Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Глава 20 Экономические концепции советологии
Одна из важнейших задач экономической науки Запада состояла в том, чтобы исследовать экономический строй государств, образовавших после II мировой войны «мировую систему социализма», дать ему теоретическое толкование, выявить хозяйственные тенденции и противоречия и в итоге выработать рекомендации для правительственной политики в отношении указанных государств. В этих целях в сотнях университетов были созданы советологические исследовательские центры и институты. Конгресс США, руководство НАТО поручили советологам регулярно готовить сборники докладов, охватывающие все основные аспекты экономики СССР, КНР, стран Восточной Европы. Систематически проводились национальные и всемирные советологические научные конгрессы, издавались специальные журналы. Послевоенная советология стала частью экономической науки. Она была представлена солидными и известными учеными. В то же время условия «холодной войны», a в дальнейшем то ослабевавшей, то обострявшейся конфронтации на международной арене, превращали «советологию» в наиболее идеологизированную и политизированную ветвь экономической мысли Запада, ограничивая ее познавательные возможности.
Послевоенная советология не только по размаху, функциям, но и по содержанию принципиально отличалась от довоенной. В довоенной советологии господствовало мнение, что советская экономическая система — это исторический эксперимент, обреченный на скорую неудачу. Лишь меньшинство советологов продолжало так считать после установления плановых систем управления хозяйством в Восточной Европе и КНР. А после запуска в СССР искусственного спутника Земли в 1957 г. и полета Гагарина их осталось немного. «Экономику советского типа» послевоенная советология признала конкурирующей хозяйственной системой. Ее стали изучать, извлекая практические выводы как для внешней, так и для внутренней политики стран Запада1. В советской литературе анализу советологических работ западных экономистов был посвящен ряд книг2. Им была присуща тенденциозность, причем в еще большей степени, чем публикациям самих советологов.
В послевоенной эволюции советологии можно выделить три этапа. На первом (до середины 1960 гг.) преобладали работы, цель которых состояла в том, чтобы осмыслить, «смоделировать» механизм «экономики советского типа», выявить его возможности, сильные и слабые стороны. На второй этапе (до середины 1980 гг.) выясняли тенденции ее изменения и развитии ее противоречий. Прогнозировали ее показатели. Третий этап начался в конце 1980 гг., когда обозначились контуры рыночной реформы и разрушения «экономики советского типа». Объектом изучения на данном этапе стали процессы и проблемы перехода от планово-централизованной системы к рыночной и выработка рекомендаций для правительств стран, участвующих в переходе.
§1. Два подхода к «экономике советского типа». Рыночные реформы обнажили деформации и противоречия, которые накапливались в «экономике советского типа» в течение десятилетий.
В советологии на протяжении послевоенного периода шел спор между двумя теоретическими лагерями. Представители первого рассматривали советскую экономическую систему как «командный» монолит, неспособный к трансформации и развитию и поэтому обреченный на разрушение3. Их оппоненты рассматривали ее как сложную и внутренне разнородную конструкцию, которая пребывает перманентно в состоянии явных и скрытых перемен под воздействием внутренних и внешних факторов.
Этот спор имел политический и методологический аспекты. В политическом плане первая концепция была связана с жестким курсом в международных отношениях. Ее сторонники полагали, что гонка вооружений, идеологическое и политическое давление на СССР, ограничение экономических и научно-технических связей с ним будут способствовать краху косной командной системы. Вторая концепция исходила из неизбежности эволюции и трансформации советской экономической системы. Она была связана с ориентацией на военную, политическую и идеологическую разрядку, на расширение экономических и других отношений. Интенсификация контактов и связей рассматривалась ее сторонниками как средство ускорения трансформации советской экономики в направлении смешанной системы западного типа.
В методологическом плане дискуссии о природе советской экономики были продолжением спора между и их противниками — представителями институционально-социологического направления. Теоретики «неоклассического» направления рассматривали экономический строй как проявление неизменных «естественных законов общества. Они полагали, советская система - это продукт определенной идеологии и политики, но не отражение потребности в рациональном и эффективном хозяйствовании. Основные черты этой системы (централизованное управление, директивные планы, государственная собственность и др.) не вырастали естественно из природных качеств человека, а навязывались ему принудительно4. Отсюда вывод о ее обреченности.
