятков раз дороже, а собственная неграмотность стала порядком доставать. Да и в конце концов: тупо не использовать такой мощный админ-ресурс.
Закончив четвертую пару, по пути в учительскую я посмотрел на стенде с фотками ФИО училки по языку: «Многоножко Е. Ю.». Ну что за тупость? Чернил нормально жалко написать полностью? Откуда я знаю, «Е» — это Елена или Екатерина или Евлампия вообще?
В учительской никого кроме мисс «Е» не было. Бля, как же к ней обращаться…
— Николай Владимирович, — училка смущенно улыбнулась, — я начала просматривать ваш рассказ на перемене. Сперва просто ужасно! Очень много нелитературных слов…
— Матов что ли? — удивился я. — Я ж только в крайнем случае…
— Нет, — улыбнулась она. — Всякие там… фокусы, перефокусы… Вот у вас технический склад ума, а я — филолог, для меня это сложно. Но это вначале. А потом весьма интересно. Я студентов заставила читать самостоятельно и до конца прочла… концовка впечатляет! Последняя часть как бы расслабляет, а потом внезапно «БУХ!», — училка улыбнулась. — Нестандартно. И вот эта детская наивность… очень хорошо чувствуется! Как будто ребёнок писал — противоречие ситуаций… В общем интересно!
— Так может, все-таки обсудим? — радовался как ребёнок я. — Я торт купил, вы чаёк запилите, и в честь знакомства…
— «Запилите»? Ну и манеры у современных авторов… Ладно, жду, — задорно сказала она и удалилась.
Так, теперь срочно нужно узнать, как её зовут! Начал спрашивать всех знакомых студентов — она новенькая и читает только на первом курсе (у меня спецдисциплины со второго), у коллег как-то неудобно… О! Владимировна! Методист колледжа и моя хорошая знакомая. Не могу сказать, что подруга, так как в общаге я жил с ее младшим сыном. Но отношения у нас были очень тёплые. Это единственный человек, который мог заставить меня что-то сделать против моей воли. Когда я лежал при смерти с меланомой в клинике, она приехала в Харьков сидеть со мной, преодолев около 500 км.
— Светлана Владимировна, здрасте! — бодро начал я, зайдя в ее невероятно тесный кабинет. — А…
— О! Колечка Владимирович! — перебила она. — А тобой сегодня Елена Юрьевна интересовалась.
— Ого… А злая или не очень?
— Нет… — Владимировна приспустила очки и прищурилась. — Мне кажется, ты ей интересен.
Щеки загорелись.
— Ну да! Я ж это… рассказы пишу, а она сегодня мой рассказ у студента забрала на паре и прочитала… А сейчас я как раз хотел к ней зайти обсудить. Только за тортом сбегаю… вот. Ну, в качестве гонорара за оценку.
Владимировна прищурилась.
— Николай, смотри… Это техникум, здесь ещё дети…
— В смысле? — удивился я.
Владимировна рассмеялась.
— Иди уже, клоун!
Я пошел. О чем это она? О сексе что ли? Ну они все тут и пошлые…
Подсобка Елены Юрьевны была в миллион раз лучше моей! Тут был диван и холодильник. Можно было прийти на перемене, завалиться и жрать! Помимо холодильника и дивана были никому не нужные пластиковые цветы, старенький сервант, в котором кроме кружек и пачки кофе ничего не было, стол с каталогом продукции какой-то строительной фирмы по производству отделочных материалов («Avon» кажись), и зеркало конечно. А! И жалюзи! Во живут, буржуи!
Елена Юрьевна поставила чайник и села рядом со мной на диван.
— Ну вот, Николай Владимирович… Может на «ты» перейдем? — я пожал плечами соглашаясь. — Коль, смотри, у тебя очень много ошибок в глаголах, на «-ться —тся»…
— Чайник щелкнул, и Елена Юрьевна… тьфу, Лена встала, и тут же взвизгнув, подкосилась, почти упав на пол. Но я её успел поймать.
— Елена… Ой, Лена… Зачем ты ходишь на такой шпильке? Ты же постоянно у доски — ноги очень устают! Конечно, смотрится шикарно (у нее правда были классные черные сапоги-босоножки (такие с дырочками)), но ради красоты жертвовать здоровьем?
— Да нет, мне на каблуках удобнее…
— А вот только что? Тоже удобно? Понимаешь, у тебя площадь опоры маленькая очень, балансировать сложнее, как только не плоская поверхность — потенциальная травма!
По выражению ее лица стало ясно, что подобных слов при ней лучше не произносить.
— Коль… У тебя какой рост? — серьезно спросила Лена.
— Ну… метр восемьдесят восемь где-то. А что?
— А у меня какой?
— Ну… Не знаю… метр семьдесят?
— Метр шестьдесят три. И понимаешь, я вызываю студента, а он на меня сверху смотрит, как на ребенка. Ну как так?
— Ага! — обрадовался я. — Значит, кое у кого комплексы?
— Нет, это не комплексы, — обиделась Лена. — Это рационализм. Они меня и так не слушают, на парах болтают, учиться не хотят, а потом ещё и свысока смотрят! Знаешь, как это бесит???
— Ну да… понимаю… так давай, я на парочку твои пар приду, построю их, как нужно. У тебя ж первачки — они еще дети.… Ну, вот ты на них грозно не можешь рявкнуть?
Лена иронично улыбнулась.
— У меня и так голос высокий. Я когда кричу, похоже, что пищу, как мышка. Меня саму это дико раздражает, а детям смешно, представляешь? У меня как на войне — день за три.
— Ну а как расслабляешься? Нужно ж стрессы снимать?
— А как тут расслабишься? Дома работы проверяешь, к паре готовишься…
— И что, так каждый день?
— Не каждый, конечно. На выходных можно в Донецк в клуб съездить или в театр… Как раз четыре раза в месяц. На больше зарплаты не хватает…
Ну да. У обычного преподавателя ставка — 1200 грн (150$). У меня ж опенсорс и полставки инженера еще есть. Нужно хоть как-то помогать этому несчастному человеку:
— Лен, предлагаю бартер. Ты будешь меня учить грамотности, а я буду твою психику реабилитировать? Только не спеши, подумай. В таких делах нужно полностью доверять друг другу. Как друзья. Иначе ничего не получится. И помни — придется отрабатывать, — Лена удивленно и слегка обиженно посмотрела на меня. — У меня никогда по языкам больше четверки не было.
— Ну, я не знаю…
— Ну ладно. Если в чем-то не уверенна, то не стоит этого делать. Особенно, если это психики касается. Тогда просто чайку попьем, знакомство обмоем.
— А что будет входить в курс реабилитации? — не унималась заинтересовавшаяся Лена. — Я же должна знать, на что соглашаюсь?
— А ничего «такого». Прогулки, фотосессии, совместное творчество, чтение… вот такое.
Лена еще подумала и улыбнулась:
— Ну, тогда ладно. А то мне в голову взбрели физические контакты, совместное проживание, хи-хи… Ладно, я согласна.
— Прекрасно! — констатировал я. — Тогда садись на диван и снимай сапоги. Или как они там называются? И нечего на меня так смотреть! Будем делать тебе массаж. А то, небось, ноги отваливаются?
На лице у Лены было много эмоций. В первую очередь недоверие. Его было ОЧЕНЬ МНОГО. Прищуренные глаза, дергающиеся скулы, покусываемые губы… Потом неуверенность — то же самое плюс подергивание края пиджака. Еще чувство неопределенности — глаза шарили по полу в поисках ответа на самый главный вопрос этой минуты. Ну почему люди такие идиоты? Тебе бесплатно предлагают массаж после тяжелого трудодня — ну что тут думать??? Нет, наверняка построила у себя в голове какую-то дурацкую ситуацию и сейчас откажется, придумав какую-то глупость в качестве оправдания. Но мне-то нужен репетитор, поэтому черта с два!
Я серьезно посмотрел на Лену:
— Лен, смотри: я второй раз предлагать не буду. Но как по мне, отказываться от халявного массажа глупо, — Лена продолжала тупо смотреть в пол. Возможно, ее система морально-этических принципов не позволяла при первой встрече показывать свои ножки. Вроде в какой-то религии запрещено до свадьбы на ноги смотреть. Есть еще вероятность, что она стесняется уродливых бородавок на ногах, или ещё чего похуже… — Ну ладно, не хочешь, не будем тебя мучить. Тогда давай чай наливай, кулстори мою обсудим.
Лена растерялась еще больше.
— Николай, ты понимаешь… как-то неправильно на первом свидании… ой, при первой встрече… физический контакт.
Я рассмеялся.
— Вот вы, гуманитарии, все одинаковые. Какой же это физический контакт? Это чистая энергетика! Если бы кто-то физику в школе учил, то знал бы, что вокруг проводника с бегущим по нему током возникает напряжение (как в розетке). Вот смотри! — я вдруг стал преподавателем. — У тебя что-то чешется. Это переизбыток энергии. Например, тебя комар укусил и в месте укуса происходит восстановление — довольно интенсивный процесс, потребляющий много ресурсов, к которым кожа не привыкла. Ты это место чешешь, к нему приливает кровь (кожа становится красной). Кровь насыщена железом и является проводником. Она и отдаёт твоим пальцам часть энергии, которую те в воздух спокойно рассеивают. Передаётся энергия как в трансформаторе, через диэлектрический зазор — кожу. Когда ты делаешь массаж, происходит обратный процесс — через руки и пальцы ты отдаешь энергию человеку. И если ты правильно делаешь массаж, то человек себя чувствует бодро. А если нет, то у него всё тело ломит. Крутые спецы, кстати, могут массажировать вообще не касаясь. Ну, а такие как я, только тактильно. Так что физический контакт — это лишь издержки производства так сказать.
Лена не въехала совершенно. Зато перестала нервничать. Она тупо уставилась куда-то в никуда и думала непонятно о чем.
— Ну, давай попробуем? — наконец-то предложила она. — Ты так закрутил…
— А хрена лысого! — отрезал я. — Нужно брать, пока дают. Ты это воспринимаешь так, как будто делаешь мне одолжение. — Лена начала немного обижаться. — Ладно, давай так: Я тебе делаю массаж ступней, а ты мне читаешь мой рассказ и указываешь на ошибки? Пока читаешь, я работаю. Прекращаешь — я тоже. Это мое последнее предложение.
Почему-то Лена усмехнулась. Потом молча села на диванчик и начала стягивать с себя сапоги. Будучи уверенной в том, что у нас холодный бартер, она, наконец, расслабилась, прекратив рождать в голове всякие дурацкие мысли.
Кулстори мою читали минуты пол, пока я не начал работать руками. Лена разлилась комплиментами в адрес моих «золотых» рук и меня лично, затем начала жаловаться на жизнь и на то, что массаж ей не делали уже очень давно (с чего бы?). А потом просто откинулась на бортик дивана и несла какую-то лирическую муру про то, насколько современный мир неромантичен, скушен и зажат. Она, наконец, была свободной. Не стеснялась своего низкого роста, не думала об осанке, не важничала — она была сама собой тем, кем так редко удаётся побыть.
В момент, когда весь мир должен был подождать, дверь в подсобку заскрипела, показав стоящую за ней Олю. Ольга постояла пару секунд, потом довольно громко хлопнула дверью и, цокая каблуками, быстро ушла.
— Нифига се! — заметил я. — А стучаться не учили?
— Да нет, все хорошо. Мы с ней дружим (интересно, при каких обстоятельствах подружились? Лена у них же не читает). Она часто заходит вещи оставить или чаю выпить. Да и просто поболтать не брезгуем.
Лене было настолько пофиг всё, что даже такая, на первый взгляд, откровенная сцена со стороны показалась ей чем-то несущественным.
— Завтра весь колледж будет говорить, что у нас с тобой был физический контакт, - как бы пошутил я. — Вот увидишь.
— Да нет, она хороший человек. Мы с ней все секреты делим. Сегодня, к слову, не виделись еще. Наверное, хотела посплетничать. Нужно ей позвонить, спросить, чего хотела.
Лена лениво потащилась за сумкой, в которой лежал телефон (немного показав нежноголубые трусики) и пару раз набрала номер.
— Странно, сбрасывает… Ну ладно, потом посплетничаем.
Датчик неприятностей в заднице начал разливаться тревожными сигналами. Началось…
2
Перепугав всю учительскую громким «здрасте!», я взял журнал и затопал к себе в аудиторию, возле которой уже толпились ожидающие студенты.
— Ага! — хитро выпалил я. — Как вчера отметили?
— Кого???
— Не «кого», а «что» — поправил я. — День граненого стакана.
— А вы как? — спросил Бодя.
Вот хитрец! С ним нужно поосторожнее, а то еще чего доброго, засмеёт при студентах.
— Опять вы вопросом на вопрос отвечаете, да? У меня вчера был другой праздник.
— Какой?
— Я пока ещё не придумал, — отшутился я и запустил всех в аудиторию.
Прозвенел звонок, и я начал пару:
— Сегодня у нас ещё один праздник — СЕМИНАР, — все жалобно завыли. — Нечего мычать, я предупреждал еще две недели назад.
— Так мы забыли, — заскулил кто-то.
— Ну да. А если бы я сказал вчера, сказали бы, что не успели. Давайте, давайте! Я разрешаю пользоваться книжками, конспектами, интернетами и одногрупниками, если они, конечно, не против. Хотя вам это не поможет. Вам даже доктор Курбатов не поможет!
Забегая вперед, скажу, что им действительно не помогает. Имея все возможные источники информации, человека три-четыре все равно не напишут ничего. Просто потому что лень. Еще человек пять спишут не то, что нужно. Человек пять напишут то, что нужно, но из-за чудовищного почерка, которому позавидовал бы даже хирург с тридцатилетним стажем, придется им снизить бал (или заставить читать перед всей аудиторией, стоя на стульчике). Единицы смогут сделать то что нужно и так как нужно.
— Так! — мне надоело смотреть на десяток разгильдяев, которые баловались с телефончиками или просто смотрели в окно. — Вы сюда зачем пришли? Все те, кому я через час поставлю двойку за семинар. Что молчите? Вот вы…
Я наугад показал на студента. По его внешнему виду можно было определить низкий достаток в семье. А по уровню развития речи… Сами смотрите:
— Ну, это… учиться…
— Зачем?
— Ну, чтобы образование было. Диплом там…
— А зачем вам диплом? Вы же ничего не знаете? Вас выгонят с работы в первую же неделю!
— Нет, ну Николай Влидимирыч, а куда нам? Больше просто некуда.
— А работа? Идите в «дырку» (полулегальная небольшая угольная шахта). Будете получать по полторы-две штуки баксов?
— Ага! А если привалит? — начал возмущаться другой.
— А если вам завтра кирпич на голову упадет? Что же теперь, из дому не выходить?
— Так что, нам бросать учиться и идти в «дырку»?
— А вы не можете бросить учиться. Потому что вы даже не начинали. Вы просто сидите на парах и играете в игрульки для детей-дошколят.
— Не правда! Там думать нужно! — опять обозвался первый.
— Давайте ради интереса дадим эту игрульку школьнику, класса с шестого, и посмотрим, как быстро он её пройдет? «Думать надо». Я в игры не играю уже лет пять, например, просто потому что не могу найти «не примитивной» игрушки. А то, во что вы шпилите на парах развивает только сколиоз и дебилизм. О! Кстати, знаете, чем страдающие олигофренией (умственно отсталые), отличаются от нормальных людей?
— Неа, — заинтересованно закивали студенты.
Я заметил, что еще три-четыре человека перестали писать и внимательно меня слушают. Ай-яй-яй!
— Отсутствием инициативы. Дебилы (самая легкая стадия олигофрении) не способны что-то сделать самостоятельно, под влиянием собственных импульсов. Их нужно заставлять, ими нужно управлять… Вот, к примеру, дебил никогда не сможет себе выбрать телефон самостоятельно. Он пойдет в магазин и скажет «посоветуйте мне что-нибудь» продавцу, который в телефонах вообще не разбирается и был принят на должность исключительно ввиду длинных ног и светлых волос.
— Так все так делают! — начали возмущаться студенты.
— Ээээ, нет, друзья. «Не дебил» зайдет на какой-нибудь сайт, вобьёт в поля все необходимые функции и посмотрит на результаты потому что точно знает, что ему нужно. Потом почитает отзывы пользователей. Потом пойдет в магазин, чтобы посмотреть на трубку вживую и посмеяться с консультанта. И только потом, когда он точно удостоверится в том, что это именно то, что ему нужно, закажет со склада (еще и процентов на 7-10 дешевле). А и ещё! У олигофренов нет силы воли — они не в состоянии заставить себя подождать хотя бы неделю (доставка, оформление, все дела). Подарили денег на день рождения — бегом в магазин! А не подарили — берет кредит на год, не понимая, что через год этот телефон будет стоить в два раза дешевле. И самое смешное то, что несчастный даже не догадывается о 90% функций своей новой трубки. Только музычку слушает и фоты фотает. Ну и понтуется конечно. А вот загуглить в интернетах значение слова «метрология» сидя на паре измерений он не в состоянии.
Студенты немного обиделись. Особенно на последнюю фразу. В состоянии обиды человек не может мыслить конструктивно, так что нужно последний мазок сделать:
— И я таким же был. Года четыре назад я и подумать не мог, что куплю себе пару зеркалок, а лет семь назад не подумал бы, что у меня будет мощный комп, пара ноутов и прочие плюшки. А потом пообщался с парой бизнесменов и понял главное. Главное — захотеть исправиться. И тогда будет все. Ну, если конечно не лениться и не поддаваться соблазнам «правильной» жизни.
Кажется, конкретный пример подействовал. Все начали шушукаться, просить у коллег книжки и телефоны, а одному я даже разрешил посидеть за моим ноутом и посмотреть учебные материалы. Только один студент, тот самый, с малым достатком упорно продолжал тупо смотреть перед собой:
— Да фигня все это! Если у тя денег и связей нету, никуда ты не пробьешься. Так ото на шахте и будешь всю жизнь пахать…
Почему-то занастальгировал. Тоже когда-то так думал...
— А вот и нет! Ради интереса почитайте биографии самых богатых людей мира? Ну, если не считать всяких шейхов и царей. Вон у Стива Джобса вообще приемные родители турецкие армяне. И проучился он всего один семестр в универе. И ничо — «Apple» основал и много чего придумал. Как вы думаете, он в детстве думал, что ничего не достигнет? А? А на чем он заработал свои деньги? — все сделали вид, что не слышат меня и начали напряженно смотреть в парты. — На фантазии! Пять самых продаваемых товаров сегодня десять лет назад вообще не существовали! Вот у них мозги действительно работают! Это только у нас могут уголь из-под земли доставать, ползая раком в штреке.
Возражений больше никто не имел. До конца пары никто ни о чем не спрашивал. Все молча сдали работы и удалились. Захотелось подслушать, о чем они будут говорить на переменке, и я на цыпочках побрел к двери, из которой появилась Оля.
— Оля? — удивился я.
— Николай Владимирович… Николай… — Оля смущенно посмотрела в пол. — Я хотела с Вами поговорить.
— Консультации в пятницу с двух до трех, — холодно заявил я.
— Нет, я по другому вопросу… Я извиниться хотела за вчерашнее.
— Извинения приняты. Всё, мне нужно журнал отнести в учительскую.
Я начал стремительно идти прямо на Олю, но она так и не сдвинулась с места. Я притормозил и попробовал обойти и Оля кинулась меня обнимать. Роста она была невысокого, без каблуков, поэтому была мне по плечи. Немного собравшись с мыслями, я заметил, что Оля хлюпает. Молча мы простояли около минуты. Потом я предложил сесть за парту.
— Что случилось? — начал я.
Оля покраснела.
— Нет, я, наверное, пойду, Вы меня извините.
Всем своим видом она показывала, что уходить не собирается и хочет, чтобы я повыпытывал, что же там случилось.
— Ну хорошо, — согласился я. — Тогда всего хорошего.
Я встал и задорно затопал к двери и Оля тут же бросилась за мной.
— Ну Николай Владимирович! Мне нужно вам что-то сказать. Мой парень сказал, что если я не буду у него… ну… то он выложит фото, где я пьяная и голая в интернет. Я там у него… ну…
Вчера я видел у Оли эмоциональный, надрыв, который меня реально мог закончиться суицидом. А сегодня она об этом говорила так, как о забавной шутке. Почему-то казалось, что она врёт. Только не было понятно, зачем.
— Как только он их выложит, звоните в милицию. Падонка посадят сразу за два дела бравых. Он вам еще компенсацию выплатит. Так что вы в выигрышном положении, — я усмехнулся. — Чтобы приз получить, Вам нужно ничего не делать. Всё, извините, мне журнал нужно относить.
Оля опять мне преградила дорогу.
— А у него связи в милиции.
— А у меня тоже связи в милиции. Я тут недавно майору одному свадьбу отснял бесплатно. А там дядька такой, что справедливость превыше всего (я даже удивился — майор милиции, а двести долларов за фотографа отдать не в состоянии). Так что ничего не бойтесь. Таких нужно сажать.
Оля растерялась.
— Ну Николай Владимирович! Вы… Я…
Вдруг она набросилась на меня и начала пытаться поцеловать.
Насилу отцепив ребенка, из которого чёрт, видимо, еще не вышел, я грозно скомандовал: «ВОН ИЗ КАБИНЕТА!», а сам сел за парту, пытаясь отдышаться и собраться с мыслями. Оля разрыдалась, но вышла.
Какая-то больная. Но моя проблема в том, что я не вижу в людях больных. Я вижу потенциально здоровых, и просто так наплевать не могу. О человеке впервые кто-то позаботился, и она, как слепой щенок, теперь ходит хвостиком за этим «кем-то». Пытается привлечь к себе внимание, делает идиотские поступки… идиотские поступки… и потребность во внимании… В голове начали мелькать варианты совмещения этих понятий. Суицид вряд ли — слишком глупая и неинициативная. На что-то масштабное тоже ума не хватит. Если немного навредит, то только себе. В этом ничего страшного нет — чем больше шишек в детстве набьешь, тем потом лучше.
В кармане завибрировало. Звонила Владимировна:
— Але, Николай Владимирович, зайдите ко мне срочно!
Тон у Владимировны был суровым. Даже очень.
Зайдя в тесный кабинет методиста, я увидел там Олю. В голове стремительно пронеслись все известные ругательства на трех языках.
— Николай Владимирович, — начала очень серьезно Владимировна. — Только что Ольга сообщила мне, что Вы к ней приставали на перемене.
Внутри бурлили эмоции. В таком состоянии лучше не говорить ничего или лить воду ниочем. Почему-то успокоиться не удавалось. Кабинет трижды был исследован на предмет наличия чего-то, чем можно убить с одного удара. Нет! Стоп. Думай головой, ДУМАЙ! Зачем мне к ней приставать? Она юная красивая, я молод и без девушки. Не катит… Алиби! У меня всегда есть алиби — я или со студентами или в интернетах.
— А когда это произошло? — как бы уверенно спросил я у Оли, сбиваясь на каждом слове.
Оля зажато посмотрела на Владимировну.
— Ольга мне сказала, что Вы её только что домогались. В кабинете инженерной графики.
Спросить про доказательства? Я таки сильно держал эту гадость за плечи.
Краем глаза я посмотрел на плечи заплаканной Оли — имеются синяки. Мысли поплыли в сторону горотдела милиции, доброго следователя, надетого противогаза с пережатым шлангом, моя фотка в газете с каментами вроде «пойман маньяк-педофил»… ДУМАЙ ГОЛВОЙ, ХЛЕВИЦКИЙ! НЕ БУДЬ ИДИОТОМ!
— Николай Владимирович, у вас только что был третий курс? — Владимировна смотрела в лежащее на столе расписание.
— Ага, — тупо согласился я.
— Сейчас будет окно, так?
— Ага, — согласился я, не понимая о чем речь.
— Ольга, — Владимировна посмотрела на нее как на говно. — А что Вы делали в кабинете инженерной графики на перемене? У Вас сейчас какая пара должна быть? — Оля молчала. — То, в чем Вы обвинили Николая Владимировича — статья! Вы понимаете всю серьезность ситуации? Ты мне нагло врешь про одного из наших начинающих педагогов, который ещё даже освоиться не успел! Ты представляешь, каково ему это слышать? Вон из кабинета, а сегодня после пар на административное совещание.
Опять разрыдавшаяся Оля вышла в коридор.
Спокойствие Владимировны меня всегда поражало. Как ей это удаётся? Её серьезная сердитость тут же превратилась в доброту:
— Колечка Владимирович, — начала она. — Не переживай ты так. Это нормально. К тебе будут студентки липнуть. Думаешь, она у меня первая такая?
— В смысле? — офигел я.
— Да тобой половина второкурсниц уже интересуется. У третьего я ничего не веду, поэтому не знаю. Я же, как методист, должна все это контролировать.
Владимировна начала ехидно улыбаться. Что за человек???
— Так, ааа… Че мне делать-то?
— А ничего. Просто продолжай в своем духе и не переживай по таким пустякам. Нужно было тебя сразу предупредить, так бывает с молодыми и харизматичными преподавателями. Но я не думала, что всё так скоро произойдет. Ты мне лучше вот что скажи, — Владимировна опять стала серьезной. — Вчера до администрации дошли слухи, что ты уходить собрался?
— Ну да, — согласился я. — Летом в Крым уеду работать.
— В смысле «работать»? Уволиться хочешь?
— Ну да.
Владимировна вдруг сдулась. Пропал огонек в глазах и взгляд стал пустым.
— Ну вы же сами понимаете, что здесь я ничего не заработаю? У меня нет квартиры, машины, семью скоро делать, а что я с зарплатой преподавателя…
— Да подожди ты! Поначалу да, маленькая. Но потом будет больше и больше. Я же вижу, что это твоё! Ты не сможешь это бросить! Тебе уже за две с лишним недели удалось завоевать авторитет у студентов, какого некоторые за целый год завоевать не смогут.
— И что мне с того? Ну, завоевал я авторитет у несмышленой молодежи. Дальше что? Где развитие? Что я в итоге получу? Там, где я буду работать, тусуются интересные люди — актеры, певцы, политики, технари крутые — есть чему поучиться. А тут мне не у кого учиться.
— Охохо, — засмеялась Владимировна, поправляя очки. — Это так кажется. Посмотрим, что ты через год скажешь… Знаешь, у меня есть один знакомый. Бывший учитель информатики. У него сейчас свое дело, он живет в достатке, переехал в Донецк и купил себе там квартиру. Но он говорит, что не получает удовольствия. Постоянные нервотрепки, беготня, суета угнетают. Но бросить он уже не может, так как не хочет разочаровывать семью. С которой, кстати, видится очень редко.
— Так у него кривой бизнес значит! Хороший бизнес нужно правильно организовать, тогда он сам будет работать.
— Знаешь, сколько у нас таких было? — устало улыбнулась Владимировна. — Набрали кредитов… до сих пор выплачивают. А случись что? Тут какая никакая, но социальная защита имеется. А там ты будешь с рюкзаком бегать, детей снимать. А жить где ты будешь? В вонючем общежитии?
Да что она так взъелась???
— Понимаете, там зарплата в пять раз больше, чем здесь. Можно позволить себе квартиру нормальную, чтобы…
— Коль… — Владимировна посмотрела на меня так, что стало жутко зябко. — Ты меня расстраиваешь.
Стало совсем грустно. Прозвенел звонок и я вышел.
К этому человеку я относился как к матери. Она — одна из немногих, кто реально поддержал в трудную минуту. У неё был безлимитный кредит доверия. Даже если бы она поступила очень некрасиво, я бы все равно нашел бы этому логическое объяснение. И сейчас. Понятно, что она, как представитель администрации, не заинтересована в уходе нового перспективного кадра. Но говорила она со мной не как администрация с подчиненным, а как человек с человеком. Может, и правда не в деньгах счастье? То, что я делаю сейчас — отдых. И за него ещё и платят. Но мне нужно больше. Камера, которую я хочу, стоит 2500$. Если ничего не есть, и за квартиру не платить, и ничего не покупать, то насобираю я эту сумму за 2500/200=12,5. Год и полмесяца. Если учитывать всякие там премии, то около года. ЭТО МНОГО! А я ведь не только камеру хочу — свет, оптика, студийное оборудование, клавиши, кабинет — да мне десять лет придется работать на них. Еще будучи студентом я немного обманул систему и получал одновременно полторы стипендии и пенсию по инвалидности (а положена только одна соц. выплата), и в общем получалось чуть больше, чем сейчас. Но тогда была куча времени, и можно было подработать. Не то, что сейчас. И не хочется становится обычным преподавателем-занудой, который просто читает лекцию, дабы получить зарплату. А у меня, кстати, только такие коллеги. Есть такие, что тупо дают задание «переписать с… по… и уходят в подсобку играть в пасьянс. А если не перепишите, то получите «2». Я не смогу долго противостоять…
Завибрировал телефон. Звонила Лена. Та, которая язык читает.
— Алё, привет! У тебя сейчас окно?
— Ну, да…
— У меня тоже! Заходи, посидим.
Я улыбнулся.
— Ну, я просто так сидеть не люблю. Давай лучше погуляем по городу? Погодка отличная, а я как раз фотик взял.
Я вчера показывал Лене свои фотки и она страшно загорелась идеей пофотографироваться.
— Ой… ну я сейчас плохо выгляжу… я ненакрашенная…
— Ты всегда хорошо выглядишь. Или ты отмазываешься от встречи?
— Встречаемся через пять минут в холле!
И трубку положила. Что-то мне это напоминает…
Сентябрь в этом году выдался «ничо так». Было не жарко, сухо и все люди с улиц чудным образом исчезли. Лена страшно волновалась, периодически поправляла волосы и постоянно рассматривала ноготки. Меня забавлял подобный мандраж, но на фотках отразится он прищуренными глазами и кривой улыбкой, которую зритель не оценит. Ну, будут еще криво поставленное ноги, сгорбленность, висящие руки и прочие шлак.
— А у меня никогда не было профессиональной фотосессии, — почему-то сказала Лена.
— И не будет, — улыбнулся я. — Я ж не профессионал.
— Да брось! У тебя камера вон какая!
— Я тебя умоляю — это одна из самых дешевых камер. Оптика разве что нормальная. Да и вообще. Думаешь, камера делает снимки? Их делает фотограф. Если я тебе дам камеру, ты же не станешь профессиональным фотографом? Тут все дело в композиции, свете, законах оптики… Если бы я еще сам в них толком разбирался… Ну, ладно, начнем.
И мы начали. Давно я уже не чувствовал себя эдаким начальником, командующим растерянным подчиненным. Подобная ситуация даёт возможность взять бразды общения в свои руки и, при наличии определенного опыта и навыков очень быстро завоевать доверие. Не раз после подобных импровизированных фотосессий начинающие модели не стесняясь заходили ко мне домой попить чайку и посмотреть фотки. Смешно то, что мы действительно смотрели фотки и пили чай. Ну, может, немного обрабатывали. Конечно, это уже моя личная (приватная) зона, но и туда я порой кое-кого впускал.
Пофоткались мы отвратительно. Безидейно, бессмысленно и беспощадно. Но Лена была в восторге. Просмотрела всё снимки в камере раз шесть, не единожды споткнулась и раз чуть не выронила камеру (хорошо, что я заставил надеть ремешок на шею). Как вы понимаете, пришлось её поймать.
— Ой, — испугалась она. — Чуть фотоаппарат не уронила… Вот я дура…
— Да не переживай ты так, Лена Юрьевна, все ведь целы. А если бы разбила — ничего страшного, — я погладил Лену по нижней части спины, — Вам обе почки не нужны, вы не пьёте…
Почему-то меня ударили. Почему «почему то»? По голове. И хорошо так, с задором. Видимо, свои почки Лена Юрьевна любила очень сильно.
— Спасибо, — поблагодарил я. — А еще можно?
Откуда в этой маленькой училке столько злости? В ударах действительно чувствовалась агрессия и неуравновешенность. Было заметно, что Лена давно хотела выместить злость на ком-то. Неужто её так доводят? Но спрашивать об этом сейчас не нужно. Или нужно?
— Лен, вот ты… тебя что-то достало? Уж совсем неистово ты меня лупила, — Лена съежилась и немного покраснела. — Да нет, ничего страшного. Я ж твой психоаналитик. Рассказывай давай.
Немного подумав, она начала.
— Ты понимаешь, меня сегодня опять третировали. У доски отвечал один балбес огромный. И вся группа почему-то смеялась. Я их спрашиваю: «Почему?», — они молчат. А этот на меня так сверху смотрит, как будто насмехается. После пишем правила, а они все равно хихикают. Я их пытаюсь успокоить, а они все равно хихикают. Меня всю колотило прям! Я уже хотела двойки ставить! Хорошо, что звонок прозвенел… — помолчав немного, Лена посмотрела на меня. — Почему молчишь?
— Ты не против, если я выскажу свою позицию?
Лена удивилась.
— Ну конечно же!
— Тогда пообещай, что не будешь перебивать.
— Обещаю.
— И что постараешься понять, что я тебе пытаюсь сказать. Не выслушай, а именно попытайся понять.
— А что, — начала возмущаться Лена. — Я похожа на человека, который не умеет слушать?
Захотелось напомнить, как она хотела нажаловаться администрации за то, что я пишу рассказы.
— Хорошо, смотри. Не думаю, что я это придумал первый, но подобной фразы у великих я так и не нашел: «…никто не может оскорбить человека кроме самого человека». То есть ранить себя морально можно только изнутри. Например, мне говорят, что у меня грязные волосы. Я могу это воспринять, как оскорбление, так? — Лена подумала и кивнула. — Мол, как этот жалкий кто-то может касаться моего личного чего-то. Ну, бывает ведь. А если посмотреть с другой стороны? Может, человек знает, что я иду устраиваться на работу и что потенциальный начальник — чистоплюй? И я точно на работу таким грязнулей не устроюсь? А вот даже так: студенты, которым ты ставишь двойки, обижаются на тебя? А ведь виноваты они сами? Они же не сделали домашку? А винят во всем тебя.
— Так разве я виновата в том, что маленькая? — не выдержала Лена. — А они такие лбы здоровые???
— Ты не маленькая, а низкого роста. Так Наполеон про себя говорил. А виновата ты в том, что хочешь казаться большой. Но ты же не большая?
— Тебе с ростом под два метра хорошо говорить… — походу, Лена обиделась.
— Да! — засмеялся я. — О косяки хорошо биться головой, одежду подбирать по два-три часа на рынке, в маршрутках горбиться, упираясь головой в низкий потолок. Вот скажи, чем тебе мешает низкий рост? Кроме того, что ты считаешь, что с тебя все смеются.
Лена задумалась, и я, чтобы не скучать, начал смотреть фотки.
— А когда будут фотографии готовы? — вдруг спросила она.
— Ответь на предыдущий вопрос, тогда скажу.
— Ну… Достать что-то с верхней полки не могу. Приходится на стульчик становиться. И с тобой, когда общаюсь, приходиться вверх смотреть.
— А мне вниз, и что с этого? А учитывая то, что у меня глазной протез всегда смотрит прямо, я могу по этому поводу жутко комплексовать.
— Да оно как-то и не заметно совсем, — начала успокаивать Лена. — Может с самого начала немного странно, а потом привыкаешь.
— Вот! — обрадовался я. — Вот если бы у тебя был выбор стать высокой и одноглазой или остаться такой, как есть, что бы ты выбрала? Только честно.
Лена поняла, что попалась в западню, где её ждал скользкий вопрос. Косясь по сторонам, она как бы пыталась спрыгнуть, но не было никакого повода.
— Наверное осталась бы такой, как есть.
— То есть, по-твоему, у тебя сейчас положение менее… стеснительное… ммм… нет, лучше «стесняющее»… менее стесняющее, чем у меня, так? — Лена нехотя кивнула. — А значит, кто кого должен утешать?
— Так что, мне теперь тебя утешать? — она наконец улыбнулась.
— Нет. Мне разве что немного непонятно, что люди находят в себе какие-то мелочи, которые их грызут, и портят ими себе, а частенько и окружающим жизнь. Кстати, я тут справочки навел, оказывается большинство мужчин считает, что низкие девушки намного привлекательнее. Тем более такие, как ты. С фигурой и сиськами.
Лена оторопела от такого комплимента, но еще больше разулыбалась.
— Ты что, со мной флиртуешь?
— Нет, я пытаюсь тебе показать, какая ты есть на самом деле.
— Так что, я тебе не нравлюсь?
«Facepalm.jpg»
— Для фотосессий я выбираю только самых красивых девушек. Это раз. Я тебе даю консультацию, за которую нормальный психолог взял бы баксов пятьдесят. — Лена очень-очень хитро улыбнулась. — Если бы мне нравились девушки, я бы за тобой даже приударил.
— В смысле??? — оторопела Лена.
— В прямом. Я уже давно понял, что мне отношения не интересны. Я начинал писать рассказы и думал, что смогу на их базе построить отношения. А когда отношения начали мешать рассказам, я отрекся от них. Ну, от отношений.
— Ну как же так? Так ведь не бывает? Все хотят этого. Стоп... А ты тогда со мной сейчас зачем гуляешь?
— Ты мне интересна как личность. Немного нездоровая, но зато с большим потенциалом. Интересная короче.
— Так тебя что, не интересуют девушки что ли? — не унималась Лена.
— Скажу «да» — не поверишь. Скажу «нет» — тоже. Меня девушки как объект половых сношений не интересуют.
— Почему?
— Потому что нет развития. Вот, когда начну нормально зарабатывать и смогу создать семью, будет прикольно — дети, общее хозяйство, ячейка общества короче. Вот это круто. А делать все ради минутного удовольствия. А в моих случаях секундного… Вот фотография намного круче. Ее потом можно сколько хочешь раз посмотреть, или показать кому-нибудь. А кому ты сможешь оргазм показать? Это только для эгоистов.
Лена очень недоверчиво косилась в мою сторону.
— Ты шутишь?
— Да нет же! Нет, ну конечно где-то во мне еще есть комок комплексов, который считает, что мой социальный статус напрямую зависит от количества и качества женщин, которые у меня были. Но это… как сказать… Как у животных. Вот у Каганова есть в одной книжке деление любви на три вида. Первый — когда одна муха хочет другую муху. Потому что так в генетическом коде написано: нужно размножаться. Кстати, мухи от секса особого удовольствия не получают. Не спрашивал конечно, но почему-то мне так кажется… Ага, так вот. Второй тип — социальная любовь. Как в стае у львов. Самка выбирает самого главного льва. Заметь, именно льва (не тигра или леопарда). Опять же, ради того, чтобы её потомство имело больше шансов на выживание. Чувства там практически не пахнет. Третий вид любви — чистая. Когда любят личность и исключительно чувствами, не обращая внимания на материальное тело. Яркий пример — однополая любовь…
— Фу! — поморщилась Лена. — Это же мерзко, когда мужик с мужиком!
— Совершенно согласен! В зад любят плотью, а это второй пункт. Не знаю, мерзко это или нет, но то что противоестественно — точно. А вот когда два человека, именно ЧЕЛОВЕКА любят друг друга как высшие создания, на уровне сознания… это круто. Поистине круто. У того же Шекспира в душевных письмах к друзьям не раз встречалось «люблю тебя». Все его почему-то голубым считают, ха-ха-ха. Так блин! Этот чел научил любить нехилую долю населения Земли. Откуда, думаешь, пошли все сопли, слезы, драмы и прочее, а? Ты, как препод литературы, должна знать.
— В какой-то мере да. По крайней мере, его учат в школах.
— Во! Это все заговор хитрых тараканов с Марса, которые у власти находятся сейчас.
— У тебя паранойя, — улыбнулась Лена. — По-твоему, есть нас тоже учат хитрые тараканы?
— Только то, что не нужно. Вот ты читала, как я к еде отношусь, да? А почему? Потому что сам себе я покупаю только то, что полезно — каши, мясо, молочку, овощи и фрукты. На остальное строжайший запрет. Всякие тортики-пироженки-конфетки-печеньки эт уже излишество. И тут есть два плюса: во-первых, я абсолютно здоров, во-вторых, я могу достичь этого, как его… Ну, скажем, экстаза, очень простым путем — выклянчить у кого-то себя покормить. А тут этот кто-то может нехило взрастить чувство собственной важности. А это ведь хорошо!
— Интересная диета, — сказала Лена, начав долгую беседу про то, как тяжело следить за фигурой. Ну, пусть чем-то погордится. Я тактично спрятал фотик и пытался о фото не напоминать, чтобы потом, при удобном случае иметь рычажок воздействия.
Прошла большая перемена, прозвенел звонок, и студенты зашли в аудиторию. На черчение ходит по полгруппы (12-15 человек), но пришло человек семь.
— А остальных куда дели? — задорно спросил я.
— А сейчас придут. Наверное, еще не доели, — сказал кто-то.
Через несколько минут толпой завалились остальные.
— В угол! — скандировали прибывшие вовремя. — В УГОЛ!
— Вы их слышали, — добродушно сказал я. — Кстати! У нас сегодня открывается новая услуга — фото на память. Я взял фотик и теперь все, кто в углу стоял, буду фотографировать на память. И выкладывать вконтактик.
Взяв фотоаппарат, я сфотографировал четыре угла с содержимым, а потом посадил на место.
— Какое право вы имеете нас в угол ставить? — обиженно сказал один студент. — Мы сюда пришли учиться, а не в углу стоять.
— Во-первых, вы опоздали, а во-вторых… я пока не придумал, но вы обязательно мне подскажете. Давайте посмотрим, что у вас для меня есть. Где прошлая работа? Многоугольники?
— Студент достал работу, на которой должно было быть нарисовано семь правильных многоугольников.
— Объясняю для самых умных! «Правильный» значит с одинаковыми сторонами. У вас стороны одинаковые?
— Ну почти… — предположил студент.
— Почти беременной быть нельзя. И правильное «почти правильным» тоже быть не может. Либо да, либо нет. Так вот, у вас НЕПРАВИЛЬНО. За эту работу я могу вам поставить почти пять.
— Четыре? — поинтересовался другой студент.
— Нет. Три. Работа сделана — да. За это три. Аккуратно? Нет, значит минус бал. Правильно? Нет. Значит, еще минус бал. Итого три.
— Почему вы остальным пятерки поставили за такие же работы на прошлой паре, а мне три?
— Потому, что они сделали это за пару. А у вас была целая неделя, чтобы до ума довести.
— Так вы мне сказали, что четыре на прошлой паре! — вскипел студент.
— Так на прошлой паре вы четыре и заработали. И с той самой пары ничего, я смотрю, не изменилось особо. Вы что дома делали? А?
— Но вы же сказали, что четыре? Почему три?
— Вы тупой? Я же вам только что сказал, почему!
Студенты захихикали.
— Почему вы меня оскорбляете? Кто вам дал право меня оскорблять?
— Если вы не заметили, я не утверждал, а спрашивал. Короче, мне надоело с вами общаться. Сейчас мы доверимся одному действительно объективному способу оценивания.
Выждав небольшую паузу, я обвел студентов взглядом, взял в руку мелики (розовый и синий), спрятал ладони за спиной, перетасовал, выставил перед собой и предложил угадать:
— Выберете розовый — четыре. Синий — три. Выбирайте. А остальные быстенько ставки сделали!
Студент выбрал правую руку, в которой был голубой мел. В журнале после двух пятерок появилась тройка. Группа просто тащилась, а несчастный студент чуть слышно причитал:
— Почему на мою оценку влияет то, какой я мелик выберу?
— О Боже! Ну как так можно! — уже не выдерживал я. — Вашу оценку вам только что прокомментировали. И просто предложили её немного повысить, испытав вашу удачу. Вы шансом не воспользовались и даже за него не благодарите.
— Как я могу выполнить работу, если вы не объясняете толком, что и как нужно делать?
Внутри закипело. Начали появляться деструктивные эмоции просто от того, что достала такая беспробудная тупость. Закончить разговор значило не ответить на вопрос и показать слабость. Продолжать тоже бессмысленно — будет сгенерировано бесчисленное множество тупых вопросов.
— Вы спросите тех, кто работу сделал за одну пару и сдал без слезок и сопелек. Конкретно, в данный момент, вы мне не даёте начать пару своими дурацкими вопросами. Ещё что-то не ясно?
Студент потупился и покраснел.
Самое обидное — я ему еще летом делал бесплатную фотосессию, а потом еще и его другу. Ничего выдающегося во внешности не было, поэтому съемка мне, как фотографу, была совершенно не интересна. Просто решил сделать жест доброй воли. И вот вам результат. Хотя, может, у парня что-то стряслось… Зря я на него все-таки так. Нужно будет как-нибудь подбодрить его попозже.
Дав задания, я сел за ноут и начал делать из только что снятых фото что-то типа демотиваторов с обязательной надписью: «А чего добился ты?». Типа: «Они стоят в углу втроем. А чего добился ты?». Не шибко смешно, но наукой будет. Зайдя вконтактик, чтобы загрузить фото, я увидел сообщение от Оли. Цитирую: «Николай Владимирович извените меня! Я не знаю, что со мной нашло и мне правда стыдно очень! Извените меня!!!». Интересно, что ее подвигло на такие мысли? Административка после пар? Я ей ничего не говорил, а сама она до этого точно никогда бы не догадалась… ладно, не важно. Нужно фотки загрузить и немного повторить презентацию. У меня ж доклад через неделю.
На паре чертили сопряжения — кривые, которыми можно соединить два круга так, чтобы получилось как «так и нужно». В учебнике для каждого вида сопряжения (а их всего три) дано по пять строчек печатного текста. Тренируясь дома, я случайное задание сделал за 20 минут с нуля. Из студентов только один смог разобраться в этих несчастных трех кривых линиях! И то, за час.
— Что непонятно? — спросил я.
— Ничего. — Хмуро ответили студенты.
— Не может быть «ничего» не понятно, не обманывайте.
И читая предложения из учебника я выполнял на доске чертеж, строго следуя инструкциям, за исключением того, что вместо циркуля использовалась продолговатая тряпка, один конец которой упирался в доску, а в другой вставлялся мел. У меня почему-то получилось. А потом и у студентов почему-то начало получаться.
— Что сложного? — грозно спросил я. — Я что, какие-то дополнительные слова там видел? Или может у меня инструменты уникальные?
— Ну вы же преподаватель! — начали возражать студенты.
— Я таким же студентом как и вы был сегодня утром! Просто я точно знал, что мне придется разобраться. И разобрался. И вы только что разобрались, так как увидели, что это работает. А до этого считали, что это выше ваших сил. Главное — не ставить преград, иначе никогда ничего не получится. Большинство проблем ведь здесь, — указательным пальцем я показал в голову. — И самое смешное то, что вы сами себе их создаёте, сами жизнь портите. Вот я буквально полгода назад считал себя никем. А потом… Так, чего вы развалились? Давайте чертите, у вас двадцать минут осталось. А я вконтактике посижу.
— А мне можно вконтактике посидеть? — вызвался какой-то студент.
— Если на пять сдадите — я только за. Только вы же помните — ШРИФТЫ.
На этот раз студенты, видимо, прониклись идеей открытого пространства и запилили мне весьма кошерные чертежи с вполне вменяемым (хоть и кривым) шрифтом. Все получили пятерки. Кроме одного. Того самого, который в начале обижался. Видимо, до сих пор злится. В таком состоянии люди не могут мыслить здраво и вообще адекватно — эмоции заполняют все. Под эмоциями можно заниматься делами, никак не связанными с правилами — кричать, материться, бить и просто (пардонте) срать кирпичами. И никак уж не чертить. Сам парня загнал в эту яму, сам и буду вытаскивать.
— В конце, после пар приходите на консультацию, я вам объясню, там все просто.
— Гы-гы, Стас тупой! — захихикал кто-то. — Даже я разобрался. Это же для дебилов задание.
— Так, вы, который шибко умный. Я вам на бал снижаю оценку за хамство.
— Так вы мне уже поставили «пять», — не унимался тот. — Ну там же ничего сложного нет. Даже я, дебил, сделал. А он не может! Гы-гы-гы!
— Так, всё, иди уже, Петросян. — я посмотрел на неуспевающего. — Приходите, разберемся.
Студент растерянно кивнул и ушел.
Предстояло самое тяжелое. Следующая пара у группы, где учится Оля. Хотелось что-то сделать, чтобы сорвать пару. Например, позвонить в милицию и сообщить о бомбе. Или инсценировать какую-нибудь болезнь, или сказать, что в квартире потоп… Хотя в Шахтерске, где вода с шести до восьми (утра), в такое время потом случиться не может. А жаль.
Но пришлось взять себя в руки. Как говорят все тренеры по личностному росту — когда ты делаешь что-то через силу, ты растешь как личность. Поэтому приходится брать себя в руки, идти за журналом и задорно говорить:
— Здорова, народ!
— ЗДРАСТЕ! — прогремело на все крыло. Я аж сам испугался.
— Присаживайтесь. А что с вами такое? Что, кричалку скушали?
— Нет, Физ-ра была. Там Станислав Федорович нас так учит.
Я улыбнулся и подумал про себя, что не мне одному нравится здоровый юмор.
— Только вы так Татьяне Павловне не скажите, а то у нее инфаркт будет.
— А мы ей и не будем. Мы только вам, — сказал один.
— Да, вы ж нормальный! — сказал другой. — Не то, что математичка.
— Светлана Владимировна?
— Да! — оживились студенты. — Она знаете, какая строгая!? На каждой паре домашку проверяет! У нас в журнале одни двойки!
— Да кто ж вам виноват? — рассмеялся я. — Вы же сами халтурите. А на Светлану Владимировну не гоните тут. От вас требует не она, а учебная программа. Поступили учиться — будьте добры, выполняйте. На работе вы тоже будете говорить, что не понимаете, как делать? Она же вас пытается учить, самоотверженно. Я ухожу в четыре, а она еще с вами сидит, примеры проверяет. Думаете, у неё своих дел нет? Не говорите так о Светлане Владимировне! Она мне, знаете, как помогла, когда я в больнице лежал?
И я поведал короткую кулстори про операцию, немного приукрасив некоторые факты. «Математичку» все очень сильно зауважали. А я ради интереса открыл страницу математики, полюбовался на обилие двоек и мысленно, не подавая виду, посочувствовал студентам. И опять повторил сценарий прошлой пары («ничего не понятно»). Все это время я старался не смотреть в сторону Оли, которая (как мне казалось) сверлила меня взглядом. Зайдя в уютный контактик я проверил почту. Пришло одно письмо от недавно-возмущенного студента: «привет Коль! удали мою фотку из своего альбома: " Те, кто в углу стояли... " , это нарушение авторских прав, не говоря уже дальше _)». Знакомы мы были, как я говорил, уже давно, поэтому были на «ты». Пишу ответ: «А ну покажи мне ту статью, которую я нарушил?)». Буквально через минуту получаю ответ: «я не пойму, ты хочешь что б мы ругались из-за фотографии!? покажи ты мне статью, где написано что ты имеешь право ставить в угол студентов, фотографировать их и выкидывать в нэт!!!». И это человек сидит на паре? Самое страшное, что я тоже веду пару! Куда образовательная система катиться??? Пишу ответ: «Ты сейчас напоминаешь педовку-истеричку. Если что-то не запрещено, то это разрешено. Это раз. В угол я вас ставить никакого права не имею. Я хоть раз кого-то туда затолкал насильно? Вы сами туда идёте. Можно отказаться. Заодно посмотришь, что будет. Это два. Фоткать я могу кого угодно и что угодно. Запрет на съемку действует только на стратегических объектах. Это три. Нэт — свободное пространство, что хочу, то и выкладываю (если это не ущемляет авторские права кого-то еще). Автор фоток я, так что ниипет. Чтобы не попасть в угол, достаточно соблюдать дисциплину. Это сложно? Как вы не понимаете, что сами в своих бедах виноваты?». Ответ пришел моментально: «всё таки зря, Николай Владимирович, вы это делаете...».
Стало немного не по себе. Парень открыто нарывается на конфликт, причем ни чем это реально не аргументирует. Может, конечно, я из ума выжил… Нужно на гитаре поиграть.
Найдя в шкафу среди кучи чертежей любимую «Ямаху» я принялся брынчать что-то в До мажоре. Нечто, похожее на панкоту калифорнийскую. Студенты от такого номера, естественно, рты поразивали.
— А вы играете? — спросил кто-то.
— Не, вы шо! — отшутился я. — С чего вы взяли?
— А сыграйте нам что-нибудь?
— А начертите мне что-нибудь?
— А давайте, вы будете играть, а мы будем чертить?
— А давайте. Только грустную.
И я затянул «С войны» группы Чайф. Давно уже не пел, но получилось так, что даже самому понравилось. Студенты во время исполнения сидели так тихо, что мне показалось на мгновения, что вокруг тишина. Поверьте, когда работаешь преподом, это реально пугает.
Подобно коровам из песни «33 коровы» только под музыку со стихами студенты производили чертежи. Все получили пятерки. Я аж собой загордился! Оля, которая вела себя, как ни в чем не бывало, сделала работу первой и помогала остальным. В конце я, пускай и с опаской, но пожал ей руку, как своему лучшему заму. Та немного раскраснелась, но ничего «такого» не сказала. Её точно кто-то обработал. Вот только кто?
После пар была намечена репетиция моего доклада, который я подготовил за вечер. Естественно, я ничего не делал, а презентацию наваял на большой перемене. Но презентация была гениальной. Как упоминалось раньше, тема доклада «Использование мультимедийных материалов в учебном процессе». В двух словах суть такова: учебников по спецпредметам либо нет, либо они настолько устарели, что лучше бы их вообще не было. Новые либо стоят сотни денег, либо попросту не существуют (попробуйте найти учебник по дисциплине «электроизмерения на усилительных установках»). Выход один — преподам самим заниматься археологией в Гугле, попутно дописывая что-то своё. Например, видеоуроки. Так вот. Я должен был раскрыть проблему, потом показать, как делать те самые видеоуроки. Проблему я раскрыл… своеобразно. Описанием учебного процесса «того» времени служил кадр из фильма «Операция «Ы», где Шурик подсматривает у памятника. В наше же время все изменилось. Доказательством тому служила нагло украденная из фотобанка фотка студента, с невероятно радостным лицом пялящегося в планшетный ПК. Правда вид у него был такой, как будто на дисплее была голая девица. Но по контексту подходило идеально. Еще была пара шуток. Ну как пара… Администрация, которая меня проверяла, рыдала целый час. В конце я на них как бы обиделся (тут, понимаешь, такая проблема, а они ржут!), и ушел. Они так и не поняли, шучу я или действительно мои тонкие эмоции настолько ранимы. Главное — я еще раз себе доказал, что могу владеть аудиторией, а если есть такой скилл, то можно нести что угодно — все равно схавают. Не зря в своё время наслушался книжек про ораторское искусство! Приятно понимать, что тренировки перед зеркалом не прошли зря.
Захотелось зайти к Лене (языки), но она уже ушла домой. Пришлось звонить Марине. Она безумно рада была меня слышать. Так совпало, что она как раз возвращалась домой из Донецка в Торез (через Шахтерск) и забрала меня к себе поесть равиоллей и посмотреть артхаусное кино на большой плазме. Никак не пойму, почему она не выйдет замуж? Баба — что надо, довольно симпатичная (хотя за собой совершенно не следит), умная (одна из немногих, с кем можно посмотреть, а затем обсудить тот же «Догвилль») и готовит офигенно. И это не учитывая того, что у нее семейный бизнес — колбасная фабрика. Никогда таких не понимал. Всё есть — счастья нет. Ну ладно, о Марине чуть позже.
Первой пары у меня не было, но я всё равно пришел на восемь, потому что, сцуко, привычка. По пути в кабинет меня встретила Владимировна:
— Коль, привет. Там к директору пришла мама одного студента и жалуется на тебя. Какие-то фотографии оскорбительные в интернете ты выкладывал… — я побледнел. — Да не переживай ты так, директор не дура и всё понимает. Ты, главное, будь готов, если вызовут. Подумай пока, что ответить. Только не говори, что я тебе сказала. Всё, беги. И не переживай ты так.
Через десять минут меня набрала секретарь и попросила зайти к директору...
— Только она злая очень...
— Спасибо, Ирина Николаевна, — поблагодарил я чувствуя, как колотится сердце.
3
Кабинет у нашего директора с первых секунд давал понять, кто здесь «папа». Точнее «мама». Так уж сложилось, что в нашем учебном заведении был матриархат — в администрации одни только дамы, а сверху над всем этим стоит Елизавета Феаноровна — женщина, которая по сути сделала то, в чём я работаю. На её совести и некислые ремонты в кабинетах, и организация кинофестиваля национальных масштабов для молодежи и ещё много чего интересного. Была она адекватным и умным человеком, поэтому в кабинет я зашел совершенно спокойно, ожидая конструктивного диалога. Внутри сидела Владимировна, бледная и невероятно поникшая, Павловна растерянная и немного напуганная, и конечно же Елизавета Феаноровна — внешне спокойная.
— Доброе утро, — вежливо поздоровался я. — По какому поводу вызывали?
— Вызывали, — начала директор. — Николай… Владимирович… — ее голос стал очень серьезным и грозным. — У нас ЧП, подобных которому еще не случалось. До меня дошли слухи о том, что вы на своих парах унижаете студентов и фотографируете. А потом эти фотографии публикуете в интернете. Это правда?
— Нет, — спокойно заявил я, чувствуя, как начинают гореть щеки. — Стоп… А кто вам такое сказал?
— Только что ко мне пришла мама одно из студентов, в ужасном состоянии. С разболевшимся сердцем и мигренью. — ну да, идеальный человек для конструктивной беседы. — Мы вместе в интернете смотрели эти фото, читали вашу переписку… ЭТО ПРОСТО УЖАС! — вдруг перешла на крик директор. — Как преподаватель может позволить себе такое??? Это же уму непостижимо! Чтобы преподаватель подобным образом вёл себя со студентами! Какое право вы имеете размещать чужие фото без согласия?
— Право оговорено статьей 176 криминального кодекса про авторское право. В общественном месте я могу фотографировать кого угодно и сколько угодно. Если они не ущемляют чьих-то прав и свобод. Вы эти фото видели вообще?
— Да, мы только что смотрели их, — вдруг заговорила Татьяна Павловна. — Это просто какой-то кошмар! И комментарии читали — там через слово ошибки! Вы же преподаватель, вы должны грамотно писать!
— А сленг и жаргон??? — продолжила директор. — Как можно сделать из студентов нормальных людей, если их преподаватели выражаются подобным образом?
Я не понимал о чем они вообще говорят. У меня был шок. Какой еще сленг и жаргон? Может там еще и феня с матом имеются???
Я посмотрел на Владимировну. Вид у нее был мягко говоря хреновый.
— Светлана Владимировна, может, вы уйдёте? А то у вас вид совсем никакой. Вам, наверное, не стоит этого слушать, — предложил я.
— А как же мы? — возмутилась директор. — Я только что капли от сердца выпила, а сейчас еще и успокоительное буду пить.
— Ну, — улыбнулся я. — По вам по крайней мере не заметно.
— Он еще и хамит! — возмутилась Татьяна Павловна и её тут же подхватила директор:
— Да он даже не понимает, чего натворил! Посмотрите на него — ему даже не стыдно! Николай, ты знаешь, что меня раз чуть в тюрьму не посадили из-за того, что в общежитии одна студентка наглоталась таблеток? Из-за того, что её парень бросил? Она на первую пару не пришла, и СПАСИБО ГОСПОДУ БОГУ, что её соседка сказала между словом, что той жить надоело. Мы её нашли полуживой, с пустой банкой снотворного. Я лично её держала над унитазом, засовывая пальцы в рот, пока скорая не приехала! Ты понимаешь, какая на нас ответственность??? Знаешь, сколько сил мне стоило уговорить родителей одной девочки не подавать на нашего Илью Алексеевича (ух, классный препод был!) в суд за то, что он сказал ей: «Твое место на помойке»? А какая тень бы упала на учебное заведение, если бы это все выплыло наружу???
— Это все хорошо, но при чем тут я? — искренне не понимал я. — Там обычное групповое фото. Я что, их голых заставлял лапать друг друга?
Возмущению администрации не было предела.
— Ты оскорблял студента в переписке! — возразила Татьяна Павловна.
— КАК??? — удивился я.
— Как-то… С педерастией связано… Педовка что ли?
— При чем тут педерастия??? Это не оскорбление! Это новое слово, обозначающее девочку 14-17 лети, с сильно завышенным самомнением и заниженным уровнем интеллекта. Которая считает, что все её любить должно только за то, что она есть. Но почему-то никто не любит. Но на самом деле всем просто плевать. Думаете, кто-то кроме них самих смотрел эти фото? Да кому они нужны вообще?
— По-твоему это не оскорбление? Ты назвал человека умственно отсталым.
— Никого я не оскорблял, я просто предположил. Хотите сказать, что вы никогда студентам такого не говорите?
Администрация произвела на свет несколько небольших, но очень угловатых кирпичиков.
— Так… — уже не выдерживала Елизавета Феаноровна. — Сейчас ты идешь, удаляешь фотографии, извиняешься перед всеми студентами, которых ставил в угол и больше никогда, слышишь, НИКОГДА не показываешь свой фотоаппарат в этом заведении. До меня, кстати, дошли слухи, что ты студентам на парах играешь на гитаре. По-твоему колледж — это увеселительное заведение? Тут люди учатся, а не расслабляются. Если узнаю, что повторилось, уволю к чертям по статье. Понял?
— Понял, — спокойно согласился я. — Это всё?
— Всё, — безысходно подытожила директор. — Иди.
— А можно, я расскажу свою историю? Ну, то, как я вижу?
— Иди уже! — агрессивно рявкнула директор, и я еще раз еще более тактично извинился.
Мое спокойствие не на шутку взбесило администрацию, но этикет не позволял демонстрировать ничего эмоционального. Было забавно за этим наблюдать.
Извинившись в третий раз, я вышел из директорской, по пути помог секретарше с компом, и пошел к себе в кабинет, размышляя над тем, как бы повыгоднее потроллить тонко ранимую личность. И не потому, что мне хотелось отомстить — исключительно в педагогических целях. Как он дальше будет жить в нашем суровом мире, если подобные действия вызывают столько соплей и слюней? А если учитывать популярность и обилие троллинга (отчасти благодаря всяким иностранным «Хаусам» или отечественным недоаналогам — «Интернам»), то суицид при нежелании меняться будет гораздо эффективнее, чем жить на антидепрессантах и постоянно тусить у бесплатного социального психолога. А еще можно случайно нарваться не на того и внезапно обнаружить себя в местном отделении травматологии. А можно и не в местном.
Чего бы придумать, а? Авторитета у меня хватает, поэтому любое мое действие у нормальных студентов будет расценено адекватно и с пониманием. О! Можно, например, на паре на коленях попросить прощения. Ещё и так, чтобы на телефон снимали. Пусть видео станет локальным «мемом» в колледже. Обыграть всё так, чтобы со стороны казалось, что мне реально жаль, а в реале оказалось, что я сорвал покровы с чужой закомплексованности и трусости. Ну и глупости конечно. Нет, классно конечно то, что студент уважает себя (а в нашей и вашей странах уважение к себе отсутствует у 90% населения), и решил поставить на место выскочку вроде меня. Но зачем в это вплетать маму? Тем более с такими хворями? Ну это же вообще тупо, согласитесь! Почему нельзя напрямую к директору пойти? Вот тогда бы я его реально зауважал. А так его поступок расценивается как гордый и отважный пук о собственном достоинстве в тесной и душной комнатушке под названием «моральность».
Но еще и с мамой нужно поговорить. Маму ведь жаль. Для неё сын — венец всего, что только может быть, и прав он априори, иначе и быть не может. Но, думаю, она человек адекватный, если я приду к ней с бутылочкой коньяку и коробкой нормальных конфет, удастся объяснить свою позицию.
По пути в кабинет меня встретил физрук Афанасий Федорович.
— Коль, а ну, пошли, поговорим, — сказал он так, как будто его все достало.
Вдруг стало не по себе. Неужели они и ему голову затуркали? Он же адекватный мужик вроде...
Я открыл свой кабинет, и мы зашли.
— Знач так, — начал он, усевшись на стульчик. — Я вчера, знач, собираюсь на сабантуй, когда мне звонит мама это…
— Я понял, про кого вы, — осторожно согласился я.
— Во! Я его Петухом гамбургским называю еще, гы-гы! Так от. Собираюсь я знач на сабантуй, когда звонит мне мама этого… ну ты понял. А она, знач, училка в школе. А они ж все, — Федорыч покрутил пальцем у виска и я неуверенно засмеялся. — Тем более у ней что-то там со здоровьем… Ага. Знач, говорит: «Там какой-то у вас в колледже моего сына оскорбляет. Ставит в угол, фотографирует, а потом в интернет выкладывает. Посмотрите сами». А для меня, Коль, интернет — это мрак! Я только знаю, что это мышка, а это системник и всё. Оно мне не нужно, понимаешь? Ну я значит, говорю, что разберемся и трубку ложу. Ну и собираюсь жеж… А всё уже кипит внутри! Тушить нада! А она опять звонит и требует, мол, «скажите ему, чтобы удалил немедленно». А кто я тебе? Я ж не начальник, ну так же?
— Ну да, — уже увереннее согласился я.
— Ну, я ей сказал, что посмотрю, чтоб отстала, и дальше собираться. Сажусь я, знач в машину к другу, и чет мы с ним заговорили про этот интернет, а он мне раз такую дощечку показывает и говорит: «Это компьютер такой, с интернетом, и со всем сразу», вот такой, на ладошке помещается! А я ему говорю, мол, можно посмотреть? Говорит «Можно». Посмотрел я знач снимки — ну ничего «такого». Стоят там эти трое охламонов, с книжками, лыбятся. Нормально короче. Ну, я телефон выключил и поехал. Ты смотри, аккуратно с ними, а то…
— Так вот я ж только от директрисы! На ковер вызывали.
— От… — Федорыч сказал несколько непотребных слов, с расплывчатым смыслом. — Коль, ты нормальный и я нормальный, так? — я кивнул. — А они не нормальные! Им лишь бы поскандалить! Понимаешь, это такая порода, которым просто скучно, они любой повод ищут. Она в прошлом году на Лёху (наш коллега) наезжала и за грудки трясла. А ты ж Леху знаешь — он же мухи не обидит... А! Я ж сегодня своих собрал разных, ну, Катьку (отличницу), Егора (раздоблая) и Петра (средний), и спрашиваю: «как вам Николай Владимирович?». Все грят, мол, классный. Катька, та вообще не может нарадоваться. Пацаны говорят, что нормальный парень, свой, понимающий… Коль, я тебе как друг говорю — не трогай ты «ЭТО».
— Так помочь ведь человеку нужно! Как он дальше-то?
— Коль, от, думаешь, я тебе плохого насоветую? Мож я и изъясняться не спец, но точно говорю — себе хуже сделаешь!
Я немного задумался.
— Спасибо вам, Федорыч, — искренне поблагодарил я. — Я уже думал, что вокруг все с ума посходили. Вы мне хоть веру в себя вернули! Спасибо! — я встал и двумя руками пожал лапу (а у Федырыча реально лапа), и мы разошлись.
Стало вдруг очень обидно. Просто потому что всё не так, как должно быть, если руководствоваться здравым смыслом. Было жалко Владимировну, которой пришлось из-за меня переживать (она мой поручитель), директора, которой пришлось из-за меня переживать, маму студента, которой из-за меня пришлось переживать, и студента, который сделал так, чтобы им всем пришлось из-за меня переживать. Маринке что ли позвонить? Она умная и всегда знает, что сказать.
— Але, Марин, привет. Ты сегодня не занята?
— А ты зачем интересуешься? — недоверчиво спросила Марина.
— Просто нужно поговорить. Произошла одна ситуэйшн, в которой я пока не в состоянии разобраться. Нужно мнение умного человека.
— А мне чего звонишь? — смищно пощютила Марина.
— Марин, мне правда сейчас немного хреново. Нужно отвлечься.
— Коль, — её голос вдруг стал чутким и аккуратным. — Я сейчас не дома. Но через пару-тройку часов могу за тобой заехать. Хорошо?
— Хорошо. Всё, давай.
Как-то я ей очень сильно помог. От Марины при очень нехороших обстоятельствах ушел муж пару месяцев назад. А я как раз делал от скуки бесплатные фотосессии. А она захотела отомстить всему миру, пофотографившись «не очень одетой». Воспитана Марина была в лучших традициях пуританства, поэтому подобная выходка для неё казалась чем-то невообразимо кавайным. Снимать в людных местах запрещали остатки здравого смысла, поэтому мы поехали на её самоходной повозке в глушь, которая, наверное, даже никак не называется. Просто место между двумя городами, в которое ведет поросшая грунтовка. Но по пути выяснилось, что я очень понимающий человек, психолог, всё еще вечно голодный студент (пусть и в душе). Короче, до дела не дошло, а меня повезли кормить. Прям к себе домой. Готовили и общались. Часов пять подряд. А потом смотрели кино. И отношение между нами было как между братом и сестрой. Правда, не совсем понятно, кто был старшим. Меня радовало то, что Марина не расценивает меня как кобеля, который расценивает ее как теплую влажную дырочку. Она была как мужик, с которым можно было бы побыть ласковым и понимающим. Некоторое время я в серьез переживал над правильностью своей ориентации, так как произошедший до этого секс мне удовольствия не приносил вообще. Ни физического ни эмоционального. В лучшем случая мне было приятно удовлетворить партнера. Ну и в самых редких случаях ЧСВ росло из-за того, что смог кого-то затащить в постельку. Не могу сказать, что у меня был такой уж большой опыт, но мне стало ясно одно: пока с этим стоит повременить. Тем более нужно зарабатывать, творить, развиваться — я как бы ищу себе отмазку, так как боюсь отношений. Это Марина сказала, и я с ней согласен.
За размышлениями я не заметил, как прошла пара и перемена. И как вошли студенты. Только когда один (или одна) из них напомнили, что я им должен чего-то рассказывать, я немного расчехлился.
Так, нужно пошутить…
— Это что, опять эта «8к»? — серьезно спросил я.
— Да, — растерялись студенты.
— Я даже не знаю, 8к, кто кому больше надоел, я вам или вы мне.
— Вы нам! — крикнул какой-то шутник и я наконец-то улыбнулся.
— Я буду считать это комплиментом, садитесь, — я сам сел и начал заполнять журнал. — А че вам инженерку так часто ставят? Три дня подряд. Мы так к сентябрю уже всё сдадим.
— Не «че», а «что», — поправила меня Оля (та самая). — Вы же нас поправляете, вот и мы вас…
Я хитро улыбнулся.
— Вот, хорошо! Делайте меня лучше, я только за! И за осанкой следите, если не сложно. А то на вас смотрю и скрючиться так и хочется, — все моментально выпрямились. — Что сегодня делать будем???
— Я посмотрел на студента, который больше всех остальных ценил своё достоинство. — Во! Вспомнил! Я ж извиниться хотел! — важно став у доски и поправив галстук, которого не было, я начал извиняться. — Господа, мне искренне стыдно за то, что я вас оскорблял тем, что ставил в угол. Я торжественно прошу прощения у всей группы…
— Да ладно вам, Николай Владимирович, — начали смеяться студенты. — Мы же юмор понимаем. Тем более никто никого не оскорблял.
— Ээээ, нет. У одного человека, которого мой поступок задел настолько, что пришлось подключать родителей, которым так же пришлось переживать, я попрошу прощения лично, — мельком глянув на раскрасневшегося студента я улыбнулся. — Но в личном порядке. Не будем, так сказать, выносить сор из избы. А вам я приготовил… так, что я там приготовил… — по пути я начал рыться в папках с карточками. — О! мы будем рисовать детальки.
— Чертить! — начали поправлять студенты.
— Побойтесь Бога! Кто сможет начертить, тому пять автоматом, — улыбнулся я. — Все, разбирайте.
В аудиторию зашла парочка опоздавших и сразу стала в угол.
— Садитесь на места, — скомандовал я.
— Но мы же опоздали! — начали возражать студенты.
— Всё, господа, прошли темные времена! Теперь свобода, равенство, братство!
— Ну можно, мы в углу немного постоим? — заскулили студенты.
— Ага, а потом будете говорить, что я вас оскорблял? Бегом на место!
Студенты сели на места.
Карточки с заданиями распространились по аудитории, которая плавно утонула в шорохе линеек, карандашей и циркулей. А я продолжил рассуждать о своём, периодически напоминая:
— Если что-то непонятно — СПРАШИВАЙТЕ! Поверьте, это нормально и вовсе не глупо! Глупо, это когда вы трудились над работой три часа, а ошиблись в первые пять минут и все в корне неправильно. Так что не стесняйтесь.
Но все равно никто не спрашивал.
Я как раз заканчивал читать на лурке статью про Ошо, когда Оля пришла сдавать работу. Сев на пустую парту, стоявшую перед моим столом, она развернула белоснежный формат. Работа была очень хорошей. Даже нет — офигенной! Да я бы сам так не начертил! Что с ней произошло? Стала нормально одеваться, краситься прилично, работает лучше всех на курсе!
— Пять. Если будете в том же духе продолжать, мне придется вас тащить на олимпиаду по инженерке. Очень хорошо! Молодец!
— Спасибо, — смущенно заулыбалась Оля. — А что это вы читаете постоянно?
— Ошо. Филосов недавний. Бывалый клоун и тролль. На своих книгах заработал состояние, но так как смысла в деньгах не видел, а благотворительность считал моралофажеством, потратил все деньги на «Роллс-Ройсы». Купил аж девяносто три штуки. Просто, чтобы поржать. Он так ни разу и не сходил в гараж на них посмотреть. Хотя, как сам говорил, в них медитировать удобнее, чем в телеге. Интересный дядька был. Умный. И веселый.
— Как вы? — искренне улыбнулась Оля.
— Да нет, что ты! Я туп. Беспросветно! Я только делаю жалкие попытки выйти на свет. Просто блуждаю в темноте.
— А мы тогда кто?
— А вы так же, как и я, блуждаёте. Просто если вы наткнетесь на лучик света, то скорее всего пропустите и пойдете бродить дальше. А я отчаянно буду искать его начало… ну, лучика начало… там, где источник света.
Оля почему-то посмотрела на меня, как на идиота.
— Вот вы всё-таки не такой как все. Вы как будто из сериала.
— В смысле? — удивился я.
— Ну, понимаете, вы никогда не злитесь… ну, почти никогда, вы всегда шутите, с вами интересно. Вы так себя ведёте, как будто у вас нет других проблем. Так бывает в сериалах только.
— Оль, понимаешь, мы проблемы сами себе придумываем. Причем для этого мы делаем титанические усилия. А я просто научился их не делать. Теперь в свободное время занимаюсь творчеством.
— И, думаете, творчество вас кормить будет?
— А почему нет? Я все свои вменяемые деньги заработал на фантазии. Главное — научиться интерпритировать фантазию во что-то материальное — музыку, графику или слова, например.
— И, думаете, на этом можно заработать?
Я рассмеялся. Группа уставилась на меня и пришлось всех обвести недовольным взглядом.
— Вот смотри, — я сел рядом с Олей за парту, развернул ноутбук и вбил в поиске «список самых дорогих картин». — Цены начиная от 50 до 140 мильёнов долларов. А теперь давай посмотрим.
У неискушенного зрителя такие картины вызвали разве что улыбку. А при виде цены (за которую, например, можно купить какой нибудь трубопрокатный заводик) появилась бы пара, а то и тройка шершавых и противных шлакоблоков.
