на тему- Лингвистический анализ писем Татьяны и Евгения в романе Пушкина Евгений Онегин

Работа добавлена на сайт samzan.net:

14

РЕФЕРАТ

по лингвистике

на тему:

« Лингвистический анализ писем Татьяны и Евгения в романе Пушкина «Евгений Онегин»

МОСКВА 2000 г.

СОДЕРЖАНИЕ:

[0.0.1] 1. Лингвистический анализ письма Татьяны к Онегину в контексте исторических реалий пушкинской эпохи. [0.0.2] 2. Лингвистический анализ письма Онегина к Татьяне в контексте исторических и языковых реалий. [0.0.3] 3. Лингвистический анализ истоков пушкинских писем в «Евгении Онегине» на основе сравнения мировых литературных шедевров. [0.0.4]               [0.0.5] Список  использованной  литературы :

1. Лингвистический анализ письма Татьяны к Онегину в контексте исторических реалий пушкинской эпохи.

Прямое указание Пушкина на французский оригинал вызывало разноречивые суждения исследователей. Исследователь Пушкина В. В. Виноградов склонен был видеть в этом утверждении мистификацию Пушкина:- «Ведь язык письма Татьяны, вопреки предварительным извинениям автора, — русский, непереводной. Он не предполагает стоящего за ним французского текста».1

Близок к такому пониманию и С. Г. Бочаров, предлагающий такое понимание: «Пушкинское письмо Татьяны - «мифический перевод» с «чудесного подлинника» - сердца Татьяны»2.

Однако подобная постановка вопроса не отменяет того, что текст письма Татьяны представляет собой цепь реминисценций в первую очередь из текстов французской литературы. Параллели эти очевидны и много раз указывались.3

Целый ряд фразеологических клише восходит к «Новой Элоизе» Руссо: «То воля неба; я твоя» — «un éternel arrêt du ciel nous destina l'un pour l'autre» (part. l, lettre XXVI).4

Сопоставление это тем более убедительно, что, как отметил Набоков, именно в этом месте и в письме Татьяны, и в письме Сен-Пре происходит смена «вы» на «ты» (правда, стилистический эффект такой смены в русском и французском текстах не адекватен).

Целый ряд фразеологических параллелей можно найти и в других письмах романа Руссо. Л. С. Сержан высказал предположение, что основным источником письма Татьяны является элегия Марселины Деборд-Вальмор (1786 - 1859) - второстепенной французской поэтессы, сборник стихотворений которой вышел в 1819 г. и потом несколько раз переиздавался (эту же параллель, но в значительно более сдержанной форме и не делая столь далеко идущих выводов, указал Набоков).

Причину обращения Пушкина к элегии французской поэтессы исследователь видит в том, что «в этих стихах наш поэт нашел, очевидно, то, что он так ценил в творчестве А. Шенье <...>: изумительную, неподдельную искренность».5

Текст элегии Деборд-Вальмор, действительно, имеет ряд точек соприкосновения с письмом Татьяны, позволяющих утверждать, что он был известен Пушкину и был у него на памяти во время работы над «письмом». Однако такие выводы представляются весьма преувеличенными. Элегия Деборд-Вальмор - своеобразный набор штампов (что, конечно, не отменяет субъективной искренности поэтессы, которую акцентирует исследователь, рассказывая о ее трагической биографии, а лишь вытекает из размера ее дарования), и ряд сходных поэтических формул мог восходить у Пушкина и к другим источникам. Приведем пример: одно из наиболее разительных, по мнению Сержана, сопоставлений — конец второй строфы элегии и стихи в « Au fond de ce regard ton nom se révéla, Et sans le démander j'avais dis: „Le voilà ».6

«Почти одинаково словесно и «сценически» дано описание первой встречи («Ты чуть вошел...» и т. д.): узнавание, смятение и, наконец, одно и то же восклицание — «Вот он!». Эти слова невольно приводят на память знакомые строки: «И дождалась... Открылись очи; Она сказала: это он!».

Ср., однако, параллель в тексте Карамзина, написанном более чем за четверть века до публикации элегии: «Наталья в одну секунду вся закраснелась, и сердце ее, затрепетав сильно, сказало ей: вот он!»

Пушкин потому и обратился к элегии Деборд-Вальмор, что это были:

1.  женские стихи,

2) стихи, в достаточной мере лишенные индивидуальности, могущие служить прообразом письма деревенской «мечтательницы нежной», напитанной фразами из бесчисленных романов. Однако преувеличивать значение этого лингвистического источника нет оснований.

