Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Со смертью Александра Невского в 1263 г. на Руси вновь вспыхнула усобица – «нелюбье». Его многочисленные братья, сыновья и племянники так и не стали достойными преемниками великого князя. Они ссорились и, «бегая… в Орду», наводили на Русь татар. Епископ Владимирский Серапион с болью и гневом писал об этом: «Мы… считаем себя православными… (а) неправды всегда преисполнены и зависти, и немилосердья: братий своих мы грабим и убиваем, язычникам их продаем… если бы можно, так съели б друг друга…»
После Александра великим князем стал его брат Ярослав Ярославич, который правил до 1271 г., пока, подобно отцу и брату, не умер по дороге из Орды. Золотой ярлык получил последний из оставшийся в живых детей Ярослава, Василий Ярославич, но в 1276 г. и он скончался. Великокняжеский стол перешел к сыну Александра Невского, Дмитрию Александровичу. С ним жестоко враждовал его младший брат Андрей, который «добыл» для себя в Орде золотой ярлык и привел татар, которые помогли ему свергнуть Дмитрия. Так князь Андрей Александрович первым из русских князей захватил власть с помощью вражеской силы. Пришедшая с Андреем на Русь так называемая «Дюденева рать» сожгла и разграбила 14 русских городов. Современники сравнивали это время с Батыевым нашествием. Словом, больше всего от этих усобиц страдала Русь, подвергавшаяся опустошительным набегам завоевателей.
Борьба братьев, наводивших на Русь монголотатарское войско, тянулась почти четверть века, до 1294 г., когда Дмитрий умер. С тех пор Андрей Александрович 10 лет (до своей смерти в 1304 г.) наслаждался добытой вероломством и предательством властью, хотя подлинными хозяевами страны стали баскаки – сборщики дани, нещадно грабившие подданных жалких наследников Александра Невского.
Изза постоянных свар князей столичный город Владимир утратил свой прежний блеск. Наступило время расцвета новых центров Руси – Москвы и Твери. Среди сыновей Александра Невского менее всех выделялся младший сын Даниил Александрович. Как младший (род. в 1261 г.), он постоянно лавировал между могущественными старшими братьями. Да ему и в наследство от отца досталось самое худшее и меньшее из удельных княжеств – Московское. Даниил держался в стороне от распри братьев Дмитрия и Андрея. Согласно легенде, значительное приращение к Московскому княжеству он получил в качестве наследства от своего соседа и племянника Ивана Дмитриевича Переславского. Тот, умирая в 1302 г. бездетным, завещал Даниилу богатый ПереславльЗалесский удел. Ранее Даниил захватил город Можайск, а позже, в 1303 г., город Коломну, входивший в Рязанское княжество. Так началось возвышение Москвы. Даниил умер в 1303 г. и был похоронен в основанном им же Даниловом монастыре в Кремле – первом монастыре на Москве. Позже в этом месте стали происходить чудеса, и князя Даниила канонизировали. При преемнике и сыне Даниила, князе Юрии, Московское княжество увеличилось и стало заметно выделяться среди других русских земель. В 1326 г. в Москве построили первую каменную церковь. С самого начала Москва стремилась к дружественным отношениям с татарами, которые не разоряли город и земли дружественного князя. Московских князей отличало постоянство и привязанность к своему городу. Даже добившись власти над Владимиром и завоевывая другие города, они продолжали править из Москвы. Блеску и суетности столичной жизни в златоверхом Владимире Даниил и его потомки предпочитали удобство и безопасность отчего дома на укрепленном холме у Москвыреки.
Наследнику Даниила Юрию пришлось отстаивать свой удел в борьбе с усилившимися тверскими князьями. Тверь была молодым по тем временам городом. Она досталась в 1252 г. брату Александра Невского, Ярославу Ярославичу. Он оказался умелым правителем, укрепил княжество, не тратя сил в борьбе за Владимирский стол, счастливо избежал татарских набегов.
Тверь, стоявшая на Волге, быстро стала богатым торговым городом. Неслучайно, что именно там впервые на Руси после разорения хана Бату построили каменную церковь, а прихожан к молитве собирал редкий для тогдашней Руси колокол. Ярослава отравили в Орде в 1272 г. Его дело продолжил князь Михаил Ярославич, который после смерти великого князя Андрея Ярославича в 1304 г. сумел получить от хана Тохты золотой ярлык и стал великим князем Владимирским.
Это сразу же обострило отношения Твери с Москвой. На зло князя Михаила Тверского Юрий Московский отвечал злом, тот, в свою очередь, поступал так же. Словом, к началу XIV в. Москва и Тверь превратились в заклятых врагов. Эта взаимная вражда князейродственников дорого обошлась Руси, надолго отодвинув час освобождения от монголотатарского гнета. Князья часто ездили в Орду и интриговали друг против друга. Юрий Данилович, ради успеха своего дела, женился на сестре хана, Кончаке, ставшей в православии Агафьей. В итоге в 1317 г. хан отобрал золотой ярлык у Михаила Тверского и отдал его Юрию Даниловичу. Так впервые Москва заимела вожделенный златостол во Владимире. Затем Юрий пошел на Тверь войной, но потерпел неудачу – проиграл битву. В плен к тверичам попала княгиня Агафья, которая вскоре умерла в Твери (возможно, от яда), что послужило поводом для ожесточения московскотверской борьбы. В 1318 г. по вызову хана Юрий и Михаил приехали в Орду. Ханский гнев обрушился на Михаила Ярославича. За смерть ханской сестры он был выдан на расправу Юрию и его людям.
Пленника заковали в колодку, раздели и зверски избили, а под конец приспешники Юрия вырезали у него сердце. Мужественно встретил ужасную смерть тверской князь. Впоследствии его канонизировали как святого мученика. Бессердечием Юрия, который, сидя на коне, спокойно взирал на обнаженный окровавленный труп своего родственника, возмутился даже сторонник Юрия, знатный татарин Кавдыгай: «Чего же ты смотришь, что же тело его брошено нагим?» Тогда Юрий велел прикрыть тело Михаила и увез его с собой в Москву, чтобы шантажировать им преемника Михаила, князя Дмитрия Михайловича Грозные Очи и добиваться покорности Твери.
Лишь через год Юрий сжалился и отдал тело мученика его родственникам. Он понял, что Тверь не уступит, тем более что в 1322 г. новый хан Узбек все равно передал золотой ярлык не ему, а князю Дмитрию Михайловичу Грозные Очи – сыну убитого Михаила. Через 3 года Дмитрий Михайлович и Юрий Данилович случайно столкнулись в Орде. Вспыхнула ссора, во время которой Дмитрий убил Юрия, отомстив за убийство отца. Хан же, разъяренный самоуправством своих русских данников, тут же приказал казнить князя Дмитрия Грозные Очи.
Но и тогда Москва упустила ярлык на великое княжение, ибо после казни Дмитрия Михайловича ярлык достался не москвичам, а брату Дмитрия Тверского, князю Александру Михайловичу. Впрочем, милость хана оказалась тяжела для нового великого князя. Александр вернулся в Тверь из Орды не один, а с ордынским послом Чолханом (Щелканом), который в Твери чувствовал себя полноправным хозяином: выгнал князя Александра со двора и поселился в его доме, а жителей города подверг насилию и грабежам. Вскоре терпение тверичей лопнуло, и 15 августа 1327 г. в городе началось восстание. В то утро татары отобрали у местного дьякона Дудко его кобылицу, которую тот вел на водопой. На крик дьякона сбежались горожане и стали убивать татар. Вскоре восстание приняло всеобщий характер. Александр Михайлович был не в силах успокоить своих подданных.
В Москве обрадовались трагедии в Твери. Новый московский князь Иван Данилович (брат умершего к тому времени Юрия) поехал в Орду и вскоре привел на Тверь карательное 50тысячное монголотатарское войско. Вместе с московскими полками ордынцы взяли Тверь и разгромили ее, а также другие города княжества. Князь Александр Михайлович с братом бежал во Псков. За послушание и усердие Иван Данилович (Калита) в 1328 г. получил из рук хана золотой ярлык. Правда, и тогда хан колебался, долго не решаясь, кому из своих эмиров – тверскому или московскому – отдать ярлык. Неудивительно, что Иван Данилович не успокоился, пока не сумел расправиться с тверскими князьями. Для этого он и его сыновья, во главе со старшим, Семеном, не раз ездили в Орду и интриговали там против Твери. С одобрения хана Узбека Калита двинулся на Псков, где укрылся князь Александр Михайлович. Когда псковитяне отказались выдать Москве беглеца, Калита прибег к неслыханному ранее на Руси способу борьбы с единоверцами: бывший в его обозе митрополит Владимирский Феогност за поддержку тверского беглеца стал угрожать псковичам церковным проклятьем. Недаром митрополита привечали на Москве! Псковичи испугались отлучения от церкви, и Александр, чтобы не губить души своих великодушных покровителей, добровольно покинул Псков и уехал в Литву. Но и тогда покоя Калите все равно не было: в 1337 г. он узнал, что хан Узбек принял пришедшего к нему с повинной князя Александра и вернул ему Тверское княжество.
Недовольный таким поворотом событий, Калита все же сумел вновь опорочить тверичей в глазах хана. Князя Александра и его сына Федора вызвали в Орду, арестовали и тотчас четвертовали, «а князя Семена и братьев его, – говорит летопись о наблюдавших за расправой детях Калиты, – отпустили с любовью на Русь». Эти злодеяния омрачают эпоху возвышения Москвы. Как писал Карамзин: «Суд истории, единственный для государей, – кроме Суда Небесного, – не извиняет и самого счастливого злодейства!» Для Твери же все это обернулось трагедией: монголотатары фактически истребили три поколения ее князей!
После расправы над тверскими князьями Иван Калита действовал напористо и быстро. Он расправился с Тверью, выслал из города всех бояр, отобрал у тверичей колокол – символ и гордость города. Это означало полную капитуляцию и унижение Твери.
Закладку московских соборов обычно связывают со служением в Москве митрополита Петра. Еще в 1299 г. митрополит Киевский и всея Руси Максим оставил разоренный Киев и переехал в более надежный, спокойный Владимир и тем самым фактически перенес сюда центр русского православия. Поставленный в митрополиты в 1305 г. Петр шагнул дальше – он перебрался в Москву как в столицу самого сильного русского княжества. К этому шагу он готовился давно, часто и подолгу останавливаясь в Москве под заботливым приглядом Калиты, который уговаривал святителя поселиться в Кремле. Якобы Петр и посоветовал князю построить каменный Успенский собор.
Для московского князя переезд митрополита стал огромной удачей – ведь так Москва становилась церковным центром Руси, укреплялся авторитет набирающего силу княжества Московского. Митрополит Петр умер в 1326 г. и был объявлен первым московским святым. Его преемник Феогност окончательно перенес митрополичью кафедру в Москву.
Иван Данилович был младшим сыном князя Даниила, братом Юрия. Став великим князем, он сумел с помощью Орды не только расправиться с Тверью, но и присоединить к Москве Суздаль, а также часть Ростовского княжества. Иван был так же льстив и осторожен с татарами, как его отец и старший брат. Он аккуратно платил дань – «выход», причем впервые добился в Орде права собирать дань с русских земель самостоятельно, без баскаков или ростовщиковбессерменов. Конечно, часть денег «прилипала» к рукам князя, получившего прозвище Калита (поясной кошель). Впрочем, согласно летописи, Иван часто развязывал калиту, раздавая милостыню. Он первым из великих князей Владимирских удостоился имени «князя великого всея Руси». В стенах деревянного Кремля, построенного в 1339 г. из дубовых бревен, Иван заложил несколько каменных церквей, в том числе Успенский и Архангельский соборы – самые знаменитые храмы Московской Руси.
Яркая личность князя надолго запомнилась современникам и потомкам. В легендарной истории Московского княжества Иван I Калита изображается мудрым государем, чья политика «утишения» свирепых ордынцев была так необходима истерзанной врагом и усобицами Руси. В одном из летописных восхвалений Калиты прямо сказано, что лишь благодаря ему долгожданный мир и покой надолго пришли на Русь, «бысть оттоле тишина велика 40 лет, и престаша погании воевати Русскую землю, и заклати христиан».
В сознании потомков князь предстает основателем новой династии, своеобразным московским «праотцем Адамом». С него, как изображалось на иконах, начинается династическое древо московских великих князей и царей, охраняемое особо почитаемой в Москве Богородицей. В летописной миниатюре древний художник изобразил Калиту и митрополита Петра, которые, будто заботливые садовники, взращивают за крепкими стенами Кремля и под сенью Успенского собора древо российской государственности.
Со смертью Ивана Калиты связана символическая легенда. Както князю привиделся странный сон: будто едет он верхом в окрестностях Москвы и вдруг видит перед собой небывало высокую белоснежную гору. На глазах Калиты снеговая шапка растаяла в воздухе, а потом исчезла и сама могучая гора. Митрополит Петр, к которому обратился обеспокоенный князь, сказал Ивану, что сон этот – пророчество о близкой их смерти: сначала умрет он, Петр (святитель носил на голове белый куколь), а потом умрет и сам Иван. Так это и случилось.
Калита не надолго пережил митрополита Петра. Еще когда в 1339 г. Иван Калита добивался в Орде казни Александра Тверского, он уже знал о своей тяжкой болезни и заботился о судьбе сына и наследника Семена (Симеона). Этим объясняется его упорное желание поскорее расправиться с тверским князем Александром – опасным соперником его сына в борьбе за ярлык великого княжения. В итоге в 1340 г., после смерти отца, Семен Иванович легко стал великим князем. Он во всем следовал заветам Калиты. Как писал Н. М. Карамзин, Семен «ласкал ханов до уничижения, но строго повелевал князьями российскими и заслужил имя Гордого».
Как и отцу, Семену приходилось не раз терпеть унижения и обиды в Орде, куда он ездил шесть раз. Из 13 лет своего княжения он прожил там не один год, месяцами ожидая приема у хана. Не всегда ему везло. Так, в 1343 г. Семен заспорил с Константином Васильевичем Суздальским о княжении в Нижнем Новгороде, причем на стороне Семена выступило нижегородское боярство. Оба поехали за правдой в Орду. «И был им, – повествует летописец, – суд суров, и досталось княжение Нижегородское князю Константину, и выдали ему бояр (нижегородских). И приведены были те (бояре) в Нижний Новгород в узах, и имущество их отнял (князь Константин), а самих повелел казнить». Несмотря на эту неудачу, князь Семен правил Московским княжеством, имея в руках бесценный золотой ярлык.
Москва при Семене Гордом расширялась, в ней строились новые здания. Русские иконописцы Захарий, Иосиф и Николай расписывали Архангельский собор, а Спасский собор украшал иностранный мастер по имени Гоитан, вероятно, итальянец. В 1346 г. мастер Борис отлил пять первых московских колоколов. Впервые именно на печатях Семена появились слова «Князь великий всея Руси». Это не означало, что Русь уже объединилась вокруг Москвы. «Великими князьями» в середине XIV в. называли не только владимирских, но и многих других князей. Так, в 1341 г. кроме Владимирского и Тверского великих княжеств хан Узбек создал НижегородскоСуздальское великое княжество, выделив его по своему хотению из великого Владимирского княжения. Хозяин этого удела Константин Васильевич (тот самый, с которым неудачно спорил перед ханом Семен) и сменивший его сын Андрей вели, подобно тверскому и московскому князьям, активную политику «собирания русских земель». Это лишний раз свидетельствует, что «московский путь» объединения Руси не являлся единственным.
Первой женой Семена Ивановича стала литовская княжна Августа (Анастасия). После ее смерти в 1345 г. великий князь женился на смоленской княжне Евпраксии, но ее якобы «испортили» на свадьбе (в летописи сказано: «Ляжет с великим князем, и она кажется ему мертвец»). После развода с ней Семен в 1347 г. обвенчался, вопреки запретам церкви, с Марией – дочерью убитого в Орде тверского князя Александра. История этого брака оказалась скандальной. Митрополит Феогност, не признавший развод Семена и возмущенный непослушанием своего духовного сына, отказался благословлять жениха и невесту и даже закрыл перед новобрачными врата церкви. Но Семен упорствовал и своего добился – ведь политически этот брак был очень важен для Москвы, он позволял Москве окончательно сломить волю тверичей.
