Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
5 Сфера быта и услуг в XIX в. (1801-1861)
Период с 1801 по 1861 г. по традиции принято называть первой половиной XIX в. Крепостное право еще сохранялось. Однако быстро росло число крепостных крестьян-отходников, что способствовало их занятости не только в производственной сфере, но и в сфере услуг в городах. Большинство извозчиков, банщиков, парикмахеров, полотеров и поломоек, прачек, нянек, официантов были юридически несвободны по отношению к своим владельцам, жившим в сельских поместьях. В городе они оказывали платные услуги любому горожанину, способному заплатить. Среди подобных работников сохранялись довольно сильные земляческие и родственные связи. Их семьи обычно проживали в деревне, в городе они вели холостяцкий образ жизни.
К началу XIX в. для дворянства и самых состоятельных купцов европейские обычаи и моды стали нормой жизни. Благодаря совершенствованию инфраструктуры, почтовой связи столичные новости довольно быстро попадали в провинцию. Небогатые дворяне получили уникальную возможность знакомства с европейской сферой услуги модами во время наполеоновских войн, когда русская армия побывала на территории Австрии, Польши, Германии, Франции. Те дворяне и зажиточные горожане, которые не воевали, узнавали о новинках не только от знакомых и родственников, но и от осевших в России пленных из армии Наполеона, которые служили воспитателями детей, поварами, парикмахерами и т.п. Далеко не все, кого тогда в быту звали французами, на самом деле были ими по национальности, и очень многие из них у себя на родине не работали в сфере услуг. Предприимчивые русские, почувствовав спрос на иностранное, стали использовать эту слабую сторону заказчиков. Улочки провинциальных городков украсили анекдотические вывески, вроде написанной без заглавных букв и знаков препинания: «Стрижем и бреем козлов и баранов только что из Парижа».
Официальная государственная политика этого периода, как ни странно, состояла в насаждении патриотизма. Изучение литературного русского языка и русской литературы дворянскими детьми стало обязательным признаком образованности не только сыновей, но и дочерей. Фрейлин императорского двора обязали иметь в своем гардеробе парадные сарафаны и кокошники, по¬добные боярским XVII в. Крепостных кормилиц и нянек одели в шелковые сарафаны, чтобы они ассоциировались у питомцев с образом Родины-матери. Русское образованное общество обрело свою самодостаточность и оказалось способно осмысливать целесообразность и степень иностранных заимствований.
Нарастали темпы урбанизации. Горожане стали нуждаться в развитой сфере услуг - в области городского транспорта, торгов¬ли, пошива одежды, обуви и ее содержания в чистоте, сооружения, ремонта и оформления жилья, поддержания порядка в доме и около него, общественного питания. Заимствования в области бытовой культуры проникали в пригородные и придорожные се¬ла. Строительство первых железных дорог ускорило эти процес-ры; к тому же появились услуги пассажирам поездов и провожающим-встречающим, сократилось время доставки почты и гру¬зов.
Обслуживание обрядов жизненного цикла. В первой половине XIX в. многое из того, чем в XVI11 в. пользовалась только дворян¬ская верхушка, стало распространяться в более широкие круги. Так, в городах появилась конкуренция наемных свах. Без их услуг] обходилась редкая зажиточная семья. Свахи принимали даже сложные заказы на межсословные браки. Богатевшее купечество! стремилось отдать дочерей за обедневших дворян, чтобы внуки были благородного сословия.
Так как почта работала достаточно быстро, вошел в моду обычай письменных поздравлений, приглашений, благодарностей, выраже-; ний соболезнования. Эта мода инициировала издание письмовников! с образцами подобных текстов, и желающим оставалось только их списать, вставить нужные имена и отослать адресату. В писчебумаж-j ной лавке можно было купить розовый конверт для любовных посла¬ний, черный —для траурных, зеленый—для дружеских и т.д. Конвер¬ты запечатывали сургучом или воском. Корреспонденты, не имевшие] фамильных гербов, покупали печатки, на которых вырезали сердеч-ки, голубков, почтовые рожки, крылатые сандалии Меркурия и др.
Вошли в моду именные визитные карточки (визитные биле¬ты), которыми напоминали о себе в большие праздники. В связи Я этим отпала необходимость объезжать с визитами всех родствен-( ников и знакомых, достаточно было вручить швейцару такую кар- \ точку. Однако строгие ревнители хорошего тона (особенно в Мо¬скве) с предубеждением относились к такому «простонародному] обыкновению». Развозку билетов осуществляли, как правило, ла¬кеи и для облегчения своего труда придумывали различные ухищ¬рения. В Москве существовали своеобразные сборные места] (Охотный ряд), где они сличали списки и менялись визитками, что не всегда обходилось без недоразумений.
Свадьба. Планка минимального брачного возраста была поднята законом до 15,5 лет для девушек и 17,5 лет для юношей.
Свадебное платье молодой дворянки должно было отвечать европейской свадебной моде. В эпоху торжества ампира утверди¬лось мнение, что платья девочек и юных девушек должно быть из легких светлых тканей. В 1830-е гг. ампир вышел из моды, и дамам разонравились платья, похожие на туники. Европейские торгов¬цы тканями затоварились светлыми тонкими тканями. Выход был найден на основе сотрудничества с модными домами, которые убеждали клиенток, что подвенечное платье должно быть непременно белым и крайне пышным, украшенным кружевами и вы¬шивками. Так русские девушки пошли под венец в белом и кремо¬вом. Правда, цветные отделки (вплоть до черных) делались до 1860-х гг.
Степень религиозности высших кругов постепенно убывала. Невеста могла быть в платье с глубоким декольте и в лайковых перчатках. Так как парики вышли из моды, а сложные женские прически сооружались на основе своих волос, то венец на голову не надевали уже никому. В руках невесты появился букетик от же¬ниха. Чаще всего он был из восковых цветов, как и веночек на го¬лове.
Далеко не у каждой дворянской семьи были гербовая карета и конюшня. Стал допустимым наем свадебных экипажей и лоша¬дей, вошла в практику наемная квартира для новобрачных, кото¬рую снимали на первое время, даже если позже предполагалось жить с родителями мужа. Был вариант свадьбы с пышным венча¬нием в городской церкви и быстрым отъездом молодой дворян¬ской пары в сельское имение.
Ассортимент подарков на дворянской свадьбе изменился под влиянием торговцев дорогими предметами интерьера. Скатерти и полотенца сменили часы, картины, дорогие безделушки, серебря¬ные и фарфоровые сервизы. Принимались заказы на подобные вещи. Подарок выбирали изящный, неповторимый и полезный в хозяйстве. Граверы предлагали молодым сделать памятные надпи¬си на внутренней поверхности золотых венчальных колец: гравиро¬вали дату брака и на кольце невесты — имя жениха, а на кольце же¬ниха — имя невесты. Памятные надписи делались и на подарках. Вошло в моду заказывать парные портреты молодых хорошему живописцу.
Столь любимые авторами романов и фильмов романтические свадьбы с «убегом» или «увозом» девушки в жизни нечасто конча¬лись законным браком. Запрещалось венчать первобрачную без благословения родителей или заменяющих их родственников. Та¬кую услугу мог оказать поп-расстрига или рискнувший за солид¬ное вознаграждение священник малодоходного отдаленного при¬вода, а то и кладбищенской церкви. В редких случаях на это нару¬шение шли полковые священники, если выбор невесты одобрило офицерское собрание. Офицер имел право венчаться с невинной дворянской или купеческой дочерью, жившей в родительском доме в семье с хорошей репутацией или сиротском воспитательном заведении, или с почтенной вдовой, которой убегать было ни к че¬му. Церковное начальство при малейшей настойчивости родных девушки и оплате хлопот могло объявить такой брак незаконным, а детей — незаконнорожденными. В ряде случаев оно успевало упредить подобное венчание, разослав по соседним епархиям предупреждение не венчать девицу такую-то впредь до особого указания.
Очень трудно было договориться с церковью об услуге так называемого «привенчания» ребенка, признанного отцом, но родившегося до брака отца с матерью. Эта услуга тоже лежала на грани закона и беззакония.
Крестины претерпели очень мало изменений. К этому времени окончательно сложился покрой крестильного платьица: оно было намного длиннее малыша, чтобы не зябли ноги, а на груди имело длинный разрез, что упрощало одевание и не мешало мазать малыша елеем. Появились подарки для ребенка. Дарили игрушки, ткань на одежду, серебряные предметы (ложки, кошельки, погремушки) «на зубок».
Именины. День ангела стали отмечать многие, появились и соответствующие подарки. В любой посудной лавке стояли фарфоровые и фаянсовые чайные пары с надписью «С днем ангела». Раскраска и форма чашек была на все вкусы: от утонченных форм из светлого фарфора с тонкой золотой каймой до так называемых «агашек» — ярко-синих или красных чашек с аляповатыми цветами и иногда сплошной позолотой внутри. Большие по объему, видные издалека «агашки» были модны в купеческой среде.
Похороны. На богатых похоронах появились небольшие венки под влиянием увлечения античностью. Предполагались лавровые венки, но из-за дефицита лавра ограничивались еловыми и сосновыми ветками. К ним крайне редко подплетали цветы и еще реже украшали их лентами.
В дворянских имениях возле усадебных храмов сооружали семейные некрополи владельцев. Кресты, надгробные плиты с надписями, статуи были обязательно каменными. В связи с этим у каменотесов появился массовый заказчик. Большинство провинциальных дворян не претендовало на неповторимость надгробия для близких и довольствовалось «типовыми» вариантами.
Над могилами особо дорогих умерших иногда возводили склепы или часовни.
Под влиянием спроса сторожа городских кладбищ стали четко выделить участки для богатых, которые они действительно сторожили от случайных бродяг, и бедных, о которых не беспокоились. За отдельную плату сторож мог круглый год ухаживать за могилой. Знать хоронили поближе к кладбищенскому храму, центральной аллее.
Строительство. В 1762 г. в столице под руководством И.И. Бецкого была сформирована Комиссия о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы. За 30 лет она разработала планы реконструкции более 300 старых и новых русских городов (Кострома, Тверь, Владимир, Ярославль, Тула, Архангельск, Калуга, Вологда и др.). В основу каждого проекта был положен принцип «регуляторства»: устройство широких и прямых улиц, просторных площадей, рациональное размещение административных (в центре, возле торговой площади и собора) и жилых зданий. Строительство велось по строго разработанному плану, а город рассматривался как единый архитектурный организм.
