Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Щенникова Л.В. Вещное право: Учебное пособие. Пермь: Изд-во Пермского университета, 2001. 240 с.
СОДЕРЖАНИЕ
|
[1] ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ
[2]
[3]
[4]
[5]
[6]
[7]
[8]
[9]
[10]
[11]
[12] |
Говорят, что людьми правит собственность,
Думаю, что это нам только кажется.
Истинным двигателем в человеке является душа.
Да здравствуют души, умеющие летать!
Почти четверть века занимаясь любимым делом – изучением гражданского права, я поняла, что даже в самой последовательности индивидуального постижения этой удивительной науки, во всех случайных стечениях обстоятельств, внешнеполитических ситуациях, экономической конъюнктуре есть свои закономерности, прослеживается некая красная нить, называемая научной судьбой.
С проблемой вещных прав я столкнулась еще на втором курсе юридического факультета Пермского университета. К тому времени у меня уже имелся определенный научный багаж в виде научного исследования по политэкономии, который получил высокую оценку на нескольких конкурсах студенческих научных работ по общественным наукам. Этот в общем-то случайный успех в экономических исследованиях, кстати, посвященный экономическому учению К. Маркса о собственности, во многом предрешил всю мою дальнейшую научную судьбу.
И дело было здесь не столько в диалектической связи экономического и гражданско-правового, хотя, конечно, и это имело большое значение. Просто стартовый научный успех позволил обратить на себя внимание. Раньше, как, впрочем, и сейчас, мы имеем возможность выбирать студентов для своей специализации. Мне же повезло, потому что в начале научного пути меня буквально уговорили заняться не просто гражданским правом, а проблемой самого распространенного в эпоху социа-
4
лизма вещного права – права оперативного управления.
Этот поворот в моей научной жизни .в дальнейшем пустил глубокие корни, а в то время я с упоением читала фундаментальный труд А. В. Бенедиктова «Право государственной социалистической собственности». Мне нравилось сравнивать идеи условно выделяемых тогда представителей московской и ленинградской школ права. Это были уже маститый в то время ученый С. М. Корнеев, который впоследствии взял меня под свое крыло, став руководителем моей кандидатской диссертации, и очень активно начинающий свою научную карьеру А. А. Собчак.
А потом судьба увела меня от прав вещных к отдельным видам обязательств. Этот поворот был случайным и в то же время не совсем случайным. Просто объективная ситуация, возможности для научного исследования, определяемые потребностями отечественного законодателя, были тогда, можно сказать, обязательственно-правовыми. Практика нетипичных договоров требовала их научной разработки и соответствующего закрепления в действующем гражданском законодательстве. Вот почему почти два десятилетия моей деятельности были связаны с туризмом и культурой, с общественными отношениями в этих сферах и гражданско-правовыми договорами, оформляющими эти отношения.
И только пережив перестройку, экономические потрясения, на новой волне развития российского гражданского законодательства в 1996 году я вновь вернулась к вещно-правовой проблематике. Юношеская увлеченность, оказавшись на деле значительно серьезнее «болезни роста», обернулась серьезным научным интересом. Мое возвращение было ознаменовано выходом в свет простенького учебного пособия «Вещные права в гражданском праве России» в 1996 году в издательстве БЕК. Оно получилось действительно незамысловатым, но с него начинался спецкурс «Вещное право», им была обозначена для меня сфера приложения творческих сил на будущее.
Представленная выше «личная лирика» – не прояв-
5
ление естественной тяги к мемуарам, а живое свидетельство того очевидного факта, насколько уязвимым, тонким, подверженным влиянию политико-экономических катаклизмов является раздел гражданского права, называемый правом вещным. Он был неистребим, непотопляем. Свидетельством тому – право оперативного управления, процветающее при социализме. Одновременно «за деревьями» этого ограниченного вещного права и права государственной социалистической собственности в тот период забыли про «лес» – институт вещного права в целом. Он, как важнейшая составляющая права гражданского, оказался в загоне, лишен самостоятельного существования и важной роли. Ему некуда было расти, и он оказался обреченным на многолетнюю стагнацию так же, как и вещно-правовая наука.
Возрождение института вещного права в России ~ свидетельство качественного обновления нашего гражданского законодательства. Нормам о правах вещных был дан простор. Принятие нового Гражданского кодекса позволило решить целый ряд проблем. Кодифицированный закон России может похвастаться своими достижениями. Тем не менее сегодня становится особенно понятным, что многолетний застой в законодательстве и цивилистической науке не мог не сказаться на качестве нормативно-правового регулирования статических гражданско-правовых отношений. На новом витке экономической жизни российская цивилистичес-кая наука не может не оглянуться в свое дореволюционное прошлое, чтобы не упустить крупицы отечественного опыта. Одновременно не менее важным является обращение к зарубежному опыту. Думается, что на базе такого исторического и сравнительно-правового подхода можно сформулировать конкретные предложения по совершенствованию действующего гражданского законодательства, посвященного правам вещным.
Данное пособие является научным, так как ставит своей главной целью выработку конкретных предложений по совершенствованию действующего гражданского законодательства. В нем предлагается решение ряда теоретических проблем и спорных вопросов. Помимо на-
6
учной, книга преследует цель и учебно-методическую. Предполагается, что она станет базовой в изучении спецкурса «Вещное право» студентами юридических факультетов высших учебных заведений. Этим объясняется и форма подачи материала: в каждой главе проблемные вопросы для учащихся предваряют авторский текст. Часть вопросов сформулирована нетрадиционно. И это не случайно, так как автор приглашает студентов-читателей к диалогу, к активному сотворчеству. Ведь именно новому поколению наших учеников предстоит продолжить начатое дело по совершенствованию отечественного гражданского законодательства. Следовательно, заставить их задуматься, подвергнуть сомнению прежние постулаты и стереотипы, заглянуть в историю права, предложить иные варианты подхода, в том числе зарубежного, в гражданско-правовом регулировании – вот в чем я вижу методические задачи современного преподавания гражданского права в высшей школе.
Не в совокупности ищи единства, но более – в единообразии разделения. К. Прутков
Из чего строится, складывается право гражданское как отрасль права? Есть ли трудности в построении «дворца» отрасли?
Был ли институт вещного права в России дореволюционной и в советский период развития? Где и как он закреплялся?
Какие факты свидетельствуют, что институт вещного права сформировался в гражданском праве сегодня?
Отношение гражданского законодательства к родовой категории «вещное право» в настоящее время и в истории его развития.
Достоинства структуры раздела 2 действующего Г К.
Новеллы института вещного права, преследующие цель сломать устоявшиеся стереотипы в решении проблем законодательного регулирования.
Что свидетельствует о попытке законодателя выделить разновидности вещных прав?
Достоинства глав 14 и 15 действующего ГК в сравнении с ранее действовавшим российским гражданским законодательством.
Можно ли говорить о создании сегодня в России классического гражданско-правового регулирования отношений принадлежности материальных благ?
Как может быть усовершенствована ст. 2 ГК в части определения задач института вещного права?
Как можно оценить название раздела 2 ГК с точки
8
зрения роли и значения родовой категории – вещного права?
Каким образом может быть усовершенствована структура действующего ГКс целью реального отображения всего спектра вещных прав?
Среди отраслей российского права нет, пожалуй, другой отрасли, которая могла бы похвастаться таким большим количеством правовых институтов, как право гражданское. Построение здания отрасли цивильного права всегда вызывало определенные трудности, поскольку очень тонкой является грань между институтом и подотраслью права, а гражданско-правовое регулирование настолько широко и разнообразно, что четкое размежевание гражданско-правовых норм на группы оказывается, по крайней мере, спорным. К некоторым гражданско-правовым институтам мы привыкли и в теории права, и в законодательстве, поскольку в своей основе они оставались почти неизменными или, по крайней мере, всегда были в России. К таким институтам можно отнести право обязательственное, наследственное, исключительные права. Роль и значение вышеназванных институтов, широта охватываемых ими норм позволяли цивилистам величать данные образования подотраслями права гражданского. Значительно меньше повезло в России праву вещному. Если спросить у любого практикующего сегодня юриста, знает ли он институт вещного права, то он, если и не признается в незнании, обязательно засомневается в его полноте. И такие сомнения объективны, поскольку к институту вещного права, как это ни парадоксально, мы только начинаем привыкать, внедряя его в гражданское законодательство, учебный процесс, теорию современной цивилистики. Можно ли рассматривать вещное право подотраслью права гражданского? Современная учебная литература, в частности, учебник под редакцией Е. А. Суханова (МГУ), именно так определяет положение вещного права в России на современном этапе 1. Подотрасль вещного права разделяют, в свою очередь,
Гражданское право. Изд. 2-е.–М.: БЕК, 1998.–Т. 1.–С. 11–12. 9
на институты права собственности, ограниченных вещных прав и вещно-правовые способы защиты. Следовательно, с точки зрения некоторых ученых, современное нормативно-правовое регулирование вещно-правовых отношений уже «дотягивает» до более крупного, чем институт, деления – подотрасли. Не преуменьшая значения и роли такой составляющей права гражданского, как право вещное, тем не менее представляется правильнее рассматривать его в качестве гражданско-правового института. Во-первых, потому что именно институты являются традиционными составляющими отрасли. Современная теория государства и права не случайно говорит именно о критериях деления на отрасли и институты, считая это деление главным2. В о-в т о р ы х, очень уж спорным на сегодняшний день при признании вещного права подотраслью будет выделение в ней институтов и субинститутов. По крайней мере, нельзя однозначно согласиться с выделением в ней институтов права собственности, ограниченных вещных прав и вещно-правовых способов защиты. Следовательно, в дальнейшем мы будем употреблять применительно к вещному праву как совокупности норм термин «институт гражданского права».
Итак, «был ли мальчик», то есть институт вещного права, в истории гражданского права России? Да, институт был, он закреплялся, в частности, в отдельной главе ГК РСФСР 1922 года, однако исчез в 60-е годы. Сегодня мы можем констатировать факт возрождения института вещного права в России. Более того, мы можем отметить целый ряд достижений законодателя в деле построения данного гражданско-правового института.
Институт вещного права признан ст. 2 ГК России, определившей предмет гражданско-правового регулирования, признан разделом 2 ГК, названным «Право собственности и другие вещные права». Законодатель отвел в структуре гражданского кодекса вещному праву второе «почетное» место, поместив его вслед за группой норм, определяющих правовое положение участ-
2 Марченко М. Н. Теория государства и права.– М., 1996.– С. 326. 10
ников гражданского оборота (ст. 2 ГК). Таким образом, получили официальное признание вещно-правовые отношения как отношения особого рода. Обобщенно задачи данного института сформулированы законодателем следующим образом: «Определить основания возникновения и порядок осуществления вещных прав».
Что касается достижений законодателя в деле формирования института, то можно, используя метод сравнительного анализа, выделить следующие пять м о -ментов-характеристик. Первая состоит в фактическом возрождении родовой категории – вещного права, которая, по мысли законодателя, отнюдь не исчерпывается и не поглощается правом собственности. Гражданское право до революции не содержало вовсе названия «Вещное право» среди разделов Свода законов гражданских. Раздел 2 тогда назывался «О существе и пространстве разных прав на имущество». При этом главным, центральным понятием данного раздела было право собственности, которое подразделялось на полное (ст. 423) и неполное (ст. 432)3. Много в разделе 2 Свода законов гражданских мы находим специфических для гражданского права того периода терминов:
право участия общего, право участия частного, право угодий в чужих имуществах, право собственности в заповедных наследственных имениях, однако термин «вещное право» в тексте раздела 2 практически отсутствует.
ГК РСФСР 1922 года содержал самостоятельный раздел «Вещное право». Среди прочих заслуг данного кодекса выделение вещных прав в особую группу, составившую институт гражданского права, было достижением отечественного законодателя. Этот раздел состоял из трех частей: права собственности, права застройки и залога имущества. Уже сама структура данного раздела с позиций дня сегодняшнего свидетельствовала о неполноте охвата нормами кодекса всего разнообразия вещных прав на имущество. Тем не менее институт был заявлен и, безусловно, нуждался в разви-
3 Свод законов Российской империи. Т. 10. Ч. 1. Свод законов гражданских.– СПб.: Русское книжное товарищество «Деятель», 1900.–С. 77.
11
тии, совершенствовании. Такого развития, к сожалению, не последовало. ГК 1964 года исключил вещное право как категорию, а соответствующий раздел кодекса – раздел 2 – получил название «Право собственности». Тем самым понимание проблемы упростилось и объем законодательного регулирования был значительно сужен, следовательно, можно утверждать, что ГК 1994 года знаменовал собой новый виток в развитии института вещного права в России.
Вторым положительным моментом в содержании института вещного права на настоящий момент является структура соответствующего раздела кодекса. Она достаточно продуманна. Раздел состоит из 8 глав, но действующими, к сожалению, являются только 7, поскольку глава 17 временно является недействующей. Открывается раздел главой 13, содержащей общие положения. Эти положения касаются главным образом самого «сильного» из вещных прав – права собственности, хотя есть среди них и нормы, затрагивающие исключительно иные вещные права. Свидетельством тому ст. 216 ГК. Исключительно закреплению отношений собственности посвящены три главы – 14, 15, 16, а главы с 17-й по 20-ю объединяют регулирование отношений собственности и иных вещных прав. Таким образом, мы можем констатировать, что доминирующим на сегодняшний день является регулирование отношений собственности. Новеллой законодателя следует признать главу 18 «Право собственности и другие вещные права на жилые помещения», а также главу 17 «Право собственности и другие вещные права на землю». Выделение данных глав наряду с такими традиционными, как защита права собственности, право общей собственности, объясняется, по всей видимости, тем, что именно земля, жилые помещения как разновидности недвижимости составляют особую ценность и, соответственно, нуждаются в специальном внимании со стороны законодателя.
Третьей положительной характеристикой названного института является ярко выраженное стремление законодателя сломать прежние стереотипы и по-новому взглянуть на целый ряд проблем, в част-
12
ности, на проблемы права собственности. Это стремление выразилось в том, что наряду с привычными подходами, сохраненными как дань традиции законодательного регулирования (п. 1 ст. 209 ГК, п. 1 ст. 212 ГК), в законе были сформулированы новые, современные решения, получившие отражение в пункте 2 указанных статей. Например, для нас привычной всегда была триада правомочий собственника (владение, пользование, распоряжение), с содержанием которой и связывалось понятие права собственности. При разработке нового Гражданского кодекса его авторам было понятно, что нельзя определять право собственности через триаду. Однако оказалась также сильной приверженность к устоявшейся традиции правопонимания, некоему стереотипу. Вот почему п. 1 ст. 209 закрепляет положение, что собственнику принадлежат правомочия владения, пользования и распоряжения своим имуществом, а уже п. 2 ст. 209 раскрывает само понятие права собственности. Другим примером может служить ст. 212 ГК. Привычным для нас стереотипом являются формы собственности, традиционно выделяемые в законодательстве Российской Федерации. О формах собственности говорит и ныне действующая Конституция России. Разработчикам Гражданского кодекса было понятно, что формы собственности есть категория не юридическая, а экономическая. Следовательно, она не должна закрепляться Гражданским законом. Но традиция есть традиция, стереотип сложился. Вот почему п. 1 ст. 212 ГК говорит о признании частной, государственной, муниципальной и иных форм собственности в Российской Федерации, а уже затем п. 2 дает юридическую оценку данной конструкции. В нем речь идет о субъектах права собственности. Совсем не случайным является и само название ст. 212 «Субъекты права собственности». Так, сохранив привычный подход, законодатель выразил одновременно и новое, гражданско-правовое, понимание вопроса. Таким образом, получилось, что п. I мы как бы держим в уме, а суть ищем дальше, так сказать, зрим в корень. В таком подходе следует усматривать некоторую непоследовательность, о чем мы еще будем говорить при рассмотрении конкретных вопросов права собственности.
13
Тем не менее отраден тот факт, что новые ростки понимания проблем в институте вещного права активно пробивают себе дорогу, закрепляются в российском гражданском законодательстве.
Четвертым достижением-характеристикой современного института вещного права является попытка законодателя обобщить и сформулировать другие, помимо права собственности, разновидности вещных прав. Так, ст. 216 ГК называет целый ряд вещных прав на земельные участки (право пожизненного наследуемого владения земельным участком, право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком, сервитуты), а также права юридических лиц на хозяйствование с имуществом собственника (право хозяйственного ведения и право оперативного управления). ГК 1922 года не содержал подобного рода обобщений, не ставил цели обозначить разновидности вещных прав во всем их разнообразии, хотя подобную попытку можно усмотреть в тексте Свода законов гражданских дореволюционной России. В нем выделялись (ст. 432) среди неполных прав собственности: право участия в пользовании и выгодах чужого имущества, право угодий в чужом имуществе, право владения заповедными наследственными имениями, право владения имениями временно заповедными, право владения имениями, жалуемыми на праве майоратов в западных губерниях, а также право владения, пользования и распоряжения, отделенные от права собственности. Вместе с тем классификационный критерий данного деления и сами права, сформулированные законодателем дореволюционной России, порождали в свое время, да и сегодня, целый ряд вопросов и сомнений. Некоторые сомнения вызывает и диспозиция ст. 216 современного ГК. Однако сама по себе попытка сформулировать весь спектр вещных прав, которые являются ограниченными по сравнению с правом собственности, является похвальной.
Наконец, пятой положительной чертой раздела о вещных правах современного ГК России являются формулировки статей, помещенных в главах 14 и 15. Речь в них идет о приобретении и прекраще-
14
нии права собственности. Дореволюционное законодательство России специально не занималось освещением данных вопросов, хотя и содержало в себе статьи, в частности, о кладе (ст. 430), находке (ст. 538). Кодекс РСФСР 1964 года обратил внимание на проблему приобретения и прекращения права собственности особо, назвав соответствующим образом главу 13. Тем не менее формулировки статей этого кодекса были по своему содержанию «советскими» и диктовались публично-правовым порядком, существовавшим в то время. Действующий ГК, можно сказать, воплотил положительные подходы всех периодов развития гражданского законодательства к этому вопросу. С одной стороны, он сохранил выделение этих вопросов в самостоятельные разделы, как это было в 60-е годы, с другой – переформулировал «начинку» данных разделов, использовав положительный опыт российского дореволюционного права.
Вышеперечисленные положительные моменты, связанные с воссозданием института вещных прав в России, отнюдь не свидетельствуют о его полном совершенстве, о создании, если так можно выразиться, классического гражданско-правового регулирования отношений принадлежности материальных благ. Институт этот в России только оформляется. Он прошел за небольшой промежуток времени 90-х годов виток восстановления, но не доведен до отточенного законодательного регулирования. Помочь законодателю доработать содержание норм института вещного права – задача гражданско-правовой науки. Освещение целого ряда вещно-правовых проблем в настоящем издании есть скромная попытка внести посильный вклад в это большое дело. В настоящем же разделе, посвященном характеристике этого института в целом, хотелось бы подчеркнуть общие недостатки и сформулировать вытекающие из них задачи по совершенствованию гражданского законодательства крупным планом.
Первый недостаток действующего законодательства, как нам представляется, касается как раз самой постановки задач. Ст. 2 ГК, характеризуя эти задачи, обратила внимание только на основания возникно-
15
вения и порядок осуществления вещных прав. Иными словами, институт (его нормы) призван с позиций законодателя ответить на два вопроса: как права могут возникнуть? Каким образом эти права субъекты должны осуществлять? Таким образом, уже в первых статьях кодекса допущена, можно сказать, стратегическая ошибка. Она заключается в некоторой упрощенности, заключающейся в абстрагировании от тех качественных отличий, которые характеризуют именно вещные права в сравнении, например, с правами обязательственными. Думается, что первейшей для законодателя должна быть задача по формированию круга вещных прав. Она может быть обозначена следующим образом: а какие вещные права существуют? В последующих главах мы остановимся специально на проблеме круга вещных прав, аргументах, свидетельствующих о том, что этот круг должен быть замкнутым, а вещные права – поименованными законодателем.
Вторым важным для законодателя должен быть вопрос о границах вещных прав. Все вещные права, помимо права собственности, потому и называются ограниченными, что имеют другой, по сравнению с правом собственности, объем и различаются по объему этих прав друг от друга. Вот почему важнейшей для законодателя задачей является определение границ вещных прав. Кстати, эти границы актуальны и для самого «сильного» вещного права – права собственности. Права собственника не могут быть не ограничены. Установить ограничения прав собственника – одна из первейших задач законодателя. Определение пределов и ограничений собственнических прав в современной литературе отмечается как тенденция в развитии гражданского законодательства.
Третья задача законодателя, как нам представляется, заключается в определении соотношения права собственности и его ограничений. Известно, что все вещные права, кроме права собственности,– это права на чужие вещи, т. е. вещи, имеющие собственника. Они, следовательно, зависимы от воли собственника, чаще всего им порождаются и носят некий производный от права собственности характер. Появление у какого-либо
16
субъекта гражданского права ограниченного вещного права влечет за собой автоматически уменьшение объема господства над этой вещью со стороны собственника. Само право собственности при этом оказывается «неполным». Хотя сегодня законодатель не использует этот термин, но он удачен для отражения существа соотношения права собственности и ограниченного вещного права. Таким образом, проблема соотношения права собственности и его ограничений ~ наиважнейшая проблема законодателя, и она должна быть обозначена при характеристике предмета отрасли в ст. 2 ГК.
Четвертой задачей законодателя, на наш взгляд, является определение соотношения вещных прав с правами обязательственными. Свод законов гражданских дореволюционной России в одном разделе (втором) поместил право собственности (глава 1) и права по обязательствам (глава 5). И то и другое право по дореволюционному законодательству объединяется определенным отношением к имуществу, поскольку сам раздел носит название «О существе и пространстве разных прав на имущество». Действительно, обязательственное и вещное права отличаются по существу, и об этом мы еще поведем разговор, следовательно, задачей законодателя является соотнесение этих прав на имущество друг с другом. Цивилистика дает для этого достаточно хороший фундамент – теоретическую базу. Законодательное же регулирование призвано эту теоретическую основу мастерски использовать, воплотив ее в конкретные гражданско-правовые нормы и отразив в продуманной структуре разделов ГК.
Наконец, пятой задачей института вещного права является установление границ «неприкасаемости» его норм от публично-правового влияния. Такое публичное, политическое воздействие является наиболее очевидным, зримым в гражданском праве именно на нормы института права вещного. Одним взмахом революционного пера мы не стали признавать в России ничего частного, превратив все в публично-правовое. И действительно, институт права собственности в советской России стал во мнеюмлубличным. Отсутство-
вала частная собственность, присутствовало право оперативного управления государственными предприятиями. Другие вещные права исключались из научного и законодательного обихода. Революционные изменения в России начала 90-х годов сопровождались стремлением переделать все наоборот в институте вещного права, исключить публичные начала вовсе. В действующем ГК, как представляется, сделана попытка сохранить необходимое равновесие частно-правового регулирования и публично-правового вмешательства. Тем не менее определение границ возможного публично-правового воздействия на нормы института вещного права остается глобальной проблемой, и она должна быть, как представляется, обозначена в ГК.
Итогом наших рассуждений может быть следующее предложение относительно редакции п. 1 ст. 2 ГК в части характеристики института вещного права:
«I. Гражданское законодательство определяет круг вещных прав, основания их возникновения, границы, соотношение разновидностей вещных прав друг с другом и с правом обязательственным, порядок осуществления вещных прав, а также пределы возможного публично-правового вмешательства».
Вторым недостатком действующего гражданско-правового регулирования, как нам представляется, является умаление роли родовой категории вещного права в самом названии института. Название раздела 2 «Право собственности и другие вещные права», разделяя собственность и все остальные права этого же рода, уводит нас от общего понятия. Вещное право как категория растворяется в основном ее виде и других разновидностях. Создается впечатление, что законодателя вообще не интересует понятие вещного права. В связи с этим возникают трудности и в правоприменении. Оказывается проблематичным однозначно ответить на вопрос, является ли то или иное субъективное гражданское право вещным или обязательственным. Мы привыкли к тому, что понятие вещного права дается доктриной, но такой традиционный подход не мешает законодателю применять для соответствующих разделов кодексов в самом названии институтов
18
термин «вещное право». В Германском гражданском уложении (ГГУ) от 18 августа 1896 года том 3 назван «Вещное право» (параграфы 854–1296)4. В 1994 году изменения и дополнения в этот раздел были внесены Законом об изменении положений о вещных правах от 21 сентября 1994 года5. Тем не менее сам раздел с традиционным названием был сохранен. Разделы ГГУ отражают в своих названиях признаваемые немецким законодателем вещные права среди них: владение (раздел 1), право собственности (раздел 3), наследственное право застройки (раздел 4), сервитута (раздел 5), узуфрукт, ипотека (раздел 8), залоговое право на движимые вещи и права
(раздел 9).
Швейцарский гражданский кодекс (ШГК) 1907 года, вошедший в историю как кодекс, созданный одним человеком (профессором Ойгеном Хубертом), содержит в своей структуре пять частей. Они последовательно посвящены правовому положению индивида, семейному, наследственному, вещному и обязательственному праву. Таким образом, вещному праву здесь отведена четвертая книга, которая называется «Вещные права». Нормы, вошедшие в данный раздел, по свидетельству юридической общественности, отличаются простотой и ясностьюб. Во Французском гражданском кодексе мы можем обнаружить названия титулов книги второй, точно обозначающие признаваемые и, можно сказать, культивируемые французским законом вещные права, такие как собственность (титул 2), узуфрукт, пользование и проживание (титул 3), сервитута (титул 4).
Если обратиться к гражданскому законодательству бывших социалистических стран, таких как Болгария, Венгрия, Чехия, Югославия, то в этих странах изменения гражданского законодательства осуществлены по пути или принятия специальных законов о собственно-
4 Reichsgesetzblatt. 1896. S. 195.
s Rundesgesetzbiatt. 1994. S. 2494, 2457.
6 Цвайгерт К., Кетц X. Введение в сравнительное правоведение в сфере частного права.– М.: Международные отношения, 1998.– С. 259-263.
19
сти (Болгария7, Сербия и Черногория8), или введения в Гражданские кодексы разделов, посвященных праву собственности (Венгрия9, Польша 10). Так, Закон о собственности в Болгарии действует в редакции 1996 года. Он устанавливает, что собственность принадлежит государству, общинам, кооперативам, другим юридическим лицам и гражданам. В качестве вещных прав, обременяющих право собственности, болгарский закон упоминает право пользования и право застройки п. В Польше изменения в Гражданский кодекс были внесены законом от 28 июля 1990 года. Эти изменения были направлены на исключение норм, устанавливающих привилегированный режим права государственной собственности. Среди ограниченных вещных прав ГК Польши признал право пользования с извлечением доходов, устанавливаемое как на определенное время, так и бессрочно, сервитуты и залог 12.
Достаточно беглый анализ институтов вещного права в странах мира позволяет сделать некоторые выводы. Один из них касается названия и структуры соответствующего института. Преобладающей тенденцией развития гражданского законодательства на сегодняшний день является выделение разделов ГК, названных «Вещное право». Название в отечествен-
7 Закон о собственности от 16 ноября 1951 г. с изменениями и дополнениями. Закон о собственности граждан от 30 марта 1973 г. См.: Основные институты гражданского права зарубежных стран. Сравнительно-правовое исследование.– М-, 1999.– С. 212.
й В Сербии и Черногории действуют республиканские законы о собственности, в основе которых лежит Федеральный закон об основных имущественно-правовых отношениях от 31 января 1980 г. См.: Служебни лист.– 1980.- № 6.- С. 88.
9 В ГК Венгерской республики в редакции Закона (1977 г.) есть раздел «Право собственности». См.: Magyarkozlony.– 1977. № 78;
1994. № 69; 1996. № 53; 1972, № 108; 1993. № 10.
'" В Польше вторая книга ГК 1964 г. посвящена праву собственности и другим вещным правам. См.: Dziennik Ustaw.– 1964.– № 16.– Poz. 93 (с изменениями).
" Залесский В. В. Преобразование института права собственности в гражданском праве Болгарии и Польши//Аналитический обзор зарубежного законодательства,– 1998.– № 4.– С. 69.
12 Залесский В. В. Указ. соч.– С. 70, 74. 20
ном гражданском праве раздела, закрепляющего отношения принадлежности материальных благ, правом вешным было бы, как нам представляется, более точным.
Изменение названия раздела 2 ГК повлекло бы за собой и определенное усовершенствование его структуры. Недостатком же современной структуры, на наш взгляд, является доминирование права собственности. В структуре раздела явно не хватает глав, посвященных ограниченным вещным правам. Поднятие престижа родовой категории в названии раздела позволило бы законодателю последовательно обозначить различные виды признаваемых им вещных прав названиями глав. В таком случае, отпала бы необходимость группировки в одной главе права собственности и других вещных прав, объединенных общностью объекта. Кстати, в названиях действующих глав раздела 2 ГК России получили самостоятельное звучание только такие вешные права, как право хозяйственного ведения и право оперативного управления (название главы 19). Другие вещные права таким крупным планом не представлены, они до сих пор оказываются оттесненными на задний план правом собственности. На наш взгляд, структура раздела 2 должна определяться признаваемыми законодателем основными видами вещных прав. Поэтому вслед за общими положениями о правах вещных могли бы следовать специальные главы, посвященные конкретным разновидностям вещных прав. Из этих специальных глав самой объемной будет глава о праве собственности. Другие главы могли бы иметь названия, соответствующие разновидностям вещных прав, названным в ст. 216 ГК. Современный перечень видов вещных прав, содержащийся в этой статье, как мы увидим в дальнейшем, является далеко не полным. Следовательно, первоначально мы должны определиться с кругом данных прав, предложить новую редакцию ст. 216 ГК. Эта задача будет решаться нами в главе 5 книги. На основе Дополненного перечня видов вещных прав может быть создана и новая структура раздела 2. Выделенные виды (группы видов) предопределят структуру соответствующего раздела кодекса. Таким образом, мы сможем
21
добиться четкости и последовательности в регулировании вещно-правовых отношений.
Итак, институт вещного права имеет колоссальные перспективы развития и совершенствования. Это касается как его структуры, так и конкретного материально-правового содержания. Развитие нормативно-правового регулирования вещно-правовых отношений позволит в недалеком будущем оформить его структуру, в которой получат четкое выражение все составляющие, превратившись тем самым в самостоятельные институты, что, в конечном итоге, позволит с полным основанием назвать вещное право подотраслью права гражданского.
Настоящее есть следствие прошедшего, а потому непрестанно обращай свой взор на зады, чем сбережешь себя от знатных ошибок. К. Прутков
Какие права появляются раньше – вещные или обязательственные – и почему?
Что сближало обязательство с вещным правом на первоначальном этапе развития обязательств?
Есть ли собственность у животных? Данные этологов об отношениях принадлежности материальных благ у животных и регуляторы
этих отношений.
Чем была вызвана необходимость правового закрепления прав принадлежности материальных благ?
Трудности законодательного закрепления вещно-правовых отношений в истории отечественного законодательства.
Только ли право может служить регулятором отношений принадлежности материальных благ?
В чем проявляется ценность права вещного как субъективного гражданского права в сравнении с правом обязательственным ?
Диалектика единства и борьбы собственности с ее ограничениями в историческом развитии.
Вещные права, т. е. права, закрепляющие принадлежность вещей индивидам, господство над этими вещами, могут гордиться своей историей. По продолжительности своего существования они значительно превосходят права обязательственные, поскольку появились раньше. Права принадлежности рождал с естествен-
23
ностью патриархальный строй, натуральное хозяйство. Незначительные потребности общества удовлетворялись отнюдь не обменом, а присвоением продуктов земли. Более того, первоначальный этап развития обязательств очень сближал последние с правом вещным, так как закреплял господство над должником, подобное праву собственности. Так, в эпоху действия законов XII таблиц право кредитора на должника простиралось и на его лицо, а при невозможности распределить между несколькими кредиторами свободу несостоятельного должника господство кредитора распространялось и на тело должника. Древнее право Норвегии предоставляло кредитору возможность отрезать несостоятельному должнику ту или другую часть тела. У древних германцев свобода была постоянным гарантом кредитора, который обращал неисполнительного должника в раба или ограничивал его свободу.
Момент появления вещных прав в истории зафиксировать очень трудно. И эта сложность объясняется, в частности, тем, что связь типа «это мое, а все остальные воздерживайтесь от нарушения» обнаруживается уже в мире животных. Марксизм отрицал возможность существования собственности у животных, рассматривая ее в первую очередь как отношения между людьми по поводу вещей. Однако следует напомнить, что отношения принадлежности в зачатке имеются уже у животных. По мнению же ряда исследователей, именно у животных они существуют в наиболее нравственном виде, а исключительно богатый материал по альтернативному праву собственности содержат исследования этологов – ученых, занимающихся поведением животных '.
Итак, есть ли у тигра или кошки отношение к вещи как к своей? В энциклопедическом словаре Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона2 мы можем получить утвердительный ответ на данный вопрос. Соответствующий раздел здесь так и называется – «Собственность у живот-
' Маттеи У. Основные принципы права собственности//0снов-ные положения права собственности.– М.: Юрист, 1999.– С. 23.
2 Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. Энциклопедический словарь.-– СПб., 1900.- Т. 60.- С. 658.
24
ных». Животные, рассуждают авторы словаря, как и люди, не могут существовать без присвоения, и на это их толкает элементарная потребность в питании. Одни (слабые) животные нуждаются в сбережении пищи, другие (сильные), например лев и тигр, не нуждаются в накоплении провизии, так как по лесам бродит достаточное количество млекопитающих для удовлетворения их аппетита. Африканские слоны с целью посмаковать несколько вкусных плодов вырывают огромное количество деревьев и кустарников. Львы с их примитивными представлениями о землевладении избирают обширную территорию для своей охоты, охраняя ее от всех посторонних животных. Бродячие собаки в Египте рвут всякую постороннюю собаку, проникшую на контролируемую ими территорию. Орды мартышковых обезьян, живущие в лесах на отдельных участках, не допускают проникновении на эти участки членов другой орды. Птицы также обнаруживают отношения принадлежности к гнездам. Старые вороны из года в год возвращаются к одному и тому же гнезду. Такая же привязанность к гнезду-дому свойственна и другим птицам. Это-логи замечают, что животные метят свои владения запахом и шерстью. Особенно нравственными, по мнению современных ученых, являются вещные отношения голубей, так как они при отыскании пищи уступают первенство старшим. Известный английский писатель-натуралист Джеральд Даррелл обнаружил некий «собственнический» инстинкт даже у рыб. По его наблюдениям, рыбы семейства помацентровых, бархатисто-черные маленькие создания,– страстные садоводы; «Каждая из рыбешек выбирает отдельный участок коралла, на котором растут тщательно охраняемые ею водоросли, причем это не только место для житья, но и кладовая. Свой маленький садик рыбка защищает от всех пришельцев, и храбрость ее удивительна»3.
Действительно, отношения присвоения в животном мире правом не регулируются, но значит ли это, что они не существуют? Если есть отношения, то есть и регуляторы этих отношений в животном мире. Последние у животных носят далеко не формальный характер, по-
3 Даррелл Дж. Натуралист на мушке.– М.: Мир, 1990.– С. 63–64. 25
скольку реально действуют, выполняются. Что же обеспечивает соблюдение правил принадлежности животными? По мнению этологов, здесь срабатывают «самособлюдение», остракизм и даже некая сила, которая вселяется в правомерно ведущее себя животное. Особенно не углубляясь в богатый материал по альтернативному праву собственности у животных, тем не менее, позволим себе заключить, что вещно-правовая связь типа «это мое, а все остальные воздерживайтесь от нарушения» существует уже в мире животных. И если даже не разделять в соответствии с данными современных ученых теорию Дарвина в части происхождения человека от обезьяны, а исходить из тезиса, что все живые существа шли своим путем развития, то, тем не менее, в развитии вещно-пра-вовых отношений обезьяны и человека мы сможем обнаружить некую преемственность.
Скачок в развитии вещно-правовых отношений произошел с появлением такого мощного их регулятора, как право собственности. И этот последний, самый эффективный, регулятор выработало человечество. Чем была вызвана необходимость появления права собственности? Энгельс в работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» связал появление права собственности с объективным ходом экономического развития. Он сделал вывод, что двигателем экономического развития было общественное разделение труда. Первым таким крупным разделением труда Энгельс считал выделение пастушеских племен. Вторым – отделение ремесла от земледелия. Третье разделение труда имело решающее, как считал Энгельс, значение, так как создало класс купцов. Вместе с купцами появились металлические деньги, вслед за ними – денежные ссуды с процентами и ростовщичеством. Позднее богатство товарное пополнилось богатством земельным. Появилась полная свободная собственность на землю, которая означала не только возможность беспрепятственно и неограниченно владеть ею, но также и возможность отчуждать эту землю. «Едва была установлена собственность на землю, как была уже изобретена и ипотека»4. Так, в соответствии с
4 Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства,– М.: Политиздат, 1974.– С. 187.
26
рассуждениями Ф. Энгельса, экономическое развитие, вновь возникающие общественные отношения рождали соответствующие правовые конструкции. Последовательность закрепления конструкций диктовалась логикой процесса. Сначала рождается собственность на землю и соответствующее право принадлежности, а затем развивается динамика имущественных отношений. Поэтому вслед за правом собственности рождается ипотека, которая выступает как инструмент обязательственного права, а также закрепляет вещно-правовые возможности залогодержателя. Иными словами, Энгельс связал появление частной собственности и права частной собственности с объективным ходом экономического развития, появлением прибавочного продукта и конфликтных ситуаций между людьми по поводу объектов собственности. Развитие общества потребовало известного правового регулирования, а не неограниченной свободы.
В зарубежной литературе в качестве иллюстрации необходимости существования прав собственности приводят пример так называемой трагедии общин. Она описывается с помощью следующей картины5. Представим, что на берегах озера Балатон живут три рыбацкие общины, находящиеся на примитивной стадии развития. Воспроизводство рыбы в озере обеспечивает питание всем трем общинам. Но вот неожиданно потребность в рыбе у одной из общин возрастает в связи, например, со снижением здесь детской смертности. Рыбы в условиях такого воспроизводства всем уже не хватает. И в этой ситуации со стороны общин могут быть самые неожиданные злоупотребления, вплоть до использования взрывчатки. В этом случае оказывается необходимым заключение всеми имеющего обязательную силу соглашения, например о запрете ловли рыбы с использованием взрывчатки. Иными словами, трагедия общин, по мнению зарубежных ученых, вызванная ограниченностью естественных ресурсов, могла быть преодолена только с помощью введения такого мощного регулятора вещно-правовых отношений, как право собственности.
5 Маттеи У. Указ. соч.– С. 19.
27
Право собственности, появившись исторически раньше обязательственного, закреплялось в конструкциях норм права с известными трудностями. Оно в полном смысле этого слова вырабатывалось. Первоначально не существовало даже термина для обозначения сущности права собственности, его заменяли слова мой, твой, его или выражения типа купить впрок. Законодателю проще оказалось сформулировать систему договоров, дать определения купле-продаже, займу, поклаже, личному найму, перевозке, подряду, комиссии, сформулировать нормы наследственного права6, чем дать определение вещным правам, в том числе праву собственности. Древнейшая «Русская Правда» не знала недвижимости как объекта гражданско-правовых отношений. В то время на Руси с ее обширными пространствами существование частной собственности на землю представлялось невероятным, из-за земли не возникало имущественных споров, которые могли бы породить юридические определения. Интерес к поземельной собственности возникал постепенно, когда появились капиталы и оказалось возможным привлечь к обработке многих лиц, В «Русской Правде» мы можем найти немногочисленные нормы, закреплявшие механизмы защиты собственнических прав. Так, ст. 14 данного закона закрепляла: «Если кто опознает у кого-либо свою пропавшую вещь, то нельзя отобрать ее, и не говори: «Это мое», но скажи ему так: «Пойди на свод, укажи, где ты ее взял». Если тот не пойдет, пусть представит поручителя в том, что явится на свод не позднее 5 дней».
В истории отечественного законодательства вещно-правовая терминология стала активно использоваться, пожалуй, начиная с Псковской Судной Грамоты. В ней мы можем обнаружить понятия живота (движимого имущества ст. 14, 100), отчины (недвижимого имущества, ст. 88), кормли (имущества, предоставляемого пережившему супругу на праве пользования
6 Русская Правда (ст. 37, 38, 48, 50, 56, 49, 110, 54, 55, 90, 91)// Отечественное законодательство XI–XX веков.– М.: Юрист, 1999.– Ч. 1.-С. 38-56.
28
до его смерти, пострижения в монахи или вступления в новый брак, ст. 72, 88)7. Относительно недвижимости в Псковской Судной Грамоте встречается понятие давности как способа приобретения собственности. Ст. 9 данного нормативного акта гласит:
«А будет у кого суд о пахотной земле или воде, а на той земле окажется двор или распаханные поля, а человек пашет и владеет той землею или водою года 4 или 5, так тому человеку следует сослаться на соседей, человек на четырех или на пять. А соседи, на которых ссылаются, став на суде, скажут правдиво, как бы перед Богом, что тот человек, который ссылается на них, от обвинения чист, обрабатывает и владеет тою землею или водою года 4 или 5, а противник его в те годы не судился с ним и не предъявлял своих прав на землю или на воду, в таком случае земля или вода того человека чисты от обвинения, и целования креста для такого человека не нужно, А тот, кто не судился и не предъявлял своих прав в те годы, своего не доискался». Таким образом, главным основанием давности являлся труд. Основаниями приобретения права собственности помимо покупки и мены были охота, рыбная ловля, военная добыча. Новгородская Судная Грамота ввела понятие защиты владения, отличавшееся от понятия защиты собственности у.
Российское гражданское законодательство долгое время закрепляло поместное и вотчинное права на землю. Поместья давались государем лицам, отправлявшим личную службу, для того, чтобы они могли добывать с него средства содержания. По сути, это было жалованье натурой, а с правовых позиций представляло собой право пользования с условием отправления службы. Объектом права собственности на землю были вотчины, или отчины, переходящие по наследству. По видам различались вотчины родовые, выслуженные и купленные. Права вотчинника были широкими.
7 Отечественное законодательство XI–XX веков.– С. 38–56.
8 Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права.– М.;
Спарк, 1995.- С. 172-174.
29
Он имел полицейскую и судебную власть над населением, собирал налоги и пошлины. Во второй половине XVII века понятия вотчины и поместья сблизились, а в 1714 году Петр 1 объединил вотчины и поместья под общим названием недвижимых имуществ. В истории развития Российского законодательства о вещных правах с полным основанием осталась и Екатерина II, которая ввела в своих указах термин «собственность».
Мы привыкли с благоговением относиться к такому
регулятору отношений принадлежности материальных благ, как право. Но при всем почитании права, в том числе права собственности, нельзя умалять роль и других регуляторов вещн о-правовых отношений. Об этих регуляторах, вернее, об их существовании, мы, как правило, не задумываемся, но для того, чтобы их найти, не надо заглядывать в Гражданский кодекс. Тем не менее такие регуляторы существуют и играют важную роль в обществе наряду с нормами действующего права. Примером существования иных, кроме права, регуляторов может служить семья и соответствующие методы разрешения семейных конфликтов принадлежности вещей. Действительно, есть сфера имущественных отношений супругов, которая подчиняется действию норм семейного права или брачного договора, в котором супруги могут установить особый режим принадлежащего им имущества. Кстати, именно в семейных отношениях, как в миниатюре, отражаются все проблемы регулирования отношений принадлежности. Государство, выработав нормы общей совместной собственности и закрепив их в гражданском и семейном законодательствах, предложило субъектам семейных отношений одну из возможных моделей регулирования, одновременно предоставив возможность использовать им самим для себя и своего имущества иные модели. Свобода регулирования имущественных отношений в семье на началах брачного договора сегодня показывает, насколько тонкой и многообразной является сфера имущественных отношений принадлежности, как здесь переплетаются, взаимодействуют самые разные мотивы и интересы и, соответственно, насколько сложным является оконча-
30
тельный выбор той или иной модели. Но помимо правоотношений супругов именно в семье мы можем обнаружить и иные отношения принадлежности материальных благ, подверженные иному, не правовому, регули-рованию-
Пример, иллюстрирующий наличие иных, кроме права, регуляторов имущественных отношений в семье, мы находим в книге Уго Маттеи9. Этот пример был описан в западной литературе 10. Он связан с конфликтом в семье детей по поводу принадлежности игрушки. Взяв за основу идею конфликта, представим себе сходную ситуацию. В моей семье двое детей: Аня (5 лет) и Ася (2 года). Я подарила игрушку Ане на день рождения 1 сентября, а 2 сентября в детской раздались крик и плач. Ася отобрала игрушку у Ани – плачут обе. Конфликт, связанный с ограниченными ресурсами, игрушкой, придется разрешать мне, и это будет решением вопроса о принадлежности, но не на основе норм права, а на основе нравственных представлений, сложившихся в данной конкретной семье. Вариантов решения такого простенького семейного конфликта будет несколько. Можно утверждать в семье идею личной собственности, и если я подарила игрушку Ане, отдать ее ей как законному владельцу. Возможно, наоборот, передать игрушку Асе, защитив тем самым младшего и устанавливая в семье правило, предполагающее защиту той стороны, которая презюмируется слабой. Наконец вариантом разрешения конфликта будет установление режима общей собственности, в соответствии с которым можно определить время для игры одной и другой дочери. Родители, разрешая подобные конфликтные ситуации, выступают условно в роли судьи. Но если судья, решая вопрос о том, кому из супругов отходит дача или машина, руководствуется нормами права, то родители поступают так или иначе, руководствуясь принципами справедливости и разумности, используя при этом и некоторые модели, содержащиеся в нормах права. Думаю, что правила,
9 Маттеи У. Указ. соч.– С. 22.
10 Benedict R. Patterns of Culture.-
31
P. 12.
которыми руководствуются родители в конфликтах детей по поводу имущества, представляют собой нормы нравственности, ибо здесь родители исходят из тех или иных представлений о добре, зле, долге, чести и т. д.
Другой пример, иллюстрирующий наличие иных, кроме права, регуляторов, связан с фактом существования в нашем реальном мире такого сообщества, которое мы называем преступным. Есть ли в преступном мире некая «скрытая основа» в виде отношений собственности определенного рода? Думается, что, безусловно, есть. Герой Е. Леонова в фильме «Джентльмены удачи», готовясь к роли преступника, изучал язык и традиции «иного мира». И без знания этих правил он не смог бы в нем не только стать лидером, но и просто выжить.
Определенный интерес для нас сегодня представляют очерки В. А. Гиляровского. Он был представителем «физиологического» направления в русской литературе, изображал жизнь люмпенов, людей городского «дна», трущоб и углов. Очерк «Обреченные» В. А. Гиляровский посвятил описанию «мерзостей» капиталистической каторги на Ярославском заводе свинцовых белил. В казарме, где жили люди, «по трем стенам в два ряда, один над другим, шли двухэтажные нары. Кроме того, спали под нарами, прямо на полу. Постели были у редких. Некоторые расположились на рогожках, с поленом в головах, некоторые раскинулись на полу, без всего». Особые правила у обитателей казармы были для вытаскивания говядины из щей. Это можно было делать после команды «отца» «таскай со всем». В противном случае, нарушитель получал наказание в виде звучного удара по лбу.
Следовательно, можно констатировать, что есть в нашем обществе довольно большие группы людей, которые руководствуются своими нормами, регулирующими отношения принадлежности материальных благ, и эти нормы следует отнести к традициям. Они действительно складываются в результате многократного повторения и закрепления определенного поведения.
32
Еще один пример, свидетельствующий о действии специфических традиций, связан с существованием цыганских таборов. Вспомним, что еще А. С. Пушкин в поэме «Цыганы» устами старика-цыгана заметил:
«Мы дики, нет у нас законов. Мы не терзаем, не казним, не нужно крови нам и стонов». Книги и фильмы о цыганах интересны, помимо всего прочего, и тем, что в них мы находим материал очень специфического регулирования отношений собственности. Испокон веков существует цыганский кодекс, его неписаные законы и органы власти, в том числе суд. Этот своеобразный цыганский суд может также разрешать имущественные споры. Его собирают из стариков или просто авторитетных людей, которые выслушивают стороны и выносят свое решение ". Изучение традиций цыган представляет богатейший материал по альтернативному праву собственности.
Интересный материал по распределению «ограниченных ресурсов» в виде, например, компьютеров, ксероксов, помещений можно найти в структурах министерств и различного рода учреждений. Не существует норм права, предусматривающих принцип распределения помещений, например, между факультетами вуза. Тем не менее такое распределение осуществляется, следовательно, и здесь действуют свои регуляторы, не менее эффективные, чем право. В лабиринтах канцелярий и министерских структур складываются свои традиции, подобные правилам старшинства. На основе этих правил происходит распределение помещений под кабинеты, компьютеров, мебели, автомобилей и прочих ценностей.
Следовательно, статические отношения принадлежности материальных благ, возникая на основе норм права, совсем не обязательно должны превращаться в правоотношения. Эти отношения могут иметь и другие регуляторы в виде норм морали, традиций (обычаев), устанавливающих свой, в ряде случаев совсем не
" Мы, цыгане, родом из страны «Кама Сутры»: Интервью Николая Деметерова иЛяли Михайловны Лдпуышшса//Спид-инфо.– 2000. 11 ноября.
33
похожий на нормативно установленный, «порядок вещей».
