Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Орест Адамович Кипренский
(1782 – 1836)
Внебрачный сын помещика Дьяконова и крепостной крестьянки Анны Гавриловой, выданной замуж за крепостного Адама Швальбе. В 1788 году (т.е. в возрасте 6-и лет) получил вольную и был определен помещиком Дъяконовым в Воспитательное училище при петербургской Академии художеств, где проучился до 1803 года.
За дипломную работу «Дмитрий Донской на Куликовом поле» Кипренскому была присуждена Большая золотая медаль. Однако этой картиной и ограничилась его творческая деятельность в области исторической живописи. Кипренский должен был думать о заработке, а портретная живопись была более востребована среди заказчиков. Один из ранних портретов кисти Кипренского написан не на заказ. Это
Портрет Адама Швальбе (приёмного отца художника). 1804. ГРМ. Дерево, масло. 78,2 х 64,1.
Портрет Адама Карловича Швальбе принадлежит к наиболее ранним произведениям художника, выделяясь своим эмоциональным «рембрандтовским» колоритом. В этом произведении господствуют внутренняя напряженность и энергия. Седой старик с суровым лицом волевым движением руки сжимает тяжелый посох. В страстном порыве сдвинуты брови и сжаты губы, волосы беспорядочно разметаны. Глядя на портрет, трудно сказать, к какому социальному кругу принадлежит изображенный человек: внимание художника целиком и полностью сосредоточено на передаче чувств, клокочущих в душе его модели. Первоочередной задачей становится отображение чисто человеческих качеств портретируемого, а не его сословного статуса. Особенности портретной характеристики подчеркнуты контрастами света и теней, которые создают впечатление романтической необычности и исключительности образа. Свободная, сочная живопись с ее густым, широким мазком, сочетание коричневых и золотистых тонов говорят об изучении Кипренским фламандского портрета XVII века.
Автопортрет (?) с кистями за ухом. 1808-09 (?). ГТГ. Холст, масло. 46 х 36,5.
Вопрос об атрибуции портрета вызывает многочисленные споры. Высказывались авторитетные мнения, что это не автопортрет и что он вообще не принадлежит кисти Кипренского.
Между тем так называемый «Автопортрет с кистями за ухо» написан с удивительной живописной силой. Он восхищает необычно смелым светом, который направлен резко сбоку, почти из-за спины, что предельно подчеркивает формы лица и придает эмоциональную энергию всему образу. Кисти за ухом, бесспорно, свидетельствуют, что изображен художник. И он близок по темпераменту раннему Кипренскому. Портрет писался ни для кого и ни для чего. Автор не хотел понравиться ни своей живописью, ни самим собой. Но чуткого зрителя останавливает настороженный, испытующий взгляд человека, входящего в жизнь и в искусство.
Большая золотая медаль, присужденная Кипренскому за дипломную работу, как мы знаем, предполагала и обязательную пенсионерскую поездку за границу. Однако в АХ более десяти лет не было финансовой возможности отправить Кипренского в Италию.
После окончания АХ Кипренский работал в Твери при дворе великой княгини Екатерины Павловны, муж которой был военным губернатором. Кипренский влюбился в нее – скандал. Удален из Твери и лишен высокого покровительства. «Безрассудный Орест»,- так называли его современники.
В 1809 году Кипренский переехал в Москву и здесь усиленно продолжал деятельность портретиста. Примечательно, что в портретах Кипренского нет ни одной повторяющейся композиции. Различны повороты голов, направление взглядов, жесты, обрез фигур. Также разнообразны костюмы — покроем, цветом, материалом, системой складок. Различны и фоны. Для ранних портретов характерен нейтральный, но разнообразный по цвету фон, позднее художник часто прибегает к фону аллегорическому и сравнительно редко изображает модель в реальной обстановке.
Портрет А.А. Челищева. 1808 — начало 1809 гг. ГТГ Дерево, масло. 117,3 х 90,8
Эпоха романтизма создает совершенно особое отношение к понятию детства. Если портретисты XVIII века обычно изображали ребенка как маленького взрослого, то романтики видели в нем особый неповторимый мир личности, которая еще оставалась чистой и не затронутой пороками взрослых. Юный Челищев, воспитанник Пажеского корпуса, представлен как созерцатель, чуждый повседневной суете.
