У вас вопросы?
У нас ответы:) SamZan.net

Статья Пятая Аннотация НьюЙорк ЛосАнджелес и Вашингтон округ Колумбия были упразднены

Работа добавлена на сайт samzan.net:

Поможем написать учебную работу

Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.

Предоплата всего

от 25%

Подписываем

договор

Выберите тип работы:

Скидка 25% при заказе до 29.12.2024

Article 5 by Kristen Simmons / Статья Пятая

Аннотация

Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Вашингтон, округ Колумбия, были упразднены.
Билль о Правах был отменен и заменен на Статут о Морали.
Больше не существует полиции. Вместо неесолдаты. Больше не существует штрафов за неправильное поведение. Вместо нихаресты, судебные процессы, а, может, и хуже. Люди, которых арестовали, никогда не возвращались.
Семнадцатилетняя Эмбер Миллер уже достаточно взрослая, чтобы помнить, что так было не всегда. Проживая с матерью-одиночкой, бунтаркой, ей было трудно забыть, что людей не всегда арестовывали за чтение не тех книг или за то, что они оставались на улице после наступления темноты. Трудно забыть, что жизнь в Соединенных Штатах могла быть другой.
Эмбер усовершенствовала свои способности к искусству скрытного поведения. Она знает, как достать то, что ей нужно. Например, талоны на еду и дешевую, подержанную одежду. Знала, как пройти случайные проверки на дому, которые совершали военные. Её жизнь была настолько мирной, насколько позволяли обстоятельства.
Так было, пока не арестовали ее мать за несоблюдение требований 5-ой Статьи Статута о Морали. И одним из офицеров, пришедших арестовать ее, был никто иной, как Чейз Дженнингсединственный парень, которого Эмбер когда-либо любила.

Оригинальное название: Kristen Simmons "Article 5"
Кристен Симмонс "Статья Пятая"
Серия:
 Article 5 /Статья Пятая, Книга 1
Переводчики: refuse, oksana555_85, sunnynight, avantulu, marmax
Количество глав: 17

Глава 1

Бет и Райан держались за руки. Этого было достаточно, чтобы получить официальное взыскание за несоблюдение приличий, и они знали это, но я ничего не сказала. До комендантского часа еще два часа, именно в эти часы можно было украсть немного свободы.

- Подожди-ка, Эмбер, - позвал Райан.

Вместо этого я ускорила шаг, отрываясь от нашей банды.

- Оставь ее в покое, - услышала я шепот Бет. Мое лицо вспыхнуло, когда я поняла, как, должно быть, я выгляжу: не как добросовестный друг, который что-то там себе думает, а как ненужный третий лишний, что терпеть не может видеть, как счастливы другие пары. Что не было правдой. Почти.

Несколько смущенно я зашагала рядом с Бет.

Моя лучшая подруга была высокой для девушки. Темные веснушки рассыпались, как от взрыва, вокруг ее носа, а на голове сидела копна рыжих волос, которые были просто неукротимы в такие холодные дни, как этот. Она поменяла руку Райана на мою (от чего, если сказать честно, я почувствовала себя в некоторой безопасности), и, не говоря ни слова, мы затанцевали на цыпочках вокруг трещин в тротуаре. Как мы всегда это делали, начиная с четвертого класса.

Когда бетонная тропинка перешла в гравий, я подняла свою слишком длинную юбку цвета хаки, чтобы подол не волочился по пыли. Я ненавидела эту юбку. Соответствующая ей кофта на пуговицах была настолько свободной и жесткой, что даже грудастая Бет выглядела в ней плоской, как гладильная доска. Школьная форма была частью нового Статута о морали президента Скарборо - одного из тех, что приняли после Войны, - обязывающего, чтобы внешность соответствовала половой принадлежности. Я не знала, на какой пол был ориентирован этот наряд. Точно не на женский.

По привычке мы остановились на углу заправочной станции. Хоть она и была единственной в округе, что еще работала, но площадка перед ней пустовала. Теперь немногие могли позволить себе иметь машину.

Мы никогда не заходили внутрь. Ведь внутри - стеллажи с закусками и конфетами, которые стоят в десять раз дороже, чем в прошлом году, а у нас не было денег. Мы оставались там, где нам были рады - на улице. В трех шагах от сотен крошечных лиц, заточенных за тонированным стеклом. Табличка гласила:

РАЗЫСКИВАЮТСЯ! ЕСЛИ ВЫ КОГО-ТО ЗАМЕТИЛИ, НЕМЕДЛЕННО ОБРАТИТЕСЬ В ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РЕФОРМАЦИИ.

Молча мы рассматривали фотографии сбежавших из приемных семей и преступников в поисках тех, кого мы могли знать, разыскивая, в частности, лишь одно фото. Кейтлин Мидоуз. Девушка с каштановыми волосами и веселой улыбкой, мы вместе посещали занятия по истории в прошлом году. Миссис Меттьюз только что сказала ей, что она получила самый высший балл в классе, когда вошли солдаты, чтобы забрать ее на судебный процесс. "Нарушение Первой статьи", - сказали они. Несоблюдение национальной религии. Не то чтобы ее поймали на служении дьяволу; она пропустила школу на Пасху, и об этом сообщили в школьный совет как о несанкционированном отсутствии.

Это был последний раз, когда ее видели.

На следующей неделе миссис Меттьюз была вынуждена убрать Билль о правах из школьной программы. Эту тему вообще запретили обсуждать. Об этом позаботились солдаты, которые стояли в дверях и у поста по вербовке в столовой.

Через два месяца после судебного процесса Кейтлин, ее семья переехала. Ее телефон был отключен. Все было так, словно ее никогда и не существовало.

Мы с Кейтлин не были подругами. Не то чтобы она мне не нравилась; на самом деле я думала, что она нормальная. Мы всегда говорили друг другу "привет", едва ли больше. Но после ее внезапного исчезновения что-то темное загорелось внутри меня. Я стала более осторожной. Действовала в соответствии со Статутом, насколько возможно. Мне больше не нравилось сидеть в классе на первом ряду, и я никогда не ходила домой одна.

Я не могу допустить, чтобы меня забрали. Мне нужно приглядывать за мамой.

Я закончила свои поиски. Кейтлин Мидоуз не было. Не на этой неделе.

- Ты слышала о Мэри Как-там-ее-звали? - спросила Бет, когда мы продолжили свой путь до моего дома. - Она на втором курсе, я думаю.

- Дай-ка подумать, Мэри Как-там-ее-звали, - задумчиво сказал Райан, сдвигая очки ближе к переносице. В своей школьной форме он выглядел прилежным, в то время как остальные парни в школе всегда смотрелись так, словно мамочки нарядили их к Пасхальному Воскресенью.

- Нет. Что с ней случилось? - По моей коже пробежал холодок.

- То же самое, что и с Кейтлин. Милиция нравов приехала за ней и забрала в суд. Никто не видел ее уже в течение недели, - Бет понизила голос, как делала всегда, когда подозревала, что кто-то подслушивает.

У меня засосало под ложечкой. Милиция нравовне настоящее их название, но вполне могло бы быть таким. На самом деле солдаты в форме относятся к Федеральному бюро реформациивоенному подразделению, которое президент создал в конце Войны три года назад. Их целью было обеспечить соблюдение Статута о морали, остановить беспорядки, царившие в течение пяти лет, когда Америку безжалостно атаковали. Наступил жестокий контроль: любое нарушение Статута вело к штрафам, а самые тяжкие рассматривались Советом ФБР. Люди, которые, как Кейтлин, представали перед судом, обычно не возвращались.

Теорий существовало множество. Тюрьма. Депортация. Пару месяцев назад я услышала, как сумасшедший бездомный понес околесицу насчет массовых казней, прежде чем его увезли. Несмотря на слухи, реальность была мрачноватой. С каждым новым выпущенным постановлением МН становилась все более могущественной, более праведной. Отсюда и прозвище.

- Они забрали первокурсника прямо из спортивного зала, - спокойно сказал Райан. - Я слышал, они даже не позволили ему переодеться обратно в школьную форму.

Сначала Кейтлин Мидоуз, теперь Мэри Как-то-там и еще один мальчик. А Мэри с парнем за последние две недели. Я еще помнила, как школа была безопасной - единственное место, где мы могли не думать о Войне. Теперь дети никогда не баловались. Там не было никаких драк. Они даже в срок сдавали домашнюю работу. Все были напуганы тем, что учителя доложат о них в МН.

Когда мы поднимались по моей пустой подъездной дорожке, я взглянула на соседнюю дверь. Квадратный дом с белой облицовкой был в пятнах от пыли и дождя. Кусты настолько разрослись, что соединялись поверх бетонных ступеней. Длинная тонкая паутина свисала сверху. Он был похож на дом с привидениями. В некотором смысле, так оно и было.

Это был его дом. Дом парня, которого я любила.

Я демонстративно отвернулась и поднялась по лестнице на наше крыльцо, чтобы впустить друзей внутрь.

Мама сидела на диване. У нее в волосах было очень много заколок, по крайней мере четыре, на ней была рубашка, которую она стащила из моего шкафа. Я не возражала. По правде говоря, я не была шмоточницей. Разбор подержанной одежды из благотворительного центра не сильно развивал во мне желание к шоппингу.

Против чего я возражала, так это против того, что она читала книжку с полуголым пиратом на обложке. Эта вещь сейчас была незаконной. Должно быть, она получила ее от кого-то в бесплатной столовой, где была волонтером. В этом месте было полным-полно безработных женщин, распространяющих свою пассивно-агрессивную контрабанду под носом у Милиции нравов.

- Привет, детка. Привет, ребята, - сказала мама, едва пошевелившись. Она не взглянула на нас, пока не дочитала страницу, затем сделала закладку на том месте и встала. Я промолчала по поводу книги, хотя, скорее всего, мне следовало сказать, чтобы она не приносила этот хлам домой. Очевидно, это делает ее счастливой, и это лучше, чем чтение на крыльце, что она иногда делала, когда чувствовала особый порыв к непокорности.

- Привет, мам.

Она шумно поцеловала меня в щеку, в то же время обнимая моих друзей, прежде чем отпустить нас делать домашнее задание.

Мы вытащили наши большие тяжелые книги и погрузились в механический мир вычислений. Это была ужасная работа (я ненавижу математику), но мы с Бет договорились не бросать ее. Прошел слух, что в следующем году у девушек не будет математики, так что мы страдали с немым возмущением.

Сочувственно улыбнувшись моему выражению, мама похлопала меня по голове и предложила сделать нам всем горячего шоколада. Я пошла за ней в кухню, испытав некоторую досаду. Она снова забыла полить свой фикус, и он жалобно повис. Я наполнила стакан из раковины и полила его.

- Плохой день? - осмелилась спросить она. Она раскладывала шоколадную пудру из голубой банки с изображением восхода на этикетке в четыре чашки. Продуктовая компания Horizons принадлежала правительству, и у нее все мы получали наш продовольственный паек.

Я облокотилась на кухонную стойку и почесала пятку о пол, продолжая думать о двух новых похищениях, контрабанде. Пустом соседском доме.

- Все в порядке, - соврала я. Я не хотела пугать ее рассказами о Мэри Как-то-там, и я все еще не хотела ругаться с ней из-за книги. Она ненавидела, когда я напоминала ей о правилах. Иногда она могла быть не совсем адекватной.

- Как на работе? - я сменила тему. Ей не платили в бесплатной столовой, но мы все равно называли это работой. Так ей было лучше.

Она не пропустила моей оговорки, но никак этого не показала и принялась рассказывать о Мисти Какой-то-там, встречающейся с парнем Келли Как-то-там из старшей школы и... я не стала утруждать себя пониманием. Я просто кивнула и только улыбалась. Ее энтузиазм был заразителен. К тому времени, когда чайник засвистел, я почувствовала себя гораздо лучше.

Она как раз потянулась за кружками, когда кто-то постучал в дверь. Я пошла открывать, думая, что это миссис Кроули из дома напротив пришла навестить маму, как делала это каждый день.

- Эмбер, подожди... - Страх в голосе Бет заставил меня остановиться и повернуться обратно к гостиной. Бет стояла на коленях на диване, положив руку на занавеску. От ее и без того светлого лица отлила вся краска.

Но было слишком поздно. Мама отодвинула засов и открыла дверь.

На нашей лестнице стояли двое солдат из Милиции нравов.

Они были полностью экипированы: темно-синие бронежилеты с большими деревянными пуговицами и брюки, которые были заправлены в начищенные ботинки. На нагрудном кармане, чуть выше аббревиатуры ФБР, был изображен самый известный в стране символ - американский флаг над крестом. У каждого из них была табельная черная дубинка, рация и пистолет на поясе.

У одного из солдат были короткие каштановые волосы, посеребренные сединой у висков, в уголках рта собрались морщинки, что делало его старше своего возраста. Его долговязый товарищ нетерпеливо провел по своим рыжим усам.

На меня накатило разочарование. Где-то в глубине души я надеялась, что одним из них будет он. Эта слабость всегда проявлялась во мне, если я видела форму, и я ругала себя за это.

- Мисс Лори Уиттмен? - спросил первый солдат, не глядя ей в лицо.

- Да, - медленно ответила мама.

- Мне нужно увидеть какое-нибудь удостоверение личности. - Он не потрудился представиться, но на его именном значке читалось "Бэйтмен". У второго - "Коннер".

- Какие-то проблемы? - в ее голосе был некий оттенок язвительности, на который, как я надеялась, они не обратили внимания. Бет подошла ближе ко мне. Я почувствовала, что рядом с ней стоит и Райан.

- Просто покажите ваши документы, мэм, - раздраженно сказал Бэйтмен.

Мама отпрянула от двери, не приглашая их войти. Я закрыла собой дверной проем, стараясь не выглядеть такой маленькой, какой себя ощущала. Я не могла позволить им обыскивать дом; у нас было очень много контрабанды, чтобы это сошло нам с рук. Я склонила голову набок, и Бет вернулась обратно к дивану, пряча любовный роман, который читала мама, под подушки. Мои мысли понеслись к остальным вещам, которые были у нее: книги в неподобающих мягких обложках, старые довоенные журналы, маникюрный набор. Я слышала, что даже моя любимая книга "Франкенштейн" Мэри Шелли уже занесена в список, а она как раз первой лежала на моей тумбочке. Нас не должны были инспектировать сегодня; нас уже проверяли в этом месяце. Мы все забросили.

В груди, словно от зажигалки, вспыхнуло пламя. Потом я услышала, как бешено забилось сердце. Давно я не испытывала подобных ощущений.

Бэйтмен пытался заглянуть мне за спину, но я закрывала ему обзор. Он поднял брови в осуждении, и моя кровь закипела. За последний год присутствие Милиции нравов в Луисвилле - и оставшихся городах США - увеличилось в десятки раз. Казалось, им больше нечем заняться, и беспокойство граждан стало для них приоритетом. Обиженная, я старалась стоять спокойно. Глупо быть невежливой с Милицией нравов.

На улице были припаркованы две машины: голубой фургон и машина поменьше, похожая на старую полицейскую патрульную машину. На боку у каждой была эмблема ФБР. Мне не нужно было читать девиз ниже, я и так знала, что он гласит: "Единая страна, единая семья". Он всегда вызывал во мне небольшой всплеск неадекватности, потому что моя маленькая семья из двух человек не была больше полноценной.

Кто-то сидел на водительском кресле автофургона, а другой солдат стоял снаружи на тротуаре перед нашим домом. Я увидела, как открылась задняя дверца фургона и из него на улицу выпрыгнули еще два солдата.

Что-то здесь было не так. Слишком много солдат, чтобы просто оштрафовать нас за нарушение Статута.

Мама вернулась к двери, копаясь в своей сумочке. Ее лицо пылало. Я встала рядом с ней плечом к плечу и постаралась успокоить дыхание.

Она нашла свой бумажник и вытащила удостоверение личности. Бэйтмен быстро его проверил, прежде чем запихнуть в нагрудный карман своей рубашки. Коннер поднял бумажку, которой я раньше не заметила, оторвал липучку и приклеил ее на входной двери нашего дома.

Статут о морали.

- Эй, - услышала я сама себя. - Что вы...

- Лори Уиттмен, вы арестованы за нарушение Статута о морали, раздел Второй, статья Пятая, часть А, в редакции, касающейся детей, зачатых вне брака.

- Арестована? - мама повысила голос. - Что вы хотите этим сказать?

В голове всплыли слухи о том, что людей за нарушение Статута бросают в тюрьму. Я поняла с нарастающим страхом, что это вовсе не слухи. Это как с Кейтлин Мидоуз.

- Пятая статья! - выпалил Райан позади нас. - Как это может быть применено к ним?

- Текущая версия была пересмотрена двадцать четвертого февраля. В ней говорится обо всех находящихся на иждивении детях, которые не достигли восемнадцати лет.

- Двадцать четвертое февраля? Это же было только в этот понедельник! - резко сказала Бет.

Коннер протянул руку через порог нашего дома и схватил маму за плечо, потянув ее вперед. Инстинктивно я схватила обеими руками его за запястье.

- Отпустите, мисс, - сказал он отрывисто. Сначала он смотрел на меня, но его глаза были какими-то странными, словно он не видел, что я здесь присутствую. Я расслабила хватку, но не отпустила его руку.

- Как это арестована? - моя мама все еще пыталась осознать услышанное.

- Все предельно ясно, мисс Уиттмен. - Тон Бэйтмена был снисходительным. - Вы арестованы за несоответствие требованиям Статута о морали, и вас будет судить старший офицер Федерального бюро реформации.

Я пыталась заставить Коннера выпустить ее плечо. Он же выталкивал нас наружу. Я просила его остановиться, но он не обращал на меня внимания.

Бэйтмен взял маму за другое плечо, стаскивая ее вниз по лестнице. На мгновение Коннер отпустил ее руку, чтобы оттолкнуть меня в сторону. Со сдавленным криком я упала. Трава была холодной и сырой. Она полностью промочила мою юбку на бедрах, но к лицу и шее прилила вся кровь. В мою сторону рванулась Бет.

- Что здесь происходит? - Я подняла взгляд и увидела миссис Кроули, нашу соседку, в шали и спортивных штанах. - Лори! С тобой все в порядке, Лори? Эмбер!

Я вскочила на ноги. Мои глаза метнулись к солдату, стоящему снаружи. У него было атлетичное телосложение и уложенные гелем светлые волосы с аккуратно зачесанным пробором. Он провел языком по зубам, не размыкая губ, что напомнило мне, как под песком скользит змея.

И он шел прямо ко мне.

Нет! В горле пересохло. Я подавила желание убежать.

- Не трогай меня! - закричала на Бэйтмена мама.

- Мисс Уитмен, не стоит все усложнять еще больше, - ответил Бэйтмен. Мой желудок подпрыгнул от равнодушия в его голосе.

- Убирайтесь к черту с моей собственности! - потребовала мама, ярость пересилила страх. - Мы не животные, мы люди! У нас есть права! Вы же достаточно взрослый, чтобы помнить...

- Мам! - перебила ее я. Она собралась сделать только хуже. - Офицер, это неправильно. Это ошибка. - Казалось, мой голос исходил издалека.

- Это не ошибка, мисс Миллер. Ваши документы уже были рассмотрены на предмет нарушения, - сказал Моррис, солдат, что был передо мной. Его зеленые глаза полыхали. Он находился слишком близко.

В долю секунды его жесткие ладони метнулись ко мне и схватили меня за запястья. Я стала брыкаться, пытаясь вырвать руки. Он был сильнее и притянул меня так близко, что наши тела соприкоснулись. У меня перехватило дыхание.

На секунду я увидела на его лице намек на ухмылку. Его руки, держащие мои запястья, скользили вниз по моей спине и прижимали ближе. Каждая частичка меня напряглась.

Во мне все кричало об опасности. Я попыталась вырваться, но, казалось, это его только распалило. Он всем этим наслаждался. От его крепкого захвата у меня онемели ладони.

Я услышала, как где-то на улице хлопнула автомобильная дверца.

- Стой, - выдавила я.

- Отпусти! - закричала на него Бет.

Коннер с Бэйтменом тащили мою маму. Руки Морриса все еще держали мои запястья. Я ничего не слышала сквозь звон в ушах.

А потом я увидела его.

Его черные волосы блестели в последних осколках солнечного света. Сейчас они были короткими, обрезанными так же, как и у других солдат. Его глаза, с острым, как у волка, взглядом, были такими темными, что не было видно зрачков. "Дженнингс" - было написано на его форме красивыми золотыми буквами спереди. Никогда в жизни я не видела его таким серьезным. Он был почти неузнаваем.

Мое сердце бешено билось, со страхом, но билось. Просто потому, что он был рядом. Мое тело всегда реагировало на него раньше, чем разум.

- Чейз? - спросила я.

В голове пронеслось множество мыслей. Несмотря ни на что я очень хотела броситься к нему. Мне хотелось, чтобы он обнял меня, как в ту ночь, когда уходил. Но боль от его ухода очень быстро ко мне вернулась, а реальность пронзила меня всю.

Он сделал выбор не в мою пользу.

Я цеплялась за надежду, что, может быть, он сумеет нам помочь.

Чейз ничего не сказал. У него выпирала челюсть, как будто он сильно стиснул зубы, но в остальном на его лице не отражалось никаких эмоций, никаких признаков того, что он стоит в двадцати футах от дома, в котором вырос. Он встал между Моррисом, державшим меня, и фургоном. Я поняла, что он и был водителем.

- Не забывай, зачем ты здесь, - рявкнул на него Бэйтмен.

- Чейз, скажи им, что они ошибаются. - Я посмотрела прямо на него.

Он не посмотрел на меня. Он даже не шевельнулся.

- Хватит! Вернись в фургон, Дженнингс! - приказал Бэйтмен.

- Чейз! - прокричала я в полном смятении. Он и впрямь решил не обращать на меня внимания?

- Не разговаривай с ним, - рявкнул на меня Бэйтмен. - Пожалуйста, может, кто-нибудь сделает хоть что-то с этой девчонкой?

Мой ужас рос, сжимая мир вокруг меня. Присутствие Чейза не успокоило меня так, как это было в прошлом. Губы, когда-то улыбавшиеся и прижимавшиеся к моим, сейчас были сжаты в тонкую линию. Сейчас в нем не было теплоты. Это был не Чейз, которого я помнила. Это был не мой Чейз.

Я не могла отвести глаз от его лица. От боли в груди я едва могла стоять на ногах.

Моррис встряхнул меня, и у меня сработал инстинкт. Я попятилась, высвобождаясь из его захвата, и обняла маму за плечи. Кто-то потащил меня назад. Мои руки соскальзывали. У меня забирали маму.

- НЕТ! - закричала я.

- Отпусти ее! - Услышала я солдатский голос. - Или мы тебя тоже заберем, рыжая!

Бет отпустила мою школьную форму, в которую до этого крепко вцепилась. Сквозь слезы я видела, как Райан удерживал ее, на его лице было чувство вины. Бет плакала и тянулась ко мне. Я не собиралась отпускать свою мать.

- Хорошо, хорошо, - услышала я мамин голос. Слова вылетали у нее очень быстро. - Пожалуйста, офицер, пожалуйста, отпустите нас. Мы же можем поговорить прямо здесь.

Я всхлипнула. Я не могла вынести покорность в ее тоне. Она так боялась. Они попытались снова нас разделить, и я знала, больше чем что-либо, что не могу позволить им сделать это.

- Будьте с ними помягче, пожалуйста! Пожалуйста! - умоляла миссис Кроули.

Поднатужившись, Моррис оторвал меня от мамы. Разозлившись, я вцепилась ему в лицо. Мои ногти поцарапали тонкую кожу у него на шее, и он громко выругался.

Я смотрела на мир, как сквозь розовую вуаль. Я хотела, чтобы он набросился на меня, чтобы я опять могла его ударить.

Его зеленые глаза сузились от злости, он зарычал и дернул дубинку, висевшую у него на бедре. В мгновение ока он замахнулся ей.

Я закрыла лицо руками, защищаясь.

- СТОЙТЕ! - Мамин крик был громким. Я услышала ее, несмотря на шум адреналина у меня в ушах.

Кто-то толкнул меня, и я грохнулась на землю, волосы упали на мое лицо, так что я ничего не видела. В груди все сжалось, и у меня перехватило дыхание. Я встала на колени.

- Дженнингс! - услышала я крик Бэйтмена. - Твой командир узнает об этом!

Напротив меня стоял Чейз, закрывая мне обзор.

- Не трогайте его! - чуть не задохнулась я. Оружие Морриса было все еще готово нанести удар, хотя сейчас оно было направлено на Чейза.

- Тебе это не нужно, - голос Чейза был очень низким. Моррис опустил дубинку.

- Ты говорил, что будешь хорошо себя вести, - прошипел он, глядя на Чейза.

Чейз рассказал этому солдату, Моррису, про меня? Они друзья? Как он может дружить с кем-то подобным?

Чейз ничего не ответил. Он не пошевелился.

- Отойди, Дженнингс, - скомандовал Бэйтмен.

Я поднялась на ноги и посмотрела на командира.
- Черт побери, что вы о себе возомнили?

- Придержи язык, - резко сказал Бэйтмен. - Ты и так уже ударила солдата. Насколько глубже собираешься рыть себе яму, чем она уже есть?

Я слышала, как спорит мама сквозь свои икающие рыдания. Когда ее повели к фургону, я бросилась вперед, мои руки зацепились за форму Чейза. Отчаяние накрыло меня. Они собирались забрать ее.

- Чейз, пожалуйста, - умоляла я. - Пожалуйста, скажи им, что это ошибка. Скажи им, что мы хорошие люди. Ты ведь знаешь нас. Знаешь меня.

Он оттолкнул меня, словно к нему прикоснулась какая-то отвратительная вещь. Это задело меня больше, чем что-либо в данный момент. Я уставилась на него в шоке.

Поражение было опустошающим.

Моррис крепко схватил меня за руки и поставил рядом с собой. Меня это не беспокоило. Я даже не почувствовала.

Чейз отступил от меня. Бэйтмен и Коннер сажали маму в фургон. Она обернулась через плечо и посмотрела на меня испуганными глазами.

- Все нормально, детка, - крикнула она, пытаясь говорить уверенно. - Я узнаю, кто во всем этом виноват, и мы с ним отлично побеседуем.

Внутри меня все сжалось.

- На ней же даже туфель нет! - прокричала я солдатам.

Маму посадили на заднее сидение фургона, и больше никто ничего не сказал. Когда за ней захлопнулась дверь, я почувствовала, как что-то оборвалось внутри меня, будто душу мою облили кислотой. Она обжигала внутри. Из-за этого мое дыхание участилось, горло саднило, а легкие сдавило.

- Иди к машине, - приказал Моррис.

- Что? Нет! - заплакала Бет. - Вы не можете забрать ее!

- Что вы делаете? - требовательно спросил Райан.

- Мисс Миллер будет взята под стражу по обвинению Федерального Правительства в соответствии с пятой статьей Статута о морали. Она отправляется на реабилитацию.

Внезапно я почувствовала себя очень уставшей. Мысли были затуманены. Перед глазами все расплывалось, но я не могла моргнуть. Я хватала ртом воздух, но этого было недостаточно.

- Не сопротивляйся мне, Эмбер, - тихо приказал Чейз. Мое сердце разбилось, когда он назвал мое имя.

- Зачем ты это делаешь? - звук моего голоса был далеким и слабым. Он не ответил мне. Да я и не ждала, что он ответит.

Он подвел меня к машине, что стояла позади фургона. Чейз открыл дверь и грубо усадил меня на заднее сидение. Я упала на бок, чувствуя, как обивка сидения стала влажной от слез.

А потом Чейз исчез. И хотя сердце мое успокоилось, боль в груди осталась. Она охватила меня целиком, мешая дышать, и я провалилась в темноту.

Глава 2

- Мам, я дома! - Я скинула туфли на пороге и направилась по коридору на кухню, откуда слышался ее смех.

- Эмбер, а вот и ты! Глянь-ка, кто вернулся! - Мама стояла у плиты, сияя, словно одарила меня новой блестящей игрушкой. Я завернула за угол и недоверчиво замерла.

Чейз Дженнингс.

Чейз Дженнингс, с которым я играла в пятнашки и гоняла на великах и в которого я влюбилась, еще не зная, что значит влюбиться.

Чейз Дженнингс, который, повзрослев, стал по-мужски красив. Он был высоким и хорошо сложенным - и гораздо более опасным, чем тот тощий четырнадцатилетний парень, которого я видела в последний раз. Он небрежно сидел в своем кресле, держа руки в карманах джинсов, из-под старой бейсболки торчали черные волосы.

Я пялилась на него. Потом быстро отвела взгляд, чувствуя, что краснею.

- Э-э... привет.

- Привет, Эмбер, - просто сказал он. - Ты выросла.

* * *

Я открыла глаза, когда патрульная машина ФБР, дернувшись, остановилась. Я медленно села и откинула волосы с лица. Голова казалась тяжелой и затуманенной.

Где я?

Наступила ночь, темнота дезориентировала меня. Я протерла глаза и мельком увидела профиль светловолосого солдата через перегородку из толстого стекла между передней и задней частями машины. Моррис. Я вспомнила его имя на значке. Я всматривалась в лобовое стекло, искаженное перегородкой. Со вспышкой паники я поняла, что высматриваю фургон. Тот, которого перед нами уже не было.

А потом я вспомнила.

Милиция нравов. Арест. Чейз.

Где мама? Мне следовало быть начеку! Я ударила по стеклянной перегородке, но Моррис с водителем даже не вздрогнули. Она была звуконепроницаемой. Испугавшись, я скрестила руки на груди и откинулась на кожаном сидении, пытаясь понять, где мы находились.

Без машины и телевидения мы были изолированы в нашем квартале. ФБР закрыло газеты из-за нехватки ресурсов, заблокировало интернет, чтобы подавить беспокойства, мы даже не могли видеть фотографий того, как изменился наш город. Мы знали, что Луисвиллу во время Войны относительно повезло. Никаких зданий, разрушенных при бомбежке. Никаких эвакуированных областей. Но он, хоть и не выглядел разрушенным, все равно казался другим.

Мы проехали мимо освещенного конференц-центра, сейчас это был распределительный центр продуктовой компании Horizons. Затем мимо аэропорта, который переделали под оружейный завод ФБР, так как коммерческие перелеты были запрещены. Здесь появилось много солдат, когда Форт Нокс и Форт Кэмпбелл превратили в базы ФБР. Сейчас на старых площадках были припаркованы ряды синих милицейских машин.

Наш автомобиль был единственным на шоссе. Осознание, что я была не дома в час, когда только МН позволялось быть на улице, что я была окружена флагами с крестами и эмблемами восхода, пробрало меня до мозга костей. Я почувствовала себя Дороти в некотором подобии "Волшебника из страны Оз".

Въездной пандус привел нас в деловой центр Луисвилла, в конце поворота мы покатились сквозь пустые блок-посты. Водитель нацелился на чудовищную кирпичную многоэтажку, чьи нижние этажи расходились в стороны подобно щупальцам осьминога. Его желтые глаза (окна, освещаемые генераторами) глядели во всех направлениях. Мы находились на территории городской больницы.

Я нигде не видела фургон. Куда они увезли маму?

Чейз Дженнингс. Я пыталась сглотнуть, но его имя разливалось по моему языку, как кипящая вода, поэтому я не могла.

Как он мог? Я доверяла ему. Я даже думала, что любила его, и не только это: думала, он искренне обо мне заботился.

Он изменился. Полностью.

Водитель припарковал машину рядом со зданием, большая часть которого находилась в тени. Через секунду Моррис открыл заднюю дверь и вытащил меня из машины, схватив за предплечье. Три красные царапины, которые я оставила ему ногтями, ярко выделялись на его белой шее.

Жужжание генераторов заполнило ночь, резко контрастируя со звуконепроницаемой изолированностью полицейской машины. Он повел меня к зданию с вывеской "Отделение неотложной помощи", в стеклянных раздвижных дверях я увидела свое отражение. Бледное лицо. Опухшие глаза. Школьная рубашка перекосилась на одну сторону, когда Бет тянула меня, пытаясь спасти; растрепавшаяся коса свисала к ребрам.

Мы не пошли внутрь.

- Я всегда представлял тебя блондинкой, - сказал Моррис. В его тоне, хотя и мягком, прозвучал намек на разочарование. Я гадала, какие же еще вещи Чейз рассказывал ему обо мне.

- Мама здесь? - спросила я.

- Закрой рот.

Значит он может говорить, а я нет? Я сердито посмотрела на него, сконцентрировавшись в том месте, где мои ногти пустили ему кровь. Осознание того, что я могу за себя постоять, позволило мне чувствовать себя немного храбрее. Он толкнул меня к дверям, откуда прожекторы освещали темно-синий школьный автобус, который отбрасывал тень на парковку. В линию выстроились несколько девушек, по обеим сторонам стояли охранники.

Чем ближе мы подходили, тем сильнее меня пробирала дрожь. Раньше солдаты использовали слово "реабилитация", но я не знала, что оно собой подразумевало и где этот центр (если это вообще было центром). Я представляла один из огромных временных воспитательных домов, построенных во время Войны, или, еще хуже, государственное исправительное учреждение. Они ведь не могли отправить меня туда; я ничего плохого не сделала. Родиться - это еще не преступление, даже если они обращались со мной, как с преступницей.

А что, если они отправят маму в тюрьму?

Я вспомнила ребят из школы, которые исчезли. Кейтлин Мидоуз и Мэри Как-то-там, а еще парень-первокурсник, которого я не знала. Их привлекли по статье о правонарушениях за такие вещи, как пропуск школы в не утвержденный религиозный праздник. Но они же никого не убили. Кейтлин так и не вернулась домой, а Мэри и парня не было уже неделю или две.

Я старалась вспомнить, что Бет говорила о Кейтлин, но меня так сильно трясло, что мой мозг, казалось, сейчас треснет. Ее телефонный номер не обслуживался. Ее не было на доске пропавших людей. Ее семья переехала после суда.

"Переехали", - подумала я. Или все они сели в автобус и исчезли.

Я встала в линию за плотной девушкой со светлыми короткими волосами. Она так сильно плакала, что начала задыхаться. Другая раскачивалась взад-вперед, обхватив руками свой живот. Все они были примерно моего возраста или младше. Одной темноволосой девочке было не больше десяти лет.

Когда мы подошли к двум охранникам, Моррис ослабил хватку на моей руке. У одного из охранников был фингал. Второй просматривал список имен на планшетке.

- Эмбер Миллер, - сообщил Моррис. - Сколько осталось до их перевозки, Джонс?

У меня подогнулись колени. Я снова задумалась, куда нас повезут. Куда-то далеко, иначе я бы слышала об этом в школе или из сплетен в бесплатной столовой. Тут меня осенило, что никто, кроме этих солдат, не знал нашего места назначения. Даже мама. Бет будет искать нас, но если она будет задавать слишком много вопросов Милиции нравов, то получит штрафную квитанцию или того хуже.

У меня возникло ужасное чувство, что я на грани исчезновения. Что я становлюсь следующей Кейтлин Мидоуз.

- Еще трое. Нам только что сообщили по радио. Мы должны выехать в течение часа, - ответил солдат Моррису.

- Слава Богу, - сказал Моррис. - Эти маленькие выродки просто ужасны.

Солдат с фингалом проворчал:
- А то я не знаю.

- Если вы выпишите нам штрафную квитанцию, я вам заплачу, - выпалила я.

По правде говоря, у нас не было денег. Мы уже потратили почти все наше государственное пособие за этот месяц, но им было не обязательно об этом знать. Я смогу заложить кое-какие вещи. Я так делала раньше.

- А кто говорит о штрафной квитанции? - спросил Моррис.

- А что вы тогда хотите? Я достану. Только скажите, где моя мама.

- Подкуп солдата - это правонарушение, - предупредил он, ухмыляясь, словно это была игра.

Должно же быть что-нибудь. Мне нельзя было в этот автобус.

Он увидел, как мои глаза метнулись за его спину, и догадался о моих намерениях прежде, чем я сделала первый шаг. В мгновение ока он грубо схватил меня за талию.

- Нет! - Я боролась, но он был гораздо сильнее и уже схватил обе мои руки. Он усмехнулся - от этого звука мне стало страшно - и с силой толкнул меня вверх по ступенькам с помощью других солдат.

"Вот оно, - с болезненной ясностью поняла я. - Я сейчас исчезну".

Солдат с подбитым глазом поднялся в автобус следом за мной, постукивая дубинкой по руке.

- Садись, - приказал он.

У меня не было выбора, и я сделала, что он велел.

Никогда раньше мне не было так тяжело. Я дотащилась по длинному резиновому коврику к свободному месту посередине и рухнула на скамью, едва замечая рыдания других девушек. Онемение струйкой стекало вниз по спине, заглушая страх и беспокойство. Я ничего не чувствовала.

У девушки, сидящей рядом со мной, были длинные волнистые черные волосы и кожа цвета мокко. Она взглянула на меня и продолжила грызть ногти, раздраженная, но не напуганная. Она сидела, подогнув колени, и была одета в плотную футболку и пижамные штаны.

- Ты забыла туфли. - Она показала на мои ноги. Мои носки были в грязи и траве. Я не заметила.

- За что тебя забрали? - спросила она, не отрывая глаз от руки.

Я ничего не сказала.

- Эй? - сказала она. - Эмбер, правильно? Я с тобой разговариваю.

- Извини, как ты узнала... - Я посмотрела ей в лицо, смутно его припоминая.

- Я училась в Вестерне в прошлом году. Роза Монтойя. Мы вместе ходили на английский. Спасибо, что помнишь.

- Вместе? - Я почувствовала, что сморщила нос. Обычно я лучше запоминаю лица.

Она закатила глаза. 
- Не волнуйся. Я была там всего лишь пару месяцев. Ну ты знаешь, перед размещением.

- Размещением?

- Групповые дома. Приемная семья, принцесса. Так за что ты здесь? - Она произносила слова очень медленно. И я ее вспомнила. Она сидела на задней парте, грызла ногти и выглядела скучающей, как и сейчас. Она пришла в середине семестра и ушла перед окончанием. Мы никогда не разговаривали с ней.

Я подумала, есть ли в этом автобусе другие девочки из моей школы. Когда я огляделась, никто больше не показался мне знакомым.

- Солдат сказал "Пятая статья", - ответила я.

- О-о-о. Тебя притащили на реабилитацию, потому что твоя мама - местный велосипед.

- Что?

Девочка сзади стала плакать громче. Кто-то крикнул ей, чтобы заткнулась.

- Падшая женщина. Велосипед, покатались все, - сказала она с насмешкой. Потом она закатила глаза. - Эй. Не притворяйся такой невинной. Солдаты? Они на это купятся. Слушай, принцесса, если тебе станет легче, я бы хотела не знать своего отца. Считай, что тебе повезло.

Мне не понравилось ее предположение, что я не знаю, кто мой отец, даже если это и было правдой. Большинство мужчин обращали на маму внимание из-за ее свободолюбия и по этой же причине били ее.

Большинство, но не все. Ее последний - и самый худший - парень, Рой, думал, что сможет справиться с этим, но даже он ошибался.

Я была рада, что мы с Розой не разговаривали в школе. Мне очень хотелось, чтобы мы с ней не разговаривали и сейчас, но, видимо, у нее было другое мнение по поводу происходящего.

Автобус выехал из круга, и я сразу же почувствовала, как по мне растекается физическая боль, словно мои руки и ноги были растянуты в разных направлениях. Мы с мамой всегда были вместе, несмотря ни на что. А сейчас я потеряла ее, и кто знает, что она скажет и сделает в попытке попасть домой.

Злость взяла верх над горем. Злость на себя. Я недостаточно старалась. Недостаточно хорошо притворялась. Я позволила ей уйти.

Автобус выехал на главное шоссе. Мусор был свален перед сломанными машинами, которые выстроились на крайней правой полосе. Я узнавала старые дома и раскрашенную башню напротив старого Университета Луисвилла. Здание Красного Креста превратилось в кампус для колонии людей, переселенных во время войны. Я могла видеть тускнеющий свет от свечи в нескольких окнах на верхних этажах общежития.

- Куда они везут нас? - спросила я у Розы.

- Они не говорят, - сказала она. И улыбнулась. Между передними зубами у нее была щель. - Я уже спрашивала у охранника. У того, который с фингалом.

Я могла представить эту девушку бьющей кого-то по лицу. Я подумала о Моррисе и царапинах у него на шее; казалось нереальным, что я это сделала. Напасть на солдата - это было безумие.

- Моя мама будет там?

Девчонка посмотрела на меня, как на полную идиотку.

- Поцелуй свою мечту на прощание, чика, - сказала она мне. - Согласно Пятой статье, она больше тебе не мать. Ты теперь собственность государства.

Я крепко зажмурила глаза, стараясь игнорировать ее слова, но они эхом звучали в моей голове.

"Она ошибается, - говорила я себе. - И мы тоже ошибались". Я заставила себя представить Кейтлин Мидоуз, идущую к своему двухэтажному дому в... Индиане. Или Теннесси. Она переехала, потому что отец переехал из-за работы. Это случилось так быстро. Работа в наши дни на вес золота. Вот почему даже ее друзья не знали. Она, вероятно, успешно сдала свой тест по истории в другой школе. "Поверь в это, - думала я отчаянно, - это могло произойти". Но мое воображение рисовало это слишком ярко, непохоже на реальность. Это была ложь, и я это знала.

Мои мысли вернулись к Чейзу, это так обожгло меня изнутри, что я едва не задохнулась. Как он мог? Я прижалась щекой к холодному окну, сельская местность погружалась в ночь.

* * *

- Правда или желание?

На этот вопрос я лишь улыбнулась. В эту игру мы играли тысячи раз, когда были детьми. "Желания" всегда приводили нас к неприятностям.

- Правда, - сказала я, впитывая в себя тот мир, что он принес мне. Лес, полыхающий всеми оттенками красного и желтого. Теплые солнечные лучи на моем лице. Птичий гомон. Все здесь так отличалось от шума и асфальта, царивших в городе. Идеальное место для секретов.

- Тебе когда-нибудь был приятен человек, который не должен был тебе нравится?

- Кто-то, у кого уже есть подружка? - спросила я, обходя высокое дерево, попадающееся на нашем пути.

- Ага. Или друг.

Его вопрос застал меня врасплох, и я споткнулась.

- Да, - ответила я, стараясь не вынести для себя слишком многого из его улыбки. - Правда или испытание?

- Правда. - Он взял меня за руку, а я попыталась не быть напряженной и неуклюжей, хоть и была такой, потому что это был Чейз; мы вместе выросли и что с того? Может быть, я и любила его всю свою жизнь, но он не думал обо мне в таком русле, потому что... ну... мы были друзьями.

Ох.

- Тебе нравится... PB&J? Ты любил эти сэндвичи, ими и будем перекусывать, - неуклюже закончила я.

- Да. Правда? - Его пальцы скользнули по внутренней стороне моего запястья, и мое тело отреагировало так, будто меня током ударило. Меня напугало то, насколько мне это нравилось, насколько я хотела большего.

- Конечно.

- Будет странно, если я поцелую тебя?

Мы остановились. Я не замечала, как громко хрустят листья под его ногами, пока он не перенес свой вес с ноги на ногу. Он рассмеялся, потом откашлялся. Я не смела поднять взгляд. Я ощущала себя абсолютно стеклянной, будто он мог заглянуть внутрь меня и увидеть правду: что я жаждала его поцелуя полжизни. Что ни один парень никогда с ним не сравнится.

Он наклонился так близко, что я ощущала возникшее между нами тепло.

- Ты позволишь мне? - прошептал он мне на ухо.

Я кивнула, у меня участился пульс.

Он нежно приподнял мое лицо. Когда его губы коснулись моих, внутри меня все словно замедлилось и растаяло. Напряжение в горле исчезло, нервное покалывание в груди исчезло. Все исчезло. Кроме него.

Что-то изменилось между нами тогда, вспышка света, тепла. Его губы, дразня по-началу, а потом, словно пробуя на вкус, заставили мои открыться. Одной рукой он притянул меня ближе, другая скользнула под моими волосами, прижимаясь сразу под лентой, перевязывающей хвост. Мои пальцы жадно прикоснулись к его коже и отыскали его лицо, прослеживая линии его сильной шеи.

Он внезапно отстранился, тяжело дыша и пронзительно на меня глядя. Его руки все еще обнимали меня, чему я была рада, поскольку ноги едва меня держали.

- Правда? - прошептала я.

Он улыбнулся и сердце мое затрепыхало.
- Правда.

* * *

- Всем встать!

Меня привел в сознание громкий мужской голос, грянувший на весь длинный автобус.

Яркий утренний свет проникал через окна, и я отвернула опухшее от недавней истерики лицо прочь от его радостной насмешки. Я не была уверена, спала ли я, или только дремала, или была без сознания. С тех пор как мы покинули Луисвилл, я сотни раз заново пережила, как Чейз забрал мою мать.

Мы с Розой поговорили еще немного. Ее обвиняли по Третьей статье - ее кузина заявила на нее как зависимую от налоговых деклараций, что не совсем подходило под то, что один мужчина плюс одна женщина равно дети, - но на границе штата Западной Виргинии мы замолчали. Круто, что Роза не могла изобразить поддельное потрясение. Мы были далеко от дома.

Автобус зашипел и медленно остановился перед большим кирпичным зданием. Среди травы вдоль дороги торчал металлический зеленый знак со сверкающими белыми буквами.

ЖЕНСКИЙ ИСПРАВИТЕЛЬНЫЙ И РЕАБИЛИТАЦИОННЫЙ ЦЕНТР.

Я беспокойно оглядывалась с удивлением и надеждой, что здесь было отдельное здание для мамы. Может, ее тоже направили на реабилитацию. По крайней мере так мы будем ближе и сможем исправить этот бардак вместе. Но моя мрачная интуиция была права. Больше автобусов не было.

Мы покидали наши места по очереди. Мои спина и шея болели из-за долгого нахождения в одной позе. Как только мы вышли из автобуса, солдаты с дубинками в руках окружили нас, как если бы нам нужно был пробежать сквозь строй. Роза послала воздушный поцелуй мужчине с синяком, он покраснел.

Выйдя из автобуса. я смогла лучше оглядеться. Мы стояли перед старым зданием, такие в книгах по истории окружены людьми в поношенных рубахах и взлохмаченных париках. Оно было из красного кирпича, но в некоторых местах он вылинял до серого, из-за этого складывалось впечатление, что это плоское лицо с рытвинами. Входные двери были высокими, свежевыкрашенными в белый цвет и огражденными с обеих сторон прочными колоннами, поддерживающими треугольный потолок. Глазами я дошла до шестого этажа, щурясь от свежего утреннего солнца. Медный колокол спокойно висел в башне на крыше.

На другой стороне улицы позади меня был холм, покрытый клевером, а его избороздила длинная череда ступеней. ведущих вниз к открытому павильону, и более современное здание, облицованное стеклом. Другая череда лестниц исчезала у подножия холма. Это было похоже на один из старых университетских кампусов, которые закрыли во время Войны.

Когда я снова повернулась к главному зданию, на верхних ступенях появилась женщина. Рядом с солдатами она была миниатюрной, но даже более суровой. Ее плечи под белоснежными волосами были прямыми. Казалось, что каждая ее черта выражала эту суровость, отчего глаза выглядели слишком большими и запавшими, а закрытый ротбеззубым.

Она была одета в белую блузку на пуговицах и темно-синюю юбку-плиссировку, она была такой худой, что ее тазовые кости выпирали сквозь одежду. Детский голубой платок был завязан на ее шее морским узлом. Появилась Милиция нравов для прояснения ситуации и в ожидании приказов, что показалось мне странным. Я никогда не встречала представительниц женского пола в составе команды ФБР. Когда женщина посмотрела на строй девушек внизу, все, о чем я не знала, неясность происходящего, витала больше внутри меня. Дома вещи могли не быть идеальными, но по крайней мере я знала, чего ожидать - хотя бы до сегодняшнего дня. Сейчас все было незнакомым. Все казалось опасным. Я сгорбилась, сцепив руки, чтобы они не дрожали.

- Великолепно, - сказала Роза себе под нос. - Сестры.

- Она монахиня? - прошептала я в недоумении.

- Хуже. Ты никогда не видела Сестер спасения? - Когда я покачала головой, она наклонилась ниже. - Это ответ Милиции нравов на феминизм.

Я хотела услышать больше - если Сестры спасения предназначены для борьбы с феминизмом, то почему эта женщина здесь распоряжается? - но тут она повернула голову к стоящему рядом с ней солдату.

- Ведите их внутрь.

Нас привели в главное фойе кирпичного здания. Пол был выложен плиткой, а стены покрашены в персиковый цвет. Из-под лестницы влево уходил длинный коридор со множеством дверей.

По очереди мы подходили к прямоугольному раскладному столу, за которым сидели два одетых в такую же сине-белую форму регистрационных клерка, ожидающих нас с документами. После того как Роза со своим латинским акцентом представилась, я шагнула вперед.

- Имя? - спросила меня клерк с брекетами, не поднимая глаз.

- Эмбер Миллер.

- Эмбер Миллер. Вот она. Еще одна Пятая статья, мисс Брок.

Хрупкая, но угрожающего вида женщина за ее спиной улыбнулась с неискренним гостеприимством.

Пятая статья. Каждый раз, когда я слышала этот термин, мне будто иглы втыкали под ногти. Я почувствовала, как жар поднимается к моей шее.

- Зовите меня просто Эстер Прайн***, - пробормотала я.

- Говори четче, дорогая. Что ты сказала? - спросила мисс Брок.

- Ничего, - ответила я.

- Если тебе нечего сказать, тогда лучше хранить молчание.

Не в силах скрыть удивление на лице я подняла взгляд.

- Ей уже семнадцать, мисс Брок. В июле она достигнет совершеннолетия.

Мое сердце екнуло.

Я не могла оставаться здесь до совершеннолетия. Я думала, что мое заключение продлится несколько дней или до тех пор, пока не определится сумма штрафа, но до 18-го июля оставалось еще 5 месяцев! Я не сделала ничего плохого, а моя мама, которую можно обвинить разве что в безответственности, нуждалась во мне. Я должна найти ее и вернуться домой.

Слабый, напуганный голос в голове говорил мне: "Кейтлин Мидоуз так и не вернулась домой". Внезапно мне показалось, что штраф - это слишком просто. Нереалистичное наказание. Зачем они тратят деньги, чтобы держать меня здесь, если можно просто выставить счет? У меня сжалось горло.

- Мисс Миллер, до меня дошли сведения, что вчера вы напали на сотрудника ФБР, - сказала мисс Брок. Я автоматически оглянулась на Розу. Это она одарила фингалом того охранника; почему у нее нет проблем?

- Они забирали мою мать! - защищалась я, но от взгляда мисс Брок я захлопнула рот.

- Вы будете обращаться ко мне уважительно, только как мисс Брок, вам понятно?

- Э-э... без проблем. Да.

- Да, мисс Брок, - поправила она.

- Да, мисс Брок. - Меня бросило в жар. Я сразу же поняла, что Роза имела в виду; мисс Брок была едва ли не хуже солдат.

Она вздохнула с безграничным терпением.
- Мисс Миллер, я могу сделать вашу жизнь здесь очень трудной или очень легкой. Это мое последнее предупреждение.

Ее слова сделали мое унизительное положение еще более неприятным.

- Тебе повезло, - продолжала мисс Брок. - Ты будешь жить в одной комнате со студенческой помощницей. Она здесь уже три года и сможет ответить на любые твои вопросы.

Три года? Я не знала, что существуют такие места даже три дня назад, не то что три года. Что же столь ужасного она сделала, что застряла здесь так надолго?

- Закончили с вашим отрядом отрядом, и помни, что я тебе сказала. - Мисс Брок указала морщинистой рукой в сторону, где стояли Роза и еще несколько девочек моего возраста. Глаза ее подозрительно блестели, и я подумала, что вряд ли мой день рождения будет решающим фактором для моего освобождения.

По пути к остальным меня остановили напротив стены, и плотная женщина с обвисшим лицом сфотографировала меня на голубом фоне. Я не улыбалась. До меня начала доходить жестокая реальность всего происходящего, и это привело меня в ужас.

Сестры. Отряды. Великолепная ухмылка мисс Брок. Это не были временные условия.

Я все еще была ослеплена вспышкой от фотокамеры, когда присоединилась к остальным.

- Я думаю, что эти сумасшедшие попытаются удержать нас здесь до нашего восемнадцатилетия, - прошептала я Розе.

- Я не останусь здесь до восемнадцатилетия, - сказала она убедительно. Я повернулась к ней, а она улыбалась, показывая щель между зубов. - Расслабься. В таких групповых домах всегда так говорят. Напортачь побольше, и можешь получить досрочное освобождение.

- Как? - потребовала я.

Только она открыла рот, чтобы ответить, как нас прервали два охранника, вошедшие через главный вход и сопровождавшие девочку в больничном халате. Они провели ее мимо регистрационного стола вниз по коридору и направо, поддерживая ее за локти, будто она могла упасть без их помощи. Я смотрела на нее несколько секунд, но этого было достаточно, чтобы моя кожа покрылась мурашками. Она просто смотрела в пол, а ее черные спутанные волосы резко выделялись на фоне бледной кожи и впалых глаз с синяками. Она была похожа на психически больную, даже хуже. Она выглядела пустой.

- Как думаешь, что с ней произошло? - тревожно спросила я Розу.

- Наверное, болеет, - слабо предположила Роза. Очевидно, она раздумывала над своей недавней теорией освобождения. Затем она пожала плечами. Я пожелала быть такой же пренебрежительной, но я не могла отрицать, какое впечатление на меня произвела эта девушка. Она выглядела физически больной, но что-то мне подсказывало, что не вирус был причиной таких симптомов. Что она сделала? Что они с ней сделали?

Я хотела спросить, но нас собрали в общей комнате с салатовыми креслами, от которых пахло нафталином. Нас было восемь человек одного возраста. Восемь новеньких семнадцатилетних. В этой комнате столпились десятки других девочек в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет. Я узнала по крайней мере двоих. Обе из школы "Вестерн". Я была почти уверена, что одну из них зовут Джеки, но она не смотрела на меня.

Также здесь была группа местных жительниц, все с ослепительными до жути механическими улыбками. Они были одеты, как клоны друг друга: маленькие черные туфли без каблуков, длинные темно-синие юбки и соответствующие блузки с длинными рукавами. Это был совершенно бесцветный наряд даже для меня, а я совершенно не слежу за модой.

- Пожалуйста, внимание, девушки, - сказала мисс Брок. Комната затихла. - Добро пожаловать. Я - мисс Брок, директор Женского исправительного и реабилитационного центра Западной Виргинии.

Я неловко поежилась. Мисс Брок повернулась и, казалось, уставилась прямо на меня.

- Часть вторая статьи Седьмой гласит, что скоро вы станете леди. И к совершеннолетию вас научат быть образцом нравственности и целомудрия.

На слове "целомудрие" Роза фыркнула. Мисс Брок одарила ее взглядом, полным чистейшей злобы.

- Мир меняется, мои дорогие, - продолжала она сквозь зубы, - и вам посчастливилось стать частью этого изменения. С сегодняшнего дня и в дальнейшем, я очень надеюсь, вы станете скромны помыслами и чисты душой. Вы примете свое призвание стать Сестрами спасения и вернетесь в темный мир с одной истинной целью - нести свет.

Сейчас дежурные покажут вам ваши комнаты.

Я сделала глубокий дрожащий вдох. Нет. Я не могу остаться здесь еще на пять месяцев. Я не собираюсь "нести свет" этого безумия. Не могу позволить себе закончить, как та девчонка, которую солдаты практически тащили по коридору. Мне надо выбраться отсюда и найти маму.

Толпа андроидов раздвинулась, выставляя наружу румяную девушку со спиральками светлых волос, рассыпавшихся по ее плечам. Прелестные голубые глаза и задорная улыбка. Ей не хватало лишь нимба.

- Привет. Я Ребекка Лэнсинг, твоя соседка, - раздался ее раздражающе-высокий голос. - Я так рада с тобой познакомиться, Эмбер.
Она махнула, чтобы я последовала за ней по коридору под лестницей. Я гадала, откуда же она знала, кто я такая.

- Бьюсь об заклад, что ты рада, - мрачно ответила я, оглядываясь в поисках Розы. Но она уже исчезла.

Ребекка нахмурилась, услышав мой тон.
- Я знаю, что поначалу тяжело. Но ты привыкнешь. Скоро здесь ты почувствуешь себя как дома, даже лучше. Как в летнем лагере.

Я с трудом сглотнула, когда поняла, что она не шутит.

Ребекка привела меня в комнату общежития. Рядом с ней я чувствовала себя неопытной. Моя школьная форма все еще была грязной и в траве со вчерашнего дня.

- Вот это твоя сторона. - Она указала на кровать рядом с дверью. Матрас, застеленный розовым одеялом, какое бывает в больницах, был тонким, как картон. По бокам находилась подобающая обстановке мебель: комод с одной стороны и стол - с другой. На столе стояла маленькая алюминиевая настольная лампа для чтения, лежало несколько тоненьких блокнотиков и Библия. Кровать Ребекки стояла у стены под окном. Как стояла моя у меня дома.

Глаза защипало от слез, и я отвернулась к стене, чтобы Ребекка не увидела.

- Я принесла твою форму, - вежливо сказала Ребекка. Она протянула мне аккуратно сложенный голубой костюм и серый шерстяной свитер. - И я принесла тебе завтрак. Нам не полагается приносить еду в комнату, но для меня сделали исключение, потому что я СП (Студенческая Помощница).

Была Ребекка человеком или нет, но я была благодарна за еду.

- Ты правда здесь три года? - спросила я, жадно поедая мюсли.

- Да, - сказала она сладким голосом. - Мне здесь нравится.

Я чувствовала себя, как в фантастическом рассказе. В таком, где тебя заставляют принимать таблетки, чтобы контролировать разум.

Ребекку бросили родители еще до принятия Президентом Скарборо Статута о морали. Они были миссионерами и отправились служить Господу за границу до того, как запретили международные путешествия.

Ребекка рассказывала мне все больше о себе, и мой шок исчезал и превращался в жалость. Ее родители не связывались с ней с тех пор, как покинули страну, и, хотя она была твердо убеждена, что они живы, я в этом сомневалась. Во время Войны за границей преобладали анти-американские настроения.

Я не могла отделаться от мысли о том, какие же ужасные у нее были родители, раз бросили своего ребенка, особенно в таком месте, как это. Я снова задалась вопросом, достаточно ли я сопротивлялась солдатам, которые забрали меня, и, хотя я сдерживала чувство вины, оно отягощало меня, как камень.

Пока я переодевалась, Ребекка сидела на краю моей кровати, заплетая свои светлые волосы в косу через плечо. Она без умолку болтала о том, как рада, что у нее новая соседка по комнате, и что мы станем лучшими подругами; я размышляла: не спросить ли мне ее о мисс Брок и Сестрах спасения, чтобы прекратить все ее вопросы. Разговор был таким поверхностным, что казался фальшивым, а так как я была уверена, что он не был фальшивым, я не обращала внимания на ее голос и разглядывала свое отражение в зеркале.

Я никогда не была симпатичной в общепринятом смысле: у меня большие карие глаза и длинные черные ресницы, но брови неправильной формы, а нос слегка искривлен. Цвет лица сейчас был отвратительным - конечно, не такой, как у девушки, которую солдаты отвели в заднюю часть здания, - а скулы выступали так явно, словно последние несколько часов добавили мне десять лет голодной жизни. Темно-синяя форма была еще хуже школьной: потому, наверное, что я ненавидела ее в сто раз больше.

Я сделала глубокий вдох. Мои волосы пахли, как синтетические кресла в школьном автобусе. Я быстро расчесала запутавшиеся локоны пальцами и скрутила их в неровный узел.

- Время уроков, - прозвенела Ребекка, привлекая мое внимание.

Мой мозг начал интенсивно перебирать возможные варианты. Мне нужно отыскать телефон. Сначала позвоню домой, на случай, если Милиция отпустила маму. Если нет, позвоню Бет, чтобы разузнать, слышала ли она что-нибудь о том, куда они забирают нарушителей Статьей.

Когда я опустила глаза на Ребекку, то увидела, что она просто в восхищении от того, что покажет мне все, что есть вокруг. Она была здесь достаточно влиятельна в роли студенческой помощницы и могла на меня донести, если бы я переступила черту. У нее был такой понятный типаж.

Мне придется быть скрытной.

Через несколько минут мы пошли в корпус напротив столовой, где толпилось около сотни девочек. Это могло выглядеть, как средняя школа - здесь также шепотом сплетничали перед появлением новеньких, - но только настроение было слишком мрачное. Вместо того чтобы быть любопытными и милыми, они боялись нас. Словно мы можем сделать что-нибудь ненормальное. Это была странная реакция, несмотря на то что я думала о них так же.

Прозвенел звонок, и все разговоры прекратились. Девочки разбежались по своим классам, где выстраивались в ровные линии. Ребекка тащила меня за руку, как тряпичную куклу; я не сопротивлялась и позволила ей поставить меня в строй. В корпусе воцарилась тишина.

Через несколько мгновений появились солдаты, которые встали спереди, сзади и по бокам каждой линии. Молодой человек с рябыми щеками и комплекцией, как у хорька, прошел мимо меня, когда двигался к концу шеренги. На форме было написано: "Рэндольф". У второго, расхаживающего перед линией, было почти сияющее лицо по сравнению с тем, сзади. Его подбородок был аккуратно выбрит, а волосы имели песочный оттенок. Он мог бы быть привлекательным, если бы его голубые глаза не были такими пустыми.

Что же сделала Милиция нравов, чтобы так высосать человеческую душу? Я выбросила из головы появившиеся мысли о Чейзе.

- Мисс Лэнсинг, - сказал почти красивый охранник.

- Доброе утро, мистер Бэнкс, - сказала она мелодично. Он кивнул ей, быстро и безразлично, словно одобряя ее строевую линию. Вся беседа показалась мне неловкой и вынужденной.

- Эй, принцесса, - прошептала девушка позади меня. Я обернулась и увидела Розу, обратила внимание, что она отказалась заправить свою темно-синюю блузку. Рыжеволосая девушка позади нее, вероятно, ее соседка по комнате, смотрела с неодобрением. Очевидно, ей не нравилось это новое соседство.

Ее рыжие волосы напомнили мне, как я соскучилась по Бет.

Было приятно, что Роза поблизости. Несмотря на то что она была грубой, она, по крайней мере, была настоящей, а когда прозвенел звонок и ряды рассредоточились, мы остались стоять рядом, связанные нашим общим недоверием к остальным.

Мы проследовали за Ребеккой вниз по лестнице, мимо прачечной, медицинского пункта и приземистого кирпичного офиса, напротив которого стоял гидрант. Там семнадцатилетние были отделены от остальных отрядов и прошли по участку травы к тропинке, ведущей между двух высоких каменных строений. Я жадно осматривала прилегающую территорию, стараясь составить в памяти некую карту. Оказалось, что был только один способ войти и выйти: через главные ворота.

Когда Роза заговорила снова, ее голос прозвучал едва громче дыхания.

- Смотри и учись.

Я обернулась, но ее уже не было.

***Hester Prynne - Эстер Прайн, героиня романа «Алая буква» (англ. The Scarlet Letter) американского писателя Натаниеля Готорна. В отсутствие мужа зачала и родила девочку. Поскольку не было известно, жив ли муж, ханжески настроенные горожане подвергают её относительно лёгкому показательному наказанию за возможную супружескую изменуона привязана к позорному столбу и обязана носить на одежде всю жизнь вышитую алыми нитками букву «А» (сокращение от «адюльтер»).

Глава 3

Задрав юбку почти до бедер, Роза исчезла между двух зданий. Охранники что-то кричали - я не могла расслышать слов, потому что адреналин бурлил во мне вовсю. Один из них мгновенно рванул за ней. Другой взял рацию и отдал несколько коротких приказов, прежде чем последовать за первым. Девушки лихорадочно перешептывались, но ни одна не пошевелилась.

У меня в висках пульсировала кровь. Куда она побежала? Неужели она нашла выход, которого не увидела я?

Меня осенило: надо бежать в другую сторону. Роза отвлекла охрану и остальных семнадцатилеток; они, возможно, и не заметят, что я ускользнула. Я могу подняться обратно по лестнице к главным воротам и... и что потом? Спрятаться в кустах, пока не проедет машина и я не прокрадусь следом за ней? Правильно. Никто этого не заметит. Пока мы ехали в автобусе, не видели ни следа цивилизации до самого рассвета. Так что я могла бы пройти по шоссе в форме этого заведения никем не замеченной.

"Думай!"

Телефон. Он должен быть в общежитии. Или, может быть, в медицинском пункте. Да! Персоналу нужен хотя бы один на случай, если кто-то серьезно поранится. Медпункт был рядом; мы прошли его всего лишь несколько минут назад. Он был прямо за тем кирпичным зданием с пожарным гидрантом.

Все девчонки смотрели на проход между зданиями, где исчезла Роза. Даже охранники, оставшиеся поблизости, смотрели туда же. В воздухе повисло напряжение. Я сделала медленный шаг назад, трава хрустнула под выданными мне туфлями. Сейчас или никогда.

И тут меня грубо схватили за руку. Когда я повернулась вправо, увидела, что ледяные голубые глаза Ребекки вперились в меня. Ее ярость стала для меня удивлением. Я не думала, что в ней было что-то подобное.

- Нет, - сказала она мне одними губами. Я попыталась стряхнуть ее, но она лишь крепче в меня вцепилась. Я чувствовала, как ее ногти впились мне в кожу. Ее же кожа побелела в отблесках утреннего солнца.

- Отпусти, - тихо сказала я.

- Ее поймали! - закричал кто-то.

Все девочки, в том числе я и Ребекка, с любопытством подошли ближе к проходу между зданиями. Мне удалось избавиться от захвата моей соседки по комнате, но сейчас это уже не имело значения. Момент был упущен. Сейчас охранники смотрели на нас, так как Розу уже поймали. Если одна из нас и вдохновилась ее поступком, то охранники были к этому готовы. Из-за Ребекки я упустила свой шанс.

Я протолкалась между двумя девочками и увидела Розу в двадцати футах передо мной, загнанную в угол в тупике переулка, попавшую в ловушку. Два наших охранника пытались схватить ее. Они держали руки низко и широко раскинутыми, словно ловили курицу. Роза завизжала и бросилась между ними прямо к группе перепуганных семнадцатилетних девчонок. Уродливый солдат сбил ее с ног. Он врезался в нее сбоку и повалил на землю.

- Нет! - закричала я, пытаясь добраться до нее. Другой охранник перегородил мне дорогу. Кожа была плотно натянута на его лице, от его хитрого взгляда меня пробрал озноб.

"Рискни, - казалось, говорил он, - и ты будешь следующей".

Все смотрели, как Рэндольф с ухмылкой на покрытом оспинами лице держал вырывающуюся Розу коленом, уперев его ей между лопаток. Переведя дыхание, он усмирил ее сопротивление, свел ей руки за спину и стянул стяжкой.

А потом он ее ударил.

У меня сжался желудок, когда из носа Розы на ее темную кожу хлынула кровь. Я бы закричала, если бы мне было, чем дышать. Никогда в жизни не видела, как мужчина бьет женщину. Я знала, что Рой бьет мою маму. Я видела последствия. Но никогда сам процесс. Это было куда более жестоко, чем я представляла.

И тут меня словно ударило под дых. Если это может произойти с нами, девочками на реабилитации, то что же они делают с людьми, которые совершили так называемые преступления? Что Чейз сделал с нами? Необходимость убежать стала еще сильнее. Я боялась за маму еще сильнее, чем раньше.

- Она сумасшедшая, - проговорила одна из семнадцатилеток.

- Сумасшедшая? - недоуменно сказала я. - Вы разве не видели, что он только что...

Девочки сзади меня тихонько расступались, когда протискивалась мисс Брок. Она сперва посмотрела на Розу, потом на меня. Моя кровь превратилась в лед.

- Он только что, что, дорогая? - спросила она меня, приподняв брови то ли с любопытством, то ли с вызовом, я не смогла понять.

- Он... он ударил ее, - сказала я, мгновенно пожалев, что вообще заговорила.

- И умиротворил эту чертовку, спасибо Господу, - с притворным облегчением хлестко сказала она. У меня пересохло во рту.

Она изучающе смотрела на Розу несколько секунд, цокая языком.
- Бэнкс, отведите мисс Монтойю в нижний кампус, пожалуйста.

- Да, мэм. - Светловолосый охранник протащил Розу мимо меня, оставляя ударившего ее удовлетворенно ухмыляться позади. Я постаралась встретиться с Розой взглядом, но она все еще выглядела оглушенной. Дорожка крови вызвала волну желчи, подступившей к моему горлу.

А потом мисс Брок развернулась и, напевая, направилась прочь.

* * *

Последующие несколько часов мы провели в молчаливых медитациях. Это называлось "занятия". Мы сидели на деревянных стульях с жесткими спинками и читали, пока не закрывались глаза. А дежурные порой вставляли "головы вниз" и "не сутулиться".

Я боялась за Розу. Ее до сих пор не привели обратно. Что бы с ней ни происходило, на это уходило много времени.

Охранник Бэнкс вернулся, и они вместе со Страшным Рэндольфом патрулировали наши ряды, пресекая любой намек на побег или дурное поведение. Больше никто из девчонок не шептался. Они казались шокированы утренним происшествием и вели себя наилучшим образом.

Так как никто, даже Ребекка, не посылал в мою сторону уклончивых взглядов, чтобы подтвердить сумасшествие этой ситуации, я читала. Ничего вымышленного наподобие "Франкенштейна" Шелли или даже Шекспира, которого мы читали на английской литературе. Ничего такого, что хоть как-то могло бы заставить меня отвлечься от этого ада.

Мы читали Статут. В школе я читала его через строчку, но сейчас, когда мои глаза пробегали по буквам снова и снова, я знала, что они впечатаются в мой мозг навсегда.