Обилие литературных общих мест в письме Татьяны не бросает тени на ее искренность, подобно тому как то, что она, «воображаясь героиней своих возлюбленных творцов», присваивает себе «чужой восторг, чужую грусть» и строит свою любовь по литературным образцам «Клариссы, Юлии, Дельфины», не делает ее чувство менее искренним и непосредственным. Для романтического сознания реальностью становились лишь те чувства, которые можно было сопоставить с литературными образцами. Это не мешало романтикам искренне любить, страдать и погибать, «воображаясь» Вертерами или Брутами.

Кто ты, мой ангел ли хранитель...— Перенося в жизнь привычную для нее поэтику романов, Татьяна предполагает лишь две возможные разгадки характера Онегина : ангел-хранитель — Грандисон — или коварный искуситель — Ловелас. В первом случае, как ей кажется, сюжет ее жизни должен развертываться идиллически, во-втором — ее ждет, по поэтике романов, неизбежная гибель («Погибну», Таня говорит, «Но гибель от него любезна» — VI, III, 11-12). 

Этим определяется и подчеркнуто книжное понимание ею поведения героя: «Блистая взорами, Евгений

Стоит подобно грозной тени...» (III, XLI, 5-6).

Характерно, что и романтик Ленский будет воспринимать поведение людей сквозь призму того же сценария — «хранитель — искуситель» :

Он мыслит:

«Буду ей спаситель.

Не потерплю, чтоб развратитель

Огнем и вздохов и похвал

Младое сердце искушал» (VI, XV. XVI. XVII, 5-8).

Посылая письмо Онегину, Татьяна ведет себя по языковым нормам поведения героини романа, однако реальные бытовые нормы поведения русской дворянской барышни начала XIX в. делали такой поступок немыслимым: и то, что она вступает без ведома матери в переписку с почти неизвестным ей человеком, и то, что она первая признается ему в любви, делало ее поступок находящимся по ту сторону всех норм приличия. Если бы Онегин разгласил тайну получения им письма, репутация Татьяны пострадала бы неисправимо.

Но если по отношению к высокой прозе жизни взгляд сквозь призму романов кажется наивным и вызывает иронию, то в сопоставлении с системой светских приличий он обнаруживает связь со «своенравием страстей» и получает оправдание со стороны автора. Это определяет сочетание лингвистических приемов иронии и симпатии в тоне авторского повествования.

Бытовое неприличие поступка Татьяны заставляет скептически отнестись к лингвистическому предположению о том, что образцом для письма явилось реальное письмо, якобы полученное Пушкиным от девочки Марии Раевской.7

В виду отсутствия сколь-либо серьезных лингвистических доказательств, мнение это не нуждается в опровержении.

По наблюдению В. В. Виноградова, в письме Татьяны «те формы словоупотребления, которые восходили к французской семантической системе («никому на свете не отдала бы сердца я», «слова надежды мне шепнул» и др.), в начале XIX в. уже вошли в состав лексических шаблонов литературной русской речи. Следовательно, это уже не были «галлицизмы» даже в шишковском смысле. Другие слова и выражения письма Татьяны колеблются между стилями разговорного просторечья (например: «нелюдим», «ничем мы не блестим», «как знать?», «вся обомлела, запылала», «это всё пустое» и др.) и литературно-книжного, славянского языка (например: «то в вышнем суждено совете», «незримый», «тоску волнуемой души», «ангел ли хранитель», «рассудок мой изнемогает» и т. п.).

«Где умел он [Пушкин] найти эти страстные выражения, которыми изобразил томление первой любви? Как постиг он простоту невинного девичьего сердца, рассказал нам признание Татьяны в ночном её разговоре с няней и в письме к Онегину! сии стихи, можно сказать, жгут страницы!». «Нужно ли говорить о том, как вместе с ним [с Пушкиным] зреет язык его, или язык русский? — Мы удивляемся, как наши дамы, прочитав письмо Татьяны и всю третью песнь Онегина, ещё до сих пор не отказываются в обществе от языка французского и как будто всё ещё не смеют или стыдятся говорить языком отечественным».

«Самобытность» языка Татьяны в сё лирическом послании к Онегину вполне гармонирует с «самобытным характером» этой девушки. Решиться в бытовых условиях того времени первой написать письмо любимому — это значило нарушить общепринятые «приличия», смело высказать свою независимую и гордую личность, заявить о своём праве на свободное выражение чувства. Критик «Атенея» (1828) осуждал Татьяну, называл её любовь «легкомысленной» и удивлялся, как «печальная Татьяна, раз, и то мельком, видевши молодого мужчину, пишет ему, спустя полгода, самое жалкое письмо, уверяя, что Онегин послан ей богом!—естественно ли всё это?».

