Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Становление рыночных институтов в России: политические интересы и “спрос” на права собственности
Л. Полищук
Уважаемые коллеги! Мое сообщение является комментарием к трем докладам в частности, к тезису Е. Гайдара о достижении общественного консенсуса в пользу реформ, об источнике сопротивления реформам, к мысли лорда Скидельского о том, что прогрессивные институциональные преобразования могут быть заблокированы укоренившимися в обществе интересами, и к тезису А. Улюкаева о переплетении в России политических и экономических интересов. Я бы хотел совместить три эти темы, попытавшись вместе с вами обсудить, что происходит в России в отношении спроса на желаемые институциональные преобразования, в частности, на утверждение института прав собственности. Позвольте начать, вернувшись на несколько лет в прошлое, конец 1991 г - начало 1992 г.: в то время среди российских реформаторов преобладало мнение, что реформы в России будут развиваться в значительной мере спонтанно. Процитирую Е. Гайдара: “...нет смысла препятствовать тектоническим процессам в природе и обществе...”. Это был, собственно, не выбор в буквальном смысле слова, это было трезвое осознание невозможности тогдашнего российского государства сколько-нибудь эффективно управлять или даже направлять процесс, повторяю еще раз, тектонических преобразований. Этот выбор в значительной степени опирался на классические взгляды на эволюцию экономических и политических институтов, которые уходят в прошлое, во времена А. Смита, Юма, Спенсера, согласно которым процесс институциональных изменений в значительной степени сродни естественному отбору, биологической эволюции. Более прогрессивные институты вытесняют менее прогрессивные просто в силу того, что они более эффективны, и побеждают в конкурентной борьбе между различными институциональными формами. В то же время было совершенно ясно и осознанно в России в начале 90-х годов, что ситуация выглядит в действительности гораздо сложнее и что вместо поступательной эволюции имеет место острый перераспределительный конфликт, в том смысле, что новые институциональные формы затрагивают чувствительные интересы, затрагивают их по-разному, и различные общественные группы могут реагировать на внедрение этих институтов по-разному. Идет, если угодно, конкуренция сторонников и противников новых институциональных форм. И, для того чтобы определенные институты, например, права собственности установились в обществе, на них должен быть в этом обществе достаточно сильный спрос, причем спрос платежеспособный - в том смысле, что сторонники этих институциональных перемен должны обладать достаточно мощным влиянием: политическим, экономическим для того, чтобы настоять на своем.
Эта точка зрения не является оригинальной. В числе первых, выразивших эту точку зрения в явной форме, был историк американской правовой системы Херст. Впоследствии эта точка зрения была развита Д. Нортом, Л. Дависом в их историческом анализе институциональных перемен в американском обществе, в американской экономике.
Согласно их точки зрения, институты возникают тогда, когда на них возникает спрос. И это было убедительно продемонстрировано на примере возникновения прав собственности в США. Это не просто гипотеза, это, если угодно, эмпирически установленный факт, что права собственности на землю, на естественные ресурсы, на воду, на минеральные ресурсы, на лес, на ресурсы моря возникали вследствие либо изменения в структуре цен, либо в изменениях технологий, причем речь идет как о технологиях производства, так и о технологиях, если угодно, enforsment - осуществление прав собственности в результате изменения предпочтений. В качестве яркого примера я хочу привести историю с возникновение прав собственности на землю на той территории, которая сейчас является штатом Невада. Когда в середине 19-го века там начались разработки золотых и серебряных рудных месторождений, то вначале права собственности как таковые не существовали. Первые старатели разрабатывали малоэффективные, близлежащие к поверхности месторождения и конфликты между собой они разрешали полюбовно. Однако, когда появились месторождения более богатые - во-первых, и залегающие глубже - во-вторых, т.е. когда стоимость - at stake выросла, и когда потребовались большие капитальные затраты (бурение, проходка глубоких шахт), немедленно возникла потребность в установление отчетливых и защищенных законных прав собственности, и практически моментально эти права собственности появились.