В первой половине XIX в. во всех губернских и крупных уездных городах велось каменное строительство. Строительство казенных зданий курировал департамент государственного хозяйства и публичных зданий министерства внутренних дел. В 1803 г. это министерство выпустило инструкцию для единообразия казенных зданий. Всем губерниям предписывалось сочинить общие планы, которые должны быть удобны, дешевы и строго придерживаться образцов во всем, кроме украшений. Деревянные здания следовало ставить на каменный фундамент. Образцовые планы и сметы казенных зданий были созданы академиком А.Д. Захаровым (автором знаменитого Адмиралтейства).
Проектирование. Первые правила о внешнем облике частных строений, составленные В.П. Стасовым в 1811 г., действовали до 1917 г. Именно они определили облик большинства образцовых фасадов всех серий, следовательно, и облик российских городов. Строения должны иметь нечетное число окон. В каменных домах высота окон не меньше двух аршин с четвертью (1,6 м). Простенки не уже аршина с четвертью (0,9 м). Минимальная высота дома снаружи 3,6 м, внутри 2,88 м. «Такова высота самая крайняя, а ниже строения вредны для жития людей».104 Глава 2. Сервис и повседневные ритуалы в царской России
В жизни правила нередко нарушались. Самым распространенным типом городского здания был одноэтажный дом «в три окна», мало отличавшийся от крестьянской избы. Строители, идя навстречу заказчикам, желавшим экономить дорогие дрова в морозные зимы, уменьшали высоту строений и площадь окон. Так как двухэтажные строения облагались более высоким налогом, чем одноэтажные, по всей России выросли дома с мезонином (неполным вторым этажом по центру здания), облагавшиеся налогом! как одноэтажные. В образцовых фасадах было мало проектов Дутловых домов, поэтому именно здесь заказчик и строители давали волю фантазии.
Власти стали требовать дополнительных инженерных подсчетов и проверки пригодности грунта для тяжелых построек. Злободневной проблемой стало требование: не использовать под сады и огороды оформленные для строительства городские участки Представить подобное в европейском городе XIX в. невозможной В 1850-е гг. впервые стали регламентироваться сроки частного! строительства и было запрещено крыть городские (!) обывательские дома соломой. Но соломенные крыши с жилых построек исчезли не раньше 1860-х гг., а на сараях и хлевах городских подворий они дожили до начала XX в.
Строители. Важной фигурой в строительстве стал подрядчик Архитектор в губернском городе был всего лишь чиновником, который составлял смету казенных построек, закупал материалы.] следил за соблюдением инженерных норм строительства, составлял технические описи строений. Подрядчик же нанимал артели и 1 вел строительство. Эта сфера предпринимательства была новой со слабой конкуренцией. Поэтому на местах подрядчики букваль но диктовали свои условия архитекторам, завышали цену работ и 1 снижали качество. Под подряд на строительство брался залог. Крупных капиталов в этой области в средних и малых городах не было, поэтому под одно строение подряжалось несколько подрядчиков. Подряды давались и на благоустройство города. Например, на Соборной площади Тамбова в 1831 — 1832 гг. сооружался публичный сад. На покраску его ограды длиной менее I кмбыловзятоЯ 6 подрядов (будто Том Сойер, а не чиновник организовывал этйЯ работы).
В противовес злоупотреблениям подрядчиков свои услуги' J предлагали частные лица, скупавшие незастроенные усадьбы МЩ возводившие там дома для покупателей со средними доходами. Юшент приобретал уже готовый дом и строения. Но и здесь были свои хитрости. Если деревянный сруб уже был обложен кирпи¬чом, то клиенту могли сбыть менее прочный стояковый сруб или сруб из старых бревен по цене нового сруба. Дворяне, еще имев¬шие достаточное число крепостных, предпочитали своих плотни¬ков, каменщиков, печников, маляров и кровельщиков. Но эти до¬ма зачастую не отвечали архитектурной моде.
Домовое обслуживание. С начала XIX в. в городах все большее распространение получает съем жилища, в основном чиновника¬ми и военными, которым нередко приходилось менять место службы. Снять можно было целый дом или его часть. В 1830-е гг. А.С. Пушкин, живший с семьей в Петербурге, но не имевший соб¬ственного дома, поочередно снимал в городе три квартиры. При¬надлежность к родовитому дворянству, большая семья и придвор¬ный чин камер-юнкера обязывали поэта вести соответствующий его положению образ жизни: он содержал 15 слуг. В последние го¬ды жизни Пушкин снимал 11 комнат в доме княгини Волконской на Мойке, в их числе передняя, гостиная, столовая, спальня, ка¬бинет, детская, буфетная и комнаты двух сестер жены поэта. Вме¬сте с квартирой поэт снимал также конюшню, сарай, сеновал, винный погреб, прачечную и кухню.
Домашние слуги. К 1830—1840-м гг. повсеместно вывелся обы¬чай держать многочисленную дворню, как это было раньше. В бо¬гато поставленном доме (сельском и городском) теперь считалось достаточным 30 слуг. Большинство дворовых отныне «приставле¬но» к определенному делу. О внешнем виде слуг, приближенных к господам, по-прежнему принято заботиться не меньше, чем об уб-ранстве комнат, красоте выезда и других внешних атрибутах бо¬гатства.
В светских домах мужскую прислугу (лакеев, швейцара, гайду¬ков) одевают в ливреи французского или английского типа, кото¬рые украшают выпушками и галуном. Количество галуна, кото¬рый нашивался на ливрею слуги, регламентировалось специаль¬ной «Табелью», поэтому по одежде лакея можно было судить о положении его господ в обществе. Дворецкие и камердинеры в большинстве случаев носили обычное модное платье (сюртуки, Фраки). В домах, не претендовавших на светскость, и по преиму-106 Глава 2. Сервис и повседневные ритуалы в царской России ществу в имениях дворовые донашивали платье с барского плеЛ или были одеты в долгополые кафтаны и сюртуки зеленого, сине! го, серого сукна домашнего или фабричного производства, или в сюртуки из желтой, зеленой и голубой нанки, или в камзолы или жилеты, шейные платки и сапоги. В отличие от крестьян дворовый бреются и коротко стригут волосы. Слуги генералов и офицеров! (даже мальчики) носили военную ливрею, а кучера независимо оч положения хозяев — нарядные русские кафтаны и специальные} кучерские шапки.
Дворовые женщины и девушки в большинстве губерний ноем ли юбки с различными кофтами, шушунами и телогрейками или! целые платья и гораздо реже сарафан. Покрой платья и качество] ткани зависели от их положения в доме. Горничные, камеристки и! другая женская прислуга «при господах» в большинстве столич-| ных семей носили скромное модное платье из недорогой ткани] (ситца, коленкора, иногда шерсти) и фартук. Пожилые женщины, 1 особенно старые няньки, часто отступали от модной одежды, и «старушку в теплой телогрейке» с платком на голове можно было i встретить не только в далеком имении. Кормилиц наряжали в бо¬гатое русское платье — белую рубаху с рукавами из тонкого полот-1 на, батиста или кисеи, цветной шелковый сарафан, парчовый или | шелковый расшитый кокошник. Дополняли этот костюм белый! фартук и несколько ниток бус.
Образовательные и педагогические услуги. Согласно указу, при¬нятому в 1803 г., страна подразделялась на 6 учебных округов, в ка-1 ждом из которых намечалось открыть университет. Но в 1804 г. от-1 крыт лишь Казанский университет, в 1819 г. начал действовать] Петербургский, а при Николае I вообще не было открыто ни одно- ] го университета. Уровень знаний, близкий к университетскому, давали лицеи — Царскосельский и Демидовский в Ярославле. ' Средние учебные заведения (гимназии) предполагалось открыть 8' каждом губернском городе, но сделано это было не сразу. В 1824 г. на территории России функционировали только 24 гимназии, а в 1854 г. — 43. Многие дворянские дети воспитывались в частных пансионах или домашними учителями. Гувернеры, обычно фран¬цузы или немцы, не отличались образованностью. После оконча-ния Отечественной войны 1812 г. пленные французские офицеры вернулись домой, а солдаты «Великой армии» стали гувернерами и воспитали целое поколение русских дворян.
Главная установка в воспитании дворянина состояла в том, что его ориентировали не на успех, а на идеал. Быть храбрым, че¬стным, образованным ему следовало не для того, чтобы достичь славы, богатства, высокого чина, а потому что он дворянин, что ему многое дано, что он должен быть именно таким. Резкая крити¬ка дворянства Д.И. Фонвизиным, А.С. Пушкиным и другими пи¬сателями обычно направлена на тех, кто не соответствует этому идеалу, не выполняет своего предназначения. Воспитание, по¬строенное на таких принципах, кажется безрассудным: оно не только не вооружает человека качествами, необходимыми для преуспевания, но объявляет эти качества постыдными. Однако много зависит то того, как понимать жизненный успех. Если в это понятие входит не только внешнее благополучие, но и внутрен¬нее состояние человека — чистая совесть, высокая самооценка и проч., то дворянское воспитание кажется не таким уж непрактич¬ным.
Домашнее воспитание. Нравственные нормы и правила хоро¬шего тона усваивались прежде всего в семейном кругу. Дворян¬ская семья объединяла широкий круг людей: детей самого разного возраста («от двадцати до двух годов», — как насмешливо заметил Пушкин, описывая гостей на именинах у Лариных), а следова¬тельно, многочисленных дядей и теток, двоюродных и троюрод¬ных братьев и сестер. Понятие «родни» включало в себя людей, связанных столь отдаленными родственными узами, что совре¬менному человеку они, пожалуй, не показались бы даже поводом Для знакомства. Вместе с тем эта родня могла довольно активно вмешиваться в воспитание детей; тогда еще не существовало пред¬ставления о том, что воспитание детей является прерогативой от-Ца и матери. Правда, родители в те времена уделяли детям не столь много внимания, оставляя их на попечении наставников и вме-шиваясь лишь в экстренных случаях.
С одной стороны, воспитание ребенка совершенно беспоря¬дочно: няньки, гувернеры, бабка и дед, старшие братья и сестры, постоянные друзья дома — все воспитывают его по своему усмот-Рению и по мере желания. С другой стороны, ребенок вынужден Подчиняться единым и весьма жестким правилам поведения. Бес¬порядочность различных педагогических влияний нейтрализовалась, во-первых, принадлежностью всех «учителей» к одному и тому же кругу общества, разделявшему единую культурную систе-му ценностей; во-вторых, патриархальностью быта, характер¬ного для традиционного общества, воспроизводящего в каждом последующем поколении прежнюю, опробованную систему OTJ ношений.
