Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
72История судебной экспертизы: Лекция 1. История зарождения...
Лекция 1. История зарождения использования специальных знаний в борьбе с преступностью.
1. Социальные, экономические, правовые и научные предпосылки зарождения использования специальных знаний в борьбе с преступностью.
2. История возникновения судебной экспертизы.
3. Институт экспертизы в 19 столетии.
4. Развитие судебной экспертизы в 20-м веке.
1. Социальные, экономические, правовые и научные предпосылки зарождения использования специальных знаний в борьбе с преступностью.
Судебная экспертиза оказывает существенную помощь в расследовании преступлений. Как показывает практика, ни одно из преступлений не может быть раскрыто без назначения и проведения той или иной экспертизы.
Пройдя долгий путь развития, судебная экспертиза в настоящее время является самостоятельным научным направлением, в котором разработана общая теория и определено ее место в системе научного знания.
Судебная экспертиза состоялась как самостоятельная дисциплина при аттестации научных кадров (специальность 12.00.09.) и в качестве учебной дисциплины в высших юридических заведениях страны.
Судебная экспертиза как институт, использующий специальные познания, накопила значительный потенциал, особенно в последней четверти прошлого столетия. Сегодня производство судебных экспертиз осуществляется по 22 родам и 52 специальностям.
В IV – Х вв. н. э. одновременно с появлением государства и права, усовершенствованием различных аспектов преступности и органов, осуществляющих борьбу с этим явлением, сформировался в обществе первый социальный заказ. Возникла необходимость выработки таких специальных приемов и средств, которые позволили бы обнаружить, отождествить и изобличить преступника, а также разработки нормативного, методического и технического обеспечения данной борьбы.
В допетровские времена раскрытие преступлений и розыск преступников входил в обязанности губернских старост, целовальников, воевод и других представителей местной власти. Существовала особая категория сыщиков, состоящая из дворян и детей боярских. Главная их функция была – сыск беглых крестьян, сыск по делам об убийствах, разбоях и других тяжких преступлениях. Центральными органами сыска являлись Разбойный и Сыскной приказы, Раскольничья комиссия и Сенатская контора (при Петре I), а для производства дознания и следствия создавались особые следственные комиссии.
Так, например в 1666 г., в связи с распространившимися разбойными нападениями и убийствами посадских людей и крестьян в гг. Казань, Нижний Новгород, Алтырь, Курмыш и др., были посланы сыщики из дворян. Они обязаны были брать у воевод стрельцов, пушкарей с пушками, организовывать вооружение уездных жителей для поимки преступников и беглых крестьян. В результате слаженной и планомерной операции преступники были задержаны и преданы суду.
В петровское время и далее в разных государствах и, в том числе, в России, сохранив институт сыщиков (тайных агентов), были организованы уголовный сыск и криминальная полиция для поиска и задержания преступников, на них возлагалось раскрытие преступлений. Их, в основном, возглавляли лица, использовавшие в работе свой преступный или любительский опыт. Они, как правило, хорошо знали преступный мир, информационно-поисковую работу проводили только на основе использования источников негласной информации (из числа преступников), а также часто посещали притоны, ночлежки и другие места скопления мелких преступников.
На этой основе сформировались первые профессионалы-криминалисты:
в России - это бывший уголовник В. Каин (Иван Осипов), сыщик Яковлев, приставы Хотинский и Поляков, служащие Шидловский и Путилин;
во Франции – также бывший уголовник Э. Видок;
в Англии – сыщик Г. Филдинг и бывший преступник и скупщик краденного Д. Уайлд;
в США – профессионал-любитель Р. А. Пинкертон и др.
В 1826 г., после восстания декабристов, Николай I подписывает Указ о создании Третьего отдела Собственной Его Императорского Величества Канцелярии. В ведении отдела была информация о числе существующих в государстве различных сект и расколов, о количестве уголовных преступлений, статистические сведения обо всех происшествиях в государстве, об открытиях по фальшивым ассигнациям, монетам, штемпелям, документам и др. В 1836 г. отдельный корпус внутренней стражи и всех жандармов передали в полное подчинение Третьему отделу. К их функциям добавилась забота о защите населения от «зарвавшихся администраторов, бюрократов-мздоимцев и несовершенной юридической системы».
Сотрудники вновь образованного Департамента полиции (с 1880 г.) начали свою деятельность, опираясь на опыт и знания, накопленные московскими дьяками и петербургскими чиновниками «Третьего отдела Собственной царской канцелярии».
Первые судебные следователи (введены царским указом «Учреждение судебных следователей» от 8 июля 1860 г.) также были «вооружены» только здравым смыслом, житейским опытом и профессиональной наблюдательностью. Последнее делало раскрытие и расследование преступлений для следователей своеобразным искусством или делом удачи или случайности.
Так, на месте происшествия, чтобы определить, как текла кровь убитого и где вероятное место ее скопления на полу (которое ранее было тщательно зачищено), брали кувшин воды и медленно выливали. Место скопления воды определяли как место возможного скопления крови и там производили поиск остатков жидкости.
Другим примером применения полицейскими бытовых знаний является исследование вопроса интенсивности вытекания крови из тела при остановке работы сердца или без такового. В данном случае в качестве объекта экспериментального исследования использовали живую свинью. В результате данного исследования они приходили к выводу, что ввиду остановки сердца кровь вытекала из мертвого тела слабее, чем из живого, а судя по количеству крови – что жертва могла получить или не получала перед смертью ножевое ранение.
Следователи, определяя круг подозреваемых в убийстве лиц, изучали орудие и способ расчленения трупа, т.е. если преступник пользовался пилой, то он не был профессионалом. А вот если при сокрытии трупа преступник использовал нож и аккуратно разделил части тела, то он обладал медицинскими знаниями или профессиональными навыками мясника и т.д.
Для исследования многих источников доказательств нужны были научные и совершенные методы и методики исследований следов и иных вещественных доказательств.
1-е основание. Новая эпоха - эпоха капиталистических отношений в обществе - повлекла за собой количественное и качественное изменения преступности:
активно стали развиваться профессиональная и организованная преступность;
преступниками стали осваиваться и реализовываться в их криминальном бизнесе новейшие достижения науки и техники (современные средства связи, путей сообщения и др.);
преступления стали совершаться более ухищренными способами, с использованием современных технологий, автомобилей, огнестрельного оружия и пр.
Применяемые полицией и следователями старые методы раскрытия и расследования преступлений были уже явно недостаточными. Против вала появления новых преступников и значительного увеличения числа совершаемых ими преступлений были бессильны многие тогда считавшиеся современными методы:
метод В. Каина, Э. Видока и А. Канлера, который заключался в поиске и отождествлении преступников, полагаясь на зрительную память полицейского или сыщика;
метод Т. Веджвуда и А. Бертильона, который заключался в фотографировании лиц (в разных положениях) преступников и создания архива фотографий для дальнейшего его использования при их поиске и отождествлении (архивы к описываемому времени насчитывали сотни тысяч фотографий преступников);
метод описания лица, который использовался в те годы без классификации типов лица и отдельных его элементов – носа, ушей, рта и т.д., что было тем более трудным, если преступник не имел особых примет.
В литературе того времени указывалось на существенный рост числа совершенных преступлений. В ней описывались факты подделки документов типографским способом, подделки документов под ценные старинные рукописи и почтовые марки, а также получившие большое распространение подделки бумажных денег. Так, в России получили большое распространение фальшивые бумажные деньги, изготовленные во Франции.
В литературных источниках описаны случаи, когда сотрудниками полиции выявлялись цеха и фабрики, занятые изготовлением воровского инструмента.
Разрозненные мелкие банды в этот период времени стали объединяться в преступные организации. Уголовные группировки распространялись на территории страны и за ее пределами, они существенно усложнили орудия и способы совершения преступлений.
Давая характеристику ХIХ в., можно сделать вывод:
с одной стороны, преступники взяли на вооружение новейшие средства техники и связи, а также современные технологии, что спровоцировало значительный рост преступности;
с другой – государство и система правоохранительных органов в сфере борьбы с преступностью были технически и методически не готовы к такому техническому скачку в развития криминального мира.
Сотрудники правоохранительных органов к этому времени не имели специальных технических познаний и не могли достойно противостоять тем преступникам, которые такими познаниями обладали. Более того, в результате министерских проверок обнаружилось, что полиция, судебные следователи и судьи стали более бюрократичны и недостаточно оперативны в сложных ситуациях.
Такое состояние преступности и борьбы с этим злом не могло удовлетворить цели и задачи уголовного судопроизводства. Без знаний закономерностей объективной реальности, принципов совершения преступлений, научных положений естественных и технических наук, а также без знаний технических средств и технологий стало невозможным использование изъятых с места преступления материальных следов и иных вещественных доказательств. Обнаруженная информация без научной расшифровки не могла содействовать успеху раскрытия и расследования преступлений.
В середине ХIХ века российское государство и общество подошли к необходимости поставить на научные «рельсы» раскрытие и расследование преступлений, а также перевооружить органы суда, следствия, дознания и полиции новыми научно разработанными, обоснованными средствами и методами, специальными знаниями.
Вместе с разработкой норм, регулирующих производство некоторых гражданско-правовых и судебных процедур и порядок судебного расследования некоторых категорий преступлений, и с возникновением и развитием специальных государственных учреждений преследования и принуждения, появляются и совершенствуются специальные средства и методы розыска и изобличения преступников, а также методы расследования преступлений.
Все, чем характерен XIX век («век пара») – быстрый научно-технический и бурный промышленный рост, либеризация властных режимов, массовый исход крестьян в города, ослабление патриархальных устоев, люмпенизация и обогащения граждан, интенсивный оборот, концентрация капиталов, их «прозрачность» для стороннего взгляда, предприимчивость как залог успеха и риск как норма жизни, разделение труда, его профессионализация и т.п. – вся эта смесь доселе невиданных факторов положила начало еще одному феномену: профессиональной и в дальнейшем – организованной преступности. Карательные органы, прежде работавшие на основе житейского опыта, здравого смысла, теперь оказались бессильными. Отсюда – социальный заказ на систему, способную противостоять преступности нового качества.3
Вооружившись новейшими средствами связи, транспорта, прочей техники, используя все более изощренные, в том числе наукоемкие методы совершения и сокрытия преступлений, она захлестнула Германию, Францию, Англию, США. Карательные органы, прежде работавшие на основе житейского опыта, здравого смысла, теперь оказались бессильны. Отсюда — социальный заказ на систему, способную противостоять преступности нового качества. На этот заказ государства и общества наука ответила созданием отрасли знания, которую австрийский судебный следователь, ставший затем университетским профессором, Ганс Гросс в конце XIX в. назвал криминалистикой (от лат. crimen — преступление).
2-е основание формирования второго этапа – это судебные реформы: прежде всего, введение в действие Свода законов Российской Империи (с 1 января 1835 г.) и судебная реформа (1864 г.). Они положили начало тщательному исследованию материальных последствий криминального события, а целью уголовного судопроизводства объявили обнаружение так называемой материальной истины, относительно происшествия или деяния, которые признавались специалистами в области права преступными.
Уголовный процесс, вышедший из рамок уголовного права и пришедший на смену розыскному процессу, отказался от системы формальных доказательств и от пыток, как одного из основных способов получения показаний и «доказательств». Результатом данного преобразования в уголовном судопроизводстве явились ослабление роли признания обвиняемого, повышение значения вещественных доказательств и переход к состязательному процессу. Это обстоятельство, по мнению В.И. Корноухова и Н.А. Селиванова, послужило толчком к разработке основ деятельности по расследованию и судебному разбирательству уголовных дел и созданию технических средств и методов, облегчающих извлечение информации о совершенном преступлении, обнаружение, изъятие и фиксацию вещественных улик.
Итак, социальные, экономические, правовые и научные предпосылки зарождения судебной экспертизы:
- рост преступности,
- отказ от инквизиционных методов доказывания,
- принятие цивилизованного уголовно-процессуального законодательства в европейских государствах и России,
- развитие судебной медицины, физики, химии, антропологии, фотографии и других наук.
Раскрытие преступлений в допетровские времена. Методы, применяемые для получения признаний. Разбойный и Сыскной приказы. Полицейские органы России в 18-19 столетиях. Деятельность «короля сыщиков» И.Д Путилина. Становление криминальной полиции в Германии, Франции, Англии, США. Создание Национального сыскного агентства Аланом Пинкертоном в Новом Свете (США). Создание криминальной полиции (Сюрте) во Франции (деятельность Эжена Франсуа Видока). Создание Скотланд-Ярда в Англии. Правда и «легенды» о Джеке Потрошителе.
Необходимость использования научных средств и методов раскрытия и расследования преступлений. Зарождение криминалистики. Вклад Ганса Гросса в становление криминалистики как самостоятельной юридической науки. Деятельность швейцарского криминалиста Р.А.Рейса и российского криминалиста С.Н. Трегубова по систематизации и внедрению научных основ криминалистики в практику раскрытия и расследования преступлений.
Судебная экспертиза как форма привлечения специальных знаний.
Уголовное и гражданское судопроизводство, производство по делам об административных правонарушениях невозможны без использования современных достижений естественных, технических, экономических и других наук, которые принято называть специальными знаниями. Закон не дает определения понятия "специальные знания". Традиционно в юридической литературе под этим термином понимают систему теоретических знаний и практических навыков в области конкретной науки либо техники, искусства или ремесла, приобретаемых путем специальной подготовки или профессионального опыта и необходимых для решения вопросов, возникающих в процессе уголовного или гражданского судопроизводства. Причем к специальным обычно не относят общеизвестные, а также юридические знания
Существует несколько видов процессуального использования специальных знаний, основным из которых является судебная экспертиза. Сущность судебной экспертизы состоит в анализе по заданию следователя, дознавателя, суда, лица или органа, осуществляющего производство по делу об административном правонарушении, сведущим лицом (экспертом) предоставляемых в его распоряжение материальных объектов экспертизы (вещественных доказательств), а также различных документов в целях установления фактических данных, имеющих значение для правильного разрешения дела. По результатам исследования эксперт составляет заключение, которое является одним из предусмотренных законом источников доказательств, а фактические данные, содержащиеся в нем, - доказательствами.
Основным носителем специальных знаний является эксперт, использующий свои специальные знания в процессуальной форме при производстве судебной экспертизы.
Экспертиза - слово латинского происхождения от «expertus», опытный, сведущий. В Российском законодательстве этот термин закрепили только уголовно-процессуальные кодексы 1922 и 1923 годов, отказавшись от термина «сведущие лица», принятого судебными уставами Российской империи и ввели термин «эксперт».
Судебная экспертиза - процессуальное действие, состоящее из проведения исследований и дачи заключения экспертом по вопросам, разрешение которых требует специальных знаний в области науки, техники, искусства или ремесла, и которые поставлены перед экспертом судом, судьёй, органом дознания, лицом, производящим дознание, следователем, в целях установления обстоятельств, подлежащих доказыванию по конкретному делу». (Федеральный закон № 73-ФЗ от 31 мая 2001 «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ»).
Рассмотрим подробнее отграничение общеизвестных и специальных знаний в различных отраслях процессуального права. Ю.К. Орлов полагает, что специальными являются знания, выходящие за рамки общеобразовательной подготовки и житейского опыта. Ими обладает более или менее узкий круг лиц. Аналогичных взглядов придерживается и М.К. Треушников, который утверждает, что под специальными знаниями в гражданском и арбитражном процессе понимаются такие знания, которые находятся за пределами правовых знаний, общеизвестных обобщений, вытекающих из опыта людей.
Соотношение специальных и общеизвестных знаний по своей природе изменчиво, зависит от уровня развития социума и интегрированности научных знаний в повседневную жизнь человека. Расширение и углубление знаний о каком-то явлении, процессе, предмете приводит к тому, что знания становятся более дифференцированными, системными, доступными все более широкому кругу лиц. В конечном итоге сфера обыденных знаний обогащается.
Так, например, в конце 1980-х гг. на разрешение судебной экспертизы, производство которой было поручено автору этих строк (Е.Р. Россинская), был поставлен вопрос о назначении плоского предмета прямоугольной формы, размером 90 x 94 мм, в центре которого располагался металлический диск диаметром 25 мм. С одного края на предмет была надета прямоугольная металлическая подвижная пластина, при перемещении которой в сторону была видна прорезь, закрытая тонкой коричневой пленкой. Непросто в этом описании узнать магнитную дискету для персонального компьютера. Сейчас этот вопрос решается на уровне общеизвестного знания.
Одновременно идет и обратный процесс. За счет более глубокого научного познания явлений, процессов, предметов вроде бы очевидные обыденные представления о них отвергаются, возникают новые научные обоснования, которые приобретают характер специальных знаний. Так, например, нередко следователи, судьи, должностные лица, рассматривающие дела об административных правонарушениях, для установления субъективной стороны состава преступления или правонарушения анализируют поведение лица в аварийной ситуации, целиком полагаясь на житейский опыт и здравый смысл и игнорируя возможности использования специальных знаний в области психологии. Аналогичные примеры находим и в гражданском судопроизводстве.
А.А. Эйсман утверждал, что специальные знания - это "знания не общеизвестные, не общедоступные, не имеющие массового распространения, это знания, которыми располагает ограниченный круг специалистов". Глобальная информатизация, которую сейчас переживают многие страны, в том числе и Россия, безусловно, сильно влияет на критерии, определяющие общедоступность, обыденность знаний. В самом деле, являются ли специальными или общеизвестными сведения, изложенные в предназначенных для широкого круга читателей энциклопедиях, справочниках, словарях, представленные в электронных средствах массовой информации, глобальной компьютерной сети Интернет?
Отнесение знаний к общеизвестным, обыденным, общедоступным существенным образом зависит от образовательного и интеллектуального уровня данного субъекта, его жизненного и профессионального опыта. Таким образом, очевидно, что в каждом конкретном случае необходимо проанализировать характер требуемых знаний и решить вопрос, являются ли они специальными. Здесь лучше не опираться только на житейский опыт и здравый смысл, ибо то, что кажется простым и обыденным, на самом деле является сложным и требует внимания специалиста. Обращение за консультацией к специалисту, по нашему мнению, никоим образом не может отрицательно повлиять на возможность установления истины по делу.
2. История возникновения судебной экспертизы.
Криминалистика и судебная экспертиза, возникшие более ста лет назад из потребностей судебно-следственной практики, а также экспертные криминалистические учреждения в своем развитии всегда были связаны с деятельностью органов правопорядка и ориентированы на борьбу с преступностью, в первую очередь, экспертное обеспечение процесса профилактики, раскрытия и расследования преступлений. Толчком для возникновения криминалистической науки стало появление в XIX веке в Германии, Франции, Англии, США, других странах нового для того времени феномена - организованной преступности - и неспособность карательных органов противостоять ей. Таким образом, жизнь сама создало социальный заказ на систему, которая бы объединила усилия правоохранительных органов и науки с целью дать отпор преступности нового образца.
Обращение правосудия к помощи науки отмечается в истории судебной экспертизы достаточно давно. По литературным данным, еще во времена византийского императора Юстиниана (5-6 в.в.) в законодательстве находило отражение исследование почерка, в судебных целях.
Тактика допроса и осмотра места преступления описана китайскими, вавилонскими и японскими писателями-историками V-VIII вв. Так, в китайском сборнике законов «Сиюань-Лу» (1248 г.) описаны отдельные технические вопросы следствия и судебного разбирательства, например: тактика осмотра трупов и места преступления, тактика допроса подозреваемого в совершении преступления, а в Циньском руководстве по расследованию уголовных преступлений (III в. до н.э.) даны рекомендации по производству допроса лиц, дающих ложные показания, и осмотра места, где произошло убийство или самоубийство и т.д.
В России уже в 15 в. сравнение рукописей использовалось при установлении подлинности документов. Еще в XV и XVI вв. писари и дьяки в Москве, Новгороде, Пскове, Верхотурье "свидетельствовали" подложные документы, проводили сличение подписей, скрепляющих рукописные тексты, о чем сохранились упоминания в летописях, торговых и иных архивах.
В XVII веке изучением письма стали заниматься графологи, которые стремились установить по почерку характер человека, основателем графологии считается французский аббат Мишон. XIX-XX века отмечены трудами по графологии французских криминалистов А. Бертильона и Э. Локара. Отечественная доктрина того времени представлена Е.Ф. Буринским, который впервые обратил вниманием на взаимосвязь между физиологическими особенностями человека и его почерком. Расцвет судебного почерковедения приходится на 1970–1990-е XX века, тогда были предприняты удачные попытки установления пола, возраста, образования и даже роста исполнителя рукописи.
Применение медицинских знаний в области правосудия относится к глубокой древности. В трудах Гиппократа, жившего более 400 лет до н.э., рассматривались вопросы исследования механических повреждений на теле, определения жизнеспособности младенцев при исследовании трупов и др.
В России врачебные освидетельствования проводились эпизодически.
Развитие судебной медицины — научной дисциплины, первой поставленной на службу правосудию, — вызвало к жизни процессуальную фигуру сведущего лица: судебные врачи стали непременными участниками следственных дел о посягательствах на жизнь и телесных повреждениях. Затем на помощь начали призываться сведущие лица из других областей науки, техники, ремесла. Активно формируется институт судебной экспертизы, что послужило еще одним стимулом развития и использования криминалистических знаний.
ХVI - ХVII вв. – в Судебнике 1550 г. и Соборном Уложении 1649 г. предусматривается ответственность за подлог документов, в них описываются способы подделки печатей, царских грамот и приказных писем. Василий Шуйский в своем указе подтвердил необходимость в судебном разбирательстве сличения почерков дьяками и подьячими.
ХIV-ХVII вв. – в уголовное судопроизводство, в связи с необходимостью использования специфических знаний, вовлекаются лица, сведущие в распознавании ядов и сличении почерков, обладающие медицинскими и другими специальными познаниями. Происходит зарождение практики врачебного освидетельствования, привлечения врачей и сельских фельдшеров к осмотру трупов, проведению судебно-медицинских и судебно-психиатрических экспертиз.
Так, например, в ХVIII в. прилавки французских книжных, букинистических и антикварных магазинов были буквально «завалены» всевозможными подделками рукописей, картин, марок, антиквариата и других предметов старины. В продаже были имитации серьезных и популярных журналов с заказными (разоблачающими коррумпированных представителей власти) статьями, фальшивые письма крупных ученых и писателей (Галилея, Вольтера, Паскаля, Ньютона и др.) и т.д.. Использование знаний сведущих лиц позволило выявить данные подделки и изъять их из коллекций.
Исследование документов, регулирующих, прежде всего, имущественные отношения - завещаний, векселей и т.д. - также требовало привлечения специалистов для выявления как самого факта подделки и его способа, так и фальсификации документа. Подобные исследования в 16-18 в.в. поручали аптекарям и фармацевтам.
Однако, как показала практика, эффективность этих экспертиз была очень низка (аптекари и фармацевты имели самое поверхностное представление об аналитической химии, а в управах не было ни соответствующих специалистов, ни даже примитивных лабораторий).
В результате экспертиз на подделку документы возвращались часто с обожженными краями с разноцветными пятнами – следами травления текста, сделанными при проведении исследования. Ответы разных экспертов при исследовании текста могли противоречить друг другу: несомненно написано одной рукой; нет ничего общего в написании и т.д.
Годом официального становления судебной экспертизы считают 1716 г., когда Воинским уставом Петра I было предписано привлекать лекарей для исследования повреждений на одежде и теле пострадавшего. Этим первым распоряжением (правовым актом), регламентирующим проведение судебно-медицинской экспертизы в России, указывалось на обязательность определения причины смерти при нанесении побоев путем вскрытия трупа погибшего (артикул 154-й Воинского устава предписывал в случаях травматической смерти лекарям "определить, которые бы мертвое тело взрезали и подлинно разыскали, что какая причина к смерти его была").
Таким образом, в нашей стране правовой институт использования знаний сведущих лиц в уголовном судопроизводстве берет свое начало с ХVI в. В те годы по царским указам и иным нормативным актам:
а) лекарями и аптекарями проводились освидетельствование телесных повреждений и фактов отравления лекарствами;
б) врачами производился наружный осмотр трупов;
в) дьяками и подьячими, а затем учителями правописания - осмотр поддельных документов и крепостных актов.
С середины ХVIII в. было положено начало законодательной регламентации назначения и производства отдельных судебных экспертиз.
Первым в истории России учреждением, в котором начала формироваться судебная экспертиза, стала Санкт-Петербургская Академия наук. Академиков привлекали к производству исследований в интересах правосудия.
Императорская Академия наук по ходатайствам судов и полиции решала вопросы судебно-медицинского характера, определяла содержание золота и серебра в драгоценных сплавах. Большое число экспертиз провел лично М.В. Ломоносов.
Первоначально судебно-экспертная деятельность Академии наук ограничивалась вопросами медицины, но вскоре потребности в анализе документов и веществ привели к необходимости выполнения судебно-химических исследований. Так, в одном из документов Академии наук сказано: “…хлеба ломоть послать при указе профессору и доктору Дюверною, в котором прописать, дабы тот хлеб свидетельствовал – нет ли в оном какого яда”.
3. Институт экспертизы в 19 столетии.
В 19 в. объем судебно-экспертной деятельности Академии наук расширился, появились новые объекты исследования, в том числе взрывчатые вещества и предметы со следами взрыва. С середины XIX в. в Академии наук начали подвергать анализу спорные документы. Наиболее активно развивалось химическое исследование документов.
Исследования, проводившиеся академиками-химиками Ю.Ф. Фрицше и Н.Н. Зининым, по праву должны считаться основой для дальнейшего развития действительно научных методов криминалистической экспертизы документов.
В начале 19 в. в России были созданы врачебные управы (в частности, в Москве — Медицинская контора, а в Санкт-Петербурге - Физикат), которым было вменено заниматься производством такого рода исследований, а также выполнять контрольные функции по отношению к аптекарям и фармацевтам.
Академия наук не только сама проводила судебно-экспертные исследования, но и способствовала учреждениям, которым это вменялось в обязанности. Оказывалась помощь:
Эти органы можно назвать первыми учреждениями, производящими экспертизу.
В 1818 г. была создана Российская экспедиция заготовления государственных бумаг, одной из функций которой стало проведение экспертизы подозрительных банкнот. Фотограф экспедиции Г.К. Скамони сконструировал прибор для распознавания фальшивых ценных бумаг - верификатор. В 1878 г. в составе Русского технического общества выделился фотографический отдел. В числе его учредителей выступили известные русские химики Д.И. Менделеев и А.Н. Бутлеров, которые занимались также и экспертной деятельностью.4
Позднее, в своде законов Российской империи 1857 г., указывалось, что рассмотрение и сличение почерков производится по назначению суда сведущими в том языке, на коем написаны и подписаны сличаемые документы. Такое исследование поручалось секретарям присутственных мест, учителям чистописания или другим преподавателям.
Характерно, что уже в тот период при сравнении отбирались и образцы почерка “для примеру”. Какой-либо четкой методики проведения сравнения, конечно не было, и “экспертами” излагалось свое субъективное мнение о сходстве или различии почерков на представленных документах.
На процесс судопроизводства в России и развитие судебных экспертиз существенное влияние оказала Судебная реформа 1864 года. Она регламентировала процесс предварительного расследования, получения и фиксации доказательств, обусловила необходимость более широкого использования научных познаний при рассмотрении уголовных и гражданских дел.
Начиная с 1864 г. вследствие коренной судебной реформы, главным достижением которой стал отказ от теории формальных доказательств, резко возрос интерес к использованию косвенных улик, приемам их собирания и оценки. Отметим, что в лекции по теории судебных доказательств, прочитанной в Санкт-Петербургском университете в 1860 г., В.Д. Спасович говорил: "...для преобразования нашей современной системы доказательств, очевидно не удовлетворяющей требованиям охранения общественного порядка, необходимо выдвинуть вперед доказательство посредством улик, предоставив судьям право приговаривать по их совокупности".
Несколько ключевых положений по этому Уставу.
1. Устав Уголовного судопроизводства следующим образом (ст. 112, 325) определял положение экспертизы. Эксперты должны приглашаться в тех случаях, когда для точного уразумения встречающегося в деле обстоятельства необходимы специальные сведения или опытность в науке, искусстве, ремесле, промысле или каком-либо занятии. В ст. 326 указывалось, что в качестве экспертов могли приглашаться «врачи, фармацевты, профессоры, учителя, техники, художники, ремесленники, казначеи и лица, продолжительными занятиями по какой-либо службе или части приобретшие особую опытность».
2. Были сформулированы основные требования к экспертам - не заинтересованность в исходе дела, объективность мнений и суждений, возможность проявления инициативы при проведении исследования в целях «вскрытия признаков, могущих привести к открытию истины». Заключения экспертов должны были проверяться и оцениваться судом.
И. Н. Якимов, соглашаясь с высказыванием А. Гельвига, приходит к выводу, что будущее за осмотром места преступления и за экспертизой объектов, обнаруженных при данном осмотре.
В процессе совершенствования борьбы с преступностью ученые разрабатывают и внедряют в практику первые научные методы отождествления личности преступников:
антропометрический метод (бертильонаж), т.е. метод измерения отдельных частей тела преступника – рост, вес, окружность головы, рост в сидячем положении, длина левой стопы, левой ноги, левой кисти, которые реже подвергались травмированию (А. Кетель и А. Бертильон);
метод дактилоскопической идентификации (В. Гершель, Ф. Гальтон, Г. Фольдс, Ж. Вусетич, Э. Генри и В.И. Лебедев);
методы цветоделения и усиления контрастности с использованием фотографии, с помощью которых выявлялись и считывались невидимые тексты в документах и т.д. (Е.Ф. Буринский);
метод графометрии, который дает возможность идентификации личности по почерку и письму человека (А. Бертильон и Э. Локар);
метод словесного портрета (А. Бертильон) и др.
Это были первые попытки описания и использования приемов и методов идентификации или отождествления преступников, методов исследования следов и иных вещественных доказательств, которые разрабатывались с использованием научных методов познания.
Разработка методов исследования вещественных доказательств, которые образно называли "немыми свидетелями", — связано с именами таких ученых, как Е. Ф. Буринский (1849—1912), Рейсс (Швейцария), Ломброзо и Оттоленги (Италия), Гейндль (Германия), Локар (Франция) и др.
В XIX столетии судебно-медицинскую службу осуществляли три инстанции. На местах действовали уездные и городовые врачи – первая инстанция; второй инстанцией были врачебные Управы. Высшей судебно-медицинской инстанцией был Медицинский совет. Он являлся высшим в империи органом по «врачебно-учетным, врачебно-полицейским и врачебно-судебным делам».
Медицинский Совет под воздействием запросов практики был вынужден расширить сферу проводимых в нем экспертных исследований. В результате был внесен существенный вклад в развитие криминалистического исследования документов, судебно-баллистической экспертизы. Производство последней связано с именем П.И. Пирогова, который впервые стал устанавливать места расположения стрелявшего и жертвы, а также ряд обстоятельств применения огнестрельного оружия.
Судебные медики и химики разработали и с успехом использовали методы установления характерных особенностей следов на жертве, в местах совершения преступлений и на подозреваемых лицах. Речь шла о следах яда, спермы, крови и др.
Французы Флоренс и Фрикон, немец Уленгут, систематизировав научные материалы, разработали метод «чтения» следов человеческой крови, показав ее отличие от крови животных, а также след капающей, фонтанирующей и разбрызгиваемой крови. Немец Латтес разработал метод определения группы крови, который затем использовался в судебной практике, а в 1884 г. россиянин Ф.А. Чистович научно определил и обосновал способы определения видовой принадлежности крови.
Д.И. Менделеев провел ряд исследований с целью изыскания средств предупреждения и выявления подлогов в чеках и других денежных бумагах, а также способов, исключающих уничтожение штемпелей на почтовых знаках, гербовых марках и других документах. Н.И. Пирогов провел судебно-баллистические исследования, результаты которых нашли свое достойное место в таком разделе криминалистики, как судебная баллистика.
В.И. Молчанов и И.В. Скопин разработали и стали применять в экспертной практике методы рентгенологического, спектроскопического, химического и биологического анализа огнестрельных раневых каналов.
Особо следует отметить вклад Академии наук в становление нового направления судебной экспертизы - экспертизы документов с использованием возможностей фотографии. Эту работу заслуженно связывают с именем Е.Ф. Буринского, который считается основоположником применения фотографических методов при исследовании документов.
Е. Ф. Буринского по праву именуют "отцом судебной фотографии", но, в сущности, его роль в становлении и развитии отечественной криминалистики более значительна: с полным правом Е. Ф. Буринского можно считать одним из ее основателей. В 1903 г. выходит его капитальный труд "Судебная экспертиза документов, производство ее и пользование ею", в котором он не только излагает фотографические методы исследования, но и формулирует свои представления о судебной экспертизе вообще, путях ее использования в судопроизводстве, в том числе и в гражданском, и развития.
Особенное внимание ученых в те годы привлекала проблематика экспертного исследования рукописных документов — самых распространенных в гражданском и уголовном судопроизводстве. В 1895 г. вышла в свет книга Чезаре Ломброзо, уже получившего широкую известность как автора теории "врожденного преступника", — "Графология". Основная идея книги заключалась в утверждении, что процесс письма — естественная функция человеческого организма; почерк — "зеркало личности", отображающее ее низменные, "природные" свойства. В сущности, это была та же теория "врожденного преступника", пересаженная на экспертную почву.
Исследования почерка и подписей в документах в России того периода выполнялись коллегиально, обычно учителями чистописания, рисования и черчения, а также секретарями столоначальников, содержателями типографий и даже чинами полицейских управлений, которые, как указывалось в циркуляре Министерства юстиции от 23 ноября 1878 г., “могут считаться вполне сведущими в деле сличения почерков”.
Внесли свой вклад в исследование письма и почерка Бертильон и Локар. Сочетание предложенных ими методов предложил Оттоленги. Однако впоследствии все они, как не имеющие достаточных научных оснований, были отвергнуты криминалистикой и экспертной практикой.
Существенный вклад в разработку теории судебно-экспертного исследования документов внес А.А. Поповицкий, усовершенствовавший судебно-фотографические методы и средства и впервые предложивший классификацию элементов, составляющих особенности почерка.
Баллистические и трассологические экспертизы и исследования своим происхождением тоже напрямую связаны с деятельностью органов правопорядка. В 1835 году в Лондоне полицейскими во время расследования убийства, которое было совершено с применением огнестрельного оружия, с труппу было изъято свинцовую пулю. При расследовании преступления полицейские обнаружили при проведении обыска в квартире одного из подозреваемых форму для изготовления свинцовых пуль, что позволило довести их тождество и раскрыть преступление.
Бертильонаж в России был введен в 1890 году приказом С-Петербургского градоначальника от 31 мая. Было устроено антропометрическое бюро, соединенное с фотографическим павильоном. Бюро имело две комнаты: в первой из них были устроены места для раздевания арестантов, во второй производились измерения и хранились антропометрические листки. К 1903 году число антропометрических карточек в С.-Петербургском Бюро достигло 57 890. Уже в первые годы существования бюро с помощью антропометрии удалось не только выявить достаточно большое количество преступников-рецидивистов, но и установить невиновность ряда лиц, ошибочно задержанных по описаниям внешности (например, в 1893 году было три таких случая). (Хазиев)
В начале 20 в. в России начали использовать в суде и дактилоскопическую экспертизу.
Первые упоминания о возможности идентификации человека по отображениям его кистей рук встречается в русской научной литературе начиная с 1867 года. А.Квачевский в книге "Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по судебным уставам 1864 года" писал о возможности идентификации преступника по следам рук, приводил рисунки отображений окрашенных кровью кистей рук человека, отмечал разнообразие и индивидуальность форм ладони и пальцев (Часть 2., СПб., 1867, параграф 108 "Указания на виновника преступления", с. 201).
Дактилоскопия как метод идентификации и регистрации людей начала развиваться в России в начале ХХ столетия. По нашим данным, информация о более полных возможностях этого метода первый раз была представлена российскому читателю в переведенном с немецкого языка учебнике по судебной медицине д-ра Германа Корнфельда. Перевод, выполненный д-ром Н.П.Ивановым, был издан в издательстве Главного военно-медицинского управления в Санкт-Петербурге в 1885 г. В Юридической газете в 1892 г. была опубликована статья под заголовком «Отпечатки рук и их значение в судебной практике». В 1895 г. солидный «Правительственный вестник» практически в форме приказа к действию поместил материал под названием «Папиллярные линии ладони как средство удостоверения личности преступника». (С.С.Самищенко, Ш.Н.Хазиев СТО ЛЕТ РОССИЙСКОЙ ДАКТИЛОСКОПИИ: ИМЕНА И ПУБЛИКАЦИИ )
В 1906 г. в Российской империи была введена система дактилоскопического учета и уже через несколько лет в судебном разбирательстве стали использовать заключения специалистов по дактилоскопии.
Уже в первый год учреждения Центрального Дактилоскопического Бюро имел место один случай установления личности бродяги. В феврале 1907 года начальником Тотемской тюрьмы в ЦДБ была направлена дактилокарта на арестанта Михаила Кукушина, обвинявшегося по ст. 951 Уложения о Наказаниях и затем освобожденного из тюрьмы с передачей в распоряжение полиции. Затем в сентябре того же года начальником самарской тюрьмы в Бюро была направлена дактилокарта на арестанта Арсения Шубина, обвинявшегося по ст.ст. 951 и 952 Уложения о Наказаниях. Будучи зарегистрированным, листок Шубина получил такую же формулу, что и листок Кукушина, а при сравнении было установлено, что папиллярные узоры их совпадают на уровне индивидуального тождества.
Первая такая экспертиза была выполнена В.И. Лебедевым, который в 1912 г. опубликовал книгу «Искусство раскрытия преступлений. Дактилоскопия», которая явилась практическим руководством в этой области криминалистики.
С помощью Центрального Дактилоскопического Бюро удалось установить личность нескольких неопознанных трупов. С 1907 по 1916 годы в ЦДБ была установлена личность 11 трупов, 4 из которых были найдены на улицах, 1 в погребе военных лагерей, 6 неизвестных было убито при задержании в момент совершения преступления или бегства с места события.
Таким образом, существенное увеличение объемов применения научных познаний в судебной практике обусловило необходимость решения организационных проблем - создания сети экспертных учреждений.
Статс-секретарь, сенатор, действительный тайный советник Иван Григорьевич Щегловитов был увлеченным сторонником внедрения новых криминалистических методов исследования в практику уголовного судопроизводства. Будучи Министром Юстиции, И.Г.Щегловитов приложил немало усилий для организации судебной экспертизы в России. После ознакомления с результатами работы Особого Совещания под председательством А.Н.Веревкина, он подготовил проект об учреждении Кабинета научно-судебной экспертизы (19 января 1912 года).
28 июля 1912 г. был принят закон о создании в России первого специализированного судебно-экспертного учреждения - кабинета научно-судебной экспертизы. При этом использовался опыт работы судебно-фотографической лаборатории, учрежденной в 1893 г. при прокуратуре Санкт-Петербургской судебной палаты, и экспертных учреждений Европы.
В январе 1913 г. кабинет научно-судебной экспертизы открылся при прокуратуре Московской судебной палаты, в январе 1914 г. - в Киеве, управляющим которым был назначен С.М. Потапов. Одновременно открывается кабинет и в Одессе.
Квалифицированные сотрудники и новейшее по тому времени оборудование позволили с самого начала деятельности кабинетов обеспечить достаточно высокий уровень судебных экспертиз. При этом использовались методы фотографии, дактилоскопии, химии. Кроме того, сотрудники кабинетов применяли научные методы и технические средства выезжая на места преступлений.
Значительную роль в развитии судебной экспертизы в России сыграл I съезд экспертов-криминалистов, который проходил 1-9 июля 1916 г. в Петрограде. В нем приняли участие сотрудники кабинетов научно-судебной экспертизы, а также судебные следователи, ученые физики, химики, биологи, судебные медики.
Многие участники съезда, который подвел первые итоги работы кабинетов научно-судебной экспертизы, практики применения научных познаний в интересах судопроизводства, стали впоследствии крупнейшими учеными-криминалистами, деятельность которых продолжалась и после 1917 г. - это С.М. Потапов, В.И. Фаворский, Н.П. Макаренко, В.Л. Русецкий.
О том, что в рассматриваемый период научный и практический уровень криминалистики и судебной экспертизы в России был не ниже зарубежного, свидетельствует, в частности, высшая награда, полученная русским отделом судебно-полицейской фотографии на международной фотовыставке в Дрездене в 1909 г. В выставке принимали участие не только столичные, но также Самарское и Уфимское полицейские отделения. В русском отделе экспонировались руководства, таблицы и практические пособия по судебной фотографии, регистрационные снимки преступников и их отпечатков пальцев, фотоиллюстрации к раскрытию опасных преступлений: фальшивомонетничеств, убийств, разбойных нападений, краж со взломом.5
Публикация в России научных трудов западных ученых: Л. Ягеманна «Руководство по искусству судебного следствия» (1838 г.), «Руководство по судебному расследованию» (1841 г.); Левека «Наблюдения по сличению почерка» (1840 г.); Г. Гросса «Руководство для судебного следствия, как система криминалистики» и «Криминальная психология» (1897 –1899 гг.); Р. Генри «Классификация и использование отпечатков пальцев» (1900 г.); Р.А. Рейсса «Словесный портрет» и «Научная техника расследования преступлений» (1910 – 1912 гг.); А. Вейнгардта «Уголовная тактика. Руководство к расследованию преступлений» (1910); Э. Локар «Научные методы в уголовном расследовании» (1920); Э. Анушат «Искусство раскрытия преступлений и законы логики» (1921-1927); Р. Гейдель «Уголовная техника. Из мастерской уголовного розыска» (1925), «Дактилоскопия и другие методы уголовной техники в деле расследования преступлений»(1927); Г. Шнейкерт «Учение о приметах для опознания», «Введение в уголовную технику» и «Тайна преступника и пути к ее раскрытию (Учение о судебных доказательствах)» (1925) и др.
Российские ученые, на основе изучения и обобщения отечественной следственной практики и использования достижений естественных наук и техники, а также, учитывая разработки зарубежных криминалистов, подготовили и опубликовали следующие труды: М. Шимановский «Фотография в праве и правосудии» (1894 г.); В.П. Макалинский «Практическое руководство для судебных следователей» (1901 г.) и «Практическое руководство для судебных следователей, состоящих при окружных судах» (1915 г.); Е.Ф. Буринский «Судебная экспертиза документов» (1903 г.); Л.Е. Владимиров «Учение об уголовных доказательствах» (1910 г.); С. Н. Трегубов «Настольная книга криминалиста-практика», «Основы уголовной техники» (1915); В.И. Лебедев «Искусство раскрытия преступления» (которая была расширена и переиздана 1912 г. с подзаголовком «Дактилоскопия»); Б.Л. Бразоль «Очерки по следственной части. История, практика» (1916 г.) и др. В результате этих публикаций практики стали приобретать необходимые знания для научного подхода к расследованию преступлений и умению читать тайны, раскрываемые следами и иными вещественными доказательствами, оставленными на месте преступления.
4. Развитие судебной экспертизы в 20-м веке
После революции 1917 г. в Петрограде и Москве кабинеты научно-судебной экспертизы были закрыты, существовавшие при сыскных отделениях полиции дактилоскопические бюро и фотографические лаборатории уничтожены.
Тем не менее практика раскрытия и расследования преступлений востребовала научные методы работы с вещественными доказательствами.
С 1 марта 1919 г. по решению Коллегии НКВД РСФСР при Центророзыске начал работу Кабинет судебной экспертизы, ставший основой научно-технической службы уголовного розыска. Первым его руководителем его был назначен П.С. Семеновский. Эту дату принято считать днем зарождения экспертно-криминалистической службы российских органов внутренних дел.
Параллельно с развитием криминалистической службы в Центророзыске возникали научно-технические кабинеты и подотделы в крупных городах. Уже в 1923 г. они действовали помимо Москвы в Ленинграде, Харькове, Самаре.
В 1926 году НТО была подготовлена «Инструкция по организации научно-технических кабинетов при губернских и областных учреждениях уголовного розыска» и такие подразделения в 1927 г. были созданы в Воронеже, Царицыне, Донском окружном розыске, в 1928 г. - в Свердловске и Рязани. В этом же году появился циркуляр НКВД РСФСР «Об организации научно-технических частей в уголовно-розыскных учреждениях».
Осуществлялась и нормативная регламентация использования специальных познаний в расследовании преступлений. Уголовно-процессуальные кодексы 1922 и 1923 г.г. отказались от термина «сведущие лица», принятого судебными уставами Российской Империи 1864 г., и ввели общепризнанный в юридической литературе термин «эксперт».
К 1927 году в СССР было уже 358 регистрационно-дактилоскопических бюро. В Центральном регистрационно-дактилоскопическом бюро к этому времени было более 400 000 дактилокарт. С помощью дактилоскопии в 1927 году была установлена личность 1200 рецидивистов, скрывавшихся под чужой фамилией. Для уголовно-розыскных аппаратов было приобретено 218 камер Бертильона и 219 дактилоскопических наборов. В мастерских Главвоздухфлота по заказу уголовного розыска было изготовлено 200 луп.
Решалась и проблема подготовки экспертных кадров. В январе 1928 г. в Москве были открыты первые курсы экспертов, душой которых был С.М. Потапов. Он организовал их работу, читал лекции, вел занятия и привлекал для чтения лекций ведущих ученых.
Криминалистические экспертные учреждения развивались, укреплялись материально, пополнялись подготовленными кадрами.
В связи с ликвидацией НКВД союзных республик реорганизация коснулась и научно-технических подразделений. В 1932 г. был образован общесоюзный НТО сначала в составе оперативного отдела Главной инспекции милиции ОГПУ, затем в качестве отделения отдела уголовного розыска Главного управления милиции НКВД СССР.
Но кроме сухих сведений есть и большевистская идеология, повлиявшая на развитие судебной экспертизы.
Широко применялось умерщвление людей в фашистской Германии. В нашей стране подобные идеи большевики развили сначала в теории, а затем пробовали решать даже на законодательном уровне. « Если бы чеховским интеллигентам, все гадавшим, что будет через 20-30-40 лет, ответили бы, что через 40 лет на Руси будет пыточное следствие..., в виде самого легкого - пытать бессонницей, жаждой и избивать в кровавое мясо, - ни одна бы чеховская пьеса не дошла до конца, все герои пошли бы в сумасшедший дом. Да не только чеховские герои, но какой нормальный человек в начале 20 века мог бы поверить, мог бы вынести такую клевету на светлое будущее?» В первый послереволюционный год в «Еженедельнике ВЧК», «Красной мечте» и «Красном терроре» открыто дискутировалось применимость пыток с точки зрения марксизма. Главное направление массам было указано вождем большевиков. В письме к Максиму Горькому 15 сентября 1919года В.И.Ленин отвечает по поводу тревоги Алексей Максимовича на необоснованные аресты интеллигенции следующим образом: «..на деле это не мозг нации, а г...», и далее..., «какое бедствие, подумаешь!», и советует Горькому не «тратить себя на хныканье сгнивших интеллигентов». На законодательном уровне УК РСФСР 1922 года предусматривал, что убийство тяжелораненого на поле боя по его просьбе и настоянию не является наказуемым (ясно, что о «воле раненого» потом уже никто не спрашивал - О.Х.Поркшеян, 1990 г.). С 1937 года с разрешения ЦК в практику НКВД было допущено физическое воздействие - пытки, а суды «троек» занимали в то время 10-15 минут и - расстрел. (Э.Радзинский, 1997 г.). Ясно, что ни о какой экспертизе за 10-15 минут не могло быть и речи.
Большевики четко сформулировали новые принципы советского судоустройства. Это никакой состязательности и адвокатов, никакой гласности и открытости. Основной принцип: признание подсудимым своей вины - было «царицей доказательств», как его окрестил Генеральный прокурор А.Я.Вышинский. Тезис «он же сам сознался» действовал безотказно. Суть блистательной теории Андрея Януарьевича заключалась в том, что истина, устанавливаемая следователем и судом не может быть абсолютной, а лишь относительной. Поэтому, «...подписывая приговор о расстреле, мы все равно никогда не можем быть абсолютно уверены, что казним виновного, а лишь в некоторых предположениях, в известном смысле..., и только в одном Вышинский не дотянул, отступил от диалектической логики: почему-то пулю он оставил абсолютной...». Естественно, что в такой государственной «машине» не было места негосударственным (независимым) экспертам. Структура судебной экспертизы СССР образца 37-го года (сохранившаяся до принятия нового УК и УПК РСФСР 1961 года) была построена на следующих началах:
- судебный эксперт должен быть только государственным служащим;
- заключение эксперта должно рассматриваться как «научный приговор», а сами эксперты - «судьями фактов»;
- четкая централизация судебной экспертной службы сверху - донизу, при которой эксперты превращались в своего рода рабов, так как инакомыслие было практически невозможно;
- эксперты давали свое заключение на основании проведенного исследования и внутреннего убеждения, опираясь на так называемое «коммунистическое мировоззрение».
Так в суде эксперт выступал в рамках самостоятельного органа, а следователь и суд обязаны были при несогласии с выводами эксперта, обжаловать его заключение только в инстанционном порядке (существовало три инстанции). Решение отдела судебной экспертизы НКЗ РСФСР являлось окончательным и было обязательным для всех органов, в том числе и для суда. Таким образом заключение эксперта превращалось не в доказательство, а в научный приговор (СУ 1921 г., №75, ст.161).
Естественно, что не могло быть и никаких нетрадиционных экспертиз. Наследием прошлого являлась, например, судебно-психологическая экспертиза. Один из доводов следующий: «...человек, не заинтересованный в исходе дела по своей классовой принадлежности, обычно дает правдивые показания, а заинтересованный («классовый враг») склонен к пристрастным показаниям (М.А. Чельцов, Н.В. Чельцова, 1954 г.). Примером «не заинтересованности» в исходе дела государственных экспертов служит «Катынское дело». Чрезвычайная комиссия по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков с участием многих известных судебных медиков и под председательством Н.Н. Бурденко своим исследованием доказала, что расстрел десятков тысяч! пленных польских офицеров под деревней Катынью Смоленской области был произведен немецко-фашистскими войсками. Эта фальсификация включена практически во все учебники по судебной медицине Советского периода (см.: М.И. Авдеев, 1949; М.И. Авдеев, 1950; М.И. Райский, 1953; А.П. Громов, 1970 и др.). И лишь первый (и последний) президент СССР М.С. Горбачев передал польскому народу пакет документов, достоверно подтверждающих вину нашего государства и факт расстрела пленных поляков органами НКВД, осуществленного по прямому приказу И.В. Сталина.
В 1940 г. научно-технические отделения, группы, кабинеты в органах внутренних дел образовали широкую сеть криминалистических подразделений в стране. Успешно функционировало 30 НТО - НТГ, в каждом из них работало от 2-х до 5-ти экспертов. Они ежегодно выполняли десятки тысяч различных криминалистических экспертиз, производили осмотры мест происшествий, обучали оперативный состав использованию технико-криминалистических методов и средств при раскрытии преступлений.
Создание экспертных учреждений для органов юстиции пошло по другому пути. Поскольку потребности судебно-следственной практики в производстве криминалистических экспертиз в основном удовлетворяли научно-технические подразделения милиции, экспертные исследования по заданиям судов и арбитража стали выполняться в криминалистических лабораториях юридических вузов. Эти лаборатории создавались в учебных целях, но фактически стали экспертными учреждениями, выполнявшими задания органов следствия и суда. К производству экспертиз, например, в лаборатории Московского правового института, созданной в 1935 г. Е.У. Зицером, привлекались такие известные криминалисты, как А.И. Винберг, Н.В. Терзиев, И.Н. Якимов, Л.П. Рассказов, Б.И. Шевченко и др.
Явная недостаточность имевшихся в РСФСР криминалистических экспертных учреждений, отсутствие методического и научного центра, который бы координировал и направлял их деятельность, тормозили внедрение достижений науки и техники в практику правоохранительных органов. На это обращали внимание такие ведущие ученые-криминалисты, как А.И. Винберг и С.П. Митричев. Однако начавшаяся Великая Отечественная война не дала возможности реализовать эти планы, и только в 1944 г. в Москве была создана Центральная криминалистическая лаборатория (ЦКЛ) Наркомата юстиции СССР, которая в 1946 г. стала структурным подразделением Всесоюзного института юридических наук МЮ СССР. ЦКЛ стала первым общесоюзным криминалистическим экспертным центром. В ее создание и развитие внесли большой вклад такие ведущие криминалисты, как Н.В. Терзиев, А.И. Винберг, В.Ф. Черваков, Б.И. Шевченко, Б.Л. Зотов, А.А. Эйсман.
Началась война. Наряду с традиционными преступлениями она вызвала целый ряд новых: хищение и подделка продовольственных и промтоварных карточек, документов об освобождении от военной службы, пропусков, разрешений на проезд и пр.; членовредительство, дезертирство, бандитизм, особые виды мошенничества и др. Участились случаи незаконного хранения огнестрельного оружия, появилась возможность для враждебной пропаганды и агитации, террористической и диверсионной деятельности с использованием объектов разрешительной системы: взрывчатых веществ, ядов, множительных аппаратов, краденого типографского шрифта и др.
В результате ряда причин, вызванных условиями военного времени, увеличилось количество убийств, разбоев, грабежей и краж. Они приняли более дерзкие формы.
Количество уголовников росло за счет дезертиров Красной Армии и лиц, уклоняющихся от военной службы.
Уголовный элемент получил большие возможности вооружаться за счет похищенного и подбираемого на полях сражения оружия. Значительная часть его попала в руки преступников через дезертиров.
Если до войны у преступного элемента при арестах отбирались единицы огнестрельного оружия, то в 1942 г. его было отобрано 70969 стволов. Все это налагало определенный отпечаток на работу милиции, в том числе и на работу научно-технических подразделений. В начале войны резко выросло количество почерковедческих и технических экспертиз документов. Объектами этих экспертиз были фальшивые продовольственные карточки, подделанные документы об освобождении от военной службы, различные “липовые” справки о разрешении проезда и выезда из населенных пунктов, командировочные предписания, справки воинских частей и медицинских учреждений. В связи с изъятием и применением в широких масштабах оружия выросло количество экспертиз огнестрельного и холодного оружия и следов его применения. В меньшей степени в этот период производились трасологические и дактилоскопические экспертизы.
