Об авторском и смежных правах1

Работа добавлена на сайт samzan.net:

Текст взят с психологического сайта http://psylib.myword.ru

На данный момент в библиотеке MyWord.ru опубликовано более 3000 книг по психологии.

Библиотека постоянно пополняется. Учитесь учиться.

Удачи! Да и пребудет с Вами.... :)

Сайт psylib.MyWord.ru является помещением библиотеки и, на основании Федерального закона Российской федерации "Об авторском и смежных правах" (в ред. Федеральных законов от 19.07.1995 N 110-ФЗ, от 20.07.2004 N 72-ФЗ), копирование, сохранение на жестком диске или иной способ сохранения произведений размещенных в данной библиотеке, в архивированном виде, категорически запрещен.

Данный файл взят из открытых источников. Вы обязаны были получить разрешение на скачивание данного файла у правообладателей данного файла или их представителей. И, если вы не сделали этого, Вы несете всю ответственность, согласно действующему законодательству РФ. Администрация сайта не несет никакой ответственности за Ваши действия.

М.И. Воловикова

С.В.Тихомирова

A.M. Борисова

Психология

и праздник:

Праздник в жизни человека

Москва 2003

УДК 159.

ББК88

B68

Воловикова М.И, Тихомирова СВ., Борисова A.M.

В 68 Психология и праздник: Праздник в жизни человека. — М: ПЕР СЭ, 2003.- 143 с.

ISBN 5-9292-0084-Х

В русском языке есть выражение: «для меня это настоящий праздник!». По-грузински праздник: «день чуда». А на английском языке наиболее точно значение этого слова можно выразить как «праздничное настроение» (holiday spirit). В чем сила воздействия праздника на личность? Какое место принадлежит праздникам в истории человечества, в жизни каждого народа, каждого человека? На эти вопросы стараются ответить в своих исследованиях историки, этнологи, этнографы. Однако психологи только начинают осваивать тему праздника. География проведенного авторами исследования особенностей личностных представлений о «настоящем празднике» охватывает не одну только Россию, а в самой России — не только русских. О роли и значении праздника в жизни народа, в жизни конкретной личности и рассказывается в этой книге. Читатель сможет здесь также найти ответы на вопросы: Куда уходит праздник, если его «отменяют»? и — Что значит Новый год для людей, выросших в России?

Для психологов, педагогов, этнографов, философов и самой широкой читательской аудитории.

ISBN 5-9292-0084-Х

Вступление

В русском языке есть выражение, трудно переводимое на некоторые европейские языки: «для меня это настоящий праздник!» Что означают эти слова?

Жизнь человека состоит из праздников и буден. Праздников ждут все. Особенно им радуются дети. Взрослые охотно готовятся к праздникам, вспоминая свое детство. Будни сменяются кратким временем праздника, но в памяти этот миг остается надолго.

В чем сила воздействия праздника наличность? Какое место принадлежит праздникам в истории человечества, в жизни каждого народа? На эти вопросы стараются ответить в своих исследованиях историки, этнологи, этнографы. Однако психологи пока праздника касаются мало. О чем же пойдет речь в книге? Чтобы пояснить это, начнем с предыстории, которая уходит по времени к 20-м годам XX века.

1917 год поделил жизнь людей в России на время до и после революции. Происшедший переворот по-разному коснулся каждого социального слоя, каждой конкретной личности. Все, что случилось потом в течение следующих лет, замечательный отечественный психолог Сергей Леонидович Рубинштейн назвал «ломкой сложившегося быта, уклада жизни», связав с этим процессом объективные трудности людей, и прежде всего молодежи, в новом обществе [30, с. 351J. Какая психологическая реальность лежит за словами «уклад жизни»? Это ритмы жизненного цикла, в котором пребывали наши предки и которые организовывали их мировоззренческие устои.

Конечно, общество к началу XX века уже не было однородным, но самые крупные вехи общегосударственного ритма существовали. И связаны они были с праздниками. Один недавно выпущенный фундаментальный труд позволяет вспомнить следующее: «В предреволюционные годы в России насчитывалось свыше 30 государственных праздников. Преобладали среди них церковные. Государственными праздниками (табельными днями) были: Пасха (Четверг, Пятница, Суббота Страстной и вся Пасхальная неделя), все великие праздники, за исключением Рождества Иоанна Предтечи (24 июня'), а также дни св. Николая Чудотворца (6 мая), перенесения мощей святого князя Александра Невского (30 августа), преставления апо-

' Здесь и далее даты даны по старому стилю. Для того чтобы соотнести это с новым календарем, нужно к указанному числу приплюсовать 13 дней.

стола и евангелиста Иоанна Богослова (26 сентября) и празднования Казанской иконе Божией Матери (22 октября). Неприсутственными (нерабочими) днями были также Пятница и Суббота масленичной недели. Из гражданских праздников в ранг государственных были возведены лишь январский Новый год и так называемые царские дни — дни восшествия на престол и коронации» [31, с.584-585]. «Государственный праздник» означает, что граждане государства одновременно в указанные дни освобождаются от необходимости трудиться и все вместе вспоминают определенное событие, которому посвящен данный праздник. Как видно из перечня, подавляющее большинство общегосударственных праздников были христианскими. Это естественно: Россия была православной державой.

Огромную роль стали играть праздники и в советской России. Они были направлены на то, чтобы задавать всем гражданам единый ритм, отличный от «дореволюционного». Интересны и пока практически не исследованы в психологии внутренние причины устойчивости прежних ритмов. Недолго продержалась «пятидневка», и «отмененное» было воскресенье вернулось, завершая каждую неделю. С испытаниями, преодолевая жесткие запретительные меры, вернулась в жизнь взрослых и детей наряженная елка (правда, ставшая для большинства «новогодней», а не «Рождественской», как было прежде).

Интересно, сколько изобретательности и сил направлено было новой властью на замену прежних праздников новыми. Так День рождения Императора Николая II (19 мая по новому стилю) заменил «день рождения пионерской организации». Появились «праздники весны», «русской березки», «урожая», приблизившиеся по своим срокам к Пасхе, Троице, Успению и Покрову...

Итак, с одной стороны, есть работы историков, этнологов, составивших описания праздничных ритмов, которым следовало население нашей страны, и их динамики на протяжении, по крайней мере, последних двух сотен лет [14, 15, 22, 24, 31,48 и др.]. С другой стороны, вопрос о том, что эти изменения вносили и вносят в жизнь каждой конкретной личности, пока специально не ставился. Здесь и начинается тема, предложенная в настоящей книге: психология и праздник.

В нашем рассказе по этой теме мы постараемся постепенно обозначить ее границы, обсудить методы исследования и поделиться полученными результатами. География собранных нами данных охватывает не одну только Россию, а в самой России — не только русских. «Революционная ломка» жизненных устоев внесла свои коррективы в судьбу и бурят, и калмыков, и «русских немцев», и народов Кавказского региона... О них также пойдет рассказ в этой книге. Будет проведено сравнение с тем, что под праздником понимают в Старом и Новом Свете: поможет в этом Интернет.

Главные методы, которые мы применяли в исследовании, — это изучение социальных представлений, биографический метод и то, что мы бы условно определили как историческая реконструкция. С последнего мы и начнем рассказ, поскольку он поможет читателю воссоздать картину праздничной жизни страны конца XIX — начала XX веков, то есть в допере-ломную эпоху. Кроме научных книг будут использованы и дневники, и художественные произведения автобиографического характера. Одно из них дало название первой главе книги: «Лето Господне» Ивана Шмелева.

Русский писатель Иван Шмелев с 1923 года находился в эмиграции: во Франции, в Югославии, затем вновь во Франции. Там он и написал «Лето Господне» (1927—1944 гг.). Читатели в России увидели это произведение только в конце 80-х годов*. С тех пор книга выдержала несколько переизданий, но интерес к ней остается стойким. Основанная на детских воспоминаниях самого автора, она воспроизводит годичный" праздничный цикл в России и то, какой душевный настрой нес каждый из праздников, как он организовывал жизнь семьи, отношения людей и даже хозяйственную жизнь Москвы конца 70-х годов XIX века. Это было время, когда в районе современного Крымского моста в Москве-реке полоскали белье и ловили пескарей"*, на Якиманке утром можно было услышать, как играет на рожке пастух, собирая стадо, а на Кузнецком мосту коровы мешали проходить нарядным горожанам...

«Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество. Ну что же... Не поймешь чего —подскажет сердце. Как будто я такой как ты. Снежок ты знаешь? Здесь он — редко, выпадет — и стаял. А у нас повалит, свету, бывало, не видать дня три!... Тихо у нас зимой и глухо. Несутся санки, а не слышно. Только в мороз визжат полозья...» Милый мальчик, к которому обращается писатель, это племянник Ивана Шмелева Ив — наполовину русский, наполовину француз. Из рассказов Иву о далекой и недо-

' Одной из первых отечественных публикаций, видимо, является издание 1988 года: Иван Шмелев. Лето Господне. Праздники. Радости. Скорби. М., «Советская Россия».

" «Лето» по-славянски означает «год».

*" «Река — раздолье, вольной водицей пахнет, и рыбкой пахнет, и смолой от лодок, и белым несочком, москворецким. Налево — веселая даль, зеленая — Нескучный, Воробьевка. Москва-река вся горит на солнце, колко глазам от ряби, зажмуришься... — и нюхаешь и дышишь всеми-то струйками: ижелтиками, и травкой, и свер-бикой со щавельком, и мокрыми плотами-смолкой, и бельецом. и согревшимся бережком-песочком, и лодками... — всем раздольем» [50, с. 403].

В.Д. Поленов. Московский дворик. 1878.

ступной в те годы Родине и возникло то, что стало позднее «Летом Господним». Оказалось, что праздники — это и есть Родина. Но выяснилось это не сразу, а некоторое время спустя после того, как писатель покинул Россию.

Оставив в голодном и холодном Крыму могилу сына, расстрелянного без суда и следствия в одном из чекистских подвалов*, в 1923 году Иван Шмелев оказался во Франции. Здесь, больной и надломленный, писатель испытал тяжелейшие приступы ностальгии. Он напряженно вслушивался в звуки, всматривался в краски, которые напоминали бы о Родине: «Ищу чего-то. Земля — чужая, небо... — и оно другое. Или мои глаза — другие? ... Из глубины душевной, где тени прошлого, я вызываю мое небо. Светлое, голубоватое, как полог над моей кроваткой, всегда в сиянье. Белых ли голубей в нем крылья, кресты ли колоколен в блеске... или это снежок сквозистый, облачка? ... Оно вливается потоком в окна, крепким, свежим, все заливает новым, даже глухие сени, где еще хмурый холодок зимы, где еще пахнет звездными ночами, мерзлым треском. Мое родное, мое жи-

* Писатель создал потрясающее душу свидетельство об этих годах в книге «Солнце мертвых»[52].

вое небо...» (Париж, 1924 год [51, с. 12]). В какой-то момент мозаика отдельных запахов, звуков и цвета объединяется в единой песне, сопровождавшей всегда праздничный крестный ход, когда на улицы древней русской столицы выливались людские потоки из всех московских церквей: «Я вслушиваюсь в себя. Поют? ... Сосны поют. В гуле вершинных игл слышится мне живое: поток и рокот. Этот великий рокот, святой поток — меня захватили с детства. И до сегодня я с ними, в них. С радостными цветами и крестами, с соборным пением и колокольным гулом, с живою душой народа. Слышу его от детства — надземный рокот Крестного Хода русского, шорох знамен священных» (Ланды, 1925 год [там же, с. 19]).

Праздник оживает в памяти и с такими достоверными в своей простоте и конкретности воспоминаниями, которые могут принадлежать только времени детства: «Свежий запах — будто сырой бумагой, шуршанье серенького платья няни. Праздничное, еще не мытое, оно трет щеки. Воздух со двора чудесный, свежий, перезвон веселый. Полог моей кроватки дрожит, отходит, и голубое небо смотрит в блеске. И в нем — яичко, на золотом колечке, на красной ленточке, живое! ...» [там же, с. 12]. Пасха! О пасхальном яичке из детства напомнили писателю шоколадные яйца парижских витрин. Но когда создавалось «Лето Господне», книга началась с периода, всегда предшествующего настоящему празднику — времени подготовки к нему. Подготовительное время перед Пасхой — Великий пост...

В других главах мы расскажем о том, какие воспоминания о празднике сохраняются в памяти наших современников — как детей, так и взрослых, к какому времени их жизни относятся эти воспоминания, с какими настроениями, событиями, угощениями или подарками связаны их представления о празднике. Однако свидетельство, которое оставил Иван Шмелев в «Лете Господнем», отличает такая полнота, без которой, как мы считаем, в наше время было бы трудно и поднять саму тему значения праздника в жизни человека.

Великий пост

«Сегодня у нас Чистый Понедельник, и все у нас в доме чистят» [50, с.256]. Два годовых круга проходит автор в своих воспоминаниях. Начинаются они со времени Великого поста. Подсчитать возраст, к которому относятся воспоминания, просто. На следующем годовом круге (другой период от Великого поста до масленицы) мальчик впервые пошел к исповеди, то есть ему исполнилось тогда семь лет. Значит, в начале повествования ему шесть лет. Воспоминания отчетливые и яркие. Множество подробностей и деталей —

запахов, цвета, оттенков настроения — свидетельствуют о правдивости воспоминаний.

Обращение к книге позволяет увидеть реконструкцию внутреннего мира шести-семилетнего ребенка. Возможно, кроме явной художественной одаренности рассказчика свою роль сыграло и глубокое трагическое переживание, перенесенное в семилетнем возрасте. У Вани Шмелева погибает отец — молодой, горячолюбимый. Мальчик испытывает потрясение. Картина похорон отца заканчивает книгу. Лето Господне — это годовой круг, вехами и главными событиями которого являются праздники.

«В передней, перед красноватой иконой Распятия, очень старой, от покойной бабушки, которая ходила по старой вере, зажгли «постную», голубого стекла, лампадку, и теперь она будет негасимо гореть до Пасхи. Когда зажигает отец, — по субботам он сам зажигает все лампадки, — всегда напевает приятно-грустно: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко», и я напеваю за ним, чудесное:

И свято-е...Во-оскресение Твое Сла-а-вим!

Радостное до слез бьется в моей душе и светит от этих слов. И видится мне, за вереницею дней Поста, — Святое Воскресенье, в све-тах. Радостная молитвочка! Она ласковым светом светит в эти грустные дни Поста» [50, с. 258] Но картинки, которые рисует память из детства, не печальны. Они просто наполнены другим ритмом, отличным от всякого иного времени года. Ритм поддерживается и особым переоблачением дома (убрали нарядные занавески, ковры), тщательной уборкой, цветом, запахом (выкуривают запахи прошедшей масленицы), звуком. «В доме открыты форточки, и слышен плачущий и зовущий благовест — по-мни... по-мни... Это жалостный колокол по грешной душе плачет. Называется — постный благовест. Шторы с окон убрали, и будет теперь по-бедному, до самой Пасхи. В гостиной надеты старые чехлы на мебель, лампы завязаны в коконы, и даже единственная картина — «Красавица на пиру» — закрыта простынею» [там же, с. 258]. Такие замечательные подробности! Видно, что шестилетний ребенок особенно внимателен к мелочам, а великопостная подготовка вся наполнена как раз важными мелочами: «Все домашние очень строги, и в затрапезных платьях с заплатками, и мне велели надеть курточку с продранными локтями. Ковры убрали; можно теперь ловко кататься по паркетам, но только страшно. Великий пост: раскатишься — и сломаешь ногу» [тамже, с.259]. Даже детей касался запрет на игры, а ведь игры — одна из важнейших составляющих общего ритма жизни.

Сразу отметим, что предписания вести себя Великим постом осо-

бым, отличным от другого времени года, образом —тише, скромнее — сохранились вплоть до середины XX века, особенно в деревнях. Так корреспондент из Новгородской области рассказывал, что на время Великого поста у них на гумне убирали качели и был запрет на игры [15]. Запрет служил именно поддержанию иного ритма, отличного от других годовых ритмов, а потому сохранялся дольше, чем другие составляющие времени подготовки к празднику. Уж и в церковь (если ее еще не успели снести) мало кто доходил, а свадьбу на Великий пост никто не соглашался назначать («не к добру это» — свидетельство нашего корресг7ондента из Подмосковья, 70-е годы XX века).

И в картине, нарисованной в «Лете Господнем», нет тоски или какого-то протеста ребенка против наступивших ограничений. В иной ритм включаются все окружающие: домочадцы, знакомые и незнакомые люди. Это ритмы, которыми живет вся держава. Не принято торговать мясом, заходить в колбасные — они и закрыты. Над городом веет запах грибной солянки. Даже рыбу и икру никто не покупает: каждому известно, что Великим постом рыбу можно есть только на Благовещение и Вербное воскресенье, а на Лазареву субботу — икру. Ребеноклегко впитывает общие для всех правила. Проблемы для него могут начинаться лишь при разнобое. Единый ритм — это как раз то, что нужно для спокойного и гармоничного формирования душевной организации подрастающего человека. Да и не так трудны для него ограничения: «Зачем скоромное, которое губит душу, если и без того все вкусно? Будут варить компот, делать картофельные котлеты с черносливом и шепталой, горох, маковый хлеб с красивыми завитушками из сахарного мака, розовые баранки, «кресты» на Крестопоклонной... мороженая клюква с сахаром, заливные орехи, засахаренный миндаль, горох моченый, бублики и сайки...» [50, с. 259]. Здесь мы обрываем описание кулинарного богатства прежней России, но вновь вернемся к нему, когда перейдем к картинам праздников. Это ведь тоже элементы отечественной культуры, во многом забытые.

Ритм задается колокольным звоном. В Москве колокольный звон начинал колокол Ивана Великого, а следом все «сорок сороков» наполняли город гулом — в каждое время своим:

«Благовест, к стоянию* торопиться надо, — прислушивается Горкин, — в Кремлю ударили?..

Я слышу благовест, слабый и постный.

— Под горкой, у Константина-Елены. Колоколишко у них старенький... ишь как плачет!

' В первые четыре дня Великого поста в церкви читается Великий Покаянный канон Андрея Критского. Затем в один из дней пятой недели он прочитывается полностью, и эта служба называется «стояние Марии Египетской». Видимо, от этого «стояния» Горкин — старенький столяр, добрый и сам ясный как ребенок — называет все службы с чтением Великого Покаянного канона «стоянием».

<...> От Кремля благовест, вперебой, — другие колокола вступают. И с розоватой церковки, с мелкими главками на тонких шейках, у храма Христа Спасителя, и по реке, подальше, где Ма-люта Скуратов жил, от Замоскворечья, — благовест: все зовут. Я оглядываюсь на Кремль: золотится Иван Великий, внизу темнее, и глухой — не его ли колокол томительно позывает — помни...<...> Помню» [там же, с. 283).

На этом тихом, как бы приглушенном фоне только ярче высвечиваются и запоминаются ребенком важные вехи-события времени подготовки к Празднику Воскресения, наполненные своими знаками-обозначениями, родственными детскому восприятию мира. На Крестопоклонной неделе — домашнее печенье — кресты: «где лежат попереченки «креста» — вдавлены малинки из варенья, будто гвоздочками прибито. Так спокон веку выпекали, еще до прабабушки Устиньи, — в утешение для поста» [там же, с.491]. Пушистые вербочки — первые цветы холодной русской природы — на Вербное воскресенье; крашение пасхальных яиц, готовка куличей и пасхи в Великий Четверг; Четверговая свеча — «Я несу от Евангелий* смотрю на мерцающий огонек: он святой. Тихая ночь, но я очень боюсь: погаснет! Донесу —доживу до будущего года. Старая кухарка рада, что я донес. Она вымывает руки, берет святой огонек, зажигает свою лампадку, и мы идем выжигать кресты. Выжигаем над дверью кухни, потом на погребице, в коровнике...» [там же, с. 297]. Это и принятое Постом говение взрослых: «Все на нашем дворе говеют. На первой неделе отговелся Горкин, скорняк со скорничихой и Трифоныч с Федосьей Федоровной. Все спрашивают друг дружку, через улицу окликают даже: «Когда говеете? ...айпоговелиуж?...» Говорят весело так, от облегчения. «Отговелись, привел Господь». А то тревожно, от сокрушения: «Да вот, на этой недельке, думаю... Господь привел бы» [там же, с. 502]. А в семь лет — это незабываемое, первое в жизни говение: важная веха В осознании своей «взрослости»: «Я подрос, теперь уж не младенец, аотроча, поговел-исправился, как большие...» [там же, с.519].

Сразу заметим, что говение могло быть связано нетолькосо временем Великого поста, просто тогда оно было практически, обязательным, а в иное время — «по усердию» или в связи с особыми обстоятельствами. В «Войне и мире» графаЛьва Николаевича Толстого говенье Наташи Ростовой является важным моментом выхода

' В Великий Четверг в церкви читают «12 Евангелий», двенадцать отрывков из Евангелия, где говорится о распятии Христа. Во время чтения все в церкви зажигают свечи. После службы свечу относят домой, стараясь не потушить се. Еще в начале 90-х годов XX века мы могли наблюдать в одном крупном казацком поселении, как по улочкам шли люди со светящимися в темноте сумками или сосудами, в которых находилась Четверговая свеча. Это незабываемое по красоте зрелище.

героини из душевного кризиса. «В конце Петровского поста Агра-фена Ивановна Белова, отрадненская соседка Ростовых, приехала в Москву поклониться московским угодникам. Она предложила Наташе говеть, и Наташа с радостью ухватилась за эту мысль. Несмотря на запрещение докторов выходить рано утром, Наташа настояла на том, чтобы говеть, и говеть не так, как говели в доме Ростовых обыкновенно, то есть отслушать на дому три службы, а чтобы говеть так, как говела Аграфена Ивановна, то есть всю неделю, не пропуская ни одной вечерни, обедни или заутрени» (40, т.III, с. 63]. На время говения человек как бы исключался из привычных ритмов и, в идеале, полностью погружался в ритмы церковные, где совершаются события мира иного, «горнего», существующие всегда, то есть в вечности. Помогает этому и чистота, и пост, и ранние вставания, и напряженная работа со своей совестью, исповедь и венец, результат говения — причащение. Исповедь не обсуждалась, о ней настолько не принято было рассказывать (это — «тайна»), что Толстой даже не упомянул, в чем каялась Наташа во время исповеди. Такова была стойкая традиция русской литературы -—не говорить о сокровенном.

Но ребенку (даже достигшему возраста «отроча», то есть отроку, подростку) не свойственно молчать и утаивать (ведь и исповеди первых христиан были прилюдными!). В результате мы можем увидеть, как проходила исповедь в Казанской церкви на Якиманке Великим Постом 1880 года (Иван Шмелев родился в 1873 году). «Приходим загодя до вечерни, а уж говельщиков много набралось. У левого крыло-са стоят ширмочки, и туда ходят по одному со свечкой. <...> Из-за ширмы выходит Зайцев, весь-то красный и крестится. Уходит туда пожарный, крестится быстро-быстро, словно идет на страшное. Я думаю: «И пожаров не боится, а тут боится». Вижу под ширмой огромный его сапог. Потом этот сапог вылезает из-под заслончика, видны ясные гвоздики —опустился, пожалуй, на коленки. И нет сапога: выходит пожарный к нам, бурое лицо его радостное, приятное. Он падает на колени, стукает об пол головой, много раз скоро-скоро, будто торопится, и уходит. Потом выходит из-за заслончика красивая барышня и вытирает глаза платочком — оплакивает грехи?»

К исповеди готовятся загодя: «Все грехи мы с Горкиным перебрали, но страшных-то, слава Богу, не было. Самый, пожалуй, страшный, как я в Чистый Понедельник яичко выпил...». Теперь настала очередь «нести грехи» на исповедь. «Ну, иди с Господом...», — шепчет Горкин и чуть подталкивает, а у меня ноги не идут, и опять все грехи забыл. Он ведет меня за руку и шепчет: «Иди, голубок, покайся». А я ничего не вижу, глаза застлало. Он вытирает мне глаза пальцем, и я вижу за ширмами аналой и о. Виктора. Он манит меня и шепчет: «Ну, милый, откройся перед Крестом и Евангелием, как перед Господом, в чем согрешал... не убойся, не утаи...». Я плачу, не

знаю, что говорить. Он наклоняется и шепчет: «Ну, папашеньку-мамашеньку не слушался...» А я только про лапку помню.

— Ну, что еше... не слушался... надо слушаться... Что, какую лапку!.. Я едва вышептываю сквозь слезы:

— Гусиная лапка., гу... синую лапку... позавидовал...

Он начинает допрашивать, что за лапка, ласково так выспрашивает, и я ему открываю все. Он гладит меня по головке и вздыхает:

— Так, умник... не утаил... и душе легче. Ну еше что?...

Мне легко, и я говорю про все: и про лопату, и про яичко, и даже как осуждал о. протодиакона. <...> Батюшка читает мне наставление, что завидовать и осуждать большой грех, особенно старших.

— Ишь ты, какой заметливый... — и хвалит за «рачение» о душе. <...> Накрывает меня епитрахилью и крестит голову. И я радостно слышу: «... прощаю и разрешаю». Выхожу из-за ширмочки, и все на меня глядят, — очень долго я был. Может быть, думают, какой я великий грешник. А на душе так легко-легко» [50, с. 506—508].

Страстная неделя — особое время, каждый день которой настолько значителен, что его даже принято писать с заглавной буквы: Великий Понедельник, Великий Вторник...

Великая Пятница — время Распятия Христа. Днем происходит служба перед Плащаницей (иконой положения во гроб), и звучат погребальные звуки колокола. «Ударяют печально, к Плащанице. Путается во мне и грусть, и радость: Спаситель сейчас умрет... и веселые стаканчики*, и миндаль в кармашке, и яйца красить... и запахи ванили и ветчины, которую нынче запекли, и грустная молитва, которую напевает Горкин, — «Иуданече-сти-и-вый... си-рибром помрачи-и-ися» [там же, с.298].

Что означало все для души ребенка— эта одновременность противоположного? Так он обучался не бояться смерти: «Ночь. Смотрю на образ, и все во мне связывается с Христом: иллюминация, свечки, вертящиеся яички, молитвы, Ганька, старичок Горкин, который, пожалуй, умрет скоро... Но он воскреснет! И я когда-то умру, и все. И потом встретимся все... и Васька, который умер зимой от скарлатины, и сапожник Зола, певший с мальчишками про волхвов, все мы встретимся там. И Горкин будет вырезывать винограды на пасочках, но какой-то другой, светлый, как беленькие души, которые я видел впоминаньи. Стоит Плащаница, в церкви, одна", горят лампады. Он теперь сошел в ад и всех выводит из огненной геенны» [там же, с. 300].

' В стаканчиках готовили фейерверк. В полночь на Пасху церкви озарялись иллюминацией. Над Москвой был салют. " Время, которые здесь описывается, — ночь накануне Великой Субботы.

Пасха

У каждого праздника свой ритм, свой оттенок. Пасха — Воскресение Христа — средоточие всех ритмов, всех красок. Ритмы Пасхи похожи на внезапный прорыв ликующей радости из мира иного. Эта радость такой силы, что не будь всей предшествующей празднику подготовки, человеку ее трудно вместить.

Пасха в России всегда была самым любимым праздником*. Пасхальные ритмы во многом определили черты русского характера в том виде, как он складывался веками: такое его качество как потребность в громогласной открытости миру в радости — «звонить на всю Ивановскую». «За окнами перезвон веселый, ликует Пасха. Трезвонят у Казанской, у Ивана Воина, дальше где-то... — тоненький такой звон. Теперь уж по всей Москве, всех пускают звонить на колокольни, такой обычай — в Пасху поликовать. Василь Василич все вчера руки отмотал, звонивши, к вечеру заслабел, свалился» [там же, с. 520]. В русском языке существует выражение «пасхальнаярадость». Наши предки знали, чувствовали, что оно означает.

Время праздника не уходит сразу. Пасха — это вся неделя — Святая неделя. «В субботу на Святой монахини из Страстного монастыря привозят в бархатной сумочке небольшой пакетец: в белой писчей бумаге, запечатанный красным сургучом, — ломтик святого Артоса. Его вкушают в болезни и получают облегчение. Артос хранится у нас в киоте, со святой водой, с крещенскими и венчальными свечами. После светлой обедни, с последним пасхальным крестным ходом, трезвон кончается — до будущего года. Иду ко всенощной и вижу с грустью, что Царские Врата закрыты. «Христос Воскресе» еще поют, светится еще в сердце радость, но Пасха уже прошла: Царские Врата закрылись"» [там же, с. 528].

Ныне праздник Пасхи в такой глубине, красочности оттенков и протяженности во времени (и вне всякого времени) мало кому знаком. То, что это забвение произошло не без воздействия причин,

* Отсюда название дня недели — «воскресение»; само слово «неделя» по-славянски и означает этот день, свободный от всех дел («не-делать»). То, что мы ныне называем «неделей», по-славянски - «седмица». Тем самым седмичный недельный круг был закреплен в языке, и попытка замены его в 30-е годы XX века на пятидневку (а в 1940 году - на шестнадцатидневку) означала глубинное вмешательство в жизненные ритмы, в духовную жизнь граждан страны. В Ветхом Завете день покоя в недельном цикле — суббота, день отдыха Творца после завершения творения мира. Отсюда у иудеев суббота является днем, когда не положено работать. У мусульман таким днем является пятница. Таким образом, во всех случаях недельный цикл — семь дней.

" По церковному уставу Царские Врата, которые оставляют отворенными во всю Светлую седмицу, закрывают перед началом всенощной накануне Фоминой недели, называемой также «красная горка» — время первых, после почти двухмесячного перерыва, венчаний.

внешних празднику, очевидно. В советское время Пасху «отмечать» запрещали почти всем, кроме «несознательных старушек». Даже обнаружение крашеных пасхальных яиц могло стоить партбилета либо «запрета на профессию» (например, учителя или «идеологического работника»). Не говоря уже о невозможности проникнуть через ряды милицейского ограждения на Пасхальный крестный ход. Наши корреспонденты сообщают, что даже в середине 80-х годов XX века на Пасхальную службу с ребенком не пропускали (милиционеры ссылались на инструкцию). Откуда же в таком случае взяться детским воспоминаниям о Пасхе?

О том, что причины видимого ослабления присутствия праздника в сознании и опыте людей — внешние, косвенно свидетельствует и тот факт, что, например, в Болгарии Пасха (по-болгарски «Велик День») до сих пор самый почитаемый праздник. Правда, получены эти современные данные в болгарской «глубинке» [9].

Рождество

В советской России были попытки также расправиться и с Рождеством. Но любимейший праздник детей всего крещеного мира устоял. В нашей стране он сохранился, конечно, в измененном, иногда трудно узнаваемом виде. Как показывают наши многолетние исследования, похоже, что именно праздник Нового года вместил в себя не только что-то от праздника Рождества, но стал на время прототипом (образцом) праздника как такового.

Однако хочется увидеть Рождество в «неизмененном» виде. Как переживали рождественские дни, весь период Святок в те времена общих для всех праздничных ритмов? Что особенного, отличного от других, было в ритмах Светлой седмицы? Какое место тогда занимал Новый год?

Одна из особенностей восприятия ребенка — способность видеть одну и ту же местность, дом, улицу каждый раз как иные, в преломлении времени года, настроения и др. Так «наблюдатель» у Шмелева чаще всего находится, видимо, у одного из окон своего дома в Замоскворечье. А вот напротив этого окна — «Бармини-хин сад», всякий раз разный. Над этим садом «играет солнце»* на Благовещенье и на Пасху, восходит Рождественская звезда м раз-

* «Игранье солнца», т.е. как бы быстрое перемещение, подпрыгивание восходящего солнечного диска — привычное явление, которые многие могут наблюдать ранним утром на Пасху. Иногда «игранье» можно увидеть и в другие дни. Картина такая, будто солнце радуется, переливаясь всеми цветами радуги.

горается морозное Рождественское утро. «Синеватый рассвет белеет. Снежное кружево деревьев легко, как воздух. Плавает гул церковный, в этом морозном гуле шаром всплывает солнце. Пламенное оно, густое, больше обыкновенного: солнце на Рождество. Выплывает огнем за садом. Сад — в глубоком снегу, светлеет, голубеет. <...> Вот оно, утро Праздника — Рождество. В детстве таким явилось — и осталось» [50, с. 345].

Ритм, который приносит этот праздник, другой — широкий, торжественный. Гул колокола далеко разносится в морозном воздухе. В мороз звук проникает дальше, чем обычно, наполняя «всю вселенную». Ритм Рождества — это ритм могучего, всепроникающего, вселенского торжества: «Христос рождается — славите! Христос с небес — сряши-те!'» (т.е. «встречайте!»). Это праздник Дня рождения Спасителя.

Празднику предшествует продолжительный, но нетакой строгий как Великий, Филипповский" пост. Накануне Рождества — сочельник"*: «В сочельник, под Рождество, — бывало, до звезды не ели. Кутью варили из пшеницы, с медом; взвар — из чернослива, груши, шепталы... Ставили под образа, на сено. Почему?.. А будто — дар Христу. Ну... будто, Он на сене, в яслях». Слышатся разговорные интонации, — это опять взрослый рассказывает, а ребенок переспрашивает. Рассказывает взрослый Иван Шмелев маленькому племяннику Иву, полуфранцузу, никогда не бывавшему в России. Теперь он может увидеть «русское Рождество» таким, как оно отпечаталось вдетской памяти: «Бывало, ждешь звезды, протрешь все стекла. <...> Ноготком протрешь— звезды не видно? Видно! Первая звезда, а вон — другая... Стекла засинелись. <...> И звон услышишь. И будто это звезды — звон-то! Морозный, гулкий, прямо серебро. <...> В Кремле ударят — древний звон, степенный, с глухотцой. А то — тугое серебро, какбархатзвонный. И все запело, тысяча церквей играет. <...> Не Пасха, перезвону нет, а стелет звоном, кроет серебром, как пенье, без конца-начала... гул и гул» [там же, с. 340].

Много радостей несли Святки детям. А взрослые сами на время могли стать как дети. Елка, подарки, катанья, представленья, коле-дования. Даже гадания, обычно считающиеся большим грехом, допускались в эти дни. Причина «послабления» — в словах мудрого старичка Горкина: «На то и Святки. <...> Нынче не грех гадать. И

' Ирмос Рождественского канона.

Название поста - от дня апостола Филиппа, предшествующего посту, который начинается 28 ноября по новому стилю. Продолжается Филипповский пост («Фи-липпки») до 6 января, также по новому стилю. Отсюда следует, что гражданский Новый год по принятому после революции григорианскому календарю пришелся как раз на последние дни поста.

""" Кроме Рождественского сочельника есть еще и Крещенский сочельник — день накануне праздника Крещения — 18 января по новому стилю.

волхвы гадатели ко Христу были допущены. Так и установлено, чтобы один раз в году судьба открывалась. <...> А нонче Христос родился, и вся нечистая сила хвост поджала, крутится без толку, повредить не может» [там же, с. 363-364]. Сам Горкин, правда, лишь «играет» в гаданье, используя традицию в «педагогических» целях — он каждому из присутствующих подбирает полезное изречение «царя Соломона» незаметно для взрослых (но ребенок замечает все!).

