Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Круглого стола "Критерии научности. Наука и лженаука"
3 февраля 2000 г., Институт философии и права СО РАН, Новосибирск
В.В.Целищев, д.филос.н., проф. (председатель, Институт философии и права СО РАН):
Открывая наш Круглый стол, я хотел бы сделать весьма краткое описание того, что можно считать характерными чертами псевдонауки как таковой, в отличие от стандартно понимаемой науки. Я заимствовал перечень подобных черт из превосходной книги Джона Касти "Утерянные парадигмы". Вот его список с комментариями.
Анахронизм мышления: Чудаки и псевдоученые часто обращаются к устаревшим теориям, от которых уже много лет, иногда столетий, отказалась наука, признав их неадекватными. Хорошим примером подобного рода обращения к устаревшим теориям является креационизм, которые возражают против эволюционной теории, апеллируя к теории катастроф. При этом ими утверждается, что геологические данные поддерживают теорию катастроф, а не однородную теорию геологической активности, которая ими ассоциируется с эволюционной теорией. Вся эта аргументация анахронистична, поскольку предполагает, что полемика между взглядами об однородном развитии и теорией катастроф до сих пор является актуальной.
Поиск чудес: Ученые не заняты поиском всякого рода аномалий. Они не отвергают некоторую теорию в пользу другой теории только потому, что последняя объясняет аномальный эффект. В то же время псевдонаука полностью поглощена загадкам и таинственным происшествиям, будь то НЛО, Бермудский треугольник, и пр. Основной принцип псевдонауки при этом заключается в том, перефразируя слова Шекспира, что "есть гораздо больше вещей на свете, чем об этом подозревает "официальная" наука". При этом исповедуется методологический принцип, согласно которому все, что может казаться таинственным, следует рассматривать таковым.
Апелляция к мифу: Псевдоученые часто используют следующий прием в своих построениях. Берется некоторый миф и рассматривается в качестве объяснения происходящих явлений. Изобретаются гипотезы с постулированием таких условий, которые имели место в прошлом и перестали существовать к настоящему времени. Миф рассматривается как свидетельство в пользу этой гипотезы, и утверждается, что подобное подтверждение мифом гипотезы имеет такой же статус, какой имеют геологические, палеонтологические или археологические свидетельства.
Неопровержимые гипотезы: Если есть некоторая гипотеза, всегда должны существовать возможность ее опровержения. Если таковых возражений быть не может в принципе, тогда такая гипотеза не может быть названа научной. Но псевдонаука полна таких неопровержимых гипотез, которые не подлежат фальсификации.
Ложное сходство: Псевдоученые часто утверждают, что лежащие в основе из теорий принципы уже являются частью стандартной науки, и рассматривают себя не как революционеров, а как бедных пасынков этой науки.
Объяснению по сценарию: Общепринятой практикой в науке является рассмотрение сценариев для объяснения феноменов в отсутствии достаточного числа данных для точного воспроизведения процесса (например, происхождение жизни или вымирание динозавров). В науке такие сценарии должны быть совместимы с известными законами и принципами, даже косвенным образом. Псевдонаука часто предлагает в качестве объяснения один лишь сценарий, без всякой поддержки его со стороны законов или принципов.
Следование буквальной интерпретации: Псевдоученые часто обнаруживают себя тем, как они обращаются с научной литературой. Они полагают, что любому утверждению любого ученого можно придать произвольную интерпретацию, точно так же, как это делается в литературе и искусстве. Такие произвольные интерпретации могут быть тогда использованы против других ученых. Псевдоученые концентрируют свое внимание на словах, а не на фактах и резонах, фигурирующих в научной литературе.
Отказ от ревизии: Псевдоученые гордятся тем, что никогда не оказываются неправыми. Именно по этой причине опытный ученый ни под каким видом не вступает в полемику с псевдоученым. Но иммунитет к критике еще не есть гарантия успеха. И псевдоученые рассматривают спор не как механизм научного прогресса, а как упражнение в словесных битвах.
И главная защита псевдонауки заключается в утверждении "все пойдет". Все эти положения довольно известны, но главная проблема заключается в том, почему современное общество, со всеми его технологическими средствами, основанными на научных достижениях, охотно принимает псевдонауку и лженауку. Поэтому цель нашей встречи заключается в том, чтобы диагностировать причины, по которым современное общество столь податливо к антинаучным разговорам и предприятиям.
Э.П.Кругляков, акад. РАН (Институт ядерной физики СО РАН):
Как мне кажется, ситуация с лженаукой сейчас сильно усугубилась. Это следствие демократии, которая больше похожа на вседозволенность. Я хотел бы обратить внимание на следующие опасности, которые сегодня возникают. Первое. В последние годы в стране, именно благодаря демократии, проходит большое количество всевозможных конференций лженаучного толка. Приведу название доклада, представленного на одной из таких конференций: "Мысленная активация воды добром и злом. Фундаментальные явления эниалогии". Эниалогия – это "наука" об энергоинформационном обмене. На этой основе создана Международная академия энергоинформационных наук, возглавляемая генерал-лейтенантом Ф.Ханцеверовым. Она включила в свои ряды большое количество довольно странных людей, я бы сказал, полусумасшедших. Увы, это не единственная "академия". Сегодня в России их свыше сотни! Второе. Периферийные ВУЗы активно вовлекаются в деятельность этих академий. В стенах многих ВУЗов новоявленные академии проводят "международные" конференции, имеющие весьма отдаленное отношение к науке. Отсюда начинается деградация ряда ВУЗов России. Третье. При академиях появляется множество институтов, например. Международный институт теоретической и прикладной физики. Институт космоастропрогнозов. Институт квантовой генетики. Институт волновых технологий. Здесь, в Новосибирске, возник Международный институт космической антропоэкологии имени Н.А.Козырева (этот Институт напрямую с академиями не связан). Мягко говоря, с наукой все эти институты имеют мало общего. Интересно, что сначала они создаются как общественные институты, но вскоре начинают требовать государственного финансирования. В некоторых случаях они достигают желанной цели.
Государственная Дума оказалась крайне неравнодушной к лженауке. Там проходят всевозможные слушания. К примеру, на подобных слушаниях всерьез обсуждали проблему вмешательства инопланетян в жизнь нашей страны. Можно привести немало примеров других, не менее странных “слушаний”.
Зафиксированы прямые попытки защиты диссертаций, ничего общего с наукой не имеющих. Подобный случай произошел в Томске. В начале 1999 г. была защищена докторская диссертация человеком, у которого по основной теме диссертации не было ни единой публикации в рецензируемых журналах. Местные физики из Института ядерной физики при Томском техническом университете пытались остановить эту вакханалию, но ничего не получилось. Отклонить диссертацию удалось только в ВАКе на совместном заседании двух экспертных советов – физического совета и совета по электронике после заслушивания диссертанта. Диссертацию, по формальным признакам явно физического, фундаментального толка, пытались протащить через совет по электронике. Не вышло. Впрочем, у лжеученых нашелся новый “путь в науку”. Сейчас создано немало общественных ВАКов при общественных академиях. Теперь проходимцы пытаются сделать следующий шаг. В Государственной Думе циркулирует законопроект, цель которого – уравнять в правах ВАК государственный и общественные. Прошлая Дума оставила после себя наследство – проект закона, в котором все было в разумном соответствии с действительностью, т.е. были прописаны функции государственного ВАКа. Но в последний момент одиннадцать бывших депутатов Государственной Думы внесли поправку. Она приравнивает общественные ВАКи к государственному.
Новые “академии” возникают в стране словно грибы после дождя. Позвольте зачитать отрывок из письма журналистки, которое я недавно получил из Москвы:
“... вчера состоялось своего рода собрание еще одного союза сумасшедших и жуликов разных мастей Союза общественных объединений “Эволюция”. Он объединяет проходимцев в области науки, образования и общественного устройства России. Думаю, что Вам небезынтересно узнать, что в этот союз вошел, в частности, так называемый фонд “Непознанное”, который существует при Российской академии наук, а именно, при Институте мировой литературы (Так утверждали организаторы фонда. Проверка показала, что это не соответствует действительности. Прием довольно типичный. Желаемое выдается за действительное. – Э.К.). Чтобы понять, на каких позициях этот фонд стоит и чем занимается, достаточно было послушать такие сентенции:
“... научная парадигма безнадежно устарела, … закончилась эпоха материалистической науки, не признающей мысль..., доказано влияние мысли на химический состав жидкости.. Цель фонда: собрать информацию о непознанных явлениях. К сожалению, в РАН идет борьба, перекрывают все каналы нетрадиционной науке, некоторые академики-консерваторы и ортодоксы не дают серьезным ученым заниматься этим...” Я, присутствовавшая там по просьбе “Литературной газеты”, не выдержала и встала на защиту этих самых ортодоксов. Смысл моей реплики был таков: “Кого Вы называете консерваторами? Всемирно известного ученого Гинзбурга?” Что тут началось! Меня чуть не убили. “Кто такая?” “Как посмела!?” “Вон из зала!” Муравейник расшевелился, и все присутствующие страдальцы от РАН стали выскакивать и делиться своим опытом. Все под бурные аплодисменты. Этот паноптикум уже заручился поддержкой двух депутатов новой Думы. Один из них, Яшин Александр Михайлович, там присутствовал и выступил с речью, в которой, в частности, сказал, что очень рад, что люди с нормальной психикой решили, наконец, заняться устройством России, что сам он питается энергией космоса и воды, и что никакая Академия наук нам не помешает, поскольку человек – это космическое существо. Под бурные аплодисменты он закончил свою речь так: “Для меня не существует никаких авторитетов, надо их просто долбить, или, как сказал Путин, просто мочить”. Надо полагать, речь идет об академиках.