Эта идея очень настойчиво внедрялась и в российские реформы. В числе ее наиболее активных пропагандистов, я бы назвал А.Шляйфера, А. Аслунда, можно назвать и несколько других имен. Эта идея звучала весьма привлекательно. Ведь в России, в посткоммунистической России, на начальной стадии реформ в обществе не существовало прочной опоры новому экономическому режиму. Эту опору следовало создать. В частности, не существовало мощной опоры защите прав собственности. Как это можно сделать? Широкомасштабной приватизацией. Здесь уже говорилось, что приватизация начала 90-х годов была в значительной степени политически мотивированным шагом, поскольку в результате ее в обществе создается класс частных собственников. Эта идея очень привлекательна не просто потому, что возникает поддержка экономическим реформам,- она в особенности привлекает потому, что люди, получающие контроль над значительной частью национального богатства и национальной экономики, автоматически приобретают и большое политическое влияние. И, таким образом, можно было ожидать, что права собственности, надлежащим образом защищенные юридически и обеспеченные государственным аппаратом, возникнут спонтанно, в ответ на спрос, предъявляемый новыми частными собственниками. А теперь, бросая ретроспективный взгляд, мы вынуждены констатировать, что права собственности в российской экономике до сих пор должным образом не утверждены, и, стало быть, в логике, которую я вам изложил, что-то не срабатывает. Вопрос - что? Есть несколько вариантов ответа на этот вопрос. Первый заключается в том, что права собственности являются по своей природе тем, что в экономической теории называется общественным благом. Нечто такое, от чего выигрывают все, вне зависимости от того, участвуют люди в установлении этого общественного блага, несут ли они расходы или нет. Это действительно серьезный аргумент, и он часто возникает в отношении институциональных преобразований. Но я хотел бы подвергнуть его сомнению по той причине, что когда некое коллективное решение - по своей природе безусловно общественное благо - оказывается в интересах господствующих в России экономических и политических элит, то они, не колеблясь, объединяют свои усилия для того, чтобы это произошло. То есть то, что называется бесплатным проездом, free riding, в российских реалиях происходит далеко не всегда. Наиболее яркий пример этому - избрание Ельцина президентом в 1996 г., когда финансовые круги, осознав, что угроза коммунистического реванша реальна, объединили свои усилия, и добились в результате практически невозможного, а именно переизбрания Ельцина на очередной срок.
Стало быть, если логика общественного блага в данном случае не является принципиальной, возникает вопрос: почему? Я хочу высказать гипотезу: ответ заключается в том, что в России в настоящее время не существует достаточно надежного спроса на право собственности, достаточно прочного общественного спроса на права собственности. Парадоксальным образом этот спрос отсутствует как раз в тех самых кругах, где нам следовало бы его ожидать. Среди тех, кого называют олигархией, во все возрастающей степени утверждающей свой контроль над обществом, экономикой, над государством, банками, финансовыми и промышленными группами. И этот парадокс, безусловно, требует разрешения. Однако парадокс на самом деле мнимый.
Действительно, казалось бы естественным, что частный собственник заинтересован в защите прав собственности - и как может быть иначе? Но на самом деле, нужно различать между защитой прав собственности, как коллективным благом, как общественным институтом, которым в равной форме могут пользоваться все, и защитой частной собственности определенного собственника. Если речь идет о том, что хочу ли я, чтобы мои права частного собственника были защищены, ответ безусловно - да. Если вопрос состоит в том, хочу ли я, чтобы права всех частных собственников были защищены, ответ становится не очень ясным. Почему? Потому что выгоды очевидны: то, что находится под моим контролем, действительно защищено, - и это хорошо - но то, что находится под контролем других, тоже защищено - это уже не очень хорошо, потому что это препятствует дальнейшей экспансии и наращиванию того, что я имею под своим контролем.
Мне кажется, что эта логика позволяет многое объяснить. Из того, что я сказал явствует, что спрос на права собственности - в понимании их как общественного блага- отсутствует в России. Это - реальность, и следует сделать еще один шаг и объяснить, почему эта реальность имеет место.
Здесь я хочу высказать несколько гипотез (гипотез потому, что эмпирической проверки этих фактов, кроме что называется анекдотических свидетельств у меня нет, но есть некая теоретическая основа для этих выводов). Вместе с моим коллегой из Российской экономической школы А.Савватеевым мы построили модель ситуации, и эта модель до некоторой степени подтверждает то, о чем я буду сейчас говорить. Налицо отторжение идеи защиты прав собственности финансовыми, экономическими, деловыми кругами России настолько, что речь идет не только о том, что нет спроса на права собственности. Речь идет о том, что эти группы выступают противником попыток правительства установить то, что называется равные для всех правила игры. Процитирую газетную статью двухмесячной давности: “...не коммунисты главные противники правительства в установлении в России конкурентной рыночной экономики, а банки”. Е. Гайдар в одном из недавних интервью на вопрос: “неужели (цитата не буквальна, но смысл я передаю правильно) финансовые олигархи не понимают, что надо поступать по другому” - ответил, что это не вопрос этики, это вопрос рациональности и целесообразности, т.е. явно это не в их (олигархов) интересах.
