Заглавие статьи

Институциональная политика и идеология США

Автор(ы)

АЛЕКСЕЙ БОГДАНОВ

Источник

Свободная мысль,  № 10, Октябрь  2011, C. 63-76

Рубрика

•  Theatrum mundi

Место издания

Москва, Россия

Объем

42.4 Kbytes

Количество слов

4600

Постоянный адрес статьи

http://www.ebiblioteka.ru/browse/doc/27127901

Институциональная политика и идеология США

Автор: АЛЕКСЕЙ БОГДАНОВ

Одной из черт современной системы американского доминирования является "институциональный" характер глобальной власти США, выражающийся в их способности оказывать решающее влияние на ключевые международные институты (НАТО, МВФ, ВТО, Всемирный банк, НАФТА, АТЭС и др.). Постепенная экспансия международных институтов, а также то огромное значение, которое придают участию в них как ведущие мировые державы, так и государства периферии, позволяет рассматривать институционализацию правил международного поведения в качестве одного из доминирующих трендов развития международного порядка после окончания "холодной войны"1. Системообразующая роль Америки в этом процессе, а также ее очевидное влияние на развитие международной институциональной среды (как на глобальном, так и на региональном уровне) заставляют уделить этому направлению американской внешней политики особое внимание.

Говоря об институциональной природе современного международного порядка, важно отметить, что расширяющиеся институциональные взаимосвязи, соединяющие США с другими регионами мира, формируют своеобразную систему управления, в которой США выступают в качестве центрального звена, опосредующего важнейшие мировые военные, политические, экономические, научные и культурные взаимосвязи. Таким образом, создаваемая США обширная сеть политических договоренностей и, в частности, соглашений в области безопасности вкупе с глобальными и региональными институтами формируют управленческий механизм этой системы2. Это позволяет предположить наличие связи между процессом институционализации и американской гегемонией, а также оценить роль институтов как механизмов снижения

БОГДАНОВ Алексей Николаевич - доцент кафедры американских исследований Санкт-Петербургского государственного университета, кандидат политических наук.

1 См. B. Frederking. Constructing Post-Cold War Collective Security - "American Political Science Review". 2003. N 3. P. 363.

2 См. J. Ikenberry. American Power and the Empire of Capitalist Democracy. - "Liberal Order and Imperial Ambition. Essays on American Power and World Politics". Ed. by J. Ikenberry Cambridge, 2006. P. 144.

стр. 63

конфликтности международного порядка и укрепления власти доминирующего государства. При этом, как отмечает известный ученый-конструктивист К. Реус-Смит, роль международных институтов с точки зрения идеологических процессов обусловлена их глубоким влиянием на формирование идентичностей суверенных государств и, как следствие, на артикуляцию их интересов3. Современная институциональная политика и идеология США проанализированы в настоящей статье с точки зрения процесса формирования общей идентичности, позволяющей интегрировать неоднородную мировую периферию на основе разделяемых доминирующим государством ценностей. Поэтому институты будут рассматриваться не только как "устойчивые комплексы правил (формальных и неформальных), которые предписывают поведенческие роли, ограничивают активность и формируют ожидания"4, но прежде всего как стремящиеся к экспансии ценностные системы, обеспечивающие идеологическую интеграцию центральной и периферийной зон современного мирового порядка. Доминирующее государство при этом делает целью своей политики объединение и гомогенизацию неоднородного политического пространства на основе универсальных ценностей, норм и интересов - общей идентичности.

"Конституциональные структуры" и идеология

Принципиальной особенностью международных институтов является их ориентация на следование тем или иным ценностям, будь то свобода и демократия, экономическое процветание и либерализация торговли, или же обеспечение интересов безопасности государств-членов. Поэтому институты, как правило, "включают идеологии, состоящие из убеждений - религиозных, моральных и культурных"5, служащих в качестве способа объяснения и рационализации окружающего мира. Это позволяет охарактеризовать международные институты как "конституциональные структуры" ("constitutional structures"), состоящие из "мета-ценностей", которые определяют сущность легитимности в международных отношениях и параметры определения правомерности действий государств6, составляющих международную систему.

Конституциональные структуры выступают, с одной стороны, как системы основополагающих принципов, определяющих и формирующих международную политику, а с другой - как устойчивые взаимосвязи, ограничивающие активность международных акторов и формирующие пони-

3 См. C. Reus-Smith. The Constitutional Structure of International Society and the Nature of Fundamental Institutions. - "International Organization" 1997. N 4. P. 561.