Когда Татьяна пишет Онегину:

Другой! . . Нет, никому на свете

Не отдала бы сердца я!

То в вышнем суждено совете. . .

То воля неба: я твоя...

Незримый, ты мне был уж мил,

Твой чудный взгляд меня томил...

припоминаются признанья «девы гор» русскому пленнику, который давно «отвык от сладострастья, для нежных чувств окаменел»:

Скрываться рада я в пустыне

С тобою, царь души моей! . .

Непостижимой, чудной силой

К тебе я вся привлечена;

Люблю тебя, невольник милый,

Душа тобой упоена...

Ср. признанье-исповедь Онегина с ответом пленника:

Я верно б вас одну избрал

В подруги дней моих печальных. . .

 Но я не создан для блаженства;

Ему чужда душа моя;

Напрасны ваши совершенства: 

Их вовсе недостоин я. . .

Мечтам и годам нет возврата;

Не обновлю души моей. ..

Послушайте ж меня без гнева:

Сменит не раз младая дева

Мечтами лёгкие мечты. ..

«Кавказский пленник».

2. Лингвистический анализ письма Онегина к Татьяне в контексте исторических и языковых реалий.

Письмо Онегина к Татьяне написано, когда основной текст романа был уже закончен — под рукописью стоит дата: «5 окт. 1831». Пушкин решил, что для общего построения романа необходимо уравновесить письмо Татьяны к Онегину аналогичным включением в последнюю главу. «Введение письма Онегина устанавливало полную симметрию в отношении разработки основной любовной фабулы романа».8

Однако попытки сделать текстуальные сближения отдельных стихов обоих писем не дают убедительных результатов. Единственный, казалось бы, бесспорный факт совпадения находим в начале обоих писем: в письме Татьяны:

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать (VI, 65),

в письме Онегина:

Какое горькое презренье

Ваш гордый взгляд изобразит! (VI, 180).

Однако, пожалуй, здесь особенно очевидно различие.

Совпадение объясняется, казалось бы, простым указанием на общность литературного источника: во втором письме Сен-Пре к Юлии читаем:

«Я чувствую заранее всю тяжесть вашего презренья» — je sens d'avance le poids de votre indignation; в новейшем переводе А. А. Худадовой неточно: «Я заранее чувствую силу вашего гнева».9

Эти знаменитые, хрестоматийно известные письма, конечно, были в памяти не только у Татьяны и Онегина, но и у читателей романа.

Сравните в «Метели» объяснение в любви Бурмина и Марьи Гавриловны: «Я поступил неосторожно, предаваясь милой привычке, привычке видеть и слышать вас ежедневно...» (Марья Гавриловна вспомнила первое письмо St.-Preux). «Теперь уже поздно противиться судьбе моей...» (VIII, 1, 85). Отметим совпадение не только с Руссо, но и с письмом Онегина: «Привычке милой не дал ходу, И предаюсь моей судьбе».10

Онегин и Татьяна используют одни и те же формулы, однако смысл и функция этих формул в их употреблении глубоко различны.

Татьяна обращается к Руссо потому, что «себе присвоя Чужой восторг, чужую грусть», чувствует и мыслит как героиня романов. Любовь ее глубоко искрення, но выражения литературны. Сен-Пре мог бояться презрения своей возлюбленной: он был неровня ей в социальном отношении, брак между ними заранее был исключен, юная ученица-аристократка могла ответить презрением на его чувство. Конечно, Татьяна, обращаясь первая с любовным признанием к мужчине, совершала весьма рискованный поступок с точки зрения житейских норм, но ведь она и не мыслит категориями этих «пошлых» установлений, а живет в мире романов. А в романах герои получают любовные письма от героинь и, получив, не презирают, а одаряют их счастьем или губят. Презренье же она упомянула лишь потому, что о нем говорилось в письме Сен-Пре.11

Совершенно иной является лингвистическая ситуация с письмом Онегина. Прежде всего, это письмо, видимо, написано по-русски. По крайней мере, тщательному обоснованию того, что в романе письмо Татьяны дано в переводе, во втором случае ничего не соответствует. Это не «дамская любовь», которая «не изъяснялася по-русски», и вряд ли молчание здесь случайно. Даже если предположить, что в реальной жизни человек онегинского типа, вероятнее всего, писал бы любовное письмо по-французски, интересно обратить внимание на то, что автор предпочел не акцентировать этого момента, не делать его лингвистическим фактом романной реальности.