Отношение к детям в дворянской семье может показаться из-j лишне строгим. Их день был четко расписан: неизменно ранний подъем, уроки и разнообразные занятия; за сколько-нибудь серь¬езные проступки следовало наказание (розга, лишение сладкого или прогулки, стояние в углу на коленях, устранение от общей иг¬ры и проч.). Во всех воспоминаниях и художественных произведе¬ниях гувернер — неизменно отрицательный персонаж в противо¬положность няньке — персонажу всегда положительному, ибо гу¬вернер ассоциировался с ежечасным принуждением, а нянька — с неограниченной свободой. Особым нападкам подвергались гу-1 вериеры-иностранцы. Ходили анекдоты о французе, преподавав¬шем французскую грамматику, который на вопрос, что такое «мо-дальные глаголы», ответил, что он давно покинул Париж, а моды там переменчивы...
Мальчика готовили к будущей службе, а девочка с раннего дет-.| ства — невеста. Гувернантка больше всего заботилась о хорошем французском (без чего Б обществе не обойтись), учила воспитан¬ницу правильной походке, умению вести себя; учитель музыки да¬вал уроки на фортепиано, обязательно разучивал несколько мод¬ных песенок и популярных оперных арий; образование завершал учитель танцев.
Частные дополнительные образовательные услуги (танцы). Тан¬цам обучали всех дворянских детей без исключения. Молодому человеку или девушке, не умеющим танцевать, было бы нечего де¬лать на балу, а бал в жизни дворянина — своеобразная форма со¬циальной организации сословия. Танцы являлись организующим моментом его ритуала, определяя и стиль общения, и манеру раз¬говора. Отказ от участия в танцах имел значение политического поступка, вызова общественному мнению. Так, демонстративно не танцевали будущие декабристы и фрондеры 1820-х гг.
Сложные танцы того времени требовали хорошей хореогра¬фической подготовки, поэтому обучение им начиналось рано (с 5—6 лет). В богатых домах устраивались вечера для детей, в Москве раз в неделю давал свои знаменитые детские балы Йогель, описанный в романе Л.Н. Толстого «Война и мир». Если неболь¬шой праздник устраивался в родительском доме, дети 10—12 лет не просто присутствовали на нем, но танцевали вместе со взрослы¬ми. Здесь учились не только танцевать. «Помни, — наставлял сына Честерфилд, — что изящные движения плеч, умение подать руку, красиво надеть и снять шляпу — все это для мужчины является элементами танцев. Но самое большое преимущество танцев в том, что они всегда учат тебя иметь привлекательный вид, красиво сидеть, стоять и ходить, а все это по-настоящему важно для чело¬века светского»'.
Воспитание в пансионах. Аристократические семьи стреми¬лись обучать своих детей в дорогих престижных учебных заведе¬ниях, например в пансионе аббата Николя, тайного иезуита, где платили в год 1500 руб. — огромные деньги по тем временам. Этот пансион окончил А.Я. Чаадаев, некоторые декабристы, но здесь же учился и будущий шеф жандармов А.Х. Бенкендорф. В панси¬он аббата Николя собирались отдать и Пушкина, но в это время открылся Царскосельский (Александровский) лицей и судьба бу¬дущего поэта была решена иначе. Наиболее известными также были лицеи Ришельевский (в Одессе), Нежинский, Ярославский (Демидовский).
Не всякий пансион имел статус высшего учебного заведения. В таком случае следовало поступить в университет, так как во вре¬мена Александра I требовалось образование, чтобы сделать карье¬ру. К вступительным экзаменам готовились тщательно, нередко на целый год нанимали учителей «по билетам», т.е. с отдельной платой за каждый урок (репетиторство).
Библиотеки. В «Письмах русского путешественника» Н.М. Ка¬рамзин, рассказывая о посещении библиотек во Франции и Прус¬сии, отмечал, что за небольшие деньги можно пользоваться кни¬гами по своему выбору и даже брать их читать домой. В России публичных библиотек еще практически не было. Книги для чте¬ния можно было взять в книжных лавках, но только те, которые не имели спроса и по выбору самого лавочника. Н.И. Новиков учре¬дил в Москве библиотеку для чтения, и в 1816 г. в Петербурге его примеру последовал В.А. Плавильщиков, сын московского купца и брат известного артиста. «Его магазин представлял тихий кабиЯ нет муз, где собирались ученые и литераторы делать выправки 1 выписки и взаимно совещаться», — писалФ.В. Булгарин1. В 1824м книгопродавец и издатель И.И. Глазунов открыл в собственном доме «Библиотеку для чтения российских книг».
В 1830-х гг. в Петербурге взошла звезда А.Ф. Смирдина. Будучи приказчиком у Плавильщикова, он проявил немалые способности, ] ив 1823 г., умирая, Плавильщиков предложил Смирдину, тогда еще! молодому человеку, приобрести его библиотеку. В 1831 г. Смирдин 1 переехал в новое просторное помещение и устроил новоселье своей 1 библиотеки. Газета «Северная пчела» писала:
Лет около пятидесяти перед сим для русских книг даже не было лавок. Книги хранились в подвалах и продавались на столах, как товар ве¬тошного ряда. Деятельность и ум незабвенного в летописях русского просвещения Новикова дали другое направление книжной торговле, и книжные лавки основались в Москве и Петербурге, по образцу обыкновенных лавок. Покойный Плавильщиков завел, наконец, тепЛ лый магазин и библиотеку для чтения, иСленин, последовав примеру Плавильщикова, основал также магазин в той части города, где долгое : время, подле модных тряпок, русские товары не смели появляться в] магазинах. Наконец, Смирдин утвердил торжество русского ума и, каш говорится, посадил его в первый угол: на Невском проспекте, в пре-| красном здании... Русские книги, в богатых переплетах, стоят гордеЯ ливо за стеклом в шкафах красного дерева, и вежливые приказчики, 1 руководствуя покупающих своими библиографическими сведения-! ми, удовлетворяют потребность каждого с необыкновенною скоро-Я стию. Сердце утешается при мысли, что, наконец, ирусскаялитерату- ] ра вошла в честь и из подвалов переселилась в чертоги2.
К началу XIX в. увеличивается число университетских биб-1 лиотек, в работе которых активно участвовали многие ученые (на- ] пример, Н.И. Лобачевский в 1825—1835 гг. был директором биб- 1 лиотеки Казанского университета). В 1830—1840-е гг. публичные 1 библиотеки возникают в губернских и уездных городах. Так, 6 де- ] кабря 1833 г. была открыта Тамбовская публичная библиотека, созданная по проекту Н.С. Мордвинова в числе других губернских публичных библиотек России. Однако в отличие от них она была организована как акционерная компания, имевшая своей целью содействие народному просвещению. Привлечение дополнитель¬ных средств позволило сформировать огромный по сравнению с другими провинциальными библиотеками фонд, достигший 13 101 тома в 1850 г. Не менее богат был фонд и по содержанию: в 1840 г. более 50% составляла художественная литература, 20,6% — периодические издания, 15% — литература по истории, географии и путешествиям, по 3% в фонде занимала юридическая и фило¬софская литература. В 1836 г. был издан первый каталог библиоте¬ки, а в 1845 г. она получила собственное здание.
Медицинское обслуживание. В первой половине XIX в. фельд¬шеров и докторов было уже немало, но их профессиональный уро¬вень оставлял еще желать лучшего. К середине XIX в. уже сущест¬вовало семь обществ врачей.
Акушерская помощь. Приглашение врача на роды богатой дво¬рянки считалось событием исключительным, граничащим с нера¬зумной прихотью. Врачи-акушеры могли оказать оперативную помощь, но чаще всего спасали лишь одну из двух жизней - или матери, или ребенка. Обычно этот страшный выбор делал муж или отец, а врач всего лишь исполнял его волю. Выходить проопери-рованную женщину было крайне сложно. Чаще она погибала от осложнений и инфекции.
Осиротевшему новорожденному требовалась кормилица, ис¬кусственного вскармливания тогда не знали. Младенцев 4—5 ме¬сяцев могли пытаться кормить козьим или коровьим молоком из рожка. Это был вычищенный изнутри коровий рог с прожженной в нем дырочкой. На широкую часть надевали медную крышку. Ро¬жок обшивали снаружи тканью и украшали. У крепостных корми¬лиц обычно отбирали их родных грудных детей и отдавали родст¬венницам. В большинстве случаев ребенок крестьянки погибал, и кормилицы испытывали настоящую привязанность к своему пи¬томцу. Но если молочный брат или сестра дворянина выживали, то кормилицы оказывались в привилегированном положении, многим даже подписывали вольную. В государственные и благо¬творительные сиротские заведения кормилиц нанимали. Это бы¬ли или несчастные матери, только что потерявшие своих детей, или здоровые женщины, которые могли кормить двух младенцев.] 12 Глава 2. Сервис и повседневные ритуалы в царской России
Болезни детей и высокая младенческая смертность могли еде-/ лать несчастной любую семью. У императора Александра I дс/ взрослого возраста не дожил ни один его ребенок: ни от императри/ цы, ни от любовниц. Из-за катастрофически высокой смертности сиротские дома современники называли «фабриками ангелов».
Лечение заболеваний, курортное лечение, военная медицина. При опасных инфекционных заболеваниях карантинные меры были очень жесткими. В эпидемии косившей людей холеры заболевших горожан свозили в холерные бараки и клали на солому. Для спасе¬ния от обезвоживания несчастных погружали в ванну. Средством от жара считалось кровопускание. Неграмотное население было в ужасе от подобных мер и передавало друг другу жуткие слухи, что лекари режут и варят холерных больных. По окончании эпидемии холерные бараки сжигали. Злоупотребления чиновников, отве¬чавших за карантины, бывали причиной холерных бунтов.
При Николае I стали открывать больницы Приказа общест¬венного призрения; их называли богоугодными заведениями. Здесь предполагались лечение и даже диетическое питание. Но в реаль-ности обычно не было ни того, ни другого. (Вспомним «Ревизор» 1 Н.В. Гоголя.)
На курортах с минеральными водами (Пятигорск, Кисло¬водск) стали строить специальные павильоны для питья воды.