В 1941 г., несмотря на то, что 15 НТО и НТГ прекратили свое существование вследствие временной оккупации европейской части Советского Союза, наметился резкий рост количества произведенных экспертиз. Всеми НТО—НТГ страны было выполнено 5228 экспертиз.
В последующие военные годы этот рост неуклонно продолжался. Так, в 1942 г. на экспертизу поступило уже 11806 материалов (в том числе из милиции 5383, из других органов НКВД и НКГБ — 4540, из прокуратуры и суда — 1983 материала).
В 1943 г. НТО, НТГ страны приняли уже 14328 материалов (в том числе из милиции 8286, из других отделов НКВД и НКГБ — 3764, из суда и прокуратуры — 2278 материалов). Не был исключением и 1944 год, когда количество материалов, поступивших на криминалистическую экспертизу, составило 17898 материалов (в том числе 11545 от органов милиции). В 1945 г. научно-технические подразделения органов внутренних дел выполнили уже 20943 экспертизы (из справки: Об основных показателях научно-технической работы за период с 1942 г. по 1946 г. Архив ВНИИ МВД РФ).
Таким образом, за период войны число криминалистических экспертиз, поступивших в НТО—НТГ, увеличилось в 4 раза.
Эти внушительные цифры сами по себе свидетельствуют об огромном напряжении сил экспертов и о неуклонном росте криминалистических знаний оперативного состава.
Количественный рост экспертиз в последние годы войны шел в основном за счет городских и районных отделений милиции, повышения квалификации оперативного состава милиции, как результат популяризации криминалистических знаний со стороны экспертов научно-технических подразделений.
Регистрационно-дактилоскопическая служба была эвакуирована из Москвы в город Уфу и справки наводились путем запросов по телефону или телеграфу. Для эффективного использования дактилокартотеки был разработан специальный код дактилоформул, который передавался по телефонной связи "ВЧ". Время, необходимое на проверку лиц по дактоучетам составляло 2-3 часа.
Росло не только количество экспертиз, но и повышалось их качество. Некоторые из экспертиз, проведенные в военное время, поражают своей сложностью и оригинальностью, не уступают современным. Так, первая из известных сегодня пороскопических экспертиз была выполнена в г. Ташкенте в 1942 г. экспертом Назаровым. Проводилась она по рядовой краже, в следе пальца имелся лишь один традиционный признак — “вилка”. Обычно эксперты признают такие следы непригодными для идентификации. Однако след был изъят с шифоньера, направлен в НТО, и идентификация преступника была произведена по порам. Краденые вещи были возвращены. Эта экспертиза и сейчас у нас считается классической пороскопической экспертизой (Следы пальцев рук: Оперативно-методическая ориентировка № 14 от 11 марта 1943 г.).
Однако не только экспертизы производили сотрудники НТО—НТГ. Очень много времени занимали выезды на осмотры мест происшествий. Только за 1941 г. эксперты научно-технических подразделений участвовали более чем в тысяче осмотров мест происшествий. В последующие годы и этот показатель работы НТО неуклонно возрастал. Так, в 1942 г. экспертами было произведено 1999 осмотров, в 1943 г. — 2926, в 1944 г. — 3807.
Существенную роль в подготовке как экспертов-криминалистов, так и оперативных работников сыграла в военные годы Центральная школа милиции НКВД СССР. В 1944 г. она была переименована в Высшую школу НКВД СССР. Подготовка научно-технических работников проводилась па экспертном отделении этой школы, где основные экспертные дисциплины преподавали сотрудники НТО оперотдела Главного управления милиции НКВД СССР (или сокращенно: Центра).
За период с 1940 г. по 1944 г. Высшей школой было подготовлено 110 экспертов, что позволило (несмотря на мобилизацию в начале войны многих работников НТО) не только не сократить, но и расширить после освобождения оккупированных территорий страны количество научно-технических отделений и групп с 30 (в 1940 г.) до 59 к концу 1944 г.
В 1943 году после освобождения Харькова возобновил свою деятельность Харьковский научно-исследовательский институт судебных экспертиз. Народным комиссариатом внутренних дел СССР в 1943 году было издано небольшое пособие "Следы пальцев рук". В 1944 году организовалось криминалистическое отделение в Центральной судебно-медицинской лаборатории Главного медицинского управления Вооруженных сил СССР. На это отделение возлагалось производство помимо прочих и дактилоскопических экспертиз. При ней были курсы повышения квалификации экспертов-криминалистов.
На 1 января 1946 г. в стране уже функционировали 73 научно-технических отделения и группы.
Методическое и организационное руководство всей научно-технической службой страны осуществляло 1-е отделение (НТО) оперотдела ГУМ НКВД СССР. Оно, кроме того, выполняло наиболее сложные экспертизы по заданиям отделов Наркомата и повторные экспертизы для всей периферии. В составе НТО оперотдела ГУМ функционировали лаборатория общего исследования (т. е. лаборатория криминалистической экспертизы), химическая и фотографическая лаборатории. В 1940 г. в научно-техническом отделении оперотдела ГУМ НКВД СССР работали 18 человек. За 1940 год ими были выполнены 1459 криминалистических экспертиз. НТО возглавлял Борис Максимович Комаринец. В отделении работали также Георгий Иванович Рыбников, Алексей Матвеевич Фокин, Ирина Ивановна Кеворкова и другие.
В начале войны научно-техническое отделение Центра было сокращено, в нем осталось всего 5 человек, что естественно должно было бы привести к снижению выполняемой ими работы. Но этого не произошло ввиду резкого повышения интенсивности труда этого небольшого коллектива. Кроме того, отчасти изменился характер труда, поскольку большое внимание стало уделяться научно-исследовательской работе.
В 1941 г. НТО оперотдела ГУМ НКВД СССР выполнило 950 экспертиз (это почти по двести экспертиз в год на одного сотрудника); в 1942 г. — 406 экспертиз (из них 356 экспертиз почерка и технического исследования документов); в 1943 г. — 609 экспертиз (из них 463 по исследованию документов). Кстати, в конце войны по всей стране количество графических экспертиз резко снизилось и повысилось количество дактилоскопических, трасологических и баллистических экспертиз.
Кроме экспертиз сотрудники НТО Центра выезжали на места происшествий и активно вели научно-исследовательскую работу. Сейчас приходится только удивляться, как мог малочисленный состав НТО Центра за четыре года войны выпустить 32 оперативно-методических ориентировки для сотрудников милиции и 4 обзора о недостатках научно-технической работы — для экспертов НТО.
В этих методических документах, изданных типографским способом, давались практические указания о производстве осмотров мест происшествий, об использовании различных вещественных доказательств и следов для установления и разоблачения преступников, о способах подделки и распознания ее в различных документах и пр. Оперативно-методические ориентировки ГУМ НКВД СССР (они подписывались не исполнителем, а руководителями Главка) повсеместно изучались личным составом милиции, были обязательными к исполнению и сыграли в свое время положительную роль в популяризации научно-технических методов и средств раскрытия преступлений. Приведенные ниже названия лишь немногих из 32 ориентировок дают определенное представление о диапазоне этой работы:
1. Установление преступников по вещам, оставленным ими на месте преступления.
2. Исследование машинописного текста.
3. Следы пальцев рук.
4. Составление планов мест происшествий.
5. О применении научно-технических методов при расследовании убийств с расчленением трупов.
6. О следах ног преступника.
7. Восстановление спиленных штампованных номеров на оружии и других изделиях из стали.
8. Восстановление фотографических изображений, обесцвеченных с помощью йода; и др.
Как правило, все ориентировки были хорошо иллюстрированы фотоснимками и сопровождались примерами из практики. Сейчас некоторые из них можно осуждать за слабость методического изложения, малый объем (от 4 до 16 стр.), перенасыщенность примерами и пр. Но в то время краткость текста, обилие примеров и фотоснимков обладали определенным достоинством — тексты были конкретны и доступны для любого сотрудника милиции, не говоря уже об их быстроте реагирования на новые способы совершения преступлений и новые возможности их расследования. О некоторых же ориентировках вообще не найдется критических слов и с сегодняшних позиций. Они обстоятельны и написаны безукоризненно.
Особый интерес представляли две другие ориентировки, имевшие серьезное значение в те годы. Это ориентировка № 9 за 1942 г. — “О подделке документов с целью уклонения от военной службы”. Она состояла из разделов о подделках в паспортах, в свидетельствах о рождении, в военных билетах, в свидетельствах об освобождении от военной службы, в документах военно-лечебных учреждений и воинских частей.
Оперативно-методическая ориентировка № 7 за 1942 г. была посвящена вопросу осмотра и исследования документов агентов немецкой разведки. В ней приведены образцы оттисков печатей и штампов с фиктивных документов, изъятых у фашистских диверсантов и разведчиков; стрелками были отмечены отличительные признаки подлинных и фальшивых оттисков печатей. Помещены фотоснимки военных документов, удостоверений, пропусков и пр., полностью изготовленных немецкой разведкой, и дана методика их распознавания. На 15 страницах этой ориентировки приведено 16 иллюстраций и много примеров.
Не должно сложиться впечатление, что научно-исследовательской работой занималось только НТО Центра. Война не ослабила, но даже в какой-то степени активизировала научные исследования на местах. Для координирования научно-исследовательской работы в масштабе страны и направления ее в сторону разрешения наиболее актуальных вопросов, НТО оперотдела ГУМ НКВД СССР в 1943 г. разработало перечень тем, выполнение которых в соответствии с утвержденным планом поручило отдельным НТО.
Таким образом, в 1943 г. криминалистические подразделения одновременно приступили к разработке 26 научно-исследовательских тем, из которых к концу 1944 г. были окончены 14 работ. Вот некоторые из них:
1. Оперативное использование пальцевых следов на месте преступления для установления преступников (НТО УМ Краснодарского края).
2. Установление травления документов (НТО УМ г. Москвы).
3. Установление последовательности выполнения текста и нанесения на документ оттиска печати (НТО ГУМ).
4. Исследование оттисков печатей и штампов (НТО УМ Саратовской обл.).
5. Исследование переклейки фотокарточек (НТО УМ Казахской ССР).
6. Установление по тексту системы пишущей машинки (НТО ГУМ).
7. Пределы маскировки почерка (НТО УМ Челябинской обл.).
8. Исследование письма, выполненного левой рукой (НТО УМ Горьковской обл.); и др.
Координация и консультирование всей научно-исследовательской работы в органах НКВД возлагались на НТО оперотдела Главного управления милиции.
А. Д. Хананин в 1944 г. разработал специальные составы чернил, штемпельной краски и клея для заполнения паспортов. Под руководством Б. М. Комаринца в 1943 г. была подготовлена книга “Осмотр места происшествия” — пособие для оперативного состава милиции.
К большим работам НТО оперотдела ГУМ НКВД СССР относится также создание в 1941 г. первого советского сравнительного микроскопа “МИС-10” для выполнения баллистических и трасологических экспертиз. Этот прибор честно прослужил экспертам ровно 30 лет, пока на смену ему не пришел другой, более совершенный (также разработанный в органах внутренних дел) сравнительный микроскоп “МСК”, которым укомплектованы сейчас экспертно-криминалистические подразделения.
Огромную работу в период войны проделали эксперты научно-технического отделения Московского уголовного розыска. Ввиду того, что экспертные учреждения других ведомств были эвакуированы из Москвы, весь объем экспертно-криминалистической работы в городе обеспечивался НТО МУРа. Военная обстановка требовала от экспертов подчас немедленного решения вопросов, так как в противном случае могли произойти взрыв или другая диверсия. И как результат высочайшей квалификации эксперты проявляли чудеса. Так, эксперт НТО МУРа Н. С. Троицкий, получив на исследование анонимную записку, в которой сообщалось о подготовке взрыва на оборонном объекте, под видом инспектора отдела кадров просмотрел более тысячи личных дел сотрудников этого объекта и нашел автора анонимки. На допросе тот рассказал о лицах, готовивших диверсию; взрывчатка была изъята, а взрыв предотвращен.
Не менее оперативно поступил эксперт А. Ф. Еремейкин по факту кражи с военного склада. Имея всего два следа пальца с места преступления, он в присутствии командира части и прокурора, под предлогом медицинского осмотра проверил руки свыше 300 человек и нашел преступника.
Объем экспертиз в НТО рос с каждым годом, хотя количество работников не увеличивалось. Работали дни и ночи. Официально рабочий день заканчивался в 24 часа, фактически же нередко длился до утра. Сон на диване, и снова за стол.
Если в 1941 г. экспертиз было выполнено 1224, то в 1942 г. — 1645; в 1943 г. — 2341; в 1944 г. — 2969, а в 1945 г. их было произведено 3119 (Рассказов Л. П. Криминалистическая служба столичной милиции в годы Великой Отечественной войны. Экспертная практика. 1981, № 17. — с. 8—12).
Не была забыта и исследовательская работа. Эксперты НТО занимались с сожженными документами, неоднократно выявляли тайнопись, готовили методички по технике и тактике проверки личных документов, розыска похищенных автомашин и др.
Неплохо показали себя дактилоскопические картотеки и пулегильзотека, организованные в НТО в 1943 г.
Приложение 1.
История судебной экспертизы (хронология)
http://mir-ekspertiz.info/istoriya-sudebnoj-ekspertizy-xronologiya/
VI в. - первые работы по судебной медицине в Китае.
1247 год - китайский сборник Си-юань Лу с предписаниями судебно-медицинского характера.
1570 год - образование в Париже Корпорации присяжных мастеров-письмоводов по исследованию подписей; в 1595 Корпорация получила от короля Генриха IV патент на право производства экспертиз, в 1727 преобразована Людовиком XV в Академию. Просуществовала до 1792.
1604 год - издание в Париже работы Ф. Демеля «Советы по распознаванию поддельных рукописей и сравнению почерков и подписей для того, чтобы уметь видеть и обнаруживать всякие подделки; с подробным и полным объяснением искусства письма; о том, как распознавать и расшифровывать скрытые и тайные письмена».
1662 год - трактат итальянца К. Бальди «Как распознавать по одному только письму натуру и свойства писавшего» — первая работа графологического характера.
1673 год - издание в Париже книги Ж. Равено «Трактат об исследовании письма», сожженной по распоряжению судебных властей, опасавшихся, что преступники могут воспользоваться содержащимися в ней описаниями способов подделки документов.
1690 год - издание в Лейпциге труда И. Бона «Судебно-медицинское доказательство». Тогда же им был предложен термин «судебная медицина».
Конец XVII - начало XIX в. - первые научные работы Мальпигия (1686), Гинце (1747), Альбинуса (1764), Прохаски (1812), Пуркинье (1823) в области исследования папиллярных узоров.
1725 год - издание в Праге пособия Я. Лева «Судебно-медицинская деятельность».
1775 – 78 годы - «Физиогномические фрагменты» немецкого ученого Лафатера об аналогии между речью, походкой и почерком человека.
1785 год - открытие в Карловом университете (Прага) первой в стране кафедры судебной медицины.
1797 год - образование в России врачебных управ, в положении о которых содержались «Генеральные правила до Врачебно-Судной науки относящихся».
1798 год - включение в учебные планы Петербургской и Московской медико-хирургических академий «судно-врачебной науки», как самостоятельной учебной дисциплины.
1811 год - образование в Министерстве полиции России Особенного Медицинского Совета и Медицинского департамента. С 1836 Медицинский Совет проводит химические исследования для судебного следствия, а Медицинский департамент рассматривает судебно-медицинские рапорта и свидетельства.
1812 год - издание инструкции для «Главного инспектора практической, судебной и полицейской медицины» в России.
1842 год - издание в России Устава судебной медицины.
30 – 60-е годы Х1Х в. - издание ряда процессуальных практических руководств, содержащих рекомендации по исследованию вещественных доказательств: Людвига фон Ягеманна «Руководство по судебному расследованию» (Франкфурт, т. 1, 1833, т. 2, 1841 ). Н. Орлова «Опыт краткого руководства для произведения следствий» (М., 1833), Я. Баршева «Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству» (СПб., 1841), А. Квачевского «Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по судебным уставам 1864г.» (СПб., 1867) и других.
1847 год - издание первого учебника для юридических факультетов Г.И. Блосфельда (Казань) «Начертания судебной медицины для юристов».
50 – 80 годы Х1Х века - исследования в области дактилоскопии В. Гершеля, Г. Фолдса, Ф. Гальтона.
1860 год - директор тюрьмы в Лувене (Бельгия) Стивене вводит измерение некоторых частей тела заключенных в качестве средства их регистрации.
1865 год - начало издания в России первого судебно-медицинского журнала «Архив судебной медицины и общественной гигиены»; в 1872 его сменяет «Сборник сочинений по судебной медицине, медицинской полиции и общественной гигиене», в 1882—88 — «Вестник судебной медицины и общественной гигиены, а с 1889 — «Вестник общественной гигиены, судебной и практической медицины» (до 1917).
1872 год - выход в свет работы французского аббата Ж. Мишона «Тайны письма»; ему принадлежит термин «графология».
1880 год - статья шотландского врача Г. Фолдса в английском журнале «Природа» о феномене пальцевых отпечатков, первая публикация по дактилоскопии.
1881 год - брошюра А. Бертильона «Практическое применение антропометрии».
1885 год - А. Бертильоном разработана система описания признаков внешности человека, получившая название «словесный портрет». Усовершенствована и упрощена С. Оттоленги (Италия) и Р.А. Рейссом (Швейцария).
1885 год - А. Бертильоном разработаны правила, приемы и оборудование для сигналетической (приметоописательной) фотосъемки живых лиц и трупов.
1888 год - введение антропометрии во Франции; докладная записка ветеринарного врача В. Эбера в Министерство внутренних дел Пруссии о значении отпечатков пальцев на месте происшествия для установления личности преступника и выявлении их парами йода.
1889 год - открытие Е.Ф. Буринским на собственные средства первой в России судебно-фотографической лаборатории при Петербургском окружном суде.
80 – 90 – е годы Х1Х века - разработка Е.Ф. Буринским фотографических методов исследования вещественных доказательств, описанных им в книге «Судебная экспертиза документов, производство ее и пользование ею» (СПб., 1903).
1890 год - введение антропометрии в России; издание С.П. Дворниченко «Практического пособника при судебно-химическом исследовании ядов»; выход в свет книги А. Бертильона «Судебная антропометрия в Париже в 1889»; издание В.Г. Штольцем «Учебника судебной медицины для юристов».
1891 год - создание при кафедре судебной медицины Московского университета первого в России Института судебной медицины.
1892 год - выход в свет труда австрийского ученого Г. Гросса «Руководство для судебных следователей» (рус. пер. 1895—96 и 1908); книга англичанина Ф. Гальтона «Отпечатки пальцев», содержавшая классификацию основных типов папиллярных узоров; открытие по инициативе М. Миновичи в Бухаресте института судебной медицины.
1892 год - классификация папиллярных узоров Х. Вучетича (Аргентина).
1893 год - книга А. Бертильона «Антропометрическое отождествление»; создание антропометрического бюро в Вене; открытие первой российской государственной судебно-фотографической лаборатории при прокуроре Санкт-Петербургской судебной палаты; книга Х. Вучетича «Система идентификации» (Ла-Плата, Аргентина).
1895 год - издание книги Ч. Ломброзо (Италия) «Графология»; издание руководства В.П. Сербского «Судебная психопатология» (т. 1, 1895; т. 2,1900); открытие судебным врачом Вишневским признака смерти от действия низкой температуры — кровоизлияния, на слизистой оболочке желудка, получивших название «пятен Вишневского».
1897 год - принятие классификационной системы дактилоскопической регистрации Э. Генри и введение ее в Британской Индии.
1898 год - разработка А. Бертильоном приметоописательного метода исследования почерка в книге «Сравнение почерка и графическая идентификация». Метод показал свою неэффективность при производстве им почерковедческой экспертизы на процессе Дрейфуса (1894—90, Франция).
1899 год - открытие Н.Я. Чистовичем преципитиновой пробы для видового определения крови.
1902 – 1906 годы - фундаментальное исследование Р. Коберта по токсикологии (Юрьев (Дерпт).
1909 год - издание практического руководства В.И. Лебедева «Искусство раскрытия преступлений», в трех выпусках (дактилоскопия, антропометрия, судебно-полицейская фотография).
1909 (Варшава), 1911 (Одесса), 1912 (СПб., эксперт В. Лебедев) - первые дактилоскопические экспертизы в России.
1911 год - издание Н.С. Бокариусом «Краткого курса судебной медицины»; курс лекций, прочитанный в Лозанне (Швейцария) Р.А. Рейссом чинам русского судебного ведомства по дисциплине, именовавшейся им «научной (технической) полицией». Конспект этих лекций был подготовлен и издан С.Н. Трегубовым в Санкт-Петербурге в 1912 под названием Научная техника расследования преступлений. Переиздана им в 1915 под названием «Основы уголовной техники».
1912 год - российский закон об учреждении кабинета научно-судебной экспертизы при прокуроре Санкт-Петербургской судебной палаты. В 1913—14 аналогичные кабинеты создаются в Москве, Киеве и Одессе.
1915 год - книга Н.С. Бокариуса «Судебная медицина для юристов».
1916 год - 1-й съезд экспертов-криминалистов в Петрограде. Доклады управляющих кабинетами научно-судебной экспертизы: Петроградского — А.Н. Попова, Московского — Н.М. Шабловского, Киевского — С.М. Потапова, Одесского — Н.П. Макаренко.
1918 год - организация первого учебно-показательного криминалистического музея при Управлении уголовно-розыскной милиции г. Москвы.
1918 год - открытие Института судебно-психиатрической экспертизы в Ленинграде; организация при Центральном управлении уголовного розыска России кабинета судебной экспертизы, регистрационного и дактилоскопического бюро и уголовного музея.
1919 год - издание «Положения о психиатрической экспертизе» НКЗ РСФСР
1920 год - Первый Всероссийский съезд судебно-медицинских экспертов.
Основание бельгийской Школы криминальных и полицейских наук.
1921 год - реорганизация кабинета судебной экспертизы в научно-технический подотдел, а с 1922 — отдел с экспертным подотделом Отдела уголовного розыска НКВД РСФСР.
1921 год - открытие Института судебно-психиатрической экспертизы в Москве.
1922 год - учреждение должностей губернских и уездных судебно-медицинских экспертов в России.
1923 год - первая криминалистическая лаборатория в США (Лос-Анджелес); первая отечественная монография по криминалистике П.С. Семеновского «Дактилоскопия как метод регистрации» (М.); создание по инициативе Н.С. Бокариуса и следователя по важнейшим делам НКЮ Украины С.С. Савченко кабинета научно-судебной экспертизы в Харькове.
1924 год - введение должности главного судебно-медицинского эксперта НКЗ России; организация Центральной судебно-медицинской лаборатории НКЗ России; организация периферийных судебно-медицинских лабораторий в Ростове-на-Дону, Ленинграде, Свердловске и других; выделение судебно-психиатрической экспертизы.
1925 год - создание Кревеллом (США) сравнительного микроскопа для судебно-баллистических исследований; издание нового положения о кабинетах научно-судебной экспертизы на Украине, возложение на них производства биологических и судебно-медицинских исследований вещественных доказательств; издание работы Н.С. Бокариуса «Первоначальный наружный осмотр трупа при милицейском и розыскном дознании» (Харьков); преобразование кабинетов научно-судебной экспертизы на Украине в институты научно-судебной экспертизы.
1926 год - издание работы С.М. Потапова «Судебная фотография» (переиздавалась в 1936 и 1948). В системе судебной фотографии он выделил отдел судебно-фотографической экспертизы.
1926 – 1927 годы - по инициативе и под редакцией Н.С. Бокариуса в Харькове издается сборник трудов «Архив криминологии и судебной медицины».
1927 год - издание на русском языке книги немецкого криминалиста Р. Гейндля «Дактилоскопия и другие методы уголовной техники в деле расследования преступлений» (М.).
1928 год - первый выпуск слушателей Курсов для подготовки научно-технических экспертов милиции (Москва).
1929 год - открытие Краковского (Польша) Института судебных экспертиз; организация Института криминалистики и судебной экспертизы в Минске; выход в свет пособия для экспертов-химиков А.В. Степанова «Судебная химия».
1930 – 1936 годы - создание в Саратовском, Ленинградском юридических и Московском правовом институтах, а впоследствии и в других юридических вузах учебных криминалистических лабораторий, начавших вскоре проводить экспертизы для правоохранительных органов.
1931 год - организация на базе Центральной судебно-медицинской лаборатории и кафедр судебной медицины 1 и 2 московских мединститутов НИИ судебной медицины.
1932 год - выход в свет русского перевода книги американского эксперта-почерковеда Альберта С. Осборна «Техника исследования документов» (М.).
1935 год - организация криминалистической лаборатории в институте уголовной политики при Прокуратуре, Верховном Суде СССР и НКЮ РСФСР (зав. — С.М. Потапов). В 1936 лаборатория передается в институт права АН СССР, а в 1951 —во ВНУМ криминалистики Прокуратуры СССР.
1936 год - первая криминалистическая лаборатория в Австралии (Брисбен). Вторая лаборатория открыта в 1936 в Сиднее.
1937 год - первая криминалистическая лаборатория в Канаде (Реджайн). В 1941 —42 открывается вторая лаборатория (Оттава); введена должность Главного судебно-медицинского эксперта МЗ СССР, им стал профессор Н.В. Попов. С 1941 главный судебно-медицинский эксперт становится одновременно и директором НИИ судебной медицины; издание первой фундаментальной отечественной работы по судебной баллистике — В.Ф. Черваков, «Судебная баллистика» (М.).
1938 год - организация Центральной полицейской лаборатории при Скотланд-Ярде (Лондон); вскоре после этого открываются аналогичные лаборатории в Бирмингеме, Уэйкфилде, Бристоле, Ноттингеме, Кардиффе и Пристоне; организация в юридических вузах первой кафедры криминалистики и судебной медицины в Харьковском юридическом институте.
1939 год - докторская диссертация Н.В. Терзиева «Судебная экспертиза по делам о спорном отцовстве» (М.).
1940 год - статья С.М. Потапова «Принципы криминалистической идентификации» (Советское государство и право, № 1), содержащая исходные положения конструируемой им теории криминалистической идентификации; монография А.И. Винберга «Криминалистическая экспертиза письма» (М.) — первая фундаментальная отечественная работа, положившая начало разработке теории графической идентификации.
1942 год - кандидатская диссертация Д.Е. Марианашвили «Декадактилоскопический и монодактилоскопический метод» (Тбилиси).
1942 - - издание работы Ю.М. Кубицкого «Криминалистическая и су-дебно-медицинская экспертиза» (Ашхабад).
1943 год - организация Центральной судебно-медицинской лаборатории Главного медицинского управления Советской армии и Флота и СМЛ в округах и на флотах по инициативе М.И. Авдеева, назначенного Главным судебно-медицинским экспертом СА и начальником ЦСМЛ.
Кандидатская диссертация В.А. Хвана «Криминалистическая экспертиза письма в гражданском процессе (Алма-Ата), положившая начало разработке вопросов экспертизы в гражданском судопроизводстве; кандидатская диссертация Д.Я. Мирского «Криминалистическая экспертиза по делам о подлогах документов» (Алма-Ата).
1944 год - кандидатская диссертация А.А. Эйсмана «Судебная экспертиза документов при технических способах подделки» (М.); организация Центральной криминалистической лаборатории НКЮ; с 1946 она входит в состав Всесоюзного института юридических наук, в 1962 на ее базе создается Центральный (с 1963 — Всесоюзный) НИИ судебных экспертиз, ныне Российский федеральный центр судебной экспертизы МЮ России.
1945 год - организация НИИ криминалистики Главного управления милиции МВД СССР (начал функционировать с 1.01.46), преобразованного в 1960 в НИИ милиции, а затем во ВНИИ МВД СССР (ныне НИИ МВД РФ).
1946 год - организация Всесоюзного научного общества судебных медиков и криминалистов на 1 всесоюзной конференции в Одессе (в 50-х гг. по инициативе ряда ведущих судебных медиков перестало существовать и сохранилось лишь в некоторых регионах как территориальное общество); брошюра С.М. Потапова «Введение в криминалистику» (М.), содержащая развернутое изложение основ его теории криминалистической идентификации.
1947 год - издание работы М.А. Бронниковой «Судебно-медицинское исследование вещественных доказательств» (М.).
докторская диссертация А.И. Винберга «Основы советской криминалистической экспертизы», положившая начало разработке правовых основ судебной экспертизы, содержания и стадий экспертного исследования и проблемы оценки заключения эксперта следователем и судом. По материалам диссертации в 1949 автором издана монография «Основные принципы советской криминалистической экспертизы» (М.); работа Б.И. Шевченко «Научные основы современной трасологии», заложившая основы криминалистического учения о механизмах следообразования и трасологической экспертизы; докторская диссертация И.Н. Якимова «Следственный осмотр» (М.).
1948 год - организация Ленинградской научно-исследовательской криминалистической лаборатории, положившая начало созданию сети подобных экспертных учреждений в России.
1949 год - книга Н.В. Терзиева «Введение в криминалистическое исследование документов» (М.), в которой впервые употребляется термин «техническая экспертиза документов»; издание книги С.П. Фортинского «Судебно-бухгалтерская экспертиза» (М.).
1950 год - основание Цюрихской полицейской лаборатории М. Фрей-Зульцером, пионером в области исследования микроследов, предложившим использовать для их обнаружения и изъятия липкую ленту (скоч); издание учебника Н.В. Попова «Судебная медицина» (М.).
1951 год - выход в свет книги В.З. Черняка, М.А. Добина, П.И. Кокуричева «Основы судебно-ветеринарной экспертизы» (М.-Л.); реорганизация системы судебно-медицинских экспертных учреждений в СССР: создаются республиканские, областные, городские (в крупных центрах) бюро судебно-медицинской экспертизы; начал издаваться сборник ВНИИ криминалистики Прокуратуры СССР «Советская криминалистика на службе следствия» с публикациями в области судебной экспертизы (№ 1 — 15), который с 1961 выходил под названием «Вопросы криминалистики» (№ 1—15), с 1965 — под названием «Вопросы предупреждения преступности» (№ 1—4), а с № 5 под названием «Вопросы борьбы с преступностью». Всего вышло 47 выпусков (последний в 1988).
1951 – 1955 годы - первые монографические исследования (кандидатские диссертации) проблем криминалистической экспертизы оттисков печатей и штампов (Э.Б. Мельникова), замков и пломб (М.В. Салтевский), машинописных текстов (З.Г. Самошина), портретной экспертизы (А.А. Гусев).
1951 – 1986 годы - цикл работ В.Я. Колдина по проблемам теории криминалистической идентификации.
1953 год - издание учебника М.И. Райского «Судебная медицина» (М.).
1953 – 1987 годы - цикл работ А.Р. Шляхова по проблемам организации и методологии судебной экспертизы (1971 — докторская диссертация «Современные проблемы теории и практики криминалистической экспертизы в СССР», Л.).
1954 – 1984 годы - цикл работ В.А. Снеткова по проблемам идентификации личности по внешним признакам.
1955 год - издание работы Б.М. Комаринца «Криминалистическое отождествление огнестрельного оружия по стреляным гильзам» (М.). В 1962 вышла его работа «Идентификация огнестрельного оружия по выстреленным пулям» (Методика криминалистической экспертизы. В. 3. М.).
1955 – 1966 годы - исследования Роберта Е. Джерви и Озкписа К. Перконса (Торонто, Канада) в области нейтронного активационного анализа объектов экспертизы.
1956 год - статья комиссара полиции в Лилле (Франция) П. Шабо «Фоторобот»; образование Института криминалистики при Генеральной прокуратуре Румынии.
1957 год - организация Центрального исследовательского института МВД в Олдермастоне (Англия); организация НИИ судебных экспертиз в Алма-Ате.
1958 год - организация НИИ судебных экспертиз в Ташкенте; организация Центральной лаборатории криминалистических экспертиз МЮ Румынии.
1958 – 1974 годы - подготовка экспертов-криминалистов на базе высшего юридического образования в Высшей школе МВД СССР (Москва).
1959 год - выход в свет «Курса судебной медицины» М.И. Авдеева (М.).
1959 – 1968 годы - издание чехословацкого «Учебника криминалистики» в 7 томах под редакцией Б. Немеца.
1959 год - организация НИИ судебных экспертиз и криминалистики в Минске.
1960 – 1969 годы - цикл работ Л.Е. Ароцкера по проблемам применения криминалистических рекомендаций судом (1965 — докторская диссертация «Криминалистические методы в судебном разбирательстве уголовных дел», М.).
1960 – 1987 годы - цикл работ И.Ф. Крылова по истории криминалистики, судебной экспертизы и экспертных учреждений (1966 — докторская диссертация «Криминалистическая экспертиза в России и СССР в ее историческом развитии», Л.).
1961 год - образование Литовского НИИ судебных экспертиз; докторская диссертация Р.С. Белкина «Экспериментальный метод исследования в советском уголовном процессе и криминалистике» (М.).
1963 год - докторская диссертация А.В. Дулова «Процессуальные проблемы судебной экспертизы» (М.).
1963 год - издание книги М.Д. Федоренко «Пособие по товароведческим экспертизам» (М.).
1964 год - выход в свет первого выпуска украинского межведомственного сборника «Криминалистика и судебная экспертиза». В 1997 вышел 48-й выпуск сборника.
1965 год - докторская диссертация Н.А. Селиванова «Научно-технические средства расследования преступлений», положившая начало углубленному изучению теоретических основ криминалистической техники. Исследованию этой проблематики впоследствии были посвящены докторские диссертации В.И. Гончаренко (1981) и Г.И. Грамовича (1989).
издание монографии Г.Л. Грановского «Основы трасологии» (т. 1 Общая часть — 1965, т. 2 Особенная часть — 1974, М.).
публикация статьи В. Безрукова, А. Винберга, М. Майорова, Р. Тодорова «Новое в криминалистике» (Социалистическая законность, №10), давшей толчок активной разработке проблем криминалистической одорологии.
1965 – 1988 годы - цикл работ А.А. Эйсмана по логике экспертного исследования и доказывания (1965 — докторская диссертация «Заключение эксперта в системе судебных доказательств», М.).
1966 – 1973 годы - учебное пособие для слушателей экспертного отделения Высшей школы МВД СССР «Криминалистическая экспертиза» в 8 т.
1967 год - докторская диссертация С.П. Фортинского «Теоретические основы и сущность судебно-бухгалтерской экспертизы в советском судопроизводстве» (М.).
1968 год - докторская диссертация З.М. Соколовского «Проблема использования в уголовном судопроизводстве специальных знаний при установлении причинной связи явлений» (Харьков); докторская диссертации А.Я. Палиашвили «Правовые проблемы экспертизы в советском уголовном процессе (Тбилиси).
1968 – 1994 годы - цикл работ С.М. Вула по проблемам автороведческой экспертизы.
1969 год - организация НИИ криминалистики и криминологии МВД Болгарии; организация Центральной научно-исследовательской криминалистической лаборатории МВД СССР. Впоследствии ЦНИКЛ была слита с ВНИИ МВД, а затем на этой базе создан Экспертно-криминалистический центр МВД РФ; докторская диссертация М.В. Салтевского «Теоретические основы установления групповой принадлежности в судебной экспертизе (Харьков).
1970 год - первое фундаментальное исследование в области применения кибернетических методов в криминалистике и судебной экспертизе — докторская диссертация Р.М. Ланцмана «Использование возможностей кибернетики в криминалистической экспертизе и некоторые проблемы уголовно-судебного доказывания» (М.). Впоследствии к этой проблематике обратился Н.С. Полевой в своей докторской диссертации «Методологические и правовые основы решения криминалистических задач с использованием математических методов и вычислительной техники» (М., 1984); докторская диссертация М.Я. Сегая «Методология судебной идентификации» (К.); докторская диссертация Б.И. Пинхасова «Проблемы борьбы с подлогом документов» (М.).
1971 год - докторская диссертация В.С. Митричева «Научные положения криминалистических идентификационных исследований физическими и химическими методами» (М.). Концептуальные положения диссертации легли в основу практики экспертизы веществ и материалов.
1973 год - открытие Факультета по подготовке экспертов-криминалистов в Высшей следственной школе МВД СССР (ныне Волгоградский юридический институт МВД РФ); докторская диссертация И.Д. Кучерова «Основы теории дифференциации и ее использование в криминалистической экспертизе»; докторская диссертация В.Ф. Орловой «Теория судебно-почерковедческой идентификации в советской криминалистике» (М.).
1973 – 1979 годы - цикл работ А.И. Винберга и Н.Т. Малаховской по проблемам судебной экспертологии.
1974 год - докторская диссертация В.К. Лисиченко «Криминалистическое исследование документов (правовые и методологические проблемы)» (М.); докторская диссертация И.Я. Фридмана «Судебная экспертиза и вопросы предупреждения преступлений» (М.).
1975 год - докторская диссертация Б.М. Комаринца «Судебно-баллистическая экспертиза огнестрельного оружия» (М.).
1976 – 1980 годы - издание в Румынии «Практического руководства по криминалистике» в 3 томах.
1976 год - издание работы И.Ф. Крылова «Криминалистическое учение о следах» (Л.).
1976 год - Первый всесоюзный съезд судебных медиков. Второй и третий съезды состоялись в 1982 и 1988.
1977 – 1979 годы - выход в свет «Курса советской криминалистики» Р.С. Белкина в З т.
1978 год - докторская диссертация Ю.Г. Корухова «Организация и нормативное регулирование криминалистических исследований в деятельности правоохранительных и правоприменительных органов» (М.).
1978 год - докторская диссертация А.А. Леви «Процессуальные и криминалистические проблемы применения научно-технических средств в уголовном судопроизводстве» (М.). В 1980 докторскую диссертацию на сходную тему защитил В.И. Шиканов, а в 1981 — В.И. Гончаренко.
1982 год - выход в свет монографии Н.А. Селиванова «Советская криминалистика: система понятий» (М.); докторская диссертация Е.Н. Тихонова «Проблемы теории и практики установления групповой принадлежности в криминалистической экспертизе оружия и боеприпасов» (М.).
1983 год - выход в свет руководства «Методика трасологического исследования изделий массового производства». Научный руководитель М.Я. Сегай (К.).
1984 год - докторская диссертация К. Бобева «Основы микротрасологии» (М.).
1985 год - докторская диссертация Ю.К. Орлова «Заключение эксперта как источник выводного знания в судебном доказывании» (М.).
докторская диссертация А.Ф. Аубакирова «Теория и практика моделирования в криминалистической экспертизе» (К.).
1986 год - докторская диссертация В.Е. Корноухова «Теория и практика комплексных криминалистических исследований свойств человека на основе использования специальных знаний» (М.).
1987 год - докторская диссертация Т.А. Седовой «Теория и практика доказывания при идентификации объектов на основе структуры и состава» (Л.).
1988 год - докторская диссертация Н.С. Эделева «Судебно-медицинское отождествление острого орудия травмы по следам рельефа лезвия на хрящах и костях» (М.).
1989 год - докторская диссертация П.К. Пошюнаса «Научные основы судебной ревизии и судебно-экономических экспертиз» (Л.); докторская диссертация Д.А. Турчина «Теоретические основы криминалистического учения о материальных следах (М.).
докторская диссертация М.В. Костицкого «Использование специальных психологических знаний в советском уголовном процессе» (К.).
1991 год - издание работы И.А. Алиева «Проблемы экспертной профилактики», содержащей изложение его концепции общей теории судебной экспертизы, послужившей импульсом к активизации исследований в этой области; выход в свет монографии Т.В. Аверьяновой «Содержание и характеристика методов судебно-экспертных исследований» (Алма-Ата). Основные положения книги легли в основу ее концепции общей теории судебной экспертизы (докторская диссертация «Методы судебно-экспертного исследования и тенденции их развития» (М., 1994).
1992 год - издание работы И.А. Алиева и Т.В. Аверьяновой «Концептуальные основы общей теории судебной экспертизы» (Баку); издание монографии Е.Р. Российской «Рентгеноструктурный анализ в криминалистике и судебной экспертизе» (К.); издание книги М.С. Вертузаева, Ю.Ф. Жарикова «Судебная акустика: теоретические основы и экспертная практика» (К.).
докторская диссертация Э.С. Гордона «Правовые и организационные проблемы судебно-медицинской экспертизы в советском уголовном процессе» (М.); докторская диссертация Н.П. Майлис «Криминалистическая трасология как теория и система методов решения задач в различных видах экспертиз».
1993 год - докторская диссертация Е.Р. Россинской «Концептуальные основы теории неразрушающих методов исследования вещественных доказательств» (М.). В работе сформулированы взгляды автора на структуру общей теории судебной экспертизы и классификацию экспертных методов; научно-практическая конференция, посвященная 70-летию судебно-экспертных учреждений Украины (К.).
1994 год - Международный симпозиум, посвященный 75-летию экспертно-криминалистической службы МВД России; докторская диссертация Л.Г. Горшенина «Теория криминалистического прогнозирования» (Минск).
1995 год - преобразование Одесской НИЛСЭ в Одесский НИИ судебных экспертиз; организация Донецкого и Львовского НИИ судебных экспертиз; докторская диссертация С.Ф. Бычковой «Современные направления развития института судебной экспертизы в уголовном судопроизводстве» (Минск). Защите диссертации предшествовало издание ее работы «Становление и развитие науки о судебной экспертизе» (Алматы, 1994) с изложением авторской концепции этой области знаний; докторская диссертация В.М. Мешкова «Криминалистическое учение о временных связях и отношениях при расследовании преступлений» (М.).
1996 год - докторская диссертация Е.И. Майоровой «Концептуальные основы судебно-биологической экспертизы» (М.); докторская диссертация А.Д. Кириченко «Основы криминалистической микрологии» (Харьков); докторская диссертация В.В. Яровенко «Проблемы применения дерматоглифических исследований в криминалистике» (Екатеринбург).
1997 год - докторская диссертация С.И. Зернова «Теоретические и прикладные проблемы применения специальных познаний при выявлении и расследовании преступлений, сопряженных с пожарами» (М.).
докторская диссертация А.М. Зинина «Теоретические и практические проблемы криминалистического установления личности по признакам внешности» (М.); докторская диссертация А.С. Подшибякина «Криминалистическое учение о холодном оружии» (М.).
Лекция 2. Становление научных основ опознания преступников.
1. Ранние методы опознания преступников.
2. Антропометрический метод А. Бертильона.
3. Антропометрия в России.
4. Габитоскопия и ее использование в целях идентификации личности человека. Фотопортретная экспертиза.
1. Ранние методы опознания преступников.
Ранние методы опознания преступников: калечение, клеймение, «идентификационные парады», фотографирование в опознавательных целях.
Основоположник антропометрического метода опознания Парижской полиции А. Бертильон, использование антропометрии в других странах. Описание преступников в документах до метода «словесного портрета» А. Бертильона. История с кражей «Моны Лизы» из музея Лувра.
Антропометрическое бюро в С.-Петербурге.
Первый фоторобот П. Шабо. Совершенствование методов составления описаний внешнего облика человека, создание технических средств составления «фоторобота». Метод М.М. Герасимова по пластической реконструкции внешнего облика человека.
Становление габитоскопии (учение о внешнем облике человека) как отрасли криминалистики. Значение габитоскопии в целях розыска преступников и идентификации личности человека.
В ХIV в до н.э. в Сирии имелся список по уголовной регистрации взяткополучателей, его нашли во время археологических раскопок. Список имел перечень лиц, занимавших высокий пост, должность и получавших взятки.
В полицейских и судебных актах древнего Египта (периода власти Птоломеев и римлян) встречаются подробные схемы описания признаков и примет преступников для их последующей регистрации.
В Древнем Египте была разработана и использовалась розыскная таблица с перечислением внешних признаков человека. Она была разработана с учетом закономерностей строения тела человека и применялась при розыске и отождествлении сбежавших от хозяина рабов (I в. до н.э. – I в. н.э.). Можно сказать, что данная схема (описание) является прообразом криминалистического словесного портрета.
Криминалистические приемы регистрации преступников в этот период времени разрабатывались и использовались в двух примитивных формах:
- в виде описания, изображения характерных внешних признаков тела и лица преступника (в профиль и анфас), что позволяло сыщикам (инспекторам) запоминать данные признаки в своей памяти и использовать на практике. Они также запоминали внешние признаки преступников при систематических посещениях тюрем. Затем правоохранительные органы перешли на создание архивов, в которых собирались и систематизировались сведения о внешности преступников и способах совершения ими преступлений;
- в виде членовредительных наказаний и клеймения.
Эти приемы осуществляли функции с одной стороны, описания, регистрации и отождествления преступников, а с другой - наказания за совершенное тяжкое правонарушение.
С V в. регистрация лиц, совершивших преступление, осуществлялась в виде:
- выбивания передних зубов в Древнем Египте;
- выжигания раскаленным железом буквенного клейма в Древней Греции и Риме;
- отрезания ушей за кражу, носа - за разбой, пальцев - за нарушение клятвы или присяги, надрезание ушей за мошенничество, клеймение буквой «V – вор» в Западной Европе. Причем клеймение указывало не только на вид совершенного преступления, но и на место его совершения и т.д.
Так, в частности, в древнеиндийском законе «Дхарманшастра Яджнавалкьи» в ст.270 говорится, что за совершение кражи виновный должен быть строго наказан, а также «изгнан из страны, наложив на него клеймо».
В древнеиндийских законах «Артхашастра» указывалось на то, что если человек «совершил воровство, то клеймо делается в виде собаки, если он убийца – в виде безголового тела, если совершает прелюбодеяние с женой учителя – в виде женского полового органа и если он пьянствует – в виде кабачной вывески».
На Руси (IХ - ХI вв.) было обычаем наказывать преступников путем отсечения различных их членов. Калечение - это отрезание пальцев рук у карманного вора, руки у хулигана, языка у клеветника, а клеймение – это выжигание на теле человека определенных знаков, смысл которых был заранее обусловлен. Последствия наказаний виновного давали информацию представителю власти и гражданам о том, что данное лицо ранее совершило преступление, какое именно преступление им совершено и сколько раз, а также, что оно может подозреваться в совершении другого аналогичного преступления.
В литературных источниках того времени были описаны случаи, когда новгородский и владимирский епископы предлагали отрезать холопу руку или нос за ложный донос. Закон не описывал данное наказание, т.к. хозяин по личному усмотрению и в порядке обычая принимал такое решение.
Вероятность на практике опознания преступника по увечью была очень низкой, т.к. бытовой травматизм, междоусобные войны и пьяные драки между соседними населенными пунктами (деревнями, поселками, хуторами и т.д.) приводили многих мужчин к физическим травмам, которые, как понимается, никакого отношения к наказаниям за совершенное преступление не имели.
Первое нормативное регулирование использования описанных методик относится к ХIII – ХV вв. - это прежде всего договор между Новгородом и немецким городом Готланд (1270 г.), Двинская уставная грамота (1328 г.), Соборное уложение 1497 г. и др.
Параллельно с государственными органами и преступный мир реализовывал отдельные приемы «регистрации» собратьев по криминальной профессии, например, в виде татуировок.
Первые сведения о татуированных лицах относятся к началу ХVII в., когда на ярмарках появлялись такие диковинные люди и за деньги показывали свое расписанное тело. В те же годы татуировка получила свое распространение среди моряков, а затем и среди представителей криминального мира.
Среди профессиональных преступников татуировки означали символ сильного и выносливого человека, живущего по законам уголовного мира или претендовавшего на лидерство в нем. В последующие годы татуировка для преступников стала определенным тайным языком, т.е. способом общения с подобными себе лицами, как на свободе, так и в местах отбывания наказания. Этим фактом воспользовались правоохранительные органы для регистрации по татуировкам задержанных преступников и их дальнейшей идентификации.
В европейских государствах в период с ХVI по ХIХ вв. у сыщиков и инспекторов была распространена практика использования при изобличении преступников знания преступного мира и его членов, их привычек и способов совершения преступлений, умение вживаться в образ наблюдаемого и «чутье» на преступника, а также использование архивов, в которых были собраны внешние признаки известных преступников и способы совершения ими преступлений.
Россиянин Ванька Каин (Иван Осипов - ХVIII в.) и француз Эжен Видок (ХIХ в.) в своей сыскной практике использовали особый метод розыска и отождествления лица по способу совершения преступления (известный им по прошлой уголовной жизни, т.е. по личному криминальному «почерку» и оставляемым меткам).
До изобретения антропометрии и дактилоскопии личность неопознанных трупов устанавливалась главным образом путем опознания. Практика организации опознания трупов в разных государствах была разная.
О практике опознания трупов в Древней Москве нам известно из картины выдающего русского художника Аполинария Михайловича Васнецова (1856-1933), детально изучавшего исторический быт Древней Москвы. В числе исторических картин А.М.Васнецова имеется произведение "На крестце в Китай-Городе". На картине изображены сидящие колодники, выпрашивающие подаяние у прохожих. Здесь же в гробах лежат трупы странников и других неизвестных лиц, собранные божедомами на улицах Москвы (божедомы - люди, выполнявшие обязанности собирания и захоронения трупов). Гробы оставлялись на крестце открытыми в течение трех дней, после чего божедомы увозили гробы в особо отведенное, вне общего кладбища, место - скудельню, куда москвичи также могли приходить для опознания трупов до захоронения. Захоронение происходило в общей могиле (См. Крылов И.Ф. Были и легенды криминалистики. Л., 1987, С. 10 - 11).
В дальнейшем, с изобретением фотографии и внедрением ее в уголовное судопроизводство и розыскную практику, опознание производилось по фотоснимкам, изготовленным с трупов. Однако наиболее эффективно служило делу установления личности неопознанных трупов применение дактилоскопии и антропометрии.
Обнаружение разыскиваемых преступников или выявление лиц, скрывшихся с мест происшествий — одна из сложнейших задач правоохранительных органов. Для ее решения в настоящее время разработаны различные методы, обеспечивающие эффективность проводимых розыскных мероприятий. Основы этих методов были заложены еще более 100 лет назад, когда стало ясно, что существовавшие в то время способы регистрации преступников не обеспечивают розыск и установление их личности.
В XIX в. цивилизованные страны отменили идущую еще от средних веков практику клеймения преступников и другие способы создания искусственных особых примет (вырывание ноздрей и т. п.). В результате полиция стала испытывать большие трудности в выявлении преступников. Их приходилось разыскивать по описаниям, которым соответствовал облик многих совершенно разных людей. Только в тех случаях, когда у человека были особые приметы — шрамы, рубцы и другие “отметины”, розыск по признакам внешности оказывался реален. Но такие случаи были редки, и преступникам удавалось выдавать себя за других лиц. В результате они либо избегали наказания, либо получали его как за впервые совершенное преступление.
В 1829 г. в Париже был учрежден Кабинет судебной идентификации, в котором заполнялись и сосредотачивались регистрационные карточки, предназначавшиеся для установления личности преступников и выяснения их прежней судимости. В карточку заносились следующие сведения: фамилия преступника, вид совершенного преступления, его ранняя судимость, описание внешности и особые приметы. Карточки раскладывались по десятилетиям и в алфавитном порядке (по фамилиям регистрируемых). В 40-х годах начали фотографировать преступников, и фотоснимки дополняли эти карточки. К концу 70-х годов прошлого века накопились несколько миллионов таких карточек и десятки тысяч фотоснимков преступников.
По такой картотеке можно было установить личность задержанного полицией человека лишь в том случае, когда он не скрывал своего имени и фамилии. Ведь карточки были разложены в алфавитном порядке, и уже после установления фамилии задержанного проводилось его идентификация по фотокарточке в архиве. Но, естественно, рецидивисты при задержании назывались вымышленной фамилией, и эффективность работы кабинета судебной идентификации, несмотря на собранный колоссальный объем информации, была невысока, а просмотреть десятки тысяч фотокарточек в поисках нужной - задача практически невыполнимая. Только в том случае, когда задержанный не скрывал своей личности или полиции удавалось узнать его подлинное имя своими методами, по картотеке можно было проследить преступную биографию этого человека. Системы идентификации человека по его фотоизображениям тогда еще не существовало.
2. Антропометрический метод А. Бертильона.
В 1879 г. в Кабинет судебной идентификации поступил писарем Альфонс Бертильон. Отупляющая, практически бессмысленная работа с сотнями тысяч карточек, которой изо дня в день занимались Бертильон и его коллеги, тем не менее не отвратила начинающего криминалиста от проблем судебной идентификации. Выросший в семье естествоиспытателей, он попытался применить принципы систематизации при сравнении фотоснимков арестантов. Затем решил начать обмерять регистрируемых заключенных.
В итоге А. Бертильону удалось разработать и успешно проверить на практике систему регистрации человека по размерам частей его тела, которой он дал название антропометрической идентификации.
Основой этой системы стало положение бельгийского ученого Адольфа Кетле о том, что изменения размеров человеческого тела происходят по определенным закономерностям и что у каждого человека размеры частей его тела строго индивидуальны.
Бертильон не знал, что еще 19 лет тому назад, в 1860 г., в Бельгии начальник лувенской тюрьмы Стевенс, ссылаясь на учение Кетле, предлагал, правда безуспешно, измерять окружность головы, длину ушей и ступней, рост и ширину грудной клетки у всех взрослых преступников, не имеющих особых отклонений от нормы. Стевенс убеждал, что полученные при этом показатели нельзя будет скрыть никаким переодеванием, гримом или сменой фамилии.
В середине августа 1879 г. он составил докладную о том, каким образом можно решить проблему безошибочного закрепления примет преступников. Докладная была направлена Луи Андрие, занимавшему с марта 1879 г. пост префекта парижской полиции. Но ответа на докладную так и не последовало.
А. Бертильон предложил при регистрации заключенных измерять: рост стоя, длину распростертых рук, рост сидя, длину и ширину головы, расстояние между скуловыми костями, длину и ширину правого уха, длину левой ступни, длину среднего пальца и мизинца левой руки, длину левого предплечья. Все эти данные заносились в специальную антропометрическую карточку, где также отмечались цвет радужной оболочки левого глаза и особые приметы (рубцы, пятна, опухоли, дефекты пальцев, татуировки и др.).
