Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Проект по дисциплине:
«Использование информационных и коммуникационных технологий в образовании».
Студентки историко-филологического факультета
Группы 02031101
Проценко Юлии Валерьевны.
Тема проекта: «Если хочешь победить весь мир, победи самого себя».
Класс: 11
Тип урока: контрольный урок
Форма урока: урок творчества
Продолжительность: 2 часа
Цель урока: Систематизировать знания о прочитанных романах Ф.М. Достоевского.
(«Преступление и наказание», «Бедные люди»)
В результате ученики:
Аннотация: Данный проект составлен по творчеству Ф.М. Достоевского. Включает в себя предварительное изучение романов «Преступление и наказание» и «Бедные люди». Проект предназначен для контрольной проверки знаний учащихся посредствам теоретических и эмпирических технологий. Данный проект формирует эстетическую культуру учащихся, позволяет получить новые и обобщить уже имеющиеся знания.
Педагогическая технология- интернет-ориентированное обучение
Технология интернет-ориентированного обучение.
Структурирование учебного материала:
полное содержание романа Ф.М. Достоевского «Бедные люди».
полное содержание романа Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».
ссылка на качественный многосерийный фильм по роману Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание».
Г. М. Фридлендер о романе Ф.М.Достоевского «Бедные люди».
Краткие содержания
Ф. М. Достоевский
Бедные люди
(1846)
Макар Алексеевич Девушкин — титулярный советник сорока семи лет, переписывающий за небольшое жалованье бумаги в одном из петербургских департаментов. Он только что переехал на новую квартиру в «капитальном» доме возле Фонтанки. Вдоль длинного коридора — двери комнат для жильцов; сам же герой ютится за перегородкой в общей кухне. Прежнее его жилье было «не в пример лучше», однако теперь для Девушкина главное — дешевизна, потому что в том же дворе он снимает более удобную и дорогую квартиру для своей дальней родственницы Варвары Алексеевны Доброселовой.
Бедный чиновник берет под свою защиту семнадцатилетнюю сироту, за которую, кроме него, заступиться некому. Живя рядом, они редко видятся, так как Макар Алексеевич боится сплетен. Однако оба нуждаются в душевном тепле и сочувствии, которые черпают из почти ежедневной переписки друг с другом. История взаимоотношений Макара и Вареньки раскрывается в тридцати одном — его и в двадцати четырёх — её письмах, написанных с 8 апреля по 30 сентября 184... г. Первое письмо Макара пронизано счастьем обретения сердечной привязанности: «...весна, так и мысли все-такие приятные, острые, затейливые, и мечтания приходят нежные...» Отказывая себе в еде и платье, он выгадывает на цветы и конфеты для своего «ангельчика».
Варенька сердится на покровителя за излишние расходы, охлаждает иронией его пыл: «одних стихов и недостаёт». «Отеческая приязнь одушевляла меня, единственно чистая отеческая приязнь...» — конфузится Макар.
Варя уговаривает друга заходить к ней почаще: «Какое другим дело!» Она берет на дом работу — шитье.
В последующих письмах Девушкин подробно описывает своё жилище — «Ноев ковчег» по обилию разношёрстной публики — с «гнилым, остро-услащённым запахом», в котором «чижики так и мрут». Рисует портреты соседей: карточного игрока мичмана, мелкого литератора Ратазяева, нищего чиновника без места Горшкова с семьёй. Хозяйка — «сущая ведьма». Стыдится, что плохо, бестолково пишет — «слогу нет»: ведь учился «даже и не на медные деньги».
Варенька делится своей тревогой: о ней «выведывает» Анна Федоровна, дальняя родственница. Раньше Варя с матерью жили в её доме, а затем, якобы для покрытия расходов на них, «благодетельница» предложила осиротевшую к тому времени девушку богатому помещику Быкову, который её и обесчестил. Только помощь Макара спасает беззащитную от окончательной «гибели». Лишь бы сводня и Быков не узнали её адреса! Бедняжка заболевает от страха, почти месяц лежит в беспамятстве. Макар все это время рядом. Чтобы поставить свою «ясочку» на ноги, продаёт новый вицмундир. К июню Варенька выздоравливает и посылает заботливому другу записки с историей своей жизни.
Её счастливое детство прошло в родной семье на лоне деревенской природы. Когда отец потерял место управляющего в имении князя П-го, они приехали в Петербург — «гнилой», «сердитый», «тоскливый». Постоянные неудачи свели отца в могилу. Дом продали за долги. Четырнадцатилетняя Варя с матерью остались без крова и средств. Тут-то их и приютила Анна Федоровна, вскоре начавшая попрекать вдову. Та работала сверх сил, губя слабое здоровье ради куска хлеба. Целый год Варя училась у жившего в том же доме бывшего студента Петра Покровского. Её удивляло в «добрейшем, достойнейшем человеке, наилучшем из всех», странное неуважение к старику отцу, часто навещавшему обожаемого сына. Это был горький пьяница, когда-то мелкий чиновник. Мать Петра, молодая красавица, была выдана за него с богатым приданым помещиком Быковым. Вскоре она умерла. Вдовец женился вторично. Петр же рос отдельно, под покровительством Быкова, который и поместил оставившего по состоянию здоровья университет юношу «на хлебы» к своей «короткой знакомой» Анне Федоровне.
Совместные бдения у постели больной Вариной матери сблизили молодых людей. Образованный друг приучил девушку к чтению, развил её вкус. Однако вскоре Покровский слёг и умер от чахотки. Хозяйка в счёт похорон забрала все вещи покойного. Старик отец отнял у неё книг, сколько мог, и набил их в карманы, шляпу и т. п. Пошёл дождь. Старик бежал, плача, за телегой с гробом, а книги падали у него из карманов в грязь. Он поднимал их и снова бежал вдогонку... Варя в тоске вернулась домой, к матери, которую тоже вскоре унесла смерть...
Девушкин отвечает рассказом о собственной жизни. Служит он уже тридцать лет. «Смирненький», «тихонький» и «добренький», он стал предметом постоянных насмешек: «в пословицу ввели Макара Алексеевича в целом ведомстве нашем», «...до сапогов, до мундира, до волос, до фигуры моей добрались: все не по них, все переделать нужно!». Герой возмущается: «Ну что ж тут <…> такого, что переписываю! Что, грех переписывать, что ли?» Единственная радость — Варенька: «точно домком и семейством меня благословил Господь!»
10 июня Девушкин везёт свою подопечную гулять на острова. Та счастлива. Наивный Макар в восторге от сочинений Ратазяева. Варенька же отмечает безвкусицу и выспренность «Итальянских страстей», «Ермака и Зюлейки» и др.
Понимая всю непосильность для Девушкина материальных забот о себе (он обносился настолько, что вызывает презрение даже у слуг и вахтёров), больная Варенька хочет устроиться в гувернантки. Макар против: её «полезность» — в «благотворном» влиянии на его жизнь. За Ратазяева он заступается, но после прочтения присланного Варей «Станционного смотрителя» Пушкина — потрясён: «я то же самое чувствую, вот совершенно так, как и в книжке». Судьбу Вырина примеряет на себя и просит свою «родную» не уезжать, не «губить» его. 6 июля Варенька посылает Макару гоголевскую «Шинель»; в тот же вечер они посещают театр.
