Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
1. Предмет философии права
Философия права занимается поисками и установлением истины о праве, истинного знания о праве как специфической форме социального бытия людей и особом типе социальной регуляции.
Право как объект исследуется различными науками, каждая из которых рассматривает право под углом зрения своего специфического понимания и своих приемов изучения данного объекта, с позиций своего особого предмета и метода. При этом под объектом науки (научной дисциплины) имеется в виду то, что еще предстоит изучить и понять, а под ее предметом - уже определенным образом теоретически (научно) осмысленное состояние объекта, его познавательно-смысловая форма (образ, модель, конструкция) выражения, определенная концепция его понимания и понятия.
В философии права исследуется право в целом, право как определенная универсальная целостность, весь правовой универсум, весь мир права, все правовое, охватывающее и сущность права, и формы внешнего проявления этой сущности (правовые явления). Такое понимание права как некоторой целостности, состоящей из правовой сущности и форм ее проявления (из правовых явлений), предполагает и включает в себя определенную концепцию различения и вместе с тем сочетания сущности и явления в праве, сущности права и правовых явлений, права как внутренней сущности и права как внешнего явления. Поэтому в самом общем виде можно сказать, что предметная область философии права как науки (отдельной самостоятельной научной дисциплины) - это право как сущность и право как явление в их различении, соотношении (совпадении или несовпадении) и искомом единстве.
Существенное своеобразие такого различения и соотношения сущности и явления в сфере права обусловлено тем принципиальным обстоятельством, что научно постигаемая сущность права (право как сущность) носит объективный характер, а право как явление носит официально-властный (и в этом смысле субъективный) характер, зависит от воли, усмотрения и возможного произвола субъектов официальной власти. Поэтому закон ( позитивное право ), т.е. то, что в официально-властном (государственном) порядке установлено и считается принудительно-обязательным правом, может как соответствовать сущности права (т.е. быть правовым явлением, правовым законом, выражением правовой сущности), так и противоречить этой сущности (т.е. быть неправовым явлением, неправовым, лжеправовым, правонарушающим, противоправным законом).
С учетом данного обстоятельства приведенное определение предметной области философии права можно сформулировать в следующей более конкретной форме: предмет философии права - это право и закон в их различении, соотношении и искомом единстве.
При этом под правом имеется в виду право как сущность, т.е. присущая только праву как особому социальному явлению и специфическому регулятору объективная по своей природе правовая сущность , независящая от воли или произвола законодателя (государства), а под законом как официально-властным явлением имеется в виду все позитивное право (все его источники, все формы его выражения), т.е. принудительно-обязательные установления (правила, нормы поведения), которые зависят от воли и возможного произвола законодателя (государства) и, следовательно, могут как соответствовать, так и не соответствовать сущности права (праву как сущности). Иначе говоря, под законом в контексте различения права и закона имеется в виду закон в собирательном смысле, т.е. все то, что обладает законной силой, является официально-обязательным.
Искомое философией права единство правовой сущности (права как сущности) и права как явления (официально-властно установленного правового явления в виде принудительно-обязательного закона, позитивного права) - это правовой закон, правовое позитивное право, т.е. такое государственно установленное, обладающее принудительно-обязательной (юридической) силой официально действующее право (позитивное право), которое соответствует правовой сущности (праву как сущности) и, следовательно, представляет собой не просто и не только официально-властное явление, но официально-властное правовое явление, государственную форму надлежащего выражения (внешнего проявления) правовой сущности в правовом явлении.
Дальнейшая конкретизация приведенного определения предмета философии права зависит от того понимания (и понятия) сущности права, которое лежит в основе той или иной конкретной концепции философии права.
Согласно разработанной нами и освещаемой также и в данном учебнике либертарно-юридической концепции философии права сущность права - это формальное равенство, которое трактуется и раскрывается в данной концепции как всеобщая и равная мера свободы и справедливости в социальной жизни людей.
Такое понимание сущности права дает основание для конкретизации приведенных выше определений предмета философии права в следующем виде: предмет философии права - это формальное равенство и формы его проявления. Поскольку всякое равенство в социальной (в том числе и правовой) сфере - это именно формальное равенство, приведенное определение можно сформулировать в более краткой форме: предмет философии права - это принцип равенства и его проявления.
Формы внешнего проявления и практического осуществления в эмпирической действительности формального равенства - это все реальные правовые явления нормативно-регулятивного, институционально-властного и поведенческого характера, представляющие собой лишь различные формы внешнего выражения и конкретизации единой правовой сущности, одного и того же отличительного правового начала, общеправового принципа формального равенства.
К правовым явлениям, таким образом, относятся все те реальные явления (официально установленный закон, фактически наличное государство , поведенческие акты различных субъектов социальной жизни, их взаимоотношения и т.д.), которые соответствуют принципу формального равенства, представляют собой формы внешнего выражения и осуществления требований данного принципа. Все эти явления входят в предмет философии права не в виде эмпирических объектов, а лишь как правовые явления, как конкретизированные формы выражения формального равенства, т.е. только в их правовых измерениях и свойствах, в правовых (по своей сущности и характеру) формах закона, государства, поведения, отношений и т.д.
В предмет философии права, таким образом, вместе с другими правовыми явлениями входит и государство в качестве особого правового явления, а именно - в качестве институционально-властной формы проявления, выражения и действия всеобщей и единой правовой сущности (принципа формального равенства, его свойств и требований).
В процессе освещения предмета философии права (правовой сущности и правовых явлений, их различения и соотношения, форм их единства и т.д.) с данных предметно-правовых позиций критически анализируются и соответствующие антиподы права, различные прошлые и современные теоретические и практические формы отрицания, игнорирования или искажения смысла, специфики и ценности права как сущности и как явления, подмены права произволом, правовых норм и публично-властных институтов - антиправовымиформами организации официальной власти и ее произвольно-приказными правилами, правовых форм жизни и взаимоотношений свободных индивидов - господством силовых, принудительно сверху навязанных людям стандартов поведения и т.д.
В этом смысле можно сказать, что любая философия права - это не только философское осмысление и обоснование права, но одновременно и философское разоблачение, критика и отрицание антиправа (произвола) во всех его теоретических и практических проявлениях - в виде антиправового закона, антиправовой власти, антиправовых форм отношений и т.д. И чем глубже, четче, точней и адекватней выявлен и определен предмет философии права, тем выше, богаче и больше ее теоретическое и практическое значение - и в позитивном плане утверждения и господства права, и в критическом плане разоблачения, отрицания и преодоления всех форм и проявлений антиправа (произвола).
Приведенные краткие определения (дефиниции) предмета развиваемой нами концепции философии права содержат лишь наиболее важные и существенные характеристики этого предмета, полное освещение которого дано во всей концепции, представляющей собой форму систематического рассмотрения и раскрытия данного предмета. Основные положения этой либертарно-юридической концепции философии права - в общем контексте всемирной и отечественной философии права, в соотношении с другими философско-правовыми концепциями прошлого и современности - содержатся в настоящем учебнике.
Сформулированное нами с либертарно-юридических позиций понимание предмета философии права имеет и общее значение в плане выявления, уяснения и определения того общего для различных учений о праве познавательно-смыслового момента, который выражает их предметное единство в качестве разных концепций такой одной общей и единой науки (научной и учебной дисциплины), как философия права. Таким общим моментом, имеющим предметообразующее значение для всей философии права (для всех его концепций, направлений, версий и вариантов), является понимание права в целом как сущности и как явления, т.е. теоретическое различение в праве особой правовой сущности объективного характера (т.е. сущности права, независимой от воли законодателя и вообще от субъективного фактора) и правового явления, зависимого от субъективного фактора (от воли и мнения законодателя, усмотрений или произвола официальной власти и т.д.).
Такое теоретическое различение объективной правовой сущности (права как сущности) и субъективного правового явления (права как явления) в том или ином виде присуще всем концепциям философии права. В общей форме это различение мы формулируем как различение права (права как особой сущности) и закона (права как особого явления, как официально-властного установления) и их соотношение (совпадение или несовпадение). Более конкретный смысл такого различения и соотношения права и закона зависит от того конкретного понятия права (понимания правовой сущности и правового явления, характера их связей и т.д.), которое лежит в основе соответствующей концепции философии права и определяет ее своеобразие.
Так, в естественноправовых концепциях философии права предметная область философии права определяется различением и соотношением естественного права и позитивного права (сам термин "ius positivum" - "позитивное право" возник в римской и утвердился в средневековой юриспруденции). Для сторонников юснатурализма (от ius naturale - естественное право) естественное право - это единственное подлинное право, право в собственном смысле слова, тогда как государственно установленное и официально действующее право (т.е. позитивное право) - право неподлинное, ненастоящее, произвольное, искусственное, неестественное.
Поэтому философия права в трактовке юснатуралистов - это по сути дела философия естественного права.
Прямо противоположную позицию занимают представители легизма (от lex - закон). В своих позитивистских и неопозитивистских учениях о праве они отрицают не только естественное право, но и вообще объективную сущность права, независимую от воли законодателя, официальной власти. Право для легистов - это закон (позитивное право), который именно в силу его официально-властного, принудительно-обязательного характера является настоящим правом.
Поэтому для легизма философия права, да и любое теоретическое учение о сущности права в его различении и соотношении с законом - это метафизическое учение о нереальных (непозитивных) объектах. Максимум, что допускают некоторые представители легизма (позитивизма и неопозитивизма), - это философия позитивного права , своего рода философское обоснование легизма и позитивистского законоведения.
Легизм и юснатурализм выражают крайние, взаимоисключающие позиции в понимании права и в отношении к философии права. Односторонний характер антагонистических подходов, каждый из которых по-своему разрывает необходимые связи между сущностью и явлением в праве, преодолен в развиваемой нами концепции понимания права и предмета философии права, в рамках которой взаимосвязь между правовой сущностью и правовым явлением в контексте различения и соотношения права и закона носит необходимый характер и охватывает все юридико-логически возможные варианты соотношения права и закона.
Поэтому либертарно-юридическая трактовка предмета философии права значима не только для данной философско-правовой концепции, но и в качестве общего определения предмета философии права в целом .
Дело в том, что в рамках более развитой концепции понимания права и предмета философии права уже учтены и в преобразованном виде присутствуют также и достижения ("резоны") предшествующих, теоретически менее развитых концепций и, следовательно, есть смысловое поле для их надлежащего понимания и изложения, тогда как в ограниченных рамках менее развитой концепции такой гносеологической возможности и такого смыслового пространства для адекватного понимания и изложения более развитой концепции нет. Такая логика познания и его развития действует также и в сфере философско-правовой мысли.
2. Метод философии права
Каждая более или менее развитая концепция философии права прошлого и современности - это определенная совокупность теоретических знаний о праве (как сущности и явления), которая представляет собой взаимосвязь и единство предмета и метода соответствующего философско-правового учения.
Определяющее (исходное и финальное) значение для характеристики как предмета, так и метода той или иной философско-правовой концепции (теории) имеет лежащее в ее основе, выявляемое, обосновываемое и раскрываемое в ней понятие права. В сжатом и концентрированном виде смысл такого понятия права выражается в кратких дефинициях предмета соответствующей концепции философии права, а в развернутом и конкретизированном виде - в форме самой этой концепции, т.е. определенной теоретической системы философско-правовых знаний.
Предмет и метод - это различные (мысленно различенные в теоретической абстракции) формы выражения и характеристики единой теории, одного и того же теоретического образования, одной и той же системы знаний, представленных в определенной концепции философии права.
Взаимодействие и единство предмета и метода философско-правовой теории, как и любой другой теории, в общем виде состоят в том, что метод - это предмет в его действии (в его формировании, организации и познавательном воздействии), а предмет - это системно-организованное выражение познавательного смысла и значения метода.
Метод философии права как совокупность познавательных средств и приемов философско-правового исследования, как путь познания, ведущий от объекта к предмету, - это тоже теоретическая форма, сама теория в ее самопознании, развитии, углублении и обновлении, а не некий внетеоретический (внефилософский) инструмент или феномен, который магическим образом превращает незнание в знание, обыденное представление и мнение - в научное (теоретическое, философское) знание.
Выделение в единой философско-правовой теории ее предмета и метода является лишь мысленной абстракцией, необходимой для более углубленного и адекватного постижения познавательных свойств, характеристик, смысла и значения данной теории.
При этом предмет в качестве составного компонента философско-правовой теории выражает познавательные итоги действия метода в виде определенной системы полученных знаний об объекте, а метод в качестве другого компонента теории выражает познавательный (объяснительный, доказательственный, прогностический и т.д.) статус, смысл и значение этого знания, его соотношение (преемственность, новизна и т.д.) с прежним знанием и прежним пониманием объекта, способы, приемы и формы получения, обоснования, организации и функционирования нового знания, смысловое место и значение его различных моментов и их взаимосвязей в структуре данной теории, методологическое значение самой этой философско-правовой теории в продолжающемся процессе научного познания права.
В любой последовательной философско-правовой теории ее предмет (определенное знание об объекте) методологически осмыслен, а метод (способ, форма познания, понимания, объяснения объекта) - предметно выражен. Именно поэтому такая теория имеет методологическое значение, обладает функцией метода познания и выполняет эту роль или непосредственно, или опосредованно (как составной момент последующей философско-правовой теории).
В силу их большой познавательной ценности и огромного эвристического потенциала методы (методологические компоненты) некоторых глубоких и оригинальных философско-правовых теорий приобретают в последующем как бы самостоятельное (независимое от предмета соответствующих теорий) существование и универсальное (общефилософское, общенаучное, общетеоретическое) методологическое значение. В качестве подобных общефилософских, общенаучных методов используются (также и в современных философско-правовых учениях), например, методы логического, диалектического, онтологического, феноменологического, экзистенциалистского, системного, сравнительного исследования и т.д.
Конечно, всякая новая философско-правовая теория может возникнуть лишь на основе предшествующих теорий и находится с ними в необходимой преемственной связи. Это проявляется также и в плане использования уже доказавших свою познавательную ценность различных методологически значимых средств и приемов исследования определенного объекта, форм организации и систематизации нового философско-правового знания об объекте, принципов интерпретации и оценки прежних концепций и новой теории в общем контексте всемирной философии права, способа соотношения философско-правовой мысли и исследуемой объективной действительности и т.д. Однако при этом следует учитывать, что соответствующие методы (прошлых и современных) философско-правовых теорий - в том числе и методы, за которыми признается общефилософское, общенаучное значение, - познавательно связаны с предметами своих теорий и вне их познавательного смыслового единства со своим предметом приобретают в других теориях иное познавательное значение и другое предметное выражение. Так, у разных приверженцев диалектического метода (Гераклита, Гегеля, Маркса, Маркузе и т.д.) - совершенно различные философско-правовые учения. То же самое можно сказать о философско-правовых концепциях приверженцев других общефилософских и общенаучных методов.
Дело в том, что всякое новое философско-правовое учение - это (в меру своей познавательной новизны) новая теория со своим новым предметом и новым методом, поэтому в таком новом познавательном контексте положения прежних теорий (предметного и методологического характера) имеют познавательное значение лишь в качестве соответствующим образом творчески осмысленных, преобразованных, освоенных и подчиненных (по логике прогресса познания) моментов положений новой теории (ее предмета и метода). Сохранение чего-то познавательно-ценного из других (прошлых и современных) теорий - это не его повторение, а его развитие и обновление в адекватных формах новой познавательной ситуации, в смысловом контексте новой теории.
Более конкретная характеристика метода и предмета отдельных прошлых и современных концепций философии права содержится в последующих разделах учебника, где освещается соответствующая проблематика.
Здесь же необходимо отметить основные особенности метода развиваемой нами либертарно-юридической концепции философии права.
Либертарный (или либертарно-юридический, юридико-формологический, формально-юридический) метод - это понятийно-правовой метод философско-правового познания изучаемой действительности в качестве правовой действительности, производства и организации знания о праве как принципе формального равенства и внешних формах его проявления.
В основе либертарного метода лежит принцип формального равенства. В методологическом плане принцип формального равенства - это метод формально-логического понимания права и соответствующей юридической формализации предметной сферы правовой регуляции и действия права. Либертарный метод - это всеобщий способ правового моделирования познаваемой действительности по принципу формального равенства, способ познания действительности с позиций и в границах данного понятия права, способ правового (формально-равного) понимания, выражения, измерения, квалификации и оценки изучаемой действительности. Этому методу присущ правовой взгляд на мир, правовое видение действительности. Такая философски познанная действительность предстает как правовая действительность , т.е. как система правовых свойств и связей познаваемой действительности. Эта правовая действительность воплощает и выражает искомую истину и выявленную сущность мира философско-правового познания. И если пифагорейцы с позиций математики утверждали, что сущность мира есть число, с позиций либертарной философии права можно сказать, что сущность мира - это формальное равенство. Каждый при этом имеет в виду тот мир, который он познает и знает: математик - мир чисел, юрист - мир права.
Аналогичным образом физики, химики, биологи ищут соответственно свою физическую, химическую или биологическую формулу для познаваемого ими физического, химического или биологического мира. Такова избирательная, предметно спрофилированная природа человеческого мышления и познания.
Формулой юридического мира является принцип формального равенства.
Эти различные формулы разных миров (различные научные образы, научные картины мира, создаваемые разными науками) выражают по существу нечто общее - всеобщие законы объективного мира (объекта всех наук), т.е. правила упорядоченности этого мира и порядка в нем (математически-числового, правового, физического, химического, биологического и т.д.).
В этом смысле можно сказать, что искомой истиной и методом философии права является формальное равенство как сущность, принцип, правило и норма должного порядка социальной действительности.
Формальное равенство и есть тот принцип правового порядка действительности, по которому действует либертарный метод и в соответствии с которым им осуществляется юридизация познаваемой действительности, ее постижение в форме правовой действительности и выражение знаний об этой действительности в виде соответствующей системы философско-правовой теории.
Познавательные возможности этого метода заданы творческим (эвристическим) потенциалом самого либертарного понятия права и ограничены его смысловыми рамками, границами его теоретических значений, сферой предмета данной философско-правовой теории. Именно данное понятие права определяет юридико-познавательную профилированность, направленность (интенциональность) и границы соответствующего философско-правового познания.
Количественные изменения философско-правового знания (его умножение, уточнение и конкретизация, увеличение его объема и т.д.) происходят в целом с позиций и в границах того или иного понятия права, которое лежит в основе определенной концепции философии права, ее метода и предмета.
Качественные изменения философско-правового знания связаны с переходом от прежнего понятия права к новому понятию права, с формированием новой философско-правовой теории с соответствующим новым методом и новым предметом.
Разумеется, степень подобных качественных изменений может быть различной, но новые понятия выражают качественный скачок в процессе развития философско-правового познания и в прогрессе философско-правовой мысли.
Новое понятие права означает и соответствующий новый подход к изучению, пониманию и трактовке как самих эмпирических данных объектов философии права, так и уже накопленных теоретических знаний о них. С позиций неологии (учения о новом) можно сказать, что история философии права - это история новых понятий права и формирующихся на их основе новых философско-правовых теорий.
В общем процессе прогресса философско-правовой мысли момент новизны тесно связан с моментом преемственности . Новое (новое понятие права, новая теория, новая концепция и т.д.) здесь, как и везде, возникает лишь на основе старого (всей совокупности прежних знаний о праве) как познавательно более глубокая, более содержательная и более адекватная форма постижения и понимания права и государства. И новое понятие права как метод познания не перечеркивает прежние понятия права и соответствующие теории, а преодолевает ограниченные познавательные возможности и границы прежнего понятия и вместе с тем удерживает его теоретико-познавательный смысл и итоги. Тем самым новое понятие права сохраняет научно значимые результаты предшествующей философско-правовой мысли и на новом, более высоком уровне познания развивает их дальше с более глубоких теоретических позиций и в более широком и адекватном смысловом поле и контексте.
3. Философия права в системе наук
Философия права имеет давнюю и богатую историю. В древности и в средние века проблематика философско-правового профиля разрабатывалась в качестве фрагмента и аспекта более общей темы, а с XVIII в. - в качестве отдельной научной дисциплины.
Первоначально термин "философия права" появляется в юридической науке. Так, уже известный немецкий юрист Г. Гуго , предтеча исторической школы права, пользовался этим термином для более краткого обозначения "философии позитивного права", которую он стремился разработать как "философскую часть учения о праве" [ Hugo G. Beitrаge zur civilistischen Bucherkenntnis. Bd.I, Berlin, 1829. S. 372 (I Ausgabe - 1788). ] . Юриспруденция, по замыслу Гуго, должна состоять из трех частей: юридической догматики, философии права (философии позитивного права) и истории права. Для юридической догматики, занимающейся действующим (позитивным) правом и представляющей собой "юридическое ремесло", согласно Гуго, достаточно эмпирического знания [ Hugo G. Lehrbuch eines civilistischen Cursus. Bd.I. Berlin, 1799. S. 15. ] . А философия права и история права составляют соответственно "разумную основу научного познания права" и образуют "ученую, либеральную юриспруденцию (элегантную юриспруденцию)" [ Ibid. S. 16, 45. ].
Философия позитивного права, по Гуго, - это "частью метафизика голой возможности (цензура и апологетика позитивного права по принципам чистого разума), частью политика целесообразности того или иного правоположения (оценка технической и прагматической целесообразности по эмпирическим данным юридической антропологии)" [ Ibid. S. 15. ].
Хотя Гуго и находился под определенным влиянием идей Канта, однако философия позитивного права и историчность права в его трактовке носили антирационалистический, позитивистский характер и были направлены против естественноправовых идей разумного права.
Широкое распространение термина "философия права" связано с гегелевской "Философией права" (1820 г.). Философия права, по Гегелю, - это подлинно философское учение о естественном праве (или "философском праве"). Показательно в этой связи, что само гегелевское произведение, которое принято кратко именовать "Философией права", на самом деле увидело свет со следующим (двойным) названием: "Естественное право и наука о государстве в очерках. Основы философии права".
Философия права, согласно Гегелю, это философская дисциплина, а не юридическая, как у Гуго. "Наука о праве, - утверждал он, - есть часть философии . Поэтому она должна развить из понятия идею, представляющую разум предмета, или, что то же самое, наблюдать собственное имманентное развитие самого предмета" [ Гегель . Философия права. М., 1990. С. 60. ] . В соответствии с этим предмет философии права Гегель формулирует следующим образом: " Философская наука о праве имеет своим предметом идею права - понятие права и его осуществление" [Там же. С. 59. ].
Задача философии права, по Гегелю, состоит в том, чтобы постигнуть мысли, лежащие в основе права. А это возможно лишь с помощью правильного мышления, философского познания права. "В праве, - замечает Гегель, - человек должен найти свой разум, должен, следовательно, рассматривать разумность права, и этим занимается наша наука в отличие от позитивной юриспруденции, которая часто имеет дело лишь с противоречиями" [Там же. С. 57-58. ].
Восходящие соответственно к Гуго и к Гегелю два подхода к вопросу об определении дисциплинарного характера философии права в качестве юридической или философской науки получили свое дальнейшее развитие в философско-правовых исследованиях XIX-XX вв.
Представители почти всех основных течений философской мысли (от древности до наших дней) выдвигали свою версию философского правопонимания. Применительно к XIX-XX вв. можно говорить о философско-правовых концепциях кантианства и неокантианства, гегельянства, младогегельянства и неогегельянства, различных направлениях христианской философской мысли (неотомизма, неопротестантизма и т.д.), феноменологизма, философской антропологии, интуитивизма, экзистенциализма и др .
Но в целом со второй половины XIX в. и в ХХ в. философия права по преимуществу разрабатывается как юридическая дисциплина и преподается в основном на юридических факультетах, хотя ее развитие всегда было и остается тесно связанным с философской мыслью.
Вопрос о научном профиле и дисциплинарной принадлежности философии права имеет несколько аспектов. Если речь идет о философии права в целом, то очевидно, что мы имеем дело с междисциплинарной наукой, объединяющей те или иные начала как минимум двух дисциплин - юридической науки и философии. Когда же встает вопрос о дисциплинарной принадлежности к юриспруденции или к философии тех или иных конкретных вариантов философии права, то по существу речь идет о концептуальном различии юридического и философского подходов к пониманию и трактовке права.
В философии права как особой философской дисциплине (наряду с такими особенными философскими дисциплинами, как философия природы, философия религии, философия морали и т.д.) познавательный интерес и исследовательское внимание сосредоточены в основном на философской стороне дела, на демонстрации познавательных возможностей и эвристического потенциала определенной философской концепции в особой сфере права. Существенное значение при этом придается содержательной конкретизации соответствующей концепции применительно к особенностям данного объекта (права), его осмыслению, объяснению и освоению в понятийном языке данной концепции, в русле ее методологии, гносеологии и аксиологии.
В концепциях же философии права, разработанных с позиций юриспруденции, при всех их различиях, как правило, доминируют правовые мотивы, направления и ориентиры исследования. Его философский профиль здесь не задан философией, а обусловлен потребностями самой правовой сферы в философском осмыслении. Отсюда и преимущественный интерес к таким проблемам, как смысл, место и значение права и правовой мысли в контексте философского мировоззрения, в системе философского учения о мире, человеке, формах и нормах социальной жизни, о путях и методах познания, о системе ценностей и т.д.
В нашей философской литературе проблематика философско-правового характера освещается по преимуществу (за редким исключением) в историко-философском плане.
Традиционно большее внимание, хотя и явно недостаточное, уделяется философско-правовой проблематике в юридической науке.
Дело здесь обстоит таким образом, что философия права, ранее разрабатывавшаяся в рамках общей теории права в качестве ее составной части, постепенно оформляется в качестве самостоятельной юридической дисциплины общенаучного статуса и значения (наряду с теорией права и государства, социологией права, историей правовых и политических учений, отечественной и зарубежной историей права и государства).
И в таком качестве философия права призвана выполнять ряд существенных общенаучных функций методологического, гносеологического и аксиологического характера как в плане междисциплинарных связей юриспруденции с философией и рядом других гуманитарных наук, так и в самой системе юридических наук.
1. Типология правопонимания
Значение типологии обусловлено тем, что именно определенный тип правопонимания определяет парадигму, принцип и образец (смысловую модель) соответствующего философского познания права и государства, собственно теоретико-правовое содержание, предмет и метод соответствующей концепции философии права.
Типологию правопонимания, т.е. определенную классификацию различных видов трактовки права и их разбивку на однотипные (однородные) группы, можно проводить по разным основаниям (критериям). С точки зрения сформулированного нами определения предмета философии права существенное значение имеет выделение следующих трех типов правопонимания: легистского, естественноправового и либертарно-юридического.
2. Легистский тип правопонимания
Для легистского типа правопонимания характерно отождествление права (как определенной объективной сущности, независимой от воли и произвола официальной власти) и закона (как принудительно-обязательного установления власти). Право, согласно легизму, - это произвольный продукт государства, его приказ (принудительное установление, правило, акт, норма).
Для легизма и в целом "юридического позитивизма" весьма характерны пренебрежение правами человека и гражданина, апология власти и гипертрофия ее нормотворческих возможностей. В этом смысле легизм представляет собой нормативное выражение авторитаризма . Пафос и устремления легизма - подчинение всех властно-приказным правилам и установлениям. Здесь повсюду господствует взгляд на человека как на подчиненный объект власти, а не свободное существо.
В новое время легистский подход обосновывал Т. Гоббс, апологет абсолютистского государства-Левиафана. "Правовая сила закона, - подчеркивал он, - состоит только в том, что он является приказанием суверена" [ Гоббс Т. Левиафан. М., 1936. С. 214.]. Под "законом" при этом имеется в виду все действующее (позитивное) право . В дальнейшем такое правопонимание было взято на вооружение представителями различных направлений так называемого "юридического позитивизма" (и неопозитивизма), который по существу является не юридическим, а именно легистским позитивизмом (и неопозитивизмом).
К основным идеям и положениям "юридического позитивизма" относятся трактовка права как творения власти, властная принудительность как в конечном счете единственная отличительная особенность права, формально-логический и юридико-догматический методы анализа права, "очищение" учения о праве от разного рода "метафизических" положений о сущности, природе, причинах, ценностях права и т.д.
Подобные представления в XIX в. развивали Д. Остин, Ш. Амос и др. в Англии, Б. Виндшайд, К. Гербер, К. Бергбом, П. Лабанд, А. Цительман и др. в Германии, Кабанту и др. во Франции, Е.В. Васьковский, А.Х. Гольмстен, Д.Д. Гримм, С. В. Пахман, Г.Ф. Шершеневич и др. в России. В ХХ в. этот подход представлен такими направлениями "юридического" неопозитивизма, как "реформированная общим языковедением юриспруденция" В. Д. Каткова, "чистое учение о праве " Г. Кельзена, "концепция права" Г. Харта и т.д.
Один из видных представителей английской аналитической юриспруденции Д. Остин в своем труде о "философии позитивного права" характеризовал право как "агрегат правил, установленных политическим руководителем или сувереном", и подчеркивал: "Всякое право есть команда, приказ" [ Austin J. Lectures on Jurisprudence or the Philosophy of Positive Law. L., 1873. P. 89, 98. ]. Так же и Ш. Амос утверждал, что "право есть приказ верховной политической власти государства с целью контроля действий лиц в данном сообществе" [ Amos Sh. A systematic View of the Science of Jurisprudence. L., 1872. P. 73. ]. Г.Ф. Шершеневич придерживался аналогичных воззрений. "Всякая норма права, - писал он, - приказ" [ Шершеневич Г.Ф . Общая теория права. М., 1910, вып. 1. С. 281. ]. Право, по его оценке, - это "произведение государства", а государственная власть характеризуется им как "тот начальный факт, из которого исходят, цепляясь друг за друга, нормы права" [Там же. С. 314. ].
Своим приказом государственная власть порождает право - таково кредо данного типа правопонимания. С этой точки зрения все, что приказывает власть, есть право . Отличие права от произвола тем самым в принципе лишается объективного и содержательного смысла и имеет для приверженцев такого подхода лишь субъективный и формальный характер: явный произвол, санкционируемый определенным субъектом (органом государства) в определенной форме (в форме того или иного акта - закона, указа, рескрипта, постановления, циркуляра и т.д.), признается правом. В легистско-позитивистской трактовке за приказом государственной власти признаются магические возможности. Получается, что подобным приказом решаются задачи не только субъективного характера (формулирование норм законодательства), но и объективного плана (формирование, создание самого права), а также собственно научного профиля (выявление специфики права, его отличия от иных социальных норм и т.д.).
Как приказ власти и принудительный порядок трактуют право и неопозитивисты - вопреки их декларациям об "очищении" юриспруденции от прежних этатистских представлений о праве как продукте государства и их попыткам формально-логическим образом обосновать, будто отстаиваемое ими принудительно-приказное право получает свою действительность не от государства, а от гипотетической основной нормы (Г. Кельзен) или от некоего фактического "последнего правила" - "высшего правила признания" (Г. Харт) [См.: Чистое учение о праве Г. Кельзена. Вып. 1. М., ИНИОН АН СССР, 1987. С. 11; Hart H. The Concept of Law. Oxford, 1961. P. 201.].
В силу такой позитивистско-прагматической ориентированности легистская юриспруденция занята уяснением и рассмотрением двух основных эмпирических фактов:
1) выявлением, классификацией и систематизацией самих видов (форм) этих приказаний (принудительно-обязательных установлений) официальной власти, т.е. так называемых формальных источников действующего права (позитивного права, закона),
2) выяснением мнения (позиции) законодателя, т.е. нормативно-регулятивного содержания соответствующих приказаний государственной власти как источников (форм) действующего права.
Легизм (во всех его вариантах - от старого легизма и этатистского толкования права до современных аналитических и нормативистских концепций юридического позитивизма), отождествляя право и закон ( позитивное право ), отрывает закон как правовое явление от его правовой сущности, отрицает объективные правовые свойства, качества, характеристики закона, трактует его как продукт воли (и произвола) законоустанавливающей власти. Поэтому специфика права, под которым позитивисты имеют в виду закон (позитивное право), неизбежно сводится при таком правопонимании к принудительному характеру права. Причем эта принудительность права трактуется не как следствие каких-либо объективных свойств и требований права, а как исходный правообразующий и правоопределяющий фактор , как силовой (и насильственный) первоисточник права. Сила (сила власти) здесь рождает насильственное, приказное право.
Широкое распространение в легистской литературе получило определение понятия права как системы норм, установленных или санкционированных государством и обеспеченных его принудительной силой. То, что положения (нормы) официально действующего (позитивного) права установлены государством и обеспечены государственным принуждением, верно, но этого недостаточно для надлежащего понятия права, для трактовки подобных официально-властных установлений (норм) как именно правовых явлений (явлений правовой сущности), как права вообще, поскольку в таком легистском определении нет никакого критерия для того, чтобы отличить право от произвола, правовую норму - от произвольного установления власти, правовой закон - от антиправового закона.
3. Естественноправовой тип правопонимания
Определяющее значение для различных концепций естественноправового (юснатуралистского) типа правопонимания имеет различение естественного права и позитивного права.
Такое различение в разных концепциях прошлого и современности выражается и в иных формулировках и терминах. Например, естественное право нередко обозначается как право по природе, как неизменное право, как подлинное право, как разумное право, как философское право, как идея права, как право в собственном смысле, как правильное право и т.д. Соответственно и позитивное право обозначается по-разному: как искусственное (неестественное) право, как человеческое право, как волеустановленное (волевое) право, как изменчивое право, как условное право, как неподлинное право и т.д.
Для сторонников юснатуралистского подхода естественное право (в его религиозной версии или светской трактовке с позиций философии права, юриспруденции, этики, социальной философии и т.д.) как единственно подлинное, разумное, нравственное и справедливое право дано самой природой и коренится в объективной природе - в природе бога или человека, в физической, духовной или социальной природе, в "природе вещей" и т.д.
Авторы различных естественноправовых концепций по-разному представляют себе конкретное содержание естественного права. При этом как естественное право трактуются такие различные феномены, как природное равенство и свобода всех людей, естественное право на неравенство и привилегии, естественное право людей на достоинство, те или иные неотчуждаемые права и свободы человека (от отдельных таких прав и свобод до современных мировых стандартов в этой области) и т.д.
Позитивное право, напротив, рассматривается юснатуралистами как отклонение (как игнорирование, искажение, отрицание и т.д.) от естественного права, как искусственное, ошибочное или произвольное установление людей (официальных властей).
Естественноправовому подходу присущи как достоинства теоретического и практического порядка (поиски объективной сущности права, провозглашение естественной свободы и равенства всех людей, неотчуждаемых прав и свобод человека, идей правового государства и т.д.), так и недостатки (смешение права с неправовыми явлениями - моралью, нравственностью, религией и т.д., формально-правового - с фактически-содержательным, отсутствие четкого формализованного критерия отличия права от всего неправового, невнимание к позитивному праву и отсутствие необходимой взаимосвязи между естественным и позитивным правом и т.д.).
В философско-правовом плане различение естественного права и позитивного права свидетельствует о поисках (правда, теоретически недостаточно осознанных) объективной сущности права, которая отлична от официально установленного правового явления (позитивного права). В естественноправовых концепциях содержатся в той или иной мере определенные элементы и моменты юридического подхода к праву. И в этом смысле различение естественного права и позитивного права можно интерпретировать как частный случай и архаичный вариант (хронологически первый, практически весьма доступный для обыденного восприятия и до сих пор наиболее распространенный) общей теории различения и соотношения права и закона, сформулированной с позиций либертарно-юридического правопонимания.
В целом в собственно теоретическом отношении различение (а по сути дела - противопоставление) естественного права и позитивного права представляет собой весьма условную, неразвитую и внутренне противоречивую концепцию правопонимания.
Существенный недостаток естественноправового подхода состоит в неверной трактовке ключевой проблемы философии права - различения и соотношения сущности и явления в праве. Предложенное данным подходом различение и соотношение естественного права и позитивного права - это не соотношение (с поисками путей и условий их совпадения и критикой случаев несовпадения) правовой сущности (в виде естественного права) и правового явления (в виде позитивного права), а противопоставление (зачастую - антагонизм) естественного права (как единственного подлинного права - и подлинной правовой сущности, и вместе с тем подлинного правового явления) и позитивного права (как неподлинного права - неподлинного и как сущность, и как явление). Поиски необходимых взаимосвязей между сущностью и явлением в праве здесь подменяются умозрительным конструированием подлинного права (естественного права как сущности и одновременно как реально действующего правового явления) и игнорированием тем самым официально действующего общеобязательного позитивного права.
То, что юснатуралисты говорят об объективной сущности права, - это сущность не государственно устанавливаемого позитивного права, а лишь их версии естественного права, которому к тому же произвольно приписываются свойства реального, фактически действующего правового явления.
Естественное право, таким образом, - это не только естественно данное, но и естественно действующее право. Отсюда и присущий естественноправовым концепциям правовой дуализм - представление о двух одновременно действующих системах права (права естественного и права официального).
В естественноправовых учениях по сути дела игнорируются специфический смысл и особенности соотношения сущности и явления в праве, особый (публично-властный) характер процесса позитивации (государственного признания, выражения и установления) сущности права в виде официально действующего в данном месте и в данное время правового явления (закона, позитивного права).
Представителей юснатурализма интересует не столько совершенствование официально действующего (неподлинного) позитивного права и превращение его в подлинное позитивное право в духе их понимания смысла и свойств естественного права, т.е. не достижение такого позитивного права, которое выражало бы определенные сущностные свойства естественного права, сколько само по себе естественное право, которое как единственное подлинное право воплощает правовую сущность, а потому и непосредственно (естественно) действует как реальное правовое явление.
В юснатурализме отсутствует свое понятие правового закона, т.е. позитивного права, воплощающего сущность права, поскольку естественноправовая сущность уже воплощена в естественноправовом явлении, так что сущность и явление здесь составляют некое нерасторжимое естественноправовое единство, монолитное целое - в виде того или иного естественноправового положения (определенного требования, принципа, набора естественных прав и т.д.). Поэтому невозможно в государственном порядке позитивировать (т.е. официально-властно признать, выразить и закрепить в положениях позитивного права) некую естественноправовую сущность, отделенную от естественноправового явления.
С позиций юснатурализма нельзя, например, пытаясь определить понятие правового закона, сказать, что право - это соответствующая естественноправовой сущности (или воплощающая эту сущность) система норм, установленных или санкционированных государством и обеспеченных государственным принуждением, так как, согласно логике юснатурализма, необходимо позитивировать (официально признать, санкционировать, возвести в общеобязательный закон) все данное естественное право в целом (как нерасторжимое единство сущности и явления), а не только одну естественноправовую сущность, которая как таковая неотделяема от естественноправового явления. Это означает, что законодатель в правовом законе должен:
1) закрепить перечень определенных положений самого естественного права,
2) санкционировать (т.е. официально признать их юридическую силу) другие (не вошедшие в этот перечень) общепризнанные положения естественного права,
3) признать приоритетное значение этих прямо закрепленных или санкционированных положений естественного права перед всеми остальными источниками и нормами позитивного права,
4) закрепить запрет издания и юридическую ничтожность актов и норм, отрицающих или умаляющих соответствующие положения естественного права.
Примерно такая логика лежит в основе действующей Конституции Российской Федерации, которая исходит из определенной версии юснатуралистского правопонимания.
Однако подобная конструкция правового закона, в которой естественное право согласованно сочеталось бы с позитивным правом, не получила в самих юснатуралистских учениях (в силу их односторонности, невнимания к позитивному праву, отсутствия концепции правового закона и т.д.) надлежащего теоретического осмысления и обоснования.
4. Либертарно-юридический тип правопонимания
В основе либертарно-юридического типа правопонимания лежит принцип формального равенства.
Либертарно-юридическое правопонимание включает в себя не только понимание права (как сущности права, так и правового явления в форме правового закона), но и правовое понимание государства как институционально-властной формы выражения и действия принципа формального равенства, как правовой формы организации всеобщей публичной власти.
Понятие "равенство" представляет собой определенную абстракцию, т.е. является результатом сознательного (мыслительного) абстрагирования от тех различий, которые присущи уравниваемым объектам. Уравнивание предполагает различие уравниваемых объектов и вместе с тем несущественность этих различий (т.е. возможность и необходимость абстрагироваться от таких различий) с точки зрения соответствующего основания (критерия) уравнивания.
Так, уравнивание разных объектов по числовому основанию (для определения счета, веса и т.д.) абстрагируется от всех их содержательных различий (индивидуальных, видовых, родовых).
В этом русле сформировалась математика, где составление и решение уравнений играет ключевую роль и где равенство, "очищенное" от качественных различий, доведено до абсолютной абстракции количественных определений.
Правовое равенство не столь абстрактно, как числовое равенство в математике. Основанием (и критерием) правового уравнивания различных людей является свобода индивида в общественных отношениях, признаваемая и утверждаемая в форме его правоспособности и правосубъектности.