(Нервный смех в зале).
В.П.Горан, д.филос.н., проф. (Институт философии и права СО РАН):
Противостояние научно-реалистической ориентации, с одной стороны, и мистико-иррационалистической, включая религиозную, с другой, – оно не ново, во всяком случае, для истории европейской цивилизации. Обостряется это противостояние, как правило, в переломные эпохи. Я выделяю четыре такие эпохи. Это – начало античной истории, ее конец, эпоха Возрождения и, наконец, современная эпоха, т.е. время с середины XIX в. и по сей день. Причем, каждый раз повторяется одно и то же. С одной стороны, налицо чрезвычайно высокий ценностный статус разума, науки. А с другой стороны, активизируются сторонники антинаучной, иррационалистической позиции. И поскольку все это неизменно повторяется, каждое обострение социальных ситуаций приводит к обострению и этого противостояния мировоззренческих ориентаций, то мне кажется, что отсюда можно сделать вывод – этот нынешний всплеск антинаучных и мистических настроений, о котором только что шла речь, он вовсе не определен глупостью человека или какими-то другими вещами. Природа этого феномена социогенная. Определенные социальные условия стимулируют и предопределяют подобный всплеск. В связи с этим я хотел бы обратить внимание на то, что в истории духовного развития европейской цивилизации, а я только на ней буду останавливаться, можно выделить сквозную и очень длительную тенденцию, которая проходит через тысячелетия, тенденцию ориентации разума на познание общего, законов. А альтернативой такой ориентации на общее, на раскрытие закономерностей выступает ориентация на индивидуальное, уникальное. Наша эпоха особенно характерна в этом отношении. Если перейти к тому, как происходило философское осмысление этого в современной философии – с середины XIX в. по сей день – то мы увидим, что иррационалистическая традиция в современной философии цветет пышным цветом и она практически смыкается еще с одной традицией – с традицией индивидуализма. Что любопытно, социальный индивидуализм в предшествующие эпохи по большей части сочетался с рационализмом. Достаточно взять, положим, те же античные науки или античную философию, там рационалисты в той или иной степени придерживались индивидуалистической ориентации. То же самое в эпоху Возрождения, то же самое и в Новое время. А вот сейчас ситуация диаметрально противоположная. Индивидуалистический принцип наиболее полно разрабатывается иррационалистическими направлениями в философии. И в связи с этим у меня складывается впечатление, что имеет место ситуация, которую хорошо характеризует меткое выражение античных мудрецов: "Если боги пытаются наказать кого-то, они лишают его разума". Иррационалистические учения прямо направлены на дискредитацию разума. Получается, что их приверженцы сами ставят себя в положение наказанных богами. Поэтому мне представляется, что наша переломная эпоха преходяща и, в конце концов, ситуация выправится. Но еще раз подчеркну, что сводить все к глупости людей, к тому, что они не осознают что делают, и т.д., все это несколько упрощенно. Однако и не обращать на это внимание, не давать отпор тоже было бы неверно. Поэтому надо формулировать какие-то критерии, по которым можно действительно противостоять всей этой, я бы сказал, вакханалии иррационализма. Один из этих критериев я назвал. Он достаточно очевиден и подтверждается гигантским материалом развития философии и науки – это то, что наука ориентирована на изучение законов. Если нет этой ориентации, то о науке, вообще говоря, говорить не приходится.
В.В.Целищев:
Благодарю Вас. Кто еще хочет высказаться? Так, доктор Пальчунов.
Д.Е.Пальчунов, д.ф.-м.н., проф. (Институт математики СО РАН):
Я бы хотел начать с возражения по поводу Фоменко. Вообще-то я не историк, но в дискуссии историков и Фоменко скорее позиция и способ аргументации историков похожи на “лженауку”, чем позиция Фоменко. Такая мысль возникает, в первую очередь, по признаку мифологичности “лженауки”, выражаясь терминами Виталия Валентиновича. Есть некоторая достаточно резкая точка зрения на историю. Она состоит в том, что основная цель истории – это пропаганда и легитимизация. Я бы не стал поддерживать или опровергать эту точку зрения, однако порой при взгляде на дискуссию историков с Фоменко возникает впечатление определенной обоснованности такого мнения.
Здесь бы я хотел остановиться на критерии фальсифицируемости. На первый взгляд, фальсифицируемость – это очень хороший критерий, с помощью которого можно, в частности, отделять науку от “лженауки”. В определенном смысле можно было бы отождествить фальсифицируемость с научностью. Однако нужно четко понимать, что в основе фальсификации лежит доказательство (того, что опровергающий теорию факт действительно имеет место). И здесь возникает серьезная проблема – в каких рамках фальсифицируется теория, какие прямые доказательства вложены в фальсификацию, и, самое главное, что считать критерием доказанности. Например, такой способ обоснования (или опровержения), как ссылка на известные авторитеты (причем степень обоснованности резко увеличивается, если большинство авторитетов или, еще лучше, все сходятся во мнении) в математике считается недопустимым, но приемлем в истории.
Можно сказать, что Фоменко пытается навязать историкам математические критерии доказательства. В определенном смысле то, что делает Фоменко можно сравнить с геометрией Лобачевского, которую сам Лобачевский называл “воображаемой” геометрией (в отличие от евклидовой геометрии, представлявшейся тогда реальной). Но, что очень важно, впоследствии было показано, что эта “воображаемая” геометрия не менее непротиворечива, чем евклидова. Точно так же и Фоменко строит “воображаемую” историю (некоторые утверждения которой действительно не выдерживают никакой критики), и которая, тем не менее, оказывается не менее обоснованной (в математическом смысле), чем классическая история. Фоменко блестяще демонстрирует необоснованность многих положений классической исторической науки и заменяет эти положения другими, на его взгляд более обоснованными. И, что очень важно, историки не могут дать вразумительного ответа на критику Фоменко, ограничиваясь, в свою очередь, критикой отдельных положений его “воображаемой” истории.
Другим вопросом, касающимся проблемы обоснования научных теорий, является наличие явных критериев доказательства. Явные, объективные критерии доказательства могут заменяться на интерсубъективную оценку обоснованности, даваемую узкими специалистами в данной области и недоступную для понимания неспециалистов. В таком случае объективная истина заменяется на интерсубъективную конвенцию, существующую внутри научной школы. А здесь уже трудно провести границу между научной обоснованностью теории и религиозной верой секты сподвижников.
Таким образом, основная проблема состоит в следующем – возможно ли для различных областей исследования установить единые критерии доказанности и, следовательно, научности? Если нет, то мы рискуем получить непрерывную цепочку теорий, начинающуюся с предельно строгой и “научной” математики и кончающуюся так называемой “лженаукой”. Причем у нас не будет разумного и объективного основания установить в этой последовательности границу, отделяющую “науку” от “лженауки”, и тем самым обоснованность самого понятия “лженауки” останется под большим сомнением.
Я бы хотел также обратить внимание на другую проблему, которую поставил Виталий Валентинович: почему в обществе “лженаука” порой вызывает больше симпатий, чем наука. В определенном смысле, здесь виновата сама наука. Здесь я бы хотел выделить три момента.
Первое – это кризис, охвативший современную науку. Этот кризис описывал еще в начале нашего века Александр Блок в своих публицистических статьях. Например, в статье "Крушение гуманизма": “В области науки … резко определяются два поприща: науки о природе и науки исторические; те и другие орудуют разными методами; те и другие дробятся на сотни дисциплин, начинающих, в свою очередь, работать различными методами. Отдельные дисциплины становятся постепенно недоступными не только для непосвященных, но и для представителей соседних дисциплин. Является армия специалистов, отделенная как от мира, так и от своих бывших собратий стеной своей кабинетной посвященности. … Научные работники … становятся во враждебные отношения друг к другу; натуралисты воюют с филологами, представители одних дисциплин – с представителями других”.
Ту же самую картину можно наблюдать и сейчас – порой две соседние лаборатории одного и того же исследовательского института говорят на разных языках, не понимают проблем, решаемых соседней лабораторией и, в общем-то, не интересуются ими. Специалисты занимаются очень частными вещами, причем, эти частности не превращаются в некоторый общий синтез, который был бы понятен неспециалистам. Таким образом, не только методы, промежуточные результаты, но и окончательные цели науки становятся непонятными простой публике.
Представители же альтернативной науки, напротив, выдвигают некие общие, синтетические утверждения, которые всем понятны, и, поэтому, привлекательны. А поскольку критерии доказуемости, научности в самой классической науке являются размытыми, никто кроме узких специалистов не способен отличить степень обоснованности положений альтернативной науки от положений ее классического собрата, изучающего ту же область знания.
Второй момент я бы назвал “избытком атеизма”. К сожалению, в классической науке зачастую практикуется такой подход – если специалисты не могут объяснить существование некоторого феномена, если оно противоречит имеющейся научной теории, то представители классической науки утверждают, что такой феномен просто не существует. В определенном смысле принадлежность институту науки накладывает на многих специалистов шоры (“благородство обязывает”!), по существу превращая их в недобросовестных исследователей. Известны многие такие примеры, начиная от изобретения радио и кончая открытием высокотемпературной сверхпроводимости.
