Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Цивилизации сегодня
ХОРОС Владимир Георгиевич, доктор исторических наук, руководитель Центра проблем развития и модернизации ИМЭМО РАН.
Результаты реализации проекта ИМЭМО "Мировые цивилизации в глобализирующемся мире" нашли за последние годы отражение во многих публикациях, в том числе на страницах "МЭ и МО". Эти работы касаются трех проблемных блоков нашего проекта: основные ценности и институты; историческая динамика; цивилизации современной эпохи в контексте глобализации. В данной публикации представлены в тезисной форме отличительные черты третьего блока и основные выводы из его исследований.
Связанная с ним проблематика имеет свои специфические задачи и трудности. Сопоставим ее, к примеру, с проблематикой первого блока. Там было нелегко дать общую эвристическую картину цивилизации, "выстроить" ее, увидеть в ней то, что объединяло общество на протяжении многих столетий, а то и тысячелетий. В третьем нам, свидетелям происходящего на протяжении каких-нибудь 25-30 лет (срок чрезвычайно малый по сравнению с цивилизационным долголетием), непросто выделить собственно цивилизационный компонент - в отличие от явлений экономических, политических и т.п. Что же касается задач при разработке третьей темы, то, инициируя проект, мы ставили их две: а) определить, как "чувствуют себя" цивилизации в условиях и перед вызовами глобализации; б) выяснить, как и насколько возможно сегодня конструктивное сотрудничество цивилизаций - на фоне происходящих и предрекаемых конфликтов между ними.
При решении указанных задач, естественно, необходимо определенное понимание глобализации. В методологической преамбуле к проекту мы исходили из того, что глобализация на современном этапе (1) есть объективный процесс беспрецедентной, идущей на основе достижений научно-технической революции интенсификации разнообразных контактов между государствами и народами, что в принципе создает новые возможности для их сотрудничества и взаимопонимания. Но процесс этот пока идет преимущественно в односторонней форме "западнизации" (термин А.А. Зиновьева), навязывания западными политическими, хозяйственными и культурными элитами, прежде всего США, своих стереотипов сознания, политического устройства, экономических механизмов, культурных ценностей другим, незападным обществам. Это - субъективная сторона глобализации, которая чем дальше, тем больше порождает и не может не порождать конфликты и осложнения. Прессинг Запада выступает и рекламируется как демонстрация превосходства Американской и Европейской цивилизаций (инновационность, рационализм, прагматизм, эффективность), поданных в идеологическом облачении либерализма, демократии, прав человека и пр.
Для незападных обществ такая ситуация означает не только угрозу всеобщей унификации, утраты своей цивилизационной идентичности -причем на сомнительной основе нынешнего культурного примитивизма и культа потребительства, -но и другие негативные перспективы - усиление зависимости, своего рода неоколониализм, то, что испано-американский ученый М. Кастельс назвал "фундаментальной асимметрией"(2).
Эта асимметрия существует не только между Центром и Периферией, но и внутри самой Периферии. Ее элиты активно втягиваются пылесосом глобализации в так называемую давосскую цивилизацию в качестве младших партнеров западного космополитического истеблишмента, претендующего на манипулирование всем мировым сообществом. Данный социокультурный раскол в незападных обществах (впрочем, как и в западных) также чреват подрывом цивилизационной идентичности.
Такая характеристика глобализации в целом подтвердилась на наших конференциях. Их участники фиксировали указанную выше диалектическую двойственность глобализации, а также отличие ее от предшествующей эпохи классической модернизации. Если тогда для отставших обществ было необходимо прежде всего приспособить традиционную культуру к нуждам "догоняющей" модернизации, то сейчас этого уже недостаточно. Ясно, что непродуктивно (да и, наверное, невозможно) просто отгородиться от глобализации, отвергнуть ее лишь на том основании, что она навязывает западные правила игры - автаркия обернется неминуемым отставанием и застоем. Но столь же ясно, что бесперспективно и опасно быть пассивным восприемником нынешней глобализации, ее объектом. Поэтому от незападных цивилизаций сегодня требуется активно включиться в процесс глобализации, мобилизовать собственные цивилизационные ресурсы для решения усложняющихся мировых проблем, с которыми ныне можно справиться только сообща. Вопрос в том, каковы эти цивилизационные ресурсы и какого рода межцивилизационный диалог возможен в этом плане.
