Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Оглавление
Введение
Глава I. Взаимосвязь культурологических и лингвистических
аргументов в сопоставительном анализе
1. Национально-культурная основа понятия “любовь” как
предмета лингвистического описания
1.1. Основные положения национально-культурного
подхода в лингвистическом исследовании
1.2. “Любовь” как фрагмент внутреннего мира человека
2. Категория эмотивности как основа лингвокультурологичес-
кого подхода к анализу лингвистических средств описания
эмоций
2.1. Эмоциональное в языке
2.2. Эмоциональное и оценочное в понятии “любовь”
Глава II. Языковой знак “любовь” как термин в немецком и русском
языках: общее и особенное
1. Проблема межкультурных определений понятия “любовь”
2. Соотношение характеристик понятия “любовь” в историко-
культурных традициях народа
2.1. Историко-сопоставительный анализ признаков понятия
“любовь” в немецкой и в русской лексикографии
2.2. Этнокультурологическая специфика интерпретации понятия
“любовь” в паремиологическом аспекте
Глава III. Сопоставительный анализ языковых средств описания
понятия “любовь” в русском и немецком языках
1. Структурные типы языковых единиц, презентирующих понятие
“любовь”
2. Коннотативные признаки лексико-фразеологических средств,
описывающих понятие “любовь”
3. Метафорика языковых средств, описывающих понятие
“любовь”
Заключение
Библиография
ВВЕДЕНИЕ
“Образ человека” реконструируется многогранно, многоаспектно и многофункционально в социологии, физиологии, психологии, лингвистике. Часто речь идет о перцептивном, ментальном, эмотивном и волитивном “модусах”, их разновидностях и взаимопроникновении (см. об этом подробно Арутюнова, 1988; Wierzbicka, 1972, 1996; Зализняк, 1992; Апресян, 1995 и др.). Наиболее обширен и интересен внутренний мир человека, чувственная сторона его бытия. Анализ эмоциональных проявлений, отраженных и закрепленных в языковом знаке, является важнейшим и чуть ли не единственным источником культурологической информации об “обыденном сознании” носителей какого-либо естественного языка (Воркачев, 1992:46), об их наивной картине мира, когда исследуются отдельные, характерные для данного языка концепты, своего рода лингвокультурные изоглоссы и пучки изоглосс (Апресян, 1995:38). Это прежде всего стереотипы языкового, и более широкого - культурного, сознания: например, типично русские концепты душа, тоска, судьба, удаль, воля (вольная), даль. Но ни одно из проявлений человеческой психики не привлекало к себе столько внимания и ни одно из них не было в умах и на устах великих и простых людей, как любовь. Любовь как эмоциональное состояние особенно человечно и является эмоциональной универсалией в том смысле, что каждый человек может любить и признавать любовь другого человека. Это вызывает вопрос, не является ли ее лингвистическое кодирование тоже универсальным: имеют ли языки мира идентичные или по крайней мере сходные категории для такого понятия как “любовь” и являются ли они неизменными, постоянными во времени?
Привлекательность понятия “любовь” и передающих его лексем в конкретном языке для сопоставительного анализа определяется его компонентным богатством и связностью с культурно-социологическим аспектом нашего исследования. Относясь к категориям, составляющим основу любого языкового сознания, понятие “любовь” является эмоциональной универсалией (Симонов, 1970; Aitchison, 1992). Его универсальность обусловливается внеязыковой действительностью, общими закономерностями ее отражения в сознании людей, основополагающими принципами бытия. Таким образом, объектом данного исследования является многогаммное, широко варьированное понятие “любовь”, описываемое лингвистическими средствами немецкого и русского языков. При этом мы не ставим цель дать определение феномена любви как явления человеческого бытия. На наш взгляд, это не решаемая пока задача.
Основой сопоставительного изучения лексики, как известно, является наличие определенных общностей между всеми языками мира в плане выражения и в плане содержания. Вместе с тем в ходе исторического развития языков в них, и в частности в их лексике, сложились весьма значительные различия, касающиеся как плана выражения, так и плана содержания. Предметом данного сопоставительного исследования являются сходства и различия лексико-фразеологических средств описания понятия “любовь” в языках сопоставления.
В нашем исследовании нас интересует не психология, а национальная, художественная “логика”, склад мышления, то есть то, как народ, нация улавливает этот фрагмент мира. Этот особый поворот, в котором предстает бытие данному народу и составляет национальный образ мира. Поэтому главная проблема исследования любого культурологического характера - выяснить, есть ли у каждого народа свое лицо, структура мира и мышления, относительно не зависящая от времени, или все народы на одно лицо, т.е., по Л.Вайсгерберу, каким образом в языке отражен “дух народа”. Данное же исследование является лишь частицей в попытке решения этой глобальной задачи. Кроме того, мы предполагаем, что эмоциональная и категориальная универсальность какого-либо понятия не обязательно означает лингвистическую универсальность последнего.
В связи с этим мы определяем цель нашего исследования как сопоставление выделенных лексико-фразеологических средств, описывающих понятие “любовь” с точки зрения эмоционального состояния, отношения, поведения и его оценки в рамках русского и немецкого языков.
Для реализации данной цели необходимо решение следующих задач:
1) выявить историко-социологические изменения в дефинициях понятия “любовь” в двух языках;
2) установить культурно-этнические характеристики данного эмоционального феномена;
3) определить языковой корпус лексических единиц фразеологического и нефразеологического характера со значением “любовь” в русском и немецком языках;
4) выявить общее и особенное в наборе и комбинаторике дескриптивных характеристик, связанных с понятием “любовь” в лексико-фразеологической семантике русского и немецкого языков, и на базе этого определить национально-вариативную специфику употребления выделенных лингвистических средств, в свою очередь на основе последнего - ценностные доминанты каждого культурного социума.
Поставленные задачи показывают, что нас интересует прежде всего лексико-фразеологическое оформление понятия, выражающего чувство любви. Однако они также направлены на решение проблем не только лингвистического, но и культурологического характера, а именно: какова языковая интерпретация этого человеческого феномена с точки зрения его образно-ассоциативного наполнения.
Актуальность, данной темы объясняется тем, что для понимания культурной специфики языка необходимо прежде всего проанализировать основные ценностные понятия, к числу которых относится “любовь”. Известно, что специфические особенности эмоциональной речи могут осложнять процесс межнационального общения как при переводе, так и при беспереводном общении между людьми, для которых один из языков является родным, а другой иностранным, приобретенным. Учет эмоционального фактора и знание особенностей выражения разных типов эмоций представителями разных культур (русской и немецкой) позволят снять возникающие моменты непонимания или неправильной интерпретации эмоциональной речи и дадут возможность адекватного восприятия иноязычной речи, правильного реагирования на нее либо коррекции собственного эмоционального поведения.