Ясно, что у общественности такие случаи вызывает резкую негативную реакцию, а те люди, которые пропагандируют различные “лженаучные” учения, естественно, тут же апеллируют к этому, сравнивая себя с Галилеем и Джордано Бруно.
Выходом из этой ситуации могло бы быть допущение разработки в рамках единой науки альтернативных научных теорий, постулаты которых противоречат друг другу. Примером для этого может служить математика, в которой изучается как классическая логика, в которой верен закон исключенного третьего, так и неклассическая, в которой возможно его отрицание, как геометрия Евклида, так и геометрия Лобачевского.
И, наконец, третий момент связан с соотношением рационализма и иррационализма в познании. Я считаю, что современная западная культура, западная наука, является излишне рационалистичной. А полное вытеснение иррационального также имеет свои отрицательные стороны. По этому поводу есть хорошее наблюдение Густава Юнга, отмечавшего, что вытесненное иррациональное вновь овладевает разумом, вызывая непреодолимое влечение к мистическому. Он считал, что таким образом возникают, образно выражаясь, “психологические эпидемии”. По-моему, так называемая “лженаука” – это как раз и есть один из таких видов таких “психологических эпидемий”, когда люди, уставшие от чистого, сухого рационализма, бросаются в объятия мистических учений, которые могут им предложить что-то такое, чего не дает и не может дать рациональная наука.
Все эти три момента по существу являются сторонами одной проблемы, связанной с отсутствием в современной науке глобального, междисциплинарного синтеза, который бы позволил взглянуть на нее как на единый, живой организм, а не как на расчлененный труп. А объединение, синтез науки в единое целое невозможен без установления в ней единых критериев доказанности, обоснованности, научности.
В.В.Целищев:
Я не хотел бы, чтобы наша полемика ушла в сторону противопоставления мистического и рационального. Мы говорим о лженауке, которая проявляется в отказе от стандартов целого общественного института – науки, стандартов рассуждения, доказательства, эксперимента и др. Можно говорить и об отклонении от стандартов научного сообщества. А противопоставление мистического и рационального – это более общая проблема. Мы же хотим говорить о фальсификации всех стандартов научности и рациональности. И примеры, приводимые Вами, как раз свидетельствуют о подобного рода нарушениях, поскольку приводимые вами примеры из Юнга весьма спорны, как и вся психологическая проблематика с отсутствующим экспериментальным базисом.
Э.П.Кругляков:
В “Вестнике РАН” № 12 публикуется статья, посвященная академику А.Фоменко с его “новой хронологией”. Точнее, статья направлена против фоменковщины (Ю.Н.Ефремов, Ю.А.Завенягин. О так называемой “новой хронологии” // Вестник РАН. – 1999. – № 12. – С.1081-1093,). Авторы превосходно демонстрируют невежество А.Фоменко в астрономии. Ряд затмений, описанных Птолемеем и сдвинутых Фоменко на десяток веков, просто не мог наблюдаться в Европе, Северной Африке и на большей части Азии. Фоменко даже не подозревал, что использованные им затмения в средние века могли наблюдаться ... в Южной Америке. Сегодня дискутировать по этому поводу бессмысленно. Нужно прочитать упомянутую статью. Кстати, она не одна. Могу дать дополнительные ссылки.
Одна из причин популярности лженауки состоит в том, что она энергично насаждается средствами массовой информации. Газеты и журналы с удовольствием публикуют всяческую ахинею. А вот с опровержениями всей этой чуши пробиться в СМИ весьма сложно. Складывается впечатление, что оболванивание населения осуществляется преднамеренно.
Вы, по-видимому, знаете, что в мою честь выпущен залп из нескольких статей. Кампанию возглавила “Российская газета”, выделившая для поношения Российской академии наук, Комиссии по борьбе с лженаукой и меня лично полторы полосы! Вскоре после этого была статья в газете “Версты”, затем в “Известиях”. Сейчас в этих газетах подготовлено еще несколько публикаций. Истоки этой кампании совершенно прозрачны. Лжеученые забеспокоились по поводу возможной потери финансирования. В ход пошли ложь и фальсификации. Опровергнуть все это ничего не стоит. Судите сами. Вот реплики из газет: “Опыты с торсионными генераторами проводились в авторитетных учреждениях: в Институте проблем материаловедения, в Институте физики (Киев), в Институте медицинских проблем Севера в Красноярске и в других. И везде получены однозначно положительные результаты”. Я связался с директорами всех упомянутых институтов. Вот что, к примеру, сообщил мне директор Института физики АН Украины академик НАН Украины М.С.Бродин: “В Институте физики никогда не осуществлялась научная экспертиза работ в области торсионных полей. Никакие протоколы с результатами такой экспертизы никогда не оформлялись руководством Института, равно как и не давались поручения по оформлению таких документов кому-либо из сотрудников. Научная общественность, Ученый совет Института занимают последовательную жестко критическую позицию по отношению к появляющимся время от времени спекуляциям вокруг этого вопроса”. Больше не буду тратить время на цитирование. Несмотря на то, что каждый из фактов, опубликованных в “Известиях”, можно документально опровергнуть, статья, которую я послал в редакцию вскоре после опубликования пасквиля Л.Лескова, до сих пор не опубликована. Зная наклонности “Российской газеты”, я не стал посылать статью в эту газету, но послал ее в Правительство (это все-таки правительственная газета). Вскоре моя статья будет опубликована.
История, которую мы разворошили, началась не сегодня. Еще в 1989 г. при ГКНТ СССР был создан Центр нетрадиционных технологий (ЦНТ). С этого момента в СССР началась сов.секретная фундаментальная наука. Чего здесь было больше: невежества или элементарной коррупции, трудно сказать. Но так или иначе, эти “ученые” до сих пор кормятся за счет государства. Подробности из истории этой чудовищной аферы вы можете прочесть в “Науке в Сибири” № 3 и № 7, 2000 г.
Иногда в адрес Комиссии высказываются опасения: а не начнет ли она новую охоту за ведьмами? Вспоминают травлю генетики и кибернетики. Должен напомнить, что в последнем случае травля определялась вмешательством политики в науку. Во всяком случае, разгром генетики готовил небезызвестный Д.Шепилов, зав. отделом агитации и пропаганды ЦК ВКП(б).
У нашей Комиссии совсем другие цели. Существует большое количество околонаучных гангстеров, ничего общего с наукой не имеющих. Они разлагают науку, образование, медицину, внедряются в органы власти. У них одна цель: личное обогащение за счет всевозможных афер. С этими бандитами Комиссия намерена бороться не на жизнь, а на смерть. Что же касается борьбы между научными школами, Комиссия не собирается в это вмешиваться.
В.С. Диев, д.филос.н., проф. (Новосибирский государственный университет):
Я бы хотел сказать несколько слов о критериях научности в современном управлении. Я думал, что сначала будут выступать представители точных наук – физики, химии, а уже затем будут выступать представители наук более гуманитаризированных. Но уважаемый математик Дмитрий Евгеньевич сразу почему-то окунул публику в проблемы психологии и т.п. Я занимаюсь проблемами управления. Что я хочу сказать.
Во-первых. Практика управления насчитывает тысячелетия. Современное управление является феноменом двадцатого столетия и только в последние девяносто лет оно стало научной дисциплиной. Управление как наука началось тогда, когда люди стали систематизировать и вырабатывать рекомендации о том, как лучше управлять. Что же послужило методологической основой создания таких рекомендаций? В специальной литературе по управлению встречается точка зрения, согласно которой наука не оказывала влияния на развитие управления вплоть до пятидесятых годов, а источником его теории служила исключительно практика.
Согласно другой позиции, ее активно отстаивает Дж.Сорос, результаты и методы науки, прежде всего естествознания, не могут использоваться при анализе явлений, связанных с участием человека. Как отмечает Дж.Сорос, в человеческом поведении существует одна сторона, которая по-видимому, проявляет свойства, отличающие его от явлений, составляющих предмет естественных наук: это процесс принятия решений. Участникам приходится иметь дело с ситуацией, которая сопряжена с принимаемыми ими решениями; их мышление составляет неотъемлемую часть этой ситуации. Независимо от того, считаем ли мы мышление участников фактом особого рода или вообще не считаем фактом, оно вносит элемент неопределенности в предмет исследования. И как вывод: “позитивные достижения естественных наук ограничены областью, в которой мышление и сами события эффективно разделены. В том случае, когда участники событий – мыслящие, область эта сжимается до нуля”. Норберт Винер считал принцип неопределенности настолько существенной особенностью социальных систем, что по его мнению, математический аппарат, разработанный для описания физических и даже биологических процессов, вообще не пригоден для социально-экономических объектов. (Подробнее об этих проблемах см. монографию автора “Управленческие решения: неопределенность, модели, интуиция”, Новосибирск, 1998).
Спецификой теории управления является междисциплинарный характер, а отличительной чертой – ориентация на практику. Управление имеет собственный источник познания – практику, и кроме того, пополняется знаниями различных дисциплин, без которых оно просто не смогло бы развиваться. Но еще большее значение на развитие управления оказала и оказывает научная методология. Основной тезис заключается в том, что управление не может обойтись без применения как общих научных методов, так и достижений конкретных наук. Подтверждение этого тезиса можно найти уже у Ф.Тэйлора, который многое сделал для утверждения управления как научной дисциплины. Ф.Тэйлор считал своей задачей доказать, что лучший менеджмент – это подлинная наука, основанная на определенных знаниях, правилах и принципах. Убедить также, что принципы научного менеджмента применимы ко всем видам человеческой деятельности.
