Лекция VI 180399 Речь у нас пойдет о трех типах культуры- о западнохристианской культуре о восточнохристиа
Работа добавлена на сайт samzan.net:
А. Л. Доброхотов
История и теория мировой культуры
Европейская культура
Лекция VI
(18-03-99)
Речь у нас пойдет о трех типах культуры: о западно-христианской культуре, о восточно-христианской (византийской) и об арабо-исламской. В общем, это три модели, но они имеют общую основу. Это мы и попытаемся изобразить. К счастью сейчас достаточно много хороших книг (особенно по западному средневековью) и вы можете чисто содержательный аспект этой темы оттуда почерпнуть, я на этом сэкономлю, но построить общую модель, как мы с вами это делаем, совершено необходимо.
Сегодня у нас ещё и тема гибели античной цивилизации отчасти будет продолжена: речь пойдёт о гибели духовности, определенного типа античной духовности. И это важно, потому что, если античная цивилизация всё-таки на каких-то материально-политических основах покоилась, то средневековье в качестве формообразующей силы, конечно, имеет духовную силу – религию. Все три типа цивилизации структурируются вокруг некой духовной оси – вокруг религиозного выбора (чего не было, в свою очередь, в античности, конечно). Отсюда ясно, почему борьба религий оказалась не меньшим, не слабейшим, а может сильнейшим фактором в уходе античности из средиземноморья.
Что собственно происходило? Сосредоточимся на этом. Морально-духовный кризис – это первое что бросается в глаза любому объективному исследователю. Правда это заметно, но это не значит что понятно тем самым. Потому что не очень понятно, почему уж так страдали, духовно страдали люди поздней античности. Существовали мощные философские системы, целый набор религий на все вкусы, искусство, которое умело утешать человека… И вообще искусство утешения почти на профессиональном уровне существовало. В поздней античности философы часто выполняли
А.Л. Доброхотов - 2 - ИТМК - 6
роль таких наёмных утешителей, что-то среднее между религиозным исповедником и современным психоаналитиком. При богатом человеке мог быть философ, который ему давал советы, снимал стрессы, утешал... Мог сопровождать своего господина в путешествиях, а мог и к месту казни, что не редко бывало в те времена, и до последнего момента говорил что, вот, дескать, на всё наплевать, всё ерунда, есть иная жизнь и т.д. То есть в принципе рынок духовных услуг был большим и по идее удовлетворял всем, даже экзотическим потребностям.
К тому же к античным возможностям подключились ближневосточные традиции. Мы уже говорили, что поздняя античность немножко устаёт от своей цивилизации и с интересом смотрит на экзотику. Как экзотику внешнюю, то, что вокруг происходит в других культурах, так и на экзотику диахроническую, то есть, что было в древнейшие времена. В моду входит восточные религиозные культы, как правило, их соединяют с античными религиозными философскими идеями. Это называют словом «эклектизм», которое окрашено негативно. Но на самом деле эклектизм не обязательно должен был быть какой-то дурной, некритической мешаниной; часто это были действительно очень изящные и очень жизнеспособные конструкции. Ну, взять пресловутый гностицизм или герметизм, очень модный в то время. В качестве вот такой духовной конструкции они просуществовали до сегодняшних дней; и они работают, они интересны, перспективны. Тем не менее, ясно, что происходит большая смена парадигм. Куновским языком если говорить, происходит большая смена религиозных парадигм. Идут поиски нового.
Где-то к III веку нашей эры ясно, что выделяются какие-то основные конкуренты в этой борьбе. Стоит несколько остановиться на этом. Кто боролся за духовную власть над средиземноморьем? Ну, во-первых, к III веку возродили свою силу классические концепции – и религиозные и философские. Появился неоплатонизм. Ретроспективно мы теперь видим, что это одна их самых сильных философских систем в мировой философии –
А.Л. Доброхотов - 3 - ИТМК - 6
гибких, способных использовать возможности и мифологии и теургии; и, в конце концов, неоплатонизм действительно был синтезом всего того, что сделали греки к этому времени. Идёт какая-то борьба за возвращение к истокам, что называется. Появляется новая софистика, в хорошем смысле слова, которая тоже культивирует и риторику, и знание литературы и человекознание – это настоящая гуманитарная наука, в каком-то смысле даже культурология, которая даёт доброкачественную пищу. Но для интеллектуалов. Сразу скажем, что минус этих направлений в том, что они элитные: настоящим учёным, философом, настоящим софистом может быть человек всё-таки одарённый и находящийся на вершинах образования того времени.
Появляется то, о чём я только что сказал – синкретические, эклектичные, смешанные культы – полувосточные-полуантичные: они рассчитаны на широкую уже публику и, кроме того, это именно религии – они обращаются к душе. Это их сильная сторона. О минусах пока говорить не будем.
Ещё один конкурент – это несколько искусственная, но, тем не менее, сильная политическая религия – религия «гения Императора», как иногда говорят – культ императорской власти. На самом деле это не политическая была идеология, а именно религия, которая поклонялась «гению-покровителю» Императора. Сильные стороны этой религии в том, что с одной стороны она консолидировала людей, то есть они чувствовали свою политическую идентичность и близость; а в этом очень нуждались в этот период. Кроме того, это всё-таки в качестве религии было поклонение не человеку, а идеальному существу – гению, который напрямую заинтересован в судьбе того или иного народа (ну, в первую очередь граждан Римской Империи). Значит, здесь удачное соединение и объективно-безличного и личностного. Потому что «гений», можно по-современному сказать, это что-то вроде ангела-хранителя, это сила, которая работает с душой народа, если это гений Императора. Ну и есть маленькие гении, маленькие ангелы-хранители,
А.Л. Доброхотов - 4 - ИТМК - 6
которые следят за жизнью каждого отдельного человека. Это было очень естественно для античного сознания: вспомните, как Сократ разговаривал с собственным своим «даймонионом»; этот сократовский демон и есть ангел-хранитель, который что-то подсказывает (но в случае с Сократом он ничего не подсказывал, а скорее предостерегал, как сам Сократ говорил)... Ну, во всяком случае, это позволяло избавиться от каких то неприятных неврозов, когда человек сам себе предоставлен и не может опереться на авторитетную поддержку каких-то высших сил. Поэтому Императорская религия, подчёркиваю, вполне жизнеспособна была в то время.
