Поможем написать учебную работу
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
X. Хекхаузен
ЛИЧНОСТНЫЕ И СИТУАЦИОННЫЕ ПОДХОДЫ К ОБЪЯСНЕНИЮ ПОВЕДЕНИЯ
Три параметра оценки индивидуальных действий
Индивидуальным действие делает то, что оно всецело не определяется условиями ситуации. Такое впечатление часто возникает, когда нам приходится обращать внимание на различия между людьми, действующими в одинаковых условиях. По-видимому, нечто находящееся у людей где-то «внутри» побуждает, толкает или заставляет их в данной ситуации поступать так, а не иначе. Вероятно, должны существовать специфические свойства, определяющие индивидуальные различия в их желаниях, влечениях, стремлениях, намерениях, мордах или в чем-то еще. Мысль о личностной детерминации действия приходит на ум и когда разбираются различные параметры действия. Конкретно речь идет о следующих параметрах.
Параметр 1. Степень соответствия данного действия действиям других людей (индивидуальные различия). Чем меньше согласуется действие человека с действиями большинства людей в той же ситуации, тем в большей степени оно обусловлено личностными факторами. Пример: толпа людей неподвижно стоит вокруг жертвы аварии, и лишь один наклоняется, чтобы помочь. Этого человека, по-видимому, отличает большая готовность к помощи.
Параметр 2. Степень соответствия данного действия действиям человека в других ситуациях (стабильность по отношению к ситуациям). Чем однотипнее действует человек в различных ситуациях, тем сильнее его поведение обусловлено личностными факторами. Пример: человек обсуждает свои профессиональные дела не только на работе, но и на загородной прогулке, более того, он готов превратить любую вечеринку в рабочее совещание. Скорее всего, у этого человека очень высока мотивация достижения.
Параметр 3. Степень соответствия данного действия действиям человека в аналогичных ситуациях в прошлом (стабильность во времени). Чем чаще и чем заметнее человек при I повторных ситуациях меняет свое поведение, тем в большей I степени оно детерминировано личностными факторами (при I условии, что на ситуацию не влияют дополнительные внешние обстоятельства). Пример: школьник впервые побарывает искушение списать контрольную, хотя возможности для этого по-прежнему благоприятны, а способности его не улучшились. Вероятно, он стал честнее, достиг более высокой ступени морального развития.
По мере того как по всем трем параметрам действие становится все более индивидуальным, оно все в меньшей степени начинает определяться внешними обстоятельствами и все сильнее зависит от своеобразия или личностных особенностей действующего субъекта. Поэтому либо субъекты обладают различными по виду и формам проявления мотивационными диспозициями, либо причины меняющейся мотивации обусловлены самой ситуацией (например, изменившимися внешними обстоятельствами); в противном случае действия следует охарактеризовать как случайные. Именно такое устранение «Случайно-Появляющегося», «Сразу-Не-Объяснимого» питает любую (наивную или научную) теорию мотивации. К этому стремится любая концепция психологии личности, дифференциальной психологии и психодиагностики. Прежние же характерологии и типологии личности тем более полны объяснений причин, оснований, мотивов, целей или смысла индивидуального действия.
Логика психологических ответов на вопрос «Зачем?» в своей основе проста. Если рассматривать действия (или их результаты) как следствия, то в простейшем случае их причины можно отнести либо к ситуации, либо к личности. Но эти причины не всегда локализуются так просто. Чаще из указанных потенциальных источников детерминации истинным оказывается тот, который ковариирует с наблюдаемым воздействием. Если в разных ситуациях все люди (или большая их часть) действуют по-разному, то с действием ковариирует не личность, а ситуация, и причину разнообразия активностей следует искать в ситуациях. Если, например, в разных ситуациях одна часть людей постоянно действует одним образом, а другая другим, то с действиями ковариирует не ситуация, а личность, и причину следует искать в ней. Между этими двумя экстремальными случаями находятся и такие действия, причины которых следует искать отчасти в ситуации, а отчасти личности. Иными словами, эти два источника детерминаци непосредственно связаны между собой.
Более сложным представляется случай, когда при повторении через некоторое время той же ситуации наблюдается изменение поведения. Очевидно, либо ситуация не является значимой, либо ее повторение всякий раз сопровождается ковариирующими с действием разными обстоятельствами. Если такие обстоятельства оказываются неизвестными, то повторяющаяся ситуация может рассматриваться как искомый детерминант действие ковариирует с частотой ее поторения. Правда, иногда в этом случае по мере своего повторения ситуация все в меньшей степени определяет поведение (например, может играть роль привыкание или переосмысление ситуации субъектом) Если же изменение поведения в повторяющейся ситуации ковариирует с возрастом, то причину такого изменения следует искать в личности, в ее развитии. Если же, наконец, отсутствует ковариация со специфическими обстоятельствами повторяющейся ситуации, с последовательностью ее повторений, с возрастом субъектов, но наблюдается ковариация с самими субъектами (лишь некоторые из них проявляют неповторяемость действия), то напрашивается предположение о личностных изменениях этих индивидов, например изменениях мотивов или установок.
Благодаря исследованиям атрибуции, начатым еще Хайдером, были созданы многочисленные модели объяснения причин успехов или неудач действия как с точки зрения обычного человека, так и с точки зрения ученого.
Параметры действия и типы проблемных областей
Три указанных параметра связаны с двумя проблемными областями, межиндивидуальные и интраиндивидуальные различия поведения. Параметр 1 соответствие действия поведению других людей несомненно относится к межиндивидуальным, а параметр 3 стабильность во времени к интраиндивидуальным различиям. Параметр 2 стабильность по отношению к ситуациям может свидетельствовать о межиндивидуальных различиях, если постоянство действий в разных ситуациях скорее выглядит как отклонение от естественного поведения, а не как обусловленное временем изменение.
При внешнем наблюдении мы (и в этом еще будет возможность убедиться) в рамках одной ситуации склонны сопоставлять одновременные или почти одновременные события, а не события, изрядно отстоящие друг от друга во времени. Кроме того, желание сравнить действия разных людей возникает у нас пожалуй, чаще, чем желание сравнить поступки одного человека в разные периоды времени. На чем бы ни строилось наивное объяснение поведения других людей, оно скорее будет связано с межиндивидуальной, чем с интраиндивидуальной проблематикой, вероятно, потому, что суждения об интраин-дивидуальных изменениях строятся на информации, охватывающей длительный период времени. Внешний наблюдатель редко располагает подобными сведениями.
Позиция наблюдателя и локализация причин
Джоунс и Нисбетт впервые обратили внимание на существенные различия в наблюдении своего или чужого поведения. В этих двух случаях мы имеем дело не только с разными способами наблюдения, но и с разного рода информацией.