Второй тезис. В своих исследованиях Ф.Тэйлор опирался на классическую рациональность, в ее механистическом варианте. Позднее главным объектом неклассической науки стали сложные саморегулирующиеся системы. Сегодня в науке утверждается новый тип рациональности, который связан со сложными, развивающимися системами, необходимыми элементами которых является человек. Такие системы характеризуются открытостью, нелинейностью, возникновением в процессе эволюции все новых уровней организации, эффектами кооперации и саморегуляции. Инвариантом же, присущим всем типам рациональности является принцип объективности исследования. На мой взгляд, можно говорить об определенном изоморфизме рациональности в науке и управлении.
Третий тезис. Перефразируя известное выражение, можно сказать, что с тех пор как управление стало наукой, оно потребовало его изучения. Первым же обосновал необходимость и возможность административного образования А.Файоль в своей книге “Общее и промышленное управление”, вышедшей в 1916 году. Чтобы преподносить другим новое научное знание, надо самому им обладать, т.е. по крайней мере заниматься научной деятельностью в области преподаваемой дисциплины. Кроме того, хорошо известно, что наука производит огромное количество описанного М.Полани “личного”, неформализованного знания, которое может быть усвоено только в процессе “живого”, непосредственного общения с учениками. Можно даже утверждать, что качество преподавания прямо пропорционально удельному весу преподносимого студентам “личного” знания. Преподаватель, не занимающийся наукой, в лучшем случае, обладает знанием “не первой свежести”.
Вместе с тем существует целый спектр проблем, характеризующий взаимоотношения теории и практики управления. Заметим, что подобного рода методологические проблемы возникают во многих видах человеческой деятельности, где требуется специфическое образование. Практические знания и навыки приходят только с опытом, при этом они зачастую трудно формализуемы, что затрудняет или делает практически невозможным их передачу. Например, серия книг “как преуспеть в бизнесе”, вряд ли помогла кому-либо, кроме их авторов. Не нужно питать никаких иллюзий относительно того, что управленца можно подготовить только в учебном заведении. Существует весьма определенный предел, за которым развитие навыков обучаемого должно происходить в условиях практического применения полученных знаний. Дело в том, что знание того, как действительно осуществляется управление, имеет по крайней мере настолько же важное значение, как и знание того, как оно должно осуществляться.
Современное российское общество ориентировано прагматически и доминирующей сегодня является психология “здесь и сейчас”. Умонастроения в обществе оказывают заметное влияние на науку. Прежде всего это глобальная мистификация массового сознания, находящая выражение в таких явлениях как повышенный интерес к оккультным феноменам, популярность экстрасенсов, гадалок и проч. Отмеченные явления в полной мере касаются и управления. Полки книжных магазинов ломятся от книг, посвященных чудодейственным приемам эффективного управления. Большинство рекомендаций в этих изданиях основано не на объективных научных исследованиях, а на единичном, индивидуальном опыте. Особое внимание при этом уделяется соблюдению процедур, ритуалов. Эту тенденцию в современной литературе по управлению можно охарактеризовать как своеобразный “шаманизм”.
Управление сегодня является настолько важным и определяющим видом человеческой деятельности, что требует серьезных научных исследований этого феномена. Теорию управления можно охарактеризовать как аккумулированные и по определенным правилам логически упорядоченные знания, представляющие собой систему принципов, методов и технологий управления, разработанных на основе информации, полученной как эмпирическим путем, так и в результате исследований в различных областях науки. Теория управления имеет междисциплинарный характер и ориентирована на решение практических задач. Профессионализм в управлении сегодня насущно необходим, но он требует и специальной подготовки, которая должна быть основана на достижениях науки.
А.В.Савостьянов, к.б.н., доцент (Институт физиологии СО АМН):
Мне в силу специальности достаточно часто приходилось разговаривать с практическими врачами и слышать от них о довольно странных явлениях. Среди современных врачей, действительно, очень часто встречается то, что здесь было обозначено термином "шаманизм", т.е. над больным совершается какой-то ритуал, основанный на совершенно не научных гипотезах, теориях, предположениях. Однако, как это ни странно, ритуал часто срабатывает, т.е. мне лично приходилось наблюдать случаи излечения пациентов, над которыми проводился такой ритуал. Например, один конкретный случай: в больницу приходит бабушка со стабильно высоким давлением. Ей дают современные препараты понижающие давление, которые ей не помогают. Приходит "шаман", совершает над ней свой обряд, в результате которого давление у бабушки понижается и держится на нормальном уровне в течении некоторого достаточно долгого времени. Шаман, как правило, находится в палате. Он объясняет все это с позиции спинально-торсионных полей, информационного воздействия, энерготерапии и т.д. Его объяснения ненаучны и не выдерживают элементарной критики с точки зрения современных представлений об организме. Но для бабушки это неважно. Для нее важно, что получен практический эффект. Болезнь вылечилась. Естественно, что у таких лекарей тоже бывают свои неудачи. Время от времени, эти шаманы действительно убивают людей. Но если посмотреть, сколько убивают нормальные медики (рациональные), то окажется, что они убивают не меньше.
В.В.Целищев:
А есть статистика или нет?
А.В.Савостьянов:
Нет, статистики нет. Да и нормальный врач, который видит, что шаманизм помогает, реально помогает, начинает пользоваться такими методиками. Практическому врачу все равно – научный у него метод лечения или не научный – главное, чтобы пациент был здоровый. И когда он видит, что шаманизм помогает, он начинает сочетать методы. И в этом случае оказывается, что лженаука, с абсолютно иррациональными объяснениями, которые совершенно не укладывающимися в рамки современной физиологии, оказывается прагматически полезной. Также очевидно, что если больного вылечивает шаман, то такой человек, выйдя из этой больницы здоровым, начнет поддерживать шамана.
В.В.Целищев:
Надо сказать, что статистика играет совершенно различную роль в оценке удач и неудач научного поиска. В работе "После добродетели" А.Макинтайр, критикуя обобщения в социальных науках, едко добавляет, что если в естественных науках ведется статистика ошибок и достижений, то социальные ученые крайне неохотно, если вообще, признают свои ошибки. В нашем случае это означает, что нет статистики для тех случаев, когда лечение шамана является успешным, а когда нет.
В.Н.Карпович, д.филос.н., проф. (Институт философии и права СО РАН):
Хотел бы обратить внимание на то, что в нашей дискуссии возникла некоторая двусмысленность. Говоря о лженауке, мы как бы приравниваем два явления, которые, на мой взгляд, необходимо различать: ненаучное решение каких-то проблем, по сути дела и не маскирующееся под науку, с одной стороны, и столь же ненаучное, но маскирующееся под науку. Шаман, например, под ученого и не маскируется; астрологи же часто претендуют на ученые степени, именуют себя "докторами астрологии", и, таким образом, как бы отождествляют свои способы получения знаний и их результаты с наукой.
Давайте обозначим это различие терминологически как "ненаука" и "псевдонаука". По-видимому, русское слово "лженаука" больше соответствует второму из приведенных понятий. И по существу противостояние лженауке сводится к тому, чтобы разоблачать людей, только маскирующихся под ученых, но на самом деле таковыми не являющихся. Именно их поведение вредит науке. Что же касается вненаучных методов работы с информацией, организации взаимодействия людей и т.п., то бороться с ними бессмысленно.
На мой взгляд, наука от ненауки отличается методичностью. В науке есть метод – и это ее основное отличие. Поэтому и противостояние лженауке сводится к тому, чтобы указывать на методические ошибки лжеученых – неправильные формулировки гипотез, недостоверные процедуры их проверки, ошибки в постановке экспериментов, и т.п.
В связи с этим возникает и еще один вопрос: в какой мере наука может претендовать на истину? Дело в том, что классическое определение истины не указывает на метод получения истинных утверждений. Истина есть соответствие наших утверждений действительности, больше ничего; именно в этом пафос классического определения истины у Аристотеля – "полагать соединенным то, что соединено в действительности, и раздельным то, что в действительности разделено". Но тут же возникает два вопроса: 1) как получать истинные знания? 2) как установить истинность полученных утверждений? И оба вопроса на сегодня алгоритмического ответа не имеют. Нет алгоритма, порождающего только и исключительно истинные утверждения, и все индуктивные и статистические процедуры такого алгоритма не дают; в лучшем случае они лишь указывают, в каком направлении искать. Задача "открытия" является исключительно творческой, а логика научного открытия – это не алгоритмическая, а творческая процедура.
Точно так же, нет алгоритмов для окончательного определения, истинно ли то или иное утверждение. Отсюда все попытки как-то заменить классическое определение истины чем-то более определенным, что носило бы характер критерия истины -непротиворечивость, полезность, простота, и т.п.
Из того, что сказано, сразу вытекает, что истинные знания можно получать и ненаучным образом, например, угадыванием; и что проверить и установить истинность полученных таким образом утверждений не всегда возможно. Так что же тогда такое научность? По-видимому, особого рода методика. Во-первых, использование понятий и других форм так называемого рационального знания; во-вторых, особые способы работы с ними – допустимы не все, но только некоторые способы формирования понятий; не все, но лишь некоторые способы интерпретации суждений; не все, но лишь некоторые способы их обоснования. И этот ответ не нов, именно так отличают научное знания от других способов взаимодействия с реальностью. Можно уточнять детали методической научной процедуры, но то, что наука связана с методом, отрицать нельзя. И отсюда вывод: ненаучное – это то, что и не претендует на данную методику; лженаучно же то, что мимикрирует под научный метод, по сути дела таковым не являясь.
