Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
«Архипелаг ГУЛАГ»
«энциклопедия лагерной жизни»
«энциклопедия советской каторги»
История создания
1918 – 1956 – «годы жизни» советской каторги, время существования и функционирования тоталитарной карательной системы.
1918 год ознаменовался введением смертной казни и устройством концлагерей не для военнопленных, а для граждан России, что свидетельствует о начале функционирования карательной системы.
1956 год стал годом массовых амнистий, открыл шлюзы запрета, обозначил саму проблему случившейся народной беды. Её принесли с собой те, кто только что вернулись из тюрем, лагерей и ссылок. Говорили о ней и на официальном уровне, в памятном докладе Н.С.Хрущева на XX съезде КПСС (февраль 1956 года). В 1956 году значительно расширился круг реабилитированных лиц, были пересмотрены политические обвинения 30-х годов. За период с 1956 по 1961 гг. было реабилитировано почти 700 тыс. человек, в 100 раз больше, чем за 1953 – 1955 гг. Среди них были и видные деятели армии: М.Тухачевский, В.Блюхер, И.Якир и другие. В этом же году (летом) было опубликовано постановление ЦК «О преодолении культа личности и его последствий».
По мере того, как приоткрывалась правда, острее вставал вопрос об истоках, причинах, вдохновителях и исполнителях. Было очевидно, что все репрессии были частью системы, а всякая система имеет некое организующее начало, стержень, который держит её даже тогда, когда составляющие меняются. Репрессии не могли возникнуть сразу, только в связи с выдвижением на первые роли Сталина и приближенных к нему. Официально репрессии и сегодня ассоциируются с культом личности Сталина, признаются порождением сталинизма, говорится о жертвах сталинских репрессий.
Замысел книги складывается в 1957 году. Публикация в 1962 году рассказа «Один день Ивана Денисовича» укрепила уверенность писателя в своих силах. К нему стали приходить письма, в которых люди рассказывали свои судьбы, приводили факты и детали произошедшего, побуждая тем самым к работе. Первые восторженные отзывы о рассказе были наполнены утверждениями о том, что «появление в литературе такого героя, как Иван Денисович, – свидетельство дальнейшей демократизации литературы после XX съезда партии»; что какие-то черты Шухова «сформировались и укрепились в годы советской власти»; что «любому, кто читает повесть, ясно, что в лагере, за редким исключением, люди оставались людьми именно потому, что были советскими по душе своей, что они никогда не отождествляли зло, причиненное им, с партией, с нашим строем». Возможно, авторы критических статей делали это для того, чтобы поддержать Солженицына и защитить его детище от нападок враждебной критики сталинистов. Всеми силами те, кто оценил по достоинству рассказ, пытались доказать, что он обличает лишь отдельные нарушения социалистической законности и восстанавливает «ленинские нормы» партийной и государственной жизни. Только в этом случае повесть могла увидеть свет, да еще и быть выдвинутой журналом на Ленинскую премию.
Однако путь Солженицына от рассказа «Один день Ивана Денисовича» до книги «Архипелаг ГУЛАГ» неопровержимо доказывает, как уже к тому времени автор был далек от социалистических идеалов. «Один день…» – лишь первый этап на пути к раскрытию лагерной темы в творчестве Солженицына, это маленькая клеточка огромного организма. В свою очередь ГУЛАГ – отражение системы государственного устройства, системы отношений в обществе того времени. Разница между «Одним днем…» и «Архипелагом» не только в масштабе, но и в документальной точности. Материалом для создания книги послужили свидетельства бывших узников и собственная биография писателя. На их основе был сделан систематический обзор преступлений правящих кругов. «Архипелаг ГУЛАГ» стал не только памятником всем, «кому не хватило жизни об этом рассказать», а своего рода предостережением будущему поколению.
Первая публикация книги состоялась за границей в 1973 году. В России книга увидела свет лишь в 1980.
«Взбесившаяся хронология литературы XX века» сделала Солженицына «Колумбом лагерной темы», несмотря на то, что «Колымские рассказы» Варлама Шаламова были созданы гораздо раньше. Причина в том, что опубликованы они были позже (во второй половине 80-х годов), чем «Один день…» (1962) Солженицына.
Специфика жанра
Сам автор определил жанр этого документального повествования как «опыт художественного исследования». С одной стороны, это определение точно формулирует задачу, поставленную писателем (творческая задача): художественное исследование лагеря как феномена, определяющего характер государства, исследование лагерной цивилизации и человека, живущего в ней. С другой стороны, этот подзаголовок может рассматриваться как условный термин, «удобный» отсутствием четкого жанрового содержания, но, тем не менее, точно отражающий историческую, публицистическую и философскую направленность книги. Называя свой труд «опытом художественного исследования», Солженицын А.И. заключает в этот жанр сразу несколько важных особенностей произведения:
1. Синтез документальности и художественности (жанр художественного исследования находится на стыке публицистики и собственно художественной литературы). При строгой документальности это вполне художественное произведение, в котором, наряду с известными и безвестными, но одинаково реальными узниками режима, действует еще одно фантасмагорическое лицо – сам ГУЛАГ.