Если пушкинская повесть возвысила Девушкина в собственных глазах, то гоголевская — обижает. Отождествляя себя с Башмачкиным, он считает, что автор подсмотрел все мелочи его жизни и бесцеремонно обнародовал. Достоинство героя задето: «после такого надо жаловаться...»
К началу июля Макар истратил все. Страшнее безденежья только насмешки жильцов над ним и Варенькой. Но самое ужасное, что к ней является «искатель»-офицер, из бывших соседей, с «недостойным предложением». В отчаянии бедняга запил, четыре дня пропадал, пропуская службу. Ходил пристыдить обидчика, но был сброшен с лестницы.
Варя утешает своего защитника, просит, невзирая на сплетни, приходить к ней обедать.
С наала августа Девушкин тщетно пытается занять под проценты денег, особенно необходимых ввиду новой беды: на днях к Вареньке приходил другой «искатель», направленный Анной Федоровной, которая сама вскоре навестит девушку. Надо срочно переезжать. Макар от бессилия снова запивает. «Ради меня, голубчик мой, не губите себя и меня не губите», — умоляет его несчастная, посылая последние «тридцать копеек серебром». Ободрённый бедняк объясняет своё «падение»: «как потерял к самому себе уважение, как предался отрицанию добрых качеств своих и своего достоинства, так уж тут и все пропадай!» Самоуважение Макару даёт Варя: люди «гнушались» им, «и я стал гнушаться собою., а <…> вы <…> всю жизнь мою осветили тёмную, <…> и я <…> узнал, что <…> не хуже других; что только <…> не блещу ничем, лоску нет, тону нет, но все-таки я человек, что сердцем и мыслями я человек».
Здоровье Вареньки ухудшается, она уже не в силах шить. В тревоге Макар выходит сентябрьским вечером на набережную Фонтанки. Грязь, беспорядок, пьяные — «скучно» 9 сентября Девушкину улыбается удача: вызванный за ошибку в бумаге на «распеканцию» к генералу, смиренный и жалкий чиновник удостоился сочувствия «его превосходительства» и получил лично от него сто рублей. Это настоящее спасение: уплачено за квартиру, стол, одежду. Девушкин подавлен великодушием начальника и корит себя за недавние «либеральные» мысли. Читает «Северную пчелу». Полон надежд на будущее.
Тем временем о Вареньке разузнает Быков и 20 сентября является к ней свататься. Его цель — завести законных детей, чтобы лишить наследства «негодного племянника». Если Варя против, он женится на московской купчихе. Несмотря на бесцеремонность и грубость предложения, девушка соглашается: «Если кто может <…> возвратить мне честное имя, отвратить от меня бедность <…> так это единственно он». Макар отговаривает: «сердечку-то вашему будет холодно!» Заболев от горя, он все же до последнего дня разделяет её хлопоты по сборам в дорогу.
30 сентября — свадьба. В тот же день, накануне отъезда в поместье Быкова, Варенька пишет письмо-прощание старому другу: «На кого вы здесь останетесь, добрый, бесценный, единственный!»
Ответ полон отчаяния: «Я и работал, и бумаги писал, и ходил, и гулял, <…> все оттого, что вы <…> здесь, напротив, поблизости жили». Кому теперь нужен его сформировавшийся «слог», его письма, он сам? «По какому праву» разрушают «жизнь человеческую»?
Ф. М. Достоевский
Преступление и наказание
1866
60-е годы XIX в. Бедный район Петербурга, примыкающий к Сенной площади и Екатерининскому каналу. Летний вечер. Бывший студент Родион Романович Раскольников покидает свою каморку на чердаке и относит в заклад старухе процентщице Алене Ивановне, которую готовится убить, последнюю ценную вещь. На обратном пути он заходит в одну из дешёвых распивочных, где случайно знакомится со спившимся, потерявшим место чиновником Мармеладовым. Тот рассказывает, как чахотка, нищета и пьянство мужа толкнули его жену, Катерину Ивановну, на жестокий поступок — послать его дочь от первого брака Соню для заработка на панель.
На следующее утро Раскольников получает из провинции письмо от матери с описанием бед, перенесённых его младшей сестрой Дуней в доме развратного помещика Свидригайлова. Он узнает о скором приезде матери и сестры в Петербург в связи с намечающимся замужеством Дуни. Жених — расчётливый делец Лужин, желающий строить брак не на любви, а на бедности и зависимости невесты. Мать надеется, что Лужин материально поможет её сыну кончить курс в университете. Размышляя о жертвах, которые приносят ради близких Соня и Дуня, Раскольников укрепляется в намерении убить процентщицу — никчёмную злую «вошь». Ведь благодаря её деньгам от незаслуженных страданий будут избавлены «сотни, тысячи» девушек и юношей. Однако отвращение к кровавому насилию вновь поднимается в душе героя после увиденного им сна-воспоминания о детстве: сердце мальчика разрывается от жалости к забиваемой до смерти клячонке.
И все же Раскольников убивает топором не только «гадкую старушонку», но и её добрую, кроткую сестру Лизавету, неожиданно вернувшуюся в квартиру. Чудом уйдя незамеченным, он прячет похищенное в случайном месте, даже не оценив его стоимости.
Вскоре Раскольников с ужасом обнаруживает между собой и другими людьми отчуждение. Заболевший от пережитого, он, однако, не в состоянии отвергнуть тяготящие его заботы товарища по университету Разумихина. Из беседы последнего с врачом Раскольников узнает, что по подозрению в убийстве старухи арестован маляр Миколка, простой деревенский парень. Болезненно реагируя на разговоры о преступлении, сам он также вызывает подозрение у окружающих.
Пришедший с визитом Лужин шокирован убожеством каморки героя; их разговор перерастает в ссору и заканчивается разрывом. Особенно задевает Раскольникова близость практических выводов из «разумного эгоизма» Лужина (который кажется ему пошлостью) и собственной «теории»: «людей можно резать...»
Бродя по Петербургу, больной юноша страдает от своей отчуждённости с миром и уже готов сознаться в преступлении перед властями, как видит раздавленного каретой человека. Это Мармеладов. Из сострадания Раскольников тратит на умирающего последние деньги: того переносят в дом, зовут доктора. Родион знакомится с Катериной Ивановной и Соней, прощающейся с отцом в неуместно ярком наряде проститутки. Благодаря доброму делу герой ненадолго ощутил общность с людьми. Однако, встретив у себя на квартире приехавших мать и сестру, вдруг осознает себя «мёртвым» для их любви и грубо прогоняет их. Он снова одинок, но у него появляется надежда сблизиться с «переступившей», как и он, абсолютную заповедь Соней.
Заботы о родных Раскольникова берет на себя Разумихин, едва ли не с первого взгляда влюбившийся в красавицу Дуню. Тем временем оскорблённый Лужин ставит невесту перед выбором: либо он, либо брат.