Во всяком случае, потребность в конструктивных межцивилизационных контактах и предпосылки к тому в современном мире бесспорны. Но продуктивность такого диалога в большой мере зависит от того, насколько равноправными могут чувствовать себя его участники и в какой "форме" находятся представляемые ими цивилизации. Здесь прежде всего надо сказать о процессах цивилизационной консолидации и росте цивилизационной идентичности в азиатских странах. В первую очередь это относится к Индии и Китаю.
Цивилизационное возрождение Индии началось в XIX в. (Раммохан Рой, Свами Вивекананда, Ауробиндо Гхош и др.). Постепенное обретение цивилизационной идентичности питало и национально-освободительное движение, во главе которого стояли не только крупные общественные деятели, но и выдающиеся мыслители Махатма Ганди и Джавахарлал Неру. Именно отцы-основатели определили в главных чертах ту стратегию, которая обеспечила успешное развитие индийского "мира миров" в последние полвека. Эти успехи связаны и с базовыми основами Индийской цивилизации - характерным для нее культом знания, что сказалось в бурном развитии хай-тека в стране; традиции самоуправления и выборности власти, которые - помимо вестминстерской британской политической модели - способствовали становлению демократической системы и др. Современная Индийская цивилизация дала миру великую идею сатьяграхи, ненасильственного сопротивления - идею, которая, на наш взгляд, еще сыграет немалую роль в политической жизни на нашей планете.
На подъеме и столь же древняя Китайская цивилизация, которая с середины прошлого века начала активно преодолевать социокультурные нестроения предшествующих полутора столетий, вызванные как давлением извне, так и внутренними смутами. Как убедительно показал на соответствующей конференции А.И. Салицкий, в успешном развитии современного Китая есть и цивилизационная составляющая. Взять хотя бы сыгравшее важную роль в экономической реформе восстановление семейной аренды на селе, имеющей многовековые традиции в китайской истории. Утверждение рыночного "социализма с китайской спецификой" и стратегии "четырех модернизаций" обосновывается принципами, взятыми из традиционного социокультурного наследия ("сяокан" и др.). Конфуцианская этика, культ знания, жизнелюбивый китайский прагматизм -все это, как оказалось, хорошо вписывается в нынешний постиндустриальный "электронный" мир.
Это не значит, что у той и другой цивилизации безоблачное будущее. Хотя оба азиатских гиганта являются скорее субъектами глобализации, нежели ее объектами, негативные тенденции глобализации сказываются и здесь - и чем дальше, тем больше. Извечные социально-кастовые контрасты в Индии, громадный (в сотни миллионов людей) массив бедности и нищеты особенно бросаются в глаза на фоне современного научно-технического прогресса. С этим, по-видимому, связаны и участившиеся проявления религиозной нетерпимости, индусского коммунализма, что принципиально противоречит традиционному культурному плюрализму Индийской цивилизации.
В Китае также растет социальная поляризация, отчуждение властной и предпринимательской верхушки ("новые китайцы") от остального населения, несмотря на декларируемые социалистические цели. Оборотной стороной стремительного экономического роста являются серьезные экологические последствия, эрозия окружающей среды. Некоторые китаеведы полагают, что в Китае происходит характерный для Китайской цивилизации очередной цикл - вслед за подъемом последует спад и социокультурный разлад. Хотя и в том и в другом случае против пессимистических прогнозов существуют достаточно обоснованные возражения.
