Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
Гоа.Исповедь психоделической устрицы.
Оформление и дизайн : Ольга Филатова
Корректоры: Татьяна Лапистова и Ольга Катлитская
Тираж 500 экс.
Мой электронный адрес :vasiliykaravaev@mail.ru
На севере индийского штата Гоа живет обычный русский парень Василий Караваев. У него красавица жена, умница дочка и свой ресторан на берегу океана, где за 100 рупий можно попробовать пирожное с гашишем и запить его настоящим квасом. Вася и его друзья считают себя че геваррами от психоделики и помогают своим согражданам - настоящим дауншифтерам и "двухнедельным турикам" - совершить "квантовый скачок" в сознании. Но Васино затянувшееся путешествие по благостной Индии, где время "густое, как кисель", а желания имеют свойство материализовываться, постепенно оборачивается бэд-трипом...
Книга-крик, книга-исповедь, книга-хроника жизни Гоа за последние 10 лет параллельно разворачивает перед нами два повествования о земле обетованной – найденной и потерянной. В одном Вася проходит трансформацию из бизнесмена в психоделического исследователя, а в другом он сидит в гоанской тюрьме. Это "сказ" о том, как "рай без ада незаметно может стать адом", интересный не только целой галерее персонажей, принимавших непосредственное участие в описанных событиях, но и новому поколению психоделических джедаев, готовых учиться на ошибках своих предшественников
Василий Караваев.
Глава 1. Часть первая. В тюрьме.
Я медленно убираю с лица свои пахнущие устрицами ладони. Открываю глаза. Чёрт!!!! Это не сон - реальность не меняется. От десяти до двадцати… Фраза отдаётся глухим эхом в моих висках. От десяти до двадцати лет тюрьмы! Нет, этого не может быть, меня должны отсюда вытащить! Вот она, оказывается, какая - моя первая ночь в тюрьме. Никогда в жизни мне ещё не доводилось попадать за решётку. Нужно выспаться и попробовать поесть. Железная тарелка с рисом, политым гороховым отваром, не вызывает ни малейшего аппетита. Облезлая рыжая кошка залезает через зарешёченное окно, нюхает мою лежащую на полу еду, брезгливо отворачивает, удаляется искать что-нибудь съедобное. Ужасно хочется курить, хоть я и бросил эту привычку уже добрых лет десять назад. Огромная серая крыса, выныривает из норы в углу камеры, не спеша пробегает через всю комнату, и, махнув мне на прощание мерзким хвостом, скрывается за дверью в туалете.
Что я здесь делаю? Это какой-то страшный сон, от которого нужно поскорее проснуться. Боже, какая дикая жара стоит в это время года! По ощущениям - не менее ста градусов. Каждое лёгкое дуновение из окна приносит почти оргазмическое удовольствие. Уверен, что со стороны выгляжу, как животное в клетке. Не хватает только таблички под окном с надписью: «Большая белая обезьяна. Обитает в странах с холодным климатом. В неволе не размножается». Для такого небольшого экземпляра как я, клетка довольно просторная. Десять шагов в ширину и четыре в длину. Вместо двери - железная решётка.
Последний зоопарк, который я видел, был в Бангкоке, выглядел он намного чище и там не было такой пронзительной вони из туалета. Неужели у них здесь такие большие аппартаменты для каждого заключённого? Как же я сейчас понимаю животных, ходящих целыми днями из стороны в сторону в своих маленьких зоотюрьмах. Сидеть на месте просто невозможно. Вот уже четыре часа я, не останавливаясь, хожу по кругу в своей камере. Ловлю на себе равнодушный взгляд охранника: он с минуту уже стоит в дверях и наблюдает за тем, как я, с перекошенным от злобы лицом, нарезаю круги по своему каменному мешку.
- Эй ты, я пить хочу. Где вы тут берёте питьевую воду?
Охранник, улыбнувшись, протягивает мне через решётку старую пустую пластиковую бутылку, и молча показывает на дверь в туалет. Беру бутылку, брезгливо толкаю грязную дверь одним пальцем и замираю от увиденного, не решаясь войти внутрь. Никогда не думал, что придётся пить воду в таких условиях. А до воды ещё нужно добраться… Весь пол, покрытый слоем слизи, мочи и дерьма, плавно сливается со стенами. Я не могу заставить себя зайти туда босиком.
- Эй, охранник, дай мне хотя бы мою обувь, я всё-таки не животное, мне до крана с водой дойти нужно.
Охранник, снова улыбаясь, бросает сквозь решётку мои тапочки.
- После туалета вернёшь обувь назад, а то я больше не буду давать, - с улыбкой отвечает молодой парень, облокотившись на длинное старое ружьё со штыком.
Что же у него с лицом? Он, наверное, всегда улыбается - и это успокаивает. Хорошо хоть не бьют, пусть лучше всегда улыбаются.
Прорвавшись по слою зеленовато-коричневой слизи к ржавому крану с водой, я, наконец-то, испытываю первую радость. Вода!!! Тёплая жидкость, текущая тонкой струйкой из грязного крана, ужасно пахнет хлоркой. Надеюсь, мне недолго придётся её здесь пить... Меня должны отсюда вытащить. У меня тысяча друзей, и они, наверняка, скоро что-нибудь придумают. А сейчас нужно чем-то заняться. Бездействие просто сводит с ума. Как же хочется курить! Наверняка, кто-то из арестантов должен был здесь заныкать курево, или, хотя бы, припрятать бычок. Кривой бетонный пол в камере не подметали, наверное, лет двести. В углу под кучей мусора больше всего шансов что-нибудь найти. Расшвыряв старые пакеты и скомканные клочки грязных газет, я вижу подозрительно аккуратно свёрнутый комок туалетной бумаги. Надеюсь, что какой-нибудь шутник не положил туда кусок какого-нибудь дерьма. Опасаясь подхватить заразу, я осторожно, двумя пальцами, разворачиваю грязный сверток и обнаруживаю три пожелтевшие от времени и сырости сигареты и пять спичек. Есть!!! Мне снова везёт!!! Сигареты, судя по их цвету, лежат здесь уже не один месяц. О Создатель, благослови того человека, что заботливо сделал когда-то эту заначку! Радости добавляет садящееся солнце, но накалённый за день бетон не спешит расставаться с жаром. Хочется просунуть голову сквозь решётку и дышать уличным воздухом, который немного прохладнее, чем в камере. Новая «засада»: комары. Свет лампы манит их, как магнит. В камере их тысячи, а, может быть, уже и целый миллион. Рубашка и шорты полностью мокрые от пота. Комары, чувствуя запах моего пота, облепляют всё свободное от одежды тело. Одним ударом ладони, в любом месте тела, я сразу убиваю несколько кровопийц. Не хотелось бы подцепить до кучи ещё и малярию, которую, кстати, не каждый способен пережить. Не рискуя обмахиваться газетой, я закуриваю первую трофейную сигарету. Обжигающий кисловатый дым дешёвого индийского табака производит на меня эффект затяжки гашишем. Лёгкое головокружение и резкая слабость во всём теле заставляют меня откинуться на пол, и на мгновение забыть о неприятностях. Как бы хотелось сейчас заснуть. Улыбающийся охранник, увидев, что я лежу на полу, молча швыряет мне через решётку стопку старых газет. Видимо, теперь это моё постельное бельё, а пластиковая бутылка с водой будет за место подушки. Одна газета — матрас, другая — покрывало. Обмотав голову и шею газетами, я какое-то время лёжа слушаю, как комары роем жужжат возле уха, ища щели, чтобы пробраться к заветной цели. Вряд ли у меня получится заснуть в таких условиях... Но уставшее сознание не выдерживает, и мне удаётся провалиться на несколько секунд в глубокий сон-воспоминание, где я, пятнадцатилетним пацаном уехав за Волгу на рыбалку, пытаюсь уснуть в шалаше, кишащим комарами. Комары из моего сна пробуждают меня окончательно. Смотрю в потолок. Липкая жара и комары уже не так парят, постепенно уступают место другому беспокойству: мой воспаленный мозг непрестанно ищет решения проблемы. Работая с чудовищной скоростью и ничтожными результатами, он начинает перегреваться. «Нужно что-то делать, нужно что-то делать», - эта фраза пульсирует в голове и заставляет моё сознание метаться в поисках выхода из ситуации. Электрическим током бьёт по всей моей жизни брошенная ментом фраза: «Всё, теперь тебе светит от десяти до двадцати».
Что я здесь делаю? Этого не должно было быть, это какое-то недоразумение, какая-то случайность, несправедливость... Как же жёстко меня подставили. Жгучая ярость переполняет меня, заставляя все тело напрягаться, словно сжатая пружина. Нужно походить по камере и попробовать сконцентрироваться на дыхании, это должно помочь моему бедному сознанию. Если ходить очень быстро, то эти чёртовы москиты не будут успевать на меня приземляться. На какое-то время одной проблемой становится меньше. Тысячи комаров серым нудящим облаком преследуют меня, пытаясь вонзиться в моё тело на ходу.
Где же я совершил ошибку? Почему я здесь? Мозг снова начинает повторять, словно заезженная пластинка: «Нужно что-то делать, нужно что-то делать, нужно-нужно-нужно». В первую очередь нужны деньги, - потому что они всегда всё решают. Где бы взять денег? Последние мои пять штук баксов забрали мусора. Нужно как-то срочно связаться с женой, пусть как можно скорее продаёт нашу квартиру. Интересно, когда мне разрешат сделать первый телефонный звонок? И что же я скажу своей семье? «Извините мои дорогие, но теперь вы переедете из трёхкомнатной квартиры в однокомнатную». Какой же я мудак. Ну, что же поделаешь... Я, хоть и мудак, но всё-таки я ещё живой. Будем считать, что просто пришло время расстаться со своей недвижимостью, которую я считал последним оплотом. Наверное, это давно нужно было сделать, может и не сидел бы сейчас здесь. Когда же это всё началось? Когда же я сделал тот неверный шаг, что привёл меня сюда? Дымков. Эта фамилия первой всплывает в моей памяти. Возможно, всё началось именно с него. Может быть раньше, может быть позже, но именно его образ сейчас всплывает из моей памяти, как ответ на вопрос «почему я сейчас здесь?». Наверное, всё-таки вся эта история началась с него. Этот человек, случайно повстречавшийся мне, сильно повлиял на моё отношение к жизни, если не сказать ,что вся моя жизнь кардинально изменилась после знакомства с ним.
Глава 1. Часть вторая. На воле.
Если не углубляться в детали причин и следствий, то можно предположить, что бэдлак*, в последствии переросший в огромный ком неприятностей, начал зарождаться незадолго до моего знакомства с Дымковым, где то в середине девяностых. Времена политических перемен подходили к своему завершению, но мы об этом ещё не догадывались. Тогда для меня жизнь только начиналась. Деньги зарабатывались легко и непринуждённо, благодаря чему мои будни были переполнены всевозможными удовольствиями. А их хотелось всё больше и разнообразнее, и поэтому относительно лёгкое зарабатывание денег тоже приносило огромное удовольствие. Я был обычным мелким предпринимателем в большом, но провинциальном городе. Таких, как я, было полстраны, живущих и выживающих за счёт собственной инициативы. За несколько лет «перестройки» я, занимаясь челночным бизнесом, поднял свой оборот с абсолютного нуля до четверти миллиона долларов. Деньги постоянно во что-то вкладывались и делали новые деньги. Чем только в то время я не занимался! Я торговал всем, чем было возможно, предоставлял согражданам различного вида услуги, короче занимался я, по мелочи, всем, чем позволял мне закон. Всю свою сознательную жизнь я считал себя законопослушным гражданином. Моё законопослушание базировалось не на страхе получить наказание, а на воспитании и нравственных идеалах, которые я получил от моих интеллигентных родителей. Мама, была модельером одежды и привила мне с детства хороший вкус, а отец, проработавший всю жизнь инженером на заводе, научил меня, как жить в этом мире при помощи головы и рук. И, хотя моё детство проходило в рабочих кварталах города, я был воспитан на принципах добропорядочности и законопослушности.
В самом разгаре была середина девяностых двадцатого столетия. В видео прокате только что прошёл фильм Квентина Тарантино «От заката до рассвета». Я, так же как и тысячи других молодых людей, заражённых быстро распространяющимся по всей стране вирусом свободы, тоже захотел иметь татуировку, как у главного героя культового в то время фильма. Так как обладать нестирающимся рисунком, покрывающим полтела, оказалось делом накладным, я, в целях экономии, открыл первый в моём городе татуировочный салон. Арендовал небольшое помещение, отремонтировал его своими силами, пригласил на работу двух мастеров-татуировщиков и стал татуироваться сам, ожидая первых посетителей.
Небольшого роста, одетый в байкерскую кожаную «косуху», Дымков появился в моём салоне и, недолго раздумывая, решился первым из моих клиентов сделать себе татуировку. В очках с большими линзами и с длинными тёмными волосами, стянутыми на затылке резинкой, он напоминал переросшего своё время неформала-рокера «доперестроечного» периода. Тогда он работал мастером по ремонту часов в маленькой конторе и имел уйму свободного времени, которое тратил на своё любимое занятие - музыку. Он играл на гитаре в маленькой, никому не известной рок-группе, коллекционировал записи «Машины времени» и «Битлз», и даже писал критику для музыкальных журналов на свежевыпущенные пластинки. В тот год он сделал себе татуировку на плече в виде «пацифика» на фоне маленького земного шара. Объединённые одной любовью к рок-музыке, мотоциклам и татуировкам, мы быстро подружились, и несколько лет чудно проводили время вместе, в окружении девушек, алкоголя и марихуаны*. Это были весёлые деньки. Легкодоступные девушки стайками толпились вокруг тату-салона, алкашка лилась рекой, а марихуана и деньги никогда не кончались.
Беззаботно пролетели несколько лет, и вот Дымкову в наследство от мамы досталась интересная работа. В советские времена она работала при госфилармонии и привозила в город всевозможных звёзд отечественной эстрады. Дымков бросил работу часовщика и стал известным в городе человеком с модной профессией «продюсер». Я к тому времени продал свой татуировочный салон друзьям, но с Дымковым мы продолжали общаться. Регулярно встречались мы с ним на наших еженедельных вылазках по проституткам. Наши жёны были старше нас почти на десять лет, и это нас с Дымковым роднило. Наши любимые были умнее нас. Они были образованные, предприимчивые, самодостаточные и, соответственно, мало нас волновали как сексуальные объекты. Может быть, мы были слабыми любовниками, не способными превратить наших жён в горячих, «всёвремянасжелающих» богинь, а может, перегруженные карьерой и бытом организмы наших женщин не вырабатывали столько сексуальности, сколько хотелось нам. И поэтому пару раз в неделю мы с Дымковым регулярно выезжали по проституткам. Проститутки нас объединяли.
Медленно, но верно приближался конец эры «перестройки». Оборот с моих магазинов турецко-итальянской одежды всё ещё был порядка четверти миллиона долларов, но я этих денег уже практически не видел. Ежемесячно оплачивались различные огромные бизнес-расходы, налоги, арендные платы, и мне на личную жизнь оставалось от прибыли не более штуки баксов в месяц. Нужно было что-то делать. Мой мозг, привыкший плескаться на волнах удовольствия, продолжал требовать новых ощущений. К тому времени я развёлся с первой женой, купил себе мотоцикл и стал жить жизнью российского байкера. Летом я путешествовал по всей стране, а зимой проводил время в рок-баре, тратя деньги на крепкие напитки и легкодоступных женщин. Мой бизнес был налажен так, что работал я всего пару часов в день, объезжая мои магазины и собирая деньги. Свободного времени у меня была целая куча. В отличие от меня, Дымков всё реже и реже находил свободное время, которое он мог потратить на себя.
Времена неподконтрольных «продюсеров-фрилансеров» заканчивались, и Дымкова взяла «под крыло» крупная, преуспевающая корпорация. Ему дали должность директора ночного клуба при «Культурно развлекательном центре», и свой кабинет, в котором мы и собирались вечерами, чтобы выкурить по косячку. Офис охранялся службой безопасности, и мы могли спокойно накуриваться, зная, что никто нас не побеспокоит. Там-то я и познакомился с одним из владельцев этой корпорации, которого мы за глаза с почтением и страхом называли «Сам». «Сам» к тому моменту бросил распространенную и пагубную привычку ежедневно напиваться и не на шутку увлёкся борьбой с окружающим его повсеместным пьянством. Его стараниями весь штат топ-мененжеров и обычных управленцев в его корпорации был непьющим. Но боролся он с пьянством своим путём, тем, которым он сам смог когда-то соскочить с ужасной привычки опохмеляться с утра. Ещё до «перестройки», когда становление первичного капитала, как и у всех тогдашних бизнесменов, было делом незаконным, он, с компанией своих друзей, дурачил своих сограждан, крутя напёрстки на автомобильном рынке. Работа была нервной, и приходилось много выпивать. Нужно было пить с бандитами, нужно было пить с ментами, по-другому не получалось. Проходили годы, мы менялись. Отойдя от полукриминальных дел, он сконцентрировался на легальном бизнесе. Удачно пошло производство пластиковых окон, затем стали открываться автомобильные салоны, удалось заполучить довольно крупную долю «Автоваза». За бесценок были выкуплены несколько крупных заводов и фабрик по всей стране. Бывшая советская промышленность почти вся была в полуразваленном состоянии, и везде было беспробудное пьянство. Пил как простой народ, так и верхушка власти во главе с президентом страны. Пили везде, и пили много. Тогда-то ему - «Самому», владельцу уже огромной корпорации - и пришла в голову идея пересадить всю его управляющую верхушку с алкоголя на марихуану. Сам он, когда-то попробовав эту чудо-траву - коноплю, сумел побороть «зеленого змия». Нет, он не стал закупать тоннами марихуану, он вообще не прикасался к драг-бизнесу. Он просто своим примером показал, что можно не пить, работать и наслаждаться жизнью. Умеренно покуривая марихуану, у него получалось и заниматься большими делами, и вести относительно здоровый образ жизни. Он был прекрасным примером удачливого бизнесмена, умеющего жить со вкусом. Той осенью в русском журнале «Форбс», пишущем о самых богатых людях, была опубликована статья о самой влиятельной корпорации года, где «Сам» в интервью заявил, что он первый легальный долларовый миллиардер в нашем городе. Я же в то время, чтобы не быть зависимым от драг-дилеров, выращивал у себя на балконе под лампами разные сорта гидропонной марихуаны. Её мне хватало от урожая до урожая - накуриваться самому и угощать всех своих друзей. Каждые два месяца я собирал новый урожай, и мы дегустировали его в кабинете у Дымкова, обсуждая преимущества и недостатки новых голландских сортов. Иногда на наши дегустации приезжал «Сам». Он почти всегда был немногословен и всегда занят какими-нибудь делами. Покурив с нами, он высказывал свою оценку траве, и, обсудив с Дымковым клубный бизнес, обычно максимум через час, уезжал по своим делам в сопровождении вооружённых телохранителей. В один из таких вечеров мне домой позвонил Дымков и сообщил, что нужно срочно приехать, потому что у него есть ко мне очень интересная «тема». Дел у меня никаких не было, и поэтому, прихватив шишечку «Белой вдовы»*, я через пятнадцать минут был у него в кабинете. В офисе, помимо него, была ещё пара моих друзей, ценителей хорошей травы, которые, развалившись на диване, наблюдали за Дымковым. Первым делом, Дымков собрал косяк из папиросы, и, пустив его по кругу, начал взволнованно рассказывать.
- Представляешь, Вась, час назад я курил с «Самим»…
- Что же, Дымков, не представить, ты каждый день с ним куришь, - хотел было я пошутить, воспользовавшись паузой, во время которой он сделал большую затяжку.
- Да послушай ты, Вась, и не перебивай, - оборвал меня Дымков, передавая мне косяк, - Знаешь, что задумал «Сам»?
- Даже боюсь представить, - улыбаясь, ответил я, и выпустил струю ароматного дыма, - Неужто «Сам» в президенты задумал?
- Эх, Вася, если бы… Приехал вчера «Сам» с какой то официальной городской пьянки, где собрался весь городской истэблишмент. Говорит, что как обычно все напились до чертей, и он весь вечер, как дурак, вынужден был слушать бред полковников и бизнесменов, превратившихся за несколько часов в пьяных животных. Говорит, что даже не мог отойти покурить, опасаясь быть неправильно понятым.
- Ну и?... - перебил его я, будучи заинтригованным началом рассказа.
- Так вот, «Сам» решил легалайз марихуаны продвинуть. Он когда это сказал, Вась, у меня чуть косяк изо рта не выпал. Не зная его, я бы подумал, что это шутка, но «Сам» ни когда не бросает слов на ветер.
- И с чего же он решил начать? - с иронией спросил я, не воспринимая всерьёз его рассказ.
- А хочет он, Вась, для начала изменить отношение к марихуане в обществе. Хочет, чтобы всё как в Европе было. Чтобы к курящему «травку» общество относилось, как к нормальному человеку, а не как к конченному наркоману. Так вот, Вась, выделяет он сейчас деньги на любой проект, который произведёт изменения отношения общества к марихуане. До тебя, Вась, здесь был Илья Бич, так вот «Сам» выделил ему десять штук баксов, чтобы тот отправился в Амстердам и снял десятиминутный документальный фильм о ежегодном фестивале марихуаны, и об отношении общества к курящим ганджу.
- Да, неплохо было бы прокатиться на недельку в Амстердам на «Канабис-кап»*, - с завистью в голосе сказал я, представив себя в кофе-шопе на улице красных фонарей.
- А кто тебе, Вася, мешает это сделать? И вообще, что ты можешь сделать для лигалайза? - сделав серьёзное лицо, сказал Дымков, изображая агит-плакат времён Великой Отечественной войны.
- Ты же знаешь, Дымков, я - барыга, я могу организовать продажу всего, чего угодно, но наркотиками и не проси торговать не буду.
-А кто тебя, Вась, просит продавать наркотики? Придумай что-нибудь. Для чего ты кочан на плечах носишь?
На секунду задумавшись, я почувствовал, что меня словно ударило током.
- Слушай, Дымков, я тут недавно новые сорта семян голландской марихуаны по Интернету заказывал, и случайно заходил на очень интересную ссылку. Одна московская фирма предлагает оптовым покупателям одежду из конопли, «Хэмп» называется.
- Вот, Вася, это то, что нужно! - воскликнул Дымков, подскочив со своего кожаного кресла, - Сегодня же садись писать бизнес-план. Если напишешь, что окупаемость проекта три года, нам любые деньги под этот проект дадут.
Возвращаясь домой на своём джипе, я ехал на полном автопилоте, не обращая внимания на происходящее вокруг. Я был полностью поглощен новой идеей, в моей голове зарождался план новой, интересной жизни. Всю ночь я не спал. Облазил все интернет-ресурсы, связанные с «Хэмпом», посидел с калькулятором, и к утру написал предварительный бизнес-план, по которому мне нужно было семьдесят пять штук баксов. Вечером этого же дня я сидел у Дымкова в кабинете с распечатанной информацией о конопляной одежде. Моё сердце взволнованно билось в груди, потому что я ощущал себя, как минимум, Че Геварой. В тот вечер я поверил, что всё возможно в этом мире, главное - очень сильно захотеть. Дымков позвонил «Самому» и получил предварительное «добро» на бюджет. Всё завертелось так быстро и головокружительно, что через месяц, с целью набраться заморского опыта, я уже был в Амстердаме.
Гуляя по красивым голландским улочкам, я наслаждался духом европейской цивилизации. Отсутствие агрессивных и унылых рож действовало на меня опьяняюще. Дух, вкус и запах свободы чувствовался повсюду. В кофе-шопах люди легально накуривались марихуаной и гашишем, в смарт-шопах ели псилоцибиновые грибы, пейоты и другие психоактивные растения. В барах люди напивались вкусным пивом, а на улицах с красными фонарями в витринах, все абсолютно легально наслаждались продажной любовью. И, что самое удивительное, никто никому не мешал. Каждый наслаждался жизнью по-своему, стараясь не препятствовать в этом другим. Всё, что незаслуженно было запрещено в России, здесь продавалось легально или полулегально. Уличные торговцы, продающие запрещённые наркотики, свободно предлагали всем прохожим свой товар прямо на глазах у полицейских, не опасаясь, что их арестуют. «Неужели такой уровень демократии ожидает когда-нибудь и Россию? Как сделать так, чтобы застать это при жизни, и можно ли этого добиться в ближайшее время?» - думал я, вспоминая Родину. Эти мысли не давали мне покоя ни днём, ни ночью. Перемещаясь из кофе-шопа в кофе-шоп, я обращал внимание на собирающийся в каждом заведении контингент. В некоторых местах тусовались старые, прокуренные растаманы и негры-ямайцы. В их веровании курение марихуаны является религиозным обрядом, и поэтому к курению они всегда относятся серьёзно. Под музыку регги я любовался, как изящно растаманы крутили джойнты*, наполненные ямайской ганджей. Российские курители анаши, по сравнению с голландцами, у себя на родине совсем не прикладывали никаких усилий, чтобы совершить обряд курения красиво. «Односельчане» обычно забивали приготовленный микс из анаши и табака в российские папиросы, в которых привкус дешёвой бумаги перебивал ароматный дым марихуаны. Русские вообще редко использовали какие либо эстетские аксессуары, предпочитая забивать с ладошки, сидя дома, в машине или в каком-нибудь другом укромном месте, где можно было бы скрыться от взгляда милиционера. В Голландии во всем чувствовался стиль и класс — и в употреблении тоже. В некоторых кофе-шопах собирались творческие люди, там обычно был предоставлен огромный выбор марихуаны и гашиша* со всего мира. Меню в таких заведениях состояло из нескольких страниц только голландских сортов травы. Внимательно принюхиваясь к дыму от турецкого гашиша, мы сравнивали его с марокканским, непальским, афганским, пакистанским, кашмирским, индийским и другими сортами. Каждый имел свой определённый запах, привкус и эффект. Одни сутки мы провели в андеграундном сквоте* на трансовой пати, в окружении кучи интересных, творческих людей. Развалившись на старых кожаных диванах, кто-то рисовал, кто-то писал, а кто-то просто общался. Дешевизна и доступность танцевальных и интеллектуальных наркотиков ошеломляла. Везде были «клубы по интересам», где собирались люди, объединённые любовью к гандже и другим лёгким наркотикам. Вполне легально в смарт-шопах можно было купить растительные аналоги практически всех химических наркотиков. Заменители «экстази», ЛСД и прочих психоактивных препаратов продавались, стоя на одной полке вместе с галлюциногенными кактусами и псилоцибиновыми грибами. В маленьких магазинчиках, торгующих аксессуарами для употребления, мы подолгу рассматривали блестящие прилавки, «зависали», забыв про время. Весь Амстердам состоял из аккуратно ухоженных домиков, в которых жили, словно в сказке, красивые и умные эльфы. Та демократия, которую нам выдавало наше правительство, казалась теперь каким-то обманом. Наша страна представлялась теперь мне обителью злобных гоблинов, живущих в безвкусно построенных многоквартирных домах, и не приученных доброжелательно улыбаться на улице встречным людям. Сложно представить ездящий по улицам российских городов муниципальный, бесплатный велотранспорт с десятью велоприводами. Здесь же в Амстердаме я видел, как на остановке сошел гражданин с дипломатом и на его место сел крутить педали другой, чтобы бесплатно доехать до своей точки назначения вместе с десятью такими же пассажирами. Каждый, не халтуря, крутил свой педальный велопривод под ногами, напевая со всеми вместе какую-то весёлую голландскую песню.
Уже через месяц, сразу по возвращению в Россию, я держал в одной руке бизнес-план, подписанный «Самим», а в другой - пакет с семьюдесятью пятью тысячами долларов. Все официальные документы были оформлены на меня, потому что «Сам» отказался светить свою корпорацию в таком компрометирующем проекте, как «Хэмп», объясняя это тем, что пока ещё рано показывать силы, стоящие за «легалайзом». «Сначала нужно изменить отношение общества к курильщикам, а после - провести законным путём декриминализацию. Нужно сначала смягчить наказание за хранение небольшого количества лёгких наркотиков, а потом уже двигать легализацию марихуаны», - так объяснил мне Дымков, вручая пакет с деньгами. И, на первом этапе в этой легализации, моя задача - раскрутить одежду из конопли. «Сам» хотел, чтобы все в городе говорили об этом брэнде. Со слов Дымкова, «Сам», выделив деньги, лично взял под своё покровительство наш проект. По моему бизнес-плану большая часть бюджета должна была расходоваться на рекламу и развитие имиджа. Себя же я скромно вписал в бюджет бизнес-плана, как управляющего с окладом восемьсот баксов в месяц. Наверное, если бы мне отказались платить, то я бы согласился работать и бесплатно. Я чувствовал себя героем.
- Рискованное у нас мероприятие в плане бизнеса, - как-то сказал я Дымкову, за несколько дней до открытия магазина. - Бизнес ведь новый, предсказать, чем это всё закончится практически невозможно.
- Не ссы, Вася, прорвёмся, - ответил мне Дымков, забивая анашу прямо с папки под названием «Бизнес-план «Хэмп» в пустую папиросу, - Ты же понимаешь, Вась, проект этот не коммерческий, а больше политический. Для «Самого» это своего рода большая игрушка, и он это тоже прекрасно понимает. Знаешь, что «Сам» мне вчера сказал, когда заезжал в офис покурить? - заговорщическим голосом вдруг сказал Дымков, доставая свою любимую, вечно пахнущую бензином зажигалку «Зиппо», - Он мне, Вась, сказал, что если за три года вложенные деньги вернутся назад в корпорацию, то «Хэмп» нам подарят. Я, Вась, может быть всю жизнь мечтал иметь свой магазинчик с уникальными товарами, а заодно и продвигать идею легализации конопли.
- Да, мы стоим на пороге больших перемен и своими руками творим историю, - ответил я Дымкову, затягиваясь густым сладковатым дымом «белой вдовы», - Может быть, когда-нибудь, первый кофе-шоп в нашей стране тоже откроем мы.
- Было бы неплохо, - улыбнувшись, добавил Дымков, разглядывая, как плотные клубы дыма, перекатываясь в воздухе, медленно ползут к открытой форточке, - Ты ведь знаешь, Вась, что первый в Амстердаме кофе-шоп* был открыт русскими иммигрантами и называется он «Москва».
- Да, конечно же, знаю, - ответил я и растянулся всем лицом в улыбке, вспомнив, как в Амстердаме мы курили «АК-47»* прямо на улице, напротив кофе-шопа «Москва». Нас тогда предупреждали, что курить марихуану в Голландии можно только в кофе-шопах. За курение на улице или в других общественных местах нас могли серьёзно оштрафовать. Но мы, привыкшие курить на улицах даже в России, сделали по косяку и вышли выкурить их под осенним, но всё ещё тёплым солнцем. Мы стояли, облокотившись о парапет голландского канала, куря ароматную, породистую марихуану и мечтали, что когда-нибудь будем это делать на Родине, так же легко и непринуждённо как здесь, не оглядываясь по сторонам, не боясь получить пару лет тюрьмы за один косяк. Мы тогда стояли и курили наши джойнты прямо на тротуаре, и мимо нас, на велосипедах, проехали два голландских полицейских, не обратив никакого внимания ни на нас, ни на сладкий дым, который, растекаясь по улице, вынуждал прохожих с пониманием улыбаться в нашу сторону.
- Хватит улыбаться, - вдруг сказал мне Дымков, прервав мои приятные воспоминания об этой сказочной стране, - Ты слышишь, Вася, что я тебе говорю? Нам подарят «Хэмп», если мы вернём деньги в обещанный срок, - повторил Дымков, тряся меня за плечо.
-Да, конечно же, вернём мы деньги, куда денемся. Если «Сам» поддерживает наш проект, значит, всё будет хорошо. Джа Растафарай* на нашей стороне.
*Бэдлак - плохая удача, или просто отсутствие её.
*Марихуана - она же ганджа, каннабис, конопля, трава, или называемая в нашей стране анаша.
* Белая вдова – очень крепкий сорт голландской марихуаны.
*Канабис-кап – ежегодный голландский фестиваль марихуаны.
*Джойнт - самодельная сигарета.
*Сквот - заброшенное здание, занятое фриками и хиппи.
*Кофе-шоп – заведение, где продаются марихуана и её производные: гашиш, чарас, поланд и. т. п.
*АК-47 – Сорт марихуаны.
*Джа Растафарай - Пророк растафарианства. В растафарианстве курение марихуаны является частью религиозного обряда.
Глава 2. Часть первая. В тюрьме.
Где-то под утро удалось уснуть примерно на час. Так как свет в камере не выключали всю ночь, тысячи комаров без остановки слетались со всей округи попробовать моей крови. Каждый сантиметр кожи, не защищённой одеждой, был покусан множество раз. Долгожданная утренняя прохлада длилась максимум полчаса. Стоило первым лучам Солнца появиться над деревьями, как подлые кровопийцы, мучавшие меня всю ночь, исчезли. Яркие лучи Солнца доползли и до моей решётки. Наверное, все живые существа за окном передвигаются сейчас в поисках тени. На несколько минут провалившись в сладкий утренний сон, я был грубо разбужен грохотом открывающейся железной решётки. Заспанный охранник молча показал мне на дверь. «Неужели Вован подсуетился?!» - радостно подумал я, напрвляясь к выходу и по пути отдирая от своей шеи прилипшие к ней за ночь куски газеты. И тут же, надевая тапки, заметил двух конвоиров с оружием, стоящих за решёткой, что не предвещало ничего хорошего. Щурясь, я вышел в короткий коридор, ведущий на улицу. После полумрака камеры, какое-то время пришлось закрывать глаза руками, приспосабливая их к яркому солнечному свету. Первое, что я сумел чётко увидеть - это нацеленные на меня объективы видеокамеры. Журналисты и операторы, с фирменными знаками трёх телекомпаний на камерах, жадно снимали каждый мой шаг. Ну, всё!!! Вероятно, по-тихому разрулить мою проблему не получится. Не смог, видимо, помочь мне Вован, слишком поздно.
Дальше всё было, как в тумане. Находясь в состоянии полной фрустрации, я смутно понимал, что происходит. Меня что-то спрашивали, а я, не зная, что ответить, только молчал. Молчал, притворяясь, что не понимаю их вопросов, и зачем-то закрывал своё лицо от видеокамер. Потом телевизионщики ушли, и меня стал допрашивать сам начальник антинаркотического отдела, Ашиш Аширокар.
- Ну что, одурачить нас решил? Ты думал, если сменил байк, сотовый телефон, одежду, - значит, стал другим человеком? Ты хотел поиметь нас? А вышло, что поимел ты самого себя. Попал ты, мэн, как минимум, на десять лет. Что молчишь? Нечего тебе, «рашен», больше сказать. Но, если хочешь молчать - это правильно, тогда говорить буду я. Во-первых, хочу тебе сказать за деньги большое спасибо. Это хорошо, что ты не успел их потратить, смотри, как парни мои довольны, - сказал Ашиш, указав на угол комнаты, где, сидя на ржавых стульях, играли в карты четверо неандертальцев в полицейской форме.
- Спасибо за деньги, - повернувшись ко мне, крикнул один из них, засовывая выигранный куш себе в карман.
- Ты далеко деньги не убирай, давай ещё по пятисоточке на кон, - дёрнув его за рукав, сказал сидящий рядом, такой-же урод, но еще и со шрамом на щеке.
- Вы только за день не спустите все деньги, а то разошлись уже, по пятисотке на кон ставят, - усмехнувшись, крикнул шеф на своих офицеров и снова переключился на меня. - Так что же, Василий, будешь что-нибудь рассказывать, или будешь придуриваться, что не понимаешь меня? А может, тебе дорожку кокаина насыпать? У моих хлопцев очень хороший кокос есть. На прошлой неделе у негра килограмм отобрали, ты такого чистого и не пробовал никогда.
- Нет, спасибо, наркотики не употребляю, а вот от сигаретки не откажусь, - сказал я, показывая взглядом на пачку «Мальборо», лежащую на столе.
- Вообще-то у нас курить запрещено, но тебе можно. Покури и отправляйся назад в камеру. Всё, что можно было у тебя взять, мы забрали, так что ты теперь нам не интересен. Ты уж потерпи немного наши условия, через несколько дней тебя переведут в другую тюрьму. Сейчас я допечатаю твоё дело, и увидимся через годик, в суде. Ну, вот и всё, на этом моя работа закончена. Уведите его назад в камеру, - сказал с довольным лицом Ашиш, потягиваясь в своём кресле.
Оставшись снова один в своей камере, я выкурил последние полсигареты за три затяжки. По-моему, я влип, и влип очень серьёзно. Серьёзнее не бывает.
Глава 2. Часть вторая. На воле.
Открытие «Хэмпа» было шикарным. Город был завешен огромными баннерами, рекламирующие нашу одежду из конопли. «Хэмп - и никакой зависимости…», - крупными буквами нагло заявлял слоган на главных перекрёстках города. «Волшебная одежда из конопли», - эту дерзкую фразу можно было прочитать повсюду. Все телеканалы и радиокомпании сообщали жителям моего города, что конопля - это не только наркотик, но и качественная и модная одежда. «Hemp – magic wear»*, - загорались каждый вечер большие светящиеся буквы на фасаде нового торгового центра. Лучшие креативные дизайнеры работали над имиджем и интерьером нашего необычного магазина. В высоких стеклянных витринах освещались гигантские фотографии конопляных цветов. Огромные «шишки», покрытые белыми и золотистыми кристаллами тетрагидроканнабинола*, зажигали жизнерадостным блеском глаза у проходящих мимо молодых людей. Я видел эти глаза. Для многих людей одежда из конопли ассоциировалась не только с лёгким наркотиком, которым «балуется» весь продвинутый мир, но и с духом свободы, которого мне не хватало в нашей стране. Много лет наше общество навязывало нам рабскую философию, заставляя нас отдавать наши индивидуальности на благо системы. Целые поколения советских людей проводили свои жизни, выполняя монотонную, часто никому не нужную работу. Те же сограждане-счастливчики, которым доводилось побывать за границей, иногда там встречали «не совсем нормальных» людей. Эти «странные» люди, достигнув определённых минимальных успехов в жизни, останавливались и отказывались бежать дальше вместе со всеми вдогонку за неуловимым Золотым Тельцом. По представлениям «обычных» граджан эти «странные» персонажи довольно «странно» распоряжались свалившимся на них свободным временем. Они путешествовали, увлекались творчеством, старались развиваться духовно. С развалом СССР в нашу страну, наконец-то, легально попали информационные семена инакомыслия. Все мои друзья и знакомые, переставшие посвящать всю свою жизнь зарабатыванию денег, были заражены этим вирусом «свободы». У большинства моих друзей «дух свободы», в первую очередь, ассоциировался с коноплёй, или же с красивым латиноамериканским словом «марихуана». Наблюдая из своего магазина за горящими глазами «инакомыслящих», я всё больше и больше убеждался, что курящие марихуану, и некурящие, но лояльно относящиеся к этому наркотику люди, совсем не отребье общества. Они были совсем не похожи на «падших» наркоманов, которых мы привыкли видеть в криминальных хрониках российских СМИ. Не смотря на дороговизну конопляных вещей (в среднем каждая вещь стоила под сотню баксов), раскупалось практически всё. Я замечал, как люди абсолютно различного возраста, увидев в витринах огромные фотографии запрещённых семилистников*, заходили в магазин с сияющими лицами. Им было всё равно, что покупать, - они раскупали всё. Люди прикасались к вещам, не веря своим глазам. «Неужели дух свободы добрался и сюда?», - читалось в выражении их лиц. Но, к сожалению, к нам заходили и делегации из «противоположного лагеря». Иногда в магазине появлялись подвыпившие менты, которые, не найдя ничего незаконного, грубо хамили ни в чём не повинным девочкам-продавцам. «Что, устроили здесь себе свободу? Ничего, мы ещё доберёмся до вас. Это вам не Европа. Всё равно найдём способ, как вас прикрыть», - говорили со злобой представители власти в погонах. И ментов тоже можно было понять. Воспитанные в тоталитарном государстве, они не видели свою роль в обществе, где не нужно подавлять индивидуальность и творческое начало. Главным их аргументом была стандартная фраза: «А кто же будет работать, если все будут курить?». Наблюдая за покупателями магазина, я всё больше убеждался, что большинство людей, лояльно относящихся к марихуане, оказывались не такими уж «асоциальными личностями», как принято было считать. Они были просто другие. За три месяца работы магазина мы продали почти всё. Чистая прибыль опережала запланированную, и принесла нам десять тысяч долларов. Дымков уже не нервничал и не напоминал мне постоянно, что мы должны за три года вернуть назад в корпорацию семьдесят пять штук баксов. Наш магазин стал гордостью всего города. В ночном клубе, которым заведовал Дымков, еженедельно проходили рекламные вечеринки «Хэмп». О «Хэмпе» говорили все, и Дымков был доволен. А ещё больше доволен был я, потому что чувствовал, что у меня всё получилось. Газеты и журналы нашего города почти каждый день печатали интервью со мной, в которых рассказывалось об удивительной конопле, которая бывает не только наркотиком, но и одеждой. И почти каждую ночь, перед тем как провалиться в сон, я осознавал, что творю историю, меняя сознание у миллиона людей.
*«Hemp - magic wear» – «Хэмп - волшебное одеяние».
*Тетрагидроканнабинол - Активное вещество, действующее начало марихуаны.
*Семилистник - Листик конопли, обычно состоит из семи соеденённых маленьких листиков.
Глава 3. Часть первая. В тюрьме.
- Вася, Вася, подойди к окну, - вздрогнув, услышал я сквозь дремоту знакомый голос Вовы.
- Вован, почему тебя так долго не было? - радостно закричал я через решётку, прижавшись лбом к прохладному металлу.
- Вася, не кричи, говори тише, я здесь незаконно, - ответил шёпотом Вова, оглядываясь по сторонам. - Двести баксов отдал охранникам, чтобы пропустили к окну. У нас есть всего лишь пять минут.
Взяв у Вована сигареты и спички, я сразу же с жадностью закурил.
- Вова, когда ты меня вытащишь отсюда?
- Не знаю, Вася, что тебе и ответить. Тебя тут по всем телеканалам показали, и в двух газетах про тебя статьи вышли. Вряд ли получится легко тебя вытащить.
- Да я, Вов, и без тебя знаю, что влип серьёзно.
- Не волнуйся Вась, у меня хорошие связи, может, получится вытащить тебя по «министерской линии». Правда, придётся тебе в любом случае какое-то время здесь посидеть. В первую очередь тебе необходимо нанять хорошего адвоката. Он твоё дело за полгода сможет развалить, и тогда тебя выпустят отсюда.
- Вован, какие полгода? Ты в своём уме? – не в силах сдержать эмоции закричал я, забыв, что за наше незаконное общение Вован тоже может загреметь за решётку. - Вытаскивай меня сейчас. Я же тебе пять штук баксов дал две недели назад. Дай их кому-нибудь, для ментов это большие деньги.
- Да нету у меня, Вась, уже этих денег. Я на все «бабки» сафролового масла, нитроэтана и прочей недостающий химии купил. А когда полиция тебя арестовала, я всё в унитаз слил.
- Ну, что же остаётся делать, звони, Вов, моей жене, пусть продаёт нашу квартиру и едет сюда. Нужно что-то делать.
- Хорошо, я сегодня же свяжусь с твоей Леной. Смотри, охранник показывает рукой на часы, мне пора, время закончилось. Не переживай, всё будет хорошо. Послезавтра тебя переводят в нормальную тюрьму, крепись и не давай себя в обиду. Надеюсь, скоро увидимся. Не волнуйся, ты скоро выйдешь отсюда, мы всё сделаем, чтобы тебя вытащить, - сказал мне на прощание Вова, помахав рукой перед тем, как скрыться в темноте.
- Надеюсь на тебя, - крикнул я ему вдогонку, почему-то не веря его словам.
Глава 3. Часть вторая. На воле.
- Дымков, я же говорил тебе, что всё будет хорошо. Вот, держи отчёт за три месяца, а вот прибыль: десять тысяч баксов. По-моему неплохо, как считаешь?
- Десятка - это, конечно, неплохо, - ответил Дымков, сделав серьёзное и слегка недовольное лицо. Только она уйдёт «Самому». Ты, Вась, за три месяца зарплату шестьдесят тысяч рублей получил. «Самому» десятку вернул. А я что?
- А это тебе. Вот, как договаривались: десять процентов, откат от моей зарплаты, - улыбаясь, сказал я, доставая из кармана пакет с деньгами.
- Это уже лучше, - расплывшись улыбкой во всё лицо, ответил Дымков, убирая конверт к себе в стол. - Если, Вась, по деньгам всё, то расскажи, как там у тебя дела с Госнаркоконтролем?
- Да вроде всё уладили, а что это ты про них вспомнил?
- Да повадились они, Вась, последнее время с проверками клуб посещать. Нам-то бояться нечего, клуб с наркотиками дел не имеет. Я вот опасаюсь, как бы они «Хэмп» не прикрыли.
- А за что «Хэмп» прикрывать? У меня в магазине тоже наркотиков нет. Позади три месяца переговоров, вроде всё улажено. Пытались они нас «зажать» за пропаганду, но хорошо, что в городе у нас много друзей, поговорили за нас. Жаль, что символ марихуаны, семилистник, запретили в рекламных целях использовать.
- Во, бля, суки какие, - на вдохе сказал Дымков, затягиваясь только что прикуренным «косяком». - А как же, Вась, конфеты «Красный мак», это что, не пропаганда наркотиков?
- А мне в Госнаркоконтроле сказали, что конфеты с этим именем доживают последние дни. Говорят, уже в этом году будут называться не «Красный мак», а «Красная долина».
- Совсем с ума сошёл Госнаркоконтроль. Вместо борьбы с серьёзными наркотиками, занимаются какой-то ерундой.
- Да хрен с ними, с конфетами, с меня вот, Дымков, расписку взяли, запрещающую мне давать любые интервью без комментариев Госнаркоконтроля. Теперь ко мне приставили девочку с погонами, она должна тоже давать интервью, вместе со мной. Сейчас каждая статья в СМИ о нашем «Хэмпе» заканчивается её комментариями: «Госнаркоконтроль не может запретить продавать одежду, сделанную из конопли, так как она не содержит наркотических веществ, но молодежь должна понимать, что за этой одеждой кроется скрытая реклама наркотиков. И никакая это одежда не волшебная, просто частный предприниматель Караваев Василий, пользуясь дурной славой этого наркотика, наживает на этом свои грязные деньги».
- Вот же сволочи они какие, Вась. Алкашку с сигаретами рекламировать можно, а из конопли даже одежду пытаются прижать. Готовы всю страну споить, лишь бы народ был тупой, как стадо. Ты только, Вась, посмотри на их рожи, - возбуждённо сказал Дымков, показывая в окно на группу молодых людей, распивающих пиво возле входа в клуб.
- Да..., лицами сложно назвать эти рожи. Интеллектом не обезображены. Им бы выпивку достать после работы, да морду кому-нибудь набить. Другого желания в их взглядах я не вижу.
- Это точно…, - после долгой паузы добавил Дымков, доставая из пакетика ароматную конопляную шишечку.
– Хорошо, Дымков, что за нас с Госнаркоконтролем поговорил Лисюцкий. Если бы не его авторитет, нам бы не разрешили торговать «хэмпом».
- А откуда ты, Вась, знаешь Лисюцкого? И расскажи-ка поподробнее, как тебе удалось с ним на приём к начальнику ГНК попасть! - снова сев в кресло, спросил Дымков, протягивая мне выпотрошенную и подготовленную для марихуаны папиросу.
- Лисюцкого Константина Сергеевича я знаю уже давно. Умнейший человек, профессор, открывший в нашем городе кафедру психологии при Госуниверситете. Когда-то, он был моим преподавателем в институте. В свое время он написал несколько книг о наркомании и наркозависимости. Уже много лет он активно борется с тяжёлыми наркотиками, открывая по городу бесплатные центры психологической поддержки бывшим наркоманам. Когда я был студентом, он как-то пригласил меня посмотреть, как он работает с наркоманами в одном из таких центров психологической помощи. Удивительные вещи он показал мне тогда. Практически с того света ему удавалось возвращать конченых наркоманов, в состоянии транса внушая им желание жить, и радоваться жизни без наркотиков. Он реально, от всей души помогал людям, и делал всё это за копеечную зарплату, отдавая каждому немного сердечного тепла. Я в то время возил из Польши китайские магнитолы. Захотелось мне тогда тоже чем-нибудь помочь людям, подарил я один магнитофон их центру. В те времена из государственного бюджета на такие социальные проекты совсем мало денег выделялось. Лисюцкий владеет уникальной техникой гипноза. Как он говорит, бросить употреблять наркотики - это не самое главное, для этого всего лишь неделю нужно переболеть. А вот снова не начать их употреблять - эту силу воли надо иметь, а она у наркоманов совсем отсутствует. Вот воспитанием этой силы воли и занимается Константин Сергеевич. Приходят к нему бывшие наркоманы в сложные для них периоды жизни, о проблемах своих рассказывают. Он их всех внимательно выслушивает, а потом в трансовое состояние вводит, и в этом состоянии даёт им установку на счастливую жизнь без наркотиков. А чтобы человека в транс ввести, нужно, чтобы он в этот момент слышал специальную релаксирующую музыку. Короче говоря, оказался к месту мой подарок. Лисюцкий тогда и сказал мне: «Будут какие проблемы - звони в любое время. Помогу, чем смогу».
- Интересно, Вась, а как же это твой профессор, борец с наркотиками, согласился нашему «Хэмпу» помочь? Марихуана, вроде бы, по закону, наркотиком считается.
- Так Лисюцкий, в отличие от Госнаркоконтроля, прекрасно понимает разницу между тяжёлыми и лёгкими наркотиками. Я с ним разговаривал, и он считает, что в марихуане вреда меньше, чем в алкашке или табаке. Опасаться надо героина и кокаина, как и их производных, остальное всё - игрушки.
- Интересно, Вась, и как же он убедил полковника Госнаркоконтроля разрешить нам продавать «Хэмп»?
- О, это натурально цирк был. Если у тебя есть время послушать, то могу рассказать.
- Времени, Вась, у меня, как обычно, нет, но про твой поход в Госнаркоконтроль послушать интересно.
- Приехали мы с Лисюцким в ГНК, заходим, значит, в кабинет к полковнику, а там - целое совещание происходит. Сидят менты с красными от похмелья рожами, боржоми пьют и рассуждают, как наш магазин запретить. Не ожидали они, что я с Лисюцким приеду. Полковник, как нас увидел, аж с места подскочил: «Здравствуйте, Константин Сергеевич, не ожидали мы вас здесь увидеть. Как же нам вас понимать? Вы – главный идеолог борьбы с наркотиками в нашем городе, пришли сегодня «этого» защищать?» И показывает на меня пальцем. А Лисюцкий ему и отвечает: «Что же плохого сделал Василий? Наркотиками он не торгует, он, можно сказать, на нашей стороне». «Это как же нам вас, Константин Сергеевич, понимать?», - делает удивленно-глупое лицо полковник. «А что же вы, товарищ полковник, так удивляетесь? Вы же видели рекламные баннеры по городу с рекламой «Хэмпа»? Видели, какой у них слоган там написан?». «Мы, вообще-то, Константин Сергеевич, и собрались тут обсудить, является ли «Хэмп» пропагандой наркотика конопли», - отвечает ему полковник, тыкая пальцем в лежащую на столе газету с моей фотографией и заголовком: «Как частный предприниматель Караваев стал торговцем конопли». «Так зря вы, товарищ полковник, их слоган не читали. А написано у них там: «Хэмп»… и никакой зависимости». Известно ли вам, к примеру, как чаще всего среднестатистический молодой человек становится наркоманом?» - спросил его Лисюцкий, но, не дождавшись ответа, сам стал ему объяснять. «Обычно, молодой человек решается попробовать запрещённый наркотик потому, что в его среде это считается «круто». Он уже не ребёнок, и этим он доказывает, что уже взрослый, и не боится наказания. «Я тоже хочу быть крутым» - заявляет окружающему миру молодой человек, пробуя первый раз покурить «травку». И вот, благодаря нашему «предпринимателю Василию», у молодого человека появляется прекрасная альтернатива быть крутым, не используя наркотиков. Одев одежду, сделанную якобы из наркотика, молодой человек автоматически присоединяет себя к лагерю «крутых, взрослых и продвинутых». Для него уже отпадает необходимость доказывать перед сверстниками свою «крутизну», куря эти самые наркотики. Не все же хотят в молодости наркоманами стать, а «крутыми» всем хочется быть. Сейчас же, почти каждый главный герой современных фильмов или книжек хоть раз, да появляется с косячком «травки». Иначе, какой же он «крутой»? Таковы реалии современной жизни». «Да, есть доля истины в ваших словах, Константин Сергеевич. Если бы вы не пришли, запретили бы мы торговать этой одеждой вашему протеже», - усмехнувшись, сказал полковник, с лёгким презрением посмотрев на меня. «Но, коли вы сегодня к нам пришли, дайте, Константин Сергеевич, свою оценку нашему новому проекту». «Хотим», - говорит полковник, - «мы через Думу законопроект протолкнуть. Хотим, чтобы все студенты, поступающие в ВУЗы, анализы на наркотики сдавали. А у кого в крови наркотик найдут, - чтобы гнали в шею, нечего им высшее образование получать. Как вам нравится наша задумка?». Лисюцкий от удивления даже рот открыл. Говорит полковнику: «Это же нарушение прав человека». А полковник ему отвечает: «Какие на хрен права человека, нечего церемонится с наркоманами. Вы же сами, Константин Сергеевич, в ваших книжках пишите о вреде наркотиков, вот и бороться нужно с этим злом любыми способами. А права человека никуда не денутся». Лисюцкий не стал спорить, многозначительно добавил: «Ну-ну, посмотрим, что из этого выйдет». Выйдя из ГНК, мы сели в мой джип, и сидели какое-то время молча. Я достал свою амстердамскую трубочку, и положил в нее щепотку моей травы. «Не хотите ли попробовать, Константин Сергеевич, я сам выращивал этот сорт марихуаны. В Канаде, в Калифорнии, в Израиле, и в некоторых европейских странах её в аптеках продают, считается медицинской марихуаной». И знаешь, Дымков, что мне он ответил? «Я», - говорит, - «крайне редко, но позволяю себе с хорошими людьми покурить». Сделав по затяжке гидропонной травы, мы откинулись в креслах и стали обсуждать компанию молодых людей, которые, проходя с бутылками пива в руках мимо моей машины, вульгарно матерились. Их лица не выражали ничего, да и лицами их было назвать сложно. Это были рожи, точь-в-точь такие же, что сейчас пьют своё дешевое пойло, за окном, напротив входа в твой клуб. Сейчас они, Дымков, допьют его, и пойдут в клуб, рушить кому-нибудь мозги. Покурить траву для Лисюцкого не вопрос «нравится - не нравится», не вопрос душевной беспомощности, не вопрос заигрывания с такими анархистами, как я. Для него это вопрос понимания того, что мир, в котором мы все живем, не прост... Для него покурить со мной травку - это возможность понять причинность душевных движений, способов спасения и гибели...
- Что ты, Вась, про клуб начал говорить? Чем закончился твой разговор с Лисюцким? – перебил Дымков мою мысль, улетевшую в сторону.
- Так вот, знаешь, что мне сказал Лисюцкий? «Хорошее дело ты задумал, Вася. Если благодаря «травке» хоть кто-нибудь откажется от алкоголя, и будет использовать для расслабления марихуану, то мир изменится только к лучшему. Многим людям «травка» помогла отказаться от ужасной привычки напиваться до свинского состояния каждый день. Многие, благодаря «травке», перешли с тяжёлых наркотиков, на менее вредную марихуану. Многие люди, потихоньку покуривая травку, ведут социальный образ жизни и занимаются своими делами. А самое главное, что все, кто бросил пить, сменили круг общения. Раньше все разговоры у пьющих людей о делах, о водке и о проститутках, а сейчас эти люди в кино ходят, книжки читают. Они словно чище и духовнее стали. Жалко, что в Госнаркоконтроле этого не понимают. Ты же сам только что видел, как они с наркотиками борются. Для них всё одно, что героин, что марихуана. Все наркотики в одну кучу сгребли. А как молодежь на это реагирует? Без достаточной информации молодой человек что думать начинает? Что, если марихуана и героин одно и то же слово «наркотик», то можно и героином побаловаться. Так и подсаживаются на тяжёлые наркотики новое поколение. Посмотрим, Вась, что из твоего «Хэмпа» выйдет. Лично я, как профессор психологии, не вижу никакой угрозы обществу от твоего проекта».
- Тебя, Вась, если не остановить, ты весь день будешь рассказывать, - прервал мой рассказ Дымков. - Что же, молодец твой Лисюцкий, редко таких умных людей повстречаешь. Всё, иди, Вась, «Хэмпом» занимайся, а то у меня ещё куча дел. Спасибо за хорошую работу, сегодня передам «Самому» деньги и про Лисюцкого ему расскажу.
Глава 4. Часть первая. В тюрьме.
Впервые за последние 10 лет, я третьи сутки нахожусь в не накуренном состоянии. Третьи сутки кристально чистого, воспалённого сознания. Курить что-либо задурманивающее совсем не хочется. Мозг перебирает различные варианты выхода из тупикового положения, работает с максимальной скоростью. Кажется, что мозг, как перегруженный компьютер, вот-вот зависнет. Нужно что-то делать. Мне не дают адвоката, не позволяют позвонить и не предъявляют никаких обвинений. Что я здесь делаю? Вот уже третьи сутки я не прикасаюсь к еде, а аппетита что-либо есть - просто нет. Охранники начинают за меня переживать. Улыбающийся конвоир принес мне сигарету и сказал, что даст мне её, если я немного поем. Пришлось через силу затаскивать в себя немного риса и перченой гороховой подливки. Набрав пластиковую бутылку тёплой воды из-под крана, получилось, наконец, кое-как принять душ, поливая себя сверху одной рукой. Жара, на редкость, стоит высокая. Наверное, боги за мои грехи сговорились меня замучить до смерти. А ведь пару недель назад, я купил себе домой новый, дорогой кондиционер. Эх, его бы сюда сейчас. Перегретый мозг отказывается о чем-либо думать. Вот уже несколько часов я разглядываю разводы плесени на стене. Из комообразного состояния меня выдергивает знакомая русская речь. Это же Псю, сумасшедшая Псю! Как она сюда попала? Её громкий, как у Трандычихи, голос не спутаешь ни с кем другим. Псю - наркоманка со стажем. Последние лет десять она плотно торчит на кокаине. Да и как не торчать, если её муж среди гоанской тусовки считается драг-диллером номер один. Разговаривать о чем-либо с ней практически невозможно, можно только слушать непрерывный монолог её бреда. Ещё не появившись в зоне видимости, уже слышно её звонкий громкий голос. И сейчас он звучит для меня как голос надежды. Её всегда сначала слышно, а потом уже видно.