Появились новые культы. Из них стоит упомянуть два… по крайней мере, это мощные соперники христианства. Один – это митраизм. Митраизм это религия, которая глубинными своими корнями уходит в ближневосточные культы, связана она с одной из религий осевой еще эпохи – с религией Заратуштры или Заратустры или Зороастра – авестийской религией. Но непосредственно Митра, конечно, в этот период (начала новый эры) – это Бог нового типа. Это, с одной стороны, Бог-посредник между небом и землей, а это очень важно: религиозные ощущения того времени говорят, что какая то связь между небом и землёй разрушилась – человек одинок, предоставлен себе… Вот, появление Бога-посредника, который «свой» и там и здесь, – это очень был мощный позитивный эмоциональный импульс. Митра, даже этимологически это «Бог середины», «Бог опосредования». Ну, а в буквальном смысле слова Митра значит «договор». Имеется в виду договор, контракт между людьми и богами. Кроме митраизма такая явно выраженная религия контракта – это религия иудаизма. Но иудаизм был национальной религией, достаточно узкой, а митраизм, в общем, претендовал на вселенский статус религии, открытой для всех. Кроме того, Митра был Богом-героем, победителем. Он именно спасал человека, а потребность спасения, как мы уже говорили, очень острая была. Человек чувствовал к этому времени, что что-то гибнет, идёт ко дну… вот этот колоссальный средиземноморский «Титаник» – он явно уже идёт ко дну. Можно его стараться реанимировать как-то, можно
А.Л. Доброхотов - 5 - ИТМК - 6
устроиться в хорошей каюте первого класса, а не третьего, но всё равно, в целом всё идёт ко дну. Значит, надо было спасаться. Первые три века нашей эры это вообще удивительно богатый разброс возможностей религиозного спасения. И митраизм здесь предлагал очень удобный вариант: Митра своим героическим усилием самое неприятное берёт на себя. Это Бог Солнца, Бог-лев, Бог-воин. Основная битва за ним, остальных слабых эллинистических людей Он берёт с собой. Но, для этого нужно быть верным последователем этого культа. Кроме того, митраизм был очень демократической религией: никакой элитарности, никаких особых посвящений… упор скорее на верность культу, на верность общине и определённую моральную чистоту. А так, в общем, религия открыта всем. Римская армия очень любила митраизм, в какой-то период это была доминирующая религия военных. В небольшой период она вообще была одной из официальных государственных религий. Ну, вот, тем не менее, митраизм тоже был всего лишь версией.
Ещё одна мощная религия – это манихейство. Рассвет её совпадает с рассветом раннего христианства, основатель Мани – выходец с Ближнего Востока, в общем был религиозным деятелем пророческого типа, каких было очень много тогда. Раз есть спрос, есть предложение: масса пророков и чудотворцев бродят в это время по миру и творят чудеса… Полистайте «Жизнь Аполлония Ихтианского», например: классический в этом смысле текст, который показывает кто такие профессиональные чудотворцы и пророки, которые предлагают какую-то религию спасения. Были даже учебные центры для чудотворцев (в Персии в основном), где их обучали технологии, нам ныне не известной, но, видимо, довольно эффективной. Но Мани всё-таки отличался, наверное, от многих этих пророков, видимо и своей, как мы сейчас говорим, харизматической личностью и тем, что он предложил довольно эффективную религиозную схему, близкую к гностицизму, по которой мир, в котором мы живём, это мир злой. Это очень было понятно эллинистическому человеку. Проблема теодицеи это центральная, вообще то, проблема для всех критических периодов, – то есть
А.Л. Доброхотов - 6 - ИТМК - 6
оправдание Бога и объяснение почему в мире существует зло. Вот этот вопрос, почему зло, тут как бы отпадает, – потому что весь мир и есть сплошное зло. Здесь не нужно его улучшать, а нужно спасаться. Даже онтологически это объяснялось каким-то образом: всё мировое устройство – это смена периодов побед или поражений добра. Мир – это бесконечная борьба добра и зла; он двойственен, двоичен – такой религиозный дуализм. Поэтому важно сделать правильный выбор – встать на сторону добра и спастись. Но возможен был и выбор в пользу зла… И были религиозные секты, которые мы бы сейчас назвали бы сатанинскими, которые считали, что если так трезво подумать, у зла шансов на победу больше. Зло может воевать без правил и вообще оно как бы потакает человеческим слабостям. А добро – оно как-то уж слишком многого требует от человека. Поэтому может не так уж и глупо встать на сторону зла. И такая логика работала, каким-то образом. И переходные были версии, по которым вот то, что нам кажется злом, на самом деле и есть добро. Это вот такая пилюля в сладкой оболочке, чтобы легче было принимать такую версию. Ну, экзотики в это время хватало. Манихейство предлагает, естественно, встать на сторону добра. И, что важно, для этого очень немногое нужно! Опять же это одна из самых демократичных религий. Необходимо очищение от всего, что посюсторонним является: от психологического мусора, от пристрастия ко всему вещественному и просто сохранение духовной верности принципу добра – всё остальное проистекает из этого усилия по сохранению верности принципу добра! Здесь от человека тоже, как бы, требуется немного. В манихействе не было какой-то особой космологической философии, не было какого-то специального священного текста, который всё бы объяснял. Вся религиозная жизнь концентрировалась в общине, которой руководит человек, уже победивший зло в себе и ведущий за собой других. Это тоже очень нравилось в эпоху эллинизма: люди нуждались в малой группе, где чувствовали бы себя уютно, где был бы лидер, который бы их учил, – вот такой психологический эффект, когда кто-то о тебе заботится. Некоторые очень любят ходить к врачам, просто потому, что те о
А.Л. Доброхотов - 7 - ИТМК - 6
них заботятся, что-то о тебе расскажут… некоторые к психологам ходят. Некоторые замещают это контактом в своей малой дружеской группе, что вам тоже конечно известно. У эллинистического человека было сверхобострённая потребность в этом, потому что он был выброшен из традиционных систем идентификации. Государство, мировоззренческие системы – они были уже отчуждёнными и холодными. Манихейство предлагало такую малую религиозную общину, где люди помогали друг другу совершенствоваться и под наблюдением лидера находились. В последствии эта манихейская тенденция никуда не исчезла, и она отчасти была впитана христианством (в основном его еретическими ответвлениями), а отчасти воспроизводилась на протяжении всего средневековья в виде уже прямых ересей; в том числе манихейская компонента очень сильна была в южно-французской альбигойской ереси.
В принципе, забегая вперёд, можно сказать, что вот эта борьба религий друг с другом (кроме победы христианства и ислама над всеми этими конкурентами), она даёт ещё один эффект – создаётся некое не очень видимое, но, тем не менее, очень активное теневое образование – комплекс, синдром общесредиземноморских мистических установок. Где-то это полуподпольное течение, где-то параллельное, а где-то это легализуется, потому, что есть мистика христианская, есть мистика суфийская, например. В принципе, они черпают из двух источников: из своих ортодоксальных канонических источников и из вот этой общей средиземноморской атмосферы, которая возникла благодаря данной эпохе. А картинка, которая проистекает из этой обще-мистической установки, она примерно одна и та же: человек заброшен в мир злых сил и конструкций, он здесь заблудился, его сознание затемнено… И вот ему нужно очистить своё сознание, сообразить что к чему, найти путь спасения (в основном он лежит через истинные знания) и прорваться в другой мир. Причём, для этого есть определённые, совершенно конкретные технологии – магические и философские. Как правило, это связано с тем, что очищая своё «Я», я нахожу его аналоги тут же,
А.Л. Доброхотов - 8 - ИТМК - 6
благодаря каждой ступени очищения – аналоги в высшем мире, устанавливаю с ними контакт и поэтапно выбираюсь из этого мира. Вот эта простая картинка – она есть и в гностицизме, и в герметизме, и в суфийской мистике… мы её найдём и во многих христианских работах. Тем не менее, надо подчеркнуть, что это общее межконфессиональное достояние той эпохи.