4 Ibid. P. 557.

5 W. Odom, R. Dujarric. America's Inadvertent Empire. New Haven; London, 2004. P. 11.

6 См. C. Reus-Smith. The Constitutional Structure of International Society and the Nature of Fundamental Institutions. P. 559.

стр. 64

мание общих целей. Анализ институциональной политики с точки зрения конституциональных структур позволяет рассматривать институты в контексте тех ценностей, которые лежат в их основании, а также выявлять специфику идеологических механизмов, поддерживающих соответствующие институциональные практики.

Именно поэтому автор считает возможным рассматривать институциональную политику США именно с точки зрения формирования конституциональных структур, как "соотносящихся друг с другом комплексов... убеждений, принципов и норм, которые выполняют две функции в процессе поддержания международного порядка: они определяют, что именно составляет суть легитимных акторов, наделенных всеми правами и привилегиями", а также "определяют основные параметры правомерности действий государств"7, то есть задают суть понятия "легитимность" в международных отношениях.

Говоря о проблеме легитимности, важно отметить ключевую роль ценностей и их взаимосвязь с политическим действием, которое зачастую оказывается детерминированным "вневременными, универсальными, непротиворечивыми идеями, которые бережно взращивает практически любое сообщество", независимо от того, идет ли речь о небольших группах людей или о целых государствах. Ценности, таким образом, представляют собой "абстрактные конструкты, которые, тем не менее, оказывают влияние и обеспечивают согласованность политической жизни, психологическое единство для индивидов и интеграцию для общества"8.

В свою очередь, международные институты предстают в качестве ценностно детерминированных структур, поскольку их многосторонний характер (наличие большого числа участников, действующих на основе разделяемых норм и ценностей) обусловливает необходимость выработки общих ценностей и идеалов, на основе которых может быть реализован процесс принятия коллективных решений. В том же случае, если такая ценностная система не формируется, это приводит не только к снижению координации действий государств-членов, но и к ослаблению легитимности9 самих институтов, равно как и действий доминирующего государства.

Международные институты и системная гегемония

Под системной гегемонией в данной статье понимается особый тип отношений субординации между государствами, предполагающий добровольное принятие участниками международной системы лидерства одного (или группы) государств10, а также связанных с этим правил

7 Ibid. P. 566.

8 L Paquette. Analyzing National and International Policy. Theory, Method and Case Studies. Boston; Lexington. 2003. P. 1, 13.

9 См. A. Etzioni. Implications of the American Anti-Terrorism Coalition for Global Architectures. - "European Journal of Political Theory". 2002. N 1. P. 20.

10 См. Н. Косолапов. Лидерство и роли субъектов в мировой политике. - "США и внешний мир. Материалы IV научной конференции ассоциации изучения США". М., 1997. С. 108.

стр. 65

игры, формулируемых гегемоном. Принципиальное значение этой черты современной международной системы обусловлено той исключительной ролью, которую гегемония играет в процессе стабилизации современного международного порядка. Важной функцией гегемонистского государства является его идеологизированная внешняя политика, направленная на распространение ценностей, норм и стандартов поведения, способствующих стабильности международной системы и сохранению доминирующим государством его положения.

Что касается институционального аспекта гегемонии, то автор придерживается точки зрения, согласно которой институционализация как специфический тип политики ("институциональная политика") представляет собой совокупность мер, направленных на стабилизацию и "увековечивание" того или иного социального порядка. Институты в этом смысле являются отражением существующих властных отношений и, что очень важно с точки зрения идеологии, призваны способствовать формированию и поддержанию "коллективных образов, соответствующих этим властным отношениям"11. Таким образом, институты предстают в качестве специфических феноменов, легитимирующих властные отношения, сложившиеся в рамках международной системы.