Это приводит к тому, что в письме Онегина расхожие лингвистические формулы перестают быть связанными с определенным текстом, а превращаются в факт общего употребления. Так, например, для выражения «милая привычка» (douce habitude) можно было бы указать десятки «источников». На самом же деле это выражение уже оторвавшееся от любого из них. Но именно потому, что Онегин употребляет эти выражения, не задумываясь, откуда они пришли к нему, что сами по себе эти выражения для него ничего не значат, они оказываются тесно связанными с его реальной биографией. У Онегина есть основания — вполне реальные — опасаться презрения Татьяны: отвергнув чистую любовь неопытной девушки и преследуя своей страстью замужнюю женщину, он как бы напрашивается на нелестные мотивировки своих действий. Письмо Онегина производит впечатление гораздо меньшей литературности : тут нет цитат, которые должны ощущаться как цитаты. Конечно, «бледнеть и гаснуть», «обнять колени», «у ваших ног излить мольбы ...» и пр.— выражения яркой книжной окрашенности и в большинстве случаев восходят к устойчивым клише французского любовного речевого ритуала. Но они формируют сферу выражения онегинского письма, которая именно в силу своей условности не оказывает влияния на содержание, как в прозе или в обыденной речи. Книжные же выражения в письме Татьяны формируют самый склад ее любовных переживаний. Как в поэзии, здесь выражение есть одновременно и содержание.

К письму Онегина относится ещё следующий набросок в черновой рукописи:

Я позабыл ваш образ милый,

Речей стыдливых нежный звук

И жизнь сносил душой унылой,

Как искупительный недуг . .

Так, я безумец,—но ужели

Я слишком многое прошу?

Когда б хоть тень вы разумели

Того, что в сердце я ношу!

И что же... Вот, чего хочу:

Пройду — немного — с вами рядом,

Упьюсь по капле сладким ядом

И, благодарный, замолчу ..

Онегин «как дитя, влюблён» в Татьяну; незамечаемый Татьяной, Онегин «бледнеть начинает»:

Онегин сохнет и едва ль

Уж не чахоткою страдает. . .

«Сердечное страданье пришло ему не в мочь», — так несколько раз Пушкин подчёркивал серьёзность чувства своего героя, ставшего «на мертвеца похожим» от страданий неразделённой, как ему казалось, любви.

Глубина переживания вспыхнувшего чувства у Онегина раскрывается при лингвистическом сопоставлении его письма с письмом к нему Татьяны: оба письма лингвистически созвучны друг другу, а ведь в письме Татьяны, которое поэт «свято берёг», выражение подлинной любви, «безумный сердца разговор» (ср. у Онегина: «своё безумство проклинает»—XXXIV строфа). Оба письма стилистически перекликаются, повторяют друг друга с тем лишь отличием, что герои поменялись местами, и слова Онегина звучат мольбой побежденного мужчины, охваченного безнадёжной страстью к любимой. Письмо Онегина является, по словам исследователя, «лингвистическим отражением письма Татьяны»;12

В письме Татьяны:

Теперь, я знаю, в вашей воле

Меня презреньем наказать,

— в письме Онегина:

Какое горькое презренье

Ваш гордый взгляд изобразит!

В письме Татьяны:

Когда б надежду я имела

Хоть редко, хоть в неделю

В деревне нашей видеть вас,

Чтоб только слышать ваши речи,

Вам слово молвить. . .

—в письме Онегина:

Нет, поминутно видеть вас,

Повсюду следовать за вами,

Улыбку уст, движенье глаз

Ловить влюблёнными глазами.

Внимать вам долго. ..

В письме Татьяны:

Я никогда не знала б вас,

Не знала б горького мученья,

Души неопытной волненья

Смирив со временем (как знать). ..

— в письме Онегина:

Когда б вы знали, как

Томиться жаждою любви,

Пылать—и разумом всечасно

Смирять волнение в крови. . .

В письме Татьяны:

То в вышнем суждено совете...

 То воля неба: я твоя. . 

Но так и быть! Судьбу мою

Отныне я тебе вручаю. . .

— в письме Онегина:

Но так и быть! я сам себе

Противиться не в силах боле;

Всё решено: я в вашей воле

И предаюсь моей судьбе.

3. Лингвистический анализ истоков пушкинских писем в «Евгении Онегине» на основе сравнения мировых литературных шедевров.

