Будь умным!


У вас вопросы?
У нас ответы:) SamZan.net

РЕФЕРАТ на тему- ldquo;ПРИНЦИПЫ СУДЕБНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВАrdquo;

Работа добавлена на сайт samzan.net:


  

   РЕФЕРАТ

    на  тему:

“ПРИНЦИПЫ СУДЕБНОГО ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА”

   МОСКВА 1997 г.

  ПЛАН  РАБОТЫ :

1. Принципы судебного представительства в соотношении с общими

принципами судебного разбирательства.

2. Функциональные принципы судебного представителя.

3. Моральные принцмпы, необходимые для судебного      представителя.

1. Принципы судебного представительства в соотношении с общими  принципами судебного разбирательства.

Специфика той или иной отрасли права наиболее наглядно выражается в его принципах.

Слово «принцип» латинского происхождения и в переводе означает «основа» или «первоначало». В теории права под принципами понимаются выраженные в праве исходные нормативно-руководящие начала, характеризующие его содержание, основы, закрепленные в нем закономерности общественной жизни. Принципы — то, что пронизывает право, выявляет его содержание. В принципах как бы кристаллизуются характерные черты как права вообще, так и его конкретной отрасли. Принципы права четко выражены в конкретных правовых предписаниях. Они как бы растворены в праве, разлиты в нем, пронизывают собой практически все или почти все правовые нормы.

Большинство входящих в соответствующую отрасль права «рядовых» норм формируется под воздействием и в развитие того или иного принципа либо группы принципов отрасли. Зная отраслевые принципы, квалифицированный юрист может составить достаточно четкое представление и о большинстве «рядовых» норм конкретной отрасли права.

Таким образом, принципы гражданского процессуального права — основные положения данной отрасли права, отражающие ее специфику и содержание. Принципы гражданского процессуального права определяют то, каким должно быть судебное разбирательство гражданских дел, чтобы соответствовать идеалам законности, истины и справедливости. Они отражают специфику данной отрасли права, его главнейшие качественные особенности, являются концентрированным выражением предмета и метода регулирования гражданского процессуального права.*

Принципы как основные нормативные положения определяют собой структуру и существенные черты гражданского процессуального права, общие положения, обусловливающие содержание процессуального права в целом, охватывают все его правила и институты, указывают цель процесса и методы достижения этой цели, предопределяют характер и  содержание дятельности субъектов гражданского процессуального пра-ва  общее направление развития и дальнейшего совершенствования данной отрасли права. Все дополнения и изменения, которые вносятся в гражданское процессуальное законодательство, формулируются прежде всего исходя из принципов отрасли.

Огромно значение принципов в практической судебной правоприме- нительной деятельности. Прежде всего все принципы гражданского  процессуального права — весьма важные демократические гарантии правосудия по гражданским делам. При рассмотрении и разрешении гражданских дел суд руководствуется не только конкретными гражданскими процессуальными нормами, но в первую очередь — принципами процессуального права. В свете принципов осуществляется толкование всех норм гражданского процессуального права, что позволяет суду по-1 знать действительный смысл этих норм и правильно их применить, а в 1 конечном итоге — вынести законное, обоснованное и справедливое судебное решение.

Ни одна самая совершенная кодификация, в том числе и действующее гражданское процессуальное законодательство, не может быть полностью свободной от различного рода пробелов. В случае их выявления тот или иной процессуальный вопрос может быть разрешен судом путем применения аналогии процессуального закона или права. Оба указанных приема преодоления пробелов в праве могут быть успешно применены судом лишь на базе принципов гражданского процессуального права.

В соответствии с идеологическими догмами, которые довлели над нашим обществом, в том числе и над юридической наукой, считалось, что принципы права составляют его идейно-политические начала, выражают классовую определенность права, его конкретный социальный тип.

Подобного рода рассуждения сейчас вряд ли актуальны. Однако для характеристики гражданского процессуального права и его принципов небезынтересно _________________________

* Алексеев С.С. Проблемы теории права. Т. 1. Свердловск. 1972. С. 102-103

отметить следующее обстоятельство объективного плана. Утверждения о якобы классовом характере данной отрасли права были весьма преувеличенными. В гражданском процессуальном праве практически не было норм, которым можно было бы приписать классовый характер: они имеют не классовую, а общечеловеческую ценность и непреходящую демократическую сущность.