Немалые проблемы возникают и в Японской цивилизации. Она стала первой азиатской цивилизацией, осуществившей успешную модернизацию, а позднее, пережив катастрофу военной авантюры, компенсировала ее сотворением экономического "чуда", удивившего весь мир. Не случайно в послевоенной Японии имела широкое хождение теория нихондзирон об исключительности японской нации. Но к концу XX столетия "японский дух" стал ослабевать. Ценности "группизма" и самоотверженного трудолюбия постепенно утрачивали привлекательность, преобладавшие в японских фирмах знаменитая корпоративная сплоченность и пожизненный наем работников все более подвергались сомнению; возобладал настоящий культ потребления, превративший Японию в "самое передовое" потребительское общество на планете. Глобализация обернулась для страны распространением индивидуализма и других западных либеральных ценностей, которыми "облучена" значительная часть японской политической и предпринимательской элиты.
Оценивая цивилизацию этой страны на современном этапе, В.Э. Молодяков заметил, что если Япония сможет ответить на вызов глобализации по принципу вакон-есай (национальный дух плюс западная техника), которому она следовала со времени Мэйдзи, она останется верна себе. Если же нет, то "превратится в духовную провинцию глобализированного мира подобно всем другим странам, культура которых не укладывается в навязываемый глобализаторами стандарт". Для самого Молодякова все же более вероятна первая перспектива, и это мнение представляется оправданным. Цивилизационная история Японии свидетельствует, что ей свойственна определенная цикличность, заключающаяся в том, что после периода открытости и культурных заимствований страна Восходящего солнца опять возвращается к "самой себе".
Юго-Восточная Азия как "перекресток цивилизаций" составляет интересное и важное звено в цивилизационных отношениях современного мира. Этот регион находится в стадии цивилизационного становления - в определенной степени даже сознательного, если иметь в виду "цивилизационную инженерию" лидеров стран АСЕАН, их усилия по налаживанию сотрудничества, в том числе культурного. Социокультурная основа такого сотрудничества - возникшая в рисоводческом регионе сильная община со свободным крестьянством и давними традициями консенсуса, в том числе между заимствованными "высокими" религиями. Отсюда "уживчивость" как характерная черта культуры обществ в Юго-Восточной Азии, способность достижения консенсуса не через спор, а через готовность прийти к согласию, выработанные процедуры его достижения, благодаря которым осуществляется "взаимоприспособление без отказа от собственной сущности" (И.В. Подберезский). Этот опыт может оказаться весьма актуальным для межцивилизационного диалога в настоящем и будущем.
Наиболее "горячий" и дискуссионный сюжет при изучении межцивилизационных отношений связан сегодня, конечно же, с Исламским миром, конгломератом обществ с мусульманской религиозной и культурной основой. Здесь прежде всего необходимо отделить действительные цивилизационные проблемы от геополитических, идеолого-мифологических и просто конъюнктурных аспектов, то есть той бесчисленной литературы (от С. Хантингтона до популярно-пропагандистских книг и статей), где муссируется тема наступления ислама на христианский и вообще весь цивилизованный мир, а терроризм предстает своего рода визитной карточкой ислама и т.п. Правда, за последнее время в научных кругах все больше растет понимание того, что попытки демонизации ислама, абсолютизации антиисламистских и антитеррористических лозунгов маскируют вполне конкретные интересы как на Западе, так и на Востоке - стремление США контролировать богатые нефтью регионы, поиски "врага" как средство проведения политики, провоцирование исламскими радикальными организациями американского и иного внешнего вмешательства для привлечения на свою сторону массовой поддержки и развязывания гражданской войны, целью которой является свержение правых или консервативных режимов в самих исламских странах и пр.(3)
Если же говорить о цивилизационных характеристиках современного исламского мира, то вполне очевиден его подъем, рост религиозной, идейной и политической активности в соответствующих регионах. Рост этот проявляется и количественно - сегодня число верующих мусульман превышает миллиард. Причины такого подъема объяснимы. После долгого периода стагнации, вызванной как внутренними неурядицами, так и внешними факторами (не в последнюю очередь -колониализмом и связанной с ним зависимостью), рано или поздно мусульманское сообщество должно было постепенно консолидироваться и развиваться. Ислам успешно привлекает новых сторонников - как в силу простоты своих религиозных правил и отправлений культа, так и потому, что верующий здесь чувствует себя защищенным дважды - во-первых, Аллахом, указавшим ему "прямой путь", во-вторых, уммой как братством единоверцев.