Прежде всего различаются сами источники информации. При внешнем наблюдении наше внимание направлено на протекание чужого действия. Все же то, что происходит в субъекте прежде, чем он приступит к действию и в ходе действия, недоступно восприятию. Мы всегда можем зарегистрировать внешние результаты наблюдаемого поведения: движения, экспрессивные проявления и речь. Причины подобных поведенческих проявлений мы относим к действующему субъекту как их автору. И поскольку субъект, будучи индивидом, представляет собой нечто константное, то в качестве причин действия мы рассматриваем устойчивые личностные диспозиции (свойства) субъекта.
Наблюдая собственное поведение, мы видим ситуацию еще и как бы изнутри. Наше восприятие направлено на существенные особенности ситуации, на содержащиеся в ней указания, возможности, соблазны и опасности, вообще на все то, что определяет наш поступок. Соответственно и в качестве причин поведения мы рассматриваем меняющиеся особенности ситуации, а не диспозиции, побуждающие нас действовать так, а не иначе.
Воспринимаемое и даже то, что может быть воспринято в будущем, по-разному членится на фигуру и фон при этих двух позициях наблюдения. При внешнем наблюдении особенности ситуации образуют непрерывный фон, на котором качестве фигуры контрастно выступает действие субъекта. При самонаблюдении, наоборот, особенности ситуации воспринимаются как фигура на фоне собственного поведения. Стормс убедительно показал, что уже на уровне восприятия происходит такая организация фигуры и фона, которая предопределяет характер получаемой информации, а тем самым и локализацию причин поведения. В его эксперименте благодаря видеозаписи субъекты действия и наблюдатели менялись перспективами наблюдения: субъект смотрел в записи собственное действие, а наблюдатель акцентированные ситуационные обстоятельства, в которых находился субъект. Перемена перспективы наблюдения привела и к перемене субъективной локализации причинности. Субъекты действия стали объяснять свое поведение личностными диспозициями в большей степени, чем наблюдатели.
Но односторонняя локализация причин в том и другом случае объясняется не только условиями восприятия. Действуя, мы воспринимаем не одни особенности ситуации, предметом нашего внимания часто оказываются порождаемые ею впечатления, рассуждения, волевые импульсы, наброски планов действия. Поэтому у нас, в отличие от стороннего наблюдателя, от которого все это скрыто, как правило, не создается впечатления о проявлении определенных диспозиций. Скорее, нам кажется, что причиной наших мимолетных состояний являются те или иные ситуационные влияния.
Различная локализация причин поведения объясняется также неодинаковым характером и объемом фоновой информации. Субъект действия лучше наблюдателя знает, что привело к данной ситуации, он знает предысторию. Ему известны постепенные изменения и тенденции развития собственного поведения. Наблюдатель, как правило, знает об этом или мало, или ничего. Ему приходится строить свое объяснение на восприятии момента, что исключает в качестве возможных причин внутренние изменения. Наблюдаемое действие выделяется лишь на фоне того, как поступают или поступили бы в этой ситуации другие, т. е. все сводится к вопросу о межличностных диспозициях.
Особенности ситуации образуют непрерывный фон, на котором качестве фигуры контрастно выступает действие субъекта. При самонаблюдении, наоборот, особенности ситуации воспринимаются как фигура на фоне собственного поведения. Стормс убедительно показал, что уже на уровне восприятия происходит такая организация фигуры и фона, которая предопределяет характер получаемой информации, а тем самым и локализацию причин поведения. В его эксперименте благодаря видеозаписи субъекты действия и наблюдатели менялись перспективами наблюдения: субъект смотрел в записи собственное действие, а наблюдатель акцентированные ситуационные обстоятельства, в которых находился субъект. Перемена перспективы наблюдения привела и к перемене субъективной локализации причинности. Субъекты действия стали объяснять свое поведение личностными диспозициями в большей степени, чем наблюдатели.
Но односторонняя локализация причин в том и другом случае объясняется не только условиями восприятия. Действуя, мы воспринимаем не одни особенности ситуации, предметом нашего внимания часто оказываются порождаемые ею впечатления, рассуждения, волевые импульсы, наброски планов действия. Поэтому у нас, в отличие от стороннего наблюдателя, от которого все это скрыто, как правило, не создается впечатления о проявлении определенных диспозиций. Скорее, нам кажется, что причиной наших мимолетных состояний являются те или иные ситуационные влияния.
Различная локализация причин поведения объясняется также неодинаковым характером и объемом фоновой информации. Субъект действия лучше наблюдателя знает, что привело к данной ситуации, он знает предысторию. Ему известны постепенные изменения и тенденции развития собственного поведения. Наблюдатель, как правило, знает об этом или мало, или ничего. Ему приходится строить свое объяснение на восприятии момента, что исключает в качестве возможных причин внутренние изменения. Наблюдаемое действие выделяется лишь на фоне того, как поступают или поступили бы в этой ситуации другие, т. е. все сводится к вопросу о межличностных диспозициях.
Таковы в общем три взаимосвязи между перспективой наблюдения и локализацией причин поведения. Эта взаимосвязь была подтверждена в ряде исследований. Так, в одном из них было установлено, что если наблюдатели ожидают от субъекта похожего поведения в будущей аналогичной ситуации, то субъекты, напротив, не усматривают в своем будущем поведении подобного постоянства диспозиций. В другом исследовании студенты выбор своей подруги и профессии обосновывали определенными достоинствами выбранного объекта и выбранной специальности, а выбор подруги и профессии для своих друзей они обосновывали чертами их характера (диспозициями). Наконец, в еще одном исследовании было установлено, что другим мы приписываем больше диспозиций, чем самим себе. Описывая себя и других при помощи биполярных шкал, предусматривающих вариант ответа «в зависимости от ситуации», мы гораздо чаще пользуемся этим вариантом при самоописании, чем при описании других.
Итак, можно констатировать, что позиция, с которой мы наблюдаем, «естественным образом» навязывает нам односторонний подход к проблеме и локализацию причинности при объяснении поведения. При внешнем наблюдении, на котором обычно основывается объяснение поведения, наше восприятие приковано к протеканию действий субъекта. Все особенности ситуации, вызвавшие эти действия или предшествовавшие им, воспринимаются в лучшем случае как смутный фон. Необходимость получить дополнительную информацию для объяснения наблюдаемого действия заставляет нас обратиться к межиндивидуальным различиям, т. е. сравнить действия различных людей в (предположительно) тождественных ситуациях и объяснить их межличностными различиями в личностных диспозициях. Пытаясь при большом дефиците информации свести закономерности наблюдаемого поведения к этому простому, прямо-таки напрашивающемуся толкованию, мы невольно склонны переоценивать однородность поведения в различных ситуациях и стабильность его во времени относить на счет диспозициональной обусловленности. Такова, на первый взгляд, картина объяснения причин действия. Ниже мы эти объяснения обсудим, рассмотрев поведение не только с первого взгляда, но бросив на него и третий и четвертый взгляды. Для большей ясности осуществим это рассмотрение в намеренно упрощенном виде.