Формальное равенство как сущность и принцип права включает в себя три взаимосвязанных, взаимодополняющих и взаимно предполагающих (подразумевающих друг друга) составных компонента, три сущностных свойства права :
1) всеобщую равную меру (норму),
2) формальную свободу всех адресатов этой равной регулятивной меры (нормы),
3) всеобщую справедливость этой одинаково равной для всех формы регуляции.
В либертарно-юридической теории правопонимания и концепции философии права преодолены присущие юснатурализму и легизму антагонистические крайности и недостатки при трактовке проблем различения и соотношения правовой сущности и правового явления, права и закона.
В рамках либертарно-юридического подхода взаимосвязь сущности и явления в праве носит необходимый и закономерный характер : объективная правовая сущность (формальное равенство) - это сущность определенного реального правового явления (устанавливаемого государством общеобязательного закона, выражающего свойства и требования принципа формального равенства), а правовое явление (общеобязательный закон, выражающий свойства и требования принципа формального равенства) - это явление (проявление) именно и только данной определенной сущности (формального равенства). Правовая сущность (формальное равенство) проявляет себя в общеобязательном законе (правовом явлении действительности), а правовое явление (общеобязательный закон) проявляет, выражает во внешней реальной действительности правовую сущность (формальное равенство).
Только на основе и с учетом такой необходимой связи между правовой сущностью и правовым явлением возможно достижение их искомого единства в виде правового закона , т.е. устанавливаемого государством и официально действующего общеобязательного позитивного права, выражающего в нормативно-конкретизированной форме свойства и требования принципа формального равенства. С позиций легизма и юснатурализма такое единство правовой сущности и правового явления в виде правового закона недостижимо.
Данное принципиальное обстоятельство свидетельствует о том, что либертарно-юридический подход выражает теоретически более развитую, чем юснатурализм или легизм , концепцию правопонимания и трактовки предмета философии права.
Данный тип правопонимания и соответствующую концепцию философии права мы называем юридико-либертарной (или либертарной ), поскольку, согласно нашей трактовке, право - это всеобщая и необходимая форма свободы людей, а свобода (ее бытие и реализация) в социальной жизни возможна и действительна лишь как право, только в форме права.
Право, подразумеваемое либертарным правопониманием, - это лишь необходимый правовой минимум , то, без чего нет и не может быть права вообще, в том числе и правового закона.
Более конкретно содержание либертарной концепции правопонимания освещается в следующих главах учебника.
1. Право как равная мера
Всеобщая равная мера - один из необходимых составных компонентов принципа формального равенства и одно из сущностных свойств права. В качестве такого компонента равная мера предполагает и другие компоненты правового принципа формального равенства - свободу и справедливость . Поэтому равная мера - это равная мера свободы и справедливости.
При этом под равной мерой имеется в виду не только всеобщий масштаб и единая для всех норма правовой регуляции, но также и соблюдение эквивалента соразмерности и равномерности в отношениях между самими субъектами права.
Правовое равенство - это равенство свободных и независимых друг от друга субъектов права по общему для всех масштабу, единой норме, равной мере.
Правовое равенство - это равенство свободных и равенство в свободе, общий масштаб и равная мера свободы индивидов. Там же, где люди делятся на свободных и несвободных, последние относятся не к субъектам, а к объектам права, и на них принцип правового равенства не распространяется.
Право говорит и действует языком и мерами равенства и благодаря этому выступает как всеобщая и необходимая форма бытия, выражения и осуществления свободы в совместной жизни людей. В этом смысле можно сказать, что право - математика свободы [См. подробнее: Нерсесянц В. С. Право - математика свободы. М., 1996. ]. Причем можно, видимо, допустить, что математическое равенство как логически более абстрактное образование является исторически более поздним и производным от идеи правового равенства. Последующее, более интенсивное (чем в праве) развитие и научная разработка начал равенства в математике породили неверное представление, будто идея равенства пришла в право из математики.
В социальной сфере равенство - это всегда правовое равенство, формально-правовая мера равенства. Ведь правовое равенство, как и всякое равенство, абстрагировано (по собственному основанию и критерию) от фактических различий и потому с необходимостью и по определению носит формальный характер.
По поводу равенства существует множество недоразумений, заблуждений, ошибочных и ложных представлений. В их основе в конечном счете лежит непонимание того, что равенство имеет рациональный смысл, логически и практически возможно в социальном мире именно и только как одинаковая для всех мера правового (формально-правового, формального) равенства.
Так, нередко (в прошлом и теперь) правовое равенство смешивается с разного рода эгалитаристскими (фактически уравнительными) требованиями, с уравниловкой и т.д. или, напротив, ему противопоставляют так называемое "фактическое равенство". Подобная путаница всегда так или иначе носит правоотрицающий, антиправовой характер.
" Фактическое равенство" - это смешение понятий "фактическое" и "нефактическое" (формальное) и противоречие в самом понятии "равенство". Ведь "равенство", "равная мера" имеют смысл (как понятие, как средство регуляции и т.д.) лишь в контексте различения "фактического" и "формального" и лишь как нечто "формальное", отделенное (абстрагированное) от "фактического" - подобно тому, как слова отделены от обозначаемых вещей, цифры и счет - от считаемых предметов, весы - от взвешиваемой массы и т.д.
Именно благодаря своей формальности (абстрагированности от "фактического") равенство может стать и реально становится всеобщей формой и равной мерой регуляции "фактического", своеобразным формальным и формализованным "языком", "счетом", "весами", измерителем всей "внеформальной" (т.е. "фактической") действительности. Так обстоит дело и с формально-правовой равной мерой.
История права - это история прогрессирующей эволюции масштаба и меры формального (правового) равенства при сохранении самого этого принципа как принципа любой системы права, права вообще. Разным этапам исторического развития свободы и права в человеческих отношениях присущи свой масштаб и своя мера свободы, свой круг субъектов и отношений свободы и права, словом - свое содержание принципа формального (правового) равенства. Так что принцип формального равенства представляет собой постоянно присущий праву принцип с исторически изменяющейся сферой и мерой регуляции .
В целом такая историческая эволюция сферы, масштаба и меры формального равенства не опровергает, а наоборот, подкрепляет значение данного принципа (и конкретизирующей его системы норм) в качестве отличительной особенности права в его соотношении и расхождении с иными видами социальной регуляции (моральной, религиозной и т.д.).
Исходные фактические различия между людьми, рассмотренные (и урегулированные) с точки зрения абстрактно-всеобщей равной меры, предстают в итоге в виде неравенства в уже приобретенных правах (неравных по их структуре, содержанию и объему прав различных индивидов-субъектов права). Правовое равенство и правовое неравенство (равенство и неравенство в праве) - однопорядковые (предполагающие и дополняющие друг друга) правовые определения, характеристики и понятия, в одинаковой степени противостоящие фактическим различиям и отличные от них. Равная мера регуляции отношений различных субъектов предполагает, что приобретаемые ими реальные субъективные права будут неравны. Благодаря праву хаос различий преобразуется в правовой порядок равенств и неравенств, согласованных по единому масштабу и равной мере.
2. Право как свобода
С принципом формального равенства связано и понимание права как всеобщей и необходимой формы свободы людей. Как выражение формального равенства право представляет собой всеобщую форму общественных отношений независимых друг от друга субъектов, подчиненных в своем поведении, действиях и взаимоотношениях общей норме. Такая независимость субъектов друг от друга в рамках правовой формы их взаимоотношений и одновременно их одинаковая, равная подчиненность общей норме определяют смысл и существо правовой формы бытия и выражения свободы.
Правовая форма свободы, демонстрируя формальный характер равенства, всеобщности и свободы, предполагает и выражает внутреннее сущностное и смысловое единство правовой формальности, всеобщности, равенства и свободы.
Свобода индивидов и свобода их воли - понятия тождественные. Воля в праве - свободная воля, которая соответствует всем сущностным характеристикам права и тем самым отлична от произвольной воли и противостоит произволу. Волевой характер права обусловлен именно тем, что право - это форма свободы людей, т.е. свобода их воли. Этот волевой момент (в той или иной, верной или неверной, интерпретации) присутствует в различных определениях и характеристиках права в качестве волеустановленных положений ( Аристотель, Гроций и др.), выражения общей воли ( Руссо ), классовой воли ( Маркс и марксисты) и т.д.
Какой-либо другой формы бытия и выражения свободы в общественной жизни людей, кроме правовой, человечество до сих пор не изобрело. Да это и невозможно ни логически, ни практически. Люди свободны в меру их равенства и равны в меру их свободы. Неправовая свобода, свобода без всеобщего масштаба и единой меры, словом, так называемая "свобода" без равенства - это идеология элитарных привилегий, а так называемое "равенство" без свободы - идеология рабов и угнетенных масс (с требованиями иллюзорного "фактического равенства", подменой равенства уравниловкой и т.д.). Или свобода (в правовой форме), или произвол (в тех или иных проявлениях). Третьего здесь не дано : неправо (и несвобода) - всегда произвол.
Всемирная история представляет собой прогрессирующее движение ко все большей свободе все большего числа людей. С правовой же точки зрения этот процесс означает, что все большее число людей (представители все новых слоев и классов общества) признаются формально равными субъектами права.
Историческое развитие свободы и права в человеческих отношениях представляет собой, таким образом, прогресс равенства людей в качестве формально (юридически) свободных личностей. Через механизм права - формального (правового) равенства - первоначально несвободная масса людей постепенно, в ходе исторического развития преобразуется в свободных индивидов. Правовое равенство делает свободу возможной и действительной во всеобщей нормативно-правовой форме, в виде определенного правопорядка.
Между тем повсеместно довольно широко распространены представления о противоположности права и свободы, права и справедливости, права и равенства. Они обусловлены во многом тем, что под правом имеют в виду любые веления власти, законодательство, которое зачастую носит антиправовой, произвольный, насильственный характер.
Нередко свобода противопоставляется равенству. Так, уже ряд софистов младшего поколения ( Пол, Калликл, Критий ) отвергали правовое равенство с позиций аристократических и тиранических представлений о свободе как праве "лучших" на привилегии и произвол, как праве сильных господствовать над слабыми и т.д. Аналогичный подход в XIX в. развивал Ф. Ницше . Религиозно-аристократическую концепцию "свободы личности" (в духе апологии неравенства и критики равенства) обосновывал в XX в. Н.А. Бердяев [См.: Бердяев Н.А. Философия неравенства. М., 1990. С. 68, 75, 128, 131.].
В отличие от аристократической критики правового равенства "сверху" (в пользу элитарных версий свободы) марксистское отрицание правового равенства и права в целом идет "снизу" (в целях всеобщего прыжка в коммунистическое "царство свободы", утверждения "фактического равенства" и т.д.).
В наши дни широко распространено представление (ошибочное и опасное), будто "суть перемен, которые идут в России и в посткоммунистических странах" (т.е. их "модернизация"), состоит "в переходе от логики равенства к логике свободы" [ Козловский В.В., Уткин А.И., Федотова В.Г. Модернизация: от равенства к свободе. СПб., 1995. С. 3.]. Тут социализм с его уравниловкой (т.е. антиподом права и равенства) предстает как царство равенства, от которого надо перейти в царство свободы без равенства.
В этих и сходных противопоставлениях свободы и равенства данным явлениям и понятиям по существу придается (в силу ошибки, социальных интересов и т.д.) произвольное значение.
Свобода и равенство неотделимы и взаимно предполагают друг друга. С одной стороны, исходной и определяющей фигурой свободы в ее человеческом измерении является свободный индивид - необходимая основа правоспособности и правосубъектности вообще; с другой стороны, эту свободу индивидов можно выразить лишь через всеобщий принцип, нормы и формы равенства этих индивидов в определенной сфере их взаимоотношений. Право - не просто всеобщий масштаб и равная мера, а всеобщий масштаб и равная мера именно и прежде всего свободы индивидов. Свободные индивиды - "материя", носители, суть и смысл права. Там, где отрицается свободная индивидуальность, личность, правовое значение физического лица, там нет и не может быть права.
Исторический прогресс свободы и права свидетельствует о том, что формирование и развитие свободной, независимой, правовой личности необходимым образом связаны с признанием человека субъектом отношений собственности, собственником средств производства. Собственность является не просто одной из форм и направлений выражения свободы и права человека, но она образует собой вообще цивилизованную почву для свободы и права. Где полностью отрицается право индивидуальной собственности на средства производства, там не только нет, но и в принципе невозможны свобода и право.
В логике таких взаимосвязей собственности, свободы и права коренятся глубинные причины несовместимости социализма (всеобщий запрет частной собственности, ее обобществление и т.д.) с правом и свободой. Этой же логикой определяется фундаментальное значение десоциализации собственности во всем процессе перехода от тоталитарного социализма к началам правового равенства и свободы.
3. Право как справедливость
Понимание права как формального равенства включает в себя, наряду со всеобщей равной мерой и свободой, также и справедливость.
В контексте различения права и закона это означает, что справедливость входит в понятие права , что право по определению справедливо, а справедливость - внутреннее свойство и качество права, категория и характеристика правовая, а не внеправовая (не моральная, нравственная, религиозная и т.д.).
Поэтому всегда уместный вопрос о справедливости или несправедливости закона - это по существу вопрос о правовом или неправовом характере закона, его соответствии или несоответствии праву. Но такая же постановка вопроса неуместна и не по адресу применительно к праву, поскольку оно (уже по понятию) всегда справедливо и является носителем справедливости в социальном мире.
Более того, только право и справедливо . Ведь справедливость потому собственно и справедлива, что воплощает собой и выражает общезначимую правильность, а это в своем рационализированном виде означает всеобщую правомерность, т.е. существо и начало права, смысл правового принципа всеобщего равенства и свободы.
Для всех тех, чьи отношения опосредуются правовой формой, - как бы ни был узок этот правовой круг - право выступает как всеобщая форма, как общезначимый, одинаково справедливый для всех субъектов права (различных по своему фактическому, физическому, умственному, имущественному положению и т.д.) масштаб и мера регуляции. В целом всеобщность права как единого и равного (для того или иного круга отношений) масштаба и меры (а именно - меры равенства, свободы и справедливости) означает отрицание произвола и привилегий (в рамках этого правового круга).
По смыслу и по этимологии справедливость (iustitia) восходит к праву (ius), обозначает наличие в социальном мире правового начала и выражает его правильность, императивность и необходимость.
Справедливо то, что выражает право, соответствует праву и следует праву. Действовать по справедливости - значит действовать правомерно, соответственно всеобщим и равным требованиям права.
Какого-либо другого принципа и другой формы выражения, кроме правовой, справедливость не имеет. Отрицание же правового характера и смысла справедливости неизбежно ведет к тому, что за справедливость начинают выдавать какое-нибудь неправовое начало - требования уравниловки или привилегий, те или иные моральные, нравственные, религиозные, мировоззренческие, эстетические, политические, социальные, национальные, экономические и т.п. представления, интересы, требования. Тем самым правовое (т.е. всеобщее и равное для всех) значение справедливости подменяется неким отдельным, частичным интересом (индивидуальным, групповым, партийным, классовым и т.д.) и произвольным содержанием, партикулярными притязаниями.
Отрицание правовой природы справедливости по существу означает утверждение вместо нее какой-либо версии неправовой (антиправовой или внеправовой) справедливости. По логике такого подхода получается, что право как таковое (право вообще, а не только антиправовой закон) несправедливо, а справедливость исходно представлена в том или ином внеправовом (социальном, политическом, религиозном, моральном и т.п.) начале, правиле, требовании.
Здесь, следовательно, справедливость права, если таковая вообще допускается, носит производный, вторичный, условный характер и поставлена в зависимость от подчинения права соответствующему внеправовому началу. И поскольку такие внеправовые начала лишены определенности принципа правового равенства и права в целом (объективной всеобщности правовой нормы и формы, единого масштаба права, равной меры правовой свободы и т.д.), они неизбежно оказываются во власти субъективизма, релятивизма, произвольного усмотрения и частного выбора (индивидуального, группового, коллективного, партийного, классового и т.д.). Отсюда и множественность борющихся между собой и несогласуемых друг с другом внеправовых представлений о справедливости и праве, односторонних претензий того или иного частного и частичного начала на всеобщее, присущее праву и справедливости.
Право (и правовой закон) не игнорирует, конечно, различные особенные интересы и притязания, и они должны найти в нем свое надлежащее (т.е. именно справедливое) признание, удовлетворение и защиту. А это возможно только потому, что справедливость (и в целом право, правовой подход и принцип правовой регуляции) не сливается с самими этими притязаниями и не является нормативным выражением и генерализацией какого-либо одного из таких частных интересов. Напротив, справедливость, представляя всеобщее правовое начало, возвышается над всем этим партикуляризмом, "взвешивает" (на единых весах правовой регуляции и правосудия, посредством общего масштаба права) и оценивает их формально-равным, а потому и одинаково справедливым для всех правовым мерилом.
Например, те или иные требования так называемой "социальной справедливости" с правовой точки зрения имеют рациональный смысл и могут быть признаны и удовлетворены лишь постольку, поскольку они согласуемы с правовой всеобщностью и равенством и их, следовательно, можно выразить в виде требований самой правовой справедливости в соответствующих областях социальной жизни. И то, что именуется "социальной справедливостью", может как соответствовать праву, так и отрицать его. Это различие и определяет позицию и логику правового подхода к соответствующей "социальной справедливости".
Так в принципе обстоит дело и в тех случаях, когда правовой справедливости противопоставляют требования моральной, нравственной, политической, религиозной и иной "справедливости".
В пространстве всеобщности и общезначимости принципа правового равенства и права как регулятора и необходимой формы общественных отношений свободных субъектов именно правовая справедливость выступает как критерий правомерности или неправомерности всех прочих претензий на роль и место справедливости в этом пространстве. Воздавая каждому свое, правовая справедливость делает это единственно возможным, всеобщим и равным для всех правовым способом, отвергающим привилегии и утверждающим свободу.
1. Понятие права
Рассмотренные компоненты принципа формального равенства (всеобщая равная мера , свобода, справедливость ) представляют собой взаимосвязанные и предполагающие друг друга определения (характеристики) сущности права в его различении с законом. Отсюда и внутренняя смысловая равноценность таких внешне различных определений, как: право - это формальное равенство; право - это всеобщая равная мера; право - это всеобщая свобода; право - это всеобщая справедливость и т.д.
Эти определения права фиксируют понимание права как самостоятельной сущности, отличной от других сущностей. Как эти объективные свойства права, так и характеризуемая ими сущность права относятся к определениям права в его различении с законом, т.е. не зависят от воли законодателя.
К этим исходным определениям сущности права в процессе так называемой "позитивации" права , его выражения в виде закона, добавляется новое определение - государственно-властная общеобязательность того, что официально признается и устанавливается как закон ( позитивное право ) в определенное время и в определенном социальном пространстве. При этом мы имеем дело с установлением закона (позитивного права) как правового по своей сущности явления, т.е. правового закона.
Правовой закон - это адекватное и полное выражение права (права как сущности и как явления) в его официальной признанности, общеобязательности, определенности и конкретности, необходимых для действующего позитивного права.
В смысловом контексте различения и совпадения права и закона ясно, что общеобязательность закона обусловлена его правовой природой и является следствием общезначимости объективных свойств права, показателем социальной потребности и необходимости властного признания, соблюдения, конкретизации и защиты принципа и требований права в соответствующих официальных актах и установлениях. И именно потому, что, по логике вещей, не право - следствие официально-властной общеобязательности, а наоборот, эта обязательность - следствие права (государственно-властная форма выражения общезначимого социального смысла права), такая общеобязательность выступает как еще одно необходимое определение права (а именно - права в виде закона) - в дополнение к исходным определениям об объективных свойствах права. Смысл этого определения состоит не только в том, что правовой закон обязателен, но и в том, что общеобязателен только правовой закон .
Из смысла излагаемой либертарно-юридической концепции различения и соотношения права и закона вытекает, что даже самая краткая дефиниция общего понятия такого позитивного права (правового закона) должна включать в себя как минимум два определения (две характеристики), первое из которых содержало бы одну из характеристик права как сущности (т.е. права в его различении с законом), а второе - характеристику права как явления (т.е. права как государственно-обязательного, законного явления).
С учетом этого можно сформулировать ряд соответствующих определений общего понятия права. Так, позитивное право, соответствующее объективным требованиям права (т.е. правовой закон ), можно определить как общеобязательное формальное равенство ; как равную меру (масштаб, форму, норму) свободы, обладающую законной силой ; как справедливость , имеющую силу закона ; как общеобязательную форму равенства, свободы и справедливости ; как общеобязательную систему норм равенства, свободы и справедливости .
В более развернутом виде определение общего понятия права (правового закона, т.е. позитивного права, соответствующего объективным сущностным свойствам права) можно сформулировать так: право - это соответствующая требованиям принципа формального равенства система норм, установленных или санкционированных государством и обеспеченных возможностью государственного принуждения.
Приведенные дефиниции права носят общий характер и распространяются на все типы и системы позитивного права (прошлые и современные, внутригосударственное и международное), правда, лишь в том смысле и постольку, поскольку последние соответствуют объективной природе и требованиям права и действительно позитивируют право, а не произвол. Поэтому данные дефиниции выступают также как критерий для проверки и оценки правового качества различных практически действующих систем и типов позитивного права, для определения того, действительно ли в них речь идет о позитивации права или формы права и закона используются в антиправовых целях, для прикрытия произвола и насильственных установлений деспотизма.
Реальный процесс "позитивации" права, его превращения в закон , наряду с необходимостью учета объективных сущностных свойств права, зависит от многих других факторов (социальных, экономических, политических, духовных, культурных, собственно законотворческих и т.д.). Поэтому несоответствие закона праву может быть следствием правоотрицающего характера строя, антиправовой позиции законодателя или разного рода его ошибок и промахов, низкой правовой и законотворческой культуры и т.д.
В борьбе против правонарушающего закона в процессе исторического развития свободы, права и государственности сформировались и утвердились специальные институты, процедуры и правила как самой законотворческой деятельности (и в целом процесса "позитивации" права), так и авторитетного, эффективного контроля за соответствием закона праву (разделение властей, система сдержек и противовесов в отношениях между различными ветвями власти, общесудебный, конституционно-судебный, прокурорский контроль за правовым качеством закона и т.д.).
3. Понятие государства
Согласно либертарно-юридической трактовке соотношения сущности и явления в праве, выражение правовой сущности в виде правового закона (как правового явления) - это нормативно-правовая конкретизация требований принципа формального равенства в ходе практической правоустановительной (законотворческой) деятельности государства, т.е. в процессе государственно-властной позитивации права в виде общеобязательного закона (различных источников и норм позитивного права). Такая необходимая связь общезначимой правовой сущности (формального равенства) и общеобязательного правового явления (закона) демонстрирует понятийно-правовое единство права и государства, выявляет правовую природу и выражает правовую необходимость государства как всеобщей формы власти для установления и действия права в качестве общеобязательного закона.
В процессе выражения правовой сущности в виде правового явления официально-властная легализация (от lex - закон) права сочетается с юридизацией (от ius - право) и юридической легитимацией самой этой правоустанавливающей (законодательной) власти в качестве всеобщей (публичной) государственной власти. И юридико-логически, и исторически именно в процессе официально-властного правоустановления (выражения всеобщей и общезначимой правовой сущности в виде всеобщего и общеобязательного закона) соответствующая правоустанавливающая (а следовательно, - и правоохраняющая, правоприменяющая) власть проявляет себя, конституируется и функционирует как государство , т.е. как общая (публичная) правовая власть, действующая на основе и в пределах общеобязательных правовых законов.
Государство, таким образом, выступает и утверждается как правовая форма общей (публичной) власти, устанавливающей и защищающей определенный, законодательно закрепленный правопорядок, в рамках которого прямое насилие (со стороны всех субъектов, включая и власть) запрещено , а допускаемое правом применение силы в социальной жизни преобразовано в правовое (государственно-правовое) принуждение в форме и в границах санкции узаконенного права (правового закона).
Как правовая форма общей (публичной) власти любое государство - это (в меру развитости права в соответствующую социально-историческую эпоху) правовое государство, и оно принципиально отличается от всех видов деспотизма (тирании, диктатуры, тоталитаризма и т.д.), который представляет собой доправовую, неправовую и антиправовую (отрицающую равенство, свободу и справедливость) форму выражения, организации и деятельности официальной власти.
Подобное противопоставление государства (как правовой формы власти свободных людей) деспотизму (как насильственной власти и господства одних над другими) имеет давние традиции в истории философско-правовой мысли (Аристотель, Цицерон, Августин, Фома Аквинский, Локк, Кант, Гегель и др.) и подкреплено не только историческим опытом далекого прошлого, но и практическими реалиями тоталитаризма в ХХ в. как новейшей деспотической формы насильственного властвования и радикального отрицания начал права и государственности.
Приведенную трактовку любого государства (в его принципиальной противоположности к правоотрицающему деспотизму) как правового государства не следует, конечно, смешивать с современным пониманием правового государства, под которым имеется в виду специальная, соответствующая современному уровню развития права и государства, конструкция правовой организации публичной власти с набором особых свойств и характеристик (конституционное закрепление современных мировых стандартов в области основных прирожденных и неотчуждаемых прав и свобод человека, разделение властей и т.д.).
Современное правовое государство - это исторически наиболее развитая форма существования государства, которое и на предшествующих исторических этапах своего существования представляло собой правовое государство в его менее развитых формах. Поэтому на всех этапах своего исторического бытия любое государство (в отличие от деспотического типа власти) как правовая форма общей (публичной) власти - это определенная организационно-властная форма выражения, конкретизации и реализации принципа формального равенства , его смысла и требований. Именно поэтому право и государство являются необходимыми всеобщими формами нормативного и институционно-властного выражения равенства, свободы и справедливости в социальной жизни людей. Эта свобода индивидов выражается прежде всего в том, что они выступают как формально равные лица - как субъекты права и субъекты государства.
С учетом сказанного можно дать следующее определение общего понятия государства: государство - это правовая (т.е. основанная на принципе формального равенства) организация публичной власти свободных индивидов.
Правовая сущность государства и представленное в нем правовое начало (принцип формального равенства свободных людей, признание их правосубъектности и государствосубъектности) в том или ином виде проявляются во всех исторических типах и формах государства, во всех аспектах и направлениях организации и функционирования государственной власти. Степень развитости государства (его организационных форм, функциональных проявлений и т.д.) определяется в конечном счете мерой развитости воплощенного и реализованного в нем принципа формального равенства людей.
Социально-исторические этапы развития права и государства - это прогрессирующие ступени осуществления начал формального равенства, свободы и справедливости в человеческих отношениях.
Проблемы правовой онтологии (учения о бытии права), правовой гносеологии (учения о познании права) и правовой аксиологии (учения о ценности права) по-разному трактуются представителями разных типов правопонимания. При этом в рамках каждого типа правопонимания рассмотрение вопросов онтологического характера (что есть право?) тесно, а порой и неразрывно связано с проблематикой правовой гносеологии (как познается право?) и правовой аксиологии (в чем ценность права?).
1. Легистская онтология
Легистское отрицание объективной правовой сущности, независимой от субъективной воли и произвола законодателя, и сведение права к закону (позитивному праву) в онтологическом плане означает, что бытие права для легистов (позитивистов и неопозитивистов) это наличное существование эмпирически-реального (и в этом смысле позитивного) явления, т.е. определенного феномена официально-властного характера. Реальность (и позитивность) данного феномена представлена в виде текста соответствующего официального документа , который трактуется (понимается и интерпретируется) в качестве нормативно-правового акта и источника права.
Этим обусловлен и повышенный интерес легистов (позитивистов и неопозитивистов, особенно представителей аналитической юриспруденции) к юридико-догматическому анализу текста акта, к его трактовке с позиций легистской лингвистики и герменевтики (теории толкования текстов). При этом все, что выходит за рамки подобного анализа текста акта, является для легистов чем-то метафизическим, нереальным, непозитивным. Подобные непозитивные понятия, идеи, принципы (типа: сущность права, идея права, естественное право , неотчуждаемые права человека и т.д.) это, согласно легизму, лишь ложные слова, языковые иллюзии и софизмы. Понятийно-смысловые проблемы онтологического, да и гносеологического характера (о сущности и явлении в праве, о бытии права как специфического регулятора и т.д.) тем самым подменяются легистскими представлениями о правильном словоупотреблении.
Подобный подход развивал уже ярый позитивист И. Бентам , оказавший заметное влияние на становление взглядов представителей аналитической юриспруденции ( Д. Остин и др.). Естественное право это, согласно его оценке, словесная фикция, метафора, а неотчуждаемые права человека химера воображения. Начатое Бентамом очищение языка юриспруденции от подобных обманных слов было продолжено последующими позитивистами, особенно последовательно в кельзеновском чистом учении о праве.
Дальше всех в этом направлении пошел, пожалуй, русский дореволюционный юрист В. Д. Катков . Реформируя юриспруденцию с помощью общего языковедения, он даже предлагал вовсе отказаться от слова право и пользоваться вместо него словом закон, поскольку, как утверждал он, в реальности нет особого явления право [ Катков В. Д. Реформированная общим языковедением логика и юриспруденция. Одесса, 1913. С. 391, 407.].
Легистская онтология права, таким образом, носит феноменалистский характер, причем право как феномен (явление) лишено правовой сущности. Здесь бытие права не зависит от каких-либо объективных оснований, а целиком и полностью определяется и задается авторитетом власти, ее собственным субъективным усмотрением и решением.
2. Естественноправовая онтология
Бытие права, согласно онтологии юснатурализма, представлено в двух противоположных формах: в форме подлинного бытия права (это бытие естественного права) и в форме неподлинного бытия (это существование позитивного права).
Под подлинностью как самого естественного права, так и его бытия при этом имеется в виду объективная предданность (богом, природой, разумом и т.д.) права как определенной сущности, выражающей истинный смысл того, что есть право. Это объективная сущность и есть истинное, подлинное бытие права. Подлинность объективной сущности включает в себя, таким образом, и свойство непосредственного существования.
Бытие естественного права как подлинное бытие права самодостаточно, поскольку такое бытие это одновременно и бытие сущности, и непосредственное существование (и действие) данной сущности в качестве явления. Естественноправовая сущность существует в форме и рамках подлинного бытия и для своего осуществления и действия не нуждается в инобытии (в иных, чем подлинное бытие, формах проявления, существования и действия).
Инобытие же права (т.е. существование права вне подлинного бытия, в форме внешнего явления, не тожденного истинной сущности, различаемого с ней), согласно такой онтологии, представлено в неподлинном бытии неподлинного (искусственного, произвольного) права в существовании и действии позитивного права.
С таким подходом связано и представление об одновременном, параллельном, независимом друг от друга существовании и действии двух прав (двух форм бытия права) подлинного (естественного) права и неподлинного (позитивного) права.
Естественноправовая онтология, исходящая из разрыва двух форм бытия права (подлинного и неподлинного), в своей в принципе верной критике недостатков легистского подхода (отрицание объективной сущности права и т.д.) впадает в другую крайность в отрицание необходимости инобытия права, т.е. выражения (осуществления, существования, действия) сущности права в форме установленного государством общеобязательного правового явления правового закона (позитивного права, соответствующего сущности права).
Однако подлинность права это не только его истинность как сущности, но и его реальность как общеобязательного правового явления.
3. Либертарно-юридическая онтология
Бытие права, согласно либертарно-юридической онтологии, это реальное, наличное бытие правового закона, т.е. позитивно-правового явления, выражающего объективную сущность права (свойства и требования принципа формального равенства).
Бытие права, его существование и действие предполагают необходимую связь между правовой сущностью и правовым явлением, взаимосвязанное единство которых и есть право как особая форма и специфический регулятор общественных отношений.
Либертарно-юридическая онтология направлена против односторонних представлений, будто право это либо некая идеальная сущность, существующая сама по себе, без ее внешнего выражения в виде общеобязательного явления, как считают юснатуралисты, либо некое общеобязательное явление, лишенное объективной правовой сущности, как полагают легисты.
В правовом законе как форме бытия права правовая сущность (формальное равенство) выражена (и существует) в виде адекватного общеобязательного явления (т.е. в виде сущности закона, позитивного права), а общеобязательное явление (закон) представляет собой форму выражения данной правовой сущности и только поэтому выступает, существует и действует как правовое явление (как правовой закон).
Правовой закон это надлежащая (адекватная, полная, завершенная и в этом смысле подлинная) форма бытия права, поскольку лишь в данной форме сущность и явление представляют собой правовую сущность и правовое явление в их взаимосвязи и необходимом единстве. Такая надлежащая форма бытия права отсутствует в онтологических представлениях как юснатурализма, где отвлеченному понятию естественноправовой сущности, лишенной адекватной формы общеобязательного явления, придается самостоятельное бытие вне позитивного права, так и легизма, где общеобязательному явлению, не имеющему соответствующей правовой сущности, придается значение правового явления.
Невозможность правового закона как формы бытия права с позиций юснатурализма и легизма свидетельствует о том, что у представителей этих направлений нет соответствующей концепции права (и его бытия), применительно к которому теоретически возможно говорить о различении правовой сущности и правового явления, о необходимом характере их взаимосвязей и их единства. Поэтому, строго говоря, сущность у юснатуралистов и явление у легистов не представляют собой именно правовую сущность и именно правовое явление, поскольку юснатуралистская сущность это не сущность общеобязательного явления, а легистское явление это не явление объективной правовой сущности.
Согласно либертарно-юридической онтологии, формальное равенство (т.е. правовая сущность) это сущность общеобязательного позитивно-правового явления (закона), а общеобязательное позитивно-правовое явление (закон) это государственная форма проявления, выражения и конкретизации этой объективной правовой сущности (формального равенства).
Бытие права включает в себя всю совокупность внутренне взаимосвязанных и предполагающих друг друга свойств и характеристик права как необходимого единства правовой сущности и правового явления, права как общеобязательной формы равенства, свободы и справедливости в общественной жизни людей.
Право исторично, и его бытие опосредовано социально-историческим опытом. И в этом смысле право апостериорно, а не априорно. Поэтому природу права (социально-исторический смысл и содержание бытия права, его сущности и существования) не следует смешивать ни с правом природы (с природной данностью права), ни с природой разума (с априорной данностью права из чистого разума), хотя и разум, и природа играют существенную роль в историческом процессе генезиса, развития и действия права.
По аналогии с аристотелевским положением о том, что человек, по природе своей, существо политическое ( Аристотель . Политика. I, 1, 9, 1253а, 16), можно сказать, что человек, по природе своей, существо правовое. Но подобные суждения вовсе не означают априорности, природной данности, прирожденности человеку политической и правовой сущности, политических и правовых форм общественного бытия людей.
Если бы человек, как считал Руссо, рождался уже свободным [Это знаменитое положение из трактата Руссо Об общественном договоре звучит так: Человек рождается свободным, но повсюду он в оковах. Руссо Ж. Ж. Трактаты. М., 1969. С. 152.] (уже от природы люди были бы свободными и равными), то он нигде не был бы в оковах, и со свободой, равенством, правом, справедливостью у человечества вообще не было бы никаких проблем.
В том-то и дело, что вектор движения прямо противоположный: человек и человечество развиваются к свободе, праву, равенству, справедливости из ситуации их отсутствия. И речь может идти лишь о том, что человек (и целые народы) по своей природе (интеллектуальной и волевой), в отличие от других живых существ, может, потенциально способен на путях своего духовного, культурного, социального развития и совершенствования прийти к политическим и правовым формам организации общественной жизни.
С точки зрения либертарно-юридической онтологии принципиальное значение имеет реально-практическое утверждение исторически достигнутой ступени и меры равенства, свободы и справедливости в форме общеобязательного государственного закона (т.е. правового закона), без чего нет ни бытия права, ни правовых явлений как таковых.
В рамках бытия правового закона все правовые феномены (не только правовая норма, правовое отношение, правовое сознание, но и, скажем, правоспособность и правосубъектность, правовой статус и правовой режим, правовой договор, иск и обвинение, судебное и административное решение даже в условиях отсутствия прецедентного права, правовые процедуры и процессуальные формы и т.д.) являются формами выражения, осуществления и существования уже качественно определенной для данного социального времени и пространства сущности права, принципа формального равенства. Все эти формы существования права равнокачественные формальности в плоскости конкретизации смысла и значений принципа формального равенства, а вовсе не сами по себе фактичности жизни, не непосредственные социальные факты.
Различие этих форм бытия права носит, следовательно, функциональный, а не сущностный характер. Смысл единого принципа формального равенства выражается (и существует), например, в правовой норме в виде правил поведения субъектов права (в форме долженствования определенной модели поведения субъектов права), в правовом отношении в виде взаимоотношений формально равных, свободных и независимых друг от друга субъектов права, в правосознании в форме осознания смысла и требований принципа права членами данного правового сообщества, в правосубъектности в форме признания индивидов формально равными, свободными и независимыми друг от друга субъектами правового типа общения, в правовых процедурах в форме равного и справедливого порядка приобретения и реализации прав и обязанностей всеми субъектами разрешения спора о праве и т.д.
Так что право существует во всех этих правовых формах, а не только в одной форме (правовой норме) или в трех формах (правовой норме, правовом отношении, правосознании), но каждая из этих форм существования права выполняет свою особую функцию и занимает свое особое место в общем контексте бытия права.
При этом не следует забывать, что все правовые феномены, все бытие права это проявления (формообразования) принципа формального равенства, т.е. бытие, существование и действие правовых формальностей, мир формальных предметов (типа: субъект права, норма права, правовое отношение и т.д.), которые в одинаковой степени юридико-логически абстрагированы от фактических отношений, опосредуемых (регулируемых, квалифицируемых и т.д.) в соответствующих правовых формах. Так что объективная реальность бытия права, как и права вообще, это реальность существования и действия правовой формы, формально-правовая, формально-содержательная реальность, а не эмпирическая, не фактически-содержательная реальность.
Особое место и значение нормы права как правового феномена обусловлена юридико-доктринальной трактовкой правовой нормы как системного элемента права (отсюда и доктринальное определение права в целом как системы норм) и связанной с этим интерпретацией положений текста закона (позитивного права) в качестве определения содержания соответствующих структурных частей нормы (гипотезы, диспозиции и санкции).
Либертарно-юридическая доктрина права, оперируя правовой нормой (нормой правового закона) и отвергая ее легистскую подмену неправовой нормой (нормой неправового закона), не только не отрицает, а напротив, развивает дальше собственно юридическое понимание нормативности права. И с точки зрения либертарно-юридической онтологии задача состоит не в денормативизации права, а в юридизации нормы закона как правового явления, как формы существования и действия права. Только как одна из форм выражения и осуществления формального равенства норма правового закона в соотношении, взаимосвязи и взаимодействии с другими необходимыми правовыми формами может занять свое надлежащее место в общем пространстве бытия права.
При этом роль исходного правового начала, определяющего правовой смысл и характер тех или иных явлений и форм, включая и норму, играет принцип формального равенства, которому должны соответствовать все формы бытия и действия права.
1. Общая характеристика
Аксиология - учение о ценностях. Использование понятия "ценность" в специальном смысле нравственно должного восходит к Канту. Ценность в его трактовке - это то, что имеет значение долженствования и свободы. Этот априорный мир должного конструируется Кантом в отрыве и противостоянии к миру сущего (к эмпирическому "бытию", к сфере фактических явлений, отношений и т.д.), где царят причинно-следственные связи и необходимость. Речь, таким образом, идет о нормативном и регулятивном значении ценностей, которые представляют собой, по Канту, априорные императивы разума - цели, требования, формулы и максимы должного. С этим нравственно должным связаны и те категорические императивы, которые формулируются Кантом применительно к морали и праву.
Последователи Канта (Р. Г. Лотце, В. Виндельбанд и др.) пошли дальше Канта и развивали представления о нормативно-регулятивной значимости ценностей и целеполаганий в сфере не только нравственности, но также науки, искусства и культуры в целом. Так, неокантианец Виндельбанд толковал ценности как нормы культуры и, кроме ценностей истины, добра и красоты, признавал такие ценности-блага человеческой культуры, как искусство, религия, наука и право .
Иной подход к проблеме ценностей характерен для объективно-идеалистической философии (от Платона до Гегеля и их современных последователей), согласно которой бытие есть благо (т.е. ценность). Но при этом под бытием имеется в виду не эмпирическая реальность, а истинное бытие, т.е. объективный разум, идея, смысл бытия, бытие в модусе долженствования и, следовательно, ценностной значимости.
Предметная область и основная тематика правовой аксиологии - это проблемы понимания и трактовки права как ценности (как цели, долженствования, императивного требования и т.д.) и соответствующие ценностные суждения (и оценки) о правовом значении (т.е. ценностном смысле - с точки зрения права) фактически данного закона (позитивного права) и государства.
2. Легистская аксиология
В рамках легизма, отождествляющего право и закон, отрицающего объективную сущность права и вместе с тем критерий отличия права от произвола, в принципе невозможно предметно говорить о собственно правовой оценке и правовой ценности закона.