Активизация исламского мира идет, в том числе, через рост религиозного фундаментализма, который нередко ошибочно принимают лишь за обскурантизм и возврат в средневековье. На самом же деле мусульманский фундаментализм -эксплицитно или имплицитно - нацелен на то, чтобы подключить ислам к процессам модернизации и возглавить их, что вполне естественно для такой религии, которая всегда претендовала на доминирование во всех сферах общественной жизни. В этом ключе и надо рассматривать, например, иранскую революцию. Даже в Турции, где поначалу кемализм осуществлял модернизацию помимо ислама и где-то вопреки ему, сегодня последний все более утверждается на политической сцене.
В контекст исламской цивилизации в принципе помещается и терроризм, действенность которого в мусульманском мире в немалой степени связана с религиозными санкциями (спасение как награда в борьбе за дело веры). Вместе с тем феномен так называемого исламского терроризма непомерно акцентируется в научной и пропагандистской литературе (прежде всего западной), хотя большинство населения в мусульманских странах его не поддерживает.
Поэтому апелляция к умеренным течениям в исламе, к гуманистическому потенциалу, заключенному в Коране и других священных текстах, содействие модернизации в исламском мире может стать не только базой конструктивного межцивилизационного диалога, но и гораздо более эффективным противодействием экстремизму в мусульманских странах, нежели чисто силовые средства.
Латинская Америка находится на стадии цивилизационного становления, перехода от сообщества с противоречивой и конфликтной "культурой неполной сформированности" (В.Б. Земсков)(5) к более интегрированному в социальном и культурном плане. Признаки этого особенно заметны в последнее время, после кризисных 80-х и 90-х годов. Поиски цивилизационной идентичности находят выражение в различных явлениях - в усилении оппозиции к глобализации и к политике США, так называемом левом повороте, лозунге "социализма XXI века", возвращении национальных прав на природные ресурсы субконтинента и т.п. Особенно показательно все более активное включение в социальную и политическую жизнь латиноамериканских стран "индейского фактора". Это - не только попытка восстановления исторической справедливости и какая-то компенсация современным индейцам за причинение их предкам стольких страданий, но и стремление включить те или иные индейские культурные ценности, элементы доколумбовых цивилизаций (например, дух общинности) в нынешнее социокультурное бытие Латинской Америки. О необходимости этого говорил еще Хосе Марти: "Пока не придет в движение индеец, Америка (Латинская. - В.Х.) не сможет выровнять свой шаг". (6)
Трудно сказать, как и когда завершится этот процесс цивилизационного самоопределения. Но в любом случае сдвиги в Латинской Америке окажут и уже оказывают воздействие на современный мир. Достаточно сказать, что именно Латинская Америка стала стартовой площадкой антиглобалистского движения. Можно говорить также о растущем политическом, социальном и культурном влиянии латиноамериканской диаспоры (прежде всего в США).
В наиболее сложном положении находится цивилизация Тропической Африки. Дело не только в том, что в настоящее время каждый второй африканец живет меньше, чем на доллар в день, 58% населения не имеют доступа к чистой питьевой воде, более 40% неграмотны и т.п., - современный системный кризис в Африке есть в большой степени кризис цивилизационный. Тропико-Африканская цивилизация, сильная прежде всего своей социокультурной "пригнанностью" к специфическому природному пространству континента, но не выработавшая письменности и научно-технических традиций, до сих пор так и не смогла преодолеть последствий болезненных контактов с Западом, намного превосходившего ее интеллектуально, технически и организационно. Поэтому последние полтораста лет в эволюции Африканской цивилизации деструктивные процессы преобладали над конструктивными. Глобализация лишь подчеркнула эту тенденцию.