Первая статья отказывала гражданам в праве практиковать или публично проявлять что-либо, связанное с религией, альтернативной Американской церкви. Очевидно, сюда входил и пропуск школы на Пасху, как в случае с Кейтлин Мидоуз.

Статья Вторая запрещала безнравственную атрибутику, а Третья определяла "полную семью", как одного мужчину, одну женщину и детей. В Четвертой статье прописывались традиционные роли мужчины и женщины. Важность женского подчинения. Обязанность женщины уважать мужчину, в то время как он поддерживает семью как кормилец и духовный наставник.

Я снова подумала о бывшем мамином парне. Рой не был ни кормильцем, ни духовным наставником, а пока я искала какие-нибудь пункты о запрете домашнего насилия, то обнаружила, что об этом нигде не упоминалось, даже в Шестой статье, которая объявляла вне закона развод и азартные игры, а также все остальное, начиная от антиправительственных разговоров и заканчивая владением огнестрельным оружием. Как трогательно и предсказуемо.

Пятую статью я помнила. Дети считаются действующими гражданами, если живут с женатыми родителями. Всех остальных детей забирают из домов и отправляют на реабилитационные процедуры.

Во всех Статьях была одна общая мысль: за любое нарушение последует обвинение от Федерального бюро реформации.

Но что они понимают под словом "обвинение"? Реабилитацию? Я подумала, что моя мама сейчас, возможно, в такой же комнате, как и я, читает Статут или ожидает суда, может быть, даже в тюрьме. А вдруг Чейз отпустил ее, и она уже дома, ждет, когда я позвоню и расскажу, где нахожусь.

Я подняла руку.

Сестра встала из-за стола и пошла в мою сторону. Вблизи я увидела, что она гораздо моложе, чем я предполагала. Ей было, возможно, лишь чуть за тридцать. Но ее волосы, которые казались посыпанными пеплом, и обвисшие веки делали ее гораздо старше.

Я содрогнулась. Сестры делали с женщинами то же самое, что Милиция нравов с мужчинами: вырывали душу и промывали мозги.

- Да? - сказала она, избегая встречаться со мной взглядом.

- Мне нужно в туалет.
Ребекка, сидевшая впереди меня, вздрогнула, но не обернулась.

- Хорошо. Рэндольф, пожалуйста, проводите мисс Миллер в уборную.

- Я и сама смогу ее отыскать, - быстро сказала я, краснея. Мне что, пять лет?

- Таков порядок, - сказала она и вернулась к своему столу.

Я стояла, нервно покусывая нижнюю губу. Мне не хотелось идти куда бы то ни было вдвоем с этим солдатом. Даже если бы он не ударил Розу, он все равно был очень жутким.

Он молча повел меня из здания, стараясь идти не прямо передо мной, а под небольшим углом, так что он всегда меня видел боковым зрением. Пока мы шли, мне на ум пришел образ Чейза. Чейза-солдата, в такой же форме, как у Рэндольфа; с такой же дубинкой, с таким же пистолетом. Что он делал сейчас? Был ли он с моей мамой? Встал бы он перед ней, защищая от оружия Морриса, как он сделал это для меня? Ведь здесь никто не отразил кулаки Рэндольфа.

Я решительно выбросила его из головы.

Выйдя из класса, мы направились по покрытому линолеумом коридору к главному выходу. Через окна светило солнце. Снаружи оно светило почти по-летнему.

Женский туалет находился у самых дверей. Я скользнула внутрь, подождала, не последует ли Рэндольф за мной. Когда он этого не сделал, я метнулась в кабинку и сняла фаянсовую крышку с бака.

Что я могу сказать о жизни без отца: ты учишься решать проблемы по ремонту дома своими собственными силами. Мне понадобилось лишь несколько секунд, чтобы снять с крючка цепь, позволяющую наполнять водой бак, и легко поставить крышку на место.

Мгновение спустя я снова была в коридоре.

- Туалет сломан, - сказала я Рэндольфу. Как я и ожидала, он оттолкнул меня, чтобы проверить самому.

По-видимому, Рэндольф не жил месяцами от пособия до пособия. Его семья, наверное, могла позволить себе вызвать водопроводчика. Он нажал на рычаг несколько раз, и, конечно же, вода в туалете не потекла. Он даже не приподнял крышку, чтобы проверить цепь.

- Нет ли здесь еще одного? - проскулила я.

Он кивнул, передавая по рации о проблеме, когда мы выходили наружу. Свежий воздух пробрался под свободно ниспадающий свитер, заставляя меня поторапливаться. Мы повернули налево за здание и пошли по каменной дорожке обратно туда, где пробежала Роза несколько часов назад.

- Туда! - сказала я, быстро проходя мимо переулка, где Рэндольф ударил ее. - В медпункте есть туалет, ведь так?

Нам оставалось лишь двадцать ярдов. На его лице отразилось сомнение, так что я на мгновение подумала, что он начнет спорить и я не смогу показывать путь. Но он, похоже, понял, что мои требования безобидны, и мы направились к медпункту.

Приемная была маленькой, стерильной, и там пахло чистящими средствами. Мои ботинки скрипели, пока я шла по чистому полу. Мы прошли мимо стойки, за которой сидела медсестра-брюнетка, читающая Библию. Она подняла взгляд, но ничего не спросила, пока я шла по узкому коридору.

Я нашла то, что искала, на стойке рядом с пунктом забора крови, прямо между маленьким холодильником и пластиковым контейнером со спиртовыми тампонами и пластиковыми шприцами. Телефон. Мое сердце забилось в предвкушении.

Как можно беззаботнее, я зашла в уборную и закрыла за собой дверь, прокручивая в голове, как могла бы отвлечь медсестру и моего злого охранника. У меня было мало времени для раздумий. Снаружи послышался шум, достаточно громкий, чтобы я смогла уловить его через стены уборной и медпункта. Звук был визжащий, какой обычно издают машины, когда водитель резко тормозит на большой скорости, и исходил он со стороны соседнего здания с пожарным гидрантом. Но, услышав его снова, я уже не была уверена, что это не человеческий звук. Мое сердце бешено забилось. По позвоночнику прошла дрожь. Я заставила себя сосредоточиться на основной задаче.

Я приоткрыла дверь и увидела, что Рэндольф с медсестрой ушли в приемную. Воспользовавшись шансом, я выскользнула из уборной в небольшую кабинку, где медсестры брали кровь. Через секунду телефон был у меня в руке.

Шарканье по полу заставило меня вздрогнуть. Я подпрыгнула, оборачиваясь, и увидела Рэндольфа в двух шагах от меня. Он смотрел на меня. Телефонная трубка упала на столешницу.

- Вперед, - предложил он. Рэндольф прекрасно знал, что я хотела сделать.

Я чувствовала, что это уловка, но предложение было слишком заманчивым, чтобы отказываться.

Я схватила трубку и поднесла ее к уху. Раздался щелчок, а потом послышался мужской голос.

- Главные ворота, это Бродбент.

Рэндольф ухмыльнулся. Я отвернулась от него.

- Да, вы можете соединить меня с Луисвиллем? - сказала я.

- Кто это?

- Пожалуйста, мне нужно позвонить.

На той стороне повисло молчание.

- Здесь нет выхода на город. Телефоны работают только внутри объекта. Откуда у тебя этот номер?

У меня дрожали руки. Рэндольф выхватил телефон и повесил трубку с самодовольной ухмылкой на лице.

На меня упала пелена безнадежности.

* * *

Прошло несколько часов. Рэндольф решил присматривать за мной внимательнее из-за произошедшего в клинике. Хотя мне разрешили пойти с остальными семнадцатилетними в столовую, дали мне только воду. Ни обеда, ни ужина. Смотреть, как они едят, было пыткой, но я решила не показывать Рэндольфу, мисс Брок и даже Ребекке, что меня это беспокоит.

Я и раньше справлялась с тем, что у нас не было еды. Во время Войны за несколько месяцев до того, как открыли столовую, единственной едой, на которую я могла рассчитывать, был бесплатный школьный обед. Три четверти от него я никогда не съедала: половина была для мамы, а то, что оставалось (яблоко, и, может быть, упаковка крекеров с арахисовым маслом) - на ужин. Те голодные муки, что я испытывала сейчас, напомнили о том, как я могла спокойно пересчитать ребра, стоя в ванной.

С внезапной болью я подумала, ела ли мама что-нибудь сегодня. Был ли это сэндвич (она любила сэндвичи) или что-то из столовой. Чтобы сохранить рассудок, я отогнала эти раздумья. Но в голову полезли другие запретные мысли.

Чейз. Все тот же вопрос, снова и снова. Как он мог? Он знал нас всю свою жизнь. Неужели он думал, что его обещание вернуться ко мне должно было воплотиться таким образом?

Но в этом-то и проблема. Он не вернулся. Не совсем. Тот солдат на моем пороге был незнакомцем.

Вечером мне разрешили пойти в общую комнату отдыха с остальными, и я была взволнована тем, что Роза до сих пор не вернулась после наказания. Я подумала, что у нее может быть сотрясение мозга, но потом вспомнила ту девчонку, что выглядела какой-то пустой, и стала переживать, что Роза могла получить ранения и похуже.

Пока я страдала этими мыслями, Ребекка с жутким энтузиазмом читала новеньким школьные правила. Потом мы молились. Вернее, молились они, я продолжала ворочать тревожные мысли.

Прежде чем нас распустили, охранник сказал, что есть еще одно незаконченное дело. Не знаю как, но с того момента, как мисс Брок вошла в комнату, я поняла, что она хочет навредить мне.

- Дамы, - медленно начала она.

- Добрый вечер, - сказали несколько из них. Включая и Ребекку. Я же не сказала ничего.

- Сегодня случился еще один инцидент. Были нарушены правила. Те из вас, кто находится с нами уже некоторое время, знают, как мы решаем подобные вопросы, так?

Я сосредоточилась на том, чтобы сидеть прямо, с приподнятым подбородком. Глаза были устремлены на эту ведьму, вышагивающую передо мной. По-видимому, того, что меня лишили еды, было недостаточно; она хотела публично меня унизить за инцидент с телефоном. Она могла делать все, что пожелает. Я решила не показывать, что мне страшно. Кто-то должен был стать школьной задирой.

В следующий миг я поняла, что Рэндольф выдернул меня из моего кресла. Он подтащил меня к столу, испытывая на прочность мою решимость.

- Но Эмбер новенькая, мисс Брок!

Ребекка не смогла полностью подсластить вызов, который звучал в ее голосе. Ее лицо покраснело. Я была удивлена тем, что она меня защищает.

- У нее должен быть испытательный срок до тех пор, пока она не усвоит правила. Мэм, - добавила она, подумав.

Еще один охранник встал между нами. Девочки переводили взгляды со студенческой помощницы на меня, потом на Брок. Никто не произнес ни слова.

Несколько секунд мисс Брок смотрела на мою соседку. Я задержала дыхание. Мне не нужна была поддержка Ребекки, но я чувствовала, что лучше держать рот на замке.

В конце концов мисс Брок громко выдохнула через нос.

- А вы быстро работаете, мисс Миллер, - сказала она. Ее суровый взгляд скользнул к Ребекке. - Вы словно вирус, поражающий самых лучших. Видите ли, - объявила она всем остальным в комнате, - мисс Миллер уже нападала на солдата, и ее сегодняшние действия не могут остаться безнаказанными. - Все девочки наблюдали за нами, некоторые с потрясением, некоторые уже с интересом. Это было отвратительно.

- Сюда, мисс Миллер.

Мисс Брок указала на стол и обошла его к противоположной стороне. Рэндольф шагнул мне за спину и отстегнул от пояса дубинку. У него был отсутствующий, почти мертвый взгляд. Мое дыхание участилось.

- Не расскажете остальным семнадцатилетним, как нарушили сегодня правила?

Я сжала челюсть настолько сильно, насколько смогла.

- Вас попросили объясниться, мисс Миллер.

- Прошу прощения, мисс Брок, - четко сказала я. - Вы говорили, что если мне нечего сказать, то лучше вообще молчать.

Произнеся эти слова вслух, я ощутила триумф и с гордостью и трепетом подумала, что мама их одобрила бы. Несколько девушек ахнули. Я улучила момент и посмотрела на Ребекку, лицо которой помрачнело.

Мисс Брок вздохнула:
- Оказывается, неповиновение - это зараза, поражающая наших новых учениц.

- Кстати, где Роза? - спросила я.

- Вопрос был не в этом, - сказала она. - Вопрос был в том, не желаете ли вы...

- Ответ "нет". Не считаю нужным объясняться, - напористо ответила я. Я была настолько зла, что вся тряслась от гнева.

Лицо мисс Брок исказила ярость, в глазах вспыхнул огонь. Она вытащила длинную тонкую розгу, которая пряталась в складках ее юбки. Она была такой же тонкой, как зубочистка, только длинной и гибкой. Кончик розги раскачивался взад-вперед, когда она помахала ею перед моим лицом.

Да что же это за женщина?

- Руки на стол, - холодно скомандовала она.

Я сделала шаг назад и чуть было не столкнулась с Рэндальфом. Я похолодела. Ведь сейчас не Средние века. Права человека все еще существуют, не так ли?

- Вы не имеете права бить меня этим, - услышала я собственный голос. - Это незаконно. Закон запрещает подобные вещи.

- Моя дорогая мисс Миллер, - с притворной теплотой сказала мисс Брок. - Здесь я - закон.

Мои глаза метнулись к двери. Рэндольф понял мои намерения и поднял дубинку повыше.

Я разинула рот. Она меня побьет. Или он.

- Руки на стол, - повторила мисс Брок. Я посмотрела на остальных девочек. Стояла только Ребекка, но и она была наполовину скрыта охранником.

- Девочки... - начала было я, но не смогла припомнить их имен.

Никто из них не пошевелился.

- Да что с вами такое? - прокричала я. Рэндольф схватил меня за запястья и положил их на стол. Сначала они горели, а потом онемели, пока я боролась. - Отцепись от меня!

Но, конечно же, он не отстал. Свободной рукой он поднял дубинку на уровень моего лица, так что я могла видеть ее краешком глаза. А потом он один раз ударил меня прямо по горлу.

Я не могла дышать. Я почувствовало, как у меня горит горло. Удушье брало свое, но чем больше я пыталась вдохнуть, тем больше во мне росла паника. Ко мне не поступал кислород. Он сломал мне шею. Он сломал мне шею, и я задохнусь. Яркие белые полоски поплыли у меня перед глазами.

- О, ради всего святого, дышите уже, - с упреком сказала мисс Брок.

Я попробовала дотянуться до шеи, но Рэндольф крепко держал мои руки. Его лицо становилось размытым. Наконец, наконец, в меня просочился воздух. По лицу потекли слезы. Вдох, еще один. Боже, как же это больно.

Я упала на колени, руки все еще лежали на столе. Я попыталась выдаваить хоть слово, но у меня ничего не получилось. Я пробежала взглядом по лицам девушек, но ни одна не подняла на меня глаз. Даже Ребекка сейчас уставилась на свои коленки.

Никто не собирался мне помогать. Они были слишком напуганы. Я должна либо делать то, что говорит мисс Брок, либо мне будет еще хуже. Мне казалось, мое тело наполнено свинцом. Не отрывая глаз от Рэндольфа, я положила дрожащие руки на стол.

Мисс Брок отступила назад и ударила по ним розгой, а остальные девочки смотрели на все это, парализованные страхом. Беззвучный крик застрял у меня в горле. Мгновенно на моих кистях образовались красные линии.

Взгляд мисс Брок стал безумным. Глаза распахнулись до такой степени, что зрачки казались островками в белом море. Меж губ показался ряд зубов.

Я отдернула руки прочь, но Рэндольф снова поднял свою дубинку. Это была машина, а не человек. Холодный. Омертвевший. Совершенно бесчеловечный.

Я положила кисти на прежнее место, дыхание обжигало мне горло. Я стиснула зубы.

Снова и снова мисс Брок опускала розгу на мои руки. Я так сильно прижала их к столу, что пальцы побелели. Я забыла о зрителях. Боль была невыносимой. У меня снова подогнулись колени. Длинные рубцы пересекали друг друга, пока, наконец, один не треснул и не начал кровоточить. Во рту тоже была кровь, в том месте, где я прокусила щеку. Кровь была теплой, со вкусом меди, и меня чуть не вырвало. Из глаз катились слезы, но я по-прежнему не издавала ни звука. Не хотела, чтобы она получила удовольствие от моих завываний.

Я презирала мисс Брок всеми фибрами своей души. Я ненавидела ее больше, чем МН и Статут. Больше, чем ненавидела ЕГО за то, что ОН забрал мою мать. Больше, чем ненавидела себя за то, что не боролась усерднее. Я направила всю свою ненависть на эту женщину, пока боль и ярость не слились воедино.

Наконец она закончила и отерла со лба пот.

- Боже мой, - с улыбкой сказала она. - Какой кошмар. Может, хочешь повязку?

* * *

Он оставил на моей подушке цветок. Белую ромашку с чистыми лепестками и длинным зеленым стеблем. Мысль о том, что он поднял створку окна и бережно положил цветок рядом с моей головой, отдалась ноющей болью где-то внутри меня.

Мой взгляд остановился на подоконнике, где он оставил еще один цветок; этот был поменьше, но не менее красивый. Картина того, как он собирает эти цветы, заставила меня улыбнуться. Я открыла окно и высунулась наружу, думая, что он ждет меня там. Но его не было.

Еще одна ромашка лежала на траве аккурат между нашими домами. В восторге от этой игры я выбралась через окно, потом наклонилась, подняла ее и вложила в свой букет. Я осмотрелась и увидела еще один цветок в нескольких ярдах у задней части домов. Цветочная дорожка вела в его двор.

Хихикая, я пошла по следу, собирая ромашки. Мое предвкушение росло, я представляла, как он обнимет меня, когда я отыщу его, как дотронется до моего лица, а потом поцелует.

Я поднялась на крыльцо и позвала его по имени, открывая дверь. В комнате было темно, глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть.

Что-то было не так. Я почувствовала покалывание у основания шеи, говорившее мне, что дальше идти не следует.

- Чейз?

На нем была форма. Синяя куртка была отведена назад так, что был виден его пояс. У меня внутри все сжалось, когда я увидела пистолет. Дубинки на ее обычном месте не было.

- Эмбер, беги!
Я подпрыгнула, услышав голос мамы. Она стояла на коленях в другом конце комнаты, ее ладони лежали на кофейном столике. Тут же, с поднятым вверх хлыстиком, стояла мисс Брок.

Я опустила глаза и с ужасом увидела, как по костяшкам маминых пальцев сбегает кровь.

Я уронила ромашки и бросилась к ней, но у меня на пути встал Чейз. Его глаза были холодными и пустыми, тело - всего лишь оболочкой того парня, которого я знала. Держа дубинку в одной руке, он оттеснил меня в угол, втаптывая в ковер мои цветы.

- Не сопротивляйся мне, Эмбер.

* * *

Я вырвалась из ночного кошмара, вспотев, хоть и спала без одеяла. Бисеринки пота выступили на лбу, на шее, намочили волосы. В горле полыхало жаром, оно раздулось и было покрыто синяками. В руках яростно пульсировала боль, словно кожа горела в огне.

Это видение отравляло мой разум. Мисс Брок в соседском доме бьет мою маму по рукам. Чейз заблокировал меня в углу. "Не сопротивляйся мне, Эмбер".

Я попыталась сосредоточиться на реальном воспоминаии: мой Чейз ждет меня снаружи с улыбкой на лице и распахнутыми объятиями. Но после всего случившегося даже воспоминание показалось подделкой.

Постепенно мир стал обретать свои привычные черты. Я все еще была в исправительном центре. Все еще в своей комнате в общежитии.

Я услышала щелчок, потом треск. Звук шел со стороны Ребекки. От окна.

Кто-то пытался взломать его! Мои мышцы напряглись, я была готова выскочить в дверь.

- Ребекка! - прохрипела я, болезненно сглотнув. Мои ноги в носках были уже на полу. Юбка сбилась у меня на бедрах, накрутившись на ноги.

Она не пошевелилась. Я прислушалась, но не услышала ни звука.

Вообще ничего не было слышно. Даже дыхания Ребекки.

Я заставила себя оставаться спокойной. Это был, наверное, порыв ветра, ударивший по стеклу. Ветка дерева или старые листья. Или что-то еще. Это не был взломщик. Никто не придет и не заберет меня. Даже если я бы захотела.

- Ребекка? - спросила я чуть громче, чем шепотом. Она не пошевелилась.

Я соскользнула с кровати и прошлепала к окну, не отрывая от него глаз.

Еще раз назвала ее по имени. Она лежала абсолютно неподвижно.

Я положила руки на матрас. Месяц проглядывал в окно и освещал бинты на моих раздутых костяшках бледно-голубым светом. Пальцы продвинулись вперед, ощупывая одеяло.

И подушку под ним.

- Что за черт? - произнесла я вслух. Мои глаза метнулись вверх к окну, в котором я увидела, как фигура в белом скрывается среди деревьев. У меня отвисла челюсть.

Ребекка, обманщица, удирала. Чуть ранее она остановила меня от такого поступка, в то время как сама все это время планировала побег. Хотя времени на раздумья уже не было. Ребекка нашла способ сбежать, что-то куда получше, чем импульсивный порыв Розы, и будь я проклята, если она оставит меня ни с чем.

Я засунула ноги в туфли, накинула куртку, висящую на спинке стула, себе не плечи. Я не чувствовала себя уставшей или голодной. Предвкушение столкнулось с ужасом от того, что меня поймают. Во мне бунтовало неповиновение.

Я, не раздумывая, встала грязными туфлями на кровать Ребекки; если бы я могла, я бы дольше наслаждалась этим действием. Толкнула окно, и оно распахнулось. Я услышала тот же звук, что и раньше, когда подумала, что кто-то пытается влезть внутрь, а не вылезти наружу, - щелчок и скрежет.

Из нашей комнаты на нижнем этаже было очень просто выскользнуть через фрамугу и опустить ноги на землю. Настолько легко, что я удивилась, почему никто не пробовал этого раньше. Внезапное сомнение заставило меня остановиться - не могло не быть причины, по которой вся школа не исчезла после наступления комендантского часа, - но, если эта маленькая любимица Брок выбралась из комнаты, должна же она знать, что делает.

Я медленно и мучительно выдохнула и полезла дальше. Юбка закрутилась вокруг бедер, холодный воздух добрался до кожи, но как только ноги коснулись земли, я побежала.

Ночь была достаточно светлой, чтобы я могла видеть дорогу. Я промчалась через узкий проулок, потом побежала к лесу, в котором, как я видела, исчезла Ребекка. Гул мощного генератора заглушал хруст листьев под моими ногами - и благословение, и проклятие. Никто меня не слышал, но и я ничего не слышала тоже.

Несмотря на то, что я боялась быть пойманной, ноги несли меня дальше. Ребекка здесь уже три года. Она знала всю систему, весь этот объект. Она не попыталась бы сбежать, если бы не была уверена наверняка.

Чем дальше я забиралась в лес, тем темнее становилось, даже несмотря на лунный свет. Я гадала, куда же мы идем. Может быть, к бреши в заборе. Он ночного неба образовывались тени, оставляя видимыми только голые ветви и стволы деревьев. Я прокладывала себе путь руками, двигалась на ощупь. Я начала переживать, что потеряла ее. Шум генератора становился все громче.

Наконец я услышала голоса. Один был мужским, второй, без сомнения, принадлежал Ребекке. Я замерла как вкопанная и пригнулась, прячась за стволом сломанного дерева. Я не могла разобрать, что они говорили. Как можно незаметнее я подобралась поближе.

- Не могу поверить, что Рэндольф ударил ее, - услышала я голос Ребекки.

- Ага. Ему это нравится. Больной ублюдок, - ответивший голос показался мне знакомым.

- Шон... что вы все с ней делали?

- Брок сказала, чтобы мы отвели ее в барак. Да ладно, ты же знала, к чему это ведет.

Мои мышцы напряглись. Они говорили не обо мне; они говорили о Розе.

Я представила то черное кирпичное здание рядом с медпунктом. Это и был "барак"? Брок сказа, чтобы Розу отвели в "нижний кампус"; может, именно это она имела в виду. В памяти всплыл металлический скрежет, который я услышала, когда нашла телефон в клинике. Это кричала Роза?

У меня кружилась голова. Я все еще не могла узнать второй голос.

Ребекка помолчала немного.
- Думаю, ты прав.

- Что такое, тебе ее жаль? О, не огорчайся, Бекки. Эй, бьюсь об заклад, я смогу развеселить тебя.

Стало тихо, и я испугалась, что они уйдут без меня. В панике я подняла голову над колодой.

У меня отвисла челюсть.

Ребекка Лэнсинг сидела на генераторе, на ней была надета синяя парусиновая куртка. Ее ноги обнимали бедра охранника - солдата с рыжеватыми волосами. Почти симпатичный охранник, который этим утром отвечал за ее строй. Одна его рука лежала на ее светлых спутанных волосах, другая - на обнаженном бедре. Их губы соединились в бешеной страсти.

Часть меня решила, что это сон. В истории человечества не было такого варианта, чтобы эта ханжа, святоша Ребекка, моя соседка по комнате, студенческая помощница, занималась этим делом с солдатом. На территории школы. Посреди ночи.

Меня охватила ярость. Роза в бараке, ее наказывали, в то время как Ребекка крутит амуры с парнем, сидя на генераторе. Руки сжались в кулаки. Я скрипнула зубами. И если рассудок не покинул меня раньше, то это произошло сейчас.

Прежде чем осознать свои действия, я уже была на ногах.

- Какого...

Я не была удивлена, когда меня ослепил свет от фонаря. Он светил мне прямо в лицо, оставляя невидимыми людей с другой стороны. Я вскинула руку, чтобы прикрыть глаза, и вслепую двинулась вперед через ветки и мусор.

- Кто это? - услышала я Ребекку. А потом: - О, мой Бог.

Охранник выругался. Шон, так она его назвала. Он отошел от Ребекки и бросился ко мне. Я почти хотела, чтобы он дошел до меня. Все, что я видела, когда на него смотрела, - каменное лицо, когда он тащил Розу.

- Постой! - Ребекка спрыгнула с генератора и встала перед ним. - Эмбер, что ты здесь делаешь? 
Как же я ненавидела этот самоуверенный голос.

- Ты лгунья! - прорычала я.

- Что? Как давно ты здесь?

- Достаточно давно, Бекки. - Мои скрипучие слова вылетали, словно вода из лопнувшей трубы.

- Это не то, чем кажется.

- О, правда?

- Мне показалось, ты сказала, что она спит! - почти кричал Бэнкс.

- Замолкни, Шон! - отрезала она. Когда он не ответил, она схватила меня за рукав и потащила. - Давай же, мы возвращаемся.

- Я так не думаю, - сказала я. - Я уже сыта по горло тем, что слушалась тебя.

- Ты должна пойти. Следующий охранник пройдет через несколько минут. Тебя поймают. Уяснила?

- Только меня? Вот уж не думаю, - сказала я голосом, похожим на мой, но смелее. Я как будто отключилась. Кожа была холодной, но горячая кровь бодро бежала по венам. Казалось, все мои органы словно лежат по отдельности. Мне потребовалось большое усилие, чтобы вдохнуть морозный воздух. Я не чувствовала себя самой собой.

- Думаешь, их волнует, что мы с Шоном здесь? - сказала она, в отчаянии всплеснув руками. - Думаешь, они не делают то же самое? Они прикрывают друг друга, ясно? Если ты им расскажешь, тебя же и накажут.

- Может и так, - согласилась я и почувствовала, как возросло мое негодование. - Может быть, охранникам и все равно, но мисс Брок будет рада услышать, что ее яркая звездочка путается с одним из солдат.

Бэнкс посмотрел на нее, на его лице появилась паника - настоящая эмоция. Потом он взглянул на меня, ужас сменился отчаянием.

- Она никогда тебе не поверит, - сказал он мне.

- Может быть. Но за ней станут присматривать, не так ли? Поставят охранника возле нашей комнаты, чтобы удостовериться, что она ничего такого не делает, и... - Честно говоря, я понятия не имела, что предпримет мисс Брок, но мрачный взгляд Шона сказал мне, что я попала в точку.

- Ты не можешь рассказать ей... ты же Миллер, правильно? Бекки выходит через три месяца. Она должна продержаться.

- Позволь мне разобраться с этим, Шон, - сказала она.

Я была озадачена проявлением подобного рыцарства. Он что, действительно пытался ее защитить? Я скрестила руки на груди. Может, еще не все у них внутри омертвело, как кажется снаружи.

Ну, может быть, хотя бы у некоторых.

- Ты... ты не можешь рассказать ей, Эмбер. Ты не можешь.

- И что же меня остановит?

Громко вздохнув, Шон отстегнул кобуру на поясе. По его круглым, полным смятения глазам я поняла, что стрелять в меня ему не хотелось, но это ни на йоту не уменьшило мой страх. В этот момент я вспомнила дубинку Рэндольфа на моем горле и хлыст Брок на моих руках. И подумала, а почему я решила, что этот солдат окажется не способен на это или что похуже.

Я боролась с желанием дать деру.

- Она сказала, что следующий охранник будет здесь через несколько минут! - прокричала я. - Как ты объяснишь присутствие здесь Ребекки, если застрелишь меня? 
Меня всю трясло. Оставалось надеяться, что из-за темноты они этого не увидят. Он не станет в меня стрелять. Не за это. Он не может. Слишком рискованно.

"Пожалуйста, не дай ему застрелить меня".

- Шон, - мягко сказала Ребекка. Он опустил руку, но я все еще не дышала.

- Чего ты хочешь? - спросил Шон. В обмен на мое молчание он собирался заключить сделку.

- Мне нужно выбраться отсюда. Я должна найти маму, - сказала я. Чем дольше я говорила, тем более хриплым становился голос.

- Мы должны уйти! - пропищала Ребекка. Она оглядывалась через плечо, высматривая следующего охранника, который должен был прийти на смену. Теперь, когда я сказала, что расскажу обо всем Брок, она боялась, что я расскажу всем.

Шон резко втянул в себя воздух.
- Если я тебе помогу, ты поклянешься, что ничего не расскажешь директору. - Он не просил. Он сделал шаг вперед, вставая между мной и своей девушкой. Я была удивлена, насколько жалким он сейчас выглядел, когда его лицо было искажено от страха. Глаза казались очень большими. Губы стали тонкой полоской.

- Нет. Шон, нет! - Ребекка тянула его за руку, словно ребенок. Поскольку он продолжал смотреть на меня, она отпрянула от него, вставая в нескольких дюймах от меня. - Если его поймают, у него будут неприятности. Серьезные неприятности. Ты не...

- Миллер, - требовательно поторопил меня Шон, не обращая на нее внимания.

- Да. Клянусь. Ты меня вытащишь, я же ничего не скажу мисс Брок. - Я почувствовала, как внутри меня что-то треснуло, внезапно я вспомнила ужас на лице матери, когда я сказала Рою, чтобы он убирался из нашего дома. Я старалась поступать правильно, но я всегда при этом причиняла другим невыносимую боль. Ничего не изменилось и сейчас, несмотря на то, что этих людей я едва знала.

- Ладно, - сказал Шон. - Я... что-нибудь придумаю.
Он пнул бревно, за которым я пряталась.

- Как? Когда? - По моему телу с огромной скоростью мчалась кровь. Он согласился.

- Не сейчас. Она права. Следующий охранник будет здесь очень скоро. Дай мне время подумать.

Я была разочарована, но понимала, это лучшее, чего я могла сегодня добиться.

- Спасибо... Шон, - сказала я. От того, что я произнесла его имя, он стал мне немного ближе, словно был парнем, которого я знала в школе. Его плечи дернулись. На лице было написано презрение.

Спустя мгновение Ребекка скинула его куртку и бросила к нему. Очень долго они смотрели друг на друга. Даже в темноте я видела нежность на ее лице.

- Прости, - прошептала она. - Все будет хорошо. Я обещаю.

Одна его рука неловко лежала на шее, словно его мышцы были очень напряжены. Он втиснул плечи в куртку и растворился в темноте.

С напряженным выражением лица Ребекка направилась обратно в нашу комнату. Нехотя я последовала за ней, раздражаясь каждый раз, когда спотыкалась и запиналась, в то время как она шла почти бесшумно. Я напомнила себе, что она-то этот путь проделывала не впервые.

Когда мы добрались до третьего окна слева, Ребекка распахнула раму (я уверена, намного резче, чем если бы я спала внутри) и проворно подпрыгнула наверх, положив бедра на подоконник. Потом она нырнула вперед и откатилась на свою кровать. Я проследовала за ней, но гораздо менее плавно.

Когда мы оказались внутри, между нами повисло неловкое, напряженное молчание.

- Как ты могла? - наконец выпалила она. В приглушенном лунном свете я видела, что ее лицо горело от ярости и гнева. - Я должна была позволить тебе попытаться сбежать, как попыталась та девочка, Роза. Я знаю, ты хотела. И я бы позволила тебе, если бы знала, что ты будешь меня шантажировать! Как ты могла?

И тут весь гнев, страх и шок разом вырвались на свободу.

- Я? Ты такая лицемерка! Я попросила тебя о помощи, а ты просто меня проигнорировала! Подпевая Брок, ты несла каую-то чушь про летний лагерь и любовь, что пребывает здесь. И это все ложь! Ты в десять раз хуже, чем она, просто хорошо это скрываешь.

- Ты абсолютно права. И что? - Она положила руки на бедра.

Я распахнула глаза.
- Тебе нужно доктору показаться. Серьезно. И я вовсе не дура, что поверила тебе. Ты чертовски хорошая актриса.

- Да, - сказала она. - Так и есть.

Я села на кровать лицом к ней. Она же села на свою кровать, лицом ко мне. Выглядело так, словно мы снова дети и играем в гляделки. Именно Ребекка нарушила молчание.

- Ты беспричинно подвергаешь его опасности, - сказала она. - Никому не удавалось сбежать. Либо ты уходишь, имея на руках выпускные бумаги, либо ты уезжаешь в багажнике фургона ФБР.

- Что ты хочешь сказать? - Я поперхнулась. Мои пальцы ощупали синяк на шее.

Она поморщилась, словно от боли.
- У охранников есть приказ стрелять в любого, кто пересекает границу.

Я потерла свои лежащие в подоле юбки ноющие руки друг о друга. Вот почему Шон потянулся к своему оружию. Он мог бы сделать вид, что я пыталась сбежать. Никто бы вопроса ему не задал, когда они увидели бы мой хладный труп так далеко от общежития. Я почувствовала прилив нежности к Ребекке. Если бы ее там не было, если бы Шон захотел, чтобы я умерла, прямо сейчас я бы истекала кровью в лесах Западной Виргинии.

Но опять же, если бы Ребекка не таилась, я бы вообще там не оказалась.

- Думаешь, они смогли бы? - спросила я. Вопрос прозвучал риторически. Я видела холодные, мертвые глаза солдат. Я могла бы представить, как некоторые (Моррис, товарищ Чейза, которого я видела в день ареста, и Рэндольф, местный охранник) убивают девушку.

- Я знаю, что смогли бы. Последняя, которую они... - Она засомневалась, возвращаясь взглядом к окну, думая о том, где сейчас был Шон. - Она была соседкой Стефани.

Сейчас, поняла я с болью в сердце, соседкой Стефани была Роза.

Ребекка сглотнула.
- Ее звали Кейтлин. Кейтлин Мидоуз.

Глава 4

- Кейтлин Мидоуз, - растерянно повторила я. Ее не было на доске разыскиваемых. А ее семья переехала после суда.

Ее не было на доске разыскиваемых, потому что ее никто не искал. Она была мертва. Я была рада, что сзади меня стояла кровать, потому что у меня подогнулись колени.

- Она была славной, - сказала Ребекка. - Я стараюсь не привязываться к кому бы то ни было здесь, они всегда чудаковаты. Но она была хорошей.

- Знаю, - сказала я. В памяти всплыло ее изображение на плакатах, развешанных по школе, и еще раньше - ее улыбающееся лицо на уроках по истории в младших классах.

- Ты ее знала? - спросила Ребекка.

Я кивнула.
- Не очень хорошо. Мы ходили в одну школу.

- О, - она прикусила ноготь, не находя слов.

- Когда это случилось?

- Думаю, около полугода назад. У нее уже почти подошел возраст, чтобы уйти отсюда, когда Брок попросила ее остаться в качестве учителя. А когда Брок просит тебя остаться, это вовсе не просьба.

"Здесь я - закон", - сказала мисс Брок, когда била меня по рукам. Нет, я не могла представить ее предложение стать учителем ничем иным, кроме как требованием.

Шесть месяцев назад я пошла в выпускной класс в "Вестерне". Для Кейтлин это тоже должен был быть последний год. Я не уверена, что известие о её смерти очень огорчило меня, я не знала её настолько хорошо, чтобы горевать. Но я ощутила страх от осознания того, что это означало для меня и какими были мои шансы на спасение. Я почувствовала себя эгоистичной и напуганной одновременно. Кроме того, меня начало подташнивать.

Я потерла руками глаза. Их щипало от засохших на ресницах слез.

- А Шон...

- Нет. Нет, это был кто-то другой. - Она вяло улыбнулась. - Шон никогда никого не убивал. Он мне так сказал. В ФБР их заставляли тренироваться на мишенях наподобие людей, но он едва с этим справлялся. Поэтому его отправили в женский реабилитационный центр и держат подальше от городов.

Я представила выстроившихся на стрельбище в ряд солдат и поёжилась. Так как Чейза не распределили в какой-нибудь женский реабилитационный центр, то это означало только то, что он был лучшим стрелком, чем местные стражи. Я гадала, убивал ли он кого-нибудь, но от этой мысли мне стало так неуютно, что я постаралась выбросить её из головы.

- Видимо, немногие, кроме Шона, имеют совесть, - с горечью сказала я.

- Пожалуй, - согласилась она. - Очевидно, ты знакома с Рэндольфом.

Я невольно вцепилась в колени. У меня заболели костяшки пальцев.
- Это был он? Кто... кто сделал это с Кейтлин?

Было темно, но я все-таки видела, как она кивнула.
- Теперь ты понимаешь, что пытаться бежать бессмысленно.

- Я должна попытаться, - сказала я. - Если они вытворяют подобные вещи с нами, что же тогда они делают с моей мамой?

Она помялась.
- Возможно, тоже самое.

Я встала так резко, что закружилась голова.
- Что тебе говорил Шон? Ты должна мне рассказать!
Между нами повисла вся тяжесть нашей сделки. Не было смысла врать, когда я знала ее секрет.

- Он не особо много слышал, - сказала она, защищаясь.

Охранники в школе были изолированы; остальные солдаты находились в распоряжении командиров своих подразделений, но некоторые из них, не освоившие кое-каких аспектов подготовки, как Шон, были переведены под руководство Сестер спасения.

- А кто вообще такие эти Сестры? - спросила я. - Мисс Брок у них за главную?

- Ей бы этого хотелось, - сказала Ребекка. - Брок была назначена Советом Образования во время Реформации. Она вроде - я не знаю, как сказать точно, - управляющей школами в этом регионе. Есть другие Брок, в других регионах, управляющие другими исправительными учреждениями тем же железным бюстом. - Она захихикала - Это Шон придумал так назвать - "железным бюстом". Вместо железного кулака, понимаешь?

- Понятно, - сказала я ровно. Множество злых директрис. Множество исправительных учреждений. Этого уже было достаточно для того, чтобы я снова почувствовала себя слабой. Слабая улыбка Ребекки исчезла.

- Брок говорит, что Сестры принимают участие в делах, - сказала она. - Управление благотворительностью и продуктовыми поставками и прочая чепуха. Разумеется, никто не знает, правда ли это.

Мама была волонтером в нашей местной столовой. Я с трудом могла представить её в синей юбке и с дурацким платком на шее.

- Так значит, Брок отчитывается перед Милицией нравов, но здешние охранники в её подчинении? - спросила я. Ребекка смотрела на меня непонимающе, и я осознала, что она никогда не слышала этого прозвища ФБР. Находясь здесь с четырнадцатилетнего возраста, она немного отстала от жизни.

- Милиция нравов, - задумчиво сказала Ребекка после того, как я все объяснила. - Забавно.

Очевидно, чтобы избавлять общество от злодеев, большого мастерства не требовалось. Теоретически, здешними солдатами командовало ФБР, но мисс Брок руководила их повседневной деятельностью. К несчастью, это значило, что Шон очень мало контактировал с военными за пределами этого учреждения.

- Но есть курьер, - продолжила Ребекка. - Он бывает здесь каждую неделю и доставляет мисс Брок сообщения. Указы от управления образования. Поправки к Статуту. Ну и так далее. До Шона иногда доходят слухи. Он узнал, что некоторое время назад было решено прекратить суды над нарушителями Статей, и это оказалось правдой. Уже более месяца солдаты не заглядывают сюда за свидетелями.

- Прекратить суды? Что это значит? - спросила я, чуть повышая голос.

- Тсс! - Она жестом указала, чтобы я опустилась обратно на кровать. - Я не знаю, что это значит. Может быть, твою маму просто отпустят. А может, отправят на реабилитацию. Шон упоминал, что обвиняемым нужно будет "отработать" что-то вместо судов. Думаю, это вышел новый протокол. В следующем месяце Шон будет проходить обучение на основе него.

Я представила себе маму, оказавшуюся на моем месте. Представила, как ее маленькие ладони с наманикюренными ногтями лежат на столе, а Брок лупит по ним розгой, как в моем сне. Я представила, как непокорность сменяется страхом. Как мама корчится на полу, как это было при Рое.

Я не могла позволить этому произойти. От самой мысли о том, что ей могут причинить страдания, мне становилось плохо.

- Нельзя, чтобы это случилось с моей мамой. Я должна найти ее. Должен же быть какой-то выход. Что пыталась сделать Кейтлин? Как ее поймали? - спросила я.

- Шон сказал, что ее поймали у южной стороны ограды. Она пыталась перелезть.

Кейтлин была долговязой, но никто не назвал бы ее спортивной. Я не могла представить ее перебирающейся через забор. Но, с другой стороны, в отчаянии люди способны на невероятно безумные поступки. Мне следовало бы это помнить.

- Другого способа нет? Дыр в заборе? Запасных выходов?

Ребекка беспомощно пожала плечами.
- Охрана каждый час обходит периметр. Единственный путь наружу - главные ворота. А они охраняются, и дежурные обыскивают все средства передвижения.

- Никто никогда не сбегал? - недоверчиво спросила я.

Ребекка свернулась клубочком. Когда она снова заговорила, ее голос прозвучал тонко, будто бы она стала на несколько лет младше.

- Одна девочка, сразу после того, как я попала сюда. Она перелезла через забор и пробралась в лес, но шел такой сильный снег, что она умерла от переохлаждения. Брок заставила солдат принести ее тело в столовую, чтобы показать нам, что произойдет, попытайся мы сбежать. Тело девочки было черно-синим и... - Ребекка качнула головой, будто бы пытаясь отогнать воспоминание. - Тогда Брок и дала солдатам разрешение стрелять в любого, кто окажется слишком близко к забору.

Я вздрогнула, подумав о том, как опустошающе было бы достичь свободы, только чтобы снова ее потерять.

- Только три девушки с тех пор зашли достаточно далеко в своих попытках сбежать, и всех их убили. Когда что-то подобное происходит, это надолго отбивает у остальных охоту. Если ты достаточно безумна, то будешь первой после Кейтлин.

Понимание реального положения дел начало укореняться где-то в моем животе. Если я попытаюсь сбежать, то должна понимать, что это может стоить мне жизни, и если я умру, то это, скорее всего, будет насильственная смерть. Но если я останусь, то никогда не узнаю, была ли моя мама избита, брошена в тюрьму или расстреляна.

Западня. У меня было два варианта. И оба были не ахти какие.

- Знаешь, если ты достигнешь выпускного возраста, по закону им больше не нужно будет искать тебя.

Я не могла ждать восемнадцатилетия, но что-то ее голосе сказало мне, что она говорила не обо мне.

- Именно поэтому вы с Шоном не сбежали?

Она кивнула.
- Через три месяца я буду в безопасности. Но если он когда-нибудь решить уйти, ФБР может убить его.

Значит она сделала свой выбор. Защищать солдата.

Я недоверчиво покачала головой.
- Они не убьют одного из своих.

- Ты не права. Он будет осужден Советом. Если он уйдет в самоволку и его поймают, то казнят. Сейчас так всё устроено. Если ты мне не веришь, вспомни, почему ты здесь.

Воздух между нами застыл, а мои мысли побрели в опасном направлении. Если Шона могут казнить, то как насчет моей мамы? Это казалось маловероятным, но не невозможным.

Я должна была выбраться. И поскорее.

* * *

До того как Шон придумал план, прошло две ночи.

Мы были в классе, где читали брошюрку под названием "Дресс-код леди", когда он привлек мое внимание. Легкий кивок его головы, и я без колебаний подняла руку, чтобы попросить сопровождения до уборной. Не давая Сестре времени поручить Рэндольфу проводить меня, Шон ступил вперед и придержал для меня дверь открытой, указывая мне выйти в коридор.

Как только мы покинули остальных, он быстро сообщил мне, что директриса приказала ему подменить другого солдата, который готовился покинуть заведение; это означало, что он получит двойную смену обхода периметра. Когда это произойдет, он проведет меня к забору и будет смотреть в другую сторону, пока я не переберусь.

Звучало просто, но далеко не беспроблемно. Во-первых, надо было ждать восемь дней. Во-вторых, перебравшись через забор, мне останется надеяться только на себя, что означало около четырех часов (или пятнадцати миль) ходьбы через глушь Аппалачей в одиночестве. И, в-третьих, как только я попаду на ближайшую автозаправку, мне нужно будет напроситься на попутку, а значит, придется найти гражданина, который охотно подвезет меня и не будет требовать денег за топливо.

- Тебе следовало бы постараться, - посоветовал Шон. - Как только поймут, что ты сбежала, тебя начнут искать. Тогда я больше ничего не смогу сделать.

Я кивнула, и хоть мое горло уже не было распухшим, я почувствовала, как в нем поднялся комок. План был ужасным, но другого у меня не было. Шон на некоторое время уставился на меня, будто бы удивленный тем, что я всерьез задумалась над его идеей. Не знаю, считал ли он меня храброй или глупой. Скорее, последнее.

- Для всех будет лучше, Миллер, если ты подождешь своего выпускного возраста.

- Я не могу ждать, - твердо сказала я, - зная, что она может быть в таком же месте.

Выражение его лица помрачнело. Я спросила, не знал ли он еще чего-нибудь о моей матери, но он ответил отрицательно. Я подумала, не скрывал ли он чего-нибудь, но, так как наши отношения балансировали на лезвии ножа, я больше не настаивала. Он недостаточно при мне запачкался, чтобы рисковать его предложением. В конце концов, музыку заказывает тот, у кого пистолет.

Поэтому я ждала.

* * *

Роза вернулась на следующий день к полудню. Она молча сидела рядом со мной в течение урока Брок по нормам этикета. Никаких шуток, никаких нахальных, показывающих промежуток между передними зубами ухмылок. Ее глаза, выглядывавшие из окружения поставленных кулаком Рэндольфа синяков-полумесяцев, теперь были не непокорными, а кроткими. Пустыми. Она была настолько же опустошенной, как та девочка, которую мы видели, как только прибыли.

Теперь у меня не оставалось сомнений в том, что услышанный мной в медпункте крик принадлежал Розе, находившейся в бараке. Когда я спросила об этом Ребекку, та отвечала уклончиво. "Это страшно", - только и сказала она. И все. Но я была в ужасе.

В течение последовавших дней я изо всех сил старалась быть незаметной. Я оставалась вежливой, когда мне приходилось вести неловкие светские беседы с персоналом и другими девочками, и не нарушала правил. Я не выказывала досады или боли, когда мои неуклюжие распухшие ладони что-то роняли или когда я не могла сжать кулак, чтобы удержать карандаш. Я не привлекала внимания и таким образом позволила Брок думать, что она победила.

Но прямо у нее под носом я собирала различные вещи, как тогда, когда нам с мамой было хуже всего во время Войны. Чашку из столовой, пока никто не смотрит. Мочалку из ванной. Готовясь покинуть это место, я начала складировать еду, которая долго не портилась, под матрасом.

И я поняла, что стала полагаться на Ребекку. Хоть она и строила из себя королеву реабилитации, когда рядом с нами кто-то был, судя по всему, это был ее способ выживания. Это притворство разогревало мою надежду.

По ночам мы разговаривали, и она оказалось удивительно открытой. Почти как будто я была ее лучшей подругой, а не той, кто мог доставить ей огромное количество проблем, раскрыв ее тайну. Посмотрев на Шона с ее точки зрения, я стала видеть его в другом свете. Я стала замечать, как он отвлекал внимание Рэндольфа от девочек и как он старательно кивал, когда Брок говорила о чем-то особенно нелепом, вроде того, как Сестрам следует общаться с мужчинами.

К моему изумлению, я тоже ей немного открылась. Я рассказала ей кое-что, например, о том, как я скучала по матери. По попкорну и ночам, проведенным за старыми, изданными еще до Войны журналами. По песням, которые мы вместе распевали. По тому, как мы никогда по-настоящему не разлучались. Ребекке нравились эти истории. Думаю, они помогли ей понять, почему я так стремилась убежать.

На пятые сутки я даже рассказала ей о Чейзе.

Не знаю, почему. Может, потому, что она любила солдата, или потому, что я чувствовала нужду дать ей знать о чем-то личном для меня. Может, потому, что ни часа не проходило, чтобы я не спросила себя, почему он поступил так, как поступил. Какой бы ни была причина, я рассказала. Не вдаваясь в детали и то, как глубоки были мои чувства к нему, а общую картину произошедшего между нами.

- Им нельзя ни с кем встречаться, если они не являются офицерами, - сообщила мне Ребекка, когда я рассказала, что он не писал. - Они должны посвящать всю свою жизнь Цели или чему-то вроде того. Они расписываются за это, когда поступают на службу.

- Кажется, Шона это не особенно заботит. - Я не смогла полностью очистить свой голос от наигранной нежности.

Ребекка улыбнулась, и внезапно я увидела, насколько она хорошенькая.
- Ты можешь его винить за это?

Мы обе смеялись тогда. Это был первый и единственный раз, когда мы смогли позволить себе это.

* * *

Прошло одиннадцать дней с тех пор, как я попала в исправительный центр, а от мамы или Бет не было слышно ни слова.

На двенадцатую ночь я подготовилась к побегу.

- Я пойду с тобой, - в десятый раз сказала Ребекка. Она ходила по комнате туда-сюда. Уже перевалило за полночь, но она все еще была полностью одета.

- Нет. - Это мы уже обсуждали. - Шон хочет, чтобы ты была здесь.

- Меня не волнует, чего он хочет! - Ее голос стал выше. Она нервно теребила в руках блузку. - Я не могу ничего не делать, когда он рискует жизнью ради тебя.

В течение последних дней напряжение между нами нарастало. Подлинная сущность плана становилась все более явной. Неосознанно я коснулась все еще воспаленных полос на тыльной стороне ладоней и несильно сжала кулак. Раны к этому времени затянулись, но все еще были украшены фиолетовыми и желтыми цветами. Они дико болели, особенно в такую холодную ночь, как эта.

- Он просто покажет мне, как пройти к забору, и станет притворяться, что не видит меня, - очередной раз уверяла я ее. - Он не будет в опасности.

Ни одна из нас в это не верила.

Проходили минуты. Одна. За ней еще одна. И еще.

Я не смогла заставить себя съесть ужин. Слишком нервничала. Но вместе с остальными запасами, завернутыми в привязанный к моей талии свитер Ребекки, я спрятала холодную печеную картофелину.

- Хорошо, мне пора, - наконец сказала я ровно через полчаса после полуночи.

Она кивнула, ее лицо было бледным.

- Ну, что ж... рада была с тобой познакомиться, - слабым голосом сказала она. - Спасибо, что не рассказала Брок про нас с Шоном. И... постарайся, чтобы тебе не пристрелили.

Я попыталась улыбнуться, но не смогла. Почти сказала, что надеялась снова с ней увидеться, или что-то в этом роде, но я знала, что этого не произойдет. Когда она достигнет выпускного возраста, им с Шоном придется прятаться от МН, как и нам с мамой. Вместо слов я сжала ее плечи, быстро и неловко обняла и выскользнула в окно.

На улице шел снег, как и в ту ночь, когда девочка умерла от переохлаждения, но я была подготовлена; я натянула на себя всю выданную мне одежду - две юбки, сорочку, три водолазки с длинными рукавами и мой серый свитер. А для подпитки под одеждой у меня было немного еды.

Земля была твердой, как камень, и холод просачивался через подошвы к ступням. Кирпичное здание общежития было покрыто белым инеем. С водостоков, подобно острым клыкам, свисали длинные сосульки.

Я посмотрела в обе стороны дорожки, перед тем как ринуться через лес в направлении к генераторам. Шон будет там, готовый покончить со всем этим. Я тоже была готова.

К тому времени как я услышала монотонный гул механизмов, мои мышцы разогрелись и размялись, а ритм сердца участился. Даже живот перестал болеть - в моем организме было слишком много адреналина, чтобы погрязать в беспокойстве. Я радовалась. Мне нужно было распалить себя до предела.

Мой слух был острее, чем обычно, и голова резко повернулась на звук треснувших неподалеку прутьев. Я непроизвольно замерла, ногти впились в ладони. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы выкинуть из головы Кейтлин Мидоуз.

Шон появился из-за широкого дерева, которое стояло во мраке ночных теней. Зимняя куртка ФБР зрительно увеличила его грудную клетку; он казался даже более устрашающим, чем раньше. Следы от наказания Брок на тыльной стороне моих ладоней горели.

Шон не сказал ни слова, только обогнул огромные металлические блоки, издающие свой низкий гул, и зашагал глубже в лес.

Я шла, вытянув перед собой руки, отводя в сторону колючки и низкие ветви, которые мешали ходьбе. Забор, должно быть, близко. Сколько мы уже так идем? Десять минут? От общежития до забора было около мили. Пора бы нам уже дойти.

- Какой высоты забор? - прошептала я.

- Пятнадцать футов*, - ответил он, не оборачиваясь. Я сделала глубокий вдох.
*
15 футов = 4,6 м

- Шон, чтобы не забыть... - Я споткнулась о ветку, но не упала. - Спасибо.

Он молчал минуту, а то и больше.

- Надеюсь, у тебя получится, - наконец сказал он.

Не знаю, имел ли он в виду, что надеется, что я найду маму, или что перелезу через забор, или что меня не пристрелят, но его слова чуть облегчили мне душу.

- Бэнкс, а ну-ка стоять!

Я почувствовала себя куском бревна в тот момент, когда по нему ударяет топор. Мое тело рвалось сразу в двух направлениях. Одна часть хотела со всех ног ринуться к забору, другая - обратно к общежитию. Единственное, что заставило меня остаться на месте, - парализующий ужас.

- Не беги, - тихо приказал мне Шон. В мгновение ока он сорвал с меня свитер с запасами, бросил его в кусты и сжал мои волосы в кулак, спутывая их. В глазах у меня появились слезы. Мое сопротивление длилось недолго, и он наконец отпустил меня.

Послышался звук шагов. Кто-то был близко. Почему я не слышала? Я была слишком занята мыслями о заборе, словами благодарности и раздумьями над тем, что буду делать, когда выберусь отсюда. Тупица!

Шон знал об этом? Неужели ловушка? Понятно, почему он не хотел, чтобы Ребекка шла с нами! Все это время он планировал сдать меня!

В моих венах стучал пульс. Я прикрыла руками живот, будто бы это могло остановить пулю. Замаячил свет фонарика, а за ним из ночи показались два солдата.

Рэндольф. И долговязый, густые брови которого были оценивающе приподняты.

Свет их фонарика на мгновение ослепил меня. Я услышала скрип кожи и шорох ткани. А потом - металлический щелчок.

- Побег? - спросил долговязый. Свет фонарика переместился, открыв моему взору, что его и Рэндольфа пистолеты были нацелены прямо мне в грудь.

У меня перехватило дыхание.

- Похоже, она рвется ко мне, - прокомментировал Рэндольф.

Шон широко улыбнулся - таким я его никогда не видела, даже с Ребеккой, - и это подтвердило мои опасения. Затем, к моему изумлению, он, теперь спокойно, поднял ладонь и взял меня за волосы. Я отшатнулась.

- Что же, - произнес он. - Щекотливая ситуация.

Рэндольф фыркнул. Рука Шона опустилась к основанию моей спины, а затем почти игриво оттолкнула меня. Я споткнулась, перед тем как восстановить равновесие, и все трое засмеялись.

- Возвращайся в свою комнату, дорогая, - сказал Шон. - И держи язык за зубами, как мы и договаривались.

Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, к чему это он.

- Я ожидал следующий патруль где-то через час, - небрежно продолжил Шон, поправляя штаны так, будто мы занимались с ним здесь именно тем, чем частенько ночами они занимались с Ребеккой.

Девочек казнили за попытки к бегству, не за баловство с солдатами. Он давал мне возможность. Шанс выжить. Как бы мне не хотелось сбежать, я не могла позволить себе покинуть это место в деревянном ящике.

Я попыталась ринуться к общежитию, но Рэндольф преградил мне путь. Мгновение спустя его руки щипали меня за бедра, а колено он навязчиво впихнул мне между ног. Его кислое дыхание облачком собиралось возле моего рта.

- Останься еще ненадолго, - прошептал он, и меня пробрал ужас. Я стала сопротивляться ему, и он отбросил меня в руки Шона.

- Дрянь, - выплюнул Рэндольф. - Дрянь реформационной школы. - Солдаты опять смеялись - смеялись, и хоть это было против всего, во что я верила, я почувствовала стыд. Не могла не почувствовать.

Ухмылка Шона уже не была такой смелой, как раньше. Я изо всех сил цеплялась за него, не зная, куда еще бежать.

- Ты стал невнимательным, Бэнкс, - сказал тощий. - Директриса хотела, чтобы мы присмотрели за тобой. Но мы думали, ты будешь с той блондинкой, никак не с этой девчушкой.

- А я говорил, с этой, - сказал Рэндольф. - Он пялился на нее.

"Пялился на меня, потому что боялся, что раскрою Брок его тайну", - поняла я.

Мне стало ясно, что происходит. Эта ловушка предназначалась Шону, не мне. Его подозревали из-за того, как он изменился, подвергшись моему шантажу.

Он прошептал чуть раньше: "Не беги". Но мой внутренний голос советовал обратное. Я чувствовала, как мои пятки ёрзают в туфлях, готовые метнуться прочь в любую секунду. Но если я побегу, меня почти наверняка застрелят.

Рэндольф рассмеялся.
- Я мог бы помочь тебе с этой проблемой, - сказал он, на дюйм поднимая свое оружие. Он хотел застрелить меня.

Я была на волосок от смерти.

Я не думала ни о маме, ни о том, была ли я хорошим человеком и правильную ли жизнь вела, ни о чем-то еще, о чем следовало бы подумать перед смертью. Перед моим мысленным взором возникло одно лицо, и только на мгновение. Лицо человека, который едва ли мог как-то помочь или утешить меня.

Чейз. Черные лохматые волосы, бронзовый цвет кожи, смягченной легким дождиком. Его темные глаза, взгляд которых пронизывал меня насквозь. И этот рот, уголки которого были чуть вздернуты вверх от любопытства.

- Заткнись, Рэндольф, - рявкнул второй охранник. - Мы в зоне запрета огня; граница слишком далеко. Кроме того, директриса заранее знала, что мы здесь обнаружим.

Мой рот раскрылся. Казалось, само время остановилось. Я все еще жива? Я почувствовала давление чьих-то рук, которые обернулись вокруг моего тела. Я настолько оцепенела, что едва заметила.

- Скажи Бекки, что мне жаль, - прошептал мне на ухо Шон. Мгновение спустя послышались шарканье и отвратительный хруст - Рэндольф сильно ударил Шона своей дубинкой по затылку. Я почувствовала, как по моему телу прошла вибрация, будто бы это меня ударили, и в ужасе уставилась на землю, где лежал Шон.

"Беги", - кричали мои ноги.

"Побежишь и они тебя пристрелят", - ответил мозг.

У меня не было ни шанса. В следующий момент к моей спине был приставлен пистолет, и мы вернулись в общежитие.

* * *

Я расхаживала по общей комнате несколько часов, пока ожидала решения директрисы. Я подумывала, не позвать ли Ребекку, но решила не подвергать ее опасности.

Мои добрые намерения ничего не дали. Как только кончился комендантский час, я услышала звук шагов по полу коридора. Это было частью плана. Проснувшись, Ребекка должна была сообщить о моей пропаже.

Ее волосы не были уложены, щеки бледны, а под покрасневшими глазами виднелись темные круги. Она плакала. Либо из-за страха за Шона, либо за меня. Я была тронута этой возможностью истиной дружбы с ней, но в то же время меня разрывало на части от того, как я предала ее.

Она заглянула мне в глаза, и ее лицо изменилось.

- Нет, - проговорила я ей, но слишком поздно.

- Где он, Эмбер? - дрожащим голосом спросила она, приближаясь к долговязому стражу. Он поднял свою рацию. С быстротой молнии Ребекка выбила ее у него из руки и отпихнула в сторону. Долговязый опустил руку на свою дубинку.

- Где Бэнкс? - В ее голосе явственно звучало отчаяние.

- Ребекка! - резко сказала я. Она все погубит. Шон попытался защитить ее - и меня - притворившись, что мы с ним были вместе. Если он признает, что я пыталась сбежать, я буду мертва.

Другие девочки, семнадцати- и шестнадцатилетки, которые жили в нашем коридоре, выходили из своих комнат. Один из охранников заталкивал их обратно, проходя мимо.

Я услышала легкий стук каблуков по деревянному полу и поняла, что прибыла Брок. Она вошла в фойе в своих традиционных юбке и темно-синем свитере. Ее сопровождала низкая полноватая женщина, лицо которой заливал страх.

- Что вы с ним сделали? Шон! Где он? - выкрикнула Ребекка, не дав директрисе заговорить.

К нам подошел еще один охранник. Теперь их было трое - один возле меня и по одному по каждую руку Брок. Дыхание обжигало мое горло.

- Она сама не знает, что говорит, - попыталась вставить я.

- Помолчите, мисс Миллер, - отрезала Брок. - Я разберусь с вами через секундочку. Дженеро, позовите кого-нибудь помочь нам. - Ее голос ни разу не дрогнул.

- Где Шон? - в последний раз отчеканила Ребекка. Ее плечи тяжело вздымались.

- С ним покончено, - выплюнула Брок. - Как и с тобой.

- Вы...

- Ребекка, нет! - выкрикнула я, а она бросилась на старую женщину.

Далее все происходило очень быстро.

С мощью пушечного ядра Ребекка толкнула Брок на пол. Я увидела, как дубинка охранника высоко поднялась и с глухим звуком опустилась на спину моей соседки по комнате. Тошнотворно хрустнули кости, и крик Ребекки неожиданно оборвался.

До сих пор я была в оцепенении, но, когда Ребекку ударили, меня наполнил чистый адреналин. Вспышкой передо мной пронесся образ моей матери. Я увидела, как люди в синей форме тянули ее к фургону. Забирали ее у меня.

Я сощурила глаза и смотрела через узкие щелочки. Со всей силы я бросилась на охранника, который ударил Ребекку. Я пинала его, толкала, била. Я чувствовала, как кожа сминается и рвется от моих ногтей. Все внутри меня действовало согласно инстинктам, будто бы от этого зависела моя жизнь. Я видела расплывчатые картинки, по большей части синие и немного серых, и на меня бросили Ребекку. Кто-то выкрикивал что-то. Какая-то девочка завопила.

Вокруг моей талии обернулись чьи-то стальные руки. Я попыталась вырваться.

- Ребекка! - Я отчаянно пыталась найти ее взглядом. С черного неба густо падал снег. Мы были на улице. Один из держащих меня охранников поскользнулся. Я почувствовала, как нас качнуло к бетонным ступеням, но он сумел выпрямиться. Он громко выругался, и этот звук заглушил звон в моих ушах. Затем мы стали задом наперед спускаться по ступеням, и в животе у меня екало, будто бы мы спускались в бездонную яму. Мой рот наполнился теплой кровью. Я снова прикусила щеку.

- Отпусти меня! - прокричала я.

- Заткнись! - рявкнул один из охранников.

Мои плечи болели от того, как меня тянули за руки. Уголком глаза я увидела, что слева мы миновали столовую. Еще ступени. Мне потребовалось некоторое время, чтобы понять, что мы находились в нижней части кампуса, возле медпункта. Металлическая дверь была открыта. Справа от себя в отблесках прожекторов я увидела пожарный гидрант, который вызывающе выделялся красным на фоне снега.

Я находилась в бараке.

Меня бесцеремонно бросили на влажный цементный пол. Я притянула свои дрожащие конечности к грудной клетке. Охранник ткнул мне в лицо дубинкой, и я посильнее прижала подбородок к груди, чтобы не дать ему возможность ударить меня в горло так, как раньше ударил Рэндольф.

- И не высовывай тут свою тощую задницу, - скомандовал он.

Комната была маленькой. С центра потолка свисала одна-единственная лампочка. Справа от меня было ярко освещенное пространство, подобное душевой, а слева - темный чулан с бетонными стенами, на которых не было ни полок, ни крючков. Камера-изолятор.

Ужас был просто цепенящим. Я скорчилась в уголке возле стены и стала ждать.

* * *

Долгие секунды тянулись мучительными минутами. Я видела их лица. Лицо Шона в тот момент, когда нас нашли солдаты. Лицо Ребекки, разрывающейся от волнения. Что я с ними сделала? И, что еще хуже, что я не сделала? Сейчас я должна была быть снаружи и бежать обратно домой, бежать к маме. Чего моя неудача будет ей стоить?

В конце концов дверь со скрипом отворилась и внутрь проскользнула женщина. У меня внутри екнуло.

Брок.

Она переоделась в свежую форму Сестер спасения. На ее правой щеке красовалась повязка. Желтый свет лампочки сверху делал ее похожей на больную желтухой, но он не смог скрыть яростный румянец, который все еще покрывал ее суровые черты.

- Мисс Миллер, вы меня очень разочаровали.

- Что вы сделали с Ребеккой? - Я поднялась, и мои ноги задрожали то ли от страха, то ли от предвкушения, я не была уверена. Глаза защипало от слез, но я сморгнула их - я не желала, чтобы она увидела меня плачущей.

- Ты очень плохая девочка. Просто ужасная. Волк в овечьей шкуре. Нам понадобится снять с тебя эту шкуру и изменить твою истинную суть. Теперь я это вижу.

- Что... - Хоть я и не знала, что она имела в виду, я была в ужасе.

- Охрана, отведите мисс Миллер в чистую комнату.

Чистую комнату. Ту, что походила на душевую. Один из солдат уже готовил пожарный шланг. Рядом с ним к полу возле его дубинки была цепью пристёгнута пара кожаных наручников. Он собирался сковать меня и избить, может быть, даже облить меня из шланга. На долю секунды я увидела Розу, лежащую на полу, наблюдающую, как ее кровь под потоком обливающей ее воды воронкой стекает в слив.

Я, пытаясь защититься, обхватила себя руками, сжав в кулаках рубашку.

- Нет, - прошептала я.

Два охранника двинулись вперед. Мертвые глаза. Протянутые руки.

- НЕТ! - закричала на них я.

Я повернулась к стене, пытаясь спрятаться от них. Я не могла пойти в ту комнату. Я не могла позволить им коснуться меня. Меня схватили за плечи. За бедра. Я закричала.

А потом раздался стук в дверь.

Охранники ждали приказа Брок. В раздражении она указала подбородком в сторону.

Рэндольф просунул в дверь голову.

- Чего нужно? - рявкнула Брок.

- Прошу прощения, мэм. Я подумал, вы хотели бы знать, что из Иллинойса с донесением прибыл курьер. Он здесь, чтобы забрать ее на суд.

Только через несколько ударов сердца я поняла, что он говорил обо мне.

Мы с Брок, должно быть, одновременно подумали одно и то же. Больше не было судов за нарушение Статей. Прошел месяц с тех пор, как солдат приходил забрать свидетеля, говорила Ребекка. Может быть, Шон тогда ослышался?

Моя кровь превратилась в лед. Чтобы жизнь предложила подобную иллюзию - это слишком жестоко. Но если это правда, меня могут пригласить только на один суд. Над моей матерью. Я попыталась разобраться в своих смешанных чувствах - радости, что смогу увидеть ее, страхе из-за того, что она, судя по всему, была все еще в заключении, и чистом облегчении, что кто-то прервал то, что должно было произойти сейчас.

- Я думала, с ними покончено, - раздраженно произнесла Брок.

- В особых случаях все еще устраивают суды, мэм, - послышался снаружи знакомый низкий голос. Мой рот открылся. Сердце бешено заколотилось в груди.

Мгновение спустя в комнату вошел Чейз Дженнингс.

Глава 5

С того времени, как я видела его последний раз, он, казалось, стал еще выше и крупнее. Может быть, все дело было в низких потолках барака или в присутствующих здесь со мной. Рэндольф был лишь чуть-чуть выше моих пяти футов четырех дюймов*, а рост Брок был чем-то средним между нашими. Чейз со своими шестью и тремя** буквально возвышался над нами.
Его лицо было пустым, по глазам тоже ничего нельзя было понять. Опомнившись от шока по поводу его присутствия, я поймала себя на том, что больше всего на свете надеялась на истинность его слов. Он пришел, чтобы забрать меня в суд, чтобы вывести меня за эти ворота и доставить к маме.

Чейз достал из нагрудного кармана сложенный листок бумаги и протянул его Брок. Она схватила его и читала, казалось, несколько минут.

- Когда вы должны отправиться? - с кислой миной спросила она. Мои глаза метнулись к стоящим передо мной охранникам, а руки покрепче обняли грудную клетку. Мне нужно было покинуть это место сейчас же. Мне нужно было избежать того, что они собирались со мной сделать.