Но были и совсем маленькие экзотические религии, которые, тем не менее, тоже не стоит забывать. Статус религии почти приобретает астрология. Астрология со всеми её мантическими (то есть гадательными) механизмами очень была популярна в античности. Ни грек, ни римлянин не могли прожить без гаданий, без предсказаний, пророчеств. Но, надо сказать, что это несколько утомляло психику того времени: находится всё время в зависимости от бесконечного числа гаданий, пророчеств всё-таки тяжело. Надо за всем этим следить, надо всё это соблюдать. Системы противоречат друг другу... Кроме того, астрология, она в чём-то облегчает жизнь человека – говорит, что вот звёзды уже всё предопределили; а в чём-то, наоборот, огорчает – значит, ничего нельзя поделать... Правда настоящая астрология говорит, что звёзды склоняют, но не предопределяют; никакого фатализма в астрологии нет. Ну, всё равно, это как-то не очень комфортно было для человека. Тем не менее, эллинистическая астрология пытается соединить все обломки философии и религии и тоже стать глобальным мировоззрением.
Мы знаем, что в конечном счёте победило христианство. Это самое удивительное из всего, что мы можем из этой истории извлечь.
Я должен оговорится здесь, что мы периодически будем говорить о религиозных европейских конфессиях потому, что они играли в истории культуры большую роль. Но по правилам нашей игры (а мы занимаемся культурологией) я, как бы, не имею права здесь занимать ту или иную религиозную позицию или как-то её даже оценивать. Поэтому нам с вами надо сделать некое усилие, взяв в скобки настоящие религиозные проблемы – они для нас не должны существовать. Мы должны извне посмотреть на феномен религии как она существует в культуре. Ну, это самая профанная
А.Л. Доброхотов - 9 - ИТМК - 6
часть религии, тем не менее, судить мы имеем право только об этой стороне религии, – она поддаётся научному исчислению.
Вот с этой точки зрения совершено непонятно, каким образом христианству удалось победить своих более сильных конкурентов: шансов практически не было… по следующим причинам. Во-первых, христианство возникает в глухой провинции Римской Империи, то есть это глубоко провинциальная религия. Но этого мало, потому что эта провинция оккупирована римскими войсками. Не просто мирный союзник, а оккупированная территория. Территория незамиренная, старорусским языком говоря, – незамиренная территория, воюющая… потому что в отличие от других народов евреи плохо понимали выгоду от включения в Римскую Империю. Какая-то часть, в общем, понимала, а какая-то, довольно активная и значительная, заняла, прямо скажем, экстремистские позиции, определённая группа прямо-таки занималась террористической деятельностью… Так называемые «секалии». Зелоты, секалии – это были партии, которые всё время мутили воду. И это был непонятно римским властям, потому что в принципе те ничего особенного не требовали: налоги и минимальное поклонение символам императорской власти. Налоги само собой не нравились, но что особенно раздражало, так это внешняя формальная символика императорской власти: она была несовместима с религиозными аксиомами иудаизма. Ну и, кроме того, были какие-то свои соображения о судьбе еврейского народа, которые не совпадали с римской программой политической. Поэтому эта точка была очень болезненной, а римляне постоянно отвечали на импульс со стороны евреев репрессиями. Это кончилось в семидесятые годы I века тотальным разгромом… просто смели с лица Земли эту культуру и рассеяли евреев по средиземноморью. Естественно, что из этой области трудно было бы ожидать прихода религии, которая стала бы общеимперской.
Второе соображение: христианство плавно вырастает из иудаизма, который является религией национальной. И можно сказать, что иудаизм
А.Л. Доброхотов - 10 - ИТМК - 6
единственная религия в мире (на тот период, конечно), которая идентифицирует кровно-племенную солидарность с религиозной идеей. В принципе религии не были национально окрашены, а вообще понятия национальности в Европе толком не существовало вплоть до конца XVIII века (а может быть и до XIX) – это совершено новое, по определённой логике возникшее понятие. Ну, иудаизм тоже не назовешь, конечно, национализмом, потому что речь шла именно о конкретном договоре Бога с конкретным народом (речь шла не о крови и не о плоти); но, тем не менее, идея избранного народа чрезвычайно была важна, была формообразующей. То есть, эта религия явно не для всех... А Империи требовалась, конечно же, мировая религия.
Ещё одно соображение, ещё один очень существенный минус христианства. Если бы это была одна из доминирующих версий иудаизма, тогда можно было бы говорить, ну пусть эта такая крайняя версия, но всё-таки она вступает в спор с другими религиями. Но и внутри иудаизма христианство было явно нежелательной сектой: она не признавалась, вытеснялась. Т.е., это уже провинциальность и маргинальность в квадрате – мало того, что в средиземноморье провинция, да ещё вытесняемое направление внутри иудаизма.
Ну, и ещё можно добавить один, может быть, даже, самый неприятный момент: это очень конфликтная была религия – христианство, по тем же причинам, по каким и иудаизм. Здесь было какое-то очень неприятное недоразумение, потому что то, что римляне считали пустяками, иудеи и христиане считали вещью принципиальной: нельзя поклонятся идолу. Это была единственная на тот момент строго монистическая религия средиземноморья. Все остальные версии монотеизма скорей исповедовались философами, то есть существовали на уровне элитарного сознания. И более того, этот жёсткий монотеизм требовал на самом деле практически только одного – ни какой-то изощрённой философии или теологии, и даже ни особой формы морали, а просто концентрации на том, что Бог один и он не
А.Л. Доброхотов - 11 - ИТМК - 6
совпадает ни с чем из видимого, мыслимого и понимаемого в этом мире. Стоит нам отождествить невидимого Бога с той или иной вещью, как мы изменяем этому принципу – связь разрушается и контракт теряет силу. Значит, главное происходит в глубинах души, где и только где человек может понимать, что Бог это одно, а всё остальное – это другое. Правда, конечно, существует и закон: закон Моисея ещё требует выполнение определённых заповедей, которые материально фиксируют верность человека Богу. Так что вот это непоклонение идолу – принцип, повторяю, один единственный, и он замкнут на вот эту борьбу с идолотворчеством, – это в центре иудейской религии. И наоборот, это совершено на периферии римской, потому что она не лезет ни к кому в душу и говорит лишь, что вот мы объединились как единая Империя, внутри которой каждый может думать что хочет, верить во что угодно, но само единство Империи – это вещь политическая. Поэтому и символы имперского единства должны быть уважаемы. Значит, религиозная акция евреев воспринималась римлянами как политическая провокация и они не могли… всякое здоровое государство на провокации отвечает сами понимаете, как (пока оно государство)… оно не могло не отвечать на это. И христианство здесь попало в этот конфликт, и из-за этого много было страданий. Причём и с той и с другой стороны. Надо сказать объективно, были преследования, казни христиан, которые превратились чуть ли не в форму определённого, политически выгодного шоу. Ну, и разрушительную, деструктивную роль играли, конечно, и христиане в какой-то период. Потом, как только они вошли в силу, они начинают становиться тоже репрессивной силой, и более жёсткой, потому, что уже требуется не формальное лояльное подчинение, а требуется, в общем, верность за на страх, а за совесть. Это второй, может быть ещё более драматичный конфликт в этой истории. Ну, из всего вышесказанного ясно, что вроде бы митраизм и манихейство были гораздо более перспективными направлениями.