Объяснение с первого взгляда: теории свойств
Если мы при внешнем наблюдении, т. е. с первого взгляда, объясняем действие, исходя, скорее, из личностных диспозиций в оценке ситуационных условий, то наша наивная теория мотивации предстает как теория личности. В первом приближении все мы эксперты по психологии личности, особенно если объясняемое действие скорее индивидуально, нежели нормативно. В научной психологии до недавнего времени в теории тоже преобладали теории свойств: действия объяснялись индивидуальными диспозициями действующего субъекта.
Совершенно очевидно, что личностное объяснение работает относительно всех трех параметров действия, поскольку в «норме» (1) в одной и той же ситуации не все люди действуют одинаково (индивидуальные различия); (2) в сходных, но не тождественных ситуациях один человек действует однотипно (стабильность по отношению к ситуациям); (3) при повторении ситуации человек ведет себя так же, как раньше (стабильность во времени), что подтверждает диспозициональный характер личностного фактора.
Что может быть естественнее, чем объяснение различий в поведении индивидуальными диспозициями: свойствами, факторами, привычками, мотивами, короче говоря, личностью субъектов. Различение, классификация и измерение подобных Диспозиций вылились в тестирование всевозможных качеств личности, в так называемую дифференциальную психологию. Часто при этом на первый план выступают прикладные задачи, например разного рода профотбор. Вместе с тем сводить наблюдаемые межиндивидуальные различия в поведении к диспозициям помогает и то, что некоторые из них явно врожденные. Наиболее наглядно это видно на примере соматических особенностей, а также известной еще в древности классификации темпераментов. Кроме того, следует упомянуть различия в способностях, которые с начала столетия пытаются измерить тестами интеллекта и которые иногда считают проявлением врожденной одаренности, т. е. в высшей степени константными диспозициями.
Разумеется, характеристики ситуации как возможные причины действий при таком подходе не игнорируются полностью. Человек не во всех ситуациях действует одинаково, в противном случае его действия были бы стереотипны, а этого явно не наблюдается. Ситуация обычно дает импульс к действию, актуализует с необходимой интенсивностью соответствующую диспозицию. Особенности ситуации выступают поэтому в качестве побудительных условий. Из множества личностных диспозиций актуализуется та, которая настроена на данную ситуацию. Поскольку диспозиции не могут всегда и полностью детерминировать действие, они трактуются как формы «привычной готовности».
Объяснение со второго взгляда: ситуацнонизм
Стремление теории свойств свести причины поведения исключительно к личности, точнее, к оснащающим ее диспозициям, должно было породить и породило ответную реакцию. Второй, более пристальный взгляд выявил, что в поисках возможных причин поведения упустили из виду иное влияние давление со стороны ситуации. Действительно, разве люди изначально делятся на честных и бесчестных? Разве не в определенных ситуациях они становятся таковыми?
Подобная локализация причинности имеет под собой ряд оснований. Даже оставаясь в границах проблем межиндивидуальных различий, мы не можем свести все к объяснению, основанному на наивном внешнем наблюдении. Недоумение возникает уже при объяснении чисто индивидуального в межиндивидуальных различиях, поскольку при этом приходится руководствоваться эпизодическими свидетельствами и примерами отклонения в поступках, фактически заранее отказываясь от объяснения неиндивидуального, нормативного действия.
Но ахиллесовой пятой теории свойств является попускаемая обычно молчаливо однородность поведения по отношению к ситуациям. В схожих ситуациях поведение одного человека не так уж однотипно, как можно было ожидать при предположении, что действие целиком основывается на ситуационной актуализации уже имеющихся диспозиций. Есть и другое основание для признания неудовлетворительности объяснения поведения теориями свойств. Если априори исходить из значимости другой проблемной области интраиндивидуальных изменений во времени (а на это есть много причин, скажем, значимость позиции наивного самонаблюдения), то, как мы уже видели, в этом случае в качестве причин поведения преимущественно выступят особенности ситуации. В самом субъекте имеют место изменяющиеся и обусловливающие поведение состояния и процессы. Они вызываются ситуацией и часто обозначаются как мотивации. Этот факт, по-видимому, учитывается не только наивной интроспекцией. Похоже, что так называемые «динамические» теории поведения первоначально в своей проблематике исходили из позиции наивного самонаблюдения. Возьмем хотя бы психоанализ Фрейда и теорию поля Левина. Психоаналитическая теория ерпала информацию из интроспективных отчетов пациентов в том числе и ее основателя Фрейда). В теории поля Левина хотя и отсутствуют ссылки на данные интроспекции, но само ситуационное поле конструируется как бы с позиции помещенного в него субъекта, чье поведение нуждается в объяснении.
Однако решающим, что побудило при втором взгляде на поведение локализовать основные его причины уже не в личности, а в ситуационных факторах, стали методы внешнего Наблюдения с контролем условий, будь то в эксперименте или при планомерном сборе данных. Эти методы позволили непосредственно заняться изучением влияния ситуационных особенностей, стимулов, на интраиндивидуальные изменения, поскольку с их помощью с самого начала осуществлялся контроль или даже элиминировались индивидуальные Различия (например, через выведение «чистых линий» подопытных животных или через сравнение монозиготных близнецов). Экспериментальное выявление условий осуществления действия означает планомерное вмешательство для ограничения влияния всего, что поддается внешнему воздействию. Воздействию, однако, поддаются не понимаемые как нечто неизменное личностные диспозиции, а ситуации, в которых совершается действие. Эти ситуации и есть те «независимые» переменные, которые систематически варьируются в эксперименте таким образом, что их влияние становится очевидным.
Две дисциплины психологии
Первый и второй взгляды на поведение задают «две дисциплины научной психологии», которые когда-то сравнил между собой Кронбах. Одна из них, как и при первом взгляде, интересуется субъектом: разрабатывает тесты для изучения таких диспозиций, как интеллект, установки и черты характера, с тем чтобы индивидуальные различия выступали возможно более четко. В этой теории используются многомерные корреляционные методы (например, факторный анализ), позволяющие выяснить, во-первых, насколько тесно зависит поведение и его результаты от диспозиций, проявляющихся в тестовых оценках, и, во-вторых, как связаны между собой тестовые оценки, соответственно, какие имеются независимые друг от друга базисные свойства. Другая, как и при втором взгляде, занимается экспериментальным выявлением влияющих на поведение условий ситуации, для чего используется дисперсионный анализ эффектов, вызываемых различными внешними переменными.