Между тем Африканская цивилизация, как утверждал известный английский африканист Бэзил Дэвидсон, не есть просто архаическая, она является уникальной и "беспрецедентной"(7). Точно так же И.В. Следзевский на нашей конференции показал, что Африканская цивилизация - пусть и отсталая, но не "низшая", она - "другая". В том смысле, что ею выработан оригинальный тип жизнеустройства, где приоритет отдается совместному бытию и общению перед индивидуальными потребительскими запросами, ценностям обеспечения жизни, "жизненного мира людей, а не вещей или безличных ролей и функций"(8). В этом ее примечательность как одной из моделей, или ветвей, социокультурной эволюции человечества. Будет огромной потерей, если эта ветвь будет утрачена.
Поэтому выжить и развиваться эта модель может не по принципу "от низшего к высшему", не трансформируясь в иной цивилизационный тип, но на собственной основе, лишь обогащаясь и усложняясь при помощи той же науки и техники. И возможности для этого, в общем, есть. Например, развитие в Африке экотехнологий, соответствующих специфике африканских ландшафтов, устройство небольших индустриальных центров в сельской местности, организация которых была бы тесно скоординирована с общинной жизнью и пр. Немалую помощь Африке в этом мог бы оказать Запад.
В этой связи хотелось бы указать на идею, высказанную на нашей конференции Л.Ф. Блохиным. Убедительно демонстрируя достоинства традиционного типа земледелия в Тропической Африке и настаивая на целесообразности в той или иной форме сохранить его, он считает необходимой смену действовавшей до сих пор "подражательной" парадигмы развития, предлагает прекратить хаотичную урбанизацию и стимулировать возвращение части населения в деревню. Но сельское хозяйство надо дотировать, как это делается во многих странах (развитых - в том числе). Для африканских крестьян такой формой дотации могла бы стать "экологическая рента" - плата из внешних источников за сохранение африканских саванн, входящих в "легкие" планеты. Эта плата, которая вполне по силам, прежде всего, развитым странам (вместо сомнительной "помощи" с их стороны и кредитов, лишь утяжеляющих африканский долг), была бы не только разумной и рациональной с общечеловеческой точки зрения, но и определенной, пусть запоздалой, компенсацией за тот ущерб, который был нанесен Африке во времена колониализма, да и после них.
Запад вошел в XXI в. на пике своего экономического и геополитического могущества, но в состоянии серьезного цивилизационного кризиса. Кризиса - в смысле деформации базовых ценностей и институтов, утраты их гуманистического содержания. Дело не только, вспомним Освальда Шпенглера, в оскудении высокой духовной культуры и доминировании парадигмы техницизма, механистицизма в современных западных обществах, но и в появлении в них таких признаков и тенденций, которые оборачиваются негативными последствиями как для самого Запада, так и для остального мира.
Формально западные базовые ценности и институты остаются прежними - рынок, частная собственность, демократия, свобода, личность и ее права и т.п. Но реальность, которая стоит за этими символами, уже в значительной мере иная, нежели век или даже полвека назад. Рынок как стихийный товарообмен существует лишь в сфере низшего, "малогабаритного" бизнеса. Экономикой управляет "невидимая рука", но не рынка, а узкой верхушки транснационалов - менеджеров, банкиров, крупных чиновников и юристов. Точно так же демократия образует лишь фасад сферы управления, за которым стоит малочисленная неформальная или теневая власть, принимающая решения и лоббирующая их в любых представительных, партийных или бюрократических инстанциях. Эти топ-группы, в которые входят также хозяева масс-медиа, необходимых для обработки общественного мнения в нужном направлении, образуют то, что социологи иногда называют сверхвластью, - своего рода корпорацию, корпоративное государство, которое в отличие от нации-государства работает не столько на общество, сколько на собственные узкогрупповые интересы (А.И. Фурсов). И работает на принципах отнюдь не плюрализма и свободы личности, а жесткой корпоративной дисциплины и взаимной "повязанности". Что же касается остального населения, то оно свободно лишь в рамках той системы "промывания мозгов", которая сегодня в западных обществах достигла невиданного размаха, став идеологическим мейнстримом, питаемым искусно обработанной и отфильтрованной информацией, шоу-бизнесом и пр. Культ денег, богатства, успеха, приобретательства и потребительства (того, что, естественно, достается немногим) - вот фетиши, которые сегодня имеют хождение в постиндустриальном мире. А изобретательность, расчетливость, результативность в достижении данных целей составляют, похоже, основные характеристики применения западного рационализма и сциентизма.