- Псю, как ты узнала, что меня арестовали?!
- Как, как? Твоя бывшая, первая жена позвонила из Тайланда и сказала, что у тебя неприятности. Кто-то ей сообщил, я не в курсе. Я тебе зубную пасту принесла и трусы. Рассказывай, что с тобой произошло?
- Псю, по-моему, у меня большие неприятности, я бы даже сказал, что я в полной жопе.
Глава 4. Часть вторая. На воле.
- Дымков, по-моему, у нас неприятности.
- Что, Вась, опять Госнаркоконтроль начал придираться?
- Нет, с ними вроде всё в порядке, хотя они тоже головной боли добавляют. Вчера была неплохая вечеринка в клубе. Спонсорами, помимо нас, была ещё одна компания, которая продаёт пиво под названием «Хэмп», со вкусом конопли.
- Да что ты мне, Вась, про вечеринку рассказываешь, был я вчера в клубе, неплохая тусовка собралась.
- Ты вот, Дымков, как обычно, пораньше вчера ушел, а ночью приходил ГНК. Хвостом за мной менты в штатском всю ночь по клубу ходили. Куда я, туда и они за мной. Я за ночь ни одного косяка не выкурил. А под утро задержали они двоих моих друзей. Слава Богу, у них ничего противозаконного при себе не было. Два часа их допрашивали, и все вопросы про меня были. Спрашивали, кто такой Василий? Давно ли они со мной знакомы? Спрашивали, торгую ли я наркотиками и всё в таком духе.
- Да, Вась, осторожнее тебе надо быть. Ты всё ещё выращиваешь свою гидропонику* на балконе?
- Ты что меня, Дымков, за дурака считаешь? Как магазин наш открылся, так завязал с выращиванием. Отдал всё оборудование друзьям. Теперь я имею свою долю с урожая. Не много, конечно, но на куреху себе хватает. Проблема у нас в другом. Мы продали почти всю летнюю коллекцию одежды, а новая - осенняя поставка, всё задерживается.
- То, что всё продано, это, конечно, хорошо, но в чем проблема с новыми закупками?
- Три месяца назад пришла партия зимней коллекции и вся бракованная, пришлось назад её отправлять.
- Как бракованная? Они что там, на фабрике, накурились что ли все?
- Не знаю, но говорят, что переделают месяца через три-четыре.
- Три-четыре месяца?! Они c ума сошли! Кому нужна будет эта одежда через три месяца?! Люди заранее себе к сезону вещи покупают. У нас же аренда пять штук баксов в месяц. Мы же разоримся, пока поставщики нам коллекцию переделают.
- Вот я и говорю, неприятности у нас.
- Неприятности, говоришь? Это не неприятности, это пиздец. Как ты договор о поставках заключал? Кто по договору должен нести ответственность за задержку коллекции?
- Дымков, я же тебя предупреждал, дело новое, рискованное. Поставщики, тоже это понимая, отказались нести ответственность за сроки поставки. Для них это тоже дело новое. Они мне сразу сказали: хочешь - покупай, а хочешь - нет. Так что вину не на кого валить, самим надо выкручиваться. Но, я вроде нашел выход из положения. Вчера я с одним старым дружочком разговаривал, он недавно из Индии вернулся. Говорит, что в Индии повсюду изделия разные из конопли продают.
- Ага, знаю я их изделия из конопли, манальский чарас и кашмирский гашиш, нам за такую торговлю лет по 15 дадут.
- Да нет же, говорит одежда, аксессуары, и всё из конопли сделано.
- А ты в Индии до этого был, Вась? Говорят, там грязь повсюду и зараза одна.
- В Индию я давно мечтал попасть, но повода всё не было.
- Ну, так езжай скорее, только кто здесь рулить магазином останется?
- Не волнуйся, у меня жена смышленая, подменит меня, пока я в командировке буду.
*Гидропоника – Технология выращивания растений без грунта, на водном питательном растворе.
Глава 5. Часть первая. В тюрьме.
- Не волнуйся, всё будет хорошо, - быстро протараторила Псю, протягивая через решётку пакет с зубной щеткой и мылом. - Я помогу тебе найти лучшего адвоката, вот тебе зубная паста, полотенце и книжка «Невыносимая легкость бытия». Будет, чем время убить. Я уже сообщила в посольство и позвонила твоей семье. Скоро приедет твоя жена, я уже всё ей рассказала. Что с тобой произошло? Только быстро рассказывай, у нас две минуты всего.
- Ну, если в двух словах, то сидел дома и никого не трогал. Пришли менты, арестовали, ничего у меня не нашли, сказали, что я драг-дилер и посадили сюда.
- Ладно, этого достаточно, я попробую через знакомых ментов всё узнать. Завтра, в это же время, приду снова и всё тебе расскажу. Целую, держись, я побежала.
Проводив взглядом убегающую блондинку, я снова приступил к подсчету шагов по кругу камеры. Псю, хоть и абсолютно сумасшедшая наркоманка, но её слова дали мне небольшую надежду. Её муж, кокаиновый драг-дилер со стажем и репутацией. Надеюсь, она знает, как вытаскивать из тюрьмы в подобных ситуациях. Три года назад её мужа, Муртиняна, арестовали с килограммом кокаина и тремястами граммами МДМА. Отсидев всего один месяц, он вышел, заплатив взятку в тридцать штук баксов. Может, и меня вытащат. У меня, конечно, нет тридцати штук, но и я не Муртинян. Наконец-то, садится это чёртово солнце. Когда сидишь на берегу океана, солнце воспринимается совершенно по-другому. Там, сидя на тёплом песочке, неспеша наслаждаешься прекрасным зрелищем, как огромный огненный шар заходит за горизонт, и никому в голову не придёт назвать солнце «чертовым». А сейчас оно как будто смеется надо мной, прячась, наконец, за верхушками деревьев. Однако не удалось ему расплавить сегодня мои мозги. С появлением прохлады окружающие запахи становятся всё более четкими. Ну вот, наконец-то, оно полностью скрылось за горизонтом. В камере пахнет плесенью и дерьмом. Тянущийся с улицы запах выхлопных газов действует как дезодорант, маскируя запах человеческих фекалий.
Глава 5. Часть вторая. На воле.
У каждой страны есть свой неповторимый запах. Особенно это чувствуется, если ты прибываешь в новое место по воздуху. Я всегда, выйдя из самолёта, задерживаюсь на пару секунд, чтобы почувствовать и запомнить этот новый еще незнакомый запах. Мозг воспринимает его, как неродной, всего лишь несколько часов. Потом он привыкает и перестает замечать. Выйдя на трап, я сразу почувствовал запах этой страны. Пахло дерьмом, выхлопными газами, благовониями и специями. Воздух был настолько горячим и влажным, что я сразу закашлял.
- Ну, что же, здравствуй Индия!
Надо бы взять такси и найти отель. За неделю до вылета, дома в России, я провел целый вечер с Алексом Никарагуа, слушая его байки о невероятных приключениях в Индии. Тогда из его рассказов я сделал один очень важный вывод: в этой сказочной стране доверять нельзя никому. Увидев толпу таксистов возле выхода из аэропорта, я тут же вспомнил историю о первом его опыте передвижения по Индии. «По прилету бери только государственное такси», - говорил мне Алекс, делая такое серьёзное лицо, словно меня могут похитить, - «иначе увезут к чёрту на куличики, точнее к каким-нибудь дальним родственникам, у которых есть пара свободных комнат. Они могут на любую будку повесить табличку «отель» и сдавать это». «Не, со мной такого не произойдет», - тогда думал я, смеясь над приключениями Алекса. Но всеже аккуратно переписал к себе в записную книжку название отелей, районов, городов и различные к ним советы от бывалого путешественника Никарагуа. Выйдя за большие стеклянные двери, я понял, что сделал первую ошибку. Все компании, предоставляющие услуги государственного такси, оказывается, на территории аэропорта, из которого я только что вышел. Ну что же, спасибо тебе, Алекс, за советы, но, видимо, мне предстоит пойти по Индии своим путем. Стоило мне на пару секунд остановиться, чтобы продумать, что делать дальше, как вокруг меня образовалась толпа индусов, наперебой галдящих и дергающих меня за рукава. «Харе Рама» отель, «Харе Рама», - вдруг услышал я знакомое название, про которое мне рассказывал Алекс. «Харе Рама», Мейн базар», - звонко кричал таксист, похожий на мусульманского террориста.
- «Харе Рама», хау мач?
- Файв хандред.
Поняв куда мне надо, все окружающие таксисты, словно стая попугаев, наперебой начали кричать «Харе Рама» и «файв хандред».
- Ок,- сказал я, показав пальцем на бородатого мусульманина в белой шапочке, непонятно как державшейся на его затылке. Мгновенно гудящая вокруг меня толпа замолкла и потеряла ко мне всякий интерес.
-А она не развалится? – спросил на русском языке я у таксиста, указывая на большую проржавевшую дыру, возле пассажирского сидения.
- Don’t worry, sit down please. Welcome to India*.
Поездка по ночному Дели напомнила мне эпизод из фильма ужасов, где главный герой оказывается в городе, в котором все жители мертвецы. Полная Луна, туман, стелящийся по земле, подозрительного вида водитель с полузакрытыми красными глазами, и люди медленно, как зомби, передвигающиеся за окном. От выхлопных газов начало першить в горле. На тротуарах почти повсюду спали люди, укрывшись газетами или лохмотьями. Кучи мусора наводили на мысль, что дворников в этом городе нет совсем. Всю эту гармонию урбанистического коллапса нарушали только сонно бродящие по дорогам коровы. Откуда они здесь взялись? Чем питаются? Город с населением под двадцать миллионов человек. Трудно представить коров, бродящих по ночной Москве. Со слов моего друга, мы должны были доехать до отеля за пятнадцать минут, только вот уже полчаса мы едем какими-то подозрительными улочками, в окружении индийских трущоб.
- Эй, монстр, где «Харе Рама» отель, - не выдержав, стал я дергать водителя за плечо, подозревая его в каком-то жульничестве.
- Don’t worry, five minutes, - пробормотал водитель, похожий на Бен Ладена, потерев кулаками красные глаза.
Проехав ещё не долго, такси наконец-то остановилось возле странного здания, где на заплевано-грязной стене, криво было написано по-английски «Мухаммед отель».
- Very good hotel, toilet, hot water, good quality, cheap, – улыбаясь во весь рот, полный гнилых зубов, стал нахваливать водитель, показывая на покосившуюся дверь.
- Какой, нахрен, «Мухаммед отель», вези меня, паразит, в «Харе Раму»!
- Don’t worry, this is my brother’s hotel, good quality*. Hare Rama - bad, no room in Hare Rama.
Тут же набрав на мобильном какой-то номер, таксист, протянув мне трубку, стал объяснять: «Это номер отеля «Харе Рама», можете сами спросить у них, они вам подтвердят, что у них нет мест». Поднеся трубку к уху, я услышал, как кто-то сонно вешает мне на уши какую-то лапшу на хинди.
- Что ты мне мозги пудришь, гад? Ты куда меня привез? Вези меня в «Харе Раму», а то полицию сейчас звать буду.
- Не надо полицию, сэр, сейчас будет вам «Харе Рама». Здесь рядом, пятнадцать минут езды.
Отель «Харе Рама» мне показался ещё более страшным, чем «Мухаммед отель». Наверное, пошутил надо мной мой друг, отправив меня в эту дыру, подумал я, вылезая из ржавой машины. Надо бы тоже в следующий раз подшутить над ним. Отель, если его можно так назвать, стоял на улице, шириной в полтора метра. От такси мне пришлось тащить свои вещи по тёмной улице метров сто. Ну что же, придётся ночевать здесь. Со слов Алекса, в этом отеле останавливаются все путешественники, начинающие свой трип по Индии. Оценив степень чистоты и общий уровень фен-шуя в фойе, я сделал заключение, что путешествующие по Индии люди — народ нетребовательный и аскетичный. Стены в отеле, видимо, раз в столетие подкрашивались краской, которая подбиралась скорее по названию, чем по цвету. Судя по разводам плесени и кускам штукатурки повсюду, ремонт здесь не делали наверное лет пятьдесят. Заплатив сонному портье пять долларов, я получил ключ от комнаты с нестиранным дырявым постельным бельём и шумным вентилятором над кроватью. Хорошо, хоть вода есть. Надо бы принять душ и что-нибудь перекусить. «Горячая вода здесь считается излишеством», - подумал я, поворачивая единственный кран с еле тёплой водой. Приняв душ, я спустился в фойе, чтобы узнать, можно ли сейчас, в час ночи, что-нибудь поесть иностранному туристу. Портье мирно спал сидя на стуле, облокотившись на руку.
- Excuse me, эй, чувак, проснись же. Eat, eat, поесть у вас тут можно в это время? – обратился я к вылупившемуся на меня сонному человеку.
Проснувшийся индус, в старой дырявой майке и трусах, долго не мог понять, чего я от него хочу. Пришлось объяснять при помощи пантомимы. Наконец, индус рассмеялся и замотал головой из стороны в сторону.
- Yes, yes, go up, - показывая пальцем наверх, указал он на крышу отеля, - Там у нас ресторан, и если повара не уснули, тебя покормят.
То, что я увидел на крыше, напомнило мне привокзальную рюмочную-чебуречную доперестроечного периода, в который не подметали никогда. Неужели в этой стране повсюду принято убирать мусор только когда он мешает ходить, подумал я, брезгливо отодвигая пустые бутылки с ближайшего стола. В зале не было никого. Пройдя к дверному проему, ведущему на кухню, я увидел, как несколько персонажей в дырявых засаленных одеждах укладывались на кухонных столах, готовясь ко сну. Обычно в путешествиях с моим хреновым английским мне с полпинка удавалось объяснить, что мне нужно. Здесь же второй раз за вечер, мне снова пришлось демонстрировать свои навыки пантомимы. На этот раз это длилось вдвое дольше, чем в диалоге с портье. Кухонные зомби категорически не понимали, чего я требую, или притворялись, что не понимают, наслаждаясь бесплатным полуночным цирком белого человека. Не на того напали! русские так просто не сдаются! Стараясь не задеть засаленную кухонную утварь, я протиснулся вовнутрь и ткнул пальцем в огромный чёрный чан с обжаренным рисом и овощами: «For me, one». Толстый индус, поняв, что от меня ему никуда не деться, лениво поднялся со стола, сплюнул на пол жевательный табак и начал разогревать мне еду. О Боже, куда я попал! Вкус у обжаренного риса с овощами почти не чувствовался. Не чувствовалось ничего, кроме жгучести от перца и привкуса прогорклого масла. «Как же это они едят?», – думал я, запивая каждую ложку водой, - «Или они специально мне столько перца положили, что бы я по ночам не шлялся?». Завтра первым делом нужно найти место, где можно нормально поесть. И обязательно купить гашиша. Эту реальность я смогу воспринимать только накуренным. Как впрочем и любую другую. Сотни мух, жужжащим облаком над моей тарелкой, так и норовили залететь мне в рот. Съев кое-как половину блюда, я поспешил к себе в номер, чтобы спрятаться от назойливых мух и поваров, с улыбкой наблюдающих, как я ем. Надо пойти поспать. Завтра новый, интересный день ждет меня. Надеюсь, этот кошмар закончится за пределами гостиницы.
*Don’t worry, this is my brother’s hotel, good quality- Не беспокойся, это отель моего брата, очень качественный.
Don’t worry, sit down please. Welcome to India*-Не волнуйтесь, садитесь.Добро пожаловать в Индию
Глава 6. Часть первая. В тюрьме.
Надо бы поспать, но мозг не переключается на режим расслабления и, не переставая, повторяет как заезженная пластинка: «От десяти до двадцати». «От десяти до двадцати», - пульсирует кровь в голове. Надо что-то делать. Что обычно делают русские урки, когда менты устраивают беспредел? В детстве я слышал истории от старших пацанов о вскрывающих себе вены уголовниках. Тогда я так и не понял, для чего они это делают. Но сейчас всё становится понятным. Может, тоже вскрыть? В больничке хоть высплюсь. Завтра меня везут первый раз в суд. Моя попытка самоубийства как-нибудь должна повлиять на судью. Это ведь беспредел! Не было у меня дома никаких наркотиков! Может быть, мне удастся объяснить судье, что менты сфабриковали всё дело. Скажу, что вот мол, пришлось мне от несправедливости и безысходности вены себе вскрывать. Но, чем же мне их вскрыть? Зубами я, наверное, не смогу грызть себе руку. Наверняка, в мусоре на полу можно чего-нибудь найти. Удача снова со мной! Маленький кусок жестянки, бывший когда-то подставкой для антимоскитной спиральки, ржавый и грязный, лежит среди мусора. Но, я ведь не собираюсь умирать. А на этом куске железа, наверное, все известные бактерии от сифилиса до гепатита. Хотя, лучше сифилис с гепатитом, чем 10 лет такой тюрьмы. Надо попробовать заточить эту железку. Бетонный пол, с годами отполированный босыми ногами заключённых, - идеальное точило. Мой маленький нож больше походит на обломок пилы с редкими зубьями. Никогда не думал, что придётся рвать свою плоть своей же рукой. Несколько мгновений я смотрю на свои вены, не решаясь прикоснуться к ним лезвием. Но, мозг, как поврежденный жесткий диск: «От десяти до двадцати». Надо решиться. Надо. Кожа не режется, она рвется. Странно, но боли совсем не чувствуется. Первый, второй, вот уже пятый надрез. С каждым ударом мозг немного приотпускает. В подразошедшейся в стороны коже, наконец-то, появилась вена. Ещё пару ударов, и из вены, пульсируя в такт сердцу, потекла красная густая жидкость.
- Эй ты, обезьяна! – кричу я через решётку заснувшему охраннику. – Мне нужен доктор, госпиталь, – и показываю ему окровавленную руку.
Сонный охранник начинает медленно соображать, что я подкинул ему геморроя. По выражению его лица понятно, что его мало волнует текущая по моей руке кровь. Мысленно он уже получает пистон от своего начальника за то, что уснул на посту и допустил попытку самоубийства иностранного арестанта. Кровь начинает сворачиваться, застывая крупным сгустком на ране. Так можно и без больнички остаться.
- Доктор! Госпиталь! Катам мне!!! – начинаю лежа орать я, изображая эпилептический припадок.
Охранник, достав сотовый телефон, начинает оправдываться в трубку. Кто-то сонный на другом конце, не дослушав, начинает громко орать, обвиняя его во всех грехах.
- Окей, окей, сэр, - заканчивает разговор охранник, грозно косясь на меня. – Будет тебе госпиталь через пятнадцать минут. Ты мне сделал кучу проблем. Теперь, наверное, премии лишат или вообще накажут. Слышал как орал в трубку мой начальник?
- Ну что же поделаешь, разве это у тебя проблемы? Зачем тебе деньги? Ты всё равно всё время тюрьму караулишь. Еда у тебя есть, одежда тоже казенная, а зарплаты, наверное, на выпивку хватает. Вот у меня проблемы. Мне десять лет светит. А семья моя сидит без денег, кто их кормить будет?
Полив из бутылки на рваную рану, я вижу, как кровь снова начинает течь по моей руке. Кровь струйкой течет по бетонному полу, смешиваясь с водой, образуя узоры. Где-то я эту живопись уже видел.
Глава 6. Часть вторая. На воле.
Кровь стекает по бордюру и, попав в канализационный желоб, превращается в мутно-розовую жидкость. Я стою, ошеломлённый от увиденного, в нескольких метрах от отеля. Только что на моих глазах старый попрошайка, клянчивший у меня деньги, закашлял и упал на землю. Его кашель быстро превратился в нечеловеческое рычание. Изо рта стали вылетать бордовые кровавые сгустки. И вот, он лежит со стеклянными глазами, а из открытого рта вытекает струйка красной крови. Впервые в жизни я вижу собственными глазами, как кто-то умирает. Я стою в оцепенении, не зная как себя вести дальше. Прохожие задевают меня своими плечами, локтями, сумками. Но никто не обращает внимания на человека в луже крови. Я дергаю за рукав продавца магазина напротив и показываю пальцем на труп. Не выражая никакого удивления или испуга, продавец, пренебрежительно посмотрев на покойника, спокойно констатирует «катам»*. Что это за сказочная такая страна, где никто не обращает внимания на человека, только что умершего на улице? Хорошее начало у моего путешествия. Странно, но на лежащего в луже крови человека не обращают внимания не только индусы, на него никак не реагируют и туристы. Стараясь не сталкиваться взглядами с окружающими, все торопливо спешили по своим делам. Одетые в странные одежды, белокожие туристы напоминают персонажей средневековья. Простые безразмерные штаны, обычные рубахи без воротника. Ощущение такое, что все хотят законспирироваться под местных жителей. О том, что они туристы, можно догадаться по огромным рюкзакам за их спинами. Среди бурного потока людей только я выгляжу, как приехавший вчера. Надо бы тоже избавиться от своих модных вельветовых штанов. По сравнению с простыми одеждами других туристов я выгляжу, наверное, как миллионер.
Катам* - Конец (хинди).
Глава 7. Часть первая. В тюрьме.
К моему разочарованию, выспаться в больнице не удалось. Зашив ржавой медицинской иглой мои раны, врачи заявили, что жить я буду, и отправили обратно в камеру, дав каких-то успокоительных таблеток. «Нужно что-то делать!», - снова заводит пластинку мой бедный мозг. Может бежать? Выпрыгнуть на перекрестке и бежать, но куда? Надо как-то выбираться отсюда. Нет, шансов сделать это сейчас - ноль. Поймают, и уж точно: десятка гарантирована. Со мной в полицейском джипе трое полицейских из драг-полиции, и двое из тюремной охраны.
- Эй, австралопитек, ты увидишь сегодня своего босса? – спрашиваю я у здорового индуса со шрамом на руке.
- Да, а что, ты хочешь ему что-то передать?
- Передай ему, что я всё понял. Я готов платить ему деньги так же, как Тамир. Так ему и передай.
- Окей, он зайдет к тебе утром перед судом, - с улыбкой ответил офицер, протягивая мне сигарету.
Перед тем, как снова оставить меня одного в камере, каждый из сопровождающих взял с меня честное слово, что больше вены я вскрывать не буду. Охраняющий индус дал одну сигарету. Приняв две таблетки валиума, что дал мне доктор, я быстро погрузился в глубокий сон. Мне снился дом: большой, просторный индийский дом с кучей комнат. Я стою у окна и вижу, как к моему подъезду подъезжают полицейские машины. Из них выскакивают менты, и начинают стучать в мою дверь.
- Откройте, сэр, это полиция. Сопротивление бесполезно. Ваш дом окружен.
И тут я понимаю, что у меня целый чемодан каких-то наркотиков. Я начинаю метаться по дому. Куда-то надо их спрятать! Нет, нужно бежать! Нет, нужно сначала спрятать наркотики! Громкий стук железной двери выдергивает меня из сна, избавляя от нелегкого решения: бежать или прятать чемодан наркотиков. Напротив меня стоит сам Ашиш, – шеф драг-полиции. И, ещё не войдя в камеру, он в гневе начинает орать на меня, на непонятном мне языке.
- Зачем ты это сделал? – показывает он на мою перевязанную руку. – Я тебе пять лет тюрьмы организую, если ещё раз попробуешь такое сделать.
- Я всё понял, сэр. Этого больше не повториться.
- Зачем ты это сделал?
- У меня маленькая дочь в школу ходит здесь, в Индии. А у моей жены опухоль в груди, нужны деньги на операцию. Вы забрали все мои деньги, как я своему ребенку в глаза буду смотреть, когда она в школу пойти не сможет? Что я скажу жене? Что у меня нет денег на операцию, а мне светит от десяти до двадцати, и у меня нет денег на адвоката?
- Ты сделал нам проблему, сам виноват, – сурово произнес Ашиш, сурово смотря мне в глаза.
- Все люди совершают ошибки, дайте мне шанс. Я так же, как и Тамир, готов ежемесячно платить вам любые деньги.
- Не нужно мне от тебя ничего. Тамир – мой друг. И только он, один из всех русских, будет платить мне деньги. Обещай, что не будешь больше пытаться покончить собой, и я помогу тебе.
- Обещаю.
- Чем руку себе порезал?
Указав пальцем на кучу мусора, над которым темным облаком летает сотни мух, я почувствовал себя нашкодившим пацаном.
- Там нашел.
Ашиш презрительно нахмурил брови, молча развернулся и ушел, оставив меня снова одного в камере.
Глава 7. Часть вторая. На воле.
Мухи повсюду, их тысячи. Стоит остановиться, как эти мерзкие твари начинают отвратительно щекотать, нагло, по лицу. Хочется есть. Но все, что продают на улице, окружено облаком мух, которые перелетают с канализационных стоков на продукты. Воспоминания о текущей по асфальту крови ещё слишком ярки в моей голове. В ресторанных меню абсолютно незнакомые мне названия блюд. Зайдя в очередной ресторан, я ткнул пальцем в меню, в надежде, что мне принесут что-нибудь вкусное. Прождав полчаса, мне, наконец-то принесли чашку какой-то мутной подливки и лепешку. Сделав пару глотков, я чуть не поперхнулся от перца в этом блюде. У меня мгновенно сперло дыхание, и потекли слезы. Видимо, надо начинать привыкать к перцу. Попробовав запить острую еду чаем, я понял, что специи они кладут и туда. Также как и персонал в ресторанах, уличные торговцы отказывались меня понимать. Я мог купить только то, на что я показывал пальцем. Но то, что я видел вокруг себя, мне совсем не хотелось покупать. Я много раз бывал в разных странах, мне всегда удавалось объяснять продавцам, что мне нужно, но, эта страна не была похожа ни на какую другую, виденную мною до этого. Здесь всё было совсем по-другому. Узкие грязные улицы были битком набиты всем, что может передвигаться. Вдоль обшарпанных витрин с какими-то непонятными вещами и предметами медленно текла живая толпа. Эта двигающаяся масса состояла из велорикш, пешеходов, собак, коров и телег со странным барахлом. Иногда проходили слоны, синие овцы и всё это было разбавлено разноцветной человеческой массой. Останавливаться среди этого живого потока было невозможно. Стоило остановиться на мгновение, как в тебя начинали сразу врезаться глазеющие по сторонам туристы. Нельзя было спокойно стоять даже по «берегам-тротуарам» этого потока. Увидев во мне потенциального покупателя, меня сразу начали хватать и тянуть за руки уличные зазывалы магазинов, отелей и ресторанов. Но, навязчивее всех были драг-дилеры и прочие уличные жулики. Они пристраивались в потоке рядом, и преследовали повсюду, не переставая, предлагали что-нибудь у них купить. Отделаться от них можно было, только забежав в какой-нибудь магазин. Хотя, назвать магазинами эти убогие помещения, находящиеся на первых этажах, не поворачивался язык. Тем не менее, в них бойко шла торговля какими-то непонятными мне товарами. Привычных европейскому взгляду магазинов не было вообще. Все, что продавалось в этих магазинах, выглядело как некондиция, брак или ужасная подделка. Мне попадались вещи, сделанные из конопляной ткани, но их качество было такое плохое, что продавать их нельзя было не то, что в нашем магазине, их вообще нигде нельзя было продавать. Тем не менее, мне удалось найти некоторое количество изделий из конопли, обойдя целый район, называющийся Мейн Базаром. Перебрав килограмм сто различного барахла, погрызенного крысами, выцветшего или заплесневевшего, я сумел собрать первую посылку для отправки на Родину. Удивительно, но на всех конопляных вещах были пришиты лейблы «Сделано в Непале». «Вероятно, и в Непал придётся заехать», - подумал я, почему-то вспомнив, что давно не накуривался. Жаль времени всего месяц, не успею. Видимо, в следующий раз будет Непал. А сейчас надо бы, все-таки, сначала какой-нибудь еды купить, и гашиша. Нет, сначала гашиша, а потом еды. А то я что-то никак не могу коннекшн с туземскими торговцами наладить. То ли мой минимальный английский слишком минимален, то ли у туземцев язык слишком туземный. Искать драг-дилеров долго не пришлось. Стоило мне остановиться посреди живого потока и оглянуться по сторонам, как ко мне подошли два небритых типа, и предложили купить у них гашиш. Пройдя с ними глубоко в подворотню, один из них достал из носка кусок, размером со спичечный коробок. Драг-дилеры, похожие на азербайджанцев, оказались кашмирцами, приехавшими на заработки в Дели из спорной между Пакистаном и Индией территории. В двух словах рассказав, как нелегко живется кашмирцам, которых не любят ни индусы, ни пакистанцы, мне назвали цену в тридцать долларов. Зная, что такой кусок в России стоит не менее трехсот долларов, я всё же сторговался до двадцати, и, счастливый, побежал в отель, чтобы спокойно накуриться. По пути в «Харе Раму», я, наконец-то, впервые увидел еду, которая не вызывала у меня отвращения. В большой чугунной сковороде уличный торговец жарил на мутно-коричневом масле картофель, лук, томаты, и ловко складывал их в бутерброды. Вокруг него шумно толпилась группа израильских туристов, с аппетитом поглощающих эти бутерброды. Протиснувшись сквозь них, я показал торговцу пальцем на сковороду и сказал: «One». Индус, словно издеваясь, вытаращил на меня глаза и с идиотским выражением лица спросил: «What one»? Я, теряя терпение, снова показал пальцем на поджаренный кусок хлеба. Индус тут же ловко завернув пустой кусок хлеба в газету и, протянув мне, улыбаясь произнес: «Two rupies».
- Ну, ты хотя бы для приличия положил бы что-нибудь в бутерброд, - по-русски сказал я, указывая на сверток.
Индус недовольно развернул газету, ожидая от меня дополнительных указаний. Я показал пальцем на кучу жареных овощей, но торговец продолжал ожидать от меня чего-то ещё.
- Чего ты на меня уставился? Клади в бутерброд начинку, - стараясь говорить спокойно, произнес я по-русски.
Продавец тут же быстро положил жареную помидору на хлеб, закрыл другим, и стал было заворачивать.
- Стоп, стоп, - недовольно начал кричать я, отталкивая протянутый мне сверток, – Ты вон, евреям, смотри какие бутерброды сделал, а мне пустышку продать хочешь.
Индус опять развернул газету, положил жареное яйцо и полил обильно кетчупом.
- Ten rupies.
- Вот тебе двадцатка, давай сдачи.
- No change, - развел руками индус, показывая, что у него нет мелочи.
Что за страна? Жулики одни.
- Подавись своей сдачей, - сказал я, забирая свой бутерброд.
Поднявшись в свой номер, я развернул из промасленной газеты бутерброд, радуясь, что наконец-то поем. К моему разочарованию, запах прогорклого масла, снова отбил у меня аппетит. С бутерброда на пол капнула жирная томатная клякса. В моей памяти мгновенно всплыло воспоминание об утреннем трупе и ручейке красной крови, бегущем по мутной сточной канаве. От резко подкативших спазмов я еле успел добежать до туалета. Какое-то время порычав в унитаз, я успокоился, и отправил туда же следом бутерброд отвратительного вкуса. Надо что-то делать. Не домой же возвращаться с позором? Надо покурить. Это всегда помогало мне найти выход из безысходных ситуаций. Соорудив быстро из фольги и пустой пластиковой бутылки курительное приспособление, я сделал свои первые две затяжки в этой стране.
Глава 8. Часть первая. В тюрьме.
Странно, я четвертый день не курю гашиш, - и совсем не хочется. Не хочется никаких удовольствий. Есть только одно желание, поскорее отсюда выйти. Я готов на все. Надо пообещать ментам, что сдам всех драг-дилеров, лишь бы отпустили отсюда. А, окажись я на воле, - ищи-свищи меня, как ветра в поле. Перейду границу с Непалом, а оттуда в Россию, гори синим пламенем эта Индия. Сдавать я, конечно же, никого не буду, хотя та сука, благодаря которой я сейчас здесь, заслуживает такого же наказания. Только бы выйти. Больше ничего никогда не буду употреблять. Эти проклятые наркотики привели меня в тюрьму. Я не хочу провести остаток своей жизни здесь. Весь розовый, иллюзорный мир начинает разваливаться у меня в голове. Что я здесь делаю последние пять лет? Кто я? Психоделический революционер, пытающийся изменить мир к лучшему, или трус, сбежавший от проблем и сложностей, с которыми не захотел разбираться в России? Почему я здесь, в тюрьме? Неужели я это заслужил? А может, это какая-то нелепая ошибка? Дверь снова с шумом открывается.
- Собирайся, едем в суд, – говорит мне худой, похожий на индийскую обезьяну полицейский.
- А чего мне собираться, вещей у меня никаких нет. Поехали.
Помещение, куда меня привезли трое конвоиров, напоминает жалкую подделку под английский суд. От чопорности и лоска, который остался индусам от португальцев, осталось только криво отремонтированная, обшарпанная мебель, и потертая плитка на полу. Судья, одетый в классическую английскую мантию, напоминает больше клоуна, и не внушает никакого доверия. Скрипящие стулья, шумно вращающиеся вентиляторы.
- У вас обнаружены наркотики. Хотите что-нибудь сказать? – обращается ко мне судья, оценивающе рассматривающий меня.
- Какие наркотики? Покажите мне мои наркотики? Не было у меня никаких наркотиков!
Судья, пожилой индус в очках, начинает громко смеяться, показывая на меня пальцем. К его смеху подключаются полицейские.
- Да что это за цирк такой? Дайте мне адвоката и переводчика! Я ни черта не понимаю, что вы задумали, – начинаю я раздраженно орать по-русски.
Глава 8. Часть вторая. На воле.
- Извините, вы говорите по-русски? – обращаюсь я к молодой паре, обнимающейся возле входа в отель.
- Нет, мы не говорим по-русски, - ломая язык, отвечает парень с длинными чёрными волосами. - Когда я служил в армии, там было много евреев из бывшего СССР, и я могу хорошо ругаться на русском языке, – отвечает он, стараясь незаметно для меня гладить зад своей подружки.
- Не, ругаться не надо. Меня зовут Вася. Я вчера прилетел из России и очень плохо говорю по-английски. Не могу даже купить себе еды. Я только что приобрел кусок гашиша, а в одиночку курить его не хочется. Не хотите ли составить мне компанию?
- Отчего же не составить компанию? Покурить мы любим. Мы живем в номере 7.
- А я в девятом номере живу, мы же почти соседи, пойдемте ко мне.
Получив одобрительный кивок от своей симпатичной подружки, молодой израильтянин жестом предложил мне войти в отель.
- Меня зовут Яир, а мою девушку зовут Эди. Мы только что купили хороший чилум, и хотели его опробовать. Ты куришь чилум? – спросил он, вытаскивая из красивого кожаного чехла глиняную трубку.
- Я, конечно, давно курю, но из такой трубки не доводилось никогда.
- Здесь, в Индии, это традиционный способ курения. Если никогда не пробовал, тогда смотри внимательно, и повторяй за нами. Яир отщипнул кусочек гашиша размером с горошину, и стал его крошить в маленькую тарелочку, сделанную из отполированного куска кокоса.
Потом достал сигарету и тщательно высушил её над зажигалкой, доведя до чёрного цвета. Затем, элегантно, одним движением, расколол высушенную сигарету вдоль, и высыпал табак в тарелочку с гашишем.
- Перемешай всё хорошо, а мы пока чилум подготовим. Опытным, быстрым движением он оторвал от большого платка, висящего у него на шее, две полоски ткани, шириной в два пальца. Один кусок ткани взяла Эди, и очень аккуратно намотала на небольшой, тонкий бамбуковый прут.
- Это называется «стик», на него наматывают «сафи», чтобы чистить после курения чилум. Вторым куском тряпки Яир обмотал узкий конец глиняной трубки. В широкий конец чилума он вставил глиняный шестигранный камень, и насыпал внутрь перемешанную мною смесь.
- Вот, теперь этот чилум готов для курения. Во время раскуривания обычно читают мантры, а потом с хорошим настроением курят. Так курили тысячу лет назад, так курят сейчас, и мы не будем отступать от традиций. Сделаешь одну глубокую затяжку, и передашь тому, кто от тебя справа, по кругу Шивы. Я попытался спросить, почему направо, а не налево, но Яир перебил меня, продолжив свою интересную лекцию.
- Самое главное не прикасаться губами к чилому. Будешь игнорировать эти правила, никто с тобой больше чилум курить не будет. Тряпка, намотанная на конец чилума, служит фильтром. Обхватываешь её рукой, так, чтобы твой кулак как бы стал продолжением чилума, и затягиваешься, прикасаясь губами к руке. А свой кулак можешь муслякать столько, сколько захочется.
Показав на примере, как это всё делается, Яир поднёс чилум сначала ко лбу, на секунду закрыв глаза, а потом уже к губам. Эди громко и мелодично начала произносить мантру, завораживая незнакомыми, но мелодичными звуками: «Бум Булинат, Саб Ки Сат, Бум Шива, Бум Шанкара, Бум». Раскуривая чилум, Яир сделал несколько частых неглубоких вдохов, превратив табак с гашишем в красный пылающий шарик, торчащий из глиняной трубки. Сначала затянулся Яир , потом его подружка, а потом я. «Неслабо они тут в Индии курят», - подумал я , стараясь не потерять сознание. Ощущение, словно дым сразу напрямую поступает в мозг, причём в концентрированном, охлаждённом состоянии. Заворожённый этим магическим действием, я сидел несколько минут не шевелясь, и наблюдая, как тщательно они чистят чилум.
- Да, неплохо, - за три затяжки втянуть на троих высушенную сигарету и треть грамма гашиша.
После чистки Яир протянул мне с гордостью всё ещё тёплый чилум.
- Вот, посмотри, - итальянский мастер делал.
Направив на свет глиняную трубку, я увидел, что пространство внутри было ровным и отполированным как ствол ружья.
- На одну сигарету рассчитан, ровно на три затяжки. Сегодня за 200 баксов купили, хороший чилум меньше ста стоить не может, – забирая у меня из рук свою глиняную трубку, гордо произнес Яир, – Тут везде по три доллара чилумы продаются, ты не спеши покупать, это всё дерьмо для туристов. Попутешествуешь по Индии, и, со временем, поймешь, в чем разница.
- А вы что, путешествуете? – с удивлением спросил я, наблюдая, как трепетно израильтянин убирает в чехол свой чилум.
- А что же ещё можно делать в Индии? Целый год мы в Израиле работали официантами, теперь планируем год по Индии путешествовать. Мы сейчас на юг путь держим, а до этого три месяца в Гималаях жили. Ты бы знал, какой там чарас… Все Гималаи покрыты коноплей, там всё местное население только чарасом и занимается. Вся местная экономика на нем держится.
- А что такое чарас? – догадываясь, что это что-то из конопли, спросил я.
- Мы вот сейчас гашиш курили, его в Кашмире делают. Ходят кашмирцы по горам, трут руками цветки конопли, потом собирают, что налипло, и сушат в завернутых пальмовых листьях, - поэтому он жесткий, и след от пальмовых листьев на нем виден. А чарас - это свежесобранный гашиш, его не сушат, он мягкий как крем, душистый как гималайская трава, и вставляет лучше, чем любой гашиш. А ты зачем в Индию приехал? Ты разве не путешествуешь? – удивленно спросил Яир, разглядывая мои модные штаны.
- Я, вообще-то, в командировке. Мне хэмп найти нужно, слышали про такой материал? Из конопли делается.
- Конечно, слышали, у нас в Израиле одежда из хэмпа тоже продаётся. Очень модная сейчас, и довольно дорогая.
- А у меня в России свой магазин «Хэмп» есть, вот я и приехал в Индию что-нибудь нового прикупить.
- Тебе за хэмпом в Непал ехать нужно. Его весь оттуда везут. Непал – прекрасное место.
- Да понял я уже, что в Непал мне дорога, в следующий раз обязательно туда заеду. Я в принципе уже купил все. Хотелось бы на пару недель в Гоа заехать, а потом домой. К тому времени посылка с хэмпом в Россию приедет, продажей заниматься нужно.
- А мы тоже в Гоа направляемся, хотим по дороге в Раджастан, в Пушкар на недельку заехать, - хочешь, поехали с нами.
Глава 9. Часть первая. В тюрьме.
- Псю, что происходит? Судья говорит, что у меня обнаружены дома наркотики.
- Да, чувак, ты попал: менты в обвинительном листе написали тебе 20 грамм МДМА. Было бы до 10 грамм, тебя выпустили бы под залог. А больше 10 грамм - от 10 до 20 лет тюрьмы тебе светит.
- Это мне уже менты говорили, но ведь у меня ничего при себе не было.
- Видимо, где-то дорогу ты им перешел.
- Я догадываюсь где, но ведь это же беспредел.
- Тут ничего не поделаешь, подставили тебя. А коли влип – держись. Как рука-то? Зачем вены себе вскрывал? Что жить надоело?
- Нет, жить мне не надоело, это - старый урковский прием. Проверил их, думал, может быть испугаются. Может, не станут наркотики к делу прикреплять.
- Ну и как? Получилось их напугать?
- По-моему, им пофигу на меня, - с грустью произнес я, сев на корточки возле решётки.
- Не переживай, послезавтра тебя в другую тюрьму переводят, там условия получше, комаров поменьше, а Раджу – лучший адвокат по наркоделам. Он моего Муртиняна с киллограмом кокаина выдернул от сюда. Вот, подпиши бумаги. Если вытащит тебя отсюда, пять штук баксов заплатишь ему.
Мой адвокат, внешне не отличающийся от полицейских индусов, протянул мне через решётку какую-то бумагу и ручку.
- Подписывай, это твой договор на его услуги.
Забрав бумаги с моей подписью, Раджу стал что-то быстро мне объяснять, делая небольшие паузы, чтобы Псю могла мне перевести.
- Слушай внимательно. Завтра поедете с понятыми и ордером на обыск к тебе домой, – стала синхронно переводить Псю, стараясь не упустить ни одного его слова, – Есть ли у тебя дома что-нибудь незаконное?
- Но, ведь они были уже у меня дома и ничего не нашли?
- По официальному обвинению ты был задержан утром, на улице, напротив школы, торгуя наркотиками.
- Псю, ты ничего не напутала? Бред какой-то, ты опять с утра нанюхалась?
- Ничего я не нюхала ещё, - вытирая нос, обиженно перебила меня Псю, - И вообще, я решила бросить наркотики. Буду теперь вести здоровый образ жизни.
- Ага, я уже пять лет от тебя это слышу.
- Мне нельзя, я теперь официальный представитель русского посольства в Индии. Не зря я когда-то школу ФСБ заканчивала.
- И кем же ты теперь при посольстве? - с недоверием спросил я, представив Псю, нюхающую кокаин с консулом.
- Я теперь официальный переводчик нашего посольства. Мне даже справку дали. В случае атомной войны или какого-нибудь катаклизма меня первым самолётом с посольскими работниками в рашку отправят.
- Псю, может, дальше переводить будешь, а то мне про атомную войну совсем не интересно.
- Тогда слушай, не перебивай. Чтобы выйти под залог, ты можешь иметь при себе до килограмма гашиша, до 100 грамм кокаина, до 250 грамм героина, до 20 кг марихуаны, или до 10 грамм МДМА. Все, что свыше - считается коммерческим количеством и серьёзным нарушением закона. Так вот, спрашиваю, есть ли у тебя что-нибудь дома незаконного?
- У меня кустик марихуаны дома растет и грибы. Кустик молодой, грамм двадцать, больше не будет. А ещё у меня гриб галлюциногенный вырос, но, как я знаю, на псилоцибиновые грибы у них запрещающих законов нет. Синтетический псилоцибин запрещён, а из грибов его экстрагировать ещё никто не научился. Шеф полиции Ашиш, когда зашел ко мне домой, даже не заметил ни гидропонной кладовки, ни плантации грибов.
- Не волнуйся, завтра заметят. Но, это может, даже и хорошо. Вес меньше минимального, за это не сажают. Грибы твои и траву вряд ли к делу прикрепят, зато внимание при обыске твоя плантация отвлечет. Точно у тебя больше ничего нет? Где МДМА-то покупал? Не у Аталы случайно? – снова резко переключилась Псю с одной темы на другую.
-Да не было у меня с собой МДМА. Псю, ты что, не веришь мне? И у Аталы я ничего не покупал.
-Да мне пофигу, врешь ты мне или правду говоришь. Дорогу ты перешел в чем-то Ашишу. Захочешь - сам потом расскажешь. Увидимся в следущий раз, в другой тюрьме. Мне больше нечего сказать, прощайся с Раджу, целую. Я побежала.
Глава 9. Часть вторая. На воле.
Проехав пол-Индии со своими новыми друзьями, я курил с ними чилум практически везде. Курили в машинах, в рикшах, в автобусах, в поездах. Традиционность курения гашиша через чилум чувствовалось по адекватной реакции окружающих нас людей. Иногда соседи по транспортному средству возмущались, когда Яир закуривал сигарету, но ни разу я не слышу, чтобы кто-нибудь возражал против нашего курения чилума. Стоило нам произнести мантру, восхваляющую бога Шиву (которому божественная птица принесла листик конопли), так кто-нибудь из окружающих присоединялся к благословлению индийских богов. «Бум Шива, Бум Шанкара» с детства знает каждый индус. Вот и сейчас, мы едем через пустынный Раджастан, наслаждаясь курением гималайского чараса. Плацкартный вагон с обшарпанными сиденьями кажется жутко экзотичным, - даже не могу вспомнить, когда я в последний раз ехал в плацкарте, - над головами гудят три больших грязных вентилятора. Сладкое и ароматное облако чараса мгновенно вытягивается в окно, сливаясь с однообразным пустынным пейзажем. Проходящие изредка полицейские не обращают на нас никакого внимания. Я снова чувствую опьяняющий вкус свободы. Так же, как и в Амстердаме, люди, курящие гашиш, никому не мешают. Неужели в России тоже можно будет также жить? Наверное, можно, но до этого ещё далеко, начать нужно с малого. Неплохо бы, для начала, открыть магазины «Хэмп» по всем крупным городам России. Тогда, через несколько лет, люди стали бы лояльнее относится к конопле. Если по всей России стали бы спокойно рассуждать о хэмпе, то марихуана перестала бы рассматриваться как наркотик. Ведь признали же многие страны, что вреда от ганжи не больше, чем от алкоголя и табака. Легализовать марихуану в таком обществе как у нас, конечно же, ещё рано. А вот декриминилизировать, как в Амстердаме, - можно. Если общество будет к этому готово, то «Сам» сможет продвинуть в Госдуме законопроект, позволяющий гражданам иметь при себе какое-то разумно минимальное количество гашиша или марихуаны. Неужели это реально, что бы по улицам городов ходили не рожи, а счастливые лица? Не очень-то пока в это верится. Алкогольные магнаты любыми способами будут противостоять этому, ведь марихуана может стать серьёзным конкурентом их бизнесу. Но, ведь нужно, как говорит Лисюцкий, чтобы всего лишь десять процентов населения официально объявило себя курящими, и тогда все остальные люди призадумались бы, нужен ли им алкоголь, если есть такая прекрасная альтернатива. Тогда уже никакие алкогольные олигархи не смогли бы остановить нас. Я смотрел в окно, и думал о своей роли в этой жизни: неужели я смогу повлиять на исход событий в моей стране? Взмах крыла бабочки в Японии может привести к торнадо в Бразилии. Я должен воспользоваться своим шансом, я готов стать этой бабочкой, любящей коноплю. За окном проплывали странные, незнакомые пейзажи, необычные люди и животные. Но я не всматривался в новые картинки, текущие за окном со скоростью поезда. Мысленно я был в этот момент в России. Я чувствовал себя, как минимум, Че Геварой. Я любил свою Родину, но ненавидел всю быдловатую часть населения страны. С детства моя душа отказывалась воспринимать всё то дерьмо, что исходило от окружающих меня сограждан. По телевизору показывали другие страны, далекие и близкие. И лица тех людей тогда, с экрана чёрно-белого телевизора, казалось мне, выражали больше человечности, чем те, что были вокруг меня. Мне почему-то казалось, что рожи, которые окружали меня повсюду, жили только в России. Весь же остальной человеческий мир оградился от нас границей, чтобы не видеть глуповатый оскал пьяного русского мужика. Много лет спустя, побывав первый раз за границей, я подтвердил свою теорию, что центр всего зла находится в России. Чем дальше я отъезжал от России, тем больше мне встречались счастливые и жизнерадостные лица. Своих же сограждан я всегда мог отличить от иностранцев, в какой бы я стране не находился. Основным их отличием был взгляд. За вальяжной походкой и пренебрежительным отношением к остальным всегда прятался бегающий, неуверенный взгляд раба. Не было у наших соотечественников во взгляде свободы. Той свободы, которая раскрепощает и заставляет глаза улыбаться окружающему миру. Взгляд сограждан почти всегда выражает скрытый страх и неуверенность, которые они прячут за маской агрессивности. Слишком долго наши цари, первые секретари, президенты подавляли в нас дух свободы. И что бы хоть на время освободится от этого страха, вся страна пила, и пила много. Со времен Петра Первого народ спаивался на государственном уровне. У людей отобрали их свободу, и заменили её алкашкой. Если моей стране дать альтернативу алкоголю – лёгкие наркотики, точнее психоделики, - препараты, изменяющие сознание, можно было бы помочь людям сделать квантовый скачок в восприятии действительности и догнать весь прогрессивный мир. Я ехал в вагоне поезда и мечтал, что в моей стране, когда-нибудь будут жить счастливые и свободные люди. Точно так же как я, наверное, мечтали первые психоделические гуру тридцать-сорок лет назад. Многие из них, так же как и я, путешествовали по Индии, ища ответы на вопросы, которые не смогли найти у себя дома. Так же, наверное, сидели в индийском поезде, направляясь в психоделическую столицу мира под названием Гоа. В голове всплывают имена первых пионеров психоделического движения: доктор Тимоти Лири, профессор Гарварда, Станислав Грофф, доктор, ученый, открывший миру холотропное дыхание, Роберт Антон Уилсон, философ, изменивший моё восприятие мира, Теренс Маккенна, ученый, изучавший всю свою жизнь влияние растительных психоделиков на работу мозга. Все они, как и многие другие их единомышленники, мечтали изменить к лучшему окружающий их мир. Неужели, в моих руках тоже оказалась возможность изменить мир? Моё сердце колотилось, а мозг, покрытый кристалами каннабиола, рисовал счастливое будущее всей страны. Я видел счастливых сограждан, улыбающихся друг другу, президента с умными, честными глазами. Я видел свою страну, в которой не будет больше войн, не будет голодных и бездомных, но, чтобы развиться до такого уровня, обществу предстоит пройти тысячи лет. Возможно ли ускорить этот процесс эволюционного развития? Когда-то, во времена после ледникового периода, когда в растительную пищу первобытного человека стали попадать микродозы психоактивных веществ, неандертальцу удалось сделать квантовый скачок в своем восприятии. Тогда, за короткий период времени в несколько тысяч лет, мозг человека вырос в три раза. Может быть, сейчас снова пришло время сделать этот квантовый скачок, и выйти из порочного круга, в котором застряло современное общество. Нужно всего лишь изменить восприятие у десяти процентов населения. А дальше, как снежный ком, начнутся изменения у остальных, но - это в будущем, сейчас у меня стоит реальная задача: хэмп. У меня есть план, всё у меня получится.
Глава 10. Часть первая. В тюрьме.
Сегодня меня переведут в другую тюрьму. Из памяти всплывают отрывки кинофильмов, где главный герой, попадая за решётку, борется за свою жизнь и за справедливость. Странно, но всю свою жизнь я был уверен, что никогда не попаду в тюрьму. Каждый раз, когда я вынужден был совершить какое-нибудь безобидное правонарушение, я заранее узнавал, «сколько будет стоить» преступить закон. Что я знаю о тюрьме? Из детских историй, рассказанных старшими братьями моих приятелей по двору, я знал, что в тюрьме существует множество неписаных законов. Я знал, что возле туалета спят самые слабые или «опущенные». Также я помнил, что с «опущенными» нельзя иметь никаких дел, это грозило тем, что тебя могли тоже «опустить», и отправить жить возле «параши». Со слов товарищей, которым рассказывали их старшие друзья, жизнь «опущенных» была просто адом. «Опущенных» называли петухами. Петухи исполняли роль рабов. Их насиловали, избивали, заставляли стирать бельё и мыть туалеты. Нет, такая жизнь не для меня. Надо найти железку, которой я резал себе вены, может пригодиться как нож. Что меня ждет в новой тюрьме? Надо сразу себя правильно показать. Если что, прямой удар в зубы, и не думать о последствиях. А вдруг свободное место в камере будет только возле туалета? Надо будет найти самого слабого в камере и подвинуть его. Неужели это мои мысли? Кем я стал? Кто я? Надо успокоиться, всё будет хорошо. Всё у меня получится. Найдя в куче мусора окровавленную железку, которой резал себе руку, я спрятал её, воткнув в резиновый сланец.
- Василий готов! Go transfer Mapusa Lock up jail, – кричит мне охранник, открывая дверь.
Ну, наконец-то, подальше от этого ада. Смешной маленький джип «Махиндра» везет меня в неизвестность, а за окном мелькает свобода. Что такое свобода? Наверное, каждый по-своему воспринимает это слово: для кого-то это удовольствие, которое можно получить тогда, когда тебе хочется, для кого-то это возможность неограниченного передвижения. Что же такое свобода для меня? Что же отобрали у меня? Я начинаю понимать, что для меня свобода - это возможность быть рядом с моими любимыми людьми. Как там, на воле, мои девчонки? Моя дочь Василинка и жена Лена? С ума, наверное, сходят от новостей обо мне. Какой же я мудак. Какая, к чёрту, психоделическая революция? Кому она нужна? Тем идиотам, которые последнее время окружали меня? Эволюция восприятия, квантовый скачок, свобода, независимость… А просили ли они меня менять их сознание? Знал ли я смысл этих красивых слов? Хотели ли они свободы так, как хочу её сейчас я? Придётся, наверное, мне как-то объяснять моей маленькой принцессе, что в школу она в этом году не пойдет, потому что нет денег. Какой же я, действительно, мудак!
- Приехали, выходи, – открывая заднюю дверь автомобиля, сонно говорит охранник.
Одноэтажное португальское здание с черепичной крышей мрачно высовывает свой фасад из чикковых и манговых деревьев, плотно растущих вокруг. Вместо дверей – железные решётки. Подойдя к входу, вспоминаю наставления сумасшедшей Псю: «Ты совсем не говоришь по-английски, это - твой самый большой козырь для суда. И не вздумай ничего подписывать без меня или без адвоката». Начальник тюрьмы, крепкого телосложения индус, ростом чуть выше полутора метров, с голосом, как у гомосексуалиста, спрашивает меня на английском: «Сэр, вы понимаете, где вы находитесь?»
- I don’t speak English*
- Это тюрьма, есть ли у вас что-нибудь незаконное?
- I don’t speak English
- Этот, как и все русские, по-моему, совсем не понимает, что я ему говорю, осмотрите его и принесите его барахло.
Охранник выносит из чулана кучу грязных тряпок, железную тарелку, кружку и полкуска мыла.
- Вот полотенце, обмотайся им, раздевайся догола и садись на корточки, – знаками объясняет мне охранник.
Рядом со мной раздевается такой же, как я, только что прибывший заключённый индус. Отказавшись почему-то сесть на корточки, он получает звонкую мощную оплеуху, от которой падает на пол. Откуда-то из промежности вываливается маленький пакетик с табаком. Отвесив ему пару оплеух, охранник швыряет ему его вещи. Выполнив его указания, я тоже сажусь на корточки.
- Можешь одеваться, – швырнув к моим ногам грязные тряпки, начальник тюрьмы довольно улыбается, – Это теперь твоя постель. Welcome to Mapusa jail.
Надо быть предельно внимательным. Первый день новой тюрьмы. Меня ведут по коридору, вдоль которого тянутся камеры с решётками вместо дверей. В полумраке виднеется пара человеческих глаз. Кто-то кричит: «Foreigner, foreigner, Russian!». Всё это напоминает зоопарк, где в клетках сидят большие обезьяны.
- Room number 4, - охранники с грохотом открывают дверь.
Семь пар глаз с любопытством разглядывают меня. Я, молча, осматриваю пространство камеры. Комната чуть больше балкона в моём доме. Как же мы тут все разместимся? Окно, покрытое тремя разными слоями решётки, в углу отгорожен туалет, закрывающий маленькой дверью только нижнюю часть туловища. На стене, на железной полке, громко работает цветной телевизор. Пожилой индус с монголоидными чертами лица, отодвигая свою подстилку в сторону, показывает мне на место возле окна. «Вроде не плохое «по понятиям» место», - думаю я, бросая свои вещи на пол. Вдоль стен, в полумраке, освещенной одной лампой, сидят семеро человек, с любопытством разглядывая меня. Видимо, кровать я не скоро теперь увижу. Индусы любят спать на полу.
Глава 10. Часть вторая. На воле.
- Им, наверное, всё равно где спать, - произнес я, показывая на туземцев, лежащих прямо на тротуаре.
- Индусы, вероятно, самые ленивые после арабов люди, - после небольшой паузы ответил Яир, переступая через ноги спящего в тени дерева человека, – Они большую часть своей жизни спят. Спят ночью, спят после еды, спят в обед. Да и спать им всё равно где, где сморило, там и спят. Где нашли тень, там и пристраиваются.