— А за что тут платить? Они же некрасивые? — удивлялась Ольга. — Это же просто каляки-маляки!
— Нет, это мысли. Эти картины воспринимаются совершенно на другом уровне. И воспринимать их могут только умные. Разве у дурака найдется пятьдесят милёнов лишних? Хотя, конечно, не факт, что так и есть. Вот возьмем самый известный пример — мегапиксель?
— Что еще за «мегапиксель»? — удивилась Оля.
— Ну, «Черный четырехугольник» Казимира Малевича.
— Черный квадрат! — выкрикнул кто-то.
Обернувшись на аудиторию я заметил, что большинство техническому искусству предпочло абстрактное и внимательно слушает мои разглагольствования. Вот чего они так на лекциях не слушают???
— Нет, именно четырехугольник. Даже не прямоугольник, заметьте. У него стороны не параллельны ни себе ни рамке. И это не потому, что Малевич так хитро задумал, а потому что ровно не смог нарисовать... А вот если бы черчение знал, то смог! — по аудитории прокатился смешок. — И, кстати, он не черный. Автору было просто лень рисовать все одинаково черным. Поэтому логичнее называть работу «серо-коричнево-черно-пошкарябаный четырехугольник». Но не все такое могут запомнить, поэтому называют просто «Черный квадрат». Хотя некоторые утверждают, что у картины есть более осмысленная трактовка — в еврейских домах, в память о каком-то разрушенном храме часть стены оставляют небеленой. А Малевич, вы сами понимаете… Не совсем руссиш. Так вот. Смысл его работы в том, что смысла там нет. Просто нет и всё. А знаете, почему?
— Почему? — хором спросили студенты.
— А попробуйте сами догадаться?
Все начали смотреть в парты — плохой знак.
— А почему он там вообще должен быть? Автор в своей работе высмеивает буквальное содержимое. Если бы взять и подписать внизу белыми буквами что-то типа «Я стОю два мильёна долларов. Круто?», то получился бы первый в мире демотиватор. Он по сути им и является. Это как бы тонкий юмор. Но основная его ценность все-таки в том, что в картине нет ничего настоящего. Раньше все что рисовали? Котят, медведей, голых баб да морские штормы. Всё это подсказывала природа. А Малевич тонко намекнул, что это все скучно и никому уже не интересно. С тех пор пошло, поехало. И подумайте только, насколько он оказался прав! В эру электричества придумали огого, сколько — электромашины, коммуникация, телевидение, интернеты, всякие ваши мобильные телефоны, планшеты. Их реально придумали, а не украли у матери природы, как тот же самолет срисовали с птички. Вот что значит абстрактное мышление!
— А почему тогда мы сидим здесь и чертим? — спросил обиженно самый ранимый в мире студент. — Нужно придумывать что-то!
— Да что вам придумывать, если вы даже букву «Х» начертить правильно не можете? Чтобы научиться думать абстрактно, нужно научиться думать хотя бы как-то. Да вообще, думать дано совсем немногим. Мне вот, например, не дано. Чем больше пытаюсь, тем четче понимаю это.
— Но вы же умный? — возразила Оля.
— Нет, я просто много читаю. Просто цитирую чужие мысли. А своих у меня практически нет, — я улыбнулся. — Как и у вас не будет оценок, если вы сегодня не сдадите работы.
Аудиторию тут же наполнил канцелярский шорох.
— Николай Владимирович, — опять обратилась Ольга шепотом. — Я хотела извиниться за вчерашнее. Не знаю, что на меня нашло. Просто, понимаете…
— Все понимаю. Не переживай. Просто пообещай, что такого больше не повторится и всё.
— Обещаю, — Оля потупила взгляд.
Робкий момент нарушил какой-то студент.
— Можно выйти?
— Нет.
— Ну пожалуйста!
— НЕТ!
— Ну можно выйти?
— Нет!!!
— Ну пожалуйста.
Я встал и написал на доске большими буквами «НЕТ!!!». Все захихикали.
— Ну я же сказал «пожалуйста»!
— Это как если бы «можно вас убить? — Нет. — Ну пожалуйста! — А, ну тогда валяйте», — все заржали. — НЕТ!
— Ну, мне очень нада!
— Вы уже взрослый человек! десять минут до конца потерпите.
— Но я уже не могу!
— Тогда справку принесите о том, что у вас энурез. Если совсем невмоготу, вон, в углу стоит ведро, идите туда.
— А что, можно? — вдруг обозвался Шкляров (тот, который X,Y,Й чертил).
— Мне вас выпускать нельзя. Но я же не могу над вами издеваться? Нужно — вперед!
Шкляров, не сомневаясь ни минуты, стремительно пошел к ведру.
— Снимайте! — скомандовал я. — Мне запрещено, а вы снимайте!
Видимо, у всех мозг перестал работать, так как за телефоном и камерой никто не потянулся. Шкляров же не особо стесняясь, оглядываясь с очень характерным для него лицом, начал делать свои дела в ведро. Аудитория ликовала, смеясь и рыдая. Вот это сюжет, а??? Не поверит же никто! А мне фоткать запрещено!
Заправив ширинку, герой дня пошел на место, купаясь в овациях и лучах минутной славы.
— Шкляров, — начал я. — Я всё понимаю, но тут же девочки. Берите ведро, тряпку и идите мойте в туалет. Если не помоете, поговорим об инциденте с родителями.
Очень негодуя, опять же, под всеобщие овации, Шкляров взял ведро и поплелся в туалет. А мне было необходимо перебить интерес:
— Знаете, был такой писатель — Эдгар По. Считается родоначальником такого жанра, как «детектив». Так вот, как-то ему довелось служить в военной академии. И в один прекрасный день курсантам было приказано в честь парада на построение прийти в перчатках белых и портупее. Так вот мистер По пришел в трусах, перчатках и портупее. Его почему-то отчислили, но впредь командование было чуть последовательнее в своих приказах. Писатель очень тонко показал несовершенство управленческой системы, хотя и сам отгреб от неё. Так же и Шкляров. Вот мне честно говоря всё равно. Моя воля — я бы вам и «Н» не ставил в журнал. Человека нельзя научить чему-то силком. Только если он сам захочет и сможет открыть сознание. А вам, например, мешают. Вот вы должны сидеть тихо — это же ТУПО! В идеале тут каждый раз должен бурлить спор невиданных масштабов, чтобы вам было интересно в нём поучаствовать. А вас заставляют сидеть как роботов и слушать нудные лекции. А потом ещё и винят в том, что вы ничего не учите. Да не возможно таким образом ничего выучить… вообще образование сейчас стало «никаким» — консервативное, маразматичное, неэффективное и сильно устаревшее. Есть такой гавайский парень «Роберт Кийосаки», который как-то умудрился продать что-то около 25 мильенов своих книг. Самая известная из них — «Богатый папа, бедный папа». Книга хорошо и наглядно показывает, как из нашего и ихнего (и вообще всех) народов еще с садика делают стадо, которое не умеет распоряжаться деньгами и не может ничего делать самостоятельно. То есть выращивается ходячие овощи, не способные к размышлению в принципе. Так вот, в угол я вас ставил не потому, что мне было интересно над вами поиздеваться, а чтобы пробудить в вас чувство собственного достоинства. Прошу не путать с гордостью! Гордость — удел идиотов. Так вот, я рад, что мне это удалось. Хотя бы отчасти. Вы должны чувствовать всю свою потенциальную силу и не разрешать никому вас гнобить. Ничего не бойтесь, будьте решительными, рассуждайте, думайте, — прозвенел звонок. — И сдавайте вовремя чертежи.
Все захихикали, но на лицах студентов читалось «нечто». Знаете, когда глаза блестят? Уверен, что у большинства моих коллег блеск в глаза вложить не удаётся вообще. Конечно, этому мешает учебная программа, регламент, этические нормы, такт и прочие оплоты моральности. Но с детьми так нельзя. В них еще не умерла способность мыслить абстрактно. Это взрослые под воздействием обстоятельств превращаются в машины, с конкретными задачами, типа «вырастить сына, посадить дерево и построить дом». А дети пытаются за рамки выходить.
Все студенты покинули аудиторию. Кроме одного. Того, который жутко раним.
— Аааа, — заулыбался я. — Ждете извинений и унижений? Правильно! Я искренне перед вами извиняюсь. Честное слово, я не хотел никого оскорблять или унижать. Мы с вами уже давно знакомы, и я не думал, что у вас обо мне вот такое негативное мнение, — студент хотел что-то сказать, но я его перебил. — Впредь такого не повториться, я обещаю.
— Нужно было сразу удалите те фото, как я сказал. Тогда бы ничего этого не было, — гордо сказал студент.
В душе что-то оборвалось. Или я тупой или лыжи не едут.
— Хорошо, в следующий раз, хотя этого больше не повториться, я обещаю выполнять ваши приказания. А теперь покиньте аудиторию, мне нужно отнести журнал в учтельскую.
Я уверенно затопал к двери, и студент натыкаясь на парты побежал за мной, пытаясь сказать что-то типа:
— Я сам маме ничего не говорил, она сама зашла ко мне в контакт…
Но я не слушал. Мне было обидно и вообще невдомек, как такое возможно. Быть таким… ну, вот таким… ну как так???
На душе стало опять хреново. Так, как если бы я был скульптором, работал киянкой и деревянным зубилом над скульптурой неделю, а потом понял что работаю с глыбой гранита. А вдруг остальные тоже не поняли моего посыла? Хотя нет, вроде глазки блестели… Ну а этот чего? Может, у него патология какая-то? Ну невозможно вот так… блджад.
Внутри образовался вакуум и чувство безысходности. Сам не знаю почему. Куда-то улетучился бывалый задор и все силы.
Убедившись, что дополнительных пар мне не наставили, я побрел в подсобку, чтобы посидеть и посмотреть в окно. Там оказалась Лена (соседка). А еще оказалось, что сейчас большая перемена. А на столе оказались бутерброды и чай, количество которых явно превышало потребности соседки в еде.
— О, пришел? — улыбнулась Лена.
— Ты ждешь кого-то?
— Представь себе, — улыбнулась она. — Садись, ешь.
Я сел и начал апатично есть.
— Ничего не хочешь рассказать? — не унималась Лена.
— А что, уже слушок прошел?
— Конечно! Всем преподавателям тебя в плохой пример поставили. Мол, только пришел, а уже такое себе позволяет. Методы какие-то садистские…
— Методы, говоришь? — обиженно спросил я. — Вот ты физик по образованию, да?
— Ну, — подозрительно насупилась Лена.
— Вот тебе простейшая задачка: Самолет вылетел из Петербурга и пролетел 500 км по направлению на север. Потом свернул на восток и пролетел 500 км. Затем повернул на юг и опять пролетел 500 км. А потом свернул на запад, пролетел 500 км и приземлился. Где относительно Петербурга приземлился самолет?
Лена немного подумала и охотно выдала ответ.
— Если учесть, что он моментально поворачивал, то, это же очевидно, что приземлится в том же месте, откуда и вылетел.
Я обреченно посмотрел на Лену:
— Вот видишь.
— Что? — удивилась она.
— Неправильно.
— Как это неправильно? — вдруг разбушевалась Лена. — Он пролетел по квадрату с равными сторонами.
— По-твоему земной шар не шар, а куб?
—???
— Во-первых, стоит учитывать, что 500 км — довольно много. Тут стоит понимать, что Земля при таком приближении не плоская. Во-вторых Чем ближе к северу, тем ближе меридианы друг к другу. Так же и с параллелями. Если учитывать это, то становится понятно, что самолет двигался не по контурам квадрата а контурам фигуры, напоминающей женскую обтягивающую мини-юбку.
— Ну, так…— растерялась Лена, — там же незначительная погрешность. И таких задач мимнимум!
— В том-то и дело. У нас учат с погрешностями. Все берут с коэффициентом точности… ну, к примеру, 0.9 в среднем. И мы даем с такой точностью десять правил, вытекающих друг из друга. Ну, в той же математике или физике. То есть погрешность в последнем будет уже где-то… я достал свой супер-смартфон Nokia 1100 и десять раз умножил 0.9 на себя. — 0.35. — А это уже по теорверу «ложь». А у нас гораздо больше десяти правил в школах изучается.
— Так и есть, — согласилась Лена. — Ядерных физик тоже несколько. Но мы только одну изучаем.
— Да не в том дело. Из людей воспитывают нечто, не способное мыслить самостоятельно, базируясь на эмпирическом опыте. Только так, как прогрессивные предки завещали.
— Лучше бы бороду сбрил, — пошутила Лена.
Я обиделся. Знаю, что обижаться глупо, но все-таки не удержался. Не на Лену, а на себя. За то, что слишком глупый, а думаю наоборот. Умный человек никогда не попрет против системы… Всё! Хорош киснуть! Нужно Маринке позвонить, с ней перетереть, она точно умных мыслишек подкинет!
Допив чай и доев бутерброд, я вышел из подсобки и набрал Марину:
— Ну что, где ты?
— Минут через двадцать смогу освободиться. Через час буду у тебя. Ты уже отчитал?
— Ага, отмучился… Ну, тогда я пойду прогуляюсь по трассе, а ты меня подберешь, ок?
— Коль, случилось чего?
— Да нет, всё нормально. Просто хочу с тобой несовершенство мира обсудить.
— Понятно…
Собрав вещи в рюкзак, я воткнул наушники в уши и пошел по направлению к выходу. На встречу мило улыбаясь шла Лена (языки), которую захотелось просто проигнорить. Она мило поздоровалась, а я холодно кивнул, даже не встретившись глазами. Наверное, она обиделась.
Пешие прогулки в никуда подобны медитации. И мысли становятся на место и физические нагрузки помогают расслабиться. Даже как-то час быстро пробежал — я даже за черту города не успел выйти, как встретился с автомашиной Марины. Она (Марина) была в прекрасном расположении духа. Наверное, купила какой-нибудь вкусной хавки.
4
Я любил Марину за то, что она меня на машине катает. Вообще, люблю на машине кататься. Знаю, это глупо, и вообще, больше похоже на малолетнюю шалаву, но вот нравится и всё. Отец продал машину (Запорожец), когда мне было около четырех, и с тех пор катался я на самоходных повозках раз или два в год. Вплоть до работы инженером в Артеке. Тогда была старенькая ведомственная черная «Волга» (на которой даже когда-то Брежнева возили) и даже личный водитель Андрюха имелся. Помню, писал бумажку, мол, нужно машинку, съездить отъюстировать обтюратор (или ещё что-то поумнее), брал транспорт и клеил на нем с Андрюхой дам. Нам обоим было по девятнадцать, и были мы редчайшими дебилами. Спалив за лето около двадцати литров бензина, мы так никого даже не подвезли. Но машина была одна, а сотрудников в ведомстве много, поэтому накататься не удалось. Потом три года универа и трамвай, сначала за 75 копеек, потом за руб, потом за руб писят. Но ни за 75 копеек, ни за руб, ни за руб писят я не ездил в этих электроклоповниках, наполненных бабушками с проездными и с сумками, в которых, судя по размеру, находятся бабушки, у которых проездных нет. Нет, не подумайте, я старость уважаю и ценю. Но куда в семь часов утра можно ехать с ВОТ ТАКИМИ СУМКАМИ??? И нагло так смотреть, если ты не уступишь ей место. А ты не можешь уступить, так как едешь на экзамен в костюме, который надевал до этого всего два раза — на выпускной и на свадьбу сестры. А если вступишь в тесные вертикальные ряды, то гарантированно об тебя кто-то теранется грязной штаниной, наступит шпилькой или нечаянно оставит след алой помадой. У меня всё сразу произошло в первый день пользования трамваем. С тех пор как-то не сложилось. Потом была девушка Аня, с которой мы из-за машины в какой-то степени и расстались. А теперь Марина. Марина любила водить. А я любил смотреть, как она водит. Это в какой-то мере даже сексуально — девушка за рулем серьезная, сконцентрированная, ответственная и оооочень важная. Я мог любоваться этим часами. Жаль, что Марина не совсем девушка. Также стоит отметить, что машина Марины мною при знакомстве была прозвана «капсулой смерти». Вся грязная, поцарапанная, заводится раза с пятого, и пока заводится, напоминает вибромассажер на максимальной мощности. И цвета такого… Наверное, наиболее точно характеризуется как «ржавая копейка» — нечто красно-коричневое со следами вырвиглазной серо-голубой грунтовки. Но это ни в коем случае не минус, не подумайте! Марина очень точно демонстрировала свое отношение к окружающему этой машиной.
Ага. Я, значит, шел, а она ехала мне на встречу. И так получилось, что мы встретились. Настроение у меня было хреновым (впервые пешая медитация почти не помогла), поэтому Марина срочно должна была спасать мою худую задницу.
В силу своей неадекватности в тот момент и невозможности передать всё правдиво, я попросил Марину изложить происходившее. Стоит сказать, что она называет меня «Ёж» (не знаю почему), и что кеды у меня не старые нифига, и я ими не шаркаю.
Следующий кусок текста от ее лица:
— Привет, Еж! — я постаралась максимально широко улыбнуться из окна своей рабочей «Ауди».
Николай Владимирович стыдливо потупили взгляд, улыбнулись и, противно шаркая старыми кедами, направились прямо на переднее сиденье. Фу! Терпеть эти кеды не могу!
— Ну что, как обычно? — спросила я, нажав на педаль газа.
Коля кивнул, и «Лёд тронулся».
Играл «ЛЮМЕН». Я, то подпевала, то сквозь смешки пыталась разболтать своего постоянного попутчика, но выходило как-то фальшиво. Всю дорогу Ёжику кто-то звонил, от чего тот жутко нервничал. Поначалу он просто выключал звук, а потом и вовсе выключил телефон.
Наконец мы приехали. Я остановилась у самого края обрыва, и ключевым словом "еда в багажнике" вернула Колю из анабиоза. Через секунду он был на месте с огромным пакетом из АТБ и щенячьей благодарностью в глазах. Или, как он сам любит говорить — в глазу. На всякий случай я закрыла центральный замок.
— Коооль... — я обеспокоенно сжала его ладонь. — Ну че такое? Молчишь всю дорогу... Звонил мне нервный какой-то. Никогда тебя таким не видела.
— Марин, такая фигня... — Николай Владимирович поморщился и начал повествовать. По окончании пакеты были полупустыми. Как и пачка моих сигарет.
— Послушай меня, — слова как-то сами звучали немного ядовито и с шипением. — Дать бы в руки тебе лопату и поставить отпахать часов восемнадцать! Не страдал бы такой нецелесообразной хернёй. Это всё от того, что тебе делать нехер, понял?
— Угу, — растерянно кивал жующий Коля, впитывая мой разъяренный монолог. — Ты просто не вырабатываешься, не устаешь, вот и ищешь развития той ситуации, которая на самом-то деле и внимания твоего не стоит.
— Лопату, лопату. Где её взять? — начал было мой собеседник. В ответ я злобно на него зыркнула и во избежание кровопролития Владимирович заткнулись.
— Полезное бы че-нить сделал вместо того, чтоб дурью маяться! От тебя воняет! Даже дымом этот запах перебить не могу! Ты когда вещи стирал?
Николай Владимирович подергал запертую дверь, насупился и обиженно отвернулся к окну. Меня посетила мысль, точнее я вспомнила, что Ёжик — невероятно обидчивая персона. «А ну и хер с ним! Зато правду говорю!», подумала я и демонстративно щелкнула замком двери, предоставив тем самым полную свободу действий. Изменений не произошло. Я продолжила, но уже более мягко:
— Коль, да ты чё, сам не понимаешь? Ну, про свои ужимки? Это я по поводу встать на колени — ты делаешь только хуже себе! Было бы у тебя здесь достойное всепоглощающее занятие, эта ситуация тебя бы просто не задела. Ну, либо же подействовала как укус комара во время секса, — Владимирович попытались напрячь мозг. — Никак не подействовало бы! Коль, деградируешь ты здесь, вот что, — вынесла вердикт я и снова закурила.
Мой собеседник громко и наглядно закашлялся, всем своим видом показывая презрение к табачной индустрии. Я усмехнулась — ничего не меняется.
— Слушай, Ёж, я на днях еду на родину, в Харьков. Давай ко мне, а? А то у тебя тут просто крыша поедет ко всем чертям.
Естественно, остатки гордости не позволяли ему сразу согласиться и тут же нашлись сотни причин и неотложных дел, типа «бабушке нужно помочь по хозяйству» или «на велосипеде педаль нужно заменить». В ответ я только иронично хихикала.
Ничего, скоро до него дойдет.
Отобедав, я предложила отрабатывать еду. Кино мы смотрели вчера, а сегодня по графику массаж. Мы поехали к Ёжику домой.
Только не подумайте плохого. Если Владимирович не может вернуть долг, за еду (а в силу невероятных размеров жабы на шее он таки не может), то начинает жутко комплексовать и вести себя по-дурацки.
А теперь пара слов от меня (афтара):
Со слов Марины можно подумать, что я какой-то жалкий прихвостень с гипертрофированным ЧСВ, а сама Мари — эдакая полусвятая вальяжная леди-альтруистка. Но это нифига не так. Сами посудите:
У Марины был ЖК телевизор (42 дюйма), но в силу технического невежества она не знала, как к ней, например, ноут подкинуть. Поэтому Марина купила BD-проигрыватель и имела дома коллекцию аж из двадцати лицензионных дисков стоимостью как раз в мой ноутбук. Интернеты для Марины начинались (и кончались) на сайте «Одноклассники», в которых она умудрялась просиживать по два-три часа в день. Я принес в темную жизнь этой несчастной женщины трекеры с уймой бесплатных качественных шедевров киноклассики (которые кстати, на дисках у нас хрен найдешь) и благословенный контактик, в котором (внезапно!) можно было ставить на фотках и комментариях сердечки! Эта фича покорила Марину моментально, поэтому меня она считала мессией интернетов. А еще я ей на один ноутбук сэкономил на одних только не купленных дисках. Кстати, трекерами Марина пользоваться так и не научилась. Я ей раз пять показывал, потом написал инструкцию, а потом даже видеоурок запилил на эту тему. Но Марина упорно продолжала демонстрировать феерические возможности человеческого снобизма. И ещё не подумайте, что мы друг к другу относимся плохо. Просто не упускаем возможности ласково потроллить друг друга.
Ага, так вот:
— Что, ключа нет??? — иронизировала Мари, глядя на то, как я в третий раз перепроверил карманы.
— Забыл наверное… В подсобке… Вот б##…
— Ну, так поехали в подсобку?
— Да ну нафиг. Мне звонили с работы раз десять, не хочу там появляться. У меня душевный крЫзис, пусть идут в жопу. Лучше маме позвоню.
Позвонив маме, я узнал, что запасные ключи предусмотрительно оставлены у соседки, которой, как и ожидалось, не было дома. Но в наличии был муж, недавно пришедший с ночной смены, заспанный и почему-то очень злой. Ключи нашлись и мы вошли в... Нельзя сказать, что это «берлога», потому что в берлоге по сравнению с моей хатой уют порядок и.
— Как ты вообще здесь живешь? — удивилась Марина, попав ко мне домой в первый раз. — Тут что, диаспора таджиков живет?
Видон в квартирке и вправду был не ахти. Весь пол спальни был пронизан проводами разных цветов и толщин, которые шли из системников, на которых стояли ноуты, мониторы, колонки и принтер. Ну и куча хлама, о назначении которого я мог только догадываться. Все как у шизанутого хакера.
— Ко мне братец приехал на недельку. Уже месяц выгнать не могу, — Марина округлила глаза. — Ты не парься, он сегодня куда-то упёр, до вечера точно не будет. И он всегда звонит, перед тем, как приехать. Ну, чтоб узнать, чего купить в магазине. Предки вряд ли придут, так что точно можно расслабиться. Давай, раздевайся, а я пока руки помою.
Сделав все необходимые приготовления (в частности раздевшись в удобные семейки) я зашел в комнату, где на большой кровати лениво валялась Мари. Тихонько включив «In Flames» (самая лучшая музыка для массажа), я аккуратно сел сверху и начал медленно массировать её вечно напряженное тело.
— Марин, а что у тебя в сексе было самое веселое?
— А тебе зачем? — хитро спросила она.
— Ну, интересно просто.
— И ты потом об этом напишешь в своем рассказике?
Марине жутко не нравилось мое письменное творчество.
— Ну, конечно же нет! — иронично рассмеялся я. — Ну будь человеком, поделись опытом, Мери?
Марина страшно любила, когда я называл ее на западный манер.
— Ну, ладно, слушай. В молодости я была той еще сучкой. И кобели у меня были огого! Все красавцы, мускулистые, при деньгах… Не то, что ты.
Я больно впился когтями Марине в лопатки и мягко зашипел:
— Я не твой кобель.
— Еще раз так сделаешь… — мои нежные прикосновения опять вернули ее в состояние покоя и неги. — Ладно. Была у меня мечта заиметь богатого муженька и ничего не делать всё оставшееся время. Ну и, сам понимаешь, для этого нужно было прилагать определенные усилия. Он тогда держал половину крытого рынка в Донецке (времена были весёлые), а я была студенткой академии финансов, весьма престижной на то время. Денег, которые давал папа, как раз хватало на покушать и вменяемо одеться… Но нас учили инвестировать. Так вот, купив за последние деньги супер-сексуальный наряд, состоящий из чулков, трусиков и корсета, я разрешила пригласить себя в ресторан и попросила заехать вечером. А дело было зимой. Так вот, он подъезжает на своем шикарном «Опеле», а я его жду в шубе, колготках и сапогах… Под шубой, сам понимаешь, одежды не много. Сажусь. Он такой весь галантный, спрашивает: «Ну че, поехали, лобстеров пожрем?», а я томно так начинаю расстегивать шубу, показывая, что под ней. У него аж челюсть отвалилась. Это сейчас так школьницы ходят, а тогда это был шок! А у меня такой азарт проснулся! Чувствую себя героиней фильма! И взглядом ему говорю сам понимаешь, что. Он давай ко мне приставать, а я такая: «Нет, возле общежития не буду! Давай вези меня куда-нибудь, где я могла бы расслабиться». И что ты думаешь? Вместо того, чтобы снять номер в гостинице, этот придурок повез меня на окраину города, чтобы «далекие огни фонарей, романтика и никого». — Марина сладко вдохнула и расхохоталась. — И как раз на окраине у него кончился бензин… Сидим, как два идиота. Печь не работает. Становится холодно. Эвакуатор в такое время суток едет около часа. У этого придурка не хватает смелости выйти на дорогу и попросить у кого-то бензина — мы, видите ли, слишком гордые. А я не по форме одета — не дай Бог, не так поймут. Ну и думаю, чего время терять? Да и холодно действительно становилось, нужно было как-то разминаться. Начинаю к нему клеиться, а он как девственник, только кое-как робко отвечает. Я ему ширинку расстегивать, а там все мертво! Я ЧАС как только не старалась — ничего не подействовало! А он, бедненький, сидит бледный такой, как ребёнок, и чуть не плачет. Ну, представь себя на его месте? Мне его так жалко стало… Обняла его, как мама, а он давай мне рассказывать про тяжелое детство. И так еще час. Но самое интересное было в конце, когда вместо эвакуатора его дружок приехал с канистрой. Картина маслом: Я сижу на переднем сидении закутанная в шубу, а этот на коленках тихо сопит. Жаль, тогда в мобильных телефонах камер не было. А то бы посмеялись.
— Ну, а что потом?
— А ты как думаешь? Сперва шарахался, затем подарил мне колье шикарное и сказал, что уезжает на полгода за границу, хотя на самом деле был здесь, в Донецке.
— Та ну, лажа какая-то! — рассмеялся я, задорно шлепнув Марину по спине ладошками. — Вот у меня история была! Смотрим мы, значит, кино. А кино сопливое такое, про любовь, и там постоянно целуются. Я уже не выдерживаю и руку ей туда в трусы — РАЗ, и давай там хозяйничать. А ты ж знаешь, я умею. Так вот. Я ее активно во все места целую, она вспотела вся, аж взмокла, уже горит… И тут ей почему-то приспичило в душ… Вот я до сих пор не пойму нафига. Лежу, жду. И кино такое нудное, музыка такая тягууучая… Жду минуту… жду две… три… четыре… Ну и заснул. Она возвращается и видит эдакое бревно. Думает, мол, прикалываюсь, и играться начинает. А мне по ходу что-то смешное начало сниться и я начал хихикать. Но просыпаться и не думал. А её это еще больше возбуждать начало! Она меня и так и эдак… Минут десять мучилась наверное, бедняжка… Когда поняла, что я реально сплю, тааааак обиделась! Дня три со мной не разговаривала вообще!
Я почувствовал, как Марина пытается приподнять филейную часть тела (как раз ту, на которой я сидел) — видимо, ноги начали затекать. Я привстал и обнаружил, что Марина решила повернуться на 180 градусов и одновременно стянуть с себя голубые трусики. Я впал в легкое смятение и невольно сел прямо на область женщины, которая, как оказалось, в данный момент голой, по температурным характеристикам могла потягаться с мартеновской печью, а по сочности с наживо разрезанной свежесорванной апельсинкой. Я смутился еще больше и привстал, но Марина моментально усадила меня на место, возбужденно и жадно глотнув воздуха при соприкосновении.
— Сделай музыку погромче, — сбивчиво скомандовала она и захихикала. — Терпеть не могу всяких чавканий и хлюпаний!
“In Flames” зазвучал сильно и мощно, заливая квартиру звуками тяжелых финских рифов вместе с меланхоличными завываниями вокалиста. Я чувствовал, как пульсирует энергия в Марине и чувствовал, как моя начинает пульсировать ей в такт.
— Марин, ты что творишь? — испуганно спросил я.
— Заткнись и снимай трусы.
Я очень сильно растерялся. Прелестью наших отношений для меня было как раз отсутствие секса, из-за которого теряется всякая интересность. Мы не раз на эту тему говорили и не раз слышали друг от друга реплики типа «Да я с тобой даже за деньги…». Хотя каждый раз, когда мы в обнимку смотрели кино, подобные мысли возникали. У меня по крайней мере точно. Но нервы, сделанные из стали, помогали справиться. А сейчас что? Может, она меня просто отвлечь хочет? Скорее всего да, так как…
Марина взяла успевшую набухнуть инициативу в свои руки, и начала пытаться законектиться. Ход мыслей почему-то поменял свое направление.
— Марин, ты…
Марина привстала и начала целовать меня в губы. Машинально пришлось ответить тем же. Руки сами начали гладить необходимые места, и Марина часто задышала. Всё было готово к салюту.
Но тут в дверь постучали. Я немного растерялся, но Марина вернула меня в состояние несоображания. Постучали сильнее, а потом зазвонили. Вот уже пару месяцев ко мне никто кроме проверки счетчиков не приходил. Кому это вдруг взбрело в голову меня навещать?
Марина почувствовала, что моя концентрация теряется и приступила к решительным действиям. Мозг тут же отключился.
А включился, когда обнаружил в своей комнате двух Лен, коллег из колледжа. Не знаю, кто был удивлен больше, я (то-есть мы) или они. Кроме удивления еще было немного всеобъемлющего ужаса и паники.
Марина завернулась в простыню, я с совершенно дурацким лицом натягивал трусы, а Лены на все это смотрели, не в состоянии даже пошевелиться. Минуты три мы подобным образом созерцали друг друга.
— Может, хватит пялиться? — предложила Марина. — Выйдите пожалуйста.
Лены вышли и, судя по звукам, пошли на кухню.
— Это чё было? — спросил я.
— Это ты меня спрашиваешь? — удивилась Марина. — Это кто вообще?
— Коллеги…
— А как они зашли? Ты что, дверь не закрыл?
— Да закрыл… Наверное, ключом, который я забыл…
— Хлевицикий, ты такой придурок иногда… А чего они припёрлись?
— А я знаю? Ты давай одевайся пока, а я к ним схожу.
Странно как-то, но не было ни удивления, ни замешательства. Казалось бы — ты занимаешься любовью в своей квартире, а к тебе вламываются твои коллеги… Интересовало одно: КАКОГО ХРЕНА???
Натянув футболку поверх трусов, я зашел в кухню. Лены шушукались о чем-то, но услышав меня тут же замолчали.
— Вы че сюда пришли? — не очень вежливо поинтересовался я.
Лены сначала уставились друг на друга, а потом на меня…
— Мы думали… — сказала одна и замолчала.
— Мы думали… — вторая и последовала примеру первой.
— Вы думали…? — я как бы попросил продолжить фразу.
— Мы за тебя очень испугались, — сказала первая (физика), ты совсем смурной ушел.
— Да, — продолжила вторая. — Я тебя таким еще не видела. Даже не поздоровался, когда встретились.
Я выдержал гневную паузу.
— И теперь можно ко мне на хату заваливаться? И смотреть, как я сексом занимаюсь?
Лены покраснели.
— Мы думали… — опять сказала первая.
— Мы думали… — опять сказала ворая.
— ЧТО ВЫ ДУМАЛИ? — наконец не выдержал я.
— Мы думали, что ты с собой что-то нехорошее сделаешь.
В голове успело мелькнуть только «ох#еть».
— У тебя сегодня ведь репетиция! Ты что, забыл? Мы тебя перед администрацией отмазывали полчаса.
Блджад, точно! Совсем про нее забыл!
— А что администрация? — испугался я.
— «А что администрация»? — Лена-физика начала немного злиться. — Ты сегодня их всех заставил корвалол пить, а в конце еще и просто забил на выступление перед ними? Знаешь, в каком они бешенстве были?
Проснулся стыд — чувство, которое я не испытывал месяцев восемь. Лена-языки решила добивать:
— Мы им сказали, что у тебя что-то случилось, и ты пулей убежал с работы. Даже ключи, вон, забыл. — Лена показала на ключи, лежащие на столе. — Мы звонили на мой телефон, типа ты и телефон забыл. Они даже тебя немного пожалели.
— Да, мол слишком сильно тебя построили…
Я начал тупить, немного постоял, затем торжественно пожал обеим руки.
— Спасибо большое, друзья! Вот правда… Что бы я без вас делал… Не знаю.
Пришла Марина. Вид у нее был крайне недовольный.
— Я тут подслушала немного, и оценила ваши действия. Вы молодцы. Но зачем пялиться вот так? Ну видите, людям хорошо, тихонько закрыли дверь и ушли.
— А вы вообще кто? — начала возмущаться физика.
— Кто я? — начала еще больше возмущаться Марина. — Я, между прочим, вот его, — Мари ткнула пальцем в меня. — Вот его реабилитацией занимаюсь. В отличии от вас! Видели бы вы его час назад! Это он с вами наобщался.
Я заржал.
— Ты чего ржешь? — разозлилась Марина.
— Да не, я ничо, — еле сдержался я.
— А вы что, спите вместе? — спросила Лена-языки.
— С чего вы взяли? — уже не сдерживая смеха спросил я.
— А как же «секс не интересует»? — обиженно возмутилась Лена.
Стало ясно, что если беседа продолжится в том же духе, все перессорятся друг с другом (даже Лены), поэтому нужно было сворачивать тему. Понятно, что негатива уже много и просто так он не денется никуда. Поэтому нужно было брать весь удар на себя.
— А все-таки я красавчик, — гордо сказал я, почесывая яйца. — Три бабы меня спасают и между собой срутся. Росту…
Думаю, вы понимаете, что мне пришлось выслушивать. Но все кончилось быстро — уже через десять минут я в гордом холостяцком одиночестве писал самому обидчивому в мире студенту:
— Привет, я хочу с твоей мамой поговорить и извиниться. Пожалуйста, дай мне адрес и предупреди, что я приду.
— Привет!!! Да не нужно этого!!! Я и так понял, что был не прав!!! Из-за меня у мамы плохо с сердцем опять. Не нужно ее тревожить!!!
— Если адреса не дашь ТЫ, я найду его буквально через десять минут. Давай все по-человечески разрулим, как взрослые люди.
Получив адрес, я одел самую чистую и самую красивую рубашку из оставшихся, взял из тайника заначку (около двух штук баксов сотками — коплю на случай, если что-то с глазами случится) и пошел. По пути купил коробку самых дорогих конфет (где-то метр квадратный площадью), нормальный коньяк и чай в жестяной коробке. Всё это обошлось в восьмую часть моего оклада. Можно было бы роутер наконец купить…
Всё это время я не палил имя студента, и не буду. Маму его тоже светить не хочется, поэтому обзовем их Ивановыми. Сына просто по фамилии, а маму — Марья Петровна (училка ведь : ) ).
Вид у Марьи Петровны был удручающим. Для порядка были накрашены губы (такой ярко-фиолетовой блестящей помадой, знаете?), а на глазах были неаккуратные тени. Под маской макияжа скрывалось невероятно усталое лицо, выражение которого как бы говорило: «Как вы все зае…!!!». И глаза — мутные, уставшие, с полопавшимися сосудами… Казалось, что даже радужка потрескалась от усталости.
— Проходите, — уныло протянула она, глядя на меня с явной антипатией.
Уверен, не будь она учительницей, хорошенько бы огрела метлой или чем-то потяжелее, но этика и рассудительность, присущая всем преподавателям, не давала проявлять эмоции.
Сняв кеды, я пошел вслед за Марьей Петровной на кухню, открыл коробку с конфетами и уселся на стул. Кстати, кухня была обставлена очень недурно — новая техника, мебель, пластиковые окна — не так уж и плохо живут наши преподаватели.
Пока я осматривался, Марья Петровна даже в мою сторону не смотрела. Она возилась у плиты (хотя на ней ничего не готовилось), что-то натирала тряпкой, а потом смотрела в окно. Ну, по крайней мере она не злится и не кроет меня матом. Может даже послушает?
— Марья Петровна, — начал как бы робко я. — Я пришел извиниться перед вами за свой поступок. Мне искренне жаль за то, что я предоставил вам такие неудобства… Заставил переживать, нервничать… Честно, я не этого хотел совсем.
Марья Петровна устало опустилась на стул и уставилась в стол:
— Да сама я дура, устроила переполох из-за мелочи, — я отвесил челюсть. — Понимаете, Николай Владимирович, быть преподавателем очень тяжело. Преподаватель — это статус. Ты должна выглядеть так, как нужно, говорить только то, что нужно, и всё, что ты делаешь, должно быть правильно. И это всё на тебе весит постоянно. Вот случай был — поехали на море, а там мои ученики отдыхают… Я не могла позволить появляться при них в купальнике — приходилось купаться утром и вечером. А целый день в номере торчать… — закипел чайник, и Марья Петровна начала заливать заварник. — Представляете, каково это? — я идиотски пожал плечами. — Ну да, вы ещё молодой и неопытный, вам не понять. Нет, не подумайте, что я вас унижаю. Я вам искренне завидую. Я на вас зла не держу кстати. Отчасти вы правы.
— Э… Я вас правильно понимаю..?
— Да-да, верно всё. Нельзя детям давать свободу выбора. Мы на то и педагоги, чтобы показать, как нужно. А как на них повлияешь, когда они слишком умные и права свои знают? Я вашу переписку читала… Да чтобы я со своим педагогом на «Ты»??? Это же непозволительно! Я своему охламону за это тоже уши надрала. И вы не позволяйте себе такого, я вам как старший коллега говорю — так они на голову сядут очень быстро. Держите дистанцию всегда.
— Марья Петровна, вообще-то это я пришел извиняться…
Мне почему-то стало очень неловко от того, что мы поменялись ролями. Это я хотел ее сначала вогнать в стеснение, а потом жизни учить. Специально взял кучу денег, чтобы как бы оплатить моральный ущерб. Думал, такой, достану пачку со старта и гордо так: «Во сколько вы оцениваете свой ущерб? Я готов вам возместить». Совесть и гордость преподавателя не позволила бы взять деньги, но я был бы крут. А сейчас она меня как пацана…
— Не нужно ни перед кем извиняться. Я просто прошу меня понять. С чего, собственно, всё началось? Мне на работе в школе сообщает коллега: «А что это твоего в угол ставят? Он же у тебя такой образцовый был, когда в школе учился?». И вроде бы ничего «такого», но понимаете, это очень больно — ты учишь чужих детей, а за своим уследить не можешь. Иванов мне правда ничего не говорил. Я сама заставила всё показать, не подумайте о нём чего-нибудь плохого. Это мама у него такая. Всё время пытается ребенка идеальным сделать… Надеюсь на ваше понимание, Николай Владимирович.
Я был разбит в пух и прах. Я забыл всё, что хотел сказать, забыл все хитрые планы, благодаря которым должен был поставить всех на место, и тупо хлебал чай, кивая на всё утверждения Марьи Петровны.
Болтали мы долго. С каждым часом я все чётче понимал, что беседую с невероятно умным и адекватным человеком, который теперь меня полностью понимает и поддерживает. Кстати, Марья Петровна заставила Иванова (который все это время ныкался в своей комнате) передо мной извиниться. Не в угоду мне, конечно, а в угоду уважения к старшим.
Закончили мы, когда за окном было почти темно.
— И напоследок, Коля, — к концу она меня уже на «ты» называла. — Повесь в своем углу… Ну, куда ты студентов ставишь… Повесь шпаргалки. Если вдруг будут наглеть, отправь их в угол почитать учебные материалы… и им полезно и у тебя как бы повод будет.
Идя домой я дико радовался. Эмоциональный подъем заставлял идти в припрыжку и петь весёлые песенки, которые у меня в плеере играли. Казалось, что все вокруг очень хорошо, а если еще и поесть купить домой, будет вообще круто!
Решив немного срезать, я пошел к супермаркету через гаражи, где случилось сами понимаете что.
— Здорова, братишка, — сказал один из толпы, преградившей мне путь. — Есть курить?
Меня начали запугивать. Подобные ситуации уже случались, но было не так много народу. Тут их человек десять. И даже если я сделаю свой коронный трюк — достану глаз и сделаю страшный вид, они не станут позориться в первую очередь перед своими же. Да и темно на улице — они попросту не заметят моей манипуляции. И рюкзак с баллончиком я, как назло, забыл дома!
— Эй, ты че, немой? — обозвался другой. — Я с кем говорю???
— Пацаны, да он какой-то борзый… Давайте ему…
— Шкляров? — удивленно спросил я, узнав голос.
Толпа остановилась. А через несколько мгновений рассосалась сама собой. Я облегченно вздохнул и направился домой, теперь уже шарахаясь от каждого столба. Ах, как хорошо жить в Шахтёрске!
Утром у меня опять было окно, поэтому на работу я пришел аккурат в восемь часов. Почти у самого входа меня обогнал черный джип, из которого вышла Оля. Вид у нее был немного нестандартным — не было глядской маечки и обтягивающих джинс. На их место пришел аккуратненький деловой костюмчик. Макияжа тоже было не так много, как раньше, хотя аккуратность его оставляла желать лучшего.
Джип уехал, а Оля, подошла ко мне.
— Ты чего опаздываешь? — вяло спросил я.
— А у нас пары первой нет… я вообще-то к вам.
— Ко мне? Зачем?
— А у меня для вас подарок! — только сейчас я заметил, что у Оли в руках небольшой цветастый пакетик.
— Интересно… — заулыбался я. — И что за подарок?
— Давайте не тут? Давайте у вас в кабинете. У вас же пар нет? — я подозрительно посмотрел на Олю. — Нет, вы не думайте! Я больше не буду!
Ухмыльнувшись, я молча пошел к себе в кабинет, изредка поглядывая, как сзади хвостиком бежит студентка.
— А можете дверь на замок закрыть? — стыдливо попросила Оля.
— Ты чего задумала?
— Ну правда… Ну я ничего такого. Просто нужно серьезно поговорить.
— «Серьезно»? Ну, ладно, — я закрыл аудиторию. — Что там?
— Спасибо вам большое, Николай Владимирович! — Оля протянула мне пакет, в котором была поллитровая бутылка коньяка. — Это марочный… Мне в магазине так по крайней мере сказали.
— А что такое марочный? — решил поиздеваться я.
Почти никто не знает, что марочным называют коньяк с выдержкой больше пяти лет. Вон, у меня в подвале литров шесть такого имеется.
— Ну, что вы издеваетесь? Я же как лучше хотела! — начала нервничать Оля.
— Лучше бы сока томатного купила бутыль… Ладно, что у тебя там? За что благодарить то собралась?
— Я сделала как вы сказали. Своему любимому сказала, что если он будет приставать, я на него подам в суд, что даже связи не помогут. Сказала, что недавно к нам приходил один майор в колледж и рассказывал, чтобы если что, то не стеснялись. К нам, конечно, никто не приходил, но мой по ходу знает того дядьку… Ну, что вы рассказывали… И боится. Так вот. Он сначала меня выгнал из машины, когда я ему сказала. А я злая потопала прямо в милицию. Он сначала не верил, а потом мне такой звонит, извиняется, прощения просит. Ну, я вернулась к нему в машину, а он мне говорит: «Давай тебе кольцо подарим?», а я ему такая «Да запихни себе это кольцо в зад! Ты меня за девочку считаешь! Я сначала тебя полюбила, а потом поняла, что ты просто не можешь себе нормальную бабу завести. А меня глупенькую соблазняешь всякими подарочками дешевыми. Я для тебя больше не игрушка! А я еще дурочкой прикидывалась, старалась понравиться». И только выйти хотела, а он дверь запер. Ну, я такая испугалась, а он такой: «А мне теперь никто и не нужен! Да, я раньше дураком был, а сейчас смотрю и вижу, какая ты по-настоящему умная!», ну и кучу всего приятного наговорил. А потом еще отвез в Донецк и мы выбрали нормальный костюм красивый. А я потом потребовала, чтобы он меня домой подвез (а не к себе, как обычно), еще и продуктов заставила купить, а то мама не успела…
Оля смотрела на меня щенячьими глазами, а я просто таял:
— Оль, ты начинаешь взрослеть. Ты наверное думаешь, что всё можешь, но скоро убедишься в обратном. Но это ничего — со всеми бывает…
В кармане завибрировал телефон. Звонила секретарь:
— Але, Коль? Доброе утро. У нас тут ЧП.
— ОПЯТЬ??? — испугался я.
— Да нет, другое. У нас Лена Юрьевна не вышла на работу и на звонки не отвечает. Можешь ее заменить? Она как-то говорила, что ты писать умеешь. У нее сейчас язык, дети шумят, а присмотреть за ними некому…
— Ну, хорошо…
Поблагодарив Олю за коньяк я слегка задержался в кабинете и решил позвонить Марине. Пришлось два раза перезванивать, чтобы Марина ответила.
— Здоров, мужик! Ты где?
Сначала в трубке слышалось только неясное сипение и странные скрипучие звуки.
— Коля?
— Ну а кто еще?
— Козёл ты, Коля!
— Чё это?
— Разбудил в такую рань!
— Какая рань! Восемь часов! Та-да-та-ТА! — я решил разрушить остатки мозга Марины веселым маршем.
— Да не ори ты так… — жалобно проскулила Марина. — Что нужно?
— Мари, а ты не в курсе, куда Лена пошла от меня?
— А тебе зачем?
— Да её нету на работе, а у неё пара. Я переживаю кагбэ.
В трубке глухо послышалось «Лен, он за тебя переживает, прикинь» и пара женских хихиканий.
— Не помню… Что я, следить должна за ней?
В трубке опять послышались глухие смешки.
— Понято… Ну, привет передавай! Удачи!
— Здрасте! — поприветствовал я первокурсников.
— ЗДРАСТЕ!!! — хором ответила аудитория. Я аж подпрыгнул.
— ВО! Вот это я понимаю! Не то, что эти второкурсники у меня — чахлые да немощные, даже поздороваться нормально не могут. Садитесь.
Аудитория, невероятно довольная тем, что их похвалили, мягко села на свои места.
— А где Елена Юрьевна? — спросил кто-то.
— На курорте, — отшутился я. — А пару вести у вас буду я. Сегодня у нас необычное занятие — мы не будем ни писать, ни читать. Только спорить будем. Итак, первый вопрос: в предложении «Вася Пяточкин решил пойти в депутаты» какой падеж у слова «депутаты»?
Одна за одной начали появляться искорки в глазах. Через десять минут к нам пришла Татьяна Павловна (у нее лекция через стену) и сделала замечание за то, что мы слишком громко себя ведем.
PS: Обожаю эту работу!
Трудности
И особенности педагогической деятельности.
1
Ласковый чат вконтактика сообщал:
Дмитрий, сегодня 22:14:
— Cмотри. Возьмем зарубежный вуз. Любой пиндосовский. Скажем топ-100 в рейтинге. Как там построена система: пропустил пару, приходишь к преподу в строго отведенный час в неделю, заплатив в кассу денег за его дополнительную занятость, и отрабатываешь. Экзамен не сдал, пару раз пересдал (тоже возможно кое-что за деньги), не набрал балл, подходишь к большущей шухляде с ячейками, ищешь свое фамилиё, забираешь документы и идешь себе ветром гонимый солнцем палимый, куда глаза глядят. В это время институты занимаются своим прямым назначением — научными разработками. При этом студенты просто приходят кагбэ понаблюдать этот процесс со стороны и при этом научиться, если так аллегорически выразиться. И от этого действительно будет толк. У нас же львиную долю занятости преподавателя съедаёт учебная нагрузка: пересдачи, консультации, контрольные по три раза и прочие плюхи. Нас ректор собрал перед началом года и сказал: «граждане, я канешн, понимаю, что вы все такие, сцука, принципиальные и неподкупные, но если мы всех нахрен поотчисляем, то в нашем ВУЗе будет некому учиться. Мы потеряем четвертую аккредитацию (поскольку кол-во учащихся снизится), а половину из вас повыгоняют, поскольку ставка преподавателя напрямую зависит от часов учебной нагрузки — читай, кол-ва студентов. При всем этом надо учесть, что мы щас находимся в демографической жо… яме. К поступлению подошли те года, в которые наблюдался спад рождаемости, т.е. контингента вообще мало, и за него ведется реальная и нешуточная борьба. А теперь вопрос: какой нахрен специалист выйдет из нашей академии, если ему оценки ставили просто за то, что он жив здоров и СВОИМИ НОГАМИ и СВОИМ ПЕШКОМ ходит по коридору?.. и какую рекламу он сделает академии, взорвав где-нить ГРП или завалив мост?..
Я слегка офигел от прочитанного и переваривал с минуту.
— Дмытро! Это я должен проверять твои рассказы, а не ты мои!
— В смысле? Ошибок много? Ты ж знаешь, что я умный только в крайних случаях.
— Да нет! Я в том плане, что круто сказал! Я аж проникся! Вся вот эта правда-матка, продиктованная безысходностью….
— Ога! Я сижу тут, сижу весь такой безысходный, рядом стакан замызганный и бутылка столичной. Одной рукой скребу щетину, другой задницу чешу и горестно вздыхаю при этом!
— И на луковицу надгрызенную смотришь со слезами…
— Изредка прижимая дырявую ушанку к облысевшей голове…
— )))))
— ))))))
— Так шо, проверишь? А то последняя часть осталась, да и обещал я вчера запостить. Меня читатели зарежут! Ты звеняй, что уже десять часов. Ты ж знаешь, у меня ничо нет, но с меня шо-нибудь!
— Ок, забрал. К утру жди.
— Сори, что лишаю тебя возможности нормально почитать, но…
— Да ладно тебе, нормально всё! Тебя можно и пару раз заценить. Всё, не мешай.
— Хорошо. До завтра.
— Давай.
Закрыв ноут, я выслушал приятный звук перехода в спящий режим и сам завалился спать, раздумывая, о чем бы завтра со студентами поболтать.
Проснулся. Ещё не успев толком разлепить глаза, раскрыл ноут, щурясь от режущего глаза света дисплея, зашел на мыло и искренне обрадовался письму от Димки. Одно немного смущало — время получения «00.03». Мало того, что лишаюсь одного из умнейших читателей (редактор воспринимает текст как набор правильных слов, а не как смысл), так ещё и спать не даю… Сжечь меня!
Ну, это чуть попозже, а сейчас нужно запостить кулстори, разослать читателям ссылки (120 человек, А-А-А!) и забить желудок какой-нибудь гадостью, чтобы не мешал пары проводить.
Мой братец, который доблестно съезжает с квартиры уже второй месяц, отличается особой способностью находить весьма вкусные продукты питания по крайне низким ценам. Как правило, срок годности их был почти или полностью исчерпан. Один минус, правда, имелся — после подобных деликатесов можно было прочитать «Войну и мир», так как больше в сортире заняться нечем. Вероятность такого происшествия, исходя из экспериментов, была где-то один к четырем. И сегодня я рискнул. Ибо минувшими выходными за два подхода почти осилил томик Чехова…
А еще пищеварению помогает мороз. Когда ты выходишь на холод, организм понимает, что требовать нормальную еду уже поздно, переваривает что есть и хоть как-то пытается согреться. Мой туалет в середине декабря и в начале сентября не отличался ничем, поэтому все образованное тепло уходило во всемирное ничто, заставляя работать внутреннюю печку ещё и ещё. Но это хорошо — организм работает, а значит, развивается. Да и круто это — все ходят в куртках, пальто, шубах и пялятся на чудака в рубашке и летних брюках. О! А вот и директриса идет!
— Доброе утро, Елизавета Феаноровна!
— Хлевицкий, ты почему без куртки?
Странно, но директор ни капли не удивилась, хотя и не видела меня ранее в таком виде.
— А почему я должен быть в куртке?
— А потому что люди подумают, что у тебя что-то не в порядке.
Я удивился и широко разулыбался.
— А к чему мне мнение людей, которые не могут сделать вывод, что мне просто не холодно?
— Нууу, — заважничала Феаноровна. — Это, дорогой мой, «хамство». Всегда важно, что о тебе скажут другие. Мы ведь в обществе живем?
— Да чушь это! Как же самодостаточность? Только это отличает настоящих лидеров от серой массы.
Директор натянуто улыбнулась:
— Просто ты еще сильно молод и глуп, у тебя нет опыта общения.
— А у вас нет достойных аргументов… — на подходе к колледжу я заметил курящих второкурсниц. — О! Лёгкие убиваете! Это правильно! Сейчас и так перенаселение. Доброе утро!
— Доброе утро… Николай Владимирович, — растерянно протянули студентки. — Доброе утро, Елизавета Феаноровна.
Доставил тот факт, что первым поздоровались со мной!
Не сказав ни слова больше, директор зашла в свой кабинет, а я побрёл в учительскую за журналом, ибо первая пара.
— Хлевицкий! Только не говори, что так и пришел! — возмутилась секретарь.
— Хорошо, не буду. Доброе утро!
— Николай Владимирович, ну ты же так здоровье себе угробишь! Это пока тебе нормально, а потом, в старости будут тебе проблемы с почками, и поясницей!
— Ну, Наталья Алексеевна, — улыбнулся я, понимая, что меня не пилят, а искренне заботятся. — Я же это не делаю вот так сразу? Всё постепенно, уже второй год тренировки. Поймите, мне не холодно. Совершенно. Можно организм настроить, чтобы он нормально холод переносил. Вон, на севере + 1, уже весна. И ничо, живут же люди?
Наталья Алексеевна поняла, что упёртость мою не пробить, вздохнула и, ничего не ответив, начала заниматься бумажной работой.
Растолкав загораживающих проход студентов (что за идиотская привычка стоять на узком лестничном пролете?) и поднявшись в подсобку, обнаружил там свою соседку Лену.
— Сегодня педсовет, — сообщила она.
— О, круто. А откуда знаешь?
— В учительской на столе лежит план всех мероприятий и объявления.
— И что, каждый день читать? — удивился я.
— Ну, я на каждой перемене смотрю. Бывают экстренные совещания, собрания.
Про себя я вспомнил, что за три месяца службы смотрел в ту сторону всего один раз, когда нужно было убирать листья в парке.
А ещё я прищурился:
— А почему ты не ругаешь меня за то, что я легко одет?
Ничего не ответив, Лена уткнулась в электронную читалку. Ну, хоть кого-то взял измором.
— Так! Встали все! — весело объявил я группе и в течение полуминуты все кое-как поднялись. — Доброе утро!
— Доброе утро… — ответила вяло аудитория.
— Это еще что такое? А ну, бегом собрались и еще раз: Доброе утро?
— ДОБРОЕ УТРО!
Уверен, что приветствие донеслось до всего крыла.
— Вот это я понимаю, приветствие! Не то, что этот чахлый третий курс! Молодцы, садитесь.
— А что мы будем сегодня рисовать? — поинтересовался Прохоров.
Открыв ноут и посмотрев программу, я изобразил гримасу.
— Якесь ЕСКД та його положення. Не знаю сам, шо це таке. Давайте лучше сегодня загадки поразгадываем?
Запахло интересом. Именно в интересах я измерял свою продуктивность на парах. И когда тема была неприятна даже для меня (а для студентов и подавно), я делал нечто вроде клуба по интересам и обсуждал какую-то проблему.
— Итак, господа, — я еще раз гордо посмотрел на довольные лица студентов, избавленных на первой паре от нудной лекции. — Вот вам загадка, которую господин Толстой когда-то придумал, чтобы стебаться над своими неразумными друзьями: «Продавец головные уборы продаёт. По 10 р. Подходит покупатель, меряет и решается покупать, но у него только 25 р. одной купюрой. Продавец посылает помощника с этими 25 р. к соседке разменять. Помощник прибегает, и отдаёт 10+10+5. Продавец отдаёт шапку и сдачу 15 руб. Через какое-то время приходит соседка и говорит, что 25 р. фальшивые, требует отдать ей деньги. Ну, что делать? Продавец лезет в кассу и возвращает ей деньги. На сколько обманули продавца?»
20 секунд затишья перед…
— Тридцать пять!
— Сорок пять!
— Десять!
Ну и еще с десяток вариантов между 60 и 10. Забавы ради я сказал, что правильный ответ «100», вогнав студентов в ступор секунд на десять. Хотя потом все поняли и продолжили спорить.
— Так какой правильный? — возбужденно спросил Прохоров.
— А вы думаете, я вам скажу? Сами думайте. Вон, сколько вас, ищите правильный ответ вместе.
Начались бурные дебаты, где к концу образовалось два лагеря, отстаивающих ответы 40 и 25. Для поиска ответа было решено распределить роли и привлечь бутафорию в виде мелочи, достоинством в 5, 10 и 25 копеек. В качестве шапки использовался учебник по черчению. Все студенты (на черчение ходит по полгруппы, 13 человек) собрались вокруг одной парты, по-доброму кричали друг на друга, но уже почти пришли к правильному ответу.
И тут открылась дверь, явив нам завуча по учебной работе.
«Сейчас, наверное, ругаться будет…» — обреченно подумал я.
Студенты перепугано уселись за парты и затихли. Было видно, что всем им стыдно и страшно. Уже и полемику на паре запилить нельзя?
— Что это у вас здесь происходит? — возмущенно сказала Татьяна Павловна.
Все-таки она прирожденный завуч: одной только интонацией может внушить кому угодно, что он неправ. Если захочет, конечно. Но я-то знаю, что все сделал правильно.
— Мы тут загадку решаем. Знаменитая загадка Льва Толстого. Очень хорошо показывает, как всякие мелочи мешают принимать правильные решения.
— У вас сейчас какая тема? — строго спросила завуч.
— ЕСКД и промышленные стандарты. Но там одна скукота, да и студентам вряд ли это сильно пригодиться.
От удивления и возмущения у Татьяны Павловны рефлекторно открылся рот. Секунд на тридцать.
— Николай Владимирович, — отчеканила она. — Зайдете ко мне после пары, поговорим.
И ушла.
Студенты все ещё были в шоке и стыдились своего поведения.
Я же, выждав, пока завуч спустится к себе, прикрыл дверь и, улыбаясь, заявил:
— Круто, да?
Студенты не поняли. Переглядываясь между собой, они искали хоть кого-то, кто понимает, что происходит, но таковых не было. Поэтому все уставились на меня.
— Что вы на меня так смотрите? — никто не ответил. — Чего вы-то перепугались? Вас за это никто не будет ругать, во всем я виноват.
— Ну, мы вас, это… подставили? — робко предложил студент.
— Как подставили? Это ж я вам предложил задачку, сам разрешил полемизировать. Вы тут ни при чем вообще, не парьтесь.
— Так вас же ругать будут? — так же робко спросила студентка.
— Ну и что? — расхохотался я. — Что мне, десять лет что ли?
— А вы не боитесь, что вас выгонят?
— Чего мне бояться? Во-первых, это не меня ВЗЯЛИ на эту работу, а Я эту работу ВЫБРАЛ, хотя были варианты поинтереснее. По крайней мере, с вменяемой зарплатой. У меня вот железо в компе истлело, и мне придется ждать месяца четыре, во всем себе отказывать, чтобы заменить материнку, проц и память. Разве я должен треть года жить ради компа? А у меня в Молдавии сейчас замечательная знакомая появилась, очень хотелось бы к ней съездить, посмотреть, так сказать, в живую, — я мечтательно задумался. — И потрогать… Она ведущая на телевидении и радио, обещала повести меня на эфир, показать, как там чо. А денег нету. И это сильно угнетает.
— Так вы хотите, чтобы вас выгнали?
— Нет, не хочу. Иначе ходил бы на работу в трусах и ластах, — все захихикали. — Просто я четко обдумываю, что делаю и делаю это для удовольствия и пользы. Мне нравится работать со студентами, особенно умными, такими как вы. Я получаю опыт, который мне в будущем очень пригодится. А неприятные мелочи, типа сегодняшней, просто закаляют характер. Вот, пойду я на ковер, думаете, мне там что-то умное расскажут? Скорее наоборот. В смысле я сам много наговорю умного. Жаль, что у нас в администрации почти все консерваторы…
— Это все из-за меня, — сказала другая студентка. — В гороскопе было написано, что проблемы с начальством будут.
— А вы верите в гороскоп? — резво спросил я.
— А вы что, нет?
С небольшим сожалением я понял, что ни ЕСКД, ни его основы мы сегодня, увы, не рассмотрим.
— Я просто знаю, кто и как его составляет. Да и много там… ну, в методиках составления гороскопов как минимум несоответствий. Например, одни говорят, что их учению несколько десятков тысяч лет, и используют в предсказаниях тот же Плутон, открытый в начале двадцатого века.
— Не, ну бывает же, что совпадёт? — спросил кто-то.
— Да, и часто бывает. У меня почти всегда, — утвердил еще кто-то.
— Потому что там ничего конкретного не говориться. Только очень общие фразы ни о чем. Как у Коэльо. Это называется эффект Барнума. Люди любят приписывать себе и другим хорошие и плохие качества, особенно хорошие, потому что эти качества либо есть, либо очень хотелось, чтобы были. А в гороскопах, как правило, только хорошее и говорят. Кстати, я с этим эффектом очень неприятно столкнулся недавно.
— Как?
— Я ж пишу рассказы, но придумываю почти все. Ну за исключением всяких мелочей, типа Шклярова, который в ведро нассал, — все заржали, а Шкляров покраснел, хотя и начал горделиво улыбаться. — Ну и бывает, что беру реальные фамилии и имена людей, просто потому, что тяжеловато держать много персонажей в голове. Но и их я исключительно в хорошем свете подаю, чтобы ни дай Бог кого не обидеть. Но люди, понимаете, такие люди… они лучше поверят тому, во что хотят поверить, чем в факты. Из-за моего последнего рассказа с одного студента начали смеяться, хотя причин на то весомых не было. Да, он немного по-дурацки себя повел, был конфликт, я его взял за основу и раздул до необходимого размера, чтобы было интересно. В итоге, по его же словам с него чуть ли не полгорода смеется. И теперь получается, что я ему сделал нехилую антирекламу. Хотя целью я ставил совсем не это. Ещё и мать его пострадала вроде, хотела на меня даже в суд подавать. Хотя мы даже не виделись ни разу. Единственное, что хорошо — я узнал, что в моем городе есть люди, которые меня таки читают. Увидеть бы их хоть раз, потрогать…
— А что тот студент?
— Да что? Ходил, обижался, пока я сам не позвал его и не поговорил нормально. Хотя он до сих пор обижается, наверное. Ну ничего, это хороший урок для него. Если бы я подобным образом реагировал на нехорошие комментарии к своим рассказам, фоткам и музыке, то не творил бы вообще. Хотя, знаете, тут нужно понимать одну вещь.
— Какую?
— Нужно отличать критику от поливания грязью. Бывает, что тебе говорят, что ты дурак, чтобы подняться в глазах других. Так обычно в школе бывает или в другом месте, где интеллект среднего члена группы не превышает таковой у шимпанзе. Ну, как у вас, к примеру. А бывает, что тебя называют идиотом, чтобы показать, что ты где-то неправ. Вот есть у меня одна студентка… да и не одна, наверное… в общем, я ей говорю: «у тебя неправильно здесь, здесь и здесь. А еще тут, тут и тут». А она считает, что я над ней издеваюсь, все бросает и сидит, дуется остаток пары, вместо того, чтобы переделать всё и получить нормальную оценку.
— Дура! — выкрикнул кто-то.
— Да причем тут дура? Просто так воспитали. Я тоже с соплями и слюнями по первой воспринимал критику к работам. Потом все-таки научился выслушивать и начал работу над собой. Ну, а результат увидим через годик-два, когда буду издаваться.
Зазвонил телефон. Мелодию для своей 1100 я написал сам, и, не знаю почему, студенты её страшно полюбили. И каждый раз, когда мне кто-то звонил, подпевали. Звонила Марина. Чей-то она в такую рань-то?
— Здоров, Маруська!
— Я хочу тебя!!! — почти кричала Марина.
Я слегка покраснел, искренне надеясь, что студенты этого признания не услышали.
— Поздравляю. Еще что-то?
— Да. Я возле твоего колледжа. И я хочу тебя! Прямо сейчас!
Раскрасневшись, я вышел из аудитории.
— Марин, ты сдурела? — испуганно прохрипел я. — У меня пара! Полдевятого только!
— Хлевицкий, бегом ко мне в машину, или я не знаю, что с тобой сделаю!
— Я тебе еще раз говорю: У МЕНЯ ПАРА! Двенадцать студентов. Что мне с ними делать?
— Хлевицкий, не прикидывайся дураком. Бегом ко мне, я тут уже вся теку!
Зафиксировав, что небеса наградили меня нехилой эрекцией, я и сам о студентах уже не особо думал. В конце концов, посидят минут двадцать, пока мы, как в песне, «потрахаемся оператииии-внень-кооо!».
— Так, ладно. Ты где?
— Машина перед входом.
— Блин… Там же люди ходят, давай, ко мне в подсобку дуй. Прямо, направо, и на четвертый этаж. Скажи, что к Иванычу, если спросит тётя в гардеробе. И давай, без фокусов, я тебя знаю. Меня тут уже сегодня «похвалили». И БЫСТРО! А то я уже сам не могу…
Вернувшись к студентам, я не стал заставлять конспектировать «от сих до сих», а просто попросил тихо посидеть, чтобы в этот раз действительно не подставить. Все понимающе достали конспекты и начали решать домашку по математике. Такое впечатление, что они только у меня на парах её решают…
Закрыв дверь, я прислушался к шепоту.
— Видели, у него торчал???
— Ага…
Блин, ПРОВАЛ!
Так, ладно, все равно ничего уже не сделаешь. Теперь в подсобку.
«Хоть бы там не было Лены, хоть бы там не было Лены», думал я, поднимаясь, и жутко обрадовался, что Лены таки не было. Зато через гипсокартонную стенку у неё пара… ну чё, круто…
Послышался частый цокот каблуков по ступенькам. Нужно встречать.
Завидев меня, Марина чуть не лишила студентов преподавателя путем ломания шеи обнимашками и удушения целовашками.
Я уже знал, что во время месячных у неё вот такое бывает (наши половые отношения как раз начались в период прошлых), но думал, что от страшной участи меня спасут хрупкие стены учебного заведения. Ну, на крайняк, думал, что Марина себе другую жертву найдет у себя на предприятии или ещё где-то. Но чем-то я, видимо, провинился… Хотя и этот вариант я не отбрасывал и на всякий случай заимел пачку презервативов в столе.
Кое-как затолкав сие недоразумение в подсобку, закрывшись на замок и крючок, я под страхом смертной казни запретил Марине даже пищать, ибо звукоизоляции с соседним кабинетом не было вообще, затем приподнял юбку и убедился, что на ней чулки. Выше Чулок были черные трусики, из-под которых торчали крылышки прокладки.
— Так, стоп-стоп-стоп! — зашипел я. — Это я сейчас буду весь в твоей крови?
На мне как раз были бежевые брюки и светло-голубая рубашка.
Марину уже чуточку попустило, но все еще трясло.
— Ну что ты как маленький, давай, снимай свои штаны, потом салфеткой все вытрешь.
Совет был хорошим и был приведен в действие, а брюки с семейками аккуратно сложены на спинке стула. Марина в это время быстро стянула свои трусики и кинула на стол (за которым мы с Леной, между прочим, кушаем!), щедро побрызгала все антисептическим спреем и с новым напором начала меня требовать. Ну, ничего не поделаешь….
Все произошло быстро. Минуты две-три, не больше.
Дивана у меня в подсобке не было, на стульях было опасно (да и неудобно), поэтому мы слились в экстазе, изобразив конструкцию «Fг». Марина с трудом стояла на ногах, упираясь в стену руками, а я обнимал ее, стараясь соприкоснуться со всей площадью её горячего тела. Кончили одновременно.
— Пожалуйста, — сладко протянула она. — Не выходи…
— Да куда ж я в таком виде выйду-то? — пошутил я.
Марина хмыкнула, потом начала хихикать, а потом так резко разорвала соединение, уже выпрямившись:
— Вот, ты, Хлевицкий, нормально не можешь, да? Весь кайф обломал, сволочь!
Не желая говорить больше ничего, она плюхнулась на стул и просто расслабилась, закрыв глаза и сладко посапывая. Я же вытер капли разбазаренного генофонда, положил салфетки и грязный гандон в пустую коробку из-под конфет (принадлежащую соседке), в которой валялся какой-то хлам, и, одеваясь, услышал частый и знакомый цокот поднимающихся каблуков. Поэтому оделся в три раза быстрее, чем обычно, открыл замок, типа мы не шифруемся (как раз услышал, что каблуки заворачивают в нашу сторону) и начал вполголоса, расхаживая по свободному месту в два метра квадратных.
— Распечатать баннер проще где-то в столице, чтобы по почте прислали. На этом можно сэкономить процентов пятьдесят, — в подсобку опять заглянула завуч. — Его стоимости, да и печатают у нас отвратительно. Только ждать придется чуть дольше.
Реакция завуча была странной. Думал, начнет ругаться: «мол, почему не на паре?», а она просто удивленно смотрела на нас с Мариной. И даже ничего не сказала… Мне аж как-то не по себе стало.
— Татьяна Павловна, вы извините, ко мне буквально на пять минут заказчик приехала, нужно кое-какие вопросы решить.
И тут, проходя мимо стола, я обнаружил так небрежно брошенные недавно черные трусики… блджад… это провал… ПРОВАЛ!!! У Татьяны Павловны проблем со зрением вроде как нет... Еще и Марина больше похожа на желе, ей сейчас всё по боку!
В груди судорожно начало колотиться сердце.
— А чем это у вас так пахнет? — спросила завуч принюхиваясь. — Странный какой-то запах…
— Татьяна Павловна, вы что-то хотели? — теперь уже строго спросил я. — У меня там внизу пара еще… Да и человека держать неохота.
Татьяна Павловна как бы отряхнулась от назойливых мыслей.
— Да. Директор просила зайти… Там сидят двое родителей с детьми-первокурсниками и хотят забирать документы.
— А я тут причем? — удивился я.
— Николай… Владимирович… Вы помните свое методическое объединение по инженерной графике, да? — я кивнул. — Вы тогда всех преподавателей подбили на работу после мастер-класса. Такое у нас впервые было. Вот мы и подумали — может, вы и этих убедить попробуете? Вы большим авторитетом пользуетесь, а нам сейчас никак нельзя терять студентов.
— А как же основы ЕСКД? А учебный процесс? — начал шутить я, но Татьяна Павловна в лице ничуть не изменилась.
— Пожалуйста, подойдите к директору через пять минут... — и цокот каблуков сначала скрыл ее из виду.
Ну, вроде пронесло.
Марина по-хозяйски засунула трусики в карман легкого пальто и даже не поцеловав вышла из кабинета, кинув напоследок: «Я, может, ещё завтра приеду».
Привет, романтика двадцать первого века! Прости нас, Уильям!
На самом деле у неё стиль такой. Не знаю, хорошо это или плохо, но есть в этом контрасте (то жарко, то холодно) нечто привлекательное. Но самое главное — она не трахает моск всякими «а почему ты мне мало внимания уделяешь?» или «А ты забыл про нашу дату? Сегодня мы в первый раз поцеловались / потрахались / покушали фаршированного лосося». Захотела — позвонила или приехала, взяла что надо, накормила, напоила — всем хорошо!
Зайдя к студентам, я похвалил их за то, что ведут себя как взрослые люди, сказал отгадку на загадку, загадал еще одну и удалился под негромкий гул.
Так… Осанка есть, грудь вперед, прическу поправил, ключи в задний карман, чтобы не звенели… только пятно это блин…
В кабинете директора, единственном кабинете колледжа, где есть ковер, сидели двое студентов (пацанов), и две тёти, видимо мамы, бальзаковского (30-40 лет) возраста. И мамы, и дети выглядели так, как обычно выглядят жители провинциального городка. Типовая одежда, обувь, у мам — косметика, огромные сумки, под столом пара потертых полиэтиленовых пакетов.
— Вот, наш выпускник, а ныне — преподаватель, Николай Владимирович, — представила меня директор. — Он вам расскажет, какие перспективы вы сейчас хотите потерять.
— Доброе утро, — вежливо поздоровался я, получив два неуверенных кивка. — Елизавета Феаноровна, а можно мы тут побудем наедине?
Поколебавшись всего лишь секунду, директор кивнула, молча встала и вышла.
— Итак, — начал я, усевшись за директорское кресло. — Будем откровенными. Я вас не знаю, вы меня — тоже. Так? — кивки. — Поэтому мне абсолютно одинаково, будут здесь учиться ваши дети или нет. Но меня забрали со скучной пары, поэтому я всё-таки должен с вами поговорить. Что вас натолкнуло на мысль забрать документы?
Я внимательно посмотрел на пацанов, которые тут же спрятали взгляд.
— Говорят, шо учиться тяжело, — сказала одна мама. — Что не понимают, что домой задают. Мне мой показал свое домашнее по математике, так там нет ни одной цифры! Одни буквы сплошные. Шо это за математика такая?
— Вы только что обозвали своих детей де-е-е… кхм, глупыми, — мамы выпучили глаза. — А что, нет? Или вы считаете, что материал разный для всех даётся, а вашим детям самое сложное попадаёт? У нас же не все отчисляются, а только ваши двое?
— Знаете шо, молодой человек, — начала вторая мама. — Вы нам тута не хамите и не называйте детей тупыми.
Вот тупые, а? Но нужно держаться:
— Да Боже упаси! Они же ещё дети! Все дети умные, просто в одних талант раскрыли, в других — нет. Вот как раз здесь, в колледже, мы и пытаемся талант раскрыть. Это не школа, где преподаватели сами боятся старшеклассников, это высшее учебное заведение, где к студентам относятся уже не как к детям, а как ко взрослым! Понятно, что поначалу будет тяжело, но это везде так! Я тоже здесь учился, и мне было тяжело. Зато после, в университете, чувствовал себя как рыба в воде, да и на работе проще было потом. Как там говорил Суворов? Тяжело в учении, легко в бою! — я внимательно посмотрел на одну из мам и строго спросил. — Вот вы, — мама покраснела. — Вы хотите, чтобы ваш ребёнок преуспел в жизни?