О ценности того или иного субъективного гражданского права мы можем судить только с позиций полноты и эффективности удовлетворения потребностей участников гражданско-правовых отношений. Все права гражданские существуют не ради их самих, а ради субъектов, ими обладающих. Следовательно, ценность права гражданского состоит в его осуществлении с достижением «конечной» цели – наиболее полного удовлетворения имущественной потребности. Все имущественные права очень тесно переплетаются друг с другом. Иной раз трудно отличить право обязательственное от права вещного, имея в виду конкретное гражданское правоотношение. Тем не менее эти отличия существуют, права разделяются на права статические и динамические, принадлежности и гражданского оборота, а точнее, вещные и обязательственные. И свои потребности участники гражданских правоотношений могут удовлетворять с помощью как тех, так и других, предварительно с учетом своих возможностей сделав выбор, оценив оптимальный вариант того или иного права для себя.
Например, есть у гражданина Б. потребность в жилье, но нет ни дома, ни квартиры. Жилищную потребность он может удовлетворить, приобретя посредством договора купли-продажи самое сильное вещное право – право собственности на дом или квартиру. Право собственности на жилище будет, очевидно, предпочтительнее для гражданина, чем любое другое право, будь то ограниченное вещное или обязательственное. Почему обязательственная связь посредством договора коммерческого найма жилого помещения будет менее удачной для гражданина? В о-п е р в ы х, потому, что она не обеспечит устойчивости. Отношения коммерческого найма могут прекратиться. Так, они прекращаются в связи с истечением срока договора. Срок договора коммерческого найма не может превышать пяти лет (ст. 683 ГК). По истечении срока договора наниматель имеет лишь преимущественное право на заключение договора на новый срок (ст. 684 ГК). Но если наймода-тель решил больше не сдавать помещение внаем, то на-
34
ниматель не может предъявлять к нему какие-либо претензии. Ст. 687 ГК предусматривает случаи-основания, когда договор найма жилого помещения может быть расторгнут в судебном порядке по требованию наймо-дателя. Во-вторых, в рамках обязательственных отношений найма жилого помещения у гражданина-нанимателя нет полного «господства» над имуществом. Квартиру он не сможет по своему усмотрению переделывать, улучшать. Ст. 678 ГК гласит, что наниматель не вправе без согласия наймодателя производить переустройство и реконструкцию жилого помещения. Все обязательства по передаче имущества в пользование отличаются срочным характером, так как передача осуществляется во временное владение и пользование или во временное пользование (ст. 606 ГК). Думается, что особое место среди имущественных прав на жилые помещения должны занимать права нанимателя по договору социального найма жилого помещения (ст. 672 ГК). Эти права по своим чертам в большей степени примыкают к праву вещному, нежели обязательственному, и об этом мы еще поведем разговор на страницах данного издания.
Ценность вещно-правовой связи, в сравнении с обязательственной, можно проследить и на примере вещного права более низкого порядка, чем право собственности, например узуфрукте или личном сервитуте. Понятие личного сервитута было выработано еще в римском частном праве. Существо этих отношений сводилось к ограниченному праву определенного лица на чужое имущество. Личными сервитутами считались пожизненные права пользования чужой вещью. Разновидностью узуфрукта было право пожизненного проживания в чужом доме (habitatio). Узуфруктуарий был пользователем и должен был осуществлять свое право как хороший хозяин. Это право было пожизненным и прекращалось со смертью. Стабильность положения субъекта узуфрукта определялась тем, что собственник не имел возможности расторгнуть эту связь, ограничить узуфруктуария в правах, в том числе в правах на естественные плоды. Собственность при наличии узуфрукта иногда называли голой (nuda proprietas), настоль-
35
ко ограничивались распорядительные возможности самого собственника.
Может ли возникнуть вещное право проживания у субъектов гражданско-правовых отношений сегодня и будет ли оно предпочтительней обязательственных отношений найма? На первый вопрос можно дать утвердительный ответ. Да, вещное право проживания возникнуть может, хотя оно и не предусмотрено ст. 216 ГК. Это право возникает на основе реализации обязательства завещательного отказа. Сам по себе легат или завещательный отказ рассматривается законодателем в ст. 538 ГК как возможность проявления свободы завещательного распоряжения. Вариантом завещательного отказа в соответствии с нормами действующего законодательства является возложение на наследника, к которому переходит жилой дом, обязательства предоставить пожизненное пользование этим домом или его частью другому лицу. Более того, реализация этого обязательства порождает в соответствии со ст. 538 ГК вещное право на жилое помещение. Законодатель подчеркнул, что при последующем переходе права собственности на дом или его часть право пожизненного пользования сохраняет силу (ч. 2 ст. 538 ГК), т. е. обладает таким признаком ограниченного вещного права, как право следования. Таким образом, можно говорить о фактическом закреплении в нормах российского законодательства специальной разновидности ограниченного вещного права – права пожизненного пользования жилым помещением, или узуфрукта. Ценность его в сравнении с правом обязательственным, арендным проявляется в наличии абсолютного характера защиты и праве следования. Узуфрукт как самостоятельное вещное право получил закрепление в гражданских кодексах зарубежных стран, в том числе во Французском гражданском кодексе и в Германском гражданском уложении. Думается, что включение этого права в перечень других вещных прав, определение его объема является насущной задачей российского законодателя.
Еще одной иллюстрацией ценности вещного права в сравнении с правом обязательственным может быть пример из области сельского хозяйства, а точнее, из
36
сферы земельных отношений. Если у гражданина нет земли на праве собственности, он может заключить с собственником договор на сенокошение. Хотя этот договор не описан в действующем гражданском законодательстве, тем не менее, он имеет право на существование и порождает обязательственную связь двух сторон. Одна дает согласие на использование земли для сенокоса, другая обязуется произвести сенокос, уплатив собственнику определенную сумму денег. Другим вариантом решения «проблемы» сена может быть сервитут сенокошения. Последний так же, как и договор, не получил широкого распространения в отечественной практике гражданско-правовых отношений. Однако предпочтительность сервитута очевидна. Он удобнее, по крайней мере, тем, что и в случае продажи земельного участка сохраняется (ст. 275 ГК).
В историческом развитии государств и народов «набор» вещных прав был различным. При этом неизменными компонентами его была собственность и ее ограничения в виде прав на чужие вещи. Объективно закономерным было появление права собственности, ограничения данного права были также вызваны закономерным ходом экономического развития. Наличие од-ного-единственного права собственности с неизбежностью породило бы режим экономической изоляции, Таким положением мог бы удовлетвориться только самый примитивный экономический быт. Другие вещные права в виде прав на чужие вещи появились в своем первоначальном виде в римском частном праве наряду с правом собственности и продолжают до настоящего времени с ним добрососедствовать.
При этом следует заметить, что сосуществование права собственности и ее ограничений всегда порождало и сегодня порождает определенный антагонизм. Борьба собственности и ее ограничений завершается установлением определенного их соотношения. История знает разные периоды такого союза. Он мог характеризоваться господством права собственности с некоторым Допущением ограниченных вещных прав в небольшом их количестве. Сочетание права собственности и ее ограничений знало и периоды расцвета последних. В та-
37
кие периоды собственность фактически подавлялась системой ее ограничений. Наконец, возможен баланс двух блоков вещных прав, когда устанавливается некоторое равновесие как собственнических прав, так и прав на чужие вещи.
Думается, что на установление того или иного типа соотношения влияют три группы факторов. Первая группа характеризует уровень экономического развития. Вторая касается политической ситуации (политического строя). Наконец, третья группа факторов связана с юридическими формами, получившими закрепление в нормах права. Таким образом, экономика, политика и право –- эти три кита в конечном итоге определяют, какие, наряду с правом собственности, другие вещные права необходимы обществу на данном этапе развития и сколько их необходимо: одно, несколько, много.
«Римский» этап развития отношений собственности, получивший закрепление в нормах римского частного права, характеризуется свободой собственности, не связанной ничем. Собственность в определении proprietas означала тогда высшую среди всех других форму господства над вещами. Носитель права собственности в Риме имел всестороннюю возможность пользоваться и распоряжаться вещью, а также исключать вмешательство всех прочих лиц в сферу своего господства. Классическая юриспруденция понимала собственность как неограниченное и исключительное господство лица над вещью, как право, свободное от ограничений по самому своему существу. В праве Юстиниана право собственности обозначалось как полная власть над вещью (plena in re potestas). Ульпиан также настаивал на единстве господства собственника и всеобщности содержания его права. Право собственности в Риме было по своему существу свободным. Свобода собственника предполагалась. Что же касается ограничений, то всякое ограничение собственности должно было быть доказано 12. Введение узкого круга ограниченных вещных прав в римском частном праве объяснялось соображе-
12 Римское частное право.– М., 1994.– С. 178. 38
ниями общего блага, интересами соседей. Иными словами, для установления ограничения должно было быть веское основание, и, как только отпадали эти основания, свобода собственности восстанавливалась полностью. Законы XII таблиц устанавливали, например, ограничение собственности в виде права соседа быть допущенным на участок другого собственника для собирания плодов, падающих с деревьев, растущих на его (соседа) участке. Другим ограничением собственности было возложение на собственника обязанности обеспечивать проход через свой участок к местам погребения. Римское частное право оставило нам в наследство, кроме вышеназванных, достаточно разработанную систему сервитутов, а также такие ограниченные вещные права, как эмфитевзис, суперфиций, залоговое право. Однако в союзе собственности и ее ограничений в римскую эпоху первая никогда не уступала своего первенства.
Вторым условным этапом исторического развития интересующего нас соотношения был феодализм в средневековой Европе. Это было время расцвета ограниченных вещных прав. Возьмем для примера средневековую Францию 13. Главой феодального государства, верховным сеньором всех феодалов, их сюзереном был король. Ниже стояли непосредственные его вассалы – светские и духовные. Это были титулованные феодалы – графы, герцоги, епископы. Формально они подчинялись сюзерену. Крупным сеньорам подчинялись более мелкие феодалы – бароны. Баронам были подчинены еще более мелкие феодалы – рыцари. Каждый из представителей феодальной иерархии был сеньором по отношению к нижестоящим, подчиненным ему феодалам и вассалом по отношению к вышестоящему, которому он подчинялся. Всякий, кто становился вассалом того или иного сеньора, получал от него феод или лен – земельное владение. При этом характер владения мог быть разным: пожизненным, безусловным, заповедным. Иными словами, в феодальный период складывается целая система ограниченных (ленных) прав
13 История средних веков.– М., 1952.– Т. 1.– С. 154–156. 39
на земельные участки. Условиями предоставления земли могли быть забота о душе сюзерена через отправление религиозной службы, выплата денег, обработка земли, выступление с оружием.
Период буржуазных революций снова рассматривается историками как период расцвета собственности. Это был новый качественный виток в развитии собственности и ее ограничений. Конституции европейских государств провозглашали идею защиты права частной собственности. Государство посредством гражданского-правового регулирования осуществляло строгий контроль за разновидностями вещных прав. Следовательно, в этот период отношение к вещным обреме-нениям со стороны государства было очень осторожным.
Развитие экономических отношений в европейских государствах в последующие периоды капитализма поставило задачу создания баланса собственности и ее ограничений. Соответственно, гражданское законодательство призывалось решать три проблемы: пределов права собственности, количества ограничений (видов ограниченных вещных прав) к установления определенного правового режима этих ограничений.
Нет столь великой вещи, которую не превзошла бы величиною еще большая. Нет вещи столь малой, в которую не вместилась еще меньшая.
К. Прутков
Почему категорию «вещь» в гражданском праве называют несчастливой?
Чем можно объяснить лидирующие позиции вещи среди объектов гражданских прав?
Возможно ли для гражданско-правовых целей воспользоваться определением вещи в философии?
Как трактовать признак телесности вещи?
Как соотносятся понятия вещи и материального блага?
Объектами каких прав являются будущие вещи ?
Каково научное значение законодательно закрепленного понятия «интеллектуальная собственность»?
Объектами каких прав являются результаты интеллектуальной деятельности?
Можно ли рассматривать в качестве объекта вещного права рабочую силу?
Как трактовать такой признак вещи, как доступность господству субъектам гражданского права?
Может ли быть человек объектом гражданских прав?
Объектами каких гражданских прав являются органы и ткани человека?
Можно ли «ценность» вещи рассматривать в качестве ее юридического признака?
Являются ли деньги и ценные бумаги объектами вещных прав?
Гражданское право, будучи правом экономической жизни государства, правом, служащим всемерному удов-
41
летворению потребностей людей, должно, можно даже сказать, призвано отвести в системе своих категорий достойное место такой категории, как вещь. Именно вещи способны удовлетворять разнообразные наши потребности от самых простых и необходимых – материальных (витальных) – до самых возвышенных – духовных. Здесь можно представить в воображении как зонт и шляпу Ч. Чаплина, так и жемчужину «Перегрину», принадлежащую по легенде, царице Клеопатре, Вещи служат людям, а гражданское право обеспечивает эффективный механизм их перемещения и использования. Категория «вещь» является притягательной в качестве предмета научных исследований. Ей была посвящена обширная философская литература. Рассуждая о сущности бытия, его соотношении с сознанием, философы касались вопроса о влиянии вещей, всего материального на сознание человека, его внутренний мир, духовные потребности. В этом смысле философия и цивилистика одинаково заинтересованы в выявлении как сущности вещи, так и ее роли в экономической жизни общества.
Однако самая распространенная категория из перечня объектов гражданских прав (ст. 128 ГК) – вещь – оказалась, по свидетельству классиков российской цивилистики, самой несчастливой'. Несчастье вещи как категории гражданского права заключается в том, что она не определена законодательством, в отличие, например, от категории сделки или юридического лица. Причем это несчастливое положение вещей, образно говоря, стало передаваться по наследству от русского дореволюционного законодательства, которое, по свидетельству Г. Ф. Шершеневича, в отношении к вещи не выдерживало строгой терминологии 2, к советскому и постсоветскому.
Отсутствие законодательного определения не мешало вещам сохранять лидирующие позиции среди
' Мейер Д. И. Русское гражданское право-– М.: Статут, 1997.– С. 139. (Серия «Классика российской цивилистики».)
2 Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права,– М.:
Спарк, 1995.- С. 95.
42
объектов гражданских прав. Во-первых, они всегда были первыми в «списке» видов. И сегодня ст. 128 ГК поместила на первое место в классификации объектов именно вещи. Применительно к термину «вещь» в основном строятся все иные деления объектов гражданских прав на группы. Так, гражданское законодательство называет вещи движимые и недвижимые (ст. 130), главные вещи и принадлежности (ст. 135), сложные вещи и простые (ст. 134). Причем эта традиция классифицировать именно вещи берет начало еще в римском частном праве. В отношении многих других объектов в гражданско-правовой литературе велись дискуссии на предмет того, выделять их в отдельную группу или нет. Возникали проблемы объединения групп объектов, например работ и услуг. Вызывало также некоторое сомнение выделение новых видов, таких как нематериальные блага, информация. Что касается упоминания вещей, причем отдельной, красной строкой, то в этом никто и никогда в цивилистике не сомневался. Они в гражданском праве составляли ту объективную реальность, которая существует, однако нуждается в познании.
Во-вторых, трудно переоценить экономическое значение вещей, имея в виду разнообразие вариантов их конкретных форм воплощения. Афоризм К. Пруткова, вынесенный в качестве эпиграфа,– тому литературное свидетельство. О вещах как главном стимуле к интенсивному труду, импульсе к «собственным инвестициям», рычаге укрепления ответственности за дело находим мы упоминания и в современной гражданско-правовой литературе 3.
Вещи активно участвуют в производстве, составляя основу производственных отношений, крутятся в гражданском обороте, образуя базу отношений имущественных. Таким образом, они выступают средством экономической деятельности и конечным продуктом, служащим человеку, удовлетворяющим его потребности.
3 Алексеев С. С. Гражданское право в современную эпоху.– Екатеринбург, 1999.– С. 18.
43
Вещи являются объектами как вещных, так и обязательственных отношений. Правда, в вещных они выступают объектом первого порядка, а в обязательственных они уступают лидирующие позиции праву на действие должника. Однако и здесь они остаются материальной основой, конечной целью удовлетворения интереса кредитора. Обязательственная связь, в частности, в обязательствах по передаче вещей в собственность, завершается установлением связи вещно-правовой, возникновением непосредственного господства кредитора над приобретенной вещью. Таким образом, экономическая ценность вещей заключается в способности удовлетворять многочисленные материальные и духовные потребности участников гражданского оборота благодаря «величайшему разнообразию форм»4. Не случайно К. Победоносцев назвал вещи «центром и главным предметом всякого права по имуществу»5.
А сейчас перейдем к определению самого понятия «вещь», выделяя в логической последовательности его основные черты. При этом нас будет интересовать эта категория в большей степени как объект права вещного, нежели обязательственного. В своих рассуждениях мы пойдем от самых общих ее характеристик к выявлению сущности, отсекая в ходе рассуждений все лишнее.
Первый штрих к определению вещи в праве – это философское ее понимание и вопрос: а возможно ли для гражданско-правовых нужд воспользоваться определением «вещи» в философии? В философской науке термин «вещь» активно использовался до XIX века, позднее вместо него стали употребляться категории объекта и предметаб. Свое классическое звучание категория «вещь» приобрела в философии в словосочетании «вещь в себе». Это понятие родилось еще в древности, но особое значение оно приобрело в фило-
4 Шершеневич Г. Ф. Указ. соч.– С. 96.
5 Победоносцев К. Курс гражданского права.– СПб., 1892.-Ч. 1.- С. 5.
6 Философский энциклопедический словарь,– М., 1989.– С. 87-88.
44
софии И. Канта в связи со способностью или неспособностью нашего сознания постичь «вещь в себе». «Вещь в себе» стала, таким образом, основным понятием в критической философии Канта. Согласно Канту, познание возможно лишь относительно явлений, но не относительно «вещей в себе», этой непознаваемой основы чувственно созерцаемых и рассудочно мыслимых предметов. У Канта «вещь в себе» – это запредельный для опыта предмет разума. Теория Канта вызывала активную критику как со стороны философов-идеалистов, так и философов-материалистов. Последние упрекали Канта за «неуловимую непознаваемость» «вещи в себе». Марксистско-ленинское учение утверждало, что «вещи в себе» рано или поздно приходит конец, она становится познанной и начинает служить нашим целям7. При всей остроте дискуссии и критике учения Канта сама суть вещи уходила в сторону, превращая центральный для нас вопрос в вопрос о познаваемости мира.
Так же как и «вещь в себе», вещь в собственном значении этого слова осталась, к большому сожалению, в философии категорией мало раскрытой, потеряла определенный смысл, совпав с неопределенным местоимением что-то, что-нибудь. Иными словами, с философских позиций, все, что существует физически или метафизически,– это вещи. Такое широкое определение, вобравшее в себя не только материальные элементы, но и духовные, в том числе «открываемые в вере», включающее в свою орбиту как неодушевленные предметы, так и людей, не могло быть использовано для целей юридических. Без определенности смысла многочисленные философские определения не могли быть плодотворными для использования в исследованиях правовых. Единственную ценность философский аспект категории «вещь» представляет с точки зрения широты охвата предметов и явлений. Начав с философской универсальности, мы гарантированы от того, что уже ничего не упустим, настолько всеобъемлюща вещь как философская категория.
7 Ленин В. И. Соч. Изд. 4-е.- Т. 14.- С. 89. 45
Для того чтобы сформулировать юридическое понятие вещи как объекта вещного права, первоначально выделим черты-признаки этого понятия, опираясь на те конструкции, которые содержит гражданско-правовая литература. Первый признак вещи может быть сформулирован как признак телесности. При этом под телесностью вещи мы будем понимать физическое существование вещей как предметов материального мира. В римском праве в понятие телесных вещей включались как предметы материального мира, так и права требования. Англо-американское право также различает вещи во владении и вещи в требовании. Представляется, что для определения вещи как объекта вещного права можно использовать признак телесности, и он будет удачен, но только в собственном, узком значении этого слова. Следовательно, под телесными вещами мы будем понимать предметы материального мира. Именно так характеризовал вещи Г. Ф. Шершеневич 8. Аналогичным образом, а именно как предметы материального мира, рассматриваются объекты вещных прав (вещи) в современной учебной литературе по гражданскому праву9.
Более широкой категорией, чем вещь, является понятие экономического, или материального, блага. Как полагали дореволюционные цивилисты, экономические блага состоят из вещей и чужих действий 10 (работ, услуг и т. д.). Эта вторая составляющая экономических благ – поведение обязанных лиц – может быть охарактеризована как бестелесное имущество. Бестелесное имущество, в отличие от вещи, составляет объект прав обязательственных. Отметим, что на признак телесности вещи обращают внимание и представители зарубежного гражданского права. Так, Лювен Василев " утверждает, что «вещи имеют телесный характер». Телес-
8 Шершеневич Г. Ф. Указ соч.– С. 94.
9 Гражданское право/Отв. ред. Е. А. Суханов.– М.: БЕК, 1998.– С. 295.
10 Шершеневич Г. Ф. Указ. соч.– С. 94. п Василев Л. Гражданское право Народной Республики Болгарии.- М., 1958.- С. 430.
46
ные имущества различает Жюлио де ла Морандьер 12. Сакаэ Вагацума и Тору Ариидзуми 13 также относят к вещам только тела, занимающие определенное пространство (жидкие, газообразные, твердые).
В литературе можно встретить утверждение, что «вещами в юридическом смысле могут быть и предметы, физически еще не существующие, а только ожидаемые»14, или будущие вещи. Действительно, предметом договора купли-продажи по действующему гражданскому законодательству могут быть так называемые ожидаемые вещи, например урожай будущего года. Однако эти «будущие вещи» нельзя, как нам представляется, рассматривать в качестве объектов вещного права. Указанные в договоре пока не существующие предметы составляют элемент обязательственного правоотношения. Они выступают предметом договора купли-продажи, его существенным условием, но реальное отсутствие этих предметов в какой-либо физической форме свидетельствует и об отсутствии на них какого-либо вещного права. Роджер Смит в книге «Право собственности», отвечая на первый поставленный вопрос (что такое собственность?), заметил: «Первый атрибут собственности заключается в том, что она связана с куплей и продажей». Но далее в своих рассуждениях Смит приходит к опровержению этого тезиса, указывая, что «многие контракты могут касаться купли-продажи чего-то, что не есть собственность»15. Купить можно и «молчание лица, касающееся информации, меня смущающей». Следовательно, здесь нет четкой связи между контрактом купли-продажи и вещью как объектом вещного права, хотя данное обязательство и направлено на отчуждение имущества, т. е. смену собственника.
Иногда в определениях вещей как объектов гражданских прав авторы обращают внимание на товарную
1; Морандьер Жюлио де ла. Гражданское право Франции,– М., 1958.- С. 64.
13 Вагацума С., Ариидзуми Т. Гражданское право Японии.– М., 19S3.- Кн. 1.-С.93.
14 Трубецкой В. Н. Энциклопедия права,– СПб., 1998.– С. 181.
15 Smith Roger. Property Law.– London – New York, 1999.– P. 3,
47
форму предметов материального мира. Думается, что товарность формы можно исключить из определения вещей в гражданском праве, поскольку свойством товара обладают не только они, но и иные материальные блага. Так, товаром являются результаты творческой деятельности. Гражданский кодекс РФ назвал данные объекты интеллектуальной собственностью. Для России это название может носить, на наш взгляд, только условный характер. Законодатель в данном случае исходил, судя по всему, из конъюнктурных соображений, вводя данное понятие в гражданско-правовой терминологический оборот. Российская гражданско-правовая доктрина знает иное понятие: исключительные права. Соответственно, следует различать права вещные и исключительные. Более того, сам ГК в ст. 2 исходит именно из такого деления имущественных прав.
Результаты интеллектуальной деятельности, хотя и являются объектами гражданского права, но объекты особого рода. Их нельзя рассматривать в качестве разновидности вещей. Литературное произведение, облеченное в материальную форму книги, становится вещью и объектом права вещного. Однако комплекс исключительных прав на литературное произведение будет совсем иным. Он никогда не сводится к вещным правам на конкретную книгу. «Не продается вдохновение, но можно рукопись продать»,– сказал поэт. Да, вдохновение само по себе не связано с гражданским правом, но вдохновение, облеченное в форму рукописи, становится объектом авторского права, приобретает товарную форму. Проданная рукопись порождает право собственности на нее как на предмет материального мира. Однако право авторства как право исключительное при этом остается за реальным создателем. Здесь я не имею в виду случаи, когда что-либо создается «под заказ», не по договору авторского заказа, а на иных основаниях. Например, продается написанная дипломная работа. Автора в данном случае интересует только денежный эквивалент, но никак не авторское право, исключительное по своей природе. Однако и в этой ситуации мы будем иметь дело не с обычным правом соб-
48
ственности на рукопись как на вещь, а опять же с правом на результат творческой деятельности. В проданной дипломной работе может содержаться открытие, описание изобретения. Она может представлять собой уникальное литературное произведение. И в этих случаях, когда результат творческого труда имеет особую ценность, и в ситуации продажи обычной, так сказать, ординарной дипломной работы возникают неизбежные гражданско-правовые последствия, связанные с самим фактом создания данного произведения творческим трудом. Например, возможно впоследствии оспарива-ние авторства на данную работу. Известны случаи, когда спустя много лет возникали сомнения по поводу авторства, например, известного литературного произведения. Так, у нас в стране долгое время дискутируется вопрос о праве авторства М. Шолохова на роман «Тихий Дон».
Таким образом, к понятию «вещь» мы не будем относить объекты, не материальные по своей сути, а именно результаты творческой деятельности.
В экономической литературе и работах по трудовому праву можно встретить рассуждения о том, является ли рабочая сила товаром и можно ли говорить о праве собственности на рабочую силу.
Эти вопросы, вернее, ответы на них, носили на себе отпечаток политической ситуации в нашей стране. На это, кстати, обратил внимание еще Лев Толстой. Один из героев его романов – Левин – мучительно искал особое отношение к рабочей силе, при которой работа была бы производительней. На что его оппонент – один из помещиков – заметил: «Никогда этого с русским народом не будет! Власти нет».
Концепция советского трудового права исходила из того, что трудовые отношения при господстве общественной собственности утрачивают вещный характер. Они уже не имеют стоимостной формы, поскольку рабочая сила перестает быть товаром, а труд утрачивает наемный характер 'б. Таким образом, получается, что в одних политических условиях рабочая сила может
16 Советское трудовое право.– М., 1982.– С- 38. 49
быть товаром, а трудовые отношения могут иметь вещный характер. При других – у рабочей силы отпадает и тот и другой атрибут. Не входя глубоко в теорию объекта права трудового, с учетом цели собственного исследования отметим, что рабочая сила никак не может быть вещью в ее гражданско-правовом понимании. Тесная связь ее с носителем, а значит, субъектом права, исключает возможность рассматривать рабочую силу в качестве вещи, а следовательно, неправильным будет и вывод о возможном возникновении на рабочую силу вещного права – права собственности.
Кстати, в некоторых гражданско-правовых определениях вещей подчеркивается мысль о том, что они всегда существуют независимо от субъекта 17. Не подвергая сомнению данное утверждение, мы считаем, что не стоит его рассматривать в качестве существенной характеристики или черты вещи как объекта вещного права, вводя его в определение,
Вторым признаком вещи будет являться, на наш взгляд, признак «доступности господству субъектам гражданского права». В зарубежной литературе в определениях вещи на этом признаке, т. е. на возможности владения (owned), обладания (possessed) этой вещью18 также акцентируется внимание.
Действительно, есть такие предметы материального мира, которые не могут по своим объективным свойствам стать объектами чьих-либо субъективных прав. Так, вне пределов чьего-либо возможного господства находятся Солнце, Луна, звезды и т. п. Есть предметы, которые не могут стать объектом присвоения, так как их нельзя точно ограничить, изолировать, например воздух, вода в море. Эти предметы попадают под известную в гражданском праве категорию «вещи вне оборота» (res extra commertio). Точнее было бы эти предметы материального мира, не подпадающие под
17 Гражданское право России/Под, ред. 3. И. Цыбуленко.– М.:
Юрист, 1998.- Ч. 1.- С. 134.
18 Webster's Therd New Dictionary and Seven Language Dictionary.– USA, 1993.
50
признак доступности обладания по своим объективным свойствам, не именовать вещами вообще. Хотя границы между вещами и невещами по признаку доступности господства не являются незыблемыми, они подвижны. Развитие техники и цивилизации все более увеличивает количество предметов, подчиняющихся господству человека, и, значит, предметов материального мира – вещей в их гражданско-правовом понимании. Иногда этот естественный процесс пытаются ускорить предприимчивые люди, которые запускают в гражданский оборот то, что на сегодняшний день объективно не доступно обладанию. Так, американец Деннис Хоуп прославился тем, что объявил себя собственником всех небесных тел Солнечной системы, открыл Лунное посольство и... стал торговать участками Луны. С развитием Интернета дела у него пошли успешно. По им же опубликованным данным, на сегодняшний день продано 60 тысяч кусков Луны. Среди луновладельцев встречаются имена Рональда Рейгена, Джимми Картера, Джона Траволты, Тома Круза, Арнольда Шварценеггера. В список счастливых обладателей частями Луны попали и россияне, например Олег Басилашвили, Александр Розенбаум, Юрий Шевчук, которым луноучастки подарили предприимчивые американцы в рекламных целях 19.
Недоступность господству субъектам предметов материального мира может быть вызвана и юридическими, законодательными ограничениями. Так, в силу действующего законодательства не может рассматриваться вещью человек, хотя каждый из нас представляет собой частицу материального мира. Вместе с тем история знала периоды признания правом возможного господства субъекта права над человеком-рабом. Следовательно, и данный, юридический, критерий также несколько условен. Отметим, что в правовой литературе можно встретить утверждение, что, хотя человек и не может быть предметом торговых сделок, «из этого, однако, не следует, что он не был и не мог быть
19 Заверните мне кусочек Луны! Покупаю-.-//Комсомольская правда.- 2000.– 10 июня.
51
объектом права, ибо в праве семейственном объектом права являются муж, жена и дети»20. Не входя подробно в данную дискуссию, касающуюся семейного права, которое процитированным нами автором названо почему-то семейственным, констатируем очевидный факт, что человек, пусть даже в качестве мужа, жены или ребенка, не может являться объектом права (вещью) в имущественных отношениях по поводу присвоения.
Итак, тело живого человека не является вещью, но можно ли рассматривать в качестве вещей останки человека и отделенные от его тела части? В литературе есть мнение, что «трупы и члены человеческого тела не могут быть объектами права» 2!. Вместе с тем высказывается мнение, что можно говорить о праве собственности на останки человека, например в связи с погребением и заупокойной службой. Например, авторы учебника «Гражданское право Японии» при этом ссылаются на конкретное решение Верховного суда, которое было вынесено в этой стране еще в 1927 г.22. Объектами прав гражданских могут стать и отдельные части в случае смерти человека. Доказательством могут послужить скелеты и препараты из различных частей человеческого тела в анатомических театрах и клиниках. Неизгладимое впечатление на меня еще в детстве произвела гортань человека, подавившегося творогом, находящаяся в одном из музеев Санкт-Петербурга. К сожалению, не только в музеях России хранятся части человеческого тела, например ампутированные. По действующим медицинским правилам, они должны обеззараживаться хлоркой и кремироваться. Однако, как и многие другие, эти правила не выполняются медицинскими работниками. Иногда врачи или сотрудники моргов буквально закапывают руки-ноги неподалеку от больниц или выбрасывают в мусорные контейнеры. Город Краснодар в 1999 году потряс случай, когда собака притащила откуда-то человеческую руку; оказалось, что
20 Трубецкой В. Н. Указ. соч.– С. 181.
21 Цит. по: Трубецкой В. Н. Указ. соч.– С. 183.
22 Вагацума С., Ариидзуми Т. Указ. соч.– С. 93,
52
она – из мусорного бака, стоящего во дворе одного из моргов этого города23.
Также известно, например, что череп Моцарта хранится в музее в Зальцбурге, тогда как сам он похоронен на кладбище в Санкт-Марксе. Австрийских императоров также хоронили по частям: тело – в фамильной усыпальнице, сердце – в Августинской церкви, внутренности – в соборе Святого Стефана24.
Захватывающий сюжет книги Полины Дашковой «Кровь нерожденных» также касается этой острой сегодня проблемы: торговли частями человеческого тела. Искусственно извлеченный из тела беременной женщины 26-недельный плод, оказывается, может быть использован в качестве сырья для какого-то чудодейственного лекарства. Врачи, производящие данные операции втайне от беременных женщин, получают за добываемое «сырье» колоссальные деньги. На этой фабуле дела построен весь сюжет книги, и он, к сожалению, имеет под собой реальную основу. Здесь возможны самые разнообразные злоупотребления.
Закон о трансплантации органов и (или) тканей человека от 22 декабря 1992 г. закрепил в ст. 1, что органы и ткани человека не могут быть предметом купли-продажи. Однако далее в ст. 2 есть пояснение, что действие его не распространяется на органы, их части или ткани, имеющие отношение к процессу воспроизводства человека, включающие в себя репродуктивные ткани (яйцеклетку, сперму, яичники, яички, эмбрион), а также на кровь и ее компоненты. Таким образом, в рамках законодательства России необходимо в каждом отдельном случае знакомиться со специальным нормативным актом для определения возможности участия органов и тканей человека в гражданском обороте.
Думается, что действующее кодифицированное гражданское законодательство вполне могло бы быть дополнено статьей, посвященной таким специфическим объектам, как части человеческого тела.
23 От просроченных таблеток берегите своих деток//Комсомоль-ская правда.- 2000.– 29 июня. - ;
24 Аэрофлот: Журнал для пассажиров.– 2000.– № 2–3.– С. 20.
53
В законодательствах других государств органы и ткани включены в оборот по специально установленным правилам для сделок с ними- В Гражданском праве Японии договоры об отчуждении частей человеческого тела, взятии крови признаются действительными, если не нарушают публичного порядка и добрых нравов25.
Подводя некоторые итоги, можно заключить, что человеческие органы и ткани можно рассматривать в качестве вещей – объектов прав вещных. Однако их участие в гражданском обороте должно быть максимально ограничено, подчиняться специальным правилам и, безусловно, соответствовать принципам и нормам морали.
Итак, есть такие предметы, которые недоступны для обладания, и, следовательно, они не являются вещами, так как не могут стать объектами статических (вещных) прав. Следовательно, данные предметы не могут попасть и в гражданский оборот, т. е. участвовать в динамике имущественных отношений. Вместе с тем есть предметы, доступные для господства, но не участвующие в гражданском обороте, поскольку исключены из него законодателем. Примером таких вещей могут быть, в частности, объекты исключительной собственности
государства.
Следовательно, исключенными из гражданского оборота являются как предметы, не являющиеся по сути дела вещами, т. е. объектами вещных прав, так и вещи, т. е. объекты прав статических, не имеющие возможности в силу специальных предписаний участвовать в динамике имущественных отношений.
Третьим признаком вещи будет способность удовлетворять потребности человека. Этот признак традиционно указывается в гражданско-правовых определениях 26.
Можно сформулировать эту мысль по-другому. В частности, Мейер рассуждал на эту тему так: чтобы физи-
25 См.: Вагацума С., Ариидзуми Т. Указ. соч.– С. 93.
26 Гражданское право России/Под ред. 3. И. Цыбуленко.– М.:
Юрист, 1998.– Ч. 1.– С. 135. Гражданское право/Под, ред А. П. Калпина, А. И. Масляева– М., 1997.– Ч. 1.– С. 50.
54
ческое тело стало вещью в гражданско-правовом понимании, оно должно представлять собой какую либо ценность 27.
В литературе высказаны и некоторые сомнения по поводу признака «ценности» вещи28. Сомнения эти вызваны тем, что ценность есть величина изменчивая и право не может знать заранее, какие вещи, не имеющие ценности в настоящее время, приобретут ее впоследствии. Действительно, птица, например ворона, которая летает на воле и никому не нужна, находится, говоря словами Д. И. Мейера, вне юридического быта. Но завтра ситуация изменилась, вороньи перья вошли в моду, и все птицы «вне юридического быта» оказались в клетках, т. е. очень быстро в него вошли.
Тем не менее нам бы не хотелось отказываться от признака «ценности» в определении вещи как объекта вещного права. При этом необходимо уточнить содержание этого признака. Ценность вещи как объекта права вещного будет заключаться в нем самом, в его материальной форме. Именно предмет материального мира, вещь призвана удовлетворять материальные и духовные потребности людей. И это важно подчеркнуть, поскольку помимо предметов материального мира, представляющих ценность непосредственно как тела, существуют предметы, также имеющие некую материальную форму, ценность которых состоит не в них самих, а в выраженном в них праве. Речь идет, в частности, о ценных бумагах.
Можно ли говорить о праве собственности на вексель? Он имеет некую материальную форму. Законодатель ценные бумаги в ст. 128 ГК отнес также к категории вещей. Учитывая данные обстоятельства, казалось бы, это можно сделать. И в нашей литературе достаточно часто мы встречаемся с подобного рода утверждениями.
Однако, как нам представляется, вексель не должен рассматриваться как объект права вещного, поскольку
27 Мейер Д. И. Указ. соч.– С. 139.
28 Трубецкой В. Н. Указ. соч.– С. 181.
55
ценность его заключается не в материальности формы, а в выраженном в нем праве. Одним из доказательств такого вывода может служить решение по конкретному делу из гражданской практики кассационного Сената дореволюционной России29, Рассмотрев вопрос «о значении безымянных бумаг», Сенат заключил, что представляют они собой особый вид имущества, более приближенный к денежным знакам, и к ним, следовательно, не могут быть применены общие правила об имуществах движимых (движимых вещах,– Л. Щ.).
Следовательно, деньги и ценные бумаги мы не будем относить к категории объектов вещных прав, а будем рассматривать их «вещами особого рода». В этом условном сочетании может быть выражена двойственная природа ценной бумаги: с одной стороны, обладающей материальной формой, с другой -- выполняющей в гражданском обороте служебную роль не за счет нее, а за счет выраженного в ней права требования.
Подводя черту под всеми выделенными признаками и сознавая при этом условность и неточность любого определения, заключаем, что вещь как объект права вещного всегда телесно, т. е, существует как физическое тело, доступна для господства субъектов гражданского права и ценна для них по причине способности удовлетворять потребности людей благодаря своей материальной (физической) форме.
29 Гражданская практика кассационного Сената за 1885–1892 гг,-СПб., 1892- Ст. 534-540.
Многие вещи нам непонятны не потому, что наши понятия слабы, но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий. К. Прутков
Нужна ли такая особая категория в гражданском праве, как субъективное вещное право?
Значение категории вещного права для законодателя.
Значение теоретической конструкции вещного права для правоприменения.
Кто из цивилистов дореволюционной России разрабатывал понятие вещного права?
Каково значение терминов «вотчинное право», «реальное право», «простое право», «осуществленное право» ?
Какова служебная, роль или основное назначение прав вещных?
Можно ли вещное право именовать субъективным гражданским правом?
Отношение к вещи или отношение между людьми по поводу вещей закрепляется вещным правом.
Дореволюционная цивилистика об объекте вещного права и современное понимание этого вопроса.
Что такое «известная мера господства» или каково содержание вещного права?
В чем заключается непосредственный, независимый характер вещных прав?
Чем характеризуется абсолютный характер защиты вещных прав?
В чем проявляется свойство «исключительности» вещного права?
57
Нужно ли вещным правам свойство «преимущества» или «предпочтения» ?
Можно ли договором сформулировать (установить) вещное право, не предусмотренное законом?
Очередное разочарование постигает нас, когда мы предпринимаем попытку обнаружить в тексте ГК понятие вещного права. Обязывающий заголовок раздела 2 кодекса не завершается законодательной дефиницией. Подобно вещи, категория вещного права оказалась не определенной в действующем гражданском законодательстве. Причем если разработке понятия права собственности российский законодатель еще уделил внимание и действующим ГК оно было дополнено и уточнено, то к понятию вещного права как субъективного гражданского законодатель России даже не приступал. Может возникнуть вопрос: а есть ли надобность в таком определении? Есть ли научная необходимость, теоретическая и практическая важность выделения отличительных черт вещного права, создания особой конструкции вещного права? Ответ на этот вопрос мы находим в трудах русских дореволюционных цивилистов, которые со всей серьезностью подходили к выработке данной категории, объясняя ее важность как с теоретических позиций, так и с позиций практики. Так, К. Победоносцев в своем «Курсе гражданского права»\ с сожалением писал об отсутствии в русском дореволюционном гражданском праве особой категории – вещного права: «Свод наш страдает еще и неопределенностью терминов.., чему нельзя и удивляться по относительной юности нашего законодательства и языка, не успевшего еще выработать свою терминологию для науки права»2. Юношеский возраст гражданского законодательства России несколько затянулся. И необходимый язык четких категорий в области вещного права мы до сих пор не обрели, В связи
' Победоносцев К. Курс гражданского права. Вотчинное право.– СПб., 1892.-С. 113-123. 2 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 119.
58
с чем и сегодня, как и в конце XIX века, «испытываем значительные затруднения для систематического изложения наших гражданских законов». Таким образом, в первую очередь, теоретические начала вещного права важны для законодателя. Именно законодатель должен исходить, держать, как говорится, в уме теоретическую конструкцию, определяясь с системой изложения гражданских прав. К. Победоносцев совершенно справедливо отмечал, что хотя система юридических отношений не может иметь математической точности, но она (система) необходима3. Гражданские законы должны иметь систематическое изложение, чтобы не приходилось «приискивать для отдельных предметов», например залога, удержания, владения, проживания, аренды и других субъективных гражданских прав, «наиболее удобное помещение»4. Теоретические начала вещных прав должны быть выработаны наукой и сформулированы в законодательстве для того, чтобы быть заложенными в основание системы гражданских прав.
Во-вторых, теоретическая конструкция вещного права не менее важна и для правоприменения. Не секрет, что защита любого гражданского права определяется его существом. Следовательно, для того чтобы эффективно построить защиту, необходимо исходить из правильно определенной природы права. Бывают случаи, и далеко не редко, когда то или иное возникшее право трудно однозначно отнести к обязательственному или вещному. Более того, возможны некоторые «переходные» формы, о которых говорил Ю. С. Гамбаров в своих лекциях по вещному праву5. Тем не менее нельзя не согласиться с общим выводом К. Победоносцева, что в конечном счете «всякое право по имуществу принадлежит непременно к той или другой категории – есть или право вотчинное, право на вещь, или личное, право на действие другого лица.., и даже если они соединяются, праву придается или вещный, или обяза-
3 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 118.
4 Там же.
5 Гамбаров Ю. С. Вещное право: Лекции.– СПб., 1908–1909.
59
тельственный характер»6. Следовательно, теоретические начала вещного права объективно необходимы. Они должны быть положены в основание системы гражданского права. Над созданием особой категории вещного права и построением системы прав гражданских достаточно серьезно поработала русская дореволюционная цивилистическая наука в лице Ю. С. Гамбарова, А. М. Гуляева, К. И. Малышева, Д. И. Мейера, К. Победоносцева, П. П. Цитовича, Г. Ф. Шершеневича и других. Сегодня мы отдаем должное российской дореволюционной цивилистике, которая оказалась мудрее, тоньше, точнее законодателя своего времени и оставила нам в наследство положения и теории, не утратившие актуального значения и сегодня, спустя целый век после их создания. Библиотеки старейших университетов России бережно хранят правовую дореволюционную литературу. Так, в Пермском государственном университете создан специальный фонд правовой дореволюционной литературы. В нем хранятся даже рукописные тексты лекций по гражданскому праву, прочитанные в конце прошлого века7.
А сейчас несколько слов о российской истории термина. Термин «вещное право», обозначающий соответствующее субъективное гражданское право, в российском дореволюционном законодательстве не был известен. Он употреблялся в практике правительствующего Сената8. Что касается учебной и монографической литературы, то именно этот термин был наиболее употребляемым цивилистами. Наряду с ним в качестве синонима употреблялось понятие вотчинного права. Последнее распространялось как на права, имеющие своим объектом недвижимые имущества, так и на права, объектом которых были движимые вещи9. Гражданско-правовая наука пыталась подбирать и эпитеты, отражающие существо вещных прав. Так, К. И. Ма-
6 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 117.
7 Малышев К. И. Курс гражданского права, составленный по лекциям, читанным в 1880/81 академическом году.
8 Гуляев А. М. Русское гражданское право.– СПб., 1913.– С. 155.
9 Там же.- С. 156.
60
лышев называл вещные права реальными. Он использовал для них эпитет «простые». Обязательственные права, наоборот, К. И. Малышев характеризовал как сложные 10. Объяснения этим названиям были следующие. Вещное право является простым, так как состоит только из двух элементов – субъекта права и вещи как предмета права. Обязательственное отношение сложное, так как здесь можно обнаружить лицо должника, лицо верителя-кредитора и, наконец, саму вещь. П. П. Цитович считал, что вещные права было бы точнее называть безотносительными или безусловными, поскольку для осуществления своего права здесь субъект не нуждается ни в каком посредничестве третьих лиц".
Каково назначение прав вещных, их служебная роль? Именно с этого вопроса, думается, следует начать гражданско-правовой анализ. Такова была логика и дореволюционной цивилистики. Рассуждая об имущественных правах субъектов гражданско-правовых отношений, цивилистическая наука всегда неразрывно связывала их с потребностями человека, с их природой. Так, К. Победоносцев выделял три наиважнейшие, по его мнению, группы потребностей человека12. Первая группа связывалась с необходимостью каждого человека почувствовать себя личностью («привести в сознание свою личность посреди внешнего мира»). Вторая касалась брака и семьи («дополнить личное бытие в союзе брака и семейства»). Наконец, третья – имеет своей целью «расширение внешнего благосостояния приобретением, усвоением и произведением внешних благ». Эти «вещные» отношения, определяемые самой жизнью, ее экономическими условиями, как раз и составляют главное содержание права гражданского. Если обязательственная связь составляет только предпосылку удовлетворения той или иной потребности в имуществе, то вещно-правовая является ее главным смыслом, осуществленным результатом всех предшествующих
10 Малышев К. И. Указ. соч.– С. 267. н Цитович П. П. Указ. соч.– С. 60. 12 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 1.
61
имущественных связей. Она знаменует, власть над вещью. Е. В. Васьковский по этому поводу отмечал, что потребности наши (физические, нравственные, экономические, эстетические) удовлетворяются именно вещами «в тесном смысле этого слова», посредством приобретения различного рода вещных прав. Через эти права человек приобретает господство над вещами, извлекает из них пользу13. Правда, каждый человек действительно настолько индивидуален в своих потребностях, что и пользу в вещах видит свою. Так, известный своей эксцентричностью российский купец Бычков вошел в историю тем, что, купив шикарный особняк в Гороховом переулке г. Москвы, считал грехом там жить в окружении роскоши и ютился в каморке привратника. Тем не менее раз в году на Пасху, поздней ночью, он удовлетворял свою потребность собственника обходом всех комнат одна за другой, а затем снова запирал дворец до следующей Пасхи 14. Действительно, материальные вещи во многом служат удовлетворению не только просто витальных потребностей человека, отношение к этим вещам является отражением наших нравственных качеств и эстетических чувств.
Можно ли вещное право именовать субъективным гражданским правом? Думается, что для такой характеристики не должно быть возражений. Как и любое другое субъективное право, вещное право составляет определенную меру возможного поведения и носит волевой характер. Воля обладателя права является определяющим и решающим моментом при его реализации. Правда, такая концепция не была в цивилистике единственной, получившей всеобщее признание. Тот же Ю. С. Гамбаров, например, считал субъективно-индивидуалистический подход к вещным правам неверным. Он подчеркивал, что вещные права не имеют самостоятельного значения, а «подчиняются определениям объективного правопорядка, служащего выражением не
13 Васьковский Е. В. Учебник гражданского права. Вып. 2: Вещное право-- СПб., 1896.– С- 1.
14 Гороховое поле в центре мегаполиса//Лиза.– 2000.– № 30.– С. 43.
62
субъективных, а объективных интересов»15. Не отрицая роли объективного правопорядка, о котором писал Ю. С. Гамбаров, тем не менее, нельзя умалять значения субъективного, волевого начала в вещном праве. Да, объективные интересы важны, они выражаются в нормативном регулировании, составляют содержание вещного права как института права гражданского. На этой объективной основе возникают уже конкретные субъективные вещные права, в которых проявляются и субъективная воля, и субъективный интерес. Закон может сформулировать общий подход к объему господства в отношении того или иного вида вещного права. Однако это будет только общий подход, приблизительные границы. Что касается осуществления вещного права, то здесь воля субъекта, субъективный характер права будет иметь колоссальное значение. Возьмем, к примеру, право собственности. Формула «любые действия», закрепленная в законе, дает широкий простор правообладателю. Рамки вещного права, в том числе права собственности, нужны. Их отсутствие может привести к забвению как глобальных общественных интересов, так и просто интересов соседей. Однако эти рамки не исключают свободы воли и творчества. Вещное право конкретного субъекта индивидуально в своем осуществлении, а значит, субъективно. Кто-то, будучи собственником земельного участка, может только, в буквальном смысле слова «владение», сидеть на этой земле. Другой собственник будет умело обрабатывать, сдавать в аренду, закладывать, управлять, извлекая для себя максимальную прибыль. Возможно, и тот и другой получат максимальное удовольствие и удовлетворят свои потребности: первый – в отдыхе, второй – в реализации предпринимательского, творческого начала.