В силу отрицания объективных, независимых от законодателя и закона, свойств и характеристик права легизм в аксиологическом плане отвергает по существу собственно правовые ценности и признает лишь ценность закона (позитивного права). Причем признаваемая легистами (позитивистами и неопозитивистами) "ценность" закона (позитивного права) на самом деле лишена собственно правового ценностного смысла. Легистская "ценность" закона (позитивного права) - это его официальная общеобязательность, властная императивность, а не его общезначимость по какому-либо объективному (не властно-приказному) правовому основанию.
Показателен в этом отношении радикальный подход неопозитивиста Кельзена , согласно которому право ценно только как приказание, как норма. В таком смысле (как приказ, как норма) право характеризуется им как форма долженствования. "Нельзя сказать, как это часто делается, - утверждает Кельзен, - что право не только представляет собой норму (или приказание), но что оно также составляет или выражает некую ценность (подобное утверждение имеет смысл только при допущении абсолютной божественной ценности). Ведь право составляет ценность как раз потому, что оно есть норма..." [Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1. С. 93.].
Важно при этом подчеркнуть, что "норма" у Кельзена - это чистое долженствование-приказание, но не норма равенства, не норма свободы, не норма справедливости. Она ничего из формально-правовых характеристик права в себе не содержит. Кельзеновская норма (и вместе с тем форма права) - это "чистая" и пустая форма долженствования, пригодная для придания императивно-приказного статуса и характера любому произвольному позитивно-правовому содержанию.
3. Естественноправовая аксиология
Согласно естественноправовой аксиологии, естественное право воплощает в себе объективные свойства и ценности "настоящего" права и поэтому выступает в виде должного образца, цели и критерия для ценностной оценки (в принципе - негативной) позитивного права и соответствующей правоустанавливающей власти (законодателя, государства в целом). При этом естественное право понимается как уже по своей природе нравственное (религиозное, моральное и т.д.) явление и исходно наделяется соответствующей абсолютной ценностью.
В понятие естественного права, таким образом, наряду с теми или иными объективными свойствами права (принципом равенства людей, их свободы и т.д.), включаются и различные моральные (религиозные, нравственные) характеристики. В результате такого смешения права и морали (религии и т.д.) естественное право предстает как симбиоз различных социальных норм, как некий нравственно-правовой (или морально-правовой, религиозно-правовой) комплекс, с позиций которого выносится то или иное (как правило, отрицательное) ценностное суждение о позитивном праве и позитивном законодателе (государственной власти).
При таком подходе позитивное право и государство оцениваются (в ценностном плане) не столько с точки зрения собственно правового критерия (тех объективных правовых свойств, которые присутствуют в соответствующей концепции естественного права), сколько по существу с этических позиций, с точки зрения представлений автора данной концепции о нравственной (моральной, религиозной и т.д.) природе и нравственном содержании настоящего права. Совокупность подобных нравственно-правовых свойств и содержательных характеристик естественного права в обобщенном виде трактуется при этом как выражение всеобщей и абсолютной справедливости естественного права, которой должны соответствовать позитивное право и деятельность государства в целом.
Справедливость при этом трактуется не в формально-юридическом смысле, а как нравственное или смешанное нравственно-правовое явление и понятие с особым для каждой естественноправовой концепции и, следовательно, ограниченным и конкретным нравственным (или смешанным нравственно-правовым) содержанием. Поэтому различные естественноправовые концепции справедливости - вопреки их претензиям на нравственную (или смешанную нравственно-правовую) всеобщность и абсолютную ценность - на самом деле имеют относительную ценность и выражают релятивистские представления о нравственности вообще и нравственных ценностях права в частности.
Отмеченные недостатки присущи не только концепциям традиционного юснатурализма, но и различным собственно философским учениям прошлого и современности, которые в своем правопонимании так или иначе исходят из идей и конструкций естественного права. В этой связи можно назвать учения Канта, Гегеля и их последователей, В. С. Соловьева, Р. Марчича и других представителей морально-нравственного учения о праве, его трактовки как "нравственного минимума" , части морального порядка или нравственного целого, выражения нравственной (моральной, религиозной) справедливости и т.д.
Вместе с тем к несомненным заслугам представителей естественноправового подхода следует отнести постановку и разработку проблем ценности права, идей свободы и равенства всех людей, естественноправовой справедливости, прирожденных и неотчуждаемых прав человека, правового ограничения власти, правового государства и т.д.
4. Либертарно-юридическая аксиология
Ценность права, согласно либертарно-юридической аксиологии, состоит в том, что право является всеобщей, необходимой и общеобязательной формой выражения таких фундаментальных человеческих ценностей, как равенство, свобода и справедливость.
При этом право как форму, правовую форму фактических отношений (а вместе с тем и формальные компоненты этой правовой формы - равенство, свободу, справедливость) нельзя смешивать с самими фактическими отношениями, с фактическим содержанием общественных отношений, опосредуемых и регулируемых правовой формой. Так что равенство, свобода и справедливость , согласно нашей трактовке, - это правовые формальности, а не фактичности, это формально-содержательные (а не материально-содержательные, не эмпирические) компоненты, свойства и характеристики права и правовой формы.
В аксиологическом плане такая юридико-формализованная концепция права позволяет обоснованно утверждать, что речь идет именно (и только) о правовых ценностях, а не о моральных, нравственных, религиозных и иных неправовых ценностях. Причем правовые ценности - в силу абстрактной всеобщности права и правовой формы - носят по определению всеобщий и общезначимый (и в этом смысле абсолютный, а не относительный) характер. Право тем самым в своем аксиологическом измерении выступает не просто как неформализованный (формально-фактический) носитель моральных (или смешанных морально-правовых) ценностей, что характерно для естественноправового подхода, а как строго определенная форма именно правовых ценностей, как специфическая форма правового долженствования, отличная от всех других (моральных, религиозных и т.д.) форм долженствования и ценностных форм.
Такое понимание ценностного смысла правовой формы долженствования принципиально отличается не только от естественноправового, но и от позитивистского подхода к данной проблеме .
В противоположность позитивистскому обесценению права как приказа власти с любым произвольным содержанием в либертарной концепции права правовая форма как форма равенства, свободы и справедливости качественно определенна и содержательна, но содержательна и определенна в строго формально-правовом смысле, а не в смысле того или иного фактического содержания, как это характерно для естественноправового подхода. Поэтому такая качественно определенная в формально-правовом плане форма права представляет собой форму долженствования не только в смысле общеобязательности, властной императивности и т.д., но и в смысле объективной ценностной общезначимости, в смысле ценностно-правового долженствования.
Данная концепция правовой (формально-правовой) трактовки основных ценностей человеческого бытия (равенства, свободы, справедливости) в качестве моментов правовой формы долженствования четко очерчивает и фиксирует ценностный статус права (круг, состав, потенциал права как ценности, специфику права как ценностно-должного в общей системе ценностей и форм долженствования и т.д.). С этих позиций правовых ценностей может и должно определяться ценностное значение всех феноменов в корреспондирующей и релевантной праву (праву как должному, как цели, как основанию требований, источнику правовых смыслов и значений) сфере сущего.
Эту сферу сущего, ценностно определяемого с позиций правового долженствования , составляют - в рамках юридической аксиологии (с учетом специфики ее предмета, профиля и задач) - закон (позитивное право) и государство во всех их фактических проявлениях и измерениях, во всем их реальном существовании, а также юридически значимое поведение всех субъектов права.
В юридической аксиологии речь, следовательно, идет об оценке (ценностном суждении и оценке) с позиций права правового смысла и значения наличного закона (позитивного права), государства, поведения субъектов права, об их правовом качестве, об их соответствии (или несоответствии) целям, требованиям, императивам права как ценностно должного. Право при этом выступает как цель для закона (позитивного права), государства, поведения людей. Это означает, что закон (позитивное право), государство, юридически значимое поведение людей должны быть ориентированы на воплощение и осуществление требований права, поскольку именно в этом состоят их цель, смысл, значение. Закон (позитивное право), государство, поведение субъектов права ценны лишь как правовые явления.
Цель права как должного в отношении закона (позитивного права), государства, поведения субъектов права можно сформулировать в виде следующего ценностно-правового императива: закон (позитивное право), государство, поведение субъектов права должны быть правовыми.
В этой аксиологической плоскости соотношение должного и сущего выражает идею необходимости постоянного совершенствования практически сложившихся и реально действующих форм позитивного права, государства и поведения людей, которые как явления исторически развивающейся действительности разделяют ее достижения и недостатки и всегда далеки от идеального состояния. К тому же в процессе исторического развития обновляется, обогащается и конкретизируется сам смысл правового долженствования, весь комплекс правовых целей - ценностей - требований, которым должны соответствовать наличные законы, государство, поведение субъектов права.
Предметная сфера правовой гносеологии - это теоретические проблемы познания права как специфического социального объекта. Основная задача правовой гносеологии состоит в изучении предпосылок и условий достоверного познания права, в достижении истинного знания о праве и правовых явлениях.
1. Легистская гносеология
В основе легистской (юридико-позитивистской) гносеологии лежит принцип признания (и знания) в качестве права лишь того, что является приказанием, принудительно-обязательным установлением официальной власти. В силу такой позитивистско-прагматической ориентированности легистская гносеология по преимуществу занята: 1) выявлением, классификацией и систематизацией самих видов (форм) этих приказаний (принудительно-обязательных установлений) официальной власти, т.е. так называемых формальных источников действующего права (позитивного права, закона) и 2) выяснением мнения (позиции) законодателя, т.е. нормативно-регулятивного содержания соответствующих приказаний власти, выраженных в тексте официального акта.
Истина о праве, согласно легистской гносеологии, дана в законе, выражающем волю, позицию, мнение законодателя (суверена, государства). Поэтому искомое истинное знание о праве носит здесь характер мнения , хотя и официально-властного мнения. По логике такого правопонимания, одна только власть, создающая право, действительно знает, что такое право и чем оно отличается от неправа. Наука же в лучшем случае может адекватно постигнуть и выразить это воплощенное в законе (действующем праве) властно-приказное мнение.
Позитивистская гносеология тем самым по существу отвергает теорию права и признает лишь учение о законе, предметом которого является позитивное право , а целью и ориентиром - догма права, т.е. совокупность непреложных основных положений (устоявшихся авторитетных мнений, позиций, подходов) о действующем (позитивном) праве, о способах, правилах и приемах его изучения, толкования, классификации, систематизации, комментирования и т.д.
Конечно, изучение, комментирование, классификация и иерархизация источников позитивного права, выявление их нормативного содержания, систематизация этих норм, разработка вопросов юридической техники, приемов и методов юридического анализа и т.д., т.е. все то, что традиционно именуется юридической догматикой (догмой права) и относится к особой сфере профессиональной компетентности, мастерства и "ремесла" юриста, представляют собой важную составную часть познания права и знания о действующем праве. Но позитивистское ограничение теории права разработкой догмы права по существу означает подмену собственно научного исследования права его профессионально-техническим описательством, сведение правоведения к законоведению.
Позитивистская гносеология закона (действующего права) ориентирована не на познание сущности закона, не на получение какого-то нового (отсутствующего в самом фактически данном законе) знания о действующем праве, а на его адекватное (в юридико-догматическом смысле) описание. Все знание о праве, согласно такому правопониманию, уже официально дано в самом позитивном праве, в его тексте, и основная проблема позитивистского учения о праве состоит в правильном уяснении и толковании текста закона и надлежащем изложении имеющегося в этом тексте официально-правового знания, мнения и позиции законодателя. При этом проблематика гносеологии права во многом сводится к вопросу о правильном лингвистическом анализе текста официального акта.
2. Естественноправовая гносеология
В гносеологическом плане естественноправовой подход представляет собой исторически первую попытку теоретического (философско-правового, научного) осмысления объективной природы права, постижения его истины. Этот путь познания приводит к различению естественного и позитивного права в качестве мыслительной предпосылки и исходной познавательной схемы в сфере теоретического понимания и изучения права.
Различение естественного и позитивного права выступает в истории правовой мысли как гносеологическая форма теоретической рефлексии о фактически данном позитивном праве и способ фиксации итогов такой рефлексии. Ведь всякое теоретическое познание закона (позитивного права), не останавливаясь на его официальной данности и эмпирическом содержании, в поисках его объективных основ и качеств, его правового смысла и разума, его правовой природы и сущности неизбежно абстрагируется от познаваемого объекта (закона) и мысленно конструирует его разумно-смысловую модель (в форме естественного права, идеи права и т.д.) как следствие и результат его теоретического постижения и изучения.
Под общим наименованием и единым термином "естественное право " подразумеваются различные (по своему содержанию, сущности и понятию) варианты естественного права, различные смыслы, вкладываемые его прошлыми и современными сторонниками и противниками в это устоявшееся и широко используемое собирательное понятие. Причем каждое из конкурирующих между собой учений о естественном праве претендует на истинность именно своей версии особенного естественного права, своего понимания (и понятия) того, что есть естественное право.
Общей же теоретико-познавательной основой всех представлений о естественном праве (в отличие от изменчивого позитивного права) является именно принцип противопоставления в области права "естественного искусственному", включающий в себя их противоположную оценку и признание безусловного приоритета "естественного" над "искусственным". Это и есть всеобщий (универсальный) принцип естественного права.
В рамках этого принципа "искусственное" уже дано в виде позитивного права, поэтому "естественное" (естественное право) трактуется как предданное (богом, разумом, природой вещей, природой человека и т.д.), предпозитивное (допозитивное, надпозитивное) право. Причем предданность (той или иной безусловно авторитетной, надчеловеческой инстанцией) "естественного" в пространстве и времени мироздания имеет одновременно онтологическое, гносеологическое и аксиологическое значение: "естественное" (естественное право) изначально, безусловно правильно, истинно и нравственно, словом, хорошо, а "искусственное" - вторично, плохо, неправильно, неистинно и как отклонение от "естественного" (в силу присущих людям ошибок, произвола и т.д.) подлежит вытеснению или, в лучшем случае, исправлению и приведению в соответствие с "естественным".
Гносеологический интерес различных концепций юснатурализма направлен на обоснование истинности и подлинности соответствующей версии естественного права (в его различении и противостоянии с позитивным правом).
При таком подходе вне поля внимания остаются сама идея правового закона и в целом аспекты взаимосвязи естественного и позитивного права, конкретные формы и направления приведения действующего права в соответствие с положениями и требованиями естественного права и т.д. Следствием разрыва между естественным и позитивным правом является присущий юснатуралистскому подходу правовой дуализм , т .е. допущение параллельного существования и одновременного действия и естественного права, и позитивного права.
Этот правовой дуализм отчасти преодолевается в тех философско-правовых концепциях, которые, оставаясь в рамках естественноправовых представлений, вместе с тем трактуют естественное право как философскую идею права, как философское понятие права и т.д. Правда, и в этих философских концепциях соответствующая идея права и т.д. не доводится до понятия правового закона (до последовательной юридико-формализованной концепции и конструкции позитивного права, соответствующего объективной сущности права).
3. Либертарно-юридическая гносеология
В основе либертарно-юридической гносеологии лежит общая теория различения и соотношения (совпадения или несовпадения) права и закона, которая в теоретически развитой форме выражает все основные познавательно-значимые аспекты и варианты понимания права как сущности и как явления. Это позволяет в рамках либертарной гносеологии учесть в надлежаще преобразованном виде все то ценное в теоретико-познавательном плане, что имеется в других концепциях.
В теоретико-познавательном плане либертарная концепция выступает как необходимая гносеологическая модель теоретического постижения и выражения знания и истины о законе (позитивном права) в виде определенного понятия права, сущностью и принципом которого является формальное равенство.
Таким образом, данная концепция выражает процесс познавательного перехода от простого мнения о праве (как некой субъективной властной его данности в виде фактического закона) к истинному знанию - к знанию истины о праве, к понятию права, т.е. к теоретическому (понятийному) знанию об объективных (независящих от воли и произвола властей) сущностных свойствах права и формах его общеобязательного проявления, конкретизации, выражения.
В центре либертарной гносеологии стоят проблемы связи права и закона , понимания и трактовки объективных свойств права как сущностных свойств закона и критерия правового качества закона, вопросы разработки понятия правового закона (позитивного права, соответствующего принципу формального равенства). С позиций данного подхода искомой истиной о праве и законе является объективное научное знание о природе, свойствах и характеристиках правового закона, о предпосылках и условиях его утверждения в качестве действующего права.
Такой юридико-гносеологический подход позволяет выявить различие и соотношение объективной сущности права и субъективного (властно-волевого) процесса формулирования закона (актов позитивного права) и проанализировать позитивацию права как творческий процесс общеобязательной нормативной конкретизации правового принципа формального равенства применительно к конкретным сферам и отношениям правовой регуляции. И лишь в таком смысле уместно говорить о законодательстве как о законотворчестве, как о творческом выражении (в результате творческих усилий законодателя, учитывающего положения и выводы науки) начал и требований права в конкретных нормах общеобязательного закона (позитивного права).
Понимание закона (позитивного права) в качестве правового явления, помимо анализа его сущностных свойств, включает в себя и соответствующую трактовку проблемы общеобязательности закона, его обеспеченности государственной защитой, возможности применения принудительных мер к правонарушителям и т.д. Такая специфика санкций закона (позитивного права), согласно юридической гносеологии, обусловлена объективной природой права (его общезначимостью и т.д.), а не волей (или произволом) законодателя. А это означает, что подобная санкция (обеспеченность государственной защитой и т.д.) правомерна и юридически обоснованна только в случае правового закона.
Важным направлением и составной частью либертарно-юридической гносеологии, как это видно и из всего предшествующего изложения, является правовое понимание государства как институционально-властной формы выражения и действия принципа формального равенства. Это теоретико-познавательное положение о понятийном единстве права и государства имеет фундаментальное значение для научного определения и предмета философии права, и предмета юриспруденции в целом как единой науки о праве и государстве.
1. Естественноправовая концепция общего блага
Понятие "общего блага" относится к числу фундаментальных идей и принципов всей европейской социальной, политической и правовой культуры. Сам термин "bonum commune" (общее благо), утвердившийся в средние века, встречается впервые у римского стоика Сенеки , однако данное понятие по существу разрабатывалось с естественноправовых позиций уже древнегреческими авторами ( Демокрит, Платон, Аристотель и др.), а затем Цицероном и римскими юристами. Большое внимание идее общего блага уделяли мыслители Средневековья и Нового времени ( Фома Аквинский, Гроций и др.).
Ряд содержательных положений, сыгравших важную роль в формировании естественноправовой концепции "общее благо", был разработан древнегреческими мыслителями, особенно Аристотелем. Так, в своем учении о политике Аристотель отмечал, что политика - наука о высшем благе человека и государства-полиса (Этика, I, 1). При этом под "высшим благом" в телеологическом подходе Аристотеля по существу имеется в виду во многом то же самое, что в дальнейшем стали называть "общим благом". Государство (полис), по Аристотелю, - высшая форма общения, и в этой политической форме общения и организации жизни людей все остальные формы общения (семья, селение) достигают своего завершения. В государстве (политической форме общения) завершается генезис политической природы человека, и человек, согласно Аристотелю, достигает своей высшей цели (благой жизни). Государство (полис) и представленные в нем высшее благо и справедливость являются выражениями политической природы человека и тем самым носят естественноправовой характер.
"Общее благо" у римских авторов (у Цицерона, Сенеки, римских юристов, стоиков), как и "высшее благо" у Аристотеля, коренится в естественном праве и является выражением естественноправовой справедливости. Реальный источник "общего блага" (или "высшего блага") и его естественноправового характера - объективная природа человека, поскольку человек по природе своей - существо политическое (Аристотель), социальное (римские авторы). Причем эти характеристики природы человека как политической или социальной в данном контексте имеют идентичный смысл, поскольку в обоих случаях речь идет о справедливом способе (с позиций естественного права) выражения и защиты блага всех членов социума (сообщества) в условиях его политической (государственной) формы организации.
Общее благо членов данного социально-политического сообщества - это благо всех его членов на основе естественноправового (и, следовательно, общесправедливого) признания блага каждого. По своей естественноправовой сути общее благо всех и благо каждого - это одно и то же. Для признания, реализации и защиты такой концепции общего блага объективно необходимы (в силу объективной социально-политической природы человека) общая власть ( государство ) и общеобязательные законы, соответствующие всеобщим требованиям естественного права и естественноправовой справедливости. При этом государство, выражающее и защищающее общее благо, представляет собой "дело народа" (res populi) и одновременно "общий правопорядок" (Цицерон). Аналогично обстоит дело и в естественноправовой концепции государства (полиса) Аристотеля.
С позиций естественноправовой трактовки общее благо, государство и законы - это необходимые формы выражения объективной природы человека как существа социального (политического) и разумного. Здесь социальность, политичность и разумность человека по существу совпадают. Разумно понятая социальность (политичность) человека - это общее благо, государство и законы, соответствующие требованиям естественного права.
Общая социальность (политичность) и разумность людей, лежащая в основе концепции общего блага, предполагает свободу и равенство людей как членов данного социального (и политического) целого, как субъектов этого "общего правопорядка". При этом античная концепция общего блага исходит из деления людей на свободных и несвободных. Несвободные находились вне пределов общего блага, членов данной социально-политической общности, граждан государства, субъектов "общего правопорядка" и субъектов права вообще. Христианство как религия свободы сыграло всемирно-историческую роль в преодолении этого коренного порока античной теории и практики и в утверждении всеобщей свободы и равенства людей. Это принципиальное обстоятельство нашло свое отражение и в соответствующих христианских доктринах естественного права, общего блага, справедливости, государства.
2. Либертарно-юридическая концепция общего блага
Общее благо, согласно юридическому либертаризму, это правовая форма признания и реализации индивидуальных благ по принципу формального равенства. В концепции общего блага представлена правовая модель выявления, согласования, признания и защиты различных, во многом противоречащих друг другу интересов, притязаний, воль членов данного сообщества в качестве их блага, возможного и допустимого с точки зрения всеобщей меры равенства, единой и равной для всех правовой нормы. Лишь юридически согласуемые, с позиций такой общей правовой нормы, различные интересы разных лиц могут быть квалифицированы как благо индивидов и общее благо. Понятие "благо" (индивидуальное и общее) включает в себя, таким образом, различные интересы, притязания, воли различных субъектов (физических и юридических лиц) лишь в той мере, в какой они соответствуют общей правовой норме, отвечают единым критериям правовых запретов и дозволений, возможны и допустимы в рамках общего правопорядка. В этом смысле можно сказать, что понятие "благо" - это юридически квалифицированный интерес (притязание, воля и т.д.).
Согласно либертарной концепции общего блага, в многообразии сталкивающихся между собой различных целей, интересов, притязаний, воль членов данного сообщества правовой путь к общему согласию состоит в нахождении, утверждении и действии соответствующей регулируемой ситуации всеобщей и общеобязательной правовой нормы - конкретизации принципа формального равенства, т.е. равной для всех меры свободы и справедливости.
Ценность права как объективно необходимой всеобщей формы свободы (математики свободы людей) проявляется, в частности, в том, что правовой тип регуляции, правовая общность и правовое единство (в отличие от многих других регуляторов и способов достижения единства и согласия) означают сохранение, а не отрицание и устранение различий интересов, притязаний, воль отдельных субъектов, этого необходимого свойства свободной и развивающейся жизни, ее творческого начала, богатства и потенциала.
Всеобщее правовое начало, представленное в общем благе, - это формальное единство различий, то общее, что объединяет различия, т.е. та всеобщая правовая форма и норма, тот всеобщий масштаб, в которых выражена сама возможность сосуществования этих различий по общей для всех них (и их носителей - субъектов) норме равной свободы. Общее благо, тем самым, - это не отрицание различий интересов, притязаний, воль, целей и т.д. отдельных субъектов, а общее условие их возможности . Право не подчиняет себе жизнь, не унифицирует разные интересы, не уничтожает свободу воли отдельных субъектов и т.д., а лишь представляет и выражает необходимый порядок (нормы, формы, масштабы, институты, процедуры и т.д.) для равного, одинаково справедливого и свободного для всех внешнего проявления этих различий.
Действительное согласие различных, неизбежно противоречащих друг другу и конфликтующих целей, интересов, воль, притязаний и т.д. - при условии признания и сохранения как самих этих различий, так и свободы и правосубъектности их носителей - возможно лишь на почве права и в рамках определенного правопорядка.
Правовой компромисс при этом достигается не за счет отказа от различий в частных интересах, волях и и т.д., не путем подчинения одних частных интересов другим частным интересам или всех частных интересов и воль какому-то особому интересу или особой воле общества и государства, а посредством соучастия всех этих частных интересов и воль в формировании той общей правовой нормы (т.е. действительно общей воли и общих интересов всех носителей частных интересов и воль), которая своими дозволениями и запретами выражает равную для всех меру свободы и справедливости.
Общий интерес и общая воля носителей различных частных интересов и воль - если они хотят быть свободными - состоят в формировании, утверждении и действии всеобщей правовой нормы, общеобязательного для всех права. Чтобы частные воли были свободны, нужна общая норма о равных и одинаково справедливых условиях их свободы - в этом по существу и состоит смысл так называемой "общей воли" , если ее понимать с позиций концепции общего блага. В данной концепции выражено то принципиальное обстоятельство, что право - это минимально необходимое всеобщее нормативное условие для максимально возможной свободы. При этом имеется в виду свобода (свобода воли) для всех участников отношений, подпадающих под действие соответствующей правовой нормы, - независимо от того, идет ли речь о сфере действия внутреннего или международного права.
Общее благо выражает объективно необходимые всеобщие условия для возможного совместного бытия и согласованного сосуществования всех членов данного сообщества в качестве свободных и равных субъектов и тем самым одновременно - всеобщие условия для выражения и защиты блага каждого. В данной концепции общее благо не отделено и не противопоставлено благу каждого. Подлинными носителями общего блага исходно и постоянно являются сами члены данного сообщества (каждый в отдельности и все вместе), организующие соответствующие государственно-правовые формы своей жизни на началах равенства, свободы и справедливости.
Круг свободных и равных лиц, охватываемых концепцией общего блага, исторически изменялся (от древности до современности), но в любом своем варианте данная концепция предполагает общий для всех членов этого круга принцип правового равенства, общеобязательный правовой закон, общий правопорядок.
Общее благо - это смысл и искомый результат правового типа организации социально-политического сообщества людей как свободных и равноправных субъектов. Исторический опыт и теория свидетельствуют, что только такой тип организации сообщества людей и согласования интересов сообщества и его членов, целого и части, частного и публичного, индивидов и власти, совместим со свободами и правами людей, с признанием достоинства и ценности человеческой личности. Речь по существу идет об организации социума, частных и публичных отношений людей на основе и в соответствии с требованиями правового принципа равенства, свободы и справедливости.
Все остальные (неправовые) типы организации жизни людей по сути своей основаны на несвободе и бесправии людей, на насилии и произволе. Право (и соответствующее правовое государство) - это и есть принцип и порядок человеческого блага, индивидуального и общего.
1. Специфика различных видов социальных норм и социальной власти
Право и другие виды социальных норм (моральные, нравственные, корпоративные, эстетические, религиозные и др.) представляют собой те основные формы и средства, с помощью которых осуществляется регуляция поведения и общественных отношений людей. Они в концентрированном виде выражают объективную потребность любого общества в упорядочении действий и взаимоотношений его членов, в подчинении их поведения социально необходимым правилам. Тем самым социальные нормы выступают в качестве мощного фактора сознательного и целенаправленного воздействия социальной общности на образ, способ и формы жизнедеятельности людей.
В процессе взаимодействия и взаимовлияния различных видов социальных норм (правовых, этических, эстетических, религиозных и т.д.) каждый из них, сохраняя свою специфику, выступает в качестве регулятора особого рода. Наряду с общими чертами социальные регуляторы имеют и свои специфические особенности , отражающие принципиальное отличие одного вида социальных норм от других. Без таких особенностей нельзя было бы вообще говорить о различных видах социальных норм и способах регуляции.
Так, отличительная особенность всякой религии состоит в вере в бога как сверхъестественное существо. Эта особенность религии как формы общественного сознания определяет специфику религиозных норм и их своеобразие в качестве социального регулятора. Отсюда и такие характеристики религиозных предписаний и запретов, как их божественное происхождение (их данность непосредственно богом или пророками, служителями культа и т.д.), религиозные средства их защиты (посредством сверхъестественных наград и наказаний, религиозно-церковных кар и т.п.).
Видовое отличие эстетических норм заключается в том, что они выражают правила (критерии, оценки) красоты и прекрасного (в их противопоставлении безобразному). Сложившиеся в данной культуре формы, типы и образы прекрасного и безобразного (по преимуществу - в области искусства, но также и в сфере быта и труда, в религии, идеологии, политике, морали, праве и т.д.), приобретая нормативное значение (в качестве положительного и возвышенного или, наоборот, негативного и низменного образца и примера), оказывают существенное воспитательное и регулятивное воздействие на чувства, вкусы, представления, поступки и взаимоотношения людей, на весь строй и образ их личной и публичной жизни. Эстетически одобренные вкусы, ценности, идеалы, формы и примеры (во всех сферах общественной жизни, включая и правовую) образуют в рамках сложившейся культуры то "поле прекрасного" , которое в качестве притягательного образца и масштаба оказывает воздействие также и на формы бытия и реализации иных социальных норм, на способы функционирования других видов соционормативной регуляции.
Отличительная особенность морали состоит в том, что она выражает автономную позицию индивидов, их свободное и самосознательное решение того, что есть добро и зло, долг и совесть в человеческих поступках, взаимоотношениях и делах. Принцип морали - принцип автономной саморегуляции индивидом своих отношений к себе и к другим, к миру, своего поведения (внутреннего и внешнего).
В этических явлениях присутствуют два момента: 1) личный момент (автономия индивида и самосознательная мотивация им правил морального поведения и моральных оценок); 2) объективный, внеличностный момент (сложившиеся в данной культуре, социальной группе, общности нравственные воззрения, ценности, нравы, формы и нормы человеческих отношений). Первый из отмеченных моментов относится к характеристике морали , второй - нравственности . Когда говорят о морали социальных групп, общностей и общества в целом, речь по существу идет о нравственности (о групповых и общесоциальных нравах, ценностях, воззрениях, отношениях, нормах и установлениях).
В сфере этических отношений мораль выступает в качестве саморегулятора поведения индивида, его осознанного, автономно мотивированного способа участия в социальной жизни и общественных отношениях. Нравственные нормы выступают в качестве внешних регуляторов поведения. Там, где индивид принял, усвоил и превратил в свою внутреннюю установку коллективные нравственные представления, ценности, нормы и руководствуется ими в своем поведении, имеет место сочетание и согласованное действие обоих регуляторов - морального и нравственного.
Особым видом социальных норм являются корпоративные нормы, т.е. нормы, принимаемые общественными объединениями и корпорациями. Закрепленные в уставе и иных документах общественного объединения (политической партии, профсоюза, органа общественной самодеятельности и др.) нормы (о порядке формирования и полномочиях руководящих органов, порядке внесения изменений и дополнений в устав, о правах и обязанностях членов и участников объединения и т.д.) распространяются лишь на членов и участников данного общественного объединения и обязательны только для них. Нарушение этих корпоративных норм влечет применение соответствующих санкций, предусмотренных уставом организации (от предупреждения, выговора до исключения из организации).
Корпоративные нормы (по своему регулятивному значению, сфере действия, кругу адресатов и т.д.) - это групповые нормы внутриорганизационного характера . У них нет всеобщности и общезначимости права и общеобязательности закона. По своей сути корпоративные нормы - это не продукт правотворчества самих общественных объединений, а лишь форма и способ использования и реализации конституционных прав граждан на объединение, причем создание и деятельность общественных объединений, включая их нормотворчество, должны осуществляться на основе и в рамках закона, в соответствии со всеобщими требованиями права и правовой формы общественных отношений (соблюдение принципа правового равенства, добровольности, взаимосвязи прав и обязанностей и т.д.).
Все эти социальные регуляторы (право, мораль, нравственность, религия и т.д.) нормативны, и все социальные нормы имеют свои специфические санкции. Причем специфика этих санкций обусловлена объективной природой и особенностями этих различных по своей сути видов социальных норм, разных типов (и форм) социальной регуляции.
Таким образом, не особенности санкций исходно определяют различие социальных норм (права, морали, религии и т.д.), как трактуют данную проблему легисты, а наоборот, объективные по своей природе сущностные различия разных видов социальных норм, их специфические свойства обусловливают и особенности санкций за их нарушение.
В специфике санкции, присущей определенному виду социальных норм, проявляется момент сущностного и понятийного единства данного вида социальных норм и соответствующего вида социальной власти, устанавливающей, санкционирующей и защищающей данный вид норм.
Любая социальная власть (моральная, религиозная, государственная и т.д.) - это определенный нормативный порядок организации силы (психической или физической) и применения соответствующего принуждения для управления общественными отношениями в данной социальной общности (группе, объединении, обществе и т.д.). Особенности такого нормативного порядка определяются спецификой соответствующих социальных норм (моральных, религиозных, правовых и т.д.).
Формами такого социально-властного принуждения к соблюдению соответствующих социальных норм и наказания за их нарушения и являются санкции этих норм. Причем каждому виду норм присущи свои специфические санкции: моральным нормам - моральные санкции (моральное осуждение аморального поведения и т.д.), религиозным нормам - различные виды религиозного наказания (от внушения до отлучения от церкви и т.д.), правовым нормам - государственные (государственно-правовые) санкции и т.д.
Специфика права , его объективная природа и вместе с тем его отличие от других видов социальных норм и типов социальной регуляции представлены в принципе формального равенства. Именно объективная специфика права как всеобщей и необходимой формы равенства, свободы и справедливости определяет своеобразие санкции закона (его общеобязательность, государственно-властную принудительность и т.д.), а не официально-властная принудительность обусловливает и порождает эту специфику права, его отличительные сущностные свойства и характеристики. По этой же логике именно правовая природа государства определяет суверенный характер государственной власти (а следовательно, и общеобязательность государственно установленных норм, их обеспеченность средствами принуждения и т.д.) в отличие от других видов социальной власти (и установленных ими норм).
Либертарно-юридическая теория направлена как против легизма, так и против смешения права с моралью, нравственностью и другими видами неправовых социальных норм. Здесь еще раз следует напомнить, что формальное равенство, свобода и справедливость - это, согласно либертарно-юридической теории, объективные, сущностные свойства именно права, а не морали, нравственности, религии и т.д. Это особенно важно подчеркнуть потому, что как легизм, так и юснатурализм и разного рода иные моральные (нравственные, религиозные и т.д.) учения о праве игнорируют правовую природу названных сущностных свойств права, например, считают требования справедливости, свободы, равенства моральными, нравственными, религиозными требованиями.
2. Взаимодействие права с другими социальными нормами
Равенство, будучи принципом права, имеет, разумеется, важное значение и с точки зрения всех иных (неправовых) видов социальных норм, всех других типов социальной регуляции, но (и в этом суть дела!) не в качестве их собственного принципа.
Различные виды социальных норм (право, мораль, религия и т.д.) обладают собственным специфическим принципом, выражающим их природу, специфику, сущность и понятие. Так что соотношение (связь, взаимодействие, противодействие, борьба и т.д.) различных видов социальных норм, различных социальных регуляторов - это соотношение разных принципов.
Мораль, нравственность, религия, эстетика и т.д. в их взаимодействии с принципом равенства (в том или ином его проявлении и значении) по существу имеют дело с правовым началом и принципом. При этом можно выделить два взаимосвязанных аспекта такого взаимодействия : 1)соответствующее моральное, религиозное, эстетическое и т.п. отношение (понимание, восприятие, оценка, притязание, применение) к данному правовому принципу и 2) признание и выражение в праве данного отношения-притязания (морального, религиозного и т.д.) с учетом специфических особенностей и требований самого принципа правового равенства (формально всеобщая равная мера , свобода, справедливость).
В первом аспекте мы имеем дело с моральными, религиозными и т.п. формами осознания права (и правового равенства) и соответствующими притязаниями на их правовое признание. Здесь коренятся истоки различных прошлых и современных представлений и концепций так называемого морального права, нравственного права, религиозного права и т.д.
Во втором аспекте речь идет о правовой форме осознания и выражения этих видов правопритязаний; сюда относятся многообразные, исторически изменявшиеся направления, формы и способы правового признания и закрепления (и, следовательно, вовлечения в сферу действия принципа правового равенства) прав и свобод людей в области морали, религии, эстетики и т.д.
Характер и формы распространения принципа правового равенства на эти области духовной жизни, способы правовой защиты соответствующих запросов и интересов людей и условий для их надлежащего удовлетворения относятся к числу существенных характеристик исторически достигнутой ступени прогресса права и свободы, развития форм общественного сознания и видов социальной регуляции.
Утверждение принципа господства права предполагает законодательное признание, закрепление и защиту всех юридически значимых аспектов свободы человека как духовной личности, как свободного, независимого и автономного субъекта во всех сферах общественной жизни (моральной, нравственной, эстетической, религиозной и т.д.).
Юридический подход к проблеме соотношения и взаимодействия права с другими видами социальных норм - с учетом правовых притязаний морали, нравственности, религии и т.д. и адекватного (соответствующего специфике права и смыслу принципа правового равенства) правового типа, способа и формы удовлетворения этих притязаний (в меру их правомерности) - обеспечивает определенную системную взаимосогласованность и единство различных социальных регуляторов по правовому критерию с точки зрения принципа свободного действия всех этих регуляторов (и видов социальных норм) по единому, всеобщему и общезначимому правовому основанию.
В условиях развитости, самостоятельности и отдифференцированности друг от друга различных видов социальных норм (морали, нравственности, религии и т.д.) именно правовой принцип согласования их совместного бытия и действия способен придать этому разнообразию социальных норм (и регуляторов) определенное системное единство. В историческом плане определяющее значение права во всей соционормативной системе соответствует такой эпохе (а именно - буржуазной) социального и духовного развития, когда правовое сознание ( юридическое мировоззрение ) начинает играть ведущую роль в системе форм общественного сознания, как ранее такую роль играли мифология (в эпоху становления соционормативной регуляции), потом религия (в древности и средние века), а затем в Новое время - мораль и политика.
Эта историческая смена ведущей роли разных форм общественного сознания и соответственно различных видов социальных норм (и регуляторов) нашла свое преломление также в процессе прогрессирующей юридизации представлений о государстве и его законах (позитивном праве).
Очевидные недостатки разного рода теологических, моральных, нравственных и т.п. трактовок права состоят в смешении различных видов социальных норм (и регуляторов), в игнорировании специфики права, в теологизации и этизации учения о праве и государстве, в подмене права религиозными или этическими феноменами, в предъявлении действующему праву (закону) и государству неадекватных (неправовых) требований и т.д.
Особо широко распространенными продолжают оставаться ошибочные представления о том, будто право должно быть моральным, нравственным (в подобных этических требованиях к праву мораль и нравственность, как правило, отождествляются). Но подобное требование, если оно выходит за рамки рассмотренного нами правового способа удовлетворения правомерных правопритязаний морали (или нравственности), означает по сути дела, что право должно быть не правом, а моралью, что содержание закона (позитивного права) должно быть не правовым, а моральным.
Такое моральное правопонимание неизбежно деформирует существо не только права, но и морали, поскольку морализация права неизбежно сопровождается юридизацией морали . И в том, и в другом случае праву и морали приписывается произвольное содержание и значение.
В разного рода моральных (нравственных) учениях о праве и государстве различение права и закона (позитивного права) подменяется различением морали и закона. И моральный подход к праву в лучшем случае ведет через его моральную трактовку и оценку к моральному обоснованию и оправданию морально "правильного" права, т.е. морального закона (морального позитивного права) и морального государства.
Между тем ясно, что искомой истиной и целью теоретически развитого юридического подхода являются именно правовой закон и правовое государство, достижение которых требует уяснения и учета специфики права в системе социальных норм и специфики государственной власти в ее соотношении с другими видами социальной власти.
Так называемое "фактическое равенство", противопоставляемое формально-правовому равенству, в реальной действительности выступает в виде уравниловки. Противоположность права и уравниловки отчетливо проявляется при сопоставлении дозволений и запретов уравниловки с правовыми запретами и дозволениями.
1. Дозволения и запреты уравниловки
У "фактического равенства" нет своего позитивного принципа и определенного позитивного содержания, поэтому в разные эпохи и в разных ситуациях требование "фактического равенства" подразумевает различные версии уравниловки (платоновскую, руссоистскую, утопически-коммунистическую, марксистско-социалистическую и т.д.) в зависимости от того, какое исторически конкретное право и формально- правовое равенство отрицается этим требованием.
Смысл марксистско-социалистической уравниловки обусловлен тем, что, согласно марксизму, формальное равенство - это буржуазное право, буржуазное "равное право" (оно, согласно марксизму, на первой ступени коммунизма преодолено по отношению к обобществленным средствам производства, но сохраняется для распределения предметов индивидуального потребления "по труду"), а искомое "фактическое равенство" - это удовлетворение потребительских нужд каждого "по потребностям". Развитие от низшей фазы коммунизма (т.е. социализма) к его высшей фазе (полному коммунизму), по такой логике, означает движение "дальше от формального равенства к фактическому, т.е. к осуществлению правила: "каждый по способностям, каждому по потребностям" [ Ленин В. И . Полн. собр. соч. Т. 33. С. 99. ].
