Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
I
— Мы точно не знаем, но люди с такими травмами жили около года, — доктор тихо обошёл мою постель и подошёл к выходу: — В любом случае, мы уже готовы испытать на вас наше новое устройство. До встречи.
Он вышел из палаты, захлопнув за собой дверь. Я же остался наедине с самим собой доживать свой короткий остаток жизни. Я бы мог, конечно, пройтись в последний раз по этому славному городу, в котором стёрлись уже тысячи моих воспоминаний. Я бы мог пробежаться ещё раз по тем тесным улочкам, на которых когда-то ходил рядом со своей любимой… Почему-то она была всего одна, хотя я так много прожил. Я ещё раз перед смертью поплавал бы в том бездонном озере, в котором мои дети когда-то купались. Я бы мог увидеть сны, в которых счастье никого не волнует, волнует именно этот короткий миг сна, плавно возникающий в момент быстрых движений глаз перед пробуждением; перед тем, как мы возвращаемся в нашу реальность. Я бы, наверное, мог всё это сделать, если бы не был младенцем…
II
Мне уже семьдесят пять лет. Мир за это время сильно изменился, однако страхи прошлого до сих пор остаются где-то внутри моего организма. В детстве я мог умереть. Но меня спасли… Какой-то доктор, точнее учёный, предложил вылечить мою болезнь. Мои родители постоянно скрывали от меня моё детское прошлое, поэтому однажды я смог его узнать. Я добрался до записей этого доктора — он уже умер тогда. Говорят, что его долго искали после какого-то неудачного эксперимента и нашли…
Мне было пятьдесят, когда впервые я прочёл это. И мне показалось, что страх окутал моё тело и мой организм. Мне казалось, что я умираю. Я отчётливо вспомнил своё младенчество: эти толстые стеклянные стенки, эти лица учёных или врачей, этот доктор…
III
Когда я очнулся здесь в первый раз, мои мысли были спутаны: я, тот старик, который недавно умер, оказываюсь здесь, в этой белой комнате, рыдающим младенцем… … … … … … … … … … … … … … которого окутывает страх, серьёзно долбя по лёгким и участку где-то недалеко от сердца. Мне показалось, что я умираю вновь — я зарыдал!.. Потом вся эта боль пронеслась по мне ещё несколько раз… Мне стало невыносимо больно и страшно… (!) однако резко что-то изменилось — боль исчезла…
— Анестезию ему! — слышалось откуда-то сверху, но глаз я открыть не мог. Мне показалось, что я заперт где-то:
— В коробке? — я начал слышать свои мысли, рассуждая над тем, что происходит. Я не знал, что творится со временем, ведь его, казалось, было очень много или же не было вовсе! Моё сознание резко притупилось, но та боль исчезла, и пришло понимание, что я — младенец.
Каждый раз, когда я просыпался, с моих глаз, кажется, катились слёзы. Я очень чётко слышал плач, свой детский плач. Но я не мог остановиться… Я не хотел вновь умирать! Но со временем жизнь здесь мне стала казаться ненастоящей.
Боль!..
IV
Я не помнил уже, как меня звали, но я видел ясно, как прямо на меня ехал грузовик. Я сразу же вспомнил свою маму и своего отца. В этот момент моё тело слегка коснулось бампера этой огромной машины. Моя первая любовь. Кость в ноге сильно хрустнула, и мне стало очень больно — я закричал. Воспоминания о первой крупной ссоре с мамой: я кинул от злости стул, который сломался — мы его так и не починили. Коленная чашечка рассыпалась на мелкие осколки. Моё первое падение со скейта — я тогда подвернул ногу, кажется. Лицо задевает лобовое стекло. Мой первый поцелуй. Мои зубы рассыпаются по лобовухе, которая трескается вместе с моей челюстью. Первая драка — сломан нос. Мой глаз выбивает осколком стекла; челюсть уже не работает, но крик всё же вырывается. Моя первая группа — играю на гитаре. Мои руки ломаются, а из черепа вылетают куски мозга. Мои первые эксперименты с наркотиками. Моё горло режет осколками, а лёгкие перестают дышать. Сердце уже не бьётся. Вновь…
III. Младенчество
Я опять заплакал.
