Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Новая высота Эдуарда Мартынюка
«Партер», сентябрь 2012
Татьяна Александрова
Нынешним летом на основной сцене Большого театра России состоялись премьерные показы оперы «Чародейка» Чайковского. «Чародейка» считается одной из самых неудачливых опер в творчестве русского классика. При жизни Чайковского на сцене Большого театра ее показали всего один раз, затем спектакль ставился еще дважды. Желанием изменить отношение публики к «Чародейке» и показать нашим современникам красоту и драматическую силу музыки малознакомой оперы, возможно, было продиктовано решение театра обратиться к «Чародейке» еще раз. Одну из ведущих партий в спектакле – роль Княжича – исполнил солист Большого театра Беларуси Эдуард Мартынюк. Читателям «Партера» артист рассказал о новом спектакле и работе над ним.
- Насколько участие в этом спектакле важно для вас?
- Переоценить важность этого события для меня, наверно, невозможно. Работа принесла мне огромный опыт. Потому что одно дело – играть в репертуарном спектакле, другое дело – когда в такое Мекке музыкального искусства, как Москва, участвуешь в подготовке премьеры, то есть на тебя ставят спектакль. Работа на «Чародейкой» подарила встречу с таким мастером высочайшего класса, как дирижер Александр Лазарев. В конце 1980-х - первой половине 1990-х он был главным дирижером и художественным руководителем Большого театра и работал с легендарными солистами Владимиром Атлантовым, Тамарой Милашкиной, Еленой Образцовой. Режиссером-постановщиком спектакля был Александр Титель – художественный руководитель театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. Наши зрители знакомы с его спектаклем «Травиата», на прошлом Рождественском оперном форуме в Минске его «Травиата» с Хиблой Герзмавой произвела фурор.
Я с огромным азартом участвовал в работе над спектаклем еще и потому, что «Чародейка» у Чайковского – это самая уникальная и самая несчастливая опера. Сколько раз она ни ставилась, столько раз проваливалась. И одновременно это самая любимая опера композитора, ведь даже в письме своему брату он писал: «Я закончил оперу и понял, что лучший композитор на свете – это Чайковский». То есть ему нравилась эта работа, он любил ее. Притом что в опере есть только один хит – знаменитое ариозо Кумы «Где же ты, мой желанный» - остальная музыка не то что не хуже, она драматургически сильнее, чем что-либо. Может быть, финал «Пиковой дамы» можно сравнить по драматизму с «Чародейкой», а там вся опера такая. Азарт у меня был и в том, чтобы преодолеть сложность вокальной партии Княжича, написанной с крайне низкими и крайне высокими нотами. Это изнашивает голос, полюс роль очень эмоциональная: княжич бежит к возлюбленной его отца отомстить за княгиню-мать и за одну секунду влюбляется, объект его мести превращается в объект страсти. Такие невероятные психологические перемены происходят на очень «плотном» оркестре, в опере непростые ансамбли, непростая музыка в плане вступлений – ничего труднее в своей жизни я не пел. Надеюсь, эту высоту я преодолел и в дальнейших спектаклях смогу максимально совершенствовать свою партию.
- Вы начали работу над партией еще в Минске?
- Мне помогли наши концертмейстеры, и больше всего Юля Щербакова. Тоже очень азартный человек, в которой я нашел единомышленника. А в Москве вообще была очень интересная ситуация. На первой встрече-знакомстве нам представили участников спектакля, постановщиков, а потом сказали: «Ну, поехали, берем первый акт». Концертмейстер сел за рояль, и сразу началась репетиция. За два месяца работы в Москве у нас было всего три выходных дня. На репетициях заставляли петь в полный голос, иногда приходилось очень тяжело. Коллектив людей, которые работают над постановкой, в Большом театре России раза в три больше, чем у нас. Для артиста создают все условия, но и требования очень высокие. Во время постановки там нет главных и второстепенных, важны все: и дирижер, и даже выпускающий режиссер, который вовремя хлопнет тебя по плечу, чтобы ты в нужный момент вышел на сцену. Там все работают с одинаковой отдачей и много. Это меня поразило.
- Как не прийти к премьере опустошенным?
- Это не первый театр и спектакль, где к премьере все приходят опустошенными.
Ко мне приехала супруга на премьеру, говорит: "Давай погуляем по Москве". Какие прогулки? Я целыми днями только работал и спал, ведь нужно было силы экономить.
К тому же заболел мой напарник — еще один исполнитель партии Княжича — и последние восемь прогонов перед премьерой я пел один, было тяжело. Когда-то очень хорошо сказал наш бас Виктор Чернобаев: «Каждый может петь, когда в голосе. А вот когда ты не в голосе, тогда спеть хорошо — это уже мастерство». В такой ситуации начинаешь вспоминать вокальные приемы, беречься, вести настоящую жизнь певца.
Я спел четыре спектакля. Музыкально и эмоционально мы справились. Но, думаю, спектакль заблестит всеми гранями, когда пройдет немного времени.
- Постановку "Чародейки" Большой театр позиционировал как возвращение после серии достаточно скандальных постановок к историческому репертуару, к "большому" стилю. Насколько это получилось у режиссера Александра Тителя?
