Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Глава 27
ОБ АССИМИЛЯЦИИ
Когда и как началось это необыкновенное положение евреев как "всюду гостей"? Широко утвердилось в людском сознании, что многовековое еврейское рассеяние началось с разрушения Иерусалима Титом в 70 г. по Р.Х.: и вот, насильственно лишённые родной земли, с тех пор евреи вынужденно скитаются по всему миру. Но нет - "громадное большинство евреев уже тогда жило в рассеянии; в Палестине оставалось едва ли больше восьмой части народа"1. Начало еврейского рассеяния гораздо древнее: "уже в эпоху Вавилонского плена [VI в. До Р.Х.], а вероятно, даже и раньше, евреи были по преимуществу народом рассеяния; Палестина была только религиозным и отчасти культурным центром"2.
Рассеяние евреев было предсказано уже и в ранних книгах Библии. "А вас рассею между народами" (Лев. 26:33). - "И рассеет вас Господь по всем народам, и останетесь в малом числе между народами" (Втор. 4:27).
"Лишь незначительная часть евреев вернулась из [вавилонского] плена, "многие остались в Вавилоне, не желая бросить имущества"". Образуются и другие большие поселения вне Палестины, "евреи оказываются в большом числе... в крупных торгово-промышленных центрах древнего мира" (например, в Александрии при Птолемеях евреи составляли 2/5 населения). "Это были, преимущественно, торговцы и ремесленники"3.) - Еврейско-эллинистический философ Филон Александрийский (умер в середине I в., за 20 лет до разрушения Храма) свидетельствует: "Своей метрополией [евреи] считают Священный Город, в котором находится святой храм Всевышнего Бога; но родиной своей они считают те страны, которые достались им, как местожительство, от отцов, дедов, прадедов и ещё более древних предков и в которых они сами родились и были воспитаны"4.
Михаил Гершензон, размышляя над судьбами еврейского народа после Вавилона, писал: евреи "уживались на чужбине, а не тянулись на старую родину, как можно было бы ожидать". "Вспомните: ещё Иудейское царство стояло, а уже большая часть евреев была рассеяна по всем странам Востока; ещё второй храм красовался во всей славе, а на улицах и в домах Иерусалима уже не слышно было библейского языка: весь народ говорил по-сирийски или по-гречески". Уже тогда у евреев как бы было сознание: "не надо дорожить народной независимостью, надо учиться жить без неё, под чужой властью; не надо быть прикреплёнными ни к одному месту, ни к одному языку"5.
И нынешние еврейские авторы не отошли от той же оценки: "Евреи в Древнем мире рассеялись и создавали крупные центры в диаспоре ещё до крушения еврейской государственности"6. - "Народ, получивший Закон, не хотел возвращаться в свою страну. Здесь есть что-то глубинное, чего мы ещё не осознали до конца. Куда проще болтать о еврейских ценностях и сохранении еврейства, чем объяснить подлинные причины столь долгого существования галута"7. ("Галут" - изгнание. Даже и до середины XX века в иврите не было слова для обозначения "диаспоры" как пребывания в добровольном рассеяньи, но лишь "галут" как изгнание.)
Из исторических сведений мы видим, что рассеяние евреев - не только их несчастный рок, но и добровольный поиск. Не только оплаканная беда, но и, может быть, - средство облегчения жизни? Это важно для понимания диаспоры.
Среди еврейства и сегодня нет единого понимания: так что же такое для него диаспора - благо или проклятие?
Сионизм, от момента своего возникновения и по самой своей идее, отвечал уверенно: "Наше рассеяние - величайшее проклятие для нас самих, и ничего хорошего - никакой пользы и никакого мира - оно не приносит и другим... Мы всюду гости... и всё равно мы нежеланны, от нас хотят избавиться"8. - "Человек бездомный, везде ощущающий себя только гостем, - вот оно, подлинное проклятье рассеяния, настоящая его горечь!"9 - "Кое-кто говорит, что наличие многих "домов" повышает шансы евреев на выживание. На мой взгляд, народ, гостящий во многих чужих домах и не заботящийся о своём собственном, не может рассчитывать на безопасность. Наличие многих доступных домов развращает"10.
Но ещё шире - взгляд противоположный, и он кажется более реальным. "Возможно, что еврейский народ сохранился и выстоял не вопреки своему изгнанию и рассеянию, но благодаря им", "еврейская диаспора не эпизод, а органический "ингредиент" еврейской истории"11. - "Стоит задуматься: сохранился ли еврейский народ во всей своей неповторимости вопреки или благодаря изгнанию и рассеянию?"; "трагедия, происшедшая в Иерусалиме в 70 году н.э., погубила государство, но явилась необходимым условием спасения народа"; "небывало обострившийся инстинкт национального самосохранения" толкнул к спасению через диаспору12. - "У еврейства никогда не было полной ясности в понимании своего положения и его причин. Изгнание мнилось карой за содеянные грехи, а оборачивалось особой милостью, которой Господь отметил свой народ. Диаспорой еврей отработал печать избранничества, которую он провидел на своём челе... Рассеянное состояние не является для него противоестественным... Даже в периоды максимальной государственной устроенности еврейство уже оставляло на своём пути гарнизоны, рассылало во все концы передовые отряды, словно чуя изгнание и готовясь отойти на заранее подготовленные позиции"; "диаспора, таким образом, - специфическая форма существования еврейства в земном пространстве и времени"13. - И в самой-то диаспоре как евреи мобильны! "Еврейский народ не приживается нигде, даже если проходит несколько поколений"14.
Но очутясь в столь обширном рассеяньи, малыми вкраплениями среди других народов, - должны были евреи выработать своё ясное отношение к этим народам, линию поведения меж них и к ним: искать ли предельного соединения, слияния с этими народами или отталкиваться, отгораживаться от них? Священное Писание даёт немало заветов отъединения. Даже родственных соседей - самарян, израэлитов - иудеи чуждались настолько непримиримо, что нельзя было принять от них и куска хлеба. Господствовал и строжайший запрет на смешанные браки. "И не отдавать дочерей своих иноземным народам, и их дочерей не брать за сыновей своих" (Неем. 10:30). А Эздра повелел расторгнуть и уже существующие браки, уже и с детьми!
