Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
OCR Nina & Leon Dotan ldnleon@yandex.ru (09.2002)
ldn-knigi.narod.ru ldn-knigi.russiantext.com
{00} - № страниц, наши примечания - текстом меньше, курсивом.
Содержание в начале и в конце.
Генерал А. И. СПИРИДОВИЧ
Великая Война
и
Февральская Революция
1914 -1917 г. г.
Всеславянское Издательство
Нью-Йорк
1962
Этой книгой заканчивается труд генерала А. И. Спиридовича о пе риоде русской истории от 1914 г. до 1917 г., столь роковом для судеб всего мира.
Если этот, мы бы сказали, дневник деятеля той эпохи, очень близко наблюдавшего политическую жизнь России, не претендует на степень исторического исследования, то, несомненно, он является очень ценным материалом для будущих историков, тем более, что объективность и точность автора вне сомнения.
Настоящим приносим глубокую благодарность вдове генерала Спири довича, Нине Александровне, предоставившей нам право опубликования этого бесспорного документа о трагических днях нашего Отечества.
Нью Йорк, 1961.
Глава XXVII.....................................................................................................11
Глава XXVIII....................................................................................................33
Глава XXIX......................................................................................................59
Глава XXXI......................................................................................................91
Глава ХХХII...................................................................................................105
Глава ХХХШ.................................................................................................119
Глава XXXIV.................................................................................................135
Глава XXXV...................................................................................................153
Глава XXXVI..................................................................................................167
Глава XXXVII................................................................................................185
Глава XXXVIII...............................................................................................205
Глава XXXIX..................................................................................................223
Глава XL.........................................................................................................237
Глава XLI.......................................................................................................255
Глава XLII......................................................................................................269
Глава XLIII.....................................................................................................285
Глава XLIV.....................................................................................................305
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
— Случай с Бьюкененом. — Родзянко оскорбляет Протопопова. — 1917 год, январь. — День Нового Года. — Перемены в Госуд. Совете. — Слухи. — Принесение поздравлений Его Величеству. — Предложение в Тифлисе короны В. К. Николаю Николаевичу через Хатисова. — Настроение в Петрограде. — Во дворце. — Сплетни в Собственном полку. — Осведомленность Государя. — Приемы. — Доклады Покровского, кн. Голицына, пр. Ольденбургского, Родзянко, Самарина, Пильца, Клопова и В. Кн. Михаила Александровича. — Просьба премьера Голицына об увольнении Протопопова. — Адрес Новгородского дворянства. — Действия пра вых. — Н. А. Маклаков. — Записка Говорухи-Отрока. — Роль Щегловитова. — Записка „достойная внимания". — Огношение Го сударя к разным давчениям. — Беседа Государя с С. С. Кострицким. — Государь и Гос. Дума. — Спокойствие Государя и чем оно обуславливалось. — Императрица и ее мнение о виновниках сму ты. — Новые министры. — Прием высших военных. — Прием адмирала Кедрова. — Проект вызова кавалерии. Вызов Гвардей ского Экипажа. — Жизнь Царской семьи — А. А. Вырубова на жительстве во дворце. — Роль А. А. Вырубовой. — Царь и родные. — Принц А. П. Ольденбургский. — Приезд принца Карола Румын ского. — Приезд миссии союзников. — Царица и Германия. — Го сударь и планы о победе.
{13} Новый 1917 год начался тревожно. Интересующиеся по литикой прочли в газетах о важных переменах в Гос. Совете. Председателем был назначен б. министр Юстиции Щегловитов, человек умный, ученый, большого опыта, железной воли, ненавидимый левыми кругами и евреями. (Щегловитов Иван Григорьевич [13(25).2.1861 — 5.9.1918], государственный деятель в царской России. Помещик Черниговской губернии. Окончил училище правоведения (1881), с 1894 прокурор Петербургского окружного суда; с 1903 обер-прокурор уголовного кассационного департамента Сената. В 1905 был обвинителем Ивана П. Каляева. В 1906 — июле 1915 министр юстиции. Один из организаторов третьеиюньского государственного переворота 1907, сподвижник и правая рука П. А. Столыпина, покровитель «Союза русского народа» (при непосредственном участии Щ. было организовано дело Бейлиса). В 1915 Щ. председатель монархического съезда. В 1917 при содействии Г. Е. Распутина назначен председателем Государственного совета. В первые дни Февральской революции 1917 заключён в Петропавловскую крепость. Расстрелян по приговору ревтрибунала. – из Энциклопедии – ldn-knigi).
Зимою 1915 г. он председательствовал на происходившем в Петрограде мо нархическом съезде. Был председателем правой группы Гос. Совета. „Ванька Каин" для левых, он был надеждой для пра вых. Выступая в 1916 году, однажды, в Гос. Совете, Щегловитов так выразился про тогдашнее правительство: „Пара литики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя, борются с эпилептиками революции". С осени уже шли слухи о вы движении Щегловитова на крупный пост. К сожалению его не назначали председателем Совета Министров, пост который он, по праву и с пользой для России, должен был занимать в то беспокойное критическое время.
Состав Гос. Совета по назначению был пополнен лицами молодыми, твердо консервативного направления. В некото рых из них узнавали ставленников Щегловитова. Несколько престарелых членов Совета были освобождены от присутствования в Совете.
Был исключен и товарищ председателя Голубев, не остановивший в свое время зарвавшегося в своей речи Таганцева. В этих переменах видели усиление правого сектора Гос. Совета, желание найти в нем действительную опору для правительства и Монарха. Волновались и злосло вили и политиканы и все, задетые происшедшими переме нами.
В высших кругах захлебывались рассказами о высылке В. Кн. Николая Михайловича. В этом видели угрозу по адре су тех членов Императорского Дома, о которых в последнее {14} время ходили разные легенды. Некоторые, зная В. Князя, только как болтуна, находили высылку слишком строгой ме рой и обвиняли за нее, конечно, Царицу.
Новогодний Высочайший прием принес две сенсации. При нимая поздравление дипломатов, Государь очень милостиво разговаривал с французским послом Палеологом, но, подой дя к английскому послу Бьюкенену, сказал ему, видимо, что-то неприятное. Близстоящие заметили, что Бьюкенен был весь ма смущен и даже сильно покраснел. На обратном пути поездом в Петроград, Бьюкенен пригласил к себе в купе Мориса Палеолога и, будучи крайне расстроенным, расска зал ему, что произошло во время приема. Государь заметил ему, что он, посол Английского Короля, не оправдал ожида ний Государя. Что в прошлый раз на аудиенции Государь поставил ему в упрек, что он посещает врагов Государя. Теперь Государь исправляет свою неточность. Бьюкенен не посещает их, а сам принимает их у себя в посольстве. Бьюке нен был и сконфужен, и обескуражен. Было ясно, что Госу дарю стала известна закулисная игра Бьюкенена и его сноше ния с лидерами оппозиции.
Вторая сенсация заключалась в том, что, встретившись во дворце, Родзянко демонстративно не подал руки Прото попову, когда последний подошел к нему поздороваться. Одни злорадствовали, другие находили, что Родзянко посту пил невежливо по отношению того высокого места, где по зволил себе эту выходку. Их Величества порицали Родзянко и находили его поступок неприличным. Даже дворцовые ла кеи находили, что Родзянко не умеет себя держать во двор це.
**
*
В тот первый день Нового Года, на далеком Кавказе, в Тифлисе, оппозиционные заговорщики сделали первый шаг по предложению короны Великому Князю Николаю Николае вичу. Тифлисский городской голова, Александр Иванович Хатисов, которому, как указано выше, князем Львовым было предложено переговорить по этому поводу с Великим Кня зем, вернулся к праздникам в Тифлис. Вот как произошло {15} это знаменательное событие, как рассказывал мне лично поз же (10 декабря 1930 г., в Париже) сам А. И. Хатисов, у него на квартире, в гостиной, где, на камине красовался портрет б. Наместника Кавказа графа Воронцова-Дашкова.
На первый день Нового Года было назначено принесение поздравлений Великому Князю во дворце. Когда очередь дошла до Хатисова, он принес поздравление и просил Вели кого Князя дать ему аудиенцию по важному делу. Великий Князь предложил приехать в тот же день, часа через три, когда разъедутся все поздравляющие. Хатисов поблагода рил и уехал домой. Он, конечно, очень волновался в ожида нии приема, но вот какие соображения подбодряли его. Он пользовался в известных кругах Кавказа влиянием и это знал Вел. Князь и придавал этому большое значение. Хатисов же знал, что Вел. Князь в опале, враждебно относится к Царице, порицает Государя и заискивает перед общественностью, пе ред оппозиционными кругами. Все это подбодряло.
В назначенный час Хатисов явился во дворец. Его попро сили в кабинет Вел. Князя. Поздоровались. Великий Князь занял место за письменным столом и предложил Хатисову сесть. Хатисов попросил разрешения говорить откровенно. Великий Князь разрешил. Хатисов доложил подробно о при нятом в Москве решении представителей общественности: для спасения страны, устранить Императора Николая Алек сандровича от престола и предложить корону Вел. Князю Николаю Николаевичу.
— Признаюсь, — говорил мне Хатисов, — я очень сна чала волновался и с большой тревогой следил за рукой Вел. Князя, который барабанил пальцами по столу около кнопки электрического звонка. А вдруг нажмет, позвонит, прикажет арестовать... Но нет, не нажимает... Это подбодрило.
Хатисов доложил, что Императрицу Александру Федо ровну решено или заключить в монастырь, или выслать за границу. Предполагалось, что Государь даст отречение и за себя и за Наследника. Хатисов просил Вел. Князя ответить, как он относится к этому проекту и можно ли рассчитывать на его содействие, так как он должен сообщить ответ князю Львову.
{16} Великий Князь выслушал доклад и предложение спокой но. Он не высказал ни удивления и никакого протеста против проекта низвержения царствующего Императора. Великий Князь находил, что престиж Государя весьма подорван, но Великий Князь сомневался в том, примет ли сочувственно „МУЖИК" низвержение царствующего Императора, поймет ли „МУЖИК" смену Царя. Это было первое замечание Вел. Князя. Второй же вопрос, возникший у Вел. Князя был сле дующий: как отнесется «АРМИЯ» к низвержению Государя. Желая разобраться в этих двух вопросах и желая, как он выразился, „и подумать, и посоветоваться с близкими людь ми", Великий Князь просил Хатисова приехать за ответом через два дня.
3 января Хатисов вновь явился во дворец. На этот раз Вел. Князь принял его в присутствии генерала Янушкевича. Великий Князь заявил Хатисову, что подумавши, он решил отказаться от участия в предложенном ему деле. И вот по каким мотивам. По его мнению, народ, т.е. „МУЖИК" и „СОЛ ДАТ" не поймут насильственного переворота и он не найдет сочувствия и поддержки в „АРМИИ". Великий Князь просил высказаться генерала Янушкевича и генерал кратко ответил, что и по его мнению солдаты не поймут насильственного переворота. Генерал смотрел в свою записную книжку и го ворил, что армия включает не то десять, не то пятнадцать миллионов. Он делал какие-то подсчеты. На прощанье Вел. Князь пожал Хатисову руку, дружески с ним распрощался и Янушкевич. Хатисов послал князю Львову условную телеграм му об отрицательном ответе такого содержания: „Госпиталь открыт быть не может". Заговорщический центр с князем Львовым окончательно остановился теперь на замещении пре стола Наследником Алексеем Николаевичем при регенте Михаиле Александровиче.
Об этом Тифлисском эпизоде ни министр Внутренних дел Протопопов, ни Дворцовый комендант тогда не знали. Но А. И. Хатисов заверял меня, что, будто бы, перед самой революцией о нем был осведомлен Государь. Я не нашел подтверждения этому.
{17} Сам Великий Князь никакого предупреждения Его Вели честву не сделал.
Элемент измены Монарху, да еще Верхов ному Главнокомандующему во время войны в поведении Великого Князя, был налицо уже в тот момент. Эта измена, как увидим ниже, претворится в реальное действие ровно через два месяца; она подтолкнет на измену еще некоторых главнокомандующих армиями и сыграет главную роль в решении Императора Николая II отречься от престола.
**
*
Петербург кипел тогда всякими сенсационными слухами. Была предреволюционная горячка. Кое-что из конспиратив ных заговорщичьих кружков, хотя и в искаженном виде, но проникало в гостиные и кулуары Г. Думы. Из Москвы шли самые сенсационные слухи. Чуть не открыто говорили, что Государя принудят отречься. Имя будущего регента — Вел. Князя Михаила Александровича произносилось громко. Шел слух, что Вел. Кн. Мария Павловна приняла у себя его морга натическую супругу, как жену будущего регента... Все ждали какой-то развязки.
Тревожные слухи проникали и в Царскосельский дворец. Там атмосфера была тяжелая. „Точно покойник в доме" — выразился один, часто бывавший там, человек. Царица почти все время лежала. Е. В. казалась измученной и физически, и нравственно. Дети, слыша многое по секрету от окружающих, тревожно посматривали на родителей. Среди ближайших при дворных царила тревога, доходившая у некоторых дам до предчувствия катастрофы. Скептически грустно был настро ен престарелый граф Фредерикс. Не раз заговаривал он о тщетности жизни и о том, что хорошо бы было покончить ее сразу, приняв хорошую, но верную дозу яда. По-стариковски, по-родительски, любя, предупреждал он Государя и, как всегда, его ласково благодарили и только. Верный слуга, адмирал Нилов уже давно потерял веру во всё. В своем домашнем кругу он бранился, а с друзьями не переставал повторять: „будет революция, нас всех повесят, а на каком фонаре висеть — всё равно". Он тоже ведь предупреждал Государя о заговоре, но его уже давно перестали слушать.
{18} На женской половине против него велась сильная интрига. А. А. Вырубова и Н. П. Саблин были очень против него. Толь ко личное заступничество Государя спасало его.
Только не вмешивавшийся ни во что, что не касалось его части, обер-гофмаршал граф Бенкендорф казался невоз мутимо спокойным. Да Дворцовый комендант Воейков по зировал самоуверенностью и всезнанием. О конкретных за говорах он ничего не знал. Он настолько верил заверениям Протопопова, что всё благополучно, а что если что и слу чится, то будет предупреждено и пресечено своевременно, что даже уехал в январе на неделю в свое имение в Пензен скую губернию. А, между тем, настроение было нехорошее даже и в Собственном полку.
В те дни, живший в Царском Селе Н. Ф. Бурдуков был однажды в гостях у богатого коммерсанта. Были там и офицеры Собственного полка. Улучив минуту, хозяин дома от вел Бурдукова в свой кабинет и с тревогой предупредил его. Видимо, положение очень плохо. Сидящие у него офицеры так резко порицают Императрицу. Они говорят, что Царица виновница всего происходящего и что Её необходимо устранить. Хозяин дома, большой патриот, был и поражен, и сму щен.
Н. Ф Бурдуков на другой же день отправился к помощ нику Дворцового коменданта генералу Гротену и передал ему об этом случае. Генерал посоветовал ему поговорить лично с генералом Воейковым.
Дворцовая сутолока последних лет так уронила престиж Царской власти, что в те дни можно было слышать среди придворных служащих: „Ну, что же, не будет Николая Вто рого, будет другой".
При всех, на редкость хороших душевных качествах Государь Николай Александрович редко кого привязывал к себе безраздельно, как Монарх, что и сказалось при пере вороте.
Из ближайшего окружения, этими беспредельно предан ными Государю людьми, были: граф Фредерикс, граф Бен кендорф, адмирал Нилов, князь Долгорукий, {19} генерал Воейков, лейб-медик Боткин. Других, из близкого окружения Государя, я не помню...
**
*
Существовало довольно распространенное мнение, что Государь не знал, что делается кругом. Это совершенно ошибочно. Всякими путями, официальными и неофициальны ми, Государь знал всё, за исключением, конечно, тайной (кон спиративной) революционной работы.
В январе месяце, не считая военных докладов, Государь принял более 140 разных лиц в деловых аудиенциях. Со мно гими Государь обстоятельно говорил о текущем моменте, о возможном будущем. Некоторые из этих лиц предупреждали Государя о надвигающейся катастрофе и даже об угрожав шей Ему лично, как Монарху, опасности.
Так, 3 января министр Иностранных дел Покровский откровенно предупреждал Государя о надвигающейся ката строфе. Он советовал Государю пойти на уступки, сменить Протопопова. Государь ответил, что он сгущает краски, что всё далеко не так плохо и что всё устроится. Покровский просил уволить его, но Царь настоял, чтобы тот остался.
5 января премьер князь Голицын докладывал о тревоге в обществе и о слухах из Москвы о предстоящем перевороте. Он доложил и о том, что в Москве называют имя будущего Царя. Государь успокаивал его и сказал: — Мы с Царицей знаем, что всё в руках Божиих. Да будет воля Его. А ведь это был доклад, очевидно, о планах князя Львова.
Накануне, Вел. Кн. Павел Александрович, делая доклад о гвардии, доложил все-таки о готовящемся государственном перевороте.
7 января Государь принимал председателя Гос. Думы Родзянко. Не участвуя в заговорах тогда против Государя, Родзянко знал о них многое. Лишь за несколько дней перед тем у него было собрание видных общественных деятелей, на котором высказывались самые крайние мнения. Приехав ший из Киева Терещенко, член Г. Думы Шидловский и ге нерал Крымов доказывали необходимость свержения Монарха.
{20} Родзянко доложил Государю, с присущей ему резкостью и прямолинейностью, что „вся Россия" требует смены пра вительства, что Императрицу ненавидят, что Её надо отстра нить от государственных дел, что в противном случае будет катастрофа. Однако, зная многое про подготовляющийся пе реворот, Родзянко не сделал Государю конкретных указаний в смысле лиц. Он лишь настаивал на устранении Царицы, на смене Протопопова, на даровании ответственного министерст ва.
Государь слушал спокойно и спокойно же говорил:
— Дайте факты. Нет фактов, подтверждающих ваши слова.
А фактов, а лиц Родзянко не указывал. Зная о загово рах, Родзянко докладывал о них общими фразами и полу чалась как бы буфонада, нечто несерьёзное. Докладывать же по-полицейски, как надлежало министру Внутренних дел, Родзянко не мог. И Государь попрощался с Родзянко ласко во, не выказав никакого неудовольствия, несмотря на лич ные выпады того против Императрицы.
10 января Московский Предводитель дворянства Сама рин представлялся Государю. Вызванный нарочно в Петро град, он должен был поддержать, подкрепить доклад Родзян ко. И он сделал это честно и откровенно предупредив Госуда ря о надвигающейся катастрофе.
19 января Государю представлялся Иркутский генерал-губернатор Пильц. Его Государь любил по службе в Могиле ве. Пильц был человек гражданского мужества. Он доложил о всеобщем недовольстве, о потере властью престижа, о роз ни в самом Совете министров, о слабости власти. Государь слушал внимательно и закончил беседу заверением, что предстоящей весною всеобщее наступление будет победоносно и всё устроится.
29 января известный Государю старик Клопов, хороший знакомый князя Львова, принятый Государем, убеждал Его Величество пойти на уступки общественности и дать соответ ствующее министерство. Он даже вручил Государю записку по этому поводу. На записку был дан ответ, составленный Гурляндом и подписанный Протопоповым.
{21} В таком же направлении о необходимости пойти на ус тупки не раз говорил Государю в тот месяц и брат, Михаил Александрович. Его инспирировали Родзянко и генерал Бру силов, и, по их просьбе, он передал Государю об общей тревоге, о непопулярности правительства и особенно Прото попова, о желании широких кругов получить ответственное министерство.
Наконец, в конце января вновь выступил и уже официаль но премьер князь Голицын. Желая подготовить почву, он предварительно переговорил с Императрицей и просил Ее Величество поддержать его ходатайство о замене Протопо пова другим лицом. Императрица слушала Голицына вни мательно, но осталась недовольна и поддержки не обещала.
На первом же затем докладе Государю, князь Голицын подробно изложил Государю о полной персональной непри годности Протопопова как министра Внутренних дел, о вреде, который он приносит и о тех осложнениях, которые неизбеж но произойдут из-за него и его политики, как только собе рется Гос. Дума. Государь сказал, что подумает и даст ответ в следующий раз. На следующий раз Государь уже сам на чал разговор о Протопопове.
— Я вам хотел сказать по поводу Протопопова, — на чал Государь. — Я долго думал и решил, что пока я его увольнять не буду.
Князь Голицын пытался переубедить Государя, но успеха не имел.
Выступило с ходатайством и Новгородское дворянство. На очередное его собрание явился, как землевладелец губер нии, М. В. Родзянко. По его инициативе и благодаря его агитации, собрание вынесло резолюцию, в которой обращало внимание Государя на трудность переживаемого времени, под держивало Гос. Думу и предостерегало Государя от лживых советников. Дворянство уполномочило предводителя дворян ства Будкевича доложить лично резолюцию Его Величеству. Но этому помешал Протопопов. Резолюция была доложена им самим и осталась незамеченной. Родзянко рассказывал позже, что за нее был смещен губернатор Иславин. {22} Это неправильно. М. В. Иславин оставался губернатором до рево люции и неизменно пользовался расположением Их Вели честв.
**
*
Все отмеченные выступления имели целью склонить Го сударя на уступки и тем предупредить надвигающуюся ка тастрофу.
В них не хватало только конкретных имен, поли цейской жестокой прямоты и юридической терминологии — умысел, заговор, убийство. Это должны были сделать орга ны Министерства Внутренних дел, а Государю доложить — сам министр Протопопов. Но он этого не делал. По какой причине — остается загадкой.
Но были в то время и люди, которые убеждали Государя не идти на уступки, а бороться с наступающей катастрофой репрессивными мерами. Яркими представителями этого те чения явились: бывший министр Н. А. Маклаков и И. С. Ще гловитов.
Маклаков, после убийства Распутина, написал Государю письмо, в котором указывал на начавшуюся анархию, на на чавшийся штурм власти. Письмо произвело большое впечат ление. Маклакова даже хотели призвать к власти, но он куда-то уехал и дело почему-то расстроилось.
8 января Маклаков был принят Государем. Он передал Государю записку, составленную Говоруха-Отроком, которая являлась как бы дополнением к записке кружка Римского-Корсакова. Записка указывала, между прочим, что введение в России конституции поведет к гибели России. Более пра вые партии будут разбиты левыми, а затем — „Затем на ступила бы революционная толпа, коммуна, гибель династии, погромы имущественных классов и, наконец, мужик-разбойник".
Записка доказывала, что России свойственен лишь Монарх неограниченный и старая народная формула: „Народу мнение, а Царю решение" — является единственно приемлемой для России.
Щегловитов также стоял за борьбу с левой обществен ностью в Государственной Думе, но бороться с ней он {23} хотел посредством правого общественного мнения. С этой це лью, по его мысли, и был обновлен состав Государственного Совета.
14 января Щегловитов представил Государю весьма содержательную записку правых „Русских православных кру гов г. Киева". Давая картину происходящих в стране непо рядков, записка намечала меры к их устранению. То была целая программа борьбы с левою общественностью. Записка была составлена членом Думы священником Митроцким и подача ее наделала много шуму в Думе.
Записка очень понравилась Государю. Его Величество подчеркнул многие места и положил резолюцию: „Записка, достойная внимания". Государь передал записку премьеру Голицыну и ее должны были обсудить в Совете министров.
Эти выступления правых, особенная серьёзность Щегловитова и юношеская запальчивость Маклакова очень встре вожили оппозиционные и революционные круги и подтолк нули их лидеров действовать дружнее и решительней.
**
*
Государь внимательно выслушивал все мнения, как бы они ни противоречили его личным взглядам. Государь был категорически против дарования ответственного министер ства, т.е. против конституции, особенно во время войны. Вот какой произошел у Государя в тот месяц разговор по этому поводу с приехавшим по вызову Его Величества из Ялты в Царское Село личным зубным врачем Е. В., Сергеем Сергее вичем Кострицким.
Зная, что Кострицкий объехал много городов, побывал даже на Кавказе, куда его вызывал Вел. Кн. Николай Нико лаевич, Государь, любивший приходить в кабинет Кострицкого (оборудованный во дворце) и беседовать с ним, спро сил его однажды:
— Что нового, как настроение в стране?
Кострицкий извинился, что будет откровенен и затронет вопросы, которые его по профессии не касаются, рассказал Государю о всеобщей тревоге, о многих непорядках и затруд нениях в тылу. Он высказал предположение, что, может быть, {24} дарование ответственного министерства, о котором все гово рят, и внесло бы успокоение в общество и принесло бы поль зу стране.
Государь помолчал и сказал: — Это выгодно. Кострицкий не понял, удивился. Заметив его удивление, Государь пояс нил, что это, конечно, было бы очень выгодно для Него (Го сударя) лично, так как сняло бы с Него много ответственно сти. И Он заметил, что даровать во время войны ответствен ное министерство Он не находит возможным.
— Сейчас это неблагоприятно отразится на фронте. А вот через три, четыре месяца, когда мы победим, когда окончится война, тогда это будет возможно. Тогда народ примет реформу с благодарностью... Сейчас же все должно делаться только для фронта.
И не раз в те дни Государь говорил с Кострицким об ответственном министерстве и не раз утверждал, что даст его стране, но только по окончании войны.
— Вот закончим войну, там примемся и за реформы, — говорил Государь в те же дни другому лицу, — сейчас же надо думать только об армии и о фронте.
Будучи против дарования конституции во время войны, будучи часто недоволен действиями Г. Думы, Государь, од нако, не поддавался убеждениям тех, кто уговаривал его уничтожить Г. Думу. Вопреки этим советам, Государь пове лел возобновить сессию Г. Думы и Г. Совета с 14 февраля, что было очень не по душе Протопопову.
Когда Протопопов, в отсутствие Г. Думы, убеждал Госу даря подписать манифест о даровании равноправия евреям и об отчуждении земель в пользу крестьян, Государь заявил, что эти вопросы столь важны, что их должны рассмотреть государственные законодательные учреждения.
Государь верил в здравый смысл и патриотизм Г. Думы. Он не допускал мысли, что Г. Дума может пойти на какой ли бо государственный переворот во время войны. Он верил в верность Армии и ее начальников и эта вера еще более успо каивала Его относительно невозможности переворота.
Между тем момент переживался критический. Нужно бы ло иметь председателем Совета министров и министром {25} Вн. дел сильного человека, который, действуя диктаторски, опи рался бы на Г. Думу, как то делал Столыпин до злосчастного дня роспуска законодательных установлений на три дня для проведения его планов.
На несчастье России, Их Величества приняли за такого человека, выдвинутого Гос. Думой ее вице-председателя Про топопова, который буквально очаровал и околдовал Их сво им мистицизмом и обманул Их в полной мере, хвастаясь сво ею смелостью, энергией и пониманием людей и обстановки. Обманул мнимой наличностью тех нужных качеств, которые у него совершенно отсутствовали. Обстоятельство трагиче ское, мало понятное, подлежащее изучению и историка, и психиатра.
Государь беспредельно верил в проницательность, во всезнание и энергию Протопопова. Он верил, что, когда нужно будет, Протопопов примет все предупредительные ме ры и Он не допускал возможности государственного перево рота. И Государь был спокоен в главном.
Но некоторые меры предосторожности Государь, каза лось, стал принимать. Государь стал подбирать министров более по своему вкусу. Был взят новый военный министр ге нерал Беляев, народного просвещения Кульчицкий, путей со общения Войновский-Кригер.
Желая убедиться в настроении армии и флота. Государь принял в январе, как и в начале будущего месяца, ряд высших войсковых начальников. Никаких сомнений в верности армии и флота у Государя не возникало. Армия, гвардия и флот были гордостью Императора Николая Александровича. Он их любил.
Некоторых из этих начальников принимала также и Им ператрица. Она живо интересовалась настроением офицеров и солдат, внимательно выслушивала ответы. 13 января был вызван с моря и приглашен к Высочайшему завтраку началь ник минной дивизии и начальник морских сил Рижского залива Свиты Е. В. контр-адмирал Кедров. Государь показал ся адмиралу усталым и озабоченным. Императрица была в приподнятом настроении. Она много расспрашивала про {26} минную дивизию, вспоминала ежегодную охранную службу ми ноносцев при путешествии в шхерах, приравнивала службу миноносцев к гвардии.
У Государя возник вопрос о вызове в Петроград кавале рийских полков. Около этого вопроса возникло несколько легенд, связанных с именем тогдашнего и.д. начальника штаба Ставки генерала Гурко.
Вот, что рассказал он мне по этому поводу. Генерал Гурко приезжал периодически из Ставки с докладом Его Величеству. Однажды, в январе, Государь вы сказал генералу пожелание вызвать в Петроград для отдыха кавалерийские части с фронта. Для начала Государь повелел вызвать одну гвардейскую кавалерийскую дивизию и одну армейскую, а также Гвардейский экипаж. Таким образом со блюдалась справедливость: вызывались части армии, гвар дии и флота. Генерал Гурко немедленно же сделал предвари тельные распоряжения, отправив телеграммы соответствую щим начальникам, сам же переговорил с командующим Пе троградским военным округом генералом Хабаловым.
Хабалов категорически заявил, что ни в Петрограде, ни в его окрестностях безусловно нет места для расквартировки та кого количества кавалерии. Нет места даже и для эскадрона не только для двух дивизий. Выходило так, что вызванные части пришлось бы рассеять вдали от столицы, по дерев ням, что в сильную стужу отразилось бы весьма неблагопри ятно на войсковых частях. Хабалов сам лично доложил об этом Государю и Государь на следующем же докладе Гурко отменил свое первое повеление, высказав сожаление, но под твердил повеление, дабы был вызван Гвардейский экипаж.
О предупредительном, полицейском характере предполагав шейся меры Государь не говорил; не говорил ничего в этом смысле и Протопопов. Это разъяснение генерала Гурко о причине отмены повеления о вызове кавалерии находит под тверждение в словах Императрицы. Разговаривая 23 января с дежурным флигель-адъютантом князем Эристовым, Цари ца высказала сожаление, что гвардейская кавалерия не мо жет быть вызвана по недостатку места для расквартирования. Эристов стал доказывать, что кавалерия может быть расквар тирована и его слова показались Императрице настолько {27} убедительными, что Ее Величество порекомендовала ему до ложить об этом Государю. На это кн. Эристов не решился.
Отмена вызова кавалерии подняла сплетни. Говорили, что будто бы какая-то гвардейская часть отказалась идти в Петроград. Передавался этот слух со злорадством. Некото рые из близких Их Величествам лиц считали, что отмена повеления явилась результатом происков некоторых револю ционно настроенных военных в Петрограде. Что генерал Гур ко сыграл в руку заговорщикам, сделал то в угоду своему другу А. И. Гучкову. Надо думать, что генерал Хабалов сде лал свой необдуманный, политически ошибочный доклад под влиянием чинов своего штаба. Конечно, будь в Петрограде в начале бунта несколько кавалерийских гвардейских полков, события приняли бы иной оборот.
Личная жизнь Царской семьи в Александровском дворце после тяжелых событий декабря протекала более спокойно. Государь совершал свою обычную прогулку по парку с кем-либо из дочерей. Однажды даже ездил с дочерьми на мотор ных санях по снегу. Сани-мотор изобрел царский шофер, инженер Кегрес, получивший у нас за войну офицерский чин. Государь очень благодарил Кегреса. В последние годы Ке грес являлся уже начальником целого великолепного гаража, с громадным количеством автомобилей всех видов. Создание князя Орлова.
К завтраку почти всегда был приглашаем кто-либо из посторонних. Так в январе четыре раза завтракал принц Карол Румынский, три раза граф Фредерикс, по разу В. Кн. Михаил Александрович, лорд Мильнер, генерал Кастельно, князь Долгорукий и адмирал Кедров. Из дежурных флигель-адъютантов приглашались: Вилькицкий, Линевич (два раза), Мордвинов (4 раза), Саблин (2 раза) и Сердюков.
После завтрака, в первую половину месяца Государь лю бил заходить побеседовать к зубному врачу С. С. Кострицкому. Он и работал, и жил во дворце. Простота, правдивость и искренность Сергея Сергеевича нравились Государю. Государь любил поговорить с ним о литературе, о людях, о событиях. О многих приближенных говорил с ним Государь откровенно, {28} зная, что собеседник сумеет сохранить в тайне, что следует. Любимый Царскою семьею Крым, красавица Ялта не раз служили темой тех разговоров. Казалось, что Государь так любит Крым и свою Ливадию, что как будто лелеет мечту, отойдя от власти, окончить там свои дни простым человеком, в кругу своей семьи.
По часу и по два просиживал Государь у Кострицкого, крепко жал на прощанье руку и уходил морально отдохнув шим.
— Государь был очень простой и хороший человек. С ним проще всего было говорить. Обо всем можно было гово рить... — вспоминал те беседы Сергей Сергеевич и неизменно прибавлял: — Хороший был человек. И, слушая эти слова, я невольно думал: — да и вы-то, Сергей Сергеевич, хороший человек. Вот почему Государь и приходил к вам и разгова ривал с вами часами. Государь искал доброго, хорошего.
После обеда Государь очень часто читал семье вслух произведения русских авторов. Государь мастерски читал. Е. В. знал отлично русскую литературу, не говоря уже про русскую историю.
Пять раз Их Величества с детьми были вечером в го стях у А. А. Вырубовой, которая, после убийства Распутина, была помещена жить в левом крыле Александровского двор ца. Там обычно бывали в те вечера супруги Ден, Н. П. Саблин и приглашался кто-либо из офицеров, симпатичных для Царской семьи. Бывали: Злебов, Линевич, Салтанов, Чистя ков, Ребиндер, брат Саблина — Александр и генерал Гротен.
Любезная хозяйка приглашала иногда на эти вечера не большой румынский оркестр. Это, конечно, раздражало не которые салоны Петрограда и подавало повод к глупейшим сплетням по адресу Анны Александровны.
Комнаты А. А. Вырубовой были тогда единственным ме стом, где Их Величества, не считая официальных приемов, соприкасались с внешним миром. Через эти двери проникали во дворец всевозможные сведения. Через эту квартиру шла вся предварительная информация от Протопопова.
Значение А. А. Вырубовой за последние два месяца перед революцией {29} недооценивают. Анну Александровну считают обычно недо статочно умной женщиной. В своей книге она сама кокетни чает, называя себя глупой женщиной. Это далеко не так. Луч шим доказательством ее практического ума может служить следующий факт. Во время революции из всех представите лей царского режима, арестованных в Трубецком бастионе Петропавловской крепости, среди которых была А. А. Выру бова и автор настоящих строк, только она одна сумела оду рачить знаменитую Чрезвычайную следственную комиссию Муравьева. Одурачить невинным видом и прелестными свя тыми детскими глазками...
Нет, Анна Александровна была далеко не глупая женщина. Недаром же она продержалась около Императрицы более десяти лет. После убийства Рас путина она еще более сблизилась с Царицей на почитании памяти ушедшего „Друга". Ловкий Протопопов отлично по нял это. Понял, как делец коммерсант, как политикан. Конечно, он обошел ее, обворожив ее своим почитанием ушедшего „Друга", своею, якобы, духовною с ним связью, что было чистейшим шарлатанством. И благодаря Протопопову А. А. Вырубова стала настоящей посредницей между ним, мини стром Внутренних дел и Их Величествами. Через нее сооб щалось всё интересное для Царицы, передавались записки и некоторые документы для ознакомления Их Величеств.
Через Анну Александровну Протопопов был в курсе от носительно настроения Их Величеств, что давало ему ориен тировку и определяло курс действий. Но Анну Александровну Протопопов обставил своей агентурой. Старшая сестра го спиталя А. А. Вырубовой, госпожа Воскобойникова, сдела лась близким человеком Протопопова. К ней в госпиталь при езжал он по несколько раз в неделю. Там получал он сведения про дворец, про Анну Александровну. Там внушал, что нужно передать ей, если он сам не встретит ее. Госпиталь Анны Александровны как бы заменил собою квартиру Рас путина на Гороховой. Протопопов же, шарлатанствуя, разы грывал человека, который духовно общается с Распутиным. Говорили даже о каких-то видениях.
И как раньше А. А. Вырубова поддерживала Распутина {30} перед Их Величествами, так теперь она старалась в пользу Протопопова.
А. А. Вырубова как бы заменила теперь Царской семье и их родственников. Не касаясь переписки, близкие отноше ния поддерживались только с братом Государя, Вел. Кн. Ми хаилом Александровичем. Правда, один раз был очень мило стиво принят принц А. П. Ольденбургский. Ему к Новому Го ду были пожалованы портреты трех последних Императоров, миниатюры, осыпанные бриллиантами на Андреевской ленте. По разу были приняты, по-деловому, Вел. Кн. Кирилл, Борис и Андрей Владимировичи, Константин и Игорь Константино вичи и Вел. Кн. Павел Александрович.
Обычная жизнь двора была нарушена в тот месяц двумя событиями, из которых одно взволновало женскую среду, другое весь Петроград.
Первое заключалось в том, что в Петроград приехал Румынский наследник принц Карол, которого сопровождали: министр Братиано и еще несколько человек. Война изменила принца. Он возмужал, выглядел серьёзным мужчиной. Госу дарь ездил на павильон встречать его. Их Величества прини мали его внимательно. Четыре раза он был приглашен к вы сочайшему завтраку и в его честь был дан обед, на который были приглашены все с ним приехавшие. Шли разговоры о возможности брака с Вел. Кн. Ольгой Николаевной. Родители обеих сторон относились к проекту благожелательно. Принц пробыл у нас с 8 по 17 января, ничего официально объявле но не было и проведение в жизнь проекта как будто было поручено нашему посланнику генералу Мосолову. Великая Княгиня Виктория Федоровна, тетка принца, возвращаясь из Румынии в Петроград, встретилась в Киеве с принцем. Они го ворили о проекте брака. Принц очень желал его, но выска зал сожаление, что в Царском Селе ему не удалось ни разу поговорить с Вел. Кн. Ольгой Николаевной без посторонних.
Второе событие — это приезд на конференцию миссий наших союзников. Их главными представителями явились: лорд Мильнер — Англия, г. Думерг и генерал Кастельно — Франция и г. Чиалоджа — Италия. 18 января тридцать семь {31} участников конференции были приняты Государем. По сло вам Мориса Палеолога, французского посла, Государь не произвел на них того впечатления, которое ожидалось.
Ви димо, Государь показался им очень прост, а требовалась буффонада, трескотня, политическое красноречие. Первые пред ставители были отдельно приняты Государем, а 21 января делегатам был дан парадный обед в Александровском дворце. Императрица по болезни на обеде не присутствовала, но после обеда приняла у себя в салоне главных представите лей. Морис Палеолог утверждает, что Императрица сказала между прочим г. Думергу: — Пруссия должна быть наказа на. В этом нет ничего удивительного. Будучи немкой по рож дению, Императрица не любила Пруссию с ее гегемонией, не любила Императора Вильгельма. Только злоба людская, по литическая интрига, провокация создали клеветническую ле генду о германофильстве Царицы Александры Федоровны.
Работа конференции носила характер хозяйственный. Все военные планы были уже решены раньше. Конференция должна была помочь их осуществлению.
Весною предстояло дружное общее наступление союз ников на всех фронтах. Будет покончено с „дерзким врагом" — мечтал Государь. Сербия, Бельгия будут вознаграждены. Франция получит свои земли. Россия — проливы, Царь-Град. Мечта близка к осуществлению. Весной. И мысль несется к любимой армии, которая укомплектована, усилена и снабже на всем необходимым, как никогда. В Ставку, к войскам тя нуло Государя, но министры удерживали Его Величество, считая, что переживаемый тревожный момент требует его присутствия в столице.
{35}
— 1917 г., с 27 января до отъезда Государя в Ставку. — Осведом ленность Петроградского Охранного Отделения и доклады его Начальника. — Министр Внутренних дел Протопопов. — Отсутствие товарища министра. — Директор Департамента Полиции Васильев. — Рабочая группа Военно-промышленного Комитета в Петрограде. — Арест Группы. — Протекция Гучкова и Коновалова. — Блеф Протопопова. — Начало февраля. — Заговорщицкая группа Гуч кова. — Неудавшийся план цареубийства. — Новый план. — Тре вожные доклады генерала Глобачева. — Беспокойство Протопопова. — Выделение Петрограда в самостоятельную единицу. — Генерал Хабалов. — План охраны Петрограда. — Планы Маклакова и Прото попова. — Меры оппозиции. — Ходатайства Вел. Кн. Михаила Александровича, Георгия Михайловича и Александра Михайловича. — Ссора последнего с Императрицей. — Последний доклад Родзянки. — Государь отказывается от реакционного плана Маклакова. — Слух о конституции. — Обращение к рабочим Милюкова и Хабалова. — Открытие Госуд. Думы. — Революционные речи. — А. Ф. Керенский. — Революционный психоз. — Жизнь во дворце. — Энер гия и работоспособность Государя. — Государь и Вел. Кн. Виктория Федоровна. — Решение ехать в Ставку. — Последние дни в Цар ском Селе. — Прибытие Гвардейского экипажа на охрану. — Отъ езд Государя в Ставку 22 февраля.
Петроградское Охранное Отделение, начальником кото рого был Корпуса Жандармов генерал-майор К. И. Глобачев, подчиненный формально Петроградскому градоначальнику, но в деловом отношении как бы непосредственно министру Внутренних дел, было хорошо осведомлено об общем настро ении и об общем недовольстве в столице.
В докладе министру Вн. дел от 6 января Глобачев писал между прочим: „Настроение в столице носит исключительно тревожный характер. Все ждут каких-то исключительных со бытий и выступлений как с той, так и с другой стороны. Одинаково серьёзно и с тревогой ожидают как разных рево люционных вспышек, так и, несомненно, якобы, в ближайшем будущем „дворцового переворота", провозвестником которо го, по общему убеждению, явился акт в отношении преслову того старца.
Доклад указывал, что всюду идут разговоры о начале террора, что переживаемый момент очень похож на время предшествовавшее первой, 1905 г., революции. Что первою жертвою террора будут министр Народного просвещения или Протопопов, „как главный виновник всех зол и бедствий, испытываемых страной".
„Либеральные партии верят, — говорил доклад — что в связи с наступлением, перечисленных выше, ужасных и не избежных событий, правительственная власть должна будет пойти на уступки и передать всю полноту власти в руки ка дет, в лице лидируемого ими Прогрессивного блока и тогда на Руси все образуется".
Левые же партии доказывали, что власть не пойдет на уступки, что наступит стихийная и анархическая революция и тогда создастся почва для „превращения России в {36} свободное от царизма государство, государство, построенное на но вых социальных началах".
Перед 9 января (воспоминание Гапоновского шествия в 1905 г.) Глобачев докладывал, между прочим, и об „общей распропагандированности пролетариата".
На докладе от 19 января он настойчиво указывал на растущее недовольство от дороговизны жизненных продук тов, на успех левых газет и журналов, на симпатии широких масс к Гос. Думе, о готовящемся терроре, о разговорах о существовании офицерской организации, которая решила убить ряд лиц, мешающих обновлению страны.
„Население, — писал Глобачев, — открыто, на улицах, в трамваях, в театрах, магазинах критикует в недопустимом по резкости тоне все правительственные мероприятия".
„В семьях лиц, мало-мальски затронутых политикой, раз даются речи опасного характера, затрагивающие даже Священную особу Государя Императора". Доклад указывал на противоправительственную работу Пуришкевича, Гучкова, Коновалова, князя Львова. Указывалось на „жажду общества найти выход из создавшегося политически ненормального положения, которое с каждым днем становится всё ненормальнее и напряженнее".
Ген. Глобачев докладывал, что часть либеральной оппо зиции ищет поддержки в рабочих. Раскачать рабочие массы на поддержку Г. Думы должна была Рабочая группа при Военно-Промышленном Комитете. Ей покровительствовали Гучков и Коновалов. Они наивно верили, что сумеют исполь зовать рабочий класс и при их помощи овладеть властью.
Создав широкое рабочее движение около Гос. Думы, Гучков надеялся более легко осуществить и самый персональ ный дворцовый переворот, осуществление чего являлось его особо-конспиративной работой, бывшей географически вне поля зрения Петроградского Охранного Отделения, о чем ниже.
Письменные доклады Глобачева, передаваемые минист ру при личном словесном докладе, дополнялись и иллюстри ровались более красноречивыми живыми фактами и именами.
{37} Сомнений в них не возникало. Каждое данное шло из недр соответствующей партии, организации, группировки. Сведе ния, представлявшиеся Начальником Охранного Отделения были вполне достаточны для хорошего министра Вн. дел, да бы сделать все надлежащие выводы, принять необходимые разумные и целесообразные меры, с одной стороны, и в то же время параллельно принять предупредительно карательные меры. Но в России не было тогда ни настоящего министра Внутренних дел, ни его Товарища по политической и поли цейской части, ни настоящего Директора Департамента По лиции, который помогает министру видеть, знать и понимать всё совершающееся в стране. Вот, что представлял собой А. Д. Протопопов, как министр.
Изящный, светский, очаровательный в обращении, муж чина, 50 лет, А. Д. Протопопов прежде всего был не совсем здоров психически. Он был когда-то болен „дурною бо лезнью" и носил в себе зачатки прогрессивного паралича, что замечали близкие друзья и знали доктора. Лечился у извест ного Бадмаева и у психиатра Бехтерева. Некоторые его странности замечались сочленами по Гос. Думе. Премьеры Трепов и кн. Голицын докладывали об его нездоровье Го сударю. Зимою ему даже было предложено отдохнуть неко торое время от нервного переутомления.
Во-первых, он находился под большим психическим вли янием некоего хироманта и окультиста, спирита и магнетизе ра Перрэна.
Карл Перрэн — здоровый, высокого роста мужчина, австрийский еврей, натурализовавшийся в Америке, приез жал в Петроград зимою 1913-14 г., жил в Гранд Отеле и пуб ликовался в газетах как философ и хиромант. Тогда с ним и познакомился Протопопов. Перрэн предсказал Протопопову блестящую карьеру, стал лечить его дочь и наблюдать за здоровьем Протопопова. С января по август 1915 г. Перрэн жил в Петрограде и за ним наблюдало Охранное Отделение, но ничего преступного замечено не было. 15 июня Перрэн вновь приехал через Белоостров в Петроград, был заподозрен в шпионаже в пользу немцев, обыскан и выслан из {38} России, а в начале июля Департамент дал знать на пограничные пункты о воспрещении Перрэну въезда в Россию.
В начале октября Перрэн, узнав про назначение Протопо пова министром, прислал ему поздравительное письмо из Стокгольма, напомнил о старом знакомстве и сообщил, что он, Перрэн, как человек науки об уме, „алхимии" и „магнети ческой концентрации", очень интересуется судьбою Протопо пова.
„Вы находитесь, — писал Перрэн, — под влиянием Юпи тера. Я проник в вашу душу и нашел, что элементами вашими является честность, сила и стремление к движению вперед. Что вы человек большого упорства и большой силы убеж дения..." „Под вашим управлением возникнет СИЛЬНАЯ, НОВАЯ, СЧАСТЛИВАЯ РОССИЯ. Правда, путь ваш не всегда будет усыпан розами, работа ваша будет трудна и обремени тельна, но вы преодолеете все препятствия и все затруднения, предстоящие государственному деятелю..."
Далее „доктор" сообщал Протопопову, что между но ябрем 1916 г. и сентябрем 1917 г. ему грозит болезнь и Пер рэн предлагал свои услуги, но только безвозмездно, настоль ко он интересуется Протопоповым, как „ученый".
Доктор сообщал, „что в продолжение двух ближайших месяцев он будет стараться при помощи сильной астральной, магнетической концентрации, предупредить возможность опасности от болезни".
Протопопов был настолько доволен письмом, что приказал перевести его с английского на русский язык и хвастался им перед друзьями.
В половине декабря Протопопов получил новое письмо, в котором доктор сообщал, что собирается приехать и писал между прочим:
„Помните, что вы в настоящие дни являетесь человеком не только с национальной, но и международной репутацией. Человеком на виду у всего света и если находятся «дурные глаза», то мы будем знать, как с ними бороться".
{39} Протопопов хотел было посодействовать приезду Перрэна, но доклад о том, что Перрэн заподозрен в шпионаже, изменил это решение и Перрэну была послана телеграмма, что по обстоятельствам военного времени министр не мо жет оказать содействия к приезду его в Петроград. Вот это му-то „доктору Перрэну" и верил искренни Протопопов. Он верил в его предсказания, верил и в то, что Перрэн оберегает его своими силами и что, в случае какой-либо опасности, Пер рэн предупредит его. И когда один из друзей стал преду преждать его о надвигающейся революции, а значит и лич ной для него опасности, Протопопов лукаво улыбнулся и многозначительно сказал:
— Нет, дорогой, ведь ОН-то блюдет.
На изумленный вопрос — кто ОН, — Протопопов назвал Перрэна, а дальше следовал рассказ о гороскопе, об Юпитере и т. д.
Характерною чертою Протопопова была боязнь общест венного мнения. Хорохорясь в Царском Селе по адресу об щественников, он по натуре был за них. Он только из карь ерных видов ушел из их лагеря. Он боялся их; хитря перед подчиненными, не делал часто того, что обязан был делать, как министр. Вот почему он так отстаивал Гучкова и Коновалова, о чем будет ниже. В душе они были для него свои люди.
Еще в день назначения министром большой портрет Гучкова украшал стену его кабинета. Арест кого-либо из „выборных" казался ему непозволительным.
Выслушивая доклады генерала Глобачева, он старался казаться твердым, отнюдь не либеральным и потому хитрил и лукавил, чтобы оправдать свое бездействие. Чтобы отде латься от надоедливого генерала, он брал иногда несколько подлинных его докладов и при английской записке отсылал их для прочтения Императрице... Можно себе представить, как разбиралась Ее Величество в этих вопросах!
Таков был Протопопов в деле. Ставя выше всего личную карьеру, он, прежде всего, делал всё, чтобы угодить Их Вели чествам. Он разыгрывал из себя в Царском Селе энергичного, {40} решительного, готового на всякую борьбу человека. Он уве ренно и смело лгал, что он всё знает, всё предвидит и, глав ное, всё предупредит. Чтобы окончательно закрепить свое положение на женской половине, он не стеснялся разыгры вать из себя поклонника памяти убитого Старца. Он делал вид, что верит в его загробные молитвы, уверял таинственно, что Старец руководит им „оттуда". Передавали, что он уве рял однажды Императрицу, что видел „астрал" Старца. Пуб лика верила этому.
Распутин смеялся над Протопоповым и выразился од нажды так: „У него честь, что подвязка. Как захочешь, так и тянется". На оскорбление Родзянки Протопопов ответил шуткою, а затем забвением. Честь, как подвязка — помогало ему в политической игре.
**
*
Товарища министра, заведовавшего полицией, наблюдав шего за Департаментом полиции в самый критический мо мент жизни государства не оказалось по вине самого Прото попова. После своего назначения он уговорил принять эту должность своего друга молодости и однополчанина генера ла П. Г. Курлова. Курлов согласился. Ему нужна была реаби литация после убийства Столыпина, сломавшего всю его карьеру. Но против Курлова была общественность, Гос. Дума. Началась травля. И дряблый Протопопов, боясь обществен ности, обманул и предал старого друга. Он, министр, получив Высочайший о том указ, в течение двух месяцев всё „забы вал" подписать рапорт в Правительствующий Сенат о состо явшемся о Курлове Высочайшем повелении. Курлов служил, работал, подписывал бумаги как Товарищ министра, но Се нат не давал им хода, не получая рапорта от Протопопова, а тот всё „забывал". А Гос. Дума сделала запрос. Курлов оставил должность Товарища министра, а в январе и совсем подал в отставку. Пример лукавства и двоедушия Протопопо ва. Таким образом Протопопов лишился ценного помощника по политической части, знавшего и любившего полицейское дело всех видов. Дело Департамента полиции осталось без компетентного руководителя. Пришлось поручить {41} исправление этой должности самому Директору Департамента — Ва сильеву. То был настоящий скандал.
Директор Д-та полиции А. Т. Васильев, когда-то Това рищ прокурора, был порекомендован Протопопову генера лом Курловым, причем это назначение обусловливалось при чинами ничего общего с делом не имеющими и вся моральная ответственность за это неудачное назначение ложится все цело на ген. Курлова.
Васильев, симпатичный в жизни человек, умел хорошо выпить, любил играть в карты и ласково, под винными пара ми, убаюкивал Протопопова сказками о том, какой тот лов кий и удивительный министр.
Руководить Департаментом полиции, а тем более руко водить политическим розыском по империи Васильев был не способен ни по уму, ни по знанию дела, ни по его характе ру. Подделываясь под настроение Протопопова, он находил доклады ген. Глобачева излишне пессимистическими. Он обезличивал их для дальнейшего использования министром соответствующей литературной обработкой. Доклады теряли остроту переживаемого момента. После переворота этот бесхарактерный человек вел себя позорно.
Так трагически неудачно сложилось Министерство Внут ренних дел накануне революции по части политической, по части полицейской. Других частей я не касаюсь.
**
*
Находясь под защитой Гучкова, Коновалова и их друзей, Рабочая Группа Военно-Промышленного Комитета смело ра ботала по агитации.
24 января Раб. Группа распространила среди рабочих прокламацию, в которой говорилось, между прочим:
„Рабочему классу и демократии нельзя больше ждать. Каждый пропущенный день опасен. Решительное устранение самодержавного режима и полная демократизация страны являются теперь задачей, требующей неотложного {42} разрешения, вопросом существования рабочего класса и демо кратии... К моменту открытия Думы мы должны быть готовы на общее организованное выступление."
„Пусть весь рабочий Петроград к открытию Думы, завод за заводом, район за районом, дружно двинется к Тавриче скому дворцу, чтобы там заявить основные требования рабо чего класса и демократии".
„Вся страна и армия должны услышать голос рабочего класса. Только учреждение Временного Правительства, опи рающегося на организующийся в борьбе народ, сможет вы вести страну из тупика и гибельной разрухи, укрепить в ней политическую свободу и привести к миру на приемлемых, как для российского пролетариата, так и для пролетариата других стран, условиях".
Большевики желали действовать самостоятельно и при зывали рабочих на демонстрацию, но только на 10 февраля, годовщина суда над депутатами большевиками. В это время в Петрограде из известных большевиков работал нелегаль ным лишь Шляпников да Скрябин-Молотов. Все остальные были или за границей или в ссылке.
Рабочая масса медленно, но верно, раскачивалась. Стачки не прекращались. Инциденты с полицией учащались. Женщи ны и дети, застрельщики революций, становились на окраи нах всё смелее и развязнее.
Охранное Отделение видело, что надо действовать. Ген. Глобачев, опираясь на последнее выступление Рабочей Груп пы, представил министру обстоятельный доклад о работе и планах Гучкова, Коновалова и Рабочей Группы и просил раз решения арестовать их всех. Протопопов не соглашался и, по настоянию Глобачева, собрал у себя совещание, на которое пригласил своего друга Курлова. Генерал Курлов поддержал Глобачева. Протопопов согласился на арест, но только од ной Рабочей Группы. И то, по его решению, аресты должны были быть произведены по ордерам военных властей. Так министр общественник боялся Г. Думы.
{43} В ночь на 27 января были арестованы одиннадцать чле нов Рабочей Группы, во главе с Гвоздевым, и четыре члена пропагандистской группы. Все были заключены в Петропав ловскую крепость. Данные обысков были блестящи. Всем были предъявлены формальные обвинения в государствен ных преступлениях. О происшедшем было сделано прави тельственное сообщение. Удар был неожиданный и жестокий. Гучков и Коновалов, спасенные от ареста Протопоповым, за били тревогу и стали хлопотать за арестованных. 29-го они собрали совещание из представителей оппозиции, стараясь увлечь их на протест. Проект не удался. На собрании выясни лось большое различие во взглядах на методы борьбы с пра вительством. В то время, как Гучков и Коновалов с друзьями работали на революцию, лидер Прогрессивного блока Ми люков высказал мнение, что руководство в борьбе с прави тельством принадлежит Гос. Думе в лице ее Прогрессивного блока. То уже была борьба легальная, парламентская. Но собрание показало, что все группировки от члена Думы с.-д. Чхеидзе до члена Гос. Совета Гурко — все одинаково против правительства и желают его перемены.
Однако правительство не отступило перед шумихой в деле Раб. Группы. Только премьера Голицына Гучкову уда лось убедить, что Группа вела высоко патриотическую рабо ту. Арестованные оставались в крепости. Мы увидим ниже, насколько ген. Глобачев был прав, обратив на них серьёзное внимание и какую роль сыграла Группа при революции.
**
*
Арест Рабочей Группы совершенно нарушил внутреннее равновесие Протопопова. Он пришел в такой экстаз от до бытых при обысках данных, что раздул значение арестов до Геркулесовых столбов.
Он доказывал в Царском Селе, что сорвал революцион ный заговор, что аресты предупредили революцию. Он хва стался и кричал при всяком удобном случае, что раздавит революцию, как щенка. Что, когда нужно будет, он, министр, зальет Петроград кровью. Друзья, зная его, улыбались, кто {44} не знал, верили. А в то же время он хитро выгораживал в Царском Селе Гучкова и других либералов, доказывая, что их аресты поведут лишь к увеличению их популярности. Их Величества верили ему и тоже переоценили значение арестов Рабочей Группы. Стали спокойней принимать слухи об оп позиции. Вера во всезнание Протопопова и в его политиче скую проницательность возросли еще более.
Начался февраль месяц. Столица была как в лихорадке. Шли частичные забастовки на заводах. Бродили по улицам ничего не делающие рабочие. Съезжались члены Законода тельных палат, которые должны были начать работы 14 фев раля. Съезжались многие политические и общественные де ятели Земгора. Собирался съезд партии Народной Свободы — КА-ДЕ. Продолжалась конференция Союзников. Происхо дили тайные и явные собрания, совещания. Распространя лись разные слухи, волновавшие все круги населения. Все ждали каких-то важных событий. Шептались о возможности государственного переворота.
В эти дни Гучков сделал первую попытку осуществить свой фантастический младотурецкий план — захватить Го сударя Императора, вынудить его отречение в пользу Цеса ревича, причем при сопротивлении Гучков был готов при бегнуть и к цареубийству.
Гучков полагал, что кто устроит этот переворот, тот и будет господином положения в решении, кому быть регентом при молодом царе.
План приурочивался к Царскому Селу или Петрограду, но он не удался. Вот что произошло.
В самую тесную конспиративную группу Гучкова вхо дили: член Гос. Думы Некрасов, камер-юнкер князь Д. Л. Вя земский, состоявший начальником 17-го передового отряда Красного Креста, камер-юнкер М. И. Терещенко, служивший в распоряжении директора Императорских театров, киевский миллионер, также Главноуполномоченный Красного Креста {45} и участник Военно-Промышленного Комитета, а также слу живший на Румынском фронте генерал-майор Крымов.
Все члены группы, кроме Крымова, были в те дни в Петрограде. Терещенко приехал из Киева, где он был в близ ких отношениях с состоявшим при Императрице Марии Фе доровне, князем Долгоруким.
Там, в Киеве, друзья приятно проводили время в гости нице Континенталь, говорили о текущих событиях. Терещен ко отвел в сторону князя Долгорукого и сообщил ему, что он уезжает в Петроград, где от Государя потребуют отрече ния. Государыню заключат в монастырь. Что в заговоре уча ствуют офицеры Собственного полка и Конвоя Его Величест ва, называл фамилии и назвал даже одного полковника. Переворот назначался на 8 февраля. На вопрос кн. Долгоруко го, а что же будут делать, если Его Величество не согласится на отречение, Терещенко ответил, что тогда Государя устра нят... Терещенко уехал.
На утро князь Долгорукий рассказал всё слышанное со стоявшему при Императрице князю Шервашидзе. Вызвали помощника начальника Дворцовой полиции подполковника Шепеля и рассказали ему. Шепель отнесся к сообщенному, как к очередной сплетне, не придал делу серьёзного значения и оно заглохло. До сведения Дворцового коменданта ни со стороны свиты вдовствующей Императрицы, ни со стороны Дворцовой полиции об этом случае ничего доведено не было.
Между тем, вернувшийся в Киев из Петрограда, Тере щенко опять рассказал кн. Долгорукому, что план не уда лось осуществить. Один из участников, якобы, выдал всё предприятие.
Последнее неверно. План не был выдан. Дворцовому ко менданту он остался неизвестен до самой революции. Правда в том, что Гучков не нашел среди офицеров людей, соглашав шихся идти на цареубийство. Не нашел Гучков тогда и во обще сочувствия среди общественников насильственному пе ревороту. На предложения некоторым принять участие в {46} таком заговоре, получались отказы. В числе отказавшихся был и член Гос. Думы Шульгин. (о Шульгине - на нашей стр., ldn-knigi)
Гучков изменил и отложил временно план. Он решил организовать остановку царского поезда во время следова ния его между Царским Селом и Могилевым, потребовать от речения, а если придется, прибегнуть и к насилию. Выпол нение нового плана было назначено на половину марта. К этому времени был вызван с Румынского фронта генерал Крымов.
О таком последнем, окончательном плане нападения на Государя главный начальник охраны Его Величества, Двор цовый комендант Воейков осведомлен не был и знал ли о нем Протопопов и его политическая полиция — неизвестно. Полагаю, что они этого плана не знали.
**
*
Доклады Начальника Петроградского Охранного отделе ния министру Протопопову становились всё тревожнее.