Данное исследование затрагивает проблемы сопоставительной лингвистики, отчасти философии, психологии (в частности проблемы определения феномена “любовь” в сфере наук, занимающихся человеком). Таким образом, языковое отражение этого фрагмента эмоционального, внутреннего мира человека может стать частью исследования языковой картины мира в целом. Хотя понятие “любовь “ становилось предметом исследования многих лингвистов (назовем имена С.Г.Воркачева, Л.Г.Бабенко, В.В.Колесова, Л.В.Кульгавовой, L.Jдger, E.Kapl-Blume и др.), специальное сопоставительное лингвистическое исследование дескриптивных и эспрессивно-оценочных языковых характеристик понятия “любовь” еще не проводилось, что и определяет новизну нашей работы. Кроме того, она заключается и в семантико-эмотивном подходе к анализу лингвистических средств, использующихся в описании любви в обоих языках.
Новизна предопределяет и теоретическую значимость нашего исследования, которое представляется нам актуальным с точки зрения подхода к проблеме соотношения языка и культуры, эмоции и когниции, и отображения в языке данного фрагмента ценностной картины мира.
Практическая значимость. Выводы, которые являются результатом нашего исследования, могут стать дополнением к содержанию некоторых разделов общего и сопоставительного языкознания, а именно: сопоставительной стилистики (эмоциональные средства языка и речи) и лексикографии антропоцентрической ориентации. Кроме того, они могут быть полезными в теории и практике перевода при сопоставлении языковых и речевых возможностей двух языков. Материалы исследования могут быть использованы при чтении лекционных курсов и спецкурсов по общему языкознанию, сопоставительной стилистике, интерпретации текста, психолингвистике; при разработке тематики курсовых и дипломных работ. Фактический материал может быть использован в практике преподавания языка, лексикологии, типологии в качестве иллюстративного материала.
Источником языкового материала исследования послужили тексты художественных произведений современных немецких и русских авторов и их переводов, словари различных типов, а также высказывания выдающихся деятелей обеих культур, пословицы и поговорки немецкого и русского народов, тексты публицистических и научных изданий, информация передач теле- и радиовещания.
Достоверность и объективность результатов исследования обеспечивается большим объемом проанализированных текстов (13370 страниц) и большим числом картотеки примеров - 3189.
При отборе литературных произведений соблюдались следующие критерии:
1. Хронологические рамки написания произведений. Все, за единичным исключением, включенные в список произведения, были написаны в период с 1930 по 1985 годы.
2. Наличие переводов произведений-оригиналов с русского на немецкий язык и с немецкого на русский. Иногда допускался отход от этого критерия, когда не требовался сопоставительный анализ текстов-переводов и текстов-оригиналов.
В качестве критериев выбора примеров использовались:
1. Дефиниции, зафиксированные в словарях разных типов.
2. Контекстуальный анализ ситуации, в которой однозначно описывается или выражается чувство любви.
Методологической базой для данной работы служат принципы и основополагающие категории диалектики о всеобщей взаимосвязи языковых и внеязыковых явлений, а также разработанные в современной лингвистике подходы и пути их описания. В нашем исследовании мы опирались на методологические принципы понимания языка как культурно-исторической среды, на концепцию разграничения языка и речи, на соотношение рационального и эмоционального в мышлении, а также взаимосвязь эмоций и языковой картины мира, которая является основой лингвистической концепции эмоций и теории эмотивности языка. Кроме того мы использовали методику изучения культурных доминант в языке, основой которой является концептуальный подход к изучаемому явлению/понятию. В нашем случае мы полагаем необходимым развести термины “понятие” и “концепт” в целях предотвращения путаницы в дальнейшем изложении сути исследования. Одновременно мы признаем, что термин “концепт” может использоваться как синоним термина “понятие” (Карасик, 1996: 4). Для изложения нашего материала условимся считать “концептом” содержание понятия, объем которого может оформлять сам предмет языкового знака как такового: то есть “любовь” есть смысловое значение для концептов обиходного понимания данного явления, для научной, философской, художественной, авторской интерпретаций. В свою очередь эти концепты могут иметь смысловые значения: например, ‘любовь’ есть эмоциональное поведение, ‘любовь’ есть эмоциональное состояние, ‘любовь’ есть эмоциональное отношение и т.д., концептуальное оформление которых может быть безграничным. В данном случае мы предполагаем, что понятие наднационально, но концепт может быть национален. Иначе: значение антропоцентрично, то есть отражает общие свойства человеческой природы; более того, оно этноцентрично, то есть ориентировано на данный этнос.
Направление исследования, принятого в работе обусловило применение следующих методов анализа: 1) историко-сопоставительный анализ с использованием информации деривационной истории, 2) дефиниционнная интерпретация, 3) элементы компонентного анализа, 4) стилистическая интерпретация, 5) дистрибутивный анализ.
На защиту выносятся следующие теоретические положения:
1. Общее положение о том, что язык, будучи “практически действительным сознанием”, соотносится с окружающей действительностью (при этом последняя воздействует на язык неодинаково) конкретизируется и подтверждается идеей о том, что стремление любого языка к сохранению индивидуальных черт своеобразно отражается в передаче в каждом языке тех или иных понятий, тех или иных категорий. Этнокультурные различия в интерпретации понятия “любовь” в немецком и русском языках означают не только наличие/ отсутствие тех или иных признаков, но и особенности этих признаков (внешних и внутренних) и своеобразие в их комбинаторике.
2. Историческое изменение признаковых характеристик глобального понятия типа ‘любовь’ осуществляется в немецком и русском языках по-разному, что находит свое отражение в разных образно-ассоциативных связях внешнего мира и его восприятия отдельным этно-культурным социумом.
3. Национально-культурная специфика языкового отражения того или иного явления может быть смоделирована по трем типам соответствий: 1) для обоих языков может потребоваться одинаковый набор признаков для описания параллельных семантических полей ( полное наложение смысловых объемов); 2) существует некоторая базовая признаковая общность, за пределами которой каждый язык добавляет определенное количество несходных признаков (пересекающееся наложение смысловых объемов); 3) семантическое поле в одном языке полностью исчерпывается семантическими признаками другого языка, в котором, однако, имеются дополнительные признаки, оставшиеся “невостребованными” (неполное наложение семантических объемов).
4. Лингвокультурологические варианты в “наполнении” понятия “любовь” в сравниваемых языках - свидетельство относительной не-универсальности самого понятия и разности его культурного фона.
Структура диссертации. Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения, библиографии и списка художественных произведений, послуживших источником материала для сопоставительного анализа, списка словарных изданий.
В Первой главе “Взаимосвязь культурологических и лингвистических аргументов в сопоставительном анализе” предлагается обсуждение вопроса о национально-культурной основе исследований подобного рода (часть 1) во взаимосвязи с лингвистической категорией эмотивности при анализе языковых средств описания фрагмента эмоционального мира человека (часть 2).
Вторая глава “Языковой знак “любовь” как термин в немецком и русском языках: общее и особенное” посвящается рассмотрению понятия “любовь” как термина. Приводятся межкультурные определения понятия в свете различных подходов; дается ретроспектива изменений его признаковых характеристик на материале лексикографических изданий XVIII - XIX веков; рассматриваются национально-культурные интерпретации ассоциативно-образного характера, оформленные русским и немецким языковым сознанием в паремиологических изречениях.