Чтобы узнать о судьбе заложенных у убитой вещей, а на самом деле — рассеять подозрения некоторых знакомых, Родион сам напрашивается на встречу с Порфирием Петровичем, следователем по делу об убийстве старухи процентщицы. Последний вспоминает о недавно опубликованной в газете статье Раскольникова «О преступлении», предлагая автору разъяснить свою «теорию» о «двух разрядах людей». Получается, что «обыкновенное» («низшее») большинство всего лишь материал для воспроизводства себе подобных, именно оно нуждается в строгом моральном законе и обязано быть послушным. Это «твари дрожащие». «Собственно люди» («высшие») имеют другую природу, обладая даром «нового слова», они разрушают настоящее во имя лучшего, даже если понадобится «переступить» через ранее установленные для «низшего» большинства нравственные нормы, например, пролить чужую кровь. Эти «преступники» затем становятся «новыми законодателями». Таким образом, не признавая библейских заповедей («не убий», «не укради» и др.), Раскольников «разрешает» «право имеющим» — «кровь по совести». Умный и проницательный Порфирий разгадывает в герое идеологического убийцу, претендующего на роль нового Наполеона. Однако у следователя нет улик против Родиона — и он отпускает юношу в надежде, что добрая натура победит в нем заблуждения ума и сама приведёт его к признанию в содеянном.
Действительно, герой все больше убеждается, что ошибся в себе: «настоящий властелин <…> громит Тулон, делает резню в Париже, забывает армию в Египте, тратит полмиллиона людей в московском походе», а он, Раскольников, мучается из-за «пошлости» и «подлости» единичного убийства. Ясно, он «тварь дрожащая»: даже убив, «не переступил» через нравственный закон. Сами мотивы преступления двоятся в сознании героя: это и проверка себя на «высший разряд», и акт «справедливости», согласно революционно-социалистическим учениям передающий достояние «хищников» их жертвам.
Приехавший вслед за Дуней в Петербург Свидригайлов, по-видимому, виновный в недавней смерти своей жены, знакомится с Раскольниковым и замечает, что они «одного поля ягоды», хотя последний и не вполне победил в себе «Шиллера». При всем отвращении к обидчику сестры Родиона привлекает его кажущаяся способность наслаждаться жизнью, несмотря на совершенные преступления.
Во время обеда в дешёвых номерах, куда Лужин из экономии поселил Дуню с матерью, происходит решительное объяснение. Лужин уличается в клевете на Раскольникова и Соню, которой тот якобы отдал за низменные услуги деньги, самоотверженно собранные нищей матерью на его учёбу. Родные убеждаются в чистоте и благородстве юноши и сочувствуют Сониной судьбе. Изгнанный с позором Лужин ищет способ опорочить Раскольникова в глазах сестры и матери.
Последний тем временем, вновь ощутив мучительное отчуждение от близких, приходит к Соне. У неё, «переступившей» заповедь «не прелюбодействуй», ищет он спасение от невыносимого одиночества. Но сама Соня не одинока. Она принесла себя в жертву ради других (голодных братьев и сестёр), а не других ради себя, как её собеседник. Любовь и сострадание к близким, вера в милосердие Бога никогда не покидали её. Она читает Родиону евангельские строки о воскрешении Христом Лазаря, надеясь на чудо и в своей жизни. Герою не удаётся увлечь девушку «наполеоновским» замыслом о власти над «всем муравейником».
Мучимый одновременно страхом и желанием разоблачения, Раскольников вновь приходит к Порфирию, будто бы беспокоясь о своём закладе. Вроде бы отвлечённый разговор о психологии преступников в конце концов доводит юношу до нервного срыва, и он почти выдаёт себя следователю. Спасает его неожиданное для всех признание в убийстве процентщицы маляра Миколки.
В проходной комнатке Мармеладовых устроены поминки по мужу и отцу, во время которых Катерина Ивановна в припадке болезненного самолюбия оскорбляет хозяйку квартиры. Та велит ей с детьми немедленно съехать. Вдруг входит Лужин, проживающий в том же доме, и обвиняет Соню в краже сторублёвой ассигнации. «Вина» девушки доказана: деньги обнаруживаются в кармане её фартука. Теперь в глазах окружающих она ещё и воровка. Но неожиданно находится свидетель того, что Лужин сам незаметно подсунул Соне бумажку. Клеветник посрамлён, а Раскольников объясняет присутствующим причины его поступка: унизив в глазах Дуни брата и Соню, он рассчитывал вернуть расположение невесты.
Родион и Соня уходят к ней на квартиру, где герой признается девушке в убийстве старухи и Лизаветы. Та жалеет его за нравственные муки, на которые он себя обрёк, и предлагает искупить вину добровольным признанием и каторгой. Раскольников же сокрушается только о том, что оказался «тварью дрожащей», с совестью и потребностью в человеческой любви. «Я ещё поборюсь», — не соглашается он с Соней.
Между тем Катерина Ивановна с детьми оказывается на улице. У неё начинается горловое кровотечение, и она умирает, отказавшись от услуг священника. Присутствующий здесь Свидригайлов берётся оплатить похороны и обеспечить детей и Соню.
У себя дома Раскольников находит Порфирия, который убеждает юношу явиться с повинной: «теория», отрицающая абсолютность нравственного закона, отторгает от единственного источника жизни — Бога, творца единого по природе человечества, — и тем самым обрекает своего пленника на смерть. «Вам теперь <…> воздуху надо, воздуху, воздуху!» Порфирий не верит в виновность Миколки, «принявшего страдание» по исконной народной потребности: искупить грех несоответствия идеалу — Христу.
Но Раскольников ещё надеется «переступить» и нравственность. Перед ним — пример Свидригайлова. Их встреча в трактире открывает герою печальную истину: жизнь этого «ничтожнейшего злодея» пуста и тягостна для него самого.
Взаимность Дуни — единственная надежда для Свидригайлова вернуться к источнику бытия. Убедившись в её бесповоротной нелюбви к себе во время бурного разговора на его квартире, он через несколько часов застреливается.
Тем временем Раскольников, гонимый отсутствием «воздуха», прощается с родными и Соней перед признанием. Он все ещё убеждён в верности «теории» и полон презрения к себе. Однако, по настоянию Сони, на глазах народа покаянно целует землю, перед которой «согрешил». В полицейской конторе он узнает о самоубийстве Свидригайлова и делает официальное признание.
Раскольников оказывается в Сибири, в каторжном остроге. Мать умерла от горя, Дуня вышла замуж за Разумихина. Соня поселилась возле Раскольникова и навещает героя, терпеливо снося его мрачность и равнодушие. Кошмар отчуждённости продолжается и здесь: каторжане из простонародья ненавидят его как «безбожника». Напротив, к Соне относятся с нежностью и любовью. Попав в тюремный госпиталь, Родион видит сон, напоминающий картины из Апокалипсиса: таинственные «трихины», вселяясь в людей, порождают в каждом фанатичную убеждённость в собственной правоте и нетерпимость к «истинам» других. «Люди убивали друг друга в <…> бессмысленной злобе», пока не истребился весь род человеческий, кроме нескольких «чистых и избранных». Ему открывается наконец, что гордость ума ведёт к розни и гибели, а смирение сердца — к единству в любви и к полноте жизни. В нем пробуждается «бесконечная любовь» к Соне. На пороге «воскресения в новую жизнь» Раскольников берет в руки Евангелие.