- Поэтому и грязь у них везде, оттого, что поспать они предпочитают уборке своего же мусора, – добавила Эди, протягивая свои тонкие губы для поцелуя Яиру, – I love you, my darling.
Яир, обхватив Эди, за тонкую, стройную талию, хотел было насладиться спонтанно возникшим чувством любви, как часто бывает у влюбленных, но, тут же одернулся. Пожилые индусы, расположившиеся в тени домов и деревьев, с разных сторон улицы начали агрессивно выкрикивать: «No kiss! No kiss! Go home, kissing at home!». Мгновенно превратившись в моих глазах из добрых старцев в злобных карликов, они стали махать нам кулаками, выкрикивая что-то явно нехорошее.
- Пойдемте лучше в отель, на крышу, чилум покурим, чаю попьем. Там никто не сможет вам помешать целоваться. И вид там на Пушкар открывается замечательный, – предложил я, не желая вступать в какой либо конфликт с местными жителями.
- Дикари, – негромко, но презрительно обратилась к старикам Эди, демонстративно обнимая любимого.
- Пойдемте, ну их к чёрту. У них уже давно, наверное, не стоит от старости, вот они и злятся на самих себя, - ответил Яир, потянув свою подружку за руку.
Удивительный все-таки город Пушкар, город вегетарианцев и верблюдов. Маленький городок, расположенный вокруг маленького круглого озера, кишащего рыбой. Заплатив несколько рупий, мы купили целую миску вареного гороха, и какое-то время наблюдали, как карпы, отталкивая друг друга, пытаются заглотить своими жирными губищами как можно больше корма. Удивительно, но, не смотря на это, в городе нельзя купить не рыбы ни мяса. Это запрещено здесь местным законом. Ни рыбы, ни мяса в продаже нет нигде. Город, состоящий из многочисленных индуистских храмов, считается в Индии священным. Так же, как и в Дели, маленькие улицы напоминают поток живой массы. Верблюды, коровы, слоны, обезьяны, туристы, местные жители, – всё это разноцветной массой течет между десятками храмов, оставляя под ногами сотни килограмм разнообразного дерьма. Удивительный город, где опиум и гашиш купить легче, чем мясо и рыбу.
- На берегу озера есть отличное место, где можно покурить. Может, сделаем привал? – предлагает Яир, вытирая платком мокрое от пота лицо.
- Я не против, очень хочется в тень, поближе к воде, - соглашаюсь я, обмахивая себя, купленным по пути веером.
Пройдя метров пятьдесят, мы оказываемся в тенистом месте, где возле озера расположены десятки бетонных скамеек. С пару сотен разношёрстных людей, кто сидя, кто стоя, ожидают каждодневное шоу. Шоу под названием «сансет». Люди, окружающие меня, совсем не похожи на привычных мне туристов, которых можно увидеть на любых курортных побережьях. Почти все одеты в простые, но разноцветные индийские одежды. Большинство, независимо от возраста и пола, с длинными волосами или с дредами. Такое ощущение, что я попал на другую планету, или улетел на машине времени назад, во времена расцвета хиппи. Повсюду доносится музыка барабанов. Люди попивают чай, и, пританцовывая, неторопливо общаются между собой. С разных сторон, периодически восхваляя индийских богов, поют мантры. Удивляет то, что большинство курят чилумы и никто не пьет алкоголь. И у всех счастливые, беззаботные лица. Солнце касается холма и Яир торопливо заканчивает подготовку своего чилума. Лучшее время для медитации под чилум - это заход солнца. В это время приходит осознание бренности всего в этом мире. Внезапно, к площадке перед озером подъезжают два полицейских джипа, из которых начинают быстро выскакивать полицейские в темных очках. «Ну вот, сейчас начнутся маски шоу», - сразу подумал я, вспомнив российскую милицию. Но никто, кроме меня, и не подумал прятать чарас или чилумы. Никто не выражал озабоченность присутствием полицейских. Яир, показывая на странно важного индуса, вылезающего из джипа, успокоил меня.
- Видел этого важного, в костюме? Это - один из министров Индии, про него в газетах писали. На недельку в Пушкар помедетировать приехал. Каждый вечер приезжает сюда с охраной, солнце проводить.
Представляю, что было бы в России, если бы в присутствии русского министра кто-нибудь попытался закурить гашиш. Арестовали бы, и посадили лет на десять, как террориста. А тут бабы'* гашиш курят возле каждого храма.
Вдруг, не сговариваясь, дробь барабанов из разных мест площадки начала сливаться в единый ритм. Это солнце коснулось горизонта, приготовившись спрятаться до следующего дня. Эди, поджигая чилум Яиру, мелодично запела мантру. «Бум Булинат, Саб Ки Сат, Бум Шива, Бум Шанкара, Бум». И, одновременно со всех сторон, стали доносится мантры, восхваляющие Шиву за то, что он сотворил гашиш. На министра и его охрану, по-моему, никто, кроме меня, не обращал внимания. Кажется, что для него тоже ничего не существует в эти минуты. Он молча, вместе со всеми провожает глазами уставшее за день солнце. Десятки гордо поднятых в небо чилумов, и огромное сладкое облако чараса. Необыкновенное зрелище. Я тоже глубоко затягиваюсь гималайским чарасом с мыслью, что я влюбляюсь в эту страну. Несмотря на грязь, нищету и убогость, здесь всё пропитано свободой. Свобода среди нищеты намного лучше, чем рабство среди гламура. Делай что хочешь, только не мешай другим. Вот, наверное, в чем заключается истинная демократия, которую подменили нам лживой фразой «У всех одинаковые права». Нигде я не чувствовал себя равным в правах с другими так, как здесь, в Пушкаре, куря гашиш рядом с министром, провожая солнце. В какой-то момент наступает абсолютная тишина. Порывом ветра, с телеги полной пальмовых листьев, используемых как одноразовые тарелочки, слетает один небольшой лист. Время словно останавливается в этот момент, и, кажется, что лист падает бесконечно долго в образовавшейся внезапно тишине. Будто в замедленном кино, он падает, кружась, словно в танце. А я стою, молча и улыбаясь, наблюдаю это волшебное действие. Как только он касается земли, где-то в другом конце города раздается громкий звон колокола. Как будто кто-то нажимает на невидимую кнопку «Play», и снова пространство оживает после божественной паузы, наполняя мир тысячами звуков. Солнце село, жизнь продолжается.
*Баба’ – Человек, отказавшийся от мирских нужд, идущий по пути духовного развития и просветления.
I don’t speak English- Я не говорю по английски.
Глава 11. Часть первая. В тюрьме.
Ну, что же, жизнь продолжается. Вокруг, вроде бы, все здоровые, никто ни умирает.
- Меня зовут Василий.
Семь человек произносят туземские имена. Запомнить не получается ни одного. Семь человек, коверкая по-разному, пытаются повторить моё имя.
Неплохо было бы принять душ. Пять дней я почти ничего ни ел, а вместо душа поливал себя из бутылки. Туалет, он же душ, представляет собой отгороженную невысокой стеной площадь, полтора на два метра. Стены и пол покрыты коричневой плиткой. Удивительное дело: индийские туалеты. Несмотря на повсеместную грязь там, где живут индусы, туалеты являются самым чистым местом в доме. Камера теперь мой новый дом, а это - мой туалет. Чистый туалет – это, конечно, понятие относительное. Конечно, этот туалет чище, чем в предыдущей тюрьме, где вообще никогда не убирались, или же безупречно чист относительно любого общественного туалета в России. Но, конечно же, это не домашний туалет с белым кафелем. Так как обувь остаётся за дверью в камеру, придётся рассчитывать только на свой иммунитет, который не позволит грибку поселиться на моих ногах. Рядом с дыркой в полу стоит ведро с водой. Из стены торчит кран, от которого по мокрой, скользкой тряпке стекает вода. Видимо, это и есть смывной бачок, раковина, биде, душ и питьевая вода одновременно. Судя по тому, как на мне висит одежда, я похудел килограмм на пять. Раздевшись, я обнаруживаю, что всё моё тело покрыто расчёсанными укусами от комаров. Слава Богу, пронесло с малярией, которую переносят эти мелкие кровопийцы. Ну, в принципе, ничего, - условия не самые худшие, жить можно. Месяца три продержусь легко, а там уж кто-нибудь должен вытащить меня отсюда. Приняв душ и сменив одежду, я располагаюсь на полу, на своём месте. Слава Богу, не нужно драться за место. В углу камеры я вижу шахматную доску. С шахматами будет полегче убивать время. Как ужасно звучит: «убивать время». Ведь это же моё жизненное время, а кто-то взял, и забрал его у меня. Жизненное время не такое уж и большое, и когда оно закончится, знает только Создатель. Сложно представить, что у меня заберут несколько месяцев моей жизни. Несколько месяцев - это при условии, что меня вытащат отсюда мои близкие и друзья. А вдруг десять лет, или двадцать? Нет, об этом лучше не думать, этого не может быть. Деньги в этой стране должны сделать своё дело, всё-таки самая коррумпированная страна в мире. Максимум полгода, - и я должен отсюда выбраться. Чем, интересно, занимаются, убивая своё время, мои сокамерники? По телевизору идёт какой то индусский сериал. Кто-то смотрит телевизор, а кто-то читает газету. Надо что-нибудь придумать на ближайшие несколько месяцев. Мне совсем не хочется бездарно их потерять. Если уж выпала такая возможность, надо заняться собой. Завтра доктор должен снять швы с зашитой руки. Начну заниматься спортом, надо бы начать учить хинди и английский язык. Это всё в жизни должно пригодиться. А в свободное время - шахматы и книжки. Нужно сделать себе расписание с утра до ночи, и заниматься, чтобы не было времени на глупые мысли.
- Эй, Russian, - обратился ко мне крепкий, худощавый индус в майке с криво написанной надписью «Адидас», - Мы про тебя в газете читали, у тебя двадцать грамм МДМА и выращивание марихуаны. А я бензозаправку ограбил, но меня должны скоро выпустить под залог. Не повезло тебе с весом, было бы десять грамм, тоже мог бы скоро выйти. Но ты сильно не расстраивайся, тебе здесь скучно не будет. Меня зовут Доминик. Видишь, вон в камере напротив мэн с длинными волосами? Он тоже русский.
- Русский?!!
Русский - это хорошо, вдвоём действительно будет веселее.
- Его Виктор зовут, три месяца уже сидит, тоже за наркотики.
- Так я же знаю его, был такой русский Витька, по прозвищу Дуся.
Говорили, что он попал в тюрьму, но я думал, что он уже вышел. Он появился в Гоа пару лет назад. Я иногда встречал его на пати, с регулярностью один-два раза в месяц. Меня совсем не интересовало, где он жил и чем занимался. Он был из категории тех людей, которые, не прочитав ни одной книжки о психоделиках, мнили себя психоделическими гуру. Последний раз я видел его в единственном уцелевшем после репрессий трансовом клубе под названием «Вест Энд». Было это как раз месяца три назад. Он выглядел как пожилой спятивший русский, которому давно за пятьдесят. Абсолютно не загорелый, сутулый, с отвисшим животом, он ходил по пати и раздавал всем бесплатно дешёвый аптечный амфетамин, смешанный с зубным анестетиком. Свой порошок он с гордостью называл «мой кокаин» или «мэджик паудер».
- Виктор!!! - заорал я через площадку, разделяющую наши камеры. Через мгновение кто-то, одетый в набедренную повязку, подошёл к решётчатой двери. Его тело было загорелым и поджарым.
- Вася, это ты что-ли? – смеясь, ответил он, вытянув через решётку руку в мою сторону, - А мы про тебя в газете читали ещё неделю назад. Какими судьбами?
- Мне десятку хотят дать, - окончательно узнав его по голосу, ответил я, радуясь, что я здесь такой не один.
- Не ссы, Вась, здесь всем десятку хотят дать.
- Спасибо, ты меня успокоил. Как ты здесь поживаешь?
- Не плохо. Тут, как в санатории, завтра на прогулке поболтаем, я плохо тебя слышу. А сейчас, извини, мне некогда, я йогой занимаюсь.
- Кана агия*, кана агия, - эту странную и непонятную мне фразу стали разом произносить все мои сокамерники, суетливо разбирая из кучи посуды свои тарелки и кружки.
Глава 11. Часть вторая. На воле.
«Кана агия, кана агия, чай, чай, чай, омлет-котлет, катлет-амлет», - кричат наперебой различные разносчики еды.
- Поезд подъезжает к Бомбею, надо бы что-нибудь поесть, - говорит мне Яир, сонно протирая глаза, - Нам сегодня по прибытию нужно на другой вокзал переправиться. Он в другом конце Бомбея. Если повезёт и купим билеты на сегодня, то завтра будем уже в Гоа.
- Ой, скорее бы, надоело мне путешествовать, на море уже хочу, - отвечаю я ему, разглядывая необычного вида еду, находящуюся в руках у проходящих мимо продавцов.
- Ты чего это, русский, раскис? Как же может надоесть путешествие? Тем более, приключения только начинаются. Вряд ли нам удастся купить билеты на поезд на сегодня. Вся Индия в пик сезона за два месяца билеты бронирует. Вот на автобус больше шансов билеты купить, чем на поезд.
- Ну, может, тогда сразу на автовокзал поедем? Вам хорошо, вы ещё полгода путешествовать будете. А мне только неделя осталась, хотелось бы и Гоа посмотреть.
- Посмотришь ещё, а сейчас надо поесть, в следующий раз неизвестно, когда ещё получится.
Заплатив молодому разносчику еды тридцать рупий, я получил тарелку с рисом, куриную ногу, политую гороховой подливкой, две лепёшки и целлофановый пакетик с питьевой водой. Калека-уборщик, ползающий по полу вагона, прекратил подметать полы, и голодным взглядом стал наблюдать, как я пытаюсь открыть поднос с едой. С интервалом в несколько минут, мимо меня по полу проползали разного вида калеки. В основном это были дети в возрасте от семи до десяти лет. У кого-то не было глаз, кто-то не мог ходить, но у всех в руках было нечто, похожее на веник. Ползая по грязному полу вагона, они подметали грязь и выклянчивали деньги. Попробовав поесть, я понял, что для меня может быть съедобен только рис и лепёшки. От курицы и подливки у меня жгло во рту и текли слёзы. Хотя, я уже и был в Индии целую неделю, местная еда давалась мне с трудом: жгучий чилийский перец был основным компонентом любых блюд. На индийской диете мне удалось похудеть килограмм на пять. Купив себе в Пушкаре штаны под названием «фишермен»* и простую индийскую рубаху за три доллара, я стал похож на среднестатистического путешественника по Индии. Мои дорогие, модные вещи пошли на тряпки, которыми мы чистили чилум после курения. Решив выбросить свою тарелку с недоеденным рисом и курицей, я, поднявшись со своего места, отправился в тамбур нашего вагона. Внимательно наблюдающий за мной мальчик-калека с изуродованными ногами, тут же, быстро перебирая руками по полу, пополз за мной, стараясь опередить другого, такого же, убирающегося в нескольких метрах от меня, попрошайку.
- Боже, какой ужас.
Никогда я ещё не отдавал кому-нибудь свою недоеденную еду. Неужели так бывает, что доведённые до отчаянья голодные дети готовы ползать по полу и доедать чужую еду? Нет, я лучше выкину свои объедки, и дам им немного мелочи, чтобы они могли купить себе нормальной еды. Зайдя в тамбур, я заметил ещё пару попрошаек, которые, увидев недоеденную еду на тарелке, тут же бросились в мою сторону. Один из них, увидев, что я собираюсь выбросить почти нетронутую еду, схватил своими маленькими руками тарелку, и резко потянул на себя. Но, тарелка не двинулась, потому что с другой стороны уже две пары маленьких рук тянули еду в свою сторону. Отпустив тарелку, я еле успел отскочить в сторону. Еда мгновенно разлетелась по полу и стенам тамбура. Дети ползали по грязному, заплёванному тамбуру и ели прямо с пола остатки моей еды. Испытав от увиденного шок, я, вернувшись на своё место, тут же уставился в окно, пытаясь отвлечь свои мысли от свербевшего меня чувства вины перед этими маленькими калеками. Почему-то мне было стыдно за то, что я, иногда жалуясь на несправедливость судьбы, ною из-за недостатка благ, которых мне иногда не хватает. Смогут ли меня понять эти маленькие дети, если я им расскажу про свои проблемы? Отсутствие последней модели сотового телефона и норковой шубы у моей жены, постоянный ремонт моего не нового джипа, или протекшая по весне крыша в моей трёхкомнатной квартире. Эти кажущиеся сейчас иллюзорными проблемы, порой доводящие меня до депрессий, покажутся этим детям просто смешными. Где же та волшебная Индия, которую рисовал Рерих? Не прекращающиеся груды мусора и трущобы проплывают за окном. Трущобы Бомбея начинаются за несколько часов до подъезда к городу. Вдоль железнодорожных путей начинают тянуться маленькие домики, сделанные из картона, веток, камней, коровьего дерьма и прочего мусора. Первое, что бросается в глаза - это сотни спокойно сидящих на корточках, и испражняющихся вдоль железнодорожных путей, жителей трущоб. Ничуть не смущаясь делать столь интимный процесс, они с любопытством разглядывают людей в окнах проезжающих поездов. Некоторые умудряются в это же время чистить зубы, или спокойно беседовать с соседом, подмывающим свой зад из пластиковой бутылки. Несмотря на отсутствие личного туалета, практически у всех довольные, жизнерадостные лица. Почему же мы, имеющие все возможные блага цивилизации, постоянно живём под гнётом недостатка по большей части ненужных нам вещей? Маленький калека, пролезая по проходу вагона, улыбается мне, благодаря за мелочь и недоеденную еду. Вот у кого я посоветовал бы поучиться радоваться жизни тем угрюмым людям, которые едут на работу утром в метро.
*Кана агия – пришла еда.
*Штаны «фишермен» - «Рыбацкие», безразмерные штаны.
Глава 12. Часть первая. В тюрьме.
Судя по отступающим сумеркам, сейчас часов пять утра. Проснувшись от ужасного рычания, доносящегося из туалета, я какое-то время не могу понять, где я. Кто-то там душит кого-то? А, вспомнил: у индусов есть дурацкая традиция - начинать день с туалета. Первым делом они бегут срать и чистить зубы, делая это чаще всего одновременно. Почистив зубы, они засовывают зубную щётку глубоко в горло, прочищая основание языка и издавая громкое, ужасное рычание. Мне снова снился ужасный сон, я опять всю ночь убегал. У меня был целый чемодан каких-то наркотиков, и меня окружала полиция, а я не знал, что делать. Я чувствую, что наконец-то выспался. После газетной подстилки моя дырявая, грязная тряпка, которую заключённые заботливо называют «Бэд шит»*, показалась мне фантастически мягкой. Тюрьма постепенно просыпается. Из соседних камер доносятся звуки чистящих горло. В каждой камере кто-нибудь рычит. Первыми просыпаются самые старые, не привыкшие долго спать, заключённые. Скрутив свои подстилки, мои сокамерники, взяв в руки кружки, садятся на корточки, ожидая утренний чай. На полу расчищается пространство для передвижения. По ту сторону двери появляется индус в засаленной рубашке и грязных штанах. «Доброе утро Мангалдас», - здоровается с ним Доминик, забирая через решётку стопку круглых булочек. Просунув носик алюминиевого чайника в промежуток между железных прутьев, Мангалдас молча наливает чай - всем по очереди. Мой сосед по полу заботливо приносит мне в постель две горячие булочки и полстакана чая с молоком. Давно мне никто не приносил завтрак в постель.
- Как тебя зовут? - спрашиваю я дедушку, похожего на старого чукчу.
- Бударам, меня зовут Бударам.
- Спасибо тебе, дедушка Бударам.
Отламывая кусочки горячей свежей булочки и макая их в чай, я рассматриваю камеру. Кто-то, достав из своего пакета масло, намазывает булку, кто-то кладёт в середину булки размоченное в чае печенье. Никто никуда не торопится. Солнечный свет, падающий через решётку, оставляет клетчатый рисунок на полу и стенах. Облезлые стены почти везде покрыты плесенью и грибком. «Как бы какую-нибудь заразу не подхватить», - думаю я, разглядывая ноги моего соседа. Первым закончив завтрак, дедушка Бударам начинает сосредоточенно макать тряпочку в красную жидкость и натирать гниющее пространство между пальцами ног. Ногти на ногах у него почти полностью съедены грибком. Ужасное зрелище. Будь я на воле, и, увидев такое, - тут же убежал бы. Но, здесь бежать некуда, и с этим нужно смириться. Помыв свою чашку, я снова погружаюсь в свои воспоминания. Это - единственное, что у меня не отнять никому. Смотря в телевизор, я стараюсь сделать вид, что мне интересна передача об урожае индийской моркови в этом году. Только бы никто не докучал различными вопросами. Окружающее меня пространство растворяется. Мои воспоминания, как машина времени, отбрасывает меня на несколько лет назад, в попытке найти причину, приведшую меня сюда. Я снова чувствую запах моря, я вижу Гоа теми глазами, которыми я увидел его впервые. Глазами, одетыми в огромные розовые очки. Уставившись в телевизор, я лежу на полу и глупо улыбаюсь. Шум громко открывающейся двери выдёргивает меня из иллюзорной реальности.
- Walking time!!!* - крик охранника возвращает меня в тюрьму.
Квадратная площадь: пятнадцать шагов в ширину, пятнадцать шагов в длину. Семь камер по периметру. Решётка вместо потолка. Из открытых камер неторопливо появляются люди. Никто не улыбается, никто никуда не спешит. Только я один, быстрым шагом прохожу уже который круг, не обращая ни на кого внимания. Энергия распирает меня изнутри. Надо успеть выпустить её за час, отведённый для прогулки. Из-за одного русского козла придётся сидеть здесь три месяца, а может быть и шесть. Нет, о шести не стоит думать. Если буду быстро ходить два часа в день, то, возможно, ещё похудею на несколько килограмм. Надо бы подкачать мышцы. Они в тюрьме - дело первой необходимости. Во всём нужно искать только преимущества, надо настроиться. Я в санатории, я лечусь, пройдёт мунсун*, и я выйду - красивый и здоровый.
- Здорово, Вась, - слышу я своё имя, произнесённое без коверкания, - Добро пожаловать в «Мапса файф стар отель».*
- Я смотрю, Вить, ты тут время зря не теряешь: неплохо выглядишь, тебя не узнать.
- Так три месяца я, Вась, уже без наркотиков. Каждый день у меня гимнастика, йога. Не курю, не пью, ежедневно загораю, десять килограмм сбросил. Я тут как в лечебно-трудовом профилактории, помнишь, такие в СССР были. Пойдём, по кругу вместе погуляем, я тебе всё расскажу. Во-первых, ничего не бойся, здесь не российская тюрьма. Никому от тебя ничего не нужно. Ты никого не трогаешь, и тебя никто не беспокоит. Во-вторых, учись ждать, - это здесь главная медитация. Когда тебя отсюда выпустят не знает никто, кроме Создателя.
- Я, вообще-то, рассчитываю месяца через три отсюда выбраться, - с серьёзным лицом произнёс я, вызвав у Виктора истерический приступ смеха.
- Я тоже так рассчитывал, - успокоившись, но всё ещё с улыбкой и слезами от смеха на глазах, произносит Виктор, идиотски хихикая. – Пойдём, Вась, я лучше тебя с друзьями познакомлю, они уже больше года ждут. И все так же думали, - месяца через три выйти. Знакомься: это наш доктор Дэвид, он в тюрьме разносит по камерам лекарства.
Пристально смотря мне в глаза, пожилой мужчина, похожий на азербайджанца, сложив свою ладонь в форму пистолета, направил её в мою голову и с серьёзным лицом произнёс: «Бам-бам». Выдержав паузу в несколько секунд, иранец, улыбаясь во весь беззубый рот, протянул мне свою крепкую руку.
- Меня зовут Дэвид. Добро пожаловать в ад. Мне Виктор сказал, что у тебя статья за двадцать грамм МДМА. Это очень плохо. Статья 21.(с), я уже два года здесь сижу. Если повезёт, скоро выйду. Если нет, - от десяти до двадцати, но я уже готов ко всему. У меня пять килограмм чараса и восемьдесят грамм кокаина. Меня один русский сдал, так бы не за что меня полиции не взять. Я - профессиональный драг-дилер, всю жизнь этим занимаюсь. Если выйду, то опять торговать начну. Но, сначала того русского найду, обязательно его найду. Не жить ему, это я обещаю.
На какое-то мгновение Дэвид замолкает, играя желваками на скулах. С разных сторон в нашу сторону начинают неторопливо потягиваться различные персонажи европейского типа.
- А это - «Милано». Его Александро зовут, он из Сицилии, - воспользовавшись паузой в разговоре с Дэвидом, сказал мне Виктор, показывая на мускулистого итальянца с орлиным носом, - Посмотри, в какой он прекрасной физической форме. Больше сорока ему не дашь, а ведь ему уже пятьдесят два. Тоже всю жизнь наркотики продаёт.
- My name Александро, - нараспев, как все итальянцы, произносит Милано, протягивая мне свою крепкую руку, - У меня было девятьсот пятьдесят грамм чараса, но полиция добавила пятьдесят грамм своего, и сейчас мне светит десятка.
- Ой, Милано, только не начинай заново, - сделав недовольно-уставшее лицо, прервал наш разговор Виктор, - Потом, когда меня рядом не будет, расскажешь Васе свою историю. Сколько дней здесь сижу, столько раз слышу от него эту бесконечную телегу про несправедливых полицейских. Не нужно было Милано трогать наркотики, гулял бы сейчас на воле.
Нисколько не обидевшись на Виктора, Александро переключается на Дэвида и продолжает рассказывать, наверное, уже в сотый раз, свою грустную и несправедливую историю ареста.
- А я не драг-дилер, меня Адам зовут. Я из Польши, - коверкая язык, говорит с акцентом, по-русски, рыжий парень примерно моего возраста, - Я - профессиональный киллер, меня Интерпол выследил. Скоро отправка в Германию. Я там одного бюргера за двадцать пять штук завалил. Хотел я здесь, в Индии отсидеться, - но, не вышло. Одно радует, в Германии хорошие тюрьмы, не то, что здесь. За пятнадцать лет отъемся, отдохну и снова за работу возьмусь, когда выйду.
- А у этого, Вась, все разговоры только об убийствах. Он в наёмных войсках служил, ничего, кроме как убивать, больше не умеет, - шёпотом сказал мне Виктор, стараясь, чтобы его не услышал поляк. - У нас всего один час на прогулку, пойдём, погуляем, - потянул меня за локоть Виктор, не дав до конца выслушать поляка.
Быстрым шагом мы снова ходим по кругу. Индусы, сидящие кучками по углам, с любопытством разглядывают нас.
- А тебя за что, Вить, посадили? Как я помню, ты аптечными амфетаминами торговал, неужто сейчас и за них сажают?
- Не поверишь, Вась, - сижу за банку индийского новокаина.
- Это как же тебя понять? Вроде новокаин без рецептов, как анестетик, везде продаётся.
- А вот так Вась, мы ведь в Индии, здесь всё может быть. Помнишь, в марте был карнавал фриков* в Арамболе?
- Конечно, Вить, помню. Хорошо мы тогда повеселились на берегу моря под музыку барабанов.
- Так вот, Вась, на следующее утро просыпаюсь я от того, что полиция в мою дверь стучит. Зашли ко мне в дом индусы в штатском, и давай по комнатам шмонать. А у меня в холодильнике банка двухсотграммовая с анестетиком стоит. Они открыли её, понюхали, - а порошок точь-в-точь, как кокаин выглядит. Попробовали на вкус: замораживает дёсны, так же, как и «кокос»*. Меня сюда, в тюрьму, а порошок опечатали и отправили на экспертизу в другой конец Индии, в Хайдарабад. Вот, жду эту экспертизу уже три месяца. Пока экспертиза не придёт, судья меня выпустить не может. Раз в две недели возят меня в суд, дают продление - и снова назад, сюда, в санаторий. Если полиция мне ничего не подсыпала, то должны выпустить. А если эти козлы чего-нибудь сыпанули, то мне тоже десятка светит. Но, я стараюсь об этом не думать.
- По камерам, расходитесь по камерам, - начинают кричать охранники, стуча бамбуковыми палками по решётке.
- После обеда, Вась, с трёх до четырёх будет вторая прогулка. Я тебе Мапсу-бич* покажу, - улыбнувшись, говорит Виктор, и направляется в сторону своей камеры.
Глава 12. Часть вторая. На воле.
- А где же бич? - спрашиваю я у Яира, оглядываясь по сторонам.
Неужели, это Гоа? Мы стоим в полной темноте, на пустынной улице, провожая взглядом привёзшего нас сюда, и теперь уезжающего в ночь моторикшу. Смешно, наверное, выглядящая картина: освещённые тусклым светом единственного работающего заведения три силуэта с горой рюкзаков. Картина под названием «И это Гоа?».
- Море где-то недалеко, я чувствую его запах, - говорит успокаивающе Эди, прижимая к себе Яира, - Завтра, с утра, разберёмся.
Наконец-то, мы добрались! Две недели путешествия по Индии вполне достаточно, чтобы утомиться и захотеть просто поваляться на пляже.
На улице ночь. Запах каких-то диковинных цветов делает воздух слегка сладковатым. Мы стоим возле входа в заведение под названием «Манчис», довольно большого, по местным масштабам, места, сооружённого из палок, бамбука и пальмовых листьев. Дождавшись, пока израильская парочка закончит целоваться, я предлагаю, наконец-то, зайти в ресторан и поесть. Перенеся свои вещи в «Манчис», мы, наконец-то, держим в руках нормальные меню с понятными названиями блюд. Проехав через всю Индию, я понял, что у индусов есть нездоровая любовь ко всему пластмассовому. Эта индийская любовь во всей красе проявляется и в этом заведении. Неужели здесь, где повсюду растёт бамбук, пластмассовая мебель стоит дешевле? Повсюду красные и синие пластиковые столы и стулья. Неужели, я сейчас поем похожую на привычную, в европейском понимании, еду? Как-то по-другому я представлял себе Гоа. Много раз побывав на Казантипе, и слушая бывалых фриков и трансеров, я представлял себе Гоа, как нечто, похожее на него. Море, пляж, танцующие повсюду люди, десятки баров и ресторанов, громкая музыка всю ночь. Сейчас ничего этого я не вижу. Одно открытое заведение, темнота и никакой музыки. И это, называется, столица фриковского Гоа – Анджуна?
- Смотри, вот и первый флипанутый* персонаж, - перебив мои мысли, показывает на выход Яир, пододвинув тарелочку с хумосом к себе поближе.
Из темноты, как привидение, в ресторан заходит высокий европеец со странным выражением лица, и светлыми, длинными дредами до пояса. Плавно размахивая, словно под музыку, обеими руками он рисует в воздухе невидимую замысловатую мозаику. Внезапно, встретившись взглядом со мной, он замирает, словно увидев что-то очень важное в моих глазах. Не спуская с меня взгляда, странный персонаж начинает приближаться к нашему столику. Разглядев меня внимательно несколько секунд, он резко падает на колени и начинает молиться, стараясь поцеловать мои ноги. Не зная, как реагировать, я сижу, раскрыв рот, и пытаясь спрятать свои ноги под стулом. С разных столиков за этим шоу равнодушно наблюдают несколько пар, доедающих свою еду. Словно это нормальное явление, - когда один человек целует ноги другому.
- Ну всё, ладно, ладно, иди, иди отсюда, - начал отгонять сумасшедшего Яир, вовремя придя мне на помощь.
- А что это с ним? - спрашиваю я, взглядом провожая странного человека, который, как будто ничего не произошло, снова начинает рисовать в воздухе видимый только ему узор.
- Не обращай внимания, - здесь, в Гоа, таких очень много: обожрутся наркотиков и сходят с ума.
- И что же, они так и ходят, неприкаянные?
- А кому они нужны? Денег у них нет, мозгов тоже. Повезёт, если родственники приедут, а так, обычно, такие сторчиваются и умирают.
Отодвинув пустую тарелку, я понимаю, что наконец-то, впервые за две недели, я вкусно поел. Это, конечно, нельзя было назвать первоклассной едой. Больше напоминало пищу из дешёвой придорожной забегаловки, но, неоспоримо, - по сравнению с тем, что я ел последние две недели, это было просто великолепно!!!
*Бэд Шит - На английском языке это может означать как «кроватное покрывало», так и «кроватное дерьмо».
*Walking time – Время прогулок.
*Мунсун - Сезон дождей.
*«Мапса файф стар отель» - «Пятизвёздочный отель Мапса».
*Мапса-бич– Пляж Мапсы. Гордок Мапса находится в глубине континента, и не имеет своего пляжа.
*Фрики (англ. freaks) – Контр-культурная группа людей, объединяющая такие направления как панки, хиппи и т. п. Весёлые, разноцветно одетые гедонисты, чаще всего употребляющие наркотики, живущие вне привычной социальной матрицы.Freak out - это процесс, посредством которого личность отбрасывает устаревшие и сковывающие стандарты мышления, внешнего вида и общественного поведения для того, чтобы творчески выразить свое отношение к окружающей его среде и структуре общества в целом.
*Кокос – Кокаин, он же, в том числе и в России, называется «Номер один» («Number One»).
*Флипанутый - Сошедший с ума.
Глава 13. Часть первая. В тюрьме.
- Вася, нам сегодня крабов приготовили. Ты можешь такое себе представить? Слышал ли ты, чтобы где-нибудь в тюрьме крабов подавали? Я только сегодня об устрицах мечтал. Устриц не вышло, а вот крабов я намоделировал, - улыбаясь, кричит мне Виктор из своей камеры.
- Крабы - это хорошо, надоел горох, хоть что-то новое поедим. Хочется чего-нибудь вкусного поесть, а то я уже десять килограмм сбросил, - кричу я ему в ответ через всю тюрьму.
- Кана, кана, кана-агия, - начинает разными голосами шуметь тюрьма.
- Мангалдас пришёл, еда принёс, ты кушай лучше, а то совсем худой будешь. Какой статья у тебя, сынок? - коверкая язык, пытается заговорить со мной мой сосед, дедушка Бударам, используя свой скудный лексикон.
Мне почему-то хочется назвать его дедушка Мудра. Всё его лицо, как мочёное яблоко, покрыто множеством морщин, а вместо глаз - узкие щёлки. Двенадцать часов в сутки, не переставая, он бормочет мантры, видимо, прося Будду выпустить его на волю.
- Двадцать грамм МДМА мне подбросили менты, - со вздохом отвечаю я, снова почувствовав волну ярости, которую только благодаря утренней медитации удалось немного успокоить.
- Вай-вай-вай, - сочувствующе покачивает из стороны в сторону головой дедушка Мудра, - Плохо, очень плохо. Не выпустят тебя под залог. Больше, чем десять грамм – не выпустят.
- Это тебя, старый, не выпустят, а я собираюсь через пару месяцев валить отсюда, - со злобой ответил я, чувствуя, что опять нужно медитировать. – Сам-то за что сидишь? – со злым лицом спрашиваю я, подозревая, что, кроме продажи чараса, он вряд ли на что-либо способен.
- Чарас, два килограмма. Девять месяцев уже сижу, коммерческое количество. Статья такая же, как у тебя, - от десяти до двадцати, под залог не выпускают.
- Как же ты попался, старый?
- Из Гималаев привёз, решил заработать. Мой дедушка чарас делал, мой папа делал. Вся моя семья целый месяц этот чарас собирала. А тут, в Гоа, полиция меня схватила, хотят на десять лет посадить. А у меня в Гималаях семья, четверо взрослых детей, восемь внуков, поле своё кукурузное, лошадь.
- А как же ты сюда с Гималаев добрался?
- На коне он приехал, сел на своего горного коня, и прискакал, - смеясь из своего угла, ответил за него лысый индус лет тридцати.
- Он у нас немного дикий, как все горцы, но добрый. На машине своей он приехал, целую неделю свой чарас вёз. А здесь его кто-то из своих полиции и сдал.
- А ты за что сидишь? – спрашиваю я, пытаясь угадать, за что может сидеть безобидного вида молодой человек, молящийся с утра до вечера.
- Убийство, - вздыхая, отвечает лысый, опустив на мгновение глаза. - Одного убил из пистолета, а второго ранил. Жаль, второго не насмерть. Враги они мои, - должен я был их убить, наши семьи давно враждуют. Мой дядя в министерстве работает, к выборам готовился, а оппозиционная партия подставила меня. Организовали, сволочи, всё так, чтобы не мог я их не убить. Но, я скоро выхожу. Ещё пол-годика посижу, и выйду отсюда. Дисай меня зовут, - сказал он, подойдя ближе и протянув свою руку.
- А меня Василий. Можно просто Вася.
- «Вашья», - сложное у тебя имя. Можно я тебя Васа буду звать?
- Зови Васа, мне всё равно.
- Смотри, - показывает Дисай пальцем на человека, с головой укрытого покрывалом, - Это - коп из Калангута. Эй, police, покажи лицо.
Отвернувшись к стене, полицейский, что-то пробомотав на индусском, снова затихает, не желая общаться.
- У него депрессия. Ему снова отказали в выходе под залог. А статья у него такая же, как у тебя: «коммерческое количество наркотиков». Четси его зовут. Эй, Четси, хватит валяться. Возьми себя в руки, ты же полицейский. Ты пример нам должен подавать.
- Посмотрите на него, - смеется Дисай, обращаясь ко всем сокармерникам, – И это наша полиция? Хватит позорить нас, вылезай из-под одеяла. Полдня валяешься здесь. И так камера маленькая, а ты ещё тут развалился.
- А это - твой тезка, Васу зовут, - продолжает знакомить меня с сокамерниками веселый лысый индус. – Васу, военный. Они, на пару с Четси, килограмм героина из Раджастана притащили. А здесь их свои же менты и сдали.
К двери подходит охранник, и, улыбаясь, с грохотом открывает дверь. Мой сосед, дедушка Мудра, вздрагивает, прекратив бормотать свои мантры. Ну, почему же нужно так греметь задвижками? Неужели, им приносит удовольствие наблюдать, как заключённые вздрагивают от этого ужасного звука? Хотя, что говорить, кто из нормальных людей пойдет работать в охранники? Это же пожизненное, добровольное заключение.
Сокамерники выходят в коридор, держа в руках свои тарелки и кружки. Я тоже следую за ними. В коридоре, на маленьком стуле, сидит индус в грязной, засаленной одежде. Окружив себя тремя кастрюлями, он ловко накладывает рис, овощи и подливку. За мгновение в моей тарелке оказывается горка риса и пара ложек варёной капусты. В железной кружке - коричневая густая смесь, состоящая из мелких крабов, гороха и кокосовой стружки. Вернувшись в камеру, все тут же приступают к еде. Ни у кого нет ложек, все едят только руками. Дедушка Мудра, вылив всю подливку к себе в рис, проворно начинает есть. Все сидят на полу и едят. Через несколько минут пол вокруг Мудры покрывается рисом и каплями. Упавшие на пол крупные комки риса он тут же отправляет обратно в рот, не задумываясь, что по полу ходят ногами. Маленьких крабов он заглатывает, почти не жуя, вместе с панцирями и с костями. Надо бы потренироваться, чтобы также ловко орудовать пальцами вместо ложки. Рис проваливается сквозь пальцы, по рукам стекает подливка, во рту всё горит. Сколько же они в еду перца кладут? Ужасно хочется запить всё это водой. «Где вы тут берёте воду?» - знаками спрашиваю я у соседа.
- Вон там, - абсолютно спокойно Мудра показывает мне на пустые бутылки около туалета.
Из ведра возле очка, грязным и скользким черпаком я набираю в пустую бутылку тёплую жидкость. Кто бы мог подумать, что я буду пить такую воду? Посмотрев на свет сквозь бутылку, я вижу, что в воде плавает какая-то взвесь. Но, другой воды нет и, по-моему, не предвидится. Надо привыкать. Очень хочется пить.
Глава 13. Часть вторая. На воле.
Утро, очень хочется пить. Вентилятор уже не спасает от наступившей жары. Вот оно какое, моё первое утро в Гоа. С улицы доносится хор диковинных звуков, издаваемых проснувшимися птицами, животными, насекомыми. Выйдя на крыльцо, я стучусь в соседнюю комнату Яира, в надежде найти что-нибудь попить.
- Яир, ты спишь?
- Нет, проходи, мой русский друг, - слышу я из-за двери, - Мы уже не спим.
Дверь открывает Эди, обмотанная, словно сари, пестрой индийской простыней. Широко улыбаясь, она держит в одной руке чилум, а в другой - бутылку с водой.
- Будешь с нами чилум, с утра?
- Уже две недели моё утро начинается с курения чилума в вашей компании, зачем же изменять традициям? Конечно, буду. Только дайте сначала воды попить. Всю ночь такая жара была, думал, от жажды умру. Трижды за ночь ходил душ принимать, но из-под крана пить не решился.
- Это правильно, водой здесь легко отравиться. Покупая воду, всегда смотри, чтобы на крышке пластиковая пломба стояла. Хитрожопые индусы даже не задумыются о нашем здоровье, продавая, под видом минеральной, воду из-под крана. Я, первое время, не обращала внимания на пломбы, но, пару раз серьёзно продриставшись, я стала внимательно смотреть, что покупаю. Так что будь внимателен, если твоя жизнь тебе дорога.
- Вот тебе привет от Шивы. Бум буленад, – говорит Яир, протягивая дымящийся чилум, – Пойдешь сегодня с нами на пати?
- Странный ты вопрос задаешь, я же специально приехал в Гоа, чтобы вживую увидеть известные на весь мир трансовые пати. Очень хочется съесть капельку настоящего ЛСД и помедитировать в танце. У нас, в России, ЛСД 25 достать очень сложно. Продают шульгинские* заменители: DOB, DOET, PSP, PCPY. Но, очень хочется именно ЛСД 25, воздействие которого описывали в своих трудах Тимоти Лири, Станислав Грофф, Роберт Антон Уилсон и другие родоначальники психоделического движения.
- Ну, тогда у тебя появилась прекрасная возможность увидеть сегодня последнее поколение психоделических «детей цветов». Бери в прокат мотоцикл или скутер, сегодня мы едем в «Парадисо».
*
- Алло Лена, как ты? У меня всё в порядке, я наконец-то добрался до Гоа. Как Василинка, как «Хэмп»?
- У нас всё нормально. Получила твою посылку с «Хемпом». Гавнецо, конечно, по качеству, но, - половину уже продали. Когда домой собираешься?
- Я думаю пару неделек затусить, может быть, из хемпа что-нибудь прикуплю - и домой.
- Как оно, Гоа? Похоже на то, о чем ты мечтал?
- Даже не знаю, что сказать тебе, Лен. Совсем не похоже на Казантип, и совсем не похоже на то, что я представлял. Повсюду грязь, за весь день, что я здесь уже провел, я ни разу не услышал трансовую музыку. Сегодня пойду в трансовый клуб. Если и там лажа, то можно считать, что все слухи о Гоа - полное вранье. Но, есть что-то в Гоа такое, что я пока понять не могу. Может быть энергетика, а может - люди, которые совсем не похожи на тех, что окружают нас в России.
- Жулики, наверное, там, и наркоманы одни.
- В чем-то ты права, Лен. Индусы все поголовно жулики. Но, они какие-то добрые жулики. Все пытаются на какой-то мелочи обмануть. А европейцы, которые давно здесь живут, вообще на инопланетян похожи. Все ходят и улыбаются друг другу. И лица у них у всех умные и добрые. Хочется знакомиться и общаться.
- Ты, главное, с бабами там особо не знакомься. Я соскучилась уже, приезжай скорее.
- Постараюсь, целуй от меня Василинку. Я позвоню тебе через несколько дней. Все, целую, пока.
*
- Ну, вот - теперь я вижу настоящее Гоа. А то уж думал, что вранье все, что говорят про него, – обращаюсь я к Яиру, спускающемуся по лестнице клуба.
«Парадисо», - это старейший трансовый клуб под открытым небом. Последнее время трансовые опен-эйры стали запрещать, а здесь - каждый день пати проводят. Клуб находится как бы в пещере, с видом на море. Увидев многочисленных друзей-израильтян, Яир, забыв про меня, отправляется напрямую в центр танцпола, на ходу доставая свой чилум. Качественно и громко играет красивая трансовая музыка. Вокруг танцпола, на циновках сидят сотни людей. Индусские бабушки, не переставая, готовят на керосиновых горелках кофе и чай. Ощущение, что все вокруг, не прекращая, курят чарас. Огромное сладкое облако постоянно висит над всем клубом. Как же не похожи гоанские пати на какие-либо другие, которые мне доводилось видеть до этого. Сотни счастливых лиц, не обремененных какими-либо проблемами. Воздух как будто пропитан духом свободы. Удивительно, что это свобода не выходит за рамки приличия, не переливается в алкогольный беспредел, как это часто бывает в России. Красивые девушки и парни неповторимо двигаются в танце, перемещаясь по всему клубу. Это даже не танец. Это, своего рода язык, на котором общаются люди, съехавшиеся со всего мира в поисках себе подобных. Радует, что мне понятен этот язык знаков и жестов. Мне тоже хочется включится в этот диалог, ведь мне тоже есть, что рассказать. Это моё племя. Это мой язык. Наконец-то я нашел вас! От радости и переполняющих меня чувств хочется смеяться и плакать одновременно. Ощущение, что я попал на слет шаманов, которые приехали поделиться своими знаниями. Люди напоминают персонажей футуристических фильмов, где главные герои, люди, пережившие глобальную катастрофу. Татуировки, пирсинг, дреды являются неотъемлемой частью каждого. Необычные, фантастические одежды светятся в ультрафиолетовом свете. Русских очень мало. Основная масса - израильтяне. Русских сразу видно издалека. У большинства русских парней белые майки «Дольче Габана», натянутые до пупка шорты, быковато-испуганные взгляды. У большинства русских девушек безвкусно короткие, облегающие юбки, пухлые белые ляжки и косметика. Русские девушки похожи на проституток, они выглядят как инопланетяне. Инопланетяне с планеты белых обезьян.
- Hi, where are you from? – внезапно выбила меня из потока мыслей высокая красивая девушка, совсем не похожая на стандартную русскую бабу, - I am from Russia.
- Я тоже русский.
- Меня Надин зовут. Пойдем на циновку, покурим, поболтаем. У нас приятная компания собралась. Все из нашего племени, – смеясь, говорит Надин, как будто прочитав мои мысли. - Будешь чай? – спрашивает меня русская девушка, показывая жестом присесть на пол.
- Да, с удовольствием, я алкашку не люблю, а вот психоделики с чайком уважаю.
- Мама-чай, «ван масала ти» для нашего односельчанина, – звонко крикнула она бабушке с чайником и села рядом со мной на пол, – Давно приехал?
- Вчера ночью.
- Молодец, хорошо выглядишь, по тебе не скажешь, что русский. Русских, кто недавно приехал, за версту видно.
- А мы уже две недели здесь тусим. Кстати, знакомься, - это Лёха.
Высокий худой парень протягивает мне свою руку.
- Лёху все «Спонсором» зовут. Можешь и ты его так же называть. А это Ира, она уже год здесь зависает.
Ира, махнув головой и соблазнительно улыбаясь, поправляет свои длинные дреды розового цвета.
- По вам и не скажешь, что вы русские. Меня Василий зовут. Одеты вы не по-русски как-то.
- Да, мы быстро сообразили, что в европейской одежде к нам как к лохам относятся, - ответил Лёха, обняв за плечи сразу обеих девчонок, – Съездили на Найт маркет, приоделись по последней гоанско-фриковской моде. Теперь местные стали к нам, как к людям относится. А то, как увидят майку «Армани», так сразу что-нибудь продать норовят, да ещё и цену в пять раз дороже называют. Да и ты, Вась, на русского что-то не очень похож. Ты одет, как израильтянин.
- Так я с ними две недели по Индии путешествовал. Познакомился с двумя в Дели, вчера с ними и приехал.
- Это сразу видно, у них своя, отдельная гоанская мода. Будешь чем-нибудь разгоняться? – с загадочной улыбкой спросил Леха, и протянул мне открытую ладонь.
На ладони лежало несколько таблеток, с выдавленными знаками «Митсубиси» и маленькая бутылочка с каплями.
- Бери, не стесняйся. Его поэтому Спонсором и называют. Любит он всех сладеньким угощать, - весело заявила Надин, отправляя мне в рот одну таблеточку.
*Шульгины – Семейство всемирно известных драг-химиков, придумавших более 160 психоделических наркотиков.
Глава 14. Часть первая. В тюрьме.
Завтра прилетает моя Лена. Может, ей удастся меня отсюда вытащить. Моя мама выделила из своих пенсионных сбережений шесть тысяч долларов, и на адвоката теперь деньги есть. С одной стороны, - я ужасно соскучился по своей красавице, но, с другой стороны, - я испытываю ужасное чувство стыда. Мне стыдно, что я такой мудак, умудрился попасть в тюрьму, оставив моих девчонок одних, выживать снаружи. Безумно хочется обнять мою Лену. Но, как же мне потом спокойно жить здесь в тюрьме, не имея возможности к ней прикоснуться, зная, что она где-то недалеко? Как же я смогу заниматься своими делами, помня её запах, её прикосновения? Я ужасно рад увидеть свою Леночку, но, сколько же страданий мне предстоит испытать по возвращении в камеру. Как бы научится выключать свою память и свои чувства? Создав себе новое расписание дня, я почти научился не думать о своих любимых. Просыпаясь в шесть утра, я начинаю день с утренних процедур, потом читаю книги индийских философов. Ауробиндо, Кришнамурти, Ошо, Рабиндранат Тагор, – их книги помогают мне настроиться на восприятие иллюзорности нашего бытия. Затем идут завтрак и прогулка, где я обсуждаю с Виктором дуальность всех философских размышлений. После прогулки - гимнастика, изучение индийского и английского языка, обед, шахматы, снова прогулка с Виктором, опять гимнастика, ужин, чтение русских книжек, и, наконец, - сон. Времени для безделья совсем нет.
- Walking time, - кричат охранники, снова с шумом открывая дверь. Но, я уже не вздрагиваю, для меня это стало уже таким же привычным звуком, как шум вечно орущего телевизора или гул вентиляторов.
- Как дела, Виктор?
- Оупен Мапса бич! - в ответ, громко, на всю тюрьму, кричит Виктор, вытаскивая пластмассовое ведро с водой. – Хороший сегодня денек! Что, Вась, начнем с водных процедур?
Раздевшись до шорт, мы выливаем себе на голову по ковшику холодной воды, и отправляемся гулять по нашей маленькой площадке.
- Куда сегодня идем? Из Арамболя до Мандрема, или из Мандрема в Арамболь?
- Как раз - ровно час, - улыбаясь, отвечает Виктор, став традиционно слева от меня.
- Странно ведь получается: если мы гуляем, и ты идешь слева от меня, мы идем параллельно. А если наоборот, то постоянно врезаемся плечами. А вот с Дэвидом - наоборот. Наверное, у каждого человека есть свое притяжение направо или налево. Какая же стоит жара! Я, обычно в это время, в мае, каждый день гуляю по берегу моря. Люблю это время. Туристы разъезжаются, пляжи пустынные. Идешь по кромке воды, а откатившиеся волны оставляют на песке тонкую пленку воды, превращая пляж в огромное зеркало. Я люблю гулять, разглядывая отражающиеся облака под ногами. Небо над головой, небо под ногами. Сбоку - бесконечное море, отражающее майские тучки, напоминающие о приближающемся сезоне дождей. Ощущение такое, что ты паришь между облаков, только маленькие, редкие голышки или ракушки, блестящие на солнце, как кусочки серебра, напоминают, что ты на земле. Никакие наркотики в этот момент не нужны. Вставляет, как ЛСД.
- Ну а что тебе, Вась, здесь мешает по небу ходить? Сейчас обольемся ещё водой, пол мокрый будет. Будем ходить, и облака разглядывать. Небо, конечно, в клеточку и моря нет, зато видно верхушки пальм. Иногда видно пролетающие над нами стаи зеленых попугаев. Чем тебе не пляж? Рассказывай, что у вас нового в камере?
- А… Мне опять, Вить, менты снились. Когда же этот бесконечный сон закончится? Опять я всю ночь убегал.
- А мне ничего не снится, - с грустью произносит Виктор, выливая себе на голову очередной ковшик воды. – Закрываю ночью глаза, и мир выключается, открываю утром – включается, и никаких снов. Когда же придёт моя экспертиза, хочется по нормальному пляжу гулять.
- Ой, не знаю, Вить. Впереди мунсун, как бы не сгнить здесь, сейчас меня это больше беспокоит.
- Как бы намоделировать, что бы экспертиза к сентябрю пришла, что там, Вась, в твоих книжках про транссерфингу реальности пишут? Что мне нужно сделать, чтобы подтянуть экспертизу побыстрее? До осени я готов посидеть, как раз мышцы подкачаю. Живот у меня уже пропал. Подучу английский, и выйду в начале сезона, как заново рожденный, - все тёлки мои будут. Что-то в сезон здесь оставаться мне совсем не хочется.
- Для этого, Вить, в первую очередь нужно поверить, и сильно захотеть. Ты мне лучше расскажи, как же так вышло, что все тут за наркотики сидят, а ты - за зубной анестетик?
- Дорогу я перешел полиции. Ты же знаешь, что все поставки наркотиков здесь контролируют они. Кокаин по сто баксов за грамм продаётся, а я - придумал свой порошок, купил в аптеке амфетамин, смешал с эфедрином, и, для вкуса, добавил новокаин. Ничем от кокаина не отличается. А, главное, - себестоимость пять долларов за грамм. Чуть весь рынок кокаиновый не обрушился. Я же его в два раза дешевле, чем все, продавал. Да и лучше мой порошок, чем кокаин. Кокаин каждые полчаса нюхать надо, а мой порошок четыре часа действует. Вот и решили меня, как главного врага гоанской экономики, в тюрьме закрыть. Если в анестетик ничего не подсыпали, то, после прихода экспертизы, меня должны выпустить.
- Но, ведь это же беспредел, - за новокаин сажать!
- А здесь все, Вась, у кого дела о наркотиках, по беспределу сидят. Невозможно честным путем умного драг-дилера посадить. Особенно, если он иностранец.
- Так как же на тебя полиция-то вышла?
- Ну, об этом можно только догадываться. Где я свой порошок продавал? В «Вест Энде». Кто рулит в «Вест Энде»? Тамир, и его полицейская крыша. Вот его команда и слила, наверное, меня. Когда меня полицейские пришли арестовывать, я попробовал дурака включить, мол, ничего не знаю, по-английски не понимаю, и вообще, я турист. А Ашиш, их босс, набрал какой-то номер на своем мобильнике и дал мне трубку. А там - голос по-русски говорит: «Слышь, ты, хватит дурака строить, посидишь немного, умнее будешь». Вот я и сижу, ума набираюсь.
- Очень похоже на то, Вить, что нас с тобой один и тот же русский сюда отправил.
Глава 14. Часть вторая. На воле.
Две недели пролетели, как одно мгновенье. О рашке совсем не хотелось думать. Пати, проходящие почти каждый день, не давали мне выбора, как ещё провести вечер. Толпы различных туристов рассекали улицы Анджуны, Чапоры, Вагатора, в надежде найти лучшее пати этой ночи. Трудно было не присоединиться к ним. Быстро вымотавшись, я понял, что нужно куда-то переезжать из этого центра трансового движения. И, - я переехал. Я переехал в самую северную точку Гоа, в место, которое различные путеводители окрестили как «последнее пристанище хиппи и фриков со всего мира». Я перебрался в Арамболь. В отличии от Анжуны, в Арамболе жили те люди, которые приехали сюда надолго. Растягивая свое здоровье на весь сезон, она старались посещать пати не чаще раза в неделю, стараясь попадать только на самые красивые. К тому времени я полностью слился с разноцветно-веселой толпой, и ничем не отличался от других психоделических туристов. Сменив шорты на оранжевые лунги*, я целыми днями торчал в прибрежных ресторанчиках, знакомясь и общаясь с различными интересными людьми. От солнца мои плечи прикрывал большой ярко-желтый платок, повязанный на шее узлом. Из вещей больше не нужно было ничего. С собой я таскал только оранжевую сумку, в которой лежал чилум, ключи от байка, деньги и старый не работающий фотоаппарат, наполненный различными наркотиками. В этих ресторанчиках, покупая себе чарас, МДМА или ЛСД, я умудрялся, не выходя наружу, продавать половину только что приобретенного стаффа новоприбывшим русским туристам, полностью возвращая назад свои деньги. Залогом удачных продаж я считал свой внешний вид. Я, так же как и окружающие меня фрики, был покрыт татуировками, в ушах у меня висели несколько огромных пиратских серёжек, и у меня были дреды. Дреды у меня, конечно, были смешные, но, я гордился тремя тонкими, спутанными косичками, которые смешно висели на моём лысом затылке. Все те, с кем мне приходилось знакомиться в то время, отказывались верить, что я в Индии всего лишь один месяц. Я весь был покрыт атрибутами свободной жизни. На моей шее и руках висели десятки различных фенечек и амулетов, сделанных из костей, клыков и когтей различных экзотических животных. Возвращаться на Родину не хотелось совсем. Наконец-то, я нашел место на Земле, где мне хотелось бы жить. Люди, которые окружали меня, были совсем не похожи на тех людей, которых я привык видеть с детства. Окружающие были живые, настоящие, искренние. Встречались, конечно, и моральные уроды, но их было настолько мало, насколько мало было нормальных людей в России. Было много чего в Гоа, что притягивало интересных людей со всего мира. Море, солнце, секс, фрукты, музыка, наркотики, свобода, - всё это было легко доступно, от этого не хотелось отказываться. Всё это были, как само собой разумеющиеся вещи, дополняющие друг друга. Но, всё же, для меня, в первую очередь, самым важным были люди. Как же не хотелось возвращаться в окружение людей-роботов! Как можно возвращаться, по собственному желанию, из рая - обратно на грешную землю. По сравнению с Гоа, Родина напоминала мне ад. Как же я жил тридцать лет, в окружении сограждан? Снова придётся видеть вокруг себя их пьяные, тупые рожи. О чем мне говорить с этими людьми? С людьми, воспитанными на книжках Дарьи Донцовой и Татьяны Устиновой. Я не понимал людей, любящих юмор Петросяна и живущих чужими эмоциями из бесконечных телесериалов. Мозг, не переставая, лихорадочно думал, ища способ или причину остаться в Индии. Нужно что-то придумать. Получилось же у тысячи людей оставить свои дела, чтобы приехать сюда, и остаться жить здесь, на земле обетованной. Или же, забыть Гоа, и вернуться в тот ад, в котором я жил всю свою жизнь? Но, где же мне взять такую таблетку, чтобы забыть всё то прекрасное, что я успел увидеть всего лишь за месяц?
