Жертва преступления Определение виктимологии и ее развитие Начиная с середины XVIII в

Работа добавлена на сайт samzan.net:

Глава V

Социальные причины преступности и контроль за ней

1. Жертва преступления Определение виктимологии и ее развитие

Начиная с середины XVIII в. криминология занимается преступным поведением людей, а с конца XIX в.—проблемами преступной личности. Жертва преступления стала объектом криминологических исследований лищь со времени второй мировой войны. Классики права XVIII в. (например, Чезаре Беккариа, 1738—1794) подчеркивали государственно-правовой характер уголовного права, уголовного правосудия и системы уголовных наказаний. В их понимании, уголовно-наказуемое деяние было нарушением морального порядка, а также правопорядка, и это нарушение базировалось на свободной воле преступника. Тогда же были подняты проблемы рациональности, вины, ответственности. Позитивисты права XIX в. (например, Чезаре Ломброзо, 1835—1909) сосредоточили внимание на анализе личности преступника. Для них преступление было симптомом нарушения структуры личности преступника, что являлось, по мнению биокриминологов, наследуемым качеством или, по теории психоанализа, результатом неудачной социализации ребенка. На переднем плане стояли проблемы «социальной защиты» от преступников (Grammatica 1965, Ancel 1970), их опасности, а также вопросы исследования личности преступников, обращения с ними, их реабилитации, сдерживания (устрашения) или обеспечения общественной безопасности. Такие составляющие преступление, как «жертва» или «преступник», классики и позитивисты рассматривали как механические, статичные понятия. Они превратились для них в стереотипы. Немецкий криминолог Ганс фон Гентиг (1887— 1974) в своей работе «Замечания по интеракции между преступником и жертвой» в 1941 г. впервые противопоставил этой точке зрения динамическую концепцию возникновения преступности. Преступность—это индивидуальное психопатологическое явление, жертва же преступления, по Гентигу, не должна более рассматриваться как пассивный объект, ибо она — активный субъект процесса криминализации. Жертва (пострадавший) участвует в инициировании и осуществлении деликта. В ходе уголовного судопроизводства речь идет не только о правах преступника, но в значи-

тельной мере и вполне серьезно о правах жертвы преступления. Классик права Иеремия Бентам (1748—1832) хотел ввести еще и компенсацию для жертвы, чтобы тем самым в большей степени наказать и устрашить преступника. Позитивист права Раффаэль Гарофало (1852—1934) воспринимал введение компенсации для жертв преступлений как средство усиления «социальной защиты» населения от преступников и как средство ресоциализации. В центре внимания криминолога Сары Марджори Фрай (18941958) стояли проблемы примирения преступника со своей жертвой, то есть восстановления общественного мира и порядка.

Термин «виктимология» происходит от латинского victima (жертва). Марвин Вольфганг (1976) определяет виктимологию как научное изучение жертв преступлений, процессов, этиологии и последствий виктимизации (то есть превращения человека в жертву преступления). Виктимологию понимают также и как комплекс исследований таких социальных процессов, с помощью которых отдельные индивидуумы и целые социальные группы подвергаются таким истязаниям, что это порождает социальные проблемы. После опубликования Гансом фон Гентигом в 1941 г. своей основополагающей работы о виктимологии Бенджамин Мендельсон в 1947 г. в Бухаресте сделал весьма впечатляющий доклад («Новые биопсихосоциальные горизонты: виктимология»), в котором обратил внимание научной общественности на науку о жертвах преступлений. Примерно в то же время за развитие этой науки высказался Фредрик Вертам (1948). Но еще больше продвинул виктимологию тот же Ганс фон Гентиг, опубликовавший в 1948 г. свою книгу «Преступник и его жертва». Выявить отношения между преступником и его жертвой пытался в 1954 г. Генри Элленбергер. «Человек,—писал он,—последовательно становится преступником или жертвой... Если проанализировать жизнь закоренелых преступников, то оказывается, что они в детстве исключительно часто подвергались издевательствам, вымогательству, эксплуатации и были предоставлены самим себе». Элленбергер поднимает вопрос о социальной изоляции как наиболее действенном факторе виктимизации, поскольку она развивает у изолированного человека «обман зрения» в отношениях с другими людьми и ведет к непродуманным действиям. Убийцы-рецидивисты ищут свои жертвы предпочтительно среди социально изолированных людей, потому что затраты усилий на них минимальны, как и связанная с этим опасность быть задержанными. В 1956 г. Ганс Шульц ввел понятие преступления на почве личных отношений между преступником и жертвой. Еще в 1963 г. Биллем Хендрик Нагель и Бенджамин Мендельсон вели спор о том, является ли виктимология частью криминологии или же это самостоятельная наука. Вслед за решительным прорывом Сары Марджори Фрай в 1957 г. в компенсации ущерба, причиненного жертве в результате преступления, в Новой Зеландии в 1963 г. был принят первый в мире закон о возмещении ущерба жертвам преступлений. За Новой Зеландией последовали Англия, некоторые штаты

США, провинции Канады и Австралии. В 1968 г. свою концепцию функциональной ответственности выдвинул Стивен Шейфер. Согласно этой концепции, в обязанность потенциальной жертвы должна вменяться задача не допустить своей виктимизации и преступного деяния. Жертва должна сделать все, чтобы не искушать преступника в совершении преступного деяния.

На 1-м международном симпозиуме по проблемам виктимо-логии, организованном в 1973 г. в Иерусалиме Израэлем Драбки-ном, дискуссия шла в основном об анализе понятий «виктимоло-гия», «жертва преступления» и «отношения между преступником и жертвой». Поднимался вопрос о том, какую позицию должно занять общество в отношении жертвы (потерпевшего). На Международном семинаре по виктимологии, проведенном под руководством Эмилио Вьяно в 1975 г. в Белладжо (Италия), наряду с методами виктимологических исследований затрагивались и практические проблемы, в частности положение потерпевшего в системе уголовного правосудия и обращение с ним. В ходе 2-го международного симпозиума по проблемам виктимологии, подготовленного и проведенного в Бостоне благодаря усилиям Стивена Шейфера в 1976 г., наряду с проблемами сравнительных виктимологических исследований рассматривались и вопросы о том, следует ли привлекать потенциальную жертву в деле профилактики преступности и должна ли она играть активную роль в уголовном процессе. После того как в Австрии в 1972 г. был принят Федеральный закон об оказании помощи жертвам преступлений, в 1976 г. в ФРГ (включая и Западный Берлин) вступил в силу Закон о возмещении ущерба жертвам насильственных преступлений. Во многих странах, в частности в ФРГ, возникли объединения в поддержку жертв преступности («Белое кольцо»), 3-й международный симпозиум по проблемам виктимологии был проведен в 1979 г. в Мюнстере (ФРГ). На нем поднимались как теоретические и методологические аспекты проблемы опроса потерпевших, так и темы, связанные с виктимизацией в развивающихся странах (преследование ведьм в качестве жертв, страх перед преступностью, обращение с потерпевшими в системе уголовной юстиции) (Н. J. Schneider 19820). В 1979 г. в Мюнстере было учреждено Всемирное общество виктимологии. В 1980 г. в Вашингтоне состоялся Всемирный конгресс виктимологов. В числе прочих он рассмотрел проблему насилия в семье и вопрос об обращении с жертвами преступлений. В 1982 г. в Токио Коити Миядзава организовал 4-й международный симпозиум по проблемам виктимологии, на котором были высказаны сомнения, что чрезмерное подчеркивание прав потерпевшего будет ущемлять уголовно-процессуальные права обвиняемого лица (Jung 1984). Были представлены и первые результаты применения Закона о возмещении ущерба жертвам насильственных преступлений. В сфере уголовного права возникла дискуссионная проблема, должна ли уголовно-правовая защита распространяться только на потерпевших, нуждающихся в этой защите и достойных ее. В 1982 г. в США был

издан Федеральный закон об уголовно-правовой защите жертв и свидетелей преступления. По этому закону потерпевшему, выступающему в качестве свидетеля в уголовном процессе, обеспечивается судебная защита. Возмещение материального ущерба преступником становится самостоятельным видом уголовно-правовых санкций. Лицо, отбывающее наказание, не имеет права извлекать пользу из своего преступления путем публикации сведений о нем, поскольку это вновь нанесло бы ущерб интересам потерпевшего.

В 1983 г. Совет министров Европейского совета в Страсбурге принял Европейскую конвенцию о возмещении ущерба жертвам насильственных преступлений. В этой конвенции были определены принципы возмещения ущерба жертвам преступлений со стороны государства и международного сотрудничества в этой области стран—членов ЕС. На 5-м международном симпозиуме по проблемам виктимологии, состоявшемся в Загребе в 1985 г., обсуждались вопросы виктимизации всех людей, в том числе иностранцев и туристов, а также правового статуса потерпевших в уголовном праве и в уголовном судопроизводстве.

Понятие жертвы и теоретические основы виктимологии

Жертва преступления (потерпевший) является существенным элементом в процессах возникновения преступления и контроля за преступностью. Еще в 1941 г. Ганс фон Гентиг отметил существование связи между преступником и жертвой, например взаимодействие между мошенником и обманутым. Он выделил некую часть преступности в качестве «процесса, в котором антиобщественные элементы пожирают друг друга» (Hentig 1941). Этому динамичному генетическому подходу Бенджамин Мендельсон противопоставил свое статичное понятие «виктимность», под которым он имеет в виду некий «общий феномен», который «охватывает все категории жертв независимо от причин, которые привели их к такой ситуации» (Mendelson 1976). Поэтому он ставил своей целью выяснение биопсихосоциальных признаков, характеризующих потерпевшего.