«Что это за место? Почему я здесь? Это сон?.. Почему я ничего не могу произнести? Куда все торопятся?.. Нужно поспать».
— Он проснулся?
— Кажется, он всё ещё спит, но в мозге есть реакция на наши слова.
— Хорошо. Потому что я должен ему кое-что сказать. Вы можете идти.
Я услышал стук каблуков, которые медленно отдалялись за плавно закрывающейся дверью. Глаза я открыть не мог. Или не хотел. Я не понимал этого.
— Привет. Как ты?
«О, господи. Ты думаешь, я смогу тебе ответить?» — промелькнуло у меня в голове, после чего я неожиданно услышал это:
— Я попытаюсь просто понять, что ты хочешь сказать. На компьютере видны реакции деятельности твоего мозга, которые конвертируются в код. На экран выводятся образы и примерная интерпретация этих образов в форме текста. Сейчас, например, ты ощущаешь себя младенцем, — мне показалось, что в этот самый момент он посмотрел на меня, и я ощутил лёгкую радость от его тёплого взгляда. Он повторил: — Сейчас ты ощущаешь себя младенцем. Это хорошо. Есть чувство присутствия в настоящем. Иногда мы видим жизнь, которая возникает в твоей психической реальности, в снах или в другом пространстве. Пока что мы недостаточно хорошо изучили этот феномен. Однако наши эксперименты…
Доктор резко остановился и ещё пристальней посмотрел на младенца:
— Тебе сложно понять это, наверное, ты же ещё такой маленький…
— Доктор, я уже прожил достаточно жизней.
Он удивился такому ответу, однако быстро продолжил:
— Отлично. Значит, наш эксперимент, можно сказать, удался! Однако меня интересует пока что один вопрос: что ты чувствуешь в момент смерти?
— Это очень больно... Я бы не хотел вновь и вновь умирать, но выбора, кажется, у меня нет?
— Выбор есть всегда. Мы учёные. Мы не маньяки, которым нравится смотреть на страдания своей жертвы. А вы не жертва. Вы счастливчик, в каком-то смысле.
— Я ведь даже не жил…
— Вы живёте… У нас вы уже около года… — доктор посмотрел на показатели пульса, на реакцию самого мозга: пульс был в порядке, а мозг работал, как и прежде — удивления не было.
— Я знаю, что нахожусь здесь уже сравнительно долго. Но я помню лишь четыре своих жизни. Сколько их было на самом деле?
Здесь удивился доктор. И улыбнувшись, сказал:
— Я и не думал, что вы такой интересный испытуемый. Вы смогли сохранить воспоминания о четырёх жизнях?
— Да. Но иногда воспоминания перемешиваются. Особенно в той реальности.
Глаза доктора стали ещё более круглыми, а брови сиганули вверх:
— То есть, когда мы вас погружаем, вы понимаете, где находитесь?..
— Последний раз я всё осознавал. В другие разы были лишь какие-то вспышки. Обычно перед смертью. Осознание того, что я проснусь здесь, меня успокаивало.
Доктор задумался, а потом покосился на какой-то график. Он сделал глубокий вдох и спросил:
— То есть умирать вы теперь не боитесь?
— Нет. Но и желания умереть ещё раз тоже не возникает. Однако я всё равно жду следующего погружения.
Напряженное лицо доктора исчезло, и появилась лёгкая улыбка; она немного успокаивала, конечно, однако что-то пугающее в ней тоже было.
— Ещё одно погружение будет, но сейчас вам придётся дать мне интервью. Это очень важно. Вы же понимаете? — он постоянно ходил, пока говорил это, но теперь резко остановился. — Господи… Я говорю с младенцем.
— Это всего лишь оболочка, доктор. Я давно уже не младенец.
Доктор опять помутнел. Ему было жалко смотреть на это порванное тело ребёнка. Толстое стекло хоть и защищало дитя от инфекции, оно не могло дать ему настоящей жизни. Доктор посмотрел на монитор: там постоянно мелькали какие-то цифры, буквы, линии — младенец засыпает.
