Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
|
«БОЛЬШОЙ ТЕРРОР» В СССР (1937-1938 ГГ.): ПРОБЛЕМЫ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО ОСМЫСЛЕНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ |
«БОЛЬШОЙ ТЕРРОР» В СССР (1937-1938 ГГ.): ПРОБЛЕМЫ КОНЦЕПТУАЛЬНОГО
ОСМЫСЛЕНИЯ В СОВРЕМЕННОЙ РОССИЙСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИã
Новый этап развития репрессивной политики как в центре, так и на местах в 1937-1938 гг. получил
название «большого террора», когда карательные акции приняли массовый характер. Именно «большой
террор» в СССР стал одной из первых научных проблем, которые привлекли широкое внимание исследова-
телей в современной отечественной историографии.
Опубликованные к настоящему времени работы, в которых реабилитируется роль И. В. Сталина в проведе-
нии политических репрессий, позволяют утверждать о формировании неосталинистского направления в со-
временной российской историографии. Данное утверждение хорошо иллюстрирует работа М. В. Назарова [20].
Также Ю. В. Емельянов снимает с И. В. Сталина вину за политические репрессии, считая, что Сталин ве-
рил всем письменным материалам, представленным ему недобросовестными работниками НКВД, и что
жестокость репрессий во многом отвечала господствующим настроениям в обществе [8]. В целом
Ю. В. Емельянов придерживается взгляда, согласно которому «Ягода – плохой нарком НКВД СССР, Ежов –
хороший» [Там же, с. 117]. Данные умозаключения Ю. Емельянова объясняются исключительно субъектив-
ным видением проблемы, а не детальным анализом исторических источников.
На наш взгляд, нельзя также согласиться с тезисом С. Кремлева о том, что «репрессиям начала и ко н-
ца 30-х годов пока не дана всеобъемлющая объективная оценка» [13, с. 134]. Кроме того, С. Кремлев пред-
лагает развести «два достаточно разных процесса: ликвидация возможной ―пятой колонны‖ в низах обще-
ства и ликвидация конкретного антигосударственного (формально – антисталинского) заговора ―верхов‖.
Эти две категории репрессий совпали по времени и были, безусловно, взаимно связаны – хотя бы их общей
направленностью против антисоциалистических элементов. Но, тем не менее, для того, чтобы их понять, их
надо четко разграничивать» [Там же, с. 140]. С. Кремлев ссылается сугубо на опубликованные партийные
документы (материалы пленумов ЦК ВКП(б) и др.), причем игнорируя значительную часть доступного к
настоящему времени ведомственного документального комплекса (органов госбезопасности) по проблеме.
В рамках того же неосталинистского направления в отечественной историографии следует выделить ра-
боту Д. Ю. Лыскова, в которой предпринята попытка объяснить репрессии в СССР правом советского госу-
дарства обеспечивать себе защиту от «контрреволюционных элементов» общества [16, с. 27-28].
ã Степанов М. Г., 2013
ISSN 1997-292X № 8 (34) 2013, часть 2 179
По мнению С. Миронина, в сталинское время репрессии применялись «как кара за содеянное, а не как
наказание, адекватное тяжести преступления» [18, с. 72]. Опираясь всего лишь на некоторые воспоминания
тружеников села, С. Миронин делает категоричный вывод о том, что «в 1937-1938 гг. трудовой народ был
практически не затронут репрессиями, а пострадал достаточно узкий слой в основном в столице и крупных
городах» [Там же, с. 73].
Однако в среде профессиональных историков постсоветского периода был начат процесс переоценки
массовых политических репрессий в СССР в 1937-1938 гг. на основе привлечения ранее недоступных ар-
хивных материалов, что позволило ученым сделать вывод о сугубо противоправном характере сталинских
политических репрессий. Данных исследователей следует отнести к либеральному направлению современ-
ной историографической традиции.
Р. А. Медведев показал, что организованные И. В. Сталиным «московские» процессы 1936-1938 гг., в хо-
де которых пострадали бывшие соратники В. И. Ленина, были сфальсифицированы с целью укрепления ре-
жима личной власти Сталина. Вклад Медведева в историографию проблемы состоит в том, что он впервые
среди советских историков начал разработку проблемы репрессий «большого террора» 1937-1938 гг. В це-
лом репрессивная политика Советского государства рассматривалась Р. А. Медведевым без выявления при-
чин перехода к ужесточению карательных мер [17].
Главным мотивационным аспектом массовых репрессий Д. А. Волкогонов считает «ненависть Сталина
к Троцкому», что представляется достаточно упрощенным и спорным, хотя и может рассматриваться в ка-
честве одного из факторов [6].
В этом контексте, на наш взгляд, представляет интерес точка зрения О. В. Хлевнюка, который на страни-
цах своей монографии вступил в полемику со сторонниками концепции «высокой степени автономности и
бесконтрольности местной репрессивной инициативы». Автор настаивает на том, что «чистка» 1937-1938 гг.