5 февраля ген. Глобачев докладывал об увеличивающем ся недовольстве из-за недостатка некоторых продуктов. Он предостерегал о возможности так называемых „голодных бун тов" и эксцессов „самой ужасной из всех анархических рево люций". Почти ежедневно его доклады сообщали о забастов ках.
7 февраля генерал предупреждал, что 14 февраля воз можна попытка устроить шествие к Таврическому дворцу, что большевики, меньшевики и соц.-дем. объединение вы несли такое же решение. Генерал предупреждал о „грядущих весьма серьёзных последствиях".
Представил генерал Протопопову и список министров того Временного правительства, которое предназначается по сле переворота. На листе значился премьером князь Львов и все министры будущего Вр. правительства, кроме Керенского и Гвоздева.
Последнее встревожило, наконец, и легкомысленного Протопопова, верившего в свою звезду Юпитер и т.д. Продолжая {47} хвастаться, что он знает всё и что он расстреляет революцию и зальет кровью столицу, Протопопов струсил. Он начал бес покоить докладами Их Величества. Возбуждая недовольство на генерала Рузского, министр стал просить о выделении Пе трограда из ведения Рузского, т.е. о выделении его из север ного фронта в особую единицу, с подчинением генерал-лейте нанту Хабалову. Новый военный министр генерал Беляев внес этот проект в Военный совет, тот провел проект и Го сударь утвердил.
Хабалова Протопопов расхваливал Их Величествам, как энергичного человека, что совершенно не соответствовало истине. То был довольно старый, не разбиравшийся в поли тике генерал солдатского типа, когда-то отличный Началь ник Павловского Военного училища, но теперь человек уста лый. Боевая работа ему была уже не по плечу, а пост ему вверили боевой. Хабалов и начал вырабатывать с градона чальником Балком (человеком тоже новым для Петрограда) план военной охраны Петрограда на случай беспорядков.
Чувствуя, однако, свою беспомощность, как министр, не одобряемый премьером, презираемый с деловой точки зре ния другими министрами, Протопопов надумал провести на пост премьера Н. А. Маклакова. Их общий друг Н. Ф. Бурдуков стал хлопотать за новую комбинацию. Маклаков со глашался работать совместно с Протопоповым. Это бы уси лило позицию Протопопова. Одновременно велась кампания за немедленный роспуск Гос. Думы и за назначение новых выборов. Это была давнишняя мечта Маклакова. Предприня тая кампания сначала имела успех.
8 февраля Протопопов передал Маклакову Высочайшее повеление заготовить проект манифеста о роспуске Гос. Ду мы и привезти его лично Государю. На следующий день Протопопов доложил Государю о предполагаемой на 14 чис ло демонстрации и доложил выработанный у Градоначаль ника план охраны Петрограда. План удостоился Высочайшего утверждения.
{48} Этим планом министр Внутренних дел предусмотрительно сваливал всю предстоящую борьбу и ответственность по сто лице на Начальника Петроградского Военного округа.
**
*
Слухи о реакционных планах и проектах Маклакова и Протопопова дошли до думских кругов. Заволновалась вся оппозиция.
Родзянко стал действовать на бывших в Петро граде членов Династии с целью повлиять на Государя не ид ти на реакцию.
6 числа с Государем уже говорил приезжавший к чаю из Гатчины Вел. Кн. Михаил Александрович. Его старались на строить в нужном направлении Родзянко и Вел. Кн. Александр Михайлович, вызванный в Петроград по делам авиации. Го ворил с ним на фронте и генерал Брусилов, прося повлиять на Государя относительно изменения политики.
Великий Князь советовал Государю пойти на уступки. Но не надо забывать, что он был младший брат, да, кроме того, в его взглядах видели влияние его супруги, что не нравилось.(об этом см. книгу воспоминаний Вел. Кн. А.М. на нашей стр., ldn-knigi)
9 числа у Государя был с докладом и завтракал В. К. Георгий Михайлович, вернувшийся из объезда армий в те чение трех месяцев. Он знал пессимистический взгляд на бу дущее своих братьев Вел. Кн. Николая Михайловича и Сер гея Михайловича. Он много слышал на фронте от Брусилова и других генералов. Он и доложил, что некоторые из выс ших начальников считают желательным дарование реформ, что все относятся с уважением к Гос. Думе.
Еще более решительные шаги предпринял Вел. Кн. Алек сандр Михайлович. В Киеве до Великого Князя доходили слу хи о самых важных революционных проектах либералов. С ним имел беседу антидинастического характера Терещенко, что привело Вел. Князя в негодование, т.к. он, прежде всего, понимал всю политическую несерьёзность и всё легкомыслие Терещенко. В Киеве членам Династии было известно многое, чего не знали в Царском Селе. Лишь в конце января {49} Императрица Мария Федоровна получила письмо от одной из внучек, в котором внучка, очевидно наученная кем-то, убеждала ба бушку вернуться в Петроград, пригласить Государя в Аничков дворец и убедить его сделать перемены в министрах.
Вел. Князь Александр Михайлович, вернувшись в декабре из Пет рограда, начал писать Государю письмо, которое закончил лишь и отправил Государю 4 февраля. Вел. Князь убеждал Государя пойти навстречу обществу, уволить Протопопова, назначить министров, пользующихся доверием страны. Вел. Князь писал между прочим:
„Недовольство растет с большой быстротой и чем даль ше, тем шире становится пропасть между тобою и твоим на родом... В заключение скажу, что, как это ни странно, но пра вительство сегодня есть тот орган, который подготовляет революцию. Народ ее не хочет, но правительство употребля ет все возможные меры, чтобы сделать как можно больше недовольных и вполне в этом успевает. Мы присутствуем при небывалом зрелище революции сверху, а не снизу".
Великий Князь был прав. Зная и помня, что тогда дела лось, под его словами можно подписаться полностью.
Приехав в Петроград по делам, обеспокоенный всеобщим настроением, зная, что когда Их Величества вместе, то Го сударь всецело подчиняется Императрице, Великий Князь ре шился добиться свидания с Ее Величеством, переговорить откровенно и серьёзно с Царицей. От свидания уклонялись. Вел. Князь настаивал и, наконец, получил приглашение к завтраку 10 февраля. Царица на завтраке не присутствовала. После завтрака, Государь пригласил Вел. Князя пройти в спальню Царицы.
— Я вошел бодро, — писал позже Вел. Князь — Аликс лежала в постели в белом пеньюаре с кружевами. Ее красивое лицо было серьёзно и не представляло ничего доброго. Я по нял, что подвергнусь нападкам. Это меня огорчило. Ведь я собирался помочь, а не причинить вред. Мне также не пон равился вид Никки, сидевшего у широкой постели. В моем письме к Аликс я подчеркнул слова: „Я хочу вас видеть {50} совершенно одну, чтобы говорить с глазу на глаз". Было тяже ло и неловко упрекать Её в том, что Она влечет своего мужа в. бездну в присутствии его самого".
Сев в кресло у кровати и указав на иконы, Вел. Князь сказал, что будет говорить, как на духу. Он начал, и уже с первых реплик Царицы разговор принял запальчивый харак тер. Великий Князь убеждал изменить курс внутренней поли тики, устранить Протопопова, призвать к власти других лю дей, убеждал Царицу устраниться от политики и предоста вить государственные дела Государю. И вот, что произошло, по словам Великого Князя:
„Она презрительно улыбнулась. — Все, что вы говорите, смешно. Никки — Самодержец. Как может Он делить с кем бы то ни было свои Божественные права?
— Вы ошибаетесь, Аликс. Ваш супруг перестал быть Самодержцем 17 октября 1905 года. Надо было тогда думать о его „Божественных правах". Теперь это, увы, слишком позд но. Быть может, через два месяца в России не останется кам ня на камне, чтобы напоминало нам о Самодержцах, сидев ших на троне наших предков.
Она ответила как-то неопределенно и вдруг возвысила голос. Я последовал ее примеру. Мне казалось, что я должен изменить свою манеру говорить.
— Не забывайте, Аликс, что я молчал тридцать месяцев, — кричал я в страшном гневе, — я не проронил в течение тридцати месяцев ни слова о том, что творилось в составе нашего правительства или, вернее говоря, вашего правитель ства. Я вижу, что вы готовы погибнуть вместе с вашим мужем, но не забывайте о нас. Разве мы должны страдать за ваше слепое безрассудство? Вы не имеете права увлекать за со бою ваших родственников.
— Я отказываюсь продолжать спор, — холодно сказала Она. Вы преувеличиваете опасность. Когда вы будете менее возбуждены, вы сознаете, что я была права.
{51} Я встал, поцеловал Её руку, причем в ответ не получил обычного поцелуя и вышел. Больше я никогда не видел Аликс".
Разговор Вел. Князя был настолько резок и громок, что Вел. Княжна Ольга Николаевна попросила дежурного фли гель-адъютанта Линевича быть с нею в соседней комнате.
Отношения между членами Династии были настолько натянуты, время же было настолько нервное, что на женской половине кому-то пришла в голову мысль о возможности какого-либо нападения.
Расстроенный Вел. Князь написал в библиотеке письмо Вел. Князю Михаилу Александровичу о неуспехе своего раз говора.
**
*
Часом позже Государь принял Председателя Гос. Думы Родзянко. Расстроенный предыдущей беседой, Государь про сил прочесть доклад. Доклад был очень резкий, критиковал отношение правительства к Думе, особенно нападал на Про топопова и на принятые им в последнее время меры.
Госу дарь слушал с неудовольствием и даже попросил, наконец, поторопиться, сказав, что его ожидает Вел. Князь Михаил Александрович. Родзянко окончил. Государь высказал, что он не согласен с его мнением и предупредил, что если Гос. Дума позволит себе что либо резкое, она будет распущена. Родзянко высказал, что значит это его последний доклад и предупредил, что после роспуска Думы вспыхнет револю ция. Монарх расстался с Председателем Гос. Думы сухо. То было их последнее свидание.
Государь пил чай с Вел. Князем Михаилом Александро вичем. Братья говорили о текущем моменте, а после Государь принял Щегловитова.
Горячая кампания, поднятая против проектов Маклакова и Протопопова возымела успех. Когда 11 февраля Макла ков лично привез Государю проект манифеста о роспуске Гос. Думы, Государь взял проект, но заметил, что этот {52} вопрос надо обсудить всесторонне и этим дело закончилось. Перемена Государя по отношению Гос. Думы была в те дни настолько ярко выражена, что около Родзянко говорили, буд то Государь намерен приехать на открытие Гос. Думы, дабы объявить о даровании ответственного министерства. Говори ли, что слухи шли от премьера князя Голицына. Вопрос о комбинации правительства — Маклаков и Протопопов за глох совершенно.
**
*
Спасая Гос. Думу от вмешательства толпы, лидер Про грессивного блока, Милюков обратился к прессе с открытым письмом, убеждая рабочих не поддаваться агитации и оста вить мысль о демонстрации у Думы в день ее открытия. Этим актом разбивался слух, что Дума ищет поддержки ра бочих и хочет использовать их 14 февраля.
Генерал же Хабалов, с своей стороны, сделал воззвание, приглашая не устраивать демонстрации. И день открытия Гос. Думы, 14 февраля прошел спокойно. Проектированное ше ствие не состоялось. Бастовало лишь до 20 тысяч рабочих. На двух заводах вышли было рабочие с пением революцион ных песен и криками: „долой войну", но были рассеяны по лицией. На Невском студенты и курсистки собирались тол пами, но тоже были разогнаны.
Дума открылась, как выражался депутат Шульгин, ,,срав нительно спокойно, но при очень скромном внутреннем само чувствии всех". От Прогрессивного блока было сделано заяв ление о непригодности настоящей власти. Чхеидзе, Ефремов, Пуришкевич по-разному поддерживали это положение. Так начала свое наступление на власть Гос. Дума.
15 февраля социалист-революционер А. Ф. Керенский произнес речь против Верховной Власти. Он заявил, что „разруха страны была делом не министров, которые приходит и уходят, а и той власти, которая их назначает, т.е. Монарха и Династии".
Слух об этой речи распространился по городу. Премьер Голицын по телефону просил Родзянко прислать ему текст {53} сказанного. Родзянко отказал в присылке текста и заверил премьера, что речь ничего предосудительного в себе не за ключала. Голицын поверил и был рад, что не надо начинать нового „дела". Протопопов же, по обыкновению, перетру сил и выпад Керенского замолчали. Государю даже не доло жили во время и он узнал о том уже после и не от Протопо пова.
Спустя два дня Коновалов, Чхеидзе (с.-д.) и Керенский, официально „трудовик", вновь атаковали правительство. Вновь речь Керенского по нецензурности не могла быть напе чатана, и вновь Родзянко прикрыл ее своим авторитетом.
Но слух о ней распространился. Вновь говорили о Керенском. Это было началом революционной славы Керенского. Кроме своей смелости, он обязан ею трусости министра Внутренних дел Протопопова и попустительству Директора Департамента Полиции Васильева. Только Императрица женским чутьем угадала тогда всю опасность Керенского и стала твердить, что Керенского надо убрать.
Настроение же в Государственной Думе, при виде тру сости правительства, повышалось, смелость депутатов увели чивалась. Дума сделалась настоящей революционной трибу ной. А, между тем, едва ли кто из буржуазных депутатов хо тел революции. Революции в Думе боялись. Ни одна партия к ней не была готова. Незадолго перед тем на одном конспи ративном совещании революционных организаций Петрогра да представители рабочих заявляли, что для революции они не готовы.
— Они, революционеры, не были готовы, но она, револю ция, была готова, — говорил позже депутат В. Шульгин. Они, думцы, сами раскачивали массы на революционное выступ ление. Вся серая толпа, вся средняя интеллигенция, многие военные, бывшие военными только по одежде, все смотрели на Гос. Думу с каким-то упованием. Все радовались ее на падкам на правительство и сами приходили в волнение. Соз давалось общее революционное настроение. Было ощущение близости революции. Революционный микроб отравлял {54} столицу, заражал толпу на улице, проникал на заводы и фабрики, в казармы и канцелярии, в частные дома обывателей.
**
*
За три недели февраля, до отъезда в Ставку, Государь принял до ста лиц в деловых аудиенциях. Принял пять пред ставителей иностранных держав, Великих Князей с деловыми докладами — Бориса Владимировича, Павла Александровича (2 раза), Сергея, Георгия и Александра Михайловичей и гер цога Александра Лейхтенбергского.
К завтраку приглашались: граф Фредерикс, графиня Во ронцова-Дашкова (жена покойного Наместника), Вел. Князь Михаил Александрович (2 р.), Георгий Михайлович и княгиня Елена Петровна; дежурные флигель-адъютанты: Мордвинов, Свечин, Линевич, Петровский, гр. Замойский и гр. Воронцов-Дашков, по разу. По два раза: Саблин, Вилькицкий, герцог Лейхтенбергский и гр. Кутайсов. К чаю были приглашены: г-жа Ден, Вел. Кн. Александр Михайлович и дважды Вел. Кн. Михаил Александрович.
К обеду приглашались по разу дежурные флигель-адъю танты: Свечин, гр. Д. Шереметев, Линевич, гр. Воронцов-Дашков, А. Вилькицкий. По два раза — Мордвинов, Кутайсов, Петровский, герцог Лейхтенбергский. Три раза был пригла шен Саблин. Один раз обедала А. А. Вырубова.
Обычные прогулки Государь совершал с кем-нибудь из дочерей. 5 и 12 февраля Царская семья была в гостях у А. А. Вырубовой. Были приглашенные, знакомые, играл румынский оркестр Гулеско, смешил рассказами артист Лерский. Слухи об этих вечерах проникли в Петроград и была пущена леген да об „оргиях". Чего только не выдумывали в петроградских гостиных, чтобы бросить грязью в Царский дворец.
Как всегда, днем, между докладами, Государь много за нимался. Присылавшихся и оставляемых министрами докла дов было так много в этом месяце, что Государь даже ни разу не читал вслух вечером семье, что было для него всегда боль шим отдыхом. Государь был полон энергии и работал много.
{55} Никакой апатии, о чем так много говорили, особенно в иностранных посольствах, в Государе не было заметно. Была заметна иногда усталость, особая озабоченность, даже трево га, но не апатия. Комментировали тогда много тот факт, что Государь не приехал на собрание Комитета обороны, что очень обидело Родзянко и то, что Государь отклонил личный доклад вернувшейся из Румынии Вел. Кн. Виктории Федоров ны.
Что руководило первым обстоятельством — неизвестно, Второе же объяснялось тем, что пред Государем только что прошли все совещания приезжавших принца Карола, Братиано с Гурко и министрами. Его Величеству всё было ясно от носительно Румынии. Играли роль, конечно, и натянутые от ношения с возглавлявшей „Владимировичей" Вел. Кн. Мари ей Павловной. В половине февраля Вел. Кн. Мария Повловна сочла за лучшее уехать на Кавказ. Но до дворца доходили слухи, что и взгляды Вел. Кн. Виктории Федоровны не были в пользу Императрицы. Отклонив личный доклад, Государь просил прислать письменный, что и было исполнено.
На этот доклад Государь ответил Вел. Кн. Виктории Фе доровне очень любезным личным письмом. Государь писал между прочим, что он по-прежнему любит Вел. Кн. Кирилла Владимировича и его братьев, безусловно верит им и не сом невается в их к нему верности и преданности. Автор слышал это последнее лично от Вел. Кн. Виктории Федоровны. Рас сказав это, Вел. Княгиня прибавила, что это историческое письмо сохранялась, как реликвия в их семье, даже при боль шевиках. Оно было приколото кнопками снизу к обеденному столу.
Во второй половине февраля заболели простудой и слег ли Цесаревич и Вел. Кн. Ольга Николаевна, а затем и Вел. Кн. Анастасия Николаевна.
На первой неделе Великого поста Государь с семьей го вел. 17 числа все исповедывались, а 18-го Их Величества с Вел. Кн. Татьяной и Анастасией Николаевнами причащались. А затем отец Александр причастил в их комнатах Цесаревича и Вел. Кн. Ольгу и Марию Николаевен.
{56} 19 февраля Государь, пригласив Дворцового коменданта, сказал о своем решении ехать в Ставку. На осторожно выра женную Воейковым мысль о переживаемом времени, Госу дарь ответил, что Протопопов не предвидит никаких ослож нений и просил сделать все распоряжения к отъезду на 22 число.
Вечером, Императрица, узнав, что у А. А. Вырубовой со брались несколько офицеров, прибывшего на охрану Гвар дейского экипажа, пригласила Анну Александровну со всеми гостями в свои апартаменты. Собралась вся Царская семья, кроме больных. В числе приглашенных были: г-жа Ден, Н. П. Саблин, командир прибывшего батальона Месоедов-Иванов и офицеры Родионов и Кублицкий.
Батальон прибыл с фронта лишь 15 числа и расположил ся в деревне Александровке. Он по охране выходил из прямо го подчинения Вел. Кн. Кириллу Владимировичу и подчинял ся Дворцовому коменданту. Их Величества были очень до вольны прибытием моряков. Царские дети были в восторге. Командир батальона, Месоедов-Иванов, при прибытии ба тальона собрал офицеров и просил быть осторожней при разных встречах и парировать должным образом, если бы кто-либо позволил себе непозволительное по адресу Царской семьи. Обращение командира встретило самый горячий от клик у офицеров.
И в этот вечер, в гостиной Императрицы, прощаясь с офицерами, Государь сказал Месоедову-Иванову, что он уез жает совершенно спокойно, так как оставляет семью под их охраной.
20 числа Государь принял премьера князя Голицына, предупредил об отъезде и напомнил ему, что в его распоря жении находится подписанный Его Величеством указ о рос пуске Гос. Думы, которым Государь уполномочивает Голицы на воспользоваться в случае экстренной надобности, проста вив лишь дату и протелеграфировав о том в Ставку.
21 числа Государь принял министров Беляева и Покров ского, принял Щегловитова, а вечером Протопопова. {57} Протопопов уверял Государя в полном спокойствии в столице, же лал хорошего путешествия и скорейшего возвращения. После доклада Протопопова был принят Императрицей. Уходя из Царских покоев, Протопопов сказал весело скороходу Кли мову: — Вот, Климов, ваши генералы уговаривают Его Вели чество не уезжать в Ставку и говорят, что будут какие-то беспорядки. А я вам говорю: — можете ехать, всё в порядке, берегите Государя. И, похлопав по плечу Климова, министр быстро прошел к выходу. Позже эти заверения Протопопова не раз будет вспоминать царская прислуга.
22 февраля. В Царском Селе ясный, солнечный, крепкий, морозный день. Государь с утра укладывался в дорогу. При нял Мамонтова, которому повелел через неделю приехать с докладом в Ставку, Кульчицкого и Добровольского.
К завтраку приехал Вел. Кн. Михаил Александрович. Он был очень доволен поездкой Государя. Распрощавшись по сле завтрака с семьей и А. А. Вырубовой, Государь выехал из дворца с Императрицей. Дружно крикнули: „Здравия же лаем Ваше Императорское Величество" стоявшие у главных ворот чины Конвоя, Собственного полка, Дворцовой поли ции. Проехали в церковь Знамения. Приложились к чудотвор ной иконе Божией Матери. Поехали к Царскому павильону. Белая пелена расстилалась кругом. Блестел на солнце купол Федоровского собора. Переливался веселый звон его колоко лов. Там только что окончили напутственный молебен.
В два часа Императорский поезд тронулся в путь. По сторонам, как вкопанные, часовые Железнодорожного полка. Вдали на лыжах „охрана второй линии". Царский поезд скрылся, повернув на Гатчину.
Царица в красных пятнах от волнения вернулась во дво рец. Неясное предчувствие чего-то нехорошего угнетало ее. Ее Величество долго молилась и плакала. Плакали и на дет ской половине. Вечером слегла в постель А. А. Вырубова.
{61}
— Начало 1917 года в Ялте. — Открытие Военного дома и телеграм ма Его Величества. — Экстренный вызов меня в Петроград. — Приезд в Петроград 20-го февраля. — Настроение в Петрограде. — Вторник 21 февраля. — У генерала Д. Н. Дубенского. — Беседа с сенатором X. — Свидание с Дворцовым комендантом. — Разговор ген. Воейкова с министром Протопоповым. — Взгляд Протопопова на отъезд Государя в Ставку. — Обед у генерала Секретева, оптимизм петербуржцев. — Тревожное размышление о советчиках Государя. — Среда 22 февраля после отъезда Государя в Ставку. — На чае с членом Гос. Думы. — Общественное мнение об Их Величествах. — Упадок престижа.
Тот последний год Царского режима начался для меня в Ялте беспокойно. Была какая-то необъяснимая, безотчет ная тревога. В день Нового Года, по моей инициативе, мы все, кто хотел поздравить друг друга, собрались с дамами в городском Собрании часа в 3 дня. Новый портрет Государя Императора в форме Гродненского гусарского полка, в рост, отлично исполненный, по моему заказу, служившим в том полку, Ковако, смотрел на нас добрыми глазами, отлично удавшимися художнику-любителю. Для многих это была но вость видеть портрет Его Величества в Собрании. Его рас сматривали с любопытством, говорили комплименты худож нику. Мы поздравили друг друга, целовали дамам ручки, вы сказывали всяческие хорошие пожелания, не подозревая, что произойдет со всеми нами ровно через два месяца.
Говорили о Щегловитове и князе Голицыне, премьере, о котором узнали впервые. У меня спрашивали про него, счи тая, что я должен знать больше других.
В январе я получил несколько писем из Петрограда, в которых друзья, по-разному, предупреждали меня о веро ятном назначении меня в Петроград. С другой стороны, тоже по-разному, сообщали о готовящихся чрезвычайных собы тиях. В письме из Гатчины один из моих младших бывших подчиненных, сообщал мне, что в Гатчине, где жил Вел. Кн. Михаил Александрович, много говорят о том, что на престоле скоро будет Цесаревич Алексей Николаевич, а Великий Князь будет Регентом. Письмо пришло с обыкновенной почтой и я был тем более удивлен, что в нем были подробности „непри емлемые". И я тем более удивлялся, что в Императорской ре зиденции так просто говорят о предстоящей перемене Монарха.
{62} Тем энергичнее подгонял я работы по оборудованию „Военного дома" для раненых офицеров, который хотел свя зать с именем Государя Императора. Наконец, Дом был за кончен. Он включал номера для обер-офицеров, столовую, биллиардную, карточную комнаты. Отслужили молебен, на который я пригласил представителей всех сословий. Освяти ли все помещения. Картина художника Аитова: „Яхта Штан дарт подходит к Ялте" символически связывала нас с Царской семьей. Я отправил телеграмму Его Величеству от всех нас, участвовавших в открытии Дома, нарочито подчеркнув общ ность работы местного общества.
Я был счастлив получить 25 января в ответ следующую телеграмму Его Величества: „Ялта. ГРАДОНАЧАЛЬНИКУ. Очень обрадован известием об открытии военного дома для наших раненых героев и благодарю всех присутствовавших на торжестве за их молитвы и выраженные чувства предан ности. НИКОЛАЙ."
Телеграмму воспроизвели в местных газетах. Она произ вела отличное впечатление.
Время бежало и, вдруг, 16 февраля я получил телеграмму от министра Протопопова прибыть немедленно в Петроград. Сдав спешно все казенные деньги, денежные книги, разные документы коменданту полковнику Ровнякову, я, почему-то, запечатал всё это в один большой пакет предварительно, че го обычно не делается, опять-таки, как будто, что-то безотчет но предчувствуя. Мы составили о сдаче протокол и оба под писали его. Каждый взял экземпляр протокола.
На другой же день я выехал на Север, взяв с собою, на всякий случай, целый ряд дел, по которым нужно было до биться благоприятных разрешений по благоустройству на шего южного берега Крыма.
Мне рисовалось, что с помощью Их Величеств я проведу все эти вопросы быстро и с пользою для Края. Ялтинская Дума снабдила меня всеми нужными документами и в том числе очень красивыми акварелями, на которых была изобра жена Ялта современная и Ялта в будущем.
{63} Алушта, Алупка, Гурзуф также нагрузили меня своими ходатайствами к центральной власти. Я ехал ходатаем от на шей Ривьеры, не зная, для чего меня вызывают.
**
*
20 февраля я приехал в Петроград. Мой заместитель по должности в Царском Селе предложил мне остановиться в Петрограде на моей бывшей казенной квартире, Фонтанка № 54, недалеко от Невского, чем я, конечно, и воспользовал ся с большим удовольствием. Приятно было очутиться в сво ей старой уютной квартире, где было так много пережито, хотя и тревожного, но хорошего. Тут были и дворцовый и городской телефоны. Я протелефонировал в Царское, дабы доложили Дворцовому коменданту о моем приезде. Я побла годарил генерала Воейкова за разрешение остановиться в их казенной квартире. Генерал поздравил меня с приездом и обещал протелефонировать, когда и где мы можем свидеться, так как он очень занят приготовлением к отъезду в Ставку. Из его слов я понял, что вызван я по повелению Его Вели чества и только.
Я начал мои деловые и личные визиты. Побывал в Де партаменте общих дел. Бывший одесский градоначальник, милейший и симпатичный Сосновский, которого иначе и не звали как Ванечка, с которым так много приходилось встре чаться и работать в Одессе, встретил меня так важно по-пе тербургски, что, выходя из его роскошного кабинета, я по думал, смеясь: ну, как меняет человека сразу министерский климат...
Я записался на прием к министру. Начальник перво го Отделения, всё и вся личного состава, очаровательный H. H. Боборыкин встретил радушно, обаятельно любезно, но ничего о причине моего вызова не сообщил. То был отличный столичный чиновник, умный и притом большой фило соф.
В министерстве шла обычная спокойная работа и я усло вился, когда и как начнем рассматривать некоторые, касаю щиеся Края вопросы.
В Департаменте Полиции, где внушительно сидели ког да-то такие господа, как умный Зволянский, ловкий {64} Трусевич и всезнающий Белецкий, к которым губернаторы вхо дили с некоторым трепетом, хотя и не были, в сущности, им подчинены, меня встретил беспомощный, жалкий Васильев, встретил сухо подозрительно. Он находил, что всё идет хоро шо, в столице полный порядок, министр очаровательный че ловек и работать с ним одно удовольствие. О причине мо его вызова он ничего не знал.
Повидав кое-кого из Охранного Отделения понял, что они смотрели на положение дел — безнадежно. Надвигает ся катастрофа, а министр видимо не понимает обстановки и должные меры не принимаются. Будет беда. Убийство Распутина положило начало какому-то хаосу, какой-то анар хии. Все ждут какого-то переворота. Кто его сделает, где, как, когда — никто ничего не знает. А все говорят и все ждут.
Попав же на квартиру одного приятеля, серьезного ин форматора, знающего всё и вся, соприкасающегося и с политическими общественными кругами, и с прессой и ми ром охраны, получил как бы синтез об общем натиске на правительство, на Верховную Власть. Царицу ненавидят, Государя больше не хотят.
За пять месяцев моего отсутствия как бы всё перероди лось. Об уходе Государя говорили как бы о смене неугод ного министра. О том, что скоро убьют Царицу и Вырубову говорили так же просто, как о какой-то госпитальной опе рации. Называли офицеров, которые, якобы, готовы на вы ступление, называли некоторые полки, говорили о заговоре Великих Князей, чуть не все называли В. К. Михаила Алек сандровича будущим Регентом.
Я был поражен несоответствием спокойного настроения нашего министерства Внутренних Дел и настроения обще ственных кругов.
**
*
21 число принесло мне ряд самых разнообразных впе чатлений, дополнивших мою ориентировку о настроениях в столице. Утром мне протелефонировал Дворцовый {65} Комендант, прося приехать к нему в 7 часов вечера на его Петро градскую квартиру. Пожалуйста запросто — предупредил он. — „Мы завтра уезжаем". Я понял.
Сговорившись по телефону, я сейчас же после того по ехал к генералу Д. Н. Дубенскому. Выше я много говорил о нем. Он был как бы историографом при поездках Его Вели чества во время войны. Встретились по-дружески, обнялись, расцеловались. Вспомнили наши совместные путешествия в Царском поезде. Димитрий Николаевич был растроган. Настроен он был крайне пессимистически. На 22-ое назначен отъезд Государя в Ставку, а в городе неспокойно. Что-то, под готовляется. В гвардейских полках недовольство на Госу даря. Почему — трудно сказать. Царицу все бранят... и гене рал махнул с горечью рукой. Я знал, что у него два сына в гвардии. Один дружил с В. К. Дмитрием Павловичем. Его слова меня очень заинтересовали. Мы разговорились.
Вот как записал нашу беседу Дмитрий Николаевич, на печатав ее позже в „Русской Летописи". (Книга III, Париж. 1922).—,,21 февраля часов в 10 утра, ко мне на квар тиру приехал генерал А. И. Спиридович, в то время Ялтинский Градоначальник. До сентября 1916 г. он был начальником Секретной охраны Государя, состоя в этой долж ности десять лет. Спиридович всегда неотлучно охранял Го сударя в Царском, Петрограде и во всех поездках, а во время войны находился в Царской Ставке.
Охрана Царя поставлена была у генерала Спиридовича серьезно... он все знал, все видел... А. И. Спиридович изучил дело сыска и охраны во всех подробностях и, мало того, изучил революционное движение в России за последние 30-40 лет, начиная с семидесятых годов.
Об этом им написа на очень содержательная книга... Имена Л. Бронштейна, Ле нина, Луначарского и других, программа большевиков — известны были Спиридовичу давно, когда еще все плохо разбирались в значении этих лиц и осуществимости их иде алов... Несомненно было большой ошибкой со стороны Двор цового Коменданта ген. Воейкова, что он не удержал у себя такого выдающегося знатока революционного движения в {66} России и Спиридович, находившийся у него в прямом под чинении, в дни уже назревающей у нас смуты, ушел на ти хий пост Ялтинского Градоначальника во время войны, когда Царская Семья даже не жила в Крыму.
„А. И. Спиридович только что приехал из Ялты. Он был возбужден и горячо начал передавать свои впечатления о современных событиях. Он то вставал и ходил по комнате, то садился.
— „Вы все здесь мало знаете, что готовится в Петербур ге, Москве, России. Вы здесь живете как за стеной. Возбуж дение повсюду в обществе огромное. Все это направлено против Царского Села. Ненависть к Александре Федоровне, Вырубовой, Протопопову — огромная. Вы знаете — что гово рят об убийстве Вырубовой и даже Императрицы. В провинции ничего не делается, чтобы успокоить общество, поднять престиж Государя и Его Семьи. А это можно сделать, если приняться за дело горячо и умно. Я у себя уже начал кое-что делать в этом отношении. Я нарочно приехал сюда, что бы все это передать кому следует и, прежде всего Дворцо вому Коменданту, но я боюсь, что к моим словам отнесутся равнодушно и не примут необходимых мер". В таком роде шла его речь о надвигавшихся событиях. Видимо А. И. тре вожился за будущее и стремился помочь, поправить создав шееся положение.
„Спиридович понимал опасность надвигающейся рево люции. Он знал революционных деятелей.
„Беседа с А. И. Спиридовичем оставила на меня силь ное впечатление. Я знал, что лучше А. И. никто не может оценить действительную опасность надвигающегося револю ционного движения и ужаснулся той картине, которую он мне нарисовал"....
Так записал в своем дневнике нашу беседу генерал Дубенский, прибавив еще много лесного про мою бывшую Охранную Агентуру.
Мы оба с ним волновались. Дмитрий Николаевич жало вался, что из близких к Государю лиц свиты никто не {67} понимает всего ужаса создавшегося положения. Что один адми рал Нилов смотрит на дело верно, но его не любит Царица, да и смотрят на него прежде всего, как на любителя сода-виски и только.
— Министра Двора нет. Граф — дряхл. Это руина, — че канил Дмитрий Николаевич. — „На его честные слова про сто не обращают внимания... Дворком, но вы сами знаете лучше меня чего он стоит. И вот в такой момент около Го сударя нет никого, кто бы АВТОРИТЕТНО сказал Госуда рю всю горькую правду... Нет, нет и нет... Протопопов все и вся, а он сумасшедший... И это в такое-то время, в та кое то время..." И Дмитрий Николаевич грустно покачал головой и заходил по комнате вразвалку, засунув руки за кожаный пояс своей защитной рубахи.
И жизненный опыт Дубенского, его почтенные года, и долголетняя его журнальная и издательская работа, и знание военных кругов и Петрограда вообще — все это увеличива ло ценность его суждений.
Дубенский был большой патриот и если иногда брюз жал по-стариковски и говорил не совсем ладные вещи (на то он журналист) все это искупалось его преданностью Ца рю и любовью к родине. Вот у кого девиз: „За Веру, Царя и Отечество" был не только красивыми словами, но и делом.
Мы расстались, крепко расцеловавшись, надеясь встре титься после его возвращения из Ставки.
**
*
Ко мне заехал один из сенаторов, бывший губернатор, с которым мы согласно работали в одном из городов при поездке Государя в 1913 году. Человек не глупый, опытный, ловкий. Он рассказал поразительные вещи о легкомыслии и о полном незнании своего дела Протопоповым. Он просил при случае сказать Дворцовому Коменданту, что он весь в полном распоряжении Его Величества и желал бы еще послужить активно. Сенатор не находил ничего угрожаю щего в настоящем положении и смотрел на будущее совер шенно спокойно. Я обещал исполнить данное мне поручение {68} в точности. Признаться, такое желание получить пост Министра Внутренних Дел (я так понял мысль сенатора) в настоящий момент меня весьма удивило. И своими смело стью и оптимизмом, с которыми сенатор смотрел на всё происходящее. Неужели же, думалось мне, в Петрограде мно го таких сановников-оптимистов. Неужели правы именно они.
Но, заглянув в здание Департамента Общих Дел спра виться о приеме у министра, я нашел, то же самое спокой ствие. Оказалось, что приема мне еще не назначено. Что за странность, думалось, вызвали срочно, а приема нет. Ну что же, подождем. А кругом шла тихая, спокойная, по-видимому, работа.
**
*
В 7 часов вечера, в мундире при всех орденах и в ленте, я входил к Дворцовому Коменданту, в его казенную кварти ру на Мойке. Генерал хлопотал, устанавливая что-то в боль шой белой комнате. Он любил белую окраску комнат с крас ными шелковыми занавесами. Целый полк всяческих сапог был выстроен около одной стены.
Как всегда самоуверенный, полный здоровья и энергии, генерал встретил меня более чем радушно и любезно, и по просту. Он только что приехал из Царского и собирался на обед к тестю, графу Фредериксу. Обменявшись личными фразами, разговорились о текущем моменте. Я излил всё накопившееся на душе, также откровенно, как привык гово рить ему правду, когда был ему подчинен.
Наконец, я выска зал удивление, что Государь уезжает в такой тревожный момент и передал все слухи, как все чего-то беспокоятся и ждут чего-то нехорошего. Делая свое дело, генерал слушал меня внимательно, иногда взглядывал на меня и, наконец, остановился и начал очень серьезным тоном: — „Александр Иванович, Вы за вашу долголетнюю службу в охране Госу даря знаете, что Дворцовый Комендант живет информацией Министра Внутренних Дел.
Дворцовый Комендант политики не делает. Это не его дело. Моя обязанность охрана Госу даря. Хотите, я сейчас протелефонирую Протопопову и вы {69} сами услышите его мнение о текущем моменте. И не ожидая моего ответа, генерал взял быстро телефонную трубку, выз вал Протопопова и передал мне вторую трубку для слуша ния, начал разговор. Генерал спросил Протопопова о поло жении дел в столице и его мнение о возможности отъезда Государя в Ставку. Разговор происходил по дворцовому про воду. Протопопов отвечал весело. Он уверял, что в столице полный порядок и полное спокойствие, что никаких беспо рядков или осложнений не предвидится. Что Его Величество может уезжать совершенно спокойно. Что уже если что и намечалось бы нехорошего, то, во всяком случае, он, Двор цовый Комендант, будет предупрежден об этом первым.
Протопопов, как говорится, рассыпался в телефон и вид но было, что он очень заискивал в генерале, что меня не удивило.
Генерал слушал министра с улыбкой и, глядя на меня, поднимал иногда брови, как бы говоря — „Слышите, я вам говорил".
Условившись затем с Протопоповым где он подсядет в Императорский поезд, если Государю угодно будет при нять его с докладом, генерал распрощался с Протопоповым. Трубка повешена. Вопрос исчерпан. Мы стали говорить о Ялте. В общих чертах я рассказал ему о своих предположе ниях, планах. Я передал акварели, дабы их показать Их Ве личествам. Широкий по размаху во всех делах, генерал отнесся очень сочувственно к моим проектам. Генерал сказал мне, что о причине вызова меня я узнаю от Его Величества. А о том, когда и где Государю будет угодно меня принять, генерал завтра утром спросит Его Величество и утром же протелефонирует мне.
Мы расстались. А на следующее утро генерал Воейков протелефонировал мне из Царского Села следующее. По его докладу Государю о моем приезде, Его Величество пове лел, дабы я оставался в Петрограде до возвращения Госу даря из Ставки, после чего Государь и примет меня. Пере данные мною генералу документы пересланы мне на квартиру.
{70}
**
*
После интересной беседы с Дворцовым Комендантом я отправился на обед к генералу П. И. Секретеву. В отдельном кабинете у Пивато собрались: лейб-хирург С. П. Федоров, его брат — Николай Петрович, сенатор Трегубов и С. П. Белецкий. С. П. Федоров уезжает завтра с Госуда рем. Сенатор Трегубов назначался на какую-то по литическую должность в Ставке. Белецкому что-то предстояло получить очень важное. Предприимчивый, молодой генерал, Петр Иванович, почему-то решил нас объ единить за этим обедом.
Все, очевидно, знали в чём дело, кроме меня, провинциала. В начавшихся разговорах вскоре выяснилось, что Белецкий получит назначение на пост гене рала Батюшина по заведыванию и контр-разведкою, и борь бой со спекуляцией, и еще с чем-то очень важным. Видно было, что Белецкий вновь забирал ход. Около Протопопова, с уходом Курлова, было пустое место. Конкуренция исчезла. На женской половине дворца фонды Белецкого стояли вы соко. Его недолюбливали как человека, но верили в его деловитость и всезнание. Когда-то А. А. Вырубова была в восторге от него.
Если бы был он — Распутина бы не убили. Так думали. Он умел охранять. Вино развязало языки. В уютном кабинете все были веселы и довольны. Петр Ивано вич подсмеивался над думцами-революционерами. Они что-то говорят. У них даже списки составлены кого они будут арестовывать.
— „Все мы, дорогой Александр Иванович, все мы записаны на этот списочек. Записаны и вы там, хотя вы и Ялтинский Градоначальник. Там есть у них такой гос подин Некрасов. Вот он всех нас и зарегистрировал. Всех, всех голубчиков... Но ведь и мы не дураки, — потирал руки Петр Иванович. — Мы тоже не дураки. Мы как выкатим наши гру зовички, да как поставим на них пулеметики, так все сразу и будет прикончено..."
И генерал заразительно смеялся, под ливая в бокалы вина, как любезный хозяин. Смеялся и все знающи С. П. Белецкий, ухмылялся попыхивая сигарой лейб-хирург... Все как будто верили во всемогущество ча стей Петра Ивановича (он ведал всеми автомобильными ча стями в Петрограде и всей поставкой автомобилей на ар мию). Все были спокойны. У всех были планы на будущее.
{71} Я дал свое меню, прося у всех автографы на память. Все да ли красивые подписи. То было 21 февраля 1917 г. Храню это меню и по сей день в своем архиве в 1948 году. Мы рас стались дружески.
Долго я не мог заснуть в ту ночь, перебирая впечатле ния Петроградского дня. Странным и непонятным казалось сопоставление всего того, что говорили Дубенский, Воейков, Протопопов, Секретев, оптимист сенатор и многие другие. Кто прав из них, кто ошибается. Ведь все они живут в од ном и том же Петрограде, окружены одной и той же полити ческой атмосферой... И мысль уносилась в Царское Село, к Государю.
Три человека около Государя могли видеть Его Вели чество по службе ежедневно, как бы запросто: Министр Дво ра, Дворцовый Комендант и Начальник Военно-Походной Канцелярии. И когда эти должностные лица были серьезные люди и действительно отвечали своим местам, они оказывали помощь Государю в трудные моменты и могли влиять на некоторые решения Его Величества.
Когда эти должности занимались такими людьми как Министр Двора Граф Воронцов, Дворцовые Коменданты — Гессе, Трепов, Дедюлин, Начальник Военно-Походной Кан целярии князь Орлов (до 1908 г.), каждый министр, бывав ший с докладом у Государя, знал с кем мог поделиться Го сударь мыслью об услышанном, у кого мог потребовать справку и министрам приходилось быть осторожными.
До войны же 1914 г. еще был в живых серьезный друг Государя, умудренный опытом и годами, известный князь Мещерский, большого ума патриот, человек богатый и не зависимый. С ним Государь вел большие политические бе седы, вел интересную переписку по государственным вопро сам. Перед войной Государь называл его своим „старым другом".
Князь мог иногда оказать влияние на Государя и это знали министры и этого тоже побаивались и на это тоже оглядывались.
{72} Но все это было и прошло. Что же окружало Государя в предреволюционный момент. Кто были эти три лица, ко торых Государь мог видеть каждый день и обратиться к ним за любой справкой: выживший из ума, в буквальном смысле, от старости Министр двора, политически наивный Дворцовый Комендант и лишенный минимального престижа Нач. В. П. Канцелярии. В общем, пустое место.
Единственным человеком, с которым Государь мог по говорить, посоветоваться, помимо министров, была Его су пруга.
А Она, Императрица Александра Федоровна, так безумно любившая Россию, была и нервно и психически больной жен щиной, совершенно не понимавшей Россию, получившую в 1905 году конституцию, правда куцую, но всё-таки конститу цию, которую не желала признавать Императрица.
**
*
В среду, 22 февраля, в 2 ч. дня Государь уехал из Ц. Се ла в Ставку.
В 5 часов я приехал на чай к одному моему приятелю с большими политическими связями. Чай был сервирован по-модному, в гостиной. Уютно пылал камин. Там уже сидел некий член Гос. Думы из правых. Камергер, предводитель дворянства, боевой монархист, любивший Государя, под держивавший правительство, но часто делавший гафы. Сразу же заговорили об отъезде Государя. Думец высказал беспокойство и удивление отъезду в переживаемый момент. Разговорились. Подстрекаемый моими вопросами думец разволновался. — Идем к развязке, — говорил он, — все порицают Государя. Люди, носящие придворные мундиры, призывают к революции...
Правительства нет. Голицын кра сивая руина. Протопопов — паяц. Его все презирают, понимаете ли вы — презирают. Ведь, в Думе нам всем хорошо известно его ничтожество, его политическое убожество. Все уверены, что он задумал добиться сепаратного мира. Все верят, что этого хочет Императрица. Верят и за это Ее {73} ненавидят. Ненавидят как сторонницу Германии. Я лично знаю, что это вздор, неправда, клевета, я-то этому не верю, а все верят! Чем проще член Думы по своему социальному положению, тем он больше в это верит. Бывший министр иностранных дел Сазонов, которого мы все уважали, заве рял нас, что это неправда, но все было напрасно. Все, раз навсегда, решили и поверили что Она „немка" и стоит за Гер манию. Кто пустил эту клевету, не знаю. Но ей верят. С Цари цы антипатия переносится на Государя. Его перестали лю бить. Его уже НЕ ЛЮБЯТ.
Не любят за то, что в свое время не прогнал Распутина, за то, что не заступился за свою жену, когда ее задели с трибуны Думы, за то, что позволяет вме шиваться жене в дела государственные. Не любят, наконец, за то, что благоволит к Протопопову: ведь, правда трудно же понять как Он — Государь, умный человек, проправивший Россией двадцать лет, не понимает этого пустозвона, блефиста, болоболку, над которым смеется вся Гос. Дума. Не любят за непонимание текущего момента. И все хотят Его ухода... хотят перемены....
А то, что Государь хороший, верующий, религиозный человек, дивный отец и примерный семьянин — это никого не интересует. Все хотят другого монарха... И если что слу чится, вы увидите, что Государя никто не поддержит, за него никто не вступится....
Таковы были речи Думского депутата. Около семи ча сов он стал торопиться на обед к графине X.
— „Мы теперь в большой моде, — шутил депутат, целуя дамам ручки — наша аристократия теперь за нами ухажи вает, нас приглашают, расспрашивают, к нам прислушивают ся..." Думец ушел.
— „Слышали, — обратился ко мне, проводивши гостя, хозяин, — смею Вас заверить, что это мнение не только Прогрессивного Блока, но и всех общественных кругов Пе трограда, всей интеллигенции". Я стал прощаться. Поехал домой. Тяжело было на душе.
Что-то надтреснуло в толще нашего правящего класса. Престиж Государя и Его супруги, видимо, был окончательно {74} подорван. Распутиным началось, войною кончилось.
Встав, как главковерх, в ряд лиц высшего командования, Государь, сделался для общества, для толпы человеком, которого мож но было критиковать и его критиковали. С главковерха кри тика перенеслась и на Монарха. О том, что Государя начнут критиковать, Его предупреждал мудрый граф Воронцов-Даш ков, когда Государь обратился к нему за советом относитель но принятия верховного командования.
Царица же, начав ухаживать за больными и ранеными, начав обмывать ноги солдатам, утратила в их глазах царственность, снизошла на степень простой „сестрицы", а то и просто госпитальной прислужницы. Всё опростилось, снизилось, а при клевете и опошлилось. То была большая ошибка. Русский Царь дол жен был оставаться таким, как Пушкин изобразил его в своем послании к Императору Николаю Первому. Импера трице же „больше шла горностаевая мантия, чем платье сестры милосердия", — что не раз высказывала Царице умная госпожа Лохтина...
Но Их Величества, забывая жестокую реальность, же лали жить по-евангельски.
{77}
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ.
— 23 февраля 1917 г. Четверг, начало февральской революции. — Уличные беспорядки 23 февраля и их причина. — Женский день. — Лозунги, данные Большевиками „Долой войну" и „Надо хлеба". — Непонимание властями истинного характера беспорядков. — В Царскосельском Дворце. — День 24 февраля, Пятница. — Беспоряд ки усиливаются. — Явно — революционный характер уличных вол нений. — Переход власти в руки военных. — Демонстрации на Невском проспекте. — Действия полиции и войск. — Странное по ведение казаков. — Слух. что ,,казаки за народ". — Непонимание правительством происходящего в столице волнения. — Совет министров. — Отсутствие министра Внутренних Дел. — Веселый обед у Н. Ф. Бурдукова и Протопопов. — Предсказание гипнотизера Моргенштерна. — Положение в Царскосельском Дворце. — Забо левание Царских детей усиливается. — Царица и Ее взгляд на происходящие события.
23 февраля считается у социалистов „женским днем". Вот почему с утра того дня, в Четверг, работницы текстиль щицы Выборгского района, желая ознаменовать свой день, объявили забастовку. Их делегатки рассеялись по фабрикам и заводам, прося поддержки. Выборгский большевицкий комитет, по требованию женщин, санкционировал забастовку» Были выброшены лозунги: „Долой войну" и «Давайте хлеба».
К полудню, в Выборгском районе уже бастовало до 30.000 человек. Рабочие толпами двигались по улицам, сни мали работавших, останавливали трамваи, отбирали рукоят ки у вагоновожатых. При попытках полиции разгонять тол пу, рабочие оказывали сопротивление. Два помощника при става, Каргельс и Гротгус, были тяжело ранены. Между прочим, женщины сорвали работу на заводе Айваз, где выпечка хлеба именно для рабочих была поставлена исключительно хорошо. Но и там забастовщики кричали: — „Хлеба".
После полудня забастовщики направили свои усилия, главным образом, на заводы, работавшие на войну.
Около 4 ч. толпа осадила снаряжательный цех Патрон ного Завода (№ 17 по Тихвинской улице) и сняла с работы до 5.000.
Администрации удалось задержать 19 бегавших по мастерским агитаторов. Полиция и драгуны 9-го Запасно го Кавалерийского полка рассеяли толпу. Все бросилось к Литейному мосту с криками: — „На Невский".
Другая толпа осадила завод: „Снарядный цех морского ведомства" (Б. Охтинский пр.), разбила стекла, сняла рабо чих и также устремилась — „На Невский". Часть переходила по льду. Никто не мешал. Но большая часть шла по Литей ному мосту. Смяв полицейский и конно-жандармский на ряды, заграждавшие выход с моста, толпа прорвалась на {78} Литейный проспект. Выломали ворота Орудийного завода (Литейный № 1), разгромили вестибюль, но бросившийся на встречу толпе полицейский надзиратель Шавкунов, угрожая револьвером и обнаженной шашкой, заставил толпу отхлы нуть. Рабочие ворвались другим входом и сняли в мастер ских до 2.000 человек. Другая толпа сняла в мастерских гиль зового отдела до 3.000 ч. Третья толпа пыталась ворваться на завод со стороны Сергиевской, но бросившиеся ей навстре чу, с револьверами и обнаженными шашками, пол. надзира тель Волконский и городовой Коваленко заставили толпу, кричавшую — „Хлеба", „Долой Войну", отступить.
После этого, уже громадная толпа залила Литейный и направилась к Невскому. Встретивший ее большой казачий разъезд не препятствовал движению, но встречные наряды пешей и конной полиции, а также и взвод 9-го Зап. Кавале рийского полка рассеяли толпу. Теперь стали действовать и казаки. Разными боковыми улицами рабочие шли к Невскому.
Туда же, к Невскому, шла толпа по Суворовскому прос пекту. Впереди подростки. Подростки кричали: — „Хлеба", а рабочие останавливали трамваи. Около шести часов тол пы прорвались на Невский около Знаменской площади и двинулись к центру. Останавливали трамваи. Били в вагонах стекла. Отбирали ключи у вагоновожатых. Конная полиция рассеивала толпы, те разбегались и вновь собирались и дви гались.
Около трех часов беспорядки начались и на Петроград ской стороне. Снимали рабочих. Разгромили булочную Фи липпова (№61, Б. Проспект). Все стремились к Троицкому мосту и дальше к Невскому. На Троицкой площади толпа встречает сильное противодействие со стороны полиции, но все-таки, в конце концов, проникает на мост и двигается на левый берег. Часть идет по льду. Около пяти часов эти толпы прорываются на Невский, у Казанского моста. Впереди женщины и дети кричат: — „Хлеба, Хлеба". Полиция и взводы 9-го Запас. Кав. полка разгоняют толпу.
{79} Наконец, третья большая толпа прорывается на Невский со стороны Садовой, где она остановила трамваи. Казаки разгоняют ее.
К позднему вечеру столкновения рабочих с полицией прекращаются. На Невском необычайно большое движение. Тротуары полны рабочих. Они бродят. По улице ездят ка заки, конная полиция, жандармы, драгуны. Только на Пе троградской стороне даже и вечером сорвали работу завода „По воздухоплаванию", ранили чина полиции Вашева.
Ночь разогнала всех по домам.
Так началась февральская революция 1917 года. Ни Ми нистр Внутренних Дел Протопопов с его Директором Де партамента полиции, ни Главный военный начальник генерал Хабалов не поняли истинного характера возникшего движе ния. Участие женщин и детей в толпах укрепило их в не счастной мысли, что движение несерьезно. Крики же „Хле ба", „Хлеба", что было лишь тактическим приемом и раз гром лишь одной булочной из числа нескольких тысяч, как бы зачаровал их, что всему виною недостаток, хотя и мни мый, хлеба.
На крики же „Долой войну", на разгром почти исклю чительно лишь заводов, работавших на войну — не обрати ли внимание. 19 агитаторов, задержанных с поличным, на месте преступления, по снятию с работы людей работав ших на войну, не были преданы немедленно военно-полевому суду. Немедленный расстрел их по суду произвел бы охлаж дающее действие лучше всяких военных частей.
В тот день бастовало до 50 предприятий, около 87.500 ра бочих. Надо принять во внимание, что на Путиловском за воде, по решению администрации, ввиду непрекращавшихся нарушений рабочими нормального хода работы, завод был закрыт с утра 23 числа. До 30.000 рабочих рассеялись по го роду, возбуждая других объявленным „локаутом".
Но даже Начальник Охранного Отделения, в тот первый день революции, не понял истинного характера движения и в своем докладе министру указывал, как на причину беспо рядков, — недостаток хлеба.
{80} Легенда о недостатке хлеба и о мальчишках и девчонках, как о зачинщиках беспорядков, была передана Протопо повым и в Царскосельский дворец.
**
*
Желая уяснить себе истинные причины народного дви жения и обсудить необходимые мероприятия для следующе го дня, Градоначальник генерал Балк, по собственной ини циативе, собрал в 11 ч. вечера в большой зале градоначаль ства заседание, которым пожелал председательствовать сам генерал Хабалов. Участвовали: Начальник Штаба г. м. Тяжельников, командир всех гвардейских частей полковник Павленков (он заменил уехавшего в отпуск г. м. Чебыкина), командир 9-го запасного Кавалерийского полка полк. Мар тынов, командир Донского Казачьего полка полк. Трилин, шесть начальников военных районов, на которые был разделен город, начальник Петр. Охр. Отделения г.-м. Глобачев, командир Петр. Жандармск. Дивизиона г.-м. Казаков, полицмейстеры: д. с. с. Значковский, г.-м. Григорьев, полк. Спиридонов, полк. Шалфеев, полк. Пчелин, д. с. с. Мараки, Начальник резерва полк. Левисон, нач. сыскной полиции ст. с. Кирпичников, нач. Речной полиции г.-м. Наумов, секре тарь Градоначальника А. А. Кутепов, чиновники для поруче ний, адъютант ген. Хабалова пор. Мацкевич.
По открытии заседания, ген. Балк, по просьбе ген. Хаба лова, ознакомил присутствующих с событиями дня. В даль нейшем выяснилось, что находившийся в распоряжении градоначальника 9-ый Зап. Кав. полк действовал хорошо, Казачий же полк „во всех случаях бездействовал", как вы разился позже ген. Балк. Полковник Троилин объяснял, что полк только что пополнен, казаки не опытны в обращении с толпой, могут действовать только оружием и что лошади их не приучены к городу. На чей то вопрос: почему же ка заки не действовали нагайками, — полковник ответил, что нагаек в полку нет. Ответ этот удивил всех. Генерал Хабалов приказал отпустить из находящихся в его распоряжении сумм по 50 копеек на казака для заведения нагаек.
Долголет ний опыт старых чинов полиции указывал, что нагайка {81} всегда являлась лучшим оружием при рассеянии демонстрации. Она вполне заменяла в России каучуковую белую палку Западно-Европейской полиции.
Было решено на завтра войском быть наготове, стать по первому требованию в ТРЕТЬЕ положение, т. е. занять соответствующие городские районы. Охрана города остава лась на ответственности Градоначальника. Ген. Балк отдал распоряжение занять завтра же все „ответственные пункты" города, мобилизовал всю полицию, усилив ее казачьими и ка валер. Запасным полками и Жандармским Дивизионом. Реч ная полиция должна была охранять переходы через Неву. (Все это до ТРЕТЬЕГО положения, с введением которого вся полиция переходит в подчинение ВОЕННЫМ). План охраны столицы, а также Инструкция совместных действий войск и чинов полиции были выработаны еще в ноябре ме сяце. Протопопов показывал план Государю. Посмотрев, Государь заметил: „Если народ устремится по льду через Не ву, то никакие наряды его не удержат". Мы увидим, насколь ко был прав Государь.
По окончании заседания, все разошлись в спокойном настроении. По словам ген. Балка, при прощании, ген. Глобачев „еще раз доложил, что для него совершенно непонят на сегодняшняя демонстрация и возможно, что завтра ниче го не будет".
**
*
В этот день, 23 февраля, в Царском Селе, во дворце выяснилось, что у В. К. Ольги Николаевны и у Наследника корь. Зараза была занесена теми двумя кадетиками 1-го Корпуса, что приходили играть к Наследнику. В корпусе была эпидемия кори. Заболела и А. А. Вырубова. Эта бо лезнь порвала в последующие дни почти всякую связь с внешним миром (неофициальным) дворца, что очень отра зилось на правильности информации Императрицы.
Царица полностью отдалась больным. Моральное со стояние Царицы было очень тревожное. Она находила отъ езд Государя несвоевременным. Она предчувствовала, что-то нехорошее. Много молилась.
{82} Днем Государыня выехала с тремя княжнами прокатить ся в сторону Александровки, где расположился батальон Гвардейского Экипажа. Встретив офицера Кублицкого, пресимпатичного, всегда жизнерадостного, остановились и поговорили с ним.
О происходивших беспорядках Царица не получила ни каких официальных сведений. Вечером, повидав у А. А. Вы рубовой (на ее половине) Лили Ден, Н. П. Саблина и Н. Н. Родионова, Царица получила от них слухи о том, что дела лось в Петрограде. На следующее утро в письме Государю Царица так охарактеризовала их: — „Вчера были беспоряд ки на Васильевском Острове и на Невском, потому, что бед няки брали приступом булочные. Они вдребезги разнесли Филиппова и против них вызывали казаков. Все это я узна ла неофициально". (Письмо № 646).
В общем, беспорядки совсем не обеспокоили Государы ню и она вечером не только беседовала на половине Выру бовой, но и читала вслух Наследнику веселый рассказ — „Дети Елены", Габертона.
**
*
24 февраля, в пятницу, движение в Петрограде приня ло более революционный характер. Бастовало до 170.000 рабочих. На появившееся в печати успокоительное объявле ние генерала Хабалова, что хлеба достаточно, никто не обра щал внимания. А генерал заявлял:
— „Недостатка хлеба в продаже не должно быть. Если же в некоторых лавках хлеба иным не хватило, то потому, что многие, опасаясь недостатка хлеба, покупали его в запас, на сухари.
Ржаная мука имеется в Петрограде в достаточном коли честве. Подвоз этой муки идет непрерывно".
Но не в хлебе дело. Это отлично знают те, кто толкает рабочих на улицу. С утра всюду на окраинах идут рабо чие митинги. На Выборгской стороне (где большевицкий центр) особенно сильно возбуждение. Большевики первые {83} объявили забастовку политической. Их поддержали мень шевики и соц. революционеры. Всяческие агитаторы призы вали к демонстрации. Выброшены лозунги: „Долой Цар ское правительство, Долой Войну, Да здравствует Времен ное Правительство и Учредительное Собрание". Лозунги с быстротою молнии перебрасываются в другие городские районы. Всюду революционное возбуждение. Срывают с ра боты еще не забастовавших, останавливают трамваи, маль чишки бьют стекла, громят, иногда, лавки. Всюду слышится: „На Невский, на Невский".
Около 9 часов с ВЫБОРГСКОЙ стороны к Литейному мосту двигается толпа до 40.000. Поют революционные пес ни. Отряд полиции, две роты пехоты и две с половиной сот ни казаков, загораживают путь к мосту и разгоняют толпу, но немного спустя весь мост уже запружен рабочими. Около 11 ч. эта толпа опрокидывает полицейский и кавалерийский наряды, заграждающие выход на Литейный проспект, и с криками — ура — прорывается на Литейный. Пешая поли ция бросается на толпу. Часть рабочих рассеивается в бо ковые улицы, часть поворачивает обратно на мост. Град ледяшек летит в полицию. Несутся ругательства: „Крово пийцы, опричники". Наряды отжимают толпу на Выборгскую сторону.
Разбежавшиеся с Литейного боковыми улицами, по вчерашнему, проникают к Невскому.