Это наглядно подтверждается, в частности, преемственностью многих принципов, институтов и норм действующего гражданского процессуального права, которые восходят к положениям Устава гражданского судопроизводства 1864 года. Некоторые же положения, на которых зиждется современное гражданское процессуальное право, были известны еще в римском праве. В частности, сформулированные римскими юристами положения* «Нет судьи без истца» и «Пусть будет выслушана и другая сторона» в современном гражданском процессуальном праве — краеугольные камни принципов диспозитивности и состязательности.

Правильно разобраться в сущности принципов права как юридических явлений можно с учетом не только их содержания, но и структуры. Они состоят из следующих трех компонентов: 1) наличие определенных представлений в сфере правосознания, в том числе правосознания судей и иных юристов, и в правовой науке; 2) закрепление соответствующих положений в действующем законодательстве и 3) реализация принципов права в конкретной сфере общественных отношений (в данном случае — деятельности судов по рассмотрению и разрешению гражданских дел).

Гражданское процессуальное законодательство закрепляет ряд принципов гражданского процессуального права, образующих в совокупности взаимосвязанную и взаимообусловленную систему (systema — целое, составленное из частей, соединение). Под системой понимается множество элементов, находящихся в соответствующих отношениях и связях друг с другом, образующих определенную целостность, единство, соответственно система гражданского процессуального права включает в себя всю совокупность принципов данной отрасли права в их соотношении и взаимозависимости.

Несмотря на то, что система принципов гражданского процессуального права носит объективный характер, в литературе имеются определенные расхождения как в отношении количественного состава, так и наименования отдельных принципов (элементов), входящих в указанную систему.

Система принципов гражданского процессуального права представляет собой _____________________________

* Чечина Н.А. Принципы гражданского процессуального права. — В кн.: Актуальные проблемы теории и практики гражданского процесса. Л., 1979. С. 53.

**Курс советского гражданского процессуального права. Т. 1. М., 1981. С. 129.

пределенное целостное образование, при этом каждый^ из принципов последовательно раскрывает содержание отрасли прав^ в целом. Отдельные принципы разных отраслей права могут быть одноименными и даже одинаково выраженными. Система же принципов отрасли не является произвольным их набором, арифметической суммой, а представляет собой единое целое, новое образование, получившее свои свойства в результате органического объединения клеточек — звеньев. Количество и наименование принципов, составляющих систему, не может произвольно изменяться. Часть принципов гражданского процессуального права традиционно закреплена в конституционных актах. Другие нашли отражение в ГПК.*

Классификация принципов гражданского процессуального права возможна по разным основаниям. В качестве критериев такого рода классификации в науке назывались различные признаки. Прежде всего это — характер нормативного источника, в котором закреплен конкретный принцип. Руководствуясь данным критерием, можно выделить конституционные принципы гражданского процессуального права и принципы гражданского судопроизводства, закрепленные отраслевым законодательством.

Выделение конституционных принципов не означает принижения иных, прямо не сформулированных в Конституции, основных положений гражданского процессуального права. Все без исключения принципы гражданского процессуального права в равной степени важны и обязательны для учета и применения в нормотворческой и судебной деятельности.

В зависимости от того, в одной или нескольких отраслях права действуют соответствующие принципы, их можно подразделить на межотраслевые и специфические отраслевые. Большинство принципов гражданского процессуального права следует отнести к межотраслевым, поскольку одновременно они действуют и в других отраслях права — судоустройстве и уголовно-процессуальном праве.

И, наконец, возможна классификация принципов процесса по объекту регулирования. В этом отношении принципы гражданского процессуального права распадаются на две большие группы — принципы организации правосудия (судоустройственные) и принципы, определяющие процессуальную деятельность суда и участников процесса (функциональные).

Приведенная классификация принципов гражданского процессуального права, как и любая другая классификация, до известной степени носит условный характер. В науке существуют и иные классификации принципов процессуального права, ________________________________________

*Ференсроцски А.А. Аксиомы и принципы гражданско-процессуального права // Автореф. канд. дисс. JL, 1989. С. 12-13; его же. Аксиомы в праве // Правоведение. 1988. № 5. С. 27-31.

проводимые по другим критериям. Все принципы отрасли взаимосвязаны и взаимообусловлены. Полное представление об отрасли права и каждом из ее принципов можно получить, лишь изучив всю систему принципов отрасли в сопоставлении и взаимодействии.