Нельзя сказать, что описанный тип общества на Западе уже окончательно сложился - он находится в стадии становления, хотя и достаточно ясно очерченного. Но именно эту модель социума Запад предлагает остальному миру - для того, чтобы контролировать его, привязать к упоминавшейся сверхвласти аналогичные корпорации-государства в других странах как своих младших и зависимых партнеров. И делается это под жестким давлением - экономическим и силовым (включая военное). И чем явственнее цивилизационный кризис Запада, расхождение между декларируемыми идеалами и реальностью, тем активнее его экспансия вовне.
Сказанное больше относится к Североамериканской цивилизации, которая сегодня является авангардом западного мира и главным субъектом вестернизаторской глобализации. Этой авангардности способствовали многие исторические причины и благоприятствующие факторы. Среди них - европейские культурные корни Северной Америки, обилие природных и человеческих ресурсов, развитые деловые и технические традиции, но также и - прагматизм, прямолинейность, ярко выраженный индивидуализм, доходящий иногда до социал-дарвинистских принципов и стереотипов поведения, наконец, готовность к экспансии, которая проявляется со времен доктрины Монро уже почти два столетия. Все это сыграло свою роль в том, что неолиберальная постиндустриальная модель с присущими ей двойными стандартами политики, проявляющимися как внутри Центра, так и по отношению его к Периферии, стала складываться прежде всего в США.
Но и Европейская цивилизация, пусть не столь заметно, проделывает сходную эволюцию. Хотя государство в Европе ведет себя социально более ответственно, чем в США, в нем также начинают проступать черты государства-корпорации (в отличие от государства-нации). Политическое, военное, да и культурное пространство в Европе в немалой мере американизировано. Налицо и тенденция к экспансии - "расширение на Восток", активно поддерживаемое Вашингтоном, проводится скорее по геополитическим, нежели цивилизационным соображениям. Если Европа и дальше будет терять свою автономию, это сделает более вероятной перспективу однополярного мира, но осложнит возможности межцивилизационного диалога.
Однако неолиберальный "конец истории" не фатален. И в Европе, и в Америке (больше надежд все-таки на Европу) растет число сторонников альтернативного жизнеустройства, не укладывающегося в рамки рыночного фундаментализма и потребительства. И это обстоятельство оставляет вопрос о будущей цивилизационной картине мира открытым.
В сложнейшей ситуации очутилась Российская цивилизация в результате драматических событий и процессов последнего двадцатилетия XX в. По своему характеру и последствиям они более серьезны и болезненны для судеб России по сравнению со сходными испытаниями в прошлом. Это - не поиски национальной и культурной идентичности, как в ходе иноземного вторжения и внутренних неурядиц в начале XVII в., не форсированная европеизация сверху, как во времена Петра I, не аналог революций и гражданской войны в начале XX в., завершившихся все же в целом без утраты страной исторической и культурной преемственности. Это - подрыв базовых основ общества и национальных культурных традиций под видом европеизации.