На ПЕТРОГРАДСКОЙ стороне, около 9 часов, по Боль шому проспекту, направляясь к Троицкому мосту, двигается толпа до 3.000 ч. Много учащихся. Поют Марсельезу. Оста навливают трамваи, громят некоторые лавки. Мальчишки бьют стекла.
По Каменноостровскому тоже идет толпа. До 7.000 под ходят около 11 часов к Троицкому мосту. Конная полиция загораживает путь и оттесняет толпу. Из толпы раздаются выстрелы и через некоторое время толпа проникает на мост и, перейдя его разными улицами, устремляется к Невскому.
{84} На ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ также срывают с работ. Около 9 часов толпа до 5.000, с пением — „Вставай подымай ся рабочий народ", двигается от завода „Сименс и Гальске" к Среднему проспекту. Конная полиция врезывается в толпу. Бывший по близости разъезд казаков с Государевыми вен зелями на погонах, под командой урядника, не принял ни какого участия в рассеянии толпы, несмотря на обращение к уряднику о помощи со стороны чинов полиции. Толпа тор жествует: „Казаки за нас".
После 9 часов Градоначальник Балк объехал город и он показался ему настолько спокойным, „что создалась воз можность заняться текущими делами и он приступил к приему просителей."
— Однако, после одиннадцати, к Градоначальнику стали поступать со всех сторон тревожные сведения, что через Неву идут в разных местах сплошные вереницы людей. Генерал Хабалов сам протелефонировал, что он ви дит цепи людей, которые спешат через Неву на Француз скую набережную, на углу которой с Литейным его кварти ра.
С полудня, на Литейной, на Знаменской площади, на Нев ском от Николаевского вокзала и до Полицейского моста, по Садовой, — уже были сплошные массы народа. Движение трамваев прекратилось. Ехавших на извозчиках ссаживали. У Николаевского вокзала и на Лиговке останавливали ломо виков и выворачивали кладь на мостовую. Движение по льду с Выборгской и Петроградской сторон, с Вас. Острова увеличивалось. На Невском и соседних улицах толпы плот нели. Наряды пешей полиции потонули в них. В 12 с поло виной часов Градоначальник доложил по телефону генералу Хабалову, что полиция не в состоянии приостановить движе ние и скопление народа, не в состоянии поддерживать поря док. Генерал Хабалов ответил:
— „Считайте, что войска немедленно вступают в третье положение. Передайте подведомственным вам чинам, что они подчиняются начальникам соответственных военных районов, что должны исполнять их приказания и оказывать {85} им по размещению войск содействие. Через час я буду в Градоначальстве".
Около часу Градоначальник отдал распоряжение об этом третьем положении и послал телеграммы полицмейсте рам явиться немедленно начальникам Военных районов.
С этого момента успех подавления беспорядков будет зависеть главным образом от энергии, смелости, распоря дительности тех офицеров, которые в этот исторический момент оказались начальниками районов. Таков был стран ный „план" охраны столицы, перекладывавший руководство подавления беспорядков с плеч опытных по обращению с толпой столичных районных полицмейстеров на незнако мых совершенно с полицейско-административной службой строевых офицеров. Только полным легкомыслием Министра Внутренних Дел и незнанием столицы и ее блестящей поли ции со стороны нового Градоначальника, можно объяснить утверждение того плана с его инструкцией.
Около часу к Казанскому собору стекается со всех сто рон самая разнообразная публика. Много рабочих. Сверху по Невскому приближается толпа тысячи в три. Полиция, жандармы, драгуны и казаки разгоняют ее. Толпа рассеива ется в стороны и вновь собирается. Вскоре там происходит настоящая политическая демонстрация. Видны красные фла ги. Поют Марсельезу и „Вставай подымайся". Кричат — „До лой Царя, долой правительство, долой войну!" Наряды поли ции и войск напирают на толпу, она разбегается и вновь группируется.
В три часа прибыл Начальник участка войсковой охра ны Командир 3-го Стрелкового запасного батальона пол ковник Шалковников, который и начал руководить действия ми войск и полиции.
В 4 ч. 20 м. к Казанскому мосту снова подошла толпа рабочих и подростков до 3.000, с пением революционных песен. Встреченная нарядами и между прочим полуротой Зап. Бат. Гв. 3-го Стрелк. полка, толпа рассеивается, вновь {86} собирается, вновь рассеивается и так продолжается до 6 ча сов. А в 8 часов к мосту подходит новая толпа до 1.000 че ловек, но быстро рассеивается. Во всех этих случаях оружие в дело не пускалось и пострадавших не было. Бессилие вла сти было ясно. Требовались иные, более решительные меры.
На другом конце Невского также были демонстрации. На Знаменской площади около 3 ч. дня собралось до 3.000 народу. Поют революционные песни. Кричат: „Долой прави тельство". „Да здравствует республика". „Долой войну". На ряд полиции бросается на толпу, его встречают градом ле дяшек. Казаки бездействуют. Они лишь шагом проходят сквозь толпу, некоторые смеются. Толпа в восторге, кри чит: Ура! На ура казаки кивают головами, кланяются. Полиция негодует.
Так же безобразно почти в это же время вел себя взвод казаков на Васильевском Острове, не желая разгонять толпу, шедшую к Николаевскому мосту. Пехота рассеяла ее. Так же бездействовали казаки вечером на углу Невского и Ли тейного, где был митинг. Они лишь осторожно проезжали сквозь толпу. Толпа была в восторге.
Поздно вечером беспорядки стихли естественным путем. Все утомились. Все расходились, обещая завтра вновь со браться там же. Одна фраза передавалась в группах расхо дившихся рабочих: „Казаки за нас, казаки за народ!"...
Зато в рядах полиции, в рядах пехоты поведение каза ков вызвало самое горячее порицание.
Правительство продолжало не понимать, что происхо дит в столице. Я днем занимался в министерстве с одним из товарищей министра, умнейшим человеком. Мы спокойно обсуждали различные хозяйственные вопросы Крыма. О гра ницах градоначальства. О том — чем мостить ялтинскую набе режную и улицы. Сам министр очень интересовался этими вопросами, и всё надо было приготовить к возвращению Государя из Ставки. Министр наивно верил, что причина беспоряд ков недостаток хлеба. Генерал Хабалов по документам {87} доказывал, что в столице вполне достаточно муки. Он почти весь день был занят продовольственным вопросом. На оче редном заседании Совета Министров в Мариинском дворце, продолжавшемся с часу до шести, решали текущие дела, но о беспорядках не говорилось. Министр Внутренних Дел даже не приехал на заседание, а премьер Голицын узнал о них только тогда, когда, возвращаясь домой, был задержан при переезде через Невский проспект. То было вполне естествен но при спокойствии Министра Внутренних Дел!
Вечером состоялся, преинтересный званый обед у Н. Ф. Бурдукова. Н. Ф. Бурдуков, шталмейстер, долголетний друг и наследник всего состояния умершего перед войной изда теля „Гражданина" князя Мещерского. С тех пор богатый, независимый человек, член советов и правлений разных об ществ, человек со связями и нужный, к тому же с неприят ным характером и злым языком. Делец.
В числе приглашенных съехались: Протопопов, Н. А. Маклаков, Н. П. Саблин, и еще два, три человека. Как всегда у Бурдукова хороший обед, тонкие вина. Хозяин большой гастроном, каприза и знаток. Играет небольшой оркестр Л. Гв. Преображенского полка. Разговор идет о текущих событиях. Маклаков несколько обеспокоен. Протопопов ве село уверяет, что всё происходящее — пустяки. Всё обой дется хорошо. Но если произойдет что-либо серьезное, то он сумеет все прекратить немедленно...
Некоторые из присут ствующих удивлены, ведь власть-то уже, как говорят, переда на военным. Идет какое-то неясное разъяснение, которого, по-видимому, и сам разъяснитель не понимает. После обеда пере шли в большой, комфортабельный кабинет хозяина, не так давно — князя Мещерского.
Со стены смотрит задумчиво большой портрет князя. Под ним письменный стол князя, при двинутый к стене по-музейному, с разными фотографиями и реликвиями. Пристально смотрит из серебряной рамы Царь-Миротворец, друг князя. Все это сохраняется Бурдуковым с почетом и уважением.
{88} Подали кофе, ликеры. Хозяин предлагает сигары. На строение хорошее. Для развлечения дорогих гостей при глашен знаменитый гипнотизер Моргенштерн. Он будет де лать предсказание каждому по его почерку. Всем розданы одинакового формата листки и предложено написать одну и ту же фразу: „Как хороши, как свежи были розы". Свернули записочки в трубочки, бросили в общую вазу. Пере мешав рукой, Моргенштерн вынул наугад одну трубочку, развернул и, глядя на почерк стал предсказывать. То была записка Протопопова.
— „Тот, кто написал эту записку, — начал Моргенштерн, — сделал быстро очень большую карьеру и создал себе исклю чительно большое положение. Но, ему грозит величайшая катастрофа. И если он ее избежит, он достигнет величайше го положения. Но, кажется, ему этой катастрофы не преодо леть. Она его раздавит",
Таков был почти дословно смыл предсказания Моргенштерна. Протопопов как бы осел сразу, поник. Присутствую щие старались не замечать этого эффекта. Моргенштерн про должал предсказания по другим почеркам. После гадания хо зяин попросил музыкантов исполнить что либо веселое. Со лист — Леля Шоколадка — начал петь частушку:
„Сидит Сеня на заборе с революцией во взоре,
„Подошла я взглянула, прямо в рожу плюнула"....
Все как бы сконфузились. Стало как-то неловко. А ча стушка продолжалась. Любезный хозяин сумел сгладить не ловкость куплетиста...
Музыканты сыграли еще что-то. Их отпустили. Погово рили еще немного и стали прощаться. Разошлись с нехоро шим чувством. Было не по себе. Хозяин поехал на автомо биле к себе, в Царское Село.
**
*
Императрица Александра Федоровна продолжала смо треть на происходящее в Петрограде совершенно спокойно. Посланный утром к Протопопову генерал Гротен привез {89} успокоительные от министра заверения. В письме Государю от 24 февраля, писанном в 3 часа дня, Царица не высказы вает ни малейшей тревоги.
„Беспорядки хуже в 10 ч. и меньше в 1 ч." — пишет Царица про то время, когда толпа на Невском кричала: „Долой Ца ря", „Да здравствует республика и мир". Царицу обманывал Протопопов.
В тот день выяснилось, что у В. К. Татьяны Николаевны и у А. А. Вырубовой тоже корь. Государыня всецело занята больными.
Около полуночи Саблин протелефонировал во дворец, как хорошо прошел обед у Бурдукова и как спокойно смо трит на происходящее Протопопов.
{93}
25 февраля, суббота, в Петрограде. — Беспорядки и волнения. — Нападение толпы на полицмейстера Шалфеева. — обезоружение го родовых. — Демонстрация на Знаменской площади. — Убийство ка заком пристава Крылова. — Братание казаков с толпой. — Казаки против полиции. — Беспорядки на Невском. — Аресты рабочих. — Митинг в Городской Думе. — Первое донесение ген. Хабалова Го сударю о беспорядках. — Ложь Хабалова. — Ответ Государя с повелением прекратить беспорядки. — Растерянность Хабалова. — Собрание начальников военных участков. — Протопопов и его первая телеграмма Воейкову о беспорядках. — Заседание Совета министров. — Успокоительное письмо Протопопова Царице. — День 25 февраля в Царском Селе. — Настроение Императрицы и Её взгляд на происходящее в Петрограде. — Разговор с генералом Бойсманом и передача мне через него поручения от Царицы.
25-го февраля, в субботу, забастовка в Петрограде охва тила до 240.000 рабочих. Бюро Центр. Комитета Большеви ков (где уже тогда работали Молотов и Шляпников) выпу стило листовку с призывом ко всеобщей забастовке. Она заканчивалась так: „Впереди борьба, но нас ждет верная по беда. Все под красные знамена революции. Долой Царскую монархию. Да здравствует демократическая республика. Да здравствует восьмичасовой рабочий день. Вся помещичья земля народу. Долой войну. Да здравствует братство рабо чих всего мира. Да здравствуеет социалистический интерна ционал". Всюду лозунг — бросать работу и на Невский.
На ВЫБОРГСКОЙ СТОРОНЕ, около 10 утра, по Сампсониевскому проспекту, двигается толпа рабочих, 600 чел., на углу Финского переулка и Нижегородской улицы сотня ка заков и взвод драгун заградили им путь. Толпа останови лась. Туда же явился с нарядом конной полиции в 10 чел. полицмейстер Шалфеев. Подъехав к толпе, он стал уговари вать рабочих разойтись. Казаки и драгуны уехали. Толпа поняла это, как нежелание войск работать с полицией и бро силась на Шалфеева. Его стащили с лошади, тяжело ранили железом, и били. Бросившийся на выручку наряд полиции был смят. С обеих сторон были одиночные выстрелы. В по лицию бросали камнями, кусками железа. Подоспевшие на ряды рассеяли, наконец, толпу. Шалфеева в бессознательном состоянии отвезли в госпиталь. В этой же схватке рабочие избили одного городового и отняли у него револьвер и клинок от шашки.
В то же время на заводе „Айваз" была большая сходка, на которой постановили бастовать до 1 марта, а сейчас идти на демонстрацию к Казанскому собору.
{94} В АЛЕКСАНДРОВСКОМ участке, в 9 утра, до 14.000 ра бочих Обуховского завода двинулись к городу, сняли рабо чих Карточной фабрики, Фарфорового завода и еще несколь ких предприятий. Шли с пением революционных песен. Впе реди несли флаг с надписью: „Долой самодержавие, да здра вствует демократическая республика".
На проспекте Михаила Архангела толпа была встречена нарядами полиции, рассеяна с применением холодного ору жия, флаг отнят, флагоносец (Обуховского завода рабочий Масальский 18 лет) арестован.
На ПЕТРОГРАДСКОЙ СТОРОНЕ в 9 ч. утра разгромили одну булочную на Каменоостровском проспекте; в 10 ч. толпа до 800 человек пыталась снять с работ Государствен ную типографию, но была рассеяна полицией.
На ВАСИЛЬЕВСКОМ ОСТРОВЕ, около 8 утра, толпа на бросилась на городового Ваха, стоявшего на Косой линии, отняла револьвер и шашку и нанесла несколько рассеченных ран.
Около 10 ч. толпа пытается остановить работы на Тру бочном заводе Артиллерийского ведомства. Наряд Зап. Бат. Л.-гв. финляндского полка мешает этому. Один из рабочих, подойдя к начальнику части подпоручику Иоссу, обругал его. Иосс из револьвера покончил с рабочим. Толпа разбежалась. Труп убитого был отправлен под охраной конвоя казаков в Николаевский госпиталь, но казаки допустили рабочих завладеть трупом и те снесли его в покойницкую около Туч кова моста.
Около 10 ч., толпа в 500 ч., пройдя через Тучков мост, стала срывать с работы завод „Сименс и Гальске", была сперва рассеяна, но вновь собралась, сорвав работу и до 5.000, с пением революционных песен двинулась по среднему проспекту. Конная полиция стала разгонять толпу. Помощ ники приставов Евсеев и Пачогло обратились за содействием к начальнику казачьего разъезда 1-го Донского полка. Разъезд скрылся. Финляндцы же действовали энергично и не {94} пропускали рабочих через Николаевский мост, куда те стреми лись с криками „На Невский, на Невский".
Но главные события разыгрываются на Невском, куда со всех сторон стекаются рабочие, учащиеся, всякая публика и особенно много женщин.
В районе 1-го Участка Казанской части, на Невском, с 11 часов полиция энергично рассеивает группирующихся рабочих. Около часу к Казанскому мосту подошла толпа с пением революционной песни. Отряд из сотни казаков 4-го Донского полка, полутора рот Зап. Бат. Л. -гв. 3 Стрелк. пол ка и конной полиции разгоняет толпу. Но толпа вскоре опять группируется.
На Екатерининском канале, против дома № 21, из толпы стреляют по нарядам. Бросают бутылки, камни. Ранены стре лок, два городовых и командовавший конной полицией офи цер Доморацкий.
В центре Невского и выше к Знаменской площади (про тив Николаевского вокзала) все утро двигаются толпы. По лиция рассеивает их. В 12 с половиной часов на Знаменской площади многотысячный митинг. Развеваются красные флаги. У памятника Императору Александру III ораторы произносят речи. Пристав Крылов, блестящий полицейский офицер, бросается отнимать один из флагов. Его убивает шашкой казак из наряда. Конная полиция бросается на вы ручку Крылова, казаки под командой офицера оттесняют ее. Толпа гогочет от восторга, кричат уррра! Митинг продол жается в присутствии казаков. Толпа с криками качает каза ка, убившего пристава.
Весть о таком поступке казака ле тит по Невскому и скоро делается достоянием всего города. Она подбодряет, воодушевляет рабочих. Агитаторы исполь зуют его в речах к толпе. Толпа смелеет.
С 2-х часов демонстрации на Невском возобновляются в разных местах. У Казанского моста собирается толпа до 5.000. Часть толпы освобождает арестованных из двора до ма № 3 по Казанской улице. Ей помогает взвод казаков 4-го. Донского полка под командой офицера. Казаки ругают {96} полицию, ранят двух городовых. Прискакавшие жандармы под командой офицера Подобедова, разгоняют толпу, при чем теперь им помогают и казаки.
Около 6 часов, у Городской Думы, из толпы стали стре лять по полиции и по драгунам 9-го Запасного Кавалерий ского полка. Офицер спешивает драгун и дает по толпе залп. Несколько человек убито, несколько ранено. Толпа разбегается.
На тротуарах паника. „Стреляют, стреляют!" — летит по Невскому.
Этот слух производит охлаждающее действие в районе от Аничкова моста к Знаменской площади. У Аничкова мо ста, с 4 часов, толпа двигалась к площади. На углу Литейно го в наряд конных жандармов бросили бомбу. Страшный треск и никого раненых. Конные наряды разгоняют толпу. По пути толпа обезоружила трех городовых, трех полицей ских надзирателей, двух помощников пристава. Один надзиратель ранен выстрелом. Вечером слух о стрельбе у Думы производит большое впечатление. Начинают говорить не пора ли все кончать, так как войска переходят к решитель ным действиям. Говорили о необходимости кончать заба стовку.
К ночи Невский опустел. Видна лишь полиция, разъезды жандармов, казаков, драгун.
**
*
Вечером, в Городской Думе, состоялось заседание для обсуждения продовольственного вопроса. Благодаря попу стительству Гор. Головы и растерянности властей, это закры тое заседание обратилось в открытый революционный ми тинг. Сенатор Иванов, генерал Дурново, профессор Бернацкий и другие ораторы нападали на правительство. Один оратор кричал: „Мы не верим Верховной власти", — другой требовал смены правительства, третий предлагал „почтить вставанием" убитых на Невском демонстрантов. Появление членов Гос. Думы Керенского и Скобелева еще больше при подняло настроение. Керенский был встречен громом {97} рукоплесканий. Его речь наэлектризовала собрание. А когда при несли к Думе убитых демонстрантов, настроение достигло высшего возбуждения. Городской Голова добился по теле фону от Балка освобождения некоторых арестованных, а за тем... а затем, поговоривши, покричавши и погорячившись, — разошлись.
**
*
Стрельба на Невском дала повод некоторым думать, что, по примеру 1905 года, власть одолевает революционный беспорядок. К несчастью для России при начале второй ре волюции у нас не было Дурново и Трепова, не было Дедюлина с Герасимовым, не было Минов и Риманов.
Пишущему эти строки пришлось видеть в Петрограде, как протекали обе революции и я вспоминал 1905 год, вспо минал людей, которые спасли тогда Россию...
Перед завтраком на Невском я со своим спутником, по лицейским чиновником с юга России, наблюдал „братание" казаков с толпой. — „Смотрите, князь, и учитесь, как не на до действовать" — сказал я ему. Придя в министерство, я высказал H. H. Боборыкину, что у нас началась революция, чем не мало удивил нового Таврического губернатора, генерала Бойсмана. Бойсман только что был принят в Царском Селе Императрицей и, вернувшись оттуда, приехал ко мне с поручением от Ее Величества.
Он был в самом радужном настроении, был уверен в незначительности беспорядков и передавал, что Государыня против каких-либо крутых мер и особенно против стрельбы по демонстрантам.
Я не был согласен с таким взглядом. Раз во время войны устраивайся политическая демонстрация и полиция и войсковой наряд видят плакаты и флаги с надписями: „Долой войну", „До лой Царя", „Да здравствует республика" — стрельба необхо дима. В таком положении стрельба понятна каждому про стому солдату. Такой момент был потерян вчера, когда в одном месте была именно политическая демонстрация, были революционеры, а не просто толпа.
После завтрака мне был назначен прием у министра. Перед приемом пришлось переговорить с товарищем {98} министра все о том же, чем мостить Ялтинскую мостовую — тор цами или асфальтом. Ирония судьбы. Товарищ министра до ложил, и меня попросили к министру. Протопопов был в веселом настроении и, как всегда, очарователен. Он нагово рил мне много приятных вещей, просил не стесняться в Ял те приемами по представительству. Как раз в то время ему протелефонировали о демонстрации на Знаменской площади и об убийстве пристава Крылова казаком. Заговорили на эту тему. Я высказался за немедленное предание казака су ду. Протопопов сказал, что теперь все зависит от Хабалова, что теперь беспорядки совершенно его не касаются.
Затрещал дворцовый телефон. Императрица вызывала министра. Протопопов начал говорить по-английски. Я вы шел в соседнюю комнату.
Когда я вернулся, министр сказал, что Ее Величество спрашивала о положении дел и что он доложил об энергич ном подавлении беспорядков войсками.
Уходя, я встретился с Директором Деп. Полиции Ва сильевым. Мы обменялись несколькими фразами. Он прого ворил что-то мало понятное. Вид у него был довольно ра стерянный.
Уже второй день как дом Протопопова охранялся воен ным караулом под начальством офицера. В этот день началь ником был Л.-гв. Павловского полка Грим. Он был пригла шен к обеду министра. Протопопов спросил о беспорядках. Грим рассказал про их серьезный характер. Протопопов шу тил, смеялся и высказал, что революцию надо было вызвать на улицу, чтобы раздавить, что теперь и выполняет Хабалов. Растерявшийся от подобного объяснения происходящих беспорядков офицер не знал что и ответить министру. Но слы шанным от министра он был настолько поражен, что вече ром же доложил о том по начальству. Речам министра уди влялись и офицеры, комментировали их не в пользу прави тельства.
Вечером Протопопов послал в Ставку Дворцовому Ко менданту первую телеграмму о беспорядках. Объяснив, со вершенно ошибочно, возникновение забастовки и {99} беспорядков только недостатком хлеба, Протопопов довольно верно сообщил, как протекали беспорядки, но ни одним словом не указал на их политический характер и закончил телеграмму так: ,,Сегодня днем более серьезные беспорядки происходи ли около памятника Императора Александра III на Знаменской площади, где убит пристав Крылов. Движение носит неорганизованный стихийный характер, наряду с эксцессами противуправительственного свойства буйствующие местами приветствуют войска. Прекращению дальнейших беспоряд ков принимаются энергичные меры военным начальством. Москве спокойно. МВД. Протопопов. № 179. 25 февраля 1917 г.".
Так расписался Протопопов в своем политическом убо жестве. Министр Внутренних Дел не понимал, что в России началась революция. Не понимал того и Директор деп. по лиции, не понимал и Начальник Охранного Отделения. Послед нее меня очень удивило в тот вечер, так как генерал Глобачев все последнее время ожидал революционного взрыва и предупреждал о том свое начальство.
25 февраля в 5 ч. 40 м. по полудни, генерал Хабалов по слал генералу Алексееву первую телеграмму о беспорядках следующего содержания: — „Доношу, что 23 и 24 февраля, вследствие недостатка хлеба, на многих заводах возникла забастовка. 24 февраля бастовало около 200 тысяч рабочих, которые насильственно снимали работавших. Движение трам вая рабочими было прекращено. В средине дня 23 и 24 февра ля часть рабочих прорвалась к Невскому, откуда была разо гнана. Насильственные действия выразились разбитием сте кол в нескольких лавках и трамваях. Оружие войсками не употреблялось, четыре чина полиции получили неопасные поранения. Сегодня, 25 февраля попытки рабочих проникнуть на Невский успешно парализуются. Прорвавшаяся часть раз гоняется казаками. Утром полицмейстеру Выборгского райо на сломали руку и нанесли в голову рану тупым орудием. Около трех часов дня на Знаменской площади убит при рассеянии толпы пристав Крылов. Толпа рассеяна. В подавлении {100} беспорядков, кроме Петроградского гарнизона, принимают участие пять эскадронов 9 Запасного Кавалерийского полка из Красного Села, сотня лейб-гвардии сводно-казачьего пол ка из Павловска и вызвано в Петроград пять эскадронов гвардейского запасного кавалерийского полка. № 486. Ген. Хабалов".
Подобно Протопопову, и Хабалов исказил истину. Кро ме того, он не посмел сообщить правду про убийство при става казаком. Все обстоятельства того убийства были до ложены ему жандармским офицером с места происшествия. Было доложено и о том, как толпа качала казака убийцу. Так лгал растерявшийся генерал Хабалов, опять-таки, по добно Протопопову, скрывая политический характер происходящего.
В 9 ч. вечера Хабалов получил личную телеграмму от Государя: — „Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германи ей и Австрией.
**
*
Хабалов окончательно растерялся. — „Меня ударило как обухом по голове" — говорил он про впечатление от Госу даревой телеграммы. В 10 ч. у Хабалова собрались команди ры запасных батальонов и начальники участков военной охраны. Генерал прочел Государеву телеграмму и отдал при казание на предстоящий день: толпы незначительные, не агрессивные разгонять кавалерией. Толпы же агрессивные и с революционными флагами рассеивать огнем, по уставу. Открывать огонь после троекратного предупреждения сигна лом.
Распоряжение неправильное. В каждом данном случае об огне должен решать начальник на месте. Вот почему долж ны быть полицейские начальники!
**
*
Поздно вечером началось заседание Совета министров в квартире князя Голицына. Впервые за время беспорядков Совет обсуждал создавшееся положение.
Вопрос сразу {101} свелся к тому — следует ли распускать Гос. Думу. Министры Покровский, Риттих, Войновский-Кригер говорили за необ ходимость работы согласно с Г. Думой. Они находили, одна ко, что необходимо несколько изменить состав министров. Все понимали намек на уход Протопопова. Сам Протопопов весьма сбивчиво говорил о том, что происходит в столице. Он много путал, но высказывался за роспуск Думы и за по давление беспорядков вооруженною силою. За роспуск Думы высказывались также Добровольский и Раев. Вызвали гене рала Хабалова. Он произвел впечатление человека растерян ного, испуганного. Его доклад был сумбурный. Он даже за был доложить о полученной от Государя телеграмме.
Для пояснения положения вызвали Директора Департамента по лиции и Начальника Охр. Отделения. После доклада послед него министры стали серьезнее смотреть на происходящее в столице. Беляев, Бобринский и еще некоторые стали выска зываться, за подавление волнений вооруженною силою. Был даже поднят вопрос об объявлении осадного положения, но он остался нерешенным.
Премьер старался примирить всех и поручил Покровско му и Риттиху переговорить с некоторыми думскими лидера ми и столковаться с ними. Но он также намекнул, что неко торым министрам придется пожертвовать своим положением.
Совет согласился с проектом Хабалова опубликовать с утра и расклеить по городу от его имени предупреждение, что скопища будут рассеиваться оружием. Часов около че тырех утра министры разъехались, условимшись собраться на совещание 26 числа в 8 ч. 30 м. вечера.
**
*
Протопопов, вернувшись домой, написал успокоительное письмо Императрице, о чем ниже. Министр Внутренних Дел настолько не отдавал себе отчета о сущности происходящего в столице, что за все те дни он не отправил ни одного Всеподданнейшего доклада Государю.
**
*
В Царском Селе, во дворце было спокойно. Императрица продолжала смотреть на происходящие события глазами {102} Протопопова. Утром Царица получила от министра письмо, которое ничего тревожного не сообщало. „Оно, правда, не многого стоит" — так оценила его сама Государыня, но все-та ки на основании этого письма высказала Государю:
— „Стачки и беспорядки в городе более чем вызываю щие... Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бе гают и кричат что у них нет хлеба, просто для того, чтобы создать возбуждение, и рабочие, которые мешают другим работать..."
И Императрица продолжала заниматься текущими делами. Навестила больных детей, А. А. Вырубову. Съез дила в церковь и помолилась у Знамения. Приняла очеред ной доклад состоявшего при Ее Величестве графа Апракси на.
Встревоженный беспорядками, усматривая в них боль шую политическую подкладку, граф после доклада начал говорить о текущем моменте. Он высказал много отрицатель ного по адресу некоторых министров. Сказал, что почти у каждого министра есть в прошлом что-либо нехорошее. По ходу разговора Государыня стала терять спокойствие, нако нец рассердилась настолько, что отшвырнула стул. Разго вор был настолько серьезен, что вернувшийся домой граф поведал своей жене, что вряд ли ему придется продолжать службу при особе Ее Величества.
Приняла Государыня нового Таврического губернатора ге нерала Бойсмана. Много говорили о Крыме, а затем перешли на беспорядки. Царица высказала свой взгляд о мальчиш ках и девчонках и главное значение придавала продоволь ственному вопросу вообще и выпечке хлеба в Петрограде. Ей понравилась мысль Бойсмана о том, чтобы Хабалов стал выпекать хлеб в казенных хлебопекарнях и Государыня поручила Бойсману побывать у Протопопова и передать ему, дабы он обсудил этот вопрос с Хабаловым.
Государыня была против репрессивных мер и особенно против стрельбы. „Не надо стрельбы, не надо стрельбы" — повторяла, несколько раз Государыня, — „Нужно только поддерживать порядок".
{103} Государыня поручила Бойсману повидать меня и пере дать мне, дабы я не преследовал очень одного из моих под чиненных в Ялте, который в это время уже был уволен от службы. Вернувшись из Царского, Бойсман приехал ко мне, передал мне поручение Императрицы и рассказал всю их беседу о текущем моменте. Было ясно, что Царица совершен но ни понимает его.
{107}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ.
— 26 февраля. Воскресенье, в Петрограде. — Волнения на улицах и подавление их войсками. — Стрельба по толпам. — Учебные коман ды Запасных батальонов Л. Гв. Павловского и Волынского полков. — Тот день в Царском Селе. — Во дворце. — Императрица и Ее настроение. Прием Н. Ф. Бурдукова. — Мой разговор по телефону с генералам Воейковым, который в Ставке. — В Петрограде у гр. И. И. Воронцова-Дашкова. — Бунт 4 роты Зап. Батальона Л. Гв. Павловского полка. — У Протопопова. — В Совете Министров. — Роспуск Гос. Совета и Г. Думы. — Телеграмма Голицына Государю. — Настроение рабочих и революционной интеллигенции. — Родзянко и его телеграмма ген. Алексееву и Главнокомандующим. — Те леграммы в Ставку ген. Хабалова и полк. Павленкова. — Настроения в Петрограде по результатам дня.
26 февраля, в воскресенье, в Петрограде никто с утра не работал. Праздничный день. Газеты не вышли. Это сразу показало что-то не ладное. С утра повсюду войсковые наря ды. Мосты через Неву, все дороги и переходы по льду охра няются войсками. Всюду цепи, разъезды, посты. И несмотря на это, рабочие одетые по-праздничному, и всякий люд, особенно молодежь, все тянутся со всех сторон к Невскому. Все препятствия обходятся. С отдельными солдатами, поста ми разговаривают мирно, дружелюбно. Среди рабочих, осо бенно в Выборгском районе, дан лозунг — брататься с сол датами. Пешей полиции не видно. Это производит тревож ное впечатление. Всюду войска.
В тот день я должен был обедать у знакомых в Цар ском Селе. Я предполагал воспользоваться случаем и пере говорить по прямому проводу со Ставкой — с генералом Воейковым. Вот почему, чтобы быть лучше в курсе всех со бытий, я около 11 утра, сговорившись заранее, приехал к С. П. Белецкому. Он жил недалеко от Соляного города. Ехал по Фонтанке, пустынно, неприятно. Около дома Протопопова — наряд. Жандармы.
Белецкий был серьезно встревожен. Он понимал, что происходит нечто необычайное, но слова „революция" он избегал. Он очень одобрил мой план протелефонировать Воейкову и при мне стал спрашивать новости у директора Д. П. Васильева.
Васильев сообщил, что под утро произведе на большая ликвидация: арестовано до ста человек разных партий. Арестованы все вожаки движения. Арестован „руко водящий" движением „коллектив". Надеются, что завтра, в понедельник, все будет кончено. Тоже самое, но только в {108} других выражениях, собщил и Протопопов. Белецкий отнес ся к их успокоениям довольно сдержанно. Я понял, что он не верит в арест какого-то коллектива, руководящего, якобы, всем движением. Такого тогда не было.
Были арестованы пять человек из Петербургского Коми тета большевиков, но это была капля в море. Начальник Охранного Отделения смеялся над этими арестами, произве денными по его спискам.
Белецкий понимал что в Петрограде нет фактически авторитетного военного начальника, который бы руково дил подавлением беспорядков, А между тем все передано в руки военных. А главное нет Государя. Нужно, чтобы Го сударь немедленно вернулся из Ставки.
Я еще успел пересечь Невский и проехать обратно к се бе, (Фонтанка № 54), но с полудня Невский по тротуарам уже был залит людской массой. С двух часов в разных концах начинаются демонстрации.
Толпа занимает середину улицы. Появляются красные флаги. Поют революционные песни. Особенно возбуж денное состояние у Казанского Собора, у Гостиного Двора, на углу Садовой, на углу Литейного, вокруг Знаменской площади. Площадь удобна для демонстрации, но пехота не пускает народ прорваться на площадь. Конные наряды бро саются на толпу, из толпы летят камни, ледяшки.
Около трех часов в разных местах Невского начинается стрельба пехотных частей по толпам. Особенно энергично стреляет у Гостиного Двора учебная команда Зап. Б-на Павловского полка. Ею командует капитан Чистяков, Сухой, энергичный, с горящими красивыми глазами, он, как наэлек тризован. Рота раскинула цепи поперек Невского и поперек Садовой. По Невскому от Аничкина моста и по Садовой к Невскому, заполнивши мостовую, двигаются толпы с крас ными флагами, с пением революционных песен. На сигналы не обращают внимания. Цепи стреляют залпами. Кто-то стре ляет с крыши по солдатам сзади. Убит в затылок ефрейтор. Солдаты обозлены. Переходят на частый огонь. Стрельбе по {109} толпе иногда мешают казаки, смешиваясь с толпой. Пехота злится. Слышна ругань по адресу казаков,
Не менее энергично работает и учебная команда Волын ского полка. Ею командует капитан Квитницкий. Ее роты оберегают Знаменскую площадь. Часть стреляет вдоль Нев ского против напирающей толпы, другая часть вдоль Гон чарной улицы, откуда напирают с флагами и песнями. В этом районе несколько десятков убитых и раненых. Появи лись добровольцы-санитары: молодежь с повязками на ру кавах. Много молодых женщин. Им дают работать.
От действительной стрельбы толпа в панике. Начинает ся отлив от Невского. Когда же некоторые части дают первый залп вверх, на воздух, толпа смеется и смелеет.
Вечером распространился слух о бунте в Павловском полку, о чем ниже.
**
*
Часа в четыре я приехал в Царское Село. Под снежной пеленой город казался особенно нарядным.
Придворные ка реты с кучерами в красных ливреях придавали всему празд ничный вид. Сказочными выглядели покрытые снегом буль вары. Всюду тишина, спокойствие.
Сделав несколько визитов, повидав бывших подчинен ных я попал в семью С. Н. Вильчковского. Там также, как и во многих других Царскосельских семьях, царил культ Их Величеств. Сам Вильчковский занимал хороший пост и, кроме того, был начальником одного из поездов Ее Величе ства. Его жена работала в госпитале Государыни. Она была в восторге от Государыни, как от человека, матери, семья нинки. Как она любит помогать нашим больным и раненым, чего она не делает для них. Теперь Царица вся поглощена болезнью детей.
Александровский дворец действительно походил тогда на госпиталь. В комнатах Наследника и Вел. Княжен опущены шторы, царит полумрак. У Наследника и двух старших Вел. Княжен температура выше 39. Младшие В. Княжны {110} Мария и Анастасия Николаевны ухаживают за больными и гордятся тем, что они „сестры милосердия" и помогают Царице. Ца рица поспевает всюду. Положение Наследника тяжелое. Са мочувствие Ольги и Татьяны Николаевны очень хорошее. Они даже веселы. Присланные офицером Родионовым лан дыши от Гвардейского Экипажа, доставили больным истин ное удовольствие.
На другом конце дворца лежит в жару так любимая царской семьей Аня (А. А. Вырубова). У нее температура более 40. Перебывало несколько докторов. Там дежурит „Аклина". В. К. Мария и Анастасия Николаевны два раза в день ходят туда на дежурство. Туда тоже были присланы ландыши. Эти ландыши едва ли не были последней улыбкой старого режима Царским детям. В тот день этого никто не подозревал, от детей скрывали истину. В. Княжны были счастливы. Царица строго запретила говорить больным о беспорядках.
Императрица в костюме сестры милосердия то у детей, то у Ани. Она руководит всем и сама ухаживает за больными.
Царица настолько занята больными, что даже не смо гла лично выслушать генерала Гротена, который ездил к Протопопову за новостями. Царица поручила выслушать ге нерала своей подруге Лили Ден.
Протопопов прислал письмо, что вчера положение бы ло хуже, сегодня лучше, произведены хорошие аресты, „Главные вожаки и Лелянов привлечены к ответственности за речи в Городской Думе. Что вечером министры совеща лись о принятии на завтра энергичных мер и что все они надеются что завтра (т. е. в понедельник. А. С.) все будет спокойно".
Так легкомысленно лгал и успокаивал Императрицу Про топопов, а ведь Царица сообщала эти сведения Государю, принимая их за чистую монету.
После завтрака Императрица была с Марией Николаев ной у Знамения. Проехали на могилу Распутина. Над ней {111} уже был довольно высокий сруб. А. А. Вырубова строила часовню. Проехали в дер. Александровку, поговорили с Месоедовым-Ивановым, с Хвощинским и другими офицерами. Вернувшись во дворец, Царица обошла больных. У всех жар увеличился. Корь в разгаре. Царица написала письмо Государю, Ее Величество сообщила все успокоительные све дения, что прислал Протопопов. Написала, как молилась у могилы Распутина и послала кусочек дерева с его могилы, где стояла на коленях.
„...Мне кажется, все будет хорошо, — писала Царица — солнце светит так ярко и я ощущала такое спокойствие и мир на его дорогой могиле. Он умер, чтобы спасти нас."... В таком безмятежном настроении Царица приняла после отправки письма Н. Ф. Бурдукова. Он еще накануне просил срочного приема. Ему было назначено на сегодня. Хорошо осведомленный о происходящем, Бурдуков решил предосте речь Царицу. Он не был связан служебной дисциплиной. Он журналист. Писать Вырубовой нельзя — больна. Расстроен ный, не переменив даже обычного серого костюма, прошел он на этот раз как-то необычно просто во дворец. У ворот даже не сделали обычного опроса. Видна растерянность. Во двор це мертвенно тихо. Неприятно.
Его провели в салон. Вышла Императрица в костюме сестры милосердия. Подала руку, предложила сесть. Царица как будто опустилась, постарела, поседела.
Волнуясь, Бурдуков изобразил положение в столице как безнадежное, катастрофическое. Царица слушала спокойно и сказала, что она ждет доклада от графа Бенкендорфа. Бур дуков упрашивал уехать с детьми куда угодно, но уехать. Царица спокойно отвечала, что она при больных. Она сей час сестра милосердия. Она одна должна бегать от одной больной к другой. Казалось, что слезы блестели на глазах Царицы, но она старалась быть спокойной. Бурдуков пытался продолжать, но Императрица поднялась. С гор достью она твердым голосом сказала:
— „Я верю в русский народ. Верю в его здравый смысл. В его любовь и преданность Государю. Все пройдет, и все будет хорошо".
{112} Аудиенция окончена. Поцеловав руку Ее Величества, Бурдуков покинул дворец. Он был подавлен.
Однако, к вечеру, оптимизм Царицы был поколеблен. В полночь Царица послала первую тревожную телеграмму Госу дарю, которую оканчивала словами: — „Очень беспокоюсь относительно города".
**
*
Переговорить с генералом Воейковым, который был в Ставке можно было только с его квартиры, по прямому проводу, из его кабинета. Я пошел туда. Оказалось, что жена генерала в Петрограде, на квартире родителей. В Царском на квартире только дежурный жандарм Кургузкин. Кургузкин знал меня давно. Я разъяснил ему необходимость переговорить с генералом и просил допустить меня до те лефона. Кургузкин, понимая, что делается, просил меня распо лагать телефоном. Когда я добился Могилева и вызвал к телефону ген. Воейкова, мне ответили, что генерал пьет чай с Его Величеством и по окончании вызовет меня к теле фону.
Через полчаса мы уже разговаривали. Поздоровавшись, я начал с того, что просил генерала обратить внимание на то, что я, Ялтинский Градоначальник, позволил себе забрать ся в его кабинет в его частной квартире, что жандарм Кургуз кин пропустила меня к телефону. Это одно, говорил я, пока зывает насколько тревожно здесь положение. Я передал ге нералу о положении в Петрограде и о том, что Департамент хвастается произведенными арестами. Я высказал мнение, что Департамент не знает, что в действительности происхо дит; что Думу надо распустить, волнения подавлять воору женною силою, но прибавлял я, для этого нужно, чтобы ХОЗЯИН был здесь. Будет Хозяин здесь все будут делать свое дело, как следует. Без Хозяина будет плохо.
Приезжайте Ваше Превосходительство скорое, приез жайте, приезжайте. Генерал Воейков любезно поблагодарил меня за информацию и мы распрощались.
Поблагодарив Кургузкина, я вернулся к генералу В. Се ли за обед. Все были в хорошем настроении. Спокойствие царило в Царском Селе.
Вернувшись около десяти часов в Петрограде, я не нашел своего автомобиля. Кругом вокзала тревога. Один генерал забрал меня и нескольких дам, за которыми тоже не выеха ли их моторы, и довез меня к графу И. И. Воронцову, что состоял при В. К. Михаиле Александровиче. В. Князь был в Петрограде. Граф и его красавица жена были встревожены. У них было несколько офицеров. Офицеры бранили ген. Хабалова и жаловались на полный хаос в городе.
Зло бой дня был бунт в 4 роте запасного батальона Л.-Гв. Пав ловского полка. Запасный батальон того полка, как и все, был перепол нен выше предела. Солдаты спали на нарах в несколько ярусов. Офицеры были или больные эвакуированные кадро вые или молодые неопытные прапорщики, только что выпу щенные с курсов, не пользовавшиеся никаким авторитетом у солдат. Вообще же число офицеров не соответствовало числу солдат и о каком-либо нравственном влиянии офице ров не приходилось говорить. Переполненные помещения, спертый воздух, часто плохая пища от интендантства, все это уже давно разлагающе действовало на запасных солдат, а систематического военного воспитания им не давалось по недостатку кадровых офицеров. На этот большой дефект высшее Петроградское начальство не обращало внимания.
Отлично в полку была поставлена учебная команда Чи стякова. 4-ая рота Запасного батальона состояла из выздо равливающих солдат. Многие из них были испорчены госпи тальным дамским режимом. Рота помещалась в помещении придворного конюшенного ведомства. Настроение роты уже давно заставляло желать лучшего. Часов около четырех, в роту пробралось несколько рабочих агитаторов. Они жаловались, что учебная команда Павловцев стреляет по народу. Просили заступиться, помочь; ведь, братцы, мы — свои. За {114} что же. Здесь не война. Рота заволновалась. Около шести часов несколько десятков разобрали винтовки и толпой по валили на улицу. Офицеров не было. На Екатерининском Ка нале им загородила путь конная полиция. Началась пере стрелка. Было дано знать в казармы Преображенского полка на Миллионной улице. Появившийся взвод Преображенцев загнал Павловцев в казармы. Явились офицеры. Командир батальона полковник Экстен стал усовещивать, но его кто-то ранил в голову, говорят из толпы. Это как бы образуми ло солдат. Бросились на помощь полковнику. Вскоре рота выдала 19 главных зачинщиков беспорядка. Но 21 человек скрылись с винтовками. Зачинщиков арестовали и отправи ли в крепость.
Слух о бунте облетел все казармы. Пошли разговоры. Полиция была возмущена, что войска не только не помор гают, а сами устраивают волнения.
**
*
Министр Протопопов продолжал верить, что Хабалов подавит беспорядки. В тот вечер министр обедал у Дир. Деп. Полиции Васильева. К концу обеда туда был вызван с до кладом Нач. О. О. генерал Глобачев. Последний, наконец, по нял, что у нас началась революция. Вчера поздно вечером один из его отличных сотрудни ков, сообщил ему:
— „Так как воинские части не препятствовали толпе, а в некоторых случаях даже принимали меры к парализованию начинаний полиции, то масса получила уверенность в своей безнаказанности и ныне, после двух дней беспрепятственного хождения по улицам, когда революционнее круги выдви нули лозунги: „Долой войну" и «Долой самодержавие", народ уверился в мысли, что началась революция, что успех за массами, что власть бессильна подавить движение в силу того, что воинские части на ее стороне, что решительная победа близка, т. к. воинские части не сегодня-завтра высту пят открыто на сторону революционных сил, что начавшееся {115} движение уже не стихнет, а будет без перерыва расти до полной победы и государственного переворота"...
К этой вчерашней удивительной по верности характе ристике положения сегодня прибавился такой факт как „бунт" Павловцев.
Сообщения партийных „сотрудников" понятны лишь их авторам и жандармским офицерам, их принимающих. Они „сотрудничают" и по разным причинам и побуждениям, но стремятся к одной и той же цели — помешать революции. Чтобы понять и поверить сведениям „сотрудника", Министром Внутренних дел должен быть Плеве, Столыпиным. Протопопов этого не понимает. Он ухмыляется, смеется, не придает никакого значения, что волна движения вздымается. Он не видит ничего грозного в „бунте" Павловцев.
— „Я спокоен, — говорит министр, смакуя кофе, — Хабалов подавит движение, это его дело..."
И отбросив злободневную неприятную тему, Протопопов начинает обычный рассказ про Царское Село, про милости вое к нему отношение Их Величеств. Дальше следуют планы и анекдоты...
Васильев в восторге. Как гостеприимный хозяин, он за нят угощением гостей, как подчиненный, он льстит начальнику.
Начальник Охранного Отделения уезжает от Министра обескураженным. Это хороший жандармский офицер, но не для боевого времени. Он не может захватить, увлечь мини стра, заставить его действовать, как то делал в первую ре волюцию полковник Герасимов. Да, но тогда и министрами были Дурново и Столыпин. Они понимали все. А им помо гал такой министр юстиции, как Акимов.
После ухода генерала Глобачева, Протопопов утвердил следующую телеграмму для отсылки генералу Воейкову:
— „Сегодня порядок в городе не нарушался до 4 часов дня, когда на Невском проспекте стала накапливаться толпа {116} не подчинявшаяся требованиям разойтись. Ввиду сего возле Гор. Думы войсками были произведены три залпа холосты ми патронами, после чего образовавшееся там сборище рас сеялось. Одновременно значительные скопища образовались на Лиговской улице, Знаменской площади, также на пере сечении Невского Владимирским проспектом и Садовой улицей, причем во всех этих пунктах толпа вела себя вызы вающе бросая в войска каменьями, комьями сколотого на улицах льда.
Поэтому когда стрельба вверх не оказала действия на толпу, вызвав лишь насмешки над войсками, последние вы нуждены были, для прекращения буйства, прибегнуть к стрельбе боевыми потронами по толпе, в результате чего оказались убитые и раненые, большую часть которых толпа, рассеиваясь, уносила с собою.
В начале пятого часа Невский был очищен, но отдельные-участники беспорядков укрываясь за угловыми домами про должали обстреливать воинские разъезды. Войска действо вали ревностно.
Исключение составляет самостоятельный вы ход четвертой эвакуационной роты Павловского полка. Охранным Отделением арестованы на запрещенном со брании 30 посторонних лиц в помещении Группы Ц. К. Военно Пр. Комитета и 136 партийных деятелей, а также и рево люционный руководящий коллектив из пяти лиц. По моему соглашению с командующим войсками контроль распределе ния выпеченного хлеба, также учета использования муки воз ложен на заведывающего продовольствием в Империи Кова левского. Надеюсь, будет польза. Поступили сведения, что-27 февраля часть рабочих намеревается приступить к рабо те. В Москве спокойно. М. В. Д. Протопопов".
Про самое важное событие дня — бунт Павловцев, Про топопов не счел нужным сообщить.
Утвердив текст телеграммы в Ставку, Протопопов по ехал на квартиру председателя Совета Министров Голицы на, где было назначено заседание Совета.
{117}
**
*
Совет министров по предложению Голицына обсуждал как главный вопрос — вопрос о прекращении сессий Гос. Совета и Гос. Думы. Теперь большинство министров стояло за роспуск их. В подтверждение правильности этой меры приводили мнение некоторых Думцев, в том числе Маклакова.
Премьер согласился с большинством и, взяв оставлен ный ему Государем подписанный уже бланк, проставил на нем дату 25 февраля, объявляя роспуск с 26, что было сооб щено Родзянке в ночь на 27 число.
В 1 ч. 58 м. ночи на 27 февраля князь Голицын телегра фировал Государю: — „Долгом поставляю всеподданнейше доложить Вашему И. В., что в силу предоставленной В. Вел. мне полномочий и согласно состоявшемуся сего числа за ключению Сов. Министров занятия Гос. Совета и Гос Думы прерваны с сего числа, и срок возобновления таковых заня тий предуказан не позднее апреля текущего года, в зависи мости от чрезвычайных обстоятельств. Соответствующие указы, помеченные 25 февраля в Царской Ставке, будут рас публикованы завтра 27 февраля Предс. С. М. кн. Голицын".
Совет министров совершенно не коснулся вопроса о ме рах, которые должны быть приняты, дабы закрытие Думы не повело бы к каким-либо демонстрациям около Думы. Об этом никто не заботился. Все как бы были загипнотизиро ваны, что все что надо сделает генерал Хабалов; он же, во-первых, не знал и не понимал, что в таких случаях надо де лать, а главное он уже совершенно растерялся.
Хабалов, как и полковник Павленков донесли в Ставку о случившемся в тот день. Родзянко же, получив извещение о роспуске Думы, поторопился послать генералу Алексееву и некоторым главнокомандующим свою знаменитую телеграм му, текст которой, как и тексты телеграмм Хабалова и Павленкова, приводятся в главе о Ставке 27 числа.
Между тем, у большинства в рабочих кругах настроение было паническое. Стрельбу на улицах поняли, как {118} доказательство решимости правительства подавить беспорядки во что бы то ни стало. Раздавались даже голоса за прекращение демонстраций и даже забастовок. Правда, более горячие большевики стояли за продолжение борьбы, но требовали оружия. Лидеры отвечали, что оружия нет, а что достать его надо от солдат; надо с ними брататься и перетянуть их на свою сторону.
Растерянность царила и среди социалистической интел лигенции. В тот вечер у Керенского было совещание разных фракций и царило преобладающее мнение, что революция еще не своевременна. Правительство берет верх. Надо еще подождать. Много позже, опираясь на это собрание, Керен ский говорил: — „Что Русскую революцию сделали не рево люционные партии, а представители думской цензовой ин теллигенции и генералы". Керенский безусловно прав. Но не только непригодность министра внутренних дел и высшего военного начальства в Петрограде помогли им сделать рево люцию.
Ночь на 27 февраля помогла им. Поздно той ночью я ехал домой из Охранного Отделения. Я был под впечатлением многого виденного и слышанного там.
Я видел как один из руководителей агентуры, очищал свой письменный стол и на всякий случай уничтожал всё, касающееся секретных сотруд ников. Всё было понятно без слов.
На улицах было пустынно. Полиции нет. Изредка встре чаются патрули или разъезды. Спокойно. Зловеще спокой но. Но не спокойно в казармах. Всюду разговоры о событиях за день. Обсуждают стрельбу по толпам. Обсуждают бунт Павловцев.
Смущены не только солдаты, но и офицеры. Офицеры видели за день на улицах полную бестолочь. Нет руководи тельства. Нет старшего начальника. Павленков, которому пытаются телефонировать, даже не подходит к телефону. Офицеры критикуют и бранят высшее начальство.
{121}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ.
— 27 февраля в Петрограде. — Бунт в Запасном батальоне Л.-Гв. Волынского полка. — Развитие солдатского бунта. — Разгром тю рем, поджог суда, баррикады. — Закрытие Гос. Думы. — Присое динение Г. Думы к движению. — Временный Комитет Гос. Думы. — Мероприятия генерала Хабалова. — Отряд полковника Кутепова и его судьба. — Планы офицеров Запасного батальона Л.-Гв. Пре ображенского полка. — Сбор войск на площади Зимнего Дворца. — Действия Совета министров. — В квартире князя Голицына. — Военный миниигр ген. Беляев. — Генерал Хабалов. — В Градона чальстве. — В. К. Кирилл Владимирович. — Генерал Глобачев, его последний разговор с Протопоповым и конец Охранного Отделения. — Последнее собрание Совета министров в Мариинском дворце. — Устранение Протопопова — Телеграмма Кн. Голицына Государю с просьбой уволить правительство и поручить сформирование новому лицу, пользующемуся доверием страны. — Совещание Голи цына, Родзянко и В. К. Михаила Александровича и разговор послед него с Государем по проводу. — Ответ Государя. — Правитель ство перестает функционировать, министры разбегаются. — Рабо та отдельных министров.
В понедельник 27 февраля в беспорядках приняли уча стие солдаты, затем Государственная Дума и это обратило беспорядки сперва в военный бунт, а затем и в революцию. Так считают ученые.
Мы полагаем, что революция, которая в течение послед них месяцев была у всех в умах, которую по-разному подго товляли очень многие, началась 23-го февраля.
27 числа она лишь приняла новую форму. Применение ружейного огня против толпы всегда произ водит сильное впечатление на солдат и на офицеров. Когда же стрелять приходится против невооруженной толпы, среди которой большинство просто зеваки, впечатление оказы вается почти потрясающим. Вид безоружного противника, вид убитых и раненых из его рядов смущает солдата. Да правильно ли поступает начальство, приказывая стрелять? Да хорошо ли, что мы стреляем? Эти вопросы невольно при ходят в голову солдата. Смущены бывают и офицеры, а от сюда и стрельба вверх и пальба холостыми залпами... И вот почему прекращение так называемых беспорядков не может быть подведено под один шаблон. Не может быть поручае мо лицу, не знакомому с общественными движениями, не зна ющему, что такое толпа с ее особой психологией. Это лицо должно быть специалистом в полицейско-административном деле в самом широком смысле слова. Только такой человек, имея за собою опыт службы и практики, может знать, когда и какой надо употреблять прием против демонстрантов, против толпы. Только он может решить правильно когда на до прибегнуть к крайнему средству, к огню. И он решает этот вопрос на месте, а не сидя в кабинете.
{122} В Петрограде по чьей-то несчастной инициативе был выработан знаменитый план подавления беспорядков. Его и стали приводить в исполнение прямолинейно, по-военному, отстранив высшее полицейское начальство и ничего, кроме дурного, из этого не вышло. И самое решительное средство борьбы с толпой — стрельба, вследствие запоздалого (на целых два дня) его применения послужило не к прекраще нию беспорядков, а к обращению их в солдатский бунт, а затем и во всеобщую революцию.
Выше уже было указано, как стрельба учебной команды Павловцев повела к бунту четвертой роты. Быстрое вмеша тельство офицеров прекратило его. Много хуже произошло в учебной команде Запасного батальона Л.-Гв. Волынского полка. Накануне, 26 февраля, эта учебная команда энергич но действовала в районе Знаменской площади и на Николаев ской улице. В районе площади команда не раз стреляла по толпе. На Николаевской улице ст. унт. офицер Кирпичников задержал студента с бомбой и передал в распоряжение по лиции. Вернувшись часам к одинадцати вечера в казармы, после целого дня столкновений с толпой, наслышавшись много агитационных фраз, словечек, просьб и увещеваний и со стороны рабочих и особенно со стороны женщин, кото рые просто прилипали к солдатам, упрашивая не прогонять и не стрелять, солдаты были смущены.
Особенно тревожно было во второй роте команды, где был Кирпичников. Не раз в последние дни он в разговорах возбуждал сомнение солдат — да правильно ли, что они идут против своих... Тихие раз говоры велись ночью по кроватям, на нарах. Около кровати Кирпичникова собрались все взводные. Кирпичников угова ривал товарищей не выступать завтра против народа. Не стре лять. Довольно. Все согласились. Решили заявить завтра о том командиру 1-ой роты Дашкевичу. То был серьезный, суровый и энергичный офицер.
Что будет дальше — того не знал и сам Кирпичников.
27 февраля учебная команда поднялась раньше обык новенного. Взводные веди агитацию по своим взводам. Сол даты соглашались слушаться во всем команду {123} Кирпичникова. Он был фельдфебелем. Стали выстраиваться. Каптенар мус притащил ящик с патронами.
Набили сумки, карманы. Кирпичников спросил: согласна ли команда слушать во всем его приказания. Отвечали — согласны. Стали приходить офицеры. Здоровались. Им отвечали, как всегда. Появился командир капитан Лашкевич. Поздоровался с Кирпичниковым. В ответ раздалось „ура" всей роты. Унтер-офицер Мар ков крикнул: мы не будем больше стрелять... Командир бро сился к Маркову, тот взял угрожающе — „на руку". Рота замерла. Капитан выхватил из кармана копию телеграммы Государя о немедленном прекращении беспорядков и стал читать ее. Команда отвечала шумом. Кто-то кричал: — „Ухо ди от нас"... Все загудело, заорало... Били прикладами о пол... Кто-то выстрелил и убил капитана... Команда с шумом по валила во двор. Играли рожки горнистов... Гремело „ура"... Выбегали другие роты...
Офицеры батальона собрались у командира, полковника Висковского. Прапорщики Воронцов и Колоколов II доло жили о случившемся. Командир растерялся. Не было приня то никаких мер, не было отдано никаких распоряжений. К взбунтовавшимся даже никто не пошел. Вот как писал мне позже один из капитанов батальона, бывший тогда там:
„Командир батальона совещался некоторое время с адъю тантом (капитаном Петрушевским). Несколько раз он выхо дил в комнату, где собрались гг. офицеры, но распоряжений не давал. Снова и снова он расспрашивал о случившемся. Бы ли слышны голоса требовавших немедленных приказаний. На один из них он ответил вопросом: — что же делать?
— Вызвать пулеметную команду, вызвать Михайловское артиллерийское училище, — говорили офицеры.
„Одна деталь поражала: — все эти предложения исходили из уст младщих офицеров. Уже то, что они решились сове товать командиру батальона было так неестественно и не нормально для нашей тогдашней военной жизни. Командир батальона не отвечал на все эти предложения. Помню, мне на предложение вызвать Пажеский корпус он сказал: — Голуб чик, далеко.
{124} „Между тем прибежавший уже в штатским костюме пра порщик Люба рассказал, что, после случившегося, команда была в беспорядке во дворе, не зная, что делать. — Это был наилучший момент для начала действий, но командир усмотрел в этом иную возможность. Он сказал, что не сом невается в верности своих солдат, что они одумаются и вы дадут виновных. Время шло и ничего не предпринималось для подавления случившегося...
„Часов в 10 вбежавший в канцелярию батальона дне вальный доложил, что Учебная команда выходит на улицу. Командир батальона предложил офицерам разойтись по до мам. Сам он куда-то уехал.
„Офицеры собирались группами и расходились. Сол даты смотрели озадаченно. Всюду была необычайная преду предительность, но чувствовалось напряжение"... Так писал мне офицер очевидец. Опять свидетельство непригодности, растерянности старшего начальника.
Взбунтовавшиеся Волынцы, под командой Кирпичникова, направились снимать Преображенцев. Оттуда присоедини лась часть 4 роты, под командой унтер-офицера Круглова. Из цейхгауза разобрали патроны, винтовки, четыре пуле мета.
Подняли на штыки полковника, ведавшего нестроевы ми частями полка, дослужившегося из солдат. Сняли часть Литовцев, часть 6-го Саперного батальона. Толпа росла, кри чала, стреляла вверх.
К солдатам присоединялись случайные рабочие, всякий люд. Появилась музыка. Вооруженная толпа росла и становилась грозной. Кричали: „На Выборгскую, на Выборгскую, к Московцам!" И беспорядочный поток солдат ской массы направился туда. Играла музыка, громыхали патронные двуколки, скакали впереди подростки. Не видно только было офицеров. Офицеры при начале бунта участия не принимали. Они должны были прятаться от разъяренной солдатской вольницы. Некоторые из них в тот первый день уже сделались жертвами „бескровной революции". Толпой уже командовал Круглов. С горящими глазами, похожий на Распутина, он импонировал толпе.
{125} Около полудня толпа смяла наряд Московцев, что заго раживал выход с моста на Выборгскую сторону. Здесь в цитадели большевиков, произошло окончательное соединение солдатчины с рабочими. Здесь на Выборгской с утра шли митинги и обсуждались вопросы как разнести полицейские учасгки, как привлечь на свою сторону солдат, а солдаты са ми явились к ним!