В.В.Целищев:
Часто случается так, что люди, оперирующие нестандартными методами, бывают удачливыми, и этого никто не отрицает. Чудеса, творимые нетрадиционной медициной, трудно не принимать во внимание. Но при этом надо допустить, что понимание подобного рода феноменов не обязательно требует обращения к науке. Больше того, наибольшая нелепость происходит тогда, когда после достижения некоторого успеха, природа которого покрыта мраком в силу ли сложности объекта исследования (как в медицине и психоанализе), в силу ли неизвестных и неучтенных факторов при проведении исследований, "чудотворец" начинает объяснять необъяснимое, то есть апеллировать к науке. При этом им игнорируется тот факт, что к его успеху наука в строгом понимании не имеет отношения, что некоторые вещи (типа мистического озарения ученого) не подлежат (быть может, пока) объяснению вообще. Это разные сферы деятельности, и не нужно апеллировать к науке.
В.Н.Карпович:
Этому много причин. Во-первых, подобная маскировка обусловлена тем, что наука, в смысле естествознание, оказалась весьма успешной формой освоения действительности, принесла значительные общественно значимые результаты. Поэтому и возникает у некоторых людей желание попасть в категорию ученых, воспользоваться плодами этого уважительного отношения людей к науке. Ведь главная особенность естествознания Нового Времени – того, что собственно и называют "классической наукой", – это практическая значимость. Ведь недаром и возникала она под лозунгом "Знание – сила". Все успехи индустрии – это практическое применение научного знания. Установка классической науки – воспроизводимость, и истинность доказывалась в ней в первую очередь возможностью практического применения результатов, что считалось наиболее сильной эмпирической проверкой теоретического знания.
Во-вторых, обилие псевдонауки в России можно объяснить историческими особенностями. Ведь по существу научное сообщество у нас в стране не очень развито. В Советском Союзе академиками, например, не всегда становились люди, реально делавшие науку и являвшиеся действительно учеными. Порой большее значение имела общественная активность того или иного ученого, его умение использовать положение, нежели его действительные результаты. Особенно характерно это было для общественных наук, но и естественные не остались в стороне – достаточно вспомнить историю с Лысенко; можно вспомнить и то, как относились по первоначалу к теории относительности и как некоторые известные ученые осуждали ее как буржуазную псевдонауку; и с кибернетикой случилась такая же история, причем ссылки на то, что здесь виноваты философы, совершенно необоснованны – первыми здесь были именно естественники, как и в биологии.
Когда в послереформенное время все это вышло на свет божий, то и планка "учености" сошла вниз. У многих возник вопрос: если они ученые, то я кто? А тут еще и демократизация общества, возможность создавать всякие общественные объединения. Вот и пошли как грибы всякие альтернативные академии, ученые советы, и даже аттестационные комиссии – а вместе с ними "альтернативные" академики, доктора и кандидаты. Средства массовой информации тоже руку приложили к этому: журналисты, зная истории о формировании Академии наук, эту негативную сторону дела всячески подчеркивали, порой забывая сказать о позитивном. Тем самым прибавилось авторитета у "альтернативной науки", а контроля при этом никакого не было, да и сейчас, по существу, нет, потому что нет научного сообщества, утверждающего научный метод и последовательно и постоянно, потому что размыты его рамки, размыты критерии научности, не очень ясны авторитеты и ориентиры. Вот эти обстоятельства как раз и делают проблему лженауки особенно значимой для России.
Хочется сказать еще об одном. Научного сообщества нет еще и потому, что науки в России слишком много. Ее и в Советском Союзе было слишком много – вспомним проблему пресловутого "внедрения результатов", которого требовали от всех институтов. Это был показатель того, что научных учреждений было так много, что они работали на себя, порождая отчеты, никакого практического значения не имевшие. Уважение к науке, сложившееся в мировой культуре, превратилось в культовое отношение к научному знанию, и порой бесполезные и элементарные вещи выдавались за науку. И это было можно – ведь отчеты сдавались в государственные органы, и что принималось, то и считалось наукой. Связи с зарубежными учеными практически не было, знания языков – никакого, выезды усложнены. В СССР наука развивалась в значительной мере автономно, сравнимость с мировыми результатами была косвенной, а внутри – свои стандарты и свои "ученые".
Как ни парадоксально, и сейчас науки в России тоже слишком много – государство просто не может содержать столько научных и образовательных учреждений. Результат: денег нет, зарплаты низкие, общаться люди не могут, проблемы общения с зарубежными коллегами теперь упираются в деньги – и кто может, то уезжает, а кто не может, тот зачастую ориентируется на то, как он сам понимает науку, а не как это принято в мировом научном сообществе.
Приведу пример. Есть в мировом сообществе очень распространенная практика – слепого рецензирования. В России такой практики в принципе нет, и на рецензию получаешь порой заявки на гранты, из которых можно узнать все о претендентах на гранты, но трудно выяснить, на что они хотят эти деньги потратить. Вместе с тем, прямо как в мировом сообществе, предлагается учитывать в качестве публикаций только таковые в рецензируемых журналах. Так ведь рецензия рецензии рознь, вот в чем дело! И достаточно иметь некоторое влияние и положение, и ты будешь иметь публикации в так называемых рецензируемых журналах. В результате научное сообщество формируется не как критически мыслящая элита, а как некоторое сообщество знакомых между собой и занимающих определенное положение людей.
К этому еще добавляет и положение в образовательной сфере. Государственные ВУЗы принимают часть студентов на платной основе, и довольно значительную; огромна доля негосударственных высших учебных заведений, имеющих лицензию, а порой и аккредитацию, но совершенно не удовлетворяющих никаким стандартам. Люди идут учиться не для того, чтобы действительно получить знания, а чтобы, например, избежать призыва в армию, или чтобы получить "корочки" – можно, конечно, и купить, но в "рассрочку" надежнее, поскольку законно. Вот пример. Есть положение, что для работы в государственном и муниципальном управлении нужно иметь соответствующее образование. А там традиционно, еще с советских времен, работают люди с инженерным образованием. Они имеют опыт, но формально их могут уволить. Вот эти люди и идут на получение второго высшего образования, и готовы за это заплатить, либо сами, а чаще с помощью организаций, где они работают. Какие из них студенты, догадаться не трудно. И это не новое явление. Такими же студентами были заочники-юристы в СССР, которые уже работали в органах, а образование для них было формальностью.
Ясно, что такое положение с образованием не способствует развитию настоящей науки, зато является питательной средой для лженауки.
Если попытаться подвести итог тому, что я тут довольно сумбурно наговорил, то наверное можно выделить такие причины возникновения проблемы лженауки в России в настоящее время: 1) общемировая значимость и признание науки как формы развития знания и источника полезных для общества вещей; 2) особое положение России и специфика ее исторического развития; 3) экономический и социальный кризис российского общества. Все это в советское время было не очень заметно, скрывалось мифами, примерно так же, как и мифом о "самой читающей стране мира", хотя чтение было во многом каналом идеологической обработки. Сейчас все это проявилось, и потому возникла проблема.
В.А.Леус, к.ф.-м.н. (Институт математики СО РАН):
Лженаука, по-видимому, это сложнейшее социальное явление. Возможно, в самой науке возникнет какая-нибудь отрасль, которая будет заниматься этим сложнейшим социальным явлением. Пока, мне кажется, такого нет. Предлагаю разделить всю лженауку на два класса. Одна лженаука – вне Российской академии наук, другая – внутри нее. Теперь хочу сосредоточиться на второй. По-видимому, как показывает само наше существование, наука всегда как-то справлялась с лженаукой, какие-то механизмы всегда были. Не будь этого, все бы давно погибло, и мы бы здесь с вами не заседали. Эффективность этих механизмов пока не изучена, но она как-то меняется со временем и зависит от социальных условий, от политики и многого другого. Оптимист может сказать: пойдемте лучше уж отдохнем, а эти механизмы сами сработают. Но с другой стороны, возможна и другая позиция, более конструктивная: не только полагаться на уже существующие в науке механизмы, но и пытаться создать какие-то новые механизмы сопротивления лженауке в пределах Академии наук. Я имею ввиду Комиссию по лженауке, созданную год назад. Это и есть попытка создать такой механизм уже сознательно, не полагаясь на стихийные механизмы.
Однако это пока не механизм. В лучшем случае – маленькая-маленькая затравочная крупинка, которой еще предстоит стать таким механизмом. И вот, в зависимости от того, как пойдет дальше дело, мы либо получим такой механизм, либо его не получим. Для того, чтобы эта затравка в конце концов кристаллизовалась в реальный и действенный механизм, необходимо обязательно разработать положение об этой комиссии. Причем разработка этого положения должна занимать может быть даже не один месяц и как-то всколыхнуть все научное сообщество. И, в конце концов, когда такое положение будет выработано, вот тогда эта комиссия обретет, как сейчас любят говорить, легитимность. И в качестве пожелания: в этом положении, на мой взгляд, должно быть обязательно учтено, как процессуально возбуждать дело о лженауке. Вот сейчас, например, процессуальный кодекс указывает, как возбуждать уголовное дело. А вот как возбуждать дело о лженауке? Как вести расследование? Как делать заключение и т.д.? Я хочу предложить следующее. Мне кажется, что у этой комиссии по лженауке должен быть обязательно свой печатный орган, бюллетень и т.п., в котором должны отводиться одинаковые по объему страницы и для обвинения и для защиты.