В Третьей главе “Сопоставительный анализ языковых средств описания понятия “любовь” в русском и немецком языках” приводится сопоставительный анализ лексических средств фразеологического и нефразеологического характера, обозначающих понятие “любовь” с точки зрения их внешней формы, внутреннего содержания (часть 1) и метафорического переосмысления (часть 2).
ГЛАВА I. Взаимосвязь культурологических и лингвистических
аргументов в сопоставительном анализе языковых средств
1. Национально-культурная основа концепта “любовь” как
предмета лингвистического описания
Вся совокупность идей, касающихся взаимосвязи языка, мышления и культуры: неогумбольдтианство, этнолингвистика и др., и так или иначе имеющие отношение к гипотезе Гумбольдта - Сепира - Уорфа, имеет для ХХ века значение, далеко выходящее за рамки лингвистики. Исследования картины мира вообще получили общекультурологическую направленность, которая составной своей частью имеет популярный в последние годы лингвистический аспект (см., например, труды Ю.Д.Апресяна, Н.Д.Арутюновой, В.И.Карасика, Б.Н.Серебреннико-ва, В.И. Шаховского, Е.С. Яковлевой и мн.других).
Культурологический подход к анализу языковых средств номинации и описания эмоциональных процессов ориентирован на учет национальной специфики того или иного языкового коллектива. Для того, чтобы сохранить последовательность изложения, полагаем логичным начать освещение вопроса с национально-культурной основы в лингвистическом исследовании.
Сейчас можно утверждать, что лингвокультурология выделилась в самостоятельную научную дисциплину в рамках общего языкознания и постепенно приобретает статус отдельной парадигмы.
Существует множество теорий культуры как явления человеческого развития. Имеют место расхождения, даже полярности, в подходе к изучению явлений культуры, как и в самом ее определении (в настоящее время существуют более 200 определений культуры). При этом мы учитываем разницу между научной интерпретацией термина “культура” и одноименным обиходным понятием.
Несмотря на это представляется возможным выделить отдельные положения национально-культурного подхода в лингвистическом исследовании, которые признаются представителями всех направлений. Мы полагаем, что эти положения являются теми аксиомами, которые универсальны и объективны для данного подхода.
Определим терминологический аппарат, который будет использоваться в данном разделе работы.
Так как объектом нашего исследования является один, но наиболее широко варьированный фрагмент внутреннего, эмоционального мира человека, обозначенный в сравниваемых языках как ‘любовь’/’die Liebe’, то приходится определиться и в психологической терминологии. Это необходимость диктуется тем, как признают сами психологи, что “большую путаницу в психологию эмоций вносят терминологические расхождения “ (Вилюнас 1984:5).
Для нашей работы ключевыми становятся термины “культура”, “эмоция”, “чувство”. Мы понимаем эти понятийные основы следующим образом:
Культура - многогранное, а значит, многофункциональное явление, представляемое как совокупность результатов и процессов любой социальной коллективной деятельности человека, то есть это явление общественное, социальное по своей природе, смысл которого заключается в передаче от поколения к поколению совокупного общественного опыта (в том числе знаков, символов, традиций, форм социальной жизни и т.п.).
Эмоция - субъективное оценочное отношение индивида к определенному предмету или явлению, обладающее качеством и интенсивностью.
Чувство - эмоциональное состояние, равное совокупности Х-числа эмоций, переживаемых индивидом некоторое время, то есть характеризующееся продолжительностью и направленностью на конкретный объект.
Отношение между чувством и эмоцией равняется отношению между целым и его составляющим. Определяя соотношение между культурой и эмоциональным миром человека, мы придерживаемся точки зрения, согласно которой культурный опыт определенного социума, закрепленный в одной из знаковых систем (языке), кодируется знаками-символами разного уровня для вербализации явлений внутреннего мира человека. Отражаясь в языке, они и создают определенную культуру эмоций, которая закрепляется национальным языковым сознанием. То есть это двусторонний процесс, процесс-круговорот.
1.1. Основные положения национально-культурного
подхода в лингвистическом исследовании
Многочисленная и разноаспектная по методическим принципам культурологическая литература предлагает разнообразные пути поисков в лингвистических исследованиях. Относительно устойчивыми и общепризнанными являются на сегодняшний день следующие:
1) язык как один из главных компонентов национальной культуры представляет собой хранилище национальной культуры и одновременно средство ее передачи из поколения в поколение. Именно язык как отражение общечеловеческих и специфических моделей окружающего мира объединяет людей одной национальной общности и разделяет их в рамках одной языковой культуры, которая представляет собой неоднородное социальное образование;
2) каждый народ по-своему расчленяет своеобразие мира, по-своему делит его и затем номинирует вычленные элементы (Гумбольдт 1985; Вайсгербер 1993; Сепир 1993; Ильин, 1992);
3) своеобразие конструируемой картины мира определяется тем,
что в ней опредмечивается индивидуальный, групповой и этнический вербальный и невербальный опыт. Картина мира включает в себя элементы окружающей действительности, оценочно-осмысленные национальным языковым сознанием на основе жизненного и творческого опыта народа. Эти элементы складываются в комплексы стереотипов (гештальты, сценарии, фреймы, планы, схемы), объединяющие признаки, приписываемые тем или иным языком явлениям объективной реальности. Такие образы, являясь универсалиями сознания, в разных языках могут видоизменяться. В основе слов, понятий, единичных именований, представляющих собой точки пересечения разных видов опыта, коллективную память носителей языка, “зеркало жизни нации”, могут лежать особые фреймы, созданные в результате когнитивного развития народа в период выработки и освоения им своей сложной концептуальной системы. В разных национально-культурных социумах эти базисные образы могут быть различны, но могут содержать и определенные сходства (Фуко 1994; Ильин 1992; Верещагин, Костомаров 1983);
4) язык, на котором фиксируется картина мира и человека, - это в той или иной мере язык толкований; он считается наиболее ясным и формализованным языком современной семантики. Каждый естественный язык отражает определенный способ восприятия и организации (концептуализации) мира. Выражаемые в нем значения складываются в некую единую систему взглядов, своего рода коллективную философию, которая навязывается в качестве обязательной всем носителям языка (Апресян, 1995:39). Однако отдельные единицы этой системы в применении их индивидом могут становиться субъктивной точкой определенного образа, то есть приобретать статус значения говорящего (Grice 1975; Гадамер 1988);
5) способ языковой концептуализации действительности, взгляд на мир (в нашем случае общечеловеческого феномена любви) отчасти универсален, отчасти национально специфичен, так что носители разных языков могут видеть мир немного по-разному через призму своих языков (В.Г.Гак, 1975; Г.Д.Гачев, 1967; Ю.Д.Апресян, 1995; Н.Д.Арутюнова, 1978; В.Н.Телия, 1988; Е.С.Яковлева, 1994);
6) взгляд на мир “наивен” в том смысле, что во многих существенных деталях отличается от научной картины мира. При этом наивные представления отнюдь не примитивны. Во многих случаях они сложны, многогранны и не менее интересны, чем научные. Таковы, например, представления о чувственном, внутреннем мире человека. Они отражают опыт интроспекции десятков поколений на протяжении многих тысячелетий и способны служить проводником в этот мир (Апресян 1995; Яковлева 1994; Лотман 1994);
7) культура, с одной стороны, - определенное количество унаследованных текстов, а с другой - унаследованных символов. Символы культуры редко возникают в ее синхронном срезе. Как правило, они приходят из глубины веков и, видоизменяя свое значение (но не теряя при этом памяти и о своих предшествующих смыслах), передаются будущим состояниям культуры. Например, на протяжении многих столетий символическим изображением средоточия чувств у многих народов является сердце. Сердце, пронзенное стрелой, - символ любви, боли и страданий, которые несет с собой это, казалось бы, радостное и светлое чувство. И язык располагает такими средствами, которые отражают разные стороны любви (см. Гл. 3 нашего исследования). Много позже, в конце ХVIII века в России появились лубочные картинки с изображением целующихся голубей, которые стали символом беспечной, пасторальной любви, и их изображали на открытках , вышивках, домашних полотенцах и в альбомах барышень. Целующихся голубей можно увидеть на английских гобеленах более раннего времени, но символом наивного восприятия и китчевой культуры они стали в России уже в наши дни. В Англии символом любви остается красная роза, в Германии - сердце, изображаемое всегда красным и зрительно объемным, в России - чаще всего это по-прежнему сердце, пронзенное стрелой, и белая или красная роза. Во Франции и Греции символом любви долгое время было яблоко, отождествляемое с первородным грехом.