Другое дело – Великий Новгород, богатство которого так привлекало алчного Семена Ивановича. Получив золотой ярлык, он не мешкая двинулся войной на Новгород. Уже тогда Семен показал свой истинно гордый и жестокий нрав, потребовав от вольного Новгорода неслыханного унижения: посадники и тысяцкие должны были предстать перед ним босыми и на коленях просить князя о мире. А все происходило лютой зимой. Нет, не прошли даром для русских князей ордынские уроки! Ценой большой дани новгородцам удалось избежать позора.
Труднее Семену было справиться с Литвой: тамошний властелин князь Ольгерд сам славился как отважный воин и тонкий политик. Он умел настроить ордынцев против Москвы и даже пытался внезапно захватить принадлежавший Москве Можайск. Яркого воинского таланта Ольгерда и великой силы литовских войск боялись все соседи. Както раз он навел страх на весь Великий Новгород, только послав вечу вызов: «Ваш посадник Евстафий осмелился всенародно назвать меня псом, иду на вас!» Новгородцы струсили и, к своему позору, убили посадника прямо на вече.
В середине 1350х гг. страшная беда надвинулась на Русь – чума, «черная смерть», косившая людей быстро и страшно. От появления первых признаков болезни до кончины человека порой проходило всего дватри дня. Как писал летописец: «…болезнь же была такая. Сначала словно рогатиной ударит под лопатку, или против сердца, под грудь, или между плечами. И разболеется человек, и начнет кровью харкать, и огонь начнет жечь, а затем пот, потом дрожь начнется, и так, в болезни полежав, умирает. Некоторые, один день проболев, умирали, а другие два дня, а иные три дня».
В марте 1353 г. умер от чумы митрополит Феогност, потом сыновья великого князя Семена Ивановича – Иван и Семен. 26 апреля 1353 г. чума скосила и самого великого князя. Умирая, Семен постригся в монахи под именем Созонт и в своем завещании умолял братьев Андрея и Ивана жить мирно, «чтобы не престала память родителей наших и наша и свеча бы не угасла». Но тогда судьба была безжалостна к роду Калиты и почти загасила свечу: вскоре чума унесла его брата и наследника Андрея. Из всей обширной семьи остался один, самый младший сын Ивана Калиты и брат Семена, 28летний Иван Иванович. Похоронив близких, он стал великим князем и тотчас отправился в Орду, где в 1354 г. получил от хана Бедирбека ярлык на великое княжение.
Ивана II Ивановича, за красоту прозванного Красным, летописец назвал «христолюбивым, и тихим, и милостивым», хотя при нем московская политика оставалась попрежнему жестокой и кровавой. 3 февраля 1357 г. неизвестные убили московского тысяцкого (городского голову) Алексея Хвоста, ранее ссорившегося с Семеном Гордым. Как пишет летописец, «было же убийство его совершено непостижимым образом: не известно ни кем убит, ни как – только нашли его лежащим на площади… Той же зимой по последнему снегу большие бояре московские изза того убийства отъехали на Рязань с женами и детьми». Из Рязани бояре отправились в Орду и только через год, заручившись гарантиями хана, вернулись в Москву, к Ивану. Видно, у них были основания бояться своего «христолюбивого и тихого» великого князя. Между тем тысяцкий олицетворял собой важнейшую «ветвь» тогдашней власти. Это был выборный глава городского самоуправления, с которым князья во всех городах были вынуждены считаться. Убийство Хвоста символично – московская княжеская власть не терпела власти горожан, и в XIV в. должность эта исчезла навсегда.
Возможно, князь Иван действовал бы и резче, но нрав его смягчал московский митрополит Алексий – человек образованный, умный и дальновидный. Этот монах (в миру Семен), выходец из Чернигова, происходил из боярского рода. Еще в молодости его приблизил к себе митрополит Феогност. После смерти митрополита Алексию не без труда удалось утвердиться на митрополичьей кафедре, перенесение которой из Киева во Владимир греки наконец признали. Митрополит Алексий пользовался огромным авторитетом в народе и у великого князя. Когда в 1359 г. Иван Красный умирал, то свою жену княгиню Александру и 9летнего сына Дмитрия, будущего великого полководца, он оставил на попечение митрополита Алексия – и не ошибся.
Ко времени Ивана II относится и важное событие в духовной жизни Руси – основание ТроицеСергиева монастыря, величайшей национальной святыни России. Монастырь заложил монах Сергий (в миру Варфоломей) родом из городка Радонеж. Толчком к началу праведной жизни отрока стало видение Богородицы, посетившей Варфоломея. Около 1345 г. он постригся в монахи и в лесном урочище построил келью и церквушку. Потом здесь же поселились другие иноки. Так возникла скромная обитель – даже церковная утварь у монахов была деревянной. Игумен Сергий ввел новый в русском монашестве принцип общежительства бедного монашеского братства с общим имуществом.
Сергий был истинным праведником. Увидев, что основанный им монастырь разбогател, а монахи стали жить в довольстве и сытости, он ушел из монастыря и основал в лесу новую обитель, где поселился, отказавшись от всех благ и привилегий игумена богатого монастыря. Его политический вес в стране был велик. Сергий мирил русских князей, молился за победу на поле Куликовом. Этот, по словам летописца, «святой старец, чудный и добрый, и тихий, кроткий, смиренный» почитался святым на Руси уже при жизни. Сергий Радонежский просил похоронить его не в храме Святой Троицы, который он срубил собственными руками, а на общем кладбище, вместе с простыми братьями, но его волю не исполнили: рака с мощами святого стоит в Троицком соборе современной ТроицеСергиевой лавры до сих пор.
Умирая в 1359 г., Иван II оставил после себя 9летнего сына Дмитрия. Это и был знаменитый в русской истории князь Дмитрий Иванович Донской. Неверно представлять его только как деятеля, единственной целью которого всегда было освобождение Руси от монголотатарского ига. Нет, Дмитрий был человеком и правителем своего времени, он вел почти непрерывную, причем часто нечистоплотную, борьбу с собратьями – русским князьями, не раз ради власти унижался в Орде. Ведь в 1360 г. Орда отдала золотой ярлык суздальскому князю Дмитрию Константиновичу, который занял Владимирский стол.
Примечательно, что хан Навруз сначала отдал золотой ярлык не князю Дмитрию Константиновичу, а его брату, Нижегородскому князю Андрею Константиновичу. И тут произошло неожиданное событие, быть может, уникальное в истории России: князь Андрей, Рюрикович по происхождению, отказался от власти в пользу младшего брата Дмитрия, ибо, как сухо пишет историк, «не имел склонности к государственной деятельности». Позже, в 1364 г., князь Андрей уступил и свой Нижегородский стол другому своему младшему брату, Борису, окончательно устранившись от власти и политики. Такого история России еще не знала.
Итак, великим князем Владимирским стал Суздальский князь Дмитрий Константинович. Потеря золотого ярлыка для Москвы воспринималась как катастрофа. Ее князь терял огромные Владимирские земли, и Московское княжество «сжималось» до границ времен Ивана Калиты. Поэтому борьба за ярлык для 10летнего князя Дмитрия Московского стала отчаянной борьбой за выживание. Неудивительно, что «партии» князейтезок жестко, говоря словами летописи, «сперлися о великом княжении».
Но тут Дмитрию Московскому помог случай: в 1361 г. хана Навруза убили недруги. Началась распря в Золотой Орде, и, воспользовавшись ею, московские войска двинулись на Дмитрия Константиновича. Тот не имел сил отстоять свой ярлык и безропотно отдал власть Дмитрию Ивановичу. Произошло это вполне мирно, и князья даже породнились: в 1367 г. Дмитрий Иванович женился на дочери Дмитрия Константиновича Евдокии. Свадьбу устроили в Коломне, так как Москва лежала в страшных развалинах: жарким летом 1365 г. в ней случился великий пожар. За часдва город сгорел дотла, «и огнем все поело, и пламенем испепелило».
Только затихла эта междукняжеская распря, как начался новый виток московскотверской войны. В 1368 г., выманив «с любовию, по крестному целованию» тверского князя Михаила Александровича в Москву, князь Дмитрий Иванович вероломно схватил его и посадил в тюрьму – «истому». Митрополит Алексий освятил это злодеяние. Лишь угроза набега ордынцев, которым пожаловались на Москву тверичи, заставила Дмитрия отпустить своего знатного пленника. Однако стоило монголотатарам уехать, как Дмитрий вновь двинулся в поход на Тверь. Князь Михаил Тверской бежал в Литву к своему зятю, князю Ольгерду. Тот в 1368 г. внезапно подступил к Москве, разорил ее окрестности и увел много пленных и скота.
Через несколько лет Ольгерд с тверичами вновь пришел под Москву и сеял вокруг нее смерть и огонь. Воспользовавшись этим временным ослаблением Москвы, Михаил Александрович Тверской помчался в Орду и в 1371 г. вернулся оттуда с золотым ярлыком на великое Владимирское княжение. В ответ Дмитрий Московский прибег к интриге – начал склонять другие города к неповиновению новому великому князю, а татарскому послу, прибывшему с Михаилом из Орды, сказал, что присягать Михаилу во Владимире не будет и его «в землю на великое княжение» не пустит.
Вскоре и сам князь Дмитрий Иванович стал великим князем Владимирским. Еще раньше в Орде Дмитрий сблизился с эмиром Мамаем, и тот, захватив верховную власть, выдал своему русскому другу золотой ярлык. А чтобы тверичи не пытались тотчас перехватить бесценный знак власти на Руси, князь Дмитрий фактически купил у монголотатар (за огромнейшую тогда сумму в 10 тыс. рублей) сына князя Михаила Тверского, князя Ивана Михайловича, который тогда находился в Орде как аманат – заложник хана. Три года продержал Дмитрий Московский княжича Ивана заложником в «истоме». На этот раз дорого обошелся золотой ярлык князю Дмитрию Ивановичу и всей Москве: из Орды с ним пришли многочисленные кредиторы Дмитрия, у которых он назанимал денег на покупку пленника, – на Русь наложили тяжкую дань. Но при этом Мамай, дав золотой ярлык Дмитрию, не отобрал золотой ярлык и у тверского князя Михаила. Мамай лишь написал Михаилу с упреком и издевкой: «Мы дали тебе великое княжение и давали тебе войско, а ты не взял, захотел со своим войском на великое княжение сесть, а теперь правь кем хочешь». Так появилось на Руси два великих князя Владимирских. В этом состояла хитрая политика Орды – разделять и властвовать.
В 1371 г. Дмитрий Иванович совершил новый поход на своих собратьев – он разорил Рязанское княжество и согнал с Рязанского стола князя Олега Ивановича. В 1375 г. с огромным войском союзных князей князь Дмитрий Иванович осадил Тверь и принудил тверского князя Михаила Александровича, оставленного ордынцами, заключить мир на условиях Москвы: «А буде нас (Дмитрия. – Е. А.) сводить с княжения татары и станут предлагать тебе (Михаилу. – Е. А.) нашу вотчину, великое княжение, и тебе его не брать до самой смерти». Впервые тверской князь в такой даннической форме признал верховенство Москвы и при этом называл себя «молодшим братом» великого князя Московского Дмитрия Ивановича и тем самым, как тогда говорили, «пошел под его руку».
Примечательно, что в текст московскотверского договора включили ставшую для Москвы типичной норму, которой узаконивали доносительство: «И ты (князь Михаил. – Е. А.)… если узнаешь от христианина или от поганого добрую или дурную весть о нас, то сообщай нам по правде, по своей клятве, без хитрости…» После этого ясно, отчего в 1380 г. на Куликовом поле не было ни тверичей, ни рязанцев, ни других князей, ранее жестоко утесняемых князем Дмитрием. Для них он был не лучше татарина Мамая. По тем же причинам не рвались на поле Куликово и новгородцы.
Долгие годы подлинным правителем княжества при юном князе Дмитрии Ивановиче оставался митрополит Алексий. Он был опытен, мудр и умело оберегал юношу от опасностей, пользуясь уважением и поддержкой московского боярства и горожан. Благодаря ему в эти тревожные годы, несмотря на неудачи, значение Москвы не упало в глазах Золотой Орды. Митрополита там особенно почитали после знаменитого «чуда Тайдулы». В 1357 г. Алексия позвали в Орду к больной ханше Тайдуле, жене хана Джанибека. Перед отъездом Алексия в церкви Успения произошло чудо – сама собой загорелась свеча. Митрополит привез свечу в Орду, и ее свет исцелил Тайдулу. Около 1360 г. под Москвой, на самом тракте в Орду, митрополит Алексий основал Андроников монастырь, названный по имени первого игумена, ученика Сергия Радонежского монаха Андроника. Славу монастырю принесли не чудеса, а необыкновенно красивый белокаменный Спасский собор и имя гениального мастера Андрея Рублёва, который расписывал его. Здесь около 1430 г. Андрей Рублёв и был похоронен рядом со своим другом, иконописцем Семеном Черным.
В 1378 г. 85летний Алексий умер. Он стал вторым после митрополита Петра московским святым. После смерти Алексия в церкви начались раздоры. Многие годы ставленник князя Дмитрия митрополит Митяй боролся с болгарином, митрополитом Киприаном, рукоположенным и присланным на Русь греками, которые хотели объединить разобщенные политической смутой православные церкви Киевского, Литовского и Владимирского княжеств. Но такое единение под властью Константинополя уже не отвечало интересам Москвы – она шла своим путем. Поэтому московский князь делал все, чтобы Русская Православная церковь не была единой. Вернее, он хотел, чтобы она объединилась под началом московского митрополита, да и то назначенного с его, князя, одобрения. Поэтому Дмитрий глумился над святителем Киприаном, дважды «вышибал» его с позором из Москвы. Тот смог утвердиться в столице только после смерти Дмитрия Донского в 1390 г.
В 1370е гг. монголотатары постоянно ходили на Русь. В 1377 г. орда царевича Арабшаха напала на русское войско на реке Пьяне под Нижним Новгородом. Русские полки не ожидали атаки, князья даже не знали, где находится орда. Не выставив дозоров, одни полураздетые воины беспечно отдыхали, другие охотились, третьи пили мед и брагу. У многих доспехи лежали в обозе, упрятанные в сумы, копья не были насажены на древки, а щиты не собраны. Проводники из мордвы указали монголотатарам подходы к лагерю – и те внезапно ударили по русским, их «бьюще, колюще и секуще». «В оторопе» (растерянности) русские войска, преследуемые ордынцами, бежали, устилая телами убитых дорогу к Нижнему Новгороду. Горевоеначальник князь Иван Дмитриевич (брат жены Дмитрия Донского) бросился в реку и при переправе утонул. На плечах русских ордынцы ворвались в Нижний Новгород. Жители города на лодках поспешно перебрались через реку в соседний Городец и смотрели, как враги грабят и жгут их родной город. Монголотатары взяли огромный полон, а уж позор Пьяны запомнился навсегда.
Тем временем и в самой Золотой Орде было неспокойно – кочевое общество раздирали распри родов, знатных семей мурз. В середине 1350х гг. Орда раскололась. В 1357 г. хана Джанибека убил его сын Бердибек, который тут же вырезал 12 своих единокровных братьев. После этого началась, по словам русского летописца, «замятня великая в Орде». За 25 лет (до 1381 г.) на престоле в Орде сменилось 25 ханов!
К 1380 г. ситуация в Орде оставалась запутанной: часть ее стояла за эмира Мамая, а часть – за хана Тохтамыша из рода Джучидов. Русским князьям приходилось ублажать обоих… или, пользуясь их распрей, не платить дань («выход») никому. Так поступил и великий князь Дмитрий Иванович. Он отказался отвечать на «запрос» Мамая и не поехал в Орду по его вызову. Формально он действовал по закону: Мамай происходил не из Чингизидов, т. е. не принадлежал к царскому роду, а был, как и Дмитрий, только эмиром. Более того, в 1378 г. в Рязанской земле, на реке Вожже, князь Дмитрий разбил посланную Мамаем «Бегичеву рать». Эта битва вошла бы в число самых блестящих побед русского оружия, если бы ее не заслонила еще более грандиозная победа на Куликовом поле.
После сражения на Воже Мамай решил своими руками наказать непослушного московского данника и двинулся на него походом. Дмитрий Иванович понимал, какое отчаянное дело он затеял – бросить вызов могучей и непобедимой вот уже 150 лет Орде! По легенде, на подвиг его вдохновил Сергий Радонежский. Но не только одобрением церкви заручился князь Дмитрий. Окончательно испортив отношения с Мамаем, он активно и умело сколачивал княжескую коалицию.
