Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
В предыдущей главе…
Пигеон разводится со своей женой во время медового месяца в Лас-Вегасе. Но ему везет в азартных играх и он начинает делать то, чего раньше не делал. Пьяные вечеринки до утра и больная голова на весь день. Но потом случается непоправимое. Он просыпается в номере, и обнаруживает себя в постели со своим лучшим другом, Девидсоном. Что же предпримет Пигеон, и как он поступит. Читайте на следующей странице.
Немного о жизни (3 часть)
Утро начинается не с кофе, а с долгих размышлений по поводу, который произошел сегодня ночью. Как это произошло? Думать мешала головная боль – побочный эффект всех вечеринок. Полоска света, проникающая через щель между шторами, освещала разбросанные вещи полицейского, наручники и патроны. Хорошо хоть пистолет не удосужились достать. По-моему, кто-то проводил задержание на этом месте преступления. Девидсон сладко спал рядом. Не могу поверить, что это произошло. Вспомнил! Мне позвонили эти ребята из сборной по регби. Мы заказали лимузин и отправились в ближайший бар смотреть игру. Изрядно набравшись, я позвонил Девидсону и… Он приехал? Тут пять часов езды. Он приехал ночью, забрал меня из бара, мы поднялись в пентхаус и… и… вот тут то все и произошло. Интересно кто начал?
Девидсон заворочался, открыл глаза и заговорил:
- Тебя наверно интересует, что я здесь делаю?
Я молча кивнул, он продолжил.
- Ты мне вчера вечером позвонил из спортивного бара неподалеку. Жаловался на жизнь, немного поплакал, рассказал про последнюю жену. После этого смеялся, кстати. Я сразу понял, что ты пьян. Ты сам сказал, где ты, ну я и поехал. Ты в полумертвом состоянии лежал на барной стойке. Еле как тебя растормошил, чтобы узнать в каком отеле ты остановился. Посадил в свою машину. Кстати, я очень удивился, узнав, что ты живешь в пентхаусе. Администратор помог мне тебя затащить в лифт, а оттуда уже на диван в номере. Ты немного поспал, проснулся, и тут началось интересное. Я пошел в бар налить себе чего-нибудь. Пока я возился за барной стойкой, ты сам встал, сел за стойку и начал пристально следить за моими действиями, молча. Немного погодя спросил: «Не хочешь поцеловать меня?» я ответил, что нет. Я налил тебе немного виски со льдом, но ты их отодвинул и снова спросил: «А сейчас?». Ну а после тебя и вовсе понесло. Ты начал заливать, что мужская любовь сильнее, чем женская, или что-то в этом роде. Я тебя никогда не видел таким пьяным. Этот мятый костюм, нетвердая походка и разговоры о любви. В общем, ты спросил, каково это - быть геем. Я ответил, но не предлагал. Ты взял меня за руку, отвел в спальню, спросил,что нужно делать и вообще-то ты сам все и сделал. И неплохо сделал, кстати.
Выслушав рассказ до конца, я несколько минут лежал, смотря в потолок.
- Значит, говоришь, неплохо сделал? – начал я. – А как ты сделал?
- Тоже наверно неплохо.
На этом мы замолчали и просто смотрели в потолок, созерцая прошлое, настоящее и будущее.
Через несколько минут мы поднялись с кровати. Разговаривать как-то не хотелось, но Девидсон все трындел и трындел. О войне, о мирной жизни, о работе. Он приготовил кофе. Где-то через полчаса меня стало отпускать и я стал произносить членораздельные звуки и выдавать ответную реакцию на речь капрала. Он сказал, что ему срочно нужно обратно в город. Я дал ему ключи от одной из моих машин. Девидсон долго отнекивался, но потом взял их.
Девидсон остался моим другом. Как бы это не звучало странно, но я не порвал с ним отношений. Нет, мы не стали парой. Просто общаемся до сих пор.
Он уехал. Я заказал в номер немного шампанского, чтобы хоть как-то похмелиться. Собрал все целые и нормальные вещи. Через несколько часов я уже сдавал ключи от номера. Сел в кабриолет и поехал по направлению к городу.
Так и закончился весь мой медовый месяц. В квартире я обнаружил кучу свадебных подарков. На кухне лежала записка от моей бывшей жены. Содержание я опущу, потому что это уж очень неприлично.
Делать нечего, приходится разбирать гору подарков в спальне. И во всем этом барахле кастрюль, фоторамок, тостеров… мое внимание привлекла одна книга. «Мучные блюда для всей семьи». Ну да, у меня-то большая семья. Кстати, мама уехала со своим престарелым бойфрендом на юг. Она часто шлет фотографии и открытки оттуда. Вот они на яхте, вот с местными аборигенами, вот на пороге своего дома. Если доживу до старости, тоже хочу вот так. Просто быть с человеком, который просто хочет быть с тобой.