Вопреки этим доктринальным прогнозам, в условиях реального социализма принцип формального, правового равенства отрицается не только применительно к обобществленным (и "огосударствленным") средствам производства, но и в сфере распределения предметов индивидуального потребления. Социалистическая уравниловка как раз и заменяет собой отсутствующее право, выступая как выразитель и проводник "равенства" (неформального, "фактического равенства") в ситуации невозможности правового равенства.
Во всех своих проявлениях социалистическая уравниловка была призвана сохранить и удержать регулируемые отношения (как в сфере труда и его оплаты, так и во всех остальных сферах жизни) в рамках требований, порождаемых социалистической собственностью, принципом отсутствия частной (и вообще всякой индивидуализированной) собственности на средства производства.
Если право и правовое равенство - это отрицание привилегий, абстрактно всеобщий масштаб и формально-равная для всех мера, то социалистическая уравниловка выражала требования и правила иерархической системы потребительских привилегий в границах запрета частной собственности . Она распространялась лишь на "трудящихся" - по принципу: "не трудящийся, да не ест". Причем для каждого уровня этой системы (для соответствующих слоев, профессий и т.д.) действовала своя "сословная" потребительская мера. Внутри каждого такого слоя уравниловка нивелировала различия в трудовых усилиях разных работников и представляла собой привилегию худших перед лучшими.
Везде, где действует уравниловка, неизбежны дифференциация и различие социальных ролей, статусов и функций уравнивающих и уравниваемых со всеми вытекающими отсюда последствиями. Среди "равных" выделяются номенклатурно "более равные" и "равнейшие". Привилегии уравниловки как раз выражают и поддерживают реально возможный способ ее осуществления в жизни.
Правда, все привилегии социалистической уравниловки, при всей их реальной значимости, по существу носили потребительский характер и в принципе (и легально) исключали привилегию на собственность на средства производства.
В целом социалистическая уравниловка была призвана с помощью властно-распределительных норм нивелировать допускаемые при социализме различия в сфере потребления и удержать эти различия в рамках требований принципа отрицания частной собственности.
В процессе реализации этих целей важную регулятивную роль играли запреты и дозволения, характерные для уравниловки.
Дозволение и запрет - два основных способа регуляции поведения людей. В любой сфере жизни официально признанный порядок в своих основных моментах выражается посредством тех или иных норм-дозволений и норм-запретов. При этом само соотношение дозволений и запретов в любой системе социальной регуляции имеет свою внутреннюю логику, носит необходимый, а не случайный характер и, следовательно, не может быть изменено по желанию и произволу.
Дозволения и запреты уравниловки, с одной стороны, и правовые дозволения и запреты, с другой, существенно отличаются друг от друга своим содержанием, смыслом и регулятивным значением.
Цель и суть уравнительной регуляции - минимум реально дозволенного и максимум запрещенного. Поэтому определяющую роль при уравнительном типе регуляции, несмотря на обилие запретов, играют как раз дозволения (разрешения) как способ регулирования общественных отношений. Именно исходный минимум дозволенного (во всех областях жизни, но прежде всего в сфере труда и потребления) нуждается как в непосредственной силовой защите, так и в опосредованной поддержке со стороны множества соответствующих запретительных норм, призванных насильственно удержать поведение людей в тесных границах дозволений. Этой мелочной регламентацией дозволенного и густой сетью запретов порождена та "заурегулированность" жизни и труда, которая была столь характерна для антиправового по своей сути социалистического законодательства и служила необходимой нормативной основой так называемых административно-командных методов управления.
При типичном для уравниловки дозволительном (разрешительном) порядке регуляции по логике вещей может быть разрешено лишь нечто ограниченное, уже известное и конкретно-определенное, а все остальное оказывается запрещенным по принципу: запрещено все, что прямо не разрешено . Таким образом, диктуемый уравниловкой минимум дозволенного с необходимостью порождает максимум запрещенного, причем под запрет, помимо прочего, попадает и преследуется все новое, все творческое и передовое в труде и общественной жизни, все, что выходит за ограниченные рамки норм уравниловки. Требования уравниловки в своей совокупности выступают по сути в качестве весьма действенного нормативного механизма торможения общественного развития, мощного регулятивного средства консервации всех сфер общественной жизни, непреодолимого барьера против активизации человеческого фактора. Уравниловка насаждает пассивность и застой. Наказуемость инициативы - естественный и массовый продукт уравниловки, всеми своими средствами отрицающей свободу и творческую активность людей. Порождаемая и поддерживаемая уравниловкой социально-психологическая и в целом жизненная установка на пассивность и иждивенчество деформирует человеческий фактор и закрывает пути к росту общественного производства и совершенствованию условий жизни.
Необходимость постоянной силовой поддержки требований уравниловки в условиях социализма предопределяла содержание, направления, формы и методы деятельности всех нормотворческих, нормоприменительных учреждений и должностных лиц и сопровождалась гипертрофией принудительно-приказного компонента в совокупном объеме их полномочий.
2. Дозволения и запреты в праве
В отличие от ограниченной меры дозволений и широких запретов, диктуемых уравниловкой, правовые дозволения и запреты призваны выразить и гарантировать всем членам общества максимально возможную на данном этапе его развития абстрактно равную, одинаково справедливую для всех меру свободы.
Выбор дозволений или запретов (или определенной конструкции их сочетания и комбинации) как способов и режимов правовой регуляции зависит от потребностей, целей и задач такой регуляции на соответствующем этапе общественного развития, специфики объекта регулирования, характера и содержания правовой политики законодателя и государства в целом, степени развитости демократии, гласности, законности и правопорядка в стране, правовых традиций, уровня правовой культуры и правосознания населения, общественного мнения и т.д.
В общем виде - вопреки распространенным представлениям - логика и механизм правовой регуляции таковы, что для выражения большей меры правовой свободы необходимо в качестве метода (способа, порядка, режима) правовой регуляции использовать правовой запрет, а для выражения меньшей меры свободы - правовое дозволение (разрешение). Отсюда, кстати, хорошо видно, почему при уравниловке исходным и определяющим методом регуляции является дозволение, а вторичным и обусловленным (хотя и широко используемым) - запрет. Дело в том, что вообще при дозволительном (разрешительном) порядке и методе регуляции прямо и непосредственно, жестко и конкретно официальной властью устанавливаются строго определенные содержание и объем дозволенного. Цель такой регуляции - отбор и допущение чего-то из сферы уже заранее данного в качестве положительного и регламентация его, а не признание и гарантирование необходимого простора для творчества, прогресса, движения к новому, еще не известному. Поскольку при дозволительном порядке регуляции все, прямо не разрешенное, запрещено, новое в принципе находится под запретом как нечто негативное.
Также и в праве дозволения (разрешения) имеют важное регулятивное значение, но исходную и определяющую роль здесь могут и должны играть именно запреты. При уравниловке запреты жестко связаны с исходным дозволением и по существу призваны своим регулятивным дублированием обеспечить соблюдение и реализацию дозволенного минимума. Напротив, в праве запреты носят исходный, фундаментальный характер и выражают самую суть права и правовой регуляции, состоящую в том, чтобы исчерпывающее, четко и прямо запретить все негативное (общественно вредное в действиях и отношениях людей) и таким путем признать и взять под свою защиту все остальное в качестве положительного, общественно не вредного. Именно своим запретом (и соответствующей санкцией) общественно вредного право играет свою особую творческую роль, поскольку только такая опосредованная и косвенная форма признания и защиты общественно полезного предоставляет максимально возможную меру свободы, соответствующую потребностям и интересам членов общества и необходимую для общественного прогресса.
Из определяющего характера правового запрета вытекает и следующее существенное юридическое правило: все, что прямо не запрещено правом (правовым законом), разрешено . Такой презумпции правомерности незапрещенного , конечно, нет и не может быть при уравнительной регуляции, где зачастую запрещается даже то, что разрешено.
Объективным, социально-исторически обусловленным пределом для максимальной величины легализируемой меры свободы является пограничный критерий общественно вредного, от чего право в целом и должно ограждать и защищать общественную жизнь. Этот максимальный предел, признающий и легитимирующий все общественно не вредное, ставится и очерчивается правовыми запретами. Минимальная величина правовой меры свободы , объективно обусловленная критерием прямой и непосредственной общественной полезности (тех или иных действий, состояний, отношений и т.д.), выражается соответственно в правовых дозволениях.
Из сказанного, разумеется, вовсе не следует, будто во всех случаях правовые запреты предпочтительнее правовых дозволений. Напротив, очевидно, что для защиты признаваемого максимума правовой свободы для одних случаев, соответственно, необходимо установить минимум правовой свободы для других случаев. Именно таким путем и строится система юридических гарантий прав и свобод. Так, в силу особого значения публично-властных полномочий в жизни государственно-организованного общества и проистекающей отсюда необходимости ввести организацию и деятельность государственной власти (и ее носителей) в строго определенные правовые рамки надлежащим методом правовой регуляции этого круга отношений (определение компетенции государственных органов, правомочий должностных лиц и т.п.) являются именно правовые дозволения. Там же, где речь идет о регуляции действий субъектов, не обладающих властными полномочиями, более адекватным, как правило, является метод правовых запретов.
Только при надлежащем, внутренне согласованном сочетании этих регулятивных методов право в полной мере может выполнить свою регулятивную роль, нормативно гарантировать необходимые условия для эффективного общественного развития, пресечь возможности злоупотребления властью, защитить права и свободы членов общества, легализировать творческое начало жизни.
В целом можно сказать, что вся нормативная шкала мер регуляции, работающих на торможение или ускорение общественного развития, тянется от уравнительного минимума до правового максимума. Отсюда ясно, что полная замена уравнительного типа регуляции правовым является нормативным выражением требований признания и защиты свободы людей.
Вместе с тем ясно, что этот общий смысл правовых запретов и дозволений должен быть конкретизирован в виде четких и определенных правовых норм соответствующих общеобязательных актов . А такая конкретизация - это самостоятельная творческая работа, требующая от законодателя адекватного нормативного выражения взаимосвязи определенных прав и юридических обязанностей, форм и процедур их реализации, способов их защиты и т.д. И каждая точная правовая норма, удачная правовая конструкция, последовательная процедура, надлежащая процессуальная форма, работающая юридическая гарантия и т.д. - это значительная регулятивно-правовая и социальная ценность.
1. Правовое государство: история и современность
Как правовая форма организации публичной власти свободных людей любое государство (в меру развитости права и правовой культуры у того или иного народа на соответствующей ступени его социально-исторического развития) - в противоположность деспотизму - представляет собой правовое государство и в этом своем правовом смысле и определении входит в предмет философии права и юриспруденции прошлого и современности [Подробнее об этом см.: гл. 1(1), гл. 2(4), гл. 4(2), гл. 9(1) настоящей книги.].
Правовое же государство в современном значении - это особая концепция и конструкция развитого в правовом смысле государства, появление и утверждение которого социально-исторически связано с возникновением и развитием буржуазного либерально-демократического строя, формированием буржуазного гражданского общества и буржуазных конституционно-правовых форм организации публичной власти. Под правовым государством в этом современном значении, таким образом, по существу имеется в виду конституционно оформленное либерально-демократическое правовое государство.
К числу отличительных признаков такого правового государства в современном понимании как минимум относятся: конституционное признание и защита прав и свобод человека и гражданина (как правило, в форме закрепления определенных общепризнанных прирожденных и неотчуждаемых основных прав человека и широкого круга прав гражданина); конституционное закрепление принципа верховенства правового закона в системе действующего права; организация и функционирование суверенной государственной власти на основе принципа разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную. В содержательной плоскости данным признакам соответствуют три взаимосвязанных компонента (элемента теории и практики) современного правового государства: гуманитарно-правовой (основные права и свободы человека и гражданина), нормативно-правовой (господство права в форме конституционно закрепленной системы источников действующего права) и институционально-правовой (система разделения и взаимодействия властей, включая их взаимные сдержки и противовесы).
2. Формирование и развитие идей правовой государственности
Философско-правовое осмысление государства как правовой формы организации публичной власти в обществе имеет долгую и поучительную историю. Эта история идей правовой государственности (в ее неразвитых, а затем и более развитых формах) показывает, что концепция современного правового государства при всей ее новизне и отличительных особенностях сформировалась в общем русле и на теоретической основе предшествующих идей правовой государственности.
Сам термин "правовое государство" (Rechtsstaat) сформировался и утвердился довольно поздно - в немецкой юридической литературе в первой трети XIX в. (в работах К.Т. Велькера, Р. фон Моля и др.) [См.: Welcker K.T. Die letzten Crunde von Recht, Staat und Strafe. Giessen, 1813, S. 25, 71 u.a.; Mohl R. Die Polizeiwissenschaft nach den Grundsatzen des Rechtsstaates. B.1-2. Tubingen, 1832, 1833. ] . В дальнейшем этот термин получил широкое распространение в европейской литературе, в том числе и в дореволюционной России, где среди видных сторонников теории правового государства были Б.Н.Чичерин, Б.А. Кистяковский, П.И. Новгородцев, П.А. Покровский, В.М. Гессен, Н. И. Палиенко и др. В англоязычной литературе данный термин не используется - его эквивалентом в известной мере является термин "правление права" (rule of Law). Но суть дела, конечно, не в терминах и не во времени их появления.
При всей своей новизне теоретические концепции правовой государственности (разработанные в трудах Д.Локка, Ш.Л. Монтескье, Д. Адамса, Д. Медисона, Т. Джефферсона, И. Канта, Г. В. Гегеля и др.) опирались на опыт прошлого, на достижения предшествующей социальной, политической и правовой теории и практики, на исторически сложившиеся и апробированные общечеловеческие ценности и гуманистические традиции.
Значительное влияние в этом плане на формирование теоретических представлений, а затем и практики правовой государственности оказали политико-правовые идеи и институты Древней Греции и Рима, античный опыт демократии, республиканизма и правопорядка.
Различные аспекты античного влияния на последующую теорию правового государства группируются вокруг тематики правового опосредования и оформления политических отношений. Эта тематика включает в себя прежде всего такие аспекты, как справедливость устройства полиса (античного города-государства), его власти и его законов, разумное распределение полномочий между различными органами государства, различение правильных и неправильных форм правления, определяющая роль закона в полисной жизни при организации взаимоотношений государства и гражданина, взаимосвязь права и государства, значение законности как критерия классификации и характеристики различных форм правления и т.д.
Идеи античных авторов (Солон, Платон, Сократ, Аристотель, Полибий, Цицерон и др.) по затронутому кругу проблем оказали заметное влияние на учения о разделении властей и правовом государстве в Новое время.
В раннебуржуазных концепциях разделения властей (Локка, Монтескье и др.) речь прежде всего шла о правовом ограничении власти монарха, о поисках такой конституционно-правовой формы монархии, власть в которой была бы рассредоточена среди различных социальных слоев общества (между монархом, аристократией и третьим сословием) и представляющих их интересы властных государственно-правовых институтов.
Существенная новизна позиции буржуазных мыслителей - приверженцев конституционной монархии и разделения властей (Локка, Монтескье, Канта, Гегеля и др.) состоит, в частности, в том, что в отличие от античных авторов они, говоря словами Монтескье, стали рассматривать проблему политической свободы в ее отношениях как к государственному строю, так и к отдельной личности, гражданину [ Монтескье Ш. Избранные произведения. М., 1955. С. 288, 316. - Это положение получило свое развитие и специфическое преломление в творчестве известного французского теоретика либерализма и конституционализма, приверженца конституционной монархии Б. Констана. Противопоставляя свободу древних и новых народов, он отмечал, что в древности под свободой подразумевали политическую свободу (т.е. свободу доступа граждан к участию в государственных делах), а в современных условиях под свободой имеют в виду прежде всего личную , гражданскую свободу , понимаемую как определенную независимость от государства. ] . Первый аспект этих отношений политической свободы, находящий свое выражение в правовом (и конституционно-правовом) оформлении распределения трех властей (законодательной, исполнительной и судебной), выступает в качестве необходимой институционально-организационной формы обеспечения второго аспекта свободы гражданских прав и свобод, безопасности личности. Без сочетания этих двух аспектов политическая свобода остается неполной, нереальной и необеспеченной. Важное значение в этом плане имело учение о естественных (прирожденных и неотчуждаемых) правах и свободах человека.
Учения раннебуржуазных мыслителей, и прежде всего о неотчуждаемых правах и свободах человека и разделении властей, оказали заметное влияние не только на последующие теоретические представления о правовой государственности, но и на конституционное законодательство и государственно-правовую практику. Это влияние отчетливо проявилось, например, в конституционно-правовых документах Англии, в Декларации независимости США 1776 г., в Конституции США 1787 г., во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г., в целом ряде других правовых актов.
Так, в Декларации независимости США 1776 г. было впервые в официально-государственном порядке признано и закреплено, что "все люди сотворены равными и все они одарены своим создателем некоторыми неотчуждаемыми правами, к числу которых принадлежат: жизнь, свобода и стремление к счастью" [Хрестоматия по истории государства и права зарубежных стран. М., 1984. С. 182. ]. Примечательна в плане нашей темы и статья 16 французской Декларации 1789 г., которая гласит: "Общество, где не обеспечена гарантия прав и не проведено разделение властей, не имеет Конституции" [Там же. С. 209.]. Большой интерес представляет и статья 5 этой Декларации: "Закон вправе запрещать лишь деяния, вредные для общества. Все, что не запрещено законом, то дозволено, и никто не может быть принужден делать то, что не предписано законом" [Там же. С. 208.]. Это первое официальное закрепление данного правового принципа.
3. Права и свободы человека и гражданина
Каждой ступени в историческом развитии права и государства присуща своя концепция человека как субъекта права и соответствующие представления о его правах и обязанностях, его свободе и несвободе. В этом смысле история права - это вместе с тем и история формирования и эволюции представлений о правах человека - от примитивных, ограниченных и неразвитых до современных.
Права человека - это прежде всего признание правоспособности и правосубъектности человека в определенной сфере общественных отношений. И по объему правоспособности и кругу субъектов права в разные эпохи можно судить о том, кого же из людей и в какой мере данная система права признает в качестве человека, имеющего права.
Так, раб юридически не признавался человеком по действовавшему афинскому или римскому праву; в этом позитивно-правовом измерении раб (все люди, находившиеся в состоянии рабства) был объектом, а не субъектом права.
В средние века вместо прежней поляризации между правосубъектностью свободного и бесправием раба складывается более разветвленная и детализированная структура права и правового общения в соответствии с сословно-иерархическим принципом строения и функционирования феодального строя в целом.
На различных ступенях исторического пути к современной концепции прав человека мы имеем дело с тем или иным вариантом частичного, ограниченного, привилегированного человека. Последним типом такого привилегированного человека в этом историческом ряду является гражданин (человек как член государства), а последней формой прав привилегированного человека - права гражданина (в их соотношении с правами человека ).
История прав человека - это история очеловечивания людей , история прогрессирующего расширения правового признания в качестве человека тех или иных людей для того или иного круга отношений.
Во всем этом процессе постепенной универсализации (сперва на внутригосударственном, затем и на международном уровнях) положений о правовом равенстве людей и правах человека существенную роль сыграли представления о естественных и неотчуждаемых правах человека, которые, сохраняясь и в условиях государственности, должны быть признаны и гарантированы публичными властями и законами.
Непреходящее историческое значение имело провозглашение свободы и правового равенства всех людей во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 г. В духе идей общественного договора в ней было подчеркнуто, что цель каждого государственного союза состоит в обеспечении естественных и неотчуждаемых прав человека. К таким правам в Декларации отнесены свобода, собственность, безопасность и сопротивление угнетению. В качестве права человека признана также свобода выражения мыслей и мнений, в том числе и по вопросам религиозным. Был провозглашен принцип равенства всех граждан перед законом как выражением общей воли. Декларация подчеркивала, что источник суверенитета зиждется по существу в нации. Ряд статей Декларации посвящен защите прав и свобод человека в уголовно-правовой сфере.
Проводимое в Декларации 1789 г. различие между правами человека и правами гражданина по сути дела означает различие между человеком вообще как частным человеком (членом гражданского общества) и политическим человеком - гражданином государства, членом политического государства. Различие прав человека и прав гражданина здесь, следовательно, в конкретно-историческом плане подразумевает послефеодальную, буржуазную ситуацию разграничения и относительно самостоятельного бытия экономических и политических отношений, различение гражданского общества и государства (как политического сообщества).
Идеи и положения о правах и свободах человека и гражданина, провозглашенные во французской Декларации (1789), приобрели общемировое звучание и стали императивами обновления и гуманизации общественных и государственно-правовых порядков.
В русле идей о правах и свободах человека в новых исторических условиях ХХ в. развивалось и укреплялось международное сотрудничество по гуманитарным проблемам, были приняты Всеобщая декларация прав человека (1948), Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод (1950), Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах (1966), Международный пакт о гражданских и политических правах (1966), Факультативный протокол к международному пакту о гражданских и политических правах (1966), Заключительный акт Хельсинкского Совещания (1975), Итоговый документ Венской встречи государств - участников Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе (1989) и др. .
Признание и защита прав и свобод человека стали в современном мире мощным фактором и четким ориентиром прогрессивного развития всего мирового сообщества в направлении к сообществу правовых государств, критерием оздоровления и гуманизации внутренней и внешней политики его членов, показателем внедрения в жизнь начал правового государства. Конечно, от любых деклараций о правах человека и гражданина до их реализации в условиях правового государства - большое расстояние, но история показывает, что без таких деклараций, пролагающих дорогу к цели, до искомой правовой действительности еще дальше.
В современных условиях проблема прав человека приобрела глобальное значение и их соблюдение стало пробным камнем и символом справедливости во внутренних и внешних делах всех государств и народов мира.
4. Типология исторических форм права и государства
Типологизация исторически развивающихся формообразований права и государства (как соответствующей правовой формы публичной власти, т.е. как правового государства) может быть осуществлена по различным критериям .
С позиций либертарно-юридического понимания и толкования права и государства как необходимых форм свободы людей, а свободного индивида - как субъекта права и субъекта государства (государственной власти) принципиальное значение имеет типология права и государства по тем критериям (основаниям), которые определяют специфику различных исторических форм признания людей в качестве субъектов права и государства (государственной власти).
При этом в рамках данной типологии предполагается, что формы государств всех типов, т.е. любое государство, - это правовое государство в меру развитости соответствующего типа права. Так что в этом плане речь идет о типологизации различных исторических форм правового государства (правовых государств разной степени развитости).
В государствах древнего мира индивид (люди) является свободным человеком и вместе с тем субъектом государства и права по этническому критерию . Так, афинскими гражданами и субъектами афинского права могли быть лишь члены афинских демов (родов), а членами римской гражданской общины (civitas), римскими гражданами и субъектами римского права (ius civile) - лишь квириты (исконные римляне). По своему типу право и государство древности являются этническим .
Этот исходный тип права и государства выступает в качестве необходимой формы признания и закрепления факта деления людей на свободных и несвободных (по этническому основанию), причем отличие свободных от несвободных получает свое выражение и закрепление именно в том, что свободные - это субъекты права и государства ,а несвободные (рабы) - это, соответственно, объекты права и государства. Иначе это различие невозможно и выразить.
Преодоление рабства ведет к становлению в средние века права и государства сословного типа . Прогресс свободы людей здесь состоит в том, что этнический критерий свободы (т.е. свобода одних и несвобода других) уступает место сословному критерию свободы. На этой ступени развития (исторический пример - европейский феодализм) рабов уже нет, в этом смысле все свободны, но мера этой свободы различна у представителей разных сословий. Свобода здесь носит характер сословных ограничений и привилегий.
При таком сословном типе права и государства каждый является субъектом права и субъектом государства именно в качестве члена определенного сословия. Внутрисословное равенство людей в их правосубъектности и государствосубъектности сочетается с межсословным неравенством - неравенством государственно-правовых статусов разных сословий и их членов.
С преодолением феодализма на смену сословному строю в Новое время приходит индивидуалистический (индивидуально-политический, индивидуально-гражданский) тип права и государства . При этом типе государства и права человек является субъектом права и государства как самостоятельный политический индивид (как отдельный гражданин), а не как член определенного этноса или сословия, потерявших свое критериальное значение в новом, более широком и одновременно более атомизированном, контексте нации, состоящей из индивидов . Такая индивидуализация оснований членства в правовом и политическом сообществе в качестве субъектов права и государства происходит в процессе разложения средневекового феодализма и преодоления сословного деления, в результате постепенного обособления сфер частной и публично-политической жизни, формирования неполитического гражданского общества в его различении с политическим государством.
Современный (реально-исторически последний на настоящее время) тип права и соответствующего конституционно оформленного либерально-демократического правового государства (т.е. правового государства в смысле современного словоупотребления) - это смешанный (комбинированный) тип, сочетающий в себе два различных компонента: естественноправовой и позитивно-правовой. Этот современный тип права и правового государства условно можно назвать естественнопозитивным (или гуманитарно-политическим ), поскольку он представляет собой результат прагматического политического согласования и сосуществования в виде определенного государственно-правового целого (в форме единой системы права, закрепленной и действующей в одном государстве) двух традиционно противоположных начал - естественноправового и позитивно-правового подходов к праву и государству.
Естественный (естественноправовой, гуманитарный) компонент, определяющий существенную новизну данного типа, состоит в том, что здесь впервые в государственном порядке закрепляются (официально-властно санкционируются и позитивируются) определенные естественные права и свободы человека, им придается юридическая (государственно-принудительная) сила и признается их приоритет перед всеми другими источниками единого действующего позитивного права. В рамках данного типа конституционно закрепленные естественные права и свободы человека обязательны для государства. Они определяют правовой характер и всего позитивного права, и государства.
Вместе с тем значение естественного права в рамках данного типа права и государства ограничено наличием других (кроме санкционированных естественных прав и свобод человека) источников единой системы действующего позитивного права, закрепляющих отличные от прав человека как частного субъекта особые права гражданина как публично-политического субъекта, члена государства, носителя специфических публично-властных прав и обязанностей.
Такое различение прав человека и прав гражданина означает, что человек как человек - это лишь частное лицо: человек является субъектом только естественных прав, но не прав гражданина. А гражданин как публично-политическое лицо - это и субъект естественных прав человека, и субъект особых публично-политических прав члена данного государства.
Права человека-гражданина в их соотношении с правами человека-негражданина (иностранца, лица без гражданства) представляют здесь государственно-правовые привилегии.
Подобные привилегии обусловлены индивидуальным характером каждого государства и права как определенного способа и формы жизни именно данной конкретной совокупности свободных людей, чья принадлежность к исторически определенному политико-правовому сообществу определяет и квалифицирует их в качестве субъектов особых публичных прав и обязанностей. Такая индивидуальность всех государств (и их правовых систем) лежит и в основе суверенитета государства во внутренних и внешних отношениях.
В целом современный естественнопозитивный тип права и государства представляет собой определенный компромисс между естественным и позитивным правом, между юснатурализмом и легизмом с соответствующими достоинствами и недостатками практического и теоретического характера. Внутренняя противоречивость данного типа (отсюда и различие прав человека и прав гражданина) обусловлена тем, что последовательное (не ограниченное официальной властью и официальным правом) естественное право предполагает и естественное государство (типа единого космополитического государства стоиков, гражданами которого являются все люди, каждый человек). Юснатурализм по сути своей отрицает как особую правосубъектность гражданина, отличную от правосубъектности каждого человека, так и в целом политически ограниченную трактовку естественных прав человека (и естественного права вообще) как лишь частного права, как права лишь частного лица, лишенного прав члена публично-политического сообщества (государства). Так что принципиальная противоположность юснатурализма и легизма сохраняется и в тех формах их практически возможного на сегодня компромиссного сосуществования, которые характерны для современного типа права и государства.
Отмеченные типы права и государства - этнический, сословный, индивидуально-политический и естественнопозитивный представляют собой исторически сменяющие друг друга формы и ступени роста в развитии человеческой свободы от древности до современности.
Продолжение прогресса свободы в будущем породит новые формы нормативно-правовой и институционально-властной организации свободы, новые типы права и государства.
1. От капитализма к коммунизму: отрицание собственности, права и государства
Право и государство , согласно марксистскому историко-материалистическому учению, являются надстроечными явлениями (формами), обусловленными базисными (производственными, экономическими) отношениями частнособственнического общества. Правовые отношения (и право в целом) возникают, согласно марксизму, из экономических отношений частной собственности, обслуживают эти отношения, являются необходимой формой их выражения и существования. Поэтому марксистское негативно-коммунистическое отношение к частной собственности полностью распространяется и на все надстроечные явления (право, государство и т . д.), порожденные частнособственническим способом производства [См. подробнее: Нерсесянц В. С. Философия права. М., 1997. С. 113-322.] .
Данное принципиальное положение четко сформулировано Марксом и Энгельсом в "Манифесте Коммунистической партии", где подчеркивается, что "коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности" [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4. С. 438. ]. Причем это "может, конечно, произойти сначала лишь при помощи деспотического вмешательства в право собственности и в буржуазные производственные отношения" [Там же. С. 446. ].
В своем политическом выражении социализм представляет собой диктатуру пролетариата. "Между капиталистическим и коммунистическим обществом, - утверждал Маркс, - лежит период революционного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и политический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем, кроме как революционной диктатурой пролетариата" [Там же. Т. 19. С. 27.].
2. Концепция буржуазного "равного права" при социализме
Уничтожение частной собственности и обобществление ее объектов еще не дает искомого коммунистического потребительского равенства. Это, по мысли Маркса, означает сохранение буржуазного права при социализме (в первой фазе коммунистического общества) для распределения предметов потребления по труду. "Поэтому, - писал он, - равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным... Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой - трудом" [Там же. С. 19. ].
Сохраняющееся при социализме при распределении предметов потребления буржуазное равное право Маркс относит к числу "родимых пятен" капитализма, которые могут быть преодолены лишь при полном коммунизме. "На высшей фазе коммунистического общества, - писал он, - после того как исчезнет порабощающее человека подчинение его разделению труда; когда исчезнет вместе с этим противоположность умственного и физического труда; когда труд перестанет быть только средством для жизни, а станет сам первой потребностью жизни; когда вместе со всесторонним развитием индивидов вырастут и производительные силы и все источники общественного богатства польются полным потоком, лишь тогда можно будет совершенно преодолеть узкий горизонт буржуазного права, и общество сможет написать на своем знамени: "Каждый по способностям, каждому по потребностям!" [Там же, с. 98-99. ].
Марксистское положение о буржуазном праве при социализме отстаивал и В. И. Ленин [Там же, с.90, 97. ].
3. "Свобода" без права и государства: негативная природа коммунизма
Логика коммунистической "экспроприации экспроприаторов" и освобождения от господства капитала по сути дела означает отрицание экономической и правовой самостоятельности и независимости отдельного человека, индивида, каждого отдельно взятого члена общества, основанного на тотальном обобществлении средств производства.
Свобода, которая отрицается коммунизмом, известна и понятна, - это всеобщая формальная (правовая) свобода и равенство индивидов в условиях буржуазного строя. Будущая же "свобода" ("свобода" при отрицании права, государства, индивидуальной собственности, моральной автономии личности и утверждении всепоглощающего, тотального коллективизма, господства обобществленных средств и форм жизни, плановой централизации и т.д.) как раз и невозможна как свобода ни логически, ни, как показал исторический опыт социалистического тоталитаризма, практически. Отрицание правовой свободы в действительности оказалось утверждением несвободы и тоталитаризма.
Отрицание присущих капитализму экономико-правовых форм свободы вовсе не означает, вопреки марксистским ожиданиям, позитивного утверждения каких-то других форм свободы. Коммунистическое освобождение от капитализма оказывается негативной "свободой "- свободой от экономико-правового типа общественных отношений, "свободой" от права и без права.
1. Трудовая мера "равенства"
Марксистское положение о сохранении при социализме буржуазного "равного права" для распределения предметов потребления "по труду" ("равная оплата за равный труд") по сути дела имеет в виду замену права - трудом , правового регулятора - трудовым регулятором, всеобщего правового масштаба и равной правовой меры - всеобщим трудовым масштабом и равной трудовой мерой. И надо признать, что процесс становления и утверждения реального социализма (по логике его идеологического, социального, политического и хозяйственного развития) по-своему подтверждает подобную замену - полное вытеснение права как специфического регулятора по принципу формального равенства (в том числе из сферы труда и распределительных отношений) и попытку внедрения прямой и непосредственной властно-принудительной "трудовой регуляции" во все сферы жизни общества.
Труд не может заменить право и выполнять его функции. Дело в том, что правовое равенство, равная мера права, право как всеобщий масштаб регуляции ("измерения"), с одной стороны, и трудовое "равенство", "равная мера" труда, труд как масштаб "измерения" общественных отношений, с другой стороны, - это два принципиально различных феномена. Право - это абстрактно-всеобщая форма, принцип, мера, норма, масштаб для регулируемых ("измеряемых" и оцениваемых) фактических отношений, и оно (право) как регулятор и "измеритель" абстрагировано от самих этих регулируемых и "измеряемых" отношений, не совпадает с ними. Труд же сам по себе - это некая фактичность, фактический процесс, фактическое отношение, и он не может сам себя измерять и регулировать, не может быть собственной формой, принципом и нормой.
В условиях уничтожения частной собственности (и всякой индивидуальной собственности, в том числе и на свою рабочую силу) и обобществления всех богатств, средств производства фактически обобществленными, социализированными и "огосударствленными" оказываются все производительные силы страны, включая "рабсилу", "трудовые ресурсы" и т.д., словом - труд и его носители. Это находит свое выражение во всеобщей обязанности трудиться, во всеобщей трудовой повинности, в принудительном характере труда.
2. Социалистический тоталитаризм: все вместе, никто в отдельности
Тотальное обобществление (социализация) всех средств производства означает поголовное лишение всех членов общества индивидуальной собственности на средства производства и их переход к какому-то абстрактно-всеобщему (не индивидуализированному, надиндивидуальному) тотальному целому - обществу в целом, всему народу, "всем вместе, никому в отдельности". Негативная сила тотального социалистического целого ("все вместе"), официальным выразителем которого является диктатура пролетариата, направлена всей своей уничтожающей мощью прежде всего против индивида ("каждого в отдельности"), против людей, против всех форм, отношений и явлений, обособляющихся от целого, отличающих себя от него. Здесь лежат глубинные корни тоталитарности социализма , истоки и объективные основания реально сложившегося тоталитарного социализма.
В юридическом плане сказанное, в частности, означает следующее: если вообще применительно к ситуации социалистического обобществления средств производства пользоваться (по существу - условно, по аналогии, во многом метафорично) терминами "собственность", "собственник", "субъект собственности", " государство " и т.д., то т.н. "государство" при социализме - это не собственник социализированных средств производства, а лишь официальный (политико-властный) представитель собственника, каковым в отношении социалистической собственности является только общество в целом, весь народ. Этим по существу определены смысл и границы полномочий "государства" при социализме по защите и управлению обобществленными средствами производства.
В силу отсутствия у "государства" при социализме права на социалистическую собственность социалистическая конструкция "государство - собственник" представляет собой антиправовую фикцию. На самом деле социалистическое "государство" - это квазисубъект квазиправа на общественное достояние (квазисобственность).
1. Гроций
Гуго Гроций (1583-1645) - один из ранних творцов "юридического мировоззрения" Нового времени. Он внес огромный вклад в становление современной доктрины международного права, в формирование основ новой рационалистической философии права и государства.
В основе всего подхода Гроция лежит идея справедливости как необходимого признака права. "Ибо право , - замечает он, - здесь означает не что иное, как то, что справедливо, при этом преимущественно в отрицательном, а не в утвердительном смысле, так как право есть то, что не противоречит справедливости. Противоречит же справедливости то, что противно природе существ, обладающих разумом" [ Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права. М., 1956. С. 68.].
Вслед за Аристотелем Гроций делит право на естественное и волеустановленное . "Наилучшее деление права в принятом значении, - отмечает он, - предложено Аристотелем, согласно которому, с одной стороны, есть право естественное, а с другой - право волеустановленное, которое он называет законным правом, употребляя слово "закон" в более тесном смысле. Иногда же он называет его установленным правом. То же различие встречается у евреев, когда они выражаются точно, называя право естественное "митсвот", а право установленное "кукким", причем первое слово евреи-эллинисты передают греческим словом " справедливость ", а второе - греческим словом "повеление" [Там же. С. 71.].
Естественное право определяется им как "предписание здравого разума" [Там же.].
Внутригосударственное право характеризуется Гроцием как право, которое исходит от гражданской власти. Это - так называемое позитивное право (гражданские законы). Государство при этом определяется как "совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы" [Там же. С. 74. ]. Речь, следовательно, идет о договорной концепции государства . "...Матерью же внутригосударственного права, - пишет он, - является само обязательство, принятое по взаимному соглашению, а так как последнее получает свою силу от естественного права, то природа может слыть как бы прародительницей внутригосударственного права" [Там же. С. 48. ]. Сам принцип соблюдения договоров (в том числе и договора об установлении государства и, следовательно, также государственных законов) диктуется естественным правом, ибо, замечает Гроций, необходимо, чтобы между людьми существовал какой-нибудь порядок взаимных обязательств.
Естественное право выступает у Гроция в качестве необходимой основы для учения о внутригосударственном праве в виде научной системы . Внутригосударственное право изменчиво во времени и различно в разных местах (сообществах). И только благодаря учению о естественном праве, которое образует "естественную, неизменную часть юриспруденции" [Там же. С. 52. ], можно, по мысли Гроция, придать юриспруденции форму и характер научной, собственно теоретической дисциплины.
С естественноправовых позиций Гроций признает право подданных сопротивляться противоправным действиям властей: "все по природе имеют право противиться причинению им насилия" и поэтому "не следует повиноваться приказам власти, противным естественному праву и божественным заповедям" [Там же. С. 159.].
При исследовании права войны и мира Гроций отмечает, что война как таковая не противоречит естественному праву: "по природе каждый является защитником своего права, для чего нам и даны руки" [Там же. С. 50. ]. Не запрещена война также божественными законами и правом народов. Но это вовсе не означает, что все войны справедливы. Различая войны справедливые и несправедливые, Гроций в духе своего юридического подхода к данной проблематике подчеркивает, что "справедливой причиной начала войны может быть не что иное, как правонарушение" [Там же. С. 68. ].
Гроций обосновывал необходимость формирования нового типа мирового сообщества , основанного на рационально-правовых принципах равенства, сотрудничества и взаимности в отношениях между всеми людьми, народами и государствами, на идее единого международного правопорядка , добровольно устанавливаемого и последовательно соблюдаемого суверенными государствами.
2. Фрэнсис Бэкон
С обоснованием новых философско-правовых идей в области теории закона выступил Фрэнсис Бэкон (1561-1626). В его программном произведении "Великое восстановление наук" философско-правовой проблематике посвящен специальный раздел с характерным названием: "Образец трактата о всеобщей справедливости, или об источниках права, в одной главе, в форме афоризмов" [См.: Бэкон Ф. Соч. Т. 1. М., 1971. С. 507-536. Ссылки на положения этого трактата в дальнейшем будут приводиться в самом тексте в виде указания на нумерацию соответствующих афоризмов.].
Проблема "всеобщей справедливости" трактуется Бэконом в плоскости надлежащих качеств позитивного права, его источников и т.д. "В гражданском обществе, - писал он, - господствует или закон, или насилие. Но насилие иногда принимает обличье закона, и иной закон больше говорит о насилии, чем о правовом равенстве. Таким образом, существуют три источника несправедливости: насилие как таковое, злонамеренное коварство, прикрывающееся именем закона, и жесткость самого закона" (Афоризм I).
Бэкон проводит различие между законом по существу (справедливым законом, противостоящим насилию, включающим в себя принцип "правового равенства" и выражающим требования "всеобщей справедливости") и формальным законом (законом лишь по "обличью", форме, названию, словом, несправедливым, насильственным, антиправовым законом). Речь по сути дела идет о различении права и закона [Естественноправовое значение такой бэконовской характеристики закона, как справедливость, отчетливо видно из следующих его слов: "В то же время в высшей степени правильно то, что люди обладают уже от природы некоторыми нравственными понятиями, сформированными под влиянием естественного света и естественных законов, такими, как добродетель, порок, справедливость, несправедливость, зло". - Бэкон Ф. Соч. Т. 1. С. 539. ]. Имея в виду именно справедливые (правовые) законы, Бэкон писал, что "законы - якори государства" (Афоризм XXIII).
Основные требования, которым должен отвечать закон, формулируются так: "Закон можно считать хорошим в том случае, если смысл его точен, если требования его справедливы, если он легко исполним, если он согласуется с формой государства, если он рождает добродетель в гражданах" (Афоризм VII).