Г.М. Фридлендер
Выдержки из работы: «Достоевский. Бедные люди.»
Впервые опубликовано в «Петербургском сборнике, изданном Н. Некрасовым», (СПб., 1846) с подписью: Ф. Достоевский.
Некоторые мемуаристы предполагали, что замысел «Бедных людей» возник у Достоевского еще в годы учения в Инженерном училище. Но в январе и ноябре 1877 г. Достоевский дважды заявил в «Дневнике писателя», что «Бедные люди» были начаты в 1844 г. «вдруг», «в начале зимы», и эти свидетельства нужно признать более достоверными. Как видно из письма Достоевского к брату от 30 сентября 1844 г., последний до этого был знаком лишь с его драматическими замыслами, и сообщение о работе младшего брата над романом должно было явиться для М. М. Достоевского неожиданным.
Скорее всего (даже если отнести возникновение первых мыслей о романе к более раннему времени) Достоевский приступил вплотную к работе над «Бедными людьми» в январе 1844 г., вскоре после окончания перевода «Евгении Гранде» Бальзака. Проработав над романом весну и лето 1844 г. и считая в этот момент свою работу близкой к окончанию, Достоевский 30 сентября решился наконец раскрыть свою тайну брату, которому писал: «У меня есть надежда. Я кончаю роман в объеме „Eugenie Grandet“. Роман довольно оригинальный. Я его уже переписываю, к 14-му я наверно уже и ответ получу за него. Отдам в „О<течественные> з<аписки>“, (Я моей работой доволен) <...>. Я бы тебе более распространился о моем романе, да некогда...».
Однако надежда окончить и даже отдать в редакцию роман к 14 октября не осуществилась, и интенсивная творческая работа над ним продолжалась до начала мая 1845 г Д. В. Григорович, поселившийся с Достоевским осенью (в конце сентября) 1844 г. на одной квартире, так вспоминает о происходившей у него на глазах работе Достоевского над «Бедными людьми»: «Достоевский <...> просиживал целые дни и часть ночи за письменным столом. Он слова не говорил о том, что пишет; на мои вопросы он отвечал неохотно и лаконически; зная его замкнутость, я перестал спрашивать. Я мог только видеть множество листов, исписанных тем почерком, который отличал Достоевского: буквы сыпались у негоиз-под пера точно бисер, точно нарисованные <...> Усиленная работа и упорное сиденье дома крайне вредно действовали на его здоровье...». 1
24 марта 1845 г. Достоевский писал о романе брату: «Кончил я его совершенно чуть ли еще не в ноябре месяце, но в декабре вздумал его весь переделать: переделал и переписал, но в феврале начал опять снова обчищать, обглаживать, вставлять и выпускать. Около половины марта я был готов и доволен. Но тут другая история: цензора не берут менее чем на месяц. Раньше отцензировать нельзя. Они-де работой завалены. Я взял назад рукопись, не зная, на что решиться <...> Моим романом я серьезно доволен. Это вещь строгая и стройная. Есть, впрочем, ужасные недостатки».
Роман имел не менее двух черновых редакций, первая из которых, законченная в ноябре 1844 г., была в декабре коренным образом переработана. Вторая редакция подверглась в феврале-марте 1845 г и позднее, после ее переписки набело, в период с середины марта по начало мая, новым исправлениям. Лишь к 4 мая 1845 г роман был наконец закончен. В этот день Достоевский сообщал брату: «Этот мой роман, от которого я никак не могу отвязаться, задал мне такой работы, что если бы знал, так не начинал бы его совсем. Я вздумал его еще раз переправлять, и, ей-богу, к лучшему; он чуть ли не вдвое выиграл. Но уж теперь он кончен, и эта переправка была последняя. Я слово дал до него не дотрогиваться». Здесь же Достоевский писал, что намерен отдать роман в «Отечественные записки», а затем перепечатать его на свой счет отдельным изданием.
Окончив в конце мая 1845 г. переписку романа набело, Достоевский прочитал его Григоровичу «в один присест и почти что не останавливаясь». 2 «Восхищенный донельзя» и понявший, насколько роман Достоевского был выше того, что «сочинял до сих пор» он сам, Григорович, который незадолго до этого напечатал свой первый очерк «Петербургские шарманщики» в программном сборнике писателей «натуральной школы»-альманахе Н. А. Некрасова «Физиология Петербурга» (1844), передал рукопись «Бедных людей» Некрасову, рекомендовав ее для задуманного последним нового альманаха. Не отрываясь, они ночью вместе прочли «Бедных людей», закончив чтение под утро, и вдвоем прибежали в четыре часа утра к Достоевскому, чтобы под свежим впечатлением прочитанного сообщить ему о своем восторге и о принятии романа Некрасовым для альманаха. На следующий день Некрасов передал рукопись Белинскому со словами: «Новый Гоголь явился!», вызвавшими в первый момент естественное недоверие критика. Однако после чтения «Бедных людей» недоверие это рассеялось, и Белинский, встретив вечером Некрасова, «в волнении, просил сразу же привести к нему автора «Бедных людей», которого при первом свидании, состоявшемся на следующий день, горячо приветствовал. Еще до личного знакомства с Достоевским, утром того же дня, Белинский заявил Анненкову, рекомендуя ему «Бедных людей» как произведение «начинающего таланта»: «...роман открывает такие тайны жизни и характеров на Руси, которые до него и не снились никому <...>. Это первая попытка у нас социального романа, и сделанная притом так, как делают обыкновенно художники, то есть не подозревая и сами, что у них выходит».3 Художническую «бессознательность», непосредственную силу таланта молодого Достоевского Белинский
1 Григорович Д. В. Литературные воспоминания. М., 1987 С. 1—82.
2 Там же. С. 82.
3 Анненков П. В. Литературные воспоминания. М., 1983. С. 272.
431
отметил, по воспоминаниям писателя, и при первом свидании с ним: «Он заговорил пламенно, с горящими глазами: „Да вы понимаете ль сами-то <...> что это вы такое написали! <...> Вы только непосредственным чутьем, как художник, это могли написать, но осмыслили ли вы сами-то всю эту страшную правду, на которую вы нам указали? <...> А эта оторвавшаяся пуговица, а эта минута целования генеральской ручки, — да ведь тут уж не сожаление к этому несчастному, а ужас, ужас! В этой благодарности-то его ужас! Это трагедия! Вы до самой сути дела дотронулись, самое главное разом указали. Мы, публицисты и критики, только рассуждаем, мы словами стараемся разъяснить это, а вы, художник, одною чертой, разом в образе выставляете самую суть, чтоб ощупать можно было рукой, чтоб самому нерассуждающему читателю стало вдруг все понятно! Вот тайна художественности, вот правда в искусстве! Вот служение художника истине! Вам правда открыта и возвещена как художнику, досталась как дар, цените же ваш дар и оставайтесь верным и будете великим писателем!..“». (Дневник писателя. 1877. Январь. Гл. 2. § 4).