Основой конституциональной структуры американской гегемонии в начале XXI века является убеждение в наличии у США моральной цели централизованной, автономной политической организации (гегемонистекой системы), составляющей ядро нормативного комплекса, обеспечивающего легитимные основания доминирующих норм и правил международного поведения12. Современная внешнеполитическая идеология США рассматривает сверхдержавный статус Америки, с одной стороны, как результат исключительного положения, экстраординарных возможностей и уникальной исторической судьбы американской нации, а с другой - делает акцент на феномене "мягкой силы", "благожелательной гегемонии", распространяющей демократические ценности и осуществляющей свою власть преимущественно косвенными способами, в том числе посредством международных институтов (НАТО, МВФ, ВТО, Всемирный банк и т. д.). Именно поэтому США склонны представлять свое участие в деятельности международных организаций и многосторонних соглашений в качестве средства укрепления свободы, развития торговли, безопасности и прав человека и провозглашать свою безусловную приверженность делу продвижения этих целей посредством международных инициатив13.

11 R. Cox, T. Sinclair. Approaches to World Order. N. Y., 1996. P. 99.

12 См. C. Reus-Smith. The Constitutional Structure of International Society and the Nature of Fundamental Institutions. P. 566.

13 См. "Mandate for Leadership. Principles to Limit Government, to Expand Freedom, and Strengthen America". - "Heritage Foundation". 2005. P. 130 - 131 (www.heritage.org/research/features/mandate/2005).

стр. 66

Автор придерживается точки зрения, согласно которой роль идеологии, поддерживающей современную институциональную политику США, заключается в обеспечении эффективной символической коммуникации, позволяющей доминирующему государству посредством трансляции ценностей и нормативных смыслов сглаживать социально-экономические диспропорции и кулыурно-цивилизационные различия между "центром" и "периферией". Иными словами, стоящая перед США как доминирующим государством необходимость репрезентации характерных для современного международного порядка дисбалансов в качестве естественных и благоприятных для всего международного сообщества обусловила важность проблемы обеспечения коммуникативного единства и однородности международной системы, крайне разбалансированной и дифференцированной по целому ряду ключевых параметров.

С помощью символической коммуникации гегемонистское государство получает возможность сформировать единую интерпретацию существующего международного порядка со всеми его дисбалансами, статусными различиями, многоуровневой дифференциацией и т. д. Эта универсальная интерпретация должна выступать залогом стабильности функционирования международного порядка, гарантировать воспроизводство его ключевых характеристик и прежде всего - систему американского доминирования. Именно поэтому идеологическая подоплека современной институциональной политики США ориентирована в первую очередь на формирование идеологически однородной коммуникативной системы, стабилизацию существующего международного порядка и интеграцию в него "новых рыночных демократий".

Укрепление сообщества рыночных демократий и консолидация новых рыночных экономик и либеральных политических режимов в контексте этой логики призваны способствовать процессу формирования и расширения "пространства свободы", подкрепленного соответствующими стратегиями легитимации. К числу таковых, с точки зрения автора, можно отнести следующие:

1. Стратегия рационализации. Эта стратегия достаточно часто используется в современной внешнеполитической идеологии США и апеллирует к преимуществам развития двух- или многосторонних экономических отношений на основе принципов рыночной экономики, свободного предпринимательства, открытого регионализма и экономической интеграции. Таким образом, укрепление экономической взаимозависимости легитимируется как лучший способ обеспечения экономической безопасности и подкрепляется апелляцией к "мета-ценностям" экономической свободы и рынка. Особое значение современная внешнеполитическая идеология США придает рыночным и либерально-демократическим преобразовани-

стр. 67

ям в странах близлежащей периферии. Поэтому ключевое значение приобретает, например, формирование "полностью демократического, связанного доброй волей, сотрудничеством в области безопасности и возможностями процветания для всех граждан"14 Западного полушария, что откроет путь к устойчивому политическому и экономическому развитию.