В ноябре 1882 г., одному из его друзей, парижскому адвокату Эдгару Деманжу, удалось убедить Камекасса, что если тот не хочет упустить случая прослыть новатором в борьбе с преступностью, то ему надо испытать метод Бертильона. Спустя несколько недель, в середине ноября, Камекасс вызвал к себе Бертильона. В конце концов Камекасс завершил беседу вымученными словами: «Хорошо, я дам вам шанс проверить свои идеи. Со следующей недели мы на пробу введем ваш метод идентификации. Я дам вам двух помощников и три месяца срока. Если за это время вы исключительно при помощи одного вашего метода распознаете рецидивиста, тогда...»
В комнате, где до сего времени все еще работал Бертильон, стали официально проводить измерения и регистрацию данных. Коллеги наблюдали за Бертильоном, не прекращая издевательских насмешек. Обоим помощникам нельзя было доверять, так как они никак не могли постичь смысла порученной им работы. Они пытались восставать против мрачной и ожесточенной педантичности Бертильона, с которой тот следил за их действиями.
К началу января 1883 г. у Бертильона в картотеке было 500 карточек, к середине января — уже тысяча, а в начале февраля их насчитывалось 1600. Регистрационная система функционировала. Но что из этого? Февраль был третьим месяцем испытательного срока, а следовательно, последним, отведенным Бертильону для опыта. К 15 февраля в картотеке было уже 1800 регистрационных карточек.
20 февраля, незадолго до конца рабочего дня, Бертильон лично обмерял последнего из арестованных, назвавшегося Дюпоном. Он был шестым Дюпоном за этот день. Уже давно среди уголовников, не отличавшихся богатством фантазии, фамилия Дюпон стала излюбленным псевдонимом. Бертильон измеряет: длина головы — 157 мм, ширина головы — 156 мм, длина среднего пальца — 114 мм, мизинца — 89 мм...
По завершении обмера арестованного Дюпона ему показалось, что перед ним уже знакомое лицо. По своей длине голова арестованного Дюпона подходила к разделу картотеки с пометкой «средняя». Тут имелась отсылка в соответствующий подраздел. А данные измерения ширины головы, тоже разбитые на подразделы, позволили уменьшить количество искомых картотечных ящиков до девяти; данные о длине среднего пальца сократили это количество до трех, а данные о длине мизинца умещались в одном ящике, и в нем было всего пятьдесят карточек. Одну из них минуту спустя Бертильон держал в похолодевшей от волнения руке. В ней значились те же цифры, которые он только что получил, измеряя арестованного Дюпона. Но в карточке стояла другая фамилия: Мартэн, арестованный 15 декабря 1882 г. за кражу пустых бутылок.
Бертильон повернулся к арестованному. «Я вас уже однажды видел,— еле выговорил он,— вы были задержаны 15 декабря прошлого года за кражу пустых бутылок. Тогда вы назвали себя Мартэн...» Воцарилось напряженное молчание. Полицейский, сопровождавший задержанного, был потрясен. А арестованный со злостью воскликнул: «Ну и ладно! Ну и ладно, это был я...» Остальные служащие, которые были очевидцами этой сцены, уставились на Бертильона. Бертильон овладел своим волнением и обвел всех их взглядом, полным сарказма. По своему обыкновению он, не проронив ни слова, сел за письменный стол и стал сочинять докладную префекту полиции, затем отправил ее. Только после этого он запер свою картотеку и покинул бюро.
21 февраля 1883 г. парижские газеты опубликовали первые сообщения о случае Дюпон-Мартэна и о новой системе идентификации Бертильона. Сообщение едва заметили. Но через двадцать четыре часа Камекасс призвал к себе Бертильона и разрешил продлить его опыты на неопределенный срок. Бертильон получает в свое распоряжение еще нескольких помощников и отдельное помещение для того, чтобы иметь возможность без помех проводить измерения.
В марте ему удалась еще одна идентификация ранее судимого. На протяжении следующего квартала Бертильон идентифицировал еще 6, в июле, августе и сентябре — 15, а до конца года — 26 заключенных, при опознании которых старые, рутинные методы и «фотографическая память» отказали. Его регистратура к тому времени насчитывала 7336 карточек. В них ни разу не повторялись все размеры регистрируемых.
В течение 1884 г. Бертильон идентифицировал 300 ранее судимых, из которых большинство опять-таки проскользнули сквозь сети старых методов идентификации. За этот же год ему ни разу не встречались величины измерения, которые бы повторялись во всех деталях. Можно было больше не сомневаться в надежности его системы. Она функционировала.
Перфект полиции Граньон прекрасно понимал, что антропометрия знаменует собой настоящую революцию в деятельности полиции и всей пенитенциарной системы. Он потребовал ввести измерения преступников в полицейских службах провинций и добивался создания в Париже центрального антропометрического бюро. Для бюро было отведено несколько чердачных помещений во Дворце юстиции. 1 февраля 1888 г. Бертильон, именуемый теперь «директором полицейской службы идентификации», въехал туда.
На открытие новой службы собрались представители министерств, палаты депутатов и сената, парижские журналисты и репортеры, приехавшие из провинций. На следующее утро парижские журналисты придумали новое слово, быстро вошедшее во французский, а затем и во многие иностранные языки,— «бертильонаж».
«Бертильонаж, основанный на измерении отдельных неизменяемых частей человеческого скелета,— писал Пьер Брюллар,— величайшее и гениальнейшее открытие XIX века в области полицейского дела. Благодаря французскому гению скоро не только во Франции, но и во всем мире не будет ошибок в идентификации, а следовательно, и судебных ошибок вследствие неправильной идентификации. Да здравствует бертильонаж! Да здравствует Альфонс Бертильон!»
Мировая слава Бертильона началась, пожалуй, с дела анархистов.
11 марта 1892 г. взрыв потряс бульвар Сен-Жермен в Париже. Облака дыма вырывались из распахнутых окон дома № 136. Под развалинами третьего этажа были найдены остатки бомбы. А так как в этом доме проживал председатель суда Бенуа, который в мае 1891 г. вел судебный процесс над несколькими анархистами, то никто не сомневался относительно того, кто подложил бомбу. Исполнителем, как установила полиция, был некий Леон Леже. Оказалось, что Леже — это псевдоним, настоящая его фамилия Равашоль.
Опрос полицейских участков за пределами Парижа показал, что в Сент-Этьене и Монбризоне был известен один человек, проживавший там под именем Равашоль, хотя в действительности его звали Франсуа Кенигштейн. Дома все боялись его жестокости; свою мать он часто избивал и угрожал ей убийством. В 1886 г. он оставил работу и занялся контрабандой и воровством. Уже около года он разыскивается полицией за совершение нескольких тяжких преступлений. В ночь на 16 мая 1891 г. был взломан склеп баронессы Рош-Тайе на кладбище под Сент-Этьеном. Грабитель открыл саркофаг, похитил нательный крест и медальон и пытался содрать кольца с пальцев умершей. 19 июня того же года был найден задушенным старик отшельник, одиноко проживавший в своей лачуге в Форезских горах. 35 тыс. франков, накопленных стариком за всю его жизнь, оказались похищенными. Кенигштейн-Равашоль, подозреваемый в совершении этого преступления, был арестован, но вырвался из рук полицейских, и ему удалось скрыться. Примерно через шесть недель, вечером 27 июля 1891 г., ударами молотка были убиты две владелицы скобяной лавки на Рю-де-Роанн в Сент-Этьене. Убийца поживился лишь 48 франками. Это преступление также приписывали Кенигштейну-Равашолю, которого, однако, так и не смогли схватить. Но он был зарегистрирован, получены его антропометрические данные и несколько примет. Среди примет – шрам около большого пальца левой руки.
В среду, 30 марта, владелец ресторана «Бери» сообщил полиции, что у него завтракает мужчина примерно тридцати лет, со шрамом около большого пальца левой руки. Комиссар полиции Дреш с четырьмя сержантами прибыл к ресторану как раз в тот момент, когда незнакомец собирался его покинуть. Анархист тут же выхватил револьвер, но, несмотря на отчаянное сопротивление, был обезоружен и схвачен. По дороге в полицейский участок он несколько раз пытался бежать и катался но мостовой в ожесточенной борьбе с сержантами. Пока задержанного везли в Сюртэ, он непрерывно кричал на всю улицу: «Братья, за мной! Да здравствует анархия, да здравствует динамит!»
К Бертильону его привели страшно окровавленного. Он так бушевал и неистово сопротивлялся, что не было никакой возможности обмерить его и сфотографировать. Только к пятнице задержанный успокоился. Теперь тон его изменился, он принял заносчивую позу героя. Только лично Бертильону он позволил обмерить и сфотографировать себя. Полученные данные показали, что Равашоль — «революционный идеалист» оказался Клодом Франсуа Кенигштейном и, по всей вероятности, грабителем и убийцей из Сент-Этьена.
На следующее же утро сообщение об этом было помещено в печати. Неужели революционер Равашоль — это низкий преступник, убивавший и грабивший корысти ради?!
Париж. Слава Бертильона угасла. Бельгия, Голландия, Германия, Венгрия, Испания, Италия отказываются от бертильонажа. Дело Шеффера. Бертильон злится на судьбу. 1911 г.— похищение «Моны Лизы». Вор оставляет отпечатки своих пальцев, но Бертильон их не находит.
22 августа 1911 г. парижские газеты взбудоражили своих читателей сообщением, которое в глазах многих французов означало национальную катастрофу. Накануне, в понедельник, 21 августа из салона Карре в Лувре исчезла всемирно известная картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза». Бертильон нашел отпечаток пальца. 2 декабря 1913 г., то есть почти через двадцать восемь месяцев после кражи, неизвестный, назвавшийся Леонардом, предложил флорентийскому антиквару Альфредо Гери купить у него «Мону Лизу». Незнакомец, им оказался Перруджа, объяснил, что у него только одна цель — вернуть Италии шедевр, украденный Наполеоном (что вовсе не соответствует истине). Через некоторое время он лично привез картину во Флоренцию.
Перруджа — бездельник и психопат по отзывам знавших его — не однажды арестовывался французской полицией в годы, предшествовавшие краже, причем последний раз в 1909 г. за попытку ограбить проститутку. Тогда у него сняли отпечатки некоторых пальцев согласно схеме, предложенной Бертильоном в 1894 г. Они оказались в рубрике «особых примет» в метрической карточке Перруджа. Но так как в 1911 г. количество антропометрических карточек с отпечатками пальцев было уже слишком велико, чтобы их можно было просмотреть одну за другой, то Бертильон оказался не в состоянии сравнить отпечатки, найденные в Лувре, с имевшимися у него в картотеке. Кража, которую можно было бы раскрыть за несколько часов, более двух лет оставалась неразгаданной.
1914 г.— смерть Бертильона и конец бертильонажа во Франции.
Помимо системы измерения непосредственно человека А. Бертильон разработал способ точного фотографирования преступников, получивший название сигналетической фотосъемки (до этого использовались приемы художественной фотографии).
Оказалось возможным проводить измерения и по фотоснимкам, сделанным с соблюдением специальных правил. Человек фотографировался в трех видах: в профиль и анфас в 1/7 натуральной величины и во весь рост в 1/20 натуральной величины. Съемка выполнялась с помощью метрического фотоаппарата Бертильона. Для того чтобы выдерживалось требуемое по этим правилам положение головы и тела человека, фотографируемый усаживался на специальный стул, который вынуждал его сохранять определенную позу во время съемки.
Во всех полицейских регистрационных бюро правила неукоснительно соблюдались и позволяли быстро проводить идентификацию человека при сравнении его фотографий, снятых аппаратом Бертильона даже в разное время. Особое внимание уделялось сравнению правых ушных раковин, поскольку особенности строения ушной раковины у каждого человека сугубо индивидуальны. Поэтому при фотографировании правого профиля все ухо должно было быть открыто. На регистрационной карточке, куда наклеивались сигналетические фотоснимки, печаталась специальная фраза: “Эта фотография в профиль важнее всего!”. В последующие годы подпись под рамкой, в которую должен вклеиваться фотоснимок, была уточнена: “Снимок в профиль в 1/7 натуральной величины (наибольшая резкость требуется для уха и носа)”.
В 1893 г. А. Бертильон издал книгу, которую назвал “Инструкцией по сигналетике”. В ней он дал чертежи и схемы всех необходимых инструментов, а также рисунки, показывающие приемы измерений частей тела человека. Для того чтобы работа шла единообразно у всех полицейских регистраторов, в книге А. Бертильона был приведен образец заполненной каллиграфическим почерком регистрационной карты с наклеенным на нее фотоснимком мужчины анфас и в профиль.
Успехи Бертильона и его системы регистрации преступников в целях их последующего распознавания, названной бертильонажем, были настолько впечатляющими, что Париж превратился в мировую столицу передового опыта уголовной регистрации. К Бертильону приезжали криминалисты из многих стран мира, в том числе и из России, чтобы перенять опыт Франции. Везде организовывались антропометрические бюро.
Однако в те же годы появился и другой метод уголовной регистрации — дактилоскопии, позволивший использовать отпечатки пальцев рук в целях идентификации преступников. Этот метод впервые стал применяться в Великобритании, причем вначале наряду с бертильонажем, а затем и заменяя его как более простой и менее трудоемкий.
Успехи дактилоскопии были настолько велики, что даже во Франции, несмотря на сопротивление А. Бертильона, в 1895 г. на карточках к антропометрическим измерениям и сигналетическим фотоснимкам были добавлены отпечатки пальцев регистрируемых.
3. Антропометрия в России.
Летом 1888 года российский юрист Г.Слиозберг по рекомендации известного французского судебного медика и криминалиста Лакассаня ознакомился в Лионской тюрьме с методикой и практикой бертильонажа и в 1889 году представил в редакцию Журнала гражданского и уголовного права, издававшегося Петербургским юридическим обществом, статью "Антропометрическая система установления тождественности преступников" (была опубликована уже в 1890 году). В статье содержался исторический обзор методов уголовной регистрации и давалось описание антропометрической системы, включавшей ее научные основы. Россия, также как и многие другие страны впервые официально ознакомилась с антропометрической системой регистрации преступников на III международном пенитенциарном конгрессе в Риме в 1885 году из доклада доктора Альфонса Бертильона.
Бертильонаж в России был введен в 1890 году приказом С-Петербургского градоначальника от 31 мая. Было устроено антропометрическое бюро, соединенное с фотографическим павильоном. Бюро имело две комнаты: в первой из них были устроены места для раздевания арестантов, во второй производились измерения и хранились антропометрические листки.
Были приобретены необходимые приспособления - вертикальные ростомеры, кронциркули и "скользящие циркули".
Проводились следующие измерения: 1) рост стоя; 2) высота тела сидя; 3) длина распростертых рук; 4) длина и ширина уха; 5) длина и ширина головы; 6) длина локтя; 7) длина пальцев; 8) длина ступни; 9) определение особых примет измеряемого.
С 1890 по 1895 годы в антропометрическом бюро был зарегистрирован 23 321 человек.
В 1892 году из числа подвергнутых бертильонажу 14,78% оказались рецидивистами, в 1893 году - 19,52%, в 1894 году - 24,06% и в 1895 году - 26,33%. Стоимость обнаружения каждого рецидивиста в 1892 году составляла 7 рублей 67 копеек, а в 1895 году уже лишь 5 рублей 49 копеек.
К 1903 году число антропометрических карточек в С.-Петербургском Бюро достигло 57 890.
Уже в первые годы существования бюро с помощью антропометрии удалось не только выявить достаточно большое количество преступников-рецидивистов, но и установить невиновность ряда лиц, ошибочно задержанных по описаниям внешности (например, в 1893 году было три таких случая).
Эффективность бертильонажа была настолько очевидна, что уже к 1897 году в России было открыто еще 12 антропометрических станций в городах Ревеле, Новгороде, Гродно, Вятке, Вологде, Витебске, Казани, Ярославле, Одессе, Самарканде, Хабаровске и Владивостоке.
Однако эти станции фактически носили характер частных учреждений, возникали по инициативе различных местных общественных управлений и существовали на их средства.
Начальником Санкт-Петербургской антропометрической станции был отставной инженер-полковник Николай Александрович Козлов.
Считая систему измерений Бертильона недостаточной, Н.А.Козлов по согласованию с председателем русского антропологического общества профессором Военно-медицинской Академии А.И.Таренецким, пополнил бертильоновскую систему следующими измерениями: высоты бедра, высоты акромиона, ширины плеч, длины кисти руки, "диаметра высоты головы", высоты лба, длины носа, длины лица, расстояния между наружными краями глазниц, расстояния между внутренними краями глазниц и размеров самих глазниц, а для рельефности описательных сведений было решено пополнить их обозначением месторождения, племени и религии.
Для упрощения процесса фиксации антропометрических признаков Н.А.Козлов разработал прибор, позволявший одновременно получать фотоснимки преступников и антропометрические данные.
В 1900 году антропометрическая служба была создана в Московской сыскной полиции.
Единые правила антропометрической регистрации были приняты в 1907 году циркулярным распоряжением Министерства Внутренних Дел от 9 апреля 1907 года №110.
В 1909 году было закончено устройство антропометрических бюро во всех 89 вновь созданных сыскных отделениях и было положено начало централизации их системы путем создания центрального регистрационного бюро при Департаменте Полиции. К 1912 году их уже стало 102.
Самый нашумевший в России случай идентификации личности преступника с помощью антропометрии произошел в 1909 году. В этом году у розыскных органов возникло подозрение, что под фамилией проживающего в Саратове Ивана Францевича Кордино скрывается Александр Кара, осужденный в 1902 году в Москве за убийство матери и двух сестер. Мотивом убийства послужило несогласие родителей на брак Кара с любимой женщиной. Кара был осужден к 12 годам каторжных работ. Однако в январе 1905 года ему удалось бежать с каторги. Проживая под чужой фамилией в Саратове, Екатеринодаре (ныне Краснодар) и Баку, он всегда устраивался домашним учителем. Накопив денег, Кара выехал за границу, где устроился работать на трубопрокатном заводе. Весной 1908 года он, имея фальшивый паспорт на имя Семенова, рискнул вернуться в Россию. После кратковременного пребывания в различных городах он вновь поселился в Саратове, где и был задержан в августе 1909 года под фамилией Кордино.
В 1901 году после ареста он подвергался антропометрическим измерениям в Московской сыскной полиции. В 1909 году при его задержании в Саратове он снова был подвергнут измерению. Благодаря тому, что В.И.Лебедев в 1903 году опубликовал специальный справочный указатель, включавший и карточку Кары, результаты двух измерений удалось сравнить. Несмотря на то, что некоторые размерные характеристики имели незначительные различия (происхождение их легко объяснялось отсутствием опыта у лица, производившего второе измерение), тождество Александра Кары было установлено довольно быстро.
Одновременно с антропометрическими данными сравнению подверглись фотоснимки Кары, изготовленные в 1902 и 1909 годах. Результаты этого сравнения подтвердили полную достоверность выводов полиции. Однако возвращение Кары на каторгу не состоялось, так как он в декабре 1909 года умер в тюремной больнице.
Следует отметить, что российская юридическая печать уделяла много внимания вопросам применения антропометрии, периодически знакомила читателей с ее достижениями как за границей, так и в России. Уже в 1897 году сначала в "Журнале Министерства Юстиции" (Декабрь 1897 г.), а затем и отдельным оттиском вышла работа заведующего столичным антропометрическим бюро Н.А.Козлова "Применение антропометрии в русских тюрьмах". Статьи о бертильонаже были помещены почти во все энциклопедические издания. В старинных русских рукописях были найдены и опубликованы интересные прототипы словесного портрета, названные антропометрическими карточками Х1У века ("Юридическая Газета", 1895, № 10 и др.).
В различных периодических изданиях появились рефераты работ по антропометрии, вышедших за рубежом. Бертильонаж был оценен по достоинству. В.И.Лебедев писал: "...регистрационная карточка Бертильона, дополненная описанием по его способу примет и особенностей преступника и пальцевыми оттисками является грозным орудием для самого изворотливого рецидивиста, а для сыскной полиции положительно неоценима" (Лебедев В.И., 1912, С. 23).
4. Габитоскопия и ее использование в целях идентификации личности человека. Фотопортретная экспертиза.
В начале XX в. дактилоскопия стала вводиться во многих странах, в 1906 г. — в России.
Но бертильонаж не исчерпал себя, поскольку в эту систему регистрации было заложено наряду с антропометрией, сигналетической съемкой и описание внешнего облика регистрируемого, выполняемое по определенным правилам. Оно получило название словесного портрета — точного описания, при помощи специального словаря, форм внешних органов человеческого тела, черт и наружности.
При задержании человека полицией, составлялось его описание, которое затем сравнивалось со словесными портретами ранее зарегистрированных преступников. Если одноименные признаки совпадали, проводилась дополнительная идентификация посредством антропометрии.
А. Бертильон, разрабатывая свою систему уголовной регистрации, вряд ли предполагал, что ее вспомогательному методу — словесному портрету — суждена гораздо более долгая судьба, чем ее стержневой части — антропометрической идентификации, от которой стали отказываться в пользу дактилоскопии еще при жизни самого Бертильона, завершившего свою карьеру директором Института идентификации при полицейской префектуре в Париже.
Чтобы описание, сделанное одним полицейским, было правильно “прочитано” другим, использовались одни и те же термины. Описание одного и того же человека, сделанное разными людьми, должно было быть одинаково. И методика А. Бертильона позволяла это сделать. А. Бертильон писал: “...до тех пор, пока та или другая анатомическая особенность наружности индивидуума, отличающая его от тысячи других лиц и дающая возможность запечатлеть ее в памяти, не получит точного названия, она остается незамеченной и как бы не существует. Уже давно известно, что мы не можем представить себе того, чего не можем выразить словами, также запечатлеть в мозгу то, чего не можем описать”.
Но все же по словесному портрету лучше всего удавалось выявить разыскиваемого тогда, когда в описании имелось указание на особые приметы или крайние степени выраженности признаков внешности.
Для того чтобы сделать словесный портрет более значимым для целей розыска, к описанию элементов лица стали добавлять: особенности осанки — положение головы, изгиб шеи, изгиб спины; характеристику походки, жестикуляции; особенности взгляда (“бегающий”, “угрюмый”, “открытый”), мимики, бытовые привычки; особенности голоса и речи; покрой, фасон одежды и ее состояние.
Тем не менее методика словесного описания, несмотря на ее четкость и продуманность, оказалась довольно сложной. Только наиболее способные полицейские сотрудники могли полностью овладеть этой методикой и успешно применять ее в ситуациях розыскной работы.
Профессор научной полиции Лозаннского университета Р.-А. Рейсс, ученик и последователь А. Бертильона, пропагандист его системы, издал в 1904 г. учебное пособие “Словесный портрет. Опознание и отождествление личности по методу Альфонса Бертильона”, в котором фотографические фрагменты изображений частей лица сопроводил схематическими рисунками отдельных его элементов. Эти рисунки должны были, по мнению Р.-А. Рейсса, обращать внимание читателя на ту или иную особенность лица человека и помогать ее запомнить.
Известно, что карикатуры и шаржи подчеркивают в лице человека ту или иную черту, характерную для него. Этот принцип решил использовать профессор Н. Бокариус. В 1924 г. в Харькове был издал “Справочный подручный альбом для работников уголовного розыска и милиции при составлении словесного портрета”. В нем Н. Бокариус не только дал систему описания элементов головы и лица, но и привел собственноручно выполненные рисунки. В них он в утрированной форме, используя вспомогательные геометрические фигуры и линии, попытался представить изображения отдельных частей лица и общие формы головы сбоку (в профиль) и спереди (анфас). Рисунки были весьма условны и требовали изрядной тренировки и фантазии, чтобы сопоставлять с ними элементы конкретных, реальных лиц. Учитывая это обстоятельство, начальник научно-технического отделения Уголовного розыска Украины А. Елисеев в своем предисловии к “альбомчику” Н. Бокариуса отметил, что “искусство составления словесного портрета требует некоторого теоретического изучения, большой наблюдательности, должного внимания и определенного практического опыта, при наличии каковых работа даст в этом отношении желанные в деле положительные результаты”.
К началу 30-х годов словесный портрет становится незаменимым средством регистрации преступников. С. М. Потапов свою статью в журнале “Административный вестник”, опубликованную в 1928 г., назвал “Введение словесного портрета как обязательного метода уголовно-регистрационной работы”. Начинает использоваться система словесного портрета и в экспертной идентификации человека по его фотоснимкам. Именно эти две стороны использования словесного портрета подробно разрабатываются с тех пор в многочисленных публикациях и ряде диссертаций. Они обязательно включаются в виде соответствующего параграфа или главы в раздел “Криминалистическая техника” учебников по криминалистике.
Однако успешно словесный портрет может применяться лишь тогда, когда преступник, которого разыскивают, уже прошел регистрацию с использованием этого метода. Если человек, как говорят, “не проходил по уголовным учетам” и признаки внешности его не фиксировались в виде словесного портрета, розыск его будет крайне затруднен, поскольку в памяти потерпевшего, который заявил о совершенном в отношении его преступлении, в основном остались подробности действий злоумышленника, а не особенности строения его лица и фигуры.
Но в то же время память человека уникальна. Лишь однажды увидев незнакомца, мы при повторной встрече припоминаем, узнаем его. На этом свойстве памяти человека основано такое следственное действие, как опознание. Человек не может описать внешний облик другого человека, однако может узнать его. Но чтобы подозреваемого предъявить для опознания, необходимо его прежде разыскать.
На помощь работникам уголовного розыска снова пришли рисунки, подобные тем, которые в свое время помещали в своих пособиях и альбомах Р.-А. Рейсе и Н. Бокариус: изображения вариантов лица человека и частей этого лица. Если словесный портрет можно представить графически, то почему не попробовать это сделать по памяти потерпевшего, свидетеля, почему не попытаться изобразить скрывшегося грабителя, тем более что в истории известны случаи розыска человека по его примерному изображению.
Способность достоверно изобразить в портрете человека, к сожалению, весьма редко встречается у людей. Криминалистическая практика знает лишь эпизодические случаи, когда потерпевший мог нарисовать портрет разыскиваемого. Поэтому первые удачные попытки изобразить скрывшегося преступника со слов потерпевшего или свидетеля были реализованы профессиональными художниками, которые таким образом помогали милиции в раскрытии особо опасных преступлений.
Однако потребность в таких портретах, получивших название синтетических, композиционных, субъективных, все время возрастала. После первых удачных случаев применения портретов, изготовленных художниками, стало ясно, что в дополнение к бедному безликому словесному описанию может прийти графический портрет.
Во многих подразделениях милиции появились в качестве добровольных помощников художники. Пытались рисовать и сами работники уголовного розыска, эксперты-криминалисты. Чаще всего их изобразительные способности и уровень подготовки были весьма далеки от высоких требований портретного искусства, а качество получавшихся рисунков не удовлетворяло ни потерпевших, с чьих слов они делались, ни розыскников, которые обнаруживали, что найденный человек крайне отдаленно напоминает врученный им в помощь портрет.
Тогда вновь было использовано одно из преимуществ бертильонажа — четкая систематизация признаков внешности и возможности представить эти признаки в виде образцов (рисунков или фрагментов фотоснимков).
В 1952 г. французский криминалист П. Шабо предложил использовать наборы фрагментов фотоснимков лиц в качестве основы для портретной композиции. Наборы просматривались очевидцами, и по отобранным фотофрагментам художник создавал предполагаемый портрет разыскиваемого человека. Такие портреты П. Шабо назвал фотороботами. Это название оказалось настолько удачным, что все синтетические, субъективные портреты, независимо от техники их создания, с тех пор стали называть фотороботами.
Но прежде чем показывать фрагменты фотоснимков потерпевшим и свидетелям, необходимо было подобрать такое их количество, которое позволяло бы находить среди них изображения признаков, подобные тем, какие отличали разыскиваемых.
Для отбора фотофрагментов была использована система А. Бертильона. Разработанная им для описания внешнего облика регистрируемых преступников, она в равной степени оказалась пригодной и для отбора, классификации фотоснимков, из которых затем создавались комплекты для получения фотороботов.
Нашла свое применение и разработанная Р.-А. Рейссом, учеником А. Бертильона, методика представления разнообразия элементов лиц с помощью типизированных рисунков.
В конце 50-х годов Хью К. Макдональд из Лос-Анджелеса предложил систему “Айденти-кит”, основу которой составляли более 500 штриховых рисунков элементов мужских лиц анфас. Размещенные в специальном альбоме по методике словесного портрета, они предъявлялись потерпевшим и свидетелям. В соответствии с отобранными рисунками из диапозитивных изображений элементов уже без всякого участия художника любой полицейский мог составлять композиционный портрет.
С 1959 г. система “Айденти-кит” начала свое триумфальное шествие по всему миру. Вначале американцы, как монополисты, отдавали ее в аренду. Затем по образу и подобию этой системы создавались комплекты для изготовления портретов и в других странах, поскольку, как выяснилось, для каждой страны нужен свой набор рисунков, воспроизводящий своеобразие внешнего облика населения. И здесь снова провидцем оказался А. Бертильон, который первый отметил необходимость учета антропологического типа регистрируемого человека.
В начале 60-х годов комплект, подобный “Айденти-кит”, был создан в Польском институте криминалистики и получил название “Идентификатор рисовально-композиционный”, а в конце 60-х годов появился отечественный “Идентификационный комплект рисунков” (ИКР).
Оказалась плодотворной и идея французского криминалиста П. Шабо. Комплекты фотофрагментов, предназначавшиеся для изготовления фотороботов, создавались в Англии, Венгрии, России, Японии.
Самые различные приборы и приспособления разрабатывались для монтажа портретов из рисунков или фотоснимков. И если вначале это были простейшие планшеты, громоздкие проекторы, то сейчас криминалисты изготавливают портреты преступников с помощью компьютеров.
Прошло 100 лет с тех пор, как во Франции была введена система А. Бертильона для установления личности преступников, включавшая в себя словесный портрет. Конечно, с тех пор мы шагнули далеко вперед, техника не стоит на месте, но низкий поклон тебе старичок Бертильон от лица всех криминалистов. Ведь главное - не техника, как думает большинство, и даже не люди, как думают остальные, главное - идея.
Лекция 3. История развития научных основ дактилоскопии.
1. Становление научных основ дактилоскопии.
2. Дактилоскопия в России.
3. Автоматизация дактилоскопической экспертизы.
Использование индивидуальных особенностей узоров пальцев рук в целях установления личности человека.
Работы М.Мальпиги, Я.Пуркинье в области изучения папиллярных узоров человека.
Родоначальники дактилоскопии У.Хершел, Г.Фолдс, Ф.Гальтон, Э.Генри, их вклад в развитие научных основ дактилоскопии и внедрении в практику регистрации преступников и идентификации личности. Отказ от «бертильонажа» и начало торжества дактилоскопии.
Первые дактилоскопические экспертизы в судах (дело Сесара Челлла, обвиняемого в совершении кражи из салона мод, Нью-Йорк. 1911г.).
Введение дактилоскопии в России в 1911 году. Дело Шунько и Алексеева, обвиняемых в убийстве провизора Харламовской аптеки в Петербурге в 1912г.
Развитие дактилоскопии в России. Создание дактилоскопических бюро. Вклад Г.Л.Грановского, П.С.Семеновского и А.А. Салькова, Л.Г.Эджубова в развитие отечественной дактилоскопии. Проведение поро-эджеоскопических экспертиз. Внедрение в дактилоскопию автоматизированных информационно поисковых систем «Папиллон».
1. Становление научных основ дактилоскопии.
В 1823 г. Ян Пуркинье, чешский профессор патофизиологии в Праге, в своей книге «К вопросу о физиологии кожного покрова человека» предпринял попытку навести порядок во множестве отпечатков, полученных им в результате исследований. Ему попадалось большое количество основных типов пальцевых узоров, которые, по его мнению, постоянно повторяются: спирали, эллипсы, круги, двойные завихрения, кривые полосы.
Как бы то ни было, но в 1877 г. в Хугли — столице одноименного округа Индии — английский чиновник Ульям Хершел, лежа на кушетке в своем кабинете, диктовал письмо.
Письмо было адресовано генеральному инспектору тюрем Бенгалии и датировано 5 августа 1877 г. Текст гласил: «При этом направляю Вам работу, содержащую описание нового метода идентификации личности. Он заключается в штемпелеподобном оттиске указательного и среднего пальцев правой руки. (Простоты ради берутся только оттиски этих двух пальцев.) Для получения оттиска годится обычная штемпельная краска... Способ получения такого оттиска едва ли сложнее получения обычного отпечатка канцелярского штемпеля. В течение нескольких месяцев я проверял этот способ на заключенных, а также при выдаче документов и выплате жалованья и ни разу не столкнулся с какими-либо практическими трудностями. У всех лиц, получающих в настоящее время в Хугли официальные документы, берут отпечатки пальцев. Пока что никто этому не противился. Я полагаю, если ввести повсеместно этот метод, то можно будет навсегда покончить с махинациями при установлении личности... В течение последних 20 лет я заполнил тысячи карточек оттисками пальцев и теперь могу почти всегда идентифицировать людей на основе этих отпечатков».
В самом деле, в тот день минуло двадцать, точнее, девятнадцать лет с того дня, как Хершел, совсем еще молодой секретарь в Джанипуре, высокогорном районе округа Хугли, впервые столкнулся со странными следами, какие оставляют грязные человеческие руки и пальцы на древесине, стекле или бумаге. Это были следы, создававшие картину, полную причудливых линий, изгибов, петель и спиралей.
Как бы то ни было, но Хершел еще в 1858 г. потребовал у поставщика материалов для дорожного строительства индуса Раджьядара Конаи, как у одной из договаривающихся сторон, почернить штемпельной краской пальцы и ладонь его правой руки и сделать оттиск на договоре поставки. В то время Хершел даже приблизительно не ориентировался в узорах линий, образующихся при отпечатках пальцев. Он просто хотел этой таинственной манипуляцией обязать индуса, который, как и многие его соотечественники, весьма охотно нарушал сроки поставки, выполнить условия заключенного договора. Но именно с этого момента узоры в отпечатках пальцев навсегда полонили Хершела.
Дело в том, что на протяжении 15 лет он стоял перед проблемой, возникавшей в связи с его обязанностями выплачивать жалованье все растущему количеству индийских солдат. Для глаза европейца все они были на одно лицо. Почти у всех были одинакового цвета волосы и глаза, имена их тоже постоянно повторялись, писать же никто из них не умел. Зато часто случалось, что, получив жалованье, они появлялись снова и уверяли при этом, что денег им еще не выдавали. Иногда они даже присылали друзей или родственников, и те требовали жалованье по второму разу, поскольку носили ту же фамилию. Так как Хершел был не в состоянии отличить претендентов на жалованье друг от друга, он в конце концов решил заставить их оставлять отпечатки двух пальцев — как в поименных списках, так и на платежных квитанциях. После этого махинации мгновенно прекратились.
С течением лет Хершел углублял свои познания в этой области. Так, оказалось, что на ладонной поверхности ногтевых фаланг пальцев рук человека узоры остаются неизменными. Они все те же и через 5, 10, 15, и через 19 лет. Неопровержимым тому доказательством была записная книжка Хершела. Человек может постареть, болезни и возраст изменят его лицо и фигуру, но пальцевые узоры останутся все теми же.
Уильям Хершел продолжал диктовать свое письмо: Не откажите во внимании к данному делу и разрешите мне попробовать применить мой метод в других тюрьмах...».
Этой просьбой закончил Хершел письмо генеральному инспектору. К письму он приложил множество собранных им за долгие 19 лет отпечатков и сделал приписку: «Бережно сохранить прилагаемые образцы просит преданный Вам У. Хершел».
Хершел запечатал письмо дрожащей рукой, но в глубине души он был полон надежд и верил, что его письмо вызовет интерес и одобрение. Через десять дней он держал в руках ответ генерального инспектора тюрем. Это было письмо, полное дружеских слов, которые, однако, служили лишь прикрытием того, что генеральный инспектор, зная о тяжелом недуге Хершела, счел его предложения горячечным бредом.
В больнице Цукиджи, в Токио, работал врач-шотландец, доктор Генри Фолдс. В письме, которое Фолдс послал в начале 1880 г. в Лондон в журнал «Нейчер» («Природа»), был такой абзац: «В 1879 г. мне довелось рассматривать несколько найденных в Японии доисторических глиняных черепков и я обратил внимание на отдельные отпечатки пальцев, которые, должно быть, остались на сосудах тогда, когда глина была еще влажной. Сравнение этих отпечатков с вновь сделанными дало мне повод заняться этой проблемой... Общий тип пальцевого узора не меняется в течение всей жизни, а следовательно, может служить для идентификации лучше, чем фотография».
С 1879 по 1880 г. Фолдс собрал массу отпечатков пальцев и изучил всевозможное разнообразие пальцевых узоров, образуемых папиллярными линиями. Сначала его заинтересовали только этнографические проблемы, в частности вопрос о том, существуют ли отличия линий в отпечатках пальцев у представителей различных народов. Позже он стал изучать вопрос, передаются ли по наследству узоры папиллярных линий. Затем случай навел его на один след, который отныне уже не давал ему покоя. По соседству с домом Фолдса через побеленную каменную стену перелез вор. Фолдсу, чье увлечение пальцевыми узорами было общеизвестно, сообщили, что на стене остались четкие следы испачканных сажей пальцев человека. Пока Фолдс изучал эти отпечатки, вора арестовали. Тогда Фолдс попросил у японской полиции разрешения отобрать отпечатки пальцев у задержанного. Но, сравнив пальцевые узоры, оставшиеся на стене, с пальцевыми узорами арестованного, он выяснил, что они совершенно разные. А так как отпечаток на стене должен был, естественно, принадлежать только вору (он перед этим споткнулся об остывшую жаровню), то Фолдс сделал вывод — арестованный невиновен. И оказался прав: через несколько дней был арестован настоящий взломщик. Для полной уверенности Фолдс взял отпечатки пальцев и у него. Теперь они полностью совпадали со следами на стене.
Произошла другая кража. В этот раз тоже позвали на помощь Фолдса, и он обнаружил на бокале отпечаток целой ладони. Случай этот натолкнул его на мысль, что для того, чтобы остался отпечаток, вовсе не обязательно чернить пальцы. Через выходные отверстия потовых желез, на кончиках пальцев выделяется жировой секрет, который оставляет отпечаток столь же четкий, как сажа или краска.
При всем том определяющую роль сыграл другой, прямо-таки невероятный случай.
Во время своих прежних исследований Фолдс в различных домах отбирал отпечатки пальцев слуг. Теперь он сравнил отпечатки, оставленные на бокале, с отпечатками, имеющимися в его коллекции. Результат поразил его, но факт оставался фактом: отпечатки на бокале полностью совпадали с пальцевыми узорами одного из слуг, отпечатки которого он отобрал ранее. Привлеченный к ответу слуга сознался.
Теперь у Фолдса не оставалось сомнений в том, что он открыл метод доказывания, который произведет революцию в работе полиции всего мира. Он увидел такую возможность применения отпечатков пальцев, о которой не догадался Хершел.
Журнал «Нейчер» опубликовал письмо Фолдса 28 октября 1880 г.
Прочтя сообщение Фолдса, Хершел, находясь уже в Англии, страшно возмутился и тут же написал письмо в тот же журнал «Нейчер». В нем он сообщал, что задолго до Фолдса, а именно 20 лет тому назад, он отбирал отпечатки пальцев и использовал их в самых различных целях для идентификации. И лишь нерадивость его начальства да собственное нездоровье не позволили ему широко оповестить об этом. Вопроса об использовании отпечатков пальцев, найденных на месте преступления,— идеи, целиком принадлежащей Фолдсу, Хершел не касался. Вполне можно понять чувства Хершела, когда он прочел известие о том, как кто-то за один год сделал открытие, над которым он сам трудился два десятилетия.
1885 год был годом, когда во всех тюрьмах Франции вводился метод антропометрии, как теперь назвал его Бертильон.
Фрэнсис Гальтон, сын состоятельного фабриканта, родился в 1822 г. в Бирмингеме. Гальтон в 60-х годах прошлого века заинтересовался вопросами передачи по наследству физических и духовных свойств и способностей. Гальтон вскоре прославился как самый выдающийся из английских специалистов в области антропометрии. Гальтон не ограничился только сообщением об открытии Бертильона. Столкнувшись однажды с проблемой идентификации, он решил основательно заняться этой темой.
В каком-то уголке феноменальной памяти Фрэнсиса Гальтона сохранилось воспоминание об открытии, описанном в «Нейчер». Гальтон отправил в редакцию письмо с просьбой представить ему более подробные сведения по данному вопросу. Журнал немедленно откликнулся на его просьбу, но опять-таки по какой-то случайности редакция переслала Гальтону статью не Фолдса, а именно Уильяма Хершела, который, несколько поправив здоровье, проживал все там же, в Литлморе, и тоже в частном порядке занимался проблемой отпечатков пальцев. Узнав, что им заинтересовался сам Гальтон, Хершел понадеялся, что этот интерес даст новую жизнь его изобретению и оно получит практическое применение. Без малейших колебаний он переслал Гальтону весь свой материал. Вскоре он и сам посетил Гальтона, чтобы лично продемонстрировать ему способ получения отпечатков пальцев.
Гальтона занимал еще один вопрос, который ни Хершелу, ни Фолдсу не пришел в голову. Если отпечаткам пальцев как средству идентификации предстоит соперничать с бертильонажем, то следует все множество вариантов папиллярных линий привести в единую систему, а затем каталогизировать их, как это делал Бертильон с данными измерений. Гальтон вместе со своим сотрудником Коллинзом принялся за работу. Изучая труды историков, он с изумлением обнаружил, что еще задолго до него многие ученые занимались такого рода классификацией. Так, например, в 1823 г. Ян Пуркинье, чешский профессор патофизиологии в Праге, в своей книге «К вопросу о физиологии кожного покрова человека» предпринял попытку навести порядок во множестве отпечатков, полученных им в результате исследований. Ему попадалось большое количество основных типов пальцевых узоров, которые, по его мнению, постоянно повторяются: спирали, эллипсы, круги, двойные завихрения, кривые полосы. Гальтон попытался воспользоваться методом Пуркинье, но дальше ему продвинуться не удалось.
Он установил - существуют четыре основных типа узоров: без треугольника, с треугольником слева, с треугольником справа и с несколькими треугольниками. Он работал над книгой, в которой рассматривал вопрос об использовании отпечатков пальцев как способа идентификации. В 1892 г. книга была закончена и в том же году увидела свет. Называлась она «Отпечатки пальцев».
В его системе обнаружилось несколько слабых звеньев, а именно: если бы четыре определенных им основных узора папиллярных линий (без треугольника, с треугольником слева, с треугольником справа, с несколькими треугольниками, или, как их еще иначе назвал Гальтон, дуги, петли слева и справа, завихрения) встречались равномерно, то можно было бы 100 тыс. карточек с десятью отпечатками пальцев распределить таким образом, что найти нужную не представляло бы никакого труда. Но о подобной равномерности, не могло быть и речи. Дуги встречались реже, чем остальные узоры. Наблюдалась тенденция к повторению на определенных пальцах одного и того же основного узора. Когда Гальтон классифицировал 2645 карточек, выяснилось, что в один ящик попало 164 карточки, в то время как в других оказалось по одной-единственной карточке. В итоге в отдельных ящиках накапливалось столько карточек, что о быстром нахождении одной нужной нечего было и думать. Гальтон трудился над разработкой новых критериев классификации. Ему уже казалось, что он нашел правильное решение, но, увы, он всего лишь приблизился к нему.
В результате в Скотланд-Ярде вводится метод измерения, но в форме, устраняющей сложности бертильонажа. Следовало бы регистрировать 5 из 11 предлагаемых Бертильоном единиц измерения, а от словесного портрета отказаться вовсе. Вместо него на каждую карточку следует наносить отпечатки десяти пальцев заключенного. Регистрацию карточек надо проводить по метрическим величинам, поскольку классификация по отпечаткам пальцев пока невозможна.
В это время система Бертильона победным маршем двинулась по континентальной Европе. Шефы европейских полицейских служб, отправляясь к Бертильону, полностью сознавали все несовершенство своих систем идентификации, а о существовании дактилоскопии вообще не имели никакого понятия.
В 1896 г. доктор Штокис и доктор де Лавелье первыми создали в Бельгии частные службы идентификации, работавшие по принципу бертильонажа. Испания в своих тюрьмах создала «антропологические кабинеты». В Италии первый кабинет, где производились подобные измерения, открыл при полиции Неаполя профессор ди Блазио. Профессор Оттоленги — судебный медик в Сиене, ставший вскоре ведущим криминалистом Италии,— начал преподавать методику Бертильона. С 1896 г. стали вводить антропометрию в работу полиции городов и земель германской империи. В 1888 г. Гросс впервые услышал о бертильонаже. Естественно, он тут же сам занялся измерениями и в первом издании своего учебника в 1892 г. решительно высказался за введение антропометрии в Австрии. Когда 3 апреля 1898 г. австрийский министр внутренних дел распорядился основать в Вене бюро по бертильонажу, он был в полной уверенности, что обеспечил полицию своей страны новейшим техническим достижением.
1896 г.— Эдвард Генри, генеральный инспектор полиции Бенгалии, решает проблему классификации отпечатков пальцев. Генри независимо от Хершела уже в 1892 г. (то есть до решения комиссии Троупа) обратил внимание на проблему отпечатков пальцев. В 1893 г. в его руки попала вышедшая годом раньше книга Гальтона «Отпечатки пальцев». В 1894 г. из доклада комиссии Троупа он узнал, что Гальтону не удалось решить проблему практической классификации отпечатков пальцев. И тогда Генри впервые задал себе вопрос: действительно ли эта проблема столь неразрешима?
В конце 1896 г. в купе скорого поезда, следовавшего в Калькутту Генри снял левую накрахмаленную манжету и начал на ней что-то быстро записывать. Самым удивительным было то, что он не только писал, но и рисовал какие-то дуги. К концу пути его манжета была полностью разрисована и исписана. Это событие необычайной важности. Эдвард Генри — генеральный инспектор полиции Бенгалии, провинции в Британской Индии в этот день на своей манжете набросал основные принципы всеобъемлющей системы классификации отпечатков пальцев.
Эта идея родилась на свет благодаря сочетанию научно-исследовательских принципов Гальтона и организационно-практического таланта Генри.
В последние недели 1896 г. Генри изобрел такой способ систематизации миллионов карточек с отпечатками пальцев, что любая из них могла быть найдена за самое короткое время. Он определил пять основных узоров пальцевых отпечатков и четко охарактеризовал каждый из них с последующим подразделением. Итак, существовали простые дуги, пихтообразные дуги, радиальные петли, ульнарные петли и завихрения (радиальная петля обращена в сторону радиуса предплечья, то есть в сторону большого пальца; ульнарная петля обращена в сторону мизинца). Узоры можно сравнивать с буквами латинского алфавита А, Т, R, V и W. Затем следовало — и это было главным для массовой регистрации — подразделение основных узоров. Для этого необходимо было провести уточнение рисунка, который Гальтон назвал треугольником, или дельтой. Этот треугольник мог образовываться, например, раздвоением одной-единственной папиллярной линии или двумя разбегающимися линиями. Генри определил для них исходные точки, названные им «внешними пределами». В так называемых петлях тоже имелись свои определенные точки, названные «внутренними пределами». Если провести прямую между внешними и внутренними пределами и сосчитать папиллярные линии, пересекаемые этой прямой, то их число окажется у разных людей различным. Это число можно обозначить цифрами и положить в основу группировки. Эти цифры, обозначающие основные узоры, дадут формулу, согласно которой будет достигнуто упорядочение классификации карточек с отпечатками пальцев.
В начале 1896 г. Генри отдал бенгальской полиции приказ прилагать к карточкам Бертильона карточку с отпечатками всех десяти пальцев преступника. Теперь же Генри решил испробовать свою систему на большом числе карточек. «Если этот метод регистрации,— писал он,— окажется надежным, то я полагаю, что от антропометрии можно будет со временем отказаться...»
29 марта 1897 г. под председательством генерал-майора Шехана, «генерального инспектора Индии», в служебном помещении Генри в Калькутте заседала комиссия. Выводы, сделанные ею два дня спустя, 31 марта, знаменовали для Генри величайший успех. «Ознакомившись с антропометрической системой и ее недостатками,— говорилось в выводах комиссии,— мы столь же внимательно изучили систему отпечатков пальцев. Первое, на что мы обратили внимание,— это простота самой процедуры снятия отпечатков пальцев и их четкость. Здесь не требуются ни особые инструменты, ни особое обучение сотрудников. Нам был также разъяснен и принцип классификации, предложенный мистером Генри. Способ настолько прост, что мы... смогли найти оригиналы двух сложнейших карточек... быстро, четко и без труда... Задача, осложненная недостаточной четкостью отпечатков, была решена нами в две минуты...»
Уже 12 июля 1897 г. генерал-губернатор окончательно отменил практику измерений и вместо нее ввел во всей Британской Индии дактилоскопию. С ее помощью в 1898 г. во всей Бенгалии были идентифицированы 345, а в 1899 г.— 569 преступников, две трети из которых с помощью бертильонажа идентифицировать бы не удалось.
Время действия — август 1898 г. Убийство управляющего чайной плантацией бывшем слугой Чареном, осужденным за кражу.
5 июля 1900 г. в Лондоне начала свою работу новая комиссия под председательством лорда Белпера. Генри вызвали в Лондон для доклада. Гальтона пригласили как эксперта, а заодно с ним и всех сотрудников Скотланд-Ярда, проработавших пять лет по системе, сочетающей в себе метод Бертильона с отбором отпечатков пальцев. Выступление Генри имело огромный успех. Фрэнсис Гальтон лишний раз доказал свое внутреннее благородство, даже не намекнув, скольким обязан ему Генри, а лишь признав его систему практическим решением вопроса. Министр внутренних дел назначил Генри заместителем начальника полиции Лондона и шефом отдела уголовного розыска. В марте 1901 г. Генри приступил к исполнению своих новых обязанностей.
Уже через год, к маю 1902 г., новый дактилоскопический отдел идентифицировал 1722 рецидивиста. Это число в четыре раза превосходило самые лучшие показатели, достигнутые при применении бертильонажа.
В августе 1902 г. на месте кражи со взломом на Денмарк-хилл Коллинз обнаружил на свежевыкрашенном подоконнике четкие отпечатки пальцев человека, который, как тут же показала карточка, совсем недавно отбыл срок заключения за другую кражу со взломом. Звали его Джексон. Он был арестован и препровожден в тюрьму Брикстоун. 2 сентября 1902 г. Джексон предстал перед центральным уголовным судом в Олд-Бейли. История не сохранила для нас точного отчета об этом процессе. Известны лишь его результаты. Мьюир совершил чудо: убедил недоверчивых присяжных в абсолютной надежности идентификации с помощью отпечатков пальцев. Джексон был признан виновным и приговорен к шести годам каторжной тюрьмы.
1905 г. — убийство в Дептфорде. Отпечатки пальцев впервые допущены в качестве доказательства по делу об убийстве. Братья Стрэттоны.
2. Дактилоскопия в России.
Первые упоминания о возможности идентификации человека по отображениям его кистей рук встречается в русской научной литературе начиная с 1867 года. А.Квачевский в книге "Об уголовном преследовании, дознании и предварительном исследовании преступлений по судебным уставам 1864 года" писал о возможности идентификации преступника по следам рук, приводил рисунки отображений окрашенных кровью кистей рук человека, отмечал разнообразие и индивидуальность форм ладони и пальцев (Часть 2., СПб., 1867, параграф 108 "Указания на виновника преступления", с. 201).
В "Наставлении об исследовании подозрительных пятен" (для врачей и юристов), изданном Медицинским Департаментом Министерства Внутренних Дел (СПб., Типография Императорской Академии Наук, 1870) в разделе 1 было написано, что найденные при осмотрах подозрительные пятна должны быть тщательно описаны:..."иногда кровяные пятна зависят от прикосновения к предмету окровавленною рукою или подошвою сапога, так что получается или полный их отпечаток, или же только частичный, например, пальца; в таком случае размеры тех и других должны быть тщательно определены" (с. 7).
С.Ершов в реферате "Способы исследования и сохранения различных отпечатков и следов, имеющихся на месте преступления", помещенном в журнале "Вестник Общественной Гигиены, Судебной и Практической медицины", 1890, том 7, кн. 1, стр. 13-22, также писал о большом значении отпечатков окровавленных рук.
Однако, судя по всему, ни А.Квачевский, ни С.Ершов, ни автор Наставления не знали о возможностях дактилоскопии и ничего не говорили о наличии на пальцах и ладонях папиллярных узоров.
В 1892 г. английский ученый Френсис Гальтон опубликовал в своей книге “Отпечатки пальцев” результаты многолетних исследований папиллярных узоров на пальцах человека. Будучи биологом, он изучал узоры с их биологической стороны. Ф. Гальтон доказал не только индивидуальность, но и неизменяемость папиллярных узоров пальцев человека в течение всей его жизни. Тем самым научно была подтверждена возможность использования отпечатков пальцев человека в судебной и полицейской практике.
Насколько нам удалось установить, первая публикация о дактилоскопии на русском языке вышла в свет 8 июля 1892 года в 53 номере "Юридической Газеты". Заметка называлась "Отпечатки рук и их значение в судебной практике". В ней со ссылкой на работы сэра Ф.Гальтона, докторов Форжо, Ферэ и Тестю, описывались свойства папиллярных узоров пальцев и ладоней рук, а также босых ног, характер образования невидимых потожировых следов рук и ног, возможности их выявления с помощью чернил, раствора азотнокислого серебра, плавиковой или фтористоводородной кислоты. Неизвестный автор отмечал также возможность классификации папиллярных узоров по системе Гальтона.
Следующее по времени сообщение о дактилоскопии имело место в 1895 году в заметке "Папиллярные линии ладони, как средство удостоверения личности преступников", опубликованное в "Правительственном Вестнике" за 7(19) апреля (№ 75, стр. 2-3). В этой статье давался краткий обзор практики применения дактилоскопии в Древнем Китае, Индии, сообщалось о морфогенезе папиллярных узоров, устойчивости узоров со ссылкой на эксперименты, проведенные Ф.Гальтоном, возможности их классификации, использования для идентификации преступников по следам, обнаруживаемым на местах преступлений, необходимости дополнения антропометрической системы А.Бертильона дактилоскопическими отпечатками. Автор приводит рекомендации по получению экспериментальных отпечатков пальцев, описанные Ф.Гальтоном.