И живя в рассеяньи - евреи за тысячелетия так и не смешались с теми народами, как масло не смешивается с водою, но всплывает вверх и держится на поверхности. Все эти долгие столетия они ощущали себя как нечто отдельное - и вплоть до XVIII века "евреи, как народ, ни разу не выказывали склонности к ассимиляции". Дореволюционная еврейская энциклопедия, приводя суждение Маркса, что "евреи не ассимилировались, так как представляли экономически высший тип, т.е. класс капиталистов среди земледельческих и мелкобуржуазных народов", - возражает ему: экономика была вторичной, "евреи диаспоры сознательно создали свою экономику, ограждавшую их от ассимиляции. Они это сделали в силу сознания своего культурного превосходства", а оно было создано "духовным содержанием иудаизма в его наиболее полной форме. Последнее охраняло от подражания"15.
Но вот "с половины 18 в. евреи начинают верить в ассимиляцию, которая в Западной Европе 19-го столетия уже становится... ферментом разложения еврейской нации". Ассимиляция начинается тогда, "когда окружающая культура поднимается на ту же высоту, на которой находится еврейская, или когда еврейство перестаёт творить новые ценности". У европейских евреев "с конца 18 столетия национальная воля ослабела: от чрезмерного ожидания она притупилась. Другие народы начали создавать блестящую культуру, затмившую еврейскую"16. И как раз в это время, от Наполеона, началась всеевропейская эмансипация; евреям открывалась, в стране за страной, дорога к социальному равенству, и тем естественней становилась ассимиляция. (Тут добавляют нам важное соображение: что "односторонней ассимиляции нет", не бывает, а что "ассимилирующиеся евреи начали вносить в чужие культуры свои национальные черты". Гейне и Берне, Рикардо и Маркс, Биконсфильд-Дизраэли и Лассаль, Мейербер и Мендельсон, "ассимилируясь с окружающей средой, внесли в неё и еврейские элементы"17.)
В отдельных случаях ассимиляция приводит и к более яркому проявлению личных творческих способностей. Но в общем охвате "ассимиляция была той ценой, которую евреи платили за благо приобщения к европейской культуре", и образованные евреи убедили себя, что "евреи - не нация, а лишь религиозная группа"18. - "Еврейский народ, со вступлением его в сонм европейских наций, стал обезличиваться... резко-национальными чертами отличался лишь еврей гетто... а еврей интеллигентный всеми силами старался быть непохожим на еврея". Так и распространилась "теория, что еврейской нации нет, а есть лишь "поляки, французы, немцы Моисеева закона""19.
Маркс, а за ним и Ленин видели всё решение еврейского вопроса - в полной ассимиляции евреев в странах их проживания.
В отличие от топорности этих идеологов, большой интерес представляют соображения М.О. Гершензона, изложенные в 1920, то есть уже к концу его жизни, - тем особенно интересные, что сам Гершензон из ряда не только высокомыслящих, но и чрезвычайно ассимилированных русских евреев. А вот - не высох и не обмер в нём еврейский вопрос, но заявил о себе. Это - его статья "Судьбы еврейского народа".
Вопреки утверждению современной ему Еврейской энциклопедии, Гершензон считает ассимиляцию евреев - явлением давним, уходящим вглубь веков. Всегда и неизменно один голос "манил его [еврея] смешаться со средою, - отсюда в еврействе неискоренимая тяга к ассимиляции даже с древних времён". Другой же голос "требовал больше жизни беречь свою национальную исключительность. Вся история рассеяния есть непрекращающийся спор двух воль в еврействе: человеческой и сверхчеловеческой, индивидуальной и народной... Те требования, которые национальная воля предъявляла к отдельной личности, были столь беспощадны, почти выше человеческих сил, что без великой надежды, общей для всех, еврей на каждом шагу впадал бы в отчаяние и соблазнялся бы отпасть от братьев и от странного, мучительного общего дела". - Вопреки мнению, что начало ассимиляции с конца XVIII в. явление объяснимое, Гершензон, напротив, удивляется: "Разве не странно, что ассимиляция необычно усилилась как раз в последние сто лет и ускоряется с каждым часом, хотя теперь, вследствие повсеместного уравнения евреев в правах, соблазн отпадения несравненно уменьшился?" Нет, находит он: "Не внешняя сила расщепляет еврейство: оно само распадается изнутри. Обветшал, истлел главный стержень - религиозное единство еврейской нации". - И как же ассимиляция проходит и к чему ведёт? - "Кажется... [евреи] до мозга костей пропитаны космополитическим духом или в лучшем случае духом местной культуры: в то же верят, в то же не верят, и то же любят, как другие". Но нет: "они любят то же, да не так... Их действительно пожирает страстное желание уверовать в чужих богов... Они силятся полюбить то, чем живёт современный культурный мир... Они делают вид, что уже любят, по-настоящему любят, и сами себя убеждают в этом". Но нет! - веру любишь только свою кровную, "которую родила душа из недр своих в муках"20.
Еврейские авторы неподдельно выражают ту душевную муку, которую приходится переживать еврею при ассимиляции. - "Если вы решили притвориться, что вы не еврей, или перейти в другую веру, вам всё время приходится вести внутреннюю борьбу со своим еврейством... Вы живёте в чудовищном напряжении... В каком-то смысле это безнравственно, и это своего рода духовное насилие над самим собой"21. (Эта драма - изумительно передана Чеховым в очерке "Перекати-поле".) - "Злая мачеха - ассимиляция... заставляла приспосабливаться к себе во всём: в понимании смысла бытия и человеческих взаимоотношений, в требованиях и потребностях, в образе жизни и привычках. Она искажала психологию народа вообще и... интеллигенции - в особенности". Она побуждала "к отречению от себя, в итоге - к идее самоуничтожения"22. - "Мучительный, унизительный поиск своего "Мы""23. - Но даже "и самая полная ассимиляция эфемерна: она никогда не становится естественной", не освобождает "от необходимости быть настороже" постоянно24.
Это - недоверчивость от окружающего, коренного народа. А ведь ещё ж и обвинения от своих, от евреев: рост "потребительских и приспособленческих форм поведения", "стремление бежать, избавиться от своего еврейства", доходящее "до национального ренегатства"25.
Тем не менее можно сказать, что в XIX в. всё клонилось так, что ассимиляция и возможна, и нужна, и произойдёт, и даже предречена. Но возникший сионизм бросил на проблему совсем новое освещение. До появления сионизма "мучительная раздвоенность... была свойственна всему еврейству"26, раздвоенность между религиозной традицией - и окружающим внешним миром.