В целом бэконовские суждения о свойствах позитивного закона, о том, каким должен быть позитивный закон (и иные источники позитивного права), являются философско-правовой конкретизацией и позитивной экспликацией естественноправовых представлений о должном и справедливом законе.
3. Гоббс
Ярко выраженный этатистский характер присущ философии права и государства Томаса Гоббса (1588-1679).
Существенное значение в учении Гоббса придается принципиальному противопоставлению естественного состояния (состояния войны всех против всех) государству (гражданскому состоянию).
В естественном состоянии нет общей власти, нет закона, нет справедливости. Здесь отсутствуют также собственность, владение, различие между моим и твоим. Каждый в естественном состоянии имеет право на все - в этом и состоят его естественное право и естественная свобода.
Естественное право (ius naturale), по Гоббсу, не следует смешивать с естественным законом (lex naturalis) - предписанием или найденным разумом общим правилом, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его средств к ее сохранению, и упускать то, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни. "Следует, - подчеркивал он, - различать между ius и lex, между правом и законом, хотя те, которые пишут по этому предмету, обычно смешивают эти понятия: ибо право состоит в свободе делать или не делать, между тем как закон определяет и обязывает к тому или другому члену этой альтернативы, так что закон и право различаются между собой так же, как обязательство и свобода, которые несовместимы в отношении одной и той же вещи" [ Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М., 1936. С. 115. - Такое противопоставление права и закона отрицает их общность и отвергает саму возможность правового закона как правовой формы признания и защиты свободы людей. ].
Человек - существо разумное, а общее правило и предписание разума, согласно Гоббсу, звучит так: " Всякий человек должен добиваться мира, поскольку у него есть надежда достигнуть его, если же он не может его достигнуть, то он может использовать всякие средства, дающие преимущество на войне" [Там же. С. 118. ]. Первая часть гоббсовской максимы разума выступает как первый и фундаментальный естественный закон: следует искать мира и следовать ему.
Из этого основного естественного закона Гоббс, прибегая к дедукции, выводит целый ряд других естественных законов, конкретизирующих правило поиска гражданского мира между людьми.
Естественные законы неизменны и вечны . Науку о естественных законах Гоббс характеризует как единственную и истинную философию морали в качестве науки о добре и зле в человеческих поступках и в общественной жизни.
Характеризуя процесс договорного образования государства (civitas), Гоббс писал: "Таково рождение того великого Левиафана, или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного бога, которому мы под владычеством бессмертного бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, данным ему каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех людей к миру внутри и к взаимной помощи против внешнего врага. И в этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая может быть определена как единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как оно сочтет это необходимым для их мира и общей защиты" [Там же. С. 146-147.]. Носитель этого лица, суверен, обладает верховной властью по отношению к подданным. "Суверенная власть, - подчеркивает Гоббс, - есть душа государства" [Там же. С. 179.].
Верховная власть в любой форме государства (демократии, аристократии или монархии) носит, по Гоббсу, абсолютный характер : она "так обширна, как только это можно себе представить" [Там же. С. 171. ]. Единственное ограничение суверена состоит в том, что он должен соблюдать естественные законы , за нарушение которых он отвечает только перед богом.
В гражданском (государственном) состоянии речь, собственно, может идти лишь о свободе государства, а не граждан. Цель гражданских законов как раз и состоит в том, чтобы "ограничить свободу отдельных людей" [Там же. С. 210. ]. Свой легистско-этатистский подход к закону Гоббс формулирует в следующих программных словах: "Правовая сила закона состоит только в том, что он является приказанием суверена" [Там же. С. 214. ].
В целом гоббсовская философия права и государства носит антилиберальный и антииндивидуалистический характер. В ней отсутствуют идея правового закона, понимание закона и государства как форм свободы в цивилизованном, гражданском состоянии.
4. Локк
Идеи зарождавшегося либерализма нашли свое последовательное обоснование и защиту в философско-правовом учении Джона Локка (1632-1704).
В естественном (догосударственном) состоянии, согласно Локку, господствует естественный закон, закон природы. В отличие от Гоббса Локк полагает, что и в естественном состоянии человек, преследуя свои интересы и отстаивая свое (свою жизнь, свободу и собственность), стремится не навредить другому [ Локк Д . Избранные философские произведения. Т.2. М., 1960. С. 8. ]. Но имеющихся в этом состоянии неорганизованных индивидуальных средств и форм защиты недостаточно для обеспечения безопасной жизни, неприкосновенности собственности и т.д.
Разумное преодоление недостатков естественного состояния и ведет, по Локку, к общественному договору об учреждении политической власти и государства, причем "великой и главной целью объединения людей в государство и передачи себя под власть правительства" [Там же. С. 72. ] является обеспечение за каждым человеком его естественных прав на собственность - жизнь, свободу и имущество. При этом Локк (в противоположность Гоббсу) утверждает, что по договору об учреждении государства люди не отказываются от своих основных естественных прав, да и сам закон природы (как закон разума) продолжает действовать и в государственном состоянии, определяя тем самым цели, характер и пределы полномочий и деятельности политической власти .
Чтобы политическая власть соответствовала своему договорному назначению и не превратилась в абсолютную и деспотическую силу, сосредоточенную в руках одного лица или органа, необходимо соответствующее разделение властей (на законодательную, исполнительную и федеративную). Причем законодательная власть, обладающая исключительным правом издавать обязательные для всех законы, является, по Локку, верховной, а остальные власти подчинены ей. Особенно настойчиво он подчеркивает недопустимость и опасность сосредоточения в одном органе законодательной и исполнительной властей.
Существенным моментом локковской договорной концепции государства является "доктрина законности сопротивления всяким незаконным проявлениям власти" [Там же. С. 116.]. Законность подобного сопротивления, включая право народа на восстание против деспотической власти, коренится в суверенных правомочиях народа - учредителя государства.
Большое достоинство философско-правового учения Локка состоит в трактовке необходимой внутренней связи между свободой и правом, свободой и законом (естественным и гражданским). Критикуя гоббсовский подход, Локк подчеркивает: "Несмотря на всевозможные лжетолкования, целью закона является не уничтожение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы. Ведь во всех состояниях живых существ, способных иметь законы, там, где нет законов, там нет и свободы" [Там же. С. 34. ]. Свое понимание взаимосвязи свободы и закона в государственном состоянии Локк формулирует следующим образом: "Свобода людей, находящихся под властью правительства, заключается в том, чтобы иметь постоянное правило для жизни, общее для каждого в этом обществе и установленное законодательной властью, созданной в нем; это - свобода следовать моему собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон, и не быть зависимым от непостоянной, неопределенной, неизвестной самовластной воли другого человека" [ Монтескье Ш. О духе законов //Избранные произведения. М., 1955. С. 159. ].
Гарантированность свободы в государственном состоянии, по Локку, обеспечивается наличием определенного и общего для всех гражданского закона, компетентного и беспристрастного правосудия и, наконец, властной публичной силы, способной претворять в жизнь справедливые судебные решения.
Законы, издаваемые в государстве верховной (законодательной) властью, должны, согласно учению Локка, соответствовать велениям естественного закона (закона природы), предусмотренным им прирожденным и неотчуждаемым правам и свободам человека.
5. Монтескье
Основной предмет философско-правовых исследований Монтескье (1689-1755) - политическая свобода, необходимыми условиями обеспечения которой являются справедливые законы и надлежащая организация государственности.
Проблематика различения и соотношения права и закона представлена в учении Монтескье не в традиционной форме соотношения естественного права и позитивного права, а в виде соотношения "духа законов" и самих законов (позитивного права). При этом под "духом законов" имеется в виду закономерное (разумное, необходимое) в законах. Опираясь на рационалистические представления о разумной природе человека, природе вещей и т.д., Монтескье стремился постигнуть логику исторически изменчивых позитивных законов, порождающие их факторы и причины.
Характеризуя свой подход, Монтескье писал: "Я начал с изучения людей и нашел, что все бесконечное разнообразие их законов и нравов не вызвано единственно произволом их фантазии. Я установил общие начала и увидел, что частные случаи как бы сами собою подчиняются им, что история каждого народа вытекает из них как следствие и всякий частный закон связан с другим законом или зависит от другого, более общего закона" [Там же. С. 289. ].
По смыслу такого подхода, собственно правовое начало (сущность и смысл права) - это не естественное право, принципиально отличное от позитивного права, а "дух" самих позитивных законов, т.е. то закономерное, что живет в самих законах как определяющее их "общее начало". Вместе с тем Монтескье не удалось ясно определить и четко провести принципиальное отличие "духа законов" от естественного права. Поэтому в его учении о законах приписываемые "духу законов" положения естественноправового происхождения (например, априорные положения о разумности и справедливости закона) сосуществуют с представлениями юридико-позитивистского и легистско-социологического толка (особенно там, где "дух законов" понимается как результат действия совокупности различных социальных, политических, географических и иных факторов, влияющих на характер законов).
В трактовке Монтескье положительный (человеческий) закон предполагает объективный характер справедливости и справедливых отношений. "Законам, созданным людьми, должна была, - подчеркивал Монтескье, - предшествовать возможность справедливых отношений. Говорить, что вне того, что предписано или запрещено положительным законом, нет ничего ни справедливого, ни несправедливого, значит утверждать, что до того, как был начертан круг, его радиусы не были равны между собою" [Там же. С. 642.].
Из этих положений Монтескье хорошо видно, что "справедливость", о которой он говорит, взята им из арсенала традиционного естественного права и имеет естественноправовой смысл. Во всяком случае в его концепции не показано, почему и каким образом "дух законов" предполагает справедливость законов и чем эта справедливость отличается от естественноправовой справедливости .
В процессе исследования необходимых отношений, порождающих закон (т.е. законообразующих отношений и факторов), Монтескье прежде всего обращает внимание на характер и свойства народа, которым должен соответствовать закон, устанавливаемый для данного народа. Большое значение, далее, уделяется необходимости соответствия положительных законов природе и принципам установления правительства (т.е. форме правления), географическим факторам и физическим свойствам страны, ее положению и размерам, ее климату (холодному, жаркому или умеренному), качеству почвы, образу жизни населения (земледельцев, охотников, торговцев и т.д.), его численности, богатству, склонностям, нравам и обычаям и т.д.
Так, говоря о влиянии природы различных форм правления на законодательство, Монтескье отмечает, что основными для демократии являются законы, определяющие право голосования, а также контроля за избранными уполномоченными (должностными лицами государства). Для аристократии основными являются те законы, которые определяют право части народа издавать законы и следить за их исполнением. К основным законам монархии Монтескье относит законы, определяющие положение и власть дворянства. В условиях деспотического правления , где собственно нет законов и их место занимают произвол и прихоть деспота, религия и обычаи, основным законом является учреждение должности полновластного визиря.
Еще большее влияние на законодательство оказывает принцип соответствующей формы правления, из которого "законы вытекают, как из своего источника" [ Руссо Ж. Ж . Об общественном договоре, или Принципы политического права // Трактаты. М., 1969. С. 161-162.]. Таким принципом в республике (особенно в демократической) является добродетель , в монархии - честь , в деспотии - страх .
Исследуя соотношение закона и свободы , Монтескье различает два вида законов о политической свободе: 1) законы, устанавливающие политическую свободу в ее отношении к государственному устройству, и 2) законы, устанавливающие политическую свободу в ее отношении к гражданину. Речь, следовательно, идет об институциональном и личностном аспектах политической свободы, подлежащих законодательному закреплению.
Политическая свобода, по Монтескье, возможна вообще лишь при умеренных правлениях , но не в демократии или аристократии, а тем более в деспотии. Да и при умеренных правлениях политическая свобода имеет место лишь там, где исключена возможность злоупотребления властью, для чего необходимо достичь в государстве разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную.
Система разделения и взаимного сдерживания властей является, согласно Монтескье, главным условием для обеспечения политической свободы в ее отношениях к государственному устройству. При этом он подчеркивает, что политическая свобода состоит не в том, чтобы делать то, что хочется. "В государстве, т.е. в обществе, где есть законы, - пишет Монтескье, - свобода может заключаться лишь в том, чтобы иметь возможность делать то, чего должно хотеть, и не быть принуждаемым делать то, чего не должно хотеть... Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие граждане" [Там же. С. 170.].
Политическая же свобода в ее отношении уже не к государственному устройству, а к отдельному гражданину (личностный аспект свободы) заключается, согласно Монтескье, в обеспечении безопасности гражданина .
Основополагающим принципом законодательства, согласно Монтескье, является умеренность: "дух умеренности должен быть духом законодателя" [Там же. С. 156, 161, 174.].
В целом соотношение права и закона предстает в учении Монтескье как соотношение "духа законов" и позитивного законодательства , причем в "духе законов" присутствуют элементы и естественноправового, и юридико-позитивистского характера.
6. Руссо
В основе философского учения Ж. Ж. Руссо (1712-1778) о праве, государстве, законе лежат идеи народного суверенитета.
В его трактовке естественное состояние - строй всеобщей свободы и равенства. Однако с появлением частной собственности и социального неравенства, противоречивших естественному равенству, начинается борьба между бедными и богатыми. Выход из такого состояния был найден с помощью соглашения о создании государственной власти и закона, которым будут подчиняться все. Но потеряв свою естественную свободу, бедные не обрели свободы политической. Неравенство частной собственности, дополненное политическим неравенством, привело, согласно Руссо, в конечном счете к абсолютному неравенству при деспотизме, когда по отношению к деспоту все равны в своем рабстве и бесправии.
Бичуя такое ложное, порочное и пагубное для человечества направление развития общества и государства, Руссо выдвигает свой проект "исправления" истории - создание Политического организма как подлинного договора между народами и правителями. Последствия общественного договора, по Руссо, таковы: "Немедленно вместо отдельных лиц, вступающих в договорные отношения, этот акт ассоциации создает условное коллективное Целое, состоящее из стольких членов, сколько голосов насчитывает общее собрание. Это Целое получает в результате такого акта свое единство, свое общее я, свою жизнь и волю. Это лицо юридическое , образующееся, следовательно, в результате объединения всех других, некогда именовалось Гражданскою общиной , ныне же именуется Республикою, или Политическим организмом : его члены называют этот Политический организм Государством , когда он пассивен, Сувереном , когда он активен, Державою - при сопоставлении его с ему подобным. Что до членов ассоциации, то они в совокупности получают имя народа , а в отдельности называются гражданами как участвующие в верховной власти и подданными как подчиняющиеся законам Государства".
В конкретно-историческом плане идеи Руссо были непосредственно направлены против современного ему феодального строя и носили прогрессивный характер.
Но в теоретико-концептуальном плане учение Руссо, несмотря на его постоянные апелляции к свободе, равенству и праву, трудно согласовать с ценностями правовой свободы и правового закона, с правами и свободами личности.
Общая воля , лежащая в основе общественного договора, находит свое воплощение в суверене и его актах (законах). При этом общую волю Руссо отличает от воли всех : общая воля имеет в виду общие интересы, а воля всех - интересы частные и представляет собой лишь сумму изъявлений индивидуальных воль частных лиц. "Но, - поясняет Руссо, - отбросьте из этих изъявлений воли взаимно уничтожающиеся крайности; в результате сложения оставшихся расхождений получится общая воля".
Из учения Руссо следует, что общественный договор дает политическому организму (государству) неограниченную власть над всеми его членами (участниками соглашения); эта власть, направляемая общей волей, и есть единый, неделимый и неотчуждаемый суверенитет народа.
С этих позиций Руссо отвергает идею неотчуждаемых естественных прав человека . Но Руссо полагает, что то, что отчуждается у каждого изолированного индивида в пользу образуемого по общественному договору целого (народа, суверена, государства) в виде естественных прав и свобод, возмещается ему (но уже как неразрывной части этого целого - гражданину) в виде договорно установленных (позитивных) прав и свобод. Происходит, говоря его словами, как бы "обмен" естественного образа жизни людей на гражданский образ жизни, причем отказ от одних прав и приобретение других происходит по "эквиваленту", в порядке "равноценного возмещения". Иначе говоря, естественное право без должной санкции обменивается на эквивалентное договорное (позитивное) право с необходимой санкцией.
Однако все эти представления об идиллических отношениях между сувереном и подданными начисто разрушаются утверждением самого Руссо о том, что суверен не связан собственными законами и "стоит выше и судьи, и Закона". Он имеет безусловное право на жизнь и смерть подданных.
В учении Руссо о государстве по существу игнорируются все те теоретические и практические резоны, которые в своей совокупности представлены в идеях и конструкциях правовой свободы и правовой государственности. Также и руссоистской демократической концепции закона и законотворчества не хватает как раз собственно правовых оснований, критериев и ориентиров, словом - юридического правопонимания и идеи правового закона , поскольку все в сфере законодательства определяется общей волей суверена, не ограниченной каким-либо объективным правовым началом.
7. Кант
Значительное внимание в творчестве И. Канта (1724-1804) уделено философской разработке проблем права и государства.
По смыслу кантовского агностицизма (познаваемость лишь явлений и невозможность познания "вещи в себе", а также сущностей типа "свобода воли", "бессмертие души", "бытие бога" и т.д.), теоретический разум может достоверно ответить лишь на вопрос: "что человек может знать?", но не на вопросы: "что человек должен делать?" и "на что человек может надеяться?" Эти два последних вопроса, недоступные собственно познанию (теоретическому разуму), оказываются у Канта проблемами практики, практического разума - сферой должного, где трансцендентальные идеи разума играют лишь регулятивную, а не собственно познавательную роль. Поэтому кантовская метафизика (учение о морали и праве) предстает как учение о социальных регуляторах, о должном и недолжном в социальных отношениях и вообще в человеческих действиях, как своеобразная соционормативистика .
Регулятивная значимость трансцендентальных идей проявляется в том, что они дают направление, ориентир и цель деятельности разума (и действиям человека как разумного существа): априорные максимы разума выступают как законы и правила для практической сферы в виде долженствования, обозначая тем самым нормы морального и правового порядка.
Основной трансцендентальной идеей и первым постулатом кантовской этики является свобода человека , его свободная воля, которая определяет смысл моральной независимости и автономии личности, ее способность и право самой устанавливать правила должного и следовать им без внешнего принуждения и давления.
В качестве эмпирического существа человек (как часть природы, вообще мира явлений) и все его поведение, все его действия подчинены всеобщей каузальности и внешней необходимости, так что человек и его поступки в этой плоскости сущего, где вообще нет свободы, тоже несвободны. Однако поскольку человек не только эмпирическое явление (феномен), но и трансцендентальная сущность (ноумен), ему присуща свобода, и его поступок в данной плоскости является актом свободной воли, совершенно независимой от внешних (феноменальных) необходимостей, детерминаций и каузальностей.
Свободная воля одновременно является и моральным законодателем (установителем), и добровольным исполнителем моральных правил (максим разума), причем Кант особо подчеркивал (как свое открытие в области морали), что в свободном моральном поступке личность подчинена " только своему собственному и тем не менее всеобщему законодательству" .
Эта мысль отчетливо присутствует в категорическом императиве , гласящем: "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом".
Применительно к праву кантовский категорический императив велит : "... Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом".
Имея в виду право, требуемое идеей разума , Кант определяет его так: "Право - это совокупность условий, при которых произвол одного (лица) совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы".
Такое правопонимание у Канта опирается на идею моральной автономии личности, ее абсолютной самоценности, ее способности самому дать себе закон, знать свой долг и осуществлять его. Сама возможность свободы и общего для всех людей закона коренится, согласно Канту, в этой моральной автономии (т.е. самоценности, самозаконности и независимости) личности.
Принцип кантовского морального закона по сути дела является лишь модификацией принципа формально-правового равенства (с его всеобщностью, независимостью индивидов, свободой их воли и т.д.). Иначе говоря, кантовская концепция моральности права имеет правовой смысл и значима для философии права именно потому и постольку, поскольку сама эта моральность по сути своей юридична.
Именно поэтому, кстати, и нельзя согласиться с гегелевскими утверждениями, что в кантовском моральном учении о праве "практический разум полностью лишен материи законов и способен установить в качестве наивысшего закона только форму пригодности максимы произвола", и будто нет ничего, что с помощью кантовского категорического императива не могло бы быть представлено в виде морального закона.
Реализация требований категорического императива в сфере государственности предстает у Канта как правовая организация государства с разделением властей (законодательной, исполнительной и судебной). Государство - это, по Канту, "объединение множества людей, подчиненных правовым законам"4. По признаку наличия или отсутствия разделения властей он различает и противопоставляет две формы правления: республику (кантовский эквивалент правового государства) и деспотию . "Республиканизм, - писал он, - есть государственный принцип отделения исполнительной власти (правительства) от законодательной; деспотизм - принцип самовластного исполнения государственных законов, данных им самим; стало быть публичная воля выступает в качестве частной воли правителя" .
В целом проблема различения права и закона раскрывается (и подменяется) у Канта в контексте соотношения морали и права .
Морально обоснованный закон у Канта - это разумное право, продиктованное трансцендентальной идеей. Общность морали и права в их кантовской трактовке состоит в том, что они оба представляют правила должного, продиктованные идеей разума. Специфика морали состоит, по Канту, в том, что она (и ее правила) требует автономного установления и исполнения долга ради самого долга - без всяких внешних расчетов, вмешательств, наград и принуждений.
В зависимости от характера мотивов, определяющих отношение человека к требованиям морального закона, Кант различает моральность и легальность, моральный и легальный поступки: в первом случае деяние продиктовано чисто моральным мотивом и совершается ради самого морального закона, во втором случае действие обусловлено иными (не моральными, возможно и аморальными) мотивами, но требования морального закона (т.е. законность, легальность) не нарушаются.
Для гарантирования велений трансцендентального разума (свободы личности, ее моральной автономии, принципа добровольного самопринуждения в сфере морали, правовой формы регуляции и разрешения конфликтов и коллизий) необходима принудительная власть , которая тоже является идеей разума, категорическим императивом. "Карающий закон, - подчеркивает Кант, - есть категорический императив... Ведь если исчезнет справедливость, жизнь людей на земле уже не будет иметь никакой ценности".
Существенное достоинство кантовского философского подхода к государственно-правовым проблемам состоит, в частности, в том, что эту тему он ставит и разрабатывает во всемирно-историческом масштабе, не только применительно к отношениям внутри отдельного народа, общества, государства, но и в плане международного и межгосударственного общения - в перспективе прогрессирующего движения (в соответствии с категорическими требованиями идей разума) к установлению всемирного гражданско-правового состояния и вечного мира между народами. Соблюдение и осуществление на практике регулятивных идей разума во всех человеческих отношениях (в индивидуальном и коллективном поведении, в государственном устройстве, в действиях властей, в законодательстве, во всей внутренней и внешней политике) является, по Канту, единственно возможным путем к осуществлению этого идеала.
Большое внимание в этом контексте Кант уделяет проблеме преодоления разногласий между моралью и правом, с одной стороны, и политикой, с другой. Он резко критикует двуличие реальной политики в отношении морали и права, ее порочные принципы и практику, которые под предлогом слабости человеческой природы и необходимости коварных и насильственных средств и методов в борьбе против зла во внутренних и внешних отношениях на самом деле умножают и увековечивают это в своекорыстных целях, тормозят моральный и правовой прогресс. Выступая за соединение морали и права с политикой, их совмещение в единой моральной политике, Кант обосновывает мысль о праве как "ограничительном условии" политики.
8. Гегель
Проблемы философии права и государства занимают большое место в творчестве Гегеля (1770-1831).
Уже в работе "О научных способах исследования естественного права, его месте в практической философии и его отношении к науке о позитивном праве" (1802-1803) Гегель различает три научных способа трактовки естественного права: эмпирический (концепции Гоббса, Руссо и других мыслителей до Канта); формальный (подход Канта, Фихте и их последователей) и абсолютный (свой подход).
В этом смысле свою философию права Гегель понимал как подлинно научный способ трактовки естественного права (или, что для него то же самое, - "философского права").
Моральность и легальность , противопоставляемые друг другу в учениях Канта и Фихте, представляют собой, согласно Гегелю, лишь абстрактные моменты целостности, которые "снимаются" и вместе с тем сохраняются в системе нравственности . Эти мысли развернуто и систематически развиты Гегелем в "Философии права" (1820 г.), полное наименование которой ("Естественное право и наука о государстве в очерках. Основы философии права"), да и ее содержание показывают, что Гегель, не отвергая самой идеи естественного права, настаивает на его именно философской (в гегелевском смысле этого понятия) трактовке.
В философии права Гегель освещает формы обнаружения объективного (объективно свободного) духа в виде осуществления понятия права в формах наличного бытия. Так как реализация понятия в объективной действительности, по Гегелю, есть идея, предметом философии права является "идея права - понятие права и его осуществление" .
Тремя основными формами конкретизации понятия права являются: абстрактное право, мораль, нравственность. В сфере абстрактного права воля непосредственна и абстрактна. В сфере морали выступает право субъективной воли в отношении ко всеобщему - к праву мира. В сфере нравственности достигается синтез этих двух предшествующих абстрактных моментов.
Абстрактное право представляет собой первую ступень в движении понятия права от абстрактного к конкретному, в диалектике свободной воли. Понятие права пока еще абстрактно. Человек здесь выступает в качестве совершенно абстрактного и свободного "я". Такая единичная воля есть лицо, личность, которая обладает правоспособностью. "Отсюда веление права гласит: будь лицом и уважай других в качестве лиц " . Абстрактное право выступает лишь как абстрактная и голая возможность всех последующих, более конкретных, определений права и свободы.
На ступени морали личность (персона) абстрактного права становится моральным субъектом. Здесь впервые приобретают значение мотивы и цели поступков субъекта. Требование субъективной свободы состоит в том, чтобы о человеке судили по его самоопределению. Лишь в поступке субъективная воля достигает объективности и, следовательно, сферы действия закона; сама же по себе моральная воля ненаказуема.
Абстрактное право и мораль являются двумя односторонними моментами, которые приобретают свою действительность и конкретность в нравственности , когда понятие свободы объективируется в наличном мире в виде семьи, гражданского общества и государства .
У Гегеля каждая ступень развития объективного духа (абстрактное право, мораль, нравственность) есть право и обладает "своим собственным правом, так как она есть наличное бытие свободы в одном из ее определений".
Подобная характеристика относится к абстрактному праву, морали, семье, обществу и государству. Эти особые права даны исторически и хронологически одновременно (в рамках одной формации объективного духа); они ограничены, соподчинены и могут вступать во взаимные коллизии. Последующее особое право, диалектически "снимающее" (т.е. преодолевающее и вместе с тем сохраняющее суть и смысл) предыдущее, более абстрактное особое право, представляет его основание и истину. Более конкретное особое право первичнее более абстрактного. На вершине иерархии особых прав стоит право государства (государство как правовое образование, как наиболее конкретное право).
Одним из определений свободы и форм объективации понятия права является закон. Характеризуя "право как закон", Гегель писал: "То, что есть право в себе, положено в его объективном наличном бытии, т.е. определено для сознания мыслью и известно как то, что есть и признано правом, как закон; посредством этого определения право есть вообще позитивное право" .
В процессе законодательства право превращается (позитивируется) в закон и тем самым праву придается форма всеобщности и подлинной определенности. Предметом законодательства, подчеркивает Гегель, могут быть лишь действия людей, внешние стороны человеческих отношений, а не их внутренняя сфера.
В своей концепции различения права и закона Гегель стремится исключить их противопоставление. "Представлять себе различие между естественным или философским правом и позитивным правом таким образом, будто они противоположны и противоречат друг другу, - замечает Гегель, - было бы совершенно неверным; первое относится ко второму как институции к пандектам" .
Законодательство, по признанию Гегеля, может исказить содержание права: "то, что есть закон, может быть отличным от того, что есть право в себе". Поэтому, поясняет Гегель, "в позитивном праве то, что закономерно , есть источник познания того, что есть право, или, собственно говоря, что есть правое ".
Гегеля интересует лишь это закономерное в позитивном праве. Поэтому в гегелевской философии права речь идет не о противостоянии естественного (философского) права и закона, а лишь о различных определениях одного и того же понятия права на разных ступенях (и в разных формах) его конкретизации. Оправдывая такой подход, Гегель пишет: "То обстоятельство, что насилие и тирания могут быть элементом позитивного права, является для него чем-то случайным и не затрагивает его природу". По своей идеальной природе положительное право (закон) как ступень самого понятия права - это разумное право.
Гегелевская трактовка естественного права как философского понятия права, одной из форм проявления которого является закон (позитивное право), представляет собой существенный отход от прежних естественноправовых учений. Однако в целом ряде моментов он остается под влиянием естественноправовых представлений (смешение права с моралью и нравственностью и т.д.), в силу чего у него нет принципа отличия права от морали и нравственности. По этой причине в гегелевской философии права нет юридически определенной концепции собственно правового закона.
1. Общая характеристика
Начало преподавания и научной разработки проблем философии права в России относится к XVIII в. [ Неволин К . Энциклопедия законоведения. Киев, т. I, 1839. - Дореволюционный русский юрист, ученик Б. Н. Чичерина И. В. Михайловский характеризовал Неволина как основателя философии права в России - См.: Михайловский И. В. Очерки философии права. Т. I. Томск, 1914. С. 36. См. также: Кузнецов Э. В . Указ. соч. С. 52. ]. "Наше отношение к западной науке, - писал русский юрист конца XIX в. - начала ХХ в. Н.М. Коркунов , - можно сравнить с отношением глоссаторов к римской юриспруденции. И нам приходилось начинать с усвоения плодов чужой работы, и нам прежде всего надо было подняться до уровня иноземной науки... Тем не менее в каких-нибудь полтораста лет мы почти успели наверстать отделявшую нас от западных юристов разницу в шесть с лишком столетий" [Там же. С. 23. ].
Первым русским профессором права был С.Е. Десницкий (1740-1789), который во многом разделял взгляды Г. Гроция о естественном праве. К числу первых работ русских юристов по философии права относится произведение (во многом, правда, компилятивное) В.Т. Золотницкого "Сокращение естественного права, выбранное из разных авторов для пользы Российского общества" (СПб., 1764). В 1818 г. увидела свет книга русского юриста А.П. Куницына " Право естественное", находившаяся под влиянием идей Канта. Книга эта как проповедующая "вредное учение" вскоре была запрещена правительством, а ее автор был изгнан из Петербургского университета и Александровского лицея.
Заметной вехой в становлении философско-правовых исследований в России явилась "Энциклопедия законоведения" [ Редкин П. Г. Из лекций по истории философии права в связи с историей философии вообще. Т. I. СПб, 1889. С. 200. ] К. А. Неволина , профессора Киевского университета. Он был одним из немногих (наряду с П. Г. Редкиным, И. В. Киреевским) русских слушателей лекций Гегеля в Берлинском университете и хорошо знал о состоянии европейской философии права в то время.
Задачи научного законоведения Неволин освещал с позиции различения естественного права (естественного закона) и позитивного права (положительного закона). При этом естественный закон он трактовал как "идею законодательства ", а позитивный закон - как ее "проявление". Свой философско-правовой подход к закону он обосновывал так: существо закона - это правда, а "существо правды может быть определено только в философии".
Философско-правовая проблематика основательно разрабатывалась в середине XIX в. в трудах П. Г. Редкина . Сперва он был гегельянцем, а затем перешел на позитивистские позиции.
Философия права, согласно Редкину, является юридической дисциплиной, поскольку общим предметом и философии права, и позитивной юриспруденции является право. При этом содержанием положительной юриспруденции является "положительное право, право реальное, действительное, т.е. когда-либо и где-либо положенное, установленное в действительности, в реальности, в каком-либо государстве или обществе вообще, в виде законодательного или обычного права".
Отличительная же особенность философии права состоит в том, что она "имеет своим содержанием философское, естественное или природное, рациональное, т.е. мыслимое разумом человеческим, право, или идеальное право, первообраз права (ius naturаle или ius naturae), имея в виду представить то, что праведно и справедливо (iustum) или в чем состоит правда и справедливость (iustitia)".
В философско-правовых воззрениях Б. А. Кистяковского идеи неокантианства и трактовка естественного права в духе ценностей либерализма, неотчуждаемых прав и свобод личности, правовой государственности и т.д. сочетались с религиозно-нравственным восприятием "правды социализма" в смысле необходимости справедливого решения социального вопроса и защиты неимущих на основе христианских представлений об осуществлении "солидарных интересов людей".
Наиболее видным представителем юридического позитивизма в России был Г.Ф. Шершеневич (1863-1912), который в своих работах4 развивал формально-догматическую трактовку права, опираясь на позитивистскую философию О. Конта и Дж. Ст. Милля и продолжая традиции английской аналитической школы (Дж. Остин) и континентального юридического позитивизма (ранний Р. Иеринг, К. Бергбом и др.).
Критикуя исторически сложившуюся философию права как философию естественного права (с его противопоставлением позитивному праву и т.д.), Шершеневич считал, что она создана философами, профессионально не знавшими действительного права и задач правоведения. В противовес этому Шершеневич выступал за философию позитивного права , которая своими критическими исследованиями действующего права и понятийного аппарата юриспруденции и своими предложениями о совершенствовании права (положениями о том, каким должно быть право) должна решать важные задачи правоведения "в сфере критики и политики" [ Шершеневич Г. Ф. Философия права. Т. I. Вып. 4. М., 1911. С. 805.]права. Такая позитивистская философия права, согласно Шершеневичу, включает в себя общую теорию права (в качестве теоретической части философии права), историю философии права и политику права.
Неопозитивистские взгляды в их крайней версии развивал в начале ХХ в. В. Д. Катков . Он утверждал, что "право есть закон в широком смысле", и стремился полностью преодолеть понятие "право" как "плод схоластики и рабства мышления" и заменить "право" властным "законом" [ Катков В. Д. Реформированная общим языковедением логика и юриспруденция. Одесса, 1913. С. 407.]. "Нет, - писал он, - особого явления "право", в том смысле, в каком существуют такие особые явления, как "закон", " государство ", "правило" или "норма поведения" [Там же. С. 391.].
2. Б. Н. Чичерин
В своих общефилософских и философско-правовых воззрениях Чичерин (1829-1904) находился под заметным влиянием идей Гегеля и Канта. Он предпринял попытку совершенствования философии объективного идеализма и свою позицию называл универсализмом [См. подробнее: Зорькин В. Д. Из истории буржуазно-либеральной мысли России второй половины XIX - начала XX в. (Б.Н. Чичерин). М., 1975; Он же. Чичерин. М., 1984.]. При этом Чичерин заметно трансформирует гегелевскую концепцию философии, используя (в духе кантианства) принципы априоризма, автономных "начал" и индивидуализма.
Вытеснение метафизики позитивистскими учениями во II половине XIX в. привело, по оценке Чичерина, к упадку философии права, которая ранее занимала "выдающееся место в ряду юридических наук" и была "одним из важнейших предметов преподавания в университетах" [ Чичерин Б. Н. Философия права. М., 1900. С. 1.]. Своей метафизической философией права Чичерин и стремился содействовать возрождению былой значимости этой научной дисциплины.
Философские основания права, по оценке Чичерина, должны служить руководящими началами практики . Необходимость и глубокий смысл философии права, отмечал он, обусловлены тем, что "область права не исчерпывается положительным законодательством" [Там же. С. 1.].
Отмечая определенные недостатки гегелевской философии права, Чичерин вместе с тем считал, что именно она должна быть взята за основу возрождающейся философией права для выхода из сложившейся ситуации. Поэтому, писал он, "мы должны примкнуть к Гегелю, который представляет последнее слово идеалистической философии" [Там же. С. 24.].
В человеческом общежитии, согласно Чичерину, присутствуют два противоположных элемента : "Духовная природа личности состоит в свободе; общественное начало как ограничение свободы выражается в законе. Поэтому основной вопрос заключается в отношении закона к свободе" [Там же. С. 83. ].
Это отношение закона к свободе может быть двояким - принудительным (государственный закон) и добровольным (нравственный закон). "Первое, - поясняет Чичерин, - касается внешних действий, составляющих область внешней свободы, которая одна подлежит принуждению; второе обращается к внутренним побуждениям, истекающим из свободы внутренней. Из первого рождается право; второе составляет источник нравственности" [Там же. ].
Чичерин выступает против смешения права и нравственности , за их трактовку в качестве самостоятельных начал, хотя юридический закон и нравственный закон имеют общий источник - признание человеческой личности. "Право, - подчеркивает он, - не есть только низшая ступень нравственности, как утверждают морализирующие юристы и философы, а самостоятельное начало, имеющее свои собственные корни в духовной природе человека. Эти корни лежат в потребностях человеческого общежития" [Там же. С. 89. ]. И вытекающие из общежития "юридические законы независимы от нравственных" [Там же. С. 90 ]. Но в плане взаимодействия права и нравственности Чичерин отмечает, что "нравственность служит иногда восполнением права" и там, где юридический закон оказывается недостаточным, "нравственность может требовать совершения действий по внутреннему побуждению, например, при исполнении обязательств, не имеющих юридической силы " [Там же. С. 91. ].
Свое определение права Чичерин формулирует так: " право есть внешняя свобода человека, определяемая общим законом" [Там же. С. 84. ]. В отличие от нравственности, подчеркивает он, право есть начало принудительное.
По поводу соотношения положительного и естественного права и направлений влияния второго на первое Чичерин замечает: "Положительное право развивается под влиянием теоретических норм, которые не имеют принудительного значения, но служат руководящим началом для законодателей и юристов. Отсюда рождается понятие о праве естественном, в противоположность положительному. Это - не действующий, а потому принудительный закон, а система общих юридических норм, вытекающих из человеческого разума и долженствующих служить мерилом и руководством для положительного законодательства. Она и составляет содержание философии права" [Там же. С. 94. ].
Философию права Чичерин, таким образом, понимает как философию естественного права .
В конкретно-историческом плане речь шла об обосновании Чичериным необходимости реформирования российского самодержавного строя и продвижения к буржуазному гражданскому обществу и наследственной конституционной монархии. При этом Чичерин развивал идеи охранительного либерализма , лозунг которого он формулировал так: "либеральные меры и сильная власть" [ Чичерин Б. Н. Несколько современных вопросов. М., 1862. С. 200.].
Своей философией права, критикой юридико-позитивистских концепций, настойчивой защитой государственно-правовых форм либерализма и свободы личности Чичерин внес существенный вклад в обновление и развитие юридических и философско-правовых исследований в России. Влияние его идей испытали Е. Н. Трубецкой, И. В. Михайловский, П. И. Новгородцев, Н. А. Бердяев и многие другие русские юристы и философы права.
3. П.И. Новгородцев
Философско-правовая концепция Новгородцева (1866-1924) пронизана стремлением утвердить нравственный идеализм в философии права . С этим связаны и его призывы к возрождению естественного права в качестве необходимой духовной и нравственной основы права. Только с помощью таких идеальных построений, полагал он, можно преодолеть кризис современного правосознания. Поэтому он высоко оценивал кантовское моральное обоснование права, противопоставление идеала и действительности и с этих позиций критиковал гегелевский этатизм, хотя и разделял ряд идей гегелевской философии права [ Новгородцев П. И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. Два типических построения в области философии права. М., 1901. ].
Для внедрения в современную позитивистскую юриспруденцию нравственных идеалов, согласно Новгородцеву, "требуется именно возрождение естественного права с его априорной методой, с идеальными стремлениями, с признанием самостоятельного значения за нравственным началом и нормативным рассмотрением" [ Новгородцев П. И. Из лекций по общей теории права. Часть методологическая. М., 1904. С. 12. ]. По его оценке, "естественное право представляет собою неискоренимую потребность человеческого мышления и исконную принадлежность философии права" [ Новгородцев П. И. Лекции по истории философии права. Учения Нового времени. XVI-XIX вв. Изд. 3-е. М., 1914. С. 110. ]. Сущность естественного права состоит в "этическом критицизме", и ему "свойственно стремление оценивать факт существующего с этической точки зрения. Но именно в этом и состоит задача философии права" [Там же. С. 111. ].
Естественное право противопоставляется праву положительному как идеал для последнего, "создаваемый в виду недостатков и несовершенств положительных установлений" [Там же. С. 111.]. Своеобразие естественноправовой позиции Новгородцева в значительной мере обусловлено присущими его подходу кантианскими представлениями о принципиальном разрыве, противостоянии и несовпадении должного и сущего, идеала (идеального, естественного права) и действительности (позитивного права, закона). Поэтому естественное право в трактовке Новгородцева выступает по отношению к закону (к действующему позитивному праву) не как собственно право (правовое начало), а как реформаторский нравственный идеал для совершенствования законодательства.
4. В.С. Соловьев
В своем философском учении о праве В. С. Соловьев (1853-1900) различает право положительное и право естественное. При этом естественное право трактуется им как общая идея права, его разумное начало . Соловьев замечает, что о естественном праве речь идет "каждый раз, когда вообще говорится о каких бы то ни было правовых отношениях. Нельзя судить или оценивать какой-нибудь факт из правовой области, какое-нибудь проявление права, если не иметь общей идеи права, или его нормы" [ Соловьев В. С . Оправдание добра. М., 1996. С. 325. ].