В.П.Горан:
Я хотел бы вернуться к вопросу относительно причин того, что на Западе делается с лженаукой. Если посмотреть на достаточно большой промежуток времени, десятилетия, то один факт меня очень впечатлил. Мы имеем в начале и в конце нашего столетия два гигантских всплеска интереса ко всяким там чудесам, лженаукам и т.д. и т.д. Я соотношу эти два всплеска увлечения мистикой и иррационализмом с процессами, имевшими место в это же время в развитии науки. Ведь рубеж XIX и XX вв. был и временем того, что называется революцией в науке. Я знаю, что есть здесь люди, которые не любят этого словосочетания – "революция в науке", но, во всяком случае, качественный сдвиг, прорыв в науке, в физике, во всяком случае, был и он совпал со всплеском увлечения мистикой. Сейчас опять мы имеем всплески увлечения мистикой в мире, не только у нас, но и на Западе тоже. И в науке сейчас происходят очень сильные сдвиги, которые позволяют говорить о том, что можно надеяться на очень существенные прорывы. Во всяком случае, в биологии сейчас это почти признано. Мне представляется, что имеется очень глубокая основа для этих совпадений, и она, на мой взгляд, коренится в кризисе общества, обострение которого было в начале века в глобальном масштабе. Ведь революция в начале века не только в России произошла. Напомню о Германии и Венгрии. На начало века приходится и первая мировая война. Это же колоссальнейшая встряска для всего общества. Такие встряски очень существенно влияют на мировоззрение, в том числе и на такую его часть, как научная картина мира. Складывается ситуация, когда пересмотр основ научной картины мира не кажется таким уж невозможным, поскольку мировоззренческое сознание в целом как бы раскрепощено. Частично за счет этого и происходит, по-видимому, то, что называется революцией в науке. Не исключено, что и сейчас, резкое обострение противостояния рационализма и иррационализма, науки и псевдонауки, может обусловить аналогичный результат. Может быть, это – один из механизмов появления условий, делающих возможными революционные прорывы в науке. Но за всем этим все-таки стоит кризис, очень серьезный кризис общества. Что в начале века, что сейчас, – на мировом, глобальном уровне. И то, что в нашей стране произошло на исходе этого века, я бы сопоставил по итогам с мировой войной. Резкое изменение соотношения сил на глобальном уровне, изменение стабильности в обществе – все это оказывает влияние не только на население нашей страны. Это оказывает колоссальное влияние на общественное сознание в глобальных масштабах, в том числе и на мировоззренческую его составляющую.
В.В.Целищев:
Василий Павлович, а не являемся ли мы заложниками некоторой страсти к систематизации и прямой привязки интеллектуальной жизни к социальным явлениям? Например, с моей точки зрения нет никаких скачков в интересе к оккультным дисциплинам на Западе в последнее время.
В.П.Горан:
Это наблюдения чисто внешние. Посмотрите, как активизируются всевозможные секты в последнее время.
В.В.Целищев:
Существование сект, наверное, следовало бы рассматривать отдельно от вопроса об оккультизме, потому что большинство сект со своей, внутренней точки зрения, ортодоксальны, кроме экстремистских.
Э.П,Кругляков:
Я не знаю, с чего начать. Во-первых, мне кажется, что касается России, то здесь есть еще некая специфика. Оболваненным народом легче управлять. Сейчас в структурах администрации Президента, в силовых министерствах существует немалое количества астрологов, экстрасенсов и всякой нечисти (во всяком случае, так было при Президенте Б.Н.Ельцине). Это не что иное, как распутинщина, а СМИ всячески пропагандируют это безобразие. Нам старательно насаждают мистицизм и всякие нелепости. Повторюсь еще раз: оболваненной нацией значительно легче управлять. Во-вторых, здесь говорили про шаманизм, про статистику и т.д. Я могу привести пример из другой области. У нас здесь в Новосибирске проживает некий господин Хаснулин, который много лет предсказывает неблагоприятные дни. И надо сказать, что не вполне здоровые люди, особенно сердечники, в эти дни себя действительно плохо чувствуют. Это никакого отношения к научным прогнозам не имеет, но демонстрирует веру людей в силу печатного слова. Несколько лет назад был поставлен эксперимент, который показал что есть что. Смысл эксперимента таков. Взяли здоровых молодых людей, разделили их на две группы и попросили вести дневники. Одна группа была посвящена в то, что такого-то, такого-то и такого-то числа будут неблагоприятные дни, другая ничего не знала. Результат: люди в той группе, которая ничего не знала – все время чувствовали себя здоровыми. Во второй группе в “неблагоприятные” дни кое-кто испытывал легкие недомогания. Вот что такое правильно поставленный эксперимент. Жульничество г-на Хаснулина доказано четко и ясно.
А теперь по поводу Комиссии по борьбе с лженаукой. Название нехорошее, но не я его придумал. В некоторых газетах меня как председателя Комиссии уже величали и Лысенко, и Торквемадой, и Великим инквизитором. Ни к названию Комиссии, ни к ее формированию не имею отношения. Она создана распоряжением Президиума РАН и в нее входит всего 12 человек (опять-таки, не я их выбирал). Конечно, это очень мало. Но Комиссия начала работать. В первую очередь, она стала выискивать болевые точки. Не надо думать, что она ищет лженауку только на стороне, она ее ищет в том числе и внутри Академии. В “Вестнике РАН” (№ 10, 1999 г.) опубликован мой доклад на Президиуме РАН с последующей дискуссией. Там можно найти немало фамилий, которые были произнесены вслух.
Что произошло дальше? Появилось множество добровольцев, которые желают помогать. И добровольцы достаточно квалифицированные – на уровне докторов наук. В частности, по новой хронологии Фоменко, например, нашлось несколько астрономов, которые включились в дело и разгромили его концепцию. Один из них, наиболее много сделавший – это профессор Ефремов из ГАИШа. Есть такие люди в Томске, есть в Новосибирске и т.д., т.е., актив у Комиссии сейчас становится большим, и я думаю, что она раскачает эту лодку.
В.Н.Карпович:
А нельзя ли сейчас как-то изменить это название. Название действительно неудачное.
Э.П.Кругляков:
Я с самого начала поставил этот вопрос, но как-то мы от него ушли, потому что дел невпроворот. Но, в принципе, я согласен: название следует изменить.
В.Н.Карпович: По ходу дискуссии у меня возникло некоторое впечатление, что фактически подобная Комиссия, конечно, нужна, но название у нее плохое. Вообще-то на самом деле это Комиссия по научной этике. Комиссия по научной этике в составе Академии просто необходима, потому что, действительно, ну скажем так, у общества доверия к Академии наук нет.
Э.П.Кругляков: Хотел бы заметить, что Комиссия должна заниматься не только делами Академии. В частности, я не раз бывал в Думе, потому что некоторые законопроекты, такие, как "Закон об энергоинформационном благополучии населения", "О защите психосферы человека" и некоторые другие, представляют определенную опасность. Если бы они были приняты, науки у нас в стране просто не осталось бы.
В.С.Диев:
У меня короткая реплика. Дело в том, что я сегодня употребил термин “шаманизм”, причем, в совершенно конкретном смысле. Потому что люди, претендующие на звание ученых, претендующие на изложение объективных, я подчеркиваю, объективных результатов, по сути дела таковыми не являются. Это типичные шаманами. С шаманами все ясно. Я счел необходимым сделать эту реплику, потому что в сегодняшней дискуссии была попытка придать романтизм этому термину. Шаманизм и наука не совместимы.
Б.И.Пещевицкий, д.х.н., проф. (Институт неорганической химии СО РАН):
Я полностью согласен, конечно, с оценкой той ситуации, которая сейчас существует и в Академии наук, и в обществе, – и в нашем, и в зарубежном. И действительно, газеты просто страшно открывать, там такое печатают, что волосы шевелятся. Но я считаю, что нам надо обратить внимание не только на существование этого факта, но и посмотреть на самих себя: а не создали ли мы сами некоторые причины для развития подобных явлений? Я думаю, что такие причины есть в самой нашей Академии. Я глубоко убежден, одна из главных причин заключается в том, что ни один престижный журнал дискуссионных работ не напечатает. Вы мне поверьте, у меня здесь собственный опыт, и не малый. А поэтому все дискуссионные вещи пытаются опубликовать другими способами. Вместе с этим и появляются различные “экстрасенсорики” и прочая “темная литература”. Я считаю, что если так будет продолжаться, то это очень будет способствовать распространению того, что мы называем лженаукой. Если бы на страницах серьезных журналов дискуссионные вещи обсуждались бы серьезными профессионалами, то, как я убежден, половины бы этой “экстрасенсорики” не существовало. Я просто глубоко убежден в том, что это есть одна из главнейших причин появления “бульварной науки”.
Второе. Каковы сейчас критерии результатов научной деятельности? Если бы, скажем, тем академикам, которые создавали наше Сибирское отделение, рассказать о наших, сегодняшних простите, рейтингах, думаю, что у них хохот был бы в течение месяца. Действительно, что это за способ оценки научной деятельности?
В науке есть единственно верный критерий – это научные достижения, научные результаты. Нет и не должно быть никаких других критериев в научной работе. Остальное все ложно. Мы должны это понять. Однако эти рейтинги, простите, уже приобрели официальный статус. Смех, да и только!