В начале XX века Жаботинский писал: "Когда еврей воспринимает чужую культуру... нельзя полагаться на глубину и прочность этого превращения. Ассимилированный еврей не выдерживает первого натиска, отдаёт "воспринятую" культуру без всякого сопротивления, как только убедится, что её господство прошло... он не может служить опорою для этой культуры". И приводит яркий пример: как в онемеченной Австро-Венгрии - по мере роста чешской, венгерской, польской культур - онемеченные евреи переделывались под новорастущее. Тут "дело в каких-то объективных моментах, которые создают действительную, кровную связь между человеком и его культурой, рождённой его предками"27. И, конечно же, наблюдение - верное; хотя "объективные моменты" - суховато сказано. (Жаботинский не только резко выступал против ассимиляции, он высказывал настойчивое предостережение евреям, чтоб они не кинулись делать русскую политику, литературу и искусство: что через годы - русские неизбежно отмахнутся от этих услуг28.)
Нестойкость ассимиляции мы видим на многих примерах - как массовых, так и индивидуальных, как в Европе, так и в России, и прежде, и до самого последнего времени.
Казалось бы: Бенджамин Дизраэли, сын религиозно-индифферентного отца, в отрочестве крещённый, и не просто вжившийся в английскую жизнь, но ставший символом Британской империи. - а о чём же он мечтает на досуге, отдаваясь страсти писать романы? - об исключительных заслугах и мессианстве еврейства, с горячей любовью к Палестине и мечтами о восстановлении израильского отечества29.
А Гершензон? Видный историк русской культуры, пушкинист, даже бранили его за "славянофильство", - а вот, пишет к концу жизни: "С детства приобщённый к европейской культуре, я глубоко впитал в себя её дух... и люблю искренно многое в ней... Но в глубине сознания я живу иначе. Уже много лет настойчиво и неумолчно звучит мне оттуда тайный голос: не то, не то! Какая-то другая воля во мне с тоской отвращается от культуры, от всего, что делается и говорится вокруг... Я живу, подобно чужеземцу, освоившемуся в чужой стране; любим туземцами и сам их люблю, ревностно тружусь для их блага... но и знаю себя чужим, тайно грущу о полях моей родины"30.
Как раз после этого признания Гершензона уместно напомнить соображение, которого уже от первых страниц требует эта глава: что в "ассимиляции", очевидно, следует различать ассимиляцию гражданско-бытовую, когда ассимилированный полноценно входит в самый поток жизни и интересов туземного народа (в этом смысле, вероятно, подавляющее большинство евреев России, Европы и Америки назвали бы себя сегодня ассимилированными), ассимиляцию культурную и - безостаточную ассимиляцию в глубинах духа, которая осуществляется значительно реже, но бывает и она. Третий случай - более сложный и не вытекает из первых двух. (Так "Переписка из двух углов" Вячеслава Иванова и М.О. Гершензона, эта "маленькая книжка огромной важности", являет, по мнению критика, "доказательства неполноты духовной ассимиляции еврея, даже в случае его очевидной культурной ассимиляции"31.)
Вот - революционер в молодости, а после революции "обращённый" эмигрант, восхищается, как чудом: что русские евреи и в новых странах эмиграции проявили "огромный запас национальной энергии" и строили "свою самобытную еврейскую культуру". Даже в Лондоне: свои школы на идише, свои общественные организации, своя прочная экономическая база; не слились с английской жизнью, а лишь приспособились к её требованиям - и подкрепили собой исконно-английских евреев. (У которых - и свой Британский Совет евреев, и понятие "еврейской общины Великобритании", - это в Англии, где ассимиляцию считают чуть ли не завершённой.) И - то же наблюдает он во Франции. И уж особенно "изумительный подвиг" - в Соединённых Штатах32.
Ещё же - неизменная, надёжная, безотказная еврейская взаимоподдержка - замечательная способность, сохраняющая еврейский народ. Но от неё-то - уж тем более нестойкость ассимиляции.
Не только с укреплением сионизма, но от самого хода XX века еврейство получало импульсы отшатнуться от ассимиляции.
Убеждённый сионист Макс Брод писал в 1939, в самый канун Второй Мировой войны: "В дни куда менее развитой государственности XIX века ещё можно было выдвигать теорию ассимиляции", но "эта теория потеряла всякий смысл в эпоху, когда народы всё твёрже сплачиваются"; "нас, евреев, неминуемо раздавят народы, воспылавшие воинственным духом национализма, если мы сами не подумаем о себе и не отступим заблаговременно"33.
Весьма сурово высказался Мартин Бубер (1941): "До сих пор нашего существования хватало лишь на то, чтобы сотрясать троны идолов, но не на то, чтобы воздвигать трон Господень. Именно в силу этого наше существование среди народов столь таинственно. Мы претендуем на то, чтобы научить абсолюту, но в действительности мы лишь говорим "нет" другим народам, или, пожалуй, мы сами являем собою такое отрицание и ничего больше. Вот почему мы стали кошмаром наций"34.
А дальше - через еврейскую историю прошли две глубокие борозды: Катастрофа - и вслед за ней создание Израиля. И они бросили ещё новый, резчайший свет - на проблему ассимиляции.
Выводы для еврейства всего мира от создания государства Израиль тогда же продумал и отчётливо сформулировал Артур Кестлер в своей книге "Обетование и претворение: Палестина 1917-49" и статье "Иуда на перепутье".
В молодости ревностный сионист, в 1926 уехавший из Вены в палестинский кибуц, затем несколько лет в Иерусалиме журналист, ведущий постоянную колонку на иврите в газете Жаботинского, и корреспондент ряда немецких газет, он теперь писал: "Если исключить из еврейской религии мистическую тоску о возвращении на Землю Обетованную, то исчезнет сама основа и суть этой религии". И вот "подавляющая часть еврейских молитв, ритуалов и символов потеряли смысл со дня восстановления еврейского государства... Бог Израиля выполнил договор, вернул землю Ханаан семени Авраамову... Если же [верующий еврей] отказывается выполнить предписание вернуться в страну предков, то он нарушает договор и... предаёт себя анафеме и исключению из рядов еврейства". А для категории евреев, "нечётких" в религии, - непонятно, зачем нести жертвы для сохранения "еврейских ценностей", не вписанных в религиозную доктрину. "Религия теряет всякий смысл, если вы продолжаете молиться о возвращении в Сион даже тогда, когда вы твёрдо решили туда не ехать". - Да, выбор - болезненный, но "выбор должен быть сделан немедленно, и это - ради следующего поколения... Хочу ли я переехать в Израиль? Если же не хочу, то какое же я имею право называть себя и впредь евреем и наложить этим на своих детей клеймо обособленности?"; "весь мир будет искренне приветствовать ассимиляцию евреев", и, поколения с третьего, "еврейский вопрос постепенно исчезнет"35.