— Я смогу изобрести машину времени! — кричал какой-то ребёнок, пока другие дети отчаянно пытались догнать его, бегая за ним вокруг аккуратно сложенных дров.
— Ты сначала бегать научись, чтобы тебя не поймали! — кричал другой ребёнок и ударял этого по спине. Было не больно. Точнее, боль эта, если и была, она не ощущалась так сильно, как тогда, когда отец лупасил его после очередной четвёрки.
— Я что, дурака что ли вырастил? Кому нужны твои четвёрки?! В институтах их не примут! Получай, скотина!
Даже эту жизнь я любил. Однако я не помню, смог ли оправдать ожидания отца.
Я открыл глаза. Доктор стоял рядом и подписывал какие-то бумаги. Он посмотрел на меня и сказал:
— Вы знаете, если мы вас отключим от нашего устройства, ваши воспоминания тут же сотрутся. А дальше вам останется лишь ждать своей смерти, которую вы даже не сможете осознать.
— Я понимаю, доктор. Но я хочу жить. Жить с пониманием и осознанием всего этого.
— Я рад, что именно вы попались нам. Несмотря на то, что вы больны.
— Чем я болен? И есть ли у меня родители?..
— Ваши родители, к сожалению, умерли, поэтому вы теперь ребёнок нашей компании. В момент аварии ваше тело было разрезано на две части. Ваши родители умерли сразу, но вы остались. Врачи долго думали, что с вами делать, ведь такого ребёнка никто бы не взял к себе, а о достойной жизни в нашем обществе и речи не шло. Поэтому наша компания решила взять на себя расходы по вашему существованию. Теперь мы — ваши родители.
— То есть у меня нет второй части тела? Это ужасно… Но я не чувствую боли.
— Ваша боль теперь носит лишь характер кода, который вы видите и ощущаете обычно перед смертью. В тех реальностях вам должно быть так же больно, как в той аварии. Поэтому я и спрашивал вас о том, готовы ли вы дальше продолжать, ведь отключить вас от устройства мы можем в любой момент.
— Я понимаю, доктор. Но пока что я готов служить на благо общества. Если я, конечно, чем-то помогаю.
— Вы — бесценный экземпляр. Это очевидно. Несмотря на внешнюю ущербность… Простите.
— Нет. Я всё понимаю. Я внешне лишь младенец.
— Нет. Вы не понимаете. Нужно поддерживать в вас чувство, что вы тот самый младенец, который может умереть в любую секунду. Иначе вы пропадёте в дебрях собственного разума, и мы уже не сможем с вами общаться. Понимаете?
— Я стараюсь, доктор. Однако меня тянет к тем жизням. Они были такими реальными.
— Я знаю. Их создало ваше живое воображение. От нас требовалось лишь внушить вам чувство, что вы продолжаете жить; что вы обычный. Когда вы сможете подробней рассказать о том, что помните?
— Мне нужно поспать, доктор. Я быстро утомляюсь.
— Понимаю. Вы можете спать.
Небо обволакивало всё видимое пространство, а я был лишь какой-то центральной точкой в этой непонятной мне вселенной. Моё настроение, подобно мазкам на холсте, высвечивалось на этом пока ещё радужном небе. Краски были тёплые, однако сомнения делали меня холодней. Я попытался пройти вперёд, но ничего не изменилось. Время будто стояло на месте. Как и я. Я побежал вперёд со всей силы, но ощущения того, что я двигаюсь, не было. Небо же в это время лишь тихо меняло свою окраску. Я, подобно хамелеону, был абсолютно незаметен среди этих однообразных и одинаковых пейзажей, которые лишь иногда могли вырисовывать что-то похожее на жизнь. Я попытался закричать куда-то в сторону, потом вверх — крик был мне не слышен. Мне казалось, что я лишь маленькая точка, через которую в этот мир проливался свет. И через этот свет я видел и это небо, которое было разукрашено моим настроением, и эту ровную поверхность, которая отражала, подобно зеркалу, небо. Моего отражения не было. Небо вновь преобразилось. Стало холодно.