Портрет лейб-гусарского полковника Евграфа Владимировича Давыдова. 1809. ГРМ Холст, масло. 162 x 116.
Портрет написан в 1809 году в Москве, что неоспоримо явствует из «Реестра» картин, составленного Кипренским в 1831 году в Италии. Здесь произведение обозначено под № 2: «Портрет Ев. В. Давыдова в лейб-гусарском мундире, почти в целой рост картина писана в 1809 году, в Москве». Приведенная в «Реестре» дата прочно вошла в научный оборот, инициалы же изображенного — «Ев. В.» — и, следовательно, личность портретируемого до 1948 года, по непонятно причине, не были приняты во внимание.
Гусарский полковник изображен грациозно облокотившимся на каменную плиту. Задумчивый и отстраненный взгляд, большой открытый лоб создают впечатление одухотворенности образа. Возвышенный пафос усилен романтической атмосферой полумрака, грозовым пейзажем, где по поверхности скал как будто пробегают пятна света. В колорите заметны звучные сочетания красного с золотом и белого с серебром в мундире гусара. Эти цвета эффектно контрастируют с глубокими темными тонами пейзажа. Подчеркнуто непринужденная поза Давыдова создает образ, полный энергии и личностного достоинства, слитого с чувством воинской чести. Подобная интерпретация образа полковника выражает сложившееся в русском обществе начала века представление об идеальном воине — защитнике отечества.
История бытования портрета, его атрибуция и судьба самого портретируемого чрезвычайно любопытны. При жизни Кипренского произведение находилось у художника. В 1831 году он просил у государя Николая I ссуду в 20 тысяч рублей, предлагая в обеспечение восемь картин, в число которых входил и портрет Евграфа Давыдова. Однако просьба не была удовлетворена, и портрет остался у художника. В 1832 году Кипренский выставлял портрет в Риме, о чем упоминает известный художник А. А. Иванов в письме к В. И. Григоровичу из Рима. Когда в 1833 году римскую мастерскую Кипренского посетил поэт В. А. Жуковский, он видел там этот портрет. После смерти Кипренского в октябре 1836 года картины, оставшиеся у него в мастерской, были присланы из Рима в Петербург, в Академию художеств. В «Описи вещам... принадлежавшим покойному <...> Кипренскому» значился и «портрет г. Давыдова в гусарском мундире». В 1837 году Академия художеств приобрела у наследников этот портрет и еще два других за общую сумму в 7000 рублей. Тогда же портрет попал на академическую выставку. В 1897 году картина была передана в создававшийся тогда Русский музей (до его открытия оставался еще год). Там она находится и по сей день. К этому времени, однако, современники начисто забыли, кто изображен на портрете. Во всех письменных материалах, кроме авторского «Реестра», портрет значился только по одной фамилии, «Давыдов», — без указания инициалов. Русскому культурному сообществу было удобнее посчитать, что Кипренский изобразил знаменитого партизана войны 1812 года, поэта Дениса Васильевича Давыдова. В 1948 году исследователь Э. Н. Ацаркина поставила это под сомнение. Ссылаясь на инициалы «Ев. В.», приведенные в «Реестре»», она определила портрет как изображение Евдокима Васильевича Давыдова, младшего брата Дениса Давыдова. Отправная точка для переатрибуции была выбрана правильно, но результат оказался неверным. Евдоким Давыдов был кавалергардом и потому носить гусарский мундир, в котором изображен портретируемый, никак не мог. Между тем в лейб-гвардии Гусарском полку служил его двоюродный брат Евграф Владимирович Давыдов, который в 1809 году уже имел чин полковника.
Только после доклада В. Смирнова в 1962 году на конференции в Русском музее портрет был признан в научных кругах как изображение лейб-гусарского полковника Евграфа Владимировича Давыдова.