Естественное право как нечто умозрительное - это, следовательно, не реально действующее право, наряду с положительным правом, а смысл всякого действующего права. "Таким образом, - писал Соловьев, - под естественным, или рациональным, правом мы понимаем только общий разум или смысл (рацио, логос) всякого права как такового. С этим понятием естественного права как только логического prius [Предшествующее, первичное ( лат .). ] права положительного, не имеет ничего общего существовавшая некогда в юридической науке теория естественного права, как чего-то исторически предшествовавшего праву положительному" [Соловьев В. С. Право и нравственность // Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Л., 1990. С. 98-99.].
В основе права лежит "свобода как характеристический признак личности" [Там же. С. 97. ]. Но свобода лица, поясняет Соловьев, превращается в право только тогда, когда за всеми одинаково признается их свобода. "Таким образом, - писал он, - моя свобода как право, а не сила только, прямо зависит от признания равного права всех других. Отсюда мы получаем основное определение права: право есть свобода, обусловленная равенством. В этом основном определении права индивидуалистическое начало свободы неразрывно связано с общественным началом равенства, так что можно сказать, что право есть не что иное, как синтез свободы и равенства " [Там же. С. 98. ]. Этот синтез и есть, согласно Соловьеву, выражение смысла естественного права.
Но равенство трактуется Соловьевым не в формально-юридическом, а в нравственно-содержательном смысле, а именно - в нравственно-справедливом значении. Имея в виду справедливое равенство, он подчеркивает: "Справедливость есть несомненно понятие нравственного порядка" [Там же. С. 101. ]. С подобной этизацией справедливости связано и присущее позиции Соловьева смешение права и нравственности, понимание права как нравственного явления : " право (то, что требуется юридическим законом) есть низший предел, или некоторый минимум, нравственности, равно для всех обязательный" [Там же. С. 108. ]. Такая характеристика содержится и в "Оправдании добра": " право есть низший предел или определенный минимум нравственности" [ Соловьев В. С. Оправдание добра. С. 328. ].
В целом определение права в его отношении к нравственности у Соловьева звучит так: "Право есть принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла" [Там же. С. 329. ].
Таким образом, право, согласно Соловьеву, - это выражение принудительной нравственной справедливости.
Как "воплощенное право" [Там же. С. 338.] и правовую организацию общественного целого, заключающую в себе полноту положительного права и единую верховную власть, трактует Соловьев государство. Речь у него идет о "правовом государстве" [ Соловьев В. С. Нравственность и право. С. 95.] с тремя различными властями - законодательной, исполнительной и судебной.
В контексте христианских идеалов нравственной солидарности человечества Соловьев подчеркивает "нравственную необходимость государства" и определяет его "как собирательно-организованную жалость" [ Соловьев В. С . Оправдание добра. С. 40.]. Связь права с нравственностью, замечает Соловьев, дает возможность говорить и о " христианском государстве" и в этой связи также и о прогрессивной задаче государства, состоящей в том, чтобы государство "как можно вернее и шире обеспечивало внешние условия для достойного существования и совершенствования людей" [Там же. С. 40-41.].
Таким образом, у Соловьева речь по существу идет не только о правовом, но и о социальном государстве (в его христианско-нравственной трактовке).
5. Н. А. Бердяев
В центре творчества Н. А.Бердяева (1874-1948), одного из крупных русских религиозных философов ХХ в., стояла проблема свободы. Он называл себя "сыном свободы" и подчеркивал: "Я основал свое дело на свободе" [ Бердяев Н.А . Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. С. 254. ].
В своем персоналистическом учении о свободе человека Бердяев отличает личность от индивида . Индивид есть категория натуралистическая, биологическая, социологическая, несвободная, а личность - категория духовная, свободная. "Личность, - подчеркивал Бердяев, - есть свобода и независимость человека в отношении к природе, к обществу, к государству" [ Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии // Бердяев Н. А . Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995. С. 5. ].
Объективный, исторически данный мир рабства и несвободы (общество, государство, закон и т.д.) - это царство Кесаря , которому принципиально противостоит сверхисторическое царство Духа и свободы человека.
В иерархии ценностей ценность личности выше ценности государства. Коллизию между ними Бердяев решает в пользу верховенства личности и ее неотчуждаемых прав с позиций всеобщего и последовательного отрицания суверенитета любой власти в этом мире.
Неотчуждаемые права человека выступают в трактовке Бердяева как форма выражения и существования в земном мире (царстве Кесаря) личной свободы, т.е. трансцендентного (и божественного) феномена из царства Духа. При этом он трактует неотчуждаемые права человека как именно духовные, а не естественные права. "В действительности, - подчеркивает он, - неотъемлемые права человека, устанавливающие границы власти общества над человеком, определяются не природой, а духом. Это духовные права, а не естественные права , природа никаких прав не устанавливает" [Там же. С. 307.].
Под правом в философии Бердяева, таким образом, имеются в виду лишь духовные неотчуждаемые права человека - "субъективные права человеческой личности" [ Бердяев Н. А. О назначении человека. С. 175. ], свобода духа, свобода совести, свобода мысли и слова. Эти неотчуждаемые субъективные права и свободы он называет также "идеальным правом" [Там же. С. 172. ].
Соотношение права и закона в трактовке Бердяева в целом соответствует логике соотношения свободы (свободной личности) и государства и предстает как соотношение "идеального права" (т.е. духовных неотчуждаемых субъективных прав человека) и принудительного закона. Закон так же греховен, как и власть: "принуждающий закон" - "противоположение свободе" [ Бердяев Н. А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 323. ]. В рамках философско-правовых воззрений Бердяева право и закон - непримиримые противоположности, так что возможность правового закона здесь в принципе исключена. Тем более что в учении Бердяева отсутствует понимание правового смысла равенства, его связи со свободой и справедливостью . Напротив, он отвергает равенство и оправдывает неравенство [ Бердяев Н. А . Оправдание неравенства. М., 1990. С. 193, 200. ].
Вместе с тем Бердяев признает поддержку государством "минимума добра и справедливости" [ Бердяев Н. А. О назначении человека. С. 172.], правда, не в силу любви государства к добру, которая ему чужда, а потому, что без такого минимума добра и справедливости наступит хаос, угрожающий силе и устойчивости государства. В таком контексте Бердяев признает, что "и сам принуждающий закон может быть охранением свободы от человеческого произвола" [ Бердяев Н. А . Царство Духа и царство Кесаря. С. 323.]. В этом же русле он признает определенные достоинства правового государства в его соотношении с абсолютистским государством, но тут же добавляет: "Правовое государство - вещь очень относительная... Права и свободы человека безмерно глубже, чем, например, всеобщее избирательное право, парламентский строй и т.п., в них есть священная основа" [ Бердяев Н. А. Философия неравенства. С. 155. См. также: Бердяев Н. А . Государство // Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Л., 1990. С. 290.].
Но эта "священная основа" права из-за своей нестыкуемости с грешным миром не становится и в принципе не может стать (в рамках бердяевского христианского персонализма) реальной основой для земного государства и закона.
1. Общая характеристика
Утвердившаяся в условиях социализма тоталитарная система как тип и форма организации коммунистической партийно-политической власти - это не этатизм , а, напротив, тот крайний антиэтатизм и антиюридизм , который подменил надлежащие государственно-правовые формы и принципы организации и осуществления публичной власти и препятствовал их возникновению.
Диктатура пролетариата (с ее антипарламентаризмом, отсутствием разделения властей, отрицанием прав человека, господством силовых норм и т.д.), согласно марксистско-ленинской доктрине, должна была сохраниться до "полного коммунизма". Другой "государственности" для социализма, кроме партийно-классовой диктатуры, этой доктриной не предусматривалось.
Чтобы освободиться от дискредитированного в условиях сталинского террора понятия "диктатура пролетариата", в начале 60-х годов правящей коммунистической партией было выдвинуто положение о переходе от диктатуры пролетариата к общенародному государству . Однако как само это положение, так и его закрепление в брежневской Конституции 1977 г. носили декларативный характер, поскольку оставались нетронутыми по существу все прежние базисные и надстроечные структуры диктатуры пролетариата во главе с монопольно правящей КПСС.
Эти структуры партийно-политической диктатуры (под названием "административно-командная система") фактически сохраняли свою силу и позиции также и в годы перестройки , пока под напором демократических сил не оказались вынужденными пойти на ряд уступок. Выдвинутое в это время положение о "социалистическом правовом государстве" носило декларативный характер, поскольку реальный демонтаж тоталитарных структур требовал преодоления самого социализма .
Отход от прежней системы был ускорен крахом августовского путча 1991 г. и последовавшим за ним распадом СССР (декабрь 1991 г.) на новые суверенные государства.
Послеавгустовские преобразования в России приобрели качественно новый характер и по существу были уже нацелены на выход за рамки социализма (с общей ориентацией на отношения, институты и нормы, характерные для современных западных стран).
В рамках действовавшей тогда Конституции новые правовые нормы (по существу - антисоциалистические) пришли в столкновение со старыми неправовыми и антиправовыми нормами (с нормами социалистического времени и происхождения).
За такими противоречиями между старыми неправовыми нормами и новыми правовыми нормами Конституции стояла противоположность прокоммунистических и антикоммунистических сил, интересов, идей. Это и сделало невозможным разрешение данных коллизий наличными конституционно-правовыми средствами.
Кризис власти в сентябре-октябре 1993 г. принял конфронтационный характер и вылился в Москве в малую гражданскую войну между сторонниками и противниками советско-социалистической системы. В результате силового решения этого кризиса Россия вступила в постсоветский период своего развития.
В принятой всенародным голосованием 12 декабря 1993 г. первой послесоциалистической Конституции Российской Федерации нашли свое признание и нормативное закрепление все три основных компонента современной правовой государственности - гуманитарно-правовой (закрепление основных прав и свобод человека), нормативно-правовой (конституционно-правовая концепция источников действующего права) и институционально-правовой (система разделения и взаимодействия властей).
Согласно Конституции (ч. 1 ст. 1), "Российская Федерация - Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления". Кроме того, Конституция определяет Российскую Федерацию как "социальное государство" (ч. 1 ст. 7) и как "светское государство" (ч. 1 ст. 14).
Носителем суверенитета и единственным источником власти в Российской Федерации, по Конституции (ч. 1 ст. 3), является ее многонациональный народ. Суверенитет Российской Федерации распространяется на всю ее территорию, а сама российская Конституция и федеральные законы имеют верховенство на всей территории Российской Федерации (ст. 4).
В качестве основ конституционного строя Конституция (в главе 1) закрепляет и целый ряд других принципиальных положений, определяющих новизну общественного и государственно-правового устройства постсоветской России.
Для утверждения начал правовой государственности определяющее значение здесь имеют прежде всего положения Конституции о высшей ценности человека, его прав и свобод (ст. 2), о разделении властей (ст. 10), о прямом действии Конституции и конституционно-правовых характеристиках источников действующего права (ст. 15).
Основы формирования в стране гражданского общества закреплены в конституционных нормах о признании и защите в Российской Федерации равным образом частной, государственной, муниципальной и иных форм собственности (в том числе - на землю и другие природные ресурсы), о едином экономическом пространстве, поддержке конкуренции, свободе экономической деятельности и т.д. (ст. 8, 9).
Основные федеративные черты и свойства российской правовой государственности выражены в конституционных положениях о равноправии субъектов Российской Федерации, равноправии и самоопределении народов в Российской Федерации, о едином гражданстве Российской Федерации, ее государственной целостности и единстве системы государственной власти, о разграничении предметов ведения и полномочий между органами государственной власти Федерации и ее субъектов (ст. 5, 6, 11).
Идеологические и политические характеристики конституционного строя включают в себя признание идеологического и политического многообразия, многопартийности, равенства общественных объединений перед законом (ст. 13).
2. Естественноправовая концепция прав и свобод человека
Новая Конституция Российской Федерации в своей регламентации основных положений постсоветского строя опирается на естественноправовые идеи о прирожденных и неотчуждаемых правах и свободах человека. В утверждение такого подхода Конституция (ст. 2) провозглашает: "Человек, его права и свободы являются высшей ценностью". При этом Конституция (ч. 2 ст. 17) исходит из того, что "основные права и свободы человека неотчуждаемы и принадлежат каждому от рождения".
Присущий Конституции естественноправовой подход по существу означает, что прирожденные и неотчуждаемые права и свободы человека представляют собой исходное правовое начало .
Используемая в Конституции новая для нас естественноправовая конструкция прирожденных прав и свобод человека по существу направлена против ранее господствовавших в советской теории и практике представлений об октроированном (дарованном сверху официальными властями) характере прав людей. Антиэтатический смысл данной конструкции очевиден: основные права и свободы принадлежат каждому по безусловному естественному основанию (в силу природного факта рождения), а не в зависимости от диктуемых государством условий, не по усмотрению, воле и решению властей. И апелляция к прирожденным и неотчуждаемым правам и свободам человека призвана продемонстрировать исходную и безусловную свободу, правомочность и правосубъектность любого индивида в его отношениях со всеми остальными - государством, обществом, другими индивидами.
В Конституции (гл. 2) закреплен широкий круг личных, политических, социальных и экономических прав и свобод человека и гражданина, соответствующий в целом современным международным стандартам и высокому уровню конституционных требований в современных либерально-демократически развитых странах. При этом подчеркивается, что переченьконституционно закрепленных в них прав и свобод не является исчерпывающим и не должен толковаться в ущерб другим правам и свободам человека и гражданина.
3. Конституционная концепция правового закона
Конституционные положения о правах и свободах человека, по логике и смыслу естественноправового типа правопонимания, имеют двоякое значение : эти положения значимы не только в плане закрепления индивидуальной правоспособности и правосубъектности личности, ее субъективных прав и т.д., но (в качестве исходных правовых начал) они имеют одновременно и общеправовое значение и выступают как общеобязательный правовой стандарт и конституционное требование к правовому качеству официальных нормативных актов, к организации и деятельности всех ветвей государственной власти и должностных лиц.
В этом своем общеправовом и общерегулятивном значении конституционные положения о правах и свободах человека и гражданина являются критерием наличия или отсутствия, соблюдения или отрицания права вообще, критерием правового характера действующего законодательства (законов и всех других источников "позитивного права"), правового типа организации и деятельности различных государственных властей и правового характера государства в целом.
В этой связи показательно, что наряду с характеристикой прав и свобод человека в качестве высшей ценности и признанием неотчуждаемого и прирожденного характера основных прав и свобод человека в Конституции одновременно подчеркивается общезначимость и обязательность этих прав и свобод для всего государства в целом: "Признание, соблюдение и защита прав и свобод человека - обязанность государства" (ст. 2).
В Конституции содержится также и ряд других специальных норм, конкретизирующих общеправовое значение прав и свобод человека и гражданина для других компонентов правового государства. Существенное положение об этом содержится в ст. 18, согласно которой права и свободы человека и гражданина "определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием".
Если данная статья в позитивной форме содержит требование правового закона , правового характера (соответствия праву) деятельности всех ветвей государственной власти и органов местного самоуправления, то в другой статье Конституции (ч. 2 ст. 55) содержится прямой запрет антиправового (правонарушающего) закона : "В Российской Федерации не должны издаваться законы, отменяющие или умаляющие права и свободы человека и гражданина". Важная в этом плане норма содержится и в ч. 3 ст. 15 Конституции: "Любые нормативные правовые акты, затрагивающие права, свободы и обязанности человека и гражданина, не могут применяться, если они не опубликованы официально для всеобщего сведения".
Эти конституционные положения относятся не только к нормативно-правовой системе (нормативно-правовому компоненту) правового государства, но и к его институционально-властной системе - ко всем ветвям власти, к их правотворческой, правоприменительной и правозащитной деятельности.
4. Система разделения и взаимодействия властей
Принцип разделения властей закреплен в Конституции (ст. 10) в следующем виде: "Государственная власть в Российской Федерации осуществляется на основе разделения на законодательную, исполнительную и судебную. Органы законодательной, исполнительной и судебной власти самостоятельны".
Дальнейшая конкретизация этих общих положений о разделении властей в соответствующих главах Конституции, определяющих статус и полномочия Президента Российской Федерации (гл. 4), Федерального Собрания (гл. 5), Правительства Российской Федерации (гл. 6), судебной власти (гл. 7), свидетельствует о конституционном закреплении своеобразной российской модели президентской республики.
Существо этого своеобразия состоит в том, что система разделения и взаимодействия властей носит в целом асимметричный и несбалансированный характер - с явным перекосом в пользу полномочий Президента и его доминирующей роли в решении государственных дел, с очевидными слабостями других ветвей власти в их соотношении с президентской властью.
Хотя в соответствии с зафиксированным в ст. 10 Конституции принципом разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную ясно, что президентская власть (вся совокупность конституционных правомочий Президента) - это власть именно исполнительная ,однако по смыслу ряда других статей Конституции президентская власть как бы выносится за рамки данной классической триады и конструируется в виде некой особой власти, возвышающейся над этой привычной триадой.
Так, в Конституции (ч. 1 ст. 11) содержится положение о том, что "государственную власть в Российской Федерации осуществляют Президент Российской Федерации, Федеральное Собрание (Совет Федерации и Государственная Дума), Правительство Российской Федерации, суды Российской Федерации". Здесь уже фигурируют четыре власти . Это представление о четырех властях подкрепляется и другими конституционными положениями, согласно которым Президент "обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти" (ч. 2 ст. 80), а "исполнительную власть Российской Федерации осуществляет Правительство Российской Федерации" (ч. 1 ст. 110).
Неопределенность самой конструкции исполнительной власти (Президент, Правительство) дополняется отсутствием надлежащего баланса в ее отношениях с российским парламентом (Федеральным Собранием), который, по Конституции (ст. 94), является "представительным и законодательным органом Российской Федерации".
В отношениях между президентской и законодательной властями особого внимания заслуживает конкуренция между актами Президента Российской Федерации и федеральными законами. Согласно Конституции (ст. 90), обязательные для исполнения на всей территории Российской Федерации указы и распоряжения Президента Российской Федерации "не должны противоречить Конституции Российской Федерации и федеральным законам". Здесь, отчасти ввиду больших пробелов в законодательстве, явно нарушен принцип иерархии источников действующего права (Конституция - закон - указ и т.д.) в рамках правового государства. Данный принцип требовал иной формулировки, а именно: "Указы и распоряжения Президента Российской Федерации издаются на основании и во исполнение Конституции Российской Федерации и федеральных законов".
Очевидно, что указное законотворчество нарушает прерогативы законодательной власти и девальвирует принцип верховенства закона.
Существенное значение для всей концепции правового государства в целом и его основных компонентов имеют предусмотренные Конституцией формы и процедуры не только общесудебной защиты правопорядка, прав и свобод человека и гражданина, прав и законных интересов физических и юридических лиц в частно-правовых и публично-правовых отношениях, но и специального судебного контроля за правовым и конституционно-правовым качеством действующих нормативных актов, за конституционностью и правовым характером действий (или бездействия) органов государственной власти и должностных лиц.
Так, Конституция (ч. 2 ст. 46) закрепляет такую важную форму судебно-правового контроля общих судов, как обжалование в суд решений и действий (или бездействия) органов государственной власти, органов местного самоуправления, общественных объединений и должностных лиц. Согласно Конституции (ч. 2 ст. 120), суд при рассмотрении конкретных дел проверяет соответствие подзаконных актов закону, и если при этом будет установлено несоответствие между ними, решение должно быть принято в соответствии с законом. Кроме того, суды, по Конституции (ч. 4 ст. 125), вправе обращаться с запросами в Конституционный Суд Российской Федерации о проверке конституционности примененного или подлежащего применению в конкретном деле закона, нарушающего конституционные права и свободы личности.
Широким кругом правомочий в области конституционного контроля за нормативными актами и действиями государственных органов наделен Конституцией (ст. 125) Конституционный Суд Российской Федерации . В сферу осуществляемого им контроля входят: разрешение дел о соответствии Конституции Российской Федерации федеральных законов и иных нормативных актов, разрешение споров о компетенции, проверка по жалобам граждан и запросам судов конституционности закона, нарушающего конституционные права и свободы граждан, толкование Конституции Российской Федерации.
В своей деятельности по осуществлению конституционного контроля Конституционный суд, в силу закрепления в новой Конституции общерегулятивного значения прав и свобод человека, а также признания принципов и норм международного права как составной части правовой системы Российской Федерации, по существу может и вправе руководствоваться не только конкретными правоположениями Конституции, но и общеправовыми принципами . По логике характерного для новой Конституции правового подхода, конституционно-правовой контроль Конституционного Суда - это по своей сути общеправовой контроль . Такое понимание функций Конституционного Суда соответствует и положению Федерального конституционного закона "О Конституционном Суде Российской Федерации" (от 24 июня 1994 г.), согласно которому "Конституционный Суд Российской Федерации решает исключительно вопросы права" (ч. 7 ст. 3), поскольку к праву, по новой Конституции, относится не только " позитивное право ", но и "естественное право " (прирожденные и неотчуждаемые права и свободы человека).
5. Основные направления совершенствования конституционной модели
Конституционная модель российской правовой государственности остается еще не сформированной до конца. Поэтому первоочередной является задача доведения до конца процесса формирования всех конституционных институтов и принятие всех предусмотренных Конституцией федеральных конституционных законов и федеральных законов, словом, завершение конституционной модели российского правового государства на всех уровнях (общефедеральном, на уровне субъектов Федерации и на местном уровне).
Наряду с существенными достоинствами конституционная модель российского правового государства имеет и ряд недостатков. В их числе - несбалансированное разделение властей, отсутствие надлежащей эффективно действующей системы сдержек и противовесов во взаимоотношениях различных властей, раздвоение исполнительной власти (Президент, Правительство) в сочетании с независимостью Правительства от парламента, отсутствие необходимой ясности в распределении полномочий между Федерацией в целом и ее субъектами, отсутствие четкой иерархии источников действующего в стране права, неопределенность статуса прокуратуры (она упомянута в главе о судебной власти, хотя должна быть отнесена к исполнительной власти), внутренняя противоречивость негосударственной концепции местного самоуправления с наделением его рядом государственно-правовых полномочий, чрезмерная жесткость порядка принятия конституционных поправок и т.д.
Стабильность и долгосрочность конституционной модели российского правового государства (наряду с полнотой, завершенностью и внутренней согласованностью этой модели) являются необходимыми условиями ее успешной практической реализации. Ключевая задача в этом плане состоит в том, чтобы, оставаясь в целом в рамках действующей Конституции, доступными конституционными средствами (разумный компромисс различных властей во имя сохранения нынешней Конституции, развитие и укрепление системы и механизма сдержек и противовесов во взаимоотношениях различных властей, соответствующие толкования Конституционного Суда, необходимые поправки к Конституции и т.д.), ввести полномочия Президента в русло и границы исполнительной власти и добиться такого реального баланса трех самостоятельных ветвей власти, который необходим и достаточен для их согласованного действия и нормального функционирования.
6. Конституция и действительность
Провозглашенные в Конституции Российской Федерации правовые начала и требования (в области прав и свобод человека и гражданина, правовой системы, основ гражданского общества, правового государства, федерализма и т.д.) по своему социально-историческому смыслу и содержанию характерны для прочно сложившегося буржуазного либерально-демократического строя.
Отсутствие таких условий в постсоветской России (сегодня и в достаточно долгой перспективе) порождает большой разрыв между соответствующими конституционными положениями и фактически складывающейся действительностью. Избранный курс преобразований (т.н. "разгосударствление" посредством приватизации бывшей социалистической собственности) привел пока что не к капитализму, а к весьма неразвитым, докапиталистическим (добуржуазным) социальным, экономическим, политическим и правовым формам и отношениям.
Причина, по которой мы в результате проводимых реформ неизбежно оказываемся в докапиталистической (можно сказать, неофеодальной ) ситуации, кроется в природе складывающихся у нас общественных и политических отношений, в типе собственности и права. Эта типология предопределена постсоциалистическим огосударствлением собственности, т.е. созданием такой собственности, которая еще не свободна от государственной власти, и такой государственной власти, которая еще не свободна от собственности. В социально-историческом измерении подобная ситуация характерна для феодальной стадии, когда экономические и политические явления и отношения в силу их неразвитости еще не отделились друг от друга и не образовали две различные сферы относительно независимого, самостоятельного бытия. Такой симбиоз власти и собственности, политики и экономики означает, что общественно-политическое целое еще не дозрело до дифференциации на гражданское общество и политическое государство.
Отягощенность формирующейся государственности (на всех уровнях - общефедеральном, региональном, местном) собственностью развязывала мощную и долгосрочную центробежную тенденцию к самостийности и неофеодальному дроблению страны. Утверждению единого государственного суверенитета в России препятствует именно государственная собственность в руках Федерации в целом и ее субъектов. Государство-собственник мешает государству-власти утвердиться в качестве суверенной организации, поскольку суверенитет по своей сути - это организация власти, а не собственности.
Для реально складывающейся ситуации характерны такие типично феодальные явления , как отсутствие в стране единого правового пространства, общего правопорядка и единой законности, девальвация роли закона, бездействие общих правовых принципов и норм, конкуренция источников права, разнобой и противоречия между различными нормативными актами, раздробленность, мозаичность и хаотичность правовой регуляции, корпоративный, "сословно-цеховой" характер различных правомочий и правовых статусов. Вместо декларированных в новой Конституции всеобщих прав человека и гражданина и в противовес принципу всеобщего правового равенства в реальной жизни доминирует дух корпоративизма, действует множество нормативно установленных общефедеральными и региональными властями особых прав-привилегий, специальных правовых режимов, разного рода правовых исключений и льгот - в пользу отдельных лиц, групп, профессий, социальных слоев, территорий и т.д.
Капитализация социализма (оставляя в стороне вопрос о реализуемости такого замысла) - это, по природе своей, конфронтационный путь к праву, собственности и т.д. в силу игнорирования именно тех глубинных причин, совокупность которых учтена и выражена в концепции цивилизма. Именно поэтому данная концепция и позволяет лучше понять силу и слабость сторонников и противников движения от социализма к капитализму, факторы, содействующие и противодействующие такому движению, объективную природу и глубинный смысл современного раскола и борьбы (идеологической, социальной, политической, национальной и т.д.) в стране, обществе, государстве.
Во всех своих проявлениях (объяснительных, программно-ориентирующих, критических, юридико-мировоззренческих и т.д.) концепция цивилизма выступает как теоретическое обоснование и выражение абсолютного смысла категорического императива всей постсоциалистической эпохи - идеи и требования движения к более высокой, чем это было в прошлой истории, ступени правового равенства, свободы и справедливости.
1. Дике и номос: в поисках начал справедливости
Уже во времена "гомеровской Греции" (конец II тысячелетия до н.э.), отображенные в поэмах Гомера (VIII в. до н.э.) "Илиада" и "Одиссея", эллины оперируют, в частности, такими понятиями, как дике (правда, справедливость ), темис (или фемис - обычай, обычное право ), тиме (честь, почетное право-притязание), номос (закон) [Подробнее о формировании и развитии правопонимания в Древней Греции см.: Нерсесянц В.С. Политические учения Древней Греции. М., 1979. ]. Божественная по своей природе справедливость выступала в качестве объективного основания и критерия правового.
Положение о единых корнях и основах справедливости и закона Гесиод (VII в. до н.э.) изображает в своих поэмах "Теогония" и "Труды и дни" следующим образом: Справедливость (Дике) и Благозаконие ( Эвномия ) - две сестры-богини, являющиеся дочерьми верховного олимпийского бога Зевса и богини правосудия Фемиды. Справедливость у Гесиода, как и у Гомера, противопоставляется силе и насилию. Как дочь верховного бога Зевса (олицетворения всего божественно-совершенного) и Фемиды (олицетворения вечного, естественного порядка), Дике охраняет божественную справедливость и карает за отступления от нее.
Порча нравов людей и их отход от божественных справедливых установлений приведет, по словам Гесиода ("Труды и дни", 174-193), к тому, что "правду заменит кулак", "где сила, там будет и право". Такую подмену Гесиод клеймил как извращение представлений о праве и справедливости.
Характеризуя правовые идеи Гесиода, Эрнст Кассирер писал: "Прежде всего благодаря идее права эпос приобрел новый облик. Идея права вдохнула в эпос новую жизнь, она дала ему такой личностный характер, который еще отсутствовал у Гомера" [ Cassirer Ernst. Logos, Dike, Kosmos in der Entwicklung. Gоteborg, 1941. s. 13. ].
Представления о взаимосвязи справедливости и права были развиты дальше в творчестве "семи мудрецов" . В плане углубления рационально-теоретических представлений об объективной природе норм, регулирующих поведение людей, значительный интерес представляют их суждения и краткие изречения (гномы) о необходимости соблюдать определенную "меру" и "середину" во всех делах и поступках. Широкой известностью пользовались, например, такие гномы: "Средняя дорога есть наилучшая" ( Клеобул ), "Ничего сверх меры" (Солон), "Не делай сам того, что ты порицаешь в других" ( Фалес ).
Своим законодательством (594 г. до н.э.) Солон уничтожил долговое рабство, ввел в Афинах умеренную цензовую демократию, пронизанную идеей компромисса знати и демоса, богатых и бедных. В своих эллегиях Солон отмечал, что он провел реформы "властью закона, силу с правом сочетав", что всем он указал "прямую правду" и дал законы "простому со знатным наравне" [См.: Аристотель . Афинская полития. М., 1937. С. 19-21.].
Пифагор и его последователи (VI-V вв. до н.э.) развивали представление о том, что жизнь людей должна быть реформирована и приведена в соответствие с выводами философии о справедливости и праве. При этом они утверждали, что "справедливое состоит в воздаянии другому равным" [См.: Аристотель . Этика. СПб., 1908. С. 91.]. Это определение представляло собой философскую абстракцию и интерпретацию древнего принципа талиона ( "око за око, зуб за зуб" ).
Глубина и новизна пифагорейского взгляда состояла в том, что под понятиями "надлежащая мера" и "соразмерность" они усмотрели известную пропорцию (числовую по своей природе), т.е. некое приравнивание, словом, равенство. Это сыграло важную роль в процессе формирования идей правового равенства.
Глубокая концепция обусловленности полисных законов объективными общемировыми закономерностями была развита Гераклитом (ок. 530-470 гг. до н.э.) [Фрагменты Гераклита приводятся по кн.: Материалисты Древней Греции. М., 1955. С. 39-52.]. Знание о справедливости, законе и т.д. - часть знания о мире вообще, о космосе (как "упорядоченной вселенной", "мировом порядке"). Обусловленность судеб космоса изменяющейся мерой огня - это и есть, по Гераклиту, всеобщая закономерность, тот вечный логос, который лежит в основе всех событий мира. Все в мире совершается согласно этому логосу: через борьбу и по необходимости. Справедливость состоит в том, чтобы следовать всеобщему божественному логосу, без которого у людей не было бы и самого представления о справедливости (дике) [Эрнст Кассирер отмечал, что "дике" означает "порядок права", но для Гераклита "дике" вместе с тем означает "порядок природы", поскольку и право, и природа подчиняются одному и тому же всеобщему правилу: бытие через логос и через дике утверждает (велит) нечто универсальное, возвышающееся над всяким своенравием и любой особенностью индивидуальных представлений и иллюзий. Право тем самым выступает как установление разума, алогос и дике подлежат признанию как "всеобщее и божественное" ( Cassirer Ernst . Op. Cit. S. 10, 21).]. "Имени Правды они бы не знали, если бы этого не было" (В 23).
К идеям Гераклита о разуме как объективной (божественно-космической) основе изменчивых человеческих представлений о правде и справедливости, о логосе как основе номоса (закона) так или иначе восходят все последующие концепции об объективно-разумной природе и сущности права.
2. Демокрит
Согласно Демокриту (ок. 470-366 гг. до н.э.), полис и его законы представляют собой искусственные, человеческие образования, установленные людьми в процессе их естественной, причинно-обусловленной эволюции от стадности к цивилизованной жизни [Русский перевод сохранившихся фрагментов Демокрита см.: Лурье С. Я . Демокрит. Л., 1970. С. 187-382; Материалисты Древней Греции. М., 1955. С. 53-178. ]. Соотношение естественного и искусственного - это соотношение того, что существует "по правде" (т.е. по природе, в истинной действительности), и того, что существует лишь согласно "общему мнению".
Соответствие природе Демокрит расценивает как критерий справедливости в этике, политике, законодательстве. "То, что считается справедливым, - замечает Демокрит, - не есть справедливое: несправедливо же то, что противно природе" [Материалисты Древней Греции. С. 152. ]. С этих по существу естественноправовых позиций Демокрит критиковал полисные порядки и законы, поскольку они выражают лишь "общее мнение", но расходятся с природой. "Предписания законов, - писал Демокрит, - искусственны. По природе же существуют атомы и пустота" [ Лурье С. Я . Указ.соч. С. 373. ]. В этом же контексте противопоставления естественного и искусственного Демокрит утверждал, что "законы - дурное изобретение", поэтому "мудрец не должен повиноваться законам, а жить свободно" [Там же. С. 371. ]. "Жить свободно" здесь означает жить "по природе", "по правде" природы, независимо от "общего мнения" людей и продиктованных им условных и искусственных предписаний.
3. Софисты
Различение естественного и искусственного лежит и в основе учений софистов (V-IV вв.) о полисных законах.
Софисту Протагору (ок. 481-411 гг. до н.э.) принадлежит знаменитое определение человека как "меры всех вещей" ( Платон , Теэтет, 152а). Полис и законы, по Протагору, - не данности природы, а мудрые изобретения. Различение естественного и искусственного и их соотношение в трактовке Протагора имеют тот смысл, что искусственное (полис, законы) - продукт человеческого познания "вещей" (природы вещей), выражение человечески понятой "меры вещей". При этом он с демократических позиций утверждал, что такое познание доступно всем членам полиса, которые в одинаковой мере причастны к человеческим добродетелям (справедливости, рассудительности и благочестию), необходимым для совместной полисной жизни.
Софист Горгий (ок. 483-375 гг. до н.э.) к числу важных достижений человеческой культуры относил и "писаные законы, этих стражей справедливости" [См.: Маковельский А. Софисты. Вып. 1. Баку, 1940. С. 43. ]. Писаный закон - искусное человеческое изобретение, т.е. нечто искусственное. От "писаного закона" Горгий отличал неписаную "справедливость", которую по ценности ставил выше полисного закона и характеризовал как "сущность дел", как "божественный и всеобщий закон" [Там же. С. 34. ].
Софист Гиппий (ок. 460-400 гг. до н.э.) четко противопоставлял природу (фюсис) и закон (номос) [См.: Heinimann F. Nomos und Physis. Basel, 1945. S. 110 u.ff. ]. Обращаясь к своим слушателям-эллинам, гражданам различных полисов, Гиппий говорил: "Люди, собравшиеся здесь! Я считаю, что вы все тут родственники, свойственники и сограждане - по природе, а не по закону: ведь подобное родственно подобному по природе, закон же, властвуя над людьми, принуждает ко многому, что противно природе" (Платон, Протагор, 337). Под требованиями природы (правом по природе) он понимал те неписаные законы, которые "одинаково исполняются в каждой стране" ( Ксенофонт , Воспоминания о Сократе, IV, IV, 19).
Софист Антифонт (ок. 400 г. до н.э.) обосновывал положение о равенстве всех людей по природе: "По природе мы все во всех отношениях равны, притом (одинаково) и варвары, и эллины. (Здесь) уместно обратить внимание на то, что у всех людей нужды от природы одинаковы" [Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 1. М., 1969. С. 321.].
Различая законы полиса и веления природы, Антифонт отдавал явное предпочтение вторым. "Многие (предписания, признаваемые) справедливыми по закону, - утверждал он, - враждебны природе (человека)... Ибо предписания законов произвольны (искусственны), (веления же) природы необходимы. И (сверх того), предписания законов суть результат соглашения (договора людей), а не возникшие сами собой (порождения природы); веления же природы суть самовозникшие (врожденные начала), а не продукт соглашения (людей между собой)" [Там же. С. 320-321.].
Софист Калликл развивал аристократическую концепцию естественного права и с этих позиций критиковал полисные законы. "По-моему, - говорил он, - законы как раз и устанавливают слабосильные, а их большинство. Ради себя и собственной выгоды устанавливают они законы, расточая и похвалы, и порицания" ( Платон , Горгий, 483с). Те, кто составляет большинство, только по своей ничтожности довольствуются долей, равной для всех. По закону же природы, утверждал он, повсюду (среди животных, людей, государств и народов) справедливость состоит в том, что сильный повелевает слабым и стоит выше слабого.
Софист Ликофрон трактовал полис как результат договора людей между собой о совместной жизни. "Да и закон в таком случае оказывается простым договором или, как говорил софист Ликофрон, просто гарантиею личных прав, сделать же граждан добрыми и справедливыми он не в силах" ( Аристотель , Политика, III, 5, 11, 1280а, 33).
Алкидам Элейский (I половина IV в.), ученик Горгия, развивал мысль о том, что по природе все люди равны. Ему приписываются следующие знаменательные слова: "Божество создало всех свободными, а природа никого не сотворила рабом" [См.: Аристотель . Политика. М., 1911. С. 408.].
4. Сократ
В основе философского учения Сократа (469-399 гг. до н.э.) [См.: Нерсесянц В. С. Сократ. М., 1977 (новое изд. - М., 1 996). ] об объективной нравственной природе полиса и его законов лежит рационалистическое представление о том, что "справедливость и всякая другая добродетель есть знание" ( Ксенофонт, Воспоминания о Сократе, III, IX, 5).
И неписаные божественные законы, и писаные человеческие законы имеют в виду, согласно Сократу, одну и ту же справедливость. Смысл своего учения о справедливости он поясняет софистку Гиппию так: "Я лично того мнения, что нежелание несправедливости служит достаточным доказательством справедливости. Но если ты этим не довольствуешься, то, вот, не нравится ли тебе следующее: я утверждаю, что то, что законно, то и справедливо" ( Ксенофонт , Воспоминания о Сократе, IV, IV, 12). С господством разумных и справедливых законов Сократ связывал саму возможность полисной свободы - "прекрасного и величественного достояния как для человека, так и для государства" ( Ксенофонт , Воспоминания о Сократе, IV, V, 2).
Обсуждение нравственной и правовой проблематики Сократ поднял на уровень логических дефиниций и понятий, заложив тем самым начало собственно теоретического исследования в данной области. В этом плане Платон и Аристотель - прямые продолжатели общефилософских и философско-правовых достижений Сократа.
5. Платон
В философии Платона (427-347 гг. до н.э.) "истинное бытие - это некие умопостигаемые и бестелесные идеи" ( Платон , Софист, 246b).
Идея - образ и сущность вещи, определяющее ее первоначало и принцип. Мир идей - смыслообразующий контекст мира вещей и явлений. Там, где речь идет о разумном (соответствующем истинному бытию и божественным первообразцам) упорядочении земного мира явлений и отношений (например, полисной жизни, законов и т.д.), - идея выступает не только как онтологическая основа и первопричина мира явлений, но и как руководящий принцип, стандарт и образец (парадигма) его организации.
Идеальное государство и разумные, справедливые законы трактуются Платоном как реализация идей и максимально возможное воплощение мира идей в земной, политической и правовой жизни [См.: Нерсесянц В.С . Платон. М., 198 4. ].
Справедливость как идея и как сущность полиса и его законов состоит в том, чтобы каждое начало (каждое сословие и каждый член государства) занималось своим делом и не вмешивалось в чужие дела. Характеризуя справедливость в идеальном государстве, Платон писал: "Заниматься каждому своим делом это, пожалуй, и будет справедливостью"; "справедливость состоит в том, чтобы каждый имел свое и исполнял тоже свое" (Государство, 433 b, е). Справедливость требует, "чтобы никто не захватывал чужого и не лишался своего" (Государство, 433 е).
Эти характеристики и свойства справедливости (dikaiosyne) и права (dikaion) определяют смысл платоновского понимания естественного права [Известный немецкий исследователь естественноправовых концепций Г. Райнер, характеризующий принцип "каждому - свое" в качестве основного положения естественного права, подчеркивает связь этого принципа с платоновским определением права, согласно которому "каждый имеет свое" . Соответствующие суждения Платона (Государство, 433 е) о справедливости и праве в переводе Г. Райнера с учетом терминологии оригинала звучат так: "Право (dikaion) и справедливость (dikaiosyne) состоят в том, что каждый имеет и делает свое так, чтобы никто не имел чужого и не лишался своего" (См.: Reiner H . Die Hauptgrundlagen der fundamentalsten Normen des Narurrechts. Basel, 1976. S. 2).
] в его различении с полисным законом. Однако это различение естественного права и полисного закона Платон, как и Сократ, трактует не в плане их противопоставления и разрыва, а для раскрытия объективных (в конечном счете - божественных, разумных, идеальных) корней полисных законов.
