Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Александр Андреевич Баранов Страница 11
Более 260 лет назад была открыта Аляска, названная Русской Америкой.
Первым и самым знаменитым правителем колонии был каргопольский купец Александр Андреевич Баранов.
На острове Кадьяк есть город с таким же названием. Летом он полон туристов. Среди множества всяких приманок для прилетного люда есть тут в заливе Монашка необычный театр, в котором уже более двадцати лет идет один и тот же спектакль...
Вечер, «театр уж полон» — человек триста с зонтиками на случай дождя сидят на скамейках, амфитеатром схо дящих с холма. Как полага ется, есть в театре буфет. В нем — борщ в бумажных стаканчиках, «русские пирожки» и «кулич». Дорога к театру между деревьями освещается фонарями «летучья мышь», бьет колокол под игрушечно-маленькой маковкой церкви. Все призвано человека настроить на волну прошлого.
На сцене несколько изб, баня, амбар. Перед ними натуральный костер — дым, дразнящие запахи, ребятишки в холщовых рубашках до пят, жарят на огне рыбу. Проходят взрослые в цветастых одеждах, слышны удары в колокол... Это нечто вроде зрительной увертюры перед поднятием занавеса. Но занавеса тут нет, как нет и крыши над головой. Слева сверкает морской залив. За ним на лимонного цвета закате — силуэт гор. Еловый лес подступает к сцене. О таких декорациях режиссеры театров могут только мечтать... Первая сцена — трактир в Охотске. Время действия — двести лет назад. Среди людей в красных, синих и желтых рубашках богатый купец и лысоватый низкого роста энергичный его собеседник. Они бьют по рукам — заключен договор о поездке в Америку. Согласившийся ехать осушает громадную кружку с ромом и бьет по столу кулаком: «Пять лет в Америке… Я же выкопал себе яму!»
Так начинается повесть о жизни тут, на Аляске, Александра Баранова — первого Правителя Русской Америки. Не пять, а двадцать восемь лет продержала человека эта земля. Ярких страстей и событий, приключений, удач и несчастий, героических дел, мятежей, стрельбы из мушкетов и пушек хватило бы на длинную серию нынешних вестернов. Тут же три часа представления.
На сцене почти все время — Баранов, а также капитаны судов, кузнецы, плотники, зверобои, монахи, флотские офицеры, индейцы. Связки между отдельными сценами читает одетый в зеленый камзол «хроникёр»-— историческое лицо Кирилл Хлебников.
Хорошего уровня самодеятельность. Дух Станиславского над сценою не витает, все грубовато, утрировано, но зрелищно. Впечатляющие костюмы, русские песни, выклики: «Матушка!», «Три рубля!», «Слава богу!», «Аминь!». Кое-что вызывает улыбку — аккордеоны вместо гармоник, балалайки громадных размеров явно из нынешних поп-ансамблей, морские офицеры при эполетах, но в резиновых сапогах. Но эти издержки покрывает натуральность всего, что сцену и зрителей окружает — тихо качаются елки, луна, появившись на небе слева от сцены, к концу представленья переместилась направо. Звезды, комары, запах самоварного дыма, ветерок, тянущий из залива Монашки... Все это так же было и два столетья назад при Баранове.
Героя пьесы, специально написанной для Кадьяка, играет актер из Детройта. Цена билета — пятнадцать долларов — нормальная для туристов. В полночь зрители разъезжаются вполне довольные, приобщеньем к истории здешнего края. А что касается имени Баранов, то оно туристам тут еще встретится множество раз: остров Баранова, корабль «Баранов», улица Баранова, отель «Баранов», коктейль «Баранов». Если поставить вопрос: самая яркая личность в истории Аляски? От вет будет: Баранов. У нас же это имя почти неизвестно. Да же историк на мой вопрос смущенно пожал плечами: «Надо глянуть в словарь...»