Судьба Евграфа Давыдова (1775-1823) сложилась и счастливо и трагично. Он был двоюродным братом Дениса Давыдова. Начал службу в 1791 году, в 1797 стал корнетом лейб-гвардии Гусарского полка. Через десять лет он выслужился до полковника. Давыдов участвовал в войнах с Наполеоном: в 1805 году он сражался под Аустерлицем, в 1812 - под Островном (близ Витебска), после сражения под Люценом в 1813 году он был награжден золотой шпагой, украшенной бриллиантами, с надписью «за храбрость». «Битва народов» под Лейпцигом в августе того же года превратила Евграфа Давыдова в калеку: он лишился левой ноги и правой руки ниже локтя. За это сражение он получил орден Георгия 3-й степени, австрийский командорский крест ордена Леопольда и прусский орден Красного орла 2-го класса. При отставке его произвели в генерал-майоры. Но награды и повышение в звании не могли возместить увечья. Евграф Давыдов прожил инвалидом в родовом имении Аксинино Тульской губернии еще десять лет и умер на сорок восьмом году жизни. И только на портрете кисти Кипренского он навсегда остался красавцем гусаром, любимцем женщин и баловнем судьбы.
Портрет С.С. Уварова. 1815. ГТГ. Холст, масло. 117,3 х 90,8
Трудно поверить в то, что через два года этот праздный юноша (в 23 года) станет президентом Академии наук, в 1832 году – управляющим министерством народного просвещения, в 1833 году – министром, председателем Главного управления цензуры. Все это – вследствие брака с дочерью графа Разумовского, на 12 лет старше Уварова.
Наконец в 1816 году Кипренский уехал в Италию в качестве пенсионера:
Портрет князя Александра Михайловича Голицына. Около 1819 г. ГТГ
Князь, больной туберкулезом, ради поправки здоровья приехал в Италию, сдружился с русскими художниками и заказывал им картины. К нему Кипренский питал самое искреннее расположение. Приезд в Италию не помог князю. В 1821 году он умер.
Портрет Е.С. Авдулиной. 1821. ГРМ Холст, масло. 81х64,3.
Время и место написания портрета точно не установлены: конец 1822-го или начало 1823 года, Италия или Франция (Париж). Существовала также копия портрета, которая оставалась у Кипренского, о чем известно из составленного после смерти художника «Реестра» картин, находившихся в его мастерской. Вернувшись в 1823 году в Россию, Кипренский в числе других своих произведений выставил в Эрмитаже и портрет Авдулиной. В следующем году картина появилась на выставке в Академии художеств. Современники высоко оценили работу художника: «Портрет супруги генерала Авдулина с отличными достоинствами... кажется, сходство должно быть совершенно, ибо в физиогномии есть душа и какой-то особенный характер, печать натуры, а не идеала или случайного выражения. Портрет весьма окончен. Руки написаны и нарисованы прекрасно. Черное шелковое платье, желтая турецкая шаль исполнены с чрезвычайным отчетом».
В композиции ощущается влияние ренессансных образцов, а аксессуары таят в себе аллегорические намеки. Опадающий цветок гиацинта на фоне тяжелых свинцовых туч, несомненно, служит ключом к пониманию душевного мира изображенной женщины. Некоторые особенности композиции позволяют думать, что, работая над портретом, Кипренский вспоминал произведения великих мастеров прошлого, в частности знаменитую «Джоконду» Леонардо да Винчи. Характер образа — элегический, минорный. Портретируемой, кажется, свойственна внутренняя сосредоточенность, некоторая отчужденность, что остро ощущается в жесте плотно сомкнутых рук, в замкнутости силуэта фигуры, в пластической четкости форм. Колорит построен на сочетании желтых, белых и черно-серых тонов, рисунок отличается большой точностью. О женщине, позировавшей художнику, сохранилось немного сведений. Она была женой генерал-майора, по-видимому, любила театр, дружила с известной артисткой А. М. Колосовой. На петербургской даче Авдулиных летом 1825 года был устроен домашний театр, где выступали А. М. Колосова и гастролировавшая в России знаменитая певица Каталани. Портрет Е.С. Авдулиной — одно из лучших произведений позднего Кипренского. Екатерина Сергеевна Авдулина предстает перед зрителем человеком большой душевной тонкости и благородства, обладающим глубоко затаенным внутренним миром. На ее лице — романтическая бледность, взгляд печален, она кажется погруженной в грустные воспоминания. Образ создается при помощи продуманно выбранных аксессуаров. Хрупкий белый цветок в стакане имеет почти символический смысл. Мрачный предгрозовой пейзаж за окном весьма часто встречается в портретах Кипренского. Романтическое содержание образа художник воплощает в классически ясной форме. Хрупкое и нежное лицо Е. С. Авдулиной кажется изваянным из полупрозрачного фарфора. Срезанный цветок в стакане, обреченный гибели, воспринимается как аллегория непрочности жизни, роковой обреченности бытия, аллегория, имеющая прямое отношение к модели портрета.