К принципам организации правосудия относятся: осуществление правосудия только судом; сочетание единоличного и коллегиального начал в рассмотрении и разрешении гражданских дел; независимость судей и подчинение их только закону; равенство граждан перед законом и судом; гласность судебного разбирательства; национальный язык судопроизводства.

Принципами, определяющими процессуальную деятельность, или функциональными, являются-: законность; объективная истина; диспози-тивность, состоязательность; процессуальное равноправие сторон; устность, непосредственность и непрерывность судебного разбирательства.

2. Функциональные принципы судебного представителя.

 

Задача судебного представителя во время речи состоит в том, чтобы склонить судей к решению или приговору, а присяжных заседателей к вердикту, для него желательному, в деле, по которому он выступает. Для успешного выполнения этой задачи ему необходимо знание представительских способов и приемов, пригодных для того, и умение ими воспользоваться. Таких способов наблюдение указывает,—как то замечено было еще классическими представителями Цицероном и Квинтиллианом,—три: «ut probet, ut delectet, ut fleclat» *, «ut doceat, mo-veat, delectet» **.

Представителю должно или убедить, или взволновать, или пленить. Убеждают — доказательствами, взволновывают — возбуждением соответствующего настроения или чувства и пленяют — своею личностью, т. е. чертами характера. В судебной речи в зависимости от самого дела и того, произносится ли она перед коронными судьями или присяжными заседателями, бывает часто достаточным применение одного из указанных способов, но еще чаще является необходимым воспользоваться двумя из них в разных комбинациях, а иногда и всеми тремя.

Несомненно, что доказательства в судебной речи, в особенности перед судьями коронными, являются краеугольным камнем всей речи, и без них самая речь немыслима. Материал для доказательств дает каждый процесс, и потому останавливаться на этом вопросе здесь нет необходимости. Следует лишь ________________________________

СПб., Изд. кн. магазина б. В. М. Попова, 1913 г. * «доказать, усладить, склонить» (Цицерон).

** «поучать, возбуждать, услаждать» (Квинтиллиан).

добросовестно изучить защищаемое дело во всех подробностях, и тогда, без сомнения, найдутся веские убедительные доказательства. Что же касается порядка распределения их в судебной речи, то в своем месте об этом будет нами сказано. Гораздо важнее является вопрос о создании судебным представительом речью у судей и присяжных заседателей соответствующего настроения, необходимого для достижения цели речи. Возникает вопрос этот, главным образом, если не исключительно, в отношении речей перед присяжными заседателями.

Если бы судьи—присяжные заседатели—были только людьми рассудка, представителю достаточно было бы для того, чтобы убедить их, выяснить перед ними путем доказательств правильность отстаиваемого им положения. Но люди есть люди, и ничто человеческое им не чуждо: в своих решениях они руководствуются помимо рассудка различными душевными движениями, чувствами, которые часто вызывают такое изменение в их уме, что «ум,—как говорит Жильбер,—начинает воспринимать явления иным образом, чем прежде». Если доказательства вразумляют, то порывы чувств подчиняют и порабощают.

Во всем представительском искусстве едва ли есть что-либо более великое и важное. Чувство—это душа красноречия. «Легче,—говорит Лонжен,—следить за сверканием молнии, чем противиться страстному порыву чувств». Если представителю удастся вызвать подъем в душах присяжных заседателей и они, по его желанию, отдадутся ненависти и любви, негодованию или жалости, они не будут уже отделять себя от представителя, но обратят его дело как бы в свое собственное и дадут увлечь себя тому потоку, который, подхватив, унесет их туда, куда направит его представитель. Высокое красноречие на суде, то «красноречие, которому можно только поражаться, предполагает всегда порыв и огонь»,—говорит Блер. Огонь, волнующий и воспламеняющий душу, не отнимает у нее свойств, но придает им особую силу. Ум обретает новый свет, становится более проницательным, более острым и энергичным.

Живое чувство возвышает человека над ним самим. Он начинает ощущать в себе новую силу, в нем загораются высокие мысли, встают огромные планы, и он решается на то, о чем в другое время не посмел бы и мечтать. Поэтому нет ничего удивительного в том, что в умении судебного представителя вызвать чувство у присяжных кроется часто, а иногда и единственно, тайна его успеха, и все остальное без него может оказаться бедным, бесплодным и жалким. Самая же тайна— волновать других, главным образом, заключается в способности представителя волноваться самому*. «Чтобы вызвать мои слезы — плачь сам», — говорит Гораций.