Коль скоро криминология занимается поиском криминогенных факторов, способствующих развитию преступности, и их места в структуре личности преступника в плане гештальтпсихологии, то виктимология должна делать то же самое в отношении викти-могенных, вызывающих преступность факторов в личности потерпевшего. Таким образом, эти две сферы (преступник и жертва) становятся самостоятельными и не связанными друг с другом. Правда, Ганс Гёппингер (1980) противопоставляет преступника в его социальных связях (в которые также включена и жертва) жертве в ее социальных связях (в которые вовлечен и преступник). Тем самым потерпевший и преступник ставятся в зависимости от обстоятельств в субъектно-объектные отношения. Г. Гёппингер

как бы хочет сопоставить окружение преступника с окружением жертвы, чтобы за счет этого четче охарактеризовать личности преступника и потерпевшего. Таким образом интеракционист-ский социально-психологический подход находит в этом свое развитие. При этом преступность и виктимность (жертвенность) не только рассматриваются как статичные величины, но криминали-зация (становление преступника) и виктимизация (становление жертвы) исследуются как процессы социального взаимодействия. Потерпевший и правонарушитель фигурируют в социальных процессах возникновения преступности и контроля за преступностью как субъекты, которые взаимно определяют и интерпретируют себя и свои действия. В этом смысле Ганса фон Гентига интересовали взаимоотношения «действующего» преступника и «терпящей урон» жертвы, которые он определял как взаимодополняющее партнерство, потому что и в восприятии ущерба есть что-то активное. По мнению Ганса фон Гентига, жертва формирует, воспитывает преступника и завершает его становление; она молчаливо соглашается стать жертвой, кооперируется с преступником и провоцирует его. «Негласное взаимопонимание преступника и жертвы является основополагающим фактом криминологии. Разумеется, никаких договоренностей, тем более паевых, при этом не заключается, однако имеет место интеракция, взаимодействие и обмен элементами причинности» (ffentig 1948). Суть вик-тимизации состоит в том, что преступник пытается сделать жертву своим объектом. Да и уголовная юстиция характеризует одного участника деликта как «преступника», причинившего вред или ущерб жертве, а другого—как «жертву», потерпевшую ущерб. Однако и до, и в ходе деяния преступник и жертва остаются субъектами, находящимися друг с другом в символическом взаимодействии.

Жертвой может быть какое-то лицо, организация, общество, государство или международный порядок; преступность создает для них угрозу повреждения или уничтожения. Жертвами преступления могут стать и члены семьи убитого или лица, которым во время участия в предотвращении преступления или в порядке оказания помощи полиции в ходе преступления был причинен ущерб. Стивен Шейфер (Schafer 1977) согласился с концепцией, что преступных деяний без жертв не бывает. Так или иначе кто-то или что-то всегда оказывается либо под угрозой, либо поврежденным, либо уничтоженным. Разумеется, и сам преступник может стать жертвой, а может случиться и так, что это будет нематериальная, абстрактная жертва (общество, особенно его экономика, или государство). Например, такая социально отклоняющаяся личность, как наркоман, оказывается не только жертвой; он еще наносит ущерб другим, а также виктимизирует людей из своего ближайшего социального окружения своим девиантным образом жизни. Вопрос о том, кого конкретно и реально можно считать жертвой преступления, решается в ходе общественных и индивидуальных процессов криминализации и декриминализации, в ходе которых

обнаруживаются не только преступники, но и их жертвы. В этой связи в качестве процессов криминализации, соответствующих виктимной (жертвенной) карьере, можно рассматривать, например, законодательство и преступные карьеры.

Формулирование какого-то особого понятия жертвы преступления, Гюнтер Кайзер например, считает малопродуктивным с научной точки зрения, потому что и хозяйственная и чиновничья («беловоротничковая») преступность отличается «весьма мимолетной жертвенностью». Это же, по Кайзеру, относится и к краже из магазина, и к преступности на производстве. Этому мнению можно противопоставить тот аргумент, что склонность к роли жертвы в рамках хозяйственной преступности и при вышеназванных деликтах вовсе не бывает «мимолетной», а все дело в том, что жертва здесь социально почти незаметна, тогда как она должна быть весьма заметной в качестве предпосылки действенного предотвращения преступности и борьбы с ней. Это особенно касается преступлений, совершаемых национальными и многонациональными предприятиями, а также деликтов, которые совершаются против этих предприятий (организаций).

Организации чаще оказываются жертвами преступлений (Reiss 1981), чем отдельные лица. Против них направлены, например, магазинные кражи, совершаемые как посторонними, так и своими служащими. Одна из существенных причин таких краж состоит в психологической нейтрализации деликта, обусловленной деперсонализацией предприятия. Кража служащим у предприятия (фирмы) рассматривается им как «дополнительный заработок»; она распространяется на лишенные ценности «бракованные товары». Магазинная кража не направлена против кого-либо лично. Магазинные воры и воры-служащие, причиняющие фирмам большой ущерб, как правило, списываемый па покупателей за счет повышения цен на товары, отнюдь не считают себя преступниками. По их мнению, преступность—это что-то неприятное, происходящее «там, на улице». Эти воры не видят жертвы, в их представлении, фирмы—не жертвы, а если они все-таки ими являются, то вполне заслуживают виктимизации («эксплуатация эксплуататоров»). Магазинные воры, свои и чужие, не задумываются над тем, что они наносят ущерб массе потребителей. Каждый покупатель в отдельности лишается при этом относительно небольшой суммы, а вся масса потребителей и экономика в целом терпят огромные убытки.

Хозяйственные организации (предприятия, фирмы) наносят ущерб друг другу в результате экономических преступлений. Раньше торговцы, как правило, встречались со своими поставщиками и с покупателями лично, поскольку они жили в одной и той же местности или имели друг с другом тесные личные связи. Купля, продажа, конкуренция были элементами межличностных отношений людей, хорошо знавших друг друга. Сегодня товары и продукты производят огромные фирмы-концерны, а скупают у них продукцию другие мощные организации. Купля, продажа, конку-

ренция происходят на большом удалении фирм друг от друга через людей, которые друг друга не знают. Мобильность торговцев и их покупателей сейчас почти безгранична. Продажа товаров в супермаркетах и в сетях магазинов крупных торговых фирм носит фактически анонимный характер. Подсчет сумм и расчет с покупателем производят компьютеры, с помощью которых в считанные секунды можно совершать экономические преступления, которые даже в случае их обнаружения возможно представить как ошибку. Именно современные формы компьютерной преступности и делают взаимодействие между преступником и жертвой в подобных организациях едва уловимой. Жертва здесь отсутствует, она деперсонифицирована, анонимна и обнаруживается с большим трудом. Компьютеры являются непосредственными связующими звеньями между хозяйственными и государственными организациями; они позволяют совершать кражи без непосредственного изъятия вещи. Огромные размеры и безликость организаций, их широкий географический разброс, разделение труда, специализация, сложность технологии, разнообразие их продукции и иерархическая структура делают менее заметными преступления, совершаемые организациями по отношению друг к другу, и тем самым облегчают их осуществление. В результате серьезный ущерб наносится и потребителям, и всей экономике (Vaughan 1980).

Организации (хозяйствующие субъекты) причиняют своими экономиччскими и экологическими преступлениями серьезный вред и ущерб отдельным лицам, обществу в целом, особенно его экономическому строю и международному порядку, причем этот ущерб оказывается опять-таки социально почти незаметным. Анонимность и коллективность жертв хозяйственных преступлений—это два их классифицирующих признака. Возникает меньше страха и разочарования, когда на протяжении длительного периода регулярно кому-то наносится незначительный ущерб, нежели когда он обрушивается сразу. Подмешивая сахар, витамин С и другие ингредиентыыв некую субстанцию, производитель «натурального» апельсинового сока может получить миллионы дополнительной прибыли. Средний потребитель, узнав о том, что он платит за не вполне чистый апельсиновый сок лишний пфенниг или, быть может, даже десять пфеннигов, не будет переживать или негодовать в такой степени, что он тут же обратится в полицию. И хозяйственные преступники это знают, К этому можно добавить и то, что адвокаты берут дорого, что прокуратура и полиция завалены делами по горло и что в судах все дни и часы заседаний расписаны на много недель вперед. И конеччо, жертве хозяйственного деликта придется хорошо взвесить, выгодно ли будет затевать судебное преследование за причиненный ущерб и не принесет ли заявление в полицию больше хлопот, чем удовлетворения.

Именно на равнодушии и беспечности потерпевшего и строит свой расчет хозяйственный преступник. Можно, например, так за-

программировать компьютер, чтобы в те ночные часы, когда он в банках и отелях производит перерасчет личных счетов, он незаметно снимал с тысяч счетов по крошечной сумме и переводил их на какой-то другой счет. Такая тактика «срезания слоев» ведет к тому, что на этом счете накапливается огромная сумма украденных денег, тогда как клиенты либо совсем не замечают этих малых сумм в выписках из своих счетов, либо считают их какими-то сборами и правомерными пошлинами. К такой социальной мало-заметности и сложности хозяйственных преступлений добавляется еще и то, что к жертвам хозяйственных деликтов относятся со скепсисом, недоверием, сомнением и просто неверием. Им самим обычно приписывают участие в преступных хозяйственных деяниях. Аргумент при этом прост: жертвой хозяйственных деликтов становится лишь тот, кто не знает правил игры, у кого скверный характер и кто поэтому недостоин защиты обществом.

В настоящее время сложность экономики усиливает нашу уязвимость в отношении хозяйственных преступлений. Они очень заразительны и затягивают многих, вызывают цепные реакции деликтов. Обучение этому виду преступности происходит очень быстро, конкуренция заставляет соперников подражать друг другу, что открывает дорогу «сопутствующим преступлениям» (например, подделке документов). Поэтому здесь уже не пристало говорить о какой-то «мимолетной» виктимности. Нужно сделать так, чтобы жертвы хозяйственной преступности, в том числе и со-потерпевшие, например поставщики и клиенты той фирмы, которая непосредственно оказалась потерпевшей, становились социально более заметными; это вынудит хозяйственных преступников и магазинных воров не полагаться на свои приемы психологической нейтрализации преступлений (деперсонализация жертв, перекладыыание вины на потерпевшего и т. п.).