Однако главное, к чему открыта душа ребенка, —это духовная сторона праздника. Душа ребенка активно ищет святое, свет. Она должна питаться светом, чтобы потом, во взрослой жизни уметь отличать свет от тьмы, доброе — от злого. А родившийся на земле Спаситель — это Свет, родившийся в мир: «В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков; и свет во тьме светит, и тьма не объяла его» (Ин. 1, 4-5).

Слово «святое» одно из самых часто встречаемых в книге Шмелева. В том-то и смысл «лета Господня», чтобы через праздничные ритмы найти, увидеть, почувствовать духовный лик людей, событий, явлений: «Идешь из церкви. Все — другое. Снег — святой. И звезды — святые, новые, рождественские звезды. Рождество! Посмотришь в небо. Где она, та давняя звезда, которая волхвам явилась? Вон она: над Барминихиным садом, низко. Она голубая, святая. Бывало, думал: «Если к ней идти — придешь туда. Вот прийти бы... и поклониться вместе с пастухами Рождеству! Он —в яслях, в маленькой кормушке, как в конюшне... Ты видишь, Ивушка? А ты зажмурься... Видишь — кормушка с сеном, светлый-светлый мальчик...» [50, с. 341].

Рождество дети проживали, проигрывали, они участвовали в этом празднике, он становился частью их опыта, их жизни. Детские спектакли на Рождественские сюжеты были повсеместны. Ходили дети (и взрослые) по домам «Христа славить» — колядовать.

«Мишка Драп несет Звезду на палке — картонный домик: светятся окошки из бумажек, пунцовые и золотые — свечки .там. Мальчишки шмыгают носами, пахнут снегом.

— Волхи* же со Звездою питушествуют! — весело говорит Зола.

«Волхвов приючайте, Святое стенайте, Пришло Рождество, Начинаем торжество! Снами Звезда идет, Молитву поет...

<...> Совсем не похоже на Звезду, но все равно...» [там же, с. 343].

' Искаженное от «волхвы», т.е. мудрецы, звездочеты с Востока, узнавшие по появившейся новой звезде о рождении Спасителя мира.

О новогоднем празднике рассказов мало. Стоит посмотреть воспоминания, произведения художественной литературы: Рождеству посвящены главы, Новому году — лишь отдельные строчки. Не занимал тогда Новый год такого места как ныне! Но главный смысл его — начала нового этапа жизни — сохранился, как мы увидим дальше, до нашего времени.

Именины

Вы мало встретите рассказов о дне рождения в воспоминаниях и в произведениях дореволюционных авторов. Праздновали именины. И Татьяне Лариной пел свой романс мосье Трике на именины — в Татьянин день. И день рождения Наташи Ростовой едва упомянут Толстым, а вот именины описаны подробно: «У Ростовых были именинницы Натальи*, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской» [40, т. 1, с. 40]. Знаменательно, что Толстой именно в именины знакомит читателей со своей любимой героиней. Отсюда следует, возможно, что и имя очень важно для понимания ее характера**. Павел Флоренский писал об именах как об «архетипах духовного строения». Исследуя глубинное сходство характера при сходстве имен, он пришел к выводу, что именем выражается тип личности, ее онтологическая форма, которая определяет далее ее духовное и душевное строение [46, с. 71-79].

В именины сам человек — «не окончательный» центр поздравлений и похвал. За человеком стоит его Ангел, воплощенная и осуществленная святость, достижение которой и есть цель жизни на земле. В праздновании именин утверждалась целостная картина мирозданья. В праздновании дня рождения эта картина предстает как бы в урезанном виде. Сам факт рождения человека является огромным событием вселенского масштаба: каждому дается шанс достигнуть святости. Но в праздновании только дня рождения этот

' Имена святых Татьяны, Натальи, Веры, Надежды, Любви, Софии и других встречаются в святцах один раз в году. Но есть много повторяющихся имен. Так Вл. Даль в «Толковом словаре» пишет, что имя Иван встречается в святцах 28 раз. Имя одно, а святые (Ангел) разные (либо день посвящается памяти иного события, связанного с тем же святым). У человека именины бываюттолькоразвгоду. По заведенной прежде традиции, по календарю выбиралось имя, близкое к дате рождения младенца. " Мученица Наталья, в честь которой получила свое имя Наташа Ростова, издавна считается покровительницей брака. Погибла она вслед за своим супругом, мучеником Адрианом во время одного из гонений на христиан (начало IV века). По первоначальному замыслу Толстого героиня его книги о декабристах должна была добровольно отправиться за своим мужем в ссылку.

образ осуществленной святости — постоянного примера для подражания — видимо не присутствует.

Для восприятия ребенка картина «не урезанной» вселенной ... проще и понятнее. Вернемся к «Лету Господню». Добрый (и «святой», как называет его про себя Ваня) старичок Михаил Горкин готовится ксвоим именинам —дню архистратига Михаила:« Бог приведет, пировать завтра будем, — первый ты у меня гость будешь. Ну, батюшка придет, папашенька побывает, а ты все первый, ангельская душка. А вот зачем ты на Гришу намедни заплевался? <...> И у него тоже Ангел есть. Григорий Богослов, а ты... За каждым Ангел стоит, как можно... на него плюнул — на Ангела плюнул!

На Ангела?! Я это знал, забыл. Я смотрю на образ архистратига Михаила: весь в серебре, а за ним крылатые воины и копья. Это все Ангелы, и за каждым стоят они, и за Гришкой тоже, которого все называют охальником.

— И за Гришкой?

— А как же, и он образ-подобие, а ты плюешься. А ты вот как: осерчал на кого — сейчас и погляди на него, позадь, и вспомнишь: стоит за ним! И обойдешься. Хошь царь, хошь вот я, плотник... одинако /одинаково/, при каждом Ангел. <...> За тобой Иван Богослов стоит... вот, думает, какого плевальщика Господь мне препоручил! — нетто ему приятно? Чего оглядываешься... боишься?» [50, с. 255-456]. Немудреная педагогика, но, как оказалось, самая эффективная. Встретившись вновь с обидчиком, семилетний ребенок сам смог справиться с порывом вступить в перепалку: «Я хочу отругать его, плюнуть и растереть... смотрю, а за его спиной, вижу тень на стене за ним... — и вспоминаю про Ангела, который стоит за каждым. Вспоминается <...> «скоро буду говеть в первый раз». Пересиливая ужасный стыд, я говорю ему:

— Гриша... я на тебя плюнул вчера... ты не сердись уж...

Он смотрит на меня, и лицо у него какое-то другое, будто он думает о чем-то грустном.

— Энатыпро чего... а я и думать забыл... — говорит он раздумчиво и улыбается ласково...» (там же, с. 457-458].

Когда общались «один на один» славный, но взрывной и импульсивный мальчик Ваня с «не очень хорошим» («охальником») Гришкой, то из этого каждый раз получалось несимпатичное столкновение. Включение в картину мира, в представления ребенка образа Ангела — потенциального духовного совершенства человека, меняет все на противоположное. И нет вражды: семилетний мальчик действительно справляется с ситуацией.

Чтобы люди не забывали такую картину мирозданья, именины праздновались особенно пышно. Конечно, это зависело и от возможностей того социального слоя, к которому принадлежал именинник. Шмелев

описывает среду московского купечества, что позволяет и читателю увидеть за именинным столом это великолепие «красной книги кулинарного искусства». «Горка» уже установлена, и такое на i (ей богатство. всего и не перечесть: глаза разбегаются смотреть. И всякие колбасы, и сыры разные, и паюсная, и зернистая икра, сардины, кильки, копченые рыбы всякие, и семга красная, и лососинка розовая, и белорыбица...». Это только начало перечисления закусок, до обеда. А дальше: «Такого парадного обеда еще никто не помнил: сколько гостей наехало! <...> На постное отделение стола, покоем, — «П» — во всю залу раздвинули столы официанты, — подавали восемьотменных перемен: бульон на живом ерше, состерляжьими расстегаями, стерлядь паровую — «владычную», крокеточки рыбные с икрой зернистой, уху налимью, три кулебяки «на четыре угла», — со свежими белыми грибами, и с вязигой в икре судачьей, — и из лосося «тельное», и волован-огратэн, с рисовым соусом и с икорным впеком; и заливное из осетрины, и воздушные котлетки из белужины высшего отбора, с подливкой из грибков с каперсами-оливками, подлимончиком; и паровые сиги с гарниром из рачьих шеек...» [там же, с. 446-447].

Пышное русское застолье... Оно является чем-то очень важным в жизни, потому что даже в самые материально трудные годы на стол собирается, «достается» самое лучшее. «Русский стол» всегда неэкономны й. С вариациям и на достаток хозяев, но он должен «ломиться» от яств. Это не просто вкусное угощение. Человеку требуется гораздо меньше еды для насыщения. Важным яапяется именно обише, почти нескончаемое. Угощение на праздничный стол всегда готовится с большим запасом и, как правило, остается. Ради чего с большими стараниями, заботами, подчас с почти непосильными материальными издержками воспроизводитсяэтотобраз нескончаемого обилия всего самого вкусного? Может быть, он должен постоянно напоминать человеку образ бесконечного райского пира, той награды, которая ждет его по окончании земной жизни, если он провел ее, достойно своего Ангела.

И самый обильный стол прежде всегда занимал свое место в иерархии событий именин. Главное по важности происходило с утра: посещение церкви. Там — пир духовный. Там празднуется память самого святого. Именинник имеет возможность к ней приобщиться. «Хоть и День Ангела, а отец сам засветил все лампадки, напевая мое любимое — «Кресту-у Тво-е-му-у...». <...> В новом, золотисто-коричневом костюмчике <...> я вбегаю в столовую и поздравляю отца с Днем Ангела. Он вкушает румяную просвирку и запивает сладкой душистой «теплотцою» — кагорчиком с кипятком: сегодня он причащался» [там же, с.438].

Именины по традиции были и днем добрых дел: подать ли милостыню, накормить ли тех, кто победнее: «В летней мастерской кормят обедом нищих и убогих, — студнем, похлебкой и белой ка-

шей. В зимней, где живет Горкин, обедают свои и пришлые, работавшие у нас раньше, и обед им погуще и посытней: солонинка с соленым огурцом, лапша с гусиным потрохом, с пирогами, жареный гусь с картошкой, яблочный пирог, — «царский обед», так и говорят, пива и меду вволю» [там же, с. 441]. Именинный стол, хоть и состоит из разных «столов» разделенных по достатку и статусу гостей, но в целом он практически охватывает почти всех людей, имеющих хоть какое-то отношение к имениннику.

Так праздник именин становится образом пира, в котором призваны участвовать все люди . В русской литературе есть прекрасный образ такого пира. Напомним, как Алеша Карамазов, герой романа Достоевского, потрясенный смертью своего старца Зосимы и запаху тления, исходящего от умершего святого человека, сначала убегает из монастыря, а потом, когда возвращается, слышит и воспринимает все как бы сквозь сон — в «тонком сне», как называлось такое состояние в святоотеческих источниках. «Было уже очень поздно по-монастырскому, когда Алеша пришел в скит. <...> Кроме отца Паисия, уединенно читавшего над гробом Евангелие", <...> в келье никого не было. <...> Алеша повернул вправо от двери в угол, стал на колени и начал молиться. Душа его была переполнена, <...> но сердцу было сладко и, странно, Алеша не удивлялся этому. Опять видел он пред собою этот гроб, этого закрытого кругом драгоценного ему мертвеца, но плачущей, ноющей, мучительной жалости не было в душе его, как давеча утром. <...> Он тихо начал молиться, но вскоре сам почувствовал, что молится почти машинально. <...> Стал было слушать, что читал отец Паисий, но, утомленный очень, мало-помалу начал дремать...

«И в третий день брак бысть в Кане Галилейстей, — читал отец Паисий, — и бе Маши Иисусова ту. Зван же бысть Иисус и ученицы Его на брак».

«Брак? Что это... брак..., *- неслось как вихрь, в уме Алеши <...>.

«...И не доставшу вину, глагола Мати Иисусова к Нему: вина не имут...» слышалось Алеше.

«Ах да, я тут пропустил, а не хотел пропускать, я это место люблю: это Кана Галилейская, первое чудо... Ах это чудо, ах, это милое чудо! Не горе, а радость людскую посетил Христос, в первый раз со-творяя чудо, радости людской помог... «Кто любит людей, тот и радость их любит...» Это повторял покойник поминутно, это одна из главнейших мыслей его была. <...> Все, что истинно и прекрасно, всегда полно всепрощения — это опять-таки он говорил...».

* Нам представляется, что именно такое символическое значение праздничного стола особенно выражено в традиционных застольях многочисленных народов Кавказа: за общий стол немыслимых размеров действительно приглашают всех. " Над гробом умершего священнослужителя читается Евангелие, а не Псалтирь, как над мирянами.

«...Глагола Ей Иисус: что есть Мне и Тебе, Жено; не у прииде час Мой. Глагола Мати Его слугам: еже аще глаголет вам, сотворите».

«Сотворите... Радость, радость каких-нибудь бедных, очень бедных людей... Уж конечно, бедных, коли даже на свадьбу вина недостало... Вон пишут историки, что около озера Геннисаретского и во всех местах расселено было тогда самое беднейшее население, какое только можно вообразить... И знало же другое великое сердце другого великого существа, бывшего тут же, Матери Его, что не для одного лишь великого страшного подвига своего сошел Он тогда, а что доступно сердцу Его и простодушное немудреное веселие каких-нибудь темных, темных и нехитрых существ, ласково позвавших Его на убогий брак их. «Не пришел еще час Мой», — Он говорит с тихою улыбкой (непременно улыбнется Ей кротко)... В самом деле, неужто для того, чтоб умножить вино на бедных свадьбах, сошел Он на землю? А вот пошел же и сделал же по Ее просьбе... Ах, он опять читает».

«... Глагола им Иисус: наполните водоносы воды, и наполниша их до верха.

И глагола им: почертите ныне и принесите архитриклинови, и при-несоша.

Якоже вкуси архитриклин вина бывшего от воды, и не ведяше откуда есть: слуги же ведяху почерпшии воду: пригласи жениха архитриклин.

И глагола ему: всяк человек прежде доброе вино полагает, и егда упиются, тогда худшее: ты же соблюл ecu доброе вино доселе»'.

«Но что это, что это? Почему раздвигается комната... Ах да... ведь это брак, свадьба... да, конечно. Вот и гости, вот и молодые сидят, и веселая толпа и... где же премудрый архитриклин? Но кто это? Кто? Опять раздвинулась комната... Кто встает там из-за большого стола? Как.... И он здесь? Да ведь он во гробе.... Но он и здесь... встал, увидел меня, идет сюда... Господи!

Да, к нему, к нему подошел он, сухенький старичок, с мелкими морщинками на лице, радостный и тихо смеющийся. Гроба уж нет, и он в той же одежде, как и вчера сидел с ними, когда собирались к

* Евангельское чтение на церковнославянском языке во времена Достоевского было привычной понятно всем. Тот же те кет на рус с ком языке: «На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. Был также зван Иисус и ученики Его на брак. И как недоставало вина, то Матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой. Матерь Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха. И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, — а он не знал, откуда это вино; знали только служители, почерпавшие воду, — тогда распорядитель зовет жениха и говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе» (Ин. 2. 1— 10).

нему гости. Лицо все открытое, глаза сияют. Как же это, он, стало быть, тоже на пире, тоже званный на брак в Кане Галилейской...

— Тоже, милый, тоже зван, зван и призван, — раздается над ним тихий голос. <...>

Голос его, старца Зосимы...<...>

— Веселимся, — продолжает сухенький старичок, — пьем вино новое, вино радости новой, великой; видишь, сколько гостей? Вот и жених и невеста, вот и премудрый архитриклин, вино новое пробует. Чего дивишься на меня? Я луковку подал, вот и я здесь...» f8, τ.2, с. 45-47].

«Луковку подал», то есть сделал совсем малое добро, но и такой малости хватило, чтобы попасть на этот вечный пир духовной радости...

Возможно состояние, позволяющее почувствовать миг участия в этом пире, происходящем в вечности, и связано оно с эстетическим впечатлением от выдающейся живописи, особого расположения зрителя, делающегося одновременно как бы участником всех сцен, изображенных в росписи, и, конечно, с внутренней готовностью самого человека к такому восприятию. Один из наших корреспондентов рассказал, как он однажды волею судьбы оказался заграницей в небольшом православном монастыре, основанном в 50-е годы XX века русским подвижником и иконописцем архимандритом Софронием (Сахаровым)*. Все убранство территории и росписи здесь создавались по замыслу или при участии отца Софрония. Его кисти принадлежит и роспись трапезной. Сцены эти, как принято, написаны на сюжеты «двунадесятых» Господских праздников.

Наш рассказчик вспоминает, что оказался в этом месте в период трудных душевных раздумий, в состоянии внутреннего оцепенения и равнодушия. Казалось, Бог навсегда отвернулся от него. Озябшего и проголодавшегося его пригласили в трапезную. И вот, когда он поднял глаза, то увидел напротив внимательный и всепроникающий взор Христа, сидящего вместе с учениками на Тайной Вечери, и себя — сидящего с ними. Так расположена была роспись, что пиршественный стол на стене как бы продолжался в реальных столах помещения трапезной. И святой лик Спасителя смогдостучатьсядо закрывшейся от Него прежде души человека, чтобы сообщить: «Я всегда рядом с тобой».

Преображение

В чреде праздников «лета Господня» есть событие, в котором отразился Божественный Лик. Прекрасный, но доступный земному

* Архимандрит Софроний (Сахаров) (1897-1993) — выдающийся русский иконописец и подвижник, ученик преподобного Силуана Афонского. Архимандрит Софроний является автором книги «Старец Силуан. Жизнь и поучения» [37], в последнее десятилетие неоднократно переиздававшейся в России.

Андрей Рублев. Звенигородский чин. Начало XV века. Новгород.

зрению образ Христа-человека, преобразился на горе Фавор: «и просияло лице Его, как солнце, одежды Его сделались белыми, как свет» (Мф. 17.2).

По календарю праздник Преображения приходится на конец лета (6 августа — по старому и 19 августа — по новому стилю). В народе его еще называют «яблочный Спас»: в церкви освящают яблоки и с этого дня их разрешается есть*. Если бы их можно было

* В России с ее холодным климатом яблоки как бы заменили виноград: ветхозаветный запрет на вкушение винограда в определенное время года у нас превратился в запрещение есть яблоки также в определенное время года. В народной традиции русских людей следование этому запрету оказалось столь стойким, что сохранилось дольше, чем понимание смысла самого праздника Преображения Господня. По свидетельству наших корреспондентов многие пожилые люди в Подмосковье до настоящего времени строго соблюдают «яблочный пост».

есть всегда, то и невозможно было бы так почувствовать, какое это чудо — спелое яблоко.

«В спертом горячем воздухе пахнет ныне особенным — свежими яблоками. Они везде, даже на клиросе, присунуты даже на хоругвях. Необыкновенно, весело, — будто гости, и церковь — совсем не церковь. И все, кажется мне, только и думают об яблоках: Ему-то и принесли их — посмотри, Господи, какие! А Он посмотрит и скажет всем: «Ну хорошо, и ешьте на здоровье, детки!» И будут есть, уже совсем другие, не покупные, а церковные яблоки, святые. Это и есть — Преображение» [50, с. 336-337].

Яблоки — плод земли. Спелые, они падают на землю. Подобно тому и человек, созрев, уходит из этой жизни, как спелый плод. Эту ноту праздника Преображения смог почувствовать поэт. У Бориса Пастернака есть прекрасное стихотворение «Август», написанное в 1953 году. В этих строчках он также предчувствует и свой уход.

Вдруг кто-то вспомнил, что сегодня Шестое августа по-старому, Преображение Господне.

Обыкновенно свет без пламени Исходит в этот день с Фавора, И осень ясная как знаменье, К себе приковывает взоры.

«Прощай, лазурь Преображенская

И золото второго Спаса.

<...>

И образ мира, в слове явленный,

И творчество, и чудотворство».

Само событие Преображения Господня было незадолго до предательства Иуды и Распятия. В Преображении ученикам Его было дано увидеть Божественный Свет, чтобы «егда увидят Тя распинаема, страдание убо уразумеют вольное»*. То есть, когда ученики увидят распятие Христа, они смогут понять, что это страдание Он мог принять только по Своей воле.

' Кондак пращнику Преображения.

Радуница

«Сегодня «усопший праздник», — называет Горкин: сегодня поедем на могилки, скажем ласковым шепотком: «Христос Воскресе, родимые, усопшие рабы Божие! Радуйтесь, все мы теперь воскреснем!» Потому и зовется — Радуница*!» [50, с.537]. У Шмелева нет описания привычных теперь шествий на кладбище в самый день Пасхи. Видимо, и не было этого в условиях большого города (в селе до кладбища далеко идти не надо — оно располагалось обычно за церковью). Какое шествие после Пасхальной заутрени, когда всю ночь пели «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ», то есть смертью и Воскресением Христа над смертью одержана победа! Даже в чине отпевания, если и случится оно на Пасху, вместо грустных песнопений поется радостный Пасхальный канон.

На могилки шли или ехали через неделю, на Радуницу. Что же было и сейчас еще происходит в России на Пасху — это множество людей, едущих, идущих на кладбища к своим умершим близким? Получилось так, что и в такой, измененной, форме праздник устоял, потому что этим нескончаемым шествием сохранялась о нем память в народе.

Близкие живут в сердце человека. «Где они все? Нет уже никого на свете. А тогда, — о, как давно-давно! <...> думал ли я, что они все ко мне вернутся, через много лет, из далей... совсем живые, до голосов, до вздохов, до слезинок, — и я приникну к ним и погрущу!» [там же, с. 359].

Праздник служит связи поколений. Он формирует картину цельного мира, служит сущностной взаимосвязи событий и явлений. Праздник закрепляет в душе ребенка навыки и стремление видеть духовный смысл всего происходящего. В мире праздничного годового круга смерть преодолевается, повседневные предметы и вещества видятся как чудесные, наполненные светом, святые. Березки и трава украшают храмы в праздник Троицы. Особое время для освящения вербы (Вербное воскресенье), яблок, меда, орехов. Дни особого освящения всех источников воды — Крещение... Мир праздников похож на мир детства. Он и является таким. В нем дети и взрослые становятся по-хорошему детьми (а не сентиментальными инфантилами).

Анализируя работы Эрика Берна, Т.А. Флоренская в своей последней книге [43] заметила, что сама мысль о том, что и во взрослом человеке присутствуют Родитель, Взрослый и Ребенок, продуктивна, однако описание Берном каждой из «ролей» страдает неточностью. «Взрослый», как его понимает автор книги «Игры, в которые

* Радуницу празднуют во вторник Фоминой недели — недели, следующей за Пасхальной.

играют люди», не является окончательным идеалом, ккоторому следует стремиться человеку в своем поведении, потому что руководство только здравого смысла и целесообразности может сделать мир механистичным, плоским и лишенным тайны. А Ребенок это не обязательно вечно незрелый инфантил. Настоящий Ребенок, умеющий удивляться, прозревать (видеть) в обычных вещах и явлениях таинственное и сокровенное, должен быть в каждом человеке, чтобы он стал, как пишет Флоренская, «цельным».

Такое понимание образа Ребенка мы встретили также в литературоведческой работе, анализирующей творчество А.С. Пушкина. Автор — Валентин Непомнящий, говорит, что у Пушкина слово «дети» встречается в двух смыслах: то как «злые», «капризные», «избалованные» («среди лукавых, малодушных, шальных, балованных детей...»), то в смысле вечной детской творческой сущности человека. Первое значение чем-то напоминает образ ребенка у Берна, а вот на втором хотелось бы еще остановиться. Непомнящий пишет: «Ребенок — это целостный человек, личность во всей ее полноте и глубине, но как бы свернутая в пружину; на протяжении жизни она разворачивается. Ребенок всегда «позади», но всегда впереди взрослого. Тоска по детству — тоска по цельности» [25, с. 52]. В сохранившемся Ребенке исследователь находит истоки пушкинского гения. Анализируя становление поэта в раннелицей-скую пору, он замечает: «Сказать о ребенке, что он «пуст», можно лишь в нашем обиходно-интеллектуальном, горизонтальном смысле. Ребенок «полнее» нас, взрослых. Он полон грандиозно-непосредственных ощущений и ведений, полон первоначальных жизненных стихий — он бытийственно полон. Он стихийный натурфилософ и великий артист, ибо, имея дело с первостихиями жизни, познавая эти первостихии — огонь и воду, холодное и горячее, мягкое и твердое, движение и статику, боль и радость, желание и покой и пр., — он в то же время наделен недостижимой уже для нас верой и непосредственностью. Он может играть во что угодно: в огонь и камень, в кошку, в паровоз, в ветер и в стул, — это ему ничего не стоит, здесь его жизнь; и в этом перевоплощении он самозабвенно серьезен. Дети вообще очень серьезные люди — даже смех для них дело жизненное и серьезное. А игра серьезней всего: в игре это космическое существо осваивается в нашем мире, обживает заложенную в нем и в себе премудрость» [там же, с. 372].

Именно сохранившийся Ребенок из детства позволил немолодому уже Ивану Шмелеву вновь пережить чреду праздников в родном Замоскворечье конца 70-х годов XIX века, выжить самому вдали от Родины, передать этот опыт праздника своему полурусскому племяннику и оставить всем своим соотечественникам, то есть нам, книги, главная из которых «Лето Господне».

За сто с лишним лет, прошедших со времени «Москвы златоглавой», описанной Иваном Шмелевым, многое изменилось в нашей жизни. Уцелела малая часть «сорока сороков», да и сохранившиеся московские церковки не выделяются уже так на фоне высотных строений. Почти неузнаваемой стала жизнь русских людей, жизнь других народов России.

Однако сам праздник как явление жизни и как неистребимая потребность человека остался. Роль его трудно преувеличить, но психологам как-то удавалось обходить это стороной. У нас есть предположение, что причина — в сложившемся образе психологического знания. Отказавшись от «души» (psihe), слово (logos) касалось психических процессов, психических состояний, способностей, но редко произносилось о цельности человека.

Отечественную психологию всегда отличало стремление к этой цельности. Даже в истории периода вынужденного марксизма есть такие яркие образцы, как «Человек и мир» С.Я. Рубинштейна, «Ум полководца» Б.М. Теплова. Теплов, вспоминая введенное еще Аристотелем понятие «стремящийся разум», говорит о неразрывном единстве ума и воли у гениального полководца, когда один психический процесс (мышление, ум) невозможно отделить от другого (воли). Рубинштейн основанием внутреннего единства (цельности) человека выводит нравственный закон и говорит о том, что восстановление порушенной цельности возможно через сознание и через эстетическое чувство (чувство прекрасного). В работе «Человек и мир» он пишет: «Человек, отчужденный от природы, от жизни Вселенной, от игры ее стихийных сил, не способный соотнести себя с ними, не способный перед лицом этих сил найти свое место и утвердить свое человеческое достоинство, — это маленький человек. Прекрасное как завершенное в себе, совершенное явление, увековеченное в своем настоящем чувственном бытии, есть первый пласт души человека» [30, с. 378].

Многое для психологии здесь дают лучшие образцы художе-

ственной литературы, к которым обращаются психологи (и не только отечественные— вспомним замечание Г. Олпорта о том, что «психологом» в полном смысле слова можно считать хорошего писателя, а научная психология пока только стремится к подлинному знанию о законах жизни души [27]). Многое для понимания дают смежные науки: философия, этнология, этнография, филология...

Обратившись к теме праздника, мы чувствовали себя довольно одинокими в своей науке, пока не познакомились со специалистами по античности и балканистике*. Робко заявив свою «праздничную» тему, мы неожиданно для себя оказались на сессии, целиком посвященной празднику. Слушая доклады о символической роли праздничной одежды, погребальных обрядов, праздничных действий, мы увидели, насколько это знание наполнено психологическим смыслом. И сербы, и болгары, и древние греки понимали праздник как путь приобщения человека к единству мирозданья.

В «Словаре античности» слово «праздник» выводится от латинских «dies festus», «fesia/feria», что означает «день, свободный от работы», и говорится о том, что с древних времен задача праздника — «восстановить нарушенную гармонию между людьми и природой и устранить отчуждение людей от природы и общества» [36, с.455]. Обрядовые действия, пение и танцы играли служебную роль.

Праздник существует всегда — с самых древних времен человечества и до настоящего времени. Он и изменчив в каких-то деталях от культуры к культуре. Он и неизменен в главном, самом существенном своем качестве: способности восстанавливать цельность человека, восстанавливать гармонию между людьми и природой.

Казалось бы, праздник, понимаемый таким образом, должен был давно привлечь к себе внимание психологов. Однако этого пока не произошло. Настоящими специалистами, экспертами по вопросам, связанным с особенностями праздничного поведения, историей праздничной культуры являются, как мы уже говорили выше, ученые, работающие в смежных с психологией областях науки. Необходимо включиться в диалог с этими исследователями. В каких-то вопросах психологи тоже могут сказать свое веское слово. Главный критерий здесь — «цельная» личность и пути обретения этой цельности в празднике.

Для осуществления диалога пришлось преодолевать расстояние, сначала — географическое.

Осенью, когда в Москве завывают холодные ветра, моросит

Мы благодарим Ирину Александропну Седакову за приглашение на конференцию «Homo Balkanicus» (Институтславяноведения РАН, 2001).

дождь, замерзают ночью лужи, в Ереване происходит настоящий праздник природы. Осень — лучшее время в Армении. Уже нет знойной жары. Солнце такое ласковое и милое, а вечером приходит приятная прохлада. В один из таких вечеров и состоялось ин-тервью сэкспертом. Обсуждали тему праздника, потому что нашим собеседником был известный во многих странах мира этнолог Левой Абрамян*. Л евон занимается праздничной темой уже двадцать лет. Его книга «Первобытный праздник и мифология» вышла в свет в 1983 году.

Наша беседа протекала в непринужденной обстановке. За столом собрались также друзья, ученики и коллеги знаменитого этнолога. Вопрос, поставленный в начале беседы, был таким: «Что такое для Вас праздник?» И следующий: «Л праздники, они вообще разные?»

ЛЕВОМ: Праздники? Ну, праздники, естественно, разные, но в празднике, видимо, есть какая-то модель, которая одинаково сближает именно праздники, и мы можем говорить о празднике как таковом. Праздники — это то, что не будни. Там все противоположно будням или не так, как в будни. Поэтому, когда есть много праздников, их связывает то, как они оформляют свое не буднее бытие. И оказывается, что у них есть целый ряд общих качеств. Ну, скажем, снятие запретов, которое универсально для праздников. И тем самым мы сразу можем увидеть, чем отличается именно праздник от какого-нибудь ритуала, где то же самое может быть. Скажем, в ритуале это будет обязательно торжественно, а в празднике это будет обязательно с весельем. И когда многие вещи так накладываются, мы уже можем говорить, где эта ось находится. Так же и похороны. Похороны — это похороны, но и в празднике тоже есть обязательно элементы умирания и возрождения, поэтому как раз тризна туда больше подходит. Неожиданно из похоронной обрядности какая-то часть вдруг входит в праздник. Это древнейший праздник.

— В работах Ваших я читала о празднике как карнавале. У меня самой нет опыта личного участия в карнавале, и мне эта мысль просто в голову не приходила. И в православной культуре, похоже, нет карнавала. Нет переодевания. Есть переодевания на масленицу, но это опять же не православное, а от язычества.

ЛЕВОН: — Да, естественно, языческое. В армянской маслени-

' Беседа с Левоном Абрамяном состоялась в октябре 2001 года. Светлана Тихомирова, участвовавшая в этой беседе, выражает свою благодарность за внимание, теплый и радушный прием, а также заранее приносит свои извинения за возможные неточности изложения устной речи. Мы стремились сохранить в тексте разговорные интонации. Вообще тема праздника так многопланова и богата, что для нее более всего подходит форма диалога.

2 $ак\652

не эта карнавальность есть как раз. Это единственный праздник, где можно увидеть карнавальность. В православной масленице она тоже есть.

— Каждый праздник — это карнавал или все-таки это не обязательно?

Л ЕВОН: —А вот я вообще-то пошел бы обратным путем. Дело в том, что от карнавала я пошел бы к празднику. Карнавал изучен блестяще Бахтиным. Предложенная им карнавальная схема, она действует особенно в таких обществах, где ее легко воспроизвести, а это всегда те общества, где есть верх и низ, это он блестяще показал. Когда есть два полюса, то они карнавально переворачиваются. И вот один из языков карнавала, по которому ты узнаешь карнавал, — это его перевернутость.

— Все наоборот, да?

Л ЕВОН: — Оттуда я пошел дальше, потому что изучал праздники в более архаических обществах, где нет такой строгой иерархичности, но зато есть множество оппозиций. Если здесь действует верхняя оппозиция, то, как правило, только со своими разными подвидами, то в тех обществах, которые я немного знал, скажем, австралийские аборигены и такого типа архаические общества, там я неожиданно увидел, что происходит то же самое с каждой оппозицией. То, что Бахтин увидел на одной оппозиции, поэтому он и смог ее так блестяще описать, она там довлеет, то здесь действовала — в одном больше, в другом меньше, но по абсолютно той же схеме, — и получалась модель хаоса, когда все бинарные структуры, оппозиции, которыми определяется общество (во всяком случае, которыми можно описать общество), оказываются в особом состоянии — не обязательно перевернутом: они могут быть перевернуты, могут быть слегка сдвинуты, могут просто ликвидироваться, могут смазываться, но с ними обязательно что-то происходит.... Именно такие состояния хаоса мы с Гаяне* и пытались как-то привести к общему знаменателю в разных культурах и увидели, что прямо до них бывает некое состояние гиперструктур. Если хаос — это антиструктура, то прямо до этого, вроде бы, в обязательном порядке мы имеем усиление структуры космоса, которое было до праздника, а затем — такое вот разрушение его, чтобы потом восстановить совершенно нормальный космос, какой был до праздника.

— Это примерно то состояние, когда все нельзя, нельзя, нельзя, нарастает, а потом — можно ?

Л ЕВОН: Нельзя, нельзя, нельзя — вот это есть, а потом в один

* Гаяне Шагоян, подробнее см. работу [2].

момент идет— очень нельзя: очень нельзя, сверхнельзя. Получается, что все эти нельзя становятся на уровне кристалла даже.

— А на каких-то примерах это нельзя ?

ЛЕВОН: Ну вот это, например, в нашем докладе совместном, там начинается с советского парада, который воссоздает советское общество в гиперструктурированном виде. Мы видим все структуры общества, они абсолютно сжаты. Сверхсжатое общество. Парад, если Вы вспомните, в советское время он делился на состав трудящихся, или там Армия идет, национальности идут тоже. Вся структура общества там проходит в сверхсжатом, то есть в гипертрофированном, сверхорганизованном виде, после чего происходит...

— Настоящий праздник ?