Хотя эти две заметки и были опубликованы в достаточно популярных периодических изданиях, в течение почти десяти лет в русской юридической литературе каких-либо статей или иных публикаций по данному вопросу нам обнаружить не удалось.
Полицейские службы и юридические деятели Министерства юстиции весьма оперативно и заинтересованно встретили сообщения о возможности использования дактилоскопии в раскрытии преступлений и уголовной регистрации. Буквально в том же году московская сыскная полиция начала снимать отпечатки пальцев с преступников некоторых категорий.
Центральное дактилоскопическое Бюро
Официально дактилоскопия как метод розыска и регистрации преступников была введена в России в 1906 г.
В 1906 году со специальным поручением на месте ознакомиться с применяемыми в Германии методами дактилоскопической регистрации преступников, туда были командированы инспектор Главного Тюремного Управления действительный статский советник Николай Флорианович Лучинский и чиновник Главного Тюремного Управления барон А.Ф.Штакельберг.
Изучение дактилоскопической системы регистрации преступников показало, что она заключает в себе все данные для успешной борьбы с бродяжничеством и обладает значительными преимуществами перед другими подобными системами, в том числе и перед антропометрией.
После возвращения из командировки Николай Лучинский представил убедительный доклад о существе дактилоскопической системы регистрации преступников и свои соображения об условиях введения этой системы в России.
Министерством Юстиции было принято решение о введении в России дактилоскопической системы регистрации преступников. Для этого при Главном Тюремном Управлении было учреждено Центральное Дактилоскопическое Бюро. 16 декабря 1906 года Министром Юстиции Щегловитовым были утверждены "Правила о производстве и регистрации дактилоскопических снимков", а Главным Тюремным Управлением был издан циркуляр "О введении дактилоскопии в тюремном ведомстве для регистрации преступников". Этими правилами было установлено, что обязательному дактилоскопированию подвергаются обвиняемые в преступлениях, влекущих за собой наказания, соединенные с лишением всех прав состояния; присужденные к ссылке в каторжные работы или на поселение; обвиняемые в бродяжничестве.
29 декабря 1906 г. Департамент полиции МВД России направил начальникам жандармских управлений и охранных отделений циркуляр, в котором говорилось о необходимости введения дактилоскопии для регистрации и розыска преступников. В инструкции, приложенной к циркуляру, было сказано, что дактилоскопия является наилучшим способом регистрации, и предлагалось на антропометрических карточках преступников оставлять отпечатки указательного и большого пальцев левой руки, а также - большого, указательного и среднего пальцев правой руки. Аналогичный циркуляр был направлен губернаторам.
30 декабря 1906 г. Министерство юстиции в циркуляре, адресованном губернаторам России, также сообщало о блестящем успехе дактилоскопии и ее преимуществах по сравнению с другими методами (антропометрия и словесный портрет) борьбы с рецидивистами и бродягами. В циркуляре сообщалось о необходимости организации при Главном тюремном управлении Министерства юстиции Центрального дактилоскопического бюро, в котором следовало сосредоточить дактилокарты на всех осужденных. К циркуляру прилагались “Правила производства и регистрации дактилоскопических снимков”, утвержденные министром юстиции.
26 сентября 1907 г. Департамент полиции вновь обратился к губернаторам, начальникам жандармских управлений и сыскных отделений с секретным циркуляром № 150270, в котором разъяснял, насколько важно и необходимо в целях успешности розыска и дознания обнаружение следов преступлений, их сохранение и изъятие. Циркуляр вводил для обязательного исполнения новую инструкцию, называемую “Правила для обнаружения, сохранения и фотографирования следов оттисков кожных линий пальцев, обнаруживаемых при осмотрах мест преступлений”. Всем жандармским и охранным чинам предлагалось изучить Правила и руководствоваться ими в своей работе.
Изготовление дактилоскопических карт производилось в течение первых трех дней после поступления арестанта в место заключения в присутствии и под непосредственным наблюдением начальника места заключения или одного из его помощников. Лицо, наблюдавшее за изготовлением отпечатков, удостоверяло правильность содержащихся в дактилокарте сведений и расписывалось на ней.
Для Центрального Дактилоскопического Бюро в здании Главного Тюремного Управления было выделено помещение, 4 шкафа с 24 ящиками в каждом для хранения дактилокарт и один шкаф с 24 ящиками для алфавитной картотеки. Было заготовлено 1024 папки (по числу основных групп), лупы, буквенные и цифровые знаки, а также другие канцелярские материалы.
Заведующим ЦДБ был назначен Николай Лучинский. Для дактилоскопических исследований и для наблюдения за работой других служащих в Бюро был командирован архивариус Главного Тюремного Управления статский советник Д.И.Васильев, с назначением ему в помощь канцелярского чиновника ГТУ коллежского регистратора Силенка.
В мастерских Петроградской одиночной тюрьмы было изготовлено около 1 000 комплектов дактилоскопических принадлежностей (металлическая на дереве пластинка, каучуковый валик, коробка с типографской краской), а также отпечатано до 10 000 экземпляров бланков дактилоскопических листков, и необходимое количество Правил о производстве и регистрации дактилоскопических снимков. Комплекты приспособлений и бланков вместе с Правилами были разосланы при циркуляре Главного Тюремного Управления от 30.12.1906 года № 32 губернаторам, начальникам областей и градоначальникам по числу мест заключения в каждой губернии, области или градоначальстве из расчета по одному комплекту принадлежностей и Правил. При этом начальникам тюремных заведений предписывалось немедленно дактилоскопировать всех содержащихся в день получения Правил арестантов и направить их карты в Центральное Дактилоскопическое Бюро.
Через некоторое время в Бюро стали поступать сначала из Петроградской пересыльной, а затем и из более отдаленных тюрем Империи дактилоскопические карты, преимущественно на каторжных арестантов. Уже в первые месяцы работы система показала свои преимущества. Нередко в ЦДБ из одной и той же тюрьмы попадали дактилокарты, заполненные на разных лиц, но содержащие отпечатки одного и того же человека. В большинстве случаев такие факты были результатом ошибки, однако в ряде тюрем имели место и подлоги. Вот как описывает Д.И.Васильев один из таких случаев.
В представленных из Зерентуйской тюрьмы дактилокартах было замечено значительное количество карт, составленных на разных арестантов с тождественными отпечатками, произведенными очевидно с рук одного и того же лица. Проведенным расследованием было установлено, что начальник этой тюрьмы, только что принявший тюрьму, в связи с большим объемом работы, не был в состоянии присутствовать при дактилоскопировании лично и возложил эту работу на своего помощника, разрешив взять в помощь одного ссыльно-каторжного, который якобы был знаком с дактилоскопированием еще по Московской пересыльной тюрьме. Во время дактилоскопирования помощник был вынужден прервать эту работу и заняться приемкой провианта. Однако он дал распоряжение ссыльно-каторжному продолжать дактилоскопирование. Арестант же, не желая терять время и изготовить побольше дактилокарт, стал производить по нескольку карт с одного и того же лица, не предвидя последствий этого. Вернувшийся помощник лишь проверил общее качество изготовленных дактилокарт.
Уже в первый год учреждения Центрального Дактилоскопического Бюро имел место один случай установления личности бродяги. В феврале 1907 года начальником Тотемской тюрьмы в ЦДБ была направлена дактилокарта на арестанта Михаила Кукушина, обвинявшегося по ст. 951 Уложения о Наказаниях и затем освобожденного из тюрьмы с передачей в распоряжение полиции. Затем в сентябре того же года начальником самарской тюрьмы в Бюро была направлена дактилокарта на арестанта Арсения Шубина, обвинявшегося по ст.ст. 951 и 952 Уложения о Наказаниях. Будучи зарегистрированным, листок Шубина получил такую же формулу, что и листок Кукушина, а при сравнении было установлено, что папиллярные узоры их совпадают на уровне индивидуального тождества.
Во втором номере журнала "Тюремный Вестник" за 1907 год в разделе объявлений было помещено сообщение Главного Тюремного Управления: "Учрежденное при ГТУ Центральное Дактилоскопическое Бюро доводит до сведения гг. начальников мест заключения и других лиц, которые пожелали бы приобрести принадлежности дактилоскопирования, что означенные принадлежности могут быть выписываемы по нижеуказанным ценам: 1 комплект дактилоскопических приборов (металлическая пластинка, катушка и флакон краски) - 1 рубль 10 копеек, 1 экземпляр Правил о производстве и регистрации дактилоскопических снимков - 10 копеек, 100 штук бланков дактилоскопических листков - 45 копеек. Выписываемые предметы высылаются за наличные деньги или наложенным платежом, с прибавлением стоимости пересылки по расстоянию, стоимость же упаковки включена в показанные цены. С требованиями о высылке принадлежностей дактилоскопирования надлежит обращаться в контору Санкт-Петербургской тюрьмы (Арсенальная набережная, № 5)". Это объявление публиковалось и на последней странице журнала "Вестник Полиции" за 1908 год, № 12.
В начале 1909 года в Центральное Дактилоскопическое Бюро стали поступать ходатайства судебных следователей и других лиц, производящих предварительные следствия по уголовным делам, об исследовании оставленных преступниками на местах преступлений отпечатков пальцев. Такие ходатайства иногда поступали вместе с вещественными доказательствами (печать, кусок доски, конверт и бумага и др.) и дактилокартами подозреваемых. Однако Центральное Дактилоскопическое Бюро отказалось от производства этих экспертиз, так как оно не считало себя уполномоченным для производства ..."чрезвычайно ответственных по своим результатам исследований..." и ..."не имело в своем распоряжении таких аппаратов и приспособлений, которые давали бы ему возможность воспроизвести применяемые в подобных случаях технические приемы" (Васильев, стр. 1300). Однако служащие ЦДБ неоднократно допрашивались в качестве сведущих лиц в камерах судебных следователей Петрограда, по существу выполняя дактилоскопические экспертизы.
Для более детального ознакомления с дактилоскопической экспертизой в сентябре 1909 г. в Париж и Вену был командирован заведующий Центральным дактилоскопическим бюро при Главном тюремном управлении Н.Ф. Лучинский. На следующий год в Лозанну выезжал С.Н. Трегубов, изучавший постановку криминалистических экспертиз.
Летом 1911 г. за границу выезжала большая группа судейских и полицейских работников (16 человек), где они прослушали цикл лекций по технике расследования преступлений, который прочитал для них профессор Лозаннского университета Р.А. Рейсе. Курс лекций в виде отдельной книги, названной “Научная техника расследования преступлений”, был издан С.Н. Трегубовым в 1912 г. Позднее, переработав и дополнив материалы первой книги, С.Н. Трегубов издал в 1915 г. капитальную работу (фактически первый учебник по криминалистике), которую назвал “Основы уголовной техники. Научно-технические приемы расследования преступлений”.
На состоявшейся летом 1911 года под покровительством царя Николая Второго Царскосельской юбилейной выставке, в которой принимало участие и тюремное ведомство, в павильоне последнего (отдел III) были представлены, между прочим, образцы оборудования Центрального Дактилоскопического Бюро, обратившие на себя по отзыву газеты "Русское Слово" (№183 от 10 августа 1911 г.) общее внимание. В альбоме выставки по поводу этого экспоната Главного Тюремного Управления значится, что предметы, характеризующие устройство и деятельность Дактилоскопического Бюро, были выставлены в натуральном виде, причем желающим давались объяснения и демонстрировался сам способ изготовления пальцевых отпечатков, что вызвало живейший интерес посетителей тюремного павильона. Посетители внимательно расспрашивали о сущности дактилоскопии, некоторые с нескрываемым удовольствием дактилоскопировались и оставляли себе на память собственные отпечатки пальцев. Была выставлена таблица, наглядно показывавшая прогрессивный рост случаев обнаружения бродяг со времени учреждения ЦДБ, а также полный подробный список всех арестантов, личность которых была установлена с помощью дактилоскопии.
В сентябре 1911 года с разрешения Министра Юстиции дактилоскопические принадлежности и фотоаппаратура, купленные Н.Лучинским в Вене во время командировки осенью 1909 года, были переданы в судебно-технический кабинет Императорского Училища Правоведения. Это было сделано в связи с тем, что с учреждением Санкт-Петербургского кабинета научно-судебной экспертизы функции Центрального Дактилоскопического Бюро были окончательно ограничены лишь регистрационными задачами и специальный аппарат и камера с принадлежностями оставались в Главном Тюремном Управлении без соответствующего употребления. С.Н.Трегубов, преподававший на кафедре уголовного права Училища, выступил с такой инициативой и добился передачи этих предметов для лабораторных занятий.
В 1911 году дактилоскопия была введена в Финляндии. Отношением от 24 июня 1911 года за № 5570, Канцелярия Финляндского Генерал-губернатора попросила Главное Тюремное Управление прислать все печатные материалы, имеющиеся по вопросам дактилоскопии в Главном Тюремном Управлении, а также дактилоскопический набор и наставление о пользовании им, что было сделано незамедлительно. Для ознакомления с организацией Центрального Дактилоскопического Бюро, его посетил в том же 1911 году один из сенаторов Императорского Финляндского Сената.
Количество преступников, личность которых была установлена с помощью дактилоскопической регистрации, постоянно увеличивалась. О результатах деятельности Центрального Дактилоскопического Бюро был сделан особый доклад на Международном конгрессе судебной полиции в Монако в 1914 году. С этим докладом выступил Заведующий бюро Николай Лучинский. Во время работы конгресса он был избран членом Общества криминологии и социальной защиты.
С помощью Центрального Дактилоскопического Бюро удалось установить личность нескольких неопознанных трупов. Одним из первых случаев такого рода был следующий. В 1914 году в городе Благовещенске был найден на улице труп неизвестного лица. При исследовании в ЦДБ дактилокарты, изготовленной с рук трупа, было установлено, что погибший являлся ссыльно-каторжным Василием Тахоновым, осужденным за убийство на 12 лет каторжных работ и бежавший в 1911 году с работ по постройке Амурской железной дороги. С 1907 по 1916 годы в ЦДБ была установлена личность 11 трупов, 4 из которых были найдены на улицах, 1 в погребе военных лагерей, 6 неизвестных было убито при задержании в момент совершения преступления или бегства с места события.
Динамику заполнения фондов Центрального Дактилоскопического Бюро и результативности его деятельности иллюстрирует следующая таблица:
Большинство арестантов, установленных с применением дактилоскопической системы регистрации, были лица, осужденные на каторгу (1045 человек). Женщин из этого числа было 10.
Такое активное внедрение дактилоскопии в практику работы полицейских служб вскоре дало положительные результаты. Уже в ноябре 1909 г. дактилоскопическая экспертиза была применена в Варшаве при расследовании убийства вдовы Вашкевич, а в декабре того же года - по делу об убийстве Лапинского. В обоих случаях преступники были установлены по отпечаткам пальцев.
В июне 1910 г. в Варшавском окружном суде дактилоскопическая экспертиза была использована в качестве судебного доказательства по делу Сикорского. Экспертизу произвел и выступил в суде заведующий Регистрационным бюро варшавской полиции М.Г. Жабчинский.
Убийство провизора Харламовской аптеки. Первая дактилоскопическая экспертиза в Санкт-Петербургском суде.
25 февраля 1912 года судебный следователь ХI участка Санкт-Петербурга прислал в Департамент полиции кусок разбитого стекла от двери Харламовской аптеки, которая помещалась в доме №12 по Екатерингофскому проспекту. Стекло было найдено чинами сыскной полиции при осмотре, на основании 258 ст. Устава Уголовного Судопроизводства, места совершенного в этой аптеке убийства провизора. На стекле были обнаружены бесцветные потожировые следы пальцев рук неизвестного лица.
Препровождая три дактилокарты заподозренных в этом преступлении: сторожа аптеки Шунько, его знакомого крестьянина Алексеева и крестьянина Н., судебный следователь просил установить, чьим именно пальцем сделан оттиск на осколке стекла, в виду того, что фотография пальцевого оттиска, сделанная Санкт-Петербургской сыскной полицией, оказалась неясною. В Регистрационном Бюро Департамента полиции бесцветный оттиск на стекле был сфотографирован и по сличении с препровожденными отпечатками пальцев лиц, заподозренных в совершении преступления, было установлено, что рисунок кожных узоров на стекле имеет сходство только с характером рисунка в отпечатках пальцев Алексеева. Для детального исследования фотография бесцветного следа, обнаруженного на куске стекла, была увеличена и сличена с увеличенным до того же размера фотографическим снимком отпечатка большого пальца левой руки Алексеева, причем обнаружено следующее: по общему виду и характеру узор следа на стекле, вынутом из двери Харламовской аптеки, имеет сходство, в особенности центральной части, с узором отпечатка большого пальца левой руки Алексеева. При дальнейшем исследовании и сравнении оказалось, что все наиболее броские обрывки, раздвоения, соединения и прочие характерные изменения направления папиллярных линий этого узора, вполне соответствуют направлению папиллярных линий на снимке с оттиска большого пальца левой руки Алексеева, причем при отсчитывании находящихся между обозначенными цифрами (на приложенной фотографии размеченных №№ от 1 до 19) характерных отрывков, соединений и раздвоений этих линий на снимке оттиска со стекла число их везде вполне соответствует числу папиллярных линий отпечатка большого пальца левой руки крестьянина Алексеева. Все вышеприведенные совпадения дали основание для утверждения о тождестве оставившего след лица.
Дело было направлено в суд. В.И.Лебедев, выступавший в суде, являлся начальником 8-го делопроизводства Департамента полиции
Министерства внутренних дел, принадлежал к числу крупных дореволюционных специалистов в области дактилоскопии. Он изложил перед присяжными заседателями научные основы дактилоскопии и употребленные им в данном случае приемы исследования. Заключение иллюстрировалось чертежами на классной доске, увеличенными фотографическими снимками и таблицами папиллярных узоров. Лебедев намеревался снимки исследовавшихся отпечатков демонстрировать с помощью проекционного фонаря на экране, но суд признал это невозможным.
Экспертом было установлено совпадение более тридцати признаков исследуемого отпечатка с признаками узора, имевшегося на большом пальце левой руки Алексеева. Отмечалось, что прежде чем вынести обвинительный вердикт, присяжные заседатели тщательным образом изучили содержание заключения эксперта, задавали множество вопросов В.И.Лебедеву, обсуждали обоснованность выводов. Вооружившись лупой, они при помощи переносной электролампы лично подсчитывали точки, соединения и раздвоения папиллярных линий на фотоснимках узоров, измеряли расстояния между отдельными деталями сравнивавшихся узоров.
Выступавшие в качестве защитников подсудимых присяжные поверенные М.К.Адамов и Остен-Дризен настойчиво стремились отыскать различия в исследуемых папиллярных узорах, но если отдельные различия и находились, эксперт тут же убедительно объяснял причины их возникновения.
После вынесения обвинительного приговора, заключавшегося в осуждении Шунько и Алексеева к каторжным работам, в столичных газетах появились заметки, в которых выражалось сомнение в достоверности выводов экспертизы и правильности их осуждения, указывалось на возможность судебной ошибки, так как приговор основывался только на дактилоскопической экспертизе. Однако через несколько дней Алексеев сознался в совершении убийства провизора. На этот раз в газетах появились заметки, сообщавшие о победе науки в борьбе с преступлениями и торжестве дактилоскопической экспертизы.
Министр Юстиции И.Г.Щегловитов и дактилоскопия
Статс-секретарь, сенатор, действительный тайный советник Иван Григорьевич Щегловитов был увлеченным сторонником внедрения новых криминалистических методов исследования в практику уголовного судопроизводства. Его перу принадлежали такие работы как "Судебная экспертиза документов (в уголовном суде)"(Журнал гражданского и уголовного права, 1891, кн. 6, стр. 45 - 72); "Фотографическая экспертиза при исследовании документов " (Юридическая летопись, 1891, март, стр. 201 - 214); "Судебная фотография" (Северный Вестник, 1892, кн. II, стр. 71-102) и др.
Будучи Министром Юстиции, И.Г.Щегловитов приложил немало усилий для организации судебной экспертизы в России. После ознакомления с результатами работы Особого Совещания под председательством А.Н.Веревкина, он подготовил проект об учреждении Кабинета научно-судебной экспертизы (19 января 1912 года).
В объяснительной записке к проекту отмечались имеющие место недостатки предварительного следствия, неудовлетворительная постановка розыскной работы и технической стороны следственной деятельности. Приводился краткий обзор состояния уголовной техники за рубежом, отмечалась исключительная важность тщательного исследования вещественных доказательств. И.Г.Щегловитов предлагал создать для начала один кабинет научно-судебной экспертизы при прокуроре С.-Петербургской Судебной Палаты. В составе Кабинета предполагалось организовать два подразделения: собственно лабораторию для исследования вещественных доказательств и музей, в котором думалось сосредоточить наиболее интересные орудия преступления, препараты и другие материалы.
В соответствии с соображениями, приведенными в объяснительной записке, был составлен проект закона об учреждении Кабинета научно-судебной экспертизы.
Применение электролиза для выявления следов рук на металлических поверхностях.
К сожалению мы располагаем лишь скудными данными об экспериментальных научных исследованиях в области дактилоскопии в дореволюционной России, так как они не нашли должного отражения в публикациях того времени. Здесь мы приведем описание метода выявления и фиксации следов рук с помощью гальванопластики, разработанного в Одесском Кабинете научно-судебной экспертизы в процессе производства конкретной экспертизы. 15 апреля 1914 года в Кабинет научно-судебной экспертизы при прокуроре Одесской судебной палаты поступила от судебного следователя по важнейшим делам N-ского окружного суда стальная шашка, на которой находились присыпанные графитным порошком следы папиллярных узоров пальцев рук. Обращенное к Кабинету требование судебного следователя состояло в том, чтобы произвести сличение находящихся на шашке следов с экспериментальными отпечатками пальцев четырех подозреваемых. Однако сравнительное исследование было затруднено искажениями и нечеткостью следов в результате применения графитного порошка. Сотрудники Кабинета решили выработать какие-либо другие, более совершенные способы выявления и фиксации следов рук в подобных случаях.
Наиболее подходящим, по их мнению, оказалось применение гальванопластики. В основание метода было положено соображение, что части поверхности металла, покрытые кожными выделениями, должны быть защищены ими от различных внешних влияний, и, следовательно, при смачивании металла каким-либо раствором, последний или совершенно не должен действовать на защищенные места, или же действовать очень слабо. То же соображение может быть применимо и к электролизу. При погружении металлического предмета в электролитическую ванну и при действии тока, металл из раствора, вероятно, будет отлагаться на непокрытой кожными выделениями поверхности. Следовательно, части поверхности, покрытые ими, должны ясно вырисовываться на фоне отложившегося после электролиза металла.
В Кабинете были проведены многочисленные эксперименты, в результате которых выработана детальная техника выявления и фиксации потожировых следов рук на металлах.
Следы рук, выявленные этим способом на поверхности никелевого предмета, приходилось фотографировать при других условиях, а именно на репродукционном аппарате и при свете, направленном под довольно большим углом.
Опыт проявления следа пальца на стальном клинке дал весьма удовлетворительные результаты.
Помощник управляющего Кабинетом Е.С.Ельчанинов отмечал: «Конечно, кроме указанных составов электролитических ванн могут быть употреблены и другие. Надо думать, что многие из рецептов, рекомендуемых в руководствах по гальванопластике, годятся для проявления и фиксирования пальцевых отпечатков. Можно надеяться, что, подобрав соответствующий состав и концентрацию ванн, а также напряжение тока, удастся достигнуть наилучших результатов для выяснения числа и распределения в рисунке пор. Никакой из употребляемых для этих целей порошков не может по тонкости сравниться с электролитическим отложением металла.» (Ельчанинов Е. О проявлении и фиксировании пальцевых отпечатков на металлических поверхностях. Из Кабинета научно-судебной экспертизы при прокуроре Одесской судебной палаты // Журнал Министерства юстиции, 1915, №б, с. 186-189).
Дактилопленка
Первым криминалистом, предложившим использовать липкую пленку для копирования следов пальцев рук, был Луис Дюбуа, начальник фотографического отдела полиции в Буэнос-Айресе. Наблюдая, какие громадные затруднения возникают при фотографировании следов рук на месте преступления, он изобрел способ, получивший название "эйдография". Дюбуа предложил изготавливать следующую смесь: белого воска - 50 г парафина - 50 г глицерина - 20 капель
Эту смесь подогревали на слабом огне, смачивали в ней белую гладкую бумагу, которую после этого высушивали и хранили между листами книги. Для копирования обработанных черными порошками потожировых следов рук к ним прикладывался этот лист бумаги, именовавшийся papel registrator, и после прижатия на нем оставался вполне ясный и недеформированный отпечаток следа.
В России использовались сначала липкие пленки Шнейдера (Вена, 1911), представлявшие собой листки размером 14 х 19 см, покрытые глицерином. В качестве подложки использовались полотняные или бумажные отрезки, покрытые черной гектографической массой. Сверху эта масса прикрывалась прозрачным листом целлулоида. Пленки Рубнера (Германия), получившие наибольшее распространение в Европе, также использовались российскими криминалистами. Они изготовлялись из листов целлулоида, на которые наносилась прозрачная бесцветная масса. Эта пленка, как и пленка Шнейдера, выписывалась в Россию. Кроме указанных, за рубежом использовались пленки, предложенные Кохелем, Виром, Лейнгом, Стокисом и другими исследователями.
В связи с дороговизной импортных дактилопленок помощник управляющего кабинетом научно-судебной экспертизы при прокуроре Московской судебной палаты В.Л.Русецкий предложил собственный рецепт изготовления следокопировальной пленки. Масса, используемая для нанесения следовоспринимающего слоя, состояла из 50 г желатина, 150 г глицерина, 1 г салициловой кислоты и 10 г тонко измельченной слоновой кости. Все эти вещества растворялись в 300 куб.см воды. Практические работники находили, что пленки Русецкого превосходили по качеству шнейдеровские, и к тому же они значительно дольше сохранялись. Однако пленка Русецкого широкого распространения не получила и фабричное изготовление ее налажено не было.
Пороскопия.
Публикации известного лионского криминалиста Эдмона Локара, предложившего в 1913 году идею применения пороскопического метода исследования следов рук, в том же году получили отклики и высокую оценку в российской юридической печати.
В декабрьском номере Журнала Министерства Юстиции за 1913 год (№ 10, стр. 195 - 199) была помещена статья А.Люблинского "Пороскопия", в которой автор приводит содержание работ Э.Локара. Автор писал, что пороскопия, то есть исследование пор человеческой кожи, отображающихся в следах, - "новый, дополняющий дактилоскопию, способ установления тождества человеческой личности" (стр. 195). В статье подробно описывались свойства пор, отображающихся в следах (устойчивость, "неистребимость", индивидуальность), давались наименования идентификационных признаков: форма, расположение, относительное число пор и т.д.
Сергей Николаевич Трегубов в своей книге "Основы уголовной техники", вышедшей в 1915 году посвятил пороскопии целый параграф (стр. 322-325). Он писал: "Признавая чрезвычайную важность этого нового способа установления личности, мы, вместе с тем, полагаем, что им нисколько не умаляется значение дактилоскопического исследования. Скорее, наоборот, последнее в соединении с пороскопией только получает еще большую обоснованность выводов и их наглядную очевидность". Далее он отмечал: "Пороскопия, сама по себе, едва ли может претендовать на роль самостоятельного метода исследования, ибо, если имеются отпечатки целых пальцев или частей их, достаточных для дактилоскопического сравнения, то конечно, последнее и будет применяться, как не требующее микроскопа и больших увеличений, и не менее доказательное при наличии 12 и более совпадений. Если же отпечатался незначительный участок пальца, так что дактилоскопических деталей для установления тождества личности недостаточно, то конечно, в подобных случаях вспомогательная роль пороскопии неоцененна. Но весьма сомнительно, чтобы след пальца в несколько квадратных миллиметров мог когда-либо на практике привести к идентификации личности. Ведь для этого пришлось бы, прежде всего, употребить массу времени на детальное исследование громадного количества участков кожи всех десяти пальцев, и еще больше кропотливого труда потребовало бы сравнение множества участков, сходных, на первый взгляд, с найденным следом; при этом всегда возможна ошибка, - ведь достаточно ничтожной неточности в определении границ сравниваемых отпечатков, чтобы выводы оказались неверными. Необходимы особо исключительные благоприятные условия, чтобы подобное исследование могло дать положительные результаты. Вот почему, надо думать, что главное практическое значение пороскопии не в самостоятельном ее применении, а в проверке этим способом дактилоскопического исследования и в дополнении такового, если данные недостаточны или сомнительны" (стр. 324 - 325). Эти рассуждения С.Н.Трегубова показывают, что он весьма объективно оценил возможности пороскопического исследования и его рассуждения в целом соответствуют и сегодняшней практике.
Небольшой раздел, посвященный пороскопии, имелся и в книге профессора Императорского Харьковского Университета Н.С.Бокариуса "Судебная медицина в изложении для юристов" (Харьков, 1915, стр. 431 - 432). Автор привел основные положения пороскопии по Локару и дал репродукцию фотоснимка увеличенного изображения фрагмента папиллярного узора с отобразившимися выходными протоками пор из работы Локара "Идентификация преступников по следам пор" (Архив криминальной антропологии, 1913, том 28, № 235, С. 528).
3. Автоматизация дактилоскопической экспертизы.
Фактически к концу 70-х гг. дактилоскопия, как метод идентификации и регистрации; достигла своих максимальных возможностей при ручном варианте работы с базами данных. И в этот же период фактически зародилось ее новое направление - автоматизация процессов обработки дактилоскопической информации. Этому направлению суждено было стать ведущим в конце первого столетия развития дактилоскопии.
Период с 1980 г. по 2000 г. В течение последних двух десятилетий двадцатого века в российской дактилоскопии доминировало направление автоматизации, как впрочем, и в других странах. Фактически за эти годы теория и практика организации дактилоскопических учетов прошли путь от систем с ручным кодированием узоров до систем, в которых участие человека сводится лишь к контрольным функциям. Автоматизации дактилоскопических учетов посвящено достаточно много работ. Отметим в первую очередь авторов тех из них, которые напрямую связаны с решением дактилоскопических задач. На эту тему писали: В.Н.Бичигов, А.В.Губин, В.Н.Елисеев, П.А.Зайцев, В.С.Зубаха, В.А.Ивашков, В.К.Ковшов, А.Н.Матаруев, В.А.Лунев, С.С.Самищенко, В.И.Титов, А.А.Федорович, В.И.Фонарев, А.И.Хвыля-Олинтер, И.Ф.Шаволов, В.А.Шмаков, Л.Г.Эджубов и др.
В настоящее время во многих странах мира используются автоматические системы монодактилоскопической регистрации, которые позволяют "обнаруживать" преступников по следам пальцев, оставленным на местах преступления. Это такие системы, как АМРЕХ — примерное время начала эксплуатации - - 1970 г. (Великобритания), PRINTRAK— 1976 г. (США), AFIS — 1980 г. (Япония), FOCUS — 1980 г. (Великобритания), NEC — 1982 г. (США), MORPHO— 1985 г. (Франция), DERMALOG— 1989 г. (ФРГ), PAPILLON (Россия), DACTOPRO (Россия) и другие. Все эти автоматизированные системы используют определенные новые принципы дактилоскопической регистрации, к которым криминалистика подошла не сразу. Проблема разработки и практического использования автоматизированной дактилоскопической регистрации многоаспектна и сложна. Оптимальное функционирование таких систем зависит от многих факторов — научных, организационных, технических и пр. В данной работе будут рассмотрены только те проблемы, которые связаны с использованием количественных подходов, математических методов, в том числе и методов математической статистики. В противном случае авторы вышли бы за пределы рассматриваемой в данной работе темы.
В последние годы при описании автоматизированных систем дактилоскопической регистрации основное внимание уделяется компьютерной (аппаратно-программной) стороне проблемы, организации дактилоскопического поиска, результатам работы автоматизированных систем и другим аналогичным вопросам, хотя и важным, но не имеющим прямого отношения к научным принципам, положенным в основу современных автоматизированных систем. Анализ литературных источников создает ложное представление о том, что автоматизированные системы работают на той же принципиальной основе, которая когда-то была предложена Гальтоном и Генри. С этой точки зрения представляет определенный научный и исторический интерес описание тех разработок, которые были осуществлены уже в 50-е годы в России, причем речь идет не только об оригинальных теоретических построениях. В то время удалось не только разработать принципиально новую систему дактилоскопической регистрации, но и создать "в металле" действующую экспериментальную модель дактилоскопического автомата, а также и первый промышленный образец такого устройства.
Развитие дактилоскопической регистрации фактически прошло четыре этапа.
Первый этап — это появление и развитие систем регистрации, которые принято называть формульными. Они впервые были реализованы в системе Гальтона — Генри еще в конце прошлого века. Суть этих систем состоит в том, что все они использовали формульный способ описания папиллярных узоров (об этом далее) и поиск искомого узора проводился именно по этим формулам. Довольно скоро стало ясно, что с ростом дактилоскопических картотек, выявляется целый ряд ограничений такого подхода. Особенно плохо обстояли дела с монодактилоскопическими системами, которые тоже пытались построить с применением формульных подходов. Практически никогда не удавалось создать хорошо работающую монодактилоскопическую систему. В тот период, который длился от истоков дактилоскопии примерно до 70-х годов нынешнего века, делались многочисленные попытки усовершенствовать формульные системы регистрации. Эти попытки были практически обречены на неудачу, так как методы улучшения формульных способов описания папиллярного узора исчерпали себя и плохо согласовывались с возможностями вычислительной техники.
Второй этап, начало которого датируется примерно 50-ми годами, характеризуется появлением иллюзии, что формульные системы регистрации могут получить новую жизнь с использованием вычислительной техники. Стали создаваться системы, в которых описание папиллярных узоров строилось на старых формульных методах, а поиск проводился на компьютерах. Другими словами, делалась попытка с помощью новых мощных технических средств улучшить старые, в определенной мере непригодные для этой цели системы. Естественно, наибольшие надежды возлагались на коренное улучшение работы монодактилоскопических систем. В науке такие попытки иногда приравнивают к стремлению установить реактивный мотор на телеге, не выпрягая лошади. Очевидно, к одной из первых разработок подобного типа можно отнести исследования американского криминалиста Катальдо. Здесь для поиска отпечатков, описанных с помощью несколько модифицированных дактилоскопических формул, использовалась даже не компьютерная, а широко распространенная в то время перфорационная техника. По существу, речь шла о механизации поиска в формульной монодактилоскопической системе.
Третий этап автоматизации дактилоскопической регистрации можно определить как научный. Начинается он в 1957 г. и завершается примерно в 60-е годы. В этот период именно в России была осуществлена разработка, которая положила начало новому направлению в дактилоскопической регистрации: в противовес формульным были созданы кодовые системы, специально предназначенные для компьютерной реализации. На эти разработки Комитетом по делам изобретений и открытий при Совете Министров СССР был выдан ряд авторских свидетельств на изобретения в указанной области, причем первое такое изобретение имело приоритет от 19 августа 1957 г.2. На базе этого изобретения в 1959 г. в Высшей школе МВД СССР (ныне Академия МВД РФ) был создан первый опытный образец действующей модели дактилоскопического автомата. Здесь же в России построен и первый промышленный образец дактилоскопического автомата (Минск-100 Института милиции МВД СССР). Следует подчеркнуть, что, помимо авторских свидетельств, в открытой печати в сборниках научных трудов учреждений судебной экспертизы и криминалистики МЮ и МВД в то время было опубликовано множество статей, где описывались новые принципы регистрации и построенные модели и автомат. По существу, создавалось новое научно-практическое направление в дактилоскопии. Для иллюстрации приведем хотя бы несколько примеров таких статей3. Правда, в последующем все работы в области автоматизации дактилоскопической регистрации в нашей стране были прерваны почти на два десятка лет, что было очень характерно для того периода, но многие основные принципы, выработанные в то время, непосредственно используются во всех ныне действующих автоматизированных системах дактилоскопической регистрации. Естественно, за эти десятилетия в разработки внесено много нового и практически значимого для реализации автоматизированных систем.
Четвертый этап начался в 70-е годы, т.е. почти через пятнадцать лет после проведения первых исследований в СССР, когда в США, Англии, Германии, Франции и Японии стали проводиться практические разработки автоматизированных систем, которые мы называем кодовыми. Так, можно привести в качестве примера статью "Система для опознавания отпечатков пальцев" (о системе PRINTRAC фирмы "Рокуэлл Интернэшнл") и упоминание об этой системе в печати США. Однако из-за того, что попытки автоматизации регистрационных систем, которые были построены на основе старых формульных принципов, делались и ранее, сложилось впечатление, что новые системы с научной точки зрения не внесли ничего принципиально нового, а лишь добились практически значимых и впечатляющих результатов не за счет принципиальных новаций криминалистического характера, а именно благодаря использованию современных вычислительных средств. Вместе с тем это впечатление обманчивое и научная корректность требует не только внесения ясности в этот вопрос, но и определения места тех исследований, которые проводились в России.
В журнале "Российская юстиция" И.Зельдес (председатель Комитета судебно-экспертного анализа Международной ассоциации по идентификации, директор лаборатории судебной экспертизы и главный эксперт штата Южная Дакота, США - - в отставке) и А.Леви (профессор, ведущий научный сотрудник НИИ проблем укрепления законности и правопорядка при Генеральной прокуратуре Российской Федерации) пишут: "Уместно отметить, что в настоящее время в США для проведения сравнения пальцевых отпечатков применяется несколько различных компьютерных систем, основными из которых являются PR1NTRAK и MOR-рно. В этих системах используются принципы, сформулированные еще в начале 50-х годов российским криминалистом..."6.
Формульные и кодовые системы дактилоскопической регистрации. 2 апреля 1959 г. в одном из кабинетов Высшей школы МВД СССР собрались три человека — Л.Г.Эджубов, аспирант, а ныне сотрудник Российского федерального центра судебной экспертизы, В.Абросимов, сотрудник этой школы, и М.Кондратович (Филиппова). Именно в этот день прошло первое рабочее испытание единственной в то время действующей модели дактилоскопического автомата, который за короткое время был создан небольшим коллективом разработчиков и сотрудников нынешней Академии МВД РФ. По существу, этот день можно было бы считать днем рождения автоматизированной дактилоскопической регистрации.
Прежде всего целесообразно напомнить, что дактилоскопия знает два основных метода регистрации: десятипальцевый (декадактилоскопический) и однопальцевый (монодактилоскопический). В первом случае по узорам всех десяти пальцев выводилась единая дактилоскопическая формула и по ней в картотеке располагались регистрационные карты. В узорах каждого пальца выделялись один-два признака. Этим признакам приписывались определенные числовые значения. Совокупность таких числовых обозначений и составляла дактилоскопическую формулу.
Достоинством всех дактилоскопических (формульных) систем была их простота. Однако, как только картотеки выросли количественно, сразу же стали обнаруживаться и существенные недостатки принятого метода регистрации. В их числе было два наиболее существенных. Один из них заключался в том, что в папиллярном узоре оказалось небольшое количество относительно стабильных признаков. Когда картотеки строились на использовании устойчивых особенностей узора, формула "работала" хорошо, но давала небольшое количество подразделений. Поэтому в каждом разделе скапливалось большое число дактилоскопических карт. Достаточно было усложнить формулу за счет других менее стабильных признаков, число подразделений увеличивалось, но появлялось много ошибок, главные из которых приводили к "пропуску цели".
Другим крупным недостатком формульных систем регистрации было несоответствие между теоретическим и практическим распределением числа подразделений, которые давала формульная система. Реально оказывалось, что множество разделов были "пустыми", а в других, так называемых "часто встречающихся", скапливались сотни и тысячи дактилоскопических карт.
Второй тип картотеки монодактилоскопический — строился по отдельным отпечаткам пальцев. Такие картотеки предназначены для решения наиболее трудоемкой криминалистической задачи — отождествления преступников по следам, найденным на местах происшествий. Практически организовать хорошо работающую картотеку такого типа на формульном принципе никогда не удавалось. Суть неудачи заключалась в том, что для таких картотек использовался именно тот же формульный принцип, что и для картотек десятипальцевых. Но если такой подход оказался недостаточным даже для декадактилоскопической картотеки, можно ли было надеяться на успех при регистрации преступников по отдельным пальцам? Общий вывод, который был сделан тогда, заключался в том, что для совершенствования дактилоскопической регистрации формульные системы себя исчерпали, и надо было искать новые подходы и, конечно, ориентироваться на быстродействующую вычислительную технику. Именно этот новый подход и был найден в 1957 г. В отличие от формульных систем он был назван кодовым. Казалось, этот термин определяет различие, но это было не так. Ведь дактилоскопическая формула тоже код, только числовой. Чем же новый подход отличался от старого?
Сущность нового метода дактилоскопической регистрации
Для того чтобы определить криминалистическую сущность нового способа дактилоскопической регистрации, вернемся к описанию трех типов признаков папиллярного узора, о которых говорилось ранее, а именно к признакам семантическим, количественным и координатным, а также к уровню описания этих признаков.
Во всех старых регистрационных системах для классификации использовалось сочетание семантических и количественных характеристик. В новой системе основными признаками были признаки координатные, причем они использовались в декартовой системе координат. Это и было ее главной характеристикой. Использование координатного подхода позволило выделить и такой новый и ранее неизвестный в дактилоскопии признак, как местоположение детали без учета особенностей этой детали. Другими словами, при описании папиллярного узора появилась такая важная особенность, как "точка" на координатном поле. Это позволило перейти от сравнения формул к сравнению изображений точек, определенным образом размещенных на координатной плоскости, причем это размещение передавало индивидуальные особенности конкретного папиллярного узора. Поясним этот принцип на простейшем графическом примере.
Представим себе, что мы взяли дактилоскопический отпечаток, определенным образом поместили его в координатном поле и положили его на лист чистой бумаги. Станем иглой прокалывать те участки узора, где есть начала и окончания линий, их слияния и раздвоения, обрывки и пр. Когда все такие макродетали будут проколоты, уберем сам отпечаток и обратимся к чистому листу бумаги. Перед нами на ровной гладкой поверхности окажется совокупность одинаковых точек-проколов. Папиллярный узор с его линиями и деталями как таковой исчез — по существу, мы его удалили, оставив только обозначения тех мест, на которых располагались детали узора. Это и есть тот новый признак папиллярного узора, который в прежних регистрационных системах никогда не использовался. Мы его назвали — "местоположение" детали на поле отпечатка. Так как эта система точек тоже располагается в координатной плоскости, положение каждой точки можно четко определить относительно горизонтальной и вертикальной осей этой системы.
Вот эта совокупность точек, отражающих местоположение деталей узора и помещенных в систему координат, и является точечным кодом пальцевых отпечатков и следов. Но точечный код непригоден для регистрации. Папиллярный узор располагается на мягкой и эластичной "подушке" пальца и обладает малой устойчивостью к деформации при следообразовании. Поэтому при отборе отпечатков и при образовании следа обязательно происходят искажения, которые приводят к смещению точек на поле координат. Если взять два следа одного и того же пальца и создать два точечных кода, то они не совпадут друг с другом — точки одного следа относительно другого окажутся смещенными. Казалось бы такой код непригоден для сравнения. Однако смещения не могут быть беспредельными и ограничиваются определенной величиной. При совмещении десятков следов одного и того же пальца оказывается, что каждая точка как бы "бегает" по небольшой зоне, дальше которой она, как правило, не выходит. А раз точки ведут себя подобным образом, можно, например, в картотеке кодировать отпечатки зонами, а следы — точками. Тогда мы будем иметь два вида кодов — зональные и точечные. Кстати, такой способ учета искажения координатных характеристик папиллярного узора тоже ранее никогда не использовался в дактилоскопии, как и метод сравнения "точка—зона". На рисунках 6—8 показана схема этих кодов и совмещения "точечного" кода со "своим" (рис. 9) и "чужим" (рис. 10) отпечатком.
Интересно отметить, что в период, когда появилась данная разработка, некоторые криминалисты встретили ее враждебно, и объяснялось это тем, что она противоречила господствовавшей в то время методологической парадигме криминалистики, которая гласила, что эксперт обязан как можно глубже изучить исследуемый объект, извлечь из него максимальное число существенных признаков и понять их природу. А тут из папиллярного узора безжалостно выбрасывается вся богатейшая информация и остаются какие-то "жалкие" точки вместо линий, макро- и микродеталей. В то же время простота и очевидность зонально-точечной системы регистрации должна была свидетельствовать о ее работоспособности. Это уже гораздо позже перешли на другой методологический уровень и признали, что число учитываемых в системе признаков может быть "функцией от цели". Очень важно, что использование математических методов практически невозможно без учета именно такой методологической позиции. Как правило, формализованные методы базируются на системах, которые имеют конечное число признаков, а, следовательно, ни о какой "дурной бесконечности" в процессе изучения объектов не может быть и речи.
В созданной домашней "картотеке" было всего пятьдесят отпечатков. Но на первом этапе было сделано около 10 тыс. сравнений, которые показали, что систему можно признать работоспособной в целом (проводился анализ и по влиянию диаметра зон на точность отбора отпечатков). По существу, в большинстве, если не во всех последующих автоматизированных системах дактилоскопической регистрации, предложенный принцип использовался в той или иной модификации. Некоторые идеи в современных системах реализованы в таком виде, что зонально-точечный принцип оказывается скрыт. Так, в большинстве автоматизированных систем никаких зон не существует. Однако при кодировании дактилоскопических отпечатков и папиллярных следов обозначается определенный "створ", в пределах которого допускаются смещения изображений. Этот "створ" и есть не что иное, как "зона", в которую следует попасть "своей точке". Нет смысла рассказывать о том, как пришлось "проталкивать" это изобретение. Дело кончилось тем, что профессор А.И.Винберг, в то время руководитель кафедры криминалистики Академии МВД СССР, добился выделения необходимых ассигнований и организовал группу, в которую входили изобретатели. Перед ними была поставлена задача создать действующую модель дактилоскопического автомата. Такая модель была создана и 2 апреля 1959 г. впервые испытана. Испытания, как и следовало ожидать, дали хорошие результаты.
Модель была примитивным и громоздким прибором. Работать на ней было неудобно, кодирование отнимало много времени. Но главную свою задачу она выполнила — дала возможность убедиться в правильности нового подхода в построении дактилоскопической регистрации. Следует учитывать, что модель дактилоскопического автомата создавалась не так, как нужно, а так, как можно. Многого из того, что нам было необходимо для реализации первоначального плана в режиме небольшой исследовательской мастерской, ни купить, ни достать, ни изготовить было невозможно. Так, нужны были точечные фотоэлементы, которые следовало крепить на поверхность экрана с помощью присосок (например, магнитных). Но такие фотоэлементы никто не изготавливал. Модель дактилоскопического автомата состояла из трех устройств: прибора для кодирования, кинопроекционного устройства с экраном для фотоэлементов и электронного блока.
Устройство для кодирования представляло собой квадратный стол, внутри которого помещалась специальная полка для дактилоскопических отпечатков и следов, и два вида осветителей. Один предназначался для освещения полочки с папиллярными узорами. Это были точечные осветительные устройства. Над полочкой располагался объектив, который проецировал изображение узора на матовое стекло в строго определенном масштабе.
На поверхности стола была установлена подвижная рама с матовым стеклом. Именно на нее проецировались папиллярные узоры. На поверхности матового стекла были прочерчены различные линии (квадраты, диагонали и пр.), которые позволяли центрировать узоры разными способами, т.е. помещать их в систему декартовых координат. Раму перемещали до тех пор, пока точка не совмещалась с центром узора, а одна из линий не пересекала центр дельты (если речь шла о петлевых узорах). Теперь наступал момент кодирования. На все макродетали узора (начала и окончания линий, вилки и пр.) накладывались прозрачные красные кружки с точкой в центре. Эти точки были необходимы, чтобы деталь располагалась в центре кружка.
Когда все детали оказывались покрытыми кружочками, точечное освещение гасилось и включалось общее освещение. Это были обычные лампы, укрепленные внутри стола. Теперь изображение узора пропадало, а все матовое стекло оказывалось ярко и равномерно освещенным, и на этом светлом фоне выделялась совокупность красных кружков-зон, которые отображали местоположение деталей в данном конкретном, папиллярном узоре. После этого рамка с матовым стеклом возвращалась в исходное фиксированное положение для съемки. Это гарантировало фотографирование всех папиллярных узоров в строго определенном и одинаковом положении в системе координат.
От стола шла металлическая стойка, с закрепленным на ее конце киноаппаратом, настроенным на покадровую съемку. Нажималась кнопка, и на дактилоскопическом кодовом фильме появлялся очередной кадр — код папиллярного узора. Так как мы использовали кинопленку, нечувствительную к красному цвету, на каждом кадре оказывалось изображение черного непрозрачного поля с прозрачными кружками на месте расположения деталей узора. Этим же принципом мы пользовались, чтобы записывать и номер кадра, т.е. номер папиллярного узора в нашем дактилоскопическом фильме. На рисунке 11 приводится общий вид кодирующего устройства, а на рисунке 12 — фрагмент рабочего фильма, в котором кодирование проводилось не на всем участке узора, а только на участке без центра и периферии (квадратное "кольцо").
Был изготовлен фильм, который содержал изображения около 500 петлевых узоров. Но он дал возможность провести широкие научные эксперименты. Мы рассчитали оптимальную величину зоны, определили порог совпадений, необходимый для ликвидации "пропуска цели", провели испытания по определению отборочной точности в зависимости от числа точек и пр.
Вторым устройством был обычный проекционный киноаппарат и специальный экран для установки точечных фотоэлементов. Фотоэлементы набирались на экране по следу пальца, "изъятому с места происшествия". Кинопроектор проецировал весь кодовый фильм с пониженной скоростью — 0,8 секунд один кадр. При этом фотоэлементы освещались светлыми зонами и подавали соответствующий сигнал в электронный блок. На рисунке 13 справа - - проекционный киноаппарат, в центре - - экран для набора кода папиллярного следа с помощью передвижных фотоэлементов, а слева -- электронный анализирующий блок.
Задача электронного блока заключалась в том, чтобы подсчитывать количество освещенных фотоэлементов на экране и подавать команду на остановку проецирования фильма и считывание номера кадра в тех случаях, когда количество освещенных фотоэлементов достигло определенного порога (порог устанавливался для каждого следа отдельно). Конечно, с точки зрения современных возможностей все это выглядело весьма примитивно, но модель позволяла продемонстрировать возможности нового способа дактилоскопической регистрации, показала, что поиск в этом направлении вести целесообразно. Нельзя забывать и тот факт, что в то время не существовало методов электронной (компьютерной) обработки изображений. Эти же эксперименты помогли повысить точность работы автомата и сделать еще ряд изобретений. Было, например, установлено, что пустые папиллярные линии, размещенные в системе координат, тоже могут быть использованы для автоматизированного поиска7.
Демонстрация работы действующей модели дактилоскопического автомата имела и определенное психологическое значение. Дело в том, что многие практики, включая и сотрудников центральной дактилоскопической картотеки, высказывали сомнение в реализуемости координатного подхода для регистрации папиллярных узоров. Ведь на участке узора всего в 1 мм располагалось в среднем 2 папиллярные линии. Высказывались опасения, что незначительные смещения в положении следа и отпечатка при кодировании будут приводить к ошибкам в отборе искомого объекта. Работа действующей модели показала, что опасения были не обоснованы.
Следует сказать, что в Институте милиции МВД СССР примерно через два года была скомплектована самостоятельная группа, которая, используя тот же зонально-точечный принцип, создала свою систему автоматизированной дактилоскопической регистрации, реализованную на промышленном образце ЭВМ "Минск-100" (см. рис. 14).
Кодирование отпечатков и следов проводилось здесь в полуавтоматическом режиме на специальном устройстве, а поиск был полностью автоматизирован. В банк данных экспериментальной системы было введено несколько тысяч отпечатков. Однако работы очень быстро были прекращены. В то время руководство МВД еще психологически не было готово к очень дорогим научным разработкам. В России достаточно часто первыми изобретают нечто, затем ческие задачи, решение которых привело к бурному прогрессу в области автоматизации дактилоскопических исследований.
Основные методологические и математические проблемы современных дактилоскопических систем и, соответственно, способы их преодоления были связаны прежде всего с координатно-цифровым представлением папиллярного узора и необходимостью разработки специальных методов для их обработки и распознавания. Теоретические и математические основы для этого были заложены в 60—70-х годах, однако они интенсивно развивались и в дальнейшем. Эти исследования нельзя считать завершенными и в настоящее время, так как ни одна из практически действующих систем не может заявить, что ее функциональные характеристики не уступают возможностям эксперта-дактилоско-писта в части сравнения папиллярных узоров и принятия решений.
Приведем некоторые исторические сведения о развитии систем автоматизации дактилоскопической регистрации в период после того, как исследования в СССР были полностью приостановлены.
1963 — фирма "Бейрд-Атомик" (Джон Фицморис) первая попытка автоматической классификации отпечатков с оптическим опознаванием.
1963 — ФБР (Л.Тротер) план создания полуавтоматической системы поиска при ручной классификации техником-криминалистом.
1968 — НИСИС — Нью-Йоркская система идентификации и расследования. Использует координаты деталей. FACT (Fingerprint Automatic Classification Technique) — используются координаты деталей и угол ориентации деталей.
1971 — Технологический Центр КМС и фирма "Спэрри Рэнд" (Спива),
преобразуют отпечаток в голографическое изображение, а затем вычисляют его количественные характеристики. Требуется точное механическое совмещение отпечатков.
1972 — ФБР - устанавливается сканирующий аппарат; определяются координаты особенностей и направление линий, всего около 20-ти параметров. Поиск осуществлялся на ЭВМ. Заключение о тождестве давал техник-криминалист.
1973 — Канадская королевская конная полиция — действует автоматическая система поиска с ручным индексированием.
1974 — Система поиска МИРАКОД на основе использования микрофильмов, полиция в Канзас-Сити.