Криминологи Ричард Куинни (1972) и Лех Фаландыш (Falan-dysz 1979) настаивают на выработке такого понятия потерпевшего (жертвы), которое имело бы связь с социальным конфликтом и было бы ориентировано на классовую борьбу. Любые действия, в ходе или результате которых кто-то или что-то становится жертвой, следует, сччтают они, квалифицировать как преступные. Жертва преступления—это социальная конструкция, созданная власть имущими с целью угнетения тех, у кого нет силы и власти, а также тех, кто оказался в невыгодном положении. «Болтовняяо виктимизации»—это оружие правящего класса, используемое им для того, чтобы оправдать и поддержать свое существование. Понятие жертвы сделано механизмом защиты правящего класса капиталистов. А «подлинными» жертвами являются жертвы полицейского произвола, войны, системы уголовных наказаний, насильственных акций государства и «угнетения». Это построенное на марксистской теории классовой борьбы понятие жертвы устарело и не учитывает социальных реалий западного плюралистического общества. Такие понятия, как «господство», «правящий класс», уже неприменимы к этому обществу; это попросту фик-

ции. Ибо в современном западном плюралистическом обществе, существование которого определяется уже не столько капиталистическими отношениями, сколько тем, что его рыноччое хозяйство носит социальный характер, есть много групп, которые в большей или меньшей мере «правят», а «господство» делят или взаимно контролируют, сменяя друг друга в роли «господ». В принципе сейчас можно говорить лишь о постоянных компромиссах, которые, конечно, требуют от всех социальных групп очень большой терпимости.

Задачи виктимологии

Задачи виктимологии многогранны. Она исследует отношения между преступником и жертвой в момент возникновения уголовно наказуемого деяния. Она занимается изучением процесса вик-тимизации, и прежде всего исследует проблему последовательного развития отношений между преступником и жертвой, то есть вопрос о том, вызывает ли виктимизация преступность или только поощряет ее. Анализируяяситуативные элементы возникающего преступления, исследователи иногда придают слишком большое значение потреблению жертвой алкоголя (Falandysz 1978, Szawczyk, Selle, Daue 1984).

Проблема виктимологического прогноза столь же важна для предупреждения преступности, сколь мало разработана в настоящее время. Готовность жертв преступлений обращаться в полицию определяет масштабы скрытой преступности. В ходе как предварительного расследования, так и уголовного процесса правовое положение жертвы не определяется, она не получает в этом процессе достаточной правовой защиты и не имеет никакого самостоятельного статуса. Соотношение между виктимизацией и страхом перед преступностью, а также между виктимизацией и общим подходом населения к вопросам уголовной политики все еще далеко не выявлено; а между тем речь идет о проблеме, имеющей исключительное значение для предотвращения преступности (Kerner 1980). Как известно, жертве преступления наносится экономический, социальный, телесный, психологический и моральный вред, как непосредственный, так и отдаленный, а инстанции формального социального контроля (уголовная полиция, прокуратура, суд, служба помощи условно осужденным, органы исполнения наказания и социального обеспечения отбывших наказание) почти не обращают на это внимание. Между тем у жертвы преступления часто наблюдается робость, мешающая ей открыто заявить о причиненном ей вреде. Случившееся с ней и реакция ее ближайшего и более широкого окружения (семьи, соседей, прессы) на это уголовно наказуемое преступление порой так отражаются на поведении жертвы, что она тщательно скрывает телесные повреждения, не заявляет о материальном ущербе и с трудом справляется с морально-психологическими последствиями случившегося. У жертв насильственных преступлений нередко возникают общие

неврозы и неврозы отдельных органов. С изнасилованием, например, связаны не только телесные и психические травмы для жертвы, но и социальныы трудности в браке, семье, в отношениях с соседями, в трудовом коллективе, что может приводить и к расторжению брака и даже к самоубийству.

В этой связи первоочередной задачей виктимологии становится разработка методов обращения с жертвами преступлений и создание соответствующих центров помощи, потому что жертва нуждается в ресоциализации не в меньшей мере. чем преступник. Однако и жертва должна сама максимально препятствовать преступлению. В криминалистике давно известно, какое значение имеет знание взаимоотношений между преступником и жертвой для раскрытия преступления. Но в то же время эти взаимоотношения изучаются недостаточно систематически. В предотвращении преступности большое место занимают информирование потенциальных жертв о методах совершения преступлений, снижение или ликвидация (нейтрализация) предрасположенности людей к виктимизации, сокращение случаев возникновения виктимо-генной ситуации, анализ наиболее интенсивной виктимизации по времени и месту и рассеивание больших скоплений потенциальных жертв. Виктимология должна также решить проблему возмещения вреда (ущерба). Результаты виктимологических исследований должны в конечном счете использоваться при выборе уголовно-правовых реагирований и санкций.

Процесс виктимизации

Виктимология стремится рассматривать жертву (формирование жертвы) преступления как активного участника уголовно наказуемого деяния, считая ее одним из субъектов процесса возникновения преступности. Разумеется, при этом речь не идет о каком-либо обвинении жертвы или оправдании преступника, хотя нельзя не согласиться с тем, что установление солидарности вины жертвы в каком-то конкретном случае может вызвать соответствующую действительному положению вещей уголовно-правовую реакцию (функциональную ответственность). Исследование сопричастности жертвы к преступлению служит в большей мере решению задачи развития способности у потенциальных жертв предотвращать преступления. Есть определенные периоды времени и места, когда и где определенные группы населения особенно часто становятся жертвами тех или иных деликтов. И наша задача состоит в том, чтобы выявить эти периоды и места, информировать об этом данные группы общества с тем, чтобы они могли учесть это и не попадать в виктимогенные ситуации, из которых очень легко развиваются процессы виктимизации. Конечно, в свободном обществе каждый гражданин имеет право поставить себя под серьезную угрозу превратиться в жертву преступления. Иногда же у него просто не оказывается возможности отвести от себя эту угрозу, не изолируя себя от общества. И виктимология

обязана указать ему на тот риск, которому он себя подвергает, чтобы он принял меры предосторожности и смог лучше противостоять этой угрозе.

Когда человек в поздние ночные часы идет пешком по улице в определенном районе Нью-Йорка, он оказывается в виктимо-генной ситуации, то есть в ситуации, чреватой для него большим риском стать жертвой преступления. Тот, кто так поступает, должен учитывать, что может подвергнуться разбойному нападению. Во всех городах мира—Нью-Йорке, Лондоне, Западном Берлине, Москве или Токио — существуют в этом плане четко выраженные виктимогенные структуры, ориентированные, конечно, не только на ограбление, но и, например, на кражу со взломом, умышленное убийство, изнасилование или наркоманию. Высокий коэффициент краж со взломом был обнаружен, например, в жилых районах Торонто, расположенных вблизи домов, построенных муниципалитетом, в которых проживали в основном неженатые молодые безработные мужчины старше 15 лет, а также семьи с невысоким доходом. Объекты грабежа (квартиры и дома) располагались здесь в непосредственной близости от мест проживания криминальных лиц.

Виктимологические исследования в Канаде и Нигерии показали, что социальная солидарность и стабильность соседских связей вместе с хорошей просматриваемостью жилых комплексов препятствуют ограблению и отпугивают потенциальных взломщиков. Люди лучше знают друг друга, и это позволяет быстро избавляться от чужих и попадающих в дом без ведома жильцов. Особенно привлекательными объектами для взломщиков являются квартиры, которые большую часть суток остаются без хозяев. Из этого следует, что признаки жертвы тесно увязываются с образом жизни населения. Жертвы краж со взломом отличаются особой беспечностью; из-за большой занятости они проводят на работе большую часть дня, а в поисках развлечений большую часть ночи вне дома. Они не стремятся обезопасить свои дома и квартиры с помощью сигнализационных устройств, специальных замков, решеток на окнах и дверях, специальных автоматических световых установок, дежурных вахтеров и сторожевых собак. Угрозу виктимизации можно уменьшить, применяя новшества в архитектуре и городском планировании, позволяющие улучшать обзор подходов к домам и территории между ними, укрепляя социальную интеграцию (формируя общины) и в то же время ограничивая приватное свободное пространство каждого отдельного человека, изменяя его образ жизни.

Виктимогенные ситуации возникают, конечно, не только в крупных городах. Одним из многочисленных примеров является бродяжничество (путешествие автостопом) молодых женщин и девушек, которые подвергают себя таким образом большому риску быть изнасилованными. В данном случае преступник может выбрать свою жертву. Действуя вполне рационально и обдуманно, он может выбрать и наиболее подходящее место и даже самое

356

подходящее время для своего деликта. Ему легко социально изолировать свою жертву и сломить ее сопротивление, особенно в тех случаях, когда такая женщина бродяжничает в одиночку. Он легко находит быстрый и надежный способ исчезнуть с места преступления, может тут же бросить жертву или сделать это в любом другом месте и тем самым серьезно затруднить уголовное преследование и изобличение, если вообще не сделать его невозможным. Наконец, он способен попытаться оправдать содеянное перед самим собой и перед другими тем, что остановившая его женщина была аморальна и не слишком разборчива в своем сексуальном поведении. В процессе мотивации преступнику безразлично, верна или нет его квалификация жертвы. Преступник следует одному социальному стереотипу, а именно что потенциальную жертву нельзя оставлять без внимания. Но социальный стереотип, который эти попутчицы с их беспорядочной половой жизнью не слишком принимают в расчет, по сути своей неверен. Тем не менее он существует, и жертва производит на преступника такое впечатление, что он решается на действие, которое с точки зрения уголовного права не может быть оправдано. В процесс символического интеракционизма подчас включаются определенные социальные стереотипы, в которых девушки и молодые женщины оказываются в незавидном положении. Они потому только и становятся так часто жертвами преступлений, что их поведение очень часто ассоциируется с легкомысленностью и беспечностью.

