Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Драматургия “новой волны”, во многом принявшая и развившая традиции Арбузова, Розова, Вампилова (обращение взгляда внутрь человеческой души, попытки объяснить процесс нравственного разрушения общества, предупреждения о разрушающей силе мелочности и “вещизма”) должна найти свое место среди обзорных тем школьной программы. Думается, наиболее интересными и яркими могут быть названы “Три девушки в голубом”, “Уроки музыки” Л. Петрушевской, “Серсо” В. Славкина, “Смотрите, кто пришел!” В. Арро, “Ехай” Н. Садур.
Пьеса Н. Садур “Ехай” отличается своеобразным подходом к теме одиночества, душевной чуткости, проблеме человеческих ценностей и смысла жизни. Сюжет отличается скрытой философичностью, в целом он звучит как притча. Конфликт, как это часто происходит в пьесах “новой волны”, сложен по своей структуре (троичен), образы героев расплывчаты, неоднозначны. Все это затрудняет читательскую интерпретацию произведения.
Скажем, что самое важное в характерах героев в драме выясняется в развитии конфликта.
Итак, конфликт – это столкновение. Столкновение жизненных позиций, взглядов. Это противопоставление характеров, их противостояние, противоборство. В природе конфликта и заключена авторская мысль.
Мы видим, что у Мужика и Машиниста разные взгляды на жизнь. Машинист душой своей тянется к обывательскому спокойствию и благополучию, чтобы “каждая минуточка” была “заполнена нежностью, удобствами”. Это – “честное” заполнение своих “мигов”. Мужик же называет такое отношение к жизни “серостью”.Настораживает вот что: в начале пьесы, только столкнувшись с Мужиком, Машинист называет его бездомником. В конце пьесы этот ярлык уже Мужик вешает на Машиниста. Да, действительно, можно увидеть, что Мужик не ожидает того, что поезд остановится. Отвернувшись от неба (!), он ждет смерти. Поразительно, но человек, решивший покончить с собой, не вызывает не только сочувствия, но даже интереса Машиниста. Мужик, пытавшийся вначале не отступать и упорно ложившийся на рельсы, вдруг задает вопрос: “А че не спросишь–то?.. Что я жить передумал, а ты даже не спросишь, за что”. Основа выдумки про бабу, которая не дала на вино, – это непонимание. Если отбросить все остальное, то взаимное непонимание людей, отсутствие сочувствия – это то, что действительно может вызвать отчаяние в человеке.Бабка причисляет Мужика к праведникам, может быть, к юродивым, которые “лечили” землю, “чтоб мир стоял”. Бабка проявляет сочувствие к Мужику, и он хватается за ее участие, рад уйти с ней. Встретив сочувствие, Мужик становится глухим к чужой боли, он говорит Машинисту: “На черта мне твоя жизнь”, “Вали, бездомник”, “Шляются тут всякие, бродяги…”Позиции героев оцениваются ими через апелляции к небу. Блеск этого неба в начале пьесы оказывается “не по чести” Машинисту, а потом – Мужику! Небо – это духовная высота, идеал человеческой совести, человечности вообще. Но кроме блеска неба, в пьесе есть еще блеск деревни. Потрясенный тем, что человеческая жизнь в глазах некоторых людей может быть оценена пятью рублями, пытаясь как–то устоять в своем мнении о том, как и зачем человеку жить, он вдруг раскрывает для себя то, что раньше чувствовал, может быть, подсознательно: погоня за “прелестями” бытовых удобств – мелочность, суета, в которую люди погружаются для того, чтобы забыть о смерти, отодвинуть от себя “стихии”. Машинист не отвергает этого способа жить, оправдывает его, но спокойствие его все–таки явно поколеблено в финале пьесы. Вот как пишет об этом Наталия Пашкина: “Машинист вдруг с предельной очевидностью осознает обидную ординарность своей собственной, казавшейся прежде такой достойной жизни. Вынужденный убеждать осерчавшего на весь белый свет мужика, что жить все–таки стоит, и апеллируя к личному опыту в качестве примера для доказательства этой мысли, Машинист с ужасом осознает несостоятельность своих доводов. Не только отчаявшегося самоубийцу, но и себя самого убедить он не может, поскольку не было чувств, а значит, не было настоящего счастья в его, казавшейся такой правильной и честной, жизни”.