Лондонская еврейская газета (Jewish Chronicle) возражает Кестлеру: а может быть, "для еврея диаспоры гораздо лучше, гораздо разумнее и достойнее продолжать жить, как и до этого, но в то же время помогать строить государство Израиль?" - Кестлер непреклонен: то есть "они хотят одновременно и сохранить пирог целым и полакомиться им. Это - гибельный путь"36.
Но, возражает ему газета, ведь все предыдущие попытки ассимиляции всегда кончались неудачей; отчего же теперь будет по-иному? - А потому что "все попытки ассимилироваться, предпринятые до сих пор, были половинчаты, основанные на неверной предпосылке, будто евреи смогут стать полноценными сыновьями народа-хозяина, сохраняя в то же время свою религию и оставаясь "избранным народом"". Однако "этническая ассимиляция невозможна при сохранении иудейской веры; иудейская, же вера рушится при этнической ассимиляции. Еврейская религия увековечивает национальную обособленность - и от этого факта никуда не денешься". - Итак: "до возрождения Израиля отречение от еврейства было равносильно отказу в солидарности гонимым и могло рассматриваться как трусливая капитуляция". Но "теперь речь идёт не о капитуляции, а о свободном выборе"37.
И вот, евреям диаспоры Кестлер предложил жёсткий выбор: "либо стать израильтянами, либо перестать быть евреями. Сам он избрал второе"38. (Нечего и говорить, что в диаспоре выводы Кестлера были встречены по большей части бурно-критически.)
Но те, кто избрали первое, граждане государства Израиль, - получив новую опору, от неё приобрели и новый взгляд на эту всевечную проблему. Вот, современный израильский автор резко пишет: "Галутный еврей - безнравственное существо. Он пользуется всеми благами приютившей его страны, в то же время не отождествляясь с ней полностью"; "эти люди требуют для себя статуса, какого не имеет ни один народ в мире, - чтобы им разрешено было иметь две родины: одну, в которой они живут, и другую, в которой "живёт их сердце". И после этого они ещё удивляются, что их ненавидят!"39
И ещё как удивляются: "За что же, за что еврея так не любят (а не любят, никуда не денешься, иначе и освобождаться было бы не от чего)? От чего освобождаться? Не от еврейства, это ясно..."; "отлично знаем, что освободиться надо, решительно необходимо, а вот пальцем прямо указать, от чего... пока не сумели"40.
Реже ставится естественный вопрос: как же сделать, чтобы нас любили? Много чаще еврейские авторы видят весь мир вкруговую враждебным и предаются отчаянию: "Мир разделился на людей, симпатизирующих еврейскому народу, и на стремящихся уничтожить еврейский народ"41. Или - отчаянию гордому: "Унизительно уповать на власть, чтобы она защитила от нелюбящего тебя народа, унизительно исходить благодарностью к лучшим, достойнейшим представителям этого народа за то, что они замолвили за тебя слово"42.
Но охладительно звучит от другого израильтянина: "Мир вовсе не делится только по своему отношению к евреям, как нам иногда из-за нашей чрезмерной чувствительности кажется". - И А. Воронель: "Евреи слишком много внимания уделяют антисемитам и слишком мало - себе самим"43.
Своё государство, Израиль, должно стать центром, гарантирующим будущее евреев всего мира. Да ещё в 20-х годах - кто же? Эйнштейн! - писал - и кому? бывшему эсеру, очевидно главному составителю революционных требований 9 января 1905 года, спутнику Гапона в демонстрации, а затем и его палачу Петру Рутенбергу, уехавшему потом воссоздавать Палестину: "Прежде всего, должна быть защищена ваша [колонизаторов Палестины] жизнь, потому что вы приносите себя в жертву ради Духа и во имя уважения ко всему еврейскому народу. Необходимо показать, что мы народ, который обладает достаточной волей к жизни и силой, чтобы осуществить великую акцию, которая превратится в объединяющее средство и защиту грядущих поколений. Для нас и наших потомков Страна должна иметь такое же великое значение, какое имел Храм для наших предков"44.
Эту убеждённость израильские авторы и подкрепляют разнообразно. "Еврейская проблема, по-видимому, не имеет надёжного решения без наличия еврейского государства"45. - Идея "утверждения Израиля как центра, гарантирующего будущее евреев всего мира"46. - Только Израиль - то правильное место для евреев, где "историческая активность не оборачивается историческим фиаско"47.
И только полуподземным рокотом отдаётся из той крохотной страны в её постоянной осаде - "та катастрофа, призрак которой всё время существует в коллективном подсознании израильтян"48.
Каково же нынешнее соотношение наклона и надежд между ассимиляцией, диаспорой и Израилем?
Вообще-то, к 90-м годам XX века ассимиляция зашла очень далеко. Например, "для 80-90% американских евреев современные тенденции еврейской жизни обещают постепенную ассимиляцию". И не только в США: "еврейская жизнь постепенно исчезает в большинстве общин диаспоры". У большинства современных евреев "нет прямых болезненных воспоминаний, связанных с Катастрофой... они гораздо менее солидаризируются с Израилем, чем их родители". Несомненна и тенденция "катастрофического сокращения роли диаспоры, неминуемой потери её существенных характеристик". "Будут ли наши внуки евреями…? надолго ли диаспора переживёт конец этого тысячелетия? Рав Адин Штейнзальц, один из крупнейших учителей нашего времени... предупреждает, что евреи диаспоры перестали быть группой, "чья безопасность не обеспечена"". И от этого они, парадоксально, "уже находятся на пути к вымиранию, участвуя в "Катастрофе самоуничтожения"". Сопоставить и с тем, что "антисемитизм в странах Запада больше не может рассматриваться как элемент, усиливающий еврейское самосознание. Антисемитская дискриминация в политике, бизнесе, университетах, частных клубах и т.п. практически устранена"49. - В нынешней Европе "существует достаточно много евреев, не чувствующих себя евреями и аллергически реагирующих на каждую попытку приобщить их к этой искусственно конструируемой общине"; "ассимилированный еврей не хочет чувствовать себя евреем, он отбрасывает черты своей расы (по Сартру)"50. Не обминём и такую едкую оценку, того же автора: "Европейские евреи не признают себя евреями, считая, что к еврейству они понуждены антисемитизмом. Возникает противоречие: еврей становится евреем лишь тогда, когда ему грозит опасность. Тогда он спасается как еврей. Но когда он становится источником опасности, он не еврей"51.
Так "контуры крушения диаспоры начинают вырисовываться как раз в то время, когда евреи на Западе обладают наибольшей свободой, достатком и, по крайней мере внешне, более сильны, чем когда-либо в еврейской истории". И "если существующие тенденции не изменятся, большая часть диаспоры просто исчезнет. Следует признать реальную вероятность унизительного, хотя и добровольного постепенного саморазрушения диаспоры... Артур Кестлер, сторонник ассимиляции, пророчивший в 50-х годах гибель диаспоре, может оказаться прав"52.