ЛЕВОН: —Да, пьянка, которая, в принципе, не замечается, потому что она ритуально не зафиксирована. Более того, она нежелательна, и именно поэтому всегда старались, чтобы время праздника не превышало трех дней (даже если предпраздничные дни попадали на красные дни недели), иначе можно не выйти из этого состояния, а из этого состояния надо ритуально выходить. Как в традиционных обществах, их создают ритуально, чтобы потом космос восстановился. А здесь, так как космос — искусственный, он был силой нажит в свое время тоталитарным режимом, и поэтому его создают также в строго сжатом, гипертрофированном виде, чтобы гарантировать его возврат. И получается, что...

— Ударение больше на это ставится...

ЛЕВОН: — И поэтому мы замечаем это. Потом мы заметили, что, вроде бы, то же самое происходит всюду, просто иногда описывали так сильно антиструктурированное состояние, что не замечали этой структуры, сверхструктуры. Вот в масленице, например, обращают внимание на разные масленичные фигуры, разные обряды проводов зимы, на тысячу такого рода вещей, которые семантически наполнены. А, например, встречу Масленицы так не описывают. А она сооружается специально. Она сооружается как нечто, имеющее все признаки прошедшего года. Это сверх-структурироьанный год, не просто зима, это все старое. И сжигают именно это, а не просто сжигают зиму, как сегодня это представляется.

— То есть сакральный смысл ?

ЛЕВОН: — Получается, что есть такая сжатая структура прошедшего года, и во время годового праздника ты ее создаешь и ее уничтожаешь. Чтобы новый год, послемасленичный, — это получается, если считать по весеннему календарю, — чтобы он был настоящим космосом. То есть, там это есть, но не видится из-за чрезвычайного богатства побочных тем.

— А вот такой праздник как Новый год?

Л ЕВОН: — Новый год еще больше, потому что, новый год — это страх перед хаосом. На грани старого и нового года происходят всякие неопределенные вещи. Именно силы хаоса грозят в новогоднюю ночь. Это универсальное понятие вообще нового года. Новогодний ритуал у всех народов воссоздает, архетипически воссоздает, по модели он воссоздает начало мира. Именно тогда воссоздают, ну, можно сказать, сверхсжатую историю космоса. В Древней Индии был предновогодний ритуал, когда в форме вопросов и ответов воссоздавалось творение мира. Вообще, в это время совершаются самые важные обряды. Именно обряды, имеющие дело с началом мира и формированием структур. Причем и структур времени, и структур государства, и вообще всего мира. Новый год как раз хорошо все это показывает. Вроде бы, не должен, а показывает.

— А вот сегодняшний Новый год?

Л ЕВОН: — Сегодняшний Новый год? Тоже.

— У нас нет этих ритуалов...

Л ЕВОН: — появляются. Мы неожиданно вдруг увидели, что президенты дают отчет о прошедшем годе. Сжатым образом воссоздают прожитое, причем самое важное и в самом сжатом виде. Речь президента прямо перед Новым годом — это как ритуальный отчет, сжатый год. И еще мы заметили такую закономерность: правильно, нет у нас особых ритуалов, но по телевизору мы каждый Новый год смотрим «Карнавальную ночь»...

— А у нас в России все время идет «Ирония судьбы...».

Л ЕВОН: — И то, и это, или вместе, кстати, тот тоже абсолютно того же типа. Он же с переворачиванием. Настоящая путаница, переодевания...

— Общее состояние единообразия...

ЛЕВОН: — С пьянством, это уже праздничное пьянство. Испугать одно с другим — это настоящее карнавальное состояние, причем пьяный оказывается лучше, чем трезвый, — это все ведь там есть. Там же Яковлев, который — положительный, вроде бы, герой, — оказывается в худшем свете, а пьяница и хам, кстати, становится настоящим героем. Классическая карнавальная ситуация. При этом он теряет, на мой вкус, не очень симпатичную невесту и приобретает зарубежную, хорошую Барбару Брыльску. Так что даже здесь эта модель как-то срабатывает.

— Праздник Нового года — явление социальное?

Л ЕВОН: — Да, социальное, ведь Новый год — не семейный праздник. В тех обществах, где это семейный праздник, например, в Китае, там празднование в каждом доме. То есть ты знаешь, что в каждом доме это есть, и ты справляешь всем миром, но подуровень у тебя — семья.

— То есть это вот речь президента, бой курантов, вся страна со сдвинутыми бокалами шампанского...

ЛЕВОН: — Ну, ты смотри, каку нас тут получается: мы начинаем в 12 часов ночи праздновать, и с москвичами празднуем, то есть у нас есть уже праздничное настроение, и нам нетрудно обновлять этот праздник и его расширять. У нас идет по методу расширения.

— И еще я хотела бы спросить про ритмичность. У нас ряд исследователей сделали вывод, что праздники задают ритм жизни, то есть вводят какой-то ритм: масленица, после масленицы — пост, затем Пасха и так далее. От праздника к празднику что-то проходит, какие-то ритмы жизни задают сами праздники, то есть в некотором смысле они являются социальной структурой...

ЛЕВОН: — Это действительно так, и целый ряд исследователей это отмечал. Эдмунд Лич сказал, что праздник создает время. Есть такое выражение в его известной работе, о карнавале, кстати. Это выражение принадлежит Эдмунду Личу, что праздник сам создает время, что его цикличность именно в этом и заключается, так что это на самом деле так, тем более когда время цикличное, а не линейное, праздники создавались главным образом тогда, когда они были цикличны. Тогда никто не отмечал 1700-летие принятия христианства, а отмечали каждый год конкретный праздник, причем его отмечали так почему? Потому что солнце так стало, то есть это настоящие вещи во времени, а все временные вещи связаны со светилами всегда. Или время года меняется, или вот сельскохозяйственное. Так что это очень важный момент праздника, но сегодня он не действует. Он действует только как новый год, ты отмечаешь новый год и день рождения, все остальные эту ритмичность потеряли, вообще-то говоря. Они — просто отдушины сегодня и идут в таком линейном времени. Сегодня это линейный бег, в один момент ты остановился, отдышался, напился и пошел дальше, то есть ты не прощаешься.

— Л Пасха как? Вот у нас возвращается Пасха...

ЛЕВОН: — Ну, в Армении она всегда была и не прекращалась, но она не была такой, какой она была описана в свое время. Однако мы потеряли полностью масленицу. А в начале века этот праздник справляли вообще очень шумно, очень карнавально. Это настоящий карнавальный праздник был, но в советское время начисто ушел. И я думаю, что это связано с тем, что все остальные праздники как-то в семье отмечались и через семью они сохранились, а вот масленица — это единственный праздник, который абсолютно общинный: ему нужна улица. У нас игры были. Опять же было еще такое, что мы не делаем — праздничное шествие. Оно было в Тбилиси в начале года. Так что в крупных городах делалось это ритуализованное шествие. Игры типа хан-паша — это тоже ри-

туализованное действо. В празднике масленицы есть какие-то свои образы, свои особенности, ритуалы есть. Но так как они общинные, советская власть могла разрушить только общинные вещи. А в семье любые другие веши сохраняются, поэтому Пасха осталась... Откровенно праздничной была и революция... то есть там кто был никем, тот стал всем, — это настоящая карнавальная сторона праздника. И вместе с тем надо было уничтожить все символы старого мира, чтобы создать новое. А самое главное сегодня — это ностальгия по празднику. Все участники вспоминают об этих временах как о лучших временах, когда все мы были солидарны, вместе.

— Объединялись?

ЛЕВОН: — Вот опять именно этот момент был самым главным. И то же самое я неоднократно чувствовал у американцев, которые прошли конец шестидесятых годов — их революцию. Эту военную революцию, тут абсолютно то же. И меньше знаю, но то же я заметил у участников французских студенческих волнений 60-х годов, хотя их волнения были больше анархическими, но опять же у них идет этот момент — такая абсолютная ностальгия праздника.

— Вот еще этнический праздник. Может ли он служить научению своей этничности ?

ЛЕВОН: — Непременно, непременно, потому что праздники, они, как правило, именно этнические. Просто есть праздники, которые переходят границу этничности своей архетипичностью. А как правило, все праздники одеты в этническую одежду, и обычно их функция такой и является. Кстати сказать, люди учатся, молодые люди учатся своей этничности именно во время праздника, иначе негде. Хотя бы в это время надеваются национальные костюмы, когда они забыты, или же особые истории, связанные с прошлым, воссоздаются именно во время праздника. Все сакральное выходит наружу, все тщательно оберегаемое, все символы национальные выходят наружу именно в это время. Это концентрация каких-то вот национальных моментов.

— И это научение такое хорошее, то есть оно идет на позитиве?

ЛЕВОН: — Если это настоящий праздник, то обучение абсолютно позитивное. Почему? Потому что главный пункт праздника — это солидарность... На время праздника отменяются военные действия. В первобытном обществе тоже — объявляется перемирие, и ты не имеешь права что-то делать, уже из страха перед богами. То есть много таких примеров, есть специальные названия этого состояния, когда ты должен быть вместе. Это все — положительные чувства. Солидарность— она должна быть хорошей, чтобы привлечь дичь. Даже такой момент есть тоже. Массовые праздники существуют для этого тоже. И вот поэтому, когдая говорю, чтолюди учатся чему-то национальному в празднике, это научение, как правило, положительное. Оно соответствует тому, что сейчас в любом

гражданском обществе какие-нибудь гуманисты напишут как набор положительных сторон нации. Может быть, это выдуманные веши, но они только во время праздника и выявляются.

Вот такая беседа состоялась в Ереване в 2001 году от Рождества Христова. Встреча людей, уже десять лет живущих в разных государствах, но продолжающих оставаться в едином культурном пространстве. И заболевания культуры у нас общие. То же обеднение «празднеств», та же память об искусственном небе коммунистического космоса, та же побеждающая поступь линейного времени. Конечно,эти негативные тенденции касаются празднеств, устраиваемых для «отдыха», «развлечения», возможно, для каких-то других конкретных (иногда связанных с идеологией) целей. Но нас интересует Настоящий Праздник, прикоснувшись к которому личность духовно оживает и исцеляется от душевной усталости. Такой праздник нельзя свести к карнавалу. Более того, в итоге нашего исследования мы пришли к пониманию, что попытка понять праздник через карнавальное переворачивание («выворачивание») для психологии не продуктивна (несмотря на авторитет Бахтина). Искать смысл Праздника для человека нужно в самом простом — по-детски простом.

Когда же началась история Праздника? Здесь, на этой древней библейской земле, где праотец Ной впервые увидел радугу, означавшую конец потопа, особенно близкими становятся события давней истории человечества.

Согласно Библии, первым праздником была Пасха. В пасхальную ночь начался исход евреев из многовекового египетского рабства. «Это — ночь бдения Господу за изведение их из земли Египетской; эта самая ночь — бдение Господу у всех сынов Израиле-вых в роды их» (Исх. 12. 42). Тысячи лет, прошедшие с этих пор, в пасхальную ночь не спят. Те, кто остался еще в Ветхом Завете, вспоминают освобождение от египетского рабства — прообраз будущего спасения человечества, те же, кто принял в сердце Благую Весть (так переводится слово «Евангелие»), пребывают пасхальной ночью* в ликующей радости происшедшего уже главного события в истории человечества. Пасха — самый первый и самый главный праздник, прообраз всех праздников христианской цивилизации.

В Библии говорится также о Празднике Первых Плодов (начатков), о Пятидесятнице", Празднике Труб, Дне Очищения («Йом

* Новозаветная Пасха сдвинута по времени относительно иудейской Пасхи. "«Отсчитайте себе от первого дня после праздника, от того дня, в который приносите сноп потрясания, семь полных недель, до первого дня после седьмой недели отсчитайте пятьдесят дней, и тогда принесите новое хлебное приношение Господу...» (Лев. 22. 15-17).

Киппур») и Празднике Кущей: «чтобы знали роды ваши, что в кущах поселил Я сынов Израилевых, когда вывел из земли Египетской. Я Господь, Бог ваш» (Лев. 23, 43).

В годовом ритме праздников присутствовал недельный цикл: существовал «год субботний», когда «земля должна покоиться» (Лев. 25. 2), то есть не засеиваться. Каждое пятидесятилетие было «юбилейным годом». В юбилейный год полагалось прощать долги. «Пятидесятый год да будет у вас юбилей; не сейте и не жните, что само вырастет на земле, и не снимайте ягод с необрезанных лоз ее. Ибо это юбилей; священным да будет он для вас» (Лев. 25, 11-12).

Такой оттенок слова «праздник» сохранился в русском языке. В праздник не положено работать*.

Чувство праздника интернационально по своей природе. Душа человека непременно отзывается на праздник, лицо светится особым светом, а добрая улыбка смягчает взгляд. Конечно же, нам хотелось расспросить о празднике и наших западноевропейских соседей. Но когда мы попытались перевести слово «праздник» на английский язык, то столкнулись с объективной трудностью. Эквивалент слову «праздник» отсутствует в английском языке. Смысловая нагрузка слова holiday смещена в область значений «отпуск», «каникулы», «выходные». Одно слово означает церковный праздник, другое — вечеринку, третье — хорошее настроение, есть еще радость и веселье: но такого всеобъемлющего слова, которое объединяло бы и день рождения, и Новый год, и рождение ребенка... — такого слова в английском языке не нашлось. И тогда неожиданно пришла подсказка. По ТВ шел очередной фильм американского сериала «Скорая помощь». Один из персонажей (по сюжету— пациент, оказавшийся в больнице накануне Рождества) походил на Санта-Клауса. Когда медсестра спросила, часто ли ему об этом говорят, он ответил, что каждый год, каждое Рождество, когда в душах людей живет праздник и они делятся этой радостью друг с другом. А дальше — чудо. Вдруг пациент исчезает. Сестра закрывает морозное окно, и в этот момент слышен удаляющийся звон бубенцов. Сюжет стал настоящим подарком для нас: мы узнали, как это называется по-английски — holiday spirit, «дух праздника», «праздничное настроение».

' По свидетельствам наших корреспондентов, в народном сознании этот оттенок был перенесен и на советские праздники, в которые старались не делать никаких дел, а праздничные пироги пекли накануне. По той же причине на время Пасхи в советские годы старались назначить какой-нибудь «субботник» или «воскресник». Иногда из-за совпадения со временем первомайских праздников Пасхальное воскресенье оказывалось... рабочим днем.

А вот по-грузински слово «праздник» означает «день чуда». Хотите почувствовать праздничную атмосферу грузинского праздника? Той же осенью 2001 года, но уже в Тбилиси, мы встретились с замечательной и самобытной художницей Гаяне Хачатурян. Ее рассказ о праздниках в Тбилиси — образный, яркий, как и ее картины (их можно увидеть в иллюстрациях к нашей книге).

«Город наш —необыкновенный. Здесь есть тайна. Всяжизньбыла на улице. В 1946 году мне было четыре годика, я помню эту жизнь на улице. Она продолжалась до 1954-56 годов, пока в город не пришел телевизор. После этого все кончилось, люди стали смотреть телевизор и меньше общаться. Жизнь ушла с улиц в квартиры. А до этого времени Тифлис бурлил радостью и жизнью. Вы только представьте, все поют. Сегодня не так, даже не слышно песни, а раньше пели все люди. Поющий город. Если молодой грузин полюбил девушку, он нанимал певчих. И тогда они пели о любви всю ночь под окнами той девушки. По Куре медленно шел паром, на пароме тоже всегда пели. Тогда Кура была другая, ее еще не взяли в канал. Кура была нервная, бурная река, она по весне разливалась и причиняла много хлопот.

Еще в нашем городе жила невероятная романтическая любовь. Мальчики были настоящими принцами. Они не просто любили, они всему городу доказывали, как сильна их любовь. Я помню, как молодой человек полюбил девушку с улицы Плеханова. И вот по улице Плеханова ездили красочные фаэтоны. На них стояли музыканты с дудуками, и сам принц был с ними. Фаэтоны были украшены лентами и цветами. А молодой человек пел о своей любви. Сколько романтики, сколько вдохновения было в их любви, сколько цветов! Потом они куда-то делись. А девушки любили втихомолку. У юношей туфли были со скрипом. Это специально, чтобы на них обращали внимание. Божественный наив.

В саду Муштаид всегда играл духовой оркестр. Во время войны в духовом оркестре играли только женщины. Каждое воскресенье в саду играла музыка в исполнении духового оркестра. Какое-то особенно радостное время было после войны. Хотя каждый дом, каждая семья имела погибшего или не вернувшегося с войны, все равно улицы города были заполнены радостью, весельем. Дети были очень красивые. Взрослые отказывали себе во всем, послевоенное время было трудным в материальном плане, но очень празднично и красиво одевали детей. Была надежда, что вот теперь мы будем жить хорошо. Была надежда. Было веселье. Была работа. К детям относились очень трепетно, много ими занимались. Причем воспитывали детей всем двором. Такой город Тбилиси».

В ноябре 2001-го (когда проходила наша беседа с Гаянэ) в Грузии было, казалось бы, не до праздников. Но Тбилиси встретил Тбилисобой —■ своим главным городским праздником. Утешали и

слова Гаянэ Хачатурян, которыми она завершила свой рассказ о грузинском празднике: «Я не понимаю, что сейчас происходит. Но все вернется, я знаю, потому что здесь особенное место. Здесь многое уже было, такого не было. Но здесь и климат особенный. Сама природа здесь божественна. И она, природа будет диктовать, чтобы вернуть прежнюю гармонию. Природа победит в конце концов и научит людей жить».

Праздник — это всегда время детства: детства народа, детства человека. С воспоминаниями Гаяне перекликается стихотворение «Детство», написанное очень любимым по всей России грузином Булатом Окуджавой:

Я еду Тифлисом в пролетке, Октябрь стоит золотой. Осенние нарды и четки повсюду стучат вразнобой.

Сапожник согнулся над хромом, лудильщик ударил в котел, и с уличным гамом и громом по городу праздник пошел.

Уже за спиной Ортачала. Кура пролегла стороной. Мне только лишь три отстучало, а что еще будет со мной!

Пустячное жизни мгновенье, едва лишь запомнишь его, но всюду царит вдохновенье, и это превыше всего.

В застолье, в любви и коварстве, от той и до этой стены, и в воздухе, как в государстве, все страсти в одну сведены.

Я еду Тифлисом в пролетке и вижу, как осень кружит, и локоть родной моей тетки на белой подушке дрожит.

Кавказ — детство нашей культуры. Тысяча семьсот лет назад здесь было принято христианство, а первые апостолы дошли сюда

Гаянэ Хачатурян. Карнавал Муштаид — шорох Куры (фрагмент). 1981.

еще в первом веке новой эры. Эти горы помнят апостола Андрея Первозванного, который шел дальше, в земли будущей Руси...

С Кавказом, с Грузией связано детство гения — Павла Флоренского, предками которого были древние роды Армении и России. Из-за необычайной разносторонности дарований его называют также «русским Леонардо да Винчи». Репрессированный и убитый в 1937 году на Соловках, священник Павел Флоренский оставил работы по математике, искусствознанию, философии, теологии, инженерные разработки и еще исследования во многих областях знания — работа над его архивом продолжается. Тема, к которой у Флоренского проявился интерес, если судить по его воспоминаниям, с самого детства — это граница между явлением и сущностью, это такие разломы реальности, где сквозь явление просвечивает сущность, а сквозь настоящее — прошлое, которое, как он

чувствовал, никуда не уходит. «То, что в истории действительно занимало меня — Египет, Греция, стояло отделенное от меня не временем, а лишь какою-то стеною, но сквозь эту стену я всем существом чувствовал, что оно сейчас здесь» [45, с. 46]. Такой подход ко времени является основой понимания сущности праздника, всегда происходящего в настоящем. Праздник это не воспоминание, а само событие.

Одна из работ Павла Александровича Флоренского называется «Философия культа»*. Написанная в 1922 году, она основана на размышлениях о христианских праздниках священника и ученого. «Задача культа может быть выполнена только иерархической организацией жизни — так, чтобы вся жизнь была освящена, но чтобы притом в самом освящении ее были свои ступени, свои напластования, свои концентры, свои степени преображенное™ земного— в небесном. <...> Степеням восхождения первого соответствуют степени нисхождения второго; и чем выше восхождение земного, тем ниже нисхождение небесного, тем ближе они друг к другу, тем теснее их связь, тем взаимно-проникновеннее они, тем полнее преображение жизни, преображение мира, преображение вещества»[44, с. 197].

Во время праздничного цикла происходит освящение мира, и человек имеет возможность включаться в это событие вновь и вновь, постепенно восходя от одной ступени к другой. Стараясь излагать мысль как можно проще (в основе работы — прочитанные им лекции), Павел Флоренский приводит образ кругов, движущихся с разной скоростью, — наподобие механического приспособления для постепенного перехода участника с меньшей скорости на большую. Исходной при построении подобного образа является интуиция священника и мыслителя, что культ в реальной своей силе превышает все человеческие возможности — он может опалить, как огонь.

Нелинейное, цикличное время имеет свои циклы вхождения в сущность явлений. «Синкретизм духовного и природного, исторического и типологического, библейски откровенного и общечеловечески религиозного выступает в своем культе, и в частности, в Богослужебном годовом круге: всякий момент этого круга не только всебе и ради человека, но простирается и в космическую область, ее воспринимая в себя и, восприняв, освящает. Уже в основном расчленении церковного года четырьмя большими постами, паузами жизни, связанными с четырьмяжетипическими великими праздниками, или, скорее, группами праздников, явно сказывается космическое значение годового круга: как посты, так и соответствующие им праздни-

" Впервые опубликована в 1977 году в «Богословских трудах», XVII |44].

ки — в явном соответствии четырем временам астрономического года и четырем, в свой черед, соответствующим этим последним стихиям космологии» [44, с. 242].

И далее: «Постом зимним освящается начало мировой жизни, ее рождение, ее первое появление. Приуроченный в древности к зимнему солнцевороту,<...> в переломе года от зимы к весне, праздник Рождества Христова, которым завершается зимний пост, имеет рядом с собой свиту сродных ему праздников, праздничных обертонов, возглавляемых Крещением Господним. В древности же эти празднества, то есть Рождества и Крещения были слиты во единое празднество Богоявления, Епифаний Господних. Освящение зимней стихии, то есть воды, <...> Телом Господним — такова космическая значимость этого зимнего поста и зимнего созвездия праздников» [там же, с. 242-243].

Весенний пост в древних культурах был временем подготовки к празднику весны, образ которого — воскрешающее и прорастающее зерно. «Бесчисленные узы вяжут отдельные моменты празднеств весеннего цикла в одноплотное тело, искрящееся всеми цветами, имя которому — Воскресение Христово. В порядке годового круга Пасха есть освящение земных недр Земли, земной стихии» [там же, с. 244].

Летняя Пятидесятница освящает воздушную стихию, «а осеннее — Преображение, с освящением плодов на лето, с солнечными лучами — стихии световой, огненно-лучистой, эфирной, замыкало ряд празднеств <...> огнистых» [там же, с. 246].

Хотите не умом только, не только пониманием мыслей, подкрепляемых глубокими познаниями из древней истории человечества, прикоснуться к переживанию Праздника, точнее, к цельному, безо всякого внутреннего отвлечения, пребыванию внутри Праздника? Тогда погрузитесь сами в это изложение опыта нахождения в эпицентре праздничного действа гениального сына двух народов, священника и ученого Павла Флоренского.

«Станем вслушиваться в службу Богоявления — Навечерия, особенно в паремии* — и мы чувствуем, словно разверзлись хляби небесные и земные и отовсюду хлынули водные потоки; водные струи все заливают собою, все наполняют, всюду брызжут и прорезают воздух. Вода, вода, вода... и опять вода, пронизывающая весь мир, текущая сквозь наш организм — дух воды, призванный могучими словами. Весь алтарь полон воды и каким-то водным, голубоватым холодным светом. А теперь вслушаемся в Богослужение Страстной седмицы, особенно Великой Субботы — и почувствуем все внима-

* Паремии — это чтения из Ветхого Завета, в которых говорится о событиях, ставших прообразом данного праздника.

ние собою занявшую мать-Землю, то скорбную, то радующуюся: «земля же да радуется», и в самой — согласных и гласных — инструментовке екзапостилария* Святой седмицы — песнопение «Плотию уснув» — услышишь землю. Какая глубокая разница в самой материи службы Богоявленской и службы Пасхальной. <...> А теперь, сопоставив службу воды и службу земли, вслушаемся в Богослужение Пятидесятницы — и порыв ветра клубящихся дуновений захватит нас, ласкающие веяния заластятся в уши, в сердце, и все существо наше окутается стихией воздушной. И, наконец, службы летние явно исполнены огня, а Преображение — такой светоносности, таких потоков льющегося расплавленного золота, такого уплотнения световой материи, что когда, готовясь ночью к службе, читаешь в тишине канон Преображению, то невольно жмурятся глаза, как от расплавленной платины, и, кажется — вот сейчас ослепнешь от нестерпимого блеска» [тамже, с. 245-247].

«И образ мира, в слове явленный...» (Б. Пастернак) — такова в глубинной своей сущности онтологическая природа Праздника.

* Экзапостиларий или «светилен» — краткое изложение сути праздника, читаемое или пропеваемое в конце утрени.

Настоящий праздник можно сравнить с растением. Корни его уходят в самые древние исторические пласты существования человека на земле, а цветущая вершина достигает неба вечности. В праздниках разных стран и народов много общего, потому что все люди — братья*. Праздник каждого народа полон своеобразия, так как различны пути народов на тропинках истории. От поколения к поколению праздник сохраняют в культуре как драгоценность, потому что в нем — одно из важнейших условий сохранения жизнеспособности народа.

Но рядом с настоящим праздником выросло другое растение, которое люди все чаще начинают принимать за праздник. Почти лишенное корней, оно стелется по земле и не стремится достичь неба. Это праздник-развлечение. Замечательный отечественный философ Иван Ильин еще полвека назад увидел сущность устремленности к развлечениям в потере человеком цельности. «Человек, несущий в себе внутреннее расщепление, не знает счастья. Его ждет вечное разочарование и томление. Он обречен на вечную и притом безнадежную погоню за новыми удовольствиями; и везде ему предстоит неудовлетворенность и дурное расположение духа. Добиваясь и не получая, требуя и не находя, он все время ищет нового, неиспытанного, но приятного раздражения, и всякое «обещание» обманывает его» [16, с. 312]. Нарисованная картина печально узнаваема в наше время: «Он начинает измышлять неслыханные возможности; он утрачивает вкус, искажает искусство, извращает чувственную любовь; и вот он уже готов воззвать ко всем безднам зла, перерыть все углы и закоулки порока, чтобы раздобыть себе новое наслажденьице или, по крайней мере, раз-драженьице и испробовать какую-то небывалую утеху или усладу.

* Как сказала одна грузинка, глядя на иконописное изображение Адама и Евы, которых воскресший Христос выводит из ада: «Это бабушка (и показала на Еву), а это — дедушка (и показала на Адама). Все очень просто!».

■

Ему нельзя помочь; ему трудно помешать; он должен выпить до дна чашу своей немощи и своих заблуждений, что ныне и происходит в мире...» [тамже].

Настоящий праздник не исчезает. Просто его все труднее увидеть за разросшейся тягой к развлечениям. Но, прикоснувшись к празднику по-настоящему, всем существом своим, и мыслями, и чувствами (как пишет Ильин, в «целостной очевидности сердца»), человек оживает и обретает ориентиры, позволяющие отличать здоровое дерево от пустоцвета.

В народной культуре развлечение всегда занимало место, подчиненное содержательной стороне праздника. Молодежь пела, танцевала, играла и соревновалась в ловкости, веселилась и смеялась, но всему было «свое время».

Праздничные ритмы в русской народной культуре

Среди источников достоверных сведений об обычаях наших предков, живших в конце XIX — начале XX веков в разных регионах России, одно из главных мест занимают материалы, собранные тенишевским Этнографическим бюро. Эти уникальные материалы принято рассматривать как энциклопедию русской традиционной культуры [41]. Князь В.Н. Тенишев основал Этнографическое бюро с целью сбора этнографических сведений о крестьянстве и горожанах. Были созданы программы сбора сведений с помощью внештатных корреспондентов. Реализована была «крестьянская» программа. Архив хранится в Российском этнографическом музее [33]. Одна из частей Программы касалась темы праздников. Корреспондентов просили: «Описать происходящие в деревне или ближайшем селе большие празднества. В какой мере признается необходимым крестьянину и членам его семейства бывать на них? Кто в семье на этом настаивает и почему? Как крестьяне проводят время на празднестве? Какие устраивают пирушки? Не делаются ли складчины для этой цели? Описать подробно. Бывают ли специальные празднества: начала сенокоса, жатвы, при закладке церквей, общественного здания и т.п.? ... Кому из семьи ставится в обязанность быть на празднестве и кто может отсутствовать?» (там же). Особо следует остановиться на «корреспондентах». Ими были грамотные люди, живущие в данной местности, но являющиеся не непосредственными участниками крестьянского быта (среди более полутора сотни корреспондентов было всего несколько крестьян), а свидетелями особенностей жизни крестьян. Исследователи архива Б.М. Фирсов и И.Г. Киселева

К.Ф. Юон. Сельский праздник. Тверская губерния. 1910.

называют такой способ сбора данных методом включенного наблюдения [41]. В описаниях содержатся интересные детали, жанровые сценки и т.п., представляющие самостоятельный интерес для психологического анализа.

Итак, первое, с чего начинается настоящий праздник, — это время подготовки к нему, время ограничений именно в тех проявлениях, которыми особенно ярко процветет будущий праздник. Речь идет о другом жизненном ритме: будущий красный звон предваряется тишиной, яркие наряды и облачения — скромными («постными») одеждами. Ну а уж еда почти 50 дней Великого поста (6 недель поста плюс 6 дней Страстной недели) обязательно должна оставаться постной.

О том, насколько строго соблюдались эти разные по цвету, звучанию и наполненности различными проявлениями жизни периоды в жизни русских крестьян, да и других слоев российского общества, свидетельствуют работы этнографов. Так в книге М.М. Громыко «Мир русской деревни» говорится следующее: «Непременным свойством человека, отвечающего нравственному идеалу подавляющим большинством крестьян, являлась вера. Судили о ней по аккуратным посещениям церкви, по соблюдению постов и обрядов, по хождению на богомолья, но особенно — по выполнению нравственных

норм в целом. <...> Не только старшие в семье следили, чтобы молодежь не пропускала особенно важные богослужения, но и вся община наблюдала за этим. Соседи выговаривали матери, если сын был «ленив ходить к обедне» [14, с. 111].

Благодаря глубокому духовно-нравственному смыслу наших традиционных праздников (связанных с событиями жизни Спасителя, Божией Матери и святых) для раскрытия праздничной темы оказались информативны не только вопросы собственно о праздниках. В программе Этнографического бюро Тенишева был вопрос о посещении крестьянами церкви. М. М. Громыко отмечает, что на этот вопрос откликнулись почти все, кто писал в бюро из разных концов страны: «Крестьянин Ф.Ф. Шутов из деревни Пе-сьи-Веретьи на Вологодчине (Вельский уезд) сообщал, что в праздник его односельчане встают в пять часов утра и отправляются в церковь — на утреню и обедню. Церковь была в трех верстах от деревни. Одевалисьтуда все празднично, несмотря на ранний час <...> «Не было случая, чтобы кто-либо пришел в церковь нетрезвым», — писали из деревни Рыбакове Смоленской губернии» [там же, с. 112- 113].

Не меньшее значение придавалось соблюдению постов. Сроки постов знали все, и знание это сохранилось, хотя подчас и в искаженном виде, до настоящего времени. Нами было записано свидетельство жительницы одного из подмосковных сел, что ее соседи, глубоко верующие люди, не давали коровьего или козьего молока детям во время Великого поста (воспоминание относится к 1940 году, записано в 70-х годах). Для сравнения обратимся вновь к работе М. М. Громыко: «И в этом вопросе письменные ответы местных жителей из разных районов на программы научных обществ единодушны — «крестьяне посты соблюдают строго». Лишь в некоторых сообщениях отмечалось, что в «последнее время» (то есть в конце XIX века) к нарушению постов стали относиться снисходительнее. <...> Особенно большим грехом считалось нарушение Великого поста; почти такое же отношение было к Успенскому посту. <...> Мужики Великим и Успенским постом не пили водку <...>» [там же, с. 114]. Автор говорит о духовно-нравственном значении постов: «Вся эта система представлений и норм поведения, связанных с постами, имела большое значение для развития внутренней, нравственной дисциплины, для совершенствования силы воли, умения ограничить себя, соблюсти запрет. Дети с малых лет приучались понимать, что не все, что хочется, дозволено. Воспитывалось понятие о превосходстве духовного начала в человеке над телесным <...>. Считалось, что человек тем и отличается от животного, что «сила духа в нем позволяет одолеть хотение» [там же, с. 115]. И далее: «В посты молодежь пела только духовные стихи» [там же, с. 342].

В праздничном годовом ритме особое место занимали: Рождество, Святки, Масленица, Пасха, Троица, другие двунадесятые праздники, престольные праздники данной местности и праздники, связанные с сельскохозяйственной жизнью.

События личной жизни человека также были включены в общий ритм. Не было привычных теперь дней рождения, но праздновались именины.

Такое важнейшее событие в жизни человека, как свадьба было, прежде всего связано с венчанием в церкви*. В целом М.М. Громыко отмечает следующее: «Кажется удивительным, что у крестьян праздничная культура по своему богатству, яркости, всеобщности и роли в общественном сознании занимала одно из ведущих мест» [там же].

Праздничные ритмы — это прежде всего ритмы разных оттенков радости. В какой-то из года в год определенный момент эта интенсивность молодой радости достигала небывалой силы — это масленица. Приводится такой пример: «Так, в Ильинской волости Ростовского уезда (Ярославской губернии), где масленицу праздновали с понедельника, кататься начинали в четверг: молодежь и мальчишки запрягали по очереди лошадей в розвальни и, ввалившись целой ватагой в сани, с песнями ездили по соседним деревням. Здесь, как и повсеместно, обязательно было участие молодоженов в масленичном катаньи» [там же, с. 334].

Однако эта молодая радость должна была уступить место подготовке к принятию другой, невиданной еще на земле огненно-духовной радости Пасхи. Потрясает внезапность этого переходного момента (буквально мига), когда начинается объективно и субъективно другое время. В последнее воскресенье масленицы (Прощеное воскресенье): «Катанье налошадях, как и все гулянье приезжей молодежи в селе, проходило только днем и заканчивалось внезапно, как бы по сигналу. Сигналом служил первый удар колокола к вечерне. После него, как писала в Тенишевское бюро сельская учительница Красноармейская, все «буквально бросаются из села и гонят

' На безусловной силе действия венчания основан сюжет пушкинской «Метели». Даже случайное, казалось бы, соединение двух людей, не знавших до венчания Друг друга, оказалось их судьбой. Венчали не в любой лень. Есть периоды (они соблюдаются в церкви и поныне), когда венчания не совершают. Такие дни есть в недельном ритме (в канун воскресного дня, накануне постных дней — среды и пятницы), есть они и в годовом ритме (не венчают в течение четырех церковных постов, на Масленице, в канун двунадесятых праздников). Отсюда, собственно, и существовало всего несколько свадебных периодов: Красная горка после Пасхи, Петровки (после Петрова поста), время после Святок (на Святки не венчали) и известные всем осенние свадьбы (после Успенского поста). Так героиня «Матре-нина двора» А.И. Солженицына сетовала, что не подождала и венчалась на Петровки, «а умные-то и терпеливые ждут осени».