Почему же всё-таки победило христианство? Две версии здесь возможны. Ещё раз повторяю, что отвечающее на всё вопросы Откровение нас
А.Л. Доброхотов - 12 - ИТМК - 6
здесь не интересует, это не наше измерение. Вот две культурологические (или как иногда говорят – культуральные версии, французы, по-моему, так употребляют это выражение) – вот два культуральных подхода, если угодно, это ответ на вопрос: что нового в религиозном содержании христианства, и что нового в чисто человеческой реакции на эту религию – т.е. какова вера и каков человек принимающий эту веру? Вот если мы сосредоточимся на этих двух моментах, мы увидим, что здесь у христианства было одно единственное преимущество но, возможно, как раз решающее – это преимущество абсолютной новизны. Если речь идёт о капитальной гибели цивилизации, то конечно она ищет спасения не в чём-то подштопанном старом, а в принципиально новом. И вот тут христианство оказалось (отчасти в силу своей маргинальности) абсолютно новым.
Ещё раз напомню, что самая болезненная проблема религиозного сознания того времени – это теодицея, богооправдание. Ну, а конкретно оправдывается факт существования зла в мире. Как философы вы можете легко сообразить, что это неразрешимая проблема. В посюстороннем мире, конечно, она разрешена быть не может по одной простой причине: два возможных ответа есть, на вопрос «почему в мире зло?», и оба ответа неприемлемы. Один ответ говорит, что зло есть в мире потому, что Бог не справляется с ним, не может его победить… Значит это не Бог, надо искать другого Бога, который сильнее будет чем зло. И второй ответ: Бог может победить зло, но не хочет, потому, что на этот счёт у него есть какие-то свои соображения… Но тогда получится, что Бог источник зла: какие бы соображения ни были, но зло в качестве зла в мир приходит с Богом. Тоже ответ невозможен. Или Бог сам зол или он не может с ним справиться. Ну, разумеется, наиболее перспективными были компромиссные версии, которые говорят, что вот сейчас не может справиться, но потом справится и нам всё объяснит, в чём дело. И, в общем, это единственная версия теодицеи, которая работает во всех религиях, более или менее. Но работает до поры до времени -до кризиса. Как только возникает кризис, начинается вопрос: «Ну а зачем всё
А.Л. Доброхотов - 13 - ИТМК - 6
это нужно. Разве не мог Бог сразу сделать другое зло – помягче как-то, покомфортней?» Естественно вы улыбаетесь, но если представить всё-таки масштаб зла, то в принципе одна ложка этой микстуры портит все остальные пространства, заполненные мёдом. Классическая формулировка Достоевского: вся эта мировая гармония – она прекрасна, и всё потом объяснят, но сейчас-то вот эта «слезинка ребёнка» пресловутая – она то есть здесь и сейчас. В период кризиса возникает желание вернуть билет: «нам такая гармония не нужна». Можно вспомнить и Булгакова, отца Сергия Булгакова, который чуть позже рассуждал на эту же тему следующим образом. Он говорил, давайте представим себе счастливое будущее человечества, и здесь тоже возможны две версии: или люди будущего получат счастье и спасение и забудут о всех страданиях, которые были до этого… Но тогда они свиньи, они не заслуживают этого счастья, и зачем нам страдать ради таких бессовестных людей? Или же они вспомнят все эти страдания и муки, но тогда какое же у них будет счастье и блаженство (если они по настоящему это вспомнят)? Значит, тогда счастья нет… Сам Булгаков говорил, что это ситуация тупиковая. Кстати, и Белинский похожие вещи в одном из писем писал: он представлял, что взбирается на вершину цивилизации, где сияет счастье, потом смотрит вниз, что там, и бросается вниз головой туда... Такое мироощущение может работать, конечно, в эпоху кризиса, а не в благополучную эпоху. Но христианство как раз и возникает в эпоху крайнего кризиса.
Религии предлагали как бы спасение – человек вырывается из этого мира… Но зачем сам этот мир? Значит, он абсурден, он не нужен; жизнь, которую я здесь проживаю – она тоже получается зряшная какая-то. И это создаёт фундаментальный дискомфорт, конечно. Христианство предлагает совершенно авангардную версию спасения и видимо это потрясало адептов того времени. Сосредоточимся на основном догмате христианства о том, что человек и Бог едины и равночестны в лице Спасителя. Сама по себе эта версия была абсолютно авангардной и с ней многие, а может быть и большинство
А.Л. Доброхотов - 14 - ИТМК - 6
христиан тоже смириться не могли. Отсюда бесконечные споры на Соборах и отсюда постоянное рождение ереси. Самое простое определение ереси внутри христианства – это попытка нормальными рационалистическими средствами объяснить догмат. Как может быть так, чтобы Спаситель мог быть Бог и человек одновременно в полном смысле слова? Это и не мыслимо (ну догмат и не должен быть мыслим), но даже просто психологически это трудно представить. И даже современному верующему человеку, и современному богослову-то часто очень трудно представить, что Христос не Бог, который превратился в человека, а это человек в абсолютном смысле слова, во всех деталях и т.д. и т.д. Думать по-другому догматически запрещено, нельзя; но и вместить это в сознание невозможно. Тем не менее, вот это странное сочетание несочетаемого, которая никакая другая религия не повторяла и не пробовала повторять: везде всё таки или человек, получивший божественный статус, или Бог, превратившийся в человека – эта картинка более-менее мыслима, конечно, в отличие от христианской. Зато появляется вот эта самая совершено новая возможность истолковать функцию спасения. В качестве человека Спаситель не забирает человека к себе, вырывая его из плохого мира за хорошее поведение в качестве награды, а он делает прямо противоположную вещь, очевидно абсурдную… он сам спускается в этот мир, проходит весь путь человека; причём это не человека победителя, а человека, который потерпел поражение; и вот в результате этого пройденного пути, да ещё и с точки зрения богословия – в результате принятия на себя всех грехов человеческих, появляется возможность спасения. Богословы эллинистические были тут даже благожелательно настроены… они были шокированы этой схемой, говорили: что это за Бог, который пришёл вас спасать (и Мессия кроме всего прочего), который ни вас не спас, ни себя не спас, погиб позорной смертью раба на кресте, и вообще-то говоря, ничего не изменилось после его пришествия… Это было в высшей степени парадоксально! Зато видимо с точки зрения первого раннего христианина совершенно менялся эмоциональный фон такой задачи спасения. Если Бог приходит в мир вместо
А.Л. Доброхотов - 15 - ИТМК - 6