На такой простой вопрос мама думала секунд двадцать. Потом неуверенно кивнула.
— Ну, да…
— А теперь смотрите, рассмотрим на простом примере: возьмем спортсмена, для которого главная цель — на олимпиаде получить золото. Что он должен делать, чтобы достичь результата? Вот вы, — я обращался к студентам. — Как думаете?
— Ну… — замялись оба.
— Тренироваться, бегать, прыгать, шо там еще? — помогла мама.
— Вот! Правильно! — обрадовался я. — А для тренировок что нужно?
— Э… — еще раз замялись студенты.
Мама одного не выдержала подобного приступа глупости и дала легкую оплеуху своему чаду.
— Ну что ты меня позоришь? Ты и так на парах отвечаешь?
— Ну что ж вы делаете? — возмутился я. — Они же не специально это делают! Просто немного волнуются и стесняются. Вот именно от этого они у нас и должны избавиться. Представьте, если бы ваш сын вот так себя вел на собеседовании в солидную фирму? — я опять посмотрел на пацанов, которые уже видели во мне защитника. — Мужики, у вас хобби есть?
— Мой на гитаре играть учится, — сказала одна мама.
— Мой тоже, — сказала другая.
Взглядом я сказал мамам что-то типа «ну я же не у вас спрашивал?», потом полез за трубкой и набрал Артёма, который как раз сидел на моей паре:
— Тём, можешь мне гитару принести в кабинет директора? Она в левом шкафу. Только расчехли… ну, из чехла достань, — положил трубку и опять начал разговаривать с пацанами. — А давно играете?
— Я полгода, — сказал один.
— А я месяцев шесть, — сказал другой.
— НУ! — обрадовался я. — Вспомните, когда только учились, было легко? — парни замотали головой. — Пальцы болели, не попадали, струны глохли…
— Ага! — оживился парень. — У меня еще такая гитара, шо не строит нифига!
— А у меня нету ваще, — подхватил другой. — Я у Стаса тренируюсь.
— Достали своим брынчанием, — вздохнула мама Стаса.
Уже знаю, как одного зовут. Это хорошо.
— А вы стипендию получаете? — спросил я.
— Неа… — ответил Стас. — Баллов недобрали, когда поступали.
— А планируете получать после сессии?
— Та ну-у-у! У нас по математике завал сплошной! Мы её вообще не сдадим! Нас из-за неё отчислят!
В это время в кабинет зашел Тёма с гитарой. Я поблагодарил его, спросил, всё ли нормально и отправил обратно. Затем вручил гитару Стасу:
— Ну-ка, исполни чего-нибудь, покажи на что способен.
С опаской Стас взял мою ненаглядную «Ямаху», глядя на неё, как на музейный экспонат. Она явно выигрывала перед его «Черниговом» или на крайняк «Ленинградом». Трясущимися руками парень исполнил отрывок из песенки группы «КыШ». Исполнил ужасно, сбивался, не делал акцентов и пропускал ноты. Жестом я предложил исполнить что-то второму студенту. Там дела обстояли еще хуже. Но это вполне нормально, ибо люди первые шаги только делают.
Я взял гитару и начал импровизировать в до мажоре, играя нечто, похожее на классическое американское кантри, вызывая уважение в глазах у публики.
— Вот знаете, эта гитара стоит три тысячи гривен, — соврал я. — Я ее купил недавно, почти год назад. Когда учился в университете. На стипендию, которую полгода не снимал. А учился на гитаре марки «Изъяславль». Вы даже не можете представить, с каким ужасом я её вспоминаю! Она вообще не строила! На 12м ладу подъем над грифом у струн был почти в палец. Но мне хотелось научиться круто играть, и я таки учился! Кстати, первую свою электрогитару я купил тоже не стипендию. Только гитара тогда стоила 100 баксов, а стипендия была 10$. А сейчас цены поднялись где-то на треть, а стипендии — почти в пять раз. Достаточно три месяца никуда не тратить стипендию и можно позволить себе нормальное весло… А если сильно не терпится, можно через месяц купить какую-нибудь отечественную «Трымбиту» — тоже нормальное весло, если пальцев не жалко. И пускай вы не вытяните математику вашу на четверку (а любого препода можно измором на тройку развести), перекроете её физрой или биологией. Сколько вы тратите дома на домашнюю работу? Только честно?
Студенты поникли.
— Целыми днями сидят в своем компьютере, картинки смотрят! — взорвалась мама Стаса. — Нет, чтобы чем-то интересным заняться! Вот мы в свое время и на кружки, и на секции…
— Постойте, постойте! В ваше время к этому было другое отношение. Сейчас всё не так, — с тоской я подумал, что большинство родителей не в состоянии организовать СВОЙ досуг, не говоря уже о детях. — Но мы не об этом. Давайте еще раз: сколько времени вы тратите на домашнюю работу? — студенты не ответили и покраснели. — Не переживайте. Я еще раз вам говорю. Я здесь не для того, чтобы пилить вас. Просто, если вы будете хотя бы час в день тратить на ту же математику, ДАЮ ГАРАНТИЮ — у вас не будет таких серьезных проблем. А если ещё час на другие предметы, то выйдете на стипендию. Поверьте, ничего в этом сложного нет! Да и вам самим понравится через некоторое время. И нужно понимать, что делаете не просто так, вам за это будут платить деньги. Вы, за два часа работы в день сверхурочно будете получать по 50$ в месяц. Я, например, за свою работу получаю меньше.
Рассказывая, я набирал темп и усложнял технику игры, так, что к концу проповеди пацаны прониклись уважением, а мамы поддались обаянию. Было видно, что уходить они уже передумали. Остался последний контрольный штрих:
— А если будете стараться, я вас кое-чему научу. Можно будет даже выступить на новый год на сцене под гитару. Да так, чтобы все девочки были вашими! А знаете что? Давайте не откладывать в долгий ящик, приходите сегодня после пар в кабинет черчения, поболтаем.
Пацаны загорелись. Мамы тоже. Свою работу мотиватора я сделал. Главное, чтобы несчастная администрация, у которой и так полно дел и нет времени отвлекаться на неуспевающих студентов (кроме вот таких крайних случаев), не просрала все полимеры. Нужно брать этих двоих под контроль:
— Вы мне будете рассказывать каждый день, чего сдали и чего не сдали. По возможности буду помогать. Обещаю, если вы будете работать, замолвлю за вас словечко перед администрацией на стипендиальной комиссии. Они меня редко конечно, но слушают… Вопросы?
Вопросов больше не имелось. Напоследок я взял контакты у мам, вежливо откланялся и вышел, сияя как красно солнышко.
— Ну как там? — спросила секретарь.
— Сказали, что ноги их здесь не будет, — радостно соврал я и потопал на пару.
Остаток пары прошел в плавной полемике на тему пенсионного обеспечения.
В очередной раз удивляюсь, насколько слепой у нас народ и наглая власть. Ну вы только подумайте: по новой реформе на государственную пенсию мужчина уходит в 60 лет. Человек лет с двадцати работал, работал, заплатил в пенсионный… ну, пускай, 200$ в год (самый-самый минимум). Получается 40 лет стажа. 40 лет х 200$ = 8000$, и это не учитывая процентов от депозита, которые увеличивают сумму раза в два-три. Средняя продолжительность жизни — 62 года (у мужчин, согласно географическому справочнику на 2010 год). Минимальная пенсия — 100$. За два года человек получает 12х2х100$=2400$. А остальное куда? Погуляйте по Печерскому району Киева, посмотрите.
Но зато все знают, что американцы тупые, а Галкин спит с Пугачевой.
Решив, что молния два раза в одно и то же место не бьет, вторую пару я провел так же, как и первую, только в два раза тише, да еще и решил отпустить студентов пораньше на пять минут. Но юные дарования никуда уходить не хотели, поэтому пришлось пригрозить летучкой. А отпустил студентов пораньше я, чтобы сходить на разведку. Впереди большая перемена, и нужно где-то пожрать. У Лены или у Лены. У одной был диван, а с другой было интереснее. Одна будет жаловаться, другая — жизни учить. Чай/кофе у обоих был одинаковый (одни и те же студенты дарят), бутерброды, как правило, тоже (с гордостью заявляю, что почти всегда их количество было рассчитано и на меня).
Поднявшись в свою подсобку, я увидел на столе корзинку с печеньками… ради них я готов на все. Даже чайник поставить!
Рассказывая с набитым ртом Лене о произошедшем, я подошел к будущему мастер-классу для перваков.
— Сегодня же педсовет! — немного раздраженно напомнила Лена.
— Блин! — расстроился я. — Точно! И что я этим двоим скажу? Это ж их первое впечатление… надо ж так, а? У меня и так память хреновая, а тут вообще всё стал забывать! Что со мной такое?
Лена довольно разулыбалась:
— Это профессиональное, не переживай. Ты обратил внимание на то, что у каждого преподавателя есть блокнотик? Туда все всё записывают, потом читают, делают и вычеркивают. ОБЯЗАТЛЬНО ВЫЧЕРКИВАЮТ, чтобы второй раз не сделать! — Лена рассмеялась. — Я вот два раза распечатала директорские контрольные и завучу носила. Кстати… ты сделал задания? — я подавился. — Ты что, не видел объявления??? У тебя через три дня по черчению кажется…
Мой тупой взгляд заставил расстояние между правой рукой Лены и ее лбом очень быстро уменьшиться до нуля. Сквозь обреченный ироничный смех пробивались нотки безысходности.
— Коль… ну я даже не знаю…
— А я знаю! — резко воспрянул я. — Страшный секрет знаю!
—??? — удивилась Лена.
— Расторгуев в армии не служил! А Зверев служил. Такие дела.
Просто совсем не хотелось говорить о работе. Я уже давно поймал себя на том, что кроме работы ни о чем не думаю. Последний раз тЁлочег фоткал месяца три назад (да и то, школьниц), музыку последнюю написал месяца два назад, а кулстори писал с таким напрягом, как если бы вагон разгружал (хотя раньше это было в невероятный кайф). Секс, хоть и был, но такой скучный и короткий, что лучше б Коэльо почитал. Три месяца всё сводилось к жрать/работать/спать. Ни на что больше не хватает энергии. Конечно, учить студентов — занятие интересное, но нифига не благодарное. С неслабой долей цинизма хочу сказать, что благодарные глаза студентов — это невероятно круто, но они, увы, не булькают, и на хлеб их не намажешь. Хотя «хлеб с глазами студентов» звучит круто. А есть же ещё и неблагодарные или совсем слабые, с которыми просто невозможно работать. Как-то я на лабе провел диктант технических терминов. Слово «Аккумулятор» правильно написала половина опрошенных (17-18 лет), остальные писали что-то, типа «акамулятор», «окомулятор» и даже «окамулятер». Так же очень доставило «ОМПЕРМЕТЫР» вместо «Амперметр». Люди не понимают принцип действия электрического тока и напряжения, не могут в уме сложить 21 и 13 (на пальцах считали, когда запретил пользоваться куркуляторами!). А я их должен научить, как измерять нелинейные искажения в децибелах… И самое интересное, что я таки учу! Из кожи вон лезу, нахожу или придумываю всякие жизненные примеры (например, про скалярного и векторного черного кота, который переходит дорогу туда и обратно), за что в благодарность получаю банку кофе на день учителя (и то, от одного конкретного студента), которую сразу же дарю булгахтерам, ибо кофеин не очень переношу. После пар, вместо того, чтобы охмурять какую-нибудь цыпочку, даю консультации по скайпу или асе, или просто туплю, просматривая «смищное видео», присланное теми же студентами. Достало… Ещё и директор ругается. Говорит, что я не отрабатываю свои 80$ инженера, что должен с нуля сделать молодежный онлайн портал со всяческого рода свистелками и перделками, наполнять старый сайт колледжа, на который заходят аж два человека (я, чтобы посмотреть, работает ли, и она, чтобы просто посмотреть). А на предложение: «увольте меня с этой ставки к чертям, как неспособного выполнять свои обязанности», требует найти преемника. А кто будет за такие деньги администрировать сайт и в железяках ковыряться? Вот и я о том же. А еще она мне тонко намекнула, чтобы сильно не разглагольствовал в своих опусах (которых, уверен, не читала) про всякие тонкости функционирования сложной и прекрасной системы образования, на что я ещё более тонко намекнул на движение в направлении «Х».
Так… чет я совсем раскис. У меня ж тут печеньки есть!
— Лен, — серьезно спросил я. — Кем бы ты хотела бы работать? Ну, если бы можно было бы выбирать? Бесплатно обучиться, выбрать место работы, начальство?..
Лена задумалась и немного растерялась.
— Учителем бы и хотела. Только с трудолюбивыми студентами… и чтобы приборы были, на которых эксперименты проводить. А то веду физику, а ту же дифракцию показываю на картинках.
— Как «учителем»? А как же космонавт? А актер? Ну, на худой конец писатель или фотограф? Неужели?.. — я обреченно посмотрел на Лену.
— Я этим всю жизнь занималась. И это у меня получается неплохо.
— Да неееет, ты не поняла. Если бы была возможность вернуться в прошлое, до поступления в ВУЗ, предварительно узнав номер выигрышного билета ГОСЛОТО?
— Не знаю… Чего ты ко мне пристал вообще? Тебе директорские контрольные ещё нужно придумать, бланки составить, оформить всё…
Ну и так далее. Я не слушал.
В груди, чуть правее сердца образовалась пустота. Сознание било тревогу. Мозг понимал, что мало-помалу лишается самого главного — мыслить абстрактно. Не так, как требуют сиюминутные обстоятельства, а глобально. С ужасом для себя я отметил, что в целях у меня нечего кроме «дождаться еще двух зарплат и купить новое железо» и «когда-нибудь скоро или не очень ПОПРОБОВАТЬ издаться». Хорошо, что в приоритетах на текущий день у меня нет «сделать тормозок» или «прочитать тему, которую буду рассказывать», а то бы и утро, единственный час в сутки, который я спокойно посвящаю чтению вкусной и полезной информации, от которой растет мозг, пропало. А раньше, в универе, на это отводилось часа по три-четыре. А! Ещё и друзья! Говорят: «скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты». Сейчас эта фраза приобрела несколько иное значение: достаточно зайти вконтактик и посмотреть на обновления. Если раньше в фотографиях я наблюдал творческие потуги друзей-фотографов (или тех, кто таковыми себя считает), в обновлениях — информацию о новых плагинах для FL Studio и потожопа, то сейчас в фотках украденные студентками изображения гламурных кис, чья ненатуральность просто поражает мозг (а для студенток это идеал!). А ещё украденные цитаты и баяны (которые нагло вырваны из контекста)… Вот тут я напишу единственный мат в этой части: ЭТО ПИЗДЕЦ! Нет, одним матом тут не обойдешься: ЭТО ПИЗДЕЦ, БЛЯТЬ! При упоминании Чехова, гениального русского писателя, у студентов отвращение на лице, зато от НоГгано они фанатеют. Культивирют в своем маленьком мозгу идеи легкой наживы типа: «застраховать друга, а потом сломать ему руку и получить компенсацию» или «жениться на богатой и некрасивой, а потом сбежать со свадьбы со столовым серебром и прочей мелочью». Ну что тут сказать? Я один, их пятьдесят. А чтобы был результат нужно наоборот. Хотя есть несколько талантливых студентов, с которыми действительно интересно. На четыре группы, с которыми я работаю — человек десять. Есть среди студентов один парень, весьма талантливый, на фотокружок ко мне ходит, чертит неплохо, играет, но на парах появляется раз через два, аргументируя это частыми репетициями. Я сперва на него обижался, а потом послушал, как он со своей группой рубит митоллкоре на сцене… Моя воля, я бы его сам пинками под зад вытолкал в театральное. Но, увы, у нас такого нет. И других талантливых студентов постоянно забирают на всякие мероприятия и фестивали. Несправедливо, блин! А мне приходится заниматься с остальными. А есть такое хамьё, что вы себе представить не можете! Я, когда учился, даже и подумать не мог, чтобы накричать на препода, или обвинить в чем-то (уже и говорю, как «старпер»). А сейчас это норма. То, что меня посылали куда подальше — это скорее забавный курьез. А есть такие (что самое интересное, девочки), которые просто быкуют. Ты ей говоришь «спрячь планшет/телефон», а тебе: «А ЧЕ ВЫ КО МНЕ ЦЕПЛЯЕТЕСЬ? ЧЕ ЕМУ МОЖНО ПЕСНИ ПЕТЬ, А МНЕ ТИХОНЬКО ПОСИДЕТЬ НЕЛЬЗЯ?» — и еще расскажет, как нужно преподавать правильно. Да и таким тоном, что просто становиться противно и трогать не хочется больше…
Видимо, я таки начал портиться. Нужно избавляться от рутины!
Отряхнувшись от негатива, я начал хитро улыбаться, придумывая, какую бы глупость сделать, чтобы никому не навредить, но чтобы потом пришлось общаться с администрацией серьезно. Пусть они свято верят в то, что воспитывают меня, а на самом деле я просто ищу повод потренировать мозги. На мое предложение уйти мне сказали: как только найдешь преемника на обе должности, можешь быть свободным. Поэтому уволят меня вряд ли. Из зарплаты ничего взыскать не могут, спасибо КЗОТу, максимум, могут премии лишить. Хотя от них дождешься, ага. Я в сентябре провел шикарный мастер-класс. Три дня потом комплиментами разливались, хотя в ресторан по поводу не пригласили (сказали, что лишние люди приехали, и мест нет). Зато наградили грамотой, которую я тут же определил на стенку шкафа, где хранятся швабра и веник. Так что нужно наделать себе трудностей, чтобы потом интересно было. Да и будет, чего в рассказе написать интересного.
Только я хотел поблагодарить Лену за обед, позвонила другая «Лена язык».
— А ты не придешь?
— Нет. Может, после пар, но еще не уверен. А что?
— Да мне тут скучно… Оксана уехала, самой неинтересно. А ты у Лены опять сидишь?
Троица (Лена, Лена и Марина) последнее время недолюбливали друг друга, ибо всем троим равное количество внимания я уделять не мог. Это невероятно забавляло!
— Да. Мы тут плюшками балуемся.
— А у меня пирожные. Мне студенты на контрольную целую коробку принесли.
Вот все-таки хорошо, что я не кушал печеньки, а думал о плохом. И еще целых десять минут до пары!
— Пирожные? — сказал я, чтобы вторая Лена услышала. — Ну… я не знаю даже… через три минуты буду.
Лена обиделась. Собираясь, я видел, как её испепеляет ревность. Или жадность? Мне кажется, у женщин четкой границы для этих понятий нет. Ну и пусть.
Подсобка второй Лены весело встретила запертой дверью. Но у меня на всякий пожарный (у неё всё-таки был холодильник) был дубликат ключа. Открывшись, подсобка встретила меня жизнерадостным диваном, на котором вальяжно лежала сама Лена. Она рассматривала каталог строительных и облицовочных материалов. Красивые черные сапожки аккуратно стояли неподалеку, а стройные ножки как бы намекали, что нуждаются в массаже. Должен сказать, что намекают они это уже месяца два, и всё как-то безрезультатно. Во-первых, потому, что на просьбы помочь с редакцией кулстори мне ответили «ой, у меня контрольные / конкурс / поросенок заболел / еще какая-нибудь стандартная преподская отмазка», а, во-вторых, Лена об этом сама никогда не просила. Понятно, что она стесняется, но, повторюсь, для меня стеснительность сродни глупости и поощрять её я никогда не буду. А еще массаж через колготки делать не очень правильно.
— Что не должен делать препод? — с ходу спросил я.
Лена слегка удивилась.
— Взятки брать?
От радости я хлопнул в ладоши и подпрыгнул. ВЗЯТКИ! Нужно сделать так, чтобы все подумали, что я беру взятки, но ни в коем случае не брать! Нужно запилить прейскурант, но для начала нужно определиться со стоимостью:
— Ты сколько берешь за четверку по своему предмету?
— Я не беру… — испугалась Лена.
— КАК? А жить как?
Вы меня простите за то, что здесь так много потоков сознания и мемуаров, но вспомнились некоторые наши аспиранты из универа, ведущие курсовые проекты. На четвертом курсе по одному из самых непонятных предметов у нас был курсач, который со всего потока (70 чел) сделали самостоятельно и сдали аж двое. Кстати, оба сделали неправильно, но им все равно поставили по пятерке за упорство. А остальные платили денежку. Я тогда был замом старосты, поэтому за меня заплатили остальные. В общем, вышло около штуки баксов. Согласитесь, приятная прибавка к нищенской аспирантской зарплате? А учитывая, что потоков не один…
— Да вот так и жить…
— Нет, ты не поняла. А как студентам, которые не тянут? Сдавать что ли?
— Ну да. Походят, попересдают и всё.
— А тебе пересдачи оплачиваются? — Лена неуверенно замотала головой. — Но это же противоречит здравому смыслу! Смысл тебе общаться с «интересными личностями», тратить на них свое время и нервы, ещё и бесплатно?
— Ты предлагаешь взятки брать?
— Я ничего не предлагаю. Я просто провожу соцопрос: «Сколько самому брать».
— Ты что??? Это же статья!
— А кто будет дело открывать? Студенты, которые не могут нарисовать десять линий, или администрация, которой нужна тягомотина в суде и чёрный пиар?
— Коль… скажи, что ты шутишь…
— Хрена с два! Конечно, стричь деньги с бедных студентов я не буду, за это и вправду можно загреметь… а я за свою жопь, ты знаешь, очень сильно переживаю. Но интересна реакция окружающих на то, когда ты делаешь вид, что делаешь что-то, что все обычно делают вид, что не делают, а на самом деле делают. Смешно же?
Лена откинулась на спинку дивана, закрыв лицо каталогом.
— Коля, ты дурак.
— Ты говоришь так, будто это что-то плохое.
— Не вздумай так делать! Серьезно! Проблем потом не оберешься.
— Ты опять говоришь так, как будто это что-то плохое.
Не зная, что сказать, Лена посмотрела на часы:
— Звонок через минуту. У тебя пара есть?
— Есть, — спокойно сказал я. — Хочешь массаж ножкам сделаю?
За дверью галдежа студентов не было, а значит, пары у Лены не намечается.
— Но у тебя же пара??? — спросила она.
— А ты сидишь тут с сексапильными обнаженными ножками, — игриво парировал я. — Что мне интереснее? Пубертатная молодежь или компания закомплексованного филолога?
Лена начала краснеть. Стараясь не встречаться со мной взглядом, она шарила по комнате в поисках чего-то, но так не нашла ничего.
— Ну ладно, — слегка расстроено сказал я. — Тогда я пойду.
Кроме как растерянно хмыкнуть, Лена ничего не придумала. Интересно, на кого она больше обижается? На себя или на меня?
Запустив студентов в аудиторию, я уселся за свое место и уткнулся в ноутбук. Прозвенел звонок, но никаких решительный действий я не производил. Студенты поначалу недоумевали, а потом, как положено любым нормальным студентам, начали галдеть.
— Так, ТИХО! — недобро рявкнул я, обведя всех суровым взглядом.
Все замолчали. А я продолжил творить. С минуту (что даже как-то странно) все молчали. Потом, наконец, кто-то спросил:
— А вы нам что-то будете рассказывать сегодня?
Я удивленно поднял глаза:
— Я? Вам? Зачем? — я опять опустил глаза.
— Ну мы ж пришли учиться! — наиграно сказал какой-то двоечник, и все рассмеялись.
— Вот ты учиться пришел, а учебник с собой взял? Нет? Ну, вот и все твоё отношение к учёбе.
— А мы принесли! — отличники с первой парты гордо продемонстрировали тонкие брошюрки.
— Ну вот по ним и учитесь, — раздраженно буркнул я уже не поднимая глаз. — Так, всё, не мешайте, я занят. Кто будет шуметь, сразу два в журнал. Без предупреждения. Три двойки в журнале — начинаем контрольную писать. И никаких книг, конспектов и интернетов. Только с головы. ВОПРОСЫ?
Вопросов не было. Почти все достали мобильные телефоны и начали играться в игры, просматривать страницы социальных сетей и тихонько слушать музыку. Ни один не открыл учебник, конспект или что-то ещё. А у них уже завтра должна начаться серия директорских… Ладно, пофиг.
Распечатав в учительской набросанные на скорую руку вопросы и кое-что ещё, я повесил кое-что ещё на дверях кабинета, внутри и снаружи, чем заинтересовал успевших заскучать студентов. На листочке формата А4 с заголовком «Согласно указу минобразования №2012 «О либерализации учебного процесса» цены за зачет по предметам (три предмета, которые я читаю) составляют». Ниже имелась небольшая табличка, в которой в соответствие оценкам ставилась цена или альтернативное действие. За пятерку предлагалось в фонд «благосостояния несостоятельных преподавателей» заплатить 20$. За четверку — 10$, а за тройку — 15$. В качестве альтернативы за пятерку нужно было рассказать с выражением стишок про ёлочку (примечание — «только обязательно с ВЫРАЖЕНИЕМ!»), за четверку — разложить все чертежи по группам и по хронологии (их там за полгода накопилось сотен с пять), а на тройку нужно было рассмешить завуча по учебной части. Хе-хе-хе. Под табличкой мелким шрифтом было написано «Работаем только оптом и только по налу», далее крупным шрифтом следовало «Знаю, это забавно, но можно попробовать сдать необходимые чертежи / семинары / лабораторные своими силами, причем совершенно бесплатно!». Далее мелким шрифтом шла белиберда о том, что нужно деньги только в бухгалтерию (мы ж серьезные люди), 23% от прибыли согласно действующему налоговому кодексу пойдет государству, о выплатах в пенсионный фонд, о страховании и кое-что ещё. Выглядело все очень натурально и правдоподобно. Я даже спёр подпись какого-то министра и поставил в уголок.
Всем хотелось посмотреть, и я разрешил. Возможно, они начнут шуметь, придет завуч и будет что-то интересное. Но ничего не произошло. Зато посыпались вопросы:
— А че тройка дороже, чем четверка?
— А когда деньги можно приносить?
— А можно прямо сейчас стишок рассказать?
Избрав тактику, присущую нашим политикам я ответил только на самый удобный вопрос:
— Да, конечно. Подходите к доске, вот вам текст, — я протянул студенту распечатанный текст. — Вам, как самому смелому, даже на память не нужно учить. Ну, поехали!
И студент начал рассказывать стишок про ёлочку. Рассказывал он вяло и скучно. Но то, что он проявил инициативу — уже очень хороший знак. Нужно будет потом поощрить. Жаль, что придется его обломать.
Во время чтения студент пару раз сбивался, путал слова, но совершенно никакого впечатления не произвел. Публике скорее был интересен мой вердикт.
— Плохо, Рыбкин, плохо… — цинично объявил я. — Вы пятерку не получаете.
— Почему? — возмутился Рыбкин.
— А потому, что никому не понравилось. Вот если бы вам все хлопали — я бы поставил. А так, посмотрите на публику? Да они все засыпают! Ну ничего, вам это чуть позже зачтется. Давайте, я за одну лабу (из девяти) поставлю вам четверку.
Четверка для Рыбкина была очень неплохой оценкой, но дуться он почему-то не перестал.
Вот что за дурацкая ментальность? Ты получил оценку по лабе нормальную (которую пришлось бы зарабатывать полчаса минимум), но не получил того, о чем десять минут назад и не мог мечтать! Идиот!
— А можно я? Можно я? — вдруг неистово застрекотал Бодя.
— Конечно, — мне стало весело, ибо этот точно отожжет. — Только помните — вы должны прочитать так, чтобы вся аудитория хлопала.
Бодя, хоть и был не особо любим своей группой за наличие мозгов, но уважение вызывал. К тому же мог действительно нормально пошутить. Два человека достали телефоны и начали снимать.
— А можно гитару? — поинтересовался Бодя.
— Да! — обрадовался я. — КОНЕЧНО! В шкафу возьмите.
Хитрец знал, как подогреть интерес у публики. С полминуты он пытался попасть в высокие ноты своим уверенным баритоном, чем вызвал смех у половины аудитории, затем все же начал петь. Пел он с душой. А душа нот, как вы понимаете, не знает. Выглядело это действительно по-хорошему смешно, и в итоге аудитория таки разродилась сначала смехом, а затем и аплодисментами. Даже я не удержался и легонько похлопал.
— Ну что, мне пять? — спросил довольный студент, пряча гитару в чехол.
— Нет, — ровно ответил я. — вам ничего.
— Почему???
— Не все хлопали. Увы.
— Как это??? — возмутился Бодя. — Даже вы хлопали!
— Ну видите? Я старался вам помочь как мог. Но хлопали не все. Поэтому поставить пятерку я вам не могу.
— А кто не хлопал? — начал серьезно возмущаться Бодя, оглядывая аудиторию.
— Рыбкин! — предательски заявил кто-то.
Все покосились на угрюмого Рябкина, но ничего не сказали.
Не знаю, сработало национальное «сам не гам и другому не дам» или Рыбкин так сильно расстроился… короче, механизм своё отработал. Халявы не будет по причине жадности и глупости. Но то, что некоторые студенты не боятся показаться смешными — уже достижение!
— Но бонус вам однозначно гарантирован! — спокойно сообщил я. — Садитесь. Кто ещё хочет испытать судьбу?
Остальная масса предпочла потупить, поэтому остальное время мы конспектировали.
В конце пары мне позвонила Светлана Алексеевна (завуч по какой-то там работе):
— Колечка Владимирович, здравствуй. У тебя фотоаппарат с собой?
— Угу, а что?
— Да к нам тут приезжает депутат сегодня, нужно бы пофотографировать.
— Без проблем. А когда?
— Сразу после педсовета. Он с собой привезет специалистов, будут давать мастер-класс по издательскому делу.
— Ну, Светлана Алексеевна, — расстроился я. — А как же покушать?
— А у нас кофебрейк будет, там бутерброды, печенье. Мы всё предусмотрели!
— Ну, раз такое дело, то можно.
Депутат для нашего учебного заведения был кем-то вроде мессии. Сперва я относился к нему крайне скептически, пока при случайной встрече (нужно было сделать пару снимков) мы не начали трепаться про фототехнику. Он оказался вполне адекватным челом (хотя и снимал на Сапог), с быстрыми и подвижными мозгами, без пафоса и прочих составных большого политика. Приезжал он к нам уже четвертый раз. Причем в позапрошлый раз, нам была презентована видеокамера стоимостью в пять штук баксов. Хорошая такая, репортерская Сонька. Обидно только то, что в виду дороговизны и особой ценности хранилась она где-то в сейфе и никому не доверялась. В прошлый раз он привез к нам своих политтехнологов, которые рассказывали, как правильно привлекать внимание. Не скажу, что полностью с ними согласен, но мне послушать было интересно. А детям так вообще. Короче, сегодняшний день удастся хорошенько шлифануть.
Но сначала педсовет.
Педсовет — самая скучная и унылая часть педагогической работы. Один из наших преподов, заходя в актовый зал, ловко заметил: «А почему так темно? А как же я кроссворд разгадывать буду?».
На педсовете сначала обсуждались вопросы, типа «сколько мыла выдавать техническим работникам? 150 или 250 грамм?», потом что-то про заведование аудиториями, типа на одного человека может быть только одна аудитория, за которую в месяц платится аж 4$. Заведование второй (а у некоторых и третьей) должно основываться только на альтруистических порывах. Лаборантов обрадовали тем, что они больше не имеют возможности заведовать лабораториями, а то, что они наглым образом украли у государства (законопроект был внезапно утвержден уже как полгода, а наши узнали только сейчас), придется возместить в добровольно-принудительном порядке. Потом я не выдержал и задремал. Разбудили меня уже под конец.
— Группа номер 119 (первый курс), — важно сказала директор. — Была сформирована из студентов, у которых средний балл — 4.3 (по двенадцатибальной системе). Дети очень слабенькие, и после школы им ой как тяжело. Поэтому я вас прошу просто по-человечески: делайте им поблажки. В группе стипендию должно получать не меньше 70% студентов. Вы сами понимаете почему…
— Почему? — не понял я.
— Потому, что если мы дадим стипендию меньшему количеству, то на следующий год нам стипендиальный фонд урежут. Нужно тратить всё, что дают, иначе вообще давать не будут. Тем более к нам люди небогатые пришли. Но даже не это самое главное. Главное — чтобы они крылья расправили, чтобы учиться начали. Именно это входит в наши основные задачи. Не ждите, что они будут ходить сами и сдавать! Сами назначайте, кому, куда и во сколько. Если нужно — звоните родителям. Если совсем плохо, мы будем общаться на административном совете…
«Ага, вы уже наобщались», подумал я иронично и опять заснул.
Мастер-класс был на тему визуального восприятия. Собрались студенты со всех учебных заведений района, пара взрослых и я. Депутат почти не депутировал, просто представил нам своего специалиста и куда-то уехал.
Специалистом оказалась тётенька лет двадцати пяти. Внешне тётенька была на твердую дифференцированную четверку. Природные данные на тройку, а подача на пять. Лицо больше всего портила улыбка как у Лаврентия Палыча Берии. Тётя это знала и старалась улыбаться по минимуму. Некоторое количество лишнего веса было удачно завуалировано веселым платьицем, легкость которого говорила, о том, что тётя передвигается не пешим ходом. Что вызвало мой неподдельный интерес. А ещё не было обручального кольца.
Ира (так звали тётю) сначала рассказывала вполне годные вещи, очаровывая меня всё больше и больше. Пока не начала показ своей презентации. Я чуть не блеванул, чесслово! Это один из тех многих случаев, когда так плохо еще нужно уметь сделать. Вы только представьте: фон из розового грязного асфальта, на котором синими буквами, отбрасывающими тень (от чего их контуры даже мне, с моим «глазом-пластмассом» было рассмотреть тяжело), написано нечто броское и умное. В качестве иллюстрации использован украденный из «MS Word 98» клипарт чудовищной ужасности, а основной текст из-за малого размера больше похож на россыпь черных квадратиков (опять же, на розовом фоне!), а внизу еще и копирайт «Ирина такая-то, © 2009» зачем-то. Ну, я понимаю, начинающие фотографы хотят показать свой «уникальный» стиль и на полфотки лепят «Vasya Pupkin», дабы никто дерзко не похитил из интернетов часть их тонкого духовного мира, но вот для таких серьезных людей копирайт на таком говне — моветон! Короче, меня задело, и я решил немного развлечься.
Рассказывая о цветовосприятии, Ира предложила пройти группе так называемый тест так называемого Люшера — показывается несколько цветных квадратиков, и нужно выбрать тот, который ближе к сердцу. Все школьные психологи, познания о психологии которых сводятся к умению включить на компьютере тот самый тест, а потом с умным видом читать выданный результат, его просто боготворят, называя Альфой и Омегой всея психологии. Однако, у более разумных представителей профессии имеется своя точка зрения, которой со мной как-то поделилась старая, добрая и немного чокнутая Елизавета Егоровна — зам. Бога по психологии на грешной Земле. Между прочим, лично знавшая автора теста.
— Этим «Тестом Люшера» можно только цвета на мониторе калибровать, — цинично заявил я, разбудив студентов, с трудом выдерживающих третий час мастер-класса.
Ирина, недоумевая, посмотрела на меня, немного собралась с мыслями и гордо парировала:
— Тестом Люшера для диагностики пользуются почти все клиники мира.
— Ну, во-первых, это не тест Люшера, а подделка. Даже на сайте этого самого теста сказано, что монитор должен быть откалиброван правильно, а у нас здесь видеопроектор, у которого зеленый и синий трудно различить. И вообще, на сайте говорится, что компьютерный вариант — фуфло (студенты заржали), а пользоваться нужно только строго подобранными православными карточками, которые на сайте теста Люшера можно купить за каких-то жалких 70 Евро! А еще…
— Николай Владимирович, — обратилась ко мне изумленная, злая и едва сдерживающаяся Светлана Алексеевна. — Не мешайте пожалуйста нашему оратору. Ирина, продолжайте.
Но Ирина предпочла стоять и тупить. Очевидно, мой вброс слегка сбил её с мысли и заставил растеряться. А я совсем этого не хотел, желая просто поспорить с умным человеком. Ну, ладно, с кем не бывает. Нужно самому выручать коллегу.
Я вышел к доске, а краснеющей Ирине предложил отдохнуть немного:
— Цветовосприятие — вопрос очень сложный и запутанный. Поэтому, если у вас, господа студенты, нет «чуйки», в это дело лучше не лезть. Просто делайте все черно-белым, а потом добавляйте корпоративные цвета. Вот все из вас знают, что если из цветной фотографии сделать черно-белую, получается прикольнее. Да? — подняв глаза и представляя образы, многие положительно закивали. — Так вот, это хороший пример того, что неправильно расставленные цветовые акценты восприятию мешают. А иногда и вовсе вызывают отвращение. Вот я, бывает, смотрю фотки «молодых и смелых», и плакать хочется — до чего может довести желание сделать из уже испорченной фотографии нечто еще худшее. Уходите от «эффектов ради эффектов»! У всего должен быть смысл. Если вы не можете вложить в цвет смысл, то не используйте этот инструмент вообще! От так, — я сделал смешное лицо. — Все, пошли, перекусим, пусть аудитория проветрится.
Стряхивая сон, студенты кое-как встали и потопали на первый этаж за чаем, кофеем и бутербродами. Ну, и печеньками. А я остался и извинился.
— Это подло, — обиделась Ирина. — Тебе здесь проще, ты тут всех знаешь, и все знают тебя. Так же? А я впервые их вижу, и мне нужно удерживать интерес. А с твоей легкой подачи…
Мне правда стало стыдно.
— Ир, ну давай, потом скажем, что просто обманули слушателя, как это обычно делает СМИ? Ну, типа ты рассказывала всё правильно, а я насочинял всё и типа оказался прав.
— Так ты насочинял все? — еще пуще разозлилась Ира.
— Нет, можешь сама у Гугля спросить.
Даже под слоем штукатурки было видно, как она краснеет. Тоже мне, политтехнолог.
Захавав чаёв с печеньками и бутербродами (Ира почему-то ограничилась чаем без сахара) и вернувшись в аудиторию, мы сорвали покровы со лжи и обмана, а я ещё и под конец шлифанул все историей о том, как некий хитрожопый американец Орсон Уэллс обманул население целого штата США, разыграв по радио нападение пришельцев с Марса (по книжке своего однофамильца Герберта Уэллса «Война миров»). Аж шесть недель потом понадобилось правительству, чтобы убедить жителей в том, что все нормально и можно возвращаться домой, и гулять по улицам без ружья.
— Ирина, — обратилась к Ире Светлана Алексеевна. — Вы же у нас в общежитии ночуете, да? Мы уже обо всём сказали. За машину не беспокойтесь, она там у вахтера прямо под окнами.
— Ну, наверное, да, — задумалась Ира. — Завтра всё равно сюда в десять. Только я дороги не помню…
— О! — обрадовался я. — Я покажу. Как раз поболтаем.
— Вы уже поболтали, — недобро напомнила завуч, но Ира заступилась за меня и вскоре мы потопали в общагу колледжа, беседуя про тест Люшера и про то, почему я без верхней одежды.
Общага у нас была из разряда «Шоб я так жил!». Когда мы начали принимать кинофестиваль аматорского кино, там для гостей забабахали такой ремонт, что весь общажный шарм в виде обосранных туалетов, матюгов на стенах и луж блевотины в углах был навеки утерян. Интересно то, что многие иногородние студенты так и не захотели жить в этом коммунальном раю, дабы не оторваться от маминой сиськи.
Ира предложила зайти на кофе, после которого последовал массаж в моем виртуозном исполнении, плавно перетекающий в плотские утехи и разврат. И, честное слово, не по моей инициативе. Мне одного раза (утром) хватает на три дня с головой, поэтому я очень сильно отпирался и на флирт отвечал тупыми шутками. Но Ира оказалась из тех, которые берут то, что хотят. А хотят ещё и ещё.
Разбудил меня звонок мобильного. Звонил студент.
— Николай Владимирович, вы где?
Я посмотрел на часы и жалобно застонал.
— Берите на вахте ключ, и в кабинет. Я щас буду. Скажи, чтобы книжки открыли и делали умный вид. Спасибо, что разбудил.
На часах 8:12. Иры нет, вещей тоже нет. На тумбочке ключи. Странно. Ей же в десять обратно к нам. Куда она ушла? В голове вертелось: «поматросила и бросила».
Не хотелось сдавать ключи вахтеру и, не дай Бог, каменде. Все-таки я преподаватель спецдисциплин, а не какой-нибудь мегапихарь развратный, который по ночам своими жалобными криками пугает студентов. Это может бросить тень на мою старательно созданную репутацию… хотя вахтерша точно знала, что я не уходил. Эх, опять просрал все полимеры…
Натянув джинсы я по старой привычке вышел на блок и обнаружил там своих студентов… точнее студенток.
— О, Николай Владимирович, здрасте! — захихикали они. — А чё это вы тут делаете?
— Вай-фай подключал, — устало сообщил я, и девочки захихикали. — Чего вы ржёте? Вам что, интернет не нужен? А вы чего не на парах, кстати?
— Эм… — замялись девочки. — А мы вот как раз уже… скоро выходим…
— Куда вы так накрасились? Что вы, как развратные девы, простите, выглядите?
— Почему это как развратные??? — вдруг серьезно обиделись девочки. — Ничего мы не развратные!
— Ну, да… как же… Ну, не дуйтесь, я шучу. У вас сегодня уже зачет какой-то?
— Да! Мы вон с Олей всю ночь готовились.
— Ага, слышал я, как вы готовились! — заржал я. — Всю ночь кто-то стонал, как будто насилуют.
— Нееее, это не мы, — почему-то смутилась первая студентка. — У нас сессия. Это какая-то гостья приезжала вчера. С Донецка.
И опять подло так захихикали.
— Да, она уже куда-то уехала совсем недавно, — сказала вторая.
— Да-да! Она меня еще спрашивала, где тут супермаркет поблизости! — счастливо заявила первая.
Вот почему для женщин о ком-то трепаться всегда так интересно?
— Так тут же магазин за сто метров, зачем на машине?
— А мы откуда знаем? — тут Оле кто-то позвонил, и девочки удалились.
В то же время послышался звук колес, тормозящих по трескающейся замерзшей грязи. Я подбежал к окну — блестящая желтая иномарка. Если верить вчерашним словам Иры, то желтый цвет аксессуаров обозначает желание выделиться и привлечь внимание.
Из машины вышла женщина похожая на Иру, затем достала из багажника пакет, который бы поместился у меня на ладошке, и потопала ко входу. Притопала на третий этаж, увидела меня и хотела чмокнуть в щечку, в ответ на что я не смог придумать лучше ничего, чем покраснеть. Надеюсь, никто из студентов не видел…
— А я покушать купила, — Ира игриво поманила меня пакетом с торчащей палкой колбасы. — Мне студентки твои сказали, что ты покушать любишь.
Вот теперь я точно все полимеры просрал. Ну, Ира! Спасибо! Удружила. Подлый политтехнолог! Проклятый чёрный пиарщик! Подлейший человек, из-за которого моя блестящая педагогическая карьера может дать трещину!
Я начал злиться:
— Я из-за тебя на пары опоздал! Ночевал в…
— А у меня тут сыр еще есть, — продолжала издеваться Ира.
— Ты моих студенток расспрашивала о моих вкусах! Что они потом обо мне…
— А еще я тортик маленький купила, — совсем невинно прошептала Ира.
Ну, тут я конечно растаял. Кто ж перед тортиком устоит-то?
Во время трапезы Ире два раза звонили, она смотрела на номер и сбрасывала. А потом позвонили ещё раз, на другой телефон. Ира пообщалась по телефону как ничтожный подчиненный, кое-как пыталась что-то возразить, но потом раз шесть подряд согласилась, после чего сообщила:
— Меня срочно вызывают. Нужно лететь в Москву на переговоры, готовить презентацию. Что-то с газом опять мутят… Только не хочу твое начальство разочаровывать. Скажешь им сам?
— Фто я им фкаву? — удивился я.
— Скажешь, что не смог удовлетворить, как мужчина, а я обиделась — я округлил глаза и чуть не поперхнулся. — Да я шучу! Все отлично было, не переживай… да не переживай ты так! Ты молодец! Всё отлично было. Правда!
На всякий случай я прожевал, а потом уже спросил.
— Нет, как я им скажу, что ты мне сказала? Они ж не знают, что мы вместе ночевали.
— Мне кажется, — хитро прищурилась довольная Ира. — Что ты немного заблуждаешься.
— А… ну да… — я иронично хихикнул.
— Ты только не подумай, я не знала, что ты преподаватель, честно. Я думала, что ты какой-то инженер или кто-то наподобие. Никогда б не подумала, что ты студентам что-то читаешь…
— Это ещё почему?
— Ты нормальный. Ну… в смысле обычный. Преподавателя видно сразу. Ты вообще на репортера смахиваешь больше. Такой же хитрый, юркий и мятый.
Ира улыбнулась. Так, как Лаврентий Палыч Берия. Но все равно она казалась мне бесконечно милой. Я понимал, что она уезжает куда-то и, возможно, надолго, и, возможно, мы с ней больше не увидимся. И уже почему-то начал скучать. Ни за кем никогда не скучал.
— Вообще-то я просто хотела отомстить, — вдруг переключилась Ира. — Скажи, что сама просила составить компанию. В конце концов, ты взрослый человек и вправе сам решать, с кем спать, а с кем нет. И, наверное, тебе на работу нужно. Уже почти девять. Авось успеешь?
Хотелось опоздать еще и на следующую, но я смирился и не стал оттягивать момент расставания.
Напоследок Ира сказала мне «постирай джинсы» и пожала руку.
По пути на работу во мне боролись два чувства — радость от знакомства и горечь от расставания. По идее я покушал на халяву, узнал кое-что новое. Это плюс. Разбазарил часть ценного генетического материала — минус. Просрал некоторое количество полимеров… знак определиться чуть позже. Так что пока я в выигрыше.
Я таки успел на первую пару и даже успел рассказать анекдот, прежде чем прозвенел звонок, а значит пара удалась. По закону подлости никто не узнал, что я где-то шляюсь на своей паре! Что за несправедливость? Когда не нужно всегда зайдут и нагнут из-за какой-то мелочи, когда сам Бог велел — ничего. Короче, нужно дальше экспериментировать.
Следующей пары не было, и я решил зависнуть в подсобке, дабы постучать по кнопкам ноутбука. Проснулось вдохновение писать. Такое, как недержание в мочевом пузыре, когда не писать не получается. И стоило мне набрать страницу, как позвонила Марина:
— Ты где?
— Тут.
— Прекращай шутить!
— Че тебе нужно?
— А то ты не знаешь?
Совсем не хотелось видеть Марину. Мимолетные сцены прошлых встреч заставили сморщиться.
— Я сейчас в командировке. В Донецке.
— От я к тебе сейчас поднимусь в командировку! — почти закричала Марина и трубку положила.
Можно было бы запереться и не открывать. Можно было спрятаться в каком-нибудь из кабинетов или у завуча затусить. Но это такая зараза, которая просто так не отстанет. Уверен, будет стоять и тарабанить в дверь подсобки, пока не откроют или пока не спросят в чем дело и отправят туда, где я могу быть. Поэтому я просто спрятал презервативы в лабораторный вольтметр и продолжил втыкать в ноут.
В подсобку вошла Марина, по-хозяйски заперла дверь изнутри на замок и крючок, и, слегка негодуя из-за моего апатичного вида, начала вызывающе тереться о всякие части меня.
— Марин, у меня нет настроения, — устало заявил я. — Давай как-нибудь потом, а?
— А мы сейчас сделаем тебе настроение, — томно зашептала она и начала покусывать меня за мочку.
Всех нормальных людей это возбуждаёт, а у меня почему-то начинает чесаться бедро. Я начал почесывать, а она решила, что я себя так стимулирую и начала гладить там же. Мне ещё и щекотно стало (жутко боюсь щекотки), и всё тело дернулось в резкой конвульсии. Марина же сочла это свидетельством экстаза и начала расстегивать ширинку.
— У меня презервативов нет... — сообщил я как нельзя вовремя. — Завуч изъяла, чтоб не баловался.
— А я ртом поработаю. Только сядь поудобнее.
Фу, мерзость! Ненавижу минеты! Сидишь, втыкаешь, пока дама там развлекается. Скука смертная.
Зато можно Марину обломать — кончить после вчерашнего точно не получиться, так что пусть помучается. Даже стало забавно немного. Я сел поудобнее и зажмурился типа от удовольствия.
— Что это??? — перепугано вскрикнула Марина.
Я не совсем понял, о чем она, пока не посмотрел на пипиську. Она была КРАСНОЙ, КАК ОГУРЕЦ! Как будто краской намазали. Красными были и два ее волосатых соседа — леве яйко и його лепший кореш — праве яйко. Мой рассказ слишком богат духовно и слишком эстетичен для таких гадких подробностей, поэтому описывать увиденное не буду. Но чувство хреновое, как при положительном тесте на СПИД.
— Ты это с кем трахался? — злобно прошипела Марина.
— Марин, что это??? — я обмяк на стуле.
Ничего сказав, Марина вышла из подсобки хлопнув дверью. Сука. Могла бы и поддержать.
Что делать? Идти в больницу? Как-то очково… Может, посоветоваться со знакомыми? С читателями? Кто-то, да поможет! В чем плюс таких знакомств — вас разделяют тысячи километров, поэтому можно спокойно говорить о чём угодно. Надеюсь, поймут…
2
Ласковый чат контактика сообщал:
— Пи##уй в больницу!
— Илюх, пойми, я препод! Это репутация, это статус!
— Долбо#б ты малолетний! Я тебе говорю: пи##уй в больницу! А то хуже будет!
— А может лучше почитать интернеты? Я сам себе так межреберную невралгию определил. Сам вылечился, всё нормально было…
— Это твой телефон в анкете?
— Да. А что?
На экране дрожащего мобильного высветился иностранный номер. Я сбросил.
— Ты че трубку не берешь, гад?
— Тебе мне дорого звонить? Чё, тут написать нельзя?
Телефон опять завибрировал
— Двадцать центов/минута. Бери трубку, гад!
Я опять сбросил.
— Ну, Илюх, меня совесть мучить будет. Это ж рубшыисят! Я на это могу неделю жить!
Телефон опять завибрировал.
— Буду звонить, пока не возьмешь!
Ну, этот такой, что точно будет.
— Алё? — неуверенно спросил я в трубку.
— Алё, Колян, здоров. Иди в больницу, пока, бл#ть, есть чем ходить! Я серьезно. Это такая зараза, что ну его нафиг! Лечиться потом долго, дорого и ОЧЕНЬ неприятно. Поверь, не понаслышке знаю… С тремя, говоришь, спал? Их тоже в больницу. Как раз познакомишь, гы-гы-гы! И, бл#ть, я тебе буду каждый час звонить, пока не буду уверен, что ты соизволил. Это ж ЗДОРОВЬЕ!
— А по вконтактику то же сказать — не? — рассмеялся я.
— Я сейчас и этот диалог буду удалять, чтобы малая не заподозрила ничо. Ебучий контакт, нужно каждое сообщение отдельно удалять.
— Так там есть «удалить историю»?
— Так ещё палевнее будет, если вдруг все сообщения исчезнут, — рассмеялся Илья. — Так! Ты мне тут зубы не разговаривай! Пообещай, что сегодня же пойдешь к писькознавцу!
— Ну, у меня пары, плюс ведомости нужно заполнять, отчеты, долги принимать.
— Ага, я вижу, как ты долги принимаешь! Гы-гы! А теперь серьезно: когда к врачу?
— На следующей неделе наверное. Там уже сессия, времени побольше будет.
— Завтра и не еб#т!
Мы болтали уже три минуты. Это уже буханка хлеба!
— Ладно, завтра пойду.
— Ну вот и молодец. Всё, давай, удачи, мне на работу бежать!
— Удачи!
Телефон умолк, и я принялся по единственному симптому искать свою хворь. Подходило всё. От простых простудных до веселых венерических, типа молочницы. Иллюстрации, сопровождающие описание молочницы твёрдо убедили меня идти в больницу прямо сегодня и прямо сейчас. Первую пару я уже «отчитал», осталась еще последняя. До нее еще три часа, но через час большая перемена, на которой я привык где-нибудь на халяву питаться.
В подсобке были окна с двойными стеклами, между которыми Лена хранила тормозок в коробке из-под обуви. Сегодня у нас хлеб с маслом и с каким-то паштетом… Не, не круто нифига. Я люблю колбасу, а масло терпеть не могу! А учитывая его нынешнюю стоимость (кило сливочного масла = средненький свитч на 8 портов!) есть его я чисто физически не могу. Так что в больничку.
Больничка находилась в другом конце города, т.е. в двадцати минутах ходьбы. После Харькова мой провинциальный Шахтерск был юльтраудобным местом для жительства, ибо до работы 15 минут вразвалочку, а до самого дальнего края города аж полчаса. Учитывая мою нелюбовь к общественному транспорту, город был создан для меня. Жаль, что кроме работы и края города больше пойти было некуда. А, хотя нет — в больничку ещё можно.
Больница была без гардероба, но на каждом кабинете было написано «в верхней одежде не входить». Регистратура весело встречала табличкой «при осмотре ОБЯЗАТЕЛЬНО иметь при себе паспорт», который я отдал маме, дабы не потерять. Терпеть не могу, когда люди не читают таблички и задают дебильные вопросы. Возвращаться домой? На самом деле я таки пошел обратно на работу, захавал бутербродов и в ужасе ждал еще целый день, но тут можно немного приукрасить действо, поэтому скажу, что зашел такой в регистратуру, охмурил всех медсестер своим обаянием и взял карточку без предъявления паспорта. Вот такой вот я крутой, бро!
Завернув в маленькое дерматологическое отделение, я обнаружил свою студентку с третьего курса. Огого, вот это поворот! Сначала развернулся в другую сторону, типа не туда пошел, но потом понял, что спалился и пошёл обратно.
— О, здравствуйте! — постарался обрадоваться я. — А вас каким ветром?
— Здрасте… — покраснела студентка. — У меня… ну…
— Да ладно! Не стесняйтесь! Бородавки — это не так уж страшно! — я заметил на пальце небольшой нарост. — Я вот тоже вывожу с полгода. Они на мне растут, как грибы после дождя. Уже даже к врачу решил сходить.
Из кабинета, на двери которого было написано «Спасибо, что входите без верхней одежды» вышел молодой человек лет двадцати и заботливо посмотрел на студентку:
— Все, Ань, теперь ты.
Краснея еще больше, студентка сняла куртку, отдала её парню и, спотыкаясь, вошла в кабинет. Я заржал, и парень (такой серьезный парниша, в плечах пошире и потяжелее) посмотрел в мою сторону очень недобро.
— Теперь в больницу нужно или как я ходить, или подвое, чтоб вещи было кому стеречь? — по-свойски спросил я.
Парень вдруг посветлел:
— А, ну да! Гы-гы! Не могут гардероб сделать. Вот у меня мать как-то…
И минут десять мы трепались, меняя тему разговора приблизительно каждую минуту. Когда вышла Аня, мы уже обсуждали слаборазвитую инфраструктуру нашего города поселкового типа, скуля об отсутствии кинотеатров, развлекательных центров, клубов без агрессивных алкашей и прочих заведений, необходимых для культурного досуга культурных масс. Аня смотрела на нас удивленно и немного подозрительно. Так и не узнав, как кого зовут, мы пожали друг другу руки и я, немного приободрившись, зашел в кабинет.
В кабинете сидело две тётеньки — одна красивая, а другая тоже красивая, но рыжая. И явно крашеная. По-моему, цвет ей этот совершенно не подходил. Ну да ладно.
Я сел на стульчик и торжественно заявил:
— Вы знаете, доктор, у меня на писюнчике всё красное почему-то.
Вторая тетя (видимо, медсестра) заржала, а первая просто улыбнулась:
— Вот, беда… Ну, пойдемте, покажете.
И указала на дверь в смотровую.
— А вы мне что, не верите? — искренне и как бы обиженно спросил я.
— Я вам верю, но… я так не могу диагноз поставить. Может, фотография есть?
— А вам такие фотографии нужны?
Медсестра заржала еще громче.
— А вы стесняетесь что ли? — захихикала доктор.
— Я самый смелый человек в мире! — гордо заявил я и потопал в смотровую, где ненадолго показал мистера Ч.
— Ну, это грибок, дорогой мой, — серьезно констатировала доктор. — Границы резкие, цвет характерный. Запах должен еще быть. Есть запах?
— Как-то не догадался понюхать… — честно признался я.
— Ну и зря… Вы одевайтесь, одевайтесь.
Я оделся и мы зашли обратно в кабинет. Доктор продолжила:
— А как давно обнаружилось?
— Да вот буквально час назад… знакомая одна сказала…
Медсестра залилась слезами.
— Ну… Что могу сказать… «Такое» бывает месяца два-три после заражения. Или позже. Сразу может не так сильно выделяться. Какие-то симптомы есть еще? Зуд, жжение?
— Ну, яйко почухать — це ж святе, дохтор!
— А если серьезно?
— Да вроде нет. Ну, по крайней мере не замечал ничего из ряда вон выходящего.
— Есть вероятность, что «это» живет у вас довольно давно.
— А это точно никак не связано с венерологией? Просто вчера вроде всё нормально было, а потом РАЗ, и такое…
— На этот вопрос вам ответит только венеролог. Я со своей стороны не вижу смысла туда идти.
Далее шёл суховатый диалог интимного плана, который я провел в приятном душевном спокойствии, закончив самым главным вопросом:
— Очень хорошее объявление на двери… ну, «спасибо, что входите без одежды»! Тонко! А что вы говорите, если все-таки входят в одежде?
Доктор развела руки и иронично улыбнулась:
— «Спасибо!»
Поблагодарив ещё раз, я вышел в дверь и опять наткнулся на свою студентку.
— Николай Владимирович, а вы можете… ну… никому не говорить?
— Что вы бородавки лечите? — улыбнулся я. — Нет, Анна, не переживайте, никому я не скажу. Что я, болтун какой?
На обед я опоздал, а до пары была еще куча времени, поэтому я решил зайти к окулисту. Я там должен был появиться года пол назад, когда наконец-то оформил инвалидность пожизненно, но не помню, заходил или нет.
Мой отец, проработав преподавателем в ПТУ долгое время (кстати, заслуженный препод СССР, хе-хе), говорил: «меня в городе каждая собака знает». И я начинаю его понимать. Возле кабинета глазника сидел один из моих любимых студентов со своей, видимо, мамой.
— О, тезка! (я даже запомнил, как его зовут!) Добрый день! А чего не на парах?
Николай, видимо стесняясь своей мамы, подошел поближе ко мне.
— Да с глазами фигня какая-то… В пятнах всё вижу. И как-то мутно…
Дверь в кабинет окулиста открылась, и мама, засуетившись, загнала сына внутрь и зашла сама.
Николай был гением со всеми сопутствующими. Помню, на третье занятие по инженерке он один принес мне выполненный на А3 алфавит чертежным шрифтом, такой, что некоторые профи позавидовали бы. Я сам так начерчу если оооочень сильно постараюсь. На той же паре Николай поднял мне на ноуте Линукс, наглухо упавший после книжки «100 советов Ubuntu». В свою очередь, я сказал ему пароль от вай-фая и разрешал на парах играться планшетом, так как все задания он делал за полпары (себе и соседке), а потом начинал нудить. Грамотность у Николая была как у меня лет пять назад. Меня аж трясло от ошибок в сообщениях. Но сам Николай говорил, что ему это не нужно, и скоро у него будет свой персональный редактор. А еще он всегда ходил в одной и той же водолазке. Как Джобс. Правильный пацан, короче.
Но «визуальное восприятие в пятнах»…
Так как вероятность ослепнуть у меня в два раза выше, чем у нормальных людей, пришлось некоторое время потратить на изучение глазных болезней. Сначала в больничке, где оперировали (всё равно делать больше нечего), затем уже в интернетах. А пятна — это два варианта — или повреждены светочувствительные элементы (палочки и колбочки), или оптический элемент (хрусталик). Первый вариант довольно редкий, а вот второй — катаракта, вполне привычное явление. Происходит помутнение тела хрусталика, и человек видит все в пятнах, которые со временем заполняют всё видимое поле, ограничивая световой поток делают изображение темным и мутным. Только привычное это явление для людей пожилого возраста, 45 — 60 лет. Когда я лежал в больнице (как раз с дедами), мой лечащий врач говорил, что раньше такого не было. Не смотря на то, что жить стало лучше и стало веселее, болезни, которыми страдали дедушки и бабушки за шестьдесят, всё чаще и чаще начали появляться у молодых людей и даже у детей. Виной тому не повальное увлечение компьютерами, как все думают (хотя тут гигиену соблюдать тоже нужно), а экология и оседлый образ жизни. А в чем заключается быт юного асоциального подростка? Сидеть за компом, читать да смотреть. В редких случаях что-то делать самому, но опять же сидя, ещё и попивая кофей с печенюхами. Видимо, так матушка природа избавляется от слишком умных и слишком ленивых, которые не могут приспособиться к заложенному в генах образу жизни.
Дверь открылась минут через двадцать, и мама потащила Николая в неизвестном направлении. А я зашел в темный кабинет, где сидела пожилая тучная окулист в огромных очках.
— Здрасте, доктор! — весело поздоровался я.
Врач (не помню имени и отчества) никак не отреагировала на мое появление, угрюмо глядя в какую-то папку. Затем позвонила с мобильного:
— Але, Николаевна, тут я к тебе мальчика отправила. Выпиши ему направление в детскую областную на обследование. Еще одна катаракта, представляешь? Я точно не уверена, но очень похоже. 17 лет всего парню… Ну да, скорее всего операция… Так, ты извини, ко мне тут пациент пришел. Ага… — доктор положила трубку и сняв очки почему-то иронично уставилась на меня. — Что, Хлевицкий, всё-таки решил принести бумажки?
«Значит не принес», мелькнуло в голове. Ладно, нужно будет не забыть потом когда-нибудь. А сейчас перевести тему разговора:
— Это был мой студент. Ну, только что. Просто хотел узнать, что с ним.
— Ты и так всё слышал, — вздохнула доктор. — Знаешь, что такое катаракта?
— Ну, не так хорошо как вы, но догадываюсь.
— Ну вот и всё. Сейчас хрусталик заменить — пятьсот долларов. Это самый дешевый. А парень молодой, ему ещё жизнь жить. Ему хороший нужен, который две с половиной стоит. Не похоже, что у них есть такие деньги…
«Хороший» от «плохого» хрусталика отличается точно так же, как хороший фотообъектив от плохого. На первый взгляд одно и то же, но при взгляде на снимки всё сразу становится ясно. Хорошая линза даёт вменяемую картинку, по качеству приближающуюся к натуральному хрусталику, защищает глазное дно от губительных ультрафиолетовых лучей и позволяет хорошо видеть вблизи и далеко. Плохая линза — что-то одно из вышеперечисленного.
— А какие-то спонсорские программы есть? Ну, может помощь талантливым детям? Он знаете какой умный?
Доктор грустно рассмеялась.
— У парня просто ухудшение зрения, он сможет видеть. А тут людям, которые слепнут полностью, помочь не могут. О чем ты говоришь? Сейчас себе только ты сам можешь помочь, если много денег у родителей. Нужно быть вором или преступником. Вот они живут. А мы — так, для виду. Работаешь тут за нищенскую зарплату, смотришь на весь этот ужас…
Из портфеля я достал жменю конфет, которые мне оставила Ира.
— Вот вам, чтобы не так обидно было. А на счет «все плохо» вы погорячились. Добро с кулаками должно быть!
В кармане зазвонил телефон и я быстренько откланялся, радуясь, что не пришлось выслушивать «ПОЛГОДА ДОКУМЕНТЫ НЕСЁТ! АЙ-ЯЙ-ЯЙ!». Звонила завуч по учебной работе.
— Николай Владимирович, вы где находитесь? — грозно спросила она.
— В больнице.
— Господи! Что случилось уже?
— Да не важно. Что у вас там случилось?
Татьяна Павловна немного замялась.
— У меня тут Лена из бухгалтерии. Говорит, что ей принесли деньги за зачет по инженерной графике.
На глазах у меня выступили слезы.
— И много принесли?
— Сто пятьдесят долларов… чуть больше. И список с оценками.
Я забыл сказать! Со старостами я провел агитбеседу (ещё на мастерклассе), рассказал, что всё это не серьезно, но чтобы своим сказали, что всё серьезно. Но чтоб ТАК СЕРЬЕЗНО? Видимо, мастер-классы политтехнологов действуют на них положительно. И оперативно-то как! Меньше, чем за сутки нашли! От если бы они так чертежи сдавали…
— Николай Владимирович, так как вы это объясните? Что это такое вообще?
— Объясню… Ну, я могу точно сказать, так это то, что у нас учатся оооочень одаренные дети. А объяснить ЭТО смог бы только Геббельс.
— Кто???
— Да не важно. Пусть деньги у вас побудут пока…
— Не буду я у себя это хранить! Вы вообще понимаете, что это такое?
— Татьяна Павловна, вы знаете, что у одного из наших студентов серьезные проблемы со зрением? — завуч замолчала, — ребенку предстоит операция дорогостоящая… короче. Я сейчас приду, и мы всё обговорим.
Я положил трубку, на всякий случай выключил телефон и поспешил на пару.
— Николай Владимирович, так что там со студентом? И что это за деньги?
С радостью я отметил, что про загадки на парах и директорские контрольные завуч уже не помнит.
— Вы знаете, что у одного из наших студентов катаракта? В его возрасте ее быть не может! А операция по замене хрусталика на новый и качественный порядка двух тысяч $ стоит.
Я замолчал и начал сверлить Татьяну Павловну взглядом.
— Продолжайте, — нервничая, приказала она.
— Так как свыше было указание никого не резать, я решил проявить инициативу и…
— Николай, вы В СВОЕМ УМЕ??? Какая инициатива? Это подсудное дело!
— Да плевать мне на это! ВЫ ПОНИМАЕТЕ, ЧТО ЧЕЛОВЕК МОЖЕТ САМОГО ЦЕННОГО ЛИШИТЬСЯ?
Татьяна Павловна не ожидала такой дерзкой реакции с моей стороны и сникла.
— Извините, я на нервах. Так вот. Всё равно им всем придется поставить. А из них половина чертить не может нормально. И они лучше заплатят кому-то, чем сами думать будут. Так пусть эти деньги пойдут в нужное место.
— Так это вы не научили.
— Нет, это не я не научил! — начал сердиться я. — Это вы у меня всех студентов своей математикой замучили! — Татьяна Павловна округлила глаза. — Ни один не может прийти на консультацию, так как уже стоит консультация по этой вашей математике. И по четыре пары в неделю! Подумайте, 4 ПАРЫ одного из самых НУДНЫХ и СЛОЖНЫХ ПРЕДМЕТОВ!?
Каждый математик наивно полагает, что математика — альфа и омега всего мироздания. Все они немного чокнутые по жизни. Ну, по крайней мере все, с которыми мне пришлось общаться. Но когда ругаются на математику, они становятся буйными и неадекватными.
— Да как вы смеете! Математика — это основа, без которой не смогут развиваться другие науки! — стараясь сдерживаться, Татьяна Павловна уселась за стол. — Эта единственная универсальная наука, которая позволяет развивать все участки мозга, способствуя развитию личности в целом. А то, что мы учим, было открыто еще древними греками. В этом ничего сложного нет!
— Даааа, — начал иронизировать я. — Они такими продвинутыми, эти ваши греки, что даже не смогли канализацию придумать. Когда начались самые великие открытия? Спустя много-много лет и только благодаря экспериментам. Ну и неординарности мышления конечно. Математика — это наука, которая лишь обслуживает основные НУЖНЫЕ науки. К тому же в 90% случаев там ничего сложнее интеграла, который уже и на телефоне можно посчитать, не требуется. Вот обратитесь к Александру Сергеевичу, у которого курсовой по проектированию киноконцертного комплекса. Серьезная задача ведь? А там одна арифметика! Максимум корни и квадраты.
— Ваша точка зрения, Николай Владимирович, достойна разве что студента ПТУ. Даже не преподавателя, заметьте! Вы полагаете, что математика вообще не нужна?
Я понимал, что меня понесло. Хотя я и принципиален, но наживать себе врага на идеологической почве не буду.
— Нет, вы что??? Без этой вашей математики было бы еще хуже, чем с ней. Вы меня неправильно поняли! Я вам пытаюсь объяснить, что это дано лишь ограниченному числу людей с особым складом ума. Именно благодаря своему другу-математику Эйнштейн когда-то доказал свою теорию относительности. Сам он в этом был не силён, зато его дружбан ею бредил. Именно благодаря этому дружбану Эйнштейн доказал, что его теория — не пустая болтовня шизанутого клерка, а переломный момент в истории всего человечества. Я настаиваю на том, что большинству… считай, серой массе, этот предмет не нужен. Вот, думаете, тот же Шкляров будет её в жизни применять? Конечно же нет! Он ведь БАРАН! Но вы видели, как он чертит? Один из лучших среди трёх групп! Но у него будет четверка за год, потому что ему просто не хватает времени и терпения всё сделать по-человечески. И мне просто обидно, что он занимается с вами, а не со мной. Вот почему, если у вас есть админресурс, то можно одеяло на себя тянуть? Я тоже с ними хочу позаниматься!
Татьяна Павловна смутилась. И её распирала гордость. Оно и понятно — у неё работа на всех рычать, а тут такой комплементище.
— Вот вы думаете, мне интересно с ними возиться? Объяснять им тривиальные вещи? По десять раз? А потом читать этот тихий ужас на контрольных? Но есть программа, которая ТРЕБУЕТ! Согласно которой я должна…
И пошло поехало…
Пока завуч жаловалась на свою тяжелую жизнь, я понимающе кивал и думал, как бы слямзить конверт с деньгами и прикрыть эту щекотливую тему.
Когда Татьяна Павловна перестала рассказывать, я очень серьезно и очень осторожно спросил.
— Так как вы советуете поступить с Городко? Ему нужен нормальный хрусталик…
— Так это Городко!? — испуганно охнула завуч. — Он же никогда ничем не болел! Такой хороший мальчик, интеллигентный, умный, хотя и неопрятный… А у него там всё серьезно?
— Пока ещё неизвестно… на обследование отправили в Донецк. Но там сложно ошибиться.
Татьяна Павловна откинулась на спинку кресла и посмотрела в потолок:
— Ну так нельзя… это же неправильно… в конце концов у нас есть профсоюз?
— Неправильно человека инвалидом оставлять на всю жизнь! — сорвался я. — А от профсоюза только мандарин пакет можно дождаться.
— Ну, мы, преподаватели, тоже поможем, чем сможем. Тут такое дело… не бросать же в беде студента? Тем более такого хорошего.
— Ну вы подумайте сами: через две недели Новый год. Все уже всё на вотку с мандаринами потратили.
— Ну, а что… это так срочно?
— Со здоровьем всегда срочно, Татьяна Павловна. Мало ли, что там ещё найдут. В общем, вы как хотите, а я буду придерживаться своего плана. Вы мне будете мешать или нет?
— Ну я… А что директор скажет? Она не будет с вами вот так разговаривать. Выговор и точка.
— Еще раз говорю: если у меня есть возможность помочь, я постараюсь помочь. Я придумаю еще сто тысяч вариантов, верите? И мне плевать, кто что скажет!
Я сказал это очень уверенно, и вопросов больше не было. С минуту завуч думала о своём.
— Ну а зачем ты сказал в бухгалтерию нести? — наконец-то улыбнулась Павловна.
— Вот вы, математик с изощренным умом? Вот и попробуйте догадаться, — прищурился я. — Ладно, вы извините, у меня пара скоро, я побежал. И остальным скажу, чтобы деньги сдавали мне непосредственно, чтоб никого не подставлять. А вы подумайте, подумайте.
И закрывая дверь, тихонько шепнул: «вам, математикам полезно».
Пара началась с еще одного конверта со списком. Группа была сильная, поэтому общая сумма составляла около 50 баксов. А еще одна лентяйка заказала себе пятерку. Видимо, сильно поджимало на стипендию. Ну что ж.
Не акцентируя внимания на проблеме дня, я начал читать лекцию. Сегодня изучали шпилечное соединение — вполне интересно. Народ внимательно слушал, пока в аудиторию не зашел Юрий Захарович:
— Колька, а ну-ка, пойдем ко мне наверх! Ты ж писатель, там тебе хохма готова!
В кабинете усилительных устройств была лабораторная, где каждый занимался со своим макетом. Юрий Захарыч показал на Рыбкина, который тупо пялился в старенький пузатый телевизор.
— Нужно подключить DVD плеер к телевизору и показать кино. Вот этот уже десять минут не может.
Рыбкин тупо смотрел на телевизор, нажимая все кнопки на передней панели. Затем почему-то начал протирать экран от пыли. Предварительно убрав мешающий кабель питания, висящий сверху… ВОТ ИДИОТ!
— Тут пульт нужно. Он так не включится, — неуверенно заявил Рыбкин.
Юрий Захарович достал из стола пульт.
— На, держи. Если не включишь с пультом, я тебе двойку за год поставлю.
Рыбкин начал судорожно нажимать на красную кнопку, но телевизор почему-то не включался.
Другие студенты, сидя за более серьезными макетами, заливались слезами, наблюдая за действия коллеги.
— А тут, наверное, батарейки сели! — догадался Рыбкин.
— А ты через камеру телефона посмотри на инфракрасный диод. Если будет светиться, значит, все нормально. Если нет — таки сели.
Рыбкин достал солидный наладонник (ЗАЧЕМ ОН ЕМУ???) и начал светить. Заглядывая через плечо, я убедился, что светодиод ярко мигает. Но студент открыл для себя нечто потустороннее и больше не интересовался окружающим миром.
— Прекрати баловаться, Баран! — гаркнул Захарыч. — А то мы тут заскучали уже. Что? Ставить двойку за год?
— Ну у меня же там нормальные оценки? Пятерка даже есть одна по семинару! За что двойка?
Нервничая, Рыбкин положил пульт на телевизор и начал играться кабелем питания. Группа заплакала пуще прежнего. Мы с Юрием Захарычем тоже не могли сдержаться.
— А-а-а-а!!! — вдруг осенило Рыбкина. — Это не тот пульт! Тут написано одно, а на телевизоре другое.
На пульте было написано «универсальный пульт удаленного управления» по-английски. Таким одним можно управлять всей техникой в доме, если правильно настроить. А у меня в детстве пульт ДУ представлял из себя длинную палку подвешенную на шнурке к потолку. Эх, времена!
— Рыбкин, давай, я сейчас тебе все клеточки двойками заполню, но покажу, что он работает? — предложил Захарыч.
— Не, не надо. Я сейчас… Я чувствую, что почти разгадал эту тайну.
Группа лежала. Не туда этот клоун поступил все-таки…
— В розетку включи, баран! — не выдержал кто-то из студентов.
Рыбкин, немного потормозив, бросил кабель питания телевизора и включил в розетку DVD плеер. У нас была истерика. Минуты три мы пытались сказать хоть что-то, но так и не смогли, наблюдая, как клоун включает и выключает плеер с пульта.
Я бы и дальше продолжил, но зазвонил телефон. Звонила Светлана Алексеевна.
— Колечка Владимирович, а ты где? Мы тут у тебя в кабинете, и…
— Да я тут поднялся помочь на третий. Сейчас спущусь.