Представителю не удается возбудить речью негодования у присяжных, если они не заметят негодования в нем самом, не удастся внушить им скорби, если не почувствуют они его скорби. Подобно тому как самому горючему материалу, чтобы вспыхнуть, необходимо соприкосновение с огнем, так людям, даже наиболее склонным к волнению, необходимо быть воспламененными представительом. Зажигают только огнем, и все окрашивают лишь той краской, какой само окрашено.

Для того же, чтобы быть способным самому волноваться, представитель должен соединять в себе живое воображение, чуткость сердца и наблюдательность ума. Живым воображением предметы отсутствующие, явления, нами не видимые, рисуются в уме нашем, точно они находятся перед глазами нашими, и нам кажется, что мы не только видим их, но что мы их почти осязаем. Душа человеческая так создана, что она не способна вспыхнуть порывом по поводу явлений отвлеченных. Мы отдаемся чувством только тому, что имеет реальное бытие и жизнь или кажется нам имеющим его. Понятие преступления, например убийства, нас не возмущает до чувства крайнего, страстного негодования, но нас не может не охватить оно тогда, когда убийство совершается перед нами, или когда перед глазами нашими предстают в речи все реальные подробности его: и внезапность нападения на жертву, и нож у горла, и прерывистость дыхания, и судороги. Своим воображением судебный представитель творит то, свидетелем чего он не был, и рисует перед взором присяжных картину, которая должна вызвать у них яркое чувство и которая создана им на основании холодных бесстрастных записей протоколов осмотра и следственного производства.

* «...верх красноречия, сколько судить могу, состоит, относительно возбуждения страстей, в том, чтобы мы сами ими были движимы совершенно» (Квинтиллиан).

Однако одного воображения для судебного представителя недостаточно. Оно может создавать успех его речи только тогда, когда его поддерживает и, так сказать, оживляет другая способность, еще более ценная—представительская чуткость. Та чуткость, которая является естественной наклонностью сердца — непосредственно воспринимать впечатления радости, горя, страдания и любви. Тот, у кого такой чуткости нет, не сможет, как бы он искусно ни притворялся, какую бы маску на себя ни надевал, ни сам проникнуться чувством, ни, тем более, у других вызвать его. Его воображение останется в этой области бессильным. Кто не чуток и считает себя представительом,— тот жестоко ошибается: он только пустой и холодный декламатор. Только сердце — источник красноречия: «pectus est quod disertos facit» *. Высокие ____________________________

* «душа (сердце) делает красноречивым...» (Квинтиллиан).

порывы в речи рождаются только из глубины чувств, и это мы наблюдаем у всех великих художников судебного слова. Своим сердцем они чувствуют судьбу защищаемых ими лиц и, искусные в постигании нравов и характеров, проникновением, точно перевоплощаются в них и сами, как бы испытывая их чувства своими, умеют вызвать в других то, что переживают сами.

Но сколь ни важны для судебного представителя воображение и чуткость, отдаться ему в их власть было бы слишком рискованным, если бы их не направляли и ими не руководили разум и наблюдательность, которые, как испытанные проводники, не дадут представителю уклониться в речи в сторону от верного пути.

Чтобы речью вызвать чувства, судебному представителю нужно знать природу и характер их, ибо каждому из них, несомненно, свойственны свой способ выражения, свой язык, своя речь. Лучшее средство научиться выражать их—это наблюдать каждое в себе, ибо все люди носят в самих себе более или менее развитые зародыши их, из которых вырастают приблизительно одинаковые у всех чувства. Но одни подчиняются им, другие борются с ними, и в этом лежит различие характеров. «Я себя изучаю, когда хочу научить других»,— говорит Фонтенель, а Массильон утверждает, что «его собственное сердце научило его гораздо больше распознавать и выражать всякие ощущения, чем все книги, вместе взятые».

Переходим теперь к выяснению вопроса, каким образом можно проникать в сердца тех, кого судебный представитель хочет взволновать. Ответ на этот вопрос дают нам следующие наблюдения.