Я не понимал, иду я или стою на месте. Однако цвет неба всё время менялся, а сплошные краски постепенно становились похожи на что-то понятное, чёткое. Из трёх цветов появился ещё один. А потом ещё. И ещё. В итоге каждый атом, казалось, переливается сотней тысяч оттенков темноты и чего-то яркого. Я первый раз смог вдохнуть…
Моё дыхание было плавным и очень тихим, но в то же время я ощущал всю мощь, которая исходила из меня в этот мир. Кажется, подул ветер. Что-то похожее на тонкие линии, которые поднимались вверх, начали немного шевелиться, выставляя себя живыми. А я, похоже, просто плыл по этому течению.
— Куда я направляюсь?
Пейзажи неустанно менялись. Я видел все эти леса, моря, небольшие одинокие островки где-то далеко в океане. Я видел животных, которые плавали, бегали, прыгали, скакали, лазали и просто ходили. Всё это великолепие ослепляло моё тело и весь мой организм. Я впервые смог осмотреться по сторонам и понять, что время движется не только вперёд. Жаль, что в прошлое я могу посмотреть лишь через призму реальности и воспоминаний, которые сохранились в моей голове. Я уже забыл о многом. И жаль, что я о многом забуду. Когда-то.
IV
В этот раз я смотрел на неё достаточно долго, чтобы она наконец-то почувствовала этот мой взгляд и обернулась. Свет Луны делал её ещё прекрасней, однако кто-то опять смог нарушить эту простоту, закричав:
— Домой-то когда собираешься? Бегом давай! — её отец жутко не любил меня. Наверное, он знал, что когда-нибудь я заберу её. Навсегда!
Она поднялась со скамейки и молча поцеловала меня в губы. Я понял, что готов быть с нею всю свою жизнь. А что было дальше?.. Разные институты, разные города, а потом и вовсе разные страны. Мы разъехались максимально далеко друг от друга, и шансы вновь встретиться вовсе исчезли, однако в нашем мире шансы выстраиваются по-другому. Земной шар заранее предопределил своими вращениями наше свидание, которое произошло в совершенно неожиданном месте.
— Ты мне сегодня снилась, — отвечал я словами на её ласки. Руки её, подобно морским волнам, бродили по моему телу, жаля моё сердце, которое билось всё сильней. Мы оказались на окраине забытого всеми города: когда мы были детьми, она говорила, что очень сильно желает сюда попасть. Я же купил здесь домик с надеждой на то, что она однажды появится в этом месте. Так случайность ли это?.. Я ждал её здесь около тридцати лет, которые провёл в гордом одиночестве, став местным учителем. Я не радовался этой профессии, однако со временем понял, что это дело всей моей жизни. Когда местные поразъехались, а я уже второй месяц сидел на скамейке во дворе своего дома, из-за холмов показалась какая-то машина. В таком месте машины были редкостью, но даже те, которые проезжали, приносили, скорей, уныние, чем ту радость, которую я испытал, увидев именно эту машину.
Когда одиночество сковало меня и моё тело, которое уже стало медленней передвигаться, появился этот оазис. Лишь в шестьдесят лет я познал истинность любви, оставшуюся где-то там, в молодости. Свет Луны делал её ещё прекрасней на фоне этих пустых полей, тянувшихся на сотни километров в сторону горизонта. Ощущения, что мы вновь стали молодыми, укреплялись нашими объятиями и поцелуями, которые омывали наши тела и нашу душу, казалось, общую, одну на двоих.
Я наконец-то был счастлив.
III
— Пульс?
— Очень слабый! Тридцать ударов, двадцать восемь! Семнадцать! Всё…
Белая линия тянулась далеко в бесконечность, угаснув лишь тогда, когда прибор был выключен.
— Время смерти?
— Пять тридцать!..
— Записывайте как «Эксперимент под номером 38».
— Хорошо, доктор.
Он в последний раз поглядел на этого малыша и на этот кабинет, большое круглое окно которого почти упиралось в белую стену. Где-то сбоку была видна часовня. Скоро её снесут…