Заявив, что вещное право как субъективное гражданское представляет собой определенную меру возможного поведения, определенную меру власти, мы не сказали, над кем (чем), по отношению к кому (чему). Такое уточнение необходимо, и над этим в буквальном
15 Гамбаров Ю. С. Указ. соч.– С. 4. 63
смысле ломают головы ученые-цивилисты на протяжении не одного века. Сформулируем задачу точнее: вещное право закрепляет отношение лица к вещи или отношения между людьми по поводу вещей. Марксистская наука, например, категорически отвергала трактовку собственности или иного вещного права как права, закрепляющего отношение человека к вещи. Сущность собственности теоретики марксизма-ленинизма видели в отношениях между людьми по поводу вещей. Но не только политическими соображениями может быть продиктован такой подход к сущности вещных прав. Многие ученые вне каких-либо политических пристрастий доказывали невозможность существования юридической связи человека и вещи. Так, Ю- С. Гам-баров в своих лекциях по вещному праву, прочитанных в начале прошлого века, подчеркивал, что вещное право может быть правом только при отношении лица к лицу, поскольку юридические отношения между нами и вещами немыслимы 16. Сущность вещного права Ю. С. Гамбаров видел не в пользовании различного рода благами, а в защите этого пользования, которое только и может иметь решающее значение для права. В лекциях Ю. С. Гамбаров приводил в качестве примера ситуацию с человеком, который живет на земле один. Этот человек, по его мнению, может иметь много благ, но не будет иметь вещных прав, так как ему не от кого защищаться. Благо, по мнению Ю. С. Гамбарова, превращается в право только при условии защиты его общественной властью, защиты, предполагающей возможность нарушения интересов одних действиями или бездействиями других. Итак, отношение к вещи – это понятие экономическое, защита такого отношения от других составляет существо понятия юридического. Следовательно, вне отношений по защите, вне всяческих нарушений, в ходе нормальной экономической деятельности вещного права, как следует из рассуждений Ю. С. Гамбарова, не существует. Отвергая точку зрения «пользования», отношения человека к вещи, закрепляемого правом, он
16 Гамбаров Ю. С. Указ. соч.– С. 4. 64
иронически замечает, что, в противном случае, в состав права собственности пришлось бы включить обработку земли, проведение канав, посевы 17. Так и хочется возразить этому автору: а почему бы и не включить посевы в состав права собственности?! Ведь гражданское право как раз и призвано, регулируя, создавать условия для развития нормальных экономических отношений. Существо гражданско-правового регулирования, думается, не в запретах и защите, а в обеспечении поступательного экономического развития. Регулируя статические отношения, отношения принадлежности, гражданско-правовые нормы могут и должны нацеливать участников на эффективное или, по крайней мере, хозяйственное использование материальных благ. Особенно отчетливо такая целевая установка законодателя должна просматриваться при установлении правового режима пользования вещами, представляющими наибольшую экономико-социальную ценность, например жилыми помещениями, землей, культурными ценностями.
Е. В. Васьковский, имея противоположную точку зрения, как нам показалось, сумел иначе поставить вопрос и тем самым обнажил существо проблемы. Он сформулировал его следующим образом: вещное право – это мера власти над вещью по отношению ко всем согражданам или мера власти над согражданами относительно вещи? Если придерживаться второй точки зрения, то. подчеркивает Е. В. Васьковский, из нее последуют самые несообразные выводы. Так, каждое вещное право «подобно сильному электрическому току будет пробегать по всему человечеству» 18. Поймал рыбу, рассуждал Е. В. Васьковский, произвел юридическое потрясение, доходящее вплоть до Северного полюса, так как тем самым ты оказался в юридическом отношении со всеми обитателями Земли.
Итак, подводя итог этой долгой дискуссии, позволим себе присоединиться к точке зрения, усматривающей существо вещного права в закреплении
С. 4.
17 Гамбаров Ю. С. Указ. соч.-
18 Васьковский Е. £. Указ. соч.– С. 61.
65
им отношения лица к вещи. Таким образом, содержание вещного права будет положительным, т. е. заключаться в определенных возможностях господства над вещью, а не в воздержании всех и каждого от всякого определенного воздействия на вещь. Такое понимание не только проще и понятнее, что подчеркивал Е. В. Васьковский, но и, на наш взгляд, точнее, научнее, ибо соответствует целям гражданско-правового регулирования.
Чтобы дать определение понятию «субъективное вещное право», необходимо последовательно выявить его признаки (специфические черты), которые позволили бы отличать данное право от иных видов субъективных гражданских прав. При этом особенно важным будет показать специфику прав вещных в сравнении с правами обязательственными.
В качестве первого признака вещного права следует рассматривать его объект. Понятие вещи как объекта вещного права мы уже сформулировали 19. В данном разделе мы выделим некоторые из характеристик, на которые обращала внимание дореволюционная цивилистика, разрабатывая дефиницию права вещного. Так, Е. В. Васьковский определял объект вещного права как вещи в «тесном» смысле этого слова20. Н. А. Калинин подчеркивал, что это обязательно должны быть физические вещи с индивидуальными признаками, отграниченные от прочих подобных в пространстве21. К. И. Малышев называл объекты осязаемыми, реальными. Он писал о неразделимой связи между судьбой вещного права и вещи, о том, что с уничтожением вещи уничтожается и вещное право 22.
К. Победоносцев первым отличительным свойством вещного права также считал характеристику вещи как
19 См. главу 3 настоящей работы.
20 Васьковский Е. В. Указ. соч.– С. 1.
2' Калинин Н. А. Общедоступный очерк русского гражданского права: Пособие при пользовании сводом законов гражданских.– СПб.:
Деятель, б. г.– Т. 10.– С. 39.
22 Малышев К. И. Указ. соч.– С. 270.
66
его предмета. Вещь в этом случае должна иметь внешнее, вне лица существующее бытие, объективное значение 23. При этом он также подчеркивал неразрывную связь права с вещью. «Вещное право не отстает от нее, переходит вместе с нею, в чьих бы руках, в каком бы положении вещь ни находилась, прикреплено к ней до тех пор, пока вещь не уничтожается, или сам хозяин не захочет разорвать свой союз с нею, отказаться от нее или превратить ее в ценность, или обменять ее»24. Ю. С. Гамбаров, усматривая специфическую характеристику вещного права в ее предмете, писал о том, что нигде качества объекта не оказывают такого решающего влияния на содержание права, как в вещных отношениях. «Если в обязательствах цель лежит в интересах, которые могут быть удовлетворены различными объектами,– рассуждал Ю. С. Гамбаров,– то объектом вещного права является только индивидуально-определенная вещь, служащая всегда одной и той же цели»25. Следовательно, делал он вывод, в вещных отношениях наблюдается полная соотносительность понятий объекта права и его содержания. Но можно ли согласиться с таким выводом? Возьмем, к примеру, дамскую сумочку. Всегда ли она служит одной и той же определенной цели? Известно, что Маргарет Тэтчер, будучи премьер-министром Великобритании, имела привычку в моменты острого неудовольствия работой какого-либо министра хватать сумку и запускать ею в объект критики 26. Эта сумочка, видимо, в связи с явным несоответствием объекта права с его содержанием была выставлена на аукцион, проводимый из Лондона по Интернету. Деньги, вырученные от продажи сумочки Тэтчер, предполагается использовать на борьбу с раковыми заболеваниями. Приведенный пример убеждает, что нельзя устанавливать жесткой связи между качеством объекта и содержанием вещного права. Тем не менее, в сравне-
23 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 114.
24 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 112–113.
25 Гамбаров Ю. С. Указ. соч.– С. 9.
26 Сумочка Тэтчер пойдет с молотка//Российская газета,– 2000.– 5 июля.
67
нии с обязательством, в вещном праве данная связь, безусловно, важна. Из определения вещи, которое мы сформулировали ранее, для понятия вещного права представляется возможным использовать указание на телесный характер вещи, т. е. ее существование в форме физического тела.
Второй признак вещного права характеризует его содержание. Термины, которые употребляются для определения содержания вещного права,– власть, господство. Лицо, осуществляя данное право, господствует над материальной вещью. Это господство может проявляться в самых разнообразных действиях субъекта права над вещью. Он может просто держать ее в руках, поддерживать в надлежащем состоянии, ухаживать, давать во временное пользование другим лицам и т. д., и т. п. При всем разнообразии таких конкретных действий один вид вещных прав будет отличаться от других своей мерой, или объемом, господства. Не случайно Е. В. Васьковский назвал это содержание «известной мерой»27. В одних правах, в частности, в праве собственности, она будет достаточно большой, можно сказать, максимально возможной, с такими ограничениями, которые диктуют общественные интересы. В других, например сервитутом праве, объем господства будет совсем незначительным и лишь обеспечит возможность прохода или проезда через участок другого собственника. Термин «известная мера господства» подчеркивает и тот важный факт, что определением объема вещных прав занимается законодательство. В отличие от обязательств этот объем не определяется усмотрением частных лиц. Для выявления содержания обязательства мы всегда исследуем его источник, в частности, договор. Всякое обязательство будет поэтому индивидуальным. Что касается вещных прав, то они, различаясь по видам, будут иметь «одно и то же юридическое содержание строго определенное, замкнутое в своих границах»28. Создание вещных прав самим законом, законодательное опре-
27 Васьковский Е, В. Указ. соч.– С. 57.
28 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 117.
68
деление их содержания имеет своим последствием тот факт, что отдельных видов вещных прав, в отличие от обязательств, совсем немного. Появившись издревле, вещные права в течение веков остаются почти неизменными.
Важной характеристикой господства субъекта над вещью будет прямой, или непосредственный, характер его господства. Данное обстоятельство важно подчеркнуть в аспекте отличительных особенностей прав вещных в сравнении с обязательственными. В цивилис-тической литературе мы находим указание на то, что «сущность вещного права заключается в прямом господстве»29. Дореволюционная цивилистика обращала особое внимание на непосредственный, независимый от других лиц характер власти над материальной вещью 30, «Когда лицо простирает свое право на вещь посредством другого лица, обязавшегося перед ним и в его пользу действовать или удерживаться от действий,– писал К. Победоносцев,– это будет уже не непосредственное отношение к вещи, следовательно, не вещное право»31. Е. В. Васьковский удачно, на наш взгляд, выразил признак непосредственного господства формулой: «Вещное право прямо охватывает вещь, обязательственное достигает ее, только проходя сквозь юридическую сферу другого лица»32. Так, право собственности на квартиру, возникшее из договора купли-продажи, прошедшее государственную регистрацию, дает возможность поселиться в этой квартире самому собственнику, поселить друзей или родственников. Власть собственника здесь не зависит от воли других лиц. Обязательственно-правовая связь, например, отношения коммерческого найма жилого помещения, ставит нанимателя в прямую зависимость от воли контрагента. Наймодатель обязан в соответствии со ст. 627 ГК передать нанимателю свободное жилое
29 Вагацума С., Ариидзуми Т. Гражданское право Японии.– М., 1983- Кн. 1- С. 166.
30 Малышев К. И. Указ. соч.– С. 270.
31 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 114. ,
32 Васьковский Е. В. Указ. соч.– С. 57.
69
помещение в состоянии, пригодном для проживания. Однако квартиру наймодатель может просто не предоставить, и для защиты своих прав наниматель вынужден будет обращаться к неисправному контрагенту, требовать надлежащего исполнения обязательства, возмещения убытков. Иными словами, взять и просто въехать в нанятую квартиру против воли наймодателя нельзя. Между пользователем и «желанной» вещью в обязательственных отношениях всегда стоит фигура должника, обязанного эту вещь предоставить.
Итак, содержанием вещного права является господство над вещью, независимое от воли иных лиц, объем или мера которого определяется объективным правом (усмотрением законодателя). Лицо, обладатель вещного права, свободно в его осуществлении, однако свобода здесь всегда ограничена рамками закона, определяющего меру власти над вещью.
Третий признак вещного права связан с особенностями его защиты. Отношение лица к вещи как к своей, господство над этой вещью может быть нарушено. Характер защиты вещного права именуют абсолютным, подчеркивая, что нарушителем здесь может быть всякий и каждый, а значит, и иск о защите может быть предъявлен к любому лицу. Теория абсолютного правоотношения провозглашает наличие связи собственника или любого другого субъекта вещного права со всяким и каждым, имеющим отрицательную обязанность не нарушать данное право. «Не тревожить, не мешать, не захватывать, терпеть осуществление права» – именно так характеризуются обязанности пассивной стороны данного правоотношения33. Представляется, что такая конструкция абсолютного правоотношения есть плод искусственного теоретизирования, причем пустого. В ней нет смысловой нагрузки, как нет и не может быть реальной правовой связи собственника с любым и каждым, живущим в данный момент на земле. Профессор Генкин, как, впрочем, и ученые-цивилисты до него,
33 Малышев К. И. Указ. соч.– С. 211. 70
проникался искренним сочувствием к гражданину, не искушенному в цивилистических конструкциях, который никак не может понять, что состоит в правовом отношении с неизвестным лицом, который должен воздерживаться от нарушений неизвестной ему сферы отношений неизвестного ему лица. Отвергая существование некоего абсолютного правоотношения, нельзя не признавать необходимости защиты вещного права от любого лица, посягнувшего на нарушение данного права. К. Победоносцев указывал, что однажды укоренившаяся связь вещи с собственником имеет безусловную силу для всех третьих лиц34. У собственника с этими третьими лицами не устанавливается никакой конкретной правовой связи, последние просто обязаны в силу действия норм объективного права не нарушать его законное право – право собственности. Гирке по этому поводу заметил, что за господством над вещью стоит «неопределенное число лиц, обязанных уважать это господство»35. И понятно, что на защите вещных прав стоит гражданское право, выработавшее целый механизм вещно-правовой защиты. Когда появляется нарушитель права вещного, тогда возникает уже конкретная правовая связь, вызванная данным правонарушением. Эта связь порождает соответствующий иск, например, виндикационный или не-гаторный. Кстати, объективное право, помимо того, что должно определиться с видами вещных прав, объемом возможного господства, основаниями возникновения и прекращения данных прав, должно заботиться и о средствах их защиты от нарушений. В гражданско-правовой литературе высказано мнение, что всеобщий характер защиты не следует включать в признак вещного права, поскольку и некоторые другие субъективные гражданские права защищаются подобным образом. Так, Ю. С. Гамбаров писал, что «направление против третьих лиц, хотя и присущее вещным отношениям, не составляет их отличительного признака и не должно поэтому вводить-
34 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 120.
35 Васьковский Е. В. Указ. соч.– С. 61.
71
ся в их определение36. На наш взгляд, указание на всеобщий (от всякого и каждого) характер защиты должно включаться в определение субъективного вещного права. Как существенна связь лица с вещью, например отношение собственника к вещи как к своей, так, на наш взгляд, не менее существенна и внешняя сторона этих отношений – отношение всех прочих лиц к этой вещи как к чужой. Право, одобрив союз собственника с вещью, считая эту связь законной, а ее осуществление – правомерным, не превышающим опять же законных пределов, стоит, не может не стоять, на защите господства над вещью. Думается, что правовая защита – это неотъемлемое свойство, важная черта субъективного вещного права. Итогом наших рассуждений, неким синтезом выделенных признаков будет следующее определение субъективного вещного права, с которого мог бы начинаться раздел ГК о праве собственности и других вещных правах. Вещным признается право, предметом которого является вещь, существующая в форме физического тела (телесная), закрепляющее принадлежность этой вещи лицу и непосредственное над ней господство в определенном объеме правомочий, пользующееся защитой от любого нарушителя.
Цивилистика, определяя значение вещных прав, наделила их тремя важными свойствами: исключительность, преимущество, установление только законом.
Исключительность К. Победоносцев трактовал в виде формулы; «...Когда я имею право на вещь, никому не может в то же время принадлежать подобное же право на ту же самую вещь, а если по какому-нибудь случаю таковое право было предоставлено другому лицу, оно само по себе ничтожно, недействительно»37. В современный период законодательства ряда стран вещные права наделяют свойством исключительности38. В действующем законодательстве России в разделе, посвященном вещным правам, исключительность как юри-
36 Гамбаров Ю. С. Указ. соч.– С. 6.
37 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 113.
38 Вагацума С., Ариидзуми Т. Указ. соч.– С. 166.
72
дическое свойство и принцип регулирования не закрепляется. Будет ли этот принцип актуален для России или есть сомнения в необходимости его закрепления в действующем законодательстве нашей страны? На сегодняшний день правовое регулирование исходит из индивидуального подхода в решении этого вопроса применительно к каждому из видов вещных прав. Причем эта индивидуальность скорее касается дозволения или установления неисключительности. Так, если залог рассматривать правом вещным, то закон разрешает одновременный залог одного и того же имущества в обеспечение других требований (последующий залог) п. 2 ст. 342 ГК. Условиями последующего залога являются незапрещенность предшествующим договором о залоге и сообщение последующему залогодержателю обо всех существующих залогах на данное имущество (пп. 2, 3 ст. 342 ГК).
Если иметь в виду право собственности, то, безусловно, одновременное существование второго права собственности на одну и ту же вещь, аналогичное по содержанию первому, невозможно. Здесь не следует смешивать эту ситуацию с правом общей собственности – долевой или совместной. Существование двух прав собственности у двух собственников, равных по содержанию, невозможно, так как это будет противоречить существу права собственности.
Возьмем, к примеру, право оперативного управления. В нашем законе нет общего запрета на существование двух прав оперативного управления различных юридических лиц на одно и то же имущество. Но если такая ситуация и возникнет, это будет противоречить существу и назначению данного права юридического лица. Этим ограниченным вещным правом собственник наделяет конкретного субъекта – определенное юридическое лицо, и тем самым исключается возможность одновременного наделения этим же имуществом еще какого-либо юридического лица для осуществления его деятельности.
Обратимся к ограниченным правам на земельные участки, например эмфитевзису, который в нашей стране имеет форму права пожизненного наследуемого
73
владения земельным участком. Здесь также невозможно одновременное существование этого права в одинаковом объеме у двух субъектов.
Думается, что в нашем гражданском законодательстве должно быть закреплено общее правило, наделяющее вещные права свойством исключительности. Ведь нашлось место в ст. 209 ГК России для формулы, разжевывающей соотношение права собственности и права доверительного управления. Не менее важным является такое же закрепление на уровне ГК правила, в соответствии с которым при установлении определенного вещного права в отношении данного предмета никакое иное право, аналогичное по содержанию первому, не может быть установлено. Из данного правила, как, впрочем, из любого другого, законодатель вправе делать исключения. Например, исключение может быть установлено для того же залогового права. Однако действие общей нормы, общего правила будет обязывать законодателя подходить к установлению исключений с особым вниманием, проявлять осторожность, осмотрительность, «семь раз отмерить».
Вторым свойством вещных прав, неотъемлемо им присущим с позиций цивилистической науки, является право преимущества. К. И. Малышев писал, что «в случае конкуренции с личными кредиторами, вещные права всегда имеют преимущество: они дают лицу право требовать выделения вещи из конкурсной массы или, по крайней мере, предпочтительного удовлетворения из ценности вещи»39. Интересные рассуждения о преимуществе или предпочтении вещных прав обязательственным мы находим у К. ГГобедоносцева-Он рассуждал: «Мне заложена земля. Я получаю на нее вещное право. Право мое неразрывно связано с землей. Затем, сколько бы владелец этой земли ни наделал долгов, при удовлетворении их я иду вперед перед всеми кредиторами, хотя бы у должника моего не было никакого имущества, кроме земли, мне заложенной. Никто из них не имеет права войти в состязание со мной...»40.
39 Малышев К. И. Указ. соч.– С. 274.
40 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 113–114.
74
Исходя из действия данного принципа, при одновременном существовании в отношении одной вещи и вещного, и обязательственного права первое должно иметь преимущество. Если законодатель строго придерживается данного теоретического тезиса, то последний не только формально закрепляется, но и проводится в жизнь конкретным гражданско-правовым регулированием, в частности, законодательством о банкротстве, об ипотеке. Если, например, обратиться к законодательству Японии, то преимущество вещных прав здесь последовательно проводится как Законом о банкротстве (ст. 92), так и Гражданским процессуальным кодексом (ст. 565)41. Следовательно, и при процедуре банкротства, и при принудительном исполнении ипотека или иные вещные права в отношении данного имущества в Японии имеют преимущество. В отечественном законодательстве такой последовательно проводимой принципиальной позиции по отношению к правам вещным мы не сможем обнаружить. Так, при ликвидации юридического лица требования его кредиторов в соответствии со ст. 64 ГК удовлетворяются в следующей очередности. В первую очередь удовлетворяются требования граждан, перед которыми это юридическое лицо несет ответственность за причинение вреда их жизни или здоровью. Во вторую очередь производятся расчеты по выплате выходных пособий и оплате труда с лицами, работающими по трудовому договору (контракту), а также выплате вознаграждений по авторским договорам. И лишь в третью очередь удовлетворяются требования по обязательствам, обеспеченным залогом.
При процедуре банкротства в очередности удовлетворения требований кредиторов в соответствии со ст. 106 Закона о несостоятельности (банкротстве) право залога также стоит на третьем месте 42. Мотивы установления именно такой очередности объяснить можно. Объяснимы также потребности и нужды тех первоочередных обязательственных кредиторов, которые, мож-
41 Вагацума С, Ариидзуми Т. Указ. соч.– С. 167.
42 Российская газета.– 1998.– 20–21 января.
75
но сказать, уважены российским законодателем. Тем не менее, данные мотивы и даже самые лучшие побуждения, думается, не должны служить оправданием исключения из законодательства общего правила как принципа. Принцип преимущественного действия вещных прав имеет все основания быть закрепленным и последовательно проведенным в отечественном гражданском законодательстве. Для этого ГК следует дополнить специальной статьей с названием: «Преимущественное действие вещных прав». Что касается исключений из действия принципа преимущества вещных прав, то они могут быть установлены. Например, данное исключение, вполне вероятно, будет касаться права владения, которое в недалеком будущем займет свое место в системе вещных прав России.
Наконец, третьей принципиальной установкой в отношении регулирования субъективных вещных прав является порядок их установления. Известно, что ст. 8 ГК закрепляет положение, в соответствии с которым гражданские права и обязанности возникают из оснований как предусмотренных законом, так и действий участников гражданских правоотношений, хотя и не предусмотренных правовыми нормами, но им не противоречащих. Важно, чтобы эти действия не противоречили общим началам и смыслу гражданского законодательства. Обычно данное правило мы распространяем на обязательственные правоотношения, подчеркивая, что обязательство рождается сделками как предусмотренными, так и не предусмотренными законом и иными правовыми актами. Что касается прав вещных, то действующее гражданское законодательство нигде специально не предусматривает правила, касающегося специфики их установления. Мы не найдем нормы, закрепляющей, что вещное право не может быть установлено договором, если оно не предусмотрено законом. Также отсутствует предусмотренное законом правило, дозволяющее устанавливать сторонам вещные права своим соглашением. Отсутствие строгих законодательных рамок в отношении условий возникновения прав вещных позволяет подходить по-разному к решению данного вопроса. Одни авторы считают систему вещ-
76
ных прав закрытой, т. е. состоящей из исчерпывающего, установленного законом перечня43. Другие исходят из того, что вещное право может рождать договор и совсем не обязательно это право должно быть предусмотрено законом 44. Таким образом, сложились две позиции, которые условно можно назвать: ограничительная и расширительная. Авторов, расширяющих круг вещных прав, немного. В процитированном нами учебнике екатеринбургских ученых, разделяющих позицию расширения круга вещных прав, сформулированный тезис, к сожалению, подробно не раскрывается. Вполне понятно, что трудности, связанные с изложением всего объема первой части гражданского права, не позволили авторам дать подробную аргументацию их позиции. А раз нет аргументов при ее изложении, нет теоретической базы, нет опыта сравнительного правоведения, то, соответственно, нет возможности покритиковать подходы, детали конструкции. Вот почему нам остается просто констатировать общее несогласие с данным выводом, сформулированным как тезис. Российская цивилистическая доктрина всегда исходила из замкнутого, законодательно установленного перечня вещных прав. Действительно, с этим конкретным перечнем российский законодатель мучился и мучается до сих пор. Однако дореволюционная цивилистика была твердо убеждена в том, что «отдельных видов вотчинного права весьма немного, и в течение веков остаются почти неизменными виды эти, издревле существующие»45. Такая немногочисленность и вечность прав вещных как раз и объясняется невозможностью их рождения из соглашения сторон. Да, договор может породить вещное право, но лишь такое, какое предусмотрено, дозволено законом. Именно такой теоретический подход позволяет не расплодить разновидностей, не раз-
43 Суханов Е. А. Право собственности и иные вещные права. Способы их защиты: Комментарий к новому ГК.– М., 1996.
44 Гражданское право: Учебник для вузов/Под общей ред. Т. И. Илларионовой, Б. М. Гонгало, В. А. Плетнева.– М.: Норма-Инфра.- М., 1999.- Ч. I,- С. 297.
45 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 117.
77
мыть саму конструкцию. В противном случае было бы очень трудно, практически невозможно реализовать те наиважнейшие принципы, теоретические установки, о которых мы сказали выше, а именно: исключительности и предпочтения. Различие конструкций вещного права и обязательства при таком подходе может исчезнуть, поскольку размытым окажется как круг вещных прав, так и их содержание. Принцип установления вещных прав законом закреплен в законодательствах стран мира46. Думается, что специальная статья, посвященная действию принципа установления вещных прав законом, должна войти и в содержание действующего ГК России.
Таким образом, с дефиниции вещного права, раскрытия принципов исключительности, преимущества и установления вещных прав только законом должен, как нам представляется, начинаться раздел ГК, посвященный праву собственности и другим вещным правам. Мы предварили эту главу словами К. Пруткова, сделав их эпиграфом. И закончим ими же, только чуть перефразировав классика. Законодатель, введя предлагаемые положения в «круг наших понятий», сделает понятными «многие вещи» при применении норм ГК, посвященных праву собственности и другим вещным правам.
46 Вагацума С,, Ариидзуми Т. Указ. соч.– С. 165.
Человек! Возведи взор свой от земли к небу,– какой, удивления достойный, является там порядок. К. Прутков
Едины ли цивилистика и законодатель во мнении на перечень (систему) видов вещных прав?
Трудности в разработке перечня видов вещных прав в законодательстве России.
Современная цивилистическая доктрина о п. 1 cm. 216 ГК.
Следует ли совершенствовать действующий ГК России или принимать новые законы, дорабатывая перечень видов вещных прав?
Основные виды вещных прав, сформулированные в римском частном праве.
Виды вещных прав в дореволюционном законодательстве и цивилисти ческой доктрине.
Система вещных прав в Германском гражданском уложении.
Ростки новых видов вещных прав в отдельных статьях ГК, не поименованных ст. 216 ГК.
Какой могла бы быть новая редакция ст. 216 ГК с учетом отечественного и зарубежного опыта законодательного регулирования, а также современного уровня развития гражданско-правовой науки?
Исходя из общих теоретических посылок, касающихся вещного права, казалось, нет ничего проще перечислить в определенной последовательности все его разновидности. Действительно, и существуют эти права издревле, буквально вечно, и не так велико их общее количество, так сказать, набор, и все они должны быть законом установлены. Но не так, оказывается,
79
просто открыть закон и привести полный перечень. Вернее сказать, открыть закон можно и переписать тоже можно. Однако сколько «переписчиков» – тех ученых-цивилистов, которые занимались проблемой классификации вещных прав, столько и самых разных по видам и последовательности их изложения перечней. Причем интересно, что даже в одной стране на основе одного и того же законодательства в гражданско-правовой литературе выделялись разные по количеству и наименованиям виды вещных прав. К. Анненков в «Системе русского гражданского права» рельефно продемонстрировал данный факт на примере отражения видов вещных прав, закрепленных в гражданском праве дореволюционной России в трудах русских ученых-цивилистов1. Источник анализа был один, а классификации, в частности, у таких цивилистов, как Д. И. Мейер, К. Победоносцев, Г. Ф. Шер-шеневич, получились разные. Тем более различными окажутся перечни видов вещных прав, если в основу их построения будет положено законодательство разных стран или даже одной страны, но в различные периоды ее развития. Сказанное свидетельствует о том, что цивилистика находится в постоянном поиске наиболее оптимальной системы вещных прав, в стремлении «сделать ее, насколько это возможно, определенной и точной, чтобы каждый из ее отделов замыкал в себе предметы исключительно и безусловно ему свойственные»2. Однако фактически такая оптимальная Система вещных прав оказалась так и не построенной. Российский законодатель и в конце 90-х годов XX века, создавая новый ГК, в главе, посвященной вещному праву, как и в XIX веке, «споткнулся» на перечне «других вещных прав». Ст. 216 действующего ГК оказалась существенно неполной. Авторы комментариев отмечают этот факт с сожалением, констатируя, что даже «так называемые придаточные вещные права, служащие обеспечением к правам кредитора в обязатель-
' Анненков К. Система русского гражданского права. Права вещные.- СПб., 1895.- С. 1.
2 Победоносцев К. Указ. соч.– С. 118,
80
ственном правоотношении (например, ипотека), в этой статье не названы3. Выход из создавшегося положения авторы процитированного комментария видят в оговорке «в частности», содержащейся в п. 1 ст. 216, которая дает, по их мнению, возможность вводить новые вещные права отдельными федеральными законами. Не доктриной, не подзаконными нормативными актами, а именно законом, поскольку действующие вещные права предусмотрены ГК4. Нам представляется, что такой подход к совершенствованию системы вещных прав является не совсем правильным. Известно, как принимаются наши федеральные законы. Во многом их принятие зависит от случая. Требует решения какая-то проблема, назрел вопрос – принимается закон. Мне могут возразить: мол, есть в самом ГК отсылки к целому ряду федеральных законов, которые необходимо принять в развитие ГК. Да, такие законы намечены в структуре ГК, но опять же, к сожалению, эти законы не касаются системы вещных прав. Если бы определенная система вещных прав в период принятия ГК уже сложилась и можно было бы предусмотреть круг необходимых законов, то был бы и замкнутый перечень самих прав в кодифицированном законе. Но поскольку к моменту принятия кодекса концепция системы вещных прав еще не сложилась, законодатель не смог предусмотреть ни замкнутого круга вещных прав, ни перечня федеральных законов, которыми бы определялось содержание этих прав. В результате – процесс развития и совершенствования системы вещных прав в нашей стране во многом будет случайным, что допустить, думается, нельзя. В противном случае это будет не система вещных прав, а просто набор, как подарочный новогодний набор конфет, красивых, но случайно подобранных. Вот почему, как нам представляется, следует идти другим путем: внесения соответствующих дополнений и изменений в ГК. Ст. 216 ГК должна в недалеком будущем оправдать свое название
3 Гражданский кодекс Российской Федерации. Ч. 1. Научно-практический комментарий.– М.: БЕК, 1996.– С. 347.
4 Там же.– С. 347.
81
и включить в себя все вещные права лиц, не являющихся собственниками. Собрав воедино все ограниченные вещные права в ст. 216 ГК с учетом права собственности как первого и самого «сильного» вещного права, российский законодатель реализует наиважнейшую задачу: замкнет круг вещных прав, представив его в виде системы.
Для того чтобы сегодня правильно выстроить эту систему в законодательстве нашей страны, нам представляется важным обратиться к историческому опыту – как отечественному, так и зарубежному. Какими были поиски в этом направлении, с чего они начинались, в чем состояли достижения законодателей разных стран и эпох? Начнем с классики римского частного права. Какие виды вещных прав сложились в то далекое время? Еще из учебников по римскому частному праву мы помним три института, которым соответствуют три вида вещных прав: владение, право собственности и права на чужие вещи. Владение было самым первым видом. Возникнув первоначально в отношении земли, оно представляло собой реальное господство лица над вещью, вытекавшее из фактического, физического отношения лица к предмету владения5. Владение рассматривалось как противоречивое право, поскольку оно объединяло правовой и фактический аспекты. Владение могло быть соединенным с собственностью, а могло проявляться вне всякой связи с ней и даже быть ее нарушением. Римское право охраняло владение само по себе, не допуская произвольных его нарушений, независимо от оснований его возникновения. Во владении выделялись разновидности. Из этих разновидностей одни, например цивильное владение, были в большей степени правами вещными, другие, такие как посредственное владение, или держание, тяготели к правам обязательственным. О специфике владения как особого вещного права свидетельствовал особый характер его защиты. Эта защита против всех, включая соб-
5 Римское частное право/Под ред. проф. И. Б. Новицкого и И. С. Перетерского. – М.: Юриспруденция, 1999.–С. 150–151.
82
ственника вещи, осуществлялась не в форме судебного разбирательства, а посредством приказа претора – интердикта, который давал ход особому интердиктно-му производству.
Право собственности как некое модельное вещное право и как наиболее полное право на вещь вырабатывалось в римском частном праве медленно. Еще раз подчеркнем, что в доклассическое время не существовало общего определения собственности, а давалось перечисление отдельных полномочий собственника. В древнейшем праве даже не было специального термина для обозначения собственности. Частноправовое понятие собственности сложилось к концу классического периода (III в. н. э.), когда обычным термином, обозначающим это понятие, стал термин proprietas. Этот термин обозначал собственность как особое отношение господства над вещами, высшее среди других. Как таковое оно могло продолжаться без фактического осуществления, как голое право. В итоге, классическая юриспруденция под собственностью стала понимать неограниченное и исключительное правовое господство лица над вещью, как право, свободное от ограничений по самому своему существу и абсолютное по своей защите 6.
Права на чужие вещи иначе назывались специальными, ограниченными, частичными, парциарными. В рамках этой группы прав сложились самостоятельные виды, которые приобрели специальное регулирование. Из ограниченных вещных прав в первую очередь выделялись сервитут, или обременения, одного имения, хозяйства (служащего имения) в пользу другого (господствующего имения)7. Основными сервитута-ми в римском праве были земельные сервитуты. Они делились на сельские и городские. Сервитуты, представлявшие собой права на чужие вещи, давали возможность их обладателям проходить через соседний участок, прогонять через него скот, проезжать на телеге,
6 Римское частное право. Указ. соч.– С. 170.
7 Дождев Д. В. Римское частное право: Учебник для вузов/Под ред. В. С. Нерсесянца.– М., 1996.– С. 404.
83
проводить или черпать воду на соседнем участке, спускать воду, проводить канал для нечистот и т. д.,
и т- п.
Среди прав на чужие вещи в римском праве выделялся также узуфрукт. Узуфрукт представлял собой пожизненное право пользования чужой вещью, а его объем (возможности обладателя) считался самым обширным. Пока действовал узуфрукт, собственник не имел права на доходы от вещи, и его собственность считалась голой (nuda proprietas). В праве Юстиниана в качестве самостоятельного выделилось habitatio, или право пожизненного проживания в чужом доме или его части. Субъект этого права мог жить в нем сам или отдавать внаем. Еще одной разновидностью среди специальных вещных прав, возникших в Риме, был суперфиций. Последний представлял собой наследственное и отчуждаемое право пользования строением, возведенным на чужой земле8. Первоначально возникнув как обязательство из договора нанимателя с собственником земельного участка, суперфиций впоследствии получил значение самостоятельного вещного права.
В качестве самостоятельной разновидности ограниченного вещного права в Риме сформировался эм-фитевзис. Он представлял собой наследственное и отчуждаемое право пользования чужой сельскохозяйственной землей с целью ее обработки. Это право выросло сначала из обязательства купли-продажи (эмфитевти-ческой продажи), а затем из аренды. Постепенно арендные отношения превратились в вечную аренду, дававшую особое право на вещь и на особый иск в его защиту. Права обладателя эмфитевзиса были широкими, Он получал в собственность все плоды и доходы от земли, права его переходили к наследникам, могли быть завещаны, подарены и проданы. Основной обязанностью обладателя данного права была уплата ежегодной ренты деньгами или натурой. К числу прав на чужие вещи в римском праве относили и залог. Единого термина для обозначения залога в то время
8 Римское частное право. Указ. соч.– С. 204. 84
еще не было, однако на всех стадиях своего развития он давал кредитору вещное обеспечение его требования. Очевидная связь залога не только с вещью, но и с обеспечиваемым обязательством привела к тому, что залог рассматривался чаще всего, например, в учебной литературе по римскому частному праву, не в разделе о правах вещных, а в части, посвященной договорам и обязательствам9. Такое «раздвоение» преследовало право залога по сути на всех этапах его последующего развития в законодательствах стран мира.
Итак, небольшой экскурс в римское частное право позволил нам выделить в нём восемь основных видов вещных прав: владение, собственность, сервитут, узуфрукт, право проживания, суперфиций, эмфитевзис и залоговое право.
А сейчас обратимся к российскому дореволюционному законодательству. Мы его уже касались, характеризуя вещное право как институт права гражданского. Сейчас нас будут интересовать конкретные виды субъективных вещных прав, которые были предусмотрены отечественным гражданским правом до революции. По сути все вещные права закон делил на д в е группы:
право собственности (Свод законов, том 10, ст. 420) и посторонние (неполные) права на имущество (Свод законов, том 10, ст. 432). Подробный перечень неполных прав выглядит следующим образом: I) право участия в пользовании и выгодах чужого имущества; 2) право угодий в чужом имуществе; 3) владение заповедными и наследственными имениями; 4) владение имениями временно заповедными; 5) владение имениями, жалуемыми на праве майоратов в западных губерниях; 6) право владения и пользования; 7) право распоряжения. Естественно возникает вопрос, возможно ли весь этот перечень неполных прав рассматривать в качестве прав вещных. Сразу же оговоримся, что анализ текста законов гражданских, содержащихся в томе 10 Свода законов, представляет известные трудности. Действительно, многим нормам права не хватает четкости, строгости фор-
9 Римское частное право. Указ. соч.– С. 316.
85
мулировок, поэтому возможны некоторые разночтения в толковании этих текстов. Тем не менее, позволим себе высказать авторский взгляд на перечень видов вещных прав, выделенных российским законодателем того времени. Так, право участия в пользовании и выгодах чужого имущества, по существу, включает в себя ограничения собственности и сервитута, которые также являются ограничениями собственности, но дополнительно предоставляют и определенные возможности их обладателю. Право угодий в чужом имуществе также возможно рассматривать в качестве сервитутов. Свидетельством тому ст. 454 тома 10 Свода законов, предусматривающая право въезда в частные леса. Владение имениями различного рода (заповедными, временно заповедными) скорее отражает специфику правового режима различных земель, нежели особое вещное право. Выделенное законодателем того времени право владения фактически распадается на две разновидности: владение, предоставляемое самим собственником, и фактическое владение, самостоятельное и независимое, или владение как факт. Вторую разновидность владения, думается, можно рассматривать в качестве особого вещного права. Именно как особое право, обладающее специфическим пространством и свойством пожизненности, представлено владение в ст. 514 тома 10 Свода
законов.
Что касается пользования и распоряжения, то в них
трудно усмотреть характер самостоятельных вещных прав. Так, ст. 542 тома 10 Свода законов говорит о таком способе «отделиться от права собственности», как доверенность, выданная собственником другому лицу. Очевидно, что распоряжение по доверенности нельзя рассматривать в качестве особого вещного права. Не составит особого права и передача имущества в пользование другому лицу посредством найма, ссуды и других договоров. Упрекнуть дореволюционного законодателя в непоследовательности, конечно, можно. Однако оправданием ему может служить отсутствие в заголовке раздела категории «вещные права», раздел посвящен разным правам на имущество. Вот почему формально законодатель прав. Он имел полное основание после та-
86
кого титула вести речь как о вещных, так и об обязательственных правах. Что же касается научного анализа, то для него возникали и возникают в связи с данным обстоятельством определенные затруднения. Отсюда и в цивилистической литературе обнаруживаются разночтения. Цивилисты уточняли законодателя, предлагали дополнить перечень, в частности, правом залога (Шершеневич Г. Ф., Победоносцев К.). Итогом знакомства с законом и цивилистической литературой дореволюционного периода развития России может быть следующий обобщенный перечень видов имеющихся вещных прав: собственность, право участия частного (условно назовем это право русским вариантом сервитутов), владение, право залога.
Исследование проблемы видов вещных прав делает необходимым обращение и к зарубежному опыту. С этой целью проанализируем кодифицированный Гражданский закон Германии (ГГУ), наиболее близкий нам по своей системе. Какие же виды вещных прав предусмотрел в нем немецкий законодатель? Попробуем выявить в соответствующей главе ГГУ систему данных прав. В о-п е р в ых, следует обратить внимание на право владения, с которого начинается третья книга ГГУ «Вещное право». Параграф 854 ГГУ рассматривает владение как фактическую власть над вещью. На втором месте стоит право собственности. Параграф 903 ГГУ связывает это право с возможностью распоряжаться вещью по своему усмотрению и устранять любое вмешательство, если тому не препятствует закон или права третьих лиц. Третье место занимает наследственное право застройки. Под ним понимается отчуждаемое и наследуемое право иметь строение на поверхности земельного участка или под ней. В-четвертых, немецкий законодатель выделяет особо сервитута, в частности, в такой основной их разновидности, как земельные сервитуты. Понятие «земельный сервитут» раскрывает параграф 1018 ГГУ. Под ним понимается право использования чужого земельного участка в определенных случаях или воздерживаться от определенных действий на чужом земельном участке, или исключение осуществления права собственности на обремененный земель-
87
ный участок в отношении господствующего земельного участка. Пятое место следует отвести узуфрукту. Представляя разновидность сервитутов, узуфрукт, тем не менее, в Германии получил самостоятельное закрепление. Его понятие дается в параграфе 1030 ГГУ; «Вещь может быть обременена таким образом, чтобы лицо, в пользу которого произведено обременение, имело право извлекать все выгоды от пользования вещью». В свою очередь узуфрукт в немецком праве делится на три разновидности: узуфрукт в отношении вещей, узуфрукт на права и узуфрукт на имущество. Этим разновидностям посвящены самостоятельные параграфы. Обращает на себя внимание параграф 1093 ГГУ. В нем говорится о праве пользования жилым помещением, которое мы поставим на шестое место. Данное право трактуется как разновидность ограниченного личного сервитута и состоит в возможности пользования зданием или его частью для проживания, с освобождением собственником помещения. Отдельной строкой немецкий закон выделяет ипотеку (параграф 1113 ГГУ) и залоговое право на движимые вещи (параграф 1204 ГГУ). Этой разновидности мы отведем в нашем перечне седьмое место. Помимо перечисленных, немецкий законодатель называет еще такие специфические обременения, как поземельный долг (параграф 1191 ГГУ) и рентный долг (параграф 1199 ГГУ). Будучи обременениями собственности, они, как представляется, не составляют особых разновидностей вещных прав, в связи с чем мы не поместили их в рамки построенной нами общей системы.
Таким образом, практически все из классических римских видов вещных прав нашли свое отражение и закрепление в главном Гражданском законе Германии, что является несомненным его достоинством. Возникает вопрос: а возможно ли позаимствовать всю немецкую систему? Думается, что при всей близости наших систем простое копирование в данном случае невозможно. И главное препятствие этому состоит, как представляется, в том, что немецкий законодатель чрезмерно расширяет спектр вещных прав. Например, даже залоговое право на право им рассматривается как
право вещное. Наша же концепция придает важное значение объекту вещного права и не расширяет его понимание. Следовательно, если объектом является имущественное право, то надо говорить о праве обязательственном, а не вещном. Сказанное свидетельствует о том, что при всей плодотворности использования немецкого опыта мы не можем идти по пути его копирования. Этот опыт можно использовать только творчески, учитывая специфику отечественной истории гражданского законодательства, российской циви-листической традиции и современной структуры и содержания ГК.
А сейчас обратимся к тексту ГК и возьмем для анализа следующие статьи: 131, 234, 263, 292, 298, 359. Нашей целью будет разработка новой редакции ст. 216 ГК. Анализ других норм кодифицированного закона нам потребуется для того, чтобы найти в богатом содержании действующего ГК ростки тех видов вещных прав, которые оказались не учтенными текстом ст. 216 ГК.
Начнем со ст. 234 ГК, устанавливающей институт приобретательной давности. Этот институт был известен отечественному гражданскому праву еще до революции, но исчез в советский период. Сегодня он восстановлен, и, как следствие, происходит возрождение старого, но забытого вещного права – права владения имуществом. У этого права в институте приобретательной давности нет титула, но оно подлежит защите (п. 2 ст. 234 ГК). Субъектом его является добросовестный владелец, относящийся к имуществу как к своему собственному. При этом само право собственности отсутствует. Объектом отношений здесь выступает материальная вещь, в том числе недвижимая. Владелец приобретает определенные возможности в отношении этой вещи, включая защиту своего права против третьих лиц. Законодатель употребляет термин «владение», подчеркивая, что защите подлежит именно оно. К какому виду нрав гражданских мы можем отнести данное право? Здесь нет обязательства, нет кредитора и должника, а есть отношение к вещи как к своей в отсутствие титула, есть владение как факт. Напомним, что до революции гражданское законодательство признавало владение в
качестве особого вещного права, в том числе и институт приобретательной давности. Владение выделяло еще римское частное право. Мы уже установили, что книга 3 «Вещное право» Германского гражданского уложения начинается также с характеристики владения как права вещного (параграф 854 ГГУ). Следовательно, мы вправе сделать вывод о появлении вновь в гражданском законодательстве России права владения и, как следствие, необходимости его закрепления в ст. 216 ГК.
Обратимся к ст. 292 ГК. Она закрепляет право членов семьи собственника жилого помещения пользоваться этим помещением (проживать). Законодатель в п. 2 ст. 292 ГК замечает, что переход права собственности на жилой дом или квартиру к другому лицу не является основанием для прекращения данного права члена семьи собственника. Итак, мы обнаруживаем законодательно установленный вариант обременения собственности. Данное обременение выступает в виде особого права. Член семьи собственника не вступает сам ни с кем в обязательственные отношения. Он только помечается как бремя в договоре продажи дома или квартиры (ст. 558 ГК). Законодатель логично развил правила ст. 292 ГК в ст. 558 ГК, установив указание на перечень пользователей в качестве существенного условия договора продажи жилого помещения. Таким образом, право пользования жилым помещением или право проживания приобретает самостоятельный характер. Члены семьи собственника приобретают его не из договора, а на основании закона. У субъекта возникает правовая связь с конкретным жилым помещением, определенные возможности в отношении него. Правда, эти возможности ограничены. Он может только пользоваться этим жильем. Закон стоит на защите главной возможности члена семьи собственника – правомочии проживания. Это право следует за вещью (домом, квартирой), защищается от всякого и каждого. И данные признаки с очевидностью свидетельствуют о его вещ-но-правовой природе. Кстати, помимо ст. 292 ГК, о существовании права проживания как особого вещного права свидетельствует и институт легата (завещательного отказа), который никогда не исчезал из граждан-
90
ского права России. Напомним, что habitatio (право проживания) было известно римскому частному праву. О проживании как разновидности узуфрукта мы говорили, анализируя параграф 1093 ГГУ. Следовательно, есть все основания указать на данную разновидность вещных прав в диспозиции ст. 216 ГК.
Интерес для нас будет представлять и ст. 298 ГК, с одной стороны, ограничившая возможности учреждения по распоряжению закрепленным за ним имуществом, с другой – расширившая эти возможности. Различие возможностей учреждения поставлено в зависимость от источника поступления средств. Если средства выделены по смете и за их счет приобретено имущество, возможности учреждения строго ограничены. Если средства оказались в результате получения доходов самим учреждением от разрешенной ему хозяйственной деятельности, то в этом случае степень самостоятельности учреждения по распоряжению как самими доходами, так и приобретенным на них имуществом значительно возрастает. Законодатель формулирует эту мысль в п. 2 ст. 298 ГК так: «...доходы, полученные от такой деятельности, и приобретенное за счет этих доходов имущество поступают в самостоятельное распоряжение учреждения и учитываются на отдельном балансе». Данная законодательная формулировка вызвала дискуссию в цивилисти ческой литературе. С одной стороны, всем было понятно, что предоставленную учреждению возможность самостоятельного распоряжения доходами и имуществом на них приобретенным правом оперативного управления назвать нельзя. Границы шире. Близко к праву оперативного управления стоит право хозяйственного ведения, оно является, можно сказать, родственным. Эта близость конструкций позволила некоторым авторам право учреждения на получаемые доходы от разрешенной хозяйственной деятельности назвать правом хозяйственного ведения. Последнее действительно открывает большие возможности для обладателя в соответствии со ст. 294 ГК. Однако нам представляется, что право хозяйственного ведения является таковым в единстве своих признаков. И одним из этих признаков является
91
специфический субъект права – унитарное предприятие (государственное или муниципальное), т. е. коммерческая организация. Учреждение – организация некоммерческая, вот почему в отношении его вещно-правовых возможностей законодатель счел необходимым сделать специальные указания. Первое указание касается права оперативного управления (ст. 296 ГК). Второе – самостоятельного распоряжения в конкретной ситуации, описанной в п. 2 ст. 298 ГК. Отсюда можно сделать вывод, что наряду с такими правами юридических лиц на хозяйствование с имуществом собственника, как право хозяйственного ведения и право оперативного управления, законодателем предусмотрена еще одна их разновидность – право самостоятельного распоряжения учреждением своими доходами. Данная возможность для учреждения никак не может быть рассмотрена как обязательственное право. Оно явно обладает вещно-правовой природой, так как закрепляет возможности господства над имуществом строго определенного субъекта – учреждения.
Отечественный законодатель в истории гражданско-правового регулирования избрал путь дробления права оперативного управления. Так появилось право полного хозяйственного ведения, впоследствии превратившееся в хозяйственное ведение. При этом название «оперативное управление» было сохранено для строго определенных субъектов – учреждений и казенных предприятий. Следуя логике уточнения и детализации, законодатель формулирует еще одно вещное право для учреждения – самостоятельного распоряжения доходами, которое, как нам представляется, также должно найти отражение в ст. 216 ГК.
Ст. 131 ГК, на наш взгляд, является ярким свидетельством признания нашим законодателем залога в качестве права вещного. В ней законодатель перечисляет вещные права, подлежащие государственной регистрации. Среди них названа ипотека. Указание на разновидность залога (ипотеку) в данной статье обусловлено ее задачей: определить место и роль государственной регистрации вещей особого рода – недвижимых. Следовательно, речь идет не просто о залоге, а об ипо-
92
теке. Тем не менее само соседство ипотеки с другими вещными правами, на наш взгляд, символично. Этот единый ряд вещных прав, подлежащих государственной регистрации, свидетельствует, что российский законодатель рассматривает залог не только как способ обеспечения обязательства, но и как вещное право в случаях, если его объектом являются физические вещи, т. е. вещи в собственном смысле этого слова. Из сказанного следует вывод, что ст. 216 ГК должна быть дополнена залогом как специфической разновидностью вещного права.