2. Автобиографизм («опыт» в значении «пережитое»), уникальность стиля и структуры («опыт» в значении «проба»), которые до сих пор не имеют аналогов.
Особенности структуры
Книга начинается с посвящения: «ПОСВЯЩАЮ всем, кому не хватило жизни об этом рассказать. И да простят они мне, что я не всё увидел, не всё вспомнил, не обо всём догадался».
Затем следует первое предисловие, в котором утверждается главное назначение книги – память и предостережение, и впервые появляется главное действующее лицо – Архипелаг ГУЛАГ. Во втором предисловии Солженицын называет 227 своих соавторов: «Я не выражаю им здесь личной признательности: это наш общий дружный памятник всем замученным и убитым».
Два предисловия соединяет лаконичная преамбула грандиозного повествования: «В этой книге нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий. Люди и места названы их собственными именами. Если названы инициалами, то по соображениям личным. Если не названы вовсе, то лишь потому, что память людская не сохранила имен, – а всё было именно так».
Книга состоит из 3-х томов и 7-и частей, которые подразделяются в свою очередь на главы (каждая из них имеет заглавие) и предваряются эпиграфами.
I ЧАСТЬ – «Тюремная промышленность»
II ЧАСТЬ – «Вечное движение»
III ЧАСТЬ – «Истребительно-трудовые»
IV ЧАСТЬ – «Душа и колючая проволока»
V ЧАСТЬ – «Каторга»
VI ЧАСТЬ – «Ссылка»
VII ЧАСТЬ – «Сталина нет»
Завершается книга послесловиями (их 3) и содержанием глав.
К особенностям композиции можно отнести:
1. Отсутствие как такового сюжета. Книга представляет собой хронологию событий, фактов, имеющих место в жизни человека (автора), который проходит по всем кругам гулаговского ада. Книга начинается арестом героя (автора) и заканчивается смертью Сталина, амнистией.
2. Сюжетное крещендо (нарастание) – этапы восхождения человеческой души. Внимание автора сосредоточено на том, что ГУЛАГ делает с человеческой душой: растление – норма для ГУЛАГА. Оно проявляется в страхе, лжи, жестокости, скрытности, стукачестве, а главное – в рабской психологии. Автор задается вопросом: есть ли у человека возможность противостоять этой бездушной махине? (насколько реально это сопротивление?) Ответ утвердительный. В нём и состоит морализаторский пафос книги. Истории растления перевешивают истории восхождения. Так, каждая из семи частей заканчивается очередным этапом восхождения души, и с каждым разом его (восхождения) проявления усиливаются:
I часть – «мерцающий свет» души (человек сохранил себя как личность).
II часть – чтение запретных стихов, пение неразрешенных песен (активная демонстрация собственной независимости).
III часть – истории многочисленных побегов (наиболее активная нота неприятия существующего в лагере порядка).
V часть – 40 дней восстания в Кенгире (открытый бунт не только против лагерных порядков, но и против существующего режима).С этой точки зрения глава «Сорок дней Кенгира» (V часть, глава 12) о восстаниях в Кенгире и Экибастузе является кульминационной.
Смысл заглавия
Архипелаг – группа близко расположенных друг к другу морских островов.
ГУЛАГ – главное управление лагерями.
«А Колыма была – самый крупный и знаменитый остров, полюс лютости этой удивительной страны ГУЛАГ, географией разодранной в архипелаг, но психологией скованной в континент, – почти невидимой, почти неосязаемой страны, которую и населял народ зэков.
Архипелаг этот чересполосицей иссёк и испестрил другую, включающую страну, он врезался в её города, навис над её улицами – и всё ж иные совсем не догадывались, очень многие слышали что-то смутно, только побывавшие знали всё».
Архипелаг Гулаг – советская карательная система, сеть концлагерей, тюрем и каторг.
Поэтика (стилистические и художественные особенности) книги
• важнейшая стилевая особенность – цитирование работ Ленина, Сталина, Бухарина и комментарии к ним.
• грандиозные метафоры: «мрачные зловонные трубы нашей канализации» – советская карательная система, архипелаг – сеть концлагерей тюрем и каторг.
• символика: «сажа из лубянских труб» – символ сожженной культуры.
• сарказм: «говорящие» фамилии гулаговских служак (Трутнев, Шкуркин, Скорохватов).
• назидательность, оправданная опытом. Автор уверен, процесс духовного восхождения начинается с покаяния.
• публицистичность. Предельно ясная и открытая авторская позиция: он обличает преступность режима, осуждает власть в геноциде собственного народа, возвеличивает устоявших перед гулаговским растлением. Факты действительной жизни, человеческие характеры и судьбы рассматриваются писателем-публицистом как повод, как конкретная основа взглядов автора, ставящего перед собой цель самим фактом, логикой суждения и выразительностью образа убедить читателя, заставить его понять собственную точку зрения.
• обобщая в своем исследовании тысячи реальных судеб, сотни личных свидетельств и воспоминаний, неисчислимое множество фактов, Солженицын приходит к мощным обобщениям социального, психологического и нравственно-философского плана. Например, воссоздает психологию среднеарифметического жителя тоталитарного государства, вступившего не по своей воле в зону смертельного риска.