1975 — Система ФИНДЕР (разработана в 1972 (Бэннер, Сток), фирма "Рокуэлл Интернэшнл").
1975 — Первый вариант системы Printrak ФБР.
1976 — Printrak-250 для отпечатков.
1978 — Printrak-250S для отпечатков и следов. США, Канада, Бразилия. Используются локализация точек и направление линий. Автоматическая классификация типа узора в диалоговом режиме. Ручное кодирование следов.
1978 — Printrak-ЗОО. Пользователи в США -• более 40 учреждений, включая ФБР, Бразилия (5), Канада, Швейцария, Норвегия.
1978 — Управление общественной безопасности Аризоны — эксплуатируется система CIFS фирмы SPERRI- Микрофильмированное изображение превращается в цифровую форму. Затем отпечаток классифицируется.
1978 — INPOL — ФРГ. Кодирование визуальное. Автоматическое индексирование разрабатывается.
1978 — Бюро Стандартов США сообщило (Вегштейн) о создании LX39 "Латент Фингерпринт Мэтчер" для работы со следами.
1979 — (12 февраля) начата эксплуатация системы МАФИИ Минесотской автоматической системы опознавания отпечатков пальцев.
1980 — AFIS Япония (указана дата активного использования), фирма
"Ниппон Электрик". Необходимо не менее 13 папиллярных линий. Используется количество минуций между соседними линиями. Используются "связи" между концами и разветвлениями линий, количество линий между этими точками (четырьмя соседними) и ориентация направлений на соседние точки. Используется в 14 странах, в том числе США.
Даже этот краткий и неполный перечень дает представление о той огромной работе, которая была выполнена за последние десятилетия только за рубежом по автоматизации дактилоскопической регистрации. Можно указать, что за период с 1975 по 1991 г. в этой области было выдано патентов в США — 26, Японии — 18, Великобритании -- 4 и в ФРГ - 6. За аналогичный период СССР получил всего один патент9. Все эти системы предназначены для автоматизированного кодирования и хранения больших объемов информации о папиллярных узорах. Они, по существу, являются регистрационно-поисковыми. Для таких систем в настоящее время устоялся термин АДИС — автоматизированная дактилоскопическая информационная система (APIS — Automated Fingerprint Identification System).
Некоторое представление о возможностях автоматизированных систем сообщает их цена. К концу 80-х годов стоимость одного комплекта различных типов АДИС составляла от 500 тыс. до 3 млн долларов (в зависимости от конфигурации). Наиболее совершенной системой в это время считалась АДИС "De La Rne Printrak" фирмы "Рокуэлл Интернэшнл" (версии от Printrak-250 до Print-rak-ЗОО). В конце 70-х годов фирма "Ниппон Электрик" (Япония) разработала систему "AFIS-NEC". К 1991 г. эта система, очень активно совершенствуемая, считалась самой лучшей в мире. Полная конфигурация "AFIS-NEC" стоила от 6 до 8 млн долларов. Эту систему закупили всего 14 стран.
В РФ разработки АДИС велись в МВД с 1968 г. Большой вклад в эти работы внесли, в частности, сотрудники МВД С.С.Панкратов и В.А.Андрианова. С 1970 г. эти исследования были сосредоточены в Главном информационном центре МВД с участием технических организаций различного профиля. Однако только к 1990 г. эти исследования приобрели практическую направленность, когда в марте состоялся расширенный семинар, посвященный проблемам автоматизации. К 1992 г. все привлеченные разработчики имели опытные образцы систем, из которых были выбраны лишь несколько. В настоящее время основная система, которую использует ГИЦ МВД РФ — система ПАПИЛОН, разработанная на базе СП "VAMAG" (г. Магнитогорск и УВД Челябинской области (П.Зайцев, В.Беликов и др.)). Представленная конфигурация АДИС используется в оперативно-справочных, розыскных и криминалистических дактилоскопических учетах10.
Позже, правда, в меньших масштабах в России стали использоваться и другие автоматизированные системы: "СондаФрез", "Поиск", "ДактоПро" и др.
В процессе разработки алгоритмов автоматизации разработчики сталкивались на этапах автоматического считывания и опознавания отпечатков с рядом проблем:
плохое качество отпечатков;
фрагментарное отображение папиллярного узора;
деформации и искажения папиллярного узора;
смещения и повороты отпечатков;
неизбежные ошибки 1-го ("пропуск цели") и 2-го рода
(излишний выбор — помехи) при считывании и кодировании особенностей папиллярного узора.
Однако в настоящее время большую часть этих трудностей удалось преодолеть.
Для того чтобы оценить современные подходы к задаче автоматизации в области дактилоскопических исследований и дать краткие характеристики действующих дактилоскопических систем, целесообразно систематизировать их.
Основным классификационным признаком системы является ее назначение. Схема классификации дактилоскопических систем по их назначению показана на рис. 15.
В настоящее время в регистрационных целях используются следующие виды автоматизированных картотек.
1. Картотеки, предназначенные для работы со следами папиллярных узоров, изъятых на местах происшествия.
Эти картотеки содержат в банке данных определенный объем декадактилоскопической информации (дактокарты с отпечатками десяти пальцев иногда наиболее активных преступников в области, городе) и поиск проводят по следам, сопоставляя их с информацией банка данных. Очень часто такие картотеки имеют и банк со следами, по которым не удалось выявить лиц, их оставивших на месте происшествия. При получении очередного следа сотрудники картотеки не только сопоставляют этот след с банком отпечатков, но и со следами с мест происшествия. Это дает возможность определить не совершило ли одно лицо несколько преступлений в разных местах и "объединить" эти преступления по субъекту.
Подобные картотеки назовем поисковыми. Эти системы позволяют автоматически составлять списки вероятных лиц, которым могли бы принадлежать папиллярные следы, оставленные на месте преступления.
2. Информационные центры МВД имеют картотеки для определения личности по дактилоскопическим картам. Такие картотеки содержат в банках данных декадактилосконическую информацию, и для распознавания также получают дактокарты с отпечатками всех десяти пальцев определенных лиц. Такие картотеки назовем информационными.
Следует сказать, что в связи с принятием закона в скором времени должна появиться еще одна разновидность информационной системы -- декадактилоскопическая картотека с соответствующим банком данных, которая будет работать в ином правовом режиме, однако с содержательной стороны она мало чем будет отличаться от классической информационной системы.
Не вдаваясь в различия организационного характера, отметим главное методологическое соотнощение поисковых и информационных систем. Поскольку информационные системы оперируют с полными дактилокартами, в них могут использоваться упрощенные методы обработки и сравнения, что приводит к быстрому поиску П0 машинной картотеке и идентификации личности по дактилокарте. Поисковые системы, как правило, имеют, дело с дактилоскопическими изображениями невысокого качества (например, папиллярные следы, изъятые с места преступления) и поэтому используют другие принципы обработки и сравнения.
3. Системы идентификационные, экспертные. Это системы, которые предназначены для идентификации лиц по дактилоскопической информации и которые используются в экспертном режиме. О них речь пойдет в главе 6. Здесь только отметим, что несмотря на громадные, революционные изменения, к которым привела автоматизация регистрационных картотек, они никоим образом не коснулись технологии производства экспертах исследований. Здесь автоматизация развивалась совершенно автономно таким образом, будто никакой автоматизации регистрационных систем и не существовало. Представляется, что этот недостаток организации научных исслед0ваний в правоохранительных органах является следствием полной разобщенности работы картотек и экспертных учреждений. Такое положение нельзя считать нормальным. Можно надеяться, что по принципу обратной связи автоматизация экспертных дактилоскопических исследований позволит снизить уровень разобщенности этих систем и приведет к интеграции экспертной и регистрационной технологии.
По способам распознавания дактилоскопические автоматизированные системы можно разделить на две группы:
а) использующие в качестве основного дескриптора точки мелких особенностей и их .взаиморасположение; будем называть такие системы точечными;
б) использующие в качестве основного дескриптора само полутоновое дактилоскопическое изображение; в качестве главного дескриптора они применяют собственно пространственное представление изображений.
Такие системы будем называть пространственными, так как они отличаются способами обработки и кодирования исходных изображений и способами сравнения кодов.
Подавляющее большинство автоматизированных дактилоскопических систем в мире являются точечными. В их основе всегда лежат кодирование точек и гребневой счет, как правило, только между ближайшими точками. В зависимости от эффективности решения задач кодирования и сравнения точечные АДИС имеют разное быстродействие, а также характеристики надежности и качества. Во многом эти характеристики зависят от применяемого вычислительного оборудования. Наличие множества факторов, влияющих на практическую эффективность АДИС, не позволяет однозначно определить лучшую из них. Даже такой косвенный критерий, как число внедренных в эксплуатацию рабочих станций АДИС, не может быть решающим. Например, в США, где внедрение АДИС наиболее продвинуто по сравнению с другими странами, основное место по распространенности занимают системы NEC, PRINTRAK, MORPHO. В то же время одна из наиболее эффективных в мире (по мнению авторов настоящей работы) точечных систем российская АДИС "Папиллон" не имеет ни одной установки в США, несмотря на предпринятые усилия. Причины такого положения отнюдь не в низкой эффективности российской системы. Здесь, очевидно, действуют случайные рыночные конъюнктурные соображения, не имеющие отношения к научной оценке качества систем.
Из пространственных АДИС авторам в настоящее время известна только российская "ДактоПро", внедренная в нескольких регионах, включая две установки в США. В системе используется принцип непосредственного сравнения двух полутоновых изображений. По своей эффективности (как по надежности, так и по точности) этот подход не уступает точечным системам, однако значительный объем вычислений не позволяет использовать этот метод в системах с объемом машинной картотеки в 50 000 карт и более, так как время поиска становится недопустимо большим.
Следует подчеркнуть, что экспериментальные сравнительные исследования показали, что точечные и пространственные системы имеют свои специфические достоинства и недостатки, которые выявляются при решении различных задач. Поэтому не исключено, что относительно идеальная система должна содержать оба этих подхода. Примем на первом этапе должна действовать точечная процедура как наиболее эффективная с точки зрения затраты машинного времени. Затем отобранные этой системой отпечатка могут обрабатываться и сравниваться пространственной системой. Здесь, благодаря ограниченному банку данных не будет иметь значения тот факт, что эта система затрачивает больше времени на принятие решения. Не исключено, что такой путь будет использован в будущем, когда на повестку дня реально станет вопрос о создании глобальных интегрированных систем, содержащих в банке данных изображения сотен миллионов отпечатков.
Лекция 4. Развитие экспертных исследований отдельных видов следов.
1. Экспертиза следов ног человека.
2. Экспертиза следов транспорта.
3. Экспертиза следов орудий взлома.
1. Экспертиза следов ног человека.
В дореволюционной России экспертизу следов ног редко применяли в следственной практике, Мало внимания уделялось ей и в научных трудах дореволюционных криминалистов 2I. Широкое научное и практическое развитие она получила лишь после Великой Октябрьской социалистической революции.
Уже в первые годы революции на страницах специальных журналов печатались статьи, посвященные следам человека22. Большое внимание этой проблеме уделялось в работах И. Н. Якимова, изданных в 1924 и 1925 гг.23 Однако нельзя не отметить некоторых ошибочных положений, имевшихся в его работах. Так, объектами исследования при экспертизе следов ног И. Н. Якимов признавал не сами предметы, оставившие следы, а слепки или отпечатки с этих предметов, изготовленные экспериментальным путем 24. Методика сравнительного исследования по копиям, минуя непосредственное изучение идентифицируемого объекта, длительное время имела признание как в теории, так и на практике.
Как именно в те годы проводилось экспертное исследование следов ног можно видеть на конкретном деле. Из квартиры гр-на К., проживавшего в Свердловске, была совершена кража. При осмотре места происшествия под окном был обнаружен след ноги. След был сфотографирован, и, кроме того, с него был изготовлен гипсовый слепок. Когда в процессе расследования был задержан М., подозревавшийся в совершении кражи, ему было предложено сделать прыжок на том же месте. С образовавшегося при прыжке следа ноги был изготовлен слепок. Оба слепка были сфотографированы в одном масштабе и фотографии подвергнуты сравнительному исследованию, при котором обнаружено: совпадение размера, фасона и мелких особенностей (изношенность, гвозди). На основе совпадения указанных признаков эксперт пришел к выводу, что след ноги под окном квартиры потерпевшего оставлен обувью подозреваемого М.
Критикуя недостатки методики экспертизы, в основу которой кладется исследование копий, а не самого следообразую-щего объекта, Б. И. Шевченко правильно отмечал, что любая копия со следа или орудия не может передать изображения оригинала со всей точностью.25 Недостатки подобной методики еще более усугублялись тем, что результаты сравнительного исследования оценивались с помощью количественного критерия. Говоря о значении этого критерия в экспертизе следов ног, И. Н. Якимов утверждал, что вполне достаточно установить совпадение 12—15 деталей для категорического вывода, что следы оставлены одной и той же ногой.26 Односторонность количественного подхода к оценке признаков часто лишала экспертизу научной обоснованности.
В начальный период развития трасологии идентификационные признаки следов обуви связывались обычно с теми изъянами, какие возникают вследствие носки обуви. Позднее идентификационное значение стало признаваться и за теми признаками, которые приобретаются обувью в процессе ее изготовления. Так, например, исследование Е. И. Зуева насчитывает 11 частных признаков, возникающих при изготовлении новой обуви, 7 признаков износа обуви и 13 признаков ее ремонта.27
Для результатов экспертизы следов ног имеют значение не только сами идентификационные признаки, но и качество их в следе, а также качество фиксации этих отображений в слепке
или другой копии.
Уже в учебнике криминалистики, изданном в 1938 г., указывалось на необходимость отказаться от таких несовершенных способов фиксации следов ног, как измерение и срисовывание. Однако подобные способы встречались на практике и в более поздние годы, к тому же в некоторых случаях они применялись с нарушением форм и условий, установленных процессуальным законом. Так, например, по одному из уголовных дел, рассмотренных в 1951 г., измерение следов на колхозном поле было произведено свидетелями Ш. и Б. Полученные данные фигурировали в качестве доказательства вины 3. и С, размеры обуви которых совпали с размерами следов. Однако Верховный Суд СССР обоснованно отверг доказательственное значение этого •обстоятельства.28
Ученые-криминалисты и практические работники органов дознания и следствия давно начали поиски таких методов и средств фиксации следов ног, которые надежно сохраняли бы признаки следообразующего объекта, отобразившиеся в следе. И второе, к чему стремились они, — это необходимость сделать методы и средства фиксации доступными для практических работников.
Особенно важное значение имели поиски эффективных способов фиксации следов ног на сыпучих материалах и на снегу. В 1928 г. И. И. Белоусов рекомендовал фиксацию следов на сыпучих и пылеобразных материалах производить путем предварительной обработки следа раствором шеллака, спиртовым лаком или политурой.29 В 1940 г. С. И. Тихенко предложил более простой способ, заключающийся в предварительной обработке следов на сыпучем грунте керосином.30
Традиционный способ фиксации объемных следов ног с помощью гипсовых слепков существует более столетия. При всех его достоинствах он не лишен недостатков. Главным из них является неспособность воспринять все мельчайшие детали следообразующего объекта. Не всегда удовлетворяет практику и прочность гипсовых слепков.
Новейшие достижения естественно-технических наук создали возможность для разработки новых, более совершенных способов фиксации. Внимание криминалистов привлекли полимеры. Для криминалистических целей особый интерес представляли высокомолекулярные соединения — химические вещества, молекулы которых содержат сотни и тысячи атомов, связанных между собой валентными связями. Такие вещества встречаются в природном виде (смолы, каучук и т. д.), а также образуются синтетическим путем полимеризации или поликонденсации (синтетический каучук, различные пластмассы и т. д.). Полимеры обладают многими ценными свойствами, но для криминалистики особенно важна текучесть и способность многих из них образовывать эластичные пленки, обладающие значительной прочностью.
Произведенные исследования полимеров показали возможность применения для фиксации следов силиконовой пасты «К» .в смеси с каприлатовым катализатором. В информационном письме бывшего Всесоюзного научно-исследовательского института криминалистики Прокуратуры СССР отмечалось, что «пре имуществом слепков из пасты «К» перед слепками из гипса и пластилина является лучшая передача микрорельефа и повышенная прочность, позволяющая получать четкие копии следов самой сложной конфигурации. Слепки следов ног из пасты «К» значительно легче гипсовых, их можно скручивать без малейшего риска повреждения».31 Однако оказалось, что и паста «К» не имеет универсального характера, в частности, не может применяться при низких температурах.
Из всех полимеров в результате многочисленных экспериментов наиболее пригодным для целей фиксации следов был признан синтетический каучук, термостойкий, низкомолекулярный («СКТН»). Его применение обеспечивает прочность слепков, большую точность передачи мельчайших особенностей следов, возможность получать негативные и позитивные слепки со следов, оставленных на самых различных материалах, в том числе и на снегу.32
В литературе были высказаны предложения об использовании для целей фиксации следов ног различных пластических масс, применяемых в зубоврачебной практике. Значительно усовершенствованы советскими криминалистами способы фиксации поверхностных следов ног. Для выявления и фиксации их оказалось возможным использовать фотографическую бумагу, ошкуренную резину и т. д.
Следует упомянуть о предпринятой трасологами попытке разработать принципы классификации следов ног и обуви. В основу предложенных классификаций положены: вид следообразующего объекта, полнота отображения контактных поверхностей, характер отображения рельефа, механизм образования следов, взаимосвязь между отдельными следами и т. д.33
Накопленный следственный и экспертный опыт позволил значительно расширить круг вопросов, на которые может дать ответ исследование следов ног. Уже на месте происшествия может быть установлено:
1) пригодны ли для целей идентификации следы обуви, обнаруженные на месте преступления;
2) каков механизм образования следов обуви. Оставлены эта следы при ходьбе, беге, прыжках, стоянии и т. д.;
3) каков вид обуви, которой оставлены следы на месте происшествия;
4) обувью какого размера оставлены следы. Трасологическая экспертиза может ответить на вопросы:
а) какими особенностями обладает подошвенная сторона обуви, следы которой обнаружены при осмотре места происшествия (какова степень изношенности подошвенной стороны этой обуви);
б) не оставлены ли следы, обнаруженные в двух, трех и более местах преступлений, одной и той же обувью;
в) не оставлены ли следы на месте преступления (вдавленные, скольжения, наслоения или отслоения) обувью, изъятой у подозреваемого;
г) не носилась ли обувь (галоши), обнаруженная на месте происшествия, нет ли следов носки в галошах (ботинках), изъятых у подозреваемого34.
Несколько меньше вопросов может быть разрешено при экспертизе следов босых ног. Главным из них является вопрос — не оставлены ли следы босых ног данным лицом? Наряду с этим эксперт может разрешить вопросы о пригодности следа босой ноги для целей идентификации, о механизме образования данного следа, о том, не оставлены ли единичные следы, обнаруженные в разных местах, одним человеком, и т. д.ж
2. Экспертиза следов транспорта.
Следы транспортных средств при расследовании преступлен ний используются в России давно. О случаях такого использования сохранились довольно подробные сведения в архивных материалах и в специальной юридической литературе.36
В советской литературе следы транспорта впервые подробно описаны в 1924 г. И. Н. Якимовым.37 Указывая на их криминалистическое значение, Якимов отмечал, что по следу, оставленному колесом на земле, можно судить о виде повозки, о степени тяжести повозки (ее нагрузке) и о направлении движения.
К повозкам И. Н. Якимов в это время относил не только экипажи конного транспорта, но и автотранспорта, т. е. легковые и грузовые автомобили, мотоциклы и велосипеды. Позднее следы безрельсового транспорта он делил на две группы: следы механического транспорта, следы конного транспорта.38 Говоря о следах первой группы, И. Н. Якимов указывал, что тип и марка автомобиля могут быть определены: 1) по рисунку шин; 2) по количеству колес; 3) по диаметру колес; 4) по расстоянию между колесами правой и левой стороны; 5) по расстоянию между осями и 6) по различным мелким частям автомобиля (если они утеряны в пути или во время происшествия).
Наряду с названными групповыми признаками указывались и индивидуальные признаки. К числу их были отнесены перемычки рисунков протектора, царапины, заплаты на шинах, стертый протектор и т. д. Однако, оценивая идентификационное значение указанных признаков, И. Н. Якимов с большой осторожностью относился к их использованию, полагая, что они могут служить для установления лишь той или иной степени сходства. О возможности индивидуальной идентификации вопрос вообще не ставился.
Несколько решительнее был поставлен вопрос о возможности опознания по следам индивидуально определенной повозки конного транспорта. Для этого, по мнению И. Н. Якимова, было достаточно, чтобы совпали следующие признаки: 1) длина передней и задней осей; 2) диаметры передних и задних колес при одном и том же типе их шин; 3) дефекты колес и шин, дающие одинаковые отпечатки на одних и тех же местах.
Подробнее о следах транспортных средств говорилось в учебнике криминалистики, изданном в 1938 г. Однако вопрос о возможности индивидуальной идентификации транспортного средства и здесь не имел еще четкого решения. Хотя в учебнике и отмечалось, что самым существенным является установление по следу от колес оставившей их повозки, однако при этом не выделялись признаки, пригодные для установления групповой принадлежности, и признаки, позволяющие осуществить индивидуальную идентификацию. О последней упоминалось лишь мимоходом.
Заканчивая описание способов получения копий со следов от транспортных средств, И. Н. Якимов указывал, что «слепок является точной копией поверхности покрышки шины и может быть употреблен для сравнения с целью идентификации с ши~ нами колес повозки, которой предположительно оставлены следы».зэ Фиксацию объемных следов И. Н. Якимов рекомендовал производить путем отливки слепков из гипса, воска, парафина, серы и других слепочных веществ. Лучшим из этих веществ он считал гипс. Фиксацию поверхностных следов на твердом грунте рекомендовалось производить посредством фотографирования.
Важное значение для развития рассматриваемого вида экспертизы имело выпущенное в 1938 г. руководство по осмотру места преступления, составленное Б. М. Комаринцем и Б. И. Шевченко. Хотя оно адресовалось работникам органов дознания и следствия, фактическое его содержание было шире заглавия. Им с успехом пользовались и эксперты-криминалисты.
Следы транспорта делились авторами руководства на два вида: 1) вдавленные и 2) поверхностные. Здесь же исследовался механизм образования этих видов следов. В руководстве четко были выделены индивидуальные признаки, присущие различным видам транспорта, и дана простейшая классификация их. Так, например, на шинах автомобилей в качестве индивидуальных признаков указаны: 1) разрезы, 2) потертости, 3) отверстия, 4) заплаты. В железных шинах гужевого колесного транспорта и ручных тележек: 1) форма краев шины; 2) дефекты на поверхности шины (различной формы и величины выбоины, заусенцы, трещины); 3) расположение, форма и дефекты гвоздей, болтов, захваток; 4) форма, размеры и дефекты шва на месте сварки. Аналогичным образом в руководстве классифицировались признаки составных резиновых шин, полозьев саней и т.д.
Большое место следам транспортных средств уделено в учебнике по криминалистике Ю. М. Кубицкого40. В нем подробно рассмотрены вопросы криминалистического значения колеи, образованной движущимся транспортом, побочные следы транспортных средств (отделившиеся части транспортного средства, выпавшие части груза), а также следы, возникающие на самом транспортном средстве (вмятины, отверстия и т. д.).
Особенно интенсивно криминалистическое изучение следов транспортных средств шло после Великой Отечественной войны. В это время появились не только монографические исследовав ния,. посвященные расследованию автотранспортных происше-> ствий 41, но и специальные работы, освещающие вопросы трасо-логической экспертизы при расследовании этих происшествий42.
Развитие экспертизы следов транспортных средств характеризуется стремлением к расширению границ этого вида экспертизы. Так, например, опираясь на экспертную практику, М. Г. Любарский и В. Г. Пеков различают четыре ее разновидности: 1) экспертизу по следам колес; 2) экспертизу по следам, возникшим на автомобиле при его столкновении с другим транспортным средством или при наезде; 3) экспертизу по следам, возникшим при столкновениях и наездах на других предметах; 4) экспертизу с целью установления целого по части (осколки стекол, куски прокладочной резины, те или иные части автомашины и пр.).43
Аналогичным образом границы трасологической экспертизы определяет Ю. Г. Корухов. Объектами этой экспертизы, по его мнению, могут быть: 1) следы на самом автотранспорте, возникающие в результате столкновения и наезда; 2) следы на одежде и теле пострадавшего; 3) следы на предметах обстановки дорожного происшествия; 4) следы на различных деталях транспорта, возникшие в результате поломки и износа.44
Однако названные границы трасологической экспертизы, по мнению некоторых криминалистов, являются слишком узкими. Так, например, М. Г. Богатырев пришел к выводу, что настало время не ограничиваться изучением следов автотранспорта и гужевого транспорта, как это было в прошлом. Наряду с ними необходимо изучать следы механического рельсового и безрельсового транспорта, водного, воздушного, гужевого и передвигающегося при помощи мускульной силы транспорта.
Признавая, что следы различных видов транспорта отличаются присущими им особенностями и поэтому требуют специальных методик исследования, М. Г. Богатырев одновременно указывает на существование общих положений, применимых к следам всех видов транспорта. Основываясь на этом, он предлагает создать «транспортную трасологию», предметом которой должно быть «изучение следов-отображений и следов-разделения частей железнодорожных, воздушных, автомобильных и других видов транспортных средств»45. По каждому виду транспорта транспортная трасология, по мнению автора, должна .включать в себя особенности образования, выявления, фиксации и исследования следов. Мысль о необходимости создания особой транспортной трасологии высказана также Л. А. Ивановым 46.
Критикуя данное предложение, А. Р. Шляхов правильно отметил, что различие механизма образования следов, оставляемых разными видами транспорта, не позволяет объединить их в «транспортную трасологию».47
Наряду с попыткой расширения границ трасологической экспертизы по делам о транспортных происшествиях проявляется и другое стремление: превратить эти экспертизы в комплексные. Так, например, М. Г. Богатырев высказал мнение, что по большинству дорожно-транспортных происшествий должны проводиться комплексные экспертизы: транспортно-технические и судебно-медицинские, трасологичесике и судебно-медицинские и т. д.48. За комплексное исследование следов и вещественных доказательств по таким происшествиям высказываются и многие другие ученые, но в качестве возможных участников подобных исследований ими чаще всего называются криминалисты-трасологи и автотехники, а не судебные медики 49.
Представляется, что участниками комплексных экспертиз могут быть в одних случаях криминалист и судебный медик, а в других — криминалист и автоинженер и автотехник. Это зависит от вопросов, которые подлежат решению в данном конкретном случае, и от тех специальных познаний, которыми обладают приглашаемые эксперты.
3. Экспертиза следов орудий взлома.
О значении следов орудий взлома для раскрытия и расследования преступлений писалось еще в дореволюционной русской криминалистической литературе. Один из полицейских криминалистов того времени писал, например, что при расследовании краж нужно стараться при осмотре определить, каким орудием и каким способом произведен взлом. Объясняя, как это сделать, он отмечал, что орудия взлома на ряде предметов, в особенности на дереве оставляют хорошо видимые оттиски, способные указать не только на род орудия, но и на конкретное орудие, «которое нередко точно приходится к сделанной им впадине»50.
Значительное внимание следам орудий взлома уделял С. Н. Трегубов. Исследование их он рекомендовал поручать научным экспертам, а не прибегать к экспертизе слесарей, механиков и чинов полиции, которые не в состоянии разобраться в разрешении вопроса, какими приемами пользовался преступник, и, тем более, дать какие-либо указания о его личности м.
В криминалистической литературе, вышедшей в первые годы Советской власти, следам орудий взлома также уделялось большое внимание, в особенности описанию различных орудий взлома. Это было вполне естественно, ибо в те годы продолжали еще свою деятельность профессиональные преступники, пользовавшиеся специальными орудиями взлома. Вместе с тем в литературе правильно отмечалось, что в зависимости от примененного орудия в каждом отдельном случае возникают разные следы взлома, начиная от громадных разрушений в стенах хранилища или на дверях и окнах помещения и кончая еле заметными царапинами от отмычки на внутренних частях замка 52.
Вначале применялись те способы фиксации и исследования, следов орудий взлома, которые были разработаны еще в дореволюционные годы. Так, например, обширные следы разрушений И. Н. Якимов рекомедовал фотографировать или зарисовывать по сетке в соответствующем масштабе, а с малых по размерам следов изготовлять слепки, пользуясь для этой цели пластилином и резиной. Сличение слепков с орудием взлома рекомендовалось производить путем «примерки» орудия взлома к гипсовому слепку, при которой и устанавливать, подходит ли оно по своим размерам и особенностям к слепку.
В первом учебнике криминалистики (1935 г.) о следах орудий взлома было сказано немного, но их значение рассматривалось уже в более широком плане, чем в предшествующих работах. В частности, отмечалось, что следы этого рода могут ответить на такие вопросы: 1) действительно ли они сделаны извне запертого помещения (т. е. могут указать на симуляцию взлома); 2) совершен ли взлом профессиональным взломщиком или неопытным преступником; 3) оставлены ли следы тем орудием, которое обнаружено у подозреваемого, или каким-то другим орудием. Способы фиксации и исследования следов оставались в это время на прежнем уровне53.
Значительно больше места следам орудий взлома было уделено в учебнике криминалистики, изданном в 1938 г. Наряду с анализом особенностей, характерных для отдельных видов взлома (взломы замков, преград, окон и т. д.), особый раздел в учебнике отводится экспертизе следов и орудий взлома. Однако методика экспертизы освещалась крайне скупо, да и сама по себе она была еще несовершенной. Так, например, сравнительному исследованию рекомендовалось подвергать не сами орудия, а слепки с них, сравнивая их со слепками, полученными с места происшествия.
Еще больше внимания следам орудий взлома уделили Б. М. Комаринец и Б. И. Шевченко. Они не ограничились описанием видов и орудий взлома, а попытались классифицировать следы по механизму их образования и выделить индивидуальные признаки, на основе которых возможна идентификация орудия взлома. Следы орудий взлома названными авторами делились на четыре группы: 1) вдавленные следы, возникающие от нажима или удара орудием взлома; 2) царапины, возникающие от трения или скольжения орудия по объекту взлома; 3) резаные следы, возникающие от разреза предмета ножом, топором,, стамеской или другим орудием; 4) следы распила, возникающие от действия пилы.
Индивидуальные признаки орудий, отображающиеся в следах, Б. М. Комаринец и Б. И. Шевченко различали двух видов: 1) на лезвиях режущих частей орудия (зазубрины и другие дефекты) и 2) на поверхности орудий (углубления, выступы, царапины, раковины и т. п.). Пользуясь этими признаками, по их словам, нетрудно отыскать среди одинаковых орудий именно то, которое оставило данный след. Однако как это сделать, они не указывали. Вопросы методики исследований в их руководстве освещения не получили.
Учение о следах орудий взлома за годы, прошедшие после Великой Отечественной войны, развивалось на основе общих теоретических положений трасологии, разработанных советскими криминалистами. Большой вклад в развитие учения об этом виде следов внес Б. И. Шевченко. В его диссертации, посвященной криминалистической экспертизе следов при расследовании краж, совершенных с применением технических средств, содержится детальная характеристика следов орудий взлома и инструментов, рассмотрены принципы классификации этих следов,, технические способы их фиксирования и изъятия, а также вопросы теории и практики их исследования.
Развивая классификацию, предложенную им в 1938 г., Б. И. Шевченко разделил следы орудий и инструментов также на четыре группы, но уже на расширенной основе. К первой группе были отнесены следы деформации, которые в свою очередь делились на следы трения, разреза и вдавления, ко второй группе— отпечатки, к третьей — следы отслоения и к четвертой — следы в виде частиц тех или иных веществ.
Важное идентификационное значение Б. И. Шевченко придавал вдавленным следам, которые отображают не только форму,. но и рельеф орудия взлома, включая мелкие его особенности. Вместе с тем он подчеркивал, что оценка признаков орудия, отобразившихся в следе, требует от эксперта осторожности и учета технологических моментов изготовления того или иного орудия.
Опираясь на результаты своих экспериментальных исследований, Б. И. Шевченко отметил особенности экспертизы следов-деформаций. Наибольшей деформации в силу волокнистого строения древесины подвергаются следы на дереве. Волокна древесины имеют стремление к восстановлению состояния нарушенного орудием взлома, благодаря чему не только мелкие, но и крупные особенности рельефа в следе могут изменяться. При действии на дерево одним и тем же орудием четкость следов зависит от направления, в котором применялось орудие. При ударе и нажиме наиболее четкие следы возникают в случае, когда действие орудия происходит вдоль волокон, а при трении и разрезе наоборот — при действии поперек волокон.
В области методики экспертизы следов орудий взлома Б. И. Шевченко отмечал два важных положения: 1) при исследовании следов, возникших при трении или разрезе, изучение самого орудия не всегда дает представление о структуре следа, суждение об этом возможно лишь на основе экспериментальных данных; 2) в то же время выделение индивидуальных признаков, используемых для идентификации, может происходить только на основе изучения самого орудия, а не его копии, так как нельзя быть уверенным в существовании особенности, изучая след, пока не найдена эта особенность на орудии.
Специальными исследованиями в рассматриваемой области занимались также М. В. Салтевский, С. И. Поташник, Л. К. Литвиненко, Ю. П. Голдованский и другие криминалисты54. Их исследования по-новому осветили некоторые вопросы теории и практики этого вида экспертизы, расширили круг объектов идентификации, указали новые возможности использования достижений естественных и технических наук в применении их к данному виду экспертизы.
Так, например, М. В. Салтевский разработал классификацию общих и частных признаков, отображающихся в следах орудий взлома в зависимости от механизма их образования. Она развивает сделанное в свое время Б. И. Шевченко замечание относительно необходимости различать общую форму объекта и частные формы поверхности и линий.
Определенный интерес представляет рекомендация С. И. Поташника о последовательности экспертного исследования следов и орудий взлома. Хотя каждое исследование исходит из особенностей конкретного случая и зависит от объектов исследования и тех вопросов, которые разрешаются этим исследованием, однако обобщение экспертной практики позволило С. И. Поташнику наметить наиболее приемлемую, с его точки зрения, последовательность. Разделяя экспертное исследование на девять этапов, он особо выделяет значение тех из них, в которых производится изучение следа и орудия по общим признакам, изготовление экспериментальных следов и сравнительное исследование частных признаков при помощи сравнительного микроскопа.
Не лишено интереса и упомянутое выше исследование Л. К. Литвиненко. Следует, в частности, отметить практическое значение его рекомендаций по совершенствованию процесса фиксации следов орудий взлома на бетоне, кирпиче и других аналогичных материалах с помощью предварительной обработки их силикатным клеем либо даммерным лаком, а также способы фиксации глубоко проникающих следов на деревянных предметах с помощью рентгенографии. Упомянем, наконец, работы С. С. Степичева «Следы орудий взлома» 55 и Е. Ф. Толмачева «Исследование следов орудий взлома»5б. Работы построены авторами на основе обобщения современных криминалистических знаний и следственной практики, благодаря чему служат полезными пособиями при назначении и производстве экспертиз по следам орудий взлома.
Лекция 5. Становление судебно-баллистической экспертизы.
1. Становление судебной баллистики за рубежом.
2. Развитие судебной баллистики в России.
1. Становление судебной баллистики за рубежом.
В 1835 г. Генри Годдард, один из последних и самых прославленных боу-стрит-раннеров (сыщиков с Боу-стрит) — с них начиналась, как мы рассказывали, лондонская уголовная полиция,— изобличил убийцу.
На пуле, попавшей в потерпевшего, Годдард заметил странный выступ, и с этой «меченой» пулей в руках он отправился на поиски преступника. В мрачном жилище одного из подозреваемых Годдард обнаружил форму для литья свинцовых пуль, которая имела дефект — углубление, в точности совпадающее с выступом на пуле убийцы. Ошеломленный владелец формы сознался в убийстве.
У Годдарда не было ни малейшего намерения разрабатывать на этой основе какой-либо метод или систему. И все же то, что он проделал, представляло, вероятно, первую попытку найти убийцу, идя от смертоносной пули к оружию, из которого она была выпущена.
Через двадцать пять лет после удачи Годдарда, в 1860 г., в материалах дела, рассмотренного английским судом присяжных в Линкольне, упоминался другой пионер судебной баллистики. Но на этот раз помогла не пуля из тела убитого, а один из бумажных пыжей, распространенных в дни, когда ружья заряжались через дуло. Обожженные и пахнувшие серой остатки пыжа, сделанного из газетной бумаги, лежали возле тела убитого. И вот при обыске домов подозреваемых в квартире некоего Ричардсона полицейские натолкнулись на двуствольный пистолет. Один его ствол был пуст и покрыт копотью, второй же заряжен. Найденный в заряженном стволе пыж тоже был сделан из газетной бумаги, точнее из клочка лондонской «Таймс» за 27 марта 1854 г. Тогда наш пионер судебной баллистики обратился за помощью к издателю этой знаменитой газеты. Тот надел «свои самые сильные очки» и удостоверил, что пыж с места происшествия был изготовлен из номера газеты «Таймс» за то же число. Узнав об этом, Ричардсон так растерялся, что признался в убийстве. Но и это событие осталось лишь примером случайного успеха.
Должно было пройти еще около двадцати лет, чтобы снова произошло нечто подобное. В 1879 г. в Соединенных Штатах по обвинению в убийстве перед судом предстал человек по имени Маугон. Судьей по этому делу был, как отмечалось в газетных отчетах того времени, «человек с очень современными взглядами». У Маугона обнаружили пистолет и обвинили, что он сделал из него два роковых выстрела. Обвиняемый отчаянно уверял, что его оружие уже давным-давно не использовалось. Тогда судья велел позвать оружейника, чья мастерская находилась вблизи здания суда. Оружейник — бородатый исполин в рабочей робе — проверил на глаз ствол пистолета и, найдя его покрытым внутри плесенью и проржавевшим, присягнул, что из этого оружия как минимум уже восемнадцать месяцев не вылетало ни одной пули. Несомненно, что экспертам более позднего времени его вывод показался бы более чем смелым, но он спас жизнь подсудимому. Однако и здесь речь опять-таки шла об эпизодическом случае.
Тем не менее по обе стороны океана все чаще можно было услышать об оружейниках, привлекаемых судами в качестве «экспертов по стрельбе».
Прошло еще десять лет. Наконец весной 1889 г. этими вопросами занялся профессор судебной медицины Лионского университета Лакассань. Из тела убитого он извлек пулю и при ближайшем рассмотрении обнаружил на ней семь продольных полосок, или «бороздок». Пуля была того же калибра, что и револьвер, выкопанный из-под пола в доме одного из подозреваемых в убийстве, и, следовательно, могла быть выстрелена из этого револьвера. Но «могла» — не значит «обязательно была». Поэтому Лакассань с особым рвением занялся семью «бороздками».
В XIX в. со стволом огнестрельного оружия произошли значительные изменения. Было разработано нарезное оружие. Каждый фабрикант оружия разрабатывал свою конструкцию. Некоторые из них оснащали канал ствола пятью, другие — шестью нарезами. Одна ружейная модель отличалась от другой шириной нарезов и промежутков между ними. Различным было и число витков образуемой ими спирали внутри ствола.
Когда в 1889 г. профессор Лакассань рассматривал выпущенную убийцей пулю с семью бороздками, никто еще не имел надлежащего представления обо всех этих различиях. Лакассань пришел к выводу, что эти бороздки не что иное, как следы, оставленные па пуле нарезами, имеющимися в канале ствола револьвера. Когда чуть позже ему принесли револьверы нескольких подозреваемых лиц, он нашел среди них один с семью нарезами в стволе. Никогда прежде не приходилось ему встречать такой револьвер. На основании совпадения числа нарезов в канале ствола револьвера и числа бороздок на пуле владелец этого оружия был осужден как убийца. Ныне, по прошествии времени и с учетом накопленного опыта, можно лишь надеяться, что он и был в действительности убийцей. Ведь вполне могло быть, что какой-нибудь мелкий производитель оружия во Франции изготовил несколько револьверов с семью нарезами.
Прошло еще почти десять лет. В 1898 г. Пауль Езерих, берлинский химик, увлекавшийся криминалистической работой, был приглашен в качестве эксперта в суд маленького немецкого городка Нойруппин. Там ему вручили пулю, извлеченную из тела убитого, и револьвер подсудимого. Езерих выстрелил из этого револьвера и сфотографировал под микроскопом пулю, извлеченную из тела убитого, и пробную пулю. Если обе пули были выстрелены из одного и того же револьвера, рассуждал он, то, вероятно, обе они должны иметь на себе одинаковые отметины от канала ствола. При сравнении обеих фотографий Езерих отчетливо увидел очертания нарезов и промежутков между ними («полей»). Правда, ввиду его ограниченного опыта они показались ему «аномальными». Причем эта «аномалия» была одинакова хорошо видна на обеих пулях, что и оказалось решающим для вынесения обвинительного приговора. Но сфера интересов Езериха была слишком широкой, поэтому занимался он проблемами судебной баллистики сравнительно мало и все, чего он достиг в этой области, свелось лишь к нескольким намёткам.
Затем арена действий снова перемещается за океан, в штат Массачусетс, где Оливер Уэнделл Холмс, один из воистину выдающихся деятелей американской юстиции, в 1902 г. вершил суд над обвиняемым по имени Бест. О. У. Холмс знал кое-что о появляющихся научных новшествах в области криминалистики. Подобно своему коллеге, рассматривавшему дело Маугона, он разрешил в качестве экспертов пригласить оружейников, «разбирающихся в микроскопе». И снова речь шла о том, могла ли пуля, которой убит потерпевший, быть выстрелена из оружия, принадлежавшего подсудимому. Эксперт сделал то же, что в свое время Езерих: он выстрелил пробной пулей из пистолета Беста в корзину, полную хлопка, и извлек ее оттуда невредимой. Затем с помощью увеличительного стекла и микроскопа он сравнил пули на глазах у присяжных и пришел к заключению, что сразившая потерпевшего пуля могла быть выпущена из пистолета Беста.
Само собой вышло так, что европейские судебные медики, уже давно занимавшиеся изучением различных вопросов стрельбы, обратили внимание и на данный вопрос. Рихард Коккель, руководитель института судебной медицины Лейпцигского университета, занялся рассматриваемой проблемой в 1905 г. Он пропагандировал идею о снятии слепков с «пули преступления» и «пробной пули» при помощи пластинок из воска и цинковых белил. Причем он размягчал пластинки горячей водой и делал их более пригодными для снятия слепков. Пули же, наоборот, перед снятием слепков укладывались на лед. Такие оттиски казались Коккелю гораздо более точными, чем фотографии, дававшие искаженную картину вследствие округлости пуль.
Спустя почти десятилетие в судебной баллистике, что характерно для ее ранней истории, опять появилась новая фигура и снова сместилась арена ее главных событий. В декабре 1913 г. во французском журнале «Архивы уголовной антропологии и судебной медицины» громко заявил о себе профессор судебной медицины из Парижа Балтазар. По его словам, он обнаружил, что ударник любого огнестрельного оружия оставляет при стрельбе характерные следы на шляпке гильзы. Причем это касается не только ударника, но и патронного упора затвора, который удерживает патрон за донную часть в патроннике. Ведь донышко гильзы при выстреле с огромной силой давит на патронный упор затвора. Швы и иные существенные неровности патронного упора оставляют, как утверждал Балтазар, отчетливые оттиски на гильзе. Мало того, даже зацеп выбрасывателя, которые извлекает отстрелянные гильзы полуавтоматического оружия из патронного ствола, оставляет свои следы. Они различаются в зависимости от типа оружия. Однако поставленные Балтазаром опыты проводились не в столь широких масштабах, чтобы из них можно было сделать окончательные выводы.
В ночь с воскресенья 21 марта на понедельник 22 марта 1915 г. в поселке Уэст-Шелби, штат Нью-Йорк, были убиты два человека, фермер Фелпс и его экономка. Подозрение пало на работника убитого Стилоу, имевшего оружие 22 калибра. К тому моменту на сцене появился человек, с которым нам еще не раз придется встретиться,— один из самых знаменитых экспертов «собственной выпечки», которые в то время, и еще долго потом, именно в Соединенных Штатах использовали тягу людей к научной криминалистике. Это был «доктор» Альберт Гамильтон. Он подтвердил, обнаружив «царапину» на пуле, что она была выпущена из пистолета Стилоу. Суд приговорил его к смерти, один раз, в июле 1916 г., Стилоу уже сидел пристегнутым к электрическому стулу, когда сообщили о дальнейшей отсрочке казни. Директор тюрьмы не поверил в виновность Стилоу и предпринял ряд мер. Далее некто Кинг признался, причем добровольно, судье Джорджу Ларкину, что вместе со своим собутыльником 0'Конелом они убили и ограбили фермера Фелпса. Губернатор штата Нью-Йорк, узнав о случившемся, назначил в 1917 г. независимую комиссию, которой было поручено проверить дело в полном объеме. Во главе комиссии он поставил Джорджа Бонда, адвоката из Сиракуз, а Бонд выбрал себе в помощники чиновника службы генерального атторнея Нью-Йорка Чарлза Уэйта.
Пуля, сразившая Фелпса, и две пробные пули были направлены в Рочестер. Там на заводах знаменитой оптической компании «Боуш энд Ломб» работал видный специалист по прикладной оптике и микроскопии Макс Позер. Ему и поручили попытаться обнаружить ту самую царапину, которую якобы нашел Гамильтон на пулях, сразивших Фелпса. Если эта царапина, как утверждал Гамильтон, получилась от зазубрины у дула револьвера Стилоу, то она должна была оставить след и на пробных пулях. Позер приложил все усилия, но даже с помощью самых сильных линз ему не удалось обнаружить никакой царапины. Он не нашел ее ни на пуле, посланной убийцей, ни на пробных пулях. По всей вероятности, она была плодом фантазии Гамильтона.
Вслед за этим Позер сделал открытие, изобличавшее Гамильтона прямо-таки в преступном недомыслии. На пуле убийцы отпечатался след пяти нарезов и промежутков между ними в стволе револьвера убийцы. Револьвер Стилоу тоже имел пять нарезов, но они располагались равномерно и между ними были промежутки обычной ширины. На пуле же убийцы эти промежутки были необычайно широки — так широки, что на них умещались вместе два нареза и один промежуток нормальной ширины. К тому же револьвер убийцы имел фабричный дефект, а револьвер Стилоу — нет.
Для Уэйта это дело стало переломным. Он связал свою жизнь с баллистикой.
Чарлз Уэйт с 1920 г. собирает нужны точные данные о конструкции, времени изготовления, калибре, общем количестве выпущенного оружия каждого вида, о крутизне нарезов в канале ствола и промежутках между ними, а также о видах применяемых боеприпасов. «Смит и Вессон», Кольт и т.д. В 1922 г., после трехлетних трудов Уэйт располагал уже точной документацией обо всех видах оружия, выпущенного в Соединенных Штатах начиная с середины XIX в., за исключением некоторых изделий неизвестных оружейников из отдаленных мест или маленьких, давно закрытых фабрик.
В основе его собирательской деятельности лежала «несокрушимая убежденность» в том, что не существует такой модели огнестрельного оружия, которая бы совпадала с какой-либо другой моделью во всех подробностях! Подчас различия в размере нарезов и промежутков между ними были настолько мизерны, что лежали в пределах так называемых допусков, то есть тех отклонений, которые даже лучшие фирмы позволяли своим рабочим при условии соблюдения конструктивных размеров в целом. Но в таких случаях имелись четкие различия другого рода, в частности в крутизне нарезки ствола. Когда Уэйт приступал к обследованию пули, он с точностью до мельчайших долей миллиметра измерял в первую очередь калибр, а затем определял направление нарезки в канале ствола. Если речь, к примеру, шла о калибре 35 с левой нарезкой, то все оружие другого калибра или оружие такого же калибра, но с правой нарезкой исключалось. Затем Уэйт подсчитывал и измерял нарезы и промежутки между ними и довольно быстро определял соответствующую модель оружия, за исключением тех случаев, когда различия лежали в границах так называемого допуска. Однако и в этих случаях, если он замерял еще и крутизну нарезки, то обязательно находил «свое» оружие. К середине 1922 г. Уэйт был в состоянии в кратчайший срок сообщить органу дознания, передавшему ему на исследование пулю американского производства, была ли она выстрелена из кольта 35-го калибра модели «икс» или из винчестера модели «игрек». Его система действовала безотказно, даже если пуля убийцы разрывалась на отдельные части и полностью деформировалась. Но тут-то с Уэйтом и произошло то, что случилось и со многими другими пионерами криминалистики. Когда казалось, что он уже достиг цели, Уэйту пришлось пережить глубокое разочарование и убедиться, что на деле он еще очень далек от нее.
Осенью 1922 г. он посетил штаб-квартиру нью-йоркской полиции. Судьба пожелала, чтобы Уэйт попал туда как раз в тот момент, когда все огнестрельное оружие, которое было изъято в течение года в Нью-Йорке, должно было быть погружено в лодки и сброшено в открытый океан. Нью-йоркская полиция вела тогда яростную, но безнадежную борьбу с незаконным хранением оружия. В 1922 г. ею было обнаружено не менее 3 тыс. пистолетов, револьверов, пулеметов и винтовок. Рассмотрев это собрание оружия, Уэйт сделал ошеломившее его открытие: не менее двух третей оружия было произведено в Германии, Англии, Франции, Австрии, Бельгии и Испании. Большинство этих типов оружия было ему совершенно незнакомо.
Полный мрачных предчувствий, Уэйт поспешил в таможенное ведомство, где у него были друзья. Там он был поражен еще больше, когда узнал, что лишь в прошлом году через нью-йоркский порт было импортировано 559 тыс. единиц зарубежного огнестрельного оружия. В 1920 г. их число составляло 205 тыс. Больше всего было сбываемого по бросовым ценам испанского оружия, представлявшего собой зачастую плохие копии с американских моделей.
То, что он нашел людей, разделявших его идеи и готовых ради них на жертвы, было последней большой удачей в жизни Уайта. Первым среди них был Джон X. Фишер, физик, долгое время работавший в пробирной палате, но всегда интересовавшийся огнестрельным оружием. Второго звали Филипп О. Грейвелл. Еще будучи студентом Колумбийского университета, Грейвелл ночами занимался микроскопией и фотографией. Затем его страстью стала микрофотография. В ту пору Грейвеллу было сорок Пять лет. Лондонское микрофотографическое общество только что награ-дило его золотой медалью Барнарда. Услышав об идеях Уэйта, он, ни минуты не колеблясь, присоединился к нему. В итоге в Нью-Йорке возникло Бюро судебной баллистики — первое такого рода учреждение в мире.
В нем началась кипучая работа. Физик Фишер сконструировал геликсометр — разновидность медицинского цистоскопа. Если последний служил для того, чтобы вводить трубки и лампы в мочевой пузырь и почки для прямого наблюдения за состоянием этих органов, то геликсометр позволял проводить обследование ствола любого ружья или пистолета. Фишер сконструировал также измерительный микроскоп, линзы и шкалы которого позволяли измерять нарезы, промежутки между ними и крутизну нарезки с недостижимой прежде точностью. Грейвелл между тем обследовал и фотографировал тысячи пуль, выстреленных из различных экземпляров оружия одной и той же модели в тюки с хлопком. Он сравнивал их друг с другом, и в каждом случае пули, выстреленные из различных экземпляров оружия, обнаруживали собственные признаки, характерные только для них. Трудно было поверить, но неодинаковость станков и инструментов, степень их изношенности, царапины от вылетающих стальных стружек оставляли, оказывается, на стволе каждой единицы огнестрельного оружия свои характерные следы, которые не повторялись ни в каком другом стволе. Но был ли найден тот самый «отпечаток пальца» каждого отдельного экземпляра оружия на каждой выстреленной из него пуле?
Число проведенных наблюдений было еще недостаточно боль шим, чтобы окончательно сделать столь смелый вывод. Грейвелл не доверял в первую очередь человеческому мозгу. Пока он мог обследовать под микроскопом только одну пулю и должен был запечатлевать ее образ в своей памяти до того, как под микроскопом окажется пуля, взятая для сравнения, о подлинно научной точности исследования нечего было и говорить. Слишком много здесь зависело от способности к восприятию конкретного наблюдателя.
Неудовлетворенность такой ситуацией привела Грейвелла в конечном итоге к открытию, которое должно было дать судебной баллистике надежную опору.
Шел 1925 год, когда Грейвелл создал «сравнительный микроскоп» — инструмент, позволивший одновременно держать в поле зрения одного человека две пули при многократном их увеличении. Два микроскопа, под каждым из которых находилась одна из сравниваемых пуль, он соединил вместе посредством остроумно сконструированной оптики. Несовершенство человеческой памяти было преодолено. Грейвелл одновременно имел перед глазами две пули, расположенные вплотную друг к другу, и мог вращать их до тех пор, пока не убеждался окончательно в совпадении или же несовпадении их примет и характерных признаков.
Вот насколько продвинулось развитие судебной баллистики к тому моменту, когда Уэйт — уже отмеченный печатью близкой смерти — нашел третьего сотрудника. Ему суждено было поднять дело всей жизни Уэйта на такую высоту, которая впервые обеспечила Америке ведущее место в области криминалистической науки. Звали его Калвин Годдард.
Уже через несколько недель после начала своей работы в бюро Уэйта Годдард с подлинным мастерством пользовался сконструированным Грейвеллом сравнительным микроскопом. Пули, выстрелянные из десяти пистолетов одинаковой модели, изготовленных на одном и том же станке, он умел различать по их «характерным производственным особенностям» и всякий раз определял пистолет, из которого они были выпущены. Теперь не было больше никакого сомнения в том, что любое огнестрельное оружие оставляет на снарядах, выстреленных из него, помимо типичных примет своего калибра, крутизны нарезки и размера нарезов, и такие следы, которые, по существу, равнозначны «отпечатку пальца». Даже на дне гильз Годдард находил такие следы, которые не имели никакого отношения к особенностям ударника или патронного упора или выбрасывателя гильз, а были связаны с обработкой данной гильзы на станке. Ответ на вопрос о том, можно ли и как установить, что данный снаряд или пуля выстреляны из данного конкретного оружия, был найден. С уверенностью в этом и со сравнительным микроскопом в руках Годдард пустился на завоевание полиции и судов.