Высоко оцененный Белинским и Некрасовым роман Достоевского 7 июня 1845 г. был передан Некрасовым цензору А. В. Никитенко (которого он просил взять на себя цензуру «Петербургского сборника») с просьбой просмотреть рукопись «хоть к сентябрю месяцу». В письме к цензору Некрасов попутно рекомендовал ему роман как «чрезвычайно замечательный». 1
Вышел в свет «Петербургский сборник» 21 января 1846 г. (Ценз. разр. — 12 января).
Достоевский был подготовлен к созданию «Бедных людей» своим жизненным опытом. Уже в детские годы в Москве, живя вместе с родителями на Божедомке (ныне ул. Достоевского), на одной из тогдашних городских окраин, во флигеле Мариинской больницы для бедных, где его отец служил врачом, он мог наблюдать жизнь бедноты и столичного мелкого люда. Наблюдения эти Достоевский расширил и дополнил в Петербурге, в особенности в первые годы после окончания Инженерного училища (1843), в период службы в чертежной Инженерного департамента, и затем после выхода в отставку (1844), когда он вел жизнь начинающего, необеспеченного литератора. Поселившись в сентябре 1843 г. на одной квартире с врачом А. Е. Ризенкампфом, Достоевский, по воспоминаниям последнего, горячо интересовался жизнью его пациентов, принадлежавших к «пролетариату столицы». Живя на Владимирском проспекте поблизости от Фонтанки, Достоевский любил бродить по ней, наблюдая, как и его герой, различные городские сцены (см. письмо Девушкина от 5 сентября).
Обращение Достоевского к разработке в романе образа бедного чиновника и его социальной трагедии наряду с «Записками сумасшедшего» и «Шинелью» было подготовлено развитием массовой повествовательной и очерковой литературы на эту тему, занявшей к 40-м годам значительное место в русских журналах. Под воздействием повестей Гоголя, статей Белинского, идей русской и западноевропейской демократической и социалистической мысли 1840-х годов Достоевский ставит в центр «Бедных людей» двух «париев общества» (если воспользоваться позднейшим его определением из редакционного предисловия к переводу во «Времени» «Собора Парижской богоматери» В. Гюго (1862)) — полунищего чиновника и девушку, ставшую жертвой социального неблагополучия. Но в отличие от Гоголя с его обобщенными характеристиками лиц и
1 Некрасов Н. А. Полн. собр. соч. и писем: В 12 т. М., 1952. Т. 10. С. 43.
432
обстановки действия Достоевский, опираясь на традицию физиологического очерка, насыщает свою повесть описаниями различных районов Петербурга, отмеченными печатью своеобразной строгой «документальности», проводит перед взором читателя целую вереницу сменяющихся социальных типов — от уличного нищего до ростовщика и от департаментского сторожа до «его превосходительства». Это позволяет писателю обрисовать взаимоотношения и судьбу главных героев на широком, тщательно выписанном фоне повседневной жизни столицы, и в особенности ее демократических кварталов, густо заселенных различным мелким людом. Достоевский окружает также фигуры главных героев романа рядом их социально-психологических «двойников», история каждого из которых дает как бы еще один типический, возможный «поворот» судьбы центральных персонажей, подчеркивая тем самым общественную закономерность и всеобщность их трагической социальной судьбы (отец и сын Покровские, Горшков, Емельян Иванович, двоюродная сестра Вареньки Саша и Др.). «Аналитический» характер построения «Бедных людей» (в отличие от «синтетического» метода повестей Гоголя) был, как свидетельствует письмо Достоевского к брату от 1 февраля 1846 г., замечен уже Белинским («Во мне находят новую, оригинальную струю (Белинский и прочие), — писал здесь Достоевский, — состоящую в том, что я действую анализом, а не синтезисом, то есть иду в глубину, и разбирая по атомам, отыскиваю целое, Гоголь же берет прямо целое...»).
Авторы «физиологических» очерков изображали каждый раз лишь один из многочисленных «типов» населения столицы. Молодой Достоевский же, пользуясь материалом столичной «физиологии», строит на этой основе роман с единой, развивающейся фабулой — И при этом он хочет не только обрисовать в нем социальную судьбу «бедных людей», окружающую их обстановку и среду, но и предельно полно выразить их внутренний мир. Это побудило Достоевского избрать для своего первого произведения форму романа в письмах, которая давала автору. возможность объединить в нем описательный, «физиологический» материал с эмоциональным, лирическим тоном изложения, глубоким психологическим раскрытием души «бедных людей». О том, что выбрать форму романа в письмах его побудило желание, нигде не выказывая «рожи сочинителя», передать слово самим героям, предоставив им полную свободу выявления своего отношения к окружающему миру и своего «слога», Достоевский писал в письме к брату от 1 февраля 1846 г., возражая критикам «Иллюстрации» и «Северной пчелы»: «Во всем они привыкли видеть рожу сочинителя; я же моей не показывал. А им и невдогад, что говорит Девушкин, а не я, и что Девушкин иначе и говорить не может». Здесь же, отвергая упрек в растянутости романа, Достоевский мотивировал ее также особенностями избранной им формы, рассчитанной на изображение не столько внешних событий, сколько их отражения в сознании героев, взятом в движении и смене душевных состояний («Роман находят растянутым, а в нем слова лишнего нет»).
Опираясь на пример Гоголя, Достоевский знакомит читателя с теми литературными произведениями, которые сформировали душевный мир его героев, дает им возможность установить и высказать свои литературные симпатии и антипатии. При этом литературная среда, в которую погружены герои Достоевского, оказывается значительно более сложной, чем у Гоголя: благородный студент Покровский изображен в романе в качестве горячего поклонника Пушкина; поэтический мир последнего оказал воздействие и на нравственное формирование Вареньки. В отличие от Вареньки Макар Алексеевич, так же как гоголевские чиновники, — читатель «Северной пчелы», повестей Брамбеуса, сентиментальных
433
«сказочных», по терминологии Белинского) романов со счастливым концом (вроде упоминаемого им романа Дюкре-Дюмениля: см. ниже, примеч. к стр. 85). Описание его впечатлений от литературных чтений у его соседа Ратазяева дает автору возможность пародировать в романе излюбленные литературные жанры и произведения тех писателей 1840-х годов, которые противостояли пушкинской и гоголевской реалистической традиции. Из этих пародий одна («Ермак и Зюлейка») направлена против псевдоисторических повестей и романов, в том числе романов Ф. В. Булгарина и Н. В. Кукольника, две остальные («Итальянские страсти» и «Знаете ли вы Ивана Прокофьевича Желтопуза?») — против подражателей А. А. Бестужева-Марлинского и Гоголя, разменивающих их образы и приемы на мелкую, ходячую монету. Наконец, эпизод чтения Макаром Алексеевичем «Повестей Белкина» и гоголевской «Шинели» позволяет Достоевскому показать живое воздействие на душу простого человека настоящей, большой литературы, правдиво и проникновенно изображающей его трагическую судьбу и душевные переживания. При этом между Пушкиным и Гоголем проведено различие: гуманизм Пушкина и его глубокое участие к Самсону Вырину находят в душе Девушкина благодарный отзвук, а суровая и безжалостная по отношению ко всяческим спасительным иллюзиям правда Гоголя вызывает у Макара Алексеевича протест и вместе с тем способствует уяснению им безнадежности своего положения. Сопоставление Девушкина с пушкинским Выриным и гоголевским Акакием Акакиевичем не только служит средством обрисовки различных граней духовного мира главного героя, но и выявляет отношение автора к творчеству и традициям его предшественников.