Имеют место и чисто умозрительные символы: “С каких пор перед внутренним взором каждого европейца при слове “счастье” сразу же возникает пара: стоят друг против друга, а между ними бьет молния...” (Wolf 1989:108).
Более сложные символы (например, традиции и обряды) имеют национальные признаки. В России молодые люди гадали и гадают на ромашке о любви , приговаривая : “Любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмет, к черту пошлет”. В Германии гадают большей частью на листиках акации и говорят при этом совсем по-другому: “Er (sie) liebt mich von Herzen, mit Schmerzen, ber alle Massen, kann es gar nicht lassen, ganz rasend, auf ewig, klein wenig, gar nicht”. В немецкой рифме семь “вариантов” любви и один нелюбви, в то время как в русском - соответственно три и три. Этот пример может быть одним из многочисленных доказательств того, что явления окружающей действительности, картины мира преломляются в сознании носителей языка в разных фрагментарных нюансах. В данном случае можно предположить, что немецкий менталитет оформил в рифме больше качественных признаков проявления любви, чем русский. Причем все семь имеют положительную коннотацию: ‘von Herzen-’, ‘mit Schmerzen-’, ber alle Massen’, ganz rasend’... = ‘очень сильно, неистово, вечно любить’: у гадающего увеличиваются шансы остановиться на желаемом лепестке.
Символами могут стать и литературные персонажи. Г.Д.Гачев высказывает мысли по поводу национально-культурных моделей любви в образах героев классических литературных произведений и находит занимательную закономерность в том, что у многих народов проповедуется культ осуществленной, по его выражению, “плотяно-кровавой” (видимо, от ‘плоть’) любви (действительно, вспомним: Абеляр и Элоиза, Тристан и Изольда, Манон и де Грие - “везде осуществленная любовь, кровь и могила”, у итальянцев - Франческа и Паоло, у англичан - Ромео и Джульетта, Отелло и Дездемона, у немцев - Фауст и Гретхен и т.д.). В России же - “словно касты разные”: мужчина и женщина неприкасаемы: Татьяна и Онегин, Настасья Филипповна и князь Мышкин, Снегурочка и Мезгирь (Снегурочка от любви гибнет, а горячую Купаву осуждают за страсть и безоглядность - “противопоказан жар страсти белоснежной русской деве”), то есть задан иной образ любви как оттолкновения, создания пространства пустоты, холодности, ненавязчивости (Гачев, 1995:276 и 287).
Такая грань любви, как секс, относится к физиологической стороне практической жизни; все переживания любви, связанная с ними выработанная веками символика, условные ритуалы , облаченные в слова, - все то, что А.П.Чехов назвал “облагораживанием полового чувства”, принадлежит культуре. Поэтому так называемая “сексуальная революция”, подкупающая многие умы и души устранением предрассудков и, казалось бы, ненужных сложностей на пути одного из важнейших влечений человека, на самом деле явилась одним из таранов, которыми антикультура ХХ столетия ударила по вековому зданию культуры.
8) ключевые слова, обозначающие важнейшие и, по разным причинам ставшие периферийными для лингвистических исследований, реалии и понятия духовной и материальной культуры (к которым относится и “любовь”) должны изучаться в связи с историей народа, так как, по высказыванию И.И.Срезневского, народ и язык один без другого представлен быть не может. Судьба слов позволяет проследить систему представлений о мире, понятий, жизненных установок, правил, законов, по которым народ жил. Это изучение обнаружит связи, ранее не предвиденные, помогая объяснить природу духа и поведения народа. Изучение культурно-исторических сфер языка позволяет проследить диалектику понятий, категорий, самой среды, формирующей духовность и эмоциональный опыт народа (Ильин 1992; Черных 1994);
9) в центре лингвокультурологических исследований закономерно ставится семантика и ее формы. Национально-культурная специфика языкового сознания доказывается обычно на примерах анализа закрытых лексических подсистем. Язык и культура представляют собой интерферирующие знаковые системы. Универсальной категорией языка - мышления - культуры в целом является предикация как приобретения объектом определенного признака.
Совместное изучение языка и культуры может быть связано с гипотезой языковой относительности (Гумбольдт - Сепир - Уорф). На один из историко- диалектических выходов этой концепции указал еще А.Ф.Лосев, который полагал, что объективная действительность, существующая вне и независимо от человеческого сознания, не может быть охвачена им раз и навсегда, она охватывается только постепенно, и показателем этого охвата является именно язык.
1.2. “Любовь” как фрагмент внутреннего мира человека
Понимание любви как основополагающего начала жизни и признание ее первичности в человеческих взаимоотношениях (конечно, в образной, а не в умозрительной форме) есть продолжение лучших традиций мировой общественно-философской мысли, касавшейся темы любви.
Существует целый ряд подходов в попытке определелить саму сущность любви и ее роль в жизни человека. Основными, на наш взгляд, являются:
1) философский,
2) психологический,
3) художественно-образный.
Попытки философского осмысления любви как явления сводятся к интерпретации этого чувства с различных позиций:
1) любовь и история (религия) человечества - эрос и агапэ, христианская любовь, фетишизм в любви, протестанская любовь и т.д.;
2) любовь и общество - культура любви привязывается к глобальным и политизированным сферам: любовь - брак - семья - общество - государство;
3) любовь и мораль - чувство в ценностно-нормативной системе: идеологические, ритуальные, символические и прочие наслоения.
Далее мы сочли необходимым тезисно остановиться на психологическом феномене любви как чувства для того, чтобы определиться в понимании самого явления “любовь”.
Эмоциональные явления трактуются современной психологической наукой как система взаимодействия различных эмоций. Переживание отдельной эмоции - явление довольно редкое, если не уникальное. Условно говоря, единственной формой такого психологического опыта считается аффект в силу своей подавляющей, доминирующей интенсивности .