Справедливость, согласно Платону, предполагает "надлежащую меру", определенное равенство. При этом он (со ссылкой на Сократа) различает два вида равенства: "геометрическое равенство" (равенство по достоинству и добродетелям) и "арифметическое равенство" ("равенство меры, веса и числа"). Поясняя смысл такого различения, Платон замечает, что "для неравных равное стало бы неравным, если бы не соблюдалась надлежащая мера"(Законы, 757а). "Геометрическое равенство" - это "самое истинное и наилучшее равенство": "большему оно уделяет больше, меньшему - меньше, каждому даря то, что соразмерно его природе" (Законы, 757 b,с).
Взаимосвязь и единство полиса и законов является существенным принципом всей политической философии Платона. "Я вижу, - писал Платон, - близкую гибель того государства, где закон не имеет силы и находится под чьей-либо властью. Там же, где закон - владыка над правителями, а они - его рабы, я усматриваю спасение государства и все блага, какие только могут даровать государствам боги" (Законы, 715 d) [В свете платоновской характеристики различных форм правления в зависимости от того, какая роль отводится в них закону, Эрнст Кассирер справедливо отмечал взаимосвязь закона и политической свободы в концепции Платона. "Закон, - писал Кассирер, - является единственным подлинным выразителем свободы. Таковы образ мыслей Платона о государстве и сумма его политической мудрости". - Cassirer Ernst. Op. cit. S. 22.].
Государство, конструируемое Платоном в "Законах", как раз и относится к тем, где и правителям предписаны законы - "эти определения разума" (Законы, 713 е).
Весьма высоко ставил Платон науку о законах, считая не случайным созвучие божественного и чудесного закона (nomos) и ума (noys). "Ведь из всех наук, - отмечал Платон, - более всего совершенствует человека, ими занимающегося, наука о законах" (Законы, 957 с). В этой связи он настойчиво рекомендует изучать сочинения о праве.
6. Аристотель
Аристотель (384-322 гг. до н.э.) предпринял попытку всесторонней разработки науки о политике, которая включает в себя также учение о праве и законе как формах политической справедливости.
Аристотель (Этика, V, 2) пишет: "Итак, понятие "справедливость" означает в одно и то же время как законное, так и равномерное, а несправедливость - противозаконное и неравномерное (отношение к людям)". В процессе анализа справедливости как некоторой равномерности он различает справедливость распределяющую и справедливость уравнивающую.
Распределяющая справедливость - это проявление справедливости при распределении власти, почести, выплат и т.п. "по достоинству" (Этика, V, 6). Уравнивающая справедливость действует в сфере обмена и "проявляется в уравнивании того, что составляет предмет обмена " (Этика, V, 5). Этот вид справедливости применяется в области гражданско-правовых сделок, возмещения вреда, преступления и наказания.
Политическая справедливость , согласно Аристотелю, возможна лишь между свободными и равными людьми и представляет собой принцип политической формы властвования (в отличие от деспотизма, где отсутствуют политические и правовые формы власти).
Трактуя политическую справедливость как политическое право, Аристотель поясняет: "Не должно ускользнуть от нашего внимания то обстоятельство, что искомое нами понятие состоит как в справедливости вообще, так и в политической справедливости (праве). Последнее же имеет место между людьми, принадлежащими к одному общению, и имеет целью самоудовлетворенность их, притом между людьми свободными и равными, равными в смысле или пропорциональности, или числа вообще. Люди, не находящиеся в подобных отношениях, не могут и иметь относительно друг друга политической справедливости (прав), но имеют некоторого рода справедливость, названную так по сходству с предшествующим видом. Те люди имеют права, для которых существует закон, определяющий их отношения; закон же предполагает преступление, суд - распределение правды и неправды" (Этика, V, 10).
Право в целом как явление политическое Аристотель называет "политическим правом". Это, в частности, означает отсутствие права вообще в неполитических (деспотических) формах общения, общественного устройства и правления. Как естественное, так и условное (установленное людьми, волеустановленное) право - явления политические и носят политический характер. "Что касается политического права, - пишет Аристотель (Этика, V, 10), - то оно частью естественное, частью условное. Естественное право - то, которое везде имеет одинаковое значение и не зависит от признания или непризнания его. Условное право то, которое первоначально могло быть без существенного различия таким или иным, но раз оно определено (это безразличие прекращается), и есть разница, выкупить ли пленника за одну мину, и принести ли в жертву одну козу, а не двух баранов. Сюда же относятся законоположения, даваемые для отдельных единичных случаев, например, касательно жертвоприношения Бразиду, законоположения, получающие силу путем голосования". Условное (человеческое) право, как и формы политического устройства, не повсюду одинаковы, "хотя лучшее от природы одно" (Этика, V, 10).
Та часть политического права, которую Аристотель называет естественным правом [Исследователь правовых взглядов Аристотеля В. Зигфрид следующим образом характеризует его естественноправовые представления: "По-моему, высшее и всеобщее положение естественного права весьма сжато гласит: каждому - свое, надлежащее... Второе основное положение, представляющее собой форму применения первого, гласит: равным - равное, неравным (соответственно)неравное". - Siegfried W . Der Rechtsgedanke bei Aristoteles. Zurich, 1947. S. 64-65.], естественна прежде всего потому, что она политична, адекватна политической природе человека и выражает вытекающие отсюда требования и представления о политической справедливости в человеческих взаимоотношениях.
Существенным составным моментом политического качества закона является его соответствие политической справедливости, праву. "Всякий закон, - пишет он (Политика, I, 2, 18, 1255а, 19), - в основе предполагает своего рода право". Несправедливость же закона означает отход от политической формы власти к деспотическому насилию. "Не может быть делом закона, - подчеркивает Аристотель (Политика, VII, 2, 4, 1324в, 11), - властвование не только по праву, но и вопреки праву; стремление же к насильственному подчинению, конечно, противоречит идее права".
Раскрытая в учении Аристотеля принципиальная общность политических и правовых форм и явлений, противопоставляемых деспотизму, свидетельствует о его правовом понимании и толковании государства [В этой связи В. Зигфрид отмечает: "В наше время мы говорим об идеале правового государства. До некоторой степени соответствующее этому выражение у Аристотеля звучит: эвномия (благозаконие)". Об аристотелевской трактовке деспотизма он пишет: "Деспотический (тиранический) означает неограниченный, неогражденный естественным или позитивным порядком; видимо, мы можем использовать здесь современное слово: тоталитарный". - Siegfried W. Op. Cit. S. 47, 68.]. Политическое правление - это, по Аристотелю, правление законов, а не людей. При этом речь идет о разумных законах, выражающих требования политической справедливости, т.е. естественного права [В разумности закона присутствует момент верного выражения в нем требований естественного права. "Что естественное право - разумное право, - пишет В. Зигфрид, - это очевидно уже потому, что их совпадение само собой разумеется для Аристотеля, хотя он, насколько мне известно, нигде этого четко не высказывает, природа - высшая норма для правильного, разум - высшая инстанция, чтобы сообщить нам, в чем это правильное состоит". - Siegfried W. Op. Cit. S. 63.].
7. Эпикур
В философии Эпикура (341-270 гг. до н.э.) право и государство трактуются как результат соответствующего требованиям природы (естественному праву) договора людей между собой об их общей пользе и взаимной безопасности. "Справедливость, происходящая от природы, - писал он, - есть договор о полезном - с целью не вредить друг другу и не терпеть вреда" [Материалисты Древней Греции. С. 217. ].
Договорный характер справедливости он поясняет так: "Справедливость сама по себе не есть нечто, но в сношениях людей друг с другом в каких бы то ни было местах всегда есть некоторый договор о том, чтобы не вредить и не терпеть вреда... В общем справедливость для всех одна и та же, потому что она есть нечто полезное в сношениях людей друг с другом" [Там же. ].
Для каждого места и времени есть свое "естественное представление о справедливости" [Там же. С. 218.], но общим для всех этих изменчивых представлений является то, что все они суть выразители и носители общего согласия о пользе. "Из числа действий, признанных справедливыми, - замечает Эпикур, - то, полезность которого подтверждается в потребностях взаимного общения людей, заключает в себе залог справедливости, будет ли оно одно и то же для всех или не одно и то же. А если кто издаст закон, но он не окажется идущим на пользу взаимного общения людей, то он уже не имеет природы справедливости. Даже если полезность, заключающаяся в справедливости, меняется (исчезает), но в течение некоторого времени бывает согласна с естественным представлением о справедливости, то в течение того времени она нисколько не менее бывает справедливой в глазах тех, кто не смущает себя пустыми звуками (словами), а смотрит на факты" [Там же. С. 217 -218.].
Таким образом, в концепции Эпикура "справедливость" в ее соотношении с законом - представляет собой естественное право с изменяющимся (в зависимости от места, времени и обстоятельств) содержанием, каковым является изменчивая общая польза взаимного общения. Законы, соответствующие справедливости, выступают как средство ограждения и защиты "мудрых" от "толпы", как публичная гарантия свободы, безопасности и автономии индивида. "Законы, - говорит Эпикур, - изданы ради мудрых - не для того, чтобы они не делали зла, а для того, чтобы им не делали зла" [Там же. С. 235. ].
Эпикуровская договорная трактовка государства и права подразумевает равенство, свободу и независимость членов договорного общения и по существу является исторически первой философско-правовой концепцией либерализма и либерального индивидуализма.
8. Стоики
Различные варианты в целом фаталистической концепции универсального естественного права развивали древнегреческие и древнеримские стоики.
Судьба как управляющее и господствующее начало (hegemonikon) - это, согласно стоикам, одновременно "разум мироздания, или закон всего сущего в мироздании, управляемом провидением, или разум, сообразно с которым ставшее стало, становящееся становится и предстоящее станет" [Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 1. М., 1969. С. 490. ]. Судьба здесь выступает в качестве такого "естественного закона" ("общего закона"), который имеет в то же время божественный характер и смысл. Согласно основателю стоицизма Зенону , "естественный закон божествен и обладает силой, повелевающей (делать) правильное и запрещающей противоположное" [Там же. С. 490. ].
Основное естественноправовое требование стоицизма - жить в согласии с природой, с требованиями естественного (общего) закона мироздания. В данной связи стоик Хрисипп писал: "Поэтому (высшая) цель - жить в согласии с природой - согласно своей природе и общей природе, ничего не делая такого, что запрещается общим законом, а именно правильным разумом, проникающим все; он же присущ и Зевсу, устроителю и управителю всего сущего" [Там же. С. 493. ].
Опираясь на представления об универсальном характере естественного закона (и, соответственно, - справедливости по природе), греческие стоики Зенон и Хрисипп в своих сочинениях о государстве, а вслед за ними и их римские последователи (Сенека, Марк Аврелий, Эпиктет) обосновывали космополитические идеи о том, что все люди (по своей природе и по закону мироздания в целом) - граждане единого мирового государства и что человек - гражданин вселенной. "Весьма удивительно, - писал Плутарх по поводу этих идей стоиков, - что главное в форме правления, которую описал Зенон, положивший начало школе стоиков, состоит не в том, что мы обитаем в городах и областях и отличаемся своими особыми законами и правами, а в том, что мы рассматриваем всех людей как своих сограждан, что жизнь одна подобно тому, как мироздание одно. Это как бы стадо, которое пасется на общих пастбищах согласно общему закону" [Там же. С. 503.].
В свете естественноправовых представлений стоиков рабство не имеет оправдания, поскольку оно противоречит общему закону и мировому согражданству людей.
Вселенная , согласно Сенеке, - это естественное государство со своим естественным правом , признание которых - дело необходимое и разумное. Членами этого государства по закону природы являются все люди, независимо от того, признают они это или нет. Что же касается отдельных государственных образований и их законов, то они случайны и значимы не для всего человеческого рода, а лишь для ограниченного числа людей. "Мы, - писал Сенека, - должны представить в воображении своем два государства: одно - которое включает в себя богов и людей; в нем взор наш не ограничен тем или иным уголком земли, границы нашего государства мы измеряем движением солнца; другое - это то, к которому нас приписала случайность. Это второе может быть афинским или карфагенским или связано еще с каким-либо городом; оно касается не всех людей, а только одной определенной группы их. Есть такие люди, которые в одно и то же время служат и большому, и малому государству, есть такие, которые служат только большому, и такие, которые служат только малому" [Там же. С. 507.]. Этически ценным и безусловным, согласно концепции Сенеки, является "большое государство".
Исходя из представлений о естественном праве как общеобязательном и равном для всех мировом законе, Сенека наиболее последовательно среди стоиков отстаивал идею духовной свободы и равенства всех людей, включая сюда и рабов.
Сходные представления развивал Эпиктет , отстаивавший следующий естественноправовой принцип : "чего не желаешь себе, не желай и другим" [Там же. С. 519.].
Стоик Марк Аврелий Антонин (в 161-180 гг. - римский император) развивал представление о "государстве с равным для всех законом, управляемом согласно равенству и равноправию всех, и царстве, превыше всего чтущем свободу подданных" [Там же.].
9. Цицерон
С позиций естественного права разработано философское учение Цицерона (106-43 гг. до н.э.) о праве, законе и государстве.
В основе права, согласно Цицерону, лежит присущая природе справедливость . Он дает такое развернутое определение естественного права : "Истинный закон - это разумное положение, соответствующее природе, распространяющееся на всех людей, постоянное, вечное, которое призывает к исполнению долга, приказывая, запрещая, от преступления отпугивает, оно, однако, ничего, когда это не нужно, не приказывает честным людям и не запрещает им и не воздействует на бесчестных, приказывая им что-либо или запрещая. Предлагать полную или частичную отмену такого закона - кощунство; сколько-нибудь ограничить его действие не дозволено; отменить его полностью невозможно, и мы ни постановлением сената, ни постановлением народа освободиться от этого закона не можем" (О государстве, III, XXII, 33).
Этот "истинный закон" - один и тот же везде и всегда, и "на все народы в любое время будет распространяться один извечный и неизменный закон, причем будет один общий как бы наставник и повелитель всех людей - бог, создатель, судья, автор закона" (О государстве, III, XXII, 33).
Существо и смысл справедливости Цицерон видит в том, что "она воздает каждому свое и сохраняет равенство между ними" (О государстве, III, VII, 10). Справедливость требует не вредить другим и не нарушать чужую собственность. "Первое требование справедливости, - пишет он, - состоит в том, чтобы никто никому не вредил, если только не будет спровоцирован на это несправедливостью, а затем, чтобы все пользовались общей собственностью как общей, а частной - как своей" (Об обязанностях, I, 20).
Естественное право (высший, истинный закон), согласно Цицерону, возникло "раньше, чем какой бы то ни было писаный закон, вернее, раньше, чем какое-либо государство вообще было основано" (О законах, II, 19). Само государство (как "общий правопорядок") с его законами является воплощением того, что по природе есть справедливость и право.
Право устанавливается природой, а не человеческими решениями и постановлениями. "Если бы права устанавливались повелениями народов, решениями первенствующих людей, приговорами судей, - пишет Цицерон, - то существовало бы право разбойничать, право прелюбодействовать, право предъявлять подложные завещания, - если бы права эти могли получать одобрение голосованием или решением толпы" (О законах, I, 43).
Соответствие или несоответствие человеческих законов природе (и естественному праву) выступает как критерий и мерило их справедливости или несправедливости. В качестве примера законов, противоречащих справедливости и праву, Цицерон отмечает, в частности, законы тридцати тиранов, правивших в Афинах в 404-403 гг. до н.э., а также римский Закон 82 г. до н.э., согласно которому Сулле предоставлялись неограниченные полномочия, включая право жизни и смерти по отношению к римским гражданам. Подобные несправедливые законы, как и многие другие "пагубные постановления народов", по словам Цицерона, "заслуживают названия закона не больше, чем решения, с общего согласия принятые разбойниками" (О законах, II, 13).
10. Римские юристы
Значительным достижением древнеримской правовой мысли было создание самостоятельной науки - юриспруденции , которая наряду с учением о праве включает в себя и правовое учение о государстве.
Важное значение в этой связи имело деление права на публичное и частное право. Согласно Ульпиану (Д.1.1.1.3.), публичное право "относится к положению римского государства", а частное право "относится к пользе отдельных лиц". Частное право, в свою очередь, включало в себя следующие три части: естественное право (ius naturae, ius naturale), право народов (ius gentium) и цивильное право (ius civile).
К естественному праву относились все значимые с точки зрения права предписания природы. Ульпиан (Д.1.1.1.3) писал: "Естественное право - это то, которому природа научила все живое: ибо это право присуще не только человеческому роду, но и всем животным, которые рождаются на земле и в море, и птицам". К институтам естественного права Ульпиан (там же) относит, в частности, брак и воспитание детей, отмечая, что "и животные, даже дикие, обладают знанием этого права".
Право народов римские юристы понимали как такое право, которым "пользуются народы человечества; можно легко понять его отличие от естественного права: последнее является общим для всех животных, а первое - лишь для людей (в их отношениях) между собой" (Ульпиан - Д.1.1.1.4). Право народов, таким образом, трактуется Ульпианом как часть естественного права.
Под цивильным правом как частью частного права понималось собственно римское право. "Цивильное право, - поясняет Ульпиан (Д.1.1.6), - не отделяется всецело от естественного права или от права народов и не во всем придерживается его; если мы что-либо прибавляем к общему праву или что-нибудь из него исключаем, то мы создаем собственное, т.е. цивильное, право. Это наше право состоит или из писаного (права), или из неписаного".
Естественное право, согласно правопониманию римских юристов, воплощало требования справедливости и в целом выражало ту основополагающую идею, что право вообще справедливо. "Слово "право", - писал юрист Павел, - употребляется в нескольких смыслах: во-первых, "право" означает то, что всегда является справедливым и добрым - каково естественное право" (Д.1.1.11). "По естественному праву все рождаются свободными" (Ульпиан - Д.1.1.4). Рабство же и освобождение от рабства, а также деление людей на свободных, рабов и вольноотпущенников, согласно трактовке римских юристов, введены по праву народов (Д.1.1.4).
Характеристика права как справедливости и добра восходит к знаменитому юристу I в. н.э. Цельсу . В этой связи Ульпиан (Д.1.1.1) писал: "Занимающемуся правом следует сначала выяснить, откуда пришло наименование права (ius). Оно восходит к справедливости (iustitia): ведь, как элегантно определяет Цельс, ius est ars boni et aequi" ("право есть искусство добра и равенства"). Противоположность между справедливым и несправедливым правом в римской юриспруденции выражалась путем противопоставления aequum ius (эквивалентного, равного права) ius iniquum (праву неэквивалентному, неравному).
Aequitas как принцип правовой справедливости играла роль руководящей идеи при интерпретации норм позитивного права и во многих случаях по существу дополняла нормы действовавшего права, восполняла пробелы в позитивном праве.
1. Фома Аквинский
С позиций христианской теологии оригинальная философско-правовая концепция была разработана Фомой Аквинским (1226-1274 гг.), с чьим именем связано влиятельное до настоящего времени идейное течение - томизм (в обновленном виде - неотомизм ). Его философско-правовые воззрения изложены в трактатах "Сумма теологии", "О правлении государей", а также в комментариях к "Политике" и "Этике" Аристотеля [См. подробнее: Редкин П. Г . Энциклопедия юридических и политических наук. СПб., 1872/1873. С. 809-858; История политических и правовых учений. Средние века и Возрождение. М., 1986. С. 27-39; Боргош Ю. Фома Аквинский. М., 1975; Антология мировой философии. Т. 1. Ч. 2. М., 1969. С. 823-862; Das Naturrecht in der politischen Theorie. Wien, 1963. ].
В его концепции соотношения закона и права под законом в самом общем виде имеется в виду известное правило и мерило действий, которым кто-либо побуждается к действию или воздерживается от него. Более конкретно он определяет закон следующим образом: "Закон есть известное установление разума для общего блага, обнародованное теми, кто имеет попечение об обществе" (Сумма теологии, I, q. 90).
Фома дает следующую классификацию законов: 1) вечный закон (lex aeterna), 2) естественный закон (lex naturalis), 3) человеческий закон (lex humana) и 4) божественный закон (lex divina).
Вечный закон представляет собой всеобщий закон миропорядка, выражающий божественный разум в качестве верховного общемирового направляющего начала, абсолютного правила и принципа, который управляет всеобщей связью явлений в мироздании (включая естественные и общественные процессы) и обеспечивает их целенаправленное развитие.
Вечный закон как закон всеобщий является источником всех других законов, носящих более частный характер. Непосредственным проявлением этого закона выступает естественный закон , согласно которому вся богосотворенная природа и природные существа (в том числе и человек), в силу прирожденно присущих им свойств, движутся к реализации целей, предопределенных и обусловленных правилами (т.е. законом) их природы.
Смысл естественного закона для человека как особого существа, одаренного богом душой и разумом (прирожденным, естественным светом разумения и познания), состоит в том, что человек по самой своей природе наделен способностью различать добро и зло, причастен к добру и склонен к действиям и поступкам свободной воли, направленной к осуществлению добра как цели. Это означает, что в сфере практического поведения человека (в области практического разума, требующего делать добро и избегать зла) действуют правила и веления, естественно определяющие порядок человеческих взаимоотношений в силу прирожденных влечений, инстинктов и склонностей человека (к самосохранению, браку и деторождению, к общежитию, богопознанию, уважению достоинства каждого человека и т.д.).
Человеческий закон в трактовке Фомы - это положительный закон, снабженный принудительной санкцией против его нарушений. Совершенные и добродетельные люди, замечает он, могут обходиться и без человеческого закона, для них достаточно и естественного закона. Но чтобы обезвредить людей порочных и неподдающихся убеждениям и наставлениям, необходимы страх наказания и принуждение.
Человеческим (положительным) законом, согласно учению Фомы, являются только те человеческие установления, которые соответствуют естественному закону (велениям физической и нравственной природы человека), иначе эти установления - не закон, а лишь искажение закона и отклонение от него. С этим связано отличие справедливого человеческого (позитивного) закона от несправедливого.
Фома различает два вида несправедливых законов . Несправедливые законы первого вида (в них отсутствуют те или иные обязательные признаки закона, например, вместо общего блага имеют место частное благо законодателя, превышение им своих правомочий и т.д.), хотя и не обязательны для подданных, но их соблюдение не запрещается в видах общего спокойствия и нежелательности культивировать привычку не соблюдать закон.
Ко второму виду несправедливых законов относятся те, что противоречат естественному и божественному законам. Такие законы не только не обязательны, но и не должны соблюдаться и исполняться.
Под божественным законом имеется в виду закон (правила исповедания), данный людям в божественном откровении (в Ветхом и Новом завете).
Свою трактовку законов Фома дополняет учением о праве.
Право (ius) - это, согласно Фоме, действие справедливости (iustitia) в божественном порядке человеческого общежития. Справедливость - одна из этических добродетелей, которая состоит в воздаянии каждому своего, ему принадлежащего. Фома, следуя Ульпиану, характеризует справедливость как неизменную и постоянную волю предоставлять каждому свое. Разделяет он и учение Аристотеля о двух видах справедливости - уравнивающей и распределяющей.
В соответствии с этим право (понимаемое также как праведное и справедливое) характеризуется Фомой как известное действие, уравненное в отношении к другому человеку в силу определенного способа уравнения . При уравнении по природе вещей речь идет о естественном праве (ius naturae), при уравнении по человеческому волеустановлению - о цивильном, позитивном праве (ius civile) . Право, устанавливаемое человеческой волей (или человеческим законом), Фома называет также человеческим правом (ius humanum).
В целом, согласно трактовке Фомы, получается, что человеческий закон, только соответствуя естественному закону и божественному закону, а также требованиям естественного права, может выступить в качестве надлежащего (закономерного и правомерного) источника позитивного (человеческого, цивильного) права.
2. Средневековые юристы
В общетеоретическом плане правопонимание средневековых юристов находилось во многом под влиянием идей и положений римской юриспруденции [ Стоянов А. Методы разработки положительного права и общественное значение юристов от глоссаторов до конца XVIII столетия. Харьков, 1862. С. 250-251.].
Так, юристы Павийской школы (Х-ХI вв.) трактовали aequitas в качестве верховного критерия всякого права. "Понятие aequitas при этом отождествляется с понятием ius naturale и таким образом юриспруденция этого времени, по своему общему и основному направлению, является предшественницей естественноправовой школы позднейшей эпохи" [ Покровский И. А . История римского права. Петроград, 1918. С. 191-192. ].
На смену данному направлению в дальнейшем (конец XI - середина XIII в.) приходит школа глоссаторов (или экзегетов), представители которой (Ирнерий, Булгар, Ацо и др.) стали уделять основное внимание толкованию (т.е. экзегезе, глоссаторской деятельности) самого текста источников римского права, особенно Дигест.
Глоссаторы внесли заметный вклад в разработку позитивного права, в формирование и развитие юридико-догматического метода трактовки действующего законодательства. Конфликт между справедливостью (aequitas) и позитивным правом глоссаторы решали в пользу официального законодательства, и в этом смысле они были законниками, стоящими у истоков европейского средневекового легизма.
Постглоссаторы (или комментаторы), занявшие доминирующие позиции в юриспруденции в XIII-XV вв., основное внимание стали уделять комментированию самих глосс. Представители этой школы (Раванис, Луллий, Бартолус, Балдус и др.) вновь обращаются к идеям естественного права и соответствующим учениям римских юристов и других своих предшественников. Естественное право при этом они трактуют как вечное, разумное право, выводимое из природы вещей, соответствие которому выступает в качестве критерия для признания тех или иных норм позитивного права (норм законодательства и обычного права).
Целый ряд основных положений этой школы сформулировал ее видный представитель Раймунд Луллий (1234-1315 гг.). Излагая приемы своего нового подхода к праву и своего понимания "юридического искусства", Луллий формулирует, в частности, следующие требования: "reducere ius naturale ad syllogysmum" ("редуцировать естественное право в силлогизм"); "ius positivum ad ius naturale reducatur et cum ipso concordet" (" позитивное право редуцировать к праву естественному и согласовать с ним") [ Стоянов А . Указ. соч. С. 11. ].
Соотношение права и закона решается Луллием так, чтобы признание примата естественного права над правом позитивным сочеталось с поисками согласия и соответствия между ними. "Юрист, - писал он, - обязан исследовать, справедлив или ложен закон писаный. Если он найдет его справедливым, то должен вывести из него верные заключения. Если же найдет его ложным, то не должен только им пользоваться, не порицая его и не разглашая о нем, чтобы не повлечь позора на старших" (т.е. законодателей) [См. там же.].
Сходные представления о характере соотношения естественного и позитивного права развивал и Балдус , утверждавший, что естественное право сильнее, чем принципат, власть государя ("potius estius naturale quam principatus") [См.: Покровский И. А . Указ. соч. С. 198.].
С начала XVI в. в юриспруденции влияние школы постглоссаторов заметно ослабевает. В это время возникает так называемая гуманистическая школа (гуманистическое направление в юриспруденции). Для юристов данного направления (Будаус, Альциатус, Цазий, Куяций, Донелл, Дуарен и др.) право - это прежде всего право позитивное, законодательство. Юристы XVI в. по преимуществу являются легистами , выступающими против феодальной раздробленности, за централизацию государственной власти, единое светское законодательство, кодификацию действующего позитивного права. Подобный легизм , наряду с защитой абсолютной власти королей, включал в себя в творчестве ряда юристов и идею законности и легализма в более широком смысле (идею всеобщей свободы, равенства всех перед законом, критику крепостной зависимости как антиправового явления и т.д.). Характерна в этой связи, в частности, антикрепостническая позиция известного французского юриста Бомануара , утверждавшего, что "каждый человек свободен" [См.: Стоянов А . Указ. соч. С. 35. ] , и стремившегося к реализации данной идеи в своих юридических положениях и построениях.
Сосредоточение внимания юристов названного направления на позитивном праве вместе с тем не сопровождалось полным отрицанием естественноправовых идей и представлений. Так, Донелл характеризовал естественное право и право народов в качестве лучших частей римского права и признавал их универсальное значение [См. там же. С. 72. ].
Концепции правопонимания средневековых юристов (естественноправового и легистского профиля) заметно углубили разработку проблем различения и соотношения права и закона и в дальнейшем сыграли значительную роль в процессе формирования философии права и юридической науки Нового времени.
1. Гроций
Гуго Гроций (1583-1645) - один из ранних творцов "юридического мировоззрения" Нового времени. Он внес огромный вклад в становление современной доктрины международного права, в формирование основ новой рационалистической философии права и государства.
В основе всего подхода Гроция лежит идея справедливости как необходимого признака права. "Ибо право , - замечает он, - здесь означает не что иное, как то, что справедливо, при этом преимущественно в отрицательном, а не в утвердительном смысле, так как право есть то, что не противоречит справедливости. Противоречит же справедливости то, что противно природе существ, обладающих разумом" [ Гроций Г. О праве войны и мира. Три книги, в которых объясняются естественное право и право народов, а также принципы публичного права. М., 1956. С. 68.].
Вслед за Аристотелем Гроций делит право на естественное и волеустановленное . "Наилучшее деление права в принятом значении, - отмечает он, - предложено Аристотелем, согласно которому, с одной стороны, есть право естественное, а с другой - право волеустановленное, которое он называет законным правом, употребляя слово "закон" в более тесном смысле. Иногда же он называет его установленным правом. То же различие встречается у евреев, когда они выражаются точно, называя право естественное "митсвот", а право установленное "кукким", причем первое слово евреи-эллинисты передают греческим словом " справедливость ", а второе - греческим словом "повеление" [Там же. С. 71.].
Естественное право определяется им как "предписание здравого разума" [Там же.].
Внутригосударственное право характеризуется Гроцием как право, которое исходит от гражданской власти. Это - так называемое позитивное право (гражданские законы). Государство при этом определяется как "совершенный союз свободных людей, заключенный ради соблюдения права и общей пользы" [Там же. С. 74. ]. Речь, следовательно, идет о договорной концепции государства . "...Матерью же внутригосударственного права, - пишет он, - является само обязательство, принятое по взаимному соглашению, а так как последнее получает свою силу от естественного права, то природа может слыть как бы прародительницей внутригосударственного права" [Там же. С. 48. ]. Сам принцип соблюдения договоров (в том числе и договора об установлении государства и, следовательно, также государственных законов) диктуется естественным правом, ибо, замечает Гроций, необходимо, чтобы между людьми существовал какой-нибудь порядок взаимных обязательств.
Естественное право выступает у Гроция в качестве необходимой основы для учения о внутригосударственном праве в виде научной системы . Внутригосударственное право изменчиво во времени и различно в разных местах (сообществах). И только благодаря учению о естественном праве, которое образует "естественную, неизменную часть юриспруденции" [Там же. С. 52. ], можно, по мысли Гроция, придать юриспруденции форму и характер научной, собственно теоретической дисциплины.
С естественноправовых позиций Гроций признает право подданных сопротивляться противоправным действиям властей: "все по природе имеют право противиться причинению им насилия" и поэтому "не следует повиноваться приказам власти, противным естественному праву и божественным заповедям" [Там же. С. 159.].
При исследовании права войны и мира Гроций отмечает, что война как таковая не противоречит естественному праву: "по природе каждый является защитником своего права, для чего нам и даны руки" [Там же. С. 50. ]. Не запрещена война также божественными законами и правом народов. Но это вовсе не означает, что все войны справедливы. Различая войны справедливые и несправедливые, Гроций в духе своего юридического подхода к данной проблематике подчеркивает, что "справедливой причиной начала войны может быть не что иное, как правонарушение" [Там же. С. 68. ].
Гроций обосновывал необходимость формирования нового типа мирового сообщества , основанного на рационально-правовых принципах равенства, сотрудничества и взаимности в отношениях между всеми людьми, народами и государствами, на идее единого международного правопорядка , добровольно устанавливаемого и последовательно соблюдаемого суверенными государствами.
2. Фрэнсис Бэкон
С обоснованием новых философско-правовых идей в области теории закона выступил Фрэнсис Бэкон (1561-1626). В его программном произведении "Великое восстановление наук" философско-правовой проблематике посвящен специальный раздел с характерным названием: "Образец трактата о всеобщей справедливости, или об источниках права, в одной главе, в форме афоризмов" [См.: Бэкон Ф. Соч. Т. 1. М., 1971. С. 507-536. Ссылки на положения этого трактата в дальнейшем будут приводиться в самом тексте в виде указания на нумерацию соответствующих афоризмов.].
Проблема "всеобщей справедливости" трактуется Бэконом в плоскости надлежащих качеств позитивного права, его источников и т.д. "В гражданском обществе, - писал он, - господствует или закон, или насилие. Но насилие иногда принимает обличье закона, и иной закон больше говорит о насилии, чем о правовом равенстве. Таким образом, существуют три источника несправедливости: насилие как таковое, злонамеренное коварство, прикрывающееся именем закона, и жесткость самого закона" (Афоризм I).
Бэкон проводит различие между законом по существу (справедливым законом, противостоящим насилию, включающим в себя принцип "правового равенства" и выражающим требования "всеобщей справедливости") и формальным законом (законом лишь по "обличью", форме, названию, словом, несправедливым, насильственным, антиправовым законом). Речь по сути дела идет о различении права и закона [Естественноправовое значение такой бэконовской характеристики закона, как справедливость, отчетливо видно из следующих его слов: "В то же время в высшей степени правильно то, что люди обладают уже от природы некоторыми нравственными понятиями, сформированными под влиянием естественного света и естественных законов, такими, как добродетель, порок, справедливость, несправедливость, зло". - Бэкон Ф. Соч. Т. 1. С. 539. ]. Имея в виду именно справедливые (правовые) законы, Бэкон писал, что "законы - якори государства" (Афоризм XXIII).
Основные требования, которым должен отвечать закон, формулируются так: "Закон можно считать хорошим в том случае, если смысл его точен, если требования его справедливы, если он легко исполним, если он согласуется с формой государства, если он рождает добродетель в гражданах" (Афоризм VII).
В целом бэконовские суждения о свойствах позитивного закона, о том, каким должен быть позитивный закон (и иные источники позитивного права), являются философско-правовой конкретизацией и позитивной экспликацией естественноправовых представлений о должном и справедливом законе.
3. Гоббс
Ярко выраженный этатистский характер присущ философии права и государства Томаса Гоббса (1588-1679).
Существенное значение в учении Гоббса придается принципиальному противопоставлению естественного состояния (состояния войны всех против всех) государству (гражданскому состоянию).
В естественном состоянии нет общей власти, нет закона, нет справедливости. Здесь отсутствуют также собственность, владение, различие между моим и твоим. Каждый в естественном состоянии имеет право на все - в этом и состоят его естественное право и естественная свобода.
Естественное право (ius naturale), по Гоббсу, не следует смешивать с естественным законом (lex naturalis) - предписанием или найденным разумом общим правилом, согласно которому человеку запрещается делать то, что пагубно для его жизни или что лишает его средств к ее сохранению, и упускать то, что он считает наилучшим средством для сохранения жизни. "Следует, - подчеркивал он, - различать между ius и lex, между правом и законом, хотя те, которые пишут по этому предмету, обычно смешивают эти понятия: ибо право состоит в свободе делать или не делать, между тем как закон определяет и обязывает к тому или другому члену этой альтернативы, так что закон и право различаются между собой так же, как обязательство и свобода, которые несовместимы в отношении одной и той же вещи" [ Гоббс Т. Левиафан, или Материя, форма и власть государства церковного и гражданского. М., 1936. С. 115. - Такое противопоставление права и закона отрицает их общность и отвергает саму возможность правового закона как правовой формы признания и защиты свободы людей. ].
Человек - существо разумное, а общее правило и предписание разума, согласно Гоббсу, звучит так: " Всякий человек должен добиваться мира, поскольку у него есть надежда достигнуть его, если же он не может его достигнуть, то он может использовать всякие средства, дающие преимущество на войне" [Там же. С. 118. ]. Первая часть гоббсовской максимы разума выступает как первый и фундаментальный естественный закон: следует искать мира и следовать ему.
Из этого основного естественного закона Гоббс, прибегая к дедукции, выводит целый ряд других естественных законов, конкретизирующих правило поиска гражданского мира между людьми.
Естественные законы неизменны и вечны . Науку о естественных законах Гоббс характеризует как единственную и истинную философию морали в качестве науки о добре и зле в человеческих поступках и в общественной жизни.
Характеризуя процесс договорного образования государства (civitas), Гоббс писал: "Таково рождение того великого Левиафана, или, вернее (выражаясь более почтительно), того смертного бога, которому мы под владычеством бессмертного бога обязаны своим миром и своей защитой. Ибо благодаря полномочиям, данным ему каждым отдельным человеком в государстве, указанный человек или собрание лиц пользуется такой огромной сосредоточенной в нем силой и властью, что внушаемый этой силой и властью страх делает этого человека или это собрание лиц способным направлять волю всех людей к миру внутри и к взаимной помощи против внешнего врага. И в этом человеке или собрании лиц состоит сущность государства, которая может быть определена как единое лицо, ответственным за действия которого сделало себя путем взаимного договора между собой огромное множество людей, с тем чтобы это лицо могло использовать силу и средства всех их так, как оно сочтет это необходимым для их мира и общей защиты" [Там же. С. 146-147.]. Носитель этого лица, суверен, обладает верховной властью по отношению к подданным. "Суверенная власть, - подчеркивает Гоббс, - есть душа государства" [Там же. С. 179.].
Верховная власть в любой форме государства (демократии, аристократии или монархии) носит, по Гоббсу, абсолютный характер : она "так обширна, как только это можно себе представить" [Там же. С. 171. ]. Единственное ограничение суверена состоит в том, что он должен соблюдать естественные законы , за нарушение которых он отвечает только перед богом.
В гражданском (государственном) состоянии речь, собственно, может идти лишь о свободе государства, а не граждан. Цель гражданских законов как раз и состоит в том, чтобы "ограничить свободу отдельных людей" [Там же. С. 210. ]. Свой легистско-этатистский подход к закону Гоббс формулирует в следующих программных словах: "Правовая сила закона состоит только в том, что он является приказанием суверена" [Там же. С. 214. ].
В целом гоббсовская философия права и государства носит антилиберальный и антииндивидуалистический характер. В ней отсутствуют идея правового закона, понимание закона и государства как форм свободы в цивилизованном, гражданском состоянии.
4. Локк
Идеи зарождавшегося либерализма нашли свое последовательное обоснование и защиту в философско-правовом учении Джона Локка (1632-1704).
В естественном (догосударственном) состоянии, согласно Локку, господствует естественный закон, закон природы. В отличие от Гоббса Локк полагает, что и в естественном состоянии человек, преследуя свои интересы и отстаивая свое (свою жизнь, свободу и собственность), стремится не навредить другому [ Локк Д . Избранные философские произведения. Т.2. М., 1960. С. 8. ]. Но имеющихся в этом состоянии неорганизованных индивидуальных средств и форм защиты недостаточно для обеспечения безопасной жизни, неприкосновенности собственности и т.д.
Разумное преодоление недостатков естественного состояния и ведет, по Локку, к общественному договору об учреждении политической власти и государства, причем "великой и главной целью объединения людей в государство и передачи себя под власть правительства" [Там же. С. 72. ] является обеспечение за каждым человеком его естественных прав на собственность - жизнь, свободу и имущество. При этом Локк (в противоположность Гоббсу) утверждает, что по договору об учреждении государства люди не отказываются от своих основных естественных прав, да и сам закон природы (как закон разума) продолжает действовать и в государственном состоянии, определяя тем самым цели, характер и пределы полномочий и деятельности политической власти .
Чтобы политическая власть соответствовала своему договорному назначению и не превратилась в абсолютную и деспотическую силу, сосредоточенную в руках одного лица или органа, необходимо соответствующее разделение властей (на законодательную, исполнительную и федеративную). Причем законодательная власть, обладающая исключительным правом издавать обязательные для всех законы, является, по Локку, верховной, а остальные власти подчинены ей. Особенно настойчиво он подчеркивает недопустимость и опасность сосредоточения в одном органе законодательной и исполнительной властей.
Существенным моментом локковской договорной концепции государства является "доктрина законности сопротивления всяким незаконным проявлениям власти" [Там же. С. 116.]. Законность подобного сопротивления, включая право народа на восстание против деспотической власти, коренится в суверенных правомочиях народа - учредителя государства.
Большое достоинство философско-правового учения Локка состоит в трактовке необходимой внутренней связи между свободой и правом, свободой и законом (естественным и гражданским). Критикуя гоббсовский подход, Локк подчеркивает: "Несмотря на всевозможные лжетолкования, целью закона является не уничтожение и не ограничение, а сохранение и расширение свободы. Ведь во всех состояниях живых существ, способных иметь законы, там, где нет законов, там нет и свободы" [Там же. С. 34. ]. Свое понимание взаимосвязи свободы и закона в государственном состоянии Локк формулирует следующим образом: "Свобода людей, находящихся под властью правительства, заключается в том, чтобы иметь постоянное правило для жизни, общее для каждого в этом обществе и установленное законодательной властью, созданной в нем; это - свобода следовать моему собственному желанию во всех случаях, когда этого не запрещает закон, и не быть зависимым от непостоянной, неопределенной, неизвестной самовластной воли другого человека" [ Монтескье Ш. О духе законов //Избранные произведения. М., 1955. С. 159. ].