Я сидел в маленьком ресторанчике на берегу Аравийского моря, в пяти метрах от меня разбивались о скалы ласковые индийские волны. Солнце только начинало свой короткий путь с востока на запад. Я неторопливо ел свой фруктовый салат, наслаждаясь прекрасным видом. В нескольких метрах от меня, на пляже, одинокий йог, с дредами до земли, сидя в позе лотоса, медитировал на восходящее все выше и выше солнце. Как бы я хотел всю свою жизнь, так же, как он, встречать и провожать солнце, есть свежие фрукты и общаться с прекрасными людьми.
- Привет, Вась. Давно здесь сидишь? – прервав поток моих мыслей, обратился ко мне высокий парень.
Передо мной стоял мой гоанский друг Арик, или, как называли его туземцы, Ара. Он жил в Гоа уже четвертый год. Два метра ростом, светлые волосы, загорелое, мускулистое тело и умный, интеллигентный взгляд, - так можно было вкратце описать этого интересного человека. Получилось же у него здесь остаться? И, неужели, это реально - привести свое тело в порядок, питаясь овощами и фруктами. Почему же я должен упустить свой шанс?
- Что ты, Арик, говоришь?
- Давно, говорю, Вась, здесь сидишь?
- Нет, вот только что фрукты принесли, присоединяйся, - до конца не вернувшись в реальность, ответил я.
- Я, Вась, не один пришел. Ко мне дружочек из Москвы приехал. Знакомься, Ромой зовут.
Передо мной стоял стандартный московский турист. Стрижка ежиком, бегающий неуверенный взгляд, дорогая европейская одежда и «клубный загар», беловато-синего оттенка.
- Меня Василий зовут, - протянул я руку для знакомства. – Давно в Гоа приехал?
- Да пару неделек назад.
- Ну и как, нравится?
- Что-то я пока не пойму, что здесь к чему.
- Я тоже здесь уже чуть больше пары недель, только мне помогли израильтяне всё понять. Я с ними две недели пропутешествовал по Индии, до Гоа.
Рома, осмотрев меня с ног до головы, сделал удивленное лицо.
- Я вообще подумал, что ты, Вась, всю жизнь здесь живешь.
- Ты в чем-то прав, я вот сижу здесь и думаю, что, наверное, всю прошлую жизнь я здесь прожил. До чего же мне здесь комфортно! Совсем не охота отсюда уезжать.
- А ты и не уезжай, - прервал нас, ткнув пальцем в меню, Арик, – Вот чего я хочу: креветки в кисло-сладком соусе. Всё утро промучился, размышляя, чего бы выбрать на завтрак? А сейчас, как увидел твое задумчивое лицо, - так сразу и понял: мне нужны креветки в кисло-сладком соусе.
- Завидую я тебе Арик. Ты вот взял, и уехал из России.
- А тебе кто мешает? Придумай что-нибудь. Для чего тебе голова? Я вот тоже четыре года назад понял, что не хочу больше жить в России.
- Легко сказать «придумай». У меня в России семья, друзья, любимая работа.
- Так привези это всё сюда, и живи припеваючи. Пойдем, Вась, сегодня ночью на гору, трипанем*. У тебя будет возможность подумать, заодно и Ромке поможем точку сборки сместить, а то он, бедолага, уже две недели мается, никак не поймет, что вокруг происходит, - загадочно произнес Арик, выковыривая из моего фруктового салата клубничку.
*Трип – Психоделическое путешествие
*Лунги – Набедренный платок.
Глава 15. Часть первая. В тюрьме.
Сегодня я увижу свою Лену. Сердце колотится так же, как много лет назад, тогда, когда я признавался ей в любви. Сумеет ли она сейчас меня понять? Какой же я всё-таки мудак. Мне ужасно стыдно, что я всё испортил своими собственными руками. Ну, ничего, я попробую всё исправить. Голова и руки есть, выйду, начну новую жизнь. Вот только где её начинать? В России? Меня там никто не ждёт. Чем я там буду заниматься? Эпоха легального зарабатывания денег, работа на себя, прошла. Работать на кого-то, на неинтересной работе, я, наверное, уже не смогу. Покорять новые земли? Нет больше денег. Новая жизнь в Гоа? Гоа умерло. Ничего уже не осталось от того Гоа, которое я нашел для себя пять лет назад. А может и хорошо, что так всё сложилось. Может, судьба мне готовит новый сюрприз? Может, подготавливает к чему-то новому, ещё более интересному. Все мои старые гоанские друзья поразьехались по миру. Кто-то в Латинской Америке, кто-то в Тайланде, кто-то живёт на Бали, во Вьетнаме, в Камбодже, а кто-то зависает в Непале. Где все те интересные люди, которых я повстречал в этой волшебной стране? Да и куда делось всё волшебство, которое я здесь нашёл? Почему вокруг меня снова рожи? Подонки, стукачи, драг-дилеры, сумасшедшие, алкоголики, наркоманы. Что я делаю среди них? Мои мысли прерывает резкий крик охранника: «Василий, на выход, к вам родственники пришли». Я иду по коридору, словно на первое свидание в своей жизни.
- Какая же ты у меня красивая. Прости, что так вышло.
- Не переживай, всё будет хорошо, - тихим голосом говорит Лена, крепко меня обняв. - Ты сильно похудел.
-Ты тоже выглядишь замечательно. Хочется смотреть на тебя бесконечно. Просто смотреть и молчать. Хочется сразу многое рассказать, но времени мало, поэтому говорить нечего. У нас на свидание есть всего пятнадцать минут в неделю. Мы сидим напротив друг друга, и какое-то время молчим. Наш молчаливый диалог прерывает голос сумасшедшей Псю, которая тоже для чего-то припёрлась вместе с моей Леной. Когда она молчала, её можно было не замечать, но Псю заговорила, забрав наше внимание, и драгоценные минуты возможности побыть вдвоём. Она, как всегда, заговорила громко и очень быстро. Обкокаиненый мозг сначала подаёт сигналы, что нужно что-нибудь говорить, потом её рот издаёт звуки, а следом, с задержкой в несколько секунд, Псю осознаёт, что она сказала. Не слушать её не получается. За несколько минут её вербального недержания, она выливает в наши уши кучу ненужной информации.
- В следующий раз приходи одна, я не могу слушать её бред, - шепчу я на ухо Лене. - Как наша дочка?
- У нас всё хорошо, только грёбанный кризис задолбал. Денег ни у кого нет, и всё стоит безумно дорого. Недвижимость в России упала в цене в два раза. Рынок недвижимости просто встал. Продать нашу квартиру сейчас абсолютно нереально. Но, не волнуйся, твоя мама дала нам взаймы шесть штук баксов, чтобы вытащить тебя отсюда. Только я не знаю, что мне нужно делать.
-Сейчас ничего делать не нужно, нужно только ждать. Лена, представляешь, - эти козлы подложили мне двадцать грамм МДМА. Наркотик отправлен в Хайдарабад на экспертизу. После того, как придёт экспертиза, судья начнёт дело. Вот тут и понадобится деньги.
- А где те деньги, которые были в сейфе? Я же оставляла тебе пять штук баксов.
- Все деньги забрали себе полицейские.
- Милый, а зачем ты резал себе вены? - нежно прикасаясь к моим шрамам на запястье, тихо спрашивает Лена.
- Старый урковский приём. Я слышал, так поступают русские уголовники, когда менты начинают делать что-то не по закону.
- Ну и что, помогло, «старый урка»? – улыбаясь, говорит Лена, ласково гладя мою руку.
-Не знаю, но шеф драг-полиции Ашиш немного испугался, и из шести тысяч долларов, которые лежали в сейфе, оставил мне полторы штуки на адвоката. Остальные забрал себе и обещал помочь. Правда, забрать эти полторы тысячи я смогу только после окончания дела, вместе с моим паспортом и телефоном.
- Любимый, как ты думаешь, сколько тебе здесь сидеть?
- Леночка, я не знаю. Все, кому удавалось отсюда выбраться, выходили не раньше, чем через полтора года.
- Не смей даже думать, что ты пробудешь здесь так долго. Я буду ждать тебя, максимум, полгода. И вообще, мы вытащим тебя в ближайшее время. Верь в это и модулируй это. Ты же знаешь: о чём думаешь, то и сбывается.
Я вижу, как глаза моей Лены наполняются слезами.
- Зачем ты влез в это дерьмо? - дрожащим голосом спрашивает моя любимая.
- Не знаю. Наверное, хотелось снова стать для тебя героем, стать самым лучшим.
Глава 15. Часть вторая. На воле.
Солнце медленно погружалось в голубой океан. Кажется, что огромный, жёлтый апельсин, коснувшись воды, замедлил свой ход. В этот короткий момент можно почувствовать, что такое Время. Стаи попугаев, боясь больше не увидеть своё солнце, кричат изо всех сил с верхушек зелёных пальм, последними прощаясь со светилом. Всё вокруг замирает, как будто стараясь затормозить этот момент. Но, несмотря на старание всего живого, огромная звезда, дающая нам жизнь, быстро исчезает за линией горизонта.
- Сансэт* ещё не закончен, сейчас будет самое красивое зрелище, - говорит Арик, беря в руки барабан.
Медленно, не торопясь, он начинает наполнять пространство приятными звуками. Мы сидим на вершине высокого холма, с которого открывается грандиозное зрелище. Здесь - самая высокая точка Арамболя. Впереди - бескрайние просторы Аравийского моря. Сбоку, до горизонта, гигантской золотой дорогой тянется вереница гоанских пляжей. Арамболь с этой точки напоминает живую лаву, состоящую из сотни маленьких домиков, убогих бамбуковых ресторанчиков и деревянных лачуг. Вся эта разноцветная лава словно вытекла из зелёных джунглей и застыла, так и не добравшись до воды. Обожаю это время. Пятнадцать минут после захода солнца. Самое красивое время. Небо, не торопясь, начинает окрашиваться в розовый цвет. Как будто, таинственный осветитель, спрятавшийся за кулисами горизонта, медленно меняет цветные фильтры на своих софитах. Все цвета окружающего мира в эти минуты как будто оживают. Расположившиеся на холмах блёкло-зелёные, выгоревшие под солнцем джунгли, окрашиваются в ярко-зелёные цвета. Красные, жёлтые, фиолетовые цветы на окружающих нас кустах и деревьях ярко пылают в розовом свете. Все краски меняют свои оттенки, и, словно по взмаху волшебной палочки, сбрасывают с себя красную гоанскую пыль, становясь ярко-насыщенными. Цвет неба постепенно переходит из розового в фиолетовый. Несмотря на то, что солнце уже не видно, всё ещё достаточно светло. Ромка, облокотившись спиной о большой камень, изумлённо сидит с широко открытыми глазами.
- Мать твою!!! Я такой красоты никогда ещё не видел, - тихо произнёс он, прикрыв на мгновение глаза от удовольствия.
- Это только начало, - загадочно улыбаясь, и, не переставая играть на барабане, говорит Арик.
- Когда, Вась, начнёт действовать-то ваш наркотик?- пристально, словно ребёнок, разглядывая экзотический цветок, сорванный с куста, спрашивает Рома.
- Во первых, это не наркотик, а психоделик, или, как его называют власти, «психотропный препарат». И называется он «диэтиламид лизергиновой кислоты» или, сокращенно, - ЛСД- 25.
- А в чём разница между наркотиком и психоделиком?- удивлённо спрашивает Ромка, так и не отводя взгляда от цветка в его руке.
- От злоупотребления наркотиком у тебя ломка будет, а от психоделиков - только психологическая зависимость и расширение сознания.
- Ну, и когда это ваше сознание начнёт расширяться?
- А разве сансэт тебе не показался необычным? Или цветок в твоей руке, разве он такой, как всегда?
-Да, ты прав, Вась, есть что-то в этом. Сколько уже раз смотрел здесь закаты, - ну красиво, как обычно. Но, сегодня я первый раз такую красоту вижу… А что мне ещё ожидать от расширения сознания? - спросил Рома, покрываясь лёгкой испариной.
- А ничего не жди. Смотри вокруг и слушай, ЛСД уже работает. Ничего не бойся и позволь своему восприятию перестроиться так, как оно хочет. Посмотри, - вон как джунгли колышутся. Как будто это не джунгли, а продолжение моря на берегу. Смотри, как лёгкий ветерок создаёт волны на верхушках деревьев.
Наблюдая за Ромкой, я чувствовал, как ЛСД изменяет моё восприятие уже минут пятнадцать. Я ощущал всем своим телом тёплое дыхание моря. Насыщенные, яркие краски изменённого окружающего мира медленно начинали сливаться в одном неописуемом потоке с музыкой, исходящей от барабана Арика. Музыка становилась осязаемой. Её вибрации радужными фракталами расплывались в разные стороны надо мной. Джунгли танцевали с морем, плавно теряя яркость с наступлением темноты. Море начинало искриться миллиардами звёзд, отражёнными на его поверхности.
- Смотри, Луна сегодня смеётся над нами, - сказал Арик, указывая пальцем на небо.
- Фантастика какая-то, - тихо произнёс Роман, как будто опасаясь, что новый, невидимый до этого окружающий мир услышит его, и исчезнет в один миг. В индийском небе висел лунный серп. Но, висел он не так, как обычно может увидеть его житель России. Он висел горизонтально, словно рот огромного Чеширского Кота, растянувшийся в улыбке на небе. Две большие звезды, Меркурий и Венера дополняли картину, расположившись в небе ровно на том самом месте, где у Чеширского Кота должны были быть глаза.
-Вот видишь, ничего не изменилось в этом мире. Изменилось только твоё восприятие, - сказал я Ромику, откинувшись на зелёную траву. - Задумывался ли ты когда-нибудь над этим?
Лицо у Ромы словно светилось. Оно было расслабленно и довольно. Он наслаждался окружающей его реальностью.
- Скажи, Ром, как ты думаешь, в чем состоит смысл твоей жизни? Задумывался ли ты когда-нибудь над такими вопросами? Для чего ты живёшь на этом свете?
Когда Рома услышал мой вопрос, с его лицом внезапно произошло что-то странное. Словно испугавшись, что его увидят таким, какой он сейчас есть, он мгновенно изменился в лице, одев маску среднестатистического, слегка быковатого молодого человека.
- Ну, это… того… я… Я люблю, когда я на кабриолете по двору катаюсь… Едешь, а все тёлки на тебя смотрят, - резко выдал он словно заученную фразу.
- И это твой смысл жизни? - испуганно произнёс Арик, прекратив играть музыку.
Лицо Ромы снова мгновенно изменилось. С его лицом стали происходить странные метаморфозы. Оно менялось, словно пытаясь найти подходящую маску, но - ничего не выходило. Он обхватил свою голову руками, закрыл глаза и долго молчал. Когда он открыл глаза, то мы увидели, что на нас смотрит уже совершенно новый человек.
- Я всё понял, - шёпотом произнёс он. - Я спал всю свою жизнь. А сегодня я проснулся.
Больше мы никогда не видели Ромку в обличии туповатого «нового русского». В ту ночь весёлая Луна забрала того глуповатого парня, оставив нам нового человека. Человека с реально расширенным сознанием.
* Сансэт - закат Солнца
Глава 16. Часть первая. В тюрьме.
Виктор, сложив ладошки лодочкой, молча стоит с закрытыми глазами, подставив лицо ещё не жаркому утреннему солнцу.
- Здоровеньки буллы, братко, - кричу я Виктору через всю площадку для прогулок.
- Подожди Вась, я сейчас с солнцем поздороваюсь.
- Давай-давай, а я пока поздороваюсь с парнями. Дэвид, что нового в жизни?
- То же дерьмо, только другой день, - позевывая, говорит пожилой иранец, потягиваясь на солнце.
-Это точно ты говоришь. Дерьмо то же, только день хороший намечается, не так жарко, как вчера. Ночью спаться хорошо будет. - Привет Адам, чего нового у тебя ?
- Привет Вась. Скоро в Дели меня перевозить будут, а оттуда - в Германию. Оказывается, немецкий Интерпол за меня сто штук евро перевел индусам. Двадцать лет мне там светит. Одно радует: условия в европейских тюрьмах шикарные. Телевизор, видео, игровая приставка, полный напитков холодильник, компьютер, Интернет, - что ещё нужно офицеру на пенсии? Камеры там со всеми удобствами, в туалете белая плитка, чистое постельное бельё. Скорее бы, а то сезон дождей начинается. Третьи сутки льет. Сгнить тут можно с такой влажностью. Ничего не сохнет. Влажность, как в русской бане.
- Да, - соглашаюсь я, разглядывая мелкие гнойнички на сгибах своих рук.
Тело покрыто влагой двадцать четыре часа в сутки. Вся одежда мокрая и начинает пахнуть плесенью.
- А, вон и «Аль-Каеда» вышла, - показываю я пальцем на лысого мусульманина с длинной бородой. - Извини, Адам, пойду я с Ашпаком поздороваюсь. Два дня его не видел.
- Привет, Ашпак.
- Привет, русский брат.
- Что-то давно тебя не было видно.
- Я Коран на арабском учил, гимнастикой занимался. Неохота под дождиком гулять. Я ещё два килограмма сбросил. Год назад мой живот был, как у тебя сейчас твой. А сейчас, посмотри, - кубики стало видно.
- Молодец, Ашпак, так держать. Извини, я пойду с графом Дракулой поздороваюсь.
- Don’t give up hope*, don Alexandro! - приветствую я вечно депрессивного итальянца. – Что нового?
- Привет, Вася, ничего нового, все плохо. Денег нет, дело продвигается очень медленно.
- От тебя, Милано, просто веет плохой энергией. Пойду я лучше с Виктором пообщаюсь, пока настроение не испорчено.
- Что, Вить, поздоровался с солнцем?
- Ага, теперь и с тобой можно поздороваться. Здорово, Вась, что нового?
- У нас сегодня ночью крыса приходила, огромная, с размером с кошку.
- Она и нас тоже была. Это не крыса, это Гус. Так называется эта тварь здесь.
- Я, Вить, проснулся сегодня ночью оттого, что почувствовал, как что-то ползет по моим ногам. Сначала, спросонья, я подумал - змея. Присмотрелся, а это хвост длиннющий, и морда мерзкая. Запустил в нее бутылкой, вся камера проснулась. Гоняли её по камере, но так и не поймали.
- Бывает, - соглашается Виктор. – Я поймал один раз ведром такую тварь. Подержал немного в ведре и отпустил потом, не смог убить… – не успевая договорить, Виктор, резко прыгает в сторону, плашмя на землю.
Я не успеваю ничего понять. Стою с открытым ртом и наблюдаю странную картину. Десяток человек, в том числе Виктор, ползают по полу, пытаясь выхватить что-то друг у друга.
- Табако, - радуется Виктор, показывая мне маленький целлофановый пакетик, в который насыпано со спичечный коробок табака, похожего на нашу махорку.
- Стоит одну рупию, а в тюрьме дороже золота. Если у тебя есть табако, значит, у тебя есть все. Это главная здесь валюта.
- Но, ведь это здесь нелегально, и откуда он свалился?
- Видишь, Вась, вот этот забор? – показывает мне Виктор на облезшую стену, покрытую мхом, - за ним дорога. Те, кто освобождаются, иногда перекидывают сюда через стену немного табачка.
- А охранники не отнимут?
- Посмотри, Вась, на них, что они смогут сделать?
Под навесом от дождя, на пластмассовых стульях сидят четыре тучных охранника. Не смотря на то, что у каждого в руке по бамбуковой палке, вряд ли они отважатся отнять табак у заключённого, особенно такого, как Виктор или я.
- Они же свои жопы еле передвигают. Зачем им лишний геморрой? Здесь табак пригодится, даже если ты не куришь.
- В следующий раз буду проворнее, может, тоже выхвачу табачку. Я бы с удовольствием вечерком покурил.
Глава 16. Часть вторая. На воле.
- Будешь курить? - спрашивает меня Ромка, протягивая аккуратно скрученный джойнт. – Смотри, какие ровненькие у меня стали получаться.
- Молодец, любо-дорого смотреть. Это тебе не в «беломор» забивать. Ты вышел на международный уровень. Прошел всего месяц, как мы познакомились, а тебя не узнать уже.
Попивая свежевыжатый клубничный сок, напротив меня сидел совершенно новый человек. Вместо короткого ежика, на голове был выбрит модный гоанский ирокез. А в ухе, вместо серьги, стоял металлический тоннель. От европейской одежды, в которой он приехал, не осталось ничего. Теперь сложно было определить, откуда приехал этот молодой ацтек. Его кожа была загорелой, а тело стало поджарым.
- Ты стал настоящим гоанцем. Пойдешь сегодня ночью на пати в «Манки Вэллей»? Тамир трансовую вечеринку проводит.
- Ну, если Тамир, то, должно быть, хорошо время проведем. На его пати все фрики съезжаются, – соглашается Ромка, прикуривая свой джйинт. – Он, ещё когда в Москве первые трансовые пати проводил, считался лучшим ди-джеем. Недаром его тогда ещё назвали «хозяин рейва».
*
«Хозяин рейва» гордо стоял за диджейским пультом, одной рукой придерживая наушники, а другой выбирая диски для нового трека. Он выглядел, как шаманский вождь. Руки, покрытые загадочными восточными татуировками, ловко сводили треки, не давая танцующим шанса на передых. Серьёзным мудрым взглядом он внимательно следил за танцующей массой. Тысяча разношерстных красивых парней и девушек, заворожено танцуют среди зарослей бамбука. Все смотрят на него, передавая свои чувства танцевальными движениями. И он чувствует их вибрации. Ощущение такое, что он всех гипнотизирует. Тысячи людей двигаются в едином шаманском ритме.
- Чем сегодня будем сознание расширять? – крича мне в ухо, спрашивает Рома, пританцовывая рядом.
- Давай с «димыча»* начнем, а там видно будет, - капельки* я на утро отложил.
Найдя свободное место возле мамы-чай, мы сидим на циновках, попивая горячий чай со специями, и разглядывем окружающих нас людей. Кристаллы МДМА начинают неторопливо растворяться в наших желудках, покрывая тело мурашками удовольствия.
- Скажи, Ром, а ты веришь в то, что когда-нибудь в нашей стране, большинство людей тоже будут иметь добрые и счастливые лица? Посмотри на всех этих людей, которые сейчас нас окружают. Они ведь не с другой планеты. Получается же у них быть счастливыми.
- Не знаю, Вась, может когда-нибудь и будет, только не скоро, наверное. Слишком долго в нашей стране прививали рабский менталитет. Вон посмотри, сто процентов русские, - говорит Рома, показывая на странную пару, танцующих в метрах в пяти от нас.
- Это точно.
Среди танцующих вокруг людей они выделяются абсолютно всем. Парень, одетый в облегающую белую майку с надписью D&G, видимо, специально натянул до пупка такого же цвета шорты, чтобы подчеркнуть свой большой живот. Его пухлая подружка, видимся считающая, что в одинаковых майках, это круто, пританцовывая, трясла надписью известного бренда на своих огромных сиськах. Кроме них, в белом здесь не было никого. Одежды танцующих были всех цветов. Преобладал оранжевый, желтый, чёрный, но, в белое больше никто не был одет. Их движения так же кардинально отличались от движений окружающих их людей. Было ощущение, что они слышат только верхний слой музыки, состоящий из простого бита. Парень, топчась на месте, как будто боксировал невидимого врага. Его подруга, периодически одергивая свою вульгарно короткую юбку, напоминала дешевую стриптезершу. Она танцевала, неумело виляя своей большой жопой.
- Как ты думаешь, Ром, возможно ли изменить этих людей, расширив их сознание?
- А зачем им расширять сознание?
- Не знаю, наверное, хочется всех сделать счастливыми, жалко смотреть на них. Все вокруг улыбаются, а они, - посмотри, даже выдавить улыбку из себя не могут.
- Хочется убедиться в теории психоделического квантового скачка, – улыбаясь, ответил Ромка и поставил пустой стакан из-под чая на циновку.
Через несколько минут, мы сидели все вместе возле мамы-чай.
- Меня зовут Жора, а это моя жена Наташа. Если бы вы подошли к нам, мы бы ни за что не догадались, что вы тоже русские. Давно, наверное, живете в Гоа? - спросил Жора, отпив глоток пива из своей бутылки.
- Нет, недавно тоже приехали, второй месяц, - ответил я, пристально разглядывая Наташу. МДМА уже действовал вовсю, размазывая в моём сознании все недостатки её фигуры.
- А мы на две недели всего приехали. На дольше вырваться не получается. Я в Москве в строительной компании работаю, а Наташка моя бухгалтером в банке. А вы чем занимаетесь?
- А мы - психоделические воины, - улыбаясь, ответил Рома, – материальный мир нам в данный момент не очень интересен.
- Мы, вообще-то, первый раз в Индии. Нам все же Турция больше нравится. Обычно, большой компанией приезжаем в Анталию, бухаем две недели - и назад, на работу. Надоели вот нам сослуживцы, везде, где бы мы ни собирались, все разговоры сводятся к делам. Любая пьянка, в конечном итоге, превращается в рабочее совещание.
- Вот мы и решили в Индию, на две недельки, сбежать ото всех, – добавила Наташа, снова поправляя свою короткую юбку, оголившую маленький треугольник её кружевного белья.
Под воздействием МДМА, Наташа уже не казалась слишком полной. Я изо всех сил отгонял переполняющую мою голову похотливые мысли.
- А что же вы в нормальную одежду не переоделись? - спросил я, с трудом отводя взгляд от её прелестей.
- Чем вам наша одежда не понравилась? Мы всегда, когда в России по клубам ходим, так одеваемся.
- Это не Россия, посмотрите вокруг, как люди одеты. Если хотите почувствовать, что такое Гоа, забудьте про Россию вместе с её модой. Вам, наверное, в таком виде всё в три раза дороже продают. У вас же на лбу бегущей строкой написано: «Приехали на две недели. Бюджет пятьсот долларов в день. Разведите нас на бабки». К вам сейчас все относятся как к ходячим кошелькам, а не как к людям.
- А где же нам такую одежду, как у вас, купить? Прикольные у вас сапоги.
- Это не сапоги, это нинзя шузы*. – хвастается Рома, шевеля большими пальцами обеих ног.
- Я смотрю, тут почти все в таких ходят. Я таких в России не встречала.
- Лучшая обувь для танцев на свежем воздухе, – добавил Ромка, топнув ногой по пыльной земле.
- Пупсик, купи мне, пожалуйста, рома с колой, и ребятам заодно что-нибудь выпить. Мальчики, что вы предпочитаете пить?
- Мы чай предпочитаем, - гордо ответил Ромка, гордо показывая свой стакан.
- А вы что, алкоголь не пьете? – удивленно спросила Наташа, снова поправляя, постоянно сползающую наверх короткую юбку.
- Почти нет.
- А как же Вам удаётся такими бодрыми быть? Неужели от чая?
- Чай, конечно, тоже бодрит, но мы сегодня по кристаллику МДМА съели с Ромой. Хотите вас угостим?
- А что такое МДМА?
- МДМА – это основной химический элемент, из которого делают таблетки экстази, это кристаллы такие. Русские химики придумали, семья Шульгиных. Не слышали о таких?
- Нет, - удивленно отвечает Жора, внимательно разглядывая, как я разворачиваю маленький целлофановый пакетик.
- Нас потом ломка, как у наркоманов, не замучает? – слегка испуганно спросила Наташа, искося поглядывая на своего мужа.
- Не волнуйтесь, посмотрите на нас, мы что, на наркоманов похожи? Это не наркотик, это психоделик.
- А что мы почувствуем? Нам плохо не будет?
- Любовь вы почувствуете, любовь ко всему вокруг вас, вселенскую любовь.
- Любовь мы любим, - кокетничая, говорит Наташа, обнимая своего мужа.
Высыпав две дозы кристаллического порошка в стакан с чаем, я протягиваю им.
- Ну, что же, была – не была. Коли в Гоа приехали, надо пробовать, - говорит Жора, делая первый глоток.
- Встретимся через час на этом же месте. Извините, но я больше не могу сидеть на месте. Мне срочно нужно танцевать, - говорю я, одевая свои большие, розовые очки. Всплеск энергии МДМА настолько сильный, что я бегу к колонкам. Хочется как-то выплеснуть всю эту энергию, пока меня не разорвало от счастья. Необыкновенно красивая музыка не позволяет стоять на месте. Танцующие вокруг меня люди рисуют своими телами музыку, невероятно красиво двигаясь. У каждого свой неповторимый танец. Это даже не танец, это полет. Топтаться на месте просто невозможно. При помощи танца я общаюсь с окружающими, под ритмы музыки передвигаясь по всему танцполу. Диаметр передвижения моего танца уже несколько метров. Встречаясь взглядом с блестящими глазами танцующих, я понимаю, что все здесь пропитано энергией любви. Я люблю этот прекрасный мир, я люблю всех. Тамир за диджейским пультом чувствует эту энергию и прибавляет обороты. Тысячи людей ощущают единство со всей Вселенной. Все вокруг пропитано любовью. Время словно останавливается, потому что для Любви время неважно. Время напоминает о себе пересохшим горлом и сильной жаждой. Надо бы остановиться, и попить. Я вижу своих новых знакомых, они тоже танцуют, слившись в одном длинном и страстном поцелуе. Их движения уже не похожи на движения двух гоблинов, их тела глубоко чувствуют музыку, а движения красивые и гармоничные.
- Ну как? Почувствовали вселенскую любовь? – обращаюсь я к ним, рисуя пальцами в воздухе большое сердце.
- Да, - хором кричат Жора и Наташа, пытаясь перекричать колонки. – Мы все поняли. Спасибо, Вася, ты просто добрый волшебник. Радоваться жизни оказывается можно без всяких на то причин. Жизнь прекрасна и неповторима. – громко кричит Наташа, кружась и танцуя вокруг Жоры.
- А я, наконец-то, сумел избавиться от мыслей о работе, - добавляет Жора, стараясь в танце показать, как у него это вышло. Глаза у обоих блестят от переполняющей их радости и счастья. Я тоже радуюсь за них, потому что у меня получилось изменить их восприятие этого несовершенного мира. Если бы я тогда знал, какую злую шутку готовит им судьба в будущем. Расширенное сознание непредсказуемо сузится через несколько лет, изменив их судьбы.
- Слушай, Вась, а продай нам немного твоего порошка. – говорит Жора, крепко обняв Наташу за бедра.
- Я, вообще-то, не драг-дилер, но у меня почти закончились деньги. Если дадите двести долларов, я продам вам свои последние два грамма.
- Конечно, дадим, - не вопрос. Мы ведь приехали, чтобы потратить наши деньги на отдыхе. Мы скоро вернемся в Россию, и ещё заработаем. А ты здесь живешь, тебе они больше нужны. Тем более, ты делаешь доброе дело, помогаешь людям проснуться, - сказал Жора, протянув мне две американские купюры.
- Смотри, Ром, как люди быстро меняются.
- Да, чудеса делает с людьми психоделика. Удивительное место все-таки Гоа. Вот уже сорок лет, сюда, со всего мира, едут самые разные люди. И все так же мечтают, что когда-нибудь во всем мире будет править любовь, а не ненависть.
- Смотри, какая красавица отплясывает справа от тебя. Мне кажется, она с той же планеты, что и ты, и, по-моему, она хочет установить с тобой контакт, - улыбаясь, показывает мне Рома на девушку, танцующую рядом.
Повернувшись и сфокусировав своё искрящееся зрение, я вижу необыкновенное существо. Молодая красавица в длинной цыганской юбке до земли, кружится в ритме транса, напоминая мне своими движениями какую-то мексиканскую шаманку. Огромные, карие глаза, густые брови и, так же, как и у меня - три тёмные дредины на гладко выбритой голове. Её идеально стройная фигура настолько красиво движется в ритме музыки, что я не могу оторвать от нее глаз. Она видит мой завороженный взгляд, и посылает мне воздушный поцелуй, приглашая знаками присоединиться к её волшебному танцу. Время снова останавливается для меня. Другой ди-джей, сменивший Тамира, ставит не менее прекрасную музыку, а мы все кружимся, не отрывая взгляда, и передвигаемся по всему танцполу. Полная Луна отражается в её больших, бездонных карих глазах. Я не могу остановиться. Очень хочется пить, но её взгляд, как магнит, не отпускает меня.
- Как же тебя зовут, чудесное создание?
- Жоззель, - тихо отвечает волшебница, прикоснувшись губами к мочке моего уха.
- А меня Василий зовут, - отвечаю я, вдыхая запах её кожи. От этого божественного запаха волосы на моём теле начинают шевелиться.
- Вашилий?
- Да, Вашилий, можешь просто называть меня Васа. Откуда ты приехала сюда, красавица?
- Уругвай.
- Как же тебя сюда занесло? Это же на другом конце света?
- А ты откуда? – спрашивает Жоззель, обняв меня обоими руками за бедра.
- Раша.
- Раша? А где такая страна? – коверкая английский, спрашивает Жоззель, прижимаясь все плотнее и плотнее.
- Да как тебе объяснить, прелестное создание? Знаешь такую страну - Япония?
- Да, - машет она головой, прижавшись своей грудью ко мне.
- А знаешь такую страну - Германия?
- Да.
- Между ними находится большая такая страна, вот там я и живу.
Вдруг огромные глаза лысой красавицы наполняются слезами, и она, бросившись мне на шею, начинает горько плакать.
- Что такое? Что не так? – пытаюсь успокоить её я, не понимая, что происходит.
- Ну почему, почему так несправедливо устроен мир? Ты понимаешь, я всю жизнь тебя ждала. Ты с детства снился мне в моих снах. Почему ты родился так далеко от меня?
Я пытаюсь успокоить её, прижав крепко к себе. Она, как маленькая девочка, вздрагивая, всхлипывает у меня в объятиях.
- Поедем куда-нибудь, я многое должна тебе сказать.
Забывая про Ромку и новых друзей, я мчусь на своем скутере в сторону моря, разрезая туман, опустившийся на дорогу. Музыка не прекращается, она звучит у меня в голове, она звучит отовсюду. Миллионы цикад продолжают звучать для меня в ритме транса. Даже мотор моего скутера играет музыку, от которой моя голова раскачивается, а мышцы рук и ног сжимается в такт. Спустившись к морю, мы едем по самой кромке воды, оставляя за собой фонтан сверкающих брызг. Уругвайская красавица прижимается своим горячим телом к моей спине, обнимая меня руками за грудь. Сверкающая под полной луной, морская вода отражает звезды, которые тоже танцуют под музыку в моей голове.
- Давай остановимся здесь, - просит меня моя уругвайская подружка.
Остановив скутер на пляже, и не успев с него толком слезть, мы бросаемся друг другу в объятия. Наши губы сливаются в длинном поцелуе.
- Ты останешься со мной? – спрашивает с надеждой Жоззель, крепко меня обняв. Я не в силах врать этим глазам.
- Прости меня, но я люблю другую женщину. У меня есть семья и прекрасная маленькая дочка.
Она снова горько плачет в моих объятиях.
- Я не могу так. Завтра в Гоа приезжает моя Лена.
* Don`t give up hope – Не теряй надежду.
*Димыч – МДМА
*Капельки – ЛСД-25
*Нинзя шузы – представляют из себя тряпичные сапоги до колена, с плоской резиновой подошвой и отдельным отсеком для большого пальца ноги.
Глава 17. Часть первая. В тюрьме.
- Мне нужно возвращаться в Россию, - опустив глаза, грустно говорит Лена, – сейчас я ничем не могу тебе помочь, а там наша дочка одна, без нас, с твоей мамой. Все будет хорошо, я созванивалась с Тамиром, он обещал помочь, когда вернется в Гоа. Пока не придёт эта чёртова экспертиза, ничего нельзя сделать. О нас не беспокойся, у нас все будет хорошо. Думай сейчас о себе. Ты должен беречь себя, чтобы выжить. Мы вернемся через четыре месяца. Я приеду вместе с Василинкой, она скучает без нас, я должна быть рядом с ней. Я как-нибудь попробую заработать денег, и мы обязательно вытащим тебя отсюда.
Я последний раз обнимаю её, стараясь запомнить её запах. Она целует меня в губы, и это мгновение, кажущееся вечным, пробуждает во мне то, что я пытался спрятать в отдаленные уголки моей памяти. Меня как будто бьет током. Охранники, видевшие красивых белых женщин только в кино, похотливо разглядывают мою Лену. Последний раз я крепко прижимаю свою любимую. Начальник тюрьмы показывает на часы, свидание закончено. Я провожаю её взглядом до двери. Она, напоследок, посылает мне воздушный поцелуй. Может и лучше, что она уезжает. Душа не будет болеть, зная, что она где то рядом, а я сижу в клетке и не могу к ней прикоснуться. Дверь в камеру снова закрывается снаружи.
- Как твоя семья, - спрашивает меня Доминик, убирая громкость орущего телевизора.
- Все хорошо, - говорю я, открывая «Тибетскую Книгу Мертвых». Буддистская литература всегда помогала мне восстанавливать гармонию с окружающим миром.
- А что же ты такой грустный? Какие-то проблемы с семьей?
- Нет, Доминик, с семьей вроде все в порядке. Просто, следующее свидание через четыре месяца, – говорю я, снимая чистую рубашку, в которой я хожу только на суд, – но, грустно не от этого. Грустно от того, что я не знаю, что сказать своей дочке, когда я её увижу. Как мне объяснить, почему я сижу в тюрьме? Что мне сказать ей, если она спросит, почему её подружки пошли в школу, а она нет? Мне даже не грустно, мне стыдно. Стыдно потому, что я предпочел свои принципы, свою грёбаную психоделическую революцию простой возможности быть с ней. С рождения она стала моей единственной мотивацией в этой жизни. После её появления на свет, практически всё, что я делал, приобрело смысл. Я знал, что живу и что-либо делаю только для неё. Даже употребляя наркотики и исследуя этот неизведанный путь, я делал это для неё, стараясь пройти первым и уберечь её от будущих ошибок.
- Но, если ты так считаешь, значит, ты сидишь в тюрьме тоже для неё. Ты совершил ошибку и сидишь здесь, чтобы она никогда не её повторяла.
Я надеваю тюремную майку и плюхаюсь на своё место, уставившись на высокую стену за решётчатым окном.
- Мне тоже иногда грустно от того, что когда моя дочь вырастет, соседи будут показывать на неё пальцем и говорить: «У неё отец грабитель, бензозаправку ограбил», - вздыхая, говорит мне Доминик. Но, не стоит сейчас об этом думать, сначала нужно выйти отсюда. Don`t give up hope*
- Yes, - отвечаю ему я, стараясь успокоить бушующее сознание тем, что представляю свой ум в образе спокойного океана.
Грустить здесь никак нельзя, можно сойти сума. Нужно чем-то занять свой мозг на ближайшие четыре месяца. Я, конечно, попробую медитировать, как пишут в буддистских книгах, но не уверен, что меня надолго хватит. О чём я мечтал последние несколько лет? Подучить английский, заняться физкультурой, изучением восточной философии... Вот этим-то я здесь и займусь. У меня есть две двухлитровые пластиковые бутылки. Надо бы привязать к ним тряпочные ручки, должны получиться неплохие гантели. Стена напротив моего места будет прекрасной школьной доской. Заточив маленьким кусочком лезвия огрызок карандаша, я пишу на стене большими буквами: « I want improve my English». Не буду терять время, его у меня не так уж и много. Откинув свою подстилку, я начинаю отжиматься, вспоминая, когда же я делал это последний раз. Отдышавшись пять минут, я беру пластиковые бутылки с водой, и приступаю к жиму на бицепсы. Ну, что же, могу отжаться пять раз, и сделать сто жимов на бицепс двухлитровой бутылкой. Неплохое начало.
Глава 17. Часть вторая. На воле.
- Как ты изменился! Прекрасно выглядишь! – хором говорят обе мои жены.
– Билетов не было, мы купили путевки на две новогодние недели, – говорит Ирина, моя первая жена.
- Что-то ты выглядишь уставшей. Как дела, Ир?
- После твоего переезда в Индию, мне одной приходится заниматься бизнесом. Никто теперь мне не помогает, я устала. Надоела эта грёбаная рашка*. Работать приходится все больше и больше, а денег все меньше. Совсем задавили корпорации малый бизнес. От десяти магазинов, что были у нас когда-то с тобой, остался только один. Арендная плата и налоги съедают почти всю прибыль.
- Ну, а как с личной жизнью? Мужа не нашла себе ещё?
- Да какая там личная жизнь, времени на отдых совсем нет. Да и мне уж за сорок, кому я такая старая нужна.
- Не переживай, найдем тебе мужа. Здесь, в Гоа, очень много интересных людей. Ты - умная и красивая, за тобой ещё будут бегать мужчины. Ну а как тебе первое впечатление от Индии? – спрашиваю я, втаскивая чемодан в коридор отеля.
- Вообще-то, напоминает подделку под нормальный курорт, – говорит Ирина, показывая на огромного таракана, бегущего по стене. – Хоть и указано, что четыре звезды в отеле, но, по-моему, не тянет даже и на одну.
- Что же, привыкай: это Индия, здесь всё вокруг только фэйк. Индусы, из-за отсутствия креативного склада ума, могут только копировать чужие идеи, а копируют они по-своему, как получится. Они ведь тридцать лет назад ещё по пальмам лазили, а теперь отелей настроили. Мы с Леной сейчас уедем на север, в Арамболь, а ты акклиматизируешься, выспишься и тоже приезжай к нам. Тебе понравится северное Гоа.
Мы мчимся с моей Леной на скутере, подальше от этих дурацких отелей с хлорированными бассейнами и кондиционированными комнатами. Мы едем туда, где на берегу океана стоит моё простое бамбуковое бунгало, туда, где засыпать можно под звуки волн, разбивающихся в нескольких метрах от окна. Туда, где нету пьяных русских рож.
- Как здесь красиво, - кричит мне на ухо Лена, прижимаясь плотнее к моей спине. – Никогда я не видела такое количество пальм. И какой здесь чистый воздух! Теперь я понимаю, почему ты не хочешь возвращаться.
- Нет, Лен, ты ещё не видела самого главного, это только начало. Самое главное в Гоа - это люди. Скоро мы приедем, и ты увидишь все своими глазами. Что нового в рашке? – ору я, стараясь перекричать встречный ветер и шум мотора.
- С «Хэмпом» нужно что-то делать. Выручки катастрофически падают.
- Я же выслал вам из Индии посылку, неужели плохо продаётся?
- Твоя посылка давно продалась. Индийский «Хэмп» может нас выручить в межсезонье, но индусы не шьют зимней одежды из конопли, а у нас зима, холодно. Нам нужны серьёзные поставки зимних вещей. Поставщики до сих пор не прислали нам новую коллекцию. Арендная плата сожрала уже всю прибыль. Нужно срочно искать новых поставщиков или открывать свое производство.
- Не переживай, через месяцок вернусь в рашку, и что-нибудь придумаю. У меня есть план.
- А как же ты здесь живешь? Я ужасно по тебе соскучилась. По моим расчетам, деньги у тебя должны были давно закончится. На какие заработки ты тут существуешь?
- Леночка, я тут понял, что Индия - удивительная страна. Здесь можно легко прожить и без денег. А деньги, которые действительно тебе очень нужны, сваливаются с неба в том количестве, в каком пожелаешь.
- Это как это?
- Ну вот, например: вчера, когда у меня закончились деньги, а нужно было проплачивать арендную плату за бунгало и скутер, я продал пару грамм МДМА, - этих денег мне хватило не только на то, чтобы оплатить жилье и байк, но и на неделю жизни, ни в чем себе не отказывая.
- Милый, а это не опасно? Торговать наркотиками?
- Я не собираюсь продавать наркотики. Я никогда не прикоснусь ни к кокаину ни к героину. А психоделики в ГОА продают все, кому не лень. Здесь, в нищей Индии, самую сложную проблему с полицией, наказание за которую может быть до десяти лет, решить можно максимум за тысячу долларов. А преступления, за которые в России дали бы лет пять, здесь можно замять за сто баксов. Индия - очень коррумпированная страна, тут недавно к одному русскому драг-дилеру полиция приходила с проверкой, а у него сто грамм МДМА на столе горкой было насыпано. Он отдал им тысячу долларов, разнюхался с полицейскими, и все уладил. У нас в рашке ему бы крупно повезло, если бы менты полсотни тысяч долларов попросили. Скорее всего, посадили бы лет на десять. Если полиция начнет сажать европейцев, то кто же сюда поедет?
- А законно здесь можно зарабатывать? Все-таки у нас маленькая дочка. Хочется спать спокойно. Василинка тоже скучает по тебе, она сейчас осталась у твоей мамы, я ей сказала, что ты скоро приедешь. Когда ты вернешься в Россию?
- Леночка, я обязательно, в ближайшее время, вернусь. Но, только я приеду для того, чтобы решить все проблемы. А потом, - я хочу вернуться сюда обратно. Как законно здесь зарабатывать я ещё не знаю, но у меня есть некоторые идеи. Я присмотрел себе место под ресторан, и мне нужно, как минимум, месяц, чтобы договориться с хозяином. У нас будет свой ресторан на берегу моря.
Две новогодние недели того года были последними в истории Гоа, когда трансовые пати проводились почти каждый день. Тысяча русских, израильтян, англичан, японцев, не переставая, бороздили дороги Гоа, в поисках самого лучшего пати этой ночи. Две недели мы ночами передвигались с пати на пати, поедая и выкуривая лёгкие наркотики, а днями валялись на пляже, попивая свежевыжатые соки. Лена была счастлива, и я тоже. Уезжать не хотелось совсем. Моя первая жена, Ирина, тоже была очарована северным Гоа. Сбежав из оплаченного четырехзвездночного отеля на юге ГОА, она переехала к нам, в соседнее бунгало, без кондиционеров, телевизоров, горничных, и - была ужасно довольна. В её голове, так же как и в моей, зрели мысли о побеге из России. Мысли о том, что не плохо бы было прожить остаток жизни здесь, в раю, у самого берега Аравийского моря. Целый месяц после отъезда моих жен, я все ещё жил в Арамболе. Это был переломный месяц в моей жизни. С мыслью, как бы остаться здесь жить навсегда, я просыпался и ложился спать. Со временем, пати перестали быть чем-то экзотичным. И я уже ездил на них, как на работу. Мне нравилось зарабатывать деньги, танцуя и общаясь с интересными людьми. Передвигаясь по всему северному Гоа, я знакомился с тысячами людей. Меня уже знали все русские, живущие постоянно на севере, от Арамболя до Анжуны. Я продавал своим согражданам ЛСД, мескалин, МДМА, экстази, чарас. Я был не просто продавцом психоделики. Я был психоделическим проповедником. Приходя на пати, я выбирал себе жертв, и обрабатывал их всю ночь. Иногда это были одиночки, иногда целые компании. Мне было не важно, купят они у меня что-нибудь или нет, потому что, не напрягаясь, я зарабатывал, как минимум, сто долларов в сутки. Мне было ужасно интересно наблюдать за их трансформацией, трансформацией их восприятия окружающего мира. Я наблюдал, как за две недели, отъявленные русские бандиты превращались в обычных добрых парней, а конченые «новорусские» бизнесмены, не способные говорить ни о чем, кроме денег, начинали рассуждать о смысле жизни. Много людей, возвращаясь на Родину, благодарили меня за их пробуждение. Жали мне руку, обещая вернуться. Трансформировались все. Все, в разной степени, становились человечнее и добрее. Десятки, а может быть, и сотни таких же убежденных психоделических проповедников передвигались по Гоа от одной мамы-чай к другой, от одного пати к другому. Везде, где появлялся хоть один такой проповедник, все разговоры сводились к психоделической революции, расширению сознания, или квантовому скачку восприятия. Повсюду обсуждались книги психоделических профессоров и духовных гуру, одобряющих расширение сознания при помощи натуральных или химических психотропных препаратов. Везде осуждались тяжёлые наркотики и алкоголь. Такие как я, психоделические проповедники, объясняли людям, в чем разница между хорошими и плохими наркотиками, рассказывая то, о чём старался умолчать социум, потому что для социума все наркотики были однозначно плохими. Люди, принявшие веру психоделической религии, отказывались снова занимать свои социальные места. Осознав бессмысленность бесконечной гонки за Золотым Тельцом или счастливым будущим, люди бросали свои дорогие шмотки, сотовые телефоны, сжигали паспорта и обратные билеты, предпочитая простую жизнь в рыбацкой деревушке суетной жизни в большом мегаполисе. Если бы мы тогда знали, кому мы переходим дорогу. Социум не казался жестоким монстром, способным, защищаясь, легко раздавить любого, кто попытается пошатнуть его консервативные устои. Казалось, ещё чуть-чуть, и весь этот несовершенный мир выйдет на заключительную прямую эволюционного развития, где основные ценности будут любовь и гармония.
Вернулся я в Россию в середине зимы. Москва встречала меня грязным снегом и не улыбающимися, озабоченными лицами. Я же, отказавшись от иллюзорных проблем, сиял, и абсолютно выпадал из толпы среднестатистических россиян. Несмотря на холодную погоду, на мне была одета непальская вязаная куртка, напоминающая издалека маленькую радугу, оранжевые флюоресцентные штаны, и - на шее у меня был розовый шарф. Через плечо висела жёсткая сума, из которой торчал барабан, а на ногах были летние сандалии. Улыбка ниспадала с моего лица. Никто не мог тогда испортить мне настроение.
Дымков, так же, как и все остальные россияне, встретил меня с хмурым серым лицом.
- Рассказывай, как отдохнули, - сказал он, не улыбаясь, и доставая из офисного стола пачку папирос и коробочку с ганжей.
- Даже не знаю, что тебе ответить. Я был на другой планете.
- Много телок ты трахнул?
- Не поверишь Дымков, там так было хорошо, что телки меня совсем не интересовали. Интересовали, конечно, но только как интересные личности, а не как сексуальные объекты.
- Стареешь ты, брат. Когда мы с тобой по проституткам ездили, они тебя как личности совсем не интересовали.
- Нет, Дымков, это ты стареешь. Я научился испытывать безусловную любовь. Это намного круче обычного секса. Вот ты, Дымков, когда с девушкой переспишь, о чём в первую очередь думать начинаешь?
- Как избавится от нее, о чём же ещё. Ты же знаешь, у меня семья, дети.
- Вот, а я научился просто любить всех. Для меня каждая девушка, если я с ней не переспал, остается загадкой, невидимой Вселенной, а для тебя все, кого ты трахнул, считаются вчерашним днем.
- Видимо, слишком много наркотиков ты съел в Гоа. Давай лучше дунем, - сказал Дымков, протягивая мне приколоченный косяк. - С телками, наркотиками, гоанским курортом я все понял. Давай о делах поговорим. Ты в курсе, что с «Хэмпом» происходит?
- Конечно я в курсе, но, по-моему, нет повода паниковать. Не волнуйся, Дымков, у меня есть план. Я знаю, как выбраться из сложившегося кризиса. Нужно открывать свое производство, и я уже готов написать бизнес-план.
- А где ты, Вась, собираешься деньги брать? – неожиданно серьёзно спросил меня Дымков, откинувшись в кожаном кресле.
- Как где? Ты же говорил, что «Сам» обещал лично поддерживать наш проект. Или дело легалайза его уже не интересует?
- Легалайз легалайзом, а в нашей корпорации принято так: если деньги взял, то нужно сначала отдать, прежде, чем спрашивать ещё.
- Но, ведь это изначально было понятно, проект новый, рискованный, возможно потребуется дополнительное вложение. К тому же, основная цель «Хэмпа» не коммерческая, а политическая.
- Ты политику с коммерцией не путай.
- Но, ведь это не наш бизнес, я всего лишь управляющий, ты смотрящий. Наше дело работать. А их дело - бабки вкладывать.
- Вот не отдадим в срок деньги, придёт к тебе домой служба безопасности, предложит продать твою квартиру. А будешь возмущаться - отрежут тебе сначала одно ухо, потом сам побежишь своё жильё продавать.
- Нет, Дымков, про квартиру, мы так не договаривались. Нужно как-то по-другому из кризиса выходить. Бизнес ведь рабочий, нужно только до ума его довести. Я готов продать свой джип, и вложиться в «Хэмп».
- Ну, это другое дело, рассказывай, что за план у тебя, – сразу расслабившись в лице, спросил меня Дымков, передавая косяк.
- Надо ехать в Непал. Там, по моей информации, производится много ткани из конопли. Будем своими силами открывать производство.
- Ну, если ты готов, то собирайся в новую экспедицию, - Дымков одобряюще похлопал меня по плечу, – только прекрати все время улыбаться, ты не в Гоа. Твоя жизнерадостная улыбка сбивает с рабочего настроя.
Улыбаться у меня получалось ещё целый месяц. Целый месяц ничего не могло огорчить меня. Я продолжал проповедовать свою психоделическую религию уже в России. Я встречался с друзьями и знакомыми. Я звал всех бросить свои дела, и перебраться жить в Гоа. Многие с завистью слушали мои приключения и мечтали, что тоже, когда-нибудь, бросят свои дурацкие дела, и отправятся на поиски Земли Обетованной. Некоторые просто смотрели на меня, как на сумасшедшего, который, переев наркотиков, окончательно спятил. Но, через какое-то время я заметил, что почти всех раздражает моё счастливое лицо. Все вокруг мчались с огромной скоростью, вдогонку за богатым и счастливым будущим, расталкивая всех, кто попадался и мешался им на пути. Счастье было где-то недалеко, за горизонтом. Нужно было только поднатужится, и добежать. С улыбкой бежать не получалось ни у кого. Счастливые, улыбающиеся люди, вроде меня, расслабляли или раздражали. Ровно месяц меня подпитывала накопленная гоанская энергия. Потом, неожиданно, наступила депрессия. Суровая российская реальность тяжёлым серым туманом окружила меня. У меня, как будто, резко закончились батарейки. Не хотелось абсолютно ничего делать. Не хотелось выходить на улицу, чтобы видеть там недовольные рожи сограждан. Мне ужасно не хватало свежевыжатых соков, фруктовых салатов, свежеприготовленных морепродуктов и Солнца, которое почему-то появлялось очень редко. Я снова набрал, потерянные в Гоа, двадцать килограмм своего веса, питаясь безвкусной российской едой. Я пытался дарить окружающим людям улыбки, в надежде получить хоть немного позитивной энергии, но, встретившись со мной взглядом, люди либо отводили испуганно глаза, подозревая меня в чём-то нехорошем, либо возвращали мне злобный оскал. «Смотри, Петь, чувак как петух вырядился. Пидор, наверное, или кришнаит», - слышал я часто позади себя. Но вот, наконец-то, пришло то время, когда я продал свою машину. У меня появились деньги, я стал готовиться к новой экспедиции. Это была экспедиция, из которой я так и не вернулся, экспедиция, кардинально изменившая всю мою жизнь.
*Рашка (Russia) - так называют Россию русские, проживающие в Гоа
Глава 18. Часть первая. В тюрьме.
- Сегодня ещё один форейнер* заезжает в наш «пятизвездочный отель», - сообщает мне Доминик, откидывая в сторону прочитанную газету. – Какого-то шотландца взяли с тремя килограммами чараса.
- Тоже мне новость, от нее мне ни горячо, ни холодно. Я вот сегодня рекорд сделал, могу уже двадцать раз отжаться от пола, вот это - хорошая новость.
- Молодец, ты, русский. Учишь весь день свой английский, спортом занимаешься. Откуда у тебя столько жизненных сил? Я вот только спать могу весь день или телевизор смотреть. Ничего делать не хочется.
- А я не могу понять, как вы, индусы, можете спать весь день и всю ночь. Так ведь всю жизнь проспать можно. Ведь, если судьба забросила нас в такие условия, нужно брать из этого максимум. Жизнь коротка. Каждый час, проведенный во сне, - это минус один час из твоей жизни. Я вот всю жизнь мечтал иметь фактурные бицепсы и бегло говорить на английском. А тут появилась прекрасная возможность воплотить свои мечты. Я вот уснуть не смогу, если знаю, что ничего полезного за день не сделал. Целый день жизни, - это же бесценный подарок судьбы. Я не могу разбрасываться им, иначе мне кажется, что жизнь проходит мимо.
- Я английский в школе учил, а мышцы мои вполне меня устраивают, - отвечает мне Доминик, разглядывая свои бицепсы.
- А я вот английский учил в школе, в институте, на курсах, - все бесполезно. Без практики все забываешь через две недели. А здесь, в тюрьме, я уже выучил больше слов, чем за всю свою жизнь. Посмотри, какие новые слова я сейчас знаю, - показываю я пальцем на стену напротив меня.
Стена, в радиусе двух метров от моей «постели», исписана новыми английскими словами.
- Improve, escape, effort, freedom, remain, - улыбаясь, читает вслух Доминик. - Весь тюремный лексикон. У меня, Васа, немного другой подход к жизни. Для меня сон - это тоже продолжение жизни. Причем, порой эта жизнь во сне намного интереснее, чем в реальности. Во сне, я, так же как и наяву, могу наслаждаться своими чувствами. А какие чувства я могу испытывать, находясь в тюрьме? В большей степени это только страдание. Страдание от того, что у меня отобрали все то, от чего я получал наслаждение. Если даже я не вижу никаких снов, я получаю удовольствие от того, что могу сейчас спать столько, сколько хочу. Как распорядится судьба в будущем, я не знаю. Может, я буду только мечтать о том, чтобы выспаться. Может, у меня будет не хватать времени на сон, - так я лучше сейчас отосплюсь, впрок. А ещё, я люблю спать, покурив чараса. Ты когда-нибудь курил чарас?