того что бы забирать нас к себе, значит, в этом мире есть какой-то смысл! Значит даже та маленькая, неудачная и грешная жизнь, которую мы проживаем, вписывается в какой-то настоящий контекст – мы имеем дело с Реальностью! Может быть для нас сейчас этот аргумент не очень существенен, но для того времени, когда всё вокруг приобретало статус злой иллюзии, вот эта эмоциональная возможность пережить то, что с тобой происходит, как настоящую реальность (причём как ту, в которой заинтересован непосредственно Бог, которому это зачем-то нужно) – это видимо совершенно меняло человека эмоционально-религиозно. Кроме того, я нахожусь в мире страдания и зла, но с точки зрения языческой, когда я счастлив, когда мне повезло, значит со мной Бог, когда мне не повезло и я несчастлив, я расплачиваюсь за свои грехи и Бог от меня отдаляется. С точки же зрения христианства – максимальное присутствие Бога в моей душе в момент безвинного моего страдания. В эпоху эллинистического кризиса это переживание было чрезвычайно важно: именно в трагедии, в страдании, в абсурде (если уж киркегоровским языком здесь говорить) Бог оказывается не далеко, а рядом! Я не знаю, зачем это Богу нужно, но, по крайней мере, это значит, что Мир не абсурден и моим союзником является непосредственно Бог. Более того, догмат говорит о том, что Иисус Христос действительно умер на кресте. Все остальные Боги, которые в это время умирали и воскрешали себя и человечество (таких было немало: и Митра в том числе, и Дионис, в конце концов, тоже умирал и возрождался) – это было как бы понарошку, потому что Бога убить нельзя; но с точки зрения христианской догматики Бог умирает по-настоящему. Один из самых жутких моментов Евангелия (если вы читали, то вы представляете это) – отчаяние на кресте и произнесённые Христом слова о том, что Бог его оставил… Трудно представить себе такую фразу в контексте какой бы то ни было другой религии той эпохи. Ну, а поскольку Бог – человек в полном смысле слова, значит, и умереть он должен был по-настоящему. Отсюда такой же радикальный смысл воскресения: значит, и воскреснуть он должен был только в абсолютном противоречии с
А.Л. Доброхотов - 16 - ИТМК - 6
любой вероятностью! То, что Бог воскрес – это понятно, а то, что человек (который одновременно ещё и Бог) воскресает – это чудо в строгом смысле слова. Но тем самым значит, нет ничего невозможного для нашего маленького «я». Значит любая степень смерти (за исключением уже последней, конечно – моральной смерти) – она ничто для Спасения, воскрешения. Короче говоря, видимо для сознания первых христиан эти два переживания были очень важны: переживание того, что они находятся в реальном контексте чего-то действительно происходящего, это высший уровень того, что в мире существует – уровень Истории происходящей с самим Богом, мы в ней, в этой истории участвуем – это первое переживание; и второе - что спасение происходит не через отрицание этого мира, а каким-то образом, через его оправдание – значит, есть смысл всерьёз жить и работать в этом мире для чего-то. Это переживание, видимо, очень консолидировало христианские общины, они переставали быть просто малыми группами людей, которые помогали друг другу переживать трудности, это были общины, консолидированные вокруг какой то сверх цели, сверх задачи. В свою очередь это переживание видимо расковывало те силы, которые больше никогда религия сковать не могла. И христиане очень быстро начинают быть заметными на фоне других религиозных общин. Особенно после рассеяния, уничтожения собственно палестинской культуры, естественно происходит рассеивание первой иудео-христианской общины по всему средиземноморью, они концентрируются, разумеется, в больших городах в первую очередь. И хотя их социальным субстратом является обычно низы, пролетарии, маргиналии и прочие, но, тем не менее, общины заметны по особому образу жизни, по организованности, по некоторому моральному стержню, очень прочному. Сначала на это обращают внимание негативно, потому что видят в них политических заговорщиков, чуть позже ситуация меняется, и я об этом ещё скажу. Значит первый плюс, который, видимо, помог христианству выиграть конкурентную борьбу – это то, о чём я сказал.
А.Л. Доброхотов - 17 - ИТМК - 6
Второй – это собственно тип человека, который христианство предлагает. То, что человек становится высшей ценностью, для христианства это было так: есть только Бог и душа.. Или, как Августин говорил: «что я хочу знать? – Душу и Бога, больше мне ничего не интересно». Ну, потому что и реальность собственно такова: мир это уже реальность второго порядка, а Бог и душа – это реальность первого порядка. Да это и первотварная, если угодно, реальность – свободная душа. Но с другой стороны, в средиземноморье этот тезис не такой уж был оригинальный: античная эпоха, это гуманизм всё-таки; чем античность отличается от шумеров, от Египта и от всего на свете – это антропоцентризм. Кто-то сказал, что истина рождается как парадокс и умирает как предрассудок (не помню, кто это сказал). Но действительно, это похоже на правду, можно даже вставить, что в середине истина существует как тривиальность какая-то (пока она ещё не превратилась в предрассудок). Гуманизм в эпоху христианства был уже тривиальностью, он перестал быть парадоксом эпохи Гераклита, ещё не стал предрассудком эпохи Фуко или Ницше... Но, в общем, более-менее, тривиальность, да… всё ради человека, всё вокруг человека… чисто горьковское: «человек это звучит гордо» – это была аксиома. Но христианский антропоцентризм предлагает несколько другую версию. Потому, что чтобы античному человеку звучать гордо, нужно было провести определенную работу – нужно было стать кем-то. Микрокосмом. Вот есть большой космос, нужно ему уподобиться – стать совершенным микрокосмом и тогда будет смысл культуры осуществлён. А для христианства это не так, потому что этот мир должен быть в каком-то смысле преображён или преодолён (даже лучше сказать всё-таки преображён ибо преодоление это гностическая, наверное, установка) – значит не надо мир улучшать, не надо его культивировать и делать человека оптимальным выражением именно мирового смысла; а надо с миром что-то сделать, чтобы он стал другим… Значит и человек в этом аспекте не должен быть совершенством, а он должен быть носителем другого смысла, агентом, проводником этого смысла. Упомянутый уже мною Киркегор сказал, что он «шпион на службе
А.Л. Доброхотов - 18 - ИТМК - 6
господней». Конечно спорное выражение, но эмоционально он ощущал себя,
да… заброшенным в этот мир агентом, которому не нужно себя
совершенствовать, зачем? Речь идёт о другом, о том, что бы сделать что-то в
этом мире по заданию мира другого. Правда при этом ещё и нормальному
шпиону что-то выстукивают азбукой Морзе – дают инструкции, а шпион-
христианин этих инструкций не имеет. Потому что священное писание не
даёт в отличие от ветхозаветного закона прямых указаний что делать. Это
очень странное, конечно… и опять же не понятная для
иноконфессионального сознания ситуация христианина: сверхмиссия есть у христианского сознания, а нормального прописанного задания как бы нет. Тем не менее, этот человек в качестве именно такого: слабого, глупого, несовершенного, социально маргинального, он, тем не менее, является достаточно сильным для того, что бы быть носителем Нового Завета (нового задания, если угодно). Меняется сознание человека, меняется его психология. Раньше ему надо было совершенствоваться и стать кем-то: включится в систему конкуренции, борьбы, победить в ней. Теперь он с самого начала уже есть кто-то, ему просто надо не забывать об этом. Раньше он как раб на господина смотрел на удачника (который чего-то добился) снизу вверх, теперь он может на всяких господ смотреть сверху вниз, как всякий человек, который что-то знает, а остальные этого не знают. Более того, это, ещё раз подчёркиваю, не гностическая версия. Потому, что гнозис в буквальном смысле понимал это «что-то» как информацию, которую надо или напрямую получить от высших богов (или «эонов») или, магически прорваться самому к этому знанию. Но христианство не имеет в этом смысле не философии, ни космологии специальной, то есть речь идёт не о какой-то секретной информации. Можно было бы так коротко сказать: речь идёт не о секрете, а о тайне; а по большому счёту – не о тайне, а о таинстве, которое не расшифровывается, оно не предназначено для декодирования. Мы видим, опять же, что здесь уже на уровне чисто человеческой психологии огромный
А.Л. Доброхотов - 19 - ИТМК - 6
импульс позитива даётся адепту этой религии: он с самого начала уже победитель в этой борьбе за то, что бы быть кем-то.