Таким образом, ясно, что в исследовании ситуационных причин действия интерес направлен на выявление причин, обусловливающих изменение поведения во времени: приспособление живого существа к меняющимся ситуационным условиям. К этому сводится все научение, равно как и индивидуальное развитие в ранние, пластичные, периоды жизни. Индивидуальные различия остаются вне сферы внимания. Как бы они ни возникали (например, как различные исходные предпосылки, предшествующие фазе научения), их элиминируют или контролируют. Действие в целом оказывается при этом в значительной степени обусловлено ситуацией, и во времени оно изменяется вследствие накопления опыта. На ситуационной обусловленности поведения (объяснение со второго взгляда) настаивают и отчасти ее абсолютизируют теории научения и теории социализации индивида, а прямолинейные сторонники концепции детерминированности развития средой доводят роль этого фактора до абсурда. Вместе с тем в объяснение со второго взгляда логичнее вписываются интраиндивидуальные изменения во времени, нежели межиндивидуальные различия.
Рисунок 1.1 подытоживает сказанное выше. Различные перспективы наблюдения выявляют разные параметры действия, которые стыкуются с проблематикой межиндивидуальных различий или интраиндивидуальных изменений. Соответственно, такие перспективы по-разному локализуют причины поведения. Последние помещаются либо в субъекте (первый взгляд), либо в ситуации (второй взгляд). Каждая из двух проблемных областей соответствует одной из двух дисциплин научной психологии. Объяснение действия при первом взгляде составляет предмет изучения дифференциальной психологии или психометрики (левая колонка, рис. 1.1), при втором предмет изучения экспериментальной общей психологии (правая колонка, рис. 1.1). Ясно также, что лишь внешнее наблюдение с контролем условий эксперимента или при сборе данных с самого начала позволяет сознательно локализовать причины поведения в той или иной области. К вопросу о локализации причин поведения мы еще вернемся в гл. 10 при рассмотрении современных исследований атрибуции.
Смещение объяснения от личности к ситуации
Зададимся, однако, вопросом, почему основанному на личностных диспозициях, внешне столь убедительному объяснению действия были предпочтены ситуационные причины, тем более что на такое предпочтение наши обыденные наблюдения поведения других людей никак не наталкивают. Дело в том, то выводы, касающиеся трех параметров действия, оказались при таком объяснении довольно сомнительными. Личностные факторы могли выступать как решающие из-за нечеткости данных о вариативности ситуаций. При объяснении со второго взгляда центр тяжести проблемы перемещается в сферу трех параметров оценки действия.
Индивидуальные различия
Поскольку в схожих ситуациях разные люди ведут себя по-разному, то наивно было бы полагать, что одна и та же с точки зрения наблюдателя внешняя ситуация для различных людей является одинаковой. В действительности приходится признать, что объективно каждый воспринимает одну и ту же ситуацию характерным для него образом.]Поведение,дпределя-ет не ситуация, которая может быть описана «объективно» или по согласованному мнению нескольких наблюдателей, а ситуация как она дана .субъекту в его переживании, как она существует для него. Соответственно различные люди в объективно той же ситуации должны действовать по-разному. Лишь люди, одинаково воспринимающие, понимающие и оценивающие ситуацию, одинаково в ней и действуют. Можно сформулировать прямо противоположное утверждение: в действительно одинаковых ситуациях разные люди ведут себя одинаково, просто мы не знаем, что данная ситуация означает для них.
В качестве примера возьмем опять-таки списывание у школьников. Списывают не бесчестные или нерадивые школьники, а те, кто в данной ситуации видит возможность улучшить свои отметки, для кого это важно, кто считает невысокой вероятность обнаружения списывания (когда это может повлечь серьезные последствия) и кого не удерживают от списывания моральные соображения.
Из этого примера должно быть ясно, что тождество ситуаций зависит не от их внешнего сходства, а от того, рассматривает ли субъект свои действия как влекущие за собой одинаковые или сходные для него последствия. Йоэтому действия, выглядящие совершенно различно и совершающиеся во внешне абсолютно несхожих ситуациях, приводя к одинаковым последствиям, могут по своим целевым характеристикам быть тождественными. Речь идет о тех последствиях, на которые указывают особенности ситуации.
Однородность по отношению к ситуациям
Обратимся теперь ко второму параметру оценки однородности поведения по отношению к ситуациям. Положение, что человек ведет себя одинаково в схожих ситуациях, что, другими словами, диспозиции определяют поведение независимо от ситуации, оказалось в эмпирическом отношении ахиллесовой пятой теории свойств.
Еще более 50 лет назад Хартшорн и Мэй в своем массовом исследовании формирования характера помещали тысячи детей в ситуации, когда они оказывались на грани мошенничества, лжи и даже воровства. Ситуации создавались в различной обстановке, как-то: родной дом, школьный класс, соревнования на спортплощадке, изучение катехизиса в церкви и совместные игры на детских праздниках. Моральное поведение в различных ситуациях было замечательно последовательным, если полагаться лишь на то, что писали о себе сами дети в заполнявшихся в классе опросниках. Опросники, представлявшие собой тесты типа «бумагакарандаш» и предназначенные охватить всевозможные аспекты морального поведения, высоко коррелировали между собой. Если, однако, дети заполняли параллельную форму того же теста в другой обстановке, например не в классе, а в молодежном клубе или в церкви, то корреляции между ответами на один и тот же тест значительно падали (примерно до уровня г = 0,40). Другими словами, конкретное действие в одной и той же микроситуации заметно определяется контекстом, в который ситуация включена. Однородность поведения по отношению к кажущимся очень сходными ситуациям, скорее, даже мала. Даже действия, заключающиеся в ответах на опросники, вместо того чтобы быть однородными, оказались ситуационно зависимыми. Из этого авторы заключили, что дети дают ответы на заданные вопросы соответственно особенностям ситуации, а не стабильным личностным диспозициям.
Не только ответы на опросники, но и фактическое поведение оказалось в высокой степени ситуационно обусловленным. Так, в классных работах детям давалась возможность словчить двояким образом: либо списать правильный образец, либо после окончания классной работы доделать ее дома. Конкретные ученики, однако, неодинаково относятся к этим двум возможностям. Кто уже однажды доделывал дома свою классную работу, доделает ее, вероятно, и в другой раз (г= 0,44), и гораздо менее вероятно, что этот школьник такую работу спишет {г = 0,29). Чем сильнее меняется ситуация, тем менее однородным становится поведение. Даже незначительные изменения в задаче (например, вместо зачеркиваний в тексте максимального числа букв «А» разместить в квадратах максимальное число точек) влияют на частоту плутовства. Ложь в классе обладает еще меньшей устойчивостью (г = 0,23), а во внешкольных условиях ни о какой устойчивости (г = 0,06) улсе не может быть и речи.