Впервые с домонгольских времен князь Дмитрий созвал большой княжеский съезд. По зову великого князя в ноябре 1374 г. в ПереславльЗалесский съехалось не менее 150 удельных князей! Они договорились о совместных действиях против, как бы теперь сказали, «вероятного противника». Но вначале им стали совсем не ордынцы, а… тверичи. В 1375 г. дружины «со всей Русской земли» уже стояли под стенами русского города. Тверской князь Михаил быстро признал верховенство великого князя Дмитрия, о чем уже было сказано выше.
Вскоре этот опыт совместных действий союзных и подвластных Москве удельных князей пригодился в борьбе с Ордой. Летом 1380 г. по зову Дмитрия в Москве собралось огромное 100тысячное войско. По трем дорогам оно двинулось из столицы. Улицы Москвы тогда видели необыкновенное зрелище: под звон колоколов священники с хоругвями, иконами и крестами, в золотых ризах, окропляли святой водой тысячи проходящих мимо воинов. «То… не стук стучит, не гром гремит, – писал летописец, – то стучит могучая рать великого князя Дмитрия Ивановича, гремят удальцы русские золочеными доспехами и червлеными щитами». Сдерживая слезы, Дмитрий Иванович сказал на прощание княгине Евдокии: «Жена, если Бог за нас, то кто против нас?»
26 августа 1380 г. по Москве разнеслась весть, что русское войско перешло реку Оку, и «была в городе Москве печаль великая, и во всех концах города поднялся плач горький и вопли и рыдания». Все знали, что если армия переправилась через реку, то, значит, командование сделало окончательный выбор: пути назад нет, битва и гибель многих близких и друзей неизбежны. 8 сентября 1380 г., как только рассеялся утренний туман, поединком инока Пересвета и татарского богатыря Челубея началось сражение на Куликовом поле. Оба поединщика рухнули на землю замертво – по давнему поверью, такой исход дуэли предвещал тяжелую битву. И действительно, чаша успеха долго колебалась. Поначалу монголотатарам удалось прорвать русские ряды и даже подсечь древко полкового знамени в Большом полку. Это был страшный момент – ведь каждый воин в тесноте и хаосе сражения ориентируется на знамя полка, и его исчезновение означает поражение, гибель. Но русские воины не пали духом, перешли в контратаку и победили. Ужасающими оказались их потери – после сражения воины шесть дней хоронили мертвых товарищей.
Но все же в тот день Бог действительно был на стороне Руси! Князя Дмитрия нашли под упавшим деревом контуженым, но живым. Известно, что он, поддерживая мужество «небывальцев» (новобранцев), возглавил первую атаку на противника. Огромную роль в победе сыграл его двоюродный брат Владимир Андреевич, командовавший запасным полком, который внезапно ударил из засады по татарам и тем самым решил судьбу сражения. Как и князь Дмитрий, Владимир Андреевич получил прозвище Донской.
Принято считать Олега Рязанского чуть ли не изменником, который якобы был на стороне Мамая и в день битвы на Куликовом поле только случайно не успел прийти татарам на помощь. Так писал московский летописец после победы. В действительности все обстояло намного сложнее. Рязанское княжество – «крайняя», ближайшая к степи земля, и обычно первые удары кочевников приходились именно на рязанцев. Сколько раз они отважно отбивались от Орды! Не забудем, что князь Олег славен уже тем, что первым из русских князей за почти полтора столетия монголотатарского ига сумел нанести поражение войску Орды: в 1365 г. он, вместе с князем Иваном Пронским, разбил войско эмира Тагая. В 1378 г. в славной битве на реке Воже москвичи разгромили войско Бегича плечом к плечу с рязанцами. Вскоре, в отместку за это, Мамай внезапно напал на Рязанскую землю и сжег ее столицу, ПереяславльРязанский. Великий князь Рязанский Олег бежал за реку Оку, ближе к московским пределам.
С Москвой же у него складывались неровные отношения. И хотя Олег никогда не ездил за ярлыком на Владимирское княжение, «не воевал» Москвы, тем не менее он постоянно подвергался набегам москвичей и их союзников. Так, в декабре 1371 г. московские воеводы разбили войско Олега, свергли его с Рязанского стола, а его место занял вассал Дмитрия Ивановича князь Владимир Пронский. Не без труда, путем уступок Москве, Олег вернул себе отчину.
И вот пришел 1380 год. Рязанцы славились отвагой, но они хорошо понимали, что страшная сила двинувшейся на Русь Орды сотрет их княжество в порошок и никто им не поможет. Поэтому князь Олег накануне выступления Орды признал власть Мамая и выплатил ему «выход»… Возможно, он действительно выступил со своим войском на помощь Мамаю как послушный вассал, но ведь не дошел… Так же случилось 2 года спустя, когда хан Тохтамыш двинулся на Русь. Московские летописи утверждают, что броды через реку Оку ему показал князь Олег. Трудно представить себе, чтобы Орда без помощи проводников«вожей» князя Олега не смогла бы форсировать пограничную реку. И хотя Олег с Тохтамышем к Москве не пошел, но всю свою досаду за гибель столицы Дмитрий Донской осенью 1382 г. выместил на рязанцах: «Землю всю до остатка взяша и огнем пожгоша и пусту сотвориша, пуще ему и татарьскые рати», т. е. хуже татар. В отместку за это в 1386 г. князь Олег захватил и ограбил Коломну. Тогда Дмитрий Донской послал против него дружину князя Владимира Андреевича. С большим трудом Сергию Радонежскому удалось примирить московского и рязанского князей… Князь Олег умер в 1402 г., и его изображение в полный рост можно видеть на современном гербе Рязани.
Успех русских дружин на поле Куликовом был полным, а трофеи – огромны и богаты. «И многие воины его обрадовались, захватив богатую добычу: пригнали за собою многочисленные стада коней, верблюдов, волов, которым нет числа, и доспехи, и одежды, и товары». Но недолго пришлось князю Дмитрию Донскому радоваться победе. Хан Тохтамыш сверг неудачника Мамая и сообщил князю Дмитрию, что, победив их общего врага, готов вновь принять Русь «под свою руку». Сил сопротивляться хану у Дмитрия не было, победители – русские князья – уже успели снова перессориться, так что вновь собрать войско князь Дмитрий не мог. Поэтому он выразил хану покорность, с честью отпустил его послов, но сам на поклон в Орду не поехал.
Тогда Тохтамыш решил проучить упрямца. В 1382 г. его орда внезапно появилась под Москвой. Впервые со времен Батухана на Русь со всей Ордой пожаловал сам царь! Это было смертельно опасно. Князь Дмитрий Донской уехал в Кострому. Его нельзя обвинять в трусости: он не мог остаться в осаде, так как это резко понижало его шансы на сопротивление, не позволяло собрать союзные войска. В белокаменном московском Кремле, стены которого возводились с 1367 г., засел его вассал, литовский князь Остей с горожанами. Тогда впервые со стен загремели русские пушки. Но монголотатары хитростью проникли в Кремль: посовременному говоря, напросились на экскурсию. Летописец сообщает, что посланники Тохтамыша сказали москвичам: намерения хана чисты, он лишь «хочет град сей увидеть, а вам всем дает мир и любовь». Наивные горожане открыли ворота и вышли с дарами… Монголотатары убили возглавлявшего шествие князя Остея, ворвались в Кремль, разграбили и сожгли его, «а христиан, – пишет летописец, – всех изрубили такое множество, что начали у окаянных плечи болеть». Потом ордынцы огнем и мечом прошлись по всей Руси, сжигая города, убивая и уводя в полон людей. «Не на что было смотреть, – записал современник, – разве что земля, и пыль, и прах, и пепел, и много трупов мертвых лежало, и святые церкви лежали разорены». Ко всему прочему, в отместку за непослушание на Русь была наложена «великая дань тяжкая по всему великому княжеству – от всякого без послабления, от всякой деревни – по полтине».
Парадокс состоял в том, что, разгромив Мамая на поле Куликовом (эмир бежал в Крым, и там его убили ногайцы), Дмитрий невольно помог тем самым Чингизиду хану Тохтамышу справиться с Мамаем и сплотить Орду под своей властью. Поэтому победа над монголотатарами на поле Куликовом имела в основном огромное моральное значение, но не позволила освободиться от ига. И даже наоборот, с политической и военной точек зрения победа эта оказалась пирровой: в итоге Орда усилилась, а Русь оказалась ослабленной потерями. Поэтому понятно, почему после гибели Москвы князь Дмитрий вновь смирился с игом и в 1383 г. послал к хану своего сына Василия с огромным двухгодовым «выходом» в 8 тыс. рублей. Кроме того, в обмен на золотой ярлык он пообещал выплатить долг за все предыдущие годы своего «упрямства». Приехавший в Орду тверской князь Михаил не мог дать таких же щедрых обещаний, а поэтому ярлык остался у Дмитрия. Обе стороны могли быть довольны: Тохтамыш восстановил власть Орды над Русью, а Дмитрий даже после страшного разгрома Москвы остался у власти и с золотым ярлыком на руках.
После набега Тохтамыша князь Дмитрий заболел – наверняка причиной болезни стало чудовищное нервное напряжение. На некоторое время болезнь отпустила его, но потом, как писал современник, «впал он в еще больший недуг, и стоны вошли в сердце его так, что разрывалось нутро его и уже приблизилась к смерти душа его». Перед смертью, которая пришла за ним 19 мая 1389 г., он составил завещание. В этом документе впервые великое княжение Владимирское названо отчиной, т. е. наследственным владением московского князя, которое он свободно, по своей воле передавал сыну Василию. И еще там появились новые, необычные для данника Орды слова: «А переменит Бог Орду, не станут дети мои давать выхода в Орду, и кто из сыновей моих возьмет дань в своем уделе, тому она и есть…» Собственно говоря, это и есть финансовое выражение идеи национальной независимости – брать налоги в своей стране и не платить из них дань завоевателю. Но надежды победителя Мамая, увы, не сбылись: ни сыновья его, ни внуки его от платежа «выхода» в Орду не освободились. Лишь только правнук Дмитрия Донского Иван III почти через 100 лет после его смерти смог осуществить великую мечту прадеда!
В итоге время правления князя Дмитрия Ивановича оказалось необыкновенно тяжелым для Руси. Непрерывной чередой тянулись внешние и междоусобные войны, страшные пожары и эпидемии уничтожали ее города и села. Засуха губила всходы на полях обезлюдевшей от чумы Руси. Но благодарные потомки забыли неудачи правления князя Дмитрия Ивановича: в памяти народа он остался прежде всего великим полководцем, впервые победившим не только войско Мамая, но и страх русских людей перед ранее несокрушимой и страшной силой Орды. И впоследствии имя победителя на поле Куликовом вспоминали всякий раз, когда враг угрожал независимости России.
После набега Тохтамыша гнет Орды над Москвой усилился. Когда в 1383 г. Дмитрий послал в Орду сына Василия Дмитриевича за подтверждением своего ярлыка, Тохтамыш оставил 11летнего Василия Дмитриевича (род. в 1371 г.) в Орде как аманата – заложника. Впрочем, то же он проделал и с князем Александром, сыном соперника Дмитрия, тверского князя Михаила. Только через 3 года князю Василию удалось бежать на Русь.
Итак, Василий I Дмитриевич стал великим князем по завещанию отца, чего ранее не бывало. И это, несмотря на восстановление формального докуликовского положения, можно рассматривать как свидетельство укрепления власти великого московского князя. Справедливости ради отметим, что выбор Дмитрия одобрил и хан Тохтамыш. Его посол Шихмат участвовал в церемонии провозглашения Василия великим князем во Владимире. А сам Тохтамыш дружелюбно встретил в 1392 г. Василия в Орде, когда тот прибыл для подтверждения своего данничества. Отметим, что царь сменил гнев на милость не по доброй воле. Страшась приближавшихся из Средней Азии войск непобедимого Тамерлана, он ублажал своего данника: отдал ему Нижегородское княжество и даже не гневался, когда осмелевший Василий запросил в придачу еще Муром с другими городами. Конечно, злато и серебро, щедро раздаваемые московскими послами в ханском окружении, тоже сыграли свою роль!
Словом, начало княжения для Василия Дмитриевича оказалось удачным. Да и сам он потом старался не раскачивать лодку: правил Москвой осторожно и расчетливо долгих 36 лет. При нем мелкие князья начали забывать о своей прежней воле (насколько она была вообще возможна под ханской пятой) и постепенно превращались в великокняжеских слуг. Василий стал чеканить свою монету, заставил ранее освобожденную от дани церковь участвовать в платеже ханского «выхода». Хотя он не был, в отличие от своего отца, победителя Мамая, отважным воином, но показал твердость в отношениях с Великим Новгородом, прибрав к рукам его северные владения. Впервые рука Москвы протянулась и к Булгарии на Волге: дружины Василия сожгли Казань. Рязань, долго соперничавшая с Москвой при смелом князе Олеге, уже в правление Василия Дмитриевича подпала под влияние Москвы.
Церковная жизнь Московской Руси при Василии не стояла на месте. Монах Кирилл, святитель праведный и суровый, основал в угрюмых северных местах («удобных для безмолвия»), у Белоозера, монастырь, прославленный аскетизмом и нестяжанием своих монахов. К голосу Кирилла прислушивались русские князья. После смерти Кирилла в 1427 г. КириллоБелозерский монастырь стал не только святым местом, но и узилищем для знатных преступников.
Время Василия I Дмитриевича оставило заметный след в истории русской культуры. Именно при нем соборы в Кремле расписывал знаменитый Феофан Грек, прибывший из Византии сначала в Великий Новгород (его фрески там сохранились до нашего времени), а потом переселившийся в Москву. Впервые он упомянут в 1399 г. как мастер, расписавший Архангельский собор Кремля. Феофан Грек производил незабываемое впечатление. Как писал о нем Епифаний Премудрый, Грек был не только творец, но и «преславный мудрок, зело философ хитр». Удивительной казалась его манера письма. Он не был похож на других живописцев, которые не отрывали взгляда от образца (старой иконы), а творил как бы небрежно: «Ногами без покоя стояша, языком же беседуя с приходящими глаголиша, а умом дальняя и разумныя обгадываша (угадывая)». При этом великом художнике сложился тип русского высокого иконостаса, главным украшением которого стал «Деисус» – композиция с изображением посередине Иисуса Христа и по бокам Богородицы и Иоанна Крестителя. Изобразительное пространство деисусного ряда Грека было едино и гармонично, а живопись, как и фрески, полна чувства и внутреннего движения.
Когда в 1386 г. юный Василий бежал на Русь из Орды через Литву, он познакомился с князем Витовтом. Смелый княжич, бросивший вызов воле хана, понравился Витовту, и он пообещал ему в жены свою дочь Софью. Венчание произошло в январе 1391 г. Вскоре Витовт стал великим князем Литовским. Конечно, государственные интересы тестя и зятя оставались выше личных – ведь Москва и Литва тогда остро соперничали за пограничные земли.
Но все же Софья оказалась хорошей женой и благодарной дочерью – она делала все, чтобы Василий и Витовт не стали заклятыми врагами, хотя для этого имелись все основания: Витовт был сосед неспокойный и нахрапистый – в 1395 г. он обманом овладел Смоленском, пытался захватить Рязань. В 1399 г. Василий Дмитриевич, не желая участвовать в задуманном Витовтом опасном походе на Орду, послал Софью к отцу – и она сумела отговорить того от совместного с Москвой похода. Василий, чтобы сгладить конфликт, поехал на Пасху к Витовту в Смоленск, где дружески пировал с ним. Вообще же отношения Москвы и Литвы никогда не оставались ровными и спокойными. Витовт был энергичнее и опытнее своего зятя. Он постоянно держал в напряжении Василия, проводя активную завоевательную политику в окрестных с Московской Русью землях. Так, в 1400 г. он решил поставить у власти в Золотой Орде своего ставленника Тохтамыша, бежавшего от войск Тамерлана в Литву. Для этого он отправился в поход против укрепившегося в Орде хана ТемирКутлука, за спиной которого стоял влиятельный эмир Едигей. Но в сражении на реке Ворскле 12 августа 1400 г. непобедимый ранее Витовт (вместе с войском Тохтамыша) потерпел страшное поражение от Едигея. Тото, наверное, радовался Василий, что не пошел войной на Орду в компании со своим тестем и разорителем Москвы Тохтамышем. В 1405 г. изза нападения Витовта на Псков, который Москва считала «своим», дело дошло до прямого столкновения – русские и литовские полки сошлись на реке Плаве под Тулой. Однако старая дружба и родство возобладали, и кровопролития удалось избежать.