- Даже не знаю, Доминик, что тебе и ответить. Я о чарасе могу диссертацию написать. На воле, несколько лет назад, много курил, по десять грамм в день. Последний год - пару грамм в день, а сейчас, в тюрьме, уже больше месяца не курю вообще ничего.
- Смотри, чего мне наш Дэвид подогнал, - говорит Доминик, показывая маленькую чёрную горошину у него на ладони.
- Вот это сюрприз! Ай да Дэвид, добрый доктор.
- Ну, что же, значит сегодня у нас праздник. Гимнастику я на сегодня закончил. В занятиях по английскому сделаю выходной. Попробуем вспомнить, что это такое.
Разломив эту маленькую горошину и поднеся к носу, я медленно вдыхаю этот волшебный запах. Спутать его невозможно ни с чем. В голове мгновенно всплывают воспоминания гималайских гор, покрытых бесконечными полями чудо-травы, из которой делается ароматный чарас. Эх, почему же эта трава привела меня сюда?
Сделав из тетрадной бумаги самокрутку, по примеру русской «козьей ноги», я набиваю её смесью из маленьких кусочков чараса и жевательного табака, крепостью напоминающего махорку. Первая затяжка так обжигает горло, что я еле сдерживаюсь, чтобы не закашлять.
- Да, стронг табако у вас в Индии.
- Strong life, strong tоbacco*, – отвечает мне Доминик.
Приятная, знакомая легкость сначала ударяет мне в голову, а затем плавно растекается по всему телу. Откинувшись к тюремной стене, я погружаюсь в себя, наблюдая как реальность окружающая меня, медленно начинает трансформироваться. Облезлые стены становятся приятного желтого цвета. Разбушевавшийся от несправедливости окружающего мира, мозг медленно успокаивается.
- Маленькая свобода, - с грустью произносит Доминик, тоже откинувшись на полу. – Скоро День Независимости Индии, может, повезет, - попадем под амнистию. Адвокат приготовил заявление для судьи, может, выпустят под залог.
- Вряд ли, мало шансов, - перебивает наши фантазии бывший полицейский Четси, – У кого статья до трех лет, может быть, и получит амнистию, а у нас шансов нет, мы - серьёзные преступники. У нас больше шансов десять лет получить, чем выйти на волю.
- Полицейский, хватит ныть. Не слушай его, Вася, все будет хорошо.
- Don’t give up hope! - кричит мне из другого угла камеры наш добрый убийца Дисай.
Глава 18, Часть вторая. На воле.
- Здравствуй Индия, здравствуй Гоа, я скучал без вас.
Я снова бегу босиком по бескрайнему пляжу Арамболя. Голубое небо отражается на гладком и мокром, от отлива, песке. Я снова бегу по небу. У меня мокрые от счастья глаза, и я не могу понять, плачу я или смеюсь. Счастливый, словно ребенок, я бегу, держа в руках большой, желтый платок, развивающийся, как флаг, в потоках тёплого гоанского ветра. Я здороваюсь со всеми проходящими мне навстречу людьми, и они, понимающе, улыбаются мне в ответ. Я снова в раю. Сегодня приехали мои друзья из рашки. Первые из тех, кто наслушался моих истории, и, наконец-то, собрался в путешествие по Индии. Я иду по пляжу в соседний поселок, в местечко под названием «Русский Сансет». Нужно помочь своим односельчанам увидеть то Гоа, в которое я влюблен.
- Привет, Валера, привет односельчане! - машу я платком компании бледных парней, допивающих дьютифришный алкоголь в тени невысокой пальмы.
- Здорово земляк, - протягивают мне по очереди свои руки подвыпившие сограждане.
- Добро пожаловать на Землю Обетованную. Как добрались?
- Мы не помним ничего, всю дорогу бухали, сейчас опохмеляемся, может, чего-нибудь вспомним.
- Вася, я не понял, где слоны, где обезьяны? – смеясь, спрашивает Валера, протягивая мне бутылку с ромом, – Выпьешь с нами?
- Нет, спасибо хлопцы, но пить мне на жаре, днем, совсем не хочется. Вот покурить с вами – другое дело, я с удовольствием составлю вам компанию, - достав из кармана толу* чараса, я протягиваю её парням.
- Вот это – по-нашему, не плохой кусок, долларов на двести по российским расценкам тянет.
- Ага, и лет на десять тюрьмы, - смеясь, добавляет кто-то из парней.
- Куда курить-то пойдем? Или, прямо здесь можно?
- Расслабьтесь, парни, здесь - Индия, здесь все курят. Поэтому курите, где хотите. Никто вам ничего не скажет. А если докопаются полицейские, дайте им десять долларов. Это нарушение закона дороже не стоит.
- Тебя послушать, так здесь просто рай. Когда показывать нам будешь Гоа? А то в России весь наш город, благодаря тебе, только об Индии и говорит.
- Вы бы сначала одежды свои сменили, подзагорели бы, а то с вами сейчас стыдно в приличных местах появляться.
- А чё это стыдно-то? Одежда у нас нормальная, фирменная. И с бабками тоже проблем нет.
- Да ладно, не обижайтесь, сами все поймете через недельку. У вас же все разговоры сейчас о деньгах, о шлюхах и о бизнесе. А здесь - немного другие ценности. И чтобы завести интересных друзей, нужно самому сначала стать интересным. Вы сами скоро все поймете. Через неделю закрытие русского ресторана «Баба Яга», как раз можно будет вас и «в люди» вывести. А сейчас - расслабляйтесь, загорайте, спешить некуда.
- Слушай, Вась. Мы тут взяли с собой одного «микроолигарха», - шепчет мне на ухо Валера, показывая на стоящего недалеко парня с короткой стрижкой, – Ты уж покажи нам то Гоа, о котором ты нам все уши протрещал, а мы все проспонсируем.
- Что же ты, Валер, все бабками меряешь? Дело тут не в бабках, а в вашем желании увидеть все лучшее здесь. Если захотите увидеть, то увидите. А не захотите - я ничем помочь не смогу. Будете только на дерьмо внимание обращать.
- Мы попробуем за недельку научиться на дерьмо не смотреть, только и ты не подведи, покажи нам потом праздник.
Неделя пролетела быстро, словно одно длинное мгновение. Каждый день я покупал на рынке у непальцев образцы конопляных изделий, учил английский, загорал, курил, наслаждался жизнью.
- Сегодня вечером мы едем в «Баба Ягу», вы готовы посмотреть настоящее Гоа? – обращаюсь я к своим русским друзьям, успевшим за неделю загореть и преобразиться.
- А что, ты считаешь, что нас пора в люди вывозить? – смеясь, говорит Валера, показывая свой загар. – Мы, по твоему совету, и одежды свои все сменили. Кстати, вот и Олег подошел. Всю неделю он спрашивал, когда же мы поедем Гоа смотреть. Он у нас микроолигарх. Все сегодняшние ништяки он спонсирует. Он тоже любитель покурить.
- Пока не в запое, - с улыбкой добавил парень с приятным русским лицом, протягивая мне для рукопожатия руку.
- Ну, если вы уже готовы, тогда по байкам, едем в Чапору.
Проехав Мандрем, Ашвем, Морджим и Сиолим, на шести мотоциклах мы въезжаем в пыльную, грязную, но веселую и счастливую Чапору.
- Вот он центр фриковского Гоа, - слезая с байка, говорю я парням, удивленно смотрящим по сторонам.
Вот сюда, на единственную маленькую улочку, каждый вечер стекаются сотни фриков и хиппи, со всего северного Гоа. Здесь нет клубов, нет супермаркетов, нет пляжа, но почему-то все собираются здесь. По обеим сторонам узкой улицы, покрытой слоем красной пыли, стоят убогие маленькие бары и рестораны. Здесь нет роскоши и гламура, это здесь не востребовано. Практически из каждого заведения звучит трансовая музыка. За каждым столиком непрерывно кропалят чарас и чистят чилумы. Большинство завсегдатаев пьют свежевыжатый сок, кофе или чай. Повсюду из рук в руки передаются чилумы. Отовсюду доносятся мантры, восхваляющие бога Шиву. Возле входа в «Бабу Ягу» стоят, пританцовывая и общаясь, несколько лучших представителей русского фриковского общества.
- Неужели это русские? – удивленно показывает на них пальцем Олег. – Сложно поверить. Где же они, такие нарядные, все в России прячутся?
В отличие от моих друзей, стоящие возле входа парни, не проявляют никакого интереса к появившейся группе туристов, одетых в гоанские наряды. У кого-то из фриков длинные волосы, у кого-то дреды. Кто-то с модным гоанским ирокезом на голове. Шеи, руки и уши покрыты самыми невероятными украшениями, какие только можно представить.
- А они, Олег, в России не живут, – говорю я, проталкиваясь сквозь толпу возле входа. – Многие уже давно мигрируют по Азии, забыв Россию, как страшный сон.
- А я люблю Россию, – отвечает Олег, садясь за столик, где уже вовсю отмечается закрытие сезона. – Люблю зиму, люблю русскую баню, люблю русских телок.
Мы сидим на небольшой плоской крыше первого русского ресторана.
- А вон и хозяин, Лёха Желток, – показываю я на парня, гордо сидящего за большим столом.
– Смотри, какая тёлка, – вдруг показывает Валера на появившуюся гоанскую красавицу.
- А, это Надин, хочешь, познакомлю? – улыбаясь, предлагаю я, и машу ей рукой.
- Конечно, хочу, - завороженно, не спуская с нее взгляда, отвечает Валера, выпив залпом налитую рюмку с ромом. – По-моему, Вась, я влюбляюсь. Может, это последняя любовь в моей жизни.
- Привет, Надин, - кричу я ей, - Присаживайся к нам, я хочу познакомить тебя с моими односельчанами. Давайте выпьем за удачное завершение этого сезона.
- Как говорится, чтобы он был не последним, – громко говорит Леха Желток, вытирая остатки кокаиновой пудры с кончика носа.
*
- А где Валера? Целую неделю его не видел. Куда дела нашего друга? Заколдовала?
- Я здесь! – слышится голос Валеры, высунувшего одну руку из большого розового гамака, подвешенного на веранде возле дома.
- Валера, это ты что ли? Что с тобой случилось? Тебя не узнать. Сразу видно, попал в руки гоанской волшебницы.
- А у нас медовый месяц начался, - звонко смеясь, говорит Надин, прыгая в гамак к Валере.
- Я рад за вас. У меня к вам интересное предложение.
- Только не говори, что принес ещё МДМА. Нам и без него хорошо сейчас, - говорит мой друг, выпутываясь из объятий красивой девушки.
Вылезши из гамака, Валера улыбается и протягивает мне свою руку, чтобы поздороваться. Наконец-то, я могу полностью рассмотреть ту трансформацию, что произошла с моим другом за последнюю неделю.
- Ты стал похож на буддистского монаха, объевшегося ЛСД, - говорю я, обходя его со всех сторон.
Вместо дурацкой прически с пробором на голове, у Валеры волосы остались только на затылке, в виде небольшого гребешка, как у кришнаитов.
– Ты же ни за что не хотел одевать лунги, и где твоя дорогая майка «Армани»? Я смотрю, ты успел уже модно майку себе разрисовать. Узнаю стиль художника Влада Лэнка. Его фирменный знак «Los Uebanos» носят только его друзья, настоящие фрики. Чтобы разрисовать у него такую майку, люди ждут его вдохновения неделями, или даже месяцами. Я думаю, тут не обошлось без волшебства Надин. Повезло тебе, Валера. Там, где появляется Надин, пространство вокруг начинается меняться, как в сказке.
- Да, я такая, волшебница, - звонко смеется Надин, подняв из гамака к небу свои стройные, длинные ноги.
- А что ты думаешь, Надин, насчет того, чтобы отправится в медовый месяц в Непал? – говорю я, разглядывая красивую композицию из плавающих цветов в большой прозрачной чаше.
- Я вообще, Вась, сюда за приключениями приехал, поэтому - хоть завтра готов, - отвечает Валера, пытаясь освободиться от ног Надин, которыми она пытается снова затащить его в гамак.
- Если Валера едет, то и я тогда «за»! – снова громко смеется гоанская волшебница, стянув с Валеры ногой яркий оранжевый платок, обмотанный вокруг талии.
- Надо бы только поторопиться, у меня виза заканчивается через пару недель.
- Апрель, конец сезона, она у всех сейчас заканчивается. Почти все уже разъехались. Только у нас медовый месяц начинается.
- А где же Олег? Что-то его не видно. Он поедет с нами? – обращаюсь я к Валере, беря со стола большое спелое манго.
- Не, Олег не поедет, он не смог здесь адаптироваться. На пятый день он не выдержал, купил себе билеты, и уехал в любимую Россию. Говорит, не его это место - Гоа. Ему пятизвездночник подавай, проституток и казино. Привык он свой статус через деньги показывать. Помнишь, на закрытии «Бабы Яги» как он с людьми знакомился? «Здравствуйте, меня зовут Олег, у меня свой автомобильный магазин».
- Да, к сожалению, есть такие люди, которые без денег не представляют никакого интереса для других. А кому здесь интересно, сколько он зарабатывает? Никому. Вот он и почувствовал, что никому не интересен. Это в рашке он царь и бог. Все его любят и лебезят перед ним. Россия – это его место, там большинство людей такие.
Съеденные в ночь закрытия «Бабы Яги» психоделики сильно напугали Олега. Никто из нас и не подозревал тогда, что Олег, по возвращении в Россию, захочет продать свой автосалон и отправиться в Индию надолго. Психоделическая трансформация догнала его в России, заставив изменить свою жизнь.
* Форейнер - иностранец
* Тола – индийская мера веса, равняется 12 граммам, у драг-дилеров тола составляет 10 грамм.
*Strong life, strong tоbacco- Тяжёлая жизнь,крепкий табак.
Глава 19. Часть 1. В тюрьме.
- Добро пожаловать в нашу тюрьму, меня зовут Василий, я из России.
- Джеймс, - протягивает мне руку новый постоялец нашего, как любит говорить Виктор, отеля «Холидей Инк». Небольшого роста, круглый и мохнатый шотландец ужасно смахивает на русско-мультяшного Вини Пуха. Джеймс пытается что-то сказать, но понять его шотландский язык практически невозможно. Ощущение, что он говорит с набитым ртом. Поняв, что его англо-шотландский акцент никому не понятен, он, улыбнувшись, отправляется гулять по кругу один. Так же, как и я, в первую неделю он с огромной скоростью ходит по радиусу тюремной площадки, напоминая медведя, которого поймали на воле и посадили в зоопарк.
- Доброе утро, - по-русски кричит на всю тюрьму Виктор.
- Добраутра, - отвечают ему проснувшиеся заключённые с разных сторон тюрьмы.
- Добраутра, - по очереди повторяют сонные охранники заученную, смешную для них русскую фразу.
- Привет, доктор, - здороваюсь я с Дэвидом, традиционно потягивающимся под лучами утреннего солнца.
- Привет, дон Александро, - говорю я, протягивая руку контрабандисту из Сицилии.
- Привет, Вашья, - здоровается со мной японский «самурай» Юки, по прозвищу «Сузуки».
Кроме них, и нескольких моих сокамерников, это единственные «живые» люди, среди шестидесяти заключённых нашей тюрьмы, с которыми хоть как-то можно общаться.
- Что нового, Дэвид?
- Пока живой, - улыбаясь, отвечает пожилой иранец, кладя щепотку жевательного табака себе за губу. - Полтора года я уже здесь, почему меня так преследует бэд лак?
- В чём дело, Дэвид? Такой день замечательный, а ты без настроения.
- Ты же знаешь, Вася, что если экспертиза через год не приходит, то дело автоматически закрывается?
- Ну да, это не новость, - соглашаюсь я, махая головой.
- Так вот, я кучу денег заплатил, чтобы эта экспертиза вовремя не пришла. Ждал целый год, а что сделали эти шакалы? За два дня до окончания годового срока гоанские полицейские сами поехали в другой конец Индии, в Хайдарабад, и забрали мою экспертизу. А этот чёртов доктор, что проводил экспертизу, мало того что деньги мои забрал, так ещё и ошибку в репорте сделал. Написал, что у меня чараса не пять, а пятьдесят килограмм. Запятую, мазэфакер, не там поставил. Теперь мне, наверное, ещё год ждать придётся. Why like this?
- Because like that* - улыбаясь, отвечаю я, по-дружески хлопая его по плечу. - Видимо, карма у тебя такая.
- А что, Дэвид, твоя экспертиза по кокаину показала?
-Да кому нужен мой кокаин? Восемьдесят грамм ведь всего. Меньше ста грамм не коммерческий объём. С таким весом под залог выпускают. Экспертиза показала положительную реакцию. Хороший был кокаин, только судье он не интересен. Только за чарас меня посадить могут.
- Странная страна эта Индия. За двести сорок девять грамм героина или за девяносто девять грамм кокаина выпускают под залог, а за десять грамм МДМА могут посадить на двадцать лет.
После традиционного приветствия Солнца, Виктор, подойдя к нам, включается в наш диалог.
- А ты, Вась, подумай: двести пятьдесят грамм героина или сто грамм кокаина могут убить несколько ненужных обществу людей, очистив немного места в перенаселённой Индии. Их же тут и так почти полтора миллиарда, а десять грамм МДМА сделают счастливыми несколько человек, которые могут бросить свои рабочие места, поняв, что жизнь нужна не для этого. Кому нужны в социуме счастливые люди? Социуму нужны трудолюбивые, испуганные и зависимые люди, которые готовы работать большую часть их жизни за еду и примитивные удовольствия. А какая польза от твоих психоделиков? «Человек социальный», изменив своё сознание, начинает понимать, что зарабатывание денег - это не главное в жизни. Вот и законы здесь поэтому такие.
- Психоделики помогают личностному росту, но мешают социальному, - вздыхая, соглашаюсь я. - Но ведь социум тоже должен эволюционировать. Когда-нибудь мы должны развиться до справедливого, идеального общества.
- Это только ты, Вась, так думаешь. Идея твоя утопическая, никогда мы не придём к такому обществу. Вспомни историю человечества. Всегда были рабы и рабовладельцы. Прошло много веков, а что-нибудь изменилось? Ничего не изменилось. Изменились только названия режимов. Социализм, капитализм, фашизм, коммунизм, демократия, либерализм, - всё это только названия, прикрывающие сущность любого общества. Любое общество, как бы оно не называлось, всегда состояло из двух классов. Рабы, которые должны отдавать свои жизни во благо рабовладельцев, и рабовладельцы, которые создают такие законы и правила, чтобы рабы работали, и не разбегались. Вот раньше было рабско-крепостное право, а сейчас кредитно-крепостное. Название разные, а сущность такая же. Поводок только у рабов сделали чуть подлиннее, и кормить стали поразнообразнее. А ты всех счастливыми хочешь сделать, вот поэтому и сидишь ты тут. Раб ты беглый, точнее все мы тут беглые рабы, которых поймали и посадили на перевоспитание. Сиди вот, и перевоспитывайся, революционер хренов, - улыбаясь, заканчивает свой эмоциональный монолог Виктор.
Глава 19. Часть вторая. На воле.
Мы сидим на корточках в тамбуре переполненного поезда Бомбей-Горакпур. Такое количество людей в вагоне я видел только в кино про фашистов, отправляющих евреев в концлагеря.
- Что делать-то будем? - спрашивает нас Надин, сделав наигранно недовольное лицо, -двое суток до границы ехать, а мест, не то, чтобы лежачих, сидячих даже нет. Конец сезона, скоро мунсун, все подальше от дождей передвигаются. Нормальные люди в Индии заранее, за два месяца, билеты на поезд покупают.
- Зато мы, Надин, всего десять долларов за наших три билета заплатили, - улыбаясь, говорит Валера, в попытке разрядить обстановку.
- Вот и езжай двое суток на корточках, а мне лежачее место нужно, - недовольно возмущается Надин, периодически одёргивая свою короткую юбку.
Кроме нас в тамбуре индийского вагона сидят, стоят, или висят на поручнях ещё с десяток человек. И, хотя мы занимаем втроём место, где индусы могли бы сесть впятером, недовольными своими местами выглядим только мы. Остальные попутчики меланхолично разглядывают трех странных белых обезьян, говорящих на непонятном, заморском языке. Точнее, почти все разглядывают Надин. Открытые плечи и длинные, стройные ноги бывшей манекенщицы действуют на индусов, как магнит.
- А зачем ты мини-юбку одела? Ты что, не видела, как местные женщины одеваются?
- Они меня сейчас глазами съедят, я так больше не могу, - жалуется наша волшебница, прижимаясь ближе к Валере. - Они ведь даже в море в одежде купаются.
- И вообще, они, может быть, первый раз в жизни белую женщину видят, - пытаясь успокоить её, говорит Валера, расположив на коленках карту Индии.
Я пытаюсь найти ближайший населенный пункт, где можно пересесть на другой транспорт.
- Так, по-моему, я нашел ближайший населенный пункт. Город Насик, население - миллион человек, - показываю я пальцем маленькую точку на карте. В миллионном городе наверняка найдется транспортное средство покомфортнее, чем тамбур поезда. Сделаем пересадку, и завтра будем уже на границе.
Сойдя через два часа на довольно большой станции, мы начинаем понимать, что крохотный, по сравнению с двадцатимиллионным Бомбеем, Насик, похоже, никогда не видел белых людей. Посетив автобусные и железнодорожные кассы, мы поняли, что билетов нет никуда на ближайшие два месяца. Остановившись на привокзальной площади, на пять минут, чтобы посмотреть карту, мы обнаруживаем, что вокруг нас собралась довольно большая толпа.
- Валера, Надин, оторвитесь от карты, смотрите, что происходит вокруг. Такое ощущение, что мы главные герои какого-то сумасшедшего кино. Проходящие мимо индусы, увидев нас, останавливаются и замирают, позабыв о том, куда шли. Ощущение, что кто-то нажал им кнопку «пауза». Некоторые стоят с приоткрытым ртом, не веря в чудо, появившееся в их городе.
- Неужели мы так интересны им, что они, позабыв куда шли, готовы вот так вот стоять и рассматривать нас?
- Не льсти себе Вася, они на Надин пялятся, - говорит Валера, убирая карту в сумку. - Такое ощущение, что они думали, что белые люди только в кино бывают.
- Парни, они не только на меня пялятся. Вы в зеркало на себя смотрели? Вы же в ярких своих юбках, с чудными прическами, - как инопланетяне для них.
Окружив нас кольцом, туземцы словно загипнотизированные, молча разглядывают нас. Из ступора их выводит крик полицейского, который, размахивая короткой бамбуковой палкой, начинает разгонять внепланово организовавшуюся толпу. Обойдя таксистов на всей привокзальной площади, мы понимаем, что никто здесь не говорит по-английски.
- Валера, возможно у тебя получится. Сходи, поговори с водителями мото и велорикш. Может быть, на пальцах сумеешь объяснить им, что нам надо уехать куда-нибудь из этого города, желательно в сторону севера, - говорит Надин, обматывая свои ноги длинным платком.
- Попробую, только смотри, чтобы нашу красавицу никто не украл, - улыбнувшись, говорит Валера, собираясь пойти в сторону привокзальной площади.
Оставшись вдвоём, мы сидим на ступеньках, разглядывая проходящих местных жителей. Если бы не национальные женские сари и темный цвет кожи, можно было бы подумать, что мы оказались в России в первой половине двадцатого века.
- Ну, и попали мы в страну обезьян, - со вдохом говорит Надин, показывая головой на полицейского, который встав недалеко от нас, периодически громким криком выводит из оцепенения заглазевшихся на нас прохожих.
- А у нас на Родине не страна обезьян? Представь себе индусов, нарядно одетых, как мы, где-нибудь в Сызрани или Кемерово, где-нибудь на привокзальной площади. Вряд ли там повстречаешь хоть одного англоговорящего таксиста. Я думаю, такая же была бы ситуация. Здесь хоть полицейские нас добровольно охраняют. В рашке бедных индусов тут же развели бы на деньги привокзальные жулики, менты и таксисы.
- Я нашел одного! - кричит издалека радостный Валера, ведущий за собой индуса маленького роста. - Он знает несколько английских слов, и, по-моему понимает, что нам нужно. У него своя моторикша, и он обещает отвезти нас в какое-то агентство, где мы можем арендовать машину с водителем, чтобы доехать до границы.
- I know who have jeep*, - радостно бормочет водитель, погружая наши вещи в старую моторикшу.
Проехав почти час, мы наконец-то, попадаем в единственное, с его слов, агентство в городе, имеющее свободную машину.
- Сто долларов, - радостно заявляет нам хозяин конторы, с блестящими глазами, в предвкушении будущей суперприбыли. - У нас есть отличный джип, через сутки будете на границе.
- Ну вот, Надин, а ты переживала, - успокаивает её Валера, подвигая наши вещи к входу.
Уехали мы тогда из Насика только через двое суток. Два дня мы сидели на стульях в маленькой конторе, ожидая сначала, когда вернётся водитель со свадьбы, потом - когда он похоронит своего дядю, потом - когда наладит какую-то поломку, потом ещё что-то. Вечером мы уходили спать в отель, а с утра повторялась та же самая история. Тогда, в Насике мы твердо усвоили, что значит индийское «пятнадцать минут». Индия - страна без времени, возмущаться было бесполезно. В итоге, нам дали маленькую, размером с нашу «Оку», машинку, купленную когда-то ещё, наверное, во времена Индиры Ганди. До границы мы добрались только через трое суток. Хорошо, что у нас был чарас, курили мы его везде и все время. Воспринимать окружающую нас реальность в трезвом состоянии было просто невозможно. Мир, который мы наблюдали из окна нашей машины, был настолько необычен и непривычен, что мы могли его воспринимать только в накуренном состоянии. Где бы мы ни останавливались, мы становились центром внимания всех людей, находящихся в зоне видимости. Нас, как инопланетян, пытались пощупать, с нами пытались говорить на непонятном языке, нам все время пытались что-нибудь продать, мы же в ответ просто улыбались. И, помогал нам в этом, конечно же, чарас. Граница с Непалом открылась нам во всей восточной красоте. Она представляла собой стандартную маленькую индийскую улицу, переполненную дерьмом, мусором и бегающими крысами. Живой поток людей разделялся на две части: редкий ручеек единичных туристов, задерживающихся у поста пограничников, к которому примкнули мы, и огромная река разноцветной индийско-непальской массы, которой для перехода границы не нужно было иметь никаких документов. То, что мы преодолели границу, можно было определить по резко уменьшившемуся количеству мусора. Проехав через всю Индию, мы поняли, что мусор - это неотъемлемая часть Индии. Редко где можно встретить в Индии обжитой квадратный метр земли, на котором не было бы отходов, плодов жизнедеятельности человека. Такое ощущение, что индусы мусор просто не замечают. В отличие от нормального европейца, ни один индус не задумывается ни о чем, бросая под ноги любые отходы. Непальская сторона границы встретила нас огромным плакатом, на котором были нарисованы сложенные лодочкой две ладошки и надпись «намастэ». Как мы поняли позже, с «намастэ» в Непале начинается всё. Куда бы нам не приходилось обращаться, любой разговор начинался со сложенных ладошек на уровне груди, улыбки и приветственной фразы: «Намастэ». Четырнадцать часов серпантинной дороги в переполненном старом автобусе, вместе с курами, козами и непальцами нам скрашивал прекрасный вид из окна на гималайские горы. Самые высокие вершины были где-то вдалеке. Они появлялись иногда, когда мы проезжали вдоль больших ущелий, открывающих вид на небольшие зеленые долины. Основание этих гор не было видно, но их вершины, словно волшебные белые замки, висели над облаками, приводя нас в детский восторг. Непальцев, с которыми нам приходилось делить маленькие автобусные сидения, вид из окна никак не впечатлял, и, в отличии от любознательных индусов, они практически на нас не пялились, предпочитая всю дорогу дремать. С затекшими ногами, измотанные и уставшие, мы, наконец-то, попали в столицу Непала - Катманду.
- Ну, наконец-то, мы можем посвятить себя медовому месяцу, - расположившись на большой гостиничной кровати, сказала Надин, с трудом натягивая улыбку. - Всё, ближайшие недели никаких путешествий, я устала.
- Я пойду, куплю где-нибудь чарас, а ты можешь сколько угодно заниматься поиском своего хэмпа, - сказал Валера, прикуривая последний джойнт.
Приняв душ и переодевшись в чистое лунги, я отправился на улицу посмотреть вечернюю столицу Непала. Выйдя из нашего отеля и пройдя несколько метров, я понял, что, наконец- то попал туда, куда надо. Практически через дорогу над входом в магазин я увидел радующую меня вывеску «Хэмп». Как долго я искал этот конопляный рай!!! Только бы сразу не потратить все деньги. Хочется купить практически всё. Нет, сегодня никаких покупок, сегодня - ознакомление. Тамель, туристический район Катманду, напоминает сказочный город с добрыми маленькими жителями.
Такое ощущение, что две древние цивилизации - индийская и китайская смешались в этом месте, создав удивительный симбиоз. Китайская пагодная архитектура и барельефы индийских богов, буддийские и индуистские храмы, стоящие по соседству, монголоидные черты лица у половины населения. Всё это делает город уникальным и не похожим на какой-либо другой. Несколько пересекающихся улиц вокруг нашего отеля состоят из тысячи магазинчиков, ресторанов, туристических и карговых* агентств. Пройдя несколько улиц, я понимаю, что Катманду по праву можно назвать столицей конопли. Практически в каждом магазинчике можно купить что-нибудь, сделанное из хэмпа. Из него в Непале делают всё: одежду, обувь, ткани, нитки, сувениры, украшения, и, конечно же, гашиш и чарас, к сожалению, сейчас незаконные. За час ознакомительной прогулки ко мне с десяток раз подходили уличные дилеры, предлагая марихуану и поланд*. Я ходил по маленьким улочкам, с любопытством рассматривая разнообразные диковинные приспособления для курения, аксессуары в стиле эко, и другие всевозможные штучки, каким-либо образом связанные с коноплёй, и радовался, что наконец-то нашел то, что мне нужно. Но, самое приятное, что стоило все это какие-то копейки. «Не умрёт наш родной «Хэмп», на подмогу идёт непальский», - радостно думал я, направляясь в гостиницу. Вернувшись в отель, я был поражён, увидев огромный кусок чараса на журнальном столике.
- Валера, ты что, сума сошёл? Зачем ты купил полукилограммовый кусок? Мы столько не скурим…
- Что, это - не скурим? Запросто скурим. На самом деле я хотел купить десять грамм, виновато начал оправдываться Валера. – Но, как-то так вышло, что купил это, - улыбаясь сказал он, подбрасывая на ладони здоровенный кусок. - Спросил я цену у уличного торговца, а он чего-то лопочет на своём языке, понятно только одно, - двести баксов хочет. Я прикинул, что в рашке десять грамм двести баксов стоит, понятно, что для Непала дорого, но, думаю, не буду торговаться, устал я после дороги. Даю ему бабки, а он мне из-за пазухи этот кирпич отдаёт, и быстренько сваливает.
- Неплохой, кстати, чарас, - весело хихикает Надин, разминая большой кусок в своих ладошках. - Мы из него, как из пластилина, фигурки лепим.
Подойдя ближе, я вижу уже слепленных: улыбающегося чеширского кота, маленькую девочку, видимо Алису, и большой гриб с толстой, тоже улыбающейся, гусеницей на шляпке. Сложно поверить, что это всё сделано из чараса.
- Садись с нами, сейчас попробуешь непальского чараса, - улыбаясь, говорит Надин, отламывая маленький кусочек от шляпки слеплённого гриба. – Главное, определить с какой стороны отламывать. Если с одной стороны, - то станешь большим и достанешь до небес, а если с другой, - то станешь маленьким, и опустишься до самого дна.
*Because like that - потому что.
*I know who have jeep – я знаю, у кого есть джип.
*Карговые – занимающиеся грузоперевозками.
*Поланд – непальский мягкий гашиш.
Глава 20. Часть первая. В тюрьме.
Полмесяца пролетело, как один день. Время в тюрьме словно останавливается. Раз в две недели за мной приезжает драг-полиция, и увозит меня в суд. Процедура суда обычно занимает не более двух минут. Пожилая женщина в судебной мантии, одетой поверх сари, на миг поднимает глаза, что бы спросить всего один вопрос: «Жалобы есть?» Жаловаться нельзя потому, что могут перевести в более строгую тюрьму. Вот и сегодня, в маленьком полицейском джипе меня везут в суд. За окном дождь льёт, как из ведра. На душе своими острыми когтями скребутся индийские кошки. Сердце колотится в надежде на то, что это, может быть, мой последний суд. Сегодня судья решает, выпускать меня под залог или нет. Снова та же, знакомая до боли, облезлая скамейка подсудимого, и ржавые вентиляторы над головой. За те несколько раз, что меня привозили в суд, жёлтая акация за окном успела расцвести. Сегодня - последний шанс выйти отсюда. За решётчатым окном продолжается жизнь. Люди неторопливо идут по своим делам, не задумываясь о том, что у них есть свобода. Они не ощущают её ценности, она просто у них есть. Они могут передвигаться куда хотят, и делать то, что им захочется. Где то там, далеко, на воле мои девчонки. Дочка пока что не знает, что я здесь. Как бы хотелось сегодня выйти на волю, чтобы она никогда не узнала, что её отец сидел в тюрьме. Влажный воздух пахнет цветами и специями.
- Жалобы есть?- не поднимая взгляда в мою сторону, спрашивает судья.
- Нет, жалоб нет, - затаив дыхание, отвечаю я.
- Прошение о выходе под залог отклоняется. Следующий суд через две недели.
Что-то с хрустом надламывается в моей душе. Шансов выйти до получения результатов экспертизы больше нет. Целый месяц я надеялся на чудо, но оно пролетело мимо меня. Раньше, чем за восемь месяцев, экспертиза ещё не приходила никому.
Дорога до тюрьмы проплыла, словно в тумане. Я снова в камере. Абсолютно ничего не хочется делать. Открыв английский словарь, я нахожу новое слово, идеально подходящее к моему состоянию. «Frustration» - расстройство планов и уничтожение надежд. Из соседней камеры, как сумасшедший, кричит Прасад:
- Я выйду и трахну её, я убью её, я хочу трахнуть эту медсестру, - надрываясь, кричит индусский парень, которого посадили за одиннадцать грамм МДМА.
Восемь месяцев он уже ждёт своё заключение экспертизы. «Но, верно, совсем крыша отъехала у него», - думаю я, представляя себя на его месте. Надо бы взять себя в руки. Рассудок мне ещё пригодится. За тюремной стеной садится солнце. Совсем не хочется есть. Жизненные силы словно покинули меня. К вечеру я начинаю чувствовать лёгкий озноб. С черепичной крыши в нескольких местах на мою лежанку капает вода. Из окна порывами ветра меня обдаёт мокрым, холодным воздухом. Постепенно меня начинает трясти. Сухой одежды не осталось совсем. Вся камера пропахла плесенью. Я укутываюсь во всё, что у меня есть. Кости начинает выкручивать, лежать на одном месте просто невозможно. Меня бросает то в жар, то в холод. Только бы не малярия. Нельзя мне болеть, у меня ещё много незаконченных дел. На воле меня ждут мои девчонки, я нужен им. Надо бы собраться, и побороть зарождающуюся болезнь. Ну, давай же, включайся моя защитная нейропептидная* система. Выручай, вылечи меня, пожалуйста. Уснуть не получается. Время растягивается, и, кажется, что ночь никогда не закончится. Наконец-то, наступает утро. Сил сопротивляться болезни совсем нет, и тело всё ещё болит. Я лежу в позе эмбриона, обмотанный мокрой подстилкой и различными тряпками. Сухих вещей не осталось совсем. С восходом солнца мне становиться немного лучше.
- Что-то совсем плохо выглядит наш русский, - слышу я голос проснувшегося Доминика.
- В госпиталь его надо отправить, - предлагает мой сосед Мудра, протягивая мне кружку с горячим чаем.
-Эй, охранники, иностранец, умирает, - колотят по решётке мои сокамерники. - Совсем плохо выглядит русский, везите его в госпиталь, пока он не помер здесь.
- Одевайся, сейчас тебя в госпиталь повезут, - говорит мне Дисай, протягивая свою сухую рубашку. Бери свой словарь, будешь доктору объяснять, что у тебя жар и лихорадка.
Меня, в сопровождении двух охранников из тюрьмы, сажают в пустой тюремный автобус, чтобы отвезти в государственный госпиталь под названием «Азило».
-У него сто четыре градуса температура тела, придётся оставить его здесь, объясняет медсестра моим охранникам.
Интересно, сколько же это в Цельсиях?...
Госпиталь «Азило» напоминает больницу для бомжей. Облезлые, покрытые плесенью стены, зарешёченные окна, старый ветхий инвентарь. Бесплатный госпиталь для самых бедных индусов. В приёмной палате три старых медицинских кушетки, местами покрытые засохшими пятнами крови. Кто-то кричит от боли, кто-то стонет, в коридоре огромная очередь. Почти все больные похожи на жителей бомбейских трущоб. Поношенная простая одежда, многие пришли за помощью босиком. Мне выдают зелёную больничную одежду, пахнущую хлоркой. На натянутой через весь коридор верёвке сушится сотня постиранных и пожелтевших от времени одноразовых перчаток. Меня приводят в огромную, с полусотней коек, палату. Родственники, ухаживающие за больными, с любопытством разглядывают непонятно что делающего здесь человека. С разных коек доносятся стоны. Кто-то кричит в предсмертной агонии. Почти у каждого больного рядом с кроватью родственники или близкие. Пахнет мочой и медикаментами. На соседней кровати под капельницей лежит старик. Он похож на заключённого из Освенцима. Мышц почти нет, кожа обтягивает его тонкие кости. Видимо, его дочь, лёжа на полу под его кроватью, кормит грудью своего ребёнка. Одев мне на ногу древние, кованые наручники с цепью, охранник пристёгивает их к спине кровати. Пожилая медсестра в белом бумажном чепчике с красным крестом по очереди обходит всех больных, важно неся перед собой поднос со шприцами. Вот и моя очередь уколоться. Взяв из общей кучи один шприц, она быстро делает мне укол. Я понимаю, что всем колют одно и то же лекарство. Надеюсь, они не моют одноразовые шприцы так же, как перчатки? После укола появляется приятная сонливость. Хочется свернуться калачиком, но прикованная нога не позволяет мне этого сделать.
- Эй, охрана, я хочу по нужде, отведите меня в туалет, - кричу я конвоирам, сидящим рядом на стульях.
Задремавший охранник лениво отстёгивает меня, и, взяв под руку, ведёт через всю палату. Возле дырки в полу - чьё-то несмытое дерьмо и окровавленные повязки. Приготовившись сделать своё дело, я стою, с отвращением наблюдая, как к моему тапочку, извиваясь, приближается огромный глист. В ужасе я выпрыгиваю из туалета, опасаясь, что этот паразит успеет отложить свои яйца, где-нибудь на моём теле.
- Не волнуйся, это не змея, это всего лишь глист, - успокаивает меня охранник, рассматривая розовую, длиной с ладонь, тварь. Наступает вечер. Санитары разносят еду. Снова рис и гороховая подливка. Так же, как и в тюрьме, все едят руками. После увиденного в туалете, есть совсем не хочется. Двое моих охранников располагаются ко сну на полу, прямо под моей кроватью. Сложно представить себе подобную ситуацию в российской реальности. Вряд ли русские менты согласились бы спать под кроватью, - туда, скорее всего, положили бы меня. Сюрреализм какой-то. Вот уже полчаса из-под моей койки доносится громкий храп в два голоса. Единственное, чем можно себя развлечь - это рассматривание крутящегося, ржавого вентилятора над моей головой. Стоны с разных сторон немного утихают. Пришедшая в голову мысль ужасает. Мне хочется вернуться домой, в свою камеру. Ну, вот я и дожил. Теперь, бессознательно, камера воспринимается мной, как дом.
*Нейропептиды - Биологически активные соединения, синтезируемые нервными клетками. Участвуют в регуляции обмена веществ, воздействуют на иммунные процессы, играют важную роль в механизмах памяти, обучения, сна и др.
Глава 20. Часть вторая. На воле.
Держа в руке автомат, полицейский с интересом меня рассматривает.
- Всем, кроме иностранца, выйти из автобуса! - рявкает он на испуганных пассажиров. - А вы, сэр, можете остаться на своём месте, проверка вас не касается, - с улыбкой произносит он, поторапливая толчками в бок зазевавшихся непальцев. Потратив в Катманду почти все свои деньги, я принимаю решение отправиться во второй по величине город Непала -Покару. Надин с Валерой наотрез отказавшись продолжать путешествие, объяснили это тем, что ещё не успели прийти в себя после последнего путешествия по Индии. Пока полицейские возле автобуса проверяют документы у пассажиров, я сижу на своём месте, рассматривая внутренний дизайн автобуса. Непальский автобус похож на большую, старую игрушку. Если среднестатистический непалец меньше среднестатистического россиянина где-то на четверть, то и автобусы у них, соответственно, на четверть меньше. Маленькие окна, маленькие двери, маленькие сидения. Внутреннее пространство заботливо украшено разноцветной проволокой, фольгой, тряпочными рюшечками. Мы стоим у очередного блок-поста, перекрывшего нам дорогу. В Непале революция. Загнанные в леса партизанские отряды маоистов иногда делают вылазки в мелкие города и сёла, обкладывая данью госслужащих. С крыши автобуса слезают для осмотра пассажиры, владельцы самых дешёвых билетов. В отсеке для багажа, как сумасшедшая, не переставая, блеет чья-то коза. К туристам в Непале особое отношение: мы неприкасаемые. Мы - основной источник их валового дохода, и это понимают по обеим сторонам непальских баррикад. Из моего окна открывается вид на огромное ущелье, внизу которого протекает маленькая, но быстрая, с порогами, река. Приятно радует глаз растущая повсюду дикая ганджа. Все Гималаи покрыты дикорастущей коноплёй. Возле поста, сооружённого из мешков с песком, прямо возле дороги я вижу огромный, почти в два раза выше человеческого роста, куст. Кто придумал называть это растение травой? Это больше похоже на маленькое дерево. Нижние и боковые «цветки-шишечки» аккуратно кем-то уже срезаны. Наверное, не скучно тут солдатам. Вышел вечером из дота, срезал шишечку, покурил, - и созерцай гималайские вершины. Какая революция? Какие партизаны? Наверное, поэтому и длится их революция уже пятнадцать лет. Для приличия постреливают в небо раз в месяц, показав своё партизанское сопротивление, и – опять, наверное, курят. Когда-то гашиш был национальным продуктом Непала. Самые лучшие сорта чараса отправлялись на экспорт. Король контролировал практически всё производство гашиша в стране. Мой сосед по автобусу, пожилой, неплохо говорящий на английском непалец, по дороге рассказал мне, что помнит, как несколько лет назад, на Шиваратри*, король выделил несколько килограмм гашиша баба`м, и все желающие тогда могли бесплатно курить чилумы возле входов в каждый шиваитский храм. По легенде, когда-то давно, священная птица лебедь принесла богу Шиве листик конопли, который он, видимо, скурил - и всё понял. С тех пор все верующие в Шиву курят её, чтобы прикоснуться к божественному.
Погрузив своих кур и коз снова в автобус, мы отъезжаем от блок-поста. Покурив скрученный на коленках джойнт, я смотрю в окно, наблюдая, как наш автобус едет по самому краю обрыва, нисколько не сбрасывая скорость на поворотах. В моих наушниках играет «1200 микрограмм», трансовый трек под названием «Hashish». «On the seventh day Shiva created hashish*», - загадочно произносит голос, и, волшебная музыка, гипнотизируя, уносит меня в мои мечты и фантазии. Сказочная всё-таки эта страна, - Непал, страна конопли.
Покара встретила меня цветущими повсюду деревьями, прекрасным горным озером и заснеженной грядой гималайских вершин. Белые вершины, скрывающиеся так высоко в небе, что кажется, будто это не горы, а огромные дороги, уходящие прямо в небеса. Туда, где живёт грозный бог Шива со своей возлюбленной Парвати. Из маленьких магазинчиков, из ресторанчиков, расположенных вдоль озера, отовсюду доносятся мантры, наложенные на мелодичную музыку, восхваляющую богов. Мне нравится эта страна, мне вообще нравится Азия. Наверное, во мне больше азиатской, чем европейской крови. Хотя, я по паспорту и русский, да только какой я славянин? Карие глаза, тёмные волосы, греческий нос. Всю свою тинэйджерскую молодость я ужасно комплексовал по поводу своего лица. Не смотря на то, что мои родители русские, в школьные годы меня постоянно дразнили обидным словом «чурка», смеясь над моим огромным носом. Всем почему-то было интересно знать, какой я национальности. Этот вопрос задавали мне друзья, учителя, соседи. Практически во всех анкетах присутствовал этот дурацкий вопрос. В юности, девчонки больше заглядывались на голубоглазых блондинов, и совершенно не обращали внимания на меня. Здесь в Азии, я наконец-то почувствовал себя в своей тарелке. Я шёл по центральной улице, наслаждаясь цветами и звуками Непала, дорисовывая в своей голове последние штрихи плана по невозвращению на Родину. Я больше не хотел возвращаться в Россию.
- Алло, Лена, привет. Как вы? Всё хорошо? Вы получили мои непальские посылки? Как вам образцы конопляных тканей? Леночка, послушай меня внимательно, у меня есть план. Я знаю, как можно легально зарабатывать в Гоа. Мы откроем в Гоа ресторан и сеть магазинов «Хэмп». Те ткани, что ты получила, отправляй в Саратов на фабрику, пусть отшивают новую коллекцию одежды. Найди себе замену, нового управляющего в «Хэмп». Всю летнюю коллекцию, что не продалась в нашем «Хэмпе» собирай в сумки, и отправляй в Гоа, мы её за зиму всю продадим. А через месяца три - собирай свои вещи, бери Василинку, и приезжайте. Я встречу вас в Гоа. Дымкову же объясни, что мы не бросаем дело. Расскажи ему, что все не проданные в сезон вещи мы будем продавать в Гоа. На эти деньги будем покупать ткани в Непале, и отправлять в Саратов на производство. Передай ему, что будет у нас своё производство. Не пропадёт наш «Хэмп».
*On the seventh day Shiva created hashish – На седьмой день Шива создал гашиш.
*Шиваратри – ночь Шивы, большой индуистский праздник.
Глава 21. Часть первая. В тюрьме.
- Как вы себя чувствуете? - будит меня вопросом женщина в дорогом сари.
- Спасибо доктор, меня больше не лихорадит, и я хочу обратно в тюрьму. Там мне как-то комфортнее.
- В камеру ты попадёшь только вечером, - добавляет один из моих охранников, - тюремный автобус сломался.
- Я больше не хочу здесь находиться, я готов оплатить такси, только бы побыстрее отсюда убраться.
В камере у меня больше шансов остаться живым и здоровым.
- Если ты готов оплатить тридцать рупий за моторикшу, то одевайся, едем домой, - радостно предлагает мне мой конвоир, у которого тоже нет желания торчать здесь до вечера.
Моё появление в тюрьме сопровождается аплодисментами моих друзей.
- Как здоровье? - по очереди спрашивает каждый, пожав мне руку.
- Да вроде жить буду, жар спал.
- Как тебе «Азило», госпиталь? - интересуется Виктор, вытаскивая ведро с водой на площадку для прогулок. «Добро пожаловать на пляж нашей тюрьмы», - снова на всю тюрьму кричит он, приглашая всех желающих облиться холодной водой.
- Знаешь, Вить, после такого госпиталя тюрьма раем кажется. Я даже сегодня с утра, после больнички, с удовольствием индийский сериал в камере смотрел. Это намного интереснее, чем смотреть, как крутится ржавый вентилятор над головой. А что у вас нового в тюрьме?
- У Прасада анализ на спид показал положительный результат. А у него ведь жена, маленький сын. Он говорит, что его в госпитале заразили, когда лечили от какой-то болезни. Посмотри на него, он уже второй день ни с кем не общается, только смотрит в одну точку.
- Теперь я понимаю, почему он орал, что хочет убить медсестру. Я уж было подумал, что он совсем спятил.
- Привет Дэвид, как дела?
- Всё ещё живой, - улыбаясь, ответил беззубый иранец, протягивая мне свою сильную руку.
- Скажи мне Дэвид, а у тебя какой паспорт? Иранский или индийский?
- Я - гражданин Индии, и паспорт у меня индийский, - гордо отвечает он, присаживаясь рядом на ступеньки. - В Иране у меня все родственники живут. Сорок лет назад, когда был военный конфликт с Ираком, отправили меня на передовую, погибать за Родину, много тогда моих друзей полегло. А мне, тогда молодому, совсем умирать не хотелось. Сбежал я с товарищами, прихватив оружие. В Афганистане продал свой пистолет, - и пешком, через Пакистан, пришёл в Индию. Стал учить хинди, английский. Поначалу велорикшей работал, на улице ночевал. Потом женился на китайской студентке, она родила мне двоих детей. Скопив немного денег, купил землю, построил ресторан. У меня сейчас в Хайдарабаде два ресторана, жена в дорогом салоне красоты работает, парикмахером. Дети в школу ходят.
- Как же тебя, Дэвид, в Гоа то занесло? Жил бы, припеваючи, со своей семьёй.
- Да так же, Вася, как и всех, кто здесь завис. Семь лет назад приехал на пару неделек отдохнуть, - так понравилось, что решил остаться. Начал наркотиками торговать. Думал, что нашёл свой paradise. Всё было хорошо, пока не появился один русский бастер*. Ни за что бы меня полиция не поймала, если бы он не дал информацию копам.
- А что за русский-то? – взволнованно спросил я, не веря, что может быть такое совпадение.
Поднявшись со ступенек, Дэвид достал из кармана сложенный в четыре раза лист бумаги и протянул мне. Развернув его, я от изумления открыл рот. С напечатанной на чёрно-белом принтере фотографии на меня смотрел до боли знакомый персонаж.
- Ты его знаешь? - спросил удивлённо Дэвид, видимо почувствовав то же самое, что и я.
- Я тоже нахожусь здесь благодаря этому гаду.
Глава 21 .Часть вторая. На воле.
Если после суетной рашки спокойное Гоа кажется местом глубокого шанти*, то, после Гоа, Покара выглядит волшебным местом, где вообще нет времени. Оно там вообще никому ненужно. Покара это город, где никто никуда не торопится. Куда спешить, если ты находишься в раю. Когда-то, лет пятнадцать назад, Покара была развитым туристическим местом. Её посещали тысячи туристов. Иностранные и местные инвесторы вкладывали в неё деньги. Туристы привозили деньги. Всех всё устраивало. Но, потом вдруг пришла революция. Недовольные маоисты, спонсируемые китайцами, стали требовать отставки короля. Поток туристов резко упал, оставив пустыми сотни отелей, ресторанов и баров. Главная улица, проходящая вдоль прекрасного горного озера, опустела. Большая часть туристов уехала, сделав Покару похожей на заброшенную, курортную Швецарию. Объехав все ближайшие окрестности, я понял, что этот город - лучшее место, где можно проводить пять месяцев сезона дождей. Дожди здесь были не настолько частыми как в Индии, а партизаны напоминали о себе только редкими вылазками в административной части города. Но, самое главное, что жильё, питание и чарас стоили здесь в два, в три раза дешевле, чем в Гоа. По сравнению с Россией, все цены здесь казались просто смешными. Теперь я понимал, что в Россию можно не возвращаться вообще. У меня был план, и я приступил к его воплощению. Купив у старьёвщика за пятьдесят долларов старый, не работающий ноутбук, я переделал его под прекрасный контейнер для контрабандной перевозки чараса. Денег оставалось совсем мало, но, было огромное желание остаться здесь, в Азии. Я был готов на всё. Аккуратно упаковав внутрь пустого ноутбука килограмм душистого, чёрного гималайского «золота», я снова отправился в Гоа. В кармане были последние пятьсот долларов, а в голове - план счастливого и беззаботного будущего. Нужно было лишь быстренько сколотить первичный капитал. А первичный капитал, как меня учили в институте, всегда имел криминальное начало. Границу я преодолел довольно легко. Мои вещи вообще никто не досматривал. Таможенники на непальско-индийской границе не то, чтобы никогда не видели в своей жизни ноутбуков, они никогда не видели компьютеров. Да и вообще, белый человек был для них неприкасаем. Таково было негласное правило, и я наслаждался им. Переходя границу с килограммом чараса, впервые в жизни я по-настоящему чувствовал себя белым человеком. Вернувшись в Гоа, я арендовал на целый сезон, за пятьсот баксов, кусок пляжа в пятьдесят квадратных метров, и приступил к строительству ресторана. Продавая понемногу свой чарас, я покупал на вырученные деньги бамбук, доски, фанеру и инструменты. Наняв двух помощников для тяжёлых работ, я вкалывал вместе с ними с утра и до вечера. Периодически скручивая джойнты со своим чарасом, я пилил, копал, забивал гвозди. Работа на пляже проходила легко и весело. Через пару недель первый в моей жизни ресторан был готов. Это был первый русский ресторан на пляже Арамболя. Сложно, конечно, было назвать рестораном маленькое заведение с семью низкими столиками, где сидеть нужно было на мягких матрасах, покрывающих всю поверхность деревянного пола. Скорее это был небольшой чилаут, где подавали еду. Но, всё-таки, я гордо называл его: МОЙ РЕСТОРАН. Мой ресторан напоминал большое гнездо, оплетённое длинным бамбуком на пальме, на высоте трёх метров. Вместе с куском пляжа, мне досталась растущая посередине кокосовая пальма, наклонённая в сторону моря. Вкопав вокруг неё по периметру высокие бамбуковые столбы, я накрыл их фанерной крышей, что и стало полом моего заведения. Пальма же так и осталась расти из середины, создавая живую крышу из огромных листьев. Так у меня получилось двухэтажное заведение, где на первом этаже был магазин, а на втором ресторан, в который можно было попасть, поднявшись почти по вертикальной лестнице с обратной стороны магазина. К приезду моих девочек было готово всё. В ресторане работал штат из пяти человек, было готовое меню, состоящие из русских и индийских блюд. Приобрести у меня можно было всё, кроме алкоголя. На алкоголь мною был наложено табу. В моём заведении никто не имел права распивать никакие алкогольные напитки. Можно было курить, принимать лёгкие наркотики, есть пирожные с гашишом, - но, только не алкоголь.
Наконец-то, наступил долгожданный день приезда моей Лены. Гладко выбритый, пахнущий хорошим парфюмом, за час до прибытия я уже стоял в аэропорту с двумя гирляндами, сделанными из оранжевых цветков, которые традиционно одеваются индусами на шею в торжественных и особо праздничных случаях.
- Папа, папочка! - слышу я знакомый голос моей маленькой принцессы, которая широко расставив свои руки, выбежала из толпы мне навстречу.
- Привет, красавицы мои, я скучал без вас.
Моя четырёхлетняя дочка проворно залазает мне на шею, пока я целую мою Лену.
- Папа, папа, а ты покажешь мне обезьянок, - кричит сверху Василинка, дёргая меня за уши.
- Конечно, покажу, у меня есть много, чего показать вам.
Оторвавшись от жадного поцелуя с Леной, я стою и смотрю на своих красавиц.
- Кстати, Василь, я не одна приехала. Познакомься: это Денис и Илка. Они - наши первые туристы.
Денис, светловолосый парень с простым русским лицом, знакомясь, протягивает мне свою крепкую руку:
- Наслышаны про твои приключения в Индии. Вот, решили своими глазами всё увидеть. Месяца три я буду туристом, а если всё так прекрасно, как нам рассказывала Лена, то я готов работать вместе с вами. Честно говоря, совсем не хочется провести зиму в России, и я приложу все усилия, чтобы здесь остаться.
- А меня можешь называть Илкой, так все меня зовут, - протягивая мне свою пухлую ручку, говорит молодая девушка лет двадцати, с наивным, ещё детским, лицом.
- Я тоже готова остаться, только я не знаю, что буду делать. Я тоже много наслышана о Гоа, со слов твоей Лены.
- Придумаем, что-нибудь, размещайтесь пока в джипе. Я вам по дороге проведу вступительную лекцию, «для вновь прибывших туристов», а потом уже и о делах поговорим.
Погрузив все чемоданы на крышу арендованного индийского джипа, мы тронулись в сторону северного Гоа.
- В первую очередь, вам нужно сменить вашу европейскую одежду. Во-вторых, вам нужно немного загореть. Точнее, сначала загореть, а потом купить одежду, иначе, с вашим цветом кожи вам эту одежду в три раза дороже продадут. К белому, незагорелому человеку, местные относятся, как к ходячему кошельку. Илка, ты чем в рашке занималась?
- Я была менеджером в компании Кока-кола.
- И что же, мало платят сейчас менеджерам? Что тебя в Гоа потянуло? – улыбаясь, спрашиваю я, догадываясь, что она ответит.
- Платили хорошо. У меня даже хорошая корпоративная машина была. Только жизни личной никакой у меня не было при такой работе. С утра до ночи по работе мотаешься, а вечером - сил только на телевизор остаётся. А я ведь молодая, мне мужа найти нужно. И, честно говоря, я разочарована в русских мужчинах. У нас в стране женщин больше, чем мужиков, и от этого всё мужское население избаловано. Не умеют русские красиво ухаживать за женщинами, или просто не хотят. Может быть здесь, в Гоа, с иностранцем каким-нибудь повстречаюсь.
- Обязательно повстречаешься. Гоа волшебное место, здесь все желания сбываются, главное - ярко представлять, что ты хочешь. Если ты менеджером в России была, может, возглавишь здесь наш филиал по продаже хэмпа? Я построил на берегу моря магазинчик. Работа не сложная, купайся, загорай, и, заодно, продавай вещи туристам. А по четвергам и субботам нужно будет организовать выезд на рынок. Я два места там арендовал. По-моему, не очень пыльная работа, а заодно и жениха себе подыщешь. - Кстати, Лена, - обращаюсь я к своей любимой, - как там наш «Хэмп» в России? Как отреагировал Дымков на мой план открыть филиал в Гоа?
- Честно говоря, Дымков не очень был доволен, что я нашла нового управляющего. По-моему, он считает, что мы потихоньку сливаемся с этого проекта.