Как мы уже видели при обсуждении индивидуальных различий, поведение в ситуациях, которые внешнему наблюдателю кажутся одинаковыми или схожими, разнообразнее, чем можно было бы предположить. Специфика ситуаций создает множество вариантов возможностей деятельностей, а человек не реагирует на кажущиеся сходными ситуации глобально и однотипно. Да и ситуации, вызывающие одно и то же действие, не обязательно должны быть внешне одинаковыми. Очевидно, важно именно сходство ситуаций в глазах субъекта, ожидание им схожих последствий. Эти последствия антиципируемые события включены в актуальную ситуацию, и чтобы их видеть и ожидать в ней, необходима индивидуальная способность к дифференциации и генерализации информации. Развитие этой способности может иметь длинную личную предысторию.
Мишел, главный сторонник ситуационного объяснения поведения, в свое время писал: «Феномены дискриминации и генерализации заставляют думать, что типы поведения, с одной стороны, в высшей степени ситуационны, но в то же время Могут быть вызваны благодаря генерализации различными, а часто, казалось бы, и разнородными стимулами. Предшествующий опыт субъекта, связанный с условиями и конкретными деталями частной ситуации, определяет смысл стимулов. т е их воздействие на все аспекты жизни индивида. Обычно генерализация включает относительно идиосинкратические области контекстуального и семантического обобщения, а не просто основывается на меняющемся физическом сходстве стимулов» (W. Mischel, 1968).
Стабильность во времени
Hv а что же со стабильностью действий во времени? Ведь именно она побуждает нас выводить действие из диспозиций субъекта Не будь этой стабильности, было бы логично приписать изменяющееся во времени поведение специфическим факторам ситуации, будь то спонтанные изменения, или организованное научение, или целенаправленная модификация поведения по типу психотерапии. Можно было бы сослаться на развитие или флуктуации телесных состоянии, на процессы созревания и отнести причины изменении поведения к изменениям в организме. Но если поведение относительно потока ситуаций с течением времени остается стабильным, как можно ссылаться в объяснении на ситуационные факторы?
Если мы отвлечемся от субъекта и обратимся к последовательностям ситуаций, как они даны нам во внешнем мире, то нас поразит стабильность, регулярность повторения одних и тех же ситуаций и, в частности, их поведенческих последствий В целых областях ситуаций последствия определенных действий попросту санкционированы. В каких бы сферах жизни мы ни находились (занятия в учебном заведении или работа на - каком-либо предприятии), повсюду существуют нормы, с которыми наше поведение соизмеряется, в соответствии с кото рыми оно санкционируется, поощряется или наказывается Пока мы не вступим в новую для нас сферу деятельности, мы хорошо знаем эти нормы и сами ситуации служат нам устойчивой системой, указывающей на последствия наших поступ ков Действия, которые мы при таких обстоятельствах совер шаем, легко предсказуемы. Стабильный характер соотнесенных с ситуацией последствий действий придает нашем} поведению стабильность во времени, регламентируя его. По этому здесь для объяснения тождественности поведения в повторяющихся ситуациях нет необходимости привлекать фиксированные диспозиции.
Можно было бы возразить, что регламентированное поведение детерминировано как раз не ситуационно, а диспозици-онально, поскольку субъект присвоил эти правила, он знает нормы и располагает «внутренними моделями» условий протекания событий. Всем этим он действительно обладает. Однако по двум причинам все же правомерно рассматривать регламентированное поведение как детерминированное не субъектом, а ситуацией, Во-первых, поскольку люди действуют в подобных случаях предельно согласованно, вряд ли стоит объяснение индивидуальных различий искать в личностных факторах. И во-вторых, регламентированное поведение не диспозиционально, поскольку его можно внезапно прекратить и отказаться от него при изменении правил, играющих роль внешнего стабилизатора поведения. Последнее ведет к изменениям поведения, по меньшей мере по окончании лабильной переходной фазы.
Примером может служить изменение значения отметки за классные работы. Когда в ходе реформы эти оценки стали использоваться не просто как аттестация, а как решающий показатель для организации мер индивидуальной помощи, школьники, которые раньше плутовали, перестали это делать. Они поняли, что последствия симуляции хороших отметок в новых условиях наносят им ущерб. Ведь они в этом случае лишали себя возможности получить необходимую помощь.
В целом второй взгляд на объяснение поведения вполне убедителен. Особенности ситуации, очевидно, в большей степени детерминируют поведение, чем диспозиции субъекта. Как наивное самонаблюдение, так и внешнее наблюдение, контролирующее влияние ситуации и рассматривающее действие индивида как зависимую переменную, ставят в центр своих интересов интраиндивидуальные изменения поведения во времени (см. рис. 1.1). Индивидуальные различия между субъектами остаются без внимания или просто нивелируются. Поведение в значительной степени зависит от ситуации. По мере изменения субъективных характеристик ситуации изменяется и поведение. Происходит научение и постепенное приспособление. В их основе лежат обусловленные и порожденные ситуацией кратковременные состояния субъекта или происходящие в нем процессы: мотивирование, переработка информации, следование нормативным требованиям и научение. Ассоциативная ветвь исследований мотивации, в особенности линия теорий научения, необычайно кропотливо и успешно разрабатывала объяснение поведения со второго взгляда.
Новое смещение объяснения: личностные факторы в остатке
Но нас не может вполне удовлетворить и объяснение поведения со второго взгляда. Не подменили ли мы, сняв ответственность с диспозиций и переложив ее на особенности ситуации, одну одностороннюю локализацию причин действий другой? Остается еще нечто необъясненное. Чтобы сохранить в силе ситуационную обусловленность действий вопреки индивидуальным различиям в объективно тождественных ситуациях, нам пришлось сослаться на индивидуальные различия в восприятии объективно тождественных ситуаций, на предысторию личного опыта и т. п. Таким образом, индивидуальные различия, став устойчивыми, приобрели характер диспозиций и тем самым снова появились на сцене, когда мы уже думали, что окончательно выпроводили их.
При третьем взгляде приходится констатировать, что личностные факторы все-таки существуют. Именно они в ситуациях с одним и тем же побудительным характером позволяют ожидать различные результаты действий или одни и те же результаты, но с разными последствиями и поэтому приводят к различному поведению. Признавая ситуационную обусловленность действия, мы еще не все в нем объясняем и вынуждены прибегать к индивидуальным различиям.
Поясним подробнее. Представим двух людей, решающих одинаково сложную для них задачу, с которой они вполне могут справиться. Один из этих людей ориентирован на успех, другой опасается неудач. Соответственно будет различаться и их поведение. Один терпеливо займется решением задачи, другой, будучи озабоченным, напряженным, скорее поддастся искушению сплутовать, если этим сможет снять свой страх перед неудачей. Различные ожидания в одинаковой ситуации (т. е. при одинаковом соотношении собственных возможностей и трудностей, которые надо преодолеть, а также при одинаковом знании о последствиях успешного или неуспешного исхода) определяются в данном случае различными диспозициями, влияющими на оценку тех или иных обстоятельств. При этом вполне может быть, что сами диспозиции являются продуктом длительных интраиндивидуальных изменений, т. е. складываются благодаря аккумуляции различного ситуационно обусловленного предшествующего жизненного опыта. Как бы то ни было, здесь мы имеем дело с диспозициями.