Представители институционально-социологического направления исходили из того, что экономическая: система общества — и на Востоке, и на Западе — определяется сложным переменным комплексом разнородных факторов, включающим состояние техники и технологии, культурные, социально-политические традиции и установки общества и др. Чем меньше в обществе демократии, а в экономической системе — гибкости, тем в большей степени запаздывает и приобретает конфликтный разрушительный характер необходимая ей трансформация. Однако в целом сторонники данной позиции были убеждены не только в возможности, но и в неизбежности эволюции экономической системы советского типа, ее приспособления к меняющимся внешним условиям.
Очевидное и быстрое крушение «экономики советского типа» в странах Восточной Европы еще не говорит в пользу действия «естественных законов», ибо в этих странах данная экономика строилась в противоречии с их давними культурными, социальными и политическими традициями. Но неудача скоропалительной рыночной реформы в республиках СНГ, относительно постепенное изменение экономической системы — еще не свидетельство правоты второй позиции, поскольку общее движение идет в русле глобальных тенденций рыночной экономики и не исключено, что в основе изменений могут лежать «вечные», «естественные» законы человеческого поведения.
Концепция командной экономики не признавала наличия в ней внутренних критериев эффективности и внутренних импульсов развития, поэтому была разработана модель «заимствованного роста». Командная экономика способна к ограниченному развитию, поскольку она заимствует у Запада результаты НТП и следует за сдвигами в отраслевой структуре экономики развитых стран. Идущие от субъектов хозяйства стимулы к развитию в советской экономике были слабы, и к тому же в большой степени подавлялись директивным планом. План зачастую ориентировался на западные образцы, труднодостижимые и не всегда пригодные для местных условий. Обоснованная стратегия роста, учитывающая совокупность национальных условий и последствия предпринимаемых мер, отсутствовала. Это и теперь не утратило своей актуальности.
Развитие отстающей страны по необходимости в той или иной мере связано с заимствованиями. Вопрос лишь в том, имеется ли программа, отвечающая национальным целям, в качестве собственной основы для усвоения зарубежного опыта.
Более полувека экономика СССР подчинялась идеологии соревнования с Западом, выраженной формулой «догнать и перегнать». Но вопрос хронически состоял лишь в том, чтобы догнать, поэтому неизбежно создавался синдром заимствования. Этот синдром укреплялся и усиливался военным противостоянием, которое сводилось к симметричной гонке вооружений с некоторым качественным запаздыванием советской стороны.
В системе, где нет достаточно четких рыночных критериев для научно-технического и структурного прогресса, такие критерии должна вырабатывать наука на основе объективной статистики. Однако в СССР независимая наука подавлялась, статистика искажалась. Это лишало народное хозяйство собственного компаса движения. Из слабости стимулов, отсутствия критериев, объективного отставания, специфической внешней и внутренней политики и сложился синдром «заимствованного», подражательного развития, обусловивший значительные деформации и потери. Этот синдром усиливался и распространялся на сферу потребления, когда экспорт нефти дал возможность расширить импорт западной промышленной и бытовой техники. В этой связи уместна ссылка на послевоенный опыт Японии. В течение длительного времени Япония заимствовала зарубежную технику. Однако в целом развитие ее производительных сил не было «заимствованным», так как опиралось на оригинальную структурную и техническую стратегию и активную роль в мировой экономике.
Трактовка советской экономики как внутренне неоднородной, противоречивой системы имела два основных варианта. Один базировался на интерпретации неолиберальной методологии идеального и реального экономического строя. Неолиберализм выделял два типа хозяйства — центрально-управляемое и децентрализованное («управляемое с периферии»), как «идеально-мыслимые» исторические модели экономики. Реальные экономические системы рассматривались как смешанные, промежуточные между двумя «идеальными». Неолибералы характеризовали советскую экономику как «центрально-управляемое хозяйство», потому что в нем элементы централизма господствовали, преобладали над элементами децентрализации, но не исключали их.
Другой вариант основывался на методологии институционализма. Эта методология исходила из исторических традиций страны и институтов, порожденных этими традициями и меняющимися техническими условиями. Таким основным институтом для СССР было государственное планирование и управление экономикой. В модели Кэмпбелла Р. выделялись три института: «государственно-производственный истэблишмент», городские домохозяйства и аграрные предприятия. Рыночные отношения между первыми двумя (обмен товаров на рабочую силу) и административные — между первым и третьим (принудительный обмен) составляют основу советской экономики.