- Да пусть считает как угодно, мы продолжаем свою революцию, и это - главное. Всё у нас должно получиться. Сейчас продадим все остатки летней коллекции Хэмпа, которые ты сюда привезла, отправим ему индийско-непальской конопляной одежды, он и успокоится. Ещё спасибо нам скажет, что мы спасли русский «Хэмп». - Ну, а ты дорогая, - обращаюсь я к жене, - чем хочешь заниматься здесь?
- Пока ещё не знаю, мне ребёнком нужно заниматься. Я готова заниматься какой-нибудь работой с гибким графиком. Можно заняться сдачей нашего дома. Ты писал мне, что снял двухэтажный дом на восемь комнат. Второй этаж мы займём сами, а первый я буду сдавать приезжим туристам.
- А для тебя, Дэн, у меня есть отдельное предложение. С драгами* мне нужно помогать. Но, сначала я должен сходить тобой на пати. Если понравиться тебе, неплохо зарабатывать будешь.
- Я тоже хочу работать, - добавляет моя маленькая дочка, обнимая меня крепко за шею.
- Ну, а что же будешь делать ты? – улыбаясь, спрашивает моя Лена нашу маленькую красавицу.
- Я буду гулять, купаться, играть. Вы же тоже когда-то были маленькими, играли и гуляли. Это будет моя работа.
- Да, возразить нечем, железная логика, - смеясь, соглашаемся мы.
*Бастэр - Самое распространённое ругательство, означающее «ублюдок», «незаконнорожденный ребёнок».
* Шанти - Покой, спокойствие. Очень глубокое слово. Понять его можно, только побывав в Индии.
*Драги – Наркотики.
Глава 22. Часть первая. В тюрьме.
- Привет, Илка! Как же я рад тебя здесь видеть. Из всех моих друзей ты первая, кто отважился меня навестить. Почему-то все мои друзья, как огня, боятся тюрьмы. Видимо, думают, что если они курят чарас, то их сразу же здесь рассекретят и посадят рядом со мной.
- Привет, Вася! - целуя меня в щеку, говорит настоящая гоанская фричка.
Длинные, светлые дреды, стянутые в толстый пучок, татуировка на плече, модная гоанская трансовая одежда. Охранники с любопытством рассматривают странную белую девушку, осмелившуюся прийти в тюрьму.
- Эх, Вася, Вася, как же ты сюда угодил? Ты же ничего не продавал последний год, объявил всем, что теперь занимаешься только легальным бизнесом и угодил в тюрьму. Как это понимать?
- Подставили меня. Пришли домой полицейские, принесли 20 грамм МДМА. Дорогу я им перешел. Или, видимо, догнала меня моя карма за какие-то старые долги. Вот, отрабатываю сейчас.
- И как долго ты её собираешься отрабатывать?
- Не знаю, прокурор хочет от десяти до двадцати. Адвокаты успокаивают, что через полгода после получения экспертизы, подтверждающей, что у меня наркотик, должны меня выпустить. Вот, только эта экспертиза раньше, чем через восемь месяцев, ещё никому не приходила.
- Я смотрю, ты тут не унываешь, - улыбаясь говорит Илка, трогая мой бицепс. - И вообще ты прекрасно выглядишь.
- Нельзя мне тут унывать, с ума можно сойти. Не поверишь, времени на всё задуманное не хватает. Весь день гимнастика, английский, шахматы, книги. Всё, о чем только мечтал, сейчас воплощаю. Все мечты в Индии сбываются. Вот сбросил двенадцать килограмм лишнего веса уже.
- А у вас что, тут и спортзал есть? - с удивлением спрашивает Илка, сделав смешные круглые глаза.
- Я сам себе спортзал в своей камере сделал. Связал тряпками три двухлитровые пластиковые бутылки. Получилась неплохая гантеля на шесть кг. Каждой рукой с этой гантелей я 6 тонн ежедневно поднимаю, отжимаюсь сто пятьдесят раз каждый день, посмотри, какие бицепсы у меня уже, - задрав рукав, я показываю ей свою руку. - Никогда в жизни у меня ещё не было таких мышц.
- Молодец, ты нигде не пропадёшь. Если ты в Азии смог шесть лет прожить, то для тебя год в тюрьме плёвое дело, всё у тебя, Вась, будет хорошо.
- Спасибо тебе, Илка, за поддержку. Только очень бы хотелось пораньше выйти. Сама-то долго ещё в Гоа будешь?
- Не знаю, может быть месяцок побуду, а потом на север, в Гималаи, поеду. Там меня жених израильский ждёт.
- Значит, и твои мечты сбываются. Нашла ты себе жениха иностранного, не прошло и пяти лет. Кстати, Илка, ты мне неделю назад в эротически-поучительном сне снилась.
- Вася, ты как всегда в своем репертуаре, даже в тюрьме о сексе думаешь. Рассказывай, что ты вытворял во сне своём, - улыбаясь, говорит Илка.
- Снится мне, значит, наш первый арамбольский дом. Помнишь, в первый год мы жили в доме, где четыре комнаты на нашем этаже было? Вот снится мне, что спим мы мы с тобой в одной комнате, но на разных кроватях. А в соседней комнате – моя Лена Василину спать укладывает. Ты уже спишь, а я все ворочаюсь, никак уснуть не могу. И вдруг, ты во сне плакать начала. Как ребёнок плачешь. Ножками сучишь, а проснуться не можешь. Я кричу тебе: «Илка, прекрати, Василину разбудишь!». А тебе, видимо, страшный сон снится, и никак ты не проснёшься. Подхожу я к тебе, беру за руку, глажу, успокаиваю. И вдруг, ты меня как обхватишь руками за шею, и к себе в постель! Смотрю я, а ты под простынёй голая совсем. Не успел я глазами моргнуть, как ты уже меня и ногами обхватила, да так ловко, что я сразу в тебе оказался. И, как только я вошёл в тебя, открывается дверь, и заходит моя Лена. И, в этот самый момент, ты просыпаешься, и начинаешь меня отталкивать. Смотришь снизу на меня и серьёзно так говоришь: «Ты чего это, Вась, здесь делаешь? Ты что, с ума сошел, ты воспользовался тем, что я сплю?» И Лена смотрит осуждающим взглядом на меня. Я пытаюсь оправдываться, говорю, что, мол, и не думал ничего делать, что, мол, ты меня во сне совратила. А сам всё ещё в тебе нахожусь. Понимаю, что не поверите ведь, что все произошло случайно. Так и проснулся я с чувством вины и с мокрым пятнышком на трусах.
- Да, поучительный сон. И к Фрейду ходить не надо, - смеясь, говорит Илка, по-дружески обняв меня за плечи. – Видимо, давно у тебя секса не было.
- У вас осталось пять минут, - прерывает наш разговор охранник, показывая на часы.
- Слушай, Илка, помощь твоя нужна. У нас тут иранец, Дэвид, может в трусах чарас в тюрьму проносить. Он раз в неделю в госпиталь ездит, там его дружок навещает. Если бы ты ему пару тол передала, то у нас была бы курёха. А то вечерами совсем тоскливо бывает.
- Я попробую. Давай номер его телефона. Только, как же вы тут курите?
- Как всё в тюрьме: один на шухере, двое курят. А ещё я тут табак научился жевать. Все индусы его любят. Никогда бы раньше не подумал, что буду это делать. Кладешь на ладошку табак, пак-пак он называется, втираешь в него чуну и засыпаешь за губу. Жжёт жутко, и кожа потом от внутренней части губы большим куском отваливается.
- А эффект какой? Неужели так хорошо, что готов жжение терпеть?
- Да нет почти никакого эффекта. Вспомни свою первую сигарету, помнишь, как слегка голова кружилась? Вот, и от жевания такой же эффект, длиной минут пятнадцать.
- Но, ведь больно же губу?
- Нет, Илка, это не боль. Боль здесь, - показываю я кулаком на сердце. - Главное преимущество этого табака в том, что жжение хоть ненадолго помогает отвлечься от этой большой боли.
Глава 22. Часть вторая. На воле.
- Скоро Новый Год, Вась, можешь мне две дредины заплести? - спрашивает меня Илка, выкладывая на стол розовый миксинбол* и элегантный, недавно купленный чилум.
- А что это ты, вдруг, решила? Неужто, фричкой задумала стать? Не будешь потом жалеть-то? У тебя красивые, светлые волосы, а дреды ведь только выстригать потом, они ведь не распутываются никогда. Тебя же в рашке на приличную работу не примут с ними.
- Ты прямо как отец, нравоучения ещё начни мне читать. Не хочу я в рашку больше возвращаться, мне здесь больше нравится. Что меня там ждет? Скучная работа в офисе и никакой личной жизни? Или же интересная работа, за которую обычно платят копейки. И русский муж-тиран, способный меня содержать и с которым абсолютно не о чем говорить. А я молодая, красивая, хочу для себя пока пожить. Сегодня пати хорошее намечается, не хочу я больше на туристку похожей быть.
- Ну, садись тогда, молодая, красивая, буду тебе первые твои дреды заплетать. Коль ты в социум возвращаться не хочешь.
Мы сидим в моём ресторане, попивая соки и подготавливая нашу Илку к вечернему выходу в люди. Со второго этажа открывается прекрасный вид на арамбольский пляж. Солнце неторопливо приближается к линии горизонта, напоминая ночным жителям, что пора просыпаться. Сотни людей, почувствовав приближение вечерней прохлады, начинают подтягиваться на пляж чтобы посмотреть, как горящий огромный шар, остужаясь, опускается в море. Дневная жара спала, и уже не нужно искать тень. Кто-то крутит пои*, кто-то подготавливает шест, поливая его концы керосином, чтобы исполнить свой танец с огнем после захода Солнца. С разных сторон раздаются завораживающие звуки барабанов. Из некоторых ресторанчиков слышится трансовая музыка. Несколько йогов медитирует в позе лотоса. Любители китайской гимнастики тай-чи, плавно выполняют свои движения возле самой кромки воды. Многие сидят небольшими группами, передавая из рук в руки дымящиеся чилумы. Несколько русских туристов, удобно расположившись в моём ресторане не матрасиках, неторопливо попивают свежевыжатые соки. Почему, интересно, в России не прижилась эта традиция полулежачих заведений с низкими столиками? Ведь полулежа намного удобнее проводить время, поедая разные вкусности. Заплетая Илкины дреды, я любуюсь, как моя дочка играет на берегу, выстраивая куличики их песка. Иногда тёплая и ласковая волна доходит до её песочных замков, и Василинка смешно злится, пиная своей маленькой ножкой воду.
- Мне бы такое детство и такого папу, - улыбаясь, говорит Илка, наблюдая за Василиной. Почему я не родилась в Гоа?
- Если бы можно было выбирать, я бы тоже выбрал детство на море. Я постараюсь сделать все, чтобы она выросла в Гоа. Отправлю её здесь в детский сад. Затем в школу. Пусть с детства привыкает к свободе. Ты заметила, какие в Гоа дети? Открытые, искренние, легко идущие на контакт. Я же в детстве жутко стеснялся знакомиться с незнакомыми мне людьми. У нас, в России, почти все родители озабоченные, нервные, и дети у них такие же. Без присмотра в песочнице оставить нельзя, могут совочком по голове дать.
- Вась, смотри, что это? - вдруг серьёзно говорит Илка, показывая пальцем на шумную группу маленьких индийских детей. - Чем это они играются?
В нескольких метрах от нашего Хэмпа, я вижу, как маленькая, чумазая девочка лет пяти, привязав веревку к ноге мертвого поросенка, бегает, волоча его за собой по пляжу. За ней, весело смеясь, бегут ещё пятеро таких же индийских детей пляжа.
- Дико, конечно, смотрится. Но, видимо, другое у них отношений к смерти.
- А что ты хотела, если Шива, бог смерти, - у них главное божество. Мертвый поросенок для них всего лишь игрушка.
- Здорова, психоделическая братва, - улыбаясь, говорит Денис, поднимаясь в ресторан.
- Как жизнь гоанская, Дэн?
- Прекрасно, если не думать, что деньги заканчиваются. Как подумаю, что в рашку возвращаться нужно, мне аж плохо становится.
- Да кто же тебя заставляет возвращаться? Посмотри на счастливых людей на пляже. Большинство из них сделало свой выбор - остаться здесь. Что ты, хуже их что ли? Сегодня на Керим-бич пати будет, пойдем с нами, я покажу, как деньги здесь зарабатывать можно.
Сменив на своем посту солнце, на небе появляется полная Луна. Все небо густо усыпано яркими звездами. Из-за скал начинают доноситься трансовые биты. Видимо, не просто так заведено индусами: собираться в полную Луну, чтобы в танце восхвалить богов. Самые лучшие пати почему-то бывают в полнолуние. Мы сидим, полулежа, в ресторане, дожидаясь, пока подтянутся ещё несколько русских туристов, остановившихся в моём доме.
- Ну что, Илка, готовы твои первые дреды. Может, по дорожечке МДМА - и в путь? - предлагаю я, посматривая на часы.
Высыпав на железный поднос грамм «димыча» я делаю пластиковой карточкой восемь равных дорожек. Скрутив из стодолларовой купюры трубочку, я занюхиваю сразу две.
- Кто хочет, присоединяйтесь, - передаю я поднос в сторону Дэна.
Ужасно щиплет в носу, но я готов терпеть, - потому, что в этом способе употребления есть свои плюсы. Если проглотить МДМА, то эффект наступает плавно, без каких-либо неприятных ощущений, но - только через полчаса. Если же нюхать, то уже через несколько минут в голове резко происходит взрыв. Вот этот взрыв я и хочу ощутить сейчас. Откинувшись к пальме, торчащей в середине ресторана, я начинаю чувствовать, как мгновенно пропадают ненужные мысли. Краски окружающего мира, слегка размазываясь, насыщаются яркостью, и все вокруг начинает окутываться энергией любви. Вселенская любовь ко всему миру нежно забирает меня. Чувство любви и гармонии так сильно переполняют меня, что я не могу позволить себе даже поссать в море. Оно же живое, в нем плавают живые существа. Я не могу оскорбить его таким поведением. Хочется делиться этой любовью со всеми. Хочется спасти весь мир. Закрыв ресторан, мы веселой толпой идем в темноте по берегу моря на звуки волшебной музыки. Руки уже непроизвольно танцуют в такт доносящегося звука. Сотни киловатт трансовой музыки пробиваются из-за скал, заставляя нас ускорить шаг. Сегодня фуллмун*. Поэтому Луна, тоже пританцовывая, освещает нам дорогу. Один час волшебного пешего пути, и мы оказываемся на маленьком, нереально красивом пляже, окруженном со всех сторон высокими скалами. Флюоресцентные батики, светясь в темноте, создают впечатление, что мы на другой планете. Повсюду горят керосиновые лампы, на которых индусские бабушки готовят чай. Вокруг них, на циновках, небольшими группами, общаясь, сидят люди. Заняв одну из таких циновок, недалеко от танцпола, мы делаем привал, чтобы отдохнув немного, ворваться в толпу танцующих. С полсотни красивых людей отбивают ногами ритм, исходящий из огромных колонок.
- Пойдем, Дэн, потанцуем, заодно и познакомимся с какими-нибудь туристами.
Туристов немного, всего процентов двадцать, остальные все знакомые лица. За пультом шаманит Тамир.
- Как ему удаётся собрать столько красивых людей? - спрашивает меня Дэн, снимая мокрую от пота рубашку.
- А он, в отличие от других ди-джеев, лично раздает пригласительные флайеры. Ходит по пляжам, по Найт маркету, по местам, где тусуются фрики и прочий нарядный люд. Знакомится, и раздает свои флайеры. Смотри, Дэн, группа туриков идёт неприкаянно. Пойдем знакомиться, - предлагаю я, направляясь в их сторону.
Трое немолодых парней и две симпатичные девушки, попивая ром с колой, скучно сидят на циновках.
- Можно к вам подсесть? - спрашиваю я, подойдя поближе.
- А чего же нельзя, здесь нет частной собственности. Садитесь, - отвечает, отодвигаясь, парень в светлых, коротких шортах. - Я так понял, по вашему внешнему виду, вы тут местные. А с местными нужно дружить. Давайте знакомиться, меня Александром зовут, - улыбаясь, сказал парень, явно посещающий несколько раз в неделю спортзал. – А скажите нам, приезжим, что здесь происходит такое? Много раз мы бывали на разных дискотеках, по всему миру, но такую нарядную публику первый раз видим. И музыка, совсем не похожая на хаус, который в клубах играет. Кстати, хотите рома с колой, - говорит нам Александр, протягивая большую бутылку, купленную в дьютифришном магазине.
- Не, спасибо Александр, мы не пьем, мы лучше чай закажем, - говорит Дэн, доставая из сумки чилум, сафи и миксинбол.
- И как же у вас без алкоголя так получается, вы же даже сидя пританцовываете. Мы вот без алкашки никак смелости не можем набраться, чтобы выйти и поплясать.
- А нам, наоборот, алкоголь мешает, неинтересно на низких контурах восприятия находится.
- Это как это? - пододвигаясь к нам ближе, заинтересованно спрашивает крепкий парень, представившийся Николаем. - Это что за контуры такие и почему алкашка низким считается?
- Если хотите, расскажу.
- Что ж, валяй, рассказывай, времени целая ночь впереди, тем более у нас ещё одна бутылка есть, - смеясь, говорит Александр.
- Был такой профессор Гарвардского университета, по имени Тимоти Лири. Большую часть жизни посвятил этот профессор изучению воздействия различных психотропных препаратов, изменяющих восприятие окружающего мира. Создал он такую теорию восьмиконтурного уровня. Так вот, по теории этого профессора, мы можем менять свое восприятие. Вот, например, первый контур восприятия - контур насекомых. Они хотят что либо получать от окружающего мира, и чтобы им ничего за это не было. Это - выживательный контур. Так чувствуют себя героиновые и кокаиновые наркоманы. В этом состоянии они чувствуют себя центром Вселенной, всё остальное им не важно, поэтому, в таком состоянии, человек своим поведением похож на насекомое. Он хочет получать удовольствие, и хочет оставаться безнаказанным. Он готов на все, только бы получить то, что он хочет.
- А что это у тебя за трубка такая, - перебивает меня Николай, с любопытством разглядывая чилум.
- Вы чарас курили когда-нибудь? - спрашиваю я, обматывая узкий конец чилума приготовленной тряпкой.
- Ну, вообще-то, мы гашло и траву курим. Но, через чилум никогда не пробовали. Если научите, то с удовольствие присоединимся.
- Тогда смотрите внимательно и повторяйте за нами. Поджигай, Дэн
Раскуривая чилум, я наслаждаюсь тем, как Дэн громко и мелодично читает мантру: «Бум Булинат, Саб Ки Сат, Бум Шива, Бум Шанкар, Бум». Сделав большую затяжку, я выдыхаю дым, на секунду закрыв глаза, и, прикоснувшись чилумом ко лбу, передаю его Дэну.
- Одну большую затяжку, не прикасаясь губами к чилуму, и - передаете сидящему справа. Поняли? - объясняю я показывая на Дэна, затягивающегося в этот момент.
Пока чилум переходит из рук в руки я откинувшись на циновку продолжаю свой рассказ.
- Второй контур восприятия - это контру животных. На него нам помогает попасть алкоголь. Этот контур помогает нам размножаться.
- Это точно, - добавляет наш новый знакомый Николай, наливая себе в стакан виски. - Как только напьемся, так или на баб тянет или подраться.
- Правильно. Мы становимся похожи на животных. В дикой природе самцы метят территорию, дерутся, а самки поднимают хвосты и ходят кругами, - добавляю я, ощущая, как очередная волна вселенской любви прокатилась по моему телу. - Потом идёт третий контур, контур одомашненных приматов.
- А кто это такие, одомашненные приматы? - с любопытством спрашивает меня девушка, сидящая, прижавшись, к Николаю.
- А это мы с вами, «одомашненный примат», или «Хомо Сапиенс». В эволюционной цепочке мы находимся между обезьяной и человеком осознанным. Для нас лучше всего подходят психотропные препараты, или, как их называют - психоделики. Марихуановая группа: гашиш, чарас, трава, и химические препараты: амфитамины, МДМА, ЛСД и их заменители. Употребив их, мы чувствуем единство и гармонию со всей Вселенной. Эти препараты помогают нам понять, кто мы есть. Как сказал ещё один психоделический ученый-философ Антон Роберт Уилсон: «Проблема перехода с третьего на четвертый контур - это осознание себя одомашненным приматом, и не желание им быть».
Выдохнув последнюю затяжку, я почувствовал сильную волну прихода, от которого мои глаза сразу прикрылись, а по всему телу побежали мурашки. Приступив к чистке чилума, я сделал небольшую паузу в моей лекции, чтобы понять слушает меня кто-нибудь или нет.
- А что же тогда делать? - первым нарушил образовавшуюся паузу Александр, подливая себе ещё виски.
- Ну, тут есть два пути, - продолжал я. - Или согласится, что ты примат и жить приматной жизнью, используя алкоголь, как катализатор. Или - сделать квантовый скачок восприятия. Был такой американский ученый - Теренс Маккена. Сорок лет своей жизни он посвятил изучению эволюционного развития человеческого мозга, и пришел к выводу, что психоделика на человека действует, как ускоритель развития. Изучая останки первобытных неандертальцев и австралопитеков, он пришел к выводу, что мозг приматов развивался очень медленно. Но, за один короткий период времени, всего за несколько тысяч лет, он увеличился в три раза. А период этот совпал с окончанием очередного Ледникового периода. Тогда первые человекоподобные приматы употребляли в пищу много растительной еды, содержащей в малых дозах психотропные вещества. Так, на протяжении нескольких тысячелетий мозг стимулировался и развивался, образуя новые участки, отвечающие за речь и накопление знаний.
- Интересная теория, но, давайте же перейдем, наконец, к практике. Вы, наверное, уже сделали сегодня квантовый скачок, - улыбаясь, перебивает меня Александр. Где бы нам попробовать таких ускорителей?
- Достать не проблема. С чего бы вы хотели начать?
- Да, если бы мы знали... Вы же профессионалы, я смотрю, я лично готов вам довериться. Мы же не пробовали ничего, кроме кокаина. Но, с твоих слов - это не совсем то, что нам нужно.
- Тогда я бы посоветовал вашим девушкам МДМА, а вам - по капельке ЛСД.
- А что это за препараты такие, мы о таких и не слышали никогда.
- ЛСД изобрел швейцарский доктор, Альберт Хоффманн, на фармацевтической фабрике «Сандоз» в 1943 году. Ему 90 лет сейчас, всю жизнь он проводил эксперименты с ЛСД на себе и своих близких. И - до сих пор жив и здоров, и умирать не собирается. А МДМА придумал Александр Шульгин - русский американец. Слышали, наверное ,про экстази? МДМА - это чистое экстази, без амфетаминовых добавок.
- Ну так давай нам скорее свои квантовые ускорители. Мы тоже плясать хотим, как все остальные, - смеясь, говорит Николай, доставая деньги.
- Ты, Дэн, пока покури с ребятами, а я пока пойду, достану, что им нужно. Я скоро вернусь.
Отойдя метров 20 от нашего места, я сталкиваюсь с танцующим немцем по имени Ник. Ник - настоящий психоделический воин, который, лет 30 назад, скрываясь от немецкой полиции, приехал и остался жить в Гоа. С огромными серьгами в ушах, он похож на шамана, повидавшего многое на своем веку.
- Привет Ник. Как тебе сегодняшнее пати?
- Просто супер! Столько много красивых людей вокруг. И ди-джеи сегодня самые лучшие. А как ты себя чувствуешь, мой русский психоделический брат?
- У меня все хорошо. Продай мне, Ник, немного кислоты и МДМА, я буду себя ещё лучше чувствовать.
- Нет проблем, постоянным покупателям у меня всегда скидка, - улыбаясь, лезет в карман мой немецкий друг.
Отдав ему деньги и выкурив с ним чилум, не останавливаясь танцевать, я отправляюсь к нашей циновке.
- Держите, вот вам ваши квантовые ускорители, - протягиваю я маленький пакетик своим новым товарищам.
- А что нам ждать от этого? Нам плохо не будет от резкого ускорения?
- Все будет хорошо, но, главное - ничего не боятся. Если у вас сознание чистое, то все станет красивым и ярким. А если нет, то можете бэд трип испытать, но этого не стоит бояться, это тоже полезно. Можете испугаться самих себя, точнее, своих мыслей и помыслов. Если в голове у вас демоны живут, то будут вам черти везде мерещиться, а если гармония и любовь преобладает у вас, то вы увидите, какой мир красивый вокруг вас. Ну, хватит мне, наверное, вам лекции читать, мы к вам через час подойдем навестить.
- Пойдем Дэн, попляшем, трэк прекрасный какой играет, не могу я больше на месте сидеть. Ну что Дэн понял, как легко можно сотку баксов заработать?
- Да, Вась, теперь у меня тоже появился шанс остаться здесь. Неплохая работа общаться с людьми и продавать им психоделику. И, в принципе, не рискованная совсем работа, если продавать только согражданам. Русских ментов здесь нет, бояться нечего.
- На следующее пати я куплю тебе разных психоделиков. Сможешь так же продавать. Прибыль пополам. Идёт?
- Идёт, - пожимая мне руку, говорит светящийся от радости Денис.
- Какие люди! Ромка, неужели это ты?
Забыв про Дэна, я бросаюсь обнимать своего гоанского друга, которого не видел почти год.
- Я слышал, что ты должен приехать, но не знал точно когда. Что же ты мне не позвонил, сукин кот. Хорошо выглядишь! Давно в Гоа приехал?
- Нет, вчера днем прилетел, немного поспал, и - сразу оказался снова в сказке. Я скучал по гоанским пати. Ты бы знал, как тяжело мне было без Гоа в Москве. Не могу я там, Вась, больше жить. Бросил свою дурацкую работу в офисе, сдал в аренду свою квартиру и быстрее сюда.
- Понимаю тебя, Рома, очень хорошо. Я тоже самое чувство испытывал, когда был на Родине. Но, теперь это все позади. Воплотил я свою мечту здесь остаться. Семью сюда привез. Рестик открыл. Утром пойдем в него соки пить. Как же я рад тебя видеть. Значит, снова вместе будем зажигать.
- Кстати, по поводу «зажигать», - опомнившись, говорит Рома, снимая со спины зачехленный шест. – Помнишь, Вась, я в прошлом году, шест с огнем научился крутить? Я все-таки освоил его. Теперь, я иногда в Москве, за деньги, кручу в ночных клубах. В Москве файер-шоу все ещё в диковинку. Неплохо, кстати и платят. Бывает от трехсот до штуки баксов за ночь. Кстати, Вась, ты знаком с Игорем? - говорит Рома, показывая на танцующего рядом парня. Он из Нижнего Новгорода. – Знакомься, Игорь, это - Василий.
Мне протягивает руку высокий блондин плейбоевской внешности.
- Хорошия прикид у тебя, Игорь, в стиле минимализм. Ниндзя шузы и короткие оранжевые шорты.
- Я везде так хожу. Здесь, в Гоа, мне не нужна другая одежда.
Игорь поворачивается, и я вижу надпись вышитую во всю жопу: «Легалайз».
- Судя по надписи, ты из наших будешь. Пойдем, я тебя МДМА угощу.
- Нет, спасибо, Вась, я кокаин люблю, другое мне ничего не нравится.
- А я уж подумал, что ты из наших, психоделических. Извини, «кокосом» угостить не могу, я «кокос» не продаю и не прикасаюсь к нему.
- А я, наоборот, продаю и с удовольствием к нему прикасаюсь.
- Только не надо спорить, что лучше, что хуже, - вовремя вмешивается Ромка, не желая весь вечер слушать наши дебаты. - Давайте, я лучше палочку вам покручу.
Ромка, вытащив шест из висевшего на спине чехла, поливает аккуратно обмотанные края керосином.
- Поджигай! - крикнул он Игорю, приготовившись к огненному танцу.
Танцующие вокруг нас люди расходятся, образовав живой круг. Сразу поймав ритм музыки, Ромка начинает с огромной скоростью крутить огненный шест, разрезая пространство вокруг себя, оставляя на мгновение в темноте красно-желтый узор. Я смотрел, как Ромка, танцуя, крутит свою огненную палку, и не мог поверить, что он, ещё год назад, придерживался понятия, что настоящие мужчины не танцуют.
- Скоро рассвет, надо бы догнаться ещё, пойдем по дорожке «димыча» сделаем. Я тебя с новыми друзьями познакомлю, - говорю я переставшему танцевать Ромке.
- Знакомься, Ром, это - Александр, он сегодня первый раз ЛСД пробует, - говорю ему я, подведя к нашему месту.
- А мы знакомы, - удивленно говорит Роман, протягивая Александру руку, чтобы поздороваться. - Кто же в Москве Александра не знает, он директор крупного российского телеканала, - старается тихо сказать мне на ухо Ромка. Но, услышав нас, Александр, улыбаясь, добавляет: «Это в Москве я директор, а здесь - такой же, как и вы, я - обычный отдыхающий».
- Кстати, спасибо тебе Вася, ты нам сегодня такую интересную лекцию рассказал. А ещё спасибо за квантовый скачок.
- Мы вот скачем уже целый час без остановок, - смеясь, добавляет танцующий рядом Николай. - Мне кажется, я многое сегодня понял.
- Ты только представь, Ромка, если Александр, управляющий большой медиасистемой, почувствовав сегодня вселенскую любовь, и став на чуточку лучше, сможет передать эту любовь в массы и изменить мир в лучшую сторону. От него зависит, что будет смотреть целая страна. И он сегодня тоже изменился, значит, в какой-то степени изменения коснуться миллионов людей.
«Люди сатанеют, умирают, превращаясь
В пушечное мясо, концентраты и нефть,
Отходы производства, мавзолеи и погоны
Видишь, ширится, растет психоделическая армия...»
- отвечает нараспев, стихами мне Ромка
- Да, Ромка, психоделическая революция продолжается.
*Пои - Вид жонглирования шариками на веревках, которые держат в руках и крутят в различных направлениях.
*Фуллмун – Полнолуние.
*Миксинбол – Тарелочка для приготовления курительной смеси
Глава 23. Часть первая. В тюрьме.
- Anybody medicine, anybody medicine?*- слышу я знакомый, низкий голос Дэвида, идущего по коридору. Дэвид добровольно исполняет должность доктора в нашей тюрьме. Каждое утро и вечер он разносит по камерам лекарства, которые бесплатно нам дает индийское государство. Дойдя до нашей камеры, Дэвид, положив коробку с лекарствами на пол, садится на корточки и начинает в ней старательно рыться, косясь краем глаза на дремлющих возле входа охранников.
- Мистер Василий, для вас доктор прописал лекарство. Быстрым движением он, незаметно для остальных, бросает через решётку маленький бумажный пакетик.
- Спасибо Дэвид, а то что-то я совсем разболелся, - улыбаясь, благодарю его я.
- Дисай, смотри, что у меня есть, - радостно кричу я, показывая две толы чараса.
- Что, сегодня в камере праздник? - спрашивает улыбающийся во все лицо, довольный Доминик.
- Да, - хвастаюсь я, показывая два чёрных шарика. - Нас в камере курящих только трое: я, ты, и Дисай, надолго должно хватить. Надо только придумать, куда это все спрятать. Иногда начальник тюрьмы проводит обыски в поисках чего-нибудь незаконного, и если найдут этот чарас, то заведут на меня дело, и тогда точно выйду я не раньше, чем через 10 лет.
Полазив в своих вещах, я нахожу пакетик с индийскими ирисками. Сняв аккуратно с четырех конфеток фантики, я откладываю их в сторону, а конфеты отправляю в рот. Слепив из чараса четыре маленьких батончика, и завернув в фантики, я показываю их Доминику.
- Отличная идея, никому не придёт в голову разворачивать все конфеты.
Предупредив остальных сокамерников, чтобы не трогали конфеты, я ставлю баночку с ирисками на самое видное место в угол, где уже стоит целая куча различных пакетов и банок общественного пользования.
- Как курить-то будем? Табак-то закончился у нас, - спрашивает меня Дисай, роясь в карманах, в тщетной попытке наскрести хотя бы щепотку.
- Не волнуйся, что-нибудь придумаем, у нас в России, когда-то, в разгар перестройки закрылись одновременно все табачные фабрики, и целый месяц народ курил все, что возможно. Мы, русские, привыкшие всегда жить во времена перемен, нигде не пропадем. Я лично, в то время пробовал курить заварку чёрного чая. Когда сильно хочется курить, а ничего нет, то любой дым, который можно вдыхать, сгодится. Что у нас в наличии? Арахисовые орешки, мне кажется, шкурки от них прекрасно будут гореть.
Перетерев в ладошке горсть сухой шелухи, я делаю смесь для курения. Одна горошина чараса, щепотку сухих шкурок, - и у меня в руках тюремный косяк, скрученный из газеты.
- Ничего, курить можно, - вдыхая безвкусный дым, говорит Доминик, передавая мне джойнт.
- Сегодня солнечный день, через час прогулка. Давно я накуренный не гулял, пару лет, наверное, - вздыхая, добавляет Дисай.
- Эй, Четси, будешь с нами курить?
- Нет, спасибо, я не курю, - отвечает бывший полицейский, стоящий на шухере возле двери.
Легкость по всему телу снова расслабляет мои мышцы и мысли. Стены медленно растворяются, и кажется, что приятный морской ветерок обдувает моё тело. Я снова на свободе, я лежу на горячем песке, по мне, звонко смеясь, лазит моя маленькая дочка. Рядом со мной сидит моя Лена и старые мои друзья. Жизнь прекрасна и удивительна.
Глава 23. Часть вторая. На воле.
- Папа, папа, наши попугайчики пропали, - плача, сообщает моя дочка.
- Как пропали? - заглянув с балкона в дупло пальмы, я спускаюсь вниз со второго этажа нашего дома, и кричу на весь двор имя нашего домовладельца:
- Францис! Ну-ка, иди сюда, сукин сын. Ты попугаев забрал? - спрашиваю я у щуплого индуса, который, бросив своего породистого быка, тут же прибежал на мой грозный крик.
- Каких попугаев? – удивляясь, отвечает он, сделав, как обычно, глупое выражение лица.
- Видишь, пальма растет возле нашего дома? На уровне нашего окна, ещё в начале сезона, семья больших зеленых попугаев поселилась в дупле. Весь сезон они были частью нашей семьи, сначала яйца высиживали, потом птенцов вскармливали, а сегодня пропали. Вон, видишь, кто-то дупло разворотил и украл птенцов? Смотри, родители взволнованно летают вокруг пальмы.
- Я не брал, мне они незачем, у меня бык есть. Но, я видел, как сегодня соседские мальчишки во дворе с лестницей возились. Если узнаю, что это они, все уши им пообрываю.
- Спасибо, Францис, - заранее благодарю я худого и жилистого индуса лет сорока.
- Ко мне туристы приезжают, им экзотика нужна, где же ещё можно мыться в душе и наблюдать, как за окном огромные попугаи гуаву едят. Вечером на балкон выйдешь, а в пяти метрах напротив тебя - семья филинов из дупла выглядывает. По утрам обезьянки иногда сюда приходят. У тебя как в зоопарке, такого же в России не увидишь. Ты уж постарайся попугайчиков вернуть, а то в следующий сезон в другой дом перееду.
Францис - классический представитель арамбольских рыбаков. Пропасть что-либо без его ведома со двора вряд ли может. Наверняка знает, кто птенцов украл. Ему и двум его братьям досталось по наследству от отца три дома, которые образовали классический индусский двор, со своими свиньями, курами, собаками, кошками и племенным быком. Находясь на краю пальмовой рощи, граничащей с морем, двор, плотно обросший со всех сторон колючими кустарниками, надежно защищен от непрошенных гостей. Так что не волнуйся, дочь, найдутся наши попугайчики.
- Вася, Вася, - догоняя меня на лестнице, кричит Францис, я для тебя кокосы срубил, у входа лежат, 30 штук. С тебя 300 рупий.
- Какие кокосы?
- Какие-какие, ты же сам меня просил.
- Так я же тебя просил месяц назад над тропинкой кокосы срубить, чтобы семья моя спокойно к морю ходила. Ведь если кокос на голову упадет, это сразу насмерть. Францис, посмотри на пальму, кокосы как висели, так и висят.
- А я с другой стороны пальмы срубил, эти ещё не созрели.
- А незрелые что, на голову не падают что ли?
- Падают, но очень редко, можешь спокойно ходить, я каждый день здесь хожу, на меня ни разу ещё не упало. Не волнуйся ты так, Вася, от кармы все равно не убежишь, давай 300 рупий за кокосы.
- Хорошо, отдам вечером тебе, если попугайчиков вернешь.
- Не грусти, дочь, Францис обещал найти наших попугайчиков. Пойдешь со мной в ресторан завтракать?
- А ты меня по дороге на волнах покатаешь?
- Конечно, покатаю мою маленькую принцессу. Бери свою доску для плавания, и пошли со мной.
- Василь, я квас свежий сделала, не забудь после завтрака по ресторанам развезти, - кричит со второго этажа вдогонку моя Лена. - Вы пока завтракайте, а я пирожные доделаю, а то уже из «Чайковского» звонили, 100 штук заказывали. И ещё, Василь, чуть не забыла тебе сказать. У меня гашиш для пирожных закончился, я возьму у тебя?
- Конечно, дорогая, - кричу я в ответ, сажая Василинку себе на плечи. Как я люблю свою работу! Неужели, у меня получилось? Не надо вставать рано, чтобы очистив машину от снега, прогревать её после ночных морозов. Не надо встречаться с налоговой инспекцией, не надо платить взятки санэпидемстанции и пожарникам, не надо видеть вечно недовольные рожи сограждан. Я бегу по кромке моря, держа за веревку пластиковую доску для катания на волнах, на которой, визжа от радости, едет моя малышка, оставляя за собой облако сверкающих на солнце брызг. Как прекрасно завтракать на берегу моря в своем ресторане! В зависимости от настроения, я выбираю себе один из трех завтраков придуманных мной.
Завтрак номер один: драники картофельные со сметанкой, салат из помидорки с чесноком и сыром, блинчики со сгущенным молоком, чай и стакан свежевыжатого гранатового сока.
Завтрак номер два: яичница-глазунья, салат греческий, творожные сырники с шоколадным кремом, кофе со сливками и стакан свежевыжатого апельсинового сока.
Завтрак номер три: овсяная каша на молоке с орешками кешью и медом, сэндвич с нежным куриным мясом, фруктовый салат из манго, папайи, арбуза, винограда и клубники, и стакан виноградного сока.
О завтраке я обычно начинаю думать с самого пробуждения, внимательно прислушиваясь к своему желанию. Какой же из трех мне сегодня выбрать? Жалко, что у меня не три желудка. Позавтракав и забрав выручку за предыдущий день, уже ближе к обеду, мы возвращаемся домой. Загрузив четыре семилитровые бутылки с ледяным квасом на свой скутер, и положив коробку с гашишными пирожными в рюкзак, я, поцеловав свою Лену, отправляюсь объезжать другие русские заведения. В разных частях северного Гоа меня уже с нетерпением ждут друзья-рестораторы. Приятно, когда твою работу ценят и любят. Владельцы и управляющие разных заведений ежедневно звонят мне, заказывая квас, пирожные с гашишом, а заодно, для себя на вечер, - чарас, МДМА или ЛСД. Куда бы я ни приехал, меня, улыбаясь, встречают с деньгами и скрученным джойнтом. К обеду я возвращаюсь домой, накуренный, довольный, и с полными карманами индийских денег.
- Лена, жизнь удалась! Я снова привез кучу денег, нужно ещё пирожных. Сможешь ещё пятьдесят к вечеру сделать?
- Я тебе что, рабыня Изаура?- почему-то совсем не разделяя мою радость, отвечает любимая, наливая себе ром в квадратный стакан со льдом. - И вообще, я хотела с тобой поговорить.
- Так давай же поговорим, что случилось?
- Ничего не случилось, просто я хочу спросить тебя о твоих планах на будущее. Скажи мне, дорогой, ты вот так и собираешься всю жизнь квасом и пирожными торговать?
- А почему бы и нет? Мне очень нравится моя работа. Ежедневно я зарабатываю сто долларов, хорошие деньги.
- Ты считаешь, что сто долларов в день-это хорошие деньги?
- А разве нет? Нам на все хватает. Василинку отвозит и привозит в детский сад водитель на машине. У нас с тобой оплаченные на весь сезон два самых модных скутера. Сдавая дом туристам, нам не надо платить за жилье. В нашем ресторане мы бесплатно питаемся. Раз в неделю мы ходим на пати, там мы можем есть наркотиков столько, сколько захотим. Чем ты недовольна?
- Может тебе и нравится квас продавать, только я устала им заниматься. Да и что это за работа такая, «квасница-Лена». Я только начала в России зарабатывать деньги, а ты меня привез в эту деревню, заставил квас делать и туристов размещать. Не вижу я карьерного роста в этой работе.
- Любимая, что с тобой? Ты, наверное, перегрелась сегодня. Во-первых, никто тебя не заставляет самой работать. Обучи индусов квас с пирожными делать и собирай только деньги. А во-вторых, Леночка, ты, наверное, забыла о том, что для того, чтобы жить с таким уровнем комфорта, как у нас здесь, в России нужно не сто доларов, а тысячу в день зарабатывать. А это значит, что вкалывать нужно с утра до ночи. Ты посмотри на двухнедельников, которые к нам приезжают, - они же вымотанные и выжатые, как лимоны, только мечтают жить так, как мы. Они же уезжать не хотят обратно.
- Ага, тем не менее, уезжают, и занимаются карьерой. И никто особо не едет сюда квас делать.
- Дорогая, что с тобой? У нас полный дом туристов, дела идут, как нельзя хорошо. Мы каждый день едим свежие фрукты и дары моря. У нас же все есть. Ты, наверное, опять в Россию звонила? Что там, твоя сестра купила себе ещё одну норковую шубу?
- Откуда ты знаешь про шубу?- обиженно подняв свой носик, Лена отворачивается в сторону, и делает вид, что что-то рассматривает среди пальм. - Здесь деньги-то даже не на что потратить. Купишь чего-нибудь модного, и выглядишь как дура среди этой деревенщины.
- Ой Лена, Леночка, рано я тебя из рашки вывез. Не успела ты ещё городского дерьма наестся. Но, надеюсь, что со временем ты поймешь, что живем мы сейчас в раю.
- Папа, папочка, Францис попугайчиков нам вернул! Смотри, они опять из пальмы на нас смотрят, - радостно крича, перебивает наш спор моя маленькая девочка.
- Все будет хорошо, дорогая, жизнь в раю продолжается.
* anybody medicine? - кому-нибудь нужно лекарство?
Глава 24. Часть первая. В тюрьме.
Отложив в сторону «Тибетскую книгу мертвых», я наблюдаю за поведением только что заехавшего к нам нового жильца. Худющий, с впалыми щеками, в засаленной грязной одежде, он, особо не выбирая место, располагается возле туалета. Доминик с брезгливостью отодвигает от него в сторону свою посуду, стоящую на баке с водой возле туалета.
- Иди мойся, что уселся тут. Запах твой уже в коридоре чувствуется.
Новый постоялец испуганно хватает выделенный ему кусок мыла, и, суетливо оглядываясь на всех, отправляется в туалет.
- Как бы туберкулез или ещё что-нибудь от него не подхватить, - убирая свою кружку поближе к своему углу, добавляет бывший полицейский Четси.
- Эй, Ганди, у тебя туберкулеза нет?
- Нэ, я здоровый. Я просто не ел давно и не мылся, - слышу я из-за двери голос нового жильца, говорящего на довольно хорошем для индуса английском.
- Доминик, а ты что, знаешь его?
- А кто же Ганди не знает? Он сидел, наверное, во всех тюрьмах Индии. Всю жизнь по тюрьмам мается, нет у него ни родственников, ни дома своего. Вот сейчас отмоется, отъестся, болячки свои подлечит, - и выйдет через полгодика, как раз сезон дождей заканчивается. Он всю жизнь с мая по ноябрь в тюрьме отъедается.
- А что за статья у него?
- Да, как обычно, мелкое воровство. Спёр сотовый телефон, получил полгода тюрьмы.
Выйдя из туалета, Ганди испуганно оглядываясь по сторонам, и, с любопытством уставившись на меня, садится в своем углу.
- Ах ты животное!- слышу я крик Доминика из туалета.
Выскочив из туалета с веником в руке, он наносит глухой удар новому жильцу рукояткой по голове.
- Я тебя сейчас научу, как с нормальными людьми в одной камере жить! – кричит Доминик, отвешивая ему серию ударов по телу и лицу. – Только заехал, а уже гадить начал, тебя что, не научили за собой смывать в туалете?!
- Все, я все понял, не надо больше бить, я больше не буду, - забившись в угол, кричит перепуганный Ганди.
- Walking talk, talking walk, walking talk* - пародируя рекламу сотовых телефонов, напевает охранник, открывая нам дверь.
Наконец-то, пришел час, когда я могу говорить по-русски. Оставив Ганди мыть туалет, мы неторопливо выходим из камеры.
- Привет, Виктор!
- Добро пожаловать на пляж Мапса!- улыбаясь, кричит мне в ответ Виктор, как всегда, вытаскивая на улицу ведро с водой.
- Скажи, Вить, я все стеснялся спросить, а отчего у тебя все ноги в шрамах?
- Это - память об армии. Я когда в Афгане служил, на мине подорвался, у меня вместо костей штыри железные в ноге.
- Если ты в Афгане выжил, то в тюрьме и подавно выживешь.
- А что здесь выживать-то, здесь просто санаторий.
- Если бы, Вить, не твоя русская рожа, ты был бы похож на ветерана вьетнамской войны. Наши афганцы не носят длинных волос. А ты выглядишь, как персонаж из фильма про вьетнамских ветеранов. Повязка для волос на лбу, обветренное, слегка сморщенное лицо, загорелая кожа. Тебе бы ещё флаг американский в руки, и улыбку во все лицо. Тогда никто бы не догадался, что ты русский. А ещё, ты похож на Гомера Симпсона в молодости. Ты смотрел мультсериал «Симпсоны»?
- Нет, я вообще телевизор не смотрю давно уже. Последнее, что смотрел – «В бой идут одни старики».
- Да, уникальный ты тип, первый раз я встречаю человека, кто о Симпсонах не слышал. Есть там главный персонаж – Гомер, в одной из серий его показывают в молодости на Вудстоке. Так вот, ты его копия, если не побреешься.
Вылив на голову ещё пару черпаков воды, Виктор засучивает свои шорты, превратив их в стринги, и плюхается посередине площадки на лежащее прямо на земле полотенце.
- Сегодня я буду загорать. Если закрыть глаза и смотреть на солнце, то можно ярко представить себя на пляже.
Ходящие по кругу индусы, посмеиваясь, косятся на оголенную Витькину жопу, перешептываясь между собой.
- По-моему, ты их возбуждаешь, Вить. Они ведь никогда белой голой жопы не видели. И, по-моему, им все равно, какого пола белая жопа.
- Мне пофигу, я не в русской тюрьме. Никто мне ничего здесь не сделает. И вообще, я - спятивший иностранец. Пусть только попробует кто-нибудь что-нибудь мне предъявить.
Я сажусь рядом на корточки, в тени обросшей мхом стены, и тоже закрываю глаза.
- Завтра буфет приезжает, ты чего себе, Вить, заказал? - спрашиваю я, ярко представив сочное манго.
- Я в этот раз огромный список себе написал, мне мама денег выслала, буду пировать. Апельсины, манго, бананы, яблоки, виноград, печенье, конфеты, орехи, повидло, сухое молоко, мыло и зубную пасту, - перечисляет он, загибая пальцы, так и не открывая глаза. - Один раз живем, тем более, скоро экспертиза моя придти должна, - что я, экономить на себе буду?
- А что насчет овощей?
Виктор начинает истерически смеяться, сморщившись, и приоткрыв один глаз.
- Вася, я никогда не смогу понять индусов, ты представляешь, фрукты можно заказывать, а овощи – нет. Соки заказывать можно, а минеральную воду нет. Я уже заявление писал начальнику тюрьмы, и тюремному доктору жаловался, что мне нужны помидоры, огурцы и лук. Вот сегодня с Дэвидом будем судье прошение писать. Мол, иностранец я, и не хватает мне витаминов. Если и судья откажет в овощах, объявлю голодовку. Напишу плакат: «Вай нот томато?»*, и буду с ним каждый раз в суд приходить.
- Скажи, Вить, а что бы тебе больше всего сейчас хотелось бы?
- Устриц хочу сырых с лемончиком, - чаще всего их вспоминаю, остальное у меня, в принципе, всё есть.
- А мне, Вить, женщину хочется, душу бы дьяволу продал за полчаса женских ласк.
- Не, Вась, за женщину я бы и сто рупий сейчас не дал бы, достаточно с меня женщин, всё зло от них. Мне сейчас без них очень даже хорошо. Никто мозг не рушит, никто не нервирует, можно заниматься тем, чем хочется. Если так призадуматься, мы же из-за них в тюрьме сидим. Я вот выпендривался перед своей, и доигрался в драг-дилера. У меня ведь всё было: деньги, машина, наркотики. И хотелось только показать своей бабе, что я круче всех. И чем всё закончилось? Я здесь один, а она неизвестно где, и неизвестно с кем. Если мне сейчас предложить на выбор: женщину или устрицу, - я второе выберу.
- Старый ты, наверное, уже стал, - смеюсь я, вытирая покрывшееся потом от жары лицо.
- Что это «старый»? У меня всё работает нормально, а если совсем приспичит, то иногда можно ночью в туалете затвор передёрнуть. Сексуальный оргазм – это сомнительное удовольствие, один миг и все. А потом стоишь, и думаешь – зачем я это все делал? А устрица - она вкусная, от неё удовольствие надолго.
- О чем беседуете, русские?- спрашивает подошедший к нам Дэвид.
- Об удовольствиях, Дэвид, говорим, которые у нас отобрали, - о женщинах, о еде. Виктор вот о устрицах мечтает, а я из еды по пицце соскучился.
- Могу организовать тебе пиццу, - с серьёзным лицом говорит иранец, присаживаясь рядом с нами. - Скажи своей жене, чтобы сделала маленькую пиццу и принесла мне в госпиталь. Только чтобы пицца размером не больше пачки сигарет была, я её легко в трусах в тюрьму пронесу, - не выдержав серьёзного тона, смеется во весь беззубый рот Дэвид. - А с женщинами все тоже очень просто. Пишешь заявление начальнику тюрьмы, что, мол, прошу отпустить меня, на субботу-воскресенье домой, обязуюсь в понедельник придти к десяти утра, даю честное слово. Отдаёшь заявление и ждёшь.
- Ну тебя в баню, Дэвид, - смеётся Виктор, разворачивая шорты, чтобы спрятать от солнца слегка подрумянившиеся розовые ягодицы.
- А что бы ты, Вить, из реального сейчас хотел бы больше всего?
- Из реального? На волю я больше всего хочу, Вася. Как ты думаешь, реальное это желание или нет?
- Честно говоря, Вить, в ближайшее время это нереально. Прасад уже почти год свою экспертизу ждет. Не хотелось бы год здесь просидеть. Но, если отсидев год, я выйду отсюда, миллион долларов потребую компенсацию, в суд на полицию подам. За анестетик аптечный год отсидеть, где это такое видано? Я же иностранец, инвалид афганской войны, на отдых, как турист, приехал, я же всё здесь потерял. Бизнес рухнул, жена ушла. Лучшие годы в тюрьме прошли. Миллион, как минимум, хочу.
- Что ты тут перед нами распыляешься, побереги свою речь до суда, мы-то всё про тебя знаем. Выйди сначала отсюда, а там видно будет. Тебя же, на самом деле, как врага государства сюда посадили.
- Это почему же, как врага государства? - удивленно спрашивает Виктор, переползая ко мне поближе, в тень.
- А давай рассуждать логически. Государство устанавливает законы, скажи мне, какого наркотика можно по закону иметь в большом количестве, чтобы избежать наказания?
- Марихуаны можно до двадцати килограмм иметь, чтобы выйти под залог, а причём тут это?
- Нет, Вить, я про химические, высокоприбыльные наркотики тебя спрашиваю. Сто грамм кокаина ты можешь держать в кармане, и выйдешь через пару недель, получив бэйль*. Как ты думаешь, почему здесь, в Индии, такие законы? Ведь со времён дедушки Фрейда все знают, что кокаин - опасный наркотик. Тем не менее, здесь его можно хранить в таком большом количестве.
- Наверное, чтобы легче его продавать было.
-Правильно, Вить, - государство поддерживает такими законами продажу кокаина. Оно даже службу специальную организовало, – «антинаркотическая полиция» называется, они-то и караулят эту поляну. А ты что сделал? Ты же им чуть весь рынок кокаиновый не обрушил своей подделкой. Молва о твоем волшебном порошке по всему Гоа быстро разошлась. Я сам слышал, как туристы нахваливали твой порошок: «У всех кокаин тридцать минут держит, а Витькин четыре часа вставляет». Кому нужно тебя сажать за легальный аптечный препарат? Только тому, кому ты мешаешь продавать настоящий «кокос». Ты же додумался даже визитки с надписью «Мэджик Хелп» всем на пати раздавать. Там, где под прикрытием полиции, старые драг-дидеры свой кокаин продают. Тебе крупно повезло, если менты в твой порошок настоящего кокоса не положат.
- Но, не будут же они сто грамм кокоса мне подсыпать? Это же десять штук баксов стоит.
- Сто грамм вряд ли, а вот грамм пять - могут. И тогда ещё на год твое дело затянуться может. Так что выйдешь сначала, а потом о миллионе мечтать будешь.
- Ну, прям помечтать нельзя что ли?
- Ты же сам мне, Вить, говорил – мечтать надо о реальном. Вот я тебе и показываю возможную реальность.
- Ну её в баню, такую реальность. Давай, Вася, о чем-нибудь другом поговорим, а то каждый день одно и то же, все разговоры о возможных реальностях, о реальных и нереальных желаниях. Одно тут в тюрьме желание у нормального человека - это поскорее выбраться отсюда. Два года назад был случай, что экспертиза кому-то за восемь месяцев пришла. Это была чья-то удача. По закону, если экспертиза не приходит за двенадцать месяцев и восемь дней, то заключённого выпускают. Вот двенадцать месяцев и восемь дней - это наша надежда, мы надеемся выйти в этот срок. А если придёт раньше эта экспертиза, то это наша удача. Раньше удачи по любому не выйдешь. Мечтать о том, что выпустят отсюда, нужно в этом интервале: от надежды до удачи.
Глава24. Часть вторая. На воле.
- Ну что, киберцигане, пришло вам время посмотреть, что такое настоящая Индия, - подбадриваю я свою Лену и друзей, идущих позади огромной телеги с вещами, на которой гордо сидит никогда не унывающая Василинка.
Остановившись на минуту, чтобы передохнуть, грузчик, вытирая пот, снова жалуется, прося добавить ему ещё пятьдесят рупий за работу. Проходящая мимо пожилая женщина, обмотанная в голубое сари, умиляясь Василинкой, с любовью слегка пощипывает её за пухлую щечку.
- Убери свои руки, грязная корова, - не выдержав, начинает орать по-русски моя супруга.
Испуганная такой агрессией индуска, быстро отойдя на несколько шагов, всем видом показывает недоумение.
- Леночка, что с тобой, - пытается успокоить её Илка, поглаживая по руке.
- Задолбали эти грязные индусы, у Василинки скоро болячки на щеке будут. Всю дорогу от Гоа до Бомбея, каждая проходящая баба пытается мою дочь за щеку трогать.
- Ну что поделаешь, традиционно у них так заведено проявлять свою любовь. Хорошенькая у вас дочка вот и нравится всем.
- А что же у них традиционно не заведено руки мыть!? - уже не сдерживая своих эмоций, кричит Лена.
- Почему же не заведено? Они, так же как и ты, руки с мылом моют, - пытаясь успокоить, я обнимаю Лену за талию.
- И не нужно меня успокаивать, убери от меня руки, лучше бы ты билет нам на самолёт купил. Следующему, кто дотронется до моей дочери, я вцеплюсь ногтями в лицо. Руки, говоришь, они моют, а что же у них грязь такая повсюду? Если бы они были чистоплотными, то и вокруг чистоту бы поддерживали. Я шесть месяцев с этими свиньями в Арамболе прожила. Они где едят, там и срут. Устала я от Индии.
- Ты в Гоа, дорогая, была, а Гоа – это не Индия. Гоанские индусы себя всё больше португальцами считают. И у них всё чисто, относительно остальной Индии. Считать гоанцев индусами то же самое, что считать таджиков европейцами.
- Вот спасибо, успокоил. Что же мне ещё ожидать от них? Последний раз я по Индии на поезде еду. В следующий раз покупай нам билеты на самолёт, или я с Василиной в Россию возвращаюсь.
- Что это с ней? - шёпотом спрашивает меня Дэн, идущий в хвосте нашего табора.
- Не обращай внимания, у неё, наверное, скоро месячные, она всегда за несколько дней до них так бесится по каждому поводу.
- А, тогда все понятно, у меня бывшая жена такая же была. Мне лично очень даже нравится на поезде. У них в вагонных туалетах намного чище, чем в русских. И не такие уж они и свиньи. Просто их полтора миллиарда. Вот и кажется, что везде грязно.
- Что ты мне, Дэн, рассказываешь? Ты вон Лене моей бы рассказал.
- Ну уж нет, ты её муж, вот и сам её обучай, а я не хочу врагом вашей семьи стать.
- Леночка, сейчас в поезд загрузимся, и - через двое суток в Непале будем, - продолжаю я свои попытки успокоить разгневанную жену.
- Ты когда меня в Индию жить звал, ничего не говорил, что здесь сезон дождей полгода, и нужно переезжать куда-нибудь на шесть месяцев. Знаешь, как я устала наши вещи на мунсун упаковывать? Ты накуривался с Дэном на балконе, а я все вещи в пластиковые мешки упаковывала, чтобы не сгнили до нашего возвращения, а потом ещё в дорогу чемоданы собирала, когда ты после пати отсыпался, устала я. Надеюсь, шесть месяцев в Непале пройдут без кваса, туристов и «Хэмпа».