Судебному представителю прежде всего надлежит рассмотреть, насколько самый предмет его речи подходит для возбуждения чувства. Возбуждать большие чувства в пустом, незначительном процессе—значило бы поднимать «бурю в стакане воды». Это вызвало бы скорее смех. Мартиал обратил в смешную сторону этот общий многим судебным представителям недостаток. «В моем деле,—говорит он своему адвокату,— нет вопроса о насилии, об убийстве или об отравлении; дело идет всего-навсего о трех козах, которых у меня украли. Я обвиняю в этом своего соседа, и надо выяснить судье, что я имею для того основания. А вы говорите о сражении при Каннах и о войне с Митридатом; ради Бога, г. адвокат, скажите слово о моих трех козах».

Если содержание речи дает материал для возбуждения чувства, представитель не должен сразу без всякой подготовки судей—присяжных заседателей—прибегать к тому; ему необходимо подойти к нему постепенно и ввести в него незаметно. Ему следует сначала привести факты, изложить свои соображения. Подготовленный таким образом ум легче дает себя увлечь. Такова система больших судебных представительов. Они умеют вызвать наибольший подъем речью, каждому душевному движению предпосылая факты и соображения, из которых оно логически вытекает. Они развивают чувства постепенно, усиливают его, доводят до высокой степени напряжения и, в конце концов, настолько овладевают слушателями, что как бы уничтожают самую личность их, заменяя ее своей. Представитель же, который без ясных для судей и присяжных мотивов, неожиданно отдастся сильному волнению и будет стараться вызвать его у них уподобиться «пьяному среди трезвых»,—как говорит Цицерон. Это будет гром не по сезону.

Судебный представитель не должен останавливаться слишком долго на каком-либо сильном чувстве в своей речи: оно не может быть продолжительно, для него есть определенная граница. Ничто ведь не высыхает скорее слез: Nil enim la-crirna citius arescit (Цицерон). Необходимо давать отдых в движении его. Речь, в которой от начала до конца поддерживалось бы одно страстное чувство непрерывно и продолжительно, напоминала бы такую грозу, в течение которой беспрерывно гремел бы гром. В природе этого не бывает. Душа, как и тело, перестает реагировать на то, что ее долго поражает: она притерпевается к порывам, как тело к ударам.

Но если большая ошибка—слишком долго поддерживать душевный подъем, то еще большая—приостанавливать его развитие слишком рано.

Часто бывает на суде, что представитель стал уже овладевать сердцами судей и присяжных, начал волновать пх, но неожиданно, как бы опасаясь того пожара, который возник благодаря искрам, им брошенным, он угашает огонь, и присяжные после короткого душевного подъема, после возбуждения, которое у них отняли, испытывают неприятный осадок, точно после обмана, в какой их хотели ввести, и впадают в род какой-то апатии, одного из самых страшных врагов представительского успеха.

Вот почему судебная речь, в которой чувство не доводится до его высоты, а умирает, не развившись, есть речь несовершенная, а иногда и слабая. Наблюдательность представителя должна указать ему точные границы в этом отношении.

Судебный представитель должен далее помнить, что все то, что не связано в речи с вызываемым им чувством, чуждо ему или мало к нему подходит, придает речи характер искусственности, неестественности, делающих ее холодной или комичной.

Если представитель речью стремится вызвать печаль, нельзя ему прерывать ее веселым отступлением: душа не может делиться между двух крайностей. Истинная сила чувства обусловливается его единством. В противном случае сердце остывает, ум успокаивается, и все успехи представителя останутся бесплодны.

Наконец, последнее, что необходимо для судебного представителя, это—вникнуть в настроение судей или присяжных, которых он хочет взволновать. Иначе он рискует вызвать результат, противоположный тому, который он желает. Присяжным, настроенным враждебно к подсудимому, невозможно сразу внушить расположение к нему: надо успокоить их враждебность. Настроение слушателя—это характер его души в данный момент, и его нельзя внезапно изменить, но возможно, как и всякий характер, лишь постепенно перевоспитать. Прекрасным классическим примером в этом отношении навсегда останется речь Антония над трупом Цезаря, где ему удается мало-помалу настолько подействовать на римлян, что вместо страстной ненависти к Цезарю и ликования по поводу его смерти они начинают испытывать злобу и ненависть к его убийцам и даже решаются сжечь дом одного из них— Брута.