Ну и может быть, не столь существенный момент, но тоже немаловажный: все религии, которые имели шанс победить в это время, обращались не к формальным правилам и заповедям, а к глубинам души человека. Человек нуждался в том, что бы с его интимным «Я» что-то происходило. И христианство, как раз, обращается к самому глубинному «Я»: каждый человек напрямую интересен Богу, с каждым что то происходит если он выбирает правильный путь, и, в принципе, основная борьба идёт там – где-то в глубинах религиозного выбора. Естественно это создаёт, я бы даже сказал, почти кощунственно – азарт, религиозный азарт: я действительно участвую в какой-то жизни моего глубинного внутреннего «Я» и там что-то происходит – можно проиграть, можно выиграть... Впрочем, христианство активно использует спортивную лексику, достаточно слово «аскет» вспомнить: аскет – значит спортсмен; не тот, кто умерщвляет плоть, а наоборот – тот, кто её тренирует, на самом-то деле.
Теперь от этих трудных и слишком для нас глубоких тем вернёмся к более простым; я говорил уже, что культурология занимается поверхностью по определению - тем, что является феноменальной, объективированной поверхностью происходящего. Вот на поверхности произошло несколько важных событий, которые изменили цивилизационные, так сказать, рельсы средиземноморья… стрелку, что ли передвинули. Первый, ранний этап христианства – это подполье, это катакомбы (в буквальном даже смысле слова: катакомбы это подземные кладбища, где христиане любили собираться). И, в общем, это даже и удобно было потому, что в принципе монотеизм требовал, чтобы не было видимого идола, а была невидимая истина. Вся религия язычества построена на отчётливо видимом контуре статуи, храма, на действии, каком-то процессе… т.е. Бог воплощается в эстетически прекрасном объекте, в отличие от хаоса, зла, и аморфности. Но для христиан это было не приемлемо: их Бог невидим, его ещё можно услышать худо-бедно, но увидеть
А.Л. Доброхотов - 20 - ИТМК - 6
нельзя никогда. Поэтому этот буквальный мрак подземелья был очень удобен, меньше было соблазнов. Первые изображения были исключительно эмблематические и знаковые: якорь, рыба… чуть позже появился крест. Позже потому, что крест всё-таки был символом страдания и смерти и слишком напрямую был связан с внешне-физической стороной событий. Распятие появляется позже, а натуралистическое распятия, где изображён именно страдающий Христос, ну это считалось бестактностью, вплоть до века XII, видимо: Максимум, что возможно, это изображение на фоне креста лика. Ну, а рыба и якорь – вещи более нормальные, чисто символические. Ну, лябарум ещё: некогда мне рисовать, но вы наверно представляете себе что это такое – это монограмма Христа. Буква X. пресечённая буквой Р. (и Альфа и Омега) – это максимум, что христиане позволяли себе в качестве материализации. Ни культа, ни ритуала… совместные трапезы, ну и довольно активная, такая вот бытовая этика: праведность жизни, очищения, помощь ближнему. Ну, здесь были большие традиции собственно иудаистские, традиции ессеев – ничего особенно нового не было. Но неожиданно много появляется адептов новой религии. Собственно, с самого начала перед христианством возникает проблема: для кого пришёл Мессия? На всякий случай я подчеркну, что даже не читая, если вы просто полистаете внимательно Евангелие, то увидите, что там нет ни философии, ни, тем более, какой-то космологии и, как это не жутко звучит, почти нет рассуждений о морали. Несколько притч, которые говорят, чем плохое от хорошего отличается, но они как бы не в центре повествования. Там, где говорится о морали, в основном идёт очень сложный и многослойный диалог с Моисеем: «вот Моисей говорит одно, а Я говорю другое»… Конструкция здесь сложна, потому что заповеди Христа, скажем Нагорная проповедь, вся построена как полемика с Моисеем, где всё как бы напротив: Моисей говорит «око за око», а я говорю, «подставь щёку». И при этом специально поясняется, что именно таким образом законы Моисея выполняются, а не опровергается. Ну, как мы видим здесь тоже не совсем этика, а немножко другое.
А.Л. Доброхотов - 21 - ИТМК - 6
Но то, что точно в центре Евангелия, это размышление о том пришёл Мессия или нет. Это была главная проблема для иудаизма того времени, ну и главная проблема для Христа. Более того, в некоторых случаях мы видим, что с этим же вопросом Христос к самому себе даже обращается: Мессия я, или не мессия? Искушение в пустыне можно вспомнить, где у Христа возникает мысль поставить эксперимент – прыгнуть с крыши: если я Миссия меня ангелы спасут, а нет – тем хуже. Но это воспринимается как соблазн: такие эксперименты нечестивы и Христос преодолевает это. Но отсюда ясно, что вопрос стоял для самого Христа да и не мог не стоять поскольку он был человеком, который должен был пройти путь сомнений и личной ответственности за то что он считает себя Мессией. Вот об этом конечно спор идёт, об этом же спорят и апостолы с теми, кто не верит или не совсем верит. Ну, отсюда встаёт второй вопрос, если это настоящий Мессия, то он пришёл для избранного народа, а не для всех. Вот как понять эти слова – «избранный народ»? Тут же возникли две версии. Апостолы Пётр и Иаков (были как бы лидерами, которые видели Христа после) – они считали, что в общем, конечно, для евреев. Потому, что это довольно бессмысленно, если наш Исаак, наш Спаситель придёт для другого народа. А апостол Павел предлагает другую версию – что избранным народом являются действительно не все люди, но некоторые. Однако же нет среди этих не эллина, ни иудея, ни обрезанных, ни каких специально вещественных признаков нет. Это духовная избранность. Ну, это очень радикальная была версия и удивительно что апостолы обсудили её. Специально, в общем, пригласили Павла и каким то образом обсуждали эту возможность. Было принято довольно неожиданное решение о том, что можно сохранить и ту и другую версию. Признав Павла истинным апостолом позволить ему проповедовать для всех, ну, а основное ядро как бы оставить в рамках иудеи. Ну, тем самым открывался путь в большое Средиземноморье и вот деятельность сначала Павла, а потом и остальных апостолов в первую очередь срезонировала там. Собственно, здесь мы можем увидеть аналог и в судьбе буддизма: в современной Индии
А.Л. Доброхотов - 22 - ИТМК - 6
буддистов очень мало, хотя именно оттуда вышел буддизм. По периферии, если очертить оболочку вокруг Индии, мы увидим, что там зона максимального влияния (по словам «нет пророка в своём отечестве»). Ну, действительно, получилось так, что неожиданно мощный резонанс как раз был там, где он не ожидался: люди увидели то, что им нужно.