У меня отпуск продолжается. Есть еще 8 дней. Плита, до этого казавшаяся для меня чем-то далеким, сложным и похожим на космический корабль, открылась с другой стороны. Оказывается, на ней можно не только жарить картошку или яйца. Раскаленное масло - это целый холст, на котором можно творить невообразимые вещи. Чебуреки с рубленным фаршем курицы и свинины, пончики со сладкой начинкой, пончики с ливером, пирожки с яйцом и зеленым луком… Это можно продолжать бесконечно. Но слюноотделение повышается в несколько раз, только когда читаешь этот короткий список.
В книге написано просеять муку. Для холостяков нужно сначала найти эту муку. И так с каждым ингредиентом, очень дотошно и вчитываясь в каждый пункт, Пигеон разложил все, что необходимо, на кухонном столе. Кухня превратилась в лабораторию для экспериментов. Правда, чрез 15 минут она превратилась в бедлам. И это только первый замес. Дальше начинка для пирожков.
-Что?! Еще размораживать надо?! – Для меня это было впервые, поэтому мое возмущение можно понять.
Наконец, измазавшись в муке, тесте и благополучно размороженном фарше, я справился с лепкой, налил масло в сковороду и… первые пирожки подгорели.
- Ну, ничего. Пойдет, - сказал я, попытавшись откусить черный уголек с фаршем, хотя это было ужасно для меня. – Следующий лучше будет.
И так раз за разом, пока не получилась полная тарелка кривых, неровных, подгорелых мучных изделий. Пирожками их можно было назвать издалека… в темноте. Но для меня это была победа. Увлечение мне это хоть и не принесло пока ничего, кроме грязной кухни и обожженных пальцев, но понравилось. Оно затянуло и поглотило все мое внимание. Через несколько дней я вышел на работу, и я не мог не думать об этом. Патрулирую на машине гетто – хм, а тот пирог на подоконнике не дожарен. Пью кофе с сослуживцами – в этом пончике мало начинки, я бы положил больше. На брифинге очень сложной операции – вау, босс принес печенье, которое испекла его жена, надо будет спросить рецепт. Прошло несколько недель, и для меня стали важны такие понятия, как тростниковый или ванильный сахар, и какой из них положить в тесто.
Пончики на работе обычно покупаются из кафе напротив, но мне они уже не нравятся, как раньше. Когда я распробовал вкус домашних, они мне показались немного блеклыми и серыми. Да, они прекрасно политы помадкой и посыпаны сахарной пудрой, но в них чего-то не хватает. Я не говорю про душу или что-то еще, может в них просто нет того запала или энтузиазма. Это всего лишь тесто с начинкой, обжаренное в масле.
Через несколько месяцев я сам решился принести на работу коробочку своих пончиков. Незаметно поставил на стол, приоткрыл коробку, взял один и ушел работать с отчетами. В середине дня каждый уже спрашивал о том, кто принес пончики, и где он их достал. Я вежливо промолчал. Через день еще раз одна маленькая серая коробочка стояла на столе. Пустой она уже стояла через полчаса. На третий раз эта загадочная серая коробка произвела маленький взрыв мозга для сослуживцев. Теперь каждый в участке пытался выяснить, откуда она берется и кто их приносит. Девушек, которые сидят на телефоне и принимают вызовы, уже замучили расспросами, не они ли так делают и дразнят всех полицейских. Четвертый раз стал последним тайным. Когда я входил в комнату для брифингов, где и ставил их на привычное место, из-за кафедры поднялся наш новый помощник шефа, филин Энди Левин.
- Так вот кто их приносит. Ребят, смотрите, - из-за других столов стали подниматься другие полицейские. – Шеф, мы его нашли. Это Пигеон.
С этого момента ни один праздник не обходился без моих сладостей. Жены друзей постоянно окружали и спрашивали совет или просили рецепт, или просто хвалили.
Казалось, что мне это точно не надоест. Работа, мое любимое хобби, иногда вечеринки с друзьями. Постоянство – знак хороший, только это так надоедает. Со временем хочется чего-то другого. Через несколько лет начинается война в самой азиатской точке, которую можно найти, Вьетнам. Партия коммунистов, спонсирующая боевиков, развязала её. По крайней мере, нам так вдалбливали в мозг вместе с пропагандой. Одни верили в это, другие считали, что это большая предвыборная кампания одного президента, который после её не закончит. Окончание придется на ужасного человека, как показала прослушка, после. Этот инцидент вынудил оставить пост президента.