То же самое имеет место и в случае, когда сходство людей еще больше: они одинаково относятся к возможным исходам своих действий успеху или неудаче и даже к их последствиям, но различаются в одном пункте по-разному оценивают эти последствия. Так, одного возможная неудача может волновать больше, чем другого. Или же один ценит в возможном успехе прежде всего социальное признание, а другой больше всего удовлетворен самим решением задачи.
Эквивалентность ситуаций и личностные диспозиции
Легко можно представить случаи, где при всем видимом тождестве ситуаций выпадающие в «остаток диспозициональ-йые различия» обусловливают даже не во многом, а всецело направленность поведения. В связи с последним примером можно спросить: а не попадают ли объективно одинаковые ситуации, например решение определенной задачи двумя людьми, в два различных класса ситуаций? Для одного это ситуация, когда он, справясь с задачей, тем самым подтверждает свои способности; для другого это одна из ряда эквивалентных возможностей получить социальное признание (такая же, например, как произнесение речи). Поэтому встает Вопрос: относится ли поставленная задача у обоих людей к субъективно эквивалентным классам ситуаций достижения? Очевидно, что это не так, а если и так, то весьма условно лишь при исключении возможности одобрения другими факта решения задачи. Если человек в ситуации одиночества ведет себя иначе, чем в присутствии других, то это не значит, что его поведение непоследовательно. Просто эти две ситуации относятся им к разным классам эквивалентностей. Непоследовательным поведение кажется наблюдателю или психологу, если они распространяют на всех людей собственное деление ситуаций на классы эквивалентности независимо от того, соответствует ли оно делению на такие классы другими людьми.
Эта проблема связана не только с ситуациями, но и с личностными диспозициями, определяющими разного рода действия. Так, правомерно предположить, что активное участие в учебных занятиях, упорство в выполнении домашних заданий, кропотливый ручной труд и интенсивность спортивных тренировок представляют собой проявления мотива достижения. Однако могут найтись люди, для которых эти виды действий неравнозначны и поэтому не определяются в одинаковой степени мотивом достижения. Эти люди, в свою очередь, могут показаться непоследовательными лишь тому, кто возможно механически переносит на всех свое представление о возможных проявлениях в сферах деятельности указанных личностных диспозиций.
Бем и Аллен назвали «номотетическим заблуждением» обычно встречаемое в дифференциальной психологии и психологии личности признание одной, одинаковой для всех индивидов (т. е. нормативной, имеющей ранг всеобщей закономерности) сферы действия какого-либо фактора. Сфера действия для каждого человека должна быть описана прежде всего идеографически, т. е. в каждом конкретном случае должны быть прозондированы и затем отнесены к соответствующим сферам деятельности классы эквивалентности. Если сделать это, то поведение конкретного человека окажется, как и подсказывает наша обыденно-психологическая интуиция, гораздо более последовательным по отношению к различным ситуациям, чем это представляется в слишком нормативных и недостаточно идеографически обоснованных исследованиях личности. Как это происходит, Бем и Аллен показали на примере двух диспозиций: дружелюбия и добросовестности. Исследователи опросили испытуемых, насколько они относительно этих черт считают свое поведение последовательным в различных ситуациях. Та же информация была получена косвенным путем, при помощи опросника, где поведение задавалось через различные ситуационные контексты. Как и ожидалось, корреляции между различными ситуациями были меньше в той группе, представители которой оценивали свое поведение как более вариативное. Это означает, что классы эквивалентности ситуаций, с которыми они соотносили требуемые виды поведения, были более специфичными.
Подобным различиям в классах эквивалентности, по-видимому, соответствуют, как показывают наши примеры, различия в оценке исхода действия или в оценке его последствий. Поскольку такие оценки нельзя вывести из особенностей актуальной ситуации, одинаковых для всех людей, их попытались трактовать в психологическом исследовании как устойчивые мотивы. Индивидуальные различия в таких мотивах имеют возрастную динамику, особенно в первые годы жизни. Наряду с мотивами для объяснения индивидуальных различий поведения, которые не могут быть выведены из особенностей ситуации, были постулированы и другие диспозиции. Сюда относятся такие диспозиции, как способность к переработке информации и планированию, интересы, установки, личностные конструкты и т. п.
Все эти дескриптивные понятия созданы, в конце концов, для объяснения индивидуальных различий в поведении, его однородности в схожих ситуациях и стабильности во времени. Их источник объяснение поведения с первого взгляда, но обычно этими понятиями пытались объяснить больше, чем это требуется при объяснении со второго взгляда. Если учет ситуационной обусловленности поведения в итоге сводит на нет роль упомянутых личностных факторов, то при третьем взгляде становится очевидной их необходимость для объяснения восприятия человеком конкретной ситуации и возможности собственных действий при объяснении классы различных ситуаций и собственных действий выступают для него в качестве эквивалентных.
Объяснение с третьего взгляда: взаимодействие индивида с ситуацией
Объяснение поведения с третьего взгляда представляет собой синтез, преодолевающий крайности односторонней локализации причин поведения как личностно центрированной теории свойств (первый взгляд), так и ситуационно центрированного ситуационизма (второй взгляд). Конечно, можно представить предельные случаи, когда поведение определяется только свойствами личности или только ситуацией: в первом случае это нечто специфически психопатологическое, во втором нечто крайне автоматизированное, поведение по типу «стимулреакция». Но, как правило, в промежуточных случаях поведение обусловлено как личностными, так и ситуационными факторами и, более того, является при этом результатом взаимовлияния индивидуальных диспозиций и особенностей актуальной ситуации. При экспериментальном анализе условий такое взаимовлияние выступает как статистическое взаимодействие. В контексте дисперсионного анализа это взаимодействие означает наличие эффектов, не объяснимых простым суммарным вкладом личностных и ситуационных факторов. Одинаковые особенности ситуации при различных диспозициях по-разному, порой даже противоположно, влияют на поведение.
Для примера рассмотрим два экспериментальных исследования. В первом (Е. French, 1958) итоговым действием выступал результат группы. В двух группах из четырех человек каждому испытуемому давалось по 5 предложений, из которых всем вместе нужно было составить связный рассказ. Группы были подобраны однородно по сочетанию двух мотивационных диспозиций. У испытуемых одной группы был силен мотив достижения и слаб мотив сотрудничества, у испытуемых другой группы наоборот. Кроме того, в одной и той же экспериментальной ситуации варьировался характер поощрения. В перерыве экспериментатор делал одобрительные замечания, касавшиеся либо трудолюбия, либо слаженности работы группы. Как показывает рис. 1.2а, группы с преобладанием мотива достижения показывали лучшие результаты при поощрении их трудолюбия, а группы с преобладанием мотива сотрудничества при поощрении слаженности.