- Немедленно. Суд завтра утром в Чикаго, - сказал Чейз.

Опасаясь, что мое лицо выдаст меня, я отвернулась. Конечно, из всех существующих солдат нужно было отправить именно Чейза Дженнингса. Первопричину, по которой я была здесь. И если я сейчас на него посмотрю, кто-нибудь обязательно заметит написанные у меня на лице горечь предательства и рвущиеся наружу вопросы. И, что еще хуже, мое нетерпение оказаться с ним в машине. Уехать отсюда.

Брок раздраженно вздохнула:
- Согласно статье Пятой, самого существования мисс Миллер достаточно, чтобы приговорить ее биологическую мать. Зачем нужен суд? Крайне необычно при данном обвинении.

Я заставила себя дышать. Зачем я понадобилась МН? Неужели мое присутствие необходимо, чтобы вынести моей матери приговор? Я не имела ни малейшего понятия, что представлял собой суд или приговор, но я чувствовала: мне надо попасть туда как можно скорее.

- Все, что у меня есть, - это повестка и приказ привезти ее, - ровным голосом ответил Чейз.

Целую минуту никто не двигался и ничего не говорил. Единственным звуком для меня стал мой собственный пульс, который тяжело отдавался в ушах.

- Превосходно, - неохотно произнесла Брок. - Но я позволю мисс Миллер отлучиться отсюда только на одну ночь из-за ее неспособности помнить, где ее место.

В первый раз глаза Чейза метнулись ко мне. Я все еще не смотрела на него, но почувствовала его беспристрастный взгляд. Я выпрямилась, стараясь не показывать свой страх. С этой минуты мне нужно было сохранять ясность рассудка.

- Поэтому она здесь? - ровным голосом спросил Чейз. - Из-за "неспособности помнить, где ее место"? Я уверен, Совет заинтересуется этим.

Призрак довольной ухмылки пронесся по лицу Рэндольфа.
- Скорее из-за неспособности помнить, что юбку лучше не задирать, - пробормотал он.

Мои челюсти судорожно сжались. Я помнила, как он лапал меня, готовый разделить предполагаемую забаву Шона, и это как раз перед тем, как решил застрелить меня. Снова мои внутренности заполнились горячей волной стыда, будто бы я была грязной, запятнанной. Я его ненавидела.

- Без пошлостей, - огрызнулась Брок. - С тобой здесь по крайней мере одна леди.

Она вырвала у Рэндольфа ручку и нацарапала свою подпись внизу повестки.

- Сержант, как я понимаю, вы первый раз исполняете подобного рода поручение, ведь я не видела вас раньше, поэтому нам стоит расставить все точки над "i", - сказала Брок Чейзу. - Эти девочки - федеральная собственность и находятся в моем ведении, даже когда временно покидают кампус. Таким образом, вы должны будете подчиняться моим рекомендациям по поводу обращения с ней, вам это понятно?

- Да, мэм, - уважительно ответил Чейз.

- Постоянное наблюдение. Не снимать наручников, кроме как на время посещения уборной. Никаких дополнительных приемов пищи. Не разговаривать с ней ни при каких обстоятельствах. - Брок бросила в мою сторону угрожающий взгляд.

- Мы продолжим наш разговор по вашему возвращению, мисс Миллер.

Этого не будет, я знала. Я не вернусь.

В спешке меня проводили наружу и вверх по лестнице в главный холл. Мой желудок свело, но не от голода. Скоро я стояла возле темно-синего фургона МН вместе с Чейзом и Рэндольфом.

Утро было мрачным и тихим. Снег прекратился, но холодок все еще обжигал щеки и царапал горло, когда я ртом глотала воздух.

Чейз открыл дверь, но преградил мне путь; он достал из кармана пару тонких колец из зеленого пластика. Стяжка.

- Руки, - приказал он, выжидающе держа в ладонях наручники. Я знала, что это произойдет, но все равно почувствовала волну клаустрофобии, когда поглядела на кольца. Они лишат мои руки подвижности. Я не смогу сбежать, защитить себя или даже посетить дамскую комнату, пока Чейз не освободит меня от них. Я была в ловушке относительно всего, что могла бы попытаться предпринять. Но чтобы достичь свободы, сначала мне нужно было оказаться в ловушке. Процесс казался слишком запутанным, чтобы быть исполнимым.

Я сжала ладони в кулаки, чтобы не позволить солдатам увидеть, как они дрожат. Глаза Чейза задержались на тонких пересекающихся рубцах, которые сейчас побелели от моего усилия не показать свою дрожь.

- Позаботься, чтобы она была связана туго, - сказал Рэндольф. Я с силой прикусила нижнюю губу, чтобы заставить себя промолчать.

Чейз фыркнул, схватил меня за предплечья и подтянул поближе к себе, чтобы ему не пришлось тянуться. Мое дыхание зашлось - он еще никогда не касался меня так грубо, - и я стала старательно смотреть в другую сторону. Но, надев на меня кольца, Чейз сделал кое-что неожиданное. Незаметно он просунул два пальца под кольцо вплотную к моему запястью, как раз туда, где мой пульс бился подобно крылышкам колибри, а другой рукой одновременно затянул ремень наручников. Подаренное им пространство не позволит мне вырваться, но теперь наручники не будут препятствовать циркуляции моей крови.

Я почувствовала, как по мне прошлась волна ярости. Он же не может думать, что это примирит нас после всего, что он сделал. Но я не успела особенно развить эту мысль, когда он резко толкнул меня к паре ступеней, чтобы я поднялась на переднее сиденье фургона, умышленно заступая Рэндольфу вид на мои ненадлежащим образом затянутые наручники.

Мгновение спустя дверь захлопнулась, Чейз уселся за руль, и ключ повернулся в замке зажигания.

* * *

Я сплела пальцы, лежащие у меня на коленях, и это было почти все, что я могла с ними сделать в наручниках. Мы ехали по дорожке, минуя общежития справа и столовую слева. Фургон набрал скорость, и последние здания кампуса остались позади.

"Я не вернусь сюда, - пообещала я себе. - Никогда".

- Дело в ней, да? В моей маме. Она в порядке?

Его лицо потемнело.
- Тихо. Мы приближаемся к воротам.

Я яростно на него глянула. Сейчас никто нас не слушал, почему бы ему не ответить мне?

Когда дорожное покрытие превратилось в гравий, фургон сбросил скорость, и мой взгляд упал на будку контрольного пункта. Это был одиноко стоящий прямо на краю дороги кирпичный домик. За ним я увидела высокую стальную ограду с закрытыми воротами. Ограда своими мрачными объятиями тянулась в леса вокруг нас.

Почти выбралась. Почти на свободе.

Чейз остановил фургон и опустил стекло бокового окна. Охранник оперся локтями на раму и бросил на меня сердитый взгляд. На минуту он исчез, а когда вернулся, в его руках была планшетка с зажимами для бумаги.

- Документы подписаны? - просматривая страницы, спросил он Чейза. На макушке у него была лысина. На значке значилось имя: "Бродбент".

Я выпрямилась - это имя я помнила с той провалившейся попытки звонка из медпункта. Я смотрела вперед, на закрытые ворота перед фургоном, а Чейз передал Бродбенту мою повестку. Тот отметил что-то у себя в бумагах.

- Уолтерс! - позвал он. - Обыщи фургон, чтобы они могли ехать, как только я закончу. Чертяка, вам же надо побыстрее, верно?

- Думаю, да. Ваша директриса отпустила ее только на одну ночь, - сказал Чейз. Я промолчала.

Отмеченный знаками отличия Уолтерс открыл дверь с моей стороны и сунул руки под сиденье. Я старалась оставаться спокойной. Он закрыл мою дверь и рывком открыл заднюю, стал осматривать пустую машину.

- Все чисто, - крикнул Уолтерс и закрыл фургон.

- Повнимательнее с ней, - сказал Бродбент Чейзу, кивнув в мою сторону.

Я едва не выскочила из кожи от рева сирены, которая предвещала открытие ворот. Те, чуть перекашиваясь, распахнулись.

Чейз нажал на газ, и Женский исправительный и реабилитационный центр Западной Виргинии остался позади.

* * *

Я выбралась. Выбралась из барака, вырвалась из клещей Брок и ее ужасающих охранников, покончено с занятиями по изучению Статута. Все во мне хотело оттолкнуть Чейза и самой вдарить по газу, но я знала, что этого мне не удастся.

Я выбралась. Но не свободна.

Я глянула на моего водителя. Его лицо было решительным, как тогда перед домом мамы. Это был не тот Чейз, которого я представляла себе в лесу, когда думала, что Рэндольф сейчас нажмет на курок. Это был солдат, и я все еще была в плену. Неосознанно я дернула руками, что натянуло наручники и сделало мои и так не полностью зажившие ладони еще более чувствительными.

Мы покинули петляющую дорогу, что вела от исправительного заведения, и выехали на шоссе. Здесь было чисто и пусто. Никаких заглохших машин, никаких гигантских выбоин на асфальте. Очевидно, это была часто используемая военными дорога: МН поддерживала порядок только на тех трассах, по которым ее служащие постоянно ездили.

По мере нашего пути нам стали все чаще встречаться военные автомобили. Мимо пронесся синий фургон, затем несколько патрульных машин, затем автобус, полный напуганных будущих постояльцев реабилитации, которые еще не знали, что их ждало. Каждый раз при виде этих автомобилей у меня сводило желудок. Если бы я сбежала прошлой ночью, я бы никак не смогла прошмыгнуть мимо всех этих солдат. Меня бы подстрелили, и сейчас я бы истекала кровью в канаве.

Радио завизжало, и это заставило меня вздрогнуть. Чейз раздраженно его выключил. Без его постоянного гула в фургоне стало очень тихо.

Я посмотрела на спидометр. Ровно шестьдесят пять миль в час*. Какой примерный солдат.
*
65 миль/ч = 105 км/ч

- Как долго нам туда добираться? - Я постаралась, чтобы вопрос не прозвучал нетерпеливо.

Он был весь сосредоточен на вождении и не ответил.

- Я никому не расскажу, что ты со мной разговаривал, - заверила я его.

Тишина.

Почему он так поступал? Почему продолжал мучить меня после всего, что уже сделал? Я хотела задушить его. Он видел мою мать, и, несмотря на мой гнев, находясь рядом с ним, я, казалось, была ближе к ней, чем за все последние дни. Я хотела спросить, нормально ли она выглядела, не причинили ли ей вреда, достаточно ли ее кормили. Но он неукоснительно подчинялся правилам Брок. Даже самая слабая надежда, что он пришел спасти меня, исчезла.

- Ты ведь не будешь знать, если ее отправили на реабилитацию, верно? - рискнула спросить я, задаваясь вопросом, не пришлось ли моей маме "отрабатывать" нечто, как слышала Ребекка.

- Ты не можешь просто помолчать? - огрызнулся Чейз. - Вот прямо сейчас? Ты заключенная, а мне нужно подумать.

Я моргнула; во мне бушевала ярость.

- Мисс Брок не имела в виду полное молчание, - я постаралась говорить ровно в надежде, что доброжелательность позволит мне вытянуть из него какую-нибудь информацию.

- Это не ее правило, а мое.

Я сжала в своих скованных наручниками кулаках юбку. Мимо проехал еще один автомобиль МН. Я заметила, как Чейз напрягся, и почувствовала, что мое лицо заливает жар.

- Как неудобно тебе, должно быть, перевозить дрянь из реформационной школы, - тихо сказала я. По тому, как заходили его желваки, я поняла, что попала в яблочко.

* * *

Мы не разговаривали больше часа. Молчание приняло физическую форму молота, который все бил и бил по мне, напоминая, что, каким бы ни было наше прошлое, теперь я для него никто.

Также этот молот вбивал в меня новые страхи. Какими были последние две недели для моей мамы? И что произойдет завтра утром? Мое сознание заполнили образы: ее втаскивают в зал суда в наручниках, а ее глаза такие же пустые, как были у Розы, и на нее направляют яркий обвиняющий свет прожектора. Ее руки покрыты рубцами, как мои. Я встряхнула головой, старясь избавиться от этих мыслей, и взглянула на Чейза.

Да что же с ним такое? Неужели он в самом деле собирался притворяться, будто я не сидела в трех футах от него? Будто наши жизни не были сплетены вместе с тех пор, как мы были детьми? Теперь он стал солдатом, я это поняла. Но когда-то он был еще и просто человеком.

Мое внутреннее состояние металось от беспокойства к ярости, и это выматывало меня; я постоянно ловила себя на том, что смотрю на него, будто бы в любой момент ожидая признания, что все происходящее - глупая извращенная игра.

Часы на приборной панели показывали 8:16 утра, когда я почувствовала, что фургон увеличил скорость.

- Мы подъезжаем к Чикаго? - не ожидая ответа, спросила я Чейза. Странно. Я плохо разбиралась в географии, но знала достаточно, чтобы понять, что наше путешествие было слишком коротким. Кроме того, мы съехали на боковую дорогу около двадцати миль назад и с этого момента не встретили больше ни одного автомобиля МН. Я предполагала, что, по мере приближения к их базе, количество солдат должно было бы увеличиться.

В любом случае, я почувствовала легкую панику при мысли, что мама может быть где-то близко; я все еще ничего не знала о предстоящем суде.

Фургон свернул с шоссе на однополосный автосъезд и остановился, а затем взял вправо и выехал на какую-то всеми забытую дорогу. Здесь через асфальт летом проросла трава, а затем высохла и так и осталась на зиму в своих трещинах. Дорога была замусорена нападавшими ветками. В этом районе давно не проводили никаких работ.

Фургон сбросил скорость, а мое сердце, наоборот, стало учащенно биться.

- Мы едем в суд, верно?

Чейз выдохнул.
- Планы слегка изменились.

До этого я горбила плечи из-за наручников, а теперь резко дернула ими назад.
- Что ты имеешь в виду?

- Никакого суда не будет.

У меня отвисла челюсть.
- Но ведь повестка...

Чейз снова свернул направо на узкую замусоренную дорогу. Фургон подбрасывало на каждой выбоине.

- Фальшивка.

- Ты... подделал документ МН? - Я была сбита с толку только на мгновение, а затем хлынул поток: - Тогда где она? Ее не судили? Отправили на реабилитацию? О Боже, с ней все в порядке?

- Не забывай дышать, - пробормотал Чейз себе под нос.

- Чейз! Ты должен сказать мне, что происходит!

В его глазах появились мрачные тени, значения которых я не понимала. Он посмотрел в сторону, будто бы ответ был спрятан где-то среди деревьев, и пригладил рукой свои черные волосы. У меня появилось нехорошее предчувствие насчет того, о чем он молчал.

- Я пообещал ей, что вытащу тебя оттуда.

- Ты пообещал...

- Мой командир полагает, что я сейчас помогаю с зачисткой в Ричмонде.

Я не знала, что такое зачистка. И я совершенно не понимала, почему Чейз был сейчас здесь, когда ему полагалось быть в другом месте. Это было бессмысленно.

- Она все еще в тюрьме? - Я чувствовала себя так, как если бы стояла на краю обрыва и в любой момент могла упасть в ужасную пропасть.

- Нет.

Картинка в моем нетерпеливом мозгу складывалась слишком медленно. Моя мать на свободе. Я на свободе. Ребекка и Шон были правы: судов больше нет. Ну, а Чейз...

- Ты больше не солдат. Ты теперь тоже беглец.

- Это называется "уйти в самоволку", - ровным голосом произнес он.

Я уставилась на него, вспоминая, что Ребекка говорила о возможностях побега для Шона и как МН наказывала за дезертирство. Освобождая меня, Чейз подписал себе приговор. Моя мама попросила его рискнуть ради меня жизнью. Я не понимала, что это значило. Может быть, Чейз не стал таким ужасным, как я думала? Сейчас я могла думать только о маме, о том, что мы с ней обе были свободны, а еще о том, стало ли наше положение более опасным, чем я ожидала, или менее.

Внезапно Чейз вдарил по тормозам и резко свернул на незаметную тропинку, которую я, не поверни он, не увидела бы. Проехав сквозь занавес гнущихся к земле ветвей деревьев, мы попали на опушку, где был припаркован древний, эпохи семидесятых, грузовик "Форд". С боковой панели пузырями слазила темно-бордовая краска, а подножка двери была покрыта ржавчиной.

Я опустила взгляд на свои наручники. Если Чейз планировал воссоединить меня с мамой, то почему я все еще была связана? Почему мы остановились на этой богом забытой опушке в милях от главной дороги? Я все явственнее стала осознавать, насколько безлюдно здесь было. Когда-то я ему доверяла, но после всего, что я увидела в школе реформации, проводить время наедине с солдатом казалось не самой лучшей идеей.

- Если она на свободе, почему бы тебе так просто мне это и не сказать?

Он услышал дрожь в моем голосе и поднял взгляд. В его глазах плясал целый океан сдерживаемых эмоций.

- Если ты не заметила, мы были на крупной военной трассе. Любой солдат мог нас остановить, если бы мы показались ему подозрительными.

Я вспомнила о том, как сосредоточен он был во время езды, как всматривался в каждый проезжающий мимо автомобиль МН, как требовал тишины. Он опасался. Если бы нас поймали, его жизнь подверглась бы ужасному риску.

Мгновение спустя он сунул руку в набедренный карман и достал большой складной нож. Я втянула воздух, до предела заполняя легкие, и на некоторое время забыла, что это был Чейз. Я видела только оружие и форму и не успела больше ничего сообразить, когда мои связанные в запястьях руки стали дергать дверную ручку. Она не поддавалась. Из моего горла вырвался придушенный крик.

- Эй! Успокойся. Я всего лишь собирался снять с тебя наручники, - сказал Чейз. - Господи Иисусе, да за кого ты меня принимаешь?

За кого я его принимала? Не за Рэндольфа, готовящегося убить меня в лесу. Но и не за друга. Не за любимого. А теперь он, судя по всему, не был и солдатом.

- Не знаю, - честно ответила я.

Чейз нахмурился, но ничего не ответил. Он разложил нож и умело разрезал стягивающие мои руки ремни. Сделав это, он резко убрал от меня свои ладони и разблокировал со своей стороны мою дверь. Я потерла запястья, заставляя себя дышать более спокойно.

Мгновение спустя он вылез из фургона, оставив меня в тумане недоумения.

Я покинула свое сиденье и вслед за ним пошла к грузовику, шлепая ногами по лужам грязи.

- Так где она?

Чейз рывком распахнул проржавевшую дверь, плечом навалился на спинку сиденья и откинул ее вперед. За ней обнаружился набитый брезентовый рюкзак, большой коробок спичек, бутилированная вода, стальной котелок и стеганное одеяло. Чейз извлек откуда-то отвертку и вернулся к фургону МН.

- Не здесь.

Он убрал в сторону вспомогательный ящик задней части фургона и откинул незакрепленный холст ковра, покрывающего пол автомобиля. Под ним нас ожидала металлическая прямоугольная пластинка, которую Чейз взял и после этого захлопнул багажник. Номерной знак автомобиля.

- Ты... украл грузовик? - через секунду спросила я. Мой рот был открыт от изумления.

- Позаимствовал.

- О Боже.
Он сошел с ума? МН, возможно, прямо сейчас устраивала на нас облаву, а он спер машину? Я почувствовала, как во мне эхом отдалась волна паники.

"А что еще ты бы посоветовала ему сделать?" - спросил тонкий голос в глубине моего сознания.

Чейз начал прикручивать номерную пластинку под задним откидным бортом грузовика. На фоне выпрыгнувшей из реки, чтобы схватить муху, рыбы голубыми буквами значилось: "Миннесота".

- Не сходи с ума, - сказал Чейз, не поднимая на меня глаз. - Грузовик был брошен и никому не нужен. - Он зажал рукоятку отвертки в зубах и двумя руками подергал номер, чтобы убедиться, что тот был прикручен надежно.

Очевидно, мое похищение не было спонтанным; Чейз заранее нашел автомобиль для бегства и заполнил его запасами. Я начала чувствовать, как по моим венам разливается желание скорейшего побега. Чейз ушел в самоволку и подделал документы, чтобы вытащить меня из реабилитационного учреждения. Пройдет совсем немного времени перед тем, как Брок и люди МН поймут, что он натворил.

- Что произошло? - спросила я.

Я преградила ему дорогу к фургону. Он протолкнулся мимо меня.

- Нет времени объяснять, доверься мне. Нам нужно двигаться.

- Довериться тебе? - с сомнением спросила я. - После того, как ты арестовал меня?

- У меня был приказ.

Меня шокировало, как бездушно он это произнес. Если поначалу я и подумала, что в нем, возможно, осталось что-то человеческое - ведь он обещал моей маме вытащить меня отсюда, - то сейчас я поняла, что в его действиях не было ничего бескорыстного. Они были полны раздражения.

Шок перерос в ярость. Не успев подумать, я сжала кулак и ударила его.

Он среагировал мгновенно и отклонился назад, так что я промахнулась мимо челюсти и слегка задела его по уху. Потеряв равновесие, я наклонилась вперед, но упасть не успела, так как он схватил меня за плечо и поставил прямо.

- Тебе следует быть быстрее...

Разъяренная, я ударила его так сильно, как смогла, припечатав колено к его бедру. Он выдохнул сквозь сжатые зубы, отшатнувшись на шаг назад. Он изогнул бровь, и мое сердце ускорило темп.

- Уже лучше, - прокомментировал он, словно мы играли в детскую игру.

И тут я вскипела от ненависти к нему, но когда он отпустил мою руку, я не стала снова нападать. Это все равно не имело на него такого воздействия, как я надеялась.

- Да что с тобой не так? - закричала я.

На его лицо, казалось, опустилась тень.
- Многое. А теперь, если ты закончила, забирайся в грузовик.

Он влез на водительское сидение и захлопнул дверь прямо у меня перед носом. Скрипнув зубами, я обошла грузовик спереди и открыла пассажирскую дверь. Я не собиралась садиться в машину, пока он не скажет мне, что происходит.

- Где она? - требовательно спросила я.

- Забирайся в машину, и я тебе скажу.

- А давай сначала ты скажешь мне, а потом я залезу, - я скрестила руки на груди.

- Ты невыносима, - сказал он ожесточенно и провел рукой по своей аккуратной солдатской стрижке. Я уже поняла, что он делал так, когда сердился на меня.

Я ждала.

- В убежище в Южной Каролине, - сказал он. - Она знала, что возвращаться домой слишком опасно.

- В убежище?

- Это место за пределами ФБРовского радара. Люди приезжают туда, чтобы спрятаться.

У меня сжалось горло. Я знала, что нам с мамой придется скрываться. Но знать и делать - это абсолютно разные вещи.

- Так мы встретимся с ней в Южной Каролине?

- Вроде того. Но точное место мне не известно. Чтобы попасть туда, нужно встретить кое-кого, кто тебя проведет. На пропускном пункте в Виргинии есть человек, "перевозчик", который доставит нас. Но мы должны встретиться с ним до завтрашнего полудня.

- Почему до завтрашнего?

- Он перевозит только по четвергам.

- Каждую неделю? - спросила я, думая о маме. Может быть, она встретилась с этим "перевозчиком" на прошлой неделе. А если нет, она может оказаться на пропускном пункте одновременно с нами. Возможно, я увижу ее уже сегодня!

- У нас нет недели! - сказал Чейз, неправильно истолковав мой вопрос, подумав, что я не желала поторапливаться. - Если солдат уходит в самоволку, через сорок восемь часов он попадает в список. Каждый патруль, заступая на дежурство, получает копию этого списка. Завтра после полудня за мной начнется охота.

Я поежилась.
- И за мной.

Он кивнул:
- У тебя есть немного больше времени - до тех пор, пока не кончится срок отлучки на одни сутки. Но тебя свяжут со мной...

- Я понимаю, - прервала я его. - Как ты обо всем этом узнал? - Если он услышал об этом убежище в ФБР, остальные солдаты должны были тоже о нем слышать. Мама может попасть в ловушку.

- Заключенные иногда говорят об убежищах, но об этом... - Он тяжело вздохнул. - Мой дядя. Я встретился с ним во время тренировки через несколько месяцев после того, как меня призвали. Он направлялся в Южную Каролину. Он же и рассказал мне о виргинском перевозчике. Я удовлетворил твое любопытство?

- Это было почти год назад. Откуда ты знаешь, что ничего не произошло? - Дядя бросил Чейза во время войны. Я не особенно ему доверяла.

- ФБР об этом месте не знает. У меня есть допуск к данным об операциях. Со времени эвакуации побережья в Южной Каролине ничего не предпринимали.

- И ты уверен, что мама встретилась с этим перевозчиком? - настаивала я.

- Нет, - резко ответил он.

Значит, мама может быть где угодно. И все же, если она пыталась попасть в Южную Каролину, нам тоже надо. Не пройдет и двадцати семи часов, как МН поймет, что мы сбежали. Нам нужно было заскочить на борт этой подпольной железной дороги* как можно скорее.
*
Историческое: система переброски беглых рабов-негров из южных штатов в северные.

Впервые я почувствовала себя настоящей преступницей. Расправив свои все еще ноющие плечи и приняв решение, я забралась в грузовик.

Чейз воткнул отвертку в рулевую колонку, и с тихим хлопком она поддалась. Затем он стал возиться с чем-то под консолью, пока, наконец, издав несколько быстрых щелчков, двигатель не ожил. Чейз сел прямо и дал газу. В замке зажигания ключа не было.

- Научился в МН? - злобно спросила я.

- Нет, - ответил он. - Во время Войны.

Я напомнила себе, что меня не должно было волновать то, что для запуска двигателя провода были замкнуты без ключа зажигания. Или что сам автомобиль был украден. Главное, чтобы он доставил нас в Виргинию как можно скорее.

* * *

Я не могла не смотреть на него. Уже месяц, как он вернулся домой из Чикаго, но иногда я не могла поверить, что он на самом деле здесь.

- В чем дело? - спросил он с улыбкой в голосе. Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что я на него пялилась. Он сидел на ступенях задней лестницы своего дома, уставившись на джунгли травы и кустарника, в которые превратился его задний дворик.

- Ни в чем, - ответила я. - Я просто рада, что ты вернулся. Действительно рада.

- Действительно-действительно рада? Ух ты, Эм. - Смеясь он откинулся назад, когда я его толкнула.

- Не нарывайся.

Он снова засмеялся, но сразу же затих. Посерьезнел.
- Я тоже рад, что вернулся. Было время, когда я не был уверен, что это случится.

- Ты имеешь в виду то время, когда на Чикаго напали? - Под огромным открытым небом мой голос прозвучал очень тонко.

- Да. - Чейз нахмурился и оперся спиной на верхнюю ступеньку. Я не хотела давить на него; знала, что некоторые люди не любили говорить о Войне. Я как раз собиралась сменить тему, когда он продолжил.

- Знаешь, учитель химии хотел убедить нас, что сирены противовоздушной системы оповещения были всего лишь учениями. Когда стали падать бомбы, он все еще пытался заставить нас сдать лабораторную работу. К тому времени как мы все вышли на улицу, дым уже был таким густым, что невозможно было разглядеть даже школьную парковку. - Он помедлил и покачал головой. - В общем, нас отвезли на автобусе на старую арену в западной части города и дали две минуты каждому позвонить домой. Дядя сказал мне встретиться с ним в одном ресторанчике в Элгине. И я отправился туда. Автостопом. И хорошо: бомбежка не прекращалась еще три дня.

- Погоди, ты добрался туда автостопом? Сколько тебе было, пятнадцать?

- Шестнадцать. - Он пожал плечами, будто бы эта деталь не имела значения. - Встретившись в Элгине, мы узнали, что Чикаго атаковали с юга вдоль девяностого шоссе начиная от Гэри*. А потом начался... хаос. Нас отправили в какой-то городок в центре Индианы, но мы добрались только до Саут-Бенда, когда автобусы отозвали куда-то еще. На некоторое время мы остались в Саут-Бенде. Дядя нашел поденную работу, но меня работать не брали из-за возраста.

А потом дядя извинился и сказал, что больше не может за мной присматривать. Он дал мне свой велосипед и попросил поддерживать связь.

Мои глаза широко распахнулись.

- Он больше не может... что? Должно быть, ты его ненавидишь.

Чейз пожал плечами.
- Об одном человеке меньше волноваться, одним ртом меньше кормить. - Увидев, как я ужаснулась, он сел ровно. - Послушай, когда Балтимор и федеральный округ Колумбия пали и люди начали набиваться оттуда в Чикаго, дядя понял, просто понял, что будет трудно. Поэтому он научил меня выкручиваться. Он и мама росли в бедности, и он был, так сказать, изобретательным. - Виновато засмеявшись, Чейз отвернулся и посмотрел в другую сторону; я так и не поняла, что значила его последняя фраза.

- Я была бы напугана до смерти, - сказала я.

Чейз снял бейсболку и стал машинально постукивать ею себе по колену.

- Когда теряешь семью... начинаешь по-другому смотреть на страх, - сказал он. - Кроме того, я вполне справлялся. Я оставался на окраинах Чикаго, перемещался из одного палаточного городка или лагеря Красного Креста в другой. Работал на людей, которые не задавали вопросов. Избегал социальных работников и опекунских служб. И думал о тебе.

- Обо мне? - фыркнула я, совсем смутившись. Я чувствовала благоговение от того, какой привлекательной казалась моя жизнь. И священный ужас от того, что он пережил. Когда он заговорил, его голос был нежным и ничуть не смущенным.

- О тебе. Об единственном в моей жизни, что не изменилось. Когда все полетело к чертям, у меня оставалась только ты. - Только через один удар сердца я поняла, что он был серьезен. И тогда мне пришлось напомнить себе о необходимости дышать.

* * *

Я переменила позу. Теперь жизнь уже не казалась мне такой привлекательной. Сейчас я понимала, что он имел в виду тогда, говоря о потере семьи; через день у каждого солдата в стране будут наши фотографии.

Если бы мы могли ехать по шоссе, то пересекли бы границу с Виргинией еще до заката - после него начинался комендантский час и находиться на дорогах запрещалось. Но Чейз вел машину по сельским дорогам, которые вели не на юг, а на восток, и старательно избегал любого потенциального контакта с патрулем МН.

К вечеру солнце нагрело машину. Чейз снял свою темно-синюю куртку МН и повесил ее на спинку сидения, которое было между нашими двумя. Он остался в тонкой футболке, из-под которой мне были видны четко очерченные мускулы его рук и плеч. Я глядела на него немного дольше, чем следовало бы, а затем неосознанно потерла живот.

- Мы скоро остановимся, чтобы купить еды, - сказал он, решив, что я проголодалась.

Мне это не понравилось; нам нужно было преодолеть как можно большее расстояние до комендантского часа. Но, взглянув поверх предплечья Чейза на приборную панель, я увидела, что топливный бак был почти пустым. Нам понадобится гораздо больше времени, чтобы добраться до Виргинии, если придется идти пешком.

Мы миновали две закрытые автозаправки, пока, наконец, не нашли ту, которая работала, по крайней мере по выходным. Это было небольшое заведение под названием "У Свифта" лишь с двумя заправочными пистолетами и запиской на таблице с ценами: "Кассы внутри, принимаем только наличные". На парковке, кроме нас, больше никого не было.

- Жди здесь, - скомандовал Чейз. Я как раз собиралась выйти из грузовика, но помедлила.

- Прости, но ты, должно быть, забыл. Я не твоя пленница.

Его челюсть дернулась.
- Ты права. Тебя разыскивают, как беглянку. И ты можешь оказаться их пленницей.

Я яростно на него посмотрела, но захлопнула дверь. Как бы мне не было неприятно признавать это, но он был прав. Нам обоим не следовало светиться без надобности.

Из задней части кабины Чейз извлек красную поношенную фланелевую рубашку, надел ее поверх футболки и застегнул. Затем он вытащил из ботинок заправленные туда ранее штанины и спрятал свою военную куртку, и от его вида меня захлестнуло волной ностальгии. Перед моим мысленным взором возник образ того, как он сидел на крыльце своего дома, вытянув свои длинные ноги и скрестив ступни. Я вспомнила, как его глаза, темные и наблюдательные, как у волка, пронизывали меня даже с такого расстояния. Кожа его лица была бронзового оттенка - это отразилась чикасская наследственность матери. Сейчас волосы Чейза были коротко и аккуратно подстриженными, как и у всех солдат, но тогда они были густыми, блестящими и черными и красиво обрамляли его заостренное лицо.

Он выглядел, как прежний Чейз, хоть вел себя иначе. Я с трудом сглотнула.

Эти изменения в его внешности внезапно заставили меня осознать, как выглядела я сама: мои серый свитер и темно-синяя юбка в складку просто кричали: "Реформационная школа". Я оглядела парковку, проверяя, не было ли на ней еще людей, беспокоясь, как бы меня не узнали.

Чейз скрылся за тонированными стеклами заправочного магазина. Минуты проходили, и моя паранойя все усиливалась. Я поверила его истории об уходе из МН, не задавая лишних вопросов, но я так и не знала, что произошло на самом деле. Он мне ничего не говорил: ни почему арестовал нас, ни почему вернулся за мной. Я не могла быть полностью уверенной, что он не связывался с МН прямо сейчас. Мои пятки стали ритмично постукивать по потертым резиновым коврикам грузовика.

Солнце своим краешком уже касалось линии деревьев. Скоро станет темно.

Почему он там так долго?

Я уже схватилась за дверную ручку, собираясь самой проверить, что намеревался делать Чейз, когда увидела это. Большую информационную доску, прикрепленную к дальнему окну магазина. От моего лица отлила кровь. Хоть я и была от доски в двадцати футах*, я совершенно точно знала, что на ней значилось.
РАЗЫСКИВАЮТСЯ! ЕСЛИ ВЫ КОГО-ТО ЗАМЕТИЛИ, НЕМЕДЛЕННО ОБРАТИТЕСЬ В ФЕДЕРАЛЬНОЕ БЮРО РЕФОРМАЦИИ.

Разумеется, я уже видела такую доску. На заправке возле школы.

Как только Брок поймет, что я сбежала, мое фото появится на этих досках. Внезапно мне отчаянно захотелось посмотреть, не было ли его там уже сейчас, но я не могла позволить, чтобы меня заметили. Что, если служащий заправки уже увидел меня, когда я раньше открывала дверь? Как я могла быть такой неосторожной?

"Еще рано. Ты покинула реабилитацию только несколько часов назад", - напомнила я себе.

Я вообразила, как Бет и Райан просматривают фотографии, как мы делали это тогда, когда искали среди них Кейтлин Мидоуз. Как заступаются за меня, когда люди шепчутся о том, что я сделала, чтобы заслужить арест. Они были настоящими друзьями, не такими, которые повернутся к тебе спиной. Я поняла внезапно, что они так и не знают, что Кейтлин Мидоуз мертва, и почувствовала дрожь при мысли о том, что мои друзья не узнают, и если я погибну.

Дверь распахнулась, застав меня врасплох. От испуга я едва не выскочила в окно.

- Держи, - сказал Чейз. С упаковки пластиковых бутылей с водой, которую он поставил на сидение, съезжала выданная ему сдача, и я схватила деньги, не позволяя им упасть на пол. На чеке значилась сумма в более чем триста долларов. Я быстро сунула различного номинала купюры в карман: я чувствовала себя неловко, когда деньги лежали на виду. Меня поразило то количество наличных, которое было у Чейза с собой.

- Я их заработал, - не давая мне задать вопрос, ехидно сказал он. - Солдаты взимают плату. Это обычное дело.

- Едва ли это обычное дело, - проворчала я.

Чейз поднимал покупки в грузовик, а я складывала их на пол. Среди бакалейных товаров - арахисового масла, хлеба и прочих основных продуктов питания - обнаружилась плитка шоколада с миндалем. Он вспомнил, что это была моя любимая сладость? Вряд ли. Он больше не делал ничего по доброте душевной. И все же покупка шоколадки казалась слишком необоснованной, чтобы быть чем-нибудь, кроме как предложением мира.

Чейзу понадобилась лишь пара мгновений, чтобы соединить провода под рулевой колонкой, и грузовик снова ожил. Пока мы выезжали на дорогу, через заднее окно я смотрела на доску разыскиваемых людей, ощущая священный ужас от того, как изменилась моя жизнь. Вырвавшись из клещей МН, я кое-что потеряла. Я больше никогда не смогу свободно появляться на людях.

* * *

Чейз включил радио МН. Говорил мужчина с холодным ровным голосом.

- ...еще один автомобиль ФБР сегодня был угнан с парковки текстильной фабрики в Нэшвилле. В нем находилась форма, которую должны были доставить на базы по всему Теннесси. Свидетелей происшествия нет. Подозревается повстанческая деятельность. Обо всех подозрительных объектах должно быть доложено командованию.

- Кто это? - шепотом спросила я у Чейза, как если бы невидимый говоривший мог меня услышать.

- Специальный репортер ФБР. Он ежедневно оглашает сводку новостей региона. Программу транслируют в начале каждого часа.

- А повстанцев много? - Мне нравилась сама идея того, что люди могли сопротивляться МН. Интересно, что они собирались делать с украденной формой?

- Изредка кому-нибудь приходит в голову угнать грузовик с провизией, но не часто, - сообщил мне Чейз. - По большей части это просто беспорядки. Люди рвут издания Статута, нападают на солдат, устраивают массовые выступления. Ну и так далее. Со всем этим можно справиться.

Его уверенность заставила меня нахмуриться. Было время, когда он мало чем отличался от тех людей, которых теперь осуждал.

- Зачистка в Кентукки, Западной Виргинии и Виргинии почти завершена. В Орегоне, Вашингтоне и Северной Дакоте она начнется с первого июня; ожидается, что режим будет установлен к сентябрю...

Предваряя мои вопросы, Чейз объяснил, что зачистка заключалась в том, что МН систематически изучала списки населения городов и затем совершала облавы на нарушителей Статей.

- Это то, что было сделано с вами, - сказал он.

На долю секунды в его глазах появилась боль, и я почувствовала укол радости из-за того, что часть его ощущала вину за содеянное со мной. Упоминание об аресте заставило меня яростно сжать кулаки, но я поборола в себе порыв снова его ударить.

- Это утомительная работа, - продолжил он, - в которой участвует множество людей. Медицинская карта, документы с работы - все официальные бумаги, какие ты только можешь вообразить, - проверяются. Все, кто не соответствуют положениям Статута, либо дожидаются вынесения приговора, либо сразу изолируются.

- Изолируются? - У меня появилось ощущение, будто я разговариваю с незнакомцем, а не с человеком, которого знала всю свою жизнь.

- Их помещают под стражу. Как тебя.

- А как же квитанции и штрафы? - Я помнила ночь, когда мы получили квитанцию со штрафом за старый, еще довоенный журнал мод, который мама прятала под матрасом. "Неприличные материалы, - гласила бумага. - Контрабанда печатной продукции: 50 долларов".

- Они в прошлом. Больше никто не в состоянии их оплачивать.

Я жаловалась ему на это, когда он вернулся домой из Чикаго. В то время я даже не предполагала, что появится вот такая альтернатива и что Чейз станет ее частью.

Мы прослушали список разыскиваемых людей. Я затаила дыхание, но мое имя не назвали. Фальшивые документы Чейза сработали. Брок продолжала верить, что через сутки я вернусь. Когда программа закончилась, Чейз выключил радио.

Надвигались сумерки - небо уже потускнело и стало уныло-серым. Я тревожно вздохнула. Нам придется найти место для ночевки; это значило потерять часы на то, чтобы прятаться где-то совсем близко к границе Пенсильвании, вместо того чтобы ехать дальше. Но, судя по всему, этой траты времени нельзя было избежать.

Справа возник дорожный указатель. Белые буквы резко выделялись на металлическом фоне.

КРАСНАЯ ЗОНА

Я ощутила, как Чейз напрягся.

- Что это, Красная зона? - Я никогда раньше не слышала такого термина.

- Зона отчуждения. Как Балтимор, округ Колумбия, все окружающие их города. В Желтых зонах находятся базы ФБР. Красные - покинуты.

Меня поразило, насколько маленьким был мой домашний мирок.

- Эта зона - новая, - добавил он. По его голосу было понятно: он не предполагал, что к перевозчику придется ехать через зону отчуждения.

Когда мы подъехали ближе к знаку, нашим взорам открылась скрытая до этого зарослями кустарника машина.

Синяя. С флагом и крестом на борту.

Одновременно все нервы в моем теле завопили об опасности. Слишком поздно было останавливаться или поворачивать обратно. И хотя Чейз не превышал допустимую скорость, дорожный патруль МН вылез на дорогу позади нас.

Мгновением позже полоса огней на крыше патрульной машины пробудилась к жизни и громкая сирена взорвала воздух.

*5 футов 4 дюйма = 162,6 см

*6 футов 3 дюйма = 190,5 см

*20 футов = 6,1 м

*Гэри - город в штате Индиана, США.

Глава 6

Чейз выругался. Громко.

Мой разум лихорадочно просчитывал возможности. Брок поняла, что произошло. Чейз неверно оценил время до того, как МН погонится за ним. Нас видели вместе на заправке.

Этого не должно было произойти. Нам надо было попасть в Южную Каролину. Нас ждала моя мама.

- Ты можешь оторваться от них? - Мой вопрос был встречен испепеляющим взглядом. - Давай же! - прокричала я.

- Эмбер, послушай. Дотянись до сумки за сиденьем. В нижнем отсеке на молнии оружие. Дай его мне, - приказал Чейз.

Я замешкалась.

- Быстро!

Я рывком выпрямилась и как могла плавно сунула руку в сумку.

- Спокойно, - сказал он.

- Знаю. - Кто угодно мог увидеть нас через заднее стекло машины. Мои пальцы нащупали молнию. Я потянула за бегунок и ощутила ладонью что-то твердое и холодное.

- Ох. - К горлу подкатил комок.

- Поторопись, - резко сказал Чейз.

Очень медленно я протянула пистолет по сиденью, прикрывая его ладонью. Бросила его на кожу кресла между нами и сразу убрала руку. Обнаженное, без кобуры, оружие выглядело смертельно зловещим. Так выглядел пистолет в лесу, когда был направлен мне в грудь.

Чейз, должно быть, снял его с себя на заправке, когда переодевался. Теперь же он заткнул его за ремень и прикрыл фланелевой рубашкой.

- Если скажу бежать - беги, - произнес он. - Беги прямо в лес и не оглядывайся. Ни в коем случае не позволяй им поймать тебя.

Я вздрогнула. Я-то подозревала, что в случае поимки меня бросят обратно на реабилитацию в исправительный центр, но тон Чейза перепугал меня. Он намекал на что-то гораздо худшее.

У меня голова пошла кругом. Он хотел, чтобы я убежала. Чтобы оставила его с солдатами, хотя я была причиной того, что его жизнь подвергается опасности. Я не могла допустить, чтобы арест Чейза был на моей совести. Не после того, что я сделала с Шоном и Ребеккой.

Но я должна была добраться до мамы. Для меня это было самым важным. Разве нет?

- Что ты собираешься делать? - спросила я, когда грузовик снизил скорость.

Чейз промолчал.

Как бы Чейз ни изменился, как бы тьма в его глазах ни расстраивала меня, казалось невозможным, что он задумал кого-то убить. И все же...

Я сунула руку за кресло, нащупала одеяло и прикрыла им юбку. Я надеялась, солдат не будет знать, что мой свитер был элементом форменной одежды реабилитационных учреждений - его цвет и фасон казались мне достаточно распространенными.

Чейз свернул на обочину и выключил двигатель, коленями прикрыв провода под приборным щитком. Я взглянула на его темно-синие военные брюки и понадеялась, что патрульный не посмотрит вниз.

Секунды шли в остром напряжении, пока солдат, наконец, не вышел с пассажирской стороны патрульной машины. Дверь захлопнулась так громко, будто у меня над ухом выстрелили из пушки. В зеркало я видела, что еще один солдат остался на водительском сидении.

Приближавшийся мужчина был старше любого солдата, которого я когда-либо видела; его седеющие волосы были коротко острижены и зачесаны, а лицо говорило о том, что он не раз бывал в переделках. Он неторопливо подошел к передней двери и жестом попросил Чейза открыть окно. Боковым зрением я видела все движения моего спутника.

- Права и документы, - произнес солдат точно так же, как говорили копы до того, как им на смену пришла МН. В правой руке он держал портативный сканер.

Чейз потянулся через меня и открыл бардачок. Когда его предплечье коснулось моего колена, тепло его кожи растеклось вверх по моей ноге, и мой резкий вдох донес запах мыла, дома и безопасности. Ощущение пропало столь же быстро, как и появилось. Чейз достал небольшой тонкий листок бумаги и протянул его офицеру.

- Прошу прощения. Солдат забрал мое удостоверение во время последней проверки, сказав, что проводится перепись. Он сказал, что я все равно могу водить машину.

- Да, да, - кивнул патрульный, словно это было обычное явление. Я вспомнила, как Бейтман спрятал удостоверение моей мамы в свою сумку во время ее ареста.

Солдат просканировал штрих-код на документе и бросил взгляд на крошечный экран, вероятно проверяя, не числилось ли за Чейзом неоплаченных штрафов. Я была готова лезть на стенку.

- Вам повезло, что платежи за машину отменили, мистер Кандинский. Ваша регистрация уже три года как просрочена.

Чейз кивнул. Солдат вернул ему документы.

- Куда направляетесь? - спросил он. - В городе была проведена чистка. Он пустует уже несколько месяцев.

Я до боли сжала кулаки и повернула запястья так, чтобы скрыть синяки.

- Я знаю, - спокойно солгал Чейз. - Моя тетя купила тут неподалеку участок. Я сказал ей, что посмотрю, как он. У нас есть пропуск.

- Позвольте взглянуть.

Чейз потянулся к карману. Прямо рядом с пистолетом. Я отвернулась к окну и зажмурила глаза. Пальцы вцепились в одеяло, и я стала ждать выстрела.

"Он собирается это сделать, - подумала я. - Он собирается убить этого человека".

- Я видела его в кармане твоего пиджака, - выпалила я. Солдат или нет, этот человек нам ничего не сделал. Чейз бросил на меня испепеляющий взгляд.

- Ваша подруга? - спросил солдат, наконец отметив мое присутствие. Его глаза блуждали по моим рукам. Я заставила их лежать спокойно.

- Жена, - ответил Чейз сквозь зубы.

Разумеется. Неженатая пара, застуканная наедине накануне комендантского часа, получит повестку за неприличное поведение. Я поняла, что солдат высматривал кольцо у меня на руке. Если мы выберемся из этого живыми, нужно будет найти недорогое украшение.

- Хорошее дело, - прокомментировал он. Мой желудок скрутило.

Чейз посмотрел на меня.
- В моем пиджаке? - Он поморщился. - Дьявол. Значит, я оставил его дома. Простите, сэр.

- Какой номер? - спросил, проверяя его, солдат.

- U-14. Ведь так, дорогая?

Я кивнула, стараясь не выглядеть окаменевшей.

- Это был синий бланк примерно такого размера. - Чейз руками изобразил размер индексной карты.

- Да, все правильно. - Солдат переложил сканер в другую руку, размышляя. - Не буду устраивать вам неприятностей, но, когда вы в следующий раз рискнете въехать в зону отчуждения, убедитесь, что вы взяли пропуск, хорошо? У вас есть 24 часа.

- Да, сэр, - сказал Чейз. - Спасибо, сэр.

Через несколько минут патрульный автомобиль скрылся за поворотом.

- Ох. Ничего себе. - Слова застревали у меня в горле.

- Старый придурок даже не знает, как следует делать свою работу, - сказал Чейз. - Устав прямо запрещает пускать гражданских в Красную зону без U-14. Об этом все знают.

- И слава Богу! - Я едва не кричала.

Чейз приподнял бровь.
- Да. Хорошо.

Мрачная растерянность повисла между нами. Я не могла не думать о том, что сделал бы Чейз, если бы я промолчала. Я понимала по его поведению, что он не хотел стрелять, но я также знала, что он не сбрасывал такой вариант со счетов.

"Ничего не произошло", - напомнила я себе.

Однако произойди эта сцена завтра, когда нас объявят в розыск, она выглядела бы совершенно иначе.

Пора было сворачивать с дороги.

* * *

Мы проехали по пустынным улицам Красной зоны и скрылись на старой охотничьей дорожке. Небо было угольно-черным. Милицейские машины больше не встречались, но Чейз сказал, что они патрулируют Красную зону, чтобы не возникали беспорядки, а я не горела желанием повторять нашу стычку с МН.

И все же ждать рассвета было не легче.

Чтобы занять руки, я сделала бутерброды с арахисовым маслом. Сказала себе, что размышления о том, как мы тут сидим без дела, пока проходят последние наши безопасные минуты, не приведут ни к чему хорошему. До конца комендантского часа мы все равно ничего не сможем сделать.

Чейз нерешительно взял сэндвичи, когда я подтолкнула к нему три штуки.

- Я на них не плевала, - сказала я ему, чувствуя легкую обиду. Его брови, до этого изумленно вдернутые, теперь опустились и вновь вернули ему хмурый вид. Может, раньше о нем никто не заботился, но я чувствовала себя обязанной; приготовление ужина было моей обычной домашней обязанностью. Воспоминание, острое, как нож, вызвало новую волну отчаяния.

- Мне нужно тебе кое-что показать, - сказал Чейз, будто бы желая отплатить мне за приготовленную еду. Он вышел из грузовика, и в кабину ворвался поток холодного воздуха; я неохотно последовала за ним, захватив с собой фонарик.

Мое дыхание зашлось, когда я увидела, как он достал из-за пояса серебристый ствол пистолета.

Было слишком темно, а лес был насквозь пропитан запахом опавшей листвы и земли. Всепоглощающий ужас очистил мой разум, препятствуя восприятию действительности, и перехватил контроль над моими чувствами. Я заново услышала роковой металлический щелчок, азартный тон Рэндольфа, обвиняющий меня в попытке к бегству.

- Эй, - тихо сказал Чейз, и я вздрогнула, когда поняла, что он ближе, чем я думала. Я отпрянула от него и стала судорожно глотать ртом холодный воздух.

- Я это уже видела, - сказала я ему. Мое сердце билось так, будто я только что пробежала целую милю, но стояла я прямо, надеясь, что он не заметил моего испуга.

"Соберись с мыслями, - говорила я себе. - Чейз больше не солдат, а я - не в школе реформации". Плохо, что мне постоянно приходилось напоминать себе об этом.

Он нахмурил брови, как если бы ему было больно. На мгновение я готова была поклясться, что он прочитал мои мысли, но затем его лицо снова ожесточилось.

- Ты умеешь обращаться с оружием? - Он говорил низким голосом. Я понимала, что он думал о недавней встрече с патрульными на шоссе.

Я бросила в его сторону кислый взгляд.
- Тебе действительно надо задавать мне этот вопрос?

Он протянул мне пистолет, держа его за ствол.

- Я... я не люблю оружие, - произнесла я.

- В этом мы с тобой похожи.

Это меня удивило. Будучи солдатом, он, должно быть, привык носить с собой пушку. Когда он не опустил руки с пистолетом, я взяла протянутое мне оружие так, будто бы это была дохлая крыса; меня удивила его тяжесть, и я едва не уронила его.

- Смотри, куда целишься, - резко бросил он.

Я вздрогнула и опустила дуло пистолета к земле.

- Он тяжелый.

- Это пистолет браунинг High-Power*, калибр девять миллиметров.

Чейз сглотнул и вытер ладони о штаны. Затем он осторожно положил свои пальцы поверх моих, заставляя меня крепко схватиться за рукоять, но стараясь не причинить боли моим израненным кистям. Когда я почувствовала его прикосновение, по моей коже прокатилась волна жара, в то время как мой разум изо всей мочи хотел презирать его. После всего, что он сделал, эти ощущения были не такими уж противоречивыми.

- Смотри. Эта штука сбоку - предохранитель. Когда пистолет на предохранителе - он не выстрелит. Понимаешь?

- Ммм, ага.

Он направлял мои руки, показывая, как вытащить обойму.

- В магазине 13 патронов. Пистолет полуавтоматический, после первого выстрела он будет перезаряжаться сам. Сначала нужно взвести затвор. Это досылает первый патрон. После этого все, что остается, - жать на курок.

- Как удобно.

- В этом все и дело. Сейчас мы этим заниматься не будем, но вот, что надо делать, если ты попала в неприятности: сними с предохранителя. Взведи затвор. Прицелься. Нажми на курок. Держи двумя руками. Понятно?

- Да, сэр.

- Повтори.

- Снять с предохранителя. Взвести затвор. Прицелиться. Нажать на курок. - Запретное ощущение силы, казалось, вибрировало в руках, пока я говорила.

Он забрал пистолет, и ко мне вернулась способность дышать. Но следом он вытащил нож.

Следующие десять минут я провела, согнувшись над своими коленями, а Чейз целыми прядями кромсал мои волосы. И хотя я понимала, что нам следует сделать все возможное, чтобы нас не опознали, я не могла отделаться от грызущего меня беспокойства, что вскоре меня родная мама не узнает, не говоря уже о Бет и остальных друзьях. Все это были старые частички меня, частички, которые я знала, и которые сейчас покидали меня, как эти волосы, оставляя вместо себя искореженную пустоту. Но все это, конечно, было глупо. Я оставалась собой. Менялось все остальное.

Мы вернулись в грузовик и сидели на разных концах сиденья в тяжелой напряженной тишине, глядя прямо перед собой. С каждой новой минутой я все острее ощущала его дыхание - ровное и спокойное - и вскоре обнаружила, что дышу в том же темпе. То, как он смог успокоить меня в такое время, не прикладывая усилий, то, как мы соединились на этой простой частоте, сделало мою душевную боль невыносимой. Мне пришлось отвернуться, чтобы он не увидел, как это больно, - снова находиться рядом с ним.

Сейчас мне недоставало его даже больше, чем когда он уехал.

Только когда ночь стала такой темной, что я перестала различать его силуэт, я позволила себе посмотреть в его сторону.

- Ты бы ушел из МН, если бы мама не попросила тебя?

Мой голос прозвучал тихо, едва громче вздоха.

- Я не знаю, - честно ответил он.

Я соскользнула в сон, прижимая колени к груди, втайне желая, чтобы его ответ был более определенным. Тогда, по крайней мере, я бы знала, что чувствует хотя бы один из нас.

* * *

- Доброе утро.

Он положил локти на подоконник. На голове все та же старая кепка с изогнутым дугой козырьком. Увидев его улыбку, я поняла, что больше не смогу уснуть, несмотря на усталость.

Я толкнула раму вверх, чтобы окно полностью открылось. В одной ночной сорочке я стояла на коленях поверх смятого одела. Небо было таким же темным, как когда я ложилась спать.

- Почему ты не спишь? - Я кивком указала на его спальню, в сторону его дома. Он оглянулся, затем пожал плечами.

- Не хочется. Мы с твоей мамой мило поговорили. Она попросила меня сказать тебе, чтобы ты сегодня хорошо себя вела. И не делала того, что сделала бы она. - Он театрально подмигнул мне, передразнивая то, как, я знала, подмигнула бы моя мама.

Я закатила глаза, но мое сердце смягчилось. Мне нравилось, что Чейз проводил ее к бесплатной столовой. В городе больше не было так безопасно, как раньше, особенно в утренние часы сразу после окончания комендантского часа. Мама никогда не была должным образом бдительна, когда выходила из дома одна.

- Спасибо, - сказала я, - что присмотрел за ней.

Он как-то странно не меня посмотрел, как будто бы ничего другого я и не должна была ожидать.

* * *

Я покрепче вжалась щекой в подушку и... она шевельнулась.

Мои глаза распахнулись.

Я была в кабине грузовика. Не дома. Не в школе реформации. Я лежала, свернувшись на сидении, положив голову на бедро Чейза. Но между нами все было не так, как раньше.

Я рывком села.

Сквозь запотевшее окно виднелась серая предрассветная дымка. Наступил четверг, день, когда мы должны были встретиться с перевозчиком... день, когда я увижу маму.

День, когда о Чейзе доложат как об ушедшем с самоволку.

Я отложила в сторону форменную куртку МН, которая накрывала меня вместо одеяла, и попыталась вспомнить, каким образом она на мне оказалась...

Чейз провел руками по своим заросшим щетиной щекам. Его глаза расширились, когда их взгляд упал на меня. Я пропустила пальцы через свою короткую неровную стрижку и прикрыла ладонью рот.

- Зубную пасту, - потребовала я. Щетки у меня не было, придется обойтись пальцем. Но, когда я потянулась к сумке, он выхватил ее прямо у меня из-под носа и достал пасту сам. Я не знала почему: пистолет я уже видела.

Когда я открыла дверцу, в меня ударил поток неожиданно холодного воздуха. Ежась, я отошла от грузовика достаточно далеко, чтобы стряхнуть сон, но я не хотела терять машину из вида.

В убежище на юге будет теплее. Может быть, мама уже там, сидит, положив голову на предплечья, и ворчит, что нет такого крепкого кофе, как в старые дни. Может быть, там есть и другие матери: они поддержат ее, чтобы она не волновалась слишком сильно, и успокоят, когда она неизбежно попытается выкинуть что-нибудь безумно-мятежное. Я могла представить ее ведущей толпу, держа в поднятом кулаке свернутый трубочкой контрабандный журнал, а рядом с ней в мусорном ведре горели бы издания Статута. От этих мыслей я улыбнулась - эту улыбку я никогда не позволю ей увидеть, чтобы она не приняла ее за поощряющий знак.

- Милая курточка, - сказал Чейз, выводя меня из транса. Я не слишком раздумывала перед тем, как надеть его огромную куртку, когда выходила на улицу, но сейчас я внезапно почувствовала смущение, и мне одновременно захотелось и бросить ее обратно ему, и поглубже в нее зарыться. Так и не решив, что делать, я стала переступать с ноги на ногу, будто бы пытаясь сохранить равновесие на гимнастическом бревне, пока он снова не заговорил.

- Нам нужно найти тебе другую одежду, - сказал он, с любопытством наблюдая за моей нерешительностью. - На тебя будут оборачиваться, если ты продолжишь носить наполовину свою, наполовину мою форму.

Я заставила себя стоять неподвижно. Я не знала, что было у него на уме, но подозревала, что одежду он собирался получить таким же образом, как грузовик. Перспектива кражи волновала меня не так сильно, как я ожидала, но только если это не причинит никому вреда и не займет слишком много времени.

Я собрала в кулаке лишнюю длину рукава и сосредоточилась на том факте, что к ночи мы с мамой снова будем вместе.

В течение часа мы выехали на шоссе.

* * *

Сразу после семи мы проехали знак, сообщающий, что рядом проходит граница штата Мерилэнд. Мне хотелось ехать сразу к месту встречи, но мы не могли пойти на риск нарваться на патруль. Поэтому мы сделали большой крюк и поехали на юг. Чейз назвал мне точный адрес места встречи с перевозчиком - штат Виргиния, Харрисонбург, Руди-лэйн, 190, - и каждые несколько минут я сверялась с картой, отслеживая маршрут, проложенный Чейзом.

Если мы не повстречаем других солдат, то должны успеть.

Хотя больше машин на дороге не было, наше движение замедлилось. Трасса была обезображена выбоинами на асфальте и мусором, оставленным людьми: кроватным матрасом, каркасом зонтика. Мы напугали оленя, жующего потрепанные остатки картонной коробки Horizons.

Я воспринимала это со смесью ужаса и гордости. Мне было девять, когда Война пришла в Балтимор, и остатки штата были эвакуированы незадолго до моего десятилетия. Сейчас мы видели последние оставшиеся свидетельства того, что тут жили люди.

Чейз слегка наклонился вперед, объезжая ржавый мотоцикл, брошенный посередине дороги. Странное, хорошо знакомое ощущение шевельнулось у меня в животе.

* * *

- Давай! Ты же не боишься, правда? - Его ухмылка была быстрой и нехорошей, нарочитое сомнение звучало в его голосе. Он прекрасно знал, что я никогда не пасовала перед его вызовом с тех пор, как мне исполнилось шесть. Не собиралась я этого делать и сейчас.

Я перекинула ногу через мотоцикл, сжав раму с силой, достаточной, чтобы согнуть железо. Его темные глаза вспыхнули от удовольствия, когда он взялся за руль и откинул подножку. Наклоном головы он показал мне отклониться назад, и его длинная нога скользнула между мной и передом мотоцикла.

Я нащупала спину его рубашки - мне нужно было за что-то держаться.

- Попробуй вот так. - Он схватил меня за руки и обернул их вокруг своей талии. Тепло его кожи просочилось через мои тонкие перчатки. Он подвинулся назад, чтобы я обхватила его коленями, и потянул меня вперед, пока я не прижалась к нему вплотную.

Я не дышала. Мы касались друг друга так тесно, что я не могла сосредоточиться. Он рванул правой ногой, и мотоцикл взревел, оживая. Сиденье вибрировало подо мной. Мое сердце колотилось. Я почувствовала, как в мое сознание по капелькам начала просачиваться паника.

- Подожди! - закричала я сквозь шлем. - Разве мне не нужно пройти инструктаж, или курсы подготовки, или...

На мгновение его пальцы переплелись с моими у него на груди.

- Наклоняйся, как я. Не сопротивляйся мне.

* * *

Не сопротивляйся мне, Эмбер.

Я рассеянно потерла правый висок большим пальцем. Нужно перестать думать о том, каким Чейз был раньше.

- Как мама выглядела, когда ее освободили? - спросила я, стряхивая воспоминания.

- Что? - Его плечи ссутулились, и он бросил быстрый взгляд в боковое окно.

- Как она выглядела? После приговора.

- Я не говорил, что ей вынесли приговор.

Я выпрямилась.
- Ты подразумевал это. Ты сказал, что людей или осуждают, или изолируют. И ты сказал, что ее выпустили, верно? Значит, она выполнила условия приговора?

- Правильно.

Я вздохнула. Эти его невнятные объяснения едва ли не хуже, чем недавний обет молчания.

- Как долго ее удерживали?

- Всего день, - сказал он.

- Не рассказывай мне слишком много подробностей, ладно? Я не уверена, что смогу это вынести. - Я скрестила руки на груди.

Он молчал, вновь погрузившись в раздумья. Мне хотелось крикнуть ему: "Что я тебе сделала? Почему ты просто не поговоришь со мной?" Было бы гораздо проще принять этого человека, если бы я не знала его до того, как он стал сдержанным, осмотрительным и холодным. Если бы я не знала, что когда-то он был открытой книгой и дни не вмещали слова, что мы говорили друг другу. Это приводило меня в бешенство и, хуже всего, заставляло думать, что я очень сильно переоценивала все, что было когда-то между нами.

Он покрутил головой, чтобы размять окоченевшую шею.

- Она выглядела... - Он замялся. - Не знаю, она выглядела, как твоя мама. Короткие волосы, большие глаза. Миниатюрная. Что ты хочешь услышать? Я видел ее совсем недолго.

Я фыркнула в ответ на его описание. Только у мужчины оно могло получиться таким сухим.

- Какой она казалась? Она была напугана?

Он задумался, и я увидела, как его лицо слегка изменилось. Напряжение возникло в уголках его глаз. Вот тут я забеспокоилась.

- Да, она была испугана. - Он откашлялся, и я с полной уверенностью поняла, что страх мамы пробился сквозь эту его бесчувственную оболочку. - Но она мыслила совершенно трезво. Не сходила с ума, как некоторые, когда они испуганы. Она хорошо справлялась со стрессом, учитывая все, что произошло. Она была абсолютна непреклонна в том, чтобы мы следовали этому плану.

- Ого. - Я обмякла на своем сидении.

- Что? - серьезно спросил он. Мне пришло в голову, что это был первый раз, когда он поинтересовался, о чем я думала.

- Просто я бы никогда не назвала ее трезвомыслящей. Я... Не могу поверить, что я это произнесла. Это ужасно. - Я поежилась, мне показалось, что я только что ее предала. - Я не говорю, что она не в состоянии принимать решений или что-то в этом роде. Просто, если она подвергается давлению, то обычно... ну, да, не в состоянии.

Передо мной вспышкой пронеслись образы из нашей кухни. Как она плакала на полу, когда я прогнала Роя. Как приносила домой контрабанду и вбивала себе в голову, что отфутболит солдата, который придет к нам со следующей проверкой на соответствие Статуту. Осторожной и уравновешенной в нашей семье была я. Не она. А теперь он говорит, что я ей не нужна, - и это в наиболее страшные времена и за мою, и ее жизни? Что она может справляться сама? Почему же я так за нее волновалась?

Я крепко зажмурилась. Глаза жгло горячими слезами, которым я не позволю пролиться.

- Ты бы гордилась ей, - тихо сказал он.

Я чувствовала, как мое сердце разбилось. Да что же со мной такое? Его слова должны были принести мне облегчение. Но вот она я, веду себя совершенно неадекватно - потому что мама может справляться без меня. Как если бы мы с ней были взаимозависимы подобным образом.

Так же, как поднялась, волна опустилась, а после себя оставила ясность.

Мне не нужно было делать так, чтобы она чувствовала себя сильной - она давала силу мне. А я - ей. Она была большой девочкой, как и говорила мне бесчисленное множество раз, когда мне надоедало ее непокорство. Она доберется до Южной Каролины, а мне нужно доставить туда себя.

* * *

- Это заставляет тебя чувствовать себя маленьким, разве нет? - спросила я, когда дорога достигла громадного клинообразного разлома в горах. Горчичного цвета стены уходили вверх на триста футов с обеих сторон дороги, оставляя видимой лишь небольшую полоску серебристого неба. Деревья и виноград разной степени зрелости протягивали к нам свои скрюченные пальцы - они долго оставались без присмотра. Чейзу пришлось снизить скорость, когда мы попали под небольшой оползень, и по дороге покатились камни и куски земли.

Большой указатель справа от меня, гласивший: "Центр посетителей Сайделинг Хилл**, следующий съезд", был испорчен: прямо под буквами крест и флаг были перечеркнуты нарисованным спреем неоново-зеленым крестом. Я уже видела похожие символы в новостях, когда у нас было телевидение, но никогда - в моем родном городе. Я почувствовала себя домашним котенком, выброшенным на улицу.

- Это ты маленькая, - запоздало прокомментировал он - я уже и забыла, что говорила об этом. Я попыталась взобраться повыше в кресле, как если бы хотела сказать, что 5 футов и 4 дюйма - это не так уж и мало, но грузовик так сильно болтало по дороге, что сидеть ровно было невозможно.

Мы миновали ущелье в Сайделинг Хилл и двинулись к Хейгерстауну, до которого, как говорил указатель, было тридцать три мили. Город был эвакуирован так быстро, что во многих заброшенных магазинах остались продукты. Даже сейчас, восемь лет спустя, они были на прежнем месте. Вскоре мы выехали на связующее шоссе к югу от Харрисонбурга.

- Как думаешь, это безопасно? - Я слышала о бандах в пустых городах. МН изначально создавалась для поддержания порядка в таких местах.

- Нигде не безопасно, - сказал он. - Хоть это место и было зачищено ФБР.

- Теперь я чувствую себя гораздо лучше, - сказала я.

Чейз свернул на трассу 81. Когда мы въехали в Хейгерстаун, он стал внимательно осматривать дорогу. Первые дома, мимо которых мы проехали, были огромными, окруженными накренившимися развалинами и большими деревьями. По мере того как мы двигались к центру города, вокруг вырастали небольшие кварталы, а затем - улицы многоквартирных построек. Супермаркет. Ресторан. Все было покрыто тонким слоем пепла - грязным снегом, не поддающимся влиянию погоды.

Ни одного ребенка, играющего на улице. Ни одной собаки, лающей во дворе. Ни одной машины на дороге.

Город, сохраненный временем, был абсолютно безмолвен.

Я увидела справа большой магазин и показала на него. На ближайшем съезде Чейз свернул на бульвар Гарланд Грох. Через минуту он выехал на аллею рядом со старым магазином спортивных товаров. Один из таких был у нас дома, но он закрылся еще во времена Войны. МН превратила его в центр распределения обмундирования.

Я видела пустое шоссе позади парковки, прямой путь к месту встречи. Мое сердце яростно забилось в груди. Оставалось чуть больше пяти часов до того, как Чейза объявят ушедшим в самоволку. Нам следовало взять все, что необходимо, и быстро убираться отсюда.

Чейз отсоединил провода у колен, заглушая двигатель. Перед тем как открыть дверь, он достал из-за сиденья тонкую черную дубинку с поперечной ручкой. Его лицо потемнело, когда он увидел, как я таращусь на нее широко открытыми глазами.

Остальное оружие было в переднем кармане сумки. Он не хотел, чтобы в случае столкновения с людьми у него увидели пистолет. Это было бы все равно, что вытащить стодолларовую купюру из кошелька и надеяться, что никто не захочет ее стащить.

- Держись рядом - просто на всякий случай, - сказал он.

Я кивнула, и мы вышли из грузовика и безопасности, которую он обеспечивал. Наша обувь оставляла следы на тонком слое серого пепла на асфальте.

Я оставалась позади Чейза, когда мы повернули к зданию. Высокие окна магазина были разбиты, оставшиеся куски стекла ледяными сталактитами свисали из зеленых рам. Цилиндрические ручки двух французских дверей*** были скреплены тонкой металлической цепочкой и замком, но стекло с одной стороны двери отсутствовало.

Я оглянулась на парковку позади нас, а Чейз шагнул через дверь. Кроме сожженной Хонды, стоящей тут уже много лет, других машин на стоянке не было.

Я резко вдохнула и последовала за ним внутрь.

Кассовый аппарат валялся на боку прямо у меня на пути. Металлические полки и столы были перевернуты или опрокинуты в проходах. Большая часть одежды отсутствовала (определенно, она была украдена), а то, что оставалось, было разбросано так, будто внутри здания пронесся торнадо. По мере того как я двигалась внутрь, я находила тренажеры и весы, все разрисованные тем же образом: символика МН была перечеркнута крестом. Полка спортивного снаряжения была свалена на пол, покрытый выцветшим ламинатом. Бейсбольные, футбольные и сдувшиеся баскетбольные мячи были рассыпаны по всему полу.