Соединенные толпы солдаты и рабочих осадили казармы Московцев. Запасный батальон был вы строен во дворе. Часть солдат присоединилась к толпе. Офи церы отстреливались из пулеметов из военного собрания. Части удалось скрыться. Много убитых и раненых. Часть восставших атаковала бараки самокатчиков. Там велосипе дисты, руководимые офицерами, блестяще и героически долго отстреливались. Толпа подожгла заборы, бараки. По гибло много там. Толпа разгромила полицейские участки. Подожгла их. Наконец, осадила знаменитую тюрьму „Кресты" и освободила всех арестованных. Преступники всех катего рий увеличили революционную толпу.
С Выборгской стороны уже столь победоносная толпа направляется обратно к Литейному мосту. Освобождают аре стованных из Дома Предварительного заключения, поджи гают здание Окружного Суда на Литейном. Строят на всякий случай баррикаду на Литейном. Мешают прискакавшей по жарной команде тушить Окружной Суд. Но что же делать дальше? Кто-то кричит „В Думу, в Государственную Думу!". И революционный поток, бушующий уже несколько часов, беспрепятственно направляется к Таврическому Дворцу...
**
*
Указ о роспуске Гос. Думы был послан Родзянке позд но вечером 26 числа, а распубликован утром 27-го. Но пра вительство не приняло никаких мер к тому, дабы в Думу с утра никто не пропускался и чтобы не было допущено ни каких около Думы манифестаций. Хабалов этого не пони мал, градоначальник, по действиям, как бы не существовал, а старого и опытного полицейского генерала Вендорфа, знав шего какие принимались меры при роспуске первой и второй Думы видимо не считали нужным спросить.
{126} Благодаря такой непредусмотрительности и бездействию Высших властей, с девяти часов утра в Г. Думу стали соби раться депутаты. В комнате № 11 совершалось бюро Прогрессивного Блока. В кабинете Родзянки совещался Совет старейшин. Обсуждали, как отнестись к Государеву Указу. Было решено: Указу о роспуске подчиниться, считать Думу не функционирующей, но членам Думы не разъезжаться и немедленно собраться на частное совещание.
Такое иезуитское решение облетело Дворец и вышло за его пределы. Его и поняли так, что Дума Царского указа не признает, а потому и не расходится! Керенский дал электрический звонок для сбора депутатов в Большой зал за седаний. Крупенский, подбежав к Родзянке, советовал поме шать затее Керенского. Родзянко приказал выключить звонок Большого зала. Депутаты приглашались на частное за седание в полуциркульный зал. Все взволнованы. Председа тельствует Родзянко. Произносили речи: Некрасов, Чхеидзе, Аджемов, Керенский, Милюков, Родичев и другие. Некото рые предлагали возглавить движение. Некрасов предлагал выбрать диктатором артиллерийского генерала Маниковского. Милюков рекомендовал осторожность и выжидать, что покажут события. Решили: выбрать пока Временный Комитет — „для водворения порядка в столице и для сно шений с общественными организациями и учреждениями". То был второй революционный шаг Г. Думы. В Комитет выбрали весь состав бюро Прогрессивного Блока, усилив его Керенским и Чхеидзе. Ими социалисты накладывали руку на буржуазию.
Во время собрания узнали, что к Думе двигается вооруженная толпа. Началось смятение. Депутаты спешили скрыться; несколько человек выскочили в окна, в сад, и выбрались задними ходами за пределы Дворца. А толпа солдат, рабочих и всякого люда заполнила двор, смяла кара ул, убила его начальника и затопила лавой все помещения Государственной Думы...
Лишь некоторые депутаты, как Керенский, Чхеидзе и другие, казалось, были родственны этой нахлынувшей толпе.
{127} По крайней мере, только у них нашелся общий язык с ней. Только они не боялись говорить с ней.
Государственная Дума сделалась одним из первых за воеваний революции. Подготовляя революцию уже много месяцев, Г. Дума стала ее первой жертвой. Теперь в Думу шел всякий, кто считал себя на стороне революции. Взбун товавшийся солдат, солдат убивший своего начальника, рас пропагандированный партийный рабочий, интеллигент, меч тавший за рюмкой водки о революции, радикальный жур налист, беспаспортный еврей, экзальтированные девицы, мо лодые люди всяких взглядов и возрастов, авантюристы раз ных марок и выпущенные из тюрем преступники — все стре мились теперь в Государственную Думу. Дума стала штабом революции.
Знаменитый план охраны — Протопопова, Балка. Хабалова — провалился блестяще в то утро. Солдатский бунт не был предусмотрен планом. В нужную минуту у командую щего войсками не оказалось под рукой ни войск, ни началь ника для них. Уже к полудню два колоссальных городских района оказались полностью во власти революции. Кто-то подсказал Хабалову, что в Петроград приехал в отпуск энер гичный полковник Преображенского полка Кутепов. Оты скав Кутепова, Хабалов поручил ему с отрядом из 2-х рот Преображенского полка, 2-х рот Кегсгольмского, 1-ой роты Стрелков, 1-го эскадрона 9-го Запасного Кавалерий ского полка и 1-ой пулеметной роты, идти в район Гос. Ду мы, смирить бунтовщиков и восстановить порядок. (о Кутепове см. ldn-knigi)
После очень долгих сборов, отряд, наконец, сформиро вался и тронулся в путь. На углу Невского и Литейного проспектов некий полковник в Николаевской шинели друже ски уговаривал Кутепова бросить это дело и вернуться с отрядом к Зимнему дворцу. Кутепов продолжал путь, дошел до казарм Литовского полка, пытался водворить там поря док, но успеха не имел. Пошли дальше. Сплошная толпа ме шала движению отряда. Начались столкновения с толпой.
{128} Пришлось стрелять. Из толпы отвечали выстрелами.
У Кутепова оказались убитые и раненые. У Кирочной и Спасской отряд окончательно потонул в толпе. Толпа засосала солдат. Подобрав раненых, Кутепов распорядился перенести их в ближайший госпиталь. Солдаты братались с толпой. От ряд рассеялся. Офицерам пришлось укрываться от разъяренной толпы. Сам Кутепов укрылся в одном из госпиталей. Его искали, но сестры не выдали. Отряд исчез бесследно. Хабалов много часов ждал донесений о действиях отряда. Они не приходили. Отправленный для розыска казачий разъ езд сначала принес известие, что Кутепов просит подкрепле ния, а затем — что отряда нет, отряд исчез...
Хабалов растерялся окончательно. Отовсюду просили войск для охраны, а войск не было. Из стоявшего поблизо сти, на Миллионной улице, запасного батальона Преображен ского полка шли нехорошие слухи. Молодые офицеры там были под большим влиянием Гос. Думы. Один офицер при ходился племянником депутату Шидловскому, стороннику отречения Государя. Вести о волнениях в других батальонах, о волнениях в ротах, что стояли на Таврической улице, сму щали молодежь.
Командир батальона, полк. князь Аргутинский-Долгорукий, не пользовался должным авторите том у молодежи. По инициативе одного капитана офицеры решили вывести еще невзбунтовавшиеся роты на площадь Зимнего Дворца и уговорить придти на площадь батальоны остальных трех полков первой дивизии. Фантазерам рисо валось, что это будет отряд, который предложит правитель ству требования в духе пожеланий Г. Думы. Послали деле гатов к Семеновцам, Измайловцам и Егерям. Миссия успеха не имела. Командир одного из запасных батальонов, выслу шав делегата, протелефонировал в Штаб запасной гвардей ской бригады и, узнав, что предложенный ему проект идет вразрез с приказаниями генерала Хабалова, категорически отказался от сделанного ему предложения.
Между тем Преображенцы, одна или две роты, вышли на площадь. Вскоре туда подошли две роты Гвардейского экипажа, которые были высланы В. К. Кириллом {129} Владимировичем, думавшим, что войска собираются по приказанию генерала Хабалова. Подошел эскадрон жандармского диви зиона. Но старшего начальника не было. Никто не знал, что делать. Подъехал генерал-адъютант Безобразов. Поговорил с офицерами. Время шло. Было холодно. А какие-то темные личности в штатском шныряли между частями. Что-то разговаривали с солдатами. Замерзшие солдаты стали поворачивать. Приказаний нет. Начальства нет. Офицер-моряк, при ведший роты Гвардейского экипажа, ушел. Скоро ушли и роты. Ушли в свои казармы и Преображенцы. Так кончился длившийся несколько часов этот странный эпизод фанта стического плана, надуманного молодежью Запасного бата льона Преображенского полка...
**
*
Правительство преступно бездействовало.
Около 11 ча сов утра, на квартиру кн. Голицына приехал возбужденный генерал Беляев и только, после его рассказа, что делается в городе, — премьер стал спешно созывать к себе Совет мини стров, но больше беспокоился о том, что к его квартире не присылают охраны. Собрались министры. Около 2 ч. приехал Хабалов. Он производил странное впечатление. Был перепуган. Голос дрожал. Руки тряслись. Жаловался, что войск нет. Все или бунтуют или колеблются.
Слух о прибли жении толпы заставил всех быстро разойтись. Решено было собраться после 3 часов в Мариинском дворце. Голицын просил Беляева помочь растерявшемуся Хабалову.
Беляев лишь теперь, благодаря военным бунтам, поняв ший, что происходит нечто серьезное, поехал в градоначаль ство, где был как бы штаб Хабалова. Там царили сутолока и растерянность. Командир всех запасных батальонов полков ник Павленков объявился больным. Его должен был заме нить Московского полка полковник Михайличенко. Беляев впервые увидел воочию, что нет начальника, который бы фактически командовал войсками. Только теперь военный министр увидел то, что уехавший в отпуск генерал Чебыкин не был заменен соответствующим старшим начальником!
{130} Беляев вызвал начальника генерального штаба генерала Занкевича и объявил, что назначает его командиром всех дей ствующих в столице войск. Ниже мы увидим его работу. Хабалов обиделся. В это время приехал В. К. Кирилл Владими рович. Он напал на Хабалова, что тот не дает никаких распо ряжений, что делать с гвардейским экипажем? Хабалов оправдывался, что экипаж ему не подчинен. Великий Князь отозвал в сторону Беляева и стал убеждать его принять в Совете Министров меры — убрать Протопопова. Убеждал повлиять, чтобы Совет министров что-либо делал. В. Князь доказывал, что правительство бездействует, а революция разрастается. Беляев поехал в Мариинский дворец, куда должны были съехаться министры.
Великий же князь проехал в Гвардейский экипаж. По его приказу и были собраны две роты молодых солдат. Князь сказал патриотическую речь, разъяснил, что роты идут в отряд к Зимнему дворцу, пропустил их церемониаль ным маршем, поцеловал и перекрестил фельдфебеля Рыбалко и роты ушли. Мы уже знаем, как эти роты пришли на площадь, как мерзли там, не зная что делать, и как разошлись.
Охранное Отделение, по полному названию — „Отделе ние по охранению общественной безопасности и порядка в столице" — помещалось на Мытницкой набережной, на Пе тербургской стороне, в особняке принца Ольденбургского. Там же была и квартира его начальника Глобачева.
Утром стали поступать сведения о военных бунтах. Утром же появился взвод зап. б-на Л. Гв. 3-го Стрелкового полка под начальством офицера. Офицер представился ге нералу и доложил, что прислан для охраны учреждения. Ге нерал спросил: если придется охранять от наседающей тол пы, если придется стрелять, будут ли люди исполнять команду. Офицер ответил смущенно, что поручиться за испол нение такой команды он не может. Разговорились. Генерал поблагодарил офицера и отпустил взвод в казармы.
Офицеры, чиновники, канцеляристы, весь наблюдатель ный состав, все были наготове. Телефон работал и с разных {131} концов города поступали самые тревожные сведения. Всюду бунты, революция.
Прекратились телефонные сообщения с полицейскими участками. После долгих поисков, около 3 часов, удалось найти по телефону Министра Протопопова. Он был в Мариинском дворце, где собирался Совет министров. Глобачев сделал доклад, Просил указаний, приказаний. В ответ не по лучалось ничего.
Какие-то нечленораздельные звуки. Все кончено. Распрощались. В пятом часу сообщили о движении к Отделению толпы. Глобачев объявил личному составу, что все свободны.
Каждый может располагать собою по усмо трению. Через несколько минут особняк опустел. Глобачев с женой и со своим помощником вышел последним с па радного подъезда. Генерал замкнул выходную дверь и двое штатских с дамой удалились. Было около 5-ти часов вечера. С набережной Васильевского Острова было видно, как подошла толпа к особняку и начался разгром... Глобачев со спутниками прошел на Б. Морскую, где помещалась Охранная Команда Отделения, на обязанности которой лежала охрана министров. Решено бы ло пробраться в Ц. Село. Там Государева семья, Наследник.
**
*
Около 4-х часов все министры, за исключением больного Григоровича и Риттиха, собрались в Мариинском Дворце. Все считали дело совершенно проигранным и лишь ожидали своего ареста.
Был там и умнейший из бюрократов статс-секретарь Гос. Совета С. Е. Крыжановский. Приехал возбужденный генерал Беляев и передал Голицыну мнение В. К. Кирилла Владими ровича уволить для успокоения населения Протопопова. Го лицын отвечал, что это не в его власти, но соглашался на его отстранение. Началось заседание. Голицын высказал Прото попову необходимость его ухода из состава правительства. Сконфуженный, убитый Протопопов сказал лишь: — ну что же, я подчиняюсь, и удалился.
Он сказал кому-то, что ему остается лишь застрелиться, но пока укрылся у кого-то из младших служащих дворца.
{132} Но положение правительства в такой момент без Мини стра Внутренних дел было парадоксально. Кто-то предложил быть министром Крыжановскому, кто-то выдвинул судей ского генерала Макаренко, но всё это было несерьёзно, и остановились на том, что министерство примет пока старший из товарищей министра. Составили приказ, но все понимали, что всё это ни к чему. Правительство уже знало, что оно ничем не управляет. В шесть часов, с общего согласия, Го лицын послал Государю телеграмму о том, что Совет мини стров объявляет город на осадном положении, просит Госу даря назначить в Петроград для командования войсками по пулярного генерала, что Совет министров не может спра виться с беспорядками и просит Государя его уволить и поручить лицу, пользующемуся общим доверием, составить но вое правительство.
Так ликвидировало себя правительство князя Голицына, не обратив внимания, что в двух шагах от Мариинского двор ца отряд верных Государю войск готов поддержать закон ное правительство и лишь ждет соответствующих распоря жений.
Около 8 часов вечера в Мариинский дворец приехали В. К. Михаил Александрович и Родзянко. Великий Князь на ходился в последнее время под большим влиянием Родзянки. Уже 25 числа Родзянко по телефону приглашал В. Князя немедленно приехать в Петроград. По приезде В. К. 27 числа с ним состоялось совещание, в составе: Родзянко, Некрасов, Савич и секретарь Думы Дмитрюков. Его убеждали принять на себя диктатуру над городом, уволить правительство и просить у Государя манифеста о даровании ответственного министерства. Великий Князь на такой шаг не согласился.
Теперь в Мариинском дворце Родзянко и кн. Голицын упрашивали В. Князя, ввиду исключительно важных ката строфических обстоятельств, объявить себя регентом, за отсутствием Государя; принять командование над всеми вой сками и поручить князю Львову составить министерство. Верный своему брату, В. Князь на регентство не мог согла ситься. Принять же на себя высшее командование всеми {133} войсками столицы, объединить вокруг себя всех верных Го сударю людей и обрушиться на революцию — на такой сме лый подвиг Великий Князь, по своему характеру, был неспо собен. Это не пришло тогда в голову даже и самому старше му из бывших в столице Великих Князей — В. К. Павлу Алек сандровичу, которому по новой его должности подчинялись как раз те самые войска гвардии, которые теперь бунтовали. Опять-таки на лицо была бездеятельность высшего началь ства.
Но помочь Государю и общему делу В. К. Михаил Алек сандрович хотел и потому он согласился переговорить с Го сударем по прямому проводу. При участии Голицына, Род зянки, Беляева и Крыжановского был составлен текст разго вора. В. Князь и Беляев поехали в Генеральный Штаб, выз вали к проводу генерала Алексеева и в 10 с половиной часов начался разговор.
Великий Князь просил передать Государю: — „что для немедленного успокоения принявшего крупные размеры движения — необходимо уволить весь совет министров и поручить образование нового министерства князю Львову, как лицу пользующемуся уважением в широких кругах". Ве ликий Князь просил уполномочить его, В. Князя, „безотлага тельно объявить об этом от имени Его Величества. Он про сит также Государя отложить на несколько дней приезд в Царское Село".
Через полчаса генерал Алексеев передал В. Князю от имени Его Величества: что Государь благодарит за сообще ние. Не считает возможным отложить свой отъезд и выез жает 28 числа в 2 ч. 30 м. дня. Что все мероприятия по пере мене личного состава Государь откладывает до своего воз вращения в Царское Село. Что завтра в Петроград отправля ется ген.-адъютант Иванов в качестве главнокомандующего Петроградским округом и что завтра же направляются с фронта четыре пехотных и четыре кавалерийских полка.
Со своей стороны генерал Алексеев выразил полное со чувствие проекту В. Князя, но боится, что время будет {134} упущено и завтра (28) утром обещался еще раз доложить прось бу В. Князя Его Величеству.
Ответ Государя обескуражил всех. Когда Беляев при вез и прочел его в Совете министров, все были подавлены, а Голицын лишь спрашивал растерянно: — Что же делать, что делать?
В это время сообщили, что ко дворцу идет толпа. Скоро ворвутся. Произошло смятение. Казалось — все погибло, всему конец. Решили разойтись. Потухло электричество. Почти все успели покинуть дворец. Двое укрылись у курье ров. Вскоре действительно во дворец нахлынула вооружен ная толпа солдат и всякой черни. Начался разгром...
Так окончило свое существование последнее Царское правительство. Оно ушло, испугавшись революции, не сумев использовать против нее бывшую в его распоряжении воин скую силу. Лишь один Военный министр генерал Беляев еще продолжал в течение полусуток бороться, пока не был аре стован, да министр Иностранных Дел Покровский продол жал работать, пока его не сменил Милюков.
{137}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ.
— 27 февраля в Петрограде. (Продолжение). Растерянность выс ших военных властей. — Генерал Занкевич. — Сбор верных войск. — Отсутствие плана. — Уход Преображенцев и Павловцев. — Пе реход верных из Зимнего Дворца в Адмиралтейство,. — Состав и настроение отряда. — Ожидание подкреплений. — Беспорядки в районе Измайловского проспекта. — Движение отряда полковника Данильченко. — Задача, данная полковнику Фомину. — Генерал Хабалов и его план. — Тщетное приглашение министров. — План Фомина. — В. К. Кирилл Владимирович. — Генерал-адъютант Безобразов. — Переход верных снова в Зимний дворец. — Уход гвар дейского запасного кавалерийского полка. — Требование В. К. Ми хаила Александровича вывести войска из дворца. — Снова переход верных в Адмиралтейство. — Развитие революции в течение дня. — Стремление толпы и солдат в Думу. — Поведение депутатов. — Колебание председателя Думы Родзянко. — Переход офицеров За пасного батальона Преображенского полка на сторону революции. — Влияние этого фактора на Родзянко. — Временный Комитет Гос. Думы объявляет себя возглавителем революции. — Телеграммы на фронт. — Измена Государю. — Полковник Энгельгардт и Пребраженцы. — Образование Совета рабочих и солдатских депутатов. — Выборы Исполнительного Комитета. — Его работа — Керенский. — Военная работа Комитета. — 27 февраля в Царском Селе. — Те леграммы Императрицы. — Совет генерала Беляева уехать. — Пе реговоры гр. Бенкендорфа с Могилевым. — Указания Государя. — Просьба Хабалова дать войскам его продовольствие.
Высшая военная власть растерялась в тот день не мень ше гражданской и также не сумела найти правильную линию поведения, чем и помогла успеху революции.
Генерал Занкевич, которому ген. Беляев передал факти ческое командование войсками Петрограда, считался бое вым генералом. Он командовал на войне Л.-Гв. Павловским полком. Беляев думал, что он справится с бунтовщиками. Революцию, как таковую, Беляев стал понемногу понимать только с сегодняшнего дня. Занкевич, по просьбе Беляева, переоделся в зимнюю форму Павловского полка и приехал в здание Градоначальства. Там он нашел полнейшую растерян ность военных и незнание что делать. Собрав толпившихся офицеров разных частей, в том числе и Преображенцев, Зан кевич старался узнать истинное настроение солдат и офице ров в частях. Офицеры не надеялись, чтобы солдаты пошли против Думы. Да и сами офицеры далеко не казались сторонниками правительства и видимо их симпатии склонялись на сторону Гос. Думы. Генерал Занкевич приказал собрать ся во дворе Зимнего Дворца тем частям, которые еще не ушли с дворцовой площади или находятся поблизо сти. Вскоре во дворе собрались: 2 роты запасного б-на Преображенского полка, запасный батальон Павловского полка, подошедший с музыкой и в особенно приподнятом настроении из-за назначения начальником всех их однопол чанина, рота зап. б-на 3-го Гв. Стрелкового полка и рота зап. б-на Кексгольмского полка.
Генерал Занкевич вышел к отряду. Поздоровался. Ему ответили отлично. Генерал сказал речь о том, что происхо дит. Говорил он, что если революция победит, то от этого выиграют только немцы. Значит войскам надо подавить {138} революцию. Надо послужить Царю и доказать ему верность гвардии.
Занкевич отдельно обратился к Павловцам.
— Будем же, братцы, стоять несокрушимой горой за Царя и Родину.
— Мы вместе проливали кровь на фронте, послужим же и здесь вместе Государю верой и правдой...
— Так, точно, ваше превосходительство... Постараемся, ваше превосходительство! — неслось из рядов Павловцев и неслось восторженно. Казалось, все обстоит как нельзя луч ше. Генерал Беляев, наблюдавший всё происходившее из дворца, поздравил затем Занкевича с успехом. Начало бле стяще. На людей можно надеяться. Отряд расположили во дворце. Выставили часовых. Выслали патрули. Но о каком-либо наступлении на бунтовщиков, на революцию высшее начальство не думало. Не было никакого плана что делать.
Занкевич ждал приказаний от высшего начальства; ни Хабалов, ни Беляев никаких приказаний не давали. И потянулись унылые часы. Часы ожидания чего-то. Изредка по телефону сообщали, что такая-то часть, которую поджидали, не придет. Это поднимало разговоры. Настроение солдат и офицеров было странное. Стало смеркаться. Подошло время ужинать. Роты Преображенцев ушли ужинать в казармы, что на Мил лионной и больше уже не вернулись... Пошли ужинать с му зыкой в свои казармы и Павловщы и тоже не вернулись.... У Мраморного дворца, у Марсова поля, Павловцев встретила огромная толпа народа и солдат. С криками — „Ура, Павловцы, ура, в Думу, в Думу", — толпа облепила роты со всех сторон... Женщины брали солдат под руки... ласкали... Вы с нами, Павловцы, с нами... Ура, ура... И Павловцы не выдержали. Часть с музыкой пошла с толпой. Учебная ко манда твердо прошла в свои помещения, но ее скоро изо лировали солдаты других рот. Не давали пищи. Ее офице ров арестовали...
Нехорошо было настроение и у оставшихся в распо ряжении Занкевича частей. Часов около 2-х генералы решили, {139} что отряд надо перевести в здание Адмиралтейства. Там бу дет ближе к Градоначальству. Туда подойдут еще какие-то части. Двинулись туда. Было уже совсем темно. Горели фо нари. Из-за Невы доносилась трескотня выстрелов.
В Адмиралтействе.
Колоссальное здание Адмиралтейства занимает целый квартал и четырьмя фасадами выходит на все четыре части света. Здание имеет семь ворот и семь подъездов с огром ными тамбурами.
Войска вошли в ворота Южного фасада, что выходили к Гороховой улице. В то крыло здания, кроме генералов Беляева и Занкевича, перешло и все высшее военно-адми нистративное начальство: генерал Хабалов со своим началь ником Штаба, градоначальник Балк с помощниками ген. Вендорфом и Лысогорским и начальник Жандармского ди визиона генерал Казаков. Начальства было очень много, но оно не знало и не понимало, что надо делать. Уже почти в продолжение полсуток высшее военное начальство де монстрировало свою непригодность. Между тем настроение так называемых верных ухудшалось. Кексгольмцы были де морализованы. Еще утром они имели столкновение с толпой на углу Литейного и Невского. Несколько офицеров были убиты. Пришла рота полиции. Но полиция вообще не вери ла в своего градоначальника. Он был для нее чужой. Приш ли эскадроны Запасного гвардейско-кавалерийского полка, квартировавшего в Новгородской губернии. Их направили в манеж Конной Гвардии. Там уже стояли два Донских каза чьих полка. Их командиры были с генералитетом.
На одном из дворцов Адмиралтейства стояло со рок вьючных пулеметов 1-го пулеметного полка, о ко торых как будто забыли. Высшие начальники были расте ряны. Ни Хабалов, ни Беляев, ни Занкевич не действовали. Теперь все волновались, что не идет отряд Измайловцев, с которым должны прибыть две батареи и один эскадрон. Также должны прибыть и пулеметы. Привести отряд должен был полковник Данильченко. Отряд был {140} расквартирован в районе Троицкого собора.
Его надо было собрать. К вечеру в тот район докатилась волна восстания. Толпы вооруженных рабочих и солдат осадили казармы Семенов ского полка, сняли часть солдат. Толпа направилась затем к Егерям, сняла и их часть. Теперь море голов двигалось к Измайловским казармам, как раз когда оттуда выходил отряд Данильченко. В темноте можно было различить огром ную черную толпу против собора. Ярко горел почему-то электричеством крест на куполе. Толпа смотрела, снимала шапки, многие крестились, что-то кричали. К Измайловцам, к Измайловцам — орали в толпе. А три роты Измайловцев, под командой полковника Фомина, спешно двигались в это вре мя к Фонтанке. Их нагнали две батареи запасной гвардей ской артиллерийской бригады. Артиллерия пришла из Стрельны. Ею командует твердый характером полковник Потехин. Пулеметную команду напрасно ждали. Ее не выпусти ли взбунтовавшиеся солдаты. Не пришел и эскадрон. Когда эскадрон стал садиться на коней, в манеж ворвалась толпа, овладела лошадьми, увлекла солдат, началось братанье. Офицерам пришлось спасаться от самосуда.
Отряд спешил к Адмиралтейству. На площади Мариинского театра было видно, как эскадрон жандармского диви зиона отбивался саблями от окружавшей его толпы. Он разогнал ее. Встретились с революционным отрядом. По-военному шли навстречу с винтовками рабочие. Увидя вой ска, прижались к панели и на ходу взяли на изготовку.
Противники разошлись, не тронув друг друга. Подойдя к Адмиралтейству, отряд встретился с толпой выходивших из ворот в беспорядке Кексгольмцев. Начальник прибывших частей представился генералам. Полковнику Фомину подчи нили все пехотные части.
Полковнику Фомину приказано принять меры к охране Адмиралтейства, как здания. Стоял мороз градусов 10. Сол даты были одеты налегке, не было взято даже наушни ков. Говорить серьезно о наружной охране здания не при ходилось. Роты были разведены по четырем главным подъ ездам. Забаррикадировали ворота, выходившие на {141} Черноморский переулок. Артиллерию поставили во дворе здания. Пу леметы расставили у некоторых окон второго этажа и по подъездам.
Распоряжался этой обороной Занкевич. Начальник шта ба Хабалова, генерал Тяжельников, проявлял ко всему полное равнодушие и нерадение. Генерал Хабалов пояснял, что от ряду надо продержаться до вечера 28 числа, т. е. до того времени, как с фронта прибудет целая дивизия. Хабалов был уверен, что в городе восстало до сорока тысяч человек и справиться с этой силой может только целая дивизия. Кто распространял эти вздорные сведения, почему приводили в состояние обороны именно адмиралтейство, о нападении на которое тот день никто не помышлял, — остается загадкою.
На вопрос одного из начальников, почему не вызывают ся военные училища, Хабалов ответил, что они получили особое назначение. То была неправда. Их просто не исполь зовали. Хабалов пояснил Фомину, что он охраняет прави тельство и просил его оповестить министров и просить их приехать в Адмиралтейство. Никого из министров Фомин не мог по телефонам разыскать, адмирал же Григорович за явил, что он отказывается принимать какое-либо участие в каких-либо приготовлениях. На том вопрос о министрах и правительстве и закончился.
Полковник Фомин высказал начальству мнение: не луч ше ли отряду выйти за город, занять хотя бы Пулковскую высоту и там подождать двигающиеся к Петрограду войска и уже вместе с ними обрушиться на бунтующий Петроград. Хабалов заявил, что он не считает возможным оставить Пе троград и о выходе отряда не может быть и речи.
Около 11 часов приехал В. К. Кирилл Владимирович. Он все искал те две свои роты, которые он еще днем выслал на площадь, но которые куда-то исчезли. Он только что был в офицерском собрании Преображенцев и там ему сказали, что Преображенцы признали власть Комитета Гос. Ду мы. В. Князь с горечью говорил Занкевичу об упущенном времени и находил положение безнадежным. Приезжал и ге нерал-адъютант Безобразов. Он дружески советовал {142} генералу Занкевичу не заниматься обороной адмиралтейства, на ко торое никто и не думает наступать, а самим быстро перейти в наступление. — „Если вы не перейдете в наступление, все пропало. Вот вам мой совет: переходите в наступление". С Безобразовым не соглашались. В какое наступление, про тив кого, ведь правительства нет, никто ничего не говорит, что надо делать... Безобразов уехал.
Около полуночи генерал Занкевич обходил посты отря да. Настроение солдат ему казалось ненадежным. Ему каза лось, что если кто-нибудь начнет наступать, солдаты отка жутся сопротивляться. Дело проиграно. Надо думать, как с честью окончить безнадежное дело. Занкевич стал убеждать Беляева, что погибать с честью лучше всего, обороняя Зим ний Дворец, как эмблему Царской Власти. Надо уйти с отрядом обратно в Зимний Дворец. Беляев согласился. Переговорили с Хабаловым. Тот согласился. Отдали спешно при казания. Все встрепенулось. Началось шествие в Зимний дво рец. Впереди шли генералы. За ними начальники отдельных частей, старшие офицеры. Затем двигалась пехота, гремела артиллерия, пулеметы и всё замыкали эскадроны Запасного полка. Странное то было шествие. Точно похороны — гово рил один из участников. Стояла тихая морозная ночь. Мер цали звезды. Впереди далеко, над Выборгской стороной, вид нелось зарево.
Снова в Зимнем Дворце.
Войска вошли во двор дворца. Дворец приподнял на строение. Занкевич распределил отряд. Отряд усилился дву мя ротами Петроградского полка, которые занимали караул дворца. В главных воротах поставили два орудия. В кори дорах у окон расставили пехоту. Эскадроны и казаков рас положили на западном дворе. Смотрителя дворца просили распечатать утром окна по фасаду, которые были закрыты на зиму. Установили посты в угловых окнах. В одной из гостиных расположились генералы и штаб, рядом старшие офицеры, в третьей гостиной обер-офицеры. Потянулось скучное в ожидании чего-то время. Оно было перебито {143} известием, что эскадроны Запасного Гвардейского Кавалерий ского полка уходят. К командиру полка явились „делегаты" и заявили, что эскадрон без пищи и без фуража. Что они не хотят офицерам смерти и зла, но и себе не хотят того же. А потому они и решили идти походным порядком обратно в Новгород. Эскадроны ушли. Они квартировали в Кричевицких казармах Новгородской губернии. Командовавший пол ком и несколько офицеров остались при Хабалове. Остро заболел полковник Данильченко. Его поместили в дворцо вый госпиталь. Его место заместил полковник Фомин. Фо мин беседовал с Беляевым, который все больше и больше те рял равновесие и становился очень нервным. Он вдруг стал говорить, что Г. Дума без всякого основания относится к нему плохо. Сказал, что правительство разошлось. Что уже начались аресты. Что его, наверно, скоро тоже арестуют. Но на соображение Фомина о том, что не следует ли перегово рить по телефону с Родзянко, чтобы получить правильные сведения о том, что делается, Беляев ответил: — „Я с бунтов щиками переговоров не веду". Фомин высказал мнение о посылке телеграммы Его Величеству. Беляев возразил, что нельзя беспокоить Государя.
Около трех часов во дворец приехал В. К. Михаил Алек сандрович. Ему не удалось уехать в Гатчину и он приехал переночевать во дворец. Вскоре В. Князь пригласил к себе генералов Беляева и Хабалова. В. Князь просил генералов увести войска из дворца, заявив: — „что он не желает, что бы войска стреляли в народ из дома Романовых". Генералы ушли и Беляев отдал распоряжение Занкевичу: очистить Дворец от войск и снова перейти в Адмиралтейство. Изу мленному Занкевичу Беляев не раз повторил странную фразу Великого Князя. Генералы стали совещаться, что же делать. Кто-то предложил занять Петропавловскую Крепость. Хабалов вызвал к телефону помощника коменданта барона Сталя и начал переговоры. Сталь предупредил, что площадь перед крепостью занята толпой. Там есть и броневики. Кажется занят и Троицкий мост. Придется пробиваться. Занкевич находил, что рисковать пробиваться в крепость невозможно. Решили уходить обратно в Адмиралтейство. Отдали {144} приказания. Стали уходить. Оставление дворца, по приказанию брата Государя, произвело удручающее впечатление. Особен но на офицеров. Никто, ни правительство, ни брат Государя, никто не поддерживал горсточку верных долгу и присяге лю дей. Никто не поддерживал, а каждый мешал им выполнить свой долг.
Успех в тот день Революции.
Благодаря бездействию правительства, к вечеру 27 фев раля почти весь Петроград был во власти революционной толпы. По улицам ходили толпы солдат и вооруженных ра бочих. Шла повсюду беспрерывная, беспорядочная стрельба, которой занимались, главным образом, подростки. То и де ло проносились с грохотом грузовые автомобили, облепленные солдатами, с красными флагами, с торчащими во все стороны штыками. Особенно неприятное, страшное впе чатление производили лежавшие на их крыльях солдаты с вытянутыми вперед винтовками. Это было глупо, но страш но. Солдаты орали с камионов, стреляли вверх. Над городом стояло зарево. В Литейной части горело Жандармское Упра вление, Александро-Невская часть, догорал Окружный суд. Что-то пылало на Выборгской, горела тюрьма Литовский Замок. Кое-где на улицах жгли бумаги и вещи полицейских участков. Выискивали и избивали городовых. Была пущена легенда, что полиция стреляет из пулеметов с крыш и с чердаков.
Под покровом темноты, в разных концах города, толпы разнузданных солдат и всякого люда осаждали казармы, где еще находились не присоединившиеся к революции ча сти.
Толпа разбивала ворота, громила, что могла. Расхваты вала винтовки, увлекала слабовольных, выгоняла сопроти вляющихся, нападала на офицеров. Некоторые части пыта лись было сопротивляться, но бесполезно. Сила солому ло мит. Офицерство в большинстве разбегалось. В этот день оно продолжало быть с массой против революции. Солдаты, присоединившиеся к толпе, шли с ней „снимать" еще не присоединившихся. Какие-то странные молодые люди, {145} переодетые в офицерскую форму, часто руководили толпой и на брасывались на офицеров.
К ночи были сняты и вовлечены в бунт солдаты почти всех запасных частей. Дольше других держался на Васильевском Острове Запасный батальон Финляндского полка. Целый день он стойко мешал революции овладеть той ча стью города. В конце концов, и он уступил толпе. На Выборг ской стороне, до утра 28, отстреливалась от толпы группа са мокатчиков с офицерами. С некоторых домов, с крыш тре щали по толпам пулеметы. Кто были эти безымянные герои дольше других сражавшиеся за Царский режим, остается тайною. Легенда приписала их полиции. Это неверно. У по лиции пулеметов не было.
Правительство и обыватель всегда считали, что револю цию произведет Госуд. Дума. 27 февраля все поняли, что то, что происходит в Петрограде, это и есть революция. Вот почему, когда 27 числа одни делали революцию на улице (снимали и разоружали солдат, раскрывали тюрьмы, громи ли правительственные учреждения и т. д.), — другие, сочув ствуя ей, шли в Думу, полагая, что там и есть центр, штаб революции. Шли за информацией, за директивами, за при казаниями.
В Таврический дворец несли оружие, патроны, снаря жение. Туда мчались ощетинившиеся штыками камионы, шли солдаты, рабочие. Туда, к вечеру, разные лица телефо нировали разные полезные для революции сведения, проси ли помощи, поддержки. Толпа всякого люда к вечеру запол няла все помещения дворца, особенно растрепанные, расхлыстанные по одежде солдаты. Все считали себя там у се бя, в безопасности. Среди самих думских депутатов буржу азии видна была растерянность. Некоторые из правых пи кировались с левыми. — „Ну что, дождались. Ну что же, ко мандуйте..."
В одном все сходились — в ненависти к Царскому прави тельству и к Государю Императору. Не слушались, не шли {146} на уступки, ну и достукались. Вот и дожили... Выходило так, точно на революцию никто не работал, точно ее никто не подготовлял, каждый на свой манер... И неприязненное чув ство к Государю росло и воздымалось.
В кабинете Родзянки, где чуть не все члены избранного Временного Комитета, — растерянность и недоумение. Что делать? Родзянко только что вернулся после переговоров с кн. Голицыным, с В. К. Михаилом Александровичем. Он по святил во всё Комитет. Его попытка устроить В. Князя реген том не удалась. Государь не идет ни на какие уступки. В сто лицу направлены войска с фронта. Идет с отрядом генерал Иванов. Все взволнованы. Депутаты убеждают Родзянко, чтобы Временный Комитет объявил себя революционной пра вительственной властью. Легальная власть ушла. В городе анархия. Другого выхода нет. Надо принимать власть. Родзянко колеблется. Он уже сделал много революционных ша гов, но он продолжает повторять: — Я не желаю бунтовать.. Я никаких революций не делал и делать не желаю.
Милюков и другие уговаривают его, доказывая, что раз правительство само себя упразднило, то Дума должна при нять власть и тем спасти положение, предупредить анархию, которая уже началась — офицеров уже начали избивать. Их ловят, бьют, убивают.
Поколебленный горячими доводами, усталый, разнервни чавшийся, Родзянко просил дать ему „четверть часа" спокой но подумать. Он ушел в отдельную комнату. Какая борьба должна была происходить в душе бывшего камер-пажа Императора Александра II, бывшего кавалергарда, камергера Двора Его Величества...
„Тяжкие четверть часа, — писал позже Милюков, — от решения Родзянки зависит слишком многое: быть может за висит весь успех начатого дела. Вожди армии с НИМ в сго воре и через НЕГО с Государственной Думой. („Первый день" — „Посл. Нов.).
А в то время, как Родзянко „думал", изменять или не изменять Государю, из казарм запасного батальона {147} Преображенского полка офицер Нелидов, племянник депутата Шидловского, решительного сторонника отречения Государя, про телефонировал своему дяде, что офицеры и солдаты баталь она предоставляют себя в распоряжение Гос. Думы. Шидловский, решительный сторонник революции и отречения Государя, нарушил одиночество Родзянки и передал ему по лученное заявление.
Надо знать, сколь велик был до революции престиж имени Преображенского полка, полковником которого был сам Государь, чтобы понять, какое огромное впечатление произвело на всех, а на Родзянко в особенности, полученное заявление, хотя он и знал, что это лишь жонглирование име нем славного полка. Л. Гв. Преображенский полк находился на фронте. В Петрограде был лишь его запасный батальон. Правда, там были и кадровые офицеры, во главе с полков ником Аргутинским-Долгоруким. Но, все-таки это не полк. И, все-таки, одно имя Преображенцев импонировало так сильно, что известие — „Преображенцы присоединились к нам" — радостно передавалось из уст в уста и послужило последним толчком для колебавшегося Родзянки.
Выйдя из кабинета и заняв председательское место, Род зянко заявил, что он „согласен". Временный Комитет объяв ляет себя правительственной властью. Родзянко требует от всех полного себе подчинения. Революционное правительст во начало действовать. Родзянко поручил Шидловскому съездить и поблагодарить офицеров Преображенского пол ка. Комендантом Петрограда был назначен член Думы, от ставной полковник Генерального Штаба Б. Энгельгардт. Энергичный, юркий комендант передал Преображенцам по ручение Комитета: атаковать отряд Хабалова и арестовать правительство, что, однако, выполнено не было.
Около 3 часов ночи Энгельгардт приехал в офицерское собрание Преображенцев. Он передал благодарность Коми тета.
„Энгельгардт подчеркнул офицерам решающую, поло жительную роль Преображенского полка в борьбе Госуд. Думы и народа со старым правительством. — Знайте, {148} господа, ваше геройское решение первыми придти к нам на по мощь, прекратило все колебания Родзянки встать во главе Исполнительного Комитета Думы. Теперь можно сказать, что мы уже победили." (Лукаш: Преображенцы, „Дни" 10. I. 1926)
В 6 ч. утра 28-го Родзянко послал генералу Алексееву всем командующим фронтами и начальникам флота следую щую телеграмму:
„Временный Комитет членов Госуд. Думы сообщает Ва шему В-ву, что ввиду устранения от управления всего со става бывшего Совета министров, правительственная власть перешла в настоящее время к Временному Комитету Госу дарственной Думы."
Немного позже Родзянко послал им вторую телеграмму, которой приглашал армию и флот „сохранять полное спо койствие и питать полную уверенность, что общее дело борь бы против внешнего врага ни на минуту не будет прекращено или ослаблено... Временный Комитет, при содействии сто личных войск и частей и при сочувствии населения, в бли жайшее время водворит спокойствие в тылу и восстановит правильную деятельность правительственных установлений".
Новая власть совершенно игнорировала Монарха. В ту ночь, без официального, по-видимому, обсуждения. Времен ный Комитет уже решил низвергнуть Государя и возвести на престол Цесаревича при регенте Вел. Кн. Михаиле Александ ровиче.
**
*
Почти одновременно с Временным Комитетом народил ся под одной с ним кровлей второй революционный орган — Совет Раб. и Солд. Депутатов. Когда толпа раскрыла тюрь мы, в числе освобожденных оказалась и рабочая группа при Центральном Комитете Военно-Пром. Комитета во главе с Гвоздевым. Руководители ее направились в Таврический дворец, где они с несколькими интеллигентами и левыми де путатами образовали „Временный Исполнительный Комитет Совета Рабочих Депутатов". В него вошли: Керенский, Чхе идзе, Скобелев, Гвоздев, Соколов, Стеклов-Нахамкес и еще {149} несколько человек. Они выпустили воззвание, приглашая присылать делегатов по одному от роты и от каждой тысячи рабочих. В 10 ч. вечера уже началось заседание Совета, кото рый стал именоваться Советом Рабочих и Солдатских Депутатов. Делегаты, конечно, были самочинно выбранные. Ут вердили Исп. Комитет, в который, кроме уже названных, во шло много человек и в том числе представители от револю ционных партий. Председателем оказался социал-демократ Чхеидзе, товарищем председателя — Керенский.
Исполком назначил комиссаров во все городские райо ны, приказал формировать красную гвардию, делегировал Чхеидзе и Керенского во Временный Комитет Гос. Думы, наз начил Продовольственную комиссию, дабы наладить питание солдат, отбившихся от своих частей, сформировал неболь шую группу, которой дали громкое название „штаба", ко торая, однако, первая стала принимать меры по обороне дворца на случай нападения правительственных войск. В ней, в ту первую ночь, главную роль играл военный чиновник, помощник библиотекаря Николаевской Военной Академии, Масловский (партийный соц.-рев. Мстиславский) и лейтенант Филипповский. С ними и вошел в связь комендант Энгельгардт.
Этот „штаб" обосновался в комнате № 41. Никаких войск в ту первую ночь в распоряжении этого „штаба" не было. Хабалов напрасно боялся каких-то сорока пяти тысяч вос ставших. Но они, эти революционеры, были сильны револю ционным порывом, революционной инициативой. А главная их сила заключалась в позорном бездействии царского пра вительства, и, главным образом, Протопопова и Хабалова с его штабом.
Около 11 часов вечера какие-то молодые люди, по при казанию Керенского, арестовали Председателя Государствен ного Совета Щегловитова. Керенский лично принял аресто ванного, лично замкнул в комнату и ключ держал в кармане.
В Царскосельском дворце 27 число было первым днем, когда Императрица поняла, наконец, всю серьёзность {150} происходящих в Петрограде событий. Стараясь казаться спокой ной, Царица очень волновалась. Наследнику было хуже. Но вости о военных бунтах поразили Царицу. Верность войск казалась ей всегда вне сомнений. И вдруг, бунты.
В 11 ч. 12 м. утра Царица отправила первую тревожную в тот день телеграмму: „Революция вчера приняла ужасаю щие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Из вестия хуже, чем когда бы то ни было. Алис". В 1 ч. 5 м. те леграфировала: „Уступки необходимы. Стачки продолжают ся. Много войск перешло на сторону революции. Алис". В 9 ч. 50 м. вечера телеграфировала: „Лили провела у нас день и ночь, не было ни колясок, ни моторов. Окружный суд го рит. Алис". Окружающие были в большой тревоге. Теле фонные новости были ужасны. Но Императрицу старались не беспокоить. Приближающуюся катастрофу все-таки никто из бывших при Её Величестве не предвидел.
В 10 часов вечера генерал Гротен был вызван к телефо ну военным министром Беляевым. Беляев, по совету Родзянко, советовал немедленно увозить Императрицу с детьми ку да-либо из Царского Села. Завтра, может быть, будет уже поздно. На Царское Село может быть произведено нападение толп из Петрограда.
Гротен доложил о разговоре обер-гофмаршалу графу Бенкендорфу. Последний немедленно вызвал к телефону Мо гилев, генерала Воейкова, передал ему это известие и просил доложить Его Величеству и испросить указания. В ответ бы ло получено повеление Государя приготовить немедленно поезд для отъезда Её Величества с детьми, но до утра Им ператрице об этом не докладывать. Было передано и то, что Государь предполагает выехать в Царское Село и прибудет рано утром 1 марта. Гофмаршальская часть стала готовиться к отъезду. Генерал Гротен сделал все надлежащие распоряже ния относительно поезда.
Под утро графа Бенкендорфа вызвал к телефону гене рал Хабалов. Хабалов доложил, что он, с остатками верных Государю войск находится в Зимнем дворце. Но войска {151} голодны. Нет пищи. Хабалов просил дать что-либо войскам из запасов дворца. Граф Бенкендорф сделал соответствую щее распоряжение. Паника, растерянность и безнадежность Хабалова были настолько очевидны по его разговору, что спокойный, уравновешенный Бенкендорф понял, что положе ние Хабалова катастрофическое и что его сопротивление скоро кончится.
{155}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ пятая
С 23 по 26 февраля в Царской Ставке. — Лица, сопровождавшие Государя. — Приезд в Ставку. — Два первых дня. — 25 февраля. — Первая телеграмма генерала Хабалова о беспорядках. — Теле грамма Протопопова о беспорядках. — Доклады обеих телеграмм Государю и личная телеграмма Государя генералу Хабалову. — Отношение к известиям Алексеева и Воейкова. 26 февраля. — Пись мо Государю от Императрицы. — Дополнительная телеграмма от Хабалова. — День Государя. — Беспокойство в Ставке. — Уклоне ние полковника Герарди. — Генерал Воейков и доклад ему по теле фону из Царского генерала Спиридовича — Взаимоотношения стар ших чинов свиты и Ставки. — Телеграмма Государю от Родзянки. Решение Государя вернуться в Царское Село. — Мысль Дубенского использовать генерала Иванова для прекращения беспорядков. — Телеграмма Родзянки Алексееву политического характера. — Те леграмма ген. Хабалова.
23 февраля, в 3 часа дня Государь прибыл в Ставку в Могилев. В этой поездке Государя сопровождали: в поезде Литера А: Министр Имп. Двора, ген.-адъютант граф Фреде рикс, флаг-капитан ген.-адъютант Нилов, Дворцовый комен дант, Св. Е. В. ген.-м. Воейков, в должности гофмаршала, Св. Е. В. ген.-м. князь Долгорукий (В. А.), начальник Военно-по ходной канцелярии Св. Е. В. ген.-м. Нарышкин, командир Конвоя Е. В. Св. Е. В. ген.-м. Граббе, лейб-хирург С. П. Федо ров, флигель-адъютанты Е. В. — полковник герцог H .H. Лейхтенбергский и полковник Мордвинов, инспектор импе раторских поездов Ежов.
В поезде Литера Б: за начальника Канцелярии министра Двора, церемониймейстер барон Р. А. Штакельберг, командир Собственного железнодорожного пойка г.-м. Цабель, при командированный к Канцелярии м-ра Двора для описания поездок Государя, отставной ген.-майор Дубенский, заведу ющий охранной агентурой полковник Невдахов, завед. службой прессы чиновник Канц. м-ра Двора А. В. Суслов, офицеры Конвоя железнодорожн. полка, фельдъегерского корпуса, шоферы, прислуга.
Комендантом поезда Лит. А был начальник дворцовой по лиции полковник Герарди, комендантом поезда Лит. Б — полковник Ратко, а при обратном пути — подполковник фон Таль.
В Могилеве Государь был встречен начальником Штаба ген.-адъютантом Алексеевым, ген.-адъют. Ивановым и выс шими чинами Ставки. Проехав во дворец, Государь принял небольшой доклад Алексеева. Последний казался усталым. Сам Государь чувствовал себя простуженным. Первым {156} разговором с Алексеевым Государь остался очень доволен. Перед обедом Государь получил телеграмму от Царицы о болезни детей и сообщил о том за обедом военным иностранным представителям, которые особенно сочувственно справлялись о Наследнике.
С 24 числа жизнь пошла обычным порядком. С 10 с по ловиной до 12 с половиной Государь работал с Алексеевым. Вернувшись, принял Бельгийского генерала Рикеля, который вручил Его Величеству от Бельгийского Короля ордена для Его Величества, Царицы и Наследника. Рикель очень жалел, что не мог лично передать орден Наследнику, с которым был очень дружен. Ордена в тот же день были отправлены в Цар ское Село.
К Высочайшему завтраку были приглашены: Вел. Кн. Сергей Михайлович, ген.-адъют. Иванов, иностранцы воен ных миссий.
Государь был, как всегда, спокоен, приветлив. Некоторые уже знали, что в Петрограде какие-то беспоряд ки. Но официально еще ничего не было известно. День был холодный. Крутила метель. И потому Государь гулял в сади ке, около дворца.
Из полученного вечером письма от Царицы Государь узнал, что у Ольги Николаевны корь, также у Наследника. Это очень обеспокоило Государя, он вызвал Федорова, бесе довал с ним и даже говорил о поездке детей в Крым.
Уже поздно вечером из разговора с Императрицей по те лефону Государь узнал кое-что „о голодных беспорядках". Узнали о них к вечеру и в свите, но серьезного значения им не придали.
25 февраля в Ставке уже с утра все говорят о петроград ских беспорядках. Государь был на обычном докладе. За завтраком некоторые по лицу Государя старались что-либо заметить, но напрасно. Государь ровен и спокоен, как всегда.
После завтрака, несмотря на сильный мороз и ветер, Государь поехал в автомобиле на прогулку. Сперва Государь заехал в монастырь и приложился к иконе Божией Матери.
{157} Об этом его просила Царица. Затем сделали хорошую про гулку по шоссе.
Вернувшись с прогулки в 5 часов, Государь получил письмо от Царицы от 24 февраля, в котором были такие строки: „Вчера были беспорядки на В. Острове и на Невском, потому что бедняки брали приступом булочные. Они вдре безги разнесли Филиппова и против них вызвали казаков". Казалось, ничего важного. Государь, знавший хорошо, что Петроград в изобилии обеспечен хлебом, мог объяснить случившееся каким-то недоразумением.
В 6 ч. Государь пошел ко всенощной. Его Величество был в пластунской черкеске, без пальто. После службы, ста рушка, мать архиерея, благодарила Государя за пожертвова ние Их Величеств на церковь и просила передать благодар ность Царице.
В этот день (25 числа), с запозданием на два дня, Став ка начинает, наконец, получать официальные сведения о том, что делается в Петрограде. Сведения поступают двумя путя ми: начальнику Штаба доносят военный министр Беляев и командующий войсками Хабалов. Дворцовому же комендан ту сообщает заведующий Особым отделом его Канцелярии полковник Ратко и министр Внутр. дел Протопопов
Генерал Беляев сообщил в первой телеграмме о забастов ках и о том, что на почве недостатка продуктов начались беспорядки, но ничего серьёзного нет и меры приняты. Во второй же телеграмме Беляев сообщал о демонстрациях с революционными песнями и красными флагами, но успока ивал, что „к 26 февраля беспорядки будут прекращены", Обе эти телеграммы Алексеев доложил Государю и, благода ря успокоительному тону Беляева, они не возбудили беспокойства.
Но перед обедом Государю была представлена Алексее вым следующая телеграмма, полученная от генерала Хабалова в 18 ч. 8 м., 25 февр. и отправленная из Петрограда в 17 ч. 40 м.
„Доношу, что 23 и 24 февраля, вследствие недостатка хлеба, на многих заводах возникла забастовка. 24 февраля {158} бастовало около 200 тысяч рабочих, которые насильственно снимали работавших. Движение трамвая рабочими было пре кращено. В середине дня 23 и 24 часть рабочих прорвалась к Невскому, откуда была разогнана. Насильственные действия выразились разбитием стекол в нескольких лавках и трам ваях. Оружие войсками не употреблялось. Четыре чина полиции получили неопасные поранения. Сегодня, 25 февраля, попытка рабочих проникнуть на Невский успешно парализу ется. Прорвавшаяся часть разгоняется казаками. Утром по лицмейстеру Выборгского района сломали руку и нанесли в голову рану тупым орудием.
Около трех часов дня на Зна менской площади убит при рассеянии толпы пристав Кры лов. Толпа рассеяна. В подавлении беспорядков, кроме Пет роградского гарнизона, принимают участие пять эскадронов Девятого запасного кавалерийского полка из Красного Селау сотня Л.-Гв. сводно-казачьего полка из Павловска и вызва но в Петроград пять эскадронов Гвардейского запасного кавалерийского полка. № 486. Сек. Хабалов."
Воейков же доложил Государю следующую телеграмму, полученную им от Протопопова:
„Ставка. Дворцовому коменданту. Внезапно распростра нившиеся в Петрограде слухи о предстоящем, якобы, ограни чении суточного отпуска выпекаемого хлеба взрослым по фунту, малолетним в половинном размере, вызвали усиленную закупку публикой хлеба, очевидно, в запас, почему части населения хлеба не хватило. На этой почве 23 февраля вспых нула в столице забастовка, сопровождавшаяся уличными бес порядками. Первый день бастовало около 90 тысяч рабочих, второй — до 160 тысяч, сегодня — около 200 тысяч. Улич ные беспорядки выражаются в демонстративных шествиях, частью с красными флагами, разгроме некоторых пунктах лавок, частичном прекращении забастовщиками трамвайного движения, столкновениях с полицией. 23 февраля ранены два помощника пристава. Сегодня утром на Выборгской стороне толпой снят с лошади, избит полицмейстер полковник Шал феев, ввиду чего полицией произведено несколько выстре лов в направлении толпы, откуда последовали ответные {159} выстрелы. Сегодня днем более серьёзные беспорядки происхо дили около памятника Императора Александра III на Знамен ской площади, где убит пристав Крылов. Движение носит неорганизованный стихийный характер. Наряду с эксцесса ми противоправительственного свойства, буйствующие места ми приветствуют войска. К прекращению дальнейших беспо рядков принимаются энергичные меры военным начальст вом. В Москве спокойно. МВД Протопопов. № 179. 25 февраля 1917 г."
Прочитав обе телеграммы, Государь, не советуясь ни с кем, написал Хабалову телеграмму: „Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией. НИКОЛАЙ."
Так энергично и отчетливо реагировал Государь на пер вое же официальное донесение о беспорядках в столице. Будь Государь в Царском Селе, беспорядки были бы пре вращены немедленно по их проявлении.
Обед прошел, как всегда, спокойно. Но некоторые, ви димо, были озабочены. Государь вскоре ушел после обеда к себе. Он долго занимался в кабинете.
Среди лиц, сопровождавших Государя, в тот вечер уж шли оживленные разговоры о беспорядках. Особенно волно вался Дубенский. Он то и дело переходил от барона Штакельберга к Федорову. Он вернее других схватил всю важ ность происходящего.
Он находил, что ни Алексеев, ни Во ейков (два человека, которые могли говорить с Государем) не обращают на случившееся должного внимания. Он был прав. Но Алексеева успокаивал Беляев, Воейкова же Прото попов. Ведь прощаясь в последний раз в Царском Селе с Воейковым, Протопопов „клялся", что никаких осложнений не предвидится.
**
*
26-го февраля. Воскресенье. В Могилеве ясный морозный день. Государь, бодрый, в сопровождении Фредерикса и де журного флигель-адъютанта, отправился пешком в церковь. Много народу стояло на пути следования. Кланялись. {160} Некоторые женщины кланялись в ноги. Некоторые, глядя вслед, крестили Государя. Какое-то странное настроение.
Церковь полна молящихся. Свита, генералы, офицеры, солдаты, публика. Особенно горячо молятся казаки, генерал Алексеев. Государь впереди, на левом клиросе, скрытый ико нами. В эту службу с Государем случился первый припадок. Государь почувствовал мучительную боль в середине груди. Она продолжалась с четверть часа. — Я едва выстоял, — со общал о том Государь Царице, — и лоб мой покрылся каплями пота. Я не помню, что это было, потому что сердце биения у меня не было, но потом оно появилось и прошло сразу, когда я встал на колени перед образом Пречистой Де вы.
После обедни Государь прошел в Штаб и принял до клад от Алексеева. За завтраком приглашенных было больше, чем всегда. С тревогой вглядывались многие в Государя. Его Величество казался спокойным. Государь только что по лучил вчера написанное письмо от Царицы, в котором Цари ца со слов Протопопова описывала все движение, „как ху лиганское движение мальчишек и девчонок".
В 1 ч. 40 м. Алексеев получил от Хабалова дополнитель ную к вчерашней телеграмму, отправленную 26 февраля в 13 ч, 5 м. следующего содержания:
„К № 486. Доношу, что в течение второй половины 25 февраля толпы рабочих, собиравшихся на Знаменской пло щади и у Казанского собора, были неоднократно разгоняемы полицией и воинскими чинами. Около 17 ч., у Гостиного двора демонстранты запели революционные песни и выки нули красные флаги с надписью „Долой войну". На преду преждение, что против них будет применено оружие, из тол пы раздалось несколько револьверных выстрелов, одним из коих был ранен и голову рядовой 9-го Зап. кав полка. Взвод драгун спешился и открыл огонь по толпе, при чем убито 3 и ранено 10 человек. Толпа мгновенно рассеялась. Около 18 час. в наряд конных жандармов была брошена граната, которой ранен один жандарм и лошадь. Вечер прошел относительно {161} спокойно. 25 февраля бастовали двести сорок тысяч рабо чих. Мною выпущено объявление, воспрещающее скопление народа на улицах и подтверждающее населению, что всякое проявление беспорядков будет подавлено силою оружия. Сегодня, 26 февраля, с утра в городе спокойно. № 3703. Хабалов".
Телеграмма была направлена Государю. После завтрака Государь поехал на автомобиле на прогулку по Бобруйскому шоссе, к часовне в память боев 1812 г. Государя сопровож дали: Воейков, Граббе, Федоров и герцог Лейхтенбертский. У часовни вышли. Пошли пешком. Государь казался озабочен ным. Задумчивый, Он почти не разговаривал.
Чай прошел обычно.
В 6 ч. с половиной Государь побла годарил Царицу телеграммой за письмо и написал ей коро тенькое письмо, в котором были такие строки: „Я надеюсь, что Хабалов сумеет быстро остановить эти уличные беспо рядки. Протопопов должен дать ему ясные и определенные инструкции. Только бы старый Голицын не потерял голову".
Видимо, Государь совершенно неправильно, ошибочно представлял себе взаимоотношение высших властей теперь в столице, если считал, что Протопопов может давать какие-то инструкции Хабалову. Видимо, Государь все еще верил во всезнание, энергию и распорядительность Протопопова. Протопопов же, как мы видели, ровно ничего не делал по лезного, сообщал Императрице неправильные, успокоитель ные сведения, радовался, что свалил всё на Хабалова и затем, перетрусивши, совсем исчез.
**
*
Однако, в Ставке далеко не все были так спокойны. С утра все только и говорили, что о столичных событиях. Все ми путями из Петрограда приходили самые тревожные све дения. Начальник Дворцовой полиции, полковник Герарди настолько потерял равновесие, что, придя в тот день к Двор цовому коменданту, просил разрешения уехать в Царское Село к семье.
{162} „Увидя, что Герарди совершенно потерял голову, — пи сал позже Воейков, — я счел за лучшее отстранить его от исполнения ответственных обязанностей, на которые он в подобном состоянии был уже неспособен". Воейков разре шил Герарди уехать и заменил его чиновником Дворцовой полиции Гомзиным, когда-то служившим в гвардии.