Родом Александр Андреевич Баранов из Каргополя. Подобно Ломоносову подростком он много читал, увлекался изобретательством, позже выучил немецкий язык. Как многие в его время, торговое счастье искал на востоке. И преуспел: первым в Сибири построил стекольный завод, открыл факторию на реке Анадырь.
Был замечен знатным купцом Григорием Шелиховым как человек даровитый, волевой, честный. На предложение «Колумба Российского» отправиться в Америку главою промышленных поселений Баранов ответил отказом — «дорожу своим делом». Однако вскоре «немирные чукчи» разграбили в сожгли торговые учрежденья купца, и он, оказавшийся на мели, в этот раз уговорам Шелихова уступил. Сорока трехлетний Баранов не ведал, что, заключая контракт на пять лет, в Америке он пробудет до конца своей жизни, и она станет его судьбой.
Испытания начались сразу. Счастливый для Шелихова корабль «Три Святителя», на котором плыл к месту заморской службы Баранов, был выброшен бурей на скалы. Правитель Америки провел голодную зиму на острове, питаясь моллюсками и кореньями, лакомством была полусгнившая китовина, которую находили на берегу. На лодках, построенных из обломков погибшего корабля, команда Баранова отважилась плыть дальше. Два месяца блуждали лодки по океану. Чудом надо считать их прибытие на Кадьяк. Баранова на берег несли на носилках .
Поднявшись на ноги и как следует оглядевшись, правитель Аляски понял, сколь тяжкую ношу взвалила судьба на его плечи. Он полностью разделял взгляды Шелихова — «открытые новые земли — есть продолжение земли российской», и планы освоения Америки были ему по душе. Но одно дело предпола гать и планировать, другое — тяжкое бремя черной работы, «кто не знает, что легче предписывать, чем исполнять?».
Задачи, ставшие перед Правителем, были головоломными. Русских людей немного, и «материя сия» не была очень уж расположена к подвигам — одна часть, подобно новгородским ушкуйникам, склонна, возмущая аборигенов, пограбить, другие, привезенные поневоле, ленились, были напуганы дикой и грозной природой. Те и другие не хотели никакой дисциплины.
Плохо было с едой. Надежды на «поле и огороды» не вполне оправдались: вызревали картошка, капуста, репа, брюква, морковка, лук и чеснок, а для хлеба здешнего солнца недоставало. Местным жителям хлеб заменяла рыба. Для пришлых эта замена была болезненной. Питались ракушками, травами, древесной корой, «били орлов, ворон, ели все, что попало», позже, когда уже пообвыкли и при способились к здешней жизни, все же случались драмы. Однажды умерло - сразу сто тридцать пять человек, поевших (оказалось, ядовитых) ракушек. Не привыкших есть рыбу и мясо сырыми настигал скорбут (цинга).
Не хватало обуви и одежды — корабли с товарами, снаряженные сюда из Охотска, либо задерживались в пути, либо не доходили вовсе, погибая во время штормов. Колонисты пьянствовали и, пользуясь простотою нравов аборигенов, распутничали. Монахи, прибывшие об ращать язычников в христианскую веру, негодовали по поводу обещанной, но не построенной церкви. Капитаны промысловых судов, привыкшие к вольнице, не хотели никакого порядка.
Покорившихся алеутов и эскимосов-«коняг» надо было понуждать к бесплатным работам. И обнаружились непокорные — индейцы-тлинкиты («колоши» — называли их русские). Они нападали на отряды, промышлявшие зверя, сжигали остроги, истребляя их обитателей. К этому их поощряли капитаны иностранных судов. Они появлялись тут время от времени, снабжая индейцев ружьями, пушками, алкоголем. Такая была обстановка...
Первый Правитель должен был колонистов образумить и защитить, уберечь от голода, обустроить их быт. Надо было припугнуть, а лучше всего успокоить индейцев, найти способ показать капитанам иностранных судов, что «владения сии — российские». И надо было вершить то .дело, ради которого сюда прибыли, — разведывать и осваивать земли, добывать зверя. У любого руки бы опустились перед этой чередой трудностей.