Для выражения более полного лингвистического анализа проведем сравнение писем Татьяны в сравнении со знаменитыми письмами Юлии в романе Байрона «Дон Жуан».

«Дон Жуан» и «Евгений Онегин» неразделимы, подобно сиамским близнецам, еще с тех пор, как после начала работы над «Онегиным», 4 ноября 1823 года, в письме П. А. Вяземскому сам Пушкин указал на существующую между ними связь: «Что касается до моих занятий, я теперь пишу не роман, а роман в стихах дьявольская разница. В роде «Дон-Жуана» о печати и думать нечего; пишу спустя рукава». Однако до сего времени ни на одном из языков не анализировалась систематически связь между двумя произведениями, не изучалось взаимоотношение этих текстов, кроме сведения их взаимодействия к простому подражанию и перечисления только явных сходств и различий .

Отношения между «Дон Жуаном» и «Онегиным» не были статическими, но существовали в развитии. В начале работы над «Евгением Онегиным» их можно определить как творческое переосмысление, затем как влияние и, наконец, как полную независимость. Пушкин писал роман в течение восьми лет, прерывая работу на некоторое время. Естественно, его восприятие «Дон Жуана» изменилось за столь долгий срок. Именно в это время мастерство Пушкина достигло зрелости. Он преобразовал традиционное путешествие в байроновской поэме с постоянно вмешивающимся повествователем и эпизодическим сюжетом, заменяя сатирический, часто даже саркастический тон Байрона на добродушную иронию, череду отдельных авантюрных приключений Жуана, за которые тот не несет никакой ответственности, на трагическую развязку.

В марте 1825 года Пушкин уже завершил вторую и третью главы (третья включает письмо Татьяны к Онегину, имеющее решающее значение) и напряженно работал над четвертой, из которой видно, как далеко отошел Пушкин в своем произведении от предмета первоначального подражания «Дон Жуана».

Обращает на себя внимание пренебрежение советом Пушкина сравнить Татьяну и Юлию, проявленное не только Бестужевым, но и последующими поколениями исследователей. Однако если все-таки последовать его совету, нам откроется поразительный парадокс: наиболее глубоким фактором взаимодействия «Дон Жуана» и «Онегина» стал отказ Пушкина от повествовательной манеры Байрона. Именно этот фактор оказался самым плодотворным. Письмо Юлии к Жуану (песнь 1) представляет собой единственный эпизод в поэме, когда замолкает доминирующий голос повествователя и звучит голос героини. Причем именно этот всевластный повествователь считался всегда самым важным аспектом во влиянии «Дон Жуана» на «Онегина».

Письмо Юлии было более поздней вставкой в текст 1-й песни, что объясняет существующее несоответствие в тоне и общем настроении: письмо можно считать одним из самых утонченных лирических стихотворений Байрона. Во всей поэме, за исключением письма Юлии, повествователь не позволяет больше ни одному герою и тем более ни одной героине подобной вольности. Следовательно, именно письма обнаруживают общее в образе двадцатитрехлетней неверной супруги из Севильи и восемнадцатилетней девушки из российской глуши на восточных окраинах европейской цивилизации и культуры. В образах Юлии и Татьяны существует множество глубоких структурных параллелей и созвучий, которые требуют объяснения, а не простого перечисления.

Мы должны обратить наше особое внимание на французское слово «gracieuse» в русском тексте письма Пушкина Бестужеву, в котором Пушкин комментирует сравнение Юлии и Татьяны. Именно это слово, должно быть, всплыло в сознании Пушкина при чтении описания очаровательных плеч Юлии во французском переводе Пишо: «Les ondes de sa noire chevelure ombragent comme une voile ses joues humides and pales; mais ses boucles nombreuses ne peuvent cependant cacher tout-а-fait les contours gracieux de ses paules...»13 

Но простого упоминания подобного созвучия недостаточно. Это один из показательных примеров переработки Пушкиным байроновского отношения к героям и тона повествования. Пушкин перемещает фразу из сцены альковного фарса («атласные плечи» Юлии) в совершенно иную сцену в спальне: мы имеем в виду тихий, но эмоционально напряженный момент, когда Татьяна заканчивает письмо к Онегину:

Татьяна то вздохнет, то охнет;

Письмо дрожит в ее руке;

Облатка розовая сохнет

На воспаленном языке.

К плечу головушкой склонилась.

Сорочка легкая спустилась

С ее прелестного плеча...