- Попробуй найти одежду. Я хочу пройтись посмотреть, что еще я смогу собрать.

Я кивнула. И хоть я и понимала, насколько это смешно для магазина в таком состоянии, я огляделась в поисках камер слежения.

- Тебя не поймают, - сказал Чейз, читая мои мысли. - Оглядись, не думаю, что ты сможешь тут все разрушить еще больше.

Он был прав, но последние недели превратили меня в параноика, а это место было пугающим. Я боялась, что МН могла следить за нами. Что это место было ловушкой.

Я обрадовалась, что Чейз захотел пойти наверх, потому что именно туда указывала стрелка с табличкой "ЖЕНСКАЯ ОДЕЖДА". Застывший эскалатор стонал под нашим весом, пока мы карабкались к секции товаров для отдыха. Казалось нереальным, что люди отдыхали на природе, но я знала, что Чейз и его семья любили так делать, когда мы были маленькими. Когда мы добрались до стальных полок, я ощутила резкий приступ паники.

- Побудешь там? - Я показала на изуродованную палатку на полу.

Что-то изменилось в его лице, когда он понял мое беспокойство.

- Я буду поблизости, - сказал он тихо.

Слабый рассеянный свет попадал на верхний этаж через отверстие в потолке. Чем ближе я подходила к дальней стене, тем темнее становилось вокруг, пока мне не пришлось щуриться, чтобы увидеть пол. Я осторожно перешагнула наваленные в проходах обломки и нашла несколько полок с одеждой, которая выглядела более-менее нетронутой. Топы в обтяжку, брюки до колен - мода того времени - и, хоть это и старая одежда, для меня она была новой. Ткань покрылась пылью, но на одежде все еще оставались аккуратные складки и наклейки с размерами. С тех пор как мама потеряла работу, у меня не было своей одежды, кроме той, что выдавали в благотворительном центре. Несмотря на обстоятельства, эта мысль вызвала у меня смешок.

Там же были женские кроссовки: 59.99 долларов. Для меня - бесплатные! С легким ощущением вины я поискала среди разбросанных по полу коробок свой размер. Мы никогда не смогли бы купить их, даже восемь лет назад. Из-за инфляции сейчас они стоили бы не меньше 100 долларов. У меня есть кроссовки за сто долларов! Я не могла дождаться, когда я расскажу об этом Бет.

Если я когда-нибудь смогу с ней поговорить.

Я выбросила эти мысли из головы. Прямо передо мной была целая выставка джинсов, и я быстро взяла пару своего размера. Зимняя куртка на полу почти не была пыльной, поэтому я взяла и ее. А также майку, футболку с коротким рукавом, теплую рубашку из термоткани и спортивную фуфайку. Еще я взяла запасные носки на всякий случай и запечатанную упаковку нижнего белья. Я вдруг подумала, что у мамы, возможно, не было сменной одежды, поэтому взяла комплект одежды и для нее.

Но когда я приблизилась к примерочным, смех застыл у меня в горле. Кабинка была размером с платяной шкаф и без света и напоминала мне изолятор, который я видела в бараке.

Я не собиралась закрываться в ней.

Я поискала глазами Чейза, но не нашла его. Меня порадовало, что он не видит моих колебаний: последнее, чего мне бы хотелось, - это чтобы он думал, будто я боюсь темноты и оружия. Глубоко вздохнув, я положила вещи прямо там, где стояла, и поспешила переодеться, пока он не начал меня искать.

Джинсы сидели довольно хорошо, хотя и были немного свободными в талии: в школе реформации я похудела. Я уже начала натягивать майку, когда сзади послышался шорох.

Я повернулась на звук и в десяти футах позади увидела Чейза в джинсах и новой рубашке, держащего на плече какую-то сумку. Я быстро отвернулась: майка все еще была задрана выше лифчика.

- Дай мне секунду! - Мой голос сорвался. - Отвернись или что-нибудь еще!

Он не слушал и продолжал приближаться ко мне. Я слышала его дыхание, ощущала близость его тела. Я застыла на месте, но внутри меня все было напряжено и наэлектризовано. Как долго он стоял тут, наблюдая за мной?

- Что с тобой произошло в центре реабилитации? - Он говорил почти шепотом, в голосе звучала едва сдерживаемая ярость.

- Что? - Мои пальцы, которые словно окунули в чан с ледяной водой, наконец оттаяли достаточно, чтобы я смогла натянуть на себя майку. Остальное я накинула сверху.

- Когда я забирал тебя, меня привели в ту комнату, и я слышал тебя. Это не выходит у меня из головы.

Барак. Он прервал Брок и солдат за минуту до того, как они собирались начать наказание. Я кричала тогда. Одного этого воспоминания было достаточно, чтобы меня начало подташнивать.

- Ты хочешь поговорить об этом сейчас? - недоверчиво спросила я.

Он не стал ждать, чтобы я снова к нему повернулась. Внезапно он оказался прямо передо мной. Наклонился ко мне и, находясь всего в нескольких дюймах от моего лица, уставился на меня. Обе его руки схватили меня за плечи. Я сдержала гримасу.

- Что с тобой сделали?

- Что со мной сделали? - Я стряхнула его руки. - Ты - один из тех, кто отправил меня туда! Теперь тебе интересно, что происходит в твое отсутствие?

Во мне бушевали обида и ощущение, что меня предали. После того, как его призвали, он ни разу не позвонил и не ответил на мои письма. Он не прислал ни слова о том, что он жив и с ним все в порядке. Он не напоминал о себе и не интересовался, что со мной и моей мамой. Его обещание вернуться было ложью. Потому что вернулся солдат, а не он. И этот солдат разрушил все, что только можно.

Он отступил назад, словно я оттолкнула его, и запустил руки в свои короткие волосы.

- Что заставило тебя это сделать? - продолжила я. - Я знаю, что ты... когда-то заботился. Обо мне и маме. Даже не пытайся сказать, что такого не было. - Я сжала кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. Воспаленные синяки на фалангах пальцев вызвали боль по всей руке. Я подошла слишком близко к черте; я видела это по его лицу, по борьбе, бушевавшей в его глазах. Хотела ли я услышать ответ? Или этот ответ мог раздавить меня в то время, когда когда мне нужно быть особенно сильной?

Его рот открылся и тут же закрылся. Его пристальный, полный дикого отчаяния взгляд встретился с моим, умоляя меня прочитать его мысли. Но я не могла, хоть и очень хотела. Я не понимала. Что это? Что он боится сказать мне?

- Что случилось? - спросила я, на этот раз мягче.

Его глаза стали жесткими, похожими на блестящие камни.

- Я не знаю, - сказал он. - Люди меняются, полагаю.

Он поднял свой набитый припасами рюкзак и пошел вниз по лестнице.

Потрясение ведром ледяной воды погасило мою речь.

Трясущимися руками я как могла быстро завязала шнурки своей новой обуви и последовала за ним.

* * *

- Что ты нашел? - спросила я Чейза уже внизу эскалатора, когда мое дыхание пришло в норму. Он снова помрачнел. Я почти видела грозовые тучи у него над головой, и они заставили обида вновь превратилась в раздражение. Люди изменились? Не годится. Очевидно, он изменился, но это не объясняло, ни почему он арестовал нас, ни почему освободил меня. Мне снова хотелось пнуть его. И мне хотелось пнуть себя, потому что, несмотря на его секреты, я начала беспокоиться. Я не выдумала этот безумный взгляд его глаз. Что-то темное было внутри него. Что-то злокачественное. Что-то, что меняло его.

Он не хотел говорить о прошлом? Отлично. Возможно, так даже лучше. Нам нужно было сосредоточиться на дороге к месту встречи.

- Аптечку первой помощи и палатку. Немного сублимированной еды, до которой не добрались крысы.

Я поморщилась и затолкнула остальные сложенные вещи в рюкзак вместе со своим свитером из реабилитационной школы. Чейз пристегнул раздутый спальный мешок к низу рюкзака, так ни разу и не посмотрев на меня.

- Нам пора идти, - сказал он, закидывая рюкзак на плечи.

Часов у меня не было, но я прикинула, что было уже около восьми. Место встречи же было отсюда примерно в двух часах езды.

Парковка снаружи по-прежнему оставалась пустой. Не знаю, почему я вдруг подумала, что это могло измениться. С того времени как мы зашли в магазин, высокие утренние облака опустились ниже и налились свинцом. Воздух, в котором ощущался легкий запах серы, казался наэлектризованным.

Пока мы обходили здание, я держалась позади Чейза, и почти врезалась в него, когда он внезапно остановился.

Я напряглась, по виду Чейза почувствовав опасность еще до того, как сама увидела ее.

У грузовика стояли двое мужчин. Первый, лет под тридцать, с неряшливыми черными волосами и крючковатым носом, был одет в спортивную куртку с капюшоном и мешковатые камуфляжные брюки. Через левое плечо у него была перекинута охотничья винтовка. Другой мужчина уже почти влез в кабину грузовика. Я видела грязные ботинки для скейта, торчащие из-под двери.

- Эй, Рик! - прошипел первый мужчина. Он скинул винтовку с плеча, провел ею по широкой дуге и направил на нас, оперев ее на плечо. Я услышала зловещий щелчок, когда он дослал патрон.

Мое сердце остановилось. Гражданским было запрещено носить оружие еще со времен Войны. Только МН была вооружена.

Или солдаты в самоволке. Кем, уверена, эти двое не являлись.

Человек, которого назвали Риком, вылез из грузовика. Он был высоким, не таким, как Чейз, но все же на голову выше меня. Он был плотного телосложения, но даже через его свободную одежду было заметно, что он весьма мускулистый. Его грязные волосы падали на плечи, и он откинул их назад кивком головы. Его лицо приобрело нетерпеливое выражение.

- Доброе утро, брат, - крикнул он.

Чейз ничего не ответил. Его лицо было каменным.

- Может, он глухой? - спросил второй.

- Ты глухой? - спросил Рик.

- Нет, - ответил Чейз.

- Ты давно не был среди людей, брат. Когда кто-то говорит "доброе утро", от тебя ждут ответа.

- Я не занимаюсь болтовней, когда кто-то целится из ружья мне в грудь. - Голос Чейза был негромким и сдержанным. - И я тебе не брат.

Рик посмотрел на друга, затем снова на нас. Я обратила внимание, что его кожа и глаза отдавали желтизной, которая выделялась на фоне серого неба и серого пепла.

- Стэн, ты нервируешь наших друзей.

Стэн хмыкнул, но оружия не опустил. Волосы на моей шее стали дыбом.

Рик переключил свое внимание на меня.
- Как тебя зовут, дорогуша?

Мои ладони сжали куртку, что была у меня в руках. Я молчала, пытаясь быстро думать. Я бы могла достать пистолет из сумки Чейза, но этим привлекла бы внимание человека с ружьем.

- Смотри, Стэн, ты пугаешь бедняжку.

Рик шагнул вперед. Чейз демонстративно встал передо мной, и Рик ухмыльнулся.

- Ох, не будь жадным, братишка. Разве мама не учила тебя делиться?

Стэн хрипло заржал позади него. Я не могла сглотнуть. В горле будто стоял комок.

Чейз шагнул к грузовику. Я ухватилась за подол его рубашки.

- Притормози. Куда это ты собрался? - Рик развязно подошел ближе.

- Мы уезжаем, - властно сказал Чейз.

- Ты уезжаешь. Но не вы вдвоем.

- Я не пойду с тобой! - слова выскочили из моего рта. Чейз застыл.

- Ух ты, да она боевая! - сказал Рик так, словно говорил о великолепном качестве. Я вспомнила, как Рэндольф лапал меня и назвал "дрянью".

Чейз переступил с ноги на ногу. Рука Рика резко метнулась за спину, потянувшись за чем-то у пояса. Чейзу не нужно было смотреть на меня, чтобы знать, где я нахожусь. Он небрежно подтолкнул меня назад, полностью закрыв собой.

Я увидела, как Рик сорвал чехол с толстого, блестящего ножа и перехватил его угрожающим жестом.

Опасность пульсировала у меня в ушах. По каким-то причинам нож пугал меня даже больше ружья. Я не понимала почему. Я вообще не могла думать.

- Оставь сумку, - приказал Рик. - Я возьму ключи и грузовик.

- Полезай в грузовик, - тихо сказал мне Чейз.

Я не знала, что делать. Чейз на меня не смотрел. Не мог же он в самом деле думать, что я оставлю его одного против двоих вооруженных мужчин. Вместе у нас было больше шансов. Если они не хотели ранить меня, то, может быть, может быть, пощадят и его.

Чейз, шевельнув плечами, скинул с себя куртку и рюкзак и позволил им упасть на землю.

- Чейз, - прошептала я. - Я не уеду.

Мне не стоило говорить ему то, что я сказала в магазине. Теперь он пытался защитить меня, заглаживая то, что когда-то покинул меня.

- Быстро в машину! - скомандовал он. Стэн быстро подступал к нам, по-прежнему прижимая ружье к плечу. Его палец был на курке.

- Нет! - твердо сказала я.

- А, все будет хорошо. Папочка позаботится о тебе, - сказал Рик. Стэн засмеялся.

- Не торопись, - сказал ему Чейз и полез в карман, скрытый фланелевой рубашкой, которую он носил навыпуск.

- Спокойно, брат, - предупредил Рик.

Оба мужчины теперь были рядом с нами. Они смотрели на руки Чейза, как и я.

Молниеносным движением Чейз сорвал с пояса дубинку и ударил по стволу двуствольного ружья, которое держал Стэн. Пальцы Стэна попали между стволом и дубинкой, и раздался вопль боли. Ружье упало на землю.

Чейз использовал инерцию дубинки, чтобы ударить Рика в челюсть. От этого тяжелая дубинка вылетела из его руки и грохнулась о здание. Рик споткнулся, но удержался на ногах и наклонился вперед, вытянув перед собой руку с ножом. Вспышка ужаса окатила на меня как раз перед тем, как я была грубо отброшена в сторону. Мгновением позже я услышала треск разрываемой ткани и рычание и увидела, как темно-красная полоса протянулась вокруг плеча Чейза. Фланелевая ткань прилипла к его влажной, залитой кровью коже.

- Чейз! - закричала я, с трудом поднимаясь на ноги.

Стэн выругался, напомнив мне о своем присутствии. Повинуясь порыву, я рванулась мимо него к ружью, но как только я к нему потянулась, Стэн навалился на меня. Его тело, тяжелое и пахнущее старым потом, перекинулось через мою спину. Я стиснула зубы и обхватила пальцами приклад ружья. Чувствительная кожа суставов оцарапалась об асфальт.

Стэн сжал в кулаке мои волосы и резко дернул назад. Я закричала от резкой боли, обжегшей меня и тут же ушедшей.

Обернувшись, я увидела, как Чейз бросил Стэна на капот грузовика. Когда тот упал, Чейз с силой ударил его в живот, и Стэн свалился на четвереньки, брызгая слюной. Я не смотрела. Я схватила ружье, побежала к грузовику и, не раздумывая, запихнула оружие под сиденье.

Я повернулась в тот момент, когда Рик, с лицом, измазанным текущей из носа кровью, врезался в спину Чейза. Во мне поднялась паника. Ножа я не видела.

В бешенстве я осмотрела землю, надеясь, что нож не был воткнут в тело Чейза, и вместо этого увидела дубинку около передних колес, у которых все еще валялся судорожно пытавшийся вздохнуть Стэн. Я подхватила дубинку и была готова бежать на помощь Чейзу, но меня перехватил Рик, взбесившийся, запачканный кровью, с дикими глазами. Он схватил меня за воротник рубашки и повернул так быстро, что я потеряла равновесие. Я знала, что он собирался использовать меня как щит против Чейза.

Несколько раз, будто бейсбольной битой, я взмахнула дубинкой. Два или три раза я попала по чему-то твердому, не знаю, кто или что это было. Мои короткие волосы лезли в глаза, мешая смотреть. Внезапно меня бросило на тротуар.

Звук, похожий сразу на одышку и булькание, заглушил биение пульса у меня в ушах. Я подняла голову и, к своему ужасу, увидела, как Чейз придавил Рика к стене магазина и пытался его задушить.

Убить его.

Желтые глаза Рика вылезли из орбит. Словно пьяный, он сильно ударил Чейза по рукам, сжимающим его.

- Чейз! - Я задыхалась; весь кислород, казалось, высосали из воздуха, окружающего меня, когда я поняла его намерения. - ЧЕЙЗ!

Он услышал звук моего голоса и будто бы пробудился ото сна. Вздрогнув, он бросил Рика, который неподвижно рухнул на землю.

В абсолютном ужасе я уставилась на лежащего человека. Он все еще дышал. Он все еще был жив.

Едва жив.

Секундой позже я ощутила, как Чейз, резко дернув за руки, поднял меня с земли. Кровь была размазана у него по щеке, но в остальном лицо выглядело невредимым.

- В грузовик. Быстро. - Его глаза были очень черными; я не видела темно-коричневой радужки вокруг зрачков.

Я подчинилась. На онемевших ногах я побежала к открытой водительской двери и переползла через сиденье. Мои глаза были прикованы к двум мужчинам, лежащим на тротуаре. Чейз быстро подошел, схватил наши вещи и бросил их в грузовик. Через секунду двигатель взревел, оживая. Шины пронзительно завизжали, и мы вылетели с парковки.

*
Самозарядный пистолет конструкции Дж. Браунинга и Дидье Сэва.
**
Горный массив в округе Вашингтон, штат Мэриленд.
***
Двери, состоящие из одного или нескольких окон по всей своей площади.

Глава 7

Грузовик несся по пустому шоссе, колеса подпрыгивали так сильно, что я боялась, как бы они не отлетели.

Я тяжело дышала, мои глаза не отрывались от заднего стекла в поисках погони, в руке я держала дубинку, поднятую, словно меч.

- Как ты? - спросил Чейз. Он отрывал взгляд от извилистой дороги так часто, как только мог. Его черные волосы выглядели седыми, одежда, покрытая той же мелкой серой пылью, что укутывала асфальт, потускнела. Но его глаза, потемневшие от тревоги, были неожиданно родными. Он оглядел меня, проверяя, не ранена ли я.

Это не укладывалось в голове. Всего несколько секунд назад он был солдатом, бесчувственной машиной. Пытался убить человека. И убил бы, если бы я не отвлекла его.

Я пыталась заговорить, но в горле как будто застрял комок.

- Как твоя рука? И голова? - спросил он.

Я передернула плечами. Чейз резко потянулся к дубинке, и я, не подумав, отпрянула, подняв этим движением облачко серой пыли.

Он резко выдохнул.
- Хорошо... Я не буду касаться тебя. - Его рука поднялась в знаке капитуляции, перед тем как вернуться на руль. Его кадык дернулся.

Я и в самом деле не хотела, чтобы он касался меня. Не после того, как эти руки держали кого-то за глотку.

Ты собирался убить его? – спросила я едва слышно. Я знала ответ, но все бы отдала, только бы услышать "нет". Услышать, что я неправильно поняла происшедшее. Что сделала из мухи слона. Мне отчаянно хотелось верить, что он не был таким же хладнокровным, как Моррис, Рэндольф и другие солдаты.

Он объезжал кучи мусора у бетонных ограждений, поэтому весь был сосредоточен на дороге.

- Чейз? - Мне потребовалось немалое усилие, чтобы сглотнуть. Невероятно, но каким-то образом мое сердце стало биться еще чаще.

Он не ответил.

Внезапно меня захлестнул озноб, и я задрожала. Дубинка показалась неожиданно горячей в моих ледяных руках, и я уронила ее на пол. Прижала колени к груди. Мне стало казаться, что сиденье очень узкое, а мы сидим слишком близко друг к другу.

- М-можно помедленнее? – Все мелькало слишком быстро. И хоть нам нужно было ехать быстро, иначе с нами могли случиться жуткие и страшные вещи, я уже была почти на грани.

Он покачал головой.

Нависшая над нами тишина дарила, по крайней мере, одну утешительную иллюзию. Она создавала расстояние. С каждой милей нашего пути Чейз отдалялся от меня все дальше и дальше.

* * *

Мы выехали из Красной зоны, и Чейза заставила остановиться его собственная кровь. Только когда я почувствовала, как душно стало в кабине от ее запаха, я вспомнила, что Рик ранил его. Ручеек жидкости, стекающий на сиденье, замедлился (кровь начала сворачиваться), но полностью не остановился. Я бросила быстрый взгляд на рану, но стоило мне увидеть красное, размазанное вокруг дыры в рубашке, мой желудок свело от беспокойства.

Я давно стряхнула камешки с царапин на пальцах, но некоторые старые раны открылись из-за того, что я с силой мяла новые джинсы на бедрах.

В голове вертелся все тот же вопрос: "Что же там произошло?"

Покачивающийся ствол ружья. Отблеск света на серповидном ноже. Папочка позаботится о тебе. Фрагменты до смерти напугавших меня минут настолько ясно стояли у меня перед глазами, словно все это происходило прямо сейчас. А затем схватка.

Я мысленно подвела итог происшедшему, и у меня в груди все сжалось, а тело стало холодным и липким. В какой-то момент схватки границы между хорошим и плохим стерлись, а добро и зло и вовсе поменялись местами.

Нет, не поменялись, напомнила я себе. Чейз только старался защитить нас. Рик и Стэн в любом случае были плохими парнями.

Но я все еще видела отрешенный, яростный взгляд Чейза, когда он прижимал обмякшее тело Рика к стене. И сколько бы я ни говорила себе, что он защищал нас, я не была в этом уверена. В тот момент он забыл обо всем. Превратился в машину.

Я не боялась, что он причинит мне вред; по крайней мере, я так не думала. Старый Чейз никогда бы этого не сделал. Но вот Чейз-солдат...

Я ни за что не хотела присутствовать при совершаемом Чейзом убийстве. Не важно, в какой опасности я окажусь без этого парня. Не важно, что нас соединяло общее прошлое. Даже если часть его все еще оставалась старым Чейзом, большая часть, опасная часть, никогда не отступала.

Когда мы проехали Винчестер - небольшой городок в штате Виргиния, в котором еще жили гражданские, - я решила бежать.

В моем мозгу сложилось что-то вроде плана. В кармане свитера у меня все еще была мелочь с заправочной станции. Я могла бы двинуться по шоссе обратно в Винчестер. Полдень еще не наступил, и у меня оставалась возможность одной успеть на встречу с перевозчиком.

Я очень хорошо разбиралась в людях и могла бы найти кого-нибудь, заслуживающего доверия, чтобы он показал мне дорогу к автовокзалу. Если здесь хоть что-то устроено так, как в родных краях, то по будням автобусы должны были отправляться в полдень. Тогда мне останется только смешаться с толпой, как я это делала в старших классах. Быть, как все. Не выделяться, но и не сторониться других. МН не обратит на меня внимания, если я не буду высовываться и не задержусь тут надолго.

Я возьму себе новое имя, когда буду покупать билет. Если попросят документы, я, как и Чейз на шоссе, скажу, что у меня их забрали во время переписи.

Всю жизнь мы с мамой заботились о себе сами. Я смогу совершить небольшое путешествие в Южную Каролину, разыскивают меня или нет.

Около Винчестера я уже просила Чейза остановиться, чтобы пойти в уборную, но он попросил подождать. Я показала на кровь, стекающую по его руке, но вместо того, чтобы заняться раной, он лишь вытер ее рукавом рубашки.

Мы въехали на территории фермерских угодий. Сначала - сады фруктовых деревьев, обобранных и покрытых серой пылью, утопающих в сорняках; затем - кукурузные поля в таком же неухоженном состоянии. Нас замедляли давно брошенные хозяевами автомобили, прогнившие и черно-красные от ржавчины. Большая их часть была припаркована на обочине, но некоторые заглохли прямо посреди дороги. Продвигаясь по шоссе, Чейз бросал на них внимательные взгляды; я знала: он проверял, не прятались ли в их тенях грабители. У большинства машин были выбиты стекла, а из самих автомобилей давно было вынесено все ценное, но это не означало, что никому не придет в голову поискать в них сокровищ и сейчас.

Здесь царило жуткое, как на кладбище, безмолвие. Пустынное спокойствие, от которого мурашки шли по коже. Это был один из маршрутов эвакуации из Балтимора или из округа Колумбия. Однажды, спустя много лет после первой атаки, его показали с высоты птичьего полета в новостях. Это было в то время, когда репортерам еще разрешалось использовать вертолеты - до того, как гражданскому транспорту запретили подниматься в воздух.

Массовая эвакуация. Тогда улицы были полны машин и отчаявшихся пешеходов, которые в случае затора на дороге из-за автомобильной аварии или перегревшегося двигателя спали на придорожных кроватях в лагерях Красного Креста. Я вспомнила, как в новостях сообщали о драках и жертвах тепловых ударов. О детях, бродящих по округе в поисках родителей.

Некоторые города начали отстраивать заново, но даже восемь лет спустя это шоссе оставалось забытым.

Чейз съехал с асфальта на мягкую почву поля и объехал разломанный обеденный стол. Ростки у самой дороги были потоптаны грабителями и подавлены автомобилями, чьи владельцы не хотели дожидаться своей очереди на эвакуацию. Но чуть глубже в поле плотной стеной росли злаки, которых будет вполне достаточно, чтобы прикрыть мое бегство.

С болезненным стоном Чейз поставил машину на ручник.

Я сгорала от нетерпения. Время пришло.

Сначала он будет сердиться: я помнила об обещании, которое он с неохотой дал моей маме. Надеюсь, он не будет искать меня слишком долго. Рано или поздно он поймет, что я уехала к перевозчику и обрадуется, что эта ноша упала с его плеч. Тогда он сможет жить своей жизнью. Как и раньше. Конечно, его карьера военного закончена, но я не чувствовала себя виноватой из-за этого: прежний Чейз никогда не хотел служить. Прежний Чейз ненавидел МН.

Мы оба вышли из грузовика, каждый через свою дверь. Я двигалась очень осторожно, краем глаза наблюдая, не следит ли он за мной. Здоровой рукой он рывком сдвинул сиденье вперед, что-то бормоча про аптечку первой помощи.

Пора уходить. Почему я тяну?

"Потому что он стал таким по твоей вине", - сказал внутри меня тихий голос. И хотя я пыталась сказать себе, что это не совсем так, я знала: в моих силах было все изменить.

* * *

Он ждал, насквозь промокший, на подъездной дорожке моего дома, стоя рядом со своим мотоциклом. Капли дождя стекали с его волос и подбородка.

Попроси меня остаться.

В его горящих глазах отражалась целая гамма противоречивых чувств, я же ощущала только страх. Я боялась, что за ним придут и накажут его и я буду виновата в том, что не позволила ему уйти. Боялась, что, если я не смогу попрощаться с ним, мне придется оставить маму одну.

Письмо тряслось в моих дрожащих руках. Я не пыталась укрыть его от дождя. Я бы хотела, чтобы дождь смыл с него слова, но, сколько бы я не читала, я видела одно и то же.

"Чейз Якоб Дженнингс. В соответствии с частью первой статьи Четвертой Статута о морали Соединенных Штатов, вам приказано немедленно явиться в Федеральное бюро реформации. Это третье и последнее предупреждение".

Мое сердце разрывалось на части от того, как он смотрел на меня, каким было выражение его лица.

- Одно слово, Эм. Всего одно слово. Скажи, что хочешь, чтобы я остался.

* * *

Скажи я, и он бы никогда не ушел на призывной пункт. Никогда бы не арестовал маму. Я бы никогда не знала Рика и Стэна, Морриса, Брок или Рэндольфа. Не знала, каково это - каждый день переживать за него.

Капли начавшегося дождя уже падали тут и там, надвигающаяся буря будто насмехалась над нами. Где-то вдали раздался зловещий раскат грома. Пока он отвлекся, я залезла в кабину и стащила плитку шоколада - она мне пригодится, если я не смогу быстро найти, где поесть.

У меня было немного денег, еда и одежда. Все складывалось как нельзя лучше, и я собиралась этим воспользоваться.

Я в последний раз посмотрела на Чейза. Его волосы вспотели от боли, которую он испытывал. Он выглядел совершенно беззащитным, но я не могла позволить себе поддаться слабости и остаться.

С ним все будет в порядке. Он умеет выживать. Теперь и мне нужно этому научиться.

- Прощай, - сказала я так тихо, что он не мог услышать мой голос. Я заставила себя не обращать внимания на укол сожаления, когда я отступила назад, удаляясь от грузовика.

- Мне надо по нужде. - Мой голос дрогнул.

- Иди, - пробормотал он, продолжая отдирать рубашку от раны. - Но оставайся поблизости.

Я кивнула, быстро повернулась и помчалась через ряды кукурузы прочь от дороги.

* * *

Я собиралась убежать как можно дальше от грузовика, а затем свернуть и двигаться параллельно дороге. Я двигалась быстро, постоянно оглядываясь и проверяя, не преследует ли меня Чейз.

Со всех сторон меня окружали высокие желтые стебли, запах гнилой кукурузы лез в нос. Когда грузовик скрылся из виду, я повернула влево, однако посадки в этом направлении были не такими ровными. Мне пришлось огибать скопления растений и сорняков, чтобы двигаться дальше. Идти прямо уже не получалось.

Я заблудилась.

Стебли кукурузы были слишком высокие, и я постоянно натыкалась на следы машин, которые запутывали меня еще больше. Я посмотрела вверх, но небо повсюду было затянуто свинцом. Даже если бы я знала, как ориентироваться по солнцу, я бы не смогла этого сделать.

Начался дождь, поначалу небольшой, а затем неожиданно сильный. Он сбивал листья с сухой кукурузы и шумел так, что скоро я почти перестала слышать собственные шаги.

Я смахнула волосы с лица, вытерла заливающую глаза воду и постаралась контролировать дыхание. Мне совершенно не хотелось надевать капюшон, чтобы не пропустить какой-нибудь ориентир, который поможет мне вернуться к дороге. Я бродила по кругу, но даже мои следы смывались дождем. Пути назад не было. Все вокруг выглядело одинаково.

Я почувствовала, как паника запускает в меня коготки.

- Возьми себя в руки! - громко сказала я. Но я остро ощущала каждую проходящую секунду. Мне нужно было в Винчестер, и как можно скорее. Чтобы поймать автобус и найти перевозчика. Я не могла терять время на то, что происходило сейчас.

Мне казалось, что мама ускользает от меня.

Я в ужасе побежала, стремясь освободиться из тюремных стен, возвышающихся на два фута* над моей головой. Я махала руками, пытаясь освободить себе дорогу, но у стеблей были острые края, которые резали кожу. На месте каждого стебля, который я смогла повалить, тут же появлялся другой.
"
Остановись, - сказала я себе. - Дыши. Думай!"

Но тело не слушалось. Я не видела дороги на Винчестер. Я даже не могла найти грузовик. Страх все глубже пробирался в грудь. Я бежала, чувствуя, как пот смешивается с поливающим меня дождем. Где же дорога?

Один раз я упала, шлепнувшись в лужу грязи, которая забрызгала мне лицо и набилась в рот. Задыхаясь, я выплюнула все, что смогла, и побежала дальше.

В конце концов я заметила какую-то поляну. Не останавливаясь, я помчалась туда. Я даже не боялась вернуться к грузовику: главным для меня было понять, где же я. Когда я подобралась ближе, то уже могла разглядеть то, что заметила раньше. Я оперлась руками о колени, восстанавливая дыхание и радуясь, что я больше не одна.

Передо мной был дом на колесах такого же унылого желтого цвета, как кожа и глаза Рика и Стэна. С одного из углов, потрепанного погодой, слезла краска, обнажив слой алюминия. Рядом, вплотную друг к другу, стояли три прозрачные пластиковые бочки, через которые просвечивала какая-то грязная жидкость - вероятно, вода. Несколько китайских колокольчиков* сильно раскачивались под навесом входной двери. Я их не слышала из-за проливного дождя.

На зацементированной площадке в кресле-качалке сидела женщина, наблюдая за бурей. Спортивные штаны, что были на ней надеты, мешковато висели на икрах, а сливового цвета шаль была свободно обернута вокруг плеч. Выглядело так, словно когда-то она была полновата, но потом внезапно похудела и у нее остались излишки кожи. Это было заметно по подбородку и открытым участкам предплечий. Большой золотистый лабрадор лежал на земле у ее ног.

За домом стоял автомобиль, позади него виднелась грунтовая дорога.

Я воспряла духом. Женщина выглядела достаточно дружелюбной. Она могла быть матерью любого из моих сверстников, сидящей на крыльце в ожидании, когда ее дети вернутся из школы. Может быть, она подскажет мне дорогу до города.

Или даже дорогу до места встречи с перевозчиком.

Руди-лэйн, 190. Я снова и снова мысленно повторяла этот адрес.

У меня в животе полетели бабочки. Я услышала голос Чейза, говорящий мне, что нигде не безопасно. Что ж, был только один способ узнать наверняка.

Я вышла на поляну из кукурузного поля в пятнадцати футах* от женщины. Она вскочила так быстро, что едва не опрокинула кресло.

- Здравствуйте! - крикнула я, медленно двигаясь к ней. Я старалась выглядеть настолько безобидной, насколько могла. - Простите, я заблудилась. Я надеялась, что вы сможете помочь мне.

У нее были широко расставленные глаза и плоские щеки, с которых сошел весь цвет, пока я подходила. Ее рот открылся, и она рассеянно пригладила черные с проседью волосы.

Я подумала, что у нее, наверное, уже давно не было нежданных гостей.

- Ох! - внезапно сказала она и жестом подозвала меня поближе. - Дождь! Ты же вся промокла! Иди сюда!

Я осторожно подошла к ступенькам. Женщина оказалась на несколько дюймов ниже, чем я ожидала. Когда я зашла под козырек, она неуверенно положила руку мне на плечо и осторожно погладила меня, как будто хотела убедиться, что я настоящая. Я вдруг осознала, как выгляжу: вся в грязи и промокшая до костей. Я провела тыльной стороной ладони по лицу, надеясь, что я не слишком грязная.

Теперь я уже слышала колокольчики, которые стали оглушительно громкими. Я подпрыгнула от одного особенно резкого звука, на который женщина, кажется, и не обратила внимания.

- Ты выглядишь так, словно у тебя был чертовски плохой день, - сказала женщина.

Я то ли засмеялась, то ли всхипнула, точно не знаю. В конце мы уже улыбались вдвоем.

- Прости, прости! Заходи. Я напою тебя чаем.

Я остановилась в дверях, когда она протолкнулась внутрь. Собака, которая до этого момента игнорировала мое присутствие, апатично обнюхала мою ладонь белесой мордой и поплелась внутрь.

Я наклонила голову, осматривая помещение, и меня пронзил настолько резкий запах, что заслезились глаза. Гремели колокольчики, по комнате, жужжа, носились мухи - от всех этих звуков, смешанных с дождем, у меня заболела голова.

Всюду царил беспорядок. Грязные тарелки были сложены в крошечной раковине и возвышались над разделочным столом. Ткань и одежда всех цветов и размеров были разбросаны по столу. На кровати, что стояла в дальнем правом углу, едва хватило бы места для одного человека.

Женщина порылась в посуде, вероятно, выискивая чистую чашку. В конце концов она бросила это занятие и пожала плечами, покраснев от смущения.

- Не беспокойтесь, - сказала я ей сквозь шум. - Я не хочу пить. Я была бы рада, если бы вы показали мне дорогу. Моя семья в Харрисонбурге, - добавила я. Запах был таким сильным, что я попятилась назад.

Женщина прошаркала ко мне и коснулась моей руки. В сравнении с моей ее была теплой и мягкой, но я вздрогнула от этого прикосновения. Я порадовалась, что она не заметила моего смущения. Мне бы не хотелось выглядеть грубой, прося о помощи.

- Ты не можешь уйти сейчас, милая. Не в такую погоду. Пожалуйста, заходи.

- Меня и правда ждут. - Я попыталась улыбнуться. - И за меня волнуются.

В противоположность своим высказываниям, я шагнула внутрь, где на меня внезапно навалились стены. Комната была очень маленькой для нас двоих, собаки и всего этого хлама. Я почувствовала, как удушливый запах забивает мне горло, и попыталась сглотнуть. Неосознанно я попыталась высвободить руку.

- Прости за беспорядок. Стало трудновато с тех пор, как отец пропал. - Ее нижняя губа задрожала, и по свисающей коже от подбородка до ключицы прошла волна.

Я и представить не могла, что эта женщина жила со взрослым человеком в таком захламленном помещении. Я задумалась, где же спал ее отец. Надеюсь, не в одной с ней кровати.

- Сожалею о вашей утрате... - Я замолчала, широко распахнув глаза.

Я увидела то, что раньше было скрыто вешалкой. С крюка в потолке свисал труп животного где-то трех футов в длину. Источник тошнотворного зловония. С него на пол стекала кровь, которую сейчас слизывала собака. Существо (не важно какое) было смуглым, но уже меняло цвет на синюшно-белый. Мухи и личинки покрывали ту его сторону, что уже почти сгнила. Я ощутила, как к горлу подступает тошнота, и с трудом сглотнула.

- Они отрубили воду, ты же знаешь. И электроэнергию. Я забрала некоторые припасы у старого Джо, но все же... - Женщина помахала рукой перед своим лицом, даже не осознавая, что мне неуютно. - Но это все неважно теперь, когда ты здесь.

- Я... хм... - Я обернулась на дверь, чувствуя, как ее рука сжимает мою все крепче.

- Мне нравится, какая у тебя сейчас прическа, - сказала женщина. Она придвинулась ко мне, я же машинально отступила назад.

- Вам... нравится... - начала было я, все еще ошеломленная видом мертвого животного, висящего там, где, как предполагалось, должна была бы быть гостиная. Собака продолжала лизать пол в том месте, где сквозь грязь проглядывал линолеум.

- О, да. Я всегда говорила, что с короткими волосами тебе лучше, разве нет?

С момента моего появления здесь в голове неустанно звенели тревожные колокольчики, но эти слова напугали меня больше всего. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не оттолкнуть ее и не рвануть за дверь.

- Мисс... простите, не знаю, как вас зовут, - начала я, вырвав руку и ударившись о вешалку.

- Элис, ты ведь знаешь, как я не люблю, когда ты так говоришь. Называй меня мамой, пожалуйста.

- Мамой...

- Правильно, милая.

Стало совершенно понятно, что эта женщина уйти мне не даст.

- Нет-нет, я имею в виду, что я не Элис. Вы не понимаете. Простите, мне не следовало сюда приходить. - Я повернулась к выходу. Женщина неожиданно ловко обогнала меня, загородила дверной проем и схватилась за него обеими ладонями.

- Выпустите меня, - сказала я дрожащим голосом. В воздухе между нами тучей собрались мухи. Я чувствовала все больший ужас, и вонь казалась мне все более удушающей. Я едва сдержала рвотный позыв.

- Милая, это из-за Люка? Мне жаль. Мне жаль, что с ним это произошло. Но я же тебе говорила. Воду и электричество отключили. Кукуруза пересохла, и почти всю еду старина Джон забирает для своей семьи. Мне пришлось убить его. Знаю, ты любила его, но я умирала от голода, - неистово лопотала женщина. Ее лицо снова побелело, а обвисшая кожа тряслась.

- Это человек? - взвизгнула я и снова, не подумав, бросила взгляд на свисающий с потолка труп. Меня опять едва не вырвало.

- Люк? Это был твой щенок! Ты не помнишь? О, Элис, мы найдем тебе другого, обещаю. - В ее глазах появились слезы. Она искренне сожалела, что ранила меня. Или что ранила Элис.

Звук того, как собака слизывала с пола кровь, заставил меня потерять самообладание. Я попыталась прикрыть рот рукой, но было слишком поздно. Рвота растеклась по всему полу.

Женщина осторожно отошла от двери и взяла в руки полотенце. С нежностью матери она отерла мне рот. Полотенце пахло так же дурно, как и сама комната. Я слабо оттолкнула женщину от себя. Мои колени подкашивались, голова кружилась. Я сосредоточилась на открытой предо мной двери и прохладном и свежем воздухе свободы.

- Мне нужно идти, - сказала я ей.

- Нет, Элис. Теперь все будет в порядке. Ты вернулась ко мне, и все будет в порядке, - промурлыкала женщина. Она утешающе положила мне на плечо руку. Я отпрянула, наступив собаке на хвост. Та яростно залаяла и зарычала на меня.

- Макс! - прикрикнула женщина. Собака снова вернулась к своему занятию - продолжила лизать пол.

- Меня ждет друг, - сделал я еще одну попытку. Мое горло горело от желчи, из глаз текли слезы. Комнату качало. Она то сжималась, то расширялась.

- Нет, дорогая. Мамочка - твой единственный друг, - снова начала утешать меня она.

На трясущихся ногах я протолкнулась мимо женщины. В попытке остановить меня она обвила руками мою талию. Как удав, душащий свою жертву.

- Послушай, Элис...

- Отпустите! - прокричала я и начала вырываться с вновь пришедшими ко мне силами. Какая-то часть меня понимала, что я не хочу причинить женщине вред, но если сейчас же она не выпустит меня из дома, я знала, что сделаю это.

- Элис! Пожалуйста! - задыхаясь, молила меня женщина в перерывах между рыданиями.

Наконец я схватилась за дверной откос и подтянулась. Вдохнув первую порцию влажного воздуха, я удвоила усилия и стала еще яростнее, задыхаясь, вырываться из хватки женщины. Она же только сильнее сжимала меня. Что-то металлически звякнуло - какой-то предмет упал со стола. Колокольчики хаотически бились друг о друга, создавая беспорядочную какофонию звуков.

"Беги!" - приказывало мне мое сознание.

Я согнула ногу в колене и, как молодая ослица, изо всей силы лягнула женщину по голени. Вскрикнув, она выпустила меня и рухнула на пол.

Я повернулась, испугавшись, что ударила ее слишком сильно. К моему ужасу, она свернулась на полу в куче собачьей шерсти и мусора и заскулила. Лабрадор перестал лакать кровь с пола и облизал ей лицо.

- Что здесь происходит? - спросил мужской голос. Тот самый голос, который я еще никогда в жизни не была так рада слышать.

Я повернулась к Чейзу, чувствуя, что выгляжу сумасшедшей. Его лицо было суровым, что-то понять по нему было невозможно. Оценив ситуацию, он схватил меня за руку и выдернул за дверь. Я споткнулась о кресло, но выпрямилась и побежала, остановившись у края поля, когда он не последовал за мной. Он задержался у двери, не позволяя женщине преследовать меня.

Я полной грудью вдохнула свежий воздух, радуясь дождю, падающему мне на лицо. Мой желудок по-прежнему был завязан узлом. Как я могла быть настолько глупой, чтобы зайти к ней в дом? Как я могла подумать, что она мне поможет? И мой план, и моя хваленая интуиция оказались бесполезны. Мир за пределами моего дома был столь чужим, словно это была другая планета.

Прогремел гром, и небо расчертили белые ветви молний.

- Неужели нельзя оставить ее в покое, ты, фэбээровский ублюдок? - заорала женщина на Чейза. Я увидела ее через открытую дверь, когда Чейз выходил. Она все еще лежала на полу, ее слабые руки обхватывали грудь.

- Быстрее! - махнула я ему. Мои колени дрожали, а воспоминания о зловонии и жужжащих мухах были слишком свежими.

- Элис! - завопила женщина. - Прости за Люка! Элис!

Какую-то секунду я разрывалась между страхом, жалостью, отвращением и ощущением вины за то, что мое появление расстроило ее хрупкое душевное равновесие. Затем женщина закричала - это был леденящий кровь звук, за которым последовали булькающие рыдания, и я, не разбирая дороги, помчалась в заросли кукурузы.

* * *

Чейз быстро шел впереди меня. Мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что он отметил дорогу сломанными под прямым углом стеблями кукурузы. "Умно", - отметила я.

Через несколько минут он резко остановился, схватил меня за плечи и как следует встряхнул.

- Не делай так больше, - строго проговорил он. - Я сказал тебе держаться поблизости!

Он отвернулся так же неожиданно и пошел вперед, прокладывать путь. Я слышала его неразборчивые комментарии, которые он бросал через плечо, но так ни разу и не обернулся.

Я же постоянно оборачивалась. В панике я осматривала пройденный нами путь, убежденная, что эта женщина пойдет на что угодно, чтобы вернуть меня. Мне пришлось пробежать трусцой, чтобы догнать Чейза.

- Эта безумная, наверное, не выходила из дома месяцами, - проговорил он. - Почему она называла тебя Элис? И кто такой Люк?

Пороховая бочка наконец взорвалась. Я рухнула на четвереньки, и меня вырвало. Перед глазами появились черные точки, а тело сотрясалось в спазмах. Я все еще чувствовала запах мертвого, гниющего животного. Этот привкус оставался у меня на языке.

Чейз остановился. Злость на меня сменилась беспокойством, и он опустился на колени рядом со мной.

- Она думала, что я ее дочь, Элис, - выдохнула я, сплевывая. - Люк был собакой. Она зарезала его.

- Теперь понятно, откуда шел тот запах, - произнес он.

- Пойдем. Она преследует нас, - простонала я. Мы уже довольно далеко отошли от того дома, но мне казалось, будто его хозяйка совсем рядом, я чувствовала, как ее руки сжимают меня. Когда я попыталась подняться, то снова споткнулась. Дождь, казалось, прибивал меня прямо к земле.

- Нет, не преследует. Она осталась позади, - успокаивающим тоном сказал Чейз. Он мягко положил руку мне на спину - я понимала, что он проверял, как я отреагирую, ведь до этого я отстранялась от его прикосновения. На этот раз я не оттолкнула его. Его рука, как ни странно, придала мне сил. Его глаза внимательно на меня смотрели, пытаясь понять детали того, что со мной произошло в его отсутствие.

- Помоги мне встать. - Я не боялась, что он увидит меня плачущей, даже если сможет отличить слезы от капель дождя. Я просто хотела оказаться подальше отсюда.

Не произнося ни слова, он просунул руку мне под колени, поднял меня и прижал к груди, как ребенка. Я смотрела, как дождь скапливается в том месте, где моя куртка собралась на талии, и позволила себе поддаться слабости.

- Так, по крайней мере, ты не потеряешься, - сухо сказал он.

Но я уже потерялась. Границы между опасностью и защищенностью стирались.

* * *

Несколько минут спустя кукуруза расступилась и нашим взорам открылся грузовик. Его вид заставил меня почувствовать горечь от того, что я не смогла сбежать, но это не заглушило волны облегчения.

- Опусти меня, - сказала я, высвобождаясь из рук Чейза. Хоть я еще не до конца восстановила свои силы, мне хотелось отстраниться от него. Его присутствие слишком быстро становилось для меня обнадеживающим щитом, и я не знала, с какой стороны этого щита было мое место.

Он помедлил, будто не хотел отпускать меня, но потом резко поставил меня на ноги. Как только я оказалась на земле, он засунул руки в карманы куртки. Когда мы подошли к грузовику, он протянул руку и открыл передо мной дверь. Словно ожидал, что я так просто заберусь в машину. Словно мы могли притвориться, что ничего не произошло.

- С тобой все нормально? - спросил он, заметив отразившуюся у меня на лице ярость.

Мой рот и руки все еще были вымазаны рвотными массами. К лицу пристала грязь и прилипли мокрые волосы. По всему моему телу стекала холодная вода. Только что я пообщалась с сумасшедшей, а перед этим попыталась сбежать от парня, который едва не убил вооруженного грабителя. И это только то, что произошло со мной за сегодня. Нет, определенно, со мной было "нормально" не все.

Я захлопнула дверь. Он удивленно приподнял брови.

- Я хотела уйти, идиот! - прокричала я, заглушая стук дождя по металлическому капоту грузовика. - Я не потерялась - не заплутала случайно в кукурузе. Я хотела убежать!

*Около 60 см.

* Украшение из вертикальных металлических трубок, издающее мелодичные звуки при порывах ветра.

* Чуть меньше четырех метров.

Глава 8

Шли секунды. Я понимала, что мы должны лететь, но мои ноги словно застыли в грязи. Тяжесть моих слов повисла между нами, и, хотя какая-то часть меня боялась его реакции, я не жалела о сказанном. Я знала, на что он способен, и хотела, чтобы он знал, на что способна я.

Через, как мне показалось, долгое время он пожал плечами.

- Надеюсь, у тебя хорошая обувь. До пропускного пункта топать и топать. - Рукой он показал в направлении дороги. Его глаза смеялись надо мной, но в них было что-то еще. Что-то похожее на страх, но это было невозможно. Он не боялся ничего.

- Я... Я могу сесть на автобус. - Я запнулась, оглядывая поле в поисках матери Элис. У нее за домом стояла машина. Что, если она поедет в город выискивать меня? В свете того, как далеко зашла ее мания, это не казалось таким уж смешным.

- На автобус? На вокзале? Отличная идея. А как же солдаты, осматривающие транспорт? Доски с объявлениями о пропавших людях. Кассир, которому потребуется твоя U-11? И... - Его голос становился все более резким.

- Я бы взяла фальшивое имя, и у меня есть... деньги, - выпалила я.

- У тебя есть мои деньги. Вероятно, половина от того, что тебе потребуется. Почему бы тебе просто не вернуться обратно и не попросить твоего друга одолжить тебе оставшуюся часть?

- Хорошо, я поняла!

Я его возненавидела. За все, что он знал. За все, чего я не знала.

- Нет, ты не поняла! - сказал он с неожиданной яростью. Я вздрогнула от его громкого голоса, но, как ни странно, не испугалась. - Все это не похоже на твой дом! Здесь нет никаких безопасных уголков. Нет дверей, запертых после наступления темноты. Господи, нам говорили, что такие девушки, как ты, опасны, но я не верил в это до сегодняшнего дня. - Он был готов рвать на себе волосы. И, если это не сделает он, это сделаю я.

Я представила, как он сидит в классе, а офицер МН пишет на доске ужасные вещи про "девушек, как я" - девушек с алыми цифрами пять, пришпилеными к рубашкам. Мысль о том, что он верит в подобное, приводила в ярость.

- Это я-то опасная? Я? Да ты чуть не убил того парня! И убил бы, если бы я тебя не остановила! - Разочарование и замешательство вылетали из меня, словно волны, ударяющие о бетонную дамбу. В тот момент меня даже не волновало, обиделся ли он на мои слова.

Я видела, как медленно изменилось выражение его лица. Как поднялись плечи. Как вздулись на шее вены. Черные глаза сузились и стали напоминать глаза волка больше, чем когда либо. Он, большой и грозный, двинулся ко мне, заступая свет. Я отступила назад и спиной ударилась о грузовик; я не могла сопротивляться внезапно поднявшейся в груди панике.

- Они собирались причинить тебе вред. - Голос Чейза был тихим и полным эмоций.

- Хочешь сказать, что это оправдывает тебя? - парировала я. Нет, мне не хотелось приключений - и мне определенно не хотелось умирать - но это не оправдывало убийство кого бы то ни было, и даже если этот кто-то казался злым, это были всего лишь догадки!

Мою сосредоточенность разрядил удар грома, и мои глаза метнулись к кукурузе. Стала ли женщина преследовать нас? Или же она все еще рыдала на полу по Элис? Прошло только несколько минут, но мне казалось - гораздо дольше.

- Да, оправдывает, - сквозь сжатые зубы сказал он; его глаза метали молнии. - И не притворяйся, что ты не сделала бы того же.

- Никогда!

- Никогда? Даже если бы они угрожали твоей маме?

Его слова пронзили меня насквозь. Если бы я была Чейзом, а мама - мной, ничто на этом свете не смогло бы оторвать меня от Рика.

С ужасающей ясностью я осознала, что, возможно, мы с Чейзом не так уж и отличались. Все знают, что загнанная в угол собака кусается. Я просто никогда не думала, что могу оказаться на месте этой собаки.

Но в то же время Чейз только что использовал мою любовь к маме, чтобы оправдать свои действия. Как если бы это было одно и то же. Низкий прием, даже для него.

До сих пор он наблюдал за ходом моих мыслей молча, но больше не мог молчать.

- Если думаешь, что одна ты в меньшей опасности, оставайся здесь. В противном случае забирайся в грузовик.

Он так сильно сжал дверь, что побелели костяшки пальцев, но не стал ко мне приближаться. Он не собирался силой заталкивать меня в машину. Оставлял выбор за мной.

Мне не оставалось ничего другого, кроме как отправиться с ним. Пусть мне это и не нравилось, он был прав. Мне нужно было встретиться с перевозчиком, а значит, мне нужен был Чейз.

Он захлопнул за мной дверь и обошел машину спереди, но, положив ладонь на ручку водительской двери, помедлил. Возможно, он решал в тот момент то же, что и я: рискнуть ли своей жизнью и остаться со мной или отправиться одному.

Мы не стали разговаривать. Дождевая вода намочила сидения и собралась на резиновых ковриках на полу грузовика. Мои ступни в мокрых туфлях хлюпали. Пальцы на руках окоченели от холода. Ладони Чейза нырнули под приборную панель, и двигатель ожил. Мгновением позже в колючем, неуютном молчании мы поехали по тропинке к главной дороге.

Часы на радио показывали 10:28 утра.

- О нет, - с отчаянием прошептала я. Из-за меня мы потеряли столько времени! Если бы не моя попытка убежать, сейчас мы бы уже приближались к пропускному пункту. Скоро за нами погонится МН, и кто знает, сколько будет ждать перевозчик.

Чейз тоже все это понимал. Из-за меня мы оказались в смертельной опасности, и он не станет притворяться, что не винит меня.

Мы миновали лежащий на боку грузовик, на шасси которого был натянут рваный брезент. Когда-то, возможно, он служил кому-то прибежищем. Теперь же ткань колыхалась на ветру, как флаг капитуляции. Я отвела глаза, стараясь побороть ощущение безнадежности.

Я сидела, сгорбившись. Сняла куртку и ополоснула покрытые рвотой руки дождевой водой, что собралась в капюшоне. Куртку я бросила на пол: лучшего места для нее не нашлось, и, кроме того, она и так была насквозь промокшей. Без ее защиты холодный воздух кабины иголками проникал сквозь мой свитер. В сумке Чейза была сухая одежда, но я не собиралась просить его остановиться, чтобы дать мне возможность переодеться. Нам нужно было нагонять потерянное время.

- Я должен тебе кое-что сказать, - неожиданно сказал Чейз, пока я полоскала рот водой из бутылки.

Подняв на него глаза, я увидела, что сидел он совершенно прямо, а взгляд его сверлил дыры в лобовом стекле.

- Я доставлю тебя в убежище, а затем исчезну. Больше никогда тебя не побеспокою. Но, пока мы вместе, тебе не нужно меня бояться. Я не причиню тебе вреда. Обещаю, я никогда этого не сделаю.

Меня удивил не только сам факт того, что он это сказал, но и содержание сказанного. Я видела, на что способны солдаты - что они сделали с мамой, Розой, Ребеккой. Так что, возможно, Чейз был не таким: он забрал меня из реабилитационной школы и, несмотря на мое нежелание этого, защищал меня с риском для собственной жизни. Но это не помогло мне забыть то холодное, жесткое выражение его лица в тот момент, когда он забрал маму. Существует огромное количество способов ранить кого-то и без кулаков.

И все же мне хотелось верить, что с ним я в безопасности, хоть я и видела, как мало нужно, чтобы он стал тем солдатом, что жил внутри него. Мне хотелось снова ему доверять - может быть, не так, как раньше, но доверять. Но вот он говорит, что снова уйдет из моей жизни.

Но это мне и было нужно, верно? Поэтому я и пыталась убежать - чтобы оказаться от него как можно дальше. Внезапно то решение - каким бы продуманным оно ни казалось мне раньше - стало выглядеть невероятно импульсивным.

- Хорошо, - сказала я.

Его плечо дернулось - мое смятение Чейз принял за недоверие.

- В полдень правила игры изменятся.

- Знаю.

- Чтобы доставить тебя в Южную Каролину, мне понадобится твоя помощь.

Я бросила на него беглый взгляд. Меня удивило, что он готов был предоставить мне долю независимости.

- Что я должна буду сделать?

- Не потерять головы, - сказал он. Я раздраженно скрестила руки на груди.

- И что это значит?

Он глубоко вздохнул, чтобы успокоиться.

- Ты должна будешь слушаться меня, - серьезно сказал он. - Во всем. Если я скажу тебе прятаться, прячься. Скажу бежать, не стой на месте. И ты должна будешь предоставить мне задавать тон игры. Иначе всем станет ясно, что ты - нарушительница Статута.

"Наклоняйся, как я, - когда-то сказал он. - Не сопротивляйся мне".

Я помнила, как в школе реформации нам читали лекции о преобладающей роли мужчины в отношениях с женщиной, но не могла не думать, что Чейз слегка перебарщивает.

- Думаю, я знаю, как слиться с толпой, спасибо. - В конце концов, всю свою жизнь я именно этим и занималась. Так я избегала внимания МН. И тем же способом планировала добраться до Южной Каролины.

Он фыркнул.
- Ты никогда не могла слиться с толпой. Даже когда... Просто тебе это не дано, - закончил он, внезапно смутившись.

- И что ты имеешь в виду?

- То, что... - Он запнулся. - Слушай, ты просто привлекаешь взгляды. Вот и все.

Я знала, что он смотрит на меня. И внезапно почувствовала себя восьмилеткой, сглатывающей слезы после падения с велосипеда. Соседские мальчишки обзывали меня "плаксой-ваксой", что ранило больше, чем сбитые коленки. Чейз, забыв о том, что будут значить для него попытки защитить девчонку, прогнал их. Мой десятилетний герой.

Ощущение дежавю пропало, но те чувства - нет. Стах, стыд, унижение. Внезапная защищенность.

- Я не просила тебя защищать меня, - тихо сказала я. Ни тогда, ни сейчас.

По выражению его лица я поняла, что спорить смысла нет. Даже признай он, что я могу сама о себе позаботиться, на каком-то уровне своего подсознания он все равно будет считать, что должен присматривать за мной. Чем дольше я смотрела на него, тем сильнее сдавливало мне грудь. Я отвернулась.

- Больше ничего не хочешь мне сказать? - спросила я.

- О чем ты? - пораженно произнес он.

- О правилах, - ответила я, нахмурившись. - Что еще я должна соблюдать?

- Ах, да. - Он тряхнул головой. - Ради Бога, никому не доверяй.

Я согласилась, но не слишком охотно. Потому что, несмотря ни на что, я вернулась в грузовик. И с того момента больше не боялась.

* * *

В 11:30 мы прибыли в Харрисонбург, штат Виргиния.

От того, как внимательно я смотрела в окно, каждую минуту ожидая увидеть автомобили погони МН, у меня начало двоиться в глазах. Я часто опускала взгляд на малюсенькую карту, чтобы указывать Чейзу дорогу, но, убедившись, что мы все еще на верном пути, я сразу же снова начинала высматривать солдат.

Дождь кончился, и эта дорога оказалась более ухоженной, хоть нам и приходилось время от времени объезжать упавшие деревья. Несколько раз нам встречались машины, но в последнее время дорога была пустынной.

Городские окраины были по большей части сельскохозяйственного назначения. Справа ввысь поднимались поросшие лесами горы. Туманная дымка придавала им фиолетовые оттенки, а возле самого горизонта, высоко-высоко, они полностью сливались с небом.

Большинство домов находились на собственных огороженных приусадебных участках; строения были отмечены краской-спреем, совсем как покинутые дома Хейгерстауна. С шоссе детали разобрать было невозможно, но я догадывалась, что символ был все тем же: перечеркнутая крестом эмблема МН. Каждый раз, когда он попадался мне на глаза, я чувствовала, как во мне поднимается волна гордости. Вот оно - доказательство, что здесь есть люди, которые ненавидят МН так же, как я.

Чейз свернул на улицу, где асфальт был испещрен заполненными грязью ямами. Грузовик кидало справа налево, как на каруселях в парке аттракционов, пока асфальт наконец не превратился в щебенку. Поросшие травой холмы волнами прокатывались мимо.

Руди-лэйн была совсем рядом, но Чейз не хотел парковаться у самого пропускного пункта. Мы собирались оставить позади грузовик и те припасы, которые не могли нести на себе, в том числе и ружье Рика и Стэна.

Если бы Чейз не настоял, что мы должны пробираться через высокие заросли кустарника, я бы побежала к нужному нам дому сломя голову. Хоть я и знала, что шансов на это было мало, я не могла не надеяться, что мама все еще будет на пропускном пункте. Возможно, я увижу ее всего через несколько минут! После всего, через что мы прошли, мы наконец-то окажемся вместе.

Как бы нетерпелива я ни была, время шло своим чередом. Вскоре мы вступили на территорию скромной сельской местности. Мы обошли круглую группку деревьев, и перед нами появился узкий, двухэтажный дом викторианской эпохи. Он показался мне довольно милым: цвета солнечного света, с декоративной белой резьбой и причудливым крылечком. Домик был бы весьма приветливым, если бы два кресла-качалки не были прикованы к перилам цепями, а дверьзаколочена досками.

Руди-лэйн, 190.

- Здесь? - спросила я, начиная чувствовать себя неуютно. Дом не показался мне жилым, но, возможно, это было сделано в целях безопасности.

- Думаю, да. - Чейз снял с пояса пистолет. Он не стал оставлять его в сумке после того, что произошло в спортивном магазине. Эта мера предосторожности заставила меня почувствовать, как волнением защемило грудь.

Мы прошли по каменным приступкам, огибающим желтый домик, туда, где на задний двор выходила еще одна дверь. Границы садика очерчивала повалившаяся изгородь, к которой совсем близко подступал темный, густой лес. Чейз закончил обходить дом по кругу, затем вернулся ко входу.

- Идем, - позвал он через секунду. Я последовала за ним.

И там, на стене дома, я увидела погнувшийся металлический знак с начертанными черным спреем буквами. Он не был перечеркнут крестом, как другие виденные нами символы МН, но, несомненно, пропагандировал идеологию ФБР.

Единая страна - единая семья.

Лицо Чейза приобрело недоуменное выражение.

- Ты же не думаешь, что это ловушка, правда? - Мне представились поджидающие нас здесь солдаты, но затем я поняла, насколько это было нелепо. МН оплачивала здания и знаки, но не покинутые дома, размалеванные граффити.

- Правда, - ответил он, но лучшего ответа предложить мне не смог и снова повернулся к задней двери дома.

Постучал. Ответа не последовало.

Беспокойство, которое давно уже начало закипать внутри меня, теперь всплыло на поверхность.

- Уверен, что именно в четверг?

В глазах Чейза сверкнула злость.
- Так сказал мой дядя.

"А еще твой дядя бросил тебя шестнадцатилетним на произвол судьбы", - хотела сказать я. Я ошибочно доверилась ему, потому что доверяла Чейзу, забыв, что на самом деле Чейзу я не доверяла.

- Думаешь, мы опоздали? - Полдень еще не наступил, но мы не знали, во сколько отправлялся перевозчик. Последствия моей ошибки грозовой тучей нависли надо мной, готовые излиться на мою голову наказанием.

Он дернул плечом. Я с силой налегла на дверную ручку, но замок был заперт.

Никакого ответа.

Вот так. Мы не ошиблись. Мы не могли ошибиться. Только не после всего, через что мы прошли.

До этого момента я не понимала своей уязвимости, но внезапно на меня огромным молотом обрушились беспокойство и страх, и что-то во мне надломилось. Я стала лупить ладонями по деревянной двери. Пинать ее ногами, отбивая ступни. Я кричала, чтобы меня впустили. Я почти не заметила, как рука Чейза обхватила меня за талию и оттянула назад.

Одним строгим взглядом он остудил мой пыл. Затем отступил немного и, замахнувшись, ударил ногой по двери над самой ручкой. В воздухе раздался громкий треск. Он замахнулся снова, древесина поддалась, и замок был выбит.

- Постой здесь, - произнес он, проходя через дверь и растворяясь в темноте помещения. Я все еще тяжело дышала, меня трясло. Несколько мгновений спустя Чейз вернулся и поманил меня лучом фонарика. Машинально я потянулась к выключателю, и неожиданно для нас обоих сверху необычную прямоугольную кухню залил свет.

- Ого, - сказал Чейз. - Должно быть, мы близко к городу, раз здесь есть электроснабжение.

Сильно пахло плесенью, но скоро я перестала это замечать. На кухонном столе лежали одеяла, стояла картонная коробка с подержанной одеждой и пустые консервные банки. Когда-то в них были овощи. И тунец. К стене был приколот какой-то клочок бумаги и стопка синих картонок размером с индексные карты.

Бланки U-14.

Чейз упоминал их, когда нас остановили на дороге. Они нужны, чтобы пересечь границу Красной зоны.

Судя по всему, мы попали именно туда, куда стремились. Но где перевозчик?

Дальше по коридору была спальня, где хватало места только для двуспальной кровати и прикроватного столика. Следующей шла столовая. Настенный канделябр придавал комнате давно забытое ощущение элегантности, хоть от свечи к свече и тянулись нити паутины. В пыли на полу были видны свежие следы.

Я прошла в ванную, где обнаружила застекленную душевую кабинку, и вспомнила, сколько на мне грязи, пепла и рвотных масс. За душевой кабинкой в шкафчике стопкой лежали бельевые принадлежности. Почему-то вид чистых полотенец заставил меня с удвоенной тоской вспомнить дом.

Чейз проверил второй этаж, но дома никого не было.

- Думаешь, мы разминулись? - тревожно спросила я.

- Сомневаюсь. Возможно, он просто вышел. Едва ли он настолько глуп, чтобы оставить эти документы на виду на целую неделю.

Или же у него не было времени убрать их. Но ни я, ни Чейз не произнесли вслух этой общей мысли.

Возможно, Чейз был прав и перевозчик просто на какое-то время вышел. Или же он устраивал переправу в Южную Каролину. Хуже всего будет, если нам придется прятаться здесь следующие несколько дней. Я старалась мыслить позитивно, но перспектива еще одной недели ожиданий до встречи с мамой окатила меня холодной волной разочарования.

Я использовала чистую наволочку, чтобы протереть кухонный стол, и приободрилась, когда в кране сначала забулькала, а затем и полилась в раковину вода. Плита тоже работала. Как только я включила ее, мой желудок жалобно заурчал. Я не смогла съесть ничего с того момента, как меня вырвало на кукурузном поле.

К счастью, находчивый Чейз еще раньше взял в магазине походный котелок и складную ложку-нож. Я наполнила котелок водой и поставила его на плиту, собираясь приготовить овощной суп из пакетика.

Пока я помешивала его, Чейз сел за стол и включил радио МН. Один только вид этого заставил меня заново почувствовать беспокойство, но мне ужасно хотелось узнать, стали ли мы знаменитыми.

В динамике затрещало. Я так внимательно смотрела на устройство, что неловкие попытки Чейза снять куртку застали меня врасплох. Я подошла помочь, радуясь поводу отвлечься.

- Я забыла, - виновато признала я. - Давай помогу.

Он опустил руки, и я осторожно расстегнула молнию, прикусывая губу, когда стягивала куртку с правого плеча Чейза. Тот для тепла переодел рубашку, но кровью порванную ткань приклеило к коже. Мой пустой желудок скрутило.

Я видела, как это произошло, и теперь ясно вспомнила, как легко металл рассек его плоть. Чейз позволил мне коснуться его руки, по моему лицу понимая, в каком состоянии его рана.

- Мне нужно, чтобы ты снял рубашку, - сказала я ему и тут же вспыхнула. Не то чтобы я этой фразой имела в виду что-нибудь интимное; когда мы были детьми, я сотни раз видела его без рубашки. Вероятно, это было до того, как наша дружба переросла во что-то другое - так далеко мы никогда не заходили - но все же. Не было причин для смущения. Никаких.

Он не попытался поднять раненую руку, и я задалась вопросом, сколько вреда ему принесли те часы, в течение которых рана оставалась необработанной.

Когда я поняла, что толка от него не будет, я стала между его согнутыми коленями и постаралась вести себя так, будто мой лихорадочно бьющийся пульс ничуть не зависел от того, как мои пальцы высвобождали его деревянные пуговицы. Он сдержанным кивком выразил свою благодарность и отвернулся к окну.

Тот же голос, что и прошлым вечером, послышался из радио, заглушая треск динамика, и наполнил кухню. Хоть это было глупо, мне показалось, будто нас застали за каким-то запретным занятием.

- Полковник Дэвид Уоттс, ответственный за регион 2-30-8. Вторник, 10 марта. Начинаю ежедневный отчет.

Я осознала, что покинула школу реформации только один день назад. А казалось, прошли месяцы.

На минутку я отошла от Чейза, чтобы выключить плиту и переставить котелок с супом на стол. В прохладный воздух кухни поднимались спиральками струйки пара.

Полковник Уоттс рассказал о мероприятиях, которые войска проводили для обеспечения непроницаемости канадской и мексиканской границ для "предателей общего дела" - американцев, которые пытались бежать из страны, а затем сообщил, что о пропавшем в Теннесси грузовике с формой все еще не было никакой информации. Я помогла Чейзу снять наконец рубашку. Под ней была надета водолазка, и, когда я потянула ее за полы вверх, она потащила за собой футболку и ту импровизированную повязку, которой Чейз перетянул рану.

Я никогда раньше не видела Чейза таким, и все мои представления в сравнении с этим бледнели. Резкие контуры мускулов прорезали медного оттенка кожу его плеч и соединялись на его широкой груди. Мышцы его живота, казалось, были вырезаны рукой скульптора. Пояс джинсов плотно обтягивал бедра.

Кончики моих пальцев стало покалывать. Мне стало интересно, была ли его кожа такой же гладкой на ощупь, какой казалась.

- Передай мне сумку. В ней есть аптечка первой помощи, - сказал он. Я вздрогнула от звука его голоса, а затем мои щеки обдало таким жаром, что они, должно быть, стали фиолетовыми.

Да что же со мной такое? Только что мы вломились в чужой дом, а я собиралась осматривать ножевое ранение. Разве в такой ситуации было место романтике?