В качестве другого примера использования данной стратегии можно упомянуть политику и идеологию США, нацеленные на развитие многостороннего диалога по экономическим проблемам в рамках АТЭС и АСЕАН. Стимулирование открытого регионализма и развитие международных торгово-экономических отношений, в отличие от отношений в области безопасности, традиционно рассматриваются в качестве необходимого условия взаимовыгодной интеграции США и стран региона на многосторонней, институционализированной основе: "Создание новых международных инициатив и институтов может способствовать распространению свободы, благосостояния и региональной безопасности. Существующие институты - такие, как форум АТЭС и региональный форум АСЕАН, могут играть жизненно важную роль. Новые соглашения, подобные договору о партнерстве США - АСЕАН и другие, фокусирующие внимание на решении проблем и практических действиях, могут объединить азиатские народы перед лицом общих вызовов. Азиатские страны, которые разделяют наши ценности, могут присоединиться к нам ради укрепления новых демократий и распространения демократических преобразований во всем регионе"15. 2. Стратегия формирования сообщества ("community-building"), основанного на общей идентичности, способной укрепить отношения между центром и периферией на основе общего понимания интересов. В этом случае принципиальное значение приобретают не столько общие интересы достижения экономического процветания и решения проблем безопасности, сколько процессы социализации (приобщения к ценностям и идеалам гегемонистского государства) и идеационной (нормативной) конвергенции, направленные на облегчение контроля16 и повышение эффективности системного управления. Так, например, принципиальным идеологическим аргументом является утверждение в качестве основы двух- и многостороннего сотрудничества общности "законов и языка... общей борьбы и жертв ради защиты свободы и демократии"17. Соответственно, целью институциональной политики США становится расширение сообщества наций, разделяющих американские принципы и

14 "The National Security Strategy of the United States of America". Washington (D.C.), White House, 2006. P. 37 (www.marforres.usmc.mil/docs/nss2006.pdf).

15 "2004 Republican Party Platform: A Safer World and a More Hopeful America". - "Republican National Committee", 2004 (www.presidency.ucsb.edu/showplatforms.php?platindex=R2004).

16 См. Ch. Kupchan. After Pax Americana. Benign Power, Regional Integration, and the Sources of a Stable Multipolarity - "International Security". 1997. N 2. P. 72.

17 "Joint Statement Between the United States of America and Australia on the US-Australia Alliance. September 10, 2001". - www.presidency.ucsb.edu/ws/print.php?pid=628682

стр. 68

интересы, а также "создание благоприятной международной системы посредством уважения наших обязательств в области безопасности и сотрудничества с другими государствами ради формирования общего восприятия угроз, шагов, необходимых для защиты против этих угроз и длительного, безопасного мира"18.

Таким образом, целью институциональной политики, основанной на апелляции к общей идентичности, является не только обеспечение взаимных гарантий (в области экономического сотрудничества, безопасности и т. д.) стран-членов, но и выработка единого понимания интересов и общих перспектив. Наиболее характерным примером институциональной политики на основе идеи сообщества, объединенного не только общими интересами и целями, но и общей цивилизационной идентичностью, является политика США в отношении Организации североатлантического договора (НАТО), играющей ключевую роль в американо-европейских отношениях.

Во многом это связано с тем, что после завершения "холодной войны" и обострения вопроса о самоидентификации НАТО в условиях неопределенности, Альянс все в большей степени стал рассматриваться как "сообщество государств, объединенных общими ценностями, общей политической экономией, общими взглядами на международную политику"19. Поэтому внешнеполитическая идеология США постоянно делает акцент на том, что трансатлантические отношения "построены на прочном фундаменте общих ценностей и интересов", который "расширяется и углубляется по мере распространения эффективных демократий в Европе и должен расширяться и углубляться дальше, если мы собираемся достичь в качестве цели единой, свободной и мирной Европы"20.

Важно подчеркнуть, что интеграция новых членов в состав НАТО рассматривается в качестве необходимого условия стабилизации неспокойных регионов благодаря демократизации государств, вступающих в ряды участников Альянса. Таким образом, экономические и военно-политические преференции, связанные с членством в НАТО, "обмениваются" на политическую лояльность и зачастую предполагают частичную уступку суверенных прав в области внешней политики (предоставление военных контингентов для участия в военных операциях, создание военных баз США на территории государств-членов и т. п.).

Государства, вовлеченные в такие отношения, сохраняют относительную политической независимость, оказываясь в то же самое время тесно связанными с доминирующим государством военными, политическими и экономическими соглашениями. При этом, как отмечает Г. Лундестад, вли-

18 "The National Defense Strategy of the United States of America. U.S. Department of Defense. March, 2005". P. 7 (www.defenselink.mil/news/Mar2005/d20050318ndsl.pdf).

19 О. Новикова. США и НАТО (Обзор). С. 70. - www.fmpgugn.narod.ru/123.pdf).

20 "The National Security Strategy of the United States of America".

стр. 69

яние гегемона выражается не столько в принуждении конкретных стран к совершению того или иного политического выбора, сколько в создании всеобъемлющих универсальных структур21 - таких, как НАТО, экспансия которых обеспечивает воспроизводство отношений субординации и асимметричного обмена между центром и периферией.