Неустанно, как одержимый, трудился Годдард над дальнейшей разработкой своего метода. Немало было у него и неудач на этом пути. Он установил, что даже в рамках его метода все еще остаются возможности отдельных ошибок, которых надо научиться избегать. И он терпеливо учился этому.
В 1929 г. авторитет Годдарда был так велик, что его вызвали в город Чикаго, где одно преступление следовало за другим, чтобы помочь в расследовании случая массового убийства, известного в истории криминалистики под названием «бойни в день святого Валентина».
Утром 14 февраля 1929 г. в гараже на улице Норт-Кларк в Чикаго собрались семеро мужчин. Большинство из них принадлежало к так называемой банде «Багса» («Клопа») Морана, которая в годы всеобщего хаоса, вызванного введением сухого закона, орудовала в чикагском районе Норт-Сайд. Мужчины ждали своего босса «Багса» Морана, который в то утро должен был получить груз с алкоголем.
Однако Моран запаздывал. Это спасло ему жизнь. В десять часов тридцать минут в гараж ворвались двое мужчин в форме чикагской полиции, с пистолетами в руках и приказали: «Стать к стенке!» Из-за них появились двое в гражданском платье, вытащили из-под своих пальто пистолеты-пулеметы и расстреляли всех, кто стоял у стены. Затем они покинули гараж, вскочили в автомашину и скрылись. Знакомые с обстановкой в городе люди быстро сообразили, что за этим случаем стоит «лицо в шрамах» — Аль Капоне, самый страшный босс гангстеров Чикаго.
Годдард пришел к выводу, что при совершении данного преступления были использованы два пистолета-пулемета фирмы «Томпсон» 45-го калибра. Один из них — с магазином на двадцать патронов, другой — с барабаном на 50.
14 декабря 1929 г. в Сен-Джозефе (штат Мичиган) один сотрудник полиции был убит шофером, которого он задержал за нарушение правил уличного движения. Убийца исчез, но благодаря номеру автомашины удалось установить его адрес. Квартира по этому адресу принадлежала человеку по имени Дейн. При обыске квартиры полицейские обнаружили стенной шкаф и, к своему удивлению увидели в нем целый арсенал оружия, в том числе два пистолета-пулемета Томпсона. В срочном порядке их доставили Годдарду. Пробные пули из них отстреляли в тюки хлопка, и снова Годдард часами сидел, склонившись над своим микроскопом. Его вывод гласил: «В данном случае речь идет о пистолетах-пулеметах, с помощью которых было совершено убийство в день святого Валентина». Через несколько дней был найден и бежавший шофер. Это был Фрэд Барк, один из гангстеров банды Капоне, на которых уже давно пало подозрение. Он жил под фальшивой фамилией.
Впечатление, произведенное работой Годдарда на влиятельные круги было так велико, что они решили основать при университете институт под названием «Научная лаборатория по расследованию преступлений». Его задачей было с помощью научных методов поставить заслон лавине преступности и познакомить молодых, еще не затронутых коррупцией полицейских с методами судебной баллистики. Директором института стал Калвин Годдард.
В Европе.
Пьер Мединже в 1919 г. в Люксембурге снова взялся за изучение следов на патронных гильзах. Доктор Г. де Рештэ, возглавивший в 1920 г. только что образованную бельгийскую Школу криминологии и полицейской науки, и подполковник Маже, профессор бельгийской военной школы, были самыми выдающимися в Европе пионерами исследований в этой области. Год за годом работали они, снимая слепки и отпечатки с гильз, фотографируя и микроскопируя эти гильзы, позолачивая свинцовые пули, чтобы -они лучше получались на фотоснимках.
Именно благодаря им европейские учреждения по идентификации огнестрельного оружия долгое время занимались гильзами в гораздо большей степени, чем американские. В Париже вернулся к своей работе профессор Балтазар. Другой французский исследователь — Локар из Лиона — шел собственным путем. В Голландии доклады о своих опытах делали такие криминалисты и химики, как Гульст и Ван Ледден Гульзебош. В Афинах ставил эксперименты греческий исследователь Георгиадис. Русские Матвеев и Зюскин ( у Торвальда – Зускин), как и поляк Соболевский, выступили с рядом научных работ по экспертизе огнестрельного оружия. В Германии занимались научными изысканиями и экспериментами Август Брюнинг и д-р Крафт из Берлина, Фридрих Петруски из института судебной медицины университета в Бреслау, советник полиции Вайценеггер из управления полиции Штутгарта, а также Отто Мецгер, директор бюро химических экспертиз города Штутгарта.
Они накатывали пули по пластилину, копировальной бумаге и оловянной фольге, по свинцовым пластинкам и массе для снятия слепков с зубов. Они копировали каналы стволов оружия, вскрывали оболочку пули и развертывали ее, чтобы получить всестороннюю картину пули. Они создавали даже аппараты, которые с помощью чувствительных иголок исследовали поверхность вращающихся пуль и выявляли при этом неровности, которые изображались подобно температурной кривой. Они произ-водили пробные выстрелы и долго искали наилучшую среду Для того, чтобы уловить затем эти пули, не повредив их: стреляли в мягкую древесину, в восковые плиты, в ящики с ватой, а корзи-ны с тряпьем и землей, в толстые книги или в трубки, наполнен-ные водой. Они фотографировали с микроскопом и без него, при искусственном освещении, при дневном свете и с помощью выпуклых кассет, чтобы точнее отразить изгибы пуль и гильз. Они наклеивали микрофотографии для сравнения одну возле другой или одну над другой. Отто Мецгер и его сотрудники Хеес и Хасслахер пошли с 1923 г. по тому же пути, который за четыре года до того проложил Уэйт: собирали все доступные им виды личного огнестрельного оружия и боеприпасов к нему и замеряли их характерные признаки, составляя соответствующие каталоги. Таким путем они создали наконец «Атлас пистолетов», который, правда, охватывал не 1500 видов оружия, как коллекция Уайта, а лишь 100, но для тесной территории Европы и он имел бодрое значение. Однако в одном отношении европейским пионерам баллистики не повезло: путь к настоящему сравнительному микроскопу остался для них закрытым. Правда, Отто Мецгер в ходе своих работ обратился к фирме «Ляйц» и осведомился, можно ли сконструировать такую аппаратуру, в которой удалось бы одновременно обследовать две пули, но еще прежде, чем у него согрела эта мысль, изобретение Грейвелла перешагнуло Атлантику, придя из Нового Света в Старый.
2. Развитие судебной баллистики в России.
Понятие судебной баллистики и судебно-баллистической экспертизы
Судебной баллистики как особой отрасли знания в дореволюционной России не существовало. Невзирая на это, отдельные, иногда талантливо выполненные судебно-баллистические экспертизы производились и в те годы. Судебная баллистика как часть криминалистической науки сложилась лишь в советское время, и то не сразу. Более двух десятилетий происходило накопление специальных познаний и практического опыта, готовились научные кадры, создавались необходимые приборы.
Заслуга сведения в определенную систему всех накопленных в этой области знаний принадлежит видному советскому судебному медику и криминалисту проф. В. Ф. Червакову. Его вклад в формирование новой научной отрасли был весьма значительным. Именно он впервые в нашей литературе употребил в 1937 г. и сам термин «судебная баллистика», ранее предложенный американскими авторами. Первоначально к данному термину советские ученые отнеслись критически. Возражая против него, С. П. Митричев указывал, что понятие «баллистика» имеет лишь косвенное отношение к исследованию огнестрельного оружия и боеприпасов и что криминалиста интересует значительно более широкий круг вопросов, чем специалиста по баллистике. Исходя из этих соображений С. П. Митричев делал вывод, что термин «судебная баллистика» неудачен, как не отражающий специфики той дисциплины, которую он представляет, непонятен для широкой массы судебных и следственных работников2. Этого мнения придерживался и Н. В. Терзиев, считавший, что применительно к экспертизе огнестрельного оружия, боеприпасов и следов действия огнестрельного оружия термин судебно-баллистическая экспертиза является неточным3. Возражения против термина «судебная баллистика» не прекратились и в более позднее время. Так, И. А. Сапожников в 1956 г. снова вернулся к обсуждению данного термина. Находя употребление его необоснованным, он предложил название «судебно-баллистическая экспертиза» заменить названием «криминалистическая экспертиза оружия и боеприпасов» 4.
За целесообразность изменения термина «судебная баллистика» высказался в 1962 г. Б. И. Шевченко, по мнению которого более точным явился бы термин «криминалистическая баллистика»5.
Невзирая на критические оценки и замечания, термин «судебная баллистика» прочно утвердился как в научной литературе, так и в следственной и судебной практике. Его удобство оказалось сильнее его недостатков. Основное достоинство термина заключается в его краткости и выразительности. Одновременно с этим термин «судебная баллистика» обоснован и с фактической стороны. Изучая огнестрельное оружие и явления, происходящие в процессе и в результате стрельбы, судебная баллистика использует теоретические положения и практические данные внешней и внутренней баллистики, разработанные для военных нужд. Наряду с этим широко используются данные военных наук об огнестрельном оружии, его конструктивных особенностях, технологии изготовления и т. д. Использование их в криминалистике происходит на основе модификации, приспособления указанных данных применительно к нуждам и задачам следственной и судебной практики.
Не получило широкого признания и предложение о замене термина «судебная баллистика» термином «криминалистическая баллистика». Прилагательное «судебная» давно стало общепринятым для многих научных дисциплин. Достаточно назвать судебную медицину, судебную химию, судебную бухгалтерию и т. д. Прочно вошло оно и в криминалистическую технику, имеющую такие самостоятельные разделы, как судебная фотография, судебное почерковедение и т. д. Единство же научной терминологии занимает не последнее место в ряду прочих условий, необходимых для нормального развития науки.
В. Ф. Черваков не только первым предложил назвать вновь сформировавшуюся отрасль советской криминалистики судебной баллистикой, но первым же попытался определить ее предмет и содержание. Исходя из задач судебно-следственной практики он включал в судебную баллистику основные разделы: 1) изучение материальной части оружия, встречающегося чаще всего в уголовной практике; 2) идентификацию огнестрельного оружия, патронов, патронных гильз, пуль и другого снаряжения; 3) изучение пороха и других взрывчатых веществ в пределах, необходимых Для криминалистики; 4) криминалистическое и судебно-медицинское изучение огнестрельных повреждений6.
Включая в судебную баллистику судебно-медицинское изучение огнестрельных повреждений, В. Ф. Черваков подчеркивал нераздельность вопросов научно-технической экспертизы огнестрельного оружия и огнестрельных повреждений тела. На этой же точке зрения он остался и позднее, решительно утверждая, что нельзя изучать технические вопросы огнестрельного оружия в отрыве от криминалистической и судебно-медицинской оценки огнестрельных повреждений. Такая практика, по его словам, находилась бы в полном противоречии с установкой о всестороннем, комплексном разрешении задач, выдвигаемых перед криминалистами и судебными медиками следственной практикой. По этим соображениям он продолжает настаивать на целесообразности включения в судебную баллистику некоторых пограничных между судебной медициной и криминалистикой вопросов7.
Близко к этому решает вопрос о предмете судебной баллистики С. Д. Кустанович, по мнению которого она должна заниматься изучением материальной части огнестрельного оружия, патронов к нему, порохов, а также явлений, связанных с выстрелом, в том числе его следами на различных преградах, в разрезе вопросов, возникающих в правовой практике8.
Против включения судебно-медицинских вопросов в судебную баллистику обоснованно возражает Б. И. Шевченко9. Аргументируя свою точку зрения, он указывает, что изучение ран на теле человека с целью определения вида оружия, вида пули, дроби или картечи, установления направления выстрела и определения расстояния, с которого он сделан, относится всецело к компетенции судебной медицины. Именно судебному медику лучше известны все особенности воздействия пули и дроби на человеческое тело, на его ткани и кости скелета. Поэтому он с большим успехом, нежели криминалист, разберется в подобных явлениях. В круг вопросов, разрабатываемых криминалистикой, Б. И. Шевченко включает 1) групповую и индивидуальную идентификацию нарезного оружия по пулям; 2) групповую и индивидуальную идентификацию различного оружия по гильзам; 3) изучение выстрелянных пуль, дроби, картечи с целью установления их химического состава и способа изготовления и сравнения с пулями, дробью и картечью, принадлежащими подозреваемому или обвиняемому; 4) изучение с той же целью (сравнения) пыжей, выброшенных при выстреле из гладкоствольного оружия; 5) установление по повреждению преграды направления полета пули, дроби и прочих снарядов; 6) установление по повреждению преграды расстояния, с которого произведен выстрел; 7) установление по повреждению преграды места, откуда был произведен выстрел; 8) изучение пробоин с целью выяснения вида снаряда (пуля, дробь, картечь), его формы и размеров, в частности диаметра пули, указывающего на калибр оружия; 9) изучение самого оружия для выяснения:
а) какое это оружие (его тип, марка, место изготовления и пр.);
б) исправен ли его механизм, пригодно ли оно к стрельбе и нор
мально ли протекает процесс стрельбы.
Все разрешаемые в судебной баллистике вопросы охватываются двумя видами судебно-баллистических исследований. Одни из них осуществляются лицами, производящими расследование в процессе проведения таких следственных действий, как осмотр, следственный эксперимент и пр., другие требуют специальных познаний и производятся экспертами.
Изучение экспертной практики показывает, что основное количество судебно-баллистических экспертиз падает на исследование боеприпасов и оружия с целью идентификации последнего. В то же время именно эти виды исследования являются особенно сложными, что признается всеми специалистами судебной баллистики. Так, например, Ю. М. Кубицкий прямо писал, что «идентификация оружия по использованным припасам является одним из самых сложных, если не самым сложным видов из криминалистической экспертизы 10.
Идентификация оружия по стреляной пуле.
О возможности идентификации оружия по следам, оставшимся после выстрела на пуле, говорилось еще в дореволюционной русской криминалистической литературе, и однако в первые годы Советской власти экспертизы этого рода были редкостью. Большинству работников органов дознания, следствия и суда о научных методах идентификации оружия вообще не было известно, да и специалистов, могущих проводить подобные исследования, было очень мало.
Сведения о криминалистическом значении следов действия огнестрельного оружия работники органов дознания, следствия и суда в первые годы Советской власти получали из работ И. Н. Якимова, Н. С. Бокариуса, В. Л. Русецкого и других пионеров советской криминалистики. Характеризуя значение этих следов, И. Н. Якимов писал в 1924 г.: «При выстреле пулей, если она причинила сквозное ранение, должны быть приняты меры к ее розыску для последующего сличения с найденными на месте преступления или отобранными у заподозренного оружием». Найденную пулю он рекомендовал сравнивать с пулями в патронах, отобранных у заподозренного лица, по калибру, форме, оболочке, если она имеется, по следам от нарезов ствола. Методику сравнительного исследования И. Н. Якимов описывал следующим образом: «Найденную на месте преступления или вынутую из трупа пулю, вместе с пулей, выпущенной из оружия, принадлежащего заподозренному лицу, фотографируют, и именно те их стороны, которые имеют большие сходства, а затем увеличенные в несколько раз снимки с обеих пуль сравнивают между собой» 12.
Большое внимание вопросам экспертизы оружия и боеприпасов уделялось в трудах Н. С. Бокариуса. В изданной в 1925 г. монографии, посвященной первоначальному наружному осмотру трупа, он писал: «При обнаружении пули или пуль в трупе или в обстановке на месте преступления или происшествия может явиться необходимость установить, из какого оружия вообще или из какого из двух или трех оружий одной и той же системы, отобранных у лиц, заподозренных в убийстве, был произведен выстрел в потерпевшего; в другом случае надо выяснить, подтверждает ли найденная пуля, что выстрел в тело убитого был произведен именно из револьвера, обнаруженного у лица, заподозренного в убийстве. Вопросы эти — вопросы большого значения в следственной разработке происшествий или преступлений»13.
Приведенные высказывания свидетельствуют о том, что представление об идентификации оружия по стреляной пуле было в те годы уже достаточно определенным, хотя идентификационные признаки былиiеще мало изучены, а методика сравнительного исследования являлась несовершенной.
Авторы первого учебника криминалистики, изданного в 1935 г., рекомендовали пулю, найденную на месте преступления, вначале осмотреть невооруженным глазом, а затем через бинокулярный микроскоп (или бинокулярную лупу), обращая при этом внимание на выявление всех мельчайших неровностей (царапин, выемок и пр.) и частиц посторонних веществ, находящихся на ее поверхности. Обнаруженные детали и пулю целиком предлагалось фотографировать. Таким же образом рекомендовалось поступать с пулей, полученной при пробных выстрелах. Сравнительное исследование производить по увеличенным фотоснимкам исследуемой и экспериментальной пули. Этим и ограничивались рекомендации, относящиеся к методике исследования14. Оценка значения идентификационных признаков, обнаруженных в процессе исследования, в своей основе имела количественный принцип. Авторы учебника необоснованно утверждали, что для положительного заключения необходимо, чтобы у исследуемой и экспериментальной пуль совпало не менее 8 особенностей их поверхности.
Как и в предшествовавших работах советских криминалистов, в учебнике 1935 г. содержались лишь отдельные, научно не систематизированные сведения о следах действия огнестрельного оружия.
Из работ, изданных во второй половине тридцатых годов, кроме упоминавшейся уже книги В. Ф. Червакова «Судебная баллистика», следует назвать работу Б. М. Комаринца и Б. И. Шевченко «Руководство по осмотру места преступления». Правда, руководство имело характер практического пособия, но это не умаляло значения обширного раздела, посвященного в нем следам и вещественным доказательствам применения огнестрельного оружия. В течение многих лет оно оказывало действенную помощь оперативному составу и следователям, а также экспертам, занимавшимся судебно-баллистическими исследованиями.
Идентификация огнестрельного оружия сопряжена со значительными трудностями. Как правильно отмечает Н. М. Зюскин, она осложняется тем обстоятельством, что большинство из исследуемых признаков однотипны по своему виду, имеют микроскопические размеры и располагаются не на плоскости, а на цилиндрической поверхности 15.
Методы идентификации оружия по стреляной пуле основываются на теоретическом положении о том, что «каждый ствол имеет свои индивидуальные признаки, в связи с чем и все пули, выпущенные из данного ствола, имеют оригинальные идентичные или имеющие между собой большое сходство следы» 16. Это положение основано на том, что микрорельеф канала ствола нарезного оружия разнообразен и бесконечно разнообразны сочетания трасс, которые возникают на поверхности стреляной пули. Правильность данного положения доказана не только теоретически, но и практически. Указывая на это, В. Ф. Черваков замечает, что оно легко подтверждается при выстрелах в условиях идеального эксперимента. Выстрелы в этом случае производятся из нового оружия одной и той же серии, патронами одного изготовления с количественно и качественно одинаковым зарядом пороха. Объекты, в которые производятся выстрелы, не должны причинять повреждений наружной поверхности пули.
Существуют различные методы исследования пуль, что связано со сложностью решаемой задачи. В основном они сводятся к двум способам сравнительного исследования: а) следов на самой пуле и б) их отображений. Хотя первый способ представляется, несомненно, более надежным и эффективным, исторически исследования начались с применения не первого, а второго способа, поскольку он отличается больше простотой и доступностью.
Не располагая техническими приспособлениями, которые позволяли бы одновременно исследовать всю совокупность следов на цилиндрической поверхности двух пуль (исследуемой и экспериментальной), исследователи пошли по пути изготовления плоскостных копий этих следов. Так возникли методы развертки пули путем ее прокатывания, распластывания и фотографирования с помощью специальных приборов.
С целью получения плоскостного изображения следов на пуле, французский судебный медик Бальтазар предложил в 1922 г. прокатывать ее по листу оловянной фольги толщиной в 0,1 мм, уложеному на толстом гладком картоне 17: Метод Бальтазара довольно долго применялся не только в западноевропейских лабораториях, но и в советской экспертной практике. В 1935 г. он рекомендовался в пособии, изданном Отделом уголовного розыска ГУРКМ НКВД СССР.
Несомненным достоинством данного метода являлась его простота. Однако качество фиксации следов даже при механизированной прокатке не было совершенным, многие имевшиеся на пуле мелкие детали в оттиске отражения не получали, безупречно фиксировался лишь общий вид нарезов.
В 1936 г. советский криминалист С. Н. Матвеев (Одесский институт научно-судебной экспертизы) предложил свою, оригинальную методику прокатки пули — по желатинному слою фотографической пленки 18. Как и метод Бальтазара, метод С. Н. Матвеева достаточно прост. При его помощи опытному эксперту нетрудно получить наглядные и достаточно четкие отпечатки. Но все же и этот метод не был свободен от недостатков. Указывая на них, Н. М. Зюскин писал, что ввиду тонкости эмульсионного слоя мелкие детали при прокатке теряются. Для получения лучших оттисков он предложил производить прокатку не на пленке, а на листовом целлулоиде.19
В поисках более тонкой и совершенной фиксации следов на пулях ученые обращались к различным копирующим материалам. В послевоенные годы получила распространение фиксация рельефа стреляной пули на легкоплавком металле, методика которой разработана в Харьковском институте судебной экспертизы. 20
В целях облегчения техники получения отпечатков и улучшения их качества С. Л. Цион сконструировал специальный прибор для механической прокатки пули, с помощью которого можно осуществлять прокатку одновременно двух и даже трех пуль на одной пластинке с последующим одновременным фотографированием полученных с них отпечатков.
Метод прокатки пуль даже в усовершенствованном виде не исключал возможности сдвигов пули.21 Поэтому среди советских криминалистов продолжались поиски других, более эффективных методов фиксации следов. Особенно активно эти поиски шли после Великой Отечественной войны. Советские криминалисты испытали гальванопластический способ фиксации следов на пуле.22 Прибегая к этому способу, исследователи ставили задачу избежать тех искажений рельефа, которые неизбежно возникают при прокате пули вследствие неравномерного давления, неточной центровки и других причин. Сущность гальванопластического способа состоит в электролитическом наслаивании тонкой металлической пленки на цилиндрическую поверхность пули. Однако и гальванопластический способ не получил сколько-нибудь широкого распространения в экспертной практике, прежде всего потому, что применение его требует специального оборудования и связано с затратой значительного времени.
Н. М. Зюскин предложил использовать метод прозрачных отпечатков, сущность которого заключается в покрытии пули лаковой пленкой.23 Сравнивая этот метод со сходными методами иностранных авторов, следует отметить его преимущества. Он не только дает развертку пули с объективной картиной имеющихся на ней повреждений, но позволяет в известных пределах оценивать и глубину последних.
При фиксации следов на пулях методом копирования сравнительному исследованию обычно подвергалась не сама копия, а фотографические снимки с нее. Таким образом, фотография активно использовалась в судебно-баллистической экспертизе начиная с первых шагов ее развития. Но копия никогда не дает полного повторения оригинала, не достигалось такое повторение и при описанных методах фиксации.
Проблему получения фотографического изображения следов на пуле вначале пытались решать с помощью панорамной съемки. Советский криминалист А. Д. Хананин разработал специальный прибор, предназначенный для панорамного микрофотографирования пули. Однако и этот способ не получил широкого применения.24
В поисках удовлетворительного решения задачи обратились к способу механической развертки пули. Эксперт в этом случае имел дело уже с непосредственным отображением рельефа, а не с копиями этого отображения, что, несомненно, повышало надежность исследования. Однако и этот способ имел существенные недостатки. Во-первых, применение его ограничивалось лишь оболочечными пулями, во-вторых, при малейшей неосторожности следы на оболочке пули легко повреждались. Но, пожалуй, самым серьезным недостатком было необратимое видоизменение пули как вещественного доказательства.
Более приемлемой оказалась оптическая развертка пули, при которой устранялись недостатки, присущие механическому способу. Первый аппарат для оптической развертки пуль был сконструирован за границей в 1931 г. Брюнингом. Практика применения в советских экспертных учреждениях выявила ряд его существенных недостатков. С целью устранения их в Харьковском научно-исследовательском институте судебной экспертизы А. Ф. Дмитриев сконструировал новую модель аппарата для фотографирования пуль. Характеризуя этот аппарат, дирекция Харьковского института писала в своем отзыве: «Результаты работы прибором конструкции т. Дмитриева дают возможность получения изображения всех дефектов поверхности цилиндра в наиболее ясном и четком виде, что облегчает исследование и идентификацию путем сопоставления снимков с минимальной затратой энергии и времени и получением соответствующего эффекта в наглядности сопоставления... Метод идентификации оружия по таким снимкам может считаться наиболее совершенным из числа всех существующих методов».25
Но аппарат А. Ф. Дмитриева не был первым оригинальным аппаратом, сконструированным в СССР. По данным Н. М. Зюскина, еще в 1918 г. профессор судебной медицины Киевского университета К.-А. Таранухин сконструировал прибор для макро- и микрофотографирования пуль, который существенным образом облегчал фотографирование исследуемых пуль. К сожалению, описания прибора К. А. Таранухина найти не удалось.
В 1931 г., т. е. в один год с Брюнингом, изготовил модель аналогичного аппарата Г. С. Сорокин.27 Его идея хотя и имела общую основу с аппаратом Брюнинга, но не повторяла конструкцию.
Все предложенные в разное время методы исследования стреляной пули сводились в конечном счете к получению точных изображений следов, возникшх на ее оболочке при прохождении через канал ствола идентифицируемого оружия, и сравнению их со следами на пуле, полученными в процессе экспериментальной стрельбы. Само сравнение следов во всех случаях происходило с помощью фотографических снимков. Но фотографии, как бы хорошо они ни были выполнены, всегда в какой-то степени искажают рельеф изучаемых следов вследствие различных условий освещения и других причин. Этим и объяснялось стремление исследователей к достижению возможности непосредственного и одновременного сравнения следов на исследуемой и экспериментальной пулях. Такая возможность представилась после изобретения сравнительного микроскопа, основанного на принципе соединения в одном приборе двух микроскопов. Главная особенность указанного микроскопа состоит в том, что с его помощью можно рассматривать в одном поле зрения два разных объекта (или части их), расположенные в непосредственной близости друг от друга. Хотя объекты исследования располагаются под отдельными объективами, система призм соединяет их изображения в одном окуляре, поле зрения которого состоит из двух частей, заполненных изображениями двух исследуемых объектов.
Первые сравнительные микроскопы (Спенсера, Лейтца, гостоскоп Локара и др.), появились в конце тридцатых годов. Их достоинства были оценены сразу же, так как точность и результаты исследования с помощью этих микроскопов были вполне очевидны. Однако в СССР сравнительный микроскоп в довоенные годы не успел получить широкого распространения. Указывая на это обстоятельство, В. Ф. Черваков отмечал в 1937 г.: «С большим сожалением необходимо констатировать то обстоятельство, что почти во всех криминалистических лабораториях СССР сравнительные микроскопы отсутствуют».28
Подобные приборы приходилось изготовлять кустарным образом. Но это Не останавливало энтузиастов. Такие приборы были изготовлены в Белорусском институте криминалистики и судебной экспертизы, который в те годы возглавлялся В. Ф. Червяковым. Оригинальная модель сравнительного микроскопа была также изготовлена в научной части Ленинградского уголовного розыска при участии И. И. Гудова, А. А. Салькова и других.
Были у сравнительного микроскопа и свои противники. Как это ни странно, к числу их принадлежал С. Н. Матвеев, о работах которого в области судебной баллистики мы уже упоминали. Противники сравнительного микроскопа выдвигали возражения двоякого рода. Прежде всего они указывали, что исследование с помощью этого микроскопа производится лишь по небольшим частицам, не позволяя исследователю охватить общий вид объекта. Конкретно в отношении пуль это означает невозможность получить общую картину боковой поверхности пули. При таком положении, утверждали критики, исследование не гарантировано от ошибок. Дополнительно к этому они ссылались на высокую стоимость сравнительного микроскопа, исключающую возможность повсеместного его применения.
Прошло всего несколько лет, эти возражения потеряли актуальность. Сконструированный после Великой Отечественной войны сравнительный советский криминалистический микроскоп (МИС-10) позволил изучать все участки исследуемого объекта. Благодаря этому значительно уменьшился недостаток, заключающийся в невозможности одновременно получить общую картину следов, имеющихся на поверхности пули.
Конструкция МИС-10 объединила в себе два микроскопа, изображения в которых посредством системы призм соединяются в поле зрения одного окуляра.
Сравнительный микроскоп давно перестал быть редкостью. Им снабжены ныне почти все экспертные учреждения страны. Методикой сравнительного исследования на этих микроскопах владеет большинство экспертов-криминалистов. Однако мысли и желания исследователей идут дальше достигнутого. На очереди стоят задачи не только усовершенствования сравнительного микроскопа, но и создания таких приборов, которые позволяли бы разрешать задачи, не достигаемые с его помощью. К числу таких приборов, в частности, относится профилограф, который позволяет получить профилограмму, отображающую рельеф пули в объемном его виде. Конструкции подобного профилографа с иглой, скользящей по вращающейся пуле, оказались пока неудачными. Игла не могла очертить мелкие детали рельефа («трассы»). Но на. этом поиски не закончились. Следует согласиться с Б. И. Шевченко, что современная техника дает полную возможность сконструировать прибор, который позволил бы выявить рельеф следа в истинном объемном его выражении, а не в виде линий, видимых в микроскопе или на фотоснимке, объемное значение которых зачастую неизвестно.29
Идентификация оружия по стреляной гильзе.
В первых работах советских криминалистов по судебной баллистике очень мало говорилось об идентификации оружия по следам на гильзе. Многие идентификационные признаки, остающиеся после выстрела на гильзе, тогда не были еще известны, а методика исследования гильз была несовершенной. Однако уже в 1935 г. накопился некоторый экспертный опыт, и первый учебник криминалистики, изданный в этом году, указывал на возможность идентификации оружия не только по следу бойка ударника, но и по следам, возникающим от действия выбрасывателя, и по прочим мелким неровностям на поверхности гильзы. Еще подробнее об идентификационных признаках на гильзе говорилось в пособии для экспертов, изданном в том же году Отделом уголовного розыска ГУРКМ НКВД СССР. Обобщив экспертную практику научно-технических органов милиции, авторы этого пособия указывали, что при исследовании гильзы необходимо изучать не только след ударника, который часто может быть эксцентрическим, но и следы, оставленные передним срезом затвора (патронным упором); следы, образующиеся от передвижения гильзы в магазине; следы отражателя и выбрасывателя; фабричные знаки на донышке гильзы; рубцы на капсуле, вызванные защемлением ударника; вспучивания гильзы, вызванные неправильной выточкой патронника; вспучивание капсюля; следы осечки при выстрелах; следы на цилиндрической части гильзы, вызванные шероховатостью патронника.3i
Практическое и теоретическое исследование вопросов идентификации оружия по стреляной гильзе содержала монография В. Ф. Червакова «Судебная баллистика». Одновременно с перечислением признаков, которые могут быть найдены на стреляной гильзе, В. Ф. Черваков объяснял сам механизм их образования. Он писал: «На протяжении всего пути, который проделывает патронная гильза в механизме автоматического пистолета или винтовки, она непрерывно находится в самом тесном соприкосновении с частями этого механизма. От первого момента (вкладывания патронов в магазин) до последнего момента (выбрасывания выстреленной гильзы эжектором), твердые, преимущественно стальные, части механизма оружия, надавливая на более мягкие латунные или медные части гильзы и капсюля последней, оставляют на ней разнообразные следы, характеризующие, с одной стороны, класс, а с другой — индивидуальные особенности оружия».32 Все эти следы В. Ф. Черваков расположил в порядке времени их образования в механизме автоматического оружия. В результате получилась следующая схема следов: 1) следы от губ магазина; 2) следы от края патронного ложа; 3) следы на боковой поверхности гильзы от самого патронного ложа; 4) следы от защелкивания выбрасывателя; 5) следы от бойка ударника; 6) следы от переднего среза затвора; 7) следы от эжектора (отражателя); 8) особые следы, возникающие на гильзах при наличии дефектов в отдельных частях механизма или в образцах пистолетов оригинальных конструкций. Приведенная схема следов наряду с данными советской экспертной практики включала в себя и данные зарубежной криминалистической литературы, экспериментально проверенные советскими криминалистами.
Оценивая идентификационное значение перечисленных следов, В. Ф. Черваков особо выделял следы среза затвора, отмечая, что некоторые зарубежные криминалисты приравнивают их к отпечаткам папиллярных узоров пальцев рук человека, а иногда называют их подписью, оставленной преступником на гильзе. Подобное мнение поддерживали и некоторые советские криминалисты, признававшие, что след переднего среза затвора «самый важный признак, дающий возможность не только судить о системе оружия, но и идентифицировать определенную марку оружия».33
Активная научно-исследовательская и экспертная деятельность в области идентификации оружия по стреляной гильзе проводилась в тридцатых и начале сороковых годов в Одесском институте научно-судебной экспертизы (С. Н. Матвеев и др.) и в Белорусском институте криминалистики и судебной экспертизы (В. Ф. Черваков, М. С. Штейнгауз и др.).
В статье «Криминалистическая идентификация гильз», опубликованной в 1940 г., М. С. Штейнгауз критически проанализировал и оценил все известные к тому времени следы на гильзах, расположив их по «хронологической схеме», которую ранее применил В. Ф. Черваков. Более значительный интерес представляла, однако, вторая часть статьи, в которой такому же анализу и оценке подвергались методы исследования гильз. Все применявшиеся в то время методы автор объединил в две группы: 1) методы изготовления слепков; 2) методы микроскопического исследования. Предложенные в разное время зарубежными авторами методы изготовления слепков донышка гильзы (Рест-руп), слепков следов выбрасывателя (Локар) автор категорически отвергал, считая их совершенно непригодными для исследования гильз. Научно объективными он признавал лишь микроскопические методы их исследования.
Описывая метод исследования гильз, разработанный в результате экспериментальной и практической работы по производству судебно-баллистических экспертиз в Белорусском институте, М. С. Штейнгауз отметил три существенные особенности этого метода: 1) получение экспериментальных гильз с соблюдением в точности тех условий, в которых произошел выстрел на месте преступления; 2) фиксация всех совпадающих или несовпадающих признаков, обнаруженных на гильзах путем микрофотографирования, выполненного при одинаковых условиях, главным образом при одинаковом освещении; 3) установление идентичности огнестрельного оружия по гильзе на основе совпадения ряда мелких особенностей переднего среза затвора с отпечатками на донышке и капсюле гильзы и других следов.
Развитие судебной баллистики и судебно-баллистической экспертизы зависит от прогресса техники, от усовершенствования оружия и боеприпасов. Криминалисты, работающие в области судебной баллистики, активно занимаются исследованием следов, возникающих при стрельбе из новых образцов оружия, изучают механизм образования признаков, используемых в целях идентификации оружия, разрабатывают приемы исследования, которые с наибольшим эффектом могут быть использованы в экспертной практике.34
Особенно успешно теория и практика судебной баллистики и судебно-баллистической экспертизы развивалась в течение трех послевоенных десятилетий. Глубокому исследованию за эти годы подверглись все важнейшие проблемы судебной баллистики. Результаты их получили отражение в диссертациях, посвященных данным проблемам,35 и в специальных пособиях, предназначенных для следователей и экспертов.Зб
Большое место в практике следственных и судебных органов занимают экспертизы охотничьего гладкоствольного оружия и боеприпасов к нему. Чаще всего при этом решаются задачи установления групповой идентичности дроби или картечи, извлеченной из тела потерпевшего или обнаруженной на месте происшествия. Сравнение производится с дробью или картечью, найденной у подозреваемого или обвиняемого. Результаты их сравнительного исследования в недалеком прошлом ограничивались выявлением общих стандартных признаков. Современные же научные методы позволяют установить также нестандартные признаки (примеси и проч.). Во многих случаях удается определить единый источник происхождения исследуемых объектов. К сожалению, индивидуальная идентификация гладкоствольных ружей на основе исследования боеприпасов пока невозможна.
Теоретическая и экспериментальная разработка проблем: этого вида экспертизы долгое время отставала. Исследования, осуществленные Г. А. Самсоновым, И. А. Сапожниковым, В. С. Митричевым и другими советскими криминалистами, устранили этот недостаток.
Современная судебно-баллистическая экспертиза доказала способность давать ответы на многие вопросы, точное решение которых еще недавно представлялось трудным, а часто и невозможным. Достигнутые возможности основываются на использовании точных приборов и сложных, в большинстве случаев комплексных методов исследования. Применение их значительно повысило научную достоверность и доказательственное значение этого вида экспертизы.
Лекция 6. Борьба с подлогами документов и развитие технико-криминалистического исследования документов. История развития научных основ исследования почерка.
1. Становление научных основ исследования документов.
2. Судебное почерковедение.
Борьба с подлогами документов в Древней Руси и других государствах. Судебник 1550г., Соборное Уложение 1649г. о наказаниях за подлоги документов.
Царский указ 1699 г. о необходимости исследования документов. Привлечение дьяков, писарей и других канцелярских чиновников в качестве экспертов.
Научные основы технической экспертизы документов, ее связь с химией. Аптекари как специалисты в области исследования подделок документов.
Основоположник криминалистической экспертизы документов в России Е.Ф.Буринский, его оригинальные методы исследования документов с помощью фотографии. Современные возможности исследования подлогов (цветоделение, ультразвуковое профилирование, голография и др.)
Первые исследования почерка в судах. Судебное дело 1622 года (спор о беглых кабальных девушках Марии и Варваре Фофановых)
Соборное Уложение 1649 года в борьбе с подлогами документов
Судебное дело 1686 года (по поводу подметного письма Ивана Пермякова)
Использование каллиграфического метода изучения почерка.
Борьба с подлогами документов во время царствования Петра 1.
Сочинения итальянца Камиллы Бальдо и француза Ипполита Мишона по графологии. Приметоописательный метод А.Бертильона и его участие в проведении судебных экспертиз.
Научные основы почерковедческой экспертизы. Графометрический метод исследования почерка. Развитие почерковедческой экспертизы в 20 веке. Использование автоматизированных программ.
Основоположники развития отечественной почерковедческой экспертизы А.И.Винберг, С.М. Потапов, Б.И Шевченко.
Почерк и личность. Работа итальянца Чезаре Ломброзо по графологии. Психографология И.Ф. Моргенштерна.
Развитие современного автороведения и его значение для решения криминалистических задач.
1. Становление научных основ исследования документов.
Техническая экспертиза документов за годы Советской власти развивалась значительно интенсивнее других видов криминалистической экспертизы. Определяющим фактором в ее развитии являлось творческое использование современных научно-технических знаний при решении конкретных задач криминалистического исследования документов. Наряду с фотографией, составлявшей в прошлом научную основу технической экспертизы документов, в практику вошли современные методы физических и химических исследований21.
Общепринятый ныне термин «техническая экспертиза документов» ввел в употребление Н. В. Терзиев 22. Ему же принадлежит и первая попытка построения научной классификации экспертизы документов. За основу были приняты главные задачи исследования, исходя из которых техническая экспертиза документов делилась на пять разделов: 1) восстановление поврежденных документов и записей в них; 2) идентификация материалов и орудий письма; 3) прочтение тайнописи; 4) определение возраста документов и записей в них; 5) установление наличия и способа подделки.
Названные разделы в свою очередь делились на группы исходя из разных принципов. В первом за основу деления принимался характер повреждений, в соответствии с чем различались следующие группы: 1) восстановление разорванных доку ментов; 2) восстановление сожженных документов; 3) восстановление стершихся и выскобленных записей; 4) прочтение записей, закрытых пятном красящего вещества; 5) прочие случаи восстановления документов. Во втором разделе за основу были приняты виды идентифицируемых материалов и орудий: бумаги, приборов И орудий письма, печатей, штампов и т. д. Третий раздел состоял из двух групп, различавшихся по способу тайнописи (записи, выполненные «симпатическими» чернилами и условными знаками). Четвертый раздел также делился на две группы, но уже исходя из задачи исследования (установление абсолютного возраста документа и относительной давности и последовательности записей). Группы, вошедшие в пятый раздел, конструировались по видам подделок: подчистки, травление и смывание, переделки, приписки, вставки и т. д.
Автора классификации можно упрекнуть лишь в отсутствии единства признаков, положенных в основу систематики, с учетом которых классификацию можно дополнять или сокращать. Однако, несмотря на этот недостаток, она заслуживает положительной оценки, так как значительно улучшает систематику видов технической экспертизы документов, предложенную в свое время Е. Ф. Буринским23. Несомненно, превосходит она и классификации, имеющиеся в работах Локара, Осборна и других буржуазных криминалистов.
Фотографические и микроскопические методы исследования документов применялись еще в дореволюционной криминалистической практике, но подлинное научное и практическое развитие они получили лишь в советской криминалистике. Развитие шло двумя путями: 1) улучшалась старая и создавалась новая аппаратура, 2) модифицировались старые и вводились новые методы исследований.
В качестве основных методов судебного исследования документов Е. Ф. Буринский признавал цветоделительную фотографию и цветоразличение. Но оба эти метода нуждались в усовершенствовании и упрощении.
В 1947 г. А. А. Эйсман предложил способ, в значительной степени упрощавший метод цветоделения. Вместо суммирования негативов он рекомендовал совмещение имеющихся на негативах оптических изображений с помощью специального проектора, названного им «оптическим мультипликатором»24.
Крупные успехи были достигнуты в советской криминалистике в области цветоразличения, чему способствовало развитие теории фотографии, широкое распространение сенсибилизированных фотоматериалов, применение высококачественных фильтров и другие благоприятные условия. Вместо эмпирического подбора фильтров и материалов стали применяться научные методы определения необходимых условий съемки и выбора нужных фильтров.
Еще в середине двадцатых годов возобновились экспериментальные исследования, направленные на выяснение возможностей применения ультрафиолетовых лучей в криминалистике, начатые в дореволюционные годы С. М. Потаповым и В. И. Фаворским. Эксперименты проводились ленинградским криминалистом А. А. Сальковым и профессором Ленинградского государственного рентгенологического и радиологического института Р. Я. Гасулем.
Наряду с деревом, тканями, красками, солями металлов и другими объектами исследованию были подвергнуты и документы. Результаты экспериментов оказались, однако, скромными. Экспериментаторам не удалось с помощью ультрафиолетовых лучей добиться выявления подчисток, переделок или восстановления уничтоженных текстов. Но произведенные опыты не прошли все же бесследно для технической экспертизы документов. Было установлено, что внешне по цвету не различаемые листы бумаги в зависимости от ее состава могут люминесцировать совершенно разными оттенками, что доказывало принципиальную возможность использования ультрафиолетовой люминесценции при исследовании документов 25.
В усовершенствовании методов исследования документов с помощью ультрафиолетовых лучей внесли свой вклад А. А. Эйсман 26, Б. Р. Киричинский 27 и многие другие советские криминалисты.
В тридцатых годах советские криминалистические учреждения приступили к исследованию документов в инфракрасных лучах. Начало им было положено в Киевском институте научно-судебной экспертизы и в криминалистической лаборатории Института права Академии наук СССР. В эти же годы инфракрасные лучи получили применение в экспертной практике. По свидетельству Б. Р. Киричинского, фотографирование в инфракрасных лучах начиная с 1936 г. стало рабочим методом при исследовании документов в Киевском институте судебной экспертизы 28.
Наряду с экспериментальной проверкой результатов, достигнутых за рубежом, советские криминалисты разработали собственные методы и создали оригинальные приборы.
В качестве примера укажем на разработанную Б. Р. Киричинский методику фотометрических измерений в инфракрасных лучах и сконструированный им для этой цели специальный термоэлектрический индикатор —«термощуп». Методом фотометрических измерений возможно установление сходства или различия разных образцов бумаги, карандашей, чернил, копировальной бумаги и т. д. Применение этого метода, однако, осуществляется не самостоятельно, а параллельно с другими методами.
Развитию методов исследования в инфракрасных лучах документов много внимания уделили Б. Р. Киричинский29, Н. В. Терзиев30 и другие советские криминалисты.
Крупным вкладом в усовершенствование методов технической экспертизы документов явилась разработка электронно-оптического преобразователя, предназначенного для получения видимого изображения предметов, освещенных невидимыми инфракрасными или ультрафиолетовыми лучами. Принцип устройства подобных приборов основан на преобразовании световой энергии в электрический ток с последующим преобразованием тока в видимое свечение люминесцирующего экрана. Разработка советского образца электронно-оптического преобразователя, предназначенного для криминалистических исследований, имеет свою историю. Один из первых образцов подобного преобразователя в конце 30-х годов был сконструирован ленинградским криминалистом А. А. Сальковым. К сожалению, во время Великой Отечественной войны преобразователь погиб в осажденном Ленинграде.
Однако идея создания электронно-оптического преобразователя продолжала жить среди криминалистов. Еще во время Великой Отечественной войны, в 1944 г., А. А. Эйсман совместно с инженером Пумпером создал схему преобразователя, предназначенного для исследования документов. Вторую схему преобразователя, приспособленного для усиления контрастов применительно к задачам криминалистики, А. А. Эйсман создал в 1947 г. совместно с инженерами Гениным и Какузиным31.
Однако ни первая, ни вторая схема практической реализации не получили. Лишь в 1956 г. был создан электронно-оптический преобразователь по схеме, разработанной А. А. Эйсманом и инженером Ю. А. Малышевым32. Конструирование прибора было осуществлено во Всесоюзном научно-исследовательском институте криминалистики Прокуратуры СССР, почему он и получил название ВНИИК-1. В следующем году появилась вторая, модернизированная модель электронно-оптического преобразователя— ВНИИК-2. Преобразователи в повседневной экспертной практике чаще всего используются для прочтения зачеркнутых или залитых текстов, дифференциации красителей в штрихах, защитных знаках и изображениях и т. д.
Первоначально электронно-оптический преобразователь использовался лишь для наблюдения объектов исследования в отраженных инфракрасных лучах. В дальнейшем эксперименты доказали возможность применения его и для визуального наблюдения в ультрафиолетовой части спектра, а также в дальней красной и инфракрасной части спектра, что делало прибор универсальным 33.
Несколько образцов ультрафиолетовых преобразователей создал О. М. Глотов на кафедре уголовного процесса и криминалистики Ленинградского университета. Первая модель, названная автором ультрафиолетовой лупой — «УФ-1», сконструирована на базе обычного микроскопа и люминесцирующего экрана. Вторая модель «УФ-2» оборудована электронной трубкой с сурьмяно-цезиевым фотокатодом34. Третья модель преобразователя «УФ-5» имеет не одну, а две электронные трубки, что позволяет производить исследования не только в ультрафиолетовых, но и в инфракрасных лучах.
Новые возможности технического исследования документов открылись на основе применения методов спектрофотометрии и электронной микроскопии.
Первую опытную модель спектрофотометра, предназначенного для криминалистических целей, разработал в 1957 г. А. А. Эйсман. Через два года вместе с инженером Ю. А. Малышевым он создал новый прибор для спектрофотометрирования и получения изображений, названный автором электронно-оптическим селектором — «ЭОС-1». Этот прибор сочетал два метода исследования: объективной спектрофотометрии и исследовательской фотографии. Наряду с объективной количественной характеристикой яркости и цвета исследуемого объекта, «ЭОС-1» давал изображение, подобное фотографическому.
Прибор открыл возможность выявления слабовидимых записей, различения близких по плотности и окраске деталей исследуемого объекта и т. д.35
Эксперименты по выявлению возможностей применения электронной микроскопии проводились в бывшем Институте криминалистики Прокуратуры СССР. Советские криминалисты заинтересовались тем, что электронная микроскопия может дать криминалистике. Хотя в иностранной литературе указывалось на возможность ее использования в этих целях, данные о методике подобных исследований нигде не приводились. В процессе экспериментальных исследований была доказана возможность дифференцировать с помощью электронной микроскопии штрихи карандашей, чернильные штрихи, частицы пыли, волокна бумаги и тканей36.
Наряду с методами исследования, требующими применения сложных приборов, советские криминалисты стремились к разработке более доступных методов исследования документов. Так, например, В. Я- Павленко в 1936 г. предложил метод исследования пересекающихся чернильных штрихов, сущность которого состоит в перенесении верхнего слоя штрихов с исследуемого документа на бромосеребряную фотографическую бумагу.37 Позднее об этом методе автор докладывал на первой научной сессии Всесоюзного института юридических наук.38 Однако последующие проверки показали, что указанный метод недостаточно надежен, и поэтому в экспертной практике применения он не получил.
При выявлении невидимых или маловидимых текстов достаточно эффективным оказался диффузно-копировальный метод, предложенный в 1956 г. С. Ш. Касимовой.39 Сущность его заключается в использовании физико-химических изменений, возникающих в светочувствительном слое фотобумаги или фотопластинки в процессе контакта ее с веществом штрихов исследуемого документа.
Позднее в результате экспериментальных исследований и экспертной практики были разработаны варианты, в той или иной степени модифицирующие методику, первоначально предложенную С. Ш. Касимовой, но сущность самого метода осталась при этом без изменений.
За годы развития советской криминалистики не осталось ни >одного раздела технической экспертизы документов, в котором не было бы проведено серьезных исследований,, направленных на разработку новых и совершенствование имеющихся методов исследования.40
Важное криминалистическое значение имеют исследования, посвященные применению в экспертизе методов эмиссионного спектрального анализа,41 химических методов исследования,42 применению радиоактивных изотопов при криминалистической экспертизе документов.43
Мы не коснулись всех многочисленных исследований, осуществленных советскими криминалистами в области технической экспертизы документов, однако даже сказанное нами говорит о характере этих исследований, о стремлении советских криминалистов к использованию в криминалистических целях новейших достижений советской науки и техники.
В результате активного использования в криминалистике физических методов исследования Н. В. Терзиев еще в 1947 f. высказал соображение о целесообразности создания «судебной физики». Он писал по этому поводу: «Представляется вполне своевременным поставить вопрос о создании судебной физики, подобно тому как развитие химических методов исследования вещественных доказательств привело к выделению специализированной прикладной дисциплины — судебной химии» 44.
Однако до сих пор научная система, объединяющая все физические методы исследования, применяемые в криминалистике, не сформировалась. Едва ли «судебная физика» сформируется и в будущем.
2. Судебное почерковедение.
Судебное почерковедение имеет длительную историю развития. Потребность в данной отрасли криминалистики возникла очень давно. Еще в Древнем Риме во времена правления императора Юстиниана (V-VI вв.) почерковедческая экспертиза использовалась при решении судебных споров о подлинности документов.
Первые известные попытки использования знаний «сведущих людей» с целью установления авторства документов относятся к XV-XVI векам. Во второй половине XIX столетия в русских и зарубежных уголовных процессах использование сведений о почерке стало весьма частым явлением. Однако, в большинстве случаев подобные «экспертизы» были лишены подлинно научной основы и нередко влекли за собой судебные ошибки. Теория криминалистического исследования письма в своём развитии прошла несколько этапов.
В процессе развития судебного почерковедения выделяются следующие основные направления: каллиграфическое, приметоописательное (сигналетическое), графометрическое, графологическое.
Каллиграфическая экспертиза
В России первые сведения о проведении экспертизы письма относятся к началу XVII века. По Русскому Своду законов сличением почерков могли заниматься люди, владеющие «тайной» письма—секретари присутственных мест, учителя чистописания и другие. Основное качество, определяющее эксперта, заключалось в умении красиво писать.
Таким образом, первым направлением в исследовании письма в России явилась каллиграфическая экспертиза. Процесс каллиграфического исследования сводился лишь к выявлению сходства или различия внешнего начертания отдельных букв в сравниваемых рукописях. Естественно, что такое механическое сопоставление строения письменных знаков без учета обстоятельств, влияющих на формирование письменно-двигательного навыка, приводило к грубейшим ошибкам.
Каллиграфическое направление в экспертизе документов подвергалось резкой критике со стороны ведущих ученых. Так, швейцарский ученый Рейсе писал: «Для графических экспертиз чаще всего приглашаются каллиграфы, как будто достаточно уметь учить детей чистописанию для того, чтобы справиться с одной из самых сложных и трудных экспертиз, требующей серьезных познаний по физиологии, химии и фотографии»'.
Е. Ф. Буринский следующим образом оценивал «научность» этого метода исследования: «Нам, в нашей практике приходилось видеть одного почтенного содержателя типолитографии, который при исследовании одного и того же документа в разное время (в коммерческом суде, у судебного следователя на предварительном следствии и па судебном следствии) давал иногда, по забывчивости, три совершенно противоположных заключения о том, кем писана исследуемая рукопись. При этом каждое из них высказывалось с такою уверенностью, что самому эксперту становилось стыдно за себя, когда стороны предлагали ему вопрос о том, которое же из его разных мнений следует считать окончательным».
Давая заключения, в основе которых нет никаких научных положений, каллиграфы в конце концов потеряли в глазах суда всякое доверие. Псевдонаучность этого метода очень метко охарактеризовал профессор Е. Ф. Буринский, который отмечал, что правосудию приходилось бороться как с подделывателями, так и с фантазией каллиграфов.
Приметоописательный (сигналетический) метод
Родоначальником этого направления в экспертизе письма явился известный французский криминалист А. Бертильон. Этот метод он описал в статье «Сравнение почерков и графическая идентификация», опублико ванной в 1897 г.
В основу своего метода приметоописатели брали признаки-приметы почерка, аналогичные признакам, разработанным А. Бертильоном для описания внешности по методу «словесного портрета». Приметоописатели, сравнивая рукописи, основное внимание обращали на более броские признаки. При описании признаков почерка анализу подвергались: форма, размер, положение, наклон элементов, письменных знаков в целом, расположение строк, интервалов между словами и строками и другие. Некоторая совокупность таких примечательных признаков, без учета всех остальных менее заметных особенностей, легла в основу процесса судебно-почерковедческой идентификации. Последнее обстоятельство зачастую приводило к ошибочным экспертным заключениям и поэтому составило главный недостаток сигналитического метода.
В отличие от каллиграфического направления в экспертизе письма метод приметоописателей явился шагом вперед по пути развития судебного почерковедения. Основной заслугой этого метода явилась разработка некоторых признаков почерка. Положительным также было применение специальных сравнительных фототаблиц, на которых иллюстрировались признаки почерка, положенные в основу того или иного вывода эксперта.