"Я просто устала", - сказала я себе, хоть и знала, что это неправда. Наклоняясь к сумке, я прикрыла лицо волосами, надеясь, что они не позволят Чейзу заметить моего стыда.

Он извлек аптечку и открыл ее на столе, где стоял суп. Я разложила материалы, которые должны были мне понадобиться: марлю, бутылочку с перекисью водорода и влажное полотенце. Затем как можно осторожнее я прижала ткань к ране, обтирая кровь, которая разукрасила кожу Чейза. Порез был глубоким и тянулся от внутренней стороны его плечевого мускула по плечу.

Я знала, что нужно было сделать, и знала: ему это не понравится. Я намочила марлю перекисью.

- Прости, - прошептала я, перед тем как прижать ткань к его ране.

Он яростно выругался и едва не сбил меня с ног. Я видела, как сжались его зубы, и услышала, как он резко втянул воздух ртом.

- Я предупреждала.

Я выпрямилась (меня отбросило на стол) и вытерла кровь, которая снова выступила на поверхность пореза. Нашла чистую область марли и прижала ее к ране, которая была настолько длинной, что мне пришлось делать это обеими руками. Только мгновение спустя я поняла, что Чейз здоровой рукой схватил меня за локоть и держался за него.

- Возможно, лучше будет наложить швы, - сказала я с некоторым раскаянием в голосе. - Знаю, это больно, но скоро станет легче.

- Жжет, будто раскаленным металлом.

- Не будь ребенком, - подколола его я. Он покачал головой, но выражение его лица смягчилось.

На нижней части его челюсти начал образовываться темный синяк, а еще одна большая гематома, которой я раньше не видела, красовалась на его боку. Я легонько коснулась ее пальцем, и Чейз зашипел.

- Он не сломал тебе ребро? - Мой страх перед Риком превратился в пылающую ярость.

- Нет, - сказал Чейз, все еще морщась от боли. - Но ты - вполне возможно.

- Что?

- Когда размахивала во все стороны той дубинкой. Ты зарядила ей мне в бок.

Мои глаза расширились, а рот открылся.

- Расслабься. Его ты ударила по меньшей мере дважды. - Он усмехнулся.

- Ох. Хорошо. Наверное. Боже, прости меня.

- Не стоит извиняться. Просто напоминай мне время от времени, что с тобой не стоит встречаться в темном переулке.

Я почти улыбнулась.

Когда кровотечение остановилось, я стянула рану несколькими пластырями в форме бабочки из аптечки, понадеявшись, что этого будет достаточно. Затем я обернула его плечо свежим бинтом и завязала поверх белую эластичную ленту.

- Твои руки выглядят совсем разодранными, - заметил Чейз, поджимая губы.

Я обратила внимание на свои пальцы. Костяшки были ободраны от того, как я хватала с асфальта ружье, и покрыты синяками со времен школы реформации. Теперь, когда он их упомянул, мои повреждения снова стали ныть. До этого я была так поглощена его раной, что забыла о своей боли.

Я промыла царапины, а Чейз закрыл их пластырями. Он снова глянул на синяки от прута Брок, но так ничего и не сказал.

Тепло его рук согревало мои, и я осознала, что его ладони распухли после драки. Он не мог ни полностью сжать кулак, ни полностью распрямить пальцы. Некоторые из суставов даже не казались ровными, но я подозревала, что эти повреждения были старыми.

Закончив с пластырями, он быстро отстранился.

Мы начали есть, передавая друг другу ложку. Суп был пересоленным, но теплым. Я старалась не обращать внимания, что иногда кожа Чейза соприкасалась с моей, но это было сложно.

Внезапно Чейз дернулся и увеличил громкость радио.

- ...подверглись нападению около магазина спортивных товаров в Хейгерстауне. Нападавшие, мужчина и женщина примерно двадцати лет, вооружены и опасны. Они передвигаются на пикапе "Форд" выпуска 70-х годов темно-бордового цвета с номерами Мичигана или Минессоты. Мужчина, вероятно, дезертировал из Федерального бюро. Пострадавшие отмечают, что при нападении использовалась тяжелая полицейская дубинка ФБР. Предпринимаются попытки опознания по фотографиям дезертировавших солдат. В случае обнаружения преступники должны быть задержаны и доставлены для допроса. Любую информацию необходимо передать вверх по инстанции.

Я опустила голову на стол, внутри меня все застыло. Голос из радио продолжал говорить.

- ...список пропавших людей полнился сегодня еще двумя именами. Рональд Вашингтон, афроамериканец, шестнадцати лет, сбежал из тюрьмы для малолетних в Ричмонде. Эмбер Миллер, белая, семнадцати лет, вероятно, была похищена из Женского исправительного и реабилитационного центра юго-восточного округа.

Мое сердце остановилось.

- О-ох, - произнесла я едва слышно.

Я уловила еще пару фраз: "никаких зацепок... позвоните на экстренную линию при задержании". Но я почти не могла сосредоточиться на жестком мужском голосе.

- Брок поняла, что произошло, - сказала я нерешительно. Я сидела, скорчившись. - Она, наверное, позвонила, чтобы узнать про суд.

Если им стало известно, что я пропала, "вероятно, была похищена", то, похоже, знали они и то, что похитил меня именно Чейз. Вскоре будет доложено о том, как нас остановили на шоссе. Плюс - случай с Риком и Стэном в Хейгерстауне. Мысль о том, что в скором времени все кусочки сложатся вместе, просто горела у меня в уме.

Мне было сложно сглотнуть.

Выражение лица Чейза было таким хмурым, каким я его еще никогда не видела. Он казался мне не удивленным (а именно так, должно быть, выглядела я), а глубоко обеспокоенным.

- Тебя что-то взволновало, - начала я.

- А этого не достаточно? - Он указал на радио, потирая ладонью голову. Я поняла, что ему сложно было справляться со своими мыслями. Возможно, он делал это ради меня. Возможно, только ради себя.

- Дело не только в том, что мы только что услышали. Скажи мне. Ты можешь сказать мне, - убеждала его я.

Он медленно покрутил головой.

- Еще слишком рано, чтобы объявлять тебя в розыск. Не думаю, что директор позвонила в Чикаго, чтобы узнать про суд. Мне кажется, это кто-то другой проинформировал ее.

Глава 9

- Что? Кто?
Рэндольф? Неужели он тогда что-то заподозрил?

Мои мысли вернулись к моменту ареста: к светловолосому солдату с зелеными глазами. И тремя следами моих ногтей на его шее.

- Моррис, - предположила я. Тогда мне показалось, что они друзья. "Ты говорил, что будешь хорошо себя вести", - произнес Моррис, когда Чейз защищал меня. Он, очевидно, знал, что в прошлом мы с Чейзом были как-то связаны.

- Ты знаешь его?

- Как я могла забыть его? Он меня арестовал.

- Такер Моррис в... - Чейз поморщился, словно не мог подобрать правильное слово. - Он был в моей команде. Он вернулся со мной, после того как... доставил тебя к автобусу. - Он мельком взглянул на меня и отвернулся, его лицо осунулось.

- Зачем Такеру звонить в исправительный центр? - спросила я, радуясь, что Чейз, кажется, недолюбливал его так же, как и я.

Странное выражение появилось на его лице. Запредельная боль. Почти пытка. Такер явно сделал что-то очень плохое Чейзу.

Или Чейз сделал что-то по-настоящему плохое Такеру. Что объяснило бы, почему Такер выдал его.

- Это... была одна история.

- Что за история? - спросила я с подозрением.

Я слышала, как Чейз стучит каблуком по полу. Он очень долго колебался, и я подумала, что он не собирается отвечать мне. Затем он тяжело вздохнул, смирившись с необходимостью рассказать.

- Такер записался добровольцем в Бюро примерно в то же время, когда меня призвали. Мы тренировались в одной группе. - Он потер глаза тыльной стороной ладони.

- И вы двое поладили? - сухо подсказала я. Заставлять Чейза что-либо объяснять было все равно, что вырывать зуб.

- Нет, - сказал он. - У нас было нечто общее, важное для тренировок. Мы почти одной комплекции, поэтому нас ставили в рукопашную и...

- В рукопашный бой?

- Да. Приемы боя. Поначалу казалось, что с ним все нормально, тихий, но хороший. У нас были общие уроки, как в школе. Статут и все его поправки. Переговоры. Правила и процедуры контроля нарушителей порядка.

Я фыркнула, вспомнив, как мама сказала солдатам убираться к черту с нашей собственности.

- У него возникли проблемы... - Чейз махнул рукой, показывая, что эта часть истории не имела значения. - После этого он превратился в головную боль. Спорил со всем, что говорили инструкторы. Отказывался выполнять приказы. Даже не смог правильно заполнить форму SV-1.

Я нахмурилась. Мне не хотелось, чтобы Такер бунтовал против МН. Это было то, что я сделала, и я не желала иметь ничего общего с блондинистым зеленоглазым трусом. Я нетерпеливо махнула Чейзу, чтобы он продолжал.

- Не то чтобы у него ничего не получалось. Он намеренно старался все делать неправильно. Он не раз сбегал с базы, его ловили и сажали на гауптвахту. Его понизили в звании. Урезали жалованье. Он был человеком, привыкшим самостоятельно принимать решения и... э-э... у него дома остались некоторые узы, которые он не мог разорвать, - добавил Чейз.

- Нужно посвящать Делу всю свою жизнь? - Я притворилась безразличной, но с болью вспомнила, что Ребекка говорила мне в реабилитации. "Как удобно для тебя, - с горечью подумала я, - что твои узы оказалось так легко порвать".

- Да, - он немного успокоился. - Это стандартная процедура - разрушить все прежние отношения. Женщины - это отвлечения, соблазн для плоти и все такое. - Он неуклюже засмеялся.

У меня во рту стало кисло. Казалось немыслимым, чтобы Чейз последовал такому глупому правилу, но из-за его уступчивости превращение казалось вполне реальным. Мысль о том, что Чейз так быстро изменился после призыва, заставила меня почувствовать, будто я никогда его не знала.

Я начала думать, что, возможно, у меня сложилось неверное представление о Такере. Что вернуть прежнего Чейза - а я на это так надеялась, - также нереально, как мне вернуться домой и закончить школу. Но эти мысли казались мне такими же неправильными, как и то, что Чейз сейчас рассказывал мне.

- И тогда наш командир сделал нас с Такером напарниками. И сказал мне, что я не продвинусь по службе, пока Такер не пройдет аттестацию.

- И это то, что ты хотел? - выдавила я. - Продвинуться? - Я попыталась представить Чейза руководителем МН, отдающим распоряжения, арестовывающим людей за нарушения Статей. Он не мог быть настолько бессердечным, верно?

- Быть хорошим хоть в чем-нибудь. - Звук его голоса был таким же чужим, как и выражение на его лице, когда он уводил мою маму. Я вздрогнула.

- Он просто так не сдался. Сначала он несколько раз подрался со мной. Затем стал драться со всеми. Он дрался столько, что другие начали специально задирать его, чтобы он вышел из себя. Словно это было забавным.

Я постаралась не заметить волну жалости к Такеру, которую я ощутила.

- Даже офицеры приняли в этом участие. Они устраивали драки с ним сразу после тренировок в спортзале. Слухи расползались. Многие парни приходили сделать ставки. Если они ставили на Такера, они обычно выигрывали. Именно в тот момент наш командир понял, что Такер мог бы стать хорошим офицером.

- Как это? - спросила я в замешательстве. - Я думала, его ненавидели.

Чейз пожал плечами.
- Возможно, сначала так и было. Но когда он дрался, в нем начали видеть того солдата, каким он мог бы стать. Жестокого. Непреклонного. Хотя у него все еще было слишком много недостатков.

Чейз откашлялся и нахмурился, и я почувствовала, как меня окатило облегчение от того, что ему, кажется, с трудом давалось говорить об этом. Что-то человеческое в нем еще оставалось.

- Командир предложил ему сделку. Если он полностью посвятит себя Делу, будет работать не покладая рук, станет тем чертовым образцовым мальчиком для ФБР, тогда бои остановят. Ему пообещали быстрое продвижение до капитана, на что обычно уходят годы; для него это сделают за месяцы, если он будет играть по правилам.

- Это была двойная ловушка. Чем сильнее он сопротивлялся, тем сильнее они хотели его заполучить. Если он играл по правилам, результатом было то же самое. Он не мог выиграть. Они стали подстраивать бои, чтобы сломать его. - Он умолк.

- Как? - спросила я.

- Ничего особенного, - сказал он, его лицо стало покрываться краской. - Иногда его заставляли бежать перед боем. Или не давали ему есть в этот день. Его ставили с более крупными парнями. Ему все чаще мяли бока и... становилось все хуже. Он перестал пытаться. Принял условия. После этого ему уже не за что было бороться.

Ничего особенного. Действительно.

Я молча жевала губы, обдумывая услышанное. Испытывая новое чувство печали не по одному, а по двум хорошим людям.

- Он завидует тебе.

- Что? - Чейз вздернул голову.

- Такер завидует. Ты вырвался. Ты свободен. Он не хочет, чтобы у тебя было то, чего он не добился.

Чейз задумался.

- Чего я не понимаю, - медленно сказала я, - так это почему ты ему завидуешь.

- С чего бы мне ему завидовать? - Чейз моргнул, пораженный.

- Я не знаю. Может, потому, что все, чего ты хотел, - это продвинуться по службе, а избранным стал он.

- Он заплатил за это. - Плечи Чейза поднялись на дюйм.

- Да, это то, чего я не могу понять, - сказала я. - Весьма странно завидовать тому, кого практически пытали. Даже если бы он хотел быть солдатом...

- Он не хотел! - сказал Чейз с неожиданной горячностью, грохнув кулаком по столу. Я выпрямилась.

Стало тихо.

Я тяжело выдохнула сквозь зубы.

- Мне показалось, ты упомянул, что Такера не призывали. Что он вызвался добровольцем.

Выражение темных глаз Чейза было совершенно непонятным. Он смотрел прямо на меня, но меня не видел.

- Да... Он доброволец... Я только имел ввиду, что он не прижился.

Я опустила глаза на кулак, которым он ударил по столу, и поняла, почему костяшки пальцев с наростами не могли полностью разогнуться.

Его руки не были такими в прошлом году, верно? Я бы запомнила. Они были мозолистыми, но оставались мягкими, когда он прикасался к моему лицу, нежными, когда он гладил мои волосы. Сейчас же они были грубыми. Руками бойца.

И тогда все мои противоречивые чувства в отношении двух участвовавших в истории солдат - жалость, досада и ярость - вырвались наружу и стали хаотично метаться туда-сюда, а затем внезапно встали на свои места.

Такер - солдат-карьерист. Чейз - сломавшийся мятежник.

Однажды, вскоре после того как ушел Рой, у нас с мамой случилась кошмарная ссора, худшая из всех, какие были. По той же причине. Из-за того, что я заставила его уйти, когда он ее ударил, влезла не в свое дело.

Я не знала, что делать. Я ненавидела ее за то, что она мне все это говорила, за то, что она обвиняла меня в уходе Роя, хоть она и была права: я заставила его уйти. Я ненавидела то, что она не могла понять, каким ужасным он был, и как я спасла ее - нас - от еще большей опасности. Но когда я смотрела на ее красные, опухшие глаза, вся моя ярость выгорела и превратилась во что-то иное. Мне было ужасно жаль ее. Поэтому я обняла ее и прижала к себе так крепко, как только могла, и сказала, что с нами все будет в порядке. Она сходила с ума, но я была права. С нами все было в порядке.

У меня было огромное желание сделать что-то подобное с Чейзом. Обнять его до хруста ребер. Сказать, что с нами все будет хорошо. Но я не стала. Либо потому, что я не доверяла ему, либо потому, что не доверяла себе. Истина заключалась в том, что, даже если бы я обняла его сейчас, даже если бы он позволил мнеесли он и в правду разваливался сейчас на кусочки, я не знала, как помочь ему. Я не знала, будет ли в порядке хоть кто-то из нас, включая мою маму.

- Ты был прав по поводу двойной ловушки, - мягко сказала я.

Он встал слишком быстро, стул отлетел и упал на пол позади него.

- Нет, подожди. - Я не хотела, чтобы он уходил, но не знала, что еще сказать.

Однако он уже снова замкнулся. Глаза потускнели, скулы расслабились, и связь, которая было возникла между нами, пропала.

Не сказав больше ни слова, он взял со стула куртку и вышел за дверь.

- Чейз, - позвала я, но мой голос прозвучал слишком тихо.

Я села за кухонный стол и выключила радио, издававшее шум. Я рассеянно гладила тонкие, выпуклые рубцы на тыльной стороне своих ладоней и думала о его руках и о том, какие глубокие раны скрываются за некоторыми шрамами.

* * *

- Ты скучаешь по ним?

Он колебался, и я пожалела, что спросила.

- Да.

- Это было страшно, да? Я имею в виду ту аварию. Я... прости, мне не стоило этого говорить. - Я обкусывала ногти на руках.

- Нет, не страшно. Я просто... - Он почесал голову. - Вообще-то, я никогда об этом не говорил.

Я помнила, как полицейские постучались в нашу дверь. Как сказали маме о том, что случилось. Им нужен был кто-то близкий Чейзу, чтобы приютить его, пока его дядя не приедет из Чикаго. Я помнила его невинное лицо, покрытое пятнами от слез.

В четырнадцать лет Чейз потерял все.

- Мне было так жаль, что это произошло, - сказала я ему. Я подумала о том, как его мама позволяла мне заплетать ее густые черные волосы. Как они не расползались даже без ленточек. Как его отец похлопывал меня по голове и называл "мелкой".

- Моя сестра была кошмаром, - сказал Чейз и слегка рассмеялся. - Она стала немного лучше, когда поступила в колледж. Она приехала на зимние каникулы, когда случилась эта авария, ты знала? Они ехали вместе пообедать.

Я помнила. Это были первые заморозки в том году. У второй машины не было никаких шансов остановиться.

- Я злился на Рейчел, потому что она отобрала мою кровать и мне пришлось спать на полу. В ту ночь я остался дома, потому что мы с ней поругались. Это было так глупо. - Он нахмурился. - Последние слова, что я сказал ей, были далеко не дружескими.

- Но если бы вы не поругались, ты был бы с ними, - заметила я. Было больно слышать вину в его голосе.

Он почувствовал мою печаль и повернулся ко мне.

- Знаешь, каким было мое первое воспоминание после прихода полиции?

- Каким?

- Ты сидела рядом со мной на диване. Ничего не говорила. Просто сидела рядом со мной.

* * *

Тот несчастный случай забрал у меня Чейза. Забрал его в Чикаго, где его так называемый дядя бросил его во время военной разрухи. Три года спустя Чейз вернулся домой более стойким, твердым человеком, чем был раньше, и моя радость при его возвращении переросла в нечто более глубокое, чем все, что я считала возможным. Нечто, что я открыла для себя как раз перед тем, как его призвали и он вынужден был снова меня покинуть.

Из всего, что он пережил, именно служба в МН погубила его.

Какое-то время я просто стояла возле стола, на котором оставался полупустой котелок с супом, а затем подошла к раковине, чтобы ополоснуть ложку. Я была все еще в замешательстве, отвлеклась и забыла про свои намерения, вода стала свободно стекать по моим пальцам в слив. Постепенно мой разум осознал кое-что еще.

Горячая вода. Работал водонагреватель.

В волнении я выглянула за дверь, высматривая Чейза. Что, если перевозчик вернется раньше Чейза? Что, если он вообще не собирался возвращаться?

"Ему нужно побыть одному", - сказала я себе, неохотно оставила попытки найти его и пошла проверить душ. Я собиралась быстро вымыться на тот случай, если перед выходом у меня не останется на это времени.

Перед тем как открыть кран, я глянула на свое отражение в зеркале. За последний месяц я похудела - стала не тощей от недоедания, а более стройной и сильной. Все следы девочки, которой я была дома, исчезли. Мне стало интересно, заметил ли это Чейз. Не то чтобы это имело какое-то значение.

Возможно, Ребекка была права. Возможно, МН и заставила его порвать со мной, но это не значит, что все это время он оставался целомудренным. Был ли он с другими девочками? Шон нашел для себя выход; определенно, то же самое мог сделать и Чейз. К этой мысли я испытала отвращение, а затем - отвращение к себе за это. Меня не касались его дела. Если уж на то пошло, жизнь Чейза была последней из моих забот.

Да что же со мной такое? Даже если какие-то из его действий показались мне чуть более логичными после объяснения, это не означало, что Чейз перестал быть невыносимым. К тому же, как знать, правду ли он говорил мне. В конце концов, вся его история основывалась на злоключениях Такера. Пусть он и казался искренне расстроенным, рассказывая ее, едва ли это говорило о том, что он оставался тем же человеком, как и несколько лет назад.

Я включила воду и как раз собиралась раздеться, когда раздавшийся из кухни стук прервал ход моих мыслей.

Чейз вернулся. И, как я скоро обнаружила, он был ужасно взволнован.

Он вломился в комнату, едва не сорвав дверь с петель, и отбросил в сторону заслонку. Его глаза дико метнулись мне за спину.

- Что...

Без всякого объяснения он затолкнул меня в стенной шкафчик, забрался туда сам и рывком закрыл за собой дверь. Я четко слышала его дыхание, чувствовала, как поднималась и опускалась его грудная клетка и заставляла мою делать то же. Я не могла не понять, что внезапно мы оказались в серьезной опасности.

Места было мало: его едва хватало, чтобы мы могли стоять. Полки с полотенцами впивались мне в колени и бедра, но Чейз каким-то образом умудрился обхватить меня руками и крепко зажать мне рот ладонью. Когда я рефлекторно укусила его, то почувствовала соленый вкус его пота.

Все его тело излучало адреналин. Мое сердце погналось за его вприпрыжку.

- Есть здесь кто-нибудь? - позвал мужской голос из кухни. Я замерла в объятиях Чейза. Он крепко прижимал меня к себе, повернувшись к дверце шкафа полубоком.

- Не отвечай, - выдохнул он мне на ухо.

- Эй! Есть здесь кто-нибудь?

Мгновением позже я услышала громкий лязг и всплеск, должно быть, это котелок с супом опрокинули на пол. Затем до нас донесся шорох шагов по деревянному полу.

Мне не хватало кислорода. С отчаянием я начала отрывать руку Чейза от своего рта. Он слегка расслабил ладонь, но только затем, чтобы прижать мое лицо к своему плечу.

- Нашел его? - прокричал еще один мужской голос.

- Куда-то собираешься? - спросил еще один. Раздался громкий треск. Вероятно, его издал кухонный стол.

- Вы собираетесь арестовать меня? - окрикнул остальных первый. Казалось, он готов был поторговаться.

Кто-то рассмеялся.
- Ты же знаешь, старик. Это мы уже проходили.

Послышался шум борьбы. Затем что-то тяжелое протащилось по полу.

- Нет! - умолял мужчина. - Пожалуйста! У меня семья!

- Нужно было подумать об этом раньше.

Другой мужчина фыркнул:
- Думаешь, они все законопослушные?

При упоминании о послушности и подчинении мое тело начало дрожать. Это были солдаты.

Мы не могли бежать. Нам было некуда.

Щелчок. Тот металлический звук, который может произвести только пистолет.

Я неосознанно дернулась. Я не могла больше здесь оставаться. Я не хотела умереть в стенном шкафу.

- Никто не собирается тебя трогать, - пробормотал Чейз мне в волосы.

Я хотела поверить ему, но, повернув голову, я увидела в пробившемся через щелку луче света, что Чейз поднял свой пистолет и целился им в сторону ванной, держа оружие на высоте груди.

У меня зашлось дыхание. Он продолжил шептать что-то, чего я не могла разобрать. Я сжала его рубашку с своих трясущихся кулаках и прикусила ткань одежды у него не груди.

Кто-то вошел в спальню, которая находилась дальше по коридору.

- Чисто, - мгновение спустя донеслось оттуда.

"Не входите. Только не сюда".

Дверь в ванную приоткрылась.

С тихим скрипом кто-то прошел по плиточному полу. Новые ботинки.

Сквозь открытую дверь ванной комнаты я слышала, как перевозчик плакал в соседней комнате. Он молил, чтобы ему сохранили жизнь. Чтобы сохранили жизнь его мальчику. Эндрю.

- Хотел принять душ, старик? - прокричал солдат, который зашел в ванную. Я зажмурила глаза и постаралась быть абсолютно неподвижной. Ну зачем я включила воду? О чем я думала? Что мы дома? Теперь эта ошибка могла погубить нас.

Перевозчик продолжал реветь, затем застонал, когда его чем-то ударили. Прижавшись к плечу Чейза, я заглушила свой всхлип.

- Я собирался... но водонагреватель... сломан... я забыл, - отвечал перевозчик.

У меня скрутило живот.

Чейз медленно возвел курок, при этом раздался почти неуловимый щелчок. Я приготовилась к выстрелу. Приготовилась бежать.

Солдат вышел из ванной.

Секундой позже меня оглушил звук выстрела.

Только спустя несколько мгновений я осознала, что Чейз всем телом вжимал меня в угол шкафчика. Он снова начал что-то шептать. Звук его голоса заглушало отдающееся в ушах биение сердца, но я чувствовала, как его губы шевелились у моего уха.

- Наверх, - сказал один из солдат. - Прикрой меня. Через минутку переместим тело.

Звук поднимающихся шагов. Потолок застонал под весом военных.

Я больше не слышала плача пленника. Он больше не молил за сына. Я почувствовала, как в горле встал комок.

ФБР стало убивать простых жителей.

Не успела я осознать последствия этого, как Чейз вытащил меня из ванной. Ноги меня не слушались. Мне казалось, будто они шли по воде.

Чейз неожиданно остановился у входа в кухню. Я опустила взгляд и увидела, что из-под стола торчали мужские ноги, одетые в джинсы. Перед тем как я могла увидеть что-нибудь еще, меня снова обхватила тяжелая рука Чейза. Ладонь он поднял к моему лицу, заслоняя мне глаза.

Но я чувствовала запах. Металлический привкус крови. Острый аромат пороха.

И слышала, как задыхался перевозчик, как старался глотнуть воздуха.

Ведомая Чейзом, я сделала шаг вперед. Поскользнулась на чем-то влажном. Постаралась сглотнуть, но горло будто превратилось в наждачку.

Судорожное дыхание мужчины на полу изменилось.

Чейз помедлил. Наклонился. Но не опустил руку, прикрывающую мои глаза.

- Льюисбург... Западная Вир... гиния... два... часа... вторник...

- О Боже, - простонала я. Появившаяся в моем воображении сцена происходящего была так же ужасна, как и само происходящее. Потолок снова скрипнул.

- Чисто! - крикнули сверху.

- Ищите... знак...

Это были последние слова перевозчика. С булькающим звуком он вздохнул, и жизнь покинула его.

Чейз не отпускал меня до тех пор, пока мы не вышли из дома, и даже тогда он продолжал держать мою ладонь. Бегом он потянул меня через пустой задний двор к лесу. К моему облегчению, я снова смогла управлять своими ногами.

- Не оглядывайся, - приказал он, нарушив молчание нашего бегства.

Холодный воздух иглами впивался в мои лоб и шею, по которым текли капли пота. Под ногами похрустывала обледенелая трава. Мы вступили под своды деревьев. Чтобы не отставать от Чейза, мне приходилось бежать. Ни он, ни я не старались смягчить шум от ломаемых нами веток. Я не отрывала глаз от рюкзака на его спине; должно быть, Чейз забрал его, когда мы проходили через кухню. Мой напряженный слух улавливал только звуки леса, смешанные с моим собственным учащенным дыханием. Мои мысли кричали, кричали, кричали.

Перевозчик мертв. Убит.

Маме придется разыскать кого-то другого.

Даже если она уже в Южной Каролине, она не в безопасности. Она больше никогда не будет в безопасности. Как и я.

Я никогда не увижу Бет. Связаться с ней я тоже не смогу: это приведет солдат к ее порогу.

И наконец: это все моя вина. Из-за меня перевозчик мертв, хоть ответственность и не на мне. Но сколько бы я себе этого ни повторяла, я знала, что он никогда бы не оказался в подобной ситуации, если бы не такие, как я.

"Нам говорили, что такие девочки, как ты, опасны", - сказал Чейз после того, как я пыталась убежать. Тогда я не поверила этому, но теперь все поняла.

Я была опасна. Только что, чтобы спасти наши жизни, умер человек, которого я совсем не знала.

Меня охватила требовательная решимость. Если я погибну сейчас, его смерть будет напрасной.

Сфокусироваться. Последние слова перевозчика должны были помочь нам, но новый план был еще более ненадежным, чем предыдущий. Что за знак? Вряд ли пропускные пункты выставляли свое назначение всем на показ. Мы не знали, куда направиться. Не знали, кому можно задавать вопросы. Теперь мы не могли даже вернуться в грузовику - его описали в радиоотчете. У нас были только время и дата, и дата эта неумолимо приближалась.

Я снова увидела ноги перевозчика, неестественно раскинутые в стороны на кухонном полу. Услышала, как он, давясь рыданиями, умолял отпустить его к сыну - к Эндрю. Мой мозг превратил безликого солдата, убившего его, в охранника из реабилитации - Рэндольфа. Затем представшая перед моим мысленным взором сцена переметнулась из кухни в лес школы реформации, и там тем, кто плакал, была я: я плакала по маме. И это мои ноги были раскинуты на полу.

- Эмбер! - Чейз с силой встряхнул меня за плечо. Я вернулась к действительности. Уже стемнело. Я не помнила, как давно мы покинули тот дом. Я потеряла счет времени.

- Если нас поймают, произойдет то же самое, - сказала я, сосредотачиваясь на настоящем. Чейз снова потянул меня за собой и не стал подтверждать или опровергать мое утверждение.

Я с жадностью глотала холодный воздух. Мое сердце билось учащенно от быстрой ходьбы и адреналина.

- Что, если маму поймают?

Ее уже судили. И если она добралась до базы, значит, уже отбыла свое наказание. Будет ли это иметь значение, если ее задержат на пропускном пункте?

Чейз ссутулился, но продолжал быстро идти. Лес становился гуще. За нашими спинами больше не была видна линия домов.

- "Многократное нарушение Статей подлежит разбирательству Верховным судьей Федерального бюро реформации и карается в соответствии с тяжестью этих нарушений", - процитировал Чейз.

- Что означает "карается в соответствии с тяжестью этих нарушений", капитан Дженнингс? - спросила я, и раздраженность в моем голосе пересилила панику.

- Я не капитан. Я был только сержантом.

- Что это значит? - прорычала я.

Целую минуту он не отвечал.

- Это худшее, о чем ты только могла бы подумать. - Его голос был тихим. - Когда не лишним становится поразмыслить о... реальном положении вещей.

Я резко затормозила. После столь долгого времени в движении у меня закружилась голова.

- Не лишним?

Он повернулся ко мне лицом. Выражение его глаз понять было невозможно. Его челюсть слегка дернулась.

- Не лишним? - крикнула я.

- Не шуми, - сделал он мне замечание.

- Ты... - Мой голос дрожал. Я вся тряслась. Мои эмоции, которые до сих пор кипели на медленном огне, забурлили через край. - Как бы неприятно мне ни было это признавать, мне нужна твоя помощь. Если ты скажешь прыгать, я прыгну. Скажешь бежать, я побегу. Только потому, что ты знаешь вещи, узнавать которые сейчас у меня нет времени. Но ты не будешь мне говорить о том, что считаешь не лишним, когда мы говорим о моей матери! Не проходит ни минуты, чтобы я не размышляла о реальном положении вещей!

Он шагнул вперед, схватил меня за плечо и наклонился к моему лицу. Когда он заговорил, его голос звенел от сдерживаемой ярости.

- Хорошо. Но не думала ли ты когда-нибудь, что ты мне не нужна? Что, если меня поймают и я умру так же быстро, как тот бедолага, это будет невероятным везением? Вот реальное положение вещей для меня: пути назад нет. Я рискую своей жизнью, чтобы ты оказалась в безопасности, и всю мою жизнь меня будут за это преследовать.

Я почувствовала, что вся кровь отхлынула от моего лица. Чейз резко выпустил меня, как если бы только что понял, что сжимает мою руку. Я сосредоточилась на его кадыке. Он ходил ходуном, когда Чейз пытался сглотнуть.

Стыд заглушил мою злость. Горячий, отвратительный, выворачивающий меня наизнанку стыд. Я едва не расплавилась от его жара и обнаружила, что не могу оторвать взгляда от глаз Чейза.

- Я... Я не забыла, насколько это для тебя опасно, - осторожно сказала я, старательно сдерживая дрожь в своем голосе.

Чейз пожал плечами. Я не знала, к чему относилось его пренебрежение: к моему извинению или к цене его собственной жизни. В любом случае это заставило меня почувствовать себя еще хуже.

Каким бы жестоким ни был тон Чейза, высказанное предположение о его возможной судьбе было опустошающей истиной. То, что я так сильно повлияла на чью-то жизнь и смерть, показалось мне невозможным; я не могла этого понять. Поэтому я неловко указала туда, куда мы направлялись.

Время шло.

* * *

Мы шли всю ночь и большую часть следующего дня, останавливаясь только по необходимости. Несколько раз Чейз замечал, как я вздрагивала при виде теней, а иногда его глаза темнели: на него накатывало какое-то ужасное воспоминание. Мы не говорили о том, что наблюдали друг за другом. Когда напряжение между нами становилось невыносимым, мы двигались дальше.

Идти было тяжело. Через эти холмы не было проложено троп. Если нам и не приходилось продираться сквозь кусты, то шли мы по грязи или переходили ручьи. Адреналин выветрился из крови, и тела наши устали, а движения стали заторможенными, как у механизмов, которые давно не смазывали.

Мы не обсуждали то, что произошло в доме или что мы наговорили друг другу потом. Эти вещи я закрыла на замок в закоулках своего сознания. Вместо этого я размышляла о том, была ли моя мама в безопасности, и эти мысли вызвали у меня состояние, близкое к истерии, которое продолжалось до тех пор, пока изнеможение наконец не заволокло пеленой мой мозг.

В сумерках Чейз наконец остановился. К этому времени мы оба шли заплетающимся шагом и двигались неуклюже.

- Нас никто не преследует. Разобьем здесь лагерь. - Тон его голоса был таким твердым и в то же время усталым, что я поняла: спорить бесполезно.

Мы были на небольшой опушке, почти круглой, окруженной рядами сосен. Земля была относительно ровной и не слишком каменистой. Чейз обошел опушку по периметру, замечая возможные пути отхода и проверяя, не поджидали ли нас в тенях сюрпризы, а затем занялся сборкой алюминиевых прутьев украденной палатки.

Когда я потянулась у рюкзаку, чтобы достать еду, Чейз немедленно отвлекся от своего занятия и сам вытащил припасы. Мне было интересно, что он прятал, но я была слишком усталой, чтобы меня это обеспокоило. У нас оставалось две упаковки сухого супа и восемь ФБРовских батончиков мюсли; надолго нам этой провизии не хватит. Скоро придется поискать еще еды.

- Чейз? - некоторое время спустя позвала я.

- Да?

- Как ты думаешь, если бы охранника в реабилитации поймали... с одной из местных... его бы тоже казнили? - Я надеялась, он понял, что я имела в виду, потому что мне не хотелось пускаться в долгое и запутанное объяснение произошедшего тогда.

Чейз с усердием цеплял нейлоновые петли за прутья. Мне показалось, что его лицо немного потемнело, но, возможно, все дело было в освещении.

- Может быть, и нет. Он не совершил предательства. Его бы судили военным трибуналом. С позором бы уволили. Это происходит, хоть и не очень часто.

Я подняла лицо, почувствовав себя немного лучше. Освобождение от ФБР было как раз тем, чего хотели Шон и Ребекка.

- Это плохо, - добавил Чейз, увидев мое лицо. - Гражданский сектор исключает с позором уволенных солдат из всего. Таких не берут на работу, они не могут купить себе дом, подать заявление на социальную поддержку. Их вычеркивают из всех списков. Если такой солдат начнет просить милостыню, его будут презирать.

- Но как он должен жить?

- Никак не должен. В этом и весь смысл.

Мои плечи опустились. Если бы не я, Шон бы так и был солдатом, который не любил свою работу потому, что любил Ребекку.

Чейз остановился и уставился на меня.
- Ты как будто сильно за него беспокоишься, - выпалил он.

- Ну, да. Его жизнь, возможно, загублена из-за меня, - несчастно ответила я.

Чейз вернулся к установке палатки с неменьшим яростным усердием, чем раньше.
- Если бы он не нарушал правила, то не попал бы в беду.

- И если бы ты следовал правилам, у тебя бы тоже не было проблем! Я помню! - огрызнулась я. У меня болела голова. Мне вспомнились его слова после убийства и заново ранили меня. Его будут преследовать всю жизнь из-за меня. Я помеха. Я опасна. Я бремя. Это я уже поняла.

Нас отвлек долгий, воющий крик откуда-то издалека. Я подскочила на ноги, Чейз только повернулся в сторону звука. Через мгновение он спокойно продолжил устанавливать палатку.

- Койот, - проинформировал он меня.

Я в замешательстве поежилась.
- Голодный койот?

Мгновение он смотрел на меня, оценивая степень моего страха.

- Возможно. Но не волнуйся. Он боится нас больше, чем мы его.

Я окинула взглядом нашу стоянку, воображая стаю сорвавшихся с цепи койотов, выслеживающих свою добычу.

Внезапно Чейз рассмеялся.

- В чем дело? - спросила я.

- Ни в чем. Ты просто... Просто после всего, что произошло за последние пару дней, ты пугаешься койота.

Я надулась. Он снова рассмеялся. Скоро я тоже захихикала. Его смех был заразительным.

Напряженность всех моих эмоций, казалось, придала веселью больше остроты. Скоро из моих глаз потекли слезы и я схватилась за живот. Я радовалась, что мы с Чейзом были в одной лодке. Когда возбуждение прошло, он улыбнулся мне.

- Как хорошо, - сказала я.

- Что?

- Твой смех. Я не слышала его уже, ну, целый год.

Его улыбка исчезла, и я почувствовала грусть от этого отстранения. Между нами повисло неловкое молчание. Фраза о прошлом была ошибкой.

Он повернулся, чтобы закончить с палаткой, и тут я увидела, что из-под его рубашки высовывался пистолет. Должно быть, он засунул его за пояс, когда я отвлеклась. Очевидно, голодный койот беспокоил его больше, чем он показывал.

Почистив зубы, я почувствовала себя лучше. Ополоснув лицо водой, я сняла со своих ноющих ступней обувь и забралась в палатку. Она была не более трех футов (0,91 м) в высоту - маленькой для одного человека и очень тесной для двоих, особенно если один из этих двоих был размером с небольшую гору.

И все же, когда Чейз застегнул за мной вход в палатку и повернулся, я с неожиданностью осознала, что между нашими лицами было всего несколько дюймов.

В моем мозгу возник образ с черно-белой фотографии. Его взлохмаченные волосы, щетина, густые ресницы. Высокие скулы, благодаря которым тени делали его лицо смелым и загадочным. Мягкий изгиб нижней губы.

В глубине моего живота вспыхнул жар. Какой-то миг я слышала только стук своего сердца. А затем неуловимым движением Чейз отстранился.

Я приказала своему пульсу замедлиться, но он мне не повиновался. Чейз забрал мои силы, одним пристальным взглядом ослабил мой самоконтроль. А это, как я знала из опыта прошлого, оставляло меня балансировать на острие.

Мне нельзя было снова влюбляться в Чейза Дженнингса. Это означало бы влюбиться в грозовой шторм. Да, в захватывающий и мощный. Даже красивый. Но жесткий по характеру, непредсказуемый и, в конечном итоге, недолговечный.

"Ты устала. Просто ложись спать", - сказала я себе.

А затем я поняла, что спальный мешок был только один.

- Как я понимаю, раздеваться не стоит? - У меня кружилась голова. Я зажмурила глаза.

- Как хочешь, - сказал он тихим голосом.

- Я только имела в виду на случай, если нам нужно будет быстро выбираться. Как вчера.

- Разумно.

"Заткнись и ложись", - приказала я себе. Но это было не так просто. Живот сводило от нервов. Я совершенно не понимала, как вести себя с Чейзом. Я начала тщательно продумывать каждое свое возможное действие, решать, как поставить ногу или шевельнуть рукой.

- Ты думаешь так громко, что у меня заболела голова.

Я старалась отвечать на его раздраженность той же монетой, и это помогло. С ним было легче, когда он вел себя грубо. Сложнее было, когда мы не спорили. Тогда я слишком явственно вспоминала о том, как бывало раньше.

- Ты ждешь персонального приглашения? - спросил он.

- Оно не помешало бы, - ворчливым тоном признала я.

- Забирайся уже.

Я не смогла сдержать улыбку. Он был таким вежливым. Глубоко вздохнув, я легла рядом с ним, подложив под голову свой свитер.

Чейз театрально вздохнул. Его рука проскользнула мне под спину, и он сильно прижал меня к себе. Я чувствовала тепло его кожи через одежду, его дыхание в своих волосах. Мое сердце пустилось в галоп. Чейз застегнул спальный мешок, и, повинуясь порыву, я закинула колено на его бедро, а голову положила ему на плечо. Я слышала стук его сердца. Оно билось быстрее, чем я ожидала, и сильно.

Он прочистил горло. Дважды.

- Прости. Здесь немного тесновато. Надеюсь, ты не возражаешь. - Я слегка шевельнула ногой, показывая, что имела в виду.

Он снова прокашлялся.
- Все в порядке.

- Тебе удобно? - спросила я.

- Удобно, - коротко ответил он.

Щекой я ощущала твердость и притягательность его груди, а запах его - запах мыла и леса - помог мне расслабиться и одурманил меня. Каждая моя мышца ныла, натертые ноги рыдали, но все это отошло на второй план. Изнеможение ослабило мои барьеры. Я знала, что мне нужно быть острожной, находясь к нему так близко, но я ничего не могла с собой поделать. Наконец я почувствовала себя в безопасности. Ощутила спокойствие. Через несколько минут я даже перестала бояться, что МН найдет нас, - главным для меня было хоть немного поспать.

Чейз медленно вздохнул, и по тому, как поднялась его грудная клетка, он сразу показался мне больше человеком и меньше солдатом. Какая-то часть того одиночества, что давило мне на плечи весь день, исчезла. В какой-то миг я поняла, что хочу, чтобы он коснулся моего лица, моих волос, моей ладони, которая свободно лежала на его груди. Чтобы он подал мне хоть какой-то обнадеживающий знак, что все будет хорошо. Но он этого не сделал.

Долго и уныло провыл койот. Я непроизвольно поежилась.

- Что, если он...

- Никаких если. Я об этом позабочусь. - Чейз помедлил, тихо вздохнул и прошептал: - Спи спокойно, Эмбер. - И хоть земля была холодной и неровной, а джинсы, обхватывающие мои ноги, перекрутились, я провалилась в сон.

Глава 10

Началось все с того, что он слегка передернул плечами. На самом деле ничего необычного, но моя голова все еще лежала на его груди, и движение разбудило меня.

Тихий стон. Приглушенные звуки удушья. Я услышала, как что-то ударилось о землю - возможно, его кулак или пятка. Чейз оставался в спальном мешке только наполовину - это я могла сказать по свободе, с которой он двигался. Скользкая ткань громко зашуршала, когда он снова дернулся.

Я полностью высвободилась из спального мешка и села. Когда между нашими телами прошла волна холодного воздуха, у меня перехватило дыхание. Теперь Чейз был абсолютно неподвижен. Я подумала, что мое шевеление разбудило его, но внезапно он резко дернулся, повернувшись ко мне верхней частью туловища, а ноги его согнулись в коленях и оказались под моими.

Через нейлоновую ткань палатки пробивался лунный свет. Я увидела, что лицо Чейза было искажено от боли. Сцена того, как такой крупный мужчина корчился и дрожал от страха, заставила меня почувствовать, будто кто-то сжал мое сердце железным кулаком.

А потом он вскрикнул. Этот звук эхом отозвался в моих костях.

Какие бы сомнения у меня ни были до сих пор по поводу Чейза Дженнингса, в этот миг они испарились. Одно руку я положила на его плечо, другой дотронулась до щеки.

- Чейз, - прошептала я.

Его глаза, дикие и ошарашенные, широко распахнулись. В мгновение ока его рука обхватила меня за горло. Другая была отведена назад, готовая ударить.

Я не могла вдохнуть, чтобы закричать. Мое горло горело. Обжигая кожу, по щекам потекли слезы.

- Эмбер. Боже. - Он выругался.

Затем он мгновенно выпустил меня. Отшатнулся, врезавшись спиной в несущую стену палатки, что всколыхнуло все сооружение. Ошарашенный, он попытался встать, но это у него тоже не получилось: приподнявшись, он ударился головой и потолочный шест и вынужден был пригнуться. Все его тело дрожало, как у дикого зверя, загнанного в клетку. Я не видела его лица, но слышала, что дышал он тяжело и прерывисто.

Мои руки, которые я подняла вверх в знаке капитуляции, дрожали. Я все еще чувствовала его ладонь на своем горле, чувствовала, как лихорадочно билась жилка на шее. Это напомнило мне о дубинке Рэндольфа. О моей уязвимости, в которой я сама же была виновата. Я отпрянула, ударившись об один из этих неудобных металлических шестов. Палатка снова содрогнулась.

- Прости, - слабым голосом произнесла я.

- Подожди. Я не... - Он опустился на колени, потянулся к моему плечу, но замер в последний момент: он не доверял себе. Я закрыла ладонью рот, другой схватила себя за локоть. Крепко зажмурила глаза.

- Я сделал тебе больно? - Его голос звенел от напряжения.

Я ничего не ответила, только быстро покачала головой. Я не хотела открывать глаза. Я не хотела видеть солдата: когда я ложилась спать, со мной был не он.

- Пожалуйста, прости. Я... Я не знал. Это был сон. - Слова полились из него, и в них я слышала гремучую смесь страха и ненависти к самому себе.

Его ладони были так близко к моему телу, что я ощущала их жар. Очень медленно кончики его пальцев дотронулись до моей влажной щеки. Я рефлекторно отпрянула от этого прикосновения, каким бы нежным оно ни было.

Он содрогнулся. Затем, не произнося ни слова, всунул ноги в ботинки, схватил свою куртку и вылетел из палатки.

* * *

Долгие часы я сидела, ошарашенная, и пялилась в темноту, а Чейз ходил туда-сюда возле палатки. Я снова подумала о бегстве, но знала, что, без сомнений, в конце концов я потеряюсь в ночном лесу.

Какое-то время спустя я осознала, что звук его шагов сменился тишиной. Внезапно меня окатило ужасом: мне показалось, что Чейз решил бросить меня. И хотя мне совершенно не хотелось этого признавать, но теперь в поисках мамы я полагалась на него. Я нуждалась в нем.

Я выползла из спального мешка и пробралась к выходу. Мои окоченевшие пальцы не сразу смогли справиться с молнией, но наконец я откинула в сторону нейлоновый клапан двери.

Тьма немного рассеялась, но рассвет еще не наступил. Чейз сидел, прислонившись к дереву, в десяти футах от палатки - нес вахту. Я присела на пятки, успокоившись, когда увидела, что он никуда не делся.

Температура воздуха упала. Еловые иголки на земле блестели инеем. К тому времени как я выбралась из палатки, Чейз встал. Как старик, он, окоченевший и полузамерзший, распрямил спину. Меня обожгло волной раздражения. Почему он просто не вернулся в палатку? Я бы подвинулась. Наши непонятные чувства по отношению друг к другу были гораздо предпочтительнее смерти от воспаления легких.

Но, когда я подошла поближе, раздражение сменилось беспокойством. Его щеки были покрыты ярко-красными пятнами, а губы посинели и потрескались. Хоть на нем и была куртка, она плохо защитила его от непогоды; она громко шуршала каждый раз, когда он вздрагивал. Дыхание Чейза не оставляло возле его лица облачка пара, какое образовывалось у моего рта. В нем не осталось не капельки тепла.

Я бегом кинулась обратно в палатку и вернулась со спальным мешком. Чейз не протестовал, когда я накинула ткань ему на плечи, но, когда он попытался взяться на спальник, тот выскользнул из его окоченевших пальцев. И тогда я увидела, что костяшки его правой руки распухли и были покрыты синяками. Засохшая дорожка крови вела от его пальцев к запястью.

- Твоя рука! - воскликнула я.

Он уставился в землю, намеренно избегая моего неодобрительного взгляда, как ребенок, которого поймали на краже.

- Я в п-порядке. Ты можешь еще п-поспать. - Даже его голос казался обледеневшим.

Я скрестила руки на груди и выжидательно подняла брови.

Вздрогнув, он разогнул пальцы.

- Я подрался, - сказал он с небольшой улыбкой. И, увидев мое смятение, добавил: - С деревом.

Мои глаза расширились.
- Как я понимаю, ты проиграл эту битву.

- Да ты бы в-видела дерево.

Я непроизвольно рассмеялась, почувствовав теперь, что под мою одежду просочился холод. И как только Чейз пережил эту ночь, совсем не двигаясь?

Его кровь начала разогреваться, и он потопал ногами. Это немного обнадежило меня.

- Я п-прошу тебя простить меня, Эмбер.

Звук собственного имени застал меня врасплох. Когда мы наконец встретились после долгой разлуки, Чейз произносил его, отдавая мне приказы, в ярости или даже в удивлении. Но то, как надломленно он произнес его сейчас, заставило мою грудь болезненно сжаться.

- И я прошу прощения за вчерашнее, за то, ч-что я сказал. На самом деле я так не думаю. И за все остальное. За школу реформации... за все. Я никогда не думал... Господи, взгляни на свои руки. И я знаю, это не самое худшее, что произошло с тобой. Я вижу. Я бы хотел... Мне так жаль. - Он пнул ногой землю, вздрогнул, будто сломав палец.

Я знала, что он заметил следы от розги Брок и то, как неуютно я себя чувствовала по отношению к его пистолету, но не думала, что это настолько засело в его мозгу. Раньше он ничего не говорил.

Не в состоянии это больше терпеть, я придвинулась к нему, не смущаясь, когда он отстранился. Я погладила его по рукам, избегая касаться того места, где он был ранен. Я не знала, что сказать. Его извинение застало меня совершенно врасплох, и я не была уверена, могу ли доверять его искренности.

- Не надо. - В его голосе не хватало убежденности. - Тебе не следует...

- Прикасаться к тебе? Не волнуйся. Я никому не расскажу, - сказала я, уязвленная.

- Я не тот, кем был, - сказал он. - Тебе не следует вести себя со мной по-дружески.

Я задалась вопросом, что же такого ужасного он сделал, что это не позволяло ему принять даже каплю доброты от кого-то другого. В этот миг показалось невозможным, чтобы я могла ненавидеть его больше, чем он сам ненавидел себя.

Очень осторожно, как если бы я была стеклянной, он оттолкнул меня. Я понимала: он боялся снова причинить мне боль, но почувствовала укол обиды - мне показалось, будто он меня отверг.

- Я бы позволила тебе вернуться в палатку, - сказала я.

- Я знаю.

Я подняла на него взгляд. Под его глазами залегли темные тени.

- Так почему...

- Я пообещал, что никогда не причиню тебе боли.

Я прикоснулась к своей шее. Ничто больше не напоминало о его захвате: он быстро убрал тогда руку. Он напугал меня, но не ранил.

Как если бы чувства вины и стыда было для него недостаточно, он подверг себя наказанию с помощью своей же физической силы, путем извращенных логических заключений решив, что заслуживал боль. Я знала, что таким его сделала МН. Я поняла, что желаю, чтобы во мне нашлось достаточно злости и я бы выругала его за это, но злости во мне не обнаружилось. Тем, что я чувствовала - а это было сочувствие, - я поделиться не могла: знала, что он использует это, лишь чтобы разгорячить свой стыд. Поэтому, когда я снова ощутила жгучее желание обнять его, я сдержалась. Я удовольствовалась тем, что просто стояла рядом с ним, пока он согревался, надеясь, что по моему присутствию он поймет: наказание завершено.

* * *

Днем потеплело, хоть и несильно. Нулевые температуры воздуха сделали нашу дорогу скользкой, а туман ограничивал видимость; таким образом, мы путешествовали почти вдвое медленнее, чем вчера. Каждый шаг требовал внимания и усилий.

Прошло два дня. Мы мало ели, мало спали и мало разговаривали. Время неумолимо текло вперед. Когда восход солнца объявил, что наступил понедельник, нами овладело настойчивое чувство торопливости. Чтобы найти пропускной пункт, у нас оставалось менее дня.

И это было не единственной нашей проблемой. Мы экономили свои припасы, но все равно к утру у нас закончилась еда, а со вчерашнего дня нам не встретилось ни одного ручья, где мы могли бы наполнить наши фляги. В животе у меня было пусто.

Чем ближе мы подходили к цивилизации, тем с большей скоростью увеличивалось количество мусора на земле. Чейз раскидывал ногой в стороны обрывки упаковок, жестяные банки и потускневшие коробки Horizons, разыскивая что-нибудь, что могло бы нам пригодиться. Перспектива того, что нам придется есть отходы, уже не казалась такой отвратительной, как раньше.

После полудня мы услышали шорох шин по асфальту. Где-то неподалеку проезжала машина.

- Мы пересекли границу? - спросила я, проталкиваясь мимо Чейза, чтобы оценить результаты нашего продвижения. И хоть я ужасно не хотела снова возвращаться в зону военного контроля, я знала, что выхода у нас не было.

Лес расступился, и его сменила поросль серо-зеленого кустарника, который постепенно заполонял пустую грязную дорогу. За ней раскинулось открытое поле, окруженное колючей проволокой, за которой стояли деревья. В миле от нас грязную кривую дорогу обозначал покосившийся красный почтовый ящик. Машина, откуда бы она ни взялась, исчезла.

Чейз заставил меня вернуться обратно в укрытие кустов и отправился проведать путь. Со своего места я видела, как он достал из рюкзака карту и устремил свой взгляд вдоль дороги. Затем оглянулся назад. А потом поднял глаза к небу.

"Вот до чего я дожила, - подумала я, наблюдая за ним. - Мое выживание зависит от парня, который ждет знака откуда-то из вселенной".

Бет нашла бы это смешным. Райан - весьма непрактичным. Когда я подумала о том, что сделали бы мои друзья, мне стало немного лучше. Их присутствие в моем мозгу заставило меня почувствовать себя сильнее, хоть я и вообразила на долю секунды, что они могли усомниться во мне. Подумать, что я сделала что-то ужасно плохое, что-то, о чем они не знают, раз я оказалась в такой ситуации.

Нет. Они никогда не станут такими.

Но ведь Чейз изменился.

- Нам на юго-запад, пройдем несколько миль параллельно дороге, - сказал Чейз, вернувшись. - Но мы дальше от пропускного пункта, чем я думал. Нужно нагонять время.

Меня укололо иглой беспокойства. Мои ноги настолько устали, что я едва могла согнуть колени, а мозоли на ступнях наполнились кровью, но мы не сбавляли шаг. Нам нельзя было пропустить перевозчика. Мы должны были спастись от МН и найти маму. Мне снова показалось, что, если мы спасемся, это оправдает жертву того бедняги в Харрисонбурге.

Через некоторое время Чейз достал нашу последнюю еду - половинку батончика-пайка ФБР - и протянул его мне. Я с благодарностью отломила себе кусочек, а остаток протянула обратно Чейзу: знала, что он должен был быть голоден не меньше меня.

Я как раз открыла рот, чтобы спросить про его раненую руку, когда мы услышали голоса откуда-то из-за деревьев. Инстинктивно мы оба пригнулись, хоть через мгновение и стало ясно, что к нам никто не направлялся. Нам загораживали дорогу.

- Из того дома? - спросила я, вспомнив почтовый ящик.

- Возможно. Оставайся позади меня.

Мы осторожно двинулись вперед. Через десять ярдов (9 м) громкость голосов увеличилась. Мужчины, которых было по крайней мере двое, кричали друг на друга. Через двадцать ярдов кустарник стал более редким.

- Убирайтесь с моей собственности! - кричал один.

- Если понадобится, я пристрелю тебя! - отвечал другой. - Мне этого не хочется! Но я это сделаю!

"Пристрелю тебя"? Эти слова ужасом разлились в моей крови.

Теперь я была достаточно близко, чтобы рассмотреть троих человек. Мой взгляд упал на первого жилистого мужчину, который стоял в тридцати футах (9 м) от меня посреди луга для выпаса скота. Его темные волосы на висках отливали сединой. Одет он был в джинсы и старую зеленную военную толстовку, а на одном плече у него лежала бейсбольная бита. Его движения были неловкими. Мгновение спустя я поняла, что у него была только одна рука. Справа от этого мужчины стояли бородатый бродяга с серебристым пистолетом в руке и фигурка поменьше, одетая в лохмотья. Когда мое дыхание чуть успокоилось, я услышала, что она плакала. На земле между всеми ними лежала мертвая корова.

Браконьеры.

Чейз сжал мою руку. Кивнул, чтобы я отступила назад. Я увидела, как в его ладони блеснуло оружие. Он держал пистолет наготове, касаясь большим пальцем предохранителя, но дуло нацелив в землю. Я поняла, что он не хотел вступать в эту разборку.

Я разрывалась на две части. С одной стороны правильным было бы помочь фермеру, который, судя по всему, пытался защитить свой участок одной лишь бейсбольной битой. Но, с другой стороны, чего нам будет это стоить?

В этот миг прогремел выстрел, звук которого, отразившись от стволов деревьев, эхом отдался по моей барабанной перепонке. Бродяга выстрелил выше головы фермера, но это не заставило храброго мужчину отступить. Перед моим мысленным взором встала картина ног перевозчика на кухонном полу. Чейз поднял свое оружие на случай необходимости защищаться и толкнул меня к земле.

В воздухе раздался вскрик. Его близость напугала меня; я почти подумала, что это я сама кричала. Повернув голову вбок, я напрягла слух, стараясь разобрать что-нибудь за собственным лихорадочным дыханием. Женщина с фермером не могла издать этот звук: она была слишком далеко, а для мужского голоса крик был слишком высоким.

Теперь я услышала хныканье. Где-то рядом. Мои пальцы скребли по земле, я приготовилась бежать. Я подскочила на корточки и увидела его.

Ребенок. Не старше семи лет.

Его разделенные на пробор волосы были каштанового цвета, а нос таким же красным, как и его толстовка. Я мгновенно поняла, что он должен был быть с фермером; он был слишком хорошо одет для компании вторгшейся парочки. Он, напуганный, прятался и смотрел, как вор целился в его отца из оружия.

Мое лихорадочное дыхание замерло в горле, и, не думая, я вырвалась из хватки Чейза и проползла десять футов (3 м) к укрытию мальчика.

- Эмбер! - прошипел Чейз.

Над нами разнесся голос мужчины с оружием:
- Да, знаешь, у меня тоже когда-то был дом. Дом, работа и машина. Две машины! А теперь мне нечем даже накормить мою семью! - Я слышала, как он расплакался. Его отчаяние вырвалось наружу. И я, и Чейз напряглись.

Мальчик громко всхлипнул. Вор повернулся к нам.

- Что это? У вас здесь еще кто-то есть? Кто там?

- Никого! - с силой ответил фермер. - Здесь только мы.

- Я слышал кого-то! - вор начал двигаться в нашу сторону.

Я замерла. Мои пальцы погрузились во влажный ковер опавших листьев. Мальчик был еще в пяти футах впереди, но он уже увидел меня. Обеими руками он прикрывал свой рот. Его лицо блестело от слез.

Я поднесла трясущийся палец к губам, отчаянно пытаясь заставить мальчика молчать. Ну почему мы не отступили, как и хотел сделать Чейз?

Ясное шуршание растительности вывело меня из транса. На краткий миг я встретилась глазами с Чейзом и увидела жесткий взгляд солдата. Затем он неожиданно бросил рюкзак на землю и поднялся в полный рост. Он никогда еще не казался мне таким грозным.

- Кто, черт возьми, ты такой? - прокричал вор, направив пистолет в грудь Чейза.

У меня закружилась голова. "Да что же он делает?" Я пыталась схватить Чейза за лодыжку, чтобы заставить его опуститься обратно к земле и получше оценить свои действия, но было слишком поздно. Я поняла, что он защищал ребенка. Показал себя, чтобы мужчина не начал стрелять по лесу на удачу. Перспектива того, что Чейза могли ранить, окатила меня беспомощностью.

- Эй, расслабься. Опусти пушку, - услышала я спокойный приказ Чейза. Вор поколебался и отступил на несколько шагов.

- Кто ты такой?

- Путешественник, как и вы. Чертовски холодно, верно? Думаю, это хуже всего. Холод. Слушай, я знаю, вы голодны. У меня есть немного еды, и я поделюсь ею с вами в качестве ужина, а потом мы придумаем план, хорошо?

- Назад!

Глаза фермера бегали с одного вооруженного мужчины на другого, затем они метнулись к лесу, где прятался мальчик. Вечерний воздух звенел от неподвижности.

- Пожалуйста, Эдди! - выпалила жена вора. - Пожалуйста, уйдем отсюда!

Мужчина поднес обе руки к голове. Дуло пистолета прижалось к его виску.

"Он собирается застрелить себя", - в ужасе подумала я.

- Гляди, я опускаю пушку, ладно? - произнес Чейз. - Ты свою опусти тоже, и мы найдем тебе какой-нибудь еды. - Я в замешательстве смотрела, как Чейз нагнулся, чтобы положить пистолет на землю. Переговоры были частью его обучения, но правильно ли он поступал? Он добровольно становился практически беззащитным!

Моя внимание привлек треск кустов, что были в нескольких футах от меня.

Мальчик покидал свое укрытие.

- Эй, пацан! - прошептала я. - Пригнись!

Он не слушал меня. Казалось, он решил, что Чейз разрядил ситуацию.

- Папа! - Мальчик бросился бежать к фермеру, чье удивление быстро сменилось ужасом. Он уронил биту.

Вор выругался от неожиданности и рывком перевел серебристое дуло пистолета на выбежавшего из кустов мальчика.

- Эмбер, СТОЙ! - взревел Чейз.

До этого мгновения я не понимала, что тоже встала, что мои ноги тоже бежали. К мальчику. Я была ближе к нему, чем его отец. Я могла остановить его раньше. Я могла думать только об этом.

Бах! Выстрел раздался в тот момент, когда мы с мальчиком столкнулись. Мы рухнули на траву кучей запутавшихся конечностей и вылетевшего из легких воздуха.

- Ронни! - Фермер отбросил меня в сторону и стал отчаянно ощупывать тело своего сына, ища повреждения. Мои глаза также осматривали мальчика. Его джинсы и толстовка были покрыты грязью, а лицо - белым от шока. Но все же в него не попали, а я не чувствовала другой боли, кроме вышибленного из легких дыхания, так что оставался только...

- Чейз! - Я мгновенно вскочила на ноги, бросившись по влажной траве и лужам к двоим мужчинам на земле. Мне понадобилась целая секунда, чтобы понять, что они дрались. Ни один, пока по крайней мере, не был смертельно ранен.

Когда я миновала мертвую корову, мне стало ясно, что Чейз побеждал. Он перевешивал своего оппонента на пятьдесят фунтов (23 кг) и имел преимущество молодости и военные навыки. И все же женщина тоже попыталась напасть на него и была отброшена в торону, где несчастно зарыдала. Каким-то образом оба пистолета оказались лежащими на земле.

Первым мои глаза заметили пистолет Чейза: он был ближе. Быстро подняв его, забыв обо всех предохранителях и обоймах, я нацелила его на переплетенные тела в покрытой кровью одежде, что яростно катались по земле.

Мои руки дрожали. Я не могла выстрелить в одного без риска задеть другого.

- Прекратите! - прокричала я.

Чейз с диким видом заехал локтем вору в лицо. Мужчина впился когтями в раненую руку Чейза, и тот зашипел от боли.

В этот миг что-то во мне изменилось. Как будто спинной мозг прошило молнией. Горячая кровь быстро побежала по моим венам. Мои глаза превратились в узкие щелочки, а перед взором зависла красная завеса. Внезапно я перестала заботиться, насколько несчастно выглядел этот незнакомец и насколько он был голоден.

Это должно было прекратиться. Немедленно.

Я подняла пистолет вверх, к небу, и надавила на курок. Мои барабанные перепонки содрогнулись от грохота. Металл отскочил, отдача сильно ударила мою ладонь и волна прошла в руку. Я вскрикнула, и пистолет выпал из моей онемевшей ладони на землю. Мой разум непонятно, но мирно затих.

Чейз вскочил, его плечи тяжело вздымались. Спокойствие переговоров испарилось с его лица, обнажив бурлящую ярость. Его глаза дико метались в поисках источника выстрела и остановились на мне.

Женщина помогла встать своему мужу. Его рот и нос превратились в месиво крови и грязи. Не произнося больше ни слова, пара убежала в лес.

Я глядела им вслед и внезапно почувствовала себя не в своей тарелке, как молот без гвоздя. Что мне теперь делать? Все произошло так быстро и окончилось так внезапно.

Когда я обернулась, Чейз шел в моем направлении. Его походка сообщила мне о его ярости еще до того, как он открыл рот.

Я не могла ясно соображать. Мои уши звенели от выстрела, а мысли разлетались от еще горящих во мне остатков гнева. Мой взгляд застилали слезы. Страх, который на минуту отступил, вернулся в полной силе, и в этом суматошном состоянии я побежала навстречу Чейзу и бросилась в его объятия.

Сначала он, казалось, удивился, но скоро обнял меня в ответ.

- Все в порядке, - успокаивал он. - Никто не ранен. Ты в порядке.

Его слова стрелой пронзили мой разум, и в первый раз с того времени, как он забрал меня из школы реформации я поняла истину: я никогда не буду в счастлива, если не счастлив он. Боль, кошмары, борьба - все это отошло на второй план. Он был частью меня.

- Никогда больше так не делай! - сказала я ему.

- То же самое относится и к тебе, - ответил он. Я чувствовала его теплое дыхание на своей щеке.

- Пообещай мне! - потребовала я.

- Я... Я обещаю.

- Я не могу потерять тебя.

В тот миг меня не волновало, попадем ли мы в Южную Каролину. Я говорила о том, что он был нужен мне. Так, как когда-то раньше. Так, как это могло быть снова, если он не выпустит меня из своих объятий. Не знаю, что заставило меня сказать это, но в ту минуту я ни о чем не сожалела.

Он поколебался, затем еще сильнее прижал меня к себе, так что я едва могла дышать. Мои ступни больше не касались земли. Я чувствовала, как его ладони сжимали мою куртку.

- Знаю.

Мое сердце замедлилось, но билось сильнее, чем когда-либо раньше. Он и в самом деле знал. Он вспомнил, как было, когда мы были вместе. Я поняла это по тому, как он позволил себе снова стать самим собой, как бросился в то сияние, которое соединяло нас, когда перестал думать. И вот наконец мой Чейз вернулся.

Кто-то прокашлялся.

Мы отпрянули друг от друга, как одноименные стороны магнитов, и то ощущение, что казалось нам таким незыблемым, разлетелось вдребезги. Забыв, что здесь присутствовал кто-то еще, мы с удивлением глядели теперь на фермера. Бейсбольная бита была зажата под его ампутированной рукой, а ладонь другой руки лежала на голове сына. Мальчик глупо улыбался. Мое лицо обдало жаром, хоть уже похолодало.

- Прошу прощения, что отвлекаю. Меня зовут Патрик Лофтон. А это мой сын Ронни.

* * *

Двадцать минут спустя мы шли за Патриком и Ронни к фермерскому дому. К неудовольствию хозяина нам пришлось оставить мертвую корову в поле до утра, чтобы фермер мог похоронить ее надлежащим образом. Пустить ее на мясо они не могли: не было достаточно большой холодной комнаты для складирования, а скупщик должен был приехать только через неделю. При упоминании о скотобойне я содрогнулась: это напомнило мне о трупе собаки в фургончике той женщины.

Патрик настоял, чтобы мы остановились у него, а его жена отблагодарила нас трапезой. Когда мы сказали фермеру, что спешим, что в Льюисбурге нас ждет семья, он предложил подвести нас и мы согласились. Незнакомые арендаторы фермы не могли быть опаснее отчаянных, голодающих людей леса.

К тому же, не поешь мы чего-нибудь в ближайшее время, мы бы мало отличались от тех бродяг.

Чейз назвал нас Джейкобом и Элизабет, и Патрик, похоже, принял эти псевдонимы, хоть и слышал наши настоящие имена. Вымышленные мне не понравились: я совсем не была похожа на Элизабет. Я знала Бет, и та была на пять дюймов (13 см) выше меня и имела ярко-рыжие волосы. Ну, хотя бы не Элис.

Затем Чейз выдумал безупречную историю о том, как нам пришлось переехать в Ричмонд после бомбежки Чикаго, на что Патрик ответил, что тоже был свидетелем подобных зверств. Он был солдатом армии Соединенных Штатов и находился в Сан-Франциско, когда государство пало. Там он и потерял руку.

Мы приблизились к шаткому красному амбару и зеленому трактору, что стоял возле огромных дверей постройки. Напротив было пастбище, где паслись около тридцати черных коров, которых едва можно было различить в свете уходящего дня.

- Ты не мог бы оставить пистолет здесь, Джейкоб? - спросил Патрик, помедлив у входа в амбар. - До отъезда. Мы не входим в дом с оружием - Ронни очень мал.

Я едва не сказала, что в перестрелке никто не посмотрит на то, насколько мал мальчик, но сдержалась, зная, что просьба Патрика была обусловлена больше беспокойством по поводу нашего присутствия, чем молодостью сына. Я почувствовала, как Чейз выпрямился, но согласно кивнул. В конце концов, у него оставались дубинка и нож.

- Конечно. Без проблем.

Партик отворил скрипящую дверь амбара. Нас окатило затхлым запахом связок сена, что подпирали потрескавшиеся деревянные стены. Перед нами стоял, опершись подножкой о пол, мотоцикл с широкими серебристыми рукоятями. Его вид заставил меня почувствовать укол ностальгии.