Не существует «прирожденных жертв» или «жертв от природы». Но приобретенные человеком физические, психические и социальные черты и признаки (например, какие-то физические и иные недостатки, неспособность к самозащите или недостаточная готовность к ней, особая внешняя, психическая и материально-финансовая привлекательность) могут сделать его предрасположенным к превращению в жертву преступления. Если он осознаёт эту свою повышенную виктимогенность, он может усвоить определенное поведение, позволяющее сопротивляться и справляться с этой угрозой. В отличие от статичных понятий уязвимости жертвы и склонности к превращению в жертву модели образа жизни и виктимизации, облегчающие, стимилирующие и непосредственно вызывающие преступление, являются динамическими. Люди приобретают навыки криминального и виктимного поведения в процессе символической интеракции. Взаимные восприятия, взгляды и связи, а также различные интерпретации поведения и личностей преступника и жертвы имеют для этих процессов решающее значение. Модель образа жизни вытекает из психологической теории, в которой личность оценивается как процесс:

— Жертва способна своим образом жизни благоприятствовать совершению преступления в отношении ее, она может создавать (сознательно или бессознательно) объективные и субъективные условия (например, сильно выделяться в социальном плане или, наоборот, изолироваться от общества) для криминализации. Она может пренебрегать мерами предосторожности и тем самым

357

подвергать себя особому риску, связанному субъективно или объективно с поведением (сознательным или бессознательным), которое в виктимогенных ситуациях и превращает ее в жертву.

— Жертва способна уже тем облегчить совершение деликта, что она своим поведением идет против социальных стереотипов. Этим поведением она может побудить преступника субъективно оправдать свое деяние. Речь идет об иллюзорном искажении ситуации, о процессах символической интеракции между преступником и потерпевшим, в ходе которой первый неверно интерпретирует поведение второго.

— Неверная психологическая трактовка процесса виктимиза-ции (например, вытеснение) может привести к отклонениям в поведении (например, в зависимости от наркотиков) и к преступности. Известно, что 64% людей, ставших в детстве или юности жертвами преступлений, во взрослом возрасте становятся преступниками, а из тех, кто не был в юности жертвой,—только 22% (Singer 1981). Виктимизация и криминализация иногда имеют одни и те же источники: исходные социальные условия (например, принадлежность человека к одной и той же субкультуре насилия).

— В результате неверного психологического восприятия вик-тимизации дело может дойти до психоневротических нарушений (например, до бессонницы) и даже психосоматических расстройств (например, до головных болей, желудочных колик). Жертва может снова оказаться в положении потерпевшего и в конечном счете усвоить это поведение (Sparks 1981Б).

— Жертва можеть сыграть важную роль в процессе мотивации преступления уже тем, что способна втягиваться в этот процесс помимо своей воли. И то, как она оценивает преступника, может послужить цели самооправдания преступником своих действий, их нейтрализации в его сознании.

Пользуясь такими приемами нейтрализации, психологическое влияние которых опосредуется еще до совершения преступного деяния, правонарушитель превращает для себя свое деяние в «морально приемлемое». Он, например, говорит себе: «Законы и система уголовного правосудия преследуют интересы определенных социальных слоев или политических группировок. Я не уголовный преступник, а жертва несправедливого общества, системы, жертва плохих социальных условий. И вполне логично, что своим правонарушением я исправляю эту несправедливую социальную систему, то есть «корректирую» ее во имя общественной справедливости. Поэтому мое правонарушение совершенно оправданно». При таком подходе жертва вообще не учитывается, поскольку не имеет никакой ценности; она «заслуживает» виктимизации. И преступник убежден в виновности жертвы. Так, террористы называют существующие на Западе правовые системы «несправедливыми», поскольку они-де способствуют угнетению людей, и поэтому их нужно ликвидировать (Fattah 1970Б).

Внутреннее моральное сопротивление таким действиям, которые наносят прямой и конкретный вред реальной, персонифици-

рованной жертве, оказывается у преступника более сильным, нежели сопротивление действиям, в которых жертва неконкретизирована или безлика, анонимна или абстрактна. Поэтому у преступника обнаруживается тенденция к деперсонализации и деин-дивидуализации жертвы. Сеть отелей в Северной Америке как раз тем и пытается противостоять этой тенденции, прибегая к разным формам предупреждения. Например, в номерах отелей можно увидеть такие надписи: «Если после Вашего отъезда пропадут полотенца, за это накажут горничную!» Большое предприятие объявляется «семьей». Потенциальная жертва преступления «персонифицируется» в расчете на то, что «честные люди» никогда не украдут у друзей или соседей. В то же время это предприятие относительно бездумно старается избежать уплаты налогов и допускает обман и подлог при оформлении страховок.

У преступника бывает меньше сдерживающих моральных начал при встрече с несопротивляющейся и даже согласной на все жертвой, нежели когда он сталкивается с ее сопротивлением. Например, насилуемая женщина может оказать сопротивление только для виду, поскольку ей хочется быть покоренной именно с помощью насилия. Преступник нередко чувствует, что его провоцируют, бросают ему вызов. Бывает и так, что жертву не только игнорируют, но и вообще низводят до положения «несуществующей». Молодая девушка в акте изнасилования уже не может стать полноценной партнершей: она всего лишь сексуальный объект. В глазах эсэсовских лагерных комендантов и рядовых эсэсовцев — охранников нацистских лагерей смерти их узники были не людьми, а «недочеловеками», животными, которых стоило уничтожать, потому что они, согласно нацистской идеологии, служили «помехой» для нации. Жертва рассматривается как не имеющая ценности. Преступник без зазрения совести насилует проститутку, которая отдается за деньги любому. Вред, наносимый жертве, преступник отрицает. В процессе мотивации своих поступков он убеждает себя: «Я никому не причиняю вреда. Страховка компенсирует все». Что же касается общественной собственности, то, по мнению преступника, она считается принадлежащей всем. Потерпевший, у которого в школе товарищи крали тетради и учебники, в свою очередь оправдывает собственные кражи тетрадей и учебников у других тем, что сам был потерпевшим. Владельцы автомашин, у которых из машин крадут разные части и детали, не заявляют об этом в полицию ввиду безнадежности раскрытия таких преступлений, но в свою очередь считают себя вправе похищать из других автомашин то, что было украдено у них, и т.д.

Поскольку методы психологической нейтрализации преступлений вырабатываются не в индивидуальном порядке, а в общинах и социальных группах и там же усваиваются, постольку в целях предотвращения преступности необходимо способствовать такому изменению отношения общественности к потенциальным жертвам преступности, чтобы они больше не рассматривались как безликие и не имеющие ценности объекты. В отношении по-

359

тенциальных же преступников необходимо стремиться предупреждать использование ими (при мотивации поведения) в качестве оправдания своей преступной акции действительные или подразумеваемые черты жертвы или особенности ее поведения.

Предотвращение виктимизации

В то время как меры безопасности, вроде укрепления окон и дверей, установки телекамер и т. п., дают невысокий эффект при квартирных кражах со взломом, весьма оправдывающим себя оказалось организованное в жилых кварталах Сиэтла и Торонто наблюдение за одиночными домами и жилыми комплексами с участием жильцов в мероприятиях по обеспечению безопасности своих жилищ. Так как квартирные воры стараются избегать встреч с жильцами, наиболее действенной мерой против квартирных краж бывает создание видимости присутствия жильцов дома (приостановка доставки почтовой корреспонденции и прессы, регулярная стрижка газонов, уборка снега, установка автоматических переключателей света). Физическое сопротивление при ограблении квартиры может привести к прекращению преступления, что, однако, увеличивает вероятность причинения жертве телесных повреждений. Для ответа на вопрос, должна ли жертва в подобной ситуации защищаться, пока никаких рецептов не найдено. Какой должна быть реакция жертвы в социодинамической ситуации реального конкретного преступления, зависит от личности преступника, особенно от его криминальной энергии, а также от личности жертвы и от ее желания оказать сопротивление. Кроме того, тут действуют бесчисленные факторы внешнего порядка, определяющие конкретную криминальную ситуацию; например, большую роль играет возможность быстрого получения помощи. Иногда уже одно безбоязненное сопротивление злоумышленнику дает хорошие результаты. Драматизация жертвой своего положения, наоборот, оказывается столь же вредной, как и трусливо пассивная позиция. Любая чрезмерно выраженная реакция всегда бьет мимо цели. Правильная оценка криминальной энергии преступника и спокойное, хладнокровное и трезвое поведение лица, подвергшегося нападению, являются решающей предпосылкой успешного предотвращения преступления. Прежде всего важно, чтобы подвергшийся нападению не рассматривал себя как жертву; он должен постараться завязать со злоумышленником диалог. Относительно этого можно привести несколько примеров.

Некий сексуальный маньяк-убийца подсаживал к себе в машину девушек и потом их убивал. Таким образом он убил несколько девушек. Одной девушке удалось во время езды втянуть его в разговор и тем самым избежать трагической участи. Выступая в качестве свидетельницы, на вопрос судьи она удивленно ответила: «У меня и в мыслях не было испугаться этого человека. Он выглядел таким беспомощным и перепуганным» (Schorsch, Becker 1977). 1 декабря 1975 г. около 10 часов утра семеро вооруженных лю-

дей в масках остановили в районе Зёйлена поезд, следовавший из Гроннингена в Амстердам. Это были члены «Освободительного движения молодежи Южно-Молуккских островов». Террористы, чтобы придать весомость своим требованиям, расстреляли машиниста поезда и двух других заложников. Очередной жертвой должен был стать издатель одной крупной газеты на севере Голландии Герард Вадерс. Поскольку у него были серьезные осложнения с женой и приемным ребенком, которые он очень хотел бы разрешить перед смертью, он кратко поведал террористам историю своей жизни, рассказал о проблемах в семье и попросил их передать его жене письмо. Поскольку террористы видели теперь в Вадерсе не бездушный и безликий символ колониального угнетателя, не какую-то воображаемую фигуру, а совершенно нормального человека со всеми его проблемами и ошибками, они уже не смогли его расстрелять. Вместо него они схватили кого-то другого, неизвестного им человека, в отношении которого у них не возникло никаких препятствий индивидуального и гуманного характера.