Вообще княгиня Софья Витовтовна была женщиной незаурядной: волевой, упрямой и решительной. Она родила Василию четырех дочерей и пятерых сыновей, а после смерти мужа от чумы яростно отстаивала права младшего сына Василия II Васильевича во время страшных усобиц, тогда снова захлестнувших Русь. Умерла великая княгиня в 1453 г., пережив мужа почти на 30 лет.
В 1360е гг. в Средней Азии возвысился Тимур (Тамерлан), выдающийся властитель и полководец, известного своей хромотой, военными подвигами и невероятной, поражавшей даже современников, жестокостью. Он создал огромную империю и хотел завоевать весь мир. Разгромив турецкого султана Баязида, добивавшего некогда могучую Византийскую империю, Тимур тем самым помог Константинополю продлить существование еще на полвека. В 1395 г. на реке Терек Тимур уничтожил войско хана Тохтамыша, который после этого бежал в Литву. Тимур вторгся в татарские степи, а потом и в рязанские земли. С ним шло гигантское 400тысячное войско. Ужас охватил Русь, помнившую Батыево нашествие, а теперь знавшую, что Тимур победил самого ордынского царя! Князь Василий не мог противостоять новому беспощадному завоевателю. Захватив Елец, Тимур двинулся было на Москву, но 26 августа остановился и, простояв две недели, повернул на юг. Накануне москвичи пытались укрепить свой город, начали рыть огромный ров, но работали впопыхах, бездумно: «И много убытка людям причинили: дома разметали, но ничего не сделали». Приходилось уповать на счастливый случай или волю Бога. Так и случилось. С тех пор как «железный хромец» повернул назад, на Москве считали, что Русь спасли не стратегические расчеты Тимура, не захотевшего в начале осени увязнуть на Руси, а знаменитая икона Богоматери Владимирской, некогда привезенная Андреем Боголюбским из Киева. Ее срочно доставили из Владимира в Москву, и как раз в тот же день Тимур повернул назад. Люди верили, что именно их отчаянная общая мольба отвратила приход страшного завоевателя на Русь.
За отношениями Литвы и Московской Руси внимательно наблюдал из Орды эмир Едигей, фактический правитель при сменявших друг друга ханахмарионетках ТемирКутлуке, Шадибеке и БулатСалтане. В 1408 г., не сумев столкнуть лбами Московскую Русь с Литвой, он напал на Москву, которая к этому времени 13 лет не платила ордынский «выход», «задолжав» 90 тыс. рублей (!), и вообще стала вести себя независимо. В 1408 г. Едигей с укоризной писал Василию: «Как царь ТемирКутлук сел на царство, а ты улуса своего государем стал, с того времени у царя в Орде не бывал, царя в очи не видел и князей его, ни бояр своих, никого иного не присылал, ни сына, ни брата ни с каким словом». И далее: «И как шлешь к нам жалобы и жалобные грамоты, а в них говоришь так, что „улус истомил, выхода взять не на ком“? Будто мы прежде сего твоего улуса не видали, а только о нем слыхали! а что твои послания или твои грамоты к нам, то это все ложь, а что ты имал для своей державы со всякого улуса с двух сох рубль, и куда ты серебро это дел?»
Словом, Едигей, хоть и называл Василия «любимым сыном», всетаки решил, подобно своим предшественникам на троне, поучить данника умуразуму. Он написал Василию, что идет на Литву, а сам неожиданно ударил по Москве. Князь Василий бежал в Кострому, но пушки Кремля и его высокие каменные стены, а также присутствие сильного войска во главе с князем Василием Андреевичем (тем самым, который командовал запасным полком на Куликовом поле) вынудили монголотатар отказаться от штурма столицы Московской Руси. Для успешной обороны князь Василий Андреевич приказал сжечь посады. «И жалко было смотреть, – читаем в летописи, – как чудные церкви, создаваемые в течение многих лет и высокими главами своими придававшие величие и красоту городу, в одночасье исчезали в пламени – так погибали от огня величие и красота города и чудные храмы. Это было страшное время: люди метались и кричали, и огромное пламя гудело, возносясь к воздуху, а город был окружен полками беззаконных иноплеменников».
Тогда Едигей решил взять Москву измором. Он обосновался в Коломенском на зимнюю стоянку и стал ждать своего вассала – тверского князя Ивана Михайловича с осадными орудиями. Подойти близко к Кремлю изза огня московских пушек он не мог. Но князь Иван Тверской так медленно собирался, так тяжело шел на Москву, что дело разрешилось без него. Едигей, получив плохие вести из Орды, где начался очередной бунт, вступил с осажденными в переговоры, потребовал с москвичей огромный по тем временам выкуп в 3 тыс. рублей, получил его и 20 декабря со множеством русских полонянников откочевал в родные степи. «Горестно было видеть и слез многих достойно, – писал летописец, – как один татарин до сорока христиан вел, грубо связав их… И была тогда во всей Русской земле среди всех христиан туга великая и плач безутешный, и рыдание, и стоны, ибо вся земля пленена была, начиная от земли Рязанской и до Галича, и до Белоозера».
Москвичи, разоренные огромным выкупом, лишь потом узнали об истинных причинах поспешного ухода Едигея, а поэтому кусали локти, жалея свои денежки. Ведь оказалось, что зря поганым платили, Едигей и сам бы ушел от Москвы!
Вообще же истинная причина набега Едигея на Москву заключалась в том, что отношения Василия I с ним не сложились: князь считал татарина не выше себя по статусу. Повторялась ситуация с Донским и Мамаем – по «золотоордынскому счету» оба были эмирами, т. е. равными по своему статусу перед царственными Чингизидами. И русский эмир по традиционному праву на поклон к ордынскому эмиру мог и не идти. А вот когда в Орде произошел переворот – Едигея свергли, и воцарился настоящий Чингизид, сын Тохтамыша хан Джелал адДин, Василий I собрался ехать в Орду с поклоном и с большим «выходом».
Но ему не повезло: не успел он двинуться в путь, как хана Джелал адДина убил его брат КеримБерди, а потом, выдвинув своего ставленника хана Чокре, к власти опять вернулся заклятый враг Москвы Едигей. В общем, в Москве решили переждать, когда в Орде наступит ясность. А ее все не было: ставленники Едигея, Тохтамышевичи, другие царевичи и эмиры отчаянно боролись за власть, сменяя в ханском шатре друг друга. Смерть в бою Едигея в 1419 г. не изменила ситуацию – «замятня» в Орде продолжалась, пока в 1422 г. там не воцарился хан УлугМухаммед, который только к началу 1430 г. сумел перерезать и передушить всех своих противников.
Те, кто видел великий фильм Андрея Тарковского «Андрей Рублёв», помнят страшную сцену захвата города русскотатарским войском, разорение церквей и ужасную пытку священника, который отказался указать грабителям, где спрятаны церковные сокровища. Вся эта история имеет подлинную, документальную основу.
В 1410 г. нижегородский князь Даниил Борисович вместе с татарским царевичем Талычом скрытно подошли к Владимиру и внезапно, в час послеполуденного отдыха стражи, ворвались в город. Поп Успенского собора отец Патрикей успел закрыться в храме, спрятал священные сосуды, а также запер своих причетников в особой тайной светелке. Сам же, пока татары и нижегородцы ломали двери церкви, преклонил колена и стал молиться. Ворвавшиеся злодеи схватили священника и стали выпытывать, где он спрятал сокровища. Они жгли его огнем, вгоняли щепки под ногти, но он молчал. Тогда, привязав к лошади, враги поволокли священника по земле, а потом убили. Но люди и церковные сокровища были спасены.
Пока в Орде шла борьба за власть, в Москве пристрастно и заинтересованно ожидали: чем же она закончится? Дело в том, что к этому времени уже умер Василий I (в 1425 г.), на троне оказался его 10летний сын Василий II Васильевич. Но он не имел золотого ярлыка. А у кого в Орде, раздираемой распрями, просить этот ярлык, было неведомо!..
Правление Василия II оказалось, к несчастью для Руси, бедственным. Оно ознаменовалось реками крови четвертьвековой гражданской войны, охватившей Русь, жестоким «нелюбьем» потомков Калиты. Умирая, великий князь Василий I завещал великокняжеский стол сыну Василию II, а опекуном назначил своего тестя Витовта. Это не устроило князя Юрия Дмитриевича – младшего брата покойного Василия I и соответственно дядю Василия II. Юрий, тогда удельный князь Галича, сам мечтал о великокняжеском столе и формально, по «родственному счету», имел на это больше прав, чем племянник.
Спор дяди и племянника о первенстве и власти решался в 1432 г. в ордынском шатре перед троном хана УлугМухаммеда. В своей речи князь Юрий Галицкий обосновывал свои права на главенство при наследовании великого княжения ссылками на летописи и завещание Дмитрия Донского – стол должен переходить именно к нему, младшему брату, а не к сыну покойного брата, великого князя. Так же было «по старине»!
От имени юного князя Василия II Васильевича речь перед ханом держал боярин Иван Всеволожский. Он умно построил свою речь и проявил особое лукавство в своей кажущейся прямоте. Он сказал хану: «Государь! Наш государь великий князь Василий ищет стола своего великого княжения, а твоего улуса, по твоему цареву пожалованию и по твоим… ярлыкам, и вот твое пожалование перед тобой». В этот момент Всеволожский предъявил хану его же ярлык, выданный Василию задолго до описываемых событий, в 1423 г., когда сам УлугМухаммед в острой междоусобной борьбе был свергнут (как оказалось, временно, всего лишь на несколько месяцев) ханом Бораком и укрылся у своего друга Витовта в Литве. Так случилось, что как раз в это время великая княгиня Софья Витовтовна привезла из Москвы в Литву 8летнего внука Василия, чтобы показать его деду Витовту. Получить для внука «запасной» (на всякий случай) ярлык от УлугМухаммеда Витовту не составляло труда. И вот теперь, много лет спустя, ярлык тот пригодился. К тому же, отметая аргументы князя Юрия Галицкого, Всеволожский сказал: «Господин наш, князь Юрий Дмитриевич, хочет взять великое княжение по мертвой грамоте отца своего, а не по твоему пожалованию, вольного царя, а ты волен распоряжаться своим улусом». Неудивительно, что после такой речи хан поддержал Василия II и Юрий Дмитриевич был принужден «вести под ним коня», т. е. подчиниться власти племянника. Так Василий выиграл важный для будущего России спор. Традиционное право младшего брата занять великокняжеский престол после смерти старшего оказалось «побитым» новым – в сущности, самодержавным – правом великого князя передавать власть по наследству своему сыну (пока с одобрения хана).
Однако вскоре выяснилось, что оскорбленный результатами разбирательства в Орде князь Юрий Галицкий не считал себя побежденным и в 1432 г. нарушил мир с племянником. Незадолго до этого к нему в Галич перебежал упомянутый выше влиятельный московский боярин князь Иван Всеволожский, изменивший своему господину. Он стал склонять князя Юрия к борьбе за великокняжеский стол. Этого же хотели три его сына: Василий (названный позже Косым), Дмитрий Шемяка и Дмитрий Красный. Они неустанно твердили ему: «Отче! Иди на великое княжение! Отче! Иди на великое княжение!»
Поводом для открытой братоубийственной войны стала ссора на свадебном пиру Василия II (тот женился на Марье Ярославне – дочери князя Малоярославского). Дело в том, что в разгар пиршества мать Василия II Софья Витовтовна вдруг обвинила сына князя Юрия Галицкого Василия (Косого) якобы в незаконном присвоении им золотого пояса Дмитрия Донского. При всех гостях она сорвала пояс с Василия Юрьевича и тем самым страшно оскорбила его как воина и мужчину. В чем же суть конфликта? Драгоценные пояса в те времена являлись символом власти, одной из властных регалий. Их ценили как корону, посох, берегли, передавали по наследству.
О драгоценных поясах, как о величайшей ценности, упоминали в княжеских завещаниях. На свадебном пиру один из московских бояр, приближенных Софьи Витовтовны, якобы узнал на князе Василии Юрьевиче «пояс князя Дмитрия Донского». Точнее, этот богатый пояс «на цепях с каменьями» (в числе других поясов и драгоценностей) когдато предназначался Дмитрию Донскому в качестве приданого, когда тот женился на дочери князя Дмитрия Суздальского Евдокии в 1367 г.
Однако, считала Софья, тысяцкий Василий, принимавший от суздальцев приданое для Дмитрия Донского, подменил его. Меньший, худший пояс он отдал князю Дмитрию, а лучший тайком передал своему сыну Микуле. Микула же сохранял этот пояс до той поры, пока не наступило время брака его сына Ивана, которому он и подарил драгоценность. Этот Иван – тот самый боярин князь Иван Всеволожский, доставивший столько огорчений семье Софьи, совершив побег к галицким князьям. От Всеволожского пояс и перешел к Василию Косому, женатому на внучке Всеволожского. Вот в этой обнове, обратившей на себя внимание Софьи, и явился князь Василий Юрьевич на свадьбу Василия II.
Читателю не стоит напрягаться для полного уяснения этой запутанной истории. Скорее всего, это была провокация со стороны Софьи, ибо неясно, каким же образом ее приближенные 65 лет спустя вдруг «узнали» так и не доставшийся в 1367 г. Дмитрию Донскому пояс. Ведь его до Василия Косого должны были носить на людях и Микула, и некогда близкий Софье боярин Иван Всеволожский – такие пояса в торжественные дни по сундукам не прячут. Истинная причина, вероятно, кроется в мести Софьи и ее окружения предателю, некогда первейшему боярину Ивану Всеволожскому, который бежал к врагу Москвы – галицкому князю Юрию Дмитриевичу.
Измена Всеволожского так раздосадовала Софью, что она обвинила галичан, укрывших предателя, в жульничестве с поясами, к которому будто и был причастен Всеволожский. Известно также, что вскоре после ссоры на свадебном пиру Василий II сумел схватить князя Всеволожского и распорядился его ослепить – «очи ему вынул». Так началась череда жестоких ослеплений в русской истории. Тогда считалось, что человек, утративший зрение, править не может, а подданные слепого государя не получают невинного счастья – «видеть очи государевы».
Тем временем, оскорбленный и униженный поступком княгини Софьи, князь Василий Юрьевич вместе с братом своим Дмитрием Шемякой в ярости покинул пир и поехал к отцу в Галич. При этом они в дороге, желая отомстить московскому князю, разграбили ни в чем не повинный Ярославль – вотчину Василия II. А это уже было объявлением войны. Князь Юрий Галицкий тотчас встал на сторону сыновей, собрал войско и двинулся на Москву. Весной 1433 г. в сражении на берегу реки Клязьмы он победил войско Василия II, который бежал в Тверь и далее в Кострому. Новый великий князь Юрий (Георгий) Дмитриевич вступил в Москву. Но удержаться там долго он не смог – москвичи не поддержали Юрия, хотя он являлся законным наследником Василия I, его младшим братом. «Юрий, – сообщает летописец, – увидел, что непрочно сидеть ему на великом княжении», и послал за бежавшим Василием II. Юрий помирился с ним, уступил ему великокняжеский стол, а сам уехал из столицы. Но сыновья его не успокаивались и настойчиво требовали от отца, чтобы он вновь взял великое княжение.
В марте 1434 г. под Ростовом войска Юрия Галицкого вновь разбили воинство Василия II. Юрий вторично занял Москву. На этот раз москвичи признали его своим повелителем. Но правил великий князь Юрий (Георгий) Дмитриевич лишь два месяца и умер летом 1434 г. Он остался в истории благодаря двум обстоятельствам. Вопервых, впервые в грамотах именно в титуле великого князя Юрия Дмитриевича появились слова «Божией милостию», которые придали московской княжеской власти особую значимость и способствовали укоренению самодержавия. Вовторых, в его правление впервые на московской монете появилось изображение Георгия Победоносца, поражающего змея копьем. Отсюда пошло название «копейка», а также герб Москвы, включенный затем в герб России.