По мнению В.Вундта, в психологии, в отличие от математики, сложение элементов не есть простое арифметическое действие. При сложении эмоций усиливается ценность целого - чувства (Вундт, 1984). Результатом сложения отдельных эмоций является не только количественное изменение эмоций, а рождение нового качества - чувства. Именно поэтому в едином чувстве могут присутствовать полярно противоположные элементы. Например, ревность - это слияние в единое целое чувств любви, зависти и ненависти, трех сильных эмоциональных переживаний, полярных по знаку.
Вслед за многими исследователями, мы придерживаемся точки зрения, что “чистых” эмоций вообще не бывает. Эмоции в действительности тесно сплетены друг с другом. Любовь не является исключением. Психологическая наука однозначно признает тот факт, что зрелая любовь никогда не может быть свободна от ее предшествующих опытов и форм, а также от отрицательных эмоций, то есть это целый комплекс эмоций, в котором представлена гамма от положительных эмоций (восхищение, восторг, нежность, участие, радость) до отрицательных (страх, скрытая и явная ненависть, злость, ярость) (Додонов,1975; Симонов,1981; Шингаров, 1971; Freud,1982; Ulich,1982; Schmidt-Atzert, 1981; Heller,1981 и мн.другие). Интересно в этой связи лингвистическое наблюдение Н.А.Красавского, характеризующее этот фрагмент эмоционального мира человека: в немецком языке существует понятие, обозначающее эмоцию Hassliebe, которое на русский язык может быть переведено только описательно - “любовь, смешанная, граничащая с ненавистью”. Следовательно, на языковом уровне лексической фиксации данного слова в русском языке нет, хотя не исключено, что в сознании носителей русского языка наличествует само понимание возможности испытывать одновременно два противоположных, логически взаимоисключающих переживания - любовь и ненависть” (Красавский,1992:45). Как термин сложной эмоции это понятие оформлено именно в немецком языке. (Ср. также латинское Odi et amo - “Ненавижу, любя”(Катулл) - рефлексия, на персональной дистанции отражающая борьбу чувств (Карасик,1992:82).
Косвенное объяснение этому языковому явлению можно найти у К.Лоренца: “... в каждой настоящей любви спрятан такой заряд латентной агрессии, замаскированной узами партнеров, что при разрыве этих уз возникает тот отвратительный феномен, который мы называем ненавистью. Нет любви без агрессии, но нет и ненависти без любви “ (Лоренц, 1994:212). Более того ученый полагает, что любовь является предпосылкой появления ненависти: по-настоящему ненавидеть можно лишь то, что когда-то любил, и все еще любишь, хоть и отрицаешь это (Лоренц, там же:215).
По утверждению П.В.Симонова, любовь - это разновидность потребности, сформированной влиянием социальной среды, этикой, моралью и мировоззрением данного общества. В зависимости от обстоятельств любовь порождает целый “парад” эмоций: радость, восторг, обиду, ревность, печаль, негодование. Однако саму любовь как основу человеческих взаимоотношений неправомерно относить к разряду эмоций; любовь, по его мнению, есть состояние, определяющее возникновение эмоции/й, так как личность человека определяется прежде всего совокупностью и иерархией его потребностей (мотивов).Особенности эмоционального реагирования и темперамент, не говоря уже о так называемых частных свойствах нервной системы (сенсорика, память, программирование и реализация действий), имеют второстепенное значение (Симонов,1971: 115-128).
Есть термины, а тем более термины эмоций, обладающие специфическим свойством. “По внешней видимости они выделяют вполне определенные понятия, то есть такие, которые претендуют на строго объективную обоснованность. На практике же эти термины помечают весьма смутные мыслительные области, границы которых сдвигаются, сужаются или расширяются в зависимости от точки зрения того, кто этими терминами пользуется, включая тем самым в диапазон значений такие представления, которые не только не вяжутся друг с другом, но отчасти пребывают в противоречии” (Сепир,1993:465). Именно к таким понятиям относится “любовь”, равно как и многие другие, сопряженные с этим термином эмоции.
Итак, в психологическом аспекте мы придерживаемся мнения, что любовь есть чувство, либо комплекс эмоций, различных по всем психическим параметрам (интенсивность, качество, продолжительность, ценность, оценочность и т.д.). Положительной стороной такого подхода является, на наш взгляд, объективность сопоставительного анализа языковых средств описания понятия “любовь” в русском и немецком языках. Этот подход ориентирован прежде всего на сопоставление разноквантовых эмоциональных переживаний, связанных с чувством любви. Например: ‘любовь’ + ‘восхищение’ ‘восторгаться’, ‘восхищаться’, ‘ умирать по ком-либо’, ‘ превозносить до небес кого-либо’ и т.п.
Художественно-образные интерпретации чувства любви воплощены, на наш взгляд, в таких произведениях искусства, в которых идея любви является доминирующей и которая может быть “подана” авторами этих произведений по-разному, например: любовь Тристана и Изольды (идея самоотверженности и жертвенности), любовь Ромео и Джульетты (идея смерти, жертвенности, преданности в любви), любовь молодого Вертера (идея безответной любви), страсть Казановы (интрига, секс, коварство), любовь Татьяны к Онегину (безответность, страдание, мука), трагедия Отелло и Дездемоны (коварство, ревность, зависть), Бенедикт и Беатриче (легкость, радость, веселье, игра) и т.д.
Именно художественная литература (а также театр, кино) оказывает самое большое влияние на формирование у индивида представлений о любви. Например, выход в свет романа И.-В. Гете “Страдания молодого Вертера”, который заканчивается трагической смертью главного героя от несчастной любви, вызвал в Германии в 70-80 годах XVIII века волну самоубийств.
Суммируем вышеизложенное.
Попытки истолковать сущность любви на протяжении всей истории человечества базируются на трех подходах в познании объективной действительности вообще и внутреннего мира человека в частности: философском, естественно-научном, художественно-образном. Они часто пересекаются, дополняя и обобщая, но не взаимозаменяя друг друга.
Часть 2. Категория эмотивности как основа лингвокультурологи-
ческого подхода к анализу языковых средств описания эмоций
“Каждый язык накладывает свою собственную классификацию на эмоциональный опыт человека” (Вежбицка, 1996: 334).
Так как объектом нашего исследования является фрагмент внутреннего мира человека - то есть психологический (эмоциональный) феномен -, то логичным представляется опора в сопоставительном лингвистическом анализе на использование теоретических положений, связанных с категорией эмотивности. Для нашего иследования важно остановиться на общепринятых тезисах, являющихся базовыми для понимания самой категории эмотивности в языке и связанных с культурологическими ценностями.
Для этого изложим наше понимание эмоционального в языке.
2.1. Эмоциональное в языке
Традиционно под эмоциональной функцией языка понимается возможность выразить языковыми средствами различные эмоции и чувства. Именно эта функция рассматривается многими лингвистами как одна из основных. Такая точка зрения нашла отражение в официальных источниках (см., например, статью Н.А.Слюсаревой “Функции языка” в Лингвистическом Энциклопедическом словаре).
Однако это не значит, что существует единство по вопросу об основных и второстепенных функциях языка. Например, О.С.Ахманова придерживается мнения, что эмотивная, волюнтативная и контактоустанавливающая функции не входят в число основных функций языка (Ахманова 1969: 507-508).