Я думаю, что эту комиссию действительно надо превратить в “Комиссию по этике в науке”. С таким предложением я полностью согласен и буду ее поддерживать. Сейчас же я категорически против нее, потому что в той форме и с тем названием, с которым она существует, она, в конце концов, приведет к лысенковщине. Тому достаточно свидетельств в истории науки. Все их хорошо помнят. Через комиссии истина в науке не выясняется. А вот организации серьезных дискуссий современное состояние науки требует. И еще как! Это действительно крайне важно. Я в свое время потратил немало сил на это. И на Общих собраниях выступал, и с Г.И.Марчуком, и с рядом других академиков у меня была масса бесед на эту тему. Общими собраниями Российской Академии, и нашим Сибирским отделением были приняты решения о том, что во всех академических журналах будет введена рубрика “В порядке дискуссии”. Но началась “перестройка”, и уже стало не до этого. Встал вопрос о том, как бы сами журналы спасти. Уж не до рубрики было! Я призываю Председателя комиссии подействовать именно в этом направлении, чтобы эти рубрики все-таки вернуть в научные журналы. Я убежден, что как только по настоящему профессионально грамотные ученые возьмутся за это дело, так добрая половина лженауки исчезнет.
В.Н.Карпович:
Вы что-то про рейтинги проехались в нескольких предложениях. Поподробнее, пожалуйста, что Вам в них не нравится?
Б.И.Пещевицкий:
На чем строятся современные рейтинги? На числе статей и на числе грантов и договоров. Представьте себе, что рейтинг спортсмена определялся бы не по его спортивным достижениям, а по числу соревнований, в которых спортсмен участвовал; или по числу спонсорских средств, которые он смог привлечь для организации спортработы? Так ведь у нас приняты именно такие критерии! Право, общий гипноз какой-то! Есть только один единственно верный критерий – результаты научной работы!
В.В.Целищев:
А эксперты кто?
Б.И.Пещевицкий:
А эксперты – ученые, настоящие, себя уже зарекомендовавшие. (Шум в зале). Простите, другого ничего нет и не было в науке, в том числе и в Сибирском отделении. С самого начала деятельности Сибирского отделения, когда выступал человек с некой претензией на открытие (а таких на первых порах было немало), руководители – организаторы Отделения знаете что говорили? "Ну-ка, иди на семинар! Иди на семинар и там докажи". Бывало, что после подробного обсуждения претензии исчезали. Бывало же и так, что это заставляло ставить специальный эксперимент.
В.В.Целищев:
У меня вопрос к профессору Б.И.Пещевицкому. Я не уверен, что слово "результат" является вполне уместным в том контексте, который имеется в виду в данном разговоре. Это слово употребляется в отношении естественных наук, да и там есть свои трудности при соотнесении результата с конкретным исполнителем ввиду коллективного характера современных научных исследований. Но совсем трудно отнести это слово к гуманитарным наукам. Может ли кто-нибудь сказать путное по поводу того, что есть результат, скажем, в философии? Если вообще можно говорить о вкладе в философию, то только в контексте вклада в культуру, где нет четких границ и критериев получения научного результата. Так что я полагаю, что прав профессор Карпович, который говорит о научной этике, которая более уместна в обсуждении наших проблем, чем разговоры о результате.
Б.И.Пещевицкий:
Я прошу прощения, что я не оговорился с самого начала о том, Что я буду касаться только естествознания. В Вашей области я – профан, и не мне судить.
В.Н.Карпович:
Когда высказываются против системы рейтинга, то обычно цепляются за слово, и как-то пытаются вытащить его отрицательные смыслы. Лично мне кажется, что рейтинги нужны, просто их нужно организовать правильно. Факт остается фактом: в науке нет алгоритмов, открытия совершаются не по плану, и для этого нужен талант. Как оценить этот талант и вклад ученого? Один способ – административно. Но этого мы нахлебались, и именно поэтому у нас и нет вполне сформированного научного сообщества, как, между прочим, нет и вполне сформированного гражданского общества. После стольких лет административного и идеологического засилья такие вещи за один день не возникают. Другой, альтернативый административному способ – рейтинги как форма сравнения результатов с включением научного сообщества. Это и есть путь его формирования.
Другое дело, что рейтинг надо правильно и на своем месте использовать. Если устанавливать их, например, на основе публикаций по открытому рецензированию, то это будет насмешка, а не рейтинг. Надо развивать демократические, а не централизованные формы продвижения научного знания, включать механизмы саморегуляции науки. Гранты нужно давать не по фамилиям, а по заявкам, для чего опять-таки нужно отладить процедуру так, чтобы ловкач-администратор от науки не мог использовать свое положение для эксплуатации талантливого, но не очень ловкого ученого. На мой взгляд, пока с этим дело обстоит не очень хорошо.
В рейтинге должно учитываться и участие в конференциях. Но опять-таки, с этим сейчас проблема. Часто едет не тот, кто действительно имеет, что сказать и показать, а тот, у кого есть возможность получить для этого деньги. Опять возникают какие-то вненаучные возможности попасть в науку.
Ясно, что никакая процедура не избавит от ловкачей, и ей всегда можно злоупотребить. Но все-таки она может радикально изменить ситуацию. Правила игры должны включать оценку научным сообществом, и одна из форм такой оценки – продуманная процедура рейтинга ученых и их коллективов.
В.П.Горан:
А вот все-таки по поводу соотношения науки и истины. Разве нельзя признать, что достижение истины – цель науки?
В.Н.Карпович:
Это безусловно так. Но монополии на истину нет при этом ни у кого. Нельзя отождествлять научность знания с его истинностью, как зачастую делают. Научное знание вполне может быть ложным, а случайное предположение – истинным. Но научность в силу методичности обеспечивает преемственность, а это как раз и есть путь прогресса и надежды на приближение к истине. Я здесь вполне разделяю установку критического рационализма, в которой признается три вещи: 1) истины не достигают раз и навсегда, к ней приближаются, 2) нет алгоритма получения научных гипотез, это дело творческого разума, 3) отбор гипотез происходит за счет методической критики, что возможно потому, что гипотезы научны, т.е. удовлетворяют определенными критериям, правилам. В методологии науки эта тема ведь достаточно изучена и почти банальна, достаточно вспомнить споры по поводу отличения метафизики и науки в позитивизме и логическом эмпиризме. Вспомним, что метафизическая теория – это теория, которая не может быть проверена, а поэтому и не может быть развита; у нее нет связи с опытом, и потому она бесполезна; она создается один раз и умирает вместе с ее сторонниками, как религиозное учение. Наука же, в силу ее особенностей, обладает преемственностью, и это дает возможность приближаться к истине бесконечно.
Л.М.Барков, акад. РАН (Институт ядерной физики СО РАН):
Я представитель естественных наук и занимаюсь экспериментами в области ядерной физики и физики элементарных частиц около пятидесяти лет. Прослушав предыдущих выступавших, мне хотелось бы сказать, что почти по каждому вопросу я частично согласен, а частично нет. Вот, казалось бы, очевидно, что нужно придерживаться научного подхода. Однако, в естественных науках, где научный подход давно принят за основу, попытки опираться на теорию, которая, казалось бы, обобщает все накопленные ранее знания, иногда приводят в тупик. Появилось даже утверждение на уровне полушутки, что чем дальше от теории, тем ближе к Нобелевской премии.
Теперь о комиссии, о которой здесь говорили. Считаю, что в реальных условиях нашей жизни, о которых я скажу позже, борьба с лженаукой почти безнадежное дело, похожее на сизифов труд. Положение таково, что вести полноценную научную работу в той области, где я работаю, возможности практически нет, хотя пока какое-то продвижение в познании научной истины продолжается за счет наработок с доперестроечных времен. Несмотря на заработки по заграничным контрактам (внутри страны никому ничего не нужно), институт имеет в десять раз меньше средств, чем раньше. На имеющиеся средства нельзя обеспечить приемлемый уровень зарплаты и продолжение полноценных научных исследований. За счет чего мы вообще живем? Мы еще существуем как работоспособный институт только потому, что научные сотрудники ездят в командировки на Запад. Даже если они в год ездят на один месяц, то зарабатывают больше, чем я за год.
Выпускники НГУ, переехавшие на постоянную работу в США, высоко котируются в ведущих научных центрах, их зарплата почти на два порядка выше, чем та, которую им может предложить институт. Эти факты показывают, что мы умеем готовить специалистов мирового класса, причем благодаря тесному сотрудничеству академических институтов и НГУ. Говорилось, что нравы и этические нормы ухудшились. Да, действительно, есть моменты в этом плане не очень хорошие. Особенно в начале перестройки, когда началась вся эта катавасия и молодежь хлынула в ларьки. Тогда действительно был тихий ужас. На глазах менялась философия жизни, падал интерес к науке. Сейчас ситуация изменилась. К нам приходят хорошие ребята, которые хотят получить знания не каким-то жульническим образом, ради бумажки, а по существу. К сожалению, многими из них движет желание уехать для работы за границу. Они уже хорошо понимают, что их никто не возьмет на Западе, если они не будут по существу хорошими специалистами. В этом теперь самая главная проблема: как вырастить и удержать этот золотой фонд науки?