была целенаправленной операцией, спланированной в масштабах государства [33, с. 188]. Основной целью
этой политики, по мнению О. В. Хлевнюка, стала ликвидация «пятой колонны» [Там же, с. 196-198].
Мы должны подчеркнуть, что исследования О. В. Хлевнюка базировались на всестороннем изучении ар-
хивных материалов и послужили определенным фундаментом для дальнейших исследований проблемы
массовых репрессий в СССР.
В современной российской историографии стоит обратить внимание на довольно интересную концепту-
альную модель «большого террора» в СССР –это модель «самоистребления населения».
Данная точка зрения законченную форму получила у А. С. Ахиезера, считающего, что «ответственность
за события во время правления Сталина невозможно свалить на одно и несколько лиц, на оборотней зла.
Террор проводила и поддерживала вся страна. Это было невиданное в истории самоистребление. Все насе-
ление страны должно было работать, обеспечивая пополнение лагерям: доносить, арестовывать, оформлять
дела, транспортировать, охранять, расстреливать и т.д. Все другие проблемы (например, эффективность
производства) были отодвинуты на задний план: не было дела более важного, более срочного, нежели вы-
полнение контрольных цифр истребительного плана» [2, с. 483].
Частично точка зрения А. С. Ахиезера нашла отражение в исследовании Д. В. Верютина [5, с. 14].
На наш взгляд, данная концептуальная модель вряд ли может даже частично объяснить происходившие
в стране в 1937-1938 гг. процессы. Также нельзя согласиться с тем, что расширение террора на базе стихий-
ного самоистребления означало, что значительная часть населения признавала право на насилие над собой
правящей элиты.
Другая часть исследователей склонна давать оценочные суждения в отношении «большого террора» как
попытки резкой смены социальной структуры советского общества (своеобразной социальной инженерии).
Осуждая организованный Сталиным в 1937-1938 гг. террор, А. С. Ципко заметил, что в основе «красного»
и сталинского террора по отношению к крестьянству, к «бывшим», по отношению к интеллигенции, деятелям
бывших партий и т.д. лежал один и тот же классовый подход. Этот подход, как известно, призывает отбро-
сить все критерии, кроме интересов реального укрепления власти пролетариата, его диктатуры [34, с. 222].
Такой классовый подход вел не просто к войне с народом, а к войне с лучшей его частью [Там же, с. 231].
Более радикальный взгляд представлен в работе Ю. Ф. Лукина. Он призывает оценивать «большой
террор» в СССР как «геноцид против собственного народа» [15, с. 59]. С. А. Папков полагает, что особен-
ность 1937-1938 гг. заключалась в том, что террор из отдельных операций вылился в цепь непрерывных
действий карательной машины с целями, часто непонятными для большинства самих жертв [22, с. 33].
В одной из многих своих публикаций Л. А. Наумов сделал однозначный вывод, который в рассмотрен-
ных выше работах также был отражен: «Репрессии не были оправданы ни с точки зрения морали, ни с точки
зрения права, ни с точки зрения политической целесообразности» [21, с. 390].
В исторических публикациях постсоветского периода определенный интерес представляет подход, харак-
теризующий «большой террор» 1937-1938 гг. как «торжество контрреволюции». Следует сказать, что осново-
положником такой оценки сталинских репрессий выступил в своих работах еще Л. Д. Троцкий [30, с. 147-152].
В современной российской историографии эту точку зрения попытался более детально разработать
В. З. Роговин [26, с. 10]. Также В. З. Роговин развил версию о том, что «ежовщина» была превентивной
гражданской войной против большевиков-ленинцев, боровшихся за сохранение и упрочение завоеваний
Октябрьской революции [Там же, с. 18].
180 И зд ат ел ьс тв о « Гр ам от а»www.gramota.net
Аналогичную концепцию отстаивает и В. В. Кожинов, но с других позиций. По его мнению, 1937 год – это «контрреволюция, осуществляемая ―по-революционному‖» [12, с. 298].
В своем публицистическом произведении «Сталин» Э. Радзинский также обратил внимание на «контрре-
волюционный» характер «большого террора» 1937-1938 гг. [24, с. 435].
Следующая группа исследователей характеризует «большой террор» 1937-1938 гг. как генеральную кадро-
вую «чистку» партии и органов государственной власти, которая привела к форсированной кадровой ротации.
Л. А. Гордон и Э. В. Клопов считают, что фактическим результатом репрессий стала «именно и только
замена управленческих кадров» [7, с. 197].
В 1992 г. О. В. Хлевнюк утверждал, что в 1937 г. Сталин наносил удар по партии, явно намереваясь
«очистить» ее от старых кадров и привести к власти новое поколение, всецело преданное вождю [32, с. 75].
Л. П. Рассказовым был сделан вывод о том, что при осуществлении политики «большого террора» была
«уничтожена старая большевистская элита» [25, с. 369]. Статистика арестов высших партийных деятелей
также представлена в диссертационном исследовании В. И. Ивкина [11, с. 13].