Повторяющееся упоминание плеча Татьяны (повторение слов не рекомендуется английской стилистикой, но вполне допустимо в русской) и использование прилагательного «прелестное» в последней строке напоминают пушкинское слово «gracieuse» в письме Бестужеву и то же «gracieux» в переводе Пишо: «les contours gracieux de ses йpaules». Помимо словесных созвучий, мы располагаем еще одним свидетельством того, что Пушкин провел довольно много времени, обдумывая эту сцену. В черновике письма Татьяны им сделан набросок, изображающий молодую женщину в сорочке, которая, соскользнув, обнажила ее левое плечо. Она сидит, печально положив голову на правую руку. Можно предположить, что образ Юлии не покидал Пушкина, когда он читал перевод Пишо и набрасывал портрет собственной героини. В пользу этой гипотезы свидетельствует тот факт, что Юлия тоже пишет письмо в момент наивысшего душевного напряжения перед тем, как разгневанный супруг отсылает ее в монастырь. Так мы обнаруживаем, что, создавая одну сцену с Татьяной, Пушкин использовал две разные сцены с участием Юлии. Пушкин переделывает и некоторые другие детали из «Дон Жуана». Это указывает на то, что он размышлял о Юлии, когда создавал образ Татьяны, и пытался найти ее место в повествовательной структуре «Онегина». Именно изменения, вносимые Пушкиным, обнажают развитие замысла «Евгения Онегина». Пушкин говорит о том, что у него хранится подлинник письма Татьяны. Мы должны предположить, что Онегин передал его Пушкину повествователю в Одессе. Байрон тоже упоминает о «нижеследующей копии письма» Юлии. Татьяна пишет свое письмо на французском, и Юлия вполне могла бы сделать то же самое, так как Байрон отметил ранее, что она думала на французском:

But just suppose that moment should betide,

I only say suppose it inter nos 

(This should be entre nous, for Julia thought

In French, but then the rhyme would go for nougth.)

(Для рифмы добавляю «inter nos»,

Точнее «entre nous», чтоб ясно стало,

Что по-французски Юлия мечтала.)

Перевод Пишо не столь прямолинеен, но передает ту же мысль: «C'est entre nous que je veux dire, car Julia ne pensait pas en latin, et j'ai йtй esclave de ma rime».14 

Как и Юлия, Пушкин думал на французском. Он вполне мог бы сначала сочинить письмо Татьяны на французском. Набоков отметил, что оно легко переводится с русского на французский, и представил четыре французских перевода оригинала Пушкина в своем собственном идеальном Urtext.

Пушкин выделяет письмо Татьяны в самостоятельную часть, отказываясь на время от онегинской строфы. Он как будто почувствовал, что письмо Юлии было позднейшей вставкой в текст поэмы. Язык письма Татьяны сходен с языком письма Юлии как живостью и непосредственностью устной речи, так и тоном смирения и отчаяния. Набоков в своем издании «Онегина» обнаруживает связь между строчками Пушкина:

Она зари не замечает,

Сидит с поникшею главой

И на письмо не напирает

Своей печати вырезной,

и фразой из письма Юлии:

I have no more to say, but linger still,

And dare not set my seal upon this sheet...

Казалось, было ей невмоготу

Скрепить письмо печатью вырезною.

К сожалению, перевод не передает прямой речи героини . Необходимо объяснить такие лексические соответствия. В «Дон Жуане» перед нами прямая речь Юлии, а в «Онегине» слова повествователя. Это подтверждает мысль о том, что именно Пушкин читал «Дон Жуана», а не его героиня. Естественно, она не подозревает о наличии сходства между ней и Юлией; она по-прежнему думает о себе в духе французских романов.15 

Байрон принимает образ Юлии и говорит ее голосом, и, таким образом, Пушкин может проникнуть в мир ее чувств непосредственно, не полагаясь на пересказ насмешливого повествователя. Так письмо Юлии создает поэтическую среду, предвосхищающую атмосферу знаменитой сцены написания Татьяной письма Онегину. Как и Пушкин, мы видим Юлию трагическую и неподвижную фигуру, пишущую свое прощальное письмо молодому человеку, которого она любила и который погубил ее. Эта сцена обладает выразительностью гравюры, подобно tableau vivant или сцене на греческой вазе, а ее неподвижность и безмолвие особенно завораживают благодаря шуму и суете предшествующих сцен. Единственный раз в «Дон Жуане» мы слышим биение человеческого сердца без вмешательства рассказчика, измеряющего свою температуру через каждые несколько строк:

«They tell me 'tis decided; you depart:

'T is wise 't is well, but not the less a pain;

I have no further claim on your young heart,

Mine is the victim, and would be again...»