Российские неолиберальные идеологи и реформаторы еще со времен перестройки твердят о том, что для России "иного не дано": либо безнадежно отстать и потерять конкурентоспособность в современном мире - либо "стать Европой", но утратить "системное качество" собственной цивилизации, то есть попросту перестать быть Россией. При этом явно игнорируется опыт других цивилизаций и обществ (Индии, Китая, Японии и др.). А они в процессе развития и перенимания технических, организационных и иных достижений Запада не только не отказывались от собственного цивилизационного прошлого, но активно использовали те или иные его ценности и институты для успешного продвижения вперед и повышения своей конкурентоспособности. Наоборот, простое подражательство и перечеркивание своей социокультурной идентичности не дают ничего, кроме "потери лица", компрадорства и распада. Впрочем, позиция российских либералов конца XX в. (и чиновных, и идейных) была по-своему последовательной. Люди, поставившие крест на России, где они родились и воспитались, относившиеся к ней как к "этой стране", и не могли предложить для нее другой альтернативы, нежели политическая и социокультурная капитуляция.
Российская цивилизация анализировалась в рамках нашего проекта - наряду с Латинской Америкой и Юго-Восточной Азией - как конгломеративное социокультурное образование, куда входят различные составляющие. Какие - на этот счет существовали и существуют до сих пор противоречивые мнения и идеологические спекуляции. Часто говорят, что в России соединяются Запад и Восток. Западный (европейский) компонент в Российской цивилизации бесспорен, хотя именно он, к сожалению, серьезно дискредитирован сейчас нашими псевдозападниками. Что же касается "восточной" составляющей, то здесь много неясного, несмотря на старания, например, евразийцев. О каком Востоке идет речь - Индии, Китае, Японии, исламском мире? Вряд ли. По-видимому, правильнее говорить о "почвенном" компоненте, который складывался, безусловно, не без азиатских влияний (начиная со времени половцев и монголов), но в котором возникали и оригинальные черты - ценности и институты, рождавшиеся органически как способы приспособления этноса, а затем и суперэтноса к экологическому и хозяйственному пространству, геополитическим условиям, внешним воздействиям. Сюда входят и формы совместной жизни (общинность), и особая роль государства, и "скрепляющая" и мобилизующая готовность жертвовать частным во имя общего, и своеобразие трудового ритма и хозяйственной этики, и, конечно же, российская версия православного христианства, которое, кстати, неверно было бы относить к "восточным" факторам.
Существует много вариантов выделения или определения этого "почвенного" компонента Российской цивилизации - как "русской идеи", "третьего Рима", "соборности", средоточия славянского начала и т.п. А.С. Панарин писал: "мессианская роль России" в том, что она "всегда выступала на стороне слабых против сильных", в том числе и внутри страны, "когда российское государство опиралось на слабых против сильных -против бояр, олигархов, против так называемых сильных людей"(9). Звучит заманчиво, но все же вряд ли соответствует реальной российской истории (по крайней мере до 1917 г.).
Из этого не следует, что попытки разобраться в содержании и "почвенности" Российской цивилизации являются праздным занятием. (10) Такие попытки "инвентаризации" Российской цивилизации (как ее жизненных начал, так и крайностей или неконструктивных и устаревших элементов) не только важны, но просто необходимы. Ибо сегодня Россия находится на цивилизационном перепутье: или отстоять себя не только как хозяйственное или политическое, но и как социокультурное целое - или уйти в историческое небытие. Обретение собственной цивилизационной идентичности, таким образом, становится условием осуществления первой альтернативы.
Условием непременным. Ибо без утверждения жизненных ценностных ориентиров, адекватных отечественным реалиям, нельзя преодолеть нынешний общественный разброд, справиться с тем, что не раз бывало в истории российских смут, порождавших феномен социокультурного люмпенства, массовый слой людей, выбитых кризисом из привычного существования, из культурных норм вообще. А также потому, что только установление значимых ориентиров и целей, духовных и нравственных опор поможет объединить тот креативный потенциал российского общества (ученые, инженеры, квалифицированные рабочие, сельчане, желающие нормально трудиться на земле), который в России еще пока существует, но который идейно, политически и морально дезорганизован и сжимается. Отметим, что некоторые, начальные признаки преодоления кризисных тенденций сейчас намечаются.