Если потенциальная жертва в виктимогенной обстановке не поддается сразу виктимизации, не определяет себя как жертву, а остается личностью и доказывает преступнику, что является субъектом, а не объектом в данной ситуации, то нередко ей удается избежать виктимизации. Но и здесь все зависит от криминальной энергии человека, решившегося на преступление.

Вред, причиняемый жертве

После того как преступление совершено, все внимание общественности сосредоточивается на преступнике. Вместе с тем о жертве и ее близких, которым в результате деликта также нередко причиняется большой вред (они считаются сопотерпевшими), забывают. Общество занимает в отношении жертвы весьма странную позицию—оно клеймит ее. Причинившего вред клеймят как уголовного преступника, а к жертве проникаются недоверием, сожалением или злорадством. Она может подвергнуться вторичной виктимизации только потому, что на причиненный ей вред и на ее страдания смотрят равнодушно, что нанесенные ей повреждения отрицают, а ее виктимизацию ставят под сомнение. Лица из ближайшего социального окружения относятся к ней с недоверием и опаской; они подчас даже боятся дотронуться до потерпевшего. Изнасилованная женщина, например, считается «испорченной» не только телесно, но также духовно и морально. Жертва преступления часто оказывается социально изолированной. Ей приходится то и дело слышать шепот за своей спиной, в котором кто-то сомневается в ее невиновности и подчеркивает ее соучастие. В уголовной полиции и в судах на нее смотрят с предубеждением. А иногда такое лицо даже сталкивается с открытой агрессивностью; к нему обращаются с не относящимися к делу и оскорбительными для него вопросами, в которых унижается его

честь и достоинство. Обращаясь «за помощью» к жертве, органы уголовного преследования решают главным образом свои специфические задачи. Они не считаются с тем, что после преступления жертва еще находится в состоянии острых психических и социальных переживаний и потому нуждается в понимании и заботе. Однако тех людей, которые во время совершения преступления оказали преступнику сопротивление, общественность принимает лучше. В то время как общество вполне справедливо поднимает вопрос о конституционных правах обвиняемых или уже осужденных преступников, никто не говорит о нарушении конституционных прав жертвы преступлений. И если общественность закономерно обеспокоена необходимостью ресоциализации преступников и выделяет для этого значительные финансовые средства, то никто и не помышляет о том, чтобы создать условия для «ресоциализации» жертв преступлений, в то время как многие жертвы преступлений несут серьезный психологический и социальный ущерб. Криминология должна заниматься не одними только преступлениями и преступниками. Ей нужно обратить внимание также и на лиц, ставших жертвами преступности.

Вред (ущерб), наносимый преступлениями, может быть первичным и вторичным (повторным). Первичный вызывается непосредственно самим преступлением. Вторичный обусловливается повторной виктимизацией, в результате недостаточной неформальной или формальной реакции на первичную виктимизацию. Под неформальной реакцией понимают поведение лиц из ближайшего окружения жертвы, членов ее семьи, ее родственников и друзей; к формальной реакции относят поведение представителей общественности в процессе контроля за преступностью, то есть сотрудников уголовной полиции, прокуроров и судей. Косвенный ущерб причиняется жертве тем, что в результате нанесения ей во время преступления телесных повреждений или психических, социальных и моральных травм она крайне нуждается в оказании ей определенной помощи, а это требует финансовых затрат. Психический вред можно разделить на более ранний и более поздний. Материальные убытки от имущественных преступлений против личности и жилища в большинстве случаев невелики, но от имущественных деликтов против предприятий и фирм они оказываются более существенными. Серьезные телесные повреждения (ушибы, контузии, царапины и резаные раны) получают 48% жертв изнасилования, 29—разбойных нападений и 35%—иных насильственных преступлений. Примерно 15% жертв телесных повреждений получают такие тяжкие увечья, что им приходится лечиться более месяца (Fujimoto 1982).

Самый серьезный вред жертвам насильственных преступлений наносится в психическом, социальном и моральном плане. Так, жертвы изнасилования, похищения, захвата в качестве заложников или серьезных ограблений могут пережить очень тяжелый психический шок. При первом осознании понесенного ущерба у жертвы преступления наблюдаются те же симптомы, которые

362

обнаруживают люди, коим приходится сталкиваться с неожиданной и тяжелой в моральном отношении потерей: человек в такой ситуации не хочет верить в происшедшее. У потерпевших развиваются апатия, депрессия, наблюдается упадок духа, случаются приступы дикого гнева. Жертву охватывает «холодный ужас»: она теряет доверие к обществу. Исчезает и уважение к себе, обостряется чувство ранимости. Человека постоянно терзают повторяющиеся фантазии и кошмары: вновь в мыслях появляется преступник, чтобы причинить еще более тяжкие повреждения или убить.

Психологи и психиатры, имеющие подготовку в области вик-тимологии, должны соответствующим образом преодолевать с жертвами преступлений и их близкими психологический и социальный ущерб. В этом отношении в ФРГ сейчас не только почти ничего не делается, но в результате неадекватных реакций в ближайшем социальном окружении жертв и из-за неправильного подхода инстанций социального контроля ущерб и вред, причиненные жертвам, еще больше усиливаются, а жертва вновь подвергается виктимизации. В этих случаях вторичный вред может стать более серьезным, чем первичный. Жертва ощущает себя социально изолированной, беспомощной, одинокой в чужом и враждебном мире. Члены семьи, соседи, друзья и коллеги по работе относятся к ней без участия, а то и грубо. Она теряет друзей, хотя именно в этот момент более всего нуждается в их моральной и социальной поддержке. Средства массовой информации со своей стороны проявляют к ней интерес лишь в поисках сенсаций. Судья же думает прежде всего о преступнике и преступлении, но не о жертве и ее страданиях. Изнасилованным женщинам приходится открывать перед полицией и судом интимные подробности своей половой жизни. Их часто вызывают в полицию и в суд на допросы, которые иногда переносятся на другой день, они должны терпеть унижение при разговоре с адвокатами. Полиция, прокуратура, суд, больница—все это бюрократические учреждения, которые в силу разделения труда и обязанностей, а также формалистской безликости и отсутствия человеческого участия деперсонализируют жертву преступления, делают ее простым объектом в своих процедурах. Жертва «теряется» в учреждениях, созданных отнюдь не в ее интересах. Система уголовного правосудия встречает ее со скепсисом и недоверием. Старые люди, ставшие жертвами преступлений, особенно сильно страдают от недостатка внимания к ним со стороны сотрудников полиции и судов. В больнице или в суде потерпевшего держат в полном неведении о его судьбе и состоянии. Судопроизводство он воспринимает как обременительную процедуру. Очная ставка жертвы с преступником, причинившим ей вред, стратегия защиты, построенная на обвинении жертвы, и смешанное с сомнением равнодушие судей оборачиваются дополнительными страданиями. Нередко жертва преступления вновь психологически переживает преступление. После раскрытия преступления и осуждения преступника инстанции формального социального контроля вообще перестают инте-

ресоваться состоянием и судьбой жертвы, оставляя ее наедине со своим несчастьем. Поэтому необходимо, чтобы специальные службы по оказанию помощи жертвам преступлений не допускали возникновения в этот период вторичных вредных психологических и социальных последствий для жертвы.

Возмещение вреда

Возмещение вреда, причиненного потерпевшему в ходе преступления, может осуществляться путем государственных компенсационных выплат, путем взыскания с лица, причинившего вред, выплаты страховых премий при предварительном страховании на случай преступления и за счет добровольных пожертвований от членов общины, осуществляемых из чувства солидарности с потерпевшим. Государственная компенсация оправдана тем, что государство, взяв на себя обязанность по защите своих граждан от преступников, в данном конкретном случае такую защиту не сумело обеспечить; по его вине в обществе сложилась ситуация риска виктимизации, и жертва преступления здесь оказала государству дополнительную (за свой счет) услугу в.его борьбе с преступностью (Carrow 1980). Взыскание с лица, совершившего преступление, которое оказывается почти всегда чисто символическим из-за неадекватности возмещаемого ущерба, причиненного жертве, требует от преступника дополнительных усилий, необходимых для восстановления в полном объеме нарушенных им прав. Конечно, речь не может идти о том, чтобы состоятельный правонарушитель «откупился» от наказания в виде лишения свободы. Однако каждый преступник обязан сам в порядке возмещения вреда сделать что-то положительное для своей жертвы, что необязательно может выразиться в денежных выплатах. Страхование на случай преступлений ведет к деперсонализации и деинди-видуализации жертвы, а тем самым оказывает криминогенное влияние на мотивационный процесс в сознании преступника. Это же может относиться и к государственным компенсациям. Независимо от этого они должны осуществляться в интересах потерпевших, поскольку причинителя вреда могут вообще не задержать или он может оказаться не в состоянии возместить ущерб. К тому же обязательство полного возмещения вреда одним только преступником может просто помешать его ресоциализации, если не полностью ее исключить. Взыскание с преступника, конечно, может смягчить вред, причиненный жертве, и стать действенным средством социализации для него самого. Возмещение ущерба преступником не должно носить ни полностью добровольный, ни полностью принудительный характер. Преступника нужно подвести к самостоятельному признанию своей вины, что исключит нейтрализацию мотива, то есть предвзятое самооправдание преступления. Условное осуждение или условно-досрочное освобождение преступника должно иметь место только при условии хотя бы частичной компенсации вреда, причиненного жертве в ходе пре-

ступления. Органы помощи условно осужденым и сами преступники в большинстве своем убеждены в том, что возмещение вреда его причинителем оказывает на него ресоциализирующее воздействие (Gandy, Galaway 1980).

