Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Таким ранним утром в больнице. Из звуков – приглушенные деловые разговоры и сосредоточенный деловой топот. Даже телевизор под потолком молчит. Солнце безразлично скользит по окрашенным светло-корректной краской стенам, не желая к ним прикасаться. Жалюзи колыхаются из вежливости, как и сухие от помады губы девушки на ресепшене:
– Присаживайтесь. Заварить Вам чай или кофе? Доктор Френсис подойдёт через пять минут.
Ив вскарабкалась на кожаный диван и скатилась в самую глубину, вытянув вперед ноги в застиранных розовых хлопковых колготах. Поболтала слегка, разглядывая застёжку-липучку на туфельках. Мама опустилась рядом – изящно, легко, закинув ногу за ногу. Затем поставила ногу обратно и с лёгким шуршанием провела ладонями по коленям, оправляя крепдешиновый подол. Прикусила нижнюю губу, обнажив крупные передние резцы; Ив тут же повторила жест, делавший мамино лицо таким острым и сосредоточенным, а её, конечно, превратив в мышонка.
Когда ты ростом с французскую булку, взрослые люди в основном состоят из ног, некоторой (если задрать лицо) части таза, опущенных рук и размазанного в отдалении лица. Так и обращаешь внимание на эти части в первую очередь, даже когда рассматриваешь людей издалека и имеешь нормальный обзор.
В общем, брюки, белый халат и под ним голубая рубашка расслабленно, но твердо одной рукой прижимали к бедрам планировщик и черную пузатую ручку, а другой, с часами на запястье, поправляли блеснувшие на носу очки. За ними шли еще одни брюки и юбка-дудочка с очень стройными ножками.
-- Посиди тихонько. Я скоро. – Мимоходом проведя ладонью по волосам девочки и неудобно заправив холодными пальцами что-то выбившееся за ухо, мама встала и, кивнув, зашагала вместе со всеми этими людьми по коридору, заведя взрослый разговор. С разговорами тоже что-то похожее на людей и ноги: воспринимается только то, что подлежит твоему пониманию, остальное помечается тегом «взрослый разговор» и переходит в разряд низкочастотных шумов, не мешающих детскому разуму заниматься своим делом. Ив вернулась к липучкам на туфлях и еще немножко покачала носок левой ноги. Кожа кресла заскрипела. Девочка провела пальцами по ней, изучая звук.
-- Хочешь, я дам тебе бумагу и фломастеры? – Девушка с ресепшена, не дожидаясь ответа, скрипнула стулом и поднялась с места. Прихватила со стола пару листов А4 и фиолетовый текстовыделитель и склонилась над Ив с милой и обеспокоенной улыбочкой.
-- Спасибо, я могу просто тихонько сидеть.
-- Извини. Просто боюсь, твоя мама задержится некоторое время. Вдруг заскучаешь? Я оставлю это здесь. – Очевидно, отказ тут не принимался, но оно и ясно: клиника настолько дорогая, что смерти подобно не просто «не проявить вежливость по отношению к клиентам и их родственникам», но и «недопроявить» последнюю. Проследив взглядом «цветущих» желто-зеленых глаз за тем, как бумага легла на кофейный столик справа и очередные ноги в капроновых колготках, изящно перекрещиваясь, удалились за стойку, Ив скрестила руки и тяжело вздохнула. Так уж и быть. Если успеть нарисовать маму, бабушку и себя, держащимися за руки и улыбающимися – мама правда улыбнется по возвращении. Можно будет подарить бабушке и оставить у неё в палате. Решено!
Без тени сомнения девочка взялась за текстовыделитель и нарисовала фиолетовый круг в центре листа.
***
-- Оо, спасибо, я попрошу Полли повесить на ту стену потом. Иди я тебя поцелую. – У бабушки изящные величественные жесты, хотя руки желтые и морщинистые. Ив охотно подставила макушку под поцелуй, привстав на цыпочки возле одра умирающей. Глупое слово – одр, одро? Вычитав его в какой-то книге из бабушкиной комнаты и, кажется, расстроив маму вопросом («мама, а что такое одр? Мама, ну мама?»), девочка долго перед сном жонглировала этим словом, пробовала его на язык, тихонечко прорыкивая и стараясь как-то смягчить. Безуспешно.
-- Я взяла выходной, но только один. Если что, мне конечно же добавят, просто без меня там завал…
-- И правильно, нечего надоедать мне тут всю неделю, как некоторые тут. Приезжают и слоняются тут без дела месяцами. Я заслужила отдых, я старая, износившаяся, а вам полагается пахать. – С грустным смешком бабушка приподнялась на подушках и показалась вполне даже еще живой, а в кошачьих глазах прыгал азарт. Вновь помахав в воздухе рукой, рассеянно подтолкнула внучку, чтоб та наконец-то заняла место на диванчике возле мамы, а не таращилась на простыни и вздымавшийся под ними тяжелый бабушкин живот. – Еще и притащились так рано, раньше завтрака. А я, пока не отведаю это вот месиво, которое они назвали «каша», решительно не готова… экхе… не готова развлекать вас.