Во втором исследовании (U. Kleinbeck, K.-H. Schmidt, 1979) изучалось предпочтение заданий разных степеней сложности при профессиональной подготовке. Зависимой переменной в этом эксперименте выступала частота выбора легких заданий. Ученики были разделены по своей мотивации достижения на стремящихся к успеху и избегающих неудач. Критерием различения ситуаций служило их восприятие самими учениками, а именно важность, по их мнению, успеха в работе, которую предстояло выполнить, для успешности обучения в целом (так называемая инструментальность актуального действия по отношению к значимой цели более высокого ранга). Как видно из рис. 1.26, субъективно воспринимаемая инструментальность конкретного задания относительно успешности обучения явно сказалась лишь на результатах группы с преобладанием мотива успеха: если инструментальность ситуации оценивалась как высокая, большинство испытуемых этой группы выбирали легкие, а не трудные задачи.
Общую формулу поведения (V) как функции (/) актуального состояния субъекта (Р) и актуально воспринимаемого окружения (U) дал еще в 1936 г. Левин (К. Lewin, 1936):
У = /(Р, U).
Рис. 1.2. Взаимодействие между личностными диспозициями и особенностями ситуации при одной и той же задаче: а) результаты групп с преобладанием мотива либо достижения, либо сотрудничества, когда экспериментатор хвалит испытуемых либо за усердие, Либо за слаженность (French, 1958); б) процент учеников, выбравших легкие задания в зависимости от ориентированной мотивации Достижения и от субъективно высокой или низкой инструменталь-Ности актуальной проблемной ситуации для успешности обучения в целом (Klienbeck, Schmidt, 1979)
Влияние актуального состояния субъекта и состояния ситуации (окружения) обоюдно зависят друг от друга. В первом примере сила мотива достижения, повышающая эффективность соответствующих действий, проявляется больше всего при подкреплении главного мотива ситуационным стимулом, по своему содержанию сопряженным с этим мотивом, например при поощрении трудолюбия в группе с преобладанием мотива достижения и кооперации в группе с преобладанием мотива сотрудничества. Из второго примера видно, при каких ситуационных условиях не происходит характерного подкрепления личностной диспозиции. Как известно, люди с мотивацией успеха предпочитают задачи субъективно средней степени сложности. Если же от решения задачи во многом зависит достижение цели более высокого порядка (высокая инструментальность относительно успешности обучения), то о склонны меньше рисковать. А так как ориентированные неудачу люди стремятся уклониться от задач средней трудности, низкая или высокая инструментальность ситуации не сказывается на типичных для них предпочтениях.
Статистическое взаимодействие: тупик
После того как «ситуационисты» подвергли резкой критике теорию свойств за одностороннюю локализацию причин поведения, заменив ее столь же односторонней противоположной локализацией, вопрос о причинах поведения встал еще более остро. Бауэре проанализировал 19 исследовании, в которых в той или иной степени варьировались личностные и ситуационные различия, с тем чтобы оценить сравнительное
Распределение 19 исследований, в которых преобладает влияние либо ситуационных, либо личностных факторов. Данные сгруппированы по трем типам зависимых перерегистрации поведения. Первую группу составили работы, в которых испытуемые просто отмечали крестиком один из вариантов ответа на высказывания типа: «Кто-то перед вами взял без очереди билет на спектакль». Во второй группе работ испытуемые ставились в ряд ситуаций, а затем должны были ретроспективно оценить свое реальное поведение; наконец, в третьей группе работ поведение испытуемых в различных ситуациях оценивалось присутствовавшими наблюдателями. Результаты исследований были подвергнуты дисперсионному анализу, позволявшему выяснить, насколько различия в поведении обусловлены различиями индивидуальными, ситуационными или взаимодействием тех и других. Подсчеты по всем исследованиям показали, что чисто личностными факторами объясняется всего лишь 12,7 % дисперсии поведения. Доля ситуационных факторов еще меньше 10,2 %. Оснований, чтобы решительно солидаризоваться с теориями свойств или с ситуационизмом, как видим, мало. Напротив, взаимодействием между личностью и ситуацией объясняется значительно большая доля дисперсии, а именно 20,8 %. В остальном поведенческие зависимые переменные не давали никаких оснований предпочитать как более влиятельный один источник детерминации другому (табл. 1.2).
Одно из этих исследований следует отметить особо, поскольку в нем проверялась честность детей в ситуациях всевозможных искушений. Общепризнанную после работ Хартрна и Мэя сильную ситуационную обусловленность такого поведения следует пересмотреть на основании данных Нельсона, Гриндера и Муттерера. Эти авторы относят до 26,4 % дисперсии морального поведения за счет индивидуальных и лишь около 15,5 % за счет ситуационных различий.
Девятнадцать проанализированных Бауэрсом работ по сути своей были односторонне ориентированы либо на концепцию черт, либо на ситуационизм, что сказалось на результатах. Ведь контроль условий, влияющих на поведенческие переменные, можно легко организовать так, что условия будут благоприятствовать подкреплению либо «личностных», либо «ситуационистских» установок исследователя (см. рис. 1.3). Чтобы добиться первого, нужно максимизировать межиндивидуальные различия (например, взять совершенно случайную выборку испытуемых) и свести к минимуму интраиндивидуальную вариативность (скажем, использовать минимальное число более или менее однородных ситуаций). Такие приемы характерны для корреляционных исследований (по Кронбаху, они образуют одну из двух дисциплин психологии), анализирующих поведение по результатам тестирования гетерогенных
выборок испытуемых. При подобном подходе неизбежно укрепляются позиции теорий свойств, для которых основным принципом объяснения поведения являются личностные диспозиции.
Напротив, чтобы получить ситуационистский результат, нужно перевернуть исходное соотношение: минимизировать межиндивидуальные и максимизировать интраиндивидуаль-ные различия зависимых переменных. Для этого берется относительно гомогенная выборка испытуемых и больше разнообразных по своим особенностям ситуаций. В принципе межиндивидуальные различия можно вообще элиминировать, помещая одного испытуемого в разнообразные ситуации, как в случае с пациентом, к которому последовательно применяют те или иные методы психотерапевтического воздействия, пока какой-то из них не окажется действенным, способным изменить поведение в желаемую сторону.