Вернемся к Комиссии, которая работает без средств, на общественных началах. Я ее работу поддерживаю и готов помогать. Что-то она делает и то, о чем говорил здесь Э.П.Кругляков, это все хорошо. Но, по-моему, также важно, чтобы мы на местах работали в этом же направлении, не допускали распространения невежества и просто глупости, что очень опасно при теперешней вседозволенности.
Можно воспользоваться этой встречей и подумать над организацией в Сибирском отделении Комиссии по этике и борьбе с лженаукой или просто какого-нибудь общественного органа, который будет обдумывать подобные вопросы. Мне кажется, что Президиум Сибирского отделения слишком загружен работой по обеспечению средствами к существованию обнищавших институтов. Если мы проявим инициативу, Президиум поможет организовать комиссию экспертов по всем направлениям деятельности отделения. Вопрос о составе такой Комиссии – не простой вопрос. В ее состав должны войти правильные люди: по жизненному опыту в науке, по этике, по морали и по доброте душевной. Но известно, что идеальных людей найти трудно, они беззащитны перед нахрапистыми и энергичными, их легко можно дискредитировать и эксплуатировать. Опираться можно на какое-то сообщество, но его нужно организовать, желательно не из власть имущих. Мне очень нравится Сибирское отделение тем, что, по сравнению с Москвой, ученые ближе к практической жизни и экспериментальной деятельности.
А теперь я хотел бы, чтобы вы меня о чем-нибудь спросили, По любому вопросу я готов отвечать.
В.Н.Карпович:
Из Ваших слов следует, что в университете учатся только те, кто хочет уехать на Запад.
Л.М.Барков:
Нет. Процентов 30–40 так не думает, но 60 думает так. Истина проверяется в эксперименте. В лаборатории, где я работаю, 40% научных сотрудников от старого состава ушло, уехало навсегда, 60% в разной степени подкармливаются на Западе.
В.С.Диев:
Вопрос к вам как к эксперту. Как вы относитесь к нынешнему решению об отмене кандидатского экзамена по философии?
Л.М.Барков:
Моё отношение к этому вопросу непростое, но для меня давно уже ясное. Важна ли философия в нашей жизни, – я считаю, что это важнейший вопрос. Как человек, я сформировался благодаря тому, что много думал над философскими проблемами ещё в школе. Притом это была не философия в узком смысле, а философия, тесно связанная с литературой. У нас в 10-м классе был прекрасный преподаватель, он был заместителем главного редактора газеты “Комсомольская правда”, блестяще знал и любил литературу, этому же научил и нас, а через литературу – и философскому взгляду на жизнь. У меня отношение к философии как к науке, которая делает человека широко образованным. Я думаю, что человек, который не понимает философии, просто бедный человек. Поэтому философия нужна, но, разумеется, философию нужно уметь преподавать, преподавать умно и увлеченно.
В.В.Целищев:
У меня есть вопрос к академику Л.М.Баркову. и академику Э.П.Круглякову. Ясно, что одной из причин процветания лженауки является почти полное отсутствие научно-популярной литературы, выпуск которой в свое время процветал в России. Не занимается ли Комиссия этим вопросом?
Э.П.Кругляков:
Такой вопрос обсуждался. Было принято решение инициировать и поддержать издание наиболее принципиальных книг. Наибольшую опасность представляет астрология. Мы попросили сотрудника Государственного астрономического института им. Штернберга В.Сурдина написать научно-популярную книгу, разоблачающую астрологию. Рукопись уже готова и вскоре при поддержке РАН будет опубликована. Под редакцией члена Комиссии д.ф.н., проф. В.Кувакина издается журнал Русского гуманистического общества "Здравый смысл". Комиссия обратилась к Президиуму РАН с просьбой о финансовой поддержке журнала.
В.В.Целищев:
А как случилось, что ваш коллега С.П.Капица потерял столь авторитетный журнал "В мире науки", сделав его убыточным? Что это за история? В ней нет никакой ясности, потому что в свое время этот журнал имел огромную подписку.
Л.М.Барков:
Могу ответить на этот вопрос. И не только конкретно по этому журналу. Я работаю в редакции журнала “Ядерная физика” и знаю, что почти все научные журналы убыточны, если они не переиздаются за рубежом. Там цены высокие, нормальные, а наши библиотеки не в состоянии покупать журналы по нормальным ценам. Журнал “В мире науки” не может нашими издательствами переиздаваться за рубежом, поскольку сам переводится с английского и как следствие не может быть неубыточным. Из-за малого тиража в тяжелом положении находятся почти все журналы.
В.В.Целищев:
У него тираж был порядка 50–60 тысяч в начале.
Л.М.Барков:
Сейчас таких не бывает. Ведь платить надо.
Реплика из зала:
Вот именно.
В.В.Целищев:
Это вряд ли можно считать общепринятой точкой зрения. Ситуация с рациональным обоснованием науки гораздо сложнее. В этом отношении было бы замечательно иметь на русском языке такие книги, как книга А.Кестлера "Лунатики" – отличные биографии Коперника, Браге, Кеплера и Галилея вкупе с описанием революции в астрономии. В ней очень хорошо описан в общем-то известный факт о том, что Кеплер пришел к своим законам не путем обобщений эмпирических данных, а скорее через мистическое понимание природы вещей, которое не так уж далеко от астрологии. И астрологом он был не просто ради заработка. И вообще, приобщение к астрологии мотивируется неистребимой страстью к таинственному.
В.П.Горан:
Есть слова самого Кеплера о том, что астрология – это падчерица астрономии. Но падчерица должна помогать, кормить мать, чтобы мать не умерла.
В.В.Целищев:
На самом деле это только часть дела. Я уже говорил, что Кеплера можно считать скорее мистиком, чем человеком рациональным. Но возьмем другой пример – Ньютон полжизни посвятил толкованию Апокалипсиса и много занимался тем, чем сейчас занимается Фоменко, а именно, пересмотром периодизации истории. Философы должны заниматься тем, чтобы ввести в определенный контекст противопоставление научного объяснения и герменевтического понимания. И требуется не столько объяснение того, почему астрология ложна, сколько того, почему к ней столь велик интерес. А для этого, повторяю, требуется обращение к более сложному контексту, чем простое лобовое столкновение точек зрения.
С.С.Гончаров, акад. РАН (Институт математики СО РАН, Новосибирский государственный университет):
Я много очень интересных вещей услышал, и в основном с ними согласен. Хотелось бы отметить только, что когда у нас начинается борьба, борьба, так сказать, за науку или с кем-то или за что-то еще, то очень часто и “щепки летят”, и “из ванны с грязной водой ребенка выплескивают”. И первая мысль, которая здесь появляется – была уже борьба, многолетняя борьба с кибернетикой, с генетикой и с другими науками.
И эта борьба со лженаукой в массовом сознании, в общем-то, воспринимается как некоторая борьба официальной науки с идеями героев-одиночек, которые идеализируются. Он такой замечательный человек, с ним академики борются. А журналистам эти жаренькие факты нравятся, и они их публикуют. Журналиста проблема научности, истины не интересует. Ему надо опубликовать статью, получить гонорар – вот что является самым существенным для него моментом.
На Западе есть специальный телеканал, который пропагандирует науку; показывает ее достижения достаточно популярно, ярко, красиво, показывает ее глобальные цели. Культура, образование и наука – вот это для нас существенно. Кроме того, если бы у нас были некие доказательства научности, то это позволило бы сформировать в обществе совершенно новую парадигму, избавиться от этой болезни – восприятия лженауки. Это первое, что я хотел бы отметить.
Второе – я поддерживаю то, что говорил по поводу рейтинга В.Н.Карпович. Рейтинг – это некоторый объективный фактор оценки ученого научным сообществом.
Нельзя голословно поливать и все образование. Все мы работаем в университете, и видим, что в него идут и действительно талантливейшие ребята, а не только те, кто пытается избежать службы в армии. У меня в лаборатории работают в основном молодые ребята, яркие личности, которые получают замечательные результаты. А если кто-то уезжает за рубеж, то это не так уж и плохо. Они поедут на месяц, на два поработать за рубежом, заработают, что даст ему потом возможность содержать семью, заиметь жилье в конце концов. Городок же не может дать такой возможности. Поэтому не нужно так отрицательно относиться к тем, кто уезжает на какой-то короткий срок. Кроме того, они проходят там новую школу, получают новые взгляды, новые знания, а после возвращения оказывают влиянии на отечественное, на местное научное сообщество, на своих коллег.
Третье. Я считаю, что Комиссии по борьбе с лженаукой необходимо больше сосредоточиться на борьбе именно с теми явлениями, когда в государственных органах оказывается поддержка этим лжеучениям, когда в Государственной Думе принимаются совершенно непонятные законы. Распространение лженауки на государственном уровне совершенно недопустимо. Но не нужно бороться с каждым отдельным лжеученым, создавая им славу и имя. Его, может, никто не знает, а в процессе борьбы с ним получит большую популярность, известность. Ну как же, ведь про него так много пишут, значит, здесь что-то есть.
И последнее. Я все-таки не думаю, что мы, так сказать, не знаем, что делается в соседней лаборатории. Для меня это странно.
В.В.Целищев:
У меня в завершение нашей встречи есть два предложения. Во-первых, сделать подобные встречи периодическими, раз в три-четыре месяца. Во-вторых, делать это под эгидой некоторого общества, которое академик Л.М.Барков предложил назвать "Обществом друзей науки". Я полагаю, что такого рода деятельность пойдет на благо подлинных друзей науки.
Благодарю всех участников дискуссии. До свидания.