Но только не у Баранова! Выбор Шелихова был безошибочным.
Позднее, когда многое будет сделано, в домашней библиотеке на острове Ситха Баранов повесит портрет Суворова. Вряд ли случайным стал этот выбор. Суворов по духу был ему близок: «дерзать, и в самых трудных условиях — побеждать!» Таков был девиз каргопольца. Баранов и характером походил на Суворова.
Не очень умелый живописец тех лет сохранил для нас «служебный образ» Баранова — в руке гусиное перо, орден на ленте, лицо волевое, с чуть заметной улыбкой, высокий лоб. В словесном портрете читаем: «роста ниже среднего... белокур, плотен и имеет весьма значущие черты лица». За всем этим наблюдатель увидел «твердость духа... всегдашнее присутствие разума». Сам о себе Баранов говорил и писал: «я бесчиновный и простой гражданин отечества».
Вместе со всеми Правитель валил лес для построек, жил в палатках, мирился с теснотой маленькой протекавшей хижины, питался, как все. В схватках с индейцами он почитал важным быть в первом ряду.
Однажды рубаху на нем разорвали копьем, в другой раз пуля прострелила навылет руку. В первые годы под рубашкой носил он пан цирь, ложился спать, кладя пистолет под подушку. Проведав о мятеже, он с пистолетом в руках вошел в избу заговорщиков и «обул их в железо».
Имея склонность к изобретательству, Баранов научился варить «хвойное пиво» против цинги, добывал скипидар, придумал специальный состав для смоления лодок, умел ставить паруса, научился счисленью широт и долгот по приборам. Заразившись отва гою алеутов, ходил в море на одиночных кожаных лодках,
Правитель проплыл в такой лодке вокруг Кадьяка (самого крупного острова на Аляске), оглядел его гавани, запасы леса, искал глину для кирпичей и медь, в которой очень нуждался, замыслив строить тут корабли. Поселок, основанный Шелиховым, из-за отсутствия вблизи древесины он перенес на другой конец острова. И во все стороны ра зослал людей охотиться, «проведывать земли» и обживаться.
Где уговорами, где жестким «атаманским» приказом регулировал Баранов дела житейские — конфисковал игральные карты, сам бывшим частенько рабом пития (английский купец-капитан жаловался: «вести дела с ним было не без вреда для здоровья»), он строго распорядился: пить только на досуге по воскресеньям и в праздники. Не имея возможность удержать работных людей от сожительства с алеутками, приказал: «Прижив детей, оных воспитывать». Сам он женился на дочери вождя-индейца, нареченной при крещении Анной.
Вырастили Баранов и Анна двух детей — Ирину и Антипатра. Сына Правитель прочил в морские офицеры, для дочери попросил прислать гувернантку — «обучать европейским языкам, музыке и манерам». Для ребятишек-креолов Баранов завел школу (самых способных из них по сылал в Петербург «к ученым и художественным знаниям»). Из них выросли умелые мастера — плотники, кузнецы, переводчики. Правитель посылал их разведчиками в глубь Аляски, ставил во главе зверобойных отрядов. Один из креолов, сын крепостного крестьянина и «американки», Александр Кашеваров плавал штурманом, был главой морских экспедиций, дослужился до чина генерал-лейтенанта.
Ни на кого Баранов не глядел свысока. Он постоянно бывал в домах у «работных людей», соглашался быть крестным отцом, мирил, вразум лял. Написал для колонии гимн «Ум российский промыслы затеял». Не терпел роскоши. В увещевании промышленников о вреде раздоров он обратился однажды к легенде о скифском царе, сказавшем детям: одну стрелу каждый легко поломает, а кто сломает стрелы в пучке? «Всякое царство, всякий град, всякая семья, дом или общество, раз делившись на части, падает!» — добавил Баранов к старинной легенде уже от себя.