- Ого. Спортстеров прекратили выпускать еще до войны, - в восхищении сказал Чейз.

Партик хохотнул.
- Неплохо. Ты разбираешься в байках, а?

- У меня был кроссовер. Без передач и...

- Папа, пойдем. Нам нужно к маме! - перебил его Ронни.

Улыбка, которой Патрик ответил на комплимент, погасла, и он открыл извлеченным из кармана ключом шкафчик, что стоял в дальнем углу помещения. На верхней полке лежало охотничье ружье. Фермер добавил к нему пистолет вора. После секундного колебания Чейз поступил так же со своим.

Дом Лофтонов был просторным и теплым. Пол гостиной, которая находилась сразу же за постирочной, был завален игрушечными машинками и солдатиками. Камин был вмонтирован в стену, а на его полке стояла дюжина семейных фотографий. На всех - улыбающиеся лица.

Чейз опустил рюкзак, и мы вытерли ноги. Я поглядела на Чейза, приподняв брови, и он ответил мне тем же.

Деньги у Лофтонов были.

Богатой эта семья не являлась. Кроме того, вероятно, когда у мамы была работа, у нас было больше средств. Здесь в гостиной не было даже телевизора. Но на журнальном столике стояла стеклянная ваза и декоративная лампа, вокруг валялись игрушки, а на полу мальчик - Ронни - разбросал кое-какую запасную одежду. Это были те вещи, которые я продавала, когда нам было тяжело. Этим людям не пришлось идти на такие меры, и это говорило о том, что жили они лучше, чем большая часть страны.

В кухне над столом была стеклянная крыша. Стены были покрашены в темно-бардовый цвет, а полотенца и кухонные принадлежности на разделочном столе сияли модным черным. Большая медленноварка на мраморной столешнице испускала заманчивый солоноватый запах. Я уже давно не ела мяса. В супах из столовой его никогда не было, и выделенной нам электроэнергии не хватало на работу холодильника. Мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы не сунуть нос в кастрюлю. Меня отвлек знакомый гул генератора, исходящий снаружи.

Не знаю, свело ли у меня живот от голода или от внезапно накатившей нервозности. Генератор? Их достаточно часто можно было увидеть на производстве, но не в частном доме. Кем были эти люди, сторонниками президента? Они, несомненно, жили весьма неплохо. Цены на говядину были заоблачными.

- Дорогая! - позвал Патрик. - Мэри Джейн! Все в порядке, выходи. - Он положил свои ключи в керамическую мисочку, стоящую возле холодильника.

Я услышала, как в коридоре щелкнул замок, и поверх ковра открылась дверь.

- В случае неприятностей семья прячется в подвале, - объяснил Патрик. Ронни бегом вернулся в кухню и проскользил по полу одетыми в носки ногами. - Ну, почти вся семья, - добавил Патрик тихонько.

- И часто случаются неприятности? - спросила я.

- Чаще, чем мне бы хотелось, - горько ответил хозяин. - Раз в несколько месяцев, чуть реже, когда все вымерзает. Но вот с пистолетом пока на нас не нападали, - добавил он; его лицо при этом ничего не выражало.

- Ронни? Он с тобой? - В комнату в спешке вошла миниатюрная женщина. Ее волосы были рыжего цвета и доставали до подбородка. Одета она была в свитер с вывязанными ромбиками и джинсы. Женщина показалась мне весьма яркой, совсем не той простой фермершей, которую я себе представляла. Это заставило меня осознать, насколько грязными мы с Чейзом стали после того, как днями пробирались сквозь лесную чащу. Увидев нас, женщина резко остановилась.

Патрик нас представил и быстро разъяснил ситуацию. Щеки женщины залил румянец. Она стала неосознанно перебирать пальцами волосы сына. Тот прислонился к ее ноге, как довольный кот.

- Добро пожаловать... О Боже, добро пожаловать, - наконец сказала она. - И спасибо вам.

- Я подумал, что Джейкоб и Элизабет не откажутся от ужина. - При этой фразе мой живот снова заурчал. - У них в Льюисбурге семья. Я предложил подвести их утром.

Утром?

- Ты... разумеется. В смысле, ты совершенно прав, - сказала, качая головой, Мэри Джейн.

- Я прошу прощения, - вставила я, надеясь не показаться неблагодарной. - Я думала, что отправимся в Льюисбург сегодня. - Я поглядела в окно. Стемнело еще не до конца.

- Мой дядя последнее время плохо себя чувствовал, - добавил Чейз.

Патрик нахмурился.

- После наступления комендантского часа путешествовать запрещается законом. Кроме того, после всего, что вы сделали...

То, как он упомянул закон, заставило меня поежиться. Очевидно, Патрик следовал правилам. Я незаметно наступила Чейзу на ногу, и он кивнул один раз в согласии, не глядя на меня.

У нас не было другого выбора, кроме как остаться на ночь - или, по крайней мере, сделать вид, что мы остаемся на ночь, - ведь мы не хотели, чтобы о нас сообщили в МН как о нарушителях комендантского часа. Здесь и в самом деле был генератор, а значит, ночью работал телефон. Их слепое послушание напугало меня.

Мэри Джейн изобразила улыбку.
- Даже не спорьте. Вы остаетесь, а утром я сама отвезу вас в Льюисбург. И никак иначе.

Ничто другое они не примут. Это было ясно.

- Замечательно, - сказала я, надеясь, что мой голос не прозвучал слишком мрачно.

Подтверждая то, что я думала про свою неопрятную внешность, Мэри Джейн провела меня в ванную, подав мне потертое старое полотенце из уборной и кусок мыла. Следом шел Чейз с нашим рюкзаком. Я знала, что он изучал план дома, искал возможные выходы.

- Они ужасно дружелюбны, - прошептала я, пока он мыл руки. - А ведь мы могли оказаться серийными убийцами.

Он издал горлом звук согласия.

- Мы не можем оставаться здесь до утра, - сообщила я ему. Но мои натертые до крови ступни, сведенные судорогой мышцы спины и голеней советовали мне совсем другое.

Чейз не ответил, его лицо снова помрачнело, и меня ранило то, что он был таким милым с незнакомцами, а со мной молчал. Произошедшее между нами в тот миг снаружи было, очевидно, забыто, и это причинило мне больше боли, чем я готова была признать.

Когда он решительным шагом выходил из ванной, я заметила, что его глаза поднялись и с интересом осмотрели слишком большой туалетный шкафчик и шикарный плед золотистого цвета. Но не мог же он планировать украсть что-нибудь. Не тогда, когда хозяева были в соседней комнате.

Благодаря генератору, вода была теплой и, пока я стирала слои грязи, успокоила мое ноющее тело. Но все равно я не могла расслабиться. Я не знала, что происходило в этом доме, и мне это не нравилось.

Я быстро переоделась, убедилась, что ботинки сидели плотно на случай, если нам придется быстро уходить, и поглядела в зеркало на свои волосы. Их длина шокировала меня. С тех пор как Чейз постриг меня, я еще не успела привыкнуть к своему отражению. Сейчас, когда волосы были мокрыми, я видела неровность прядей в тех местах, где нож Чейза чуть соскальзывал. Хмурясь, я опустилась на колени у рюкзака, чтобы поискать резинку для волос, и мои руки замерли у наружного кармана.

Почему Чейз не позволял мне рыться в сумке? Он всегда настойчиво сам доставал то, что мне было нужно. Должно быть, он что-то прятал.

Я взглянула на дверь, волнуясь, что он мог прийти и проверить, как я. Прислушавшись, я уловила только звуки того, как Ронни играл со своими игрушечными грузовиками в гостиной. Тогда я расстегнула широкую медную молнию.

Сверху лежала одежда, которая была аккуратно свернута, чтобы занимать меньше места. Ткань по большей части так и оставалась влажной после того, как рюкзак на днях намок. Под одеждой я нашла свою резинку для волос, которую автоматически надела на запястье, а также спички, фонарик, внушающую ужас дубинку, пластиковую упаковку мыла и другие туалетные принадлежности. Затем я наткнулась на пластиковую косметичку с застежкой-молнией, наполненную деньгами. Пока я проглядывала купюры, у меня отвисла челюсть. Одни двадцатки. Почти пять тысяч долларов. Как долго Чейз копил?

Моя рука уткнулась в кое-что еще. Проспект Статута, обернутый вокруг чего-то прямоугольного и твердого и перетянутый резинкой. Она легко снялась, бумага развернулась, и из-под нее показалась книга в мягком переплете, распухшая от заложенных между страницами листов бумаги.

Моя сердце забилось о грудную клетку. На потертой обложке значилось: "Франкенштейн".

* * *

- А что такого в этой книге? - Его голос звучал нежно дразняще.

Я отложила ее на туалетный столик с стала смотреть, как Чейз ходил по моей комнате. Он осторожно брал в руки некоторые вещи. Ставил их обратно. Аккуратно протирал их, если оставался отпечаток. Теперь, после Войны, он не понимал, что делать с собственностью.

- Мне она нравится. А что не так?

- Просто забавный выбор, - сказал он теперь с еще большим интересом. - Она как-то не совсем... девчачья, я бы так сказал. - Он рассмеялся.

- Ее написала женщина.

- Женщина, которой нравятся монстры.

- Может быть, они и мне нравятся. - Я спрятала улыбку.

- В самом деле? - Чейз прищурился, глядя на меня. Он сел на кровать рядом со мной и, будучи непривычным к матрасам, немного поерзал, затем улыбнулся, как ребенок.

- Но он же на самом деле не монстр, - сказала я. - Это другие делают его таким, потому что он отличается от остальных. Знаешь, это грустно. То, как тебя могут разорвать подобным образом. То, как ты пытаешься делать то, что правильно, но не можешь.

"Это как когда я говорю Рою, чтобы он не прикасался к маме", - едва не добавила я и почувствовала, как к щекам прилила краска.

Он наклонил голову, его глаза уставились внутрь меня, и мне показалось, что он видел меня насквозь так, как еще никто раньше. Но в то же время я почувствовала себя в безопасности: знала, что он никогда не расскажет, что нашел здесь. Его пальцы переплелись с моими.

- В твоих словах одиночество, - сказал он.

* * *

Я открыла книгу и бережно развернула сверток бумаг, две из которых были салатового цвета. Это были официальные документы, сообщающие, что дом его родителей переходил к единственному выжившему члену семьи, Чейзу Дженнингсу. Меня огорчила мысль о его бремени.

Следующие бумаги, которых было около тридцати, были очень тонкими и такими хрупкими, чтобы порвались бы, разверни я их быстрее. Мое сердце стало биться чаще. Я узнала бумагу... почерк.

Это были мои письма. Те, которые я писала Чейзу, когда его призвали в МН. Я развернула несколько из них, зная, что нужно спешить, но не в состоянии запретить себе убедиться, что письма реальны. Я перечитала свою бессмысленную болтовню: наши с Бет дела, учебные занятия, разговоры, которые были у нас с мамой. Слова возбудили поток ностальгии. Твердый кухонный стол, и запах ванильных свеч, и я, сижу и пишу по ночам. Беспокоюсь за него. Тоскую.

Кое-что об этом и писала. Говорила ему, что скучаю. Что с нетерпением жду от него вестей. Что постоянно о нем думаю. Каждое письмо я заканчивала следующими словами: "С любовью, Эмбер", и они были правдой. Я любила Чейза Дженнингса.

Я подумала о том, как он прижал меня к себе снаружи, и задалась вопросом: люблю ли его до сих пор.

Эта мысль заставила мое сердце сжаться в замешательстве. Он выводил меня из себя своим непостоянством. Пытался руководить мной, излишне опекал меня, не говорил ничего конкретного. Никто не беспокоил меня так, как он.

И я знала: это потому, что никто не значил для меня больше. Кроме мамы, но моя любовь к ней отличалась от того, что я испытывала к Чейзу, как потребность в кислороде отличается от потребности в воде.

Почему-то я разозлилась. Зачем он сохранил эти письма? Иногда мне казалось, что он едва терпел мое присутствие, но все же он пронес память о наших отношениях через службу и через полстраны. Насколько этот солдат отделился от старого Чейза, моего Чейза?

Но чего будет стоить мне надежда, что он все еще любит меня?

Я сложила письма обратно между страницам романа, постаравшись не оставить следов того, что что-то трогала. Когда я это делала, мой взгляд упал на строчку, которую произносил рассказчик, Виктор, обращаясь к своей возлюбленной.

"У меня есть один секрет, Элизабет, ужасный секрет. Когда я открою его тебе, он обдаст тебя ужасом, и тогда ты, совсем не удивленная моим несчастьем, будешь думать лишь о том, как я прожил до сих пор и что я вынес".

Я непроизвольно содрогнулась. Очевидно, мой псевдоним был не случайным.

Глава 11

- Как ты стал таким большим? - с удивлением спросил Ронни из столовой. Он встал на стул, чтобы помериться ростом с Чейзом, но все равно был значительно ниже.

- Я ем много овощей, - соврал Чейз, на что Мэри Джейн ободряюще показала ему большие пальцы. - Не возражаешь, если я сяду здесь? - Он выбрал место возле стены, чтобы хорошо видеть комнату.

- Не-а, - ответил малыш.

- Вспомни о вежливости, Ронни, - сказала Мэри Джейн. Я помогала ей накрывать на стол.

- Нет, спасибо, - сказал Ронни.

Мэри Джейн нервно рассмеялась.
- Я имею в виду, пожалуйста, сядь. Здесь, возле мамы. - Она, очевидно, хотела, чтобы сын - единственный, кому нравились гости, - оказался между матерью и отцом. После чего мне осталось лишь место на гостевом конце стола возле Чейза.

Мне ужасно не нравилось, что Патрик не отвез нас сразу в Льюисбург. Его прежнее дружелюбие испарилось, и теперь он производил впечатление человека, жалеющего о своем гостеприимстве.

Подумать только, когда я пыталась убежать, я надеялась на подобную доброту.

Мы собрались вокруг стола, и Ронни произнес самую короткую версию Джонни Эпплсида из всех, что я когда-либо слышала. Напряжение нарастало. Наконец мы начали есть, сосредоточившись на чем угодно, но не друг на друге. Я едва умяла первый кусок тушеного мяса, когда уже подносила ко рту второй. Я приказала себе есть как можно больше. Мы не знали, когда у нас снова появится шанс полакомиться горячей пищей.

Я позволила Чейзу говорить за нас обоих: он лучше меня умел лгать. Он разворачивал историю о родственниках в Льюисбурге, не говоря ничего, что могло бы вызвать подозрение. Меня впечатлило количество сказанного им. За последнюю неделю он говорил меньше, чем за этот вечер.

Пока все смотрели на него, я украдкой спрятала в карман булочку - про запас.

Когда разговор перешел на Ронни, стало очевидно, насколько Чейз устал: его глаза, казалось, смотрели в никуда, он сгорбился над своей тарелкой. Сколько он спал за последние несколько дней? Прошлой ночью он едва сомкнул глаза. Позапрошлой мы не останавливались. А до этого - как знать?

И сегодня ему тоже не удастся поспать. Как только мы окажемся одни, нам надо будет решить, остаемся ли мы на ночь или бежим. В любом случае отдохнуть не получится.

До конца ужина сохранялась неловкая атмосфера. Кроме Ронни, который время от времени рассказывал какую-нибудь историю, никто не говорил. С каждой секундой я все больше чувствовала себя в ловушке. Оставаться на месте меня заставлял только комендантский час и перспектива утренней поездки до Льюисбурга.

Пытаясь разрядить напряжение, Мэри Джейн включила кухонное радио, и я составила ей на кухне компанию в мытье посуды. Потрескивание напомнило мне о радио МН, которое было в сумке Чейза. Я надеялась, что заиграет музыка, но мне не повезло.

Новости уже начались. Репортер, женщина по имени Фелисити Бридвелл, с чувством собственной значимости обрывала окончания слов. Она говорила об увеличении преступности в Красных зонах и о приказе ФБР повысить количество солдат на границах.

Поежившись, я вспомнила патруль на шоссе.

Мужские голоса в соседней комнате примолкли, и я поняла, что Чейз тоже слушал радиопрограмму. Я встала, во рту пересохло от волнения.

- ...расследуется совершенное сегодня в Виргинии убийство офицера ФБР. Власти сообщают, что это вторая жертва того, кого сейчас именуют виргинским снайпером. Свидетелей происшествия пока не обнаружено...

Снайпер, убивающий офицеров ФБР... Было ли это связано с украденным в Теннесси грузовиком с формой? Я почувствовала странное копошение в груди. Неправильно было совершать насилие, но люди боролись, и это заставило меня почувствовать надежду.

До того как забрали маму, я принимала всестороннее вмешательство МН в наши жизни. Оно не нравилось мне, но правда была в том, что не все их действия были отрицательными. Акт о реформации создал бесплатные столовые и заморозил ипотеки, а ведь без этих действий мы могли умереть. Но после зачистки мои взгляды изменились. Сейчас стало совершенно ясно, что эти меры были лишь рычагом, который делал нас зависимыми о той машины, что подавляла нас. Пропасть между правительством и народом никогда еще не была так широка.

МН забрала мою жизнь. Я не могла вернуться в школу. Не могла вернуться домой. Возможно, я никогда уже не увижу Бет и Райана. В первый раз после Войны я представила себе, как могло бы все быть без МН. Нет Красных зон и комендантского часа. Школ реформации и Статута. И я поняла, что я смогла бы выжить, потому мы с Чейзом именно это делали сейчас.

Я потрясла головой, чтобы вернуть ей ясность мысли. Я всегда была за мирное положение вещей, раздоры мне претили. Присоединяться к сопротивлению было безумно. Безответственно. И это вообще не имело значения - ведь мне нужно было найти маму.

- ...Убийство на манер казни в Харрисонбурге, Виргиния. Погиб неизвестный сорокалетний мужчина кавказской внешности. - Пауза и шуршание бумаг. - Мы получили сообщение, что Федеральное бюро реформации связывает эту смерть с виргинским снайпером. Это означает третье серийное убийство в штате Виргиния. Как и всегда, жителям настоятельно советуют не приближаться к эвакуированным областям и соблюдать Статут.

Я сцепила руки вместе, чтобы они перестали дрожать.

МН обвиняла в совершенном своими людьми убийстве этого снайпера, кем бы он ни был.

Мэри Джейн пробормотала, насколько опасно стало в стране и как благодарна она ФБР. Я хотела выкрикнуть правду ей прямо в лицо, но знала, что не могу. Я полностью замерла, когда радио снова привлекло мое внимание.

- ...Дженнингсом, дезертировавшим из ФБР в начале недели, необходимо обращаться с осторожностью, так как он может быть вооружен и опасен. Любую информацию о его местонахождении можно сообщать на горячую линию. Мы заканчиваем вечерние новости. С вам была Фелисити Бридвелл.

Я пропустила сообщение! Что было сказано? Мэри Джейн заглушила большую часть объявления!

Я не могла на нее посмотреть. Она увидела бы правду, написанную на моем лице. И если мы сейчас убежим, Лофтоны будут знать, что мы действительно виновны. Поэтому я уставилась на оконное стекло, наблюдая, как вниз по нему стекали дорожки слез недавнего дождя. Я едва не вскрикнула, когда рука Чейза обхватила меня за талию.

- Потрясающий ужин, не правда ли, Элизабет? - сказал он с пустой улыбкой, пресекая мою панику. Я знала, что он делал это только для вида, но его прикосновение успокоило меня достаточно, чтобы я могла продолжить играть свою роль.

- Бесподобный, - сказала я. Мышцы моих ног уже начали действовать.

Последующие несколько минут прошли, как в тумане. Я очнулась, лишь когда поняла, что мы с Чейзом стояли в гостевой спальне, которая находилась напротив комнаты Ронни. Аманитский ковер скрывал одну стену. У меня зарябило в глазах от сложного узора цветных квадратов.

Чейз рывком открыл окно, но оно было оснащено стальной решеткой. Против воров снаружи. Для преступников внутри.

Я сглотнула.

- Не думаю, что они знают, - неуверенно сказала я. Чейз серьезно покачал головой - он уже вышел из роли. - Возможно, Патрик не услышал, как я назвала тебя по имени на улице.

- Он был немного занят. - Чейз аккуратно закрыл окно, между его бровей образовалась складка. Он перенес свой вес с одной ноги на другую.

- Что нам делать? - спросила я. - Я не хочу ждать утра.

- Перед домом стоит фургон, еще у них есть мотоцикл, но нам нельзя рисковать показываться на дорогах в комендантский час. - Его голос звучал устало. - Мы пойдем пешком, после того как они лягут спать.

Что делало нас пленниками хозяев до ночи.

* * *

Пока Чейз мылся, я на цыпочках прошла по коридору. Мое любопытство привлекло отсутствие звуков со стороны Мэри Джейн или Ронни. "Наверное, чтение на ночь", - подумала я. Это показалось мне естественным занятием. Между прочим, Патрик, который все еще находился в гостиной, именно это и делал. Он закинул ноги на диван, надел очки. Я сглотнула обиду, вспомнив, как мы с мамой когда-то коротали время комендантского часа за чтением, сидя на диване.

Мое сердце замедлило темп. Ничто не казалось мне ненормальным. Ничто из того, но что я могла бы указать пальцем.

Когда я проскользнула обратно в гостевую комнату, то обнаружила Чейза сидящим на краю кровати; он оперся локтями о колени, спрятал лицо в ладонях. Он был настолько неподвижен, что я приняла его за спящего.

Секунду я смотрела на него, будучи не в состоянии оторвать глаз.

Казалось, что-то отвлекло его, пока он переодевался. На нем все еще были джинсы и ботинки, но чистая рубашка лежала нетронутой на кровати возле него. Можно было включить свет - генераторы вырабатывали электричество - но вместо этого для борьбы с тенями Чейз зажег свечи. Бликующее пламя выделяло контуры его подбородка и шеи. Со своего угла зрения я заметила на его спине несколько выступающих шрамов, которые не увидела в доме на Руди-лэйн. Эти шрамы, расположенные на его спине диагонально, подобно царапинам от когтей, разозлили меня. Я хотела узнать, что причинило ему эту боль. Я хотела защитить его. Если это только было возможно. Представив, что это так, я почувствовала силу.

Но все же эти шрамы вместе с изогнутой раной на его плече, сейчас не скрытой повязкой, делали его еще более опасным.

Для меня он был ужасающе красивым.

Нервы, которые до предела были натянуты во мне, казалось, преобразовались и потянулись к Чейзу. Мое тело задрожало от предвкушения. Оставшаяся еще во мне энергия мерцала в воздухе между нами, как электричество.

Я хотела придвинуться к нему, но мои ступни будто приросли к полу. Я открыла рот, чтобы заговорить, но слов не было. Я подумала о сохраненных им письмах, о том, что они могли значить, если он примет меня, и снова погрузилась в смятение.

Он оставался таким же неподвижным, какой была я, затем тихо вздохнул, и у меня сжалось сердце. Что-то было не в порядке. Это был знак боли, не усталости.

- Рука сильно болит? - спросила я. Он вздрогнул - не слышал, как я подошла. Я и забыла, что передвигалась на цыпочках, чтобы не потревожить Патрика.

Он натянул рубашку, как мне показалось, с излишней силой. Я закрыла за собой дверь.

- Просто... этот малыш. Он лишь дитя. Его могли застрелить. - В его голосе было столько стыда, что он едва не задохнулся от него. Я сползла вниз по стене, удивившись, что это настолько меня тронуло. - Я даже не подумал о нем. Сколько ему, шесть? Семь? Я почти отвернулся и позволил ему умереть.

Я почувствовала, как мои брови сошлись вместе. По спине пробежали мурашки, когда я вспомнила о том, как Чейз вышел в поле.

- Но ты этого не сделал.

- Из-за тебя. - Он поднял на меня глаза, черные и полные боли. - Тот мужик наставил на ребенка пистолет, а я мог думать только о тебе. Что он собирался причинить тебе боль. Что я не мог ему этого позволить. Эти ребята, те придурки в Хейгерстауне. И патруль на шоссе... Я ведь мог... Да что же со мной такое?

Я сглотнула, но это удалось мне с трудом, потому что в горле стоял комок. Чейз снова уставился в свои ладони. Они были большими, мозолистыми и пустыми.

Внутри меня снова затянулся тот узелок. Если бы, когда его призвали, я сказала ему забыть об МН, остаться со мной, он не был бы сейчас сломлен.

- Ты заботишься о людях, ты всегда... - начала я, но он покачал головой, прерывая мои утешения.

- Ты - единственное, что связывает меня.

- Что ж, прости, что я не даю тебе повеселиться, - сказала я, потрясенная.

- Повеселиться? - слабым голосом переспросил он. - Ты думаешь... Эмбер, ты единственная живая часть меня. Все остальное - дом, семья, моя душа - мертво. Я больше не знаю, кто я, черт возьми, такой. Если бы не ты... Не знаю.

Его голос снова прервался, и он уставился в пол, сбитый с толку и смущенный. Хоть я и открыла рот, но не знала, что сказать. Я хотела заверить его, что он все еще Чейз, и заверить себя в том же самом, но боялась: вдруг он прав?

- Иди сюда. - Мой голос. Моя просьба. Но она удивила нас обоих.

Несколько секунд ничего не происходило, но затем нами овладела какая-то магнитная сила, которая притянула нас друг к другу. Его лицо было неуверенным, смущенным. Я увидела, что он не хотел приближаться ко мне, но не мог понять, почему оказался совсем рядом.

Он отвел взгляд от моих глаз и, к моему изумлению, нерешительно потерся лицом о мои волосы. Я чувствовала, как его дыхание согревало мое плечо. Он пах лесом и немного мылом. По всему телу пробежали мурашки.

Я провела щекой по его шее, и ощущение его кожи обдало меня ноющей болью. Ни с кем я не чувствовала себя так, как с Чейзом. Он был моим якорем во время бури, но в то же время самой бурей, и я почти всегда в один и тот же миг ощущала и уверенность, и страх. Ничто в мире не было таким сбивающим с толку и всепоглощающим, как близость к нему. Чувствовал ли он это? Знал ли?

- Я видела письма, - призналась я. - Мои письма. Нашла их в твоей сумке.

Его голова рывком поднялась, глаза пригвоздили меня к месту, раздражение заволокло суровую открытость. Его взгляд горел силой, которую я не понимала.

А затем прорвалось.

- Прости. Мне не следовало делать этого, - сказал он.

Он отступил на шаг. Еще на один. Сунул руки в карманы и сглотнул, будто в комнате не хватало воздуха.

Он извинялся за то, что прикоснулся ко мне. Даже сожалел об этом. Я почувствовала себя маленькой и ни на что не годной и разозлилась, что он считал меня такой незначительной, когда я так о нем беспокоилась.

Что ж, я не была незначительной. Я была нужной. Если и не ему, то кому-то другому.

Я не смогла сразу придумать, как ответить. Мои глаза жгли слезы, но я не собиралась позволить им пролиться. Я как могла гордо подняла подбородок и постаралась, чтобы мой голос звучал твердо.

- Тебе нужно поспать, Чейз. Ты выглядишь уставшим. Я не буду ложиться и подежурю. Об этом тебе не надо беспокоиться.

Я отвернулась и села на кровать, не раздеваясь. Долгое время он не двигался. В конце концов лег на пол, держа в руке нож. Он даже не развернул спальный мешок.

* * *

Я приподнялась на локтях, нависнув над его грудью, глядя на его лицо. Он провел пальцем по моему подбородку, поиграл с кончиками волос.

- Ты ведь не забудешь меня, правда? - Я постаралась произнести это легко, чтобы он не увидел, насколько я боялась завтрашнего дня.

На мгновение его глаза прикрылись. Затем он сел, и я стала на колени. Его руки оправили мою футболку, дернув ее вниз.

- Нет, - сказал он. Его лицо потемнело. - Не думаю, что забыть тебя возможно.

Его медленное, тяжелое дыхание, серьезность его тона сделали все слишком реальным. Я не хотела, чтобы так было. Если я только открою рот, то попрошу его остаться. Попрошу его об этом и разрушу всю его жизнь.

Мои глаза щипало. В горле образовался огромный комок. Я отвернулась, задержала дыхание и попыталась заставить свои плечи перестать дрожать, но он увидел, и, когда он коснулся моей руки, я отпрянула: меня ранило, что его не злит необходимость уйти. Он был спокойным, чтобы мне было легче.

Я ненавидела МН. Мама была права: они забирали все хорошее.

Слишком много неопределенности. Что, если я его больше никогда не увижу? Все это было за пределами моей власти. А потом меня посетило безумие, и я подумала, что, если ускорю расставание, он обязательно вернется домой. Это как оторвать пластырь, и Чейз вернется.

- Я хочу попрощаться сейчас, - сказала я, и мой голос надломился. - Я передумала. Я не хочу ждать утра. - Я не могла посмотреть на него. Ну и что, что я трусиха.

Его прикосновение, медленно отводящее в сторону мои волосы. Губы, опалившие мое ухо.

- Я не забуду, - тихо повторил он.

Я несчастно оперлась спиной о его грудь. Он притянул меня к себе. Его руки обхватили мое тело, колени поднялись по бокам от моих. Я почувствовала, как он вдохнул, как прижал губы к основанию моей шеи.

- Обещаю, я вернусь. Что бы ни произошло. - Это был лишь шепот, но за ним скрывалась свирепость. Я безоговорочно поверила ему.

- Я буду ждать тебя, - сказала я.

Повернув голову, я спрятала свое влажное лицо на его плече, и он держал меня в своих объятиях до тех пор, пока дыхание мое не пришло в норму. Через некоторое время он лег рядом и сказал:
- Спи спокойно, Эмбер.
А когда я проснулась утром, его уже не было.

* * *

Чейз спал, тихо и без снов, а я бодрствовала наедине со своими жгучими мыслями. Желание отправиться в путь было сильнее, чем когда-либо. Я начала спрашивать себя, какова вероятность того, что дозор МН перехватит нас ночью. У нас могло получиться. Мы могли бы добраться до самого Льюисбурга, найти перевозчика и уже завтра быть в Южной Каролине.

Если быть честной с самой собой, то не только мама заставляла меня в нетерпении перестукивать подковами. То, что произошло между мной и Чейзом, без сомнения, обернется неловкостью, и я искала способ избежать этого. Он, очевидно, все еще планировал оставить меня, как только мы доберемся до убежища, и, возможно, так было лучше. Если меня было недостаточно, чтобы он захотел остаться, то я тоже не желала, чтобы он был рядом.

Я грызла ногти и ненавидела себя за то, что это настолько волновало меня.

Час спустя я на цыпочках прокралась по коридору, только чтобы обнаружить, что у Патрика все еще горел свет. Я услышала, как он шевельнулся на своем диване, как перевернул страницу своей книги, которая вызывала во мне раздражение. Почему бы ему просто не пойти спать? Теперь мне показалось, что он не ложился специально, охраняя дом, чтобы убедиться в сохранности вещей.

Не могу сказать, чтобы так уж винила его за это.

Я шла обратно к комнате, когда услышала скрип половицы, раздавшийся с противоположного конца коридора. Я бросилась в гостевую ванную и стала ждать. Затем я услышала грохот двери на нижнем этаже.

- Биллингс здесь? - услышала я шепот Мэри Джейн. Значит, она была в подвале, возможно, с мальчиком. Я почувствовала себя глупой из-за того, что посчитала хозяев настолько наивными. Они были там, внизу, с ужина. Туда семья пряталась, когда возникала опасность.

Биллингс. Кто такой Биллингс? Ответ на этот вопрос явился мне не сразу. Патрик произносил это имя раньше. Это был их скупщик. Человек, который забирал скот на скотобойню.

- Еще нет. Должен скоро появиться. Пусть дверь будет заперта.

- Ты будешь осторожным? - едва слышно спросила она. - Если он действительно тот парень, о котором говорили по радио, то он опасен. Не могу поверить, что ты пустил их в дом. Еще и с Ронни...

- Не говори со мной о Ронни, - отрезал Патрик, затем тяжело вздохнул. - Слушай, мне тоже это не нравится, но мы получили тысячу долларов за последнего солдата. За этого можем получить еще больше - за ним охотится закон. И, как знать, возможно, нам добавят кое-что за девчонку. Этого хватит, чтобы мы продержались здесь до конца лета. Нам не придется переезжать в город, как мы планировали.

Я почувствовала себя так, будто проглотила мешок гвоздей. Все стало совершенно ясно.

Лофтоны приняли нас гостеприимно для того, чтобы задержать здесь. Я поняла, что что-то не так, как только увидела внутреннее убранство дома. Генератор? Игрушки для ребенка? Почему я не доверилась своей интуиции? Теперь у нас даже не было пистолета.

Биллингс, кто бы он ни был, должен был объявиться с минуты на минуту. Усталость была забыта. Мне нужно было добраться до Чейза, и нам нужно было уходить. Немедленно.

Я не стала слушать дальше. Я тихо бросилась в нашу комнату и схватила Чейза за лодыжку. Он быстро сел, но было слишком темно, чтобы я могла разглядеть его.

- В чем дело? - спросил он, мгновенно обратившись во внимание. - Ты в порядке?

- Нам нужно уходить: они кого-то вызвали. Мальчик и мать внизу, а Патрик изображает из себя тюремщика, - выпалила я на одном дыхании.

В мгновение ока Чейз поднялся. Он засунул дубинку за пояс штанов и вложил свой нож в мою руку.

- Держи, - сказал он, протягивая мне рюкзак.

- Как мы будем выбираться? - спросила я. - Патрик...

- Предоставь его мне. Эмбер, послушай, хорошо? Выходи через заднюю дверь. Иди через лес к дороге. Я буду сразу за тобой.

- Ты не пойдешь со мной? - Я поняла это по его голосу. Он собирался убедиться, что за мной никто не следует, каким бы ни был риск для его собственной жизни. У меня немного закружилась голова.

Он взял мое лицо в свои ладони, провел большими пальцами по моим скулам. Он был так близок; я почувствовала дуновение воздуха у своего рта, когда он заговорил.

- Никому не показывайся. Иди по дороге в Льюисбург и найди перевозчика. В рюкзаке есть деньги, их хватит, чтобы заплатить ему. Не показывай ему всех денег до тех пор, пока не окажешься в убежище.

- Я не стану... - Теперь я была в ужасе. Мои руки накрыли его ладони и сжимали его пальцы. Я не могла поверить, что он это говорил. Я не могла представить себе, что оставлю его здесь в такой опасности.

- Будь осторожна, выбирая, с кем заговорить. Не выделяйся. Ты знаешь, что делать. Просто никому не доверяй. - Слова вылетали из его рта сплошным потоком.

- Но как же ты? Я не могу оставить тебя здесь!

- Можешь! - настаивал он. - Эмбер, прости, что я все испортил. Я никогда не хотел причинить тебе боль. Это лишь малая часть...

Внезапно его губы коснулись моих. Они были теплыми и требовательными. Яростными и напуганными. Полные всего, что он не мог выразить словами.

Он оттолкнул меня, но затем снова прижал к себе в еще более страстном поцелуе, запустил пальцы мне в волосы. Мои руки сжались на его рубашке, я не могла решить: то ли оттолкнуть его, то ли отвергнуть необходимость его ухода. У меня кружилась голова.

Он оборвал это слишком быстро, поцеловав меня еще раз в висок. Затем мы мягко отворили дверь, сражаясь с порывом сорвать ее с петель. Я не могла поверить, что собиралась бежать без него. У него не будет ни денег, ни припасов. Все мои чувства говорили мне, что не стоит этого делать.

"Он нагонит меня, - сказала я себе. - Если сможет".

Я прокралась в коридор. Чейз был сразу за мной. Мне придется пройти через гостиную, чтобы добраться до задней двери. Патрик, скорее всего, опять уселся на свой диван, возможно, вооруженный, и возобновил чтение. И наблюдение. Свет будет включен, да будет проклят генератор. Патрик все увидит.

Я прошла мимо двери в подвал, и внезапно мне захотелось пнуть ее изо всех сил. Это Мэри Джейн вызвала Биллингса? Или это был Патрик? Да, вероятно, он. Он мог сделать это, пока мы с Чейзом умывались перед ужином. И это после того, как мы спасли их ребенка.

Чейз обогнал меня, его палец еще раз в темноте коснулся моих губ. Я поняла, что это было прощание, и почувствовала, как это прикосновение пронзило меня до глубины души.

Он вошел в гостиную, и я услышала, как Патрик резко подскочил.

- Не вставайте, - тихо сказал Чейз. - Я просто хотел выпить стакан воды, если можно.

- Конечно. Позвольте вам помочь, - предложил Патрик. Я еще раз увидела спину Чейза, и он скрылся в кухне. Я молилась, чтобы это не было последним разом, когда я вижу его. Я пробралась через прихожую к постирочной, но помедлила, как только мои ноги стали на линолеум.

Если я открою дверь, это будет слышно на кухне. Чейз знал это. Он не собирался позволить Патрику последовать за мной. Что это будет значить, я не знала.

Я прислушалась к звуку стекающей в раковину воды и приглушенному разговору. Каждый мой нерв, казалось, натянулся до предела. Я сжала дверную ручку с такой силой, что побелили костяшки пальцев, а рука задрожала. Когда я в следующий раз услышала голоса, они исходили из гостиной.

Почему он не бежит?

Но я знала: он давал мне время. Он еще не услышал, чтобы я открыла заднюю дверь. Я выругалась себе под нос.

Я собралась с каждой частичкой своего мужества и бегом обогнула угол, ворвавшись в кухню в другой стороны. Свет был включен и слепил мои глаза, но комната была пуста. Я прошла прямо к холодильнику, схватила ключи из черной керамической миски и вернулась к задней двери.

Как можно тише открыв дверь, я вылетела из дома на негнущихся ногах. Холодный воздух пощечиной ударил меня по лицу, заставляя дыхание зайтись. Я бежала к единственному, что, как я считала, могло помочь.

К генератору. Он был прямо у кухонного окна. Возможно, если я выключу свет, это подарит Чейзу шанс сбежать.

Я резко затормозила перед гудящей металлической коробкой, отчаянно высматривая на ней рубильник. Было темно, но у меня не было времени доставать фонарик. Сейчас каждая секунда имела значение.

В тишине я услышала, как еще один звук разорвал ночь, и замерла. Шаги. Они доносились издалека. На мгновение мне показалось, что это были коровы в поле. Мой позвоночник окоченел, когда я услышала тихие человеческие голоса, приближающиеся вместе со звуком шагов.

Это не могли быть Патрик и Чейз: они были в доме, как и Мэри Джейн с Ронни. Это мог быть только Биллингс.

Я прислушивалась изо всех сил, но гул генератора не позволил мне ничего разобрать. Определенно, какие-то мужчины приближались к дому, но как они сюда попали? Я не слышала, чтобы подъезжала машина.

Это было не важно. Ведь Чейз все еще был в доме.

В панике я ощупывала выщербленную металлическую поверхность источника энергии. Что-то обожгло мою руку, и я подавила вскрик. Обнаружив наконец рубильник, я открыла защитное окошко и выключила механизм.

В ушах зазвенела внезапная тишина. Кухонное окно погасло.

В темноте дома началась суматоха, и, поглощенная ужасом, я слепо бросилась бежать. Я спотыкалась о камни и заросли травы. Луна бесплотным серебристым сиянием заливала пастбище, и я почувствовала устремленные на меня тусклые глаза коров.

Я не направилась к лесу. Я бежала к амбару. У меня были ключи. Возможно, у меня получится забрать пистолет, найти Чейза и... Я не могла продолжить этот план. Я как раз начала открывать огромную деревянную дверь, когда услышала за собой чье-то присутствие.

Нет!

Я обернулась к дому, но не могла разглядеть его в темноте. Пригнувшись в тени, я задержала дыхание, зная, что тот, кто последовал за мной, возможно, не увидит меня при плохом освещении, если я не буду шевелиться. Если я побегу, звук меня выдаст.

Шаги не прекращались, и луну заслонила крупная тень. Сильные руки подхватили меня, подняли над землей и втащили в амбар. Я открыла рот, чтобы закричать, но его зажала большая ладонь.

Чейз.

Я всхлипнула от радости, когда поняла, что это он. Он не говорил. Он поставил меня на пол и побежал в заднюю часть помещения в поисках запасного выхода. Тот был заперт на навесной замок. Чейз пнул дверь, и дерево треснуло. После еще одного пинка цепь упала наземь. Слишком много шума!

- Ключи! - Полупрокричала, полупрошептала я и показала Чейзу все, что прятала в карманах джинсов.

Чейз быстро перебрал ключи. Я думала, что он искал тот, на который был заперт шкафчик с пистолетом, но ошиблась. Он позволил остальным упасть на пол и потянул меня к мотоциклу.

Мгновение спустя я сидела за его спиной. Чейз повернул ключ и левой рукой зажал сцепление. Мотоцикл тихо заурчал, но пока не взревел тем грохотом, который, как я знала, должен был последовать.

Я не колебалась, как это было год назад. Я прижалась к Чейзу, обхватила коленями его ноги и обвила руками его тело. Пока я не слышала, чтобы кто-нибудь был рядом.

- Пригни голову, - приказал он. - И держись.

Я кивнула, крепко прижавшись щекой к его спине.

Мы вырвались через заднюю дверь амбара, которая выходила к лесу. Чейз повернул направо, провел мотоцикл к дальней стене темного дома. Мое сердце билось о его ребра. Мы почти выбрались. Почти на подъездной аллее.

Наконец мы смогли окинуть взглядом гравийную дорожку, которая вела к шоссе. На трассе стояли припаркованными две машины, но обе были пусты. Их оставили здесь, чтобы застать нас врасплох.

Страх ножом пронзил мои легкие, я едва могла дышать. Не просто машины. Патруль ФБР.

Биллингс был солдатом. ФБР скупало скот Лофтонов.

Сейчас правительство владело большей частью пищевых предприятий. За время Войны Horizons скупил все крупные бренды. Разумеется, им Патрик и продавал говядину.

Чейз сжал мою ладонь, лежащую на его груди, и вдарил ногой по педали. Взрывной рев наполнил воздух. Его не могли не услышать в доме.

Я скрипнула зубами и покрепче сжала руки.

С облаком разлетающегося во все стороны гравия мы выехали на дорогу. Не знаю, вышли ли Патрик с солдатами из дома. Я не оглядывалась.

Мы не останавливались до тех пор, пока не достигли шоссе. Чейзу понадобилось лишь тридцать секунд, чтобы перекинуть ногу через сидение мотоцикла, спрыгнуть с него и проколоть шины обоим автомобилям. Скоро мы снова сорвались с места.

* * *

Мы двигались к городу под названием Хинтон. Я увидела обозначение на зеленом дорожном знаке и почувствовала разрушающий удар поражения, когда мы миновали съезд к Льюисбургу. Так было надо. Лофтоны сообщат МН, что планировали отвезти нас туда.

Нам придется пропустить встречу с перевозчиком.

Когда адреналин выветрился из крови, я начала дрожать, хоть и не знала, был ли причиной этому промозглый воздух, развевающий мою одежду, или страх.

Мы были на шоссе во время комендантского часа и осмеливались лишь изредка освещать себе путь вспышкой фар. Рев мотора кричал в моих ушах, объявляя наше местоположение всем, кто был рядом. Я чувствовала, как Чейз пытался сосредоточиться и объезжать валявшийся на дороге лесной сор, не сбрасывая скорость.

Я зажмурила глаза. Лофтоны донесли на нас. Даже после того, как мы спасли их сына. "Никому не доверяй", - говорил Чейз. Он был прав.

Сколько у нас форы перед погоней МН? Без сомнений, они уже вызвали подкрепление. Ели нам повезет, то проколотые шины подарят нам приличное количество времени. Если нам невероятно повезет, то погоня направится в Льюисбург. Стоит ли на это надеяться?

Темнота беспокоила меня. Я воображала следящие за нами из каждой тени глаза. Каждый раз, когда Чейз, завидев новое препятствие на дороге, поворачивал руль, я вздрагивала.

Мы ехали в течение самого длинного получаса в моей жизни и наконец миновали знак, сообщающий, что до Хинтона осталось лишь восемь миль (13 км). Чейз помог мне слезть с сидения на темном краю дороги и повел мотоцикл прямо в кусты. Тихо и эффективно мы спрятали его под ветвями и еловыми иглами и уничтожили следы. Затем мы снова скрылись в лесу. Я не могла не чувствовать удачу, что мы выжили до сих пор. Но до рассвета еще было далеко.

Чейз забрал у меня рюкзак и крался впереди параллельно дороге. Света лунного серпа едва хватало, чтобы видеть дорогу.

А затем я услышала звук сирен.

Глава 12

Мы с Чейзом держались за руки, сначала он тянул меня, потом я его. Мы бежали, уводя друг друга подальше от дороги туда, где леса становились настолько густыми, что даже лунный свет сквозь них не проникал. Сухие листья потрескивали под нашими ботинками; когтистые ветви цеплялись за одежду и обжигали открытые участки кожи. Я споткнулась, но прежде, чем я успела вернуть равновесие самостоятельно, Чейз подхватил меня.

Они догоняли.

Сердце бешено колотилось, и даже на морозном мартовском воздухе по волосам катился пот. Ноющий звук сирен проник через барьер из деревьев и врезался в барабанные перепонки. Синие отблески полыхали в вытянутых черных тенях.

Еще ближе.

- Стой! - Я дернула Чейза вниз, укрываясь за огромным стволом дерева, сломанного когда-то давно ураганом и теперь покрытого плющом и ежевикой. Чейз присел рядом со мной, тихо и неподвижно, моментально маскируясь в темноте.

Преследовали гнали по дороге, заглушая сиренами звуки, издаваемые насекомыми и животными. Я же слишком окаменела, чтобы двигаться.

Не останавливайтесь, не останавливайтесь, не останавливайтесь.

Они прогрохотали мимо. Один. Два. Три патрульные машины. Направляются к Лофтонам.

Мы снова оказались в лесу одни

Чейз прерывисто выдохнул, напомнив этим, что и мне пора сделать то же.

На дрожащих ногах мы продолжили свой путь, пока не достигли окраин Хинтона. Продвижение было медленным: мы оба не хотели приближаться к дороге, но на тропе, что была в тридцати ярдах (27 м) от шоссе и по которой мы шли, было очень темно из-за густого леса. Постепенно мое тело все больше уставало - что было связано с выбросом адреналина и бессонной ночью - но разум мой был так же напряжен, как натянутая струна.

Наконец, когда до рассвета было все еще далеко, мы достигли края парковки, заваленной мусором, который скрывал под собой разбросанные консервные банки. За стоянкой нечетко виднелся отделанный штукатуркой торговый центр. Он был заброшен; большая часть стеклянных витрин была покрыта граффити, но в остальном здание выглядело безопасным. Никаких патрульных машин ФБР. Никаких банд.

На стоянке было четыре автомобиля. Все они казались покинутыми.

- Ты можешь замкнуть зажигание какой-нибудь из них? - тут же спросила я.

Чейз фыркнул.
- Подождем до утра. Мы не можем ехать сейчас, и я не хотел бы оказаться прямо под носом у МН, когда она появится.

Я кивнула, неохотно соглашаясь. До рассвета было еще несколько часов.

Вдалеке слева от нас виднелась большая массивная тень. Старый, проржавевший кузов фуры без кабины. Мне не нравилось, что он загораживал собой часть леса. Казалось, будто я открыта со всех сторон; это напомнило мне, что мы уже давно должны были оказаться в укрытии. Что я уже должна была быть с мамой. Я впилась каблуком в землю.

- Эй, забудь о Льюисбурге, - сказал Чейз совсем не грубо. - Я сказал, что доставлю тебя в убежище, и я сделаю это. Обещаю.

Слезы, о существовании которых я не подозревала, потекли по моим щекам. Мне хотелось закричать: "Как? Как мы туда попадем? Как ты можешь обещать это? Ты даже не знаешь дороги!" Но я понимала, что он не сможет ответить на эти вопросы, а если произнесу их, то станет только хуже. Я схватила рюкзак и, украдкой утирая слезы, стала нашаривать в темноте молнию.

Одежда, которую мы украли из спортивного магазина, лежала на самом верху. Она все еще была влажной после дождя и обещала быть весьма неуютной при низкой температуре, но это не имело значения. Нам нужно было переодеться. Я передала Чейзу другую фланелевую рубашку, желая, чтобы мы могли оставить в канаве и наши куртки, но было слишком холодно.

- Что произошло в доме? - спросила я, когда мое горло освободилось от комка. Как могла быстро я разделась до белья и сменила свитер на розовую толстовку, которую брала для мамы. Как только куртка снова была на мне, я спрятала подбородок в воротник, отогревая лицо после контакта с холодным воздухом.

- Патрик следовал за мной по пятам, как домашний пес, - ответил Чейз. - Я пытался оттянуть его от задней части дома, возможно, даже заставить его спуститься в подвал к жене. Как раз тогда те ребята, которых он вызвал, ворвались через входную дверь. Биллингс, как я понимаю, и еще трое. Я одному неплохо врезал, перед тем как...

- Ты ударил солдата? - взвизгнула я. В случае поимки это могло плохо для нас кончиться.

- Не видел других вариантов, - сказал Чейз. Я услышала, как он, переодевая рубашку, тяжело вздохнул, когда задел тканью рану на руке. - Один из них сказал: "Это он", - и потянулся к оружию. Тот ублюдок и его жена, должно быть, знали, кто мы, еще до новостей.

Я кивнула, затем поняла, что он не мог меня видеть.
- Они думали, что получат награду, - произнесла я. "Мы получили тысячу долларов за прошлого солдата, - говорил Патрик. - Как знать? Возможно, нам добавят за девчонку". От осознания того, что наши жизни были оценены в сумму, достаточную для поддержания семьи, меня начало мутить.

Чейз тихо выругался, и я поняла, что мои сведения сильно, до глубины души, его задели. Когда он продолжил, его голос был мрачным.

- Один из них вырубил свет. Это сработало не так, как они надеялись. Я выбежал на задний двор и там нашел тебя.

- Это я вырубила свет, - призналась я.

- Ты что?

- Отключила генератор.

- Ты... - Прошло долгое мгновение. Он медленно подошел ко мне и положил руки мне на плечи. Смущение, которое выражали его темные глаза, заставило меня почувствовать себя неуютно. Он снова касался меня, в то время как его разум не одобрял этих действий.

- Ты дрожишь, - с тревогой сказал он. Я стряхнула его руки, но было уже поздно. Все те чувства, которые я пыталась скрыть с момента его прощального поцелуя, вырвались наружу. Тоска и надежда. Отрицание. Все это было усилено тем фактом, что теперь путь в Льюисбург был нам закрыт, так же как и путь к маме. Чейз, казалось, почувствовал, что что-то было не так, и приблизил свое лицо к моему.

- Эй, да ты...

Я влепила ему пощечину.

Полных три секунды мы провели в ошеломленной тишине, затем он заговорил.

- Черт. Резво ты.

- Это все, чем ты можешь оправдаться? - почти прокричала я. Моя ладонь болела достаточно, чтобы сообщить мне, что я не отморозила ее.

Он запнулся.
- Да... наверное. А за что это было?

- Ты знаешь за что, - обвиняюще сказала я с яростью. - Как смеешь ты делать... это... после... сам знаешь чего!

- Я не понимаю, - прямо сказал он. - Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.

- Ты поцеловал меня!

Он отшатнулся на шаг, и я услышала, как воздух просвистел между его зубов.

- Ты, мне показалось, не особенно тогда возражала.

Я бросила на него испепеляющий взгляд, а затем схватила рюкзак и яростно застегнула его.
- Я думала, ты был кое-кем другим.
"
Тем, кем ты был раньше".

Он выхватил рюкзак у меня из рук и взгромоздил его себе на плечи. Затем снял его, вспомнив, что мы пока никуда не направлялись, и бросил на землю.

- Я говорил тебе, - тихо сказал он, - его нет. С этим покончено.

Сражаясь со слезами, я отвернулась от него. То, что Чейз признал существование внутри себя двух отдельных личностей, должно было приободрить меня, но мне стало только хуже. Я больше не могла терпеть его присутствия. Я не могла дождаться рассвета.

- Эмбер, постой, - позвал Чейз. Он крепко схватил меня за руку. Я неохотно обернулась, но не стала встречаться с ним взглядом.

- Послушай... Я знаю, что ты волнуешься за него. Возможно, с ним все в порядке, - с досадой сказал он.

"Возможно, с ним все в порядке"?

- Что ты... о ком ты говоришь? - Я думала, он понял, что мы говорили о Чейзе, который любил меня, и о Чейзе, который не любил, но он имел в виду кого-то совершенно другого. Я почувствовала, как во мне медленно вскипает унижение.

- Об охраннике из школы реформации. Разве ты говорила не о нем?

- О Шоне? - озадаченно спросила я. А затем вспомнила. Слова Рэндольфа, произнесенные в бараке при Чейзе, подразумевали, что я спуталась с охранником, а затем я подтвердила это заблуждение, когда спросила Чейза, что могли сделать с солдатом, пойманным с воспитанницей. И он, учитывая все, что произошло, это запомнил?

Я почувствовала только дуновение смущения, потому что сразу же за ним осознала нанесенное мне оскорбление.

- Ты думаешь, я бы позволила тебе поцеловать себя, если бы была с кем-то другим?

- Не то чтобы у тебя был выбор, - с возмущением сказал он.

- Я не какая-нибудь трехдолларовая потаскушка! - выпалила я. - Не знаю, с кем ты привык проводить свое время, но...

- Постой...

- Ты! Ты поцеловал меня, думая, что я спуталась с кем-то другим! Кем тебя это делает, а?

- Постой! - прервал меня Чейз. В ярости я вторглась в его личное пространство, и теперь нас разделяло только несколько дюймов. - Во-первых, я знаю, что с тобой все не просто. Фактически, с тобой сложнее, чем с кем-либо еще, кого я встречал. Во-вторых, я никогда не утверждал, что я хороший. И в-третьих, если не о Шоне, то о ком, черт подери, ты говорила?

- Это... - Я запнулась. - Это тебя не касается, - неопределенно ответила я.

- Если ты думала о другом парне, когда я целовал тебя, то я совершенно уверен, что меня это касается, - разгоряченно сказал он.

- Нет, больше не касается! И чего вообще тебя это заботит?

Он выпрямился, так что его глаза оказались почти в футе над моими.

- Меня это не заботит.

- Выглядит совсем по-другому.

Он пнул ногой землю. Шли мгновения. Они казались мне часами.

- Ты права. Это не имеет значения, - холодно сказал он.

Мое сердце екнуло, но он был прав. Пусть лучше будет так. Когда мы доберемся до убежища, он уйдет, а мои чувства к нему все только усложняли.

Чейз протяжно выдохнул, и мы оба повернулись к стоянке, стали нетерпеливо переступать с ноги на ногу. Он попытался включить радио, но оно даже не зашипело; либо аккумулятор промок под дождем, либо он просто разрядился. Если бы Чейз смог поймать местные новости, то мы могли бы следить за действиями МН. Сейчас же мы были в полном неведении.

Тревога успокоила мою ярость. Нервы задубели от холода. И когда я глянула на Чейза, то была удивлена, что он смотрел на меня. В лунном свете был виден лишь контур его лица.

- Спасибо. Что спасла сегодня мою жизнь.

Он ничего к этому не прибавил, я не настаивала. Вместо этого я села, и он сел рядом со мной. Я подтянула колени к груди, натянула капюшон куртки на голову и стала ждать рассвета.

* * *

Чейз разбудил меня часом позже. Когда я задремала, он обернул вокруг нас спальный мешок, но сам не спал: нес вахту. Я потерла глаза, мгновенно превращаясь во внимание.

Хоть солнце уже скоро должно было подняться, было еще темно. Сверчки прекратили свое стрекотание, уступая место следующей смене уличных музыкантов: слышался стук дятла и свист какого-то, вероятно огромного, насекомого. Когда я почувствовало, что что-то поползло по моей ладони, я вскинулась бурей ненужных движений.

По моей ладони ничего не ползло. Но на безымянном пальце моей левой руки был тонкий золотой ободок.

- Где ты...

- Они правильно посчитали нас ворами, - сказал Чейз, имея в виду фермеров.

Я вспомнила, как он осматривал их дом, как только мы прибыли, но после всего того, что сделали хозяева, я не почувствовала ни капли вины.

- Ты женился на мне, пока я спала? - с изумлением спросила я. Небо начало светлеть, приобретая фиолетовый цвет, и в этом освещении я увидела, что лицо Чейза стало чуть более медного цвета, чем обычно.

- Ты ударила меня за то, что я поцеловал тебя. Мне показалось, женитьба на тебе спящей была в моих интересах.

Короткий смех застал меня врасплох. Я стала вспоминать, когда слышала, чтобы Чейз шутил. Подумала, что это означало примирение. Я восхищалась кольцом. У Лофтонов было так много, они, вероятно, и не заметят, что оно пропало.

- Мама будет удивлена.

Его голова слегка опустилась.

- Это просто прикрытие. Ничего серьезного, - сказал он с некоторым раздражением. Очевидно, шутки кончились. Я собиралась уже огрызнуться, сказать ему, что совсем необязательно быть таким грубым, но он внезапно напрягся и показал на противоположную сторону стоянки.

- Гляди!

С приближением рассвета стало видно яснее. На кузове фуры был жестяной знак, криво прибитый к металлической обивке.

Единая страна - единая семья.

- Ты думаешь... - начала я, но Чейз знал, о чем я говорила еще до того, как я закончила. Уголки его рта хитро приподнялись.

Перевозчик сказал искать знак. Я была уверена, что это он и имел в виду.

Мы осмотрели парковку на признаки опасности, затем побежали к фуре, которая была в сотне ярдов (91 м) от нас. Я не могла не подумать о последней виденной нами пустой стоянке - у магазина спортивных товаров - и почувствовала, как мои волосы встали дыбом. Мой настороженный взгляд изучал все вокруг.

Как раз когда мы приближались к восемнадцатиколесной громадине, из нее послышался шум.

Я прижалась к металлическому боку кузова и замерла. Хоть я и ожидала здесь помощи, теперь мое тело научилось реагировать. Чейз остановился у фуры передо мной и снял с пояса свою дубинку. Я пожалела, что у нас нет пистолета, проигнорировав мимолетное осознание того, что даже два дня назад я бы так не подумала.

Это могло быть животное. Но затем мы ясно услышали повторяющийся скрип шагов по металлу.

Чейз глянул через плечо, чтобы убедиться, что я все еще за его спиной.

Я присела, чтобы заглянуть под кузов, и в промежутке между сдувшимися шинами увидела, как на землю опустились человеческие ноги. Затем вышел еще один человек и еще один - третий чуть помедлив: он ожидал помощи от двух других.

Их трое. Двое нас. Должно быть, они спали, когда мы прибыли. Или же обивка кузова заглушила наши голоса. Больше нам так не повезет. Мы не знали, какое у этих местных оружие, а до деревьев было пятьдесят ярдов. Если мы побежим, нас обязательно услышат.

Пожалуйста, пусть они будут дружелюбными.

Мгновением позже из-за угла грузовика показался парень моего возраста - и замер.

Он был одет в старый пиджак, порванный и залатанный на подвергающимся износу местах самыми различными лоскутами; под пиджаком было несколько слоев футболок. Брюки-карго были подвязаны красным шпагатом. Парень сказал что-то, чего мы не расслышали, и перед нами появились две девушки. Одна была ростом с парня, одета в рваную водолазку с длинным рукавом. Другая была пониже, ее кожа была приятного кофейного оттенка, щеки пухлыми.

Она была как минимум на шестом месяце беременности.

Я почувствовала, как моя кровь вскипела той же подозрительностью, которую должны были ощущать эти незнакомцы. Они сблизили головы, чтобы тихо посоветоваться. Чейз вернул дубинку на пояс и поднял пустые руки, показывая, что пришел с миром. Он сделал несколько медленных шагов вперед.

Нас разделяло двадцать футов (6 м), и троица все еще не двинулась с места. Я увидела, как парень откинул полу пиджака, показывая, что за поясом у него была заткнута черная монтировка. У меня зашлось дыхание, но меня обнадежило, что не видно было ни ножа, ни пистолета. Пока.

Чейз фыркнул.

- Стоять, - приказал парень. Мы остановились.

- Мы не хотим неприятностей, - сказал ему совершенно не напуганный Чейз. Высокая девушка повернулась к парню и прошептала что-то ему на ухо. Теперь мы увидели, что эти двое были близнецами. У них были одинаковые лица, объединяющие признаки обоих полов: прямые брови, впалые от недоедания скулы, черные, сходящиеся треугольником на лбу волосы.

- Есть что продать? - спросила сестра.

- Мы ищем перевозчика, - сказала я.

Я почувствовала, как Чейз передо мной напрягся, и испугалась, что была слишком прямолинейной. Но было не похоже, чтобы эти люди собирались сдать нас в МН, по крайней мере не сразу. Наживаться на чем-то, права на что принадлежали МН, было незаконно.

- Мы продавцы автомобилей, не водители, - сказала девушка. Парень толкнул ее локтем.

Мне не понравился тон ее голоса. Или то, как она пялилась на Чейза.

- Вы знаете перевозчика или нет? - спросила я.

- Есть один в Льюисбурге, который путешествует в Джорджию и Южную...

- Нельзя в Льюисбург, - перебил ее Чейз.

- Тогда Харрисонбург, но это дальше.

- Туда нам тоже нельзя, - спокойно сказал Чейз. Я почувствовала, как сжались мои зубы.

- Плохой мальчик, - проворковала девушка. Она заигрывающе улыбнулась Чейзу. Я прищурилась в ее сторону и, хоть и было холодно, закатала рукав, чтобы показать кольцо на безымянном пальце левой руки.

Низкая девушка шептала что-то своему другу. Отвернувшись в сторону, она положила ладонь на свой выступающий живот. Внезапно я почувствовала к этим людям жалость. Ей было всего пятнадцать или шестнадцать - она были слишком молода, чтобы выходить замуж, - и, очевидно, нарушила Статут о морали. Возможно, поэтому они и жили в грузовике.

- За вами гонится МН? - спросила она.

Ни Чейз, ни я не ответили.

- Вам нужно в Ноксвилл, - продолжила она. - Теннесси. Вы это знаете?

Я вся обратилась во внимание.

- А что в Ноксвилле? - спросил Чейз.

- Перевозчик? - задала я наводящий вопрос, почувствовав, как ускорилось мое дыхание.

- Целая подземная железная дорога, - сказала высокая девушка. - Туда направляются много людей. Туда уехала половина наших машин. Тотальная распродажа, - рассмеялась она.

- Ноксвилл, - повторила я. Почувствовала, как Чейз рядом медленно выдохнул.

Мы снова напали на след.

* * *

День был долгим.

Новые Красные зоны - города, эвакуированные во время Войны, - и Желтые зоны, которые находились в полном подчинении МН, были отмечены яркими говорящими цветами на дорожных знаках и требовали многочисленных объездов на пути через Виргинию и Северную Теннесси. Иногда я начинала задремывать, но ни разу не заснула глубоко. Я балансировала на грани, мое сердце билось чуть быстрее обычного, а разум был полон волнений.

Иногда мои мысли неожиданно возвращались к девушке - сестре того парня, - и тогда я чувствовала горечь. Она настояла на плате за машину, а так как у нас не было ничего, что мы могли предложить им взамен, нам пришлось заплатить деньгами. Тысячу долларов. Наличными. За то, что, для начала, даже не принадлежало этим людям. Но так как они перелили себе весь бензин, наши руки были связаны.

И все же я не сожалела о сделке.

"Целая подземная железная дорога", - сказала девушка. Настоящее движение сопротивления. Мой разум не мог осознать, на что это должно было быть похоже. Люди, совсем как мы. Беглецы. Замышляющие нечто против МН. Мои фантазии казались слишком нереальными. Все, что имело значение, - кто-нибудь сможет доставить нас в Южную Каролину.

По мере того как день клонился к закату, в моей груди начало саднить от знакомого волнения. Мама была там, где я совсем скоро смогу с ней встретиться, но теперь, когда я думала о ней, мне являлись лишь отдельные образы. Ее короткие, украшенные аксессуарами волосы. Одетые в носки ступни, стоящие на кухонном полу. Я понимала, что мне нужно найти ее скоро, иначе моя память о ней продолжит исчезать.

Наконец мы приблизились к цели. Когда оставалось совсем недалеко до Ноксвилла, на шоссе увеличилось количество машин МН. Появились и другие автомобили. Их было не много, но достаточно, чтобы мы не выделялись. Это не облегчило нашего волнения, потому что все чаще стали встречаться милицейские патрули.

Затем мы увидели знак. ЖЕЛТАЯ ЗОНА. Западная половина Ноксвилля недавно была закрыта для гражданских и превращена в базу МН.

- Думаешь, они солгали? - нервно спросила я Чейза. - Отправили нас сюда, потому что мы недостаточно им заплатили?

- Нет, - ответил Чейз, хоть его голос и не прозвучал особенно убедительно. - Думаю, что самое безопасное место в тени врага. Сопротивление здесь.

Поэтому мы отправились прятаться под брюхом у монстра.

Чейз свернул на следующем съезде, после того как мы пересекли реку Холстон, и остановился на парковке у медицинского комплекса из песчаника, который принадлежал городскому госпиталю. Когда мы вышли из машины, нас встретили звуки и запахи живого города в час пик. Хоть я и провела в сельской местности всего несколько дней, от такого количества человеческих тел вокруг меня охватила паранойя и ощущение тесноты. Мне казалось, будто все смотрят на нас. Я чувствовала запахи канализации, пота, смога, которые наполняли душный воздух. Это лишь добавило мне ощущение еще большего неудобства.

Было свежо, но не холодно. Влажное небо низко нависло над городом. Приближался дождь. Чейз взял рюкзак и обошел машину. Ему не надо было напоминать мне ничего не оставлять. Я уже знала, что мы сюда не вернемся.

Мы пошли по улице и тут же оказались в окружении пешеходов. Некоторые спешили - им повезло: на них была рабочая форма, значит, у них была работа. По бокам улицы бездомные со своими картонными табличками просили милостыню. Некоторые люди дергались, чесались, разговаривали с невидимыми галлюцинациями. Наркоманы или психически больные. Акт о реформации отменил социальные программы, чтобы направить средства на содержание ФБР.

Здесь едва ли хватало всем места для ходьбы. Чейз был рядом со мной, и, хоть лицо его было мрачным, я знала, что он чувствовал себя лучше, нежели я. После бомбежки Чикаго он научился выживать в таких местах. В местах, где собирались люди, изгнанные из больших городов.

- Не забывай про свой тыл, - предупредил он меня. - И про мой, раз уж ты сзади, - добавил он, подергивая лямки рюкзака. Он переложил деньги в карман на груди.

- Где нам начать? - спросила я. Это был самый большой из виденных мной городов. Каким бы крупным не было здесь сопротивление, мы искали иголку в стоге сена.

- Следуй за людьми в грязной одежде, - сказал он. - Они приведут нас туда, где есть еда, где люди говорят.

Он был прав. Мы прошли несколько кварталов и обнаружили себя в мощном потоке голодных людей. На каждом телефонном столбе, на каждом заборе или двери были размещены выдержки из Статута о морали. Мы пересекли железную дорогу и пришли к месту, именуемому Рыночной площадью, - длинной зацементированной улице, по бокам которой стояли кирпичные здания с простыми фасадами. Эти здания когда-то, возможно, были магазинами, а теперь стали общежитиями, медицинскими пунктами или же были просто заброшены.

У противоположного края площади толпа была более плотной. Тысячи людей пришли сюда, чтобы найти еду или укрытие. Здесь были и Сестры в своих темно-синих юбках, с завязанными на узел платками; они копошились у временных коек лагеря Красного Креста. Я с трудом сглотнула, осознав, что могла быть на месте любой из них.

Когда краем глаза я заметила форменную одежду, в кровь мою впрыснулась доза адреналина. Чистая и разглаженная синяя ткань выделялась из моря облезлых лохмотьев.

Солдаты.

Мой взгляд задержался, и я увидела еще двоих, что стояли позади грузовика без опознавательных знаков и разгружали деревянные ящики с едой. Они находились у горлышка бутылки толпы, вытянутого к пустой части площади. Солдаты не пытались спрятать свое оружие. Они все были вооружены и готовы выстрелить в любого, кто попытается украсть.

Чейз тоже их заметил. Он опустил голову, стараясь казаться ниже, чем он был на самом деле. Я осматривала толпу. К площади двигалось слишком много людей, никто не направлялся в обратную сторону. Если мы попытаемся сбежать, это вызовет волнение, а путь наш будет прегражден столпотворением. Кроме того, если МН захочет преследовать нас, у них есть пушки. Люди будут расступаться перед ними куда быстрее, чем перед нами.

Нам нужно было добраться до кухни. Чейз думал, что там мы сможем без опаски задавать ненавязчивые вопросы о перевозчике, а единственный путь туда проходил мимо солдат. Мы не окажемся взаперти, когда минуем их - я видела другие выходы с площади, - но все же будем серьезно рисковать. Солдаты будут от нас лишь в десяти футах (3 м).

Я взяла Чейза за руку и быстрым рукопожатием задала тот вопрос, который не осмелилась озвучить. Спустя лишь секунду колебаний он ответил мне тем же жестом. Мы пройдем мимо них.

- Приподними воротник, - скомандовал Чейз. Я быстро повиновалась. Мы двинулись вперед; со всех сторон с нами соприкасались тела, но мы приближались к бутылочному горлышку.

"Пожалуйста, не глядите в эту сторону". Всю свою волю я направила на солдат.

- Смотри вперед. - Голос Чейза был настолько тихим, что только я могла его расслышать. - Не останавливайся.

Пот лился по моему лицу, хоть по навожденной людьми площади и носился холодный вечерний ветер. Мои виски сжало тисками.

"Продолжай идти", - сказала я себе.

Боковым зрением я увидела в десяти футах от себя солдат. Один из них быстро обернулся, к его уху была прицеплена рация. Со спины я увидела его светло-каштановые волосы и худую фигуру, и меня охватило странное чувство узнавания.