В целом же этот метод не приемлем для экспертизы письма. Основная ошибка приметоописательного метода заключалась в том, что его авторы механически, без учета особенностей формирования письменно-двигательного навыка, перенесли методику «словесного портрета» на почерк.
Графометрический метод
Это разновидность приметоописательпого метода. В переводе на русский язык термин «графометрия» означает «измерение почерка». Попытки научно обосновать Графометрический метод впервые были предприняты французским криминалистом Э. Локаром. Сущность этого метода состояла в
стремлении заменить субъективное мнение исследователя экспериментальными данными, полученными от измерения различных характеристик почерка. В общих чертах метод исследования, предложенный Э. Локаром, сводился к измерению ряда величин в сравниваемых почерках. Измерялись относительные величины (относительная высота строчных букв и т. д.), направления, находящие свое выражение в угловых величинах, перерывы и другие. Потом замеры величин в каждом исследуемом почерке откладывались на графике в виде кривой и полученные кривые сопоставлялись друг с другом. Совпадение кривых свидетельствовало о выполнении сравниваемых рз^кописей одним лицом, расхождение—о выполнении рукописей разными лицами. Предложенный Э. Локаром Графометрический метод исследования явился шагом вперед к более глубокому познанию природы почерка.
Но этот метод, по признанию самого Э. Локара, страдал многими существенными недостатками, препятствутощими применению его в том виде, в каком он был предложен. Он очень трудоемкий, учитывает только количественные характеристики, что в конечном счете может привести к экспертной ошибке.
Положительной стороной указанного метода явилась разработка некоторых особенностей почерка (размер, разгон, наклон, связность и т. д.), которые нашли свое отражение в современной классификации признаков письма. В почерковедении за последнее время элементы графометрического метода находят применение в математических методах исследования.
Графологическое направление
Еще во II веке н. э. особенности в почерке Октавиана Августа были замечены Г. Савронием Трангвиллем. Император Нерон сказал об одном человеке из своей свиты: «Его почерк показывает, что он может быть предателем». Философ и художник Кюо Дже-Хсу (период Сан) сказал: «Почерк безошибочно показывает, кому он принадлежит — человеку благородного происхождения или низкого происхождения».
Первая работа по графологии—учении о распознавании по почерку характера человека—была написана итальянским врачом Камилло Бальди в 1622 г. и называлась «О способах узнать образ жизни, характер и личные качества человека по его письму». В 1872 г. аббат Гипполит Мишон, автор термина «графология», в своей работе «Тайны письма» проанализировал особенности, с его точки зрения, почти всех качеств человека, отраженных в почерке, и составил каталог их зависимости. Мишон и его последователи, в частности проф. Рошталь, утверждали, что по почерку можно определить характер, наклонности, качества и недостатки, словом, весь облик человека. Это направление исследования почерка нашло широкое применение в странах Европы и Америки. Не отрицая, что письмо есть движение руки, зависящее от деятельности мозга, Мишон и его последователи высказывали «научные» принципы, закономерности этого метода исследования. Приведем некоторые из них.
Положение строчек. Строчки, идущие вверх, говорят о горячности, энергии, жажде власти (почерк Робеспьера); опускающиеся вниз характеризуют физическую и моральную слабость, отчаяние, печаль, таким почерком пишут обыкновенно больные.
Наклон букв. Наклоненные буквы (вправо) свидетельствуют о чувствительности, и эта черта проявляется тем сильнее, чем больше наклон букв. Почерк без наклона присущ хладнокровному человеку; левонаклонныя свидетельствует об отсутствии чувствительности, часто о притворстве. Почерк прямой указывает на непоколебимую энергию и стойкость. Почерк извилистый, неровный (почерк знаменитого дипломата Талейрана) говорит о гибкости характера и изменчивости убеждений. Такие люди умеют, когда нужно, гнуть спину и легко менять свои убеждения.
Связность почерка. Связь букв между собой имеет большое значение. Это указывает на связность идей, последовательность, рассудительность. Отрывистый почерк свидетельствует о порыве души, о характере поэтическом или художественном (почерк Гуно).
Правильность букв говорит о спокойном уравновешенном характере. Убористое, сжатое письмо указывает на склонность к экономии, бережливости, чем больше буквы сжаты, тем сильнее выражены эти наклонности. Размашистый почерк служит верным показателем широкой, щедрой, даже расточительной натуры и т. д.
Наиболее реакционным направлением в графологии явилось учение главы антропологической школы уголовного права Ломброзо, изложенное в 1895 г. в работе «Руководство по графологии». Ломброзо рекомендовал некоторые особенности почерка использовать для определения так называемого «прирожденного преступника». В частности, он разделил почерки преступников на две большие группы: почерк убийц, разбойников, грабителей и почерк воров. Это наивное, идеалистическое по своей сущности и реакционное по политической направленности учение неоднократно подвергалось обоснованной критике со стороны советских криминалистов.
Интерес с научной точки зрения представляют работы современных графологов. Современная графология значительно усовершенствовала анализ почерка. В своих многочисленных экспериментах графологи пользуются данными других наук. Графология в настоящее время тесно связана с медициной, в частности с диагностикой. В 1935 г. эксперт-почерковед Альфред Кафнер, работающий в министерстве юстиции Австрии, после ряда наблюдений пришел к выводу, что между раковым заболеванием и почерком есть прямая связь. Кафнер изучил более 35000 подписей и на основании их анализа утверждал, что может предсказать раковое заболевание по почерку с точностью до 97% (на основании микроисследования штрихов)1. В 30-х годах венгерские графологи изучили почерки более 2000 детей с ненормальной психикой в возрасте от 10 до 18 лет. В процессе анализа рукописей были установлены закономерности в отклонении почерка в зависимости от состояния психики. Исследователи предложили лечить детей (изменять психику ребенка) посредством определенных изменений почерка (так называемая графотерапия). Они считали, что почерк может возбудить нервы человека или успокоить их.
По подсчетам американских графологов более 500 фирм США используют анализ почерка для определения профессиональных свойств человека, вновь принятого на работу или продвигаемого по службе. Европейские фирмы начали использовать графологию с начала XX века. В ФРГ, Дании, Франции фирмы используют графологию для определения профессиональной пригодности. В настоящее время графологию преподают в ФРГ, в университетах Гамбзфга, Мюнхена и др. Новейшие курсы читаются в Сорбонне (Франция), в университетах Берна, Цюриха (Швейцария) и ряде других стран Европы. В США курс графологии читается в Нью-йорском университете, в Социальной школе исследований. В некоторых университетах графологию изучают после завершения курса психологии; в других—ее читают как часть медицинского курса.
Работы современных графологов представляют определенный научный интерес для советских ученых-почерковедов, занимающихся решением задач неидентификационного характера: установление необычных условий выполнения рукописи, состояние человека в момент написания текста, установление пола, возраста, профессии и т. д.
Специально не останавливаясь на истории развития криминалистической экспертизы письма в России в дореволюционный период, отметим только, что вследствие консерватизма и косности судебной и политической системы, криминалистические знания развивались медленно; слабо использовались достижения науки и техники.
Весь многолетний период развития советской криминалистической экспертизы письма, по определению В. Ф. Орловой,— «это процесс научного исследования закономерностей письма и почерка на базе комплекса знаний различных областей науки, в первую очередь, естественного профиля, в целях создания и совершенствования методики криминалистической экспертизы почерка». Исследование письма — задача специалистов многих областей знания. Почерковедам, как никаким другим специалистам в области криминалистической экспертизы, повезло в содружестве с учеными других специальностей. В настоящее время почерк является объектом исследования не только криминалистов, судебных экспертов, но и медиков, физиологов, психологов и других специалистов. Например, влияние перегрузок, состояние невесомости изучается в космической медицине и с помощью исследования почерка.
Основная задача экспертизы письма — установление исполнителя (в автороведческих экспертизах — автора) рукописного текста, подписей. Эта задача решается в процессе криминалистического идентификационного исследования. Настоящий период развития судебного почерковедения характеризуется активным привлечением данных различных, преимущественно естественных, наук для раскрытия закономерностей формирования письменно-двигательного навыка, письменной речи. Так, ВНИИ МВД СССР, институты и лаборатории судебных экспертиз Министерства юстиции СССР занимаются исследованием анатомических и физиологических основ письма: изучаются анатомические характеристики письменно-двигательного навыка при образовании элементов почерка; физиологические процессы, лежащие в основе управления движениями, воспроизводящими элементы письменных знаков и их сочетаний. Исследуется координация движений при дифференциации рукописей по темпу письма. Проводится экспериментальная работа по выявлению факторов, влияющих на формирование письменной речи: изучаются внутренние и внешние факторы, характеризующие психофизиологические особенности личности писавшего с целью установления автора документа. Используются данные физиологии и психологии: для обоснования устойчивости элементов почерка; для выявления корреляции характеристик личности и графических признаков. В экспериментальных исследованиях применяются средства электромиографии для определения темпа письма; для изучения процесса формирования элементов почерка применяются средства электрофизиологического исследования двигательного аппарата. Данные языкознания в криминалистической экспертизе письма используются для установления автора, определения географического района распространения диалектологических признаков (в целях розыска автора документа) и т. д. Разрабатываются и применяются в экспертной практике различные методы математического анализа письменных знаков.
Основоположник судебного почерковедения Е. Ф. Буринский писал, что почерковедческая экспертиза только тогда перестанет быть субъективной, когда в процессе исследования будут производиться различные измерения с помощью специально для этих целей разработанных и изготовленных инструментов. Этот тезис Е. Ф. Буринского открывал перед почерковедами новые пути к исследованию почерка. В то же время каких-либо научных рекомендаций, позволяющих объективизировать метод измерения почерка, он не дал. Практические предложения Е. Ф. Буринского сводились к указаниям об измерении некоторых величин: угла направление строки, размаха почерка или амплитуды, разгона, напряжения почерка.
В определенной степени графометрический метод Э. Локара в настоящее время — эпоху научно-технического прогресса — «натолкнул» исследователей на применение в судебном почерковедении математических методов исследования, к которым в первую очередь относится использование в экспертизе письма аппарата проективной геометрии. Полученные в результате раздельного исследования графические характеристики почерка, которым исполнен исследуемый документ, и образцы почерка лица, подозреваемого в его исполнении, сопоставляются таким образом, чтобы их координатные оси совпадали. Затем через одноименные точки графических характеристик исследуемых признаков проводятся лучи. Если они пересекаются в одной точке, то оба пучка лучей проективны, следовательно, записи исполнены лицом, образцы почерка которого представлены для сравнения. Если прямые, проведенные через одноименные точки, не пересекаются в одной точке, то здесь отсутствует проективное соответствие. Такое несоответствие свидетельствует о выполнении сравниваемых почерков разными лицами. К сожалению, этот метод имеет сз^щественные недостатки, заключающиеся в том, что при разметке признаков не исключается возможность довольно значительной инструментальной ошибки. Небрежное исполнение чертежа влияет на объективность резз^льтатов исследования. Во избежание заказанных ошибок в настоящее время ведется экспериментальная работа по внедрению оптико-механических приспособлений для безошибочной разметки исследуемых признаков.
Одним из методов графического анализа является графическое усреднение письменных знаков. Этот метод используется экспертами-почерковедами для получения сведений о пространственном размещении движений рз^ки исполнителя при образовании букв и их элементов. Названный способ, по мнению его авторов, дает возможность получить результаты высокой точности без применения специальной сложной техники. Графическое усреднение состоит из трех стадий: нормировка букв по размеру, совмещение нормированных по размеру бз^кв и получение усредненного письменного знака. Такое исследование предполагает обязательный анализ нескольких письменных знаков, так как нередки случаи, когда одноименные усредненные буквы в рукописях одного и того же лица (например, при умышленном изменении почерка) не совпадают. Наибольший эффект метод усреднения может дать при исследовании сходных почерков. Однако следует учитывать, что этот способ не имеет самостоятельного значения и его результаты оцениваются в совокупности с другими полученными данными.
Другим методом графического анализа является графический дисперсионный анализ письменных знаков. Так же как и метод графического усреднения, он позволяет экспертам-почерковедам получить данные о пространственном размещении движений руки исполнителя подписи. Сущность этого способа заключается в сопоставлении буквы спорной подписи с совмещенными друг с другом нормированными одноименными буквами, взятыми в образцах предполагаемого исполнителя. Названный метод является дополнительным способом исследования почерка (подписи), и результаты его применения оцениваются в совокупности с данными, полученными иным путем.
С целью отыскания объективных критериев оценки признаков в почерковедческих исследованиях многое делается по статистической обработке почерков. Основная цель экспериментов в этой области — установление частоты встречаемости ряда признаков. л Разработаны и на практике применяются в экспертных учреждениях методики частоты встречаемости и идентификационной значимости определенных признаков почерка.
Все эти исследования сводятся к отысканию объективных критериев качественной оценки признаков (совокупности признаков) количественными вероятностно-статистическими методами. Процесс почерковедческого исследования направлен не только на решение идентификационных задач. При исследовании рукописей нередко решаются вопросы, связанные с установлением условий в которых выполнялся спорный документ, установлением факта написания текста умышленно измененным почерком, левой рукой. Определенные признаки письма информируют эксперта о выполнении рукописи лицами, перенесшими травмы мозга, находившимися в момент написания текста в состоянии повышенной возбудимости или торможения, состоянии алкогольного опьянения и т. д. Так, например, у лиц с расстроенной центральной нервной системой координация движений при письме снижается, темп письма резко падает, появляются угловатые движения, некоторые буквы выполняются в зеркальном изображении и т. д.
Дореволюционные работы по каллиграфии, приметоописанию, графометрии и графологии в значительной мере оказали влияние на формирование научного мировоззрения виднейшего отечественного криминалиста Е. Ф. Буринского —- автора термина судебное почерковедение. В своем учении о почерке он обобщил и систематизировал различные междисциплинарные научные данные, относящиеся к объекту познания. Особое внимание уделено механизму письма, его патологическим изменениям, методам научного исследования почерка. В итоге Буринским был заложен фундамент в разработку научных основ судебного почерковедения, определены задачи и перспективы дальнейшего формирования науки.
В. Ф. Орлова выделяет следующие этапы развития судебного почерковедения в послереволюционный период:
Этап накопления знаний и опыта охватывает период с начала 20-х и до середины 30-х гг. Он связан с деятельностью С. М. Потапова, П. П. Михеева, Н. Д. Вороновского и др.
Своими работами они устранили укоренившееся в то время в криминалистике представление о судебно-почерковедческой экспертизе как о доступном практически всем грамотным лицам виде исследования. Большое внимание уделялось поэлементному строению букв, признакам почерка и процессу его исследования. Соответствующие рекомендации послужили началом разработки методических основ экспертизы почерка. В этот период С. М. Потапов сформулировал первое научное определение почерка как системы привычных движений, выраженной в письменных знаках.
Этап становления теоретических основ судебного почерковедения продолжался с середины 30-х до середины 50-х гг. В данный период значительный вклад в науку о почерке внесли С. М. Потапов, А. И. Винберг, Н. В. Терзиев, С. И. Тихенко, А. А. Елисеев, Б. М. Комаринец. Впервые в истории криминалистики на основе данных естествознания были сформулированы теоретические основы судебно-почерковедческой экспертизы. В них, в качестве основных положений, определяется навыковый характер и условнорефлекторная природа письма и почерка, которые предлагается рассматривать в качестве единого объекта криминалистического исследования; изучены основные идентификационные свойства почерка — индивидуальность и динамическая устойчивость; разработана методика идентификационного исследования письма, которая базируется на признаках, отражающих особенности проявления письменной речи и почерка. В целом для данного периода характерен значительный рост авторитета судебно-почерковедческой экспертизы в криминалистике.
Этап развертывания теоретических и экспериментальных исследований, математизации науки, формирования теории судебно-почерковедческой идентификации длился с середины 50-х и до начала 70-х гг. Он неразрывно связан с деятельностью таких известных криминалистов, как В. Ф. Орлова, А. И. Винберг, Л. Е. Ароцкер, А. И. Манцветова, Э. Б. Мельникова, В. В. Томилин, М. В. Шванкова.
Этап характерен обращением ученых-почерковедов к частным теоретическим и экспериментальным вопросам судебного почерковедения при интенсивном сотрудничестве с представителями иных наук, прежде всего естественного профиля. В результате впервые сформулированы естественнонаучные основы судебно-почерковедческой экспертизы, опытным путем произведен анализ измененного почерка, осуществлено проникновение в почерковедческие исследования математических методов.
Математизация знаний о почерке осуществлялась в вероятностно-статистическом, измерительно-статистическом и кибернетическом направлениях. Большой вклад в развитие этого процесса внесли В. Ф. Орлова, И. Д. Кучеров, Г. Ф. Архипов, В. А. Пошкявичус, Л. Г. Эджубов, Р. М. Ланцман.
Наряду с ручными способами в почерковедческих исследованиях за последнее время все большее применение получают машинные методы анализа признаков в сравниваемых почерках (подписях). Ведутся эксперименты по использованию алгоритмов опознания образа при производстве почерковедческих экспертиз, а также в целях установления авторства анонимных текстов. Почерк определенного лица в целом, а также отдельные письменные знаки, в совокупности составляющие индивидуализирующий комплекс, являют собой образ. Задача исследователя состоит в обучении электронно-вычислительной машины распознаванию по некоторому количеству письменных знаков почерка данного лица в массе разных почерков. Основную трудность при этом представляет ввод в машину нужной информации об исследуемом почерке. Другими словами, использование кибернетических машин для почерковедческих целей требует перевода исследуемого графического материала в определенную знаковую систему (совокупность значений координат). Этот важный этап исследования требует большой точности и значительных усилий. Ручной способ кодирования письменных знаков не обеспечивает большой точности и однозначности кодирования, трудоемок и малоэффективен. При. ручном кодировании объективность информации, вводимой в машину, во многом зависит от субъективных качеств исследователя (опыта, точности кодирования и др.). Все эти факторы снижают эффективность применения электронно-вычислительной техники.
Известно, что весь процесс использования вычислительной машины состоит из следующих основных этапов: представления исходных данных в приемлемом для машины виде (исходные данные должны представлять собой определенную закодированную знаковую систему); кодирования конкретного плана действий; обработки поступившей информации и записи результатов; перевод полученных машиной результатов в форму, понятную для человека. Эффективность этого процесса (всех его четырех этапов) во многом зависит от разработки технических средств ввода и вывода информации. Наиболее надежны такие электронно-вычислительные машины, которые могли бы непосредственно вводить информацию об исследуемом почерке (исследуемых почерках и образцах), не прибегая к сложному кодированию. В этом направлении ведется большая экспериментальная работа.
Результаты научных исследований данного периода послужили необходимой основой для разработки и создания теории судебно-почерковедческой идентификации. Эта эпохальная научная работа профессора В. Ф. Орловой не утратила своего значения до сих пор и служит общепринятым руководством в осуществлении деятельности многих поколений ученых и экспертов-практиков.
Лекция 9. Судебные исследования в лабораториях выдающихся русских ученых.
1. Основатели экспертно-криминалистической службы.
2. Ученые современной России.
1. Основатели экспертно-криминалистической службы.
Однако научные кадры русских криминалистов были сохранены. С.М. Потапов, А.Н. Попов, Н.П. Макаренко, В.Л. Русецкий, В.И. Фаворский, А.А. Сальков, Б.А. Малиновский, П.С. Малиновский, П.С. Семеновский и после Октябрьской революции продолжали долго и честно работать на благо России.
Буринский
Потапов С.М.
Своим быстрым развитием и значительными успехами в борьбе с преступностью научно-техническая служба в огромной мере обязана замечательным людям, патриотам и самоотверженным труженикам, стоявшим у ее истоков, ее первым руководителям, которые отдали этому трудному делу свои знания, энергию и талант. Одним из выдающихся организаторов службы был Сергей Михайлович Потапов.
О его роли в развитии научно-технической службы в системе органов внутренних дел, к сожалению, известно очень мало. А ведь этой работе он посвятил двенадцать лет своей жизни. Попытаемся кратко осветить эту часть деятельности выдающегося ученого и организатора.
1 октября 1922 года Сергей Михайлович Потапов был назначен на должность начальника экспертного подотдела научно-технического отдела Управления уголовного розыска НКВД РСФСР.
Укомплектовать экспертный подотдел НТО оказалось нелегким делом. В стране в то время было мало специалистов по судебной экспертизе и фотографии: одни из них эмигрировали, не хотели сотрудничать с советской властью, других нельзя было принимать на службу в НКВД. Несмотря на это штаты научно-технического отдела в 1923 году были заполнены. Кроме В. Л. Русецкого, начальника НТО, и С. М. Потапова в отделе работали: П. С. Семеновский (начальник Центрального регистрационного бюро), Б. А. Малиновский (начальник фототехнического отдела), А. Н. Учеватов (начальник статистического подотдела), О. В. Васильченко и Э. Т. Предит (эксперты), Л. П. Рассказов и С. Ф. Камаев (дактилоскописты), С. Г. Нечаев и А. Т. Гаврилин (фотографы) и другие.
В 1923 году из органов НКВД по болезни уволился В. Л. Русецкий, и 1 июня того же года С. М. Потапов был назначен начальником научно-технического отдела УУР НКВД РСФСР с одновременным исполнением обязанностей начальника экспертного подотдела (Приказ УУР № 70, § 11).
Первая из многочисленных и неотложных задач отдела состояла в производстве всех видов экспертиз для органов внутренних дел. Немало экспертиз приходилось выполнять и по заданиям судебных органов, так как других экспертных учреждений в то время были считанные единицы. Экспертизы проводились также и по просьбе губернских отделов уголовного розыска. Аналогичные экспертные подразделения функционировали тогда только в Петрограде (они работали но заданиям своего уголовного розыска) и Харькове (для Украины).
Не менее важной и срочной была задача обучить работников милиции, главным образом уголовного розыска, научно-техническим методам расследования преступлений, доказать полезность и необходимость тщательного осмотра мест происшествий, обнаружения и изъятия различных следов, оставленных преступниками. Нужно было организовать в стране учетно-регистрационную работу, в каждом губернском уголовном розыске наладить фотографическую работу, научить работников уголовного розыска фотографировать, снабдить их фотоматериалами и аппаратурой, дактилоскопическими бланками и другими техническими средствами, необходимыми для работы. Все это предстояло сделать научно-техническому отделу в самые кратчайшие сроки, и здесь-то наиболее ярко проявились организаторские способности С. М. Потапова.
В конце 1923 года в НКВД происходила крупная реорганизация с целью улучшить структуру наркомата, сократить и тем самым удешевить управленческий аппарат. Было создано Центральное административное управление (ЦАУ). Если в начале 1923 года в Управлении уголовного розыска работало 248 человек, из них 28 - в научно-техническом отделе, то и конце 1923 года (после реорганизации) в отделе уголовного розыска (Управление было превращено в отдел, а НТО в подотдел) осталось 58 человек. В научно-техническом подотделе в тот же период осталось 28 человек. Добиться этого было непросто. После реорганизации штаты НТО были уменьшены на десять единиц. Однако С. М. Потапову вскоре удалось убедить руководство Наркомата увеличить штаты подотдела до прежней численности. Бывший экспертный подотдел по предложению Сергея Михайловича был реорганизован в кабинет научно-технической экспертизы (три эксперта и переводчик).
Хлопоты с реорганизацией не отразились на работе научно-технического подотдела. О ней высоко отзывались не только Уголовный розыск, но и судебные органы Республики.
В отчете ОУР ЦАУ НКВД РСФСР за декабрь 1923 года и январь 1924 года читаем:
“Продолжалось интенсивное развитие деятельности Кабинета научно-технической экспертизы, завоевывающего все больше доверия не только среди органов Уголовного розыска, но и судебных органов. Верховный суд Республики в случаях необходимости по находящимся в его производстве делам проверять экспертизу, произведенную на местах, прибегает исключительно к услугам лаборатории научно-технического подотдела”.
Значительное количество почерковедческих экспертиз и технических исследований документов на первых порах выполнял сам начальник подотдела. Ознакомление с ними показывает, что С. М. Потапов обладал высоким мастерством эксперта. Многие решенные им вопросы относятся и сегодня к числу трудных. К примеру, 29 октября 1922 года из активного отдела Центророзыска в научно-технический отдел поступило отношение Особой Сессии Нарсуда при Нижегородском губернском народном суде от 23 октября 1922 года за № 1381. Экспертизой требовалось установить: был ли поставлен оттиск печати на подписи председателя и секретаря суда или же подписи были выполнены поверх имевшегося оттиска печати?
Исследование очередности пересеченных штрихов и в наше время вызывает определенные трудности и не всегда, разрешается в категорической форме. Однако Сергей Михайлович успешно решил этот вопрос. В архиве сохранилась собственноручная копия заключительной части акта экспертизы, выполненной Потаповым С. М. Вот полный текст этого заключения.
Копия Заключения. На основании данных фотографического исследования заключительной части отношения особой сессии Народного суда Нижегородского округа от 23 октября 1922 года за № 1381 следует заключить, что текст отношения и подпись Председателя выполнены до наложения печати, а подпись Секретаря сделана после того, как печать была уже поставлена. Ноябрь 1 дня 1922 года Начальник экспертного п/отдела Потапов.
Несмотря на большую организаторскую и практическую работу, а также частые выезды в командировки, Сергей Михайлович уделяет серьезное внимание и научно-исследовательской работе. Рациональная постановка научно-исследовательской работы немыслима без хорошей научно-технической информации. Это прекрасно понимал руководитель криминалистической службы. Однако тогда возможности НТО были невелики: имелась лишь небольшая специальная библиотека, зарубежная юридическая криминалистическая литература не выписывалась из-за отсутствия валюты. В 1923 году удается получить на эти цели значительные средства в рублях, и С. М. Потапов покупает для отдела имевшиеся на книжном рынке работы Буринского, Трегубова, Рейсса (по уголовной технике), Лауберта и Шмидта (по фотографии) и другие.
Хуже обстояло дело с иностранной литературой. Периодические журналы по криминалистической технике в нашу страну не поступали, информация о них отсутствовала. Сергей Михайлович решает обратиться за помощью к своему бывшему учителю — Р. А. Рейссу. Выбор этот был не случайным, ибо он в свое время получил от профессора Лозанского университета предложение в любое время обращаться за помощью.
В этой связи представляет интерес письмо профессора Рейсса от 14 февраля 1914 года. Приводим перевод полного текста этого письма:
Лозанна, 14 февраля 1914 года.
Профессор д-р Р. А. Рейсе.
Дорогой господин Потапов!
Я только что получил Ваше любезное приглашение на торжественное открытие Института научно-судебной экспертизы в Киеве, и я Вас за это горячо благодарю. К несчастью, слишком большое расстояние не позволяет мне туда поехать. Позвольте мне искренне порадоваться за то доверие, которое Вам оказано назначением на этот пост. К тому же Вы это заслужили и Ваше правительство не могло сделать лучшего выбора. Я радуюсь также немного тому, что один из моих учеников будет на этом посту, и он продолжит работу, которой я посвятил свою жизнь.
Если однажды Вы будете иметь затруднения в экспертизе, не стоит говорить, что я весь в вашем распоряжении, чтобы дать Вам все справки, которые Вы желаете. Можно прибавить, что в трудном деле желательно иметь еще мнение одного коллеги.
В таком случае не стесняйтесь, обращайтесь без стеснения ко мне. Мне будет приятно быть полезным одному из моих бывших учеников.
Итак, дорогой господин, еще раз мои горячие и сердечные поздравления Вам.
Ваш Р. А. Рейсе.
Об этом свидетельствует, в частности, письмо С. М. Потапова от 7 июня 1923 года.
Перевод
Начальник кабинета научной экспертизы Центророзыска в Москве 7.VI.1923 г.
Дорогой учитель.
Надеюсь, что Вы не забыли одного из Ваших прежних учеников и не откажете ему в Вашей помощи в работе, которой Вы посвятили свою деятельность.
Не будучи в курсе последних научных трудов (начиная с 1915 года), относящихся к экспертизе, регистрации, идентификации и пр. я просил бы Вас оказать любезность прислать мне список таких трудов, появившихся на французском, немецком и английском языках, а также дать указания относительно журналов, обзоров и технических методов, относящихся к судебной фотографии, фиксированию следов преступлений и т. п. Ожидая с нетерпением второй и других частей Вашего “Руководства”, равно как и других Ваших работ, я рассчитываю, что Вы будете добры прислать мне какие-нибудь экземпляры их, конечно, за плату.
Примите, дорогой учитель. уверение в моем уважении и привет. Сердечно преданный Вам Ваш
С. Потапов.
Не выяснено, был ли ответ на это письмо и каков он. Но зато абсолютно точно известно, что спустя три года научно-технический подотдел выписывал большое количество периодических иностранных журналов на французском, немецком и английском языках (всего 12 названий).
Эти периодические издания давали возможность работникам научно-технического подотдела своевременно узнавать о всех новинках полицейской техники и криминалистики, появившихся в те годы в развитых европейских странах и Соединенных Штатах Америки.
В 1923—1924 г.г. Сергей Михайлович опубликовал четыре статьи. Три из них имели большое значение для развития научно-технической службы и организации борьбы с преступностью. (Место судебной фотографии в уголовной технике. — “Рабоче-крестьянская милиция”, 1924, № 3—4; Установление личности неопознанных трупов. — Там же, № 9; Розыск обвиняемых. — “Административный вестник”, 1925, № 1).
Мысли, изложенные в первой статье, легли в основу вышедшего позднее фундаментального труда по судебной фотографии, по которому училось несколько поколений экспертов и сотрудников уголовного розыска. Вторая работа представляет собой тезисное изложение изданного в декабре 1924 года циркуляра Центрального административного управления НКВД РСФСР № 571 “Об установлении центральной регистрации неопознанных трупов и бесследно пропавших лиц”.
Появлению этого циркуляра предшествовала большая работа, проведенная научно-техническим подотделом. Проект циркуляра направлялся на отзыв в Отдел прокуратуры Народного комиссариата Юстиции, откуда 7 сентября 1924 года был получен ответ, что “согласно отзыву Главного судебно-медицинского эксперта от 13.IX.1924 г. введение карты неопознанного трупа вместе с указанным циркуляром признается вполне целесообразным”.
10 декабря 1924 года помощник прокурора Верховного Суда СССР по наблюдению за ГПУ и органами следствия в письме № 43/33415 сообщил: “Текст представленных карточек, “Н. Т.” и “Б. П.”, и циркуляр о порядке установления личности неопознанных трупов возражений не встречает, ввиду полной целесообразности принимаемой меры о способах регистрации неопознанных трупов и бесследно пропавших.
Разработанная С. М. Потаповым в 1924 году система опознания трупов и лиц, пропавших без вести, в усовершенствованном виде функционирует в органах внутренних дел и сейчас.
Анализ первого этапа работы С. М. Потапова в органах внутренних дел будет неполным, если не остановиться хотя бы кратко на разработке им вопросов, связанных с розыском преступников.
Его статья “Розыск обвиняемых” является образцом глубокого научного подхода к чисто практическому вопросу, интересовавшему в то время уголовный розыск. Автор справедливо пишет, что этим вопросам уделено слишком мало внимания в литературе “...главным образом потому, что успех розыска принято относить почти исключительно к индивидуальным способностям или же к особому таланту лица, проводящего расследование. Однако же, как для “Уголовной техники” оказалось возможным свести приемы раскрытия преступлений к научно-выработанным основам, так, несомненно, и методы розыска лиц не только могут, но и должны быть приведены к определенному порядку”. И автор показывает в статье, как это нужно, по его мнению, сделать.
Весь розыск С. М. Потапов разделяет на активный и письменный и проводит четкую грань между ними. “Различие между активным и письменным розыском такое, — пишет автор, — как между охотой с оружием и охотой с помощью западни.
В первом случае имеет место фактическое искание, которое может выражаться в “преследовании по горячим следам”, расспросах, осмотрах, обысках, засадах, облавах и т. п. Во втором случае разыскиваемый механически попадается сам. Но как для успешной постановки западни нужны точные сведения об отличительных свойствах данной, определенной породы зверя, так и для успешности письменного розыска нужны точные указания на индивидуальные признаки данного, определенного лица”.
И несколько дальше: “Вызываемое самою жизнью разделение розыска лиц на активный и письменный обуславливает существенные особенности в проведении того или другого. Первый выполняется активной частью уголовно-розыскного учреждения; второй — научно-технической частью, регистрационным бюро. Для первого нужны разнообразные, в зависимости от конкретной обстановки, тактические приемы; для второго — единообразные, по твердому принципу организованная, техническая система. Первым руководит личная инициатива и энергия; вторым — заранее выработанная точная механизация труда. Первый может производиться без определенного представления о личности, — даже по одним лишь следам или случайным указаниям; второй не может иметь места иначе, как по установлении индивидуальных признаков данного определенного лица. Отдельные требования об активном розыске представляют особую обычную меру и могут вытекать из многих основательных предпосылок о возможности нахождения разыскиваемого в том или ином месте, все требования письменного розыска представляют собою крайнюю меру и должны вытекать из одной основательной предпосылки, — о невозможности найти разыскиваемого путем исчерпывающей активной работы”.
Эти и многие другие соображения автора в дальнейшем легли в основу циркуляра, разработанного научно-техническим подотделом совместно с отделом уголовного розыска и определившего на многие годы порядок, формы и методы розыска лиц, совершивших преступления и скрывшихся от наказания.
Наверное, не многим криминалистам сейчас известно, что С. М. Потапов успешно занимался не только вопросами уголовной регистрации и идентификации. Многолетняя экспертная практика и разносторонние научные знания позволили ему внести существенный вклад в дело предупреждения подделки отечественных кредитных билетов.
Сущность этого изобретения подробно изложена в журнале “Административный вестник” за 1925 год. В статье, в частности, подчеркивается, что данное изобретение впервые было сделано в Советском Союзе.
Можно было бы назвать еще много фактов, характеризующих Сергея Михайловича как ученого, теоретика, не жалевшего сил для внедрения теоретических достижений в практику борьбы с преступностью, но несомненно главной его заслугой перед органами внутренних дел является создание разветвленной сети криминалистических подразделений милиции. С огромной энергией, настойчивостью добивался он широкого развития научно-технической службы в стране. Об этом свидетельствуют обширная переписка, отчеты о многочисленных командировках с целью изучения положения на местах, инспектирования, оказания помощи.
В связи с массовым поступлением просьб из губерний и республик о примерной смете на оборудование кабинетов экспертизы С. М. Потапов в январе 1926 года разрабатывает “Краткую заметку по вопросу об организации научно-технических кабинетов при уголовно-розыскных учреждениях”. Документ был разослан всем заинтересованным органам.
В “Кратких заметках” формулируются основные задачи научно-технических кабинетов, некоторые требования к знаниям лиц, которые могут в них работать, потребности в помещении, приводится перечень необходимой аппаратуры с указанием стоимости каждого предмета.
Спустя полгода научно-технический подотдел Центра подготовил подробную “Инструкцию по организации научно-технических кабинетов при губернских и областных учреждениях уголовного розыска”. Инструкция состояла из следующих разделов: общие указания, задачи кабинета, личный состав, помещение и оборудование, порядок учета работы, связь с научно-техническим подотделом ОУР ЦАУ НКВД. Ее автором был С. М. Потапов.
Полный текст “Инструкции” в дальнейшем был опубликован в “Бюллетене ЦАУ” и уже стал директивой для кабинетов экспертизы, а также для губернских аппаратов уголовного розыска.
В связи с быстрым ростом сети кабинетов экспертизы возникли сразу две проблемы, требовавшие неотложного решения. Первая из них состояла в острой нехватке специальной аппаратуры и оборудования, вторая — в нехватке экспертных кадров. В целях хотя бы частичного решения проблем, связанных с аппаратурой, С. М. Потапов дважды (в 1925 и 1928 г.г.) был командирован за границу для закупки оборудования и ознакомления с опытом работы полицейских учреждений.
Из этих поездок он привозит необходимую криминалистическим подразделениям фотоаппаратуру, дактилоскопические пленки и чемоданы для осмотра мест происшествий, микроскопы и другое оборудование, подробно информирует обо всем, что он видел в области уголовной техники.
Будучи человеком весьма принципиальным, С. М. Потапов объективно излагает не только свое личное отношение ко всему, что он видел, но и дает анализ тем “достижениям” полицейской техники, которые подчас необоснованно превозносились в специальной литературе того периода.
После первой ознакомительной поездки в Германию он изложил свои впечатления в статье “Уголовная техника на Западе” (“Административный вестник”, 1925, № 8, с. 88—92), где, в частности, подчеркнул: “Но если промышленная техника заметно двигается вперед по пути новостей и усовершенствований, то нельзя то же сказать про деятельность в области криминалистики, в смысле появления каких-нибудь новых научно-технических методов в течение последних десяти лет.
В другом месте этой статьи он пишет, что его поездка в Германию была полезной в том смысле, что “подобное ознакомление оказывается, по-видимому, не менее полезным и тогда, если наглядно убеждаешься, что нет ничего такого, чему можно было бы позавидовать и по поводу чего возникло бы сожаление о своей отсталости. В этом случае, естественно, рассеивается преувеличение и ошибочные представления, которые слагаются под влиянием сообщений печати об успехах Запада в данной изучаемой области.
Именно с последней точки зрения и представляет собой наибольший интерес состоявшаяся в Карлсруэ (Германия) с 7 по 12 июня так называемая “международная полицейско-техническая выставка”. В результате непосредственного знакомства с этой выставкой выявилось значительное несоответствие между теми надеждами, которые на нее возлагались, и действительным положением дела борьбы с уголовной преступностью при помощи научно-технических методов”.
Надо отметить, что С. М. Потапов писал это в 1925 году, когда некоторые ученые были менее объективными в своих оценках успехов Запада.
Проблема подготовки экспертных кадров для органов внутренних дел на первых порах была решена с помощью организации при НТО полугодовых экспертных курсов. При самом активном личном участии своего руководителя научно-технический отдел провел исключительно большую работу, чтобы в январе 1928 года в Москве могли открыться первые курсы экспертов на сорок слушателей.
С. М. Потапов был душой этих курсов. Он организует их работу, сам читает лекции, устанавливает контакты с ведущими учеными. Лекции для слушателей курсов, в частности, читали: профессор А. В. Степанов (судебная химия), профессор С. В. Познышев (криминальная психология), доцент Н. П. Брюхановский (судебная психиатрия), профессор П. В. Верховский (организация, методология и делопроизводство кабинетов экспертизы и уголовного розыска), С. П. Семеновский (судебная медицина и дактилоскопия), И. Н. Якимов (ст. инспектор Центророзыска) вел уголовную тактику. Сам Сергей Михайлович ведет занятия по основам уголовной техники и научно-судебной экспертизы, а также по судебной фотографии.
Закончив выпуск первой группы экспертов, он сразу же приступает к подготовке вторых курсов.
Подготовлен и представлен на подпись Народного Комиссара внутренних дел циркуляр НКВД № 329 от 17 сентября 1928 года, в котором сообщается о сроке присылки кандидатов на следующие курсы экспертов. В документе подводятся итоги первого набора и отмечается, что в отдельных случаях на местах .недостаточно внимательно относились к подбору лиц, командируемых на курсы. Знания некоторых сотрудников оказались не удовлетворяющими требованиям для поступающих во вторую ступень трудшколы, “...тогда как означенные курсы, — говорилось в циркуляре, — созданы с исключительной целью дать местным учреждениям уголовного розыска работников высшей квалификации. На курсы должны быть направлены лучшие силы уголовно-розыскного аппарата в целях осуществления основной линии НКВД, имеющей в виду проведение в жизнь научных методов борьбы с преступностью.
В середине 1928 года Сергей Михайлович Потапов, стремясь поднять на более высокую ступень борьбу с уголовной преступностью путем широкого развертывания научно-исследовательской работы в органах внутренних дел РСФСР, ставит перед руководством Наркомата вопрос о преобразовании научно-технического подотдела ОУР НКВД в Научно-технический институт. Руководство уголовного розыска поддерживает эту идею и пишет, со своей стороны, докладную записку Наркому. Однако по определенным причинам осуществить эту идею не удалось.
С. М. Потапов всю свою энергию направляет на подготовку экспертов.
Вторые курсы экспертов при НТО начали свою работу в феврале 1929 года. Программа курсов и преподавательский состав остаются прежними.
Третий выпуск состоялся в 1930 году.
Курсанты разъехались в областные подразделения уголовного розыска в качестве руководителей научно-технических кабинетов и подотделов. Многие из них поехали в области и республики, где научно-техническая работа находилась в зачаточном состоянии, и им пришлось начинать эту работу, как говорится, с нуля.
В числе выпускников первых экспертных курсов были Б. И. Шевченко (впоследствии профессор МГУ), М. Д. Швайкова (профессор 1-го мединститута), завоевавшие большой авторитет криминалисты и руководители экспертных подразделений милиции — Л. П. Рассказов, А. Д. Хананин, Н. Д. Вороновский, Н. Д. Базаров, Б. А. Артемьев и многие другие.
Таким образом, три выпуска курсов экспертов подготовили для милиции основной костяк экспертных кадров, дали мощный толчок к дальнейшему развитию научно-технической службы в органах внутренних дел. А неутомимый Сергей Михайлович Потапов строил планы на будущее, рассчитывал, какой должна быть научно-техническая сеть в стране через пять и даже семь лет.
В одной из докладных записок на имя руководства Наркомата С. М. Потапов в связи с разработкой пятилетнего плана административного строительства предлагает программу развития экспертных кадров: в 1928 году — 60 человек, в 1929 г. — 120, в 1930 г. — 240, в 1931 г. — 300, в 1932 г. — 360.
В этой же докладной С. М. Потапов указывает на необходимость введения в некоторых высших учебных заведениях (медицинских, фармацевтических, юридических и других институтах) в качестве обязательных специальных дисциплин таких предметов, как судебная химия, судебная фотография, уголовная техника, дактилоскопия, почерковедение.
В другом, более позднем, “Плане расширения сети уголовно-розыскных учреждений по научно-технической части” С. М. Потапов дает расчет не только количества экспертов, но и технических работников, их годовой зарплаты по стране и стоимости оборудования.
По этому плану организация научно-технических кабинетов в областных учреждениях, а также постановка судебной фотографии в уездных (районных) аппаратах угрозыска должны были полностью завершиться в течение ближайших трех лет. В этот период в стране предполагалось организовать 60 научно-технических кабинетов.
1930 год был особенно насыщенным организационными изменениями по линии научно-технической службы, да и в рамках всего Наркомата внутренних дел.
11 июня 1930 года коллегия НКВД РСФСР заслушала доклад о работе Отдела уголовного розыска. Работа отдела была признана правильной и в общем одобрена. В то же время, коллегия указала на недостатки, в том числе на малочисленность штатов Центрального регбюро и других подразделений.
Коллегия постановила:
— особой задачей отдела уголовного розыска считать централизованное руководство и помощь местам по развертыванию и организации научно-технических кабинетов, лабораторий, музеев, а также питомников служебных и розыскных собак;
— созвать в июле 1930 года совещание заведующих научно-техническими частями и кабинетами угрозысков для обмена опытом работы и разработки мероприятий по улучшению научно-технической и регистрационной работы.
Наряду с другими вопросами коллегия предложила в соответствии с потребностями местных уголовных розысков в специальной аппаратуре развернуть ее изготовление внутри страны и организовать закупку и ввоз отсутствующего ассортимента аппаратуры из-за границы.
На этой же коллегии было принято решение переименовать Отдел Центророзыска в Управление уголовного розыска НКВД. Спустя два месяца, в августе 1930 года, научно-технический подотдел был снова преобразован в отдел. Областные же и краевые научно-технические кабинеты с этого времени стали называться научно-техническими отделениями.
10 июля 1934 года ЦИК СССР принял Постановление об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел. Научно-техническое отделение ОУР НКВД СССР стало союзным криминалистическим подразделением, осуществляющим практическое и методическое руководство научно-технической службой страны, которая к этому времени стала разветвленной и мощной. Большая заслуга в этом принадлежит Сергею Михайловичу Потапову, отдавшему ее развитию много энергии и творческой мысли.
С. М. Потапов неоднократно поощрялся руководством НКВД. В 1925 году он был награжден почетным оружием, в 1927 году — серебряным знаком и многократно — ценными подарками.
В сентябре 1933 года Сергею Михайловичу исполнилось 60 лет. 15 января 1934 года он ушел на пенсию. Но и после этого он продолжал плодотворную научную и практическую работу сначала в Институте уголовной политики, затем в Институте права Академии наук СССР, а в конце своей жизни — в Институте криминалистики Прокуратуры СССР. За эти годы Сергей Михайлович Потапов многое сделал для развития советской криминалистической науки.
10 ноября 1957 года, в возрасте 84 лет, С. М. Потапов скончался. Криминалисты органов внутренних дел помнят этого неутомимого организатора и крупного ученого, внесшего большой вклад в развитие криминалистических подразделений органов внутренних дел.
Семеновский П.С.
Более восьмидесяти лет прошло с того времени, когда в органах внутренних дел нашей страны было создано первое криминалистическое подразделение — кабинет судебной экспертизы Центрального управления уголовного розыска НКВД РСФСР.
Первым руководителем и экспертом кабинета судебной экспертизы был Петр Сергеевич Семеновский. Он родился 9 декабря 1883 года в Москве, в семье священника. С отличием закончил Московскую гимназию. Учитывая ранний интерес юноши к медицине, родители создали ему необходимые условия для поступления в Юрьевский университет на медицинский факультет.
Незаурядные способности и большой интерес к научной работе уже в университете позволили Петру Сергеевичу написать первую и довольно крупную работу по судебной медицине “Судебно-медицинское исследование семенных пятен” (объем 9 п. л.). Ученый совет университета удостоил эту работу золотой медали, а вскоре она была опубликована в Ученых записках университета. После окончания с золотой медалью университета Петр Сергеевич остается в Юрьевском университете, где помимо преподавательской работы, активно занимается научно-исследовательской деятельностью, издаст ряд интересных работ по судебной медицине.
С 1918 года П. С. Семеновский работает консультантом в Московском уголовном розыске и по совместительству — прозектором Лефортовского морга при Московской городской судебно-медицинской экспертизе.
С первых же дней назначения на должность заведующего Кабинетом судебной экспертизы П. С. Семеновский активно включается в работу по организации в уголовном розыске научно-технической службы. Он проводит судебно-медицинские и криминалистические экспертизы, выезжает на места происшествий, читает сотрудникам Центророзыска лекции по дактилоскопии и судебной медицине.
Много времени уходит на создание при Центророзыске Регистрационного и дактилоскопического бюро, заведующим которого П. С. Семеновского назначают 24 апреля 1919 года.
В 1920 году П. С. Семеновский разрабатывает классификацию пальцевых узоров (Приказ № 3 Главного управления Советской Рабоче-крестьянской милиции от 22 июня 1920 г. ЦГАОР РФ, ф. 393, оп. 23, д. 7, л. 36 об.), которая стала применяться во всех регистрационных бюро ОУР РСФСР. Эта классификация с небольшими изменениями и дополнениями существует и в настоящее время.
В 1923 году издается первое в стране пособие П. С. Семеновского “Дактилоскопия как метод регистрации”. Оно явилось теоретическим обоснованием и практическим руководством для создания в органах внутренних дел дактилоскопической системы регистрации преступного элемента.
За высокие показатели плодотворной работы в области судебной медицины П. С. Семеновский в 1927 году был избран Почетным членом Международного антропологического института в Париже. Кроме основной работы (до ухода из органов внутренних дел он заведовал в Уголовном розыске Центральным регистрационным бюро научно-технического отдела НКВД РСФСР), П. С. Семеновский занимается педагогической деятельностью: преподает судебную медицину на юридических курсах в Московском областном суде, в 3-м Медицинском институте, а также читает лекции в Военной Прокуратуре и в Верховном суде СССР.
После ликвидации в декабре 1930 года НКВД РСФСР и союзных республик П. С. Семеновский переходит в Научно-исследовательский институт судебной медицины при Наркомздраве СССР и занимается научно-исследовательской работой.
П. С. Семеновский умер в 1959 году в возрасте 76 лет.
Другой основоположник научно-технической службы в органах внутренних дел — профессор В. Л. Русецкий. Родился он 19 апреля 1880 года в Одессе, в семье морского инженера. В Киеве закончил гимназию и университет — юридический и математический факультеты. С 1913 года до Великой Октябрьской революции В. Л. Русецкий работал в должности помощника управляющего Московским институтом научной судебной экспертизы. После ликвидации института переехал в Петроград, где возглавил судебно-фотографическую кафедру при Высшем фототехническом институте.
В мае 1920 года В. Л. Русецкого приглашают на работу в Управление уголовного розыска в качестве эксперта-консультанта в Научно-технический подотдел. Крупный специалист в области судебной фотографии, он выполняет экспертизы, связанные с подделкой документов, фальшивомонетничеством, производит химические исследования. В декабре 1921 года В. Л. Русецкий дает согласие перейти на постоянную работу в УУР НКВД и 15 января 1922 года зачисляется в штаты уголовного розыска в качестве начальника Научно-технического подотдела. Подотдел расширяется, комплектуется квалифицированными кадрами, а вскоре преобразуется в крупный отдел со штатом свыше 20 человек. И в этом заслуга В. Л. Русецкого.
В. Л. Русецкий свободно владел французским и немецким языками, знал итальянский и латинский, ориентировался во всех вопросах криминалистики и криминалистической техники, о чем свидетельствуют его многочисленные докладные записки руководству Управления уголовного розыска и Наркомата по вопросам, касающимся работы отдела. Известна одна его статья об осмотре места происшествия, опубликованная в свое время в журнале “Рабоче-Крестьянская милиция”. Однако слабое здоровье не позволило В. Л. Русецкому долго и плодотворно работать в научно-техническом отделе. В августе 1923 года, после продолжительной и серьезной болезни, Владимир Львович был вынужден уйти из органов внутренних дел и вскоре, в 45-летнем возрасте, умер.
Начальник Уголовного розыска Республики Николаевский так отзывался о В. Л. Русецком в специальном письме, посвященном памяти этого видного криминалиста:
“В день годовщины смерти профессора В. Л. Русецкого я считаю долгом отметить крупные заслуги покойного в деле постановки борьбы с уголовной преступностью в Советской Республике. Являясь выдающимся специалистом в области новейших научных методов расследования преступлений, Владимир Львович в 1922 году, когда первоочередной задачей был признан переход работы розыска на научные основы, был приглашен Центророзыском на ответственную должность для постановки этого дела. Благодаря усилиям и неутомимой энергии Владимира Львовича удалось организовать научно-технический подотдел, первым начальником которого он явился, чем положено прочное начало проведению в работу розыска методов научной техники, и только состояние здоровья принудило Владимира Львовича расстаться с делом, которому он посвятил все свои силы и обширные познания. Смерть такого незаменимого специалиста, каким являлся Владимир Львович, составила для нашего уголовного розыска и отечественной криминалистики большую потерю”.
В. Л. Русецкого на посту начальника научно-технического отдела заменил Сергей Михайлович Потапов. Диапазон знаний С. М. Потапова в области криминалистики, экспертизы, судебной фотографии, вопросах розыска был настолько обширен, что последующие поколения экспертов-криминалистов учились на его работах; ученые криминалисты развивали его идеи в области идентификации личности, экспертизы и регистрации. Сергей Михайлович Потапов посвятил этой работе только в органах внутренних дел 12 лет своей жизни.
Говоря об основателях криминалистической службы в органах внутренних дел, нельзя не вспомнить и еще двух криминалистов, менее известных, но также сыгравших видную роль в организации и становлении службы: Панина Петра Николаевича и Забрежнева Владимира Ивановича.
П. Н. Панин родился в 1864 году в городе Риге. Высшее юридическое образование он получил в Московском университете. До поступления в органы внутренних дел он работал в Москве сначала заведующим канцелярией ВСНХ, а в 1919 году — заведующим общим отделением административного отдела в Народном Комиссариате государственного контроля. В сентябре 1919 года П. Н. Панин был переведен на службу в Главное управление войск внутренней охраны, где в должности сначала следователя, а затем помощника начальника юридического отдела работал в штабе войск ВОХР и в штабе войск ВЧК. Ввиду ликвидации юридического отдела в феврале 1921 года он был назначен юрисконсультом Штаба войск ВЧК. Однако Штаб вскоре был расформирован и П. Н. Панин откомандирован в Центророзыск, где в мае 1921 года назначен на должность начальника научно-технического подотдела. Таким образом, он был первым начальником научно-технического подотдела ОУР НКВД РСФСР. В это время ему было 57 лет. Несмотря на возраст, этот энергичный, знающий свое дело человек провел большую техническую и организационную работу. С его помощью подотдел получил новое помещение, значительные денежные суммы на оборудование и литературу по криминалистике, необходимую фотоаппаратуру и принадлежности к ней.
Многочисленные и очень интересные докладные записки П. Н. Панина свидетельствуют о его глубоких познаниях в области криминалистики и, в частности, экспертизы и регистрации. В архиве сохранилось несколько экспертиз, подписанных Паниным П. Н.
С приходом в органы внутренних дел на постоянную работу профессора Русецкого В. Л. Панин Петр Николаевич назначается помощником начальника научно-технического подотдела. Проработав некоторое время в НТО, он увольняется из органов внутренних дел.
Интересна биография и другого заместителя начальника НТО — Забрежнева Владимира Ивановича. Родился он 28 марта 1877 года в Петербурге. В 1895 году закончил Петербургское коммерческое училище, а в 1899 году — естествоведческий факультет Петербургского университета. Параллельно с университетом Забрежнев В. И. успешно заканчивает Петербургский биологический институт, в 1909 году — Медицинский факультет Парижского университета. Спустя 10 лет Владимир Иванович поступает в Париже на факультет психиатрических наук, который заканчивает в 1921 году. Такое уникальное образование и обширные познания в области медицинских и биологических наук, а также журналистики дают возможность Владимиру Ивановичу неоднократно выполнять специальные задания партии за границей и в своей стране. Отличное знание французского, английского, немецкого и итальянского языков помогало выполнению этих заданий за пределами Родины.