Воейков был взволнован тем более, что в этот день он не получил от полковника Ратко никакой информации из Царского Села. Его попытки переговорить по телефону с кем-либо из старших чинов его канцелярии оказались безрезуль татными. Их в канцелярии не было. Как иронизировал позже генерал, они были заняты составлением конституции у Вел. Кн. Павла Александровича.
Вызванный в 5 ч. к телефону из Царского Села генера лом Спиридовичем, о чем сказано выше, ген. Воейков, види мо, не принял должного значения тому разговору, хотя поз же, наговорив в своей книге комплиментов Спиридовичу, писал так о том разговоре:
„То обстоятельство, что, передавая мне эти сведения, по лученные от Департамента полиции, генерал Спиридович не сказал мне ничего утешительного от себя лично, еще более утвердило меня в убеждении, что положение безвыходно".
Сам генерал Воейков заявляет: „В этот день это был единственный мой разговор с Царским Селом". Раз это так, то приходится признать, что в тот важный исторический мо мент осведомленность единственного, чисто политического органа около Его Величества, осведомленность Дворцового коменданта была неудовлетворительна. Даже 26 февраля, вечером, Дворцовый комендант еще не знал, что, как и почему происходит в Петрограде.
**
*
После пятичасового чая, Государь получил следующую телеграмму от председателя Гос. Думы Родзянко:
„Положение серьёзное. В столице анархия.
Правительст во парализовано. Транспорт продовольствия и топливо {163} пришли в полное расстройство. Растет общее недовольство. На улицах происходит беспорядочная стрельба. Части войск стреляют друг в друга. Необходимо немедленно поручить ли цу, пользующемуся доверием, составить новое правительст во. Медлить нельзя. Всякое промедление смерти подобно. Молю Бога, чтобы этот час ответственности не пал на Венце носца."
Телеграмма эта вполне отражала всю растерянность, ца рившую в Петрограде, растерянность самого Родзянки, но в Ставке этого не понимали. Государь показал телеграмму гра фу Фредериксу и Воейкову, причем сказал графу: — „Опять этот толстяк Родзянко мне написал разный вздор, на кото рый я ему не буду даже отвечать".
Однако, телеграмма Родзянки не могла не произвести тре вожного впечатления. К тому же Воейков доложил про раз говор со Спиридовичем. Обед прошел, как обычно. Но, после обеда Государь, несмотря на кажущееся спокойствие, решил возвращаться в Царское Село.
В 9 ч. 20 м. вечера Государь послал Императрице теле грамму, в которой писал между прочим: „Выезжаю после завтра". Около 10 ч., вышедший от Государя Воейков, объя вил заведывающему своей канцелярией, что отъезд назна чен на 2 ч. 30 м. 28 февраля и стал отдавать предварительные распоряжения.
Государь же, выйдя в столовую, сыграл несколько пар тий в домино с Ниловым, Граббе и Мордвиновым. Государь казался озабоченным и скоро распрощался с партнерами. Об отъезде Государь им, однако, не сказал.
В этот вечер, у горячившегося генерала Дубенского за родилась несчастная мысль прекратить беспорядки в Петро граде, послав туда с войсками генерал-адъютанта Иванова. „Ведь вот, в первую революцию Иванов блестяще усмирил какой-то бунт, а затем был отличным генерал-губернатором в Кронштадте". Дубенский отправился к лейб-хирургу Фе дорову и красноречиво убеждал его подсказать эту мысль Государю. До позднего вечера сидели несколько человек у {164} Федорова и слушали горячую речь Дубенского. Прощаясь, Федоров обещал начать с утра хлопотать за посылку Ивано ва.
**
*
В 22 ч. 22 м., 26 февраля с аппарата Ставки приняли из Петрограда следующую телеграмму Председателя Государ ственной Думы Родзянко по адресу: Начальнику Штаба Вер ховного Главнокомандующего Алексееву:
„Волнения, начавшиеся в Петрограде, принимают стихий ный характер и угрожающие размеры. Основы их — недоста ток печеного хлеба и слабый подвоз муки, внушающий па нику, но главным образом, полное недоверие к власти, не способной вывести страну из тяжкого положения. На этой почве, несомненно, разовьются события, сдержать которые можно временно путем пролития крови мирных граждан, но которых, при повторении, сдержать будет невозможно. Дви жение может переброситься на железные дороги и жизнь страны замрет в самую тяжелую минуту. Заводы, работаю щие на оборону в Петрограде, останавливаются за недостат ком топлива и сырого материала. Рабочие остаются без де ла и голодная безработная толпа вступает на путь анархии стихийной и неудержимой. Железнодорожное сообщение по всей России в полном расстройстве.
На Юге, из 63 доменных печей работают только 28, ввиду отсутствия подвоза топли ва и необходимого материала. На Урале из 92 доменных пе чей остановилось 44 и производство чугуна, уменьшаясь изо дня в день, грозит крупным сокращением производства сна рядов. Население, опасаясь неумелых распоряжений властей, не везет зерновых продуктов на рынок, останавливая этим мельницы и угроза недостатка муки встает во весь рост перед армией и населением. Правительственная власть находится в полном параличе и совершенно бессильна восстановить на рушенный порядок. России грозит унижение и позор, ибо война при таких условиях не может быть победоносно окончена. Считаю необходимым и единственным выходом из со здавшегося положения безотлагательное призвание лица, ко торому может верить вся страна и которому будет поручено {165} составить правительство, пользующееся доверием всего на селения. За таким правительством пойдет вся Россия вооду шевившись вновь верою в себя и своих руководителей.
В этот небывалый по ужасающим последствиям и страш ный час иного выхода нет на светлый путь, и я ходатайствую перед вашим Высокопревосходительством поддержать это мое глубокое убеждение перед Его Величеством, дабы пре дотвратить возможную катастрофу. Медлить больше нельзя, промедление смерти подобно. В ваших руках, ваше выс-ство, судьба славы и победы России. Не может быть таковой, если не будет принято безотлагательно указанное мною решение. Помогите вашим представительством спасти Россию от ката строфы. Молю вас о том от всей души. Председатель Госу дарственной Думы Родзянко".
Тождественные же телеграммы Родзянко послал коман дующим армиями, прося их поддержать его перед Госуда рем. Так впервые, официально втягивались командующие в политику. Родзянко заканчивал официально ту тайную ра боту представителей общественности, которые ездили с ви зитами по генералам, стараясь привлечь их к широкому общественному движению в целях переворота, о чем говори лось выше.
Были эти представители общественности и у генерала Алексеева, когда он болел в Севастополе. Генерал Деникин утверждал позже, что, будто бы, Алексеев в самой категори ческой форме указал на недопустимость каких-либо госу дарственных потрясений во время войны.
Данной телеграммой Родзянко делал снова уже офици ально сильный нажим на высшее командование армией.
Было уже очень поздно, когда Алексеев прочел эту те леграмму. Он решил доложить ее Государю на ближайшем докладе, утром 27 числа.
{169}
27 февраля, понедельник, в Ставке. Утренний доклад ген. Воейкова телеграммы Протопопова. — Утренний доклад ген. Алексеева те леграмм: премьера кн. Голицына, полк. Павленкова, предс. Г. Ду мы Родзянко и ген. Брусилова. — Две телеграммы от Императрицы. — Запоздавший завтрак. — Тревожная телеграмма ген. Хабалова и успокоительная ген. Беляева. — Телеграммы ген. Эверта и Рузско го. — Паническая телеграмма Родзянко. — Прогулка Государя. — Чай. — Тревога среди свиты. — Агитация за командировку в Петро град ген.-адъют. Иванова. — Письмо Императрицы. — Телеграмма и письмо Государя Императрице. — Перемена в настроении выс шего командования. — Экстренный доклад ген. Алексеева. — Реше ние о командировании ген. Иванова и о посылке в Петроград войск с фронта. — Обед и разговор Государя с ген.-адъют. Ивановым. — Передача ген. Алексеевым ген.-адъют. Иванову Высочайшего повеления. — Тревога в 10 часов вечера. — Доклад обер-гофмаршала гр. Бенкендорфа по телефону из Ц. Села и ответ ему Госуда ря. — Распоряжение об отъезде в Ц. Село. — Третья тревожная телеграмма Императрицы. — Разговор ген. Воейкова с ген. Беляевым по телефону. — Столкновение ген. Воейкова с ген. Алексеевым. — Телеграмма ген. Рузского с поддержкой ходатайства Родзянко. — Доклад ген. Алексеева с просьбой уступок. — Вызов ген. Алек сеева по прямому проводу из Петрограда Вел. Кн. Михаилом Алек сандровичем и разговор для передачи Государю. — Ответ Госуда ря брату. — Телеграмма премьера Голицына и ответ Государя. — Тщетная просьба ген. Алексеева уступить. — Телеграмма ген. Хабалова о катастрофическом положении и последний доклад генера ла Алексеева. — Во дворце перед отъездам на вокзал. — Отъезд Государя на вокзал. Прием Государем ген. Иванова. — Отъезд Го сударя из Могилева под утро 28 февраля.
Царская Ставка, успокаиваемая до 27 февраля относи тельно происходивших в Петрограде событий Императрицей Александрой Федоровной через Государя и военным минист ром Беляевым через ген. Алексеева, не обладавшая к тому же правильной информацией ни со стороны Дворцового комен данта, ни со стороны военных властей, Царская Ставка, в эти роковые для России дни, обладая всею полнотой верховной и военной власти и силами многомиллионной армии, опозда ла в действиях относительно подавления революции на не сколько дней. Царская Ставка начала принимать соответству ющие меры только с позднего вечера 27-го февраля, когда законное правительство уже самоупразднилось в Петрограде
27 февраля, понедельник, было первым действительно тревожным днем в Ставке. Утром Воейков доложил Госуда рю полученную им ночью телеграмму Протопопова, приве денную в гл. 32-ой. Она описывала беспорядки 25 и 26 числа, но и успокаивала, что арестован „революционный руководя щий коллектив" и, что 27 февраля часть рабочих намеревает ся приступить к работам. То, что министр лжет, уменьшая серьёзность происходящего, не улавливали.
На утреннем докладе в Штабе Алексеев доложил снача ла сведения по фронту, затем перешел к Петрограду и пред ставил полученные за ночь телеграммы: 1) председателя Со вета министров Голицына, поданную 26 февр. в 1 ч. 58 м. ночи, которая сообщала, что указ о роспуске Г. Думы и Г. Совета опубликовывается утром 27 числа (см. гл. 32) и 2) и. д. на чальника Гвардейских запасных частей полковника Павленкова, поданную в 1 ч. 40 м. ночи, который доносил Государю, что „26 февраля из толпы тяжело ранен командир зап. бат. Л.-гв. Павловского полка полковник Экстен и ранен того же {170} полка прапорщик Редигер. Телеграмма, по лаконичности, являлась шарадой.
Затем Алексеев доложил телеграмму, по лученную им от Родзянки, приведенную в предыдущей главе. Трескучий пафос и агитационный характер телеграммы обес ценивали ее верные мысли. Государю могло казаться, что Родзянко преувеличивает опасность и, как всегда, шумит и шумит. Алексеев доложил и то, что такую же телеграмму по лучили главнокомандующие: Брусилов, Рузский, Эверт и что Брусилов уже прислал Алексееву телеграмму, в которой про сил доложить Его Величеству: „По верноподданнейшему дол гу и моей присяге Государю Императору считаю себя обязан ным доложить, что при наступившем грозном часе другого выхода не вижу".
Факт втягивания высшего командования в политику, о чем не раз предупреждали Государя, был налицо. Государь никогда не позволявший Алексееву касаться внутренней по литики, на этот раз долго беседовал с Алексеевым. На от ветственное министерство Государь категорически не согла шался. Но с мыслью, что необходимо назначить особое ли цо для урегулирования продовольственного и транспортного дела Государь был согласен. Однако, никакого окончатель ного решения относительно Петрограда принято не было. До клад затянулся. Государь опоздал к завтраку и это встрево жило всех знавших аккуратность Государя.
Кругом уже только и говорили о беспорядках, о стрель бе в Петрограде, о бунте в Павловском полку. За завтраком Государь казался озабоченным.
После завтрака, перед прогулкой, Государю были при несены от Алексеева телеграммы от Хабалова и от Беляева.
Хабалов телеграммой, поданной в 12 ч. 10 м., доносил Государю о бунте в запасных батальонах Павловского, Во лынского, Литовского и Преображенского полков. — „При нимаю все меры, которые мне доступны для подавления бун та. Полагаю необходимым прислать немедленно надежные ча сти с фронта". — Так тревожно заканчивал свою телеграмму Хабалов.
{171} Беляев же в телеграмме, поданной в 13 ч. 15 м., № 196, сообщал:
„Начавшиеся с утра в нескольких войсковых частях вол нения твердо и энергично подавляются оставшимися верны ми своему долгу ротами и батальонами. Сейчас не удалось еще подавить бунт, но твердо уверен в скором наступлении спокойствия, для достижения коего принимаются беспощад ные меры. Власти сохраняют полное спокойствие. 196. Бе ляев."
Это была легкомысленная, преступная по лживости и по желанию успокоить Ставку телеграмма. Но она была подпи сана Военным министром и ей нельзя было не верить.
Принесли и характерную телеграмму Главнокомандую щего Эверта. Донося о получении им телеграммы от Родзян ки, Эверт просил доложить ее Государю. — „Я — солдат, в политику не мешался и не мешаюсь. По отрывочным, дохо дящим до меня слухам, насколько справедливо все изло женное в телеграмме по отношению внутреннего положения страны, судить не могу, но не могу не видеть крайнего расстройства транспорта и, как результат сего, постоянного и значительного недовоза продуктов продовольствия... я счи тал бы необходимым немедленное принятие необходимых во енных мер для обеспечения железнодорожного движения и подвоза продовольствия к армиям. 6081. Эверт."
Принесли и телеграмму Родзянки Государю, поданную в 12 ч. 40 м., которая гласила:
„Занятия Государственной Думы указом Вашего Величе ства прерваны до апреля. Последний оплот порядка устранен. Правительство совершенно бессильно подавить беспорядок. На войска гарнизона надежды нет. Запасные батальоны гвар дейских полков охвачены бунтом. Убивают офицеров. Прим кнув к толпе и народному движению, они направляются к дому министерства Внутренних дел и Государственной Думе. Гражданская война началась и разгорается. Повелите немед ленно призвать новую власть на началах, доложенных мною Вашему Величеству во вчерашней телеграмме. Повелите, в {172} отмену Вашего высочайшего указа, вновь созвать законода тельные палаты. Возвестите безотлагательно эти меры вы сочайшим манифестом. Государь, не медлите. Если движение перебросится в армию, восторжествует немец и крушение России, а с ней и династии неминуемо. От имени всей России прошу Ваше Величество об исполнении изложенного. Завтра, может быть уже поздно. Пред. Гос. Думы Родзянко".
Только что прочитав успокоительную телеграмму Воен ного министра № 196, как мог отнестись Государь к телеграм ме Родзянко? Он не поверил ей.
Государь выехал с несколькими лицами свиты за город на автомобиле. Сделал прогулку по Оршанскому шоссе. По года стояла солнечная. Говорили об обычных вещах. Проис ходивших в Петрограде событий не касались. Обычно спо койно прошел и чай. Никаких распоряжений Ставка не сдела ла. А кругом все были встревожены. Все на все лады обсужда ли Петроградские события. Одни высказывались за беспо щадное подавление бунта. Удивлялись, что Хабалов не при влек к подавлению бунта военные училища. Ругали бывшего военного министра Поливанова, по докладу которого был отменен закон о предельном числе запасных на роту. Благо даря Поливанову численность запасных батальонов превзо шла всякие разумные нормы.
Батальоны обратились в толпы распущенных мужиков и рабочих в военных шинелях. Вот и бунтуют. За всё это бранили Поливанова. Бранили Генераль ный штаб. „Черное войско" — все они — с апломбом сказал один из собеседников, пустив клуб дыма от сигары. „Погу били гвардию, погубят и Государя. Вот увидите". Некоторые в свите были уверены, что всё это было сделано умышленно, как помощь либералам на случай переворота.
Лейб-хирург Федоров и генерал Дубенский ходили от одного к другому из тех, кто мог говорить с Государем и агитировали за посылку в Петроград генерал-адъютанта Ива нова. На то, что это был очень старый, уставший человек, не обращали внимания. Все вспоминали, как десять лет тому назад он блестяще действовал. Как он умеет говорить с солдатом. Как солдаты его понимают.
{173} Федоров и Дубенский съездили к Иванову в его вагон и советовали ему поговорить с Государем за обедом. Гофмар шала уже предупредили, чтобы устроил место Иванову около Государя. Иванову, видимо, льстило получить проектируе мую командировку. И, не понимая, что в сущности происхо дит в Петрограде, Иванов соглашался с собеседниками о при емлемости для него такого поручения.
Перед самым чаем Государь получил длинное успокои тельное письмо от Императрицы, полное домашних житей ских подробностей. О нем сказано выше.
С письмом был при слан кусочек дерева с могилы Распутина. „Он умер, чтобы спасти нас", — писала Царица про Старца.
Чай прошел без каких-либо разговоров о Петроград ских событиях. После чаю, в 19 ч. 6 м-, Государь послал Ца рице такую телеграмму: „Сердечно благодарю за письмо. Выезжаю завтра в 2 ч. 30 м. Конная гвардия получила прика зание немедленно выступить из Новгорода. Бог даст, бес порядки в войсках скоро будут прекращены."
Конной гвардией, в данном случае, Государь называл за пасные эскадроны всех гвардейских полков, которые были расположены в Кричевицких и Муравьевских казармах Нов городской губернии. Ясно, что телеграмма базировалась на данных телеграммы Хабалова. Словами конная гвардия Го сударь успокаивал Царицу.
Тогда же Государь написал Царице коротенькое письмо, объяснив, что оно будет последним. В нем было, между про чим, сказано:
„После вчерашних известий из города, я видел здесь много испуганных лиц. К счастью Алексеев спокоен. Но по лагает, что необходимо назначить очень энергичного челове ка, чтобы заставить министров работать для разрешения во просов продовольственного, железнодорожного, угольного и т. д. Это, конечно, совершенно справедливо. Беспорядки в войсках происходят от роты выздоравливающих, как я {174} слышал. Удивляюсь, что делает Павел. Он должен был бы дер жать их в руках..."
Видимо в Ставке и теперь еще не понимали происходящих в Петрограде событий. Позже генерал Лукомский писал:
„Насколько не придавалось серьёзного значения происходив шему в Петрограде, показывает то, что с отправкою войск с Северного и Западного фронтов не торопились." Не торопились — Алексеев, его помощник ген. Клембовский и генерал Квартирмейстер Лукомский. Было ли это с их стороны уже началом содействия революции, или только преступным без действием — сказать трудно.
**
*
Но около 8 часов вечера картина в Ставке резко изме нилась. Перед обедом Алексеев получил две весьма тревож ные телеграммы от Беляева, который еще утром прислал самую успокоительную телеграмму. В телеграмме, поданной в 19 ч. 22 м., значилось: „Положение в Петрограде становит ся весьма серьёзным. Военный мятеж немногими, оставшими ся верными долгу частями, погасить пока не удается. На против того, многие части постепенно присоединяются к мя тежникам. Начались пожары, бороться с ними нет средств. Необходимо спешное прибытие действительно надежных ча стей, притом в достаточном количестве, для одновременных действий в различных частях города. 197. Беляев".
В другой же телеграмме, поданной в 19 ч. 29 м., сообща лось: „Совет министров признал необходимым объявить Пе троград на осадном положении. Ввиду проявленной генера лом Хабаловым растерянности, назначил на помощь ему ге нерала Занкевича, так как генерал Чебыкин отсутствует. 198. Беляев."
Только теперь генерал Алексеев и его помощники пове рили, наконец, в серьёзность положения в Петрограде. Алек сеев, несмотря на сильное недомогание, пошел к Государю с докладом. Было решено:
1) Командировать в Петроград для прекращения бунта и беспорядков генерал-адъютанта Иванова с назначением его {175} командующим Петроградским Военным округом, которому и выехать 28 числа с 3 ротами Георгиевского батальона, ко торый находился в охране Ставки.
2) Выслать в Петроград от Северного и Западного фрон тов по бригаде пехоты и по бригаде кавалерии и по одной кольтовой пулеметной команде.
О таком высочайшем повелении Алексеев лично пере дал по прямому проводу Начальнику Штаба Северного фрон та Данилову. Было сделано распоряжение по Западному фронту и в 22 ч. 25 м. послана телеграмма Беляеву. Выходя с доклада от Государя, Алексеев встретился с приехавшим на высочайший обед генералом Ивановым и просил его после обеда зайти к нему в Штаб.
За обедом ген.-адъютант Иванов сидел сбоку от Госу даря. Его Величество все время разговаривал с ним. Госу дарь казался бледнее обычного. После обеда, поговорив не много с некоторыми из приглашенных, Государь сделал об щий поклон и ушел в свой кабинет, куда был приглашен Иванов. Государь отдал ему повеление относительно Петро града. Через несколько минут Иванов входил в кабинет Алек сеева. Среднего роста, с седой головой и бородой лопатой, он был в ремнях, при шашке. На шее и груди белели Георги евские кресты. Блестел золотой эфес шашки „За храбрость" с георгиевским темляком.
Старик генерал-адъютант, взявший от жизни и службы всё возможное, пришел за приказанием к своему бывшему подчиненному, тоже генерал-адъютанту и тоже украшенно му двумя Георгиями, но обогнавшему его по служебному по ложению. Поздоровались. И Алексеев, по словам присутство вавшего там генерала Тихменева, „не садясь, как-то весь выпрямившись, подобрался и внушительным официальным тоном сказал Иванову: — Ваше высокопревосходительство, Государь Император повелел Вам, во главе Георгиевского батальона и частей кавалерии, о движении коих одновремен но сделаны распоряжения, отправиться в Петроград для подавления бунта, вспыхнувшего в частях Петроградского {176} гарнизона".
Иванов ответил, что „воля Государя Императора для него священна и что он постарается выполнить повеление Государя". Тихменев вышел. Алексеев и Иванов остались на едине. Иванов, конечно, совсем не подходил к данной ему роли. Он совсем не походил на того энергичного боевого генерала, который ринулся бы на революционный Петроград и водворил в столице порядок. Алексеев, долго служивший с Ивановым, знал это лучше, чем кто-либо. И почему он про вел это чисто военное назначение — является вопросом.
**
*
В 10 ч. вечера, когда Государь пил чай со свитой, к Его Величеству пришли встревоженные Фредерикс и Воейков. Государь ушел с ними в соседнюю комнату. Воейков доложил о том тревожном сообщении, которое сделал из Царского Села для доклада Его Величеству граф Бенкендорф, о чем сказано выше. Государь был против выезда Царицы с боль ными детьми, но приказал передать Бенкендорфу, чтобы поезд для семьи приготовили, но до утра Государыне ничего не докладывали, а что сам Государь ночью выедет в Царское Село.
Сообщение Бенкендорфа как бы дополняло три тревож ных сообщения, полученные Государем от Императрицы в телеграммах того дня.
В 11 ч. 12 м. Царица телеграфировала: „Революция вче ра приняла ужасающие размеры. Знаю, что присоединились и другие части. Известия хуже, чем когда бы то ни было. Аликс."
В 1 ч. 5 м. телеграфировала: „Уступки необходимы. Стачки продолжаются. Много войск перешло на сторону ре волюции. Аликс."
И, наконец, в 9 ч. 50 м. телеграфировала: „Лили провела у нас день и ночь. Не было ни колясок, ни моторов. Окруж ный суд горит. Аликс."
Всё вместе давало полную картину катастрофы, а фраза „уступки необходимы" указывала на революционное значе ние происходящего.
{177}
**
*
Воейков передал Бенкендорфу повеление Государя, сде лал соответствующие распоряжения о снаряжении импера торских поездов и доложил Алексееву о предстоящем отъ езде Его Величества. Тут у него произошло недоразумение, о котором генерал Воейков пишет: „Затем я прошел к генера лу Алексееву предупредить о предстоящем отъезде Его Вели чества. Я его застал уже в кровати. Как только я сообщил ему о решении Государя безотлагательно ехать в Царское Село, его хитрое лицо приняло еще более хитрое выражение и он, с ехидной улыбкой, слащавым голосом, спросил меня:
— А как же он поедет? Разве впереди поезда будет следо вать целый батальон, чтобы очищать путь?
Хотя я никогда не считал генерала Алексеева образ цом преданности Государю, но был ошеломлен как сутью, так и тоном данного в такую минуту ответа. На мои слова:
—Если вы считаете опасным ехать, ваш прямой долг мне об этом заявить, — генерал Алексеев ответил: — Нет, я ничего не знаю, это я так говорю.
Я его вторично спросил: — После того, что я от вас только что слышал, вы должны мне ясно и определенно ска зать, считаете ли вы опасным Государю ехать, или нет, — на что генерал Алексеев дал поразивший меня ответ: — Отчего же. Пускай Государь едет... Ничего... — После этих слов я сказал генералу Алексееву, что он должен немедленно сам, лично пойти и выяснить Государю положение дел. Я думал, что, если Алексеев кривит душою передо мною, то у него проснется совесть и не хватит сил слукавить перед лицом самого Царя, от которого он видел так много добра.
От генерала Алексеева я прямо пошел к Государю, чистосердечно передал ему весь загадочный разговор с Алексеевым и старался разубедить Его Величество ехать при таких обстоятельствах. Но встретил со стороны Государя не поколебимое решение во что бы то ни стало вернуться в Царское Село.
При первых словах моего рассказа лицо Его Величества выразило удивление, а затем сделалось бесконечно грустным.
{178} Через несколько минут к Государю явился генерал Алек сеев и был принят в кабинете." (В. Н. Воейков. С Царем и без Царя)
Алексеев советовал Государю не уезжать, но безуспешно. После ухода Алексеева Государь поручил Воейкову пере говорить по проводу с Беляевым и узнать, что делается в Петрограде. Воейков пошел в аппаратную, вызвал Беляева и узнал от него, что все власти растерялись, положение ката строфическое и, если не будет вмешательства войск со сторо ны, революция одолеет. Что касается нападения толпы на Царское Село, то эти сведения идут от Родзянко.
Полученные сведения Воейков доложил Его Величеству. Сам Воейков был очень взволнован и нервничал. От своего особого отдела, от полковника Ратко он не получил в этот день никакой информации. Из разговора с Беляевым он по нял причину такого молчания. Ратко получал сведения от Ох ранного отделения. Но последнее окончило свое существо вание и его начальник исчез со служебного горизонта. За ним исчез и министр Внутренних дел. Исчезли источники ин формации Дворцового коменданта.
**
*
Свита, служебный персонал, все волновались, приготов ляясь к отъезду. Увозили вещи в поезда. Многие переехали в поезда. Государь не торопился. Оказалось, что, по техническим условиям, императорские поезда могут отправиться только часов через пять-шесть.
Около 10 часов Государю была доложена полученная от генерала Рузского и поданная в 21 ч. 15 м. телеграмма. Представляя Государю известную уже агитационную теле грамму Родзянко, Рузский поддерживал его ходатайство. Он писал, между прочим: „ Дерзаю всеподданнейше доложить Вашему Величеству соображения о крайней необходимости принятия срочных мер, которые могли бы успокоить населе ние и вселить в него доверие и бодрость духа, веру в себя и свое будущее. Эти меры, принятые теперь, накануне пред стоящего оживления боевой деятельности на фронтах, {179} вольют новые силы в армию и народ для продления дальней шего упорства в борьбе с врагом. Позволяю себе думать, что, при существующих условиях, меры репрессии могут скорее обострить положение, чем дать необходимое дли тельное удовлетворение". 27 февр. № 1147. Б. ген. ад. Руз ский".
Было ясно, что этот Главнокомандующий, совращенный общественниками не только играет в политику, но и за игрывает с революцией. Беспринципный генерал, он, в свое время, не стеснялся просить Распутина помолиться, чтобы его назначили на его теперешний пост. Государь знал, как молился тогда за Рузского Распутин...
**
*
В 10 часов с половиной генерала Алексеева вызвал к проводу из Петрограда Вел. Кн. Михаил Александрович и произошел следующий разговор: „У аппарата Вел. Кн. Миха ил Александрович. Прошу вас доложить от моего имени Го сударю Императору нижеследующее:
«Для немедленного ус покоения принявшего крупные размеры движения, по моему глубокому убеждению, необходимо увольнение всего соста ва Совета министров, что подтвердил мне и князь Голицын. В случае увольнения кабинета, необходимо одновременно на значить заместителей. При теперешних условиях полагаю единственно остановить выбор на лице, облеченном доверием Вашего Императорского Величества и пользующемся уваже нием в широких слоях, возложив на такое лицо обязанно сти председателя Совета министров, ответственного единственно перед Вашим Императорским Величеством. Необхо димо поручить ему составить кабинет по его усмотрению. Ввиду чрезвычайно серьёзного положения, не угодно ли бу дет Вашему Императорскому Величеству уполномочить меня безотлагательно объявить об этом от высочайшего Вашего Императорского Величества имени, при чем со своей сторо ны полагаю, что таким лицом в настоящий момент мог бы быть князь Львов. Генерал-адъютант Михаил..»"
На это Алексеев ответил: „Сейчас доложу Его Импера торскому Величеству телеграмму Вашего Императорского {180} Высочества. Завтра Государь выезжает в Царское Село. Гене рал Алексеев."
„Позволяю себе доложить, что если последует сейчас какое-либо повеление Государя Императора, то я немедлен но телеграфирую его Вашему Императорскому Высочеству. Генерал Алексеев".
„Я буду ожидать ваш ответ в доме военного министра и прошу вас передать его по прямому проводу. Вместе с тем прошу доложить Его Императорскому Величеству, что, по моему убеждению, приезд Государя Императора в Царское Село, может быть, желательно отложить на несколько дней. Ген.-адъют. Михаил".
Генерал Алексеев доложил Государю представленный на бланке разговор. Государь, подумав, продиктовал Алексееву ответ и вот, каково было продолжение разговора с Великим Князем:
"У аппарата Его И. В. В. К. Михаил Александрович. Алексеев: „Государь Император повелел мне от его име ни благодарить В. И. В. и доложить вам следующее: Пер вое. Ввиду чрезвычайных обстоятельств Государь Импера тор не считает возможным отложить свой отъезд и выезжа ет завтра в два с половиной часа дня. Второе. Все мероприя тия, касающиеся перемен в личном составе Его И. В., отла гает до времени своего приезда в Царское Село. Третье. Зав тра отправляется в Петроград ген.-адъют. Иванов, в качест ве главнокомандующего Петроградским округом, имея с со бой надежный батальон. Четвертое. С завтрашнего числа, с Северного и Западного фронтов начнут отправляться в Петроград из наиболее надежных частей четыре пехотных и четыре кавалерийских полка. Позвольте закончить личною просьбою о том, чтобы высказанные В. И. В. мысли в пред шествовавшем сообщении вы изволили настойчиво поддер жать при личных докладах Е. И. В-ву, как относительно за мены современных деятелей Совета министров, так и отно сительно способа выбора нового Совета и да поможет В. И. В. Господь Бог в этом важном деле. Генерал Алексеев".
{181} В. Князь: „Со своей стороны сообщая лично вам, что я опасаюсь, как бы не было упущено время до возвращения Е. В., так как при настоящих условиях дорог буквально каждый час. Благодарю вас, Михаил Васильевич, за принятый на себя труд. Желаю вам полного успеха. Генерал-адъютант Ми хаил."
Алексеев: „Завтра, при утреннем докладе, еще раз доло жу Е. И. В-ву желательность теперь же принять некоторые меры, так как вполне сознаю, что в таких положениях упу щенное время бывает невознаградимо. Желаю здоровья В. И. В-ву и успеха в той помощи, которую вы желаете оказать Государю Императору в переживаемые нами решительные минуты, от которых зависит судьба и дальнейший ход войны и жизни государства. Генерал Алексеев".
Вскоре затем Алексееву принесли телеграмму для Госу даря от князя Голицына. Премьер доносил, что правительст во не может справиться с происходящими волнениями, про сил уволить и его, и всех министров, назначить премьером лицо пользующееся доверием общества, поручить ему состав ление министерства и назначить для командования войсками в Петроград популярного генерала.
Алексеев хотел было отправить телеграмму Государю с дежурным офицером, но, по совету Лукомского, понес сам.
Вернувшись, он сказал, что Государь остался недоволен теле граммой и хотел сам написать ответ. В 11 ч. 20 м. Государь пришел в штаб. Узнав от Лукомского, что Алексеев по нездо ровью прилег отдохнуть, Государь передал телеграмму на имя Голицына и сказал: „Сейчас же передайте генералу Алек сееву эту телеграмму и скажите, что я прошу немедленно пе редать ее по прямому проводу. При этом скажите, что это мое окончательное решение, которое я не изменю, а потому бесполезно мне докладывать еще что-либо по этому вопросу". Государь ушел.
На синем телеграфном бланке было написано: „Пред седателю Совета министров. Петроград. О главном военном начальнике для Петрограда мною дано повеление {182} начальнику моего штаба с указанием немедленно прибыть в столи цу. Тоже и относительно войск. Лично вам предоставляю все необходимые права по гражданскому управлению. От носительно перемен в личном составе, при данных обстоя тельствах, считаю их недопустимыми. НИКОЛАЙ".
Лукомский передал телеграмму и повеление Алексееву и стал упрашивать пойти к Государю и умолять Его изме нить решение и согласиться на просьбу премьера. Ведь прось ба премьера одинакова с просьбой Вел. Кн. Михаила Алек сандровича, Родзянко, Брусилова и Рузского. Алексеев ко лебался. Лукомский настаивал. Наконец, Алексеев, который сам был на стороне этой широкой „реформы", решился и пошел. Он вернулся убитым... — На коленях умолял Его Вели чество, — сказал он, грустно качая головой, — не согласен.
Телеграмма эта была отправлена из Ставки в 23 ч. 25м. В Петрограде она уже не могла быть вручена премьеру. Пра вительства уже не существовало. Оно уже разошлось. Толь ко некоторым прежним министрам ее содержание было пере дано по телефону.
**
*
Во дворце шли последние приготовления к отъезду. С 12 часов свита готова, все одеты. В час ночи к Государю явился Алексеев. Его попросили в кабинет Его Величества. Алексеев представил Государю только что полученную теле грамму от генерала Хабалова. Телеграмма была подана в 8 ч. 10 м., но получена в 12 ч. 55 м. Она гласила:
„Прошу доложить Его Императорскому Величеству, что исполнить повеление о восстановлении порядка в столице не мог. Большинство частей, одни за другими, изменили своему долгу, отказываясь сражаться против мятежников. Другие части побратались с мятежниками и обратили свое оружие против верных Его Величеству войск. Оставшиеся верными долгу весь день боролись против мятежников, понеся боль шие потери. К вечеру мятежники овладели большей частью столицы. Верными присяге остаются небольшие части раз ных полков, стянутые у Зимнего дворца под начальством {183} генерала Занкевича, с коими буду продолжать борьбу. Ген.-лейт. Хабалов".
После довольно продолжительного времени Алексеев вы шел из кабинета Государя. В полутемном, почему-то, зале стояли одетыми в дорогу Фредерикс, Воейков и дежурный Мордвинов.
Алексеев стал прощаться. Желал счастливого пути. Став около Мордвинова, он сказал: „Напрасно все-таки Государь уезжает из Ставки. В такое время лучше оставаться здесь. Я пытался Его отговорить, но Его Величество очень беспокоит ся за Императрицу и за детей и я не решился очень уж на стаивать".
На тревожный вопрос Мордвинова: „Что же делать?, Алексеев апатично ответил: „Я только что говорил Государю, что теперь остается одно: собрать порядочный отряд где-нибудь, примерно, около Царского Села и наступать на бун тующий Петроград. Все распоряжения мною уже сделаны, но, конечно, нужно время... Пройдет не менее пяти, шести дней, пока части смогут собраться. До этого с малыми сила ми ничего не стоит и предпринимать".
В 2 часа ночи вышел Государь. В походной солдатской шинели. В папахе. Направились к выходу. Пожав руку генера лу Алексееву, Государь сел в автомобиль. С Государем сел Фредерикс. Автомобиль тронулся. За ним следовал автомо биль с Воейковым и дежурным Мордвиновым. Воейков ру гал Родзянко, всех, кто делает революцию и верил в успех миссии генерала Иванова.
Автомобили мчались по темным улицам, бросая вперед снопы света. На пути лишь чины полиции и охрана. Город спит. Третий час ночи.
**
*
Приехав в поезд, Государь принял генерал-адъютанта Иванова. Иванов просил повеления, чтобы все министры ис полняли его приказания. Государь согласился и просил пере дать о том Алексееву. Иванов доложил, что, во избежание кровопролития, он предполагает не вводить сразу отряд в {184} Петроград, а остановиться где-либо около. Что он поста рается всё уладить миролюбиво. Государь сказал: „Да, конечно." Иванов даже решился просить Государя согласить ся на „реформы" Государь ответил, что он уже переговорил об этом с Алексеевым. Прощаясь, Государь сказал Иванову:
„ До свиданья, вероятно, в Царском Селе завтра увидимся."
Воейкову в поезд принесли телеграмму от генерала Бе ляева, который сообщал, что „мятежники заняли Мариинский дворец... там теперь члены революционного правительства. Министры, кроме Покровского и Кригер-Войновского, забла говременно ушли из дворца".
От Протопопова никаких известий не приходило. Граф Фредерикс острил, что Протопопов умер.
В 4 ч. утра 28 февраля отбыл поезд Литера Б, а в 5 ч. ут ра отправился из Могилева и поезд Литера А, в котором ехал Государь.
**
*
Императорские поезда ушли. На путях станции Могилев спокойно оставались вагоны с генерал-адъютантом Ивано вым и с его отрядом Георгиевского батальона. Этот поезд двинулся по назначению лишь в час дня 28 февраля.
Через семнадцать часов после того, как Государь отдал свое пове ление. Ставка „не торопилась".
{187}
28 февраля в Петрограде. — Отряд „верных" вновь в Адмиралтействе. — Колебания. — Телеграмма Хабалова в Ставку. — Тревож ные симптомы. — Генерал Каменский. — Требование адмирала Григоровича очистить Адмиралтейство. — Совещание генералов и решение разойтись. — Уход войск по казармам. — Телеграмма в Ставку. — Занятие толпой Адмиралтейства. — Арест генералов. — Неизвестные герои. — В Таврическом дворце. — Действия Вре менного комитета. — Приход в Думу войск. — Работа полковника Энгельгардта. — Аресты. — Меры обороны. — Комиссар инженер Бубликов. — Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов. — Меры по овладению гарнизоном. 28 февраля в Царском Селе, — Тревога во дворце. Вопрос об отъезде Царской семьи. — Охрана дворца. — Волнения в Царском Селе. — Прибытие в Царское верных из Петрограда. — Оптимизм полковника Герарди. — Перемена настроения. — Паника. — Но вость о расстреле камергера Валуева. — Тревожный вечер. — Бунт в Царском Селе. — Тревога во дворце. — Генерал Гротен и ох рана. — Приближение толпы. — Переговоры. — Посылка делегатов в Думу. — Временное соглашение с бунтующим гарнизоном. — Войсковая охрана перед дворцом. — Телеграмма о возвращении Государя. — Выход Императрицы к войскам. — Ночь во дворце. — Вопрос об удалении А. А. Вырубовой. — Успокоение. — Уход войск. — Мечты о приезде Государя. В Петрограде. — В Таврическом дворце. — Решение Временного комитета об отречении Государя. — Согласие на то генерала Але ксеева. — Приготовления к поездке делегатов к Государю с прось бой отречения. — Ночь на первое марта.
Ночь на 28 февраля. Отряд „верных" вновь в здании Адмиралтейства. Вновь расставлены посты и пулеметы. Вновь два орудия у главных ворот. Стало светать. Из окон видна накапливающаяся толпа. Генерал Беляев, не уясняя себе, что Родзянко на стороне революции, говорит с ним по телефону как с „верноподданным". Родзянко, играя на неосведомлен ности Беляева, предупреждает его, что в городе анархия, что он не отвечает за то, что толпа сделает с отрядом. Он сове тует прекратить „сопротивление" и распустить войска. Тон у Родзянки революционно-повелительный. Беляев в панике. Разведка полковника Фомина сообщила, что Петропавлов ская крепость перешла на сторону революции, подчинилась Временному комитету Родзянко. А из Преображенских казарм сообщают, что там получено приказание штурмовать отряд. Фомин доложил эти сведения Беляеву. Беляев развел руками. Всё потеряно...
Откуда-то стали стрелять одиночными выст релами по артиллерии, что стояла в одном из дворов здания. Ранено несколько лошадей. Это произвело нехорошее впечат ление на прислугу. Солдаты ворчат. Из верхних окон сосед него Панаевского театра также стали стрелять по солдатам. Настроение во всем отряде понижалось. Генерал Занкевич вновь собрал всех офицеров. Вновь говорил о долге перед Государем и Родиной, говорил о присяге, говорил горячо... Выступил один из офицеров.
— Ваше превосходительство, разрешите...
— Говорите.
— Ваше превосходительство, не найдете ли вы возмож ным войти в контакт с Временным комитетом Гос. Думы. Ведь вот, офицеры Преображенского батальона уж вошли.
{188} Не ожидавший такого оборота, генерал Занкевич не дал офицеру продолжать. Он лишь решительно ответил: „Нет" и, взяв под козырек, скомандовал: „Господа офицеры по ме стам!"
Один из молодежи напал на сторонника Преображенцев. — Нашли кому подражать. Преображенцы опозорили гвар дию. Опозорили, как в 1906 году. Их делегаты утром объез жали первую дивизию, уговаривая примкнуть к революции. Никто не согласился. На Миллионной ведут себя позорно. Все равно солдаты им не верят...
В 8 ч. 25 м. Хабалов послал Алексееву такую телеграмму:
„Число оставшихся верных долгу уменьшилось до 600 человек пехоты и до 500 чел. всадников при 13 пулеметах и 12 орудиях с 80 патронами всего. Положение до чрезвычай ности трудное". (№ 615).
Спустя полчаса Хабалов был вызван к прямому прово ду генералом Ивановым из Могилева. Иванов сообщил ему о своем назначении и поставил десять вопросов о положении в Петрограде, на которые и просил дать ответы. Ответы эти были сообщены телеграммой, поданной 28 февраля в 11 ч. 30 м. на имя генерала Алексеева.
„1) В моем распоряжении, в здании Главн. адмиралтей ства, четыре гвардейских роты, пять эскадронов и сотен, две батареи. Прочие войска перешли на сторону революцио неров или остаются, по соглашению с ними нейтральными. Отдельные солдаты и шайки бродят по городу, стреляя в прохожих, обезоруживая офицеров.
2) Все вокзалы во вла сти революционеров, строго ими охраняются.
3) Весь город во власти революционеров, телефон не действует, связи с частями города нет.
4) Ответить не могу.
5) Министры аресто ваны революционерами.
6) Не находятся вовсе.
7) Не имею.
8) Продовольствия в моем распоряжении нет. В городе, к 25 февраля было 5.600.000 пудов запаса муки.
9) Все артилле рийские заведения во власти революционеров.
10) В моем распоряжении лично начальник штаба Округа. С прочими окружными управлениями связи не имею. Ген. Хабалов".
{189} Ответ 4 следовал на вопрос: „Какие власти правят этими частями города?" Ответ 6 — на вопрос: „Какие полицейские власти находятся в данное время в вашем распоряжении?" Ответ 7 — на вопрос: „ Какие технические и хозяйственные учреждения военного ведомства ныне в вашем распоряже нии?" Телеграмма давала верное изображение тогдашней об становки.
Настроение Хабалова, как и Беляева, было удрученное. Иванов еще и не выезжал из Могилева. Здесь революционное правительство. Удручен и Занкевич. Упало настроение и младших чинов отряда. Один из ротных командиров, хоро ший и храбрый офицер, георгиевский кавалер явился к пол ковнику Фомину и просил отпустить его домой... по болезни. Посыпались вопросы — что, как, почему? Стали говорить откровенно. Правительство сбежало. Бесцельные, противо речивые распоряжения высшего начальства. Безнадежность положения. Агония какая-то... Так разъяснял просивший. Не отпустишь — все равно уйду... За мной уйдет и следующий... всё пропало.
Удерживать не хватало духу. Горькая правда была на его стороне. Ушел. Рота сдана следующему по старшинству. А через несколько минут кто-то крикнул, что артиллерия уходит. Началось волнение в ротах Петроградского полка, стоявших в вестибюле. Их удалось временно урезонить, успо коить.
Артиллерийский полковник Потехин стал говорить сол датам. Вышла целая речь. Солдаты сгруппировались на боль шой лестнице. Что-то вроде митинга. Горячая патриотиче ская речь Потехина сперва захватила. Затем в задних рядах стали возражать, подсмеиваться. Генерал Беляев отозвал По техина. Сам Беляев как бы осел. В это время к нему пришел из штаба генерал Каменский. Маленького роста, юркий, умный, энергичный, он умел уживаться и приспосабливаться при всех обстоятельствах. Каменский стал доказывать бес полезность какого-то, якобы, кому-то сопротивления. Сове товал распустить войска по казармам. Беляев соглашался с целесообразностью этого плана, но отдать приказание коле бался. Занкевич горячился и стоял за продолжение сопротивления.
{190} В 12 часов к генералу Хабалову явился офицер от Мор ского министра Григоровича с требованием последнего: во избежание разрушения здания Адмиралтейства Петропавлов скою крепостью, чем угрожают с крепости, очистить здание от войск.
Генералы стали совещаться. Все склонялись к роспуску войск. Занкевич просил у Беляева формального на то при казания, что тот и отдал. Возник вопрос, как уходить: с оружием, или без оружия? Кто-то предложил сложить ору жие в здании Адмиралтейства и разойтись, как частным лицам. Командир стрелков просил разрешения выйти с ору жием. Беляев разрешил уходить, кто как хочет. Смотритель здания показал комнату, в которую и стали спешно склады вать оружие. Не прошло и четверти часа, как войска стали покидать Адмиралтейство.
Сплошная толпа вооруженных рабочих, солдат, молоде жи ждала на улице, у подъездов, у ворот. Выехавшая бата рея была сразу же облеплена публикой. На передках, рядом с артиллеристами, появились молодые люди и девицы. К ору диям, зарядным ящикам и хомутам привязывали красные лоскутья. Толпа восторженно орала ура! Ура!
Стрелки вышли с винтовками. С песней „Взвейтесь соко лы орлами" выходили Измайловцы. За ними ушли Петро градцы.
В 1 ч. 30 м. Беляев телеграфировал Алексееву:
„Около 12 часов дня 28 февраля остатки, оставшихся еще верными частей, в числе 4 рот, 1 сотни, 2 батарей и пуле метной роты, по требованию Морского министра, были вы ведены из Адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание. Перевод всех этих войск в другое место не признан соответственным ввиду неполной их надежности. Части раз ведены по казармам, причем, во избежание отнятия оружия по пути следования, ружья и пулеметы, а также замки ору дий сданы Морскому министерству. 9157. Беляев".
Все было кончено. Отныне в Петрограде лишь револю ционная власть и признавшие ее войска ... Последний оплот {191} царской власти пал. Где-то еще отстреливаются осажденные офицеры Егерского, Финляндского, Московского полков... Лишь два министра: Беляев и Покровский продолжают уп рямо что-то делать в своих канцеляриях, не изменяя Государю. Другие уже арестованы.
В 4 ч. дня вооруженная толпа нахлынула в Адмиралтей ство и арестовала находившихся там генералов: Хабалова, Беляева, Балка, Вендорфа, Казакова. Их отвезли в Таври ческий дворец. Хабалов настолько был растерян, что наз вался чужим именем, как начальник какой-то дивизии. Его и отпустили, но хитрость скоро была обнаружена и генерал с конфузом был изобличен и вновь арестован.
В то утро некоторые офицеры и солдаты, одиночным порядком, отправились в Царское Село, надеясь во дворце найти центр для сбора верных Государю войск. Туда напра вилась и одна из рот Л.-гв. Петроградского полка. А на Выборгской стороне, по слухам, горсть офицеров и солдат са мокатчиков геройски сражалась и умирала под напором ре волюционных банд... Там толпа осаждала казармы самокатчиков. Осажденные отстреливались из пулеметов. Толпа раздобыла бомбометы и подожгла казармы. Имена героев не известны. Таких героев, готовых погибнуть, тогда было мно го в Петрограде, но высшая военная власть, растерявшись, не сумела их использовать против революции и сама погибла бесславно.
**
*
В Таврическом дворце известие о конце сопротивления Хабалова встречено восторженно. Незадолго до того узнали о присоединении к революции гарнизона Петропавловской крепости. В самом Петрограде уже нечего бояться. Здесь с царским правительством покончено. Временный комитет на чинает организационную работу. Во все министерства назна чены комиссары. Они заменяют министров. В Думе с утра толчея. Наплыв всякой публики увеличивается. Большинство — солдаты. Утром Родзянко приказал вынуть в главном зале из великолепной золоченой рамы с регалиями царский порт рет. Несколько солдат штыками сорвали его. Смотревшие {192} на эту картину острили. Вместо портрета, зияет пустота. То, что произошло, красноречиво говорит, что у Временного комитета с Государем в уме уже покончено. Это понятно без слов. Это самое главное уже сделанное революцией завоевание. Его надо только оформить.
С утра в Думу приходят войсковые части, сперва в боль шинстве без офицеров. Одним из первых явился запасный батальон Преображенского полка. Его офицеры так помпез но заявили революционному правительству, что они стано вятся на его сторону, а солдаты не признали их достойными революции, не пожелали идти с ними и пришли без них. Характерный курьёз того времени, объясненный позже чле ном Временного комитета Шидловским в его воспоминаниях.
Пока Государь не отрекся, офицеры в массе не стали на сторону революции. Столь пламенно проявленный порыв к „свободе" Преображенцев явился исключением. Всюду сол даты поняли, что офицеры за Государя. Что они контррево люционеры. Всяческие агитаторы натравливали солдат на офицеров. Начались нападения на офицеров. Их разоружают. Кое-где бьют. Их арестовывают и привозят в Думу. Временный комитет встревожен. Депутаты встречают пришедшие части, разъясняют необходимость воинской дисциплины, уговари вают слушаться офицеров. Начинается поездка депутатов по казармам. Однако, демагогия солдат растет. Настоящие революционеры разжигают солдат против офицеров. Офицер — дворянин и царист, а революция против царя.
Особенную энергию проявляет Военная комиссия, во гла ве которой становится Гучков. К ней неохотно, но присоеди няется и тот, действительно, революционный „штаб", та не большая революционная группа с Масловским, Филипповским и другими, которая первой начала вчера что-то делать. Но настоящий штаб формирует одевшийся в военную фор му отставной полковник Энгельгардт.
В комнате № 41 уже расставлены столы и там уже суетятся настоящие офицеры генерального Штаба: Туган-Барановский, Якубович, князь Туманов, Половцев.
Последний (начальник Штаба „дикой" {193} дивизии) лишь два дня тому назад обедал в Ставке за вы сочайшим столом, говорил с Государем, целовался с тем самым генералом Ивановым, против которого обдумывает теперь меры. Привлечены к штабной работе 20 офицеров из учащихся в Академии. Половцев и инженер Пальчинский, его сотоварищ по Горному Институту, главные помощники Энгельгарда.
Штаб уже знает, конечно, что на Петроград „двигается" Иванов... Штаб делает распоряжения о занятии революцион ными войсками вокзалов, дворцов и иных важных пунктов. О прекращении грабежей и разгромов, об аресте стреляю щих с крыш из пулеметов. Последняя легенда была самой популярной тогда.
Но особенно тревожит штаб оборона вокзалов и самого Таврического дворца. Кто знает как будут действовать ча сти, которые двинутся на столицу с фронта...
С утра в Думу приводят и привозят арестованных вид ных деятелей царского режима Их арестовывает каждый, кто хочет. Но есть и список кого нужно взять, санкциониро ванный, будто бы, Комитетом.
Привозят арестованного, якобы, за измену престарелого Штюрмера и как бы для курьеза, чтобы скрыть все следы настоящих изменников и шпионов военного времени, Эн гельгардт утром отдает приказ некоему „Наезднику Сергею Архипову", с нарядом в 50 человек, арестовать в д. № 41 по Знаменской улице Контрразведывательное Отделение Шта ба Округа, с его начальником полковником Якубовым. Аре стовали генерала Курлова, митрополита Питирима, предсе дателя Союза Русского народа Дубровина, сенатора Влади мира Трепова, всех офицеров Губернского Жандармского Управления, кроме начальника. Начальник Управления гене рал Волков убит толпой. А управление подожжено. Корпус жандармов может гордиться. Их старший представитель в столице погиб на службе за Царя и Родину одним из пер вых.
Вечером явился добровольно жалкий и униженный Про топопов. Керенский спас его от самосуда толпы. Родзянко {194} по-барски хотел оказать протекцию некоторым из аресто ванных бюрократов, но Керенский властно пресек эти по пытки „именем революционного народа". Керенский рос. Разыгрывая в глаза толпы вождя, он многих спас тогда от смерти. Он много сделал тогда, чтобы в Думе не было кровопролития.
Бесконечно ведут арестованных чинов полиции и жан дармов. Многие избиты. Толпа зверски расправляется с по лицией на улице. Солдаты приводят арестованных своих офицеров. Обвиняют в контрреволюции. Родзянко важно, по-начальнически, принимает арестованных офицеров от солдат, благодарит за усердие, а когда солдаты уходят, от пускает офицеров.
Скоро весь министерский павильон и хоры главного зала обратились в тюрьму, даже и подвалы. Команда Преображенцев с унтер-офицером Кругловым несет караул. Вскоре его заменил прапорщик Знаменский.
**
*
Но, празднуя победу, все в Думе нервничают и боятся. Боятся возвращения Государя, боятся прихода войск с фрон та. Вот почему овладеть всей сетью железных дорог, поме шать движению Императорских поездов делается очеред ной задачей революции. За выполнение ее, по собственной инициативе, хотя и с согласия Родзянко, взялся член Думы инженер Бубликов. Высокий красивый брюнет, смелый и энергичный, готовый на всякую революционную авантюру, отлично подходил к выпавшей на него задаче. Заняв с по мощью двух офицеров и команды солдат здание Министер ства путей сообщения, Бубликов объявил министра Кригер-Войновского арестованным и стал распоряжаться по-рево люционному.
По всем станциям Российских железных дорог была дана следующая телеграмма.
— „Железнодорожники! Старая власть, создавшая раз руху во всех областях государственной жизни, оказалась {195} бессильной. Комитет Государственной Думы, взяв в свои руки оборудование новой власти, обращается к вам от име ни отечества: от вас теперь зависит спасение родины. Дви жение поездов должно поддерживаться непрерывно с удво енной энергией. Страна ждет от вас больше чем исполнения долга — она ждет подвига. Слабость и недостаточность тех ники на русской сети должны быть покрыты вашей беззавет ной энергией, любовью к родине и сознанием своей роли транспорта для войны и благоустройства тыла". Телеграмма была подписана председателем Времени. Комитета Родзянко и комиссаром Бубликовым. Из этой телеграммы вся Рос сия как бы официально узнала, что в Петрограде произо шел переворот, что старая власть пала и ее заменил Времен ный Комитет. Телеграмма опережала события, т. к. Царская власть еще существовала, но своим авторитетным, началь ническим, серьезным тоном телеграмма казалась, бесспорно, правдивой и ей верили.
Вторая телеграмма Бубликова на чальнически воспрещала движение каких-либо воинских по ездов в районе 250 верст кругом Петрограда. Этим револю ция была защищена от напора Царских войск с фронта. Вызвав затем из Царского инженера Ломоносова, служащего в Мин. Путей Сообщения, Бубликов предложил ему слу жить революционному правительству. Ломоносов согласил ся и Бубликов поручил ему установить место нахождения Императорских поездов и взять их движение в свои руки, чтобы поступить с ними, как прикажет Временный Комитет. Это было около 11 часов вечера. Не прошло и часу как Ло моносов вошел в связь с начальством Николаевской, Севе ро-Западной и Московско-Виндавской железных дорог, по которым должны были следовать Императорские поезда. Он отдавал приказания. Все слушались.
**
*
Под одной кровлей с представителями революционной буржуазии еще с большей энергией работал на револю цию Исполнительный Комитет Совета Рабочих и Солдат ских депутатов. Делая вместе с буржуазией революцию, заправилы Исполкома не забывали, что буржуазия их враг, {196} что они лишь временные попутчики, что цели их различны. Утром 28 февраля появился № 1 „Известий" Петроградско го Сов. Раб. Деп. А затем и прибавление к нему. В этом по следнем был помещен составленный большевиками Мани фест Р. С-Дем. Р. Партии — „Ко всем Гражданам России". В нем говорилось между прочим:
— „Задача рабочего класса и революционной армии создать Временное Революционное Правительство, которое должно стать во главе нового нарождающегося республи канского строя"...
Это правительство должно войти в сношения с пролета риатом воюющих стран — «для революционной борьбы на родов всех стран против своих угнетателей и.... для немед ленного прекращения кровавой человеческой бойни, кото рая навязана порабощенным народам».
Манифест распространялся повсюду и нравился солда там и рабочим. Соц.-революционеры и соц.-дем.-меньше вики тоже выпустили прокламации с призывом солдат к ре волюции. Каждая фракция старалась захватить солдат в свои руки. Все хотели иметь их как сильное оружие против бур жуазии. Энергичнее всего об этом стараются заправилы Исполкома. Им не нравятся попытки буржуазии помирить солдата с офицерами. В их глазах офицеры — контрреволю ционеры, враги пролетариата и все их старания направлены к разжиганию вражды солдат против офицеров.
Присяжный поверенный Соколов и журналисты Суханов-Гиммер и Стеклов-Нахамкес играют в том первую роль.
28 февраля в Царском Селе.
В Царскосельском дворце с утра беспокойство. Положе ние больного Наследника ухудшилось. Царица была в нере шительности — ехать ли с детьми в Гатчину или навстречу Государю или оставаться в Царском.
В 9 ч. 30 м. утра Государыня склонялась к отъезду и потому просила Г. Жильяра приготовить все к отъезду {197} Наследника. Однако, получасом позже, когда граф Бенкендорф при генерале Гротене доложил о необходимости уехать, Ца рица ответила категорическим отказом. Ее Величество боя лась, что поездка отзовется гибельно на здоровье детей и особенно на Наследнике. Государыня поручила дать знать о серьезности положения Наследника Родзянко и, по словам Жильяра, Родзянко ответил: — „Когда горит дом, прежде всего, выносят больных".
Приехавший из Петрограда граф Апраксин доложил Ее Величеству обо всем, что происходит в Петрограде и уговари вал Царицу выехать немедленно в Новгород и создать там центр для сбора верных Государю людей. Графу рисовалось, что Новгород, где так недавно восторженно принимали Го сударыню, может сыграть роль Троице-Сергиевской Ла вры в далеком прошлом. Государыня не соглашалась. Мелькнула было мысль создать центр сопротивления около Красного Села, но была откинута. Около полудня с желез ной дороги генерала Гротена предупредили, что через два часа движение будет прекращено. Друзья советовали уез жать. Беспокойство росло. Во дворец явился старик комен дант Царского Села генерал Осипов. Он обменялся со стар шими чинами дворца взглядом на положение гарнизона. На случай перехода гарнизона на сторону революции, генерал успокаивал, что у артиллерии нет снарядов. Бояться нечего. Но старый генерал волновался и это передавалось чинам двора. Готовились ко всяким неожиданностям.
В казармах Собственного пехотного полка и Конвоя Его Величества люди были наготове к выходу. Офицеры ожидали приказаний в собрании. Генерал Ресин обошел все роты, подбадривал солдат, говорил, что наступил момент доказать на деле свою верность Государю и защитить грудью, если понадобится, Царскую семью. Дружное — „Постараемся, ваше превосходительство", — было ответом генера лу во всех ротах.
В казармах полка находилась и та часть Петроградского полка, которая ушла из Петрограда, не желая бунтовать и думая, что Царское с дворцом соберет около себя все {198} верное Государю и Наследнику.
Их вскоре направили в Гатчи ну...
В самом Царском было очень неспокойно. Слухи из Пе трограда волновали всех. С утра в городе появились офице ры и солдаты, бежавшие из революционного Петрограда и не желавшие бунтовать. Появилась целая рота Волынцев. Офицеров гостеприимно приняли офицеры Зап. б-на 4 Им-перат. Фамилии стрелкового полка. Но стрелки стали волноваться и офицерам Волынцам пришлось уйти. Волынцев же солдат направила администрация в Гатчину.
Так здесь высшая военная власть отталкивала от себя самых надежных, самых верных и крепких, самых преданных Государю людей. Везде пасовало высшее начальство. Оно сдавало революции позиции.
Около полудня в Царское пробрался окружным путем из Петрограда начальник Охранного Отделения Глобачев. Последний его отдел — Охранная команда (на Б. Морской) была разгромлена утром и он с начальником ее решил окон чить службу Его Величеству в Царском Селе. Глобачев рас сказал Герарди, что делается в Петрограде. Ему не верили. Герарди острил: — Ну, что ж, не будет Николая, будет Ми хаил... Все казалось просто... Но часов с трех настроение быстро меняется и переходит в панику. Прервано сообще ние. В городе говорят, что вечером взорвут здание Дворцо вой полиции.