В аудитории была завуч, депутат и два каких-то перца в старых слежавшихся черных свитерах, серых джинсах и очках. И с недельной небритостью на лице. Наверное, программисты сегодня будут что-то из сферы IT рассказывать. Депутат как раз удивленно читал объявление на двери.
— Ха-ха, — обрадовался он, разворачиваясь. — И мелким шрифтом в конце: «…всех, кто в это поверил, заранее поздравляю с профессиональным праздником 1-го апреля!». — И что, сдают?
Завуч тоже решила ознакомиться с объявлением и уже с первых строчек сильно покраснела. Я же пошел к столу, достал два конверта и вручил депутату. Завуч впала в когнитивный диссонанс.
— Впечатляет. Но впредь так делать не следует. А это убрать. Иначе найдется какой-нибудь хороший человек, который обставит всё, как нужно и донесет в высшие эшелоны власти. А у вас с наполняемостью и так проблемы, насколько я знаю.
И я решил играть ва-банк, рассказав историю про студента с катарактой. Не знаю, зачем они сюда пришли, но оно их уже совсем не интересовало. Группа тоже внимательно слушала и под конец, при фразе «это может случиться с каждым!», прониклась идеей хоть как-то помочь попавшему в беду.
— Ну а что? — начал депутировать депутат. — Вот вам и первое боевое задание: найти финансирование для проекта. Задание сложное, но разрешимое. Ищите спонсоров, продавайте свои услуги, может, ярмарку какую-то устройте. Может, у вас идеи какие-то есть?
— Ковер-пати! — радостно предложил я.
— Чего? — не поняли все.
— Ну, ковер-пати! Мы так когда-то в Киеве делали со знакомыми. Получили добро у администрации города, вытащили в парк кучу ковров и фоткали всех подряд на их фоне. Фото на фоне ковра — это ж классика! А потом фотки выкладывали в группе вконтактика. Весело и интересно. А у нас люди вообще большого фотоаппарата не видели, для них это будет «ВАУ!». Послезавтра суббота, поэтому нужно сейчас быстро накатать объявления и развесить по городу, а потом собирать пожертвования. Немного выйдет, но тут даже поддержка важнее, чем средства, — я обратился к студентам. — Кто хочет участвовать?
И почему-то после такой пламенной речи все отморозились.
— У нас контрольных куча, — сказал кто-то. — Готовиться нужно.
— И долгов много. Завтра и послезавтра математику пересдавать, а то к экзамену не допустят.
— А я разбил зеркало, и меня мама не пускает гулять, — сказал кто-то, и все заржали.
«Если бы у народа было много свободного времени, то революции происходили бы чаще, чем успевают выходить новости на национальном телеканале», подумал я. Именно отсутствие свободного времени превращает мозг в аморфное желе. По крайней мере у меня так. Может, в этом и заключается суть учебной программы? Чтобы замучить студентов и отбить желание учиться, воспитывая неграмотное ленивое стадо, и замучить преподавателей, чтобы ни дай Бог не начали требовать нормальные условия труда и оплату? Офигенная тема для рассказа, кстати!
— А можно ещё кино показывать! — сказал кто-то.
— Ну да, — поддержал его сосед. — У нас же в городе кинотеатра нет, а у нас актовый зал на 150 мест, и проектор хороший.
— Пойти некуда, — сказала расстроено какая-то студентка.
— А еще можно усилители делать! — предложил ещё кто-то. Вон, мы на кружке у Юрия Захаровича мне усилитель собрали за 10$ почти на сто ватт! Их там нефиг делать! Только корпус нужен! А то я сделал в коробке из-под обуви…
Все захихикали.
— А у меня отец работает в столярной мастерской. Они там мебель делают. У них можно какие хочешь заказать!
— А еще можно рекламу снимать…
Я смотрел на депутата, а депутат на меня. Мы оба офигевали. Почему дети, пускай и взрослые, могут рожать, а главное — воплощать такие идеи, а взрослые только жалуются на плохую жизнь? Может, они ещё не так испорчены? Хотя чувствовалось, что чего-то мы не учли, и ничего не получится.
— Ничего не получится, — сказала печально Светлана Алексеевна. — Если мы будем брать деньги за что-то, нас налоговая прижмет. А у нас и так штрафы огромные до сих пор висят за неправильно начисленные зарплаты и стипендии. Нам нельзя вести коммерческую деятельность… ни под каким предлогом.
— Ну а просто пожертвования собирать? Кто сколько может.
— У нас в городе кто-то что-то пожертвует, ага… — иронизировала завуч. — У нас скорее на выпивку и сигареты потратят. Вот мы уже раз такое делали, когда хотели отремонтировать крышу в общежитии — набился весь зал. Собралось что-то около десяти долларов, а грязь и мусор мы выметали неделю потом.
Все замолчали.
— Так, Светлана Алексеевна, вы помните, мы не за этим пришли, — вдруг съехал депутат.
— Ах да. Николай Владимирович, вы нас удостоите своим присутствием: И пофотографируете? У нас сегодня опять мастер-класс. Ирине пришлось уехать в командировку.
— Нет, — холодно и обиженно ответил я. — Сегодня администрация занята и я смогу консультацию, наконец, провести. А то у них завтра директорская. Мне Татьяна Павловна пообещала своих студентов пригнать. Да и фотоаппарат разрядился. Вы извините, но учебный процесс — это святое.
Извинившись, гости вышли, а я уселся за стол:
— Вот скажите, друзья, вы бы помогли своему коллеге? Только честно. У меня есть одна идейка, просто нужны люди и небольшие финансовые вливания.
Все начали смотреть в парты. Минуты три никто даже не шевелился.
— От если бы раньше немного! А то контрольные каждый день, готовиться нужно.
— Ой, — рассмеялся я. — Типа вы готовитесь когда-то? Когда последний раз шпаргалки делали? Чего глаза прячете? Совсем с вашими интернетами зажрались! Ну, у меня на инженерке вам никакие шпоры не помогут. Вот хотите, я вам сейчас дам задания на контрольную?
Все закивали.
— И гарантию даю, многие все равно напишут плохо или не напишут вообще.
Я протянул заранее приготовленный листик старосте и наказал распространить среди других групп.
Остаток пары мы обсуждали шпилечное соединение, а на консультации — разрезы и проекции. Даже как-то скучновато.
По пути домой я купил дорогущий антигрибковый крем для своего маленького друга и пельменей. Джентльменский набор! Дома ждет братец, отчаянно пытающийся вывести все вирусы на компе, интернет и сосед, который все время что-то сверлит. Мрак…
Марине позвонить я не решился. Уверен, она расценивает ситуацию так: до этого она считала, что она такая вся из себя роковая женщина с легкостью вертит таким бравым молодцом, как я. А теперь считает, что я ей басни наплел про своё одиночество и что это я ею пользовался. Не раз она мне говорила, что задушит, если буду спать с другими. Правда, это было в шутку, но в каждой шутке, как известно, есть доля шутки, а всё остальное…
Стоя в мачмале из грязного снега и гравия у подъезда, я все никак не мог придумать, как поступить. Хотелось понимания. Не через аську или скупе, а живого, настоящего, тактильного. Прикосновения — вроде бы такая простая штука, но если ты forever alone как я, то каждое из них ценится на вес золота.
Глядя в пустоту и медитируя, я чуть не обосрался от звука автомобильного клаксона сзади. Бибикала желтая иномарка. Где-то я ее уже видел… Ира? ИРА!!!
Дверь Мазды отрылась, и вышедшая из нее Ира угодила прямиком лужу по щиколотки. Бугагашенька!
— Ну, чего ржешь? Помог бы даме!
Не боясь испачкать и так грязные берцы, я подал даме руку, а затем получил пакет.
— Ты чего здесь делаешь? Ты же в Москве должна быть?
— Час до аэропорта, час туда самолетом, еще час на подготовку, два часа саммит, два часа обратно и час сюда.
Прикинув, я несколько раз кивнул, но все равно нифига не понимал.
— Ну… А как узнала, что я тут живу?
— Спросила у твоей сестры. Через контакт.
Моя троюродная сестра живет в Киеве уже года четыре.
— И что, она помнит?
— Нет, она маме позвонила, спросила.
Аленка была последнее время очень занятым и важным брокером, и даже мне, своему идейному вдохновителю и надежному источнику положительных эмоций, отвечала не всегда.
— Алёна??? С чего это вдруг?
— А я сказала, что я из редакции, и что нужен адрес, чтобы тебе отправить договор.
— КАКОЙ ДОГОВОР???
— Ну… — Ира смущенно улыбнулась. — Что моя редакция хочет твои рассказы издать.
— Какая «твоя» редакция? Откуда ты знаешь, что я пишу?
— А я, когда летела в самолете, зашла на твою страничку, там нашла ссылки на работы, прочитала первый запоем, впечатлилась сильно…
— Так что за редакция? Что за договор?
— Да это я так сказала, чтобы шокировать. Люди безоговорочно поверили и не задавали глупых вопросов.
Я сильно-сильно растерялся.
— Так, а зачем приехала?
— Я ж говорю — впечатлилась сильно. Захотелось тебя покормить.
Видя мою щенячью радость, Ира заулыбалась:
— Может, всё-таки пригласишь даму в дом?
Поднимаясь на пятый этаж, я успел рассмотреть в пакете что-то большое, замотанное в розовое махровое полотенце, полбуханки хлеба и какую-то полулитровую банку. Список ништяков, полученных от писательской деятельности, увеличился почти вдвое.
Квартира встретила меня и гостью бардаком. И хорошо, что в комнате у моего братца сгорела лампочка (уже месяц, как) и не было видно, что там. Ибо там, пардон, сказочный пиздец.
— Где руки мыть? — спросила Ира.
Я показал на туалет, а сам быстренько побежал собирать постель и закидывать под неё грязные носки и всякие упаковки от печенек. Убирая, я не заметил своего старого не работавшего уже два месяца системника. Видимо, любимый братец что-то оттуда уже уволок, как недавно уволок плохой (по его словам) проц, а заменил на новый и лучший, который в тот же день спалил материнку и память. И хотя проведенная мною лично экспертиза показала, что во всём виновата планка памяти с отвалившимся пином, я всё равно на него за это сердился. Ну, это не главное. У меня в гостях интересный человек! Главное — не вести себя так, как у меня обычно получается.
— А кухня у тебя где? Ну и бардак… Хотя я думала, будет ещё хуже. Ну-ка…
Ира взяла стоящий в углу веник и начала подметать пол.
Срам-то какой…
— Ира, дай, я сам подмету, — начал требовать я. — Это, наверное, брат не убрал.
— Ага, как же, брат. Знаю я вашего брата. И не мешай мне! А то как дам щас!
Ира пригрозила веником, и я, полностью потеряв мужское достоинство, уселся на стул. Стул был в чем-то липком и мокром. Хорошо хоть, что на него сел я… Боги, задницей чувствую, что сейчас произойдет что-то настолько глупое, что я себе всю жизнь не прощу…
— Так… — Ира высыпала мусор в ведро и поставила веник на место. — Где холодильник?
— Там… — Я показал на комнату брата. — А что ты…
Но Ира, игнорируя меня, захватила со стола пельмени (про которые я совсем забыл) и потопала в спальню. Послышался звук открывающейся дверцы холодильника, затем дверцы морозильника, шелест пельменей, звук включающегося ночника, звук резко сворачивающегося одеяла и «Ээээ…» моего великовозрастного братца.
Ира вернулась в кухню.
— А твой брат всегда спит голый?
Я был готов сгореть со стыда. Уперев рукой лоб я изо всех сил делал вид, что мне стыдно, и что я морально уничтожен.
Выждав несколько мгновений в бесконечность, Ира достала из пакета «нечто в полотенце», и развернула маленький судочек. Вроде с гречкой.
— Это тебе. Ешь.
— Это чо, гречка что ли?
— Нет, это омары под кислым соусом. Ешь, говорю.
Я пододвинул судочек поближе и снял крышку. Гречка на вид была невкусной — нерассыпчатой, и без каких-либо ништяков.
Глядя на Иру я осторожно попробовал. Какая-то фигня безвкусная. Абсолютно несоленая, еще и вязковатая. Бууэээ!
— Ира… — уже немного пришел в себя я. — Ты ехала после перелета в ТУ страну и обратно ко мне на машине, тратила бензин, время, чтобы накормить меня вот ЭТИМ?
— Да! — аж подпрыгнула от счастья Ира. — И только попробуй не съесть.
Я посмотрел на бездонный судочек гречки.
— А можно, ты уйдешь, а я сделаю вид, что съел?
— Ешь! — шутливо пригрозила кулаком Ира. — А то я обижусь.
Я съел еще немного.
— Давай, я тебе песню спою? — жалобно проскулил я. — Ну, может… что тебе нужно?
— Ты же писал, что гречка с майонезом — твоя «любимая нямка»! Я даже по-мужски приготовила. Чтобы мерзко было. Вы ж, мужики, совсем готовить не умеете!
— Это я не умею??? — удивился я. — Да я лучше тебя готовлю в сто раз! Я…
— Да-да-да, конечно. А в холодильнике пельменей пачка, майонез, кетчуп и три яйца. И какая-то протухшая рыбина…
— Это брата наверное… А не готовлю я потому что некому, — немного расстроился я.
— А что ж так?
— Да вот так… — совсем раскис я.
— Ну, а та девушка, Аня? Что у вас случилось? Ты так мило всё описал.
— Ты не дочитала наверное. Я же написал, что это просто плод фантазии больной.
— Фантазии? — прищурилась Ира и начала сверлить взглядом. — Я не верю тебе. Ты сейчас фантазируешь. Ты даже глаза потупил.
— Да это потому что…
— Коль, ну давай не будем, да? Я тоже не первый год беременна. И могу отличить выдумку от правды. А чтобы так искусно лгать, нужно иметь огромный опыт сочинительства. Так вот у тебя написано плохо. Причём так плохо, что нарочно не придумаешь. Но видно, что от души, — Ира немного подобрела. — Так что, вы расстались?
Я понял, что врать выйдет дороже.
— Угу.
— А чего?
— Я признался, что не люблю ее.
Ира показушно рассмеялась.
— Это ты-то? А-ха-ха-ха-ха! Ой, не могу!
— Не смейся! — разозлился я. — Это не смешно!
— Ну ты же себе врёшь! Тебя даже сейчас мучает совесть.
— Ей так будет лучше, — выдавил я.
— А ты её не пробовал спросить? А вдруг…
Я ударил кулаком по столу, перепугав Иру до смерти.
— Либо ты прекращаешь тему, либо кто-то из нас покидаёт этот коммунальный рай.
По моей серьезной морде Ира поняла, что шутить я не настроен и беседу теперь тоже вести не настроен.
— Ну, ладно, ешь свою любимую гречку. А я пока пойду залезу в твой компьютер.
— Это еще зачем? — удивился я.
— Ну, интересно посмотреть, чем живет ТАКОЙ человечек, — сказала она это с подлейшей издевкой. — А ты ешь. Если всё не доешь, обижусь. Серьезно.
Я понял, что спорить бесполезно.
— Блин… А не могла нормального чего-то привезти?
— А я и привезла, — из пакета на стол переместилась банка с аппетитным гуляшом, который вскоре оказался в судочке. — Не раскрывать же все карты сразу? Нужно же отомстить?
— За что?
— За то, что даже спасибо не сказал! — рассмеялась Ира подобно Берии, а я покраснел подобно огурцу.
— Спасибо…
— Вот, чудо! Я прям не могу. Ладно, ешь!
И я начал есть. Гуляш очень сильно увеличил тактико-технические характеристики гречки, увеличив тем самым мой бешеный аппетит (на работе-то не удалось поесть). Жрат был поглощен в рекордный срок, и я отправился в зал. Ира сидела за компом. Который кагбэ сгорел…
Впопыхах я не заметил новый системник, стоявший под столом между чехлом от электрогитары и весьма объемным сабвуфером. Сегодня день больших неожиданностей!
На дисплее были мои обои, моя цветовая схема и все диски в проводнике. Вот всё-таки хорошо, что винчестер с семеркой можно на любое железо впихнуть и всё будет работать. То ли, раньше… Ира уже нашла мой любимый прон (хотя «проном» это назвать нельзя — просто красивая фетиш-эротика) и просматривала самые эмоциональные сцены. Подвинув окно плеера, я зашел в диспетчер устройств и с радостью обнаружил на борту своего нового компа 16 Гб оперативы самой быстрой (раньше было 3Гб старенькой) и проц i3. Проц не айс, конечно, но все же лучше того, что было. А главное — работает! Для эксперемента я запустил фотошоп — 4 секунды до полной готовности. А раньше было где-то 12-13. Круто!
Оставив Ирину наедине с тетками в резине я побежал к братцу:
— Брааат? Браааат??? Ты спишь?
— Колян, — спросонья замычал братец. — Я там на уценке купил железо тебе. Пришло в помятой коробке, поэтому в розницу не отдали. А на уценке никто не брал, так они скинули почти 50% за всё, чтоб до Нового года распродать. Ото, что у тебя стоит — на двести баксов. А кого это ты там привел?
— Это коллега, гы-гы. Все, спи. Спасибо!
Я закрыл дверь и побежал обратно.
— Прикинь, Ир, у меня сегодня столько случилось! А… кстати… Тебе к врачу нужно…
Ну а как еще говорить такие вещи?
— К какому врачу??? — удивилась и немного испугалась Ирина.
— Ну… наверное, к гинекологу. Хотя, может, и дерматологом обойдешься.
И где-то полчаса я рассказывал о минувшем дне, закончив на беде студента. Это сыграло мне на руку, ибо Ира поначалу сильно нервничала по поводу кожных заболеваний. Где-то в душе я надеялся, что Ира точно знает, как решить финансовую проблему. Но она тупо моросила.
— Может, ты посоветуешь чего-то?
— А что тут советовать? Считай меня жестокой, но это естественный отбор. И рано или поздно природа возьмет свое. Вот ты? Тебе делали операцию? Я читала у тебя заметку. Ты не написал, что кто-то как-то сильно помог. А ты полностью лишился органа. А у него всё не так смертельно. У меня сын, которому тоже нужна операция на ухо, потому что он одним ухом почти не слышит. Ему три года, и операция возможна только сейчас, потому что потом формирование чего-то там закончится и всё. Операцию есть смысл делать в Германии. Стоит 23 тысячи евро. Это очень большие деньги. Мы могли бы с мужем продать квартиру или обменять на другую, в каком-нибудь спальном районе, но мы этого не делаем. И не из-за того, что мы плохие родители, а потому что чётко понимаем, что это нецелесообразно.
Только к концу повествования я понял, что у Иры есть муж и сын. Как минимум один. А на пальце чудесным образом появилось обручальное кольцо.
— У тебя не было кольца? Ну, вчера вечером.
— Да, сняла.
— А зачем?
— Ты тупой? — я начал усиленно это демонстрировать. — А на кой я презервативы с собой брала?
— Вот это номер! А муж что?
— Узнает, голову открутит. ОБОИМ!
— А сама что? Не стыдно?
— Да ну, что ты? Командировка, другой город с ночевкой, новые люди — сам Бог велел! Нужно ж разнообразие какое-то… И вообще! Святой нашелся тут!
— Гы, вот тебе и разнообразие! Вот я раньше думал, что кожвен заболевания нужны для того, чтобы медленно и мучительно наказывать всяких безбашенных поебух и блядей, но теперь понимаю, что это еще и способ наказания за измену.
— Так ты сказал, что это грибок какой-то.
— Ну всё равно. Я сначала на тебя думал, мол, «наградила», но мне хорошие люди сказали, что такое за час не проявляется. А у меня только с одним человеком произошел контакт в этой области и как раз ровно месяц назад. Видишь, месяц ровно? Тютелька в тютельку! Мне лечить около месяца, и ты сразу узнала, в тот же день. Чувствуешь? Возможно, я вообще был создан, чтобы передать тебе вот такой сюрпрайз, дабы ты прекращала распутством заниматься.
Ира удивленно и растерянно смотрела на меня с минуту.
— Вот, чудо! Это ж надо так нафантазировать. И не распутница я вовсе. Это, между прочим первый раз за год. Вот как! А раньше я была ОГОГО! И между прочим, тьфу-тьфу-тьфу, ничего. Мы с моим гинекологом старые подруги, уже лет десять дружим эм... тесно очень. Можно сказать интимно. Она знала о моих похождениях и постоянно удивлялась моему везению, — Ира гордо посмотрела в никуда. — Хотя никакого везения. Просто холодный расчет.
— И что за расчет? — заинтересовался я.
— Выбирать невзрачных всяких. Тех, которым ничего не светит. Я, кстати, в половине случаев на девственников нарывалась. Каждый раз ТАК ИНТЕРЕСНО! Лежит оно под тобой такое всё перепуганное, трясется, а ты его держишь и пытаешься попасть нужным местом куда нужно. А бывает, что-то скажешь, и упадет… ну, желание пропадет у него. До утра приходилось мучатся, чтобы не ушел с комплексом. А то ж представь, первый раз не получилось быть мужчиной — это травма на всю жизнь.
— Да ты прям я не знаю! — весело подытожил я. — Точно святая! А я, значит, тот, кому не даёт никто?
— Нет, ну почему сразу «никто»? Ты просто единственный там был взрослый. Не буду ж я студентов развращать? Им по 18 еще нету. Посодють…
Хотя аргумент был веским, я не поверил.
— По большей части так и есть. Про «не дают».
— Да ладно?
— Ты это говоришь, чтоб не расстраивать меня?
— Нет, не подумала бы. Сколько у тебя было женщин?
— Три… Нет… А, нет, без тебя три. И еще одна в рассказе, но то было по-пьяни и не считается. А что? Я был хорош?
— Чудо ты! — рассмеялась Ира, посмотрев на часы. — Ой, мне уже пора. Дома ждут. Я завтра опять приеду. Ты придёшь? Поспорим еще. С тобой спорить интересно кстати.
Хоть один человек, которому со мной интересно спорить! Все почему-то сразу либо обижаются, либо считают идиотом.
Собрав пластиковую утварь, Ира быстренько спустилась и укатила на своей желтой «Мазде». Проводив ее взглядом до края дома, я плюхнулся на диван, включил какую-то песню из «This will destroy You» и начал размышлять.
Возможно, я слишком сгущаю краски? Брежу о высоком, а у меня полы грязные, а в холодильнике полуфабрикатное говно. Жалуюсь на жизнь, зарплату, и брата, который подогнал мне дешёвые запчасти, сэкономив ползарплаты, облегчая тем самым мне неблагодарному жизнь? Человек проехал 60 км (минимум!), чтобы гречкой меня накормить! Как же это круто, блин! А то, что Марина обижается — так ей и надо. Она меня считала говном. Хоть и с богатым внутренним миром, но говном. С ней даже трахаться было скучно. А повадки её уже стали до тошноты привычными. Мне уже даже хавка от неё столько счастья не приносила, как раньше. А есть две Лены, с которыми я вел себя последнее время очень подло, проецируя свои проблемы на этих несчастных замечательных дам. Вот я мудило, а? Всё! Нужно что-то менять, налаживать контакты с нормальными людьми и делать что-то стоящее, чтобы, как говорится, даже Гугл знал!
Сессия
[23.12.2011 19:56:00] Кузнецова Настя:
— Я тут в конкурсе участвую... никАда не поверишь… «100 самых сексуальных женщин Молдовы». Так прикинь, я узнаю о нем от своего гинеколога! А потом наутро мне сообщает мой стоматолог, что он тоже проголосовал. Я вообще сообразить нимагу, о чём они… Потом вспоминаю что отсылала по просьбе когда-то давно несколько фоток. Выбрали..... ну… не самую наверное лучшую. Ну ......брухаха... заглядываю я на эту страничку... и само собой в самом конце списька. Эй, ты меня слышишь? Эй, алё???
[23.01.2012 19:58:26] Николай Хлевицкий:
— Пардонте, я какал.
— Ах, мой мальчик! Прелестно!
— Да-да. А конкурс — это круто. Конкурс — это хорошо, — зашел по ссылке. — Ого, смотрю, ты на третьем месте! С конца… Ну и фотка! Я б, тебя не знал бы, хрен бы проголосовал… Ну, пару плюсиков организую.
— Буду благодарна.
— Хотя, блин… ну тут правда фотка стрёмная. У меня так студенты снимают. Приезжай, я тебя запечатлю, шоб хорошо было.
— Без базара.
— Серьезно???
— Ищё как!
— Отвечай на пацана?
— Атвичаю)))
Я возрадовался. Кузнецова — это тот человек, которого я действительно хотел пофотографировать. Мешала только дистанция в 900 км. Она, блин, ведет передачу на молдаванском канале (какой-то там «флирт»), на радио диджеит, а нормально сфоткать её некому! Это несправедливо! Не могу из-за этого нормально спать! По крайней мере, днём.
— Ну, смотри… если обманешь, у меня руки длинные… где-то метр тридцать.
— Напугал, баюсь! Все, тиха! У мну эфир!
Я включил интернет-радио и начал всячески подкалывать и смешить Настю фразами, типа «страшный хриплый и прокуреный голос устало сипел из старой радиолы» или «спорим, ща заржешь?». Задержка была около 5-7 секунд, не особо интерактивно, но всё равно интересно. Было слышно, что она дико тащится.
— Гат ты! Подлый засранец! Нинавижу тебя!111
— Спасибо =)
А знаешь что? У меня есть эротическая фантазия одна...
— Че за фантазия?))
— Пришли мне какую-нибудь пошлую заявку)))
Немного подумав, я зашел на сайт (молдавского) Русского радио и написал: «Друзья! Всем-всем улыбок! Пусть в этот вечер вы улыбнетесь кому-то, и вам улыбнутся в ответ! И тогда все заулыбаются, и будет Ка-ра-шо! Поставьте что-то про трактористов!» И подписался «Дед Макар».
Настя прочитала привет и от себя добавила «Улыбок тебе, дед Макар! УЛЫБОК!». Я это все дело записал, проиграл задом наперед последнюю фразу и получил: «КОБЫЛУ! Ракам дед ебет КОБЫЛУ!» (хотя и с очень сильным акцентом). Сползая под стол, я всё же нашел в себе силы отправить «это» туда, откуда оно прилетело. По следующему «привету» я понял, что Анастасии трудно говорить.
— Всё, я всё. Попру домой.
— Давай! Спасибо за сегодня! Мы им всем показали!
— Даааа, мы лучшие, детка!
— : )))
Завтра зачет, поэтому нужно выспаться. Но спать не хотелось. Мозг понимал, что завтрашняя атака тупостью может его сильно повредить и жалобно просился в анабиоз. На весь период сессии, а еще лучше вообще до лета. Час просмотра «Металлопокалипсиса» должного эффекта почему-то не оказал, ибо слюни ещё оставались во рту, а мысли в мозгу. А тупее видосов я даже и не знаю... Ну, разве что «Окна» какие-нибудь, но это уже не гуманно. Ладно, спать. В конце концов, завтра у меня первая преподавательская сессия начинается.
Утро радостно встретило запиской в холодильнике: «Колян, извини, иначе я просто умру в дороге. Я тебе йогурта литр потом куплю. Брат». Больше в холодильнике не было ничего. А брат — да. Он такие йогурты берет, что я близко боюсь подходить, чтоб не обляпало, ибо вздутые, как я не знаю что.
На работу я шел голодный и злой. Нет, я обижался не на братца, голод для меня — дело привычное. Я злился потому, что на улице +1, а я, как дурак, иду на работу в пальто. Моя «одменестрация», используя всяческие хитрые рычаги воздействия, таки вынудила носить верхнюю одежду. Ну, ничего-ничего, как-нибудь зиму переживу, а потом покажу им! Тем более не зима, а одно название — грязь под ногами, лужи и серое небо. Над моим городом уже месяц не было солнца! Даже местами! А ночью не видно звезд, и приходится втыкать в монитор. Ну, или в ковёр.
Из-за невозможности покушать на работу пришел я рано, не встретив ни одного курящего студента или студентку у входа, чему крайне расстроился. Мои подлые издёвки, типа: «О! Сегодня со вкусом перегара?», заставляли студентов при виде меня даже издалека выкидывать или прятать сигареты. Только на четвертом этаже одиноко стоял Игорь — студент, который по неизвестным причинам не живет в общежитии и каждый день ездит из какого-то поселка на автобусе. Автобус ездит нечасто — в шесть, а потом в восемь утра — приходится либо ждать час в колледже, либо на час опаздывать. В сентябре, до того, как у меня дома появился интернет, я приходил чуть ли не на час раньше и мы вдвоем зависали в лаборатории. Игорь был хорошим студентом, умным парнем и просто нормальным человеком. А ещё рыжим. Не знаю почему, но у меня к людям цвета солнца совершенно другое отношение — мне кажется, что все они жутко позитивные и чуточку наивные. За полгода я не видел, чтобы он пришёл на учебу не в своем фирменном зеленом свитере и черных брюках, которые хоть и выглядели потёртыми, но были выглажены и чисты.
— Здорова, Игорёк! — крикнул я, поднимаясь к себе.
— О! Николай Владимирович! Вы мне нужны как раз! Нужно поговорить.
— Ну, пошли ко мне в подсобку.
Я открыл подсобку, сел переобуваться, а Игорю показал на стул соседки. Игорь не решился, ибо знал, какая она собственница.
— Николай Владимирович, а мне нужно у вас в лаборатории поработать…
— Опять порнухи накачать? — усмехнулся я, пытаясь стянуть неподатливые берцы.
— Ну, почти. Нам до Нового Года нужно сделать ролик. Уже всё сняли, нужно смонтировать.
— А на что снимали?
— На новую камеру, которую депутат подарил.
От удивления я даже немного подпрыгнул.
— Ого! Думал, никому её не дадут, чтоб не поломали, ни дай Бог!
— Да не, её уже троим давали. Одному даже домой.
Я еще больше удивился. Всё-таки, я недооцениваю свое начальство.
— Я почему спрашиваю, Игорек? Она в HD снимает, а для этого дела нужна нормальная машина. У нас компы хоть и новые, но монтировать на них… ещё и в высоком качестве… Это как в кружке одеяло стирать. А что, больше негде?
— Ну, вы ж помните, я вам свой приносил… у всех такие же.
Игорь буквально месяц назад приносил системник с жалобами на сильные тормоза. Компу шесть или семь лет… я вообще не понимаю, как оно работает! Если бы не бутыль домашнего томатного сока, я б за него в жизни не взялся.
— Ну, да… помню… А много монтировать?
— Час материала. Минут на шесть нужно сделать.
— Нуууу, чел, это тебе дня три пыхтеть, а потом часа два еще ждать, пока выведет! — я наконец снял второй сапог. — А знаешь, что? Приходи ко мне на выходных, сядешь, поработаешь за нормальной машиной!
— Ну… — Игорь засмущался. — Как-то… ну…
— Игорь, не парься. Нужно работать — приходи, работай. Я подскажу как раз. А то я вас знаю, вы в прошлый раз «намонтировали» (клоуны, сняли, как какой-то важный городской чиновник ковыряется в носу, и хотели в эфир пустить на город).
Минут пятнадцать мы обсуждали концепцию будущего ролика, пока в подсобку не вошла Лена. Одного только её взгляда хватило Игорю, чтобы понять, что он на её территории и сильно лишний.
— У тебя сегодня зачет? — как бы спрашивая и утверждая одновременно, сказала Лена.
— Спасибо, я в курсе, — вежливо поблагодарил я. — А у тебя нету ничего покушать? А то я голодный, как собака…
Поглядывая на меня, как медсестры поглядывают на больных травматологии, запихнувших себе лампочку в рот, Лена достала пакетик с печеньками из сумочки, а меня отправила ставить чайник.
Не знаю, как она меня вообще терпит? Ей выпало несчастье быть моим наставником — помимо своих бумажек она еще и мне половину писала, периодически подкармливала, знала, когда и куда нужно ходить и даже раз нашла в вольтметре гандон и никому не сказала. Хотя, думал, убьёт — такой злой я её еще не видел никогда. Ну, подумаешь — презерватив? Ну, подумаешь, использованный…
— Главное — не ставь никому оценок просто так! Ты еще молодой, наивный, будешь верить в то, что они будут обещать учиться, исправляться и так далее. НЕ ВЕРЬ! От, сколько заслужили за семестр, столько и ставь. Ну, у кого спорная оценка, можешь подтянуть немного. Но только НЕМНОГО!
— Окей, босс, — довольно кивнул я. — Приказ понял.
Лена перестала сербать чай и немного обиженно начала возмущаться с набитым ртом.
— Ну фё фы? Ну я ве фивьевно!
— Да-да-да… Так! Прожуй, а потом говори. Учит она меня тут, как мне работу работать! А у тебя когда госы?
Лена вздохнула.
— Вафтва, — прожевала. — И послезавтра. Я не знаю, как это вынесу! Это кошмар! Часы урезали в два раза, новые темы, студенты перепуганные, ни черта не знают… Будут бэкать-мэкать в присутствии директора, а мне потом выслушивать, что я ничему не могу научить.
— Да, жаль тебя…
Я всегда говорил так, когда Лена говорила о работе в свободное время. И ещё добавлял: «Это уже клиника, коллега». Но сегодня добавлять не стал — её правда было жалко. Лене достался один из самых нудных и важных предметов — физика. Читала она хорошо (пару раз приходил к ней на пару), но материал не совсем тот — формулы и термины. Никакой свободы действий.
Прозвенел звонок, я поблагодарил за хавчик и пошел на зачёт.
Пришли все. Как обычно, вяло поздоровались и сели, уставившись в никуда.
— Кому пятерку подарить? — спросил я, и все тут же оживились, подняв вверх руки.
Раньше, когда все было совсем плохо, я просто так ставил кому-то пятерку. Тому, кто первый поднимет руку. Минут на десять аудитория оживала, и её уже можно было хоть как-то завести.
Руки подняли почти все (кроме полностью неуверенных в себе), я выбрал (наугад) студентку, подошел к ней и протянул пять гривен. Студентка сначала покраснела, а потом начала отнекиваться:
— Я думала, вы пятерку по зачету имеете…
— Аааа! Вон вы какие! Хотите пятерку по зачету еще и просто так? Да? — все закивали. — А вот шиш вам! Будете сдавать. Но сразу говорю — валить никого не буду. Готовьтесь, сдавайте, и будут вам нормальные оценки. А теперь посмотрим, что мы имеем на сейчас.
Посмотрев журнал, я поставил пятерку Боде (как и обещал) и ещё пару четверок другим добросовестным, но не очень понимающим студенткам. Трое на радостях пошли пересдавать другой предмет, а остальные получили задания и начали учить. Всё по-старому — доступны все учебники, ресурсы интернетов и консультации друзей. На пару часов мне пришлось убежать в Пенсионный фонд (уже почти полгода оформляю пенсию по инвалидности), так что у них было достаточно времени, чтобы подготовиться. И вы знаете, они мне, а в последствии и самим себе, доказали, что способны быстро всё понимать при желании. По приходу мы мило побеседовали всей аудиторией. Увидев интерес, я начал задавать вопросы посложнее. Ответов не было, но было желание разобраться. Зачет продолжался до 12:50 (просто у меня еще была последняя пара, а так бы и до трёх сидели). И уверен, за эти пять часов студенты поняли примерно столько же, сколько за предыдущий семестр. Поэтому на оценки я не скупился. Пятерка, правда, как одна была, так и осталась, но почти у всех остальных были четверки. Тройки получило четверо, которые ну совсем никак не хотели ничего делать. В наказание я сказал купить пачку бумаги. Моя первая взятка. И не подумайте — педагогическая деятельность только отчасти педагогическая. Где-то треть её — нудная бумажная работа. А я такой бедный (ну, или жадный), что собственные рассказы не могу на бумаге напечатать, не то что всякие рабочие бумажки. Так что вот так.
Последняя пара была черчением. Студенты были измученными, ибо пришлось отмотать математику, физику и электронику. Да и последняя пара в семестре — можно пострадать фигней в конце концов.
Прозвенел звонок, а я никоим образом не отреагировав, продолжал пялиться в ноутбук и тарахтеть по клавишам, хитро улыбаясь. Потом резко встал, развернул ноут в сторону и включил онлайн радио. У Насти как раз начался стол заказов, мы с ней по блату договорились, и она первый привет передала моей группе: «Особый привет самой лучшей в мире группе №86! Потерпите немного — каникулы скоро! И помните — вы самые замечательные! Ну, и отдельный пламенный привет Николаю Владимировичу Хлевицкому! Он тоже ничего так! И специально для него самая лучшая в мире песня». В аудиторию начали литься чарующие звуки гармони из композиции «Широка река» в исполнении Кадышевой. Написав Насте, что она действительно угадала, я поскорее выключил ноут и начал болтать со слегка офигевшей аудиторией.
— Ну что, готовы к сессии? У третьего курса уже началась. Я им всем двойки поставил! Ни черта не знают! Думали, я им за красивые глаза поставлю! Вот вы — да, вы можете работать и с вами приятно заниматься. Молодцы!
Хотя группа и не была «молодцами», я знал, что ничего без похвалы не получается. Британские ученые доказали, что хвалить и ругать (считай, критиковать) нужно в соотношении 7/1, иначе критика просто не будет восприниматься или даже будет считаться оскорблением. А учиться у человека, который тебя оскорбляет, дано о-о-очень немногим. Так что если студент хотя бы пальцем правильно пошевелит, его уже нужно хвалить.
— Мы, наверное, срежемся… — сказал Игорь. — Нас все ругают, долгов куча.
— Ой, ты посмотри на него — «долгов куча»! Да ты ж ботан и любимчик преподов! — возмутился студент в трениках. — У меня вон по всем предметам долги. Даже по инженерке.
— Даааа, — иронично протянул я. — Аж две работы за год, и то, когда я над душой стоял! Это ж нужно умудриться только! У тебя почти все клеточки пустые! Ну, ты ж нормальный хлопец — что, не можешь начертить десять линий?
— Та када мне чертить? Я ночь отработал на дырке (маленькая нелегальная угольная шахта), три часа поспал, а мама меня сюда заставила идти. Чтоб долги пересдавал. А меня он с математики выгнали, я пошел в библиотеку и поспал.
Отчего-то студент сиял.
— Чего радуешься? Сегодня чтоб пришел чертить. Не буду я с тобой потом возиться на каникулах.
— Ну, Николай Владимирович, у меня дома труба прорвала, и весь подвал в гамне теперь. А мне это всё чинить.
Все заржали, а мне стало немного грустно. По лицу студента было видно, что он не врёт. Такие люди слишком просты для того, чтоб обманывать. И почему-то я уверен, что такие «реалии» у него каждый день случаются. В прошлом я ему за 20 минут объяснил то, что обычно объясняю в течение пары. Чертил он как курица лапой… да ещё и как чертил: я ему нашел карандаш, линейки у него естественно не было, и он взял листик в клеточку, согнул его в несколько раз и чертил по клеточкам, не выискивая оправданий, как это делают другие лентяи.
— Ладно, — вздохнул я. — Чё нибудь с тобой придумаем потом… Давайте, я зачитаю ваши оценки за семестр.
И я начал оглашать оценки.
Был в группе один парень, который был… ну… совсем неохочим думать и страшно ленивым. Чертежи кое-как сдавал, но получал двойки вначале, а потом совсем прекратил. Так вот, как-то ко мне в подсобку пришел его куратор — Борисыч (интересный дядька, историк, часто с ним болтали на всякие гуманитарные темы) — и сказал просто: «Коль, прошу тебя как человека: поставь ты ему нормальную оценку и не мучай. У него серьезные проблемы в семье — мать с…». Я прервал Борисыча и сказал, чтоб не переживал. Семья — это дело серьезное и, возможно, проблемы мешают парню учиться нормально. Хотя лично я склоняюсь к версии, что он просто разгильдяй. Но раз Борисыч попросил — значит нужно. Так вот, я все его пробелы (а у него 80% — пустые клетки) заполнил пятерками. И когда на паре назвал его фамилию и оценку «пять», студент сначала охнул, затем ОГО!кнул, и с недоумевающим видом спросил:
— Шо, правда пять? — я серьезно кивнул. — А за шо???
Вот же кретин, а? При всей группе…
— Хочешь ДВА? — рассержено спросил я.
— Не-не, пусть так будет.
— Смотри. Чтобы в следующем году у меня работал как краб на галерах! А то больше тройки не поставлю!
— Да-да-да! — испуганно закивал студент и уже через 10 секунд продолжил трепаться с соседом.
Почему у меня такое чувство, что студент, почувствовав халяву, в следующем году нифига не будет делать? Может, потому что так всегда бывает?
Все получили оценки, и никто не был обделен. Двое, которые хотели повысить оценку, сидели и зачерчивали старые грешки, а с остальными шла интересная беседа на тему создания семьи.
— Друзья, а вот когда вы планируете заводить семью?
Все потупили взгляд или начали смотреть в окно.
— А вы, Николай Владимирович, когда планируете? — предательски спросил Игорь.
— Отвечать вопросом на вопрос нехорошо вообще-то, но ладно… Я планирую… планирую… Ну, я как бы и не планирую особо. Но вообще-то уже хочется. Сильно. Особенно детей. Пока только одного, потренироваться. А я вам не говорил, что я идеальный отец?
— Почему? — заинтересовались все.
— А я, во-первых, запахов не чувствую и могу спокойно подгузники менять, во-вторых, я обожаю детей, А в-третьих… Про пеленки я говорил, да? — все кивнули. — Вот, блин… Нуууу, в-третьих, нужен какой-то стимул, чтобы взяться за ум и начать что-то делать, а то самомотивация у меня ни к чёрту последнее время. Ничего полезного толком за полгода не сделал. А на счёт «когда» — даже и не знаю. Просто нет времени жену себе искать — у меня ж вы есть. Всё время то к парам готовлюсь, то пишу. В общем, как только так сразу. Теперь ты, Игорь, давай, рассказывай.
Игорь засмущался.
— Нуууу… даже и не знаю…
— Та какая тут семья, если самому не за что жить? — отозвался студент в трениках.
— Ага! А еще нужно нагуляться нормально, а то он, у меня друг женился, жена гулять не выпускает. Так он знаете, какой злой стал? Весь на нервах, на двух работах.. жалко пацана короче.
— Ой! — проснулась самая болтливая студентка. — «Гулять» — это для детей, а мужик должен зарабатывать и в семью нести.
— Чтоб жена потом тратила? — огрызнулся тот. — Вы вот такие прЫнцессы, хотите, чтоб вам всё сделали.
— Ага, — поддержал его сосед. — А сами курите под елками там и материтесь как эти…
— Сапожники — поправил я.
— Не, не сапожники… эти, как их… Ну, не важно. Короче на себя посмотрите сначала. Коровы!
— Ты чё, офигел? Слыш ты, бл..ть, ты как разговариваешь? Не тявкай там! — начала переходить на крик студентка.
Меня аж передернуло.
— Сама не тявкай! — уверенно и нагло ответил студент.
— Стоп, стоп, стоп! — вмешался я. — Не опускайтесь до уровня всяких доярок сельских, это не достойно хороших людей.
(Сразу прошу прощения у сельских доярок)
— А чё он меня коровой обзывает?
В аудиторию зашла завуч по внеклассной работе и все умолкли. Хотя почему-то не встали. Наверное, потому что этот завуч была самой доброй и отзывчивой и ничего не вела.
— Так! Давайте, булки поднимайте, лентяи! Поздоровайтесь!
Все лениво встали и поздоровались.
— Спасибо, садитесь, — все с грохотом сели.
— Шо, опять куда-то идти? — жалобно проскулил студент в трениках.
— Друзья! — начала завуч своим зажигательным голосом. — Сегодня к нам приехал интересный гость, и он приглашает всех на творческую встречу, — все дружно заскулили. — Да вы дослушайте же! Этот человек — некогда наш выпускник. А теперь он работает на Интере (один из самых крутых ТВ-каналов в Украине) и снимает сериал «Сваты»!
Завуч аж сияла. Мне всегда нравилась её детская наивность и энтузиазм в подходе к работе.
— О, «Сваты», прикольно! — выкрикнул кто-то.
— Да, круто! — поддержал ещё кто-то.
— А он кастинг проводит? — спросила восторженно какая-то студентка, вызвав бурный смех группы.
— Нет, — вежливо ответила завуч. — Но он поделится опытом, как стать таким успешным человеком. Интересно?
— Опять будут рассказывать, что нужно учиться… — проскулил студент в трениках.
— А ещё, — затейливо сказала завуч. — Мне нужно несколько добровольцев, чтобы перенести столы в актовый зал.
Тут поднялся лес рук.
Вот потаскать что-то они всегда горазды, а подумать головой…
Зал набился полностью, а некоторые даже стояли. Я уселся за пульт, настроил микрофоны, на всякий случай подкинул ноутбук к проектору (если что-то придется показывать) и решил попилить кулстори. Буквально через минуту в актовый зал вошли двое завучей и парень лет тридцати. Парень выглядел стильно, опрятно и носил очки. Осанка была на уровне, красиво выбритая бородка и аккуратная стрижка говорили о том, что к внешности относится человек щепетильно. Не то, что я.
Завуч взяла микрофон, вышла к трибуне, попыталась его включить (там два переключателя, каждый с тремя положениями), но потерпела фиаско. Я подошел к ней, чтобы включить, а она отдала мне его, сказав что-то типа «мы и так можем».
И так каждый раз. И я почему-то каждый раз ржу.
Нам любезно представили бывшего студента, который без церемоний начал рассказывать о своем тяжелом пути, начиная с того, что родители у него колясочники, которые, понятно, как бы ни хотели, не могли дать хорошую материальную поддержку, столь необходимую в юном возрасте, но давшие самое главное — понимание того, что нужно работать, работать и работать. Потом пошла история про первую работу на региональном канале с маленькой зарплатой и тяжким вечерним выбором «купить городскую булку или поехать домой на трамвае». Хотя времена тогда были не самые плохие, человек не сломался и не пошел туда, где больше платят, но скучнее работать. Потом его заметило областное телевидение, ставшее в последствии национальным, на котором он снимал «Авто-драйв» или нечто похожее. И зарплата стала вменяемой, и появилась какая-то социальная защита, да и уверенность в завтрашнем дне. Тогда наш герой и женился, сделав себе ребенка. Всё шло хорошо, и наш герой получил приглашение от центрального канала на работу. Позаботились о квартире и прочих мелочах, чтобы человеку просто было комфортно работать. Он начал снимать бокс (в последствии стал главным оператором-постановщиком), катался в другие страны и участвовал в проекте «Сваты», крайне популярном в нашей стране. Ну, а сейчас живёт с семьей в столице и, как мыло в тазике катается. Говорил о том, что главное — ничего не бояться, пробовать, стремится и хотеть, и тогда всё получится. Что связи, конечно, важны, но они не обязательно должны быть сразу — их вполне можно заработать самостоятельно. Не за день и не за год, но можно. Потом чел решил выслушать вопросы студентов, но те, как обычно, тупо молчали. Задали парочку «умных» вопросов, типа «а вы в кино не снимались?» или «а когда выйдет пятый сезон?» и разошлись.
После завуч потащила парня в мою лабораторию, и начала хвастаться, как у нас стало красиво. А у меня там опять группа не подежурила, и пыли в палец на компах — вот же гадёныши?
— Алексей, вы, наверное, нам привезли каких-нибудь интересных программ из Киева? — спросила завуч.
— Да, вот у меня тут «Премьер ЦС5» на диске, можно установить.
— А у нас компы слишком слабые, и система 32 бита, а не 64. — обломал я.
— А, ну да, на 32х битную не встанет, — согласился Алексей.
Завуч поняла, что «началось» и поспешно удалилась.
— Алексей, — начал я. — А вам там сценаристы не нужны? А то вы так хорошо рассказывали, захотелось прям поработать. Я тут рассказы пишу немного, и людям нравится. У вас нет знакомых продюсеров? Может, кого заинтересует?
— Ну, таких, чтобы «знакомых» прям нет, но могу у знакомых поспрашивать, — добродушно ответил Алексей. — Тем более, если людям нравится, почему бы и нет? Кинь мне ссылку вконтакт или на мыло.
Я открыл ноут, с которым бегал под мышкой и начал искать аккаунт Алексея.
— Ого, а у вас тут и вай-фай есть?
— Угу, мы с коллегой поставили. Мне нужно на парах инфу искать, ему тоже. Да и вообще, интернет — дело нужное.
— А студентам тоже можно пользоваться?
Я усмехнулся.
— Ну, по крайней мере, нам никто не запрещал.
Андрей шутку оценил, а я в то время зафрендил его и кинул сцыль на свой «платиновый» рассказ с наибольшим количеством прочтений. Пожав друг другу руки, мы попрощались.
Усевшись за стол, я опять начал обсасывать мысль «что я здесь вообще делаю?». Учу студентов? Да, есть десяток другой, с которыми интересно. Дань учебному заведению? Ну, это да — они мне сильно помогали и я им благодарен. Но это не повод прозябать в провинции. Хороший коллектив… Да, коллектив и вправду классный, отзывчивый, но это ж всё — комфорт. А комфорт, как известно, притупляет желание развиваться. И то, что на работу идти всего пятнадцать минут — нет мотивации слушать аудиокниги. Я и так, за последние полгода прослушал только «Искусство управленческой борьбы» (кстати, интересная вещь) и прочитал собрание сочинений Чехова только потому, что не смог покинуть пределы сортира.
Мой взгляд упал на комп для отдела кадров, который я обещал сделать еще вчера. Слова словами, а людям помогать нужно, а то там (в отделе кадров) стоит такое старьё, что я даже не представляю, как оно ещё работает и работает вообще. У меня только оперативки на слабеньком ноуте в тридцать раз больше! А на компе вообще в двести пятьдесят.
Я уже почти убежал с работы, но меня окликнула методист:
— Николай Владимирович, зайди ко мне, пожалуйста! — я зашел и уселся на стул. — А правда, что у нас студенты интернетом беспроводным пользуются?
Я немного покраснел, но честно ответил:
— Да.
— Чтобы завтра убрали.
— ПОЧЕМУ??? — офигел я.
— Потому что. Это учебное заведение, и студенты не должны на парах сидеть и смотреть картинки. То-то, я думаю, чего они на паре сидят, уткнувшись в телефоны.
— У вас в кабинете вообще не ловит. — Улыбнулся я.
— Ну, — методист немного потерялась, но потом нашлась. — Я сидела на контрольной директорской и видела. Просто никак не могла понять, в чём дело.
— Вы поймите то, что вай-фая на телефонах почти ни у кого нет. Из своих студентов я видел только у двоих. Это ж дорогое удовольствие! Они телефонной связью пользуются!
— Так. Я сказала, чтобы завтра не было. И это не моя прихоть. Директор еще давно сказала, чтоб подобного не было.
— Но почему??? — продолжал удивляться я. — Это ж интернет — доступ к информации! Пусть пользуются.
— Они должны знать, а не списывать откуда-то. Я завтра буду поднимать этот вопрос на административке.
Я понял, что спорить здесь бессмысленно и согласился. Да и домой хочется — уже пять вечера, темно совсем. Сделаю завтра невидимую сеть. В любом роутере есть функция сделать сеть невидимой для всех, кроме подключённых.
На следующее утро я забежал в кабинет физики, где весь день должен проводиться госэкзамен, и нагло, пока никого не было, похитил со стола пару печенюшек.
В аудитории инженерки уже ждали должники:
— Николай Владимирович, мы пришли сдавать.
— Молодцы, садитесь. Принесли что-то? — все замотали головами. — Рисуйте тогда. Страницы в учебнике знаете.
Студенты заулыбались.
— А может, мы лучше что-то полезное сделаем?
— Для меня самое полезное — это когда вы поймете, как чертить.
— А мы и так знаем…
— Тогда начертить вам не составит труда, — я снял идиотское выражение с лица. — А если ещё раз мне предложите взятку, то мой предмет будете сдавать до третьего курса. ПОНЯТНО?
Трое сразу поняли, а четвертый не унимался:
— Ну, зачем нам это нужно? Вы же сами говорили, что руками уже никто не чертит. А то б мы в кабинет что-то купили.
Скажу честно, я уже давно хотел в кабинет (ВНИМАНИЕ!!!) ковёр. И в лабораторию тоже, ибо там нет ни доски, ни экрана — просто голая стена за преподавателем. Не старый, толстый и с молью, а тонкий, которым диваны обычно накрывают. А то все у меня как-то неуютно. Но я был стойким.
— Петренко, ты, смотрю, больше всех хочешь почертить? Хорошо, мы это устроим.
— Ну вот чё вы не можете просто так оценку поставить? Вам что, жалко? Вы что, студентом не были никогда?
— Хех! В том-то и дело, что студентом я был совсем недавно и всё вовремя сдавал. А вот такое разгильдяйство не буду поощрять никогда! Кстати, мне одна студентка писала в контакте: «Давайте, я вам бутылочку коньячка с пятью звездочками, а вы мне четверочку?», на что я ей ответил: «А потом мне два годика условненько». Нет уж, извольте.
— Ой, вы так говорите, типа у нас все такие «честные».
— А вы на кого намекаете? — подозрительно спросил я.
— Да не на кого. Вот, к примеру, так: «Хотите оценку, поставьте окно в кабинет».
Я был немного шокирован. Понимаю, там, шоколадку или банку кофе, ну или деталей купить каких-нибудь, ну в самом крайнем случае ведро с веником. Но вот так.
— И кто ж так говорит? — спросил я.
— Да есть хорошие люди. Сверху.
Я насупил брови.
— А теперь послушайте сюда. За подобные разговоры можно просто в бороду получить, понятно? Услышу, что вы такое говорите другим или распространяете такие слухи — вообще оценку не увидите. Если вы настолько тупые, что не можете решить простенькое уравнение или запомнить какое-то понятие, не нужно говорить, что с вас что-то требуют! Даже если так и бывает, это делается для вас! Чтобы вам было комфортнее. Ни один преподаватель никогда не возьмет взятку себе в карман! Так что предупреждаю: еще раз услышу, будет плохо. ПОНЯТНО?
— Понятно… — вяло протянули студенты, усаживаясь за парты.
Было видно, что они хотят высказаться, но боятся. Типичный пример того, как человек что-то для себя сочиняет, а потом свято в это верит. У нас администрация консервативная, которая еще меня учила, и я не помню, чтобы кто-то хоть раз что-то платил. Чисто символически, чтоб задобрить. В чём огромный плюс совковой педагогики — никаких взяток и всё по-честному. И по восемь пересдач было, и до девяти вечера сидели, но взятки — НИКОГДА. Только в случае, если ты совсем не тянешь, то чтобы не выгонять, препод брал груз на душу и требовал со студента что-то. Не для себя и даже не столько для учебного заведения, сколько чтобы ученик понимал, что он получил оценку не на халяву. Да и помню я, как у нас окна в конце лета ставили, когда я трудился инженером. А вот в универе у нас не так было. Некоторые просто читали предмет, не напрягаясь, чтобы потом состричь бабла — двойная выгода! Хотя мне один чел (читатель) писал, что они с группой такого препода прижали так, что аж из прокуратуры приходили в гости и чуть не посадили потом. А если бы была заява, то точно посадили бы. Препод стал как шёлковый. И поделом мудаку — будет знать, как позорить мою профессию, ублюдок! Больше всего таких ненавижу — на тебе ответственность за будущее страны — будущих инженеров, учителей или врачей, а ты вот так нагло пользуешься своим служебным положением. Вот честно, я бы таких убивал.
Простите, занесло.
После получаса скулежа студенты поняли, что всё-таки проще нарисовать. И начали рисовать. Начались вопросы, последовали ответы и начало получатся. Хотя студенты и считали, что разгильдяйство — это круто, сделав работу хотя бы на примитивном уровне и получив тройки, а кое-где и четвёрки, они годились своими творениями и даже попросили: «А можно маме показать? А то не поверит». И пусть они сдали по два-три чертежа вместо десяти, как сдавали нормальные студенты, но они их сдали. Сами. И без взяток. Они увидели плоды своего труда, они почувствовали, как это приятно, когда тебя хвалят за то, что ты что-то сделал, а не обвиняют в тупости. А хорошее слово и кошке приятно.
Взяв обещание учиться в следующем году, я наивно поверил и пожелал скорейшей сдачи всех долгов.
Устало сев за комп (два часа приходилось постоянно проверять каждый штрих, бегая от одного к другому), я наконец позволил себе сгорбиться и пукнуть. И в этот самый момент в кабинет зашла Кристина Анатольевна — куратор группы, у которой я веду.
Я сильно покраснел.
— Николай Владимирович, а у вас сейчас время есть?
— Ну… да… А что у вас там?
— Давайте ко мне в подсобку, чтоб никто не мешал?
— Да-да-да! — обрадовался я. — пойдемте.
Мне кажется, если бы был конкурс на лучшую подсобку, то я бы выиграл первое место с конца. А сначала выиграла бы Кристина Анатольевна. Аккуратная комнатка была увешана грамотами, блестела чистотой и порядком, а на подоконнике стоял здоровенный плюшевый медведь. Это, конечно, не так круто, как холодильник или диван, но тоже сойдёт.
— Николай Владимирович, вы тут тройку поставили Шатунову…
— Так он же сам согласился! — перебил я сходу.
— Ну, вы понимаете… тут выяснилось, что он может выйти на стипендию. Ему нужно исправить всего две тройки.
— Ну, так я уже выставил семестровые в журнал?
Анатольевна быстренько достала заранее открытый журнал группы.
— Вы выставили только семестровые, а зачёт не выставили.
— А что, — удивился я. — И это нужно?
— А именно эта оценка и идет в ведомость.
Я немного задумался. Шатунов умный парень, но просто сказочный лопух! Помню, при разборе новой темы, когда ему было интересно, он на лету схватывал, и задачи в уме решал. Зато на следующей паре отхватывал двойку за несделанное домашнее задание, и обижаясь, рубился в баскетбол на телефоне всю пару. Он в принципе и на пять смог бы вытянуть, если бы сильно постарался, но лень-матушка…
— Ну, поймите, Кристина Анатольевна, если мы ему дадим возможность получать стипендию просто так, он почувствует вкус халявы и всё. Я же ему предлагал вчера пересдать, он не захотел.
— Так он вчера и не планировал. А тут оказалось, что у него неплохие оценки. А я ж куратор, вы понимаете, буду всячески помогать ему. Сейчас заставим его учить, чтоб от зубов отскакивало!
— Ну, так я только за! — согласился я, — Давайте его.
Через минуту пришел Шатунов. Вид у него был такой, будто его долго и мучительно били тапкой.
— Что, опять всю ночь пил? — улыбаясь поинтересовался я.
— Та какой «пил»? — Возмутился студент. — Всю ночь учил акустику.
— А ЦЕП учил?
— Ну… учил, но ничего не понял… — не совсем честно признался Шатунов.
Я стал размышлять, мучая студента ожиданием. В таком состоянии он вообще ничего не выучит — учиться нужно на трезвую голову. Мучить его пару часов, а потом всё равно поставить тройку — обидится на всю жизнь. Потом с ним возится настроения нет — через неделю Новый Год…
— Доставай листок, пиши, — скомандовал я, и студент молниеносно подчинился. — «Директору такому-то от студента такого-то. Заявление».
— А «заявление» с большой?
— Да с какой хочешь, не важно. Пиши: «Я торжественно обещаю весь 6-й семестр вовремя ходить на пары, вовремя сдавать…» только Сдавать, а не Здавать… О боги… «…сдавать лабораторные и семинары. В противном случае прошу поставить мне за год оценку ДВА (неуд)». Число, роспись.
Студент протянул мне листочек, я насчитал 6 ошибок, поржал и поставил 4 за зачет. Щенячьи глаза, казалось, увеличились раза в два в диаметре а влажность их превысила норму в несколько раз. Ну, он просто ещё не знает, как в следующем году я буду его дрючить.
Ну, надеюсь, теперь всё.
Зайдя в свой кабинет, я только хотел завалиться на стул, как позвонила методист и попросила зайти.
Опять, наверное, за что-то будет дрючить…
В кабинете сидел Сашка — мой лепший кореш и коллега, тот, с кем мы замутили вай-фай покрытие. Я немного испугался. Роутер стоит у него в кабинете, значит, фактическая ответственность на нём.
— Так, — серьезно начала методист. — Мы сегодня обсуждали вопрос с вашим интернетом. И директор очень обрадовалась тому, что у нас есть энтузиасты, которые внедряют инновационные технологии. Она предложила сделать так же в библиотеке…
— Так вы вчера совсем другое говорили! — не выдержал я. — Вы же…
— Ты не так всё понял. Кстати, сегодня я звонила своим выпускникам, которые работают в конторе нашего провайдера, так они сказали, что мы первые по посещению порносайтов.
— Чего? — не поверил я. — Не может такого быть!
— Ещё как может. Они на парах сидят и смотрят всякие гадости, вместо того, чтобы учиться.
— Да они в своем контактике сидят и всё! Им эта порнография уже даже не и интересна! — вмешался Сашка.
— Во-во! Это какой-то бред. Зачем им порнуха? Это для мужиков за тридцать интересно, а им — нет.
— Николай Владимирович, ну что, я тебе врать буду?
Методист уставилась на меня сверлящим взглядом. Она знала, какой она для меня авторитет и всегда нагло этим пользовалась, чтобы усмирить мой юношеский пыл.
— А давайте историю проверим? — предложил Александр. — Вот прям сейчас. Может, хе-хе, это кто-то из сотрудников нас тут на первые места выводит?
— Да вы что??? Чтоб сотрудники??? — перепугалась методист. — Это просто оскорбление! Это возмутительно! Не вздумайте.
— Ну, а мы не будем говорить, что это мы именно это проверяем. Может, какой троян сидит или ещё что? У нас же тут бардак — флешки левые постоянно от компа к компу, сеть незащищенная, никаких предупредительных мероприятий. Вот я ваш комп чистил-чистил, потом плюнул и форматнул всё. Во сколько раз быстрее стал работать? Раз в пять. А у вас там ссылки были, между прочим, на всякие «интересные ресурсы», куча троянов. Вот отсюда и вся порнография.
— Ну, хорошо, посмотрите. И подумайте на счёт библиотеки.
Мы вышли, обсуждая три случая, когда пришлось лечить вирус «ваш компьютер заблокирован за распространение детской порнографии». Навстречу нам вышел Захарович:
— О, мужики! Вы чего от начальства и такие счастливые?
— Да вот, узнали, что мы в городе первые по посещению порносайтов, ржём.
— А, ну это да! Вон, у меня как-то на лабах двое сидели, смотрели. А я ему и говорю на полном серьезе: «Мужики, давайте в актовом зале на большой экран включим и посмотрим. А то чё глаза мучить?». Гы-гы. Больше не баловались.
Вот же юные извращенцы!
Ну, теперь-то точно все! Нужно отдохнуть! Одной Лены нет, у второй экзамен еще часа два, не меньше.
Всё. Музыка и покой. Хотя какой покой может быть под «Meshuggah»? Ну, это уже риторический вопрос.
Зашел Игорь.
— Коль… Ой, Николай Владимирович, а ты скоро домой идешь?
— А что?
Игорь почему-то покраснел.
— Да нам сроки урезали, нужно фильм до послезавтра сдать.
Немного подумав, я снял со связки ключи от квартиры и протянул Игорю.
— Это что? — удивился он.
— Чувак, это репчик! Это ключи от квартиры, где деньги лежат. Иди и работай. Схему я тебе сейчас нарисую. Проги уже все стоят, места на винте полно… только не пугайся, если мой братец там голый будет ходить.
— Ну Коль… — начал краснеть Игорь. — Ну, я как бы стесняюсь…
— Вот, прикинь, разденется перед тобой девушка и скажет: «Возьми меня»? Ты тоже скажешь, что как бы стесняешься?
— Нет, ну это другое. А вдруг я что-то украду.
— Ну, я тебя тогда найду и почку позаимствую. Да и что я, не вижу, что ты нормальный чел? Иди давай.
— А ты через сколько придешь? — с надеждой спросил Игорь.
— Через… не знаю. Тебе какая разница. Ты не думай, что будешь у меня время отбирать. У меня ещё ноутбук есть и если мне что-то нужно будет, воспользуюсь им. Если голодный — возьми чё нить похавать, разогрей в микроволновке или хотя бы чаю себе нагрей. Там у меня еще чистые кружки остались, гы-гы.
Игорь очень смутился, но всё же взял ключи и отправился ко мне. На всякий случай я убедился, что мой братец не разобрал мой комп до винтика или не привел кого-нибудь домой. Оказалось, что нет.
Позвонила Лена и пригласила на чай.
Вид у неё был просто никакущий — как будто выжали выжатый лимон.
— Ну что, сдалась?
— Сдалась, — устало ответила она, наливая кипяток в кружки.
— И как?
Видимо не выдерживая напряжения, Лена села на стул и обмякла.
— Они настолько… Мммм!!! Уххх!!! Списывают, даже не понимая, откуда. Один прямо на листочке написал: «Генератор переменного тока. Википедия. Свободная энциклопедия». УЖАС! Я там чуть со стыда сгорела.
— А администрация что?
— А что администрация? Вон, директор, когда видит, что ребёнок совсем не тянет, начинает сама рассказывать, и только переспрашивает: «Правильно?». Студент соглашается, а она мне говорит: «Вот видите? Он все понимает, просто сказать не может».
Я усмехнулся. А потом понял, что нужно завязывать тему о работе.
— Читала, я тебе новый рассказ высылал?
Лена чуть не поперхнулась.
— Не вздумай такое публиковать! Ты что???
— Почему?
— Ну, «эти» сцены, еще и в нашей подсобке — а если студенты прочитают?
— Ты их совсем за идиотов держишь? Они ж прекрасно понимают, что это выдумка. К тому же нужно ж мне как-то приукрасить свой фейл и поделиться опытом важным, иначе читать не интересно будет. Да и там строчек десять отсилы.
Лена прищурилась:
— Какой фейл? Каким опытом?
— Ну, что я… ну… про дерматолога.
— Так это правда??? — Лена перепугано округлила глаза, а я немного покраснел.
— Ну… как бы да. Был на свадьбе у друга, там… ну короче ты поняла.
Лена была страшной чистоплюйкой и всегда достойно боролась за чистоту и порядок в подсобке. Отмечу, что с таким же достоинством и отвагой я боролся за разруху и хаос, поэтому мне была отведена всего одна полка для беспорядка, которую в дальнейшем тоже забили какими-то папкими и книжками. Поначалу она пыталась что-то сделать, но потом смирилась. Но зато каждый раз перед трапезой посылала мыть руки. И никогда не верила, что «уже помыл». Приходилось специально мочить, перед тем, как подняться.
Лена смотрела на меня так, как будто сейчас выгонит и больше не пустит никогда. Но потом смягчилась.
— Но ты хоть лечишься?
— Конечно! Два крема каждый день, специально возле компа положил, чтобы не забывать.
Обреченно посмотрев на меня, Лена начала пить чай и есть печеньки. А потом мы вместе начали пилить учебные комплексы или как оно там занимается. Я наотрез отказался, чтобы Лена сама всё сделала, хотя это было бы раза в два быстрее. Специально, чтобы тренировать силу воли. И, блин, через каждые десять минут постоянно кто-то заходит! То в лаборатории просят посидеть в инете, то чертежи сдать, то реферат кто-то принес (даже не знает, на какую тему). К Лене, как к куратору, приходили студенты и ныли про то, как всё плохо, но та, дав благословенный пендаль под зад и волшебное напутствие «садись и учи», отправляла на растерзание знаниям. Уже через полчаса меня это дико достало — терпеть не могу, когда мешают работать.
— Давай, закроемся?
— А толку? Они стучать будут.
— Ну и пусть стучат. Мы не будем открывать.
— Ну… я так не могу. Я переживаю за них.
— Вот когда они за тебя начнут переживать, тогда и откроем. А то ходят и клянчат: «Пойдите, выпросите нам оценку». Вообще офигели. Чего ты им помогаешь?
— Я же куратор. Я должна помогать.
— Ну это как-то неправильно. Мы вот все сами всегда пробивали. И в колледже и в Универе. А эти что? Уже большие. Там такие быки у вас есть, что я даже трогать их боюсь — ещё в репу заедут или встретят где-нибудь в переулке.
Не спрашивая, я закрыл дверь и сказал, что если кто-то будет стучать, а Лена захочет открыть, то я начну стонать и издавать самые похабные звуки. Она не поверила, и буквально через десять минут я изобразил счастливые стоны бешенного экстаза. Больше Лена не рисковала.
Придя домой, я обнаружил Игоря за компом. Он сам подключил наушники, немного прибрался на столе, разогрел чаю (на столе появилась еще одна грязная кружка) и насыпал свежих печенюшек в корзинку, которую я уже месяц не мог найти. Освоился, короче, молодец.
С ужасом я отметил, что на столе валяется два тюбика крема. Один — тот, который мне прописал дерматолог, а второй — который мне удаленно прописал гинеколог барышни, с которой я недавно зажигал. Не знаю, что нашли у неё, она мне так и не сказала, но в инструкции помимо всяких неизвестных хворей проскакивала «гонорея». Хотя барышня сказала, что это что-то нестрашное, я всё равно прогуглил всё, что было в списке… друзья, еще раз настоятельно прошу: не спите с незнакомыми людьми где попало. Никогда-никогда. Вот прям совсем никогда.
Надеюсь, Игорь просто не обратил на это внимания. Всё-таки, я его препод…
Отбросив плохие мысли, я достал ноут, плюхнулся на диван и начал пилить расписание для нашего сайта. Сайт работает уже четвертый год, а расписание там никто так и не догадался сделать. Не знаю, как другие, а я постоянно забываю, какие у меня пары, и приходится звонить студентам, узнавать. Так как наш сайт сделан немного «через жопу» (сам делал!), обычную таблицу туда вставить было невозможно. Просто вставлять большую картинку — не экономично (у многих студентов интернет через мобильный и 300 кб для них уже много), поэтому пришлось искать более элегантные решения.
Увлекательный процесс поиска был прерван Игорем:
— Коль, давай чаю попьём?
— Нет.
— Ну давай! — жалобно проскулил Игорь.
— Нет.
— Ну почему???
— Я занят. У меня творческий экстаз.
— Ну, я кушать хочу… — еще более жалобно проскулил Игорь.
Я начал немного злиться. Всё почти начало получаться, а мне тут мешают!
— Ну так поешь.
— Я один не хочу. Ты что, не голодный совсем? Ты ж тоже ничо не ел, как пришёл.
— Мне не нужно. Я завязал с этим. Отстань.
— Коль, а у меня тут печеньки… — подло прошептал Игорь. — С кремом.
Гаденыш, знает моё слабое место.
Чувствуя, как всё тело начинает немного трусить, я поддался искушенью. Потом почувствовал, что действительно безумно хочется жрать.
— А может, что-то посерьезнее? — предложил я. — Я там картошки и грибов купил. Ну, и сметаны. Может, я пошаманю? Это минут на 30-40 затянется, но будет вкусно.
Было видно, что Игорь стесняется, и ответа я не стал дожидаться. Я пошел в комнату брата, заглянул в холодильник и ужаснулся. Он таки взорвался. Просроченный йогурт. Думал, так не бывает, ан нет — бывает. Моя физическая модель мира немного пошатнулась. Я показал брату, и тот тоже сильно офигел. Хотел позвать Игорька, но брат-эксгибиционист всем своим видом говорил, что это плохая идея и что йогурт будет далеко на втором плане. Мало того, что был загажен верх холодильника, почти весь йогурт вытек на мои грибы, предварительно высыпанные на сковородку. Блин… нужно будет всё-таки крышку от неё найти. Ну, или жениться…
Ничего не говоря, я пошел ставить чайник, а через пять минут мы уже сёрбали чай.
— Коль, а как заработать много денег? — спросил Игорь.
Я хоть и считаю себя нищебродом, но для моего города наличие у тебя пары зеркалок, крутого компа, солидного ноута и кружки за сорок баксов считается высоким уровнем.
— Знал бы, жил бы в Сочи. А зачем тебе много денег?
— Ну, не знаю. Уверенность в завтрашнем дне чтоб была.
— И всё?
— Ну, да…
— Уверенность должна быть внутри и от денег она зависеть не должна. Если ты не дурак, то всё всегда получается. Просто нужно знать, чего хочешь. Вот ты, например, чего хочешь? Уверенность — это слишком нечётко. Сформулируй свое желание чётко.
— Я хочу… нормальный компьютер, плеер там, фотик.
— Ну, будет всё это. Только не сразу. Я пять лет назад знаешь, каким бедным был? И ничего.
— А как стал зарабатывать?
— Ну… просто было интересно монтировать, рисовать, придумывать. А потом оказалось, что можно на этом деньги мутить. Причем очень неплохие для того времени. Вообще, деньги — это побочный продукт. Для меня сама работа гораздо важнее оплаты. Считай это глупостью, но мне просто интересно. Я вот мог работать в другом месте и получать в десять раз больше, но я работаю здесь и жутко доволен. Знаешь, как приятно видеть, что можешь кому-то что-то дать? Когда двоечник, который в жизни никогда ничего не делал, сам делает пусть и кривой, но чертеж, и сдаёт с гордостью. Это никаких денег мира не стоит. Да, напряги бывают, но я понимаю, что нужен людям и могу им помочь, а значит, живу не зря. Вот я консультировал одну даму — у нее состоятельный муж, который её любит, ребёнок, а она все равно жизнью недовольна. Причем упёртая, как баран. Говорит: «Нет у меня реализации», и всё тут. Хочет делать великие дела, а не знает, с чего начать. Да и уровень мышления немного не тот был тогда. Так вот, я как-то взял её на благотворительную фотосъемку в детский дом и фотик один дал. И началось. Мне её муж, твой тезка — Игорь, смеялся, говорил: «Денег уходит море! Я её уже перед жестким выбором ставлю: или новый объектив или шуба. Так объектив выбрала, представляешь? Но зато счастливая! Уже и малого таскает туда, и за компьютером с ним тоже сидит, фотки печатают дома (каждый месяц по толстенной пачке фотобумаги покупаю и картриджи новые!), приносят в детские дома, радуют детей — занимаются делом короче, молодцы!». Так вот, эту мадам уже приглашали в телешоу и в газете про неё писали. И её уже хотят сделать президентом какого-то фонда. И что самое смешное — в студии снимает ОТВРАТИТЕЛЬНО! И технически и композиционно просто ужасно! Но вот с детьми делает шедевры. И ещё что интересно — понятия не имеет о базовых вещах, типа экспозиции и композиционных правил, всё шпарит на автомате. Но фотки цепляют. Я со своим пятилетним опытом так не могу. Но это уже талант скорее. Это я к чему: не стоит гнаться за баблом. Развиваться и расти куда приятнее и полезнее.
— Ну хорошо, а с чего начинать тогда?
— Ты для начала научись что-то делать, а потом уже берись, — улыбнулся я. — И не надейся, что сразу всё будет. Сначала шишек набить нужно.
Игорь внимательно слушал и вроде как понял, о чем я говорил. Немного помолчав, он допил чай и сел работать дальше. Он жил в другом городе, поэтому нужно было сгонять его от компа, чтобы не пропустить последний автобус. Я бы с радостью разрешил остаться у себя, но там, в городе, мама Игоря, наверное, переживает.