В объяснении природы советского экономического строя был сделан упор на определяющую роль идеологии и политики, а также исторических традиций в отношении экономики. В октябре 1917 г. разрыв России с мировым хозяйством имел идеологический и политический характер. Однако в дальнейшем противостояние двух систем, II мировая война, гонка атомных и космических вооружений в ходе холодной войны углубили и законсервировали сверхцентрализм. Без внеэкономического принуждения экономика страны не выдержала бы подобных нагрузок. В итоге сложилась директивно-распределительная система, которая уже не определялась марксистской идеологией или революционной политикой, а в силу внутренней (авто)детерминации сама для себя выработала идеологию и политику. Ее формирование и эволюция неизбежно определялись этим противостоянием. Борнстайн М. отмечал, что советское экономическое развитие определялось стремлением «мобилизовать экономику на быстрое развитие, поддержание и усиление внутренней и внешней мощи. Эти две цели коммунистического руководства достаточны, чтобы объяснить как общую политику, так и специфическую институциональную систему, которые характеризуют советское экономическое развитие».
Признание «экономики советского типа» в качестве конкурирующей хозяйственной системы выразилось в том, что в учебники экономической теории был включен раздел «сравнительные экономические системы» («компаративистика»). В теории толкуют «компаративистику» неодинаково, но можно выделить и общие ее черты. Экономическая система рассматривается как объект исторического выбора отдельной страны. Она интерпретируется как совокупность элементов, которые могут быть скомбинированы в различных соотношениях (формы собственности, методы координации и управления, распределительные отношения и др.). Рассматривается широкий спектр экономических систем, каждая из которых имеет свои преимущества и недостатки. В этом свете понятие «экономика советского типа» предстало как весьма относительное, поскольку были обнаружены существенные различия в системах отдельных стран «восточного блока». Компаративистика избавляла теорию от узости, заданности подхода.
§2. Концепция эволюции советской экономики. В середине 1960 гг., когда в СССР и других странах социализма был предприняты серьезные попытки проведения экономических peфopм стала очевидной внутренняя эволюция их социально-экономического строя. Однако характер, направление, движущие силы и результаты это эволюции были неясны. Они стали объектом развернувшейся дискуссии среди западных экономистов. До II мировой войны дискуссии о перспективах советской экономики вращались вокруг проблем экономической свободы личности и эффективности директивного планирования. Они не были связаны с контекстом всемирной хозяйственной эволюции. Внимание концентрировалось на вопросах статистики. Вопросы взаимодействия между развитием производительных сил и изменением производственных отношений не рассматривались.
В послевоенный период, особенно с 1960 гг., общую методологическую основу этих дискуссий составили теории смены стадий экономического роста. Эти теории характеризовали послевоенный период как «общество услуг» (Кларк К.), «индустриальное» и «новое индустриальное общество» (Друкер П., Арон Р., Гэлбрейт Дж.К.), «общество массового потребления», перерастающее в общество «поиска нового качества жизни» (Ростоу У.) в дальнейшем - как переход к «постиндустриальному», «технотронному», «информационному» обществу (Белл Д., Бжезинский3., Масула Й.). В этой связи ставился вопрос: в состоянии ли «экономика советского типа» дать простор для этих глобальных перемен, приспособиться к ним и соответствующим образом трансформироваться? В зависимости от ответа на этот вопрос позиции западных экономистов разделились. Те, чей ответ был позитивным, выступили с различными вариантами теории конвергенции, сближения двух систем. Те, кто отрицал такую возможность, выступили с прогнозами неизбежного кризиса и разрушения «командной экономики», возвращения в лоно рынка.
Арон Р. писал, что «Я убежден, что главная идея нашего времени — идея «индустриального общества». Европа... не состоит из двух коренным образом отличных миров: советского и западного. Имеется одна единственная реальность — индустриальная цивилизация. Советское и капиталистическое общество — только две разновидности одного и того же типа - прогрессивного индустриального общества». Фурастье Ж. и Лалеф А. подтверждали, что «Современное общество на Западе и на Востоке - это индустриальное общество, в центре которого находится научно-техническая деятельность». Бехер Э. предложил концепцию двух фаз индустриального роста.
Исчерпание факторов экстенсивного роста и переход в фазу интенсивного роста, наиболее важным проявлением которого служит дефицит трудовых ресурсов, определил трансформацию экономических систем как на Западе, так и на Востоке. Для «экономики советского типа» это означало необходимость сделать акцент на росте материального стимулирования, заимствовать инструментарий рынка — свободные цены, прибыль, процент и т.д. Эта концепция согласовывалась с неолиберальной методологией «идеального и реального строя». Реальный строй «экономики советского типа», отклоняясь в сторону рынка, оставался центрально-управляемым, а потому дуалистичным, противоречивым и недостаточно эффективным.