Итак, почему это не в их интересах? Я вижу, по крайней мере, три объяснения этому. Объяснение первое: потому, что собственность в России распределена крайне неравномерно. Объяснение второе: потому, что российская экономика остается неэффективной. Объяснение третье: потому, что значительная часть собственности находится под контролем государства, до сих пор еще не приватизирована.
Позвольте мне коротко остановиться на причинах, с моей точки зрения, аргументирующих все три этих факта. Начнем с неравномерности распределения собственности. Уже не раз говорилось, в том числе, и на этой конференции, о том, что в обществах социально однородных, гомогенных, монокультурных, не-федерациях и т.д., общественный консенсус в пользу реформ достигнуть проще, чем в обществах разнородных, гетерогенных, поляризованных, каковым, безусловно, является Россия. Почему это так? Ясно, что в однородных обществах предпочтения людей достаточно близки друг к другу: стало быть, консенсус как таковой проще достичь. И наш анализ парадоксальным образом показывает, что отторжение в установлении прав частной собственности возникает в значительной степени среди богатых, а не среди бедных - это в некоторой степени, если угодно, ревизия классической концепции о том, что угроза правам частной собственности коренится среди бедных. Эта мысль тоже уже сегодня здесь прозвучала. Отсюда ограничение в избирательном праве и т.д. Отсюда обоснование, скажем, аграрной реформы с бесплатной передачей земли беднякам, потому как, то что находится у богатых, будет надежнее защищено. В России это, по-видимому, не так, и существует косвенное, но достаточно интересное свидетельство того, что мелкие собственники как раз хотели бы видеть защищенными права собственности, а вот крупные интересы этому противятся.
Почему так? Я перехожу ко второй из трех названных мною причин. Представьте себе человека или группу, которая имеет под своим контролем экономические активы. Этими активами можно пользоваться по-разному: их можно использовать в производительных целях и в целях перераспределения (то, что называется борьба за ренту). Выбор двух этих видов деятельности зависит от того, какой ожидается выигрыш от каждого из них. Пока экономика находится в кризисе, пока инвестиции заторможены борьба за ренту будет существовать в качестве привлекательной альтернативы. Те, у кого имеются излишки ресурсов, не колеблясь пускают их именно для борьбы за ренту. Форма борьбы за ренту (в некоторой степени вещь таинственная) безусловно включает: и контроль над средствами массовой информации, и гонорары за книги о приватизации, и ксероксные коробки, и многое другое, о чем можно только догадываться, но результаты, по-моему, достаточно очевидны. И, наконец, третий фактор - это то, что значительная часть собственности не приватизирована. Это, безусловно, является доводом против того, чтобы права собственности были надежно защищены.
Я хотел бы закончить, попытавшись представить какова динамика, каков может быть прогноз. Хочу высказать гипотезу: если верно то, что отторжение института прав частной собственности во многом результат неравенства владения собственностью, то происходящий сейчас процесс укрепления, расширения и расползания, если угодно, финансовой олигархии - это процесс до некоторой степени здоровый, потому что когда наступит момент, когда эти группы возьмут под свой контроль часть национальной экономики, ими будет осознано, что дальнейшая борьба за собственность контрпродуктивна, в этой борьбе будут расходоваться большие ресурсы, а победителей в ней не будет. И в этом случае восстановится, если угодно, хотя и в некоторой извращенной форме равенство, но равенство не в пределах общества, а равенство в пределах олигархии. И когда такое равенство будет достигнуто (как скоро это произойдет - не очень ясно), можно ожидать, что точно так же легко, как это было в случае президентских выборов, возникнет консенсус для закрепления права собственности. И тогда эта теория, которая обсуждалась и пропагандировалась в начале 90-х годов, окажется, в конечном счете, подтвержденной. Пока этого не произошло.