А одновременно с тем "евреи во всём мире, иногда даже к своему собственному изумлению, чувствуют себя лично причастными к судьбе Израиля"; "если, не дай Бог, Израиль будет уничтожен, то исчезнут евреи и в других странах. Не знаю, почему это так, но евреи не переживут второй Катастрофы в нашем столетии"53. - Другой автор "еврейскую мифологию неизбежной Катастрофы" относит именно к жизни в диаспоре, оттого - "американские (и советские) евреи часто высказывают такие мнения", готовятся: если Израиль падёт, то нести дальше знамя народа достанется им54. - И вот, "при множестве гипотез, пытающихся объяснить назначение еврейской диаспоры... почти все усматривают функциональность [её] в том, что она делает еврейство практически неистребимым, гарантирует ему вечную жизнь в пределах существования рода человеческого"55.
Встречается и довольно воинственное отстаивание диаспоры как принципа: "Мы против исторического требования совершать алию. Мы сами не чувствуем себя в изгнании" (американский профессор Леонард Фейн). В июне 1994 "Президент Всемирного Еврейского Конгресса Шошана Кардин агрессивно заявила израильтянам: "Мы не собираемся становиться фуражной алией в Израиль и сомневаемся, что у вас есть хоть какое-то понятие о богатстве и гармоничности жизни американских евреев""56. - То с пафосом: "Если мы чем-то по-настоящему интересны миру, то не своими государственными формами, а диаспорой, признанной одним из величайших чудес мировой истории"57.- То с иронией: "Один хитрец придумал... элегантное оправдание: дескать, избранность еврейского народа в том и состоит, чтобы вечно жить в рассеянии"58. - "Чудо восстановления Израиля задним числом сообщило диаспоре новый смысл, а заодно гениально развязало грозивший затянуться сюжет - короче, увенчало чудо диаспоры. Увенчало, но не отменило"59. - Но "в этом также есть доля иронии, поскольку цели, которых мы так тяжело добивались и которые наполняли нас чувством гордости и исключительности, уже достигнуты"60.
Как понимать и предсказывать судьбу диаспоры - во многом зависит от смешанных браков. Смешанные браки - это самое могучее и неуклонное средство ассимиляции. (Не случайно Библия так строго запрещает их. "Господу они изменили, ибо родили чужих детей", Осия 5:7.) Когда Арнольд Тойнби предложил смешанные браки как средство борьбы против антисемитизма - сотни раввинов выступили против того. - "Как только смешанные браки становятся массовым явлением, они означают конец еврейства"61.
Отмечают резкий рост смешанных браков в странах Запада: "Документированные данные статистики "исчезновения" вызывают озноб. В 1960-х годах количество "смешанных браков" в США, крупнейшей еврейской общине мира, оценивалось примерно в 6%. Сегодня [в 90-х], спустя только одно поколение, их уже 60% - десятикратный рост. Уровень "смешанных браков" в Европе и Латинской Америке примерно такой же... Более того, если не считать ортодоксов, почти во всех еврейских семьях западных стран чрезвычайно низкая рождаемость". И ко всему сказанному: "лишь незначительный процент детей из "смешанных семей" готовы вести явно выраженный еврейский образ жизни"62.
А в России? Израильская энциклопедия даёт такие цифры: в 1988 в РСФСР в смешанных браках состояли 73% женатых мужчин-евреев и 63% замужних евреек (рост по сравнению с 1978 - на 13 % для мужчин и на 20 % для женщин). "Состоящие в таких браках объективно значительно быстрее теряют еврейское самосознание и чаще склонны декларировать принадлежность к иной национальности при переписях населения"63.
Итак, почти всюду в большей или меньшей степени происходит "эрозия еврейской жизни", "размывание расовых, религиозных и этнических делений, которые до последнего времени служили барьерами для ассимиляции и "смешанных браков"". Сегодня, "когда бытовой антисемитизм так резко сократился... потеряны многие великие принципы, бывшие мощными опорами самоидентификации в прошлом"64.
"Галутные" евреи зачастую вызывают резкую критику со стороны израильтян. Через 30 и 40 лет после создания государства Израиль раздавались оттуда насмешливые, а то и сердитые к диаспоре вопросы: "А что же будет с нынешними евреями? Скорее всего, они навсегда останутся на своей настоящей исторической родине - в галуте"65. - "Евреи Алжира предпочли Францию Израилю, а затем и евреи Ирана, оставившие страну Хомейни, опять же обошли в своей массе Израиль"; "снимаясь со своих мест, они ищут страны с более высоким уровнем жизни и цивилизации. Любовь к Сиону сама по себе недостаточна"66. - "Вечный образ классической "нависшей катастрофы" уже не может привлечь евреев в Израиль"67. - "Евреи - народ, развращённый безгосударственным, внеисторическим существованием"68. - "Евреи не выдержали испытания. Они по-прежнему не хотят возвращаться на родину. Они предпочитают сидеть в галуте и жаловаться на антисемитизм всякий раз, как кто-то их критикует... И чтоб никто слова плохого об Израиле не смел сказать, ибо критика Израиля - это "антисемитизм"? Если они так болеют за Израиль, чего же они не приезжают сюда и не живут здесь? Но нет, как раз этого-то они не хотят!"69 - "Большинство евреев мира уже решило: они не хотят быть независимыми... Посмотри на евреев России. Часть из них захотела независимости, остальные хотят продолжать жизнь клеща на теле русской собаки. А если русская собака стала немножко больной, немножко злой, они ищут себе американскую собаку. В конце концов, евреи жили так две тысячи лет"70.
И вот еврей диаспоры "перед лицом израильтянина... нередко комплексует, готов таскать на себе горб непонятной вины... не решаясь разделить с израильтянином его судьбу. Эта недостаточность компенсируется напряжённым поддержанием своего еврейства... нарочитым выпячиванием мелкой еврейской символики"; а при том "еврей диаспоры берёт на себя специфический риск одиночного противостояния антисемитской стихии"; но, "как бы ни повёл себя израильтянин, у диаспоры нет выхода: она тихо станет за его спиной, как нелюбимая, но верная жена"71.
Есть и такой прогноз: "К 2021 году диаспора, по всей видимости, уменьшится ещё на миллион тел и душ". - "Глубинные процессы еврейской истории... делают наиболее вероятным дальнейшее уменьшение численности мирового еврейства и постепенное сосредоточение большинства его уже не в диаспоре, а в Сионе"72.