Правитель Русской Америки ангелом не был, конечно. Сын своего времени, действуя в исключительно трудных условиях на службе коммерче ского предприятия, он был требователен и суров. Обвинения в беспощадной эксплуатации алеутов и эскимосов справедливы. Но мы обязаны помнить: в самой России существовали в те годы жестокие крепостные порядки, а великие географические открытия повсюду сопровождались колонизацией «варварских» стран. Туземцев всюду использовали как дешевую или вовсе бесплатную рабочую силу. Истребление индейцев в Америке, рабский труд негров, привезенных сюда кораблями из Африки,— реальности жизни тех лет.
Но и сам Баранов, деливший с людьми колонии все тяготы жизни, страдал от сословных различий. Главного его помощника (будущего строителя форта Росса в Калифорнии) Ивана Кускова избил моряк-офицер — требовал водки. И Баранов не мог его наказать. Офицер — дворянин, а Баранов — всего лишь «купчишка»...
Взаимодействуя с горсткой своих соотечественников и «американцами», Баранов заслужил славу человека с «железной рукой», но справедливого. «Самоотвержение этого человека на общую пользу было необыкновенно...» — свидетельствует историк.
И еще одно стороннее наблюдение, принадлежащее знаменитому мореходу Джорджу Ванкуверу: «Я с чувством приятного удивления видел спокойствие и доброе согласие, в котором они (русские) живут между самыми грубыми сыновьями природы. Сохраняют они над ними власть не страхом и угрозами, как то обычно бывает, но, кажется, русские нашли дорогу к их сердцам и приобрели от них почтение в любовь.
«Человек на своем месте» - так определяют американцы соответствие личности тому, что ей поручено или судьбой предназначено сделать.
Что же сделано на Аляске при Александре Баранове? Прежде всего, колонисты-промышленники должны были добывать меха, морских и «земных» зверей. Котиков и каланов били сами, выходя не промысел огромными караванами лодок, а шкуры речных бобров, лисиц, волков, медведей и рысей стали покупать у индейцев, промышлявших зверей в глубинной части Аляски. Для этой торговли в разных местах побережья были выстроены остроги-форты. Они утвердились не сразу.
Часть строений индейцы сожгли, перебив обитателей. Но форты строили снова — утверждались где силой, где «приласканьем» и демонстрацией выгоды торговать с русскими. Торговцам предписы валось: «Мену производить самым честным образом, не давая худых вещей вместо добрых». Единицей расчета за все была шкура речного бобра. И вот примеры расчетов. «За три с половиной аршина сукна красного и дюжину пуговиц — 50 бобров, да рубашку и брюки — 10, за ведерный железный котел — 15, за топор — 5, за фунт черкасского табака — 3 бобра».
Прибыль компании, поставлявшей меха отсюда на «большой рынок», была немалой— окупала гибель судов с товарами, дальние перевозки грузов «скрозь Сибирь по суху», всякие накладные расходы. Еще при Павле I получившая монополию Российско-Американская компания (РАК) стала крупнейшим коммерческим предприятием в мире, достойно споря со знаменитыми в те годы Ост-Индской компанией и компанией Гудзонова залива.
Царь Александр I пожелал купить десять акций компании, две акции купила его мать, вдовствующая императрица. Всего же было четыре сотни акционеров — преимущественно богатых и знатных людей Пе тербурга, Главная контора компании была на Неве, а в Америке все многотрудное дело лежало на местном Правителе Александре Баранове.
Промысел и торговля с индейцами, снаряжение разведочных экспедиций, ведение финансов, распределение продовольствия, строительство укрепленных факторий, домов, мельниц, кузниц, лодок и кораблей, заведение огородов, скотных дворов, строительство церкви, школы, приюта для сирот и много всего другого с горсткой людей надо было успевать делать там, где добывались меха и обживалась земля.
Со смертью Шелихова Баранов стал Главным Правителем колонии. Но он считал, что служит не только Компании, но и Отечеству. Только при этой высокой цели оправдывались лишения, какие терпел он тут с горсткою колонистов. Все же связать с Америкой жизнь целиком Баранов не помышлял. Несколько раз он обращался к Компании с прошением о замене, его отговаривали.