Поддержание ценностно-нормативного единства Североатлантического альянса, таким образом, является одной из первоочередных целей внешней политики США, стремящихся к тому, чтобы общие правила поведения и ценности выступали в роли фундамента и предпосылки формирования общих интересов и, как следствие, согласованной политики на основе "коллективного интереса, появляющегося из коллективной идентичности"22. В этом смысле первоочередной целью расширения НАТО является не столько противодействие внешним угрозам, сколько обеспечение институциональной основы для стабилизации и поощрения развития новых демократий, проведения рыночных реформ в странах демократического транзита23.

"Институциональный обмен" и коммуникативное действие

Как было показано выше, основу мотивации институциональной политики США (будь то расширение НАТО или продвижение экономических свобод и либерально-демократических ценностей в рамках НАФТА и АТЭС) составляет в первую очередь стремление вызвать соответствующие изменения политических ориентаций национальных правительств государств-членов. Желание американского руководства обеспечить политический и экономический доступ к странам ключевых регионов обусловлено, главным образом, необходимостью контролировать приверженность государств-членов институциональных образований общим ценностям рыночной экономики и демократии, формировать и поддерживать общую идентичность. В свою очередь периферийные страны стремятся обеспечить гарантии предсказуемости и стабильности политики США, а также исключить, насколько это возможно, использование американским правительством односторонних или насильственных мер в отношении государств региона24.

Практика "институционального обмена", сложившаяся в отношениях США с их союзниками в Европе, Восточной Азии и Латинской Америке, напрямую связана с проблемами коммуникации, легитимности, осуществления политического контроля и использования власти в условиях сило-

21 См. G. Lundestad. The American "Empire". Oxford, London, 1990. P. 38 - 39.

22 D. Haglund. Trouble in Pax Atlantica? The United States, Europe, and the Future of Multilateralism. - "US Hegemony and International Organizations". Ed. by R. Foot, S. MacFarlane & M. Mastanduno. N. Y., 2003. P. 227.

23 См. J. Ikenberry. State Power and the Institutional Bargain: America's Ambivalent Economic and Security Multilateralism. - "US Hegemony and International Organizations". P. 65.

24 Ibid. P. 67.

стр. 70

вого дисбаланса. Важно отметить, что именно асимметрия власти создает потенциал, необходимый для двустороннего обмена между доминирующим государством и периферией в рамках международных институтов. Посредством контролируемых институтов государство-гегемон получает возможность консолидировать благоприятную для него международную среду и стабилизировать собственное доминирующее положение, институционализируя ключевые нормы и правила, лежащие в основе глобальной политической архитектуры. Второстепенные государства, в свою очередь, стремятся укрепить свое положение в рамках соответствующей институциональной среды, рассчитывая повысить управляемость и предсказуемость действий гегемона25.

Институциональный обмен, таким образом, приобретает черты специфической коммуникации, "характеризующейся логикой рынка, согласно которой акторы стремятся добиться своих целей, обменивая свои требования, подкрепленные... обещаниями, угрозами или возможностями". В этом случае институциональная политика фактически сводится к коммуникативному действию, "нацеленному, прежде всего, на обмен информацией о предпочтениях, обещаниях и угрозах"26. Поэтому можно утверждать, что сам процесс формулирования, поддержания и определения институциональных норм, правил и принципов, составляющих суть институциональной политики, неизбежно приводит к вовлечению государств в процесс коммуникативного действия27. Таким образом, нормы и правила, сформулированные на основании ценностей и идеалов доминирующего государства, составляют ядро международной институциональной среды, а символическая коммуникация как механизм управления и осуществления политического контроля выступает в роли ключевого аспекта функционирования социального порядка, от которого напрямую зависит устойчивость последнего28.

Однако здесь возникает проблема легитимности правил, которые должны быть сформулированы и пропагандированы именно как правила для данного общественного порядка, становясь в итоге элементом коммуникативного процесса. Процесс легитимации в данном случае предполагает, что эти правила должны быть утверждены таким образом, чтобы их содержание было известно и разделялось теми, в отношении кого они действуют29. Существует два способа осуществления коммуникативного процесса, описанных Юргеном Хабермасом и получивших широкое распространение среди исследователей международных отношений.

25 См. J. Ikenberry. State Power and the Institutional Bargain: America's Ambivalent Economic and Security Multilateralism. P. 69.