Заканчивая этот отдел, должно сказать, что воздействие на чувство является естественной принадлежностью красноречия в уголовном процессе, и самое название судебного представителя едва ли может подойти к тому, кто говорит исключительно для ума. Ему нужно было бы присяжных без сердца. А где сердце не затронуто и чувства молчат, там нет всего человека, и потому тот, кто речью подчинил только ум, но не взволновал души, не всегда одержал полную победу: ему остается победить другую половину слушателя, часто более сильную, всегда более активную — его душу.

3. Моральные принцмпы, необходимые для судебного            представителя.

Судебный представитель связан известными обязанностями по отношению к самому себе; у него есть обязанности к суду и судьям. Существует, таким образом, судебная представительская мораль, которая определяется известными условиями и которая столь же необходима для представителя, выступающего с речью перед судом, сколь необходима социальная мораль для того, кто в общественной деятельности желает снискать себе уважение общества. Эта мысль, завещанная нам еще классическим миром, подтвержденная лучшими судебными представителями и до сих пор не поколебленная, состоит в том, что судебному представителю в своей речи следует предстать перед судом в таком выгодном свете, чтобы вызвать к себе уважение и доверие суда. Ему должно всегда примерять ту манеру речи, которая наиболее прилична в отношении судей, его самого, тех, за кого и о ком он говорит, а также в отношении времени и предмета речи. Опыт говорит, что представитель должен нравиться тем, кто его слушает. Достигнуть же этого он сможет только тогда, если будет неукоснительно руководствоваться требованиями представительской морали. В свою очередь ему следует перенести то, что называется социальным или реальным характером, и изобразить его или скопировать настолько искусно, чтобы казаться судьям или присяжным достойным такого же уважения и доверия, каким пользуется тот, кто, живя в обществе, во мнении последнего, руководствуется во всех своих поступках и поведении требованиями общественной морали.

Нет нужды доказывать, насколько судебному представителю важно уважение -и доверие судей и присяжных заседателей. «Доверие,—говорит Флери,—вызывает половину убеждения», и часто только благодаря его отсутствию представителю не удается достигнуть убеждения. Чтобы заслужить уважение и доверие, судебному представителю надлежит стремиться к тому, чтобы казаться всегда в своих речах просвещенным, искренним и добросовестным, ибо при отсутствии подобных качеств в речи представитель рискует потерпеть неудачу, пользуясь даже всеми другими средствами для убеждения.

Чтобы ясней выразить нашу мысль, проведем больше различия между характерами реальным и так называемым «представительским». Возьмем пример. Какой-либо человек сострадателен, справедлив и нравственен, одним словом, человек, который ведет жизнь, согласную с правилами здоровой морали, и наоборот, другой человек—злой, бесчестный и несправедливый. Перед нами характеры реальные; предположим теперь, что хороший или дурной человек только кажется нам в его речи таким или иным, и перед нами будет характер «представительский».

Таким образом, характер, наблюдаемый в представителье, не есть в действительности существующий, а лишь является подражанием или, скорее, воспроизведением характера, в действительности существующего. Отсюда, однако, не следует заключать, что для представителя достаточно только казаться хорошим и что, без ущерба для своего красноречия, он может не быть таковым, другими словами, не следует заключать, что характеры реальный и «представительский» совершенно независимы друг от друга. В самом деле, подражание, которым представитель хочет заменить душевные качества, у него отсутствующие, будет только хитростью и ложью, оно непременно в чем-нибудь и как-нибудь выдаст себя. Истинные достоинства заключают в себе столь неуловимое очарование, что никакой ум не сумеет его воспроизвести. Да и едва ли можно выразить хорошо то, чего не чувствуешь и не испытываешь сам. В области нравственного порядка это еще более сложно, чем во всякой другой: чуткость судей и присяжных в этом отношении изумительна. Притворство в речи—это маска духа. Могут быть, конечно, случаи, когда оно дает возможность ввести их в обман. Но обман этот будет случаен, и потому общие правила не могут считаться с ним. Для подражания и воспроизведения характера судебный представитель должен иметь достойный образец в себе самом, он должен рисовать собственное сердце и говорить согласно своим чувствам, другими словами, ему необходимо быть достойным, чтобы уметь казаться таковым.