- Лена, смотри на все позитивнее, за нас таскают вещи грузчики, у нас с тобой личный повар – Кришна.
- Не надо меня успокаивать, это моё нормальное состояние. Я просто в боевой готовности ко всему, - наконец-то, натянув улыбку, говорит Лена, снимая с чемодана нашу малышку.
Подъехав к границе, мы сталкиваемся с первой незапланированной проблемой. Граница закрыта. В Непале очередной кризис революции. Выгрузив все наши чемоданы возле будки пограничников, мы стоим, наблюдая, как по ту сторону границы несколько сотен бастующих непальцев с транспарантами и красными флагами, перекрыв дорогу, требуют отставки короля.
- Ну, что приуныли? Пойдёмте, разместимся в отеле. Есть тут один неплохой, метрах в ста, - говорю я, погружая снова наши вещи на велорикшу. - Не переживай, Ленок, через несколько дней откроют границу. Надо дождаться, пока закончится забастовка. У меня есть МДМА, чарас, устроим сегодня маленькое пати, отдохнём.
Хозяин отеля, пожилой сикх* с чёрной чалмой на голове, встретив нас возле входа, сразу предупреждает, что, возможно, забастовка продлится неделю. Передвижение по земле полностью блокировано. Но, есть надежда, что если наберётся пятнадцать человек, то от границы до Покары полетит маленький самолёт. Разместившись в полупустом, но уютном маленьком отеле, мы стоим на балконе, попивая пиво и наблюдая, как непальские забастовщики размахивают флагами со странной символикой. На красных знамёнах изображён странный знак: серп, молот и ножницы.
- Что же они семилистник ещё на флаге не нарисовали? - обнимая меня, говорит Лена, наконец-то расслабившись после дорожки МДМА. Я люблю тебя, Василь, не принимай близко к сердцу мои капризы. Смотри, как сладко спит наша Василинка. Может, нам тоже пора успокоится?
Спустя двое суток, разбудив нас с утра, владелец гостиницы сообщает нам долгожданную новость.
- Быстро одевайтесь и спускайтесь вниз, через два часа единственный самолёт, следующая возможность улететь будет только через две недели. С каждого по семьдесят долларов, а с вашего повара - тридцать пять. Извините, но такие порядки, с иностранцев в Непале берут двойной тариф за билеты.
Быстро собрав вещи, позавтракав и погрузившись на три велорикши, мы стараемся незаметно для бастующих преодолеть границу.
- Василь, я боюсь этих придурков, как бы нас камнями не закидали.
- Нас-то за что? Они против короля выступают.
- У нас в семнадцатом году тоже против царя выступали, сам знаешь, чем все закончилось.
- До маленького аэропорта езды минут сорок. Аэропорт военными охраняется, не переживай, скоро будем в безопасности. На центральной улице, впереди, нам навстречу появляется разгорячённая толпа с транспарантами и палками. Озлобленная толпа, не переставая, скандирует: «Кинг, го аут»*.
Водитель нашей велорикши, быстро сообразив, сворачивает в маленький переулок. Мы едем в полной тишине, меленькими пустынными улицами, в объезд толпы. Я пытаюсь разрядить обстановку шутками, но Лена совсем не улыбается, прижимая маленькую Василинку к себе.
- Ну, вот мы и в безопасности, - говорю я, наблюдая, как грузчики разгружают наши вещи в маленьком аэропорту.
Наша авиакомпания называется «Йети Айрлайн».
- Помните знаменитого снежного человека, который обитает в Гималаях? В честь него названа эта авиакомпания. Мы будем жить в стране, где живет снежный человек.
Преодолев пункт осмотра багажа, я с ужасом вспоминаю, что у меня в вещах лежит пятьдесят грамм МДМА и десять граммов чараса. Но, вроде пронесло, никто не заметил нашу контрабанду. Надо быть в следующий раз собраннее, а то можно по глупости в тюрьму угодить. Никогда ещё я не летал на таких смешных самолётах.
- Папа, папа, этот самолёт такой маленький, как будто игрушечный.
- Нет, малыш, это настоящий самолёт. Просто страна маленькая и самолёты здесь маленькие.
- Смотри, папа, тетя на ангела похожа, - показывает пальцем Василина на стюардессу, одетую в белое сари.
- Почему же, дочь, на ангела?
- Потому что у нее одежда белая и доброе лицо.
Раздав пассажирам ватные шарики для ушей, стюардесса-ангел просит все пристегнуть ремни безопасности. Путь, который занял бы на автобусе четырнадцать часов, мы должны преодолеть всего за пятнадцать минут. Нужно перелететь только одну большую гору. Оторвавшись от земли, мы лети по большому красивому ущелью, и кажется, что вот-вот заденем маленькими колесиками верхушки деревьев. Но вот, набрав максимальную высоту и перелетев через гребень горы, самолёт начинает снижаться. Впереди видна Поркара, удобно расположившаяся возле красивого озера.
- Куда мы попали? Где твой обещанный непальский рай? - снова недовольно ворчит моя жена, сидя рядом со мной на телеге, которую толкает по дороге молодой непалец.
- А разве это не рай? Подумаешь, машин нет, ты же знаешь, что сейчас революция, по всей стране забастовка идёт. И чем тебе телега не нравится? За один доллар нас довезут до отеля. На такси двадцать бы пришлось отдать.
- Вот и поедешь в следующий раз на телеге, а мы с Василиной на такси поедем. Смотри, над нами люди смеются. Мы одни, наверное, такие сумасшедшие, что в это время сюда приехали.
- Никто над нами не смеётся, это местные жители, приветствуя, улыбаются нам. Они все тут очень доброжелательные. Тем более, что сейчас сотни пустых отелей и ресторанов. Мы - единственный источник доходов для них сейчас. Они нас ещё на руках носить будут. Жить мы будем во дворце. Остановимся на первое время в отеле, а потом я вам дворец найду. Хочешь, дочь, во дворце жить?
- Конечно, хочу, папочка.
- Обещаю, будет тебе дворец.
- Надеюсь, жить мы будем без грёбаных двухнедельников, не способных жопу себе помыть без чьей-либо помощи: «Лена, у нас вода горячая кончилась, Лена у нас электричество отключили, Лена у нас паук в туалете» - пародируя московский акцент, возмущается моя супруга, стараясь через силу улыбаться проходящим мимо людям.
Прожив несколько дней в отеле, выспавшись и наевшись нормальной пищи, мы начали постепенно привыкать к новому месту проживания. Море и пальмы стали нам заменять горы и озеро. Вместо скутеров я приобрел три велосипеда. Чёрный для себя, красный для Лены и маленький розовый для Василинки. Каждое утро я вставал и обходил, осматривая десятки домов, чтобы выбрать для нас лучший дворец. Спустя несколько дней, я наконец-то нашел тот самый дом, о котором мечтал.
- Зачем ты снял такой огромный дом? - возмущается Лена, недовольнаяя тем, что я принял решение без её ведома. Восемь комнат, три этажа, кто будет следить за порядком в этом дворце? Опять я? Мне гоанского дома хватило, я хочу отдыха.
- Не волнуйся, Лен, что же ты опять недовольна? Наймём уборщицу, я тебя избавлю от этой проблемы.
- Знаю я твоих уборщиц, они грязь видят, если она крупнее ореха. За ними всё переделывать надо. А кто это будет делать? Опять я? Мне Василинкой заниматься надо. И вообще, ты обещал, что я отдыхать здесь буду.
- Успокойся, если обещал, значит исполню. А для Василинки я тут детский садик уже присмотрел. Все будет хорошо. Я всегда мечтал жить в таком большом доме. Свой цветущий садик, большой кабинет, столовая, огромная крыша, на которой можно проводить пати. В каждой комнате свой туалет и душ. Нормальная, хоть и старая, мебель. И всё это счастье - всего за сто пятьдесят долларов в месяц.
Поднявшись на крышу, Лена немного успокаивается и зачарованно любуется открывшимся видом. Солнце садится за гору, раскрашивая небо и озерную гладь в розовый цвет. Мы сидим на пёстрых восточных матрасиках, разбросанных по всей крыше.
- Вот оно счастье, а ты все мирскими проблемами грузишься. Разве вид с такой крыши не важнее уборщицы?
- Ну, согласна, дорогой, погорячилась, - красиво тут.
- Неужели мы нашли своё счастье? Ведь так можно провести всю свою жизнь. Как можно после этого хотеть вернуться в Россию?
- Ой, Василь, временное это счастье, хочется постоянства и уверенности.
-Эх, Леночка, кто же тебе на этом свете даст постоянство и уверенность.
- Да, полгода на берегу моря, под пальмами, и полгода в горах, - об этом, наверное, мечтает каждый. Только хочется гарантий, что завтра это не закончится. А пока эти гарантии я не чувствую.
Наш ребёнок, набегавшись, засыпает прямо на матрасике на крыше. Вместе со звездами, с наступлением темноты, повсюду загораются тысячи светлячков. Разве это не рай? Я обнимаю любимую, которая, уже спокойная и умиротверенная, молча смотрит куда-то вдаль. Вдалеке играет непальская музыка. А приятный женский голос поет о Парвати, богине Любви и Плодородия.
*walking talk, talking walk - Ходя говори, говоря ходи.
* Вай нот томато – Почему нельзя помидоры?
*Бэйль - Выход под залог.
*Сикх - Одна из индийских народностей, в которой мужчины не стригут волосы, не бреются и всегда ходят с кривыми кинжалами.
* Кинг, го аут - Король, уходи.
Глава 25.Часть первая. В тюрьме.
- Доброе утро! - потягиваясь, громко кричит на всю тюрьму Виктор. И первым выходит из камеры.
- Добраутра, добраутра, - отвечают охранники и заключённые, ломая себе язык.
- Что нового, Вить? Какие новости в вашей камере?
- Я сегодня во сне кончил.
- Молодец, Вить, ты нигде не пропадёшь, а у меня сегодня всю ночь понос был.
- Ну что ж, Вась, неплохие новости для начала дня, хоть что-то новое, - смеётся Виктор, усаживаясь на заплёванных ступеньках
- Эй, русские, вы слышали, вчера в третий номер ещё одного русского заселили? - сообщает нам маленький индус по имени Измаил.
- Нет, не слышали. Вот здорово, новые уши приехали. Можно о чём-то новом поболтать. А то, Вить, нам с тобой уже совсем не о чем говорить.
- Почему же, мы ещё не обсуждали, у кого какое говно, - смеясь, говорит Виктор, всматриваясь в выходящих из третьей камеры людей.
Ну вот, из камеры появляется божье создание, взглянув на которое я сразу понимаю, что обломался нам собеседник. Морщась от солнечного света, возле двери стоит худощавый, высокий парень, напоминающий Дон-Кихота в молодости, который только что вышел из Освенцима. Длинные, грязные волосы, дырявая, в заплатках, одежда.
- По-моему, он во флипауте. Обломался нам новый собеседник, - пытаюсь я объяснить Виктору, но он уже не слушает меня, и быстро направляется знакомиться с новым пассажиром нашего принудительно-оздоровительного санатория. Несмотря на свои опасения, я тоже решаюсь подойти. Протягивая новичку руку для знакомства, я понимаю, что мои опасения сразу же подтвердились. Вместо обычного рукопожатия, к моему запястью Дон-Кихот прикасается своим запястьем, на котором намотана какая-то ленточка.
- Меня зовут Елисей, а в этой ленточке сила Иисуса, я всегда так здороваюсь. У меня виза закончилась, и в Чапоре меня арестовали, мне бы вещи свои забрать, мне очень нужно, - начинает очень быстро, без пауз, рассказывать о себе Елисей.
- Стоп-стоп, - улыбаясь, прерывает его Виктор, - здесь никто никуда не торопится. А ты за минуту уже все о себе рассказал. Коли ты уже здесь, забудь о своих планах. Вот отмоешься, отъешься, и через месяцок тебя выпустят. Вот тогда и заберешь свои вещи.
- Нет, мне срочно забрать надо, там моя гитара, она сгниет за месяц, она мне очень важна.
- Понятно все с вами, обломились мне свободные уши. Пойду я лучше с Дэвидом пообщаюсь, - говорю я, направляясь в другой угол тюрьмы.
- Что у вас, русские, пополнение? - улыбаясь, спрашивает Дэвид, протягивая мне ладонь со щепоткой табака.
- Очередной сумасшедший, обожрался наркоты и флипанул.
- Много здесь, в Гоа, их в последнее время, - отправляя порцию табака себе за губу, соглашается Дэвид.
- Смотри, Вась, наш Ашпак пошел «пробивать» новичка. Сейчас будет шоу.
Наш бородатый мафиози, которого боятся все индусские заключённые, в окружении двух «шестерок», подойдя, окружают Елисея.
- Ну, рассказывай, за что тебя взяли, - спрашивает он на неплохом английском.
- Оверстэй, проблема с паспортом.
- Понятно все с тобой. А мы пришли рассказать тебе про правила нашей тюрьмы. Ты знаешь правила нашей тюрьмы?- угрожающе спрашивает Ашпак, наслаждаясь тем, что нашел потенциальную жертву.
- Какие правила? Я плохо говорю по-английски, я вас не понимаю, - начинает, заикаясь, оправдываться Елисей.
- Классический шакал, наш Ашпак, - говорю я Дэвиду, наблюдающему за поведением новичка. - Нашел себе слабую жертву и начинает прессовать. Надо бы поддержать земляка, он хоть и сумасшедший, а жаль его.
- Ашпак, что ты с ним разговариваешь? Посмотри на него, он же сумасшедший. Это не тот пассажир, который тебе нужен, - включается Виктор.
Ашпак, взглянув на нас злобным взглядом, уходит по своим делам.
- Василий, Виктор, к вам визит, ваша переводчица пришла, - кричит охранник, подойдя к входной двери.
- Ну что, пойдём, послушаем, что нового нам сумасшедшая Псю расскажет.
Одев для приличия майку, я, вместе с Виктором, отправляюсь в комнату начальника тюрьмы.
- Вы что тут, с ума сошли что ли? – сразу начинает орать Псю, даже не поздоровавшись. - Вы что, из суда балаган решили устроить?
- Успокойся, Псю, ты что, сегодня не разнюхалась ещё что ли? Какой суд? Какой балаган? - прерываю я поток её словесного поноса.
- Вчера наши посольские работники приезжали, с шефом гоанской полиции встречались, он им рассказал, как этот идиот позавчера шоу в суде устроил, - говорит Псю, показывая на Виктора пальцем.
- А что я такого сделал-то?- начинает возмущенно оправдываться Виктор, недовольный тем, что его назвали идиотом. – Подумаешь, я написал на майке: «Я люблю драг-полицию», я помидоры требовал, вот и написал, чтобы привлечь внимание.
- А ты понимаешь, что вас могут обвинить в оскорблении и неуважении к суду?
- А я причем тут? - перебиваю её я, не понимая, что происходит.
- А при том, что вы для них, как два китайца для русских - одно лицо. И фамилии у вас похожие, и имена: Караваев Василий и Копленко Виктор. Вы что, на десять лет уйти хотите? Судья ведь, если обидится, легко по десять лет дать может.
- Так у меня же нет наркотиков, у меня новокаин в банке был.
- Это мы узнаем, когда экспертиза придёт, а вот у него МДМА, - показывает на меня пальцем Псю.
- Успокойся Псю, я поговорю с Виктором, он больше не будет одевать эту майку.
- Что у вас за нового сумасшедшего подселили? - резко изменив настроение, переключается на другую тему Псю.
- Елисеем зовут, сумасшедший христианский проповедник. Его бы в психушку лучше. Успокоительными таблетками покормить пару неделек. А его сюда… - пытаюсь рассказать я, но Псю, потеряв в выжженном кокаином мозгу мысль, уже переключается на другую тему.
- Читали в газетах про убийцу женщин? Тут, в Гоа, серийный маньяк появился, убил уже шестнадцать девушек. Грабит, а потом убивает.
- Стоп, хватит, - останавливает её Виктор. - Хватит нам плохой информации, мы и так среди преступников живем. Ты лучше расскажи, когда нас выпустят отсюда.
- Скоро должны вас выпустить. Через два месяца меняется начальник драг-полиции, Ашиш теперь будет возглавлять криминальную полицию, а на его место встает наш человек, мы его давно подкармливаем. Как только он придёт, мы вас вытащим отсюда.
- Тебе, Псю, никто не говорил, что ты похожа на комсомольского работника? Суеты много, а результата никакого, одно только обещание счастливого будущего, - смеясь, говорит Виктор.
- Ваше время окончено, - сонный охранник обрывает наш разговор ни о чём.
- Всё, я побежала, не скучайте, мальчики. Я к вам на следующей неделе заскочу.
Псю чмокает нас в щёки, и, помахав рукой, скрывается за дверью.
Глава 24. Часть вторая. На воле.
- Пять лет…Ты отсидел пять лет за пять таблеток экстази?
- Да, - улыбаясь, отвечает мне худой, светловолосый парень по имени Гриша. - Пять лет, и вышел на волю с серьёзным туберкулезом. Вот сейчас, здесь, в Гималайских горах реабилитируюсь. Пять лет как во сне провёл. Только мне кажется, что я сидел не за экстази, а за пять банок тушёнки.
- Это как понять?- спрашиваю я, отгоняя мух, пытающихся доесть мою яичницу.
- Перед тем, как пойти работать в телепередачу «До шестнадцати и старше», подрабатывал я ночным сторожем на продуктовом складе. Нам тогда в страну, как благотворительную помощь, американцы тушёнку поставляли. Её, конечно, почти всю разворовывали, продавая через коммерческие магазины. Разворовывали целыми вагонами. Вот тогда и я тоже спёр ящик тушенки. Сам её не ел, бросил на балконе на чёрный день, и забыл о ней. А когда я в тюрьме уже сидел, привезла мне мать однажды передачку, как раз ту тушёнку, что на балконе валялась. Видимо, нагнала меня тогда моя карма. Ведь тушёнка-то нужна кому-то тогда была. Наказание нам на небесах выписывают, не верю я, что за пять таблеток меня могли так жёстко наказать. От туберкулеза только в прошлом году вылечился, думал, не доживу до тридцати пяти лет.
- Гриша, а неужели нельзя было как-то вытащить тебя из тюрьмы? Твой отец – известный на весь свет спортивный телеобозреватель. Твою сестру по фильму «Красная шапочка» помнит все население страны. Сам ты работал в популярной телепередаче «До шестнадцати и старше». Как же так вышло?
- Попал я просто под раздачу. Решили власти в нашей стране показательные выступления устроить. Кому нужно крупных поставщиков сажать? Они деньги ежемесячно приносят. Вот и взяли меня, как козла отпущения. Целый месяц по телику моё задержание показывали.
Мы сидим на краю Покары, в маленьком заведении с забавным названием «Май бьютифул ресторан». Те несколько сумасшедших, что решили провести то опасное лето в революционном Непале, собирались в этом ресторанчике, и проводили там свое время с утра до вечера. Опасным было то лето не потому, что в Непале продолжалась революция, об опасности никто из нас тогда не подозревал. То лето было последним для беззаботного существования контрабандистов и разнообразных драг-дилеров, собравшихся в Индии и Непале. Тем летом власти многих государств резко усилили меры по борьбе с наркотиками. Никто тогда ещё об этом не догадывался. Казалось, что до всемирной легализации лёгких наркотиков осталось всего несколько лет. Революция же нас совсем не касалась. Единственным показателем, по которому можно было определить, что в городе революция было то, что в магазинах не было лимонов и сыра. Видимо, это были стратегически важные продукты. На вопрос: «Нет ли у вас в продаже лимонов?», продавцы виновато оправдывались: « Извините, сэр, лимонов и сыра нет, в стране революция».
Получив задание от своей Лены погулять с ребёнком, мы, накуренные, сидим в ресторанчике, обсуждая новые психотропные препараты Шульгина, и наблюдаем, как Василинка весело играется с непальскими детьми. К ресторану на велосипеде подъезжает Лёша. Лёша со своей беременной женой Ларисой остановились в нашем доме. Они - наши первые непальские гости.
- Привет, Лёша, - первая здоровается моя маленькая дочка, играющая возле входа. А у меня розовый велосипед есть…
- Привет, Василинка, а у меня большой и чёрный, и с багажником, - улыбаясь, отвечает Лёша.
- Что нового, как твоя Лариса? Не родила ещё? Где она, кстати? - спрашивает Гриша, убавив немного громкости у сабвуфера, из которого с утра колотит трансовая музыка.
- Рано ещё ей рожать, через пару месяцев вернемся в Индию, там и родим. Они сейчас с Васиной женой вареники дома лепят.
Лёша неторопливо отвязывает от багажника своего велика целлофановый пакет, и садится с нами за столик под открытым небом.
- Смотрите, я сегодня килограмм непальского гашиша купил. Хочу вот в рашку почтой отправить.
- Давай заценим сначала, - улыбаясь, говорит Гриша, отламывая кусочек размером со спичечный коробок.
Из-за соседнего столика с любопытством поднимается наш дедушка Рико.
- Дайте мне тоже посмотреть, - говорит он, протягивая свои костлявые руки.
«Псай-Рико» - шестидесятипятилетний австралийский ди-джей, друг известного трансового ди-джея Гоа Гила. Гоанский фрик первой волны. Первый раз попробовав ЛСД в 1968 году, он приехал в Гоа, и с тех пор путешествует по Азии, предпочитая Индию, Непал и Тайланд. Когда-то, на огромных плантациях в Австралии он выращивал марихуану и экспортировал её в Европу, но сейчас, на заслуженной пенсии он предпочитает сводить трансовые треки, устраивая свои пати. Рико, вынимая из кармана маленький портативный микроскоп, кладёт в него кусочек гашиша и сосредоточенно начинает что-то разглядывать.
- Ну, что скажешь, Рико?- первым нарушает тишину Лёша.
- Первоклассный стафф. Под штуку баксов за килограмм должно стоить. Это не то, что на улицах продают по триста долларов.
- Восемьсот долларов отдал за килограмм, - довольно отвечает Лёша, понимая, что не зря переплатил в два с половиной раза.
- Только это не гашиш и не чарас, - продолжает объяснять Рико, не отрываясь от микроскопа. – Это - поланд, так его здесь называют. Когда-то, этот способ приготовления привезли сюда из Марокко первые хиппи. До этого, так же как и в индийских Гималаях, его собирали руками. Этот способ считается самым чистым. Берут большую кастрюлю, натягивают на нее шёлк, и, как по барабану, бьют срезанными цветками конопли. Сквозь микроячейки шёлка в кастрюлю попадают кристаллы каннабиола. Их потом собирают, и это и называется «поланд». Но, так делают дешёвый, третьесортный поланд. Ты же купил поланд высшего качества. Сразу видно, европейцы делали. Не через шёлк, а через нейлон пробитый.
- А как ты это определил?- удивленно спрашивает Лёша.
- Ха! Я всю жизнь работаю с ганджей, - хитро улыбается Рико, протягивая нам маленький микроскоп с кусочком Лёшиного стаффа.
- Ты взгляни сюда, видишь, кроме кристаллов ничего нет, никакого мусора, сразу понятно, что через нейлон пробитый. У него ячейка в два раза меньше, чем у шёлка.
- Дайте мне посмотреть, сгорая от любопытства, протягиваю я свои руки. - Вот это красотища! Выглядит, как будто бриллиантов в микроскоп насыпали. Действительно, одни только кристаллы, а запах какой, просто фантастика.
- Такого в индийском чарасе не увидишь, - продолжает свою лекцию Рико, наслаждаясь своими знаниями. - Ты только, Вась представь, по двенадцать часов индусы трут своими грязными руками коноплю, поэтому чего только в индийском чарасе не увидишь. Волосы из подмышек, волосы из жопы, мусор, остатки еды, и все это обильно смочено индийским потом, - смеётся Рико, убирая свой портативный микроскоп в карман. - Вот поэтому я и люблю Непал. Здесь все чище, чем в Индии, даже гашло.
- Жалко, что не все этого понимают, - говорит Лёша, убирая килограммовый кусок обратно в пакет. Все привыкли отрекламированный евреями чарас курить, всем крем подавай из Манали. Мы сейчас с женой будем из этого поланда чарас делать, в вид товарный перед отправкой приводить.
- Это как это? - заинтересованно спрашиваю я.
- Он сейчас выглядит, как халва, а если его на солнышко положить и подержать пару часиков, чтобы нагрелся, а потом спрессовать, то он превратится из зелёно-желтого в чёрный, станет мягким, как пластилин. Он, в таком виде, оптом десять штук баксов в Москве стоит. А в розницу - и за тридцать продать можно. Мы его во что-нибудь спрячем, и почтой на следующей неделе отправим.
- И что, без проблем доходит? – с интересом спрашивает сидящая рядом Илка.
- Мы уже много раз отправляли, пока всё удачно доходило.
Покурив Лёшиного первоклассного поланда, все на какое-то время замолкают, погрузившись в свои мечты и фантазии.
- Здесь кто-нибудь говорит по-русски? - вдруг прерывает нашу тишину, появившийся возле входа странный персонаж с русским лицом, одетый в непальскую одежду.
- Да тут все по-русски, кроме Рико, говорят, - отвечает Лёша, приглашая жестом земляка присоединится к нашей компании.
- Ну надо же, а я думал здесь иностранцы одни, уже не ожидал кого русского повстречать в это время. Меня Саша зовут.
- А сам-то какими судьбами сюда попал? Надолго в Непал приехал?- спрашиваю я, доставая свой чилум.
-Даже не знаю, я вообще-то из тюрьмы сбежал, - грустно добавляет он, присаживаясь за наш столик.
- Вот это наш пассажир, вот это я понимаю, - улыбаясь, говорит Лёша, хлопая его по плечу.
-Я из Гоа, из тюрьмы в Мапсе сбежал.
-А что натворил-то? - удивлённо спрашивает его, присаживаясь поближе, Илка.
- Долгая история, если в двух словах, то я вообще-то туристом на две недели отдохнуть в Гоа приехал. Так получилось, что две недели на три месяца растянулись. Бабки закончились, предложили мне одни русские драг-дилеры перевезти в рашку два килограмма чараса, денег хороших обещали заплатить. Ну, я и согласился. Примотал скотчем себе чарас к ляжкам, а посмотреть его поленился, а в него индусы для веса гаек железных положили, вот они и зазвенели в аэропорту. Посадили меня в тюрьму в Мапсе, прокурор десять лет хотел дать. Отсидел три месяца, и решил побег устроить. Притворился больным, чтобы в госпиталь меня отвезли. А когда из тюремного автобуса выходил, оттолкнул охранника и побежал через рисовое поле. Добежал до джунглей и спрятался в терновом кустарнике. Весь день сидел в кустах, а ночью переплыл речку, и добрался до дома друзей. Пока у них жил, мне кредитную карточку из России прислали, сделал липовую ксерокопию чужого паспорта со своей фотографией, по ней купил билеты на поезд, а границу с Непалом ночью лесом прошел. Вот так я здесь и оказался.
- Красавец ты Саня, - перебил его Лёша, восхищенный геройским поступком. И что теперь дальше делать собираешься?
- Пока не знаю. Паспорта у меня нет, я здесь нелегал, поживём-посмотрим.
Глава 26. Часть первая. В тюрьме.
- Тобако! – раздается чей-то громкий крик, и я, как кошка, прыгаю вместе с Виктором в центр площадки, отслеживая на лету траекторию падения табака.
Пара десятков маленьких пакетиков разлетается по земле. Я успеваю схватить целых три. В суматохе, пряча табак в шорты, я обнаруживаю чью-то руку у меня в кармане, пытающуюся вытащить один пакетик. Ударив кулаком по чужой руке, я вижу, как старый индусский жулик отскакивает в сторону с расстроенным лицом. Его даже немного жалко. Молодежь попроворнее успевает запастись стратегическим продуктом. Старику не везет, сегодня он остался без табака. Видимо, освободившийся вчера Суйрэж сдержал свое обещание, и перебросил нам через стенку с воли немного табака.
- Пойдем, Вася, я тебя с новым отдыхающим познакомлю, вчера к нам заехал, - говорит Виктор, довольно убирая в карман пару пакетиков.
- Да, я уже читал в газете, пойман крупный экспортер наркотиков. Триста грамм чараса и двести пятьдесят грамм кокаина. Видимо, опять гоанские наркобароны слили полиции конкурента.
- Привет, меня зовут Василий, я из России.
- А меня зовут Антонио, я из Греции, - протягивая мне руку, говорит слегка сутулый мужчина с бегающими испуганными глазами.
Греческий контрабандист очень сильно напоминает мистера Бина из английского комедийного сериала.
- Как же тебя взяли, Антонио? – улыбаясь, спрашиваю я, представляя, что говорю с английским комиком.
- Кто-то из местных сообщил обо мне полиции. Я здесь, в Гоа, двадцать шесть лет уже живу, видимо, пришло время покинуть мне Индию. Когда-то я нашел для себя здесь рай, думал на всю жизнь хватит, но - ничего не осталось от того Гоа, в которое я был влюблен. Все нормальные люди давно поразъехались. Кто в Тайланде, кто на Бали, кто в Аргентине сейчас живет. А здесь остались только стукачи, и такие вот дураки, как я.
- Ты сначала выйди отсюда, а потом будешь думать, где и как дальше жить, - бесцеремонно прерывает его Виктор, связывая английские слова русскими «бля» и «ёб…». С такой статьёй, как у тебя, раньше полутора лет ещё никто не выходил. И это повезет, если через полтора года, десять лет тебе светит.
- Нет, мне нельзя так долго, меня девушка любимая на воле ждет. Люблю её очень сильно, все отдам, чтобы увидеть её побыстрее.
- У тебя сейчас есть прекрасная возможность проверить, насколько она тебя любит, - успокаивая, говорит Виктор, хлопая его по плечу.
- А кто-нибудь пробовал отсюда бежать? – с надеждой спрашивает меня грек.
- Был у меня один знакомый. Три года назад сбежал отсюда. Притворился больным и сбежал из госпиталя. До сих пор в Непале живет без паспорта. Но тебе это не грозит, Антонио. С твоим животом тебя любой охранник догонит. Догонит, и ещё шесть месяцев добавят за побег. А судья тебе точно потом десять лет даст. Начинай делать гимнастику. Я вот каждый день, по сорок пять минут, в камере на месте бегаю. Бегу и представляю, как за мной охранники гонятся. Сначала они меня догоняли каждый день, а сейчас, вроде, оторваться получается. Я уже пятнадцать килограмм лишнего веса тут сбросил. Смириться тебе, Антонио, нужно с тем, что ближайший год ты никуда отсюда не выйдешь. Рано ещё о побеге думать. Сначала нужно легально попытаться отсюда выйти. Через год придёт результат твоей драг-экспертизы. Тогда начнут адвокат с судьёй полицейских свидетелей слушать. Если удастся доказать, что свидетели лгут или не помнят тебя, то побег не нужен. Значит, выпустят тебя через какое-то время. А если свидетели скажут: «Да, это Антонио, и мы видели у него наркотики», то у тебя будет пара месяцев на подготовку к побегу. Свидетели в нашем деле - самое главное. А пока расслабляйся, отдыхай.
- Не хочу я на десятку идти, меня Наташа на воле ждет, - грустно вздыхает наш мистер Бин.
- Наташа - русская, что ли, у тебя?
- Нет, слава Богу, не русская, у меня первая жена была русская. Четыре года ей в Москву чарас возил. Я всех ваших известных ди-джеев знаю. Все у меня гашло покупали. Опасное место ваша Москва. За пару грамм чараса пару лет тюрьмы получить можно.
- Я знаю об этом, Антонио. Поэтому я и предпочел в Гоа жить.
Глава 26. Часть вторая. На воле.
- Ты чего не танцуешь, Дэн? Смотри, красота какая вокруг, жасмин цветет, небо звёздное, полная Луна отражается в озере, как в зеркале. Лучшие трансовые ди-джеи играют сейчас специально для нас. А самое главное, - ни одного туриста, вокруг одни только друзья. Что ещё можно желать? Может, тебе ещё дорожку МДМА насыпать?
- Нет, спасибо Вася, я и так уже сильно обдолбанный, не могу понять, где светлячки, а где звезды. Всё плывет и танцует перед глазами. Деньги у меня закончились, не знаю что делать. В рашку возвращаться неохота, да и денег на билеты нет.
- Дэн, очнись, мы в Азии, тут деньги появляются тогда, когда они тебе действительно нужны. Не грусти, если тебе очень нужны деньги, я помогу тебе заработать. Помнишь, к нам Серёга из Москвы приезжал, он ещё у нас полкило чараса покупал?
- Да, помню, он, вроде бы, засунул его в банку с индийским медом и почтой отправил.
- Так вот, всё у него получилось. Заработал он тогда за раз пять тысяч долларов. Получил я от него вчера письмо. Хочет он, чтобы я ему ещё два килограмма отправил. Половину денег он мне завтра высылает, если хочешь, можешь взяться за это дело. Прибыль пополам. Я посылку подготавливаю, а ты отправляешь. По пятьсот баксов заработаем. Неплохое предложение?
- Да, работа не пыльная, ты опять выручаешь меня, - радостно улыбается Дэн, наливая себе ром в колу. Мне одному этих денег до Гоа вполне хватит. А там я легко заработаю.
- Вот видишь, как в Азии все происходит, а ты переживал. Пойдем лучше в бассейн купаться.
Залпом выпив свой ром, Дэн с криком: «Я люблю тебя, Азия!», прыгает прямо в одежде в воду, обдав всех танцующих фонтаном брызг. Интересно, кому пришла в голову идея построить бассейн в форме головы Микки-Мауса, с искусственным водопадом, здесь, на берегу озера, в Непале? Наверняка, какой-нибудь американец вложил свои деньги, и бросил всё с началом революции.
- Лис, как тебе пати? - кричу я контрабандисту с Украины, крутящему горящие пои.
- Просто супер, сегодня на пати собрались все туристы Покары, все пятнадцать человек, - громко смеется Лис, не переставая крутить огонь. - Я люблю непальскую революцию, посмотри, Вась, вокруг нас одни психоделические драг-дилеры и контрабандисты, даже не верится, что аренда этого места стоит всего двадцать баксов за ночь. Нигде больше нет таких мест, чтобы можно было провести пати стоимостью всего в двадцатку.
- Молодец ты, Лис, что огнём заморочился, сколько же ты свечек сегодня принес?
- Сейчас по периметру бассейна сто восемь штук горит. Но, у меня ещё столько же в рюкзаке лежит. Ты же знаешь, Вася, я люблю огонь. Сегодня - самое красивое пати, которое когда-либо я видел в Непале.
- По- моему, ты сглазил, - говорит вылезший из воды Дэн, показывая на двух приближающихся полицейских.
- Ничего не сглазил, пошли их, Вась, куда подальше, мы неприкасаемые, мы туристы.
Обойдя взглядом все танцующих, полицейский подходит к Андрюхе, только что раскурившему чилум.
- Вот из зис*? – спрашивает один из них, показывая пальцем на чилум.
- Проваливайте отсюда, ит из май релиджион*, бум Шива, бум Шанкр, бум, - гордо произносит бывший адвокат Андрюха, выдохнув дым прямо в лицо полицейскому.
- Ок, ок, донт ворри, энджой, релакс*.
- Эх, если бы русские менты были бы такими послушными, я бы, может, и адвокатское дело не бросил бы.
- Смотри, Дэн, какие девчонки у нас красивые, - показываю я на танцующих в купальниках Лену и Илку. Ничто не украшает девушек так, как МДМА. Взгляд становится блестящим, и слегка похотливым. Движения в танце раскрепощаются, и, кажется, что они не танцуют, а занимаются любовью с невидимым партнером. Невозможно отвести взгляд от наших красавиц.
- Вась, а не опасно отправлять посылку отсюда? - снимая мокрую одежду, спрашивает Дэн.
- Вон видишь, Илка в воде танцует? Она, месяц назад, своей бабушке в рашку полкилограмма отправила. Иди, с ней пообщайся. Смотри, кстати, какой у нее взгляд похотливый, по моим расчетам у нее за весь сезон ни одного жениха не было, - подмигиваю я, толкая Дениса в воду.
- Я люблю тебя, - кричит моя Лена, стараясь перекричать музыку из колонок.
Страстно поцеловав меня в губы, она хватает меня за руку, пытаясь утянуть меня в сторону кукурузного поля, граничащего с бассейном.
- Дорогой, милый, я хочу тебя, возьми меня здесь, я с ума сойду, если ты меня сейчас не возьмешь.
Углубившись на несколько метров в кукурузное поле, мы срываем друг с друга одежды, не прекращая целоваться. МДМА так усиливает наши чувства, что мы оба стонем во весь голос. От каждого прикосновения, каждого поцелуя, мы испытываем оргазмическое ощущение, похожее на разряды тока. Кажется, что окружающий мир просто растворился. Нет ничего, кроме любви, время остановилось, только мы вдвоём сейчас находимся во Вселенной. Мы, как Адам и Ева, абсолютно голые, одни под полной Луной, познаем сладость запретного плода. Остановится невозможно, наши тела двигаются под трансовую музыку, и, кажется, что непрекращающийся оргазм длится целую вечность.
- Так не бывает, мы, наверное, в раю, - шепчет мне на ухо Лена, обхватив крепко обеими руками.
- Пойдём к бассейну, нас, наверное, уже потеряли. Неужели, всем сейчас так же хорошо, как и нам? Пойдём скорее в бассейне купаться.
Подойдя ближе к воде, мы видим, что никто не танцует, у всех испуганные, серьёзные лица.
- Дэн, что тут происходит, что за суета?
- Лис попытался себя поджечь.
- Как это так?
- А вот так, иди, сам с ним поговори. Видишь, его обожжённое лицо Илка водкой протирает.
- Лис, что с тобой? - спрашиваю я, присев рядом на корточки.
- Опять я бэд трип с кислоты отловил, видимо четыре капли многовато для меня. Кручу я горящие пои, танцую, и вдруг - весь мир растворился, остался один огонь повсюду. И, вдруг, из огня появляется богиня Кали, подходит ко мне и говорит: «Ты должен сгореть сейчас в огне, чтобы заново родиться очищенным». Говорит мне, что если я себя не подожгу, то он прикажет вам меня сжечь. Вот я и начал себя поджигать. Опомнился только, когда у меня огонь отобрали.
- Оказывается не всем так хорошо, как нам, - испуганно шепчет мне на ухо моя Лена.- Пойдём чего-нибудь выпьем, надо отвлечься от этого ужаса.
- Давно я не пил, но, по-моему, сейчас самое время.
- Начинает светать, пришло время бухать, - пытаясь разрядить обстановку весело кричит Алекс Никарагуа, продолжая пританцовывать с большой бутылкой рома в одной руке и бутылкой кока-колы в другой.
- Наливай, Никарагуа, а то «димыч» отпускает, праздник заканчивать неохота, да ещё этот Лис, tomorrow never come*.
После выпитой бутылки, наконец-то, удаётся забыть про Лиса.
- Скажи, Алекс, а почему тебя все Никарагуа называют? - спрашивает моя Лена, незаметно под столом засунув свою руку мне в шорты.
- Потому, что лет десять назад пытался я Никарагуа покорить, слышали про такую страну?
- Ну и как? Получилось? - спрашиваю я, стараясь всем видом не выдавать действия, происходящие под столом.
- Даже не знаю, получилось или нет. Мой отец тогда по контракту руководил разработкой каких-то ископаемых в Никарагуа. Ну, и меня с собой взял. Платили, в принципе, неплохо, но я быстро понял, что не тем мы занимаемся. У них, в Никарагуа, тогда проблема с питьевой водой была. Разные международные фонды деньги выделяли на разработку водяных скважин, чтобы бедные никарагуанцы от жажды не померли. И копали эти скважины местные рабочие, почти вручную, года два-три. А платили за такую скважину из фондов, под четверть миллиона долларов. Поездил я по их свалкам, и нашёл старую русскую бурильную машину. Ржавую, без двигателя, без колес. Купил я её за копейки, восстановил и начал бурить. А скважины эти в два раза дешевле продавать стал. Денег сразу появилось немеряно. И, как только накопил я на своём счету первый мой миллион долларов, пришли ко мне домой спецслужбы никарагуанские и сказали, что двенадцать часов у меня есть, чтобы покинуть страну живым и здоровым. А про счет в банке посоветовали забыть побыстрее. В Никарагуа кокаиновые короли у власти, и с ними спорить совсем неохота. Вот, с тех пор я и стал Алекс Никарагуа. А по приезду на Родину сдал я свою квартиру, и уехал жить в Гоа. Больше я работать не хочу. Я лучше до конца жизни плясать буду.
- Что вы, сладкая парочка, под столом всё руками шебуршите, давайте ваши стаканы. Я вам рому ещё налью, - резко прервал свой рассказ Алекс, не желая вспоминать про потерянные деньги.
Алкоголь приятным теплом раскатывался по моему телу, смешиваясь с химическими вибрациями любви. Моё восприятие окружающего мира плавало, алкоголь помогал мозгу забыть все неприятные моменты реальности и погружал в иллюзию блаженства, где, кроме любви, не было ничего. Где-то глубоко сердце и разум пытались подсказать мне, что что-то не так, что кроме любви есть ещё и реальность, жестокая реальность окружающего мира. Но, алкашка заглушала эти слабые сигналы, пытающиеся пробиться сквозь вибрации синтетической любви.
*Вот из зис? - Что это такое?
*Ит из май релиджион - Это моя религия.
*Ок, ок, донт ворри, энджой, релакс - Ок, ок, не волнуйтесь, наслаждайтесь, расслабляйтесь.
*Tomorrow never come - Завтра не наступит никогда.
Глава 27. Часть первая. В тюрьме.
- Ты слышал, Вась, как сегодня Елисей в любви признавался?
- В какой любви?
- В любви к Богу.
- Да, как он орал, вся тюрьма вечером слушала.
- Два раза начальник тюрьмы прибегал, пытался его успокоить. Я ему вчера чараса маленький кропалик дал. Вот его и вскрыло, - виновато улыбаясь, говорит Виктор.
- Зря ты это сделал, нельзя сумасшедшим никакие наркотики давать. Его в психушку надо, в покой, снотворными лекарствами попоить, чтобы он в реальность из своих фантазий вернулся, а ты ему кризис в тюрьме устроил.
- А кто сказал, что он сумасшедший? Ты, что ли, у нас психотерапевт?
- Я хоть и не психотерапевт, но с десяток моих приятелей потеряли рассудок в Гоа, я же вижу, что у него все симптомы налицо. Мне пяти минут разговора с ним хватило, чтобы понять, что чувак во флипауте. Объелся наркотиков, и не соображает ничего. У него логика нарушена. Я же с ним пытался говорить, - у таких людей воля потеряна, не могут остановиться, жрут наркотики все подряд, а потом не могут понять, где реальность, а где фантазия.
- Это как это, - логика нарушена? - спрашивает Виктор, остановившись под моросящим дождем посередине площадки.
- А вот так. Возьми, к примеру, таракана, оторви ему ногу и отпусти. Он дальше побежит. Из этого примера можно предположить, что если человеку оторвать ногу, то он тоже дальше на одной ноге побежит. Вот вам классический пример ломаной логики.
- А что тут нелогичного? - удивляется Виктор, стараясь сделать умное лицо. Я и не такого в Афгане насмотрелся. Если жить хочешь, то и на одной ноге побежишь домой.
- Понятно все с тобой, Вить. Ты в Афгане, когда на мину наступил, видимо, не только ноги себе покалечил, но и мозг тоже.
- Возможно, - улыбаясь говорит Виктор. - Только где эта грань между сумасшествием и нормальным восприятием? Кто её устанавливает? Те, у кого оружие в руках или те, кто у власти стоит? Значит меня, пацана молодого, погибать в чужую страну отправлять - это не сумасшествие? Или же, запрещать марихуану, с которой ни ломок, ни агрессии нет, а алкашку, с которой люди с ума сходят от похмелья, рекламировать на государственном уровне - это не сумасшествие?
- Да, я все понимаю, Вить, что ты разошелся, я же не злюсь на Елисея, я только помочь ему хочу.
- А тебе не кажется, Вась, что ты в тюрьму попал потому, что помочь всем хотел? Что ты всё лезешь с помощью своей, кто тебя об этом просит? - продолжает раздражаться Виктор, - Сам-то, мир решил в лучшую сторону изменить, Иисуса из себя возомнил, наверное?
Притихшие в стороне индусы с любопытством наблюдают, как, непонятно из-за чего, ругаются два русских.
- Мне вот Елисей такую книжку интересную дал про Бога почитать, ни один сумасшедший не поймет её. Прочитав её, я вчера ночью понял, для чего в тюрьму попал. Я должен был встретить Елисея, чтобы прочитать эту книгу. Меня судьба всю жизнь вела к этой книге. Кто бы другой дал эту книгу, я бы и читать не стал. А тут посмотрел, какой он счастливый и решил попробовать почитать. «Учение огненного духа» называется. Я теперь понял, что всю жизнь жил неправильно. Теперь я знаю, как стать счастливым. Хочешь, тебе расскажу?
- Нет, Вить, не хочу. По-моему, у тебя точно крыша поехала. Елисея отвезли в психушку, и ты тоже хочешь туда попасть.
- А я и не скрываю, что я сумасшедший. И ты сумасшедший, и все мы тут сумасшедшие.
- Всё, Вить, достал ты меня. Сам гуляй один по кругу, не могу я больше тебя слушать. Я лучше пойду с нормальными людьми пообщаюсь. Как же ты мне надоел, когда же тебя, дурака, выпустят отсюда?
Глава 27. Часть вторая. На воле.
- Вы слышали новость? Ромашку и Зонта вчера на почте арестовали, - с порога сообщает нам взволнованный Лёша.
- Не может быть!
- Может, ещё как может. Они вчера, после пати, пошли на почту посылку отправлять. Даже не переоделись. Во всём трансовом наряде, с обдолбанными глазами, пришли на главпочтампт. Ты только представь картину: два обдолбанных фрика, пританцовывающих без музыки, в руках - барабан и банка «Чавана Праштхи»*. А главпочтампт всегда полиция караулит. Так вот, полицейский взглянул на них, достал приготовленную спицу, и, недолго думая, воткнул её в банку. И сразу же нажал кнопку сигнализации.
- А что, договориться деньгами не получилось у них?
- Да, какое там, «договориться», - они, пытаясь бежать, устроили драку, Зонту зубы выбили, Ромашке руку сломали. Вчера вечером их по телевизору, по всем непальским каналам показывали. Неприятная история. Особенно, если учитывать, что у меня завтра билеты в рашку. Я полкило чараса у себя в животе везти буду. Не сдадут нас хлопцы? - испуганно спрашивает Влад по прозвищу «Лэнк».
- И что им теперь светит? - спрашиваю я, вспомнив про пять килограмм чараса, лежащие под моей кроватью.
- Если вдвоём сидеть будут, то года по четыре могут получить, а если кто-нибудь из них на себя все возьмет, то года через два выйдет.
- За групповое преступление всегда больше дают, - говорит Влад, откладывая в сторону майку, на которой он с утра рисовал огромного улыбающегося кота с пятью ногами. - И вообще хватит о них говорить. Попали, - значит попали. Нечего паранойю разводить. Мне завтра, улыбающимся, через таможню с полукилограммом чараса проходить надо, так что закрыли тему. Лучше посмотрите, какой кот веселый у меня на майке получился. Целая коллекция маек у меня под названием «Пятиногие коты». Я такую майку в Москве баксов за двести продам. У меня их уже десять штук нарисовано.
- А как же серия под названием «Лос Уебанос»? - спрашиваю я, вспомнив веселую майку, разукрашенную им для Валеры.
- «Лос Уебанос» - это прошлый сезон. Полгода я в Гоа рисовал «Лос Уебанос», всю коллекцию распродал. Вот отвезу в Москву чарас, вернусь, - мне как раз денег ещё на полгода хватит. Буду в Непале пятиногих котов рисовать. А после котов у меня есть идея: рисовать буддистских демонов и голодных духов.
В комнату вдруг вбегает радостная Василинка и, схватив меня и Влада за руки, начинает тянуть, поднимая с дивана.
- Пойдёмте скорее на балкон, там опять обезьянки пришли кукурузу собирать!
- Пойдём, Влад, это действительно стоит посмотреть, говорю я, направляясь за дочерью.
Мы располагаемся на креслах, стоящих на огромном балконе, чтобы посмотреть очередное шоу борьбы за урожай. В десяти метрах от нашего дома, по склону горы, к кукурузному полю неторопливо спускается стая обезьян. Разделившись на две группы, обезьяны окружают небольшое кукурузное поле, расположенное на холме. Увидев приближающуюся стаю, непальские крестьяне начинают громко кричать, размахивая бамбуковыми палками. Видимо, давно привыкая к такому повороту событий часть обезьян, отвлекая крестьян, ответными воплями старается привлечь на себя внимание.
- Смотрите, сейчас будет самое интересное, - показываю я пальцем на вторую группу обезьян, которая потихоньку начинает обдирать спелые початки кукурузы.
Увидев, что обезьяны поедают урожай, крестьяне, бросив левый фланг, всей толпой бегут с одного края поля в другой. Вожак стаи громким криком подаёт знак остальным, и десяток обезьян, захватив по початку, быстро взбирается на вершины бамбуковых зарослей.
- Почему обезьяны умнее крестьян? – улыбаясь, комментирует Влад. Сотни лет крестьяне живут бок о бок с обезьянами, а так и не научились оберегать свой урожай.
Василинка звонко заливается смехом и, хлопая в ладоши, болеет за команду обезъян, крича им: «Давайте. Давайте скорее, люди уже близко!!» Обглодав сочные кукурузы, обезьяны начинают бросаться сверху пустыми початками в непальцев.
- Смотри, какие умные обезьянки, показывает моя дочь на вторую группу, которая потихоньку слева начинает обирать початки.
Крестьяне бросают правый фланг, и шумной толпой бегут к другому краю поля. Левая группа обезьян точь-в-точь повторяет маневр правой группы, и, с удовольствием расположившись на верхушках деревьев, не торопясь поедает сладкую кукурузу. Так продолжается несколько раз. Наевшись досыта, обе группы, неторопливо перепрыгивая с дерева на дерево, отправляются в джунгли. Крестьянам же остается только подсчитывать свои убытки, собирая обгрызенные початки.
- Сегодняшнее шоу закончено, продолжение завтра, - смеясь говорит Андрей, вытаскивая из сумки чилум.
- Чем будем сегодня заниматься, опять накуриваться или ничего не делать? - с тоской спрашивает моя Лена.
- Если не хочешь накуриваться, можешь в доме убраться, - начинаю я раздражаться от её вечного недовольства.
- Только не ругайтесь снова. Хотите, я вам лучше балет покажу?- предлагает моя маленькая Василинка, пытаясь отвлечь нас от очередного назревающего конфликта.
- Конечно, хотим, - улыбаясь, отвечаем мы хором.
- Тогда я сейчас переоденусь и покажу вам концерт. Спускайтесь все в сад, а ты папа музыку медленную поставь. Только не транс, пожалуйста, я транс не люблю.
- Вот оно, оппозитное мышление, вечная проблема детей и родителей. Я бы хотел, чтобы она выросла настоящей психоделической фричкой, а она балет любит. Есть в её детском садике один мальчик, папа у него известный итальянский драг-дилер, любых полицейских терпеть не может, всех их свиньями называет. Так вот, сидим мы как-то в Джус Центре возле детского сада, соки пьём, наши дети салаты фруктовые едят. И спрашивает он у своего сына: «Христиан, скажи, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?» «А я, когда вырасту, папа, полицейским стану, буду преступников в тюрьму сажать, пусть все меня боятся». Папа его тогда чуть соком не подавился.
- А ты хотел бы, Вась, чтобы твоя дочка, когда выросла, тоже бы наркотики употребляла? - спрашивает меня беременная Лариса, поглаживая свой большой живот.
- Сложный вопрос, Ларис. Я много раз его себе задавал. Конечно же, не хотелось, чтобы она торчала на наркотиках от безысходности. Но я хочу, чтобы она сама свой осознанный выбор сделала. Она сейчас на нас смотрит, и выводы сама делает, что хорошо, а что плохо. С одной стороны она видит наши довольные, обдолбанные или обкуренные лица, а с другой - видит, как мы с утра, пока не покурим, раздражённо ругаемся. Было бы хорошо, чтобы она их просто не хотела. Ну, а если бы она употребляла изредка и осознанно, то я не был бы против. Может, я для этого и живу такой жизнью, чтобы она видела обе стороны медали. Ведь наркотики это не только «плохо», это ведь, в первую очередь, лекарство. И чаще всего - лекарство для души. Я постараюсь воспитать её так, чтобы душа у нее не была больной, и надеюсь, что когда она вырастет, то предпочтёт вообще ничего не употреблять. Это мы, психоделические войны, пытаемся мир к лучшему изменить, а ей вот балет нравится. Она, может быть, уже в другом обществе жить будет. Надеюсь, что люди сделают к тому времени квантовый скачок восприятия. Может быть, в ближайшем будущем люди перейдут на более высокие контуры восприятия, и не нужно будет тогда вообще никаких наркотиков. А захочет по нашему пути пойти, - я тоже возражать не буду. А я своим примером покажу ей, что это за путь такой, и какие у него подводные камни.
Спустившись вниз, мы располагаемся полукругом на ступеньках во дворе нашего дома. Между двух огромных кустов с красными цветами, под медленную музыку, на импровизированной сцене начинает танцевать моя маленькая принцесса, старательно подражая увиденному когда-то по телевизору «Танцу маленьких лебедей». Двери железной калитки в наш двор потихоньку приоткрываются, и я вижу пять пар маленьких чёрных глаз, с любопытством разглядывающих необычный танец маленькой белой девочки. Увидев их, Василинка на мгновение останавливается, и знаком приглашает их зайти.
- Заходите, садитесь, - приветливо говорит моя Лена, приглашая соседских детей.
Чумазые, в дырявых одеждах, дети недоверчиво располагаются вместе с нами на ступеньках. Моя малышка, с серьёзным лицом, стараясь изо всех сил, пытается повторить танец умирающего лебедя. Осмелев и поняв, что их тут никто не обидит, соседские дети быстро теряют интерес к происходящему шоу.
- Гив ми мани, - протягивая свою руку, спрашивает сначала старший, лет шести, мальчик.
Затем и все дети, потеряв окончательно интерес к василинкиному творчеству, начинают громко клянчить у нас деньги, повернувшись к моей дочери спиной.
- Вы для чего сюда пришли? Балет посмотреть или попрошайничать? Смотрите, для вас маленькая девочка как старается, - показываю пальцем я на свою дочь.
- Мани, мани, - наперебой кричат маленькие засранцы, протягивая свои руки.
- Всё, достаточно, не хотите смотреть - уходите, - сурово показываю я им на калитку.
Поняв, что ничего им здесь не дадут, дети шумно убегают, оставив маленькую танцовщицу в полном недоумении. Через мгновение из-за забора на нас обрушивается град из маленьких камней.
- Почему им не понравился мой танец? - прижавшись ко мне, плачет моя маленькая девочка.
- Так уж устроен этот несправедливый мир. Не всем дано понимать красоту, - пытаюсь успокоить её я.
Выключив музыку, я слышу, как по гравию кто-то подъехал к нашей калитке.
- Что с тобой, на тебе лица нет, говорю я Илке, завозящей во двор велосипед.
- Я сейчас ездила звонить в Россию, все очень плохо. Посылку с чарасом в рашке арестовали, бабушку на допрос в милицию возили.
- Беда одна не приходит. Сначала наши ди-джеи, Ромашка и Зонт, потом ты. Как бы с нашей посылкой чего не произошло бы, - добавляет Лёша, поглядывая на свою беременную жену.
- А я в рашку собиралась вернуться, говорит Илка, скручивая трясущимися руками джойнт. - Что же мне теперь делать? У меня денег совсем не осталось.
- Нельзя теперь тебе в рашку, в ближайшие два-три года, я тебе как адвокат говорю, - добавляет Андрей, протягивая ей свою зажигалку. - Расскажи поподробнее, что с бабушкой произошло.
- Получила она извещение с почты, что, мол, можно придти за посылкой. Пришла она на почту, без проблем всё получила, принесла домой и положила под кровать, не вскрывая, как я её по телефону предупреждала. А через неделю пришли менты к ней домой с обыском. Они, оказывается, неделю в засаде возле подъезда караулили, ждали, кто за посылкой придёт. Всех подозрительных, кто в подъезд заходил, обыскивали. И не дождались меня, слава Богу.
- Не переживай, Илка, ты же, когда отправляла посылку, свою фамилию не указывала?
- Нет, не указывала.
- Ну, значит, через пару лет твое дело в архив отправят. Доказательств, что это ты отправляла у них нет. Значит, со временем дело закроется. А что бабка твоя ментам сказала?
- Говорит, что посылку эту подружка моей внучки отправила. А внучка в Индии живёт.
- Не расстраивайся, Илка, заплетешь себе все оставшиеся волосы в дреды, и будешь фриковать в Индии. Теперь у тебя уважительная причина, - смеясь, говорит Влад, пытаясь её подбодрить.
- Ну, а мне что, тоже фриковать без бабок? После ареста парней я теперь близко с гашлом к главпочтампту не подойду.
- А кто тебя, Дэн, заставляет здесь на почту идти? Бери билет на автобус, и езжай в Индию. Там не нужно на почту идти. На Мэйн Базаре сотни маленьких контор, которые занимаются отправкой грузов в Россию.
- В прошлом году мы отправляли посылку, - перебивает нас Лёша, - положили килограмм чараса прямо на дно сумки. А индус, что принимал посылки, нашёл его и вернул нам. Пальцем только пожурил и сказал, что это незаконно. Ты возьми бронзовую статуэтку Шивы, она пустая внутри, набей её чарасом, сверху перца со специями насыпь, чтобы собаки не учуяли, и залей всё эпоксидной смолой. Вряд ли кому в голову придёт, что внутри что-то есть.