"Продолжай идти".

Мы миновали ящики с едой и солдат и направились к пустой части площади.

Я боролась с желанием обернуться. Чейз пошел быстрее, потянул меня за угол в сырой переулок, прочь от потока пешеходов. Здесь было тише, и я, казалось, первый раз за несколько минут вздохнула.

- Что они здесь делают? - спросила я. И дома МН обеспечивала едой бесплатные столовые, но полагалась на волонтеров, чтобы доставлять ее. Я всегда думала, что солдаты считали себя выше общения с теми бедняками, арестовывать которых у них не было повода.

- Должно быть, в городе продовольственный кризис.

- Это объясняет оружие, - сухо прокомментировала я. Чем быстрее мы выберемся отсюда, тем лучше.

Когда мы продолжили путь, я ясно осознала, насколько чисто мы были одеты и насколько сытыми выглядели. Одиночные бродяги, праздно шатающиеся в переулке, смотрели на нас с обидой, будто мы были голубой крови. По их изголодавшемуся виду я заключила, что Чейз был прав насчет продовольственного кризиса: очевидно, в этом большом городе еды хватало далеко не всем.

Мы прошли мимо бездомного человека, который сидел с табличкой "помогите, чем можете", прислонившись к шумному генератору у общественного туалета. Мужчина был истощен. На его костлявой фигуре висела рваная, грязная одежда. Его запавшие глаза закрывались веками, тонкими, как бумага, а лицо было покрыто пятнами оливкового цветами - признаками голодания.

Чейз помедлил перед этим человеком, и в какое-то мгновение я подумала, что он собирался дать ему немного денег. Его щедрость испугала меня. Если Чейз достанет свой кошелек, эти умирающие с голода люди набросятся на нас, как стая волков.

Мгновение спустя Чейз протянул руку и снова взял мою ладонь в свою, подтянув меня поближе.

- Не отходи от меня, - сказал он.

Я вздрогнула, когда услышала шарканье позади, и обернулась, ожидая, что мне придется защищаться. Мой рот открылся. Волчья стая была готова наброситься на добычу, но этой добычей были не мы, а тот мужчина. Умирающий от голода бездомный мужчина. Моя тревога вернулась с удесятеренной силой, когда я поняла, что его собирались ограбить. Мои ладони стали влажными от пота, но Чейз держал меня крепко.

Мужчина и женщина со впалыми щеками украли чашку для подношений бездомного и его картонную табличку. Еще кто-то забрал его обувь. Следующий - толстовку. Когда ее стягивали с несчастного, в воздух взлетел ворох сложенных распечаток Статута. Мужчина подкладывал под одежду бумагу, чтобы согреться.

Обнажилась впалая, пепельного цвета грудь жертвы. Его тонкие, как прутья, конечности изогнулись под нелепыми, неестественными углами, но мужчина оставался безучастным, будто набивная кукла. Возможно, кто-то ударил его так, что он потерял сознание, или же просто был слишком слаб, чтобы бороться.

- Мы должны помочь! - От отчаяния мой голос прозвучал высоко. Я не могла терпеть преступлений. Как этот мужчина будет жить без одежды?

- Мы ничего не можем сделать. Если останемся, будем следующими. - Чейз потянул меня дальше.

- Чейз! - вскрикнула я. Я врывалась каблуками в землю, но не могла заставить его остановиться.

- Слишком поздно, - сказал он суровым голосом. Я мгновенно поняла, что он имел в виду.

Мужчина был мертв.

Как долго он просидел здесь, когда никто не справлялся о нем, никто не замечал, сколько дней он уже ничего не ел? День? Два? Неделю? Каким холодным и чужим показался мне этот город, где даже смерть приходила незамеченной.

И где солдаты? Разве они не должны останавливать это?

Ответ был слишком ясен. Нет. МН ничего не станет делать. Они хотели, чтобы бедные и неудачливые поубивали сами себя. Тогда им останется меньше работы.

Я увидела образ Кейтлин Мидоуз. Что сделали с ее телом охранники в реформации? Его отдали родителям? Да живы ли вообще ее родители? Внезапно я почувствовала себя старой, гораздо старше своих лет.

Чейз потянул меня прочь от потасовки. Мне казалось, я парила над землей. Казалось, ноги едва касались улицы. Я хотела заснуть и проснуться в кровати дома, а мама бы пела в соседней комнате. Я хотела зайти к Бет, сделать с ней уроки и поговорить о чем угодно, обо всем, о всякой ерунде. Я хотела того, что было невозможно.

Кто-то врезался в нас, его, очевидно, толкнул кто-то еще. Рука Чейза вырвалась из моей, меня отбросило в сторону. Я не упала. Слишком много людей, их тела не дали мне потерять равновесие.

Но Чейз пропал. Его поглотила толпа.

В ушах звенело. Кровь пульсировала в венах.

- Че... Джейкоб! - крикнула я, надеясь, что он отзовется на псевдоним. Люди кричали, толкались, давили друг на друга. Они все еще двигались к мертвецу? Или еще куда-то? Чейз не отвечал.

- Джейкоб! - Как будто я кричала под водой. Никто не слышал меня. От сильного толчка в спину я полетела вперед, к асфальту, но отскочила от другого попавшегося передо мной тела. Кто-то схватил меня за руку и, в попытках удержаться самому, едва не вывернул мне ее. Меня подхватило море хаоса, верхнюю часть моего тела потянуло в одну сторону, ноги в другую, затем удар, неприятное, мягкое ощущение плоти и костей под ногами.

- Еда! - услышала я чей-то крик. - Там!

Они не могли говорить о бесплатной столовой: она была с другой стороны площади. А у мертвеца уже все отобрали. Должно быть, дело было в грузовике, мимо которого мы прошли раньше. Чего я не могла понять, так это как эти люди собирались проломиться через барьер из вооруженных солдат.

Как только я снова стояла на ногах, за локоть меня схватила чья-то рука.

- О, слава Богу! - воскликнула я и обернулась, чтобы увидеть спину мужчины с ровно постриженными каштановыми волосами и темно-синим воротником. Он тянул меня прочь от беспорядков.

Не Чейз. Солдат.

- Нет! Пожалуйста, подождите! - попыталась остановить его я, упершись ногами и дернувшись. - Это ошибка.

- Шевелись, Миллер, - сказал солдат через плечо.

Меня ударило ужасом, будто обухом. Солдат знал, кто я. Меня нашли. Чейзу нужно бежать. Если его поймают, он будет в большей опасности, чем я. У него еще оставался шанс встретиться с моей мамой.

Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не выкрикнуть изо всей силы имя Чейза. Но я знала, что, сделай я это, приди он мне на помощь, он будет мертв.

- Я не... Я не знаю, кто такая Миллер! - сказала я, теперь уже двумя руками пытаясь помочь себе вырваться. Никто не замечал меня. Вокруг было слишком много беспорядка. Слишком много хаоса.

- Помогите! - закричала я наконец. - На помощь!

Но даже если меня услышали, никто не отреагировал на мой вопль. Когда солдат дернул меня в сторону темного переулка, я схватила какого-то мужчину за руку. Тот стряхнул меня. Я сжала в кулаке волосы некой женщины. Она ударила меня в плечо, и в моей руке остались вырванные пряди.

Внезапно мир затих. Как если бы мы ступили сквозь невидимое силовое поле. Рев толпы остался на площади, но переулок был абсолютно неподвижен, разве что несколько крыс поспешили спрятаться за переполненный мусорный контейнер. Я увидела, как несколько человек посмотрели нам вслед, но, хоть их глаза расширились, они в ужасе отвели взгляды.

Я осталась наедине с солдатом.

Глава 13

Меня охватила паника.

Я сопротивлялась, завеса моих волос не позволяла мне видеть. Я отказалась встать на ноги, так что солдату пришлось нести меня. В поле моего зрения попадали части его формы. Мешковатые синие штаны, заправленные в черные ботинки. Ремень. Пистолет. Золотой значок с фамилией Вагнер. Опустились сумерки, и здесь, в тенях, я не могла рассмотреть его лица.

- Стой! - приказал солдат. Сглотнув, я подавила свой страх и замахнулась кулаком в сторону его головы, прекрасно осознавая, что от этого проступка либо попаду в тюрьму, либо умру.

- Стой! - снова выкрикнул он. - Погляди на меня!

Он с размаху впечатал мое тело в стену переулка. Моя голова ударилась о кирпич. Все мои внутренние органы сотряслись, и я стала задыхаться, когда из глаз полетели искры.

Но я прекратила сопротивляться и увидела его лицо. Мужественные, симпатичные черты. Голубые глаза, больше не пустые. Песочно-каштановые волосы. Это был тот солдат, которого я заметила охраняющим еду у грузовика. Тот, от вида которого я так странно себя почувствовала.

- Шон? - с изумлением произнесла я. Шон Бэнкс. Не Вагнер. Но кто же такой Вагнер?

У меня не было времени спрашивать. Секунду спустя нас отбросило на землю, когда сбоку на нас полетело что-то большое и врезалось в Шона.

Не что-то большое. Чейз.

Я поползла в строну от драки. Раздался звук удара, затем стон, когда из чьих-то легких вышибли воздух. Они боролись лишь несколько секунд, когда Чейз прижал Шона лицом к асфальту, вывернув его руку за спину. Он вырвал из кобуры Шона пистолет и совсем не мягко упер его дуло в затылок оппоненту.

- Эмбер. - Чейз был слишком отвлечен, чтобы использовать мой псевдоним. Он спрашивал, были ли я ранена, и я мгновенно поняла, что мой ответ определит, какому наказанию он подвергнет Шона.

- Чейз, это Шон! Я знаю его! - сказала я. - Все в порядке! Я в порядке.

- То, что я видел, говорило совсем о другом, - ответил он.

- Приятель, дай мне подняться. - Голос Шона был приглушен грязным уличным покрытием. Он вскрикнул, когда Чейз вздернул его руку еще выше. - Я не из ФБР.

- Я знаю, - сказал Чейз. - Твое оружие не стандартного образца. - Он покрутил пистолет в ладони, чтобы осмотреть его. Я тоже обратила на него внимание. Он был черным, в то время как у Чейза пистолет был серебристым.

Я поняла, что, должно быть, подумал Чейз, когда увидел меня прижатой к стене. Он боялся того же, когда Рик и Стэн приказали мне садиться с ними в машину.

- Чейз, дай ему встать. - Я дрожала.

- Я как раз пытался сказать ей, что это я! - взмолился Шон. - Она едва не расшибла мне голову.

- Так и было, - быстро согласилась я.

Чейз поглядел на меня, пытаясь прочесть правду по моим глазам. Мгновением позже он кивнул, но выпустил пленника с явной неохотой.

- Не прикасайся к ней, - предупредил он Шона. Его ярость охладилась не сразу, и он не выпустил из рук пистолета. - Почему ты начал беспорядки?

Шон начал беспорядки? Специально? Когда я подумала об этом, все показалось мне вполне ясным. Поэтому нас и разделила толпа. Поэтому на Шоне и была украденная форма со значком Вагнера.

Шон с вызовом встал, вытер лицо рукавом.

- Потому что таким было мое сегодняшнее задание. Забрать у богатых, отдать бедным. Теперь, когда впоследствии будут появляться настоящие ребята из ФБР и не станут раздавать больше еды, люди распалятся достаточно, чтобы свергнуть их.

Шон присоединился к сопротивлению. Мой разум наполнился несущимися мыслями. Украденный здесь, в Теннесси, грузовик с формой. Снайпер. Неужели за это тоже несли ответ его люди? Возможно, Шон был как раз тем, кого мы искали! Возможно, он даже будет знать о перевозчике.

Чейз помог мне подняться, положил палец мне на подбородок и, нежно поворачивая мою голову из стороны в сторону, проверил, не было ли повреждений.

Шон с любопытством на нас смотрел.
- Я увидел вас на площади. Пошел следом и...

- ...и дождался, пока она оказалась одна, - прорычал Чейз. Шон сделал шаг назад.

- Ага, - сказал Шон. - Хочешь сказать, что винишь меня? - Он взмахнул руками.

- Оба, будьте дружелюбнее, - сказала я.

Чейз сделала шаг к Шону. Тот отступил.

- Меня выгнали после той ночи, когда я помог тебе, - быстро сказал он. - Я пришел сюда за Бекки.

- Что? - Я попыталась приблизиться к нему, но Чейз помешал мне. - Она здесь? С тобой?

- Она там. На базе. Где держат заключенных перед судом. Или ты не знала? - спросил он сквозь зубы, сверкнув своими голубыми глазами.

- Не знала, - сглотнула я, заново переживая те минуты, когда я в последний раз видела Ребекку Лэнсинг. - Ее забрали. Я не знала куда.

Шон с сомнением на меня смотрел. Я знала, что он хотел поверить мне, но боялся. Я задалась вопросом: как он узнал, что Ребекку забрали сюда? Это было известно сопротивлению? У них был доступ к документам МН? Могли ли они что-то знать о маме?

- У нас нет на это времени, - сказал Чейз. - Убежище - то, что в Южной Каролине, - как нам туда попасть?

Шон перевел взгляд с Чейза на меня и затем на площадь, где все еще шумели люди.

- Сейчас начнется комендантский час. - Он сложил руки на груди и покачал головой. - Вам будет лучше пойти со мной. Я знаю парня, который этим занимается. Он отправляется через пару дней. Я отведу вас к нему, как только ты расскажешь мне про Бекки. - Он цинично хмыкнул. - Ты оказываешь мне услугу, а я помогаю тебе выбраться. Совсем как в старые добрые времена, верно, Миллер?

Я избегала обвиняющего взгляда Шона, а затем и взгляда Чейза. Я вдруг поняла, что последний совершенно не знал, что происходило, что я натворила. Мой живот сжался от чувства вины.

- Я бы с превеликим удовольствием оставил тебя здесь, но что-то мне кажется, что это не прокатит, а? - сказал Шон Чейзу.

Чейз бросил на него суровый взгляд и повернулся ко мне.
- По твоему слову.

Я осознала, что он первый раз предоставил мне полное право решать. Мои глаза нашли бывшего солдата в украденной форме. Вариант пойти с Шоном казался мне более опасным, но этот риск мы должны были принять, чтобы найти перевозчика. Кроме того, я должна была сообщить ему все, что знала о Ребеккке. Это будет лишь малой долей того, что я могла сделать, чтобы искупить проблемы, в которые они угодили из-за меня.

Я неохотно кивнула.

* * *

Позади мусорного контейнера Шон снял форму, под которой обнаружилась потрепанная гражданская одежда, и запихнул ее в черный пакет для мусора; перекинув пакет через плечо, он стал похож на других бездомных, которые все свое имущество носили на себе. Мы молча последовали за Шоном по переулку. После нескольких поворотов и очевидных петель мы подошли к старому кирпичному мотелю под названием "Веланд".

Это было богом забытое здание - такое, какое я бы избегала, даже не будь оно заброшено. Разросшийся плющ оплел его сбоку, а каждое окно было заколочено; в отличие от соседних покинутых зданий, здесь не было ни следа граффити. Этот дом оставили нетронутым.

Становилось все темнее, сумерки окрасили облака в перламутровый оттенок. Быстро, опасаясь патрульных машин, мы пересекли улицу и нырнули в помещение сквозь единственную здесь застекленную дверь.

Внутри все было подернуто белой дымкой, которую всколыхнул ворвавшийся вслед за нами воздух. Пахло никотином - этот запах исходил от измочаленной сигареты, что торчала изо рта рыжего мужчины, сидящего за стойкой. Сигареты были роскошью, которую большинство людей себе позволить не могли. Мне стало интересно, принадлежал ли и этот человек к сопротивлению.

Будто в ответ на мой мысленный вопрос, Шон покопался в кармане, вынул пачку маркированных сигарет Horizons без фильтра и положил ее на стойку. Рыжеватые брови дежурного приподнялись, и на его лице появилось довольное выражение. Он слегка кивнул головой, чтобы показать, что не будет задавать вопросов, и без дальнейших разговоров мы прошли дальше по грязной красной ковровой дорожке.

Перед лестницей поперек двери лежал человек в драных лохмотьях. Длинные дреды свисали с плеч, словно мертвые змеи. Глаза были прикрыты тяжелыми веками. Когда мы подходили, он приподнялся и бросил на нас подозрительный взгляд. Я ощущала плывущий от него запах пота и алкоголя.

Я обошла его, направляясь к лестнице, где остановился Шон.

- Мы здесь встретимся с перевозчиком?

Шон покачал головой.

Мгновением позже, когда входная дверь полностью закрылась, пьяный поднялся и вытянулся в полный рост. Когда он приблизился, я уверилась, что он не был пьян: его глаза были ясными, а движения - свободными.

- Уоллис знает, что они с тобой? - спросил он Шона грубым голосом.

- Да, конечно, - ответил Шон. Затем бросил на Чейза косой взгляд. - Он собирается обыскать твою подружку. Постарайся не вышибить ему мозги.

Я почувствовала, как мое лицо запылало, но никто, включая Чейза, кажется, этого не заметил.

Кем бы ни был Уоллис, он не мог знать о том, что мы здесь; мое появление на площади застало Шона врасплох. Я не хотела поддерживать ложь о том, чего не знала, но промолчала.

Вышибала прохлопал по Чейзу, затем по мне. Это было проделано быстро и эффективно, но когда его руки прошлись по моим ногам и талии, у меня осталось ощущение, будто меня облапали. Когда он добрался до моего кармана, чтобы вытащить шестидюймовый (15 см) складной нож Чейза, я резко отстранилась назад.

- Ты сможешь забрать его обратно, если Уоллис позволит, - сказал он мне. Он обыскал рюкзак и вытащил дубинку и радио МН. - Это тоже, - добавил он, запихивая изъятое себе в карман и возвращаясь в коридор, чтобы продолжить наблюдение.

- Кто такой Уоллис? - спросила я, когда мы взбирались по металлической лестнице. На каждый наш шаг она отвечала пронзительным дребезжанием.

- Он отвечает за операции здесь. Предупреждая твой вопрос, он не перевозчик. Тот парень известен как Табмен. И сейчас слишком поздно, чтобы отводить вас к его пропускному пункту.

- Тогда что это за место? - спросила я, слегка успокоившись, но все еще нервничая.

Шон толкнул дверь в коридор на четвертом этаже. Свет здесь был отключен, и узкий коридор вызвал у меня приступ страха. У двери мужчина и женщина в уличной одежде играли в карты. Увидев нас, они резко встали.

- Это сопротивление, - сказал Шон.

* * *

- Кто вы? - спросил мужчина, осматривая нас. Он был ненамного выше меня, но телосложением напоминал ствол дерева. Даже его голова имела форму цилиндра. Казалось, его впечатлил вид Чейза, но в мою сторону он нахмурился. Возможно, он думал, что Чейз больше пригодится подполью, и это предположение разозлило меня.

- Я знаю ее по школе для девочек, - сказал Шон. - Ее зовут Миллер, а это...

- Дженнингс, - закончила девушка. Она связала свои длинные черные волосы в конский хвост. Я была уверена, что это не ее природный цвет: ее брови были едва видны, а кожа отличалась бледностью. Интересно, где она взяла краску? Теперь это контрабанда. МН называла это неприличным.

- Мы следили за вами посредством ежевечерних новостей, - объяснила она.

Мои глаза расширились. Люди узнавали нас только по одному моему имени. Это было плохо. Если эти люди знали, значит, МН все еще гналась за нами. Ждала, пока мы оступимся. Я не поняла по нейтральному тону девушки, возражала ли она против нашего присутствия.

- Их не проверили, - сказал мужчина раздраженно. - Ты знаешь правила, Бэнкс.

- Я также знаю исключения. У Миллер информация.

Для него. Информация о Ребекке для Шона. Больше я ничего не знала. Я искренне надеялась, что у нас не будет неприятностей из-за того, что Шон привел нас сюда.

Голова-цилиндр прищурился в мою сторону.
- Да, готов поспорить, что это так.

Чейз шевельнулся.

- Я ручаюсь за них. - Шон бросил на Чейза строгий взгляд, будто говоря: "Не делай так, чтобы я пожалел об этом", - и дважды постучал в дверь, которую охраняла эта пара.

- В чем проблема? - шепотом спросила я Шона.

- На пропускном пункте в Харрисонбурге пару дней назад убили перевозчика. Улики указывают на женщину.

- Какие улики? - быстро спросила я. Чейз рядом со мной замер.

- Полагаю, следы обуви.

Мне пришлось напомнить себе о необходимости дышать.

Я поскользнулась, когда Чейз тянул меня на улицу. Поскользнулась на чем-то влажном. В крови. Мои следы вели до самой двери и дальше. Мне потребовалось все мое самообладание, чтобы не сорвать с себя тогда обувь.

- Наверное, Риггинс думает, что это была ты. - Шон не пытался сохранить наш разговор в тайне.

- Но это не я! - сказала я, ошеломленная, повернувшись к цилиндроголовому.

Риггинс ничуть не смутился и выглядел неубежденным.

Я сплела пальцы, чтобы не начать заламывать руки. Опасность все увеличивалась. Люди знали наши мена. Меня подозревали в убийстве. Теперь мы прятались в одном месте с крупным корпусом сопротивления. Учитывая все это, только надежды и молитвы помогут нам добраться до убежища.

Мои глаза метнулись к Чейзу. Он казался волком, готовым нападать. Я чувствовала энергию, которую излучало его тело, и приготовилась к любому повороту.

Дверь приоткрылась на щелку, затем распахнулась внутрь, когда Шона узнали.

Мы вошли в узкую комнату с застоявшимся воздухом. Стены были голыми и пожелтевшими. В дальнем конце стояло несколько ящиков с едой и около тридцати картонных коробок, обозначенных размерами M, L, XL. Форма. Украденная форма.

У боковой стены стоял продавленный серый диван, обитый шерстью, - он был единственным предметом мебели здесь. Над ним висел план здания. Выходы были отмечены яркими красными кружками. Мужчина, который выглядел лет на тридцать с хвостиком, поднялся с дивана, где сидел до этого. У него были длинные сальные волосы, слишком седые для его молодого лица, и усы.

Парень, открывший дверь, был младше. Ему было четырнадцать или, возможно, пятнадцать. Над яркими зелеными глазами нависал хохолок мышиного цвета волос. В руках у него была винтовка, опущенная дулом вниз, но все равно смертельно опасная.

- Кто это? - спросил мужчина с седеющими волосами.

- Девчонка, которую я знал на службе. Она пришла сюда, чтобы найти меня, - соврал Шон. - Им нужно укрыться.

- Им нужно...

- Пока ты еще не сорвался с катушек, Уоллис, вспомни, что я здесь только из-за...

- Ты рискнул всей операцией ради девчонки? - взорвался мужчина. - Это не игра, Бэнкс.

У меня уже заканчивалось терпение - я устала, проголодалась и была на грани отчаяния. До определенного предела я понимала необходимость в осторожности, но остальная часть меня была в ярости от того, что этот мужчина вел себя с нами, как с детьми, которые сбежали от няньки.

- А что, похоже, будто мы играем? - с жаром выпалила я. Я почувствовала, как Чейз положил ладонь мне на руку. Паренек все еще не выпустил винтовки. Напряжение в комнате было осязаемым.

Уоллис повернулся ко мне.

- Есть определенный порядок вступления.

Я ощутила вспышку ярости и, не думая, показала обесцвеченные рубцы, что покрывали тыльную сторону моих ладоней.

- Я знакома с порядком вступления, - выплюнула я. - Так что можем пропустить посвящение.

На лице Уоллиса появилась циничная ухмылка, которая пропала, когда он понял.

- Вижу. Это просто мера предосторожности, уверяю тебя, - уже спокойнее сказал он.

Шон прочистил горло.
- Уоллис старается убедиться, что за рекрутами нет хвоста и что они не работают на ФБР.

- Вы проверили меня, - упрямо произнесла я. - Шон может за меня поручиться. За нами не было хвоста, и мы совершенно точно не работаем на ФБР.

- Шон со мной недостаточно долго, чтобы брать на себя эту ответственность, - спокойно ответил Уоллис.

Шон выпятил подбородок.
- Так что ты собираешься сделать, отстранить меня?

Уоллис простонал:
- Возможно, во второй раз тебя наконец проймет.

Несколько секунд он смотрел на Чейза и на меня. Приняв, по-видимому, решения насчет угрозы, которую мы могли представлять, он жестом приказал парню у дверей опустить оружие. Я вслух выдохнула. Чейз - нет.

- Я бы извинился за то, как вас приняли, но, уверен, вы понимаете, что мы не можем устраивать дней открытых дверей. - Он кивнул мне головой. - Я Уоллис. Вот он - Билли. А вы?

Когда я представила нас, лицо Уоллиса осветилось узнаванием.

- Дженнингс. Интересно. Давно к нам не заглядывали знаменитости. - Он быстро подавил свое любопытство. - Как я полагаю, Шон не увлекался объяснениями важности благоразумного поведения?

- Мы ничего никому не скажем, - пообещала я.

- Уж он-то точно, - сказал Уоллис, бросая на Чейза взгляд.

Он был прав. Чейз был странно молчалив, что было для него нехарактерно. Обычно он едва ли мог показаться болтливым, но чрезвычайно редко так долго оставался безучастным. Что-то лежало грузом на его плечах. Я чувствовала это.

- Как я понимаю, вы ищете работу, - сказал Уоллис. Я почувствовала, как Чейз возле меня напрягся, и задалась вопросом, о чем он думал. Было бы естественно, если бы он захотел присоединиться к сопротивлению. Тогда он смог бы отплатить МН за все, что у него отобрали.

Я ощутила то же стремление где-то глубоко внутри, но подавила его. Я не могла позволить себе пренебрегнуть поисками мамы. Нужно действовать последовательно.

- Мы ищем мистера Табмена, - сказала я, когда Чейз ничего не ответил. Его молчание начинало беспокоить меня. Казалось, сопротивление привлекало его больше, чем я думала. Если он присоединится сейчас, то, вероятно, не сможет продолжить со мной путь. Я переступила с ноги на ногу, когда пришла к осознанию того, что нам скоро придется попрощаться.

- Убежище. - Уоллис щелкнул языком, не открывая рта. - Какая пустая трата ваших талантов. - Он обращался к нам обоим, не только к Чейзу, когда сказал это. Я не знала, о каких моих талантах он говорил, но затем поняла: радиопередачи намекали, что я гораздо опаснее, чем есть на самом деле. Что я сбежала из школы реформации и от МН. Что мы напали на воров в Хейгерстауне и не раз угоняли автомобили. Все это, разумеется, было правдой, однако в пересказе звучало гораздо более впечатляюще, чем было на самом деле.

- Это не пустая трата, - решительно сказал Чейз, и это добавило мне немного уверенности в том, что мы сделали верный выбор.

Мы собирались сказать больше, когда снаружи послышался какой-то шум и трое мужчин вошли в дверь. Двое, вероятно, были братьями. Одному было под тридцать, второй казался старше. У них были темные волосы и темные глаза, однако младший недавно сломал нос, а у старшего под правым глазом красовался синяк. Третий мужчина, рыжеволосый, стройный и крепкий, приблизительно того же возраста, что и Чейз. Запекшаяся кровь покрывала его щеку. Я не узнала в них парней с площади, но они наверняка являлись солдатами, с которыми был Шон, потому что все держали одинаковые мешки для мусора, в которых находилась их форма.

Словно волна голосов и движения: все попытались говорить одновременно.

- Убери их отсюда, Бэнкс. Затем возвращайся для доклада, - приказал Уоллис. - Завтра сам отведи их к Табмену.

Я хотела остаться, но была рада, что Уоллис одобрил наш уход.

Шон проводил нас по коридору в направлении, противоположном лестнице. Несколько голов выглянули из-за дверей, заинтересовавшись произошедшим на площади. С некоторым изумлением я поняла, что весь этаж был заполнен бойцами сопротивления.

В отдельной комнате, куда мы вошли, было более тесно, чем у Уоллиса. Кресло с побитой молью бархатной обивкой занимало угол, стоя впритык к незастеленному матрасу королевских размеров. На небольшой прикроватной тумбочке имелись коробки с сухими завтраками и бутилированная вода марки Horizons.

- Эта комната кем-то занята? - спросила я, уставившись на еду. Я не ела со времени утренней остановки на востоке Кентуки и умирала от голода.

- Была занята, - мрачно ответил Шон. Мое настроение упало, когда я поняла, что предыдущий жилец был захвачен или убит. - Говори, Миллер. Живо.

Я быстро рассказала ему все, что знала, начиная с той ночи, когда я заставила его принять мои условия, и заканчивая моим похищением из барака. Я не смела поглядеть на Чейза. Не то чтобы он никогда не совершал плохого, однако правда о том, как я причинила боль этим людям, терзала меня изнутри, и мне было стыдно, как никогда раньше.

Пока я говорила, Чейз ходил по комнате кругами, как загнанное в клетку животное. Он открыл окно, за которым оказалась кованная пожарная лестница. Это, казалось, успокоило его, но он продолжал хранить молчание. Бремя его осуждения нависло надо мной. Возможно, я заслуживала этого.

- Ее били? - Шон, подавленный, смотрел куда-то вдаль.

- Я не знаю. - Я закрыла глаза. Я помнила, какой раздался хруст, когда дубинка ударила по ее миниатюрному телу. Да, ее били. Но жуткий блеск в его глазах удержал меня от того, чтобы сказать правду. Было жестоко говорить ему об этом, когда он ничего не мог с этим поделать.

- И ты так и не рассказала Брок обо мне и Бекки. - Его голос все еще был подернут оттенком недоверия.

- Нет. Ребекка была... - Я помедлила. - Ребекка была мне другом. Возможно, не сразу. И она, вероятно, даже сейчас так не думает. Но я всегда буду помнить ее. Я знаю, все равно, что я все это говорю, но мне жаль, что так произошло.

Минуту Шон хранил молчание.

- Как ты узнал, что она здесь? - спросил наконец Чейз Шона. Я подумала, любопытство ли или другая причина заставили его нарушить тишину.

Шон быстро рассказал нам о том, как его выгнали с базы в Цинциннати, где он оказался после того случая в школе реформации, как встретил Билли и Риггинса, которые были в городе и вербовали в сопротивление ушедших в самоволку солдат. Помимо всего прочего, Билли умел взламывать патрульные машины МН и заполучать списки заключенных с помощью милицейского сканирующего устройства. Так Шон и узнал о переводе Ребекки.

Я вспомнила сканер, который использовал остановивший нас когда-то на шоссе патрульный. Миниатюрный компьютер. Похоже, Билли был весьма сообразительным.

Так как не было способа ворваться на базу и не быть убитым, Шон остановился на работе в сопротивлении до тех пор, пока Билли не найдет ему дополнительную информацию о Ребекке.

Шон не успел больше ничего сказать, когда из коридора его позвал Уоллис.

- Завтра я отведу вас к перевозчику, - сказал он.

- Шон, погоди, - сказала я, когда он выходил. - Я просто... Мне очень жаль.

Долгое время он смотрел на меня своими усталыми глазами. В них больше не было ни обиды, ни недоверия. Он не винил меня. И почему-то я почувствовала себя от этого хуже.

- Это их вина, Миллер. Не наша. Это ФБР должно сожалеть.

* * *

Некоторое время спустя я подошла к окну, меня успокаивал овевающий лицо прохладный воздух. Уже стемнело. Сквозь прутья пожарной лестницы я видела, как по городским улицам вдалеке петляли фары, и руки мои покрылись гусиной кожей. Начался комендантский час. МН была внизу. Вокруг. Везде.

"Это ФБР должно сожалеть", - сказал Шон.

Он был прав. Это они забрали Ребекку. Забрали маму. Едва не сломили Чейза. Мы никогда не сможем вернуться домой. Остаток жизни нам придется скрываться.

Я пыталась заставить себя думать о чем-нибудь другом, но на меня обрушились образы сегодняшнего дня. Толпы голодающих людей. Мертвый мужчина у генератора. Шон - которого я тогда еще не узнала, как Шона, - тянущий меня сквозь толпу. Принятие того, что если я не смогу, то Чейз закончит мое дело.

Он был сильнее. Был бойцом. Умел выживать в этом мире.

- Нам нужен новый план. Новые правила, - начала я, пытаясь заставить свой голос обрести силу. Чейз прислушивался к тому, что происходило в коридоре, но, когда я заговорила, отошел от двери и стал ждать продолжения. Я надеялась, что он не станет сопротивляться; мне и так тяжело далось осознание того, что я собиралась сказать.

- Если МН найдет одного из нас, другой должен продолжать путь. Другой должен добраться до убежища, найти маму и убедиться, что с ней все хорошо.

Слова прозвучали глухо. Чейз ничего не сказал.

- Тебе нельзя приходить мне на выручку, если меня захватят, понимаешь?

Молчание.

- Чейз! - Я ударила кулаком по подоконнику, и рама задребезжала. - Ты меня слушаешь?

- Да. - Он стоял сразу за моей спиной. Я обернулась к нему.

- Да, ты это сделаешь? - Я знала, что должна почувствовать облегчение, но оно не пришло.

- Да, я слушаю. Нет, я не стану этого делать.

Тот же страх, что я чувствовала раньше на площади, пронзил меня насквозь. Страх, что мама окажется совсем одна. Что Чейза поймают и приговорят к смерти. Подступали слезы; не было смысла пытаться скрыть их.

- Почему нет? Если со мной что-то случится...

- С тобой ничего не случится! - Он схватил меня за локти, от чего мне пришлось приподняться на цыпочки. Его глаза горели той яростью, которая, я знала, могла быть достигнута только через страх. "Как я поняла это? - мимолетно подумала я. - Как смогла прочитать его мысли, когда едва могу разобраться в собственных чувствах?"

- А вдруг? - парировала я. - Я могу погибнуть, как Кейтлин Мидоуз! Могу умереть от голода, как тот мужчина на площади! Меня может захватить МН или застрелить...

- ПРЕКРАТИ! - прокричал он. Мой рот приоткрылся. Чейз выдохнул, пытаясь успокоиться, его лицо, едва различимое при тусклом свете, было бледным. Он попытался взять себя в руки, но лишь наполовину преуспел.

- Эмбер, я клянусь своей жизнью, что не позволю ничему такому произойти.

Я рухнула в его объятия и позволила себе расплакаться, потому что боялась. Потому что не хотела умирать. Потому что, если это случится, я не обеспечила ни маме, ни Чейзу будущего. Я плакала по тем, кого любила.

Я никогда раньше не плакала так при нем. Все, что я сдерживала, обрушилось на меня лавиной. Потеря мамы. Тоска по друзьям. Боль, которую я причинила Шону и Ребекке. Перевозчик на Руди-лэйн, что молил за сына. Мужчина на площади. Чейз прижал меня к себе, укрывая своим телом, пряча меня от ужасов, которые набросились на нас.

- Почему ты пришел мне на помощь? - прорыдала я. - Если бы Шон был настоящим солдатом, тебя могли убить.

- Мне все равно.

- Мне нет!

- Я не оставлю тебя.

Я попыталась отстраниться. Он выпустил меня с неохотой.

- А разве ты не это собирался сделать? Оставить меня? Как только мы доберемся до убежища?

Он открыл рот, затем закрыл его.

- Я... Я собирался оставить это решение за тобой.

Что он имел в виду? Что я могла просто выкинуть его на улицу, лишить его безопасности лишь потому, что не хотела, чтобы он был рядом? Как если бы мы не прожили полжизни в пяти ярдах друг от друга? Да кто я такая, чтобы иметь на это право? Нет, причина была не в этом. Он предоставлял решать мне потому, что ему будет легче, если я сама его оттолкну. Тогда ему не придется ранить мои чувства. Тогда он сможет вернуться сюда и присоединиться к сопротивлению.

- Отпусти меня, - нетвердо сказала я. Попыталась вздохнуть, но легкие не захотели расправиться. - Я знаю, что ты хочешь сдержать слово, так что давай. Защищай меня. Но, когда мы доберемся до места, твой долг будет выполнен. Ты ничего не будешь мне должен. Я пережила, когда ты оставлял меня раньше, Чейз. Переживу еще раз.

Он уставился на меня в изумлении. Я едва могла поверить в то, что только что сказала.

- Я устала, - сказала я. - Здесь более чем достаточно людей, стоящих на вахте. - Открывая дверь, я напомнила себе, что нужно держать голову прямо. - Я справлюсь одна.

- Я - нет.

Не давая мне возможности обернуться к нему, он положил ладонь поверх моей и мягко закрыл дверь. Я ощущала каждое его движение. Как напряглись его плечи. Как изменилось дыхание. Чувствовала каждый его палец, касающийся моей ладони. И то, как изменилось мое собственное состояние. Как кожу стало покалывать. Как в животе камнем легло сомнение.

- Я не справлюсь, - сказал он, - без тебя.

Мне показалось, будто, спускаясь по лестнице, я пропустила ступеньку. Его слова оставались мне непонятными, но эмоции, сочащиеся в его голосе, тронули меня.

- Не шути со мной, Чейз. Это не смешно.

- Да, не смешно, - согласился он, серьезный и раздираемый противоречивыми эмоциями.

- Что ты говоришь?

Он положил руку себе на горло, будто пытаясь заставить себя замолчать, но слова все равно вырвались.

- Ты - дом. Для меня.

Первой моей мыслью руководил инстинкт самосохранения. Все повторяется. Как в доме Лофтонов. Как потом в лесу. Я хотела приказать ему остановиться, чтобы больше не подвергаться этой боли, но не могла. Я хотела, чтобы это было правдой.

Я села на кровать.

- Я напоминаю тебе о доме, - поправила я, ощущая, как всколыхнулись воспоминания.

Он стал передо мной на колени.
- Нет. Ты - мой дом.

От удивления я утратила дар речи.

Я подумала о доме, о том, что он для меня значил. Безопасность и любовь. Счастье. Я могла лишь гадать, что он значил для кого-то, вроде Чейза, у кого не было точки опоры, не было стабильности и постоянства с того времени, как умерли его родители.

И все это после того, как он услышал, что я сделала Шону и Ребекке.

Он смотрел на меня, изо всех сил стараясь угадать, какой будет моя реакция на его слова. Я хотела сказать, насколько они тронули меня, но ничто не могло выразить того, что я чувствовала.

Я неуверенно потянулась к его руке и, когда он с готовностью вложил свою ладонь в мою, прижала ее к своей щеке. Я видела, как он сглотнул, как его большие карие волчьи глаза потемнели, как это всегда было, когда за ними скрывались глубокие чувства. Он наклонился ко мне.

- Думай обо мне, - прошептал он. А затем его губы сомкнулись с моими.

Его поцелуй был таким мягким, что напомнил мне о том, каким я представляла его прикосновение год назад. Когда он был лишь призраком, свидетельством моего одиночества. Мне нужно было большее. Мне нужно было, чтобы он был со мной, чтобы не превратился снова в эхо прошлого.

Я притянула его к себе. Его поцелуй при этом стал более глубоким, от чего все мое тело ожило какой-то электрической энергией. Затем его руки поднялись к моим плечам и стали гладить меня по спине, оставляя за собой волны жара.

- Тогда это был ты, - тихо сказала я. - Я всегда думаю о тебе.

От силы эмоций в его глазах у меня перехватило дыхание.

Я чувствовала его. Каждую частичку его тела. Его душа слилась с моей. Его разгоряченная кровь текла по моим венам. Я всегда полагала, что близка с мамой, и так и было, но по-другому. Мы с Чейзом едва соприкасались - лишь ладонями, губами, коленями - но каждая часть меня принадлежала и ему тоже.

Я не могла заговорить, но даже если бы могла, то сказала бы ему, как скучала. Сказала бы, что принимаю, кем он стал, его вину и страхи. Что буду с ним, пока его душа не исцелится.

- Спасибо, - прошептал он. Он услышал мои мысли? Это не показалось безрассудством. За что бы он ни благодарил меня, я тоже чувствовала признательность.

Он обнимал меня, и наши сердца успокоились и стали биться в унисон. А мой разум полностью и блаженно затих.

* * *

Меня разбудил шум из коридора. Я не знала, сколько проспала, но теперь я лежала поверх спального мешка одна.

Неужели мне приснилось то, что произошло раньше? Последние несколько дней казались настолько нереальными. Исповедь Чейза ничуть не выбивалась из общей картины. Но мои губы все еще помнили прикосновение его, а его отсутствие ранило сердце.

Я села, натянула ботинки и рискнула выйти в коридор. Он был бледно освещен и пуст. Звук, похоже, исходил из комнаты Уоллиса, и я прокралась к ней. Снаружи были слышны мужские голоса, тихо беседующие.

- Уверен, что не передумаешь? - спрашивал Уоллис.

- Не сейчас, - отвечал Чейз. - Когда-нибудь - возможно.

Я просунула голову сквозь дверной проем. Чейз вместе с Билли стояли, прислонившись к маленькому кухонному столу, а Уоллис и Шон находились напротив.

Его глаза встретились с моими, и на какое-то мгновение все вокруг него всколыхнулось. И тогда я поняла: мне не приснилось то, что произошло между нами. Это было на самом деле, и Чейз тоже это чувствовал. Мое лицо вспыхнуло.

Закончив разговор с остальными, Чейз подошел ко мне. Он протянул мне руку, и я взяла ее. Я не смогла скрыть застенчивую улыбку, которую вызвал его жест.

- Погодите минуту. - Уоллис ухмыльнулся, и я поняла, что он скажет еще до того, как он продолжил. - Тебя мы тоже были бы рады приветствовать в своей семье, Миллер.

В этот миг я увидела кредо МН так, как оно было выведено на фургоне, который забрал маму. И то, что было на стене дома по Руди-лэйн, и на фуре в Хинтоне. Единая страна. Единая семья. Уоллис верил, что семью можно выбирать. Если пасынки государства объединятся, то смогут снова стать полноценной семьей.

Раскат грома снаружи. И дождь начал лупить по закрытым окнам. Шон зажег еще одну свечу и поставил ее на стол перед нами.

- Я сказал тебе "нет", Уоллис, - произнес Чейз. Я чувствовала, что он напрягся.

Он был прав. Я не могла вступить в сопротивление. Не сейчас. Но мне не понравилось то, что Чейз ответил за меня. Мои брови сошлись вместе.

Почему они об этом говорили? До этого Чейз не сказал этим людям ни слова, но встретился с ними втайне, пока я спала? Мои плечи приподнялись. Я попыталась встретиться с ним взглядом, но он смотрел на Уоллиса.

- Почему тебя взяли под арест? - спросил меня Уоллис. В его голосе слышалось любопытство, но я знала, что спрашивал он для того, чтобы прояснить свою позицию. Осознание несправедливости моего ареста даст мне причину бороться.

- Не важно, - ответил за меня Чейз.

- Статья Пятая, - сказал Шон. - По ней в школе реформации оказались половина девочек.

- Пойдем, - внезапно сказал Чейз. Он пытался защитить меня от чего-то? Это не казалось правильным.

- Плохо, все эти дела. Поэтому я и вышел из игры. Из-за подобных вещей. - Уоллис распрямил руку, и я увидела на его запястье кончик тонкого черного узора, что выглядывал из-под длинного рукава.

- Вы ушли из МН потому, что они отправляли девочек в школы реформации? - медленно спросила я. Это показалось мне странным поступком.

Атмосфера в комнате полностью изменилась. Теперь она была натянутой, мрачной.

Чейз потянул меня к коридору.

- Подожди, - сказала я ему. Дождь лил скороговоркой волн.

- Он ушел из-за казней, - желая помочь, сказал Билли. Я вспомнила перевозчика из Харрисонбурга. Я знала, на что способна МН. Кровь отлила от моего лица.

- Кого? - спросила я.

- Закрой свой рот, - резко бросил Чейз Билли.

- Нарушителей Статута. - В Билли взыграла непокорность.

Мое сердце остановилось.

- Достаточно, Билли! - рявкнул Уоллис. Он бросил на Чейза суровый, оценивающий взгляд.

- Ты не знала? - Глаза Шона тоже метнулись к Чейзу. - Я думал, ты сказал ей.

- Больше ни слова, - пригрозил Чейз. Билли вызывающе выпятил челюсть. Шон вскочил между ними.

- Нет, говори. Пожалуйста, говори, - сказала я.

- Эмбер, пойдем. - Чейз крепко держал меня за руку и тянул прочь.

- Прекрати! - прокричала я. - Кто-нибудь, объясните мне, что происходит!

Дождь. Его струи. Волны, бьющие по гостинице.

- Нарушители Статута, солдаты-дезертиры. Их казнят, как и сказал Билли, - Шон говорил тихо. Чейз отступил на шаг. - У нее есть право знать, - закончил Шон.

- Меня собирались казнить? - слабым голосом спросила я.

- Не тебя, - сказал Билли. - Тех, кого обвинили. Твою маму.

Глава 14

Комната закружилась у меня перед глазами. Я схватилась за стол, лишь частью сознания понимая, что Билли и Уоллис вышли.

- Эмбер, - медленно произнес Чейз. Он не приближался ко мне.

- Почему они это делают? - едва слышно спросила я. Но еще не закончив вопрос, я понимала, что это возможно. Я была на пропускном пункте на Руди-лэйн, когда МН нашла перевозчика.

- Мы не совсем подходим под описание обновленной, высокоморальной страны, - мрачно сказал Шон.

Я обернулась к нему.

- Ты знал. В школе реформации. Знал, еще когда я пыталась сбежать, и ничего не сказал мне.

Он неуверенно переступил с ноги на ногу.
- До меня доходили слухи. Пойми, я думал, что ты собиралась сказать Брок обо мне и Бекки. Я думал, что, если у тебя не будет причин бежать, не будет и причин хранить секрет.

- Уйди от меня.

Он попятился.

- Эмбер. - Голос Чейза так ласкал мое имя, будто это была раненая птичка.

Он знал с самого начала. Он скрыл от меня правду. Почему он не сказал мне?

- Нам нужно уходить. - Я протолкнулась мимо него и побежала в нашу комнату. Люди в коридоре смотрели на меня, но я их почти не заметила. Стах с такой силой охватил мое тело, что я едва могла сглотнуть. Мои колени подгибались, но я знала, что должна быть сильной. Да, теперь мне нужно было быть особенно сильной.

Я слишком резко перебросила рюкзак через плечо, и мне пришлось схватиться за стену для опоры.

- Черт побери, Эмбер. Подожди. - Чейз попытался стянуть с меня рюкзак. В свете свечи его лицо было бледным.

- Нет. Мы уходим. У нас нет времени! - прокричала я. - Да что же с тобой? Нам нужно уходить!

- Эмбер, сними рюкзак.

- Чейз! Она в опасности! Возможно, именно сейчас за ней охотятся. Мы должны найти ее! - Горячие слезы, полные смятения и ужаса, хлынули из глаз. Я не злилась на него. Я была слишком напугана, чтобы злиться.

- Мы не можем уходить. Не сейчас.

- Она напугана! Я знаю ее. Никто не заботится о ней так, как я!

Он задом наперед отступал от меня, пока не уперся в стену. Его глаза, бездонные глаза, блестели тем же ужасом. На мгновения я подумала, что он наконец понял. Но я ошиблась.

- Эмбер, прости.

- Не извиняйся! Давай просто уйдем!

- Эмбер! - Он ударил кулаком по своей же ноге. Так сильно, что меня обдало холодом. - Она мертва.

"Как он может так говорить? - такова была моя первая мысль. - Как он мог сказать такую жестокую, страшную вещь?"

Рюкзак показался мне слишком тяжелым. Он тянул меня назад. С глухим стуком рухнул на пол.

- Что? - Этот голос показался мне далеким-далеким.

Он поднял ладони ко рту, как будто хотел обогреть их своих дыханием.

- Мне так жаль. Ее больше нет, Эм.

- Не называй меня так! - рявкнула я. - Почему ты говоришь такое?

- Она мертва.

- Прекрати! - закричала я. Слезы потекли с полной силой. Я не могла дышать.

- Прости.

- Ты ошибаешься! Ошибаешься!

Он покачал головой.

- Я был там. - Его голос надломился. Я почувствовала, как стена остановила мое падение.

- Ты... был там? О чем ты говоришь? Нам нужно уходить. - На этот раз мой голос совсем утратил громкость. В нем не было больше убежденности.

Каким-то образом мы оба оказались на полу. Чейз обхватил меня, крепко прижал к себе. Я была слишком изумлена, чтобы сопротивляться ему.

- Я думал, если скажу тебе, то ты откажешься уйти со мной. Или убежишь. Я знаю, что был не прав, Эмбер, мне так жаль. Я нужно было доставить тебя в убежище в первую очередь. Я собирался сказать тебе, когда мы окажемся там.

Он не обманывал меня. Пытка на его лице говорила, что это правда.

Мама мертва.

Я осознала, что в двух местах меня разрывает боль. Лоб и центр живота. Ледяные копья реальности пронзили именно эти места. Пронзили меня так, что я стала истекать кровью. Что мое тело вывернулось на изнанку.

Я слышала ее. Слышала ее голос. "Эмбер". Она звала меня по имени. Как она могла быть мертвой, когда я так ясно слышала ее голос?

- Мне так жаль, - повторял он раз за разом. - Я не хотел ранить тебя. Я лишь хотел, чтобы ты была в безопасности. Мне так жаль.

Он был слишком близко. Его присутствие давило на меня. Я оттолкнула его.

- Отойди, - простонала я.

- Что мне сделать? - в отчаянии спросил он меня. - Я не знаю, что мне делать.

- Что случилось с мамой? - спросила я.

Он колебался. Не хотел говорить.

- Скажи мне! - настаивала я. - Почему от меня все всё скрывают? Скажи мне!

- Эмбер, она погибла. Это всё, что тебе нужно знать.

- Не будь трусом!

- Ладно. Хорошо.

Он стал передо мной на колени, сложив ладони на животе. Его плечи дрожали. Струйка пота стекла по виску.

- Драки не обратили меня, поэтому командованию понадобилось что-то другое. Такер показал им письма. Те, что я писал тебе в ответ. Я думал, что их отправляют, но... он перехватывал их. Командование узнало о тебе. О том, что я не покончил с тобой, как должен был. Мне сказали, что я должен покориться или... Господи. Или тебе будет плохо. Поэтому я заключил сделку. Больше без драк. И без тебя. И меня повысят, чтобы показать остальным, что система всегда побеждает. Я делал все, что мне приказывали. Думал, это сработает и тебя оставят в покое, но вышло по-другому.

Это было последнее испытание. Твое изъятие. Тебя использовали, чтобы сломить меня.

Мы отвезли твою маму на базу в Лексингтоне вместе с остальными по штату, кто был по Пятой статье. Ее определили в камеру предварительного содержания. Командира моего подразделения, Бэйтмена, его разозлило то, что произошло у твоего дома. Я не подчинился приказам и не остался в машине. Он сказал, что я перешел границы дозволенного. Что как солдат я был ничтожеством. Он донес на меня командованию.

Чейз замолчал и наклонился над своими коленями, будто его могло сейчас вырвать.

- Заканчивай, - потребовала я. Я едва могла слышать его за криками в моем мозгу.

- Меня отправили на совет по дисциплине. Там был мой командир. Он сказал, что пришло время на практике осуществить то, чему меня учили. Что однажды я еще смогу стать капитаном. Он сказал, что я смогу отработать свои проступки... казнив задержанных, начиная с твоей матери. Я сказал ему "нет". Сказал, что я только водитель. Транспорт. Сказал, пусть меня выгоняют. Пусть меня с позором отстранят.

Чейз снова ударил себя по бедру. Я тихо рыдала.

- Он сказал, чтобы я следовал приказам. Что если я не сделаю этого, то кто-то другой выполнит мое задание. Что тебя заберут из школы реформации и сделают с тобой то же самое. Когда я опомнился, Такер вел меня к изолятору, а в руке у меня был пистолет.

Я хотела крикнуть ему, чтобы он замолчал. Но мне нужно было это услышать. Я должна была знать. Теперь слезы из моих глаз текли свободно.

- Твоя мама. Боже. Она плакала. У нее вся рубашка промокла. Она увидела меня, и она улыбнулась, и она подбежала ко мне и схватила меня за куртку и сказала: "Хвала Господу, ты здесь, Чейз". А я пришел, чтобы убить ее.

Я поднял пистолет, а она отступила к стулу и села на него, глядя на меня. Она просто смотрела на меня. На секунду мне показалось, что сейчас я это сделаю. Что мне придется. Но ничего не произошло. Сзади стоял мой командир. Он сказал, чтобы я давил на этот чертов курок, или я увижу, как убивают тебя. Твоя мама услышала его. Она схватила пистолет, который был в моей руке, и она наклонилась ко мне близко и сказала, чтобы я нашел тебя, где бы ты ни была, и позаботился о тебе. "Мое дитя" - она тебя так назвала. Она сказала мне не бояться. Сказала мне не бояться.

А потом он застрелил ее. И... она умерла. В футе от меня. Я даже не знаю, что произошло потом. Я на неделю оказался в карцере.

Тишина. Долгая, удушающая тишина.

Я чувствовала, как мой измученный разум пытался осознать все это, как он пытался стереть из памяти последние полчаса.

- Может быть, если бы ты поговорил со своим командиром. Может, если бы попытался сказать ему, что она этого не заслужила... - Мой голос звучал так слабо.

- Это никак на него не повлияло бы.

- Ты не можешь этого знать! Ты даже не попытался! Ты мог поговорить с ними и... и... ты мог не приходить домой... Во время обучения ты мог не быть настолько... собой! Ты мог подсказать нам бежать!

Мои слова сочились безумием, что бушевало внутри меня.

- Я знаю. - Он ничем не продолжил эту фразу.

Ледяной молот, бьющий меня по черепу. Я знала правду, хоть и не хотела.

- Она мертва, - осознала я.

Он кивнул.
- Да.

- Ты лгал мне. Позволил мне верить, что она жива. Где-то далеко, в убежище! - внезапно я сорвалась на крик. Теперь во мне клокотала ярость. Горячая, злая, ядовитая ярость внутри меня.

- Я знаю.

- Ты хоть когда-нибудь собирался сказать мне?

- Я сделал бы ты это, как только ты оказалась бы вдалеке от всего этого. А может быть, и нет. Я не хотел, чтобы ты вообще об этом знала. Ужасно, когда кому-то приходится слышать такие вещи.

- Хочешь сказать, что ты можешь выдержать это, а я нет? Это моя мама, Чейз!

- Я не имел в виду, что ты не справишься с этим. Я просто... не знаю. Я не хотел ранить тебя.

- То есть, по твоему мнению, лучше, чтобы я верила лжи, но не знала что-то, что ранило бы меня? Кто, черт возьми, дал тебе право решать это?

- Я не знаю. - Он был честен. Он не знал, что делает. Его ладони лежали открытыми на его коленях, умоляя о направляющей нити, за которую он мог бы ухватиться.

Я скатывалась. Как снежный ком по склону холма. Зная, что внизу кирпичная стена, о которую я разобьюсь. И разлечусь миллионом кусочков.

- Ты знал все это с самого начала. С того дня, как забрал меня из школы. Ты знал, что она мертва. Видел ее смерть. И скрыл это от меня.

- Да.

Я покатилась еще быстрее.

- Как ты мог так поступить?

Он покачал головой.

Внутри меня что-то сжалось. Все ненастоящее.

- Ты говорил... ты говорил все те вещи... и... я верила тебе.

- Погоди. Пожалуйста. Это была правда, - умолял он меня.

Я покачала головой. Не было никакой правды.

- Эмбер, я люблю тебя.

Меня резануло болью от его слов. Долгую секунду я смотрела на него, шокированная, осознав, что он впервые произнес эти слова. Думая, что правдой могло быть совершенно другое. Что, на самом деле, Чейз мог ненавидеть меня. Что именно поэтому он лгал мне. Что из-за этого он продолжал обижать меня. Как может кто-то быть настолько жестоким?

Его глаза были полны того, что я когда-то считала честностью.

- Мне не следовало это сейчас говорить. Это слишком. Я слишком многому тебя подвергаю. Но... Господи. Я говорю правду, я...

- Нет! Я доверяла тебе, и я думала, что права в этом, но ошибалась. Ты лгал мне. - Мне стало плохо, я почувствовала отвращение к самой себе. Я хотела сбросить свою кожу, оставить ее в этой грязной комнате уродливых истин.

- Все не так. Ты знаешь это. Пожалуйста, пойми.

Он потянулся к моей руке.

- Нет! - выкрикнула я. - Не прикасайся ко мне. Не смей прикасаться ко мне. Никогда.

И вот я врезалась в стену. Мой мир рушился. Все, чему я верила, разлетелось на кусочки. Все было ложью.

Я не думала. Да я и не могла. Я ринулась к нему и ударила изо всех сил. Мою ладонь сжало болью в том месте, которое встретилось с его челюстью. Я ударила его еще раз. И еще. Он не пытался остановить меня. Он подпер своей ладонью мой локоть, чтобы придать моей руке большей силы.

Когда во мне не осталось больше ярости, которую можно было бы выплеснуть, я сложила руки на животе, который скрутило болью. Я была не лучше Роя, который избивал мою маму. Я хотела снять боль насилием. Показать Чейзу, насколько он ошибался. От этого сравнения моя реальность стала еще более опустошающей.

- Все в порядке. Бей меня. Я заслуживаю этого.

Как будто это могло мне помочь. Как будто могло вернуть все, что я потеряла.

- Нет, - простонала я.

Он примирительно поднял руки.
- Эмбер, я сделаю все, что захочешь. Только прошу, позволь мне отвести тебя в безопасное место. Все дело в этом. Я знал: как только ты все выяснишь, то захочешь оказаться как можно дальше от меня, но если ты поверишь, что твоя мама в Южной Каролине, то позволишь мне доставить тебя туда. Я уже говорил тебе в самом начале: если после этого ты захочешь, чтобы я ушел, я уйду.

- Я никуда с тобой не пойду.

- Пожалуйста. Просто позволь мне отвести тебя в безопасное место.

Вся эта боль. Все эти утраты. Мама. Чейз. Бет. Ребекка. Вера. Любовь. Моя душа разлетелась маленькими кусочками.

- Нет.

- Если ты не станешь слушать меня, то сделай это ради нее. Лори хотела, чтобы ты оказалась в дали от всего этого.

- Замолчи! - выкрикнула я. Я не могла вынести звука ее имени.

Он опустил голову.
- Я все испортил. С самого начала. Я подвел тебя. Подвел твою маму. Она так любила тебя, Эмбер.

- Она умерла из-за тебя!

Но хуже всего было то, что я тоже была виновата в ее смерти. Ведь если бы я попыталась задержать Чейза, то он бы не пошел в солдаты. Его не заприметили бы. Нас не попытались бы использовать, чтобы сломить его. По роковому стечению обстоятельств я убила свою маму. Стыд был настолько велик, что я не могла выразить его.

Он отпрянул на пятки, затем встал. Я знала, что ранила его. Я сделала это специально. Я хотела, чтобы ему было больно. Чтобы он испытывал такую же боль, как и я. Но разве он был на это способен?

- Да, - просто сказал он. - Она умерла из-за меня.

- Уйди. Уйди от меня.

Прошли минуты. Но вот он ушел. Я слышала, как за ним тихо закрылась дверь.

* * *

Я проревела несколько часов, сжавшись в тугой комок. Я плакала, пока у меня не кончились слезы. А когда они кончились, мое тело плакало без них.

Каждый образ, возникавший в моем сознании, причинял боль. Все мысли заканчивались одинаково.

Я осталась одна. Совсем одна.

Когда я снова смогла дышать, я заставила себя подняться и проковыляла к окну. Я слышала, как в коридоре у Чейза спрашивали, что произошло. Он не отвечал. Это не имело значения.

Я ощущала тяжесть в руках. Тяжесть в голове. Как будто она распухла.

"Воздух. Как приятно," - подумала я рассеянно.

Через окно я выскользнула на пожарную лестницу: мне необходим был холодный водух, чтобы остановить жар. Балкон оказался слишком маленьким. Я могла бы спуститься вниз по лестнице. Могла бы выбраться на улицу. Отсюда она выглядела, как черная дыра. Наверное, я могла бы в ней исчезнуть.

Дождь принес утешение. Утешение впервые за тот промежуток времени, что показался мне вечностью. Он пропитал одежду, намочил волосы. Смыл соль с лица. Очистил глаза, проникая через слипшиеся ресницы.

Я шла. И шла. Не способная сосредоточиться ни на чем. Ничего не помня.

Огни не удивили меня. Лишь едва всколыхнули мое любопытство. Но вскоре рядом с тротуаром, где я стояла, остановилась машина. Вышли люди. Они что-то говорили грубыми голосами, которых я не понимала. Они взяли меня под руки. Они затащили меня на заднее сиденье, где дождь больше не мог добраться до меня.

* * *

Лязг металлической двери. Мои невидящие глаза моргнули и распахнулись. Прямо над моей головой жужжала и мигала лампа дневного света. Обшарпанный потолок был покрыт сухой кожурой белой краски. Матрас, на котором я лежала, был местами покрыт плесенью и вонял экскрементами. Подушки не было. Одеяла тоже.

Где я? Как долго я пробыла здесь? Не важно. Все это не важно.

- Она ничего не ест, - дверь приглушила чей-то голос.

- Да и плевать, - другой мужчина.

- Мне тоже, - усмехнулся первый, - но если она продолжит, то умрет до суда.

- Значит, умрет. Не первый раз.

Я закрыла уши от их грубого пренебрежения. Я закрылась от любых ощущений.

* * *

За плечо меня трясла чья-то ладонь. Затем последовал крепкий щипок чувствительной кожи руки у подмышки. От боли мои глаза распахнулись. Очевидно, я все еще могла что-то чувствовать.

- Тебе надо встать. Вставай! - Это был женский голос, в котором сочилось раздражение. Я застонала и откатилась прочь от ее руки. Мое лицо прижалось к холодной отштукатуренной стене.

- Если ты не оставишь эти шутки, у меня будут из-за этого проблемы.

- Уйдите, - слабо выдавила я.

- Ты уже три дня это твердишь. Пора начинать шевелиться.

Она снова потрясла меня за плечо. Когда я перекатилась на спину, она схватила меня за руки и дернула, заставляя сесть. Моя голова закружилась, разум был затуманен.

- Эй. - Она легонько хлопнула меня по щеке. - Тебя что, сейчас стошнит?

- Нет, - слабым голосом ответила я.

- Хм. В любом случае в твоем желудке и так ничего нет.

Она сунула мне на колени пластмассовую миску, которая была наполнена чем-то, что напоминало жидкую овсяную кашу. Я уставилась на еду пустым взглядом.

- Невероятно, - сказала женщина. Она набрала каши в ложку и сунула ее мне в рот.

Я поперхнулась и стала отплевываться. Но безвкусное, чуть теплое месиво проскользнуло сквозь мою глотку и попало в изголодавшийся желудок. Скоро мой рот наполнился слюной.

Я стала есть и в первый раз обратила внимание на женщину. У нее были узловатые от артрита пальцы и глубокие морщины у рта. На лице ее сохранялось выражение беспокойства, которое, казалось, никогда не пропадет. Глаза смотрели почти прозрачной голубизной. Я бы не удивилась, окажись женщина слепой, но уверенность ее движений опровергала это предположение.

Ее седые волосы были волнистыми, а одета она была в темно-синюю плиссированную юбку и блузку, застегнутую под горло. Форма скрывала ее сгорбившуюся фигуру не лучше, чем брезентовый мешок скрывает картошку.

"Ты никогда не видела Сестер спасения? - раздался в моей голове голос Розы. - Это ответ Милиции нравов на феминизм".

Как будто я никогда не покидала школы реформации.

Крошечная камера, в которой узкая постель у стены стояла почти впритык к металлическому унитазу, что был у ее подножья. Женщине едва хватало место, чтобы, находясь передо мной, не прикасаться коленями к моим.

- Где я? - спросила я. Мой голос надломился. Я давно им не пользовалась.

- Изолятор временного содержания, Ноксвилл.

Итак, меня все же поймали.

"Скоро меня убьют", - подумала я отвлеченно.

- Заканчивай, Миллер. - Женщина прихлопнула по боку моей миски, и часть кашицы выплеснулась на хлопчатобумажный халат, подобный тем, что носят в больницах. На каком-то этапе у меня забрали мою одежду.

- Вы знаете мое имя. - Стрижка не помогла мне остаться неузнанной. Ну и ладно.

Женщина хмыкнула.
- Одевайся. Ты не можешь остаться в этом.

Не выказывая ни капли стеснения, я разделась до белья и облачилась в слишком большую по размеру форму Сестер спасения, которой не доставало только шейного платка. Теперь я выглядела так же, как и голубоглазая женщина.

- Что теперь? - спросила я.

- Жди, пока за тобой не придут. - Она дважды постучала в дверь. Ту открыли снаружи, и женщина выскользнула в коридор.

Я уставилась на стену напротив, мой разум был пуст.

* * *

Некоторое время спустя я услышала, как по обивке двери звякнули ключи, затем раздался металлический лязг, и преграду убрали. За ней оказался стройный солдат с широкой грудью. У него было изящное лицо. Пронизывающие зеленые глаза. Зачесанные на сторону золотистые волосы. Большая ладонь держала планшетку и ручку. Другая рука от локтя до кисти была в гипсе.

К поясу рядом с дубинкой была пристегнута кобура с пистолетом. Я гадала, пришел ли он, чтобы застрелить меня, как застрелил мою мать командир части Чейза. Я удивилась, что мне было практически все равно. По крайней мере закончится этот кошмар.

Была в нем какая-то неуловимая черта. Мне казалось, будто я откуда-то его знаю. Кусочки мозаики по одному стали занимать свои места.

- Твои руки выглядят кошмарно. Чем ты занималась, боями в клетке?

Я опустила взгляд, замечая, что мои руки совсем неплохо выглядели. Корка слезла, оставив тонкие белые рубцы. Большая часть темных синяков исчезла. Я шевельнула пальцами. Лишь легкая тупая боль.

- Ты не имеешь ни малейшего понятия, кто я, - сказал он, бросая взгляд на дверь.

Я увидела на его шее три поблекших полосы. Царапины от ногтей. Моих ногтей.

- Такер Моррис.

- Ага, - медленно согласился он. Как если бы это было самым что ни на есть очевидным.

Молчание.

- Тебе совсем не любопытно, почему я здесь?

- Какая разница? Я уверена, меня в любом случае казнят. - Мой голос был пустым. В нем совершенно не было эмоций.

- Это отвратительно.

- Разве я не права?

Он ухмыльнулся.
- Где он?

- Я не понимаю, о ком ты, - произнесла я сквозь зубы.

- Молчание тебе не поможет.

- О, а мне еще можно помочь? - хмуро спросила я.

- Можно, если будешь дружить со мной. - Его голос был полон жизнерадостности. Как если бы он флиртовал. Меня едва не вырвало.

- Я не буду дружить с кем-то, кто участвует в убийствах невинных людей. - Слова опалили язык, но никак не тронули мое мертвое сердце.

- Так он сказал тебе? Я думал, струсит. Как и тогда с ней.

Вспышка ярости. Я хотела снова вцепиться в него ногтями, как тогда, когда он забирал маму. Но затем желание пропало. Осталась лишь горечь.

- Ты сукин сын, Такер.

- Я бы сказал то же самое о тебе. - Он ухмыльнулся своему остроумию. - Но следи за выражениями. Нельзя так разговаривать с солдатом.

Я фыркнула. Что он собирался сделать? Убить меня? Пусть становится в очередь.

Он помедлил.
- За Дженнингсом уже числится мелкое правонарушение, нападение со смертельно опасным оружием, хищение государственной собственности и еще как минимум десять незначительных проступков вдобавок к дезертирству. Он не тот, кого стоит защищать. Он никогда не ответит услугой на услугу.

Я не предоставила ему возможности попытаться защитить меня - я убежала, когда он охранял мою дверь. К тому времени, как он понял, что я исчезла, меня, возможно, уже бросили в эту камеру.

Я задалась вопросом, в чем обвиняли меня. Что-то по поводу побега из школы реформации. Кража и нападение. Что еще? Фиктивный брак, не одобренный правительством? Почему-то этот список меня позабавил. Теперь мне было бы все равно, даже если бы на меня повесили убийства снайпера.

- Почему ты вообще здесь? Я думала, ты в транспортной команде или чем-то подобном.

- Меня повысили. Я пошел вверх как по накатанной. Скоро, возможно, стану офицером.

- Поздравляю, - сказала я. Мой тон его не задел.

- Твой суд перенесли на конец недели.

- Черт. Сегодня все уже занято, а?

- Я подарил тебе еще три дня, чтобы ты подумала о своей судьбе. Хотел удостовериться, что ты испытаешь все прелести заключения. Любезность для нашего общего друга. - Его челюсть дернулась, когда он произнес это.

Такер был абсолютным злом. Даже более мерзким, чем Чейз.

- До вынесения приговора тебе приказано заниматься уборкой.

Он открыл дверь и жестом приказал мне выйти в коридор. Мои ноги ослабли от неподвижности, и на несколько секунд у меня закружилась голова. Я удивилась, что Такер позволил мне выйти без наручников.

Женщина, разбудившая меня раньше, была занята отскребанием полов. Возле нее стояло ведро с мыльной водой, а на руках были резиновые перчатки до локтей.

- Далила, это Эмбер Миллер, - сказал Такер от двери.

Она глянула вверх, а потом поднялась на ноги.

- Да, сэр.

- Она будет помогать тебе до своего суда.

Далила покорно кивнула. Перед тем как повернуться и уйти, Такер отвел меня в сторону.

- Я буду в том кабинете дальше по коридору. Зайди ко мне, когда она с тобой закончит.

- Жду не дождусь.

Уходя, он посмеивался.

- Возьми щетку. Вымоем полы, а затем будет другая уборка. - Далила была не слишком разговорчива.

Мы передвигались от камеры к камере, вымывая полы, заправляя кровати, очищая туалеты. Только две комнаты из всех были заняты, и мы не стали заходить туда сразу.