Прошло три недели. У меня начался предмет «фототехника», который я обожал и читал так, что даже двоечники рты разевали. Игорь сделал фильм, но его вроде как забраковали. С одним студентом мы решили записать студийную версию его песни, но всё никак не хватало времени то у него, то у меня. Студент Городко, о котором я писал в прошлой кулстори, прошел обследование и сказал, что у него «Оэвит» или острое воспаление сетчатки. В Гугле я такого не нашел, и это меня немного смутило. Лекарства, которые ему прописали, предназначались: 1) при катаракте; 2) При хирургическом вмешательстве при лечении катаракты. Звучит немного подозрительно. Но также студент сказал, что пятна понемногу начали уменьшаться. Ну, хотя бы это уже хорошо.
Ещё был примечательный случай — мне в друзья добавилась какая-то симпатичная девочка лет двадцати и начала хвалить мои фотки, как бы намекая, что хочет фотосессию. Я ей предложил поработать со студентами с кружка (как раз с моделями напряжёнка), но она наотрез отказалась, нагло требуя меня. А мне всяческих духовно богатых дев фоткать уже давно надоело, и я наотрез отказался. Последовал вот такой диалог:
— Ты не понимаешь, что теряешь.
— Не думаю, что я что-то теряю. И что же это?
— Это удовольствие, которое могут испытать только люди и дельфины.
Не поняв, о чем речь, я загуглил фразу и офигел от слова СЕКС на первой же строчке. Для ЧСВ приятно, конечно, но хватит этого веселья.
— Нет, спасибо. Увы, меня это не интересует.
— Ты что, гей???
— Я — писатель, человек творческий, мне интересна душа человека, его внутренний мир, а не банальный секс.
Ответа не последовало. Хотя было безумно интересно. Я даже пару раз писал что-то типа «ну и куда подевался весь напор?», но ничего.
Только через полчаса я понял, что надо мной кто-то из студентов пытался зло пошутить. Вот, засранцы, а?
А, и ещё! Раз десять перед Новым Годом отписывался читателям на вопрос «какую зеркалку лучше взять?». Кому не интересно, прыгайте через абзац, а кому интересно, берите чаек, печеньки, садитесь поудобнее и слушайте. По моему небогатому опыту в фотографии могу сказать так: вклад в «красивость» снимка вкладывают фотограф, сама камера и объектив с соотношением 60/10/30 соответственно. Что показывает это соотношение? Что больше половины красоты фотографии создаёт фотограф. Пара прочитанных учебников или хотя бы просмотренных уроков могут компенсировать даже самую крутую технику в руках у бездаря. С другой стороны умеющий человек даже с плохой техникой может сделать весьма годный снимок. Для неверующих советую погуглить «Big bad red». Вот прямо сейчас посмотрите. Давайте, давайте! Круто, не правда ли? Человек снимает не хватающим с неба звезд стареньким Pentax k200 с китовым объективом. Китовый — это тот, который обычно идет в комплекте с фотоаппаратом. Как правило, самый плохой во всей линейке, темный, нерезкий, хлипкий и без красивой лепестковой бленды. В данном случае тщательно продуманная сюжетная линия, грамотный свет и шикарная постобработка компенсируют слабенькую технику. Но чтобы достичь такого уровня, нужно очень долго учиться. Тем, кто не хочет учиться, а хочет просто фоткать семью, ребенка и не совсем трезвых друзей, советую брать абсолютно любой фотик, который в «руку ляжет». Все они снимают одинаково. И не советую тратиться на саму камеру — гораздо разумнее купить «тушку» (тело фотоаппарата) похуже и подешевле (лучше б/у), и объектив получше и подороже. Тушки дешевеют в два раза за пять лет, а оптика (всменяемая) может еще и подорожать за эти самые пять лет. И новая любительская камера у каждого производителя выходит где-то раз в год, а новый объектив раз в десять лет.
Я снимал на всё кроме Пентакса и не могу сказать, что какая-то система лучше или хуже. Все они одинаково плохие. Пользуюсь Соней потому что на рынке имеется довольно много недорогой и качественной б/у оптики Minolta, которая с новыми камерами Sony прекрасно работает. Кстати, на счет б/у — все мои знакомые фотографы, которые именно снимают, а не страдают фотоонанизмом, берут с рук, ибо вероятность порчи такой техники через пару месяцев использования довольно мала, если, конечно, сильно не постараться. Вот один знакомый (очень опытный) чистил довольно дорогой Canon 1Ds Mark II китайской кисточкой, повредил матрицу и отдал за новую почти штуку баксов. Если подобной самодеятельности не проявлять, то вероятность поломки крайне мала.
Вернемся же к педагогике.
Как-то на пару ко мне пришла небольшая проверка в лице методиста и председателя цикловой комиссии. Чтоб посмотреть, как я вообще читаю лекции. Поначалу дико лажал, все забывал, но потом вошёл в привычный ритм и даже начал остроумно шутить. Сижу такой, ставлю оценку в журнал, и слышу, как кто-то шепчется.
— Это кто там такой умный, болтает, а? — грозно спрашиваю я, потом вижу, что болтает администрация и так резко съехав. — А, это вы… болтайте, конечно.
Весело получилось короче.
А вот на разборе полетов меня опять натягивали. В первую очередь за то, что не было плана и конспекта лекций.
— Ну зачем мне конспект лекций? Я и так всё знаю наизусть!
— У тебя должен быть конспект на каждую пару! Ты что??? Даже я со своим опытом огромным в конспект постоянно посматриваю! — причитала методист.
— Но это вы. А мне он не нужен. Я все равно не буду в него смотреть! У нас на паре всегда интерактивчик. Что я, там, в конспекте буду описывать все ветви, куда может пойти диалог с группой? Это бред.
— Это ты комиссии скажешь, которая у нас скоро будет. Ещё раз говорю: у тебя на каждый урок должен быть комплекс. Это необходимо!
— Это глупо! Что, комиссия не сможет просто прийти и посмотреть, как я читаю и всё?
— И что им, по каждому преподавателю так ходить?
— А почему нет? Им за это деньги, в конце концов, платят. Вот что я, плохо рассказывал? Я не донес материал группе? Скучно было?
— Твои бы слова да комиссии в уши. Они не будут смотреть, как ты и что. Ты просто не сделал свою работу и все.
— Да это глупая работа! Это просто потому, что им лень чё-то делать. Конечно, им проще прийти, полистать папочки с рисунками, в которых они нифига не понимают, важно покивать головой и домой пораньше уйти. А как я изложу в конспекте, как вложить душу в лекцию? В мотивационных или дидактичных целях?
Методист начала злиться.
— Ты посмотри, какой? Я тебе еще раз говорю, что это твоя прямая обязанность и не нужно тут находить оправдания. Думаешь, мне их нравится писать? А я каждый год переделываю, что-то вношу, что-то убираю, в зависимости от студентов и того, что им потом понадобится.
Я хотел рассказать, как на третьем курсе объяснял понятие «процента» и «векторной величины» (ни один человек даже понятия не имел, что это), как бы намекая, что вся работа проделана зря, но решил, что спорить не стоит и согласился. Но атака продолжалась.
— У тебя бардак в кабинете.
— КАК БАРДАК? — начал глотать воздух ртом я. — У меня чисто и убрано! Я каждый день слежу, чтоб студенты добросовестно мыли!
— У тебя в шкафах бардак. Чертежи жужмом лежат. Это мешает учиться.
От удивления я открыл рот.
— Как то, что чертежи у меня кучей лежат, может отразиться на учебном процессе?
Дело в том, что в куче чертежей постоянно кто-то роется, чтоб найти свой и дорисовать, или найти чей-то и посмотреть, как правильно сделать, и никогда не складывает аккуратно.
— А вот так. В аудитории бардак, и у студентов к предмету такое же отношение. Вот зайди ко мне в аудиторию: чистота и порядок, всё по полочкам сложено аккуратненько.
Как в бухенвальде…
Кстати, интересно то, что с компами у нас всё наоборот. У меня идеальный порядок, а у всех бдителей порядка (и у методиста в том числе) ужасный хаос! Никакой структуризации и упорядоченности! Куча папок с именами «1» или «ейцуwetflkle». На рабочем столе даже обоев не видно, ибо все сохраняется на него, а потом не стирается годами. Невозможно работать вообще!
— Ну и что? У нас непринужденная рабочая обстановка. Студенты могут расслабиться и спокойно послушать приятный вкусный материал.
— ОНИ ДОЛЖНЫ УЧИТЬСЯ! Расслабляться они должны дома!
— Это глупо! У них так не будет желания учиться! — я понимал, что меня начинает сильно нести, но остановиться не мог, ибо сильно задели за живое. — Вы пытаетесь молотком вбить в голову студентов знания. Они поэтому и учиться не хотят! Они вообще боятся на пары некоторые ходить. Вон, ко мне приходят те, кого выгнали с других пар просто посидеть и послушать. В том числе и с вашей. Потому что им интересно. И комфортно. Как вы не поймёте? Наша цель — сделать из них людей, способных учиться и мыслить, а не машин, способных решать дискретный набор простых уравнений!
Думал, методист будет страшно злиться, но она, будучи мудрой женщиной, просто мило улыбнулась.
— Николай, ты наивный и слишком хорошего мнения о студентах. Они лентяи, как это и положено. И они будут что угодно говорить, лишь бы ничего не делать. Пойми, я не хочу тебе зла. И я знаю, как тебе тяжело сейчас. И себя помню в твои годы — так же думала, пока сильно не обожглась. И поэтому я не требую всех конспектов прямо сейчас. Просто прошу на каждую лекцию готовить по одному. Пусть небольшой, но чтоб был. Пойми, это не тебя будут строить за то, что не выполняется учебный план, а меня. И мне таки вставят за то, что у нас не всё готово. Но лучше я потерплю, чем на тебя всю эту прорву сбрасывать. Уделять по часу в день — неужели так сложно?
Я потупил глаза. Всё верно. Вот жаль, что не все могут так доходчиво объяснить свою позицию, как наш методист. Пусть не всегда, но всё же.
— Хорошо, сегодня же начну работать, — уважительно и с почтением согласился я.
— А ещё у тебя дети горбятся. Почему не заставлял сидеть ровно? Почему не провел физминутку?
У меня есть большая палка (от швабры осталась), которой я организовываю порядок на парах по средствам тесного физического контакта. А бывало, что и за студентами с ней бегал по всей аудитории, а иногда и по этажу. Так вот эта палка для студентов как маячок — сразу видят и выравниваются. Но палить такой метод совсем не хотелось. Поэтому соврал, что просто запарился.
Далее я настроился на нужную волну, и диалог стал намного конструктивнее — я чувствовал, что меня делают лучше и безумно гордился этим. Не всегда попадается начальство, способное нормально разъяснить твои минусы.
Весь вечер я готовился к грядущей лекции. Потратил часов восемь, наверное, а может и больше. Задолбал всех знакомых, но до конца разобрался в вопросе «что лучше, цифровая или пленочная фотография» как с экономической, так и с технической стороны, и составил годную лекцию с кучей полезного и интересного материала. Жутко довольный собой, но невероятно голодный, я с великой радостью обнаружил, что братец купил уцененный в два раза торт и съел почти полкило. Жаль, что сегодня четверг, а не пятница — иначе бы было вообще круто.
Не могу сказать, что конспекты сильно помогали, и стоят ли три часа лекций восьми часов домашней работы, но отчитал я идеально. Почти все всё поняли. Была, конечно, пара студентов, которые линейкой не в состоянии пользоваться (какая речь может идти о динамическом диапазоне, измеряемом логарифмически?), а в остальном все участвовали в диалоге. Даже лентяи-двоечники тянули руки и спорили с отличниками. Кстати, зрелище уникальное! Не смогу описать точно как было, но сам конфликт самоуверенного и немного консервативного мозга отличника и неуверенного, но смелого и живого мозга двоечника невероятно забавляет. А ещё абсолютно новый материал почему-то лучше воспринимали именно двоечники. Такие дела.
Отчитав две пары и попив чаю у Лены, я сел за ноут пилить расписание, когда мне позвонила секретарь и попросила зайти. В груди забилось сердце. Я узнал, что мой прошлый рассказ, где я явно перегнул палку с животрепещущими подробностями личной гигиены, читали на паре литературы и ещё кое-каких предметах. И чувствовал, что сейчас будет жесткий разговор. Я там всё-таки немного лишнего про образовательный процесс написал и использовал некоторые реальные имена действующих лиц. Ну, а что я сделаю, если у меня завуч только с одним человеком ассоциируется? Видимо, это очень сильно впечаталось в мозги. Я ещё в позапрошлой кулстори хотел их поменять, но войдя в творческий экстаз, писал те, к которым привык. И потом понял, что проще исправить придуманное, написанное в паре мест, чем повсеместно встречающееся настоящее.
Руки тряслись, и сбивало дыхание. Ещё и щёки покраснели. Ну что такое со мной? Я же всё смогу объяснить в конце концов? Тем более там русским по белому вначале написано, что это просто выдумка.
Постаравшись успокоиться, я пошел в приемную в ожидании худшего, но мне просто вручили какую-то бумажку из министерства по поводу сайта, типа там нужно прилепить информацию о руководстве и плашечку нашего министерства образования. Вот чего я себе целых пять минут жизни испортил своими фантазиями? Дурак.
Сначала я искал министерскую плашечку.
Никаких инструкций, где её взять, увы, не было. У них на сайте тоже ничего не было. И на сайтах ведущих ВУЗов страны тоже почему-то не было. Чисто случайно нашел на страничке какого-то аграрного техникума и прилепил. На всё ушло целых два часа! Вот это стиль наших управленцев — дать какое-то указание, а инструкций по выполнению не дать. А потом ещё и моск будут трахать за то, что сделал неправильно. Получается, один человек поленился, и из-за этого страдает пара сотен.
Написав в министерство небольшое гневное письмо, я выполнил свой гражданский долг. Таких писем я писал уже штук шесть по самым разным вопросам, но ответа ни разу не получил. Возможно, это потому, что они просто не отвечают левым адресам, а может и потому, что «сами догадываетесь».
Теперь нужно взять информацию про руководство и засунуть в сайт.
Пройдя три административных круга, я был направлен к методисту. Кстати, именно она курировала первую версию сайта, которую делали я и ещё один чел четыре года назад в качестве диплома. Как раз похвастаюсь нововведениями. Тем, что повысил посещаемость с трех до сорока человек (а в выходные и до шестидесяти доходило), дизайн переделал с черного на веселенький зелено-оранжевый, запилил логотипчик, который мой коллега-дизайнер оценил в крепкую сотню долларов и вообще пожал руку, ибо не всегда получается в три буквы вложить столько смысла. Хотя, конечно, 99% зрителей его не увидят и просто скажут «ничё так, прикольно». Вот как раз вспомню молодость и буду рассказывать про богатый и глубокий внутренний смысл, как обычно это делают плохие дизайнеры с хорошо подвешенным языком.
Но методист меня не встретила с улыбкой, как это обычно бывает.
— Николай, мне предстоит с тобой не очень приятный разговор.
— Какой? — оптимистично спросил я.
— Нам сегодня звонили родители и сказали, что читали твой рассказ «Трудности»… Я тоже его читала… хотела пойти на последнюю пару, но просто не смогла. Я в шоке! Как такое можно написать?
Я начал немного нервничать, зная, как методист любит переживать по всяким мелочам, но виду старался не подавать.
— Ну это же просто рассказ? Это вымысел, не более.
— О ЧЕМ ЭТОТ РАССКАЗ? — ни с того ни с сего рявкнули на меня и я вжался в стул.
— Ну… там много чего…
— ТЫ КОНКРЕТНО СКАЖИ, В ТРЕХ СЛОВАХ, О ЧЕМ ТАМ?
— Ну… — я растерялся. — О том… э… что беспорядочные половые связи влекут за собой не самые лучшие последствия…
На меня смотрели как на убийцу. Как на насильника и аморального урода. Налитые кровью глаза напротив заставили покраснеть и вжаться в стул еще больше. Чувствовалось, как повышается артериальное давление, как мозг непривычно быстро наливается кровью и начинает давить в тесный череп.
— Уходи, — сдерживаясь, процедила методист. — Уходи, пока я тебе тут... Уходи!
Повинуясь, я молча встал и вышел из кабинета. В груди продолжало колотиться сердце, а на спине выступил холодный пот, противно продуваемый сквозняком из коридора. Прозвенел звонок и к гардеробу ринул поток студентов со всех этажей. Все они что-то говорили, вроде «до свидания», но я не слышал. Не мог разобрать. Иногда сознание отключает способность распознавать речь, чтобы оградить мозг от информации, которая может его повредить. Ты всё слышишь, но не можешь понять ни слова. Слышишь только, как висках стучит кровь. ТУК-ТУК, ТУК-ТУК, ТУК-ТУК…
— Эй, ты чего тут стоишь? — вывела меня из транса Лена-физика.
— А? — Я начал приходить в себя. — Я в подсобку… нужно.
Лена на меня посмотрела с сожалением и зашла в методкабинет. А я пошел наверх. Уселся и начал брынчать. В ля-миноре. Очень тихо и осторожно, извлекая высокие жалобные звуки, резонирующие с мыслями в голове.
Играл, пока не вернулась Лена. Она была в небольшом шоке. Зачем-то закрыв замок, она с ужасом посмотрела на меня:
— Там кто-то твой рассказ прочитал из родителей и хочет, чтоб тебя уволили немедленно. Мне методист только что знаешь, чего наговорила про тебя? Они хотят административный совет созывать, по поводу твоего увольнения.
Не знаю, как описать, но такое чувство, что начали гореть корни волос на голове.
— Как увольнения?
— Так увольнения. Да успокойся ты! Не думаю, что посреди года увольнять преподавателя, который три предмета читает — резонно. Кому твою ставку отдавать? Пропесочат и всё.
— Может, к ним сходить, поговорить?
— Нет, они сейчас все какие-то злые. Лучше после выходных, они должны отойти. И не волнуйся ты так! Я же говорила, что так и будет? А ты что? Ну, извинишься, скажешь, что понял ошибку и пообещаешь больше не писать. И всё.
— Как не писать? Лен, ты ж знаешь, что для меня это как воздух. Я так сдохну.
— Ты прекращай тут слова такие говорить! Просто не будешь больше употреблять своё имя и всё. Ну и сделай так, чтобы ихних там не было. А рассказы удалишь и всё. Хотя бы последний.
Я опустил глаза.
Для меня писать — это смысл жизни. Как дышать или есть. Даже важнее. Почти как печеньки. А тут пытаются меня ущемить в этом! В конце концов, это моё законное право — писать всё, что хочу и где хочу. Я же не заставлял студентов это читать? И тем более родителей. Видимо, у меня уже появились «доброжелатели», которые не хотят меня видеть. С другой стороны не понятно, почему методист так отреагировала. Она меня уже семь лет знает и должна понимать, что я никогда ничего плохого не хотел бы сделать ни им, ни учебному заведению. А то, что за уши кто-то притянул… Может, она просто не читала или читала только выдержки, которые без контекста звучат совсем иначе? Тогда конечно можно понять. Но всё равно, как она смогла в такое поверить? Не понимаю.
Все выходные мне было плохо. Сердце всегда билось в ускоренном ритме, повышалась отдышка, и вообще не было аппетита. Даже засыпал в течение часа, а не привычных двух минут, при этом постоянно просыпался в поту и опять час ворочался. Все выходные была жуткая метель, постоянно стучащая кристалликами льда в окно и нагнетающая напряжение. Не получалось сделать ничего. Сжёг лук на плите, испортил при замене новый выключатель в зале (теперь свет можно только отверткой включать), ещё и сломал дорогущие наушники, нечаянно уронив их на пол и наступив. А под самый вечер воскресенья студенты по скайпу сказали, что их бывшего одногрупника, которого отчислили в октябре, нашли мертвым в какой-то канаве.
От того в понедельник я был похож на непонятно что в нестиранной рубашке. Первая пара инженерки прошла за изучением зубчатых передач. Пришло всего шесть человек — остальные заболели воспалением хитрости или не смогли приехать, так как занесло дорогу в город. На второй так же.
В конце пары на мобильный позвонила секретарь, но я не поднял трубку. Отчасти потому, что мы обсуждали червячные передачи, отчасти потому, что боялся.
Прозвенел звонок, я выгнал студентов и уже уходя, наткнулся на секретаря.
— Коль, к директору, — негромко сказала она, не показывая глаз, и тут же ушла. Повторились недавние симптомы стресса, но добавилась слабость. Было тяжело даже повернуть ключ в замочной скважине.
В кабинете с ковром за большим круглым столом сидело семь членов администрации и один свободный стул, предназначавшийся для меня. Изо всех сил я старался выглядеть уверенно и непоколебимо. Но получалось, наверное, хреново.
Вежливо поздоровавшись, я сел.
— Ну, рассказывай, — начала директор.
— Это вы меня вызвали, — попробовал пошутить я. — Так что вы и рассказывайте.
Я наконец оглядел присутствующих. Трое человек смотрели на меня с отвращением и призрением. Остальные смотрели либо перед собой, либо уставились в стол с отсутствующими лицами.
— Сейчас мы будем обсуждать вопрос о твоей дальнейшей работе здесь, — сдерживаясь холодно произнесла директор.
— Я полагаю, уже всё и так ясно, — решил играть ва-банк я. — За меня и так всё решили?
Ничего не ответив, директор встала со стола, взяла с полки пару листиков, ручку и протянула мне.
— Пиши по собственному в таком случае.
У меня был шок. Как так? За что? За рассказ? Неужели они не понимают, что это всего лишь рассказ? А как же студенты? А как же учебные планы?
— Ну, чего ждешь? — вмешалась завуч. — Пиши скорее.
И я начал писать. Дрожащими руками корявым почерком я выводил слова, из-за которых больше не придется учить студентов. Фототехнике и инженерной графике. Беседовать про бизнес и искусство, проводить соцопросы и ставить эксперементы…
— И забудь, что ты здесь когда-то работал, — холодно произнесла директор. — Никогда не упоминай, что ты был преподавателем в нашем колледже. Слышишь, никогда! Мы повесим твое фото в коридоре и вот такими буквами напишем «ПОЗОР!». Это ж нужно было так втоптать в грязь имя учебного заведения? Это немыслимо!
— Как втоптать? — испугался я, видя, как подписывается мое заявление.
— Я не хочу с тобой больше ни о чем говорить, — продолжала директор. — Мне обидно, что мы такого змеёныша на груди пригрели! Мы давали тебе всё и вот, чем ты нам отплатил? Пишешь о ВУЗе всякие мерзости в интернете, чтобы студенты потом читали?
— Какие мерзости??? — задыхаясь, крикнул я.
— Какие мерзости? Как ты своим членом любуешься! Как в подсобке СО СТУДЕНТКАМИ СЕКСОМ ЗАНИМАЕШЬСЯ! Как…
— Не стоит на него своих эмоций тратить, — вмешалась завуч. — Вы посмотрите, ему не стыдно даже.
Я был настолько поражен, что не мог говорить. Какой член, какие студентки?
Не выдержала методист:
— После того, как ты втоптал в грязь профессию преподавателя, больше не приходи сюда никогда. Не приближайся на пушечный выстрел. Ты для нас умер. Мы в тебя столько сил вложили, а у тебя вместо благодарности мания величия развилась! Это же нужно так низко писать? Неужели студенты должны читать эту мерзость? Что это за похабень? ГДЕ КРАСИВЫЕ НАСТОЯЩИЕ ЧУВСТВА???
— Так в том и суть рассказа! — начал оправдываться я. — Там в рассказе четко написано, к чему это ведёт! Вы его вообще читали???
— Пошел вон… — процедила директор. — И забудь сюда дорогу навсегда. Желаю тебе начать свой бизнес, и чтобы тебе никогда не попадались работники вроде тебя. Всего хорошего. Покинь кабинет.
— Так мне уже всё? Можно уходить совсем?
— Подпишешь обходной и больше не появляйся.
— Мне жаль... — искренне признался я.
Еще раз я оглядел присутствующих. Все просто молчали и никто не вступился. Не помню, чтоб хоть раз кому-то отказался помогать, чтобы хоть раз кому-то нагрубил или просто банально искренне не улыбнулся. И всё это ради того, чтобы вот так быть с позором изгнанным? Еще и непонятно за что? Они не в состоянии сейчас думать вообще. Люди в таком состоянии могут только глупости делать, орать и материться. Но почему они все вот такие? Неужели я написал там что-то настолько ужасное, что отношение ко мне могло поменяться за один день?
Холодный воздух фойе меня взбодрил и включил моск в нужный режим: быть оптимистом и искать во всем плюсы.
+ Я давно скулил про маленькую зарплату.
+ Я давно жаловался на рутину.
+ Мне не нравилось, что стиль преподавания менялся в угоду учебному процессу (минимизация устной работы, обилие всяких тестов)
+ Стали исчезать силы. Просто ничего не хочется делать.
+ Я же все еще Хлевицкий, блин! Вне зависимости от того, что там про меня думает отдельная группа людей.
И чего я вообще так раскис?
Достав телефон, я позвонил Жукову — начальнику отдела видеообеспечения МДЦ «Артек», по совместительству являющемуся одним из моих лучших друзей.
— Здорова, товарищ Жуков!
— Здорова Калян! Как ты?
— Меня турнули. Но это не важно. У тебя там ставки сезонные когда открываются?
— Как турнули? Шо, студенточек малолетних совращал? Да?
— Ты ж знаешь, меня не интересуют малолетние. Просто вот так, даже не объясним толком.
— Так давай, я с ними контракт разорву, шоб не борзели?
Этот такой дурной, что и вправду может разорвать, я его знаю.
— Да ты ж детей-практикантов накажешь, а не их… Ты мне про ставки скажи.
Жуков немного задумался.
— Ну, пока нет, мы сейчас сами на 0.5 все перешли. Детей-то нет. А так скорее всего с марта. Я щас мистеру Жло позвоню, спрошу у него. Он же тебя любит, ты ж знаешь.
— Давай, бро, спасибо! На связи.
Мистер Жло, главный на тамошней киностудии меня действительно очень сильно ценил, ибо знал, что я умею всё, не капризный и, если нужно, буду по трое суток подряд сидеть и работать. Главное — еду вовремя приносить. Каждый раз, когда я заезжал в гости, мне заказывали ведомственную машину, чтоб довести до остановки троллейбуса (пешком в гору нужно 2 км подниматься). Хороший дядька, хоть и жадноватый немного, но всегда помогал и мог решать проблемы. И самое важное то, что он никогда не ставил себя начальником. У него работали довольно умные люди и он знал, что если сказать нечто, типа «Я сказал», то в лучшем случае его пошлют куда подальше. Он работал с нами, а не командовал нами. Хотя все шишки за лажу конечно сыпались на него. Когда я в этом году не поехал в Артек, а сообщил, что остаюсь работать в своем городе, он мне сказал так: «У тебя руководители — женщины. Я знаю, что это значит. Ты там не проработаешь и месяца! Лучше дуй к нам». Но процесс оформления инвалидности затянулся на всё лето, с пропиской долго мучился, а потом с военкоматом. Поэтому и остался. Не знаю, угадал ли мистер Жло, или он просто не любит дам при власти, но так оно и вышло. С другой стороны тут до марта остался месяц. У меня достаточно денег, чтобы не переживать ни за что (правда, покупку вспышки и легендарного роккоровского полтинника, о которых я так сладко мечтал последние полгода, придется отложить), так что можно поупражняться в моделировании и композитинге, а то совсем забросил творчество.
Проходя мимо кабинета, я встретил Игорька.
— Николай Владимирович, а можно интернетом воспользоваться?
— Да, конечно! — весело заявил я. — В последний раз.
— Почему в последний раз?
— А я уволился, — как бы дебильно пошутил я.
— Вы так не шутите, — неуверенно заулыбался Игорек.
— А я и не шучу.
Я открыл дверь и продолжил свой путь наверх, чувствуя, как смотрят в спину.
В подсобке сидела Лена.
— Лен, меня уволили! — весело сказал я. — Из-за рассказа, прикинь?
Раз шесть она пыталась что-то сказать, но так и не смогла издать ни единого звука.
— Это я во всем виновата, — жалобно родила она наконец. — Я же говорила, что не нужно…
— Стоп, стоп, стоп! Ты вот это прекращай! Всё хорошо! — у Лены присутствовал смешанный спектр эмоций. — Да классно всё! У меня уже всё на мази. Ты главное не верь, если про меня что-то будут рассказывать, просто знай, что верить сплетням и слухам нельзя. Не знаю, кому я там так сильно подосрал, но под меня начали копать.
— Кто?
— Понятия не имею. Но если я это заслужил, то делать мне здесь нечего. Даже лезть в это не буду.
— Так, а сказали что?
— Даже говорить не стали толком. Только обозвали не самыми ласковыми и всё. Отчасти заслуженно, наверное. Но это повод, а не причина. Давай не будем? Тут, гляжу, бутерброды?
Не спрашиваясь, я сел за стул и начать точить бутерброды.
— А руки мыл?
Я не смог не улыбнуться.
У меня еще было две пары, на которые я просто не мог забить. То и дело, прибегали студенты с фразами: «Это правда???», — а потом: «Как же мы без вас???». Раз сорок пришлось ответить. А всю последнюю пару студенты клянчили сначала поставить на прощание пятерки (ага, щас), а потом показать глаз просили. И смех и грех.
По пути домой я позвонил ещё двум товарищам и пробил возможности поработать в Харькове оператором или помощником дизайнера в типографии. Но это на самый крайний случай. Там нужно хату искать, обязательно с сожителями, чтоб платить поменьше, а мне лень. А ещё потом списался с одним читателем и обдумал вариант создания собственной фотостудии. Вариант классный, но еще не готово помещение, да и денег нужно чуть больше, чтоб чувствовать себя комфортно. Так что пока отдохну.
В статусе контактика я написал: «Друзья, мне было безумно приятно с вами работать. Но, увы, мой склад ума не годится для пед. деятельности. Не обижайте новых преподов!».
Мне действительно было жалко тех, на кого свалились мои предметы, и на ком будут отыгрываться студенты, за то, что меня уволили. Ещё на паре пришлось их угомонить, а то хотели бунт устраивать. Им бы что угодно, лишь бы не учиться. Хотя, такое чувство, что они еще долго будут меня вспоминать. И, в принципе, я был не против небольшой диверсионной деятельности из-за банального желания отомстить, но понимал, что пользы от этого будет немного, да и влипнуть студенты могут неслабо. Они ж ещё слишком юные и амбициозные, а в комплекте с этими качествами ВСЕГДА идет глупость. Я — главнейшее тому доказательство. Не знаю, хорошо это или плохо. Посмотрим.
В личке кто-то из студентов сказал, что на собрании, где я уже был лишним, ругались за сайт, который я одминил — типа там полно ссылок на порнографические порталы и вообще куча гадости, которую мой коллега вычищал целый день. Будучи шокированным, я позвонил коллеге и узнал, что зарегился какой-то бот и оставил аж одну ссылку на магазин женских трусов. Я проверил сайт и обнаружил, что пароль уже сменили. Думают, что буду мстить таким образом. Ну-ну. Интересно, кто теперь будет расписание составлять, и будет ли составлять вообще? А то многие за полмесяца привыкли.
С поддержкой написали немногие, всего человек пятнадцать. И именно те, которым я не давал спуску и заставлял учиться. Остальные, кто просто так ни за что получил неплохие оценки, даже не поставили сердечко под статусом, хотя были в сети. Пара человек вообще удалилась из друзей сразу. Было немного обидно, но с другой стороны был хороший повод узнать, кто есть кто. По крайней мере, в проекции моего мира. Все писали фразы, типа «ну как же мы без вас?» или «на кого вы нас оставили?», на что я отвечал фразами, типа «не нужно меня хоронить, я еще никуда не делся». Пригласил некоторых к себе в гости на выходные, чтобы просто поговорить не как со студентами, а как с людьми. Все почему-то поражались моему оптимизму. Что тут удивительного? А какой может быть пессимизм, когда ты ушел с работы, за месяц которой платят как за день плодотворной и интересной работы в Adobe AE или 4D Cinema? Или в том же потожопе? С работы, где главное — не работать, а создавать видимость работы? На работе, где все твои коллеги постоянно на эту самую работу жалуются и за спиной руководства с небольшой завистью тихонько обсуждают бывших коллег, которые устроились на другие работы и не могут нарадоваться спокойствию и благодати. Ну и места, где к тебе отношение как, простите, к дерьму, где тебя просто не воспринимают как мыслящего человека, а за хорошие идеи не то, что не похвалят, в лучшем случае не наругают. Для многих это мелочь, но, увы, не для меня.
И самое обидное то, что все они, все те, кто поливали меня грязью, они ведь отличные люди. За нищенскую зарплату они делают из пубертатных личинок настоящих людей. Не каких-нибудь наркоманов и алкашей, а личностей, которые потом работают инженерами, операторами, играют в КВН, делают свой бизнес, женятся, выходят замуж, делают детей или прикольные рассказы. Но из-за условий, в которых приходится работать, кардинально меняется психика, отсекая возможность мыслить альтернативно. Ведь 95% случаев дети неправы и каждый раз пытаться понять их точку зрения просто глупо и слишком накладно. Да, я понимаю, что написал не очень хорошо о себе и в каких-то рамках оскорбил некоторых людей, но ведь это просто буквы? Просто точки на мониторе, или в лучшем случае капли чернил на листе бумаги. Написанные не для того, чтобы показать, что главный герой такой вот крутой, трахается в подсобке, а чтоб чётко дать понять тем же студентам, что это мерзко и приводит только к плачевным последствиям и что не стоит искать в этом ничего веселого и позитивного. Обидно, что люди, к которым я испытывал искреннее уважение, считают меня мерзким аморальным уродом. Их немного, но всё же. Надеюсь, через пару месяцев они отойдут и можно будет как-то исправить ситуацию.
Вот кстати, правду говорят — никогда не работай на друзей. Это правда плохо кончается. Теперь если работать, то только с друзьями.
Скачав несколько продвинутых уроков по моделированию, я пошел готовить волосатые сосиски и котлеты из пельменей (наконец проснулось желание готовить), а по приходу получил сообщение от своей студентки, которое растопило мое стальное сердце и заставило расплакаться как ребенка. Пусть оно немного детское или наивное, с хромающим размером и ритмом, но оно написано от души. Беременным детям-инвалидам читать не советую.
«
Николай Владимирович, ну вот.... Знаете, если окунуть ноги в краску и идти по холсту, оставляя на нём следы, то постепенно они будут все менее отчетливыми и вскоре исчезнут. Так забывается человек. Первое время за ним очень скучают, это самые яркие следы. Постепенно он забывается, следы исчезают. Но, думаю, наши студенты ещё долго вас не забудут. У вас краска хорошая, качественная))). Но я вас забывать не хочу, надеюсь, будем ещё как-то общаться...
* * *
Он человек, как человек,
Но для меня с заглавной буквы.
В его глазах (глазу!) мелькает огонёк,
Такой красивый, цвета клюквы.
Он смотрит на картину мира
Через огромный объектив.
Его всего лишь за полгода
Так полюбил наш дружный коллектив.
Он научил меня быть стойкой,
Не прогибаться под печаль.
Как вечно на лице его улыбка,
Будто в неё залита сталь.
Он — человек, к которому идут.
К себе манит, как магнит.
Огромную энергию он излучает,
Особенно, когда душа его искрит.
Он генерирует безумные идеи
И переводит их в реальный мир.
Комкает серую унылую банальность,
И креатив его самый большой кумир.
Таких, как он людей, я знаю мало.
Таких, как он, Бог на ладони сохранил.
Хочу, чтобы куда бы не пошёл он,
Его везде и всюду ангел чтоб хранил.
Умом такого не понять,
Ему лишь нужно свято верить.
Ведь он непредсказуем, и его
Фантазию никак уж не измерить.
И хочется, чтоб он был рядом,
И жизни чтоб учил он целый век.
А я только стою и вижу,
Как вдаль уходит самый лучший в мире Человек.....
»
Минут пять я солил слезами волосатую сосиску, вспоминая самые яркие моменты работы. Как поспорил на то, что один раздолбай (Бодя) не сможет не смеяться всю пару на пятерку (по семинару) и проиграл. Как всей группе в ряд поставил двойки из-за одного болтуна, а потом всем за уборку листьев в парке поставил за семинар пятерки. Как убирал с ними сам, и они мне на доске тоже нарисовали большую пятерку. Как показывал «вращающуюся балерину» и наблюдал за восторженной реакцией аудитории. Как гонялся по всему этажу со шваброй за студентами, как они гонялись за мной. Как в директорских контрольных при проверке дорисовывал нужные линии и стирал ненужные (но исключительно в случаях совсем дурацких ошибок), как диктовал в конспекты отрывки из сочинений Чехова и Лермонтова, а студенты даже не замечали. Вспомнил, как сильно расстроил методиста, а на следующий день прям на её пару пришел и подарил ей небольшой кактус. Вроде мелочь, но она потом дня два аж цвела от счастья. Да и остаток пары был сорван, насколько я знаю, ибо преподаватель пустился в мемуары. Вспоминал про смешные объяснительные. Если студент провинился, я либо ставил два, либо заставлял писать объяснительную, но только так, чтобы было смешно. Иногда действительно было очень забавно. Жаль, не помню, куда спрятал — вы бы тоже посмеялись.
А сколько ещё не сделали всего интересного? Не пообсуждали работы Маурица Эшера, не фотографировали пенсионеров-инвалидов, которые не могут прийти в фотоателье, не сходили в поход, не пожарили сосисок и поорали песен под гитару, не разрисовали фасад здания красивыми граффити и не сочинили новый гимн, не организовали репетиционную базу и человеческую фотостудию. Жалко, что не получится притащить Кузнецову на кинофестиваль, чтобы она дала пару мастер-классов. А то постоянно приглашают таких, что участники тупо боятся мастер-классы посещать. Эх, много не сделали. Нужно за месяц, который еще пробуду здесь, всё довести до конца.
В сети появилась Кузнецова (которая диджей), и я нажаловался ей о происходящем, но она, будучи мудрой женщиной, плавно и быстро отвела беседу в русло других житейских проблем. А через минуту «Русское радио» голосом Кузнецовой мне сказало: «И особый пламенный привет лучшему в мире преподавателю! Все обязательно получится!», подарив песню «Голубая луна» в исполнении моего самого большого кумира Бори Моисеева.
Как я провел лето
1
— Красивая обложка! — обрадовался Николаич, глядя в монитор. — Белая! Краски будет меньше уходить и быстрее будет печататься! Нужно сходить в отдел маркетинга и показать им, пусть дадут добро.
— Как всегда! — обиделся Борис. — Стиль и эстетика умирают в погоне за прибылью в этом прогнившем капиталистическом мире!
— А им никак нельзя по интернетам отправить? — жалобно спросил я. — А то жарище, переться к ним неохота.
— Сходи-сходи, — по-доброму напряг шеф. — Как раз познакомишься с их новой начальницей, Анной Александровной. Кстати, симпатичная и незамужняя, как ты любишь.
— О, да, Колян! — вдруг оживился Борис. — Она нас всех анафеме придать хочет, а ты новенький, с незапятнанной репутацией…
— А че она вас ненавидит? — удивился я.
Борис и шеф посмотрели друг на друга и заговорщески заражали.
— Вот у неё как раз и спросишь. А чтоб не скучно было, возьми Бориса с собой.
— Ага! — обрадовался Борис. — Пошли вместе, чувачок!
Я начал отпираться, потому что на жару из прохладного кабинета совсем не хотелось выходить, но коллеги меня вытолкали в окружающий мир.
— Чувачок, — начал Борька, закуривая сигаретку уже на улице. — Давай, ты сам сходишь, а я домой — спать. Всю ночь сегодня в «WOW» играл, с утра пять чашек кофе выпил, ни хрена не соображаю.
— Задротище, — с наигранным призрением протянул я. — Вот скажи, у тебя ж уже даже девушка есть? Симпатичная, умная, готовит хорошо. На фиг тебе этот ВОВ?
— Чувачо-о-ок! Ты не понимаешь! Это же ВОВ! Это же…
— Блин! Ты сам не понимаешь? Ты просто просираешь свое время?
— Понимаю… Но…
— И бабло! Ты ж на платном серваке играешь!
— Да! Но…
— И это ж ни к чему не приведет в итоге! Прокачаешь своего персонажа и все?
— Да! Я уже прокачал… Но это же ВОВ! Это, блин… Ты сам играл?
— Я что, дурак что ли?
— А ты не можешь, судить о чем-то, не попробовав. Давай сегодня зашпилим? Я тебе одного своего персонажа отдам?
— Иди в жопу, подлый совратитель! — улыбнулся я. — У меня ещё съемка вечером, подготовиться нужно, похавать приготовить чего-нибудь.
— «Поха-а-авать», — иронизировал Борис. — Это все удел мирян. Только ВОВ открывает истину. Только с ВОВом ты обретёшь настоящее счастье!
Порой я думаю, что он действительно верит в то, что говорит, и, мне становиться очень страшно.
— Ладно, дуй спать. Скажу шефу, что они тебя попросили помочь.
— Та ты шо! Я и «помочь»? Он не поверит. Скажи лучше, что я отправился на митинг по защите бездомных животных.
— Чё, серьёзно?
Борис плотно затянулся.
— Да! А если будет возникать, то подам на него в суд за ограничение свободы волеизъявления. В Гурзуфе митинг как раз проходит, меня Пётр звал. Я бы и пошел, если бы спать не хотелось.
— Серьезно?
— Конечно! Я не хочу потом шаурму со всякими паразитами хавать. Пусть их в цивильных местах выращивают.
Дааа… — протянул я. — Ну ладно, иди уже. Только ты с Петром договорись, чтоб всё чётко было.
Мы попрощались и я пошел в отдел маркетинга.
Май этого года выдался очень жарким. В тени около двадцати пяти и абсолютный штиль. Радовало только то, что в Артеке всё находится недалеко друг от друга, и в отдел маркетинга мне пришлось ползти аж три минуты. Интересно, у них там за два года все сильно поменялось? Раньше меня там любили очень. Я им кучу графики наделал «за спасибо», немного помогал с полиграфией и частенько с банкетов для них в чехле от камеры выносил по пять-шесть бутылок водки.
Смущало только то, что я был одет по-рабочему: футболка, шорты, шлёпки и, конечно же, ранец. А в отделе маркетинга народ обязан при всём параде на работе присутствовать — мало ли, с кем придется переговоры вести. Каждый раз старая начальница меня за это пилила. Интересно, что скажет новая?
Поправив осанку и сняв кепку, я зашёл в просторную приемную отдела, увешанную фотками Артека (которые уже давно хочется заменить на свои), и широко улыбнулся при виде старой знакомой.
— Николай! — обрадовалась тётенька, которую я не помню как зовут. — Неужто приехал? На постоянку? Учебу закончил?
— Уже даже преподавать пришлось немного, — гордо заявил я. — Как у вас тут? Смотрю, вы всё так же хороши!
— Ой, да брось, — смутилась тётенька. — Работаем с утра до вечера. Сейчас как раз бронируют путевки на лето, работы выше крыши… — тётя жалобно вздохнула. — ещё и разъезд. Скорей бы лето, тогда интереснее работа пойдёт…
Тетя замолчала и начала имитировать бурную деятельность, когда из двери с надписью «Руководитель отдела маркетинга Русинова…» (дальше не успел прочитать) послышался цокот каблуков. Дверь открылась, показав взору Русинову… Анну Александровну.
Если бы за дверью оказался к примеру Ленин, я бы удивился меньше. Но Аня??? Она же в Америку уехала?
С момента нашей последней встречи она немного изменилась. В первую очередь стала блондинкой. Одеваться стала куда более строго. И улыбалась… по-американски, ненатурально, демонстрируя белоснежные, едва не до голубизны зубы. Стрёмная такая улыбка, похожая на оскал.
— Надо же! — немного злобно процедила Аня, оглядывая меня с ног до головы. — Кто к нам пожаловал? Вижу, с момента нашей последней встречи ты так и не научился стричь ногти и вещи стирать?
Аня посмотрела на секретаршу, и та, как бы поддакивая, натянуто улыбнулась. Меня же окатила волна стыда. Возможно, я даже покраснел, но быстро взял себя в руки, улыбнулся и ответил:
— Я тоже, Аня, очень рад тебя видеть.
Аня зачем-то кивнула:
— С этого момента — Анна Александровна. И только на «Вы», — она строго посмотрела на подчиненную. — Татьяна, сходи, пожалуйста, в оперативный отдел, возьми список родителей, которые детей сами забирают и которым гостиница нужна.
— Хорошо… Анна Александровна...
Татьяна быстро посеменила к выходу и скрылась за дверью.
— Пошли, — бросила Аня, заходя в свой кабинет.
Мы вошли. Аня расположилась за весьма солидным столом, а мне предложила сесть напротив. Своим презрительным молчанием она всё больше и больше вгоняла меня в краску. Я понимал, что мог бы в пух и прах разбить такое нападение, скажем, дебильным анекдотом, но боялся раскрыть рот. Аня же откровенно наслаждалась моей неуверенностью.
С минуту мы молчали. И только я хотел раскрыть рот, Аня язвительно бросила:
— Если ты хотя бы кому-то скажешь, что знаком со мной, и если заикнешься о том, что между нами было, я сделаю так, чтобы ты здесь больше никогда не появился. Понял?
— Понял… — растерялся я ещё больше. — Но…
— Никаких «но»! Сделай так, чтобы мы с тобой виделись как можно реже. Понял? — я кивнул. — Тогда свободен. На выход.
Я молча встал и, стараясь не смотреть выше плинтуса, побрел к выходу.
— И ещё, Хлевицкий, — я замер. — Если напишешь об этом хоть строчку… если хотя бы намекнёшь, я даже не знаю, что с тобой сделаю.
Я ещё раз кивнул и вышел из кабинета, а затем из отдела.
Только на улице я смог выдохнуть и хоть как-то очухаться от ужаса. Что это? Как это? Почему здесь, а не в Америке? Хотя причину гнева я прекрасно понимал. В рассказе, посвященном нашему разрыву, я немного приукрасил факты, сказав, что мы решили остаться друзьями и всё такое. А всё было немножко не так. На самом деле Аня на неделю ушла в глубокий запой, не появлялась на работе и чуть не сорвала какое-то очень важное мероприятие, сильно подставив тем самым своего шефа. Из-за этого её попёрли с работы с характеристикой, которую даже в Макдональдсе отшили бы. Поэтому она и уехала в Штаты, где папа подсуетился и поставил на весьма хорошую должность в компании своего друга. Со мной Аня наотрез отказывалась общаться, а вот папа со мной охотно переписывался. Рассказывал о том, как дочь постоянно скулит про непривычный мир, про то, какой я козёл, как её недолюбливают коллеги местного разлива (мол, какая-то русская приехала и сразу помощник топ-менеджера) и ещё много чего интересного. Александр Иванович даже предлагал космическую для меня плату в десять штук баксов за то, что я Аню с родины депортировал. Причём для него это были не такие уж и маленькие деньги — средний месячный доход. Но мне помешала совесть — ведь я это сделал потому что хотел как лучше.
Получилось, правда, как всегда.
Ещё папа писал, что мама Ани, найдя переписку, хорошенько надавала ему по ушам и сказала, чтоб больше даже не думал такое писать, чтоб, не дай Бог, дочь не нашла.
Я, кстати, и с мамой тоже переписывался. Вживую нам не удалось нормально пообщаться, но в онлайне я узнал, что Лилия Марковна клёвый, отзывчивый человек. Именно от неё я узнавал все подробности личной жизни Ани. Которой как таковой и не было: работа— дом, дом— работа. Какое-то время она встречалась с бейсболистом Высшей лиги, весьма успешным, перспективным, симпатичным, но крайне самовлюбленным и невероятно тупым. Просто не смогла стерпеть его тщеславия и того, что он не хотел терпеть её тщеславия. Аня демонстрировала характер всё больше и больше, и дошло до того, что она поставила парня перед выбором: «Или я или карьера». Чувак всё понял и быстренько отморозился.
Ещё мама Ани стала фанаткой моего письменного творчества и частенько делала анализ рассказов, намекая на то, что в каждом рассказе я вспоминаю про Аню, и очень часто с грустью. Она понимала, как я переживаю из-за разрыва, как я скучаю по Ане и пыталась периодически приободрять.
Через какое-то время общение с обоими родителями прекратилось. И у меня и у них не было времени, да и повода как-то не было…
Только придя на студию, я понял, что ни фига не сделал из того, что меня просили, и сказал шефу, что они там все страшно заняты.
— А что Анна Александровна? — спросил он.
— А что Анна Александровна? — удивился я.
— Только давай, между нами девочками, — шеф перешел на шепот. — Она приехала около месяца назад. А перед тем, как приехать, звонила мне и спрашивала про тебя.
— Ого! — удивился я. — И что спрашивала?
— Работаешь ли ты у нас.
— ???
— А я как раз узнал, что ты в Киеве, помнишь? Звонил тебе, сказал, чтоб ты забыл про Артек. Вот ей пересказал наш диалог.
— Во как… — улыбнулся я. — И что?
— И всё. Через пару дней приехала и начала руководить. Только ты не вздумай никому говорить. А что это она про тебя так интересовалась?
В голову пришла клёвая мысль:
— Да она моя фанатка по ходу, — гордо улыбнулся я. — Она виду старалась не подавать, но как увидела меня — так глубоко вдохнула! Точно вам говорю — фанатка!
— Ну, так всё! — обрадовался шеф. — Теперь будешь к ним ходить, дела решать. Потому что нас они страшно не любят.
— Чего так?
— У Бориса спроси. А лучше у них. Они тебе всё в ярких красках распишут, — шеф посмотрел на часы.– Всё, иди, отдыхай. У тебя вечером съемка. Камера и аккумулятор в шкафу, кассета в камере. С лагерем я договорился.
Мы пожали руки, и я потащился на пляж, где основательно заснул и ещё более основательно обгорел.
После съемки танцевального бенефиса мне предстояло преодолеть около трех километров пешим ходом, в горку, с увесистой объемной камерой и штативом. Но меня это никогда не напрягало. Прогуляться полчасика по Артеку перед сном, подышать лучшим в Украине воздухом, подумать, помечтать, послушать любимую музыку в компании цветущих кипарисов, сосен и каштанов… Угнетало только то, что я забыл купить поесть, а магазин закроется как раз, когда я приду. А голод был просто волчьим. Оставалось надеяться на товарища Жукова — у этого всегда что-то похавать есть, и он всегда последним поделится. Поскорее бы, а то желудок уже серенады поёт.
На дороге появился свет фар, и я поднял большой палец вверх, надеясь, что меня подкинут, так как дорога отсюда и до моей работы никуда не сворачивает.
Рядом со мной остановился джип, кажется, «Рено», и я дернул дверцу. За рулем сидела Аня. Видимо, с таким же офигевшим лицом, как и у меня.
— Долго будешь стоять? Садись! — устало скомандовала Аня.
— Не-не-не, — замотал головой я. — Я лучше пешочком.
Закрыв дверь, я быстренько направился на тротуар.
Немного постояв, джип нагнал меня, и Аня крикнула через опущенное стекло, но уже немного добрее:
— Давай, я не кусаюсь! Тебе же на студию?
— Да тут пешком всего двадцать минут, ничего страшного, прогуляюсь.
— Ты что, обиделся?
— Ничего я не обиделся…
— Ну, так чего ломаешься? Как девочка!
Аня остановилась и я почему-то, тоже остановился. Потом взглянул на часы и понял, что если доеду на машине, то может, успею в магазин до закрытия.
Ничего не говоря, я опять открыл дверь, сел на переднее сидение и положил кофр на колени. Мы тронулись и через пару минут уже были возле студии. За время путешествия не обронили ни слова. Уходя, я старался не смотреть в глаза Ане, хотя и робко поблагодарил.
Быстренько бросив технику в кабинете, решив распаковать и слить весь материал завтра, я поспешил к выходу, чтоб успеть в магазин и очень удивился, когда у входа обнаружил курящую возле внедорожника Аню.
— Ты… Вы курите? — я не смог пройти мимо такого безобразия.
— Нет, — затянулась Аня. — Голодный?
— Ннннет… — от ненатуральности аж самому противно стало.
— Поехали, поедим. Я угощаю. Отказ не принимается.
— А если я откажусь? — неуверенно спросил я.
— Я тебе откажусь! Садись.
Меньше всего я хотел ехать с Аней куда-то, тем более, что-то от неё принимать, но ноги сами предательски пошли к машине, а руки сами открыли дверь.
Мы тронулись.
— Замучилась сегодня, — устало вздохнула Аня. — Пока расселила всех по номерам, пока всем подписала пропуска, пока отвезла всех… ну и работка… — она выдержала небольшую паузу. — Что, даже не спросишь, как я живу?
Любой мой ответ мог бы вызвать у Ани крик, истерику и желание покуситься на мою и так висевшую на волоске жизнь. Поэтому я молчал.
— Между прочим, мы не виделись больше года.
— Угу, — еле слышно согласился я.
— Что с тобой такое? Ты что, обиделся за то, что я твои ногти нестриженные высмеяла перед Таней? Раньше ты…
— Да не обиделся я! Что мне говорить? Ты говорила, что меня ненавидишь, как…
— Вы! — перебила Аня. — Ты ко мне обязан обращаться на «Вы».
Я выругался про себя, но понял, что она права.
— Мне ваша мама сказала в переписке, по секрету, конечно, что вы в ужасном состоянии приехали в Штаты. Что проклинали меня, говорили, что я вам жизнь сломал…
— Продолжай, — Аня почему-то радовалась.
— А что «продолжай»? Ты со мной говорить даже не хотела!
— «Вы не хотели», — педантично заметила Аня, улыбаясь ещё сильнее.
— Вы не хотели… Что ты… что вы от меня хотите?
— Мне просто нравится смотреть, как ты мучаешься, — Аня наконец рассмеялась.
— Стерва, — еле слышно прошептал я, и машину хорошенько качнуло.
— Что??? Это я стерва?
Машина резко притормозила у обочины, и я понял, насколько плохой идеей было ехать с Аней, ... и что перед сном я всё-таки прогуляюсь, но уже в два раза дольше.
— Ты со мной так подло поступил, и смеешь мне такое говорить?
Она стала злиться все сильнее.
— Как поступил?
— «Как поступил»? Кто мне сказал, что встречался со мной ради того, чтоб писать рассказы? Кто описывал наши отношения, выставляя меня полной дурой? Кто…
— Ну, опять ты за старое? — не выдержал я. — Ты от меня хотела слишком многого!
— Многого? — взорвалась Аня, переходя на крик. — Внимание — это разве так много? Но вместо того, чтоб написать мне, ты предпочитал общаться с тётками разными, которых вообще не знаешь. Которые тебя читают. Рассказывал им то, что не попало на страницы твоих опусов: интимные подробности нашей жизни. Врал про то, как я тебя мучаю, чтоб сострадание вызвать! Как интрижки мутил на стороне по переписке? И не нужно на меня так удивленно смотреть! Ты у меня оставил свой пароль от скайпа, и я могла любоваться твоей перепиской. Ты бессовестный обманщик и трус.
— Ты не хочешь меня слушать, Ань! Ну не виноват я в том, что я такой, как есть! И я мучить тебя не хотел, поэтому и порвал.
— Ты правда такой дурак, или прикидываешься? Неужели ты не понимаешь?
— Чего не понимаю?
— Что я тебя по-настоящему любила. Я готова была всё для тебя сделать! Я тебе сто раз объясняла, что мне плевать на то, что ты не миллионер и не Бред Пит, а ты, из-за своих комплексов пытался со мной порвать! И не раз! В конце я уже просто не выдержала и уехала в Штаты… Кстати, там отвратительно.
— Что так?
— Это был ад, Коль. Честно. — Аня вдруг стала такой грустной, что мне сразу захотелось её обнять, как когда-то. — Папа попросил своего друга поставить меня на высокую перспективную должность, на которую метили сразу несколько местных, проработавших в компании по пять-десять лет. Сразу начались разговоры, что у меня с генеральным роман, что я бессердечная тварь, которая ради карьеры готова на всё. Ещё и русская. А там русских и так не любят. И самое страшное, что генеральный таки положил на меня глаз. Сначала подарки, которые я отправляла обратно, потом незаслуженные премии, приставания, иногда шантаж.
— А как же бейсболист?
— А ты откуда знаешь?
Я понял, что спалился, и оставалось решить, кого из родителей «подставить». Наверное, лучше папу. Она его тоже недолюбливает, ему терять меньше.
— Мне твой папа сказал. Мы с ним переписывались немного.
— Ты врёшь.
Я вмиг покраснел.
— Почему ты решила?
— Потому что папе я говорила, что встречаюсь с кем-то из партнеров.
— А маме правду?
— Нет. Я ни с кем не встречалась вообще. Просто попросила одного знакомого подыграть, чтоб на мозги не капали. Кстати, я читала переписку у папы на компьютере. Ты от денег отказался?
— Каких денег?
— Не придуривайся. Ты бы мог открыть свою студию, как и хотел.
— Не знаю… Стоило взять?
— Не знаю… Я тебя потом точно бы заказала киллеру.
Сердце ёкнуло, но я уже перестал стесняться и вошёл в привычный стиль общения:
— А на похороны приехала бы?
— Ты дурак??? — рассмеялась Аня, посмотрела на дорогу и мы поехали.
— А как ты в Артек попала-то? Мне, кстати, шеф сказал, что ты про меня спрашивала.
— М-да, надежный человек… Спрашивала, — довольно кивнула Аня. — Помнишь доктора Фейзельштам? Так вот, она здесь когда-то занимала видный пост, затем уволилась, но связи остались. Так вот, она порекомендовала. Сказала, что здесь совершенно другая атмосфера, и что здесь можно любую душевную травму вылечить.
— Бугага! Егоровна жжот! Как думаешь, она всё подстроила?
— Нет, не думаю… хотя… Она читала твой рассказ, ну, что тебя уволили, и что ты хотел в Артек, но потом уехал в Киев и прочно там остался надолго.
— Она мои рассказы читает?
— Да. Кстати, ей очень нравятся.
В бешеных количествах начал выделяться адреналин, но оставался ещё один вопрос:
— А как она узнала, что я в Киеве? Я ж об этом не писал. Ну, написал, уже когда уехал оттуда...
— Она тебе от имени какой-то барышни пишет, — Аня хихикнула. — Говорила, что тебе достаточно пару комплиментов отвесить по поводу твоего творчества, так ты готов Родину продать. Вот и узнала, что ты там удачно устроился, а тут я как раз из Штатов звоню, жалуюсь на жизнь. Вот, как-то так и получилось.
Я немного подумал.
— Ты ж её знаешь, она всё наперед знает. Как думаешь, догадывалась, что я в Артек приеду?
— Не думаю… Я вообще не пойму. Твой начальник, Александр Николаевич так злился на тебя… Как он тебя вообще обратно взял?
— Ну… я извинился… — Аня захихикала. — Ничего смешного. Он нормальный мужик, а не обидчивая девочка. На девочек я теперь точно не буду работать никогда… А Егоровна потом сказала, что я всё-таки в Крым еду?
— Да, сказала. Я сразу даже уволиться хотела. Но потом взяла себя в руки и…
Аня замолчала, вглядываясь в дорогу.
— Что «и»?
— Решила, что буду тебя в ежовых рукавицах держать.
— В СМЫСЛЕ???
— Слишком много вопросов, — Аня хитро улыбнулась. — Выходи, мы приехали.
Я и не заметил, как мы подъехали к ресторанчику на набережной Гурзуфа.
Вечерняя прохлада и свежий морской бриз, куча гуляющего уже успевшего немного наклюкаться народу, огни, торговцы всякой ерундой — за два года я успел соскучиться по этому месту и магической атмосфере.
Мы зашли в небольшой ресторанчик и сели за столиком, с которого открывался шикарный вид на вечерний курорт. Аня, зная мою скромность, сама сделала заказ у пухлой официантки (шепотом, изредка озорно так на меня поглядывая), ну, а я наметил себе тактику съесть все как можно быстрее, чтобы, если вдруг она меня выгонит, не идти домой голодным. Ну, и решил поговорить о чем-то левом.
— А сколько ты в Штатах получала?
— Около десятки в месяц.
Я раскрыл рот, наверное, от легкой зависти.
– Это не так уж и много для них.
— Налоги всякие, да?
— Ну, не совсем. Я на руки получала не очень много. Там так устроено, что корпорация оплачивает тебе дом, машину, обеды в ресторанах, всякое такое. С этого налог не взимается. Получается, пока ты работаешь, у тебя есть всё. А увольняешься — ничего, ты банкрот. И руководство этим часто пользуется, особенно если человек с семьёй. Заставляя всякие нехорошие вещи делать.
— Какие вещи?
Аня зачем-то огляделась и нагнулась поближе ко мне.
— Ну, вот смотри: наша компания занималась обеспечением временного персонала. К примеру, есть сеть магазинов. И им раз в месяц нужны грузчики, которые раз в месяц на специальных машинках заполняют склад продукцией. Склад, к примеру, как футбольное поле, но его можно за день забить. А остальное время они попросту не нужны. Так вот, магазину проще заказать у нас на пару дней этих самых грузчиков, чем держать их просто так целый месяц. Как-то мы вели переговоры с одной сетью супермаркетов, и они всё никак не хотели подписывать контракт. Сомневались, что оно им нужно. А контракт работает по всей стране — огромные деньжищи! И к самому концу переговоров в одном супермаркете половина сотрудников вдруг отравилась за обедом и отправилась в больницу с тяжелым отравлением. Контракт был подписан буквально через час… — Аня расслабилась и откинулась на спинку кресла. — И это только один случай.
— Фигасе… — я, конечно, удивился, но больше меня тревожило то, что заказ ещё не принесли. — А где тяжелее работать? Там или здесь?
— Здесь вообще отдых сплошной. Я там выматывалась на все сто, недосыпала, химию всякую употребляла.
— Какую ещё химию??? — недовольно спросил я.
— О! Да ты переживаешь? — расхохоталась Аня. — Метамфитамины в основном. Чтоб банально не заснуть на работе, и чтоб голод так не мучил. Таблеточку «раз», и бодряк целый день. И так целую неделю. А потом пару суток спишь. Одна только проблема.
— Какая?
— Мне врач говорил: поаккуратнее с зубами. Не знаю почему, но постоянно хочется жевать зубы. Кстати, метамфитамин мне выписывал наш корпоративный врач, формально как бы для лечения синдрома недостатка внимания… ну, или чего-то такого.
— Извини за нескромный вопрос, но почему у тебя зубы такие белые?
Аня, теперь уже искренне, широко улыбнулась.
— Там мода такая. У тебя зубы должны быть идеально белые, иначе с тобой никто разговаривать не будет. Я дантисту отнесла денег, как раз как моя новая машина стоит...
— О, кстати! А почему «Рено»?
— Расход маленький, подвеска мягкая, недорогой. Мне ведь теперь экономить нужно. Это в Штатах я могла вообще ни о чем не думать. Знала, что все оплатит корпорация. Можно было даже в отеле люкс за тыщу в день заказать, а в отчете написать, что в этом люксе мы сексом занимались с гендиректором фирмы какой-то, и только после этого он согласился стать партнером.
— И часто такое бывало? — пошутил я.
— Да, каждый раз почти, — соврала Аня так, как будто бы сказала правду. — И хватит меня о всякой ерунде расспрашивать. Тебе же совсем другое интересно, я же вижу.
— Ну, так давай, колись.
— Всё, что между нами было в прошлом — в прошлом. Теперь только деловые отношения. Как ты раньше сам говорил: «Я тебя кормлю и жизни учу, а ты меня развлекаешь». Всё честно.
Аня говорила по накатанной, так, как будто бы репетировала речь до этого и не один раз. Очень четко, со всеми паузами и логическими ударениями.
— А к чему тогда сцена у тебя в отделе? И в машине только что?
Аня вдохнула полной грудью и сделалась невероятно счастливой.
— Вот ты пишешь?
— Ну?
— Зачем?
— Хрен его знает… просто хочется.
— Это потому что ты в душе писатель. А я актриса. И когда ты веришь в мою игру… Это же лучшее чувство! Видел бы ты себя сегодня утром! Как школьник стоял, растерянный, перепуганный, чуть не расплакался! — Аня расхохоталась. — И ещё считай это местью.
— Совсем я не растерялся. За что местью-то?
— За то, что выставлял дурой в рассказах… Кстати, ты уже начал писать новый рассказ? — моя виноватая улыбка и спрятавшиеся глаза сказали всё, и Аня улыбнулась ещё шире. — Знаю, что отговаривать тебя бесполезно, поэтому дам несколько советов. Для начала не пиши, что я вернулась из Штатов. Тебе просто не поверят, это слишком банально. Лучше заведи новое знакомство с…
— Хрена с два! — наверное, я крикнул это чуть громче, чем следовало, потому что на нас начали коситься другие гости. — Не должен рассказ быть правдой. К тому же читатели по тебе скучают.
Аня посмотрела на меня так, как будто бы хотела сказать что-то с издевкой, но промолчала и перешла ко второму пункту:
— Во-вторых, поменяй мне должность. Скажем… на начальника маркетингового отдела…
— Давай, лучше гендиректора? — обрадовался я. — Прикольно будет!
— Тебя уже раз за рассказ выгоняли, так? Тоже прикольно было?
— А ты откуда знаешь? Егоровна сообщила?
— Ну а кто ещё? С темы не съезжай. Директор у нас тоже молодая и симпатичная, ещё ни дай Бог поверят, шептаться начнут. Она тебе потом устроит…
— Да не устроит!
Аня надула щеки и выдохнула.
— Ты баран по гороскопу, и, поверь, это неспроста. Доказывать я тебе ничего не буду. Пиши, что хочешь. Просто я тебе говорю, как лучше будет…
Наконец-то официантка принесла заказ. У Ани на тарелке лежала увесистая куриная ножка с гарниром из гороха и листьев, а у меня белоснежная миска какого-то хитрого борща (или супа?), и почему-то макароны. Как-то неизобретательно. До этого думалось, что Аня закажет мне что-то, что будет вызывать отвращение, но из-за волчьего голода мне это придется есть, а она будет наслаждаться моими муками.
— Хорошо, — согласился я. — ещё пожелания будут?
— Ты мои фото так никому и не показал, так?
— Да… я же обещал… откуда такая уверенность? — с опаской я попробовал борщ и убедился, что он съедобен, не сдобрен перцем и в нем нет ничего шевелящегося.
— Опять же Фейзельштам. Она присылала мне историю диалога, где почти убедила тебя показать мои фото. Ты её даже по ложному следу отправил. Молодец!
— Я их удалил, просто…
Я не стал озвучивать, что сделал это только чтоб не вспоминать прошлого (как пафосно звучит), но эмоций сдержать не смог. Аня поняла, что тема эта для меня действительно болезненна, выключила стерву и предложила кушать, начав обсуждать меня, больше не возвращаясь к теме отношений.
Доев борщ, я все же убедился, что Аня за год не изменилась, а просто знает блюдо, которое начинает дико горчить только через пару минут. Но на этом шутки кончились.
Спокойно поужинав, мы сели в машину и отправились домой (моя общага как раз находилась по пути к гостинице, в которой жила Аня). Мы оба были довольны встречей, и нам стало чуть легче на душе. Ну, по крайней мере, мне.
Еще Аня сказала, что кроме меня ни с кем из отдела разговаривать не будет. На вопрос «почему?», сказала, чтоб спросил у своих. Когда узнала, что я записал её в свои фанатки, смеялась до слез, но всё же похвалила за изобретательность и даже обещала подыграть. Хотя я её знаю, она потом как «подыграет»…
Я ещё долго не мог заснуть.
Глядя в потолок своей пока ещё одинокой комнаты, я представлял, как Аня делает то же самое (только у неё потолок без облупившейся побелки), вспоминал, что было, представлял, что будет. А будет гораздо сложнее, чем раньше. Руководство колледжа (из которого меня выперли за рассказ) звонило, зная, что я буду здесь работать, и наговорило про меня всяких нехороших вещей. По крайней мере, мне так шеф сказал. Ещё он сказал, что начальница нашего информационного отдела вроде как читала, но ничего «такого» не обнаружила. Хотя, когда я устраивался, по-доброму намекнула, что не стоит ронять чести и достоинства. Всё никак не решусь её лично спросить, понравилось или нет.
А сейчас отдыхать, а то уже светает. На работе хотя бы к десяти неплохо бы появиться, а то шеф скучать будет.
2
— Алло? Ты почему не на работе?
— А где «здрасте»?
— Хлевицкий, не выделывайся!
Я довольно крякнул и нажал на отбой. Хоть она и выше меня по иерархии, я на это смело клал с высокой горки, ибо КЗОТ на моей стороне, и свои четыре часа в эти сутки я уже сделал вид, что отработал.
Телефон опять запиликал. Жаль, что в этом телефоне нельзя поставить какую-нибудь левую мелодию на звонок. Специально для Ани такая у меня уже давно имеется.
— Ты издеваешься? — послышался разъяренный голос. — Ты что себе позволяешь?
— Ань, я пока ещё вежливо прошу помнить, что ты не мой начальник. И что всё, что я для тебя тут сделал — просто ради дружбы. Если ты будешь чуть учтивее, я не положу трубку и не выключу телефон.
Аня начала что-то кричать и я, завершив разговор, растянулся на горячих камнях и начал вслушиваться в прибой, сладко посапывая. Я отчетливо представил себе, как Аня сейчас злится, как звонит моему шефу, как он ей не отвечает, потому что телефон забыл у меня в кабинете, а сам уехал на съемку, как Аня злится ещё больше, и…
Телефон опять запиликал. В трубке слышалось недовольное сипение:
— Коля, — процедила Аня. — Мне нужна твоя помощь.
— Вооот, уже хорошо. Давай дальше.
— Это не телефонный разговор.
— Ну, приезжай на лазурный пляж, поговорим.
— Прекрати себя вести как ребенок! — вдруг Аня резко сбавила обороты и перешла на жалобный тон. — Меня и так все сегодня мучают, ещё и ты…
Хмыкнув, она положила трубку. Почти уверен, что она со мной играет. Но это же она…
Быстренько натянув шорты и футболку, я затопал в маркетинговый отдел.
Конечно, Аня думала, что я растрогаюсь, и начну ей перезванивать, может даже извиняться, как это было раньше. Но это было раньше, а сейчас хрена ей лысого.
Через пару минут Аня набрала ещё раз, а потом ещё и ещё. Через семь минут, уже подходя к маркетинговому отделу, я получил сообщение с извинениями и возгордился ценой, которую смог себе набить, потому что за прошедшую неделю Аня меня жутко чмырила, особенно когда я заходил к ним в отдел с самыми лучшими намерениями (у них был куллер и сладости).
В приёмной, погруженная в кипу бумажек, сидела Таня. Мешки под глазами, сахарница и полупустая пачка кофе прям на столе говорили, что сидит она так уже очень давно.
— О, Коль, привет, — вяло протянула она, не поднимая глаз. — Мы всё печенье сегодня сами съели, извини. И Анна Александровна сегодня не в духе…
Из кабинета послышался ласковый голос Ани:
— ВЫ ЧТО ТАМ, СОВСЕМ ОХЕРЕЛИ??? Да идите вы знаете, куда с такими ценами!!!
Таня взглядом как бы сказала: «Вот видишь? Беги, пока есть, чем бежать», и снова уткнулась в бумажки. В это же время дверь Аниного кабинета распахнулась, явив нам красную как огурец Русинову, чем-то похожую на кипящий со свистком чайник.
— Зайди! — рявкнула она мне.
Я посмотрел на Таню, которая опять же взглядом сказала, что с начальством сейчас лучше не спорить.
Хотелось немного повыкаблучиваться, но было видно, что все серьёзно и что Русинова в данный момент с мозгом контакт наладить не может, отчего и страдает.
Я зашел и закрыл за собой дверь. Аня плюхнулась в кресло, совершенно не заботясь о своём внешнем виде, сгорбившись и некрасиво расстегнув ворот блузки.
— Рассказывай, — начал я.
— Почему у тебя в отделе никто не отвечает на телефон? — почти кричала Аня.
— Потому что уже полшестого, и все отдыхают.
Мое спокойствие начало бесить Аню.
— А почему я не могу отдохнуть? Или Татьяна? Вы что, на курорте? А если нужно что-то снять или показать вечером?
— Для этого существуют заявки, которые как минимум, нужно подать за сутки …
— Бюрократы проклятые!!!
Аня уже почти плакала. Ну и пусть, ей иногда полезно. Я же спокойно продолжил:
— Ничего подобного. У нас есть свой план съемок и показов, и нам иногда приходится работать до полуночи, или ещё позднее. А прикинь, каково водителям, которые нас по домам потом развозят? Не думай, что у тебя тут самая тяжелая работа. Просто всё нужно вовремя делать и по-человечески относится к людям, а не так, как будто тебе тут все должны.
По Аниному виду было понятно, что все мои слова с нормального языка на женский она перевела как «ты неуравновешенная истеричка и не умеешь работать», поэтому нужно было стабилизировать ситуацию.
— Что у тебя стряслось?
Секунд десять Аня смотрела на меня, пытаясь понять, издеваюсь я над ней или нет.
— Мне нужно презентацию показать и банкет заснять. А я даже не представляю, где и как… Коль, помоги мне, пожалуйста.
— Тогда пообещай мне кое-что.
— Что? — с опаской спросила она.
Я немного помолчал, натянув на лицо дьявольскую улыбку.
— Ты меня не будешь троллить, когда я к вам за печеньем прихожу.
Аня начала смяться и плакать одновременно. Затем хлюпая согласилась.
— Где и когда будет банкет?
— Во дворце Суук-Су. В холле. Часам к десяти-одиннадцати…
— Машину организуешь? Нужно кое-что привезти со студии. Твоя, думаю, подойдет.
— Да, конечно! — Аня прям расцвела. — ещё что-то?
— Поесть дадут?
— Я для вас отдельный стол закажу!
— Да нет, нам не нужно лишний раз светиться. Просто скажи поварам, чтоб в пакет мяска положили, бутылку обязательно, ну и такого всякого.
— Сделаю! — закивала Аня. — Ещё?
— Да вроде нет, всё. Ты со звукарями вопрос решила?
— Да, конечно…
— Вот видишь! Для звуковиков ты организовала и записку служебную вовремя, и…
— Этим Таня занималась. Я просто совсем забыла про…
— Ладно, не парься. Просто в следующий раз учти, хорошо?
Аня кивнула и я, сказав, что все организую, отправился к месье Жукову.
Сэр Саня Жуков — один из моих лучших друзей, отличный парень и прекрасный специалист. Когда-то давно, целых пять лет назад, мы, будучи юными и сопливыми студентами, приехали проходить практику и неплохо себя зарекомендовали. Меня пригласили на следующий год инженером, а я в свою очередь выпросил у начальства постоянную ставку киномеханика для Александра. Затем я уехал учиться в универ, а Саня, благодаря удачному стечению обстоятельств буквально через полгода стал руководителем отдела кино-видео обеспечения и уже сам руководил студентами-практикантами. Из-за того же «удачного» стечения обстоятельств на следующий год я не смог получить ставку инженера, и работал киномехаником под началом своего лучшего друга. Хотя «работал» сказано очень громко. За то лето я показал где-то три кино. То есть два часа работы в месяц.
Саню я нашел в общаге на кухне, колдующего над тушеной картошкой (кстати, я не сказал, что Жуков ещё и офигенный повар).
— Бросай всё, пошли работать! — задорно скомандовал я.
— Не-не-не, чувак, сегодня выходной, я сейчас похаваю и в Гурзуф.
Я сделал серьезную морду:
— Чувак, дают бутылку, — Жуков застыл. — Сегодня в «суке» маркетинг попросил показать.