Толки о «Бедных людях» и о появлении в литературе «нового Гоголя» начались почти сразу же после знакомства Белинского с романом — под влиянием устных отзывов о нем самого критика, Григоровича, Некрасова и других лиц, которым роман стал известен в рукописи или авторском чтении. В письме к брату от 8 октября 1845 г. Достоевский писал: «...о „Бедных людях“ говорит уже пол-Петербурга», а в следующем письме от 16 ноября, сообщая о знакомстве с В. Ф. Одоевским, В. А. Соллогубом и И. С. Тургеневым, замечал: «...никогда, я думаю, слава моя не дойдет до такой апогей, как теперь. Всюду почтение неимоверное, любопытство насчет меня страшное».
В феврале 1846 г., приветствуя выход «Петербургского сборника», Белинский писал в рецензии на него: «...в „Петербургском сборнике“ напечатан роман „Бедные люди“ г. Достоевского — имя совершенно неизвестное и новое, но которому, как кажется, суждено играть значительную роль в нашей литературе». И далее, выделяя талант Достоевского из разряда «обыкновенных» (ибо «такими произведениями», как «Бедные люди» и «Двойник», «обыкновенные таланты не начинают своего поприща»), Белинский продолжал: «Разбирать подобное произведение искусства — значит выказать его сущность, значение, причем легко можно обойтись и без похвал, ибо дело слишком ясно и громко говорит за себя; но сущность и значение подобного художественного создания так глубоки и многозначительны, что в рецензии нельзя только намекнуть на них. Это заставляет нас отложить подробный критический разбор <...> до следующей книжки „Отечественных записок“...».
Реакционная критика встретила роман враждебно. Именно в извещении о выходе «Петербургского сборника» (Северная пчела. 1846.
1 См.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 9. С. 475—476.
434
26 янв. № 22) Булгарин в целях унижения новой литературной школы впервые презрительно назвал ее «натуральной». «Бедные люди», открывавшие «Петербургский сборник», были восприняты не только соратниками Белинского, но и его противниками как произведение, программное для «натуральной школы», воплотившее в жизнь важнейшие принципы руководимого Белинским демократического направления в литературе 1840-х годов, развивающего гоголевские реалистические и социально-критические традиции. Поэтому в развернувшейся сразу же после выхода «Петербургского сборника» полемике вокруг «Бедных людей» дело шло не только об оценке романа Достоевского, но и об отношении к «натуральной школе». Этим объясняется крайняя ожесточенность борьбы вокруг романа в 1846—1847 гг
В один день с извещением Булгарина издевательская рецензия на «Петербургский сборник» появилась в кукольниковской «Иллюстрации» Анонимный рецензент писал о «Бедных людях»: «Роман <...> не имеет никакой формы и весь основан на подробностях утомительно однообразных, наводит такую скуку, какой нам еще испытать не удавалось». Относя «Бедных людей» к «сатирическому роду» и выражая свое недовольство его успехами в литературе 1840-х годов, рецензент отдавал предпочтение вышедшим незадолго до этого «Петербургским вершинам» Я. П. Буткова (Иллюстрация. 1846. 26 янв. № 4. С. 59)
Через четыре дня после «Иллюстрации» появилась рецензия на «Петербургский сборник» Я. Я. Я. (Л. В. Бранта) в «Северной пчеле», где о романе говорилось: «Душевно радуясь появлению нового дарования среди бесцветности современной литературы русской, мы с жадностию принялись за чтение романа г. Достоевского и, вместе со всеми читателями, жестоко разочаровались <...>. Содержание романа нового автора чрезвычайно замысловато и обширно: из ничего он вздумал построить поэму, драму, и вышло ничего, несмотря на все притязания создать нечто глубокое, нечто высокопатетическое, под видом наружной, искусственной (а не искусной) простоты». Рецензент возлагал вину за неудачу романа на Белинского и его влияние: «...не скажем, — писал он, — чтоб новый автор был совершенно бездарен, но он увлекся пустыми теориями принципиальных критиков, сбивающих у нас с толку молодое, возникающее поколение». 1
Суждения Л. В. Бранта повторил и сам Булгарин: «...по городу, — писал он — разнесли вести о новом гении, г Достоевском (не знаем наверное, псевдоним или подлинная фамилия), и стали превозносить до небес роман „Бедные люди“. Мы прочли этот роман и сказали: бедные русские читатели!». И далее: «Г-н Достоевский — человек не без дарования, и если попадет на истинный путь в литературе, то может написать что-нибудь порядочное. Пусть он не слушает похвал натуральной партии и верит, что его хвалят только для того, чтоб унижать других. Захвалить — то же, что завалить дорогу к дальнейшим успехам». 2 Нападки на автора «Бедных людей» «Северная пчела» продолжила в следующих номерах.
Под свежим впечатлением от этих выступлений против «Бедных людей» Достоевский 1 февраля писал брату: «„Бедные люди“ вышли еще 15-го. Ну, брат! Какою ожесточенною бранью встретили их везде! В „Иллюстрации“ я читал не критику, а ругательство. В „Северной пчеле“ было черт знает что такое. Но я помню, как встречали Гоголя, и все мы
1 Северная пчела 1846. 30 янв. № 25. С 99 Там же 1 февр. № 27 С 107
435
знаем, как встречали Пушкина». В то же время, рисуя реакцию читателей, писатель сообщал М. М. Достоевскому, что «публика в остервенении», читатели «ругают, ругают, ругают» роман, «а все-таки читают», и «альманах расходится неестественно, ужасно». «Зато какие похвалы слышу я, брат! — продолжал он. — Представь себе, что наши все, и даже Белинский, нашли, что я даже далеко ушел от Гоголя. В „Библиотеке для чтения“, где критику пишет Никитенко, будет огромнейший разбор „Бедных людей“ в мою пользу. Белинский подымает в марте месяце трезвон. Одоевский пишет отдельную статью о „Бедных людях“. Соллогуб, мой приятель, тоже».