Вся эта политика вызывала бурю негодования у народа. Молодые люди уходили воевать ни за что. Это была война экономик. Кто больше вложится, кто больше изобретет машин для убийств, кто больше подчинит. Маленькая точка на карте превратилась в оружейный салон, где страны показывают свою боевую мощь. Через несколько лет стал популярным диэтиламид d-лизергиновой кислоты, или попросту ЛСД. Штука, от которой, говорят, «сносит башню». Стирается граница между твоим сознательным «Я» и бессознательным. В то время он был легален. Нам даже как-то раздавали в участке малые дозы под наблюдением людей в белых халатах. Но это было один раз, и у тех, у кого был выходной. Угрозы для функционирования полиции не возникло. Нас было человек 15, в том числе и Энди Левин. Вот мы уже сидим на очередном брифинге. Энди что-то пишет в свою записную книжку под диктовку высокого врача с зелеными волосами, пока двое других разносят каждому по белой пластинке, как будто жвачки. Сам врач, или кем бы он ни был, не представился, да и нам все равно было. Поскорей бы добраться домой после дежурства.
- А теперь, - заканчивая свою речь, сказал врач. – Положите розданный вам препарат под язык. Я вас уверяю, это средство только для улучшения работоспособности.
Ага, как же. Знаем мы их работоспособность. Когда я служил, нам пытались втюхивать шоколад от Тети Амэс, крупной кондитерской фирмы. Только от одной плиточки не хотелось спать несколько дней, а потом не мог неделю нормально передвигаться на ногах. Немцы его прозвали убер-шоколад. Начальники даже определяли по поставкам этого шоколада, когда будет крупное наступление. Если его больше, значит скоро наступление. Меньше – сидим и не рыпаемся. Теперь еще убер-жвачка появилась. Ну, деваться некуда.
Положив пастилку под язык, как все, почувствовал, сладкий вкус. Даже некоторые посмеялись, что нам конфеты подсунули. Нам сказали, что можно передвигаться только по этой комнате и нельзя выходить. Конечно, все расслабились. Я сел с краю, Энди все еще сидел со своим блокнотом.
- Что делаешь? – начал я разговор.
- Да так. Перечитываю, что нам сказал тот высокий. Он сказал, что из побочных эффектов только головная боль, сухость в горле и общее недомогание.
- И? Как у любого лекарства, в принципе. Почитай любой рецепт или… или… Забыл как называется.
- Ну как у лекарства от кашля, - улыбнулся Левин. – Только вот основной эффект меня немного пугает.
- Не волнуйся. Нам в армии раздавали такой шоколад. Мы просто не спали несколько дней. Я думаю, здесь также.
- Что? – медленно закрывая блокнот сказал Энди.
- Я говорю, что забыл как называется, - мой мозг зациклился на мысли как называется инструкция. Хотя она называется инструкция, но я никак не мог сказать это слово.
- Что? Почему ты так медленно говоришь? – он переспросил, разглядывая свои руки. – И почему здесь все так медленно двигаются?
- Что? Медленно? Как она называется?
- Медленно… медленно… медленно… - он продолжил шепотом повторять одно слово.
В самом деле, медленно. Стол, стул, кафедра медленно двигались в сторону, пока я не оказался у стены, рядом с кофемашиной. Та ничего мне не сказала, и только продолжила говорить с вилкой. Телевизор сверху стал показывать что-то в цвете. Хотя я помню, он был черно-белый. Ну да ладно, может что-то поменяли или починили его. Тем более вот он, смотрит на меня своим большим глазом. Но он отодвинулся и вот я уже лежу, глядя в медленно опускающийся потолок и через несколько мгновений, он оказывается у меня перед носом. Я протягиваю руку к нему и дотрагиваюсь. Его жидкая поверхность пустила большие круги. Голос в голове. Мой голос. Он говорит:
- Входи.
Я делаю шаг вперед и лечу кубарем в неизвестность.
Зажигалка в руке. Я зажигаю её в полной темноте и вижу, что это тот же кабинет, из которого я упал. Снова заговорил мой голос:
- О, привет. Не ожидал тебя здесь увидеть. Я это ты. Ты это я, - справа от меня появился я, в военной форме. Я её сразу узнал. Это та самая, в которой я прошел половину Франции.
- Откуда ты? Или я?
- Это сложно объяснить, но держи автомат крепче.