Умирая, великий князь Юрий Дмитриевич завещал Москву своему старшему сыну Василию Юрьевичу Косому. Но и тот не сумел надолго закрепиться у власти изза ссоры со своими родными братьями – Дмитрием Шемякой и Дмитрием Красным, которые завидовали Василию. По словам летописца, они якобы сказали Василию: «Если Бог не восхотел, чтобы княжил отец наш, то тебя мы сами не хотим». Тотчас они послали гонцов к свергнутому ими же князю Василию II, который уже собирался бежать в Орду, и заключили с ним мир. Признав его повелителем, они затем вместе двинулись на Москву. Вскоре они согнали со стола своего брата, великого князя Василия Косого. Так, неожиданно для себя, Василий II вернулся к власти. Вообще он был «везучим неудачником» на троне. На поле боя он терпел одни только поражения, его многократно унижали, брали в плен враги. Как и его противники, Василий II был клятвопреступником и братоубийцей. Однако всякий раз Василия спасало чудо, а его соперники допускали ошибки еще более грубые, чем он сам. В итоге, несмотря на многочисленные поражения и провалы, Василий II сумел продержаться у власти более 30 лет и благополучно передал трон сыну Ивану III.
Это жестокое, тревожное время стало эпохой расцвета творчества великого русского иконописца Андрея Рублёва. Он был учеником Феофана Грека, работал с учителем в Москве, а потом вместе со своим другом Даниилом Чёрным расписывал соборы во Владимире, ТроицеСергиевом и Андрониковом монастырях. О нем летописец написал: «Старец по имени Андрей, иконописец необыкновенный, всех превосходящий мудростью великой». Инокиконописец Андрей писал иначе, чем Феофан. У Андрея нет характерной для Феофана суровости ликов, главное в его живописи – сострадание, любовь и прощение. Настенные росписи и иконы Рублёва поражали своей одухотворенностью уже современников, которые приходили смотреть, как он работает. На творчестве Рублёва и других иконописцев сказалось мощное влияние византийского искусства. Вообще Византия оставалась духовной родиной русского православия и несколько столетий русская культура подпитывалась соками греческой почвы.
Самая знаменитая икона Андрея Рублёва «Троица», которую он создал для ТроицеСергиева монастыря (после 1429 г.), обессмертила его имя. Сюжет иконы взят из Библии: по воле Бога у престарелых Авраама и Сарры должен родиться сын Исаак, и с вестью об этом к ним пришли три ангела. Они терпеливо ждут возвращения хозяев с поля. Считается, что это воплощения триединого Бога: слева – Бог Отец, в центре – готовый к жертве во имя людей Иисус Христос, справа – Cвятой Дух. Фигуры вписаны художником в круг – символ вечности. Покоем, гармонией, светом и добром проникнуто это великое творение XV в.
Москва стремилась не только к политической, но и к церковной самостоятельности, сопротивлялась попыткам Византии во всем определять церковную жизнь Руси, назначать ее митрополитов. В 1441 г. Василий II отверг заключенную на Флорентийском соборе в 1439 г. церковную унию католической и православной церквей, по которой Византия, цеплявшаяся за любую помощь в борьбе с турками, признавала верховенство папы Римского. Василий II оскорбился действиями бывшего во Флоренции московского митрополита грека Исидора. И когда во время службы 29 мая 1441 г. Исидор провозгласил: «Помяни, Господи, папу Римского!», произошел скандал: великий князь и другие прихожане осудили поступок Исидора. Вскоре созвали церковный собор, на котором грека, как пишет летописец, «переспорили, схватили его… и заточили в Чудовом монастыре. Он же просидел тут все лето…», а потом бежал в Тверь, «а оттуда в Литву, да и в Рим, к папе своему…».
В итоге в 1448 г. Освященный собор русских епископов выбрал первого независимого от Константинополя митрополита. Им стал Иона, рязанский владыка. Это означало фактическую автокефалию (независимость) московской ветви Русской Православной церкви, без оглядки на Византию. Послушно выполняя волю Василия II в борьбе с Василием Шемякой, Иона встал в длинный ряд иерархов церкви, освящавших все праведные и неправедные дела московских государей. При нем единая Русская Православная церковь окончательно распалась на Восточную (Русскую) и Западную (Киевскую, Литовскую).
К этому времени на далеких островах Белого моря подвижники основали Соловецкий монастырь. Вначале там поселился пустынник Савватий (ум. в 1436 г.), а после него построили скит старцы Зосима и Герман. В 1452 г. Зосима стал первым игуменом монастыря, который отличался особой суровостью своего устава и образа жизни насельников. На островах запрещалось бывать женщинам, монахам не полагалось брить бороды, и даже нельзя было держать самок сельскохозяйственных животных. Но более всего монастырь стал известен как узилище знаменитых государственных преступников и как место сурового покаяния страшных грешников. А в XX в. Соловецкий монастырь большевики превратили в первый в Советском Союзе концлагерь, где содержали и уничтожали тысячи заключенных. Опыт СЛОНа (Соловецкого лагеря особого назначения) потом широко использовали при организации системы ГУЛАГа.
После изгнания Василия Косого и возвращения Василия II в Москву обстановка в стране оставалась напряженной. Косой продолжал борьбу против Василия II и своих братьев. В 1436 г. союз этот расстроился: Василий II пригласил Дмитрия Шемяку в гости, а потом арестовал и сослал его в Коломну. Войско и двор Шемяки тотчас перешли к Василию Косому. В сражении на реке Черехе под Ростовом победу одержал Василий II. Князь Василий Косой попал в плен, и Василий II повелел ослепить пленника. Вероятно, именно с той поры его стали звать Косым, что, впрочем, не означало полного ослепления. Тем не менее, даже оставшись с одним глазом, он отошел от политики и умер в 1448 г.
Между тем ситуация на Руси вдруг ухудшилась. После того как Василий Косой выбыл из борьбы за власть, Дмитрий Шемяка вернул себе расположение Василия II и в союзе с ним отправился в поход на татар. 7 июля 1445 г. в сражении под Суздалем Василий II попал в плен к царевичу Махмутеку, сыну хана УлугМухаммеда. Сражение с татарами проиграли по весьма распространенным в России причинам. Вечером князья и бояре обильно ужинали и без меры пили, потом все уснули, а дозоры выставить забыли. Рано утром всех поднял крик, что татары уже рядом – переходят реку Нерль. Русские бросились поспешно надевать доспехи, седлать коней, строиться. Но все войско собраться не успело. Дмитрий Шемяка со своим полком, за которым тотчас послал Василий II, почемуто (возможно – умышленно) сильно опоздал. В ходе беспорядочного, но упорного боя великий князь и множество его бояр сдались татарам. Царевич Махмутек сорвал с Василия нательные кресты и послал их в Москву – чтобы у Софьи Витовтовны и всей великокняжеской семьи не оставалось сомнений в том, что великий князь пленен. Как раз в этот момент в столице начался сильнейший пожар, уничтоживший Кремль и всю казну. Это было страшно вдвойне – ведь к тому времени хан УлугМухаммед потребовал с москвичей за Василия невиданный выкуп в 200 тыс. рублей.
Шемяка, так и не появившись на поле боя, с особым почетом принял у себя татарского посла Бегича и дал ему понять, что не жаждет вызволять Василия II из неволи. Он сам хочет стать великим князем, надеясь, что «великому князю (Василию II. – Е. А.) не выйти на великое княжение» из плена. Но тут Шемяке не повезло. Произошло непредвиденное: на обратном пути в стан хана Бегич почемуто задержался в Муроме, и хан подумал, что посол его убит верным Василию II Шемякой. Поэтому он отпустил поклявшегося выплатить выкуп Василия II, и тот 17 ноября прибыл домой, в Москву.
Шемяка страшно огорчился столь скорому, нежданному освобождению Василия II из плена – ведь Московский стол был почти его! Но Шемяка не пал духом, а тотчас организовал заговор против великого князя – этого великого неудачника. На сторону заговорщиков перешел двоюродный брат Василия II, князь Иван Можайский. В феврале 1446 г. люди Шемяки ночью захватили Кремль, арестовали мать и жену Василия II. Заговорщиков поддержали многие москвичи: Василий II казался им тогда бездарным правителем, разорившим страну своим чудовищным выкупом. Самого Василия II в тот момент в Кремле не было. Вместе с сыновьями Иваном и Юрием он отправился на богомолье в Троицкий монастырь. Слуга Бунко тайно бежал из Москвы и сообщил Василию II об измене Можайского и Шемяки. Василий не поверил словам слуги, но всетаки выставил дозор. Однако люди князя Ивана Можайского и Шемяки перехитрили дозорных и ворвались в монастырь. Окружение великого князя впало в панику, сам Василий побежал в конюшню. Но там коней уже не было – ктото их увел. Тогда он спрятался в церкви… Вскоре, услышав голоса преследователей, Василий II понял, что таиться бесполезно. С иконой в руках он вышел навстречу заговорщикам и просил Ивана Можайского пощадить его, не ослеплять, «не лишать его видеть образа Божиего и Пречистой Матери его и всех святых». Видно, Василий понимал, что после ослепления им Василия Косого, брата Шемяки, его ждет та же участь. Князь же Можайский был непреклонен. Он приказал схватить Василия, которого как простого пленника, на убогих санях, отвезли в Москву во двор Шемяки и там «очи вынули», а потом сослали с семьей в Углич. Так Василий II стал «Темным», а Шемяка – великим князем Дмитрием Юрьевичем.
Жестокая расправа с Василием возмутила бояр и горожан, в городе начались волнения. Тогда Шемяка, видя, что теряет общественную поддержку, решил обезопаситься: он приехал в Углич к Василию и вынудил того дать обет верности ему, великому князю Дмитрию. Радуясь послушанию Василия, Шемяка устроил пир и пожаловал пленнику в удел Вологду. Но Василий Темный, едва приехав в Вологду, тотчас отрекся от данного обета, бежал в Тверь и в союзе с тверским князем пошел войной на Шемяку. Вскоре боярин Василия Темного Плещеев с небольшим отрядом захватил Московский Кремль, а Шемяка бежал на Север, в Каргополь. Василий II в который раз воцарился в Москве.
В 1447 г. противники заключили мир. Теперь уже Шемяка клялся в верности великому князю Василию II, но ненадолго. Вскоре он нарушил клятву, и снова на Руси началось «нелюбье». В 1450 г. в сражении под Галичем войско Шемяки потерпело поражение, князь бежал в Великий Новгород. Здесь в 1453 г. жизнь изгнанника оборвалась: подкупленный Василием II повар Поганка отравил Дмитрия Шемяку – «дал ему зелье в куряти». Как пишет Н. М. Карамзин, Василий II, получив весть о смерти Шемяки, «изъявил нескромную радость». Еще бы: со смертью Шемяки серьезных соперников у него не осталось. Князь Иван Можайский, сыгравший столь печальную роль в судьбе Василия Темного, сын Шемяки Иван и другие неудачники, укрывшиеся в Литве, не представляли опасности для его власти… Живи и радуйся!
Портретов Шемяки не сохранилось. Моральный облик галицкого князя постарались очернить его злейшие враги. В московских летописях Шемяка выглядит извергом, а Василий – носителем добра. Возможно, если бы победил Шемяка, то мы бы увидели совсем другую картину. На самом деле эти князья, двоюродные братья, были во многом похожи. Но все же не случайно культ галицкого князя долго сохранялся на русском Севере. Шемяка, человек отчаянный и решительный, шел своим путем к объединению Руси. Борясь с Василием и Москвой, он пытался создать могучее княжество с центром в Устюге Великом, опираясь при этом на силы и традиции вольного Севера, который менее Москвы затронула татарщина. Но сил у него оказалось мало, победил Василий II, и поэтому последнее слово в истории осталось за ним.
Год 1453й оказался тяжелым для Василия II – умерла его мать Софья Витовтовна, а потом пришло страшное известие о падении Константинополя.
Исчезла одна из величайших мировых империй, рухнул оплот православия, погибла духовная родина русского народа. Конечно, в Москве знали о плачевном состоянии Византии в последние годы ее существования. Когда в 1398 г. султан Баязид осадил великий город, Василий I, как и его соперник, тверской князь, послал деньги византийскому императору. Но оказать действенную помощь гибнущему колоссу Русь не могла…
Крушение Византии поразило русских людей. Отныне Русь была обречена на церковнокультурное одиночество в окружении враждебных ей «папистов» (католиков), «люторов» (лютеран), «агарян» (мусульман) и идолопоклонников. Оборванные корни культуры, осквернение превращенной в мечеть величайшей святыни восточного православия – храма Святой Софии – все это не прошло даром для сознания русских людей, усилило ощущение церковного и политического одиночества, самоизоляции, горделивого сознания своего избранничества. Теперь они думали, что великое греческое царство пало от рук «агарян» за свои грехи и что Бог возложил миссию спасения христианского мира от наступающего Антихриста на Русь – последнее истинное православное царство. Именно Василий II впервые стал называться в тогдашних «Повестях» и «Житиях» царем – защитником православия с соответствующими эпитетами («белый царь всея Руси», «великодержавный царь Руский», «благоразумный царь»). Так к нему перешел титул, которым прежде на Руси называли только хана Золотой Орды.
Впрочем, думать о последствиях гибели Византии Василию II было некогда. Победа над Шемякой позволила ему укрепить внешнеполитическое положение Москвы, которое оставалось непростым. Совсем рядом с русскими землями возник новый опасный сосед. В 1437 г. из Орды на Русь, в Белев, бежал изгнанный своим братом КичиМухаммедом хан УлугМухаммед. Он рассчитывал на помощь Василия II, но тот изгнаннику в помощи отказал. Разгневанный хан в 1439 г. внезапно подошел к Москве, и Василию пришлось даже бежать из столицы. В 1445 г. именно сын УлугМухаммеда, Махмутек, захватил под Суздалем Василия II, а сам хан стребовал с великого князя 200 тыс. рублей. В конце концов УлугМухаммед пробился к Волге и обосновался на развалинах Казани, разоренной русскими в 1399 г. Там он построил деревянный городкрепость и основал Казанское ханство, которое быстро набирало силу и вскоре стало серьезным соперником Руси на северовостоке. Но у Москвы были и свои, дружественные татары из той же семьи Чингизидов. Дело в том, что упомянутый выше основатель Казани УлугМухаммед правил Казанью недолго: его убил сын Махмутек. Два его брата, Касым и Ягуп, не без основания опасаясь за свою жизнь, бежали из Казани и поступили на службу к Василию II. Вскоре орда Касыма успешно отбила нападение на Русь золотоордынского хана СеидАхмета, и в 1452 г. в награду за верность Касым получил от Василия II в вотчину ГородецМещерский на Оке, ставший Касимовым, центром Касимовского царства, вассального татарского княжества, воины которого с тех пор постоянно участвовали во всех походах русской армии. Так же в свое время сделал дед Василия, Витовт, заведший «своих» татар из рода Тохтамыша.
Другой проблемой Василия стали отношения с Великим Новгородом. Естественно, великий князь был недоволен тем, как Новгород поддержал Шемяку и даже дал ему убежище. В 1456 г. Василий II вместе с татарским отрядом двинулся в поход. В завязавшемся бою у Русы (Старой Руссы) новгородцы потерпели поражение, а их предводители попали в плен. На переговорах в Яжелбицах Василий II заставил новгородцев урезать свои права в пользу Москвы. Теперь Новгород не мог сам вести внешнюю политику. Времена переменились: с годами силы Москвы росли, а недружные новгородцы не думали об упрочении обороны своего государства. Ни с кем из соседей они не состояли в прочном союзе, наоборот, со всеми постоянно ссорились и своими руками готовили погибель своей вольной республики. Это имело печальные последствия для будущего России, для самосознания ее народа.
После победы над Новгородом Василий II расправился и с другими союзниками Шемяки: захватил Можайское и другие княжества, разгромил Вятку. Могущество Василия II усиливалось, он сделал своего юного сына Ивана Васильевича соправителем и, умирая, спокойно передал власть в его уже окрепшие руки.
Смерти Василия Темного предшествовали драматические события в Москве. Когдато, во время ссылки в Угличе, только что ослепленному Василию помог освободиться князь Василий Ярославич Боровский. Потом он перешел на сторону Шемяки, попал в плен к Василию II и был заточен в том же самом Угличе. В 1462 г. Василию II стало известно, что сторонники Боровского решили освободить его из тюрьмы. Он приказал схватить заговорщиков, доставить в Москву и «казнить их, бить и мучить, и конями по всему городу волочить и по всем торгам, а затем повелел головы им отсечь». Как пишет дальше летописец, «множество же народа, из бояр, и из больших купцов, и из священников, и из простых людей, видя это, приходили в ужас и удивление, и жалостно было видеть, как глаза всех наполняются слезами, потому что никогда ни о чем таком не слышали и не видели среди князей русских, чтобы такими казнями казнить и кровь проливать в святой Великий пост, и недостойно то православного великого государя». Смелый летописец писал эти строки! Но пройдет 100 лет, и его преемники – собратья по перу – будут почти равнодушно перечислять тысячи мучеников, безжалостно растерзанных свирепым Иваном Грозным и его опричниками, а толпы горожан быстро привыкнут к пролитой на улицах крови и даже будут бежать на казнь, как на праздник, толпиться у эшафота, чтобы – на счастье! – намочить кровью казненного платок или отрезать кусок веревки повешенного. Эпизод этот свидетельствовал о наступлении новых, страшных времен московского самовластия.