«Наиболее верное средство казаться,—говорит Сократ,— это быть». В этом основа того уважения, которым пользуется судебный представитель, и того убеждения, которое вызывает он. Чтобы проверить правильность этой мысли, достаточно обратиться к повседневному опыту. Когда перед судом выступает адвокат, честность которого под сомнением, какое впечатление на судей может произвести его речь, когда они ему не верят? Судьи, опасаясь попасться в его сети, противополагают его доводам какое-то сопротивление тайное, но непреодолимое.

Представьте теперь перед судом не этого, а другого судебного представителя, такого, о котором известно, что он отличается достойными качествами своей профессии и, в особенности, той испытанной честностью, которая делает из адвоката уважаемого всеми гражданина: уже одно его участие в деле есть добрый для дела признак; всем известно, что он — друг истины и справедливости, что все свое прошлое он посвятил защите права и правды; судьи его доверчиво слушают, красноречию его уступают, и он одерживает победу, которая не оставляет сожаления у суда и примиряет с ней даже противников его, против которых он боролся средствами столь благородными и столь достойными.

Проводя эту мысль, древние полагали даже, что «хорош тот человек, кто владеет даром слова»: «vir bonus, dicendi peritus» *.

Но каждая общественная деятельность требует помимо общих качеств, свойственных вообще /достойному человеку, еще свои особые, так сказать, специальные качества, для проявления которых в ней представляется более широкое поле и отсутствие которых поэтому сильно бросается в глаза. Для судебного представителя имеются также свои специальные, украшающие его достоинства. К ним относятся преимущественно следующие:

Прямота судебного представителя, заключающаяся в той особой честности ума и сердца, которая восстает против всякого обмана; она должна проникать всю его речь: в ней серьезный залог успеха представителя, ибо скорее склонятся на сторону того, в ком видят человека правдивого, искреннего, ему противоположного. Да и сам представитель, если он говорит убежденно и искренно, выскажет мысли ярче и сильнее заставит подчиниться своей воле.

______________________________

* «муж добрый, в речах искусный» (лат.)

Скромность представителя на суде, которая легче может быть постигнута чувством, чем определена словами. Представитель — скромен, когда он забывает в своей речи о себе, и думает только о своем деле. Скромность нравится всегда и всем, тогда как самомнение и гордость, никому и никогда. «Крайне дурная манера,—говорит Квинтиллиан,—выставлять себя напоказ в своей речи, ибо нет ничего другого, что могло бы сильней оттолкнуть судей и даже вызвать их отвращение. В нас всех,—продолжает он,—есть какая-то врожденная гордость, которая не дает нам переносить превосходящего нас, и потому мы гораздо охотнее возвышаем того, кто ниже нас или кто сам себя принижает: это придает нам известное величие... Тот, кто сам старается слишком возвести себя, оскорбляет нашу гордость. Нам кажется, что он низводит нас, нас презирает. И в действительности оказывается, что он менее возвышает себя в сравнении с тем, каковы они». Судебный представитель должен поэтому избегать всякого самовозвеличивания. Ему, вообще, о самом себе надлежит говорить крайне редко, с большой осмотрительностью и только в случаях, действительно требующих того.

Уважение и расположение представителя к судьям и присяжным, которые необходимы потому, что, по самой природе своей, люди являются более доверчивыми к речам тех, в чьем расположении и уважении к себе не сомневаются. Если присяжные уверены, что представитель питает к ним подобные чувства, они невольно становятся к нему сами расположенными и, сближаясь с ним душой, незаметно склоняются к его мнениям умом.

Благоразумие судебного представителя, которое бесконечно увеличивает значение остальных его качеств. В трудном и неизвестном пути требуется не только расположенный, но и знающий проводник. В представителье судьи должны видеть здравый смысл и рассудительность, нужно, чтобы он производил впечатление человека серьезного, зрелого умом и размышляющего; человека, в котором уверены, что ни сам не сможет впасть в ошибку, ни других увлечь в нее. Его влияние в этом случае будет покоиться на прочных основаниях, и выводы его речи будут почти решением для суда. Но если для того, чтобы проявить себя таковым, для него является необходимость выказать свое образование и познания, он должен руководствоваться при этом чувством меры, которое не даст ему перейти границу должного, допускаемого представительской скромностью. Без сомнения, ему следует пользоваться своими знаниями, но лишь постольку, поскольку от них зависит успех речи, а не легкомысленно и бесцельно, ибо подобного рода легкомыслие на суде есть наиболее комичное и в то же время наиболее невыносимое.