А может быть, совсем не так? И прав был русский еврей Иосиф Бикерман, уверенно заявлявший, что диаспора неуничтожима: "Я приемлю галут, в котором мы прожили две тысячи лет, где мы только образовали тесное единство и где мы и впредь должны жить и проявлять себя"73. Может быть, те два голоса, которые, по Гершензону, всегда звучат еврею: смешаться со средой или беречь в себе национальную исключительность, - звучать будут вечно?
Солидный автор-историк заключает (после Второй Мировой войны): "Парадокс в жизни современного еврейства: всё усиливающееся укоренение евреев в жизни других народов не затушёвывает их национального самосознания, а порой даже углубляет его"74.
Вот, в советское, "интернационалистическое" время, свидетельства из разных кругов русских евреев.
"Я всегда очень остро ощущал себя евреем... Вошёл в круги, где еврейский вопрос был основной темой, лет с семнадцати, как только вышел из школьных пелёнок". И отец - "человек с сильными еврейскими настроениями. Совершенно без традиций, не соблюдающий мицвот, не знающий языка - но... всё, что он знает, каким-то образом, внутри него, еврея, подчинено его еврейской самоидентификации"75.
А писатель-одессит Аркадий Львов: "Десятилетним мальчиком я выискивал евреев среди учёных, среди писателей, среди политических деятелей и - юный пионер! - прежде всего, среди членов правительства", и вот Лазарь Каганович был на третьем месте, впереди Ворошилова и Калинина, "и я гордился сталинским наркомом Кагановичем... Я гордился Свердловым, гордился Урицким... гордился Троцким - да, да, Троцким!" Считал, что Остерман [при Петре] был еврей, а когда узнал, что - немец, "было чувство досады, чувство потери", зато "говорил всем с гордостью: Шафиров - еврей"76.
Но и как много было в России евреев таких, кто не боялся "утонуть в громаде ассимилирующего тела"77, кто предался русской стихии, русской культуре самозабвенно:
"В старое время только единицы из евреев испытали эту долю: Антокольский, Левитан, Рубинштейн и немногие другие. Позже их было больше. Как глубоко постигли они Россию, постигли её своей древней и изощрённой интуицией ума и сердца! Россия давалась их постижению - в своём мерцании, в загадочной игре света и тьмы, в своих борениях и страданиях. Она привлекла их сердца своей драматической борьбой добра и зла, своими роковыми зарницами, своими слабостями, своей силой, своим обаянием. - Но несколько десятилетий назад на культурную ниву России пришли уже не единицы, а тысячи евреев... И многие из них так искренно почувствовали себя русскими - душой, мыслями, вкусами и привычками... И всё же что-то есть в душе еврея... какой-то один звук, какой-то диссонанс, какая-то одна небольшая трещинка, но в неё в конце концов просачивается: извне - недоверие, насмешка и враждебность; а изнутри - какое-то древнее воспоминание.
Кто же я? Кто я? Я русский?
- Нет, нет. Я русский еврей"78.
Да, очевидно, у ассимиляции - свои, непереходимые пределы; в том и кроется отличие полной духовной ассимиляции от ассимиляции культурной, тем более - от широко разлитой гражданско-бытовой. Евреи - судьбоносно для еврейства - сохраняют себя и при всех внешних признаках ассимиляции, сохраняют "внутренний облик еврея" (Соломон Лурье).
Движение - слиться с остальным человечеством до конца, вопреки жёстким преградам Закона, - кажется естественным, живым. Но - осуществимо ли оно? Ещё и в XX в. кому-то из евреев казалось так: "Объединение всего человечества - идеал юдаистического мессианства"79. - Но так ли? Но существовал ли когда такой идеал?
Гораздо больше слышим энергичных возражений: "Никто не убедит и не принудит меня отказаться от своей, еврейской точки зрения, пожертвовать своими, еврейскими интересами ради универсальной идеи - будь то "пролетарский интернационализм"" (в какой мы, дураки, в 20-е годы поверили), ""великая Россия", "торжество христианства", "благо всего человечества" и тому подобное"80.
Но и ещё иные настроения встречаем у несионистской и безрелигиозной, на три четверти ассимилированной еврейской интеллигенции. Из таковых женщина большого развития и широких политических интересов, Т.М.Л., высказала мне в Москве в 1967: "Ужасно было бы жить среди одних евреев. Самое ценное в нашем народе - космополитизм. Ужасно, если все соберутся в маленькое милитаристское государство. Для ассимилировавшихся евреев это совершенно непонятно". Я ей в ответ, робко: "Но для ассимилировавшихся евреев тут и проблемы нет, они ведь уже не евреи". Она: "Нет, какие-то гены в нас остаются".
Ключ - не в фатальности происхождения, не в крови, не в генах, а: чья боль прилегает ближе к сердцу: еврейская или коренной нации, среди которой вырос? - "Национальность не исчерпывается, увы, ни знанием языка, ни приобщением к культуре, ни даже привязанностью к природе и жизненному укладу страны. Она имеет другое измерение - общность исторической судьбы, которая для каждого человека определяется мерой его сопричастности к истории и судьбе собственного народа. Но если для других эта сопричастность дана изначально, то для еврея она, во многом, - вопрос выбора, и нелёгкого"81.
Пока что - ассимиляция явлена недостаточно убедительно. Все, кто предлагали пути ассимиляции всеобщей, - обанкротились.
Проблема ассимиляции сохраняется в своей трудной разрешимости. И хотя в мировом огляде процесс ассимиляции зашёл очень далеко, - из этого никак нельзя заключить, что он отменит диаспору.
"Стопроцентно ассимилированного еврея [даже] советская жизнь... не породила - такого, чтобы он был ассимилирован на самом глубоком, психологическом уровне"82. - И заключает еврейский критик: "Куда ни бросишь взгляд, везде найдёшь в ассимилированной жидкости нерастворимый еврейский осадок"83.
Но отдельные яркие судьбы, но индивидуальные ассимилянты большой полноты - бывают. И мы в России - от души приветствуем их.
"Русский еврей... Еврей, русский... Сколько вокруг этого соединения-разделения пролилось крови, слёз, сколько нагромоздилось несказанных страданий, которым ещё не видать конца, и сколько здесь всё же было радости духовного и культурного роста... Было и осталось очень много евреев, которые подняли на свои плечи этот тяжкий крест: быть русским евреем и русским. Две любви, две страсти, два борения... Не слишком ли много для одного сердца? Да, слишком много. Но в этом и состоит фатальный трагизм этого двуединства. От слова не станется, и двуединство - всё-таки не есть единство. Здесь равновесие - не данность, а заданность"84. - Это написано, оглядываясь на дореволюционную Россию из парижской эмиграции 1927 года.