Некоторые исследователи трактуют эмоциональную функцию не как языковую, а как речевую, то есть как частный случай реализации общей языковой коммуникативной функции. Мы полагаем, что эта точка зрения может вызвать возражения в той части, где эмоциональная функция языка исключается из области языка и переводится в речь.
Одним из доводов в пользу принадлежности эмоциональной функции к сфере языка служит, на наш взгляд, тот факт, что любая языковая функция так или иначе складывается из функций отдельных языковых единиц. Способность отдельных языковых единиц выражать эмоции сегодня уже не вызывает сомнений. Это отразилось в выделении специальной языковой категории эмотивности для обозначения этой способности. Вслед за В.И.Шаховским, считаем, что категория эмотивности есть “имманентно присущее языку семантическое свойство выражать системой своих средств эмоциональность как факт психики” (Шаховский 1987: 24). Чтобы свойство было имманентным, необходимо, чтобы отдельные единицы сами по себе, вне речи обладали этим свойством. Наличие в системе языка на всех его уровнях эмотивных единиц и делает возможным выполнение эмоциональной функции.
Самым сложным является, по нашему мнению, вопрос о том, каким свойством должны обладать языковые единицы, чтобы быть способными выражать эмоции Из чего складывается эмотивность
Существует два принципиальных подхода к ответу на этот вопрос.
Авторы работ, где анализируется эмотивный потенциал отдельных лексических единиц (Вольф 1985; Лукьянова 1986; Телия 1986; Шаховский 1987 и др.), полагают, что эмотивная сема может входить как в коннотативный, так и в денотативный компонент значения слова. Закономерным представляется тот факт, что в большинстве работ эмотивность рассматривается вместе с другими языковыми категориями: оценочностью и экспрессивностью. Такой подход кажется нам логичным, так как эмотивность действительно неотделима ни от оценочности, ни от экспрессивности. Однако вопрос о соотношении эмотивности, оценочности и экспрессивности остается до настоящего времени наиболее дискуссионным. Так как для нашего исследования суть этого соотношения не является релевантной (мы ориентируемся на сопоставительный анализ лексических единиц фразеологического и нефразеологического характера в описании понятия “любовь” в русском и немецком языках с позиций их ассоциативно-образного внутреннего наполнения - случаи эмотивной и оценочной маркировки оговариваются отдельно), то мы сочли возможным опустить подробное изложение существующих позиций по этому вопросу.
Вторую группу работ составляют труды по стилистике и экспрессивному синтаксису (Скребнев 1975; Кубарев 1980 и другие), где описываются различные фигуры речи, синтаксические конструкции и отмечается их эмоциональный потенциал, но не объясняется структура эмотивности.
Наличие дискуссионных вопросов вокруг определения категории эмотивности показывает, что, несмотря на признание лингвистами эмоциональной функции языка, проблема определения средств, с помощью которых эта функция реализуется, остается нерешенной: нет общепринятого определения эмотивности.
Попытаемся изложить свое понимание этой категории, так как в настоящей работе мы оперируем принципами, соотносящимися с ней.
2.2. Эмоциональное и оценочное в понятии
Так как предметом нашего исследования выбрано понятие “любовь”, то в этом случае мы имели ввиду лингвистическое понимание этого термина, соотносимое с общепринятым в языкознании толкованием лингвистического термина “значение”.
Мы придерживаемся той точки зрения, по которой эта связь строится на отражении в обобщенной форме предметов и явлений действительности посредством фиксации их свойств и отношений, которые выступают в понятии как общие и специфические признаки = значения. Традиционно принято считать, что эта связь носит лингво-ассоциативный характер. Этот тезис является основным в понимании нами семантической структуры слова вообще.
Она - семантическая структура - обусловлена психологическими, социальными и даже политическими мотивами, поскольку слова ассоциативно связаны с вещами и фактами, которые не безразличны людям, а если и безразличны, то не в одинаковой степени.
В этом положении просматривается очевидная связь с эмоциями, которые будучи одной из форм субъективного отражения действительности представляют собой, как известно, сложные психические процессы. Составляя неотъемлемую часть человеческого существования, эмоции уникальны в системе взаимодействия универсального и индивидуального, объективного и субъективного, врожденного и социально обусловленного факторов. Однозначно доказано, что несмотря на богатое разнообразие эмоциональных переживаний, все они едины по своей психической природе и развиваются по единым законам.
Если слово, понятие и мышление сопряжены друг с другом, то наличие в словарном составе любого языка эмотивной лексики и потенциальная способность неэмотивов быть употребленными в эмоциональных целях, определяет связь языка с эмоциональным аспектом мышления человека (Шаховский, 1988:62).
Самые абстрактные понятия связаны, хотя бы косвенно, с ощущениями. Ощущения - род оценки индивидом объективного мира. Признавая психологический постулат, что в основе любой эмоции лежит оценка, отметим главное отличие эмоциональной оценки, которое заключается в ее субъективности.
Следующим общепризнанным моментом является тот факт, что наряду с качественной оценкой (положительная/отрицательная) эмоции обладают и количественной характеристикой, которая отражает силу эмоции, ее интенсивность. Знак эмоции ((+)/(-)) и ее интенсивность - две обязательные составляющие любого эмоционального процесса. Многообразие эмоциональных переживаний в психическом опыте человека обеспечивается соотношением этих двух характеристик.
Овладевая сознанием, эмоции вытесняют интеллектуальную сферу и, как результат, вызывают перестройку всей деятельности индивида, в том числе и его речевую деятельность. Это проявляется при вербальном выражении эмоций через употребление специальных лингвистических средств. Причем для носителя конкретного языка этот процесс автоматичен. Но рациональный отбор определенных языковых средств в процессе коммуникации на приобретенном, неродном языке наднационален в силу незнания, неуверенности в правильности выбора конкретных средств, вербализующих состояние и/или поведение, и/или оценку описываемого явления для достижения конкретной цели высказывания/общения (эмоциональная функция языка). В данном случае “включаются”, очевидно, иные механизмы выбора этих средств, рефлексирующие в неродном языке некое эмоциональное состояние.
Эмотивы - лексические единицы, вербализующие (описывающие, называющие, выражающие) эмоции - слова, а слова являются элементами сознания. Признавая реальность эмоционального аспекта мышления, понятия как единицы мышления и слова как формы существования понятий, мы, вслед за В.И.Шаховским, придерживаемся той точки зрения, по которой эмотивы должны соотноситься с особым типом понятий или особой модальной сферой их содержания, в которой социально закреплены эмоциональные отношения человека к окружающей действительности.
Эмоциональное состояние человека: любовь, радость, печаль, страх и др., не может считаться понятийным. Но его языковое обозначение и описание являются осмысленным, кодифицированным, то есть поднятым до определенного понятийного уровня. Понятие, например, любви и чувство любви в русском языке передаются одним словом ‘любовь’, равно как и другие понятия об эмоциях и сами эмоции. Но описание и описание выражения чувства любви возможно с помощью разных слов, конструкций и авербальных символов - всего того, что принято именовать эмотивными средствами описания.