-- Я… я по-пойду попрошу… Полли. Поторопиться.
-- Да что ты, что ты… -- Дверь уже захлопнулась. – Да ни за что в жизни она не принесет завтрак раньше времени! Еще целых полчаса до него. Это не ресторан, а больница, черт возьми… Охх... – Бабушка наконец-то закончила говорить с покинувшей помещение и перевела неуверенный взгляд на неотрывно безмолвную крошку. -- Какова, м? Прям как я была, пхахах. И как ты будешь. Упё-ёртая, дурища. Ну, да чего я удивляюсь.
Ив видела бабушку в последний раз очень давно – почти три года назад. Они с мамой поругались. Тогда бабушка со своим новым дедушкой уезжала заграницу, в красивом костюме и со спокойно блестящими украшениями. Кроме них спокойным не был никто – очень запомнилась пунцовая от злобы мамина шея и вся эта громкая перебранка. Хотя все относительно – на самом деле в их семье все были довольно сдержанными, чертовы англоманы. Бури обрушивались внутри. Мама, кажется, пила потом какие-то таблетки, улучшающие настроение. Но о том, что все это значило, девочка так и не узнала: мама о бабушке не вспоминала и даже намеки на разговоры твердо пресекала, а ведь дети очень чувствительны к воле родителей. Так или иначе, Ив, конечно, забыла бы про бабушку, если бы не оставшаяся нетронутой комната с большой кроватью, мерным тиканьем настенных часов и огромным стеллажом абсолютно бессмысленных приключенческих и викторианских романов, которые можно было, пользуясь отсутствием хозяйки, разбрасывать на полу и кровати, читая с любого места и не понимая ни одного предложения целиком, зато наслаждаясь буквами на желтой бумаге и старомодными словами.
-- Как-то ты поживаешь, милая? Не забыла меня, да? Вон цвет лица как похож на рисунке…
* * *
-- Вы должны понять, генетической, запрограммированной предрасположенности к заболеванию нет. Но особенности поведения, образа жизни – материи более тонкие и конечно малоизученные, их проконтролировать сложнее, но всё же мы исходим из предположения о том, что…
-- Нет, я не собираюсь здесь оставаться, это абсурд.
-- Я понимаю, вы расстроены; тема очень скользкая и никому до конца не ясная, но как специалист, имеющий определенный стаж работы в этой сфере…
-- Меня не интересует ваш личный фатализм. У меня другие взгляды, и я не останусь. Если так нужно – готовьте бумаги, я их подпишу. Она ведь все подписала? Но побыстрее, нам с дочкой нужно уехать сегодня же. Я не собираюсь ждать, пока кто-нибудь здесь расскажет ей… информацию, составляющую медицинскую тайну, ясно?
Очки блеснули в сторону Ив и рука с часами почесала нос.
-- Вы можете позавтракать в нашей столовой, пока не закончились процедуры. Полли вас отведёт.
* * *
Каша действительно таковой только называлась, так что, пошлёпав по ней ложкой и с отвращением пронаблюдав за тошнотворным дрожанием этой грязно-белой массы, Ив перешла к чаю. Собственное лицо, заключенное в отражении, за тоннелем фарфоровых стен имело вид демонический, и девочка с квакающим звуком поставила чашку обратно. В столовой было тихо (пациенты в основном питались в комнатах, все-таки большинство – лежачие. А персоналу некогда особенно пиршествовать на рабочем месте, это понятно). Но все-таки определенный уют был. В такую ясную погоду достаточно иметь большие окна и светлые стены, чтобы уличный теплый воздух ворвался внутрь и послужил лучшим дизайнером – в этом весь современный стиль.
Диссонанс между мамой и всем окружающим миром, кажется, заставлял дрожать воздух. Так бывает когда смотришь на костёр сквозь потоки поднимающегося горячего воздуха. Только жар здесь совсем не подходил – мама была удивительно холодна, она была похожа на глубоководное существо. Загадочное, медлительное, кажется, лишенное интеллекта, но полное устрашающей грации. Так беззвучно струились по плечам её волосы, так отточено двигались тонкие бескровные руки, так пуст был глубокий зелёный взгляд.
- Мам, бабушка не выздоровеет?
- Не знаю.
- А если выздоровеет, она вернется к нам? Вы помирились?
- Тебе не нужно думать об этом.
- Почему вы поссорились?
- Ив, хватит! – Глаза сверкнули электрическим разрядом. На мгновение, но Ив все равно перепугалась и торопливо потупила взгляд.
* * *
-- Нет, мама и не подумаю! И тебе чертовски повезло, что это не признали генетическим, потому что иначе я бы и не подумала сюда приезжать, тем более вместе с Ив!
-- Господи, эти твои фобии. Ты хоть понимаешь, что…
-- Я не хочу даже слышать ничего такого!
-- …я была такой же и так же бунтовала, пока ты не подросла. Только я думала, что моя мама уделяла мне слишком мало внимания, это замкнутый круг, круг, понимаешь?