Б.М. Кустодиев. Масленица. 1916.

обыкновенно как на пожар, так что в какие-нибудь 5-10 минут в селе не остается ни души, и наступает такая тишина, как в Великий пост». Поспешность разъезда была вызвана тем, что вечером «прощеного» воскресенья катанья, как и хоровод, считались уже неуместными: наступало время просить друг у друга прощен ья, начиналос ь загове -нье на Великий пост...» [там же, с 335].

Сорок дней строгого поста были дорогой, которая приводила к еще более строгой Страстной неделе — и только после этого следовал «Праздников праздник, торжество из торжеств»* — Пасха. «Святость этого великого праздника была такова в глазах крестьян, что развлекательная сторона проходила приглушенно. В конце Страстной недели хозяйки пекли куличи в обстановке строжайшего поста и молитв — нельзя было попробовать даже крупицу скоромного теста. В полночь на Крестный ход ходили, как правило, все. Никто не мог остаться без церковной службы в пасхальную ночь» [там же,с.342].

Троицкие хороводы, кумованья, плетение венков... эмоциональное богатство народной праздничной культуры приводило к полноценному опыту переживания радости, а время подготовки — к опытному познанию того, что перед радостью нужно преодолеть страдание. Либо наоборот — что вслед за страданием неминуемо следует радость. Этому учил годовой цикл праздников.

Их символический, духовный смысл ныне большинству понятен слабо. Есть, скорее, эмоционально-душевное предчувствие большого смысла, находящегося в прежних праздниках. Обычно это предчувствие связано с детским опытом.

* Ирмосы Пасхального канона

В исследованиях обращается внимание и на специальные моменты праздничного действа, исполняемые детьми. Так Г.В. Любимова, изучавшая роль детей в обычаях и обрядах календарного цикла в Сибири, пишет: «Г.С. Виноградов* одним из первых обратил внимание на то, что, изучая культуру народных масс, этнографы мало уделяют внимание «процессу унаследования культуры», тому, какими путями каждое новое поколение «вступает во владение культурным богатством, добытым ранее живущими поколениями», и призвал изучать детский возраст, поскольку именно в это время совершается «процесс унаследования» [22, с. 54].

С детства запоминалось участие в большом престольном празднике, который отмечался в каждом селе, в каждой деревне. Здесь был ритм свой, местный — сроки престолов в разных деревнях могли розниться. М.М. Громыко пишет: «Храмовые праздники (другие названия — престольные, съезжие, гулевые) по бытовым чертам своим занимали промежуточное положение между календарными и семейными. Они относились к конкретной дате и охватывали всех крестьян, но в то же время были отмечены «госте-ванием» родственников в семьях. Эти праздники посвящались памяти святого или события, во имя которого была построена местная церковь в целом либо один из престолов церкви. <...> В описаниях Тульской губернии начала XIX века подчеркивается, что на храмовый праздник «дом каждого отверст каждому приходящему, и стол накрыт на весь день. Всякий посетитель угощается, даже незнакомый» [14, с. 364].

Престольные праздники были временем активного общения жителей села и всех родственников. По свидетельству жительницы одного из подмосковных сел, обычай собираться в родительском доме в дни престольных праздников сохранялся до середины 80-х годов XX века, затем как-то быстро пошел на убыль. Однако сама тяга к семейному застолью и гостеванию коренится в этой традиции.

Исследователи говорят об особой роли женщин пожилого возраста в поддержании традиционных форм поведения. Так Г.В. Любимова пишет, что «женщины пожилого возраста в конечном итоге оказываются практически единственной группой, способствующей сохранению традиций» [14, с.59].

Всякий новый праздник мог прижиться в случае, если он основывался на традиционном праздничном поведении. Однако сокровенный смысл праздника («святое») при этом мог забываться.

* Приводится ссылка на работу этого классика отечественной этнографии: Г.С. Виноградов. Детский народный календарь. — «Сибирская живая старина». №2, Иркутск.

Цикличный характер времени годового праздничного круга присутствует во всей классической русской художественной литературе. Так в известной со школьных лет Обломовке, описанной Гончаровым, герои жили по праздничному календарю, отмеряя от него все нехитрые события своей жизни: «Они вели счет времени по праздникам, по временам года, по разным семейным и домашним случаям, не ссылаясь никогда на месяцы, ни на числа. Может быть, это происходило частью и оттого, что, кроме самого Обломова, прочие все путали и названия месяцев, и порядок чисел»*. Противопоставление времени праздничного годового круга линейному времени — времени «прогресса» и Штольца, — в романе Гончарова очевидно.

Но и годы спустя после революционной победы «прогресса» у тех, кто вырос в прежнее, «допереломное» время, «старые» праздники глубоко вошли буквально в плоть и кровь. Так очень известная балерина Ольга Лепешинская в день своего 85-летия рассказывает: «В жизни бывают невероятные, непредсказуемые совпадения. Березкапришлакомне имениовТроицындень. Всяслицом я окунулась в пахучую зелень и улыбалась всем, кто захотел поздравить меня с праздником: это внучка моей няни — особенно забавно сейчас припомнить, что у меня была няня!..»"

В празднике нет мелочей. Березка, цветы, свежескошенная трава и, конечно, крашеное яичко сразу вызывают из детства образ всего праздника — если, конечно, у человека в детстве был опыт самого праздника.

Попавшая после революции в жесткие (и даже жестокие) условия тюремного заключения, А. Танеева вспоминает: «Была Пасха, и я в своей убогой обстановке пела пасхальные песни, сидя на койке. Солдаты думали, что я сошла с ума и, войдя, под угрозой побить потребовали, чтобы я замолчала. Положив голову на грязную подушку, я заплакала... Но вдруг я почувствовала под подушкой что-то крепкое и, сунув руку, ощупала яйцо. Я не смела верить своей радости. В самом деле, под грязной подушкой, набитой соломой, лежало красное яичко, положенное доброй рукой моего единственного теперь друга, нашей надзирательницы. Думаю, ни одно красное яичко в этот день не принесло столько радости: я прижала его к сердцу, целовала его и благодарила Бога» [39, с. 179-180].

' Так, вспоминая об одной знакомой, в Обломовке размышляли: «А когда, бишь, она уехала от нас? — спросил Илья Иванович. — Кажется, после Ильина дня?» «Что ты, Илья Иванович! Всегда перепутаешь! Она И семика не дождалась», — поправила жена. «Она, кажется, в Петровки здесь была», — возражает Илья Ивано-вич.<...> «Так это Марья Онисимовна» <...> «Да и Марья Онисимовна не до Ильина дня, а до Прохора и Никанора гостила» [11, с. 151]. " Ольга Лепешинская. Воспоминание о чуде. «Известия» от 9 июля 2001 г.

Со «старыми» праздниками новая власть стремилась расправиться со стремительностью, свидетельствующей о важности праздничного ритма для сознания народа. Умный и тонкий наблюдатель писатель Михаил Пришвин записал в своем дневнике в Рождественский сочельник 6 января 1930 года: «Сочельник. Со вчерашнего дня оттепель после метели. Верующим к Рождеству вышел сюрприз. Созвали их. Набралось множество мальчишек. Вышел дефективный человек и сказал речь против Христа. Уличные мальчишки радовались, смеялись, верующие молчали: им было страшно сказать за Христа, потому что вся жизнь их зависит от кооперативов, перестанут хлеб выдавать — и крышка! После речи своей дефективное лицо предложило закрыть церковь. Верующие и кое-какие старинные: Тарасиха и другие, — молчали. И так вышло, что верующие люди оставили себя сами без Рождества, и церковь закрыли. Сердца больные, животы голодные и постоянная мысль в голове: рано или поздно погонят в коллектив» [26, с. 162].

Оказалось, что праздничный ритм — это область свободы личности. А всяческая несвобода связана с «запрещением» праздновать. Запись Пришвина от 16 января того же, 30-го года (года «перелома»): «Сколько лучших сил было истрачено за 12 лет борьбы по охране исторических памятников, и вдруг одолел враг, и все полетело: по всей стране идет теперь уничтожение культурных ценностей, памятников и живых организованных личностей» [там же, с. 162]. Накануне страшного 37-го года в дневнике писателя осталась одна «праздничная» запись: «31 декабря. Встреча Нового года удалась благодаря радиоприемнику: почти незнакомые мне люди просидели весь вечер и слова не сказали, потому что говорил и пел приемник. И было хорошо сидеть и быть и не быть с людьми. Радио — это великий разлучник. И великий обманщик: человек не поет, не беседует с другим человеком, поет и беседует радио за всю страну» [там же, с. 242].

Радио «на всю страну» могло давать единый ритм, тот, который был нужен. У старых людей еще могла сохраняться память о прежнем праздничном ритме, а молодые вырастали под ритмы, транслируемые через громкоговорители.

Но без праздников жизнь невозможна. Это хорошо чувствовал талантливый советский педагог А.С. Макаренко. Герои его «Педагогической поэмы» обучались не только труду, но и празднику. Книги Макаренко сохранили яркое свидетельство того, как конструировался новый праздничный ритуал, как использовались при этом элементы прежних праздников (гирлянды из зеленых ветвей березки, праздничный нарядный стол), а самое важное (например, венчание брачующихся в церкви) подменялось знаменами, барабанным боем и прочими атрибутами «новой веры». «После митинга мы ста-

вим молодых под знамя и всем строем экскортируем их к столам. Им приготовлено почетное место, и сзади них останавливается знаменная бригада. Дежурный колонист заботливо меняет караул. Двадцать колонистов в белоснежных халатах начинают подавать пищу...» [23, с.321]. Замечательно организовано почти полное отсутствие спиртного (самогона).

А уж когда наступало время «настоящего» советского праздника, сохранение и поддержание его становилось особой задачей воспитателя. Из текста видно, что Макаренко делал это искренне. «Колонисты любили готовиться к праздникам и больше всего любили праздник Первого мая, потому что это весенний праздник. <...> Вечером на собрании колонистов мы проверили свою готовность к празднику, и только одна деталь осталась до конца не выясненной: будет ли завтра дождь. <...> Я принужден был решить вопрос голосованием: идти ли в город, если с утра будет дождь?» [там же, с.357-358].

И утром они пошли, несмотря на дождь. Описано все так ярко, что видишь пустынные улицы, городскую площадь, на которую никто из взрослых из-за непогоды не собрался, и под все усиливающимся ливнем марширующих ребятишек вместе с их наставником. «Я остановил колонну и сказал ребятам: «Барабаны намокли, давайте песню. Обращаю ваше внимание, некоторые ряды плохо равняются, идут не в ногу, кроме того, голову нужно держать выше». Колонисты захохотали. По их лицам стекали целые реки воды.

— Шагом марш! Кабанов начал песню:

— Гей, чумаче, чумаче! Життя твое собаче...

Но слова песни показались всем настолько подходящими к случаю, что и песню встретили хохотом. При втором запеве песню подхватили и понесли по безлюдным улицам, затопленным дождевыми потоками» [там же, с.359].

Так педагог обеспечивал опыт участия детей в праздниках, утверждавшихся в той стране, в которой им предстояло жить. Сознательно он делал это или нет, но опираться приходилось на традиционную для православной культуры готовность к преодолению трудностей и испытаний, необходимую для того, чтобы приобщиться к празднику.

Современные этнографические и этнологические исследования позволяют увидеть, как новые, советские праздники прорастали, используя традиционную народную культуру — богатую, но слабо осознанную самим народом*.

' О главной беде русских людей, состоящей в неосознанности культа, отец Павел Флоренский предупреждал еще до революции [см. 44].

«Духовная культура северного Белозерья»

Так озаглавлено недавно вышедшее из печати исследование, подготовленное группой ученых из Института этнологии и антропологии РАН [24]. В нем собраны свидетельства пожилых жителей Белозерского края о семейных и календарных традициях и обрядах. Большинство воспоминаний относится ко времени детства и юности корреспондентов, то есть к 20 — 30-м годам XX века.

Богата до революции была Вологодчина. Плодородная земля, длинный световой день летом («белые ночи»), трудолюбие и душевная крепость живущих здесь русских людей, не знавших рабства и нападений неприятеля, уважение к памяти христианских подвижников, терпением и кротостью, а не мечом покоривших край, — все это делало «Северную Фиваиду» особым, заповедным местом русской земли. В воспоминаниях селения Белозерского края предстают еще многолюдными и наполненными яркими проявлениями праздничной культуры. У рассказчиков особый северный говорок: «В каждой деревне, где праздник (от Тихвинская на Чертеже), от там все идут. Все туда идут. Где праздник, вот в Кинесме Троица, все идем мы туды. В Спасов день к нам все идут. Улица не по-дымалисе, што народу-то, ой! Протти нельзя. Пляски, пляски, тут пляшут, тут в ланца, там в ланца, што делаэцца! Не топеререшнее. Потом вецеромбиседы»(ж., 1907 г.р.) [24, с.94]. По деревне гуляли шеренгами под специальный наигрыш — девушки и парни раздельно. Играли в забытые теперь игры: «У мальчиков были популярны игры-состязания в силе, ловкости, выносливости» — «петушиный бой», «тянуть репку» (оторвать сильного парня от столба), «в свайку» (бросать ножичек, «чтобы он воткнулся в землю»), «лапта», «в лунки», «в круги» и др. — отличия по деревням) [24, с. 103].

Застолье устраивалось для соседей и родственников, а во время больших праздников приходили гости из соседних деревень, причем сначала угощались чужие, а затем родня. Для застолья была характерна аскетически-серьезная атмосфера: встречаются упоминания о традиционном запрете смеяться и петь за столом. Для угощения варили пиво, а водка («вино») упоминается мало: «Вина раньше брали, но ни какщас — меньше» (ж. 1912 г. р.). Рассказывают о масленичных катаниях на богато украшенных лошадях, но нет упоминаний о традиции наряжать и сжигать Масленицу (у этой традиции языческие корни). «Чистый понедельник завершал череду масленичных дней, после чего начинался Великий пост с его будничной суровостью, и веселье прекращалось до Пасхи» [24, с. 223].

Авторы отмечают: «Традиционная праздничная жизнь включала в себя несколько составляющих. Это семейные праздники, важнейшим из которых была, конечно, свадьба, и праздники календарные

(см. «Егорьев день», «Ильин день», «Пасха», «Святки», «Троица» и др.)- Кроме того, в рамках календаря важное место отводилось престольным и заветным праздникам и приуроченным к ним общественно-семейным церемониям перегащивания и пирования («пи-вам»). Престольные, или храмовые праздники до сих пор почитаются старшим поколением, и воспоминания о них обычно очень эмоционально насыщены и экспрессивны» [24, с. 310].

Приживались традиции, которые поддерживала новая власть. «Наиболее сохранившейся к 20—30-м годам частью жатвенного обряда оказались дожинки, отчасти благодаря тому, что некоторые ритуалы окончания жатвы официально поддерживались в колхозах» [24, с. 119]. Благодаря своему коллективному характеру дожинки легко превратились в общеколхозный праздник окончания уборки урожая.

В 20-е годы еще отмечались случаи необычного соединения календарного праздника с революционной символикой. Так на Святках могли ходить с красной пятиконечной звездой (традиционная Рождественская звезда иной формы и цвета).

Однако жизнь менялась очень быстро. Неурожай, поборы, колхозы привели к обнищанию крестьян. В книге опубликован удивительный памятник этого времени — дневник Дмитрия Ивановича Лукичева из села Вашки, начатый в 1920 году (27 июня н./ст.), а законченный в 1937 году.

Лукичев — настоящий крестьянин, грамотный, образованный, глубоко верующий человек. В 1920 году ему исполняется 42 года. Его первые слова рисуют характер основательный и крепкий: «В настоящую книгу записывать все события и заметки семейной жизни, для памяти. Как для себя и для будущего поколения семейства; книга должна храниться и тщательно оберегаться от порчи и утери, записывать для памяти только то, что окажется достойным внимания и памяти, а также то, что должно быть полезным как в материальном, так и в нравственном положении; также те мудрые и нравственные изречения и пословицы, кои могут быть поучительны и полезны для самоусовершенствования себя и всех, кто их прочтет. Чувства и мысли, кои записываются, должны быть тщательно и основательно проверены и обдуманы здравым разумом» [24, с. 338].

Так он и поступает. Вначале описывает свое семейство (пять дочерей и один сын), называя каждого по имени-отчеству и рядом с датой рождения указывая день Ангела. Наряду с сообщениями об урожае — воспоминания, упоминания праздников, отмечаемых в данный день, множество изречений из Святого Писания о вере, терпении и благоразумии, помогающие ему, видимо, справиться с теми напастями, которые с каждым новым днем все боль-

ше и больше обрушиваются на крестьян и лично на Дмитрия Ивановича. Запись от 14 апреля 1921 года: «Лед на озере тронулся. Весна ранняя, сухая, теплая, воды очень мало. Население по деревням голодает. Сеять, нет овса, семян. Советские деньги совершенно обесценились и за них ничего купить невозможно. За работы, атак-же купля и продажа производятся на обмен продуктов» [24, с. 395]. Сельскохозяйственный календарь строится по календарным праздникам (запись от 22 апреля того же года): «Пятница Вербной недели, весна стоит сухая...». 1-го мая подчеркнуто: «Пасха...», а далее — о приметах ранней весны, но ни слова о «первомайском празднике».

Новый распорядок все больше вмешивается в и без того трудную, но веками налаженную крестьянскую жизнь. Повторяются упоминания о болезни. Запись от 7 июля того же года: «Иванов день. Продолжается моя болезнь, хотя уже пошла на выздоровление. Вследствие болезни сегодня была созвана помощь для косьбы» [24, с. 398]. Сообщается о бесконечных поборах крестьян — продналог, трудовая повинность («трудгужналог»)... Запись от 7 января 1922 года: «Рождество Христово. Продналог взыскан полностью со всего населения. С неплательщиков взыскан в двойном размере и у некоторых лиц взяты коровы по постановлению ревтрибунала за неуплату в срок продналога, не исключая и бедняков. Невесело встречают праздник в особенности бедняки, у которых не осталось хлеба после уплаты продналога» [24, с. 402].

Дмитрий Иванович поддерживает состояние своего духа мудрыми изречениями из Святого Писания. Запись от 19 августа того же года: «Преображение Господне. <...> Ищи прилежно истину. Внимательно читай, в особенности Священное Писание. Многие отрицают Бога и вообще религию. Почему? Потому что поняли Священной писание в материальном смысле, а многие и совершенно не знакомы со Священным писанием. Читай и понимай его в духовном смысле и помни, что догматы религии непорочны, святы и чисты, как следует быть Божественному учению, и никакое другое учение социализма не заменит его» [24, с. 400]. Понимание Священного писания «в материальном смысле» — это обещание построения земного рая, чему и не верит разумный крестьянин.

Жизнь становится все тяжелее. Запись от 28 января 1923 года: «Унылое настроение у населения. Предстоит голодовка, отобран хлеб за продналоги и штрафы» [24, с. 402]. Все чаше записи q болезни — своей, дочерей и все реже упоминаются праздники. «7.VII. Праздник Иванов день. Хвораю вот уже 2 недели» [24, с.405]. Праздник упоминается как метка в календаре: «19.VII. Преображение Господне. Убран горох. Убрано ржаное поле» [24, с. 406]. Сохраняется традиция гостевания: «19.XII. Св. Николая праздник. Были гости, приезжал брат

Иван Иванович из Белозерска» [24, с.408]. У Дмитрия Ивановича родился еще один сын (в дневнике записаны восприемники при крещении младенца, день Ангела мальчика по старому и новому стилю), родился и вскоре умер племянник, происходит сложный обряд сватовства и выдачи замуж одной из дочерей: «Марию сватают женихи, но все сватовства отклонены. 3.11. Сегодня вновь явились сваты. <...> Заручившись согласием обеих сторон, жениха и невесты, устроили сговор» [24, с. 408]. Но до окончания сговора пришло предложение от другого жениха — оно и было принято: «Устроено Богомолье и Мария невеста». После свадьбы хлопоты не заканчиваются: «13.11. Приготовляемся к приему молодых новобрачных и гостей, к так называемым отводи нам, которые назначены в пятницу на масляной 16-го февраля» [тамже, с. 409]. А 11 -го декабря записано: «Мария развелась с мужем <...> и возвратилась домой. Причина развода — очень грубое обращение свекрови, даже совсем невозможное, а также полная бесхозяйственность мужа и семьи» [там же, с. 413].

Упоминаются праздники — святителя Николая, Георгия Победоносца, Пасха, Вознесение, Троицын день, Иванов день, пророка Ильи. Записи о начале сева, погоде, о ценах и об урожае: «Лето 23 года все стояло сырое и холодное, весь год должно считать сырым, дождливым и холодным, от того получился большой недород и зима обещает населению вновь голодовку» [там же, с. 412].

Перваязаписьо 1 мая («праздникрабочих») сделана в 1924году. Упоминается «комсомольская свадьба» родственника. У Дмитрия Ивановича родилась еще одна дочь и через две недели умерла.

В 1925 году сделана всего одна запись. В 1926 году у Дмитрия Ивановича родились еще один сын и внучка. За 1927 год запись нескольких событий и ни одного упоминания праздника, аза 1928 год, кроме хозяйственных записей, упоминается (впервые) день рождения. Несколько записей жизненных событий в 1929 году (одно из них — поездка в Ленинград). И вот 15 февраля 1930 года: «Состоялось постановление о переходе от единоличного ведения сельского хозяйства к коллективному» [тамже,с.416]. В течение 1931 года Дмитрий Иванович то попадает в «кулаки», то оправдывается судом и возвращается в колхоз. В 1932 году запись (напоминающая строки из дневника Пришвина, видно, что картина по всей российской земле была одна и та же): «Подрубили и уронили верх колокольни. Конец Пречистыя. С 1-го января 1932 года церковь в селе Вашках перешла в ведение РИКа и перестраивается в клуб. Верх церкви снимается и назначен подрубить второй этаж. Так пришел конец Пречистыя (название церкви*)» [там же, с. 418]. В тексте появляются речевые штампы новой эпохи: 1933 год— «впервые засветились электричеством лампочки Ильича»; 1934

' Т.е. церковь Рождества Богородицы. Празднование 21 сентября по н. ст.

год — Киров «убит выстрелом от злодейской руки». Дневник отмечает открытие клуба, первый прилет аэроплана... Через год на Дмитрия Ивановича и сына Сергея обрушивается настоящая беда: их объявляют «вредителями». Сергея Дмитриевича отправляют в ссылку, где он и умирает в 1937 году. Этой записи предшествуют восторженные слова Дмитрия Ивановича о только что (1936 год) принятой «сталинской» Конституции. По ним видно: повторенные много раз всеми средствами пропаганды (радио и проч.), эти словесные штампы становятся как бы собственным текстом человека: «Новая Конституция является небывалой первой Социалистической Конституцией в мире, дающей равные права трудящимся страны без различия национальностей, пола и т.д. Вводятся всеобщие тайные выборы. Уничтожается эксплуатация человека человеком» [там же, с. 420].

Так исподволь, незаметно на протяжении 18-летнего периода происходит вторжение нового времени лживых лозунгов о «правах трудящихся» взамен прежнего времени годового праздничного круга, укорененного в ветхозаветной мудрости, которую с такой любовью цитировал этот образованный, работящий, разумный и глубоко порядочный крестьянин Белозерского края.

Но праздник, даже специально не упоминаемый или по видимости разрушенный, не исчезает, а остается в самых глубоких основаниях духовной и душевной жизни человека — в его смирении и кротости, разумности, способности справиться с жизненными испытаниями и не потерять мира с собою и окружающим миром.

Ныне эти земли трудно узнать — они явно обезлюдели. Но красота и духовная мощь этих мест не исчезли, они пребывают здесь «всегда»: в ферапонтовских фресках Дионисия, в красоте природы и в людях — добрых, кротких и светлых...

Праздники Смоленщины: сегодня и сто лет назад

На западной границе современной территории России находятся земли Смоленщины. Почти на два столетия древнее Москвы, Смоленск многоевидел на своем веку, часто становясь местом сражений. В 1239 году смоляне остановили движение войск Батыя на Запад. В истории Смоленска был период, когда он входил в Литовское княжество (1404-1514 гг.). В его историю также вошли и героическая оборона Смоленска от поляков (1609-1611), и смоленское сражение Отечественной войны 1812 года, и сражения Великой Отечественной.

Основная работа князя В.Н. Тенишева над «крестьянской программой» проходила в имении Талашкино под Смоленском. Один из разделов собранных материалов относится к записям, сделан-

ным на смоленской земле. Прежде всего остановимся на тех рассказах о праздничном поведении крестьян, которые были собраны «методом включенного наблюдения» в конце XIX века.

Праздники для корреспондентов — это прежде всего православные праздники: Рождество, события Страстной седмицы, Благовещение, Пасха, престольные праздники данной местности. Праздники были временем выхода из привычного трудового ритма. Подобно и другим местностям России, гостями были те, кто жил некоторое (определенное традицией) время в принимавшем их доме (чтобы в другой праздник уже хозяева отправились на несколько дней погоститьк своим прежним гостям). Приведем описание праздника Святой Троицы в деревне Хошне (запись 1897 г.). «На Троицын день хозяйка раненько встанет и хлопочет побольше наготовить кушаньев, чтобы было чем угостить гостей на славу. Гости встанут гораздо позже хозяйки, умоются, Богу помолятся и сидят себе разговаривают ‹... › После завтрака гости выходят на улицу ...» [33, № 1629, л. 3]. Кому можно ходить в гости, строго определяется традицией: «Отправляются в гости одни молодухи и женатые мужчины, а девки и парни холостые по гостям не ходят» [там же].

Из описаний выстраиваются как бы две линии праздничного действа, типичные и для других российских губерний, но в каждой из них выраженных со своим своеобразием: молитва и «угощение». Насколько мы заметили, просматривая материалы Тенишевского бюро, корреспонденты из Смоленской губернии большое внимание уделяют первой составляющей — то есть тому главному событию, именем которого назван сам праздник. «В дни двунадесятых праздников, св.

Николая Чудотворца, поминовения родителей (Родительские субботы) работать считается непозволительным» [33, № 1572, л. 9]. «Усердно помолившись, садятся старики за стол...» [там же, № 1553, л. 5]. Таинственная, мистическая сторона праздника особенно присутствовала в событиях Страстной седмицы (то есть времени строгого поста).

Увы, тема «угощение» имела так хорошо ныне нам знакомые последствия. Подробно, до мелочей описан строго регламентированный питейно-водочный ритуал, а «после праздников, особенно престольных, почти всегда крестьяне два-три дня опохмеляются и только лишь на следующий день принимаются за работу» [33, № 1572, л. 9]. «По дороге из села, как побитые градом, валяются пьяные» [33, №1575, л. 6].

Возможно, о таком завершении праздника, первоначально установленного для дней особой памяти человека о Боге, сказано в Библии: «Новомесячия ваши и праздники ваши ненавидит душа Моя; они бремя для Меня; Мне тяжело нести их» (Ис. 1. 14).

В наше время, увы, не нужно проводить специального исследования, чтобы заметить, что процесс приведения части празднующего народа в состояние побитых градом ускорился. Однако что же является настоящим праздником в представлениях современных земляков князя Тенишева?

Нами было проведено эмпирическое исследование*. Взрослых жителей Смоленщины спрашивати о том, какое событие в своей жизни они могут назвать «настоящим праздником»? В следующей главе мы более подробно остановимся на методе, способах анализа и о результатах, полученных в других российских регионах. Отметим только, что в основе предложенной нами анкеты было обращение к субъективному опыту переживания праздника: респондента просили описать праздник, «который Вам особенно запомнился» и затем спрашивали: «чем именно он Вам запомнился?» Кроме того, спрашивали, сколько лет было отвечавшему во время описываемого события.

Анкета (в которую включено было также задание на ассоциации со словом «праздник») предъявлялась взрослым жителям Смоленска (30 человек — лица, старше 35 лет, и 30 человек — студенты, возраст от 18 до 30 лет). Заполненные анкеты подвергались контент-анализу и микросемантическому анализу [4].

Прежде всего обратимся к рассказам о запомнившихся праздниках тех, кто, по наблюдениям и выводам Г.В. Любимовой, является хранителем традиции. Это лица пожилого возраста, преимущественно женщины, самой старшей из которых 81 год". Ее воспоминания

* Мы благодарим доцента Смоленского Гуманитарного университета Л.Л. Грен-кову-Дикевич за помощь в проведении этой части исследования (см. также [12]). Эта часть исследования проводилась в сентябре 2000 года.

3 la к. 652 65

относятся к тому времени, когда нашей корреспондентке было 25 лет (то есть, к середине 30-х годов).

Ассоциация, с которой связан праздник для этой пожилой женщины, — «торжество» (у молодежи мы ни разу не встретили такого слова). И тот праздник, который онаупоминает, — это Рождество: «Много дней торжественных, их празднуют, отдыхают. Хорошая еда. Они Божественные праздники. Ходили в церковь, наряжалисьлучше».

Другая женщина, 64 лет, вспоминает время, когда она была подростком, т.е. послевоенные годы. Слово «праздник» для нее ассоциируется с радостью, и настоящие праздники для нее — Пасха, Рождество, Духов день. Эта еще нестарая женщина оказалась настоящим носителем праздничной традиции и рассказала о таких деталях праздничного поведения, о некоторых из которых мы могли лишь прочитать в этнографических материалах, относящихся к началу прошлого века: «Духов день. Венки завивали, игрища были, яичницу жарили, около ржи ходили, песни пели. Покров был тоже большой праздник. А самый большой — это Пасха, яички красили. Солнышко играло, иконки обновлялись». Понятно, почему она вспоминает не Троицу, а Духов день (празднуемый на второй день праздника Троицы) — это был престольный праздник их селения: «Очень уважаем, престольный праздник... На кладбище ездили поминать родителей». Престольный праздник был не только праздником данной местности, но и праздником рода. Это был день сбора родственников.

При массовом забвении времени престольного праздника традиция ежегодного сбора родственников, видимо, частично была перенесена на другие события — дни рождения и Новый год. Так молодая еще женщина (42 года) вспоминает прошлый Новый год, и рассказ ее напоминает о традиции празднования престольного праздника: «Это был Новый, 1999 год. Мы собрались у мамы три семьи за праздничным столом. Мама с отцом, брат с женой и тремя детьми. Их старшая дочь приехала из Казахстана в гости. Моя семья из четырех человек: я, муж и двое детей. Это все самые родные, близкие люди. Мы много смеялись и шутили, вспоминая эпизоды из прежней жизни. Атмосфера была доброжелательная.... Было тесно в однокомнатной квартире. Но это неудобство компенсировалось прекрасным настроением, которое мы испытывали при общении с родными людьми».

«Уютную обстановку в кругу семьи» на Новый год вспоминает 63-летняя жительницы Смоленщины. Рассказ относится ко времени, когда ей было 40 лет, то есть к началу 70-х годов. Интересен в этом рассказе момент выхода семейного праздника на улицу. Можно вспомнить, что подобная картина наблюдалась в престольные праздники: «В Новый год зажгли свечи, открыли бутылку шампанского и всю ночь пели песни — сначала дома, потом на улице».

Но долго жила еще и память о календарных праздника. Так о времени своего детства (когда ей было 5 лет) вспоминает женщина 32 лет — это тоже начало 70-х годов. Для нее настоящий праздник — «Крещение. Ходили с родственниками по дворам (жили в частном доме), пели песни». Запомнилось тем, что «все наряжаюсь в разные одежды, было очень весело и смешно».

Увы, сохранялась и поддерживалась традиция пить на праздник крепкие напитки. 70-летняя женщина вспоминает время, когда ей было 20 лет, то есть речь идет о начале 50-х годов XX века: «каждый ждет этого праздника, самогонку гнали, все его ждали... Праздник Покров. Застолье, гуляли дня три, танцевали, пели, шутили, смея-ись. Это праздник престольный, собиралась вся родня». Подобно рассказам о «побитых градом» из материалов Тенишевского бюро, и здесь концовка празднования с самогонкой, тоже не очень симпатичная: «Как обычно вся деревня собирается, и драки могли быть».

Забвение главного, сокровенного значения праздника обедняет жизнь человека. Так 37-летняя женщина говорит: «В последние годы не было ничего особенного, за прошлые годы уже «стерлось» в памяти».

Однако во время проведения исследования удалось также почувствовать, что настоящее значение праздника для человека в том, что тот может исцелять. Само воспоминание о нем оказывает психотерапевтический эффект. С подобными случаями мы встречались неоднократно, когда вопрос о «празднике» настраивал отвечающего на радостный лад. Своими вопросами мы как бы задавали участникам «установку на радость». И если только человеку было, что вспомнить, — он вспоминал.

Приведем один из самых ярких случаев, когда удалось увидеть включение в настроение праздника «как процесса» (СИ. Рубинштейн). Интервьюер предложила ответить на вопросы анкеты знакомой 49-летней женщине. Та расплакалась и сказала, чтоу нее в жизни ничего праздничного нет. Потом, как она сама позднее рассказала, придя домой, стала вспоминать, действительно ли у нее в жизни так все плохо, и вскоре поняла, что это неправда. Есть время, которое для нее «настоящий праздник», и было оно недавно: это первая в жизни поездка за границу, во Францию. Тотчас появились и праздничные ассоциации: «радость, волнение, хлопоты: радость души, подъем жизненных сил, приятные воспоминания...». Наследующий день, когда она рассказывала об этом, у нее было другое выражение лица. Из печального и унылого оно стало радостным и сияющим.

Праздничное богатство долго хранится в душе человека и, по-видимому, составляет тот «резерв душевных сил», о котором говорится в работах К.А. Абульхановой [3].

Воспоминания могут быть связаны и с новыми праздниками — временем молодости: «Это было на Украине, во Львове. Мы, сту-

ленты институтов, принимали активное участие в проведении вечера посвящения в студенты. Много было песен, музыки, кругом нарядные молодые люди, а потом бродили по улицам спящего Львова, любовались восходом солнца», — вспоминает 60-летняя жительница Смоленска и добавляет, что особенно ей запомнились «задушевные беседы в Стрийском парке после вечера. И сам Стрийский парк со своими деревьями и лебедями». Было все это 40 лет назад.

Но совершенно особое событие, которому мы позднее посвятим целую главу, это День Победы. Нужно быть в Смоленске и видеть те памятные места, которые связаны с темой защиты нашего Отечества, чтобы почувствовать, как особенно эта тема важна для его жителей старшего поколения. «9 мая 1945 года. Это было ликование, восторг. Радость. Победа, Победа! — вспоминает 68-летняя смолянка. —Я была девчонкой. Большая радость, смех, улыбки». В тот год ей было 12 лет.