Ты уезжаешь. Это решено

И хорошо и мудро, но ужасно!

Твое младое сердце суждено

Не мне одной, и я одна несчастна!

Элизии передают прерывающийся голос, сдавленный болью. Пишо не снижает эмоциональности тона. Он не использует более интимное обращение «tu» (ты) и переводит письмо в форме косвенной речи: «On me dit qu'il est dйcidй due vous allez partir, йcrivait-elle б Juan. Vous faites sagement... vous faites bien; mais ce n'en est pas moins un chagrin pour moi. Je n'ai plus de droit dйsormais sur votre jeune coeur; le mien est seul victime et consentirait l'кtre encore». Возможно, версия Пишо оказала влияние на выбранную Пушкиным манеру повествования в сцене с Татьяной.

Пушкинскому повествователю языковая смена интонаций абсолютно несвойственна. После сцены с морской болезнью Байрон ссылается лишь на копию («сору») письма Юлии. А повествователь Пушкина хранит оригинал письма Татьяны как святыню. Кроме того, в отличие от Байрона, Пушкин позаботился о том, чтобы включить письмо в сюжет романа. Пушкин изображает Татьяну не только провинциальной барышней, но предоставляет ей возможность развиться, стать рассудительной и состоятельной замужней женщиной. Каждое из этих писем знаменует собой переломный момент в жизни обеих героинь. Юлия прощается с возлюбленным, почти что с самой жизнью, тогда как Татьяна заявляет о своей любви в «неженской», весьма рискованной манере, если принять во внимание условности того времени. Какой обещает быть судьба обеих героинь? Два поэта обходятся со своими героинями в сходных ситуациях по-разному.

Знаменитое письмо Татьяны к Онегину на лингвистическом уровне может содержать в себе отголоски писем из французских романов, в кругу ее чтения преобладали эпистолярные романы. Однако же замысел Пушкина заставить Татьяну первой написать письмо более вероятно проистекает из чтения им «Дон Жуана». Пытаясь найти источники письма Татьяны, скажем, в «Новой Элоизе» Руссо, а для письма Онегина в «Адольфе» Б. Констана , мы должны отличать языковые вкусы самого Пушкина от пристрастий его героев. Пушкин (или же его повествователь) считает, что оба его главных героя, а также Ленский и мать Татьяны, стараясь выразить свои самые сокровенные мысли, полагались на прочитанные книги. Основная тема «Евгения Онегина» опасность копирования жизнью искусства. Эту же тему позднее разрабатывал О. Уайльд. Онегин подвергается этой опасности, как и Татьяна поначалу, в дальнейшем она избегает этого, что является знаком ее возрастающей опытности.

Татьяна проявляет проницательность в понимании возможных целей Онегина. Их связь могла повлечь за собой именно такой «громкий скандал». В ее словах лингвистически преломляются слова Юлии, которая в письме упоминает о своем позоре, но затем забывает о нем, воображая своего молодого любовника, продолжающего свой путь к новым победам. Татьяна говорит:

...мой позор

Теперь бы всеми был замечен,

И мог бы в обществе принесть

Вам соблазнительную честь?

И это окончательный ответ Пушкина на знаменитые строки Байрона о женской ограниченности. Нет, любовь это еще не «все женское существование». В этом смысле Пушкин поставил под сомнение культурные и языковые ценности своей эпохи.

             

Список  использованной  литературы :

1.  Морозов П.О., Лирические стихотворения Пушкина, «Пушкин и его современники», вып. XIII, 1910.
2.  Соколов Д. Н., По поводу шифрованного стихотворения Пушкина, «Пушкин и его современники», вып. XVI, 1912.
3.  Лернер Н. О., Новые приобретения пушкинского текста и дополнения из десятой (сожжённой) главы «Евгения Онегина», «Пушкин», изд. Брокгауз-Ефрон, П. 1915, т. VI.
4.  Гофман М.Л., Пропущенные строфы «Евгения Онегина», М.,Посткриптум, 1999.
5.  Фатов Н.Н., Новый пушкинский однотомник «Советская книга», 1949, №6, стр.101—102.
6.  Шебунин А. Н., Пушкин и лирические письма. Обзор литературы за 1837— 1937 гг. Пушкин, Временник пушкинской комиссии, №3, М.—Л., 1937.
7.  Виноградов В. Язык Пушкина. М. -Л., 1935, с. 222.
8.  Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М., 1974, с. 78-79.
9.  Сиповский В. В. Татьяна, Онегин, Ленский. - «Русская старина», 1899, май.
10.   Сержан Л.С. Элегия М. Де-борд-Вальмор - один из источников письма Татьяны к Онегину.- «Изв. АН СССР. Серия лит. и яз.», 1974, т. 33, № 6.
11.  Благой Д. Мастерство Пушкина. М., 1955, с. 198.
12.  Руссо Жан-Жак. Избр. соч. В 3-х т. Т. II. М., 1961, с. 17.