Жена начальника Герарди, одна из первых, оставила свою квартиру и упросила в одном госпитале при ютить ее двух детей. В панике дама бранит открыто Импе ратрицу. Бранят Вырубову. Пущен слух, что Протопопов прячется или во дворце, или у Вырубовой. Идут панические слухи, что Колпинские рабочие двигаются на Царское, бу дет погром. Разнесут дворец. Слухи дошли во дворец. Прислуга волнуется. Из Петрограда сообщили о расстреле ка мергера, начальника Северо-Западных железных дорог — Ва луева, который должен был ехать навстречу Государю. Ва луев хороший человек, был не только предан Государю, но и действительно любил Его. Предчувствуя, что Государю придется возвращаться его дорогою, Валуев приехал на {199} Варшавский вокзал. Там бушевала толпа. Дважды Валуев садился на приготовленный для него локомотив и дважды толпа ссаживала его. — „Не пускать его — вопила толпа — он хочет увести Царя к немцам". Третий раз Валуев пыта ется попасть в свой вагон. Толпа овладевает им. Готовится самосуд. Жена и дочь, работавшие в железнодорожном гос питале, бросаются за помощью к священнику. Отец Митрофан, в облачении, с крестом в руках, спешит к толпе. Ему уда ется уговорить рабочих отправить Валуева, как арестован ного в Гос. Думу. Посадили в автомобиль. Дали охрану. У Измайловского моста кто-то с крыши обстрелял автомобиль. Остановились. Охрана решила, что Валуева пытаются осво бодить. Надо помешать. Надо расстрелять. Несчастного по ставили к стене. Из проходивших солдат нашлись охотники. Составили шеренгу. Готовсь...
Валуев снял шапку, ска зал, что умирает за Государя Императора и перекрестился... Раздались выстрелы. Все было кончено. Кто-то обшарил карманы убитого, снял часы...
Валуев умел красиво жить, красиво сумел и умереть. Весть об его убийстве произвела во дворце тяжелое впечат ление.
Вечером, около 8 часов, солдаты различных частей Царскосельского гарнизона высыпали на улицу с ружьями. Му зыка играла Марсельезу. Кричали ура, стреляли в воздух.
Начался военный бунт. При полной на улицах темноте, вследствие прекращения электрического света, все проис ходившее казалось особенно зловещим. Вооруженная тол па освободила арестантов из тюрьмы, разгромила несколько магазинов с музыкой и песнями, с криками и со стрель бой, направилась ко дворцу.
Но ко дворцу, при первом слухе о бунте, были уже выз ваны по тревоге: Собственный полк, Конвой Его Величе ства, рота Железнодорожного полка и батарея воздушной охраны. Отряд уже был выстроен в ограде дворца; раски нута цепь по ограде и против главных ворот внушительно смотрели два орудия. Подошли две роты Гвардейского эки пажа, вызванные из Александровки. Отряд, которым {200} командовал генерал Гротен был готов к какому угодно нападе нию. Настроение солдат и офицеров было великолепное. А шумевшие толпы то приближались к дворцу, то удалялись, не смея, конечно, начать нападение.
Вдали слышалась беспорядочная стрельба. Со стороны Софии виднелось зарево.
Во дворце тревога и переполох. При первых же слу хах о начавшихся в городе беспорядках во дворец приехал обер-гофмаршал граф Бенкендорф, с супругой кавалерственной дамой. Приехал начальник дворцового управления князь Путятин с помощником генералом Добровольским. Кроме обычно живших во дворце лиц, там находились: со стоящий при Ее Величестве граф Апраксин, фрейлина баро несса Буксгевден и флигель-адъютант граф Замойский. По следний находился случайно в те дни в Царском Селе и, уви дав опасность для Царской семьи, счел своим долгом, как флигель-адъютант Его Величества, явиться в распоряжение Императрицы. Жест удивительный по красоте. Единственный в те дни.
Военное начальство дворца, понимая, что всякое столк новение сторон опасно для жизни Царской семьи, вошло в переговоры с мятежниками. Мятежники заявили, что, если войска охраны начнут стрелять, они тяжелой артиллерией разнесут дворец. Мятежникам отвечено, что войска охраны первыми не начнут стрелять, но если гарнизон попытается сделать нападение — он получит решительный отпор. Из гарнизона предложили, чтобы Дворцовая охрана отправила в Гос. Думу парламентеров, а до их возвращения установить нейтральную между сторонами зону.
В целях безопасности Царской семьи, начальство реши ло послать делегатов — парламентеров в Думу. Быстро назначены представители от всех частей. Разорвана скатерть и сделаны для всех делегатов белые на рукава повязки. По даны камионы и депутация под крики ура выехала в Петро град. Отъезд депутации подействовал на бунтовщиков успокоительно. Лица, ответственные за охрану Царской {201} семьи, вздохнули свободнее. Еще накануне Государыня отпра вила в Петроград для переговоров с Родзянко флигель-адъютанта Линевича, но где он и что он сделал неизвестно. Царица волновалась и за болезнь детей и за их безопасность от столкновения сторон. Царица упрашивала предупредить столкновение.
А на дворе уже спустилась ночь. Мороз все крепнул. Сол датам становилось холодно. Офицеры подбадривали их. Особенно хорошо и удачно говорил тогда адъютант Соб ственного полка, обнадеживая солдат скорым возвращением Государя. Все сразу переменится.
В 10 вечера Государыня действительно получила теле грамму от Государя с сообщением: — „Завтра утром наде юсь быть дома".
Царица сообщила свите. Все приободрились. Солдаты радовались. Из дворца дали знать, что Императрица вый дет к войскам. Все встрепенулось. По приказанию Гротена офицеры предупредили солдат не отвечать громко, на при ветствие Ее Величества. Все смотрят на высокое крыльцо подъезд номер первый. Вдруг распахнулись широкие две ри. Два нарядных лакея, держа высоко серебрянные канде лябры со свечами, встали по сторонам. Появилась Импера трица с В. К. Марией Николаевной. Раздалась негромкая команда войскам.
Спокойная и величественная Императрица тихо спуска лась по мраморным ступеням, держа дочь за руку. За Ее Ве личеством шли: граф Бенкендорф, граф Апраксин, граф Замойский и еще несколько лиц. Было что-то сказочное в этом необычайном выходе Русской Императрицы к войскам, ночью, при мерцающем свете канделябров, в покрытый снеж ной пеленою парк.... Тишина полная. Лишь снег скрипит под ногами. Издали доносится стрельба. Со стороны же Пе трограда и Софии зарево. Императрица медленно обходила ряды за рядами, кивая с улыбкой солдатам. Солдаты молча восторженно провожали Царицу глазами. Многим из офи церов Государыня тихо говорила что-нибудь: — „Как {202} холодно, какой мороз".... Великая княжна, настоящая русская красавица, которую пощадила болезнь, улыбается офицерам, особенно морякам.
По возвращении Императрицы во дворец, частям по оче реди разрешено уходить греться в подвальный этаж дворца. Там какое-то странное настроение. Строгие распорядки дворца нарушены. Появились откуда-то какие-то странные личности. Они подходили к солдатам, шептались. Невольная тревога закрадывалась в душу офицеров.
Тревожно было и в царских покоях. Государыня в ту ночь не раздевалась. Ее Величество разрешила графине Бенкендорф и баронессе Буксгевден устроиться на ночь в своем салоне и сама лично принесла им подушки. Граф Бен кендорф и Апраксин устроились в комнате камердинера Его Величества. Все были начеку сделать всё возможное для за щиты Царской семьи.
В левом крыле дворца, около больной А. А. Вырубовой, ее родители и Лили Ден, не считая сестры милосердия. При сутствие во дворце Вырубовой и ее семьи нервировало при дворных и вызывало в этот день особый ропот и воркотню прислуги и даже солдат. Больше чем когда-либо в этот день солдаты недобрым словом поминали Анну Александровну за все, что она, по их мнению, принесла во дворец.
Придворные считали, что ее присутствие навлекает опасность на Царскую семью. Граф Апраксин долго беседо вал о том с Бенкендорфом и, наконец, было решено, чтобы Апраксин испросил разрешение Императрицы перевести Анну Александровну куда-либо, но вне дворца. Императрица горячо вступилась за свою подругу. Оттолкнуть подругу в такой момент, как бы выдать ее толпе на поруганье — ни за что. „Я не предаю своих друзей", — закончила Царица го рячий разговор и не могла удержаться от душивших ее ры даний.
Часов около трех ночи тревога улеглась. В городе во дворилась тишина. Бродившие толпами солдаты вернулись по казармам. На время все успокоилось. Генерал Гротен {203} разрешил развести отряд по казармам. Остались лишь уси ленные караулы, да часовые. Вокруг дворцовой ограды, как обычно, разъезжают казаки Конвоя Его Величества.
**
*
В эту самую роковую ночь, под 1 марта 1917 года, в Таврическом дворце представители Временного Комитета, представители Думской цензовой интеллигенции, решали судьбу Императора Николая II-го, ставшей судьбой всего монархического строя в России. Мысль об отречении Госу даря уже давно в умах многих. В эту ночь многим казалось, что столь жданный момент пришел. Одни считали, что по ра „кончать", другие думали, что отречение поведет к успо коению от разрастающейся анархии, а многие, по-житейски, боялись возвращения Государя, боялись арестов и кар. Каждый хотел, чтобы отречение произошло поскорее. Пре обладало мнение, что отречение должно совершиться в пользу Наследника, при регенте Михаиле Александровиче. Родзянко сносился по этому поводу с генералом Алексе евым и тот, по его словам, примкнул к этому мнению.
В. Шульгин позже подтвердил это в своей книге „Дни".
А в то время, когда шло это обсуждение, комиссар Бу бликов протелефонировал из Министерства Путей Сообще ния, около 3 часов ночи, что Императорский поезд, напра вляясь к Царскому, пришел на станцию Вишера. Бубликов спрашивал как поступить с поездом. Ему ответили, что во прос этот еще не решен. В 4 ч. 50 м. утра 1-го марта Бубли ков телефонировал Родзянко, что Императорский поезд повернул обратно на Бологое и вновь спрашивал указания, как поступить с ним. И вновь отвечено, что вопрос еще не решен.
Наконец, представители Временного Комитета постано вили потребовать у Государя отречения от престола в поль зу Наследника Алексея Николаевича. Был составлен проект акта отречения. Для предъявления Государю требования об отречении навстречу ему должен поехать председатель Ко митета Родзянко и член С. Шидловский.
{204} Около 7 часов утра Родзянко сообщил об этом решении Комитета Сергею Шидловскому и они стали собираться. Был заказан поезд.
В 9 ч. утра Бубликов протелефонировал, что Импера торский поезд пришел в Бологое. Родзянко приказал: Им ператорский поезд задержать, испросить телеграммой ау диенцию для него и приготовить поезд.
Позже С. Шидловский писал об этом эпизоде так:
— „Вопрос о поездке был решен поздно ночью в мое отсутствие и разработан был весьма мало. Не была преду смотрена возможность нашего ареста, возможность воору женного сопротивления верных Государю войск и, с другой стороны, предусматривалась возможность ареста нами Госу даря, причем, в последнем случае, не было решено куда его отвезти, что с ним делать и т. д.
Вообще предприятие было весьма легкомысленное, но делать было нечего и... я стал ожидать часа отъезда".
Однако, поездка эта Родзянки и Шидловского, как уви дим ниже, не состоялась, по обстоятельством от них независившим.
{207}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ.
— 1 марта в Петрограде. — Утро в Таврическом дворце. — При ход войск. — Жены офицеров. — Насилия над офицерами. — Слу хи о терроре. — Позорный приказ полковника Энгельгардта. — Исполком, его заправилы и их тактика. — Совет Рабочих Депута тов перестраивается в Совет Солдатских и Рабочих Депутатов. — Выборы солдат в Исполком. — Важные постановления. — Приказ номер первый. — Исполком и судьба Государя. — Вопрос о поездке Родзянко к Государю. — Роль Керенского. — Постановление Ис полкома об аресте Государя с семьей. — Приход В. К. Кирилла Владимировича с Гвардейским Экипажем. — А. И. Гучков у В. Князя и его предложение. — 1 марта в Царском Селе. — Ожидание приезда Государя. — Слухи о задержании Царского поезда. — Ге нерал Гротен обращается к Родзянко. — Взгляд на Родзянко во дворце. — Возвращение делегатов парламентеров из Гос. Думы. — Прекращение телефонного сообщения. — Приезд депутатов Де мидова и Степанова. — Взаимоотношение охраны дворца и гарни зона. — В. К. Павел Александрович у Императрицы. — Проект кон ституции. — Приезд Генерал-Адъютанта Иванова. — Его планы. Генерал у Ее Величества. — Перемена планов генерала. — Теле грамма Алексеева. — Телеграмма Государя. — Отъезд Иванова из Царского Села. Напрасная тревога Петрограда.
С утра 1 марта во всех воинских частях Петрограда волнение. Солдаты требуют, чтобы офицеры вели их в Госу дарственную Думу. Все желают выразить подчинение новой власти. Озлобление на офицеров растет. Многих из них уже разоружили. Некоторых избили за то, что вчера и позавче ра они скрылись из казарм, не стали сразу на сторону рево люции. И теперь, когда офицеры возвращаются в казармы и хотят водворить там порядок, им не верят, их боятся. В них видят сторонников Царской власти, врагов революции.
Офицеры, повинуясь, с одной стороны, призыву Родзянко, с другой, требованию солдат, решают идти с частями в Г. Ду му. Некоторые, в большинстве не кадровые, стали как будто искренно на сторону революции. Многие украсились крас ными бантами.
И войсковые части идут по направлению к Государствен ной Думе с красными флагами, со взятыми из полковых церквей старыми боевыми знаменами, к которым привязаны красные банты и ленты. Одним из первых явился рано утром 180 запасный пехотный полк, что привело в восторг настоя щих революционеров. Явилась команда Конвоя Его Величе ства из нестроевых чинов. При ней не было ни одного офи цера. Храбрый депутат Думы, казак, называвший себя есау лом, Караулов, бывший в те дни часто под давлением вин ных паров, приветствовал казаков и приказал арестовать офицеров Конвоя, раз они не хотят становиться на сторону революции.
С оркестром, игравшим марсельезу, явился эскадрон жандармского дивизиона. Революционеры радовались, ду мая, что то были жандармы политической полиции. {208} Подходили запасные батальоны гвардейских полков, при них мно го офицеров. Забыт девиз Андреевской звезды „За веру и верность". Некоторые полковые дамы плачут, видя своих мужей под красными знаменами. Со слезами на глазах, молит ся одна юная такая патриотка, чтобы батальон с ее мужем не дошел до Думы. Женщины в такие острые моменты луч ше и искреннее мужчин.
Пришло Павловское Военное училище. Батальон учили ща собирался идти походным порядком „туда, где Госу дарь".
В училище поехал Караулов с одним еще думцем и убедил офицеров, что Государь уже отрекся, что ждут только оформления.
На сторону Г. Думы перешла Петропавловская кре пость. Депутат Шульгин был послан для переговоров с ко мендантом. Комендант, генерал-адъютант Никитин, георгиев ский кавалер, признал новую власть, в лице Г. Думы; просил выдать ему о том письменное удостоверение; освободил 11 арестованных за беспорядки Павловцев. Ни одного политического в крепости не оказалось. Шульгин произнес гарни зону патриотическую речь. Гарнизон кричал восторженно ура.
А толпа требует, чтобы крепостной флаг был заменен Красным.
В Г. Думе с утра кишит толпа солдат и всякого люда, заполнившая все помещения. В главном подъезде навалены груды съестных продуктов. Висят две туши мяса. Около, как бы для декорации, два конвойца в красных парадных „мун дирах". Им и в голову не приходит, что они позорят Конвой Его Величества, который до отречения Государя честно нес свою службу Государю.
В Екатрининском зале появились прилавки с брошюра ми и прокламациями разных революционных партий; деви цы выкрикивают их. Как в 1905 году, подполье вышло на свет Божий. И заявляет свои права.
В комнате номер 13 собирается Исполком. Здесь царство присяжного поверенного Соколова, Суханова-Гиммера и {209} Стеклова-Нахамкеса. Представители русской демократии. Рядом в зале гудит тысячная толпа рабочих и солдат. Это знаменитый Совет пока только рабочих депутатов. Во гла ве его Чхеидзе, а заправляют им все тот же Соколов, Скобе лев и Исполком.
В двух дальних задних комнатах устроился вытесненный туда Временный Комитет Г. Думы, с грозным по виду Родзянко. Комитет это кажущийся возглавитель и руководитель ре волюции. Его председатель и члены то и дело выходят на улицу встречать пришедшие на поклон войсковые части. Произносят патриотические речи, призывают к защите ро дины, к порядку и дисциплине. Но всем им ясно уже, что настоящими господами положения все более и более стано вятся совет с исполкомом. В комитете растерянность и бо язнь революции, в исполкоме горячая организационная ра бота на углубление революции.
Родзянко горячей других воспринимает это и энергич ные эпитеты „мерзавцы", „негодяи", „собачьи депутаты", то и дело срываются у него.
Нервно настроенная толпа жадно хватает каждый ин тересный слух. С утра в Думе передают, что Царский поезд задержан. Что и как — никто не знает. Шушукаются, что будет с Государем. Радостно встречено известие, что Петропав ловская крепость „взята". Лихой офицер в кавказской чер кеске, с заломленной назад папахой, геройски рассказывает, как он „взял" со своими крепость и как красиво доложил о том по телефону Родзянко. Несколько времени он был ко мендантом Трубецкого бастиона. Передают, кто с ужасом, кто со злорадством о бунте в Кронштадте. Замучен и убит главный начальник адмирал Вирен, несколько десятков офи церов, адмирал Бутаков, генерал Стронский. Временный ко митет встревожен. Надо защитить офицеров. Через них надо водворить порядок среди солдат, взять в руки гарнизон, а через него восстановить порядок...
Но, прежде всего надо овладеть гарнизоном и встретить идущие с фронта войска. Этим занимается Военная комиссия, {210} которую, вместо Энгельгардта, возглавил Гучков.
Энгельгардт же назначен комендантом Таврического дворца. Он должен организовать его оборону. Этот юркий полковник, из жела ния ли подделаться под настроение толпы или по растерян ности, успел отдать по гарнизону приказ, воспрещавший офицерам отбирать у солдат оружие, причем грозили винов ным строгими наказаниями до расстрела включительно.
Такой приказ настраивал солдат на офицеров. Он был как раз на руку Исполкому и его главному идеологу Суханову-Гиммеру. — „Гиммер — худой, тщедушный, бритый с холодной жестокостью в лице до того злобном... У дьяво ла мог бы быть такой секретарь", — так охаратеризовал Гиммера депутат Шульгин.
**
*
В Исполком с утра приходят солдаты с жалобами на офицеров. Офицеры возвращаются в казармы, восстановляют прежний порядок. Они контрреволюционеры. Они за Царя, хотят покончить с революцией, заступитесь. Руково дители Исполкома отлично понимают, как важно иметь в своих руках солдатскую массу гарнизона. Надо обезвредить офицеров. И Исполком принимает гениальную по револю ционности меру. По его инициативе совет рабочих депута тов постановил пополнить состав совета делегатами от воин ских частей, по одному от каждой роты и подобной ей воинской единицы.
Таким образом Совет рабочих депутатов перестроился и переименовался в Совет рабочих и солдатских депутатов. Совет немедленно же выбрал 10 представителей от солдат в исполком.
С. Р. и С. Д. постановил, дабы все воинские части гарни зона в своих политических выступлениях подчинялись бы только Совету. Дабы распоряжения Военной комиссии Вре менного комитета Г. Думы исполнялись только при условии, если они не противоречат распоряжениям Совета.
Наконец, Совет принял самое главное решение, которым разрушал армию, как таковую. Совет постановил перевести {211} армию на „гражданское положение". То есть, чтобы солда там были даны все гражданские права не считаясь с требова ниями военной службы, ее духом и существом.
По подсказу Совет принял постановление, которым поручал Исполкому оформить все его постановления в осо бом приказе и представить его на утверждение Совета. Ис полком выбрал комиссию, которая, под председательством Соколова, и составила приказ, принятый Исполкомом и утвержденный Советом. То был знаменитый приказ номер первый.
ПРИКАЗ № 1.
1 марта 1917 года.
По гарнизону Петроградскаго Округа всем солдатам гвардии, армии артиллерии и флота для немедленного и точного исполнения, а рабочим Петрограда для сведения.
СОВЕТ РАБОЧИХ И СОЛДАТСКИХ ДЕПУТАТОВ поста новил:
1. Во всех ротах, батальонах, полках, парках, батареях, эскадронах и отдельных службах разного рода военных упра влений и на судах военного флота немедленно выбрать КО МИТЕТЫ из выборных представителей от нижних чинов вы шеуказанных воинских частей.
2. Во всех воинских частях, которые еще не выбрали своих представителей в совет рабочих депутатов, избрать по одному представителю от рот, которым и явиться с пись менными удостоверениями в здание Государственной Думы к 10 часам утра 2 сего марта.
3. Во всех своих политических выступлениях воинская часть подчиняется совету рабочих и солдатских депутатов и своим комитетам.
4. Приказы Военной комиссии Государственной Думы следует исполнять, за исключением тех случаев, когда они противоречат приказам и постановлениям Совета рабочих и солдатских депутатов.
5. Всякого рода оружие, как-то, винтовки, пулеметы, бронированные автомобили и прочее должны находиться в {212} распоряжении и под контролем ротных и батальонных ко митетов и НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ ВЫДАВАТЬСЯ ОФИЦЕ РАМ, даже по их требованию.
6. В строю и при исполнении служебных обязанностей солдаты должны соблюдать строжайшую воинскую дисци плину, но вне службы и строя, в своей политической, обще гражданской и частной жизни, солдаты ни в чем не могут быть умалены в тех правах, коими пользуются все гражда не. В частности, вставание во фронт и ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ОТДАНИЕ ЧЕСТИ ВНЕ СЛУЖБЫ ОТМЕНЯЕТСЯ.
7. Равным образом отменяется и титулование офицеров: ваше превосходительство, благородие и т. п. и заменяется обращением: господин генерал, господин полковник и т. д.
8. Грубое обращение с солдатами всяких воинских чинов и, в частности, обращение к ним на ты воспрещается и о всяком нарушении сего, равно как и о всех недоразумениях между офицерами и солдатами, последние обязаны доводить до сведения ротных комитетов.
Настоящий ПРИКАЗ прочесть во всех ротах, батальонах, полках, экипажах, батареях и прочих строевых и нестрое вых командах".
Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов.
Таков был преступный приказ номер первый, кото рым наносился могучий предательский удар с тылу по Рус ской армии. Ответственными за него пред родиной являют ся: его главные составители и вдохновители присяжный по веренный Соколов, циммервальдовец-пораженец Суханов-Гиммер, считавшийся большевиком Стеклов-Нахамкес и, как главные, начальнические персонажи Совета и Исполкома, — председатель соц. демократ Чхеидзе и товарищ предсе дателя Керенский. Керенский, считавшийся социалистом-ре волюционером был в те дни первым по значению, по силе, по влиянию человеком, человеком, владевшим тогдашней толпой.
Об его политических взглядах в то время известный ре волюционер журналист В. Л. Бурцев говорит следующее:
{213} — „В 1914-1916 гг. и в начале 1917 года, во время вой ны Керенский был в России представителем партии социали стов-революционеров, во главе которой за границей тогда стояли такие махровые пораженцы — циммервальдовцы, как члены Ц. К. — Чернов и Натансон. (о них см. на нашей стр., ldn-knigi) Керенский тогда был в рядах активных пораженцев и вел борьбу с оборонцами, с теми, кто отстаивал борьбу с немцами до конца. В 1916 году, над Керенским висели тяжкие обвинения в сношениях с пораженцами. Несмотря на то, что он был членом Г. Думы, он был накануне ареста и предания суду по обвинению в госу дарственной измене и в сношениях с теми, кто был заинте ресован в сепаратном мире и в поражении русской армии, а не по обвинению в участии в общереволюционном движе нии.
Фактически это обвинение Керенского было верно. Да он был пораженец. Если же, тем не менее, Керенский не был тогда арестован, ни предан суду, то это произошло только потому, что тогдашнее оппозиционное настроение общества делало его арест очень трудным и правительство на него не решалось.
Но, в конце концов, от ареста Керенского спасла все-таки только революция. („Общее Дело" 29 янв. 1921 г. „Суд идет"). Таков был товарищ председателя Совета, а председатель — профессиональный революционер, социал-демократ. Отсюда понятно, почему самые вредные для роди ны и для армии постановления так блестяще проходили че рез Совет и его Исполком. Приобщившись к власти, сделав шись через два дня министром юстиции, а позже и верхов ным главнокомандующим, Керенский перестал быть пора женцем, он даже сделался патриотом, но зло и зло непо правимое уже было сделано.
**
*
В тот день, вернувшись после завтрака домой, я нашел в квартире разгром. Вещи были перерыты, унесена пара вы соких военных сапог. В столовой на столе остатки закуски, две опорожненных бутылки вина, три стакана. На мой за прос в домовую контору объяснили, что так как квартира записана на Дворцовую охрану, то какие-то солдаты {214} приходили ее осматривать. Старший дворник, явившись, советовал лучше уезжать и уже, во всяком случае, не ночевать дома. — „Все может быть, ваше превосходительство, по нынеш ним временам", — резонно сказал он, — „нехорошо говорят про Государя Императора, все может быть". Я поблагода рил за предупреждение, дал на чай, принял к сведению.
Переговорив по телефону где бы можно было переноче вать, протелефонировал Белецкому. Тоном убитого, рас строенного человека, иногда всхлипывая, видимо от душив ших его слез, Белецкий сообщил, что он только что узнал, что в Думе решено отречение Государя. Все кончено. Бедный Государь. Отречение дело часов. Поезд Государя уже задер жан. Белецкого пока не трогали, но он уже приготовился к аресту. Советовал и мне сделать то же. Распрощались.
В Г. Думе, как сообщили мне и из другого надежного источника действительно на очереди был поставлен вопрос об отречении.
**
*
В Исполкоме, еще до начала обсуждения солдатского вопроса, уже знали, что Императорский поезд где-то задер жан. Это приподняло настроение. Затем дошли слухи, что временный комитет принял относительно „Николая II" какое-то решение. Но вот с вокзала дали знать, что Родзянко тре бует приготовить для него экстренный поезд для поездки навстречу Государю. Железнодорожники спрашивают как прикажет поступить Исполком. Давать или не давать поезд. От Родзянки же в то же время явился офицер и жаловался Исполкому, что председателю не дают поезда, ссылаясь на распоряжение Исполкома.
Исполком всполошился. Стали обсуждать вопрос „об Николае II". Суханов-Гиммер злобно и горячо доказывал „что Родзянко пускать к Царю нельзя". Что через Родзянко буржуазия сговорится с Царем, образуется контрреволю ционная сила, под видом объединения Царя с народом, в ли це думского народного представительства.
Что их поддержит армия и на Петроград будут двинуты воинские части, которые и водворят порядок „в Петрограде {215} не только революционном, но и распыленном и беззащит ном". „Кто может ручаться — горячился Суханов — что от разрешения дать поезд Родзянко не зависит судьба револю ции. Надо благодарить железнодорожников за правильное понимание и доблестное выполнение ими долга перед революцией и в поезде Родзянко — отказать".
Мнение Суханова-Гиммера было поддержано большин ством Исполкома и вынесено постановление — в поезде Род зянко отказать, что и было передано приведшему от Род зянко офицеру.
После ухода офицера, Исполком продолжал обсуждать вопрос о судьбе Государя и членов Династии. Большевики высказывались за „изоляцию всего Дома Романовых, за сме щение с военных и прочих постов великих и просто князей. Исполком решил, однако, арестовать пока лишь Государя и Его семью, что и было поручено группе, во главе с Чхеид зе. Не прошло и получаса как Чхеидзе попросили во Вре менный Комитет, а в комнату Исполкома вбежал Керенский.
Он набросился с упреками на Исполком за отказ в поезде, доказывая, что Исполком губит тем революцию, играет на руку монархии, Романовым... Керенский от усталости упал в обморок. Бросились приводить его в чувство. Придя в се бя и оправившись, Керенский произнес речь, доказывая не обходимость разрешить поездку Родзянко. Исполком пере смотрел вопрос и большинством всех голосов против трех (Суханов и б-ки Залуцкий и Красиков) Постановил: разре шить дать Родзянке поезд.
Но с поездом, должна была поехать группа с Чхеидзе. Родзянко, узнав, что навстречу Государю поедет и „батальон" какой-то красной гвардии с Чхеидзе, боясь подвергнуть жизнь Государя опасности, от поездки отказался. Государю на станцию Дно была послана телеграмма, что Родзянко вы ехать не может, но телеграмма эта застала Государя уже во Пскове.
Вопрос об отречении как бы повис в воздухе, но о нем говорили и в Думе, и в городе, и особенно в казармах.
{216}
**
*
А в Думу все подходили новые и новые части. Пришло Михайловское Артиллерийское Училище, другие училища. Депутаты произносили речи. И если представители Времен ного Комитета призывали к порядку и дисциплине и повино вению офицерам, то представители Исполкома агитировали и призывали к углублению революции. Цели Комитета и Испол кома расходились.
Около 4 часов Думу облетел слух о приходе Гвардейско го Экипажа, с В. К. Кириллом Владимировичем.
В Гвардейском экипаже, которым командовал В. Князь, с утра было неспокойно. Матросы арестовали некоторых офицеров. Намечены были офицеры, с которыми предпола галось расправиться. Слухи из Кронштадта возбуждали ма тросов. Недобрым огнем горели глаза некоторых.
Таково было настроение, когда в экипаж явился В. К. Кирилл Владимирович. Ему доложили, что матросы желают идти в Думу, строем с офицерами. В. Князь знал, что прави тельства уже в Петрограде нет. Что власть в руках Думы. А батальон уже построился по собственной инициативе, ждут офицеров, командира... И В. Князь соглашается на просьбу и ведет Экипаж в Г. Думу.
На Невском Проспекте с какой-то крыши Экипаж обстре ляли из пулемета. Произошел переполох. Строй нарушен. Часть матросов разбежалась. Придя в порядок, матросы продолжают путь. Великий же Князь, по приглашению како го-то студента, сел с двумя матросами в его автомобиль и приехал в Г. Думу раньше прихода туда Экипажа.
В. Князь просил провести его к Родзянко. Председатель встретил его в Екатерининском зале. Великий Князь доложил, что через несколько минут придет Экипаж, который он и предоставляет в распоряжение Г. Думы. Родзянко благода рил и сказал несколько патриотических фраз матросам. В. Князя провели в одну из комнат Временного Комитета, барышни предложили чаю. У дверей, как парные часовые, встали матросы — великаны. Когда пришел батальон Экипа жа, к нему вышел начальник военной комиссии Гучков. Он {217} призывал матросов к порядку и исполнению долга перед родиной. Батальон ушел. Великого Князя обступили журна листы.
Появление в Г. Думе В. Князя произвело тогда большое на всех впечатление. Многие видели в этом поступке присое динение В. Князя к революции, другие смеялись, что он вы ставил свою кандидатуру на престол, в чем видели продол жение того, что называли „заговор в. князей". И если одни радовались этому поступку, видя в нем одно из доказательств успеха революции, то другие были огорчены, считая поступок изменой Государю и недостойным для члена династии.
Часов около 8, усталый физически и морально, В. Князь вернулся к себе во дворец. Там его ожидал Гучков. Он был занят обороной Петрограда. По слухам к столице идут эше лоны генерала Иванова. Гучков просил В. Князя занять с Гвардейским Экипажем главный вокзал, что, по его словам, предотвратит кровопролитие.
В. Князь ответил категорическим отказом. Гучков уехал. В. Князь бросился на кровать и заснул, как убитый.
Многие утверждали, что В. Князь был украшен красным бантом. Офицер Павловского училища, следовавшего в Думу, на одном перекрестке столкнулся с Экипажем и уступил ему дорогу, категорически утверждал автору этих строк, что банта не было. Павлоны, как замечательные строевики, заметили, что В. Князь был одет не по форме — палаш у него был под пальто.
**
*
К вечеру настроение в Думе стало еще более тревожным. Из города сообщали об усиливающихся эксцессах с офицера ми. Офицерство металось, не зная, что делать. Во всех частях уже прошел слух, что вышел приказ со свободами для сол дат. Положение офицеров становилось критическим. Поздно вечером в громадном зале Армии и Флота состоялся митинг офицеров в несколько тысяч человек. Митинг постановил:
„Признать власть Исполнительного Комитета Г. Думы впредь до созыва Учредительного собрания".
{218} Кто подсунул эту нелепую резолюцию осталось невыяс ненным. Ясно было, что только революционный психоз и страх перед разнузданной солдатчиной продиктовали тогда эту резолюцию.
Она, конечно, не является верным отраже нием тогдашнего политического настроения офицерства. Ре волюционные демагоги, конечно, не верили этой резолюции и она не спасла офицеров от насилий. Члены Исполкома Алек сандрович и Юренев составили погромную против офице ров прокламацию, которую и стали распространять по горо ду. Несколько тюков ее, по распоряжению Керенского, были задержаны, конфискованы в Г. Думе Исполкомом же. Насту пившая ночь лишь усилила тревогу. Руководители Временно го комитета, составлявшие список Правительства, волнова лись из-за незнания, что сделает Государь, из-за слухов о генерале Иванове и, наконец, приказ номер первый, явивший ся разорвавшейся бомбой для комитета. Было ясно, что вся воинская сила уходила в руки Исполкома.
— Мерзавцы, негодяи, губят Россию, — гремел Родзянко. Разводили руками растерявшиеся прогрессисты.
Революция шла своим путем.
В Царском Селе.
Тревожно протекало 1 марта и в Царском Селе и особен но во дворце. Всю ночь в Царском Павильоне волновались, в ожидании приезда Государя. Ловили жадно каждый но вый слух, приходивший по железнодорожному телеграфу. А слухи были нехорошие. Около 4 часов утра охрана выстави ла посты на путь проезда Государя. В Павильон приехали начальствующие лица. Говорили о Петрограде. Все надея лись, что с приездом Государя все изменится. И ждали, и ждали. В 5 часов пришла первая страшная весть: поезд Госу даря задержан, Государя в Царское не пропустят. Где, что и как — неизвестно. Все приуныли. Страшная весть проникла во дворец, дошла до Царицы. Её Величество не хотела ве рить. Как, задержали Государя. Но кто же посмел это сде лать, как могли это допустить. Что же делала железнодорож ная охрана, Воейков, Ставка, Алексеев...
Не хотелось {219} верить. Теперь можно было ожидать всяких нападений со сто роны города. Вот почему генерал Гортен, вернувшись из Па вильона, вызвал по телефону Родзянко и просил принять ме ры, чтобы не было кровопролития. Родзянко обещался при слать в Царское членов Временного Комитета для перегово ров с гарнизоном. В этот день на Родзянко уже смотрели, как на единственного человека, который может многое сде лать.
Часов около 9 утра из Петрограда вернулась посланная туда депутация от частей охраны. Депутация была хорошо принята Гучковым. Гучков просил продолжать охрану по рученных им лиц и имущества. Выдал на то удостоверения. „Мы — говорили вернувшиеся солдаты, — умрем, как один, за царскую семью. Мы не будем действовать против гарнизона, но и они не должны выступать против нас. Мы исполняем поручение Г. Думы". Такое разрешение вопроса внесло успо коение.
Часов около 11 сообщили, что, по приказанию полковни ка Энгельгардта, прерывается телефонное сообщение и ра дио Царского Села со ставкою. Вскоре сообщили о приезде депутатов Вр. комитета — Демидова и Степанова.
Они проехали с вокзала в ратушу, беседовали с офице рами, объехали все казармы и беседовали с солдатами. Их встречали восторженно, играли марсельезу, кричали ура. Подчинение Гос. Думе было и заявлено, и принято.
Генерал Гротен съездил к депутатам в ратушу. Просил их содействия, чтобы гарнизон не нападал, т. к. в противном случае охрана выполнит свой долг до конца и произойдет кровопролитие. Государыня же умоляет не доводить до него. Депутаты от лично понимали всю деликатность и сложность вопроса и обещали содействие.
В 5 часов к Государыне приехал В. К. Павел Александро вич. Он был очень взволнован и, увидя выстроенные около дворца части, сказал им какую-то несуразную речь, про кото рую спокойный и уравновешенный Бенкендорф выразился так: — „Его слова произвели на нас всех печальное (пенибл) впечатление".
{220} Государыня встретила Великого Князя очень сурово и резко упрекала его за бездействие, за недостаточный над зор за запасными батальонами гвардии, которые произвели бунт. Он старший из великих князей генерал-адъютантов в столице ничем не проявил себя.
Вернувшись домой В. Князь приступил к составлению некоего акта, который от имени Императрицы и находящих ся в столице членов династии давал заверение Г. Думе, что Государь даст конституцию. В составлении акта принимал участие князь М. С. Путятин и управляющий канцелярией Дворцового коменданта Бирюков. Акт был вручен графу Бенкендорфу для представления на подпись Её Величеству.
Около полуночи стало известно, что на вокзал прибыл в вагоне генерал-адъютант Иванов, а что эшелоны с его войсками где-то задержаны. Явилась надежда узнать что-либо про Государя. Императрица просила генерала приехать во дворец.
Генерал Иванов, приехав на вокзал, принял кого-то из представителей города и гарнизона и принял представившегося ему, прибывшего из Петрограда полковника Доманевского, назначенного к нему начальником штаба.
Доманевский доложил о том, что делается в Петрогра де и высказал — «что вооруженная борьба только ослож нит положение".
На вокзале же была вручена Иванову следующая наив ная, легкомысленная телеграмма от начальника штаба Алек сеева:
— „Частные сведения говорят, что 28 февраля в Петро граде наступило полное спокойствие. Войска, примкнув к Временному правительству в полном составе, приводятся в порядок. Временное правительство, под председательством Родзянко, заседая в Государственной Думе, пригласило коман диров воинских частей для получения приказаний по {221} поддержанию порядка. Воззвание к населению, выпущенное времен ным правительством, говорит о незыблемости монархическо го начала в России, о необходимости новых оснований для выбора и назначения правительства.
Ждут с нетерпением приезда Его Величества, чтобы представить ему все изложенное и просьбу принять это по желание народа.
Если эти сведения верны, то изменяется способ ваших действий. Переговоры приведут к умиротворению, дабы избежать позорной междоусобицы, столь желанной нашему врагу, дабы сохранить учреждения, заводы и пустить в ход работы.
Воззвание нового министра путей сообщения Бубликова к железнодорожникам, мною полученное кружным путем, зо вет к усиленной работе всех, дабы наладить расстроенный транспорт.
Доложите Его Величеству все это и убеждение, что де ло можно провести мирно к хорошему концу, который укре пит Россию. 28 февраля 1917 г. № 1833. Алексеев".
По этой идиллической телеграмме было ясно, что Ставка весьма благожелательно настроена по отношению револю ционного правительства и признает даже его министров. Иванов, сообразив обстановку, решил: опубликовать приказ о своем прибытии, сделать Царское Село местом своего шта ба и призвать всех оставшихся еще верными Государю офицеров и солдат собираться к нему, задержанные же (по при казанию Бубликова, распоряжения которого так нравятся ге нералу Алексееву) эшелоны привести в Царское походным порядком.
С таким планом в голове и с заготовленным в кармане приказом Иванов приехал во дворец.
В ожидании приема Иванов посвятил в свой план гене ралов Гортена и Ресина и церемониймейстера Апраксина, графа Бенкендорфа. Он даже показал им проект заготовлен ного приказа. Идиллическая телеграмма Алексеева свите {222} была известна, т. к. она передавалась Иванову через дворцовую телеграфную станцию. Иванов сообщил свите, что отдаст приказ после аудиенции у Государыни.
Аудиенция у Её Величества продолжалась с часу до двух с половиной ночи. Государыня была рада узнать новости про Государя. Она хотела переслать через Иванова письмо Государю. Хитрый старик отказался его взять, объяснив, что у него нет человека для пересылки письма.
Выйдя от Императрицы, Иванов сообщил свите, что ни какого приказа он издавать не будет. Собирать войска в Царском также не будет. Императрица против этого.
Распрощавшись, генерал уехал на вокзал. Там ему вру чили телеграмму от Государя следующего содержания:
— „Царское Село. Надеюсь прибыли благополучно. Про шу до моего приезда и доклада мне никаких мер не прини мать. НИКОЛАЙ. 2 марта 1917 г. О ч. 20 м."
Эта высочайшая телеграмма разрешала все сомнения „диктатора". Он поспешил вернуться к своему эшелону в Вырицу.
А в Петрограде дрожали, что к столице приближается генерал Иванов, и Гучков метался по вокзалам, подготовляя оборону.
{225}
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ.
— 28 февраля и 1 марта. — Следование Императорских поездов из Могилева в Царское Село. — Маршрут следования. — Литерные поезда А и Б. — В царском поезде. — Овация солдат на станции. — Телеграмма Государю от выборных членов Гос. Совета. — Теле грамма Военного министра Беляева Алексееву, переданная Воейкову. — Станция Вязьма. — Телеграмма Военного министра о капитуляции. — Телеграмма Государя Царице. — На станции Ржев. — На станции Лихославль. — Тревожные сведения. — Телеграмма комис сара Бубликова. — Телеграмма Государя Царице. — Прибытие по езда Лит. Б в Вышний Волочек. — Телеграмма коменданта Никола евского вокзала поручика Грекова. — Донесение подполковника Таля генералу Воейкову и его ответ. — Прибытие поезда Лит. Б в Бологое. — Письмо генерала Дубенского С. П. Федорову. — На станции Малая Вишера. — Повеление повернуть обратно и идти на Псков. — Утром 1 марта в Бологом. — Меры комиссара Бубликова против Императорских поездов. — Телеграмма Родзянко. — Цар ский поезд продолжает путь на Псков. — Государь на станции Дно. — Рассказы про генерала Иванова. — Повеление продолжать путь на Псков и вызов туда Родзянко. — Беседа Государя с Воейковым. — Прибытие во Псков вечером 1 марта. — Наглость генерала Руз ского. — Приглашение Рузского к Государю. — Взгляд генерала Данилова (черного) на происходящие события.
Прямое, кратчайшее расстояние от Могилева до Царско го Села по Московско-Виндаво-Рыбинской дороге 759 верст. Но соглашением Инспектора Императорских поездов Ежова и Дворцовым комендантом для Государя был установлен маршрут: Могилов-Орша-Вязьма-Лихославль-Тосно-Гатчина-Царское Село, протяжением около 950 верст, захваты вавший пять различных дорог. Почему выбрали более длин ный маршрут когда, казалось бы, надо было спешить до браться до Царского, — неизвестно.
Императорский поезд Литера А, в котором находился Государь, вышел из Могилева в 5 часов утра 28 февраля. Государя сопровождали все те лица, которые с ним приехали, но комендантом поезда был помощник начальника Дворцо вой полиции Гомзин.
На час вперед шел Императорский поезд Литера Б, ни чем по наружности не отличавшийся от Лит. А. В этом слу жебном поезде ехали тоже все лица, приехавшие в Ставку с Государем несколько дней тому назад. Комендантом этого поезда был назначен подполковник Таль. Ввиду тревожного времени, Дворцовый комендант приказал усилить поездной караул от Железнодорожного полка на 10 человек, а на па ровозе были помещены 3 нижних чина того же полка. Каза лось, что движению поездов ничто угрожать не может. Всю ду охрана, а в Ставке товарищ министра путей сообщения генерал Кисляков, пост которого был установлен на случай беспорядков. Так казалось и так верилось.
28 февраля утром солнце весело смотрело в окна наряд ного Царского поезда. Государь аккуратно вышел к утрен нему чаю. Собрались некоторые из лиц свиты. Государь, {226} как всегда, спокоен и приветлив. Но был бледен и как бы утомлен. Некоторая утомленность и даже апатия замеча лись довольно часто за последние полгода у Государя. Ее замечал и состоявший при Ставке В. К. Сергей Михаилович и говорил о том с беспокойством своему брату Александру Михаиловичу.
Бывало так, по его словам, что, слушая интерес ный доклад, Государь как-то особенно спокойно воспринимал его, как будто за всем тем, что он слышит, есть нечто, к че му он, Государь, прислушивается. Люди близкие, знавшие веру Государя в Волю Божию, в судьбу, которая предначер тана каждому свыше, с беспокойством смотрели на это осо бенное, иногда совсем не соответствующее обстановке спо койствие Государя. В свите то могли бы замечать Федоров да Воейков. Плавно проходил Императорский поезд станции. Отдава ли честь железнодорожное начальство, жандармы, охрана. На одной из станций выстроился шедший на фронт эшелон. Государь подошел к окну. Раздалось оглушительное ура. Дивные звуки „Боже Царя Храни" понеслись от оркестра на встречу Монарху и долго провожали затем удалявшийся царский поезд... После Орши Государю вручили телеграмму от выборных членов Гос. Совета, которая гласила:
— „Ваше Императорское Величество. Мы, нижеподписав шиеся члены Государственного Совета по выборам, в созна нии грозной опасности, надвинувшейся на родину, обращаем ся к вам чтобы выполнить долг совести перед вами и перед Россией.
... Вследствие полного расстройства транспорта и отсут ствия подвоза необходимых материалов, остановились заво ды и фабрики. Вынужденная безработица и крайнее обостре ние продовольственного кризиса, вызванного тем же рас стройством транспорта, довели народные массы для отчая ния. Это чувство еще обострилось тою ненавистью к прави тельству и теми тяжкими подозрениями против власти, кото рые глубоко запали в народную душу.
Все это вылилось в народную смуту стихийной силы, а к этому движению присоединяются теперь и войска.
{227} Правительство, никогда не пользовавшееся доверием России, окончательно дискредитировано и совершенно бес сильно справиться с грозным положением.
Государь, дальнейшее пребывание настоящего прави тельства у власти означает полное крушение законного по рядка и влечет за собою неизбежное поражение на войне, гибель династии и величайшие бедствия для России.
Мы почитаем последним и единственным средством ре шительное изменение Вашим Императорским Величеством направления внутренней политики, согласно неоднократно выраженным желаниям народного представительства, сосло вий и общественных организаций, немедленный созыв зако нодательных палат, отставку нынешнего Совета министров и поручение лицу, заслуживающему всенародного доверия, представить Вам, Государь, на утверждение список нового кабинета, способного управлять страною в полном согласии с народным представительством. Каждый час дорог. Даль нейшие отсрочки и колебания грозят неисчислимыми бедами.
Вашего Императорского Величества верноподданные члены Государственного Совета: барон Меллер-Закомельский, Гримм, Гучков, Юмашев, Савицкий, Вернадский, Крым, граф Толстой, Васильев, Глебов, Зубашев, Лаптев, Ольденбург, Дьяконов, Вайнштейн, князь Трубецкой, Шумахер, Стахович, Стахеев, Комсин, Шмурло, князь Друцкой-Соколинский, Ма рин".
Спокойный и серьезный тон телеграммы в переживаемое нервное время, подписи солидных пожилых людей, многих из которых Государь хорошо знал, заставили Государя заду маться над затронутым вопросом. Государь не мог не спро сить себя — а не правы ли все они, эти разные люди, в разных формах предлагающие одно и то же. Не ошибается ли он, Государь с Царицей, слушая Протопопова, Маклакова, Щегловитова. И Государь задумался.
Попросивший разрешения войти, Дворцовый комендант застал Его Величество в раз думье с телеграммой в руках.
Воейков в Орше же получил посланную ему вслед из Мо гилева телеграмму Военного министра Беляева № 201, {228} которую он и явился доложить Его Величеству. Телеграмма, от правленная из Петрограда 28 в 11 ч. 32 м. гласила: — „Поло жение по-прежнему тревожное. Мятежники овладели во всех частях города важнейшими учреждениями. Войска, под вли янием утомления, а равно пропаганды, бросают оружие и переходят на сторону мятежников или становятся нейтраль ными. Сейчас, даже трудно указать какое количество рот является действительно надежными. На улицах все время идет беспорядочная пальба, всякое движение прекращено, появляющихся офицеров и нижних чинов разоружают. При таких условиях сколько-нибудь нормальное течение жизни государственных установлений и министерств прекратилось. Министры Покровский и Войновский-Кригер вчера в ночь выбрались из Мариинского дворца и сейчас находятся у себя. Скорейшее прибытие войск крайне желательно, ибо до прибытия надежной вооруженной силы мятеж и беспорядки будут только увеличиваться. Великий князь Михаил Алексан дрович выехал из дома военного министра в 3 часа ночи не мог проехать на вокзал и вернулся в Зимний дворец. 201. Беляев".
Генерал Воейков крепко стоял за вооруженное прекра щение революции. Он верил в успех военного предприятия генерала Иванова.
Завтрак прошел обычным порядком. О Петроградских событиях не говорили. Из посторонних были приглашены: Ежов и Начальник Александровской железной дороги Чермай.
В 3 часа пришли в Вязьму. Там Государю была подана телеграмма Военного министра Беляева №9157 следующего содержания.
— „Около 12 часов дня 28 февраля остатки оставшихся еще верными частей в числе 4 рот, 2 батарей и пулеметной роты, по требованию морского министра, были выведены из адмиралтейства, чтобы не подвергнуть разгрому здание.
Перевод всех этих войск в другое место не признан со ответственным, ввиду неполной их надежности. Части {229} разведены по казармам, причем, во избежание отнятия оружия по пути следования, ружья, пулеметы, а также замки ору дий сданы морскому министерству. 9157. Беляев".
Государь же послал Царице ободряющую телеграмму такого содержания:
— „Выехали сегодня утром в 5. Мыслями всегда вместе. Дивная погода. Надеюсь, что вы чувствуете себя хорошо и спокойно. Много войск послано с фронта. НИКИ".
В свите уже царила большая тревога. Только Воейков старался казаться спокойным и даже веселым, что, однако, плохо удавалось. Все надеялись на энергичные действия ге нерала Иванова и его отряда.
В 6 часов Царский поезд пришел на станцию Ржев. Государь гулял несколько минут по платформе. В 8 часов сели обедать. О революции не говорили.
В 9 ч. 27 м. Царский поезд (Лит. А) пришел на станцию Лихославль, где поезда переходили на Николаевскую желез ную дорогу. Поезд был встречен начальником дороги инже нером Керн и начальником Жандармского Полиц. Упра вления генералом Фурса с офицерами. Фурса доложил Воей кову, что происходило в Петрограде по 27 число. Рассказал, что, в самый момент отхода с вокзала его поезда, толпа овладела Николаевским вокзалом и что там делается теперь он не знает. Доложил о тревожных сведениях про занятие революционерами Тосно и про знаменитую телеграмму ко миссара Бубликова. Позже Воейков писал: „В Лихославле мне удалось от жандармского начальства получить первые сведения обо всем творившемся в Петрограде".
Инспектор Импер. Поездов Ежов, как техник, понял, что переход железных дорог под власть революционного пра вительства, в лице комиссара Бубликова, является уже ре альною угрозою для Императорских поездов. Он поделился своими соображениями с Воейковым.
Государь из Лихославля телеграфировал Царице:
— »Рад что у вас благополучно. Завтра утром надеюсь быть дома. Обнимаю тебя и детей. Храни Господь. 'НИКИ".
{230} Царский поезд пошел дальше. На столе служебного ва гона лежала циркулярная телеграмма Бубликова. Скоро вся свита уже знала о ее содержании и все поняли ее серьезное революционное значение. На некоторых она произвела удручающее впечатление своим начальническим авторитетным то ном. Смена законного правительства революционным была налицо.
Между тем Поезд — Литера Б — в 9 ч. 45 м. пришел в Вышний Волочек. Здесь Коменданту поезда подполковнику Талю вручили циркулярную телеграмму революционного коменданта Николаевского вокзала в Петрограде поручи ка Грекова, который приказывал Литерные поезда, идущие на Царское Село направить на Петроград-Николаевский вокзал.
Подполковник Таль собрал совещание высших чинов, ехавших в поезде. По результатам обмена мнений, Таль напи сал донесение Дворцовому Коменданту: — „по слухам по лучено распоряжение направлять литерные поезда из Тосно на Петроград-Николаевская. Если действительно проезд на Гатчину будет закрыт решили остановить поезд в Тосно. Прошу передать ваши распоряжения в Малую Вишера".
Около 11 часов в Вышний Волочек пришел Царский по езд Литера А. Дворцовый комендант получил донесение подполковника Таля, доложил о нем Министру Двора и Го сударю и после доклада телеграфировал Талю: „Настоять на движении в Царское Село".
В 12 часов ночи с минутами Царский поезд — Литера А прибыл в Бологое. Здесь от разных чинов узнали много по дробностей о Петроградских событиях, о том, что там на стоящее революционное правительство, во главе с Родзянко, что станция Любань занята революционерами. Принесли и циркулярную телеграмму поручика Грекова. Свита возмути лась. Дерзость поручика, осмелившегося отдать приказ об изменении маршрута Императорских поездов красноречи вее всего показывала, что происходит в Петрограде.
Между тем один из офицеров Собственного Железнодо рожного полка вручил лейб-хирургу Федорову письмо от {231} генерала Дубенского, ехавшего в поезде Литера Б. Генерал Дубенский писал:
„Дорогой Сергей Петрович, дальше Тосно поезда не пойдут. По моему глубокому убеждению, надо Его Величе ству из Бологое повернуть на Псков (320 верст) и там, опи раясь на фронт ген.-ад. Рузского, начать действовать про тив Петрограда. Там, во Пскове, скорее можно сделать распо ряжение о составе отряда для отправки в Петроград. Псков старый губернский город. Население его не взволновано.
Оттуда можно скорее и лучше помочь Царской Семье. В Тосно Его Величество может подвергнуться опасности. Пи шу Вам все это, считая невозможным скрыть, мне кажется, эту мысль, которая в эту страшную минуту может помочь делу спасения Государя, Его семьи. Если мою мысль не одо брите — разорвите записку".
Федоров показал записку Воейкову, Нилову. На записку не было обращено должного внимания. Свита вообще не смо трела на Дубенского серьезно, а Воейков его не любил. Его считали литератором.
К тому же коменданту поезда Литера Б уже была посла на телеграмма Воейкова: — „Настоять на движении в Цар ское Село".
Царский поезд Литера А. пошел дальше. Но лица сви ты не отдавали себе ясного отчета в том, что в действитель ности происходит в Петрограде.
— Это все ничего — говорил гофмаршал Долгоруков, — с этим справимся...
Вот войдет Иванов в Петроград с двумя, тремя хороши ми частями и уже одно их появление приведет там все в по рядок, — считал Мордвинов.
На подавление революции Ивановым надеялись и Федо ров, и Воейков.
В 3 ч. 45 м. ночи Царский поезд Литера А подошел к станции Малая Вишера, отстоявшей в 154 верстах от Петро града.
{232} К удивлению тех немногих, кто в поезде не спал, оказа лось, что на станции стоял шедший на час впереди поезд Литера Б. Оказалось, что когда поезд Литера Б. пришел в Малую Вишеру, коменданту поезда подполковнику Талю вручили телеграмму Воейкова: „Настоять на прибытии в Цар ское Село". Таль передал это приказание генералу Цабелю, командиру Собственного Железнодорожного полка. Но в это же время к Цабелю явился офицер его полка Герлях и доло жил, что станции Любань и Тосно заняты революционерами. Что ему самому, бывшему в наряде в Любани, удалось уе хать на дрезине, но что в Любани стоят взбунтовавшиеся войска с пулеметами. Путь Императорским поездам заграж ден революционерами. Этот доклад заставил и Цабеля, и Таля признать положение опасным. Было решено дальше не двигаться, а ожидать прибытия Царского поезда Литера А.
Генерал Цабель распорядился занять чинами полка все сооружения станции, подполковник же Таль с полковником Невдаховым были наготове ликвидировать всякое враждеб ное действие, но все служащие станции вели себя безупреч но.
Таково было положение в Малой Вишере, когда подошел Царский поезд — Литера А. Цабель, Таль, Дубенский, Штакельберг, Невдахов, Суслов, все одетые по-походному, под жидали его. Все направились к свитскому вагону. Подпол ковник Таль и генерал Цабель поднялись к Дворцовому ко менданту. Он, как и вся свита, спал. Генерала разбудили и доложили о случившемся. Воейков быстро оделся. Состоял ся обмен мнениями, — что делать. Кто-то высказал мысль вер нуться в Ставку, кто-то предлагал вернуться, но ехать во Псков. Все были за то, что продолжать путь на Тосно нельзя, ни в коем случае. Кто-то сказал — вот если бы впе реди нас шел поезд с эшелоном генерала Иванова...
Воейков отправился с докладом к Государю. Разбудили Его Величество. Государь принял генерала. Выслушав спокойно доклад и мнение Воейкова, Государь повелел: повер нуть обратно, а в Бологое свернуть на Запад и идти на Псков, потому, что там аппарат Юза, то есть прямое сообщение с Петроградом.
{233} Воейков передал кому надо повеление Его Величества, ехавший в Царском поезде помощник начальника Николаев ской железной дороги Крен отдал соответствующие распоря жения и Царский поезд — Литера А в 4 ч. 50 м. утра 1 марта двинулся обратно на Бологое. За ним через несколько минут, вне правил, отправился и поезд Литера Б.
В 9 часов утра 1 марта Императорский поезд — Литера А — прибыл в Бологое. Здесь он едва не сделался игруш кой в руках революционного правительства, о чем около Государя никто не подозревал.
В Бологое, дабы продолжать движение на Псков поезд должен был перейти с Николаевской дороги на Виндаво-Рыбинскую и переменить паровозы. О прибытии Государя со станции кто-то дал знать в Петроград, в Министрество — Бубликову. Бубликов сообщил Родзянко и запросил: как поступить с Императорским поездом. Родзянко приказал:
Царский поезд задержать, Государю передать телеграмму от Родзянки с просьбою дать ему аудиенцию, приготовить для его поездки в Бологое экстренный поезд.
Телеграмма была передана по проводу лично Ломоно совым, но ответа на нее не последовало. Начальник же Виндаво-Рыбинской ж. дороги Правосудович сообщил Ломоно сову по телефону, что из Императорского поезда из Бологое поступило требование дать назначение поезду из Бологое на Псков. Ломоносов ответил: — Ни в коем случае.
— Слушаю. Будет исполнено, — ответил Правосудович. Но не прошло и десяти минут как из телеграфа Ломоносову передали сообщение из Бологое: — „Что поезд Литера А без назначения, с паровозом Николаевской дороги, отпра вился на Псков".
Взбешенные Бубликов и Ломоносов стали принимать ме ры, чтобы загородить путь на Виндавской дороге и тем по мешать движению на Псков Императорских поездов, но вы полнить это им не удалось.
{234} Около 3 часов дня оба поезда благополучно прибыли на ст. Дно. На станции Дно был полный порядок. Жандармы произвели несколько предварительных арестов. Телеграфист представил повторную телеграмму для Государя Императора от Родзянко с просьбой аудиенции.
Государь приказал ответить, что он ждет Родзянко на ст. Дно. Государь долго гулял по платформе. С изумлением узнали, что только утром станцию проехал со своим эшело ном генерал Иванов, которого уже считали в Царском Селе. Удивились такому медленному его продвижению. Узнали и то, что при нахождении генерала Иванова на станции прош ло несколько поездов из Петрограда, переполненных пьяны ми солдатами. Многие из них своевольничали, говорили дер зости. Несколько десятков солдат были генералом арестова ны. Многих солдат обыскали и нашли у них большое коли чество офицерских шашек и разных офицерских вещей, оче видно, награбленных в Петрограде. Генерал Иванов, по-стари ковски, патриархально, бранил задержанных солдат, ставил их на колени, приказывал просить прощения, а арестованных увез со своим поездом. Все это, по рассказам очевидцев, но сило довольно странный характер и производило смешное впечатление чего-то несерьёзного, бутафорского.
Свита была в большой тревоге. Все, за исключением Во ейкова, считали, что надо идти на уступки, надо дать ответ ственное министерство. Воейков стоял твердо за вооруженное подавление революции.
Между тем о Родзянко не было никаких сведений. За просили Петроград — Бубликова и тот ответил, что поезд для Родзянко готов, но когда он выедет неизвестно. Воей ков доложил Государю, и Его Величество приказал: — По ездом продолжать путь во Псков. Родзянке же сообщить, что Государь будет ожидать его во Пскове.
После такого решения Государя, на Псков был первым пропущен поезд — Литера Б. Когда этот поезд проходил мимо Царского — Лит. А, Воейков, смеясь, крикнул Дубенскому: — „Надеюсь вы довольны, едем во Псков". По {235} шутливому, веселому тону генерала Воейкова в служебном поезде решили, что, очевидно, Дворцовый Комендант имеет веские к тому основания. Все приободрились. Дубенский был горд. Все поняли в словах Воейкова намек на письмо Дубенского — Федорову.
Вскоре затем направился во Псков и Императорский поезд — Лит А. Государь вызвал к себе в купе Воейкова и долго говорил с ним. По словам Воейкова, Государь склонил ся дать ответственное министерство. Государь поручил Во ейкову, по приезде во Псков, выехать навстречу Родзянке и переговорить с ним до приема его Государем.
В 7 ч. 5 м. вечера поезд подошел к станции Псков. Было совсем темно. На платформе пусто. Никакой встречи. Через несколько минут появился генерал Рузский, не посчитавший нужным встретить прибытие Государя Императора, как это обычно делалось при объездах Государя по фронту. Дер зость Рузского была замечена. Ничего доброго она не пред вещала.