К небу взлетела белая сигнальная ракета. Мы очутились в чистом поле, ночью, снова во Франции. Мы вдвоем со мной бросаемся в ближайшую воронку от снаряда. Он прислоняет палец к губам, показывая, чтобы я сидел тихо. Мимо нас проходит отряд солдат, о чем-то шумно разговаривая на немецком. Я себе показываю, что сейчас поднимаемся и расстреливаем их. Я резко вскакиваю и вижу поле для регби. Дневная игра между школами. Трибуны ломятся от болельщиков. У меня в руках мяч. Я должен добежать до конца поля. До конца остается несколько секунд. Я срываюсь с места. Уворачиваюсь от одного защитника, тот промахивается и катится по траве. Второй защитник без труда пройден. И тут появляюсь я, в форме чужой школы и сбиваю меня. Я пролетаю несколько метров и падаю в высокую степную траву. На небе ни облачка. Я улыбаюсь. Поворачиваю голову и вижу её, Скарлетт. Она лежит и смотрит через листья дерева на голубое небо. Я подкатываюсь к ней. Скарлетт поворачивается ко мне и мило улыбается. Её лицо такое красивое. Её веснушки, ямочки на щеках, курносенький носик. Она закрывает глаза и ложится ближе. Я обнимаю её и прикрываю глаза на несколько секунд. Открываю их, и я уже сижу в пустом больничном коридоре, рядом со своим отцом.
- Папа?
- Вот сейчас ты появишься, вон в том отделении, - он показал на широкие двери в конце коридора. – Ты не представляешь, как я волновался тогда. Мой сын! Это так гордо звучит. Я, наверно, не всегда был прав, раз так получилось. Но я уверен, ты хороший человек, Пигеон. Я не видел, как ты помахал мне рукой с корабля. Я стоял на пристани. Помнишь? Ты присылал фотографии, где ты воевал. Я на них всегда смотрел.
Я его обнял. Мне не хотелось отпускать его.
- Пап… папа… - Я не мог выговорить ни слова. В моей груди что-то бушевало и вот-вот могло вырваться. – Я не хочу, чтобы ты снова уходил, - и крепче сжал руки за его спиной.
- Не могу. Мне нужно уйти.
- Но…
- Мне пора, - я разжимаю руки.
Отец разворачивается и уходит в отделение. Яркий свет ударяет мне в глаза, и я лежу на полу. Человек в белом халате светит мне фонариком в глаз.
- Зрачки расширены. Как и у всех, – говорит он. – В больницу только тех двоих увозим. Этот отойдет.
Мое тело совсем не слушается меня. Руки стали ватными, а про ноги и говорить нечего. Я их просто не чувствую. Чувство, что сейчас голова готова взорваться от боли, а в лоб воткнули металлический стержень и медленно его проворачивают. В горле сухо, как будто съел пару ложек соли. Язык просто не шевелится.
- Можно воды? – сказал я не своим голосом. Это был скрип 90-летнего старика, а не голос.
- Что? – спросил зеленоволосый.
Я только показал руками, что «дайте воды».
- А, конечно. Вот, держите, - он подал стеклянную бутылку минералки. – Я поднялся на одной руке и кое-как сел. Повернуть крышку оказалось очень сложно. Я попытался, но после нескольких попыток врач сказал:
- Давайте открою, - и просто и легко открыл и выкинул крышку куда-то за спину.
- Спасибо, - снова прохрипел я.
Я стал вливать в себя жидкость, жадно глотая, чтобы хоть как-то утолить жажду. Холодная вода пронзила мой череп, но это было так приятно. Я почувствовал как, как будто все в организме стало влажным и наполнилось водой. Организм требовал еще. Я протянул пустую бутылку.
- Еще? Вот, держите, - он снова открыл бутылку и подал мне. – Кто-то перепутал дозы в пастилках и вместо того, чтобы вас подбодрить, мы вас немного ввели в другое пространство.
От этих слов я перестал пить и поставил бутылку на пол.
- Что смотрите? Да, получилось нехорошо. Но препарат не вызывает привыкание, и вы просто испытали что-то новое в своей жизни. Пейте, пейте. Вашему организму нужна жидкость сейчас.
- Вы это средство-то сами пробовали? – Спросил я, допив и эту бутылку.
- Нет. Моя работа наблюдать. Вот еще, держите, - он подал еще одну. – Наблюдать и созерцать. И теперь это средство наверняка запретят. Так что, наверно, вы последние, кто его попробовал.
- Это хорошо, - сказал я. – Многие его хотели бы попробовать. Я даже знаю, кто.
- Вот именно. Вы правы. Подпишитесь здесь о неразглашении…