Сам Василий II умер не совсем обычно. У него началось онемение некоторых частей тела так, что князь прикладывал к ним разожженный трут и не чувствовал боли. Потом из ран пошел гной и Василий «впал в тяжкую болезнь», из которой уже не вышел.
С ранних лет княжич Иван (род. в 1440 г.) испытал ужасы междоусобья. Он был с отцом в тот самый день, когда люди Шемяки насильно выволокли Василия II из церкви, чтобы ослепить его. В суматохе Ивану с братом Юрием удалось бежать к родным. У него не было детства – уже с 10 лет (в 1450 г.) он стал соправителем слепого отца, сидел рядом с ним на троне и назывался великим князем. В 12 лет его обвенчали с юной Марией – дочерью тверского князя Бориса Александровича. Всего у власти Иван III Васильевич пробыл 55 лет! Причем из них самостоятельно правил 43 года.
По словам видевшего его иностранца, это был высокий, красивый, худощавый человек. Было у него и два прозвища: «Горбатый» – видно, что Иван сутулился, и «Грозный». О последнем прозвище потом забыли – внук его Иван IV оказался еще грознее. Иван III был властолюбив, жесток, коварен. Суров он оставался и к своим близким: родного брата Андрея уморил голодом в тюрьме.
Ивана отличал выдающийся дар политика и дипломата. Он мог годами выжидать, медленно идти к своей цели и достигать ее без серьезных потерь. Так произошло с освобождением от татарского ига, с завоеванием Твери, Новгорода. Иван III cтал истинным «собирателем» земель. Одни Иван присоединял тихо и мирно (Ярославское и Ростовское княжества), другие покорял силой (ЧерниговоСеверская земля, Брянск). Увенчались успехом и походы его войска на северовосток – Иван прибрал к рукам Вятку, Югорскую землю по берегам реки Печеры. Московская власть при нем утвердилась и на Урале, а в 1472 г. Москве подчинилась принадлежавшая Новгороду Пермская земля.
К концу жизни Ивана Московское княжество увеличилось в 6 раз! Как писал С. Герберштейн, австрийский посол при дворе Василия III: «Он, как правило, никогда не бывал в сражениях и все же всегда одерживал победы, так что великий Стефан, знаменитый воевода Молдавии, часто поминал его на пирах, говоря, что тот, сидя дома и предаваясь сну, умножает свою державу, а сам он (Стефан), ежедневно сражаясь, едва ли в состоянии защитить свои границы».
Включение Новгорода в состав Московской Руси при Иване III стало не просто одним из эпизодов объединения страны. Это была победа нарождавшегося самодержавия над древней (с домонгольских времен) республикой. Поводом для резких действий Москвы стал переход новгородцев «под руку» польсколитовского короля Казимира IV, который по договору «целовал крест» – присягал в том, что сохранит в неприкосновенности права города. И хотя это был обычный, традиционный, «по старине» договор Новгорода и Литвы, фактически ни к чему не обязывающий стороны, Иван III воспользовался этим поводом, считая, что по той же «старине» Новгород ранее признавал верховенство великих князей Владимирских. Беспокоил Ивана и союз Казимира с ханом Ахматом. Он знал, что одним из условий союза являлось признание Ордой верховенства Казимира над Новгородом. Учел Иван и то, что разрыв с Москвой – интрига давнего врага Ивана, влиятельной Марфы Борецкой – вдовы новгородского посадника Исаака и матери действующего посадника Дмитрия. Поэтому, опережая возможные совместные действия татар, литовцев и новгородцев, Иван двинулся на Новгород, дав приказ войскам «жечь, пленить и в полон вести, и казнить без милости». Взятых под Русой пленных заставляли резать друг другу губы, уши и носы и для устрашения отпускали их в Новгород. 14 июля 1471 г. новгородцы потерпели сокрушительное поражение от московской рати в решающей битве на реке Шелони. Бежав с места битвы, они гибли в лесах, тонули в болотах, «и не было, – писал современник, – на них такого нашествия с тех пор, как земля их стоит». Взятых в плен посадника Дмитрия Борецкого и других сторонников Казимира казнили как изменников, других же посадили в «истому». По договору, заключенному в деревне Коростынь, Новгород фактически потерял независимость и выплатил огромную дань Москве. Однако окончательно свою победу Иван закрепил лишь 4 года спустя.
Именно 23 ноября 1475 г. Иван III вступил в Новгород «править суд», а фактически – «перебирать людишек»: расправляться со своими противниками. Тяжелая московская рука не понравилась новгородцам, даже тем из них, кто стоял раньше за Ивана. В городе начались волнения. В сентябре 1477 г. Иван III снова пришел в Новгород и предъявил новгородскому архиепископу и другим новгородцам ультиматум: «Коли уж ты, владыка, и вся наша отчина, Великий Новгород, перед нами виноватыми сказались… и ныне сами на себя свидетельствуете и спрашиваете, какому государству нашему быть на нашей отчине, на Новгороде, то мы, великие князья (Иван был с сыном Иваном Молодым. – Е. А.), хотим государства своего (т. е. власти в Новгороде. – Е. А.) как на Москве… А государство наше, великих князей, таково: вечевому колоколу в отчине нашей, в Новгороде, не быть, посаднику не быть, а государство всё нам держать». В начале января 1478 г. новгородцы подписали капитуляцию, признали себя рабами Ивана, назвав его своим государем. Символ независимости – вечевой колокол – сняли и вывезли в Москву. Марфу Борецкую со многими боярами арестовали, конфисковав их земли, и вместе с тысячами граждан Новгорода «вывели» (выселили) в другие уезды, пустынные уголки.
Отчего же пал Новгород? Может быть, выродилась его вечевая демократия? Но ведь и раньше веча раздирали распри верхов и низов, а «Господин Государь Великий Новгород» все равно стоял. Вероятно, роковую роль в гибели Новгорода сыграла своенравная новгородская чернь. Выказывая симпатии «сильной» власти Ивана, она не думала, что получит не ожидаемый ею «справедливый суд» на местных бояр, а страшную московскую тиранию и беззаконие. Точно известно, что и верхи Новгорода (те, кого иностранные купцы называли «300ми золотыми поясами») не объединились даже перед лицом поражения и гибели. Кроме того, Москва контролировала дороги Новгорода на восток и могла, закрыв подвоз хлеба, уморить голодом великий город. Наконец, пестрое новгородское ополчение, воевавшее, как в XII в., босиком и без доспехов, оказалось не в состоянии сопротивляться сильному московскому войску.
И все же главным событием правления Ивана III стало свержение монголотатарского ига. К этому времени единой Орды уже не существовало. Шло образование нескольких ханств – Крымского, Ногайского, Казанского, Астраханского, Сибирского, хотя процесс этот протекал неровно. В упорной междоусобной борьбе хану Ахмату удалось на какоето время возродить былую мощь Большой Орды. Русь все время пыталась играть на противоречиях различных ханств, особенно на смертельной вражде Крымского ханства с Большой Ордой, а также на распрях внутри ордынской верхушки. У русских дипломатов накопился большой опыт общения с ордынцами. Они знали, как завоевать расположение приближенных и родственников ханов, падких до богатых русских гостинцев. Но к середине 1470х гг. ситуация стала меняться. Опытный русский посол Д. Лазарев не сумел договориться с ханом, чтобы не допустить похода на Русь, и, опасаясь смерти, даже бежал из Орды. Приехавший же в 1476 г. в Москву ханский посол Бочук жестко потребовал, чтобы великий князь явился, как его предки, к хану за ярлыком. В Москве понимали, что время «замятни» в Большой Орде прошло. Ахмат укрепился и решительно намерен вернуть «под свою руку» Москву, взыскать накопившийся за 8 лет «выход» Орде. Однако, чувствуя свою силу, Иван III не подчинился вызову и в Орду не поехал. Так что с 1476 г. отношения с Ордой фактически прервались, а в 1480 г. Ахмат выступил в поход.
Время для наступления на Русь хан выбрал благоприятное: Иван III находился в Новгороде, где «перебирал людишек». Одновременно над Москвой нависла угроза нападения Ливонского ордена (к осени 1480 г. он даже осадил Псков), на Русь собирался двинуться Казимир IV. Тут еще родные братья Ивана III, князья Борис и Андрей Васильевичи, затеяли смуту внутри страны. Они засели в Великих Луках и вели переговоры с Казимиром, который тотчас дал знать о смуте на Руси хану Ахмату. Этот союз короля и хана особенно обеспокоил Ивана III – следовало опасаться одновременного наступления литовцев и татар на Русь. Конечно, опытный Иван III давно готовился к обороне. Так, в 1473 г. он завязал отношения с враждебным Ахмату Крымским ханством и весной 1480 г. с ханом МенглиГиреем заключил союзный договор против «вопчих недругов» – Ахмата и Казимира. Но все же, несмотря на этот союз, спасти Русь могла только своя сила…
Ордынцы появились на правом берегу Оки уже в июне 1480 г. В течение лета и в начале осени происходили стычки русских войск с монголотатарами, которые пытались переправиться на левый, московский берег. Иван стоял в Коломне, но 30 сентября вернулся в Москву и застал столицу готовящейся к осаде. Появление великого князя в городе, вдали от войск, основные силы которых начали отходить к Боровску, горожане встретили с раздражением. Они кричали своему повелителю: «Когда ты, государь… над нами в кротости и в тихости княжишь, тогда разоряешь нас непомерно. А нынче сам, разгневив царя, выхода ему не платив, нас выдаешь царю и татарам!»
Великий князь, боясь мятежа в столице, уехал из Кремля и поселился за городом. А для гнева москвичей были основания: им стало известно, что Иван отправил свою семью и казну на Белоозеро. Подобная предусмотрительность, как знали москвичи из прошлого, обычно оборачивалась тем, что великий князь бросал столицу на произвол судьбы. Духовник Ивана III, ростовский епископ Вассиан, в своем послании к Ивану назвал его «бегуном», обвинил в трусости, призвал не слушать «партию мира», а смело идти путем Дмитрия Донского. Чтобы не произошло возмущения горожан, церковные иерархи уговорили остаться в столице мать великого князя, инокиню Марфу (Марию Ярославну).
После некоторых колебаний 3 октября Иван снова отправился к войскам на реку Угру. Епископ Вассиан писал Ивану, что освобождает его от ответственности за покушение на высшую, царскую власть: «Не как на царя пойдешь, но как на разбойника, хищника и богоборца».
Согласно легенде, конфликт с Ордой начался с того, что Иван грубо встретил послов Ахмата. Он растоптал басму (пластинку, служившую верительной грамотой) и приказал убить послов. Эта легенда недостоверна: Иван был опытным, осторожным правителем. Известно, что он долго колебался – вступить ли в смертельную битву с татарами или всетаки подчиниться Ахмату. Да и на реке Угре Иван не был уверен, нужно ли биться с татарами до конца или, плюнув на свою гордость, встать перед Ахматом на колени. Уж слишком казался велик риск потерять все в битве с грозным врагом. И всетаки решимость к сопротивлению в нем утвердили москвичи и Вассиан. Так случилось, что к этому времени настроение в Москве окончательно склонилось в сторону борьбы за независимости. Крепнущая мощь Московского государства, хронические распри в Орде возбуждали в русских людях уверенность в своих силах. Сознание могущества Руси явно приходило в очевидное несоответствие с ее статусом. Важную роль в решимости Ивана сыграла и его жена Софья Палеолог. Посол Герберштейн находил тогдашнее положение Ивана странным: «Как он не был могуществен, а все же вынужден был повиноваться татарам. Когда прибывали татарские послы, он выходил к ним за город навстречу и, стоя, выслушивал их сидящих. Его гречанкасупруга так негодовала на это, что повторяла ежедневно, что вышла замуж за раба татар…» С этим надлежало покончить…
Тем временем Ахмат решил обойти линию русской обороны западнее реки Оки, стать поближе к дорогам, по которым обещали подойти литовцы. Так, в начале октября 1480 г. основные силы ордынцев и русских сошлись на реке Угре, притоке Оки. Все попытки монголотатар форсировать Угру русские войска отбили. Противники, опасаясь друг друга, ограничивались перестрелкой, причем тогда впервые в истории в полевых условиях действовала русская артиллерия.
Некоторые современные историки называют стояние на Угре сражением. В принципе, это стояние сыграло роль победной битвы, но всетаки генеральной битвы так и не произошло. Через парламентеров Иван просил хана уйти, обещая признать Московское государство «царевым улусом». Но Ахмат требовал, чтобы Иван прибыл к нему лично и «был у царева стремени». Иван же к хану не только сам не поехал, но и не послал сына, как требовал обычай заложничества – гарантии принятых обязательств. В ответ Ахмат грозил Ивану: «Даст Бог зиму на вас, и реки все станут, ино много будет дорог на Русь». Но сам он зимы опасался гораздо больше, чем великий князь. Простояв так до 11 ноября и не дождавшись прихода союзных войск литовцев (на которых очень кстати тогда напал союзник Ивана III, крымский хан МенглиТирей), Ахмат ушел в степи. Так закончилось победное, принесшее Руси независимость «стояние на реке Угре».
Хан Ахмат вскоре погиб. Рано утром 6 января 1481 г. в становище под Азовом в его белый шатер ворвался пришедший изза Волги сибирский хан Ивак и зарезал Ахмата. В Орде началась борьба сыновей Ахмата, и Русь могла некоторое время отдохнуть от набегов ордынцев.
Вскоре пришел черед формально еще независимой, но уже не опасной для Москвы Твери. С тверскими князьями у Ивана III завязались родственные отношения – его первой женой была Мария Борисовна, сестра князя Михаила Борисовича. Князь же Михаил не имел детей, и Иван полагал, что после смерти Михаила он (на правах зятя) легко унаследует его княжество. Но в 1485 г. Иван узнал, что Михаил женился на внучке короля Казимира IV и, в ожидании детейнаследников, не собирается передавать Тверь Ивану III. Вскоре московские войска осадили город. Тверские бояре перешли на сторону Ивана, а сам князь Михаил бежал в Литву, где и остался навсегда. На Тверской стол Иван III посадил сына, Ивана Молодого. Естественно, что отношения Руси с Литвой все это время оставались напряженными и даже враждебными. В 1492 г. умер давний неприятель Ивана, король Казимир IV. Великим князем Литовским стал его сын Александр, который неожиданно посватался за одну из дочерей Ивана III Елену. Иван на этот брак согласился, но отношения новых родственников так и не заладились – Иван и Александр ссорились, а в 1500 г. начали войну. Русские войска одержали победу на реке Ведрош и заняли ряд литовских земель. Но в 1501 г. Александра избрали в Польше королем и он смог привести на войну коронные войска. Тогда же против Руси выступил Ливонский орден, а с юга начались нападения ордынцев ШихАхмата. Словом, в 1503 г. Москве пришлось подписать мир с литовцами. Борьбу за возвращение Смоленска пришлось отложить на будущее…
В 1467 г. умерла жена Ивана III Мария Тверитянка. Все считали, что ее отравили. В летописи сказано, что она погибла «от смертного зелья, потому, что тело у нее все распухло». Яд, как полагают, находился в подаренном кемто великой княгине поясе. В феврале 1469 г. в Москву прибыл грек Юрий с грамотой из Рима от кардинала Виссариона. В грамоте говорилось, что в Риме живет дочь владетеля («деспота») Морейского Фомы Ветхословца (т. е. Палеолога) по имени Зоя (Софья). Она приходилась племянницей последнему византийскому императору Константину Палеологу, была православной христианкой и отвергала жениховкатоликов – «не хочет в латынство идти». В 1460 г. Зоя оказалась в Риме, где получила хорошее воспитание. Рим предложил Ивану в невесты Софью, полагая тем самым вовлечь Москву в сферу своей политики.