Н.Г.Комлев приводит забавное, с точки зрения носителя русского языка, наблюдение. В японском языке существует много слов, которые интерпретируют русское понятие “любовь”, но слова с таким понятием нет. Когда-то по роману Л.Н.Толстого “Воскресенье” была создана опера “Катюша Маслова”, сегодня давно забытая. Эта опера попала в Японию. В ней была песня, которая начиналась словами:”Милая Катюша, солнце взойдет...”. Ее пели в Японии все, настолько она стала там популярной. Несколько позднее в японском языке появилось слово “любовь”, которое толковалось так: ”Любовь - это чувство, которое испытывала Катюша Маслова к Нехлюдову”(Комлев,1992:51).
Мы уже упоминали, что в основе любой эмоции лежит оценка. Поэтому оценочность и эмотивность часто рассматриваются в лингвистике вместе.
Независимо от того, идет ли речь в первую очередь об оценочности или эмотивности, возникает необходимость соединить эти две категории, так как обе эти категории являются “важной составной частью языковой модальности” (Шаховский, 1987: 7).
Мы понимаем этот тезис как возможность рассматривать предикаты внутреннего мира человека (термин А.Зализняк) в системе. Например, ‘любить’ = ‘чувствовать’ + ‘оценивать’ + ‘вести себя соответствующим образом, адекватном субъективному чувству и оценке’.
Далее мы предлагаем использовать термины “ эмотивность” и “оценочность” так, как они употребляются в работах В.И.Шаховского: “эмотивность” - для обозначения языковой категории, характеризующей отдельные языковые единицы, обладающие эмоциональным потенциалом (полагаем, что все языковые единицы в речи потенциально эмотивны); а “оценочность” - для обозначения языковой категории, означающей семантическое свойство языковых единиц квалифицировать обозначаемое с точки зрения “хорошо/плохо”. “Эмоциональность” в отличие от “эмотивности” понимается нами как термин, характеризующий психологические и психолингвистические сущности.
Для иллюстрации этого тезиса покажем на примерах, как через языковые единицы, соответствующие эмоционально-оценочным содержаниям понятий, вызываются и/или выражаются эмоциональные состояния и отношения (оценки) говорящих: ‘сказочная любовь’ = положительная оценка/восхищение; ‘боготворить’ = положительная оценка/восхищение; ‘липнуть’ = отрицательная оценка/пренебрежение; ‘j-m nachlaufen’ = отрицательная оценка/пренебрежение; ‘Affenliebe’ = отрицательная оценка/презрение.
Известно, что социальные эмоции могут проецироваться на семантику слова, проникать в нее, закрепляться в ней и воспроизводиться в типизированных ситуациях. Говоря о типизированных ситуациях, подчеркнем, однако, еще раз, что здесь всегда есть место отклонению от этой типизированности и выражению совершенно неожиданного для данного слова эмоционального состояния отдельной языковой личности.
Итак, при работе над исследуемым материалом мы руководствовались прежде всего идеей, отраженной в трудах М.В.Никитина (1983), А.А.Уфимцевой (1986), В.И.Шаховского (1988), о том, что семантическое содержание определенных слов является результатом взаимодействия двух видов понятий: дедуктивно-логического и индуктивно-прагматического. Первый вид понятий общеизвестен и общепринят как понятия с определенной совокупностью конечных и строго отобранных существенных признаков. Второй же вид понятий включает в себя субъективно приписывемые предмету признаки. Среди этих признаков могут быть такие оценочные признаки, которые воспринимаются эмоционально и формируют основу эмотивного компонента семантики соответствующего такому понятию слова. Причем эти два вида понятий могут пересекаться, накладываться друг на друга. Это, в первую очередь, касается абстрактных понятий, таких, как “любовь”, “ненависть”, “радость” и т.п. Очевидно, что индуктивно-прагматические признаки в количественном отношении могут быть более обширны, чем дедуктивно-логические. Наглядно это может быть представлено в виде таблицы:
Понятие “любовь”
|
Дедуктивно-логические признаки |
Индуктивно-прагматические признаки |
|
чувства, эмоции |
нежность |
|
человек |
верность |
|
влечение |
преданность |
|
привязанность |
самоотверженность |
|
тяготение |
жертвенность |
|
забота |
|
|
боль, жалость, страсть и т.д. |
Определимся в следующем:
1) для лингвистического анализа и описания эмоций (в нашем случае эмоций, связанных с понятием “любовь”) необходим целый ряд внелингвистических факторов: соотношение интеллекта и эмоций в мыслительных процессах, а именно: место и роль эмоций в отражении действительности, их значимость в психической жизни человека. Только тогда можно объяснить, как эмоции могут быть адекватно репродуцированы и интерпретированы с помощью слова;
2) эмоции входят в структуру мыслительной деятельности, они могут воспроизводиться в сознании так же, как и мысли. Отражение эмоции является той базой на которой развивается мышление, а следовательно, и язык;
3) эмоции всегда несут оценку, которая в виде объективного и/или субъективного элемента отражения мира формирует диалектическое единство в семантике слова;
4) категория эмотивности и ее обязательные составляющие (оценочность и экспрессивность) являются общеязыковыми категориями, что означает их присутствие на всех языковых уровнях. Синхронная реализация разноуровневых единиц, характеризующихся этими категориями, обеспечивет возможность выражения эмоций в речи и придает такой речи качество эмоциональности, которое заключается в оценочном содержании, облеченном часто в экспрессивную форму.
Верное, разумеется, в лингвистическом смысле суждение - слово прежде всего передает понятие - вряд ли применимо к словесному ряду в художественном его воплощении (Гей 1975:27; Бахтин 1979: 168), а следовательно, и в обыденном его употреблении носителями языка в конкретной ситуации общения, где любое слово всегда может быть причислено к эмоционально-оценочной лексике. Это положение - эмоциональная оценка потенциально заложена в любом слове - становится в настоящее время основой для многих исследований эмотивного аспекта языка в широком смысле. Мы склонны, вслед за В.И.Шаховским, полагать, что такая точка зрения помогает взглянуть на каждое слово с позиции заключенной в нем имплицитной манифестации эмоций говорящего (значение говорящего = эмоция говорящего), оценки им явлений реальной жизни.
Иллюстрацией этого тезиса мог бы стать пример со словом ‘любовь’, когда знакомое слово раскрывается неожиданно. Ведь слово “всегда хранит в себе бесконечный огонь жизни, и поэтому оно под коркой понятийной определенности копит в себе вулканическую энергию. Вступая во взаимодействие друг с другом, образуя словесный контекст, слова преображаются” (Гей,1975:31). “Зная нежную любовь русских чиновников друг к другу, можно предположить повальное укрывательство темных делишек внутри департамента полиции” (Э.Радзинский, “Загадки истории. Провокаторы в России”, ТВ-передача 1 марта 1995 года). Во фразе словосочетание ‘нежная любовь’, имеющее на языковом уровне положительный семантический код, приобретает отрицательную характеристику, содержащую неодобрение, иронию и общее негативное отношение автора высказывания к стилю работы российского сыска. Еще одна более неожиданная встреча со словом ‘любовь’: “Сколько лет я жую сырую любовь... (из текста песни группы “Любэ”). Имплицитная оценка в словосочетании ‘жевать сырую любовь’ при семантическом развертывании дефиниций каждой единицы говорит о состоянии продолжительной безысходности, нервозности говорящего и вызывает у слушающего негативную реакцию.