Рассмотренные нами качества наблюдаются постоянно во всех лучших судебных речах. Но они являются не единственными, вызывающими благосклонность судей и присяжных к представителю. Каждый частный случай может создать необходимость проявить качество, так сказать, особое, такое, которое наиболее соответствует обстоятельствам дела и должно составить как бы душу самой речи. Это могут быть то доброта и мягкость, то мужество и пылкость, то негодование и покорность, то презрение к славе, к наслаждениям, к богатству и т. п. Прекрасная, достойная уважения черта свойственна вообще искусству речи и, в частности, искусству речи судебной. Она заключается в том, что нельзя достигнуть в нем высоты, если основание его не зиждется на моральных началах. Пусть приводят сколько угодно судебных представительов, у которых последнего не было, все они, по крайней мере, прикрывались им: лицемерие склоняется перед красотою духа, когда оно выползает наружу, и потому истинно судебное красноречие на своих высотах принадлежит только тому, кто соединяет в себе красоту душевную, талант и знание.

Но в чем состоит выражение представительского характера, т. е. каким образом судебный представитель может выказать себя в речи с хорошей и достойной уважения^ стороны? На этот вопрос не может быть формального ответа.^^о^и высказываются в своих речах: каждый рисует себя в своем слове и своим словом.

Подобно тому, как Феодосии Великий, после своего приказа—освободить на Пасху всех заключенных из тюрем, воскликнув: «Я бы хотел воскресить мертвецов», выказал много гуманности, не говоря, что он гуманен; подобно тому, как император Тит, сказав: «для меня пропал сегодняшний день: я никому не сделал добра», выказал доброту, не говоря о себе, что он добр,—так и у судебного представителя найдутся слова, чтобы передать свое благородство, если он благороден; доброту, если он добр, не говоря о своем благородстве и о своей доброте. Потому что в проявлении судебным представительом своего характера,—скажем мы словами Шатобриа-на,—«есть такие тонкости и тайны языка, какие можно лишь почувствовать сердцем, но не изучить правилами».

Здесь следует указать еще на существенную часть представительского характера — представительскую тактичность.

Цицерон определяет тактичность как искусство использовать все то, что делают, и то, что говорят, кстати.

  ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА.

Алексеев С.С. Проблемы теории права. Т. 1. Свердловск. 1972. С. 102-103

Чечина Н.А. Принципы гражданского процессуального права. — В кн.:  Актуальные проблемы теории и практики гражданского процесса. Л., 1979.

 Курс советского гражданского процессуального права. Т. 1. М., 1981. С. 129

Ференсроцски А.А. Аксиомы и принципы гражданско-процессуального права //  Автореф. канд. дисс. JL, 1989. С. 12-13; его же. Аксиомы в праве //  Правоведение. 1988. № 5. С. 27-31.




1. Алмазоподобные полупроводники
2. это внешне неожиданная внезапно возникающая и быстро изменяющаяся обстановка при промышленных авариях и к
3. а функции Составим вторые разности фии- Аналогично разности порядка Конечные разности
4. ПГС4Т
5. Потік подій називають стаціонарнимякщо Потік подій називають стаціонарним якщо його ймовірнісні характ
6. Статья- Синтез, структура и свойства трехблочных метилтииран-ариленимидных блок-сополимеров
7. нервные пучки Поверхностная фасция fsci superficilis тонкая и рыхлая находится непосредственно под кожей
8. тематических и программно вычислительных дисциплин 2012г
9. Гамма-Гамма каротаж в плотностной и селективной модификациях
10. МИТСО кандидат экономический наук Е
11. 1 В Древнем Египте ном это- С область; 2
12. с и л о в а я стратегия Виоленты ~ крупные компании с массовым производством развитой инфраструктурой
13. ТЕМА 3 Защита частных прав Иски1
14. Экономическая доступность медицинского обслуживания
15. Промышленные способы отвода теплоты в химической аппаратуре
16. Развитие и размещение ведущих отраслей промышленности Центрального федерального округа
17.  в установлении разумных и справедливых форм человеческого общежития
18. Водоотведение поселка с мясокомбинатом
19. тема [3] 3 Державні органи які здійснюють управління у сфері інтелектуальної власності [4] 4
20. правовой формы собственности обязаны составлять на основе данных синтетического и аналитического учета бух