Девочка в маковом венке с гвоздикой в руке (Мариучча). 1819. ГТГ Холст, масло. 42,5X40,9 (круг в прямоугольнике)
Случилось так, что это полотно оказалось тесно связанным с судьбой и жизнью, надеждой и отчаянием, любовью и смертью художника. Мог ли Кипренский предположить, что изображенная им семилетняя девочка станет матерью его ребенка?
Портрет был написан в 1819 году в Риме. В «Реестре» своих картин Кипренский назвал его «Девочка прекрасного лица в венке маковом с цветочком в руке». В 1822 году художник выставил его не без успеха в парижском Салоне под названием «Голова ребенка». Архитектор Ф. Ф. Эльсон, описывая работы Кипренского в Салоне, связывает картину с именем девочки Мариуччи. Свидетельству Эльсона можно верить: он прекрасно знал жизнь русской художественной колонии в Риме. Позднее, в 1830 году, картина под названием «Девочка с цветком в маковом венке» экспонировалась на выставке в Неаполе. Она была принята местными знатоками за картину старого европейского мастера, и Кипренский, согласно их мнению, написать ее не мог, о чем художник писал А. Х. Бенкендорфу: «Мне в глаза говорили г. профессора <…> якобы в нынешнем веке никто в Европе так не пишет, а особенно в России может ли кто произвесть оное чудо».
Но кто эта девочка на полотне? Мариучча — Анна-Мария Фалькуччи — родилась около 1812 года и была дочерью итальянской красавицы-натурщицы. Ее мать позировала Кипренскому для картины «Анакреонова гробница», жила в доме художника и была близка с ним. Потом произошло событие загадочное и трагическое, оставившее черную тень на всей дальнейшей жизни Кипренского.
«Однажды утром натурщицу нашли мертвой. Она умерла от ожогов. На ней лежал холст, облитый скипидаром и подожженный. Через несколько дней в городской больнице „Санта-Спирито“ умер от неизвестной болезни слуга Кипренского — молодой и дерзкий итальянец. Глухие слухи поползли по Риму. Кипренский утверждал, что натурщица убита слугой. Медлительная римская полиция начала расследование уже после смерти слуги и, конечно, ничего не установила. Римские обыватели, а за ними и кое-кто из художников открыто говорили, что убил натурщицу не слуга, а Кипренский. Рим отвернулся от художника. Когда он выходил на улицу, мальчишки швыряли в него камнями из-за оград и свистели, а соседи-ремесленники и торговцы - грозили убить. Кипренский не выдержал травли и бежал из Рима в Париж».
Уезжая из Италии в 1822 году, Кипренский письменно обратился к кардиналу Гонзальви с просьбой определить девочку в монастырский пансион. И оставил деньги на воспитание сироты.
«В Париже русские художники, бывшие друзья Кипренского, не приняли его. Слух об убийстве дошел и сюда. Двери враждебно захлопывались перед ним. Выставка картин, устроенная им в Париже, была встречена равнодушно. Газеты о ней промолчали. Кипренский был выброшен из общества. Он затаил обиду. В Италию возврата не было. Париж не хотел его замечать. Осталось одно только место на земле, куда он мог уехать, чтобы забыться от страшных дней и снова взяться за кисть. Это была Россия, покинутая родина, видевшая его расцвет и славу».
Живя в России, Кипренский в письмах к своему знакомому, С. И. Гальбергу, постоянно просил сообщать ему о Мариучче, к которой был привязан.