Уровень военно-полевой медицины начала XIX в. можно пред¬ставить по «Войне и миру» Л. Н. Толстого. Непременный атрибут I профессиональной одежды хирурга — кожаный фартук, по кото-рому стекала кровь. Даже своевременно прооперированные стар¬шие офицеры могли не выжить из-за раневых осложнений. Про¬фессионального ухода за ними не было, все зависело от милосер¬дия слуг, родных и знакомых. В середине XIX в. в Крымской войне | уже использовали гипсовые повязки, наркоз хлороформом при | самых тяжелых операциях. К этому времени врачи поняли, что не¬обходимо предупреждать вспышки внутригоспитальных инфек¬ций и выхаживать прооперированных раненых. Первые обшины сестер милосердия формировались из девушек и женщин разных сословий. Они должны были иметь хотя бы элементарные меди¬цинские знания. Сестры носили полумонашескую одежду и дава¬ли очень серьезные обеты, касавшиеся их нравственности. Роман и тем более флирт с пациентом грозил исключением из общины.
Санитарно-гигиенические услуги. Санитарно-гигиенические представления населения стали более совершенными. В богатых домах появились мраморные ванны для принятия водных проце¬дур. Правда, у этих помпезных сооружений не было слива. Слуга наливал туда теплую воду, а после окончания процедуры господи¬на вычерпывал остывшую воду ковшом. Практиковалось и обли¬вание водой с целью закаливания. От коммерческих бань к реке, в которую в любое время года окунались после парилки, протяну¬лись крытые деревянные галереи (чтобы не смущать прохожих ви¬дом обнаженных купальщиков).
В то же время у простолюдинов сохранялось представление о том, что паразиты в волосах человека — неотъемлемая реалия жиз¬ни. С ними боролись с помощью костяного гребня. Были очень распространены фарфоровые статуэтки с названием «Ищутся». На ней или две крестьянки оказывали эту услуг друг другу, или мо¬лодая жена перебирала волосы мужа, или мать вычесывала частым гребнем ребенка. Подобные фигурки выпускались фарфоровыми заводами в серии «Народные типы».
Кухня и ресторанный сервис. По словам современника, «во всех землях, куда проникает европейское просвещение, первым делом его бывают танцы, наряды и гастрономия»'. Изменился не только набор блюд, но и порядок еды. В начале XIX в. многие дворяне еще помнили время, когда обед начинался в полдень. Павел I пы¬тался приучить своих подданных начинать обедать в час, во време¬на царствования Александра I время обеда постоянно сдвигалось, а к концу первой трети XIX в. русский порядок еды окончательно вытеснился европейским.
Поскольку время обеда сместилось, отпала необходимость в обильном ужине, который становился либо исключительным яв¬лением (ужин после бала проходил в 2—3 часа ночи), либо сов¬мещал сразу несколько приемов пищи, либо даже отсутствовал вовсе. В периодическом издании «Дух журналов» за 1815 г. опуб¬ликованы «Письма из чужих земель одного русского путешест¬венника», который рассказывал читателям о Лондоне: «...здесь только один раз кушают, а никогда не ужинают, разве слегка че¬го-нибудь перекусят. Но, как здесь завтракают дважды (в первый раз как встанут, чай с тостами; а во второй раз часу в первом посытнее; обедают же поздно часов в шесть, а в десять часов ввечеру опять чай с тостами), то ужин и не нужен»1.
Этот европейский обычай находит своих сторонников и в Pod-сии, обращая обед и чаепитие в важнейшие события дня. К началу XIX в. чай в России употребляли больше, чем в Европе, а в Москйе больше, чем в Петербурге. Петербуржцы начинали свой день с чашки кофе, тогда как для жителей Белокаменной чай являлся «пятой стихией». Благодаря драматургии Островского с послед¬ней трети XIX в. чай стал считаться купеческим напитком, хот^И середины XVII в. и до середины XIX в. преимущественно, а иногда \ и исключительно был дворянским.
Парадные обеды во дворцах. В 1809 г. Александр I упразднил псе адъютантские военные чины, сделав звание «генерал-адъютант»! почетным для генералитета 2-го и 3-го классов (лица 1-го классЛ включались в Свиту автоматически). Число придворных должно-Я стей Свиты было резко сокращено (за счет камергеров, камер-юн-1 керов и пажей); оставшихся начали именовать не «титулярными», а «действительными», и звания «камергер» и «камер-юнкер» сталИ в основном знаком причисления гражданских чиновников к СвиИ те в «знак особого внимания царского к роду и заслугам предков». В 1826 г. Николай I учредил Министерство Императорского Двора и уделов. Возглавлявший его министр был также канцлером I царских орденов и подчинялся только императору. В 1S44 г. про-Я изошла последняя радикальная реформа придворного ведомства, I отнеся всех первых лиц придворных чинов с приставкой «обер» ко 1 2-му классу, вторых лиц — к 3-му. Из штата выбыли все камергеры I и камер-юнкеры, кроме обер-камергера, руководившего Свитой. I Было введено звание «флигель-адъютант» для штаб- и обер-офи-1 церов. Свита Николая I насчитывала 109 генерал-адъютантов и I 224 флигель-адъютанта.
Каждый придворный чин имел присвоенный его званию мун- I дир (указы 1829 и 1831 гг.). Министру двора (если он не имел воен- I ного чина), обер-камергерам, обер-гофмаршалам, обер-гофмейсте-рам, обер-шенку и обер-церемониймейстеру полагался парадный I мундир темно-зеленого сукна с красным суконным воротником и I такими же обшлагами, шитье золотом. Такой же мундир имели 1 гофмаршалы, гофмейстеры, камергеры и камер-юнкеры, но без шитья по швам. Малейшие изменения внешнего вида в форме придворного требовали специального разрешения.
Специальный указ 1834 г. узаконил вид парадного женского платья. Цвет бархата и узор золотого или серебряного шитья опре¬делялись рангом владелицы. Верхнее зеленое бархатное платье с золотым шитьем полагалось статс-дамам и камер-фрейлинам; си¬него цвета — наставницам великих княжон; пунцового цвета — фрейлинам Ее Величества, фрейлинам великих княжон — свет¬ло-синего цвета, гофмейстеринам при фрейлинах — малинового. Покрой платья всем по одному образцу: очень длинные откидные рукава с открытой проймой, спускавшиеся почти до колен, под¬черкнутая декором и планкой с пуговицами, как в русском сара¬фане, вертикальная линия центра переда.
Царские обеды не отличались излишеством уже со времен Екатерины II. Отдавая должное изысканной кухне, и Павел I, и его сыновья были весьма умерены в еде. А. В. Эвальд о Николае I пишет: «Императорская семья проживала в Гатчине совершенно патриархальным образом... Помню, что обедали всегда за длин¬ным столом. Государь садился посередине, государыня — напро¬тив него. Направо и налево от них садились великие князья и княжны и приглашенные лица. Во время обеда всегда какой-то музыкант играл на рояле. Перемен блюд было немного, три или четыре, не больше».
В этих же воспоминаниях описываются обязанности камер-пажей во время царского застолья:
Каждый день за обедом, фамильным или с гостями, камер-пажи слу¬жили у стола царской фамилии... Камер-паждолженбылловкои в ме¬ру придвинуть стул, на который императрица садилась; потом, с пра-вой стороны, подать золотую тарелку, на которую императрица клала свои перчатки и веер. Не поворачивая головы, она протягивала назад через плечо руку с тремя соединенными пальцами, в которые надо бы¬ло вложить булавку; этою булавкою императрица прикалывала себе к груди салфетку.
Перед особами императорской фамилии, за которыми служили ка¬мер-пажи, стояли всегда золотые тарелки, которые не менялись в про¬должение всего обеда. Каждый раз. когда подносилось новое блюдо, камер-паж должен был ловко и без стука поставить на эту тарел ку фар¬форовую, которую, составленным на ней прибором, он принимал, на золотой тарелке подносил чистый прибор взамен принятого.JI6
По окончании обеда таким же образом подносил на золотой тарелке/ перчатки, веер и прочес, переданное в начале обеда. Тогда были в мод^ длинные лайковые перчатки и камер-пажи с особенным старанием разглаживали и укладывали их перед тем, чтобы поднести. Камер-паД жи служили за обедом без перчаток и потому особенное старание об¬ращали на свои руки. Они холили их, старались разными косметиче¬скими средствами сохранить мягкость и белизну кожи'.
Парадные семейные (званые) обеды. Званые обеды отличались от ежедневных числом гостей и множеством церемоний. Согласно русской традиции, блюда на стол подавались «не все вдруг», а по' очереди. Во Франции, напротив, существовал обычай выставлять на стол «по множеству блюд разом». Большую часть кушаний при¬ходилось есть простывшими, что было «далеко не очень удобно и вкусно». Не случайно с начала XIX в. русская традиция обносить блюда распространилась во всей Европе. Обычай, по которому слуги «носили блюда по чинам», в начале XIX в. сохранялся в сре¬де помещичьего дворянства, в домах московских дворян, в петер¬бургском быту этот обычай воспринимался как устаревший.
За каждым гостем стоял особый слуга с тарелкой в левой руке, чтобы при перемене блюд тотчас же поставить на место прежней тарелки чистую. Если у хозяина не хватало своей прислуги, за| стульями гостей становились приехавшие с ними лакеи. «При сто¬ле заправлял всем столовый дворецкий, причесанный, напудрен¬ный, в шелковых чулках, башмаках с пряжками и золотым широ¬ким галуном по камзолу; кушанье разносили официанты, тоже напудренные, в тонких бумажных чулках, башмаках и с узеньким по камзолу золотым галуном. Должно было удивляться порядку, тишине и точности, с которыми отправлялась служба за столом. Все это в уменьшительной степени соблюдалось и в домах дворян¬ских среднего состояния», — вспоминает Я.И. де Санглен2. О та¬ком порядке говорит одно из правил застольного этикета: «При¬слуга не должна ни слова говорить за обедом, и у хорошего амфи-триона не должно быть разговора с его прислугою в течение всего обеда; но и прислуга должна постоянно держать глаза на амфи¬трионе, дабы понять и исполнить малейшее его движение или ука-зание даже глазами. Там, где амфитрион все время дает приказания, ясно, что прием гостей в редкость и что прислуга далеко еще не выучена служить как следует»1.
По мере оскудения дворянства званые обеды в имениях стано¬вились проще, торжествовала русская кухня. Далеко не у каждого гостя был персональный официант. Иногда несколько слуг со¬вмещали обязанности подавальщиков и официантов для доволь¬но большого числа гостей. Повара и официантов для званого обе¬да могли нанять в ресторане. Считалось допустимым заказать в ресторане весь обед и привезти его домой. В ресторан приглашали гостей на дружескую мужскую пирушку, но ни в коем случае не на семейное торжество.