Статьи В. Ф. Одоевского и В. А. Соллогуба, о которых пишет в письме Достоевский, не появились (если не считать одного из них автором анонимной заметки о романе в газете «Русский инвалид» — см. о ней ниже). Но Белинский, еще до того как он поднял «трезвон» о романе в статье о «Петербургском сборнике», во второй книжке журнала не только рекомендовал читателям его автора в цитированной выше рецензии, но и в особой заметке «Новый критикан» дал отпор Л. В. Бранту, в связи с его оценкой «Бедных людей» заявив, что оба первые произведения Достоевского — «произведения, которыми для многих было бы славно и блистательно даже и закончить свое литературное поприще», — свидетельствуют о «явлении нового необыкновенного таланта».1 Вскоре после этого за роман вступился рецензент «Русского инвалида». Характеризуя Достоевского как «молодого писателя, еще впервые выступающего на литературное поприще, но уже обнаружившего огромное дарование», он сочувственно писал о романе: «В страшной, сжимающей сердце картине представляет он несчастия, претерпеваемые бедным классом нашего общества <...>. Читаешь эти полузабавные, полупечальные страницы: иногда улыбка навернется на уста; но чаще защемит и заноет сердце и глаза оросятся слезами. Вы кончите роман, и в душе вашей остается тяжкое, невыразимо скорбное ощущение, — такое, какое наводит на вас предсмертная песня Дездемоны».2 Заявляя, что «у г. Достоевского много наблюдательности и сердце, исполненное теплою любовью к добру и благородным негодованием ко всему, что мы зовем малодушным и порочным», а также «слог весьма оригинальный, ему одному только свойственный», газета замечала, что уже самое наличие у него «восторженных поклонников» и «запальчивых порицателей» — «лучшее доказательство его талантливости».3
О широком читательском интересе, возбужденном «Бедными людьми», свидетельствуют следующие негодующие строки «Северной пчелы»:
«На Невском проспекте, в многолюдной кондитерской Излера, всенародно вывешено великолепно-картинное объявление о „Петербургском сборнике“. На вершине сего отлично расписанного яркими цветами объявления, по сторонам какого-то бюста, красуются, спиною друг к другу, большие фигуры Макара Алексеевича Девушкина и Варвары Алексеевны Доброселовой, героя и героини романа г. Достоевского „Бедные люди“. Один пишет на коленах, другая читает письма, услаждавшие их горести. Нет сомнения, что подвигнутый этим картинным объявлением «Петербургский сборник» воспользуется успехом, отнятым у него покамест завистию и несправедливостию». 4
1 См.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. 9. С. 493.
2 Рус. инвалид. 1846. 10 февр. № 34, С. 133—134.
3 Там же. 1846. 12 февр № 35. С. 137—138.
4 Северная пчела. 1846. 1 марта. № 48. С. 191
436
В обстановке всеобщего внимания публики к роману и оживленных споров вокруг него появилась статья Белинского о «Петербургском сборнике», 1 где критик отвел нападки на роман представителей реакции и литературных староверов, дав развернутую оценку его общественного и литературного значения.
Белинский охарактеризовал талант Достоевского как «в высокой степени творческий», «необыкновенный и самобытный, который сразу, еще первым произведением своим, резко отделился от всей толпы наших писателей, более или менее обязанных Гоголю направлением и характером, а потому и успехом своего таланта». Указав, что Достоевский многим «обязан Гоголю» и что в «Бедных людях» и «Двойнике» «видно сильное влияние Гоголя, даже в обороте фразы», критик в то же время отверг мнение о том, что он всего лишь «подражатель Гоголя». «...Гоголь, — писал Белинский, — только первый навел всех (и в этом его заслуга, которой подобной уже никому более не оказать) на эти забитые существования в нашей действительности, но <...> г. Достоевский сам собою взял их в той же самой действительности».
Назвав «Бедных людей» и «Двойника» «произведениями необыкновенного размера», Белинский дал подробный разбор «Бедных людей». Он указал на горячее сочувствие автора его бедным героям, глубокое понимание им «трагического элемента» изображаемой жизни, внутренней красоты и благородства души бедняков, на «простоту» и «обыкновенность» построения романа без каких бы то ни было «мелодраматических пружин» и «театральных эффектов». Подчеркнув, что в лице Макара Алексеевича изображен не человек, «у которого ум и способности придавлены, приплюснуты жизнью», но натура, в которой заключено «много прекрасного, благородного и святого», Белинский, приветствуя эту «гуманную мысль» «Бедных людей», писал: «Честь и слава молодому поэту, муза которого любит людей на чердаках и в подвалах и говорит о них обитателям раззолоченных палат: „Ведь это тоже люди, ваши братья!“». Сочувственно выделив в своем изложении образы старика Покровского, эпизоды с нищим, с шарманщиком, сцену в кабинете «его превосходительства», последнее письмо Девушкина, раскрывающие всю меру униженности и социальных страданий бедных людей, Белинский тонко охарактеризовал самую манеру Достоевского (он писал, что в «Бедных людях» трагический элемент «передается читателю не только словами, но и понятиями Макара Алексеевича») и смело предрек молодому автору великое будущее. Отметив, что лицо Вареньки в противоположность Девушкину «как-то не совсем определенно и окончено», Белинский даже и этот недостаток стремился извинить тем, что, кроме Пушкина, никто из русских писателей еще не сумел справиться с задачей изображения русской женщины. «Растянутость» же романа, на которую жаловались читатели, он объяснил «чрезмерной плодовитостью» молодого автора. 2
Вслед за Шевыревым и Никитенко с оценкой «Бедных людей» выступил в «Финском вестнике» Ап. Григорьев, развивший здесь более подробно суждения, зерно которых было сформулировано им уже раньше — вскоре после выхода «Бедных людей» — в «Ведомостях С.-Петербургской городской полиции» (1846. 9 февр. № 33).
Григорьев возражал Булгарину, признавая «громадное художественное дарование» автора, создавшего два «в высокой степени
1 Отеч. зап. 1846. № 3; вышел 2 марта 1846 г.
2 См.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. 9. С. 550—564.
437
интересные» лица, «которым нельзя не сочувствовать», и сумевшего, несмотря на «все однообразие их ощущений», основать на этом «целую внутреннюю драму». Несмотря на общее свое отрицательное отношение к «сентиментальному натурализму» молодого Достоевского, Григорьев высоко оценил ряд образов и эпизодов романа — в частности образ Покровского-отца (восходящий, по его мнению, к бальзаковскому отцу Горио), «эпизод Горшковых», последнее письмо Макара Алексеевича 1 В мае 1846 г. роман прочел Гоголь, писавший А. М. Вьельгорской из Генуи 14 мая 1846 г.: «В авторе „Бедных людей“ виден талант, выбор предметов говорит в пользу его качеств душевных, но видно также, что он еще молод. Много еще говорливости и мало сосредоточенности в себе: все бы оказалось гораздо живей и сильней, если бы было более сжато».2 Сам Достоевский 17 сентября писал брату об успехе романа у провинциальных читателей. «Я слышал от двух господ, именно от <...> Бекетова и Григоровича, что «Петербур<гский> сборник» в провинции не иначе называется как „Бедными людьми“. Остального и знать не хотят, хотя нарасхват берут его так...». 26 ноября он же сообщал М. М. Достоевскому: «„Бедные люди“ иллюстрируются здесь в двух местах — кто сделает лучше. Бернардский говорит, что не прочь начать со мной переговоры...». Были ли начаты эти иллюстрации и какова их судьба — неизвестно.