После долгих размышлений Иван послал в Рим итальянца Ивана Фрязина «поглядеть царевну», а если она приглянется ему, то дать за великого князя согласие на брак. Фрязин так и сделал, тем более что царевна с радостью согласилась пойти за православного Ивана III. Для великого князя этот брак был необыкновенно важен и символичен – ведь в крови его сыновей от Зои потекла бы кровь самих цезарей! Наконец, после долгих переговоров, невеста со свитой отправилась на Русь. Под Псковом царскую невесту встречало духовенство. В Троицком соборе Пскова Зоя поразила сопровождавшего ее папского легата трогательной приверженностью православию – видно, воспоминания детства пересилили римскую выучку. В Москве же вступление посольства произвело неизгладимое впечатление на москвичей, с тех пор невзлюбивших «римлянку», – ведь во главе процессии двигался папский легат, одетый в красное, с огромным литым католическим крестом в руках. В великокняжеской семье задумались – как поступить? Наконец Иван III передал легату, чтоб он свой крест убрал с глаз долой. Легат Антоний немного поспорил, да и подчинился. Дальше все пошло понашему, «по старине». 12 ноября 1472 г. Софья по православному обряду венчалась с Иваном III.
Софья слыла женщиной образованной, волевой и, как говорят современники, довольно тучной, что в те времена отнюдь не считалось недостатком. С приездом Софьи московский двор приобрел черты византийского блеска, и это стало явной заслугой Софьи и ее окружения.
Много сил Иван III отдавал строительству Москвы, точнее Кремля. Иван давно хотел перестроить основные кремлевские храмы, которые обветшали. Одну кремлевскую церковь пришлось разобрать, другая же, почти перестроенная русскими мастерами, к ужасу православных, внезапно рухнула ночью 20 мая 1474 г. так, что «все храмы потряслись, и даже земля заколебалась». Дело в том, что у русских мастеров не было практики возведения больших зданий. Тогда Иван III приказал искать мастеров за границей, в «Римских землях». Из Венеции пригласили инженера Аристотеля Фиораванти, которого «ради хитрости его художества» наняли за огромные тогда деньги – 10 рублей в месяц. Никто другой ехать в дальнюю страну не хотел. Аристотель приехал в 1475 г., осмотрел развалины собора, похвалил предшественников за гладкость стен, но пожурил, что «известь не клеевита, да камень нетверд». Он начал с полного разрушения остатков собора. «И чудно было видеть, – изумлялся летописец, – три года делали и меньше чем за неделю разрушили. Так что не успевали и камни выносить». И дальше началась стройка знаменитого шедевра, белокаменного Успенского собора – главного храма России. Потрясенный летописец передает свои восторженные ощущения при виде новостройки: церковь «чудна вельми величеством, и высотою, и светлостию, и звоностию, и пространством, таковой не бывало на Руси». Мастерство Фиораванти восхитило Ивана, и он приказал нанять в Италии еще мастеров. С 1485 г. приехавшие в Москву Антон и Марк Фрязин, Пьетро Антонио Солари и Алевизио Новый начали строить (вместо обветшавших со времен Дмитрия Донского) новые, стоящие и поныне стены Московского Кремля с 18 башнями. Итальянцы строили стены долго – больше 10 лет, но зато теперь ясно, что они строили на века. Необыкновенной красотой отличалась сложенная из граненых белокаменных блоков Грановитая палата для приема иностранных посольств. Ее создавали Марк Фрязин и Пьетро Антонио Солари. Алевизио Новый возвел рядом с Успенским собором Архангельский собор – усыпальницу русских князей и царей. Соборную площадь – место торжественных церемоний – завершила колокольня Ивана Великого и построенный псковскими мастерами Благовещенский собор – домовая церковь Ивана III.
Могущество Ивана III было не сопоставимо с властью его предшественников на Московском столе. Иван был уже «самодержец», т. е. он не получал власть из рук ханацаря. В договоре с Новгородом его называют «государь», т. е. повелитель, единственный господин. После занятия Твери Иван именует себя хотя и великим князем, но всетаки «государем всея Руси», а гербом ее становится двуглавый византийский орел. При дворе воцаряется пышный византийский церемониал. На голове Ивана III появляется «шапка Мономаха», он сидит на троне, держа в руках символы власти – скипетр и «державу» – яблоко, шар. Так Московская Русь Ивана перенимает имперские традиции Византии. А Москва из скромного княжеского города превращается в «Третий Рим» с новым Кремлем и великолепными соборами.
При Иване утверждается главный символ самодержавной России – герб с двуглавым орлом. Это изображение известно с 1497 г. С давних пор появление двуглавого орла связывалось с приездом в Россию Софьи Палеолог, якобы принесшей с собой символы Византии. Однако некоторые ученые оспаривают это мнение, полагая, что двуглавый орел – один из символов Древнего Востока. Он известен по печатям властителей Халдеи VI в. до н. э., его можно увидеть и на монетах Золотой Орды середины XIV в. Известно, что крестоносцы принесли его в XII в. в Европу. Он стал гербом германских императоров, королей, архиепископов и вольных городов. Этот символ можно было увидеть и на знаменах папы. В Византии он привился как отличительный знак императора, хотя как герб никогда не использовался. Зато именно как герб он оказался популярен в Сербии, Болгарии и Черногории и – что особенно важно – в Морее, откуда вышла Софья Палеолог. Отец же Софьи, Фома Палеолог, как раз и являлся властителем этого последнего обломка Византийской империи. Словом, так и неясно, откуда прилетела к нам эта дивная птица: от южных славян, из Золотой Орды или Мореи, а может быть, из Священной Римской империи германской нации. Важно, что при Иване III орел не занимал главенствующего положения в символике – его изображали не на лицевой, а на оборотной стороне печати. На лицевой же виден всадник, поражающий дракона, – московский герб. Соединение в одном геральдическом пространстве изображения орла и изображения всадника и дало нам герб России.
При Иване III сложилась новая система управления. Наряду с уделами, в которых сидели фактически бесправные местные князья или братья и дети великого князя, землями стали управлять наместники – московские бояре. За ними следили из Москвы и часто их меняли. Впервые при Иване III в документах упоминается и Боярская дума – совет удельных князей и бояр, где разгорались порой жаркие споры. При Иване III начала развиваться поместная система. Княжеские служилые люди стали получать населенные крестьянами владения – поместья. Их давали человеку только на срок службы. Поместная система для великого князя превратилась в мощный рычаг подчинения других русских земель, где вводилась система поместий. Их получали только верные великому князю люди.
Создание единого государства требовало также единого общерусского свода законов. Так возник Судебник 1497 г., который регулировал судопроизводство, размеры кормлений («корм» – содержание наместников и других чиновников на местах). Судебник узаконил традицию ухода крестьян от помещиков в течение недели до и недели после Юрьева дня (26 ноября ст. ст.) после уплаты ими «пожилого» – своеобразного выкупа за прожитые на земле владельца годы в размере 1 рубля (стоимость около 200 пудов ржи или 14 пудов меда). С этого момента можно говорить о начале движения Руси к крепостному праву.
При Иване III обострились разногласия в церковной среде. С детских лет великий князь любил своего духовника митрополита Филиппа и часто советовался с ним. Об их отношениях так повествует летописец: весной 1473 г. в Москве начался пожар, уничтоживший митрополичий двор. Филипп в церкви «начал молебны петь со многими слезами у гроба чудотворца Петра. В то время пришел сюда же и сам великий князь и стал говорить: „Отче, господине, не скорби, на то воля Божья. А что двор погорел твой, то я тебе сколько захочешь домов дам, или если какое добро сгорело, то все у меня возьми“, – думая, что изза этого он плачет. Он же от многого плача начал телом изнемогать, начала отниматься у него рука, а затем и нога». 5 апреля 1474 г. Филипп умер. На долю его преемника Геронтия достались беды пострашнее пожара. Повидимому, Геронтий вел себя во всех этих передрягах не так, как хотел Иван. В 1479 г. великий князь разгневался на митрополита за то, что «не по ходу солнца ходил митрополит с крестами вокруг церкви».
Начался жаркий спор, часть духовенства была на стороне великого князя, но большинство – на стороне Геронтия. Обиженный митрополит в 1481 г. оставил кафедру и уехал в Симонов монастырь. Ивану пришлось идти на поклон к Геронтию и просить у него прощения. Но позже, когда Геронтий вновь изза несогласия с Иваном оставил посох и уединился в монастыре, великий князь не только не пошел к нему, но даже стал насильно удерживать святителя в его добровольном заточении – пусть, мол, тот узнает, чья власть выше!
В побежденном Новгороде при Иване III возникла ересь стригольников, знатоков книжности. Они критиковали официальную церковь за неправедную жизнь духовенства, отрицали церковную иерархию и некоторые догматы веры. Все это происходило на фоне ожидания конца света в 7000 г. от сотворения мира (1492). С еретиками московские власти расправились сурово – их вождей утопили в Волхове. Но некоторые идеи еретиков, требовавших от церкви праведной, бессребреной жизни, все же нравились Ивану III, имевшему собственные виды на богатство церкви. Известно, что, захватив Новгород, Иван III конфисковал земли местных монастырей. Это же он решил повторить в других частях государства.
В своих расчетах Иван опирался на выгодную казне идеологию «нестяжателей», сплотившихся вокруг иеросхимонаха Нила Сорского. Этот старец КириллоБелозерского монастыря считал, что монахи должны жить бедно, не стяжать, ибо главное для них – это смирение, самоуглубление, уединенное общение с Богом. При этом нестяжатели приходили к опасной идее о верховенстве духовной власти над земной, что, конечно, Ивану не нравилось.
Нилу возражали «иосифляне» – сторонники игумена ИосифоВолоколамского монастыря Иосифа Волоцкого (1439–1515). Он тоже проповедовал идеи личной бедности монахов, в его монастыре принципы достойного и скудного общинножительства монахов не оставались только словами. Но при этом Иосиф полагал, что сам монастырь должен богатеть – иначе он не сможет помогать людям, оказывать милосердие больным и бедным.
В конце концов Иван III так и не решился на секуляризацию церковных земель. Более того, в 1504 г. некоторые сторонники нестяжателей были объявлены еретиками, а Иосиф ради сохранения богатства монастырей пошел на полное подчинение великому князю.
Женитьба Ивана III на Софье Палеолог и рождение у них княжича Василия привели к обострению отношений в большой семье Ивана. Наследником престола тогда считался старший сын великого князя Иван Молодой, женатый на дочери господаря Молдавии Елене Стефановне Волошанке. Но в 1490 г. Иван Молодой неожиданно умер. Люди говорили, что его извела новая супруга Ивана, Софья Палеолог, которая ненавидела пасынка и его жену, а все хлопотала о будущем своего сына Василия. Но тут ее постигла неудача. Иван III после смерти Ивана Молодого наследником объявил не Василия, а своего внука Дмитрия, сына Ивана Молодого. Софья Палеолог оказалась даже в опале, а ее сторонников Иван III приказал жестоко казнить. Иван III не ограничился объявлением 15летнего Дмитрия своим наследником, а сделал его своим соправителем (так некогда поступил Василий II Темный с ним самим). Юношу венчали на царство по византийскому обряду шапкой Мономаха, которую ему возложил на голову сам Иван III. После этой церемонии Дмитрий становился полноправным соправителем деда.
Но не все обошлось гладко. Видные бояре выступили против замыслов Ивана III править вместе с внуком, начались казни недовольных. Однако вскоре самовластный Иван III – по какимто неведомым ныне причинам – передумал. Он простил Софью, «нелюбовь ей отдал, – писал вежливо летописец, – и начал с ней жить попрежнему». Венчанный же великий князь Дмитрий и его мать Елена оказались в опале, их посадили в тюрьму. Там Елену убили. Но еще более странно, что убийство это произошло уже после смерти Софьи. Обе княгини, ненавидевшие друг друга при жизни, были похоронены рядом в кремлевской церкви Вознесения. В 1509 г., уже при Василии III, «в нуже и в турьме» умер и Дмитрий.
К концу жизни Иван III стал нетерпим к окружающим, непредсказуем, неоправданно жесток, он без разбору казнил своих друзей и врагов. Как писал германский посланник Герберштейн, Ивана III особенно боялись женщины: одним только взглядом он мог повергнуть женщину в беспамятство. «Во время обедов он по большей части предавался такому пьянству, что его одолевал сон, причем все приглашенные меж тем сидели, пораженные страхом, и молчали. По пробуждении он обыкновенно протирал глаза и тогда только начинал шутить и проявлять веселость по отношению к гостям». Его изменчивая воля давно стала законом. Когда посланник крымского хана спросил его, зачем Иван сверг дотоле любимого внука Дмитрия, Иван отвечал как настоящий самодержец: «Разве не волен я, князь великий, в своих детях и в своем княжении? Кому хочу, тому дам княжение!» В год смерти великой княгини Софьи (1503) Иван III тяжко заболел. Он ослеп на один глаз, перестал владеть рукой – верный признак обширного поражения головного мозга. 27 октября 1505 г. грозный великий князь скончался. По его завещанию власть перешла к его 26летнему сыну Василию III.
Василий III Иванович вступил на престол в 1505 г. Еще за 10 лет до этого Иван III, отправляясь на войну, «приказал Москву» 16летнему сыну Василию, которого приучал к делам. Когда же Иван III умер, Василий III стал истинным наследником отца – таким же, в сущности, неограниченным и деспотичным властителем. По словам Герберштейна, «всех одинаково гнетет он жестоким рабством». В целом правление Василия III прошло вполне благополучно: он воевал успешно, а свержение ордынского ига способствовало внутреннему развитию страны. В отличие от отца Василий был живым, подвижным человеком, много путешествовал, очень любил охоту в подмосковных лесах. Он отличался набожностью, поэтому поездки на богомолье по окрестным монастырям составляли важную часть его жизни. Титул Василия звучал пышно: «Великий государь Василий, Божиею милостию государь всея Руси и великий князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверской…» и т. д. При нем появляются уничижительные формы обращения дворян к государю: «Холоп твой, Ивашка, челом бьет…» Подобные выражения подчеркивали систему самодержавной власти, при которой господином был один человек, а все остальные – холопами, рабами.
При Василии III территориальный рост России продолжился. Василий довершил дело отца и присоединил Псков. Проявленное псковичами смирение перед Василием мало им помогло. Когда Василий приехал в город, то его ближние люди публично, в присутствии псковичей, поздравляли государя со взятием Пскова, как будто речь шла о вражеском городе. Да он и вел себя в Пскове как азиатский завоеватель. Автор «Повести о псковском взятии» с горечью восклицает: «О славнейший среди городов – великий Псков! О чем сетуешь, о чем плачешь? И отвечал град Псков: „Как мне не сетовать, как мне не плакать! Налетел на меня многокрылый орел, лапы полны когтей, и вырвал из меня кедры ливанские (с древности это символы власти, суверенитета. – Е. А.)“». Действительно, республиканский строй, все прежние вольности (в том числе и право чеканить свою монету) были ликвидированы. Начались массовые аресты псковичей, конфискации их земель и имущества, а потом выселение ссыльных в пустынные места Московии. Одним словом, начался очередной «перебор людишек». Псковичам только и оставалось, что «плакати по своей старине и по своей воли».
Рязань долго оставалась последним удельным княжеством, не вошедшим в состав Московской Руси. Она и раньше уже не представляла опасности для Москвы, и ее властители послушно исполняли волю великого князя. Его влияние особенно усилилось там после смерти знаменитого князя Олега Рязанского, который накануне женил своего сына Федора на дочери Дмитрия Донского, Софье. Их потомки были во всем покорны Москве, пока в 1520 г. князь Иван Рязанский не пожелал жениться на дочери крымского хана. Этот выбор Москва не одобрила. Несостоявшемуся зятю хана пришлось бежать в Литву. Это и стало концом независимости Рязанского княжества. Оно, как удел, вошло в Московское государство.
С начала XVI в. усилившееся Великое Московское княжество стали замечать в Европе. Дважды (в 1517 и 1526 гг.) в Москву приезжало посольство от германского (австрийского) императора Максимилиана I, искавшего союзников против Османской империи. Его возглавлял барон Сигизмунд Герберштейн. Посол не раз виделся с Василием III, и тот наградил его роскошной парчовой шубой «с царского плеча». Возможно, эта щедрость объясняется тем, что в грамотах Максимилиана I Василий III впервые назван «цесарем» – царем.