Одни легенды. 1) это девочка – дочь женщины легкого поведения, которую Кипренский забрал себе и ежемесячно платил ее матери, 2) Кипренского обвинили в убийстве натурщицы. По другой версии, натурщица и была матерью Мариуччи. На самом деле натурщицу убил ее любовник, слуга Кипренского, за то, что она заразила его «дурной» болезнью. Вскоре слуга умер в больнице.
В 1823 году Кипренский вернулся в Россию.
Портрет А.С. Пушкина. 1827. ГТГ. Холст, масло. 63 х 54.
В портрете Пушкина художник точно передает особенности внешности поэта, однако последовательно отказывается от всего обыденного. Понимая исключительность задачи, - запечатлеть облик великого поэта, — О.А. Кипренский гармонически соединил дух романтической свободы и пафос высокой классики.
Через несколько месяцев после завершения Тропининым пушкинского портрета, в июне 1827 года, Антон Дельвиг, «друг и наставник» всех поэтов, заказывает еще одно изображение Пушкина — Оресту Адамовичу Кипренскому. Дельвигу хотелось иметь самый лучший портрет своего близкого товарища с лицейских лет, и он остановил свой выбор на прославленном живописце. Заказчик и художник сошлись на цене в одну тысячу рублей — деньги очень большие. Пушкин, приехав 25 мая из Москвы в Петербург, позировал Кипренскому в доме Д. Н. Шереметева на Фонтанке, где у художника была мастерская.
Безупречная выверенность постановки фигуры и позы поэта подчеркивает простоту и естественность композиции портрета. Грудь и плечи Пушкина изображены фронтально, а голова несколько повернута в сторону. «Лицо поэта мягко выделено светом. В нем деликатно обозначена „арапская характерность“ черт: широкие ноздри, слегка выдающиеся крупные губы. Вьющиеся темно-каштановые волосы обрамляют высокий лоб. Облик Пушкина отличается сдержанной простотой, но есть в нем и особое хрупкое изящество и какая-то экзотическая элегантность». Образ наполнен внутренней динамикой, которая выражена энергичной «наполеоновской» позой со скрещенными руками на груди. Через плечо эффектно перекинут шотландский плащ с клетчатой подкладкой «экосез» (шотландская ткань в крупную клетку). Эта деталь усиливает возвышенное романтическое звучание всей композиции, вызывая ассоциации с поэзией Джорджа Байрона и героем его поэмы, Чайльд-Гарольдом. Чтобы подчеркнуть тему творчества, Дельвиг попросил мастера пририсовать к картине бронзовую фигуру музы. В глубине портрета Кипренский поместил подставку, а на ней бронзовую статуэтку музы лирической поэзии Эрато, имевшей обычно в качестве атрибута цитру или лиру.
Отдельные критические отзывы о работе Кипренского потонули в восторженном хоре похвал. Любопытно, что современники узнавали Пушкина именно по этому портрету, впервые представленному публике на выставке в Петербурге. Она открылась 1 сентября 1827 года в залах Академии художеств, где живописцу был предоставлен целый зал. Судили также о Пушкине и по гравюре с портрета, которую Дельвиг заказал Н. И. Уткину. Отец поэта уже после смерти сына сказал: «Лучший портрет сына моего есть тот, который написан Кипренским и гравирован Уткиным».
Писатель И. Г. Гончаров, в молодости видевший Пушкина, когда поэт в 1832 году посетил Московский университет, оставил такое описание внешности Александра Сергеевича: «С первого взгляда, наружность его казалась невзрачною. Среднего роста, худощавый, с мелкими чертами смуглого лица. Только когда вглядишься пристально в глаза, увидишь задумчивую глубину и какое-то благородство в этих глазах, которых потом не забудешь. В позе, в жестах, сопровождавших его речь, была сдержанность светского, благовоспитанного человека. Лучше всего, по-моему, напоминает его гравюра Уткина с портрета Кипренского. Во всех других копиях у него глаза сделаны слишком открытыми, почти выпуклыми, нос выдающимся — это неверно. У него было небольшое лицо и прекрасная, пропорциональная лицу, голова, с негустыми, кудрявыми волосами».