В. И. Забрежнев был членом РСДРП с 1896 года, с марта 1918 года состоял в Московской партийной организации РКП (б). Царское правительство преследовало его за участие в революционном движении (в 1899 году — крепость и ссылка, затем побег; 1905—1906 гг. — участник Московского и Петроградского вооруженного восстания, аресты и побег из Бутырской тюрьмы; в 1919 году — Берлинская тюрьма). В 1921 году В. И. Забрежнев по окончании “подпольной командировки”, как он ее называл, возвращается на Родину и назначается заместителем заведующего отделом печати и информации НКВД РСФСР. Сохранилась статья, написанная профессором В. И. Забрежневым “Роль естествознания в деле уголовного розыска”. В ней говорится о значении отпечатков пальцев для уголовной регистрации, роли химии и биологии в деле розыска преступников, и, в частности, по пятнам крови; о необходимости широкого использования спектрального анализа и рентгеновских лучей в практике борьбы с уголовной преступностью.
В сентябре 1922 года В. И. Забрежнев принят на службу в Управление уголовного розыска Республики и назначен на должность помощника начальника научно-технического отдела. Начальником отдела в то время был профессор В. Л. Русецкий. В периоды болезни Русецкого Владимир Иванович Забрежнев неоднократно успешно исполнял его обязанности.
В июне 1923 года по состоянию здоровья В. И. Забрежнев уходит с работы из органов внутренних дел.
Вот такие высокообразованные, талантливые, энергичные люди стояли у истоков отечественной криминалистической службы и науки.
Лекция 2. Становление экспертных учреждений в России.
1. Создание кабинетов научно-судебной экспертизы в 1912-1914 г.г.
2. Экспертные учреждения в советское время.
Первые экспертные учреждения. Аптекарьский приказ.
Медицинский совет Министерства внутренних дел. Экспедиция заготовления государственных бумаг, Российское техническое общество (Д.И.Менделеев, А.А. Захарьин и др.).
Фальсификация экспертизы в органах «правосудия» царской России. Дело Н.Г Чернышевского. Дело Бейлиса по обвинению в убийстве Ющинского.
Создание судебно-фотографических лабораторий, кабинетов научно-судебной экспертизы в Москве, Санкт-Петербурге, Киеве, Одессе.
Создание судебно-медицинских бюро (от подотдела медицинской экспертизы при отделе гражданской медицины народного комиссариата здравоохранения до бюро судебно-медицинской экспертизы Министерства здравоохранения).
Криминалистические учреждения (от научно-технических отделов в системе НКВД до экспертно-криминалистических управлений, экспертно-криминалистических центров, НИИ МВД).
Судебно-экспертные учреждения Министерства юстиции (лаборатории, НИИ, ЭКЦ).
Значение экспертных учреждений в раскрытии и расследовании преступлений, внедрении в судебную практику научных основ исследования доказательств. Общая характеристика видов экспертных исследований.
Первыми экспертными криминалистическими учреждениями считаются бюро идентификации, создававшиеся при полицейских префектурах ряда столичных городов Европы, а позже - полицейские лаборатории. Скажем, дактилоскопический метод идентификации человека в криминалистике берет свое начало еще в 1896-1897 годах, когда он был введен в уголовно-розыскных учреждениях Аргентины, Британской Индии, Бразилии, Чили, Германии и других стран. Кстати, в Киеве, первым в Российской империи, в январе 1904 года именно при розыскном отделении Киевской городской полиции был создан дактилоскопический отдел, обеспечивающий регистрацию преступников и проведения дактилоскопических исследований.
В сентябре 1802 г. в России вместо существовавших ранее коллегий были образованы 8 министерств: военно-сухопутных сил, военно-морских сил, иностранных дел, юстиции, коммерции, народного просвещения, финансов и министерство внутренних дел. Каждое министерство получило Наказ, т. е. Положение, которым определялись его задачи. Самым большим и многопрофильным стало Министерство внутренних дел. Структурные подразделения в министерствах строились по функциональному принципу. Они назывались экспедициями, впоследствии - департаментами. Одним из них в Министерстве внутренних дел был Медицинский департамент,
Первым судебно-экспертным учреждением в органах внутренних дел Царской России можно считать Медицинский Совет при Медицинском департаменте. Он был учрежден Указом от 31 декабря 1803 г. “... для усовершенствования медицинской части”. В Указе не упоминалось о производстве в нем судебных экспертиз, архивные же данные свидетельствуют, что Медицинский Совет не только проводил химические, медицинские и криминалистические исследования документов, но и контролировал подобные исследования, выполняемые в других учреждениях.
В 1811 г., в связи с образованием Министерства полиции, при нем был создан еще один Медицинский Совет. В Положении об этом Совете уже указывалось на “рассмотрение следствий о скоропостижно умерших и ревизию свидетельств сомнительных случаев по делам гражданским и уголовным, когда потребуется заключение Медицинского ведомства”.
В 1822 г. оба Медицинских Совета были объединены в один при Медицинском департаменте Министерства внутренних дел, так как Министерство полиции в 1819 г. было упразднено.
В 1836 г. в новом Положении о Медицинском Совете к кругу вопросов, подлежащих его ведению, были отнесены химические исследования различных жидкостей и составов, которые могли фигурировать при судебных следствиях.
В соответствии с этим Положением Медицинский Совет давал судебно-химические заключения по делам, которые находились в органах расследования. Судебно-химические исследования документов и иных вещественных доказательств стали особенно часто и квалифицированно проводиться после прихода в Медицинский Совет академиков Д.И. Менделеева, Н.Н. Зинина, Ю.Ф. Фрицше и других.
Заключения по исследованию документов тщательно обсуждались на заседаниях Медицинского Совета, в случае несогласия передавались другому эксперту. Подлинные заключения оставались в делах Совета, а заинтересованным судебным и следственным органам высылались копии вместе с делом. Вся переписка велась только через Медицинский департамент МВД, он и сообщал о принятом решении.
Первая лаборатория по проведению микроскопических и микрохимических исследований вещественных доказательств была организована также при Медицинском департаменте МВД в 1856 г. В июле 1870 г. Министерство юстиции в своем циркуляре № 224 предписало, чтобы все первичные химико-микроскопические исследования производились во врачебных отделениях, а все повторные и спорные - направлялись в лабораторию при Медицинском департаменте МВД.
5 августа 1868 г. Сенат издал специальный указ о нормах оплаты за химические, микроскопические и иные исследования вещественных доказательств (съестных припасов, различных предметов и орудий преступлений, жидкостей, подозрительных пятен и пр.), подлежащих исследованию по гражданским и уголовным делам.
В июне 1892 г. Министерство юстиции вошло в Государственный Совет с предложением об учреждении судебно-фотографической лаборатории при Прокуратуре Петербургской судебной палаты.
В Свод законов были введены статьи 428 и 429 о присяжном фотографе и его помощнике, их праве производить судебные исследования по уголовным и гражданским делам. Таким образом, первая в России правительственная судебно-фотографическая лаборатория начала функционировать в Министерстве юстиции с 1 января 1893 г.
1. Создание кабинетов научно-судебной экспертизы в 1912-1914 г.г.
Фотолаборатория Буринского.
В конце прошлого века русский ученый Евгений Федорович Буринский разработал метод цветоделительной фотографии, т.е. метод усиления контраста, который успешно применял в судебной практике и исследовательской работе. С помощью многократного усиления контраста изображения (до 1000х) ему удавалось выявлять и читать едва заметные и даже совершенно невидимые тексты.
В 1889 г. Е.Ф. Буринский организовал в здании Петербургского окружного суда первую в мире судебно-фотографическую лабораторию; она была небольшой, не имела даже отдельной комнаты и размещалась в коридоре помещения, занимаемого судебными следователями. Однако несмотря на неподобающие условия работы, сравнительную бедность оборудования, принадлежащего лично Е.Ф. Буринскому, его исследования отличались высоким качеством и удивляли большим количеством.
Так, за 1889 г. Е.Ф. Буринским было выполнено 78 исследований, в том числе: 29 - сравнение почерков, 9 - исследование чернил и бумаги, 10 - восстановление вытравленных и подчищенных текстов, 15 - сравнение и установление времени написания текстов и др.
Всеобщее признание разработанный Е.Ф. Буринским метод усиления контраста и цветоделения получил после того, как с его помощью автору удалось восстановить тексты древних рукописей, относящихся к XIV в., обнаруженных в 1845 г. при ремонтных работах в Московском Кремле.
Рукописи были найдены в медном сосуде, наполненном водой. Они представляли собой свернутые в трубки куски истлевшей кожи. На некоторых из них были заметны следы каких-то записей. На большинстве же - вообще нельзя было рассмотреть ни малейших следов текста, хотя куски кожи имели свинцовые и восковые печати.
Из сорока найденных в сосуде кожаных свитков, несмотря на решительную резолюцию царя: “Академии наук - разобрать”, ни одного документа прочитать не удалось, хотя для этой цели были привлечены крупнейшие ученые того времени. В 1846 г. эти документы были признаны нечитаемыми и сданы в Московский государственный архив, где они и пролежали еще 48 лет. Только в 1894 г. о них вспомнили и решили вновь исследовать.
Исследование было поручено Е.Ф. Буринскому. На восстановление текста первого документа ушло свыше трех недель, из них две недели Евгений Федорович потратил на приведение свитка в состояние, пригодное для исследования. Кожа была гнилой и хрупкой, при распрямлении крошилась. И только после того, как удалось ее распрямить и провести другую подготовительную работу, Е.Ф. Буринский с лаборантом приступили к выявлению текста. Результат получился потрясающий.
На восстановление второго документа ушло три месяца. За полгода все тексты были выявлены, зафиксированы на фотопластинки и прочитаны. Это был первый в мировой практике и уникальный по результатам случай подобного исследования. Описание этой работы, а также других своих исследований Е.Ф. Буринский изложил в книге “Судебная экспертиза документов, производство ее и пользование ею” (1903 г.).
В 1898 г. в Министерстве внутренних дел возникла идея создать при Ветеринарном управлении фотографическую лабораторию, аналогичную той, что имелась при Прокуратуре Петербургской судебной палаты, для выполнения микросъемок, цветоделительных и иных фотографий, а также производства различных исследований. Организация этой лаборатории была поручена Е.Ф. Буринскому, который и возглавил ее, когда она была открыта 1 января 1899 г.
Статс-секретарь, сенатор, действительный тайный советник Иван Григорьевич Щегловитов был увлеченным сторонником внедрения новых криминалистических методов исследования в практику уголовного судопроизводства. Его перу принадлежали такие работы как "Судебная экспертиза документов (в уголовном суде)"(Журнал гражданского и уголовного права, 1891, кн. 6, стр. 45 - 72); "Фотографическая экспертиза при исследовании документов " (Юридическая летопись, 1891, март, стр. 201 - 214); "Судебная фотография" (Северный Вестник, 1892, кн. II, стр. 71-102) и др.
Будучи Министром Юстиции, И.Г.Щегловитов приложил немало усилий для организации судебной экспертизы в России. После ознакомления с результатами работы Особого Совещания под председательством А.Н.Веревкина, он подготовил проект об учреждении Кабинета научно-судебной экспертизы (19 января 1912 года).
В объяснительной записке к проекту отмечались имеющие место недостатки предварительного следствия, неудовлетворительная постановка розыскной работы и технической стороны следственной деятельности. Приводился краткий обзор состояния уголовной техники за рубежом, отмечалась исключительная важность тщательного исследования вещественных доказательств. И.Г.Щегловитов предлагал создать для начала один кабинет научно-судебной экспертизы при прокуроре С.-Петербургской Судебной Палаты. В составе Кабинета предполагалось организовать два подразделения: собственно лабораторию для исследования вещественных доказательств и музей, в котором думалось сосредоточить наиболее интересные орудия преступления, препараты и другие материалы.
В соответствии с соображениями, приведенными в объяснительной записке, был составлен проект закона об учреждении Кабинета научно-судебной экспертизы.
В 1912 г. делегация в составе А.Н. Попова, С.М. Потапова и других выезжала в Швейцарию, Францию и Германию, где ознакомилась с постановкой работы Бюро идентификации в Париже, Института научной полиции в Лозанне, Криминалистического бюро и музея в Мюнхене. Все эти ознакомительные поездки сыграли весьма положительную роль в организации сети научно-технических учреждений в России.
В 1912 г. была реорганизована, а фактически прекратила свое существование, активно работавшая с 1893 г. судебно-фотографическая лаборатория при Прокуратуре Петербургской судебной палаты. На ее базе 9 декабря 1912 г. открылся первый в России Петербургский Кабинет научно-судебной экспертизы. В следующем году аналогичные Кабинеты научно-судебной экспертизы начали функционировать в городах Москве и Одессе, а несколько позже - в Киеве.
Управляющими Кабинетами научно-судебной экспертизы были назначены: в С.-Петербурге - А.Н. Попов, в Москве - Н.М. Шабловский, в Киеве - С.М. Потапов, в Одессе - Н.П. Макаренко.
Названные Кабинеты взяли на себя весь объем многочисленных по количеству и разнообразию научно-технических экспертиз, проводимых по уголовным и гражданским делам для правоохранительных и полицейских органов России.
Кабинеты научно-судебных экспертиз просуществовали недолго. Петербургский Кабинет сгорел вместе со зданием Судебной палаты во время Февральской революции; Московский Кабинет перестал функционировать годом позже; Киевский и Одесский Кабинеты во время Гражданской войны подверглись оккупации и тоже перестали существовать.
Однако научные кадры русских криминалистов были сохранены. С.М. Потапов, А.Н. Попов, Н.П. Макаренко, В.Л. Русецкий, В.И. Фаворский, А.А. Сальков, Б.А. Малиновский, П.С. Малиновский, П.С. Семеновский и после Октябрьской революции продолжали долго и честно работать на благо России.
Санкт-Петербургский кабинет научно-судебной экспертизы
Торжественное открытие кабинета научно-судебной экспертизы при прокуроре Санкт-Петербургской Судебной Палаты состоялось 9 декабря 1912 года.
Кабинет состоял из ряда комнат. В одной из них для фотографирования документов имелись особо приспособленные передвижные лампы необычайной силы света - в 5 тысяч свечей. Имелось особо оборудованная темная комната для микроскопических исследований и исследований путем ультрафиолетовых лучей. В комнате, предназначенной для увеличения дактилоскопических и других снимков, помещался фотографический аппарат, являвшийся как говорили, по размерам чуть ли не единственным в мире. Кроме того, имелись комнаты для производства всевозможных технических работ и химическая лаборатория, заведывание которою было поручено Пфефферу. Управляющим кабинетом был назначен А.Н.Попов.
В отчете кабинета министру юстиции за период работы с 9 декабря 1912 года до 1 января 1914 года указывалось, что в кабинет за это время поступило 365 исследований, из которых 272 по уголовным делам и 93 по гражданским. Исследования эти распределялись следующим образом: исследование и сличение почерков - 169 случаев, дактилоскопия - 43 случая, исследование чернил - 30, исследование волос - 7, выезды на места совершения преступлений - 5 и иные исследования - 57. Кабинет принимал участие в таких выдающихся процессах, как дело Лыжина, Ющинского, графа Роникера, об убийстве Тиме, д-ра Губерта, баронессы фон-дер-Ховен, об убийстве кн. Друцкого-Любецкого и др.
К кабинету было прикомандировано для ознакомления и изучения дела восемнадцать чинов разных ведомств.
В 1914 году Кабинету пришлось работать в тяжелых условиях, так как двое из помощников управляющего - Гончаров и Изензе, а также старший кандидат на должности по судебному ведомству Линде, были с самого начала войны призваны на военную службу, а третий помощник - германский подданный Пфеффер - был уволен. В связи с этим вся работа в Кабинете производилась его управляющим и старшим кандидатом на должности по судебному ведомству Рудневым.
В 1914 году Кабинетом проведено 249 экспертиз, из них дактилоскопических 33, исследований ключей, ножей, следов ног и др. - 16. Было 5 выездов на место происшествия.
Петроградский Кабинет научно-судебной экспертизы погиб в первые дни Февральской революции при пожаре здания бывшего Петроградского окружного суда.
Московский Кабинет научно-судебной экспертизы
19 января 1914 года в здании Судебных Установлений состоялось торжественное открытие учрежденного при прокуроре Московской судебной палаты кабинета научно-судебной экспертизы.
Московская пресса тех дней описывала это событие следующим образом.
В час дня 19 января в Здание Судебных Установлений стали собираться лица судебного ведомства и почетные гости, приглашенные на открытие Кабинета научно-судебной экспертизы, прошедшие прежде всего в кабинет П.М.Шабловского, назначенного управляющим кабинетом.
Во втором часу дня прибыл Министр юстиции Статс-секретарь И.Г.Щегловитов в сопровождении старшего юрисконсульта Министерства юстиции С.Н.Трегубова, члена Консультации Министерства юстиции Малама и других лиц.
На торжество явились также управляющий С.-Петербургским Кабинетом научно-судебной экспертизы Попов, член-докладчик комиссии Государственной Думы Шубинский, председатели Московской Судебной Палаты и Окружного суда со своими заместителями, прокурор Судебной Палаты с заместителями, прокурор Окружного суда и его заместители, окружные судебные следователи, губернатор и вице-губернатор, градоначальник и два его помощника, исполняющий должность городского головы, губернский предводитель дворянства Базилевский, командующий войсками Плеве, заведующий дворцовой частью Одоевский-Маслов, прокурор Киевской Судебной Палаты Чебышев, попечитель судебного округа Тихомиров, сенатор Песляк-Домашевский, председатель совета присяжных поверенных Доброхотов, директор архива Министерства юстиции профессор Д.П.Цветаев, начальник сыскной полиции АФ.Кошко, полковник Назимов и другие.
В помещении кабинета был отслужен молебен. После торжественного богослужения Министр подробно осматривал помещение кабинета и его оборудование, при этом управляющий кабинетом давал необходимые пояснения. На Министра и остальных петербургских гостей кабинет произвел благоприятное впечатление, причем они отметили, что Московский кабинет организован значительно лучше Петербургского.
Затем все приглашенные прошли в Овальный зал, где был сервирован парадный обед. Первый тост Министр провозгласил за здоровье Государя Императора и всей Августейшей Его Семьи, покрытый громкими "ура" и народным гимном, исполненным всеми присутствующими, после чего было произнесено несколько речей о важности и значении кабинета и научно-судебной экспертизы. Министр юстиции И.Г.Щегловитов, в частности, указал, что открытие этого учреждения является крупным шагом на пути всегдашнего стремления русского правосудия приблизиться к правде, и пожелал процветания всем учреждениям, служащим к изысканию правды (Правительственный Вестник, 1914, №16, 21 января, с. 4).
Здание Судебных Установлений, в верхнем этаже которого разместился Московский кабинет научно-судебной экспертизы, располагалось в Кремле. Кабинету была отведена часть здания, примыкавшая к Чудову монастырю, так как это место из-за отсутствия подъезда к нему, меньше всего было подвержено сотрясениям от езды по улицам.
Помощником управляющего Московским кабинетом научно-судебной экспертизы были назначены: лаборант Императорского Московского технического училища Е.В.Раковский, бывший старший кандидат на должности по судебному ведомству Владимир Львович Русецкий и помощник преподавателя терапевтической клиники Московских высших женских курсов, лекарь А.П.Савельев. Кроме того, обязанности помощника управляющего кабинетом временно исполнял врач Московского жандармского дивизиона доктор медицины К.Г.Прохоров.
Помещение, которое занимал кабинет, состояло из 13 комнат.
Две комнаты были отведены для кабинета управляющего и его канцелярии, а остальные служили лабораториями. Одна из наиболее обширных комнат предназначалась для репродукционных работ. Рядом с репродукционной комнатой помещались две абсолютно темные лаборатории, одна из которых предназначалась для мокрого коллоидного процесса и сенсибилизации пластинок, а вторая - для проявления, фиксирования и промывания негативов. Далее по коридору, проходившему по всему кабинету, располагалась комната для съемки микрофотографическими аппаратами, в которой имелась также специальная установка для фотосъемки в ультрафиолетовых лучах. В следующей затем комнате, предназначенной для работ на бромистых бумагах, находились автоматический прибор для контактной печати и фотоувеличитель. Рядом с этой комнатой располагалась так называемая техническая комната, в которой составлялись реактивы, изготавливалась дистиллированная вода и проводилось копирование, наклейка бумаг и прочие работы техников Кабинета. Затем следовали три комнаты, служившие кабинетами для помощников управляющего; комнаты эти были оборудованы необходимыми приборами согласно специальности каждого из помощников, для производства дактилоскопических, судебно-медицинских и графологических исследований, спектрографии, обработки негативов путем озоброма и совмещения пленок. Химическая лаборатория находилась в изолированном помещении, не сообщавшемся с другими комнатами. Она имела вытяжной шкаф с тягой, действовавшей подогретым воздухом, воду низкого и большого давления, электрический ток достаточной силы для питания электрических печей, приспособления для газового анализа и прочие лабораторные принадлежности, позволявшие проводить довольно сложные исследования.
Кабинет научно-судебной экспертизы при прокуроре Московской Судебной Палаты приступил к планомерной работе с 1 февраля 1914 года. За период с 1 февраля 1914 года до 1 января 1915 года в кабинет поступило 55 экспертиз следов рук и ног, что составило 20,3% общего количества экспертиз. Большинство этих экспертиз (30) дали дела, по которым чины кабинета выезжали на места совершения преступлений.
В кратком очерке деятельности кабинетов научно-судебной экспертизы в 1914 году (Журнал Министерства Юстиции, 1915, №6, с. 320-321) отмечалось: «Сравнительное исследование пальцевых отпечатков, произведенное по заданиям судебных следователей, в большинстве случаев не дало положительных результатов. Главным образом это происходило потому, что вещественные доказательства, содержавшие в себе следы от пальцев рук злоумышленников, вследствие не принятых своевременно мер к охране их, препровождались в кабинет научно-судебной экспертизы в таком состоянии, что подлежавшие исследованию следы, находившиеся преимущественно на гладких поверхностях, были или покрыты пальцевыми отпечатками лиц, в руках коих данные предметы перебывали после обнаружения преступления, или же были повреждены механически. Нельзя не отметить также и того обстоятельства, что сравнительное исследование пальцевых отпечатков очень часто затруднялось еще и тем, что присланные для сравнения пальцевые оттиски заподозренных в совершении преступления лиц были сделаны весьма неудовлетворительно и свидетельствовали о полном незнакомстве лиц, делавших пальцевые оттиски, с изготовлением дактилограмм.
Для копирования следов рук с гладких поверхностей кабинет вначале использовал липкую бумагу Шнейдера, которую выписывали из Вены. Затем кабинет стал изготовлять подобную же бумагу по способу, описанному одним из чинов Московского Кабинета научно-судебной экспертизы в №№ 35 и 36 журнала "Вестник Полиции" за 1914 год, причем отмечалось, что она вполне отвечала своему назначению.»
Циркуляром первого департамента Министерства юстиции от 15 января 1914 года за № 2277 к ведению Московского кабинета НСЭ были отнесены экспертизы по делам, рассматриваемым Московской, Казанской, Саратовской и Ташкентской Судебными Палатами.
Московский кабинет научно-судебной экспертизы просуществовал до апреля 1918 года.
Киевский Кабинет научно-судебной экспертизы
2 февраля 1914 года в Киеве, в присутствии специально прибывших Министра юстиции Статс-секретаря И.Г.Щегловитова, юрисконсульта министерства С.Н.Трегубова, а также начальника края и представителей разных ведомств состоялось торжественное открытие учрежденного с 1 января Кабинета научно-судебной экспертизы при прокуроре Киевской Судебной Палаты. После открытия в дворянском собрании состоялся завтрак, на котором И.Г.Щегловитова, как творца системы кабинетов экспертизы, приветствовал сенатор Чаплинский, много говоривший о судейской совести и значении кабинета. Ответные речи произнесли И.Г.Щегловитов, С.Н.Трегубов и другие.
Кабинет был укомплектован следующим образом: управляющий кабинетом бывший судебный следователь Петроградского окружного суда С.М.Потапов, его помощники: бывший прозектор Императорского Университета Св. Владимира доктор медицины Н.Н.Туфанов, приват-доцент того же университета по естественному отделению физико-математического факультета В.И.Фаворский (Профессор Василий Иванович Фаворский при советской власти с 1920 года стал заведующим Киевским кабинетом научно-судебной экспертизы. Впоследствии В.И.Фаворский стал первым директором Киевского НИИ судебных экспертиз) . Третья должность помощника управляющего Кабинетом вначале оставалась вакантной. Для приготовления к ней были прикомандированы к Кабинету два лица, из которых приват-доцент Императорского Университета Св.Владимира по кафедре химии А.П.Семенцов и был представлен к замещению свободной вакансии.
Для выполнения вспомогательных работ Кабинет имел трех техников по вольному найму, а в числе служащих канцелярии находилась переводчица с английского, французского и немецкого языков.
Кабинет размещался в особо выстроенном для него помещении, представлявшем собой надстройку над частью здания присутственных мест. В распоряжении Кабинета имелось 12 рабочих комнат, из которых восемь предназначались для лабораторных работ, три для управляющего и его помощников, и одна - для канцелярии.
Два имевшихся в Кабинете репродукционных аппарата размещались в специальном павильоне, к окнам которого были приделаны шторные затворы с целью устранения в необходимых случаях всяких других, кроме нужных для исследования, лучей. Управление указанными источниками света было сосредоточено на одной общей распределительной доске. Для выездов на места преступлений Кабинет имел дактилоскопические комплекты в виде ящиков, в которых находились приспособления для выявления и фиксации следов рук на предметах, не могущих быть доставленными в лабораторию (например, громоздкая мебель), а также средства для дактилоскопирования. Для выявления невидимых потожировых следов рук использовался аргенторат. Копирование обработанных следов осуществлялось с помощью дактилопленки Шнейдера (В Киевском Кабинете научно-судебной экспертизы дактилопленка Шнейдера впоследствии также была заменена самодельной. Использовалась всякая бумага или прозрачная пленка с нанесенным на нее тонким желатиновым слоем, подобным гектографическому). При дактилоскопировании использовалась типографская краска, металлическая пластинка и резиновый валик.
Для фотографирования следов рук на месте происшествия использовалась камера системы Бертильона, а в помещении Кабинета для этой цели имелись аппарат системы Урбана и репродукционные камеры.
За 1914 год в Кабинет по Киевскому, Харьковскому и Варшавскому округам поступили экспертизы по 220 уголовным и 34 гражданским делам. Из них окончено было исследований по 201 делу, в том числе по 15 гражданским. Дактилоскопических исследований в 1914 году Кабинет провел ЗЗ, исследований орудий взлома, материалов для поджога, земли, глины, пепла, пыли, сгоревших документов, тканей, кусочков дерева, одежды с пулевыми отверстиями и прочего было 83.
Отпечатанные на пишущей машинке копии актов исследований переплетались по томам и помещались в библиотеку Кабинета. Фотонегативы по оконченным экспертизам помещались в предназначенные для них конверты из прозрачной пергаментной бумаги и хранились в архиве Кабинета с нумерацией согласно специального настольного реестра.
Одесский Кабинет научно-судебной экспертизы.
15 февраля 1914 года в Одессе в присутствии прибывших директора второго департамента Министерства юстиции тайного советника З.А. Живковича, юрисконсульта Министерства С.Н.Трегубова, а также командующего войсками, градоначальника, городского головы, попечителя округа, членов судебного ведомства, ректора и профессоров Одесского университета, состоялось торжественное открытие Кабинета научно- судебной экспертизы.
После молебствия и осмотра Кабинета, состоялся завтрак, на котором провозглашались тосты за Государя Императора, Государынь Императриц и Наследника Цесаревича и произносились речи о значении Кабинетов судебной экспертизы.
Кабинет был размещен в отремонтированном и приспособленном для этого полуподвальном этаже здания Судебных Установлений. Кабинету было предоставлено 15 комнат. Были оборудованы фотографические, химические и иные помещения, установлен аппарат Урбана, микрофотоаппараты и другая техника. Управляющим Одесским Кабинетом научно-судебной экспертизы был назначен бывший судебный следователь по важнейшим делам Рязанского окружного суда Николай Прокофьевич Макаренко (1874-1945), прошедший подготовку в С.-Петербургском Кабинете научно-судебной экспертизы. Помощниками управляющего Кабинетом были назначены приват-доцент кафедры химии физико-математического факультета Императорского Новороссийского Университета Е.С.Ельчанинов, бывший заместитель (товарищ) прокурора Костромского окружного суда Б.А.Малиновский и сверхштатный лаборант при кафедре медицинской химии медицинского факультета Новороссийского Университета доктор медицины Сергей Николаевич Матвеев (1881-1937) , также прошедший подготовку летом 1913 года в С.-Петербургском Кабинете научно-судебной экспертизы.
Несмотря на то, что Кабинет был открыт 15 февраля, нормальное его функционирование началось лишь с 15 марта 1914 года. За 9,5 месяцев первого года работы в Кабинет поступило 215 исследований. Из них 11 дактилоскопических, а других, в том числе следов ног - 8. Остальные исследования проводились главным образом для обнаружения различных подделок документов.
Эта лаборатория чудом сохранилась до наших дней. В настоящее время в тех же помещениях размещается Одесская научно-исследовательская лаборатория судебный экспертизы Министерства юстиции Украины.
2. Экспертные учреждения в советское время.
После революции 1917 г. в Петрограде и Москве кабинеты научно-судебной экспертизы были закрыты, существовавшие при сыскных отделениях полиции дактилоскопические бюро и фотографические лаборатории уничтожены.
Тем не менее, практика раскрытия и расследования преступлений востребовала научные методы работы с вещественными доказательствами.
С 1 марта 1919 г. по решению Коллегии НКВД РСФСР при Центророзыске начал работу Кабинет судебной экспертизы, ставший основой научно-технической службы уголовного розыска. Первым его руководителем его был назначен П.С. Семеновский. Эту дату принято считать днем зарождения экспертно-криминалистической службы российских органов внутренних дел.
Параллельно с развитием криминалистической службы в Центророзыске возникали научно-технические кабинеты и подотделы в крупных городах. Уже в 1923 г. они действовали помимо Москвы в Ленинграде, Харькове, Самаре.
В 1926 году НТО была подготовлена «Инструкция по организации научно-технических кабинетов при губернских и областных учреждениях уголовного розыска» и такие подразделения в 1927 г. были созданы в Воронеже, Царицыне, Донском окружном розыске, в 1928 г. - в Свердловске и Рязани. В этом же году появился циркуляр НКВД РСФСР «Об организации научно-технических частей в уголовно-розыскных учреждениях».
Осуществлялась и нормативная регламентация использования специальных познаний в расследовании преступлений. Уголовно-процессуальные кодексы 1922 и 1923 г.г. отказались от термина «сведущие лица», принятого судебными уставами Российской Империи 1864 г., и ввели общепризнанный в юридической литературе термин «эксперт».
Решалась и проблема подготовки экспертных кадров. В январе 1928 г. в Москве были открыты первые курсы экспертов, душой которых был С.М. Потапов. Он организовал их работу, читал лекции, вел занятия и привлекал для чтения лекций ведущих ученых.
Криминалистические экспертные учреждения развивались, укреплялись материально, пополнялись подготовленными кадрами.
В связи с ликвидацией НКВД союзных республик реорганизация коснулась и научно-технических подразделений. В 1932 г. был образован общесоюзный НТО сначала в составе оперативного отдела Главной инспекции милиции ОГПУ, затем в качестве отделения отдела уголовного розыска Главного управления милиции НКВД СССР.
В 1940 г. научно-технические отделения, группы, кабинеты в органах внутренних дел образовали широкую сеть криминалистических подразделений в стране. Успешно функционировало 30 НТО - НТГ, в каждом из них работало от 2-х до 5-ти экспертов. Они ежегодно выполняли десятки тысяч различных криминалистических экспертиз, производили осмотры мест происшествий, обучали оперативный состав использованию технико-криминалистических методов и средств при раскрытии преступлений.
Великая Отечественная война внесла коррективы и в деятельность криминалистических подразделений органов внутренних дел. НТО вновь были переданы в оперативные отделы. Во время войны НТО оперотдела Главного управления милиции НКВД СССР возглавил Б.М. Комаринец, а его заместителем был А.Д. Хананин. В декабре 1945 года приказом НКВД СССР научно-техническое отделение оперативного отдела НКВД СССР было реорганизовано в научно-технический отдел главного управления милиции НКВД СССР. И в составе НТО был создан Научно-исследовательский институт криминалистики (НИИК), который стал первым научно-исследовательским учреждением органов внутренних дел. НИИК возглавил Б.М. Комаринец и первоначально в штате института работало 29 человек. После войны в органах милиции стала возрождаться и активно развиваться сеть научно-технических подразделений. Они оснащались криминалистической техникой и стали принимать активное участие в раскрытии преступлений, выполняя экспертизы и участвуя в осмотрах мест происшествий. Общая численность сотрудников всех научно-технических подразделений к 1948 году составила 588 человек.
С 1950 года НИИК стал подчиняться непосредственно главному управлению милиции, а в 1956 г. на его базе был создан НИИ милиции МВД СССР, на который возлагалась научно-методическая работа, организация повышения квалификации экспертов, выполнение повторных и наиболее сложных экспертиз.
В связи с тем, что во ВНИИ МВД СССР основное внимание было сосредоточено на расширении научно-исследовательской работы и обеспечения методическими разработками основных направлений деятельности органов внутренних дел, в 1969 г. было принято решение создать при Оперативно-техническом управлении МВД СССР практический орган - Центральную криминалистическую лабораторию (ЦКЛ), в становлении которой активное участие приняли П.Т. Скорченко, Г.Г. Царев, П.Г. Кулагин. В 1977 г. ЦКЛ была преобразована в Центральную научно-исследовательскую криминалистическую лабораторию (ЦНИКЛ) МВД СССР. Штат ее составили 65 человек, и возглавил ЦНИКЛ А.Ф. Волынский. К 1982 г. ЦНИКЛ выполнило почти 2 тыс. экспертиз.
Наряду с научно-исследовательской, экспертная работа продолжалась и во ВНИИ МВД СССР.
В 1983 г. ЦНИКЛ вливается в состав ВНИИ МВД СССР и образует НИЛ-6 института. На этом преобразования не заканчиваются. Логика развития криминалистики и судебной экспертизы потребовала создания самостоятельного научно-практического подразделения в органах внутренних дел. В 1988 г. НИЛ-6 выделяется из ВНИИ МВД СССР и становится Всесоюзным научно-криминалистическим центром (ВНКЦ). В 1992 г. в МВД ликвидируется экспертно-криминалистическое управление, осуществлявшее контрольно-методические функции в системе экспертных подразделений органов внутренних дел. Его управленческие отделы включаются в ВНКЦ, который преобразовывается в экспертно-криминалистический центр ЭКЦ МВД России.
Наряду с развитием головных научно-практических учреждений судебной экспертизы, происходили серьезные преобразования всей системы экспертно-криминалистических подразделений органов внутренних дел.
Прежде всего, следует отметить, что в 1940 году так называемые научно-технические подразделения, накопившие практический опыт использования технических средств и методов криминалистики, были выведены из уголовного розыска и стали самостоятельными подразделениями милиции.
К середине 60-х годов службы криминалистики, оперативной, специальной техники, зарождающейся вычислительной техники и связи были объединены в единую службу, получившую название оперативно-технической.
Бурное развитие науки и техники, повлекшее объективную необходимость более глубокой специализации в развитии криминалистики, привело к выделению в составе милиции в 1981 году экспертно-криминалистической службы. Это позволило более четко определить ее задачи и функции, положительно отразилось на результативности использования криминалистических средств и методов в раскрытии и расследовании преступлений.
Последовавшие затем существенные изменения в государственном устройстве, связанные с демократизацией общества и его государственных институтов, сказались и на уголовном судопроизводстве. Важнейшим становится обеспечение объективности доказывания, базирующемся на непредвзятом исследовании вещественных доказательств. Одним из шагов в этом направлении было выведение экспертно-криминалистической службы из состава криминальной милиции и функционирование ее в качестве самостоятельной службы органов внутренних дел.
В настоящее время экспертно-криминалистическая служба - это развитая система криминалистических подразделений, в которых служат свыше 10 тысяч специалистов, производящих ежегодно до двух миллионов экспертиз и исследований, осматривающих в составе оперативно-следственных групп свыше одного миллиона мест происшествий.
Создание экспертных учреждений для органов юстиции пошло по другому пути. Поскольку потребности судебно-следственной практики в производстве криминалистических экспертиз в основном удовлетворяли научно-технические подразделения милиции, экспертные исследования по заданиям судов и арбитража стали выполняться в криминалистических лабораториях юридических вузов. Эти лаборатории создавались в учебных целях, но фактически стали экспертными учреждениями, выполнявшими задания органов следствия и суда. К производству экспертиз, например, в лаборатории Московского правового института, созданной в 1935 г. Е.У. Зицером, привлекались такие известные криминалисты, как А.И. Винберг, Н.В. Терзиев, И.Н. Якимов, Л.П. Рассказов, Б.И. Шевченко и др.
Явная недостаточность имевшихся в РСФСР криминалистических экспертных учреждений, отсутствие методического и научного центра, который бы координировал и направлял их деятельность, тормозили внедрение достижений науки и техники в практику правоохранительных органов. На это обращали внимание такие ведущие ученые-криминалисты, как А.И. Винберг и С.П. Митричев. Однако начавшаяся Великая Отечественная война не дала возможности реализовать эти планы, и только в 1944 г. в Москве была создана Центральная криминалистическая лаборатория (ЦКЛ) Наркомата юстиции СССР, которая в 1946 г. стала структурным подразделением Всесоюзного института юридических наук МЮ СССР.
ЦКЛ стала первым общесоюзным криминалистическим экспертным центром. В ее создание и развитие внесли большой вклад такие ведущие криминалисты, как Н.В. Терзиев, А.И. Винберг, В.Ф. Черваков, Б.И. Шевченко, Б.Л. Зотов, А.А. Эйсман.
Постановлением Совета министров СССР от 31 декабря 1950 г. в составе Министерства юстиции СССР и министерств юстиции союзных республик была создана система экспортно-криминалистических учреждений. В 1952 г. в системе МЮ СССР был образован отдел криминалистических учреждений, руководителем которого стал А.Р. Шляхов, а в МЮ РСФСР также был создан подобный отдел, который возглавил Н.П. Яблоков. В РСФСР этим же Постановлением дополнительно к Ленинградской лаборатории судебных экспертиз, (1948) были созданы Саратовская, Свердловская, Казахская, Новосибирская, Ростовская, Хабаровская лаборатории. В 1954 г. была образована Московская криминалистическая лаборатория судебной экспертизы. 1 октября 1962 г. на базе Московской лаборатории и ЦКЛ ВИЮН был создан Центральный научно-исследовательский институт судебных экспертиз (ЦНИИСЭ), директором которого был назначен А.Р. Шляхов, руководивший этим институтом до 1987 года.
На ЦНИИСЭ, наряду с производством сложных и повторных экспертиз, была возложена задача по научно-методическому руководству всеми экспертными лабораториями на местах и разработке единых принципов и научных методов судебной экспертизы. Научное ядро института составили такие криминалисты, как А.Р. Шляхов, B.C. Митричев, В.Ф. Орлова, А.И. Манцветова, А.А. Гусев, Х.М. Тахо-Годи, Б.М. Комаринец. Всего же штат института насчитывал не более 90 человек.
В 1970 г. было воссоздано МЮ СССР и институт был переименован во Всесоюзный научно-исследовательский институт судебных экспертиз (ВНИИСЭ), ВНИИСЭ стал головным научно-исследовательским и экспертным учреждением для всей системы экспертных учреждений органов юстиции.
В 1994 году институт был преобразован в Российский Федеральный Центр судебных экспертиз (РФЦСЭ), который представляет собой коллектив высококвалифицированных научных сотрудников и экспертов.
В нем работают 11 докторов и 55 кандидатов наук и более 200 специалистов.
Система судебно-медицинских учреждений Российской Федерации
Функции судебно-медицинского учреждения Министерства здравоохранения Российской Федерации выполняет Российский федеральный центр судебной медицины (РФЦСМ), начальник которого является одновременно Главным судебно-медицинским экспертом министерства.
В Российской Федерации судебно-медицинская экспертиза (СМЭ) является государственной и входит в систему органов здравоохранения. К ее компетенции относятся:
- экспертиза трупов в случаях насильственной смерти;
- судебно-медицинское исследование трупов при подозрении на применение насилия или других обстоятельствах, обусловливающих необходимость исследования трупа в судебно-медицинском порядке;
- экспертиза потерпевших, подозреваемых, обвиняемых и других лиц, а также судебно-медицинское освидетельствование граждан для определения характера и тяжести телесных повреждений, возраста и разрешения иных вопросов, требующих познаний в области судебной медицины;
- экспертиза вещественных доказательств;
- экспертиза по материалам уголовных и гражданских дел.
Судебно-медицинские экспертизы проводятся в областных, краевых и республиканских бюро судебно-медицинской экспертизы, районных, межрайонных и городских отделениях судебно-медицинской экспертизы.
В состав бюро СМЭ входят следующие структурные подразделения:
- отделы: тонатологический (экспертиза и судебно-медицинское освидетельствование трупа); по освидетельствованию потерпевших, подозреваемых, обвиняемых и других лиц; особо сложных экспертиз; организационно-методический;
- отделения: биологическое; судебно-химическое; гистологическое; цитологическое; медико-криминалистическое; геномной дактилоскопии (в республиканских и некоторых областных и краевых бюро).
Структура отделений судебно-медицинской экспертизы отличается от структуры бюро СМЭ. В их состав входят лишь тонатологическое отделение и отделение по освидетельствованию потерпевших, подозреваемых, обвиняемых и других лиц и обеспечивающие деятельность этих отделений гистологическая и судебно-химические лаборатории.
При большинстве бюро СМЭ имеются штатные дежурные группы, сотрудники которых проводят в составе оперативно-следственных групп правоохранительных органов осмотр трупов на месте их обнаружения. В подразделениях судебно-медицинской экспертизы, где такие группы отсутствуют, работу по первоначальному осмотру трупа выполняют штатные судебно-медицинские эксперты по специальному графику. Дежурные эксперты проводят также освидетельствование живых лиц преимущественно в целях экспресс-диагностики алкогольного опьянения и отбор тканей и выделений для последующего судебно-медицинского освидетельствования.
Для работы в качестве судебно-медицинских экспертов привлекаются лица с высшим медицинским, биологическим, фармацевтическим и химическим образованием, прошедшие подготовку по той или иной судебно-медицинской специальности и получившие право самостоятельного производства экспертиз.
Подготовка судебно-медицинских экспертов осуществляется Российской медицинской академией последипломного образования в Москве, Государственным институтом усовершенствования врачей в Санкт-Петербурге и факультетами усовершенствования врачей при некоторых медицинских вузах страны.
Система судебно-психиатрической экспертизы в России
Ведущим звеном в системе государственных судебно-психиатрических учреждений России является Государственный научный центр социальной и судебной психиатрии им. В.П. Сербского Министерства здравоохранения Российской Федерации. На него возложены функции практического экспертного учреждения, на основании которых он проводит первичные судебно-психиатрические экспертизы, а также наиболее сложные в экспертном отношении исследования.
Центр является общероссийским научно-методическим центром по судебной психиатрии, причем не только в области судебной экспертизы, но и принудительного лечения психических больных, совершивших общественно опасные деяния, организации психиатрической помощи в местах лишения свободы и пр.
Основным звеном государственной судебно-психиатрической экспертной системы в Российской Федерации являются судебно-психиатрические экспертные комиссии (СПЭК). Они организуются на правах структурных подразделений психиатрических учреждений общего профиля - психоневрологических диспансеров и психиатрических (психоневрологических) больниц. СПЭК проводят судебно-психиатрические экспертизы на регулярной основе по правилам производства судебных экспертиз в экспертном учреждении.
СПЭК подразделяются на амбулаторные и стационарные. В ряде случаев создаются “смешанные” судебно-психиатрические экспертные учреждения, правомочные проводить как амбулаторные, так и стационарные исследования.
Работа СПЭК организована по зональному принципу: каждая комиссия обслуживает органы предварительного расследования и суды определенной территории. Большинство составляют так называемые областные комиссии, обслуживающие лишь одну область. Межобластные комиссии проводят экспертизы по поручению правоохранительных органов не только своей, но и других, как, правило, соседних, областей. По принципу межобластной комиссии могут функционировать кроме собственных областных также республиканские, краевые и городские экспертные учреждения.
Следующим звеном в системе государственных судебно-психиатрических экспертных учреждений являются региональные центры судебной психиатрии. Они являются не только экспертными, но и региональными научно-методическими учреждениями.
Региональные центры создаются на базе крупных психиатрических учреждений, обязательно имеющих в своей структуре экспертное отделение для лиц, содержащихся под стражей, амбулаторную экспертную комиссию и отделение для принудительного лечения психических больных, совершивших общественно опасные деяния. В задачи регионального центра помимо практической экспертной работы входят научно-исследовательская деятельность, подготовка экспертных кадров, координация деятельности всех экспертных учреждений на обслуживаемой центром территории, консультативно-методическая помощь.
Важно отметить, что в настоящее время производство судебных экспертиз осуществляется в целой системе государственных учреждений: в экспертных подразделениях Министерства обороны РФ. Головным учреждением в этой системе является Центральная судебно-медицинская лаборатория; в ЭКП Министерства юстиции (головное учреждение - Российский федеральный центр судебных экспертиз), в Министерстве здравоохранения, в Федеральной службе безопасности (головное учреждение - Центр специальных исследований). В последние годы этот список пополнился экспертными подразделениями в Федеральной службе налоговой полиции и Таможенном комитете.
Чтобы исключить различные методические подходы и толкования при производстве судебных экспертиз в различных ведомствах, в последние годы проводится работа по паспортизации экспертных методик. Создан специальный межведомственный совет по координации этой работы. На совете рассматриваются предлагаемые к использованию экспертные методики исследования вещественных доказательств и рекомендуются к работе всех заинтересованных ведомств. Это не означает, что суд связан какой-либо одной процедурой исследования доказательств. Прошедшие соответствующую проверку и утвержденные методики существенно повышают достоверность полученных результатов. Предполагается регулярно издавать сборники паспортизированных методик и рассылать их в заинтересованные ведомства. [Зинин А.М., Майлис Н.П. Научные и правовые основы судебной экспертизы. М., 2001, с.60.]
Возрастающая из года в год и усложняющаяся работа экспертно-криминалистических подразделений органов внутренних дел обусловила необходимость решения проблемы подготовки экспертных кадров.
В 1961 г. наряду с экспертным отделением Московской специальной средней школы милиции, выпускавшей специалистов в области криминалистической экспертизы, готовить экспертов-криминалистов с высшим юридическим образованием стали в Высшей школе МВД РСФСР.
В 1973 г. открывается факультет подготовки экспертов в Высшей следственной школе МВД СССР (г. Волгоград), но при этом ликвидируются отделения по подготовке экспертов-криминалистов в МССШМ и ВШ МВД СССР.
В 1988 г. отделение по подготовке экспертов-криминалистов было воссоздано в МССШМ. Однако ВСШ МВД СССР обеспечивало ежегодный выпуск всего лишь около 100 экспертов, что было намного меньше потребности в таких специалистах в органах внутренних дел. В 1992 г. в Саратове создается специализированная Высшая школа по подготовке сотрудников для экспертно-криминалистической службы. В настоящее время это Саратовский Юридический институт МВД России. В 1999 г. экспертный факультет образован в МЮИ МВД России (ныне - Московская академия).
Сейчас разработан и утвержден государственный образовательный стандарт 3 поколения по специальности “Судебная экспертиза”, в соответствии с которым осуществляется подготовка специалистов.
История судебной экспертизы
Криминалистика и судебная экспертиза, возникшие более ста лет назад из потребностей судебно-следственной практики, а также экспертные криминалистические учреждения в своем развитии всегда были связаны с деятельностью органов правопорядка и ориентированы на борьбу с преступностью, в первую очередь, экспертное обеспечение процесса профилактики, раскрытия и расследования преступлений. Толчком для возникновения криминалистической науки стало появление в XIX веке в Германии, Франции, Англии, США, других странах нового для того времени феномена - организованной преступности - и неспособность карательных органов противостоять ей. Таким образом, жизнь сама создало социальный заказ на систему, которая бы объединила усилия правоохранительных органов и науки с целью дать отпор преступности нового образца.
Разработка и систематизация средств и методов сбора доказательств, организации и планирования расследования связаны с именем австрийца по происхождению, преподавателя университета в Черновцах Ганса Гросса. Именно его "Руководство для судебных следователей, чинов жандармерии и полиции" (1892 год) стало основой методики раскрытия и расследования ряда тяжких преступлений. Кстати, впервые введенный им в пользование в конце XIX века термин "криминалистика" (от лат. Crimen - преступление) сменил не менее популярные в то время термины "полицейская техника", научная полиция "и т.д., в которых тоже достаточно ясно определялась суть назначения криминалистических знаний. "Криминалистика, - писал Гросс в третьем издании своего учебника, который назывался" Руководство для судебных следователей как система криминалистики ", - по своей природе начинается Лишь там, где Уголовное право, также по своей природе, прекращает свою работу; материальное Уголовное право имеет своим предметом изучение преступного деяния и наказания, Формальное Уголовное право (процесс) заключает в себя правила применения материального права. Но каким именно способом совершаются преступления? Как исследовать Эти способы и раскрыть их, каковы ни были мотивы в совершении такового, какие имелись в виду цели? Обо всем этому нам не говорят ни Уголовное право, ни процесс. Это предмет криминалистики ".
Первыми экспертными криминалистическими учреждениями считаются бюро идентификации, создававшиеся при полицейских префектурах ряда столичных городов Европы, а позже - полицейские лаборатории. Скажем, дактилоскопический метод идентификации человека в криминалистике берет свое начало еще в 1896-1897 годах, когда он был введен в уголовно-розыскных учреждениях Аргентины, Британской Индии, Бразилии, Чили, Германии и других стран. Кстати, в Киеве, первым в Российской империи, в январе 1904 года именно при розыскном отделении Киевской городской полиции был создан дактилоскопический отдел, обеспечивающий регистрацию преступников и проведения дактилоскопических исследований.
Баллистические и трассологические экспертизы и исследования своим происхождением тоже напрямую связаны с деятельностью органов правопорядка. В 1835 году в Лондоне полицейскими во время расследования убийства, которое было совершено с применением огнестрельного оружия, с труппу было изъято свинцовую пулю. При расследовании преступления полицейские обнаружили при проведении обыска в квартире одного из подозреваемых форму для изготовления свинцовых пуль, что позволило довести их тождество и раскрыть преступление.
История криминалистики и судебной экспертизы советского периода начиналась из спада в этой сфере деятельности: после октябрьского переворота были ликвидированы полицейские уголовно-регистрационные учреждения, прекратили деятельность кабинета судебной экспертизы.
Возрождение, а вернее сказать, создание экспертной, или, как ее тогда называли, научно-технической службы в органах внутренних дел Украины приходится на 1923 год. В этом году в Главном управлении милиции республики в целях экспертного и технико-криминалистического обеспечения потребностей оперативных служб в расследовании и раскрытии преступлений был создан научно-технический кабинет.
Вообще криминалистика и судебная экспертиза в своем развитии прошли несколько исторических этапов, и не всегда это было движение вперед. Следует сказать, что почти до конца 40-х годов прошлого века продолжались дискуссии о признании или непризнании криминалистики в качестве самостоятельной науки. В результате эта наука доказала свою самостоятельность и дальнейшее ее развитие лишь укреплял практическую значимость криминалистики в системе юридических наук.
Количественный и качественный скачок в разработке теоретических проблем криминалистики, создании методик криминалистической экспертизы, развития и укреплении учреждений криминалистической экспертизы и внедрении криминалистической техники в практическую деятельность следственных и судебных органов состоялся в послевоенное время. Тогда в большинстве советских республик функционировали лишь экспертные учреждения милиции (в Украине сосуществовали экспертные учреждения МВД и Минюста). Большая загруженность милицейских экспертных подразделений, в результате чего они не имели возможности выполнять криминалистические экспертизы для следователей прокуратуры и судов, и это способствовало повсеместному созданию экспертных подразделений по типу украинских и в ведомстве Министерства юстиции.
Современный этап истории экспертной службы Украины берет свое начало в 1945 году, когда при оперативном отделе Управления милиции МВД СССР было создано научно-техническое отделение, которое возглавил Коротич С.И.
С годами организационное построение экспертно-криминалистических подразделений менялась. В 1948 году был создан самостоятельный Научно-технический отдел Управления милиции МВД СССР, в состав которого вошли первые выпускники факультета экспертов-криминалистов Высшей офицерской школы СССР, расположенной в г. Черкизово Московской области РФ (Мурзин З.И., Сукало А.И. , рожицу К.С., Гужев С.М. - в НТВ УМ МВД Украины; Билокур П. - в НТВ УМ во Львовской области; Чабанов В.Т. - в НТВ УМ в Винницкой области; Шульга М.М. - в НТВ УМ в Николаевской области). Руководителем указанного отдела назначен полковник милиции Скрипченко И.К.. К 1970 году Научно-технический отдел Управления милиции МВД РСФСР возглавляли полковник милиции Горидько А.А. (1956-1961 г.г.) и полковник милиции Мурзин З.И. (1961-1969 г.г.).
С 1970 года Научно-технический отдел, который в то время возглавлял полковник внутренней службы Малышев В. М., находившийся в составе созданного Оперативно-технического управления МВД УССР.
В ноябре 1981 года из состава ОТУ вышли и стали самостоятельными отдельные подразделения, в том числе и экспертный. На его основе было создано Экспертно-криминалистическое управление с соответствующими подразделениями в территориальных органах. К тому времени руководителями ЭКУ были полковник милиции Антонов В.С. (1983-1993 г.г.) и полковник милиции Безребрий В.С. (1993-1997 г.г.).
3 Белкин Р.С. Криминалистика: Учебник для вузов. М.: Норма, 2005. С. 1.
4 Белкин Р.С. Криминалистическая энциклопедия. М.: Знание, 1997. С. 15.
5 Ищенко Е.П., Топорков А.А. Криминалистика. М.: МГАЮ, 2005. С. 12.