Не вполне можно согласиться с взглядом Б. П. Курашвили о том, что «жесточайшая генеральная чистка
1937-1938 гг. достигла непосредственных целей, обеспечила дееспособность общества, государства, партии
на критический период истории, но невероятная чрезмерность этой чистки стала в своем дальнодействии
одним из факторов краха советского социализма» [14, с. 112].
Ю. Н. Жуков, проанализировав документальные комплексы фондов Российского государственного архива
социально-политической истории и Российского государственного архива новейшей истории, пришел к сле-
дующему выводу: «Сегодня усомниться нельзя в том, что репрессии первых секретарей ЦК нацкомпартий,
крайкомов и обкомов стали неизбежным и логическим развитием давнего противостояния их с реформатора-
ми, сталинской группой, перешедшего с мая 1937 г. в новую фазу –безжалостную и кровавую» [9, с. 457].
За «большой террор», по мнению Ю. Н. Жукова, несет ответственность лично Н. И. Ежов [Там же, с. 433-461].
Отсюда становится понятен и рефрен автора, призывающий оперировать понятием «группа Сталина», тем
самым снимая ответственность лично с И. В. Сталина за развязывание в СССР политических репрессий.
По мнению Н. В. Работяжева и Э. Г. Соловьева, в результате массовых политических репрессий второй
половины 1930-х гг. «Сталин в каком-то смысле осуществил старый идеал Ленина, создав абсолютно моно-
литную партию, в которой не было ни фракций, ни оппозиций, ни критики» [23, с. 174].
С. Ю. Рыбас же отметил, что «репрессии 1936-1938 гг. –это не имеющая аналогов по изощренности и
средневековая по характеру операция одного, низшего, ядра населения против другого, высшего. Столкну-
лись две культуры. И чем цивилизованнее Сталин хотел показать проводимые судебные процессы, тем
ужаснее они казались в Европе» [27, с. 452]. Причем, по мнению автора, всесилие Н. И. Ежова ограничива-
лось всесилием И. В. Сталина [Там же, с. 500]. Таким образом, С. Ю. Рыбас исключает неконтролируемость
«большого террора» со стороны И. В. Сталина.
В современных публикациях ученых, обращающихся к последствиям «большого террора», затрагивается
такой немаловажный вопрос в реализации массовых политических репрессий в СССР в 1937-1938 гг. – этнический аспект.
К примеру, В. И. Бруль, изучив материалы 1937 и 1938 гг., указал на непомерно высокую долю националь-
ных меньшинств, как коренных, так и пришлых, среди репрессированных. В частности, исследователь отметил,
что в отношении советских немцев они носили тотальный характер [4, с. 286]. Отсюда и закономерная оценка
В. И. Брулем политики репрессий против немцев в 1937–938 гг. как «этнической чистки» [Там же, с. 287].
Также национальный аспект репрессий получил отражение на материалах Якутии в работе Е. Е. Алексеева
[1, с. 84], Хакасии –В. Н. Тугужековой и С. В. Карлова [31].
Кроме того, мы должны обратить внимание, что на рубеже XX-XXI вв. был сформулирован новый исто-
риографический подход в рамках социальной истории репрессий. Вслед за западными исследователями оте-
чественные историки попытались реконструировать механизм репрессий, выявить факторы «закономерно-
сти» и «случайности», исследовать разные категории репрессированных, степени социальной поддержки
«снизу» политики репрессий, изучить их влияние на психологию советского общества, на повседневную
жизнь людей, в том числе на «маленького человека» [10; 19; 28; 29].
В целом мы можем полностью разделить оценки «большого террора» в СССР 1937-1938 гг., высказанные
А. Ахиезером, И. Клямкиным и И. Яковенко: «…маховик террора в СССР был раскручен именно тогда, ко-
гда, согласно марксистским учебникам, для массовых репрессий исчезли какие-либо основания. Сталинский
террор был юридически беззаконным, если понятие законности вообще применимо по отношению к массо-
вому террору. Большой сталинский террор –это выкорчевывание из управленческих структур определенно-
го человеческого типа. Он потому и был произвольным, что никаких формально-юридических обвинений
репрессированным даже по советским законам предъявить было нельзя…» [3, с. 503-505].
Таким образом, в современной российской историографии «большой террор» 1937-1938 гг. в СССР полу-
чил неоднозначные оценки. В большинстве проанализированных исследований данный исторический фено-
мен рассматривается как исключительно противоправная, ничем не оправданная кампания государства. Вме-
сте с тем следует констатировать, что в начале XXI в. появляются публикации научно-публицистической
направленности, в которых предпринимаются попытки реабилитации роли И. В. Сталина в «большом тер-
роре». Несмотря на определенную популярность у массового читателя, данные «исследования» базируются
исключительно на предположениях авторов и давно введенных в научный оборот документах, которые даже
не подвергаются элементарной источниковедческой критике.
ISSN 1997-292X__