-- Я тебя в последний раз предупреждаю: закрой рот, или…
-- Боже мой ладно, ладно! Я молчу! Сядь успокойся, или ты доведешь меня до незапрограммированного генетически инфаркта черт побери!
-- Ты будешь говорить с Ив только в моем присутствии, и точка.
-- Хорошо, Ева.
И если перебранка казалась даже приятной понуро стоявшей в коридоре девочке (по крайней мере, было хорошо слышно), то от яда, вложенного в последнюю фразу, передергивало.
***
«Одна отрада у Крошечки-Хаврошечки - её коровушка. Выгонит она свою Пеструху на луг пастись, обнимет её за шейку и плачется о своём житье-бытье:
- Матушка-коровушка, тяжка моя долюшка, работою морят, не кормят, не поят, только ругают да плакать не дозволяют. К завтрему мне велено пять пудов холста наткать, отбелить да в скатки скатать...!
А Пеструха ей отвечает:
- Это горе - не беда! Влезь ко мне в правое ушко, а из левого вылезь, а остальное - не твоя печаль».
-- Бабуль. Я тебя попрошу? – Посмотрела так трогательно серьезными детскими глазами, а для пущей убийственности еще и вцепилась в бабушкину кисть, отодвинув её от белой страницы.
-- Ну и о чем еще?
-- Скажи «му».
-- Ха! Да это мне еще рановато. Пока копыта не откинула.
-- Ты добрая и ласковая, как коровушка. – Мама из угла палаты бросила взгляд исподлобья, но все-таки тоже улыбнулась и вернулась к своим книгам и бумагам.
-- Умеешь ты давить на жалость! – Рассмеялась бабушка, приставив пальцы ко лбу. – Мммуу! Довольна? Забодаю-забодаю!..
-- Это козы, а не коровы такие… -- Отбиваясь от шутливого нападения, Ив забарахталась в бабушкиных простынях и чуть не перевернула койку вверх дном.
-- Тише ты, тише, чего творишь! – Но мамино шипение не могло побороть заливистый детский смех и старческий хрипловатый, так же как узкие полуденные тени ничего не могли поделать с ярким полуденным солнцем, врывавшимся через окно.
* * *
-- Пожалуйста… Скажи, почему в-в-вы… ссорились? Она ведь была такая… хорошая, и ты… в сто раз лучше, почему все равно… ссорились? – Ив конечно просто задыхалась от рыданий. Мамино плечо промокло от слёз, а холодные руки поглаживали спину ребенка с ритмичностью и неосознанностью прилива.
-- Ч-ч-ч, не плачь, все хорошо. Не плачь, успокойся. Хочешь я тебя покачаю? Как маленькую гусеничку?
-- Мам, я не м-маленькая!.. Мамочка, мама… Ну пожалуйста, скажи мне, мне правда надо знать!
-- Нет, Ив… -- Поглаживания ещё участились, а потом и вовсе цепко сомкнулись за спиной – Доченька, доченька, знать не всегда хорошо. Когда знаешь слишком много… кажется, что эти знания управляют жизнью.
-- И что? Я вообще ничего не знаю, я хочу знать! – Вырываться из объятий было бесполезно.
-- Чч-ч-ч… Я не про тебя… Пока что. Послушай. Когда ты вырастешь, ты все равно все поймешь и все узнаешь. Но я хочу, чтобы ты прожила свободную жизнь, такую, какую захочется прожить тебе. Не хочу, чтобы ты повторяла мою или бабушкину, или жизнь тех, кто был раньше. А для этого можно сделать только одно – потерпеть и не задавать лишних вопросов. Сейчас послушайся меня, чтобы потом жить только как ты захочешь, понимаешь?
-- Нет, я ничего не понимаю. – Перешла на шепот, роняя слёзы на итак покрасневшие от соли мамины щеки, шею и ухо – Мам, я ведь очень люблю бабушку. Мне её так жалко…
-- Я тоже её любила. И тебя люблю. Ты ведь меня любишь? Мы с тобой вдвоём еще есть.
-- Мы не то же самое.
-- Как знать…
***
21 июня 21 94 г.
Тип: Клон
Имя: Ева
Номер: Еve14.06
Дата рождения: 21.12.2116, 16:54
Дата смерти 15.08.2194, 06:23
Причина смерти: цирроз печени (NB генетическая предрасположенность* не выявлена. Умершая злоупотребляла лекарственными средствами и алкоголем 25-30 лет)**.
Место смерти: префектура Хиросима, р-н Тигоку, г. Фукуяма
Запись № 37458483 обновлена 15.08.2194, 06:43
Подтверждено – главный врач Френсис П.Б.
Подпись _______________
*Полная расшифровка ДНК – ссылка.
** Показания клона Евы (Еve14.06) – перейти. Отказ клона Евы (Еve15.06) от дополнительного обследования – перейти. Отказ клона Ив (Eve16.06) от дополнительного обследования (подписан опекуном Еve15.06) – перейти».