— Заявки не было, ничего не знаю, — Саня начал пробовать картошку. — Да и были бы нормальные люди! А то ж маркетинг…
— Чувак, я тебя лично прошу. Машину, довезти экран организуют, похавать тоже. Ну, и бутылку.
— А что показывать?
— А хрен их знает. Знаю, что с ноута. Ноут тоже дадут. Нужно только выставить экран и проектор подключить.
— Так там всё и так готово. Я вчера на открытии смены показывал рекламный ролик, ничего не убирал… — Жуков внимательно помешал картошку. — Колян, меня правда, «ломает» туда переться. Я отдохнуть хочу.
Про себя я прикинул, что с таким раскладом всё смогу сделать сам. Но не хотелось отдавать Жукова на растерзание курортным утехам, ведь он только-только получил зарплату.
— Да пошли, там весело будет, банкет, какие-то дядьки важные приедут. Как тогда, покидаемся в них шишками из проекционки?
У Жукова есть свое помещение во дворце, откуда открывается прекрасный вид на террасу и в кинозал. И, вероятно, он вспомнил, как несколько лет назад мы нарвали тяжелых кипарисовых шишек и пуляли в пьяных гостей, поспорив, подерутся те между собой или нет. Но господин Жуков не сломался.
— Не, не хочу. У меня сегодня выходной законный. Всё.
— От уже Жуков, — разулыбался я. — Ладно. Ты не против, если я проектор возьму?
— Да ради Бога! Хоть два! Кстати, у меня один во дворце как раз валяется, с комплектом кабелей, его и пользуй. А ещё лучше пошли их всех на хрен. Вообще обнаглели! Пошли бухать?
— Ты ж знаешь, я против алкоголя, — я посмотрел на часы. — Ладно, с меня бутылка. Спасибо, чел!
Жуков, очевидно представляя то, как с утра ему поможет бутылка, просто растаял от радости. Ну, а я пошел в душ и переодеться. Как раз, удивлю Аню. При параде за последнее время я ещё не был замечен ни разу.
Фотики заряжены, вспышка тоже, осталось только камеру взять. Стоит говорить шефу или нет? Хотя как я ему скажу, если он телефон у меня забыл? Я и раньше тихонько брал камеры, чтоб вечерком кое-что подснять, исключительно для поднятия собственного благосостояния, так что, думаю, всё будет нормально. Ну, а если что, всё буду на Аню валить.
Я вышел, когда до начала оставалось часа полтора. Хотелось просто прогуляться перед ответственным делом, чтоб освободиться от всяких мыслей, которые потом мешали бы работать. Новую порцию детей уже привезли, поэтому везде играла музыка, царила настоящая детская радость и позитивчик. Стоит отдать должное артековским вожатым — они умудряются из отряда разбалованных засранцев, родители которых заплатили за путевку по штуке баксов, сделать команду, которая может дурачится, плясать и петь, не стесняясь, что кто-то скажет: «Фу, как маленький, гы-гы-гы!». Тут дети действительно похожи на детей, а не на то пафосное нечто, которое сейчас пихают по телеку в молодежных сериалах и реалити-шоу. Когда ты видишь счастливое детство, тебе просто становится хорошо на душе.
Ещё в Артеке классно то, что через пару лет работы ты дружишь чуть ли не с половиной персонала и не можешь прогуляться, чтоб не встретить знакомого и не потрепаться о том, кто за кого вышел замуж, а кто у кого машину купил. А вот охранников постоянно набирают новых. Набирают среди курсантов школы милиции (или как она там называется). И если на главных КПП работали «свои», то на второстепенных стояли юные и пылкие, с буквой «К» на погонах. Самое страшное то, что самомнение у этих было просто запредельное.
— Пропуск, — с легким презрением и усталостью кинул курсант полутораметрового росту с усыпанным пубертатными прыщами лицом.
Нехотя, хотя и понимая, что парень просто делает свою работу, я достал пропуск инженера средств радио и телевидения. Курсант посмотрел и довольно заключил:
— С этим нельзя.
Я выпучил глаза:
— Как это нельзя??? Тут же написано: «пропуск действителен на всех КПП»!
— Сюда вход только по приглашениям, — всё так же лениво протянул курсант.
Злясь, но понимая, что парень выполняет задание, я набрал Аню. «Абонент находится вне зоны действия сети, позвоните позже». Блин… во дворце стены толстые, с мощным каркасом металлическим, там связь не ловит…
— Друг, ну пусти, пожалуйста. Я не могу дозвониться к начальнице. Это она мне не организовала приглашение. Я даже не знал, что нужно, честно. Хочешь, камеру покажу? В рюкзаке. И фотик вот на шее висит.
Курсант немного занервничал.
— Я тебе не друг. И если я буду всех с фотоаппаратами туда пускать, что мне скажет главный? А что в академии потом скажут? Я только приехал, первая неделя. Мне это надо?
Я прекрасно понимал парня. На вид ему было не больше двадцати, и подобных решений он пока ещё просто не мог принимать.
— А кто у тебя главный? Можешь его набрать, я с ним поговорю?
Курсант стал выглядеть ещё более раздраженно, но всё же достал трубку из брюк, набрал номер, включил громкую связь и протянул мне. Вежливый женский голос опять мне сообщил, что дома никого нет. Я выругался и вернул телефон.
— Ты не против, если я с тобой тут посижу? Может, кто-то из них выйдет на связь?
Парень слегка изменился в лице.
— Да что мне, жалко что ли?
До начала оставался ещё час. Был вариант просто ждать. Уверен, Аня, обнаружит, что меня нет, и наберет. Увидит, что связи нет, выйдет на улицу и тогда всё решится. Ещё был вариант обойти дворец с другой стороны. Там охраны никогда не бывает, и проход свободный. Но придется лишних пару километров пройти, а с камерой и фотиком это немного напряжно. Да и светиться лишний раз не хочется — вдруг, кто-то увидит и потом шефу скажет? Самый неудачный вариант, короче. Ещё можно было просто пройти мимо курсанта, и он бы ничего не смог сделать, кроме как вызвать милицию, потому что больше никаких полномочий не имеет. Но, я уже сегодня видел отчаявшуюся Аню, и лишняя шумиха, думаю, ей совсем не нужна. Поэтому будем надеяться на её благоразумие.
Аня и благоразумие — даже как-то смешно немного.
— Ну ладно, — не выдержал курсант моего одноглазого взгляда. — Проходи. Только, если вдруг спросят, скажи, что перелез через ограду.
— Спасибо, дружище! — кивнул я и побежал ко дворцу.
У входа бегали запыхавшиеся официантки, стояла пара милиционеров, которых я не знал, и несколько солидных черных иномарок. Значит, гости уже приехали… и, вероятно, Аня их где-нибудь внутри развлекает. А я так свято верил, что мне скажут, чего делать нужно… Ну и ладно. Не в первой так работать, бывало и похлеще.
Забежав в проекционку, я запитал распредустройство, захватил технику и побежал в актовый зал через служебный вход. В зале сидели звукари.
Звукари — отдельная каста работников Артека, прослойка между элитой и простыми чернорабочими. От них зависел звук на мероприятии — один из важнейших критериев качества праздника. Поэтому самомнение у них было запредельное. Прям как у элиты. Но реально там все делал один человек, а остальные просто носили колонки и стойки для микрофонов. Поэтому зарплата у них была чуть больше, чем у нас, видеоинженеров. Ну и без возможности полевачить.
— Здоров, народ! — крикнул я. — Есть сценарий?
Федя (чувак, с которым мы выпили не одно ведро пива) помахал бумажкой.
— Десять баксов! Специально для тебя пятнадцать.
— Чё, на жизнь не хватает, бедняга? Все деньги уже пропил? Или жлобство опять взыграло?
Федя надулся и ничего не ответил. Я же поздоровался с остальными и взглянул на сценарий.
— Бля, презентация последняя, свалить пораньше не удастся…
— Тебе свалить, а нам ещё вечером музыку крутить! — пожаловался Леха, молодой и ещё не испорченный звукарь.
— Нифига! Мне ещё это все снимать и фоткать. Это вам не песенки включать в «Винампе», это думать нужно непрерывно, так что не скулите. Может кто-то за меня хочет поработать, а?
Звукари обломались и, Жора, уже взрослый дядька, который действительно чего-то стоил, плавно перевел тему:
— Эта Русинова — просто еб#нутая какая-то. Постоянно орёт, всех дёргает, нервничает. А про минералку не позаботилась. Я что, должен за свои покупать что ли?
Все тут же начали жаловаться на невыносимые условия, в которых приходится работать.
— Вас на машине привезли? — спросил я, и все кивнули. — А мне вообще пешком пришлось тащиться со всем на горбу, ещё и мент не пускал на проходе. Хорошо, хоть нормальный попался, а то…
На сцену вбежала Аня и я замолчал. На ней было очень красивое вечернее платье, прическа (быстро она себя в порядок привела!) и накинутый сверху пиджак. На этом всё хорошее заканчивалось. Создавалось впечатление, что у неё мозг заменили на генератор случайных чисел. Она беспомощно махала руками, бессмысленным взглядом смотрела во все стороны сразу и пыталась что-то где-то найти. С минуту. Потом увидела меня и подбежала.
— Коль, у нас все готово???
Хотелось сказать пару ласковых, но это всё потом.
— Да, сейчас всё подключу, через пять минут все будет работать. Ноут только принеси и флешку.
— Какой ноут? Какую флешку? — испугалась Аня.
— Как какой? — ещё больше испугался я. — А с чего я буду показывать? И что показывать? Ты же сказала, что ноут дашь, и презентацию тоже.
— Коль, я забыла совсем… — почти побагровела Аня. — Что делать? Начало через двадцать минут!
— Ну, я так и думал, что на тебя положиться нельзя, и ноутбук свой взял. А презентацию пусть Таня принесет.
— Да, правильно! — кивнула Аня, достала из кармана пиджака телефон и начала звонить.
— Тут не ловит, — шепнул я, убедился, что на нас никто не смотрит, и потащил её к выходу.
Раза с пятого телефон словил сеть.
— Как отдала??? — затряслась Аня уже на улице. — Я сказала отдать??? Ой, блин, точно…
Аня опустила глаза, затем веки, а затем и руку, из которой выпал телефон. На лице у неё читался апофеоз отчаяния. Если б я её не придержал, там бы и потеряла сознание.
Мы присели на лавочку. Аня обреченно посмотрела на меня.
— Коля, все пропало… неделя подготовки, шесть тысяч бюджета… всё…
— Ну, не расстраивайся ты так. Что, неужели нет никакого выхода?
— ДА КАКОЙ НАХРЕН ВЫХОД??? — рявкнула Аня. — ВСЁ! — разревелась. — Всё… меня уволят.
Я осмотрелся и убедился, что нас никто не видит и, надеюсь, не слышит.
— Что там за презентация? Может, сейчас что-то склепаем на скорую руку. Я так уже делал. У меня полно артековских фоток на компе, это лучше чем ничего… Что нужно в презентации показать?
Не думал, но мои слова немного успокоили Аню.
— Просто дать рекламу Артека, — захлюпала она. — Приехал делегация с завода нефтеперерабатывающего. Куча денег, все с детьми, потенциальные инвесторы. Просто нужно показать, что у нас есть.
— А по времени сколько нужно?
— Да хоть сколько… лишь бы было…
— А там какая-то особенная реклама нужна или…
— Что ты ко мне пристал? — обиженно спросила Аня. — Самая обычная реклама. Я просто фотки взяла и сделала слайд-шоу. Но что ты успеешь за десять минут?
Я не выдержал и расхохотался.
— Вот ты мне скажи, Русинова… Неужели ты думаешь, что кроме тебя никто не догадался сделать рекламу такого предприятия, как «Артек»? У которого даже своя киностудия есть и такой умный работник, как я?
— ???
Ничего не ответив, я набрал Жукова:
— Сань, ты вчера на открытии рекламу показывал?
— Ну?
— А ты диск забирал или здесь оставил?
— Че я его буду таскать? Как там лежал, так и лежит.
— Чел, спасибо! Давай, не напивайся.
Русинова всё ещё не могла собрать гусей, и я потащил её за собой в проекцонку, где самым случайным образом оказалась презентация Артека (в которой даже есть пара моих кадров).
Такой радости я ещё ни у кого не видел. Думал, она мне все ребра переломает.
В довершение стоит отметить, что ничего выносить не потребовалось — во дворце DVD-диски можно показывать с большого видеопроектора прям из проекционной, на шестиметровом экране. Как в нормальном киноконцертном комплексе. Аня, когда увидела это всё, казалось, не верила своему счастью. Но я быстро вернул её на землю и вытолкал на террасу, напомнив, что у неё там гости, что тушь потекла (какая-то фиговая тушь, кстати) и что я всё дальше сделаю сам.
Праздник был скучноватым, скорее больше похожим на какой-то закрытый корпоратив. Полчаса гостям вожатые показывали номера, пели, плясали, а под конец показали ролик. А в перерывах Аня рассказывала, как всё у нас хорошо. Чего она так переживала? Не помню, чтоб Артек когда-то испытывал серьезные проблемы с отдыхающими — все лагеря всегда под завязку летом забивались. А в последнее время ещё и зимой. «Меня уволят! Всё пропало!» Я уже и сам переживать стал. Нельзя так…
После официальной части, как это всегда бывает, была обжираловка. Тоже ничего интересного. Разве что мне удалось заснять, как один чувак колупался в носу. Остальное время я снимал шикарный стол и то, как Аня, уже уверенная в себе, изящная и грациозная, окучивает пьяненьких дядей. Она вошла в образ и вела себя, как подобает хозяйке бала. И только мне было известно, что час назад всё это могло бы накрыться медным тазом или даже тем, что располагается внизу таза. Правда, только у девушек.
Под самый конец Аня попросила меня сделать копию диска с презентацией для гостей, поэтому пришлось подняться в студию, и взять болванку с местной символикой.
Я сидел за пустым столом (сволочи голодные: всё сожрали сами), допивал остатки сока из бокалов и просматривал фотки, когда сзади послышался усталый голос Ани.
— Всё, последний уехал! Хух… Не думала, что этот момент наступит!
Я очень-очень-очень хотел, чтоб меня похвалили (хотя бы обещанной едой), но и понимал, что Аня хочет того же.
— Ты молодец. Очень достойно себя вела на сцене. Мне понравилось. А как ты их клеила… Это вообще высший пилотаж!
— Да, — загордилась Аня. — У меня один даже телефончик попросил.
— Классно тебе. Ты меня кормить собираешься? Эти жлобы всё съели. Куда в них влазит вообще?
— Ах, да… — Аня огляделась. — А ты ничего не поел что ли?
— Ну, это как бы дурной тон, когда пресса берёт с одного стола с VIP-персонами. Должен быть отдельный столик с бутербродами и минералкой.
— Но я же видела, как ты пару бутербродов и банан куда-то нёс.
— А ты помнишь, что ваше спокойствие охраняет парень молодой? И что он тоже голодный?
— Бедненький…
— Нет, он не бедненький. Это только ты видела, как я пару бутеров ему нёс. На самом деле я сделал так, чтоб он на тебя молился и сказал своим, что ты самая заботливая из всех, кто тут работает. А вот я бедненький. Что смотришь? Жрать давай!
Аня испуганно огляделась.
— Коль, всё съели… Я про тебя просто забыла, извини… Давай, я тебя в ресторан свожу?
Я резко изменился в лице.
— Иди ты в жопу со своим рестораном.
Я встал и молча потопал в проекционку. Видимо, она не понимает, какой объём работы мне только что пришлось выполнить: киномеханик, оператор и фотограф. Ещё и персональный психолог. И это фактически «за спасибо». А в качестве этого спасибо — «Коль, я про тебя забыла».
Аня догнала меня и дернула за руку:
— Что случилось? Почему ты со мной так говоришь? Я же не бросаю тебя голодным! Просто покушаешь на двадцать минут позже.
И тут я взорвался. Начал с того, что помог Ане обойти сразу три инстанции (отдел видеообеспечения, пресслужбу и киностудию… А, ещё и транспортный отдел), что самому пришлось решать проблему с пропуском, что работал практически вслепую (нужно было внимательно вслушиваться в каждое слово в поисках фразы «внимание на экран»), потому что копию сценария для меня никто не удосужился сделать… Ну и много ещё разного.
Закончив своё повествование словами «именно поэтому иди в жопу», я опять направился в проекционку.
Совсем не хотелось, чтоб Аня за мной бежала и извинялась. Просто было обидно. Да, понятно, что ей самой несладко — похоже, что это её первое серьезное мероприятие, и уже хорошо, что оно не комом прошло. И вроде можно войти в положение.
Но входить просто не хотелось. Хотелось прийти в общагу, завалиться к Жукову и нажраться картошки в хлам. Хотя он ещё не пришел с пьянки. Ну, к кому-нибудь другому завалиться — голодным не умру.
Я быстро упаковал технику в рюкзак и вышел. Возле двери сидела и плакала Аня. Опять играет. Думает, я куплюсь. Ну да, как же.
Я пожелал спокойной ночи, и Аня разревелась ещё больше. Где-то внутри даже кольнуло. Но нужно думать головой и просто не обращать внимания.
Как ни в чем не бывало, я направился на студию. Находясь метрах в двухстах, я ещё слышал Анин плачь. Как же мастерски играет? Не сдаётся? Молодец! Нужно должное отдать. Чтоб не мучить себя, я натянул наушники и врубил плеер. Заиграл «Septem voices — Стая птиц». Как на зло, попалась песенка, где каждое жалостливое пиликанье скрипки напоминало про Аню.
Минут через пять я уже будил вахтершу тётю Таню. Даже она посочувствовала:
— В восемь приходите, в полночь уходите, бедненькие. Голодный небось? А что я спрашиваю? Оно видно, что голодный. На тебе котлетку с хлебом.
Тётя Таня быстренько побежала к себе в каптерку и принесла мне бутерброд.
— Спасибо… — искренне поблагодарил я. — Вот почему вы у нас не начальница, а? Мы бы с вами горя не знали, тётя Таня!
Тучная вахтерша захихикала: «В начальство таких не берут, ты же знаешь. Начальство должно быть У-у-х!» — тетя Таня показала кулак. — Сильным. И спокойным, как Штирлиц. А я по любому поводу переживаю.
В груди ёкнуло сердце. Я совсем забыл, насколько она впечатлительная!
Быстренько поднявшись на третий этаж, я положил камеру, спрятал кассету в надежное место, и побежал обратно ко дворцу. Аня до сих пор сидела и хныкала. Не так обильно, но всё же. Ничего не говоря, я сел рядом и легонько обнял её. Аня съежилась от тепла и прижалась сильнее.
— Ты мне своей тушью сейчас всю рубашку испачкаешь, — пошутил я, и в Анином хлюпаньи начали появляться смешки. — Я за бутылкой пришел. Я Жукову обещал. Только не говори, что и про бутылку забыла.
— Забыла, — прокряхтела Аня и немного закашлялась.
— Ну, у тебя и память куриная, Русинова, — заворчал я.
— Кто бы говорил, — заворчала Аня, посмотрела на меня и почему-то поникла.
— Так где поллитра? — пошутил я, но шутка не сработала. Аня вдруг посмотрела на меня очень серьезно.
— Коль, я тебе должна признаться…
Признаюсь, первая мысль «у тебя есть сын». Ну, или дочь. Была у нас пара экспериментов, которые не очень удачно закончились. Но вроде анкетирование проходили, полосок как обычно…
— Коль, я в штатах очень серьезно подсела на химию.
— В смысле? — все ещё не отошел от отцовства я.
— В прямом. Я уехала из штатов, потому что понимала, что становлюсь наркоманкой.
Страшно хотелось пошутить как-то, типа «А я думал, что папой стал», с трудом удавалось не улыбаться.
— Ты извини, я тут о другом немного подумал, поэтому и ржу. Так, что там с химией?
Мой слегка дебильный смех сбил Аню с пафосной и трагической волны.
— Понимаешь, я тебе говорила, что иногда употребляла. Но это было не иногда. Я практически каждый день пила антидепрессанты. Без них не могла успокоится. Почти каждую неделю пила мет, потому что только так могла почувствовать вкус жизни.
— А потом предки узнали и обратно на родину отправили?
— Нет, я им ничего не говорила, они не знают, наверное. Я с Фейзельштам связывалась. Я же тебе говорила.
— Ты говорила про душевные травмы?
— Когда ты не можешь просто радоваться жизни — это тоже душевная рана, Коль. Доктор сказала, что я слишком серьёзно отношусь к работе, и что мне нужно попросту её менять. Вот то, как было сегодня, у меня раньше чуть ли не каждый день было. Но с таблетками как-то попроще казалось. А потом я поняла, что без них ничего не могу. Плюнула на все, уехала на недельку отдохнуть во Флориду. Там шикарный отель, развлечения, мальчики, а мне только одно нужно. Не выдержала, нашла одного швейцара, который может достать, и сорвалась. До меня дошло, что уже вообще без таблеток не могу. Вот тогда и позвонила Фейзельштам.
— И зачем это? — раздражено спросил я.
— Что зачем?
— Зачем такая работа, которая доводит до такого?
— Ну а как по-другому? Что, уборщицей работать?
— А уборщицы не люди что ли? — возразил я искренне негодуя. — По крайней мере, у них психика в норме. Мы как начали общаться? На что ты мне жаловалась? На то, что у тебя нет друзей. А потом на то, что тебя недолюбливают подчиненные. А потом выяснилось, что ещё и коллеги за то, что ты в свои двадцать четыре возглавляешь отдел, и что…
— Коль, мне правда стыдно за вещи, про которые я тебе рассказывала. Просто я хотела успеха… значимости какой-то…
— Ань, ты ребенка хочешь?
От такого вопроса Аню как будто током ударило.
— Ты это к чему?
— Представь, что твоё чадо видит, как его мама приходит с работы вот такая вся на нервах, неадекватная, или кричит, или плачет. Ему приятно будет? И кем оно вырастет?
— Коля, ты сам ещё ребенок. Тебе кажется, что все так просто…
— Вот не нужно мне тут! — отрезал я. — Мне кажется, что тебе кажется, что всё должно быть сложно. Вот ты играть любишь. Почему не пошла в актеры?
— Так перспективы нет ведь? — удивилась Аня.
— Черта с два! У нас сейчас недостаток спецов. Нормальных мастеров не хватает. Ты бы смогла скрасить даже самый хреновый фильм! Я, когда перестал про тебя писать, мне знаешь что говорили? «Коля, ты козел, что такого персонажа упустил!» Ты меня смогла вдохновить писать. Не видишь, что…
— Вот тут ты точно ребенок. Тебя эти рассказы и испортили.
— Чем же это меня испортили???
— Слишком зазнался.
— Имею право!
Аня улыбнулась.
— Да глупый ты! Успешных писателей единицы, и на них куча народу работает, которая пишет от их имени. И они пишут не то, что хотят, а что от них требуют издательства. Ты же предлагал издательствам свои рассказы? Что тебе сказали?
— Неформат, — неохотно протянул я.
— Ну вот! Пойми, ты тратишь своё время! Да, тебе пара человек написала хвалебные оды, а ты уже решил, что мир увидел нового гения литературы. Да знаешь, сколько таких молодых авторов, чьё творчество будоражит умы пары десятков или даже сотен читателей? Поинтересуйся хотя бы, чем они заканчивают.
— Я не ради денег пишу, ты же знаешь. Я просто для себя это делаю. Просто иначе не могу.
— Да не обманывай себя. Просто ты, так же, как и я, хочешь какой-то значимости. Ну, скажи, что не так?
— Ну, а это плохо, что ли?
— Да нет, ничего плохого. Но и хорошего тоже немного. Вот ты что хорошего получил от рассказов? — я хотел сказать, но Аня перебила. — Конфет пару кило и всё? И нашлись же ещё благодарные люди. А времени сколько убил? Ну?
Русиновой почему-то казалось, что она загнала меня в угол, от чего она начала сиять.
— Ань, вот ты ешь, да? А что в итоге? Какашки? Пьешь? А в итоге…
— Хватит. Не нужно про какашки твои любимые, я тебя прошу. Это другое…
— Да нет, это не другое! Не подумай, что я тебя хочу обидеть, но это я тебя сейчас успокаиваю. А ты меня жить учишь. Тебе самой не смешно?
Аня немного смутилась, но азарт, с которым она спорила, не дал ей остановиться.
— Просто я такой путь избрала. Куча колдобин, ям, шишек и синяков. Но у меня ведь есть результат?
— Наркозависимость? — иронично улыбнулся я. — Офигенный результат.
— Не перекручивай! Просто я взяла слишком тяжелую ношу со старта. Но потом будет легко. А ещё потом вообще здорово будет! А ты топчешься на месте. И это с твоими-то талантами! Мне просто жалко тебя, правда. Я не хочу тебе зла.
Я посмотрел на Аню как можно серьезнее, но не смог сдержать улыбки.
— И именно поэтому сейчас час ночи, а я голодный и усталый как собака?
— Блин… — Ане стало стыдно. — Я сейчас за руль не сяду… чтоб тебе придумать-то…
— Да ладно, не парься, до утра дотяну. Нет, правда. Меня вахтерша на студии немного покормила. Между прочим, безвозмездно! Хе-хе… Нет, вот я всё-таки не пойму твоей позиции. Ты работаешь, трудишься. Для чего? Что в итоге?
— Я финансово независима, — гордо заявила Аня.
— Ну да, конечно. Как раз ты финансово зависима в сто раз сильнее меня, потому что тебе, чтоб удовлетворить минимальные потребности, нужно на порядок больше денег, чем мне. Это как панцирь, который за собой нужно таскать всё время. Вообще не пойму, чем тут можно гордиться? Вот представь, что твое богатство — это лишний вес. Тот запас финансовой прочности, который тебе вроде как позволяет чувствовать себя свободно. А на самом деле тормозит тебя во всём, кроме зарабатывания бабла. Тебе это нравится?
— Ну что ты несешь? Ты…
— Дай договорить! Я, когда к тебе зашёл вечерком слышал, как ты звонила в Ялта-шоу и узнавала, сколько стоят услуги, которые я тебе сегодня оказал за еду, которой, кстати, так и не дождался…
— Ты мне всю жизнь теперь будешь вспоминать? — заворчала Аня.
— С темы не съезжай. Я сегодня тебе сэкономил кучу денег. Я — это один хороший знакомый. И у тебя пока только один такой. Пока ещё с голоду не помер. А у меня таких знаешь сколько? Что ты за деньги можешь получить? Дом, машину? Что ещё? Вот на что тебе не хватает?
— К чему ты клонишь?
— На то, что зарабатывание бабла для тебя — конечная цель. Ты зарабатываешь, чтоб зарабатывать ещё и ещё. А растрачиваешь здоровье, человечность, время, в конце концов. То, чего потом не вернуть.
— Да неправда! — фыркнула Аня. — Вот сейчас ты откровенную глупость несешь! Как это…
— Так это! Неужели ты не понимаешь, зачем нас Фейзельштам свела? Она тебе не говорила?
— Зачем?
— Чтоб ты почувствовала настоящий вкус жизни. Чтоб интересно было, весело, интригующе. Ты же молодость свою убила! Молодость, это когда не нужно много думать, когда ты видишь мир не в ценниках и технических характеристиках, а в красках и стихах. Ты же никогда не понимала, что во мне тебя привлекает именно на физиологическом уровне, вспомни. Вот эти твои постоянные шуточки «Бред Питт, больной тифом. Люблю, не знаю, за что»… Поверь, ты меня не любила. Тебе просто не хватало банальной свободы, поэтому ты в меня и вцепилась мертвой хваткой. И…
Аня смачно зарядила мне пощечину и изобразила такой гнев, которого я ещё никогда не видел.
— Ты самовлюбленный эгоистичный ублюдок!
Быстро встала и ушла куда-то за угол, а через пару минут её «Рено» поехал в сторону гостиницы.
«Не накормили, с грязью смешали, ещё и по морде дали», — подумал я и улыбнулся.
Почему я улыбаюсь? Я ж ещё и бутылку остался должен. Наверное, потому что дурак.
Хотя и неблагодарный. Ане я тоже очень многим обязан. В первую очередь уверенностью. Если бы не она, до сих пор ходил бы сопливым пацаном, который ведется на всякие дешёвые трюки. А во-вторых, системой приоритетов. Именно она показала мне, что принадлежность к «среднему классу» и так называемая финансовая стабильность просто идеал, который нам навязывают всякие хитрые деятели из еврейской общины. Нет! Ничего плохого в том, чтоб зарабатывать бабло, конечно нет — очень часто облегчает жизнь. Хотя проблемы остаются: у кого-то есть «Запорожец», а он мечтает о «Жигулях». Владелец «Жигулей» хочет BMW и так далее — всегда хочется чего-то большего. Но это проблема, это желание развиваться, и это очень хорошо. А вот то, что люди не ценят то, что у них есть — это действительно пугает. Я за последний год увидел три случая: в погоне за богатством один потерял свободу (городской чиновник брал взятки за свой автограф, пока не наткнулся на одну бабушку из компартии). Другой стал очень прилично зарабатывать и ушел от своей любящей, но не очень симпатичной жены с дочкой к местной красавице, которая его теперь доит, а сама крутит романы на стороне. А третья, чтоб выдержать рабочую нагрузку, травит себя всякой гадостью. Надеюсь, что у неё ещё не всё потеряно.
Эх… Нужно будет завтра сирени нарвать да подарить ей. И всё-таки бутылку сбить, а то Жуков убъет…
4
Целый месяц с Аней мы не общались. После той встречи, когда для меня зажали бутылку, Аня не ответила ни на один звонок и ни на одно смс, всячески «морозилась» и заставила меня почувствовать униженным. Я той ночью, действительно, очень сильно переживал и напридумывал себе всякого страшного, как, например, не справившись с управлением, она врезалась в столб или наглоталась каких-нибудь колёс, или ещё что-нибудь. Впервые в жизни я понял, как переживает мама, когда её дурное дитё где-то загуляло. До самого утра я не смог заснуть. Хотел даже пойти к ней в гостиницу или к знакомым ментам, чтоб узнать, не произошло чего. Но как-то смелости не хватило.
На следующее утро я шел на работу через маркетинговый отдел. Анин тёмно-коричневый «Рено», как ни в чём не бывало, стоял в тени раскидистого инжира, росшего возле входа в «Храм Бесплатной Печеньки». И тогда я обиделся: сволочь она! И доказала это в очередной раз. Могла бы просто написать, чтоб я отстал, и вопросов бы не было. Я твердо решил больше с ней не общаться. Искренне надеясь в душе, что через два, максимум три дня, она мне позвонит со словами: «Коля, спасай мою задницу!» или «Мне так одиноко, не хочешь поговорить?». Но ни через три, ни через пять, ни через пятнадцать дней ничего такого не произошло. Несмотря на довольно плотную загрузку (мне дали ещё полставки, а работы увеличилось раз в пять), я не мог не думать про неё. Да чего там! Я даже был готов пойти наперекор своей гордости. Поэтому надергал полевых цветов и пошёл к ней мириться. Но не тут-то было.
— О, Николай, привет! Сто лет не заходил, что случилось? — обрадовалась мне Таня.
Я широко улыбнулся:
— Да работа, работа и вам не хотел мешать. Как у вас тут? Слышал начальница злая, как собака?
Таня удивленно посмотрела на меня:
— Ты что? Наоборот! Вот после того, как у нас головомойка была, ну, как ты ещё забегал, она знаешь, какая добрая стала? Мы с девками не можем поверить в такое счастье. За три недели ещё ни разу ни на кого не орала! А до этого ж каждый день!
— Вот это новости, — удивился я. — Может, попустило?
— Мне Лерка сказала, что видела её в Гурзуфе с каким-то мужичком в кафе, — Таня закокетничала. — Симпатичный, говорит, такой, фигуристый, стройный. А чего ты удивляешься? Она у нас тоже дама видная, и я тебе по секрету скажу, — Таня перешла на шепот, — Ей мужской ласки ой как не хватает. Запущенный у нее «недоебит». Вот так.
Я улыбнулся и призадумался.
— Ну а ещё какие-то признаки? Красится начала по-другому? Прическу может поменяла или платьев новых накупила?
— Да! Ты знаешь, она перестала костюмы носить. Теперь в сарафанчиках ходит. Но это из-за жары, наверное. Походи сейчас в брюках.
— А она с вами вообще не сплетничает что ли? — Таня не поняла. — Ну, нет у вас такого, чтоб просто потрепаться? О жизни поговорить, о мужиках?
— Да нет, Коль. Вот она какая-то не такая. С прошлой нашей, помнишь Лилю Павловну? Так вот с ней мы и косметику обсуждали, и мужиков, и новости — всё. А эта вообще ни в какую. Молодая, наверно, боится панибратства.
— Да, молодая… — вздохнул я. — Ну, если молодой человек появился, то это хорошо, а то она своим «недоебитом», как ты говоришь, всех достала. Даже со мной поссорилась. А ты ж знаешь, со мной это очень сложно. Я, кстати, чего пришел — заставку показать к «долоням» (в Артеке фестиваль такой проходит: «Щасливі долоні»).
— А букет зачем притащил?
— На печенья менять.
Таня расхохоталась и показала на нехилую горку шоколадных конфет.
— Это Александровна вчера принесла. Сказала, что ей подарили, а она не ест.
— Удачно я зашёл! — обрадовался и одновременно огорчился я. — А она у себя?
— У себя. У неё как раз хорошее настроение — сегодня пришла с утра с букетом роз. Давай, иди, а то у неё скоро встреча. Только букет отдай, а то неправильно поймет.
Таня забрала букет и вытолкала меня к Ане.
Руководитель отдела сидела в своём кабинете, в красивом бежевом сарафане, в окружении каких-то бумажек и минимум из двадцати одной желтой розы. Она их раньше терпеть не могла.
Посмотрев на меня исподлобья, не поднимая головы, Аня немного подумала и абсолютно деловым тоном без примеси каких-то эмоций поприветствовала:
— Николай, привет. С чем пришел?
— Заставку принес к «долоням» показать.
— Давай, посмотрим.
Я положил флешку на стол. Аня, спокойно вставила её в ноут, проверила на вирусы, открыла, посмотрела заставку пару раз. На экране появлялся футбольный мяч, на котором стояли мальчик и девочка, как бы нарисованные из нескольких кривых линий, только трехмерные. Они всячески крутились, переливались, а потом улетали.
— Неплохо, Коль. Только одно меня смущает. У тебя девочка какая-то слишком женственная.
— В смысле? — удивился я.
Аня нажала на паузу.
— Ну вот, смотри, у твоей «девочки» попа как у тридцатилетней тетки.
Я присмотрелся. Действительно — как это я не досмотрел? Жопа у девочки была как в той картинке, где собака за рулём (первая картинка по запросу в Гугле).
— Хорошо, исправлю. ещё что-то?
Аня ещё раз посмотрела заставку.
— Да вроде всё. Хорошо смотрится, молодец.
— Спасибо, — я зачем-то посмотрел на часы. — Ну, я тогда пойду?
— Да, конечно! Спасибо, что зашёл.
Закрыв за собой дверь, я пытался понять, что только что произошло.
— Это вообще кто был? — спросил я у Тани.
— А я что тебе говорила? — расхохоталась она в ответ. — Совсем поменялась! Ну, дай Бог, чтоб надолго, а то мы уже привыкли, обратной подмены не переживем.
— Да уж… ну, ладно, мне пора, давай!
— Давай, Колька, беги! И конфет возьми — нам всё равно нельзя, чё они будут портиться?
И то правда. Я отсыпал где-то килограмм в портфель и вышел.
Вот это поворот. Такая спокойная и вежливая! И одеваться стала как-то интереснее.
Раньше от нее веяло чем-то вроде рок-н-ролла. Эдакий драйв, импульсивность и самовлюбленность. А сейчас что-то, больше похожее на французскую булку с кофе. Легкость, грация и уверенность в себе.
Телефон сообщил о входящем сообщении: «Коль, давай через часик пообедаем в Гурзуфе? Нужно поговрить. Я за тобой заеду. Аня».
Можно подумать, я не знаю, что это её номер.
Ровно через час, в момент, когда я был во всю поглощен процессом виртуальной липосакции своей «девочки», мне пришла смска: «Спускайся, как освободишься. Жду за поворотом внизу».
Бросив все на самом интересном месте, я пулей помчался к Ане.
— А ты как всегда пунктуален, — улыбнулась Аня. — Садись, а то холод выходит.
Я закрыл за собой дверь, пристегнулся и мы поехали:
— Ань, я тебя не узнаю! Но ты мне такой гораздо больше нравишься!
Я специально выбрал комплимент, который на женском языке можно трактовать как положительно, так и отрицательно и благодаря которому, можно довольно точно вычислить настрой собеседницы.
— Спасибо, — Аня не отрывала взгляда от дороги. — Я хотела загладить вину перед тобой и извиниться. Там, на заднем сидении бутылка лежит, это Жукову твоему любимому. А рядом лично тебе подарок.
На заднем сидении было два пакета. Один большой, с чем-то поллитровым, а второй маленький и с чем-то в коробочке. Поллитровой оказалась бутылка дорогой водки (на фига дорогой, спрашивается?), а в коробке оказался MP3-плеер.
— Это мне что ли?
— Да. Я просто видела твой, уже совсем потертый и некрасивый. Я его, кстати, на следующий день купила, но так и не решилась вручить.
— Почему?
— Стыдно было. Просто стыдно. Он тут всё это время валялся. Я каждый вечер делала кружок по трассе, надеялась тебя как бы невзначай подобрать и как бы случайно вручить, но что-то так и не встретила.
— А это потому, что я в другом лагере теперь работаю.
— Ну, не важно. В общем, я надеюсь, что ты на меня не сильно обижаешься за тот вечер.
— И ночь!
— И ночь. И утро тоже… наверное. Просто у меня тогда такое состояние было… Срыв нервный. Зря я с тобой вообще тогда общалась. Нужно было в номере закрыться, напиться, проспаться и всё б нормально было бы.
Я как-то совсем потерялся. Даже не знал, чего сказать.
— А сейчас чего решилась?
— Да отошла просто. Тебя увидела. Всё налаживается, все хорошо. И я тебя не только за это хотела поблагодарить.
— А за что ещё?
— Дело в том… Помнишь, я говорила, что номерок дала одному парню? Ну, тогда, после фуршета? Так вот, он мне ночью позвонил и предложил встретиться. А я ещё, — Аня расхохоталась, — думаю, ну, поеду всем на зло, пусть он меня оттрахает, так, знаешь, по-звериному. Чтоб вообще всё плохо было. И поехала. А ему просто скучно было. И такой оказался приятный парень, мы с ним посидели, выпили, поболтали. Я ему рассказала про тебя, он про свою несчастную любовь и знаешь, мы как-то прониклись друг к другу. И ничего не было. Мы до утра просидели в кафе, потом пошли к нему в номер и как задрыхли! Потом на пляж пошли, я же ни разу тут ещё не была на пляже! Здорово так было! Ну и начали общаться. И, знаешь, я, кажется, влюбилась. Я пока никому не говорила, только тебе решилась. Ты, кстати, тогда прав был — ещё раз извини, что нагрубила. Слишком многого я от тебя хотела. Извини, что мучила.
У меня настолько отвисла челюсть, что на шорты начали капать слюни.
— Ну, что могу сказать? Поздравляю! — неуверенно, но искренне произнес я. — Совет да любовь! Дружкой на свадьбу позовешь?
Аня слегка улыбнулась.
— Нет, мы пока ничего не планируем. Тем более Сашка здесь по работе. Он вообще не отсюда. В командировку приехал. Мы пока никуда не спешим. Просто наслаждаемся жизнью.
— Ну, искренне рад за тебя! — не очень искренне сказал я. — Этот Сашка на тебя, похоже, хорошо влияет. Общался с твоей Таней — хвалит тебя сильно, радуется. А помнишь, как твоим в Харькове попадало, когда мы с тобой встречались? Гы-гы-гы!
— Да, наверное. Не знаю. Ты не подумай, я к тебе тоже хорошо отношусь, но с ним как-то спокойней. И стабильный он какой-то. И…
— Ты специально меня с ним сравниваешь, чтоб разозлить?
Аня ухмыльнулась:
— Да.
Я тоже улыбнулся.
— Скажу сразу, я ревную. Но исключительно потому, что за тебя переживаю. Но, надеюсь, эта ревность необоснованная. — я ещё раз посмотрел на Аню. — Прям наглядеться не могу. Ты посвежела так, спокойная такая, добрая. Надеюсь, что тебе сильно с ним повезло.
От удовольствия, Аня вжалась в сиденье и поежилась.
— Спасибо, Колька, ты настоящий друг! А то, что ревнуешь — я тебя понимаю. Найди себе девочку и отпустит.
И мы начали мило болтать про то да сё. Покушали и разошлись.
Очень противоречивые чувства во мне тогда боролись. Доминировало ощущение, что у меня забрали что-то очень нужное, но чем я до этого никогда не пользовался. Стоит у тебя в углу старая клюшка, пылится. Ты её отдаешь какому-то школьнику, начинающему хоккеисту, и вроде как понимаешь, что все должны быть счастливы, но всё равно как-то не по себе на душе. Но с другой стороны ты понимаешь, что твоей клюшке там лучше и у тебя теперь свободнее в комнате, но всё равно что-то не так.
Вот Аня обрадуется, когда узнает, что я её со старой клюшкой сравниваю.
Вечерком мы с Жуковым, как полагается, обмыли бутылкой дорогой водки мой новый плеер, который, кстати, оказался невероятно «ужасным». Стоит почти сто баксов, красивый, стильный, но медленный и звук пластиковый. Больше для клубной музыки подходит. Ещё и управление, как на всех «айриверах» деревянное — невидимые кнопки, которые нельзя нащупать в кармане, чтоб переключить песню или на паузу поставить — идиотизм! И из всех плееров мне подарили именно этот. Уже неделя прошла, а я к нему привыкнуть не могу. Никто не хочет поменяться?
Это на правах рекламы.
После кафе с Аней мы практически не виделись и меня всерьез начал терзать вопрос «О чём писать?». Вроде бы вокруг много интересного происходит, но всё равно не то.
Перед концом смены я познакомился ещё с одной Аней и поехал к ней в гости в Запорожье. Но ничего «интересного» из этого не получилось. Рассказ про неё оценили немногие, и комментарии в основном, сводились к «Покажи сиськи!», «Шо, так и не вдул?» и «Где художественная ценность?». Ещё она (Аня из Запорожья) на меня как-то в очередной раз обиделась и запретила что-либо про себя писать в новом (как раз вот этом) рассказе, грозясь удалиться из «контактика» и скайпа. Ещё и наговорила кучу «приятностей», типа того, что я «писатель одного рассказа» и что трепло, как и все мужики. Подобные вещи мне по душе не пришлись, и я сам занес её в черный список, дабы больше не огорчать ни себя, ни её.
К Ане из Запорожья я питал самые светлые чувства, поэтому разрыв был для меня немного болезненным. На душе чувствовалось одиночество. Странное чувство — ты знаешь, что тебя читает как минимум четыреста человек (столько в моей группе в ВК), но ты на фиг никому не нужен за исключением случаев, когда на работе скучно и хочется с кем-то потрепаться ни о чем.
В тот момент почему-то захотелось семью, квартиру с ковром и большого пепельного кота.
В ответ на мольбы небеса прислали мне студентов, которых я учил в колледже, откуда меня недавно выгнали. Это конечно не так функционально, как кот с ковром, но зато они привезли с собой трехлитровый бутыль сала и много-много тушенки, которую мы съели за три дня.
Первое время всё было отлично — вместе готовили, ходили на турник, гуляли по Артеку, обсуждали природу и устройство этого чудного места. Но потом они испортились. Сначала перестали ходить качаться, потом перестали убирать за собой, вели себя слишком борзо со мной и с Жуковым, один вообще начал курить — неприятность за неприятностью, короче. Единственной отдушиной для меня оказалась работа. Я вызвался добровольцем снимать в «Лесном», лагере, где проходила смена «Поверь в себя!». Приехали дети-инвалиды: глухие, немые, глухонемые, без ножек, без ручек, с явными дефектами внешности (не знаю, как называется эта болезнь, но там проблемы не только снаружи, но и внутри). И со стороны могло показаться, что это всё не очень эстетично. Но только там я чувствовал настоящий эмоциональный подъем. Это не дети-мажоры, которых родители сбагрили на месяц в лагерь, чтоб самим улететь на Мальдивы. Это дети, для которых Артек был настоящей сказкой. Видели бы вы, сколько счастья в этих глазах! Я знал, что денег там сильно не заработать, ибо бюджетники, но решил, что никакими деньгами это не оценишь, и что можно себя немного в жертву искусству и альтруизму принести. Прихожу снимать их в столовую, а каждый себя телезвездой чувствует из какого-нибудь популярного реалити-шоу, старается выглядеть важно и достойно. Все ручками машут (если ручки есть), улыбаются, многие переговариваются жестами и мычат, но все радуются. Круто, короче.
И вроде жизнь только-только начала идти своим чередом, одним, казалось бы замечательным вечером мне пришла смска следующего содержания: «Коль, мне очень нужна твоя помощь. Пожалуйста, позвони». Думаю, понятно, от кого.
— Алё, Ань, привет! У меня сегодня съемка, сразу говорю и…
— Нам просто нужно поговорить.
Тон у Ани был странный. Вроде бы и спокойный, но какой-то нехороший.
— Ну, хорошо, ты сейчас где?
— В Аю-Даге, в номере у себя. Приедь ко мне пожалуйста.
На часах было около шести. Съемка в восемь. Минут тридцать пять идти к ней, двадцать пять от неё. Ещё и на себе камеру тащить.
— Ань, я не успею, наверное…
— Коль, пожалуйста…
Мне показалась, что Аня хлюпает.
— Ладно. Только ненадолго, хорошо?
— Хорошо.
Обычно в таких ситуациях Аня клала трубку, но тут она просто молчала. Я почувствовал себя совсем неловко. И почувствовал тревогу. В голове моментально вспыхнула мысль «Аню бросили».
Быстро собрав камеру, я направился в гостиницу. Мне очень повезло: наш водитель ехал туда забрать шефа с работы и подвёз меня почти ко входу. На ресепшене мне подсказали куда идти, и вот я стою перед Аниным номером, придумывая, что бы такого сказать.
— Ну, заходи, долго стоять будешь? — послышалось из-за двери.
Дверь была открыта и я зашел.
Номер у Ани был очень просторным, ухоженным и розовым. Розовыми были обои, шторы, мебель и даже ковер. Тоже захотелось себе розовый ковер в общагу. Аня сидела на розовом диване. Незаплаканная, не в размазанной туши и даже нерастрепанная. Просто сидела и смотрела перед собой. Смущала только духота — очевидно, розового кондиционера дизайнеры не нашли.
Я сел на ковер посреди номера, чтоб быть ниже Ани, чтоб она на уровне подсознания чувствовала себя главнее. Это немного помогает в таких ситуациях.
— Ну, рассказывай.
Аня вздохнула:
— Он оказался женатым.
— И что? — удивился я.
Аня удивилась ещё больше.
— Как это что? Он мне врал все это время.
— А как узнала, что он женат?
— Сам сказал… Только не нужно со мной софистикой заниматься! Он мне тоже сказал, что я просто не спрашивала и что он просто ничего не хотел портить. Что и ежу понятно, что на курорте ничего кроме курортного романа быть не может.
Аня замолчала. Я всё никак не мог понять, почему она такая спокойная.
— Ань, ты пойми его тоже. Ты очень сексуальная, притягательная, умная… не знаю. Добрая иногда даже. Ну что он дурак, чтоб сразу на свиданке говорить «А ты знаешь, у меня жена есть»? Чувак в тебя влюбился просто. Но так сложилось, что его уже кто-то захомутал. Ты бы хотела, чтоб он развелся со своей…
— Нет! Я…
— Ну вот и всё! Ты себя повела очень достойно и мудро, — я взял Анину ладонь. — А он, как низшая форма жизни, просто следовал инстинкту. Что, разве ты не смогла бы его заставить бросить ради тебя жену?
— Зачем мне это? Я…
— Ты человек! Ты ЛИЧНОСТЬ! А он — кобель обычный! А может он тебе ещё чего-то недорассказал? Может он детей на завтрак ест?
Наконец Аня улыбнулась.
— Есть, наверное, хочешь?
— Избитый ход, — улыбнулся я в ответ. — Да, хочу, но не буду. Я на съемку голодным хожу.
Аня рассмеялась.
— Маэстро должен быть голодным?
— Маэстро не должен укакаться на съемке.
Аня смотрела мне в глаза и улыбалась, хлопая ресницами. Легкий сквозняк из открытого балкона приятно щекотал спину и теребил её пшеничные кудри. Анины губы неслышно что-то говорили, а большие серо-голубые глаза впились в мой и передавали что-то подсознанию. Импульс был четким и понятным: Аня хочет, чтобы я её утешил.
Одно меня только смущало. Чтоб подтвердить свою догадку, я достал камеру из рюкзака, включил и направил на ковер — света было много, и для нормальной экспозиции пришлось закрыть диафрагму почти полностью. Отчего ж у Ани зрачки такие большие?
— Ты под чем-то? — укоризненно спросил я и Аня потупила взгляд.
Почти минуту она мялась, пытаясь выдавить из себя хотя бы слово.
— Как думаешь, почему я тебе позвонила? Я же на таблетках. И без них уже…
Аня неслышно произнесла слово, которое можно узнать всего по двум буквам — «П» и «Ц». Она действительно осознала, насколько всё серьёзно. Мне стало по-настоящему её жаль. И, кажется, я начал её понимать. Каково жить, понимая, что ты без пилюлек превращаешься в истеричного монстра, который кроме как портить настроение себе и окружающим больше ни на что не способен? Хреново, наверное.
— Ань, а ты, когда с этим чуваком встречалась, тоже их пила?
— Таблетки? Так это он мне их и давал. Их просто так не купишь. Мы с ним под спиртное закидывались и кайфовали, — Аня виновато посмотрела в окно. — Да, знаю, я сорвалась. Ты просто не можешь представить, каково мне было тогда…
— Ань, не переживай. Всё нормально. Я не буду тебя осуждать или учить чему-то. Нужна поддержка, будет тебе поддержка. Кстати, сегодня ты со мной идешь.
— Куда?
— Ты ж не была на мероприятиях лагерных?
Аня замотала головой.
— Я кроме своего офиса и управления почти нигде не была толком.
— Вот и зря. Ты ж самое главное упускаешь. Вот тебя не было на закрытом выездном совещании Верховной Рады (Украинский парламент), а я был. Снимал на видео. Так вот, сами депутаты говорили, что Артеку нужно постоянное плотное финансирование, потому что это, хех, мне понравилась фраза, «уникальное социально-культурное образование на территории Украины, аналогов которого нет нигде в мире». И поверь, это так и есть. Так уж сложилось, что моя работа заключается в том, чтоб наблюдать, как изменяются дети за смену, а потом ещё и отобразить это в десятке клипов. Тут, в Артеке, дети лишаются всего вот этого негатива взрослого. Дней пять назад один на «турграде» сломал руку. Ну, знаешь, как это бывает: «Смотри, как я умею», решил пройтись на руках и не рассчитал немножко. Там, конечно, все в шоке были, переполошились, скорую вызвали. А позавчера видел его снова — весь гипс в автографах, там даже белого места не было. А мелкий тот такой счастливый, ходит с гипсом как герой, мол, «смотрите, что у меня есть!». И он увезет с собой этот гипс и будет хранить его как реликвию и самую главную вещь из детства. А что у детей современных самое важное? Телефоны, компы, «вконтактики» всякие там — то, что им на самом деле нафиг не нужно. То, что позволяет общаться не видя человека или помогает показывать себя не так, как есть на самом деле. Помнишь, когда ты мне «вконтактике» написала? Ну, тогда, давно, когда мы только познакомились. У тебя там была только фотка полумёртвого ангела, всего в крови и в какой-то зачуханой обблёванной хате. Ты сама себя на это программируешь. Желаемое за действительное выдаёшь, — я улыбнулся. — Была бы ангелом хотя бы… Ну вот ты не понимаешь. Мы с тобой живём в одном и том же месте, только я вижу одно и радуюсь этому как ребенок чуть ли не каждый день, а ты предпочитаешь закинуться колесами, чтоб ничего не видеть. Можешь на меня обижаться. Ты же знаешь, у меня дурацкая привычка говорить правду и то, что думаю. Поэтому сразу извини, но сопли я с тобой тут жевать не буду. Поэтому мы будем развлекаться сегодня.
Я ожидал, что она что-то скажет но, наверное, я слишком много информации на неё вылил.
— Будешь мне ассистировать. У меня съемка танцевального конкурса в «Лесном», посмотришь, как дети отдыхают. Только сразу говорю — зрелище не для слабонервных, — я посмотрел на часы. — И у нас остался час всего, давай, собирайся.
Аня тупо и молча смотрела на меня с таким выражением лица, как будто я сказал «пошли, полетаем на слоне, только вилки не забудь, а то дождь начинается». Пришлось немного похлопать в ладоши, вывести её из легкого транса и загнать в другую комнату, где виднелся открытый платяной шкаф-купе.
Прошло некоторое время.
— ЧАС! — я громко стучал кулаком в дверь. — СКОЛЬКО МОЖНО??? Ты что там, вяжешь себе наряд? Надевай спортивный и пошли.
— У меня все спортивные под черные волосы, — виновато призналась Аня, не открывая двери. — Коля, не кричи на меня, я уже ничего не соображаю!
— Это я ничего не соображаю. У меня через полчаса начало, а ты всё никак не можешь решить, что тебе надеть туда, где смотреть будешь ты, а не на тебя!
— На машине поедем. За пять минут доберёмся…
Я начал злиться ещё больше и стучать в дверь ещё громче.
Первые двадцать минут я ещё сидел спокойно. Ну, двадцать минут — можно понять. Потом я вежливо спросил: «ты скоро?», получил положительный ответ и подождал ещё пять минут. Потом я не очень вежливо повторил вопрос, но, получив тот же ответ, не поверил и начал пытаться всячески катализировать процесс переодевания Ани во что угодно. Я лично на съемку хожу в красной майке и зеленых шортах. Если съемка динамичная, то вместо шлепок одеваю кеды. ЧТО МОЖНО ЧАС ПОДБИРАТЬ???
Наконец, Аня отперла дверь и у меня отвисла челюсть. Она надела артековскую форму, которую выдают высокопоставленным служащим — директорам всяким, начальникам и так далее. Вообще, в Артеке у всех кроме нашей киностудии есть униформа, которую даже можно на халяву стирать. Даже у охранников и электриков. А мы, люди, которые всегда на виду, ходим как попало. Кстати, в знак протеста я на работу ВСЕГДА приходил как клоун. В моем туалете преобладали красный, желтый, зеленый, оранжевый. И обязательно шлепки. В случаях особой важности — кеды. Каждый раз мой начальник и его начальница меня пилили за это, на что я разводил руками, мол, простите, всё остальное грязное. И каждый раз им приходилось соглашаться. Интересно, у них не возникал вопрос, когда я это «остальное» успеваю пачкать?
Форма на Ане смотрелась шикарно. Настолько шикарно, что мне с трудом удалось погасить в себе желание с Ани эту самую форму снять.
— Ань, ты божественна! — дебильно улыбаясь сказал я. — Никогда тебя такой красивой не видел! Честно! Почему ты её раньше не надевала?
Смущаясь, Аня начала разглаживать руками свою светло-бежевую юбку и разглядывать лейбл Артека на таком же пиджачке. Но самое крутое — белые гольфики. Это вообще атас!
Я не смог сдержаться и крепко обнял офигевшую Аню. Сам не знаю почему — просто импульс. Потом отошел и опять начал любоваться.
— А не слишком броско? — продолжала смущаться Аня.
— Да не, клёво! Я уже не хочу на съемку. Поехали в общагу, я фотик возьму и будем тебя на фоне Аю-Дага фоткать, как новое рекламное лицо?
Аня покраснела и снова хлопнула дверью. Но не закрылась. Приоткрыв дверь, я начал наблюдать, как она переодевается. Скомкав пиджак и юбку на кровати, Аня осталась в нижнем белье и начала в куче вещей что-то искать. Я вспомнил нашу вторую фотосессию, когда мне посчастливилось немного потрогать её грудь. Помню, боялся тогда ещё больше, чем она. Интересно, что будет, если я сейчас подойду и сделаю какую-нибудь пакость?
Аня, вероятно, прочитала мои мысли, повернулась, взвизгнула, закрыла дверь и продолжила свои соискания уже в одиночестве. А я остался наедине со своими пошлыми мыслями. Пусть бельё у неё было не самое сексуальное, ещё и разного цвета, но её фигура на фоне кровати была уж чересчур привлекательной.
«ДУМАЙ ГОЛОВОЙ», говорил я себе. Но ничего не получалось. Нужно срочно купить ведро брома.
Чтоб отвлечься, я пытался представить план съемки мероприятия:
Общий план, трибуны. Дети на трибунах танцуют, радуются, смеются.
Крупный план какого-нибудь счастливого ребенка. Желательно, с глазами побольше, и чтоб на щеке было что-то нарисовано.
Средний план. Две или три девочки оживлённо что-то обсуждают между собой.
Опять крупный план, на этот раз Ани. Она начинает медленно раздеваться, обнажает грудь…
Я начал методично биться головой об стену.
Аня сочла это последней каплей и ещё раз явила себя народу. Все либидо быстренько перетекло в смех. Она таки надела спортивный костюмчик, но это не главное. ещё она собрала волосы. Когда она была брюнеткой, её лопоухость была просто милой. Ну, может слегка забавной. А сейчас, когда волосы светло-пшеничного цвета, уши у неё визуально стали ещё больше и она чем-то напоминала Чебурашку-блондина.
— Вот так всегда и ходи! — радостно подытожил я. — Все, давай-давай, мы и так опаздываем!
Я потащил Аню к стоянке, мы загрузились и поехали.
— Ань, а вот ты говоришь, что без таблеток тебе жопа? А оно у тебя когда наступает? Тебе нужно разозлиться или как?
Аня внимательно следила за дорогой.
— Когда скучно. Когда делать нечего, сразу в голову всякий бред лезет. А когда есть что делать, всё вокруг, что мешает, начинает сильно раздражать.
— А сейчас уже началось?
Аня кивнула, и я задумался.
На подъезде к костровой (место, где проходят мероприятия) нам заслонили дорогу идущие дети. Они шли в том же направлении, что и мы и никакой возможности объехать их не было. Аня посигналила, но дети не разошлись. Они вообще никак не отреагировали — шли себе дальше, как ни в чём не бывало, никто даже не оглянулся. Аня начала нервничать и посигналила ещё несколько раз, но реакция была прежней.
— Они что, издеваются? Сложно отойти или что? — начала злиться она, крепко сжимая руль.
В этот момент на дорогу перед детьми выбежала вожатая и начала на языке жестов что-то показывать. Дети испугано обернулись и разбежались, как мыши. Аня чувствовала себя неловко.
— Ань, я забыл предупредить, здесь дети-инвалиды, так что ты сильно не удивляйся, если что.
Мы припарковались за сценой и вышли.
— Ваш пропуск, — встретил нас юный курсант с наглыми глазками.
— Я свой в другом кофре забыл, — спокойно ответил я.
— А я… сейчас я за ним съезжу, — Аня попятилась к машине, но я одернул её.
— Это новый руководитель службы маркетинга. А вам, молодой человек, я бы посоветовал выучить руководство предприятия в лицо. Это что, так сложно? Неужели не видно, что на машине служебный пропуск на все КП? Кому такой выдаётся?
Не смотря на то, что пропуск на лобовом стекле машины отличался цветом от обычных, курсант зачем-то подошел поближе посмотреть. Я не стал дожидаться его реакции и потащил растерявшуюся Аню к трибунам.
— А как же…? — Аня показала на курсанта, который все ещё рассматривал пропуск.
— Да скучно ему. Они ж целый день ничего не делают, только бродят по территории. Дрожжи, блин. Ну глянь на него — ну дебил же! Там десять слов от силы, а он до сих пор читает. И наглый какой, посмотри? Ладно. Ты садись вон там, а я снимать буду.
Аня растеряно села на пустую лавочку, а я начал разворачивать съемочный процесс.
Началось мероприятие. Вначале всех приветствовал директор — Юрий Николаевич, гениальнейший руководитель, обладатель отличного чувства юмора и добрейший дядька. Хотя, мы как-то партию дисков ему испортили, так не очень он тогда был добрым. Но то мы сами виноваты.
Затем пошли номера. Описывать все нет смысла, поэтому опишу пару отрывков съемки:
Крупный план. Улыбающаяся девочка лет четырнадцати на фоне сосен и кипарисов. С бантом на голове в ярко-красном платье. Начинается отъезд на общий план. Сначала в кадр входит костыль, на который девочка опирается, затем становится видно, что у неё нет одной ноги. Начинает играть музыка, и девочка наравне с другими детьми танцует быстрый веселый танец. Улыбается и радуется жизни.
Следующий эпизод.
Мальчик лет десяти с нарисованным на щеке оранжевым солнышком, вовсю хлопает. Но у него нет ладошек. Культи заканчиваются где-то на середине плеча, и он стучит ими друг о друга. И пусть получается не очень громко, но мальчик очень старается.
Еще один эпизод.
Отряд глухонемых детей восьми-девяти лет исполняет танец. Они почти не слышат музыки, но повторяют всё за своей вожатой, которая находится под трибунами, и которую никому кроме меня и Ани не видно. Получается синхронно и очень даже живо. Когда трибуны аплодируют стоя, некоторые дети плачут от счастья.
В конце все четыреста человек обнимаются.
После мероприятия у Ани был такой вид, как будто она дзен постигла. Я сам, когда первый раз снимал, долго не мог отойти. Эти дети вызвали вовсе не сочувствие. Это было глубокое уважение. Хотелось их отблагодарить, за то, что они показали, насколько сильной может быть личность, и насколько незначительны те проблемы, которые тебя тревожат.
Помню, я переживал по поводу того, что мой последний рассказ не понравился многим, а на обеде снимал, как парень, лет шестнадцати, без обеих рук, кушает суп. Как только случится в жизни какая-то фигня, попробуйте ради интереса просто поесть суп без рук.
Было около десяти вечера и уже почти стемнело. Костровую освещали фонари, а на небе было много-много звезд. Никогда столько не видел. Аня сидела на скамейке и улыбалась.
— Ну как? — спросил я Аню.
— Поверить не могу! Они такие счастливые и веселые. Я бы так не смогла.
Аня смотрела перед собой и, очевидно, вновь и вновь проигрывала в голове увиденное.
— Ни фига! Просто у тебя есть выбор. Ты можешь себе позволить раскиснуть или пострадать. А у них нет. Вот и весь секрет. Помнится, я уже говорил тебе, что почти все наши проблемы рождаются не в окружающей среде, а у нас в голове.
Аня вздохнула и улыбнулась.
— Знаешь, жаль всё-таки, что у нас девяносто процентов путевок покупает государство. У меня только что такие идеи для рекламных компаний родились!
— Жаль, что в нашей «прекрасной» стране хотя бы малоимущие детки могут отдохнуть на халяву? — пошутил я.
— Нет! Я не в том смысле! Я про то, что у меня работы нет почти…
— Да шучу я. Блин… так приятно видеть, когда ты радуешься! Раньше ты меня вдохновляла, а теперь мы местами поменялись, — немного застеснявшись, я отвел взгляд в сторону и увидел, что возле Аниного «Рено» крутятся аж три милиционера. — Ань, а ты им понравилась по ходу. Что-то они от тебя хотят.
— А ну, пошли, разберемся, — сказала Аня и, признаюсь, тон её меня немного напугал.
Не дожидаясь ответа, Аня решительно направилось к машине, а я начал спешно собирать штатив и складывать камеру. И очень пожалел, что пропустил такое шоу.
Подойдя через пару минут, я застал только конец сцены: три перепуганных курсанта изучали подножный асфальт на предмет чего угодно, а разъярённая Аня на них орала:
— …совсем охерели! Вы к Поддубной (директор Артека) тоже подходите пропуск спрашивать? Неужели сложно догадаться, что руководство переодевается по пять раз в день, чтоб подобающе выглядеть, и пропуск забыть — дело плёвое? А от вас несет кстати! Неужели дезодорантом не научили пользоваться??? Позорище! А рубашки почему такие помятые? А брюки? Вы милиция или кто? А ну бегом приводить себя в порядок! — Курсанты оцепенели и попросту не могли сдвинуться с места. — БЕГОМ Я СКАЗАЛА!!!
Несчастные пулей скрылись из виду. Офигев от такого номера, я машинально похлопал в ладоши. Аня была счастлива.
— А что они хотели-то? — спросил я после небольшой паузы.
— Да пропуск на белый Рено. А у меня ж коричневый. Ну, просто я заказывала машину и заодно пропуск сразу. А мне из салона звонят и ноют, мол, партию белых задержали на таможне и ждать придется неизвестно сколько. А есть только такие и чёрные. Чёрный я не захотела, а этот вполне ничего. Ещё и кондиционер поставили бесплатно, в качестве извинений. А про пропуск как-то забыла.
— Так ты наехала на пацанов просто за то, что они бдительность и внимательность проявили?
— Ну а чё они? — засмущалась Аня. — И от них правда несет. От тебя, кстати, тоже. Давай, я твои вещи в стирку сдам?
— А ничё, что они мужские и больше ни у кого таких нету? Мало ли, что потом будут говорить?
— И то верно. Ну, давай, я в Ялту съежу, в прачечную отвезу?
— Ань, спасибо, я как-нибудь сам, хорошо? — я посмотрел на часы. — Нам, наверное, прощаться пора. Мне нужно на студию, а то неохота потом будить вахтёршу: они сильно расстраиваются, когда бужу.
Ане не хотелось прощаться. Мне тоже не хотелось, но я понимал, что если останусь, произойдет что-то очень хорошее, о чем я и Аня, пожалеем позже. Нужно взвесить все за и против. Как минимум, меня покормят. Студенты меня тоже покормят, но они готовят всякие макароны с варениками, на которые я уже смотреть не могу.
Я ещё раз взглянул Ане в глаза. Там не было никакого промискуитета, похоти или чего-то подобного. Она по мне просто соскучилась. Как и я по ней. Чем чёрт не шутит, в конце концов?
— Ладно, поехали к тебе, в шахматы поиграем.
Мы закинули аппаратуру на студию и поехали к Ане в Аю-Даг. Не знаю, кто проектировал именно этот номер, но вечером жарища там была ещё больше, чем днём. Наверное, поэтому Ане отдали такой роскошный двухместный двухкомнатный номер.
Пока хозяйка направилась в душ, я решил посмотреть телевизор. Уже тысячу лет не смотрел. Плюхнулся на розовый диван, взял пульт и начал клацать. Для полного счастья не хватало пивка разве что. И вы знаете, так интересно! Куда не включи, везде реклама! Причём качество её за последнее время заметно повысилось! Отличная графика, шикарная музыка, сценарии интересные, актёры классные. Почему у нас кино снимают отвратительное, а рекламу шлепают на уровне с европейцами? Сделали бы ради интереса рекламный полнометражный фильм про рекламу, запихали бы туда кучу известных лейблов и получили бы Оскара.
Из душа вернулась Аня.
— Раздевайся, насиловать буду! — задорно скомандовав, Аня поправила на голове чалму одной рукой, а другой попридержала большое полотенце, прикрывающее срамоту...
Я очень любил Анин массаж, но тут такая интересность по телеку.
— Давай чуть позже? Хочу в зомбоящик втыкнуть.
Аня удивленно посмотрела на телевизор, затем на меня, а потом на полотенце. То, что срамоту прикрывало.
Краем глаза я заметил, что полотенце немного ослабло. Щас точно насиловать будет.
— Ань, может, не нада? — с опаской спросил я. — Не подумай ничего, ты очень привлекательная, но я как-то, не знаю. Я к тебе как к сестре отношусь и не могу вот так вот…
Реакция Ани была вполне предсказуемой. Её глаза должны были наполниться слезками, носик — сопельками, очередной нервный срыв, и я был к этому абсолютно готов. Уже продумал речь, чтоб её утешить. Но не тут-то было! Анна самым наглым образом уселась на меня. Теплым и мокрым местом прям на коленки, так, что моя свобода движения очень сильно ограничилась. Теплым место было не от жары, а мокрым не от недавнего душа. В ответ я кое-где увеличился в объеме и вспотел ещё больше. Видя это дело, Аня стянула с меня футболку и бросила её подальше. Я, честное слово, не хотел этого делать, но руки сами начали разворачивать полотенце. При виде двух самых красивых в мире вещей, объём моего необъемного тела дошел до критической точки, как, впрочем, и чаша терпения. Чувствуя это, Аня привстала, и я стянул шорты. Присела она уже на другое место.
Дальше без пошлостей не получится, а меня дети читают, поэтому пропускаю.
Так хорошо мне не было уже очень давно. Аня очень четко чувствовала мой ритм, и с ней у нас всегда все было синхронно — вместе двигались, вместе дышали, вместе стонали и вместе ловили приход. Как полагается, в конце мы оба засмеялись от счастья и обнялись. От бешеной скорости и бурной страсти мы оба были потными, склизкими и, вероятно, вонючими. Но нам было пофиг.
— Как к сестре, значит, относишься? — шепнула Аня мне на ухо.
А что мне ответить, кроме как заржать?
— А ты красава! Чего так быстро-то? Ладно я, но ты ж только-только с чуваком встречалась?
— А у меня с ним не получалось, — игриво ответила Аня и зачем-то укусила меня за ухо.
— Ты это специально говоришь, чтоб я гордился? — Аня замотала головой.— Он реально был так плох?
Я ещё не вышел из гостей и, чтобы проверить свои опасения, сделал одно хитрое движение тазом, в ответ на которое Аня захлебнулась воздухом, а по её телу пробежала дрожь. Значит все по-настоящему.
— Мы же антидепрессанты употребляли…
— А они как-то влияют?
— Как-то влияют… Наверное, сложнее словить оргазм. Да практически невозможно. Причем ты хочешь, и очень даже сильно. А не можешь. Знаешь, как бесит? Приходится либо терпеть и нервничать, либо опять есть. И получается замкнутый круг.
— И судя по тому, какая ты была спокойная, ты ела? — укоризненно спросил я.
— Думаешь, я не понимаю? — Аня попробовала резко дёрнуться, но не тут-то было. Не для того я её вытаскивал, чтобы сейчас отпустить. — Думаешь, я не понимаю, что гроблю себя? И думаешь мне не хочется слезть с этой гадости? Слабо тебе бросить есть, например? Представь, что ты с мозгом не дружишь, а видишь, как он бесчинствует, а ничего сделать не можешь. И ты только о том мечтаешь, чтоб всё нормально закончилось, а не как обычно.
Я взял её за руку и начал аккуратно гладить. Аня немного успокоилась.
— Ну-ну, извини, я не хотел тебя обидеть.
— Да я знаю. Нужно ж выговориться кому-то.
— Думаю, что всё у тебя наладится, — я говорил уверенно, потому что во время близости любящих сколько эндорфинов появляется, что ни один наркотик не сравнится! На пару дней ей уже хватит. А потом мы запас пополним! А ещё есть антидепрессант, не такой эффективный, конечно, но тоже полезный: физические нагрузки.
Мы замолчали и крепко обнялись. Не знаю, что чувствовала Аня, а я понимал, что нахожусь в самом нужном месте. И что делаю самое нужное дело. Нет, не трахаюсь и не еложу по Анькиной потной заднице — я дарю этому одинокому человеку тепло. То, что не смогли ей дать родители, у которых приоритетом было устроить дочь на успешную должность и выдать за достойного мужа. То, что не смог дать её недавний молодой человек, щедро снабжавший антидепрессантами, чтоб та казалась счастливой. Почему забывают про искренность и простоту отношений? Гоняются за длинными ногами, большими сиськами и крутыми мускулами? Всякими социальными статусами и материальными благами? А тепло? Та энергия, которая вдохновляет нас на хорошие добрые поступки? Вместо этого у нас процветает бл#дство и беспорядочные половые связи. Непонятно как, непонятно зачем и с кем. Как можно заниматься сексом с проституткой, пусть даже очень симпатичной? Я как представлю, каково этим бедным девочкам приходится, так у меня не то, что рука не поднимется что-то с ними сделать, у меня просто не поднимется. А у нас это считается нормой — можешь позволить проститутку, значит ты крутой перец. Фу! А бл#ди? У меня в одном ночном клубе Киева читатель охранником работает и как-то приглашал на работу в гости «вдохновиться» так сказать, увиденным. Так вот, там, в женском сортире, за вечер восемь пар перетрахалось, которые до этого друг друга в глаза не видели. Причём сделали дело и пошли дальше порознь с друзьями бухать. И это не выдумки какие-то, это РЕАЛЬНАЯ ЖИЗНЬ — то, чем гордится моё поколение и то, что возводится в обязательный атрибут успешной жизни кинематографом, периодическими изданиями и прочими средствами массовой истерии.
Вот и Аня. Я не уверен, но у меня такое чувство, что на препаратах она чуть дольше, чем говорит. Буквально за год она сбросила под девять кило якобы упорными тренировками. Но мы-то с вами понимаем, что если организм привык весить восемьдесят кило, то на какие ухищрения не пойди, а обмануть его будет очень сложно. Разве что гормонами. Это такой удобный механизм мозга воздействовать на организм в целом. А что, если мы добавим того или вот этого, организм подумает, что всё честно, и начнет меняться. А мозг-то изменений не планировал. Ну, по крайней мере, подсознательная часть, которая там всем заправляет. Какая может быть реакция? В нём тоже что-то начнет меняться. Не обязательно, конечно, в худшую сторону. Тут вспоминаются детские голливудские мультики, где героя облучают радиацией и у него появляются суперспособности, крылья и все барышни ему сразу дают. Да, радиация вызывает мутацию на генном уровне, и да, она происходит гораздо быстрее, чем естественная. Но она всегда регрессивная. Потому что в хромосоме генов не один и не два, и только в определенной последовательности они работают. А когда там что-то поменять… Ну, это как разобрать движок самолета, а потом дать первоклассникам его собрать. В лучшем случае он просто не запустится.
Вот так и с подсознанием — несоответствие нормам вызывает изменения в сознании, неконтролируемые и непредсказуемые. Нарушаются реакции на раздражители, начинаются психосоматические заболевания и ещё комплект всяких приятностей. А антидепрессанты просто давят подсознание. Оно вроде как не мешает некоторое время, ты можешь нормально думать и реагировать, хотя испытывать эмоции нормально ты тоже не можешь — ты банально не можешь радоваться тому, что тебе не хреново. То есть тебе либо плохо, либо ни хорошо ни плохо.
Не думаю, что многоуважаемая госпожа Фейзельштам, или как там её по-настоящему, лечила Аню от девственности полгода. Я вспоминаю диалоги с ней, когда она рассказывала про здоровый интерес, который у меня очень хорошо получается вызывать, и про то, насколько он Анне необходим. Я как-то даже сначала значения этому не придал. Потому что радовался бесплатному хавчику по выходным и катанию на машине. А потом вдруг осенило — доктор сбагрила на меня свою пациентку. Я своей заботой заменил для неё антидепрессанты. И только так я мог объяснить Анину необъяснимую привязанность ко мне. Ей никогда не нравилось то, чем я всегда гордился: она недолюбливала мои рассказы (кстати, заметил, что ссорюсь со всеми, про кого я пишу) и после каждой истории про неё обижалась. А если было не про нее, то ревновала. Не воспринимала мою музыку, а к живому исполнению была абсолютно равнодушна. Разве что к фотографиям относилась нормально. Хотя себя фоткать тоже не часто давала. Я её в шутку часто спрашивал: «Что тебе во мне нравится?», а она так же в шутку отвечала: «Да сама не знаю, ты просто настоящий». На что я, конечно же, отвечал шуткой, что таки да, почти всё, кроме пластикового глаза и пары зубов у меня настоящее.