Позднее портрет Пушкина послужил образцом для многих художников и скульпторов при воссоздании облика поэта. Сам Пушкин высоко ценил работу Кипренского. Увидев картину, он откликнулся экспромтом:
Любимец моды легкокрылой,
Хоть не британец, не француз,
Ты вновь создал, волшебник милый,
Меня, питомца чистых муз, -
И я смеюся над могилой,
Ушед навек от смертных уз.
Себя как в зеркале я вижу,
Но это зеркало мне льстит:
Оно гласит, что не унижу
Пристрастья важных аонид.
Так Риму, Дрездену, Парижу
Известен впредь мой будет вид.
После смерти Антона Дельвига в 1831 году Пушкин через П. А. Плетнева приобрел портрет у вдовы друга за тысячу рублей из гонорара, полученного за «Бориса Годунова». Это известно из писем Плетнева, которые опровергают позднейшее сообщение дочери Дельвига, что портрет был подарен ее матерью Пушкину. До роковой дуэли портрет висел в кабинете поэта на Мойке. После гибели Пушкина он хранился у В. А. Жуковского; впоследствии его унаследовал старший сын поэта — Александр, а затем внук — Григорий Александрович, у которого в 1916 году его приобрел Совет Третьяковской галереи. Это, несомненно, одно из самых значительных произведений Кипренского. От него веет гениальностью, полетом поэтической мысли, озаренностью вдохновения.
Автопортрет. 1828. ГТГ. Холст, масло. 48, 5 х 42, 3.
В вопросительной полуулыбке и в складках бровей, выражающих удивление, чувствуется если не усталость, то разочарование. Живопись отличается от манеры предшествующего периода. Ее цветовая гамма спокойна, менее насыщена, но более прямо отражает натурные цветовые и световые соотношения. Лицо выполнено с небольшим количеством белил и многоцветными лессировками без видимого мазка. Белый воротник и полосы халата написаны фактурно. Подготовительный рисунок нанесен карандашом, он фрагментарно виден. Произведение подписное – справа внизу подпись и дата: «Орестъ. 1828. с петер». Однако подпись и дата на просохшем красочном фоновом слое были нанесены первоначально золотой краской, а позднее кем-то неизвестным были прописаны темно-зеленой краской.
История создания и бытования «Автопортрета» до сих пор не до конца ясна. Написанный перед отъездом художника в Италию, портрет остался в России: это следует из того, что в авторском «Реестре» вещей, находившихся в мастерской Кипренского в Риме, он не указан. Документа, фиксирующего покупку П. М. Третьяковым какого-либо автопортрета Кипренского нет, но приобретение данной картины можно соотнести со следующей распиской из архива Третьякова: «Я от довереннова посланнова вами 150 рублей получил и Кипренскава вручил. Грешный художник Николай Подключников. 29 марта 1870 год» (ГТГ, отдел рукописей, 1/2664). Все прочие документы о покупке работ Кипренского относятся к другим его произведениям. Подтверждением того, что Подключников продал Третьякову именно этот автопортрет, может служить представленная Третьяковым при передаче своей галереи городу Москве роспись стоимости картин: против «Автопортрета в халате» Кипренского указана та же сумма — 150 рублей. В среднем именно столько Третьякову приходилось платить за покупку новой картины. Н. И. Подключников, бывший крепостной графа Д. Н. Шереметева, копировал портрет своего помещика, писанный Кипренским. Подключников, сам собиравший предметы искусства, вполне мог оказаться владельцем автопортрета известного художника. Связь Кипренского с домом Шереметева не противоречит и тому предположению, что он, уезжая за границу, именно в доме Шереметева, где у него была мастерская, оставил свои работы.