Прошло полвека - и, оглядываясь из Израиля, другой русский еврей, чья жизнь прошла в России советской, говорит:
"Мы евреи, мы выросли в России, мы странный гибрид - русские евреи... О нас говорят: евреи по национальности, русские по культуре. Разве культура и национальность - это костюм на манекене...? Когда чудовищный пресс вгоняет один металл в другой, их потом нельзя разделить, даже разрезав. Нас прессовали под огромным давлением, десятки лет. Мои национальные чувства уже не имеют иного выражения, кроме как в моей культуре. Моя культура насквозь проросла моими национальными жилками. Разделите меня, мне тоже интересно узнать, какие клетки моей души окрашены в русский, какие в еврейский цвет? - Но было не только давление, не только насильственное сращение - было ещё и неожиданное сродство этих проникающих друг в друга начал в каких-то глубинных душевных пластах. Словно бы они дополняли друг друга до новой полноты: пространство временем, душевную широту - душевной глубиной, всеприятие - всеотрицанием; и была взаимная ревность об избранничестве. - Поэтому у меня нет двух душ - враждующих друг с другом, обессиливающих одна другую, раздваивающих меня. Душа у меня одна... не двойственная, не раздвоенная, не смешанная - одна"85.
А из России ему:
"Я верю, что неспроста это получилось на путях России - этот контакт души иудейской и души славянской, что было тут какое-то предназначение"86.
ОТ АВТОРА
В 1990 году, заканчивая "Апрель 1917" и приводя в порядок огромный материал, оставшийся за пределами "Красного Колеса", я решил представить часть этого материала в виде исторического очерка о евреях в российской революции.
Почти сразу стало ясно, что для понимания происшедшего очерк неизбежно должен отступить по времени, - и так он отступал, даже к первому включению евреев в Российскую Империю в 1772, с чего и был начат; с другой стороны, революция 1917 стала динамическим толчком в судьбе российских евреев, - и очерк естественно протянулся в историю послереволюционную. Так родилось и название: "Двести лет вместе".
Однако я не сразу оценил тот отчётливый исторический рубеж, который положила широкая эмиграция евреев из СССР, начавшаяся в 70-х годах XX века, - как раз к 200-летию пребывания евреев в России, - и ставшая вполне свободной к 1987. Этот рубеж впервые отменил недобровольность состояния российских евреев: они более не прикреплены к жизни здесь, их ждёт Израиль, им доступны все страны мира. Ясно обозначившийся этот рубеж внёс поправку в мой план довести повествование до середины 90-х годов - ибо замысел книги исчерпан: с момента Исхода исчезает и уникальность русско-еврейской переплетённости.
Теперь открылся совсем новый период в истории уже свободного российского еврейства и его взаимоотношений с новой Россией. Этот период явил стремительные и существенные перемены, но ещё короток, чтобы предсказывать его дальние результаты и судить о том, насколько характерны окажутся для него черты именно русско-еврейские, или же будут проявляться общемировые законы еврейской диаспоры. Следовать за развитием этой новой темы - уже за пределами жизненных сроков автора.
1 И.М. Бикерман. К самопознанию еврея: Чем мы были, чем мы стали, чем мы должны быть. Париж, 1939, с. 17.
2 С.Я. Лурье. Антисемитизм в древнем мире. Тель-Авив: Сова, 1976, с. 160 [1-е изд. - Пг.: Былое, 1922].
3 Там же*, с. 64, 122, 159.
4 С.Я. Лурье. Антисемитизм в древнем мире*, с. 160.
5 М. Гершензон. Судьбы еврейского народа // "22": Общественно-политический и литературный журнал еврейской интеллигенции из СССР в Израиле. Тель-Авив, 1981, № 19, с. 109-110.
6 С. Цирюльников. Философия еврейской аномалии // Время и мы (далее - ВМ): Международный журнал литературы и общественных проблем. Нью-Йорк, 1984, № 77, с. 148.
7 А.-Б. Иошуа. Голос писателя // "22", 1982, № 27, с. 158.
8 Макс Брод. Любовь на расстоянии // ВМ, Тель-Авив, 1976, № 11, с. 197-198.
9 Амос Оз. О времени и о себе // Континент: Литературный, обществ.-политический и религиозный журнал. М., 1991, № 66, с. 260.
10 А.-Б. Иошуа. Голос писателя // "22", 1982, № 27, с. 159.
11 С. Цирюльников. Философия еврейской аномалии // ВМ, Нью-Йорк, 1984, № 77, с. 149-150.
12 П. Самородницкий. Странный народец // "22", 1980, № 15, с. 153, 154.
13 Е. Фиштейн. Из галута с любовью // "22", 1985, № 40, с. 112-114.
14 М. Шамир. Сто лет войны // "22", 1982, № 27, с. 167.
15 Еврейская Энциклопедия (далее - ЕЭ): В 16 т. СПб.: Общество для Научных Еврейских Изданий и Изд-во Брокгауз-Ефрон, 1906-1913. Т. 3, с. 312.
16 Там же, с. 313.
17 Там же.
18 М. Кроль. Национализм и ассимиляция в еврейской истории // Еврейский мир: Ежегодник на 1939 г. (далее - ЕМ-1). Париж: Объединение русско-еврейской интеллигенции, с. 187.
19 И.Л. Клаузнер. Литература на иврит в России // Книга о русском еврействе: От 1860-х годов до Революции 1917 г. Нью-Йорк: Союз Русских Евреев, 1960, с. 506.
20 М. Гершензон. Судьбы еврейского народа // "22", 1981, № 19, с. 111-115.
21 Н. Подгорец. Евреи в современном мире: [Интервью] // ВМ, Нью-Йорк, 1985, № 86, с. 117.
22 В. Левитина. Стоило ли сжигать свой храм... // "22", 1984, № 34, с. 194.
23 В. Богуславский. Заметки на полях // "22", 1984, № 35, с. 125.
24 О. Рапопорт. Симптомы одной болезни // "22", 1978, № 1, с. 122.
25 Л. Цигельман-Дымерская. Советский антисемитизм - причины и прогнозы: [Семинар] // "22", 1978, № 3, с. 173-174.
26 Г. Шакед. Трудно ли сохранить израильскую культуру в конфронтации с другими культурами // "22", 1982, № 23, с. 135.
27 Вл. Жаботинский. На ложном пути // Вл. Жаботинский. Фельетоны. СПб.: Типография "Герольд", 1913, с. 251, 260-263.