Тинберген Я. аргументировал существование в современный исторический период (при сближающихся целях) единственной рациональной хозяйственной системы, сочетающей элементы плана и рынка, экономических и социальных критериев. В направлении этой системы и происходит движение как на Западе, так и на Востоке. «Цели социальной и экономической политики Запада и Востока все более сближаются, а среди многих мыслимых структур лишь одна является оптимальной, поэтому обе структуры постепенно развиваются в направлении к этому оптимуму». Фактором этой общей рационализации выступает возрастающая роль науки в обществе вообще и ее влияние на государственную политику в особенности.
В концепции трансформации советской экономики Гэлбрейта Дж.К. утверждалось, что современное производство требует формирования крупных хозяйственных организаций, действующих планомерно и согласующих свои планы друг с другом. Как и на Западе, в СССР в этих организациях и в обществе в целом к власти приходит техноструктура, то есть слой администраторов и специалистов. Этот слой ориентируется не на решение социальных задач общества, а на упрочение своих позиций путем расширения производства, НТП, выпуска сложной, прежде всего военной, продукции. Для обеспечения устойчивости производства и сбыта техноструктура нуждается в увеличении государственного бюджета, в гонке вооружений. Таким образом, вступив в стадию «нового индустриального общества», советская экономика утрачивает свою исходную социальную и идеологическую ориентацию и становится разновидностью современной технократической бюрократизированной системы со всеми ее противоречиями и социальными конфликтами.
Теории конвергенции не рассматривали процесс трансформации советской экономики как движение к некоему гармоничному, бесконфликтному обществу. В них предполагалось не полное, а лишь частичное сближение западной и советской экономических моделей. Предполагалось, что различия могут сохраняться и усиливаться в той мере, в какой хозяйственная система зависит не от технических, а от политических и идеологических факторов (Ростоу У., Белл Д.). Теории конвергенции содержали вывод, что экономическая система советского типа развивается в русле мировых тенденций и по мере «глобализации» экономики, интенсификации международных связей, степень сходства различных систем будет возрастать.
Оппонент этой теории Вагнер Г. полагал, что «конвергенция в смысле движения к единой, однозначно определяемой оптимальной системе не вырисовывается как основное течение исторического процесса»; Рейманн Г. утверждал, что «Центрально-управляемая система несовместима с современной индустриальной экономикой». Грегори П. и Стюарт Р. выдвинули против теории конвергенции методологические аргументы. «Трудно разработать модель конвергенции, которую можно было бы верифицировать. Большинство исследователей конвергенции произвольно выбирают показатели и рассматривают их изменения во времени... Но как перейти от этих изолированных явлений (или оценить их масштабы и значение) к общей теории конвергенции экономических систем?». Теоретики «командной экономики» старались выработать иной подход к эволюции экономической системы советского типа: зависимость от определенной идеологии и политической структуры не позволяет этой системе развиваться, лишает ее гибкости, способности к органическому приспособлению. При сохранении основ «командной» системы попытки усвоить элементы рынка имели формальный характер, поэтому были обречены на неудачу. Реальное приспособление имеет место в обществе, но ведет к разрушению строя, потому что система вынуждена допускать все больше «антисистемных» элементов хозяйствования, которые подрывают ее основу.
Поланьи К. в 1960 г. утверждал, что советская экономика основана не на централизованном управлении, а на замаскированных рыночных операциях. Залесски Е. трактовал хозрасчетную деятельность советских предприятий как по существу «стихийную экономическую жизнь» и писал о циклическом движении советской экономики. В дальнейшем, особенно после 1965 г., тезис о том, что «экономика советского типа» предполагает взаимодействие плана и рынка, получил распространение в советологии. Но при этом подчеркивалось: 1) рынок играет здесь подчиненную, второстепенную роль; 2) рынок не совместим с планом, поэтому экономика становится неэффективной; 3) рынок в конечном счете «разъедает» директивное планирование5.
Гроссман Г. подчеркивал, что «использование ценовых документов не только носит ограниченный и избирательный характер, но и служит главным образом дополнением к существующей структуре административного контроля над использованием ресурсов». Таков общий смысл концепции «второй экономики». Эта концепция вначале предполагала наличие наряду с плановой деятельностью также и неплановой: производство на приусадебных хозяйствах, торговля на колхозных рынках, неофициальная индивидуальная трудовая деятельность (ремесленничество, репетиторство и др.). В дальнейшем сюда были включены противозаконные экономические действия: подпольное производство и реализация продукции, самогоноварение, спекуляция, проституция и др. Затем это понятие распространилось и на коррупцию в хозяйственном аппарате, неофициальные соглашения о взаимных поставках или льготах, которые скрыты за формальными договорами между предприятиями и организациями, на массовые хищения на производстве и в торговле и др.