Он настаивал, писал, что не может согласиться, будто нельзя ра зыскать новых способных людей. «Лишь бы душевныя расположения были ближе к природе», а три-четыре года работы дадут человеку опыт. Два раза замену Баранову посылали. Но оба сменщика по пути на Аляску погибли. «Провидение не хочет меня отпускать»,— говорил Баранов друзьям. И он перестал просить о замене — привычка к делам, но главное «новую землю» он полюбил, чувствовал: она стала его судьбой.
В Петербурге достоинства Правителя колонии были известны. Он получил награды: именную медаль на владимирской ленте, орден святой Анны 2-й степени («возложить на себя и носить по установ лению»), двадцать пять тысяч рублей и чин коллежского советника. Каргополец, учившийся в детстве грамоте у дьячка, стал именоваться «Ваше превосходительство». Уверенным росчерком ставит он на бумагах подпись Правитель Баранов.
Царь Александр видит в заокеанской колонии уже не только коммерческое предприятие. Посылая военные корабли из Кронштадта в Америку, он демонстрирует: русские находятся там по праву первооткрывателей. Военные парусники помогали Баранову держать на расстоянии непокорных тлинкитов и не позволять иностранным купцам торговать напрямую с аборигенами, «образумлять» их в снабжении индейцев оружием.
И, главное, грамотные морские офицеры могли теперь как следует вести работу в водах Америки, составлять точные карты побережья и островов.
Середина Аляски по-прежнему остается для русских землей неизведанной, хотя посылаются первые экспедиции и на сушу. Но громадной протяженности береговая линия обследована, и на большой ее части «введен всюду благоустроенный к обоюдным с жителями выгодам порядок».
Баранов сам на построенных тут, в Америке, кораблях не раз ходил в плавания, добрался на юго-востоке до мест, куда позже хлынут волны клондайкской «золотой лихорадки». К концу правления Баранова в Русской Америке построено двадцать четыре форта—защищенных опорных пункта для промыслов и торговли.
Один из них, названный фортом Россом, выдвигался особенно далеко, в теплую Калифорнию, район нынешнего Сан-Франциско. Эта опорная точка имела крепкую крепостную ограду, башню с пушками, казарму, амбары, склады, колодец на случай осады. Зa стеной крепости было построено больше полсотни домов, кузница, позже верфь , столярная мастерская, пивоварня, баня, сарай для лодок, скотные дворы, земля распахана под посевы и огороды. Столь хорошо обу строенное поселение замышлялось, как база для зверобоев, а так же как земледельческий центр — колонисты постоянно нуждались в хлебе и мясе. Были мотивы в политические, одобренные Петербургом — «застолбить» возможно, больше еще никем не занятых территорий. Но любимым детищем Александра Баранова было местечко в несколько лет ставшее городом — столицей Русской Америки.
Поиск «бобров» побуждал колонистов двигаться к юго-востоку вдоль побережья Аляски. Было замечено: тесно лежавшие острова большого архипелага не только изо билуют зверем, но имеют мягкий климат и покрыты хорошим строевым лесом.
Проведано было также: к островам этим, впервые обнаруженным в 1741 году - Чириковым, теперь наведываются корабли разных стран. Твердо решив «...не допускать их (конкурентов) поселиться на местах, обысканных российскими мореплавателями», Баранов замышляет перенести столицу колонии с Кадьяка на остров Ситху. Препятствием были индейцы тлинкнты, везде непокорные и «любящие войну ради самой войны». Но Правитель берется за дело лично, находит путь к сердцу местных индейских вождей, одаривает их и добивается сог лашения об уступке острова русским. Колонистам дает наказ: «ничего у индейцев даром не брать».
Оставшись на острове зимовать, в уютном месте Баранов начинает строительство. Наравне со всеми он терпит тяготы первопроходца. За кончив постройки, вполне довольный отбывает он на Кадьяк — фундамент новой столицы заложен.