Рузский шел, не торопясь, опустив голову. За ним шли генералы Данилов (Черный) и Савич. Генералу Воейкову передали телеграмму от Родзянки, что, по изменившимся обстоятельствам, он приехать не может, что и было доложено Его Величеству.
Генерала Рузского пригласили к Государю. Генералы Данилов и Савич вошли в свитский вагон. Их забросали во просами. Данилов отвечал, что проехать в Царское Село едва ли удастся. По дороге неспокойно. В Луге восстание. В Петрограде революция. Страшное возбуждение против Го сударя Императора. Он был мрачен и неразговорчив. Савич поддакивал Начальнику Штаба.
{239}
ГЛАВА СОРОКОВАЯ.
—Вечер 1 марта во Пскове. — Надломленность Государя. — Влия ния на Государя во Пскове. — Первые распоряжения Алексеева по подавлению революции. — Предательская роль генерала Кислякова. — Перемена Алексеева под влиянием Родзянко. — Телеграмма Алексеева генералу Иванову и Главнокомандующим о перемене способа действий. — Отношение Алексеева к революционному правительству. — Воздействие Алексеева на Государя во Пскове. — Содействие В. К. Сергея Михайловича. — Ходатайство адмирала Непенина. — Генерал Рузский и его штаб. — Ходатайство Рузского 27 февраля. — Настроение перед приездом Государя. — Первые доклад Государю. — Разговор со свитой — Высочайший обед. — Столкновение с Воейковым. — Телеграмма генерала Брусилова. — Доклад Рузского после обеда. — Два противника. — Телеграмма Алексеева с проектом манифеста. — Государь склоняется на рефор му. — Телеграмма Государя Родзянко об ответственном министер стве. — Второе столкновение Рузского с Воейковым. — Неудовлет воренность Рузского телеграммой Государя и поправка ее.— Руз ский у Государя в полночь. — Сдача Государя. — Согласие Государя на отозвание генерала Иванова. — Телеграмма Иванову. — Распоряжение Рузского об отозвании войск, посланных на усми рение бунта в Петрограде.
Два дня спокойных размышлений и передумываний о совершавшихся событиях, в купе и полном одиночестве, при вели Государя к мысли о необходимости изменения курса политики. Поколебленным в своих упорных политических взглядах приехал Государь во Псков.
Во Пскове же на решения и действия Государя настойчи во оказали влияние Алексеев и Рузский. Родзянко напористо, с революционным увлечением действовал на генералов, а те обуреваемые честолюбием, возомнив себя людьми, пони мающими дела государственного управления, поддавшись тоже революционному психозу, действовали на Государя.
Так осуществлялся давно задуманный план добиться ре формы и отречения Государя. План, к которому различные лица и группировки шли различными путями. План, кото рый, как говорилось выше, был известен генералам Алексееву, Брусилову, Рузскому и В. К. Николаю Николаевичу. Заговор щицкий план, о котором названные лица, вопреки присяге, не только не предупредили Государя Императора, генерал-адъютантами которого они состояли и вензеля которого но сили на своих погонах, но в осуществлении которого они приняли самое горячее участие в самый критический, реши тельный момент.
Выше говорилось, как действовал Алексеев 27 февраля, распоряжаясь относительно отправки войск для подавления восстания в Петрограде. В тот день Алексеев послал главноко мандующим и телеграмму (№1801) о принятии мер, чтобы „обеспечить во что бы то ни стало работу железных дорог".
28 февраля Алексеев, по повелению Государя, распоря дился о высылке в Петроград по одной пешей и одной {240} конной батарее с фронтов Рузского и Эверта. Телеграфировал генералу Мрозовскому об объявлении в Москве, в случае надобности, осадного положения. Телеграфировал о высыл ке в Петроград по батальону крепостной артиллерии из Выборга и Кронштадта. Телеграфировал Беляеву, дабы все министры исполняли приказания генерала Иванова, что да вало последнему права диктатора.
Алексеев послал всем главнокомандующим ориентиро вочную телеграмму (№ 1603) о происходящих в Петрограде событиях и о принятых против них мерах, которую закончил так:
„На всех нас лег священный долг перед Государем и ро диной сохранить верность долгу и присяге в войсках дей ствующих армий, обеспечить железнодорожное движение и прилив продовольственных припасов".
Алексеев телеграфировал Брусилову о Высочайшем же лании назначить в распоряжение генерала Иванова полки: Л. Гв. Преображенский, Третий стрелковый и Четвертый стрелковый Императорской фамилии.
От себя уже генерал распорядился прибавить к ним одну батарею и приготовить для отправки в Петроград одну из гвардейских кавалерийских дивизий.
Правильно понимая, какое значение имеет для восстания обладание железными дорогами, Алексеев запросил Беляева о судьбе министра путей сообщения Войновского-Кригера. Беляев правильно ответил, что ни Войновский-Кригер, ни его министерство не могут „правильно и безостановочно выпол нять своих функций, почему управление сетью, казалось бы, должно без промедления перейти к товарищу министра на театре военных действий".
По получении этого ответа, Алексеев отдал приказание, что он принимает на себя, "через товарища министра путей сообщения", т.е. через генерала Кислякова, управление всеми железными дорогами.
Этим мудрым решением, если бы оно было проведено в жизнь, был бы нанесен могучий удар революции. Мы видели, {241} как в это самое время революционный комиссар Бубликов стремился захватить Министерство путей сообщения и овла деть железными дорогами.
К несчастью, генерал Кисляков был одним из изменников в Ставке. Он стоял на стороне революции. Еще не так давно, перед тем, он старался совратить на сторону заговора одно го из видных чинов, причастных к Министерству путей со общения.
Получив приказание, генерал Кисляков пошел с личным докладом к Алексееву и убедил Алексеева отменить сделан ное распоряжение. Несколькими часами спустя железные до роги были уже во власти революционного правительства. То, чего не сделал генерал Алексеев, блестяще выполнил, но только во славу революции, инженер Бубликов. Такова пре дательская роль генерала Кислякова и первый акт содействия революции со стороны генерала Алексеева, нам известный.
В 7 часов вечера с минутами Алексеев вновь телеграфи рует Рузскому и Эверту — какие войска им надлежит напра вить в Петроград, если того потребуют обстоятельства.
Как видно, до вечера 28 числа высшее командование Став ки вполне разделяет взгляд Государя, что восстание надо подавить и принимает нужные меры. В продолжение всего дня в Ставку поступают телеграммы из разных официальных источников из Петрограда, и сомнений в том, что именно там происходит, не являлось. В Могилеве даже передавали слух, что Государь убит в пути.
Но поздно вечером, 28 февраля, к генералу Алексееву на чинают поступать сведения по прямому проводу из Петро града непосредственно от Родзянко. Родзянко освещает про исходящие в Петрограде события по-своему. Ведь он-то, Родзянко, уже революционер и даже возглавляет революци онное правительство. Родзянко говорит, что в Петрограде необычайное возбуждение против Государя — лично. Что для спасения положения вообще, для спасения династии и мо нархии необходимо отречение Государя в пользу Наследни ка. Что присылка войск для подавления движения пользы не {242} принесет и поведет лишь к кровопролитию и увеличению анархии.
Всё, что говорит Родзянко, есть логическое продол жение его телеграмм в Ставку Государю. Тон Родзянко го ряч и убедителен. Эти переговоры Родзянко с Алексеевым сдвинули Алексеева на сторону революции. Он высказал принципиальное согласие на отречение Государя в пользу-Наследника. — „Генерал Алексеев примкнул к этому мнению" — так сообщал на следующий день Родзянко про эти пере говоры членам Временного Комитета (Шульгин „Дни").
И в ночь на 1 марта Алексеев круто меняет свое отноше ние к происходящей революции. Он начинает помогать ей. Он начинает исполнять то, о чем убеждали его приезжавшие к нему в Севастополь общественные деятели-заговорщики.
В час пятнадцать минут ночи на 1 марта Алексеев послал вдогонку генералу Иванову ту, проникнутую идиллией, осно ванную на лживой информации телеграмму № 1833, которая приведена в главе 38.
Копия этой телеграммы с часу до трех с половиной ча сов ночи рассылается всем главнокомандующим. Ложь вну шается главнокомандующим и за нее ведется агитация. Те, кто знаком с воинской дисциплиной, поймут хорошо, какое впечатление должна была произвести на главнокомандую щих эта телеграмма Начальника Штаба Верховного Главно командующего. Телеграмму революционного комиссара Бубликова по же лезным дорогам Ставка приняла спокойно, и генерал-квартирмейстер Лукомский наивно говорит, что „она не страшна, ибо призывает к порядку". Самого же Бубликова Ставка именует „министром", чего тот не удостаивается даже от со товарищей по революции.
К телеграммам Родзянко о захвате власти генералы Став ки относятся спокойно. С главой революционного правитель ства Алексеев дружески беседует по прямому проводу.
1 марта генералом Алексеевым с ближайшими помощни ками была составлена телеграмма Государю с ходатайством {243} о даровании ответственного министерства и об издании о том акта, который бы успокоил население, но не знали, куда послать ее. Ставка, обладая всею полнотою власти, даже не знала, где находится Государь. И это в то время, когда ре волюционная власть в лице энергичных инженеров Бублико ва и Ломоносова, уже овладела движением императорских поездов. Таков был результат предательства генерала Кислякова и уступчивости Алексеева.
В 11 часов утра телеграфная связь Ставки с Царским Се лом была прервана, прервано и радио, по распоряжению пол ковника Энгельгардта. Все телеграммы из Ставки для Ц. Се ла и Петрограда приказано было направлять в Гос. Думу по прямому проводу, где был установлен аппарат Юза.
Около часу в Управлении железных дорог, у генерала Тихменева, переговорами со Псковом узнали, наконец, что литерные поезда, повернув обратно, идут к Пскову.
В 4 ч. 5 м. дня помощник Алексеева, генерал Клембовский, получил телеграмму из Пскова от генерала Данилова о том, что ввиду ожидающегося через два часа проследова ния через Псков поезда Лит. А, генерал Рузский просит ориентировать его срочно — откуда у Алексеева сведения, за ключенные в телеграмме 1833. Понимая всю лживость успокоительной телеграммы № 1833, Рузский, не любивший Алек сеева, не постеснялся дать понять Ставке его недоверие к сообщенным сведениям.
Узнав теперь, где находится Государь, Алексеев начина ет действовать непосредственно на Государя в направлении, желательном для возглавителей революции. Алексеев и Лу комский теперь главные пособники революции.
В 3 ч. 58 м. дня от генерала Алексеева была принята во Пскове телеграмма для Государя (№ 1847). Сообщив в ней донесение генерала Мрозовского о начавшихся в Москве бес порядках и забастовках, Алексеев докладывал:
„Беспорядки в Москве, без всякого сомнения, перекинут ся в другие большие центры России, и будет окончательно {244} расстроено и без того неудовлетворительное функциониро вание железных дорог. А так как армия почти ничего не име ет в своих базисных магазинах и живет только подвозом, то нарушение правильного функционирования тыла будет для армии гибельно, в ней начнется голод и возможны беспоряд ки. Революция в России, а последняя неминуема, раз начнут ся беспорядки в тылу, — знаменует собой позорное оконча ние войны со всеми тяжелыми для России последствиями. Армия слишком тесно связана с жизнью тыла, и с уверенно стью можно сказать, что волнения в тылу вызовут таковые же в армии. Требовать от армии, чтобы она спокойно сра жалась, когда в тылу идет революция, невозможно.
Нынешний молодой состав армии и офицерский состав в среде которого громадный процент призванных из запаса и произведенных в офицеры из высших учебных заведений, не дает никаких оснований считать, что армия не будет ре агировать на то, что будет происходить в России. Мой верноподданнический долг и долг присяги обязывает меня все это доложить Вашему Императорскому Величеству. Пока не позд но, необходимо принять меры к успокоению населения и вос становить нормальную жизнь в стране.
Подавление беспорядков силою, при нынешних услови ях, опасно и приведет Россию и армию к гибели. Пока Госу дарственная Дума старается водворить возможный порядок, но если от Вашего Императорского Величества не последует акта, способствующего общему успокоению, власть завтра же перейдет в руки крайних элементов и Россия переживет все ужасы революции. Умоляю Ваше Величество, ради спасе ния России и династии, поставить во главе правительства лицо, которому бы верила Россия и поручить ему образовать кабинет.
В настоящее время это единственное спасение. Медлить невозможно и необходимо это провести безотлагательно.
Докладывающие Вашему Величеству противное, бессо знательно и преступно ведут Россию к гибели и позору и создают опасность для династии Вашего Императорского Ве личества. 1847. Генерал-адъютант Алексеев".
Из Ставки просили доложить Рузскому, не будет ли при знано возможным, послать навстречу офицера генерального штаба, который бы мог доставить эту депешу.
В 5 ч. 40 м. генерал Клембовский передал по проводу ген.-квартирмейстеру Болдыреву следующее:
„Наштаверх и В. К. Сергей Михайлович просят Главно командующего всеподданейше доложить Его Величеству о безусловной необходимости принятия тех мер, которые ука заны в телеграмме генерала Алексеева, Его Величеству, т. к. им это представляется единственным выходом из создавше гося положения.
Так как главнокомандующий, по-видимому, держится тех же взглядов, как и Наштаверх, то исполнение просьбы их не представит затруднений для него и, может быть, закончится успешно.
Вел. Князь Сергей Михайлович, со своей стороны, пола гает, что наиболее подходящим лицом был бы Родзянко, пользующийся доверием. Передайте, пожалуйста, всё это на вокзал главнокомандующему, по возможности безотлагатель но до прихода поезда".
В Ставке, у высшего командования, была паника. Ставка, не сумевшая поставить, хотя бы только удовлетворительно, дело внутренней разведки и информации, продолжала пребы вать в полном незнании и непонимании того, что происходит в Петрограде. Мы уже видели, что ее несколько дней „верноподданнически" обманывал Беляев. Теперь ее уже револю ционно морочил Родзянко. Ставка не имела никакого поня тия, что представлял собою в это время Родзянко и верила в его искренность и деловитость, в чем Алексеев раскается (и засвидетельствует это) на следующий же день после от речения.
В 4 ч. 59 м. из Ставки сообщили для доклада Государю, что в Кронштадте беспорядки, а Москва охвачена восстанием и войска переходят на сторону мятежников. Что начальник Балтийского флота адмирал Непенин признал Временный {246} Комитет. Ставка сообщала также, что сведения телеграммы № 1833 (известная идиллия о спокойствии в столице: состав лены по различным источникам, „считающимися достовер ными»).
В 5 ч. 53 м. из Ставки была передана для Государя теле грамма адмирала Русина, что в Кронштадте анархия, слав ный командир порта убит, офицеры арестованы. Русин пере давал телеграмму Непенина, в которой последний доклады вал Государю „свое искренне убеждение в необходимости пойти навстречу Гос. Думе, без чего немыслимо сохранить в дальнейшем не только боевую готовность, но и повиновение частей".
Таковы были доклады и сведения, сообщенные из Став ки во Псков генералу Рузскому, перед приездом туда Госу даря Императора.
**
*
Генерал-адъютант Рузский считался либералом. То был любимец оппозиции и ее печати. Последней он много обязан своей славой по Галиции, которую многие военные тогда ос паривали. К Государю, как монарху, Рузский относился кри тически, к Государю, как Верховному Главнокомандующему, еще больше. Последнее во многом объяснялось его непри язнью к генералу Алексееву. Назначение Алексеева Наштаверхом до самой смерти обижало Рузского.
Либералы-заговорщики, мечтавшие о дворцовом перево роте, старались своевременно обеспечить себе свободу дей ствий со стороны генерала Рузского, которому до начала февраля подчинялись все войска Петрограда. Приезд Рузско го зимою в Петроград был умно использован теми, кому то было нужно.
На фронт к Рузскому ездил сам великий авантюрист А. И. Гучков и имел с ним важные переговоры. Езди ли к Рузскому и те представители думских и общественных кругов, которые посетили Алексеева в Севастополе и спра шивали его мнение по поводу подготовлявшегося переворо та. Алексеев рассказывал позже генералу Деникину, что он просил этих представителей „во имя сохранения армии не {247} делать этого шага" и представители обещали. Но, по словам Алексеева: „те же представители, вслед затем посетили Бру силова и Рузского и, получив ответ противоположного свой ства, изменили свое первоначальное решение; подготовка пе реворота продолжалась" (Деникин. „Очерки Русской Сму ты" ч. I).
О таком настроении Рузского знал Протопопов. Царица Александра Федоровна к концу 1916 г. уже не доверяла Руз скому, была уверена, что „он предаст", хотя раньше, перед вторым назначением его на Северный фронт, за Рузского „усердно молился" Распутин.
Это недоверие к Рузскому и было главной причиной изъ ятия из его командования Петрограда и назначения туда Хабалова. Мера, обидевшая сильно Рузского и настроившая его еще больше против Их Величеств и возненавидевшего уж окончательно Протопопова.
В штабе Рузского, более чем где-либо, вырисовывалось двоякое направление штабных офицеров и генералов того времени.
Одни, большею частью чины Генерального Штаба, были настроены либерально. Они симпатизировали Гос. Ду ме, считали необходимым введение конституции. В их гла зах (в интимных, конечно, беседах), Государь был лишь „полковник", не окончивший Академию Генерального Штаба, и, потому непригодный быть Верховным Главнокомандую щим. Эту должность должен был занимать кто-либо из гене ралов. По их мнению, это было необходимое условие для успешного окончания войны, хотя они отлично знали, что всеми операциями руководит, конечно, Алексеев и что Госу дарь является лишь символическим Верховным и помогает Алексееву и способствует успеху дела своим царским автори тетом.
ы
Другая часть штабного офицерства и генералитета, вооб ще, была предана Государю беззаветно, без критики и рас суждений. Однако, в порядке службы, перед революцией, все офицеры и генералы были верны Государю Императору по долгу присяги, исключая самого генерала Рузского. {248} Рузский, узнав о подготовлявшемся государственном перевороте с отречением Государя, узнав до начала беспорядков, не предупредил о том Государя, хотя и мог то сделать непосред ственно, как генерал-адъютант Его Величества и главноко мандующий.
Не предупредил таким же преступным образом, как не предупредили Государя его генерал-адъютанты Алексеев, Брусилов, Эверт.
Помимо традиционной честности солдатской, чем гор дились наши отцы, деды и прадеды, эти генерал-адъютанты не чувствовали, не сознавали, к чему их обязывает это осо бенное звание по отношению к монарху.
Начавшаяся революция вскрыла настоящее лицо генера ла Рузского. Получив 27 февраля телеграмму от Родзянко с просьбой поддержать перед Государем его ходатайство о сформировании нового правительства, Рузский в тот же день послал Государю депешу, в которой высказывал соображе ния, приведенные в главе 36, и говорил: „Позволяю себе ду мать, что, при существующих условиях, меры репрессий мо гут скорее обострить положение, чем дать необходимое удовлетворение".
С тех пор Рузский еще больше утвердился в мысли о необходимости идти на уступки. Исполняя в точности все полученные из Ставки приказания по командировке войск в Петроград, Рузский был против подавления революции во оруженной силой. Такого же мнения держался и его на чальник штаба генерал Юрий Данилов. Оба генерала, рискуя на фронтах тысячами жизней честных воинов (а Ставка с генералом Даниловым погубила в свое время, благодаря оп лошности, целый корпус Самсонова), по какому-то странно му умозаключению, жалеют применить оружие против банд разнузданных бунтовщиков и щадят их.
Получив все указанные выше документы и сведения, Рузский решил доказать Его Величеству необходимость да рования ответственного министерства. Таково было настро ение Рузского, когда, в 7 ч. 10 м., он входил в салон Государя {249} Императора. Государь в черкеске, с кинжалом и с Георгием па груди, как всегда, встретил его спокойно и приветливо.
Выслушав краткий доклад о положении на фронте, Го сударь спокойно рассказал как его поезд задержали в Ма лой Вишере, как решили повернуть и проехать в Ц. Село через Псков.
Сообщил, что вызвал для переговоров Родзян ко. Рузский просил разрешения сделать доклад о Петроград ских событиях, согласно полученным документам, и Государь назначил ему доклад на 9 часов вечера, после обеда.
Получив приглашение к высочайшему столу, Рузский, в ожидании обеда, прошел в одно из купе свиты. В изнеможе нии он опустился на мягкий диван. Свита забросала генера ла вопросами. Рузский раздраженно отвечал, что теперь уже трудно что-либо сделать. Генерал с досадой и горечью гово рил о потерянном времени, о Распутине, о Протопопове, о том, что посланные в Петроград войска надо отозвать. На повторные тревожные вопросы Рузский даже бросил фразу что, может быть, придется „сдаваться на милость победите лей".
Фраза эта больно ударила по присутствующим. Сразу установилось враждебное отношение к Рузскому. Все реши ли, что Рузский уже „на их стороне". Попросили обедать. К обеду были еще приглашены: губернатор, генералы Дани лов, Савич и Ежов. Обед прошел тягостно для всех и ка зался бесконечным. Государь спокойно разговаривал с си девшими по сторонам его Рузским и Фредериксом.
После обеда Государь прошел в свой вагон и принял гу бернатора Кокшарова. Государь был мил, спокоен, ни одним словам не обмолвился о текущих событиях и лишь расспро сы о губернаторском доме были так подробны, что губерна тор даже подумал не предполагает ли Государь приехать жить из Могилева во Псков.
Генерал Рузский, после обеда, придя к докладу, оставал ся в одном из купэ с некоторыми лицами свиты и с Воей ковым. Взорвала ли Рузского неуместная напускная весе лость, которой Воейков старался скрыть свое волнение, и {250} его шутки при развешивании каких-то картинок у себя в купе, как говорил позже Рузский, или раздраженный тем, что ему приходится ждать долго приема, но только Рузский позволил себе довольно резко обратиться к Воейкову с упре ками.
— Вот что вы наделали, вся ваша распутинская клика... до чего теперь довели Россию...
Не будучи никогда поклонником Распутина и зная хоро шо как в свое время он, Рузский, прибегал телеграммами к молитвам „старца", Воейков и как воспитанный человек, и младший в чине военный, отвечал корректно и сдержанно, но сцена произошла неприятная. А Рузский еще более раз нервничался. Его попросили к Государю.
До его прихода Государю уже была доложена Фредериксом телеграмма, полученная им от генерал-адъютанта Брусилова, который просил доложить Государю его „проше ние признать совершившийся факт и мирно и быстро закон чить страшное положение дел". Что считал он совершив шимся фактом — трудно сказать.
Рузский вошел к Государю. Его Величество предло жил ему сесть. Начался доклад. Встретились два противни ка: Государь, деликатный, спокойный, редкого самооблада ния человек, но усталый и поколебленный в два последних дня в своих политических взглядах, и генерал Рузский, нерв но расстроенный, таящий обиду на Монарха, охваченный революционным психозом и дерзающий спорить с Монархом о чуждых его пониманию и знанию делах государственного управления.
Спорить смело, дерзко и даже минутами со свойствен ной некоторым военным солдатской грубостью.
Доложив Государю все полученные телеграммы, Рузский стал горячо доказывать необходимость дарования ответ ственного министерства. Государь возражал, доказывая, что он, по силе основной клятвы перед Богом, не может предо ставить управление страной случайным людям, которые {251} сегодня могут принести России необычайный вред, как пра вительство, а завтра отойдут от власти, как ни в чем ни бы вало. Рузский горячился, доказывая необходимость реформы.
Разговор был прерван срочным вызовом Руского к при ехавшему из города начальнику штаба генералу Данилову.
Последний привез полученную для Государя в 10 ч. 20 м. телеграмму от генерала Алексеева следующего содержания:
— Е. И. В. Ежеминутно растущая опасность распростране ния анархии по всей стране, дальнейшего разложения армии и невозможность продолжения войны при создавшейся обста новке настоятельно требуют немедленного издания высочай шего акта, могущего еще успокоит умы, что возможно толь ко путем призвания ответственного министерства и поруче ния составления его председателю Государственной Думы. Поступающие сведения дают основание надеяться на то, что думские деятели, руководимые Родзянко, еще могут остано вить всеобщий развал и что работа с ними может пойти. Но утрата всякого часа уменьшает последние шансы на со хранение и восстановление порядка и способствует захвату власти крайними левыми элементами. Ввиду этого усердно умоляю Ваше Императорское Величество соизволить на не медленное опубликование из Ставки нижеследующего мани феста:
„Объявляем всем нашим верным подданным. Грозный и жестокий враг напрягает последние силы для борьбы с на шей родиной. Близок решительный час. Судьба России, честь геройской нашей армии, благополучие народа, все бу дущее дорогого нашего отечества требует доведения войны во что бы то ни стало до победного конца.
Стремясь сильнее сплотить все силы народные для ско рейшего достижения победы, я признал необходимым приз вать ответственное перед представителями народа министер ство, возложив образование его на председателя Государ ственной Думы Родзянко, из лиц пользующихся доверием всей России.
{252} Уповаю, что все верные сыны России, тесно объединив шись вокруг престола и народного представительства, друж но помогут доблестной нашей армии завершить ее великий подвиг.
Во имя нашей возлюбленной родины, призываю всех русских людей к исполнению своего святого долга перед ней, дабы вновь явить, что Россия столь же несокрушима. как и всегда, и что никакие козни врагов не одолеют ее.
Да поможет вам Господь Бог. 1865. Ген-ад. Алексеев."
Взяв телеграмму и поручив Данилову вызвать к прямому проводу Родзянко, Рузский вернулся к Государю. Государь стал читать присланное. Манифест был красив, прост и поня тен. Государь стал склоняться к уступке. Затем он прервал доклад, сказав, что составит телеграмму Родзянко и через несколько минут попросит Рузского.
Рузский прошел в купе Фредерикса. Вскоре Государь пригласил Воейкова и передал ему телеграмму для отправки Родзянке. Выйдя с телеграммой и увидав генерала Данилова в соседнем купе, Воейков обратился к нему с просьбой дать ему возможность переговорить с Родзянко. На этот разго вор вышел Рузский и резко заявил Воейкову, что не допу стит его говорить с Родзянко.
Что здесь во Пскове все пере говоры должны вестись через него, как через генерал-адъю танта. На этот резкий разговор вышел из купе Фредерикс. Узнав в чем дело, он взял телеграмму и пошел с Воейковым к Государю. Фредерикс доложил Государю о случившемся инциденте. Государь печально улыбнулся, махнул рукой и приказал отдать телеграмму Рузскому.
Когда Фредерикс передал телеграмму Рузскому с прось бой переслать ее Родзянко, Рузский прочел ее и нашел, что в ней не сказано об ответственном министерстве перед Ду мой. Граф Фредерикс вновь пошел к Государю и телеграм ма была исправлена по желанию Рузского.
В 12 ч. 5 м. ночи Рузский вновь вошел к Государю. Те перь доклад касался подавления восстания вооруженной си лою. Рузский сумел убедить Государя приостановить {253} репрессивные меры против революции. Он убедил, прежде всего, приостановить действия генерала Иванова. Согласившись и на это, Государь в первом часу ночи послал Иванову, в Ц. Село телеграмму, приведенную в главе „38". Рузский же поспешил отдать распоряжение о возвращении на фронт взятых от него войск и телеграфировал Алексееву об отоз вании войск, посланных с Западного фронта.
Так, по докладу генерала Рузского, был ликвидирован вопрос о вооруженном подавлении революции.
Во втором часу ночи ( на 2 марта) Рузский вышел от Государя. Генерал был взволнован. Он поехал с Даниловым в штаб, где предстоял разговор с Родзянко.
Государь долго не ложился спать. Было около пяти часов утра, когда Государь дал для отправки генералу Але ксееву, в Ставку, следующую телеграмму: „Можно объявить представленный манифест, пометив его Псковом. НИКОЛАЙ".
В тот вечер Государь был побежден. Рузский сломил измученного, издерганного морально Государя, не находив шего в те дни около себя серьезной поддержки.
Государь сдал морально. Он уступил силе, напористо сти, грубости, дошедшей один момент до топания ногами и до стучания рукою по столу.
Об этой грубости Государь го ворил с горечью позже своей Августейшей матушке и не мог забыть ее даже в Тобольске. (Об этом случае вдовствующая Императрица Мария Федоровна гово рила графине Воронцовой-Дашковой, графу Гендрикову, князю Долгору кову, графу Д. Шереметьеву. Трое последних лично передавали это ав тору настоящих строк. Граф Гендриков писал о том в журнале „Двугла вый Орел" № 29.).
Уступив Рузскому и Алексееву, Государь как бы приз нал свою ошибку в прошлом и тем уронил в их глазах свой авторитет правителя и самодержца. Почва для утренней ата ки на Государя была подготовлена.
{257}
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ.
— Историческая ночь на 2 марта в Таврическом дворце. — Сове щание Временного Комитета Государственной Думы и Исполкома. — Различие во взглядах. — Вопрос о монархии. — Победа Испол кома. — Разговор Родзянко по прямому проводу с генералом Руз ским. — Передача разговора генералу Алексееву. — Признание в Штабе Рузского революционного правительства. — Доклад Род зянко Временному Комитету о разговоре с Рузским. — Приезд Гуч кова и решение об отречении. — Поручение Временного Комитета Гучкову и Шульгину ехать к Государю и просить об отречении.
В то самое время, как во Пскове генерал Рузский доби вался у Государя дарования ответственного министерства, в Петрограде, на совещании Временного Комитета с предста вителями Исполкома, решалась судьба и Государя, и дина стии, и монархии, как формы правления России. Революция быстро делала свои завоевания. Совещание началось в 12 ч. ночи под председательством Родзянко. Присутствовали от Вр. Комитета: Милюков, Шульгин, Львов, Некрасов, Чхеид зе, Годнев, Керенский, Шидловский и еще кто-то.
От Исполкома явились: Соколов, Стеклов-Нахамкес и Суханов-Гиммер, не считая Чхеидзе и Керенского. Начался бой представителей либеральной бружуазии с таковыми же от революционной демократии. Первые, напуганные рево люцией, думали о России и о том, как бы ввести революцию в желаемое ими русло. Вторые, восхищенные революцией, думали только о ней, об ее углублении и использовании. Ке ренский, принадлежа по существу к первым, по форме боль ше принадлежал ко вторым и метался между двух огней, стараясь примирить обе стороны.
Родзянко, Милюков и другие члены Временного Комите та нападали на депутатов Исполкома за их демагогию и убеждали их спасти офицеров от начавшихся преследований, самосудов и убийств. Для Исполкома офицеры были враги революции. Шел долгий бесплодный спор. Уступив, наконец, буржуазии, решив опубликовать в защиту офицерства, про кламацию, Исполком поручил ее составление Соколову. Прокламация вышла погромная. Опять начался спор и во прос уладился лишь тогда, когда за офицеров вступился Керенский и убедил своих сотоварищей уступить.
Уже возбужденные друг против друга спорами, присту пили к вопросу о составе правительства и, наконец, перешли к вопросу о монархии.
Представители Исполкома требовали, чтобы намеченное Временное правительство не принимало никаких шагов, пред решающих будущую форму правления для России. Против этого горячо восстал Милюков. Милюков горячо отстаивал {258} установление конституционной монархии при малолетнем Царе Алексее Николаевиче, при Регенте В. К. Михаиле Алек сандровиче.
Милюкова поддерживали другие депутаты. Против го рячо выступали: Соколов, Чхеидзе, Суханов-Гиммер, Нахамкес. Все указывали на, якобы, существующую ненависть к монархии среди „народа", на ненависть к Государю и дина стии. Депутаты спорили, но единый фронт от буржуазии был неожиданно нарушен Владимиром Львовым, правым, ко торый, вдруг, ополчился против монархии и заявил себя го рячим республиканцем.
В разгорячивших всех спорах представители Исполкома не скрывали, что „народ" Петрограда и солдаты на их сто роне. Что у них сила, у них большинство, а потому их тре бования должны быть исполнены, иначе они их всё равно достигнут. Спор продолжался и разгорячивший всех вопрос о монархии или республике в будущем так и остался нерешен ным, но отречение Императора Николая II было как бы бес поворотно санкционировано обеими сторонами. О нем даже не спорили.
В самый разгар спора председателю Родзянко доложи ли, что его просят в Главный штаб к прямому проводу для разговора с генералом Рузским. Разнервничавшийся Родзян ко заявил, что он без охраны Исполкома не поедет. Что Ис полком хозяин положения. — Что же, у вас сила и власть, — возбужденно говорил Родзянко, — вы можете меня арестовать, вы, может быть, всех нас скоро арестуете, мы знаем.
Председателя старались успокоить, но охрану от Исполкома Соколов ему все-таки дал. И Родзянко, которого в Ставке считали всесильным и чуть не диктатором поехал в Главный штаб с охраной Исполкома.
Было 3 часа 20 минут ночи 2 марта когда начался исто рический разговор Родзянко с Рузским, разговор, возымев ший решительное влияние на вопрос об отречении Импера тора Николая II.
{259} В аппаратной комнате Штаба Северного фронта во Пскове, в глубоком кресле сидел усталый, изнервничавшийся за ночь генерал Рузский. Он говорил свои мысли находив шемуся у аппарата генералу Юрию Данилову и уже послед ний формулировал их и диктовал для передачи по аппарату.
ПЕТРОГРАД — Доложите генералу Рузскому, что под ходит к аппарату Председатель Государственной Думы Род зянко.
ПСКОВ — У аппарата ген.-адъютант Рузский.
РУЗСКИЙ — Здравствуйте Михаил Владимирович. Сегод ня, около семи часов вечера, прибыл в Псков Государь Им ператор. Его Величество при встрече мне высказал, что ожи дает вашего приезда. К сожалению затем выяснилось, что ваш приезд не состоится, чем я был глубоко опечален. Прошу разрешения говорить с вами с полной откровенностью; этого требует серьезность переживаемого времени. Прежде всего я просил бы вас меня осведомить для личного моего сведения истинную причину отмены вашего прибытия во Псков. Знание этой причины необходимо для дальнейшей нашей беседы.
РОДЗЯНКО — Здравствуйте, Николай Владимирович. Очень сожалею, что не могу приехать. С откровенностью скажу, причин моего неприезда две: во-первых, эшелоны, вами вы сланные в Петроград, взбунтовались, вылезли в Луге из ваго нов, объявили себя присоединившимися к Государственной Думе и решили отнимать оружие и никого не пропускать, даже литерные поезда. Мною немедленно были приняты ме ры, чтобы путь для поезда Его Величества был свободен. Не знаю, удастся ли это.
Вторая причина — полученные мною сведения, что мой приезд может повлечь за собою нежелательные последствия и невозможность остановить разбушевавшиеся народные страсти без личного присутствия, так как до сих пор верят только мне и исполняют только мои приказания.
РУЗСКИЙ — Из бесед, которые Его Величество вел сегодня со мною, выяснилось, что Государь Император {260} предполагал предложить вам составить министерство, Ответственное перед Его Величеством, но затем, идя навстре чу общему желанию законодательных учреждений и народа, отпуская меня, Его Величество выразил окончательное ре шение и уполномочил меня довести до вашего сведения об этом — дать ответственное перед законодательными пала тами министерство с поручением вам образовать кабинет. Если желание Его Величества найдет в вас отклик, то спро ектирован манифест который я мог бы сейчас же передать вам.
Манифест этот мог бы быть объявлен сегодня, второго марта, с пометкой — Псков. Не откажите в ваших соображе ниях по всему вышеизложенному.
РОДЗЯНКО — Я прошу вас проект манифеста, если возможно, передать теперь же. Очевидно, что Его Величест во и вы не отдаете отчета в том, что здесь происхо дит. Настала одна из страшнейших революций, побороть ко торую будет не так-то легко, — в течение двух с половиной лет я неуклонно при каждом моем всеподданнешем докладе предупреждал Государя Императора о надвигающейся гро зе, — если не будут немедленно сделаны уступки, которые могли бы удовлетворить страну.
Я должен вам сообщить, что в самом начале движения власти, в лице министров, стушевались и не принимали реши тельно никаких мер предупредительного характера. Немед ленно же началось братание войск с народными толпами, войска не стреляли, а ходили по улицам и им толпа кричали „ура". Перерыв занятий законодательных учреждений подлил масла в огонь, и мало-помалу наступила такая анархия, что Гос. Думе вообще, а мне в частности, оставалось только попытаться взять движение в свои руки и стать во главе, для того, чтобы избежать такой анархии при таком расслое нии, которое грозило гибелью государства.
К сожалению, это мне далеко не удалось, народные стра сти так разгорелись, что сдержать их вряд ли будет возмож но, войска окончательно деморализованы. Не только не слушаются, но убивают своих офицеров. Ненависть к {261} Государыне Императрице дошла до крайних пределов. Вынужден был всех министров, во избежание кровопролития, кроме военного и морского, заключить в Петропавловскую кре пость. Очень опасаюсь, что такая же участь постигнет и ме ня, так как агитация направлена на всё, что более умеренно и ограничено в своих требованиях. Считаю нужным вас осве домить, что то, что предлагается вами, уже недостаточно и династический вопрос поставлен ребром. Сомневаюсь, чтобы возможно было с этим справиться.
РУЗСКИЙ — Ваши сообщения, Михаил Владимирович, дей ствительно рисуют обстановку в другом виде, чем она рисо валась здесь, на фронте. Если страсти не будут умиротворе ны, то ведь нашей родине грозит анархия надолго, и это, прежде всего, отразится на исходе войны. Между тем, затратив столько жизней на борьбу с неприятелем, нельзя теперь останавливаться на полдороге и необходимо довести ее до конца, соответствующего нашей великой родине. Надо найти средство для умиротворения страны. Прежде передачи вам манифеста, не можете ли мне сказать, в каком виде намечается разрешение династического вопроса?
РОДЗЯНКО — С болью в сердце буду теперь от вечать, Николай Владимирович, Еще раз повторяю, не нависть к династии дошла до крайних пределов, но весь на род, с кем бы я ни говорил, выходя к толпам, войскам, ре шил твердо войну довести до победного конца и в руки немцам не даваться. К Государственной Думе примкнул весь Петроградский и Царскосельский гарнизоны, то же самое повторяется во всех городах, нигде нет разногласия, везде войска становятся на сторону Думы и народа и грозное тре бование отречения в пользу сына при регенстве Михаила Александровича становится определенным требованием. Пов торяю, со страшной болью передаю я вам об этом, но, что же делать. В то время, когда народ, в лице доблестной на шей армии, проливал свою кровь и нес неисчислимые жертвы, правительство положительно издевалось над нами, — вспом ните освобождение Сухомлинова, Распутина и всю его кли ку, вспомните — Маклакова, Штюрмера, Протопопова, все {262} стеснения горячего порыва народа помогать по мере сил войне, назначение Голицына, расстройство транспорта, де нежного обращения и непринятие никаких мер к смягчению условий жизни.
Постоянные аресты, погоня и розыски несуществующей тогда еще революции. Изменение состава законодательной палаты в нежелательном смысле. Вот те причины, которые привели к этому печальному концу.
Тяжкий ответ перед Богом взяла на себя Государыня Императрица, отвращая Его Величество от народа.
Присылка им генерала Иванова с Георгиевским бата льоном только подлила масла в огонь и приведет только к междоусобному сражению, так как сдержать войска, не слу шающиеся своих офицеров и начальников, решительно ни какой возможности нет. Кровью обливается сердце при ви де того, что происходит. Прекратите присылку войск, так как они действовать против народа не будут. Остановите ненужные жертвы.
РУЗСКИЙ — Всё то, что вы, Михаил Владимирович, сказали тем печальнее, что предполагавшийся приезд ваш как бы предвещал возможность соглашения и быстрого умиротворения родины. Ваши указания на ошибки, конечно, верны, но ведь это ошибки прошлого, которые в будущем повторяться не могут при предлагаемом способе разрешения переживаемого тяжелого кризиса. Подумайте, Михаил Вла димирович, о будущем. Необходимо найти такой выход, ко торый бы дал немедленное удовлетворение. Войска на фрон те с томительной тревогой и тоской оглядываются на то, что делается в тылу, а начальники лишены авторитетного слова сделать им надлежащее распоряжение.
Переживаемый кризис надо ликвидировать возможно скорее, чтобы вернуть армии возможность смотреть только вперед в сторону неприятеля. Войска в направлении к Петро граду были направлены с фронтов по общей директиве из Ставки, но теперь этот вопрос ликвидируется. Иванову нес колько часов тому назад Государь Император дал указания не предпринимать ничего до личного свидания.
Эта {263} телеграмма послана через Петроград и остается только пожелать, чтобы она поскорее дошла до генерала Иванова. Равным образом Государь Император изволил выразить согласие, и уже послана телеграмма два часа тому назад вернуть на фронт все, что было в пути. Вы видите, что со стороны Его Величества принимаются какие только возможно меры и было бы в интересах родины и той ответственной войны, кото рую мы ведем, желательным, чтобы почин Государя нашел бы отзыв в сердцах тех, кои могут остановить пожар.
Сообщив затем проект манифеста, генерал продолжал:
— Если будет признано необходимым внести какие-либо ча стичные поправки, благоволите меня уведомить, равно и об общей схеме такового.
В заключение скажу вам, Михаил Владимирович, я се годня сделал все, что подсказывало мне сердце и что мог для того, чтобы найти выход в деле обеспечения спокой ствия теперь и в будущем, а также для того, чтобы армиям в кратчайший срок обеспечить возможность спокойной работы. Этого необходимо достигнуть в кратчайший срок. Приближается весна и нам нужно сосредоточить все наши усилия на подготовке к активным действиям и на согласова нии их с действиями наших союзников. Мы обязаны ду мать также о них. Каждый день, скажу больше, каждый час в деле водворения спокойствия крайне дорог.
РОДЗЯНКО — Вы, Николай Владимирович истерзали в конец мое и так истерзанное сердце. По тому позднему часу, в который мы ведем разговор, вы можете себе представить, какая на мне лежит огромная работа, но, повторяю вам, я сам вишу на волоске и власть ускользает у меня из рук. Анархия достигает таких размеров, что я вынужден сегодня ночью назначить временное правительство.
К сожалению манифест запоздал. Его надо было издать после моей первой телеграммы немедленно, о чем я горячо просил Государя Императора. Время упущено и возврата нет. Повторяю вам еще раз, народные страсти разгорелись в области ненависти и негодования.
{264} Наша славная армия не будет ни в чем нуждаться. В этом полное единение всех партий. И железнодорожное сооб щение не будет затруднено. Надеемся также, что, после воз звания Временного Правительства, крестьяне и все жители повезут на другие станции снаряды и другие предметы сна ряжения. Запасы весьма многочисленны, так как об этом всегда заботились общественные организации и Особое сове щание. Молю Бога, чтоб он дал сил удержаться хотя бы в пределах теперешнего расстройства умов, мыслей и чувств, но боюсь, как бы не было хуже еще. Больше ничего не могу вам сказать. Помогай вам Бог, нашему славному вождю, в битве уничтожить проклятого немца, о чем в обращении, посланном армии от Комитета Гос. Думы, говорится определенно в виде пожелания успехов и побед. Желаю вам спо койной ночи, если только вообще в эти времена кто-либо может спокойно спать. Глубоко уважающий вас и душевно преданный Родзянко.
РУЗСКИЙ — Михаил Владимирович, еще несколько слов. Дай, конечно, Бог, чтобы ваши мысли в отношении армии оправдались, но имейте в виду, что всякий на сильственный переворот не может пройти бесследно. Что, если анархия, о которой говорите вы, перекинется в армию и начальники потеряют авторитет власти, — подумайте, что будет с родиной нашей. В сущности, конечно, цель одна: от ветственное министерство перед народом и есть для сего нормальный путь для достижения цели перемены порядка упра вления государством. Дай Бог вам здоровья и сил для вашей ответственной работы. Глубоко уважающий вас Рузский
РОДЗЯНКО. — Николай Владимирович, не забудьте, что переворот может быть добровольный и вполне безболезненный для всех и тогда все кончится в несколько дней, — одно могу сказать: ни кровопролитий, ни ненужных жертв не будет, я этого не допущу. Желаю вам всего лучше го.
РУЗСКИЙ. — Дай Бог, чтобы все было так, как вы говорите. Последнее слово. Скажите ваше мнение, нужно ли выпускать манифест?
{265} РОДЗЯНКО. — Я, право, не знаю, как вам ответить. Всё зависит от событий, которые летят с головокружитель ной быстротой.
РУЗСКИЙ. — Я получил указание передать в Ставку об его напечатании, а посему это и сделаю, а затем будь что будет. Разговор наш доложу, если вы против этого ничего не имеете.
РОДЗЯНКО. — Ничего против этого не имею и даже прошу об этом.
РУЗСКИЙ. — До свидания, да поможет вам Бог. Разговор окончился в 5 часов утра с минутами, 2 марта.
**
*
По содержанию разговора с генерал-квартирмейстером Болдыревым было составлено сообщение для генерала Алек сеева, которое составлялось по мере хода самого разгово ра. Генерал Данилов проредактировал сообщение, а генерал Рузский внимательно просмотрел его и вычеркнул (по сло вам Болдырева) подробности по династическому вопросу, сказав: — „подумают еще, что я был между ними посредни ком в этом вопросе". Генерал Рузский ушел спать.
В 5 ч. 48 м. утра это сообщение было протелеграфиро вано в Могилев генералу Алексееву (№ 1224. Б) за подписью генерала Данилова.
В конце телеграммы было сказано: „Так как об изло женном разговоре Главкосев может доложить Государю только в 10 часов, то он полагает что было бы более осто рожно не выпускать манифеста до дополнительных указаний Его Величества.
Выполнив работу, генерал Данилов также ушел отдох нуть до утра. Однако, и он, и генерал Рузский были разбуже ны генералом Болдыревым, который пришел спросить мож но ли пропустить напечатанные в газете „Псковская Жизнь" различные сообщения от нового правительства.
{266} Обсудив вопрос, генерал Рузский разрешил напечатание их, но как бы явочным порядком от редакции. Так жизнь требовала уступок революции, хотя на станции находился Государь Император.
Немного же спустя, по фронту было отдано распоряже ние, что генерал Рузский находит соответственным распро странение заявлений Временного Комитета, касающихся ме роприятий по успокоению населения и по приливу продоволь ствия.
**
*
В то же время, как во Пскове осведомляли Ставку о раз говоре Главкосева с Родзянко, сам Родзянко делал о нем сообщение Временному Комитету Гос. Думы. В комнате при сутствовало при этом, по словам Шульгина, человек восемь, считая его и Милюкова. Родзянко прочел ленты разговора и прочел телеграмму от генерала Алексеева, который, по сло вам Шульгина, „находил необходимым отречение Государя Императора („Дни", стр. 237).
Присутствовавшие находили, что отречение необходимо. В тот момент приехал А.И. Гуч ков, который, как председатель Военной комиссии, всё время объезжал полки и вокзалы и принимал меры обороны Пе трограда. Гучков был особенно возбужден и взволнован, так как его автомобиль только что был обстрелян солдатами и ехавший с ним князь Вяземский был убит. Гучков горя чился, что положение ухудшается с каждым часом. Анархия растет.
С минуты на минуту можно ожидать резни всех офи церов. Надо что-то делать. Надо совершить нечто, что сра зу бы изменило всё положение и спасло бы и офицерство, и династию, и монархию. Необходимо отречение Государя.
Надо дать России нового монарха, с которым бы прими рился „народ". Гучков, давно мечтавший об отречении Госу даря, предлагал собравшимся послать его к Государю про сить отречения в пользу Наследника. Он заявил, что если Комитет не решится на этот шаг, то он, Гучков, все равно выполнит его на свой риск и страх. Присутствующие реши ли, что Гучков поедет, как уполномоченный от Временного Комитета Гос. Думы. Гучков просил послать с ним еще {267} кого-нибудь. Вызвался ехать Василий В. Шульгин, монархист. Никто не протестовал. Позже Шульгин писал:
„Мы обменялись еще несколькими словами. Я поста рался уточнить. Комитет Государственной Думы признает единственным выходом из данного положения отречение Го сударя Императора, поручает нам двоим доложить об этом Его Величеству и, в случае его согласия, поручает привести текст отречения в Петроград. Отречение должно произойти в пользу Наследника Цесаревича Алексея Николаевича. Мы должны ехать, конечно, в полной тайне". („Дни".) В шестом часу утра А. И. Гучков и В. В. Шульгин покинули Тавриче ский Дворец и затем сумели уехать во Псков.
Во Псков в лице их ехали не выбранные делегаты от Государственной Думы, как то думают многие и поныне, а два добровольца-политикана, на поездку которых согласи лись семь или восемь усталых, растерявшихся членов Вре менного Комитета Государственной Думы, во главе с Родзян ко и Милюковым....
{271}
ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ.
— День 2 марта в Царском Селе. — Настроение во дворце. — Бунт роты Собственного Железнодорожного полка. — Слухи из Петрогра да. — Разгром квартиры Министра двора и артист Мамонт Дальский. — Царица и проект манифеста В. К. Павла Александровича. — В. К. Павел Александрович и Кирилл Владимирович — Уход с охраны рот Гвардейского Экипажа. — Офицеры экипажа. — Пись мо Императрицы Государю. — Грабежи в Царском Селе. — Ней тральная зона. — 2 марта в Петрограде. — В Таврическом Дворце. — Впечатление от Приказа № 1. — Образование Временного Правительства. — Министры Керенский и Милюков. — Слухи об отречении Госуда ря и о революции в Германии. — 2 марта в Ставке, в Могилеве. — Генерал Алексеев сторонник отречения Государя. — Разговор ге нералов Лукомского и Данилова. — Агитация за отречение. — Те леграмма Алексеева всем Главнокомандующим. № 1872 по во просу отречения. — Генерал Алексеев агитирует за отречение. — Переговоры генералов: Алексеева с Брусиловым, Клембовского с Эвертом, Лукомского с Сахаровым. — Телеграммы генералу Рузско му и В. К. Николаю Николаевичу. — Ответы главнокомандующих. — Составление доклада Государю.
С утра 2 марта в Царскосельском дворце царила боль шая тревога. Из города шли слухи, что готовится нападение на дворец. На Павильоне ночью взбунтовалась рота Желез нодорожного полка, охранявшая Павильон и пути к нему. Убили двух офицеров; рота ушла в Петроград. Из Петрогра да сообщили, что толпа разгромила и подожгла дом Министра Двора графа Фредерикса, считая что он немец. Толпой громил руководил красавец артист, любимец провинциаль ных сцен Мамонт Дальский. Он вдруг сделался анархистом и стал во главе одной из банд. Дальский не стеснялся хвастать ся позже, какие вещи он отобрал для себя из квартиры Фре дерикса и в их числе громадное чучело медведя, стоявшее при входе. Больную графиню едва спасли и увезли в один из госпиталей.
В 11 часов утра генерал Гротен, в присутствии графа Бенкендорфа, вручил Императрице пакет от В. К. Павла Алек сандровича. Граф прочитал Ее Величеству заключавшийся там акт. То был как бы манифест с обещанием конституции после окончания войны. Императрица выслушала документ, ничего не ответила и спрятала его.
В тот же день в письме Государю Императрица уделила этому документу такие строки: — „Павел, получивший от ме ня страшнейшую головомойку за то, что ничего не делал с гвардией, старается теперь работать со всех сил и собирается спасти всех нас благородным и безумным способом: он со ставил идиотский манифест относительно конституции после войны и т. д."
Но Великий Князь, несмотря на отказ Императрицы под писать тот манифест, сам подписал тот документ, собрал {272} под ним подписи нескольких членов династии и отправил его в Государственную Думу. Там документ был принят Милюко вым. Он прочитал его, сказал что-то и спрятал его в карман. Великий Князь не ограничился этим. Услышав о проекте отречения Государя, Вел. Князь написал Вел. Князю Кириллу Владимировичу следующее письмо:
„Ты знаешь, что я, через Н. П. все время в контакте с Государственной Думой. Вчера вечером мне ужасно не понра вилось новое течение, желающее назначить Мишу регентом. Может быть это только сплетни, но мы должны быть на чеку и всячески, всеми способами сохранить Ники престол...
Если Ники подпишет манифест о конституции, то ведь этим исчерпываются все требования народа и Временного Правительства. Переговори с Родзянко и покажи ему это пи сьмо. Крепко тебя и Дюкки обнимаю. Твой дядя Павел".
Вел. Кн. Кирилл Владимирович ответил следующим пись мом:
„Дорогой дядя Павел. Относительно вопроса, который тебя беспокоит, до меня дошли одни лишь слухи. Я совер шенно с тобой согласен, но Миша, несмотря на мои настой чивые просьбы работать ясно и единогласно с нашим семей ством, прячется и только сообщается с Родзянко.
Я был все эти тяжелые дни один, чтобы нести всю от ветственность перед Ники и родиной, спасая положение, приз навая новое правительство. Обнимаю. Кирилл. 2 марта 1917 г."
Поведение в те дни Вел. Кн. Кирилла Владимировича во обще и, в частности, его желание; чтобы роты Гвардейского экипажа ушли из Ц. Села в Петроград, находили во дворце самое строгое неодобрение. И вдруг больно всех ударило сообщение, что и последние две роты экипажа (1 и 3) ушли в Петроград. Одна из Александровки, другая с Павильона. Но все 17 офицеров батальона (за исключением молодого Кузьмина), во главе с ком-ром батальона Мясоедовым-Ивановым, явились во дворец в распоряжение Ее Величества. Во дворец же было принесено и сдано знамя экипажа, при ко тором находился мичман Черемшанский.
{273} Вечером Императрица вышла к офицерам, поблагодари ла их за преданность и верную службу и высказала пожела ние, чтобы офицеры вернулись в Петроград в свою часть.
Офицеры исполнили желание Ее Величества и в следующие же дни подверглись преследованиям, а некоторые и арестам.
Поздно вечером Императрица написала два одинаковые письма Государю и вручила их молодым офицерам: Соловье ву и Грамотину, пообещавшим доставить их Его Величеству.
Императрица писала:
„...Всё отвратительно и события развиваются с колоссальной быстротой. Но я твердо верю и ничто не поколеблет этой веры — всё будет хорошо.... Ясно, что они хотят не до пустить тебя увидеться со мною прежде, чем ты подпишешь какую-нибудь бумагу, конституцию или еще какой-либо ужас в этом роде".
О членах Царской Семьи и о близких служащих Царица писала:
„Борис уехал в Ставку. Георгий в Гатчине, не дает о себе знать и не приезжает. Кирилл, Ксения, Миша не могут вы браться из города, Твое маленькое семейство достойно свое го отца. Я постепенно рассказываю о положении старшим и Корове... Беби я сказала лишь половину... Все в отчаянии, что ты не едешь. Лили — ангел, неразлучна, спит в спальне. Мария со мной... Гротен — совершенство. Ресин спокоен. Старая чета Бенкендорф ночует в доме, а Апраксин пробирает ся сюда в статском. Я пользовалась Линевичем, но теперь боюсь, что и его задержали в городе. Никто из наших не может приехать... Все мы бодры, не подавлены обстоятельст вами, только мучаемся за тебя и испытываем невыразимое унижение за тебя, святой страдалец. Всемогущий Бог да по может тебе..."
Царица просила Государя носить крест Распутина, „если даже и неудобно, ради моего спокойствия." То было послед нее письмо.
А в Царском шел грабеж. Громили винные магазины. Раз нузданные банды солдат бродили по городу. Но между {274} городом и дворцом была установлена нейтральная полоса и бан ды и толпа за нее не переступали.
Во дворец уже проник слух, что возможно отречение.
Слуху не хотелось верить.
В тот день 2-го марта Таврический дворец кишел толпой, как муравейник. С утра на стенах и заборах появился „При каз № 1". Солдаты были в восторге. Офицеры в панике. Во дворе против главного входа нельзя протолкаться — сплош ная стена солдат. В комнатах говорят про намеченных новых министров. Портфель министра юстиции, чтобы угодить ра бочим, отдан Керенскому, хотя раньше прочно стояла кандидатура Маклакова. Керенский, несмотря на решение Исполко ма не входить в правительство, принял портфель и, когда объявил об этом в Совете Рабочих и Солдатских Депутатов, гром аплодисментов как бы санкционировал его назначение. Этому назначению многие, далеко не революционеры, искрен не радовались, так как популярность Керенского в массе бы ла велика и он один умел влиять на толпу. Керенский бросил толпе обещание добиться амнистии сосланным большевикам и толпа неистовствала от восторга.
После 3 час., в Екатерининском зале говорил Милюков, министр иностранных дел. Он расхваливал военного минист ра Гучкова и финансов — Терещенко. На сыпавшиеся из толпы вопросы о Государе, о династии, Милюков заявил:
„Старый деспот, доведший страну до полной разрухи, сам откажется от престола или будет низложен. Власть пе рейдет к регенту В. Кн. Михаилу Александровичу. Наследни ком будет Алексей".
Толпа отвечала протестами и криками „долой, республи ка, республика". Агенты Исполкома агитировали против ди настии, уверяя солдат, что каков бы ни был Государь — ста нут преследовать за революцию. Манифестация против мо нархии со стороны рабочих и солдат была столь внушитель на и так энергично поддержана Исполкомом перед новыми министрами, что Милюкову пришлось заявить толпе, что мнение о будущем монархе и регенте есть его личное мнение.
Так либералы уже сдавали свои позиции революционной демократии.
А между тем, днем появились афиши с телеграммой Вел. Кн. Николая Николаевича, что он коленопреклоненно умолял Государя об отречении. Солдаты неистовствовали от востор га: „Микола", „Миколай Миколаевич за нас, ура, ура. Долой!" Часов после четырех, среди министров уже положительно го ворили, что Государь отрекся во Пскове. Кто-то пустил утку, что и в Германии революция. То было напечатано в москов ском „Русском Слове". Толпа неистовствовала от восторга. Сам председатель Совета Рабочих и Солдатских депутатов, Чхеидзе, по словам Суханова, стоя на столе, „потрясая каки ми-то скомканными листами бумаги, выкатив глаза, подпры гивал на столе на пол-аршина и что было сил, кричал ура".
Еще с большим усердием шли аресты. В 6 часов вечера, по личному приказанию Керенского (уже министра юстиции), был арестован генерал Спиридович. За ним приехал офицер Михайловского Артиллерийского Училища с конвоем и ге нерала доставили сначала в Таврический дворец, откуда, по приказанию Некрасова, отвезли в Петропавловскую крепость. Этим арестом закончилась официальная служба генерала „Ца рю и Родине". Он был уволен в отставку и содержался под стражей до 2 октября 1917 года.
Между тем, в Ставке Верховного Главнокомандующего, в Могилеве, с утра 2 марта шла лихорадочная работа по свержению Государя с престола. Уже более суток генерал Алексеев стоял за отречение Государя, что, главным образом, и ободряло Родзянко. Рано утром 2 марта генерал Алексеев, ознакомившись с телеграммой ген. Рузского об его разго воре с Родзянко, принял открыто уже сторону тех, кто до бивался отречения Государя Императора. С этого момента генерал Алексеев открыто, официально принимает ряд мер, чтобы склонить Государя Императора передать престол На следнику Цесаревичу.
Около 9 часов утра, по приказанию генерала Алексеева, генерал-квартирмейстер Лукомский вызвал к аппарату генера ла Данилова (Псков) и передал ему следующее:
{276} „Здравствуй Юрий Никифорович. У аппарата Лукомский. Генерал Алексеев просит сейчас же доложить Главкосеву, что необходимо разбудить Государя и сейчас же доло жить ему о разговоре генерала Рузского с Родзянко. Пере живаем слишком серьёзный момент, когда решается вопрос свержению Государя с престола. Уже более суток генерал Алексеев убедительно просит безотлагательно это сделать, так как теперь важна каждая минута и всякие этикеты должны быть отброшены.
Генерал Алексеев просит, по выяснении вопроса, немед ленно сообщить, дабы официально и со стороны военных властей, сделать необходимое сообщение в армии, ибо не известность хуже всего и грозит тому, что начнется анархия в армии. Это официально.
А теперь я прошу тебя доложить от меня генералу Руз скому, что, по моему глубокому убеждению, выбора нет и отречение должно состояться. Надо помнить, что вся Царская Семья находится в руках мятежных войск, ибо, по получен ным сведениям, дворец в Царском Селе занят войсками, как об этом вчера уже сообщал вам генерал Клембовский. Если не согласиться, то, вероятно, произойдут дальнейшие эксцес сы, которые будут угрожать царским детям, а затем начнет ся междоусобная война и Россия погибнет под ударами Гер мании и погибнет вся династия. Мне больно это говорить, но другого выхода нет. Я буду ждать твоего ответа. Лукомский.
В приведенных словах сведения о занятии дворца вой сками были совершенно неверны. Ставка или продолжала питаться лживыми сведениями, или застращивала Псков, дат бы подтолкнуть Государя на отречение.
Генерал Данилов, прочтя сообщение Лукомского, спо койно ответил, что через час генерал Рузский будет с до кладом у Государя и потому будить генерала раньше време ни он не находит возможным. Он сообщил, как трудно было Рузскому убедить Государя дать ответственное министерство и он выразил убеждение, что едва ли возможно будет полу чить от Государя определенное решение.