Несомненный интерес для нас представляет ст. 359 ГК, предусмотревшая новый способ обеспечения обязательств – удержание. В основу удержания положена односторонняя сделка. Субъектом этой сделки является кредитор, т. е. лицо, которому принадлежит обеспечиваемое требование. Это обеспечиваемое требование может быть любым, если обе стороны обязательства – предприниматели. Если хотя бы одна из сторон обязательства не является предпринимателем, удержание может обеспечить только два вида требований – об оплате удерживаемой вещи и возмещении издержек и других убытков, связанных с этой вещью. Объектом отношений при удержании является вещь как движимая, так и недвижимая. Существо удержания заключается в предоставлении кредитору права владения вещью до тех пор, пока обеспечиваемое обязательство не будет исполнено. Как может быть охарактеризовано такое право кредитора при удержании? В цивилисти-ческой литературе его называют «санкционированным незаконным владением»'°. Представляется, что такая характеристика будет не совсем корректной. Если законодатель санкционировал данное владение, то его нельзя называть владением незаконным. Кредитор здесь имеет определенные возможности в отношении материальной вещи. Ст. 360 ГК закрепляет, что требования кредитора здесь удовлетворяются из ее стоимости в объеме и порядке, предусмотренных для удовлет-
10 Гражданский кодекс Российской Федерации. Ч. 1. Научно-практический комментарий.– М.: БЕК, 1996.– С. 565-
93
ворения требований, обеспеченных залогом. Отсюда можно сделать вывод, что установленное ст. 359 ГК право кредитора на вещь является правом вещным, а точнее его называть – удержанием. И здесь можно провести полную аналогию с залогом, где название обеспечительного способа и вещного права объединяются и закрепляются в одном термине. Следовательно, удержание, как и залог, может пополнить перечень ст. 216 ГК.
Наконец, нельзя не отметить ст. 263 ГК России. Эта статья является скорее модельной, поскольку глава 17 ГК, в которую она помещена, временно, до принятия Земельного кодекса РФ, не действует. Речь в этой статье идет о застройке земельного участка. Законодатель разрешает собственнику земельного участка возводить на нем здания и сооружения, осуществлять их перестройку. Помимо этого, собственнику дозволяется разрешать строительство на своем участке третьим лицам. Пункт 2 ст. 263 ГК предусматривает, что собственник земельного участка может и не приобрести право собственности на возведенное им для себя на принадлежащем ему участке здание или сооружение. Такие случаи, подчеркивается в указанной статье, могут быть предусмотрены законом или договором. Ст. 263 ГК буквально ошеломила цивилистов, свидетельством чему – комментарии к ней. Вместо ответов доктринальное толкование предлагает вопросы типа: с кем заключается договор? На каком основании здание строится на чужом участке? Почему собственник земельного участка не будет являться собственником возводимых на нем строений и сооружений? В итоге такого «вопросительного» толкования делается вывод, что без ответов на поставленные вопросы статья кодекса теряет всякий смысл. Не преследуя цели ответить на все вопросы, возникающие в связи с чтением текста ст. 263 ГК, отметим очень важную деталь, элемент, в ней содержащийся. Этот элемент касается возможности производить застройку на участке собственника другим лицом, В основу таких отношений может быть положен договор. Мы уже знаем, что в римском праве этот договор назывался суперфициарным договором и порождал осо-
94
бое вещное право – суперфиций. Сегодня законодатель вновь заговорил об отношениях, возникающих в связи со строительством дома на чужой земле. Однако этот замысел не доведен им до логического конца. Действительно, право застройщика на возводимое им здание на чужой земле, как показывает история, перерастает по своему характеру значение обязательства, приобретая черты особого права на вещь, т. е. вещного права. Российский законодатель, закрепив отношения, по существу равнозначные римскому эмфитевзису, назвал их правом пожизненного наследуемого владения земельным участком. Суперфиций, незаслуженно забытый и важный по своей сути, мог бы получить название права застройки и занять свое место в легальном перечне ст. 216 ГК среди других видов прав на чужие вещи,
А сейчас мы можем предложить в качестве итога новую редакцию п. 1 ст. 216 ГК: «Вещными правами наряду с правом собственности являются: право владения, право пожизненного наследуемого владения земельным участком, право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком, право застройки, право хозяйственного ведения, право оперативного управления, право самостоятельного распоряжения доходами учреждения, сервитуты, право проживания, залог, удержание». В такой редакции, во-первых, убрано словосочетание «в частности», что свидетельствует о замкнутом круге перечисленных прав. В о-в т о р ы х, нет указаний на номера статей ГК. Целесообразнее, с нашей точки зрения, в последующих пунктах статьи перечислить законы, в которых правовая регламентация названных прав должна получить развитие и логическое завершение. В-т р е т ь и х, сам перечень увеличился с 5 до 11 наименований вещных прав. В-ч е т в е р т ы х, сервитуты распространяются не только на земельные отношения, поскольку находятся не строго в группе прав на земельные участки, но и на иные отношения с объектами недвижимости (например, водные сервитуты).
Кольца и драгоценности – это не дары, а извинения за неспособность принести настоящие дары. Эмерсон Ралф Уоддо
Основные аспекты значения категории «собственность».
Чем можно объяснить притягательность этой категории для исследователей в области самых разных отраслей знаний?
Какие имущественные отношения отражает собственность как экономическая категория ?
Являются ли отношения собственности отношениями власти и господства?
Роль экономической теории в изучении имущественных отношений собственности.
Право собственности в объективном смысле: институт или субинститут права гражданского?
Место дефиниции права собственности в гражданском законодательстве.
Dominium и proprietas в римском частном праве. Дореволюционная цивилистика о законодательном определении субъективного права собственности в Своде законов Российской империи.
Субъективное право собственности в зарубежном законодательстве.
Гражданское законодательство советского периода о субъективном праве собственности и его анализ в цивилистических исследованиях того времени.
Понимание права собственности в действующем ГК России: достижения и недостатки.
Какой может быть новая редакция ст. 209 ГК России ?
96
lura in re aliena в римском частном праве.
Дореволюционные цивилисты о понятии прав на чужие вещи.
Современная наука гражданского права об ограниченных вещных правах.
Нужна ли нам научная дефиниция вещных прав лиц, не являющихся собственниками?
При всей своей универсальности, многоаспектное-ти категория «собственность» в первую очередь отражает наш быт и философию этого быта, во втору ю – является центральной категорией права гражданского. Эти два аспекта тесно взаимосвязаны, поскольку именно в гражданском праве отражаются, закрепляются реальные экономические отношения нашего, можно сказать, повседневного быта. Как атрибут философии человеческого бытия, собственность получила массу определений, эпитетов, характеристик. Они далеко не всегда отражали суть, тем не менее абсолютно всегда отличались яркостью красок и сравнений. В обыденном понимании собственность обычно ассоциируется с многочисленными предметами материального мира, обладание которыми приятно. Напомним, что дореволюционный цивилист К. Победоносцев писал об особой потребности личности «жить для себя», которая явственнее всего выражается в двух стремлениях – к собственности и к браку 1. А в примечании № 1 к ст. 420 тома 10 Законов гражданских дореволюционной России как раз подчеркивался тот факт, что в законах собственностью называют само имущество, принадлежащее кому-либо на праве собственности. В этом смысле собственность – это те самые кольца и драгоценности, которые принадлежат именно нам, а не хранятся в музее, т. е. не являются для нас чужими. Дореволюционный цивилист К.И.Малышев рассматривал особое, «принадлежностное», отношение вещи к лицу и делал вывод, что собственность – это такая принад-
' Победоносцев К. Курс гражданского права. Вотчинные права.-1892- С. 125.
97
лежность, когда лицо смотрит на себя как на хозяина и выражает это формулой: «это вещь моя» 2. Таким образом, собственность в ее первом, выделенном нами аспекте -~ это не только объекты (веши), но и характер отношения к ним. Отношение к собственности всегда особое, поскольку это не просто вещь, а «моя вещь». Собственнические чувства рождали в людях желание трудиться, патриотизм, стремление к оседлости, защите Родины, своего «куска земли», «гнезда, устроенного собственным трудом и заботами предков». Эта сторона собственности всегда является благом. В этом смысле собственность формирует личность, наши гражданские качества. С другой стороны, великие умы определяли собственность как воровство, кражу. Дореволюционные цивилисты писали о том, что посторонний человек не вправе отнимать платье и обувь у хозяина, так же как и вырывать чужие органы тела 3. Таким образом, стремление к собственности незаконным путем, с забвением нравственных принципов, всегда уничтожало в людях человеческое достоинство и в конечном итоге их губило.
Рассуждать о собственности, имея в виду многочисленные объекты материального мира, которые, в принципе, могут оказаться в нашей власти, можно бесконечно. Именно так и происходило на протяжении человеческой истории. Вот почему собственность можно назвать одной из самых притягательных категорий для изучения, познания.
Что касается права гражданского, то в нем мы уходим в описаниях собственности от ярких красок и броских эпитетов. Нас интересуют здесь вполне конкретные вопросы. И первый из них – какие экономические отношения составляет, закрепляет, представляет собой категория «собственность»? Известно, что гражданское право имеет дело с разнообразными имущественными отношениями. Имущественные отношения закрепляют, оформляют динамику (переход) и
2 Малышев К. И. Курс гражданского права, составленный по лекциям 1880/81 академического года,– С. 293–296.
3 Там же." С. 293.
98
статику (принадлежность) материальных благ. Когда речь идет об отношениях принадлежности, во главу угла мы ставим категорию «собственность». Итак, собственность – это отношения принадлежности материальных благ. И в этом понимании ученые – представители юридических и экономических наук – были, пожалуй, всегда единодушны. Расхождения во взглядах касались субъектного состава. Так, марксистско-ленинский подход отличался категорическим неприятием возможности связи человека и вещи в правоотношениях собственности. Под собственностью марксистско-ленинская идеология всегда понимала только отношения между людьми по поводу материальных благ. С этим подходом не были согласны оппоненты. Действительно, какие отношения между людьми можно обнаружить в отношениях собственности в условиях натурального хозяйства, в отсутствии товарного обмена и нарушений прав собственника. Человек-собственник имеет отношение в первую очередь к вещи, он относится к ней как к своей. Пока он собственник, его мало интересуют другие субъекты гражданских правоотношений и их действия. Собственность затрагивает иных, помимо собственника, участников гражданско-правовых отношений лишь в аспекте защиты, воздержания всякого и каждого от нарушения права собственности. А в этом смысле также вряд ли правильно говорить о наличии каких-либо отношений, связи субъектов по поводу имущества. Эта связь как раз должна отсутствовать, поскольку все иные (не собственники) относятся к вещи как к чужой. Итак, мы можем констатировать, что собственность представляет собой разновидность имущественного отношения, подверженного гражданско-правовому регулированию. Существо данного отношения состоит в отношении субъекта гражданского права к вещи как к своей. Гражданско-правовая литература, пытаясь отразить существо отношения собственника к вещи, использовала понятия господства и власти. Например, такие дореволюционные цивилисты, как Мей-ер, Анненков, Гуляев, писали о собственности как о юридическом, законном господстве. Другие авторы,
99
среди них Куницын и Васьковский, находили более удачным термин «власть»4.
Так, политические термины оказались прочно связаны с понятием «собственность».
Следует сказать, что над определением экономического аспекта собственности гражданско-правовая наука работает попутно. По сути собственность как экономическая категория составляет предмет экономических исследований, и мы вполне могли бы использовать накопленные экономические знания. Однако, к большому сожалению, экономисты, как показала история, старались не упростить суть и облегчить понимание проблемы, а, наоборот, усложняли и окончательно запутали ее. И даже великий К. Маркс не стал исключением. В его подходах собственность трактовалась и как вся совокупность общественно-производственных отношений, и как их часть, и даже как некое ядро. К. Маркс для характеристики собственности использовал термин «присвоение», подчеркивая, что присвоение осуществляется всегда внутри и посредством определенной общественной формы. Объяснить тот факт, что из гениальной теории марксизма о собственности цивилистика не могла почерпнуть интересных выводов и конструкций, достаточно просто. Дело в том, что К. Маркс изучал отношения не имущественные (волевые), а производственные, т. е. самые первичные, не зависящие от нашего сознания и воли. Это во-первых. Во-вторых – на характеристику собственности влиял некий политический мотив. Вот почему марксистская теория собственности и частной собственности фактически получила ярко выраженную публичную окраску. Публичный, классовый элемент позднее прижился и в сугубо цивилистических исследованиях права собственности советского периода. Например, А. В. Венедиктов в характеристике собственности неизменно делал акцент на ее основу – «существующие в данном об-
4 Васьковский Е. А. Учебник гражданского права. Вещное право,– 1896.- С. 74, 80.
100
ществе системы классовых отношений»5. За долгий период советской истории экономическая литература не предложила никакой иной концепции собственности. Некоторые из ученых-экономистов, например В. П. Шкредов, полагали, что собственности как экономической категории вообще не существует. Позднее, с переходом к рыночной экономике, среди экономистов стали раздаваться голоса в поддержку собственности, необходимости ее экономического анализа6. Однако эти призывы так и остались добрыми пожеланиями. Что же касается определения собственности, то им по-прежнему занимаются цивилисты, предваряющие разговор о праве собственности изложением своего понимания сути собственности как экономической категории7. Е. А. Суханов определил собственность как отношение принадлежности (присвоенности) материальных благ, заключающееся в установлении над ними такого «хозяйственного господства», которое позволяет собственнику по своей воле устранять или допускать всех прочих лиц к использованию своего имущества, самостоятельно определяя характер такого использования.
Экономические отношения собственности оформляются правом собственности. Обычно различают право собственности в объективном смысле как совокупность гражданско-правовых норм, регулирующих данные отношения, и право собственности в субъективном смысле, означающее право конкретного лица на вещь. Возникает вопрос: совокупность гражданско-правовых норм о собственности составляет особый субинститут или институт гражданского права? Обозначив вещное право институтом отрасли гражданского права, мы, следуя логике, право собственности в объективном смысле должны определить в качестве его субинститута. Позиции норм, посвященных праву собственности, всегда являются определя-
5 Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность.–Л., 1948.
6 Райзберг Б. Рыночная экономика.– М., 1993.– С. 30.
7 Суханов Е. А. Лекции о праве собственности.– М., 1991.– С. 10.
101
ющими. С них начинаются соответствующие разделы кодифицированных нормативных актов. Субинститут собственности лидирует среди субинститутов других вещных прав как по количеству входящих в него норм, так и по их содержательной нагрузке. Принципиальные установки субинститута права собственности оказывают в дальнейшем активное воздействие на содержание норм, посвященных другим вещным правам.
Центральное место среди норм субинститута права собственности принадлежит норме права, определяющей понятие права собственности как субъективного гражданского права. Насколько сложным был путь законодателя в выработке данной дефиниции? Ответить на этот вопрос можно, если проследить основные вехи в развитии данной категории.
Первой такой вехой, безусловно, был классический Рим, его нормы частного права. Римское право и классическая юриспруденция положили начало развитию теории субъективного права собственности. Надо отметить, что выработка понятия права собственности происходила в те далекие годы весьма медленно. Долгое время собственность юристы не могли отделить от владения. Первым термином, используемым для обозначения собственности, стал древний термин dominiuni. Он был достаточно широким, так как означал «господство» и применялся ко всем случаям, когда какая-нибудь вещь находилась в чьей-либо власти, хозяйственном господстве, доме. Таким образом, dominium был удобным для наименования всех прав на вещи и по сути обозначал более широкий круг явлений, чем собственность. Что же касается специального понятия, обозначающего собственность как особое отношение господства над вещами, высшее среди других, то оно появилось в Риме в конце классического периода (III в. н. э.) и связывалось с термином proprietas. Классическая юриспруденция определила черты-характеристики права собственности. Первой характеристикой была названа исключительность господства собственника над вещью. Второй– отсутствие ограничений у данного права. Третьей– абсолютный характер защиты. Были ли римские юрис-
102
ты единодушны в понимании собственности? По существу, на этот вопрос можно ответить утвердительно, поскольку подавляющее большинство римских классиков связывало с собственностью полную власть, господство над вещью. Хотя стоит отметить, что некоторые оттенки, особенности в понимании сущности права собственности проявились уже тогда, в классической римской юриспруденции. Так, Павел предпринимал попытки разложить содержание права собственности на его составляющие, выделяя в собственности право пользования и извлечения плодов. Напротив, Ульпиан был не согласен с частными перечислениями права собственности и настаивал на единстве господства собственника и всеобщности содержания его права8. Таким образом, еще в Риме появились ростки расхождений во мнении на конструкцию субъективного права собственности.
Второй условной вехой, символизирующей развитие категории «право собственности» в гражданском законодательстве, будет дефиниция данного права в законодательстве дореволюционной России. Ст. 420 тома 10 Законов гражданских дореволюционной России содержала следующее определение: «Кто был первым приобретателем имущества, по законному укреплению его в частную принадлежность, получил власть в порядке, гражданскими законами установленном, исключительно и независимо от лица постороннего владеть, пользоваться и распоряжаться оным вечно и потомственно, доколе не передаст сей власти другому, или кому власть сия от первого ее приобретателя дошла непосредственно или через последующие законные передачи и укрепления, тот имеет на сие имущество право собственности». Надо сказать, что цивилистика дореволюционного периода России не стеснялась в критике данного определения. Его находили многословным9 и даже неправильным 10, Крити-
8 Римское частное право.– М.: Юриспруденция, 1999.– С. 170–
171.
9 Гуляев А. М. Русское гражданское право,– СПб., 1913.– С. 156.
10 Калинин Н. Л. Общедоступный очерк русского гражданского права,- СПб.: Деятель, [б. г.].– С. 47.
103
ки выделяли целый ряд законодательных неточностей. Во-первых, цивилисты подчеркивали, что право собственности нельзя определять как неограниченное право, поскольку «в действительности оно всегда является правом ограниченным во владении, пользовании или распоряжении по закону или вследствие интересов третьих лиц»11. Ограничения собственности первого рода связаны с наличием прав других лиц на имущество собственника. Например, имущество может быть заложено, при этом право собственности никак не уничтожается, оно продолжает существовать как «голое» право, для которого дореволюционный законодатель использовал термин «неполное право собственности» (п. 1 ст. 432 т. 10). Второго рода ограничения уже касаются полного права собственности. Оно также не является правом неограниченным, поскольку также ограничивается законом или в интересах отдельных лиц, или в интересах «общежития». Поправляя законодателя, Е. В. Васьковский отмечал, что характеристика права собственности заключается не в полном господстве лица над вещью, а в том, что господство собственника над вещью полнее всякого другого господства»12. Во-вторых, критики видели в определении права собственности тот недостаток, что законодатель «смешал» это право со способами его приобретения'3. Действительно, законодатель начинает характеристику права с выделения первоначального способа его приобретения, а в дальнейшем упоминает о возможности и производных способов приобретения права собственности в виде законных передач и укреплений.
Третий недостаток исследователи усматривали в выделении трех правомочий: владения, пользования и распоряжения. Дореволюционная цивилистика задавала вопрос: почему нельзя собственность связать с правомочиями? Ответ был прост: «Собственнику вре-
" Калинин Н. А. Указ. соч.– С. 48.
12 Васьковский Е. В. Указ соч.– С. 77.
13 Анненков К. Система русского гражданского права. Т. 2. Права вещные.- 1895.- С. 18.
104
менно каждое из них»14. Настолько многочисленными могут быть ограничения собственности, что последнее может сводиться к нулю возможностей (правомочий). Оно «сжимается», В связи с этим некоторые цивилисты усматривали истинный признак собственности, отличающий это право от иных вещных прав не в перечне возможностей собственника, а в «возвращении» вещи собственнику15.
Четвертый минус определения права собственности учеными виделся в распространении его только на физических лиц. Действительно, законодатель вел речь о потомственном владении, пользовании и распоряжении. Таким образом за пределами дефиниции оказались многочисленные юридические лица, которые так же, как лица физические, могут обладать титулом частного собственника.
Еще один недостаток определения права собственности в дореволюционном законе усматривали в том, что оно касалось только собственности частной 16. Между тем помимо субъектов – частных лиц в то время и государство также обладало правами собственника. Однако о государственной собственности законодатель вел речь уже в другой статье закона (т. 10, ст. 421). Выделялось в то время и право собственности особ Императорского Дома на имения наследственные и благоприобретенные (т. 10, ст. 422). Следовательно, дефиниция, с точки зрения науки, могла бы быть более универсальной и распространяться на имущественное право вне зависимости от его субъекта. Узость определения ученые видели и в том, что законодатель сделал акцент на недвижимость как объект права собственности '7. Именно о недвижимости велась речь в примечании к ст. 420 тома 10, что создавало впечатление распространения законодателем данного понятия исключительно на недвижимые вещи.
14 Анненков К. Указ. соч.– С. 13.
15 Калинин Н. А. Указ. соч.– С. 48.
16 Малышев К. И. Указ. соч.– С. 306.
17 Анненков К. Указ. соч.– С. 18.
105
Наконец, в исследованиях дореволюционных авторов отмечались и многие другие неточности определения. Например, под сомнение ставилось употребление термина «вечно». Право собственности не может быть вечным, отмечал К. И. Малышев, поскольку это право передается другим субъектам гражданско-правовых отношений ls.
Критикуя законодательное определение права собственности, дореволюционные цивилисты предлагали варианты своей дефиниции. Одни связывали собственность с «законным господством лица над вещью, в силу которого он может ею владеть, пользоваться и распоряжаться» (Мейер)19. Другие определяли это право как «власть лица, утвержденную за ним законом, действовать на вещь по своему усмотрению, с исключением постороннего влияния» (Неволин)20. Третьи характеризовали данное субъективное право как «юридическое господство лица над имуществом» (Гуляев)21. Четвертые называли собственность правом пользования и распоряжения вещью самым неограниченным способом (Калинин)22. Нетрудно видеть, что и эти доктриналь-ные определения были также уязвимы, поэтому совсем не случайно российские цивилисты активно критиковали и концепции друг друга.
Определенной вехой в формировании законодательного определения права собственности можно рассматривать и зарубежный опыт, приобретенный рядом европейских стран в XIX–XX веках в связи с принятием кодифицированных – гражданских законов. Германское гражданское уложение. Французский гражданский кодекс, Швейцарский гражданский кодекс внесли определенный вклад в выработку дефиниции права собственности. Так, ГГУ в параграфе 903 установило, что собственник вещи может, если тому не препятствует закон или права третьих лиц, распоряжаться (обращать-
18 Малышев К. И. Указ. соч.– С. 306.
19 Обзор определений см.: Анненков К. Указ. соч.– С. 18–20.
20 Анненков К. Указ. соч.– С. 18–20.
21 Гуляев А. М. Указ. соч.– С. 156.
22 Калинин Н. А. Указ. соч.– С. 47.
106
ся) вещью по своему усмотрению и устранять любое вмешательство. ФКГ определил право частной собственности как право пользоваться и распоряжаться вещами наиболее абсолютным образом – с тем, однако, чтобы не делать из них употребления, запрещенного законом или особыми правилами (ст. 544), ШГК предоставил собственнику вещи распоряжаться ею по своему усмотрению в пределах правопорядка. Какие выводы представляется возможным сделать из этих законодательных определений? Первый – касается характеристики содержания данного права. Законодатель в перечисленных нами странах не ставит себе целью назвать все возможные правомочия собственника. Возможность наиболее полного господства собственника определяется с помощью акцента на одно или два правомочия (распоряжения, пользования и распоряжения). Такой подход законодателя получил и соответствующую теоретическую поддержку в работах зарубежных цивилистов. Например, Л. Эннекцерус в «Курсе германского гражданского права» подчеркивал, что «собственность – не сумма отдельных правомочий (потребления, пользования, видоизменения и т. д.), а совокупность их»23. Жюлио де ла Морандьер писал о собственности как наиболее полном праве на вещь, какое может осуществлять человек24. В этой характеристике автор видел суть права собственности как разновидности вещного права. Что касается его возможных слагаемых, то Жюлио де ла Морандьер называл право пользования вещью, извлечения из нее плодов и доходов, право потребления, уничтожения вещи и распоряжения ею. Однако с этой совокупностью возможностей автор не связывал существо права собственности.
В о-в т о р ы х, обращает на себя внимание тот факт, что законодатели зарубежных стран в своих определениях права собственности подчеркивают волевой ха-
23 Эннекцерус Л. Курс германского гражданского права.– М;, 1949.– Т. 1.-С. 264.
24 Морандьер Жюлио де ла. Гражданское право Франции,– М., 1958.- Т. 1.- С. 58.
107
рактер действий собственника, который выражается формулой: «по своему усмотрению».
В-третьих, можно усмотреть определенное стремление законодателя подчеркнуть абсолютный характер защиты права собственности. В частности, на наш взгляд, такой элемент заложен в формулировку ГГУ, касающуюся «устранения любого вмешательства» или в другом переводе «исключения других от всякого на нее воздействия».
В-ч е т в е р т ых, практически все без исключения кодифицированные гражданские законы подчеркивают, что право собственности немыслимо без пределов. Эти пределы устанавливает закон. В выработке ограничений права собственности законодатель руководствуется общественными интересами и правами третьих лиц. Таким образом, наиболее полное вещное право – право собственности – в конечном итоге также является правом, «ограниченным» пределами закона и правопорядка. Однако к нему неприемлем эпитет «ограниченное» вещное, поскольку в сочетании со всеми остальными вещными правами, которые цивилистическая доктрина и именует ограниченными, право собственности как раз выступает в наиболее полном объеме (виде). Поэтому право собственности мы не можем назвать ни неограниченным, так как оно имеет свои пределы, ни ограниченным, так как данная характеристика имманентно присуща всем другим вещным правам, противостоящим собственности, являющимся правами на чужие вещи.
Наконец, из зарубежного опыта мы можем почерпнуть еще одну идею, заключающуюся в фразе: «собственность обязывает». Положительные возможности собственника, которые он реализует в действиях, совершаемых по своему усмотрению, сами по себе не предполагают необходимости выполнения комплекса обязанностей по содержанию имущества, который составляет бремя собственности. Вместе с тем собственность – это, действительно, не только благо. Вот почему о бремени собственности должен заикаться законодатель, вернее, не робко заикаться, а возлагать это бремя на собственника. Последний же, приобретая субъектив-
108
ное право собственности, должен непременно прикидывать, потянет ли он такое бремя. А может, лучшим вариантом для него будет отказаться от блага, учитывая тяжесть бремени.
Анализ зарубежного законодательства, примеры дефиниции права собственности – как приведенные нами, так и не приведенные, но учтенные при составлении обобщения – свидетельствуют, что практически невозможно выбрать одно из них, назвав его лучшим. Главное в выработке определения права собственности на законодательном уровне, с нашей точки зрения,– это не упустить существенные черты, характеристики, имеющие серьезную теоретическую и практическую нагрузку. В этом смысле законы Германии, Франции, Швейцарии при всех терминологических расхождениях были едины в понимании сути права собственности. Однако надо отметить тот факт, что ни одно из приведенных нами определений не стало классическим определением права собственности как субъективного гражданского права.
Условной вехой в выработке определения права собственности можно считать советский период развития гражданского законодательства в России. Этот период развития отечественного законодательства, длившийся без малого почти 80 лет, был ознаменован принятием Гражданских кодексов 1922 и 1964 годов. Именно в этот период отечественная юриспруденция полностью отождествляла собственность с правами владения, пользования и распоряжения. Триада прочно вошла в сознание советских юристов как эквивалент права собственности. Такое понимание базировалось на нормах закона. Известно, что ГК 1922 года в ст. 58 закреплял, что собственнику принадлежит в пределах, установленных законом, право владения, пользования и распоряжения имуществом. Почти аналогичное понимание собственности давала ст. 92 ГК 1964 года, констатируя, что собственнику принадлежат права владения, пользования и распоряжения имуществом в пределах, установленных законом. Справедливости ради надо отметить, что законодатель и не покушался на развернутое определение субъективного права собственно-
109
сти, поскольку сама статья, говорящая о триаде, в частности, в ГК 1964 года, ст. 92, носила название «Правомочия собственника». Сформулировав задачу перечислить правомочия собственника, законодатель советского периода решил ограничиться перечнем классической триады. В результате мы не имели ни развернутого перечня правомочий собственника, ни дефиниции субъективного права собственности. Триада стала своеобразным знаменем, стереотипом, заменившим научную дефиницию. Пределы права собственности в законодательстве советского периода также были сформулированы несколько поверхностно. В гражданских кодексах шла речь только о законе как возможном ограничителе правомочий собственника. Между тем на практике специальные пределы осуществления правомочий собственника устанавливались и в иных, т. е. подзаконных нормативных актах. Например, о пределах правомочий говорилось в действовавшем тогда Положении о кустарно-ремесленных промыслах граждан, утвержденном Постановлением Совета Министров СССР от 3 мая 1976 года (СП СССР, 1976, № 7, ст. 39).
Гражданско-правовая наука советского периода предлагала более развернутые определения права собственности. Эти дефиниции содержали в себе упоминание о власти, господстве собственника, осуществлении права собственником «в своем интересе». Цивилистика того времени пыталась отразить в понимании права собственности и влияние классовых интересов. Так, некоторые частноправовые дефиниции приобрели публичный оттенок. Приведем в качестве иллюстрации определение, данное академиком А. В. Бенедиктовым: «Это право собственника использовать средства производства своей властью и в своем интересе – на основе господствующей в данном обществе системы классовых отношений» 25.
С. М. Корнеев в монографии, вышедшей в 1964 году, подчеркивал, что «применительно к субъективному пра-
" Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность - М.- Д., 1948.- С. 41-42.
110
ву собственности закон устанавливает следующие возможности; собственник может владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом в определенных рамках и может требовать от всех других лиц, чтобы они не препятствовали ему в этом26. Таким образом, профессор С. М. Корнеев был солидарен с законодательством того периода, добавляя к формуле закона, с учетом понятия субъективного права в теории цивилистики, некую возможность собственника требовать определенного поведения от других лиц. Определение субъективного права собственности мы находим и в работах В. Кнаппа. Под собственностью в субъективном смысле он понимал признанную объективным правом и предоставленную собственнику возможность действия27. Правда, эта лаконичная формула предварялась у В. Кнаппа долгими рассуждениями о власти и интересе собственника. Он подчеркивал, что субъективное право не интерес, а средство осуществления и охраны интереса, следовательно, центральным в праве собственности является обеспеченная законом власть носителя соответствующего права 28. Так же, как и А. В. Венедиктов, В. Кнапп считал, что власть собственника как специфический признак всегда диалектически связана с классово обусловленным интересом собственника.
Таким образом, цивилистическая доктрина советского периода, с одной стороны, свято чтила законодательную формулу права собственности, с другой – пытаясь сформулировать классовые истоки этого субъективного права, противопоставляла советское понимание права собственности пониманию буржуазному.
Разработка нового кодекса в 1994 году поставила перед российским законодателем достаточно сложную задачу: сформулировать понимание права собственнос-
26 Корнеев С. М. Право государственной социалистической собственности в СССР.– М., 1964.– С. 23.
27 Кнапп В. Собственность в странах народной демократии. Правовой режим собственности в Чехословацкой республике.– М., 1954.- С. 66.
28 Кнапп В. Указ. соч.- С. 38-60.
Ill
ти с учетом мировых достижении законодательства и цивилистической доктрины. При этом важно было не повторить ошибок, которые были допущены отечественным законодателем в прошлом. Эта непростая задача была реализована в редакции ст. 209 ГК России. Чего же удалось добиться российскому законодателю в нормах нового ГК?
В о-п е р в ы х, объем власти собственника в отношении принадлежащего ему имущества законодатель выразил в формуле: «любые действия». Желая показать участникам гражданско-правовых отношений, что под этими действиями следует понимать, далее в этой же статье законодатель привел перечень возможных действий. Среди них отчуждение имущества, передача в залог, во временное владение и пользование, иное обременение или распоряжение имуществом.
В о-в т о р ы х, волевой характер действий собственника в отношении принадлежащего ему имущества законодатель выразил словами: «по своему усмотрению». Логика правового регулирования – провозглашение принципа автономии воли в ст. 2 ГК и принципа индивидуальной свободы лица при осуществлении гражданских прав в ст. 9 ГК – потребовала сделать акцент и на субъективный, волевой характер действий собственника.
В-третьих, законодатель установил пределы осуществления субъективного права собственности. Эти пределы в соответствии со ст. 209 устанавливаются законом или иными правовыми актами. Цели законодательного ограничения права собственности могут быть различными. Так, ограничения могут быть связаны с предотвращением загрязнения окружающей среды или в интересах общественного спокойствия. Также ограничения могут устанавливаться в общенациональных интересах, например при строительстве железных дорог, прокладке линий электропередач, когда оказывается необходимым принудительное изъятие имущества у собственника. Ограничения могут быть связаны с поддержанием и развитием определенных отраслей экономики, например лесного хозяйства. Наконец, ограничения закон устанавливает в целях сохранения опреде-
112
ленных культурных ценностей. Кроме того, при осуществлении своего права собственник не должен нарушать права и охраняемые законом интересы других лиц.
В-четвертых, законодатель, на наш взгляд, попытался включить в определение такой признак собственности, как «возвращаемость» вещи или упругость права собственности. Перечисляя действия по распоряжению имуществом, обременению его, законодатель подчеркнул, что само право остается за собственником. Эта же идея проводится в п. 4 ст. 209 ГК, где речь идет о том, что передача имущества в доверительное управление не влечет перехода права собственности к доверительному управляющему. И в этом случае собственник сохраняет свое субъективное право как таковое. Так, современный законодатель учел возможное существование «голой» собственности, о которой вели речь еще римские юристы.
В-пятых, свое понимание права собственности законодатель выразил, как нам представляется, и в ст. 210 ГК. Речь в этой статье идет о бремени содержания имущества. Российский законодатель посчитал важным отметить, что помимо благ имущество требует от собственника расходов. На субъекта права собственности возлагается обязанность уплаты налогов и сборов.
Помимо неоспоримых достижений современный законодательный подход не лишен и некоторых недостатков. Первый из них связан с заимствованием триады из нашего исторического законодательного прошлого и помещением ее в п. 1 ст. 209 ГК. О живучести этого стереотипа мы уже писали в предыдущих главах. Здесь же еще раз отметим, что сохранение своего рода законодательного штампа в тексте статьи ГК уводит нас от сути категории, выраженной в последующем пункте нормы. Второй недостаток, как нам представляется, связан с содержащимся в законе перечнем возможных действий собственника. Нацеливая участников гражданско-правовых отношений – собственников на широкий спектр возможных действий с принадлежащим им имуществом, законодатель в числе прочих называет передачу права владения, пользования и
113
распоряжения. В связи с этим возникает сомнение в том, что при такой передаче собственник сохранит свое субъективное право. Думается, что данный перечень следует или уточнить, или исключить из редакции ст. 209 ГК.
Подводя некоторые итоги, можно сформулировать следующие предложения по совершенствованию редакции ст. 209 ГК России.
В о-п е р в ы х, ст. 209 точнее именовать «Понятие права собственности». В этом случае законодатель в большей степени будет нацелен на выработку серьезной научной дефиниции данного права, а не просто ограничится перечнем правомочий собственника.
Во-вторых, целесообразно исключить п. 1 ст. 209 ГК из легальной редакции, как не имеющий серьезной смысловой нагрузки.
В-т р е т ь и х, в кодифицированном гражданском законе, рассчитанном на длительное время, в главе, посвященной статике имущественных отношений, вряд ли есть необходимость говорить о таком частном случае возникновения обязательственных отношений, при которых сохраняется статус собственника, как передача имущества в доверительное управление. Из сути доверительного управления как одного из видов обязательств с очевидностью вытекает, что оно не приводит к смене собственника передаваемого имущества. Введение п. 4 ст. 209 ГК объяснялось разработчиками кодекса тем, что доверительное управление вводится впервые, а потому требует особого уточнения. Думается, что такое «разжевывание» новелл необходимо делать не в самом тексте основного гражданского закона, а в соответствующих разъяснениях, толкованиях.
В-четвертых, п. 3 ст. 209 ГК, устанавливающий ограничения для собственника земель и других природных ресурсов, также мог бы быть исключен из легального текста ст. 209 ГК. Единственное уточнение, которое внесено этим пунктом, касается «ненанесения ущерба окружающей среде» при осуществлении права собственности. Указание на данное ограничение вполне могло бы быть сделано в общем определении права собственности.
114
Наконец, по нашему мнению, положение о бремени собственности целесообразно включить в общее законодательное определение права собственности, а не выносить в отдельную статью кодифицированного закона.
Таким образом, в новом виде ст. 209 ГК может быть представлена одним пунктом следующего содержания:
«Право собственности есть закрепленная за субъектом гражданского права возможность совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия по своему усмотрению, неся бремя содержания имущества, одновременно не превышая пределов установленных правопорядком, не нарушая прав и законных интересов других лиц и не нанося ущерба окружающей среде».
Установив в ходе своего исследования, что из себя представляет категория вещного права (родовая), а также категория права собственности (видовая, но главная по своей роли и значимости), мы подошли к вопросу о том, возможны ли выделение и общая характеристика такой категории, которая бы объединяла все иные, помимо права собственности, вещные права. Перечень таких прав мы уже сформулировали, определившись с новой редакцией ст. 216 ГК. Сейчас нас будет интересовать характеристика некой обобщенной категории. В римском праве эта категория носила название iura in re aliena, или права на чужие вещи. Первоначально она распространялась исключительно на земельные серви-туты. В дальнейшем права на чужие вещи стали включать и личные сервитуты, и суперфиций, и эмфитев-зис, а также залоговое право. Как мы уже подчеркивали выше, круг прав на чужие вещи в историческом развитии изменялся, уточнялось содержание конкретных видов этих прав. Что касается общего определения, то оно, по сути, отсутствовало, Цивилистическая наука на разных этапах развития пыталась выделить лишь некоторые общие черты данной группы прав. Так, римские юристы оставили нам в наследство две характеристики прав на чужие вещи. Первая – ограниченное содержание полномочий по сравнению с правом собственности. Вот почему данная категория прав
115
стала носить еще название ограниченных или парциар-ных (частичных) прав. Вторая черта связана с презумпцией наличия собственности другого лица на ту же вещь. Отсюда и собственно термин «права на чужие вещи»29.
Русская дореволюционная цивилистика, критикуя законодателя за «скудные» положения в данной области, видела три отличительных признака прав на чужую вещь30. Первый и самый необходимый виделся ученым в том, что возникают данные права на вещи, не принадлежащие их обладателю на праве собственности. Второй состоял, по их мнению, в предоставлении обладателю известной выгоды или интереса имущественного известному лицу или определенному участку. Третий признак ученые усматривали в неотделимости этого права от известного лица или определенного участка, в пользу которых оно установлено, и затем недопустимости его полного или частичного перенесения на другое лицо или в пользу другого участка посредством, например, установления на нем нового сервитута31.
Современная российская цивилистическая литература оперирует термином «ограниченные вещные права» и наделяет группу этих прав также рядом характеристик32. Во-первых, они, оправдывая свое название, трактуются как ограниченные по своему содержанию, более узкие, чем право собственности.
В о-в т о р ы х, отличительный признак ограниченных вещных прав авторы видят в специфике объекта, который, как правило, если иметь в виду российское гражданское законодательство, составляют недвижимые вещи. Третьим характерным признаком ограниченных вещных прав авторы считают право следова-
29 Дождев Д. В. Римское частное право: Учебник для вузов.– М., 1996.– С. 403–404; Римское частное право.– М.: Юриспруденция, 1994.- С. 195.
30 Анненков К. Указ. соч.– С. 383.
31 Там же.- С. 385.
32 Гражданское право/Отв. ред. Е. А. Суханов. 2-е изд.– М.: БЕК, 1998.- Т. 1.- С. 590-592.
116
ния, поскольку оно сохраняется и при перемене права собственности на такое имущество. Обременяя имущество, ограниченные вещные права следуют за вещью, а не за собственником. Четвертый признак – про-изводность и зависимость от права собственности как основного вещного права. Цивилисты подчеркивают, что при отсутствии или прекращении права собственности на вещь невозможно установить или сохранить на нее ограниченное вещное право (например, в отношении бесхозяйного имущества). Наконец, пятая отличительная черта состоит в том, что характер и содержание ограниченных вещных прав определяются непосредственно законом, а не договором, следовательно, и возникновение их наступает помимо воли собственника. Подытоживая все признаки, профессор Е. А. Суханов предлагает следующее определение: под ограниченным вещным правом следует понимать право в том или ином ограниченном, точно определенном законом отношении использовать чужое, как правило, недвижимое имущество в своих интересах, без посредства его собственника (в том числе и помимо его воли) 33.
Наше отношение к категории iura in re aliena может быть выражено в следующих трех установках. Первая касается названия. Думается, что название «вещные права лиц, не являющихся собственниками» было бы более точным по сравнению с ограниченными вещными правами или правами на чужие вещи. Дело в том, что начиная со времен римского права особняком от прав на чужие вещи стояла не только собственность, но и владение. Сегодня, расширяя перечень вещных прав посредством включения права владения как особого вещного права, представляется правильным родовую категорию именовать вещными правами лиц, не являющихся собственниками. Именно так определяет данную категорию и законодатель в ст. 216 ГК, и здесь мы с ним абсолютно солидарны. Термин «ограниченное вещное право» неудобен еще и потому, что собственность, как мы уже отмечали, также не может быть
33 Гражданское право/Отв. ред. Е. А. Суханов. 2-е изд.– М.: БЕК, 1998.- Т. 1.- С. 592.
117
правом неограниченным. Следовательно, употребление данного термина может привести к известной путанице.
Вторая установка касается объекта данной группы прав. Специфический объект-недвижимость Е. А. Суханов включает в определение. Между тем сам профессор Е. А. Суханов пишет, что данное правило не распространяется на такие виды вещных прав, как залог и удержание. Думается, что наличие исключений, хотя бы в количестве двух конкретных разновидностей, не позволяет включать объект-недвижимость в перечень качественных характеристик исследуемой группы прав.
Третья установка будет касаться вопроса о целесообразности введения в научный оборот и действующее гражданское законодательство самой дефиниции вещных прав лиц, не являющихся собственниками. На наш взгляд, в такой дефиниции не испытывает потребности ни теория, ни практика, ни законодательство. Дело в том, что конкретные права, входящие в замкнутый круг других, помимо права собственности, вещных прав, настолько многообразны, что практически не представляется возможным сформулировать достаточно четкое определение, отражающее качественную суть их всех. Данное определение будет очень условным. Да и вряд ли есть смысл предлагать формулировку, зная заранее, что почти каждое ее положение может быть подвергнуто обоснованной критике.
.Думается, что цивилистика и российское законодательство вполне смогут обойтись наличием дефиниции вещного права и права собственности. Другие вещные права, которые поименованы как вещные права лиц, не являющихся собственниками, будут представлены в российском законе не их общим определением, а конкретным замкнутым перечнем.
Мы должны знать изобретения наших предков. Цицерон
Причины появления конструкции права оперативного управления в отечественном гражданском праве.
Аспекты проблемы права оперативного управления, интересующие современную цивилистику.
А. В. Венедиктов о непосредственном оперативном управлении государственным имуществом.
Административно-правовая наука о понятии права оперативного управления.
Хозяйственно-правовая концепция оперативного управления.
Цивилистика советского периода о вещном характере данного права и его особенностях.
Дискуссия о развитии конструкции права оперативного управления в конце 80-х годов и гражданское законодательство того периода.
Право полного хозяйственного ведения в гражданском законодательстве России.
Унитарные предприятия как субъекты ограниченных вещных прав в действующем ГК.
Право хозяйственного ведения унитарного предприятия.
Право оперативного управления унитарного (казенного) предприятия.
Учреждение и его вещные права.
Перспективы развития вещных прав юридических лиц на хозяйствование с имуществом собственника в России.
119
Право оперативного управления является гражданско-правовой конструкцией, порожденной исключительно отечественным правопорядком. Она была «изобретена» в России нашей цивилистической доктриной для того, чтобы юридические лица-несобственники могли участвовать в гражданском обороте. Другие страны не знали подобной правовой конструкции, поскольку классический имущественный оборот предполагает участие в нем только юридических лиц-собственников, которые самостоятельно распоряжаются своим имуществом. Как чисто отечественное изобретение правовой мысли, закрепленное в гражданском законодательстве, право оперативного управления представляет особый интерес для изучения. В первую очередь вызывает интерес вопрос о причинах и условиях зарождения данного права. Здесь можно обнаружить определенные политические и теоретические истоки. Вторым важным моментом является выделение этапов развития права оперативного управления, его трансформации в ряд разновидностей. Наконец, не может не беспокоить циви-листическую науку перспектива развития этого отечественного изобретения или вопрос: насколько долго продлится переходный характер экономики России с сохранением определенных элементов прежней хозяйственной системы, включая ограниченные права юридических лиц на хозяйствование с имуществом собственника.
Теоретические основы права оперативного управления были заложены в нашей стране академиком А. В. Бенедиктовым. В своих работах А. В. Венедиктов пытался глубоко проникнуть в существо проблемы права государственной социалистической собственности, поскольку именно огосударствленная экономика и породила необходимость конструирования особых вещных прав на закрепленное за хозяйственными органами имущество единого государственного фонда. Он писал:
«Создавая всю необъятную сеть своих органов, передавая в их оперативное управление всю массу государственных имуществ, перераспределяя между ними основные и оборотные средства и т. п., социалистическое государство одновременно выступает и как носи-
120
тель государственной власти, и как носитель права собственности»1. Специфику содержания права государственной социалистической собственности А. В. Венедиктов видел в том, что при единстве фонда этого права оно осуществляется через десятки тысяч хозяйственных, административных и социально-культурных органов. Эти органы социалистического государства были призваны не только управлять, выполняя «роль дирижера в оркестре», но и непосредственно хозяйствовать, участвуя в гражданско-правовых отношениях как юридические лица. Государственные юридические лица, выполняющие непосредственные хозяйственные функции, не имели права собственности на закрепленное имущество, поскольку единым и единственным собственником этих имуществ было государство. Цивилистическая доктрина того периода отвергла идеи «расщепленной» собственности, т. е. разделение собственности между отдельными государственными органами. Такие теории А. В. Венедиктов назвал «извращениями» в юридической литературе. Между тем признать особое вещное право за такого рода хозяйственными органами было необходимо. А. В. Венедиктов назвал его непосредственным оперативным управлением государственными имуществами. Выбрав этот термин, он понимал его условность. Дело в том, что в деятельности государственных предприятий само управление, т. е. некая организация процесса производства через административно-правовые акты, было далеко не главным. Государственные предприятия должны были осуществлять производственную, снаб-женческо-сбытовую и иную хозяйственную работу, заключать гражданско-правовые сделки. Не случайно А. В. Венедиктов подчеркивал, что «все богатое многообразие функций и, соответственно, прав и обязанностей государственных предприятий по непосредственному оперативному управлению государственными имуществами выходит далеко за рамки «администрации» как «организующей деятельности государства» и адми-
1 Венедиктов А. В. Государственная социалистическая собственность.- М.: АН СССР, 1948.- С. 319.
121
нистративного права, как той отрасли советского социалистического права, которая эту деятельность регулирует»2. Таким образом, в непосредственное оперативное управление государственным имуществом советская цивилистика в лице А. В. Бенедиктова включила как организацию, так и само осуществление процесса расширенного социалистического воспроизводства.
Основная идея, сформулированная А. В. Бенедиктовым, состояла в необходимости выработки для государственного предприятия особой гражданско-правовой конструкции. И это было достижением гражданско-правовой мысли, поскольку законодательство того времени зашло в тупик. Было непонятно, как (на каком правовом основании) государственные юридические лица-несобственники могут участвовать в гражданском обороте. Мощный собственник социалистическое государство с единым фондом государственной собственности вынуждал к созданию специфических гражданско-правовых средств участия его отдельных звеньев в гражданском обороте. И конструкция была создана. Она объединила и управление, и хозяйствование в новом качественном единстве. Представляется, что самого А. В. Бенедиктова немного смущал в названии термин «управление». Не случайно он так много внимания уделял некому отрицанию доминанты организующей деятельности в понимании сущности этого права. По всей видимости, название могло быть и иным, более точным. Тогда не надо было бы проводить такое подробное размежевание гражданско-правовой и административно-управленческой деятельности госпредприятия, а впоследствии не возникло бы так много споров и непонимания между представителями наук гражданского и административного права.
С позиций сегодняшнего дня, как представляется, мы должны не столько критиковать разработчика концепции права оперативного управления, сколько отдать должное его мудрости и признать невозможность создания иного, классического инструментария в то вре-
2 Венедиктов А. В. Указ. соч.– С. 329. 122
мя, поскольку искусственно заданными были Экономические условия того времени. Классики здесь возникнуть и не могло. Надо было приспособить гражданско-правовое регулирование к создавшейся политической ситуации и экономическим условиям, порожденным этой политической ситуацией.