Понятие «вторая экономика» охватывало практически всю неплановую и противозаконную деятельность, связанную с производством, реализацией, перераспределением продукции (услуг) и доходов. Согласно концепции «второй экономики», именно все охватывающая совокупность открытых, либо тайных хозяйственных связей и отношений, образующая подлинный рынок, позволяла поддерживать неэффективную командную систему, лишенную внутренних импульсов развития. Однако «вторая экономика», поддерживая официальную систему, одновременно и разрушала ее, расшатывала плановую и производственную дисциплину, подрывала официальные принципы распределения и мотивации. «Вторая экономика», подготавливая крушение «командной» системы, в то же время создала основу будущей рыночной системы.
Обоснованию концепции неизбежного отказа от планово-централизованной системы хозяйствования способствовали работы Бергсона А., посвященные анализу и прогнозам эффективности советской экономики. Бергсон А. до конца 1960 гг. полагал, что СССР проигрывает Западу с точки зрения «статической эффективности», то есть с точки зрения отдачи ресурсов, но имеет преимущество по «динамической эффективности» (т.е. по темпам повышения суммарной производительности факторов). Бергсон объяснил это возможностью заимствования технического и иного опыта у Запада, так что по мере сокращения разрыва оно как бы автоматически исчезало. В начале 1970 гг. он опубликовал расчеты и прогнозы, свидетельствующие о том, что эффективность экономики СССР начала снижаться вследствие того, что высокий уровень капиталоемкости производства уже не мог быть компенсирован ростом производительности труда. Он предсказывал неуклонное снижение темпов роста СССР в 1970—1989 гг. вплоть до нуля и делал вывод, что необходимость перехода на рыночную модель очевидна.
Голдман М. предложил дополнительную аргументацию: централизованная экономика не в состоянии овладеть информационной технологией, а тем более развивать ее. Поэтому военно-промышленный комплекс СССР уже не заинтересован в сохранении хозяйственного централизма. Он лишился тем самым своей главной опоры и поэтому обречен. Концепция затухания темпов роста «экономики советского типа» и ее несовместимости с «информационной революцией» получила официальное признание.
Советологи критично оценивали роль советской экономической теории. Ноув А. считал, что в СССР ссылки на экономические законы служили лишь для «отождествления любых действий государства с объективной необходимостью». Леонтьев В. Утверждал, что использование в социалистическом хозяйстве новейших достижений западной экономической науки означало «готовность отказаться от некоторых центральных положений коммунистического учения».
Но некоторые советологи самокритично отмечали неадекватность методов советологии: «Западные экономисты в отношении социалистической экономики пытаются достичь с помощью инструментов марксистского анализа того же, чего Маркс К. хотел достичь в отношении капитализма на основе трудовой теории стоимости»[Spulber N. The Soviet Economy: Structure, Principles, Problems. N.Y., 1969).
Некоторые советологи связывали упадок «экономики советского типа» с изменением характера развития производительных сил в 1970—1880 гг. Развитие вычислительной техники, информатики, совершенствование технологий и продукции, распространение мелкого высокотехнического производства товаров и услуг, постоянное изменение требований потребителей и многое другое оказалось не под силу громоздкому централизованному планированию. Неоднократные попытки освоить принципиально новую технику (например, автоматизированные системы управления — в 1970 гг., роботы — в 1980 гг.) оканчивались провалом, и в итоге технический прогресс затормозился.
Можно предположить, что эффективность системы централизованного планирования тесно связана с определенным типом производства, с определенной фазой крупной машинной индустрии. Ее предпосылки — высокая концентрация и специализация массового производства на крупных и сверхкрупных предприятиях, относительная устойчивость технологий, устойчивость ассортимента продукции, медленные изменения в потребностях и структуре потребления и др., т.е. – научно-технический застой.
В послевоенный же период, особенно в 1960 гг., на Западе и в Японии происходила смена фаз индустриального развития. Экономика советского типа» оказалась не способной вовремя трансформироваться, как это сумел сделать капитализм. В ней отсутствовал механизм саморазвития, адаптации, приспособления, которым должен обладать любой жизнеспособный организм. Самоизживание системы усугублялось чрезмерно тяжелой ношей глобальной гонки вооружений, в которую втянулась страна, а также стратегическими просчетами инвестиционной политики, что вело к систематической бесполезной растрате значительной части национальных ресурсов.