Новая вспышка полемики вокруг «Бедных людей» относится к началу 1847 г., когда почти одновременно появляются годичные обзоры русской литературы за 1846 г. В. Г. Белинского, В. Н. Майкова и Э. И. Губера.
Белинский в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года» (Современник, 1847. № 1) ограничился кратким отзывом о романе. Назвав «Бедных людей» на первом месте среди «замечательных явлений беллетристической прозы», появившихся в сборниках и журналах, и повторив свое прежнее суждение о «силе, глубине и оригинальности таланта» Достоевского, он сослался на уже появившиеся многочисленные статьи о нем Тем не менее после неуспеха «Двойника», появления разочаровавших его «Романа в девяти письмах» и «Господина Прохарчина» (см. ниже, с. 456, 458) и углубившихся идейно-художественных расхождений с Достоевским, Белинский отнесся к роману заметно строже, чем прежде. Указав, что почти все читатели нашли «Бедных людей» утомительными, критик писал, что роман был бы «безукоризненно художественным», если бы автор «имел <...> предусмотрительность прочистить» его «от излишних повторений одних и тех же фраз и слов», хотя и характеризовал это как «извинительные для первого опыта недостатки».3
Критик-петрашевец В. Н. Майков в статье «Нечто о русской литературе в 1846 году» отвел «Бедным людям» и «Двойнику» центральное место. «Главным достоинством» «Бедных людей» он считал «оригинальный прием в изображении действительности», непривычный для публики и поэтому не понятый ею. Достоевский, по мнению Майкова, «упрочивает господство эстетических начал, внесенных в наше искусство Гоголем», но вместе с тем его индивидуальная манера «противоположна» манере Гоголя. «...Гоголь, — писал Майков, — поэт по преимуществу социальный, а г. Достоевский по преимуществу психологический. Для
1 Финский вестн. 1846. № 9. Отд. 5. С. 23—30.
2 См.: Гоголь Н. В. Полн. собр. соч. М., 1952. Т. 13. С. 66.
3 См.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч. 1956. Т. 10. С. 39—40.
438
одного индивидуум важен как представитель известного общества или известного круга; для другого самое общество интересно по влиянию его на личность индивидуума <...>. Собрание сочинений Гоголя можно решительно назвать художественной статистикой России. У г. Достоевского также встречаются поразительно художественные изображения общества; но они составляют у него фон картины и обозначаются большею частию такими штрихами, что совершенно поглощаются огромностью психологического интереса». С «поразительно глубоким психологическим анализом» Достоевского Майков связывал то, что после прочтения романа читатель продолжает открывать в нем новые, не замеченные прежде тонкие психологические штрихи; так, он считал, что в глубине души Варвара Алексеевна «томилась преданностью» Девушкина; этим объясняется «холодный деспотизм», сквозящий в ее последних письмах, где она не могла «не вступиться за поруганную самостоятельность своей симпатии».1 Выдвижение в романе на первое место интереса к человеческой личности и анализа влияния на нее общества верно определяло существенные стороны творческого метода Достоевского, получившие развитие позднее, и могло быть в какой-то мере подсказано Майкову самим автором, с которым критик был близок, и, вероятно, часто беседовал в это время.
Оценку автора «Бедных людей» как одного из крупнейших «талантов» «натуральной школы» Белинский вновь повторил, возражая славянофилу Ю. Ф. Самарину в статье «Ответ „Москвитянину“» (Современник. 1847. № 11; ср.: Полн. собр. соч. Т. 10. С. 257). Вскоре он в последний раз вернулся к развернутому анализу этого романа — в рецензии на первое отдельное издание «Бедных людей» (Современник, 1848. № 1), единственном печатном отклике на него. Белинский писал здесь: «„Бедные люди“ доставили своему автору громкую известность, подали высокое понятие о его таланте и возбудили большие надежды — увы! — до сих пор не сбывающиеся. Это, однако ж, не мешает „Бедным людям“ быть одним из замечательных произведений русской литературы. Роман этот носит на себе все признаки первого, живого, задушевного, страстного произведения. Отсюда его многословность и растянутость, иногда утомляющие читателя, некоторое однообразие в способе выражаться, частые повторения фраз в любимых автором оборотах, местами недостаток в обработке, местами излишество в отделке, несоразмерность в частях. Но все это выкупается поразительною истиною в изображении действительности, мастерскою обрисовкою характеров и положений действующих лиц и, — что, по нашему мнению, составляет главную силу таланта г. Достоевского, его оригинальность, — глубоким пониманием и художественным, в полном смысле слова, воспроизведением трагической стороны жизни».2
Готовя в 1847 г. роман для отдельного издания, Достоевский подверг его стилистической правке и сократил длинноты, отмеченные в первопечатном тексте Белинским и другими критиками. Авторской стилистической правке (менее значительной) роман подвергся также в 1860 и 1865 гг. при подготовке Достоевским первых двух собраний его сочинений.
А. И. Герцен в книге «О развитии революционных идей в России» (1850—1851) отнес роман «Бедные люди» к числу произведений русской литературы 40-х годов, проникнутых «социалистическими тенденциями
1 Отеч. зап. 1847. № 1. Отд. 5. С. 2—4.
2 См.: Белинский В. Г. Полн. собр. соч. Т. 10. С. 363—364.
439
и одушевлением».1 Близкую оценку «Бедных людей» Герцен дал в письме «В редакцию „Польского демократа“».2 О горячем сочувствии «Бедным людям» свидетельствуют и воспоминания Чернышевского «Мои свидания с Ф. М. Достоевским». 3
Н. А. Добролюбов в 1861 г. в статье «Забитые люди» признал вслед за Белинским основной, сквозной мыслью произведений Достоевского «боль о человеке», защиту достоинства и прав человеческой личности. «В „Бедных людях“, — писал Добролюбов, — написанных под свежим влиянием лучших сторон Гоголя и наиболее жизненных идей Белинского, г. Достоевский со всею энергией и свежестью молодого таланта принялся за анализ поразивших его аномалий нашей бедной действительности и в этом анализе умел выразить свой высокогуманный идеал»; «...в забитом, потерянном, обезличенном человеке он отыскивает и показывает нам живые, никогда не заглушимые потребности человеческой природы, вынимает в самой глубине души запрятанный протест личности против внешнего, насильственного давления и представляет его на наш суд и сочувствие <...> от него не ускользнула правда жизни, и он чрезвычайно метко и ясно положил грань между официальным настроением, между внешностью, форменностью человека и тем, что составляет его внутреннее существо, что скрывается в тайниках его натуры и лишь по временам, в минуты особенного настроения, мельком проявляется на поверхности».