Многие дедовские привычки пережили европеизацию XVIII в. Взять со стола в конце угощения гостинцы для своих оставшихся дома близких (если хозяева не позаботились о таких наборах зара¬нее) считалось возможным не только на именинах соседа, но и в императорском дворце. Гостинцами оделяли не только детей, но и приближенных слуг и любимых домашних животных.
Сохранившее высокие доходы дворянство и богатевшее ку¬печество разбиралось в тонкостях столового этикета и блюдах для гурманов. Устрицы были не менее знакомы им, чем волжская осетрина, а спаржа и шампиньоны выращивались в собственном в хозяйстве, ананасы уже никто не солил. Конфеты на богатый стол подавали не в коробках, а в «конфектных деревьях», напо¬минавших многоярусные вазы для фруктов, где каждый ярус со¬стоял из нескольких небольших емкостей для разных сортов сла¬достей.
Чаепитие приобрело черты семейной интимности. Оно не предполагало присутствия слуг. Слуги вносили горячий самовар, посуду, выпечку, варенье, сахар, полоскательницу с водой (чашку полагалось каждый раз споласкивать). Наливала и подавала чай, потчевала гостей хозяйка или старшая дочь. Появились самовар¬ные столики в виде легкой этажерки с фаянсовой крышкой. На ее полки ставили вазочки с угощением, сахарницу, полоскательни¬цу. Самоварный столик приставляли к большому столу.
Продукты к чаю были самые разнообразные - сахар, молоко, сливки, варенье, хлебные и кондитерские изделия. Пить чай по-русски означало пить его с едой и сладостями. Особым угошением здесь оставалось варенье. Многие хозяйки любили хвастать-Ч ся вкусом сваренного ими варенья. Так, Н.О. Пушкина, мать по! эта, живя летом в имении, занималась его приготовлением сама;] «Сегодня я пешком ходила в Михайловское, что делаю довольно часто, единственно чтобы погулять по нашему саду и варить ва-i ренье; плодов множество, я уж и не придумаю, что делать с вишня-ч ми; в нынешнем году много тоже будет белых слив», — писала она в августе 1829 г.1
Изменились представления о пасхальном столе. В дворянских семьях хозяйки для крашения яиц использовали мраморную бу¬магу, сандал, шелковые нитки или лоскуты, переводные картин- ки. На стол полагалось поставить барашка из сливочного масла или масленку такой же формы. Их можно было заказать в конди¬терской. Кулич стал напоминать торт, украшенный кремом раз¬ного цвета, цукатами, марципаном, сахарными цветами, фигурка¬ми ангелов и ягнят. Его также заказывали в кондитерской. Подоб¬ное произведение кондитерского искусства освящали дома, для чего специально приглашали священника. Вместо традиционного свиного окорока можно было подать торт в виде окорока или желе такой же формы. Желе делалось пустотелым, перед внесением к \ гостям внутрь вставляли зажженную свечу для достижения эф¬фекта сияния.
Домашняя кухня и нахлебники. Иностранцев, побывавших в России, поражала многочисленная челядь в домах столичных дво¬рян. «В старых домах наших многочисленность прислуги и дворо-вых людей, — писал ПА- Вяземский, —была не одним последстви-. ем тщеславного барства: тут было также семейное начало. Наши отцы держали в своем доме, кормили и одевали старых слуг, кото¬рые служили отцам их, и вместе с тем пригревали и воспитывали ' детей этой прислуги. Вот корень и начало этой толпы более домо-; чадцев, чем челядинцев»2.
Обычай принимать всехжелающих «отобедать» сохранился и в I первой половине XIX в. По словам Э.И. Стогова, в доме сенатора ; Бакунина «всякий день накрывалось 30 приборов. Приходил обе-дать, кто хотел, только дворецкий наблюдал, чтобы каждый был , прилично одет, да еще новый гость не имел права говорить с хозяевами, а только отвечать... После обеда и кофе незнакомые кла¬нялись и уходили»1. Не столь многолюдны были «родственные» и «дружеские» обеды, однако все же менее 15 человек никогда за стол не садилось.
Будничные хлопоты о еде и заготовках впрок. Среди заготовок впрок все больше распространялось варенье не на меду, а на деше¬веющем сахаре; его раскладывали в керамические горшочки и за¬вязывали вощеной бумагой.
Разнообразнее стали соленья и маринады. Объем этих загото¬вок измерялся не меньше, чем бочонком или даже кадушкой. Для постного стола заготовлялись грибы: с ними варили щи, готовили рыбу, пекли пироги. Особым спросом пользовались изысканные трюфели (подземные клубневидные грибы) — «бриллианты кухни». В 1820-х гг. их стали «добывать» в России, до этого их привозили из Франции. Не случайно в 1836 г. вышла книга «О грибах, употреб¬ляемых в пишу...», где подробно описывалось, как разводить грибы «в садах, рощах и прочих местах». Но и в городах появилась рознич-ная торговля квашеной капустой, солеными огурцами и грибами.
Солонина постепенно сдавала свои позиции на городских рынках; покупатели предпочитали свежезабитое мясо и птицу. Колбасы считались едой иностранной и большой популярностью не пользовались в отличие от сала и ветчины.
Повседневный быт представительниц высшего света отличал¬ся от образа жизни провинциальных дворянок. Нередко житель¬ницы усадеб сами управляли всеми делами в имении, столичные аристократки были далеки от хозяйственных хлопот. Если в круг ежедневных забот помещицы входила обязанность следить за приготовлением еды, то дамы высшего общества избегали захо¬дить в кухню, это считалось дурным тоном. Правда, в конце пер¬вого десятилетия XIX в. непродолжительное время представи¬тельницы высшего света, следуя моде, стали проявлять интерес к ведению хозяйства. Г.Т. Северцев пишет о модном увлечении:
Это увлечение проникло к нам также из Англии, являвшейся в то вре¬мя идеалом экономии и правильного ведения хозяйства. Обыкновен¬но днем закупок являлась суббота. Уже с девяти часов утра и вплоть до двенадцати тянулась целая вереница экипажей в Гостиный двор.
Разодетые в дорогие костюмы хозяйки, поддерживаемые сопровож¬давшими их лакеями, выскакивали на полутемную галерею. Пройти через толпу разряженных, разговаривающих между собою дам было затруднительно...
Мода на экономические закупки и ведение хозяйства продолжалась недолго. Регулярные кортежи на Сенной рынок экипажей высшего круга прекратились... Хозяйством начали снова заведовать различные метрдотели, повара, лакеи, а хозяйки успокоились после чуть ли не полуторагодичного, чуждого им ради моды занятия1.
Новые продукты и кухонная техника. Сервировка и роскошь русского стола поражали иностранцев. Например, летом скатерть усыпали цветами: астры, васильки, желтые шапки, ноготки... Ис¬кусно разбросанные по скатерти цветы или лепестки украшали обеденный стол даже зимой. Вокруг стола размещались кадки с большими лимонными или померанцевыми деревьями в полном цвету, иногда буквально «росшие сквозь стол». Обязательными элементами сервировки были вазы с фруктами. Скульптурные фигуры из золоченой бронзы поддерживали наполненные фрук¬тами корзины. Спелые и живописные плоды помещали также в вазы, состоявшие из нескольких хрустальных или фарфоровых та¬релок, поддерживаемых одним стержнем.
Мода на оранжереи, возникшая во Франции при Людови¬ке XVI, распространилась и в России. Было принято подавать к. столу фрукты из собственного сада и предлагать гостям прогулять¬ся по саду или оранжерее после обеда. Многие городские усадьбы московской знати славились теплицами и оранжереями. У графа Чернышева, пишет Н.Ф. Дубровин, «гости угощались с утра и до^ вечера; ели фрукты до обеда и после него; каждый, кто хотел, шел в оранжерею или фруктовый сарай и срывал сам с дерев плоды»2. Садоводство было любимым развлечением многих дворян. Не¬редко в переписке того времени встречаются просьбы выслать или привезти семена и деревья; небывалых размеров ананасы, дыни, персики, арбузы хозяева посылали в подарок своим родным и зна¬комым.
Изобилием всевозможных плодов славились московские им¬ператорские оранжереи, единственным конкурентом которых в Петербурге (где теплиц почти не было) являлись только царско¬сельские. По распоряжению Александра I каждое утро садовник Лямин рассылал выращенные в оранжереях фрукты «разным при¬дворным особам и семействам генерал-адъютантов».
Многие господа любили проводить время на кухне: следили за процессом, а иногда и участвовали в приготовлении того или ино¬го блюда. В часы досуга сочиняли кулинарные руководства и спра-вочники, старались наилучшим образом обустроить кухню. «Анг¬лийская плита с железным шкафом, вмазанным котлом, с колпа¬ком и русская печь — необходимые принадлежности хорошо устроенной кухни, которая должна быть снабжена кухонными принадлежностями не только в достаточном количестве, но даже в изобилии», — поучала «Энциклопедия русской опытной город¬ской и сельской хозяйки»2.
Общественное питание в специальных помещениях. «Трактир¬ные заведения разделяются на пять родов: гостиницы, рестора¬ции, кофейные домы, трактиры, харчевни», — гласит первый па¬раграф «Положения о трактирных заведениях и местах для прода¬жи напитков в С.-Петербурге» (1835). В каждом городе полагалось иметь строго определенное количество трактирных заведений. Названный документ содержал также указания, какая публика ка¬кие заведения может посещать: в рестораны и кофейные дома вход был закрыт простолюдинам; трактиры предназначались главным образом для среднего купечества; женщины могли входить только в гостиницы к общему столу, в рестораны и трактиры представи¬тельниц слабого пола полиция не впускала. Пристанищем про¬столюдинов были харчевни.
В первой половине XIX в. значительных перемен втрактирах и харчевнях не произошло. Правда, некоторые из них стали ориен¬тироваться на постоянных посетителей. Например, были тракти¬ры для извозчиков, где подавали сытную горячую простую еду, чай. Появились кухмистерские — небольшие заведения, нечто вроде столовой, с европеизированной кухней, простым обслужи¬ванием.