- Так и придётся сделать, денег у меня совсем не осталось. Завтра буду собираться в дорогу. А из Дели я в Болливуд* подамся, может быть, работу там какую-то найду. Говорят, там на озвучку фильмов русские требуются.
*Болливуд - Индийский Голливуд.
*Чавана Праштхи»- густое как мёд аюрведическое лекрство
Глава 28. Часть первая. В тюрьме.
Как же мне жить дальше в Гоа? Неужели, всё-таки придётся уехать? Как я смогу жить, зная, что он где-то рядом? А может быть, нанять киллера и убить его? Полтюрьмы согласится это сделать за пятьсот баксов. Злость и ненависть, переполняя меня, заставляет моё тело трястись. Схватив свою гантель, я до изнеможения тягаю ее, весь покрываясь потом. Немного становится легче, на руках появляются волдыри от мозолей, но боли не чувствуется совсем. Видимо, адреналин в моей крови просто зашкаливает. Как же так вышло, что меня подставили свои же, русские. В тысячный раз представляю в голове своё будущее освобождение. Я иду по Найт Маркету или по Вест-Энду, вокруг меня десятки моих друзей и знакомых, все пожимают мне руку, поздравляя и радуясь моему освобождению. И тут я вижу его. Как же мне хотелось, чтобы он умер, или исчез до моего освобождения, но он - жив-здоров, и его маленькие, крысиные глазки бегают из стороны в строну. Он, улыбаясь, протягивает мне свою руку: «Ну, как сиделось тебе? Поумнел немного?», - с улыбкой спрашивает он. И снова вспышка ненависти и злобы накатывает на меня до гула в ушах. Я очень хочу пожать ему руку и сказать: «Спасибо тебе за урок. Благодаря тебе я стал здоровее, сильнее, умнее. Я, наконец-то, подучил английский, я прочитал сотню книг, я избавился от балласта ненужных людей, поняв кто друзья, а кто нет. А самое главное, ты помог мне избавиться от розовых очков, в которых я приехал в Гоа. Передо мной снова открыт целый мир, я вырвался из этой ловушки, я снова могу радоваться жизни», но в моих руках оказывается тяжёлая пивная кружка, и я бью ею, со всей ненавистью, ему по зубам. Раскрошенные передние зубы летят, вместе с осколками кружки, в разные стороны. В руке у меня остаётся стеклянная ручка от кружки с острыми, как бритва, краями. Я наношу ею второй удар, прямо по горлу. Третий в живот. Четвертый, пятый… Кровь хлещет отовсюду. Крови столько, что его лица становится не видно. Вернувшись из своих безумных фантазий, я понимаю, что по-прежнему в тюрьме, в своей камере. Мои зубы стиснуты, а лицо перекошено от ненависти.
- Ты бы отдохнул, эй, русский! - выводит меня из оцепенения Доминик. Ты что, как Шварценеггер хочешь стать? Который месяц уже свою гантель с утра до ночи тягаешь.
- Опять бастера своего убиваю, - отвечаю я, бросив на пол свою гантель, сделанную из пластиковых бутылок. - Только благодаря упражнению удаётся избавиться от агрессии.
- Ты бы видел своё лицо, - говорит Дисай, пытаясь поднять мою пластиковую пудовую гирю.
- Я знаю, какое у меня лицо. Днем и ночью вижу его рожу. Мечтаю только об одном, - о его смерти. Ведь он сейчас там, гнида, на воле, жизнью своей наслаждается. Кокаин нюхает, королём жизни себя считает. А я лишён самого главного, я лишён свободы. Я не могу быть рядом со своей семьёй. Моя дочка не может больше ходить здесь в школу, я не смогу здесь спокойно жить, зная, что он где-то рядом. Он отнял у меня моё Гоа. И ладно бы он это сделал из-за денег, а то ведь просто, чтобы выслужиться перед полицией. Я очень хотел бы его простить, я мечтаю об этом. Но, к сожалению, не знаю пока, как это сделать.
Глава 28. Часть вторая. На воле.
Забрав у меня сотовый телефон, плейер деньги, и выдав жетон с номером, охранник пропускает меня в тюрьму. Первый раз в своей жизни я нахожусь в тюрьме. Хотя, у меня нет ничего с собой криминального, я испытываю странные, тревожные ощущения, словно я преступник. Хочется поскорее покинуть это место. Пройдя мимо огромной, позолоченной статуи Будды, я попадаю на площадку для свиданий.
- Здорово, мой психоделический брат. Как тебе сидится в непальской тюрьме? - спрашиваю я Ромашку, прижав свою ладонь к его, через разделяющую нас металлическую сетку.
- Рад видеть тебя, Вася, хорошо, что приехал навестить. Сидится мне здесь неплохо. Поначалу животным себя чувствовал, а сейчас привык. Непальцы - народ неагрессивный, с ними сидеть можно. Здесь как кооператив «Тюрьма». Казённая еда, в принципе, неплохая, рис, горох, овощи. Но, можно и самому готовить еду, а если лень готовить, то за десять рупий охранник сбегает в ближайший ресторан и купит всё, что нужно. Если хочешь работать, для любого найдется работа. А хочешь бездельничать, - никто слова не скажет. Платят, конечно, копейки, но на ништяки непальцам хватает. Стукачество вот только развито очень сильно. В открытую чараса не покуришь. Мне Гриша из Покары периодически курёхи подвозит. Вот только приходится курить его ночью, под одеялом, и в мокрое полотенце выдыхать, чтобы запаха не было. А ты, Вась, какими судьбами в Катманду попал?
- Я на пару деньков, последний раз в этом сезоне. Визу продлить, и хэмпом затарится. Нужно тканей конопляных купить, и в Россию отправить. Ты же знаешь, у нас там магазин.
- Да, я помню твою тему про конопляную революцию. Как твоя Лена? Как Василинка?
- У нас всё хорошо, скоро в Гоа отправляемся. А у тебя здесь что интересного? Как досуг проводишь?
- Да, в принципе, у меня всё хорошо, читаю книжки, пои научился крутить, йогой занимаюсь, штангу каждый день поднимаю. Смотри, как стал хорошо выглядеть.
Ромашка, оголив рукав, показывает мне свою мускулистую руку.
- А ведь два года назад я весь переломанный был. Приседать и отжиматься ни разу не мог. Я же год назад с третьего этажа упал. Занимался я как-то в Покаре на крыше отеля гимнастикой, год учился на руках ходить. И так у меня стало хорошо получаться, что решил я попробовать по парапету пройтись. Раз получилось, два, и, - однажды рука соскользнула. Головой я с третьего этажа прямо на землю упал. Подбородком грудную клетку сломал, позвоночник повредил, руки-ноги были поломаны, чудом выжил. Так вот, сейчас я себя лучше чувствую, чем до падения. Я здесь - как в оздоровительном санатории.
- А сколько ещё «оздоравливаться» тебе здесь?
- На два года у меня путёвка в этот «санаторий». Но, это немного за два килограмма. Тут неделю назад одного русского выпустили, четыре года сидел за одиннадцать килограмм чараса. Налепил он из него статуэток разных, покрасил краской и повез в рашку. Непальцы его на границе сразу и раскусили. Хорошо, до рашки не долетел, там бы ему лет пятнадцать за это дали. А по непальским законам, от пяти килограмм до тонны - всего четыре года дают.
- А как же твоего подельника, Зонта, выпустили?
- Мне пришлось всё на себя взять. Так и срок меньше дают, да и он деньгами обещал помочь мне. Правда, сбежал, сука, сразу в Тайланд. Ну, да Бог ему судья. От кармы никуда не убежишь. А что нового у вас на воле? Как братва психоделическая поживает?
- После того, как тебя посадили, у всех проблемы пошли. У Илки в рашке посылку арестовали, она теперь невыездная, у Лёши с Ларисой одна посылка в Бельгии, одна в Москве задержана. А на меня в рашке в розыск менты подали.
- А тебя-то, Вась, за что?
- Точно пока не знаю, могу только догадываться. Отправлял Дэн в рашку пару килограмм моего чараса. Один московский контрабандист, по кличке Мор, заказывал. Всё у него было налажено. Свои менты на почте гашло получали, розничные продавцы по Москве развозили. Заказал он мне посылку в Москву отправить. После твоего ареста никто здесь на почту не отваживался пойти. Пришлось Дэну в Дели поехать, оттуда отправлять. А этим летом, видно, на всех почтамптах в России рентген поставили. Короче говоря, приняли всю его московскую банду. А пока он на Канарах с родителями отдыхал, его подельники, недолго думая, сдали его. Прямо в аэропорту его и арестовали. Сейчас под следствием находится. Менты двести штук баксов потребовали, чтобы дело закрыть. Хотят на пятнадцать лет его посадить.
- Ну а ты-то, Вась, тут причём? Ты-то российских законов не нарушал?
- Я не знаю, причём тут я, может потому, что он у меня в Гоа гашло покупал. Может, его подельники про меня рассказали. Посылку я ему не отправлял, нигде моя фамилия не фигурировала.
- А откуда ты узнал, что ты в розыске?
- У меня друзья в Шереметьево работают, проверили меня по компьютеру. Говорят, что если я прилечу в Россию, меня сразу в аэропорту арестуют. Причём, статья по розыску у меня странная - «за мошенничество».
- Так ты мошенник, значит, - смеясь, говорит Ромашка, прижавшись к решётке лбом. Может, какие старые долги?
- Да я, вроде, никогда мошенничеством не занимался. И вообще, в России уголовный кодекс почти всегда уважал. Даже не знаю, что и думать.
- Нельзя тебе сейчас, в ближайшие годы, в рашку, - теперь у тебя уважительная причина.
- Это точно. Только не знаю, радоваться этому или нет.
- Добро пожаловать в клуб узников свободы.
- Ваше время закончилось, - прерывают наш разговор охранники.
-Вот тебе, Ромашка, фрукты и книжек несколько, держись и не падай духом, - говорю я, передавая пакет охранникам. Увидимся теперь, наверное, только в следующем году, мы скоро в Гоа отправляемся.
Мой друг молча провожает меня взглядом до самого угла, улыбнувшись мне на прощание.
Я иду по узким шумным улочкам Катманду, вспоминая весёлого Ромашку, танцующего за ди-джейским пультом на нашем последнем пати. Как же так получается, что люди совершают такие глупые ошибки, которые приводят их в тюрьму? Почему он так расслабился, пренебрегая элементарными средствами безопасности? Ведь можно же было избежать этого. А может быть, просто иногда все в жизни так надоедает, что реальность перестаёт радовать. Может быть, Ромашка просто хотел избавиться от не устраивающей его реальности? Поэтому так расслабился, позволив отправить себя в отпуск в тюрьму. Ведь если реальность устраивает, то мозг не позволяет произойти такой ошибке. Наверное, люди попадают в тюрьму, когда они подсознательно соглашаются с ней, понимая, что реальность ничем не лучше. И, наверное, Ромашка тому прекрасный пример. Когда-то, в России, он был преуспевающим бизнесменом, занимающимся продажей нефтепродуктов. Но, потом что-то не заладилось, снежным комом стали расти долги, и он бежал от угрожающих ему кредиторов в Индию. Абсолютно без денег, с нуля, он снова поднялся, став гоанским драг-дилером. Казалось, что снова вернулась стабильность и благополучие, но судьбы подбросила ему ещё пару сюрпризов. Сначала ушла от него любимая девушка, от чего он очень долго не мог придти в себя. Потом, кто-то из конкурентов сдал его полиции. Тогда он, легко отделавшись тысячей долларов, бежал в Непал, отказавшись платить ежемесячную дань и сдавать ментам своих друзей. Потом это дурацкое падение с крыши, наверное, он устал от сюрпризов судьбы, если решился, не задумываясь о последствиях, пойти на охраняемую полицейскими почту с двумя килограммами чараса, просто махнув рукой на себя со словами: «А, будь что будет». Рассуждая о превратностях судьбы, я шёл по старинным непальским улицам. Эта экскурсия в тюрьму абсолютно выбила меня из колеи, заставив ковыряться в своих собственных проблемах. Надо бы сконцентрироваться на легальном бизнесе. Не хочу я попасть в тюрьму. Надо купить сейчас конопляных тканей и отправить их в Россию, в наш «Хэмп». Хотя, какой он теперь наш, если я не могу вернуться на Родину.
- Привет, Джон.
- Хай, Вашья. Ты снова в Непале? Рад тебя видеть. Как твой русский «Хэмп» поживает?
- Хорошо, а как твой непальский?
- Вери гуд, - отвечает вечно улыбающийся американец, владелец большого магазина конопляных изделий в самом центре Катманду.
- Я вот опять хочу у тебя разных тканей прикупить, метров пятьсот. Сделаешь мне?
- Конечно, сделаю, пойдем только покурим сначала, а потом о делах поговорим. Всё что хочешь для тебя сделаю, и в Россию отправлю, - смеясь, говорит Джон, приколачивая огромный косяк, сделанный из лучшей гималайской марихуаны, смешанной с лучшим в Непале чарасом.
- Скажи мне, Джон, а ты всегда занимался легальным бизнесом? У тебя такой красивый магазин. Неужели у тебя получилось сделать это легальным способом?
Откинувшись на диване, обшитом конопляной тканью, я делаю затяжку из огромного, аккуратно скрученного джойнта.
- Я вот Джон, только что был в гостях у своего друга, сидит он у вас в тюрьме за два килограмма чараса. И мысли у меня в голове сейчас все об одном, как бы тоже туда не попасть, я ведь тоже приторговываю чарасом в Гоа.
- Эх, Вашья, Вашья, - хлопая меня по плечу, садится рядом американец. - В свое время я не то, что приторговывал, я торговал сотнями килограммов чараса и марихуаны. Мне просто повезло, что я повстречал здесь, в Индии, свою будущую жену. Благодаря ей, мне удалось вовремя остановится. Она родила мне четверых детей, которых я люблю больше своей жизни. На деньги с продажи чараса я купил небольшую фабрику по производству нейлона. Если в Непале ты где-нибудь купишь качественный поланд, или сделанный из него чарас, то знай, что пробит он через мой нейлон. А ткани и одежда из конопли - это моё хобби. Там где я когда-то покупал на экспорт гашиш, сейчас я покупаю отходы их производства – конопляные стволы и листву. Практически вручную, в горных селениях, из них мне делают ткани, а жена моя разрабатывает дизайн и руководит производством одежды. Денег на чарасе я успел, слава Богу, достаточно заработать, до конца жизни хватит. Хэмпом я занимаюсь не для денег, а просто, чтобы скучно не было. А тюрьма - дело обычное, если наркотиками занимаешься. К ней всегда нужно быть готовым. Если не хочешь туда попасть, бросай тогда это дело. Глазом не успеешь моргнуть, как там окажешься. Ладно, не думай о плохом, меня Бог уберег от тюрьмы и тебя, надеюсь, убережет. Что покупать-то у меня в этот раз будешь?
- Отшил я из твоих тканей одежду пробную, всё продалось уже. Давай я куплю то же самое, что и в прошлый раз, и чего-нибудь нового. Мне бы только в Россию позвонить, может чего-нибудь ещё закажу.
- Звони с моего телефона, компания «Хэмп» оплачивает любые переговоры, - улыбаясь, говорит Джон, протягивая свой телефон. А я пока новые образцы тканей тебе принесу.
- Алё, привет Дымков, как дела у тебя?
- У меня неплохо, а вот у тебя, Вася, хуже некуда.
- Что такое случилось? Неужели прикрыли наш «Хэмп»?
- Торговый центр, где наш «Хэмп» продавался, закрывают на реконструкцию, на нашем месте теперь супермаркет будет.
- Но, мы же пятьдесят тысяч долларов вложили в магазин? Где же нам снова полтинник взять? И где мы новый магазин открывать будем?
- Вот я и не знаю, Вась, где ты возьмешь полтинник. В рашку тебе срочно возвращаться надо, разруливать эту проблему.
- Но, мы же управляющего тебе нашли? Смышлёная девка, когда-то в Бенеттоне работала.
- Да дура твоя управляющая, ты заварил эту кашу, тебе и расхлёбывать.
- Дымков, я бы может и захотел в рашку сейчас вернуться, только не могу я, да и денег у меня сейчас нет. Я только что пятьсот метров ткани вам заказал. А что, «Сам», больше не поддерживает проект «легалайза»?
- Да какой, на хрен, легалайз, очнись Вася, мне деньги отдавать придётся, если ты не приедешь.
- А что, без меня нельзя, что ли, этот бизнес вести?
- А кто это будет делать? Дура, что ли твоя, управляющая? Я уволил её. И вообще мне твой «Хэмп» на хер не нужен, у меня ночной клуб, концерты, гастроли. Приезжай в рашку и занимайся «Хэмпом» своим. Или продавай квартиру, возвращай долг и вали на все четыре стороны.
- Какой долг, Дымков? Это тебе обещали этот бизнес подарить, а я всего лишь был управляющим, с окладом восемьсот баксов. Я вообще подписался под этот проект из-за легалайза марихуаны. Ты же сам мне говорил, деньги не важны, главное - политическая ситуация в стране.
- Политическая ситуация изменилась. Если ты забыл, Путин у власти сейчас. У «Самого» половину бизнеса уже отобрали. Забудь про легалайз, возвращайся и въёбывай, как вся страна. Я всё сказал.
Глава 29. Часть первая. В тюрьме.
- Fucking cunt, пару месяцев ещё здесь сидеть, полгода уже прошло. Ты представляешь, Вася, полгода моей жизни! А эта сука, – судья, ещё два месяца сегодня мне добавила. Когда же придёт эта чёртова экспертиза?
- А ты уверен, что экспертиза новокаин, а не кокаин покажет?- пытаюсь я шутить над разгорячённым Виктором, только что вернувшимся из суда.
- Ну, если экспертиза покажет кокаин, то отсижу, выйду и перестреляю этих козлов. За беспредел нужно убивать.
- Ага, а не беспредел, - прийти в их огород, и начать им бизнес рушить, причём, портя им репутацию своей дешёвой подделкой под кокаин? - смеюсь я, отмеряя шаги на нашей прогулочной площадке. - Ты мне лучше скажи, что нового в вашей шестой палате?
- Все в коме. Нажрутся снотворных таблеток и спят сутками. А проснутся - бредить начинают. Грек всё время о побеге мечтает, хотя и пятидесяти метров со своим животом не пробежит. Итальянец постоянно ноет, что деньги у него заканчиваются. Шотландец расстроен, что не сможет болеть на кубке Европы за свою футбольную команду «Селтик». У Апака все разговоры о еде. А японец ничего не говорит, из пустых спичечных коробков тюремную мебель склеивает.
- Скажи, Вить, а ты чем после Афгана занимался?
- Чем-чем… Чем после войны у нас в стране молодёжь занимается? Бандитом я был. С бандой рэкетирской бизнесменов на бабки разводили.
- Не скучаешь по тем временам?
- Знаешь, Вась, весело только сначала было. А как начали нашего брата отстреливать, я и сам в бизнесмены пошел. Догнала меня, видимо, моя карма в Индии, никуда от неё не убежишь. Не верю я, что за новокаин аптечный сижу. Сердцем чувствую, что за другое. Числится за мной грешок один. Видимо, его сейчас и отрабатываю.
- Неужто, Вить, зазря кого-то убил?
- Не, зазря я никого не убивал, а вот лет пять тому назад, посадил я одного человека, на год. За это вину чувствую свою. Денег он мне должен был. И, сумма-то смешная, – всего-то штука баксов, а я его на год в тюрьму устроил. Видимо, и сидеть мне тут год, как минимум.
- Странный ты, Вить, человек, а то, что у бизнесменов бабки вымогал, - это не грех, по-твоему? За это ты не чувствуешь своей вины?
- Так они не последние отдавали, да и я услуги свои предлагал, от других бандитов защищал, жизнью своей рисковал.
- А мне, Вить, никогда бандитом быть не хотелось. Видимо, по-другому я воспитан. Расскажи, как тебе бандитом былось? Чувство безнаказанности, наверное, опьяняло.
- Да ничего хорошего, Вась, в бандитстве не было, а опьяняла меня водка. Бухал не переставая. Понимал душою, что не так что-то, а сделать ничего не мог. И щемило у меня от этого сердце постоянно, когда трезвый был. Так и глушил эту боль алкашкой, пока марихуану курить не начал. А как курить начал, так стал задумываться, и понял, в конце концов, что растрачиваю свою жизнь на всякую ерунду ненужную, на понты. Всю жизнь я старался для кого-то выглядеть тем, кем на самом деле не был.
- Ты не один такой, Вить. Я много бывших бандитов знаю. И все, точно так же, когда-то сначала бухали и беспредельничали, а как психоделику попробовали, побросали свои криминальные дела, прекратили бухать, и живут сейчас нормальной жизнью, втихаря покуривая.
- Вот-вот, а государство запрещает курить ганджу, всё алкашку рекламирует. Даже здесь, в Индии, где марихуана считается частью религиозного обряда, алкогольные корпорации пролоббировали свои законы, уже нигде нельзя чарас курись. А большая бутылка рома всего два доллара стоит. За килограмм гашиша десять лет тюрьмы получить можно. Я, когда алкашку бухал, на животное больше похож был. Если с утра не опохмелюсь, то так мне плохо было, так ломало, что думал сдохнуть можно. А опохмелишься, глаза агрессией наполняются, из-за пустяка любого готов в горло вцепиться. И, каждый день, как перед атакой, кружку алкашки - и в бой. А когда из бандитов в бизнесмены перешёл, ничего не изменилось. Бухал, чтобы злоба была в каждый доллар зубами впиваться. И, так продолжалось, пока один мой дружочек из Самары не дал мне ЛСД попробовать. Никогда не забуду свой первый кислотный трип, я тогда, как заново родился. Вся разбитая мозаика моей жизни собралась тогда в моей голове в красивый рисунок. Бросил я тогда и бизнесом заниматься. Собрал вещи, и уехал в Гоа. Хорошо, что успел до прихода Путина турбазу себе прикупить на берегу Чёрного моря. Точнее, кусок земли, - всего за шесть тысяч долларов купил, вложил в него ещё пятьдесят. Сам, своими руками, домики построил - и сейчас она мне ежегодно пятнадцать штук баксов приносит. Зачем мне больше? Друзья у меня в Москве до сих пор вкалывают. Меняют пятисотые «мерседесы» на шестисотые, по две дачи уже построили, а всё мало. И жёны ихние, и любовницы, по нескольку шуб в шкафу хранят, а всё равно несчастливы. А я - как сознание своё расширил, так понял всё. В бесконечной гонке за деньгами никогда счастлив не будешь, их всегда будет не хватать. А жизнь-то коротка, она быстро проходит. Сколько уже друзей в могиле лежат, так и не догнав Золотого Тельца. А ведь большие деньги легко не даются, в них вгрызаться нужно, оберегать их, показывая всему миру свои мышцы, когти и зубы. Только ведь в душе мы все люди, а не звери. Вот и приходится всю эту несправедливость жизни алкашкой заливать. Я, как осознал всё это, - меня от алкоголя как отрезало.
- А что же ты, Вить, опять за Золотым Тельцом погнался? Кто же тебя заставлял кокаин поддельный продавать?
- Да сам, Вась, не знаю, как опять в это дерьмо вляпался. Понтов снова захотелось. Всё у меня тут в Гоа было. И дом большой на берегу моря, и джип, и бабок на всё хватало. Захотелось мне перед своей бабой крутым стать, чтобы ещё больше любила меня. В драг-дилера решил я поиграть. Думал, буду только русским продавать. Ведь здесь же, в Гоа, все с расширенным сознанием, все, как братья. И представить даже не мог, что здесь, среди своих, гнида может завестись.
Глава 29. Часть вторая. На воле.
- Наконец-то, мы добрались до дома. Как же я устала, - плюхаясь в пластмассовое кресло, говорит Лена, кладя ноги на чемодан. - Четверо суток в пути, шесть пересадок, пять месяцев в Непале, что же это за жизнь у нас такая цыганская. Когда же это закончится?
- А что плохого в цыганской жизни? Многие только и мечтают о путешествиях. А мы всю Индию с Непалом проехали. Василина, скажи, а тебе нравится путешествовать?- спрашиваю я дочь, успевшую выложить своих Барби из маленького розового чемодана.
- Конечно же, папочка. А когда мы поедем в следующий раз, в новое путешествие?
- Вот видишь, нам нравится, - заявляю я, вкатывая в дом последний чемодан.
- Я не против путешествий, только мне комфорт нужен, и чтобы никаких поездов и автобусов. Только самолёты и такси. И, в таких жарких странах, как Индия, такси чтобы с кондиционером были.
- Удивляюсь я, Лен, откуда у тебя столько королевской крови. Родители твои котельщиками на Севере работают. Пять лет назад у тебя не то, чтобы своего угла не было, у тебя денег не было, чтобы зубы отремонтировать. После рождения Василинки ты целый год работала, чтобы долги свои раздать, а сейчас самолёты и такси тебе подавай.
- Знаешь что, дорогой, я в пятнадцать лет приехала одна, с Севера, большой город покорять. Всю жизнь я мечтала иметь своё жильё. И, как только я обзавелась своей квартирой, снова вынуждена скитаться по съемному жилью, вдобавок, то в Индии, то в Непале. Не об этом я мечтала всю свою жизнь. И вообще, я уже соскучилась по России.
- Любимая, ты просто устала с дороги, - говорю я, садясь рядом на нашем балкончике. – Посмотри, вокруг тебя пальмы, солнце, море. Францис, смотри, как радуется нашему приезду. А что в рашке сейчас? Холод, грязь, слякоть, еда с привкусом пластмассы. Обещаю, что когда появятся деньги, мы будем путешествовать на самолётах и на машинах. Годика через три разберусь со своим розыском, а там, глядишь, и с Дымковым страсти улягутся. Вот тогда и съездим в рашку. А сейчас наслаждайся Индией, тем более, что выбора у нас нет. Впереди нас ожидает новый сезон, новые интересные люди, новые приключения.
- Хорошо, я готова потерпеть несколько лет, только скажи, когда мы перестанем заниматься наркотиками? Мы провезли через границу два килограмма гашиша, а я хочу спать спокойно.
- Дорогая, я постараюсь, чтобы это было в последний раз. В этом сезоне мы арендуем два дома. Я расширю свой ресторан. Потерпи немного, скоро мы будем заниматься только легальным бизнесом. Как появятся деньги, я зарегистрирую здесь компанию. Торговать наркотиками в этом сезоне будет Дэн. Василинку отправим в школу, учиться, будет с детства на индийском, английском и русском языке говорить. Илка будет тебе по хозяйству помогать, а лет через пять продадим в России нашу квартиру, и на эти деньги купим дом на берегу моря. Будем в нём жить счастливо, до самой смерти. А сейчас, бери Василинку, и идите на море купаться. Будут вам и самолёты и машины. Всё у нас получится.
Через несколько недель, отдохнув и накупавшись в море, Лена перестала жаловаться на цыганскую жизнь, а я приступил к своим ежедневным гоанским обязанностям.
Позавтракав, я кручу утренний джойнт и наблюдаю, как рыбацкие собаки лают на бродячую корову, загнав её в образовавшуюся после отлива огромную лужу на пляже, прямо напротив моего ресторана.
- А я к тебе на завтрак иду! - кричит издалека Хануман, бросая в собак камень. - Здорово, Вася, давно тебя не видел. Ты где мунсун провёл?
- Я тоже рад тебя видеть, Хануман. Мы в Непале, в Покаре, пять месяцев отдыхали, я уже месяц как здесь. Вчера ресторан свой достроил, сегодня ты у меня первый клиент. Ты, как всегда, в своих оранжевых шортах с надрисью «Легалайз».
- Эти шорты - мой стиль. Если изнашиваются, я у непальцев такие же, новые, заказываю. Люблю я на своем спортбайке от полиции уходить. Ментам только мою жопу с надписью «Легалайз» видно.
- Проходи в ресторан, что встал возле входа? Я вот джойнт только что скрутил. Сам-то давно в Гоа?
- Я, Вась, тоже с месяц, наверное, уже здесь. Давно хотел к тебе заехать, но времени все что-то не было. Пока ещё все драг-дилеры не приехали, я тут нарасхват. Каждый день кому-нибудь кокаин развожу.
- По-моему, хороший знак, что ты первый мой клиент в этом сезоне.
- Кришна! - кричу я своему официанту, зевающему на утреннем солнышке, - Сделай завтрак номер три для первого клиента за счёт заведения.
- Ты слышал, Хануман, сегодня на Кериме пати хорошее собираются провести? Сам Тамир организовывает.
- Слышал, кто же об этом не знает. Вот из-за него-то я туда и не пойду.
- А что же тебе Тамир плохого сделал?
- Да пока ещё ничего не сделал, только полиции, по-моему, он меня сдал.
- Да не может такого быть! Я Тамира довольно хорошо знаю. Моя Василинка с его дочерью в один детский сад ходит. Я с ним много раз общался. Не может он сдать. К нему же на пати люди перестанут ходить.
- Да причем тут, Вась, ваши дети? Ты, со своей психоделикой, максимум штуку баксов в месяц поднимаешь. Кому ты интересен? А я на кокосе пятерку легко зарабатываю, сейчас пати почти не проводятся, поэтому конкурент я ему стал.
- Так ведь Тамир не торгует вроде, он же ди-джей.
- Он-то не торгует, а вот продавцы его ещё как торгуют. Торгуют, и конкурентов сдают. Ты, наверное, не в курсе, что он ежемесячно ментам за крышу платит. Он вчера подошел ко мне, и говорит: «Кто-то твою фотку на индийском интернет-сайте разместил, там написано, что ты теперь в Гоа главный русский драг-дилер». Ещё говорит, что полиция к нему приходила, про меня спрашивала. Хотят, чтобы я сам к ним пришёл и деньги платить начал. А если не приду, то поймают меня, и посадят. А я в жизни своей никому за крышу никогда не платил. Я сам всегда себе крыша. Да и если бы только платить. Я же знаю ментовскую породу. Им погоны ещё зарабатывать нужно. Они же потом заставят сдавать кого-нибудь, а я ссученным никогда не был и не собираюсь им быть. Валить мне отсюда нужно, и чем быстрее, тем лучше. Тем более, как я знаю, пати не будет больше в Гоа. Может, разрешат два-три за сезон, и то под присмотром полиции. Да и с кокаином я давно решил завязать. Как болото этот кокос. Начнешь с дорожки. А остановится невозможно. Поеду лучше в Тайланд, там и пати четыре раза в месяц проводят, и за торговлю наркотиками смертную казнь дают. Не будет соблазна этим грязным бизнесом снова заниматься. Я лучше йогу там преподавать буду. Умерло Гоа, и убил его кокаин. Будь осторожен, Вася, сейчас тебя не трогают, но когда прикроют все пати, и конкуренция между драг-дилерами станет жёсткой, сдадут тебя свои же. Или заставят сдавать других.
- Мне кажется, ты сгущаешь краски, Хануман. Может, у тебя от кокаина параноя началась. Не хочешь, не ходи сегодня, а я с удовольствием пойду, попляшу.
Плато на вершине холма напоминает марсианский пейзаж. Красная вулканическая поверхность простирается почти до горизонта, впереди бескрайнее море, переходящее в звёздное небо. Ощущение, что мы где-то на другой планете. С тысячу нарядных, разноцветных людей пляшут под громкую, красивую трансовую музыку. Хорошо, что я Ханумана с утра не послушал. Если бы пропустил сегодняшнее пати, не простил бы себе этого. Когда-то, в Гоа пати проводились на берегу моря. Местное население и фрики тогда жили в гармонии, и никто никому не мешал. Фрики покупали у рыбаков дары моря, а у крестьян - фрукты и овощи. Всем было хорошо. Хиппи и фрики голышом загорали на пустынных пляжах, танцевали на пати, курили, и тратили заработанные продажей чараса деньги на местных жителей. Быстро процветая, местное население сносило свои первобытные хижины, и строило на их месте красивые двух- и трехэтажные дома. Чудные, волосатые белые люди с удовольствием арендовали эти дома, платя достаточно много денег, благодаря чему уже можно было не добывать рыбу и не выращивать рис. Никто, кроме хиппи, не хотел ехать в не обустроенное, дикое Гоа. Всё прогрессивное человечество предпочитало комфортабельные отели и пляжи, по которым не ходили бы коровы и свиньи. В гоанских же деревнях не было ни машин, ни асфальтовых дорог. Не было ничего. Хиппи помогали местным открывать маленькие рестораны, объясняя, для чего нужны ложки и вилки. Показывали, как готовятся европейские блюда, и обучали минимальным санитарным требованиям. А местное население с удовольствием, ночами, присоединялось к танцам под барабаны, устраиваемыми белыми людьми. И так же, как тысячи лет назад, индусы радостно плясали в полнолуние, благодаря индийских богов за хороший урожай и счастливую жизнь, которую принесли им приезжие чужестранцы. И, так продолжалось бы и дальше, если бы против сатанинских плясок не стала выступать католическая церковь. Католические храмы, со времен португальцев, в Гоа строились везде. Ещё до прихода первых хиппи, местные жители, благодаря долгому влиянию португальцев, стали забывать свои индийские традиции и своих богов. Из католических храмов священники проповедовали правильный образ жизни, правильный индус должен был работать всю свою жизнь не покладая рук, добывая все больше рыбы и мяса, собирая больше риса и бананов, строя новое жилье, и обзаводясь всеми современными благами человечества. Естественно, принося десятую часть в храм, чтобы после смерти попасть в рай. Философия приезжих, волосатых, счастливых людей шла вразрез с философией католиков. Молодое поколение индусов предпочитало довольствоваться тем, что давала природа и белый человек, а в свободное время - не вкалывать во имя нового холодильника или ненужного им утюга, а наслаждаться жизнью. И тогда, католичество поднялось в крестовый поход против дурного влияния счастливых и довольных хиппи. В середине 90-х годов к власти пришла партия, поддерживаемая католиками. И, министр туризма заявил на все Гоа, что хиппи и фрики больше не нужны нам. « Для Гоа нужны деньги, нам нужны богатые туристы, приезжающие на две недели, а не голодранцы, которые не могут купить себе стакан чая», - заявил он по телевидению и через газеты. С тех пор пати начали преследоваться. Сначала пати запрещали на пляжах, мотивируя тем, что громкая музыка мешает спать трудящимся, потом пати стали запрещать в джунглях и удаленных местах. С начала двадцать первого века все пати, проводимые в Гоа, стали нелегальными. Организаторы платили огромные взятки полиции, которые можно было компенсировать только продажей кокаина. И его стали продавать почти все. Сегодняшнее пати было организовано в самой дальней северной точке Гоа. Вдалеке от пляжей, от населённых пунктов, от моря. Не смотря на то, что пати проходило на пустынном каменном плато, ничто не помешало тысяче людей, любящих свободу, собраться с разных концов Гоа, чтобы почувствовать вибрации любви и гармонии. Это последнее место, последний оплот свободы. Дальше бежать некуда.
- Привет, Тамир!
- Здорово, Василий, давно в Гоа вернулся?
- Нет, месяц всего, как из Непала приехал.
Передо мной стоит самый настоящий психоделический шаман. Точнее, вождь всех русско-гоанских трансеров. Гордо обходя всё пати, он здоровается с каждым психоделическим воином, с каждым авторитетным фриком. Это его вотчина. Модно выстриженный ирокез на затылке, в обоих ушах большие серьги, на спине большими светящимися буквами написано «Х.Буду». Раньше я и представить не мог, что когда-нибудь буду жать руку основоположнику русского трансового движения. Восемь лет он уже жил в Гоа, и, ходили слухи, что все эти годы он был в российском розыске, это делало его ещё более легендарным.
- Ну что, Вась, будешь в этом году свой квас делать? Отличный квасок у тебя получается.
- Конечно, буду. Я в прошлом году четыре тонны продал.
- Как твоя дочка поживает?
- Хорошо, к школе начали подготавливать, а пока, вместе с твоей, в детский сад ходить будет. Смотри, Тамир, какого я чёрного золота из Непала привез, - говорю я, вытаскивая из кармана кусок чараса и маленькую лупу с подсветкой.
- Я вообще-то непальский не курю, непальцы не умеют хороший чарас делать. Я манальский, из Индии, предпочитаю.
- А ты, Тамир, посмотри через лупу, ты такого качества в Индии не найдёшь. Европейцы в Непале делали.
Презрительно взяв у меня чарас, Тамир разламывает пополам толу и начинает рассматривать её через увеличительное стекло.
- Да, действительно, первый раз такой чистый чарас вижу, видимо, постарались европейцы. Никогда мне, Вась, не приходило в голову чарас через лупу смотреть, - говорит Тамир, доставая свою толу из кармана. - Давай-ка, мой теперь посмотрим.
Долго рассматривая свой кусочек, он, ухмыльнувшись, убирает его в карман.
- Не, это не дело чарас через увеличительное стекло смотреть, его пробовать нужно. Давай лучше покурим. Он хоть и не такой чистый, как у тебя, зато кроет лучше любого непальского. Только я сначала отыграю, а потом пробовать будем, - говорит он, направляясь к ди-джейскому столу.
Я танцую вместе со всеми, мой танец, как последний бой, в который я вкладываю всю свою любовь к свободе, и ненависть к пришедшей сюда глобализации. Вокруг меня танцуют такие же воины, верящие в победу добра и любви над злом, которое пришло из современного мира. Впереди нас стоит Тамир. Смотря на него, хочется верить, что мы победим. Мы не можем проиграть наш последний бой. Потому что проиграть – это значит сдаться, и принять правила игры социума, который давно продался корпорациям. Ощущение такое, что мы танцуем последний раз. Хочется плакать и смеяться одновременно. Радость единства и предчувствие поражения, несколько часов пролетают, как одно мгновение. Тамира за ди-джейским пультом сменяет израильский ди-джей. Через несколько минут, вдалеке на плато, появляется машина полицейских. Музыка выключается. С бамбуковыми палками в руках, ворвавшись на танцпол, полицейские забирают ди-джейское оборудование, генератор и арестовывают ди-джея. Может быть, договорятся деньгами? Может быть, под утро включат музыку? - слышатся везде одни и те же фразы.
Никто не расходится. Индусские бабушки продолжают готовить чай на своих керосиновых лампах. Садясь на циновку, я заказываю себе душистый чай с молоком и специями.
- Привет, Вася, - слышу я приятный, знакомый голос.
- Привет, Маша!
Рядом на циновке сидит высокая, стройная гоанская красотка, с веселыми хвостиками на голове, словно у белки. Мы мало знакомы, наши дочери ходят в один детский сад, поэтому встретившись, мы чаще всего беседуем о наших детях.
- Как жизнь, Вась? А где твоя Лена?
- Лена с Василиной остались дома. Холодно ночами сейчас, да и в садик завтра вести её надо.
- Грустное какое-то сегодня пати. Почему-то кажется, Вась, что оно последнее. Кстати, познакомься с моим мужем, - говорит, улыбаясь, Маша, показывая на парня, сидящего рядом.
Присмотревшись в полумраке, я от удивления открываю рот.
- А… Э… Ты говорила, что твой муж – музыкант, но чтобы это был один из солистов группы «Ну-Ну», я и предположить этого не мог.
- Алексей, - здороваясь, протягивает мне руку парень, покрытый стильными татуировками.
Рядом с ним сидят ещё трое музыкантов из знаменитой русской поп-группы.
- Вот уж кого не ожидал увидеть здесь, в центре психоделического движения.
- А что мы, не люди что ли? Ты думаешь, мы под свою музыку, что ли, отдыхаем? – засмеявшись, говорит Алексей, видимо, представив пати, где он танцует под свою музыку.
- Поп музыка - это чтобы бабки зарабатывать, она слишком проста, чтобы творческому человеку получать от неё удовольствие.
- А я раньше думал, что у творческих людей творить получается потому, что им это приносит удовольствие.
- Иногда получается творить для удовольствия, а иногда - получаешь удовольствие от того, что тебе платят хорошо.
- Да вы просто киберпанки какие-то. На сцене поёте «Упала шляпа, упала на пол», а в жизни транс музыкой наслаждаетесь, да ещё и в Гоа ездите.
- Нас, на самом деле, в группе двое, кто транс понимает, остальные за компанию приехали. Если присмотреться, как мы на сцене танцуем, сразу становится понятно, кто транс любит, а кто поп-музыку. Жаль, что транс в Гоа запрещают.
- По всему миру, Лёш, тенденция такая идёт, хаус музыку - пожалуйста, везде зелёный свет, не нужны нигде вольно думающие, свободные люди. А фрики, что транс культуру продвигают, они же психоделику едят, сознание себе расширяют, и пример заразительный показывают. С социальной же точки зрения - один вред от них. Главный вред от них, что денег они обществу никаких не приносят. И наркотики фрики едят не самые коммерческие. МДМА и ЛСД много не поешь, мозг не выдержит, спятить можно. Другое дело, гламурная хаус-музыка. Под неё кокаин употреблять нужно, и алкашку пить. А кокаин всего пятнадцать минут действует, и его потом опять хочется. И остановится невозможно, приходится алкашкой заливать, чтобы приглушить это желание. А чтобы кокаин с алкашкой покупать, денег нужно очень много зарабатывать. Это выгодно для социума - поддерживать те наркотики, которые стимулируют человека зарабатывать все больше и больше. Поэтому и запрещают транс везде. Транс и психоделика делает людей более свободными и менее социальными. Транс - это не коммерческая музыка, и культурный хвост за ней тянется совсем не коммерческий. Точнее, так было раньше, после того как кокаин попал в трансовую культуру, пати и стали запрещать.
- Вот так бабло и побеждает добро, - смеясь, говорит Лёша, обнимая свою жену. - Во всех, Вась, древних цивилизациях, где употреблялись природные психоделики, это было всегда уделом избранных. К магическим веществам имели доступ шаманы, вожди, духовные лидеры. В Индии ведь чарас курили раньше баб`ы. В Мексике индейские шаманы ели мескалиновые кактусы. А у нас, в дохристианской Руси, северные шаманы отвар из мухоморов пили. А обычному народу нельзя сознание расширять. Кто работать-то будет?
- Да и с ума, Лёш, сойти можно, если неподготовленное сознание попытаться расширить.
- Это точно, - соглашается Лёша, посматривая на часы. - Холодно совсем под утро стало, поедем мы, наверное, по домам. Видимо, не будет больше сегодня музыки.
Попрощавшись с уходящими нунуйцами, я сажусь поближе к керосиновой лампе, чтобы погреть руки. Начинает светать. Возле танцпола осталось с сотню самых стойких фриков. Кто-то дремлет, кто-то курит чилумы, кто-то просто не в состоянии подняться, чтобы уехать домой. Первые лучи Солнца, пробивающиеся из-за горизонта, окрашивают мелкие, круглые облака в розовый цвет. Кажется, что в небе тысячи розовых шариков. Неужели, мы проиграли нашу последнюю битву, неужели, пати действительно больше не будет? К танцполу на мотоцикле подъезжает израильский ди-джей, с дредами до пояса. Отвязав от байка маленький генератор, он бегом бежит к ди-джейскому столу. Несколько минут уходит на подключение проводов, и первые лучи Солнца встречает прекрасный трансовый трек. Как по взмаху волшебной палочки, все оставшиеся на пати люди, за несколько секунд соскочив со своих мест, начинают неистово танцевать. Ощущение, что это последний танец в их жизни. Кажется, что люди не танцуют, а парят над землей. Высоко подпрыгивая, стараясь первыми увидеть солнечные лучи, пробивающиеся из-за холмов на горизонте. Я тоже парю над землей, и слёзы радости текут по моим щекам. Мы не проиграли наш последний бой. Никому не удастся отнять нашу свободу.
Глава 30. Часть первая. В тюрьме.
- Привет, Маша. Не ожидал я увидеть тебя здесь, я уж думал, что про меня все забыли, очень рад тебя видеть.
Охранники с любопытством пялятся на высокую красавицу с хвостиками, как у белочки.
- Я тоже рада тебя видеть бодрым и веселым. Как же тебя угораздило попасть сюда?
- Да сам, Маш, не знаю. Наверное потому, что не верил я, что меня могут посадить. Знал, что меня ищет полиция, мог бросить все и уехать, но, - почему-то не уехал. Не мог я предположить, что менты не по правилам играть будут. До конца не верил, что это может со мной случится. Пока Тамир был в рашке, подставил меня его пушер*. Даже не за деньги, а чтобы перед ментами выслужиться.
- Да я знаю всё. Мне Лена твоя рассказывала. Как ты тут?
- Честно говоря, мне на пользу тюрьма идёт. Пересматриваю свои жизненные ценности, спортом занимаюсь, в шахматы играю, книгу подумываю написать. Опять же, от балласта ненужных людей избавляюсь. Здесь, в тюрьме, быстро понимаешь, кто тебе друг, кому ты нужен, кто хочет, чтобы ты побыстрее вышел. Я даже в какой-то степени благодарен тому, кто меня сюда посадил. Как у вас там, на воле, что нового?
- Я с Бали недавно вернулась, вся старая гвардия сейчас там. Помнишь Ромашку, что в непальской тюрьме отсидел? Привет тебе передаёт. Он сейчас там трансовые пати проводит.
- Но ведь Индонезия - мусульманская страна, там ведь за наркотики смертная казнь?
- Не поверишь, Вась, - там в супермаркетах легальные стимуляторы продают. Наподобие экстази, но сделаны из натуральных растительных материалов. Всю ночь под ними на пати скакать можно. Марихуана, конечно, вне закона, но власти прикрывают глаза на курящих туристов. Если не продавать и не курить в публичных местах, то никто тебя трогать не будет. А как там, Вась, красиво! Гоа и в подметки не годится. Десять лет я уже в Гоа езжу, ничего уже не осталось от того Гоа, что было раньше. Сама не знаю для чего сюда снова приехала. Может, из-за дочки, в школу ей здесь очень нравится ходить, а может, - из-за друзей. Многие мои друзья здесь, в Гоа, живут. Но, с каждым годом их всё меньше и меньше остается. Большинство по другим странам поразъехались. Тут недавно на плэйс в «Терешков» полиция с обыском приезжала. Всё перевернули, ничего не нашли, зато про тебя говорили. Даже не знаю, стоит ли тебе рассказывать…
- Да что же не стоит? Говори уж, раз начала.
- Говорили полицейские, что года через полтора тебя отсюда выпустят, не раньше.
- Эх, Мария, это - хорошая новость, - вздыхая, говорю я, - потому что мне десятка светит. В Агуаде* пятьдесят человек с такой же, как у меня, статьёй сидят, и двое из них - европейцы. А за полтора года здесь я только здоровее стану. И духом, и телом. Как тут мой друг Виктор говорит: «Мы тут с Васей не скучаем, нас ипуть, а мы крепчаем».
Глава 30. Часть вторая. На воле.
- Привет, Арик, на тебе лица нет. Что случилось?
- Наташка моя умерла.
- Как умерла?
- А так, взяла и умерла, сука. Вчера, в госпитале, не приходя в сознание, сдохла.
Я смотрю на своего друга и не верю своим глазам. Зная Арика третий год, я никогда ещё не видел его в таком состоянии. Образованный, интеллигентный парень, он в этом сезоне безумно влюбился в странную, маленькую девушку. Она была невзрачная, с короткой стрижкой, и почти в два раза ниже двухметрового красавца Арика. Никогда я не видел его до этого таким счастливым. Он словно летал на крылышках вокруг нее, полностью поглощённый этой любовью. Казалось, что он всю свою жизнь ждал именно её, и, наконец-то, нашёл. И сейчас, после такой трагедии, он стоит передо мной и называет её сукой. «Видимо, Арик мозгом тронулся», - первое, что подумал я, услышав его слова.
- Я как человек к ней, душу свою открыл, думал, нашёл, наконец-то, свою половинку, а она, сука, взяла и сдохла. Нашла ведь такого, как я, здорового, красивого парня - и сдохла.
- Арик, что с твоими руками? Ты, как зашел в мой ресторан, так, не переставая, чешешь руки и ноги. У тебя же болячки уже расчесаны. Что происходит?
- Это я, Вась, из-за этой твари нейродермит заработал. От нервов чешусь и днем и ночью.
- Я ничего не понимаю, Арик, ты же её так нежно любил, а сейчас такие слова говоришь. У тебя всё в порядке с головой?
-С головой-то у меня все в порядке, а вот у неё совсем не в порядке было. Ёбнутая наркоманка она, оказывается, была. И под нормальную так красиво косила. Притворялась она нормальной. А с головой у неё проблема была. От этого она и подохла. Спидом она больная была, и в Гоа приехала специально умирать. Знала она, что в этом сезоне помрёт, и никому не говорила.
- Как спидом больная?
- А так, героиновой наркоманкой она в прошлом была. И муж у нее год назад от спида умер. А я так поверил ей, что гандонами перестал пользоваться. Мне как в госпитале сказали, что она от спида умерла, я даже не поверил сначала, думал ошибка какая-то.
- И что ты теперь, Арик, делать собираешься?
- А что мне, Вась, делать? Анализы вот уже сдал, жду результатов. Третьи сутки не сплю, чешусь весь, ненавижу эту суку. Посмеялась она надо мной перед смертью, а может просто уже не соображала совсем ничего, хотя выглядела как нормальная, здраво размышляла. Три дня назад резко впала в кому, трое суток пролежала - и умерла. Такие вот дела.
- Не теряй надежду Арик, может, пронесёт ещё, так бывает, я читал про такие случаи.
- А что же мне, Вась остается делать? Этим и живу сейчас. Врачи сказали трижды надо анализы сдавать. Сейчас, через три месяца и через полгода. Вот на полгода у меня нервная чесотка гарантирована, а там видно будет. Поеду я на пляж, помедитирую, гимнастикой позанимаюсь. Пока цигун практикую, получается забыться. Хоть ненадолго, но в это время я не чешусь.
- Даже не знаю, что тебе сказать, Арик. Я сам в шоке от таких новостей. Я буду за тебя пальцы крестиком держать.
Спускаясь по лестнице, Арик на прощание улыбается мне, но, судя по не переставая двигающимся желвакам на его скулах понятно, что улыбка дается ему с трудом. Странная судьба у этого человека, размышляю я, провожая его взглядом до мотоцикла. Когда-то, лет пять назад, он приехал в Индию убежденным, верующим кришнаитом. А ещё раньше, задолго до Индии, живя в родном Челябинске, он случайно познакомился со странными, кажущимися всегда счастливыми, людьми. Они были одеты в необычные для русского человека одежды, скорее больше похожие на индусские наряды. Необычным у них было всё. Мужчины брили головы, оставляя маленькую косичку на затылке, и рисовали себе цветное пятнышко на переносице. Многие носили на шее венки из цветов. Но, более всего Арика привлекала их необычная жизнерадостность. Они всегда были улыбчивыми, и казались вечно счастливыми. Именно этого ему больше всего тогда и не хватало. Оставшись в то время без отца и матери, с одной младшей сестрой, он быстро понял, что мир, который его окружает, далеко не такой уютный и комфортный, каким кажется в детстве. В этом мире приходилось бороться и выживать. И вот, он, наконец-то, повстречал людей, от которых исходила жизнерадостность и счастье. За это счастье не нужно было бороться, нужно было всего лишь поверить этим людям. И он поверил им. Они-то и предложили ему продать квартиру, и отправится путешествовать с ними по Индии, ища свой путь духовного развития. Три года он жил в ашрамах, ведя почти монашеский образ жизни. Каждый день он практиковал медитацию, изучал священные книги, читал мантры. Но, то счастье, которое излучали его новые друзья, стало казаться ему более показным и наигранным. Где-то, в глубине души, он стал чувствовать, что тут что-то не так, что уход от социума не даёт ему состояния душевного покоя. Постепенно он совсем разочаровался в этом пути познания себя и мира. Он бросил кришнаитство, и осел в северном Гоа, в Арамболе. Познакомившись с европейскими фриками, он стал читать психоделическую литературу, где наши современники предлагали новые, интересные, и, в то же время, рациональные пути познания самого себя. На какое-то время он даже увлёкся психоделиками, проводя эксперименты над собой в измененном состоянии. На какое-то время он снова обрел душевный покой. Но, со временем стал разочаровываться и в этом пути развития, предпочитая изменять свое сознание при помощи медитации, а не используя химические препараты. Мы часто спорили с ним, обсуждая книги Тимоти Лири и Теренса Маккены. Он называл их спятившими профессорами, переевшими ЛСД, потому что они проповедовали психоделическую революцию в массы, в попытках изменить весь мир к лучшему. Я не мог понять, почему Арик считал, что психоделический путь развития - это удел только избранных. В спорах он пытался мне доказать, что чтобы сделать квантовый скачок восприятия, нужно иметь предрасположенность мозга. Иначе, мозг может просто не справится с задачей и легко выйти из строя. Он считал, что на данном этапе эволюционного развития человечество, по большей части, не готово ни к каким скачкам. Я же был приверженцем идей психоделических профессоров, которые считали, что каждый может совершить свой квантовый скачок восприятия. Я был согласен с доктором Тимоти Лири, утверждающим, что если прогрессивные десять процентов человечества сделают первыми свой квантовый скачок, показав остальным пример, то и всё остальное население планеты, проснувшись, начнёт трансформироваться, меняя своё отношение к окружающему миру. Последние годы Арик совсем не ходил на пати, называя фриков уебанами. Он больше предпочитал медитацию, йогу, цигун, различные виды единоборств. Когда он, наконец-то, повстречал свою любовь в Гоа, мы, все его друзья, были ужасно рады за него. Казалось, он наконец-то обрел тот душевный покой, к которому всё время стремился. Но, сегодняшняя новость стала для меня большим шоком. Даже представить было страшно, какие же чувства бушевали у него в голове после такой трагедии.
- Привет, Ромка, как я рад тебя видеть. Что, снова в Гоа приехал? Сложно теперь без Гоа долго находиться?
- Да, опять я на весь сезон, на Землю Обетованную вернулся, - обнимая меня, говорит мой друг, которого я не видел полгода.
- Как Москва? По твоему бело-синему цвету кожи видно, что совсем солнышка нет на Родине.
- В этот раз всё намного интереснее в рашке было. Я на Рублёвском пляже на весь летний сезон кусок земли арендовал, трансовые пати проводил, шест свой с огнём крутил, с кучей интересных людей познакомился. Это лето в России было очень творческим. Гламурная Москва в своей предсмертной агонии все лето рожала интересные творческие проекты. В Москве открылся клуб «Крыша», все гламурные гоанцы и их поклонники сейчас там тусуют. Многие обещали в ближайшее время сюда подтянуться. Скоро всех самых интересных людей сюда в Гоа переманим, останутся в Рашке одно бычье и менты.
- Молодец ты, Ромка, от тебя только позитивная энергия всегда исходит, не смотря ни на что. Слышал про Арика и его подружку?
- Да, ужасная история. Я пока с Ариком прекратил общение, от него один негатив исходит. Подожду, пока он снова душевный покой обретёт. От его энергетики повеситься хочется. Я смотрю у тебя, Вась тоже интересные изменения в твоем ресторане, не узнать теперь его. Мебель дорогую прикупил, новые матрасики.
- Да вот, Ром, пришлось прекратить конопляную одежду продавать. Приходится подстраиваться под волны глобализации, что докатываются и досюда. Весь акцент в бизнесе теперь на ресторан делаю. Конкурентов много, приходится удовлетворять спрос отдыхающих. Рухнула вся идея русского «Хэмпа» без меня в рашке. Разругался я со своим компаньоном. Стоило мне из России уехать, как меня тут же обвинили в том, что я украл деньги, и сбежал в Индию. А возвращаться сейчас назад и доказывать, что я не верблюд, совсем неохота. Да и слышал, наверное, - в розыске я сейчас, нельзя мне в Россию.
- В курсе я и про тебя, и про то, что Серёга Мор за посылку из Непала пять лет тюрьмы в Москве получил. Я смотрю, ты принципам своим, Вась, начал изменять, - с укором посмотрел на меня Ромка, показывая пальцем на лежащее возле столика меню. - Алкашку начал в своем ресторане продавать? Ты же был жёстким противником алкогольной культуры?
- Всё течет, все меняется, - со вздохом отвечаю ему я индийской пословицей. - Пришлось лицензию на пиво купить. Но, никакого крепкого алкоголя у меня распивать нельзя. Я сейчас считаю, что слабоградусный алкоголь – это не страшно. Хозяин земли арендную плату поднял, да и надо как-то стараться легально зарабатывать. Не всю же жизнь наркотики продавать. Ведь дочка у меня растёт, в следующем году за школу платить нужно будет.
- Да, ладно, не оправдывайся, - снова улыбаясь, говорит Ромка, похлопывая меня по плечу. Всем бабки нужны, а пиво – это не кокаин.
- Кстати, видел Ром, какой я баннер повесил у входа в «Хэмп»? - показываю я пальцем на огромную, в человеческий рост, фотографию конопляного цветка.
- Да, я ещё за несколько метров красоту эту заметил. Только в Индии можно позволить себе рекламировать ресторан фотографией марихуаны во всю стену. Не боишься, Вась, полицию такой рекламой подтянуть? – улыбаясь, говорит Ромка, поднявшись из-за стола.
- А для полиции я табличку повесил: «Ноу драгс», и, самое главное, что это правда. Никаких наркотиков в моём ресторане, только психоделика.
- Кстати, сюда знакомые мои должны подойти, они пообщаться с тобой хотели. А вон и они по пляжу идут, надо помахать им рукой, чтобы заметили. Они интернет-сайт свой держат, посвященный Гоа, очень даже популярный, вот, хотят с тобой познакомиться.
- Знакомься, это Дима и Света. Они хотят информацию о твоём рестике у себя разместить. Слава о твоем квасе и волшебных пирожных с гашишом уже по всему русскому Гоа разошлась. Теперь ты, Вась, и в интернете известен будешь.
Улыбнувшись, мне протягивает руку для знакомства сначала симпатичная светлая девушка, а потом крепкий парень с маленькими, бегающими как у крысы, глазами.
От Автора...
Продолжение , следуещие 35 глав вы можите, вы можите заказать у меня. Книга вышла в свет в Гоа. Я выпущен из тюрьмы под залог и ещё долго не могу покинуть Индию. Пишите мне на Vasiliykaravaev@mail.ru или на ф-бук «Vasiliy Karavaev “ и я вышлю вам продолжения.