После присоединения Пскова на имя Василия III пришло послание старца псковского Елизариева монастыря Филофея. Он доказывал, что с самого начала центром мира был «Великий (или Старый) Рим», но он утратил святость после победы там католицизма. Ему на смену пришел «Новый Рим» – Константинополь, который, в свою очередь, также пал за грехи под натиском «неверных агарян». Третьим Римом, принявшим всю православную святость, стала Москва. Далее следовал вывод: «Два Рима падоша, а третий стоит, а четвертому не бывать».
Впоследствии идеи, высказанные Филофеем, стали основой идеологической доктрины имперской России. Так русские великие князья и цари оказались вписаны в единый ряд властителей мировых центров. Это отражено на знаменитой иконе середины XVI в. «Церковь воинствующая», где в окружении святого воинства следом за основателем «Нового Рима» Константином Великим едут русские великие князья.
В правление Василия III власть государя над церковью стала неограниченной. В 1511 г. по воле Василия III, а не в результате избрания собором епископов (как полагалось раньше), митрополитом стал Варлаам. Позднее также по воле великого князя получил митрополичий посох его преемник Даниил. В 1518 г. по приглашению Василия III для исправления старых, много раз переписанных ранее церковных книг, а также для новых переводов священных книг из Греции (с Афона) приехал монах Максим, вошедший в историю под прозвищем Грек. Вокруг него сложился круг единомышленников, критиковавших порядки, установившиеся в Русской Православной церкви. В кружок Грека входил и глава нестяжателей Вассиан Патрикеев, требовавший раздачи накопленных церковью богатств. Поначалу членам кружка покровительствовал сам Василий III, но потом праведный пыл Максима и его друзей стал вызывать раздражение государя, особенно когда стало ясно, что Грек хочет вернуть Москву в лоно греческой церкви. Тогда Василий «положил опалу» на Максима Грека и его сторонников. В 1525 г. Грека судили и изгнали из Москвы. Позже ортодоксы расправились и с Вассианом Патрикеевым.
Отношения Руси с Речью Посполитой при Василии III оставались такими же напряженными, как и при его отце. Когда в августе 1506 г. король Александр умер, Василий III потребовал, чтобы литовцы выбрали его своим государем. Но королем стал брат покойного, Сигизмунд I, который вскоре начал войну с Московией. Война эта закончилась «вечным миром», который, правда, продолжался всего 4 года. Новая война, точнее трехкратная осада Смоленска, принесла Василию III успех: летом 1514 г. город пал. Под Смоленском отличились русские пушкари артиллериста Стефана, причем в осаду 1514 г. у стен города установили 2 тыс. московских пушек и пищалей (малых пушек). По воспоминаниям очевидца, «от пушечного и пищального грохота и людских криков и воплей, а также от встречной стрельбы… колебалась земля и люди друг друга не видели и не слышали, и казалось, что весь город поднимается в пламени и клубах дыма». В итоге смоленский гарнизон сдался, и 1 августа 1514 г. Василий III торжественно въехал в город. С населением поступили милостиво. Все служилые люди короля могли свободно выехать в Польшу или остаться в новой «отчине» великого московского князя. Те из знати, кто остался в Смоленске, получили награды и почетную одежду с царского плеча.
Однако вскоре русские войска потерпели страшное поражение от поляков под Оршей, и теперь сами оказались осажденными в Смоленске. В момент осады комендант и наместник Смоленска, князь В. В. Шуйский, раскрыл заговор шляхты, для которой московская рука оказалась чересчур тяжела. Изменников повесили на стенах крепости в тех самых шубах с царского плеча, которыми их совсем недавно наградил великий князь. После снятия осады смолян постигла судьба псковичей – их выселили из города. По мирному договору 1522 г. Смоленск отошел к Руси.
Памятником присоединения Смоленска к России стал БогородицеСмоленский Новодевичий монастырь, который основали в Лужниках в 1525 г. по воле великого князя Василия III. Монастырь посвящался иконе Смоленской Божией Матери. По одной версии, монастырь назван в честь своей первой настоятельницы, известной своей праведностью суздальской старицы Олены Девочкиной. По другой (менее достоверной) версии, на находившемся неподалеку от монастыря Девичьем поле монголотатары отбирали из взятого полона для хана и мурз самых красивых русских девиц. Возле этого монастыря русские цари весь XVII в. в особом шатровом городке торжественно отмечали церковный праздник иконы Смоленской Богоматери. В Новодевичьем монастыре постриглись в монахини многие известные женщины России: царица Ирина (Годунова), царевна Софья Алексеевна (она тут и умерла в 1704 г.), отвергнутая жена Петра I Евдокия Лопухина (ум. в 1731 г.). Монастырь принимал на воспитание подкидышей – незаконнорожденных детей. Знаменито также и кладбище Новодевичьего монастыря – последний приют многих великих людей России. После революции 1917 г. это кладбище за высокой стеной стало вторым (после кладбища у Кремлевской стены) по значению пантеоном СССР, лежать на котором после смерти было сокровенной мечтой многих партийных функционеров, чиновников, генералов и их родственников.
В 1525 г. в семье Василия III произошли события, серьезно повлиявшие на ход русской истории. В этот год Василий III развелся со своей женой Соломонией, с которой до этого прожил 20 лет и которую в 1505 г. выбрал сам из 1500 девиц, свезенных со всего государства на смотрины в Москву. Долгое время они жили счастливо, но детей у них не было, и это отравляло их жизнь. Бездетность и стала поводом для развода и пострижения Соломонии. При этом великую княгиню обвинили в чародействе: она натиралась какимито снадобьями, «чтобы ее князь великий любил, да чтобы дети были». Соломония не хотела в монастырь. На ее стороне была церковь, традиции, да и братья Василия, которые надеялись унаследовать трон бездетного великого князя. Однако Василий III оказался неумолим. Когда осенью 1525 г. Соломонию постригали, она в гневе билась, кричала, бросала на землю и топтала ногами монашеский куколь. И тогда ближайший боярин Василия III Иван ШигоняПоджогин ударил езжалой плетью великую княгиню. Новопостриженную старицу Софью отвезли в суздальский Покровский монастырь. Там она умерла в 1542 г. и была похоронена в гробнице под полом Покровского собора. Имя монахини, окруженное легендами, прославило монастырь, сделало его богатым. Здесь постригались, а потом были похоронены многие знатные женщины из московских боярских и княжеских семей. В 1650 г. Соломония была канонизирована, а ее гробница стала «источать чудеса».
В то же время Покровский монастырь издавна служил местом заточения бывших цариц. В 1610 г. сюда привезли постриженную в монахини жену царя Василия Шуйского Марию Петровну (старицу Елену), а в 1698 г. здесь появилась новая монахиня – старица Елена – бывшая царица Евдокия Федоровна, прожившая в монастыре 20 лет.
Через какоето время после пострижения Соломонии стали распространяться слухи, что старица София родила в монастыре сына от Василия III, названного ею Георгием. Василий срочно нарядил в Суздаль следствие, а Соломония, чтобы спасти ребенка, якобы отдав его комуто на воспитание за пределы монастыря, распространила слух о смерти новорожденного и даже инсценировала погребение младенца… Неожиданно, уже в наши времена, легенда о Георгии получила продолжение. В 1934 г., во время повсеместного осквернения большевиками церковных святынь, под полом собора, возле гробницы Соломонии вскрыли маленькое белокаменное надгробие XVI в. Внутри стояла выдолбленная колода – гробик, в котором лежал истлевший сверток тряпья, без всяких признаков детского костяка. Иначе говоря, это был муляж, кукла… Следовательно, легенда имела под собой основание.
Соломонию заточили в Суздале, а 47летний Василий тем временем наслаждался жизнью с молодой женой, 17летней Еленой (Олёной) Васильевной, племянницей князя Михаила Глинского – перебежчика из Литвы. Брак этот многие считали незаконным, «не по старине». Но он преобразил великого князя. К ужасу подданных, Василий «попал под каблук» молодой Олёны: стал одеваться в модную литовскую одежду и обрил бороду.
К началу XVI в. москвичи уже забыли ужасы татарских набегов. Москва умела договариваться с татарами. Давно уже наладились отношения с крымским ханом, которому возили богатые дары – «поминки», воспринимавшиеся крымцами как старинный «выход», дань. В Казанском же ханстве тоже было тихо – там сидели ставленники Москвы, пока внезапно власть в Казани не захватил хан из рода крымских Гиреев. И разом все переменилось. От прежней русскокрымской дружбы не осталось и следа! Летом 1521 г. крымский хан МухаммедГирей в союзе с казанским родственником пошел «изгоном» на Москву. Разбив русские войска на реке Оке, татары оказались в 15 верстах от стен столицы. Великий князь оставил Москву. Паника охватила ее жителей. Несметные толпы москвичей, давя в воротах слабых и немощных, укрылись в Кремле. Как писал современник, «от множества народа в крепости стояло такое зловонье, что, пробудь враг под городом три или четыре дня, осажденные погибли бы от заразы, поскольку в такой тесносте каждый должен был отдать дань природе там же, где стоял».
Хан потребовал от Василия III грамоту, в которой тот признавал бы себя вечным рабом хана, таким, какими считались его предки, и обещал платить большой «выход». Василий подчинился воле хана и скрепил своей печатью позорную для суверенного правителя грамоту. С огромным «полоном» татары ушли на юг, к осажденной ими Рязани. Как писал Герберштейн, часть пленников продали на рабских рынках, а «стариков и немощных, за которых невозможно выручить деньги, (отдавали)… молодежи, как зайцев щенкам, для первых военных опытов». Новгородская летопись дополняет это свидетельство страшными подробностями: в плен вели множество знатных боярынь и боярских дочерей и «около полутораста грудных детей отняли у них и бросили в лесу, где они неделю прожили без еды, и лишь после ухода татар детей собрали и свезли в Москву к великому князю». Татары осадили Рязань, но город выдержал осаду. Особенно отличился комендант крепости, воевода князь И. В. Хабар, который оказался не только отважным, но и ловким. Какимто неведомым способом он сумел заполучить в свои руки упомянутую грамоту Василия III хану и уничтожить ее. Обрадованный Василий сделал Хабара боярином.
Василий с нежностью относился к молодой жене, писал ей ласковые письма: «…Да послал еси к тебе в сей грамоте запись свою руку: и ты бы ту запись прочла, да держала ее у себя». Детей у молодоженов долго не было. Лишь 25 августа 1530 г. в 7м часу вечера Елена родила сына, которого назвали Иваном и крестили в ТроицеСергиевом монастыре. «И была, – писал летописец, – в городе Москве великая радость…» Если бы москвичи заглянули в будущее, то они содрогнулись бы – ведь в тот день родился Иван Грозный! На радостях по поводу рождения первенца, а затем и второго сына – Юрия, Василий III основал церковь Вознесения в Коломенском. Эта церковь, поставленная на живописном изгибе берега Москвыреки, красива, легка и изящна. Даже не верится, что она возведена в честь рождения величайшего тирана в русской истории – столько в ней радости, стремления вверх, к небу. Это истинно застывшая в камне величественная мелодия, прекрасная и возвышенная.
Василий радовался рождению наследника. Сохранились его письма к жене, в которых он с беспокойством спрашивал о здоровье Ивана, у которого образовался нарыв на шее: «Ты мне прежде об этом зачем не писала? И ты б ко мне теперь отписала, как Ивана сына Бог милует, и что у него такое на шее явилось, и бывает ли это у детей малых? Если бывает, то отчего бывает, с роду ли или от иного чего? О всем бы об этом ты с боярынями поговорила и их выспросила, да ко мне отписала подлинно… обо всем отпиши… Да о кушанье сына Ивана вперед ко мне отписывай, что Иван сын покушает, чтоб мне было ведомо».
Но судьба не позволила Василию увидеть сына взрослым, а уготовила тяжкую смерть. Поздней осенью 1533 г. на охоте под Волоколамском он заболел. Неприметная поначалу ранка на его ноге вдруг разрослась в страшную, гниющую рану, из которой тазами выкачивали гной. Повидимому, у князя был периостит – острое воспаление надкостницы. Лечение оказалось неудачным, вскоре началось общее заражение крови. Василий не падал духом, крепился, занимался делами. Узнав о болезни великого князя, приехал из Дмитрова брат князя, Андрей, но Василий, боясь за будущее сына, отослал его назад в Дмитров, где тот жил в своем уделе. Василий так спешил домой, что приказал, не дожидаясь ледостава, построить мост через Москвуреку, чтобы попасть в Кремль. С трудом он переправился через реку и был тайно внесен во дворец.
23 ноября Василий III составил духовную грамоту в пользу 3летнего Ивана Васильевича, причастился и просил постричь его в монахи. В ночь с 3 на 4 декабря 1533 г. великий князь скончался. По словам летописца, «стоял близ него Шигона (Поджогин, тот самый, который ударил Соломонию. – Е. А.) и видел… что когда положили Евангелие на грудь, отошел дух его словно дымок малый. Люди же все тогда плакали и рыдали». Престол он передал 3летнему Ивану, а боярам во главе с дядей Елены Михаилом Глинским умирающий поручил опекать юного царя и его мать.
Сразу же после смерти Василия III среди бояр началась отчаянная борьба за власть. Опале были подвергнуты братья Василия III, Юрий и Андрей Ивановичи – бояре им не доверяли, хотя сразу после смерти Василия III они целовали крест и клялись «государства им под великим князем Иваном не искать». Князя Юрия схватили первым, посадили в башню, где он и умер «страдальческою смертью» от голода летом 1536 г. Первенство в Думе перешло к фавориту великой княгини Елены конюшему И. Ф. ОвчинеОболенскому. Между ним и старшим регентом Михаилом Глинским произошла ссора. Герберштейн писал, что Глинского возмутило поведение племянницы, которая «стала позорить царское ложе» с Овчиной. Елена встала на сторону своего любовника, но в августе 1534 г. он был схвачен и заточен в тюрьму по обвинению в отравлении Василия III. Там он и умер в 1536 г. С этого момента Елена узурпировала власть, став регентшей при Иване IV. Сразу же она проявила себя как властная и честолюбивая правительница и постаралась избавиться от другого брата Василия III – Андрея Старицкого. Еще раньше он отказался целовать крест на верность Ивану IV и не поехал в Москву на поклон правительнице. В 1537 г., поняв грозившую ему опасность, удельный князь бежал в Новгород. За ним было выслано войско во главе с Овчиной, который обманом выманил князя Андрея в Москву, где его схватили и посадили в темницу «на смерть», – он умер от голода в глухом тесном железном колпаке, надетом ему на голову палачами. По всей Новгородской дороге стояли виселицы, на которых висели слуги Старицкого.
При Елене были завершены некоторые начинания ее мужа. Инициатива их исходила от старых советников – бояр Василия III, продолжавших заседать в Думе. Вокруг московского посада построили Китайгородскую стену, сплетенную из ивовых веток («кита») и заполненную землей – отсюда название «Китайгород». Впервые в стране ввели и единую систему мер и весов. Но важнее всего оказалась денежная реформа – учреждение на всей территории Московской Руси единой монетной системы. Дело в том, что с ростом торговли наличных денег в обороте недоставало, в ходу была разновесная серебряная монета, появилось много фальшивомонетчиков. И хотя с ними боролись сурово (заливали им горло металлом из расплавленных фальшивых монет), в денежном хозяйстве требовалось навести порядок. И тогда было решено перечеканить всю наличную монету, взяв за образец новгородскую серебряную деньгу («новгородку»), получившую название «копейка», – на ней был изображен всадник с копьем. Чуть позже, в 1539 г., началась важная губная реформа – в управлении и судах на местах (в губах) судебную власть получили выбираемые миром из местных дворян губные старосты – своеобразные окружные судьи.
Сама правительница Елена умерла в 1538 г., оставив сына и страну в трудном положении – непрерывные набеги татар, распри бояр за власть и влияние. В начале нашего века скелет Елены Глинской, извлеченный из кремлевского склепа, был исследован криминалистами. Оказалось, что эта высокая по тем временам (165 см), рыжеволосая, молодая (примерно 25–27 лет) женщина была отравлена. При нормальном содержании ртути в тканях человека 0,05 мкг на грамм в останках Глинской обнаружено 55 мкг ртути на грамм ткани, т. е. в 1000 раз больше нормы. Фоновый уровень был превышен и по многим другим вредным для человека элементам: по свинцу (в 28 раз!), по мышьяку (в 8 раз) и по селену (в 9 раз).