Но через некоторое время удручающее известие: индейцы, снаряженные пушками и ручным огнестрельным оружием, напали «великою силою на крепость, истребили мучительной смертью русских [сто шестьдесят пять человек русских и алеутов], разграбили в магазинах [складах] бобров и превратила в пепел селение и строившееся судно».
Баранов «не мщения ради», а в интересах всего задуманного решает походом идти на Ситху. Снаряжается несколько кораблей и три сотни лодок. Правитель готов простить колошам вероломство и пред лагает «все забыть и жить мирно». Индейцы предложение отвергают в запираются с пушками в своей крепости. Баранов сам руководил ее штурмом, был ранен пулей. Исход дела ускорили пушки с «Невы», совершавшей кругосветное плавание и именно в это время «по божественному проведению» оказавшейся у места схватки.
Индейцы признали силу и ночью тихо ушли из крепости. Капитан «Невы» Юрий Лисянский запишет: «Сойдя на берег, я увидел... зрелище, которое могло бы даже и жесточайшее сердце привести в со дрогание. Полагая, что по голосу младенцев и собак мы можем отыскать их в лесу, ситхинцы предали их всех смерти».
Победу Баранов стал закреплять немедленно. На высокой скале был поднят российский флаг и началось строительство, в котором Правитель, по обыкновению, принял участие сам. Капитан Лисянский, вернувшись сюда через семь месяцев, был поражен, увидев «восемь зданий, которыя по величине и по виду своему могут почтены быть красивыми и в самой Европе...». Так положено было начало столицы Русской Америки, названной Новоархангельском.
Через несколько лет это был уже город с крепостью («замком Баранова») на скале, с жилыми домами, лесопилками, мельницей, кузницами, верфью, складами, домом презрения для сирот, богатой библиотекой, собором.
Приход кораблей из Кронштадта в Новоархангельск стал делом обычным. Единственный порт на американском побережье Тихого океана (в Сан-Франциско в те годы было несколько глинобитных домов) стал оживленным перекрестком торговли. В год сюда заходило до пятидесяти кораблей под флагами разных стран. Торговля шла с Гавайями, Филиппинами, Китаем, Батавией, с купцами из Бостона. Баранов, получивший право полной свободы в коммерции, умело и очень активно вел дело. Известность торгового центра на Ситхе росла, и каждый приходивший в Новоархангельск корабль встречался салютом из пушек.
Посетивший колонию сановник Резанов доносил в Петербург: «...господин Баранов есть весьма оригинальное и притом счастливое произведение природы. Имя его громко по всему западному берегу до самой Калифорнии. Бостонцы почитают его и уважают, а американские народы, боясь его, из самых дальних мест предлагают ему свою друж бу...»
Между тем время подводило черту яркой замечательной жизни. Правителю восьмой десяток. Он продолжает вести дела, но силы уже на исходе, болят раны, уже не может, как прежде, сидеть за бутылкой рома с приплывшим издалека капитаном, плохо с глазами — бумаги читает секретарь и показывает пальцем, где ставить подпись. Молодые капитаны, дохнувшие воздух победы над Наполеоном, видят в Барано ве «старорежимного старика», открыто подтрунивают над ним, а по пьянке даже и оскорбляют. Долгое, бурное время правления принесло губернатору искренних друзей, во и врагов тоже. Ослабевшего льва, как это часто бывает, норовит лягнуть всякий.
Донос: «Баранов наживается на бобрах», а также некоторые «высокие соображения» Петербурга побудили Правление колонии вспомнить о летах губернатора и давних просьбах его о замене. В Новоархангельск отправлен был капитан Леонтий Гагемейстер с инструкцией: принять пра вление, если найдет это нужным.
Гагемейстер по прибытия два месяца молчал, потом объявил о смещении Баранова в оскорбительной для него форме: «По старости... и сдать дела за 12 часов». «Почему за 12? Так поступают только с мошенниками!» Возможно, первый раз в жизни старик заплакал и слег. Придя в себя, он попросил немедля зайти к нему Кирилла Хлебникова, человека честного, сведущего в делах компании, и отдал ему ключи от шкафов с документами.