Из раздумий меня вывело затекшее плечо, на котором Аня очень удобно умостилась.
— Ань, пошли на море голыми купаться?
Не отвечает. Спит. Ну, пусть спит — у неё сегодня, наверное, был насыщенный день. И у меня тоже. Осталось только придумать, что студентам наврать, чтоб не спалиться.
А тебе, дорогой читатель, нужно работать. Давай-давай, а то совсем разленились xD
5
Этот рассказ, точнее эту часть рассказа, я начинал писать аж три раза. В первой версии речь шла о том, как я случайно сорвал открытие международного кинофестиваля. Получалось круто и весело, но один из читателей бета-тестеров сказал, что описанные подробности работы МДЦ «Артек» могут вызвать легкое негодование моего начальства с дальнейшим моим увольнением. Поэтому рукопись постигла участь второго тома «Мертвых душ». Вторая версия повествовала о последствиях наркотической зависимости и так называемой ломке. Получалось тоже очень весело и живо, ещё и познавательно (для будущих наркологов и, особенно, наркоманов), но Аня, когда прочитала кусочек, почему-то сказала, что оторвет мне яйца, если это попадет в сеть. И файлик «Часть 5, хз как назвать» тоже был безвозвратно удален с винта.
Именно поэтому многим он покажется скомканным, тусклым и вообще. Ну, как обычно. Однако, эту историю я расскажу не смотря ни на что.
Однако перед началом изложу некоторые факты, произошедшие за два месяца лета.
Во-первых, я стал зарабатывать больше Ани. Пахать приходилось столько, что не хватало времени не то, что поесть, даже в контактике посидеть не удавалось! Хотя у Ани и была возможность брать нехилые откаты, она этим не пользовалась и, как говорил Папанов, жила на одну зарплату, которая уходила с поразительной скоростью на бензин и дорогущие шмотки. Какой-то добрый человек посоветовал ей шопинг-терапию, и она после получения жалования ехала в Ялту и оставляла в тамошних бутиках около двух третей всех денег, покупая босоножечки, блузочку и юбочку. Ну и ещё по невероятной акции получала супер-модные очки «бесплатно». И вы знаете, как ни странно, это работало! Она стала спокойнее, перестала грузиться по мелочам и начала воплощать в себе образ среднестатистической секретарши. Ей даже было не стыдно попросить у меня денег в займы, когда она в Москву ездила за делегацией артистов. Пришла такая, говорит:
— Коль, у тебя деньги есть?
— Ну я как бы потратился недавно…
(купил себе объектив за штуку баксов).
— Я в Москву еду, мне денег нужно. Долларов сто хотя бы. Можешь занять?
У меня тогда всего около ста пятидесяти оставалось, но такой возможности упустить я не смог. Не потому, чтоб потом ехидничать, а просто чтоб себе доказать, что не такой уже я и нищеброд.
Как и ожидалось, Аня приехала в новом платьице, которое купила со скидкой аж в 80%, вызвала меня срочным образом, закрылась в кабинете, опустила жалюзи и давай вертеться во всей красе. А потом спросила с круглыми глазищами:
— Угадай, за сколько купила?
Я прикинул, посмотрев на качество ткани, покрой и дизайн. Выглядело хорошо и довольно дорого. Хотя и немного по-дурацки.
— Ну, баксов четыреста это стоит.
— Ты что? — Аня округлила глаза ещё больше. — Это же… — она назвала то ли имя то ли фамилию какого-то француза. — Эксклюзив! Оно знаешь, сколько стоит? Наша директриса похожее покупала за (информацию могут увидеть в налоговой)!
Короче, сколько «сие» стоит, я так и не узнал, но остаток месяца Аня на работу ходила пешком, ибо денег на бензин у неё не было, а в бесплатном артековском автобусе ей не позволяла ездить гордость. Сама она говорила, что пешие прогулки полезны для здоровья. Как же.
Короче, сильно она изменилась. Не могу сказать, что в лучшую сторону, но, по крайней мере, она выглядела счастливой.
Но этот рассказ совсем не про неё.
Обычно на работу первым прихожу я. Но сегодня всё было не так. На вахте не было ключа от моего кабинета, который по совместительству являлся кинозалом. Я даже удивился — какой дурак (кроме меня) на работу в восемь приходит? Но всё оказалось совсем не так. Оказывается, с работы просто не уходили. Вахтёрша хотела мне что-то сказать, но мне было лень доставать наушники, и я, просто улыбнувшись, затопал наверх.
Борода сидел за компом и, как это обычно бывает, неспешно бородировал. Он, когда не бреется (а он никогда не бреется), жутко похож на Исуса , поэтому за моим компом сидела недоперевыпившая реинкарнация святого. Немного помятая и чуть-чуть замедленная.
Поэтому выгнать его оттуда я не имел никакого морального права.
— Шо, падла, опять нажрался? — ласково поздоровался я. — У тебя дети голодные дома плачут, пока ты тут квасишь, и в танки играешь!
Борода посмотрел на меня так печально, что захотелось подарить ему всю ласку и тепло, которые у меня были. Но потом резко оживился.
— Это потому что ты мне мало внимания уделяешь! Когда ты мне последний раз комплименты говорил? А обнимал когда? Ты стал чёрствым! Совсем не таким, как когда мы познакомились. А дети плачут, потому что мы ссоримся постоянно. Иди, посмотри, до чего ты их довел.
Борода показал в сторону приоткрытой подсобки, где мы складывали всякий старый хлам. В подсобке, среди пузатых мониторов и узлов кинопроекторов, на мешках с негодной триацетатной кинопленкой, накрывшись стареньким экраном, почивал Вася — наш новый сотрудник, присланный в качестве практиканта из какого-то университета искусств. Вася был «в говно», и это очень мягко сказано. По зеленому цвету кожи было трудно определить, жив ли поциент, или не совсем, поэтому пришлось прислушаться к неровному, временами булькающему дыханию. Хорошо, что шеф не видит. Он хоть человек мягкий, но за такое вполне мог бы отправить домой. А мне потом самому на съемки штатив таскать? Нет уж, извольте.
Лёгкими пощёчинами, я кое-как привел Василия в чувства, за что тот, в порыве благодарности обблевал мне все шорты и, упав на пол, промычал что-то обидное.
«Вот дебил малолетний», думал я, взваливая бездыханное тело на себя с целью переместить его в туалет.
— Коля, не нада, буээээ, — кряхтел Вася, когда я совал его голову под холодную воду.
Оно отчаянно вырывалось и постоянно билось макушкой о кран, жалобно скуля.
— Вот зачем так нажираться? Ещё и на работе? Тебя кто-то видел здесь?
— Мы вахтершу послали на#уй, — гордо заявил Вася.
Он ещё чем-то хотел похвастаться, но я открыл вентиль на полную, и холодная утренняя вода заставила Васю ещё раз пожалеть о недавнем прошлом.
Минут через пять, когда Василий мог стоять без моей помощи, я вручил ему любимые зеленые шорты, со словами «Вот это твой авторитет, очищай» и пошел в кинозал.
Борода продолжал «бородировать». Меня всегда напрягало то, что в студии помимо моего компа, купленного за свои кровные, есть ещё три общих и один из них гораздо круче моего, но Борода почему-то всегда зависал с моим. Даже, когда я решал отлучиться на горшок, он внезапно откуда-то появлялся и занимал его. Ни просьбы, ни уговоры, ни даже угрозы поцеловать в ушко не действовали. Поэтому каждый раз приходилось его сгонять. В этот раз я решил тихонько подойти сзади и… начать массировать шею и плечи.
— Тебе за комп нужно? — спросил Борода как ни в чем не бывало.
— Ну, если ты разрешишь, то я буду очень признателен, — продолжал массировать плечи я.
— Братан, я бой доиграю и выйду, хорошо? Тут минут пять осталось, не больше.
— Да ради Бога, я-то что? Ты мне лучше скажи, зачем вы малого набухали?
Как и у любого геймера, ответ на вопрос последовал где-то через минуту:
— Да никто его не набухивал. Он сам к нам пристал. Его даже Жуков домой отправлял, а тот говорит, мол, с ними, ну, с другими студентами скучно. Ну и оставили. Вот-вот! Возле шеи ещё, пожалуйста, вот тут, ага, а то затекла за ночь.
Массируя грязную, жирную шею, я начал размышлять о причинах, которые могут заставить молодого человека, умного, с талантом телеоператора что называется «от Бога», вот так тратить свою жизнь на скучные однообразные вещи, типа бухла и онлайн-игрушек. Пусть в «Танках» бородатый был одним из сильнейших игроков, но он должен понимать, что это всего лишь иллюзия.
В кабинет зашла какая-то тетя, очевидно перепутавшая нас с пресс-центром, находящимся этажом ниже, и выпучила глаза. Один стоит в трусах и майке и массирует плечи другому.
— Вам чем-то подсказать? — вяло поинтересовался Бо, но тетенька почему-то убежала.
Быстро удаляющийся по коридору цокот каблуков вдруг остановился, раздался испуганным женским «Ой, Господи!» и продолжил удаляться ещё быстрее, а через мгновение в кабинет зашел Вася, немного напоминающий зомби. На вытянутых руках он держал зеленые мокрые шорты.
— Постирал? — Сердито спросил я.
— Угу, — икнул малой.
— Теперь иди на улицу и суши, — ещё более сердито скомандовал я.
— Ну Коляяяян, — проскулил малой.
— Никаких «ну, Колян»! Быстро! А то щас по печени дам!
Мой дурацкий вид не особо содействовал устрашению, но Вася вышел, предварительно сильно обидевшись то ли на меня, то ли себя.
Мы продолжили болтать с Бородой, и через несколько минут на экране кинозала появился белый прямоугольник — изображение, которое дает кинопроектор без заряженной плёнки. Посмотреть в проекционную через окошко при включенном проекторе, чревато потерей зрения, поэтому все происходящее там было скрыто трехкиловаттным световым потоком.
— Какого хрена? — удивился я. — Кто кинопроектор включил? Бо, пойди глянь, а то я в трусах, не хочу бегать по коридору.
Борода не нашел аргументов против, и пошел в проекционную, которая располагалась через дверь.
— Малой проектор включил и сушит на нем твои трусы, — из бороды показались белоснежные зубы, присущие коренным жителям побережья.
Я тоже широко улыбнулся.
— Ну вот, не дурак же? Догадался? Вот сложно догадаться, что гробить свой малолетний организм и посылать вахтершу нехорошо?
— Коль, ну чё ты завелся? Ну, нажрался пацан, бывает. Это только ты можешь вообще не пить. А остальным нужна разрядка.
Этот вопрос мы обсуждали миллион раз и я, обреченно пожав плечами, устремил свой взор на монитор с «контактиком». Но мне не давала покоя мысль: я так устаю, что мне хочется только одного: спать. А они находят время, силы и деньги на то, чтоб квасить по ночам, а потом вытворять вот такие вещи. Вот Вася сейчас положил мои шорты на корпус проектора, на котором можно яйца жарить. Да, молодец, проявил смекалку. Но скорее всего несчастный не подумал, что шорты влажные, и что запросто может произойти короткое замыкание, которое там всё это старье к чертям спалит. Это я знаю, что там есть система защиты, которая всё блокирует при замыкании, а даже если это барахло сгорит, будет лучше, так как оно не используется (кроме как музейный экспонат), занимает драгоценное место и числится на товарище Жукове с ценой около десятки тысяч баксов. А Вася сейчас может думать разве что о минералке.
В кинозал забежал как обычно запыхавшийся господин Жуков.
— Где дебилы?
— Товарищ Жуков, — начал недовольно я. — Во-первых, привет, во-вторых, я тоже рад тебя видеть, в-третьих, ну откуда я могу знать, где ТВОИ дебилы?
Вдруг Жуков понял, что его слепит кинопроектор, сильно удивился и прикрыл лицо ладонью.
— Что, кино учатся показывать?
— Не, это мой, шорты мне сушит. Обблевал сутра, гаденыш мелкий. Ты его вчера зачем набухал?
Жуков резко переменился в лице, начал возмущенно глотать воздух и махать руками:
— Это ты ему скажи, чтоб к нам не лез! Вчера пришел к нам с бутылкой портвейна, говорит «в знак дружбы». Ну, выпили, а он как давай всякую хрень нести, мы его еле заткнули.
— Вахтершу при тебе посылали?
Жуков опять переменился в лице.
— Да она вообще офигела! Говорила, чтоб мы валили домой. А может у меня техосмотр аппаратуры?
— В час ночи?
— А может и в час? Может, мы сеть не хотим нагружать? У нас-то проектора к бытовой сети подключены, а не к промышленной, и по технике безопасности мы должны либо…
— Всё-всё, хватит, верю. Просто попрошу — не пейте с ним, оно ещё малое, дурное, контролировать себя не может. — Я улыбнулся. — Хочешь посмотреть на него?
— Я минералки хочу… — вздохнул месье Жуков.
— Ну вот, пойди наори на него за то, что он нам тут бытовую сеть нагружает и пошли за минералкой.
Идея Жукову понравилась, и он тут же побежал её воплощать. Через полминуты свет потух, а ещё через полминуты раздался дикий смех сэра Жукова. А ещё через минуту сияющий Жуков зашел в кабинет, держа в руках шорты, на которых было большое, размером с ладонь, чёрное обуглившееся пятно в области задницы.
— Бл#дь! — все-таки не выдержал я, сжав кулаки от злости.
Следом за Жуковым в кинозал вошел Вася. Ему было так стыдно, что я тут же перестал злиться. Его щёки, казалось, сейчас или вспыхнут или начнут плавится, а взгляд, обращенный в пол, прожжет дырку в пресс-центр.
— Коль, давай, я новые шорты тебе куплю? — виновато спросил малой, уставившись на меня. — Или давай сейчас в общагу сбегаю, другие принесу?
— Во! И как раз соседей своих разбудишь дебильных! — обрадовался мистер Жуков.
При упоминании о соседях, Вася сконфузился и опять посмотрел в пол.
Наблюдать за ним было жалко и я решил примерить шорты. Зеркал у нас не было, поэтому, включив изображение с веб-камеры на весь экран, я натянул шорты и залез на стул, рассматривая обуглившуюся в виде сердечка синтетику на мониторе. Вот говорила мне мама: «носи хлопок, а не всякую химию». Хотя…
Изловчившись на столько, на сколько мне позволяла фигура и врожденная гибкость, я изобразил букву «Т» (знаю, это сложно представить) и начал находить, что пятно смотрится довольно стильно и неординарно, и что если на шортах будет такое пятно, то будет не так жалко сидеть где попало.
Я почему-то не обратил внимания на приближающийся цокот каблуков. В кабинет опять зашла та же тетенька, что и двадцать минут назад. Я понял, что когда я массировал Бороде плечи, будучи в трусах, это ещё можно было понять.
— Мне нужен, — тетя посмотрела на бумажку в руке. — Николай Хлевицкий.
Я резко выровнялся, не слезая со стула, и точно попал головой в единственную на все сто пятьдесят квадратных метров потолка бетонную перегородку. Потом, держась за макушку, слез со стула и отрекомендовал себя. Тетя почему-то посмотрела на меня с опаской. Но потом тоже представилась:
— Я — Анна Владимировна. Меня прислала к вам Анна Александровна, сказала, что вы мне сможете помочь.
При имени «Анна» у меня сразу теплеет в животе. Просто люблю я это имя сильно. За долю секунды мой мозг оценил Анну, как там её по отчеству, как девушку лет двадцати пяти-тридцати, с красивыми ножками в красивых туфельках на красивых тонких шпильках, что есть большая редкость в нашей местности в виду обилия ступенек и большой кривизны дорог. Не могу сказать, что дама была сильно симпатичной, однако все свои достоинства она умело подчеркивала. Анна «как её там», была в короткой юбочке и легкой льняной блузе, сквозь которую просвечивался белый бюстгальтер. Я расценил её сразу как «тетеньку» за очки в красивой черной оправе и крупную «гульку» крашеных темно-рыжих волос на голове, которые себе любят делать все учительницы русского языка и иногда математики.
Затратив ещё полсекунды на вычисления, я представил Анну «как там её» без ничего. Последнее время я на всех так смотрю (ну, кроме Жукова), потому что одна особа слишком высокого мнения о себе. Нужно мне снять напряжение. Но уже без помощи мануальной терапии.
— Я готов помочь вам всем, чем смогу! — искренне заявил я, немного переборщив с пафосом, но тетенька незаметно даже для себя поморщилась. Чего она такая скучная?
— Мне нужно сделать анимацию к конкурсу. Нужно, чтоб логотип фирмы такой-то вращался…
— Логотип в векторе есть? — подозрительно спросил я.
Тётенька такого вопроса не ожидала и захлопала глазами. Но нашла в себе силы протянуть мне флешку, которую я тут же вставил в картридер. На флешке были какие-то фильмы-презентации какой-то то ли муки из кокоса, то ли присыпки для малолетних. Вроде бы на иврите. Это меня не устраивало. Там же, я обнаружил постер фирмы (уже на русском), из которого узнал, что контора банчит натуральной косметикой для детей. Логотип там, естественно, был. Не в таком варианте, как нужно мне, но хотя бы так. Это не то, когда приходится находить на фотографии логотип, напечатанный на футболке или пакете…
— Так, мне нужно будет его с нуля отрисовать в векторе, потом только смогу проанимировать в максе. Там какой-то дополнительный титр нужен?
Тетя испугалась страшных слов.
— Нам на завтра нужно…
Я понял, что «клиент» из тех, которые сами не знают, чего хотят, поэтому обрадуется всему.
— Мне до завтра есть, чем заниматься. Я за час всё сделаю. Делов-то? Зайдите через сорок минут, если я все правильно понял, то уже будет готово.
Тётя так же растерянно удалилась как и зашла, а я засел за работу. Для подобных вещей я руку уже давно набил и мог шлепать логотипы с нуля за десять-двадцать минут, зачастую лучше оригинала (клиенты потом просили себе на флешечку, а потом я находил свои работы на их сайтах).
Тётенька пришла ровно через сорок минут и при виде родной символики невольно хлопнула в ладоши.
— Вам с альфа-каналом делать или на подложке?
— ???
— На черном фоне пусть крутится или что-то на фон подставить?
— Ну, я даже не знаю… — тётя вытянула губы в трубочку и закатила глаза. — А можно картинку какую-нибудь?
— А давайте котят? — весело пошутил я.
— А давайте! — тоже обрадовалась тетенька.
Я понял всю серьезность ситуации, и шутить перестал.
— Нет, всё-таки котят не стоит, потому что будут логотипом перекрываться, а это некрасиво. Так ведь?
Тетенька на пару секунд застыла, но потом продолжила, как ни в чем не бывало.
— А, да, конечно, не стоит. Пусть так и будет. Хорошо же?
— Вы у меня спрашиваете? — ещё раз улыбнулся я. — Я делаю так хорошо, как могу. Лучше не будет.
— А лучше и не нужно, — довольно подытожила Анна, протягивая мне флешку. Затем она немного застенчиво спросила. — Сколько я вам должна?
Вот, честно говоря, не понимаю я таких людей. Почему бы сразу не обсудить цену вопроса? Я ни на что не рассчитываю, тем более Аня попросила, но все равно это не правильно.
Поставив на копирование файл, я открыл калькулятор и начал произвольно складывать и умножать числа, пока не получилась цифра, близкая к десяти тысячам.
— Вот столько. Не переживайте, это в гривнах.
Тётя ох#ела.
— Это вот за этот логотип-то? За сорок минут работы? — она резко переменившись в настроении. — Я за месяц столько получаю! Да это любой школьник сделает мне за полчаса! Даже лучше! За что такие деньги? Да это…
— Нет, вы не поняли. Работу я делал за «спасибо». Это компенсация за моральный ущерб. За то, что я дневную работу сделал за сорок минут, бесплатно, а вы вместо благодарности... Ай-яй-яй! И не стыдно?
Тётя сильно покраснела. Нащупав в сумке телефон, она сказала, что ей нужно бежать и встала из кресла.
— Флешку не забудьте! — крикнул я и протянул флешку.
Так и убежала, не поблагодарив. ещё и флешку забыла.
Через десять минут мне позвонила Аня.
— Ты что творишь, гаденыш? Я к тебе важного человека прислала, а ты…
— Аня, вот не нужно тут! Я тебе щас всё…
— Это я тебе сейчас «всё»! Я тебе всё устрою! Человек тут в ужасе от тебя прибежал! Они к нам со всей душой, а ты…
— Вот давай спокойно? Она у тебя?
— Да.
— Спроси, что я сделал не так?
— Коля, прекрати ёрничать! Иди сейчас же ко мне, извинись и доделай эту долбанную заставку!
Вызов окончен.
Чего она опять?
Всё-таки все вокруг странные. От работы начинают нервничать, злиться и кричать. Вот мне только спать хочется. Я последнее время от усталости стал таким пофигистом, что мне всё абсолютно по боку. Ну покричала на меня Аня, и что? Сказать ей, что она мне никто с точки зрения иерархии, и что у меня своих дел хватает? И что? ещё пуще начнет старуха браниться. Уже давненько я понял, что умный человек лучше лишний раз прогнется и согласится, чем с пеной у рта будет доказывать свою правоту. Я вот спорил на двух прошлых работах с начальством и был прав. А что толку? Раз уволили, второй раз выгнали. Как говорил господин Крылов: «У сильного всегда бессильный виноват».
По пути я придумывал, за что мне извиняться перед Анной «как её там» и как это сделать элегантно, чтоб выставить себя дураком наверняка.
Зайдя в маркетотдел, я первым делом поздоровался с Таней, которая мне показала на Анину дверь одной рукой, а второй символично перерезала себе горло.
Стало ещё интереснее.
— Так, — я зашел в кабинет без стука. — Хочу извиниться за то, что был не прав. И прошу понять всю ситуацию. Объясняю, — Аня и Анна оцепенели от удивления. — Сегодня утром у нас случился пожар. Но об этом никому ни слова, а то кое-кого посадят. Так вот. Во время тушения я ошпарил себе задницу о раскаленный ВУК-120, — в качестве доказательства я представил обугленное пятно, отчего дамы поежились. — Но более страшно то, что синтетические шорты приплавились к нежной розовой коже и у меня ТАМ сейчас происходит непонятно что. Я даже вызывал знакомого дерматолога по скайпу, чтоб проконсультироваться, а вы, — я показал на Анну. — Как раз зашли к нам. А я постеснялся и сел на больное место, потому что, уже говорил, дело подсудное. А теперь представьте: у тебя на заднице химический ожог, на который давит почти вся масса тела, а тебе тут про какую-то заставку рассказывают? Ну?
Думаю, реакцию дам можно представить. Минуту они молчали.
— Коля, ты дурак что ли? — наконец проснулась Аня. — У меня тут один из директоров фирмы крупнейшей, а ты такое несешь? Ты в своем уме? Ты меня ужа достал своими шуточками! Я…
— Анна, постойте… — Анна как её там встала из-за стола. — Я сталкивалась с такими людьми. Это у них юмор такой. Просто очень своеобразный. Просто они шутят в неподходящий момент и «получается», да, Николай?
Я закивал с надеждой.
— А ещё я вам флешку принёс, а то вы за… э… Ну, в общем вот.
— Вот и славненько, — сказала Анна как её там уже очень уверенно. — Мы с вами просто друг друга недопоняли. Давайте замнем этот инцидент?
— Давайте, — согласился я.
Аня развела руками и лишь молча смотрела, как мы с Анной обменялись рукопожатиями. Потом я откланялся и побежал обратно, сверкая пятном на заднице, ибо через час у меня была по графику съемка какого-то мастер-класса. И каково же было мое удивление, когда я в детской игровой обнаружил свою знакомую Анну «как её там», вместе с детьми. Оказывается, она притащила ингредиентов, чтоб собственноручно забадяжить косметику, типа такой, которую использовали древние красавицы Египта и Сирии. Зрелище было абсолютно незрелищным, ещё и свет в маленьком помещении совершенно дурацкий, поэтому съемкой я был недоволен. Предвкушая трехкилометровый путь на студию я иронизировал на счет обеда, на который скорее всего не успею и на счет того, что день сегодня вообще какой-то странный. Но меня ожидал сюрприз — Анна «как её там» ехала в ту же сторону на личной повозке и предложила подбросить. Ну а я чё? Мы не заводили никаких бесед, не обменивались никакими взглядами, а просто доехали до места, где вежливо попрощались.
Поднявшись наверх, я услышал поистине грандиозную балладу под названием «какого ХХХ вы опоздали на работу?», состоящую из элитнейших матов чуть ли не на половину, в исполнении сэра Жукова. Насколько я понял, его студенты (мои с Васей сожители) только-только соизволили явиться на рабочее место.
— Сань, ну че ты орешь? Ну, опоздали… Ты же тоже опаздываешь?
— Да вы ох#ели вообще??? — ласково поинтересовался Жуков. — Да я вас всех отсюда домой отправлю завтра же! Чё вы ржёте, дебилы?
Стоит сказать, что Жуков в гневе чем-то напоминает разъяренного хомяка.
— Да-да, конечно, ты нас уже десять раз домой отправлял. А кино кто крутить будет?
Жуков аж надулся от такой наглости.
— Да я наберу себе студентов из местной бурсы, они мне пятки будут целовать, только чтоб вожатыми не работать! Что, думаете, вы тут самые незаменимые? Последнее время из Шахтерска одних дебилов присылают.
— Какое начальство, такие и подчиненные, — пошутил я, выглядывая из монтажной.
Все захихикали, а Саня задумался над тем, как ему реагировать над подобной шуткой.
— Так, — Саня загорелся. — Идите все и пишите объяснительные!
— Сань, ну нам на обед, — заскулили студенты.
— Никаких обедов, пока не объясните свое отвратительное поведение! Всё. Жду. Сам жрать хочу. Так что давайте быстрее.
Студенты потопали в кинозал, а я начал возится с аппаратурой.
— Коляяян! Коляян! — радостно заверещал Жуков через несколько минут. — Ты только прочитай.
Я взял бумажку с написанной от руки объяснительной, вспомнил, что где-то уже видел этот чудовищный почерк.
«…нас не разбудил наш сосед Вася. К тому же, до обеда все играют в компьютер, а у нас компьютеров нет, и нам очень скучно…».
— Что, уволить к нафиг? — заговорчески спросил Саня.
— За что? За то, что опоздали? — он кивнул, а я улыбнулся. — А давай тебя уволим за каждое опоздание? Ты хоть раз вовремя на работу пришел? Сань, я сколько тебе раз говорил — если хочешь авторитета, никогда не строй «начальника». Просто веди себя так, как будто они говно, и всё. Опоздали — ты должен одним только взглядом их уничтожить. А не устраивать концерт и развлекать их. Вся твоя злоба против тебя же и идет, не видишь что ли? Чем меньше ты вообще на них реагируешь, тем тебя сильнее боятся. А ты сейчас больше напоминаешь школьника, который на бокс два раза отходил, начал выеживаться, уже отхватил у своих и пошел к первоклашкам мстить за детские комплексы. Сань, ну чё ты как маленький?
— Колян, давай ты их будешь воспитывать? Ты ж хотел?
— Я хотел, когда у меня время было, а сейчас мне пожрать некогда. Я уже забыл, когда на пляж ходил в последний раз. Тем более у меня своё неразумное есть, — я показал на обугленную задницу. — Просто будь проще и люди к тебе потянутся. Ты, кстати, моего не видел?
— За компом твоим сидел вроде. Пошли уже есть?
— Да, давай, я сейчас всех позову.
Я зашел в кинозал и обнаружил там всех студентов. Жуковские сидели за моим компом, а мой сидел на диванчике рядом, и разглядывал интересный пол.
— Вася, ты чего соседей не разбудил сегодня? — начал ехидничать я, глядя на малого, уже обретшего облик, подобный человечьему.
Вася молча продолжал ковырять пол носком, а студенты почему-то злобно переглянулись.
— Хоть выспались ночью, — сказал кто-то из них, и все захихикали, а малой покраснел.
Знаю я такой смех. Видимо, я совсем забил на воспитательный процесс, и мои сожители начали ссориться.
Началось всё с того, что к нам Василия подселили шестым. Пацаны жутко плевались, мол, «как теперь жить в такой тесноте?», но потом, вроде успокоились, когда Василий ознаменовал свое поселение 10 литрами пива и сухариками. На этом нить событий лично у меня прервалась и я упустил из виду всё происходящее. Разве что видел, что Вася никогда не тусуется с остальными.
— Хорош задротствовать! — рявкнул я. — Пошли есть!
Все встали и мы дружной толпой затопали в столовую. Метрах в пяти, за дружной толпой шел Вася.
Как бы случайно задержавшись на вахте, я поравнялся с Василием.
— Что у вас с пацанами случилось?
— Ты о чём?
— Не строй идиота. Почему дома не ночевал?
Василий очень ненатурально изобразил удивление.
— Ну, просто… решил отдохнуть.
— Вась, — чуть смягчился я, понимая, что грубостью ничего не добьюсь. — Не хочешь, не говори, я переживу. Но по-моему у тебя камень на душе. А я просто хочу помочь чем-то.
С полминуты малой молчал.
— Они меня не любят. Они ко мне относятся как к говну и сразу относились, как только я въехал. Постоянно подшучивают, подкалывают, пакости всякие делают. Вроде бы и мелочь, но знаешь, как достает? Вчера утром, когда ты ушел на работу, они думали, что я спал, и такое про меня говорили! Типа я ночью, ну, лысого гоняю.
— Ну и что? — рассмеялся я. — Я тоже частенько балуюсь, в этом ничего смертельного нету.
— Так ничего такого не было! Они просто так херню болтают! А ещё врут, что я храплю! Они сами храпят как паровозы! Я ж им ничего не сделал плохого! Наоборот, сразу по-человечески, с душой, уборку сделал, посуду мыл за всех, мусор выносил. Ну что я, виноват, что для меня другой комнаты не нашлось?
— Ты виноват, в том что слишком добрый. Есть такие люди, которые доброту воспринимают как возможность сесть на голову.
— Я понимаю. Поэтому и стараюсь меньше с ними пересекаться.
— Да, чё там! Ещё пару месяцев не поночуешь и домой, да? — иронично заметил я. — Борись с этим! Не давай на голову садится!
— Вот ты у нас умный, скажи, как это сделать?
— Во-первых, перестань паниковать по мелочам. Тебя очень с толку легко сбить. Ты же взрослее пацанов и умнее. Чего они тебя чмырят? Ну?
— Не знаю…
— Потому что они уверены в себе, а ты нет. Ты в такие моменты думаешь о всякой фигне, злишься и переживаешь. Вот ты видел, как я тут тётеньку сегодня подколол?
— Слышал.
— Ну вот. Так это крутая тётенька между прочим! Просто она попала в незнакомую среду и растерялась. А мастер-классы она знаешь, как ведет? О-о-о, я сам заслушался! Совершенно другой человек! Всё дело в уверенности. Вот давай, покажи, что ты уверен в себе!
Вася споткнулся о ступеньку и я невольно захихикал.
— Просто я очень робкий… — виновато сообщил Вася.
— А чего ж ты в операторы пошел? Это ж самые наглые люди! Вон, я на «Новой волне» курсантов малолетних лошил, когда они меня впускать не хотели в вип-зону, где тусуются Тимати с Биланами.
Я вспомнил, что рассказывал это Васе раз шесть, но тот из тактичности все шесть раз прилежно слушал, не перебивая.
— Просто мне снимать нравится. Я не хочу репортером быть. Я в кино хочу…
— Ээээ, милый друг, думаешь сразу вот так в Голливуд заберут? Это долгий и местами очень скучный путь, который начинается в лучших случаях на региональных каналах и съемках концертов в местных ДК, а иногда заканчивается съемками свадеб и детских утренников, — Вася поежился от ужаса. — А ты тут ещё неплохо устроился, снимаешь хоть и несерьезное, но уже кино. Но не будешь же ты работать всю жизнь за двести баксов и «сникерс» от благодарных детей? Так что, набирайся храбрости и дуй на какой-нибудь «Задрыщенск ТВ».
Я и не заметил, как мы подошли к «Радуге». «Радугой» называлась столовая, в которой можно было неплохо пообедать за доллар. «Неплохо» — это конечно «не хорошо», но лучше, чем травится всякими бичпакетами или тем, что стряпают студенты. Не знаю зачем кто-то распускал слухи о том, что после обеда здесь посетители страдают либо диареей либо изжогой (а иногда всем сразу), и что готовят здесь невкусно. У меня на этот счет такие мысли: «Захочешь есть, будешь и не таким травиться». Тем более у меня за всё время ни разу никакого расстройства организма не было. Разве что духовное, после того, как какой-нибудь повар влюбится и пересолит всё, включая компот.
Остаток дня прошел в работе, и происшедшее забылось как-то само собой. Разве что вернувшись домой часам к двенадцати, я обнаружил Василия мирно спящим в своей постельке. Теперь настало время поговорить с пацанами.
Все курили на крылечке, которое было единственным во всем Артеке разрешенным для курения местом.
— Пацаны, есть серьезное дело, — начал я, окинув всех взглядом, выйдя на свежий прохладный воздух после душа.
Никто никак не отреагировал. Все продолжали с серьёзным, я бы даже сказал напряженным видом втыкать в мобильные телефоны и затягиваться никотином.
— Вы что, морозитесь? — немного повысил голос я. — Или я кого-то обидел?
— Мы видели, как ты сегодня с Василием разговаривал днем.
— И что? — удивился я.
— А что? Он тебе ничего не говорил? — удивились все.
— А что, должен был?
Все переглянулись, а потом захихикали и расслабились.
— Мы ж ему сказали, чтоб больше домой не приходил ночевать, — весело сказал один.
— Мы пошутили, но он так серьезно отнёсся. Вчера не ночевал, — признался другой.
— Задолбал своим храпом, — подытожил третий.
— А в морду? — поинтересовался я. — Типа из вас тут никто не храпит и по ночам не орет?
Последнее относилось к Роману, который иногда по ночам кричал, а раз даже расплакался. Рома начал оправдываться.
— Ну Колян, это ты спишь как бревно, не слышишь. А мы все тупо спать не можем! Так мало того, он нас будит, а потом ещё и дрочит!
Все расхохотались.
— Ром, ты знаешь, что я сразу вижу, когда люди врут. Особенно ты. Вот нафиг врешь мне в глаз?
— Я… — растерялся Рома. — Бля буду, он реально дрочит по ночам! Серьёзно!
Все начали поддакивать и соглашаться, описывая красочные детали столь интимного процесса. И хоть все студенты нервничали, ни в глазах, ни в жестах ни в интонации не было ничего, что б могло указывать на умышленную ложь.
— Может, вы перепутали? Может вам показалось?
Все опять заржали.
— Да, конечно! Он со мной лежит рядом и стонет, а потом аж скавчит, когда закончит, — сказал другой Рома и все засмеялись. — А ещё мы вчера вечером осмотрели его одеяло. Так там пятна желтые! Хочешь сказать, тоже перепутали?
Я изобразил отвращение на лице.
— Взрослые мужики на первый взгляд, а копаетесь в нижнем белье. Трусы не проверяли случайно? Вам бы «ДОМ 2» смотреть или что-то в этом духе. Вот сразу видно, что вам скучно. Нужно будет Жукову сказать, чтоб какую-то работку вам подкинул.
Глядя на застыдившихся студентов, я быстро удалился, понимая, что в любой момент любой из них может себя оправдать. А так я поставил точку и с этой прекрасной мыслью завалился спать.
Обычно я встаю по внутреннему будильнику, но в этот раз меня разбудили. Первая мысль, естественно «Неужели проспал работу???». Но потихоньку начиная контролировать органы чувств, я понял, что на улице ещё глухая ночь, что очень холодно и что-то шибуршит и шепчется вокруг. Ещё через некоторое время я начал разбирать слова:
— Колян, Колян, смотри! — говорил кто-то мне шепотом, заливаясь от сдавленного смеха.
Окончательно прогнав сон, я приподнялся над кроватью и обнаружил, что в углу кровати, где спит Вася, что-то шевелится. Потом понял, что оно стонет. Потом понял, что это сам Вася, и что Вася таки полирует своего маленького друга. Пацаны бегали вокруг и хихикали. Не заметить их было нельзя. Значит, Василий рукоблудил во сне.
— Вот видишь, мы ж тебе говорили? — радостно зашептал Рома. — Вот как с ним рядом можно спать?
— А меня вы нахрен разбудили? — скрипя сонным голосом, обиженно спросил я.
— Чтоб сам увидел.
— А на телефон снять?
— Так темно, ничё не видно.
В комнате было действительно темно, и мизерная матрица телефона не смогла бы передать все оттенки и красоту происходящего.
Пацаны наблюдали, еле сдерживая смех, а мне было интересно, чем это всё закончится. Минуты через пол Василий скрючился, коротко крикнул, глубоко выдохнул и понежился в кроватке.
— Ну что, врём? — обиженно спросил первый Рома.
— Ну, извините, не думал, что такое бывает.
— Не думал он. А может он голубой? Вот так проснешься, а он тебя в ушко целует? — ирочно прошептал второй Рома.
— А я может и не прочь? — пошутил я и все захихикали.
— Колян, может его куда-то переселить? — Предложил Витя.
Я выпрямился, сел поудобнее и начал вещать.
— Пацаны, вот подумайте головой. Думаете, он специально это делает? А прикиньте, у вас тоже самое случись? Что, вас тоже выселять?
— Ну, я бы догадался фапать днем и где-то, где меня никто не увидит, — справедливо предложил первый Рома.
«И ведь не поспоришь», подумал я про себя, но вслух сказал.
— Тут другое дело. У Васи отца ж вроде нет? Он от них ушел…
Я понял, что Василий может в любой момент проснуться и услышать диалог, и что это будет не совсем тактично. Поэтому предложил всем подняться наверх, на лавочки.
— Так вот, — я поежился от морской прохлады , сожалея о том, что не взял ничего тёплого с собой. — Нет у человека отца, который бы рассказал, как и что с этим делать. Нужно ему как-то помочь.
— Я ему дрочить не буду, — сразу отрезал первый Рома и все засмеялись.
— Хорошо, это мы учтем. Но я о другом. Нужно нашему Василию женщину найти. Пусть она и покажет, что куда вставлять.
— Чувак! Мы сами ни с кем тут не мутим, а ты хочешь, чтоб мы ему нашли пару? Да кто на него поведется? — спросил второй Рома.
— Оооо, друзья мои, поверьте, тут клиенток найдется достаточно. Девки как раз таких и любят.
— Да он же гомик! — крикнул первый Рома и тут же сам испугался своего крика.
— Сам ты гомик. Да, согласен, у него дурацкая прическа и джинсы облегающие на худых ногах странновато смотрятся, но вот как раз такие, девчатам и нравятся. Ему ж не нужна какая-то секс-бомба или баба-огонь, ему нужна какая-то скромная девочка, которой крайне не подходит необразованный грубый контингент типа вас или каких-нибудь других гопников.
— Да нам просто никто здесь не нравится, — начали оправдываться студенты. — Тут или страшные или тупые.
— А вы все тут Алены Делоны с докторскими, да? Давайте забъёмся, что мы Василию пару найдем за три дня? У меня как раз небольшой перерывчик намечается.
— Чё это мы будем ему бабу искать? Пусть сам ищет! — возмутился первый Рома.
— Вы себе найти не можете, вас никто и не просит. Просто относитесь к нему пока с пониманием. Без издёвок и всего такого, — пацанам идея не понравилась. — А то нахрен запаролю вай-фай и за комп свой пускать не буду.
Естественно, все согласились.
Утром я, как обычно, встал раньше всех, пошел на работу и только у самого входа понял, что мне тут делать нечего. Значит, нужно идти к Ане.
Секретарша Таня встретила меня лучезарной улыбкой и овсяной печенькой. Казалось бы, такая мелочь, а так приятно! Таня сказала, что Анна Александровна и Анна «как её там» сидят у Ани уже с полчаса и я пошел к руководителю маркетотдела.
Я довольно много проработал в педколлективе, почти полностью состоящем из женщин, поэтому открывшаяся картина заставила неслабо понастоальгировать. Перед Аней и Анной на столе лежало бесчисленное количество баночек, тюбиков, всякие журнальчики и грязные салфетки. Когда Аня обратила на меня свой взор, я не смог сдержать улыбку — она была похожа на школьницу, которая только начала красится. Краснющая помада, ярко-синие тени и алые румяна.
— Слишком пошло, да? — спросила Аня.
Сейчас у меня было два варианта ответа. При одном можно было хорошенько поржать и не видеться с Аней около месяца, а при втором пришлось быть не очень искренним, но дамы остались бы довольны.
— Мне кажется, чересчур выразительно. Так мажутся, кхм, таким макияжем пользуются те, кто на сцену выходят, и которых будут видеть издалека или на камеру будут снимать вечером. Издалека видны только общие черты, а при недостаточном освещении гамма-кривая чувствительности у матрицы немного отличается от человеческого глаза, и…
— Зачем пришёл? — почему-то обиделась Аня.
— Да просто, в гости. На работе есть нечего.
Аня рассердилась ещё больше, а вот Анна искренне улыбнулась.
— Зайди попозже, я пока занята.
— Ну ладно.
Я вышел, не понимая, где напортачил.
Вот это странное чувство, когда ты по рецепту делаешь торт, а получается радиоприёмник. Не знаю почему, но последнее время Аня меня просто ненавидела. За прошлый месяц мы с ней прошли через такое, о чем писать страшно, и вроде всё хорошо закончилось, по крайней мере гораздо лучше, чем могло бы. И учтите, что у меня каждый день были съемки на жаре, и что к концу дня я с трудом мог ходить. А она со мной как с говном обращается. Я уже и не третирую её совсем, стараюсь помягче, по доброму совету Татьяны даже купил дезодорант для подмышек. И всё равно все плохо.
И что теперь делать? На работу идти нельзя, а то припашут что-то делать, дома скучно, а на пляже тесно. А на дикий пляж, где я люблю купаться голышом, идти сорок минут. Может обратно к Аням пойти и поговорить с ними про жизнь? Хотя нет, они меня только недавно выпроводили и заняты делами государственной важности.
Достав телефон, я набрал Борю.
— Чувак, ты не на работе случайно?
— Совершенно случайно, сам не пойму, почему.
— Шеф там?
— Неа, уехал в Симфер за дисками. А что?
— Да ничего, я ща приду.
— Купи по пути сигарет? Я деньги отдам.
— Я сигареты не покупаю никогда.
— Ну, чувачок! У меня дело серьёзное! Я за утро целую пачку скурил. Купишь?
— Потерпишь. Ща приду, всё обговорим.
Через десять минут мы с Борей сидели в курилке и обсуждали его проблему.
— Чувачок! Я больше так не могу!
— Что случилось?
— Жена достала! Постоянно хочет секса. Ещё и еще! Мне в ВОВ некогда играть! Тут дополнение выходит, мне всех вести, а она скулит, хочет, чтоб я её ублажал! Чё мне делать?
— Лечиться! — рассмеялся я.
— Да не, чувак, ты не понимаешь! Я уже просто не могу! Каждый день, изо дня в день, по пять-семь раз! А ей всё мало!
— Ну, если нам дана сила, нам и ответственность дана. Так Спайдермен говорил.
— Я УЖЕ НЕ МОГУ! Я хочу нормальной холостяцкой жизни, с ВОВом, пельменями и китайской порнухой!
— Борь, я не пойму, ты ж вроде серьёзно говоришь. Какого ты херню мне несешь?
Боря явно занервничал ещё больше, достал из кармана пачку сигарет, убедился, что она пустая, и засунул обратно.
— Чувачок, пообещай, что никому не скажешь?
Я заулыбался.
— Обещаю.
— Не, чувачок, я серьёзно. Никому-никому?
— Не, я секреты не умею хранить, так что не говори.
Боря осмотрелся.
— Ну, хотя бы Жукову не говори.
— Хорошо.
— Короче, где-то неделю назад я смотрю кино и жену удовлетворяю. И так сильно засмотрелся, что нечаянно кончил в неё.
— И что? Только не говори, что без презерватива?
— Чувак! У нас секс по восемь раз в день! Я на них разорюсь нафиг! Какие презервативы? У неё три дня назад должны были начаться месячные. Нифига. Вчера сделала тест на беременность — две полоски.
— Это значит? — вопросительно посмотрел я.
— Угу. Чё делать? Она не хочет аборт.
— Чё делать, чё делать. Ты нормально зарабатываешь, тем более жилье у тебя более или менее есть. Смелее в будущее смотреть, от чё делать.
— Да ты что, чувачок?! Ты представляешь меня с ребенком? Это мелкие отвратительные твари, которые блюют, кричат и гадят?
— Вот появится у тебя такой, посмотрю, что ты скажешь.
Боря резко переменился в лице и засиял как красно солнышко.
— А знаешь, что? Нужно штук пять нарожать и поставить милостыню собирать в Ялте. Как тебе идея? Каждый в месяц будет приносить не меньше штуки баксов!
К сожалению, гениальный мозг Бориса в состоянии выдавать только такие идеи. Нужно что-то полезное сделать — Боря упрется рогом и будет делать всё, лишь бы ничего не делать. Ещё раз уточню — всё, что угодно. Один раз, чтобы оттянуть часовую работу над рекламой, он шесть часов проторчал на жаре, крича «Больше финансирования бездомным животным!». Хоть реальной пользы от него не очень много (тем более полставки), зато атмосфера в коллективе просто суперская.
Не удостоив Борю ответом, я пошел к себе в кинозал.
За компом опять сидел Борода. Опять весь заспанный и бородатый.
— Чего ты дома не играешь? — спросил я, начиная массировать «бородатые» плечи.
— У меня дома инета нету.
— Так принеси комп сюда?
Борода на мгновение оторвался от экрана на меня, но за это мгновение в его глазах я увидел невероятно глубокий вопрос: «Ты что, дурак?».
— Тогда мне придется сидеть на работе постоянно. А это противоречит КЗОТу.
— А сейчас ты не противоречишь КЗОТу, значит?
— А сейчас я не на работе, а у тебя в гостях. И вот плечи пожалуйста сильнее. Ага, вот так.
Массируя плечи, я некоторое время наблюдал за тем, как Бо мастерски расправляется с противниками, а потом пошел в монтажную, где сидели Аня и Вася.
Про Васю я уже рассказывал, а про эту Аню ещё нет. Эта Аня была режиссером. Она вместе с детьми снимала каждую смену короткометражки про Артек. Именно к ней в помощь были любезно присланы двое практикантов — Вася и Коля. Коля в трагедии не появляется, а вот про Аню немного расскажу.
Когда я узнал, что эта Аня к нам приезжает, я был очень рад, так как с той Аней я уже был в ссоре. В первый же день знакомства мы здорово поссорились (у меня так со всеми Анями). Нужно было идти пешком в «Морской» с аппаратурой втроём. Я, Вася и Аня. И я, будучи любезным джентльменом предложил этой Анне немного напрячь булки и помочь нам с Васей в пространственно-временном перемещении не самой легкой и компактной техники. Аня, естественно, начала рассказывать, что она девушка и всё такое. На что я ответил, что она режиссер, а режиссер — существо бесполое. И на неё как на девушку пока никто не претендует. После жарких споров почти на подходе к цели Аня взяла одну палку для выносного микрофона (удочку) и недовольно спросила:
— Ну, тебе хоть стыдно?
На что я искренне ответил:
— Да. Стыдно. Стыдно, что я тебе так мало смог впарить.
И почему-то она на меня обиделась. Ну, типичная Аня!
Однако!
После двух месяцев совместной работы мы хорошенько притерлись, сдружились, и частенько заводили светские беседы на тему артхаусного кино, типа «Заводного апельсина», модернизма и, конечно же кала. Именно она посоветовала мне ознакомиться с трудами Сальвадора Дали, где мастер отписал сей продукт во всей красе и многообразии форм. И если я сначала очень-очень хотел с ней так сказать сношений (эта Аня тоже была очень симпатичной), то потом я её вообще перестал воспринимать как существо противоположного пола. Для меня эта Аня стала чем-то метафизическим, сгустком энергии и опыта, которых я у неё почерпнул немало.
Аня и Вася обсуждали сегодняшний план съемок.
— Коль, ты с нами сегодня идешь? — спросил Вася.
— А что, нужен?
— Технику донести… — Вася сделал лицо, которое обычно делают просящие маленькие дети.
— А почему бы и нет? Как раз с Аней обсудим твоё поведение.
Забыл сказать, что все дети из киноотряда (каждую смену разные) почему-то считали нас с Аней мужем и женой, а Васю — нашим сыночком. Не смотря на то, что у меня с ними разница в три года (в обе стороны). Нам с женой эта мысль всегда казалась смешной, а сын постоянно смущался. А ещё он страшно злился, когда я его называл Сынком.
Вася готовил технику, я обдумывал, как бы вплести Аню в мои планы относительно Васи. Ну, чтоб она со своей женской колокольни что-то могла посоветовать.
Мои мысли оборвал звонок с какого-то красивого номера.
— Вагончик Бормана слушает…
— Ээээ… Коля?
— Нет, это Коля без «Ээээ».
Послышался смешок.
— Коль, мне нужна твоя помощь. Это Аня. Ну, Анна Владимировна. Ты мне вчера с рекламой помогал.
— Что, ошибся где-то опять? Я же говорил, чтоб…
— Да нет, мне по другому поводу.
— А по какому?
— Мммм. Это не телефонный разговор.
— А зачем тогда звонить?
— Ну… Ты сейчас на работе?
— Мне сейчас нужно в «Морской» аппаратуру помочь отнести. Через час освобожусь. Наберите где-то часа через полтора?
— А может, тебя подвезти?
— Подвезти?
При этих словах Вася и эта Аня резко воспрянули духом.
— Ну, нас трое, и много аппаратуры.
— Пару раз метнемся, ничего страшного.
Ну, подъезжайте, будем очень признательны.
— Буду через три минуты.
Анна «как её там» действительно приехала через три минуты и мы смогли запихнуть в её «Пежо» весь комплект техники и себя. Мои коллеги просто сияли, а я чувствовал необыкновенную гордость, стараясь не думать о том, чем придется расплачиваться.
На месте нас ждал киноотряд, который меня страшно любил и который сильно расстроился, когда узнал, что меня сегодня не будет и что фоткать их будет некому. Но я пообещал, что постараюсь вернуться к обеду, а дети пообещали отсыпать котлет.
Мы выехали за пределы лагеря.
— Коль, я извиниться хотела. Я вчера себя немного странно вела.
Анна немного засмущалась и замолчала.
— Ну, ничего страшного. Бывает. А что за «не телефонный разговор»?
Анна «как там» её занервничала, отвернулась в окно, немного поигралась со стеклоподъемником и, наконец, решилась заговорить со мной снова.
— Николай. Коля… Мы с тобой взрослые люди. И я прошу тебя. Нет. Я… Пообещай, что никому не скажешь?
Я такое редко обещаю, но сейчас стало жутко интересно.
— У меня тут слава Барона Мюнхгаузена и мне, даже если я захочу, никто не поверит.
Анна сделала несколько глубоких вздохов.
— Я предлагаю тебе работу. И хорошо заплачу.
— У меня график плотный, я только к десяти освобождаюсь. Так что вряд ли.
— Давай, ты меня послушаешь сначала, а потом будешь говорить? — уже чуть агрессивнее произнесла Анна. — Я предлагаю тебе работу после десяти вечера. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я?
Ну, как бы у меня всегда были подобные идеи, но я чётко знал, что за производство порнографической продукции могут хорошенько привлечь, отобрать всю технику и впаять неплохой штраф. Хотя с другой стороны меня всегда тошнило смотреть порнуху в первую очередь потому, что она отвратительно снята. Вот, если бы я снимал, то точно сделал бы конфетку, с элементами красивой эротики и прочими вкусностями. А то поставят камеру на стол и давай туда-сюда полчаса! Ну бред же! Как это вообще можно смотреть?
— Ну, ладно. А что нужно будет делать?
— Все, что я скажу, — уже уверенно произнесла Анна. — Ты должен полностью выполнять мои приказы.
Я разулыбался.
— Хех, вы это так говорите, как будто секс мне предлагаете.
По лицу Анны пробежал ужас, она начала рыться в хламе.
— Так, ладно, забудь. Я сейчас тебя завезу обратно и забудь про этот разговор. Вот, — Анна протянула мне лежащую в подстаканнике двухсотку. — Это тебе за неудобства. Если кому-то скажешь…
— Стоп-стоп-стоп! Я думал, вы мне порнуху предлагаете снимать. Ну, я же оператор.
Анна достала из зажигания ключ, нервно бормоча под нос.
— Дурацкая ситуация получилась. Даже как-то неловко. Нужно что-то с этим делать.
— С чем?
— Не твоё дело.
Небольшим усилием я заставил Анну положить деньги обратно.
— Ладно. Как вы сказали, мы взрослые люди, и нам друг от друга кое-что нужно. Давайте заново начнем?
— Только если перестанешь ко мне на «Вы». Меня это бесит страшно.
— Как пожелаешь.
— Ты чем-нибудь болеешь?
— Нет.
— Можешь назвать себя опытным партнером?
— Нууу, — наверное, я покраснел. — В какой-то мере да.
Анна наконец-то улыбнулась.
— Понятно. Только сразу говорю, никакого общения после, никаких «привет, пока», только секс.
— Вопрос можно? По теме.
— Валяй.
— Это шутка?
— Ты видишь в этом что-то смешное?
— Я не вижу причин выбирать меня в качестве ммм… ну, вы… ты поняла.
— Пусть тебя это не касается. Я тебе плачу двести долларов за то, чтоб ты молча делал всё, что я скажу.
Бесспорно, меня напрягало то, как со мной разговаривает какая-то левая тетка, которую я совсем недавно обсмеял, как девчонку. Но двести баксов…
Хотя почему-то то, что мне предстояло сделать, ну, в смысле секс за деньги, казалось чем-то неприятным. Даже не знаю почему — вроде секс и деньги по отдельности очень даже хорошо, а вместе…
— А когда и как?
— Сегодня в десять вечера ты придешь в Аю-Даг, я тебя там встречу и скажу, что делать. И я напоминаю — об этом никто не должен знать. Вот это тебе задаток. Чтоб не убежал.
— Всё понял.
Зачем-то я вышел и пошел в направлении подальше от машины Анны. Она не стала задавать вопросов и удалилась.
Двести баксов. ДВЕСТИ БАКСОВ! Сейчас как раз нужно подкопить денег ещё на одно стеклышко за пару-тройку тысяч баксов, а то у меня последнее время профессионализм падает почему-то. Вот-вот конец смены, должны дать зарплату и можно будет раскошелиться и не питаться последующий месяц бичпакетами и печеньками в маркетотделе. Кстати, нужно к ним зайти, с Аней поговорить.
— Аня, свободна?
— Что надо?
— Ань, я хотел поговорить.
— Опять паясничать будешь?
— Нет, честно. Я хотел поговорить. Серьезно и… можно присесть?
Аня подозрительно посмотрела на меня, но поняв, что я ничего такого не задумал, предложила мне стул.
— Ну, с чем пожаловал?
— Ань, что случилось? Почему ты так сильно изменилась?
— То есть… ты считаешь, что я изменилось?
— А у тебя другая версия? Только не обижайся. Давай сейчас просто поговорим, как нормальные люди.
Немного покрасневшая Аня выдохнула.
— Ну, хорошо. Это ты изменился. Ты мне за лето хоть раз позвонил? Хоть раз вообще?
— Но у меня же работа.
— И у меня работа. Но я находила время вечером тебе позвонить. И что я слышала каждый раз?
Я покраснел. Жестами Аня потребовала, чтоб я сказал сам.
— Что я устал или занят, — виновато промямлил я.
— И что потом?
— А что потом?
— Вот именно! Ничего! Хоть бы раз утром зашел поболтать на пару палок чая. А то забежит тайком, сопрет печенья ускачет к себе туда.
Всё внутри сжалось, потому что я понял, насколько неправильно поступал. Я-то на неё дулся за то, что она меня обломала с рассказом — накатать четыре части рассказа, довести читателя до аппагея в предвкушении развязки, а потом бац и всё — пиши про птичек. А она меня и поужинать звала и так жаловалась, что ей одиноко (ну, вы понимаете, о чем я), но я был почти всегда на съёмках и только нервно отвечал, мол, сейчас не могу говорить.
— Ань, извини.
— Ну, а что «извини»? Ты стал взрослым.
Аня немного покачалась на кресле, затем встала и закрыла жалюзи. Вышла за дверь и попросила Таню куда-то сходить. Вернулась, расстегнула верхнюю пуговицу блузы и плюхнулась в кресло.
— Коль, мне приятно наблюдать за тем, как ты растёшь. Ты уже не тот перепуганный наивный мальчик с круглыми глазами. Помню, когда мы познакомились, ты мне жутко понравился своей непосредственностью. Простой был, как пять копеек. А сейчас? Ты, после покупки своего объектива любимого мне все уши прожужжал. Знал же, что у меня не всё гладко, что мне внимание нужно, и все равно. Ну, Коль, ну разве так можно? Что, молчишь?
— Стыдно.
Аня улыбнулась.
— А сейчас смотрю — какой был, такой и остался. Хочешь есть? — я кивнул. — Ну, кто бы сомневался. Собирайся, покормлю тебя напоследок.
— Напоследок?
Ничего не ответив, Аня достала из ящика ключи и пошла к выходу. Я встал и хотел пойти за ней, но чуть не упал — подкосились ноги. Аня захихикала, а мне было совсем не смешно. Прозрачный намек был понят и мне стало ясно, что Аня уезжает. Осталось только узнать когда и куда.
Молча сев в машину, я в очередной раз начал себя ругать за то, что умные мысли приходят тогда, когда они нифига не актуальны. Всё лето я работал на два объектива, когда рядом была Аня — человек, про которого я написал книгу. Всё отчетливее я понимал, что меня охватывает ужас и безысходность.
— А когда уезжаешь?
— А когда нужно?
Я сильно покраснел и почувствовал, как загорелись уши.
— Я буду скучать.
— Я тоже.
— Так, может, не стоит?
— Я уже все подписала. Меня через три дня ждут на новом месте.
— Где?
— Ой, Коль, ну перестань киснуть. Мне и так не по себе, а тут ещё ты! А ну, взбодрись! Мужиком будь!
Позитивный запал был сильным, но мне передался слабо.
— Ну, хорошо, постараюсь. Мне просто обидно, что я тебя обидел. Блин, тавтология. Ну, в смысле расстроил. Я же тебе должен был помогать. И…
— Успокойся. Во-первых, я, когда ехала сюда, и не думала, что здесь ты будешь. Во-вторых, я тебе очень благодарна за всё. Ты знаешь, о чем я. Не знаю, выкарабкалась бы я без тебя или нет. Я, конечно, не конченая наркоманка, но могла бы тут «наделать» и имя себе испортить. А так всё хорошо, все довольны, никто не в курсе. В-третьих, не льсти себе. Думаешь, я из-за тебя уезжаю? Ну, ты, конечно, большой молодец, но нет. Мне здесь не нравится. Тут скучно. Примитивные задания, всё обкатано, новое не котируется, а я, понимаешь, так не могу. Отдохнула, да, опыта набралась, да, но больше мне здесь делать нечего. Поэтому и уезжаю.
— А куда?
— В Харьков, обратно, туда же, где и работала. Недавно они к нам приезжали «Новую Волну» делать, и я случайно в холле гостиницы встретилась со своим начальником. Разговорились, вспомнили былое, он сказал, что уже уволил двоих с моего места. Не хотят работать, гады. Все ищут, где бы что-то украсть или схитрить. Ну, и намекнул, что рад видеть у себя. А тут сезон закончился, говорят, что делать вообще нечего будет, вот я и решилась.
— А как же дом? Вы же продали. Кажется.
— Да, продали. Первое время у тёти поживу, а там посмотрим. У меня ж в штатах знаешь, сколько денег осталось? Оооо, я ж там заработала ОГОГО! Хватит на квартиру в центре или на пару домов с нуля за городом. А я уже давно хочу себе дом, как у родителей в штатах. Хочешь со мной поехать?
— Куда?
— На северный полюс, балда! Вот ты смешной, когда переживаешь. Ну, только не обижайся. Поехали со мной?
— Как?
— На машине, как. Бру-ха-ха! Ой, ну я прямо не могу. Я готова каждый месяц так уезжать, чтобы это видеть. Со мной поехали в Харьков. Будем вместе жить, работу тебе найдем.
Почувствовав, что внутри все зацвело и запахло, я уже почти начал кивать. Но что-то начало мешать. Я почувствовал, как в прямом смысле сжалось сердце и сбило дух.
— Я даже и не знаю.
— Ну, я так и думала, просто на всякий случай спросила. Чтоб знать для себя, что сделала всё возможное. Я вижу, как тебе здесь хорошо. Это «твоё» и уезжать тебе отсюда не стоит. Здесь все такие как ты — готовы жить семьей в общежитии и радоваться звёздам. Не то, что это глупо, просто не для каждого. И работа на госпредприятии… Тебе я про это вообще рассказывать не буду, но особая специфика. Я так, например, не могу.
— Так, а когда уезжаешь?
— Завтра утром, часов в пять.
— Чего в такую рань-то?
— Чтоб по жаре не ехать.
— Понятно… А вечером что делаешь?
— Да ничего особого. Вещи собираю. Схожу напоследок на море, попрощаюсь. Я в нем так ни разу не искупалась.
— Почему? — удивился я.
— Я плавать не умею, — застеснялась Аня.
— Охохо! А что ж так? Сказала бы, я бы тебя научил.
— Ну вот, сегодня вечером научишь.
— Вечером… Этим вечером у меня была работенка. Знаешь, сколько мне это будет стоить? Только не думай меня отговаривать, я все равно останусь с тобой.
— Ну и?
— Две сотни.
— Гривен?
— Баксов.
— ОГО! Где ты такие деньги берешь? Я тоже хочу!
— Оказываю эскорт-услуги, — как бы отшутился я.
Зазвонил телефон. Вызывал Вася. Васю я любил, конечно, но не так сильно, как Аню. Поэтому телефон был отправлен в беззвучный режим и молча занимался своими телефонными делами.
Мы приехали, и начали обедать в нашем любимом ресторанчике (там в подарок давали мое и Анино любимое мороженое).
Был конец августа.
На набережной Гурзуфа было столько людей, как будто весь Киев вдруг вспомнил, что через три дня начинается осень, работа и прочая грязь со слякотью. А мы болтали про всякие глупости, смеялись и немного сожалели о лете, которое обменяли на шмотки и технику. Я настоял проспонсировать трапезу и Аня особенно не сопротивлялась, мотивировав это тем, что она теперь человек бедный и не имеет по две сотни баксов за вечер.
На месте я не хотел уходить от Ани. Совсем не хотел. Но было нужно. Появилось вдохновение писать, а я и так два месяца ничего кроме статусов контакта родить не могу. Да и Ане нужно было доделать дела. По пути назад она купила бутылку какого-то солидного вина и конфет, чтоб проставиться своим девочкам. Ещё и мне сказала: «Не обижай их, когда я уеду», на что я ответил, что кроме Ани в отделе меня все любят. И подзатыльник я считаю совершенно незаслуженным.
До вечера я закрылся в кабинете и просидел за компом, погруженный в буквы с предложениями, и никто не смог меня оттуда выгрузить. Пока не пришел Боря, сияющий, как красное солнышко. Сначала он стучал в проекционное окно, потом начал чем-то тяжелым бить в стену. Пришлось открыть.
— Коля, пошли, покурим!
— За пять лет можно выучить, что я не курю?
— Ну все равно пошли!
Спорить с Борей дороже для себя, поэтому я пошел травить себя пассивным курением в курилку.
— Угадай? — спросил он, сладко затягиваясь.
— Месячные?
— Ага! — Борис аж подпрыгнул от счастья. — А она так расстроилась. Ха-ха-ха!
— Дурак ты Боря, и взрослеть не хочешь.
— Чувачок! Ты так говоришь, будто сам не такой. Че сам не женишься?
— Боюсь. Хочу, но пипец, боюсь.
— Чего? Ты ж нормально зарабатываешь?
— А жилье?
— Так найди себе в Гурзуфе какую-нибудь бабу, женись на ней, а потом разведись и забери себе полквартиры. Так раза три и накопишь себе на небольшой котеджик у моря, гы-гы-гы.
Идея хоть и прозвучала из уст Бориса, не была лишена смысла. Я бы хотел начинать строить отношения, но пока не представляю, как разжиться жильем. В Крыму, в Гурзуфе или Ялте скромненькая двухкомнатная квартирка стоит как небольшой коттедж Таиланде, куда я хочу в будущем укатить. Там тоже тепло и весело.
— Вот, смотри!
Боря достал из кармана какую-то плоскую фигню, похожую на электронный градусник.
— Что это?
Боря наполнился своим классическим пафосом и начал вещать.
— Тест, чувачок. Это тест. На количество стали в твоих яйцах. Я его прошел достойно. Теперь он твой. Прими же его и носи с достоинством!
Борис протянул мне картонную палочку так, как будто вручал посох света или меч семи океанов.
Я взял, покрутил в руках. Понюхал.
— И что же мне с ним делать, мастер?
— А хрен его знает. Я просто забыл выкинуть по пути. Ладно, всё, давай, мне пора.
И быстренько убежал.
Я ещё покрутил палочку в руках и бросил в портфель, так как урна была забита доверху, и подобная штучка могла бы вызвать много лишних разговоров касательно, например, господина Жукова, который любит сюда приводить одну девочку из пресс-центра и смотреть с ней Х-фактор на большом экране. Самое интересное то, что они реально смотрели Х-фактор и всё.
Подходя к «Аю-дагу» я всё думал, как бы Анне помягче сказать, что всё отменяется. Можно, конечно написать сообщение или позвонить, но это как-то не по-мужски. Ещё и две сотни аванса в кафе потратил, а вся наличка в общаге. Нужно всё сказать в глаза, мол, «я подумал, что тебе следует знать, что я болен …» и вспоминать страшные слова. Ну, или что-то поправдоподобнее.
Зазвонил телефон. Звонила Анна.
— Ну и где тебя носит? — прозвучал немного нетрезвый голос Анны в трубке. — Я уже тут истосковалась вся тут. Когда ты уже придешь?
— Анна, я…
— Ничего не хочу слышать! Приходи! Первый номер на втором этаже.
Анна положила трубку. Попытки перезвонить не принесли успеха — Анна выключила телефон.
Самое интересное то, что у Ани был второй по счету номер и, жопой чую, произойдет какой-то коллапс.
Блин. Нехорошо получается. Как-то, не по-нашему.
Вдруг из-за угла столовой «Морского», возле которой проходил мой путь, я увидел Василия.
— Ты что тут делаешь?
— Козел ты, Коля!
— Чего? Ваще офигел? А в репу?
— Ты туда нас привез, а обратно? Я все на себе тащил.
— А позвонить?
— А посмотри пропущенные? Я тебе раз двадцать звонил и две смски написал. Некрасиво это, Коля, некрасиво.
— Да, точно. Ну, извини. Так что ты тут делаешь?
— На ужин приходил.
Нужно сказать, что нам, как киносъемочной группе, разрешили кушать в детской столовой «Морского».
— Аж сюда? А дома приготовить никак? Совсем разленились.
— Нееет, я просто решил копить на новую камеру.
— И что, будешь ходить ужинать в морской каждый день?
— И завтракать и обедать, — довольно сообщил Вася.
Вздохнув, я покачал головой. Три километра в одну сторону (по горам), чтоб сэкономить двадцатку.
Хотя я такой же был. И есть.
— Ну, ладно, давай, я пошел, — начал прощаться я.
— Коль, а ты куда? А то мне скучно, не хочу в общагу пока возвращаться.
— Да я вообще-то к знакомой иду. У нас типа интимный вечер.
— Ааа, — Вася расстроено потупил голову. — Давай тогда, удачи.
Вася так расстроился, что мне аж стало его жалко. Он развернулся и поплелся домой так, как Иисус шёл на Голгофу.
— Вааась?
— Что? — обернулся Василий.
— Давай, мы тебе проститутку снимем?
Вася офигел.
— Что, прям сейчас?
Я всё узрел.
— Так, чувак, считай это моим подарком. Сейчас мы всё быстренько организуем, придешь, она всё скажет как делать. Ты же девственник?
— Я? Ну как сказать…
— Понятно. Короче, просто будешь импровизировать.
— Коль, я лучше в общагу пойду, завтра на работу же?
— Какая нафиг работа? Учись спать по три часа в неделю! Всё, пошли.
Я потянул Васю за руку к гостинице. Василий идти не хотел, но и сильно не сопротивлялся. Постоянно что-то мямлил про то, что не готов, про то, что не взял с собой ничего.
— О, точно! На тебе презервативы.
Я начал открывать портфель, в который их недавно положил, но тут мне позвонила Аня. И я вспомнил, что и так опаздывал, а тут ещё и задержался.
Сунув Василию портфель, я сказал: «Сам найдешь». Быстренько затащил его на второй этаж, подергал ручку первого номера с табличкой «Do not disturb», открыл её, запихнул внутрь Васю, а сам быстро забежал к Ане, чтобы ни дай Бог не попасться на глаза тем, кто был через стену.
Аня сидела у окна и смотрела на море. Сейчас уже конец августа, поэтому в это время никакой особенной картины не наблюдалось. Просто море. Просто волны и редкие облака на горизонте.
— Последний мой вечер здесь, — тоскливо протянула Аня
— Ой, я тебя прошу! Прекращай это! Пошли лучше набухаемся! — мне тоже было не очень весело, но грустить не хотелось.
Аня натянуто улыбнулась и присела на кровать.
— Я буду скучать.
— Ну, Ань, — я сел рядом. — Ну я тебя прошу, не начинай. Я щас расплачусь сам.
— Ты будешь из-за меня плакать?
Я почувствовал, как начинает колоть в глазах.
— Ты издеваешься?
Аня начала ныть и я тоже не сдержался. Госпади, срамота какая!
Присев рядом я положил её к себе на колени и начал гладить.
Сегодня у нас будет прощальный вечер.
Часов до двенадцати мы валялись на кровати в темноте, слегка нарушаемой светом звезд и луны, и вспоминали хорошие моменты этого лета.
Как-то, когда у нас был кинофестиваль, к нам приехали Глинников и Ильин — актеры из «Интернов» которые играют Романенко и Лобанова. Так вот, в жизни они ещё хуже, чем в кино — вроде здоровые дядьки, а ведут себя как дети. Так вот, одним прекрасным вечером звонит мне Аня и говорит: «Поднимайся к нам на крышу и фотоаппарат захвати». Я, понимая, что ночью фоткать бесполезно, фотик не взял, но поднялся. У входа меня ждала улыбающаяся Аня. «Смотри», говорит, и показывает на двух звёзд, которые как угорелые бегают по крыше и поют песни. Хорошо, что не сломали ничего (там много антенн разных). А через некоторое время она их позвала и как давай ругать на чем свет стоит! Как детей! А они такие виноватые смотрят в пол и только краснеют.
И таких историй было много. Мы рассказывали их друг другу, смеялись, иногда начинали хлюпать, а из-за стенки доносились стоны, как будто там человек десять оргию устроили.
Мы заснули.
Когда я проснулся, Аня уже сложила все вещи у двери и допивала кофе. Солнце ещё не взошло и было прохладно.
— Когда едешь?
— Уже вот-вот. Не хотела будить. Ты так мило спишь. Особенно когда слюнки текут.
Застеснявшись, я отвернулся и вытер слюни, которые предательски высохли на подбородке.
Она предложила подвезти меня к общаге, но я сказал, что хочу прогуляться и чтоб она уже уезжала, а то я опять ныть начну. Мы чмокнули друг друга в щечку и расстались.
Странно, но реветь не хотелось. Даже наоборот. Я чувствовал, что всё очень хорошо, а будет ещё лучше. И тогда я вспомнил самый лучший день этого лета. Когда мои читатели Вова и Никита из Рязани привезли здоровенную коробку печенья.
Всё-таки это лето было не зря.
Послесловие.
На работе я встретил Васю.
Вот кому на Руси действительно жить хорошо! Своей радостью и лучезарностью он наполнял всю киностудию. Увидев меня, он крепко пожал мне руку.
— Коль, я не совсем понял, что вчера было, но это было нечто! Она такая в халате выходит, глаза впучила и спрашивает «ты кто???». А я такой застеснялся и растерялся совсем. Стою, молчу, не знаю, что делать. А она так сразу посерьёзнела и давай командовать. Молодец! Спасибо тебе!
— Портфель где мой?
— А, да! — Вася метнулся в монтажную. — Вот. Только мы всё использовали. Она вообще невменяемая была! Говорит «Давай ещё! Давай ещё!».
— Ты ещё громче покричи, клоун.
Вася замолчал, и было забавно наблюдать за тем, как он давит в себе неистовствующую радость.
А я решил проверить портфель, ничего там лишнего не завалялось ли? Может, закусон или бутылочка недопитая. Но портфель был совершенно пуст.
Зазвонил телефон.
— Алё, Коль, — прозвучал раскалывающийся от боли голос Анны, — ты извини, я чёт не совсем помню, что вчера было. Я тут у себя тест на беременность нашла…
Испытательный срок
1
— Итак, Николай, вы в своём резюме написали, что занимаетесь фотографией, литературой и дизайном?
— И музыкой.
— Надо же, как интересно! — слова Лилии показались мне слегка ироничными. — И даже музыкой… А что вы можете сказать, например… эм… про Вагнера?
— А вы не еврейка случаем?
— А должна?
— Я не утверждаю, я просто спрашиваю. Просто для евреев музыка Вагнера считается оскорбительной.
— И почему же?
— Вам рассказать про Вагнера или про то, за что его ненавидит мировое иудейское сообщество?
Лилия улыбнулась.
— Давайте про Вагнера.
Я улыбнулся и изобразил «ботаника».
— Он изобрёл самый большой в мире контрабас. Двухэтажный. Сверху один музыкант зажимал лады, снизу второй дергал за струны. Очень грозная штука получилась.
— Это всё, чем он знаменит, по-вашему?
— А, по-вашему, это вообще как-то касается учебной программы восьмого класса?
Лилию слегка расстроило то, что я съехал с темы.
— Николай, поймите меня правильно. Я не могу доверить ребёнка постороннему человеку с улицы. Если быть откровенной, я надеялась увидеть среди кандидатов женщину за сорок. Но почему-то, ответили мне только вы.
Ехидной мордой я поблагодарил Лилию за столь лестные слова.
— Все нормальные люди во время праздников празднуют. Если вы подождёте… ну, неделю максимум, то список кандидатов заметно вырастет.
Где-то в голове Лилии щелкнул тумблер, отвечающий за уважение к собеседнику.
— Я как-то об этом и не подумала. Вы, наверное, правы. Просто мужа внезапно отправили в длительную командировку, а я в делах. С дочкой некому заниматься. Кстати, где вы учились?
— Харьковский «радиотех».
— В смысле? — смутилась Лилия.