Немало зависит и от управленческого слоя нынешней России. Значительная часть его люмпенизирована - в смысле игнорирования интересов государства и пренебрежения выполнением соответствующих политико-административных функций, а также нигилизма по отношению к собственному обществу и его национальным культурным традициям. Но другие представители сферы власти не относятся все же к России как к "этой стране". Хотя бы потому, что понимают: если "этой страны" не будет, они утратят свою власть и перейдут на положение приказчиков и младших партнеров зарубежных хозяев. Угроза этого объективно будет их подвигать к поддержке национального и цивилизационного самоопределения.
Лишь пришедшая в себя и окрепшая Россия может вступить в полноценный и равноправный межцивилизационный диалог и всерьез влиять на происходящее в мире(11). Возвращение на мировую авансцену сильной России будет позитивно встречено многими народами и цивилизациями. Ибо у России всегда были союзники и симпатизирующие ей в различных регионах планеты. В свое время ее голос был весом в "европейском концерте", существовали и существуют точки соприкосновения с исламским миром, Индией, Китаем и другими странами. В принципе, наша страна может многое дать и Западу, и Востоку, имея богатые и оригинальные традиции русской культуры.
Что же касается диалога цивилизаций, то он понемногу идет - на международных научных форумах, на встречах представителей мировых конфессий, порой даже на уровне политических лидеров. Но все это пока эпизоды, не имеющие значительных последствий. Чтобы конструктивное общение и взаимопонимание между народами, регионами и цивилизациями стали реальностью, требуются серьезные предпосылки или сдвиги. Например, объединение ряда крупных стран, не приемлющих глобализаторский прессинг Запада. Или, допустим, возникновение таких начал общественного устройства или общественных движений - неважно, на Западе или в незападных регионах, - которые обозначили бы альтернативу опять-таки нивелирующей либеральной глобализации. И тогда появится возможность признания социокультурного плюрализма нормой для человечества, не затрудняющей, а облегчающей путь к сотрудничеству и взаимному уважению.
Это, конечно, не прогноз, а предположение. Но предположение, основанное на здравом смысле и определенной надежде. Если человек на Земле существует лишь для борьбы со своими ближними и дальними за власть, материальные блага и удовольствия, за свое персональное самоутверждение, то нынешняя либеральная модель глобализации есть закономерный этап эволюции и скорый "конец истории". Если же, хочется думать, это не так и человеческие общества организуются не только вокруг материальных, но и духовных целей и ценностей, то предсказываемый конец истории есть не более чем идеологический фантом, а сотрудничество народов и цивилизаций рано или поздно наберет обороты.
1 Более ранние этапы связаны с эпохой географических открытий, колониализмом, промышленной революцией и пр.
2 См.: Постиндустриальный мир и Россия. М., 2001. С. 73.
3 См.: Столкновение цивилизаций или столкновение интересов в афро-азиатском мире? Реферативный сборник. М., ИНИОН, 2006. С. 5-6, 11-12, 47 и др., в особенности - Hal-liday F. Islam and the Myth of Confrontation. Religion and Politics in the Middle East. L., N.Y., 2003. P. 3, 54, 194 et al.
4 См.: Halliday F. Op. cit. P. 3, 54, 194 et al.
5 См.: Iberica Americans. Механизмы культурообразования в Латинской Америке. М., 1994. С. 272.
6 Там же. С. 198.
7 См.: Дэвидсон Б. Африканцы. Введение в историю культуры. М., 1975. С. 23-24.
8 Африканская цивилизация в глобализирующемся мире. По материалам конференции. Т. 2. М., ИМЭМО РАН, 2006. С. 102.
9 Логика метаисторического времени. Сб. статей. М., 2004. С. 21.
10 Неслучайно отечественные либералы, ратующие за скорейшую утрату Россией своего "системного качества", третируют поиски цивилизационной идентичности и "самобытности" как проявление отсталости и архаики. Жаль, однако, что и некоторые высшие управители России иронически оценивают такие поиски как своего рода хобби, "национальный вид спорта".
11 Поэтому странное впечатление производят некоторые наши квазипатриоты, утверждающие, что Россия призвана спасти мир и, только совершая это, может спасти самое себя.