Информированность населения о том, что жизненные стандарты в стране на много ниже по сравнению с западными, что разрыв в эффективности и уровне потребления возрастает привела к деморализации общества и падению трудовой дисциплины. Политические и идеологические рычаги управления, играющие центральную роль в «экономике советского типа», оказались значительно ослабленными. Это ускорило приближение ее кризиса. Очевидные пороки довоенного капитализм наложили глубокий отпечаток на экономическую систему СССР, ужесточив ее. Послевоенная прогрессивная трансформация капитализма резко ускорила ее дезинтеграцию. Советологи в то же время были далеки от того, чтобы рассматривать «экономику советского типа» как «неудачный исторический эксперимент». Они отмечали такие сильные аспекты этой экономики, как «беспрецедентную социальную защищенность» населения, способность мобилизовать и перемещать ресурсы, успешно решать узкий круг сложных приоритетных задач и др. Учет этих аспектов определенным образом подталкивал социальную и хозяйственную трансформацию в странах Запада.
§3. Концепции экономической реформы. Начало перестройки в СССР в 1985 г. большинство советологов восприняло как очередной «косметический ремонт» системы. Первоначально намечавшиеся в СССР меры (перегруппировка капиталовложений, переход к плановому управлению на основе экономических нормативов и др.) действительно давали повод для сомнений в глубине намеченных перемен. Однако с 1988 г., когда демократическая перестройка в политической сфере резко углубилась и стала явной готовность руководства страны к переводу экономики на рельсы регулируемого рынка, советологи резко изменили свое отношение к происходящим в СССР переменам, перешли на позиции поддержки реформы. Стали предлагаться многочисленные рекомендации по ускоренному введению рыночных механизмов. Переход в 1990 г. кризиса в открытую фазу и распад советской экономики был неожиданным для большинства советологов. Значительная их часть поторопилась объяснить причины кризиса просчетами правительства СССР.
Эволюция советологических взглядов за период 1985-1990 гг. была следующей. Развитие СССР в 1970—1980 гг. подтвердил вывод советологов о необходимости перехода к рыночному механизму хозяйствования. Однако относительно реальности такого перехода мнения разделились. Советологи реформистского направления уже на ранних этапах перестройки расценили ее как неизбежное ускорение демократических перемен и заявили о своей поддержке. Но большинство советологов консервативного направления до 1988 г. заявляли, что рыночная централизация потребует отказа от марксистской идеологии, от руководящей роли партии, ликвидации многонациональной «империи». Они предупреждали, что переход к рынку породит общественные потрясения вследствие неизбежного при рыночной реформе ослабления социальной защиты, интенсификации труда, массовой безработицы, понижения жизненного уровня. Поэтому политическое руководство, по мнению этих советологов, от рыночной реформы, скорее всего, откажется и ограничится полумерами.
Но, когда выяснилась политическая решимость руководства СССР проводить рыночную реформу, произошло резкое изменение позиций. Многие советологи выступили с рекомендациями о решительном и быстром переходе к рынку: приватизации собственности, либерализации цен, введении конвертируемости рубля, ликвидации Госплана и министерств и т.п. Часть советологов предлагала проводить эти меры постепенно и осторожно, через ряд промежуточных этапов. Но все рекомендации сходились в том, что осуществлять реформу следует методом либерализации, то есть устранения планово-административного регулирования хозяйственной жизни.
Путем либерализации (и не только в экономической сфере) и последовало правительство СССР в 1988—1990 гг. Но было уже поздно. Глубокого спада производства и сбыта предотвратить не удалось.
Советологи, которые выступала за постепенный и осторожный переход к рынку, акцентировали внимание на ошибках экономической политики СССР. Реформу надо было начинать с промышленности товаров народного потребления, затем следовало реформировать сельское хозяйство и лишь в последнюю очередь нужно было реформировать машиностроение, базовые отрасли. Нельзя было допускать большого дефицита государственного бюджета, эмиссии и инфляции; не следовало полностью демонтировать командное планирование до включения рыночных механизмов и т.д. Попытка выработать взгляд на перестройку в СССР как на длительный и противоречивый процесс была предпринята на конференции, организованной летом 1989 г. радиостанцией «Свободная Европа — Радио Свобода»6.