В России первое заведение, окрестившее себя «ресторасьон», открылось в 1805 г. (С.-Петербург, Офицерская улица, «Отель дю Нор»). «Ресторация» или «ресторасьон» писали на вывесках до1 конца 1830-х гг.; в 1840 г. было приказано заменить их на вывеску «Ресторан». Эти вывески густо усеяны орфографическими ошиб-ками, их содержание и художественное оформление вызывало на-смешку современников. «В хот в Матрит» («Вход в Мадрид») — так назывался ресторан, описанный в повести А. Заволжского «Сосе-ди», изданной «Московским наблюдателем» в 1837 г.
К числу первоклассных петербургских ресторанов (в основ¬ном французских) принадлежал ресторан Талона на Невском про-. спекте. О его фирменных блюдах сообщает, например, А.С. Пуш-, кин в романе «Евгений Онегин» (roast-beef окровавленный, трю¬фели, страсбургский пирог, лимбургский сыр). Кроме Москвы, Петербурга и Одессы только в считаных городах России имелись приличные трактиры и ресторации: «Полторацкого таверна» (рес¬торан) в Курске, гостиница Гальяни в Твери, трактир Пожарского, в Торжке. У ресторанных поваров были свои фирменные блюда. ( Многие из них были вполне русского происхождения, напри¬мер знаменитые пожарские котлеты, упоминавшиеся Пушки-] ным. Стал цениться подлинный вкус виноградных вин, сыров. Диковинкой были первые консервы. Рестораторы заказывали за! границей паштеты из гусиной печени (это и есть «страсбургский пирог нетленный»).
Дорогие рестораны соперничали в изысканности яств, посу-1 ды, сервиса. Закупалась дорогая фарфоровая и хрустальная посу¬да. Залы украшались оранжерейными растениями, живыми цве- ] тами, коврами. Были рестораны в дворянских английских клубах, купеческих собраниях. Музыкальная программа ресторанов была] разнообразной. Особой популярностью пользовались цыганские \ хоры.
Открылись кондитерские, куда можно было зайти даже с деть-1 ми. Подавали кофе, пирожные, сладости. Конфеты (карамель,^ драже, помадка, клюква в сахаре, цукаты) тогда еще не заворачи¬вали в обертки, а продавали в маленьких коробочках-бонбоньер¬ках. Шоколад в первой половине XIX в. был только напитком.-1 Чашки для шоколада были гораздо меньше кофейных, так как ос- ' тывший напиток считался совсем невкусным. В кондитерскихг была фаянсовая и даже фарфоровая посуда.
Уличная торговля съестным. Главной переменой в торговле11 продуктами можно считать появление хлебных лавок и булочных.
Зажиточные горожане перестали печь хлеб дома. Стал цениться свежевыпеченный пшеничный хлеб. Желанным городским гос¬тинцем теперь считались не пряники и леденцовые петушки на палочке, а баранки, бублики, сушки. Ими торговали не только в лавках, но и вразнос.
Торговля. В местах пересечения торговых путей устраивались ярмарки. В 1816 г. после пожара в Макарьеве знаменитая ярмарка переехала в Нижний Новгород. Ежегодно в июле—августе сюда привозили множество товаров, отечественных и зарубежных из стран Европы и Востока вплоть до Китая. Общая сумма продаж достигала нескольких миллионов рублей.
Французский путешественник и литератор Адольф де Кюстин был поражен ее видом и размерами. Он сравнивал отдельные час¬ти ярмарки с городами: чайный, железный, кожаный, кашмир¬ской шерсти, старого тряпья, сушеной и соленой рыбы, персид¬ских товаров, тележного леса и другие. С изумлением он отмечал, что русские торговцы из крепостных могут заключать на ярмарке сделки на огромные суммы на слово, т.е. без расписок и письмен¬ных поручительств. Еще его очень удивили счеты с костяшками и скорость совершаемых с их помощью подсчетов.
Действовали и другие ярмарки — в Ростове Великом, Ирбите, на Урале, Северном Кавказе.
Места постоянной торговли. В первой половине XIX в. гости¬ные дворы во многих городах представляли собой солидные архи¬тектурные сооружения в классическом стиле. Их окружала гале¬рея, по которой публика могла гулять, заходить в лавки или при¬обретать товар у разносчиков. Появились вывески, на которых текст обычно дополнялся рисунком: на табачных лавках рисовали азиата, курившего трубку, на пекарнях и булочных изображали калачи, крендели и сайки, у продавцов русского платья изобража¬лись кучерские армяки и поддевки.
Продавец всегда называл цену «с запросом», предполагая торг с покупателем. При этом обе стороны знали о неписаном правиле «не обманешь — не продашь». Продавец хвалил товар, а покупа¬тель называл его недостатки, оба кричали, божились и лгали друг Другу. Если приказчик не снижал цену, то покупатель делал вид, что уходит. Его останавливали, и торг продолжался. Когда вешь Уже была куплена, то приходилось внимательно следить за тем, как отмерили ткань, не положили ли в «дутик» (бумажный кулек) гнилые фрукты и т.п. Это было своего рода соревнование.
Подобный торговый «сервис» раздражал состоятельных людей европейского воспитания. Поэтому столичные купцы заботились о рекламе для образованной публики. Напечатанная в журнале реклама могла быть такой:
Главная отличительная черта этого магазина — честность. Пошлите ребенка, его так же примут, как вельможу, и за одинакую цену отпус¬тят товары. Сею добродетелью издавна славится меховой магазин Л-ыхъ. Здесь находятся драгоценные плоды дикой промышленности сынов зимы, камчадала, алеута и канадца, то есть великолепная и вме¬сте спасительная одежда, заимствованная человеком от животных, щедро наделенных природою предохранительными средствами от действий климата... Покупателю у них не надобно быть знатоком, что¬бы избегнуть обмана.
Кузнецкий мост в Москве был местом торговли готовой мод¬ной одеждой, тканями, галантереей. Здесь преобладали торгов¬цы-иностранцы. Московский генерал-губернатор Ф.В. Ростоп¬чин вскоре после начала Отечественной войны 1812 г. распоря¬дился уничтожить французскую торговлю на Кузнецком мосту. Но уже в августе 1833 г. А.С. Пушкин писал жене: «Важная но-j вость: французские вывески, уничтоженные Ростопчиным в год, когда ты родилась, появились опять на Кузнецком мосту». В круп-ных городах появились первые отапливаемые магазины. В 1840-х гг.| в Петербургском гостином дворе лавки стали освещаться светиль¬ным газом, что позволило продлить время их работы.
В любом городе было место для торговли стройматериалами, дровами и сеном. На сенном рынке покупатель мог нанять людей для охраны воза по пути домой, чтобы мелкие воришки, выскаки-1 вавшие из переулков и из-за строений, не выдернули клок сена1 для своей скотины, для перепродажи. Неохраняемый воз мог «по-| худеть» наполовину.
Торговля вразнос процветала по-прежнему. Предлагали мыше¬ловки и другие изделия из проволоки, всевозможные метелки Щ коробочки, дешевые статуэтки, парфюмерию. Детская считалка второй половины XIX в., вероятно, раньше играла роль рекламы у подобного продавца: «В этой маленькой корзинке есть и пудра, и духи, ленты, кружева, картинки - что угодно для души». Носили и продукты питания — моченые яблоки, мороженое, пирожки, блю¬да из субпродуктов (почки, требуха и т.п.) и другую снедь. В «при¬личные» дома и дворы разносчиков не пускали.
В села направились коробейники и офени. Коробейник, тор-говвавший вразнос, приносил сравнительно негабаритные и не¬тяжелые товары (галантерея, небольшие отрезы ткани, дешевые украшения, лубочные картинки). Офеня приезжал на подводе и имел возможность доставить товар потяжелее, например желе-зоскобяные товары. Так как у крестьян могло не оказаться свобод¬ных наличных денег, сделки совершались и на обмен.
Ателье мод, пошивочные и швейные мастерские. Мода этого вре¬мени нередко становилась знаком политических пристрастий. Французская революция упростила моду: исчезли фижмы, пудре¬ные парики и шлейфы. Жозефина Богарне, супруга первого кон¬сула Бонапарта, ввела в моду античные туники и легкие сандалии или атласные туфли. В нарядах отражалось равнение на античные добродетели и римские доблести. В мужской моде появились фрак, длинные панталоны, короткий жилет. После русско-турец¬ких войн второй половины XVIII в. в обиход русских дворян во¬шли некоторые элементы восточного быта. Дома дворянин неред¬ко облачался в пестрый восточный халат - китайский, турецкий или бухарский. Его дополняли шаровары, фески, мягкие туфли без пяток. Примерно так одет персонаж картины Г.А. Федотова «Завтрак аристократа».
Увлечение произведениями Д. Байрона, И.В. Гёте, В. Скотта в среде просвещенного дворянства повлияло на формирование мо¬ды. Появились клетчатые панталоны и галстуки, шотландские пледы, которые интеллигенция носила как верхнюю одежду. Сло¬женный плед перебрасывали через плечо (вспомним портрет А.С. Пушкина кисти О.А. Кипренского). Русская аристократия стремилась привозить костюмы из Парижа или шить по модным европейским образцам.
Война 1812г. многое переменила, французские моды долго вы¬глядели непатриотично. Революционные события и освободитель¬ное движение в Европе заставили императора Николая I задумать¬ся о создании единой для всех сословий духовной цели, способной объединить страну вокруг государя и предотвратить брожение Умов. С.С. Уваров, президент Академии наук, а впоследствии ми-126 Глава 2. Сервис и повседневные ритуалы в царской России министр народного просвещения, предложил формулу «православие, самодержавие, народность». В соответствии с этим русский capaфан с кокошником были объявлены официальным придворным платьем. Конечно, сарафан стилизованный — из парчи и бархата, а кокошник украшали драгоценные камни.
Информация о модах. В XIX в. особое место среди модных евро¬пейских журналов занимал «La Mode», основанный в 1829 г. Эми¬лем Жирарди. Раздел иллюстраций вел знаменитый французский художник Поль Гаварни. В Венском журнале по вопросам ис¬кусств, литературы и театра профессор Королевской академии ис¬кусств Франц Штебер помещал оригинальные рисунки моделей.] Но эти журналы в России были весьма дороги, и большая часть модниц и модников черпала сведения о новинках из карти¬нок-приложений к литературным журналам, выходившим в Пе¬тербурге и Москве.