26 T. Risse. "Let's Argue!": Communicative Action in World Politics. - "International Organization". 2000. N 1. P. 8.

27 См. C. Reus-Smith. The Constitutional Structure of International Society and the Nature of Fundamental Institutions. P. 564.

28 См. А. Мотыль. Пути империй: упадок, крах и возрождение имперских государств. М., 2004. С. 49.

29 См. H. Bull. The Anarchical Society. A Study of Order in World Politics. N. Y., 1995. P. 54.

стр. 71

Во-первых, это "коммуникация, ориентированная на согласие" ("consent oriented communication"), первоочередной целью которой является не столько достижение цели коммуникатора (в нашем случае - доминирующего государства), сколько обеспечение взаимного понимания того фундамента, на основании которого будут совершаться те или иные действия в будущем30. Легитимность в этом случае поддерживается посредством "консенсусного солидаризма" ("consensual solidarism"), специфического типа политики, а также идеологического механизма, опирающегося на убеждение в том, что завершение "холодной войны" и противостояние западного и восточного лагерей привело к размыванию прежних геополитических и идеологических границ, благоприятствующему формированию единого видения международным сообществом его целей и перспектив.

"Консенсусный солидаризм" основывается на предположении о возможности и необходимости построения международного порядка, опирающегося на универсальные ценности свободного мира - демократию, либерализм, рыночную экономику, права человека и т. д.31 Кроме того, консенсусный солидаризм выступает в качестве краеугольного камня любой институциональной среды, поскольку международные организации и институты в силу своей природы ориентированы на достижение общих целей (на основе компромиссов) и формирование относительно устойчивой общей идентичности стран-членов. Консенсусный солидаризм, таким образом, выступает в качестве ориентированного на согласие коммуникативного действия, мотивирующего страны с близкими интересами, целями и ценностями к укреплению взаимопонимания и формированию общей идентичности по ключевым для всех сторон вопросам.

Во-вторых, это "коммуникация, ориентированная на успех" ("success oriented communication"), использующая аргументы, направленные на то, чтобы принудить других акторов признать и принять цели коммуникатора. Соблюдение правил, согласно этой точке зрения, должно подкрепляться механизмами принуждения, поскольку обеспечение эффективности исполнения правил и норм требует в случае неповиновения применения тех или иных санкций или карательных мер32. Этот способ осуществления коммуникации предполагает возможность интервенций и применения насилия, нацеленных на принуждение других акторов к повиновению или продвижению соответствующих целей доминирующего государства33.

30 См. F. Schuller, T. Grand.

Executive Diplomacy: Multilateralism, Unilateralism and Managing American Power. - "International Affairs". 2003. N 1. P. 45.

31 См. I. Clark. Legitimacy in International Society. N. Y., 2005. P. 156.

32 См. Н. Bull. The Anarchical Society. A Study of Order in World Politics. P. 54.

33 См. F. Schuller, T. Grand. Executive Diplomacy: Multilateralism, Unilateralism and Managing American Power. P. 45.

стр. 72

Означенный тип коммуникации является основой "стратегического действия", при котором "один воздействует на другого эмпирически, угрожая применением санкций, или перспективой вознаграждения"34. Здесь имеет место "принудительный солидаризм", опирающийся на убеждение, что сложившаяся после окончания "холодной войны" расстановка сил определяется не столько стремлением международного сообщества к единому ценностному видению международного порядка и перспектив его эволюции, сколько принципиально новым балансом сил и радикально изменившейся структурой распределения власти в международной системе, благоприятствующей США. Согласно этой точке зрения, доминирование западных ценностей в постбиполярном мире должно поддерживаться с помощью военной силы, косвенно (с помощью "мягкой" власти) либо с использованием сочетания прямых и косвенных методов влияния и контроля35.

"Принудительный солидаризм" является ключевой характеристикой, определяющей внешнеполитический унилатерализм США, то есть стремление освободиться от чрезмерных обязательств в рамках международных соглашений и действовать хотя и с учетом мнения союзников, но, при необходимости, в одностороннем порядке, применяя как санкции и дипломатическое давление, так и вооруженную силу.