И вот тут начинается второй виток мирской истории христианства, а именно уже в III веке властная верхушка Римской Империи обнаруживает, что христиане могут быть союзниками. И это тоже неожиданное и тоже совершенно авангардное решение: из гонимой секты они превращаются в потенциальных союзников. Константин, собственно говоря, сначала легализирует эту религию, а потом делает её одной из государственных, потом она быстро становится единственной государственной… Но и встречное движение идёт со стороны христианских общин, поскольку скромное содружество верующих превращается в организацию, потом в богатую организацию. Епископ, т.е. фактически староста, который выполнял технические функции, становится носителем определённой власти. От христиан уже ждут, что они будут предлагать новую версию культуры, новую этику, новую философию и начинается двухсотлетняя выработка всего этого. Т.е в начале III века нашей эры происходит переход от эсхатологического раннего христианства, которое ожидает конца света… Ведь в Евангелии сказано, что ещё и поколения не пройдёт, а уже наступит Страшный суд (опять же, как истолковать вот это «поколение» тоже вопрос). В III веке пришлось согласиться с тем, что конец света откладывается, и значит оставшееся время надо довольно разумно употребить. А для этого нужно строить свою культуру, альтернативную языческой. Не так просто оценить это событие, для христианства это одновременно и победа и страшная трагедия, потому что оно вынуждено в противоречии с изначальной установкой стать мирской силой. Отказаться от этого значит вступить на путь фарисейский, собственно говоря, или гностический, если угодно, на путь умывания рук, что вот есть «грязный мир» и «чистая община». Но
А.Л. Доброхотов - 23 - ИТМК - 6
христианство откололось от ессейского и фарисейского движения, не было смысла к нему возвращаться. Но сказать миру «Да», это значит ввязаться во все его сложности и безобразия. Отцы церкви, в общем, говорят «Да» во всех смыслах слова. Они начинают создавать основы христианской культуры, но мы должны здесь с вами осознать, что полного слияния не произошло ни тогда… и никогда вообще: и по сей день христианство есть сила принципиально антикультурная. Потому, что культура, как мы с вами договорились считать – это оптимизация этого мира, его улучшение и максимально удобное совмещение духовного и природного. Для христианства эта задача невозможна: этот мир не нужно оптимизировать, его нужно приспособить для определённой цели, для цели Спасения. Хотя для этого нужно проделать колоссальную работу, но, повторяю, эта цель не улучшения, не оптимизации, а преображения мира определённым образом. Вот этот конфликт пульсировал постоянно между культурным мирским и внутренне-христианским сознанием… периодически обострялся. Кто-то об этом писал более откровенно, как Августин, например. В эпоху раннего средневековья наоборот, это пытались завуалировать, потому что нормальной пастве такие сложности были непонятны; им нужна была культура, ритуалы, календарь, за добро должны были платить небесным вознаграждением и т.д. К концу средневековья опять проблема обостряется: вся эпоха реформации, это попытка вспомнить, чем же собственно евангельское отличается от мирского, богово от кесарева. Но с XVII века опять начинается сглаживание этих конфликтов. В XX, начиняя с Первой Мировой войны, происходит опять резкий взрыв осознания того что эти вещи несовместимы, но и неразрывны. Значит этот драматический сюжет ещё у нас впереди, но сейчас вот надо осознать, что в конце эпохи античности христианство удивительным парадоксальным образом берёт как бы эстафету – вступает в цепочку преемственности и строит культуру, как это ни странно, на обломках Римской Империи.
А.Л. Доброхотов - 24 - ИТМК - 6
Значит первый период христианской культуры это эпоха Отцов церкви, фактически они ещё находились в оппозиции: хотя религия может быть и считалась формально доминирующей, но всё тело культуры, вся душа культуры была ещё языческой. Вот здесь и создаётся, по сути, компромиссная модель. Отцы церкви мало что могли противопоставить в то время языческой культуре, поэтому лучшее, что они могли сделать, это осуществить перевод с одного языка на другой – доказать совместимость духовных установок христианства с культурным фоном античности. И, в общем, это было проделано: философия, этика античности, были приспособлены к новым задачам. Потом наступает период так называемых «тёмных веков» – «dark ages», когда Европа просто развалена, можно сказать, до основания; остаются только маленькие очаги, из которых вырастет будущая феодальная культура.
Но уже в IX–X веке мы видим, что начинается процесс консолидации. Особенностью западного христианства является то, что с самого начала церковь оказалась единственно возможным базисом для политического объединения Европы. В общем, всё довольно логично: Европу терзают всякие нашествия с Севера, с Востока, все племена, которые приходят, хотят не только разрушать, но и в общем вступить в разумный договор с местными. С кем договариваться, если всё развалено, из городов все убежали? Остался единственный центр организации – религиозная община с епископом во главе. Значит, епископ христианский, поневоле берёт на себя роль дипломата, политического организатора. И таким образом церковь берёт на себя вот эту роль, функцию социальных связей. Ну а к IX–X веку возникает и задача, вообще-то говоря и создания интегральной политической системы Запада. Византия была уже далеко где-то, уже ощущалась что это чужая культура. Европейская вступила в стадию стабилизации, ну и в общем, повторяю, субстратом такой интеграции могла стать только церковь. Римский Епископ, которого Папой стали называть, берёт на себя эту функцию. С другой стороны, та политическая сила, которая впервые объединила Европу в некое единое целое (Карл Великий, попросту говоря), Карл Великий тоже не может
А.Л. Доброхотов - 25 - ИТМК - 6
сформулировать эту задачу иначе кроме как ещё и на религиозном языке. Значит для него это не только создание Второй Империи после Римской, но ещё и создание именно Христианской Империи. Вот с этого момента начинается очень сложное взаимодействие двух центров власти: Императорской власти западно-христианского мира и духовной, локализованной в Риме, Папской курии, собственно говоря. Эти две власти не могут друг без друга по понятным историческим причинам, но и слиться они не могут. И это составляет одно их важнейших особенностей будущего периода средневековья – осознание того, что власть двоична: власть над душами принадлежит первосвященнику, значит Папе, власть над телами – Императору. Субъективно Папа и Император могли бороться… они всё время боролись, вся история средневековая – история сюжета войны Папы и Императора; но то, что они не победили друг друга, очень о многом говорит. Вплоть до XIV века самая устойчивой оказалась система двоевластья. Интеграция политическая, тем не менее, позволяла верующим обратиться с жалобой к властям духовным. И с другой стороны, если духовные власти начинали давить человека, он мог убежать под защиту светской юрисдикции, это тоже было возможно. Мы видим, что вообще-то говоря, воспроизведена известная нам схема – схема первых цивилизаций, когда верхушка власти разделяет эти функции: жреческую и царскую. Но этого мало, довольно быстро воспроизводятся и все остальные структурные особенности первых цивилизаций. Т.е., попросту говоря, мы можем сказать, что на новом витке истории европейской культуры, античная цивилизация не просто уступила место новой, но она позволила воспроизвести то, от чего она отталкивалась когда-то: это монолитная пирамидальная модель первых цивилизаций о которой мы говорили. Значит, тем самым мы с вами делаем первый шаг к картинке модели новой средневековой христианской цивилизации. Забегая вперёд, можно сказать, что это будет пирамидальная иерархическая структура. Но это не механическое повторение…