Другая же часть советологов, наоборот, полагала, что причиной провала была как раз постепенность, чрезмерная осторожность и замедленность проведения рыночной реформы. Они тоже отмечали многочисленные ошибки правительства СССР. Однако главную причину они усматривали в «нерешительном», «колеблющемся» подходе к проведению мероприятий Выражением их позиции был доклад группы советологов, подготовленный в конце 1990 г. под эгидой МВФ МБРР, ОЭСР, ЕБРР, призванный ответить на официальный запрос руководителей 7 развитых стран Запада об оценке состояния экономики и реформ в СССР, о необходимости предоставления СССР финансовой помощи. Авторы доклада дали развернутый анализ официальной программы реформы в СССР «Основные направления...». Они пришли к выводу, что содержащийся в ней «нерешительный сценарий» не обеспечивает ни стабилизации экономики, ни перехода к рынку. Они предлагали осуществить немедленную либерализацию цен, ввести жесткий режим экономии, приватизировать мелкую и среднюю собственность. Главная же их рекомендация — «ускоренная интеграция СССР в мировое хозяйство» путем либерализации внешней торговли, инвестиций и введения конвертируемости рубля. Только после этого СССР мог рассчитывать на приток иностранных кредитов и инвестиций. Эксперты МВФ не подвергали сомнению принципиальный метод перехода от централизованно-плановой системы хозяйства к рыночной — метод либерализации. Роль государства должна при этом сводится к тому, чтобы устранять плановые и административные системы управления, вырабатывать законодательные рамки рынка. Предприятия должны сами, на свой страх и риск создавать новую рыночную систему взаимоотношений.
Реакция предприятий на либерализацию цен оказалась неожиданной для экспертов (как и для правительства СССР). Повышая цены, предприятия одновременно стали разрывать взаимные связи, сворачивать производство. Это была закономерная реакция на огромную эмиссию необеспеченных денег и инъекцию их в экономику. Но это был провал экономики СССР.
Советологи деформации структуры народного хозяйства рассматривали как результат неадекватной институциональной инфраструктуры. Они полагали, что со сменой хозяйственной системы исчезнут и структурные деформации. Но глубокие структурные деформации (технологический монополизм, гипертрофия ВПК, «утяжеленная» структура хозяйства, разрыв в эффективности, внешний технологический барьер и др.) сами давно уже превратились в самостоятельный инерционный фактор, диктующий необходимость применения определенного механизма управления и распределения. Ликвидация этого механизма также способствовала хозяйственному развалу.
Рыночный социально-экономический механизм способен был действовать лишь на основе совершенно иной конкурентной сбалансированной хозяйственной структуры. Но такая структура не могла появиться только как результат «либерализации». В условиях СССР рыночная реформа могла быть проведена только методом планомерной управляемой реорганизации производительных сил и институциональной инфраструктуры одновременно. Советологи, опирающиеся на практику Запада, где нет подобных структурно-технологических проблем, могли дать лишь поверхностные рекомендации. Отсутствие концепции перехода от плановой системы к рыночной было «серьезным пороком советологии».
С конца 1992 г. экономисты Запада пытались найти теоретический ответ на вопрос, почему потерпела катастрофическую неудачу либеральная реформа в России. Западные эксперты выдвигают следующую цепь аргументов. В России падение производства не вызывало соответствующего роста безработицы (как это имеет место на Западе). Поэтому сокращение выпуска не сопровождалось необходимым ограничением заработной платы и снижением инфляции. Продолжение инфляции препятствовало инвестициям в производство, т.к. увеличивался риск, а без инвестиций нельзя преодолеть кризис и нормализовать рынок. Выход из положения следовало искать в углублении приватизации, в прекращении финансирования убыточных производств из государственного бюджета, в массовых банкротствах. Однако при этом не давалось ответа на вопросы об источниках средств на содержание армии безработных, о социально-политической приемлемости такого «решения».
Объяснение провала, предлагаемое экспертами, не выходило за рамки неоклассической методологии вообще и логики «кривой Филлипса». Но неоклассическая теория не в состоянии объяснить, например, такой важнейший фактор российского кризиса, как массовые «хронические» неплатежи.
В докладе международной группы ученых «Адженда» при Австрийской академии наук отмечалось, что «Главное заблуждение кроется в убеждении, что экономика капиталистического рынка возникает спонтанно, как только утвердится частная собственность, будут введены свободные цены, осуществлена стабилизация денежной системы, созданы нерегулируемые, основанные на конкуренции рынки». «Шоковая терапия как таковая и другие социальные эксперименты, проводимые во имя лучшего будущего, неприемлемы, если они чреваты существенными экономическими бедствиями и политическими беспорядками». Дальнейшее проведение реформ возможно лишь на базе общей стабилизации социально-экономического положения, т.е. на основе реализации антикризисных программ7.