В целом результаты «смоленской» части исследования позволяют говорить о важности праздника в жизни личности. Воспоминания даются охотно (за редкими исключениями). Нет уходов от поставленных вопросов, желания что-то скрыть. Выделились следующие темы, с которыми связаны представления о празднике. Веселье и радость часто упоминаются вместе, хотя пожилые люди чаще называют радость. Связан праздник также с общением, отдыхом, застольем. Вспоминают чувства единства с другими, принятия друг друга, любви и теплых отношений. Теплые воспоминания многих связаны с советскими праздниками — детство наших корреспондентов проходило в советскоевремя: «Больше всего мне запомнился праздник, посвященный 1 Мая... Многие люди выходили на улицы города с флажками, шарами. Вот и мы с отцом в тот день и с его товарищами по работе повезли по городу большой транспарант. Мы шли очень медленно, и я сидела на транспаранте, а они меня везли, и держала шары. Возникало ощущение радости и счастливого ожидания. Когда же, наконец, мы пройдем по главной площади перед трибунами, и нас поприветствуют. Это ощущение полного восторга от такого количества веселых, улыбающихся людей, у которых есть общая цель и которые делят с тобой радость, дарят друг другу шары, цветы, поют, — оставила большой след в моей памяти». Воспоминание принадлежит 20-летней смолянке (весна 1999 года). Оно обладает жшш/яо/озапечатления праздничного действа: пролонгирован-ностью во времени (воспоминание относится к детским годам), эмоциональной насыщенностью («ощущение полного восторга») и символическим смыслом (включенность в общую цель).

Символическое значение советских праздников в опытном переживании чувства единства с другими людьми. Именно поэтому так часто упоминается много народа, массовость тех праздников. Можно предположить, что эти праздники удовлетворяли потреб-

ности выхода за пределы своей субъективной ограниченности и переживания чувств радости, восторга, воодушевления, общих в момент праздничных событий (шествий, демонстраций).

У молодых смолян на первое место по частоте упоминания вышли Новый год и день рождения. В самом воспоминании о дне рождения наблюдается, возможно, новое явление под названием юбилей (30-летие, чаще — 50-летие, иногда 60-летие). Тема юбилея перекликается с древнейшей историей установления праздников, когда каждый 50-й год считался праздничным (Библия). В юбилейныхднях рождения присутствует следование определенному ритму организации жизни. Но в них также ведущее место принадлежит личному началу — общей закономерности современной праздничной жизни.

Новый год в нашей стране имеет особенно драматичную историю. Так сроки его менялись несколько раз (допетровское 1 сентября, «старый» и «новый» год). В современном своем состоянии именно гражданский Новый год, похоже, стал прототипом праздника как такового. Новый годсочетаетвсебеуш'(ноеня'/ал0(семейный праздник), общественное единство (все одновременно его встречают), устоявшийся ритуал, включающий все временные моменты: подготовку (кушанья, праздничная одежда, украшение елки), одновременность празднования (нужно поднять бокалы ровно в 12 часов ночи) ипролонгирован-ность (праздник отмечается, по крайней мере, до утра, для детей это еще длительное время зимних каникул). У Нового года сохранен сакральный, символический смысл начсыа нового этапа жизни, и он сопровождается определенными действиями, имеющими сказочный смысл. По рассказам наших корреспондентов, в детстве они долгое время были уверены, что Дед Мороз и Снегурочка — настоящие, что подарки под едкой появляются волшебным образом. Сам праздник оказывается какбы собранным из нескольких праздников: Рождества, Нового года — всего времени прежних Святок.

Праздники, которым в прежней России было посвящено около трети годового времени, почти ушли из праздничной культуры. Вспоминают день рождения, Новый год, другие новые праздники, среди которых есть само событие. «12 апреля 1961 года кто-то из учителей... влетел в класс и закричал: «Человек в космосе! Наш земляк!!» Уроки отменили, все вылились на Ленинскую — толпы людей, песни, крики «ура», пляски, какое-то всеобщее бурление и ликование... Молодежь радовалась и веселилась, старшее поколение было очень взволновано, и даже со слезами на глазах — ведь только шестнадцать лет как кончилась война, а первый человек в космосе наш!!! Он наш земляк» (женщина, 51 год, лето 1999 г.).

Новой темой в настоящее время, видимо, становится возобновление национальных русских праздников. В плане исследования представлений нами были выделены следующие моменты появления включен-

ности в национальный праздник. Из-за специфичности наших условий, когда отдельные праздники «назначались» или «запрещались», возвращение к национальным праздникам происходит и в зрелые годы. Личностный ответ на новое впечатление может свидетельствовать об интуитивном чувстве национальных корней, и особенно заметно проявление такой интуиции в праздничной культуре: «Мне запомнился праздник масленица. На нем мы с мужем оказались совершенно случайно. Мы гостили в деревне у бабушки... В один из дней (я плохо разбираюсь в праздниках такого рода) у соседки собрались знакомые мне бабульки и женщины средних лет, мужчины. Бабушку с дедушкой, ну и, конечно, нас, тоже позвали. Честно говоря, не очень как-то хотелось идти, т.к. совершенно другое поколение, другой образ жизни. Нас уговорили, и мы все-таки пошли. Что произвело впечатление, самое главное — это то настроение, та глубина любви к жизни, которые мы увидели у бабулек и дедулек, потрясают. Мы с большим удовольствием слушали песни в их исполнении и даже танцевали русские народные танцы (чего никогда не делали)» (женщина, 40 лет, весна 1999 года).

Для актуализации национальной интуиции необходим, как видно из приведенного примера, опыт участия в праздничном действе, передаваемом из рук в руки от живых носителей праздничной культуры (в данном случае, «бабулек и дедулек»). В целом же, как показывает исследование (да и как видно невооруженным глазом), происходит обеднение праздничного слоя нашей жизни.

Сравнение описаний празднично-игрового поведения, собранных тенишевской экспедицией, с данными современного исследования, проведенного на Смоленщине, дает основание утверждать, что наибольшие изменения претерпела содержательная сторона праздника — то есть те события, которым праздник посвящен. Редуцировался временной аспект — все этапы праздничного действа (подготовка, сам праздник, завершение праздника) «убыстрились». Стирается своеобразие праздничной одежды, праздничной еды — прежде они отличались от будничной одежды, постной еды. Время для наших предков несло в себе качественное своеобразие, отмечаемое запретом или разрешением на то или иное празднично-игровое поведение, ныне оно теряет эту специфичность. Новым качеством праздника в настоящее время является преобладание в нем личного начала — отсюда лидирующее место в представлениях о празднике переходит юбилею. Однако для многих Новый год пока остается прототипом праздника.

Это все мы увидели, пока только анализируя представления о празднике наших современников из Смоленщины — русских людей, живущих на западной окраине страны. Есть ли специфика в праздничных представлениях в других российских регионах — и не только у русских, но и у некоторых других народов России? Ответам на эти вопросы будет посвящена следующая глава.

Методика и география исследования

Перед исследователем прежде всего встает вопрос о методе. Изучаемая область настолько сокровенная, что к пониманию ее можно приблизиться только с разрешения самого человека. То есть мы пошли самым простым путем — попросили людей поделиться своим душевным богатством и рассказать о том, что же для них является настоящим праздником. Спрашивали мы о конкретных впечатлениях, связанных с настоящим праздником для данной конкретной личности. Первые два задания на ассоциации со словом «праздник» должны были настроить отвечающего на эту тему. Центральными были вопросы: «Постарайтесь описать праздник, который Вам особенно запомнился» и далее — «Чем именно он Вам запомнился?». *

В полном своем виде анкета выглядит так:

«Дорогой друг!

Мы будем Вам благодарны, если Вы согласитесь принять участие в нашем исследовании праздничной и игровой культуры. Пожалуйста, заполните этот листок своими ответами, но сначала представьтесь: Ваш возраст_______пол ж/м (подчеркните).

Назовите первые три слова, которые Вам приходят в голову в связи со словом «праздник»:

1._____________

2.____________

3._____________

Закончите предложение: «Для меня праздник это...»________

Постарайтесь описать праздник, который Вам особенно запомнился: _________________________________________________

Чем именно он Вам запомнился ?__________________________

Сколько Вам тогда было лет ?______

Благодарим за помощь».

Иногда в анкету включался вопрос о национальности, но от этого вскоре пришлось отказаться, поскольку в некоторых регионах России он вызывал затруднение и нарушал доверие к самому исследованию. Язык, на котором проводился опрос, всегда был русским, но это также может вызывать некоторые проблемы, связанные с применением чисто количественных методов обработки. Например, ассоциации со словом «праздник» в различных этнических или региональных группах могли отличаться еще и потому, что все-таки в не родном для некоторых русском языке слово могло иметь иной оттенок.

Исследование в основном проходило в период 1999-2000 годов. Небольшая часть его была завершена в 2001. Всего собрано 410 заполненных анкет. География нашего исследования выглядит следующим образом*.

60 жителей Смоленска и Смоленской области: 30 студентов и 30 преимущественно пожилых людей.

100 человек из Бурятии (Улан-Удэ), из них 32 бурята и 68 русских. В основном это студенты и их немолодые родители.

50 человек, живущих в Кабардино-Балкарии (кабардинцев, балкарцев и русских) в возрасте от 18 до 60 лет.

9 жителей Казани (татар)', возраст от 30 до 60 лет.

37 жителей Москвы, русских, преимущественно пожилого возраста.

32 человека составили группу, которую мы определили как «эксперты» — это лица разных национальностей (киргиз, 4 калмыка, кабардинка, казах, 2 балкарки, мариец, татарка, абхазка, 6 русских, таджик, чеченец, белорус, 2 осетина — остальные свою национальность не назвали). Эти лица профессионально занимаются фольклором и этнографией.

18 жителей Марий-Эл (преимущественно марийцев, но и русских) в возрасте от 18 до 60 лет.

И 104 старшеклассника в возрасте 15-17 лет, из них:

40 русских, жителей Москвы,

43 калмыка, жителей Элисты,

21 русский казак (станица Вешенская на Дону).

Изо всех отвечавших на вопросы анкеты практически ни у кого не возникло каких-то связанных с нею проблем. В целом мы считаем, что цель исследования достигнута — люди действительно поделились своими впечатлениями праздника.

Особенностей представлений о «настоящем празднике» современных смолян мы коснулись в предыдущей главе. Сразу же отметим, что в целом по России картина оказалась во многом похожая. Пребывание в едином культурном пространстве делало многие праз-

* Благодарим за помощь в его проведении Т.Н. Березину, А.А. Шустова и B.C. Тихомирова.

^ники общими. Особенно это касается советских праздников. И Новый год, и День Победы — любимые события праздничного года русских и марийцев, москвичей и жителей Улан-Удэ... Есть и отличия, особенно в разных возрастных группах.

Из слов-ассоциаций со словом «праздник» лидируют «радость» и «веселье», причем в старшей возрастной группе чаще называют «радость» , для молодых людей праздник ассоциируется с «весельем». Праздник ассоциируется также с друзьями, родственниками, общением, застольем, подарками, отдыхом, выходным, музыкой, танцами, многолюдностью (толпой), хлопотами, готовкой, выпивкой.... Назывались конкретные праздники: Новый год, 1 Мая, Рождество... Всего выделено более 50 дескрипторов, с которыми у людей ассоциируется праздник, причем за редким исключением это позитивные ассоциации.

На приведенных диаграммах можно видеть, что основных ассоциаций немного, и они представляют как бы единое поле значе-

Группа «ЭКСПЕРТЫ» (преимущественно этнографы разных национальностей)

Кабардино-Балкария, 50 чел

ний, с которыми связано слово «праздник» на пространстве России — от запада (Смоленск) до востока (Бурятия), от Центральной России (Москва) до Казани и северного Кавказа, и других регионов страны. Некоторые отличия связаны с тем, какое место занимают слова «радость» и «веселье». Поскольку один человек мог назвать оба эти слова, это означает, что в каждом из них он чувствует свой оттенок. Радость может быть «со слезами на глазах» (слова известной песни о Великой Отечественной войне), в веселье — иное настроение. Понимая диаграммы как простые иллюстрации и, возможно, только как материал для вопросов к следующему исследованию, обратим внимание на самые яркие различия.

Те, кто отвечал на вопросы анкеты в Кабардино-Балкарии, одинаковую долю отдали и радости, и веселью. Третье и четвертое место поделили темы «застолье» и «друзья». Затем следовали «подарки» и далее — «гости», «танцы», «цветы». Потом — четверка «счастье», «знакомства», «смех», «шампанское». Одинаковую долю радости и веселью отдали также те 13 немолодых русских людей из смоленской выборки (части смолян задание на ассоциации не предъявлялось — со Смоленска исследование начиналось, и анкета тогда еще не приобрела своего окончательного вида). Далее у них идут ассоциации со «встречей», «подарками», «друзьями», «вкусным обедом», «застольем», «хорошим настроением».

Казань, 9 чел

В небольшой выборке из Казани лидировала ассоциация со словом «радость», а затем шли «веселье», «друзья», «гости». «Радость» лидировала у пожилых русских из Москвы, у немолодых бурят и в группе «экспертов». «Веселье» лидировало во всех группах старшеклассников, а также среди русских из Бурятии (как студентов, так и их родителей), среди марийцев. У студентов бурят «веселье» и «радость» заняли равные доли, далее шли «встреча», затем — «подарки», «друзья», «вкусный обед», «застолье», «хорошее настроение».

Представления о «настоящем празднике» у лиц, принадлежащих разным народам, живущим в современной России, во многом похожи, но обладают своей специфичностью. Так общими праздниками являются 1 Мая, 9 Мая, 8 Марта и другие праздники советского периода. Специфичность сказывается в упоминании национальных праздников, но не только в этом. Есть определенные оттенки настроений, взаимоотношений, которые особенно характерны для того или иного народа. Можно также сказать, что исследование представлений о «настоящем празднике» позволяет увидеть эти лучшие черты этноса.

На приведенных графических иллюстрациях наглядно показано, какова доля тех или иных праздников в каждой из групп.

Праздники делятся на Новый год, дни рождения, этнические праздники и... остальные. Новый год присутствует в каждой группе. Этому общероссийскому празднику ввиду его особого места в жизни нашей страны мы посвятим позднее отдельный рассказ. Отметим, что у «экспертов» он занимает почти четверть ответов, ровно четверть он занял у взрослых русских из Бурятии, также четверть — в Кабардино-

Студенты-буряты, Бурятия, 15чел.

Родители-буряты, Бурятия, 17чел.

Балкарии и много больше (почти половину из упомянутых праздников) Новый год занял в Марий-Эл и у студентов-бурят.

Доля национальных, этнических праздников заметна в ответах жителей Казани, у тех же студентов бурят и их родителей. Появляются упоминания национальных календарных праздников у пожи-

Семейные праздники

Благодаря собранным в исследовании рассказам, у нас теперь есть возможность погрузиться в этот мир, где живет Праздник. Важнейшими участниками праздников, происходящих в семье, являются дети. Они смотрят, впитывают это настроение праздничной радости, любви и взаимоприятия людьми друг друга. Конечно же, во время этих семейных событий формируется положительный образ других людей, вообще представление о значительности места и роли человека в мире. Рассказ о празднике — это картинка о самой радостной стороне жизни конкретной семьи.

Двадцатилетняя девушка из Кабардино-Балкарии рассказывает о «настоящем празднике»: «Мне исполнилось Шлет. Папа привез Огромный торт, которого хватило всем друзьям, родственникам и соседям. Было много цветов и подарков». Отвечая на вопрос: «Чем именно запомнился праздник?», она говорит: «Ощущением радости, беззаботности и любви близких». Другая двадцатилетняя кабардинка также вспоминает возраст 10 лет. День рождения ей запомнился: «Тем, что папа принес большой торт в коробке, а под тортом была детская мебель».

Подарки, в которые взрослыми вложено столько любви и старания, дети запоминают надолго. Видимо, подарки как бы подтверждают чувство того, что тобою дорожат, тебя принимают и ценят.

У кабардинцев и балкарцев особенно заметно было такое их качество, как забота о продолжении рода, радость и гордость в связи с появлением на свет нового члена рода и более того — опережающая радость от самой возможности появления на свет сына или дочери. Так 19-летний юноша, отвечая на вопрос о настоящем празднике,

^орит: «Шумное радостное событие в пользу моих близких и меня

гт тогда, когда у меня родится сын». Другой молодой человек, чуть

гарше, настоящим праздником называет день, когда у него ро-

^сь дочь. Праздник, как он говорит, ему запомнился «радостью,

тьем и своей гордостью». Для 25-летней кабардинки «настоя-

йпраздником» стало: «рождение племянницы, самые-самые эмо-

иональные переживания, ощущение большой радости».

Рассказ 50-летнего бурята об усыновлении ребенка (семь лет на-ад) позволят увидеть возможность духовной встречи двух людей — зрослого и младенца: «Настоящий праздник — первая встреча с де-очкой Янжиной в роддоме, которую нам предложили для удочере-ия. Вокруг ее кроватки стояло много людей. Девочка, казалось, пала. Но вдруг открыла глаза и обвела всех своим взглядом. На мне е взгляд остановился, я понял, что она тоже выбрала меня. В этот ень появилось душевное спокойствие, надежда на лучшее».

Семейный праздник — это праздник рода, праздник дома. В рас-казах немолодых уже людей есть воспоминания, в которых это осо-енно ясно видно. Связаны они с трагической судьбой многих наро-ов, в сталинские годы подвергшихся переселению со своей родной ерритории. Шестидесятилетний мужчина из Кабардино-Балкарии споминает: «1957 год, мне было 17 лет я был взрослым почти. Мы хали со Средней Азии домой. Поздно вечером приехали в село. У нас е было дома, крыши над головой. По лицу моего деда и бабки текли лезы. Они были счастливы. Все взрослые были другими, заботы зав-ашнего дня забылись. Голоса звучали совсем по-другому. Все сиде-и у костра. Это был праздник возвращения домой. (Чем запомнился дник?) Запомнился мне он тем, что есть ценности, которые иногда не потускнеют, — родная земля, близкие, родные люди». Семья, род — это ценности, сохранению и поддержанию которых служат семейные праздники. На этих праздниках не только дети, но и взрослые могут почувствовать себя детьми. Так сорокалетняя женщина из Кабардино-Балкарии вспоминает день рождения своей лучшей подруги, который отмечали 10 лет назад. Праздник запомнился «тем, что мы, несмотря на возраст, играли в игры своего детства».

Вспоминает 62-летняя русская женщина, живущая в Бурятии: «Это было 15 лет назад. К нам в гости из Брянска приехал старший брат со своей женой. Наша мама собрала нас всех, своих детей, со своими женами и мужьями в своем доме за праздничным столом. Где мы все вспоминали наше беззаботное детство, наши мечты, как мама по воскресеньям пекла пироги, как ждали мы каждое воскресенье, где мы на минутку почувствовали себя детьми. Как жаль, что все проходит. (Чем запомнился ?) Запомнился тем, что все мы были вместе, что счастливая была мама, видя нас всех одновременно, ее радость в глазах, слезы. Это была последняя встреча всех вместе».

Настоящий праздник собирает всю семью, род на неспешный пир, когда время забывается ради происходящего общения. То общее («общение»), чем собравшиеся щедро делятся друг с другом, это любовь: братская, материнская, сыновья, дочерняя, супружеская или просто «любовь как утверждение бытия другого человека», лучше всего выражаемая словами: «Как хорошо, что Вы есть на свете» [30]. Даже единственный такой праздник, если он удался, остается в памяти надолго, укрепляя личность, давая ей силы.

Последнее время Новый год также становится семейным праздником. Нравится он, по словам 40-летней женщины из Кабардино-Балкарии, «всеобщей добротой и весельем»; другая женщина 35 лет говорит, что праздник — это «выход из обычного ритма жизни, поиск подарков, общение, отдых с детьми и близкими друзьями». «Сколько близких и дорогих людей собрались вместе, это бывает так редко!» — такими словами объясняет молодая 26-летняя женщина, чем именно ей запомнился праздник.

Праздники запоминаются «весельем, добрым отношением, надеждой» (ж., 30 лет), «ожиданием, подготовкой, встречей с родственниками, гостями» (ж., 31 г.), «встречей с хорошими друзьями, воспоминаниями о детстве и юности, просто теплотой отношений» (м., 50 л.), возможностью вновь пережить праздник глазами своего ребенка; 34-летняя жительница Казани называет настоящим праздником день, когда «сыну исполнилось 5 лет. Он впервые осознал, что у него есть собственный праздник. (Чем запомнился праздник ?) — Радостью и возбуждением собственного ребенка».

Взрослые люди (особенно женщины) помнят всех этих зайчиков, цариц ночи, лисичек и снежинок, костюмы которых в далеком детсадовском детстве готовили им взрослые, а в школьные годы

они начинали готовить сами. Вспоминает 27-летняя бурятка Новый год своего 10-летнего возраста: «Я была Красной Шапочкой, танцевала в окружении девочек (цветочками они были). Эти репетиции, ожидание праздника, как готовили костюмы вместе...». Период подготовки является необходимым моментом настоящего праздника — об этом говорят рассказы наших корреспондентов. Иногда именно подготовка запоминается ими больше всего.

В настоящий праздник совершенно органично вплетается природа, и все становится участниками праздника — небо, звезды, снег и солнце. 24-летний мужчина из Кабардино-Балкарии вспоминает «праздник 9 мая, на который собрались почти все родственники и было очень весело и хорошо, (чем запомнился ?) — тем, что была очень хорошая погода и отмечали у речки». Другой рассказ: «День рождения моего старшего брата, песни у костра...» (ж., 21 год).

Праздником для человека может стать первая встреча с морем, лесом, цветущим садом... Вспоминает 29-летняя русская, выросшая в Бурятии: «Это было в 1978 году. Мы всей семьей поехали отдыхать на Украину. Мне тогда было 8 лет. Для меня тогда все было впервые. Первый раз в самолете, первый раз увидела Москву. Когда мы приехали на Украину, в деревню (где жила моя бабушка), то все мне показалось сказкой. Растительность, фрукты с дерева, дома, люди, речка, мостик, кукурузные початки, даже насекомые, которые там летали, были не такие, как у нас».

И, конечно же, запоминаются подарки. Море подарков плещется в рассказах о праздниках. Подарки помнят долго-долго. Особенно подарки из детства. Особенно, если это было послевоенное детство. Русская женщина, которой исполнился 61 год, вспоминает время, когда ей было 6-7 лет: «Это было после войны. Собрали де-

гей на елку... раздали подарки, а там конфеты и яблоко. Так вот вкус и аромат этого яблока, даже хруст запомнила».

«День приема в пионеры»

Основным нашим наблюдением, когда мы читали, анализировали заполненные анкеты, было то, что образ, идущий из детства, обладает особой яркостью и силой, а с годами его яркость постепенно как бы увеличивается. Люди немолодые, особенно те, кто старше 60, хорошо помнят праздники своего детства.

С этой особенностью праздника запоминаться в детстве, создавать образ настоящего праздника всю последующую жизнь и связано возрождение в памяти праздников советских. Конечно, получилась парадоксальная ситуация. Всего лет 10 назад граждане нашей страны как бы и обязаны были праздновать день 7 Ноября, день 1 Мая, другие советские праздники (их немного, в году было всего несколько нерабочих дней: 7 и 8 ноября, 1 и 2 мая, 5 декабря — день «сталинской» Конституции, позднее к ним добавились 1 января, 8 марта и 9 мая). Но и эти праздники оставили свой след в душах детей, участвовавших в них вместе со старшими. И теперь, когда дети выросли и стали взрослыми, «настоящий праздник» для многих из них — советский.

Праздники новой власти не могли образоваться из ничего, из пустоты. Праздники — это область творческой свободы личности, и личность творила новые праздники из впечатлений от прежних праздников. Так прежде всего сохранилось и передалось от поколения к поколению это удивительное чувство единства всех людей, которое могли переживать дети вместе со взрослыми — даже на обычной, организованной демонстрации. Обратимся к рассказам.

50-летний мужчина из Марий Эл вспоминает время, когда ему было 8 лет (т.е. 1958 год): «Это было 7 ноября. Я впервые приехал в город к старшему брату — студенту. Он взял меня с собой на демонстрацию. Я шел со студентами в одной колонне. Звучала музыка. Люди шли и весело разговаривали. Потом все кричали «ура», пели песни. Мне купили конфетти, один студент поднял меня высоко и посадил на плечо и так нес некоторое время. (Чем запомнилось/) — Весельем, многоцветием, приветливыми лицами людей, торжественностью и еще радостью — большой и настоящей».

Нам представляется, что сущность того положительного, что происходило во время советских праздников, поясняют слова 40-летней марийки (правда, сказаны они по поводу 60-летия родного поселка): «Было такое количество народа, а все были как одна семья». Подобное переживание мира всех со всеми, единства («как одна семья») ак-

тивно ишетдуша ребенка. Всем известно, что когда в семье нет мира, дети стремятся уладить конфликт. Они от рождения своего «миротворцы». Позднее у взрослых они могут обучиться состоянию возможного разобщения, а так для малышей это является почти непереносимым переживанием. Мир в семье для них означает мир во всем мире. Конечно, при всем «позитиве», который впитали в себя из пре-ней праздничной культуры советские праздники, был в них один оварный «негатив». В социальной психологии он определяется ак: «Против кого дружим?» Пионеры дружили против «буржуев капиталистов». Непионеров в стране практически не оставалось, оэтому вступление в пионерскую организацию означало, по край-ей мере, два момента: это присоединение ко всем детям своей стра-ы и прохождение своеобразного ритуала, связанного с достиже-ием определенного возраста и заменяющего древнюю инициацию. 46-летняя марийка вспоминает время, когда ей исполнилось 9 ет: «Прием в пионеры 3 ноября 1963 года. Меня приняли досроч-о. В ноябре было холодно, мама не разрешила снимать курточку, мы пошли фотографироваться, я сняла эту куртку и почему-то очувствовала себя свободной. Самой свободной!!!».

С началом нового этапа жизни часто связывают также поступле-ие в школу. Женщина из Кабардино-Балкарии вспоминает, что для ее настоящий праздник, это «1 сентября, когда я первый раз пошла в колу— я почувствовала, что теперь начинается новая, настоящая изнь». Другое воспоминание о настоящем празднике, и тоже из Ка-арди но-Бал карий, только принадлежит оно молодому мужчине: «Это, наверное, мой первый школьный звонок. Меня поразила, верее, запомнилась суета, детский крик, множество детей вместе с ро-ителями, огромное море цветов, у меня самого были в руках цветы, ни назывались, кажется, «петушки». Каждый ребенок в это время, я уверен, чувствовал сопричастность с чем-то важным. {Чем запомнилось?) — Торжественностью, атмосферой, царившей на школьной линейке, переживаниями, связанными с неизвестным будущим».

Конечно, сейчас вырастает новое поколение, для которого советские праздники не будут связаны с какими-то детскими воспоминаниями. Но молодые люди еще помнят и 7 Ноября, и 1 Мая, если они успели поучаствовать в праздничных шествиях. Вспоминает 28-летняя русская женщина: «На память приходит праздник 1 Мая. Просыпаясь утром, из репродуктора звучала веселая музыка. Родители собирались надемонстрацию, затем дружно все вместе мы шли на празднество. (Чем запомнилось'?) — У всех людей радостные лица, многоцветием шаров и флагов, цветов». (Сколько Вам тогда было лет ?) — 4 года».

Другое время, связанное с яркими образами праздника, — это ранняя юность. 30-летний мужчина из Кабардино-Балкарии говорит, что праздник — это «когда выстраивались пестрые красочные

первомайские демонстрации. 1 мая 1988 года, когда я нес знамя района во главе колонны. В том году выпал еще и снег с 30 апреля на 1 мая. Было холодно, но, несмотря на холод, люди веселились от души. {Чем запомнилось!) — Мне была оказана большая честь, в свои 18 лет нести знамя района». 28-летняя бурятка вспоминает время своего 15-летия: «В честь рождения комсомола 29 октября 1986 г. комсомольцы четырех школ моего района собрались вечером на ул. Ленина для проведения факельного шествия. Выстроившись все в колонны, взяв в руки каждый по зажженному факелу, прошлись по главным улицам села. (Чемзапомнилось?) — Это было здорово. Вечер! У каждого в руках по зажженному факелу, сияющие лица ребят...».

Следует отметить, что даже в рассказах о советских праздниках проступают черты, характерные для определенного этноса или культуры. Так у бурят особенно заметна тема огня (факельные шествия, пионерский костер) — у них особое отношение к огню, идущее еще из древних времен.

По-видимому, есть исторические корни у Первомая, совпадающего по времени с древним новолетием. Это прежде всего праздник весны, молодости, и именно такое значение за ним было закреплено долгие десятилетия. Для пояснения егосимволики удобно теперь обратиться к «канонической» первомайской открытке. Цветы означают весну, земной шар — всеобщность праздника, а вот радуга — это очень древний библейский символ, означающий мир между Богом и людьми.

Жизнеспособность всякого нового праздника— в усвоении, использовании древних символов цивилизации. Праздник — память человечества.

Праздник как способ выжить

Анализируя анкеты, имеющие такую обширную географию, мы вместе с переживанием радости праздника, которой поделились многие из наших корреспондентов, встретились также и с воспоминаниями о времени огромной скорби. Связана она с эпохой сталинского «великого переселения народов». В той или иной степени скорби той эпохи коснулись многих, но некоторые из народов пострадали особенно. История с переселением чеченцевтеперь хорошо известна всем по своим самым печальным последствиям. Депортации подверглись многие народы Кавказа, калмыки, почти половина бурят. В труднейшие климатические условия Сибири отправляли прибалтов и русских немцев.

Русские немцы — это потомки тех немцев, которые так много дали культуре России, и для которых Россия уже давно стала родиной. Массовое переселение немцев официально объяснялось на-

чалом войны с фашистской Германией, людей отправляли в исключительно трудные условия. Для выживания приходилось активизировать все силы. Оказалось, что праздник помогает внутренне сопротивляться нечеловеческим условиям жизни. Память об этом времени передавалась в рассказах потомкам. Приведем один из них.

Мария Шааб, ознакомившись с темой праздника, поделилась своими воспоминаниями о том, что ей рассказывала мать, подвергшаяся депортации за то, что была немкой. Рассказ Марии мы приводим почти полностью.

«У нас в семье мама очень хорошо пела и играла. <...> Мама пела красиво и часто. Только отец всегда становился грустным, когда она начинала петь. Позже он мне сказал, что когда поет мама, то плачет ее душа. Такая реакция у нее появилась с того времени, когда они прошли депортацию и поселения в Карпинске и Тагиле. Мама никогда не вспоминала прошлое с болью или грустью. Все, что она рассказывала, было похоже на сложную, но очень интересную жизнь. Главное, что позволяло перенести все невзгоды, — это сила духа и вера в будущее, себя. Когда же сил не хватало или наступала хандра, появлялся праздник, песня. Мама рассказывала: они пели очень много.

В Зоне (так называлась территория закрытого завода и ограниченного поселения) кроме немцев находилось много других народностей. Например, татары, калмыки. Мама знала очень много песен разных народов и умела петь на разных языках. <...> Еще она знала много обычаев и традиций. Часто дома она заваривала калмыцкий чай и умела приглашать по-татарски. «Нам было интересно узнавать друг друга. Что нам еще оставалось? Жизнь даже в ограниченном пространстве продолжалась. Намхотелосьжить. Поэтому мы экономили простыни и шили себе из них одежду. Но не просто одежду, а праздничную. Татарки шили закрытые платья с юбками шестнадцатиклинками и обязательно расклешенным рукавом. Мы — обязательно жилетки и белые кружевные блузки. Причем чем тяжелее была обстановка вокруг, тем ярче красок и больше кружев нам хотелось. Юбки и все про-|чее можно было сделать из простыней, кружево мы делали из бинтов. За ними надо было ходить в госпиталь. Кроме своей тяжелой I0-J2-часовой нагрузки надо было добровольно отдежурить в госпитале. За это нам отдавали использованные грязные бинты, которые мы отстирывали и выпаривали с каустиком. На них делали мережки. Что там кружева! <...> Наверное, все это нас отвлекало от работы, осознания своего положения. Мы ждали любых праздников: советских, религиозных, личных. Часто создавали и придумывали их сами. Например, у нас была Большая Фая — староста барака. <...> Так вот, даже начальники замечали, что только у Фай в году было два или три дня рождения. Что мы делали, когда устраивали праздник? Все зависело от праздника. Прежде всего хорошо одевались и потом пели, выступали

друг перед другом. Многие молились, кто знал и умел. Есть нам было нечего. <...> Я до сих пор помню всех людей, каждого в отдельности, с кем мы жили, радовались и пели».

Рассказов о праздниках, сохраняемых в годы депортации, мы встретили немало у тех, кто отвечал на вопросы нашей анкеты. 55-летняя калмычка вспоминает: «Запомнилось празднование Цаган Сар в Сибири, когда я была ребенком. Некоторые обряды совершались в этот день: обмен подарками детей, угощением». Так с помощью праздника сохранялось и передавалось следующим поколениям чувство принадлежности своему народу.

Дети точно и на всю жизнь запоминают малейшие детали праздника. 55-летняя женщина из Кабардино-Балкарии рассказывает: «Через всю взрослую жизнь пронесла ощущение праздника от маленьких радостей, которые мы доставляли себе в Киргизии».

Многие татары вспоминают национальный праздник Сабантуй, скачки, борьбу на полотенцах, прыжки через костер. 50-летний татарин вспоминает, как три года назад он зашел во двор дома, где провел свое детство. Был день весеннего равноденствия — татарский национальный праздник Сувар Мубарак. Он напомнил о празднике людям, сидевшим во дворе: «Стали выходить соседи, приносить всякий горючий материал (газеты, щепки и прочее). Начали прыгать через костер. Дети прыгали «за бабушек и дедушек». На всю жизнь у них сохранилось идущее из этого детского опыта участия в национальных праздниках чувство гордости за народ, к которому принадлежит человек. 33-летний татарин называет настоящим праздником — «День государственного суверенитета Республики Татарстан, 30 августа. Хотя и новый, но национальный всенародный праздник с массовыми гуляниями, салютом, иллюминацией и общегородскими торжествами. Своеобразный «Новый год» в после-

дние дни лета». А 45-летняя жительница Кабардино-Балкарии (к сожалению, мы не попросили указать национальность) вспоминает «День Кабардино-Балкарской республики в 1993 году, центр действия которого проходил на площади перед Домом Советов. Были организованы подворья кабардинцев, балкарцев, казаков и др. народов, были танцы, песни, музыка и т.д. В нем принимал участие президент и его окружение. (Чем запомнилось?) — Необычной формой организации, настроением людей, резко контрастирующим с состоянием общественно-политической жизни тех лет».

Русские, живущие в Бурятии, вспоминают, как они любовались бурятскими национальными праздниками. Немка, прошедшая годы полутюремного режима, обучилась праздникам своих подруг из Татарии, Калмыкии... Праздник— это богатство каждого народа, и оказалось, что им можно по-братски поделиться, как делятся самым насущным.

«Русский Новый год»

Исследование позволило выявить праздник, ставший общим для всех и, видимо, взявший на себя роль прототипа, образца праздника как такового для народов, населяющих (и населявших) современную Россию. Более того, этот праздник отмечается одновременно со всем остальным миром (с поправкой на часовой пояс, конечно). Это европейский Новый год, когда в 12 часов ночи 31 декабря год добавляет себе еще одно деление.