Хлебников проверял несколько месяцев и доложил: «Все дела в превосходном порядке, никаких нарушений нет». Смещенный Правитель репутацию честного, бескорыстного человека пронес через все двадцать восемь лет службы. Даже свое жалованье он тратил «на обустройство Америки». Колония была его детищем. Он сросся с ней. Жизнь тут прожитая была тем богатством, которое он ценил. Что касается средств, то выяснилось: человек беден и неизвестно на что будет жить. Даже враги Баранова были поражены его честности.
Пока шла проверка, у экс-губернатора было время поразмышлять о превратностях жизни. Он подолгу просиживал перед портретом Суворова, осведомленный о горькой чаше, уготовленной полководцу на конец жизни. Ему, Баранову, такая же горечь першила горло тут, на Аляске.
Утешением было замужество дочери. Ирина выросла красивой, образованной, жизнерадостной. Отец, с беспокойством наблюдавший отсутствие подходящего жениха, был несказанно рад, когда благо словения отца Ирина пришла просить с капитан-лейтенантом Семеном Яновским. Сыграли свадьбу. Сына Антипатра, мечтавшего о поприще морехода, Баранов поручил капитану Головнину, уплывавшему в Петербург.
Что самому делать? Умереть тут у любимых, покрытых лесами гор или напоследок увидеть родину? Гагемейстер, по своим соображениям, решает правителем колонии не оставаться и предлагает пост губернатора зятю Баранова лейтенанту Яновскому. Старик отечески посвящает его в подробности предстоящих забот. Для себя решает: умереть надо на родине.
Отбыл он из Новоархангельска на борту «Кутузова», ко торым командовал Гагемейстер. Морское плавание и губительный для Баранова тропический климат уложили его в постель. На Яве у Гагемейстера были долгие деловые переговоры — «Кутузов» стоял на якоре более месяца. Больного Баранова свезли на берег в гостиницу. Он метался в жару: «Хочу умереть в море...»
16 апреля 1819 года, через четыре дня после выхода корабля из Батавии (нынешняя Джакарта) в проливе между островами Суматра и Ява Баранов скончался. Схоронили его по морскому обычаю, отдав океанской воде.
Аляска почитает Александра Баранова как главного героя своей ис тории. Дух пионера-исследователя близок нынешним жителям этого края. «Барановский период» — героическая страница Русской Америки. С горсткой людей, в год смерти Баранова на всей Аляске жило 390 русских и 244 креола, первопроходец-правитель заложил основу всего, чем управляли тринадцать его преемников-губернаторов.
Среди этих военных моряков были люди посредственные, но были и даровитые. Ни одному из них, однако, не суждено было свершить того, что смог за двадцать восемь лет пребывания на Аляске уроженец российского городка Каргополя. Спустя сорок лет исследователь Аляски Лаврентий Загоскин, вспоминая Баранова, напишет: «Времена эти можно считать золотым веком как для Компании, так и для находившихся на службе ее промышленников».
Вспоминаю последнюю сцену театрального представления на Кадьяке. У догорающего костра в зеленом камзоле стоит «аляскинский хроникер» Хлебников. Он говорит заключительное слово о талантливом самородке: «Вот тут на этих берегах, у этих тор протекли лучшие годы Баранова...»
Реальный Кирилл Хлебников, разбиравший документы Баранова много с ним го воривший, проникся уважением к ярко прожитой жизни. Он написал о Баранове книгу. В ней мы находим такие сло ва: «Если славят отважного Ермака и Шелихова, то Баранов станет, конечно, не ниже их, ибо он удержал и упрочил завладания Шелихова и до возможной степени просветил и образовал народ ему вверенной».
В 1989 году в Ситке (бывшем Новоархангельске) Александру Баранову поставлен памятник. Не укор ли это нам, забывшим имя славного сына Отечества ?!.
В. ПЕСКОВ.