Опыт возмещения вреда государством жертвам насильственных преступлений, накопленный с 1963 г. в Новой Зеландии, Англии и США, Канаде и Австралии, показывает, что первоначальные сомнения относительно государственных компенсаций жертвам преступлений были напрасными (Lamborn 1976Б). Государственное возмещение вреда отнюдь не усиливало беспечность и небрежность у потенциальных потерпевших. Страх перед тем, что слишком большие государственные компенсации вызовут отрицательные последствия, оказался необоснованным. Никаких крупных бюрократических организаций в результате этого не возникло. Однако государственная программа возмещения вреда не оказала влияния ни на развитие преступности, ни на частоту заявлений в полицию со стороны потерпевших, ни на количество обвинительных приговоров в судах. Число жертв насильственных преступлений, которые просят возмещения у государства причиненного им вреда, относительно невелико.

На то есть много причин. Материальный ущерб от насильственных преступлений обычно не принимается в расчет, так как он незначителен. Косвенный моральный ущерб не причиняется, ибо жертвы таких преступлений в очень редких случаях обращаются за помощью к психологам и психиатрам. Потерпевших никто не информирует об их правах на государственное возмещение вреда. Здесь необходимо развертывание сети органов, дающих советы и консультации на этот счет. Видимо, было бы целесообразно компенсацию вреда в большинстве случаев возложить на государство. В конечном счете малое количество заявлений с требованием возмещения вреда объясняется тем, что потерпевшие получают своеобразное клеймо в результате виктимизации и общественной реакции на нее. У жертвы преступления появляется робость и нежелание открыто заявлять об ущербе, причиненном ей преступником. Поэтому вместе с вынесением приговора преступнику необходимо автоматически устанавливать норму официального государственного возмещения вреда жертве преступления.

Несмотря на положительный опыт государственных компенсаций жертвам преступлений, все же желательно в большей степени привлекать к возмещению ущерба также и самих преступников, поскольку творческая компенсация, направленная не только на возмещение убытков, но и на развитие положительных отношений между преступником и жертвой, играет неоценимую роль в процессе ресоциализации преступника. Возмещение вреда как конструктивный акт исправления человека повышает самооценку преступника, усиливает его контроль за своими поступками и способствует его примирению с потерпевшим.

Примером такой программы творческой компенсации ущерба является деятельность Миннесотского реституционного центра,

365

который с 1972 по 1976 г. подчинялся департаменту юстиции штата Миннесота (США) и в котором для заключенных были созданы условия свободного проживания в общежитии одной из общин (Newton 1976). В этом доме свободно проживали взрослые заключенные, отобранные из тюрем штата. В центре этой программы перевоспитания стояла задача примирения преступников с обществом. Все условно-досрочно освобожденные, отсидевшие до этого не менее четырех месяцев в тюрьме, были взрослые преступники, совершившие корыстные преступления без применения огнестрельного оружия или другого опасного орудия преступления. Существенным принципом проекта было сотрудничество между преступниками и жертвами по окончании периода договоренности о возмещении ущерба. Потерпевшим предоставлялась возможность участвовать в реализации программы возмещения вреда. Если бы они захотели, они могли бы приходить и в тюрьму, чтобы договариваться с преступником о примирении. После успешного заключения такого договора его копия направлялась в Комиссию США по досрочному освобождению заключенных (Комиссия «честного слова»), а комиссия затем решала вопрос об условном освобождении заключенного. Сотрудничество между преступником и жертвой, как правило, вело к изменениям взглядов у обеих сторон. Они часто убеждались в том, что они— люди со схожими потребностями и проблемами. Официальная процедура заключения договора между преступником и жертвой при их первых встречах и разговорах вызывала у них обоюдный страх и неприятное чувство. У заключенных появлялись ощущения стыда и вины. В начальном периоде реализации программы возникали серьезные сомнения относительно готовности жертвы, не считаясь со своим временем, поехать в тюрьму штата и там договориться с преступником о возмещении вреда. Между тем выяснилось, что потерпевшие в принципе были готовы к прямым контактам с преступниками. Был также поднят вопрос о том, нужно ли исключать преступников из этих программ в тех случаях, когда жертва отказывалась принимать участие в примирении или когда причиненный вред был невелик. В качестве альтернативы непосредственной выплате жертве денежных компенсаций была разработана программа символического возмещения вреда и ущерба, в соответствии с которой преступник должен был отработать определенное количчство часов в пользу общины. Подбирая жителей для упомянутого общежития в Миннесоте, где осуществлялся проект исправления преступников, совершивших корыстные преступления, исходили из следующих соображений. Жертвы имущественных деликтов легче склоняютсяяк сотрудничеству с преступниками, чем жертвы разбойных нападений и те, кому были нанесены телесные повреждения. В случае имущественных преступлений относительно проще определить размеры взыскания. Эти деликты не ставят таких трудных вопросов о компенсации, какие связаны с нематериальным ущербом, выраженным в болях и страданиях. Кроме того, вряд ли можно сомневаться в том,

в какой мере жертва сама способствует своей виктимизации. Наконец, в силу ограниченных возможностей для обеспечения безопасности в этом общежитии рассчитывали на то, что социально самый малозаметный тип преступника, а именно корыстный преступник, вызывает наименьшее сопротивление и враждебность в общине. Однако именно такую враждебность должны были встретить в общине насильственные преступники. Почти у всех мужчин, допущенных к этой программе, за плечами была долгая преступная карьера, которая сопровождалась ччстыми и продолжительными наказаниями в виде лишения свободы. Тем не менее результаты, достигнутые в Миннесотском реституционном центре, были весьма обнадеживающими. Американская общественность оценивает эту систему возмещения вреда вполне положительно, ибо освобожденные заключенные здесь созидательно трудятся, уплачивая налоги, и сами содержат свои семьи, заодно перевоспитывая себя. Такой вид возмещения вреда и исправления преступников рассматривается сейчас как очень плодотворный метод решения проблемы преступности (Harland 1981, Sessar 1983, 1985).

Жертва в свете уголовной политики

Значение виктимологии для немецкого уголовного правосудия было признано уже давно. Перед уголовной юстицией ставили задачу добиваться социального мира между преступником и потерпевшим, а также разрабатывать и поддерживать способствующие этому социальные нормы и ценности. Однако немецкое уголовное и уголовно-процессуальное право, ориентированное целиком на преступление и преступника, не позволяет до сих пор обеспечить этот мир и разработать такие нормы. Преступники не ресоциали-зируются. Преступность растет. Жертвы испытывают на себе плохое обращение со стороны уголовного правосудия и его органов. Поэтому законы и их применение нужно изменить. Положение жертвы необходимо улучшить. Однако это не должно вести к тому, чтобы отнимать или как-то ограничивать с таким трудом завоеванные правовым государством процессуальные права обвиняемого. Преступление возникает, как известно, при взаимодействии преступника и жертвы, и это нужно серьезнее учитывать в уголовном праве. Ресоциализация жертвы и преступника будет успешной только тогда, когда взаимодействию между ними в ходе уголовного процесса и исполнения наказанияябудет уделяться большее внимание.

В современном уголовном процессе непосредственные участники преступления, по существу, не имеют межличностного контакта и не могут разрешить свой конфликт, хотя оба этого хотят, несмотря на то что такое решение желательно в социальном плане. Ведь жертва страдает не только от самого преступления; ей нанесен вред—материальный, физический, психиччский или социальный. Государство же в силу своего монопольного положения в вопросе уголовного наказания отнимает у нее возможность по-

лучить возмещение прямо от причинителя вреда. Потерпевший даже не может ближе познакомиться с ним, поскольку ритуал уголовного судопроизводства устанавливает между потерпевшим и преступником определенную дистанцию. В уголовном процессе жертва—это всего лишь объект для выявленияяистины. Она в значительной мере потеряла даже возможность самостоятельно определять размер причиненного ей вреда. Преступник лишен того шанса, который дает ему сама жертва. Достижение мира и нормализация отношений через личные контакты между преступником и жертвой оказываются почти невозможными. Поэтому необходимо внести в уголовное и уголовно-процессуальное право два следующих изменения:

— Комиссия по реформе государственного права Канады предложила порядок посредничества, примирительного производства и согласительных процедур. Участники судебного процесса—судья, прокурор, защитник, обвиняемый и потерпевший — должны сесть за «круглый стол» и в неформальной обстановке обсудить конфликт, сопровождающий преступное деяние. Они должны отыскать возможность решения конфликта, которое путем мировой сделки или арбитража могло быыстать обязательным для участников процесса. Для такого неформального производства, не связанного с финансовыми издержками, обычными при формальном уголовном судопроизводстве, и с клеймением обвиняемого путем вынесения ему обвинительного приговора, подходят преступные деяния, в которых вопрос о вине не вызывает сомнений, а конфликт между преступником и жертвой не выходит за пределы их непосредственного социального окружения. Участники этой процедуры обязаны дать на нее свое согласие. Улаживание конфликта людьми, которые хорошо знают друг друга по ежедневным межличностным контактам (то есть между друзьями, соседями, родственниками, супругами) и между которыми иногда очень трудно провести линию, разделяющую их на преступников и жертв, рекомендуется уже потому, что оно обещает больший успех в восстановлении человеческих отношений между преступником и жертвой, а также в возмещении вреда, нежели наказание преступника.