Понятно, что художественная литература использует разность потенциалов между словом в бытовом, повседневном, общеобиходном его употреблении и словом художественным. Исходя из этого нетождества слова в двух контекстах, литература создает свои образы из потока событийного языка и словесного потока.
Это положение становится актуальным и при историческом подходе к анализу слов-понятий любой сферы человеческого бытия. Вернемся для примера к понятию ‘любовь’ в немецком языке: долгое время здесь существовали два слова, обозначающие “любовь” - die Liebe и die Minne. Последнее обозначало в средние века рыцарскую любовь к почитаемой, как правило, замужней женщине; в нем было заключено понятие высокого, чистого, жертвенного поклонения, часто - платонического обожествления (суть положительная оценка эмоции), в отличие от die Liebe, когда чувство понималось как “земное”, плотское, но столь же сильное (есть место отрицательной оценке). Теперь слово die Minne перешло в разряд номинативных единиц, маркированных отрицательно, и употребляется либо в ироничном, реже - в шутливом смысле; иногда в поэзии как стилистический синоним к die Liebe. Подтверждение этой мысли мы обнаружили при анализе изменений дефиниций понятия “любовь” в русском и немецком языках, проведенном на материале лексикографических источников в разных временных рамках (см. Гл.2, часть 2 настоящей диссертации).
Резюмируя, признаем: есть смысл говорить о последовательном разграничении понятийного и абстрактного содержания в слове, вовлеченном в сферу эстетических отношений, конкретного контекста, ситуации, цели говорящего и, в конечном итоге, значения говорящего.
Общеизвестны те функции, которые выполняют разные лингвистические средства, в том числе, конечно, и эмотивы при построении эмоциональной речи. В последних исследованиях называются четыре общие функции, присущие не-нейтральным средствам эмоциональной речи (см.подробно в: Селяев,1995):
1) апеллятивная функция - стремление говорящего вызвать у собеседника ответную реакцию;
2) функция гиперболизации оценочного смысла высказывания - субъективность и завышенная, как правило, категоричность отражаются в гиперболизированном восприятии ситуации через гиперболизацию оценочного смысла высказываний;
3) функция эмфатического выделения - выделение говорящим в речи субъективно значимой информации;
4) функция облегчения структуирования эмоциональной речи - упрощенная программа высказывания при закономерной психической неосознанности построения речи: своеобразный эмоциональный синтаксис, который отражает работу эмоционального сознания и является универсальным, отдельные синтаксические фигуры, облегчающие процесс речепостроения.
Для раскрытия темы нашего исследования нас, в первую очередь, интересует выделение такого набора лингвистических средств в русском и немецком языках, который бы отвечал функциональным требованиям апеллятивности и гиперболизации оценки высказывания, так как именно эти функциональные особенности свойственны эмотивному фонду языка.
Суммируем сказанное в ходе наших рассуждений об известных положениях современной лингвистики в теории эмотивного языка, на которые мы хотели бы опереться в нашей работе при сравнении лингвистических средств, называющих и описывающих понятие “любовь” в русском и немецком языках:
1) в силу того, что в основе любой эмоции лежит оценка, а эмоциональное поведение человека приобретает экспрессивный характер, лингвистическая категория эмотивности не может рассматриваться без ее соотнесения с оценочностью;
2) оценочность должна рассматриваться в качестве лингвистической индуктивно-прагматической категории;
3) для построения эмоциональной речи весь лексический состав языка может рассматриваться как фонд потенциальных эмотивных смыслов, выполняющих все функции, выделенные для не-нейтральных средств языка.
Эмоции человека как отражатели внешних явлений окружающего мира оценивают его с позиций национального языкового сознания. При этом языковое сознание носителей конкретного языка оперирует специфическими лексико-фразеологическими кодами, вербализирующими отношение к действительности и ее оценку.
Сравнению наборов лексико-фразеологических единиц, которые интерпретируют фрагмент внутреннего мира человека с общим семантическим смыслом слова ‘любовь’ в русском и немецком языках, посвящены следующие главы нашей работы.
Выводы
Культурологический подход в лингвистических исследованиях предопределен самим языком как знаковой системой. Система языковых знаков обслуживает сферу социального, в том числе и эмоционального общения. В этом смысле язык и культура - две взаимодополняющие формы общения между людьми. Это значит, что они образуют определенную систему знаков, употребляемых в соответствии с известными членам данного коллектива правилами. Знаками мы называем любое выражение (слова, рисунки, вещи и т.д.), которое имеет значение и может служить средством передачи смысла. Следовательно, культура и язык имеют, во-первых, коммуникационную, во-вторых, символическую природу.
Символы языка (слова) и символы культуры (традиции, предметы, изображения) составляют систему отражения определенным этно-культурным социумом реальной действительности. Совместное изучение языка и культуры связывается с гипотезой языковой относительности и опирается на взаимопроникновение единиц лингвистического и культурологического характера.
Внутренний мир человека (его эмоции, чувства, переживания) также является отражением этой действительности, которым последняя и оценивается.
Для этого язык призван выполнять эмоциональную функцию, заключающуюся в выражении различных эмоциональных переживаний. Одной из форм этой функции является специальный набор языковых единиц фразеологического и нефразеологического характера, которые представляют категорию эмотивности.
Последняя тесно связана с категорией оценочности. Обе, в свою очередь, являются основными компонентами плана содержания, через который манифестируется тот или иной знак эмоции. Оценочность суждений, оформленных эмоционально, предполагает наличие ассоциаций и переосмыслений, свойственных только данной культуре.
Эти выводы послужат в дальнейшем основой для доказательств того, что наиболее существенные и сконцентрированные в определенной культуре смыслы, называемые также ценностными доминантами (Карасик, 1996: 5), оформляют то специфическое, особенное, что поддерживается и сохраняется только в конкретном языковом социуме. Мы предположили, что такое понимание сути эмоционального в языке поможет определить ценностные парадигмы конкретного эмоционального феномена, каковым для исследования мы выбрали любовь. Для этого во Второй главе нашей работы мы рассматриваем концептуальные подходы, возможные в исследованиях глобального понятия “любовь” вообще. Чтобы избежать путаницы в существе этих положений, мы сочли логичным обозначить их как “определение понятия”.
Учитывая то, что лингвокультурологический аспект нашей работы является основополагающим, мы попытались более детально проанализировать лексикографические интерпретации понятия “любовь” в сравниваемых языках и его стереотипизированные содержания в паремиологическом плане. В последнем культурологический концепт наиболее выражен, так как мы опираемся в наших рассуждениях на идею = концептуальную интерпретацию пословичных выражений и суждений.
Изучение в сопоставительном плане глобальных понятий внутреннего мира человека типа “любовь” опирается на учет различных подходов общегуманитарного фона: философского, естественно-научного (психологического) и художественного.