До Петра I на Руси летоисчисление строилось «от сотворения мира» и нумерация годов значительно отличалась от принятой на Западе. Смена года происходила 1 сентября. До сих пор новолетие по церковному календарю празднуется 1 (14 по новому стилю) сентября. При Петре I стали, как и весь западный мир, строить летоисчисление от Рождества Христова. Нумерация лет сделалась такой же, как в Европе. И порядок праздников первоначально был таким же. Сначала Рождество, а через неделю — Новый год. При послереволюционной смене календаря ситуация с Новым годом стала несколько парадоксальной. Сначала страна отмечала Новый год, а через неделю... следовало Рождество. Потом, через неделю — еще один Новый год, получивший название Старый.

Еще несколько десятилетий назад празднование Старого Нового года было верным признаком «отсталости». Например, в одном из популярных фильмов 50-х годов отрицательные герои праздновали Старый Новый год, а положительные — нет.

Был небольшой период времени, когда и сам Новый год было запрещено праздновать. Пожилые люди рассказывали, как в 30-е годы у них дома приходилось затемнять окна, чтобы с улицы не за-

метили огоньки на елке. Но запрет продержался недолго. Слишком необходимым оказался этот праздник. В чем его сила и поразительная живучесть?

Нам представляется, что здесь несколько причин, главная из которых, если проанализировать внимательно рассказы наших корреспондентов, состоит в том, что Новый год как бы вобрал в себя образы всех самых настоящих праздников и прежде всего — Рождества.

Рождество в западном мире всегда отмечают особенно пышно и шумно. Есть каникулы у детей и взрослых. Есть особые ритуалы преподнесения подарков друг другу. В общем, ни в Европе, ни в Америке Рождество никогда не было под запретом. Праздновать его начинают обычно за несколько дней до 25 декабря.

У нас в стране западное Рождество не привилось. Но каникулы у школьников начинаются перед Новым годом и продолжаются половину времени прежних Святок. Это очень радостные каникулы — со снегом, катаниями с горок и, конечно, с «Елками». Возможно, праздники под названием «Елка» встречаются только у нас, но они взяли на себя и спектакли, в подражание прежним рождественским, и «волшебных» Снегурочку с Дедом Морозом, и подарки...

30-летняя женщина из Кабардино-Балкарии называет «настоящим праздником» встречу Нового года в детстве: «Я с братом ходила на утренники в детский садик и к маме на работу. Мы набирали массу подарков, и жизнь казалась бесконечно счастливой. (Чем запомнилось?) — Ожиданием чуда, каникулами и выходными, которые мы проводили все вместе».

Это ожидание чуда есть и в других рассказах. Похоже, что на Новый год каждый или вспоминает время своего детства, или сам на время становится ребенком в самом хорошем смысле этого слова. 40-летняя женщина из Кабардино-Балкарии вспоминает праздник Нового года, когда ей было 9 лет: «Дома был накрытый стол, но родители были на работе. А я ждала до 12 часов. Забили куранты, и мне почудилось что-то новое и светлое...».

Елки старались организовать даже во время войны. 65-летний мужчина из Марий Эл вспоминает: «Новый год, 1943. Елка. Внезапно погас свет. Мальчик на стуле поет песню «Плещут холодные волны». Из воспоминаний, приведенных в «Блокадной книге» Даниила Гранина, следует, что новогоднюю елку устраивали детям даже в блокадном Ленинграде 1942 года! [12].

В реальность Деда Мороза и Снегурочки, как признавались уже взрослые люди, в детстве они верили. Недавнее объявление «места жительства» российского Деда Мороза (Великий Устюг) позволило только прояснить ситуацию. Деду Морозу пишут письма тысячи детей и даже взрослых. Одно из писем: «Я сказала дочери, что не смогу подарить ей подарок на Новый год. Она мне ответила: «Ничего, мама,

Студенты-буряты, 15 чел.

мы напишем Деду Морозу, и у меня будет гора подарков». Мне пришлось сказать ей, что никакого Деда Мороза нет. Вчера мы проплакали с ней до двух часов ночи. Она говорила: «И зачем я только родилась!»* Нам всем долго объясняли, что никакого Деда Мороза нет, никакого чуда не существует, но подобная информация оказалась «несовместимой с жизнью». Новый год устоял, вобрав в себя все чудесное и выходящее за рамки рассудочного постижения мира.

В самые последние годы Новый год становится массовым праздником. Одна из наших корреспонденток говорит о главном впечатлении от встречи на ночных московских улицах наступающего 2002 года: «Это было удивительное чувство, как будто все без исключения люди — одна семья».

Своеобразное подтверждение феномена «русского Нового года» пришло из сети Интернет. Здесь на одном из сайтов в первых числах января 2001 года состоялись беседы эмигрантов из России, вернее, их жен. Тема была одна — праздник Нового года.

«Живя в США, многие ли из нас ощущают Новый год как праздник? Или переломным этапом счета времени постепенно становится католическое Рождество?»

«Вот сижу я в Англии, и что-то вообще праздников не ощущаю.... Ни Рождество католическое не греет, ни Новый год этот бесснежный и нерадостный, без энтузиазма.... Не знаю уже, что делать, как себе праздник создавать...»

«Вот сижу я в Южной Корее...»

Из послания в послание рефреном проходят различные места на земном шаре, куда разнесла судьба наших соотечественников.

* Людмила Соколова. «На деревню Дедушке Морозу», «Известия» от 16 декабря 2000 года.

И вот сразу после Нового года их объединила одна проблема: привычного с детства праздника нет.

«Вот только вчера говорили о том, что Новый год здесь совсем не ощущается».

Далее происходит совместное обсуждение того, из чего же состоит новогодний праздник. Прежде всего вспоминается поднятие бокалов шампанского ровно в полночь.

«Сижу в США (мой первый Новый год здесь) и смотрю новости... Немножко даже грустно. Сейчас 10:15 вечера, а настроения все нет. Муж непьющий, поэтому потягиваю шампанское в одиночку и жду полночи...»

Второе — это,конечно,елка.

«Девочки, вам вообще грех жаловаться, у вас хоть елочки есть, да и выходные дни. А вот у нас в Израиле привычный нам Новый год вообще отсутствует как праздник, никаких выходных в эти дни. <...> Я уж не говорю о том, что на улице температура +20 и снег нам только снится. Единственное наше спасение — это привезенные из России искусственные елочки с игрушками и мишурой и 4 российских канала...»

В результате обсуждения появляется полный «набор» русского Нового года:

«У меня с детства новогоднее настроение вызывали несколько вещей — салат «оливье», украшение елочки, мандарины, шампанское и «Ирония судьбы» по телевизору...»

Но оказалось, что в этом наборе не хватает чего-то самого существенного:

«А мы вот и салат «оливье» сделали, и «Иронию судьбы» поставили — не помогает».

И, наконец, догадка: не хватает... России.

«Новый год сильнее, чем что-либо другое, напоминает о том, что мы выросли. И хочется окунуться в детство, где стол накрывался сам собой, а подарки приносил Дед Мороз. <...> А пока я уяснила единственный способ сделать новогоднюю ночь праздничной — поехать встречать ее в Россию...»

История с «русским Новым годом» хорошо показывает, что праздник живет по своим законам. Он живет в памяти людей, и они испытывают потребность в празднике, узнавая о том, насколько эта потребность велика, только оказавшись вдали от Родины.

И если для писателя Ивана Шмелева, покинувшего Россию в 20-е годы XX века, праздники включали в себя весь годовой праздничный круг «лета Господня», то для современных эмигрантов весь этот круг свернулся в одну точку под названием «Новый год». То, что «точка» оказалась так связана с Родиной, указывает на сам новогодний праздник как включивший в себя важные моменты всего праздничного года.

Молодость— особый период жизни человека. Это время духовно-нравственного самоопределения — и время буйства молодых сил, время подвигов и свершений — и время беззаботных развлечений. В народной праздничной культуре молодежь находит благоприятные условия для свободного применения своих дарований и особенностей: «всему свое время».

А если время становится «одинаковым»? Если всегда «ко времени» праздничный торт, шампанское и пляски? Мы уже говорили о важности периода подготовки для того, чтобы человек мог прикоснуться к празднику.

Нам хотелось бы с помощью образа проиллюстрировать особенности того времени жизни человека, которое называется юностью. В «Снегурочке» Островского есть миг, когда снежная девочка захотела стать живым человеком. Для этого ей нужно было научиться любить. Но любовь — это дар, за которым Снегурочка отправилась к Весне, своей матери. Та предупредила: будь осторожна — первого, кого ты встретишь по пути от меня, ты полюбишь настоящей любовью. Снегурочка мечтала встретить Леля, а встретила Мизгиря. Путь к любви оказался путем к физической гибели (Снегурочка растаяла).

Так вот анализ воспоминаний и рассказов молодых людей о празднике позволил нам заметить, что в юности душа каждого человека похожа на Снегурочку: очень сильно она зависит от того первого впечатления, с которым встретится на своем пути.

«Самый последний праздник, который мне запомнился, — это Новый год. Это самый добрый, веселый, наполненный священным духом праздник. Этот день я провела с самыми дорогими мне людьми и с лучшими и нелучшими друзьями», — вспоминает 16-летняя москвичка. Не совсем понятное упоминание «нелучших друзей», возможно, проясняется словами другой, 15-летней девушки: «Мой последний день рождения. Это был самый плохой день в моей жизни (на данный момент). Мне потом было очень стыдно. Но друзья

были довольны: море впечатлений, было что вспомнить (хотя не очень приятного для меня)...». А дальше... нам не хочется цитированием портить нашу книгу, так как к настоящему празднику некоторые из высказываний не могут иметь отношения. Встретился душе-«Снегурочкс» не веселый Лель, даже не страстный Мизгирь, а... бяка-закаляка кусачая («оторвались на славу!», «впервые напился...» и т.п.). Заметно даже, что простая и радостная наша тема для кого-то становится неприятной, как бы даже и неприличной...

Однако больше рассказов радостных и простых. Правда, принадлежат они молодым людям постарше и... немосквичам.

Недавние события вспоминает 20-летняя бурятка: «Лично для меня считается праздником и праздничным днем тот день, когда я выпускалась из школы. (Чем запомнился?) Может быть, тем, что так сильно хотела стать самостоятельной, узнать жизнь. И запомнился потому, что мы все были нарядными, с отличным настроением, а еще он мне запомнился тем, что мы так долго и упорно готовились к выпускному».

Молодые, как правило, вспоминают совсем недавнее время. И для них почти все — настоящий праздник. Молодая женщина вспоминает свое 18-летие: «Я была самой счастливой, любила всех вокруг и хотелось, чтобы праздник никогда не кончался. Вечером мы все гуляли на улице, и радость переполняла меня». Свое 17-летие вспоминает молодой мужчина из Кабардино-Балкарии. Для него праздник: «Это мой выпускной вечер, он прошел недавно; было очень весело и было очень интересно, поскольку это было в первый раз. (Чем запомнился?) — Было весело, было много музыки и танцев, а также фейерверков».

В юности многое происходит впервые и производит особенно сильное впечатление. Молодая татарка из Казани вспоминает свое 17-летие и «Новый год, отмеченный впервые не с родителями, а с друзьями. (Чемзапомнился'?) -— Хорошая компания, ощущение себя взрослым и самостоятельным человеком». Правда, оба эти воспоминания отстоят от события почти на Шлет. Ныне рассказчикам по 26.

Событие 4-летней давности вспоминает молодой мужчина из Кабардино-Балкарии. Это тоже — «выпускной вечер. Мы до утра сидели, пили, танцевали. Приехали из соседних сел, со всеми познакомились. Одним словом, праздник удался на славу. (Чем запомнился ?) — Тем, что все были ухоженными, красивыми. Это был наш праздник, который бывает только раз в жизни».

И, конечно в юности сердце особенно открыто для любви. Из множества рассказов (они, увы, разные — мало какую тему люди успели сделать такой «непраздничной») мы выбрали один, принадлежащей 20-летней кабардинке (или балкарке): «Это был праздник 8 Марта, когда мой парень, с которым я поссорилась, принес мне

подарок — полосатого плюшевого тигренка и конфеты; затем мы с НИМ были в кафе, пили кофе, ели мороженое, и я была счастлива». (Чем запомнился?) — Тем, что мне было очень хорошо, и была счастлива».

Много рассказов, посвященных дню рождения. В молодежной среде этот праздник по частоте упоминания занимает второе место после Нового года, а иногда выходит на первое место. Свое недавнее 21-летие вспоминает молодой мужчина из Кабардино-Балкарии: «Мне запомнился праздник, который я отмечал в честь своего 21-летия, потому что тогда собралось так много моих старых знакомых приятелей и новых знакомых. У нас было хорошее, общительное, веселое и длительное застолье, потом танцы до утра, веселые шутки и т.д. (Чем запомнился ?) — Веселое настроение всех присутствующих и впечатления всех, которые присутствовали на празднике, после него».

Замечательное наблюдение! У виноделов есть такое понятие «послевкусие» — это тот вкус, который ощущается уже после того, как вино выпито. Сколько печальных, бедных по описанию и совсем не праздничных рассказов мы нашли у молодежи, не узнавшей вовремя, что нужно помнить и о времени после праздника, что праздник это не просто «вздрогнули» и разошлись, а событие, влияющее на жизнь, выстраивающее жизнь.

И опять (как, наверное, читатель уже заметил) столь любимый авторским коллективом Кавказ с его древней традицией праздничных застолий (где напиться до потери сознания считается большим позором) оказывается, если хотите, «еще нерастраченным заповедником» культуры участия в празднике. Для 20-летнего молодого человека из Кабардино-Балкарии праздник — это «видеть счастливыми и здоровыми своих родителей и сестру». Он вспоминает «выпускной вечер, когда мы танцевали и веселились до утра. (Чем запомнился?) — Тем, что мы танцевали национальные танцы».

Эти национальные мотивы совсем не встречались в рассказах старшеклассников из Москвы и Элисты (Калмыкия). Но там наблюдалось такое интересное явление, которое можно было бы назвать «интернационализация праздника». И юные калмыки, принадлежащие одному из народов России, исповедующих буддизм, и русские школьники, кроме лидирующего в этой возрастной группе празднования дня рождения (опередившего даже Новый год) начали праздновать пришедший с Запада День всех влюбленных.

4 iaK.652

День святого Валентина

В календаре Православной церкви на этот февральский день нет ни одного святого с именем Валентин. Нами собрана информация об этом празднике, содержащаяся в сети Интернет. «Есть несколько версий о происхождении праздника Святого Валентина. Некоторые эксперты утверждают, что он происходит от святого по имени Валентин, который был казнен за то, что не отрекся от христианства...В496 году Папа Геласиусучредил празднование Нфевраля в честь св. Валентина. Итак, 14 февраля стало днем признаний в любви, обмена записками, а Валентин стал покровителем всех влюбленных... В последнее десятилетие праздник стал популярен среди российской молодежи...». Из древней предыстории праздника выясняется следующее: «15 февраля (приблизительно на полдороге между зимним солнцестоянием и весенним равноденствием) было началом ежегодного фестиваля изобилия в Древнем Риме. Помимо празднования возрождения жизни, это был праздник чувственности, чтобы встретить суженого... Несколько богов и богинь были главными на фестивале, включая Lupercus, бога пастухов, и Juno, богини женщин и брака. Это было сексуальноориентирован-ное празднование...»

Итак, приход в молодежную субкультуру нашей страны Дня святого Валентина менее всего связан с христианизацией представлений о празднике. Если Римско-католической церкви в свое время пришлось сделать специальные усилия по облагораживанию этого праздника Древнего Рима, то его языческие корни не только не завяли, а именно сейчас прорастают особенно пышно. В некотором роде для нашей страны победное шествие Дня всех влюбленных в молодежной среде означает также и наступление язычества. Это касается и русской молодежи, и школьников из традиционно буддийской Калмыкии, и практически всего студенчества. Новый для нас праздник поддержан прессой и телевидением, в нем заинтересованы продавцы цветов и сувениров. Разработан специальный ритуал дарения: «валентинки», ангелочки и т.д.

Материалы, опубликованные в специальном приложении газеты «Известия» «Праздник: день святого Валентина» (реклама украшений, ресторанов и прочее), позволили нам провести и свое расследование истории, связанной с Днем святого Валентина. В статье «Любовь! Самый романтичный праздник пришел к нам из Италии» автор (С. Епифанова) пишет: «Еще до Рождества Христова в Римской империи в это время года устраивали праздник в честь богини «лихорадочной» любви Juno Februta. Добрые граждане, опьяненные цветочным воздухом и птичьим гомоном, оставляли свои дела, и начиналось веселье, цель которого — найти свою «половинку». Далее

делается переход к христианским временам и рассказывается «печальная и прекрасная» легенда о св. Валентине. Говорится о том, что это был молодой епископ, а далее повторяется о романтических причинах, вызвавших гнев императора Клавдия II, — оказывается, молодой епископ тайно венчал влюбленных, что мешало честолюбивым планам императора покорять мир военной силой. Далее буквально написано следующее: «Источником всех бед Клавдий II посчитал брак и поэтому запретил обряд венчания». Но и в тюрьме, куда император заключил молодого священника, романтическая история продолжалась, — его полюбила дочка тюремщика (очень красивая, но слепая девушка). «Валентин полюбил ее, и сила этой любви совершила настоящее чудо — девушка прозрела. Перед казнью, которая состоялась 14 февраля 270 года, Валентин послал возлюбленной прощальную записку, исполненную любви и нежности...». Далее мы останавливаемся в цитировании (см. Стендаль, «Красное и черное» и т.п.), запомнив два имени: император Клавдий IГ исвященномученик Валентин, пострадавший в Риме, и годы, к которым относится событие: 269-270 от Рождества Христова.

Все святые, прославленные до 1024 года (до времени отделения Католической церкви от православия), у нас общие. Следовательно, можно искать имя святого мученика Валентина, пострадавшего в Риме в III веке от Рождества Христова. Такой святой в православном календаре есть. Память его празднуется 6 июля по старому стилю (19 июля — по новому). Это явно тот самый святой, но как прост и величественен его облик и как далек он от нарисованной картинки. Император Клавдий II из возвышенного честолюбца превращается в обычного гонителя христиан. Кровь мучеников лилась потоком. Христиане вынуждены были скрываться и ночью собираться на службы. Далее будем точно следовать за повествованием св. Димитрия Ростовского": «В это время император Клавдий повелел привести во дворец, находившийся вблизи народных зрелищ, на суд к себе и для допроса взятого за исповедание Христа и закованного в тяжелые оковы одного почтенного мужа по сану пресвитера, именем Валентина...». «Пресвитер» означает священник. «Почтенный муж» — это человек в зрелых летах. И взят он не по романтическим причинам, а за веру в Христа. Император обращается к нему: «Почему ты, живя среди народа нашего, не состоишь в согласии с ним? Я достаточно слышу о вашем христианском учении и удивляюсь, как ты, будучи умным человеком, прельщаешься пустыми сказками вашей веры?» Далее святого пытаются уговорить поктониться римс-

" Император Клавдий II царствовал в Риме с 268 до 284 гг.

" «Жития святых святителя Димитрия Ростовского. Месяц июль». Издание Введенской Оптиной Пустыни. 1992. С. 126-133.

ким богам и с целью испытания его христианской веры приводят в дом важного сановника по имени Астерий. И вот в доме Астерия пресвитер Валентин исцеляет Именем Иисуса Христа дочь сановника — слепую с двухлетнего возраста отроковицу (то есть девочку лет 10-12), после чего Астерий и весь дом его (семья и слуги) уверовали в Христа. Вместе со священником они и приняли мучения и смерть.

Вот такая история про святого Валентина. История торжества любви крестной.

«Любовьдолготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сора-дуется истине; все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит» (1 Кор. 13. 4-7).

«Повесть о Петре и Февронии»

На Руси издавна покровителями супружества являются святые Петр и Феврония Муромские. Князь Петр был вторым сыном Муромского князя Юрия Владимировича (конец XI — начало XII вв.). По преданию, сохранившемуся в «Повести о Петре и Февронии»", князь Петр победил змея, напавшего на семью его старшего брата, но после заболел: покрылся струпьями. Ни один врач не мог вылечить его. Тогда услышали о вещей деве Февронии — дочери пчеловода из деревни Ласковой в Рязанской земле. С надеждой, что мудрая дева найдет лекарство от болезни, отправил князь к ней своего слугу. Когда слуга вошел в горницу, то увидел удивительное зрелище: за ткацким станком сидела девушка и ткала холст, а перед нею скакал заяц. Отвечая на вопросы слуги, дочь пчеловода обнаружила большую мудрость. Она обещала вылечить князя, но сказала: «Если я не стану супругой его, то и не подобает мне лечить его».

Дмитрий Сергеевич Лихачев, посвятивший анализу «Повести о Петре и Февронии» одну из глав своей книги «Поэтика древнерусской литературы», подчеркивал, что здесь не идет речь о страстном чувстве. Дева Феврония не видела князя, но она «ведала», что именно он — ее суженый, т.е. предназначенный ей судьбою, и только в супружеском союзе каждый из них исполнит свое предназначение. Знание о том, ктоявляется ее половиной, ее судьбой, открыто чистой деве. Д.С. Лихачев замечает, что, по представлениям людей в Древней Руси, страстное чувство до замужества искажает женскую интуицию, и тогда может случиться непоправимое — суженый не будет«узнан».

" По книге: «Изборник. Повести Древней Руси». М., 1986.

100

Деве Февронии пришлось проявить мудрую настойчивость. Князь Петр пообещал жениться, однако, выздоровев, не захотел исполнить свое обещание, потому что Феврония была простого звания. Но, видно, и такой исход провидела вещая дева. От одного струпа на коже, который она не велела мазать целебной мазью, князь Петр вновь покрылся проказой. Делать нечего, пришлось ему исполнять обещание. Исцеленный князь взял в жены Февронию, а знать муромская тому противится. Требуют, чтобы выгнал он свою жену-простолюдинку. Однако князь сказал: «Что Бог сочетал, того человек да не разлучает» (Мф. 19, 6).

Здесь начинается время испытаний для супруга. Хоть и противился он сначала браку, но, взяв на себя ответственность за жену, князь Петр ни разу не изменяет слову, данному при венчании. «Бог сочетал» — значит, теперь это не два отдельных существа, а единый супружеский союз, двое — как один человек. Людям не дано право их разлучать. Вместе с княгиней Февронией князь Петр покинул муромские земли. Еще когда они плыли на корабле (большой лодке) по Оке, княгиня Феврония проявила свою женскую мудрость. Заметила она, что ее красивым лицом любуется попутчик, который оказался с ними в лодке. Тогда она обратилась к этому мужчине и попросила его испить воды с левой стороны кормы и с правой, а потом спросила: «Одинаковая вода или одна слаще другой?» Услышав в ответ, что вода одинаковая, княгиня Феврония произнесла: «Так и естество женское одинаково. Почему ты, позабыв про свою жену, о чужой помышляешь?» — то есть, не нужно засматриваться на чужих жен. Подивился тот человек ее мудрости.

Много удивительного и чудесного совершила княгиня. По ее молитве проросло и дало листья обрубленное на стоянке деревце. Так истинному супружеству дана способность восстанавливать, преобразовывать порушенный мир. Ведь многие знают, что около одной крепкой и хорошей семьи отогреваются душою другие люди — и взрослые, и особенно дети. Семья по природе своей — несокрушимая крепость. Ведь и настоящий праздник укрылся от социальных бурь в семьях. Там он и сохранился, там и поддерживается и передается от поколения к поколению...

А в древнем Муроме после того, как его покинули законные князь с княгинею, начались раздоры и нестроения. Пришлось опять звать их на княжение. Долго прожили князь Петр и княгиня Феврония в любви и согласии. Расцвела при них земля Муромская. Но потом, как было заведено в Древней Руси (особенно в княжеских семьях), приняли супруги монашеский постриг. Он — в мужском монастыре (и получил новое имя —Давид), она — в женском монастыре (с именем Евфросиния). Почувствовал Петр-Давид, что приходит время покидать пределы земной жизни, посылает гонца в женский монас-

101

тырь сказать Февронии-Евфросинии, что он собрался умирать. А княгиня воздуха вышивает, просит его подождать. Он вновь посылает гонца с просьбой поторопиться с работой. А уж третий раз он попросил передать, что не может больше ждать и совсем умирает. На это известие княгиня ни слова не сказала, а лишь воткнула иголку в холст, обвела вокруг нитку — и тотчас они одновременно (каждый в своем монастыре) предали душу Богу.

Д.С. Лихачев особенно останавливается на выразительности этого безмолвного жеста — воткнуть иголку и обвести вокруг нитку. Здесь и конец земной работы, конец судьбы (нить-судьба), и тихое согласие.

Поскольку супруги стали монахами, то их и пытаются похоронить каждого в своем монастыре, но на следующий день находят их в одном гробу (который они приготовили для себя еще при жизни). Так повторяется два раза, и люди понимают, что и по смерти супруги неразлучны. Их хоронят вместе.

Сколько веков прошло с той поры, а по представлениям русских людей до настоящего времени помогают Петр и Феврония Муромские сохранять супружеские союзы. Любовь не умирает.

«Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13. 8).

От Москвы до Элисты

Прежде чем рассказать о том исследовании, которое мы проводили среди старшеклассников из Москвы и Элисты, скажем несколько слов об истории Калмыкии и о самих калмыках. Приведенная карта напоминает, где расположена Калмыкия.

Калмыки — единственные этнические буддисты в Европе. Будучи кочевниками, в древние д»<«.»» ~ времена калмыки прикочевали из Монголии на юг России в конце XVI века, обогатив многонациональную Россию своей уникальной культурой. Республика Калмыкия расположена в южной части России, входит в состав Российской Федерации как президентская республика. Немногочисленный народ (330 тыс. человек) Калмыкии славится своим оптимизмом, образованностью, трудолюбием, особой духовностью и стойкостью. В годы войны весь калмыцкий народ пережил страшную трагедию — по воле «вождя народов» Сталина калмыки (весь народ!) были обвинены в неблагонадежности и выселены в течение дня из своих домов, погружены в вагоны и вывезены в Сибирь и Среднюю Азию.

102

Дети, Калмыки, 43 чел.

Холодный день 28 декабря 1943 года запомнил каждый калмык. Депортация была диффузной, семьи разрывались, дети могли оказаться в одном месте, родители — в другом. Абсурд заключался в том, что даже прославленные герои войны отзывались из армии, чтобы быть наказанными лишь за то, что они — калмыки. Лишь в 1957 году калмыкам было позволено вернуться в родные места. Потеряв половину численности своего народа (многие не пережили дорогу, холод и голод), калмыки выстояли и сохранили самое ценное — свою культуру, свою самобытность. После возвращения на родную землю калмыкам пришлось заново строить свои города и селения. Первыми новыми стройками 90-х годов стали православный храм и буддистский хурул. Сегодня улицы столицы Калмыкии украшает множество скульптур, среди них — скульптура Нины Евсеевой «Эхо». «Эхо» становится символом Элисты, являющим одновременно и боль перенесенных страданий народа, и музыку, и глубокую духовность калмыцкого народа.

Храм — это не только стены и скульптурные изображения божеств. Прежде всего это люди, носители традиций. А молодежь — будущее народа.

Из отвечавших на вопросы нашей анкеты 43 подростков из Элисты ни один не упомянул национальный праздник. Почти половина из них (46%) назвали запомнившимся праздником Новый год,

103

Дети москвичи, 40 чел.

почти треть (30%) —день рождения. По одному упоминанию 1 Мая, 9 Мая, Рождества, победы любимой команды, поступления в лицей. И несколько упоминаний Дня святого Валентина. Исследование проходило в 1999 году. С тех пор, как мы уже могли видеть в разных районах нашей страны, День всех влюбленных получает все большее распространение в молодежной субкультуре.

Устанавливается свой ритуал (изготовление, дарение «сердечек», записочек). Появляются свои легенды. Так в последнем пересказе (по радио) истории героя праздника сказано: «Он пострадал за то, что передавал записки влюбленных». В некоторых легендах он даже принял мучение «за помощь влюбленным» не от гонителей христианства, а от... Папы Римского. В общем, этот «новодел» живет в нашей стране своей самостоятельной жизнью, по законам празднеств, не укорененных в национальной культуре.

Это касается и русской молодежи. В Смоленске, в Москве, зайдя в университеты накануне 14 февраля, мы видели множество самодельных стендов, посвященных Дню влюбленных. Однако, что касается старшеклассников из Москвы (исследование также проводилось в 1999 году), мы не обнаружили ни одного упоминания Дня святого Валентина.

Вообще самое печальное в ответах юных москвичей — это бедность праздничных впечатлений. У московских старшеклассников, особенно у мальчиков, наблюдается упрощение и даже вульгари-

104

зация образа праздника. Кроме привычной, увы, темы пьянки с отвратительным «послевкусием» здесь впервые прозвучала и тема наркотиков («надо же, без вина и наркотиков, а было весело»). Среди названных праздников на первое место выходит день рождения (32,5%), на втором — Новый год (30%),девочкикэтому еще добавляют День города, 1 сентября, школьный «огонек», 8 Марта, День учителя, а мальчики добавляют: «все равно». Но в их рассказах так пронзительно звучит тема семейного тепла, семейных праздников и просто тишины и мира в доме! 16-летний юноша говорит о празднике: «Все родные были вместе, что случается нечасто».

Семейные праздники особенно важны для подрастающего человека, так как в празднике нет назидания, нравоучения, а есть свободная передача через пример и подражание умения радоваться и включаться в ритмы национальной праздничной культуры.

Настоящий праздник также является прививкой от новой беды нашего времени — наркомании. Увидев и почувствовав настоящее, молодой человек не будет торопиться заменить подлинную радость ее лживой химической подделкой.

Впрочем, ассоциации со словом «радость» оказались особенно редки у юных москвичей. У молодых калмыков они встречаются почти в два раза чаще.

Подростки связывают праздник с весельем (62,5% москвичей и 41,9% старшеклассников из Элисты). Почти для трети молодых людей праздник ассоциируется с друзьями. Далее лидируют подарки, отдых и... выпивка.

Зеленые знамена на московских улицах

Мы обнаружили этот снимок в архивах сети Интернет, посвященных празднику святого Патрика, просветителя Ирландии. В Москву праздник пришел в 1992 году. В тот год 30 марта было очень холодно. Видно тепло одетых людей, которые держат в руках разноцветные шарики. Другой снимок можно увидеть на цветных иллюстрациях к книге. Сделан он 30 марта 1995 года. Видите этих статных людей с зелеными флагами? Если бы не подпись к рисунку, мы бы безошибочно узнали в них представителей одного из северокавказских народов, для которых зеленый цвет флага связан совсем не с памятью христианского просветителя зеленого

105

ирландского острова. Если наша догадка верна, то это только делает честь уму и изобретательности мусульман, которым слишком долго не позволяли открыто поднимать зеленый флаг своего пророка. Но вернемся к празднику святого просветителя Ирландии.

В последние годы праздник святого Патрика набирает обороты, становится многолюдным и шумным, обрастает множеством симпатичных мелочей, связанных с традицией празднования в самой Ирландии. Среди них зеленый цвет знамен, одежды и пр. Нам представляется, что и у этого праздника в нашей стране могут быть два пути развития: по внешней картине его наполнения специальной атрибутикой либо по сосредоточенности на его внутреннем содержании. Внешняя сторона связана с зеленым убранством и может дойти до такой степени, что, например, один известный американец вспоминает, как это происходило в конце 40-х — начале 50-х годов XX века: «Когда я учился в школе, то у нас был обычай что-нибудь сделать с тем, кто не был одет в этот день в зеленое».

Но можно сосредоточиться на личности и деяниях самого святого. Вот что написано о нем: «Святой Патрик (ок. 390 — ок. 461). Патриций (таково было его римское имя), британец по происхождению, был сыном диакона и внуком священника. Ирландские пираты похитили его совсем молодым и привезли в Ирландию как раба. Шесть лет он пас овец, а потом убежал из рабства и вернулся на родину. Святого Патрика считают первым среди апостолов Ирландии. Несмотря на некоторую оппозицию со стороны британских епископов он был рукоположен в епископа для Ирландии и около 435 года приступил к работе. Основные источники наших знаний о его жизни — два его сочинения: «Исповедь» и более позднее «Послание Коротику». В своей «Исповеди» св. Патрик рассказывает, что он «крестил много тысяч», что «повсюду рукополагали священников для них». На помощь ему прибывали епископы с континента. Церковную структуру с епархиальными кафедрами он создал по образцу, который видел на континенте»*.

Упоминание о святом Патрике мы нашли также в работе известного американского философа и православного подвижника иеромонаха Серафима (Роуза) «По стопам св. Патрика, просветителя Ирландии...». Это публикация одной из лекций, которые отец Серафим специально читал для молодежи. Поэтому в работе присутствуют разговорные интонации. Докладчик обращается с вопросом: «Как нам относиться к св. Патрику?» Суть такого вопроса в том, что этот человек, живший полторы тысячи лет назад в далекой для Америки (и для России) Ирландии, может жизнью своею многому научить современную молодежь. То есть праздник св. Патрика —

* По - http//users.west-call.com/uspenie/trans_03.htm

106

Панорама Ростовского Борисо-Глебского на Устье монастыря (реконструкция).

это способ приблизиться к образу подвижника. Отец Серафим пишет: «Очень важно, чтобы мы смотрели на св. Патрика не с точки зрения той славы, которую он обрел у людей, но с точки зрения того, каковым он сам является, то есть смотрели бы на него духовными очами, чтобы понять его значение в духовном смысле». И главное в духовном смысле то, что святой Патрик был «огненный апостол Христа». Обращаясь к молодым людям, с которыми у отца Серафима был совершенно замечательный дар общаться, он говорит: «Всех нас вдохновляют жития таких людей, как он; и у нас возникает стремление самим совершить что-нибудь подобное».

Празднование дня святого Патрика может стать со временем популярным в молодежной среде, но пойти оно может этими двумя путями. Самое простое — одеться в зеленое. Иной путь — принять день памяти святого как импульс к совершению внутреннего, нравственного усилия.

В российской истории есть имена замечательные, но многими забытые. Одному из нас пришлось быть свидетелем и участником праздника, возрождаемого после долгих десятилетий забвения. Этот праздник посвящен святому Иринарху Затворнику. С тяжелыми пудовыми веригами на своем теле святой провел 38 лет в тесной келье ростовского Борисоглебского на Устье монастыря. Время его подвигов совпало с труднейшим периодом в жизни страны, названным Смутой (начало XVII века)...