В 1834 г. в Петербурге вышел первый номер журнала «Биб¬лиотека для чтения», имевший разделы, посвященные искусст¬ву, промышленности, сельскому хозяйству и моде. «Совре¬менник», издававшийся в 1836 г. А.С. Пушкиным, а после его .3 смерти П.А. Плетневым, имел модный раздел с рисунками и описаниями моделей. Когда в 1847 г. этот журнал приобрел J Н.А. Некрасов, модный раздел стал вести И.И. Панаев. Модные прибавления давал журнал «Московитянин», орган славянофи-Л лов. К середине XIX в. в большей части модных изданий публи- I ковались собрания рисунков парижских мод с кратким описа-1 нием новых фасонов.
В 1851 г. вышел первый номер журнала «Мода». Новое изда-и ние, по словам издателей, «верной быстро сообщало публике все! замечательные явления модного света, следя не только за изме-Щ нениями туалета, но и за всем, что может интересовать светскихЧ людей в области изящных искусств и разнообразных предметах, подверженных изменению моды». Журнал выходил дважды в ме-: 1 сяц, к нему прилагалась гравюра современной модели, рисунки модных вещей, узоры вышивок, а также объявления о новых книгах, нотах, новостях в сфере искусства. Издатели особо под¬черкивали, что журнал предназначен для образованной публики, но при этом они желают, чтобы он был доступен для всех классов публики. Поэтому за годовую подписку назначалась умеренная'* цена 8 руб.
Парикмахерские услуги. Вместе с модой на одежду поменялась и мода на прически. Мужчины вместо париков красиво укладывали короткие завитые волосы. Прически конца XVIII в. имитировали античные образцы, известные по бюстам древнеримских импера¬торов, поэтому они назывались «титус», «каракалла» и т.п. Стал моден естественный цвет волос, их перестали пудрить и расчесы¬вать на прямой или косой пробор. Во второй четверти XIX в. в мо¬ду вошли полудлинные волосы. Этому невольно способствовал кумир публики, знаменитый венгерский музыкант Ф. Лист, концер-тировавший тогда по всей Европе. «Листовскую» прическу носил И.С. Тургенев. В то время длинные волосы считались признаком вольнодумства. Не случайно люди свободных профессий — худож¬ники, музыканты, литераторы — первыми переняли новую моду.
Дворяне по-прежнему не носили бород, чиновникам и студен¬там это просто запрещалось. Офицерам позволяли усы. В моду во¬шли бакенбарды. Н.В. Гоголь, иронизируя, так писал о бакенбар¬дах петербургских чиновников: «...бакенбарды единственные, пропущенные с необыкновенным и изумительным искусством под галстук, бакенбарды бархатные, атласные, черные, как соболь или уголь, но, увы, принадлежащие только одной иностранной коллегии. Служащим других департаментов провидение отказало в черных бакенбардах, они должны, к величайшей неприятности своей, носить рыжие».
Туризм, путешествия. В начале XIX в. правительство Александра I начало реорганизацию старых и строительство новых каналов. В 1810 г. Волгу соединили с Балтийским морем Мариинской, а в 1811 г. — Тихвинской системой каналов. С 1815 г. на реках России появились первые пароходы, которых к середине XIX в. насчиты¬валось около 50. С 1840-х гг. началось строительство шоссейных дорог, и в канун реформы 1861 г. они соединяли важнейшие горо¬да Европейской России. Однако настоящий переворот в развитии транспорта начался с прокладки железных дорог. Первая желез¬ная дорога соединяла Петербург с Царским Селом (27 км) и слу¬жила больше для развлечения аристократии. В 1839 г. приступили к строительству Варшавской железной дороги, а в 1843—1851 гг. была проложена дорога между Петербургом и Москвой. Ко време¬ни реформ Александра II существовало уже более 1500 км желез¬нодорожного
Поездки и транспортные услуги. Судоходство на юге и в центре страны, где реки были полноводными, глубокими и неторопли¬выми, сильно отличалось от судоходства по северным рекам, уз¬ким, мелким и порожистым. Поэтому на юге и севере применя¬лись разные типы судов. Местом перегрузки был Рыбинск. При¬стани между Петербургом и Рыбинском назывались верхними, а более отдаленные от столицы — низовыми. Караваны, отправля¬ющиеся от верхних пристаней, достигали Петербурга в одно су¬доходство. Грузы из низовых пристаней, перезимовав в пути, до¬ставлялись в столицу лишь на следующий год. В южных губерниях грузы перевозились в обозах по грунтовым дорогам. «В степи ко¬чующий обоз», запряженный медлительными волами, совершал свой путь в течение долгих месяцев.
В первой половине XIX в. состояние грунтовых дорог улучши¬лось. Верстовые столбы и придорожные канавы для отвода лиш¬ней влаги означали, что путешественник въехал на шоссейную до¬рогу. Почтовые экипажи для большей скорости стали запрягать русской тройкой лошадей. Для этой упряжки требовались не лю¬бые, а специально обученные лошади определенных пород. Этот вид упряжки не использовался внутри населенных пунктов, где тройке было тесно. Держатели почтовых станций стали оказывать более разнообразные и качественные услуги проезжающим. Поч¬товой тройкой за плату теперь могли пользоваться и те, кто ехал по своей, а не по казенной надобности.
У дворян стали модны увеселительные прогулки в пригороды. Именно для этого построили первую в России железную дорогу из Петербурга в Царское Село. В поезде были не только пассажир¬ские вагоны, но и платформы для перевозки экипажей. Чтобы за¬интересовать потенциальных пассажиров, на конечной станции построили специальное помещение для концертов. Оно и было первым вокзалом.
Быстро росли города, но улицы в них все еще мостили дере¬вом. Деревянные мостовые были значительно дешевле, чем ка¬менные, да и езда по ним была менее тряской и шумной. Даже в Петербурге только центральная часть города была вымощена бу¬лыжником. Окраинные районы столицы вообще не знали мосто¬вых и в сырое время года утопали в грязи.
В крупных городах быстро распространился первый в России городской транспорт — извозный. Извозчиками были в основном крестьяне-отходники, отпущенные помещиком для зарабатыва¬ния оброка. Они приезжали в город с лошадью, оформляли разре¬шение на извоз и ждали седоков в людных местах. Извозчики обыкновенно одевались в русские кафтаны, охабни или зипуны. По внешнему виду можно было различить собственно извозчиков и «ванек». О московских извозчиках 1840-х гг. М.Н. Загоскин пи¬шет: «Ваньки (бедные крестьяне, занимавшиеся в зимнее время извозом) почти все походят друг на друга: у каждого лубочные по-шевеньки, плохая упряжь и безобразная, но не знающая уста¬ли крестьянская лошаденка... Ванька в сером зипуне и красной поношенной шапке... извозчик в бобровой шапке и шелковом ку-шаке».
Стоянки извозчиков назывались биржами. Поездке предше¬ствовал торг пассажира и извозчика о цене услуги в зависимости от расстояния, времени суток, репутации места (спокойное или опасное), наличия потенциальных пассажиров на обратном пути, скорости движения.
Извозчики, перевозившие грузы внутри города (дрова, строй¬материалы, сено), назывались ломовыми. Их подводы могли гро¬мыхать и ночью при свете уличных масляных фонарей. В 1830-е гг. на улицах Петербурга появились омнибусы - многоместные каре¬ты, запряженные двойкой лошадей, ходили по определенным маршрутам; поездка на них стоила дешевле, чем на извозчике.
В городах появлялись гостиницы. Ненавязчивый сервис в них можно представить по «Ревизору» и «Мертвым душам» Н.В. Гого¬ля. На приезжих стали ориентироваться владельцы некоторых ресторанов. Входил в моду обычай что-то покупать на память о по¬сещении другого города. Например, А.С. Пушкин писал о покуп¬ке в Торжке вышитых золотом поясов. Своеобразным литератур¬ным жанром стали записки путешественников. В обиход вошло слово «достопримечательность».
Курортный отдых. Обустраивались русские курорты. Отечест¬венным противовесом заграничному лечению являлись Кавказ¬ские минеральные воды. Там строились гостиницы, курортные залы. Вошло в обиход понятие «курортный сезон». В «Герое наше¬го времени» М.Ю. Лермонтов описал один из таких курортов. Одинокие женщины благородного происхождения не могли по¬ехать на курорт одни. Но наемных компаньонок еще не было, искали знакомых и дальних родственниц для сопровождения на воды.
Поездки за границу. За границу стали ездить не только для лече¬ния и образования, но и для отдыха. Однако понятия «тур» в Рос¬сии не было. Обычно путешественники составляли маршрут по своему желанию. Образование и свободное владение иностран¬ными языками, хорошая информированность о стране пребыва¬ния позволяли русским дворянам игнорировать услуги навязчи¬вых гидов. Молодые дворяне путешествовали в сопровождении своих учителей.
Услуги связи. С 1837 г. почтовые отправления стали перевозить по железной дороге (Россия — одна из первых стран, организовав¬ших такие перевозки). Это, впрочем, не упразднило службы ям¬щиков. Носили они черные низкие шляпы, обвитые павлиньим пером, армяк (бурого, синего, серого сукна), подпоясанный пест¬рым тканым кушаком, желтые кожаные рукавицы. В 1843 г. вве¬ден единый почтовый тариф на пересылку корреспонденции не¬зависимо от расстояния, в 1848 г. установлены почтовые ящики и выпущены штемпельные конверты (с напечатанным государст¬венным гербом — знаком оплаты), в 1858 г. — почтовые марки.
В 1843 г. создана городская почта в Петербурге, в 1845 г. — в Москве. Внутригородскую доставку почты осуществляли спе¬циальные служащие — почтальоны. Они носили форменные сюр¬туки темно-зеленого сукна и такие же брюки, кивер с галунной кокардой и петлицей. Слева на груди располагалась круглая бляха по размеру немного больше кокарды на кивере. Полагалась также полусабля на кожаном темляке. Через левое плечо — кожаная сум¬ка на ремне. В конце 1840-х гг. кивер почтальона был заменен форменной фуражкой.
Музейно-выставочная деятельность. Подъем патриотических чувств и интерес образованного русского общества к собственной истории в начале XIX в. развивались на волне модного в Европе романтизма с его культом «народного духа». Откликаясь на запро¬сы общественности, Александр I поручил Н.М. Карамзину напи¬сать историю России. Не будучи профессиональным историком, он отнесся к заданию со всей серьезностью, и в 1816—1817 гг. вы-' шли первые 8 томов его «Истории государства Российского» (по¬следний том увидел свет в 1829 г.).