— Взыскание с преступника в пользу жертвы не должно носить характер обязанности, налагаемой в судебном порядке вместе с условным осуждением, а быть независимой реакцией на преступное деяние. Жертве не так важна компенсация финансового убытка, как признание ее человеческого достоинства преступником и судом, и это заменяет собой подобное признание государством и обществом. Потерпевшие всегда предпочитают выплате компенсаций государством возмещение вреда непосредственно преступником. Они считают, что имеют право на возмещение вреда его причинителем. Они не хотяя полагаться на добродетельность государства. Жертвы преступлений придают большое значение тому, чтобы суд признавал причиненный им вред и обязывал причинителей возмещать его. Они настаивают на том, чтобы,

368

действуя таким образом, уголовная юстиция относилась к ним с пониманием и уважением.

Пережив преступное деяние, жертва нуждается в ресоциализа-ции, в безболезненном возвращении в свою непосредственную социальную среду. Многие жертвы испытали психологические и социальные трудности еще до преступления. Многим из них в результате преступлений против личности или против их ближайшего социального окружения был нанесен физический, психический или социальный вред, и они преодолевают свою виктимизацию с помощью расположенных к ним их близких. Другие же нуждаются в психологической поддержке и даже психиатрическом лечении. Преступление оказывает на всех жертв разное по силе чувственное воздействие; для многих это заканчивается шоком—иногда слабым, иногда сильным. Поскольку в уголовной юстиции производство по уголовному делу возбуждаетсяясразу после преступления, полиция, прокуратура и судьи должны учитывать эмоциональное состояние и повышенную чувствительность жертвы и не причинять ей дополнительный вред (в виде десоциализации или вторичной виктимизации); не замечая требований жертвы или пренебрегая ими, а также используя ее в целях уголовного преследования, правоохранительные органы могут нанести ей новый психичес-ский или социальный ущерб. Чтобы не превращать жертву в простой объект, необходимый только для изобличения преступника, ей нужно обеспечить в уголовном процессе самостоятельный правовой статус.

Для того чтобы жертва не чувствовала себя бесправной и беззащитной в системе уголовной юстиции, ее нужно постоянно информировать о ходе уголовного процесса, о ее правах в этом процессе и вне его рамок. Она должна знать, какая роль ей отводитсяяв процессе, ее нужно знакомить с «правилами игры» в нем, ей необходимо разъяснять важнейшие решения, принимаемые в ходе уголовного процесса.

Жертве, разумеется, нельзя предоставлять право голоса при принятии решений, касающихся хода следствия, исхода процесса, выбора санкций и назначения меры наказания, ибо в противном случае будут серьезно ограничены уголовно-процессуальные права обвиняемого. Однако, чтобы жертва чувствовала себя не просто субъектом процесса, нужна такая практика, при которой при решении всех важных вопросов у нее испрашивали бы совет или мнение. Ей должно быть предоставлено право свободного ходатайства (например, право на предоставление доказательств), а также право на обжалование определенных решений (например, прекращение производства по делу, отклонение решения о судебном рассмотрении уголовного дела).

В случае необходимости государство должно предоставлять потерпевшему бесплатного адвоката для юридических консультаций и просто для оказания человеческой помощи. Оказывая услуги жертве преступления в ходе всего следствия, то есть в отношениях с полицией, прокуратурой и судом, тот должен позаботи-

ться о том, чтобы жертва чувствовала себя увереннее и чтобы ни защита подсудимого (в поисках вины жертвы), ни пресса (в интересах сенсации) не беспокоили ее сверх меры. Полицейских, прокуроров и судей нужно ориентировать на то, чтобы они относились к жертве (особенно во время допросов) с пониманием, с готовностью оказывать ей помощь.

В ходе допроса свидетелей следует избегать нанесения потерпевшему психологического вреда и нужно следить за тем, чтобы не было личных оскорблений в ее адрес. При изнасиловании, например, природа вещей такова, что жертва одновременно является и единственным свидетелем. Поэтому такого свидетеля нужно допрашивать очень тщательно и досконально, чтобы по возможности защитить права обвиняемого (из-за угрозы ложного обвинения). Тем не менее защита нередко прибегает к стратегии обвинения жертвы, когда показания жертвы выставляются как недостоверные, что в психологическом и социальном плане весьма отрицательно влияет на нее. Поэтому в Австралии, например, задавать вопросы о половой жизни (до изнасилования) жертвы разрешается лишь в виде исключения, когда это касается непосредственно обвинения и когда использование этого свидетельского показания оправдывается обстоятельствами дела.

Свидетели-дети и несовершеннолетние в процессах, связанных с преступлениями против морали и нравственности, особенно нуждаются в правовой защите. Ведь, по сути, весь уголовный процесс, начиная с действий полиции и прокуратуры и кончая разбирательством в суде, рассчитан на выявление потребностей, прав и обязанностей взрослого человека. Поэтому в нем очень сильны элементы рационального недоверия. Дети, которым чужды ритуал и формальности уголовного судопроизводства, воспринимают зачастую официальное разбирательство как драматизацию происшедшего, к чему они в личностном плане еще не готовы. Они не способны выдержать очную ставку с причинителем вреда и пережить психологически все преступление заново. Поэтому, например, в Израиле в 1955 г. был издан закон о защите детей, в котором предусматривалось, что следователь по делам несовершеннолетних обязан вести допросы детей, ставших жертвами половых преступлений, только в присутствии их семьи. А на суде этот следователь выступает от имени ребенка. В возрасте до 14 лет ребенок появляется в зале суда в сопровождении следователя только, когда тот это разрешает (Reifen 1972).

Недопустимо, чтобы преступник вновь причинил своей жертве психический и социальный вред, «продавая» историю своего преступления средствам массовой информации. Полученный преступником (или его близкими) таким образом гонорар должен быть передан жертве, поскольку именно ей пришлось перенести страдания, вызванные этим преступлением. В экспериментальных программах жертву сейчас нередко сводят с преступником, чтобы они могли поддержать друг друга при их ресоциализации (тера-

370

пия возобновления отношений). Многое говорит за то, что подобные проекты будут успешными.

Концепция, согласно которой жертва выступает как субъект, облегчающий совершение преступного деяния, мотивирующий и развязывающий его ( Wolfgang 1958), и концепция функциональной ответственности (Schafer 1968) способствуют тому, что на основе совместной ответственности преступник получает более справедливую оценку содеянного им. Такая более справедливая оценка может в свою очередь стать основанием для установления мира между преступником и жертвой. Однако о какой-либо вине жертвы здесь не может быть и речи. Нет также и никакого повода отказывать жертве в гарантированной государством уголовно-правовой защите только потому, что она сопричастна преступлению. Обязательство жертвы не способствовать своей виктимиза-ции может иметь смысл только при следующих обстоятельствах:

— Поведение жертвы до, во время и после преступления может быть определяющим при выборе уголовно-правовой реакции. В соответствии со знаниями, полученными в криминологических исследованиях, могут быть значительно расширены и модифицированы уголовно-правовые последствия. Так, по разработанному в США примерному проекту уголовного кодекса суд должен допускать условное осуждение, если жертва сама дала повод обвиняемому совершить преступление или чем-то облегчила его осуществление.

— Поведение жертвы может учитываться судом при определении меры наказания и влиять на размер наказания. В качестве 'примера можно привести положение швейцарского Уголовного кодекса, который в статье 64 предусматривает смягчение наказания, если «преступник был спровоцирован поведением потерпевшего» или если «преступника побудили к действию незаслуженная обида или оскорбление».

— Вполне допустима и еще более широкая, обобщенная формулировка, учитывающая при определении размера наказания «поведение жертвы, ее образ жизни и форму ее участия в преступлении». Это положение дает суду еще большую свободу усмотрения, позволяя ему смягчать наказание в том случае, если поведение жертвы было легкомысленным, вызывающим, оскорбительным или одобряющим преступление в данном конкретном случае, и, наоборот, усиливать наказание, если преступник использовал неопытность и доверчивость своей жертвы (Schuler-Springorum 1970).

Программы юридической и социально-психологической помощи жертвам преступлений

Хотя роль и значение адвоката—защитника жертвы преступления в уголовно-процессуальном смысле пока еще не уточнены, в США адвокаты жертв уже сейчас пытаются защищать в судах их интересы. Адвокат оказывает жертве многообразную помощь, но

371

происходит это за рамками формального процесса. Он информирует и консультирует жертву о ходе предварительного расследования и уголовного процесса, «контролирует» во многих аспектах формальные инстанции социального контроля, то есть полицию, прокуратуру, суд, органы исполнения наказания. Он заботится о том, чтобы жертве обеспечивалось возмещение ущерба и моральное удовлетворение, старается обнаружить оплошности и недочеты в работе инстанций социального контроля в общем процессе предотвращения преступности; напоминает этим инстанциям об их правах и обязанностях.

Программы помощи жертвам-свидетелям рассчитаны не только на то, чтобы создавать для них хорошо оборудованные комнаты ожидания в судах, обеспечивать им достойный прием и обращение, а также уход и присмотр за их детьми во время их пребывания в суде, но и на то, чтобы не допустить чрезмерных наскоков защиты в уголовном процессе и защитить их от равнодушия судей, которые нередко вызывают жертву на допрос в суд и откладывают заседание, что добавляет к косвенному вреду, уже нанесенному жертве, еще и ненужную потерю времени. Жертва заслуживает внимания и хорошего обращения со стороны служащих суда, ибо органы уголовного преследования нуждаются в ее присутствии и сотрудничестве в течение всего процесса. Нужно опасаться того, что у потерпевшего в будущем снизится готовность заявлять о преступлениях в полицию, если его требование к уголовному процессу не будет встречено с пониманием.