Крупный, с единым, неделимым фондом имущества собственник, государство, породил с неизбежностью концепцию особого права юридического лица – государственного органа – на закрепленное за ним государственное имущество. С «легкой руки» академика А. В. Бенедиктова оно получило название право непосредственного оперативного управления государственными имуществами, а впоследствии в законодательстве 60-х годов стало называться правом оперативного управления. Статья 21 Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик устанавливала, что государство является единым собственником всего государственного имущества, а имущество, закрепленное за государственными организациями, находится в оперативном управлении этих организаций, осуществляющих в пределах, установленных законом, в соответствии с целями их деятельности, плановыми заданиями и назначением имущества, права владения, пользования и распоряжения имуществом. Таким образом, гражданское законодательство 60-х годов разграничило права государства как единого собственника всего государственного имущества и право оперативного управления предприятий и организаций закрепленными за ними частями единого фонда. Впоследствии категория права оперативного управления была распространена также на межколхозные, государственно-колхозные, иные государственно-кооперативные организации, став, таким образом, универсальной формой имущественной самостоятельности социалистических организаций, не являющихся собственниками имущества. Особое внимание законодатель того времени уделил раскрытию содержания права оперативного управления. Оно устанавливалось специальными нормативными актами, в частности, Положением о государственном социалистическом производственном предприятии и Положени-
123
ем о производственном объединении. Кроме того, особо законом прописывались пределы права оперативного управления государственным имуществом. Эти пределы связывались с четырьмя группами факторов: законом, целями деятельности предприятия, плановыми заданиями и назначением имущества.
Последующий советский период развития правовой науки был насыщен дискуссиями, посвященными праву оперативного управления. Споры велись между представителями административного, хозяйственного и гражданского права. Каждая из наук (цивилистика, административно-правовая наука, хозяйственно-правовая концепция) пыталась присвоить понятие права оперативного управления себе и приспособить для своих нужд, в том числе для подтверждения ряда концептуальных идей.
Так, наука административного права в лице Ю. М. Козлова, С. Ф. Кечекьяна, А. В. Мицкевича исходила из того, что оперативное управление есть конкретный вид управленческой деятельности, выделяемый наряду с централизованным плановым руководством. Таким образом, под оперативным управлением они понимали административное управление имуществом внутри предприятия, а субъектом этого управления они рассматривали администрацию предприятия. Представителям административного права очень не нравилось, что гражданско-правовые нормы используют чисто административный термин – «управление». В связи с этим они предлагали заменить его в гражданском законодательстве на понятие «непосредственное оперативно-хозяйственное использование имущества». Отделив управление от производственно-хозяйственной деятельности, административисты считали, что таким образом они «устранили ненужную путаницу в сложившихся представлениях о механизме государственного руководства экономической жизнью страны»3. Управлять,
3 Козлов Ю. М. К вопросу о праве оперативного управления иму-ществом//Вестник Московского университета. Сер. «Право».– 1969.– № 2.– С. 12; Мицкевич А. В. Субъекты советского права.– М., 1962.- С. 138.
124
по мнению ученых-административистов, должна администрация предприятий – государственных органов, а юридическое лицо – государственное предприятие – должно оперативно-хозяйственно использовать закрепленное за ним имущество. Логика представителей науки административного права, исследующих именно властно-организующую, управленческую деятельность, была своя: социалистическое государство-собственник должно управлять своим имуществом, в том числе через низовое звено – государственное предприятие.
Своеобразной трактовка права оперативного управления была у представителей течения, именуемого хозяйственным правом. Данная концепция также стала предъявлять свои права на исследуемую нами конструкцию. В целях развития своей основной теоретической идеи право оперативного управления «хозяйственники» трактовали предельно широко, распространяя его не только на предприятия, но и на внутренние структурные подразделения предприятий. Любая обособленность, в том числе производственно-техническая, влекла за собой, по мнению ученых-хозяйственников, возникновение права оперативного управления 4. Таким образом, все звенья хозяйствования, вне зависимости от их юридической личности, признавались субъектами права оперативного управления. В результате юридические признаки исследуемого нами права оказались в трактовке представителей хозяйственного права совершенно размытыми.
Трактовкой права оперативного управления занималась активно и гражданско-правовая наука. Ученые-цивилисты (Д. М. Генкин, С. М. Корнеев, В. А. Рах-милович, А. А. Собчак, Р. О. Халфина) исходили из того, что право оперативного управления – это прежде всего юридическая форма участия в товарообороте. В гражданско-правовой литературе формулировались
4 Заменгоф 3. М. Право оперативного управления как институт хозяйственного права//Проблемы хозяйственного права,– М., 1970.– С. 18–19; Теоретические проблемы хозяйственного права,– М„ 1975.-С. 113-114.
125
следующие наиважнейшие характеристики права оперативного управления. Во-первых, обращали внимание на предмет этого права, который составляют индивидуально-определенные вещи. В о-в т о р ы х, подчеркивали, что это право носит бессрочный характер и включает права владения, пользования и распоряжения. В-третьих, авторы-цивилисты писали о том, что по отчуждаемым сделкам и в порядке правопреемства переходит право оперативного управления в целом, а не его отдельные правомочия. В-четвертых, авторы подчеркивали абсолютный характер этого права, а также наличие у него черт «права следования» и «права преимущества», присущих вещному праву. В результате обобщения всех этих характеристик не мог с очевидностью не следовать вывод, что право оперативного управления относится к родовой категории вещного права 5. Одновременно в литературе выделялись и его специфические черты, или видовые признаки. К ним можно отнести зависимость от права государственной собственности – основы права оперативного управления, специфический способ возникновения – распоряжение компетентного органа государства, зависимость (связанность) субъекта права оперативного управления при его осуществлении от собственника-государства интересами и предписаниями последнего6. В гражданско-правовой литературе советского периода активно исследовался вопрос правового режима имущества предприятия. В этом понятии объединялись возможности собственника (государства) с возможностями самого предприятия в отношении закрепленного за ним имущества, С. М. Корнеев в одной из своих работ подчеркивал, что понятием «правовой режим» охватывается установленный законодательством порядок приобретения предприятием имущества, объем его прав и обязанностей по владению, пользованию и распоряжению
5 Халфина Р. О. Право государственной собственности в развитом социалистическом обществе//Проблемы управления и гражданского права.- М., 1976.- С. 84.
6 Собчак. А. А. Правовые проблемы хозрасчета,– Л.: ЛГУ, 1980.– С.138.
126
им, порядок и пределы реализации указанных прав, порядок обращения взыскания на отдельные виды имущества по требованиям кредиторов, а также пределы распоряжения имуществом со стороны вышестоящих органов7.
Очередной вехой в развитии конструкции права оперативного управления можно считать конец 80-х годов. Это был этап перестройки, начало экономической реформы, этап поиска новых условий для деятельности предприятий. В этой связи определенный интерес для нас представляют как нормативные акты, принятые в тот период, так и новые конструкции вещных прав предприятий, появившиеся в то время в гражданско-правовой литературе. В частности, 30 июня 1987 года был принят Закон о государственном предприятии (объединении)8. На него возлагались серьезные задачи по созданию правовой основы нового механизма хозяйствования. Права предприятий в отношении принадлежащего им имущества были раскрыты в Законе в ст. 4, п. 1 через правомочия владения, пользования, распоряжения. Однако, воспроизведя известную «триаду», Закон 87-го года не содержал никаких указаний на то, что имущество находится в оперативном управлении предприятия. Данное обстоятельство породило разногласия в понимании смысла Закона 87-го года. Сомнения усиливали первые две его статьи, употребившие применительно к трудовым коллективам термин «хозяин». Отсутствие категории права оперативного управления в новом для России того времени законе наводило на мысль о том, что законодатель отказался от данной категории, признав предприятия собственниками закрепленного за ними имущества. Такого рода высказывания могли быть только догадками, поскольку не опирались на конкретные указания Закона 87-го года. Исключив упоминание о праве оперативного управления, законодатель
7 Корнеев С. М. Правовой режим имущественных фондов предприятий.– М., 1975.– С. 4.
8 Ведомости Верховного Совета СССР.– 1987.– № 26.– Ст. 385. (В дальнейшем – Закон 87-го года.)
127
нигде не закрепил за предприятиями право собственности, назвал предприятие хотя и хозяином в лице трудового коллектива, но не собственником. Право государственной собственности при этом никак не отменялось. Государство через соответствующие органы управления продолжало распоряжаться в пределах, установленных законом, находящимся у предприятий имуществом в процессе так называемой планово-распорядительной деятельности. Имущество соответствующими компетентными государственными органами перераспределялось между предприятиями, определялось назначение выделяемых предприятиям материальных и финансовых ресурсов и направления их использования, устанавливались плановые задания производственно-хозяйственной деятельности. Сохранение многочисленных форм централизованного распоряжения имуществом предприятий со стороны органов хозяйственного руководства с очевидностью свидетельствовало о том, что предприятия не становились собственниками закрепленного за ними имущества. В противном случае такое распоряжение было бы полностью исключено. Однако отсутствие упоминания о категории права оперативного управления в тексте закона требовало хотя бы какого-нибудь формального объяснения. Оно было найдено авторами одного из комментариев к Закону 87-го года. «Умолчание о праве оперативного управления могло быть продиктовано нецелесообразностью воспроизведения в законе текста другого нормативного акта того же уровня ~ Основ гражданского законодательства Союза ССР и союзных республик»9. Подобное объяснение носило действительно формальный характер. Доктринальное толкование было поставлено законодателем в тупик. «Основы» действовали, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 декабря 1987 года, посвященный внесению изменений и дополнений в законодательные акты СССР в связи с принятием Закона 87-го года, редакцию статьи «Основ» о праве оперативного управления
9 Заменгоф 3. М; Шугаев А. А. Закон о государственном предприятии. Как его применять,– М., 1989-– С. 82.
128
оставил без изменения. Тем не менее сама конструкция, несомненно подходящая для определения имущественных прав предприятий того периода, законом была опущена, вернее, упущена '°. Описанный нами «просчет» законодателя оказался серьезным предвестником грядущих перемен как в гражданском законодательстве, так и в гражданско-правовой науке. Появились сомнения в самой необходимости конструкции права оперативного управления. Возник вопрос о неком новом вещном праве или даже группе прав предприятий (в зависимости от их особенностей) на закрепленное за ними имущество. Так, В. П. Мозо-линым была высказана идея о полном отказе от категории права оперативного управления. По его мнению, последняя «в значительной мере изжила себя», будучи в основном приспособленной к экстенсивному пути развития экономики и административным методам управления ею. Слабостью концепции права оперативного управления В. П. Мозолин считал наличие «двойных» дублирующих правомочий, касающихся содержания как права государственной социалистической собственности, так и прав предприятий на одно и то же имущество. В связи с этим В. П. Мозолин предложил дифференцировать права на имущество, закрепляемое за хозрасчетными и госбюджетными юридическими лицами. Первое из выделенных прав он назвал правом хозрасчетного управления (использования), характер второго права оказался им не определенным ".
Идея В. П. Мозолина получила свое развитие в работах Е. А, Суханова и А. Г. Быкова. В одной из статей, написанной в соавторстве и опубликованной на стра-
10 Опустить – сделать пропуск, исключить; упустить – допустить недостатки, недосмотр в чем-нибудь, не использовать что-нибудь вовремя. См.: Ожегов С. И. Словарь русского языка.– М., 1987.– С. 368, 683.
" Развитие советского гражданского права на современном эта-пе/Отв. ред. В. П. Мозолин.– М., 1986.– С. 176–178; Хозяйственный механизм и гражданское право/Под ред. Ю. X. Калмыкова,– Саратов, 1986.- С. 22-23.
129
ницах «Вестника Московского университета», эти ученые обосновали необходимость выделения пяти форм реализации права государственной собственности, которым соответствовали пять видов ограниченных вещных прав '2.
Первый из выделенных видов они назвали правом хозрасчетного распоряжения имуществом. Оно предназначалось для характеристики правомочий предприятий (объединений), осуществляющих производственную деятельность в качестве товаропроизводителей на базе полного хозрасчета и самофинансирования. Авторы подчеркивали, что, наделяя предприятия правом хозрасчетного распоряжения имуществом, государство тем самым снимает с себя всякие обязанности по дальнейшему финансированию каких-либо расходов предприятия, включая расходы на выплату заработной платы, а также капвложения в производственную и социальную сферы. Наиболее целесообразной формой передачи имущества для хозрасчетного распоряжения А. Г. Быков и Е. А. Суханов считали договор, заключаемый между предприятием (с участием трудового коллектива) и вышестоящим органом хозяйственного руководства. На этот договор цивилисты возлагали большие надежды, считая его одной из важнейших правовых форм закрепления экономических методов управления.
Ко второй форме реализации отношений государственной собственности авторы отнесли/^оео оперативного управления. Этим правом они хотели обозначить имущественные правомочия органов управления, осуществляющих управленческую деятельность с помощью экономических, а не только административных средств. Органы управления нуждаются в обособленном имуществе, которое бы использовалось не для собственных нужд, а для более эффективного руководства подчиненными предприятиями. В связи с этим содержание права оперативного управления А. Г. Быков и Е. А. Суханов видели не в «триаде» правомочий, а в исполнительно-
12 Быков А. Г., Суханов Е. А. Правовые формы реализации права государственной социалистической собственности//Вестник Московского университета. Сер. 11. «Право».– 1987.– № 5.– С. 25.
130
распорядительных правомочиях органов государства по управлению государственным имуществом,
Третьей формой реализации права государственной собственности рассматривались и имущественные права госбюджетных организаций, которые используют находящееся у них имущество в собственных интересах, хотя и не для хозяйственной деятельности. Данным организациям имущество необходимо для осуществления социально-культурных и иных функций. Объем их возможностей в отношении закрепленного имущества был обозначен правом оперативного пользования государственным имуществом, которое, в свою очередь, раскрывалось через «триаду» правомочий по владению, пользованию и распоряжению.
Четвертым правом, выделенным авторами, было право владения. Это право они считали пригодным для характеристики правомочий предприятий и других организаций в отношении объектов исключительной собственности государства. Так, колхозы в отношении земли, считали А. Г. Быков и Е. А. Суханов, должны обладать правом титульного владения, а не «простого пользования». Закрепление такого вещного права за колхозами в отношении земли, по мнению авторов, не только гарантировало бы их интересы, но и помогло бы поднять ответственность за результаты хозяйственной деятельности. Правовой формой возникновения права владения также рассматривался гражданско-правовой договор.
Наконец, последней, пятой, формой реализации отношений государственной собственности авторы считали право держания имущества несколькими собственниками. Это право они дифференцировали на хозрасчетное держание (применительно к государственно-кооперативным организациям) и на коммерческое держание (применительно к совместным хозяйственным организациям с иностранным участием). Отметим, что хотя выделенные ведущими цивилистами пять форм реализации права государственной собственности и соответствующие им пять видов ограниченных вещных прав не были закреплены в дальнейшем в действующем российском законодательстве, однако сама идея диф-
131
ференциации права оперативного управления на виды оказалась значимой и впоследствии была воспринята законодателем России.
С позиций сегодняшнего дня, когда юридические лица в основном являются собственниками закрепленного за ними имущества, когда земля, по сути, запущена в гражданский оборот, странными кажутся предложения о выделении права законного владения землей колхозами или права держания в отношении совместных предприятий. Тем не менее, в тот период важно было показать необходимость развития конструкции права оперативного управления. Она, эта конструкция, была, очевидно, недостаточна для того, чтобы определить объем возможностей организаций ~ юридических лиц, возникающих в то время. Правовая форма в виде единственного права оперативного управления оказалась куцей для юридических лиц России, вступившей на путь экономических реформ. Перед наукой и законодателем встала ответственная задача совершенствования статики имущественных отношений, в частности, вещных прав юридических лиц.
Создать новый механизм регулирования сразу было сложно, практически невозможно. Требовалось использование переходных форм. До принятия нового Гражданского кодекса определенным этапом в регулировании вещно-правовых отношений юридических лиц явились так называемые «революционные» Законы «О собственности в РСФСР», «О предприятиях и предпринимательской деятельности в РСФСР». Они были сырыми и слабыми, содержали многочисленные юридические ошибки в формулировках своих статей. Однако их определенной заслугой была попытка решения гражданско-правовыми средствами новых экономических задач.
Так, «Закон о собственности в РСФСР» от 25 декабря 1990 года ввел в гражданское законодательство новый термин, обозначивший особое вещное право,– «право полного хозяйственного ведения» 13. Это право
13 Ведомости Съезда народных депутатов РСФСР и Верховного Совета РСФСР.– 1990.– № 30.– Ст. 416. (В дальнейшем - Закон 90-го года.)
132
было задумано как универсальная конструкция, подходящая не только для государственных и муниципальных предприятий, но и для предприятий, создаваемых другими собственниками. Ст. 5 Закона 90-го года установила, что собственник может закрепить принадлежащее ему имущество за созданным им предприятием на праве полного хозяйственного ведения. Специальное правило в отношении государственных и муниципальных предприятий закрепляла ст. 24 Закона 90-го года. Она констатировала, что имущество, являющееся государственной и муниципальной собственностью и закрепленное за государственными и муниципальными предприятиями, принадлежит им на праве полного хозяйственного ведения. Введение нового ограниченного вещного права не ликвидировало категории права оперативного управления. Она была сохранена Законом 90-го года для учреждений как бюджетных (п. 3, ст. 24), так и учреждений, финансируемых иными собственниками (п. 3, ст. 5). Важно отметить, что возможности субъекта права полного хозяйственного ведения устанавливались очень широкими. Для них законодатель использовал формулу «любые действия, не противоречащие закону» (п. 2, ст. 5). Именно так обычно формулируются в законе возможности собственника. Никаких специальных пределов осуществления права полного хозяйственного ведения закон не устанавливал. Общие же пределы его осуществления определялись законом путем перечисления управленческо-рас-порядительных полномочий государственных органов. В отличие от права оперативного управления, право полного хозяйственного ведения не могло произвольно ограничиваться. Возможности ограничения имущественной самостоятельности госпредприятий со стороны уполномоченных органов могли устанавливаться только законом. В сравнении с ранее действовавшим законодательством права предприятий на отдельные виды имущества не дифференцировались, что позволяло говорить о едином правовом режиме имущества государственных предприятий.
Органы, уполномоченные управлять государственным имуществом, в соответствии с Законом 90-го го-
133
да сохраняли право решения вопросов создания предприятий, определения целей их деятельности, реорганизации и ликвидации, осуществления контроля за эффективностью использования и сохранностью вверенного имущества. При этом универсальным средством реализации управленческих функций государственных органов было уставное регулирование.
В целом цивилистическая наука на первых порах (1991–1992 гг.) положительно оценивала введение права полного хозяйственного ведения, рассматривая его как «юридически гарантированную форму хозяйственной реализации собственности»14, Приветствовалась цивилистами и открывшаяся в то время для руководителей предприятий возможность осуществления предпринимательской деятельности в случаях, если контрактом с собственником имущества он наделялся правами и обязанностями предпринимателя 15.
Оценивая гражданское законодательство начала 90-х годов с позиций сегодняшнего дня, подчеркнем тот факт, что права предприятий в рамках установленного права полного хозяйственного ведения оказались очень широкими. Модель права полного хозяйственного ведения почти совпадала с моделью права собственности за небольшими изъятиями. Создавались широкие возможности для коммерциализации деятельности государственных предприятий в связи с предоставлением «предпринимательских» прав их руководителям. Избранный путь всевозрастающего расширения прав государственных предприятий в скором времени дал свои отрицательные результаты. На деле предприятия оказались в кризисном состоянии, велась ожесточенная борьба за их выживание, рабочим и служащим не из чего было выплачивать заработную плату. Газеты запестрели заголовками: «Как выжить?», «Откуда бедность при богатстве?», «Терапия с летальным исходом». Руково-
14 Бибиков А. И. Правовые проблемы реализации государственной собственности.– Иванове, 1992.– С. 102.
15 Бибиков А. И. Указ. соч.– С. 105.
134
дители государственных предприятий, получив достаточно широкие права, стали их использовать в личных интересах. И к этому их подталкивало гражданско-правовое регулирование, пытавшееся соединить государственные интересы в работе предприятий с индивидуальными, предпринимательскими интересами руководителей. Появление частного сектора экономики с неизбежностью вводило руководителя государственного предприятия в соблазн «откачать» часть средств из государственного кармана в карман собственный, частный.
Нормативно-правовая констатация указанных негативных явлений была создана Указом Президента Российской Федерации от 23 мая 1994 года № 1003. В нем велась речь об основаниях для принятия решения о ликвидации федеральных государственных предприятий. Среди этих оснований указывались нецелевое использование выделенных федеральных средств, а также использование недвижимого имущества с нарушением действующих правил. Распространенными нарушениями действующих правил Президент признал внесение недвижимого государственного имущества в уставные капиталы предприятий, передачу его в аренду, продажу, предоставление в пользование другим юридическим лицам. Все эти действия были ничем иным, как разбазариванием государственного имущества. Названным Указом от 23 мая 3994 года № 1003 Президент России предусмотрел прекращение создания новых федеральных предприятий с правом полного хозяйственного ведения. Одновременно им было предусмотрено создание казенных заводов с правом оперативного управления. При этом оставалось неясным, будет ли сохранено в гражданском законодательстве иное ограниченное вещное право для юридических лиц, кроме права оперативного управления.
Действовавшие же на территории бывших союзных республик законы о собственности закрепили целый ряд ограниченных вещных прав для предприятий. Так, в Молдове имущество закреплялось за государственны-
135
ми предприятиями на праве хозяйственного ведения16, в Армении – на праве полного и частичного хозяйственного ведения1?.
В России вопрос об ограниченных вещных правах предприятий требовал своего разрешения. Эту задачу реализовал Гражданский кодекс 1994 года, предусмотрев для предприятий два ограниченных вещных права – право хозяйственного ведения и право оперативного управления. Сами субъекты данных прав получили название «унитарные предприятия». Помимо унитарных предприятий, субъектами права оперативного управления ГК России признал учреждения.
Унитарные предприятия ГК подразделил на унитарные предприятия, основанные на праве хозяйственного ведения (ст. 114 ГК), и унитарные предприятия, основанные на праве оперативного управления. Вторая разновидность предприятий получила название «федеральные казенные предприятия».
Унитарным предприятиям кодифицированный Гражданский закон отвел последнее место в списке коммерческих организаций ввиду их нетипичности, нестандартности, временного характера существования в условиях рыночного имущественного оборота. При этом ГК предусмотрел необходимость принятия специального закона о государственных и муниципальных унитарных предприятиях. Гражданско-правовой статус этих организаций может быть охарактеризован рядом специфических черт. В о-п е р в ы х, сам термин «унитарное предприятие» подчеркивает неделимость имущества такого юридического лица. В нем нет долей и паев, поскольку кроме учредителя никто не участвует в его образовании. Учредитель наделяет унитарное предприятие уставным фондом, который не может быть менее размера, предусмотренного Законом о государственных и муниципальных предприятиях (п. 3 ст. 114 ГК). Во-вторых, эта организация – юридическое лицо, в от-
16 О собственности: Закон ССР Молдовы от 22 января 1991 г.// Советская Молдавия.– 1991.– 27 марта.
17 О собственности в Республике Армения: Закон Республики Армения от 31 октября 1990 г.//Голос Армении.– 1990.– 13 ноября.
136
личие от иных коммерческих организаций, не становится собственником закрепленного за ней имущества. Вместе с тем, не будучи собственником, унитарное предприятие отвечает по своим обязательствам всем закрепленным за ним имуществом. Одновременно унитарное предприятие не отвечает своим имуществом по обязательствам своего учредителя-собственника. Создавший такое предприятие единоличный учредитель сохраняет за собой право собственности на переданное предприятию и приобретенное в ходе своей деятельности имущество. В фирменном наименовании унитарного предприятия обязательно содержится указание на собственника его имущества (учредителя). В-третьих, унитарное предприятие является единственной разновидностью коммерческих организаций, обладающей целевой (специальной) правоспособностью (п. 1 ст. 49 ГК). В его уставе обязательно должны содержаться сведения о предмете и целях его деятельности. Сделки, совершенные унитарным предприятием с нарушением его правоспособности, являются недействительными (ст. 173 ГК). В-четвертых, единственным единоличным органом управления унитарного предприятия является его руководитель (директор), который утверждается учредителем-собственником одновременно с решением о создании предприятия и подотчетен только ему. В-пятых, конструкция унитарного предприятия может быть использована только публичными собственниками (п. 1 ст. 113 ГК). Предприятия, созданные в этой организационно-правовой форме частными собственниками, до введения в действие главы 4 ГК подлежали преобразованию в иные формы коммерческих организаций либо ликвидации. Подводя итог выделенным характеристикам, можно предложить следующее определение унитарного предприятия 18. Унитарное пред-
18 Ст. 113 ГК, выделяя признаки унитарного предприятия, не предлагает его определения. Дефиниции унитарного предприятия содержатся в учебной литературе. Например, учебник «Гражданское право» под ред. Е. А. Суханова (М.: БЕК, 1998.– С. 248) содержит такое определение; унитарным предприятием признается коммерческая организация, имущество которой остается неделимой собственностью ее учредителя.
137
приятие – это коммерческая организация во главе с единоличным органом (директором), создаваемая публичным собственником, обладающая на основе ограниченного вещного права неделимым имуществом и имеющая специальную правоспособность.
Гражданско-правовой статус разновидностей унитарного предприятия различается объемом правомочий или, иначе, разным содержанием права хозяйственного ведения и права оперативного управления.
Характеристике права хозяйственного ведения унитарного предприятия посвящена специальная статья ГК (ст. 294). Формула данного права, представленная законодателем, оказалась незамысловатой и по сути свелась к известной «триаде»: владение, пользование и распоряжение. Для того чтобы показать зависимый характер права хозяйственного ведения и необходимость специальных правил в отношении него, законодатель сделал в определении указание на пределы данного вещного права- Пределы права хозяйственного ведения, гласит ст. 294 ГК, «определяются в соответствии с настоящим Кодексом». Таким образом, право установления пределов предоставлено как самому кодифицированному Гражданскому закону (ГК), так и иным законам, а также правовым актам, если есть на этот счет специальное указание Кодекса. Из законодательного определения права хозяйственного ведения, представляющего собой предельно широкую категорию, нельзя сделать вывод о его реальном содержании, т. е. возможностях господства. Последующая статья ГК (ст. 295) посвящена уже правам собственника на закрепленное за унитарным предприятием имущество. Видимо, именно эта статья и призвана в первую очередь определить пределы права хозяйственного ведения. В ее развитие могут приниматься законы и иные правовые акты, если соответствующее дозволение предусматривается в самом тексте статьи. Так, п. 2 ст. 295 ГК предусматривает возможность установления для унитарного предприятия пределов по распоряжению движимым имуществом законами и иными правовыми актами.
Итак, какими возможностями обладает унитарное предприятие на закрепленное за ним имущество? В о-
138
первых, оно им владеет и пользуется. Само создание собственником предприятия предопределяет выбытие определенного имущественного комплекса из обладания собственника-учредителя. Это имущество зачисляется на баланс предприятия, и сам собственник уже не может им владеть и пользоваться. Однако направления осуществления права владения и пользования задает сам собственник, определяя цели деятельности предприятия. Собственник следит за реализацией правомочия пользования, так как наделен правом осуществления контроля за использованием имущества по назначению, а также его сохранностью. Собственник вторгается в процесс пользования имуществом предприятия, когда производит его реорганизацию, поскольку именно собственник вправе производить как реорганизацию, так и ликвидацию созданного предприятия. Вместе с тем, собственник не имеет права произвольно изымать из владения унитарного предприятия без его согласия имущество. Он также не вправе произвольно ограничивать правомочия по владению и пользованию. Кроме того, подобные ограничения не могут устанавливаться законами и иными правовыми актами. Гражданско-правовые нормы, не допускающие произвольного изъятия собственником имущества унитарного предприятия, как подчеркивается в цивилистической литературе, исходят прежде всего из интересов других участников гражданского оборота. Такое изъятие могло бы нарушить данные интересы, так как объективно имущество утрачивало бы свою роль объекта взыскания кредиторов 19.
Во-вторых, право хозяйственного ведения предполагает определенные возможности по распоряжению имуществом. Распорядительные возможности предприятия в рамках права хозяйственного ведения в настоящее время предельно сужены. Самостоятельно предприятие вправе распоряжаться только движимым имуществом. Однако и здесь могут устанавливаться исключения законом или иными правовыми актами. Правом
19 Суханов Е. А. Право хозяйственного ведения, право оперативного управления//Хозяйство и право.– 1995.– № 7.– С. 30.
139
самостоятельного распоряжения недвижимостью в настоящее время унитарное предприятие не наделено вообще. Любой акт по распоряжению (продажа, сдача в аренду, залог, внесение в качестве вклада в уставной (складочный) капитал хозяйственных обществ и товариществ) должен быть в соответствии с п. 2 ст. 295 ГК согласован с собственником. Возможность предприятия по распоряжению имуществом ограничивается и правом собственника на получение части прибыли от его использования.
Подводя итог, можно констатировать, что унитарное предприятие с имуществом на праве хозяйственного ведения владеет им и пользуется в рамках целей, определенных собственником и под его контролем, а также осуществляет в ограниченных пределах правомочие распоряжения: недвижимым имуществом распоряжаясь с согласия собственника, а движимым – самостоятельно, за исключением случаев, установленных законом или иным правовым актом.
Понятие права оперативного управления ГК Российской Федерации дается в ст. 296. Оно является общим по отношению к казенному предприятию и учреждению. Следует также отметить, что современное определение права оперативного управления почти дословно совпадает с определением, содержащимся в ранее действовавшем законодательстве нашей страны. Это обстоятельство уже наводит на мысль о достаточно формальном подходе законодателя к данной категории. Объем права оперативного управления казенного предприятия и учреждения реально не совпадает. Именно различиям в содержании вещных прав двух различных субъектов посвящены ст. 297, 298 ГК. Также различается современный объем прав по оперативному управлению и объем прав или возможностей, которые предоставляло широкому кругу государственных предприятий ранее действовавшее гражданское законодательство. Кроме того, общая формулировка ст. 296 ГК оказывается настолько универсально широкой, что в ее рамки вполне укладывается и право хозяйственного ведения, ибо последнее фактически ограничивается, помимо закона, целями деятельности предприятия и назначени-
140
ем имущества (ст. 295 ГК). Указанные обстоятельства свидетельствуют о том, что целесообразно для выработки более точных характеристик разделять право оперативного управления на право оперативного управления казенного предприятия и право оперативного управления учреждения. Эта дифференциация наводит на мысль о том, что и названия вещных прав у данных субъектов могли бы отличаться, подчеркивая различия в объемах их содержания.
Чем характеризуется право оперативного управления казенного предприятия? Во-первьгх, казенное предприятие владеет и пользуется закрепленным за ним имуществом. Владение и пользование ограничивается направлениями деятельности предприятия, заданиями собственника, а также назначением имущества. Сужение объема этих полномочий у казенных предприятий происходит из-за установленной законом возможности для собственника-учредителя изъять имущество из пользования и распорядиться им по своему усмотрению. Правда, изъятие имущества собственником должно быть обоснованным. Обоснованность законодатель связывает с тремя факторами: если имущество является излишним, или не используется, или используется не по назначению. Таким образом, если распорядиться изъятым имуществом собственник может по своему усмотрению, то изъять его он вправе только в случаях, указанных законом. Некоторые ограничения по изъятию имущества обеспечивают интересы юридического лица с правом оперативного управления и дают ему известную самостоятельность как участнику гражданского оборота. Ранее закон не содержал подобных ограничений для собственника, что приводило к необоснованному изъятию у субъектов права оперативного управления закрепленного за ними имущества.
В о-в т о р ы х, право оперативного управления казенного предприятия характеризуется некоторыми возможностями по распоряжению. Возможности по распоряжению имуществом у казенного предприятия являются крайне узкими. Оно вправе самостоятельно реализовать только произведенную продукцию. Да и то в отношении продукции может быть установлено законом или
141
правовым актом иное правило (п. 1 ст. 297 ГК). Все остальные действия по распоряжению имуществом казенное предприятие вправе осуществлять только с согласия собственника. В отличие от обычного унитарного предприятия, казенное не вправе самостоятельно определять и порядок распределения доходов. Установление последнего – прерогатива собственника (п. 2 ст. 297 ГК).
Исходя из вышеизложенного, содержание права оперативного управления можно сформулировать следующим образом. Казенное предприятие с имуществом на праве оперативного управления владеет им и пользуется в соответствии с целями своей деятельности, заданиями собственника и назначением имущества. Использование имущества не по назначению, а также неиспользование может повлечь его изъятие собственником и последующее перераспределение. Казенное предприятие вправе самостоятельно распоряжаться готовой продукцией, остальные действия по распоряжению оно осуществляет лишь с согласия собственника20.
Право оперативного управления законодатель, как известно, сохранил еще за одной разновидностью юридических лиц – учреждениями. Учреждение является некоммерческой организацией, которая, можно сказать, традиционна для России. Долгое время в советский период развития учреждения способствовали выполнению достаточно важных государственных функций. В современной России, по признанию цивилистов, они представляют собой «остатки прежней экономической системы»21. В качестве особой формы некоммерческих организаций учреждения предусмотрены ГК (ст. 50, 120). Кроме того, гражданско-правовой статус учреждений определяет и Закон «О некоммерческих организациях» от 12 января 1996 года (ст. 9)22. Можно выделить ряд
20 Типовой устав казенного завода (казенной фабрики, казенного хозяйства), созданного на базе ликвидированного федерального государственного учреждения.
21 Гражданское право. Изд 2-е.– М.: БЕК, 1998.– Т. 1.– С. 267.
22 Собрание законодательства РФ,– 1996.– № З,– Ст. 145; Российская газета.– 1998.– 2 декабря.
142
юридических признаков, свойственных учреждению как особой форме некоммерческих организаций. В о-п е р-в ых, учреждения не являются собственниками закрепленного за ними имущества. По сути, это единственная некоммерческая организация-несобственник. Во-вторых, учреждения могут создаваться как публичными (государственными и муниципальными), так и частными собственниками. Собственник закрепляет за учреждением имущество и осуществляет финансирование его деятельности. В-третьих, учреждение не имеет членства. В-ч е т в е р т ы х, учреждение действует на основе устава, положения или типового (примерного) положения для учреждений данного вида. В этих документах определяются цели и задачи деятельности учреждения. Собственник, помимо утверждения учредительных документов, назначает и руководителя учреждения в качестве его единоличного исполнительного органа. В-пятых, закон устанавливает примерный перечень задач, которые могут быть поставлены собственником перед учреждением. Эти цели могут быть управленческими (к числу учреждений относят органы государственной и муниципальной власти), образовательными, научными, культурными, оздоровительными, спортивными. Вот почему именно в форме учреждений у нас в стране создаются библиотеки, вузы, школы, больницы, научные институты, музеи. В-шестых, учреждение отвечает по своим обязательствам перед кредиторами только имеющимися денежными средствами (п. 2 ст. 120 ГК). Иными словами, имущество учреждения забронировано от взысканий кредиторов. При недостаточности денежных средств наступает неограниченная ответственность их собственников-учредителей. Данный признак отражает важную специфическую черту учреждения как юридического лица. Из него следует, что учреждение не может быть объявлено банкротом. Наконец, седьмой отличительной характеристикой учреждения является само вещное право, на котором собственник закрепляет за ним имущество. Данное право законодатель называет правом оперативного управления, аналогично названию вещного права казенного предприятия. Однако, как мы уже заметили
143
выше, объем или содержание возможностей этих двух субъектов права оперативного управления обладают существенными отличиями. Чем характеризуется содержание права оперативного управления учреждения? Оно владеет и пользуется имуществом, выделенным собственником, в крайне ограниченных пределах, определяемых уставной правоспособностью и сметой. Исключение составляют некоторые виды предпринимательской деятельности, на занятие которыми учреждение должно получить специальное разрешение. В этом случае у учреждения возникает иное вещное право, которое мы охарактеризовали как право самостоятельного распоряжения доходами.
Учреждение с правом оперативного управления, даже с согласия собственника, не вправе отчуждать закрепленное за ним как движимое, так и недвижимое имущество собственника (п. 1 ст. 298 ГК). При возникновении такой необходимости оно вправе просить собственника о том, чтобы тот сам от своего имени произвел отчуждение принадлежащего ему имущества. Собственник, создавший учреждение, вправе изъять закрепленное за ним имущество, если таковое окажется излишним, неиспользуемым или используемым не по назначению. Данное правило объединяет правовой режим имущества учреждения с правовым режимом имущества казенного предприятия (п. 2 ст. 296).
Подводя итог разговору о праве оперативного управления учреждения, его можно определить как вещное право, на основании которого учреждение владеет и пользуется имуществом в соответствии с целями своей деятельности, задачами собственника и назначением имущества (неиспользование или использование имущества не по назначению может повлечь его изъятие и перераспределение собственником), при этом оно лишено права распоряжаться имуществом, в том числе и отчуждать любое закрепленное за ним имущество.
Помимо права оперативного управления законодатель закрепил за учреждением еще одно вещное право, которое называется правом на самостоятельное распоряжение доходами. Закрепление за одним субъектом двух разновидностей вещных прав составляет еще одну
144
специфическую черту его гражданско-правового статуса. Появление этого специфического права учреждения в п. 2 ст. 298 ГК было обусловлено нашими реалиями, недостатком финансирования собственников учреждений. Финансовый голод вынуждал учреждения участвовать в имущественном обороте, зарабатывать средства для своего существования. Соответственно, имущество учреждения разделилось на полученное по смете и заработанное самим учреждением, получив самостоятельный правовой режим в рамках двух прямо предусмотренных законом вещных прав. Имущество, полученное учреждением от разрешенной предпринимательской деятельности, стало учитываться на отдельном балансе.
В предыдущих главах, ведя речь о праве учреждения на самостоятельное распоряжение доходами, мы уже упоминали о дискуссии, развернувшейся на страницах цивилистической литературы по поводу его юридической природы. Действительно, в нашей науке серьезно аргументируется взгляд, согласно которому самостоятельное распоряжение доходами учреждения является правом хозяйственного ведения. Есть и другой взгляд, основанный на судебно-арбитражной практике, рассматривающий самостоятельное распоряжение доходами как право оперативного управления. Не входя еще раз в дополнительные рассуждения и дискуссию, отметим, что, с нашей точки зрения, право учреждения на самостоятельное распоряжение доходами не следует подгонять ни под право хозяйственного ведения, ни под право оперативного управления, поскольку каждое из них сугубо специфично. Возможность по самостоятельному распоряжению доходами учреждения обладает действительно набором специфических признаков, которые позволяют выделить ее в самостоятельную разновидность вещных прав.
Кстати, и ярый сторонник отнесения права учреждения по самостоятельному распоряжению к праву хозяйственного ведения Е. А. Суханов в своих работах конца 80-х годов был приверженцем широкой дифференциации ограниченных вещных прав юридических лиц, считая ненужным подгонять различные по объему
145
вещные права под одно универсальное право. Следовательно, идея выделения в качестве самостоятельного права учреждения на доходы не противоречит и общей научной концепции сторонников иных взглядов. Более того, мы полностью солидарны с мнением Е. А. Суханова по поводу оценки им формулировки п. 2 ст. 298 ГК. Действительно, она является неполной и нечеткой, поскольку из ее текста непонятно, в частности, должен ли нести собственник субсидиарную ответственность по обязательствам учреждения, связанным с предпринимательской деятельностью. Следовательно, первостепенной задачей законодателя является развить положения, касающиеся права учреждения на доходы. Данная задача вполне согласуется с выводом, содержащимся в Концепции Правительства Российской Федерации, посвященной управлению государственным имуществом и приватизации, принятой в 1999 году23. Этот вывод заключается в том, что «регламентированная соответствующими правовыми актами система контроля за осуществлением учреждениями хозяйственных операций в настоящее время отсутствует». А раз так, эту систему необходимо создавать, в том числе с помощью гражданско-правовых норм. Совершенствование гражданского законодательства потребует также специального упоминания об этом праве учреждения не только в ст. 216 ГК, но и в других статьях кодифицированного закона, в частности, в п. 2 ст. 299, где идет речь о правах юридических лиц на плоды, продукцию и доходы.
Мы дали анализ действующего гражданского законодательства, посвященного правам юридических лиц на хозяйствование с имуществом собственника, уточнили некоторые его формулировки. Взгляд в прошлое, в нашу историю позволил увидеть некоторые ошибки и просчеты законодателя в применении конструкций ограниченных вещных прав предприятий на закрепленное за ними имущество. Можно ли с учетом всего ска-
23 «Концепция управления государственным имуществом и приватизации в Российской Федерации» утверждена Правительством РФ 9 сентября 1999 г. № 1024.
146
занного, истории и современного положения дел наметить перспективы, определить пути развития как юридических лиц – субъектов вещных прав, так и самих прав? Попробуем последовательно сформулировать ряд вопросов, касающихся будущего государственных предприятий в России, и ответить на них с помощью таких важных правительственных документов, как «Концепция управления государственным имуществом и приватизации в РФ» от 9 сентября 1999 года № 102424 и Постановление Правительства «О реформе предприятий и иных коммерческих организаций» от 30 октября 1997 года № 1373.
Первый вопрос будет касаться общих перспектив развития унитарных предприятий в России; будет происходить их рост или, наоборот, сокращение? В настоящее время в Российской Федерации насчитывается 13 786 унитарных предприятий. В одной только Пермской области, по данным облкомстата, на 1 октября 1999 года их было 353. Такое количество унитарных предприятий, по мнению правительства, не соответствует возможностям государства по управлению и контролю за их деятельностью. Перспективу развития унитарных предприятий правительство видит в «оптимизации их количества». Этих коммерческих организаций должно быть немного, а создаваться они должны исключительно в тех случаях, когда цели и задачи, ради которых они создаются, не могут быть реализованы хозяйствующими субъектами других организационно-правовых форм.
Второй вопрос касается соотношения предприятий с правом хозяйственного ведения и правом оперативного управления: какие из этих двух разновидностей унитарных предприятий имеют большие перспективы развития? По мнению правительства, должно поэтапно сужаться применение права хозяйственного ведения по отношению к предприятиям, находящимся в государственной и муниципальной собственности. Следовательно, более перспективными из выделенных двух
24 Собрание законодательства Российской Федерации.-№ 39.- Ст. 4626.
147
1999.-
разновидностей оказываются предприятия казенные, функционирующие на базе права оперативного управления. Именно казенные предприятия смогут решать задачи, выдвигаемые правительством перед унитарными предприятиями; обеспечение национальной безопасности, реализация стратегических целей, обеспечение продовольственной безопасности государства, ведение убыточных производств.
Третий вопрос связан с объемом прав унитарных предприятий. Будет ли расширяться их самостоятельность как участников гражданского оборота? Тенденцию развития унитарных предприятий правительство видит в усилении контроля государства за их деятельностью. В частности, государство должно определять цель для каждого унитарного предприятия. Кроме того, все уставы унитарных предприятий должны быть приведены в соответствие с Примерным уставом федерального государственного унитарного предприятия, утвержденному распоряжением Министерства государственного имущества РФ от 16 февраля 2000 года № 188-р.
Четвертый вопрос касается перспектив развития органов унитарных предприятий. В настоящее время руководители унитарных предприятий, констатирует Правительство России в указанных выше постановлениях, допускают многочисленные злоупотребления и совершают противоправные действия. Отсутствие контроля за деятельностью руководителей со стороны государства ведет к снижению прибыли предприятий (средства перекачиваются в фирмы-спутники), завышению себестоимости продукции, хищениям государственного имущества. В связи с этим правительством поставлена задача усилить ответственность руководителей государственных предприятий за результаты их деятельности, предусмотрены разработка и принятие Примерного контракта с руководителем25, проведение ежегодных аудиторских проверок и другие меры, призванные
25 Примерный контракт с руководителем федерального государственного унитарного предприятия утвержден распоряжением Мингосимущества России от 16 февраля 2000 г. № 189-р.
148
обеспечить необходимый государственный контроль за деятельностью органов госпредприятий.
Пятый вопрос будет касаться учреждений и их правового будущего. Правительство предполагает сокращение количества учреждений, а также усиление государственного контроля за целевым использованием имущества учреждений, повышением эффективности использования этого имущества, в том числе зданий и сооружений, закрепленных за ними на праве оперативного управления.
Итак, право оперативного управления в России, пройдя в своем развитии несколько этапов, значительно расширившись в объеме при трансформации в право полного хозяйственного ведения, а также хозяйственного ведения, вновь возвращается в свои, можно сказать, первоначальные рамки, связанные со значительными ограничениями и пределами, устанавливаемыми государством. Курс на развитие казенных предприятий с неизбежностью приведет к ликвидации права хозяйственного ведения. Что же касается права оперативного управления, то перспективы его полного исчезновения оказываются достаточно неопределенными, поскольку должны продолжить свою деятельность как казенные предприятия, так и учреждения. Превратится ли когда-нибудь право оперативного управления государственными предприятиями в принципиально иное вещное право? Можно ли при этом использовать для построения моделей опыт Запада? Думается, что нет. Дело в том, что и в странах Запада определение правовой природы правомочий госпредприятий на закрепленное за ними имущество представляет серьезную теоретическую проблему26. Решается эта проблема в большинстве своем через конструкцию расщепленной, в том числе доверительной, собственности. В результате имущество публичных предприятий признается собственностью этих предприятий. Так, во французской юридической литературе преобладает мнение, что имущество публичных предприятий является собственностью именно этих
26 Кулагин М. И. Избранные труды.– М., 1997.– С. 248. 149
предприятий27. В Англии суд в деле «Тамлин против Ханнафорд» в 1948 году прямо подчеркнул, что публичная корпорация «сама себе хозяин», а «ее имущество – это не государственное имущество»28.
Что касается нашей правовой системы, то поскольку мы стоим на позициях отрицания расщепленной собственности, а также доверительной собственности, то не можем автоматически перенять зарубежную модель, признав государственные предприятия собственниками закрепленного за ними имущества. А раз так, то право оперативного управления остается удобной конструкцией, которой российская цивилистика не имеет на сегодняшний день замены.
27 Государственно-монополистический капитализм и буржуазное право.- М., 1969.- С. 8.
28 Государственное регулирование экономики в современном мире.- М., 1971.- С. 127.
Глупо для переезда через лужу на челноке раскладывать перед собой морскую карту. В. Г. Белинский
Однако для переезда через участок соседа необходимо позаботиться об установлении сервитута. Л. В. Щенникова
Servitus и его смысловые значения. Исторические предпосылки зарождения сервиту-тов в Древнем Риме.
Условия установления земельных сервитутов в римском праве и их юридические признаки.
Римские классификации сервитутов.
Истоки учения об основаниях возникновения сервитутов.
Первоначальные гражданско-правовые средства защиты субъектов сервитутного права.
Правила о прекращении вещных сервитутов, выработанные римской юриспруденцией.
Экономическая необходимость сервитутов в дореволюционной России.
Общероссийское гражданское законодательство дореволюционного периода о сервитутом, его основные характеристики.
Дореволюционная цивилистика об основных проблемах сервитутного права.
Сервитуты во Франции.
Германское Гражданское уложение о земельных сервитутах.
Некоторые аспекты регулирования сервитутов в Японии и США.
151
Возрождение сервитутного права в современной России: основные черты действующего законодательства.
Перспективы.развития гражданского законодательства о сервитутах.
Место сервитутов в системе вещных прав на земельные участки.
Понятие сервитута и основы учения о сервитутом праве были заложены еще в Древнем Риме. По существу, земельный сервитут можно считать самым старым правом на чужую вещь. Более того, некоторые цивилисты считали их «старее» собственности, т. е- рассматривали как самые древнейшие из вещных прав. Значение слова servitus, при множестве его оттенков, сводилось к рабству вещи, некой ее повинности '. Сервитута, или повинности, с необходимостью рождал весь уклад жизни Древнего Рима. Холмистая сельская местность при дефиците воды требовала ограничить собственнические правомочия мелких землевладельцев в пользу соседей. Повинности сельские были связаны с правом прохода, проезда, перевозки грузов, проведения воды через чужую землю. Развитие города Рима с многочисленными и тесно примыкающими друг к другу постройками также вызывало необходимость появления повинностей, но уже городских. Они проявлялись в возможности опереть свое здание на часть соседнего дома, потребовать от соседа, чтобы его постройка не портила вид из окна.
Учение о сервитутом праве складывалось постепенно, можно сказать, по крупицам. На первых порах выработка основных правовых характеристик сервитута представляла для римских юристов определенную трудность. Известным достижением правовой мысли был переход от примитивного понимания сервитута как права на часть чужой вещи к его характеристике как
' Servitus – рабство, невольничество, подчиненность, покорность, обязанность повиноваться, слушаться, повинность (см.: Латинско-русский словарь.– Пб., 1913.– С. 504).
152
права лица на пользование чужой собственностью в определенном отношении. Для появления сервитута, или права лица на пользование чужой собственностью, требовалось наличие целого ряда условий. Эти условия, выработанные правовой мыслью, в единстве с юридическими признаками сервитутов составляли правовое понятие данного вещного права. Это понятие касалось главным образом земельных сервитутов, поскольку именно они были исторически первыми и наиболее распространенными.
Первым условием следует считать наличие двух недвижимых имуществ, принадлежащих разным собственникам. При этом обязательно участок одного из собственников должен был находиться в более выгодном положении, т. е. мог служить другому. Выгода или интерес2 в служебном участке могли быть как чисто экономическими, когда с помощью сервитута компенсировались географические неудобства, так и эстетическими, позволяющими жить при солнечном свете, с хорошим видом из окна. Сама выгода не могла быть случайной, сервитут требовал постоянного интереса в служебном участке. Не случайно римский юрист Павел заметил: «Не может быть установлен сервитут, чтобы разрешалось сорвать яблоко и чтобы мы могли прогуляться и пообедать на чужом участке»3. Сам интерес в сервитуте всегда был связан не с общим благом, а с благом конкретного частного собственника.
Вторым условием появления сервитута можно считать наличие соседства или общей границы4. Не-
2 Помпоний подчеркивал, что поскольку сервитута не существуют ни для людей, ни для имений ввиду отсутствия заинтересованности соседей, такие сервитута не имеют силы (см.: Дигесты Юстиниана. Избранные фрагменты в переводе и с примечаниями И. С. Перетерского.- М., 19S4.- С. 159).