А.Л. Доброхотов - 26 - ИТМК - 6
О новом мы скажем чуть позже, а вот о старом можно сказать уже сейчас – что в эпоху после Карла Великого строится. Во-первых, иерархическая система власти: во главе князь (или король), опирается он на свою дружину, на свободных воинов, а если говорить уже о зрелом обществе – на аристократов. Они же, аристократы, являются носителями и владетелями собственности нового типа – они земельные собственники. Хозяйство же опирается на свободных тружеников – на земледельцев или на горожан (бюргеров). Ну, эта схема должна нам быть уже хорошо известна по Египту, шумерам, по Древнему Китаю... Это вот схема иерархической поступенчатой передачи власти, и отношения к собственности как к условному владению. Ещё раз повторю, власть как иерархия служения: «я служу – мне служат», и вот эта система властной лестницы соединяет людей в одно общество благородных свободных людей. А собственность является не результатом моей успешной просто трудовой или конкурентной деятельности, а является «условным владением», то есть мне её обязательно дарят, по большому счёту. Вообще весь мир это то, что Бог подарил людям – общая установка христианства, поэтому говорить, что люди что-то сами могут завоевать или сделать уже нельзя. Значит ни античная, ни наша современная установка здесь как бы с самого начала не работает: Бытие это вообще подарок, другого смысла оно не имеет. Но этот подарок транслируется сверху вниз - наиболее достойные от своих щедрот ещё и дают менее достойным. Все получают свой кусочек, но не просто так… если это подарок, то на него надо ответить чем? Благодарностью. Потому, что здесь отношения работы и зарплаты не работают; должны работать отношения Дара и Благодарения. Тем самым мы видим, что экономическая не только лексика… но даже экономическая причинность здесь отступают: высшим обоснованием всегда являются морально-религиозные отношения двух субъектов (субъектов власти или собственности). Поэтому собственность, кроме того, что она есть материальная ценность, должна быть ещё и Даром, за который я должен благодарить. В форме службы. В конце концов, в форме просто
А.Л. Доброхотов - 27 - ИТМК - 6
благодарности. Или в форме труда: труд есть благодарение. Когда вы у Хайдеггера читаете фразу: «Мышление есть благодарение», она, конечно, вам непонятна, даже если вы читаете по-немецки – «denken ist danken». Ну, Хайдеггер известный мастер каламбуров. Но если вы вспомните, что Хайдеггер человек всё-таки западноевропейской христианской культуры и ещё и архаист, то понятно, что для него это вполне естественно: мыслить – это не выдумывать, не конструировать и не разгадывать… Это значит получать что-то в дар и в виде благодарственного ответа проникать в смысл того, что мне изволили явить. По этой схеме в принципе построена вся западная культура средневековья. И землю, ещё раз повторяю, как собственность, я получаю для чего – для того чтобы я мог на этой основе служить: кормиться от земли, а главное, потому что я служу своему господину. Наилучшая форма службы это то, что делает мой господин, я ему уподобляюсь. Тем самым я становлюсь его представителем на своём низком уровне – это источник гармонии. Самые высшие слои иерархии подражают Богу непосредственно – Первосвященник, благородный Рыцарь – король, т.е. они жертвуют собой ради слабых, они вносят в мир порядок, они служат высшему. А всё что они имеют… Для чего они это имеют? Для того, чтобы подарить, как Бог творит Мир просто потому что он его дарит. В отличие от Люцифера, который стягивает Мир к себе: он хочет им владеть и сделать всё своим. Бог же всё своё хочет отдать. Вот эта мифологема в принципе может пронизывать всю иерархию. И даже простой крестьянин на земле, что он делает? Он повторяет подвиг этих своих высших господ: он облагораживает то, что ему дано, он делится со слабым, он трудится не для корысти, а для того, чтобы как бы материализовать идеал труда как этическую ценность и т.д. и т.д. Ну, на всякий случай оговорюсь, что я веду речь об идеальных схемах, потому что повседневная жизнь она у нас всегда другая, всегда менее идеальная и более корыстная… Но с другой стороны она и мало меняется: мещанское сознание, мещанские ценности какие-нибудь (или обывательские, попросту говоря) – они и в пещерные времена и сейчас одни и те же; нас интересует не эта
А.Л. Доброхотов - 28 - ИТМК - 6
низкая константа, а высокий уровень изменений, уровень самосознания людей. Для истории культуры, конечно, он гораздо важней.
Значит, на следующей лекции мы эту иерархию пройдём сверху вниз, посмотрим как работают она с сословными формами и, я думаю, успеем рассмотреть и другую модель – арабо-исламскую и византийскую.
Спасибо за внимание.
2. ВОПРОСЫ ДЛЯ ПОДГОТОВКИ К ЭКЗАМЕНУ ПО ТЕОРИИ И МЕТОДИКЕ РАЗВИТИЯ ДЕТСКОГО ИЗОБРАЗИТЕЛЬНОГО ТВОРЧЕСТВА
3. Место психологии в системе других наук 1
4. это одно из направлений современной экономической науки направленное на создание планирование и реализац
5. Категория трудности перевала Характер наиб
6. Комплекс маркетинговых коммуникаций- элементы, формы и содержание
7. тематизированном виде изложены основные проблемы российского коммерческого права- особенности правовой от
8. Инженеры. 29.10.2005 Вопрос 2- В преданиях Древнего Египта сказано что ОНИ помогли найти Исиде сундук с тел.html
9. Дослідження структури здорового способу життя населення.html
10. будет насыщен яркими событиями
11. Европейское искусство XIX века
12. я знаю что ничего не знаю В чём состоят претензии Сократа к софистам В чём суть майевтики Сократа как м.html
13. Философско-психологическая концепция (СЛРубинштейн)
14. Понятие содержание сфера действия международного частного права
15. Приведены в табл
16. народная медицина; 2 тиургическое врачевание основанное на религиозных представлениях Переход от перв
17. Методические рекомендации по выполнению и защите выпускной квалификационной работы Специальность ~ 080
18. Проблем в современном мире очень много
19. Методи екстраполяції базуються на твердженні про- про незмінність або відносну стабільність існуючих тенд
20. Финансовый менеджмент 2013 год Сущность и принципы финансового менеджмента