Программы социально-психологической помощи потерпевшим преследуют цель осуществлять такие мероприятия, которые связаны с устранением физических, психических и социальных первичных и вторичных последствий пережитых ими преступлений. В США и Канаде этими программами занимаются в большинстве случаев организации самопомощи, состоящие из людей, пострадавших от преступлений. Такие службы помощи, насчитывающие от 8 до 30 пользующихся уважением граждан и работающие круглосуточно, организуются ими на частноправовой основе по инициативе граждан или формируются полицией, прокуратурой или судами. Это новая социальная служба, которая не только оказывает помощь потерпевшим, но и разъясняет общественности сущность уголовной виктимизации, а также способствует пересмотру законов. Существуют центры помощи всем жертвам преступлений, а также специализированные, например кризисные центры для жертв изнасилования, обслуживающие только жертвы этого деликта. Бюро по борьбе с мошенничеством и обманом потребителей заботятся о жертвах подобных преступлений. Все программы социально-психологической помощи потерпевшим ориентированы на оказание поддержки конкретным лицам. Вначале любая жертва нуждается в практической помощи, но когда возникает необходимость обеспечить ее едой, одеждой, жильем, может понадобиться и забота о ее домашнем хозяйстве, детях. Иногда срочно требуется предоставить предметы личного потре-

бления взамен украденных или поврежденных. Если потерпевший того желает, ему помогают добраться до полицейского участка или суда. Бывают случаи, когда жертву преступления нужно доставить в больницу. Но лечения требуют не только поврежденные части тела. Так, жертвы изнасилования должны, например, пройти осмотр на беременность и на заражение венерическими болезнями.

Нередко требуется краткосрочное или продолжительное психиатрическое лечение или психологическая терапия, причем не только самой жертвы, но и ее супруга и даже всей семьи. Последствия виктимизации преодолеваются психологически методом кризисного вмешательства. Это процесс, в ходе которого и жертва и терапевт-психолог вместе решают проблемы, возникшие в результате виктимизации. Из стихийного конгломерата чувствований, аффектов, стереотипов и предрассудков терапевт должен выявить то конфликтное их сочетание (например, самообвинение), от которого в данный момент наиболее страдает жертва. Терапевт (психиатр или психолог) ставит жертву открыто перед этим конфликтом, показывая его суть. Он устанавливает с жертвой доверительный контакт на основе взаимности и усиливает самосознание жертвы и ее чувство собственного достоинства. Постепенно он уводит жертву от пережитого кризиса и возвращает ее в нормальное душевное состояние. Иногда кризисное вмешательство дает шанс на полное обновление образа жизни. Тем не менее не все жертвы нуждаются в терапевтической помощи викти-мологически подготовленных психологов и психиатров. Вряд ли хватило бы естественных вспомогательных средств всего населения, если бы мы начали навязывать свою психологическую или психиатрическую помощь всем жертвам преступлений. Кроме того, у многих из них такая «психиатризация» своих несчастий вызвала бы ненужную дополнительную психическую и социальную нагрузку. В той же мере нельзя не видеть и тех отрицательных последствий, которые могут появиться в случае отказа от помощи жертвам преступлений:

— виктимизация может стать в процессе обучения основной характеристикой личности;

— виктимизация способна вызвать устойчивые вредные психические, психосоматические и социально-психологические последствия;

— непреодоленная виктимизация может толкнуть человека к социально отклоняющемуся, противоправному и преступному поведению.

В тех случаях, когда люди оказываются жертвами особых деликтов (например, изнасилования), помощь и терапия распространяются и на лиц из их непосредственного социального окружения. Сразу после изнасилования работник центра помощи жертвам должен установить контакт с семьей, родственниками или друзьями потерпевшей. При этом следует защитить жертву от вторичной виктимизации, когда люди из ближайшего окруже-

ния начнут обвинять ее или проявят к ней пренебрежение. После столь серьезной травмы жертва должна вписаться в свое прежнее социальное окружение—семью, коллектив на работе, должна восстановить нормальные отношения с соседями. Лицам из ближайшего окружения, особенно членам семьи, даются рекомендации, как они должны встретить жертву, как должны к ней относиться. Чтобы не углублять психическую травму детей, ставших жертвами преступлений, и их родителей, им в ходе предварительного расследования необходимо оказывать психологическую помощь. На курсах повышения квалификации полицейских чиновников, работников прокуратуры и судей обучают тому, как надо общаться и вести себя с жертвами преступлений.

Центры помощи жертвам преступлений ведут также вспомогательную работу в общине. С помощью лекций и бесед в школах, на предприятиях, в органах власти и в различных группах населения работники этих центров стараются предотвращать виктими-зацию. Людям объясняют, как надо реагировать на виктимиза-цию, когда сам человек или кто-то из его ближайшего окружения становится жертвой преступления. Организуются информационные сообщения в прессе, по радио и телевидению. Принимаются меры к защите от падких на сенсации средств массовой информации. И наконец, центры помощи проводят курсы обучения приемам самообороны.

Опасности для виктимологии и угрозы с ее стороны

Виктимология еще молодая наука: необходимость помощи жертвам преступлений была осознана сравнительно недавно. Но уже сегодня видны серьезные опасности для виктимологии и угрозы с ее стороны, что вызывает необходимость дать на этот счет четкие разъяснения. Если постоянно драматизировать или эмоционально нагнетать случаи криминальной виктимизации, то в обществе образуется избыток этой реакции и усилится его агрессивность против преступников. Ресоциализация последних будет затрудняться. Вместе с тем именно через возмещение вреда жертве и через ресоциализацию преступника возможно достижение общественного правопорядка, нарушенного преступлением. Викти-мологи не возражают против ресоциализации правонарушителей, наоборот — они требуют этого. Уже из того факта, что виктимология исследует сопричастность жертвы к возникновению противоправных деяний, легко возникает неверное представление, будто она стремится обвинить жертву. Об этом не может быть и речи. Возможную сопричастность жертвы изучают только для того, чтобы найти необходимые для жертвы меры предупреждения деликта. Жертву нельзя рассматривать исключительно как единичное явление, как индивидуализированный феномен. Криминальной виктимизации могут подвергнуться и целые социальные меньшинства. Примерами этого являются факты геноцида против армян в Турции в первую мировую войну и против евреев в Ге-

рмании во время второй мировой войны. Еще одним примером служит истребление индейцев в Америке. Виктимология стремится непредвзято проанализировать социальные процессы виктимизации этих социальных меньшинств и выявить возможную сопричастность (но не виновное соучастие) жертв к этим процессам, чтобы разработать меры предупреждения, которые позволили бы стороне, оказавшейся под угрозой виктимизации, не допустить нового геноцида.

Методологически неправильно слишком ограничивать викти-мологию только исследованиями отношений между преступником и жертвой или поиском внешних признаков виктимизации, Виктимология—это не только описание и учет фактов и факторов, но еще и анализ. Когда, например, речь заходит о повторной виктимизации, то указания на такие внешние признаки этого рецидива, как низкий доход или плохое образование жертвы, недостаточны. Куда важнее выявить основные черты личности и характер процесса взаимодействия при повторной виктимизации, чтобы определить степень предрасположенности к рецидиву и на этой основе прервать процесс интеракции. Кроме того, определенную угрозу представляет собой и слишком усердное выявление жертв преступности. Так, жертвой общества объявляют полицейского, поскольку он-де работает в очень плохих условиях и поскольку общество относится к нему пренебрежительно. И преступник, недостаточно обеспеченный в экономическом плане, тоже якобы является жертвой общества. Заключенный в тюрьме— жертва органов лишения свободы (из-за плохого отношения персонала тюрьмы, из-за перенаселенности, плохих санитарно-гигиенических условий и условий труда) или жертва своих же сокамерников (материальная эксплуатация и половые злоупотребления). Все эти явления существуют на самом деле. Но называть полицейских, преступников и заключенных жертвами общества нельзя, ибо это не создает для нас никакой перспективы. В конце концов, критика виктимологии за «отсутствие теории» большой пользы не приносит, как ничего не дает и клеймение виктимоло-гов «обскурантистами» или их деление на «симпатизирующих» и «не симпатизирующих» жертвам, так же как и их противопоставление себя научным оппонентам. Полемика не может заменить ни теорию, ни доказательную аргументацию.

1. Статья 84 Оплата медицинских услуг 1
2. Зависимость уровня развития межличностных отношений в подразделении от близости ценностных ориентаций
3. пространственная организация территории объединения природных строительных и архитектурных компонентов
4. Восточные крессы окраины
5. і Благо неекономічне є в необмеженій кількості
6. Статут Казимира Великого
7. ТЕМАТИКЕ ТЕМА-Элементы линейной и векторной алгебры Выполнил- студент 211 класса П
8. Первый закон Ньютона
9. Бенедикт Спиноза и его философские воззрения
10. ЛАБОРАТОРНАЯ РАБОТА ИССЛЕДОВАНИЕ СТОЛКНОВЕНИЯ ШАРОВ ЦЕЛЬ РАБОТЫ- проверка выполнения законов сохран
11. Электродвигатели постоянного и переменного тока
12. Револьвер системы Нагана Револьве~р систе~мы Нага~на наган револьвер разработанный бельгийским
13. реферат дисертації на здобуття наукового ступеня кандидата технічних наук Харків ~ Дисерт
14. кріпосницький і національнорелігійний гніт
15. Основы экономической теории для студентов 2 курса всех специальностей Понятие экономика
16. И отретъ Богъ слезу съ очей ихъ и смерти не будет уже; ни плача ни вопля ни болезни уже не будетъ; ибо прежнее
17. е место среди мужчин и 13е ~ среди женщин
18. хозяйственной деятельности на основе достижений научнотехнического прогресса эффективных форм хозяйство
19. Задание на проектирование3 2
20. Финансы Б База данных это -совокупность хранящихся взаимосвязанных данных организованных по

Материалы собраны группой SamZan и находятся в свободном доступе