Коллекционирование, создание и хранение коллекций. После ве¬кового забвения была как бы реабилитирована древняя столица — Москва. Московский Кремль воспринимался как святыня нации. Кремль стал музеем под открытым небом. Были приведены в от¬носительный порядок его постройки, серьезно пострадавшие в Отечественную войну 1812 г. Статус государственной коллекции получили собрания Оружейной и Патриаршей палат. Была уст¬роена первая выставка их экспонатов для публики. Архитекторам было предписано провести обмеры и зарисовать самые старые храмы, палаты, крепости, монастыри по всей стране. Запретили делать новые пристройки и изменяющие внешний облик ремонты этих сооружений.
В первой половине XIX в. были открыты первые местные му¬зеи: в Барнауле (1827), Оренбурге (1831), Астрахани (1836); собра¬ния, связанные непосредственно с производством (модель-каме¬ры, натуральные кабинеты Вольного экономического общества, превратившиеся в начале XIX в. в музеи), историко-археологиче-ские музеи в Николаеве (1806), Одессе (1825), Петербурге (Румян-цевский музей, 1831).
Доступные музеи. В Петербурге был открыт доступ «чистой» публики в те помещения Зимнего дворца, где размещались наибо¬лее интересные коллекции произведений искусства (Эрмитаж). Осмотр этих коллекций требовал гораздо высокой эрудиции, по¬этому их посещала образованная публика, которая не нуждалась в экскурсоводах; для их комфортного отдыха были расставлены ди¬ваны.
Выставки. Существовала практика объезда и императором и наследником престола части империи. В губернских городах к прибытию высочайшей особы с 1830-х гг. стали устраивать вы¬ставки сельскохозяйственных культур, породистого скота, изде¬лий местного производства, произведений местных художников. После отъезда императора с экспонатами знакомились все же¬лающие дворяне, купцы и мещане. Крепостные крестьяне не при¬глашались. По итогам выставки печатался отчет.
Зверинцы и ботанические сады. В XIX в. ботанические сады в России были в основном закрытыми и служили, как правило, на¬учным целям, например ботанические сады при университетах *Орьева(1803),Харькова(1804), Казани(1806), Киева(1835). Осо¬бое значение имело создание ботанических садов в южных районах России, которые стали центрами интродукции субтропиче¬ских растений (Крым, Сухуми, Тбилиси).
Передвижные зверинцы открывались частными предприни¬мателями, которые в сугубо коммерческих и развлекательных це¬лях показывали «диковины» животного мира (часто на ярмар¬ках) — слонов, львов, тигров, обезьян, медведей, крокодилов, пав¬линов, удавов, попугаев и проч. Вспомним знаменитую басню И.А. Крылова о слоне и Моське. Слона не поставили на место в] ожидании прихода публики, а водили по улицам. Обычно к этой рекламной уловке прибегали, когда зверинец прибывал в город. Основная масса зверей в нем была самой заурядной, но наглядная демонстрация «диковины» привлекала публику. В зверинце могли быть и дрессированные или прирученные животные.
Праздники, увеселения, зрелища. Екатерине II принадлежит из¬речение: «Народ, который поет и пляшет, зла не думает». Слова эти можно было бы поставить в качестве эпиграфа к «театральной политике», которую русское правительство проводило на протя¬жении более сотни лет. Императрица высказала еще одну актуаль¬ную для эпохи Николая I мысль: «Театр есть школа народная, она должна быть непременно под моим надзором, я старший учительв этой школе, и за нравы народа мой ответ Богу».
В XIX в. на народные гулянья смотрели как на необходимую часть городского уклада жизни. Более того, в 1820-1830-е гг. стало признаком хорошего тона посещение народных увеселений «поя горами» и «под качелями» высшими кругами, особенно поощря¬емое после декабрьских событий 1825 г. Это нашло отражение прежде всего в официальной печати: газеты, журналы техлет пест¬рели и краткими, и обстоятельными корреспонденциями о масле¬ничных, рождественских, пасхальных и других гуляньях.
Катальные горы, качели, карусели. Катальные горы заняли прочное место в увеселениях петербуржцев. Их ставили на Неве, Фонтанке, недалеко от Смольнинского перевоза, на Адмиралтей¬ской площади. Горы были двусторонние и строились параллельно в разных направлениях. Разгон санок был такой, что они пролета¬ли по ледяной дорожке более 100 м. Высота гор нередко достигала 10—12 м, и полиции вменялось в обязанность следить, чтобы в це¬лях безопасности горы для катания наверху были обнесены пери¬лами (потом им на смену пришли затейливые восточные беседки). расчищенная от снега дорожка, по которой скользили сани, укра¬шалась елками, флагами, даже деревянными фигурами. С наступ¬лением темноты зажигали фонари.
Специфически городской частью гуляний были карусели. Боль¬шие карусели украшались и имели площадку для зазывал. Особая роль здесь принадлежала «самокатам» — двухэтажным крытым по-стройкам с наружной и внутренней галереями. Катание сопрово¬ждалось выступлениями на галереях актеров самого разного плана вплоть до музыкально-хореографических номеров и разыгрыва¬ния народной драмы. В Нижнем Новгороде этот вид каруселей стал настолько популярен, что площадь, где выставлялись аттрак¬ционы, назвали Самокатной.
Кукольный театр. В XIX в. кукольное искусство являлось од¬ним из самых распространенных увеселений. В обычные дни пе¬ред привилегированной публикой выступали исключительно ку-кольники-иностранцы, имевшие возможность давать объявления о своих спектаклях в газетах и снимавшие на время гастролей спе¬циальные помещения, входная плата в которые была довольно высокой. Среди них преобладали марионетки и демонстраторы механических фигур, причем ценилось не столько содержание, сколько зрелищность, необычность. Простые горожане в будни довольствовались выступлениями бродячих шарманщиков. Не¬которые из них ходили со старыми шарманками-шкафчиками и танцующими в нем куклами. Но наиболее популярными были Петрушка и вертепные представления.
Комедия с Петрушкой разыгрывалась в нескольких вариантах. Самым распространенным был «ходячий» Петрушка. Кукольник и его помощник-музыкант с легкой складной ширмой, набором кукол и шарманкой (или скрипкой) брели от ярмарки к ярмарке, зарабатывая свой хлеб. Кроме того, комедии с Петрушкой пока¬зывали в балаганах. Невероятный успех объяснялся злободнев¬ностью и сатирической направленностью представлений, сце¬ничностью, незамысловатостью форм игры, доступных широким массам всех возрастов и всех уровней развития. Городские шар¬манщики ходили (часто небольшими компаниями) в любое время года только по улицам своего города с каким-нибудь дрессирован¬ным животным или птицей (обезьяна, собака, попугай, щегол).
Раек (потешная панорама) — это небольшой, аршинный (рус¬ский аршин — 71,12 см) во все стороны ящик с двумя увеличитель ными стеклами впереди. Внутри него перематывается с одного катка на другой длинная полоса с самодельными изображениями разных городов, великих людей, событий. Зрители глядят через стекла, раешник передвигает картинки и рассказывает присказки к каждому новому номеру, часто очень замысловатые. Зрелище ведет свою родословную от больших панорам, которые иностран¬ные гастролеры с последней трети XVIII в. привозили на крупные ярмарки. Раек завоевал любовь массового зрителя благодаря лу¬бочным картинкам — основе раешного обозрения. Раешники от¬кликались на события в стране и за ее пределами, раскрывая перед аудиторией «любопытства достойные явления» в природе и раз¬ных сферах человеческой жизни.
Вокзалы, сады, парки, «Вокзалы» впервые появились в Англии в середине XVIII в. в местечке Vauxhall (названо по имени вла¬дельца) близ Лондона. Здесь в саду для вечерних гуляний давали концерты, театральные представления и другие развлечения. Пер¬вый «вокзал» в Петербурге как общественный увеселительный сад был открыт в 1793 г. (Нарышкинский сад на Мойке). Просущест¬вовал он недолго, но на смену ему в XIX в. пришли загородные са¬ды графа А.К. Разумовского на Крестовском острове, гофмаршала И.П. Елагина на Елагином острове, где играл оркестр, «ломались паяцы», а желающих угощали обедом и ужином.
Деревянный вокзал в парке Екатерингофа выстроил в 1820 г. в стиле готики архитектор О. Монферран, содержал его купец Н. Егарев. Особенно много посетителей здесь было в дни тради-ционных екатерингофских гуляний — 1 мая и на Троицу. Од-3 ним из самых знаменитых стал Павловский вокзал, открытый B'j 1838 г. одновременно с первой в России железной дорогой. Он) находился в ведении Правления железной дороги и должен был способствовать привлечению пассажиров к новому виду транс¬порта (с этой поры вокзалами стали называть главные станции на j железных дорогах). В середине XIX в. вокзалы появились во мно¬гих крупных городах - Саратове, Астрахани, Казани, Харькове и др.
По разнообразию развлечений, представленных легкими жан-1 рами, долго не было равных «Заведению искусственных мине¬ральных вод» (1834-1876), недалеко от Петербурга (сегодня -Приморский проспект). На берегу Большой Невки для развлече-». ния публики был сооружен вокзал (в просторечии «Минерашки»), где дважды в неделю по вечерам играл оркестр, а иногда проводи¬лись балы. Конкурировал с ним Демидов сад (1830-1918), за вре¬мя своего долгого существования не раз менявший и название, и направление развлечений. Он возник на месте бывшего Нарыш¬кинского вокзала и принадлежал промышленнику и меценату А.Н.Демидову. В 1860г. В.Н. Егарев арендовал часть участка с са¬дом и прудом и открыл Русский семейный сад, вскоре получив¬ший название Демидова сада (или попросту Демидрон), с духо¬вым оркестром, гимнастами, фокусниками и другими забавами.
В отличие от каменной северной столицы деревянная патри¬архальная Москва была богата садами. Однако большие царские сады в Измайлове, Преображенском и прочие имели преимущест¬венно хозяйственное назначение. В начале XIX в. праздничные гулянья устраивали в Сокольниках, Марьиной роше, на Новин¬ском бульваре, позднее на Девичьем поле; кроме того, москвичи могли посещать Нескучный сад, купленный Дворцовым ведомст¬вом в 1826 г. и ставший местом прогулок аристократического общества. В 1830 г. здесь открылся «воздушный театр» (под откры¬тым небом), где шли водевили, дивертисменты, большие спектак¬ли и даже балеты. Но скоро Нескучное уступило пальму первенст¬ва Петровскому парку, выросшему за Тверской заставой. В 1834 г. здесь был открыт красивый, украшенный античным портиком летний театр, а в 1837 г. — роскошный по тем временам каменный «вокзал».