Пока я работала, по коридору с трудом прошел закованный в наручники мужчина с болезненно-желтой кожей и синяками на одной щеке. Его сопровождали четыре охранника, один из которых нес серебристый чемоданчик. Они грубо втолкнули заключенного в пустую камеру. Спустя несколько минут все охранники скрылись в том же направлении, откуда пришли.

- На суде был, - объяснила Далила. Мне стало болезненно любопытно, каким же оказался приговор.

Когда мы закончили, я отправилась следом за Далилой на нижний этаж в столовую, где мы взяли два подноса с серой кашей у солдата, на голове у которого была сетка для волос. Я смотрела, как несколько солдат входили и выходили через главный вход мимо охранника за толстой стеклянной панелью. Каждый раз, когда дверь открывалась, мои уши разрывались от пронзительного жужжания.

Наверху Далила открыла дверь камеры ключом, висевшим на тонкой металлической цепочке у нее на шее.

Находившийся внутри мужчина свернулся калачиком в углу кровати. Он был одет в ярко-желтый комбинезон и горестно раскачивался туда-сюда, что-то бормоча себе под нос.

- Еда, - сказала Далила, поставив поднос на незанятую сторону кровати.

Она закрыла дверь и поставила галочку в клетке напротив строчки "пища" на планшетке, закрепленной на ручке двери.

В следующей камере, прислонившись к стене, сидел мужчина с кожей оливкового цвета и грыз ногти.

- У вас есть одеяло или что-нибудь? - поспешно спросил он. - О, привет, - добавил он, заметив меня. Я с любопытством уставилась на него.

- Еда, - снова сказала Далила, ставя поднос на его кровать.

Мимо прошел охранник и направился вниз по лестнице.

- Куда он пошел? - спросила я Далилу.

- Обход. Они обходят коридоры каждые полчаса.

- Мне казалось, в тюрьме должно быть больше охраны.

Она покачала головой. - Это лишь небольшой следственный изолятор. Только камеры временного содержания. Здесь минимум охраны. Тюрьма находится в Шарлотт*.

Далила была весьма практична.

- Надеюсь, у тебя крепкий желудок, - произнесла она.

- Почему?

- Сейчас будет настоящая уборка.

Я прошла следом за ней на склад. Хлорка. Перчатки. Одежда для заключенных. Полотенца. Одеяла. Я подумала, что Далила возьмет одно для мужчины в той камере, но она этого не сделала и вместо одеяла взяла глубокую хозяйственную тележку с металлической крышкой. После чего мы пошли в третью занятую камеру, где находился солдат, которому недавно вынесли приговор.

Я посмотрела на его планшетку. На ней большими буквами было написано одно слово: "Отработано".

На какую-то долю секунды я вспомнила разговор с Ребеккой в школе реформации. Шон сказал ей, что слышал слово "отработать" в отношении нарушителей Статей. Тогда я наивно считала, что мою маму отправили на реабилитацию.

Когда дверь открылась, я поняла, почему Далила спрашивала меня о моем желудке.

Человек перед нами лежал, изогнувшись, на узкой кровати. Колени упираются в матрас, плечи смотрят в потолок. Темные волосы по-прежнему спутаны, на распухшей щеке чернеет синяк.

Но теперь он был мертв.

У меня в голове возник образ мужчины, умершего на площади. Его тело выглядело тонким и хрупким. Я вспомнила, как приняла его за спящего, хотя на самом деле он уже отошел.

Здесь было иначе. Этот человек выглядел мертвым. Серым, холодным и измученным, словно его разум нашел смерть до того, как тело подготовилось к ней. В этот миг я поняла, почему люди закрывают мертвым глаза. Эти безжизненные шары следили за мной, будто глаза Моны Лизы.

Я сделала шаг назад до того, как мои колени задрожали. Через несколько секунд меня всю трясло. Я не могла отвести взгляд от мертвеца. Мое воображение превратило его лицо в лицо Чейза. Его темные, пытливые глаза - пустые. Если его поймают, его судьба будет именно такой.

Даже сейчас я бы не хотела, чтобы Чейз погиб. Я надеялась, что он далеко отсюда. Что он скрылся, когда убедился в моем исчезновении.

Далила подняла тело и усадила его. Я почувствовала, как желчь дерет горло. Осторожно сглотнула. Далила перекатила тело на тележку, и оно глухо ударилось о металл.

Мне стало плохо. Я заставила себя сосредоточиться. Придать себе хоть немного сил.

- Ты еще в сознании? - спросила Далила, толкая тележку по коридору в сторону от лестницы.

Она не смотрела на меня, однако я кивнула, следуя за ней немного поодаль. Я уставилась себе на ноги, переводя глаза с одной на другую. Это было единственное, о чем я могла думать без тошноты.

- Помогает, если не думать о них, как о людях.

Да. Я представила, что это помогает.

В конце коридора находился грузовой лифт. Он был грязный, засаленный и темный. Далила втолкнула тележку внутрь, а я постаралась убедить себя, что в ней не было тела.

Мы доехали до нижнего этажа и вышли через неохраняемую дверь, которую Далила открыла ключом, висящем у нее на шее. Она везла тележку по узкой задней тропинке, пока мы не добрались до высокой ограды, увенчанной колючей проволокой. Там были ворота, управляемые двумя солдатами с пульта охраны. Они увидели тележку и пропустили нас без лишних вопросов.

- Полагаю, они знают, что мы делаем, - заметила я.

- Ты собираешься помогать? - спросила Далила, взявшись за работу. Я скользнула рядом с ней, контролируя тошноту, и ухватилась за металлическую ручку с одной стороны. Вместе мы потащили тележку вверх по крутой асфальтовой насыпи, огороженной огибающими здание с задней стороны парапетами с плоским верхом. Я вся вспотела к тому времени, как мы добрались до верха.

Нашим глазам открылось приземистое квадратное цементное здание. Оно было окружено красивыми наклоненными деревьями, контрастирующими с черным заводским дымом, поднимающимся из трубы. В воздухе воняло серой. Дорога изгибалась каплей перед входом.

- Нам в ту дверь, - показала Далила. Я помогла ей вкатить тяжелую тележку под тканевый навес около бокового входа. Она позвонила и, не дожидаясь ответа, пошла прочь.

- Мы просто оставим его - это - здесь? - спросила я.

Она кивнула.

- Крематорий.

У меня забурлило в животе.

Мою маму забрали в какое-то похожее место. На меня накатил такой ужас, что я едва не споткнулась.

Тошнота чуть отпустила, и я нашла в себе силы проследовать за Далилой на вершину холма. Там она помедлила. Я проследила за ее взглядом и в первый раз с того времени, как мы вошли в третью комнату, почувствовала, что стою на ногах тверже.

Перед нами простиралась база ФБР. Одинаковые, тусклые, серые здания, некоторые с пристройками, некоторые одиночные. Все та же роковая тематика. Между постройками виднелись небольшие подстриженные лужайки, а белые дорожки вели от одного входа к другому. База протянулась на несколько миль и была окружена высоким стальным забором, сквозь ворота которого мы прошли внизу. Вдалеке я видела реку и госпиталь, у которого мы оставили машину. В том же районе должна была быть и площадь, и гостиница "Веланд", где разрабатывало свои планы сопротивление.

Да, эту информацию я могла бы предложить Уоллису. Планировку изолятора предварительного содержания. Количество патрулирующих коридоры охранников. Географическую структуру базы. До сих пор я сомневалась, что смогла бы принести пользу сопротивлению. Теперь эти сомнения исчезли.

Я почувствовала, как внутри меня всколыхнулся огонек. Я едва узнала это ощущение.

Надежда.

Что, если я найду способ сообщить Уоллису? Даже если мне суждено умереть, эта информация может спасти других. Невинных людей, как мама. Мне было физически больно думать, что доступные мне сейчас сведения могли бы помочь кому-нибудь спасти ее.

Я обернулась и увидела останки покинутого города. Возможно, это был один из жилых пригородов Ноксвилла. Петляющие заасфальтированные улицы были обрамлены теснящимися двухэтажными домами и многоквартирными сооружениями. Издалека их крошечные дворики не казались неухоженными или поглощенными сорняками. Меченные дома и разбитые окна были слишком далеко, чтобы их можно было рассмотреть.

Мое внимание привлек прерывающий линию горизонта старый знак с ценами на топливо. Слева от линии моего взгляда проходила главная улица. Прямая дорога вела от нас вдаль.

- Это все тоже часть базы? - спросила я.

- Нет. База только там. Эта часть города была эвакуирована. Красная зона.

Мои брови сошлись на переносице.

- Вы хотите сказать, что сейчас мы не на территории базы?

- А ты сообразительная, - с издевкой произнесла женщина.

Меня охватило волнение.

- Как часто вы сюда выходите? - спросила я.

- Каждый раз, когда мне нужно вывозить отходы.

Я сморщилась от этого сравнения.
- И вам никогда не хотелось просто продолжить идти?

- Мне всегда этого хочется.

- Тогда почему вы все еще здесь?

Она повернула ко мне свое усталое лицо.

- Если бы там меня что-то ждало, я бы уже давно ушла.

Она задумчиво на меня посмотрела, оценивая мои намерения. Очевидно, мои мысли были так же прозрачны, как ее глаза.

Дома есть Бет. А Ребекка в опасности. Я могла бы пригодиться Уоллису и сопротивлению, и как я могу не помочь им после убийства мамы? Существовало слишком много людей вроде меня, людей, которые не знали, сколько смерти несет МН. И слишком много мертвых людей, чьи любимые все еще надеялись на воссоединение.

Мне нужно было сделать что-то, что угодно, каким бы незначительным это ни было. Ради мамы.

Если я побегу сейчас, Далиле нужно будет пройти менее десяти футов, чтобы поднять тревогу в пропускной будке. Но Такер сказал, что до моего суда было еще три дня. Если я заслужу достаточно доверия, чтобы меня выпустили сюда одну, то, возможно, смогу убежать.

- Хочешь пулю в спину, а? - Она не ждала ответа.

Далила потащилась вниз с холма. А я последовала за ней, строя планы.

* Город в штате Северная Каролина.

Глава 15

Остаток дня Далила не заговаривала со мной. Когда дневная смена подошла к концу, она поручила мне сложить полотенца в кладовой, даже не потрудившись скрыть свое раздражение от того, что меня не вернули в камеру.

Сирена возвестила комендантский час, и электропитание переключилось на резервный генератор. Однако это мало кто слышал: за исключением охранника на лестнице, коридор был уже пуст.

Такер заканчивал работать с какими-то документами, когда я наконец дотащилась до его кабинета.
- Чего тебе надо? - спросила я.

Он вытащил из кобуры пистолет, и я подумала: "Вот и все. Он собирается меня убить". Я приготовилась к боли, которая неизбежно должна была последовать. Но вместо этого он положил оружие в сейф в дальнем углу комнаты, запер его и опустил ключ в ящик стола. Я глубоко вздохнула, вновь наполнив легкие воздухом. Он подождал мгновение, разглядывая меня с непонятным выражением.

- Ты же не замужем, верно? - Он сказал это так, как ребенок десяти лет говорил бы о брокколи.

Я почувствовала, как по коже пополз легкий румянец - напоминание о том, что я все еще была живым человеком.

- Нет.

- Тогда к чему кольцо?

Я почти удивилась, увидев, что оно все еще у меня на пальце.

- Ни к чему. Просто нашла.

Это было кольцо, которое Чейз украл для меня у Лофтонов. Когда мы притворялись, что женаты. Между нами было много притворства.

Из-за того что Такер за мной наблюдал, я не стала снимать кольцо, но неожиданно оно показалось мне слишком тугим. На лицо Такера вернулось обычное высокомерие.

- Я говорил с начальством. До суда ты спишь в своей камере.

Это было мне давно понятно, но все равно меня пробрала дрожь. Кто доживет до утра?

- Я видела сегодня результат одного из ваших судов, - обвиняющим тоном сказала я.

Я вспомнила, как лицо солдата стало на моих глазах лицом Чейза. На долю секунды мне стало интересно, испытывал ли Чейз то же сосущее ощущение ужаса, когда я упоминала маму. Пронизывал ли его ужас каждый раз, когда он слышал ее имя. Но любопытство тут же испарилось, затуманенное предательством.

- И? - спросил Такер. Как будто казнь была мелочью. - Лучший способ подавить непокорность - действовать быстро и уверенно.

Несомненно, этой фразе его научил командир. От намека на гордость в его голосе мне стало настолько неприятно, что я почти вышла из кабинета, но затем подумала об Уоллисе и сопротивлении. О Ребекке, которая, возможно, все еще находилась где-то здесь, в этом здании. Тогда я поняла, что должна остаться.

- Вы даете им таблетку или что-то в этом роде?

- Укол стрихнина. Это препятствует дыханию. Мышцы сводит судорога и начинаются конвульсии. А затем ты умираешь. Это быстро. - Я почти было подумала, что последним предложением он пытался успокоить меня, но его голос был полностью лишен интонаций.

- Вы делаете с девушками то же? Укол стрихнина? - Я пыталась выглядеть напуганной, но страха не ощущала. Я стала испытывать к смерти меньше отвращения, чем раньше, и Такер Моррис меня не тревожил. Он был слаб. Он нуждался в МН. Ему нужно было во что-то верить, потому что, вероятно, в себя ему верить было слишком тягостно.

- Иногда. - Я знала, он думал о моей маме. Я ненавидела его за то, что она хоть в каком-то отношении присутствовала в его памяти.

- Не знаешь, девушку по имени Ребекка Лэнсинг тоже казнили? Она, вероятно, поступила из школы реформации Западной Виргинии. Блондинка, приятной наружности...

- С большой грудью.

- Наверное. - Я воспряла духом.

- Не-а.

- Ты только что сказал...

- Я не могу сообщать тебе такую информацию. - Его глаза заблестели осознанием власти. - Если ты, конечно, не...

- Если не что?

- Ну, я бы продал тебе эти сведения.

- За что? - скептически спросила я. И осознала, как мало места было в кабинете.

- Как насчет поцелуя? Посмотрим, к чему он нас приведет. - Такер откинулся к стене, разведя колени в стороны; его незагипсованная рука свободно повисла. Лицо его горело высокомерием. Я не могла поверить, что он хотел поцеловаться с кем-то, кто, как он знал, через несколько дней будет мертв.

- Не смеши меня.

Он рассмеялся.
- Могу поспорить, ему нравилось, когда ты строила из себя такую недотрогу.

Мое лицо вспыхнуло. Это его не касалось. Это было слишком личное.

Когда я повернулась, чтобы выйти из кабинета, он здоровой рукой захватил оба моих запястья и выкрутил их у меня над головой, отчего мои руки прошило болью. Он был быстрым, точно таким же, как и во время зачистки. Не следовало его недооценивать только потому, что у него сломана рука. Такер толкнул меня к шкафу и прижал меня к нему своим телом. От него веяло превосходством, как дорогим одеколоном.

Ярость затопила меня. Никто не смеет прикасаться ко мне без моего разрешения. Больше никогда.

Мне захотелось его избить.

Конечно он был больше и сильнее меня. Скорее всего, в итоге он победил бы. Но я могла бы по крайней мере провести пару хороших ударов. Особенно если как следует разозлюсь.

Я не могла поверить, что думаю подобным образом. Как Чейз. Я сходила с ума.

Его лицо было близко. Так близко, что я могла чувствовать его дыхание на своих губах. Его зеленые глаза горели желанием. Как сильно этот взгляд отличался от того, что я знала раньше. Чейз смотрел на меня, изучая мои чувства. Такер старался увидеть лишь свое собственное отражение.

Он беспокоил меня во многих отношениях.

- Назад, или я закричу.

Я точно знала, что Такер не мог рисковать, чтобы его застали с заключенной, которая была в большей или меньшей степени дрянью реформационной школы. И я не собиралась подыгрывать ему до тех пор, пока не буду уверена, что он выполнит свою часть сделки.

- О-ох, - тихо простонал он. - Я не думал, что ты так нечиста на язык.

- Сэр? - Далила просунула голову в дверной проем. - Ой! - Ее лицо покраснело, а глаза метнулись к полу. В мгновение ока Такер выпустил мои руки.

- Что тебе нужно? - прорычал он.

- Я прошу прощения, сэр. Просто ухожу домой. Я не была уверена, хотели ли вы, чтобы я завтра с мисс Миллер провела те же процедуры. - Она, очевидно смущенная, выпалила все это на одном дыхании. Я не могла не почувствовать краску стыда и сама. Я определенно не хотела, чтобы кто-то подумал, будто приставания Такера поощрялись с моей стороны.

- Да. Завтра выполняйте то же самое, - сказал Такер. Затем его губы медленно расплылись в улыбке. - И еще, Далила. Будь добра, немного больше осмотрительности. Я бы не хотел потерять тебя после всего, что ты сделала.

Далила, казалось, желала провалиться сквозь землю. Мы обе знали, что, когда Такер говорил "потерять", он имел в виду вовсе не увольнение.

Мне нельзя было терять больше ни минуты. Я почти грубо протолкнулась мимо Далилы в попытке выйти в коридор. Как раз в этот момент там проходил патрульный. Он коротко кивнул Такеру. Тот ответил тем же и закрыл за собой дверь кабинета.

Не произнося больше ни слова, он запер меня в моей камере.

* * *

Той ночью я не смогла уснуть. Я лежала, уставившись в потолок, и дрожала. С присущей ему невероятной добротой, Такер дал мне погрызенное крысами старое полотенце и одеяло. Это была демонстрация силы: он показывал, что мог предоставить мне удобства даже в этом обиталище смерти. Какой великодушный тюремщик.

Я разорвала тонкое полотенце в клочья, а одеяло оставила нетронутым.

Стоя на кровати, я могла выглянуть через высокое, зарешеченное окно, за которым простиралась база. На ее территории царила абсолютная неподвижность, если не считать одиночных охранников, прохаживающихся по зацементированным дорожкам. Я полагала, что здесь работали еще гражданские, подобные Далиле, но им, очевидно, нужно было соблюдать комендантский час. Даже если бы я смогла вырваться из здания изолятора сейчас, было бы самоубийством пытаться сбежать ночью.

Я сползла вниз по стене и подтянула колени к груди. Подула на запястья, которые до сих пор горели краснотой от захвата Такера.

Без всякой причины мои глаза наполнились слезами.

- Нет, - вслух сказала я. Если позволю упасть хоть одной слезе, за ней последует другая. Я не могла позволить себе слабость. Я должна была помочь сопротивлению. В память о маме. Ее смерть станет бессмысленной, если я тоже погибну.

Поэтому я балансировала на острие ножа, стараясь не поддаться ни безрассудству, ни отчаянию.

Я пыталась остановить образы, но они продолжали меня преследовать. Завеса тьмы служила фоном, и будто фильм разворачивались передо мной воспоминания Чейза.

Моя мама в камере. Одна, как я сейчас, но напуганная. Входит Чейз, за ним следуют Такер Моррис и другие солдаты. Пистолет Чейза поднят. Она сражалась? Могу поспорить, да. Затем страх, на смену которому пришло сочувствие, и шепот мольбы защитить меня. Извращенное осознание Чейзом, что попыткой сделать это будет убить ее. Но он не мог так поступить. За него казнь совершил командир его части. А Чейзу пришлось смотреть.

Я винила Чейза в ее смерти. Факты казались мне так ясны. Но, когда я еще раз обдумала случившееся, они представились мне искаженными, расплывчатыми. В МН из Чейза сделали козла отпущения лишь за то, что он был собой. Я больше не могла винить его.

Теперь я больше не могла сдерживаться. Слезы горя, отчаяния, ненависти затопили меня. Я стала настолько противна самой себе, что это чувство превзошло даже самобичевание, которое я видела в глазах Чейза. И оно было куда более справедливым.

Я совершила ужасную ошибку.

После Войны Чейз вернулся, чтобы найти меня. Он ответил на призыв, потому что я сказала ему это сделать. Он всегда пытался защищать меня, даже когда это включало в себя вероятность лишиться собственной жизни или лишить жизни другого. Его ложь должна была оградить меня от боли. Это было неправильно, но после всего, что он пережил, я больше не могла винить за сокрытие правды.

Он всегда хотел, чтобы я была в безопасности. Я отвергла это, швырнула его заботу ему прямо в лицо. Я хотела причинить ему большую боль, чем он уже испытывал. И у меня получилось.

Слова Шона ворвались в поток моих мучений.

"Это их вина, Миллер. Не наша. Это ФБР должно сожалеть".

Теперь я понимала это лучше, чем когда бы то ни было. В том, что произошло, не было вины Чейза. Не было и моей; и даже не было вины Такера. Во всем было виновато ФБР. Президент. Это они заставляли всех страдать, а тем, кому больно не было, промывали мозги.

Я с силой крутила миниатюрное золотое кольцо, обхватывающее мой палец.

К утру у меня был план.

Я собиралась покинуть базу. Вернуться к сопротивлению и найти Чейза, где бы он ни был. Я должна была попытаться все исправить. Ради него. Ради мамы. Ради Ребекки.

А если у меня не получится, то я умру, пытаясь.

* * *

К моему ужасу, утром "отработали" еще одного солдата. Мужчина, которого я кормила меньше дня назад, лежал, раскинувшись, на полу, наполовину под кроватью. Его губы побелели, лицо было серым. Мертво смотрели открытые глаза.

Я чувствовала отвращение. Не могла не задаваться вопросом: вдруг в моих силах было помочь ему. Спасти его. Я никогда не привыкну к этому, как, очевидно, привыкла Далила.

Мы делали то же, что и вчера. Только на этот раз я проглотила комок, раздирающий мое горло, и сосредоточилась на деталях. На том, как Далила выходила из лифта. На темном коридоре внизу, который казался необитаемым. На каждом случае, когда она пользовалась ключом. На точном месте, где она оставляла тележку у крематория.

Мне нужно было усвоить все это идеально. Когда я пройду по этому пути в следующий раз, я буду одна.

На обед было все то же столовское пюре. Оно мало успокоило мой желудок, но мне нужно было горючее, чтобы пережить предстоящее.

В конце дня я проследовала за Далилой на склад. На плечи у меня было наброшено одеяло, хоть в здании в рабочие часы и было тепло. Мне нужно было, чтобы Такер поверил, будто я оценила его сочувствие, и я добилась своего. Когда я встретила его раньше, он был единственным охранником, кто не проигнорировал мое присутствие.

То, что я приняла его дар, заставило его почувствовать, будто он контролирует ситуацию. Будто я не угроза. Он ослабил бдительность при мне, а это мне и было нужно.

Как и весь день, я наблюдала за Далилой. Мне нужен был универсальный ключ, который висел у нее на шее. Она не отдаст его - слишком глубоко в ней засели догмы МН. Мне придется украсть его. А чтобы она не испортила мой план, я должна была заслужить ее доверие.

Эта часть плана была завязана на Такере.

Когда я приблизилась к женщине, она выливала в слив воду из ведра.

- Мне нужно поговорить с Моррисом, - сказала я ей.

Не поднимая глаз, она махнула рукой, но ее впалые щеки залил румянец. Мы обе помнили сцену, при которой она застала нас прошлым вечером.

- Я приду за тобой утром, - сказала она.

Я кивнула.

Я заставила себя беспечно пройти по коридору к кабинету Такера. Ожидание того, что мне придется сделать, заставило адреналин заструиться по моим венам. Сражаясь с порывом нервно глянуть на дверь, я плотнее закуталась в одеяло.

Как и вчера, он заканчивал работать с документами. Ничего не сказал, лишь приподнял на меня одну бровь.

- Я хочу знать о Ребекке Лэнсинг.

- Ты знаешь расценки.

- Знаю.

С улыбкой, полной чувства собственной правоты, он обошел вокруг стола.

- Тогда плати.

- Погоди. Я... боюсь, что мимо пройдет охранник. - Я старалась, чтобы мой голос прозвучал нервно. Рассудила, что Такеру это понравится. Для пущего эффекта я потеребила кончики волос.

- Он проходил пять минут назад.

- Просто сходи и проверь, - попросила я. - Я не хочу, чтобы нас прервали, как вчера.

Его лицо озарилось.
- Хорошо. Жди здесь.

Как трогательно.

Его не было только несколько минут. Достаточно долго, чтобы я сделала то, что мне было нужно. Чтобы успела завести механизм завтрашнего побега.

Когда он вернулся, я сидела на тумбочке сейфа, крышка которого доставала мне до бедра. Отброшенное одеяло кучей лежало за мной. Я нетерпеливо раскачивала ногами и заставляла себя думать о свободе, а не о том, что собиралась сделать.

- Все чисто, - сказал он мне, приближаясь.

Он не колебался. Грубо встал между моими коленями, подтянув мои бедра к краю тумбочки. Его лицо опустилось к моему.

Он неправильно пах. Был неправильным на вкус. Его губы были слишком настойчивы. Руки - эгоистичны. Я пыталась отпрянуть, но он твердо положил загипсованную руку мне на плечи. Его другая рука проскользнула к моему животу. Поднялась выше, где колючая ткань покрывала мои ребра. И еще выше, туда, куда я не собиралась пускать его ладонь.

- Хватит. - Каждый мой нерв натянулся. Я отпихнула Такера, потрясенная самой собой.

- Еще нет. - Он снова наклонился ко мне, но я с силой оттолкнула его руки и подняла между нами колено. Когда он в следующий раз попытался приблизиться, моя ступня оказалась прижатой к его паху. Готовая ударить.

- Только попробуй, - предупредила я.

Он рассмеялся, примирительно поднял руки.

- Боже, жаль, Дженнингс этого не видел. Нам бы даже не пришлось убивать его. Он бы и так откинул копыта.

Во мне вспыхнуло раздражение.
- А ты много о нем говоришь. Не знай я наверняка, подумала бы, что ты ревнуешь, Такер.

Это было слишком.

Его ухмылка испарилась. Затем вернулась, привнеся в его зеленые глаза мстительное свечение. Его пальцы проскользнули по моему горлу, ощупали яремную вену. Его прикосновение было слишком нежным, и я почувствовала за ним силу. Я прерывисто дышала, кисти сжались в кулаки. Такер ревновал к Чейзу из-за внимания, которым того удостаивали. Он мог избить меня, лишь чтобы ранить своего бывшего партнера.

- Боишься? - прошептал он. - Знаешь, что я мог бы с тобой сделать?

- Ребекка Лэнсинг, - напомнила я, изо всех сил стараясь сглотнуть.

К моему облегчению, он выпустил мое горло.

- Центр по реабилитации в Чикаго.

Мое сердце ушло в пятки. Чикаго. Там Чейз жил со своим дядей. Туда его призвали. Непросто будет найти Ребекку в разоренном войной городе, где находилась одна из самых крупных военных баз в стране.

- Ее не убили?

- Ей повезло. Как знать, возможно, повезет и тебе.

Пора было уходить. Я слезла с тумбочки.

- Погоди, погоди. - Он заступил мне выход. - Мы только начали. Нельзя просто так заглушать двигатель.

Я пыталась сдержать рвотный позыв. Но затем насторожилась.
- Идет охранник. Хочешь продолжить валять дурака? Ему, возможно, захочется посмотреть.

Такер прислушался, затем вздрогнул, когда узнал шаги. Пока он был отвлечен, я схватила свое одеяло и по стеночке проскользнула в коридор. Как только охранник увидит меня, Такер не сможет скрыть, что мы были здесь вдвоем.

- Хорошо сыграно, - сказал он, тихо хлопнув в ладони. - А ты любительница дразниться, верно?

Мое лицо вспыхнуло, а зубы сжались, но я заставила себя спокойно идти по коридору: знала, что он следил за каждым моим шагом. Дождалась, пока он не открыл дверь и не впустил меня в мою камеру. Несколько мгновений спустя он обменялся приглушенными словами с дежурным. Я слушала, как они вместе дошли до лестницы.

А затем я развернула скомканное одеяло, и взору моему предстал пистолет - тот, что я украла, пока Такер проверял коридор. Я улыбнулась.

* * *

Не засыпая, я составляла план побега. Шаг за шагом.

Далила придет за мной, как только закончится комендантский час. Мы пойдем в кладовую, и я отберу у нее ключ. Надеюсь, она не поднимет шум, когда я запру ее там. Я отвезу тележку мимо кабинета к грузовому лифту и спущу ее на первый этаж. Охранники на воротах не станут меня останавливать: они подумают, что я иду к крематорию, и будут правы. Я оставлю тележку около боковой двери, под навесом. А потом побегу.

Я не позволяла себе обдумывать какие-либо отклонения от этого плана. Я уже знала, что буду делать, если что-то пойдет не так.

Я держала пистолет в руке, вертела его, согревая рукоятку в своей ладони. Привыкая к его присутствию. Это был такой же штатный пистолет, как у Чейза: гладкий, серебристый, с толстым стволом. Я щелкала предохранителем, чтобы привыкнуть к звуку и ощущениям.

Мне стало интересно, что подумали бы обо мне Бет и Райан, увидь они меня сейчас. Я больше не была маленькой испуганной девочкой, которую волокли в исправительный центр. Что-то внутри меня изменилось, стерлось и сделало меня жестче. Сомневаюсь даже, что я выглядела по-прежнему.

"Когда теряешь семью... начинаешь по-другому смотреть на страх", - однажды сказал мне Чейз. Да. Теперь я поняла. Страх не исчезал, но становился осязаемым, будто острый нож, который неизбежно приходится носить с собой.

Мое внимание привлекли приглушенные голоса из коридора. Слишком поздно было переводить заключенного - стояла полночь. Я спрятала пистолет под матрас и с любопытством прижалась ухом к двери.

- Вот уж ублюдок. Те двое, что дежурили, неделю проведут в лазарете.

- И тебе пару раз зарядил промеж глаз, а?

- Заткнись, Гаррисон. Не тебе говорить. Я-то хоть не обмочился в углу.

Смех. Затем стон. Шелест ткани по линолеуму. Звон ключей. Открываясь, тихо проскрипела дверь.

Теперь стало тише. Вероятно, они зашли внутрь. Затем я услышала, как по стене над моей кроватью что-то стукнуло. Жертву оставили в соседней камере. Я почувствовала волну жалости. Сердце отдалось болью за моего товарища по несчастью. Если он напал на солдат, то ничего хорошего ему не светило.

- Его бланк заполнен. - Это произнес третий голос. Возможно, дежурного. - Один из вас останется его караулить?

- Да погляди на него, приятель. Он едва дышит. Что заставляет тебя думать, что его надо караулить?

- Просто узнаю приказы, всего лишь.

- Начальство сказало оставить его здесь до утра. Как только очнется, он предстанет перед Советом. Уверен, для него приберегли что-то премиленькое.

Хохот. Звук закрываемой двери. Удаляющиеся шаги.

До утра не раздалось больше ни звука. Я гадала: вдруг мой новый сосед уже умер. И даже когда загорелся свет, возвещая конец комендантского часа, я поймала себя на том, что разумом возвращаюсь к этому бедняге. Я гордилась, что он дрался с солдатами. Чтобы пережить этот день, мне нужно будет быть такой же смелой.

Услышав, как в замке повернулся ключ, я подскочила. Пистолет был упрятан в мой бюстгальтер, и я снова накинула на плечи одеяло, чтобы скрыть излишнюю выпуклость. Мне пришлось несколько раз глубоко вздохнуть, чтобы успокоиться и повернуться к двери. И все равно я едва не направила на Далилу пистолет, как только она вошла.

Женщина задумчиво на меня поглядела. Я могла лишь гадать, что, по ее мнению, произошло прошлым вечером между Такером и мной.

- Здрасте. - Я желала, чтобы мой голос прозвучал так, будто я с ужасом ожидала этого дня. На самом деле так и было.

- Идем. И пошевеливайся, - рявкнула она и отвернулась, чтобы направиться к складу. Мимо прошел охранник, отчего по моей коже пробежали мурашки. Мне казалось, он смотрит на меня. Знает, что я собиралась сделать.

Мне нужно было успокоиться.

Как только мы вошли на склад, Далила начала срывать со стены полотенца. Она протянула мне ведро, чтобы я наполнила его водой. Глубоко вздохнув, я поставила его на пол.

Сейчас или никогда.

Я повернулась к Далиле спиной и очень медленно потянулась к пистолету.

- Далила, мне нужно...

- Далила! По-моему, я приказал тебе шевелиться! - прокричал солдат с другого конца коридора.

Нет! Ей уже отдали приказы, значит, не исполни она их, ее придут искать.

- Быстро, быстро, быстро, - бормотала женщина напряженным голосом. - Разве я не сказала тебе налить в ведро воды?

- Д-да, - выдавила я и сделала, как мне было велено. С планом придется подождать до тех пор, пока солдаты не будут больше нуждаться в помощи Далилы.

- Через час придет офицер, чтобы поговорить с заключенным из четвертой камеры, - сказала она. - Его привели вчера ночью, и он в плохом состоянии. Все еще без сознания. Приведи его в чувство, чтобы его могли допросить.

"В чем смысл?" - подумала я. Вспомнила, как Далила приводила в чувство меня, перед тем как я встретила Такера.

- А вы что будете делать? - спросила я. Мне еще не давали самостоятельные поручения.

- Парень из второй камеры перерезал ночью вены. Кому-то придется убраться и доставить его тело в крематорий.

Я содрогнулась, не в состоянии остановить образ лица солдата, который вторгся в мой разум. Густые брови, щеки с веснушками. Неосознанный, потерянный взгляд. Вчера я приносила ему ужин.

- Я бы справилась с этим, - слабо предложила я. - Отвезла бы тело. А вы позаботьтесь о четвертой камере.

Далила фыркнула. Солдат из коридора снова криком позвал ее.

- Они хотят, чтобы с этим разобрались быстро, - с ударением произнесла она, будто бы я была не в состоянии выполнить это. Я подавила отвращение. Ее голос прозвучал так, будто она почти гордилась тем, что в ней нуждались. И тогда мне стало ее жалко; как мало в ней осталось души.

- Я справлюсь. Я знаю, вас беспокоит спина, - сделала я еще одну попытку. Я видела, как женщина вчера разминала спину, и надеялась, что не промахнулась со своим предположением.

- С твоей стороны будет мудро подчиниться приказам, - просто ответила женщина.

Сглатывая поражение, я проследовала за ней в коридор. Я говорила себе, что в течение дня мне предоставится еще один шанс. Он должен предоставиться, потому что завтра меня ожидал суд.

Пока Далила открывала дверь в камеру, что была рядом с моей, я мысленно готовилась побыстрее разобраться с этим солдатом. Если он придет в себя достаточно, чтобы говорить с офицером, до того, как Далила закончит с уборкой, у меня все еще может остаться возможность помочь ей отвезти тело в крематорий.

Женщина понеслась по коридору ко второй камере, у которой теперь собрались три солдата, желающие лицезреть представление. Я хотела крикнуть, чтобы они оставили несчастного. Удивилась, что с ними не было Такера, но было еще очень рано.

В камере передо мной лежал, уткнувшись лицом в пол, скорчившийся человек. Его голова находилась в футе от металлического унитаза, что стоял в углу помещения. Длинные ноги были протянуты к двери. На нем были джинсы. Совсем как на том убитом перевозчике с Руди-лэйн.

Я наклонилась, пригнувшись к лежащему. Мигающий свет сверху оттенял его одетые в носки ступни. Порванная футболка блестела каплями свежей крови. Я наклонилась еще ниже, мое сердце забилось чаще.

Широкие плечи. Черные, спутанные волосы.

- О Боже! - воскликнула я, бесцеремонно бросая на линолеум ведро и полотенца. Отвлеченно отметила, как позади меня закрылась дверь.

А затем я оказалась на коленях, и мои руки заскользили по его икрам к талии. Мои приглушенные эмоции взорвались яркими, ослепляющими цветами.

Когда я наконец была в состоянии заговорить, голос мой звучал высоко и дрожал.

- Чейз?

Глава 16

Молчание.

Я пыталась нащупать его пульс. Сама не понимала, что делала.

В тесной камере было не повернуться. Я осторожно перевернула Чейза на спину. Он оставался безжизненным, как тряпичная кукла. Как тот мужчина на площади. Лихорадочно я уперлась в стену и закинула его тяжелую руку себе на плечи.

- Давай же, Чейз, - твердила я испуганно.

Изо всех сил я втащила его на матрас. Его туловище и бедра оказались на кровати, но ноги все еще свешивались с края. Как можно осторожнее я опустила его, а потом потянула его колени вверх.

Он застонал.

- Чейз, - встревожилась я. Его глаза были закрыты.

От последовавшего осмотра у меня помутилось в глазах. От резкого вдоха запершило в горле.

Темная кровь покрывала его лицо и шею. Она пропитала весь перед футболки. Дрожащей рукой я дотронулась до его щеки и легонько погладила. Жар от распухшей щеки смешивался с прохладной вязкой гущей, покрывавшей кожу.

- Чейз, очнись. Пожалуйста.

Паника скрутила меня изнутри. Я подумала о маленьком серебристом кейсе. О бельевой тележке. О казни, которая наверняка последует.

Все сложилось только для того, чтобы снова развалиться. Я не могла бежать с Чейзом, когда он был в таком состоянии, и не могла оставить его.

- Почему тебя поймали? - Я не ожидала ответа.

Подняла его рубашку. Поверх ребер начали проявляться несколько кровоподтеков размером со ступню ноги.

- Все в порядке. Все нормально. Просто нужно промыть твои раны, и все. - Как будто чужой голос исходил из моих уст. Голос кого-то, кто был спокоен, хладнокровен. Не мой.

Но этот голос был прав. Мне нужно было чем-то заняться. На чем-то сосредоточиться.

Я намочила тряпку и как можно нежнее коснулась ею его лица, промакивая кровь у носа. Когда ткань пропиталась насквозь, я бросила лоскут под кровать и взяла другой. Его разбитые губы, уши, шея. Я все время что-то шептала ему. По большей части какую-то ерунду.

Я услышала, как по коридору проехала тележка. Далила отвозила солдата в крематорий. Моя последняя возможность освобождения покидала здание. Я не могла даже сожалеть. В моей душе оставалось только место для тревоги за Чейза.

Пока я не перешла к его лбу, где кожу рассекало несколько порезов, он не шевелился. Когда я коснулась особенно неприятного на вид ранения, его глаза распахнулись, зрачки вернулись на свое привычное место посреди белого моря. Он неуверенно моргнул. Зубы крепко сжались.

- Чейз?

Я отстранилась, чтобы он мог понять, что слышал мой голос. После его кошмаров я знала, что, если я касалась его во время пробуждения, это сбивало его с толку.

Перед тем как найти в себе силы заговорить, он сглотнул. Его тело содрогнулось, будто от холода.

- Эм?

- Да, - воскликнула я, позволяя своим слезам пролиться на его лицо. Меня окатило волной облегчения.

- Я нашел тебя. - Хоть его голос был хриплым, в нем слышалось удовлетворение.

Я вспомнила сцену, которая произошла давным-давно. "Обещаю, я вернусь. Что бы ни произошло". Он сказал это как раз тогда, когда его призвали. Да, он вернулся. Какой бы ни оказалась цена.

- Прости. Я должен был сказать тебе с самого начала, - произнес он.

Я заставила его замолчать.
- Это не важно.

- Нет, важно. - Он закашлялся, и все его тело скрутило спазмом, так что он согнулся пополам.

- Дыши. Все в порядке, - успокаивала я его, гладя по спине. Но мое сердце разрывалось от осознания того, как ему было больно.

Только через минуту он снова был в состоянии дышать ровно. Когда он наконец лег, его глаза были мутными от боли.

- Ничего не говори, - прошептала я. Через минуту он заставил себя сесть.

- Я могу все исправить. Я вытащу тебя отсюда.

Я замерла, моя ладонь все еще касалась его щеки.

- Ты... сдался сам? - Мой голос надломился. - Зачем?

- Я пообещал, что с тобой ничего не случится, - сказал он.

Я знала, что для него значило данное слово. То, что он подвел мою маму и меня, разрывало его изнутри.

- Шон ждет тебя на заправке в Красной зоне за базой. Он поможет тебе.

Я знала место. Я видела ветхий знак в первый день, когда помогала Далиле отвезти тело в крематорий.

- Шон... - Я недоуменно на него посмотрела. Когда я видела их вместе в последний раз, Шон и Чейз не особенно ладили.

- Это с западной стороны. Там есть выход. Я расчищу для тебя проход и...

- Нет. - Я представила то, что он планировал: сразиться со всеми, с кем придется, чтобы подарить мне возможность выбраться за ворота. Я едва могла дышать. Он пришел сюда, чтобы спасти меня, зная, что сам умрет.

Прикрыв ладонями рот, я рухнула на колени у кровати. Столько чувств разом заполонили меня, стали разрывать меня на части. Если не скажу сейчас, больше не смогу. Слова застревали в горле.

- То, что произошло... в этом не было твоей вины, - сказала я, дрожа.

Я хотела сказать ему, что сожалею. Что прощаю его. Что знаю, он любит меня, и люблю его тоже. Но я не могла. Я отстранилась, рыдая в рукава. Его руки обхватили меня, прижали к своему избитому телу.

- Ты меня до смерти напугала. Я думал... - Он вздохнул. - Это не важно. Ты жива.

Звук из коридора заставил мои слезы испариться.

Стук-стук. Стук-стук. Стук-стук, стук-стук.

Дежурный охранник. Или Далила, готовая вернуться к своей мрачной работе.

Мы замерли. вслушиваясь в звук шагов. Он усилился, затем пропал у самой двери в камеру Чейза. Я задержала дыхание и глядела на вход.

Что-то стукнуло о внешнюю стену. Его бланк. Кто-то собирался войти.

Нет!

Чейз отодвинул меня в сторону. С невероятным усилием он встал, опираясь на стену. Я бросилась ему за спину, обхватив его руками, наполовину уверенная в том, что он сейчас упадет, наполовину - в том, что охранникам придется отрывать нас друг от друга.

- Ляг! - прошептала я.

Он не послушался. Мне повезло, что он ранен. Пока он в таком состоянии, я сильнее. Я толкнула его обратно на кровать, не давая поднять голову. Он выглядел так, будто его могло вырвать. Машинально я отметила, что это симптом сотрясения мозга.

Ключ вошел в замок, повернулся.

- Закрой глаза! - тихо сказала я.

Чейз подчинился, но сжал кулаки.

В камеру вошла Далила.

- Еще не очухался? - Я смогла разглядеть мелкие красные пятнышки, забрызгавшие ее блузку, и мокрые пятна пота на воротнике. Я старалась не представлять, что именно она видела во второй камере.

- Секунду назад, - сказала я, ощущая твердость пистолета, прижатого к телу. - Посмотрите на его лицо, - добавила я, осторожно проведя пальцем по порезу на переносице Чейза.

Чейз шевельнулся, совсем чуть-чуть. Я мысленно приказала ему замереть.

Она сделала еще один шаг вперед, по-прежнему придерживая дверь рукой.

- Что такое?

- Его сильно избили.

- Само собой, - фыркнула она. Еще шаг.

Я вскочила, сбрасывая с плеч одеяло и отталкивая ее от двери. В следующую секунду я вытащила пистолет из-под блузки и направила его прямо на Далилу. Потом осторожно прикрыла дверь, не давая ей защелкнуться.

- Какого черта ты творишь? - закричала она.

- Молчать! - приказала я, молясь, чтобы нас никто не услышал. Чейз уже сидел, часто моргая. Он все еще выглядел больным - и более потрясенным, чем Далила.

- Держи, - я сунула пистолет ему в руку. Он направил его на Далилу. Она оскалилась в ответ. Я заметила, что его рука немного дрожала, но знала, что это не из-за физической боли. Последней женщиной, на которую он направлял пистолет, была моя мама.

- Простите, Далила, - сказала я, запихивая в ее рот чистый лоскут. - Но меня кое-что ждет снаружи.

Как можно быстрее я разорвала изношенные тряпки на полоски и привязала ее запястья к металлической раме кровати. Она не сопротивлялась, ее светлые глаза не отрывались от Чейза. Я стянула с ее шеи ключ и крепко зажала его в кулаке. Я чувствовала, будто сердце готово взорваться у меня в груди. Если такое случится, надеюсь, это убьет меня раньше, чем МН.

Потом я осторожно устроила Чейза на кровати, подальше от Далилы, и спрятала пистолет обратно под блузку.

- Наверное, меня избили сильнее, чем я думал, - сказал Чейз в замешательстве, как бывает с теми, кто очнулся от комы. - Как ты тут оказалась? Кто это? И откуда пистолет?
Его ладони были прижаты к вискам.

- Потом объясню. А пока оставайся здесь.

- Я иду с тобой, - сказал он.

Я покачала головой. Он поджал губы.

"Не сопротивляйся мне, Чейз".

Я знала: сейчас он чувствовал то же самое, что много раз во время нашего путешествия чувствовала я. Никакого контроля над ситуацией. Абсолютная зависимость. Может быть, и он понял, что происходило со мной, потому что не стал спорить, не стал сопротивляться. Только посмотрел на меня и прошептал:
- Пожалуйста, будь осторожна.

Мгновением позже дверь за мной закрылась.

В коридоре было зловеще тихо, не слышалось даже шагов охранника со стороны лестницы, что была за углом. Я знала, он был там, просто не издавал никаких звуков. В любой миг мог появиться дежурный.

Он нервов мои внутренности скрутило, по коже пробежали мурашки. Каждый мой шаг казался шагом по остриям гвоздей. Я решила, что свихнулась. Это было единственным разумным объяснением моих действий.

Прежде всего я взяла планшетку у камеры Чейза. Вытащила ручку из держателя и большими буквами нацарапала то, что было написано на бланках других солдат.

ОТРАБОТАНО.

Один глубокий вздох, необходимый, чтобы вернуть разуму то же ледяное спокойствие, в котором я находилась до появления Чейза, и я вернулась к своей работе.

Открыла кладовую ключом Далилы и выкатила тележку в коридор. Одно из колес скрипело и неуклюже дергало в сторону. Я уставилась на него в ярости, как будто это могло его утихомирить.

Я почти добралась до камеры Чейза, когда вновь услышала шаги.

Я замерла, парализованная.

Постоянно хмурый темнокожий охранник вышел из-за угла.

- Доброе утро, - сказала я излишне бодро.

- Что ты делаешь? - Он посмотрел вдоль пустого коридора.

Далила...я запнулась,она пришла раньше.

- Где она?

- Убирает за самоубийцей во второй камере. Она сказала мне подождать здесь.

- Почему здесь?

Я мысленно выругалась.

- Чтобы вывезти отходы, - ответила я, цитируя Далилу.

Солдат взглянул на бланк Чейза. Его нахмуренные брови разгладились.

- Я так понимаю, на суд забили. Разумно. Этот его и не заслуживал.

- О, правда?
"
Пожалуйста, просто уйди!"

- Да. В мире полно плохих парней. Этот один из них. - Он говорил, словно отец, рассказывающий дочери об опасностях мира. Я подумала, какое место лучше всего будет ему отстрелить, если решусь достать пистолет.

Я постаралась выглядеть напуганной.
- Я лучше пойду.

Он развернулся на пятках, не сказав больше ни слова и не оборачиваясь.

Всего полчаса до следующего обхода.

Мои руки так тряслись, что я с трудом попала ключом в скважину. Сомнения впились в меня, но я прогнала их прочь. Я не позволю Чейзу умереть.

Я открыла камеру. Он стоял за дверью, на его распухшем лице по-прежнему проступало напряжение. Я постаралась, чтобы замок не защелкнулся позади меня. Щеки Далилы пылали от ярости.

- Кто это был? - прошептал Чейз.

- Просто охранник. - Я поставила тележку у стены. - Залезай.

Когда я объяснила план, его лицо посуровело.

- А если тебя поймают? Я этого не переживу.

- Тебе и не придется, - мрачно сказала я, посмотрев на Далилу, по-прежнему связанную и с кляпом во рту. Чувство вины свело желудок. - Или вдвоем, или никак.

Он почесал голову.

- Разве ты не видишь? - убеждала я. - Мы должны что-то сделать! Чтобы это больше ни с кем не случилось! - Он понимал, что я имею в виду произошедшее с моей мамой. С нами.

Он сглотнул. И очень медленно кивнул.

Мы собирались унести ноги с базы МН.

Я долго не раздумывала. Иначе неосуществимость плана раздавила бы меня.

Мне пришлось помочь Чейзу. Ему было трудно сгибаться; видимо, несколько ребер были сломаны. Он сел на дно тележки, прижав колени к груди и наклонив голову.

- Если я услышу, что дела плохи, я не буду тут сидеть.

Я не ответила и закрыла крышку над его головой. Прощальный кивок Далиле - это все, что мы могли себе позволить.

Я толкнула тележку плечом, с усилием раскачивая ее, пока не выкатила в пустой коридор. С обостренными до предела чувствами я добралась до лифта. В уши отдавалось биение сердца и визжащий перестук этого дурацкого колеса, когда дрожащим пальцем нажала кнопку. Двери грузового лифта, открываясь, издали резкий клацающий звук. Они всегда так? Я оглядела коридор. Пусто.

Упираясь в тележку, я вкатила ее внутрь.

Шестеренки металлической коробки завизжали и дюйм за дюймом опустили нас на нижний этаж. Потребовалось несколько глубоких вдохов, чтобы снова сосредоточиться.

Двери открылись, обнаружив темный коридор цокольного этажа, где я изначально планировала оставить Далилу. Этот этаж редко использовался, и свет здесь не включался автоматически. Я тоже не стала его включать, задержала дыхание, игнорируя пугающие звуки и образы, рисуемые в темноте моим воображением, и сразу повернула направо. Служебная дверь легко открылась ключом. Когда меня коснулось первое дыхание свежего воздуха, я будто заново родилась.

Да. Я смогу сделать это. Я уже делаю это.

Мне пришлось с силой упираться пятками, чтобы толкать тележку по узкой дорожке. Двадцать ярдов до будки охранника. Пятнадцать. Десять*.

Охранник на посту высунул голову из будки.

Нет! Не замечай меня! Ты же делал так вчера!

- Где старуха? - спросил он. У него было круглое лицо и ямочка посередине щеки.

- Ее мутит, я полагаю, - ответила я. Я молилась, чтобы ее до сих пор не нашли.

- Эту зануду никогда не мутит.

Я пожала плечами.

- Рановато как-то сегодня, нет?

- Это сделали сегодня ночью. - Пожалуйста, дай мне пройти. Пожалуйста, дай мне пройти.

Он нажал кнопку, и ворота задребезжали, перед тем как натужно открыться.

Мы прошли через них. Мое сердце летело галопом. Я свернула за угол и начала карабкаться на насыпь. Мне пришлось держаться за ручку тележки вытянутыми руками, чтобы не скатиться назад.

- Мы сделали это, - ошалело шептала я, тяжело дыша. Я знала, что он не мог меня услышать. Я не возражала. Он довольно скоро узнает.

Шаг за шагом я толкала его на насыпь.

Наконец мы добрались до вершины. Я затащила тележку в укрытие около навеса и посмотрела, нет ли кого на насыпи или дороге. Мы были одни.

Металлическая крышка со звоном открылась, и Чейз поднял голову.

- Мы сделали это! - Я едва сдержалась, чтобы не закричать.

Он не улыбнулся, пока не убедился, что на дороге чисто. Когда он выбрался, мы затолкали тележку в зону выгрузки около крематория. За зданием находился лесистый склон, который вел к заправке и другим подразделениям. Там мы могли исчезнуть.

- Пойдем. - Чейз схватил меня за руку.

Кожу у меня на шее стало покалывать. По тротуару топали чьи-то ботинки.

Я развернулась. Мое сердце ушло в пятки.

Такер Моррис несся вверх по насыпи, один. Бежать было поздно, он уже увидел нас. Он остановился в трех ярдах (2,7 метра) от нас, держа руки на поясе. Его глаза смотрели сквозь меня на Чейза.

- Значит, это правда. - В его голосе звучали одновременно и трепет, и отвращение. - Солдат в изоляторе сказал мне, что ты сдался этой ночью. Я должен был увидеть своими глазами. - Он криво усмехнулся. - На бланке было написано "Дженнингс", но она определенно была не похожа на тебя.

Далила.
- Кто-нибудь еще видел ее? - спросила я, подавляя страх в голосе.

- Еще нет, - ответил он с угрозой.

Мне показалось странным, что Такер не поднял на базе тревогу из-за нашего побега, но затем я поняла, что это создало бы проблемы для него. Он пытался уладить проблему самостоятельно до того, как его начальство поймет, что происходит.

Чейз продолжал молчать. Каким-то образом он оказался между мной и Такером.

- Ты выглядишь удивленным. - Такер обращался к нему. - Ты не сказала ему, что я здесь, Эмбер? - Он назвал меня по имени, чтобы уязвить Чейза. Никогда раньше он меня так не называл.

- Не говори с ней, - прорычал Чейз. - Даже не смотри в ее сторону.

- Или что?

- Или я довершу начатое и сломаю тебе вторую руку.

Мой пульс ускорился.

- Да ты едва стоишь, - с издевкой сказал Такер. Однако его глаза смотрели настороженно.

- Значит, это будет драка на равных.

- Мы уходим, - категорично сказала я Такеру.

- Черта с два!

Я почувствовала, как у меня дернулись веки. Чейз сделал шаг вперед, собираясь вцепиться ему в глотку. Я схватила его за руку.

Тон Такера сменился с ярости на тщеславие.

- Ты уже сказала ему? О том, что было в моем кабинете этой ночью? - Такер решительно пошел в нашу сторону.

- Ничего не было.

Он ухмыльнулся.
- Если бы я знал, насколько ты необузданная, я бы и сам похитил тебя из школы реформации.

- Уходи, - сказал мне Чейз едва слышно.

- Даже не думай, - жестко ответила я.

Такер приближался. Я понимала: стоит нам повернуться к нему спиной, он дотянется до рации на поясе и вызовет подмогу. Я не позволю этому произойти.

Чейз наклонился, готовый броситься вперед. Прежде чем я сделала шаг, Такер сорвал с бедра дубинку и ринулся в нашу сторону. Чейз двинулся, чтобы перехватить выпад, но в этом не было необходимости: движение Такера резко оборвалось. Он застыл, дубинка замерла, занесенная над плечом. Удивленный заминкой, Чейз кинул на меня взгляд. Его глаза слегка изменили выражение, когда он увидел оружие у меня в руках.

- Ты украла мой пистолет? - Краткое мгновение Такер выглядел искренне удивленным, но затем бравада вернулась. - Да ты сама себя подставляешь.

В моих руках пистолет был легким, как перышко. По мне прошла лихорадка. Я целилась в Далилу, но никогда не собиралась стрелять в нее. Я подумала, что, если Такер сделает еще хоть один шаг вперед, я нажму на курок.

- Такер, пожалуйста, позволь нам уйти. - Мой голос был ледяным.

- Умоляешь? - Он сплюнул на землю. - Ты как твоя мамаша прямо перед тем, как я пристрелил ее.

Мой мир замер.

Слова Такера врезались в мой мозг. Снова и снова.

"Прямо перед тем, как я пристрелил ее".

- Ты? - слабо спросила я. Я предполагала, что ее застрелил командир Чейза, но ошиблась. Это был Такер. Вот почему Чейз сломал ему руку. Вот почему Такера повысили. Я чувствовала слабость.

Моя кровь заледенела. Убийца моей мамы больше не был безликим. Я видела его позади Чейза, державшим в руках оружие. Видела, как он убивал ее.

- Я думал, она в курсе, - сказал Такер Чейзу. Чейз не ответил.

- Ты убил ее, - тихо сказала я. Мои руки дрожали.

- Эмбер. - Я едва услышала, как Чейз позвал меня по имени.

- Как ты мог? - Такер был невообразимым чудовищем.

- Я чертовски хороший солдат. И делаю то, что нужно сделать.

Его слова ударили по мне, будто грузовой поезд.

- То, что нужно сделать? - повторила я. Теперь нужно убивать невиновных женщих?

Я сосредоточилась на пистолете. Я бы показала ему, что нужно сделать.

- Ты как будто знаешь, что с этим делать, - усмехнулся Такер.

Я быстро посмотрела вниз, щелчком снимая оружие с предохранителя.

- Калибр девять миллиметров, верно? Просто взвести затвор, прицелиться и выстрелить.

Твердой рукой я дослала патрон. Щелк.

Такер запнулся, его лицо пошло пятнами, рот вытянулся в жесткую линию. Я не могла избавиться от образов. Такер, поднимающий пистолет. Звук, который издает стреляющий пистолет. Страх в ее глазах. Смерть в ее глазах.

- Эм, - прошептал Чейз. Я едва слышала его.

Я видела ее. Я видела ее озорную улыбку. Заколку у нее на волосах. Она пела довоенную песню, и мы танцевали в гостиной. Она уступила свое место в очереди на кухню.

Она простила Чейза за зачистку. "Хвала Господу, ты здесь, Чейз", - сказала она ему в камере. Она простила Роя за то, что тот ее бил. Меня за то, что я заставила его уйти. Должно быть, она винила МН за то, что сделали с Такером.

Ей было бы стыдно за меня, если бы я убила его. Из-за этого простого факта я не могла забрать его жизнь.

Но я хотела.

Чейз продолжал смотреть на меня. Его глаза были полны понимания. Я знала, что он поддержит меня, каким бы ни было мое решение.

- Забери у нее пистолет, парень, - сказал Такер Чейзу. Он пытался воскресить их былую дружбу. Эти слова встряхнули меня.

- Если я это сделаю, я убью тебя своими руками, - мрачно ответил Чейз. Я знала, что, стоит мне попросить, и Чейз убьет Такера. Часть меня хотела этого, нуждалась в этом. Но я сосредоточилась на мамином лице. Она тоже любила Чейза. Она бы не хотела еще сильнее навредить его душе.

Такер шевельнулся.
- Подумай, что это будет означать для тебя. Тебе придется все время убегать. - Его голос был подернут страхом.

- Я уже подумала об этом. - "Последний шанс", - сказала я себе. Но разумом я уже все решила. - Мы уходим, Такер. Проваливай. Или я пристрелю тебя.

Я игнорировала биение пульса у меня в висках. Не чувствовала ни страха, ни злости. Горе тоже ушло. Все мое тело сосредоточилось на одной задаче: обеспечить нашу безопасность.

Какой же я стала похожей на Чейза.

- Что я скажу командованию? - голос Такера сорвался.

- Ты скажешь, что Чейз мертв. Он не дожил до суда. Его дело закрыто. Ты скажешь им, что его тело отправлено в крематорий. Скажешь, что я заставила Далилу отдать мне ключ, и, когда она призналась, меня тоже "отработали".

Вчера мне было жаль, что Такер заставил Далилу молчать. Теперь я рассчитывала на это. Я надеялась, что это убережет старушку от судьбы моей мамы.

- А если я скажу нет?

- Ты можешь всегда сказать им, что двое преступников сбежали во время твоего дежурства прямо у тебя из-под носа. Хотя я сомневаюсь, что это сулит что-то хорошее твоим карьерным планам.

Несколько долгих тактов молчания.

Такер выругался.

- Хорошо. Хорошо!

Что-то треснуло внутри меня. Я знала, что была на грани того, чтобы сломаться.

Держаться!

- Верни мне пистолет. Меня разжалуют за него. - Такер протянул руку.

- Я не настолько дура. Ты вернешься обратно к пропускному пункту. Когда я увижу, что ты там, я брошу его вниз с насыпи в те кусты. Надеюсь, ты сможешь его найти.

- И что мне помешает пристрелить вас после этого?

- В нем не будет патронов. Ты можешь попросить их у охранников на посту, но тогда тебе придется много чего объяснить. Советую тебе вернуться за ним позднее.

Он пнул землю и наконец кивнул.
- Проваливайте отсюда.

Я глубоко вдохнула.

- Не стреляйте в спину, - добавил он с отвращением.

- Ничего не обещаю.

Такер повернулся и почти побежал вниз по склону.

Пистолет вдруг стал тяжелым в моих руках, будто это было ведро, полное воды. К тому времени как Такер исчез со склона, я едва могла поднять руки.

Чейз мягко положил ладонь мне на плечо, провел ею вниз по руке к запястью. С трудом вытащил пистолет из моей хватки. У меня в ушах стоял звон.

Я смотрела, как он вытащил магазин из рукоятки и положил его в карман. Затем швырнул пистолет в опрятную живую изгородь, достаточно близко, чтобы Такеру понадобилось забраться на насыпь, чтобы найти его. Если он вообще сможет его найти.

- Нам пора идти, - сказал Чейз.

Я повела его за крематорий туда, где асфальт встречался с деревьями. Кустарник становился гуще, хватался за ткань моей юбки и прорывал в ней дыры. Некоторые ветки резали мне ноги. Я отмечала это механически, словно смотрела на свое тело со стороны.

Мой мозг все еще прокручивал события последних пяти минут. Я не могла думать ни о чем, кроме убийцы моей мамы.

Должна ли я была его убить? А Чейз? Такер мог причинить боль еще многим людям. Верного ответа не существовало.

Тропинка оборвалась, приведя нас к другому отделению. Нам следовало быть осторожными, когда мы перемещались между домами. Нужно было оставаться невидимыми с холма позади базы.

Мы остановились отдохнуть в узком переулке. Чейз тяжело дышал и сжимал лицо между ладонями. Как бы я хотела избавить его от боли.

Я осмотрелась в поисках солдат, но не обнаружила никаких свидетельств того, что нас преследовали.

- Нам нужно двигаться. - Я закинула его руку себе на плечо. Он не отреагировал, что встревожило меня. Контузия казалась серьезной. Нужно было найти врача.

Было раннее утро, когда мы добрались до нужного нам места. На парковке никого не было, кроме тощего бывшего охранника из школы реформации, слоняющегося около мусорного бака.

Шон уставился на нас с открытым ртом.

- У тебя получилось, - сказал он с благоговением.

Чейз сжал мою руку.
- Это у нее получилось. Я ничего не сделал...

- ... только позволил набить себе морду, - закончил Шон.

К моему удивлению, Чейз ухмыльнулся.

Кажется, они стали друзьями. Я подумала, что, может быть, и мы с Шоном однажды подружимся. Я не винила его за то, что он не рассказал мне про мою маму. Люди готовы почти на все, чтобы защитить тех, кого любят. Если кто-то это и знал, то это мы.

Я подошла прямиком к Шону и обняла его.

- Спасибо, что дождался, - сказала я ему.

- Должен сказать, Миллер, что я не надеялся вновь увидеть тебя. - Выражение на его лице сменилось с шокированного на обеспокоенное.

- Ребекку перевели, - сказала я, упреждая его вопрос.

Его глаза расширились.
- Куда?

- Реабилитационный центр в Чикаго.

- А... Что? Как ты...

- Не важно. Она там, - сказала я. Чейз мельком взглянул на меня, но не стал спрашивать.

Позже, когда мы будем в безопасности, я расскажу ему, что и как произошло в кабинете Такера; сейчас, когда я знала, что Такер сделал, мне было еще противнее от того, что сделала я. Еще будет время поговорить о том, как я организовала наш побег и что я видела на базе МН. Но сейчас нам нужно было скрыться.

- Вызывай, - сказал Чейз Шону. Я посмотрела на него, удивленная.

Шон отступил на шаг назад. Через секунду он потряс головой, сосредотачиваясь на настоящем, и снял с пояса рацию. Она была похожа на ту, что была у Чейза в МН, но меньше, и часто защелкала, когда он включил ее.

- Посылка готова к отправке, - сказал Шон. Ему пришлось прочистить горло. Шквал эмоций отразился на его лице.

Почти минуту радио не отвечало.

Пока мы ждали, я заметила, как Чейза наблюдал за мной. В его взгляде больше не было секретов, и он был чистым, честным и глубоким, как озеро. Я провела подушечками пальцем по его высоким скулам и увидела, как разгладились складки между его бровей, когда стихла боль в его голове. Успокоившись, он закрыл глаза.

- Через час, - ответило радио, заставив меня подпрыгнуть. Я узнала голос. Он принадлежал жилистому человеку с жирными черными волосами и усами.

Чейз одобряюще кивнул. Он попросил Уоллиса помочь нам. Мы возвращались в мотель "Веланд".

Мы возвращались в сопротивление.

* Около 18, 12 и 9 метров соответственно.

Глава 17

Когда Уоллис закончил со мной, почти рассвело. Меня наполняла глубокая усталость, которая просочилась до мозга костей, и они стали как желе и едва могли поддерживать мой вес. В этом состоянии я поднялась по лестнице гостиницы "Веланд" на крышу, где меня встретил прохладный, темный воздух.

Когда мы вернулись, Уоллис сам осмотрел повреждения Чейза. Лидер сопротивления некогда был военным медиком ФБР и научил меня, как проверять реакцию зрачков Чейза на свет и отслеживать другие признаки сотрясения. Я отвела Чейза в пустую комнату, где на кровати лежало побитое молью одеяло, и через считанные минуты он заснул. Позже Шон сказал мне, что это был первый раз со дня моей пропажи, когда Чейз отдыхал.

Затем мы с Уоллисом говорили. Я рассказала ему все, что запомнила на базе: план местности, личный состав, творимые внутри ужасы. Заново переживать это было больно, но в первую очередь успокаивающе. Спустя несколько часов мягкого, но требовательного допроса я почувствовала себя полностью опустошенной.

Позже мы обсудим стратегию. Скоро начнется настоящая борьба, а пока нам были дарованы мирные мгновения - глубокий вдох перед нырком.

Перед сном мне нужно было кое-что сделать. Увидеть небо.

Я сидела на деревянной скамье, расположенной у выхода. Мое тело расслабилось на потертых досках, наслаждаясь свободой, которая окутала мои конечности. Я закинула голову назад, закрыла глаза и почувствовала, как последняя крупинка клаустрофобии, которую я ощущала в камере, покинула меня.

Мамы больше не было, а с ней погибло и дитя, которым я когда-то была. Ее забрало насилие, оно же забрало мое детство, но на их месте пробудилась новая Эмбер, девушка, которую я пока не знала. Самой себе я казалась ужасно непривычной.

Небо приобрело цвета персика и малины, и тут дверь на крышу распахнулась с такой силой, что мое сердце ушло в пятки. Я мгновенно вскочила на ноги.

Волосы Чейза были спутаны, его глаза дико расширились и блестели болью. Мое сердце заныло, как оно делало это только из-за него, от любви равно как и от страха. Лишь когда солнце осветило синяки на его лице, я опомнилась и снова стала дышать.

- Все в порядке? - спросила я.

Он осторожно шагнул вперед. Нас разделяли лишь несколько ударов сердца. Он окинул мое лицо нежным, знакомым взглядом, и на какое-то мгновения я забыла, что чувствовала себя одиноко и уныло. Я была той же девчонкой, какой являлась всегда. Той, которую он любил.

- Все отлично. Прости, - извинился он. - Я просто не мог тебя найти и... - Он со смятением пожал плечами и выглядел при этом невыносимо уязвимым для такого крупного человека.

Он думал, что я снова попытаюсь сбежать. Я позволила волосам упасть вперед, надеясь, что они скроют залившую мои щеки краску вины.

Я снова села, а он сел рядом со мной. Мы не соприкасались, и, когда он обернулся, чтобы наблюдать за восходом солнца, мне показалось, будто нас разделили.

"Знаешь, каким было мое первое воспоминание после прихода полиции? - произнес его голос в моей голове. - Ты сидела рядом со мной на диване. Ничего не говорила. Просто сидела рядом со мной". Его слова звучали мягче и менее серьезно, чем прозвучали бы сейчас. Меня поразило, насколько годы изменили нас, но мы все еще были вместе, сидели рядом в тишине и наблюдали за восходом все того же солнца.

Долгое время мы не двигались, пока я не заметила, что рука Чейза лежала ладонью вверх на его колене.

Я гадала, сколько он так просидел. Ничего не требуя. Возможно, ничего и не ожидая. Я глубоко вздохнула, ощущая, как по позвоночнику пробежали мурашки, и вложила в его ладонь свою. Когда наши запястья совместились, моя кисть оказалась вдвое меньше его.

Я рассматривала грубые, выступающие шрамы на его кистях, ставшие результатом стольких драк. Он провел пальцами по белому узору рубцов от розги на моих. Мягкая кожа соприкоснулась с поджившей корочкой и прохладным металлом украденного золотого кольца. Его большой палец дразняще медленно скользнул по моему указательному, и всю мою руку закололо жаром. А затем наши пальцы переплелись. Он пожал мою руку, и я ответила тем же.

Я опустила голову на его плечо, внезапно почувствовав волну изнеможения. Страх и ярость тлели где-то в глубине моей души, где они останутся до тех пор, пока не будут оправданными, и, хоть я знала, что это временно, я чувствовала облегчение. Мы были вместе и в безопасности, и только это имело значение.




1. Реферат- Транснациональный наркобизнес
2. РЕФЕРАТ дисертації на здобуття наукового ступеня кандидата медичних наук Київ 2005 Дис
3. Лабораторная работа VB 2 Разветвляющийся алгоритм Цель работы- составить программу для вычисления зна
4. Курсовая работа- Статистика населения
5. Слово - величайший памятник древнерусской литературы
6. Этапы развития и задачи эксплуатации ГМС в РБ
7. Deutschsprchige Menschen leben uch in Itlien S~dtirol Belgien Luxemburg und uch in nderen Teilen der Welt
8. Моя цель простота
9. тема финансового управления.
10. Валы и оси
11. А~ымда~ы активтер тарауы ~зіне ~андай шаруашылы~ ~~ралдар т~рлерін ~осадышикізат пен материалдар а~ша ~
12. Психология человеческих отношений
13. Тема 1. Інституційне середовище міжнародного бізнесу Практичне заняття 1
14. Реферат- Создание информационной системы
15. Достопримечательности Колумбии
16. Неле Іванівно ~ звернувся до вчительки одинадцятикласник
17. Введение На строительных площадках многие трудности связаны с подземными водами- затопление котлов
18. Анализ финансово-хозяйственной деятельности предприятия
19. Орлова имеющийся в наличии для рассылки по России- Абрикос Брестский ранний ~ 5р-шт
20. Маркетинговая среда