В 1828 году Кипренский уехал Италию, где прожил последние восемь лет своей жизни. Его работы в этот период страдают усилением тех недостатков, которые обнаружились в первый приезд в Италию. Он пишет бесконечные сладкие головки и аллегории, увлекается изображением искусственного света, действие которого никак не связано с душевной жизнью модели, добивается внешней законченности в ущерб выразительности. Поэтическая цельность мировосприятия личности, отразившаяся в портретах Кипренского 1800-1810-х годов, утратила теперь свою историческую почву. Художнику, чье мироощущение сложилось в годы общественного подъема начала столетия, было трудно в изменившейся обстановке найти пути, ведущие к новым творческим достижениям.
Портрет М.А. Потоцкой и С.А. Шуваловой с эфиопянкой. Около 1835 г. Киевский государственный музей русского искусства.
Шувалова играет на мандолине и поет. Кипренский хотел сделать шикарный парадный портрет. Однако вскоре у Потоцкой обнаружились признаки тяжелого душевного недуга, который позднее сведет ее в могилу. Она постоянно пропускала сеансы, затянув окончание картины на несколько лет.
Неаполитанка. 1833 г.
Неаполитанские мальчики. 1830-е.
Снова приехав в Италию, Кипренский в 1829 году встретился с Мариуччей. Ей было 17 лет, а мастеру – сорок семь. Летом 1836 года Кипренский без огласки обвенчался с Мариуччей, ради этого перейдя в католичество. Но счастья и желанного покоя он не обрел. Девушка не любила его, хотя была благодарна за заботу о ней. Чтобы обеспечить свою молодую супругу, Кипренский был согласен на любой заработок: он писал модные и выспренные пейзажи, отсылал в Петербург копии с картин знаменитых итальянцев, брал в долг где только мог. Современники вспоминали, что он ссорился с женой, постоянно и помногу пил. Через три месяца после свадьбы Кипренский скончался.
Мариучча осталась молодой вдовой, ожидавшей ребенка. Академия художеств назначила ей небольшую пенсию. Кроме того, у нее были куплены картины Кипренского. Теперь ей не грозила нищета. Мариучча родила дочь и повторно вышла замуж. Далее след ее теряется.
После смерти художника вдова, именуемая в русских документах Марией Кипренской, прислала в Петербургскую Академию художеств оставшиеся ей в наследство картины, в том числе и свой детский портрет, написанный мужем. Почему-то она не захотела оставить его себе на память. Вырученные от продажи картин 6 тысяч 228 рублей были ей отосланы. Из Италии пришла ее расписка в получении денег, помеченная 28 января 1839 года. Это последнее, что известно о Мариучче.
А. Бенуа
«К сожалению, с Кипренским случилось обратное тому, что случалось с однородными с ним западными мастерами. Он начал со смелых и жизненных произведений и мало-помалу перешел к чему-то чопорному и безжизненному. Много способствовала тому и жизнь его в Италии, в Риме. Несмотря на фантастический роман его жизни… Кипренский…превратился в педантичного, иногда даже банального мастера. Рим - в самом разгаре романтизма - был все еще центр отживших уже в других странах классических теорий. Здесь, в годы создания "Ладьи Данте" Делакруа, все еще твердо верили в единственную спасительность антиков и строгой линии, и, разумеется, не схематически образованный ученик Петербургской Академии, не сын дворецкого Адама Швальбе мог пойти наперекор всей этой дисциплине. Напротив того, она забрала и его, заставила и его искать "более благородных сюжетов", нежели портреты, а в портретах игнорировать "легкомысленную краску"».
Из письма Александра Иванова
«Знаменитый Кипренский скончался. Стыд и срам, что забросили этого художника. Он первый внес имя русское в известность в Европе, а русские его во всю жизнь считали за сумасшедшего, старались искать в его поступках только одну безнравственность, прибавляя к ней кому что хотелось. Кипренский не был никогда ничем отличен, ничем никогда не жалован от двора, а все это только потому, что был слишком благороден и горд, чтобы искать это».
Кипренский более других современных ему портретистов выразил то новое и прогрессивное, что нес в искусство начала XIX столетия романтизм – представление о ценности неповторимых индивидуальных черт эмоционального мира человека.
Развившееся на основе этого принципа портретное творчество Кипренского разрушало сословно-нормативные понятия о человеческом достоинстве, присущие классицизму. Тем самым его искусство явилось новым значительным этапом в развитии русской портретной живописи.