Политике принудительного и консенсусного солидаризма могут соответствовать две стратегии: "революционная", которая была реализована США в отношении Ирака, Афганистана и, в последующем, против Ливии, и "эволюционная", предполагающая плавный переход к демократии и нацеленная на такие страны, как Сирия, Саудовская Аравия36 и другие "умеренные режимы". Революционный сценарий, предполагающий оказание комплексного политико-экономического, психологического и силового давления на нелояльные государства, соответствует определению принудительного солидаризма, нацеленного на присоединение государств к "демократическому сообществу" (именно в этом смысле данный тип политики является "солидаристским") посредством применения силовых методов и использования политического давления.

Вторжение и оккупация Ирака с целью нейтрализации располагающего опасными военными технологиями и подозреваемого в содействии "Аль Каиде" режима, инициирование войны в Афганистане (с целью свержения режима талибов, поддерживающего международные террористические сети)37, а также военная операция в отношении режима М. Каддафи являются наиболее показательными примерами принудительного солидаризма, нацеленно-

34 Ю. Хабермас. Моральное сознание и коммуникативное действие. СПб., 2000. С. 92.

35 См. I. Clark. Legitimacy in International Society. P. 156.

36 См. "США на Ближнем Востоке: "доктрина Буша" в действии". М., 2004. С. 7.

37 См. L. Fawcett. International Relations of the Middle East. N. Y., 2005. P. 298.

стр. 73

го на насильственное приобщение враждебных государств к доминирующей системе ценностей и общепринятым правилам международного поведения. Недружественные США государства, таким образом, становятся первоочередной целью процесса демократизации, целью которого является коренное преобразование как внутренней природы режимов, так и внешнеполитических ориентаций этих стран.

Обратной стороной этой политики является необходимость изолировать те государства, чьи идеологические воззрения или политические действия (поддержка международного терроризма, стремление завладеть ОМУ и т. д.) делают невозможным их интеграцию в сообщество демократий38. Изоляция приводит к нарастанию взаимного непонимания и неприязни, чреватые проявлениями агрессии с обеих сторон. Закономерным итогом является то, что Чарльз Купчан назвал "эффектом исключенных акторов", обусловленного тем, что "современные региональные формации представляют собой клубы успешных государств, но не несостоявшихся и бедных стран. Они исключают те регионы мира, которые более всего нуждаются в интеграции в глобальные рынки и политические сообщества"39.

В свою очередь, политика "консенсусного солидаризма" в 2000-е годы выразилась в процессе формирования интернациональной коалиции для противодействия глобальным вызовам и нацеленной на ликвидацию исламистских группировок и сетей, а также в активной поддержке умеренных ближневосточных режимов и в содействии приходу к власти прозападных политиков как в самом регионе40, так и за его пределами (содействие "цветным революциям" на пространстве СНГ). Главный вопрос, таким образом, заключается в том, какой тип политики поддерживает идеология гегемона в том или ином конкретном случае: агрессивно-принудительный или консенсусно-легитимный? Внешняя политика США последних десяти лет, таким образом, опирается на сочетание двух способов осуществления власти: силовое доминирование в таких областях, как проблемы обеспечения национальной безопасности, военные и оборонные вопросы, и использование преимущественно "мягкой силы" в таких областях, как экономика, дипломатия41 и многостороннее сотрудничество. Важно также отметить, что принуждение и связанная с ним политика прямых действий направлены на изменение поведения или образа действий оппонента (того или иного государства) посредством санкций, применения военной силы, политического давления, в то вре-

38 См. J. Yong, J. Kent. International Relations since 1945. A Global History. N. Y., 2004. P. 676.

39 C. Kupchan. After Pax Americana. Benign Power, Regional Integration, and the Sources of a Stable Multipolarity. - "International Security". 1997. N 2. P. 76.

40 См. "США на Ближнем Востоке: "доктрина Буша" в действии". С. 6 - 7.

41 См. F. Schuller, T. Grand. Executive Diplomacy: Multilateralism, Unilateralism and Managing American Power. P. 45.

стр. 74

мя как политика легитимации опирается на использование посредников42 и косвенных механизмов приобщения к общепринятым нормам.