Очевидно, что приемы, заведомо подкрепляющие ту или иную установку, непригодны для удовлетворительного с научной точки зрения уточнения проблемы локализации причин поведения. Для этого требуется создать эксперимент, в котором сбалансированы и репрезентативны выборки как испытуемых, так и ситуаций. Для испытуемых это сделать проще, чем для ситуаций, поскольку психологически очень трудно установить основания для классификации последних. Наконец, результаты зависят и от того, какого рода поведение рассматривается как зависимая переменная. Есть сильно зависящие от ситуации (например, выражение собственного мнения) и довольно укоренившиеся, устойчивые по отношению к ситуациям виды поведения (скажем, курение).
Однако даже когда проблемы выборки решены и поведенческие переменные не определяются полностью влиянием ситуации, дисперсионный анализ компонентов не позволяет прийти к однозначному решению в пользу одного из взглядов.
Таким образом, статистическое взаимодействие личностных и ситуационных переменных не опровергает ни теорию свойств, ни ситуационистское объяснение, но учитывает то и другое.
Более высокая доля дисперсии, приходящаяся на одну группу факторов, также не лишает объяснительной силы другую группу. Если, например, ситуационно обусловленная дисперсия много выше личностно обусловленной, то это не обязательно исключает возможное соответствие результатов теории свойств.
На гипотетическом примере, который представлен на рис. 1.3, это продемонстрировал Ольвеус. Три индивида с различной выраженностью определенной черты, которая рассматривается как решающая для измеряемой поведенческой переменной, помещены в три различные ситуации, по-разному влияющие на эту переменную. Как показывает рис. 1.3, средние различия значений поведенческой переменной по трем ситуациям втрое больше, чем различия между тремя индивидами в одной ситуации (соответственно 3 и 1 усл. ед.). А значит, ситуационно обусловленная дисперсия (З2 = 9) намного превышает личностно обусловленную (12= 1), хотя корреляция личностных показателей в различных ситуациях и тем самым личностно обусловленная устойчивость по отношению к различным ситуациям максимальны. В этом случае эффекты диспозиции и ситуации суммируются, не порождая взаимодействия между собой в статистическом смысле.
Если продолжить разбор причин поведения, мы в конце концов столкнемся со сложной гносеологической проблемой. Разве возможно полностью и в абсолютно объективной форме разграничить личностные и ситуационные факторы? Действующий субъект без ситуации столь же немыслим, как и ситуация без субъекта. Мы видели, что уже восприятие и понимание ситуации является результатом специфического поведения, в основе которого лежат личностные особенности переработки информации. При таком понимании любое поведение должно рано или поздно раствориться в непрерывном, двустороннем процессе взаимодействия. «Ситуация есть функция личности в той же степени, в какой поведение личности есть функция ситуации» (К. Bowers, 1973, р. 327).
Попытка разобраться в этом клубке взаимодействий в пользу одного или другого решения, обращаясь к историй жизни личности, мало чем может помочь. Ситуационист прежде всего как апологет теорий социализации склонен рассматривать диспозиции, которые к данному моменту беспорно существуют, в качестве продукта более ранних ситуа-онных ВЛИяний. Но так можно забираться все дальше и лальше и встать наконец перед вопросом, не присутствуют ли уже в момент рождения влияния ситуации, которые в конечном счете и определяют личностные особенности. Вместе с тем последовательный сторонник теории свойств мог бы утверждать, что присутствующие с самого начала личностные диспозиции накладывают ограничения на значение меняющихся ситуаций и в них лишь развертываются.
Взаимодействие как процесс взаимовлияния
Предположение о взаимодействии в данном случае весьма естественно. Его можно трактовать так, что личностные диспозиции и особенности ситуации не противостоят друг другу как внешнее и внутреннее. И то и другое в психологическом взаимодействии репрезентировано в когнитивных схемах, которые исключительно важны для понимания особенностей актуальных ситуаций и собственных личностных тенденций (диспозиций). Когнитивные схемы непрестанно конструируются и реконструируются в циклических процессах, включающих действие и воспринимаемую обратную связь с его последствиями. Таким образом, схемы приближаются или хотя бы не сильно отклоняются от фактически существующих в действительности отношений (иными словами, их модификация обеспечивает все более эффективное взаимодействие со средой). Пиаже считает циклические процессы такого рода основой всего когнитивного развития.
Понимание взаимодействия как процесса взаимовлияния выходит за пределы рассмотренного выше (рис. 1.2) статистического понятия взаимодействия в дисперсионном анализе. При статистическом взаимодействии каждая независимая переменная (личность или ситуация) оказывает лишь однозначно направленное влияние на зависимую переменную (поведение). Последняя может меняться, сочетаясь с другими независимыми переменными. Итоговое поведение не оказывает ратного влияния на независимые переменные ни на личность, ни на ситуацию. То и другое рассматриваются как изолированные и неизменные целостности.
При четвертом взгляде дается объяснение, так сказать, не тому, почему производится определенное действие, а тому, почему оно не производится: из-за недостаточных возможностей осуществления, вследствие ограниченности ситуационных, точнее, экологических характеристик жизненного окружения. Именно длительный дефицит возможностей ограничивает развитие соответствующих личностных диспозиций и 'тем самым возможностей поведения, однако это ограничение не неизбежно. Дефицит в принципе преодолим, поскольку конкретные жизненные обстоятельства могут быть изменены, обогащены, улучшены экономическим, техническим, культурным, социальным и политическим путем.
Вопросами такого рода занимается в последнее время психология окружающей среды. Еще в 1960 г. Баркер ввел понятие «поведенческое поле», которое сопоставимо с нашими экологическими характеристиками, понимаемыми как только что обсуждавшиеся возможности осуществления действия. Поведенческое поле, по Баркеру, не зависит от индивида, а его своеобразие ограничивает поведение формами, соответствующими данному месту и времени. Примером могут служить спортплощадка, ресторан, школа.
В этом смысле содержащиеся и не содержащиеся в поведенческом поле возможности и шансы обозначаются как социокультурные способы реализации деятельности (см. рис. 1.1). Принятие во внимание возможностей реализации важно, чтобы объяснить различия в поведении, которые бросаются в глаза прежде всего у описанных групп людей. Таким образом, имеющиеся внутри популяции различия в способах осуществления деятельности могут быть институированы и тем самым в известной степени стабилизированы. Следствия видны в особенностях поведения мужчин и женщин, людей, принадлежащих к тем или иным субкультурам, к разным историческим эпохам. Не учитывая социокультурные возможности осуществления деятельности, мы рискуем скоропалительно, т. е. с первого взгляда, вывести наблюдаемые различия в поведении из личностных диспозиций в смысле врожденных особенностей. То же самое относится к изучению межкультурных различий в поведении, которые часто объясняют различиями «национального характера». Ниже мы увидим, как именно различия в возможностях осуществления деятельности влияет на развитие мотивационных диспозиций.