3 Дигесты Юстиниана.– С. 159.
4 Нераций в книгах «Из Плавция» говорит, что ни право черпать воду, ни право гонять скот на водопой, ни право извлекать мел или обжигать известь на чужом участке не могут быть установлены, кроме случаев, когда лицо имеет соседний участок (см.: Дигесты Юстиниана.- С. 164).
153
посредственного соприкосновения не требовалось, когда устанавливалось чересполосное пользование или пользование сразу двумя соседними участками: одним – для прохода, другим – для пользования водой. Однако и здесь признак соседства, хотя и чересполосного, все же выдерживался.
Третье условие, в котором проявляются вещные свойства сервитута, касается специфики обязанностей собственника служащего участка. Эти обязанности не могли состоять в совершении положительных действий. Обязанное лицо либо терпело действия уп-равомоченного соседа, либо воздерживалось от некоторых действий в отношении своей земли 5. Это явление носило название пассивной амбулаторности 6.
Таким образом, юридическими признаками серви-тутов, сформулированными еще в Римский период, можно считать следующие: 1) абсолютный характер;
2) право следования; 3} неделимость; 4) невозможность установления права на собственную вещь; 5) бессрочность; 6) договорный характер, поскольку договор был наиболее распространенным основанием их возникновения.
Римское частное право оказалось знаменитым и в вопросе разработки конкретных разновидностей серви-тутов. Этих разновидностей было достаточно много, в связи с чем они делились на большие группы, иными словами, классифицировались. Так, общеизвестно деление сервитутов на сельские и городские, в основу которого был положен характер господствующего участка (цели его использования). Детализация целей приводила к дальнейшему делению – на сервитута дорожные, водные и иные. По содержанию сервитута подразделяли на положительные и отрицательные. Первые
5 Помпоний говорил, что природа сервитута не в том, чтобы кто-либо произвел какое-либо действие, например уничтожил строение или предоставил более приятный вид на окружающую участок соседа местность, или чтобы он нарисовал у себя картину, но в том, чтобы лицо допускало что-либо или не делало чего-либо (см.: Диге-сты Юстиниана.– С. 160).
6 Дождев Д. В. Римское частное право: Учебник для вузов,– М.„ 1996.- С. 406.
154
предполагали возможность активных действий субъекта сервитута, вторые заключались в лишении собственника служащего участка возможности совершать определенные действия. Наконец, очень большое значение имело выделение в особую группу личных сервитутов. Личные сервитута не обязательно были связаны с пользованием чужой земельной недвижимостью, для их существования не требовалось господствующей вещи, а срок их действия был ограничен продолжительностью жизни управомоченного субъекта.
Выделение крупных групп не дает полной картины тех поистине богатых возможностей, которые предоставляли управомоченному субъекту конкретные разновидности сервитутов. Последние давали, в о-п е р в ых, право на пользование чужой дорогой (servitus itineris). По ней можно было пройти пешком, проехать на лошади, телеге или на носилках, а также прогнать скот7. Во-вторых, сервитута связывались с пользованием водой (servitus aquae ducendi). Они могли состоять в праве черпать воду, спускать ее, отводить или проводить через соседний участок.
В-третьих, сервитут мог предоставить иные хозяйственные возможности для собственника господствующего участка, состоящие, в частности, в рубке леса, добыче камня, складировании или пастьбе скота на участке соседа. В-ч е т в е р т ы х, сервитутное право активно использовалось для обустройства городской жизни. Здесь важно было обеспечить некую опору здания, тесно примыкающего к соседнему, возможность пропускать дым, отвести сток нечистот и даже пользоваться ванной в чужом доме. В интересах соседей сервитуты запрещали заслонять вид или препятствовать потоку света, заниматься некоторыми видами ремесел.
7 Ульпиан говорил, что проход есть право человека идти и ходить, но не прогонять скот. Прогон есть право продвижения скота или повозок, итак, кто имеет проход, тот не имеет прогона, кто имеет прогон, тот может проходить и без скота. Проезд есть право идти и продвигать (скот или повозки) и ходить таким образом, проезд включает в себя и проход, и прогон (см.: Дигссты Юстиниана.– С. 163).
155
Римское право выработало систему оснований для возникновения сервитутов. Этих оснований было четыре: договор как наиболее распространенная форма, при-обретательная давность, судебное решение и завещательный отказ (легат). Договоры как основание возникновения сервитутов имели разную форму в разные периоды истории. Например, в древнейшем цивильном праве сервитут устанавливались посредством манципации. В провинции возникали только преторские сервитут, которые нуждались в пактах и стипуляциях. Позднее, в законодательстве Юстиниана, различие между цивильными и преторскими сервитутами исчезло. Все сервитут стали устанавливаться только преторскими способами.
Правила о приобретательной давности как основании возникновения сервитутов менялись на протяжении существования римского права. Однако от идеи давност-ного приобретения в Риме не отказывались никогда. Первоначально срок давности был очень коротким – 2 года. Однако он не устраивал собственников служащих участков, так как способствовал злоупотреблениям соседями фактическим пользованием чужой землей. Позднее срок давности был дифференцированно увеличен в отношении различных земель и равнялся 10–20–30 и 40 годам. Был период, когда законодательством приоб-ретательная давность в Риме не санкционировалась. Однако и тогда, вопреки положениям закона, преторы предоставляли защиту 10-летнему и 20-летнему владению сервитутом. Таким образом, некоторое время в Риме существовала преторская давность для приобретения сервитутов. Следует отметить, что для применения давности помимо срока требовалось соблюдение еще ряда условий: 1) правомерность пользования землей, т. е. отсутствие возражений со стороны собственника; 2) непрерывность срока осуществления сервитута; 3) намеренность осуществлять сервитут как собственное право.
Судебное решение как основание возникновения сервитута традиционно в учебниках по римскому праву связывается с разделом общей собственности8. Действи-
8 Римское частное право: Учебник/Под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского.– М., 1993.– С. 201.
156
тельно, судья имел право, производя раздел, устанавливать между разделяемыми с целью уравнения серви-тутные отношения: предоставив одним большие участки, компенсировать другим за их меньшие участки установлением сервитутов на первые. Другой пример установления судом дорожного сервитута в случае крайней необходимости приведен в исследовании А. В. Ко-пылова со ссылкой на пандекты Г. Дернбурга9. Сервитут этот назывался могильным и заключался в праве прохода через соседний участок к кладбищу, на котором были похоронены предки сервитуария.
Наконец, основанием возникновения сервитутов был завещательный отказ (легат). Собственник земли имел право в завещании возложить на наследников установление сервитутов в пользу третьих лиц. Соответствующая обязанность правопреемников могла заключаться, например, в предоставлении соседям права прохода через унаследованный участок.
Для защиты сервитутов как вещных прав в Риме были выработаны специальные гражданско-правовые средства. Конкретным примером здесь может служить особый иск, который назывался конфессорным (actio con-fessoria). С помощью этого иска управомоченное сервитутом лицо имело право требовать как возврата отнятого сервитута, так и устранения всяческих препятствий в его использовании. По цели этот иск был близок негаторному иску собственника. Истец здесь должен был доказать основания и способы установления сервитутов. Судья мог обязать ответчика дать обещание впредь не беспокоить истца нарушением сервитута под угрозой уплаты штрафа. Впоследствии иск присоединил к себе и обязательственные элементы, т. е. стало возможным взыскивать и причиненные убытки. Помимо конфессорного иска сервитутное право защищалось и специальными интердиктами. Они условно назывались водными, водопойными, дорожными. Так, посредством интердикта можно было в случае неисправности дороги потребовать допуска к ее ремонту, если собствен-
9 Копылов А. В. Вещные права на землю.– М.: Статут, 2000.– С. 30.
157
ник чинил к тому препятствия. Интердикт охранял починку водопровода, если лицо, желающее его исправить, встречало сопротивление собственника. В городе субъект сервитутного права мог воспользоваться «интердиктом о клоаке», если ему мешали в очистке и ремонте сточных канав, идущих из его строения или земли в чужой участок.
Римская юриспруденция сформулировала и основные правила в отношении вещных сервитутов. Здесь можно выделить четыре главных основания: 1) уничтожение служащей вещи; 2) конфузия или соединение в одном лице права собственности на господствующий и служащий участки; 3) отречение управомоченного от принадлежащего ему сервитутного права; 4) погасительная давность. Правила о погасительной давности конкретизировались применительно к сельским и городским сервитутам. Сроки погасительной давности, установленные законодательством, варьировались в различные исторические периоды от 2 до 20 лет.
Определенный интерес представляет также исследование роли и значения сервитутов в истории отечественного гражданского права. Наметим для своего исследования три основных вопроса: насколько важны были эти вещные права на Руси с экономической точки зрения? Как относился к этой правовой категории законодатель, в частности, законодатель дореволюционной России? Как откликалась на проблему сервитутов российская цивилистика?
Экономические условия жизни дореволюционной России хотя и не исключали необходимости сервитут-ных отношений, но и не способствовали их активному развитию. Особенностью России было господство общинных начал в пользовании землей и отсутствие мелкой земельной собственности. Такое положение дел вплоть до XVIII века препятствовало широкому развитию сервитутов в России. Правда, русское правительство принимало ряд мер, закрепленных нормативно и направленных на развитие сервитутных прав крестьян в отношении помещичьих земель. Развитию сервитутов послужила и аграрная реформа в России
158
в начале XX века. Иными словами, невзирая на некоторые особенности исторического развития, и в России господствующей стала тенденция перехода от общинного крестьянского землевладения к частному мелкоземельному, а значит, сервитута и у нас явились естественным следствием развития экономических отношений. И. Горонович в своем «Исследовании о сервитутах» подчеркивал, что освобождение крестьян, наделение их землей сопровождалось возникновением общих выгонов и выпасов, общих водопоев, прогонов к водопою и пастбищам. Так, случаи временного пользования чужой недвижимостью преобразовывались в постоянные сервитута. Крестьяне, став собственниками, с необходимостью включались в естественный процесс развития сервитутных отношений 10. Таким образом, в конце XIX века в дореволюционной России сервитутные отношения начали развиваться весьма активно, возникла многочисленная судебная практика разрешения спорных вопросов между их участниками. Экономические условия жизни и пра-воприменительная практика заставляли пристальнее изучать гражданское законодательство, посвященное этому вопросу.
Анализ гражданского законодательства дореволюционной России о сервитутах позволяет сформулировать несколько его характерных черт. Первой такой чертой, причем со знаком минус, была путаница в терминологии. Первоначально действующее законодательство термин «сервитут» не употребляло вообще. Им оперировало лишь законодательство Западного края и Закавказья. В общероссийское законодательство это слово было введено Положением о нотариальной части (ст. 159)11. До этого знаменательного явления, появившегося в специальном законодательстве о нотариате, использовалась иная терминология, например такая, как право угодий в чужом имуществе или право участия частного. В результате разные термины, в которые законодатель вкладывал свое, порой специфическое, со-
10 Горонович И. Исследование о сервитутах.– СПб., 1883.– С. 3. " Свод законов Российской империи. Т. XVI.
159
держание, порождали разночтения и споры по поводу того, синонимичны ли эти понятия сервитутам. Взгляды на этот счет расходились в цивилистической литературе, велась оживленная дискуссия, отголоски которой доходят до нас и сегодня. И сегодня у учспых-ци-вилистов нет единого мнения о соотношении, например, права участия частного и сервитутов 12. Единство в терминологии позволило бы избежать непонимания как теории данных явлений, так и пороков в правоприме-нительной практике. Некоторый порядок и единообразие в регулирование сервитутов попытался внести граф М. М. Сперанский в 1810 году при разработке проекта Гражданского уложения Российской империи. Он предложил называть сервитуты повинностями и выдвинул ряд интересных положений, их касающихся. Идеям М. М. Сперанского не суждено было получить законодательного закрепления. Что же касается термина «сервитут», то ему была дана законом жизнь. Но он нуждался в детальной законодательной проработке, или, иначе говоря, специальном гражданско-правовом механизме регулирования.
Второй чертой-характеристикой, и также, к сожалению, со знаком минус, можно считать отсутствие в Гражданском законодательстве дореволюционной России общих положений о сервитутах, в чем так остро нуждалась российская правоприменительная практика. Об этом с болью писал И. Горонович, подчеркивая, что общие нормы, «обнимающие все многообразие жизни», в отличие от «отрывочных, случайных, дробных и многочисленных» положений гражданских законов, могли бы послужить реальным основанием для дальнейшего закономерного развития сервитутных отношений 13.
Третьим моментом, характеризующим дореволюционное законодательство о сервитутах, являются их конкретные разновидности, описанные в законе. И в этой части гражданский закон того периода не мог ничем похвалиться. Перечень установленных
12 Копылов А. В. Указ. соч.– С. 44–45.
13 Горонович И. Указ. соч.– С. 5.
160
сервитутов, в отличие от римских форм, был гораздо более узким. В частности, закон устанавливал следующие разновидности сервитутов: 1) право ставить ульи в чужом лесу; 2) право въезда в лес; 3) право заниматься бобровым промыслом; 4) право примкнуть плотину к чужому берегу; 5) право выводить окна во двор соседа и некоторые другие. Важно отметить, что сервитуты часто встречались и в нотариальной практике, они, можно сказать, рождались ею посредством договоров земельных собственников. Среди них можно выделить право проведения воды, право проезда через двор или ворота соседа, право прогонять скот через чужую землю 14. Таким образом, «нотариальные» сервитуты дополняли немногочисленный законодательный перечень. По сравнению с общероссийским Сводом законов гражданских, перечень сервитутов в Своде гражданских узаконений губерний Прибалтийских был намного богаче и охватывал порядка тридцати разновидностей вещных сервитутов15. Прибалтийское законодательство классифицировало главным образом вешные сервитуты, среди которых выделяло две большие группы – сельские и домовые (в зависимости от того, устанавливались они в пользу здания или в пользу земельной собственности). В рамках сельских сервитутов, в свою очередь, выделялись дорожные, пастбищные, выгонов, сенокосов, пользования водами, въезда в лес, пчеловодства. В группе домовых сервитутов выделялись восемь вполне конкретных видов ограниченных прав: право возводить здание на постройках соседа, право укреплять в чужие стены бревна, право возводить строение, выдающееся над чужим пространством, право устраивать сток, право выливать помои, право строиться выше соседнего здания, право на свет, право на вид. Приведенный перечень свидетельствует о достаточно
14 Перечень приведен из книги Копылова А. В. «Вещные права на землю» (с. 47–48). • .
15 Нолькен А. М. Свод гражданских узаконений губерний Прибалтийских с включением изменений и дополнений на 1890 год.– СПб., 1891.- С. 143-165.
161
высоком уровне развития сервитутов на западных окраинах Российской империи и их адекватном закреплении в местном гражданском законодательстве. В результате получался определенный разрыв, несоответствие общероссийских норм и норм местных законов, в частности, царства Польского и Прибалтийских губерний, о сервитутах. Последние, несмотч ря на региональный уровень, были намного совершенней по своему содержанию и лишены многих недостатков, характерных для Свода законов Российской империи.
Цивилистическая наука в дореволюционной России, безусловно, стремилась откликаться на проблемы развития сервитутов. Конкретным примером такого отклика является определение сервитута, которое мы находим в качестве научной дефиниции в трудах дореволюционных ученых. Так, И. Горонович считал сервитутами вещные права (различные по объему и содержанию) на частное господство над вещью, установленные для пользы лица или другого имущества16. В. И. Синайский определял сервитут как вещное право пользования чужим имуществом в определенном отношении, не обязывающее собственника к положительным действиям 17. Н. А. Калинин характеризовал сервитут как совершенно самостоятельное вещное право, существующее наряду с правом собственности и состоящее в пользовании вещью в одном определенном отношении 18. Из приведенных определений следовал целый ряд признаков сервитутов, которые считались наиболее существенными русской дореволюционной цивилистикой. Первый признак– это вещный характер сервитута, второй – распространенность исключительно на чужую вещь, третий – меньший объем правомочий по сравнению с собственником, четвертый– невозможность вклю-
16 Горонович И. Указ. соч.– С. 20.
17 Синайский В. И. Русское гражданское право. Вып. 1. Общая часть. Вещное право. Авторское право-– Киев, 1917.– С. 216.
18 Калинин Н. А. Общедоступный очерк русского гражданского права.– СПб., [б. г.].– С. 62–63.
162
чения в его содержание положительных действий обязанного лица в пользу управомоче иного. Пятый признак касался главного деления сервитутов на личные, принадлежащие лицу как конкретной личности, и вещные, принадлежащие субъекту как собственнику определенной недвижимости.
Конкретизация понятия вещного, или предиально-го, сервитута обязательно включала в себя указание на специфический объект этого права, которым являлось только недвижимое имущество. Таким образом, помимо общего определения сервитута, распространяющегося на все его разновидности, российская цивили-стическая доктрина предлагала и более узкое определение: сервитута вещного. Именно вещные сервитуты были наиболее распространенными в России, применительно к ним, по существу, и строились все развернутые классификации этих ограниченных вещных прав. Итак, вещный сервитут в дореволюционной теории рассматривался как «право собственника господствующей недвижимости пользоваться в известном отношении чужой, служащей недвижимостью, кто бы ни был ее собственником»19.
Анализ доктринального определения сервитута в дореволюционной гражданско-правовой литературе свидетельствует о том, что российская наука черпала материал главным образом из древнеримской теории, не внося в ее базовые положения, по сути, никаких радикальных изменений. Во многом повторяли положения римского права и правила дореволюционного закона, касающиеся установления, защиты и прекращения вещных сервитутов. Вот почему представляется необходимым обратить внимание лишь на некоторые детали или специфические особенности регулирования, характерные для русского дореволюционного права.
Так, спецификой возникновения сервитутов в России можно считать, во-первых, особую форму договора, заключаемого между собственниками служаще-
19 Васьковский Е. В. Учебник гражданского права.– СПб., 1899.– Вып. I,- С. 154.
163
го и господствующего имений. Данная сделка требовала нотариального удостоверения. Старший нотариус утверждал заключенный договор и вносил запись в реестр крепостных дел об ограничении права собственности одного лица в пользу другого сервитутом (ст. 446 Свода законов гражданских и п. 2 ст. 159 Положения о нотариальной части). Несоблюдение нотариальной формы данного договора в соответствии со ст. 66 Положения о нотариальной части влекло его недействительность.
В о-в т о р ы х, некоторой спецификой России дореволюционного периода можно считать невозможность возникновения сервитута непосредственно по завещанию. Завещательный отказ также требовал заключения договора наследника с отказополучателем, облекаемого в нотариальную форму.
В-третьих, Свод законов гражданских России не знал такого основания возникновения сервитутов, как приобретательная давность. Применение последней ограничивалось только правом собственности. Дореволюционные цивилисты, в частности Г. Ф. Шершене-вич, приравнивали понятие давности к понятию незапамятной продолжительности отношений20. В результате делался вывод, что права угодий в чужом имуществе могли устанавливаться давностью. Однако этот вывод оспаривался цивилистами на том основании, что незапамятная продолжительность отношений была лишь правоподтверждающим, но не правопо-рождающим юридическим фактом21. Наконец, еще одной особенностью России можно считать отсутствие упоминания в общероссийском гражданском законодательстве такого основания возникновения земельных сервитутов, как судебное решение. Следует отметить, что и в вопросе регулирования оснований возникновения сервитутов общероссийское законодательство отставало от некоторых местных законодательных актов. Так, Свод гражданских узаконений губерний
Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права,– М., 1914.-Т. 1.-С. 392. 21 Копылов А В. Указ. соч.– С. 52.
164
Прибалтийских предусматривал установление сервитутов посредством завещания, упоминал судебное решение.
Что касается судебной защиты права на сервитут, то можно констатировать, что в четком и системном виде ее не существовало в дореволюционной России. Не было и единого вещного иска, аналогичного конфессорно-му, для защиты всех прав сервитутного типа. Устав гражданского судопроизводства 1864 г. (в ред. Закона от 15 июля 1912 г.) в п. 3 ст. 29 упоминал лишь иск о нарушении прав участия частного, который, исходя из буквы закона, мог применяться только для защиты «легального» дорожного сервитута. Правоприменительная практика кассационного департамента по гражданским делам правительствующего Сената стала впоследствии допускать расширительное толкование п. 3 ст. 29 Устава и распространять его на иные договорные сервиту-ты, возникавшие на основе отмены прав участия частного. Рассматривали иски о нарушении прав участия частного мировые судьи, ответчиком по делу был только собственник или застройщик чужой земли, а истец должен был доказать правовое основание своего пользования. Особенностью иска был годичный срок давности для его использования.
Еще сложнее обстояли дела с защитой прав угодий в чужом имуществе. При отсутствии специальных правил закона судебная практика по организации такой защиты была очень противоречивой,
Основания для прекращения сервитутов в России были традиционными. Среди них можно назвать односторонний отказ или отречение от сервитутного права, совпадение права собственности на обе недвижимости (господствующую и обязанную) в одном лице, уничтожение вещи или гибель объекта сервитутного права, договор о прекращении сервитута, заключенный собственниками соседних недвижимостей в нотариальной форме, наконец, специальным основанием прекращения сервитута было истечение срока давности. Давность именовалась, как правило, погасительной. Некоторые цивилисты того времени, в их числе Д. И. Мейер, считали ее давностью исковой, на что обращается внима-
165
ние и в современных исследованиях по вещным правам на землю32.
В целом развитие гражданского законодательства о сервитутах в дореволюционной России нельзя признать очень успешным, поскольку отсутствовали общие положения, разветвленная классификация видов, а также эффективная система зашиты.
Мы уже оценили значение сравнительного анализа для более глубокого осмысления той или иной гражданско-правовой проблемы и выработки рекомендаций по совершенствованию действующего нормативного регулирования. Вот почему любое исследование проблемы сервитутов не может обойтись без знакомства с французским опытом регулирования данной группы имущественных отношений. Именно здесь, в Кодексе Наполеона, можно обнаружить, на наш взгляд, достаточно стройную систему гражданско-правового регулирования отношений собственников соседних имений. Сервитутам здесь посвящен раздел 4 книги второй, где буквально в первых строках этого раздела, в ст. 637, законодатель сформулировал понятие сервитута. Оно выглядит достаточно широким, поскольку включает в себя «повинности (обязанности), лежащие на одном имении для потребностей и пользы другого имения, принадлежащего иному собственнику». Соответственно, обязанности собственника по отношению к собственнику соседнего участка здесь могут возникать как из их соглашения, так и из закона, более того, из естественного (географического) положения местности. Равенство правового положения участников сервитутных отношений подчеркивает ст. 638 ФГК, где закреплено, что сервитут не дает никакого преобладания одному имению над другим.
Думается, что смысл гражданско-правового регулирования сервитутных отношений во Франции, если оценить в целом значение раздела 4 книги второй ФГК, заключается в желании законодателя заранее снять возможные разногласия и споры между соседями – соб-
22 Копылов А. В. Указ. соч.– С. 58, 166
ственниками имении, заложить такой механизм в действующие гражданско-правовые нормы, который позволял бы соседям действительно жить дружно, в мире и согласии. Преследуя эту главную цель (достижения благополучия и мира), законодатель Франции позаботился, в о-п е р в ы х, о том, чтобы географическое положение участка соседа, пусть несколько невыгодное, неудобное, не отягощало его жизнь. Для этого в самом законе на собственника соседнего участка возлагаются определенные обязанности, изложенные в главе, носящей название «О сервитутах, происходящих из положения местностей». Конкретным примером здесь может служить императивная норма ст. 640, закрепившая, что собственник нижележащего участка не вправе устраивать плотин, которые мешали бы стоку воды с имения, расположенного выше. Не имеет права во Франции собственник источника (ст. 643 ФГК) изменять его течение, если оно доставляет жителям общины, селения или выселка необходимую для них воду.
Второй задачей, которую, на наш взгляд, преследует законодатель во Франции, является установление режима «общих линий», разделяющих соседние недвижимости (стен, изгородей). Этот режим включает в себя, в частности, правила о том, чьими они являются и как ими можно пользоваться собственникам. Так, ст. 670 ФГК устанавливает, что «всякая изгородь, разделяющая имения, признается общей (за исключением тех случаев, когда только одно имение огорожено, или же когда акт либо давностное владение доказывают противное). Аналогичное правило в отношении смежных стен устанавливает ст. 653 ФГК. Ее редакция выглядит следующим образом: «В городах и селениях всякая смежная стена между строениями до высоты низшего из них, между дворами и садами, а равно и между огороженными полевыми участками предполагается общею, если нет акта или признака, указывающего тому противное». Примером нормы, устанавливающей конкретное правило пользования общей стеной, может служить ст. 675 ФГК. Эта статья императивно предписывает, что сосед не может без согласия другого устраивать в общей стене никакого
167
окна или отверстия каким бы то ни было образом, хотя бы и с глухими рамами.
Третья задача, которая усматривается в гражданско-правовом регулировании ФГК,– предусмотреть правила, которые бы исключали возможные неудобства для соседа. Они могут быть вполне конкретными, законодательными, предусмотренными на случай, если сам сосед-собственник об этом просто не задумается. Например, ст. 681 ФГК обязывает собственника устраивать крыши таким образом, чтобы дождевая вода стекала на его землю или на общую дорогу, но не может отводить ее на землю соседа. Другая норма, также предотвращающая возможные неудобства (ст. 686 ФГК), предусматривает право на обращение к соседу по поводу ограниченного использования его имения для своей пользы. Иными словами, здесь речь идет уже о серви-тутах, устанавливаемых по воле частных лиц, или частных земельных сервитутах (отметим, что ст. 686 ФГК полностью исключила из их числа сервитуты личные). Частным земельным сервитутам посвящена глава 3 книги второй ФГК. Какие правила устанавливает законодатель во Франции в отношении этой категории вещных прав? Первое, что следует отметить,– это отсутствие исчерпывающего и даже примерного перечня сервитутов. Ст. 686 ФГК использует такую фразу: «какие заблагорассудятся» частным лицам. Единственное ограничение, сформулированное в законе, связано с требованием, чтобы сервитут не противоречил общественному порядку. Одновременно французский закон приводит классификацию сервитутов. Он их делит на городские и сельские, постоянные (продолжающиеся непрерывно) и непостоянные (для пользования которыми необходимо каждый раз действие человека), явные (существование которых выражается внешними постройками) и неявные (не имеющие внешнего признака).
Оснований для возникновения частных сервитутов закон во Франции видит два: акт или тридцатилетнее владение. Важно отметить, что ФГК считает необходимым сформулировать основные правила взаимоотношений собственников, между которыми устанавлива-
168
ются сервитутные отношения. Приведем несколько примеров таких правил. Так, ст. 697 ФГК установила, что сервитут дает возможность и на производство всякого рода работ, необходимых для его использования или сохранения. Вторым примером может послужить правило ст. 702 ФГК, запрещающее субъекту сервитут-ного права делать какие-либо перемены, отягощающие обремененное сервитутом имение. Третий пример соответствующего нормативного правила содержится в ст. 700 ФГК, которая предписывает всем сохозяевам, имеющим право прохода, пользоваться последним в одном и том же месте.
Регулируя порядок прекращения сервитутов, ФГК выделяет основания для его прекращения: а) невозможность пользования вещью (ст. 703); б) соединение в одних руках права собственности на оба имения (ст. 705); в) неосуществление сервитута в течение 30 лет (ст. 706).
Не обошло своим вниманием земельные сервитуты и Германское Гражданское уложение. Им посвящена отдельная глава специального раздела 5, носящего название «Сервитуты». Немецкий законодатель определяет земельный сервитут как обременение земельного участка в пользу собственника другого земельного участка (параграф 1018). При этом различаются три аспекта, или три проявления, обременения. Первый состоит в предоставлении права использовать чужой земельный участок в определенных случаях. По всей видимости, здесь имеются в виду возможные положительные действия, составляющие, по римской классификации, положительный сервитут. Второй аспект заключается в запрете осуществления собственником обремененного участка определенных действий. Этот аспект охватывает возможные отрицательные сервитуты. Третий аспект очень близок ко второму и заключается в запрете (или исключении) некоторых правомочий собственника обремененного участка в отношении участка господствующего. Таким образом, с позиций ГГУ, суть сервитута заключается как в предоставлении возможностей положительных действий в отношении чужой недвижимости, так и в воздержании
169
собственника служебного участка от ряда действий (правомочий) с учетом интересов другого земельного собственника.
Параграф 1019 ГГУ ведет речь о преимуществе, которое появляется у обладателя сервитутного права – собственника недвижимости. Такое преимущество связывается законодателем с пользованием чужим земельным участком. Интересы собственника служебного земельного участка при этом также должны соблюдаться. С этой целью параграф 1020 ГГУ возлагает на правомочное лицо, осуществляющее сервитут, обязанность не нарушать интересов собственника обремененного земельного участка. В приведенных нормах усматривается желание законодателя обеспечить баланс интересов собственников земель ~ соседей.
В содержании норм ГГУ также прослеживается мысль, что сервитут имеет в каждом конкретном случае вполне определенное содержание (параграф 1019) и его субъектам нельзя нарушать установленные пределы. Будучи обременением собственности, сервитуты в Германии подлежат обязательному внесению в поземельную книгу (параграф 1029). Закон предусматривает и гражданско-правовую защиту земельного сервитута от нарушения. Правомочному лицу предоставляется право на иск об устранении нарушений или негаторный иск (параграфы 1027, 1004).
В своем курсе Германского гражданского права Л. Эннекцерус характеризует сервитуты как ограниченные права пользования. Выделяя реальные сервитуты, поскольку германское право различает личные и реальные сервитуты, автор подчеркивает, что они всегда принадлежат собственнику земельного участка как таковому 23. Автор также указывает на изменчивость классификации сервитутов в Германии. Так, со временем в этой стране исчезло деление сервитутов на сельские и городские.
Некоторый интерес может представлять собой
33 Эннекцерус Л. Курс Германского гражданского права.– М., 1949.-Т. 1.-С.265.
170
и регулирование сервитутов в Японии. В этой стране под сервитутом понимается право использования одной недвижимости (участка земли) для удобства и выгоды другой (другого). Из данного определения следует, что в Японии не признаются личные сервитуты. Что же касается сервитутов земельных, то ГК Японии ставит задачу поднять их престиж и усилить роль в экономической жизни страны. Гражданский кодекс этой страны не содержит исчерпывающего перечня видов сервитутов, подчеркивая, что удобства и выгоды, предоставляемые через эту конструкцию, могут быть самые разные. Регулируя взаимоотношения собственников земельных участков, законодатель Японии исходит из того, что важно использовать эффективно оба земельных участка. В этих целях на одного собственника (вспомогательного участка) возлагается обязанность «терпимого» отношения к использованию своих прав соседом, а также воздержание от осуществления некоторых своих правомочий. Другой собственник (собственник основного участка), с точки зрения закона, не должен злоупотреблять своими правами, сводя к минимуму ограничения использования вспомогательного земельного участка24. В теории гражданского права Японии обсуждался вопрос о том, возможно ли сочетание сервитута с другими правами на землю (помимо права собственности), такими как суперфиций, эмфитевзис, аренда земли. Мнения ученых разделились, хотя достаточно серьезные аргументы были высказаны в поддержку положительного решения данного вопроса, т. е. возможности сочетания сервитутов как с правом собственности, так и с ограниченными правами на землю.
Регулированием сервитутных отношений занимается и гражданское законодательство США. А. Кларк, проанализировав гражданское уложение Калифорнии25, дал следующее определение сервитутов; это поземельные обременения или поземельные повинности, которые
24 Вагацума С., Ариидзуми Т. Гражданское право Японии.– С. 196-197.
25 Кларк А. Калифорнийское гражданское уложение (б. м., б. г.].– С. 59-60.
171
могут составлять принадлежности другого недвижимого имущества, доставляя владельцу последнего выгоды в чужом имуществе. А. Кларк насчитал 17 видов обременении, или сервитутов. Среди них есть и традиционные типы, например право прохода, проезда, право рыбной ловли. Есть в этом перечне и несколько необычные сервитута, например право устраивать в имении дозволенные законом развлечения, состязания и вообще все, что разумеется под словом «спорт», право требовать остановки, право на погребение и на место в церкви.
В нашей стране сервитутное право было возрождено в 1994 году Гражданским кодексом России, включившим специальные нормы (ст. 274–277) о сервиту-тах. Позднее нормы о сервитутах стали появляться и в других федеральных законах, в том числе кодексах Водном (от 16 ноября 1995 года). Лесном (от 29 января 1997 года), Градостроительном (от 7 мая 1998 года). К настоящему времени в России, можно сказать, сложилась целая группа нормативных актов, в которых содержатся правовые нормы, касающиеся специально сер-витутного права 26. Сам факт возрождения сервитутов в нашей стране является, безусловно, отрадным. Циви-листическая литература довольно живо отреагировала на это событие, заявив, что исследование этой разновидности вещных прав является в настоящее время очень актуальной задачей правовой науки27. Что можно поставить в заслугу российскому законодателю, имея в виду содержательную сторону правовых норм, посвященных сервитута^?
Во-первых, закон сформулировал подходы к определению сервитутов. В ст. 274 ГК земельный серви-
26 См.: Федеральный закон от 17 июня 1996 года «О товариществах собственников жилья»//СЗ РФ.– 1996. – № 25.– Ст. 2963;
Федеральный закон от 21 июля 1997 года «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним»//Там же.– 1997.– № 30.– Ст. 3594; Федеральный закон от 24 июня 1997 года «Об ипотеке (залоге недвижимости)»//Там же.– 1998.– № 29.– Ст. 3400.
27 Казанцев В., Коршунов А. Возрождение сервитутного права в России//Российская юстиция.– 1997.– № 5.– С. 22.
172
тут определяется как принадлежащее собственнику одного недвижимого имущества (земельного участка, другой недвижимости) право ограниченного пользования соседним земельным участком другого собственника. Ст. 21 Лесного кодекса, ст. 43 Водного кодекса и ст. 64 Градостроительного кодекса сформулировали несколько иной подход к определению этой категории. Некоторые различия в подходах не умаляют значения самого факта введения в законодательство Российской Федерации новой и, безусловно, важной правовой категории – сервитута.
Во-вторых, законодатель постарался предусмотреть конкретные виды сервитутов. Так, ГК (ч. 2 п. 1 ст. 274) назвал право прохода и проезда, прокладки и эксплуатации линий электропередачи, связи и трубопроводов, а также право пользования источником воды для обеспечения водоснабжения и мелиорации. Водный кодекс (ч. 1 ст. 44) включил право забора воды без применения сооружений, технических средств и устройств, право водопоя и прогона скота, право использования водных объектов в качестве водных путей для паромов, лодок и других маломерных плавательных средств. Градостроительный кодекс предусмотрел (п. 3 ст. 64) право ограниченного пользования чужим земельным участком для обеспечения строительства, реконструкции, ремонта и эксплуатации зданий, строений, сооружений, а также объектов инженерной и транспортной инфраструктур, право пользования чужим земельным участком для обеспечения проведения работ по инженерной подготовке территорий, работ по защите территорий от затопления и подтопления, устройству подпорных стен, право прохода, проезда через чужой (соседний) земельный участок, право применения устройств, проникающих на чужой (соседний) земельный участок на определенной высоте при возведении зданий, строений и сооружений, право эксплуатации и ремонта общих стен в домах блокированной застройки. Предполагается (с учетом содержания проекта) выделение разновидностей земельных сервитутов в Земельном кодексе. Надо отметить, что, помещая перечень сервитутов, законодатель не ставил своей целью дать
173
его исчерпывающий список. Участникам гражданско-правовых отношений ст. 274 ГК предоставила возможность установления сервитутов для обеспечения и иных, не предусмотренных кодексом нужд собственников.
В-третьих, заслугой российского законодателя можно считать введение судебного решения как основания возникновения сервитутов. О судебном решении упоминает п. 3 ст. 247 ГК, ч. 3 ст. 43 Водного, ч. 2 ст. 21 Лесного кодексов РФ, ч. 2 п. 5 ст. 8 Федерального закона «О товариществах собственников жилья», ч. 1 п. 1 ст. 17 Федерального закона «О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним». Эту новеллу российского закона следует считать достижением гражданско-правового регулирования, поскольку ни римское частное право, ни дореволюционное гражданское право России не знали принудительного судебного порядка создания сервитутных прав.
В-ч е т в е р т ы х, существенной специфической чертой современного российского подхода к регулированию сервитутных отношений является установление законодателем их возмездного характера. Согласно п. 5 ст. 274 ГК собственник участка, обремененного сервитутом, вправе потребовать от лиц, в интересах которых установлен сервитут, соразмерную плату за пользование участком. От принципа возмездности, судя по содержанию проекта, не намерен отказываться и Земельный кодекс. Следовательно, возмездность сервитутных отношений ~ это та специфическая новелла, которая свидетельствует о самостоятельности российского законодателя в подходах к нормативному регулированию сервитутов.
Наконец, пятой чертой, характеризующей отечественное законодательство о сервитутах, можно назвать признаваемую им возможность соединения сервитутов с иными вещными правами, а не только с правом собственности. Так, сервитуарием, т. е. лицом, в пользу которого устанавливается сервитут, может быть в соответствии с п. 4 ст. 274 ГК не только собственник, но и лицо, которому господствующий земельный участок предоставлен на праве пожизненного наследуемого владения или праве постоянного (бессрочного) пользо-
174
вания. С позиций же ГК, лицом, обременяемым сервитутом, может выступать (п. 3 ст. 274) только собственник земельного участка или иной недвижимости, но не субъект иного вещного права. Однако другие кодексы, в частности, Водный (ч. 3 ст. 43), Лесной (ст. 17, 21), допускают заключение такой сделки лицами физическими и юридическими, которым это имущество предоставлено в долгосрочное или краткосрочное пользование, т. е. на ином вещном и даже обязательственном праве. Таким образом, законодатель в России в принципе допустил соединение сервитутов с иными, помимо права собственности, вещными правами. Известно, что решение данного вопроса может быть иным, соответственно, принципиальную возможность вышеназванного соединения можно рассматривать как качественную особенность современного отечественного законодательства, посвященного сервитутам.
При всех отмеченных нами достижениях и плюсах законодательного регулирования сервитутов в России оно страдает и существенными недостатками. Первый такой недостаток видится в отсутствии единства подходов в регулировании. Законодательству не хватает системности, общих положений, единого механизма действия. Создание такого механизма, видимо, возлагалось на ГК. Однако действие главы 17 оказалось надолго парализованным непринятием Земельного кодекса. Кроме того, содержащиеся в ней гражданско-правовые нормы при всей их принципиальной значимости, о которой мы сказали выше, тем не менее, оказались достаточно поверхностными и явно недостаточными для создания механизма эффективного регулирования сервитутов как особой группы вещных прав. Следствие этого – многочисленные противоречия в решении конкретных вопросов сервитутного права различными нормативными актами. Противоречия начинаются уже с общего определения сервитута и заканчиваются основаниями их возникновения и прекращения. Свидетельством фактического отсутствия эффективного гражданско-правового регулирования является и современная судебная практика. Изучение судебной практики по гражданским делам в районных судах г. Перми показа-
175
ло, что судьи не применяют законодательство о серви-тутах. Главная причина такого отношения – отсутствие реально работающих норм о сервитутах в ГК. Между тем реальные жизненные ситуации рождают имущественные споры, требующие применения именно гражданско-правовых норм о сервитутах. Обратимся к некоторым судебным решениям, вынесенным районными судами г. Перми в конце 90-х годов, т. е. уже после появления части 1 ГК России, хотя и с недействующей главой 17. Первый такой спор, рассмотренный в Индустриальном районном суде города, возник между собственниками гаражей. Братья К. построили гаражи рядом и оставили один общий вход. Впоследствии один из братьев умер, а его сын, вступив в наследственные права, поставил в своем гараже вместо одной машины две, закрыв тем самым проход в гараж своему соседу. Последний вынужден был обратиться в суд с требованием об установлении прохода через гараж размером в 90 см от стены до машины. Собственную дверь в гараж сосед-родственник не мог установить, так как на возможном для двери месте уже много лет функционировал родник, используемый всеми членами кооператива. Суд обязал ответчика без обращения к термину и нормам о сервитуте «устанавливать свои машины таким образом, чтобы оставался свободным проход в 90 сантиметров от стены до машины, и не препятствовать в пользовании гаражом истцу – гражданину К.». Это решение, не связанное с существом сервитута как права вещного, конечно же, не имело последствием соответствующую регистрацию в порядке, установленном для регистрации прав на недвижимое имущество. Право прохода, установленное судебным решением, в данном случае не превратилось для истца в субъективное вещное право, носящее стабильный характер, а для ответчика не вылилось в обременение собственности. Таким образом, разрешение спора выступило, как нам представляется, некоторой промежуточной мерой, не имеющей необходимого гражданско-правового обеспечения.
Вторым примером может послужить дело, рассмотренное Пермским районным судом Пермской об-
176
ласти28. Фабула его такова. Гражданину X. был выделен земельный участок на праве собственности для строительства жилого дома. Однако через несколько месяцев собственник земли обнаружил, что на его участке по всей длине выкопана траншея для прокладки кабеля. Строительство дома по предполагаемому гражданином X. плану в связи с этим обстоятельством стало невозможным. Как оказалось, прокладка кабеля была необходима для того, чтобы обеспечить жизнедеятельность соседних домов – жилого дома и дома для престарелых инвалидов, которые были построены сельскохозяйственным производственным кооперативом «Россия». Интересно, что в своем решении суд обязал Култаевскую сельскую администрацию, выделившую участок для строительства жилого дома, внести изменения в свидетельство о праве собственности на землю, указав на обременения земельного участка в связи с прокладкой электрокабеля. Иными словами, и сегодня наши суды продолжают избегать частноправового регулирования имущественных отношений, а обращаются к публично-правовым методам воздействия, нарушая, по существу, право собственности, которое ГК России объявил неприкосновенным. Применение норм о сервитуте в данной конкретной ситуации изменило бы существо решения, поставив участников гражданско-правовых отношений в равное положение.
Наконец, еще одним свидетельством насущной потребности участников гражданско-правовых отношений в нормах о сервитутах может быть судебное дело, рассмотренное Индустриальным районным судом г. Перми 29. Спор возник между собственниками земельных участков в садоводческом товариществе № 85 облвет-баклаборатории. Как оказалось, ответчик заузил межсадовую дорожку, разделяющую их с истицей участки, и стал чинить препятствия в пользовании ею. Истица
28 Дело № 2-2215 за 1998 году/Текущий архив Пермского районного суда Пермской области.
29 Дело № 2-340 за 1995 год/ДекущиЙ архив Индустриального районного суда г. Перми.
177
требовала, ссылаясь на решение общего собрания кооператива о запрете изменения размера межсадовых дорожек, расширения этой дорожки за счет земли ответчика до размеров 50–60 сантиметров. Суд, рассмотрев дело по существу и без всяких ссылок на какие-либо гражданско-правовые нормы, обязал ответчика восстановить за счет территории принадлежащего ему участка межсадовую дорожку до ширины не менее 50 см по всей длине территории, разделяющей участки. Кроме того, суд обязал ответчика не препятствовать и другим членам коллективного сада пользоваться этой дорожкой. В этом примере, как и в предыдущих, суд разрешает спор собственников, можно сказать, руководствуясь своим правосознанием, общими принципами, в том числе справедливости, обычаями, но не нормами гражданского права, обеспечивающими законность и защиту прав как собственников, так и субъектов иных вещных прав. Суды сегодня фактически не вооружены соответствующим механизмом гражданско-правового регулирования, позволяющим разрешать подобного рода имущественные споры, вытекающие из вещно-право-вых отношений.
Следовательно, делом первостепенной важности является установление единообразного регулирования сервитутных отношений нормами ГК. Думается, данную задачу могла бы решить специальная глава ГК, носящая название «Сервитуты». В ней законодатель смог бы сформулировать все принципиальные положения, касающиеся данной группы вещных прав лиц, не являющихся собственниками. ГК, взяв на себя главную роль в регулировании сервитутных отношений, включил бы в свое содержание общие нормы, принципиальные положения, оставляя иным нормативным актам, в том числе и кодексам, возможность предусмотреть специальные нормы, учитывающие особенности той или иной сферы применения данной разновидности вещных прав на недвижимость.
Второй недостаток, тесно связанный, можно сказать, вытекающий из первого, состоит в отсутствии четкого единообразного определения сервитута в дей-
178
ствующем законодательстве России. В гражданско-правовой литературе последнего времени можно встретить утверждение, что сервитут – это исключительно право ограниченного пользования соседним земельным участком, носящее обязательно договорной характер30. Автор данной точки зрения А. В. Копылов подчеркивает, что она с очевидностью вытекает из норм главы 17 ГК. Но тогда возникает справедливый вопрос: а как же быть с иным подходом к определению сервитута, изложенным в Лесном, Водном, Градостроительном кодексах? Можем ли мы абстрагироваться от этих нормативных актов? Кстати, сам А. В. Копылов не рекомендует в своем исследовании вносить в эти акты соответствующие его подходу изменения. А если так, то правовое понимание сервитута окажется просто размытым, непонятным для правоприменения. На наш взгляд, любая дефиниция, в том числе дефиниция сервитута, обязывает законодателя к четкости. Здесь не может быть разночтения и разного смысла в нормативных актах. Понимание должно быть одинаковым и содержаться в нормах ГК. Что же включать в содержание сервитутно-го права? Думается, что сервитут может заключаться как в использовании земельного участка другим собственником, так и в ограничениях собственности на недвижимость в интересах других собственников (собственников соседних земельных участков). Причем рождаться сервитут может как из договора, так и из закона. Кстати, А. В. Копылов, утверждая, что частный сервитут обязательно должен иметь договорной характер, сам же констатирует факт законного сервитута, установленного ст. 553 ГК. Действительно, этот дорожный сервитут в отношении проданной земли, не нуждающийся в специальном договоре с покупателем недвижимости, установил непосредственно ГК. Следовательно, могут и должны быть и иные сервитуты, также установленные законодателем в интересах участников гражданско-правовых отношений. Понимание сервитута и как ограниченного права соседа по имению, и как ограничения собственности мы находим и в зарубежном законода-
30 Копылов А. В. Указ. соч.– С. 62. 179
тельстве, в частности, во ФГК, ГГУ, нормы которых мы рассматривали выше. А раз так, то, на наш взгляд, имеются все основания для объединения этих двух подходов в новом определении сервитута в рамках ГК. Общее определение сервитута, включенное в ГК, избавит от необходимости его дублирования в других нормативных актах. Гражданский кодекс, занявший положение первого из равных, внесет в таком случае необходимое единообразие в понимание сервитутов иными кодексами России. Определение сервитута может быть сформулировано следующим образом; сервитут – это такое обременение земельного участка или другой недвижимости, которое может заключаться как в ограниченных полномочиях по его использованию другим собственником (собственником соседнего земельного участка или другой недвижимости), так и в ограничении собственных полномочий.
Третий отрицательный, с нашей точки зрения, момент связан с растаскиванием отдельных видов сервитутов по различным нормативным актам, что вносит неопределенность в их общую систему. Виды сервитутов повторяются кодексами. Водный кодекс повторяет гражданский в сервитутах пользования источником воды. Земельный кодекс не может не повторить гражданский в сервитутах пользования земельными участками. В результате нарушается общая картина возможных сервитутов, необходимая как подсказка собственникам недвижимости. Думается, такая общая картина нужна, а нарисовать ее может ГК в своих общих положениях о сервитутах. Здесь могут быть сформулированы общие подходы к выделению групп сервитутов, обозначены основные группы. Например, выделены сер-витуты постоянные и временные, очевидные и неочевидные. Кроме того, специальная статья «Виды еерви-тутов» могла бы предусмотреть следующие виды возможностей: право прохода, проезда, сенокоса, пастьбы скота, забора воды, водопоя и иного использования водных объектов, право проведения строительных, ремонтных, инженерных, дренажных и иных видов работ. Унифицированный подход к выделению видов, их общая классификация значительно облегчат задачи иных
180
нормативных актов в конструировании специфических видов сервитутов, в частности сервитутов лесных.
Четвертая характеристика со знаком минус касается отсутствия в гражданском законе перечня оснований возникновения сервитутов. Тексты статей 274– 276 ГК наводят на мысль, что главным основанием для сервитутов является договор, его дополняет судебное решение в случае разногласия собственников. В действительности, оснований возникновения сервитутов больше, среди них и акты государственных органов, органов местного самоуправления (ч. 2 ст. 21 Лесного кодекса), и завещательный отказ (легат). Думается, что общий перечень оснований возникновения сервитутов должен также найти отражение в особой статье ГК. Она могла бы носить название «Основания установления сервитутов» и включать следующие виды оснований: договор, прямое указание закона, судебное решение, акты государственных органов и органов местного самоуправления, завещательный отказ.
Договор как главное из оснований возникновения сервитутов должен получить, с нашей точки зрения, более обстоятельное регулирование нормами ГК. Его название должно быть четко обозначено: договор об установлении сервитута. Четко должны быть определены существенные условия данного договора. Ими могут выступать предмет и цена. Важно в законодательном порядке предусмотреть перечень документов, необходимых для заключения данного договора. Думается, что должна быть специальная статья, предусматривающая случаи безвозмездности отношений по договору об установлении сервитута. Специальному регулированию должен подлежать срок как условие данного договора. В настоящее время для договора об установлении сервитута предусматривается простая письменная форма и обязательная государственная регистрация. Надо подчеркнуть, что в самом п. 3 ст. 274 ГК вообще нет специального указания об обязательной письменной форме этого договора. Данный вывод можно сделать из общих положений ГК о форме сделки. Нам же представляется, что ГК должен предусмотреть специальные правила о форме договора об установлении сервитута.