28 Он же. Четыре статьи о "чириковском инциденте" (1909) // Там же, с. 76.
29 ЕЭ, т. 4, с. 560, 566-568.
30 Вячеслав Иванов и М.О. Гершензон. Переписка из двух углов. Пг.: Алконост, 1921, с. 60, 61.
31 О. Рапопорт. Симптомы одной болезни // "22", 1978, № 1, с. 123.
32 М. Кроль. Национализм и ассимиляция в еврейской истории // ЕМ-1, с. 191-193.
33 Макс Брод. Любовь на расстоянии // ВМ, Тель-Авив, 1976, № 11, с. 198-199.
34 Мартин Бубер. Национальные боги и Бог Израиля // ВМ, Тель-Авив, 1976, № 4, с. 117.
35 Артур Кестлер. Иуда на перепутье // ВМ, Тель-Авив, 1978, № 33, с. 104-107, 110.
36 Там же, с. 112.
37 Артур Кестлер. Иуда на перепутье // ВМ, Тель-Авив, 1978, № 33, с. 117, 126.
38 В. Богуславский. Галуту - с надеждой // "22", 1985, № 40, с. 135.
39 А.-Б. Иошуа. Голос писателя // "22", 1982, № 27, с. 159.
40 Ю. Винер. Хочется освободиться // "22", 1983, № 32, с. 204-205.
41 М. Гольдштейн. Мысли вслух // Русская мысль, 1968, 29 февраля, с. 5.
42 М. Каганская. Наше гостеприимство... // "22", 1990, № 70, с. 111.
43 А. Воронель. Оглянись в раздумье...: [Круглый стол] // "22", 1982, № 24, с. 131.
44 А.Черняк. Неизвестное письмо Эйнштейна // "22", 1994, № 92, с. 212.
45 А. Каценеленбойген. Антисемитизм и еврейское государство // "22", 1989, № 64, с. 180.
46 И. Либлер. Израиль - диаспора: Кризис идентификации // "22", 1995. № 95, с. 168.
47 Н. Гутина. Двусмысленная связь // "22", 1981, № 19, с. 124.
48 М. Каганская. Миф против реальности // "22", 1988, № 58, с. 141.
49 И. Либлер. Израиль - диаспора... // "22", 1995, № 95, с. 149-150, 154, 157.
50 Sonja Margolina. Das Ende der Liigen: Rufiland und die Juden im 20. Jahrhundert. Berlin: Siedler Verlag, 1992, S.95, 99.
51 С. Марголина. Германия и евреи: вторая попытка // Страна и мир, 1991, № 3, с. 143.
52 И. Либлер. Израиль - диаспора... // "22", 1995, № 95, с. 150, 155.
53 Н. Подгорец. Евреи в современном мире: [Интервью] // ВМ, Нью-Йорк, 1985, № 86, с. 113, 120.
54 З. Бар-Селла. Исламский фундаментализм и еврейское государство // "22", 1988, № 58, с. 182-184.
55 Е. Фиштейн. Из галута с любовью // "22", 1985, № 40, с. 112.
56 И. Либлер. Израиль - диаспора... // "22", 1995, № 95, с. 152.
57 Е. Фиштейн. Глядим назад мы без боязни... // "22", 1984, № 39, с. 135.
58 Н. Воронель. Оглянись в раздумье...: [Круглый стол] // "22", 1982, № 24, с. 118.
59 Е. Фиштейн. Из галута с любовью // "22", 1985, № 40. с. 114.
60 И. Либлер. Израиль - диаспора... // "22", 1995, № 95, с. 156.
61 Эд. Норден. Пересчитывая евреев* // "22", 1991, № 79, с. 126.
62 И. Либлер. Израиль - диаспора... // "22", 1995, № 95, с. 151, 152.
63 Краткая Еврейская Энциклопедия. Иерусалим: Общество по исследованию еврейских общин, 1996. Т. 8, с. 303. Табл. 15.
64 И. Либлер. Израиль - диаспора... // "22", 1995, № 95, с. 156.
65 Н. Гутина. Двусмысленная связь // "22", 1981, № 19, с. 125.
66 С. Цирюльников. Философия еврейской аномалии // ВМ, Нью-Йорк, 1984, № 77, с. 148.
67 И. Либлер. Израиль - диаспора... // "22", 1995, № 95, с. 165.
68 З. Бар-Селла. Исламский фундаментализм и еврейское государство // "22", 1988, № 58, с. 184.
69 А.-Б. Иошуа. Голос писателя // "22", 1982, № 27, с. 158.
70 Бени Пелед. Соглашение не с тем партнёром // "22", 1983, № 30, с. 125.
71 Е. Фиштейн. Из галута с любовью // "22", 1985. № 40, с. 115, 116.
72 Эд. Норден. Пересчитывая евреев // "22", 1991, № 79, с. 120, 130-131.
73 И.М. Бикерман. К самопознанию еврея, с. 62.
74 Ш. Эттингер. Новейший период // История еврейского народа / Под ред. Ш. Эттингера. Иерусалим: Гешарим; М.: Мосты культуры, 2001, с. 587.
75 А. Этерман. Третье поколение: [Интервью] // "22", 1986, № 47, с. 123-124.
широко разлитой гражданско-бытовой. Евреи - судьбоносно
76 А. Львов. Веди за собой отца твоего // ВМ, Нью-Йорк, 1980, № 52, с. 183-184.
77 Вл. Жаботинский. На ложном пути // Вл. Жаботинский. Фельетоны, с. 251.
78 Рани Арен. В русском галуте // "22", 1981, № 19, с. 135-136.
79 Г.Б. Слиозберг. Дела минувших дней: Записки русского еврея: В 3 т. Париж, 1933-1934. Т. 1, с. 4.
80 Ш. Маркиш. Ещё раз о ненависти к самому себе // "22", 1980, № 16, с. 189.
81 Л. Цигелъман-Дымерская. Советский антисемитизм - причины и прогнозы: [Семинар] // "22", 1978, № 3, с. 175.
82 Ю. Штерн. Двойная ответственность // "22", 1981, № 21, с. 127.
83 О. Рапопорт. Симптомы одной болезни // "22", 1978, № 1, с. 123.
84 Ст. Иванович. Семен Юшкевич и евреи / Публикация Эд. Капитайкина // Евреи в культуре Русского Зарубежья. Иерусалим, 1992. Т. 1, с. 29.
85 [Р. Нудельман.] Колонка редактора // "22", 1979, № 7, с. 95-96.
86 Л-ский. Письма из России // "22", 1981, № 21, с. 150.