{277} Данилов закончил свое сообщение такими словами:
„Много горячих доводов высказал генерал Рузский в разговоре с Родзянко в пользу оставления во главе Госуда ря с ответственным министерством перед народом, но, види мо, время упущено, и едва ли возможно рассчитывать на та кое сохранение. Вот пока всё, что я могу сказать. Повторяю, от доклада генерала Рузского я не жду определенных реше ний".
Лукомский ответил: „Дай Бог, чтобы генералу Рузскому удалось убедить Государя. В его руках теперь судьба России и Царской Семьи".
Разговор окончился. Лукомский доложил запись разго вора Алексееву. Было ясно, что надеяться на успех убежде ния Государя только силою одного Рузского не приходится. Алексеев решил воздействовать на Государя через всех глав нокомандующих, включая и Вел. Кн. Николая Николаевича, для чего, предварительно, сговорить, согласовать их на это воздействие. Была ли это личная инициатива самого Алексе ева, или инициатива кого-либо из его помощников — неиз вестно. Позже Алексеев говорил Лукомскому, что то была инициатива Рузского, но это не подтверждается никакими документами. Во всяком случае, Алексеев приказал Луком скому и для главнокомандующих была составлена циркуляр ная телеграмма № 1872 следующего содержания:
„Его Величество находится во Пскове, где изъявил свое согласие объявить манифест идти навстречу народному же ланию — учредить ответственное перед палатами министерст во, поручив председателю Гос. Думы образовать кабинет. По сообщении этого решения, Главкосевом председателю Гос. Думы, последний, в разговоре по аппарату в два с половиной часа 2-го сего марта, ответил, что появление такого манифе ста было бы своевременно 27 февраля, в настоящее же время этот акт является запоздалым, что ныне наступила одна из страшнейших революций, сдерживать народные страсти труд но, войска деморализованы. Председателю Гос. Думы хотя пока и верят, но он опасается, что сдержать народные стра сти будет невозможно, что теперь династический вопрос {277} поставлен ребром и войну можно продолжать до победоносно го конца лишь при исполнении предъявляемых требований относительно отречения от престола в пользу сына при ре гентстве Михаила Александровича".
Далее в телеграмме следовало уже личное мнение гене рала Алексеева.
„Обстановка, невидимому, не допускает иного решения и каждая минута дальнейших колебаний повысит только притязания, основанные на том, что существование армий и работа железных дорог находятся фактически в руках Пе троградского Временного Правительства. Необходимо спа сти действующую армию от развала, продолжать до конца борьбу с внешним врагом, спасти независимость России и судьбу династии. Это нужно поставить на первый план хотя бы ценою дорогих уступок.
Если вы разделяете этот взгляд, то не благоволите ли телеграфировать спешно свою верноподданническую просьбу Его Величеству через Главкосева, известив Наштаверха.
Повторяю, что потеря каждой минуты может стать ро ковой для существования России и что между высшими на чальниками действующей армии нужно установит единство мыслей и целей и спасти армии от колебаний и возможных случаев измены долгу.
Армии должны всеми силами бороться с внешним вра гом, а решения относительно внутренних дел должны изба вить ее от искушения принять участие в перевороте, кото рый более безболезненно совершится при решении сверху. 2 марта 1917 г. 10 ч. 15 м. № 1872. Алексеев".
Такова была телеграмма генерала Алексеева, которая, по выражению генерала Лукомского, „подсказывала главно командующим ответ, который начальник штаба желал, чтобы они сообщили Государю".
Это неточно. Телеграмма не только „подсказывала" от вет, она подговаривала, убеждала главнокомандующих до биться отречения, она соглашала их на отречение Государя Императора.
В 10 ч. 15 м. утра 2-го марта началась передача этой телеграммы № 1872 одновременно по прямым проводам главнокомандующим Брусилову, Эверту и Сахарову. Нача лась официально преступная агитация за отречение Цар ствующего Императора.
Главнокомандующему Южным фронтом Брусилову те леграмму передавал сам генерал Алексеев.
Передав всю телеграмму, Алексеев прибавил: — По-видимому из Пскова посланы были повеления генералу Ива нову возвратиться как ему самому, так и вернуть все войска, направленные из армии в Царское Село. Сейчас мне сооб щили, что генерал Иванов через полчаса вернется в Моги лев, чему, однако, я не вполне доверяю. Алексеев. 2 мар та, 11 ч.
БРУСИЛОВ ответил: — Колебаться нельзя. Время не терпит. Совершенно с вами согласен. Немедленно телеграфирую через Главкосева телеграмму с всеподданней шею просьбою Государю Императору. Совершенно разделяю все ваши воззрения. Тут двух мнений быть не может. Кончил.
АЛЕКСЕЕВ продолжал: — Будем действовать согласно. Только в этом возможность пережить с армией ту болезнь, которой страдает Россия и не дать заразе прикоснуть ся к армии. До свидания. Всего хорошего.
БРУСИЛОВ ответил: — Очевидно, должна быть между нами полная солидарность. Я считаю вас по закону верховным главнокомандующим, пока не будет друго го распоряжения.
Да поможет вам Господь.
Главнокомандующему Западным фронтом Эверту теле грамму передавал по проводу помощник начали, штаба ге нерал Клембовский.
Они начали разговор в 10ч. 15м. и окончили в 11 часов.
КЛЕМБОВСКИЙ, передав текст телеграммы, приба вил: — Вот и всё. Если имеете задать вопрос, то я в вашем распоряжении.
ЭВЕРТ: — Этот вопрос может быть разрешен безболез ненно для армии, если только он будет решен сверху В противном случае, несомненно, могут быть и желающие ловить рыбу в мутной воде. Есть ли время сговориться с командующими армиями? Запрошены ли остальные главно командующие?
КЛЕМБОВСКИЙ: — Всем главнокомандующим сообщено одно и то же. Время не терпит, дорога каждая минута, иного исхода нет. Государь колеблется. Единогласные мнения главнокомандующих могут побудить его при нять решение, единственно возможное для спасения России и династии. При задержке в решении вопроса, Родзянко не ручается за сохранение спокойствия, причем все может кон читься гибельной анархией. Надо иметь в виду, что Царскосельский дворец и августейшая семья охраняются восставши ми войсками.
ЭВЕРТ: — Больше ничего не имею.
КЛЕМБОВСКИЙ: — Имею честь кланяться.
Главнокомандующему Румынским фронтом Сахарову те леграмму передавал квартирмейстер генерал Лукомский.
ЛУКОМСКИЙ, подойдя к аппарату в 10 ч. 15 мин., начал:
— Попросите к аппарату главнокомандующего. У аппарата генквартверх. Для передачи очень срочной и важ ной депеши и для личных объяснений, если таковые потре буются. Вопрос крайне спешный. Поэтому прошу помощни ка главнокомандующего не отказать подойти к аппарату возможно скорее.
ДЕЖУРНЫЙ: — Сию секунду доложу.
ЛУКОМСКИЙ: — У аппарата генерал-лейтенант Луком ский. Честь имею кланяться, ваше высокопревосходи тельство. Генерал Алексеев поручил мне передать вам нижеследующую телеграмму. И Лукомский передал пол ностью телеграмму № 1872, после чего спросил: — Нет ли каких-либо вопросов, так как кончил?
САХАРОВ: — У аппарата генерал Сахаров. {281} Здравствуйте, Александр Сергеевич. Скажите пожалуйста, то, что вы сказали, то составляет мнение Михаила Васильевича?
ЛУКОМСКИЙ: — Да, мнение Михаила Васильевича начинается после слов Михаила Александровича, — со слова „Обстановка". (См. выше — полный текст тел. № 1872).
САХАРОВ: — А от других главнокомандующих есть ответ или нет?
ЛУКОМСКИЙ: — Эта телеграмма одновременно пере дается всем главнокомандующим. Генерал Алексеев говорит с генералом Брусиловым, генерал Клембовский говорит с генералом Эвертом, мне поручено передать вам и пе редать в Тифлис.
САХАРОВ: — Повидимому, как ни грустно, а придет ся согласиться с этим единственным выходом. Телеграмму составлю, но те было ли бы лучше отправить ее после полу чения от вас окончательного решения, основанного на мне нии всех остальных. Но было бы крайне желательно и даже более всего необходимо знать ответ с Кавказа.
ЛУКОМСКИЙ: — Должен доложить, что генерал-адъю тант Рузский, по-видимому, с этим согласен. Генерал Клембов ский сейчас мне передает, что генерал Эверт, по-видимому, не находит другого выхода. Лучше всего приготовьте ваш ответ как Алексееву, так и телеграмму Государю, а я вам сейчас же доложу, как только будет получен ответ с Кавка за, после чего вы и пошлете свои телеграммы.
САХАРОВ: — Отлично. Так и сделаю. До свидания, Александр Сергеевич.
ЛУКОМСКИЙ: — До свидания, ваше высокопревосхо дительство. Разговор окончен 2 марта в 11 ч. 7 м.
В то же время, в 10ч. 50м. телеграмма № 187а была отправлена в Тифлис генералу Янушкевичу для В. К. Николая Николаевича, а также передана и генералу Рузскому.
Ставка очень торопилась и нервничала в деле отречения Государя Императора. В 12ч. 14м. генералу Янушкевичу, {282} за подписью Лукомского, была послана такая телеграмма: — „Генерал Алексеев, вследствие срочности дела, просит сооб щить ответ Великого Князя", на что Янушкевич немедленно телеграфировал: — „Скоро, по окончании редактирования, ответ будет сообщен. Составляется в духе пожеланий генера ла Алексеева. Янушкевич".
Известие о проекте отречения Государя Императора бы ло встречено с большою радостью в Тифлисе, в семье Вели кого Князя. Ответ же генерала Янушкевича весьма удовле творил генерала Алексеева. По его приказанию об этом столь важном ответе генерал Клембовский в 13 ч. 39 м. сообщил ге нералу Сахарову и просил сообщить его решение, причем добавил, что Брусилов и Эверт уже прислали их ответы.
Уговаривая столь зависимых от Ставки главнокоманду ющих воздействовать на Государя с целью добиться „доб ровольного" отречения, генерал Алексеев пытался привлечь к этому воздействию и начальника Морского штаба при Став ке адмирала Русина, непоколебимого в верности и честности человека, которого очень ценил и уважал Государь.
Не будучи подчинен Алексееву, Русин держал себя в Ставке очень достойно, независимо и самостоятельно.
Утром адмирал Русин был приглашен к генералу Алексее ву. Алексеев рассказал, что Государь задержан в пути, на ходится во Пскове и ему из Петрограда предъявлены требо вания.
— „Что же требуют? Ответственного министерства?" — спросил адмирал.
— Нет. Больше. Требуют отречения, — ответил Алексеев.
— Какой ужас, какое несчастье, — воскликнул Русин.
Алексеев спокойно и невозмутимо молчал. Разговор оборвался. Собеседники поняли друг друга. Русин встал, попрощался и вышел из кабинета, даже не спросив для чего, собственно, его приглашал Алексеев.
Так рассказывал об этой сцене автору сам адмирал Руcин.
{283} Пришел наконец и столь желанный ответ от В. К. Нико лая Николаевича. Стали редактировать общую телеграмму от генерала Алексеева Государю Императору, которая и бы ла передана во Псков в 14ч. 30 м. дня.
Перед отправкой телеграммы под ней предложили под писаться и адмиралу Русину, от чего адмирал Русин с него дованием отказался, считая обращение с подобною прось бой изменой Государю Императору.
{287}
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ.
— 2 марта во Пскове. — Одиночество Государя Императора. — Утренний чай. — Утренний доклад генерала Рузского. — Чтение записи разговора Рузского с Родзянко. — Беседа о возможности отречения. — Циркулярная телеграмма Алексеева. — Конец докла да. — Беседа Рузского с Воейковым. — Надломленный морально Государь. — Прогулка. — Завтрак. — Настроение свиты против Рузского. — Адмирал Нилов. — Новости в Штабе из Ставки. — Телеграмма Государю от Алексеева с просьбами об отречении. — Просьбы об отречении В. К. Николая Николаевича, Брусилова и Эверта. — Подготовка Рузского к докладу. — Генералы Савич и Юрий Данилов. — Генералы Рузский, Данилов и Савич у Государя. — Чтение Государем ходатайств об отречении. — Мнение генерала Рузского. — Мнение генералов Данилова и Савич. — Решение Государя отречься. — Генерал Воейков. — Граф Фредерикс. — Вру чение телеграммы для Алексеева и Родзянко. — Конец аудиенции. — Известие о приезде депутатов Гучкова и Шульгина. — Задержа ние отправки телеграмм Родзянко и Алексееву. — Сообщение в Ставку и Родзянко. — Свита против отречения. — Требование от Рузского телеграмм об отречении. — Рузский у Государя. — Лейб-хирург Федоров у Государя. — Решение Государя отказаться от пре стола и за сына. — Прогулка. — Ненормальное спокойствие. — Чай. — Просьба генерала Сахарова об отречении. Возмущение сви ты против генералов. — Обед. — Телеграмма Алексеева с прось бами Родзянко. — Просьба адмирала Непенина об отречении. — Присылка из Ставки проекта манифеста об отречении.
Ночь с 1 на 2 марта Государь провел почти без сна.
Лишь в шестом часу Его Величество написал телеграмму Царице. Затем долго молился. Перецеловал образки. Цело вал фотографию наследника. Государь был очень одинок. В самые трудные, трагические дни его жизни около него не было ни одного близкого человека. Свита — это не близкие. Правда, среди нее есть друзья детства — Кира Нарышкин, и Валя Долгорукий, но с ними Государь не говорит о делах. Хороший и честный граф Фредерикс трогателен по своей преданности и по любви, но он очень стар, и минутами впа дает в детство. Нилов очень изменился, он так не любит Ее Величество... Только с Воейковым можно говорить о делах, но близости душевной нет и к нему.
Единственный близкий человек-друг Царица — далеко. Уже три дня как от нее нет никаких известий. Что с ней, с детьми?
За утренним чаем в столовой сидело несколько младших лиц свиты. Вполголоса говорили о том, что делается. Ни кто ничего не знал определенного. Высказывали предполо жение о том, когда же тронется поезд к Царскому. Всех интриговал разговор Рузского с Родзянко.
Вышел Государь Император. Его Величество был бле ден. Видимо устал. Как всегда спокоен и приветлив. Выпив чаю и выкурив папироску, Государь сказал, что ожидает ге нерала Рузского с докладом и удалился.
В 10 часов появился генерал Рузский и сейчас же был принят Государем. Сильно волнуясь, но, стараясь казаться спокойным, генерал доложил, что говорил с Родзянко и, „стиснув зубы", как рассказывал позже, положил перед Его {288} Величеством ленту разговора, наклеенную на нескольких ли стах. Ленту жуткую своей грубой откровенностью. Государь медленно внимательно прочел все листы. Затем встал и по дошел в раздумье к окну. Встал и Рузский. Постояв с минуту, Государь вернулся к столу, сел и предложил генералу занять стул. Государь стал спокойно говорить об отречении.
Он го ворил, что рожден для несчастья, что приносит несчастье России, что уже вчера понял, что манифест о даровании от ветственного министерства не поможет. — Если надо, что бы я отошел в сторону для блага России, я готов, — сказал Государь, — но я опасаюсь, что народ этого не поймет.
Мне не простят старообрядцы, что я изменил своей клятве в день священного коронования. Меня обвинят казаки, что я бросил фронт... Государь стал расспрашивать подробности разговора с Родзянко. Стал как бы вслух обдумывать реше ние. Рузский высказал предположение что, может быть, ма нифест, и поможет. Предлагал подождать мнения Алексеева, но предупредил какой разговор вел Лукомский. В это время Рузскому подали циркулярную телеграмму Алексеева № 1872, Рузский прочел ее вслух.
— Что же вы думаете, Николай Владимирович? — спросил Государь.
— Вопрос так важен и так ужасен, что я прошу разре шения Вашего Величества обдумать эту депешу раньше, чем отвечать. Депеша циркулярная. Посмотрим, что скажут главнокомандующие остальных фронтов. Тогда выяснится вся обстановка, — так ответил Рузский. Государь встал, пристально и грустно взглянул на Рузского и сказал: — „Да и мне надо подумать".
Подав затем руку, Государь просил Рузского зайти после завтрака. Рузский просил разрешения не быть на высочай шем завтраке в виду срочных дел и просил разрешить явиться на доклад с генералом Даниловым и Савичем. Государь раз решил и просил подождать на платформе Воейкова. Воей кову же повелел поговорить с Рузским. Рузский и Воейков стали ходить по платформе. Рузский рассказал об образовании в Петрограде Временного Правительства, об аресте {289} прежних министров и предупредил что телеграмму Его Величества об ответственном министерстве он, по изменившим ся обстоятельствам, не отправил Родзянке. Сказал, что сей час единственный выход из положения — это отречение, что это мнение всех главнокомандующих. Затем генералы расста лись. Рузский поехал в штаб, Воейков пошел к Государю.
— Когда я вернулся к Его Величеству, — писал позже Воейков, — меня поразило изменение, происшедшее за такой короткий период времени в выражении Его лица. Казалось, что он после громадных переживаний отдался течению и покорился своей тяжелой судьбе.
Воейков доложил о разговоре и только.
**
*
Перед завтраком Государь гулял по платформе. Завтрак прошел обычно. Приглашенных не было. Свита уже узнала о разговоре Рузского с Родзянко и об отозвании генерала Иванова. Настроение было подавленное. Недружелюбие к Рузскому увеличилось. Теперь уже не только адмирал Нилов, но и многие другие смотрели на генерала как на врага Го сударя. После завтрака адмирал Нилов громко заявлял у се бя в купе, что Рузского надо арестовать и расстрелять. Что Ставка предала Государя. Позже передавали, что, будто бы, Нилов ходил к Государю и просил разрешения арестовать Рузского, но, будто бы, Государь ласково успокоил адмирала и просил не волноваться. Говорили, что после этого адмирал замкнулся у себя в купе и ни на что более не реагировал.
Адмирал Нилов также прямо и честно смотрел на совер шающееся, как и адмирал Русин.
Между тем в штабе было получено сообщение из Став ки ,,о прибытии Конвоя Его Величества в полном составе в Государственную Думу с разрешения своих офицеров, и о просьбе депутатов конвоя арестовать тех офицеров, {290} кои отказались принять участие в восстании; о желании Государы ни Императрицы переговорить с председателем Исполнитель ного Комитета Гос. Думы и, наконец, о желании Вел. Кн. Ки рилла Владимировича прибыть лично в Гос. Думу, чтобы вступить в переговоры с Исполнительным Комитетом".
Генерал Клембовский передавал это лично и прибавил:
„В Москве по всему городу происходят митинги, но стрельбы нет.
Генералу Мрозовскому предложено подчиниться Времен ному Правительству. В Петрограде арестованы: Штюрмер, Добровольский, Беляев, Войновский-Кригер, Горемыкин, Ду бровин, два помощника градоначальника, Климович. Испол нительный комитет Гос. Думы обратился с воззванием к на селению возить хлеб, все продукты на станции железных дорог для продовольствия армии и крупных городов. Петро град разделен на районы, в которые назначены районные комиссары.
Представители армии и флота признали власть Исп. Ко-мит. Гос. Думы впредь до образования постоянного прави тельства".
Все это Клембовский просил доложить Рузскому для доклада Его Величеству.
Сведения о Великом Князе и Конвое Его Величества произвели в штабе большую сенсацию.
В 2 часа 30 минут в Штабе Главкосева был закончен прием следующей телеграммы генерала Алексеева на имя Его Величества:
ГОСУДАРЮ ИМПЕРАТОРУ.
»Всеподданнейше представляю Вашему Императорскому Величеству полученные мною на имя Вашего Императорско го Величества телеграммы:
От Великого Князя НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА.
„Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать {291} его мнение, что победоносный конец войны, столь необхо димый для блага и будущности России и спасения династии, вызывает ПРИНЯТИЕ СВЕРХМЕРЫ. Я, как верноподданный, считаю, по долгу присяги и по духу присяги, необходимым КОЛЕНОПРЕКЛОНЕННО МОЛИТЬ Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника, зная чув ство святой любви Вашей к России и к нему. Осенив себя крестным знамением, ПЕРЕДАЙТЕ ЕМУ ВАШЕ НАСЛЕДИЕ. ДРУГОГО ВЫХОДА НЕТ. Как никогда в жизни, с особо го рячею молитвою молю Бога подкрепить и направить вас. Генерал-адъютант НИКОЛАЙ."
От генерал-адъютанта БРУСИЛОВА.
„Прошу вас доложить Государю Императору мою все подданнейшую просьбу, основанную на моей, любви и пре данности к Родине и царскому престолу, что в данную ми нуту ЕДИНСТВЕННЫЙ ИСХОД, могущий спасти положение и дать возможность дальше бороться с внешним врагом, без чего Россия пропадет, — ОТКАЗАТЬСЯ ОТ ПРЕСТОЛА в пользу Государя Наследника Цесаревича при регентстве Вели кого Князя Михаила Александровича. Другого исхода нет, но необходимо спешить, дабы разгоревшийся и принявший большие размеры народный пожар был скорее потушен, иначе он повлечет за собою неисчислимое катастрофическое последствие. Этим актом будет спасена и сама династия, в лице законного наследника. Генерал-адъютант БРУСИЛОВ".
От генерал-адъютанта ЭВЕРТА.
Ваше Императорское Величество! Начальник штаба Ва шего Величества передал мне обстановку, создавшуюся в Петрограде, Царском Селе, Балтийском море и Москве и ре зультат переговоров генерал-адъютанта Рузского с предсе дателем Гос. Думы. Ваше Величество, на армию в настоя щем ее составе рассчитывать при подавлении внутренних бес порядков нельзя. Ее можно удержать лишь именем спасения России от несомненного порабощения злейшим врагом ро дины при невозможности вести дальнейшую борьбу. Я при нимаю все меры к тому, чтобы сведения о настоящем поло жении дел в столицах не проникали в армию, дабы оберечь {292} ее от несомненных волнений. Средств прекратить революцию в столицах нет никаких. Необходимо немедленное ре шение, которое могло бы привести к прекращению беспоряд ков и к сохранению армии для борьбы против врага. При создавшейся обстановке, не находя иного выхода, безгранич но преданный Вашему Величеству верноподданный умоляет Ваше Величество, во имя спасения родины и династии, ПРИ НЯТЬ РЕШЕНИЕ, СОГЛАСОВАННОЕ С ЗАЯВЛЕНИЕМ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСУДАРСТВЕННОЙ ДУМЫ, выражен ным им генерал-адъютанту Рузскому, как единственное, ви димо способное, прекратить революцию и спасти Россию от ужасов анархии. Генерал-адъютант ЭВЕРТ".
„Всеподданнейше докладывая эти телеграммы Вашему Императорскому Величеству, УМОЛЯЮ БЕЗОТЛАГАТЕЛЬ НО ПРИНЯТЬ РЕШЕНИЕ, КОТОРОЕ ГОСПОДЬ БОГ ВНУ ШИТ ВАМ. Промедление грозит гибелью России. Пока армию удастся спасти от проникновения болезни, охватившей Пе троград, Москву, Кронштадт и другие города, ручаться за сохранение дальнейшее высшей дисциплины нельзя. Прикос новение же армии к делу внутренней политики будет знаме новать неизбежный конец войны, позор России, развал ее. Ваше Императорское Величество горячо любите родину и, ради ее целости, независимости, ради достижения победы, соизволите принять решение, которое может дать мирный и благополучный исход из создавшегося более чем тяжкого положения. Ожидаю повелений."
2 марта 1917 г. 1878. Генерал-адъютант АЛЕКСЕЕВ.
Телеграмма из Ставки произвела в Штабе большую сен сацию. Особенно телеграмма Великого Князя. Генерал Руз ский внимательно ознакомился с нею и со всеми переданны ми в штаб новостями, которые Ставка просила доложить Его Величеству. Личное мнение Рузского совпадало с мне нием других главнокомандующих. Генералы штаба разделя ли его.
За завтраком Рузский сказал генералам Данилову и Савичу, что они поедут с ним на доклад к Его Величеству.
{293} — Я вижу, — сказал Рузский, — что Государь мне не верит. Сейчас, после обеда, поедем к нему втроем.
Пускай он помимо меня еще выслушает вас". Рузский знал, что они поддержат его.
Генерал Юрий Данилов был хорошо известен Государю по старой Ставке. Знал Государь и генерала Савича. Савич был начальником снабжения фронта. Некогда он состоял на чальником штаба Корпуса жандармов, был другом дворцо вого коменданта Дедюлина и от последнего Государь слышал много хорошего про Савича. В Корпусе жандармов Савич прославился, как правдивый, прямой и резкий до грубости человек. Немного позже, в 2 ч. 30 м. генералы Рузский, Дани лов и Савич входили в салон вагона-столовой царского по езда.
О том, как происходила та знаменитая аудиенция, я слы шал позже от генералов Данилова и Савича. Я привожу описание аудиенции, как она изображена генералом Савичем и помещена в „Русской Летописи" № 3. „Приехали на вок зал около двух с половиной часов дня 2 марта и все трое немедленно были приняты Государем в салон-вагоне, сто ловой Императорского поезда. Кроме Государя и их, никого не было и все двери были закрыты плотно".
„Государь сначала стоял, потом сел и предложил всем сесть, а оба генерала все время стояли навытяжку. Государь курил и предложил курить остальным. Рузский курил, а ге нералы не курили, несмотря на повторное предложение Госу даря".
„Рузский сначала предложил для прочтения Государю полученные телеграммы, а затем обрисовал обстановку, ска зав, что для спасения России, династии сейчас выход, один — отречение его от престола в пользу наследника. Государь ответил: — „Но я не знаю, хочет ли этого вся Россия". Руз ский доложил: — „Ваше Величество, заниматься сейчас ан кетой обстановка не представляет возможности, но события несутся с такой быстротой и так ухудшают положение, что всякое промедление грозит неисчислимыми бедствиями. Я {294} вас прошу выслушать мнение моих помощников, они оба в высшей степени самостоятельные и притом прямые люди".
Это последнее предложение с некоторыми вариация ми Рузский повторил один или два раза. Государь повернул ся к генералам и, смотря на них, заявил: — „Хорошо, но только я прошу откровенного мнения".
Все очень сильно волновались. Государь и Рузский очень много курили. Несмотря на сильное волнение, Государь от лично владел собою.
— Первый говорил генерал Данилов о том, что Государь не может сомневаться в его верноподданнических чувствах (Государь его знал хорошо), но выше всего долг перед ро диной и желание спасти отечество от позора, приняв унизи тельные предложения от желающего нас покорить ужасного врага и сохранить династию. Он не видит другого выхода из создавшегося тяжкого положения, кроме принятия предложения Государственной Думы".
Государь, обратясь к другому генералу, спросил: — „А вы такого же мнения?"
Генерал этот (С. С. Савич) страшно волновался. При ступ рыданий сдавливал его горло. Он ответил:
— Ваше Императорское Величество, Вы меня не знаете, но вы слышали обо мне отзывы от человека, которому вы верили.
Государь: — Кто это?
Генерал: — Я говорю о генерале Дедюлине.
Государь: — О, да.
Генерал чувствовал, что он не в силах больше говорить, так как он сейчас разрыдается, поэтому он поспешил кон чить: — Я человек прямой и потому я вполне присоединя юсь к тому, что сказал генерал Данилов.
Наступило общее молчание, длившееся одну-две мину ты.
{295} Государь сказал: — Я решился. Я отказываюсь от пре стола, — и перекрестился. Перекрестились и генералы. Обра тясь к Рузскому, Государь сказал: — Благодарю вас за до блестную и верную службу и поцеловал его. Затем Государь ушел к себе в вагон. („Русская Летопись").
Рассказывая приведенное выше мне лично, генерал С. С. Савич, которого я давно и хорошо знал, прибавил лишь, что перед тем как спросить мнение генерала Рузского и двух дру гих генералов, Государь долго и внимательно читал все теле граммы Алексеева и Главнокомандующих армиями, а также все телеграммы со сведениями о Петрограде.
Государь, видимо, был очень задет сведениями о своем Конвое, о приходе в Госуд. Думу Его Конвоя и В. К. Кирилла Владимировича. Когда же Государь выслушал личное мнение Рузского и мнения обоих генералов, — Он тихо отошел к окну, смотрел в окно.
Прошло минуты две ужасной, тягостной тишины. Вдруг Государь обернулся и как-то особенно странно произнес:
„Я решился. Я отказываюсь от престола". Перекрестился.
Странное было у него лицо. Как ошеломленные, остались в салоне генералы. Вошел взволнованный генерал Воейков с вопросом что случилось. Ему отвечали неохотно и недруже любно. Рузский упрекнул его за прошлое, но в это время пришел граф Фредерикс и Воейков ушел.
Совершенно расстроенный и взволнованный граф Фре дерикс сказал, что Государь сообщил ему о случившемся и спросил его мнения. Но он не решается что-либо советовать, не зная их мнения. Генералы стали объяснить графу, что бы ло доложено Его Величеству.
Выслушав, граф сказал: — Никогда не ожидал, что до живу до такого ужасного конца. Вот что бывает, когда пере живешь самого себя..." В это время пришел Государь и пе редал телеграмму для Родзянко и, сказав, что пойдет писать телеграмму для Алексеева, — удалился. Рузский прочел теле грамму и, заметив, что в ней пропущено про В. К. Михаила {296} Александровича, просил доложить это Его Величеству. Граф взял телеграмму и пошел к Государю.
Через несколько минут Государь принес и вручил Руз скому две телеграммы. В одной, адресованной для председа теля Г. Думы, значилось: „Нет той жертвы, которую я не принес бы во имя действительного блага и для спасения ро димой матушки России.
Посему я готов отречься от престола в пользу моего сы на, с тем, чтобы он оставался при мне до совершеннолетия, при регентстве брата моего Михаила Александровича". НИ КОЛАЙ.
Другая телеграмма на имя генерала Алексеева гласила:
„Во имя блага, спокойствия и спасения горячо любимой России, я готов отречься от престола в пользу моего сына. Прошу всех служить ему верно и нелицемерно. НИКОЛАЙ".
Передав телеграммы, Государь попрощался с генералами и прошел в свой вагон. Генералы, распрощавшись с мини стром двора, удалились.
Было около 4 часов дня.
**
*
Никто из свиты, кроме графа Фредерикса и генерала Во ейкова, не знал о случившемся. В ожидании узнать что-либо о происходившем у Государя докладе, несколько человек си дели в купе Федорова. Вдруг, появившийся внезапно в две рях граф Фредерикс произнес по-французски — „А знаете, Император отрекся". Все вскочили. К дверям подбежали остальные из свиты. За министром стоял Воейков. Посыпались вопросы: что, как, каким образом, почему. Все были взволнованы, одному из присутствовавших сделалось дурно. Кто-то почти истерически кричал, как мог Государь сделать это, не посоветовавшись со свитой, почему, почему говорил об этом только с генералами. Все по-разному протестовали и просили графа идти к Его Величеству и умолять переменить решение. Когда же граф сказал, что Государь уже отдал о {297} том телеграммы генералу Рузскому, все стали просить графа уговорить Государя взять обратно телеграммы. Растерявшийся граф отправился к Государю и, вернувшись, сказал Воейкову: — „Пойди, тебя требует Государь".
Воейков поспешил к Государю. На вопросы генерала как то случилось, взволнованный Государь ответил — „Что мне оставалось делать, когда мне все изменили. Первый Николаша. Читайте", — и протянул Воейкову телеграммы. Теперь снова взволнованный уже докладом Фредерикса о просьбе свиты и под влиянием убеждений Воейкова, Госу дарь приказал передать генералу Нарышкину, чтобы он взял у Рузского телеграммы и принес их Его Величеству.
Нарышкин пошел в вагон к Рузскому, но вернулся расте рянный и передал, что Рузский телеграммы не отдал, а ска зал, что он сам принесет их Его Величеству. Телеграмму Родзянко уже стали передавать по телеграфу и обещали снять с аппарата. Вскоре Рузский прошел к Государю, где нахо дился Фредерикс. Рузский доложил Его Величеству, что во Псков едут к Его Величеству делегаты от Государственной Думы — Гучков и Шульгин. Генерал заверил Государя, что, до переговоров Его Величества с делегатами, он телеграмм отправлять не будет и они остались у Рузского. Он предло жил переговорить с делегатами до представления их Его Ве личеству; Государь соизволил согласиться и Рузский распоря дился, чтобы, по прибытии делегатов, их провели в вагон Рузского.
Стали ждать делегатов.
**
*
Свита волновалась. Граф Фредерикс плакал. Были сле зы на глазах и других, особенно расстроен был С. П. Федо ров. Все хотели, чтобы Государь взял назад отречение. Федо ров пошел к Государю и вот какой произошел у них разго вор, как передавал мне лично Сергей Петрович летом 1918 го да.
На слова удивления по поводу отречения, Государь сказал. — „Вы знаете, Сергей Петрович, что я человек — „тэрр а тэрр". Это было сказано по-французски. Я, конечно, не смо трел на Распутина, как на святого, но то, что он нам предска зывал — обычно сбывалось. Он предсказал, что если Наслед ник проживет до 17 лет, то он совершенно выздоровеет. Правда ли это? Будет наследник здоров или нет?" Сергей Петрович отвечал, что чудес в природе не бывает.
Наука же говорит о болезни Наследника следующее: „Может быть Его Высочество проживет и дольше, чем мы с вами, Ваше Ве личество, но может и умереть каждую минуту от самой про стой незначительной случайности. Таково свойство его бо лезни".
Государь стал говорить, как он будет жить с Наследни ком после отречения. Сергей Петрович высказал сомнение, чтобы новое правительство согласилось на оставление Але ксея Николаевича в семье Государя и высказал предположе ние, что, по всему вероятию, ему придется жить в семье ре гента — В. К. Михаила Александровича. Государь выразил крайнее удивление, что это может случиться и затем реши тельно заявил, что он никогда не отдаст своего сына в руки супруги Великого Князя, причем выразился о ней очень резко.
На этом разговор и окончился. Расстроенный, с глаза ми красными от слез, Сергей Петрович вернулся в свой ва гон и сказал кое-что из своей беседы с Государем и о его твердом решении отречься. Но самому С. П. Федорову было уже ясно, что Государь откажется от престола и за сына, че го свите, конечно, он не счел возможным сообщить.
**
*
После ухода лейб-хирурга Федорова, Государь пригла сил к себе графа Фредерикса. Выйдя от Государя, граф пе редал генералу Нарышкину приказание взять у Рузского теле граммы об отречении и вернуть их Его Величеству. Нарыш кин пошел и на этот раз принес телеграммы и вручил их Го сударю.
В этот период времени у Государя Императора стало созревать решение отказаться от престола и за своего сына, {299} почему Государь так категорически потребовал вновь вер нуть ему его телеграммы.
Безнадежное в смысле выздоровления состояние здоро вья Наследника, в чем его откровенно убедил С. П. Федоров, а затем и боязнь лишиться сына и передать его в чужие ру ки побудили Государя отказаться от престола и за Алексея Николаевича.
Перед чаем Государь вышел прогуляться с флигель-адъ ютантом герцогом Лейхтенбергским. Государь казался спо койным, точно ничего особенного не произошло. Его Вели чество приветливо отвечал тем, кто отдавал Ему честь. Так приветливо и даже с улыбкой приложил Государь руку к па пахе, отвечая генералу Дубенскому, который стоял на под ножке своего вагона. Дубенский знал уже об отречении и по тому спокойствие Государя необычайно поразило его. Он не мог понять этой необыкновенной, сверхчеловеческой выдерж ки. Эта выдержка поразила тогда и Федорова, она поразила и генералов-отступников. Взволнованный Дубенский даже склонен был видеть тогда что-то вроде легкомыслия.
В 5 часов вся свита собралась к чаю. Государь пришел раньше некоторых. Государь был ровный и спокойный, как всегда. Поддерживался обычный, ничего незначащий разго вор, который всем казался тягостным и неестественным.
Стараясь прочитать что-либо на лице Государя, флигель-адъютант Мордвинов писал позже: „Только по его глазам, печальным, задумчивым, как-то сосредоточенным да по нервному движению, когда он доставал папиросу, можно бы ло чувствовать, насколько у него тяжело на душе." После чаю Государь удалился к себе в вагон.
**
*
Его Величеству была принесена от генерала Рузского за поздалая телеграмма генерала Сахарова, по адресу Рузского, следующего содержания: „Генерал-адъютант Алексеев пере дал мне преступный и возмутительный ответ председателя, Государственной Думы Вам на высокомилостивое решение Государя Императора даровать стране ответственное мини стерство и пригласить главнокомандующих доложить Его Ве личеству через Вас о решении данного вопроса в зависимости от создавшегося положения.
Горячая любовь моя к Его Величеству не допускает душе моей мириться с возможностью осуществления гнусного пред ложения, переданного Вам председателем Гос. Думы. Я уве рен, что не русский народ, никогда не касавшийся Царя сво его, задумал это злодейство, а разбойничья кучка людей, име нуемая Государственной Думой, предательски воспользова лась удобной минутой для проведения своих преступных Це лей.
Я уверен, что армии фронта непоколебимо встали бы за своего державного вождя, если бы не были призваны к за щите родины от врага внешнего и если бы не были в руках тех же государственных преступников, захвативших в свои руки источники жизни армии.
Таковы движения сердца и души. Переходя же к логике разума и учтя создавшуюся безысходность положения, я, не поколебимо верноподданный Его Величества, рыдая, вынуж ден сказать, что, пожалуй, наиболее безболезненным выхо дом для страны и для сохранения возможности биться с внеш ним врагом, является решение пойти навстречу уже высказан ным условиям, дабы промедление не дало пищу к предъяв лению дальнейших, еще гнуснейших притязаний. Яссы. 2 мар та. № 03317. Генерал Сахаров".
**
*
Свита, после чаю, сгруппировалась около Воейкова. По рукам передавали телеграммы главнокомандующих. Была ясна руководящая роль генерала Алексеева. Возмущались поведением Вел. Кн. Николая Николаевича. Бранили генера лов и были безусловно правы.
{301} Может быть и хорошие боевые начальники, эти генера лы, плохо разбираясь в делах внутренней политики и внут реннего управления государством, дерзнули оказать давле ние на монарха и, играя на войне, играя на его чувстве воен ного человека, в сущности, заставили его отречься от пре стола. Дальнейшее показало всю несуразность, весь вред поддержанного ими государственного переворота, переворо та, в сущности, ими произведенного. Произведенного с крас норечивыми коленопреклонениями, рыданиями и мольбами.
И свита негодовала.
Припоминали все интриги, сплетав шиеся против Государя, в среде Вел. Кн. Николая Николаевича. Припоминали опутывание генералов либеральными политика нами, разъезжавшими по фронтам. Припоминали всё. Резуль таты налицо.
Наши генералы, так часто кокетничающие сло вами „я солдат", забыли эти замечательные простые слова, именно, в тот момент, когда должны были сказать — мы мо жем дать советы по вопросу наступать или отступать, но по вопросу отречения благоволите обратиться в Сенат, Государ ственный Совет — мы не компетентны, мы „солдаты".
Они не только не ответили так на вопрос об отречении, они имели смелость поднять этот вопрос, который был совер шенно вне их компетенции, выше их политического разума. И лица свиты были правы, что горячились и не находили слов, чтобы достаточно заклеймить поведение генералов. Алексеева считали главным виновником происходящего.
Не менее сильное возбуждение и негодование царило и среди старших чинов поезда Литера Б. Особенно горячился генерал Дубенский. Со слезами на глазах он повторял при вязавшуюся к нему фразу: „как же так, никого не спросить и сдать, как сдают эскадрон!" Кто-то упрекнул его, что это он посоветовал ехать к Рузскому. Дубенский растерянно разво дил руками и говорил: „ошибся, надо было ехать в гвардию, в Особую армию, тогда бы эти господа — „Черное войско" не посмели сделать то, что они сделали".
И слова „измена" и „предательство" передавались по обоим поездам и сочетались в различных комбинациях и вариациях.
{301} Как утопающий хватается за соломинку, так кто-то из свиты надумал, что, может быть, ожидаемые делегаты, Гуч ков и Шульгин сдут с какими-нибудь иными предложения ми. Может быть, при помощи их, можно будет изменить ре шение об отречении. И растерявшиеся люди решили искать спасения для монарха у тех, которые ехали его свергать. И свита решила перехватить делегатов, не допустить их пере говорить с Рузским и привести прямо к Его Величеству. Испросили санкции у Государя и дежурный флигель-адъю тант Мордвинов стал караулить приход поезда с делегатами.
**
*
А в то время, как свита мечтала, как спасти Государя от отречения, предатели уже праздновали победу.
В 16 ч. 30 м. генерал Данилов телеграфировал генералу Алексееву:
„Около 19 часов сегодня Его Величество примет члена Гос. Совета Гучкова и члена Гос. Думы Шульгина, выехав ших экстренным поездом из Петрограда.
Государь Император, в длительной беседе с генерал-адъютантом Рузским, в присутствии моем и генерала Савича, выразил, что нет той жертвы, которую Его Величество не принес бы для истинного блага Родины.
Телеграмма Ваша и главнокомандующих были все доло жены. 2 марта 16 ч. 30 м. № 1230/Б. Данилов".
Эта телеграмма была из Ставки передана Брусилову в 17 ч. 40 м., Эверту — в 18 ч. 5 м., Сахарову — в 18 ч. 45 м. и Янушкевичу для Вел. Кн. Николая Николаевича в 18 ч. 40 м.
Генерал Алексеев поручил генералу Лукомскому и церемониймейстеру Н. А. Базили составить проект манифеста об отречении и передал его Данилову в 17 ч. 40 м. при телеграм ме:
„Сообщаю проект выработанного манифеста на тот слу чай, если бы Государь Император соизволил принять решение и одобрить изложенный манифест. 2 марта. 1896. Генерал-адъютант Алексеев".
{303} Такова была энергия и предупредительность Ставки в деле отречения Государя Императора.
**
*
Обед прошел в тягостной обстановке. Говорили о том, что совершенно никого не интересовало. Посторонних не бы ло.
В девятом часу Государю была вручена телеграмма от генерала Алексеева, который представлял Государю получен ную им от Родзянко телеграмму. Родзянко, игнорируя Вер ховную власть, сообщал Алексееву об образовании Времен ного правительства во главе с князем Львовым.
„Войска, — писал Родзянко, — подчинились новому правительству, не исключая состоящих в войсках и находящихся в Петрограде лиц Императорской фамилии, и все слои населе ния признают только новую власть."
Родзянко, как председатель Временного Комитета Гос. Думы, от имени Комитета, просил о назначении на должность командующего Петроградским военным округом генерал-лей тенанта Корнилова, „как доблестного боевого генерала, имя которого было бы популярно и авторитетно в глазах населе ния".
Генерал Алексеев писал:
„Всеподданейше докладываю эту телеграмму и испраши ваю разрешения Вашего Императорского Величества испол нить ее во имя того, что в исполнении этого пожелания мо жет заключаться начало успокоения столицы и водворения порядка в частях войск, составляющих гарнизон Петрогра да и окрестных пунктов.
Вместе с тем, прошу разрешения отозвать генерал-адъютанта Иванова в Могилев. 2 марта 1917 г. 1890. Генерал-адъю тант Алексеев."
Государь Император положил резолюцию:
„Исполнить".
{304} О том, что Государь соизволил на назначение Корнилова и на отозвание Иванова, немедленно же были даны телеграм мы Рузского — Родзянке и Данилова — Алексееву.
Около 9 часов вечера Государю подали следующую теле грамму командующего Балтийским флотом, посланную ад миралу Русину и ген. Рузскому:
„С огромным трудом удерживаю в повиновении флот и вверенные войска. В Ревеле положение критическое, но не теряю еще надежды его удержать. Всеподданейше присоеди няюсь к ходатайствам Вел. Кн. Николая Николаевича и глав нокомандующих фронтами о немедленном принятии решения, формулированного председателем Гос. Думы. Если решение не будет принято в течение ближайших часов, то это повле чет за собой катастрофу с неисчислимыми бедствиями для нашей родины. 21 ч. 40 м. 2 марта. Вице-адмирал Непенин."
Непенин был известен Государю, как крепкий и выдаю щийся морской начальник. Его телеграмма не могла не про извести большего впечатления. Спустя сорок часов, адми рал был убит в Свеаборге по списку, составленному немцами. То были последние капли чаши горечи, испитой Государем еще до приезда Гучкова с Шульгиным. Государь так любил флот.
Командующий Черноморским флотом адмирал Колчак, на циркулярную телеграмму номер 1872 из Ставки, не при слал ответа. Видимо, он думал так же, как адмирал Русин. Морской министр Григорович считался больным и хранил молчание.
А свита, волнуясь, ждала приезда делегатов, надеясь пе рехватить их и не дать им сговориться с генералом Рузским.
{307}
2 марта во Пскове (Продолжение). — Приезд депутатов Гос. Думы А. И. Гучкова и В. В. Шульгина. — Прием депутатов Государем. — Речь Гучкова. — Ответ Государя о принятом уже решении отречь ся. — Совещание депутатов. — Замечание Государя о поведении генерала Рузского. — Вручение Государем акта отречения депута там. — Добавление по просьбе депутатов. — Указы Государя о наз начении Верховного Главнокомандующего и председателя Совета министров. — Разговор с Шульгиным. — Государь прощается с депутатами. — Депутаты и толпа. — Изготовление актов отречения и указов. — Подписание актов Государем и скрепление их минист ром Двора. — Настроение в литерных поездах. — Отбытие отрекше гося Императора из Пскова в Могилев. — Телеграмма новому Им ператору Михаилу Александровичу. — Генерал Воейков и Госу дарь. — Запись в дневнике Государя о том дне.
В 9 ч. 40 м. вечера экстренный поезд, везший Гучкова и Шульгина, состоявший из вагона и локомотива, подошел к станции Псков. Паровоз был украшен красными флагами. Едва поезд остановился, из вагона выскочили несколько субъектов в военной форме с ружьями и стали у подножки вагона. Субъекты не умели обращаться с оружием.
В вагон поднялся флигель-адъютант Мордвинов, отыскал депутатов и попросил их к Государю, сказав: „Его Величест во вас ждет". Депутаты забеспокоились, что не могут при вести себя в порядок. Они были небриты уже несколько дней, в помятых воротничках, нечищеных костюмах. Пошли, как были. Гучков шел, опустив голову. Шульгин что-то отвечал на вопросы Мордвинова. Вошли в вагон-столовую. Скороход помог снять пальто и провел депутатов в салон, где их встре тил министр Двора граф Фредерикс. Тщательно причесанный, безукоризненно нарядно одетый, с тремя портретами Импера торов, усыпанными бриллиантами, на груди, на голубом банте, граф был очень декоративен и бодр. Около него находился начальник Военно-походной канцелярии, Свиты генерал-май ор Нарышкин.
Любезно поздоровавшись с депутатами, граф сказал что Государь сейчас выйдет и спросил, что делается в Петрогра де. Гучков ответил, что там стало спокойнее, но что дом ми нистра разгромлен, а что сталось с его семьей, он не знает. Граф взволновался.
В это время, по распоряжению генерала Воейкова, ко мендант поезда Гомзин занял пост в столовой, чтобы никто не приближался даже к дверям, ведущим в салон, сам же {308} дворцовый комендант занял пост на площадке, ведущей в салон из царского вагона через прихожую.
В салон вошел Государь. Он был в пластунской черкеске, спокойный и бледный. Подав руку депутатам (Государь их знал давно), Его Величество спросил — а где же генерал Рузский? Кто-то ответил, что генерал сейчас придет. Госу дарь сел у стены по одну сторону придвинутого вплотную к стене небольшого четырехугольного стола и жестом пред ложил всем занять места, указав Гучкову стул справа от себя. Напротив поместились Фредерикс и Шульгин. В углу, за ма леньким столом устроился начальник Военно-походной кан целярии Нарышкин чтобы записывать всё происходящее.
По знаку Государя начал говорить Гучков. Сильно вол нуясь, опустив голову и глядя на стол, положив на стол пра вую руку, Гучков говорил довольно долго, гладко, очень корректно и совсем не касался прошлого.
Государь слушал, слегка прислонившись к стене, глядя перед собой. Лицо его было совершенно спокойно и „непро ницаемо", как говорил потом Шульгин.
Гучков глухим голосом докладывал Государю, что они приехали по поручению Временного Комитета Государствен ной Думы, чтобы дать те советы, которые могут вывести страну из тяжелого положения. Петроград в руках движения. Бороться с ним безнадежно. Борьба поведет лишь к напрас ным жертвам. Попытки послать для усмирения войска с фрон та не будут иметь успеха. Ни одна воинская часть этого не выполнит. Как бы ни была верна и надежна воинская часть, соприкоснувшись с атмосферой Петрограда, она перейдет на сторону движения и поэтому „всякая борьба для Вас, Госу дарь, бесполезна", — сказал Гучков.
Как пример, Гучков рассказал, что в ночь на 1 марта в Государственную Думу явилась депутация из Царскосельско го дворца, в которую входили представители Конвоя, Собст венного полка, Железнодорожного полка и Дворцовой поли ции, всего 25-30 человек.
Все они заявили, что всецело присоединяются к новой власти, что будут по-прежнему охранять имущество и жизнь {309} которые им доверены, но просят выдать им документы с удостоверением, что они находятся на стороне движения.
Гучков подчеркнул, что по этому примеру Государь мо жет видеть, что он не может ни на кого рассчитывать. Необходимо последовать совету Временного Комитета — отречь ся от престола. Большинство пославших их стоит за консти туционную монархию. Советуют отречься в пользу Наследни ка Алексея Николаевича с назначением регента Вел. Кн. Ми хаила Александровича.
Гучков уже заканчивал свою речь, как вошел генерал Рузский. Поклонившись, он занял место у свободной сторо ны стола, оказавшись между депутатами. При последних сло вах Гучкова Рузский нагнулся к Шульгину и прошептал: „Это дело решенное. Вчера был трудный день. Буря была..." Руз ский шепнул также, что из Петрограда идут вооруженные грузовики. (В. Шульгин „Дни").
Гучков закончил свою речь советом, чтобы Государь, „помолившись Богу", пошел навстречу пожеланиям Госу дарственной Думы и отрекся в пользу сына.
При упоминании о молитве, Государь впервые, как-то странно, взглянул на Гучкова. Гучков же закончил речь, по дал Государю бумажку — проект манифеста.
Взяв бумагу и сложив ее аккуратно, Государь стал от вечать.
Твердым и спокойным голосом Государь сказал, что вчера и сегодня он уже обдумал этот вопрос и еще в три часа дня принял решение отречься в пользу своего сына Алексея, но затем изменил решение. Он не может расстаться со своим больным сыном и решил отречься в пользу своего брата Михаила. „Надеюсь, вы поймете чувства отца", — произнес Государь более тихим голосом.
Депутаты, как бы, растерялись. Шульгин просил Госуда ря дать им некоторое время подумать и обсудить этот во прос, так как они были уполномочены просить отречение в пользу Наследника Алексея Николаевича. Взяв со стола сло женную бумагу, Государь вышел из салона в свой вагон.
{310} Увидев на площадке Воейкова, Государь заметил, что речь Гучкова, сверх его ожидания, была очень корректна и спросил: — „А вы заметили как вел себя генерал Рузский?" Воейков ответил, что, оставаясь на площадке, он мог только слышать, что там происходило. Генерал проводил Государя до купе и прошел в салон
(Генерал Ю. Н. Данилов в статье — „Мои воспоминания об Императоре Николае II", помещенной в 19 томе „Архива Русской ре волюции", утверждает, что он находился в салоне когда шла бе седа Государя с депутатами об отречении. Дворцовый Комендант Воей ков и письменно, и на словах категорически нам это отрицал.
В записях гофмаршальской части имя генерала Данилова в числе принятых в тот день Государем не упоминается. Не говорит о нам и генерал Рузский. Не упоминает о нем и Шульгин в своем отчете, напе чатанном в газетах 8 марта 1917 г., где он указывает всех присутствовав ших при отречении. Не упоминает о генерале Данилове и дежурный флигель-адъютант Мордвинов, видевший как пришел Рузский и слышав ший как он резко говорил: „Всегда будет путаница, когда не исполняют приказаний. Ведь было ясно сказано — направить депутацию раньше ко мне. Отчего это не сделали. Вечно не слушаются". (Русская Летопись т. 5). Ввиду такого противоречия приходится предположить: не прошел ли генерал Данилов в салон во время перерыва, после ухода оттуда Го сударя Императора, когда, провожая Государя, ушел со своего поста, с площадки, и Дворцовый Комендант, когда в силу происходившего вол нения, был нарушен и строгий этикет и вход с площадки через прихо жую в салон оказался свободным.).
Оставшиеся в салоне стали обсуждать имеет ли право Государь по основным законам отречься от престола за свое го сына. Генерал Нарышкин пошел в канцелярию взять том законов. Посмотрев с полковником Мордвиновым, он ничего по этому поводу в законах не нашел. Мордвинов, волнуясь, советовал доложить Его Величеству, что, по духу и смыслу общих законов, отец-опекун не может отказываться от ка ких-либо прав в ущерб опекаемого. Нарышкин спешил и унес том в салон, где и вручил депутатам. Его потребовали к Государю.
Шульгин и Гучков, которых поднятый вопрос только и касался, отойдя в сторону, обсуждали создавшееся новое, {311} неожиданное для них положение. Учтя столь благоприятную для них обстановку в смысле отречения вообще, чего они ни как не ожидали, и трудное положение в Петрограде, депута ты решили принять отречение так, как предлагает его Госу дарь. На этом решении депутаты и остановились окончатель но. Депутаты подняли вопрос о желательности назначения еще Государем князя Львова председателем Совета мини стров, а Великого Князя Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим. Решили просить об этом Государя.
В этот перерыв, по приглашению Государя, в салон при шел генерал Воейков и предложил депутатам несколько во просов о Петроградских событиях, о разгроме квартиры ми нистра двора. Появился в салоне и генерал Данилов, всту пивший в разговоры с депутатами.
Перерыв продолжался часа полтора. Выходили покурить в столовую, куда вела дверь, около которой стоял Гомзин.
**
*
Во время перерыва Государь Император, твердо приняв надуманное решение, лично составил черновик акта отрече ния в пользу В. К. Михаила Александровича, использовав, отчасти, и проект, присланный из Ставки, вызвал генерала Нарышкина и приказал переписать его на машинке, что и было выполнено в купе Военно-походной канцелярии. Под писав акт карандашом, Государь отправился в салон. Все поднялись. Полная тишина. Его Величество обратясь к депу татам, подал Гучкову две листка бумаги, сказав — „Вот акт отречения, прочтите".
Гучков стал читать вслух. То был красивый, благородный манифест, отречения от престола в пользу В. К. Михаила Александровича. Внизу стояла подпись — „НИКОЛАЙ".
Гучков не возражал. Шульгин просил вставить, что но вый Император должен принести на верность конституции — „всенародную присягу". Государь сел за столик и вставил карандашом: „принести ненарушимую присягу".
Шульгин просил еще нельзя ли указать время отречения тем самым {312} часом, когда Государь уже принял первоначально решение об отречении. Государь отметил на акте: 2 марта 15 часов. Гучков доложил, что манифест он повезет в Петроград и так как в дороге возможны всякие случайности, то было бы же лательно изготовить два подлинных акта и передать второй экземпляр на хранение генералу Рузскому. Государь нашел это целесообразным. Затем депутаты доложили Государю о желательности назначения именем Государя председателя Совета министров князя Львова и Верховного Главнокомандующего В. К. Николая Николаевича.
Государь охотно согласился и на это, и лично написал два Указа Сенату, по метив их 2-мя часами 2 марта. ГОСУДАРЬ вручил акт и ука зы генералу Нарышкину и повелел переписать немедленно их начисто и дать на подпись Его Величеству. Государь под нялся. Всё было кончено.
ОТРЕЧЕНИЕ ГОСУДАРЯ ИМПЕ РАТОРА НИКОЛАЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА совершилось. Осталось его оформить. Все были крайне взволнованы. Шульгин, очутившись около Государя, даже сказал по поводу назначения князя Львова: — Ах, Ваше Величество, если бы вы это сделали раньше..." Отвечая на вопросы Шульгина, Государь сказал, что он предполагает проехать в Ставку, проститься, повидать Матушку и затем уже вернуться в Царское Село.
Государь стал прощаться. Подал руку депутатам и гене ралам и удалился в свой вагон. Стенные часы салона показы вали 11ч. 45м. ночи. Салон опустел. Депутаты направились к вагону генерала Рузского. На путях стояла толпа народа. Посыпались вопросы. Гучков сказал небольшую приличную речь об отречении Государя. Толпа молчала. Некоторые крестились. Депутаты прошли в вагон генерала Рузского, где им предложили закусить.
Около часу Акт отречения в двух экземплярах и Указы были напечатаны и Государь подписал их. В слезах, едва смог от волнения скрепить их своею подписью граф Фреде рикс. Акты с Указами отнесли в вагон генерала Рузского и {313} сдали под расписку депутатам. Вскоре затем поезд с депу татами отбыл в Петроград, а по телеграфу полетели доне сения в Ставку и в Петроград и, даже, был передан по проводу самый акт.
Акт об отречении Императора Николая II-го гласил:
Ставка. Начальнику Штаба.
„В дни великой борьбы с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину, Господу Богу угод но было ниспослать России новое тяжкое испытание.
Начавшиеся внутренние народные волнения грозят бед ственно отразиться на дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, честь геройской нашей армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества требуют доведения войны, во что бы то ни стало, до победоносного конца.
Же стокий враг напрягает последние силы и уже близок час, когда доблестная армия наша, совместно со славными нашими союзниками, может окончательно сломить врага.
В эти решительные дни в жизни России, почли мы дол гом совести облегчить народу НАШЕМУ тесное единение и сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и, в согласии с Государственной Думою, признали МЫ за благо отречься от Престола Государства Российского и сложить с СЕБЯ Верховную Власть.
Не желая расставаться с любимым сыном НАШИМ, МЫ передаем наследие НАШЕ брату НАШЕМУ Великому Князю МИХАИЛУ АЛЕКСАНДРОВИЧУ и благословляем ЕГО на вступление на Престол Государства Российского.
Заповедуем брату НАШЕМУ править делами государ ственными в полном и ненарушимом единении с представи телями народа в законодательных учреждениях, на тех на чалах, кои будут ими установлены, принеся в том ненаруши мую присягу.
Во имя горячо любимой Родины, призываем всех верных сынов отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением Царю в тяжелую минуту всенародного {314} испытания и помочь ЕМУ, вместе с представителями народа, вывести Государство Российское на путь победы, благоден ствия и славы. Да поможет Господь Бог России!
Г. Псков.
НИКОЛАЙ. 2 марта 15 час. 1917 г.
генерал-адъютант граф Фредерикс.
**
*
Весть о состоявшемся отречении, как молния, пронеслась по царским поездам. Все были расстроены, растеряны. Мно гие плакали. Плакали генералы, плакали офицеры и солдаты, чиновники, прислуга и даже казаки.
Скороход Климов, проходя в слезах мимо С. П. Федоро ва, сказал ему с горечью: „И как же это господин Протопопов уверяли, что можно ехать в Ставку, ничего не будет"... Сер гей Петрович, глотая слезы, посмотрел недоуменно и только пожал плечами.
После ухода депутатов, свита, кроме Фредерикса, со бралась в столовой. Подавали запоздалый чай. Хотелось быть вместе. Настроение подавленное. Точно скончался близ кий любимый человек. Говорили вполголоса. Уже никого не бранили, никого ни в чем не обвиняли. Только жалели близкого, навсегда ушедшего человека...
Кто-то из хладнокровных реалистов (а где их нет) начал было говорить об идущих, якобы, вооруженных грузовиках, о прокламациях, которые разбрасывали с депутатского поез да, но разговора никто не поддержал. Мысли всех прикованы к купе одинокого отрекшегося Государя...
В два часа ночи „Поезд ЛИТЕРА А" отбыл из Пскова в Могилев. Перед отъездом Государь передал Воейкову следу ющую телеграмму:
„Его Императорскому Величеству МИХАИЛУ. Петроград. События последних дней вынудили меня решиться бес поворотно на этот крайний шаг. Прости меня, если огорчил {315} тебя и что не успел предупредить. Останусь навсегда верным и преданным братом. Возвращаюсь в Ставку и отту да через несколько дней надеюсь приехать в Царское Село. Горячо молю Бога помочь тебе и твоей Родине. НИКА".
Телеграмма была передана из Сиротина.
Государь просил Воейкова зайти к нему, как только по езд тронется. Воейков пришел. В купе светила только лампа да перед образом.
Государь поднялся, обнял Воейкова и разрыдался... Нер вы сдали, наконец... В свой дневник Государь ночью записал:
— „В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пе режитого. Кругом ИЗМЕНА, ТРУСОСТЬ и ОБМАН".
Глава XXVII.....................................................................................................11
Глава XXVIII....................................................................................................33
Глава XXIX......................................................................................................59
Глава XXXI......................................................................................................91
Глава ХХХII...................................................................................................105
Глава ХХХШ.................................................................................................119
Глава XXXIV.................................................................................................135
Глава XXXV...................................................................................................153
Глава XXXVI..................................................................................................167
Глава XXXVII................................................................................................185
Глава XXXVIII...............................................................................................205
Глава XXXIX..................................................................................................223
Глава XL.........................................................................................................237
Глава XLI.......................................................................................................255
Глава XLII......................................................................................................269
Глава XLIII.....................................................................................................285
Глава XLIV.....................................................................................................305