- Самая большая сложность для меня и других исполнителей в работе с Тителем была в его главной задаче: "Играем тот век сегодня". То есть сюжет конца XV века мы играли, как современники, с сегодняшними эмоциями. Сегодня невозможно представить молодого человека, который говорит: "Ты на меня посмотрела призором ласковых очей” или "Бесовская ты купница". Такие фразы в либретто Шпажинского заставляют произносить их как-то по-особенному. Режиссер просил старым языком выражать именно современные чувства. Мы не изображали старых оперных певцов с немного экзальтированной сценической манерой, не смотрели друг на друга, как Столяров в старых фильмах. Титель не разрешал нам жестикулировать. Мы ходили сдержанно, сдержанно садились — словом, вели себя по-современному. И потому эмоциональные взрывы очень сильно воздействовали на зрителей. За счет этого спектакль приобрел очень сильную эмоциональную нагрузку.
А что касается возвращения к "большому", помпезному стилю театра, то с помощью "Чародейки" это наконец-то удалось. В последних постановках Большого театра России эпатаж присутствовал чуть ли не как самоцель. Но увлечение чем-то одним приводит к "нафталину” — "нафталину" лубочному или "нафталину" эпатажному, это уже неважно.
Специально для постановки этой оперы из Америки пригласили Валерия Левенталя, который тридцать лет был художником-постановщиком Большого театра и оформил на этой сцене многие знаменитые спектакли. Он сделал великолепную стилизацию: в декорациях и костюмах осталось то время, но при этом получились очень яркие и красивые костюмы. Спектакль вышел очень выразительным по цветовой гамме. Нам было легко играть в этих декорациях. Так что я считаю, что мне повезло — участвовать в спектакле, который стал определенной вехой в истории Большого театра.
- С кем из знаменитых артистов Большого театра вы встретились на постановке?
- Самое сильное впечатление на меня произвел известный бас Владимир Маторин. Мало того что у него красивый, глубокий, настоящий оперный бас, он замечательный партнер, к тому же и хороший анекдотист - даже пришлось с ним посоперничать.
Исполнительницы партии Настасьи-ку мы были все молодые девушки. Это Анна Нечаева, Светлана Касьян и Мария Горелова. У каждой из них собственный опыт, но все признались, что с такой сложной работой не встречались ни разу. Очень известная певица, солистка Большого театра, Елена Манистина исполняла партию Княгини, моей сценической мамы.
Отдельный разговор — это концертмейстеры. В Большом к каждому певцу прикреплен личный концертмейстер-"телохранитель". Певец не слышит от дирижера никаких плохих слов, замечания получает концертмейстер. Если дирижер чем-то недоволен, он вызывает концертмейстера, и тот отвечает, почему солист не готов. То есть концертмейстер кровно заинтересован, чтобы ты спел хорошо. Репетиции заканчивались к 11 вечера, на следующее утро начинались тоже в 11. Время оставалось только на то, чтобы выспаться. И ровно в 10.00, одновременно с началом новостей, мне звонил концертмейстер: "Ну что, Эдик, когда встречаемся?” После 25 раз повторения я говорю: “Все, у меня уже нет голоса" — "Нет, нужно". Таким образом, с тобой работает целая команда партнеров: концертмейстеров, выпускающих режиссеров, которые записывают все мизансцены, и ты можешь у них уточнить любой момент.
- Что сказала супруга, ведущий мастер сцены белорусского Большого театра Татьяна Гаврилова о вашем выступлении?
- Она судила по-максимуму, ведь она по первому образованию пианистка, лучше понимает музыку. Татьяна отметила, что музыкально и драматургически спектакль был единым организмом, музыка вела все действие, на сцене не было отдельных артистов — Маторина, Манистиной, Мартынюка — а находились живые персонажи. "Ни грамма не скучно", — сказала. Для меня это большая награда и воодушевление.
- Пресса много писала о несчастливой судьбе "Чародейки". Как вы думаете, этот спектакль будет востребован у публики?
- Публика очень хорошо приняла премьеру. Двенадцать минут длились сумасшедшие овации, а потом мы уже стали выходить по одному. Очень хорошо приняли спектакль критики. На генеральном прогоне присутствовали журналисты, студенты, артисты других театров. Зал был переполнен, и все хотели посмотреть — ну и как мы на этот раз опозоримся. А в конце сами коллеги устроили нам овации. После одного из спектаклей, например, ко мне за кулисы зашел знаменитый актер Вениамин Смехов. Он признался, что ему прежде всего понравилась именно драматическая составляющая спектакля, что он смотрел спектакль, как кино, и даже пожалел, что был антракт.
У этой оперы очень сильная энергетика. Хотелось бы ее не растерять. Тогда спектакль будет интересен. В финале "Чародейки" идет сцена сумасшествия Князя. Столько раз эту музыку слушаешь, и не понимаешь, как можно было так гениально написать, что в ней уже не мелодию слышишь, а ощущаешь определенное состояние, вибрации. Можно называть это катарсисом, трансом, ради этого и идут зрители в театр — за эмоцией, за красотой. Я даже в школах на уроках истории рекомендовал бы обязательно включать музыку той или иной исторической эпохи. Она будет действовать на подсознание школьников, и они станут лучше воспринимать материал. Причем они могут этого не понимать и даже смеяться. Никогда не забуду, как я первый раз попал в театр. Нам дали абонементы на какую-то украинскую комедию, а было это в городе Кировограде. Я пошел, думаю, ну, сейчас мы этим актерам устроим... Спектакль был настолько хорошо поставлен, что весь класс смеялся от души. И я потом попросил маму: "Давай-ка мы еще раз сходим в театр". Потом пошел в театральный кружок, и так от одного хорошо сделанного спектакля сформировалась моя дальнейшая жизнь.