1 Виноградов В. Язык Пушкина. М. -Л., 1935, с. 222.

2 Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина. Очерки. М., 1974, с. 78-79.

3 Сиповский В. В. Татьяна, Онегин, Ленский. - «Русская старина», 1899, май; Сержан Л. С. Элегия М. Де-борд-Вальмор - один из источников письма Татьяны к Онегину.- «Изв. АН СССР. Серия лит. и яз.», 1974, т. 33, № 6.

4 Шебунин А. Н., Пушкин и лирические письма. Обзор литературы за 1837— 1937 гг. Пушкин, Временник пушкинской комиссии, №3, М.—Л., 1937..,С.217.

5 Шебунин А. Н., Пушкин и лирические письма. Обзор литературы за 1837— 1937 гг. Пушкин, Временник пушкинской комиссии, №3, М.—Л., 1937..,С.219.

6 Шебунин А. Н., Пушкин и лирические письма. Обзор литературы за 1837— 1937 гг. Пушкин, Временник пушкинской комиссии, №3, М.—Л., 1937..,С.225.

7 Шебунин А. Н., Пушкин и лирические письма. Обзор литературы за 1837— 1937 гг. Пушкин, Временник пушкинской комиссии, №3, М.—Л., 1937..,С.229.

8 Благой Д. Мастерство Пушкина. М., 1955, с. 198.

9 Руссо Жан-Жак. Избр. соч. В 3-х т. Т. II. М., 1961, с. 17.

10 Шебунин А. Н., Пушкин и лирические письма. Обзор литературы за 1837— 1937 гг. Пушкин, Временник пушкинской комиссии, №3, М.—Л., 1937..,С.238.

11 Морозов П.О., Лирические стихотворения Пушкина, «Пушкин и его современники», вып. XIII, 1910..,С.37.

12 Шебунин А. Н., Пушкин и лирические письма. Обзор литературы за 1837— 1937 гг. Пушкин, Временник пушкинской комиссии, №3, М.—Л., 1937..,С.47.

13 Морозов П.О., Лирические стихотворения Пушкина, «Пушкин и его современники», вып. XIII, 1910..,С.165.

14 Морозов П.О., Лирические стихотворения Пушкина, «Пушкин и его современники», вып. XIII, 1910..,С.168.

15 Морозов П.О., Лирические стихотворения Пушкина, «Пушкин и его современники», вып. XIII, 1910..,С.179.

1. Лабораторная работа 1 Цель- Основы работы в Excel
2. Подохни пролетарий Но нам в Европу проложи проход Сопротивляйся
3. Реферат- Нематериальные блага и способы их защиты
4. Технологія виробництва печива цукрового на прикладі Харківської бісквітної фабрики
5. нордическом типаже
6. тематическое ожидание дисперсия среднее квадратическое отклонение и т.
7. Как и зачем покупать консультанта
8. Методика позиционирования товара из 7 шагов
9. Задание 1. Изучите по сайтам проблемы российских и казахстанских интернет магазинов и дайте ответы на следую.
10. Лабораторна робота 11 Мета- Використовувати форми і запити при створенні вебсторінок
11. Тема Розташування України на планеті Земля Мета- продовжувати формувати уявлення про глобус і карти пр
12. И А Одругой автор но большинство- обе Г
13. Структура та семантика словотворчого гнізда beauty у контексті сонетів Шекспіра
14. Оценка эстетического уровня мобильного телефона Noki 3250
15. тема освіти України та Південної Кореїrdquo; Система навч
16. Методы изучения масс микрочастиц
17. Социальная педагогика Коррекционная педагогика как составная часть педагогики.html
18. государство нового типа основное орудие защиты революционных завоеваний строительства социализма и комму
19.  Обеспечение качества 1
20. Політехнік Методичний матеріал з теми- Етика ділового спілкування Викладач- Марковець Надія В

Материалы собраны группой SamZan и находятся в свободном доступе