— Не думаю, что «радиотех» можно истолковать двусмысленно.
— Так у вас нет педагогического образования???
— Зачем оно мне?
Лилия округлила глаза.
— А как вы собираетесь учить моего ребенка?
— А кто сказал, что я его собираюсь чему-то учить? Ни мне, ни тем более ему это не нужно.
— Я… я… я вас не понимаю. Вы приехали на собеседование репетитора?
— Именно. Так, стоп. Сразу поясню: я не педагог, и Боже упаси мне когда-нибудь им стать. Но я, во-первых, могу проконсультировать ребёнка абсолютно по любому вопросу, а во-вторых, я ставлю перед собой задачу привить ребёнку желание учиться самому.
Лилия некоторое время смотрела на меня, затем в сторону, а затем вниз, на чашку с чаем. Наконец-то она решилась озвучить то, что хотела сказать еще в самом начале диалога:
— Николай, наверное, мне придётся вас огорчить, но, скорее всего, вы нам не подойдёте.
— Почему? — как бы наивно расстроился я.
— Э-э-э… Не хочется вас задеть… Просто я вижу, что вы не профессионал. Вы умный эрудированный молодой человек, это бросается в глаза, но, — Лилия запнулась и натужно улыбнулась, — но вы ещё слишком молоды и… это мой ребёнок и я не могу рисковать. Поймите меня правильно.
— Вы будете рисковать, — я поднял палец вверх, чтобы сбить собеседницу с толку, — когда у вас будет десять кандидатов, а через неделю – выпускные экзамены. Вот тогда бы я вас понял. А сейчас вы упускаете синицу из рук. Так? — я сделал характерный жест и Лилия машинально кивнула. — Давайте условимся: я работаю, пока у вас не появится достойный, на ваш взгляд претендент. Не подойду, вы мне просто оплатите дорогу туда-обратно. А если всё пойдёт хорошо, то уже я буду диктовать условия. Это будет честно и справедливо.
Я уставился Лилии прямо в глаза, от чего ей стало жутко не по себе. От волнения она начала потирать руки, бегать глазами по дружелюбной обстановке кафе и, кажется, слегка вспотела.
— Николай. Я немного растеряна. У вас хорошие аргументы, но я почему-то боюсь за ребёнка.
«И правильно!»,- подумал я про себя, но вслух не сказал.
— Вы мать, это закономерно. Но вы ещё всего не знаете. Я официально работаю в Артеке — самом мощном методическом комплексе на Украине и одним из мощнейших в мире. Так сложилось, что я должен присутствовать почти на всех семинарах, встречах и конференциях, которые посвящены вопросам воспитания детей. И сам постоянно с детьми работаю. А сейчас лагеря пустуют, скучно на работе, хочется чем-то полезным заняться.
Вообще редко удаётся встретить такую зануду. Классический пример человека, который предпочтёт довериться надписи на обёртке и поленится почитать состав.
Гештальтная психология придумана не зря. Давно доказано, что нормальный человек может мыслить только целыми неделимыми образами. Но, блин, именно это, нам так сильно мешает жить! Если рокер - то наркоман, если в очках - то умный, если блондинка - то Настя. И почему-то, ни у кого не возникает здорового любопытства самостоятельно доказать или опровергнуть данное утверждение.
Лилия была классической «бизнесвумэн». Выглядела достойно, но без лишнего пафоса. За тридцать пять, но не больше сорока, чуть полная, но вполне привлекательная и с автомобилем. Вот авто было просто чудовищно кошмарным. Если все нормальные дизайнеры сначала разрабатывают концепцию внешнего вида и только потом начинают дорабатывать детали, то тут всё было наоборот: из того, что завалялось на складе, по отдельности очень даже красивых деталек слепили этот «шушпанцер». Не моё дело судить, конечно, но я бы возле такой машины на аву точно не сфоткался бы.
Как и большинство квартир на Южном берегу Крыма, квартира Лилии была небольшой, если судить по размеру гостиной. Приблизительно четверть моего кабинета на киностудии. Но здесь было очень уютно, а из окна открывался шикарный вид на гряду гор и море. Уверен, отсюда можно фотографировать шикарные рассветы. Нужно будет как-нибудь здесь заночевать.
— Наташа! Натааааша! У нас гости. Выйди к нам, пожалуйста, — закричала Лилия, но мироздание ничем не ответило на просьбу. — Наташа! Нат-а-аша! — Лилия виновато посмотрела на меня, — Сейчас, Николай, секунду. Наверное, в наушниках сидит, музыку слушает.
Лилия быстро скрылась в одной из двух дверей, не дав мне рассмотреть содержимое комнаты и начала там с кем-то немножко ругаться. В квартире была хорошая звукоизоляция, поэтому ничего разобрать не удалось. Пришлось изучать интерьер.
В комнате с большим окном всё было по стандартной схеме: по центру здоровенный телевизор, перед ним диван и два кресла. Между зрителями и экраном ковёр. Ковёр очень хороший, я бы хотел себе такой. У стен шкафы со всякими дешёвыми сувенирами и цветами разной степени искусственности. И ни одной книги. Вообще. Только большая стойка с коллекцией DVD-дисков.
М-да…
Дверь, куда недавно убежала Лилия, открылась и из комнаты вышли двое: Лилия и, видимо, Наташа. Наташа представляла собой самую обычную девочку четырнадцати лет, только с железным кольцом в носу и длиннющей футболке с надписью «HIM» с «сатанинским» логотипом группы, выполненным каплями крови на снегу. Ещё в снегу лежало лезвие и какая-то подозрительная какашка. Футболке по застиранности проиграли бы все мои вместе взятые носки.
— Здрасте, — недовольно буркнула Наташа.
— Здрасте, — чуть веселее ответил я. — Это с вами я буду заниматься?
— Да, с нами, — ответила за дочь Лилия, легонько пихнув ту в плечо. — Только мы чуть-чуть стесняемся. Но это только первое время так. Мы же не будем папу с мамой позорить, да?
— Не думаю, что кто-то кого-то будет позорить, — поспешил разрядить обстановку я. — Уверен, мы быстро найдем общий язык. Предлагаю начать прямо сейчас. Лилия, вы не против? Можно, мы пока останемся наедине с Наташей?
— Да, конечно! Идите к ней в комнату. Как раз увидите, как можно жилплощадь изуродовать.
Последние слова были сказаны очень ядовито, но я, не прекращая улыбаться, проводил Наташу в её комнату.
Ожидания оправдались: «зло всея Земли» сконцентрировалось на стенах храма Князя тьмы и жрицы шифоньера в виде всяких Вилле Вало, Димми Боргеров и прочего турбо-шансона, который в душах школьников сеет истинное зло. Какие-то амулеты, судя по качеству, для китайского Сатаны и прочая лабуда, за которую настоящий сатанист тотчас же придал бы анафеме.
— Наташа, я - Коля. Если Лилия не предупредила, — я протянул руку, на которую только мельком посмотрели. — Не буду тебя мучить тягомотиной, уроками и прочим. Предлагаю тебе мирное соглашение.
Наташа подняла глаза и чуть-чуть удивилась:
— Соглашение?
— Именно. Я за тебя делаю уроки полностью, ты только переписываешь их к себе в тетрадь. А маме говоришь, что мы с тобой упорно занимаемся, что я душка и вообще. Ты получаешь полную свободу, а я получаю деньги. Никто никого не мучает.
— Вы хотите, чтоб я маму обманывала?
— Ну зачем мне нужно, чтоб ты маму обманывала? Это побочный продукт нашего симбиоза. Если ты откажешься от меня, то через неделю твоя мама приведёт сюда какую-нибудь бабушку, которая ещё Сталина застала. Потому что у нормальных учителей времени просто нет, а все хорошие репетиторы разобраны ещё в середине осени. Тебе рассказывать, что такое «преподаватель старой школы»? Это гораздо хуже, чем маленькая ложь во спасение. Или, может, ты любишь учиться?
— Терпеть не могу.
— Ну вот, я ж вижу, что ты нормальный человек. По рукам?
Я протянул широко растопыренную ладонь и улыбнулся.
Наташа задумалась. Ей однозначно не нравилось то, что я предлагал, но учиться не хотелось ещё больше.
Краем глаза на мониторе я заметил сайт, судя по иллюстрациям посвящённый всяческим оккультным делам. Внизу мигала миниатюра «Скайпа». Видимо, Наташу оторвали от обсуждения крайне важных насущных дел.
— Ну, я не знаю. Нехорошо как-то маме врать, — засмущалась Наташа.
— «НеХоРошО каК-то МамЕ вРать» — процитировал я как ребенок-даун. — Мы можем и учиться с тобой, но я же вижу, что ты этого не хочешь.
— Почему это не хочу? — обиделась Наташа.
— Потому, что если бы хотела, меня бы здесь не было. А ещё ты мне это минуту назад сказала. Забыла? Даю тебе сутки на размышление. Сейчас давай дневник, учебники и черновик с ручкой. А сама садись за комп и продолжай заниматься своими делами.
Наташа, послушно исполнила приказы, выдала мне всё, а сама уселась за компьютер. Но не уставилась в монитор, а продолжала пялиться на меня. Через пару минут это стало немного напрягать.
— Ну что такое???
— Вы что, вообще не собираетесь меня учить?
— Ни дай Господь! Всё, не отвлекай меня, а то завтра, — я показал Наташе на её дневник. — Опять двойку получишь по химии. «Нет домашнего задания», ай-яй-яй! Ну, это же химия! Самая интересная наука!
— Самая тупая наука, — надулась Наташа.
— Ну, конечно. Не любить химию (как и любую другую науку) можно только по одной причине: если нет возможности применить накопленные знания. Тогда это действительно просто ворох скучных формул и постулатов. Когда-нибудь бросала дрожжи в унитаз?
Наташа округлила глаза.
— Нет. А что будет, если бросить?
— АдЪ на Земле! — засмеялся я. — Или так называемый «апоКАКАлис». Только не вздумай пробовать. По крайней мере, не дома. Вообще, чему вас учат там? Какую тему сейчас проходите?
— Кислоты, — поморщилась Наташа.
— О! Это ж самая интересная тема! Эксперименты проводите?
— Нет. Нам нельзя. Только учитель показывает на лабораторках, а мы смотрим.
— Ну да, я бы вам тоже не рискнул доверить. За что, кстати, двойка?
— Не сделала домашнее задание.
— А, ну да… А почему не сделала?
— Потому что я не понимаю…
От фразы «я не понимаю» у меня аж копчик съёжился.
— Хорошо, «непонимающая», покажи, что там вам нужно было сделать?
Не вставая со стула, Наташа подкатила поближе, взяла учебник (кстати, красивый такой, у нас были ещё советские), немного пролистала и протянула мне.
Она помнит, что ей задавали, и где это искать, а значит, пыталась таки его решить.
—Тааак, посмотрим, что там… Ага, щелочь и кислота. Простая же реакция гашения. Неужели, это непонятно? Ты только не переживай, щас разберёмся, всё порешаем, а потом ещё и обмоем! Так что такое «реакция гашения»?
— Ну… — засмущалась Наташа.
— Хорошо, — довольно потёр руки я. — Вот у тебя хоть раз была изжога? – начал я выстраивать образовательную линию.
— Изжога?
— Ну, когда что-то съешь, а потом вот тут начинает печь.
— Вроде бывало, — начала вспоминать Наташа.
— Вот! Что при этом делают?
— Не знаю… не помню.
— Не страшно. Давай у мамы спросим. Пошли?
Не ожидая ответа, я взял Наташу за руку и вытащил из комнаты.
Лилия что-то готовила на кухне.
— Лилия, подскажите, что делают, если изжога начинается?
— А что случилось? — перепугалась Лилия.
— Да ничего. Нам для образовательных целей.
— А-а-а-а... Ну… съесть таблетку какую-то нужно. Или… соды можно немножко. А что?
— Всё, спасибо, — поблагодарил я и потащил Наташу обратно в комнату.
— Сода. Запомнила? — Наташа кивнула.
— Смотри, Наташ: когда наступает изжога?
— Эээм… нууу… — замычала Наташа.
— Нет, оккультными заклинаниями её вызвать не получится. Изжога начинается тогда, когда в желудке скапливается много газа. Если мы, например, съели слишком много кислого. Желудок, не дурак, отправляет часть газа обратно, наверх. Получается что-то типа отрыжки, но не так громко. При этом часть желудочного сока выплескивается в пищевод. А пищевод — натура тонкая, к подобным веществам не приспособлен. Начинает немного разъедаться и ныть. А хозяин, если не дурак, понимает, что нужно съесть немного соды. А зачем?
— Зачем? — У Наташи начал проклёвываться интерес.
— А затем, что сода гасит кислоту. Вот она у тебя в книжке, видишь? — я ткнул пальцем в книжку. — Гидроксид натрия. А желудочный сок в большинстве своём — соляная кислота. Вот у тебя в формуле соляная кислота. И так. Мы отправили соду в желудок: что происходит?
— Перестает болеть?
— Неееет, так бы сказал какой-то неграмотный школьник, — иронично засмеялся я. — Но мы с тобой люди образованные и знаем, что сода с кислотой вступают в реакцию и нейтрализуют друг друга. Получается вода, углекислый газ и… — я прикинул в голове, куда девается из формулы остальное, — какая-то хрень, судя по всему не особо полезная для организма. А может даже и токсичная. Да и газ углекислый тоже не особо полезен. Короче, лучше соду в подобных случаях не употреблять…
Не могу сказать, что вспомнил всё с первого раза, но примеры были решены все. Некоторые, правда, не без помощи интернетов, но это вовсе не помешало Наташе освоиться в теме. И каждый пример я пытался подкрепить визуальным образом, чтобы детский мозг хоть как-то за него зацепился.
По прошествии трех часов этот раздел химии она знала не хуже меня, а это уже как минимум «хорошо». Только вот оставались ещё математика, история и география, которые тоже хромали, судя по отметкам в дневнике. Но времени было почти восемь часов — это значит, что я домой потом ничем не уеду.
— Ну все, Натали, на сегодня мы закончили. Мы молодцы и это нужно отметить.
— Как? — заинтересовалась Наташа.
— Отметкой в дневнике! Про остальные предметы пока не переживай, не всё сразу. Если твоя мама не будет против, то завтра сядем за историю.
— Терпеть не могу историю! — фыркнула Наташа.
— Чтобы что-то не любить, нужно это попробовать на вкус. А ты историю не знаешь.
— Потому что она скучная. Зачем мне знать то, что там какой-то Мазепа воевал с каким-то Петром Первым?
— Оооо, моя дорогая! Вот ты у нас веришь в «сотону», да? Если бы не Петр Первый, тебя бы сейчас за это на костре сожгли, или розгами хорошенько отлупили.
— А он что ли сатанистом был?
— Ну, не то, чтоб сатанистом, но церковников он не особо любил. Особенно за то, что бороды носили. Именно он первый из русских государей отделил церковь от царской семьи. Ещё, кстати, когда Петр с Карлом воевал… и с Мазепой, в том числе… или Мазепы тогда уже не было… или ещё не было… короче, неважно. Так вот, он как-то случайно, в бою проиграл почти всю артиллерию шведам. И вежливо попросил попов колокола переплавить в пушки. Попы не согласились, и царь так же вежливо предложил попам самим повоевать немного за Родину на передовой. Ну, те как-то очень резко изменили своё мнение и армия получила свежую артиллерию. Кстати, потом Петр таки отобрал свои пушки обратно, да ещё шведские прихватил и часть переплавил обратно в колокола. Видишь, какой заботливый был? Понимал.
— Что понимал?
— Что без христианской религии, которую так не любят товарищи вроде тебя, сатанизм сам по себе не стоит и ломаного гроша. Кстати, а почему ты во всё это подалась?
Вопрос застал Наташу врасплох.
— Ну, а что, в церковь ходить по воскресеньям?
— Почему по воскресеньям?
— Служба же по воскресеньям.
— Ого! Да ты врага в лицо прям знаешь! Похвально.
— Вообще-то у меня папа священник, — немного обиделась Наташа, а я от удивления раскрыл рот.
— Папа священник??? А дочь уверовала в Сатану?? Я правильно понял? — Наташа довольно кивнула. — А папу это не смущает? Он не пробовал там… я не знаю… изгонять что ли? Или это не в его юрисдикции?
— Папа говорит, что это как ветрянка — временное. Через полгода пройти должно. Сказал только, чтоб в жертву никого не приносила. Он вообще классный, ты не думай.
— И вот этот хлам… извини, амулеты вот эти тоже он купил?
— Нет, — Наташа улыбнулась. — Это я экономила на обедах в школе.
— И от недоедания обессилила и начала терять сознание на парах? Отчего прекратила усваивать материал?
— Парах? Нет, я просто не хочу учиться. Мне это не нужно.
— Откуда такая уверенность?
— Ну где мне может пригодиться та же химия?
— В лечении изжоги подручными средствами.
— Ну… может быть. Но можно пойти в аптеку и спросить там. Или в интернете.
— А аптека с интернетом всегда есть под рукой типа?
— А типа сода всегда есть?
Я улыбнулся, наслаждаясь вкусным собеседником.
— Хорошо. Зайдем с другой стороны. Зачем ты вообще ходишь в школу?
— Потому, что родители заставляют.
— А почему заставляют?
— А я знаю? У них в табелях у самих тройки есть. Особенно у мамы. По химии, кстати! И это не мешает ей управлять магазином.
Теперь Наташа улыбнулась, а я мысленно отругал родителей за «хороший» пример.
— А ты им этот вопрос не задавала?
— Задавала. Папе. Папа сказал, что я ещё маленькая, но со временем смогу понять сама. Он так про всё говорит, что доказать не может.
— Вот же наградила родителей судьба… Но мы от темы отклонились. Ты ходишь в школу, так?
— Угу.
— Ходить ты вынуждена, иначе будут применяться меры, так?
— Угу.
— Так чё ж ты сама себя мучишь?
— Мучаю?
— Но ты же умный человек. Я ещё понимаю, что какой-то тупой школьник, который только из-за реформы образования не остался в первом классе на второй год, раза с пятого догоняет, но ты же умная? Ты некоторые примеры быстрее меня решила, а я себя глупым не считаю. Вот и получается, что ты из-за лени совершенно нерационально тратишь своё свободное время. А могла бы полезными вещами заняться. Например, какого-то кота в жертву принести, пока папа в командировке.
— Я не хочу котов в жертву приносить, — улыбнулась Наташа. — Только некоторых учителей и всё.
Было видно, как я задел детскую глупую гордость. Вот и хорошо.
Вообще у детей, которые заболевают всякими субкультурами, очень развито чувство исключительности. Типа: «Я умная, слушаю (верю во) «что-то», все «инакомыслящие» — дураки, а девочки, которые от «ещё чего-то» тащатся — вовсе глупые овцы». А ведь, если разобраться, человек редко сам выбирает свои музыкальные, религиозные и прочие предпочтения. К примеру, в христианской семье вряд ли будет воспитываться буддист, а в исламской — иудей. И, между прочим, феномен маленькой сатанистки в семье священника вполне объясним. Судя по знанию сатанизма, Наташа выступает не за «Сотону», а против семейных традиций и её папа таки прав — это возрастное и скоро должно пройти. Папа реально шарит и понимает, что никогда не стоит спорить с дитём. Ведь оно того и добивается. Куда разумнее и проще со всем соглашаться, а рамки, в которые ребёнок себя сам загнал, обрисовывать крайне идиотскими. Тогда он сам захочет их покинуть.
— Ну как? — Лилия сидела за кухонным столом и смотрела на меня с небольшой опаской.
— Как-как… нормально. Сегодня химию подтянули, завтра за математику сядем. Если так и дальше пойдёт, через пару недель вам вообще не понадобится репетитор. Наташа всё отлично понимает, просто не хочет учиться. Из-за вас, между прочим.
— Из-за меня???
— Когда я спросил «почему ты не хочешь учиться?», угадайте, что она ответила? Что у мамы в табеле тройки.
Лилия покраснела от обиды.
— У меня совсем другая ситуация была! У меня…
— Лилия, — перебил я, — извините, но это не моё дело. Факт остается фактом. Но это всё вполне решаемо.
И я в трёх словах изложил концепцию своей антипедагогической программы.
— Единственное, Лилия, что может помешать — если она поймёт, что её водят за нос. Но если она это таки поймёт, то я не уверен, что ей действительно нужно такое образование. А ещё на вашем месте… Я, возможно, скажу неприятную вещь, но вам нужно почаще общаться с ребёнком. Вы ж понимаете, что вот этими всеми штучками она пытается привлечь внимание родителей?
— Понимаю, — нахмурилась Лилия. — Мне и муж тоже говорил. Но у меня работа. И у него работа. Нужно кредит за машину и квартиру выплачивать. Думаете, легко? Знаете, сколько сейчас квартира в Алуште стоит?
— Понимаю, — соврал я. — Но просто я немного побаиваюсь. Сначала вот такие безобидные игры в чёртиков, потом сигареты, алкоголь, наркотики…
— Типун вам на язык! Что вы такое говорите, Николай? Я…
— Нет, вы меня всё-таки дослушайте. Типун, не типун, а сценарий распространённый. Опять же, я не хочу лезть не в своё дело, но вы бы могли сейчас сами позаниматься с дочкой. Понимаю, что работа, дом и всё такое, но потом уже этого не будет. Наташа уедет учиться, забудет про вас, и будете вы себе локти грызть.
Я понял, что сказал лишнего. Лилия покраснела, как огурец, сжала кулаки, а её налитые кровью глаза сверлили меня насквозь.
— Николай, вы слишком много себе позволяете. Вас не просили мне, взрослому человеку, у которого в подчинении десять других взрослых человек… людей… Мммм! Не просили нотации и морали читать!
Лилия злилась. Сильно. Теперь задели её самолюбие. Но взрослые люди немного по-другому на всё смотрят.
Я остался без работы.
Лилия дала мне полтос (почти хватило бы на такси домой), язвительно поблагодарила за «проделанную работу» и неискренне пожелала удачи.
Я был прав? Нет. Моей целью было научить ребёнка учиться. И я её не выполнил. Из-за того, что в свое время кое-кто взрослый обучиться кое-каким мелочам не смог. И я не говорю про Лилию. Я про себя: неумение держать рот на замке и патологическая жажда субъективной справедливости сделали своё вредное дело. И вот я жду троллейбус, на котором почти час ехать, а потом ещё и полчаса пешком спускаться в Артек.
Мо-ло-дец.
— Алё? Алё, Николай?
— Лилия? — я неслышно зевнул и потянулся.
— Да, это я. Не отвлекаю?
От чего можно отвлекать в десять вечера?
— Да не особо. Что-то случилось?
— Случилось. Мне с вами нужно поговорить.
Я почувствовал, как улетучивается явившийся мне во сне борщ и совсем расстроился.
— Говорите.
— Это не телефонный разговор.
— Ну… тогда не говорите.
На несколько секунд в трубке замолчали.
— Николай, можно с вами как-то встретиться? Если можно, то сейчас. За вами приехать?
— А до завтра это никак подождать не может?
— Николай, мне вы очень нужны.
Блин. Я целых полтора часа добирался домой, устал как собака, все магазины закрыты, я поужинал чаем с паштетом (хлеб, как обычно, не успел купить), постарался как можно быстрее заснуть, пока желудок не понял, что его обманули, еле заснул и тут «Николай, вы мне очень нужны».
— Лиль, а вы вообще считаете нормальными такие звонки?
— Никола-а-ай, думаете, мне не стыдно вам звонить? Дело важное, поймите. Это Наташа всё. Так куда за вами заехать?
На улице было темно, холодно и сыро. Прямо как у меня в кедах. Из-за небольшого потепления снег в горах ещё днём начал таять и количество мелких рек у нас выросло с четырёх до сотни. Причём, многие из них не стеснялись течь прямо по тротуарам и проезжей части, где мне как раз пришлось бродить.
Из обуви у меня были кеды и ботинки, которые мне купила Аня, когда я к ней ездил делать предложение (в кедах). Но в ботинках было жарко, а жару я не люблю гораздо больше холода.
Самую некрасивую в мире машину пришлось ждать минут пятнадцать. И когда она наконец-то появилась, то в свете одинокого фонаря над винподвалом показалась ещё чудовищнее, чем прежде.
— Николай, вы как-то нехорошо выглядите, — попыталась завязать разговор Лилия.
— Вам показалось.
Сделавшись ещё более хмурым, я уставился в окно. Чувствовалось, что Лилия сильно переживает.
— Я вас разбудила?
— Нет.
— Ммм… Ладно. Николай, я почему вас потревожила? Дело в том, что… ммм… Наташа… — Лилия на несколько секунд замолчала, входя в сложный поворот, — Наташа мне объявила бойкот, когда я сказала, что вы к нам больше не придете.
Мне вдруг стало интересно и я повернулся к Лилии.
— А вы что?
— А мне ничего, кроме как согласиться, не оставалось.
— Ну и зря.
Лилия на мгновение сделалась злой, но быстро успокоила себя, продолжая всматриваться в слабоосвещенную дорогу.
Через минуту она продолжила:
— Только муж с ней может сладить. Она, когда по-настоящему обижается, может голодовку устроить или с уроков сбежать. Сейчас тоже голодать начала. Специально. Мне назло.
— А вы не злитесь, — спокойно предложил я. — Делайте вид, что ничего не происходит. Или наоборот, хвалите. Не переживайте и всё.
Лилия опять начала злиться, но потом улыбнулась и посмотрела на меня:
— Вот будут у вас свои дети, Николай, посмотрите, как это «не переживать». Это же моя кровь! Часть меня. Я понимаю, что со стороны, может, и выгляжу глупо, но я же мать, делайте на это поправку.
— А если у ребёнка инфекция, ему уколы нельзя делать, потому, что больно пару секунд будет? Ну, не поест она день, ну, пропустит пару занятий и что? С голоду человек не умрёт по собственной воле никогда, да и поголодать ещё никому не мешало. А если реально оценивать эффективность нашей образовательной системы, то там вообще можно лет пять пропустить и ничего не изменится.
Лилия как бы отвлеклась от моих слов и внимательно следила за пустой мокрой дорогой, хотя где-то в глубине души я был уверен, что ей нечего ответить. А может, она немного поумнела и просто не хотела со мной спорить. Оба варианта были мне на руку.
— Наташа! Вот, я привезла тебе твоего Николая. Выходи.
Мироздание опять не отреагировало на предложение Лилии. Ни на первое, ни на второе и вообще ни на какое.
— Наверное, — предположил я. — Так изголодалась, что говорить не может.
Лилия посмотрела на меня как на дурака, но от комментариев отказалась.
Мы проследовали в обитель зла и выяснили, что Наташа не выдержала томительного ожидания и после скандала завалилась спать. Перед этим, очевидно в приступе голодовки, выпила полбутылки кефира. А остальные полбутылки стояли на столе перед монитором и нагло говорили «Смотрите! Я памятник Наташиной лени!». Или свинству. А ещё везде валялись крошки от чего-то.
Я посмотрел на Лилию, в глазах которой читалось желание провалиться под землю.
— Ну шо? Поехали обратно? Пока ещё двигатель не остыл? — прошептал я.
— Я вас отвезу, Коля, вы не переживайте. Давайте, хоть, чаем напою? Господи, неловко-то как получилось…
Не ожидая ответа, Лилия убежала на кухню, откуда вскоре послышалось приглашение присоединиться к столу.
Как я уже много раз говорил, в чае главное то, что с ним можно чего-то съесть. И тут, должен сказать, мне чрезвычайно повезло — Лилия поставила на стол роскошную вазу с печеньками и конфетами самых разных сортов! За это я готов был простить ей абсолютно всё!
Забыв, что правильное чаепитие всегда сопровождается интеллигентной беседой, я тупо жрал печеньки, крендельки и конфеты. И мне правда было стыдно. Но это как покакать в незнакомой подворотне после привокзальной шавермы — с одной стороны неудобно, а с другой — это тупо сильнее тебя.
— Господи! — испугалась Лилия. — Да вы голодный!
— Ну, уве не так фильно, — моё настроение заметно улучшилось. — Профто не уфпел дома поефть.
— Может, — начала аккуратно Лилия, — вам супчика нагреть?
— Не-не-не! — замотал головой я. — Я уве не голодный, не фтоит, прафда.
— Так нельзя. Сейчас я вам разогрею супа и нормально вас покормлю. И не нужно стесняться, вы мой гость как-никак!
От счастья я готов был расплавиться, как сыр в духовке. Меня больше не волновало отвратительное поведение Наташи, не волновало то, что в парламенте одни воры, и то, что молодежь поголовно слушает реп — всё это отошло на задний план. Меня кормили! Как давно я не испытывал сладостной неги, в которой идеально сочетаются забота, ласка и гастрономические потребности! Последний раз меня кормили в одной из элитных школ Харькова, куда приехала делегация в составе двух вожатых, режиссера-Ани и, собственно меня. Но там было немного не то — мы были «типа важными гостями» и с нами обходились очень обходительно. После нашего «перформанса» директор лично потащила нас к себе в кабинет и заставила покушать то, чем потчуют в школьной столовой (завидую школьникам!). И пока все деликатно отказывались, потягивая шампанское, я трескал всё, что видел на столе. И с уверенностью могу сказать, что как минимум этим я директору и понравился. Я даже хотел ей сделать уникальную грамоту, вроде тех, которые я дизайнил для киноотрядов (в виде ковра), но поглотившая меня по возвращению рутина этого сделать не дала, а потом я нечаянно удалил все наработки, а приличной фотографии ковра найти так и не смог. Кстати, если у кого-то есть, пожалуйста, пришлите.
Ещё меня немного пугает то, как на меня смотрят, когда я ем. Они (ВСЕ) это делают с таким любопытством, будто я из букв «Ж» «О» «П» «А» выкладываю слово «С-Ч-А-С-Т-Ь-Е». Раз был случай, когда я в суп нечаянно уронил глаз, но это же совсем другое!
— Лилия, а вы почему на меня так смотрите?
— Вы, Николай, единственный, наверное, кто так высоко оценил мои кулинарные потуги. Попробуйте Наташку суп съесть заставить? Будет упираться всем, чем угодно, но чтоб суп съесть…
— Отдайте её мне на недельку в общагу, — улыбнулся я. — Всё будет есть. Гарантирую! Даже капусту.
Лилия улыбнулась, но не как после обычной шутки а, скорее, с небольшой грустью, сожалея, что так сделать не получится.
— Николай, вы на меня не обижаетесь?
— Ну опять вы за свое? — возмутился я, вскинув ложку вверх и слегка обляпав скатерть вареными макаронами. — Ой, извините… Лилия, я вам совершенно серьёзно говорю: у вас теперь бесконечный кредит доверия, — я показал Лилии большой кусок мяса, который выловил в супе: — Вот после этого.
— Бедненький, — очень по-доброму улыбнулась она. — Вы… у вас тяжёлое положение, да? Не думайте, я не хочу вас задеть, но у вас такая обувь… сейчас сыро и в такой обуви ходить опасно. Можно простудиться.
— Можно, — согласился я. — Но я почему-то не простужаюсь. Уже года четыре. А если бы я к вам приехал без пальто, то вы бы ещё и решили, что у меня и на пальто нет денег? Поверьте мне: я самый богатый человек на свете. Знаете, почему? Как вообще степень богатства определяется?
— Наверное, это будет банально, но «количеством денег»?
— Никогда! Это всё относительные меры, а нас интересуют абсолютные! Итак. Степень богатства человека определяется отношением его доходов к затратам. А если у меня затраты нулевые, тоооо…?
Лилия стеснительным взглядом предложила мне закончить самому.
— Ну, смотрите: у меня доход — двадцать гривен в день, а расход — десять. Я получаю в два раза больше, чем трачу. Значит, коэффициент моего богатства равен двум. Логично?
— Угу, — уже довольно кивнула Лилия.
— А если у меня доход, к примеру, одна гривна, а расход — ноль, то… — Лилия опять не поняла. — Ну, один разделить на ноль?
— На ноль делить нельзя! — обрадовалась Лилия.
— Как нельзя? Вы что? Скажите это несчастным студентам всяким матфаков, которые этим регулярно занимаются на первых курсах...
— Ну как это? Я точно помню, что на ноль делить нельзя! Нас в школе учили так!
— А ещё там говорили, что Сталин лично миллиард расстрелял?
— Нам такого не говорили, — обиделась Лилия.
— А Наташе скажут. Уже через пару лет. Ладно, мы не об этом. То, что вам говорили — всемирный заговор сионистов. В высшей математике есть правило, что при делении на ноль любое более или менее уважающее себя число (кроме ноля, конечно) дает бесконечность. Как бы вам объяснить… О! У вас есть гривна. Для вас эта гривна — пустяк. Две минуты на машине покататься, если переводить в бензин. А если дать её Наташке? Для неё это тоже мелочь, но посущественнее. А если бедным китайчатам отдать? Они столько за час работы зарабатывают и это уже серьёзные деньги. А если муравьям отдать? Они из этого могут себе дом построить запросто. А для микробов ваша гривна — это уже целый мир. То есть чем меньше то, на что мы делим, тем больше получается итог. Так вот, вернёмся к доказательству того, что я самый богатый человек в мире: если мой мизерный доход разделить на отсутствующие потребности (то есть на ноль), получится бесконечность. Значит, я бесконечно богат. И это только, если считать материальные блага. А ещё ж есть и духовные!
Я довольно улыбнулся, а Лилия опять посмотрела на меня, как на дурака. Но уже очень по-доброму.
Возможно, у неё были какие-то контраргументы. Возможно, даже очень здравые. Например, она могла сказать, что я всё равно что-то трачу на себя (хотя это спокойно выносится за скобки) или ещё что. Но, наверное, она понимала, что с дураками проще соглашаться, чем спорить.
Даже грустно как-то.
Лилия предложила заночевать у них в гостиной, но я напрочь отказался. Не хватало, чтобы Наташа с утра видела меня спящим в трусах со стекающей слюной и смешной причёской. Преподаватель — как президент, должен всегда опрятно выглядеть, улыбаться, не пукать и не ругаться матом. И всё это за ползарплаты охранника супермаркета.
А иногда пукнуть ох, как хочется, поверьте.
2
Прошла пара недель с нашего первого занятия.
Я решил приезжать через день, чтоб был эффект «ожидания» и чтоб заниматься было интереснее. Таким образом, для Наташи подготовка уроков стала чем-то вроде ожидания новой серии любимого сериала. Для меня (чего уж темнить) тоже. Я даже почти привык к этому ужасному кольцу в носу, хотя и не упускал возможности напомнить, что кольца в нос вставляют коровкам и другим крупным рогатым.
И всё бы хорошо, если бы не звонок Наташи одним утром.
— Коля, привет. Мне нужна твоя помощь, — сказала Наталья тихим сиплым голосом.
— Привет, Нат, че случилось? На контрольной чего-то подсказать?
— Нет. Мне нужно, чтоб ты ко мне в школу приехал.
— У вас сладкий стол?
— Причём тут сладкий стол?
— А я по другому поводу не приеду.
— Коль, я серьёзно встряла. Нужна твоя помощь. Я заплачу.
Я начал переживать.
— Нат, что случилось?
— Тут такое дело… Родителей к директору вызывают. Я сказала, что их нет в городе, а сама живу с дядей.
— Умно, молодец, — искренне похвалил я. — А натворила чего?
— Вот приедешь — расскажут. Так что, поможешь? Не думай, что я для себя — я просто не хочу маму расстраивать.
— Ну да, как же, — улыбнулся я. — Хорошо. Только адрес скажи и как пройти.
Шефу я ничего не сказал, так как мы сильно поссорились, из-за того, что он заявил, что я халатно отношусь к работе и мы с ним уже неделю не разговариваем.
Тихонько убежав со студии, я сходил за чистой рубашкой и отправился в Алушту.
Школа Наташи находилась в минуте ходьбы от её дома и представляла из себя самую заурядную школу, которые в СССР строили в перерывах между массовыми расстрелами политических заключённых и разработкой новых видов вооружения.
Внутри было как у меня в кедах, только наоборот — тепло и уютно. Сразу у входа в огромных горшках росли эйкубы (штук десять), а над ними висела доска с национальным гимном («ще не вмерла в україні…»), гербом (где при определенном уровне фантазии можно прочитать «БЛЯ») и флагом (флаг хороший, тут вопросов нет). Чуть правее национальной гордости висели преподаватели формата 10х15, чуть выше завучи 18х24, а на самом верху директор 20х30, к которому мне нужно было на ковёр. Точнее, к которой. На карточке 20х30 была запечатлена дама, о возрасте которой судить довольно сложно. Либо она за собой не следит и ей тридцать, либо следит и ей сорок. Не самая удачная причёска и не самый удачный цвет волос, излишне броская помада, но невероятно умные осмысленные глаза, за которые можно было простить всё остальное.
Когда я выставил перед собой ладони, так чтоб закрыть всё, кроме глаз директора, меня окликнул охранник — дядька лет пятидесяти, с добрыми понимающими глазами и без присущего большинству охранников презрения ко всему человечеству.
— Вы к кому?
— К директору. Добрый день.
— По какому поводу?
В голове табуном проскакали варианты смешных ответов, но я пока не стал нарываться на неприятности.
— Племянница начудила, нужно отдуваться.
— Это та, которая дрожжи в унитаз бросила? — насупился дядька.
— Ну, видимо, да. — Я улыбнулся, хотя стало немного стыдно.
— Ну, ты это… смотри. У нас директор — дама непростая, и когда дело касается школы, может и глотку перегрызть. Давай, иди к ней. Она недавно чай попила, сейчас добрая должна быть.
Кивком я поблагодарил охранника и направился в кабинет с табличкой «Приёмная». В приёмной сидела пожилая, но хорошо одетая секретарша, которая после короткого диалога направила меня в дверь с табличкой «ДИРЕКТОР».
— Добрый день, — вежливо поздоровался я, зайдя в просторный кабинет с большим столом и стеллажом, заставленным кубками.
— Добрый, добрый, — театрально начала нагнетать обстановку Марина Алексеевна. — Вы дядя Карпенко, я правильно поняла?
— Правильно, — проявил элегантную немногословность я.
— Присаживайтесь, эээ… — директор вопросительно посмотрела на меня.
— Зигмунд.
— Зигмунд? — Марина Алексеевна немного улыбнулась и подняла брови. Очень красивые чувственные брови.
— Вам смешно?
— Нет, ну что вы! — начала оправдываться директор, попутно пытаясь заставить расслабиться непослушные мимические мышцы.
— Вот так вот родители один раз в детстве пошутили, а смешно до сих пор.
Не сводя глаз с Марины Алексеевны, я сел за стол.
— Ээээ… Зигмунд, не подумайте, я не хотела вас оскорбить! Просто имя у вас необычное. Я скорее удивилась. Ну, согласитесь, не часто такое имя встретишь у нас?
— Угу… — надулся я. — Особенно, когда заполняю анкету, а мне не верят, пока паспорт не покажу. А когда фамилию увидят, так вообще начинается истерика.
Глаза директора, которые в жизни были ещё красивее, чем на фото, загорелись любопытством, но чувство такта не позволило поинтересоваться.
— Так… Зигмунд… — директор опять на секунду улыбнулась. — У нас в школе произошло ЧП. Вы уже в курсе?
— Нет.
— Ваша племянница бросила в унитаз пачку дрожжей.
— И что? — абсолютно спокойно поинтересовался я.
— Как что? Хотите пойти посмотреть?
— Да нет, я приблизительно представляю картину. По химии в олимпиадах участвовал.
— Правда? — опять подняла брови директор и почему-то обрадовалась. — А я как раз преподаю химию!
Марина Алексеевна на секунду засмущалась и опять сделалась серьёзной.
— Марина Алексеевна, вы заметили, что у Наташи химия подтянулась?
— Да, должна сказать, она стала гораздо сильнее буквально за две недели!
— И как раз две недели я за ней смотрю. И вы знаете, я думаю, что ребёнку просто захотелось воочию, так сказать, увидеть, как это работает. Я считаю, что это простое любопытство и это абсолютно нормально.
Секунду Марина Алексеевна переваривала мою информацию, а потом аж побагровела от злости.
— ВЫ С УМА СОШЛИ??? НОРМАЛЬНО? А ЗАВТРА МЫ БУДЕМ ОДНОКЛАСНИКОВ ПОЛИВАТЬ СЕРНОЙ КИСЛОТОЙ ИЛИ МЫШЬЯКА В ПИРОЖКИ ДОБАВИМ? А может, получим нитроглицерин и будем испытывать примитивные бомбы? Или может… ПОЧЕМУ ВЫ СМЕЁТЕСЬ?
— Вы меня простите, анекдот просто вспомнил.
— Какой ещё анекдот?
— А-а-а, вам не понравится. Он пошлый.
Марина Алексеевна выпучила прекрасные глаза от злости.
— Вам это кажется смешным?
— Да.
— А я уверенна, что это не смешно!
— Ну, вы же не знаете, вот вам и не смешно.
— Что не знаю???
— Анекдот.
Казалось, от злости директор сейчас начнет свистеть, как чайник.
— Вы отдаете себе отчет в том, что говорите? Вы понимаете, где вы находитесь и с кем разговариваете?
— Да, — категорично произнес я. — И я уже сделал все выводы.
Я таинственно замолчал. Директор тоже не хотела поддаваться на провокацию, но почему-то поддалась:
— Какие выводы?
— Что у вас совершенно неэффективные воспитательные меры.
— Неэффективные? Вот так значит? — директор напоминала помидор в парике. — А может, вы мне ещё скажете, какие эффективные?
— Скажу, — как можно спокойнее и добрее произнес я. — Если вы скажете «пожалуйста».
Наверное, сработал глаз-пластмасс, а может директор вспомнила, что она как-никак директор, но вместо того чтоб выгнать меня из кабинета (чего я и добивался), Марина Алексеевна вернула самообладание и даже слегка улыбнулась.
— «Пожалуйста».
— Ну вот! — обрадовался я. — Можно поговорить, как умные люди. Вы меня зачем вызвали сюда?
— Я не вас вызывала, З… — директор забегала глазами. — Если бы знала, что вы тут цирк устроите, вообще бы никого не вызывала. Подождала бы, пока отец Арсений или мама Наташи вернётся — хуже точно не было.
— Ну, хорошо. Но если бы пришёл кто-то из нормальных родителей, что бы вы им сказали?
— Эм… — Марина Алексеевна на пару секунд потерялась. — Ну-у-у-у, чтобы беседу провели, меры приняли. Санслужбу вызвали в конце концов.
— Санслужбу успеете. А вот меры? Меры против чего?
— Против того, чтоб дочь творила такие ужасы! Весь туалет загадили! За сто метров несёт! Уборщицы отказываются даже близко подходить, боятся, что провоняются.
— Вот! — сделал умный вид я и даже палец вверх поднял. — Это для вас «ужасы», а ребёнок эксперимент провёл. Между прочим, один из самых важных этапов постижения научного знания! Ну, а то, что слегка вам атмосферу подпортили… нууу, бывает. Кюри, вон, вообще от радиации померли.
Марина Алексеевна набрала воздуха в легкие, чтоб предоставить контраргументы, но я успел её перебить:
— А по поводу уборки вот что я вам скажу: почему уборщицы должны это убирать? Это же не их работа?
— А кто? Может, вы?
— А почему бы и нет?
У директора отвисла челюсть. Она хотела что-то сказать, но почему-то не смогла. Я же решил расставить все точки над «i».
— Во-первых, я не чувствую запахов. Для меня это как гусю вода. Во-вторых, если это всё грамотно обставить, то я Наташку потом могу шантажировать этим сколько угодно, так как Лилия… вы же знакомы с Лилией?
— Нет, я с папой всегда общалась, — почему-то улыбнулась директор.
— А-а-а, с папой… Ну, оно и не удивительно. Так вот. Лилия меня оставила смотреть за Наташкой и пообещала, что та никаких неудобств не причинит. И Наташка пообещала, так как страшно меня любит и постоянно мечтает избавиться от родительского гнёта хотя бы на недельку. Там долгая история, но думаю, идея ясна. И тут я убираю, простите, дерьмо у неё в школе, так как злющий и коварный директор мне не оставил выбора. Вообще, шикарный повод обидеться, не находите? Будет чувствовать себя виноватой — шёлковой будет. Как вам?
Марина Алексеевна изменилась в лице. Не могу сказать, что она меня перестала считать кретином, но затея ей, как минимум, не казалась глупой.
Она меня даже отговаривала от этого мутного мероприятия, но я стоял на своём. Вооружившись ведром, шваброй, тряпкой и ультра-стильным нарядом уборщицы, состоящего из резиновых перчаток и халата (наполовину из заплаток), я пошёл в храм какашек.
Вообще, если кто-то себе представляет систему канализации, он понимает, что всё коричневое и зловонное должно уходить вниз, а в трубах должна быть только техническая вода. И если бросить дрожжи в эту самую воду, то, по идее, ничего страшного не произойдёт. Это должно работать только в дачных сортирах типа «дырка в полу», где необходимый компонент-катализатор содержится в изобилии прям под экспериментатором. Но наличие того самого компонента тут, на полу (и стенах) говорило об ошибке в моей гипотезе. Если бы я описывал свои эмоции от увиденного тогда сразу, не употребив успокоительного перед написанием, то в этом абзаце слово «говно» показалось бы невинной овечкой среди трёхэтажных матов и других утончённых фонетических конструкций. Но так как этот рассказ «типа поучительный» и, возможно, его читают те, о ком он, оставим всё это на потом.
На самом деле работа была не такой уж и пыльной. Нужно было просто собрать всё в ведро (мне дали козырное ведро — с крышкой для герметичности), вынести во двор на клумбу и закопать. Работы на часик, если поднапрячься. Хотя по тому, как морщился охранник, когда я проходил мимо, я понимал, что под силу такой труд только избранным. То есть мне.
Я вообще люблю тупую физическую работу. Особенно, когда клевое настроение, обожаю уборку делать. А сейчас я чуть ли не прыгал от счастья, гордясь своим хитрым планом! Чего только стоила находка с «Зигмундом» и смешной фамилией, из-за которой директор постеснялась проверить документы, чтоб удостовериться, что я не какой-то левый чувак с улицы.
— Ну, всё, — улыбаясь, я заглянул к директору. — Сразу говорю: у вас там один этот… Ну, короче, забился. Сантехника вызовите, а то пользоваться туалетом всё равно нельзя. А так всё сияет, а весной у вас на клумбе вырастут шикарные крокусы. А-а-а… от меня несёт?
— Угу, — неохотно поморщилась Марина Алексеевна. — Вам бы постирать вещи не помешало. А почему вы так радуетесь?
— А угадайте, кому со мной жить?
— И вы её нюхать это заставите?
— Несомненно!
— Но это жестоко?
— Если по-хорошему, всё это должна была она делать. И чтоб кто-то из одноклассников всё это дело заснял и распространил среди заинтересованных. Я бы заставил её сам, но у нас же с детским трудом, сами понимаете, строго. Да и обиделась бы она сильно: травма всё-таки для ребёнка. Я считаю, что всё максимально разумно. Вы согласны?
— Ну… Зигмунд, я вообще удивляюсь тому, как вы мыслите. Вы кем работаете?
— Я руководитель отдела образовательных программ в Артеке.
— В Артеке? Надо же! А я там работала вожатой! В «Лесном»! Как там Юрий Николаевич?
— Давно не видел. Сейчас же не сезон. В отпуске, скорее всего.
— Ну да… Зигмунд, а как вы… такой молодой, и уже руководитель? Ещё и в Артеке? Там же монстры работают!
— Только не называйте меня «Зигмунд». Я так представился, чтоб с толку вас сбить. Не обижайтесь, пожалуйста. Просто мне вас описали злющим тираном. Знал бы, что вы такой замечательный человек, никакого цирка бы не было. Я вообще-то Николай. А то, что руководитель… просто настоящий руководитель ушла в отпуск, как и все остальные. А я — крайний. Вот, сам собой и руковожу — идиллия!
Марина Алексеевна улыбнулась. Очень мило. Так, что её красивые глубокие глаза заиграли так, что у меня аж мурашки пробежали по спине. Знаете, бывает, смотришь в глаза и не можешь оторваться. Вот у меня точно так же было.
— Николай. Вы меня, конечно, извините, но вы можете уже уйти? Просто от вас действительно жутко несёт. Хотя и с привкусом лаванды. А у меня скоро совещание. Только не поймите меня неправильно.
— Да без проблем. Вы мне тоже уже надоели.
Я улыбнулся и вышел.
Не знаю почему, но хотелось попрыгать.
Вприпрыжку я подошёл к охраннику и спросил, когда заканчиваются пары. Он долго не мог понять, какие пары, а потом сообразил и сказал, что вот-вот.
Не став мучить охранника своей компанией, я решил дождаться Наташу возле школы.
Прозвенел звонок и через пару минут из больших красных дверей повалило школие. Они прыгали, толкались, дурачились — даже пробила ностальгия по лету, когда мне приходилось не сидеть целыми днями за компом, избегая диалогов с начальником, а с малолетними кинематографистами снимать короткометражки.
Среди школия появилась и Наташа, не разделяющая всей эйфории окончания пар. Она шла одна (то самое «одиночество в толпе»), сделав кислую мину. Но завидев меня, она жутко обрадовалась. Я тоже рад был её видеть, но сейчас мне предстояло быть крайне серьёзным (непосильная ноша, между прочим).
— Коль! Привет! Ну, как? Сильно ругалась?
Наташка была такой позитивной, что аж сердце кровью начало обливаться от коварства моего хитроплана.
— Наташ, я всё понимаю, но после вот такого… я думал, что ты взрослый человек. А мне из-за тебя пришлось чистить сортир. От меня теперь несёт, как от ёршика унитазного, а мне ещё в троллейбусе домой ехать час. И всё это потому, что ты решила поразвлечься. Думаешь, «дерьмодемон» — это весело? О чём ты думала?
— Тебя заставили убирать???
— Хотели тебя заставить. Меня вызвали, чтоб я дал своё согласие на твою эксплуатацию. Или исключение за нарушение дисциплины. Но я решил, что это будет последний акт доброй воли.
— Как последний?
— Ты всё поняла, не строй дурочку.
— Ты что, больше не будешь со мной заниматься?
Я театрально пожал Наталье руку, махнул рукой и отправился в сторону вокзала. Я даже на секунду почувствовал то отчаяние, которое Наталья сейчас испытывает. Сзади довольные беззаботные сверстники идут домой и ни о чём не парятся, а ей нужно решать довольно непростую ситуацию.
— Ну Ко-о-о-оль! Ну, подумаешь… я же не специально! Ну, стой! — Наташа подбежала сзади и дёрнула меня за пальто. — Ты же сам мне говорил, что нужно внимательно выслушивать до конца. А сам не слушаешь.
— Ну, хорошо, — остановился я. — У тебя пять минут. Потом троллейбус уедет.
— Ты говорил, что нужно сначала думать, а потом делать. Так?
— Угу, — мрачно кивнул я.
— Так вот: я бросила дрожжи в унитаз, потому что у нас он забился еще неделю назад. Мы жаловались всем, но никто ничего не делал. Тогда мы с Олькой решили, знаешь, «или пан, или пропал». Всё равно ходить туда невозможно. Приходилось на другой этаж бегать. Там даже девочки перестали курить — настолько воняет. Ну, а ты мне как раз про дрожжи говорил недавно. Решила совместить приятное с полезным. Коль, я понимаю, что неправильно поступила…
Наташка всё рассказывала, а я отвлекся на размышления и посмотрел на всё по-новому.
— Ну-у-у, Наташ… я даже тобой горжусь. В определенном смысле. Только одного не понимаю — как они узнали, что это ты?
— Ну так Олька ж на телефон снимала! А потом в контакт загрузила. А потом кто-то дал учителям посмотреть.
Я где-то полминуты доходил, а потом начал ржать как конь.
— М-да! Революционеры вы хорошие, но диверсии правильно устраивать пока не умеете. Хех. Но всё равно ты не права. Из-за твоей демонстрации пострадало бы мирное население.
— Уборщицы что ли?
— Ну, да. И те, кто до соседнего крыла не добежит.
— Я об этом думала. Правда. И мне их как бы и жаль. Но, Коль, ты тоже пойми — бывает, прижмет, а до другого крыла не добежишь просто. И приходится сидеть, терпеть это всё. Это уже была крайняя мера. — Наташа немного засмущалась. — У меня всё нормально хоть с этим делом, а вот Ольке постоянно нужно бегать. Я даже не для себя это сделала.
— Ну, прямо Мать Тереза! И в кого ты такая умная и добрая получилась?
— В папу! Он бы тоже, кстати, одобрил. Ну, может, не совсем одобрил, но сильно не сердился бы.
— Если бы ему не пришлось какулехи ваши убирать там целый час. От меня воняет, кстати?
— А ты что, сам не слышишь?
— Я запахов не чувствую. Вообще.
Наташа округлила глаза и, как бы, не хотела верить. Но потом почувствовала себя немого неуютно.
— Да я уже как-то и привыкла, знаешь. Хотя да, несёт. Пошли, постираем вещи у нас. Мамы пока нет.
— А если мама придёт, а я в трусах?
Наташа улыбнулась:
— Скажу, что ты ко мне приставал! — я насупился и шутки не оценил.
— Ну, хорошо, скажем, что машина обляпала.
— А ничего, что на улице сухо?
— Ну, скажешь, что у вас там в Артеке грязь? Мама ж не поедет проверять? — Наташа стыдливо опустила глаза, — И… ты ж ей не скажешь?
Хотелось её помучить. С другой стороны, конечно, хотелось и похвалить за сообразительность. Но она набедокурила, и это было бы крайне непедагогично. Хотя она всё понимала и радовалась уже тому, что я не прекратил педагогическую деятельность.
— Значит так: ты вытаскиваешь это своё козье кольцо из носа, и чтоб я его вообще никогда не видел. Така дiвка гарна, а усiляку гидоту у ніс пхає! Ну шо це таке? Это раз. Во-вторых, ты выкидываешь все свои псевдосатанистические финтифлюшки из комнаты.
— Но…
— Я тебя слушал внимательно? — опять насупился я и Наташа опять стыдливо опустила глаза. — Вот и молодец. Ты выкидываешь все свои безделушки. Вот эти звезды все, черепа, чёртиков своих и плакаты с Дими Боргером. И с «Крэдэлами» тоже. Это позёрский хлам, нефиг их рекламировать. «Хим» можешь оставить.
— Ну, Коль! Это жестоко! — начала ныть Наташа. — Я их полгода собирала! Что, просто так выкинуть?
— Можешь папе отдать, чтоб неимущим прихожанам раздал.
Наташа улыбнулась.
— Это всё?
— Нет. Ещё ты мне покупаешь кило печенек. Нет, лучше два кило!
— А можно, я тебе куплю пять килограмм печенек и ничего не буду выкидывать?
— Хорошая попытка, но нет. Если будешь торговаться, то потребую, чтоб перестала одеваться, как алкаш-металлист.
Наташе было тяжело. С одной стороны, она понимала, что теряет связь с субкультурой и тем, что эта субкультура ей даёт. С другой – она могла потерять прекрасного компаньона в лице меня. А я шёл ва-банк, так как тоже мог потерять прекрасного компаньона и неплохую прибавку к плохой зарплате.
— Тогда у меня тоже условие.
— Ого! Ну, вы, мадам, борзая! Я ни в коем случае не соглашусь, но давай, мне чисто интересно услышать.
— Ты научишь меня играть на гитаре?
— По рукам!
— Что здесь происходит? Николай, почему вы в трусах? — удивилась Лилия.
— Эм… ну…
— А его, просто, машина обляпала, а он тут мимо проходил! — вмешалась Наташа. — А машина в Артеке обляпала. Ну, она его там обляпала, а он тут мимо проходил… потом… когда проходил…
Если бы мне таким тоном сообщили какую-то очевидную истину, я бы точно начал сомневаться. Но Лилию аргумент вполне устроил. Она ещё раз с улыбкой оглядела меня от носков до макушки и отправилась переодеваться. А мы с Натахой продолжили изучать историю.
— Что, так и сказал???
— Ну, — развёл руками я, — не могу ж я ручаться за подлинность исторических документов. Но то, что в указах было написано «при виде дамы не сметь хер в кармане наяривать» — это точно. Хотя не факт, что Пётр лично их издавал. Тогда такие шутки были в моде. А ещё он какать с балконов запретил. Тогда это тоже было в моде.
Не знаю почему, но при словах «хер в кармане наяривать» у Наташи просто истерика началась. Я её такой счастливой ещё не видел. Представляю, что было бы, если бы она в учебнике такое прочитала.
Кстати, жаль, что люди, которые сочиняют учебники, напрочь лишены фантазии и хоть какого-то вкуса. Кроме учебников по анатомии, конечно. Думаю, не нужно объяснять, в какую тему первым делом смотрят неразумные школьники, получив книжки в начале года. А если иллюстрации дорисованы юными дарованиями, у которых этот учебник был прежде, то…
Почему-то «умные» взрослые считают, что первый признак интеллекта — это серьёзность. Если мы делаем учебник, то в нём ни дай Бог не должно быть ни одной шутки. Даже вольное изложение не допускается. Только сухой скучный текст, который по удобоваримости можно сравнить, например, с сухарями или рыбьим жиром. Вроде и полезно и ничего лишнего, но почему-то у нормального человека никогда не возникнет желание питаться исключительно этим. Зато у нас за плечами многолетние традиции, а вы, молодые просто ничего не понимаете. Из всех этих зануд только Ландау красавчиком был!
Приём удачной шутки в образовательном процессе я впервые встретил у Эндрю Крамера — чувака, который, по сути, весь мир учит композитингу. Композитинг — это создание анимированной графики, начиная с титров, заканчивая всякими взрывами и бульканьями. Штука реально сложная и требует знаний буквально во всём, начиная с элементарной физики, заканчивая теорией академического рисунка. Именно из композитинга я понял реальное (считай, прикладное) значение таких слов, как «экспоненциальный», «интерполяция» или, к примеру, «кинематика». Так вот, этот Эндрю Крамер рассказывает про композитинг приблизительно так же, как о дойке коровы или стирке грязных носков. Ещё и шутить умудряется. Ещё и на английском. Не могу сказать, что я в совершенстве владею языком, но его почти полностью понимаю. Обобщаем: чувак на не совсем понятном языке объясняет вещи, сложность которых может сравниться с той же высшей математикой. И так объясняет, что его хочется слушать ещё и ещё. А вы видели хоть одного студента, который запоем читал учебник по матану?
Такие дела.
3
Я даже не успел раздеться.
— Коля, скажи маме, что у меня хорошо получается, и что мне уже нужна своя гитара.
— Лилия, у Наташи хорошо получается, и ей НЕ НУЖНА своя гитара.
Лилия довольно посмотрела на Наташу, а та с обидой на меня:
— Ну почему!? Ну у меня же получается! Ты сам говорил, что мне нужно развивать талант!
— У тебя получается и тебе нужно развивать талант, — улыбаясь, согласился я. — Но для этого новая гитара не нужна. Играй на той, что я тебе привёз.
Я привёз Наташке свою акустику, которая среди моей небольшой коллекции гитар занимала место той, «что не жалко».
— Ну, Ко-о-о-оля! Ну ты же всегда на моей стороне! Ну почему ты меня не поддерживаешь?
Лилия, довольно хмыкнув, пошла на кухню, а я разделся и мы с Наташкой пошли к ней в комнату, которая уже была довольно приличной. Я даже подарил Наташке редкий плакат «In Flames», послушав которых, она сразу же заявила, что Дими Боргер — это для школьников.
И, кстати! Я больше всего переживал, что Наташка потеряет друзей-«сотонистов» и будет по этому поводу переживать. Но не тут-то было! Вступила в пару новых сообществ «Фейсбука», завела себе новые знакомства — все счастливы!
— Коль? Ну просто скажи маме, чтоб она мне купила электрогитару. Она сказала, что если ты согласишься, она купит. Я смотрела в интернете — там есть за две тыщи всего гитара для начинающих, сразу с комбиком, чехлом и медиатором! Смотри!
Наташа показала на монитор, где был изображен ученический набор.
Звук у таких гитар обладает удивительным свойством: его могут выдержать только те, кто его извлекает. Остальные обычно, плачут, рвут на себе волосы и бьются головой об стену.
— Наташ, смотри сюда, — я показал на ценник. — Недорого, да?
— Угу, — довольно согласилась Наташа.
— А теперь смотри сюда, — и я на том же сайте выбрал недорогой «Gibson Standard». — Эта гитара стоит восемь тысяч. Вроде точно такая же, а в четыре раза дороже? Почему?
— Не знаю, — пожала плечами Наташа.
— А я знаю. Потому что первая, та, которую ты хочешь, хоть и красивая, но по качеству напоминает то, с чем я воевал в твоей школе.
— В смысле?
— В смысле ГОВНО.
Наташа захихикала.
— Это не гитара, а просто тренажёр для пальцев. У неё звука нету совершенно. А у тебя тренажер для пальцев есть и вполне неплохой.
— Но я хочу электрогитару! — заскулила Наташка. — Я хочу «джж-джж-джж»!
Я улыбнулся, вспоминая себя с такими же мыслями.
— Я тебе по секрету скажу: чтоб было «джж-джж-джж», ещё нужен процессор эффектов. А это ещё тыщи полторы, не меньше.
— Нет! Я тут нашла процессор недорогой. Он старый, но все пишут, что это «эталон настоящего звука»! Вот, смотри!
Наташка открыла другую страницу, где был изображен «эталон настоящего звука» и я начал плакать от смеха. У меня тоже такой «эталон» был. Я тоже как-то целый год откладывал стипендию в технаре и купил себе гитару в комплекте с «вот этим».
«Зум пицотпять» (Zoom 505) стал нарицательным понятием среди гитаристов. Приблизительно таким же, как и «Запорожец» среди водителей. Безусловно, многие находят в нём кучу достоинств. Но, к сожалению, эти достоинства никак не перекроют один большой недостаток: Зум505 — ГОВНО.
— Наташ, этот процессор, конечно, идеально подойдет к твоей гитаре, но через полгодика упорных занятий ты поймешь, что у тебя гитара звучит, как пылесос или блЕндЕр какой-нибудь. И захочешь более или менее вменяемый инструмент. А это сумма уже в два раза больше. И мама тебе потом скажет: «Нет, Наташа, играй на том, что есть». И свой хлам ты вряд ли сможешь продать за нормальные деньги.
Наташка совсем скисла.
— Ну, не расстраивайся. Я тебя понимаю прекрасно. Знаешь, на чём я учился играть? Гитара «Изъяславль». Там под ладами можно было палец просунуть. Поверь, у тебя не самый худший вариант. Ну, чего ты так раскисла-то?
— Просто мы хотим с девочками группу создать. У нас уже есть клавишница и вокалистка. На барабанах мы кого-то найдем (ога, конечно), а Олька на басу будет — мне сказали, что там быстро можно научиться.
— Мда-а-а, — иронично протянул я. — А может, всё-таки, играть для начала научиться? Не?
— Так ты же сам сказал, что у меня получается!?
— Дык это разные вещи: когда начинает получаться и уверенно держать инструмент в руках… хотя, знаешь… группа — это хорошо. И пусть вы будете играть как «Ранетки» или даже ещё хуже, но это реально круто. Давай, так: я тебе задаю одну партию. Как только ты мне её сыграешь, я буду уверен, что ты готова, и дам тебе свою электрогитару. У меня китайский «SX», но я туда впихнул крутой звукосниматель и она вполне сносно звучит. А ещё выложил внутри всё фольгой и по-человечески всё спаял. Теперь хотя бы не свистит и не пищит, как самолет на взлете. У меня, кстати, ещё басуха есть. «Fender Jazz Bass». Довольно культовая штука, кстати. Хотя убитая в хлам. Я её за сто баксов купил у одного алкаша. Будет, на чем твоей Ольке играть. Если будешь выходить на отличницу, я тебе их дам на некоторое время.
Мне жутко нравилось вдохновлять Наташу. Просто нравилось наблюдать за тем, как она представляет или фантазирует себе что-то приятное. Поэтому я делал образовательный процесс чем-то вроде квеста: сделай это и получишь то. А не сделаешь, то и не получишь.
Кстати, в этом самый главный минус школы — ты учишься целую четверть ради одной бумажки.
Когда учишься в заведении посерьёзнее, то у тебя весь семестр — квест, в конце которого можно получить стипендию и накупить на неё всяких ништяков. А если прошёл семестр плохо — сиди на пересдачах все каникулы и отдавай ништяки коррумпированным преподам (если такие имеются). Наверное, поэтому у меня в школе были одни тройки, а в техникуме уже после второго семестра, я получал «повышенную».
В качестве экзамена я дал Наташке табулатуру песенки «Spirit Crusher» группы «Death». Всё, кроме соляка, потому что я сам его не могу сыграть. Партия довольно сложная, зато, если нормально сыграешь, можно смело зачислять себя в гитаристы-любители.
Через некоторое время, как это обычно бывает, пришла весна. К нам в лагерь заехали дети и у меня появилась возможность немного подзаработать. Хотя я снимаю и монтирую не ради денег (всё равно трачу их на технику, чтоб снимать ещё лучше). Мне просто нравится сам процесс. Интересно наблюдать за тем, как дети первый раз выходят на сцену. Особенно самые маленькие. Только величайший писатель словами и буквами сможет описать эти эмоции, эти перепуганные, но полные энтузиазма взгляды, переживания, когда кто-то забыл слова или что-то не так сказал. Кстати, я считаю что выступление, где смешно всё запороли, гораздо интереснее чётко отлаженного и правильного. Потому что когда всё гладко, ты приблизительно знаешь, чего ожидать. А тут ты сопереживаешь больше, чем само дитё — вспомнит или нет? Заплачет или нет? Ну, и так далее.
— Ну-с, ты готова?
— Да! — гордо заявила Наташа. — Всю ночь тренировалась.
— Ну, давай, поехали.
Наташа начала играть.
— Не-не-не-не! — замотал головой я. — Ты должна играть вместе с табулатурой. Чтоб барабаны были и другие инструменты. Чтоб ритм был общий. Не будешь же ты в группе сама играть? Тут «гармония» нужна. Именно для этого команды и создаются.
Наташа с лёгким огорчением и испугом посмотрела на меня, а я заметил, как её ручки начали немного трястись. Играть в команде (пусть и с виртуальной табулатурой) — это как быть частью одного механизма. Если хоть один узел стопорится, то всё даёт сбой.
Так случилось и у Наташи. Она даже вступить правильно не смогла. От чего жутко расстроилась.
— Значит, ты мне не привезешь гитару? — почти рыдая, спросила она.
— Зачем возить, если я давно её привёз?
Все потенциальные слёзы Наташи залезли обратно в слёзные железы.
— Как?
— А вот так. Если бы ты нормально сделала уборку у себя в комнате, как тебя мама вчера попросила и под кроватью в том числе, то увидела бы мой подарок.
Наташа шмыгнула под кровать, и от радости головой стукнулась о столешницу. Придерживая ноющий затылок, она достала чехол и расчехлила гитару.
— ВАУ!!! КЛАСС!!! — обрадовалась Наташка. — ГИТАРА! УРА! УРА! УРА!
Трясущимися уже от радости пальцами, она начала что-то пиликать.
Играть на электрогитаре после акустики — это просто непередаваемый кайф! Прохладное лакированное дерево, которое ты берёшь в руки, по воздействию похоже на салон дорогого авто, обшитого теми же материалами. Говорят, у гитар ещё запах есть, но тут ничего сказать не могу.
Но «недолго музыка играла». Минут через пять, после того, как Наташа сыграла все композиции, которые умела, ей стало ясно, что ожидаемого «джж-джж» не происходит.
— А куда мне её подключать?
Я довольно улыбнулся.
— Можно было бы тебя помучить за отсутствие находчивости, но я спишу это на то, что ты только недавно избавилась от пут «Сотоны» и ещё слишком слаба умом. Существуют виртуальные процессоры, которые просто устанавливаются на компьютер, как и любая программа. Подключаешь и играешь. Причем там умные дядьки уже всё настроили. Просто выбираешь «джж-джж-джж», какой тебе нравится, и пиликаешь. Ничего даже крутить не нужно. Причём совершенно бесплатно! Ну, как бесплатно… формально такие штуки стоят подороже «железных» аналогов, но в Украине на этот счет другие взгляды…
— Коль, а может, ты мне настроишь это всё? А я тебе печенек куплю. Каких ты любишь. Я в компьютерах просто не очень.
— А вот тут, моя дорогая, придется тебя обломать. Думаешь, гитарист — это человек, который только выходит на сцену и хайером машет? Гитарист — это, прежде всего, техник, который должен уметь как минимум правильно настроить звук на своём инструменте. Я бы мог тебе помочь, конечно, но этот путь ты должна пройти сама. Я привёз тебе всё необходимое: гитару, кабель и переходник. Остальное за тобой. Самое первое — определиться, куда совать вот этот пиптик, — я показал на кабель. — И тут я тебе подскажу: нужно в дырочку с надписью «line in» — линейный вход. Если повезёт, оно даже может и заиграет чистым звуком сразу. Но чтоб было «джж-джж-джж», придётся попотеть. Так что давай, открывай «Гугл» и вперёд. А у меня сегодня вечером съёмка, поэтому мне нужно идти. Сейчас я к твоей маме…
Наташа уже была «там». Пока я заканчивал предложение, она успела набрать в Гугле «как играть на гитаре через компьютер» и зашла на первый попавшийся сайт. Сформулировано, конечно, не самым лучшим образом, но это только начало. Через пару дней, ну максимум, через неделю, у неё будут запросы, типа «Как уменьшить задержку Asio-драйвера» или «прессеты для Amplitube». Главное, чтоб она не забросила учёбу в школе. Для этого я поставил ещё одно условие: как только будет отрицательная динамика по предметам (кроме математики), гитару забираю.
Пока на плите что-то мирно булькало в кастрюле, Лилия сидела за столом и смотрела какую-то ужасную передачу, где три тётки-куклы выбирали жениха четвёртой.
— Лилия, у меня для вас довольно печальные новости.
Лилия сразу оторвалась от телевизора.
— Господи, Коля! Что случилось?
— Меня с первого марта переводят на полную ставку, поэтому с вами я уже не смогу работать.
Не могу сказать, что Лилия расстроилась. Она даже слегка улыбнулась.
— А я тебе всё боялась сказать. Коль, к нам папа возвращается наконец-то. Обещал приехать через неделю. Я Наташе не говорила, хочу сюрприз сделать, — Лилия вздохнула. — Грустно, конечно. Ты нам как родной стал. Для кого я теперь буду готовить? И Наташка к тебе привыкла сильно. Ты хоть в гости будешь заходить?
— Нууу, если вы будете продолжать готовить, я ж только «за». И да, вы мне тоже, как родные. Особенно Наташка. Особенно после того случая в школе… мы ж вам так и не рассказали.
— Это с дрожжами который?
— А вы откуда знаете?
— О-хо-хо! Вот ты думаешь, что самый умный, и можешь всех обхитрить? Как бы не так! Марина… не помню отчества, директор, сразу позвонила папе и спросила, что это за «Зигмунд» в школу пришел вместо него и вызвался сортиры драить. Сеня мне позвонил, а я уже директору, чтоб тебя описать. Потому что сразу поняла, кто на такое пойдёт. Кое-как все выяснили и решили вам ничего не говорить, чтоб посмотреть, что из этого получится. Кстати, Наташка потом-таки призналась. Сначала папе через «скайп» позвонила, представляешь? Поговорила с ним, а он её уже надоумил мне сказать. Я мужу не сказала, что Наташка выбросила весь хлам из комнаты. Тоже сюрприз хочу сделать. Мне так приятно, что ты её от всего этого «металлизма» отучил…
— Я отучил? Ха-ха-ха! Теперь она слушает серьёзную музыку, а не «школоблек». Но могу вас заверить: больше никаких детских шалостей, типа перевёрнутых крестов не будет. Всё будет серьёзно…
Я, как бы пошутил, но как бы и не пошутил. Лилия не знала, как отреагировать и, боясь показаться глупой, сделала вид, что всё поняла. А я улыбнулся ещё хитрее.
В среду, шестого числа, вечером, как раз когда я вышел на съемку, позвонила Лилия.
— Николай, привет. Есть минутка?
— Весь во внимании.
— У Наташи завтра будет выступление. Они с девочками на празднике восьмого марта в школе хотят что-то сыграть. Уже отрепетировали, представляешь? Наташка так серьёзно занялась гитарой, что даже не обратила внимание на то, что ты к нам не приезжаешь. Целыми днями смотрит киноролики по компьютеру, как правильно играть. Я ж ей так и не сказала, что ты всё. Так вот. Не хочешь приехать, посмотреть? Ей будет приятно. И муж как раз завтра приезжает, познакомитесь. А потом можно будет посидеть, кагорчику выпить дома.
Конечно мне хотелось посмотреть! Я обожаю живую музыку, пусть даже в топорном исполнении новичков. Тем более, если имею к ним, хоть какое-то отношение! А тут человек, которого я, фактически на гитаре научил играть, даёт свой первый «перформанс»! И ещё я бы мог взять камеру и по-человечески снять всё выступление. Но есть одно большое НО — там будет папа Наташи. И мне просто не хочется отбирать у него такой вкусный момент — дочь впервые на сцене, вся в переполняемых эмоциях, ещё и видит папу, который вернулся после трехмесячной командировки. И тут я. Прям, как слово «говно» во всех моих рассказах — просто слегка неуместно.
— Нет, Лилия, я бы хотел приехать, но мне нужно снимать выступление нашего директора. Может, вечером, если успею. Вы хоть на видео снимите?
Даже по молчанию в трубке я слышал, как Лилия расстроилась.
— Жаль, конечно. Но на видео снимем и обязательно покажем. И хорошо, тогда на вечер я что-то вкусное приготовлю… мда… Наташка сильно расстроится. Ну ладно, что-то придумаем. До свидания.
Хоть я и соврал про съёмку директора (я ж поссорился с начальником и он теперь избегает меня, сваливая всю работу на бедного Андрюху), мне таки пришлось её снять, но уже по просьбе редактора нашего сайта и на фото. Обидно, что газету сверстали раньше, чем я успел сделать фотки и они так никуда не пошли.
Ну, а вечером я всё-таки отужинал с семьёй Карпенко, теперь уже в полном составе. Папа Наташи оказался отличным чуваком, весёлым и компанейским, хотя и абсолютно правильным во всём, начиная с галстука, заканчивая шутками про священников. Наташка жутко соскучилась по нему и на меня почти не обращала внимания. Конечно же, я ревновал. Жутко ревновал! И завидовал Арсению белой завистью. Но это его семья и это он её построил. А я просто на время пришел на «всё готовенькое» и добавил некоторые специи.
Вот хорошо быть простым одноклеточным организмом, который размножается делением: захотел детей — ЧПОК! И ты уже не один. Хотя у тебя совершенно нет мозгов и ты не можешь понять всех прелестей своего положения. А когда у тебя есть мозги — ты крайне многоклеточный организм, который постоянно должен искать второй многоклеточный организм, который хочет сделать третий. И со временем, когда мозгов становится всё больше и больше, организмы становятся всё капризнее и капризнее и всё меньше и меньше хотят делиться. Делиться теплом, добротой, лаской — список можно продолжить огромным количеством хороших нужных слов. Но список продолжается только на бумаге и подписях к красивым фоточкам. А на деле у нас на первом месте, эм-м-м, думаю, каждый и так знает. Поэтому закончу таинственной недосказанностью.
Чмоке!