Ужасно было смутное время. Русская земля оказалась на волосок от гибели. В стране не стало правителей, которые могли бы вывести ее из хаоса. Когда усилилась внутренняя вражда, не замедлил

107

напасть и внешний враг. Полчища поляков несли с собою угрозу стране. Грабились, разрушались города и дома, монастыри и храмы. Войска под предводительством гетмана Сапеги разорили Ростов Великий, перебили жителей и направились в Борисоглебск. Придя в монастырь, они хотели сделать то же, что и в Ростове. Но здесь произошла встреча их предводителя со святым Иринархом. Много повидавшие на своем веку захватчики были потрясены видом человека, приковавшего себя цепью к оконной решетке узенькой холодной кельи, босого, обвешанного веригами и крестами. «Почто муку такую терпишь, батько?» — спросил предводитель поляков. «Бога ради», — ответил ему святой Иринарх и, не убоявшись ни угроз, ни их жестокости, велел захватчикам покинуть русскую землю, предсказав самому Сапеге скорую смерть в сражении. Потрясенный полководец распорядился монастырь не трогать.

Более тридцати лет нес преподобный Иринарх подвиг затвора и ношения вериг (по некоторым подсчетам их вес доходил до 150 кг). Огромен был его духовный авторитет среди русских людей. Именно он благословил своим крестом на борьбу с поляками сначала Скопина-Шуйского, а потом, предвидя скорую гибель от предательской руки отважного полководца, передал в благословение крест князю Пожарскому.

Память о святом долго жила на Русской земле. До революции об Иринархе Затворнике знал каждый воин и защитник родной земли. Почитали его и простые люди, и знатные. Знали и о целебной силе его вериг...

Борисоглебск — город небольшой, расположенный вдали от железных дорог, а потому посещаемый мало. Климат здесь мягкий и целебный. Несмотря на годы запустения, монастырские постройки сохранились. Монашеская жизнь в обители возобновилась в 1994 году. А несколько лет назад возродилась традиция крестных ходов из монастыря к источнику на родине преподобного Иринарха. Этот крестный ход был хорошо известен на Руси в прежние времена. Собирал он тогда до тысячи человек, проходя за неделю все окрестные села: Троицу-на-Бору, Селище, Теперс-кое, Комарово, Павлово, Сельники, Введенское... Ныне сельские храмы или разрушены, или находятся в таком состоянии, что, глядя на них, сердце сжимается от боли. Действующей осталась только одна церковь — чуть в стороне от дороги. В самом селе Конда-ково — родине преподобного Иринарха, храм также полуразрушен. Крестный ход к источнику преподобного Иринарха совершается в преддверии Ильина дня (имя святого до принятия пострига было Илья).

Традиция возобновилась вскоре после открытия монастыря. Источник расчистили, водрузили над ним крест, устроили купаль-

108

ню. 29 июля 1998 года на крестный ход собралось больше ста человек. А радость была такая, что одна из юных участниц сказала: «Вот закрою глаза и представляется, что опять наступило 29 июля следующего года и опять эта радость, которую нельзя ни с чем сравнить...»

В 1999 году второй день крестного хода приходился на 30 июля. Мы отправились в Борисоглебск по приглашению директора школы села Ивановское. Именно он со своими учениками принял участие в возобновлении традиции крестных ходов. Дети помогали расчищать источник, убирались в храмах. Они разгребали мусор, подметали, чистили стены, посыпали на пол песок, украшали место, где прежде находился алтарь, цветами. Хотя не было средств заделать зияющие отверстия в своде, вставить рамы и двери, но храмы ожили, наполнившись пением и сияющими лицами участников Крестного хода. Сам крестный ход продолжался в течение двух дней- Начинаясь от Борисоглебского монастыря, он проходил через те же села, что и в прежние годы. Народ, еще хранящий память о вековой традиции своих мест, собирался в каждом селении около храма в ожидании крестного хода. Нам довелось увидеть, как это происходит, уже в самом селе Кондаково.

Через горячее марево (больше месяца в ростовских землях ца-рятжара и засуха) можно рассмотреть вдалеке цепочку людей- Они приближаются. Впереди видны хоругви. Много детей и взрослых мужчин. Среди них и директор Ивановской школы. Лица так сияют, что усталость почти не заметна. Игумен Иоанн (из Борисоглебского монастыря) помогает надевать вериги преподобного Иринарха то на одного, то на другого паломника. Вериги — Два больших металлических креста, соединенные цепями, — подлинные. Они были обретены всего за две недели до крестного хода в краеведческом музее и идентифицированы с помощью старых фотографических снимков. Хотя, конечно, это только небольшая часть той тяжести, которую постоянно носил на себе ростовский затворник, но она не мала. Однако и пожилые, и совсем юные паломники радостно принимают груз на свои плечи. Надо было увидеть здесь, что при этом происходило с мальчишескими лицами, какими серьезными и сосредоточенными они становились, чтобы понять, как нашим детям необходим такой опыт приобщения к памяти святого человека, жившего на их родной земле, как им хочется самим ощутимо прикоснуться к настоящему подвигу.

Почему-то в голову приходила мысль о том, что этим мальчишкам не захочется быть рокерами или скинхедами, — сли1Пком мощную прививку истинного душевного и духовного опыта они обрели во время участия в этом древнем празднике своей земли.

109

«Шолоховская весна»

Это исследование* проводилось осенью 2000 года в станице Вешен-ской — месте, навсегда связанном с памятью жившего здесь писателя Шолохова. На самом берегу Дона застыли бронзовые герои «Тихого Дона»: Григорий босыми ногами осаживает своего коня, Аксинья держит на плечах коромысло с ведрами. Дон чист и широк в этом месте. Судоходства нет.

Еще при жизни Михаила Александровича в Вешенскую провели шоссейную дорогу. Автобусом до ближайшей железнодорожной станции ехать более трех часов. Места здесь довольно глухие. Судя по опросам школьников, одно из самых дальних путешествий, которое им удалось совершить, это Ростов-на-Дону (девять часов пути на автобусе). До начала 90-х годов такая удаленность чувствовалась меньше: в прежние годы знаменитая станица сама была центром, куда приезжало множество людей со всего света поклониться памяти великого писателя. «Перестройка», как и всюду в стране, попыталась наложить свой отпечаток обеднения и запустения. Но, по нашим наблюдениям, ей в этом мало удалось преуспеть.

Каждый год после смерти писателя устраивается праздник «Шолоховская весна», и с каждым годом этот праздник набирает силу. В 2000 году Шолохову исполнилось бы 95 лет. Судя по рассказам наших собеседников, это празднество было особенно ярким. Им, так же как и другим респондентам, было предложено ответить на вопросы нашей анкеты. В результате обнаружилось как общее, так и специфичное по сравнению с представлениями о празднике в других местностях и регионах России. Однако прежде чем остановиться на результатах подробнее, предварим их описанием своих собственных наблюдений и впечатлений. Для этого нужно вернуться к началу поездки...

Автобус, который вез нас из Миллерово в Вешенскую, застрял в чистом поле, пока шофер раздобывал горючее. В результате путь до станицы занял более четырех часов. Но все неудобства были забыты, когда с моста открылся вид на Вешенскую: небольшой поселок-городок, расположенный на высоком берегу Дона. Станица является районным центром, и жизнь в ней отличается своим ритмом, который во многом строится вокруг расположенной здесь и в окрестностях сети музеев Шолохова. При литературном музее существует профессиональный фольклорный ансамбль. В станице есть также любительский хор, проводятся занятия в детском фоль-

* Мы благодарим Сергея Владимировича Григорьева за помощь при организации поездки в станицу Вешенская и INTAS за финансирование этой поездки (INTAS-OPEN-97-1363).

110

Дети, Вешенская, 21 чел.

клорном ансамбле. То есть часть взрослых и детей сами являются активными субъектами праздничной культуры. Проще говоря, люди еще не разучились петь и танцевать.

Занятия в хоровой и танцевальной студиях проводятся по возрастным группам. Нам удалось побеседовать с девочками-девушками из старшей группы (возраст от 14 до 19 лет): «Да, среди сверстников народное пение не популярно...», «Приходится оправдываться, что участвуешь в хоровой студии...», «Мальчики раньше занимались, а теперь стесняются —друзья будут дразнить...», «Ровесники предпочитают рок-ансамбли на магнитофоне...»

И вот после такого «предисловия» началось само пение. Каждая песня превращалась в маленький спектакль. Удивительно было видеть, как эти девочки в спортивных костюмчиках на глазах преображались в степенных казачек: поступь, выражение лица и яркая народная интонация в мощном звучании голосов. Вспоминалось наблюдение Льва Толстого о том, как глубоко в душу человека прорастает народный музыкальный строй.

В самом центре станицы расположен православный храм. На площади перед храмом и происходят большие празднества. «Шолоховская весна» является праздником всей округи. Прижился ли этот новый праздник среди молодых казаков?

На вопросы нашей анкеты отвечали учащиеся Вешенского педагогического колледжа. По возрасту они ровесники тех школьников, которые отвечали на вопросы в Москве и в Элисте (от 15

111

до 17 лет). 21 заполненная анкета (а также устные интервью со взрослыми — преподавателями) позволили говорить о следующем.

Ассоциации со словом «празлник» у юных казаков и казачек, в принципе, те же, что и у их ровесников из других регионов, только общая палитра ассоциаций у них выглядит, пожалуй, богаче.

Видно, что смысл праздника для отвечавших на вопросы анкеты компактно сгруппировался вокруг радости и веселья. В отличие от ровесников из Москвы, нет ни одной негативной ассоциации.

Из праздников, также как и у большинства жителей нашей страны, лидирует Новый год. На второе место по частоте упоминания вышла «Шолоховская весна», затем идет «день именинника», а затем по одному разу упомянуты день рождения, 1 сентября, Рождество, 8 Марта и одно личное событие из жизни семьи.

Это событие не входит в ряд «обычных» праздников. Приведем этот рассказ почти полностью: «Мне больше всего запомнилось то, когда отец вернулся из Чечни. Собрались все наши родственники, мы все были очень счастливы, что папа пришел живой и невредимый. Эти трогательные минуты непередаваемого чувства, я думаю, запомнятся мне на всю мою жизнь. Мы хорошо отпраздновали этот день. (Чем именно он Вам запомнился ?) — Я не знаю, как это объяснить, это непередаваемые ощущения. (Сколько Вам тогда было лет ?) — 13 лет» (д., 16 л.). Какие-либо комментарии здесь неуместны, однако следует отметить очень искренний тон ответа.

В целом подростки ведут себя скромнее, чем в современных больших городах. Так в одном из рассказов о празднике Нового года молодой человек говорит: «Он мне запомнился тем, что я впервые его провел не в кругу семьи, а в кругу друзей. (Сколько Вам тогда было лет?) — 16». Шестнадцатилетняя девушка вспоминает: «Особенно мне понравился Новый год, который мы делали со своим классом для школы. У каждого из нас была своя роль, свое поручение». Момент подготовки к празднику отмечают многие из респондентов. Нет ни одного упоминания пьянки до потери памяти или наркотиков, как это, увы, встречалось в большом городе. Так шестнадцатилетний юноша объяснял, что для него праздник, это «прежде всего шанс увидеться с друзьями, в рамках приличия отвлечься от учебы». Семнадцатилетняя девушка говорит о любимом ею празднике Рождества: «Это необычный день, стараюсь вести себя разумно, чтобы никого не обидеть...»

Праздник занимает важное место в жизни потомков донских казаков. Есть традиция проводить большие общие празднества в дни, совпадающие с двумя церковными датами: днем Покрова Божией Матери (14 октября по н. ст.) и днем Архангела Михаила

112

(21 ноября по н. ст.). Оба эти события в народной традиции связаны с историей казачества. Об этих праздниках мы слышали в рассказах взрослых, но в детской памяти центральное место после Нового года занял праздник «Шолоховская весна». Ему удалось избежать судьбы скучного официоза, когда присутствующие резко делятся на действующих лиц и зрителей. Обратимся к рассказам подростков.

«То было неописуемое зрелище. На улицах очень много людей, все друг другу улыбаются, поздравляют...» (д., 16 л.), «Был очень великолепный фейерверк, дружеские отношения, много старых друзей» (м., 16 л.). Фейерверк запомнился всем без исключения рассказчикам. Нужно представить себе излучину Дона, высокий в этом месте берег реки и дальние просторы внизу за рекой: огромное пространство ничем не заслоненного неба, отражающегося в реке. «Запомнился больше всего фейерверк. Различные цвета так красиво смотрятся на фоне темного неба. Это зрелище не забываешь никогда» (д., 17 л.). Рассказы о запомнившемся празднике такие яркие и подробные, что они позволяют «увидеть» то, что происходит в эти дни в станице: «В первый день проходит выставка на площади, казачьи посиделки. Вечером выступление на берегу Дона. Вечером фейерверк. Это очень красиво. Потом праздник для молодежи...» (д., 17 л.). «На этом празднике всегда очень много людей, веселье, выступает много ансамблей разных национальностей... знакомишься с людьми, общаешься» (д., 16 л.). На вопрос, чем же запомнился праздник, один из отвечавших сказал: «Запомнился тем, что было очень весело. Мне не хотелось, чтобы он заканчивался».

«Шолоховская весна» возникла после того, как не стало знаменитого земляка, давшего имя и этому празднику. Но память о нем объединяет всех собравшихся. Другая причина жизнеспособности нового праздника, каким и является «Шолоховская весна», по нашему предположению, связана с тем, что в нем нашли продолжение принятые с давних времен формы праздничного поведения, только приуроченные теперь к другому событию.

Издавна так повелось на всей русской земле, что праздник — это прежде всего интенсивное общение людей друг с другом в радости. Празднику «Шолоховской весны» удалось впитать в себя основные моменты народного праздничного поведения: угощения, ярмарки, представлений, пения и танцев, в которых участвуют все, а главное — общения. Знаменитый земляк помог жителям своей станицы (да и многим придонским станицам) сохранить в этом посвященном ему празднике образ праздника как такового.

Существует такая мало обсуждаемая деталь современных больших (общегородских, тематических и т.п.) праздников, как его

5 *ак.652

113

материальная составляющая. Праздники такого рода требуют вложения больших средств. Для жителей Вешенской, конечно, праздник большого размаха в наше скудное время был бы неподъемен. Но имя писателя позволяет собрать и средства, и множество участников со всех концов страны и даже из других стран. Хотя празднуемое событие и связано с днем рождения Шолохова, но получился своеобразный поминальный день, как раз в традициях «родительских суббот», поскольку «Шолоховскую весну» начали праздновать только после смерти писателя. Как рассказывали старожилы, праздник с каждым годом становится все ярче и многолюднее. Это удивительное явление показывает, что как таковой праздник может жить своей жизнью, напрямую не связанной с экономикой. И может расти и развиваться при не самых благоприятных условиях. Главным все-таки является его укорененность в местных народных традициях и наполнение его реальной памятью о реальной личности человека, которого любят и помнят до сих пор.

Впрочем, Шолохову удалось при жизни внести свой вклад в будущую материальную стабильность на родной земле. Во-первых, он предпочел жить в родной станице (что в те годы было необычным), и теперь здесь есть музей писателя, являющийся на самом деле большим и серьезным исследовательским центром. Во-вторых, Михаилу Шолохову хватило казацкой смекалки, чтобы обеспечить односельчан нормальной связью с миром. Как рассказывали работники музея, он пригласил к себе в гости Никиту Хрущева... и в короткое время (как раз к приезду главы государства) от Миллерова до Вешенской была проложена шоссейная дорога. До сих пор эта шоссейная дорога остается единственной на множество окрестных станиц.

И только раз в году над тихим Доном бывает такой салют.

114

Для многих людей пожилого возраста, отвечавших на вопросы нашей анкеты, запомнилось само событие, в честь которого был учрежден государственный праздник. Это 9 мая 1945 года— День Победы. Война для всех была временем страданий и предельного напряжения сил. Ее переживали и те, кто воевал непосредственно на полях сражений, и те, кто был в тылу. Радость от победы была огромной силы. Люди, испытавшие ее, сохранили память об этом дне на всю жизнь.

Анализ ответов участвовавших в нашем исследовании позволяет заметить, что День Победы до сих пор остается одним из любимых и общим для разных регионов и даже для разных возрастных групп праздником. В чем причина такой значимости события?

Великая Отечественная война отстоит от нашего времени почти на шестьдесят лет. Популярность праздника победы в той войне, конечно, связана и с тем, что праздновался он по-особенному. В конце 70-х годов 9 мая стало нерабочим днем. Повсюду проходили парады, народные гуляния, встречи ветеранов. Но и это не объясняет популярности праздника. Для того чтобы стать «настоящим праздником», он должен был укорениться в народной памяти и передаваться от поколения к поколению как важное событие. Сейчас, когда произошли другие войны, и есть совсем молодые ветераны этих других войн, нужно постараться понять, что связано с тем давним днем 9 мая 1945 года.

Великая Отечественная война была событием, коснувшимся всего народа, населявшего бывший Советский Союз. В далекой Бурятии, отстоящей на тысячи километров от военных действий, победе радовались так же, как и в Москве, и в Казани, и в разрушенном войной Смоленске.

Вспоминает 70-летняя бурятка: «Я была вечером на полевом стане.... И вдруг приехал бригадир и объявил, что кончилась война.... Какое это счастье — жить без войны! Нас было два повара, и мы

117

Пожилые русские, Москва, 37 чел.

танцевали, кричали, обнимались.... И этот праздник — День Победы — останется в наших сердцах до конца дней».

Читая, анализируя ответы, мы обратили внимание, на то, что это событие запомнилось особенно ярко тем людям, чей возраст к моменту победы приходился либо на детские годы — 6-8 лет, либо на время ранней юности — 16-20 лет. Запомнились какие-то детали, другие события тех дней. 70-летняя москвичка вспоминает: «8 мая 1945 г. в Тбилиси, в школе, в которой я училась, прошел слух, что закончилась война. На радостях мы всем классом ушли с занятий гулять. Ночью я не могла заснуть и думала, что если не закончилась война, то придется предстать пред «оком» директора школы. В 4 часа утра я услышала шум на улице с ликованием по поводу окончания войны, что было двойной радостью для меня. (Чем запомнилось ?) — Вместе с радостью и ликованием народа в это же время было много горя. (Сколько Вам было лет?) — 16».

В воспоминаниях иногда используются слова из популярных песен о войне и победе, но это не сказывается на искреннем тоне рассказчика. 76-летняя москвичка вспоминает: «Самый замеча-гельный праздник был 9 мая 1945 года. ВОВ (то есть Великая Отечественная война) закончилась героической победой нашего народа над фашизмом. Праздничный салют, всенародное ликование, люди от мала до велика, военные и штатские, женщины, мужчины и дети поздравляли друг друга, целовались и плакали. Это радость со слезами на глазах. Это радость с сединою на висках. Среди моих родственников Родину защищали мой отец, два двоюродных брата и два дяди, один из них погиб. (Чем запомни-лось?) — Единением народа и верой, что война не должна повто-

118

риться. Очень трогательно встречали солдат и офицеров. (Сколько Вам было лет ?) — 20».

75-летний москвич немногословен: «Праздник Победы — 9 мая 1945 года. Хотя он запомнился ярко и навсегда, лучше и полнее, чем это описано за 50 лет, я сказать не сумею. (Чем запомнился ?) — Всеобщим ликованием всего народа. (Сколько Вамбылолет?) — 19».

Иногда воспоминание относится к неправдоподобно раннему возрасту. Но здесь путаницы быть не может, так как все легко подсчитать. 64-летний житель Москвы вспоминает время, когда ему, как он считает, было 4 года (на самом деле 7-8 лет): «День Победы 9 мая 1945 года. Я был с родителями в Тегеране. Было такое впечатление, что плохого больше никогда в жизни не будет. И все были счастливыми и красивыми. (Чем запомнилось?) — Простым человеческим счастьем».

64-летняя москвичка вспоминает: «День Победы, сколько радости по всей России... Все радостные пели, танцевали, а мама моя плакала во весь голос, так как наш папа погиб в 42 году, и брата убили. И мне это запомнилось на всю жизнь — и радость, и слезы. Но война кончилась, была радость на душе, по всей России».

И совсем краткое: «День Победы. (Чем запомнилось?) — Мой отец после войны остался жив!» (м., 66 лет).

Мы привели лишь часть рассказов о Дне Победы, но и из этих небольших отрывков видно, что в своих истоках настоящий праздник — это прежде всего само событие, которое могло иметь место и 50, и 100 и тысячи лет назад.

Великая Отечественная война коснулась не только всех граждан нашей страны — и детей, и стариков, и воинов, это была еще и мировая война. В той или иной степени она явилась событием, затронувшим мир — «мир» в двух смыслах этого слова*. Среди нас, постаравшихся собрать свидетельства о настоящем празднике и рассказать об опыте других людей, переживших радость Дня Победы, нет никого, кто сам видел своими глазами ликование на площадях в 1945 году, когда незнакомые люди бросались с объятиями друг к другу с криками «Победа!». Но мы можем обратиться к свидетельствам того времени, оставленным участниками. Для того чтобы понять и почувствовать радость Победы, надо прикоснуться и к тому, чем была та война для современников.

Из множества прекрасных книг о войне мы выбрали воспоминания, написанные простым, почти детским языком. Они и относятся ко времени ранней юности, когда молодых девушек, которым не исполнилось еще и двадцати лет, сажали на тихоходные и уязвимые со всех сторон самолеты из фанеры (По-2) и бросали в

* В русском языке до революции было два слова с разными значениями: Mip и мир.

119

бой. «Опять мне приснился сон. Этот сон мне часто снится. После той ночи, когда я впервые увидела, как в воздухе горит самолет... Начинается он с картины бешено мчащихся всадников. Где-то далеко на горизонте. Силуэты людей и коней ярко-синие, а фон — оранжево-красный. Как зарево. Потом я различаю, что это пожар. Пляшут языки пламени, клубится красная пыль. Кони несутся лавиной. Их много, они приближаются, вырастают в огромные черные фигуры и, сливаясь, сплошь закрывают яркий фон. Я слышу громкий храп и топот копыт и просыпаюсь в ужасе...» [18, с. 95-96]. Летчицам не давали парашюты. Эти приспособления, которые могли бы спасти много жизней, они увидели в своем снаряжении только в конце войны. А так десятки их сгорали вместе с самолетами на глазах у подруг. «Истребитель! Фашистский истребитель вышел на охоту за нашими По-2. Так вот почему молчат зенитки! Они боятся поразить свой самолет и отдают По-2 на расправу истребителю. А тот спокойно расстреливает наши тихоходные самолеты, попавшие в лучи: лучшей мишени не придумаешь!» [там же, с. 96]. Война — это и тяжелый труд почти за пределами человеческих возможностей. «Девушки-вооруженцы на руках подносят «сотки». Бомбы тяжелые, девушки кряхтят. Подвесить стокилограммовую бомбу нелегко. Но они наловчились: две-три девушки, стоя на корточках, на коленях, быстро поднимают «сотку», подводят ее к замку и подвешивают под крыло, закрепляя винтами. Потом другую. Когда бомбы подвешены, они уходят за новыми: уже подруливает следующий самолет». Так каждая из них за ночное время работы поднимает больше двух тонн груза: «И никто из них ни на что не жалуется: война...» [там же, с. 180].

Война нарушила нормальные ритмы жизни, нормальное распределение работы. Юные девушки не должны поднимать две тонны груза и гореть в самолетах, дети не должны бежать из родного дома и гибнуть под бомбами. Война — это заболевший ритм жизни мира. Однако смысл войны высвечивает победа.

* Воспоминание одного из авторов (Светланы Тихомировой) относится к совсем недавнему времени и позволяет проиллюстрировать это утверждение: «В мае 1995 года в Алма-Ате на улицах можно было встретить много ветеранов войны, ежегодно они договариваются о встречах в коллективах. Это традиция, которую здесь никто не ставил под сомнение. Никому из окружающих не приходило в голову, что времена меняются и что может быть иначе. Мне посчастливилось попасть на одну такую встречу. Коллектив одного из академических институтов встречался с двумя пожилыми казахами-ветеранами, произносились традиционные тосты «чтоб никогда не повторилось», «чтоб небо было мирным», «чтоб у ветеранов было здоровье на следующие встречи», «за нашу Победу!». Слова были искренние, настроение у собравшихся очень хорошее. На улицах Алма-Аты в мае солнечно и празднично. Мне рассказали, что такие встречи сейчас идут в Казахстане везде, ветеранов ждут и им рады».

120

Победа в Великой Отечественной — это событие, многие десятилетия питающее чувство национальной гордости всех народов нашей страны*. Празднование Дня Победы сохраняет историческую память и о страшной цене, которой она досталась, и память о том, что это «мы» выдержали испытание, «мы» дошли до Берлина, уничтожая врага, грозившего всему миру и всем истинным человеческим ценностям.

Другой военный летчик, в другой стране почувствовал смысл последней мировой войны, когда она только начинала разгораться, переворачивая жизнь в родной Франции. Летчика звали Анту-ан де Сент-Экзюпери. Он оставил свое потрясающее свидетельство об этом мгновении обретения смысла.

Франция не так велика, как Россия. Пройти ее всю хорошо подготовленным вражеским войскам не составляет особого труда. Но страна сопротивляется нашествию, хотя обречена на поражение. Летчиков дальней авиации, к которым принадлежал и писатель, бросают на выполнение бессмысленных, на первый взгляд, заданий. Из одного такого полета Антуан де Сент-Экзюпери приносит осознание всего происходящего такой глубины и силы, которое может даваться, возможно, только «у бездны на краю» (Пушкин).

Самое мощное, самое современное снаряжение не защищает от разрыва снаряда. Человек, летящий в самолете, — это и воин, опасный для врага, и он же особенно уязвим, пока парит в воздухе. Кроме войны между войсками, оснащенными снарядами и техникой, сушествуеттакже битва между плотью, которая влюбоймигможет быть лишена жизни, идухом, требующим подчинения ему. «Отеле нужно сказать несколько слов. Ведь в повседневной жизни человек слеп к очевидности. Чтобы она стала зримой, необходимы вот такие исключительные обстоятельства. Необходим этот дождь восходящих огней, необходимы эти надвигающиеся на тебя копья, необходимо, наконец, чтобы ты предстал перед трибуналом для Страшного суда. Вот тогда ты поймешь. Снаряжаясь в полет, я спрашивал себя: «Какими они будут, последние мгновения?» <...> Испытание я представлял себе как испытание для моей плоти. Я считал, что риску подвергается прежде всего моя плоть. Точка зрения, на которую я по необходимости становился, была точкой зрения моего тела. Мы так много занимаемся своим телом! Так старательно одеваем его, моем, холим, бреем, поим и кормим. Мы отождествляем себя с этим домашним животным. <...> О нем мы говорим: «Это я». И вдруг вся эта иллюзия рушится» [35].

В этом полете Антуан де Сент-Экзюпери обрел понимание сущности того, что происходит с его страной и с миром. Уныние поражения, испытанное им от зрелища бессмысленных, на первый взгляд, потоков беженцев, от умирающих деревень, вытаптывае-

121

мых полей созревшей пшеницы, от разрушения всех основ жизни, сменяется осознанием силы жертвы, превосходящей силу самого мощного оружия. «Мы видели пылающую Францию. Мы видели сверкающее море. Мы состарились на большой высоте. Мы склонялись над далекой землей, словно над музейной витриной. Мы играли на солнце с пылинками вражеских истребителей. Потом мы опять снизились. Мы бросились в костер. Мы жертвовали всем. И там мы узнали о самих себе больше, чем узнали бы за десять лет размышлений» [35, с. 228]. Это знание о том, что смерти боится только тело, а дух бессмертен, что сущность человека — любовь. «Но тут речь идет о настоящей любви: о сети связей, которые делают тебя человеком». Это и предчувствие настоящих причин вражеского вторжения: «Мы все, во Франции, чуть не погибли от разума, лишенного сущности». Победивший дух — начало победы в этой войне.

Антуан де Сент-Экзюпери не вернулся из полета 31 июля 1944 года. События его книги «Военный летчик» относятся ко времени, когда в нашей стране еще не помышляли о вторжении, о бомбежках, мобилизации и похоронках. Но в конце той войны ожидание будущей победы объединяло всех людей — и во Франции, и в России, и в Англии, и в Чехословакии... Мир был способен пережить и прочувствовать этот миг будущей радости победы.

Поэтому День Победы* — праздник не только для России.

Удивительным совпадением оказалось и то, что для многих прошло незаметно. В 1945 году 9 мая приходилось на середину Светлой седмицы, так как Пасха была в воскресенье 6 мая. То есть День Победы в тот год совпал с Пасхальной неделей.

* В странах Западной Европы День Победы отмечают 8 мая. Об отношении к этому дню в США можно составить впечатление по рассказу одного американского студента, впервые оказавшегося на праздновании Дня Победы в России: «Вообще по поводу Второй мировой войны у нас есть несколько особых дат. Первая — это День Победы в Европе, его в США называют V Day, и отмечается он 8 Мая. Вторая — День высадки в Нормандии — D Day — 6 июня. И третья — День Пёрл-Хар-бора — 7 декабря. Но, так или иначе, отмечаются они исключительно на национальном уровне. Причем только на больших годовщинах и теми людьми, которые принимали участие в этих боевых действиях. <...> Наш самый близкий эквивалент — Мемориальный день — празднуется каждый последний понедельник мая. Но его назначение — помнить о наших погибших. Значит, этот день в принципе — не только для ветеранов Второй мировой войны, но для всех, кто отдал свою жизнь, служа стране. В этот день самое главное празднование происходит в Вашингтоне. Президент подходит к могиле Неизвестного солдата на национальном кладбище и выступает с патриотической речью. Целый день по всей Америке идут ветеранские парады. А в три часа дня вся страна отмечает Национальную минуту молчания. Люди, у кого есть погибшие родственники, обычно ходят в этот день на кладбище, чтобы поухаживать за могилами, поставить флаги, и оплакивают умерших родных».

122

«Праздников праздник, торжество из торжеств» — так издревле называли на Руси Пасху. В наше время трудно себе представить, как звенели и сияли эти дни (Пасха — название всей недели). Трудно, но можно. Источника два: первый — биографические материалы, воспоминания и второй — собственная духовная интуиция. Основания для обращения к своей духовной интуиции простые и ясные — праздник реально происходит каждый год. Каждый год собирается множество людей, как верующих, так и просто любопытных, в храмы и ожидают события. Событие заключается не в красоте убранства, не в прекрасном пении, а в том улавливаемом духовной интуицией особом состоянии, особом ощущении, которое охватывает всех в переживании чувства единения друг с другом в радости повторяемого на разные мелодии возгласа: «Христос воскрес!»...

Однако результаты наблюдений, сделанных нами в ходе проведения исследования, обнаружили, что для тех из наших современников, которым мы предлагали ответить на вопросы нашей анкеты, с Пасхой редко связаны какие-то сильные впечатления. Мы встретили буквально лишь пару рассказов. Один из них принадлежит женщине средних лет, которая впервые зашла в храм на Пасху. Увиденное и услышанное потрясло ее, но чем именно, она объяснить не смогла. Другое воспоминание принадлежит человеку пожилому. Он-то рассказал о своих детских впечатлениях, в которые входили все моменты подготовки к празднику. Запомнил он ограничения в еде, одежде, играх и тот момент, когда ограничения сразу сменялись обилием всего. Постная еда менялась на «скоромную», одевалась новая рубаха, можно было играть. Одна из любимых пасхальных детских игр — это катание раскрашенных яиц. Но современные дети, да и взрослые о такой игре не вспоминают.

Для того чтобы восстановить, чем же был этот «праздников праздник» для наших предков, и для того чтобы понять самим суть и

125

смысл этого праздника для конкретной личности, нам необходимо обратиться к воспоминаниям, относящимся к другому времени.

«Вот приблизилась заветная полночь! Я желал насладиться ею во всем ее величии, внешнем и духовном, и поспешил в Кремль. Вместе с бывшим владетельным князем Сербским Михаилом <...> мы взошли на балкон малого дворца, чтобы оттуда окинуть взорами все Замоскворечье. Картина эта была достойна изумления.<...>. Посреди этой таинственной тишины многоглагольной ночи, внезапное высоты Ивана Великого, будто из глубины неба, раздался первый звук благовеста. <...> И вот при первом знаке, данном из Кремля, мгновенно послышались тысячи послушных ему колоколов, и медный рев их наполнил воздух, плавая над всей столицей. Она была объята этим торжественным звоном. <...> Слышало ухо и не могло насытиться этой дивной гармонией будто иного надоблачного мира; смотрело око и не могло наглядеться на зрелище священных огней, горевших в небе, а сердце человека не могло вместить в себя всей духовной радости — примирения неба и земли...» [28, с.31-32]. Непривычная для нас возвышенность стиля воспоминаний века XIX, принадлежащих А.Н. Муравьеву, не скрывает главного: в описании четко видны два ряда событий — внешних (свет и звуки) и внутренних переживаний. В какой-то момент оба эти ряда сливаются в одно — это состояние созерцания духовной радости, наполнившей сердце рассказчика. Гул колоколов («медный рев»), яркость иллюминаций, предшествующее длительное ожидание (дни Великого поста), сама возвышенная над местностью точка наблюдения, расположенная в сердце России — Московском Кремле — все это сконцентрировалось в человеке, подготовленном к событию, и дало ему постижение глубинного символического смысла праздника — примирения Неба и Земли, примирения всех со всеми*.

Прежде чем перейти к другим воспоминаниям, еще раз внимательно остановимся на только что приведенном. Напомним, что об исключительной роли созерцания как предельно активного состояния сознания писал С.Л. Рубинштейн, не отказываясь от своих выводов даже под давлением критики. Действительно, странно было говорить о созерцании в эпоху бурных вторжений во внутреннюю, душевную жизнь человека. К одним из таких вторжений, сильнейшим по воздействию и по последствиям, относятся запреты на праздники: регламентация того, по каким поводам и событиям надлежит испытывать состояние радости. Но народная праз-

* Слова из Пасхального канона: «Радостию друг друга обымем...»

126

дничная культура, по самой природе своей являясь жизнеспособным образованием, способна приспосабливаться к внешним воздействиям, воспроизводясь в главном и видоизменяясь в несущественном. Условие и место ее сохранения — это каждая конкретная личность* в ее сокровенной глубине праздничных впечатлений, идущих еще от детских переживаний общей радости". Как всякое действительно живое образование, праздник может выдерживать воздействия внешних обстоятельств. Например, если время праздника застает в пути, на море. Обратимся вновь к воспоминаниям людей, впитавших культуру Праздников Праздника до революции.

«Хорошо и весело справляется праздник Пасхи на Руси, в своей родной земле, среди близких сердцу родных и знакомых, в крайнем случае — соотечественников; но не всякому, быть может, приходилось проводить этот праздник вдали о родины, среди безбрежного океана, на плывущем судне. <...> Когда на судне нет священника и принадлежностей богослужения, весь праздник ограничивается тем, что капитан судна и команда соберутся в урочный час полночный на палубе, пропоют «Христос Воскресе» трижды, «Воскресение Христово видевше» да обычные молитвы, какие знают: «Отче наш», «Богородице Дево», «Спаси, Господи, люди Твоя» <...> Кажется, их никто не слышит: над ними безграничное воздушное пространство, под ними и вокруг безбрежное море... Но в том-то и торжество, в том-то и прелесть такого празднования, что они изливают свою радость во всеуслышание всего мира. <...> Их никто не слышал, но их слышало море и волны его, их слышал воздух и звезды небесные, их слышал весь необъятный мир Божий, потому что пели они вслух всего мира...» [28, с.43-44].