Использование доминирующим государством механизмов принуждения, несмотря на то, что целью соответствующих действий является поддержание стабильности международной системы, порождает сопротивление и возмущение второстепенных государств, особенно тех, которые склоны занимать ревизионистские позиции относительно сложившихся в рамках существующего международного порядка властных отношений. В результате, использование механизма принуждения приводит к растрате социального капитала, утрате доминирующим государством доверия к себе и своим действиям, нарастанию неуправляемости в международных отношениях и снижению подконтрольности периферийных государств гегемону. Неустойчивость международного порядка, основанного на принуждении, высокие риски дезинтеграции гегемонистской системы, а также постепенная утрата доминирующим государством доверия со стороны других членов международного сообщества приводят к необходимости выработки механизмов легитимации, предполагающих формирование стабильных ожиданий акторов относительно действий и поведения друг друга43.

В то же самое время необходимо иметь в виду, что сама природа современного международного порядка, сочетающего в себе черты силовой асимметрии и структурной иерархии, предопределяет неизбежность использования механизмов принуждения (в той или иной мере) в политике гегемона. Таким образом, политика принуждения в значительной мере является следствием асимметричного распределения власти, обусловливающего стремление доминирующего государства воздействовать на поведение более слабых государств. В результате, чрезмерные дисбалансы международной системы порождают ревизионистские настроения - особенно среди тех государств периферии, которые не принимают навязываемую идентичность и отказываются действовать в русле интересов доминирующего государства.

В отличие от механизма принуждения, механизм легитимации предполагает, что второстепенные государства будут подчиняться воле государства-гегемона не из опасений применения насилия или санкций, а исходя из убеждения, что формируемые им принципы управления будут соблюдаться всеми акторами, а его власть является легитимной. В этом смысле легитимность выступает в качестве "обобщенного восприятия или предположения о том, что действия... приемлемы, правильны или являются допустимыми в рамках социально сконструированных систем ценностей, норм, убеждений и определений"44.

42 См. L. Paquette. Analyzing National and International Policy. Theory, Method and Case Studies. P. 31.

43 См. I. Hurd. Legitimacy and Authority in International Politics. - "International Organization". 1999. N 2. P. 385.

44 M. Suchman. Managing Legitimacy: Strategic and Institutional Approaches. - "Academy of Management Review". 1995. N 3. P. 574 (Цит. по: I. Hurd. Legitimacy and Authority in International Politics. P. 387).

стр. 75

Для того чтобы выполнять коммуникативные функции, эти правила должны быть интерпретированы и легитимированы, иметь убедительность в глазах тех, кто обязан им следовать. Поэтому необходимым условием легитимации этих норм является их восприятие членами сообщества в качестве действующих механизмов, независимо от их эффективности и тех санкций, которые предполагает нарушение этих правил45. Значение этой проблемы обусловлено также тем фактом, что всякий действующий нормативный порядок является легитимным лишь в некоторых своих аспектах, в то время как "другие его аспекты могут быть дискредитированы или оказаться неадекватными перед лицом новых и непредвиденных вызовов"46. Поэтому стабилизация международного порядка посредством формулирования общих правил и норм поведения представляет собой одну из важнейших задач как институциональной политики, так и идеологии гегемонистского государства.

Таким образом, содержание институциональной политики и легитимирующей ее идеологии доминирующего государства (США) является одним из важнейших аспектов функционирования современного миропорядка. При этом роль идеологии заключается в обеспечении общности ценностных ориентаций государств, принимающих на себя обязательства в рамках того или иного института. Большое значение приобретают отношения "институционального обмена", выступающие в качестве ключевого фактора, обеспечивающего взаимодействие между центром и второстепенными государствами, стабилизирующего периферию на основе общей идентичности, поддерживаемой гегемонистскими институтами.

Что касается политики доминирующего государства, то она ориентирована на формирование такой институциональной структуры, которая будет в наибольшей степени благоприятствовать ценностям, идеалам и нормам, поддерживающим существующую систему властных отношений. Поэтому институциональное доминирование США предопределяет характер ценностей, лежащих в основе ключевых международных институтов. Используя стратегии легитимации институциональной политики, США обеспечивают распространение либеральных ценностей, повышая тем самым устойчивость международного порядка, в котором занимают доминирующее положение.

45 См. H. Bull. The Anarchical Society. A Study of Order in World Politics. P. 54.

46 A. Acharya. How Ideas Spread: Whose Norms Matter? Norm Localization and Institutional Change in Asian Regionalism. - "International Organization" 2004. N2. P. 251.

стр. 76

Status rerum

постоянный адрес статьи: http://www.ebiblioteka.ru/browse/doc/27127901