181
Таким специальным правилом может быть установленная законом обязательная нотариальная форма. Дореволюционная история свидетельствует о колоссальной роли нотариусов в деле распространения сервитутов в России. Не случайным было и появление категории «нотариальный сервитут». Роль нотариуса в деле оказания юридической помощи населению трудно переоценить. Вот почему нотариальная практика может и должна, с нашей точки зрения, активно содействовать распространению сервитутов в России, помогая гражданам в отстаивании своих прав по ограниченному использованию соседних земельных участков, не доводя разногласия до судебного разбирательства.
Пятый штрих – недостаток современного регулирования сервитутов заключается в неполноте нормативного регулирования оснований их прекращения. Как известно, ст. 276 ГК называется «Прекращение сервитута». В ней законодатель предусмотрел два мотива, по которым собственник земельного участка, обремененного сервитутом, может требовать его прекращения. Первым таким мотивом является отпадение оснований установления сервитута, вторым – невозможность для собственника участка, обремененного сервитутом, использовать его в соответствии с назначением. Между тем спектр оснований для прекращения сервитутов значительно шире. Он вырабатывался на протяжении долгого времени в истории гражданского законодательства. Название статьи «Прекращение сервитута» обязывает законодателя указать на все возможные основания для прекращения этого вида вещных прав. Преследуя такую цель, на первое место можно было бы поставить гибель служебной земли или иной недвижимости. Второе место тогда займет основание в виде слияния в одном лице собственников господствующего и служебного участков. На третье место можно поставить односторонний отказ сервитуария от своих прав. Наконец, основанием прекращения сервитута будет расторжение договора об установлении сервитута. В настоящее время, как мы отметили выше, законодатель сформулировал два мотива (основания) для предъявления требования о расторжении договора. Их можно было бы взять
182
за основу, добавив некоторые дополнительные основания, например, такое, как невнесение обусловленной платы в течение определенного календарного периода. Специальные основания прекращения сервитутов могут быть названы в других нормативных актах, развивающих положения ГК. Прекращение сервитута во всех случаях должно подтверждаться специальным штампом погашения, который ставится на регистрационной записи о сервитуте в Едином государственном реестре (пп. 62, 64 Правил ведения Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество и сделок с ним).
Шестой момент-характеристика, на который должен обратить внимание законодатель,– это роль закона в деле устройства так называемых добрососедских отношений собственников недвижимости. В настоящее время подобных норм-запретов, с помощью которых устанавливаются некоторые ограничения собственнических прав в интересах других собственников-соседей для полноценного осуществления права, и тем и другим крайне недостаточно. В этой области мы могли бы поучиться у французов, предусмотревших в нормах ФГК достаточно много норм, начинающихся со слова «нельзя». В частности, и в нашем законодательстве может быть установлен запрет на вид (участок соседа), на направление водостоков на участок соседа, на посадку деревьев от линии разделения участков на определенную величину, на устройство в соседской стене окон или отверстий, на добычу воды из источника сверх определенной меры. Подобного рода нормы, как нам представляется, могли бы войти в содержание Земельного кодекса России.
Надо сказать, что сервитуты являются лишь одной из разновидностей вещных прав на земельные участки. Они появляются и действуют в целой системе разных правовых форм отношений по землепользованию. Вообще же таких правовых форм оказывается достаточно много – это и собственность, и право пожизненного наследуемого владения, и право постоянного (бессрочного) пользования, и право на землю ипотечного кредитора, и право аренды. Как известно, в Риме сервиту-
183
ты возникли после обособления земельных участков на праве частной собственности. Из этого исторического факта, казалось бы, можно сделать вывод, что сервиту-там как воздух необходима частная собственность. Однако и субъектам иных вещных прав на землю, например, субъектам права пожизненного наследуемого владения, а также постоянного пользования, тоже бывает необходимо восполнять некоторые недостатки своих участков установлением ограниченных прав на участки соседей. Следовательно, сервитут мы можем рассматривать как очень важный и в целом независимый от права частной собственности на землю правовой институт, полностью лишенный какой-либо политической окраски, хотя и не применяемый в России в период социалистического строительства.
Сервитуты удобны для землепользователей. Вот почему гражданское законодательство просто призвано предоставить участникам гражданско-правовых отношений эффективный механизм их правового регулирования. В использовании такого правового инструмента, как сервитут, у землепользователей не должно быть препятствий, в частности, в ограничении для заключения договора об установлении сервитута по кругу субъектов. Возможными субъектами как со стороны господствующего, так и служебного земельного участка должны признаваться как собственники, так и субъекты иных вещных прав, таких как право пожизненного наследуемого владения, постоянного (бессрочного) пользования землей. Субъекты этих вещных прав так же, как и собственники земли, должны научиться эффективно использовать, реально применять сервитуты, поняв – можно сказать, прочувствовав – их великую служебную роль. За сервитутным правом видится большое будущее, которое, впрочем, будет зависеть от общего состояния нашего гражданского и земельного законодательства. Только стройная система законодательства о земле в единстве статики и динамики позволит жить и эффективно развиваться всем формам землепользования, включая и такую неотъемлемую их часть, как сервитуты.
Не сегодня, так завтра погибнет наше тело среди горестей и болезней. Что пользы преступать ради него долг? Из трактатов Древней Индии
Специфическое положение залога в системе институтов гражданского права.
Категория залога как «наиболее спорный пункт современной юриспруденции».
Залог как право на чужую вещь в римском частном праве.
Термин «ипотека» и его смысловые значения.
Дореволюционное российское законодательство о
залоге.
Российская цивилистика дореволюционного периода о юридической природе залога.
Черты залогового права по законодательству Германии.
Французский Гражданский кодекс о юридической природе ипотеки.
Права вещного обеспечения по гражданскому праву Японии.
Советский период истории развития залоговых отношений.
Современное законодательство России о залоге и его вещно-правовых свойствах.
185
Среди вещных прав есть такие разновидности, которые трудно уложить в прокрустово ложе единой родовой категории. Обладая свойствами вещного права, они одновременно тяготеют к другим институтам права гражданского, поскольку имеют специфическую правовую цель. Классическим примером такого права является залог. Его промежуточное положение стало проявляться уже с римских времен, а в дальнейшей своей истории залог, можно сказать, в институте вещного права закрепил за собой позицию «нетипичной» категории. Данное обстоятельство позволило А. С. Звоницкому в своем исследовании о залоге в начале XX века утверждать, что «общее понятие о залоговом праве составляет один из наиболее спорных пунктов современной юриспруденции»1. Действительно, в конструкции залога много противоречивого, что вызывало и вызывает желание у цивилистов построить свои, авторские концепции, чтобы наконец-то решить проблему, однако желание это всегда оставалось нереализованным, так как до сегодняшнего дня ни одна из точек зрения на залог не получила более или менее общего признания. А между тем следует отметить, что проблемой залога в гражданском праве занимались такие маститые цивилисты, как Н. Л. Дювернуа, А. С. Звоницкий, Л. А. Кассо, Д. И. Мейер, И. А. Покровский, Г. Ф. Шершеневич, что, безусловно, свидетельствует о значимости объекта исследования.
Целевая установка залога связана с одной из центральных проблем гражданского права – обеспечением исполнения обязательства. Кредитор, не всегда доверяя должнику, обращается к использованию залога, поскольку «верит вещи». Вещь служит обеспечением его интересов, так как кредитор при неисполнении обязательства может получить известную ее ценность. Так, обязательственный интерес в относительном правоотношении кредитора и должника оказывается переплетенным с вещным интересом уже в абсолютном правоотношении кредитора и вещи.
Мы начали эту главу с высказывания, содержащегося в одном из философских трактатов Древней Индии. Разумеется, термин «долг» на Древнем Востоке применялся не в узком гражданско-правовом значении. Тем не менее, и этот эпиграф может свидетельствовать о том, что во все времена к долгу, его исполнению и обеспечению было трепетное отношение. Позднее к эмоциям добавился формальный механизм гражданско-правового регулирования с конкретными нормами права, в том числе нормами о залоге. Какими были эти первые нормы, посвященные залогу и рожденные римским частным правом?
Звоницкий А. С. О залоге по русскому праву. Предисловие. Киев, 1912. С. IV.
Римский период развития гражданско-правового регулирования залоговых отношений, можно сказать, был насыщен поисками различных его форм. Право искало наиболее удобную форму, учитывающую интересы как должника, так и кредитора. Кроме того, поиск такой эффективной формы объяснялся интересами экономического развития, в том числе сельскохозяйственного производства, гражданского оборота вещей. Всего римские юристы оставили нам в наследство три формы залога, которым соответствовали три термина: фидуция, пигнус, ипотека. Эти три исторические формы залога имели и различные модели взаимоотношений кредитора и должника, а также различный объем возможностей кредитора в отношении заложенной вещи.
Первая форма римского залога, носившая название «фидуция», была очень удобна для кредитора. Здесь закладываемая вещь переходила к нему в собственность. Название «фидуция» подчеркивало особое доверие, которое оказывал должник кредитору, веря, что при своевременной уплате долга предмет залога будет ему возвращен. Интересно, что в текстах договоров о фидуциарных залогах вообще не упоминалось об обязанности залогового кредитора вернуть вещь после получения долга2. Классическим примером подобного договора является соглашение, которое обычно приводится в учебниках по римскому частному праву, заключенное между Дама, рабом Тиция, и Баяном. Баян передал в соответствии с договором свое имение и раба Мидаса за две монеты. В случае неплатежа денег Тиций получал право продать имение и раба. Однако никаких гарантий по возврату вещей для Баяна при своевремен-
2 Римское частное право: Учебник/Под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского.– М., 1993.– С. 323.
ной оплате долга договор не устанавливал. Здесь на помощь залоговому должнику привлекались иные средства, вплоть до инфамии (бесчестия)3.
С. Муромцев в своем курсе «Гражданское право Древнего Рима» видел историческое значение фидуции в «разрушении формализма», поскольку здесь на виду была передача собственности, а на самом же деле устанавливался заклад или поклажа4. Таким Образом, искусственное построение фидуциарной сделки содействовало тому, как подчеркивал С. Муромцев, что мысль приучалась различать форму и существо сделки.
Недостатком фидуции как вещно-правового способа обеспечения обязательства было отсутствие каких-либо правовых гарантий для должника. Кредитор мог продать вещь, обременить ее, а должник-залогодатель не имел специального иска, с которым мог бы выступить против третьего приобретателя. В итоге должник полностью зависел от честности верителя, который, как иронично заметил профессор К. Ф. Чиларж, мог поступать «вероломно»5. Кроме того, фидуция имела ограниченное применение, поскольку не годилась для международного оборота. Эти обстоятельства вынуждали римскую юриспруденцию к поиску иных, более совершенных способов залога. Так родился пигнус.
Пигнус улучшил положение должника в залоговых отношениях, поскольку вещь здесь передавалась лишь во владение кредитору. Кредитор в обеспечение долга получал вещь, но его возможности в отношении нее ограничивались владельческими правами. Залогодатель, оставаясь собственником, мог отнять вещь у кредитора, а также у всякого третьего лица. Власть верителя ограничивалась юридическим владением и косвенным давлением на залогодателя через удержание вещи. Должник же, как правило, мелкий землевладелец, лишался возможности обрабатывать эту землю и получать с нее
3 Римское частное право: Учебник/Под ред. И. Б. Новицкого, И. С. Перетерского.– М., 1993.– С. 317.
4 Муромцев С. Гражданское право Древнего Рима.– М., 1883.– С. 218-219.
5 Чиларж К. Ф. Учебник институций римского права.– М., 1901.– С.161.
доход. Данное обстоятельство делало пигнус экономически неэффективным. Жизнь требовала отыскания иной, более совершенной формы, которая и была найдена. Так возникло особое вещное право, служащее исключительно целям обеспечения и получившее название «ипотека».
Посредством ипотеки веритель не получал ни права собственности, ни владения, однако при наступлении срока платежа он мог получить владение заложенной вещью как из рук залогодателя, так и из рук всякого третьего лица. Первоначально этот договор распространялся только на аренду. Арендатор при заключении договора в обеспечение арендной платы закладывал весь свой хозяйственный инвентарь, который приносил в имение. Пока арендатор аккуратно исполнял свои обязанности, он владел и пользовался инструментами. Если же платежи не вносились, то по условию о залоге арендодатель мог вступить во владение ими. Позднее неформальному залоговому договору стало придаваться общее, выходящее за рамки аренды значение, а к возможности вступить во владение добавилось самостоятельное право на отчуждение вещи и удовлетворение своих требований за счет ее стоимости. Момент, когда право на отчуждение залога превратилось в существенную часть содержания залогового права, рассматривают как некий итог, завершение его исторического развития в Риме6. Безусловно, и у последней формы римского залога, ипотеки, были свои недостатки. Среди них главным считалась негласность этого договора, отсутствие системы регистрации с ее принципами гласности и специальности. С. Зе-Сон в связи с этим отмечал, что отсутствие публичной регистрации римского залога составляло его «темную» сторону7.
Признавалась ли ипотека, рожденная в Риме как третья форма залога, наукой гражданского права правом вещным? Большинство цивилистов, исследовавших римскую ипо'теку, склонялись к тому, что это пра-
6 Чиларж К. Ф. Указ. соч.– С. 164.
7 Зе-Сон С. Конспект системы римского права.– М., 1916.– С. 47.
во вещное. Так, Р. Зом однозначно утверждал: «Правом залога называется вещное право производить себе уплату посредством вещи за право требования»8. И. А. Покровский в «Истории римского права» называет залог подлинным вещным правом, правом на распоряжение вещью на случай неуплаты долга9. Г. Ф. Пухта в «Курсе римского гражданского права» подчеркивает, что «нет ни одного законоположения, которое бы стояло в разрезе и не могло бы быть согласовано со свойством закладного права, как известного jus in re»10. Г. Ф. Пухта считал неразумным искать для закладного права «иных представлений», а юристов, утверждавших, что вещных прав не существует, называл наивными. Можно назвать и противников признания римского залога правом вещным. Среди них В. М. Хвостов, определивший залог как «обязательственное право требования, при котором личность должника, обязанного уплатить заключающийся в залоге долг, определяется держанием заложенной вещи, а заложенная вещь является тем объектом, который в той или иной форме отвечает за неуплату этого долга» н. В залоге В. М. Хвостов не находил «длительного господства над вещью» и «равномерного, непосредственного воздействия субъекта на вещь», характеризующего вещное право. С обязательством, по мнению В. М. Хвостова, залог сближает «известная связанность должника, разрешающаяся в форме принудительного исполнения, которое затрагивает личную или имущественную сферу должника и имеет своей целью материальное удовлетворение кредитора» 12.
Как видим, дискуссия о юридической природе залогового права, соотношении его обязательственных и вещ-но-правовых свойств достаточно стара, а первым источ-
8 Зом Р. Институции римского права.– М., 1888.– С. 217.
9 Покровский И. А. История римского права.– Пг., 1917.– С. 278,
281.
10 Пухта Г. Ф. Курс римского гражданского права.– М., 1874.–
Т. 1.- С. 504, 506.
" Хвостов В. М. Система римского права. Общая часть: Конспект лекций.- СПб., 1908.- С. 100, 103.
12 Хвостов В. М. Указ. соч.– С. 100.
ником, ее породившим, было римское частное право.
Что касается самого термина «ипотека», то ему приписывают греческое происхождение, поскольку он считается введенным знаменитым афинским реформатором, законодателем и поэтом Солоном. Солон вошел в историю права своим первым законом, которым запретил заключать долговые сделки, обеспечивающиеся личностью должника. Этот благодетельный закон называли «сисахтией». Для превращения личной ответственности в имущественную Солон придумал специальное средство. Это был столб на пограничной меже с надписью, что имущество служит обеспечением претензий на известную сумму. Столб назывался ипотекой или подставкой, в связи с чем и сам залог в переносном смысле этого слова стали называть ипотекой 13.
Впоследствии разные правовые системы стали использовать термин «ипотека» в специфических значениях: и как форму залога с оставлением предмета у залогодержателя, вне зависимости от специфики объекта (движимой или недвижимой вещи), и как особое вещное право, позволяющее кредитору распорядиться объектом ипотеки для обеспечения своих требований, и как залог исключительно недвижимого имущества. Последнее значение залога стало наиболее распространенным в российской правовой системе.
Определенный исследовательский интерес может представлять дореволюционное законодательство России, посвященное залогу, и развитие цивилистической мысли о залоге в тот период. Что же касается общей характеристики залогового законодательства, то в российской гражданско-правовой литературе конца XIX века мы находим о нем отнюдь не лестные отзывы. И. А. Покровский в «Основных проблемах гражданского права» назвал его «ветхой храминой», в которой на
13 Брокгауз Ф. А., Ефрон И. А. Энциклопедический словарь.– СПб., 1894.– Т. 13.– С. 294. (Заметим, что Солон, будучи врагом несправедливостей и всяких крайностей, считал важным регулировать отношения соседей по землевладению. Например, он запрещал затемнять землю посадками на пограничной меже, регулировал использование источников воды.)
каждом шагу дают себя знать отголоски старых времен и. Цивилист И. А. Покровский критиковал отрицание дореволюционным законом возможности установления нескольких закладных прав и невозможность для кредитора после продажи заложенной вещи взыскивать недополученное из остального имущества должника. Дав высокую оценку ипотечному праву Германии, И. А. Покровский с сожалением констатировал, что «все эти новейшие течения в сфере ипотечного права почти совершенно чужды нашему русскому праву». Ученый призывал российского законодателя к коренной перестройке залоговой системы, приведению ее в соответствие с уровнем развития поземельного кредита.
«Крупные недостатки» в русском законодательстве о залоге усматривал и К. Анненков. Первым таким недостатком он считал «отсутствие в законе общих постановлений о залоге как общем способе обеспечения всех обязательств»15. Наличие частных правил, в том числе особых правил об обеспечении займа, вносило, по мнению К. Анненкова, «двойственность в существо залога, являющегося, по сути, единым институтом права». Другим крупным недостатком ученый считал отсутствие в законе единого (одного, общего) определения залога. Это определение выводилось наукой гражданского права из «частных постановлений, относящихся к тем или иным отдельным случаям залога». Дореволюционным цивилистам приходилось буквально выискивать в российских законах его официальные определения. Так, Л. А. Кассо «случайно» обнаружил его в ст. 569 Устава торгового судопроизводства. Здесь залог был определен как «отчуждение права распоряжения, составляющего нераздельную принадлежность права собственности». Данное определение Л. А. Кассо назвал неполным и не соответствующим действующему праву16.
14 Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права.– М., 1998.- С. 221.
15 Анненков К. Система русского гражданского права. Ч. 3. Права обязательственные.– СПб., 1898.– С. 303.
16 Кассо Л. А. Понятие о залоге в современном праве.– М., 1999.– С. 245.
Возникает правомерный вопрос: а как же тогда развивалась российская практика залоговых отношений в отсутствие качественного законодательства об этом способе обеспечения обязательства? Некоторые материалы, характеризующие залоговые отношения в крестьянском быту, приводит С. В. Пахман 17 исходя из анализа решений волостных судов. В первую очередь, следует отметить, что эта практика была ограниченной, так как распространялась главным образом на движимые вещи. Суды рассматривали преимущественно дела о залоге лошадей, перин, поддевок. Причиной тому, подчеркивал С. В. Пахман, было нахождение земель в общинном пользовании крестьян и невозможность их отчуждения. В о-в т о р ы х, эта практика была далеко не единообразной, носила противоречивый характер. Так, например, форма закладного договора, свидетельствует С. В. Пахман, могла быть словесной и сопровождаться передачей закладываемой вещи должником кредитору. Вместе с тем передача вещи не была необходимым условием, и вещь могла оставаться у должника. Кроме того, и устная форма была не исключительной, в ряде местностей договор заключался в письменной форме с подробным описанием закладываемой вещи и установлением срока, на который она закладывается. В одних местностях заложенный предмет продавался с публичных торгов и вырученными деньгами удовлетворялся кредитор, в других – самому кредитору предоставлялось право продать заложенную ему вещь, в немногих местностях заложенная вещь оставалась у кредитора, превращаясь в его собственность. С. В. Пахман приводит «милые примеры» нарушений контрагентами, крестьянами, договорных обязательств по залогу обязательств, в частности, о том, как крестьянин В. продал заложенный ему самовар и выдал при выкупе другой, худой самовар, а крестьянин С. угнал заложенную им лошадь, заявив, что это его собственность, а находилась она у Д. в виде обеспечения залога в 17 рублей 18.
17 Пахман С. В. Обычное гражданское право в России.– СПб., 1877-Т. 1.-С. 88-96.
18 Пахман С. В. Указ. соч.- С. 95.
Несовершенство гражданского законодательства о залоге, противоречивость судебной практики по данной категории дел усиливали интерес цивилистов дореволюционного периода к данному виду субъективного гражданского права. Центральным вопросом их исследований была юридическая природа залогового права. Мнения в литературе разделились. Одни авторы рассматривали залог как исключительно право вещное (Мейер), другие склонялись к личному характеру залога (Гантовер), третьи придавали ему двоякое значение: и личного, и вещного права (Анненков). И хотя, казалось бы, наличие трех точек зрения было тогда очевидным 19, знакомство с первоисточниками позволяет в настоящее время все же утверждать, что, пожалуй, все цивилисты, изучавшие залог, подчеркивали его специфику, выделявшую его из ряда иных вещных прав. Рассуждения российских ученых о залоге были индивидуальны и любопытны. Остановимся на книгах трех авторов: И. А. Покровского, Г. Ф. Шершеневича и Л. А. Кассо.
Так, И. А. Покровский в построении своей классификации вещных прав отнес залог к группе прав «на получение известной ценности из вещи, в которых значение имеет ценность меновая, а не потребительская». Он подчеркнул тот факт, что закладное право «является у всех народов продуктом очень длинной и сложной истории», поскольку в своем развитии «очищается от случайных исторических примесей, постепенно превращаясь исключительно в право «требовать публичной продажи вещи с целью удовлетворения по долгу»20.
Одновременно с характеристикой залога как права вещного И. А. Покровский не мог не видеть его специфических особенностей. Специфику закладного права ученый усматривал в его цели: обеспечивать требование кредитора, что делало вещное залоговое отношение «добавочным к личному обязательственному отношению между кредитором и должником»21.
19 Анненков К. Указ. соч.– С. 303–305.
20 Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права.– М., 1998.- С. 208.
21 Покровский И. А. Указ. соч.– С. 216.
Г. Ф. Шершеневич также рассматривал залоговое право как право вещное, относящееся к группе прав на чужую вещь, где ценность чужого имущества служит обеспечением права требования. Г. Ф. Шершеневич писал: «Вещный характер его обнаруживается из того, что, имея своим объектом вещь, оно всюду следует за нею, независимо от права собственности на нее, которое может переходить от одного лица к другому» 22. Особенности залога ученый видел в: а) зависимости от права по обязательству; б) отсутствии в нем правомочий владения и пользования; в) возможностях этого права, в отличие от всех других, повлечь за собой лишение собственника принадлежащего ему права собственности.
Специально исследованием залога в гражданском праве занимался и Л. А. Кассо, оставив нам в наследство свои размышления об этом понятии23. В них Л. А. Кассо не категоричен, он осторожно говорит о взглядах других цивилистов на залог, в том числе о взгляде на «закладную как на акт, устанавливающий чисто личную связь между контрагентами». Не называя залог однозначно правом вещным, Л. А. Кассо приводит аргументы против личной природы данного права. В частности, он замечает, что «не разрешение передачи залогового права со стороны активного субъекта не говорит против его вещного характера». Неисполнение же главного обязательства, подчеркивает Л. А. Кассо, «дает залогодержателю право направлять свое взыскание не против должника, а против обладателя вещи, что придает этому взысканию вещный характер». Наконец, есть в исследовании Л. А. Кассо и вполне конкретные утверждения, касающиеся юридической природы залога. Например, он пишет, что «можно отметить по поводу каждого залога черты вещного правоотношения, обнаружить моменты, которые в теории принято связывать с понятием о вещных правах»24.
22 Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права.– М., 1995- С. 240, 241.
23 Кассо Л. А. Указ. соч.- С. 252, 253.
24 Там же.- С. 253.
Итак, дореволюционная цивилистика была, по сути единодушна в признании вещно-правового характера залогового права. При этом авторами отмечалась значительная специфика данного субъективного гражданского права. Что касается отрицания деления прав гражданских на вещные и обязательственные, то подтверждения данной идеи, с нашей точки зрения, нет в трудах ни Г. Ф. Шершеневича, ни И. А. Покровского, ни Л. А. Кассо. Однако ростки идеи отрицания деления прав гражданских на вещные и обязательственные в работах И. А. Покровского и Л. А. Кассо нашел современный ученый-цивилист В. С. Ем. В предисловии к современному изданию книги Л. А. Кассо «Понятие о залоге в современном праве» В. С. Ем утверждает, что как Л. А. Кассо, так и И. А. Покровский прогнозировали исчезновение деления прав на вещные и обязательственные, а значит, и самой категории вещного права25.
Конкретные выдержки из работ дореволюционных цивилистов, в частности, И. А. Покровского, Л. А. Кассо, приведенные нами выше, с очевидностью свидетельствуют о неточности выводов В. С. Ема. И Покровский, и Кассо исходили из деления прав на вещные и обязательственные, более того, не могли в научном анализе залогового права обойтись без вещно-правовых его характеристик.
Традиционным для нас является обращение к опыту зарубежного регулирования. В этой связи логичным будет анализ законодательств Германии, Франции, Японии, посвященных регулированию залоговых отношений.
В первую очередь выделим особенности залогового права по законодательству Германии. Уже само расположение норм о залоге в кодифицированном гражданском законе этой страны с очевидностью свидетельствует о признании немецким законодателем вещного характера данного права. Залоговое право замыкает круг вещных прав, представленных в третьей книге ГГУ «Вещное право». В общей сложности залогу
25 Кассо Л. А. Указ. соч.- С. 17.
здесь посвящено 184 параграфа. Законодатель этой страны не дает общего определения залога, нет в ГГУ и общих положений, распространяющихся на все виды залога. Регулирование строится применительно к конкретным разновидностям залога. В свою очередь, выделение разновидностей обусловлено предметом залогового права, которым могут выступать как недвижимость, так и движимые вещи. Соответственно законодателем выделяются главы об ипотеке, поземельном и рентном долге, где объектом является недвижимость, вместе с тем обособляются главы о залоговом праве на движимые вещи и права.
Отметим, что вещный характер залога обнаруживается в самих дефинициях разновидностей этого права, которые дает законодатель Германии (параграфы 1113, 1191, 1204). Акцент в определениях делается на термине «обременение» 26. Следовательно, и само залоговое право как родовая категория, можно сказать, конструируется как некое вещное обременение. В отличие от отечественного законодательства (ст. 334 ГК), ГГУ в формулировках понятий залоговых прав не предлагает механизма взыскания на случай неисполнения должником основного обязательства. Здесь лишь обращается внимание на существо этого права, на его природу. Что касается механизма взыскания, то ему в Германии отведено далеко не первое место (параграф 1228 и последующие). Этим, на наш взгляд, также подчеркивается не обязательственная, а вещно-правовая природа залогового права.
Другой характеристикой залогового права в Германии, свидетельствующей о его вещном характере, является хорошо поставленная система регистрации, в частности регистрации ипотеки. Ипотека в обязательном порядке должна быть зарегистрирована внесением в поземельную книгу (параграф 1115). В записи фиксируется кредитор, денежная сумма
26 Параграф 1113 дает следующее понятие ипотеки: «Земельный участок может быть обременен таким образом, чтобы тому лицу, в пользу которого установлено обременение, была выплачена определенная денежная сумма для его удовлетворения на основании принадлежащего ему требования в отношении земельного участка».
требования и процентная ставка (если по требованию начисляются проценты), дополнительные обязательства (если таковые установлены), а также дается ссылка на заявление о регистрации ипотеки. В связи с этим в немецкой литературе выделяется общий для всех видов залога принцип – публичность. Он состоит в требовании «оповещения о передаче права продажи» и проявляется помимо занесения в регистр в передаче владения или уведомлении третьего лица27.
Еще одной особенностью, на которой хотелось бы заострить внимание, является забота ГГУ о сохранности вещи, составляющей предмет залога. Так, параграф 1133 введением специального правила пытается упредить ухудшение земельного участка. Состояние земельного участка здесь напрямую связывается с надежностью ипотеки. Следовательно, всякое ухудшение земельного участка ставит ипотеку «под угрозу». Вот почему кредитор в этом случае наделяется правом назначать собственнику соответствующий срок для устранения угрозы. Если только в установленный срок угроза не будет устранена, кредитор приобретает право немедленно потребовать удовлетворения из стоимости участка. Нормы, призванные обеспечить сохранность вещи – предмета залога, можно найти и в главе ГГУ, посвященной залогу движимое -тей. Так, например, параграф 1215 называется «Обязанность сохранения». Поскольку установление залогового права на движимые вещи по ГГУ сопровождается передачей вещи собственником кредитору, юридическая обязанность обеспечения сохранности предмета залога в этом случае возлагается на залогодержателя.
Наконец, спецификой залогового права в Германии, что также подтверждает его принадлежность к вещному праву как институту права гражданского, является отсутствие у него жесткой связи с обеспечиваемым обязательством. Нельзя сказать, что для всех видов залога здесь характерно отсутствие акцессорное™, т. е. зави-
27 Будилов В. М. Залоговое право России и ФРГ.– М., 1993.– С. 24. (Помимо принципа публичности в немецкой литературе выделяются принципы приоритета и специальности.)
симости залога от обеспечиваемого обязательства. К примеру, ипотека и залог движимых вещей носят согласно ГГУ акцессорный характер. В то же время законодатель Германии прямо предусматривает особый вид залога на недвижимое имущество – земельный долг, который не зависит от обеспечиваемого обязательства. Параграф 1192 ГГУ подчеркивает, что поземельный долг не является основанием для требования, а параграф 1195 устанавливает возможность его оформления выдачей свидетельства на предъявителя. Кроме того, развитие в Германии массовых операций по залогу движимости, как свидетельствует в своем исследовании В. М. Будилов, привело к появлению на практике особых оговорок в договоре о залоге, с помощью которых зависимость залога от обеспечиваемого обязательства либо ослабляется, либо вообще разрывается28. Итак, формальный момент (расположение норм о залоге в разделе ГГУ «Вещное право»), трактовка данного права законом как вещного обременения, действие принципа публичности в отношении всех видов залоговых прав, отсутствие жесткой связи с обеспечиваемым обязательством – все эти моменты, выделенные нами, свидетельствуют о том, что в немецком праве залог в объективном смысле составляет субинститут права вещного, а в субъективном – субъективное вещное право.
Если обратиться к французскому законодательству о залоге, то обнаружим, что ФГК различает залог движимых вещей (заклад)29 и залог недвижимости, который, в свою очередь, подразделяется на антихрез (ст. 2085)30
28 Будилов В. М. Залоговое право России и ФРГ.– М., 1993.– С. 25.
29 Ст. 2073 ФГК дает характеристику закладу: «Заклад предоставляет кредитору право на оплату его требования из стоимости вещи, являющейся объектом заклада, на основании привилегии и предпочтения перед прочими кредиторами».
30 Ст. 2085 ФГК характеризует антихрез как договор, по которому кредитор приобретает лишь право извлекать плоды из недвижимости, с обязанностью засчитывать их ежегодно в погашение процентов, если он имеет право на получение процентов, а затем – в погашение капитальной суммы его требования. Греческий термин antichresis обозначает пользование вместо другого.
и ипотеку (ст. 2114). Из выделяемых разновидностей вещным правом ФГК прямо признает только ипотеку. Ст. 2114 определяет ипотеку как вещное право на недви^ жимость, предназначенное для исполнения обязательства. Жюлио де ла Морандьер в своем исследовании выделил основные черты французской ипотеки31. П е р-в а я заключается в том, что она (ипотека) является правом вещным. Вторая проявляется в тесной связи с обязательственным требованием. Ипотека возникает одновременно с правом требования, которое она призвана обеспечивать, и остается с этим требованием тесно связанной. Таким образом, ипотека выступает во Франции придаточным к обязательственному требованию. Третья черта ипотеки связана с характеристикой ее предмета. Предметом ипотеки во Франции может быть только недвижимость32. Наконец ипотека характеризуется здесь как право неделимое (ст. 2114). Основанный на ней иск, в отличие от иска обязательственного, разделению не подлежит, что снимает с кредитора риск неплатежеспособности отдельного должника – наследника.
Французский закон различает законную и договорную ипотеку. Законная ипотека обеспечивает три вида требований. В о-п е р в ы х, права и требования замужней женщины на имущество ее мужа; во-вторых, права и требования несовершеннолетних и лиц, лишенных дееспособности, на имущество их опекуна;
в-т р е т ь и х, права и требования государства, общин и государственных учреждений на имущество сборщиков (лиц, инкассирующих платежи) и подотчетных должностных лиц.
Договорную ипотеку ст. 2117 ФГК характеризует как возникающую из договоров и связанную с внешней
31 Морандьер Жюлио де ля. Гражданское право Франции.– М., 1961.– С. 487-489.
32 Жюлио де ла Морандьер выделяет группы недвижимостей, пригодные для установления на них самостоятельной ипотеки: 1) недвижимости по природе; 2) узуфрукт на недвижимости; 3) «голое» право собственности на недвижимость; 4) объявленные недвижимым имуществом акции Французского банка. См.: Морандьер Жюлио де ла. Указ. соч.– С. 491–492.
формой договоров. Закон устанавливает два условия, необходимые для заключения соглашения о предоставлении кредитору ипотеки. Первое условие – это наличие у лица, устанавливающего ипотеку, права собственности на соответствующую недвижимость; вто-pQg _ способность собственника к отчуждению этого имущества33. Договор об установлении ипотеки заключается всегда в нотариальной форме (ст. 2127). Это один из немногих формальных договоров французского права. Облеченное в форму частного акта, соглашение об установлении ипотеки считается абсолютно недействительным. Правда, есть два исключения из правила о нотариальной форме: это ипотека морских и воздушных судов, а также ипотека в пользу государства, устанавливаемая административными актами. Участию нотариуса в совершении договора об ипотеке придается очень важное значение. Нотариус рассматривается как гарант интересов ипотечного кредитора, поскольку им тщательно исследуются вопросы происхождения недвижимости, дееспособности должника, наличия ранее установленных ипотек. Таким образом, участие нотариуса во Франции предотвращает недействительность ипотеки и, кроме того, позволяет ипотечному кредитору обратить взыскание на недвижимость, продав ее в принудительном порядке, без обращения к суду34. Закон четко прописывает порядок составления нотариального акта. Так, устанавливается, что акт, оформляющий соглашение об установлении ипотеки, должен быть составлен обязательно во Франции. Договоры, заключенные за границей, не порождают ипотеки на имущество, расположенное на территории Франции (ст. 2138). Этот акт оформляется при участии одного нотариуса. Следует отметить, что первоначально законом признавалось обязательным подписание этого акта вторым нотариусом или двумя свидетелями. В нотариальном акте под страхом признания его недействительным обязательно должны быть указаны род и расположение каждой
33 Так, лицо, объявленное несостоятельным должником, лишается со дня вынесения решения об объявлении его несостоятельным права устанавливать ипотеки на свою недвижимость.
34 Морандьер Жюлио де ла. Указ. соч.– С. 526–527.
недвижимости, на которую устанавливается ипотека (ст. 2129). Кроме того, в нотариальном акте обязательно должно быть индивидуально охарактеризовано обеспечиваемое ипотекой требование: основание его возникновения и размер35.
Итак, французский закон счел правомерным однозначно определиться с природой ипотеки, назвав ее правом вещным. Хотя расположение норм о залоге и ипотеке в структуре ФГК несколько специфично: они не включены, как в Германии, в особый раздел (книгу) о вещных правах. И все же регулирование залога недвижимости в форме ипотеки нормами ФГК является достаточно подробным и четким в своих характеристиках, в том числе характеристике юридической природы этого права. Обращает на себя внимание отношение законодателя Франции к нотариальной форме договора об ипотеке и определение основных требований к ней в рамках самого ГК. Использование данного опыта, как представляется, могло бы быть полезным для нашей страны.
В гражданском праве Японии среди прав вещного обеспечения выделяются две его формы – заклад и ипотека, порождаемые договором. Для ГК Японии очевиден вещный характер данных прав, одновременно выступающих средством обеспечения обязательства. В регулировании заклада и ипотеки в этой стране есть много специфических моментов. Так, уже само деление договорного права залога на заклад и ипотеку не связывается с его предметом: движимым или недвижимым имуществом. В связи с этим в Японии возможен как заклад недвижимости, при котором владение вещью переходит к залогодержателю36, так и ипотека недвижимости, при которой не происходит реальная пе-
35 Морандьер Жюлио де ла. Указ. соч.– С. 528.
36 При закладе недвижимости залогодержатель обладает правом ее использования и получения выгоды (ст. 356 ГК Японии), он же несет все расходы, связанные с управлением ею (ст. 357 ГК Японии), кроме того, он не может требовать выплаты процентов (ст. 358 ГК Японии), если иное не установлено соглашением сторон. См.: Вагацума С., Ариидзуми Т. Гражданское право Японии.– М.: Прогресс, 1983.- Т. 1.- С. 214.
редача вещи. Поскольку между этими институтами, закрепляющими права вещного обеспечения, оказывается много общих черт, на заклад недвижимости ГК Японии распространяет общие положения ипотеки.
Ипотека согласно гражданскому законодательству Японии обладает тремя характерными чертами: а) производностью (в литературе подчеркивается «смягченный» характер этой производности); б) следованием за обязательством; в) неделимостью; г) вещной заменимостью37. .
Своеобразным моментом в регулировании ипотеки здесь является ограничение объема обязательства, ею обеспечиваемого в сравнении с закладом. Ипотекой здесь может обеспечиваться капитальная сумма долга и проценты, но только за последние два года до истечения срока обязательства. Это означает, что кредитор в случае продажи заложенного имущества с торгов имеет право преимущества при удовлетворении своего обязательства лишь в отношении процентов за два последних года до истечения срока исполнения обязательства.
Интересно, что круг предметов ипотеки в Японии достаточно широк. Свидетельством тому три вида так называемой особой ипотеки: ипотека леса на корню, финансовая ипотека, ипотека движимости. Есть некоторая специфика по законодательству Японии и в обращении взыскания на заложенное имущество. Так, кроме обычного способа – продажи вещи с торгов – здесь допускается использование по соглашению сторон и иных способов возмещения, в том числе немедленной передачи вещи в собственность залогодержателя.
Итак, по законодательству Японии заклад и ипотека рассматриваются как права вещного обеспечения. Они признаются вещными как Гражданским, так и Торговым кодексом этой страны. К вещным правам в Японии отнесены также право удержания и право преимущества 3S.
37 Вагацума С., Ариидзуми Т. Указ. соч.– С. 218.
38 Там же.- С. 165-166.
А сейчас вновь обратимся к отечественной истории – к законодательству о залоге советского периода развития России. Посмотрим, можно ли его считать знаменательной вехой в развитии залогового права? Как известно, ГК РСФСР 1922 года официально признал залог имущества разновидностью вещных прав, поместив его в параграф 3 главы «Вещное право». Ст. 85 ГК 1922 года сформулировала отечественный вариант понятия залога. Он очень близок тексту действующего определения залога, содержащегося в ст. 334 ГК. Акцент в этом определении сделан на праве кредитора в отношении заложенного имущества на случай неисполнения обязательства. Таким образом, хотя формально законодатель в 1922 году и признал залог вещным правом, его содержательное регулирование уже тогда склонялось к конструкции обязательственных отношений, следовательно, больше тяготело к разделу ГК об обязательствах, нежели праву вещному. Да и фактически распространение залоговых отношений успеха также не имело. С устранением деления имущества на движимое и недвижимое исчезла из практики ипотека. Что касается других форм залога, то они тоже перестали играть в нашей стране существенную роль. На смену залогу пришли гражданско-правовые средства, основанные на административном принуждении. В банковской практике стала активно прослеживаться линия на отказ от использования залога, признаваемого неэффективным инструментом воздействия39. Что касается цивилисти-ческой науки советского периода, то в ней мы найдем теоретическое обоснование трактовки залога не как вещного права, а как относительного обязательственного правоотношения. Значительный вклад в обоснование этой позиции внес О. С. Иоффе. Он утверждал, что залогодержатель находится с собственником в особом правоотношении, носящим двусторонний характер, где оба субъекта выступают одновременно в качестве носителей прав и обязанностей40. Эти правоотношения,
39 Гуревич И. С. Очерки советского банковского права.– Л., 1959.
40 Иоффе О. С. Правоотношение по советскому гражданскому праву//Избранные труды по гражданскому праву.– М., 1999.– С.615.
по мнению О. С. Иоффе, существуют прежде всего как отношения между двумя конкретными субъектами. Обязанности залогодержателя могут состоять не только в пассивной функции, но и в совершении активных действий, следовательно, адресуются не только всем другим лицам, но и конкретному лицу. Из этих рассуждений О. С. Иоффе делал вывод, что залоговое право не является вещным (абсолютным), «так как по своему субъектному составу, по своей структуре, по характеру оформляемых им социальных связей принадлежит к типу относительных прав»41. Из теоретических рассуждений о юридической природе залога следовал вполне конкретный вывод о месте этого права в системе гражданского законодательства. О. С. Иоффе и целый ряд других цивилистов42 призывали к ломке устоявшейся системы гражданских прав в кодифицированном законе. И такая ломка свершилась в 60-х годах с принятием ГК РСФСР 1964 года, в котором залог прочно занял позиции в одном из разделов советского обязательственного права. Можно ли согласиться с теоретическими аргументами О. С. Иоффе, признав их правомерными, аргументирование доказавшими юридическую природу залога как права обязательственного? Пожалуй, нет. И главным образом потому, что О. С. Иоффе, доказывая, что залог не есть вещное право, по сути, доказывал, что он (залог) не является правом собственности. Такие ассоциации для цивилиста советского периода были объяснимы, ибо весь спектр вещных прав в гражданском праве Советской России постепенно свелся к одному-единственному, главному праву – собственности. О. С. Иоффе доказывал ограниченность прав залогодержателя правами собственника, отсутствие в залоговом праве «своей власти» как одного из элементов, конституирующих право собственности, делая отсюда вывод, что «залогодержатель находится в особом правоотношении с собственником, властью которого пра-
41 Иоффе О. С. Указ. соч.- С. 617.
42 Райхер В. К. Абсолютные и относительные права//Изв. эконом. факультета Ленингр. политехн. института.– 1928.– Вып. 1.– С. 304.
во залогодержателя известным образом ограничивается»43. Но с этими утверждениями, думается, не стоит спорить. Действительно, залоговые права, как и другие вещные права лиц, не являющихся собственниками, ограничены. Они зависимы и производны от права собственности, возникают по воле собственника, в том числе оформляясь соответствующим договором. Наличие такой предварительной обязательственной связи не лишает возникающее впоследствии на ее основе право вещно-правового характера. Так, из относительных обязательственных правоотношений рождаются абсолютные правоотношения и вещные права.
Подводя итог советскому периоду развития залога, можно констатировать, что он фактически исчез как из круга вещных прав, так и из практики гражданско-правовых имущественных отношений.
43 Иоффе О. С. Указ. соч.- С. 615.
Современный этап развития России обрел новое, обладающее своими качественными признаками, законодательство о залоге. Начало формированию законодательства России о залоговом праве положил Закон РФ «О залоге», принятый 29 мая 1992 года44. Это был первый законодательный акт постсоветской России, детально регламентирующий залоговое правоотношение. К сожалению, он оказался не вполне совершенным, за что был подвергнут критике. Цивилистов не устраивали: а) структура этого закона и понятийный аппарат, внутренне противоречивый и мешающий его правильному применению; б) выделенные законом виды залога, не имеющие единого основания классификации; в) многочисленность так называемых мертвых норм, не востребованных жизнью (например, норм о ведении залогодателем книг записей залога)45.
Следующим этапом развития законодательства о залоге стал Гражданский кодекс России (часть 1),
44 Ведомости Совета народных депутатов и Верховного Совета РФ.- 1992.- № 23.- Ст. 1239.
45 Правовые проблемы организации рынка ипотечного кредитования в России.– М.: Статут, 1999.– С. 94.
посвятивший этому способу обеспечения исполнения обязательств параграф 3 главы 23 «Обеспечение исполнения обязательств». ГК по-новому, в сравнении с Законом «О залоге», решил целый ряд вопросов залогового правоотношения, внес логику и систему в его регулирование. Федеральный закон «О введении в действие части 1 ГК РФ» установил в ст. 4, что с момента введения в действие части 1 ГК РФ положения ранее принятых законов подлежат применению только в части, не противоречащей Кодексу46. Опережение общих положений специальными нормами несколько нарушило логику законодательного процесса. Однако с помощью норм ГК о залоге удалось преодолеть бессистемность и противоречивость ранее принятого закона.
Важным элементом системы залогового законодательства современной России можно считать также Федеральный закон «Об ипотеке (залоге недвижимости)»47, принятый в 1998 году. Этот закон, посвященный специальной разновидности залога – залогу недвижимости, предусмотренный как необходимый в тексте ГК (п. 2 ст. 334 ГК), разрабатывался долгий пятилетний период. Задержку его принятия пытался компенсировать Указ Президента Российской Федерации от 28 февраля 1996 года «О дополнительных мерах по развитию ипотечного кредитования»48. Однако эта попытка на уровне подзаконного нормативного акта оказалась не совсем удачной. Указ от 28 февраля 1996 года не разрешил назревших проблем, не предложил удачных механизмов регулирования ипотечных отношений.
Итак, в своем единстве ГК России, Закон «О залоге» с нормами, не противоречащими ГК, а также Закон «Об ипотеке» составили законодательный фундамент со-
46 Федеральный закон от 30 ноября 1994 г. № 52-ФЗ «О введении в действие части 1 ГК РФ»//СЗ РФ.– 1994.– № 32.– Ст. 3202.
47 Далее – Закон «Об ипотеке»//СЗ РФ.– 1998.– № 29.– Ст. 3400.
48 СЗ РФ.– 1996.– № 10.– Ст. 880. (Признан утратившим силу Указом Президента РФ от 25 января 1999 г. № 112.)
временного российского законодательства о залоговом
праве. .
Содержательная сторона законодательства о залоге будет нас интересовать с позиций выделения вещно-правовых свойств этого имущественного права. Каковы эти свойства? Насколько они существенны в своих проявлениях сегодня, в конкретике гражданско-правовых норм? Насколько формальное расположение норм о залоге в подразделе «Общие положения об обязательствах» влияет на определение юридической природы исследуемого права, в том числе на формирование круга его вещно-правовых свойств?
Начнем с анализа центрального понятия, содержащегося в ст. 334 ГК. Залоговое право законодатель определил как преимущественное право на получение удовлетворения из стоимости заложенного имущества перед другими кредиторами залогодателя, за изъятиями, установленными законом. Здесь сделан акцент на трактовке данного права как преимущественного. Именно в преимущественном характере залогового права проявляется его ценность. Следовательно, исключений, изъятий из общего правила о преимущественном характере должно быть минимальное количество, в противном случае, ценность залогового права может быть значительно снижена. На сегодняшний день российские законы, в частности, Закон «О несостоятельности (банкротстве)» от 8 января 1998 года49, Закон «Об исполнительном производстве»50, устанавливают достаточно много изъятий, и право кредитора-залогодержателя значительно отодвигается, тем самым теряя преимущественный характер. В предыдущих главах мы уже подчеркивали, что такого рода исключения противоречат как природе вещного права в целом, так и залогового в частности, значительно снижая его ценность. Думается, что к установлению изъятий из преимущественного характера залогового права законодатель должен подходить осторожно, не допуская чрезмерного их количества, изменяющего, в ко-
49 СЗ РФ.- 1998.- № 2.- Ст. 222.
50 Там же.- 1997.– № 30.- Ст. 3591.
нечном итоге, сущность (качество) самого залогового права.
Можно ли рассматривать залоговое право как право вещное? Решение данного вопроса в первую очередь зависит от того, каков его предмет. Если предметом залога является материальная вещь, то сам залог приобретает первое и наиважнейшее свойство вещного права. Если предмет залога составляют ценные бумаги, исключительные права, имущественные права (права требования), «будущие вещи», представляющие собой также права требования, то он превращается в обязательственное правоотношение, утрачивая главный признак права вещного – его специфический объект. Законодатель придает большое значение предмету залогового права, подчеркивая необходимость его выделения в составе имущества залогодателя. При определении в договоре предмета залога должна быть не только названа видовая принадлежность имущества, но и указаны индивидуальные характеристики предмета залога, позволяющие вычленить его из других однородных вещей. При отсутствии в договоре о залоге сведений, индивидуально определяющих заложенное имущество, договор о залоге не может считаться заключенным 51. Ст. 9 Закона об ипотеке предусматривает обязательное указание в договоре наименования предмета ипотеки, его местонахождения, а также достаточного для идентификации описания. Ипотечная система России строится на принципе специальности, в соответствии с которым запись об ипотеке в государственном реестре прав на недвижимое имущество касается всегда строго определенного, конкретного объекта недвижимости. Законодатель учитывает индивидуальные особенности предмета залога, в том числе и при установлении порядка обращения взыскания на заложенное имущество. Так, если предметом залога является имущество, представляю-
51 См.: Информационное письмо Президиума Высшего арбитражного суда РФ от 15 января 1998 г. № 26 «Обзор практики рассмотрения споров, связанных с применением арбитражными судами норм ГК РФ о залоге».