Это воспоминание Б.Смирнова, записанное в 1896 году, хорошо позволяет увидеть, как именно переживание единства всего и со всеми — с морем, небом, воздухом и со всеми людьми — в особых условиях плавания на судне становится как бы освобожденным от множества событий, обычно сопровождающих праздник на суше. Но видна и подготовленность участников праздника, когда каждый из них, если перейти на привычный язык психологии, становится субъектом праздничного действа. Все моряки знали смысл и суть действа, знали слова и мелодии общих песнопений.

* Есть замечательное наблюдение об этом, сделанное писателем Пришвиным в его дневниках (запись от 27 сентября 1934 года): «Историю великорусского племени я содержу лично в себе, как типичный и кровный его представитель, и самую главную особенность его чувствую в своей собственной жизни, на своем пути, как и на пути всего народа, - это сжиматься до крайности в узких местах и валом валить по широкой дороге» [26, с. 214].

Как сказал недавно четырехлетний Дима, ожидая домашнего праздника: «Это, когда большой стол» (т.е. вместо обычного обеденного стола, собирающего членов семьи, составляют большой стол и появляются гости).

127

Потрясающее душу пение канона Великой Субботы «Волною морскою» многократно усиливается, если участники имеют предшествующий опыт переживаний этого дня. Особенность его во внезапности смены всех жизненных ритмов, когда тишина* в конце длительного периода постных дней буквально взрывается всеми оттенками и цветами ликующей радости. Краткая служба с пением канона «Волною морскою» предшествует этому л и кующему взрыву. Происходит момент мощной концентрации ожидания этой смены ритмов.

Теперь вернемся к строкам воспоминаний Б. Смирнова (в которых речь шла уже о другом плавании, когда на судне был священник и могла совершаться служба). «Началось пение канона: «Волною морскою скрывшего древле гонителя мучителя, под землею скрыта... Тебе, на водах повесившего всю землю неодержимо, тварь видевши на лобнем висима, ужасом многим содрагашеся...» Какое-то особенное потрясающее действие на всех нас, плывущих по волнам морским и окруженных безбрежным пространством вод, производило пение этих трогательных песней канона!...» [28,с.47-48]. В этот раз на судне находилась партия ссыльнокаторжных «и добровольно следующих за мужьями женщин». Удивительна для нас такая деталь — певчими на службе были арестанты, «человек тридцать». Это означает, насколько широко была распространена церковно-певчес-кая культура в народе, и что всю службу Пасхи большинство людей знало почти наизусть. И вот кульминация пасхальной утрени — при пении стихир Пасхе «начался трогательный обряд христосования. <...> Какое умилительное и торжественное зрелище! В это время не было различия между начальником и подчиненным, свободным и несвободным, знатным и незнатным, лицом привилегированного положения и лишенным всех прав состояния и отверженных от общества. В это время были только христиане — братья...» [28, с.50].

Воспоминания, в которых отразилось переживание праздника, позволяют увидеть, что изменение внешних обстоятельств (походные условия, отдаленность от Родины и даже свобода или заключение) не отделяли людей от главной сути праздника — чувства единения со всеми в пасхальной радости".

Даже такое вторжение, как стихия, не разрушало переживание этой радости. Сохранились пасхальные открытки с зарисовками Пасхи 1908 года, когда московское наводнение многих заставило забраться на крыши домов. Автор воспоминаний А. Константино-

* «Да молчит всякая плоть человеча и да стоит со страхом и трепетом, и ничтоже земное в себе да помышляет...» (слова из службы Великой Субботы). " Существующее в русском языке выражение «пасхальная радость» отражает особое переживание радости, опыт которого прежде был хорошо знаком русским людям.

128

ВИЧ описывает, как «темные воды разлива катили свои волны мимо храма» (храма Христа Спасителя). И далее: «На крышах домов, на другом берегу временами были видны фигуры людей, освещаемые фейерверком, из-за паводка не попавших в церковь... Святая ночь как бы смягчила, утишила большое народное горе, и стихийное бедствие воспринималось как-то иначе, в ином свете» [28, с.63].

Опыт нашей истории показал, что праздник увеличивает сопротивляемость людей к перенесению серьезных жизненных испытаний. Новая власть еще несколько лет не могла вырвать Пасху из народной памяти. Свидетельство А.Д. Самарина (строки из его письма) мы приведем по возможности полно: из них видно, что сразу после революции праздник Пасхи на личностном уровне был полностью сохранен.

«Бутырская тюрьма. Великий Четверг, 10 часов вечера, 1919 г. Сегодня целый день прошел в хлопотах. Вчера вдруг решение начальства переменилось, и у нас в одиночном корпусе разрешена Пасхальная служба в 12 часов ночи. Все очень обрадовались, и всякий по своей части стал готовиться — пением, чтением, приготовлением хоругвей, устройством стола для службы, икон и т.п.. <...> Во время службы начальник тюрьмы пришел и просил непременно после нашей службы еще идти на общие коридоры» [28, с.70]. Хотя сам рассказчик и еще один священнослужитель во время подготовки к ночной службе узнали о своем освобождении, они не покинули в этот момент тюрьмы. «Отец мой, — вспоминает дочь Самарина, — так же как преосвященный Никандр, не ушел из тюрьмы в Великую Субботу. Он не мог оставить свой импровизированный хор в Пасхальную ночь. Общий подъем был велик. Пасхальный крестный ход шел по всем коридорам Бутырской тюрьмы. Это было исключительное торжество! Воскресение Христово в условиях тюрьмы! Вероятно, больше это не могло повториться» [28, c.7i].

Но это повторялось еще в разных местах России — не как система, конечно, а (если воспользоваться метафорой) подобно тому, как вспыхивают искры, и разгорается огонь в затаптываемом и разбрасываемом в разные стороны костре. В так часто нами цитируемой книге Г.А. Пыльневой, в которой собраны свидетельства о праздновании Пасхи, приводятся воспоминания из архива Н.С. Фиолетовой, где речь идет о праздновании Пасхи в 1923 году в Таганской тюрьме: «Начальник тюрьмы праздновал великий праздник вместе с заключенными. Двери во всех камерах приказали открыть, для богослужения отвели большую общую камеру, в которой владыка Афанасий служил литургию, а затем все вместе — заключенные, начальниктюрьмы и надзиратели — разговлялись за общей трапезой» [28, с. 72].

129

В книге Бориса Ширяева «Неугасимая лампада» есть потрясающий рассказ о Пасхе в Соловецком лагере, относящийся, видимо, к 1924 или 1925 году (если судить по фразе: «Последний колокол, уцелевший после разорения монастыря в 1921 г., был снят в 1923 г.»).

«Еще бы я не вспомнил ее, эту единственную разрешенную на Соловках заутреню в ветхой кладбищенской церкви. Владыка Иларион добился от Эйхманса разрешения на службу для всех заключенных, а не только для церковников*. Уговорил начальника лагеря дать на эту ночь древние хоругви, кресты и чаши из музея. <...> Эта заутреня неповторима. Десятки епископов возглавляли крестный ход. <...> Попасть в самую церковь удалось немногим. Она не смогла вместить даже духовенство. Ведь его томилось тогда в заключении свыше 500 человек. Все кладбище было покрыто людьми, и часть молящихся стояла уже в соснах, почти вплотную к подступившему бору. <...> Из широко распахнутых врат ветхой церкви, сверкая многоцветными огнями, выступил небывалый крестный ход. Семнадцать епископов в облачениях, окруженных светильниками и факелами, более 200 иереев и столько же монахов. <...> С победным ликующим пением о попранной, побежденной смерти шли те, кому она грозила ежечасно, ежеминутно.... Пели все. Ликующий хор «сущих во гробех» славил и утверждал свое грядущее неизбежное, непреодолимое силами зла Воскресение» [49, с. 411-416].

Хотя Ширяев" утверждает, что эта заутреня была единственной, отслуженной на Соловецкой каторге, сохранились воспоминания священника Павла Чехранова о праздновании Пасхи на Соловках в 1926 году. Но как изменилась обстановка! Из необходимого (даже для тюремщиков!) события праздник подпадает под строгий запрет: «Последовало распоряжение коменданта ротным командирам не допускать и намеков на церковную службу и с 8 часов вечера не впускать никого из других рот» [28, с.78]. И тогда праздник совершается на уровне конкретных людей — не испугавшихся запретов и обладающих навыками, умениями, знаниями для того, чтобы осуществить праздничное действо.

«Весь барак спал. Я вышел. На линейке меня ожидал владыка Нектарий. Вскоре к нам присоединился владыка Иларион, и мы гуськом тихо направились к задней стороне бараков. За дорогой стоял остов неоконченной пекарни с отверстиями для окон и две-

' «Церковниками» назывались осужденные священнослужители. " Борис Ширяев сам был узником Соловецкого лагеря. Его освобождение было делом исключительного стечения многих обстоятельств. Оказавшись за границей, Ширяев смог рассказать миру о потрясающих душу страданиях заключенных и о небывалых взлетах человеческого духа в таких страшных условиях.

130

рей. Мы прошмыгнули к нему поодиночке. Оказались внутри здания, выбрали стену, более укрывающую нас от взоров проходящих по дорожке, и плотнее прижались к ней: слева — владыка Нектарий, посредине — владыка Иларион, а я — справа. <...> «Благословен Бог наш...» — тихо произнес владыка Иларион. «Волною морскою...» — запели мы полунощницу. И странно, странно отзывались в наших сердцах эти с захватывающим мотивом слова. «Гонителя, мучителя под землею скрывша...» И вся трагедия преследующего фараона, особенно в этой обстановке, чувствовалась. Белое море с белым ледяным покровом, балки для пола, на которых мы стояли, как на клиросе, страх быть замеченными надзором. А сердце дышало радостью, что Пасхальная служба совершается вопреки строгому приказу. <...> Епископ Нектарий пожелал и часы с обедней совершить. <...> Только я был за предстоятеля, владыка Нектарий за псаломщика, так он сам пожелал, ибо знал все песнопения, равно и чтения наизусть» [28, с. 78-79].

Сопоставляя воспоминания из разных мест, можно увидеть, как с каждым годом празднование Пасхи становилось все более запретным. Вот заключенные в другом лагере, не на Соловках, смогли в камере пропеть пасхальные песнопения. Но на другой год, как вспоминает рассказчик, «в Пасхальную ночь строгость наблюдения так усилилась, что верующие люди могли встретить этот праздник только на своих нарах и в безмолвном общении друг с другом» [28, с.82].

«Строгость наблюдения» усиливалась по всей стране — как в тюрьмах, так и на воле: «Одно время было категорически запрещено справлять Рождество, Пасху. Специально по домам ходили, узнавали, — не справляет ли, например, семья Седовых эти обряды» [28, с. 87]. Взрослые люди, выросшие в прежнее время, могли, о чем говорит множество воспоминаний, сами сохранить и воспроизвести праздник. Но что же происходило со следующими поколениями?

Те, кто уехал из России, могли совершать праздник, пусть в тесных и маленьких храмах', но для них это было и воспоминанием о покинутой Родине. Тем же, кто остался, открыто праздновать Пасху стало практически невозможно. Особенно это касалось детей и молодежи. Практически все были «охвачены» пионерской, комсомольской, а позднее еще и октябрятской организациями, поэтому они не имели права посещать храм. Более того, по воспоминаниям наших корреспондентов, еще в начале 80-х годов действовал запрет, и милиционеры имели право не пустить ребенка школьного возраста в церковь. Может быть, читающие эти строки сами вспомнят мно-

* Так русский православный храм в Париже в 30-е годы размешался в бывшем гараже.

131

гослойные отряды милиции, окружающие любой, даже маленький деревенский храм перед Пасхальной службой. Официальная причина — для поддержания порядка...

Наше исследование интересует только психологическая сторона всего происходившего в те десятилетия. Мог ли передаваться праздник следующим поколениям, если дети лишены были возможности увидеть, услышать и почувствовать его во всем великолепии?

Воспоминания, биографические свидетельства говорят о том, что память о празднике передается через другого человека. Если ребенок почувствует искренность переживаний близкого взрослого (не объяснений, а именно внутреннего состояния), то это оставляетглубокийследвдуше, помогающий узнать праздник, если доведется еще с ним встретиться в дальнейшей жизни.

«Перед войной, в 39-м или 40-м году на окраине Москвы в аварийном доме, который давно уже собирались снести, жила девочка с бабушкой. <...> Девочке было 3-4 года, время замечательных открытий. Бабушка была серьезной и молчаливой, с расспросами к ней внучка почти не обращалась. Но однажды она проснулась, потому что в комнате горел свет. Ей показалось, что не время вставать, но бабушка была уже одета.

— Бабушка, разве уже утро?

— Нет, ночь, спи.

— А зачем ты встала?

— Я не ложилась.

— А почему?

— Потому что сейчас такая ночь, когда не спят.

— А почему не спят?

— Потому что это пасхальная ночь, нельзя спать.

— А что же тогда делают?

— Раньше, — бабушка вздохнула, — все шли в церковь, всю ночь шла служба, все молились, пели «Христос воскресе».

— А сейчас?

— Сейчас храмы закрыты или сломаны, идти некуда...

— Что же ты будешь делать?

— Ничего делать не буду, нельзяделать, праздник великий. Буду молиться, как уж могу, а ты спи.

— Я тоже не буду спать, раз нельзя.

— Попробуй.

Конечно, внучка долго смотрела на старые обои, местами давно потрескавшиеся, на знакомую репродукцию поленовского «Московского дворика», на бабушку, молившуюся перед иконой в углу. Сон сморил, но чувство, что это особенная ночь <...> осталось. Осталось или передалось от бабушки, как передается общая настроен-

132

ность в семье. И еще, что это праздник всех, не только бабушки...» [28, с. 104-105]. Детское воспоминание не подписано и принадлежит, видимо, самой составительнице книги — Галине Александровне Пыльневой. Ей же принадлежит воспоминание, относящееся к более позднему периоду из ее детских лет. Это удивительные свидетельства, сохранившие через память ребенка те скрытые от постороннего глаза пути, которым передавался из рук в руки (из души в другие души) Праздников Праздник.

«Недалеко от Москвы, на самой окраине подмосковного городка, где улочка переходила в лес... стоял сарайчик, как-то приспособленный для жилья. Жили там две монахини московского Алек-сеевского женского монастыря (в Красном Селе), давно уже закрытого. Одна из них болела, не могла ходить, другая работала санитаркой в местной поликлинике. Она и пригласила свою начальницу медсестру к себе в сарайчик на Пасхальную ночь. <...> Это было в те годы — довоенные, — когда кулич расценивался как пережиток темного прошлого, а его владелец — как носитель мракобесия.... Прийти к кому-то в такое время праздновать Пасху... было очень рискованно». Однако медсестра решила взять с собою маленькую племянницу, которая и сохранила в своей детской памяти все происходившее. На нее произвело впечатление «пение» шепотом. Служба была малопонятна, но в памяти остались «серьезные, сосредоточенные лица старых монахинь, читающих с волнением и трепетом неведомые слова... Старшие решили устроить даже крестный ход. Девочке дали свечу, поставили впереди, за ней шли те, кто помоложе, старшие замыкали это шествие» (28, с. 106-107). Крестный ход с трудом пробирался по тесной комнате. Если бы не то отражение праздника, которое внимательный ребенок мог прочитать на лицах старших! Как трудно впитывать праздничные впечатления в такой скудной обстановке...

Всего «каких-то» лет шестьдесят до этого, то есть когда старые и больные монахини сами были маленькими девочками, другой ребенок, Иван Шмелев, стоял у храма в своем родном Замоскворечье в той, прежней Москве:

«Огненный змей взметнулся, разорвался на много змей, взлетел по куполу до креста... и там растаял. В черном небе алым крестом воздвиглось! Сияют кресты на крыльях, у карнизов. На белой церкви светятся мягко, как молочком, матово-белые кубас-тики, розовые кресты меж ними, зеленые и голубые звезды. Сияет Х.В. На пасочной палатке тоже пунцовый крестик. Вспыхивают бенгальские огни, бросают на стены тени — кресты, хоругви, шапку архиерея, его трикирий. И все накрыло великим гулом, чудесным звоном серебра и меди.

— Христос воскре-се из мертвых...

133

— Ну, Христос воскресе...— нагибается ко мне радостный, милый Горкин.

Трижды целует и ведет к нашим в церковь. Священно пахнет горячим воском и можжевельником.

...сме-ртию смерть по-пра-ав!...

Звон в рассвете неумолкаемый. В солнце и звоне утро. Пасха, красная» [50, с. 303).

Воспоминания звучат, сияют, имеют запах, они пронизаны теплом и любовью. Любовью ко всем...

Хотелось бы этим шумным, открытым для всех празднеством из конца XIX века закончить главу (и книгу). Однако с тех пор прошло столько лет! Столько вторжений было в этот самый звенящий, гудящий, сверкающий и радостный праздник на Земле; стольких ярких, идущих из детства впечатлений не образовалось в душах, в памяти людей! Однако праздник не ушел.

Чтобы приблизиться к самому сокровенному смыслу Праздников Праздника, из того богатства праздничных воспоминаний, в которое мы погружались в этой книжке, отберем самое тихое, самое, на первый взгляд, скромное, негромкое воспоминание и постараемся в нем разглядеть, в чем же смысл Праздника.

Дело происходит в 70-е годы, когда немногие отваживались пойти на Пасхальную службу в храмы. Открытых церквей было мало. Но в эту ночь храмом может стать любое место, где встречают Праздников Праздник: корабль, тюрьма, лес, дом...

Эти двое людей стары и немощны — пожилой священник, находящийся «за штатом», и рассказчица — его духовное чадо:

«1975 год. Великая суббота.

<...> Отец Александр стоял в рясе и епитрахили. Мы пошли в его комнату. Я помогла ему завязать поручи, расстелила на письменном столе чистое полотенце, о. Александр положил крест, Евангелие, вынул книжечку с «Последованием заутрени», и служба началась...

Сначала мы служили стоя, но быстро устав, сели рядом за стол, и, забыв все на свете, читали и пели пасхальную службу. Отец Александр делал возгласы, а я была и солисткой хора, и чтецом, и народом. Иногда у меня перехватывало горло, и я замолкала, тогда о. Александр ободряюще начинал подпевать сам.

Когда полагалось делать возглас, голос его звучал тихо, но проникновенно, наполненный внутренней силой. <...> По временам он замолкал, и мы тихонько плакали. Не знаю, от чего плакал он, а я плакала от радости, что есть в мире Христос и что я в Него верю.

Пропели все стихиры. Прочесть слово Иоанна Златоуста целиком о. Александр не смог: «Дочитаете с дочкой, когда она вернется, — сказал он, — а сейчас помолимся».

134

И он начал читать ектинию. Читал не по служебнику, а свою, импровизированную.

Читал, откинувшись всем усталым телом на спинку кресла и глядя полными слез глазами на ярко освещенные лампадой образа.

Вначале он молился о мире, о Церкви, о патриархе, о духовенстве и о тех, кто хочет стать на священнический и иноческий путь. Затем умолк и снова начал: «Спаси и помилуй всех к Тебе, Господи, взывающих и Тебя ищущих», и тут он стал читать длинный список имен своих родных, духовных чад, знакомых. Потом повернулся ко мне и сказал: «Будем сейчас вспоминать и своих и чужих, в особых условиях находящихся. Если кого забуду, подскажите. Вот Лауре скоро родить... Он помолчал и снова поднял глаза к образам: «Спаси, Господи, и помоги всем женщинам, готовящимся стать матерями, и тех, которые рождают в эту ночь, и чад их, появившихся на свет».

И, верно, вспомнив Саню и Сашу, Танечку и Машу, продолжал: «Благослови и пошли мир, спокойствие и тишину всем в брак вступить собирающимся...

А мужей, оставленных женами, и жен, оставленных мужьями, — утешь и вразуми.

Спаси и наставь деток, без родителей оставшихся.

Сохрани стариков в старости. Не дай им пасть духом от болезней, печали и одиночества.

Спаси и сохрани сражающихся в бою, тонущих в морской пучине, подвергающихся насилию и нападению злых людей.

Огради одиноких путников, идущих по дорогам и заблудившихся в лесной чаще.

Спаси бездомных и дай им верный приют, накорми голодных, огради от всякой неправды и злого навета заключенных в тюрьмах и лагерях и пошли им утешение и свободу.

Помилуй прокаженных, больных всеми болезнями, какие есть на свете, калек, слепых, слабоумных.

Помилуй, дай светлую пасхальную радость живущим в инвалидных домах, всем одиноким и бездомным людям.

Прими души всех, умирающих в эту ночь, дай жизнь и облегчение лежащим на операционных столах, вразуми врачей».

Тихо шелестела старенькая шелковая ряса при каждом движении отца Александра.

Он закрыл руками лицо и замолчал. Потом спросил: «Кажется, всех помянули?»

Я вспомнила своего соседа Юрочку, его жуткого брата и сказала: «Пьяниц забыли».

«Всех, кто в Твою Святую ночь бражничает, бесчинствует — умири, вразуми и помилуй,» — устало прошептал о. Александр.

135

Светила лампада перед Нерукотворным Спасом, смотрели на нас с темного неба редкие звезды, а мы сидели старые, немощные и молились Воскресшему Господу, победившему и старость, и болезни, и самое смерть». [34, с. 57-59].

Настоящий праздник, Праздников Праздник — это событие, в которое включены все люди, знают они об этом или нет. Настоящий праздник меняет, оздоровляет мир, лечит души. Это настоящий «день чуда», как точно называли праздник наши братья грузины.

136

Заключение

Работа над темой праздника в жизни человека только начинается. Те четыреста человек с небольшим, которые ответили на наши вопросы, это так мало и... так много. Так много, потому что мир праздника, о котором они рассказали, оказался наполненным радостью, любовью, счастьем, чувством единства с людьми, гармонией с миром, эстетическим переживанием красоты природы. Праздник — это «вершинные» состояния души человека, путь к принятию своей причастности роду и племени — семье и этносу. При анализе рассказов нас не оставляло чувство удивления «прозрачностью» выстраиваемой картины, когда за одним слоем просвечивал другой, когда ответы на простенькие вопросы о «настоящем празднике» давали и ощущение образа самого человека (иногда невозможно было не воскликнуть: «Какая прекрасная душа!»), и образа лучших черт народа, к которому он принадлежит. Например, мы очень мало знали о кабардинцах и балкарцах, а теперь, прочитав один за другим их рассказы о том, что настоящий праздник — когда родился ребенок (сын, дочь, племянник), смогли почувствовать, какое особо трепетное отношение у этих народов к своему потомству. Отсюда мы смогли предположить, что они любят детей, что они добрые и гостеприимные люди, и еще узнали много таких черт, которые вряд ли открылись бы нам в самом точно выверенном объективном исследовании. Нащи вопросы были обращены к субъективному опыту этих людей, — и они откликнулись искренним рассказом.

Также мы очень мало знаем о бурятах, но рассказ о том, что настоящий праздник — это миг, когда встретился взглядом с усыновляемым младенцем, свидетельствует об особой духовной одаренности этого народа: способности видеть и чувствовать в маленьком ребенке взрослую душу.

Подобных удивительных наблюдений о лучших качествах и этноса, и самого человека, просвечивающих через рассказ о настоящем празднике, можно привести множество. Мы считаем, что этот путь построения и психологии личности, и этнопсихологии имеет право на существование, поскольку нуждаемся в правдивом, но позитивном («вершинном») образе друг друга.

А «так мало»... понятно, о чем идет речь. Чуть больше, чем четыреста человек на такую огромную страну, где одних народов живет в три раза больше, чем во всей Западной и Центральной Европе!

Так что работа по теме психология и праздник находится пока лишь в самом начале и ждет своего продолжения.

137

Литература

1. Библия. Изд. Моск. Патриархии, 1956-1968 гг.

2. Абрамян Левом, Шагоян Гаяне. Динамика праздника: структура, сверхструктура, антиструктура // IV Конгресс этнографов и антропологов России. Нальчик, 20-23 сентября, 2001 год. Тезисы докладов. М, 2001, с. 130.

3. Абульханова-Славская К.А. Психологические и жизненные потери (к проблемам экологии человека) // Психология личности в условиях социальных изменений. М., 1993, с. 7-20..

4. Брушлинский А.В. Субъект: мышление, учение, воображение. М.,-Воронеж, 1996.

5. Гранин Д. Блокадная книга. М., 1991.

6. Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. В 4 т. М.,1955.

7. Джидарьян А.А. Представление о счастье в российском менталитете, СПб., 2001.

8. Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы. В 2 кн. М., 1991.

9. Воловикова М., Няголова М., Тихомирова С. Личностные представления о празднике: Болгария и Россия. //Homo Balkanicus. Поведенческие сценарии и культурные роли. Античность. Средневековье. Новое время. М.,2001, с. 129-132.

10. Воловикова М.И., Тихомирова СВ. Представления о празднике: пилотажное исследование //Индивидуальный и групповой субъекты в изменяющемся обществе. Тезисы докладов к междунар. конференции. М., 1999, с.37-38.

11. Гончаров И.А. Обломов. М., 1963.

12. Гренкова-Дикевич Л.Л. Праздник в представлениях жителей Смоленщины // Индивидуальность в современном мире. Материалы III Международной научно-практической конференции по проблемам исследования и развития индивидуальности. Смоленск, 1999.

13. Григорьев СВ. «Игры сознания» и биографические исследования в этнопсихологии. //Сознание личности в кризисном обществе. М., 1995, с. 57-75.

14. Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991.

15. Игры и праздники Валдая. М.. 1995.

16. Ильин И.А. Путь к очевидности. М., 1993.

17. КотлярчукА.С Праздничная культура в городах России и Белоруссии XVII в. СПб, 2001.

18. Кравцова Н. От заката до рассвета. М., 1990.

19. Левкович В. П., Мин Л.В. Особенности сохранения этнического самосознания корейских переселенцев Казахстана. // Психологический Журнал, №6, 1995, с. 72-81.

20. Лихачев Д. С Русская культура. М., 2000.

21. Лосский И.О. Характер русского народа. Кн. 1-я. Кн. 2-я. Франкфурт-на-Майне, 1957.

22. Любимова Г.В. О роли детей в обычаях и обрядах календарного цикла (по материалам детских новогодних «посеваний» в Сибири). //Русские Сибири: культура, обычаи, обряды. Новосибирск, 1998. С.53-70.

23. Макаренко А.С. Педагогическая поэма. М., 1983.

24. Морозов И.А, Слепцова И. С, Островский Е.Б., Смольников СИ., Минюхина Е.А. Духовная культура Северного Белозерья. Этнодиалектный словарь. М.. 1997.

25. Непомнящий В. Поэзия и судьба. М., 1987.

26. Пришвин М.М. Дневники. М., 1990.

27. Психология личности. Тексты. М., 1982.

28. Пыльнева Г. и др. (сост.). Христос воскресе! М., 2000.

29. Разогреева Л. Шолоховская весна (буклет). Ростов-на-Дону, 1997.

30. Рубинштейн С.Л. Человек и мир. // Проблемы общей психологии. М., 1973.

138

31. Русские. М, 1997.

32. Русские Сибири: культура, обычаи, обряды. Новосибирск, 1998.

33. РЭМ.,ф. 7.

34. Светова 3. Праздников праздник Пасха. М., 1990.

35. Сент-Экзюпери А. Ночной полет. Планета людей. Военный летчик и др М, 1979.

36. Словарь античности. Пер. с нем. М, 1989.

37. Старец Силуан. Жизнь и поучения. М, Ново-Казачье, Минск, 1991.

38. Стукалов А. Край мой Смоленский. Смоленск, 1995.

39. Танеева (Вырубова). Воспоминания. М., 1999.

40. Толстой Л. Н. Война и мир. В 2 кн. М., 1946.

41. Фирсов Б.М., Киселева И.Г. Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание материалов Этнографического бюро князя В.Н. Тенишева (на примере Владимирской губернии). СПб, 1993.

42. Флоренская Т.А. Мир дома твоего. М, 1998.

43. Флоренская Т.А. Диалоги о здоровье и воспитании: духовно-ориентированная психотерапия // «Духовно-нравственное воспитание», № 3, 2001.

44. Флоренский П. Философия культа. // «Богословские труды», XVII, 1977.

45. Флоренский П. Детям моим. Воспоминанья прошлых дней... М., 1992.

46. Флоренский П. Имена. М., 1993.

47. Флоренский П.А. Иконостас. М., 1994.

48. Фольклор Судогодского края. М., 2001.

49. Ширяев Б. Неугасимая лампада. М., 2000.

50. Шмелев И. Лето Господне. М., 1991.

51. Шмелев И. Куликово поле. М., 1999.

52. Шмелев И. Солнце мертвых. Париж, 1926.

53. Abramian, L.A. Chaos and Cosmos in the Structure of Mass Popular Demonstrations //Soviet Anthropology & Archeology. 1990. Vol. 29. N 2. P. 70-86.

139

Summary

The theme of this book is completely a new subject for psychology. «Holiday» as an event, as the process of celebrating, is lying beyond psychological science though it has been thoroughly studied by ethnologists and researchers on history of culture. The authors consider that holiday is very important for every person. It is «holiday spirit» that is in special interest for psychology. Holiday spirit and holiday experience provides the base of normal person development. The participation of a child or an adolescent in ethnic holiday celebration is the best way for adopting ethnic identity. On the one hand holiday traditions refer to ethnic features, and on the other hand holiday spirit is international: the emotional language of holiday is world-wide and every person of all humankind understands it well because joy is transmitted from heart to heart.

The cultural context originates first of all out of Orthodox (East Christian) holidays. And it's quite natural because Russian culture is based on Orthodox traditions. Nevertheless Russia is a multiethnic state where all world religions are presented. So one could witness holidays of many peoples on the territory of one state. How does it affect holiday spirit? Can different peoples understand each other better through witnessing their ethnic holidays? Now we can surely answer positively.

The book includes the results of our investigation in the course of which we studied the representations of real holiday. This investigation covers almost all Russia — from Smolensk to Buryatia, from Moscow to Don's steppe and the Caucasus (the work was financially supported by 1NTAS — INTAS-OPEN-97-1363).

If the prototype of a «real holiday» in Western tradition is Christmas for Russia before the revolution of 1917 it was Easter. In our investigation we were trying to answer the question: what is the prototype of a «real holiday» for our contemporaries? And one more aspect, which we were interested in, was - how much the representations of holiday differ among the peoples which traditionally belonged to different ethnic groups, cultures and religions.

The results of our investigation (almost 500 respondents from different regions of Russia and several tens of Russian people who live now in other countries — Israel, the USA, Netherlands and other) brought us to the conclusion that the prototype of a holiday for the majority of people who live in contemporary Russia became the New year. This holiday includes Christmas attributes — a fir-tree, candles, the sack full of Christmas gifts, songs, delicious dishes and magic tale from childhood with Ded Moroz (Daddy Frost) and Snegurochka (Snowgirl) who fulfil child's dreams and wishes. It's hard to believe but during the period of socialism it was forbidden to celebrate Christmas. Nevertheless people preserved Christmas spirit in their hearts celebrating the New Year holiday. Besides

140

New Year has a symbolic meaning, which is common to all religions and cultures: it is a new period of life, new plans, new hopes and new expectations.

Two tendencies were revealed:

1. Ethnic holiday motives were accented;

2. Representations of holiday among adolescents become a) «international» and b) poorer.

The authors consider cross-cultural investigations concerning representations of «real holiday» to be very important in the future. The experience of bright holiday impressions got in childhood can help an adolescent to overcome negative influence of contemporary pop-culture and first of all prevent him/her from drugs.

141

Содержание

Вступление..................................................................................................3

Лето Господне.............................................................................................5

Великий пост.........................................................................................9

Пасха.................................................................................................... 15

Рождество............................................................................................ 16

Именины............................................................................................. 19

Преображение..................................................................................... 24

Радуница.............................................................................................. 27

Интервью с экспертом, или Диалоги о празднике.................................29

Праздничные ритмы................................................................................47

Праздничные ритмы в русской народной культуре...........................50

«Духовная культура северного Белозерья».........................................59

Праздники Смоленщины: сегодня и сто лет назад............................63

Современные представления о празднике............................................. 71

Методика и география исследования.................................................73

Семейные праздники.......................................................................... 80

«День приема в пионеры»................................................................... 84

Праздник как способ выжить............................................................. 86

«Русский Новый год»..........................................................................89

Молодежь и праздник..............................................................................93

День святого Валентина......................................................................98

«Повестьо Петре и Февронии».........................................................100

От Москвы до Элисты........................................................................102

Зеленые знамена на московских улицах...........................................105

«Шолоховская весна».........................................................................110

День Победы............................................................................................119

Праздников праздник.............................................................................123

Заключение..............................................................................................137

Литература...............................................................................................138

Summary...................................................................................................140

142

Научное издание

Воловикова М.И.

Тихомирова СВ.

Борисова A.M.

Психология и праздник: Праздник в жизни человека

Художник: П. П. Ефремов

Корректор: Л. Н. Гагулина

Компьютерная верстка Ю.8. Балабанов

Лицензия ИД №01018 от 21 февраля 2000 г.

Издательство «ПЕР СЭ»

129366, Москва, ул. Ярославская, 13, к.120

тел./факс: (095) 216-30-31

e-mail: perse@psychol.ras.ru

Налоговая льгота — общероссийский классификатор продукции ОК-005-093, том 2: 953000 — книги, брошюры

Подписано в печать 15.11.2002 Формат 60x90/16. Печать офсетная. Гарнитура Ньютон. Бумага офсетная. Усл.печ.л. 9. Тираж 3000 экз Заказ №652

Отпечатано с готовых диапозитивов в

ООО «Типография ИПО профсоюзов Профиздат»,

109044, Москва, Крутицкий вал, 18.

1. на тему- ГОСУДАРСТВО И ПРАВО ДРЕВНЕГО РИМА Студент- Чурсина А
2. Как мы знаем F Q0E и Fi Q0Еi где Е напряженность результирующего поля а Еi напряженность поля которая
3. Шпаргалка- Краткие лекции и шпаргалка по конституционному праву зарубежных стран
4. Статья- Семена
5. летнего возраста; прошедшие инструктивнометодический семинар по подготовке к работе в лагере
6. а многие работали с неполной нагрузкой
7. Іміджмэйкінг у дыскрэдытацыйных тэхналогій
8. Принципы управления социальной работой и их содержание
9. Орион г
10. . Этническая характеристика и антропологический состав народов Зарубежной Европы.
11. Тема 2 Грошовий оборот і грошова маса 1 Тема 2
12. Шлюб
13. Становление системы социальной защиты государственных служащих
14. Втулка переходная
15. модуль Выполнение работ по профессии Младшая медицинская сестра по уходу за больными Решение проблем пацие
16. западные западные новгородскопсковская владимиросуздальская накопившая опыт строительства иблагоуст
17. тематичне моделювання АВТОРЕФЕРАТ дисертації на здобуття наукового ступеня кандидат
18. Специальность
19. . Визначення добового розрахункового вагоно і вантажопотоку та вибір комплексномеханізованих цехів для пе
20. Химия и МПХ Стр

Материалы собраны группой SamZan и находятся в свободном доступе