Советологи были единодушны в том, что целью экономической реформы в «экономике советского типа» должен быть единый рыночный механизм. Возврат к централизованному управлению по социально-политическим причинам возможен, но он означал бы провал реформ и лишал бы экономику каких-либо перспектив. Попытки остановиться на полпути, создать некий симбиоз централизованного плана и рынка обрекал бы хозяйство на низкую эффективность.
Не было разногласий между советологами и относительно того, что конкретная рыночная модель должна учитывать историческую, природную и иную специфику каждой страны (особенно такой, как Россия). Для СССР подчеркивалась необходимость сочетания единого экономического пространства с наличием республиканских механизмов регулирования, координируемых центром.
Главным объектом расхождения мнений советологов был вопрос о социальной природе создаваемого рынка. Советологи неоконсервативного направления прогнозировали возникновение в СССР рынка, основанного на частной собственности на средства производства, с ограниченным объемом экономического регулирования со стороны государства (как это имеет место, например — в США, Великобритании). Их оппоненты - реформисты полагали, что рынок в СССР должен приближаться к рынку в странах со смешанной, частно-государственной собственностью, где имеется высокая степень государственного регулирования и социальной защиты «слабых слоев», где развита кооперация мелких хозяйств. Наиболее близко к характеристике этой модели рынка понятие «социального рыночного хозяйства».
Часть западных экономистов предлагала для СССР модель «рыночного социализма». При этом основу экономики составляло бы рабочее самоуправление, а собственность на основные средства производства находилась бы в руках трудовых коллективов и (или) государства. Эти экономисты ссылались на относительно быстрое распространение рабочего самоуправления в Испании, Италии, США и других странах Запада.
Дискуссии в западной литературе показали, что если рынок ориентирован на высокую занятость, справедливое распределение доходов, социальную защищенность, участие трудящихся в управлении и при этом основан на различных формах общественной и частно-трудовой собственности, это и есть социалистический рынок.
1 Характерно высказывание Тинбергена Я.: «Можно считать доказанной возможность обеспечения с помощью долгосрочного планирования быстрого и непрерывного роста. Известно, что в 1914 г., например, экономисты не считали возможным использовать планирование, которое стало фактом в коммунистических странах» (Influence des experiences communistes sur les doctrines. Bruxelles, 1959).
2 Хавина С.А. Критика буржуазных взглядов на закономерности социалистического хозяйствования. М., 1968.
Ольсевич Ю.Я. Эффективность экономики социализма. М., 1972.
Буржуазные и мелкобуржуазные экономические концепции социализма (критические очерки): В 3 вып. М., 1974—1983.
Критика буржуазных, мелкобуржуазных и ревизионистских теорий развитого социализма. М., 1984.
3 Спалбер Н. ставил знак равенства между методами командной и военной экономики (Spalber N. The Soviet Economy. N.Y., 1962).
4 «Поскольку в центрально-управляемом хозяйстве чистого типа выполнение решений осуществляется на основе приказов центрального органа, то можно говорить о «командной» или «приказной» экономике. Советская система представляет частный случай такой экономической системы, которой Ойкен дал название центрально-управляемого хозяйства. Как всякая реализованная экономическая система, советский коммунизм значительно отклоняется от этой экономической модели».[Thalheim К. Grundzuge des sowjetische Wirtschaftsystem. Koln, 1962).
Граник Д. считал неоправданным противопоставление «рыночной» и «командной» экономик: «Всякое современное промышленное общество, действующее в условиях рыночной экономики, имеет основные секторы командной экономики внутри нее». (The Development of the USSR. Wash., 1964).
5 Имея в виду центрально управляемое и децентрализованное хозяйство, Хаффнер Ф. писал: «В действительности рынок существует в обеих системах, которые не соответствуют абстрактным моделям, а функционируют на базе различных систем контроля» (Haffner F. Systemkontrare Beziehungen in der sowjetischen Planwirtcshaft: Ein Beitrage zur Theorie der mixed Economy. Berlin, 1978).
6 Ее материалы опубликованы в сборнике: Socialism, Perestroika and the Dilemmas of Soviet Economic Reform/Ed, by Tedstrong, Boulder, 1990.
7 Рыночный шок: Материалы группы «Адженда» по социально-экономической реконструкции Центральной и Восточной Европы/Под ред. Кренгеля Я., Мацнера Э. и Грабера Г.. Вена, Москва, 1993.
PAGE 6