щее значительную историческую, художественную или иную культурную ценность для общества (п. 3 ст. 349 ГК), взыскание на него может быть обращено только по решению суда. Подводя некоторые итоги, заметим, что залоговое право можно рассматривать вещным, если его предметом является материальная вещь. Таким образом, первым свойством залога как права вещного будет материальность предмета. Это во-первых.
Во-вторых, следует отметить, что залоговое право является правом на чужую вещь. Точнее говоря, относится к группе вещных прав лиц, не являющихся собственниками. Залогодержатель не становится собственником заложенного имущества. Право собственности остается у залогодателя, а саму передачу имущества в залог можно рассматривать как акт распоряжения собственника имуществом. Аналогичным правом закон наделяет субъекта права хозяйственного ведения (п. 2 ст. 335 ГК). Владение как правомочие также по общему правилу сохраняется за залогодателем (п. 1 ст. 338 ГК). Императивно правило об оставлении предмета ипотеки у залогодателя (п. 1 ст. 338 ГК). Залогодатель сохраняет также право распоряжения предметом залога с согласия залогодержателя (п. 2 ст. 346 ГК). Сохранение права собственности за залогодателем не лишает залоговое право его вещных свойств. Залогодержатель, по конструкции современного залога, и не претендует на право собственности в отношении заложенного имущества. Его интерес к вещи иной и вполне может быть удовлетворен конструкцией ограниченного вещного права или вещного права лица, не являющегося собственником.
В-третьих, залоговое право по своему содержанию, как и любое другое вещное право, заключает в себе определенные возможности для залогодержателя в отношении заложенного имущества, свою «меру господства» над материальной вещью. Эти возможности специфичны и состоят в обращении взыскания на имущество в случае неисполнения или ненадлежащего исполнения должником обеспеченного залогом обязательства. Обращение взыскания производится в определенном
порядке, как правило, судебном. При этом требования залогодержателя удовлетворяются из стоимости заложенного имущества. Таким образом, можно сказать, что залоговое право устанавливает такую юридическую связь залогодержателя с вещью, которая дает возможность извлечь из нее меновую ценность для удовлетворения своих требований. Реализация заложенного имущества производится путем продажи с публичных торгов в порядке, установленном процессуальным законодательством, если законом не установлен иной порядок (п. 1 ст. 350 ГК). Итак, залогодержатель приобретает определенную власть, господство над заложенной вещью. Правда, эта власть поставлена законом в определенные рамки и находится под контролем суда. Так, п. 2 ст. 348 ГК дает суду право отказать залогодержателю в обращении взыскания на заложенное имущество, если будет установлена несоразмерность его требований стоимости заложенного имущества. Таким образом, закон защищает право собственности на ценное имущество перед правом залога, если последнее обеспечивает «крайне незначительные» требования залогодержателя. Думается, что правило п. 2 ст. 348 ГК должно применяться очень осторожно, ибо здесь защита одного вещного права (собственности) приводит к фактическому умалению другого права – залогового. Правоприменитель-ная практика свидетельствует, что необходимый баланс вещных прав суды при вынесении решений поддерживают далеко не всегда. Например, арбитражный суд Пермской области своим решением от 4 августа 1999 года отказал залогодержателю – ОАО «АБ «Инкомбанк» – в обращении взыскания на заложенное имущество, принадлежащее 000 «Экс-опт», ссылаясь на п. 2. ст. 348 ГК. Предметом залога здесь было встроенное помещение площадью 1132,5 кв. м, по адресу: г. Пермь, ул. Коммунистическая, 93; стоимостью 2 900 000 рублей. Требования истца составляли 717061 рубль. Суд решил, что требования истца, составляющие четверть стоимости предмета залога, «явно несоразмерны», и отказал в обращении взыскания на заложенное имущество. В конкуренции прав суд избрал право собственности. Между тем, если одну четвертую стоимости предмета залога рассматривать как требование незначительное, в котором может быть отказано залогодержателю при притязании на меновую стоимость вещи, то какова же тогда реальная гражданско-правовая ценность залога как самостоятельного вещного права? Ценность эта, как представляется с такой право-применительной практикой, будет совсем незначительной и может свести на нет применение конструкции залога в имущественных отношениях. Итак, право залогодержателя на заложенную материальную вещь, хотя и специфично в своем содержании, но имеет вещно-правовую природу и должно подлежать защите всем арсеналом гражданско-правовых норм, а также государственными органами, в том числе судебными, применяющими данные нормы с учетом их глубокого смысла и богатого внутреннего содержания.
Четвертым свойством-характеристикой права залога как ограниченного вещного права может быть правило, закрепленное законодателем в ст. 353 ГК и ст. 38 Закона «Об ипотеке». Это правило называют «правом следования» и считают присущим вещным правам лиц, не являющихся собственниками. Суть его заключается в том, что в случае перехода права собственности на заложенное имущество от залогодателя к другому лицу, право залога сохраняет свою силу. Законодатель уточняет, что переход права собственности возможен либо в результате отчуждения имущества как возмездного, так и безвозмездного, либо в порядке универсального правопреемства. Закон «Об ипотеке» вносит уточнения в это правило, фиксируя в ст. 38, что лицо, которое приобрело заложенное по договору об ипотеке имущество, становится на место залогодателя и несет все обязанности последнего по договору об ипотеке, включая и те, которые не были надлежаще выполнены первоначальным залогодателем.
Наконец, пятым вещно-правовым свойством залога можно считать всеобщий характер защиты этого права. Залогодержатель вправе истребовать, ссылаясь на нормы о виндикационном иске, заложенное имущество из чужого незаконного владения, в том числе из владения залогодателя (п. 1 ст. 347 ГК).
Он может также требовать, по правилам о негаторном иске (п. 2 ст. 347 ГК), от других лиц, в том числе и от залогодателя, устранения всяких нарушений его права, хотя бы эти нарушения и не были соединены с лишением владения.
Залогодержатель, по договору об ипотеке, имеет право на предъявление виндикационного иска, даже если предмет ипотеки не находился и не должен был находиться у него (п. 3 ст. 33 Закона «Об ипотеке»). В данном случае имущество истребуется для передачи его во владение залогодателя. Кроме того, если залогодатель отказался от защиты своих прав на заложенное имущество или не осуществляет ее, залогодержатель вправе использовать способы защиты, предусмотренные ст. 12 ГК, от имени залогодателя без специальной доверенности и потребовать от залогодателя возмещения понесенных в связи с этим расходов (п. 2 ст. 33 Закона «Об ипотеке»).
Итак, залоговое право обладает двойственной природой. Оно может выступать как право вещное, обладая совокупностью перечисленных нами признаков-свойств вещного права. В нем может побеждать обязательственная природа, тогда оно становится относительным, обязательственным правом. Решающее значение при этом имеют качества предмета залога. Если предметом залога является материальная вещь и свои права залогодержатель может реализовать непосредственно, помимо воли залогодателя, соблюдая лишь установленный порядок обращения взыскания на заложенное имущество, залог выступает правом вещным. Если предметом залога являются ценные бумаги, имущественные права, товары в обороте и для реализации своих полномочий в отношении предмета залога залогодержатель нуждается в содействии других лиц, а также не может осуществлять владельческую защиту, залог приобретает черты права обязательственного.
Мы проследили историю развития залоговых отношений, убедились в тернистости этого пути, серьезных трудностях, которые пришлось преодолевать законодателю при выработке эффективного гражданско-правового механизма их регулирования. При всех национальных особенностях гражданско-правовых норм о залоге мы обнаружили в законодательных подходах к праву залога много общего, объединяющего различные страны и правовые системы. Единство проявляется, на наш взгляд, и в общей цели залогового законодательства: обеспечить эффективность данной гражданско-правовой конструкции. Залог должен быть востребован участниками гражданско-правовых отношений, служить им как мощнейшее гражданско-правовое средство, обеспечивающее исполнение обязательства посредством «веры кредитора-залогодержателя» в эту вещь.
В нашей стране благодаря развитию гражданского законодательства и цивилистической науки мы сумели преодолеть застой в развитии залоговых отношений. Сегодня, как представляется, у залога есть серьезные, заложенные в гражданско-правовых нормах, возможности для поступательного развития. Этот вывод можно подтвердить статистическими данными. Так, в одной только Пермской области в 1999 году нотариусами было удостоверено 289 договоров об ипотеке, а в 2000 году эта цифра увеличилась вдвое, составив 578.
Хочется верить, что залоговое право будет иметь большое будущее в законодательстве России, отечественной практике гражданско-правовых отношений и, безусловно, в российской цивилистической науке.
Своя избушка – свой простор. Пословица
Жилищная потребность и правовые формы ее удовлетворения.
Право собственности на жилое помещение в нормах действующего ГК России и развитие новых форм обязательственных отношений в жилищной сфере.
Влияние развития отношений собственности в нашей стране на возрождение и укрепление «других вещных прав на жилые помещения».
Уроки истории: термин habitatio в римском частном праве, его происхождение и содержание.
Право проживания в дореволюционном гражданском праве России.
Зарубежный опыт регулирования права проживания.
Вещное право проживания члена семьи собственника в нормах действующего ГК России, причины его появления и перспективы развития.
Вещное право проживания отказополучателя. Вещное право проживания получателя ренты, возникающее из договора пожизненного содержания с иждивением.
Какими нормами о праве проживания может быть дополнена глава 18 ГК России ?
Право проживания в системе других вещных прав на жилые помещения.
Потребность в жилище, в «своей избушке» являлась и является одной из наиважнейших для человека. Эта истина неоспорима и вечна. Изменчивы лишь ее пра-
215
вовые формы удовлетворения. Правовые формы здесь действительно могут использоваться самые разные: от права собственности с максимальными возможностями субъекта (ст, 288 ГК) до временного проживания жильца, не обладающего самостоятельным правом пользования жилым помещением (ст. 680 ГК) и обязанного освободить жилье по требованию нанимателя (ст. 81 Жилищного кодекса РСФСР, в дальнейшем – ЖК). Одни правовые формы, актуальные по сей день, сложились еще при социализме (например, наниматель жилого помещения, член семьи нанимателя жилого помещения) и представляют собой достаточно специфические конструкции. Их юридическая природа вызывала в цивилистике споры. И хотя были сторонники вещ-но-правовой их принадлежности, данные гражданские права на жилое помещение с большой натяжкой можно назвать таковыми.
Другие правовые формы стали активно складываться в России в 90-х годах XX века. Импульс к их развитию был дан законодательным укреплением позиций такого вещного права на жилище, как собственность. Право собственности на жилое помещение, закрепленное в ст. 288 ГК, заставило законодателя задуматься над развитием новых форм обязательственных отношений в жилищной сфере. В результате, отдельные виды обязательств во 2-й части ГК России пополнились договором найма жилого помещения с собственником. Этот договор получил право на самостоятельное существование наряду с договором социального найма жилого помещения, предусмотренным жилищным законодательством нашей страны. Таким образом, наряду с договором социального найма граждане нашей страны обрели новую договорную форму так называемого коммерческого найма жилого помещения со специальными правилами, установленными главой 35 ГК.
Развитие отношений собственности в жилищной сфере активизировало и процессы возрождения и укрепления позиций вещных прав лиц, не являющихся собственниками. Глава 18 ГК получила обязывающее название «Право собственности и другие вещные права
216
на жилые помещения». Сам заголовок главы свидетельствовал о том, что законодатель поставил цель определиться с кругом иных, помимо собственности, вещных прав на жилые помещения. Однако данная цель не была реализована до конца. В указанной главе мы находим лишь некие «ростки» новых видов вещных прав на жилище, не доведенные в своем нормативном регулировании до логического конца. Конкретные разновидности иных вещных прав на жилище законодатель в главе 18 ГК, как и в общем перечне ст. 216 ГК, не назвал, соответственно, не определенным оказалось их содержание, т. е. объем возможностей субъектов. В результате, образовался простор для развития научной мысли', одновременно возникли проблемы правоприменения.
Для того чтобы сформулировать предложения по совершенствованию действующего российского законодательства в части определения видов и содержания «других вещных прав на жилые помещения», необходимо обратиться к истории. При этом объектом нашего интереса будут не все, а одна из разновидностей этих прав – право проживания.
Первой вехой в развитии права проживания можно считать римский период. Именно в нормах римского частного права появился термин habitatio. Он обозначал право жить (пожизненно помещаться) в чужом доме. Цивилисты анализировали истоки появления данного права в Риме и делали вывод, что оно возникло «в связи с толкованием завещательных распоряжений» 2. Завещатели употребляли в них не всегда привычные термины, обозначавшие известные разновидности сервитутов, использовали порой некие «обыденные выражения». Одним из таких обыденных выражений оказался термин habitatio. Римские юристы не пожелали, как подчеркивал Г. Ф. Пухта, применить к этому термину принципы известных
' В цивилистической литературе современного периода исследованием вещных прав на жилые помещения занимались Е. А. Суханов, П. В. Крашенинников, И. Исрафилов.
2 Покровский И. А. История римского права.– Пг., 1917.– С. 332.
217
сервитутов3. В связи с этим новому выражению стало соответствовать и новое, особое гражданское право. Следовательно, право проживания было обязано своим появлением первоначально не закону, а конкретным завещаниям, в которых отсутствовала строгая юридическая терминология.
Достаточно случайный характер появления права проживания не исключал очень важной и благой по своей природе цели. Она заключалась в «намерении оказать благодеяние, подаяние». Видимо, добрыми целями и была предрешена дальнейшая юридическая судьба данного права. Одновременно еще в римский период стало очевидно, что применять habitatio чрезвычайно трудно в отсутствие специальных правил – условий применения.
Что составляло содержание habitatio? Здесь надо отметить, что объем возможностей субъекта права проживания не оставался неизменным, он рос. Наиболее широкие возможности субъекту права проживания были предоставлены при Юстиниане. Первоначально же субъект habitatio мог пользоваться чужим жилищем только персонально. Нельзя было поселить кого-либо в доме (даже жену) или передать его другим лицам. Несколько позднее было сделано исключение для ближайших родственников. В частности, Кв. Муций впервые сделал такое исключение для супругов, считая, что желание состоять в браке, который в то время был тесно связан с совместным проживанием супругов, не должно конкурировать с желанием пользоваться жилищем 4. Так право проживания стало дозволять пользоваться чужим жилищем «для себя и своей семьи». Оно было бесплатным (расходы на ремонт дома ложились на собственника) и пожизненным. Пользоваться чужим жилищем необходимо было «не по прихоти», а «как надлежит доброму хозяину», не изменяя его назначения.
Окончательное оформление права проживания в са-
3 Пухта Г. Ф. Курс римского гражданского права,– М., 1874– Т. 1.- С. 468.
4 Дождев Д. В. Римское частное право.– М-, 1996.– С. 422.
218
мостоятельное вещное право связывается в римском праве с предоставлением легатарию, получившему право на жилище, сдавать его в аренду за плату5. Итак, право пожизненного проживания в чужом доме в римский период характеризовалось как: а) особая разновидность личного сервитута; б) порождаемое завещательным отказом; в) предоставляющее возможность бесплатного пользования чужим домом или его частью субъекту права и его семье; г) позволяющее сдавать это жилище в аренду за плату. Право проживания, возникнув в Риме достаточно случайно, не получило полного, систематического регулирования, однако завоевало прочные позиции в связи с исключительно благой целевой установкой – оказания помощи ближнему в удовлетворении его жилищной потребности.
Важным элементом исторического анализа права проживания будет и обращение к дореволюционному гражданскому праву России. Приходится констатировать, что дореволюционный период развития гражданского законодательства в нашей стране также не дал праву проживания четких законодательных форм. Г. Ф. Шершеневич отмечал, что «наше законодательство не упоминает о праве пожизненного жительства в известном доме или имении, предоставленном определенному лицу»6. Отсутствие достаточного законодательного материала для анализа затрудняло исследование данной конструкции наукой гражданского права. Тем не менее цивилисты неизменно обращались к проблеме права проживания в своих работах, называя его по-разному: правом пожизненного жительства, правом на дом или квартиру в чужом имуществе, правом на жительство и пристанище. Право проживания, не освещенное законодательством, рождала, как подчеркивал Г. Ф. Шершеневич, сама жизнь, ибо «в действительности подобные отношения были довольно часты»7.
Некоторое несоответствие законодательства того
5 Дождев Д. В. Указ. соч.– С. 422.
6 Шершеневич Г. Ф. Учебник русского гражданского права,– М.:
Спарк, 1995.- С. 235.
7 Шершеневич Г. Ф. Указ. соч.– С. 235.
219
времени жизненным гражданско-правовым реалиям, в том числе реальному развитию завещательного отказа в практике наследственных отношений, делало актуальной общую проблему ограничений собственности на недвижимость, справедливости установления гражданским законом таких ограничений. О необходимости осторожного, даже опасливого отношения к вещным обременениям недвижимости писал И. А. Покровский. Он подчеркивал, что право на свободную собственность может оказаться в один легкомысленный момент уничтоженным навсегда, а раз установленное ограничение будет тянуться затем через столетия8. И. А. Покровского заботило укрепление отношений собственности или, как он выражался, «моральная ценность собственности», которая тесно связана с «чувством прочности, свободы, независимости положения собственника». И. А. Покровский был убежден, что цена каждого ограничения есть урезанное, морально и экономически подорванное право собственности. Для того чтобы не подрывать энергию собственника, не тормозить хозяйственный процесс, законодатель, по мысли И. А. Покровского, должен был очень осторожно подходить к установлению любых ограниченных вещных прав на недвижимое имущество. Эта же проблема волновала А. Л. Фрейтага-Лоринговена, правда, поименована она была несколько своеобразно: засорение права собственности. Данный автор, анализируя отклики на проект Вотчинного устава, особо выделил высказывание министра финансов. Последний, в частности, утверждал, что вотчинное право приводит к раздвоению права собственности, а сервитуты создают нежелательную сложность отношений 9. В ответ на это высказывание А. Л. Фрейтаг-Лоринговен приводил иные, противоположные суждения, не рассматривающие как зло установление сервитутов. Общий вывод, который делали названные нами авторы, заключался в признании
s Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права,– М.: Статут, 1998.- С. 210.
9 Фрейтаг-Лоринговен А. Л. Материальное право проекта Вотчинного устава.– Юрьев, 1914.– Т. 1.– С. 261–262.
220
полезности сохранения и адекватного закрепления в российском законодательстве сервитутов, в том числе личных, направленных на установление права пожизненного проживания 10. Таким образом, при всех опасениях по поводу вещных обременении и засорения права собственности к праву проживания в цивилистиче-ской литературе дореволюционного периода было вполне положительное отношение.
Анализ оснований возникновения права проживания приводил дореволюционных цивилистов к выводу, что здесь возможны три группы юридических фактов. В о-п е р в ы х, завещание – односторонняя сделка (например, наследодатель предоставляет бывшему управляющему право пожизненного жительства на риге). Во-вторых, договор (например, договор купли-продажи жилого дома с сохранением за продавцом права жить во флигеле до конца жизни). В-третьих, закон (например, в Черниговской и Полтавской губерниях вдова по закону имела право пожизненного владения частью имущества мужа, родители имели право пожизненного владения имуществом их детей, если те умирали бездетными ").
В работах дореволюционных авторов можно встретить рассуждения и о соотношении права проживания и права собственности. По этому поводу, например, Д. И. Мейер писал, что пожизненное владение предполагает право владения и право пользования, но без права распоряжения. В этой связи пожизненного владельца нельзя считать ограниченным собственником имущества, которым он владеет и пользуется. Собственником, подчеркивал Д. И. Мейер, всегда является другое лицо, ограниченное во время жизни пожизненного владельца во владении и пользовании, но имеющее возможность распорядиться имуществом. Распоряжение имуществом, обремененным правом проживания, со стороны собственника, указывал Д. И. Мейер, не должно наносить ущерба пожизненному владельцу, сохра-
10 Фрейтаг-Лоринговен А. Л. Указ. соч.– С. 268. п См.: Гуляев А. М. Русское гражданское право,– СПб., 1913.– С. 243; Шершеневич Г. Ф. Указ. соч.– С. 235.
221
няющему свое право при любой смене собственника
имущества 12.
В дореволюционной цивилистике были попытки выделить черты и определить содержание права пожизненного проживания в доме. Так, в работах того времени подчеркивался строго личный характер данного права 13. Г. Ф. Шершеневич писал о невозможности «отдачи дома или квартиры, предоставленных на праве пожизненного жительства, другому лицу по договору имущественного найма»14. С ним был солидарен К. Анненков, считавший, что такой запрет соответствует «самому существу права проживания как правомочия чисто личного». Одновременно К. Анненков отмечал, что исключение должно быть сделано для семьи, а также «лиц, находящихся у него в услужении, и гостей на том основании, что осуществление этого права и для этих последних лиц входит в сферу как бы личных нужд и потребностей самого лица, им управомоченного»15.
К. Анненков предпринял попытку очертить круг обязанностей пользователя чужим домом. Здесь на первое место он поставил добросовестность и предельную осторожность пользователя при осуществлении своего права. Ссылаясь на идеи римского частного права, К. Анненков считал, что в осуществлении права проживания пользователь должен быть подобен в добросовестности и осторожности самому собственнику. Во-вторых, на пользователя возлагалась обязанность наименьшего стеснения собственника имущества. Он должен, по мысли К. Анненкова, «пользоваться им настолько, насколько это представляется необходимым по самому содержанию права проживания». В-третьих, на пользователя возлагалась обязанность воздерживаться от причинения каких-либо повреждений чужому имуществу 16.
12 Мейер Д. И. Русское гражданское право.– Ч. 1.– С. 31.
13 Гуляев А. М. Указ. соч.– С. 241.
14 Шершеневич Г. Ф. Указ. соч.– С. 235.
15 Анненков К. Система русского гражданского права. Т. 2. Права вещные.- 1895.- С. 447-448.
16 Анненков К. Указ. соч.– С. 449.
222
Важно отметить, что в дореволюционной литературе подчеркивалась необходимость передачи имущества пожизненному владельцу по описи, которая заменяла собой ввод во владение. Опись была нужна для того, чтобы впоследствии не возникало споров по поводу «предмета и пространства владения»17.
Для приобретения вещного характера, подчеркивал Г. Ф. Шершеневич, право проживания «нуждалось в крепостном утверждении с отметкой в реестре»18.
Итак, право пожизненного проживания в доме как ограниченное право на жилое помещение признавалось дореволюционной цивилистикой и изучалось ею, хотя и в отсутствие специального законодательного регулирования. Право пожизненного проживания в доме рассматривалось как право вещное, нуждающееся в соответствующей государственной регистрации. Среди оснований возникновения права проживания выделялись завещание, договор и закон. Оно трактовалось как право значительно меньшее по объему в сравнении с собственностью, лишенное правомочия распоряжения. Пользователю жилым помещением на праве проживания с учетом его личного характера цивилистика отказывала в возможности сдачи его внаем. Одновременно на субъекта данного права возлагались обязанности добросовестного его осуществления с наименьшими стеснениями для собственника.
Познакомившись с некоторыми научными идеями классиков российской цивилистики дореволюционного периода по поводу права проживания, к сожалению, мы не смогли найти интересных законодательных конструкций, закрепляющих исследуемое гражданское право. Отсутствие отечественного опыта законодательного регулирования обостряет интерес к опыту зарубежному.
Конкретные нормы о праве проживания мы можем обнаружить в кодифицированных гражданских законодательствах Германии и Франции. ГГУ называет это пра-
17 Гуляев А. М. Указ. соч.– С. 242.
18 Шершеневич Г. Ф. Указ. соч.– С. 235.
223
во правом пользования жилым помещением для проживания (параграф 1093), ФГК – правом проживания (ст. 625). Несмотря на некоторые отличия в названии исследуемого права, французский и немецкий законодатели едины в установлении основных его характеристик.
Первая характеристика касается родовой принадлежности права проживания- И в Германии, и во Франции оно рассматривается как разновидность узуфрукта. Об этом прямо говорит ст. 626 ФГК, а параграф 1093 ГГУ отсылает к целому ряду статей 2-й главы, носящей название «Узуфрукт в отношении вещей».
Вторая характеристика связана с необходимостью составления описи недвижимого имущества при установлении права проживания. ФГК императивно запрещает пользоваться правом проживания без предварительного описания состояния недвижимости (ст. 626 ФГК). ГГУ закрепляет подобную норму в параграфе 1034, придав ей характер дозволения 19.
В-третьих, на субъекта права проживания возлагается обязанность поддерживать жилое помещение в надлежащем состоянии. ФГК (ст. 627) связывает надлежащее осуществление права проживания с формулой «как хороший хозяин», а ГГУ – с соблюдением «правил надлежащего ведения хозяйства» (параграф 1036), «поддержанием вещи в обычном состоянии» (параграф 1041).
В-четвертых, как немецкое, так и французское право дозволяет субъекту права проживания поместить в доме (квартире) свою семью (ст. 633 ФГК, параграф 1093, п. 2, ГГУ). При этом французский закон (ст. 632 ФГК) подчеркивает, что не имеет значения момент заключения брака (до или после предоставления права проживания). Немецкий законодатель еще более расширяет возможности субъекта права проживания, дозволяя ему поместить в квартире также прислугу и лиц, необходимых для ухода за ним.
. 19 В параграфе 1034 говорится, что узуфруктуарий может за свой счет поручить экспертам определить состояние вещей.
224
В-пятых, право проживания связывается в гражданско-правовых нормах как Франции, так и Германии исключительно с правомочиями владения и пользования. Субъекту данного права законодатель не дозволяет распоряжаться предоставленным имуществом. При этом ФГК содержит специальную статью (634), запрещающую уступать право проживания или сдавать имущество внаем.
Итак, зарубежное кодифицированное гражданское законодательство находит место для норм, специально посвященных вещному праву проживания. Примыкая к узуфрукту и пользуясь некоторыми общими с ним нормами, данное право, тем не менее, завоевало самостоятельные позиции в системе вещных прав. Однако при всех выделенных нами плюсах европейского законодательного регулирования надо констатировать, что нормы как ГГУ, так и ФГК достаточно консервативны. По существу, в них закреплены те идеи, которые были известны еще в римский период. Между тем гражданско-правовые отношения, в том числе отношения принадлежности жилого дома на праве проживания, динамичны и, на наш взгляд, сегодня нуждаются в ряде нормативных уточнений.
Обратимся к нормам действующего ГК России, его 18-й главе, с тем чтобы дать характеристику вещному праву на жилище, задуманному в ст. 292 ГК. Здесь имеется в виду право члена семьи собственника жилого помещения. Российский законодатель, особо выделив субъекта – члена семьи собственника жилого помещения, закрепил за ним и специфическое гражданское право, назвав его правом пользования жилым помещением. Данное право является новым для отечественного гражданского законодательства. Более того, оно может претендовать на абсолютную новизну, поскольку не известно зарубежным источникам. По свидетельству П. В. Крашенинникова, при разработке 1-й части ГК были представлены две взаимоисключающие позиции по вопросу о правовом положении членов семьи собственника. В соответствии с первой позицией права члена семьи ставились в полную зависимость от собственника жилого помещения. Вто-
225
рая позиция базировалась на «социальной» идее сохранения прав члена семьи даже при отчуждении собственником жилого помещения20. В итоге, законодателем была принята за основу вторая модель-концепция, и п. 2 ст. 292 ГК установил независимость права на жилище члена семьи от прав самого собственника. Кодифицированный гражданский закон нашей страны наделил право на жилище члена семьи собственника двумя важными юридическими характеристиками:
правом следования и абсолютным характером защиты («от любых лиц, включая собственника помещения»). Эти черты-характеристики не могут не наводить на мысль о том, что данное право должно быть охарактеризовано как вещное. Однако законодатель, с нашей точки зрения, здесь остановился на полпути, указав, что условия пользования жильем членом семьи собственника должны быть предусмотрены жилищным законодательством. Между тем развитие жилищного законодательства может пойти по пути, например, указанному П. В. Крашенинниковым. Жилищный кодекс предусмотрит необходимость заключения между нанимателем и членами семьи договора найма жилого помещения на условиях, обычных для данной местности, сроком не более трех лет. И тогда право члена семьи собственника будет базироваться не на законе, а на обязательстве, вытекающем из договора найма. Соответственно, вещным данное право назвать будет уже нельзя. И, как результат, его регулированием займется исключительно жилищное законодательство, а не нормы действующего ГК.
Сознательно не останавливаясь на дискуссии в нашей гражданско-правовой литературе по поводу того, рассматривать право члена семьи собственника вещным или обязательственным, возьмем на себя смелость утверждать, что на сегодняшний день имеет право на существование как обязательственный, так и вещно-правовой подход. Причина же кроется в недоработке нормативного регулирования данного рода отношений.
20 Крашенинников П. В. Право собственности на жилые помещения - М., 2000- С. 41.
226
Как нам представляется, заикнувшись о признании права члена семьи собственника в качестве самостоятельного, наделив его правом следования и абсолютным характером защиты, поместив в главу, посвященную вещным правам на жилые помещения, законодатель этим предопределил дальнейшую его судьбу. Сама логика законодательного регулирования подсказывает, что здесь же, в нормах ГК, необходимо было четко определиться с характеристикой вещного права члена семьи собственника (с пониманием субъекта и объемом правомочий). Отсылочный пункт (п. 1 ст. 292 ГК) к жилищному законодательству, по сути, позволяет законодателю в рамках ГК уйти от решения общей проблемы, поставленной введением к ст. 292 ГК. Что касается жилищного законодательства, то оно проблемы также не разрешает, да и не призвано, как нам представляется, их разрешать. Более того, применение норм жилищного законодательства к праву члена семьи собственника может оправдать печальные предсказания И. А. Покровского, послужив подрывом свободной собственности, лишив собственника чувства прочности, свободы и независимого положения.
Как известно, жилищное законодательство (ст. 53 ЖК) к членам семьи нанимателя относит супруга нанимателя, их детей и родителей. Другие родственники, нетрудоспособные иждивенцы, иные лица могут быть признаны членами семьи, если они проживают совместно с нанимателем и ведут с ним общее хозяйство. Бывшие члены семьи нанимателя, продолжающие проживать в жилом помещении, имеют такие же права и обязанности, как наниматель и члены его семьи. Применение норм жилищного законодательства к праву члена семьи собственника позволила П. В. Крашенинни-кову выделить 4 группы лиц – субъектов данного права. К первой группе он отнес членов семьи собственника жилого помещения в узком смысле данного термина, т. е. лиц, проживающих вместе с собственником и ведущих с ним общее хозяйство. Ко второй – бывших членов семьи собственника, т. е. граждан, хотя и проживающих с собственником в одном жилище, но с некоторого времени не являющихся
227
членами его семьи. К третьей – членов семьи бывшего собственника жилого помещения, т. е. лиц, продолжающих проживать в жилище, право собственности на которое перешло от гражданина, сохраняющего семейные отношения с пользователем жилого помещения, к другому лицу. К четвертой – бывших членов семьи бывшего собственника жилого помещения, т. е. граждан, проживающих в жилом помещении, но утративших семейные отношения с гражданином, который произвел отчуждение принадлежащего ему ранее данного жилья21, Такой широкий круг лиц, ограничивающих право собственности, не может не смущать, поскольку само право собственности оказывается действительно несвободным, урезанным, подорванным. «Легкомысленным моментом», по определению И. А. Покровского, для собственника жилья может оказаться, по сути, любое вселение любого лица для проживания и ведения общего хозяйства. Думается, такой подход, верный с позиций регулирования договора социального найма жилья, не совсем подходит к установлению обременении собственности. Круг лиц – субъектов вещного права проживания должен быть более узким и ограничиваться супругом, детьми и родителями. При прекращении семейных отношений вопрос о сохранении права пользования жильем за бывшим членом семьи собственника должен решаться в зависимости от наличия у него иных вещных прав на другое жилье. Так, основаниями к прекращению права проживания бывшего члена семьи собственника могут послужить факты: приобретение жилья на праве собственности, приобретение права проживания в силу завещательного отказа, вступление в новый брак и, соответственно, приобретение права проживания в качестве члена семьи собственника. Такой подход, сформулированный в нормах ГК, значительно сузит круг лиц, ограничивающих право собственности на жилище, одновременно сохранив свободу и независимость самого собственника.
Праву проживания члена семьи собственника следует
21 Крашенинников П. В. Указ. соч.– С. 41–42. 228
придать строго личный характер. Нормы ГК, как нам представляется, должны запрещать членам семьи собственника, в том числе и бывшим, вселение каких-либо лиц в занимаемое ими жилое помещение. Также необходим запрет в виде императивной нормы на любые акты распоряжения со стороны члена семьи собственника, в том числе сдачу его внаем. Срок права проживания для члена семьи собственника может быть ограничен периодом его жизни, что позволит именовать его правом пожизненного проживания члена семьи собственника.
П. В. Крашенинников предложил договорную модель отношений собственников и бывших членов их семей, тем самым исключив права этих субъектов из числа вещных обременении. Предлагая данное решение, П. В. Крашенинников предсказал и сложности воплощения его в жизнь в отсутствие реальных рычагов принуждения к заключению таких договоров. В отличие от П. В. Крашенинникова, связывающего развитие идеи ст. 292 ГК с перспективами жилищного законодательства, мы склоняемся к необходимости детализации правил об ограничении права собственности на жилище правами членов его семьи только нормами самого ГК. Кстати, о верности такого решения может свидетельствовать и небольшое дополнение, внесенное в ГК Федеральным законом от 15 мая 2001 года. Оно предусматривает возложение на дееспособных членов семьи собственника, проживающих в принадлежащем ему жилом помещении, солидарную с собственником ответственность по обязательствам, вытекающим из пользования жилым помещением. Этим же законом установлены гарантии в виде предварительного согласия органа опеки и попечительства при отчуждении жилого помещения, в котором проживают недееспособные и ограниченно дееспособные члены семьи собственника. Таким образом, сделан шаг в деле развития законодательного регулирования права проживания членов семьи собственника нормами самого ГК.
Ограничивать право собственности на жилое помещение может и право проживания, возникающее на
229
основании ст. 538 ГК РСФСР 1964 года. В п. 2 данной статьи подчеркивается, что в силу завещательного отказа может быть предоставлено право пожизненного пользования домом или его частью. Здесь же говорится, что при смене собственника данное право сохраняет силу. Таким образом, действующий российский закон, хотя и в нормах ГК 1964 года, не забывает такое традиционное основание для возникновения вещного права проживания, как легат. Для придания системного характера регулированию гражданско-правовых отношений с учетом действующих норм наследственного права необходимо в главе 18 ГК предусмотреть особую статью, посвященную вещному праву проживания от-казополучателя. Данное право может именоваться пожизненным правом проживания. Объем прав легатария может быть несколько больше, чем у члена семьи собственника. Ему может быть предоставлена возможность вселения членов его семьи, поскольку возникновение данного вещного права не связано было первоначально с наличием или отсутствием каких-либо семейных отношений. Однако, как и член семьи собственника, от-казополучатель должен быть лишен возможности распоряжаться предоставленным ему недвижимым имуществом.
Отдельная норма в главе 18 ГК, с нашей точки зрения, может быть посвящена вещному праву проживания, возникающему из договора пожизненного содержания с иждивением. В нормах ГК о договоре пожизненного содержания с иждивением есть «намек» на вещно-правовой характер права получателя ренты на жилище, предоставленного по данному договору22. Однако ныне действующим нормам о договоре пожизненного содержания с иждивением, как нам представляется, не хватает четкости. Ст. 602 ГК говорит о возможности включения в договор «обеспечения потребностей в жилище». Отсюда следует вывод, что от текста самого договора зависит предоставление или непредоставление права проживания, а также конкретизация объек-
22 Гражданское право. 2-е изд.– М.: БЕК, 1999.– Т. 2, полутом I,– С. 366.
230
та – самого жилого помещения. Думается, что в регулировании отношений пожизненного содержания с иждивением не надо бояться императивных норм, защищающих права лица, передающего в собственность договорному контрагенту свое жилище. Все прочие компоненты содержания (питание, одежда, уход, ритуальные услуги) никак не могут заменить главного – крыши над головой в виде конкретного жилища. Сохранение права проживания за получателем ренты – гражданином в отчуждаемом жилом доме (квартире) должно быть, с нашей точки зрения, обязательным элементом конструкции самого договора. Для этого потребуются некоторые редакционные уточнения ст. 601 ГК, в п. 1 которой возможно добавление: «при этом за получателем ренты сохраняется право пожизненного проживания в переданном им доме, квартире». Предоставление или непредоставление жилища, его выбор не должны быть отданы на откуп усмотрения сторон при заключении договора. Не надо забывать, что конструкцией договора пожизненного содержания с иждивением пользуется определенный контингент людей – слабых, нуждающихся, не имеющих возможности обеспечить себе старость, не имеющих близких. Сохранение права проживания в отчужденном доме явится важной гарантией прав получателя ренты. Гражданин сохраняет кров, пусть в виде отдельной комнаты в доме или квартире, когда-то ему принадлежавшей, что обеспечивает ему стабильность, сохранение привычного образа жизни. Вещное право проживания получателя ренты, по нормам главы 18 ГК, должно быть охарактеризовано как пожизненное. Получателю ренты как субъекту права проживания не должно быть законом отказано в возможности вселения членов семьи. Что касается распорядительных полномочий, то они в конструкции предполагаемой нормы должны отсутствовать.
Итак, право проживания, которое должно получить развитие в главе 18 ГК, может возникать: а) из закона (как право пожизненного проживания члена семьи собственника); б) из односторонней сделки (завещания, в котором содержится завещательный отказ); в) договора, законодательная конструкция которого прямо пре-
231
дусматривает его возникновение. Каждой из особых разновидностей права проживания в доме или квартире должна быть посвящена в ГК специальная норма. учитывающая некоторые специфические моменты устанавливаемого права, в частности, его объем. Кроме того, должна быть и общая норма, посвященная праву пожизненного проживания вне зависимости от юридического факта, его порождающего. В ней будут указаны основные обязанности правообладателя. Эти обязанности, с нашей точки зрения, могут включать: а) добросовестность и осторожность в пользовании жилищем;
б) осуществление пользования с наименьшими «стеснениями» для собственника; в) предупреждение повреждения и разрушения жилого помещения. Вещный характер права проживания диктует необходимость установления для него обязательной государственной регистрации, чему должна быть посвящена специальная статья в главе 18, помимо особого упоминания об этом праве в ст. 131 ГК.
Охарактеризовав вещное право проживания и наметив некоторые перспективы его развития в ГК России, подчеркнем, что данное право не единично, не изолировано, оно находится в системе «других вещных прав». Напомним также, что само название главы 18 ГК подразделяет все вещные права на жилые помещения, на собственность и «другие». Как мы уже заметили, законодатель не дает здесь перечень «других» вещных прав на жилище, делая главный акцент на праве собственности, особенностях его осуществления в связи со специальным назначением объекта. Создать (представить) систему ограниченных вещных прав на жилые помещения не будет составлять большого труда, если исходить из общей теоретической концепции вещного права. Таким образом, в перечень «других» вещных прав на жилые помещения мы можем включить: во-первых, сервитут; во-вторых, право залога; в-третьих, право хозяйственного ведения государственных и муниципальных унитарных предприятий на жилой фонд, находящийся в их ведении; в-ч е т в е р т ы х, право оперативного управления казенного предприятия, а также учреждения на жилой фонд; в-п я т ы х, право прожива-
232
ния члена семьи собственника, отказополучателя, получателя ренты в договоре пожизненного содержания с иждивением.
Как видим, право проживания в системе вещных прав на жилище занимает важное место, являясь специальным. Его специфика объясняется тем, что его субъект является непосредственным пользователем объектом права для проживания. Расшифруем это сложное словосочетание. Непосредственность означает, что для его использования по назначению не нужна передача другому лицу, как, например, это необходимо в случае, когда право на жилище принадлежит юридическому лицу. Более того, любая передача противоречила бы самой природе права проживания. Использование для проживания – второй важный признак, поскольку правомочие пользования на базе других вещных прав субъект может осуществлять и в иных целях. Действительно, сервитут как вещное право не служит непосредственно удовлетворению жилищной потребности, аналогичный вывод можно сделать и в отношении ипотеки, а также вещных прав юридических лиц на хозяйствование с имуществом собственника. Следовательно, право проживания является, по сути, единственным из ограниченных вещных прав на жилище, предполагающим использование жилья его субъектом по прямому назначению. В отличие от других ограниченных вещных прав, праву проживания не посвящены отдельные, обособленные субинституты вещного права. Это обстоятельство, подтверждающее специфику права проживания, позволяет сделать общий вывод по поводу совершенствования действующего законодательства. Он состоит в том, что глава 18 ГК с учетом ее названия должна включить в себя перечень всех ограниченных вещных прав на жилые помещения, однако в специальном регулировании нормами данной главы будет нуждаться только право проживания, на юридической характеристике и перспективах развития которого мы и остановились в настоящей главе.
Изучение проблемы вещных прав, состояния их гражданско-правового регулирования в России позволило сформулировать конкретные предложения по совершенствованию действующего гражданского законодательства. Эти предложения, составляющие авторское видение проблемы, формулировались как итог рассмотрения вопроса, вынесенного в заголовок главы. Вот почему есть смысл краткого резюме, некого объединения всех тех предложений, мыслей, идей, высказанных на страницах данного издания.
Заметим, что размышления над новыми редакциями статей действующего ГК у любого цивилиста обостряют чувство колоссальной ответственности за каждый штрих, малейшее изменение или уточнение легальной редакции, поскольку гражданское законодательство по своей природе консервативно и не терпит частых пересмотров и мелких уточнений. Сравнение гражданского законодательства с дворцом, старинным замком, где каждый уголок овеян традицией, своей величайшей историей, более чем справедливо.
Однако общая ситуация в России (в отечественном гражданском законодательстве, в частности), связанная с вещными правами и их регламентацией, оказалась действительно особой. События отечественной истории нарушили естественный ход развития статических гражданско-правовых отношений. Властные политические решения вынуждали законодателя приспосабливаться к различным ситуациям, изобретая порой специфические гражданско-правовые средства для регулирования вещно-правовых отношений. Наоборот, переход к рынку заставил гражданское законодательство, посвященное правам вещным, некогда вышедшее из своей привычной колеи, возвращаться в нее обратно. Гражданский кодекс 1994 года, можно сказать, ознаменовал это возвращение. Тем не менее целостность механизма регулирования на предшествующей ухабистой дороге была нарушена. Для его восстановления требовалось время, однако даже малейшая задержка с принятием нового
234
ГК в тот момент была недопустимой. В результате, не все идеи законодателем были доведены до логического конца, ряд вопросов из разряда сущностных оказался неразрешенным.
Вещное право, возвращенное в гражданское законодательство как родовая категория, фактически оказалось «нераскрученным». Интересно, что во всем разделе 2 ГК, специально посвященном вещным правам, сам термин «вещное право» упоминается (используется) лишь в одной статье (216 ГК). Таким образом, получается, что «обязывающий» заголовок раздела также, как и «обязывающие» заголовки глав (17, 18,20), на деле не отразились в содержании конкретных гражданско-правовых норм кодифицированного гражданского закона России.
В чем суть авторских предложений по совершенствованию гражданско-правового регулирования вещно-пра-вовых отношений в нашей стране? В о-п е р в ы х, нами предложена другая структура раздела 2 ГК. Глава 13, открывающая данный раздел, должна, как представляется, содержать общие положения о вещных правах. Сегодня она носит название «Общие положения» и фактически посвящена общим положениям о праве собственности. Следующая глава, 14, могла бы быть посвящена самому «сильному», «главному» вещному праву – собственности. Эта глава должна быть самой объемной и иметь ведущее, основополагающее значение для всего раздела. В нее должны войти традиционные нормы, в том числе об основаниях приобретения и прекращения права собственности, общей собственности, защите права собственности с небольшими уточнениями. Например, уточнения коснутся определения самого центрального понятия – субъективного права собственности. Оно видится нами в следующей редакции: «Право собственности – это закрепленная за субъектом гражданского права возможность совершать в отношении принадлежащего ему имущества любые действия по своему усмотрению, неся бремя содержания имущества, одновременно не превышая пределов, установленных правопорядком, не нарушая прав и законных интересов других лиц и не нанося ущерба окружающей среде».
Последующие главы могли бы иметь названия, со-
235
ответствующие другим разновидностям вещных прав:
праву владения (15), вещным правам на земельные участки (16), вещным правам юридических лиц на хозяйствование с имуществом собственника (17), праву застройки (18), сервитутам (19), праву проживания (20). Право залога и удержание, также рассматриваемые нами как права вещные, могли бы остаться в «привычных» параграфах общей части обязательственного права, как по причине их двойственной природы, так и ради сохранения целостности системы гражданско-правового регулирования. Сам раздел 2 ГК нам видится с иным названием, подчеркивающим роль и значение родовой категории: «Вещное право».
В о-в т о р ы х, нами сформулированы задачи института вещного права, постановкой которых могла бы быть дополнена действующая редакция ст. 2 ГК. В п. 1 ст. 2 ГК можно было бы предусмотреть: 1. «Гражданское законодательство определяет... круг вещных прав, основания их возникновения, границы, соотношение разновидностей вещных прав друг с другом и с правом обязательственным, порядок осуществления вещных прав, а также пределы возможного публично-правового вмешательства».
В-третьих, нами предложены формулировки таких важных конструкций, как вещь – объект вещного права и субъективное вещное право. 1. «Вещь как объект права вещного всегда телесна, т. е. существует как физическое тело, доступна для господства субъектов гражданского права и ценна для них за счет способности удовлетворять потребности людей благодаря своей материальной (физической) форме. 2. «Вещным признается право, предметом которого является вещь, существующая в форме физического тела, закрепляющее принадлежность этой вещи лицу и непосредственное над ней господство в определенном объеме правомочий, пользующееся защитой от любого нарушителя». Эти конструкции могли бы быть закреплены в главе 13, посвященной общим положениям о вещных правах. Здесь же важно нормативно закрепить наличие у вещных прав трех важных свойств: исключительности, преимущества, установления только законом. Кроме того,
236
по-новому могла бы звучать в данной главе статья, посвященная вещным правам лиц, не являющихся собственниками (ныне ст. 216 ГК): «Вещными правами наряду с правом собственности являются: право владения, право пожизненного наследуемого владения земельным участком, право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком, право застройки, право хозяйственного ведения, право оперативного управления, право самостоятельного распоряжения доходами учреждения, сервитута, право проживания, залог, удержание».
В-ч е т в е р т ы х, исследование перспектив развития прав юридических лиц на хозяйствование с имуществом собственника привело нас к выводу о необходимости в будущем отказа от конструкции права хозяйственного ведения и уточнения понятия права оперативного управления применительно к казенному предприятию и учреждению. Статьи ГК, посвященные данным правам, могли бы звучать следующим образом: 1. «Казенное предприятие с имуществом на праве оперативного управления владеет им и пользуется в соответствии с целями своей деятельности, заданиями собственника и назначением имущества. Использование имущества не по назначению, а также неиспользование может повлечь его изъятие собственником и последующее перераспределение. Казенное предприятие вправе самостоятельно распоряжаться готовой продукцией, остальные действия по распоряжению оно осуществляет лишь с согласия собственника». 2. «Учреждение с имуществом на праве оперативного управления владеет им и пользуется в соответствии с целями своей деятельности, задачами собственника и назначением имущества (неиспользование или использование имущества не по назначению может повлечь его изъятие и перераспределение собственником), при этом лишено права распоряжаться, в том числе и отчуждать любое закрепленное за ним имущество».
В-пятых, важной составляющей раздела «Вещное право» должна стать глава, специально посвященная сервитутам, как земельным, так и иным. В ней можно предложить такое понятие сервитута; «Сервитут – это такое обременение земельного участка или другой не-
237
движимости, которое может заключаться как в ограниченных полномочиях по его использованию другим собственником (собственником соседнего земельного участка или другой недвижимости), так и в ограничении собственнических полномочий». Отдельная статья могла бы быть посвящена видам сервитутов, где были бы закреплены следующие виды возможностей: право прохода, проезда, сенокоса, пастьбы скота, забора воды, водопоя и иного использования водных объектов, право проведения строительных, ремонтных, инженерных, дренажных и иных видов работ. Основания установления сервитутов могли бы быть предусмотрены следующие: договор, прямое указание закона, судебное решение, акты государственных органов и органов местного самоуправления, завещательный отказ.
Договору, порождающему сервитут, законодатель должен уделить особое внимание. Он мог бы получить название «Договор об установлении сервитута». Для него важно установление обязательной нотариальной формы, как это было в условиях дореволюционной России. Нотариальная практика может и должна, с нашей точки зрения, активно содействовать распространению сервитутов в России, помогая гражданам в отстаивании своих прав по ограниченному использованию соседних земельных участков, в большинстве случае не доводя разногласия до судебного разбирательства. Статья «Прекращение сервитута» предусмотрит такие возможные основания для прекращения этого вида вещных прав, как гибель служебной земли или иной недвижимости, слияние в одном лице собственников господствующего и служебного участков, односторонний отказ сервитуа-рия от своих прав, расторжение договора об установлении сервитута.
В-шестых, специальный раздел ГК России должен быть посвящен праву пожизненного проживания в доме (квартире). Он включит в себя отдельные статьи, касающиеся таких субъектов права проживания, как член семьи собственника, отказополучатель (легатарий), получатель ренты в договоре пожизненного содержания с иждивением. Специальной нормой должен быть установлен запрет на распоряжение предоставленной
238
недвижимостью в виде жилого дома или квартиры. Одновременно на субъекта права проживания, вне зависимости от основания его возникновения, могли бы быть возложены обязанности, состоящие в добросовестном и осторожном пользовании жилищем, осуществлении пользования с наименьшими стеснениями для собственника, предотвращении повреждений и разрушений жилого помещения.
Итак, в развитии института вещного права видятся большие перспективы, а значит, у него есть будущее, как и у всей нашей страны – России.