Гарантированность свободы в государственном состоянии, по Локку, обеспечивается наличием определенного и общего для всех гражданского закона, компетентного и беспристрастного правосудия и, наконец, властной публичной силы, способной претворять в жизнь справедливые судебные решения.
Законы, издаваемые в государстве верховной (законодательной) властью, должны, согласно учению Локка, соответствовать велениям естественного закона (закона природы), предусмотренным им прирожденным и неотчуждаемым правам и свободам человека.
5. Монтескье
Основной предмет философско-правовых исследований Монтескье (1689-1755) - политическая свобода, необходимыми условиями обеспечения которой являются справедливые законы и надлежащая организация государственности.
Проблематика различения и соотношения права и закона представлена в учении Монтескье не в традиционной форме соотношения естественного права и позитивного права, а в виде соотношения "духа законов" и самих законов (позитивного права). При этом под "духом законов" имеется в виду закономерное (разумное, необходимое) в законах. Опираясь на рационалистические представления о разумной природе человека, природе вещей и т.д., Монтескье стремился постигнуть логику исторически изменчивых позитивных законов, порождающие их факторы и причины.
Характеризуя свой подход, Монтескье писал: "Я начал с изучения людей и нашел, что все бесконечное разнообразие их законов и нравов не вызвано единственно произволом их фантазии. Я установил общие начала и увидел, что частные случаи как бы сами собою подчиняются им, что история каждого народа вытекает из них как следствие и всякий частный закон связан с другим законом или зависит от другого, более общего закона" [Там же. С. 289. ].
По смыслу такого подхода, собственно правовое начало (сущность и смысл права) - это не естественное право, принципиально отличное от позитивного права, а "дух" самих позитивных законов, т.е. то закономерное, что живет в самих законах как определяющее их "общее начало". Вместе с тем Монтескье не удалось ясно определить и четко провести принципиальное отличие "духа законов" от естественного права. Поэтому в его учении о законах приписываемые "духу законов" положения естественноправового происхождения (например, априорные положения о разумности и справедливости закона) сосуществуют с представлениями юридико-позитивистского и легистско-социологического толка (особенно там, где "дух законов" понимается как результат действия совокупности различных социальных, политических, географических и иных факторов, влияющих на характер законов).
В трактовке Монтескье положительный (человеческий) закон предполагает объективный характер справедливости и справедливых отношений. "Законам, созданным людьми, должна была, - подчеркивал Монтескье, - предшествовать возможность справедливых отношений. Говорить, что вне того, что предписано или запрещено положительным законом, нет ничего ни справедливого, ни несправедливого, значит утверждать, что до того, как был начертан круг, его радиусы не были равны между собою" [Там же. С. 642.].
Из этих положений Монтескье хорошо видно, что "справедливость", о которой он говорит, взята им из арсенала традиционного естественного права и имеет естественноправовой смысл. Во всяком случае в его концепции не показано, почему и каким образом "дух законов" предполагает справедливость законов и чем эта справедливость отличается от естественноправовой справедливости .
В процессе исследования необходимых отношений, порождающих закон (т.е. законообразующих отношений и факторов), Монтескье прежде всего обращает внимание на характер и свойства народа, которым должен соответствовать закон, устанавливаемый для данного народа. Большое значение, далее, уделяется необходимости соответствия положительных законов природе и принципам установления правительства (т.е. форме правления), географическим факторам и физическим свойствам страны, ее положению и размерам, ее климату (холодному, жаркому или умеренному), качеству почвы, образу жизни населения (земледельцев, охотников, торговцев и т.д.), его численности, богатству, склонностям, нравам и обычаям и т.д.
Так, говоря о влиянии природы различных форм правления на законодательство, Монтескье отмечает, что основными для демократии являются законы, определяющие право голосования, а также контроля за избранными уполномоченными (должностными лицами государства). Для аристократии основными являются те законы, которые определяют право части народа издавать законы и следить за их исполнением. К основным законам монархии Монтескье относит законы, определяющие положение и власть дворянства. В условиях деспотического правления , где собственно нет законов и их место занимают произвол и прихоть деспота, религия и обычаи, основным законом является учреждение должности полновластного визиря.
Еще большее влияние на законодательство оказывает принцип соответствующей формы правления, из которого "законы вытекают, как из своего источника" [ Руссо Ж. Ж . Об общественном договоре, или Принципы политического права // Трактаты. М., 1969. С. 161-162.]. Таким принципом в республике (особенно в демократической) является добродетель , в монархии - честь , в деспотии - страх .
Исследуя соотношение закона и свободы , Монтескье различает два вида законов о политической свободе: 1) законы, устанавливающие политическую свободу в ее отношении к государственному устройству, и 2) законы, устанавливающие политическую свободу в ее отношении к гражданину. Речь, следовательно, идет об институциональном и личностном аспектах политической свободы, подлежащих законодательному закреплению.
Политическая свобода, по Монтескье, возможна вообще лишь при умеренных правлениях , но не в демократии или аристократии, а тем более в деспотии. Да и при умеренных правлениях политическая свобода имеет место лишь там, где исключена возможность злоупотребления властью, для чего необходимо достичь в государстве разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную.
Система разделения и взаимного сдерживания властей является, согласно Монтескье, главным условием для обеспечения политической свободы в ее отношениях к государственному устройству. При этом он подчеркивает, что политическая свобода состоит не в том, чтобы делать то, что хочется. "В государстве, т.е. в обществе, где есть законы, - пишет Монтескье, - свобода может заключаться лишь в том, чтобы иметь возможность делать то, чего должно хотеть, и не быть принуждаемым делать то, чего не должно хотеть... Свобода есть право делать все, что дозволено законами. Если бы гражданин мог делать то, что этими законами запрещается, то у него не было бы свободы, так как то же самое могли бы делать и прочие граждане" [Там же. С. 170.].
Политическая же свобода в ее отношении уже не к государственному устройству, а к отдельному гражданину (личностный аспект свободы) заключается, согласно Монтескье, в обеспечении безопасности гражданина .
Основополагающим принципом законодательства, согласно Монтескье, является умеренность: "дух умеренности должен быть духом законодателя" [Там же. С. 156, 161, 174.].
В целом соотношение права и закона предстает в учении Монтескье как соотношение "духа законов" и позитивного законодательства , причем в "духе законов" присутствуют элементы и естественноправового, и юридико-позитивистского характера.
6. Руссо
В основе философского учения Ж. Ж. Руссо (1712-1778) о праве, государстве, законе лежат идеи народного суверенитета.
В его трактовке естественное состояние - строй всеобщей свободы и равенства. Однако с появлением частной собственности и социального неравенства, противоречивших естественному равенству, начинается борьба между бедными и богатыми. Выход из такого состояния был найден с помощью соглашения о создании государственной власти и закона, которым будут подчиняться все. Но потеряв свою естественную свободу, бедные не обрели свободы политической. Неравенство частной собственности, дополненное политическим неравенством, привело, согласно Руссо, в конечном счете к абсолютному неравенству при деспотизме, когда по отношению к деспоту все равны в своем рабстве и бесправии.
Бичуя такое ложное, порочное и пагубное для человечества направление развития общества и государства, Руссо выдвигает свой проект "исправления" истории - создание Политического организма как подлинного договора между народами и правителями. Последствия общественного договора, по Руссо, таковы: "Немедленно вместо отдельных лиц, вступающих в договорные отношения, этот акт ассоциации создает условное коллективное Целое, состоящее из стольких членов, сколько голосов насчитывает общее собрание. Это Целое получает в результате такого акта свое единство, свое общее я, свою жизнь и волю. Это лицо юридическое , образующееся, следовательно, в результате объединения всех других, некогда именовалось Гражданскою общиной , ныне же именуется Республикою, или Политическим организмом : его члены называют этот Политический организм Государством , когда он пассивен, Сувереном , когда он активен, Державою - при сопоставлении его с ему подобным. Что до членов ассоциации, то они в совокупности получают имя народа , а в отдельности называются гражданами как участвующие в верховной власти и подданными как подчиняющиеся законам Государства".
В конкретно-историческом плане идеи Руссо были непосредственно направлены против современного ему феодального строя и носили прогрессивный характер.
Но в теоретико-концептуальном плане учение Руссо, несмотря на его постоянные апелляции к свободе, равенству и праву, трудно согласовать с ценностями правовой свободы и правового закона, с правами и свободами личности.
Общая воля , лежащая в основе общественного договора, находит свое воплощение в суверене и его актах (законах). При этом общую волю Руссо отличает от воли всех : общая воля имеет в виду общие интересы, а воля всех - интересы частные и представляет собой лишь сумму изъявлений индивидуальных воль частных лиц. "Но, - поясняет Руссо, - отбросьте из этих изъявлений воли взаимно уничтожающиеся крайности; в результате сложения оставшихся расхождений получится общая воля".
Из учения Руссо следует, что общественный договор дает политическому организму (государству) неограниченную власть над всеми его членами (участниками соглашения); эта власть, направляемая общей волей, и есть единый, неделимый и неотчуждаемый суверенитет народа.
С этих позиций Руссо отвергает идею неотчуждаемых естественных прав человека . Но Руссо полагает, что то, что отчуждается у каждого изолированного индивида в пользу образуемого по общественному договору целого (народа, суверена, государства) в виде естественных прав и свобод, возмещается ему (но уже как неразрывной части этого целого - гражданину) в виде договорно установленных (позитивных) прав и свобод. Происходит, говоря его словами, как бы "обмен" естественного образа жизни людей на гражданский образ жизни, причем отказ от одних прав и приобретение других происходит по "эквиваленту", в порядке "равноценного возмещения". Иначе говоря, естественное право без должной санкции обменивается на эквивалентное договорное (позитивное) право с необходимой санкцией.
Однако все эти представления об идиллических отношениях между сувереном и подданными начисто разрушаются утверждением самого Руссо о том, что суверен не связан собственными законами и "стоит выше и судьи, и Закона". Он имеет безусловное право на жизнь и смерть подданных.
В учении Руссо о государстве по существу игнорируются все те теоретические и практические резоны, которые в своей совокупности представлены в идеях и конструкциях правовой свободы и правовой государственности. Также и руссоистской демократической концепции закона и законотворчества не хватает как раз собственно правовых оснований, критериев и ориентиров, словом - юридического правопонимания и идеи правового закона , поскольку все в сфере законодательства определяется общей волей суверена, не ограниченной каким-либо объективным правовым началом.
7. Кант
Значительное внимание в творчестве И. Канта (1724-1804) уделено философской разработке проблем права и государства.
По смыслу кантовского агностицизма (познаваемость лишь явлений и невозможность познания "вещи в себе", а также сущностей типа "свобода воли", "бессмертие души", "бытие бога" и т.д.), теоретический разум может достоверно ответить лишь на вопрос: "что человек может знать?", но не на вопросы: "что человек должен делать?" и "на что человек может надеяться?" Эти два последних вопроса, недоступные собственно познанию (теоретическому разуму), оказываются у Канта проблемами практики, практического разума - сферой должного, где трансцендентальные идеи разума играют лишь регулятивную, а не собственно познавательную роль. Поэтому кантовская метафизика (учение о морали и праве) предстает как учение о социальных регуляторах, о должном и недолжном в социальных отношениях и вообще в человеческих действиях, как своеобразная соционормативистика .
Регулятивная значимость трансцендентальных идей проявляется в том, что они дают направление, ориентир и цель деятельности разума (и действиям человека как разумного существа): априорные максимы разума выступают как законы и правила для практической сферы в виде долженствования, обозначая тем самым нормы морального и правового порядка.
Основной трансцендентальной идеей и первым постулатом кантовской этики является свобода человека , его свободная воля, которая определяет смысл моральной независимости и автономии личности, ее способность и право самой устанавливать правила должного и следовать им без внешнего принуждения и давления.
В качестве эмпирического существа человек (как часть природы, вообще мира явлений) и все его поведение, все его действия подчинены всеобщей каузальности и внешней необходимости, так что человек и его поступки в этой плоскости сущего, где вообще нет свободы, тоже несвободны. Однако поскольку человек не только эмпирическое явление (феномен), но и трансцендентальная сущность (ноумен), ему присуща свобода, и его поступок в данной плоскости является актом свободной воли, совершенно независимой от внешних (феноменальных) необходимостей, детерминаций и каузальностей.
Свободная воля одновременно является и моральным законодателем (установителем), и добровольным исполнителем моральных правил (максим разума), причем Кант особо подчеркивал (как свое открытие в области морали), что в свободном моральном поступке личность подчинена " только своему собственному и тем не менее всеобщему законодательству" .
Эта мысль отчетливо присутствует в категорическом императиве , гласящем: "Поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в то же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом".
Применительно к праву кантовский категорический императив велит : "... Поступай внешне так, чтобы свободное проявление твоего произвола было совместимо со свободой каждого, сообразной со всеобщим законом".
Имея в виду право, требуемое идеей разума , Кант определяет его так: "Право - это совокупность условий, при которых произвол одного (лица) совместим с произволом другого с точки зрения всеобщего закона свободы".
Такое правопонимание у Канта опирается на идею моральной автономии личности, ее абсолютной самоценности, ее способности самому дать себе закон, знать свой долг и осуществлять его. Сама возможность свободы и общего для всех людей закона коренится, согласно Канту, в этой моральной автономии (т.е. самоценности, самозаконности и независимости) личности.
Принцип кантовского морального закона по сути дела является лишь модификацией принципа формально-правового равенства (с его всеобщностью, независимостью индивидов, свободой их воли и т.д.). Иначе говоря, кантовская концепция моральности права имеет правовой смысл и значима для философии права именно потому и постольку, поскольку сама эта моральность по сути своей юридична.
Именно поэтому, кстати, и нельзя согласиться с гегелевскими утверждениями, что в кантовском моральном учении о праве "практический разум полностью лишен материи законов и способен установить в качестве наивысшего закона только форму пригодности максимы произвола", и будто нет ничего, что с помощью кантовского категорического императива не могло бы быть представлено в виде морального закона.
Реализация требований категорического императива в сфере государственности предстает у Канта как правовая организация государства с разделением властей (законодательной, исполнительной и судебной). Государство - это, по Канту, "объединение множества людей, подчиненных правовым законам"4. По признаку наличия или отсутствия разделения властей он различает и противопоставляет две формы правления: республику (кантовский эквивалент правового государства) и деспотию . "Республиканизм, - писал он, - есть государственный принцип отделения исполнительной власти (правительства) от законодательной; деспотизм - принцип самовластного исполнения государственных законов, данных им самим; стало быть публичная воля выступает в качестве частной воли правителя" .
В целом проблема различения права и закона раскрывается (и подменяется) у Канта в контексте соотношения морали и права .
Морально обоснованный закон у Канта - это разумное право, продиктованное трансцендентальной идеей. Общность морали и права в их кантовской трактовке состоит в том, что они оба представляют правила должного, продиктованные идеей разума. Специфика морали состоит, по Канту, в том, что она (и ее правила) требует автономного установления и исполнения долга ради самого долга - без всяких внешних расчетов, вмешательств, наград и принуждений.
В зависимости от характера мотивов, определяющих отношение человека к требованиям морального закона, Кант различает моральность и легальность, моральный и легальный поступки: в первом случае деяние продиктовано чисто моральным мотивом и совершается ради самого морального закона, во втором случае действие обусловлено иными (не моральными, возможно и аморальными) мотивами, но требования морального закона (т.е. законность, легальность) не нарушаются.
Для гарантирования велений трансцендентального разума (свободы личности, ее моральной автономии, принципа добровольного самопринуждения в сфере морали, правовой формы регуляции и разрешения конфликтов и коллизий) необходима принудительная власть , которая тоже является идеей разума, категорическим императивом. "Карающий закон, - подчеркивает Кант, - есть категорический императив... Ведь если исчезнет справедливость, жизнь людей на земле уже не будет иметь никакой ценности".
Существенное достоинство кантовского философского подхода к государственно-правовым проблемам состоит, в частности, в том, что эту тему он ставит и разрабатывает во всемирно-историческом масштабе, не только применительно к отношениям внутри отдельного народа, общества, государства, но и в плане международного и межгосударственного общения - в перспективе прогрессирующего движения (в соответствии с категорическими требованиями идей разума) к установлению всемирного гражданско-правового состояния и вечного мира между народами. Соблюдение и осуществление на практике регулятивных идей разума во всех человеческих отношениях (в индивидуальном и коллективном поведении, в государственном устройстве, в действиях властей, в законодательстве, во всей внутренней и внешней политике) является, по Канту, единственно возможным путем к осуществлению этого идеала.
Большое внимание в этом контексте Кант уделяет проблеме преодоления разногласий между моралью и правом, с одной стороны, и политикой, с другой. Он резко критикует двуличие реальной политики в отношении морали и права, ее порочные принципы и практику, которые под предлогом слабости человеческой природы и необходимости коварных и насильственных средств и методов в борьбе против зла во внутренних и внешних отношениях на самом деле умножают и увековечивают это в своекорыстных целях, тормозят моральный и правовой прогресс. Выступая за соединение морали и права с политикой, их совмещение в единой моральной политике, Кант обосновывает мысль о праве как "ограничительном условии" политики.
8. Гегель
Проблемы философии права и государства занимают большое место в творчестве Гегеля (1770-1831).
Уже в работе "О научных способах исследования естественного права, его месте в практической философии и его отношении к науке о позитивном праве" (1802-1803) Гегель различает три научных способа трактовки естественного права: эмпирический (концепции Гоббса, Руссо и других мыслителей до Канта); формальный (подход Канта, Фихте и их последователей) и абсолютный (свой подход).
В этом смысле свою философию права Гегель понимал как подлинно научный способ трактовки естественного права (или, что для него то же самое, - "философского права").
Моральность и легальность , противопоставляемые друг другу в учениях Канта и Фихте, представляют собой, согласно Гегелю, лишь абстрактные моменты целостности, которые "снимаются" и вместе с тем сохраняются в системе нравственности . Эти мысли развернуто и систематически развиты Гегелем в "Философии права" (1820 г.), полное наименование которой ("Естественное право и наука о государстве в очерках. Основы философии права"), да и ее содержание показывают, что Гегель, не отвергая самой идеи естественного права, настаивает на его именно философской (в гегелевском смысле этого понятия) трактовке.
В философии права Гегель освещает формы обнаружения объективного (объективно свободного) духа в виде осуществления понятия права в формах наличного бытия. Так как реализация понятия в объективной действительности, по Гегелю, есть идея, предметом философии права является "идея права - понятие права и его осуществление" .
Тремя основными формами конкретизации понятия права являются: абстрактное право, мораль, нравственность. В сфере абстрактного права воля непосредственна и абстрактна. В сфере морали выступает право субъективной воли в отношении ко всеобщему - к праву мира. В сфере нравственности достигается синтез этих двух предшествующих абстрактных моментов.
Абстрактное право представляет собой первую ступень в движении понятия права от абстрактного к конкретному, в диалектике свободной воли. Понятие права пока еще абстрактно. Человек здесь выступает в качестве совершенно абстрактного и свободного "я". Такая единичная воля есть лицо, личность, которая обладает правоспособностью. "Отсюда веление права гласит: будь лицом и уважай других в качестве лиц " . Абстрактное право выступает лишь как абстрактная и голая возможность всех последующих, более конкретных, определений права и свободы.
На ступени морали личность (персона) абстрактного права становится моральным субъектом. Здесь впервые приобретают значение мотивы и цели поступков субъекта. Требование субъективной свободы состоит в том, чтобы о человеке судили по его самоопределению. Лишь в поступке субъективная воля достигает объективности и, следовательно, сферы действия закона; сама же по себе моральная воля ненаказуема.
Абстрактное право и мораль являются двумя односторонними моментами, которые приобретают свою действительность и конкретность в нравственности , когда понятие свободы объективируется в наличном мире в виде семьи, гражданского общества и государства .
У Гегеля каждая ступень развития объективного духа (абстрактное право, мораль, нравственность) есть право и обладает "своим собственным правом, так как она есть наличное бытие свободы в одном из ее определений".
Подобная характеристика относится к абстрактному праву, морали, семье, обществу и государству. Эти особые права даны исторически и хронологически одновременно (в рамках одной формации объективного духа); они ограничены, соподчинены и могут вступать во взаимные коллизии. Последующее особое право, диалектически "снимающее" (т.е. преодолевающее и вместе с тем сохраняющее суть и смысл) предыдущее, более абстрактное особое право, представляет его основание и истину. Более конкретное особое право первичнее более абстрактного. На вершине иерархии особых прав стоит право государства (государство как правовое образование, как наиболее конкретное право).
Одним из определений свободы и форм объективации понятия права является закон. Характеризуя "право как закон", Гегель писал: "То, что есть право в себе, положено в его объективном наличном бытии, т.е. определено для сознания мыслью и известно как то, что есть и признано правом, как закон; посредством этого определения право есть вообще позитивное право" .
В процессе законодательства право превращается (позитивируется) в закон и тем самым праву придается форма всеобщности и подлинной определенности. Предметом законодательства, подчеркивает Гегель, могут быть лишь действия людей, внешние стороны человеческих отношений, а не их внутренняя сфера.
В своей концепции различения права и закона Гегель стремится исключить их противопоставление. "Представлять себе различие между естественным или философским правом и позитивным правом таким образом, будто они противоположны и противоречат друг другу, - замечает Гегель, - было бы совершенно неверным; первое относится ко второму как институции к пандектам" .
Законодательство, по признанию Гегеля, может исказить содержание права: "то, что есть закон, может быть отличным от того, что есть право в себе". Поэтому, поясняет Гегель, "в позитивном праве то, что закономерно , есть источник познания того, что есть право, или, собственно говоря, что есть правое ".
Гегеля интересует лишь это закономерное в позитивном праве. Поэтому в гегелевской философии права речь идет не о противостоянии естественного (философского) права и закона, а лишь о различных определениях одного и того же понятия права на разных ступенях (и в разных формах) его конкретизации. Оправдывая такой подход, Гегель пишет: "То обстоятельство, что насилие и тирания могут быть элементом позитивного права, является для него чем-то случайным и не затрагивает его природу". По своей идеальной природе положительное право (закон) как ступень самого понятия права - это разумное право.
Гегелевская трактовка естественного права как философского понятия права, одной из форм проявления которого является закон (позитивное право), представляет собой существенный отход от прежних естественноправовых учений. Однако в целом ряде моментов он остается под влиянием естественноправовых представлений (смешение права с моралью и нравственностью и т.д.), в силу чего у него нет принципа отличия права от морали и нравственности. По этой причине в гегелевской философии права нет юридически определенной концепции собственно правового закона.
1. Общая характеристика
Начало преподавания и научной разработки проблем философии права в России относится к XVIII в. [ Неволин К . Энциклопедия законоведения. Киев, т. I, 1839. - Дореволюционный русский юрист, ученик Б. Н. Чичерина И. В. Михайловский характеризовал Неволина как основателя философии права в России - См.: Михайловский И. В. Очерки философии права. Т. I. Томск, 1914. С. 36. См. также: Кузнецов Э. В . Указ. соч. С. 52. ]. "Наше отношение к западной науке, - писал русский юрист конца XIX в. - начала ХХ в. Н.М. Коркунов , - можно сравнить с отношением глоссаторов к римской юриспруденции. И нам приходилось начинать с усвоения плодов чужой работы, и нам прежде всего надо было подняться до уровня иноземной науки... Тем не менее в каких-нибудь полтораста лет мы почти успели наверстать отделявшую нас от западных юристов разницу в шесть с лишком столетий" [Там же. С. 23. ].
Первым русским профессором права был С.Е. Десницкий (1740-1789), который во многом разделял взгляды Г. Гроция о естественном праве. К числу первых работ русских юристов по философии права относится произведение (во многом, правда, компилятивное) В.Т. Золотницкого "Сокращение естественного права, выбранное из разных авторов для пользы Российского общества" (СПб., 1764). В 1818 г. увидела свет книга русского юриста А.П. Куницына " Право естественное", находившаяся под влиянием идей Канта. Книга эта как проповедующая "вредное учение" вскоре была запрещена правительством, а ее автор был изгнан из Петербургского университета и Александровского лицея.
Заметной вехой в становлении философско-правовых исследований в России явилась "Энциклопедия законоведения" [ Редкин П. Г. Из лекций по истории философии права в связи с историей философии вообще. Т. I. СПб, 1889. С. 200. ] К. А. Неволина , профессора Киевского университета. Он был одним из немногих (наряду с П. Г. Редкиным, И. В. Киреевским) русских слушателей лекций Гегеля в Берлинском университете и хорошо знал о состоянии европейской философии права в то время.
Задачи научного законоведения Неволин освещал с позиции различения естественного права (естественного закона) и позитивного права (положительного закона). При этом естественный закон он трактовал как "идею законодательства ", а позитивный закон - как ее "проявление". Свой философско-правовой подход к закону он обосновывал так: существо закона - это правда, а "существо правды может быть определено только в философии".
Философско-правовая проблематика основательно разрабатывалась в середине XIX в. в трудах П. Г. Редкина . Сперва он был гегельянцем, а затем перешел на позитивистские позиции.
Философия права, согласно Редкину, является юридической дисциплиной, поскольку общим предметом и философии права, и позитивной юриспруденции является право. При этом содержанием положительной юриспруденции является "положительное право, право реальное, действительное, т.е. когда-либо и где-либо положенное, установленное в действительности, в реальности, в каком-либо государстве или обществе вообще, в виде законодательного или обычного права".
Отличительная же особенность философии права состоит в том, что она "имеет своим содержанием философское, естественное или природное, рациональное, т.е. мыслимое разумом человеческим, право, или идеальное право, первообраз права (ius naturаle или ius naturae), имея в виду представить то, что праведно и справедливо (iustum) или в чем состоит правда и справедливость (iustitia)".
В философско-правовых воззрениях Б. А. Кистяковского идеи неокантианства и трактовка естественного права в духе ценностей либерализма, неотчуждаемых прав и свобод личности, правовой государственности и т.д. сочетались с религиозно-нравственным восприятием "правды социализма" в смысле необходимости справедливого решения социального вопроса и защиты неимущих на основе христианских представлений об осуществлении "солидарных интересов людей".
Наиболее видным представителем юридического позитивизма в России был Г.Ф. Шершеневич (1863-1912), который в своих работах4 развивал формально-догматическую трактовку права, опираясь на позитивистскую философию О. Конта и Дж. Ст. Милля и продолжая традиции английской аналитической школы (Дж. Остин) и континентального юридического позитивизма (ранний Р. Иеринг, К. Бергбом и др.).
Критикуя исторически сложившуюся философию права как философию естественного права (с его противопоставлением позитивному праву и т.д.), Шершеневич считал, что она создана философами, профессионально не знавшими действительного права и задач правоведения. В противовес этому Шершеневич выступал за философию позитивного права , которая своими критическими исследованиями действующего права и понятийного аппарата юриспруденции и своими предложениями о совершенствовании права (положениями о том, каким должно быть право) должна решать важные задачи правоведения "в сфере критики и политики" [ Шершеневич Г. Ф. Философия права. Т. I. Вып. 4. М., 1911. С. 805.]права. Такая позитивистская философия права, согласно Шершеневичу, включает в себя общую теорию права (в качестве теоретической части философии права), историю философии права и политику права.
Неопозитивистские взгляды в их крайней версии развивал в начале ХХ в. В. Д. Катков . Он утверждал, что "право есть закон в широком смысле", и стремился полностью преодолеть понятие "право" как "плод схоластики и рабства мышления" и заменить "право" властным "законом" [ Катков В. Д. Реформированная общим языковедением логика и юриспруденция. Одесса, 1913. С. 407.]. "Нет, - писал он, - особого явления "право", в том смысле, в каком существуют такие особые явления, как "закон", " государство ", "правило" или "норма поведения" [Там же. С. 391.].
2. Б. Н. Чичерин
В своих общефилософских и философско-правовых воззрениях Чичерин (1829-1904) находился под заметным влиянием идей Гегеля и Канта. Он предпринял попытку совершенствования философии объективного идеализма и свою позицию называл универсализмом [См. подробнее: Зорькин В. Д. Из истории буржуазно-либеральной мысли России второй половины XIX - начала XX в. (Б.Н. Чичерин). М., 1975; Он же. Чичерин. М., 1984.]. При этом Чичерин заметно трансформирует гегелевскую концепцию философии, используя (в духе кантианства) принципы априоризма, автономных "начал" и индивидуализма.
Вытеснение метафизики позитивистскими учениями во II половине XIX в. привело, по оценке Чичерина, к упадку философии права, которая ранее занимала "выдающееся место в ряду юридических наук" и была "одним из важнейших предметов преподавания в университетах" [ Чичерин Б. Н. Философия права. М., 1900. С. 1.]. Своей метафизической философией права Чичерин и стремился содействовать возрождению былой значимости этой научной дисциплины.
Философские основания права, по оценке Чичерина, должны служить руководящими началами практики . Необходимость и глубокий смысл философии права, отмечал он, обусловлены тем, что "область права не исчерпывается положительным законодательством" [Там же. С. 1.].
Отмечая определенные недостатки гегелевской философии права, Чичерин вместе с тем считал, что именно она должна быть взята за основу возрождающейся философией права для выхода из сложившейся ситуации. Поэтому, писал он, "мы должны примкнуть к Гегелю, который представляет последнее слово идеалистической философии" [Там же. С. 24.].
В человеческом общежитии, согласно Чичерину, присутствуют два противоположных элемента : "Духовная природа личности состоит в свободе; общественное начало как ограничение свободы выражается в законе. Поэтому основной вопрос заключается в отношении закона к свободе" [Там же. С. 83. ].
Это отношение закона к свободе может быть двояким - принудительным (государственный закон) и добровольным (нравственный закон). "Первое, - поясняет Чичерин, - касается внешних действий, составляющих область внешней свободы, которая одна подлежит принуждению; второе обращается к внутренним побуждениям, истекающим из свободы внутренней. Из первого рождается право; второе составляет источник нравственности" [Там же. ].
Чичерин выступает против смешения права и нравственности , за их трактовку в качестве самостоятельных начал, хотя юридический закон и нравственный закон имеют общий источник - признание человеческой личности. "Право, - подчеркивает он, - не есть только низшая ступень нравственности, как утверждают морализирующие юристы и философы, а самостоятельное начало, имеющее свои собственные корни в духовной природе человека. Эти корни лежат в потребностях человеческого общежития" [Там же. С. 89. ]. И вытекающие из общежития "юридические законы независимы от нравственных" [Там же. С. 90 ]. Но в плане взаимодействия права и нравственности Чичерин отмечает, что "нравственность служит иногда восполнением права" и там, где юридический закон оказывается недостаточным, "нравственность может требовать совершения действий по внутреннему побуждению, например, при исполнении обязательств, не имеющих юридической силы " [Там же. С. 91. ].
Свое определение права Чичерин формулирует так: " право есть внешняя свобода человека, определяемая общим законом" [Там же. С. 84. ]. В отличие от нравственности, подчеркивает он, право есть начало принудительное.
По поводу соотношения положительного и естественного права и направлений влияния второго на первое Чичерин замечает: "Положительное право развивается под влиянием теоретических норм, которые не имеют принудительного значения, но служат руководящим началом для законодателей и юристов. Отсюда рождается понятие о праве естественном, в противоположность положительному. Это - не действующий, а потому принудительный закон, а система общих юридических норм, вытекающих из человеческого разума и долженствующих служить мерилом и руководством для положительного законодательства. Она и составляет содержание философии права" [Там же. С. 94. ].
Философию права Чичерин, таким образом, понимает как философию естественного права .
В конкретно-историческом плане речь шла об обосновании Чичериным необходимости реформирования российского самодержавного строя и продвижения к буржуазному гражданскому обществу и наследственной конституционной монархии. При этом Чичерин развивал идеи охранительного либерализма , лозунг которого он формулировал так: "либеральные меры и сильная власть" [ Чичерин Б. Н. Несколько современных вопросов. М., 1862. С. 200.].
Своей философией права, критикой юридико-позитивистских концепций, настойчивой защитой государственно-правовых форм либерализма и свободы личности Чичерин внес существенный вклад в обновление и развитие юридических и философско-правовых исследований в России. Влияние его идей испытали Е. Н. Трубецкой, И. В. Михайловский, П. И. Новгородцев, Н. А. Бердяев и многие другие русские юристы и философы права.
3. П.И. Новгородцев
Философско-правовая концепция Новгородцева (1866-1924) пронизана стремлением утвердить нравственный идеализм в философии права . С этим связаны и его призывы к возрождению естественного права в качестве необходимой духовной и нравственной основы права. Только с помощью таких идеальных построений, полагал он, можно преодолеть кризис современного правосознания. Поэтому он высоко оценивал кантовское моральное обоснование права, противопоставление идеала и действительности и с этих позиций критиковал гегелевский этатизм, хотя и разделял ряд идей гегелевской философии права [ Новгородцев П. И. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве. Два типических построения в области философии права. М., 1901. ].
Для внедрения в современную позитивистскую юриспруденцию нравственных идеалов, согласно Новгородцеву, "требуется именно возрождение естественного права с его априорной методой, с идеальными стремлениями, с признанием самостоятельного значения за нравственным началом и нормативным рассмотрением" [ Новгородцев П. И. Из лекций по общей теории права. Часть методологическая. М., 1904. С. 12. ]. По его оценке, "естественное право представляет собою неискоренимую потребность человеческого мышления и исконную принадлежность философии права" [ Новгородцев П. И. Лекции по истории философии права. Учения Нового времени. XVI-XIX вв. Изд. 3-е. М., 1914. С. 110. ]. Сущность естественного права состоит в "этическом критицизме", и ему "свойственно стремление оценивать факт существующего с этической точки зрения. Но именно в этом и состоит задача философии права" [Там же. С. 111. ].
Естественное право противопоставляется праву положительному как идеал для последнего, "создаваемый в виду недостатков и несовершенств положительных установлений" [Там же. С. 111.]. Своеобразие естественноправовой позиции Новгородцева в значительной мере обусловлено присущими его подходу кантианскими представлениями о принципиальном разрыве, противостоянии и несовпадении должного и сущего, идеала (идеального, естественного права) и действительности (позитивного права, закона). Поэтому естественное право в трактовке Новгородцева выступает по отношению к закону (к действующему позитивному праву) не как собственно право (правовое начало), а как реформаторский нравственный идеал для совершенствования законодательства.
4. В.С. Соловьев
В своем философском учении о праве В. С. Соловьев (1853-1900) различает право положительное и право естественное. При этом естественное право трактуется им как общая идея права, его разумное начало . Соловьев замечает, что о естественном праве речь идет "каждый раз, когда вообще говорится о каких бы то ни было правовых отношениях. Нельзя судить или оценивать какой-нибудь факт из правовой области, какое-нибудь проявление права, если не иметь общей идеи права, или его нормы" [ Соловьев В. С . Оправдание добра. М., 1996. С. 325. ].
Естественное право как нечто умозрительное - это, следовательно, не реально действующее право, наряду с положительным правом, а смысл всякого действующего права. "Таким образом, - писал Соловьев, - под естественным, или рациональным, правом мы понимаем только общий разум или смысл (рацио, логос) всякого права как такового. С этим понятием естественного права как только логического prius [Предшествующее, первичное ( лат .). ] права положительного, не имеет ничего общего существовавшая некогда в юридической науке теория естественного права, как чего-то исторически предшествовавшего праву положительному" [Соловьев В. С. Право и нравственность // Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Л., 1990. С. 98-99.].
В основе права лежит "свобода как характеристический признак личности" [Там же. С. 97. ]. Но свобода лица, поясняет Соловьев, превращается в право только тогда, когда за всеми одинаково признается их свобода. "Таким образом, - писал он, - моя свобода как право, а не сила только, прямо зависит от признания равного права всех других. Отсюда мы получаем основное определение права: право есть свобода, обусловленная равенством. В этом основном определении права индивидуалистическое начало свободы неразрывно связано с общественным началом равенства, так что можно сказать, что право есть не что иное, как синтез свободы и равенства " [Там же. С. 98. ]. Этот синтез и есть, согласно Соловьеву, выражение смысла естественного права.
Но равенство трактуется Соловьевым не в формально-юридическом, а в нравственно-содержательном смысле, а именно - в нравственно-справедливом значении. Имея в виду справедливое равенство, он подчеркивает: "Справедливость есть несомненно понятие нравственного порядка" [Там же. С. 101. ]. С подобной этизацией справедливости связано и присущее позиции Соловьева смешение права и нравственности, понимание права как нравственного явления : " право (то, что требуется юридическим законом) есть низший предел, или некоторый минимум, нравственности, равно для всех обязательный" [Там же. С. 108. ]. Такая характеристика содержится и в "Оправдании добра": " право есть низший предел или определенный минимум нравственности" [ Соловьев В. С. Оправдание добра. С. 328. ].
В целом определение права в его отношении к нравственности у Соловьева звучит так: "Право есть принудительное требование реализации определенного минимального добра, или порядка, не допускающего известных проявлений зла" [Там же. С. 329. ].
Таким образом, право, согласно Соловьеву, - это выражение принудительной нравственной справедливости.
Как "воплощенное право" [Там же. С. 338.] и правовую организацию общественного целого, заключающую в себе полноту положительного права и единую верховную власть, трактует Соловьев государство. Речь у него идет о "правовом государстве" [ Соловьев В. С. Нравственность и право. С. 95.] с тремя различными властями - законодательной, исполнительной и судебной.
В контексте христианских идеалов нравственной солидарности человечества Соловьев подчеркивает "нравственную необходимость государства" и определяет его "как собирательно-организованную жалость" [ Соловьев В. С . Оправдание добра. С. 40.]. Связь права с нравственностью, замечает Соловьев, дает возможность говорить и о " христианском государстве" и в этой связи также и о прогрессивной задаче государства, состоящей в том, чтобы государство "как можно вернее и шире обеспечивало внешние условия для достойного существования и совершенствования людей" [Там же. С. 40-41.].
Таким образом, у Соловьева речь по существу идет не только о правовом, но и о социальном государстве (в его христианско-нравственной трактовке).
5. Н. А. Бердяев
В центре творчества Н. А.Бердяева (1874-1948), одного из крупных русских религиозных философов ХХ в., стояла проблема свободы. Он называл себя "сыном свободы" и подчеркивал: "Я основал свое дело на свободе" [ Бердяев Н.А . Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого // Бердяев Н. А. О назначении человека. М., 1993. С. 254. ].
В своем персоналистическом учении о свободе человека Бердяев отличает личность от индивида . Индивид есть категория натуралистическая, биологическая, социологическая, несвободная, а личность - категория духовная, свободная. "Личность, - подчеркивал Бердяев, - есть свобода и независимость человека в отношении к природе, к обществу, к государству" [ Бердяев Н. А. О рабстве и свободе человека. Опыт персоналистической философии // Бердяев Н. А . Царство Духа и царство Кесаря. М., 1995. С. 5. ].
Объективный, исторически данный мир рабства и несвободы (общество, государство, закон и т.д.) - это царство Кесаря , которому принципиально противостоит сверхисторическое царство Духа и свободы человека.
В иерархии ценностей ценность личности выше ценности государства. Коллизию между ними Бердяев решает в пользу верховенства личности и ее неотчуждаемых прав с позиций всеобщего и последовательного отрицания суверенитета любой власти в этом мире.
Неотчуждаемые права человека выступают в трактовке Бердяева как форма выражения и существования в земном мире (царстве Кесаря) личной свободы, т.е. трансцендентного (и божественного) феномена из царства Духа. При этом он трактует неотчуждаемые права человека как именно духовные, а не естественные права. "В действительности, - подчеркивает он, - неотъемлемые права человека, устанавливающие границы власти общества над человеком, определяются не природой, а духом. Это духовные права, а не естественные права , природа никаких прав не устанавливает" [Там же. С. 307.].
Под правом в философии Бердяева, таким образом, имеются в виду лишь духовные неотчуждаемые права человека - "субъективные права человеческой личности" [ Бердяев Н. А. О назначении человека. С. 175. ], свобода духа, свобода совести, свобода мысли и слова. Эти неотчуждаемые субъективные права и свободы он называет также "идеальным правом" [Там же. С. 172. ].
Соотношение права и закона в трактовке Бердяева в целом соответствует логике соотношения свободы (свободной личности) и государства и предстает как соотношение "идеального права" (т.е. духовных неотчуждаемых субъективных прав человека) и принудительного закона. Закон так же греховен, как и власть: "принуждающий закон" - "противоположение свободе" [ Бердяев Н. А. Царство Духа и царство Кесаря. С. 323. ]. В рамках философско-правовых воззрений Бердяева право и закон - непримиримые противоположности, так что возможность правового закона здесь в принципе исключена. Тем более что в учении Бердяева отсутствует понимание правового смысла равенства, его связи со свободой и справедливостью . Напротив, он отвергает равенство и оправдывает неравенство [ Бердяев Н. А . Оправдание неравенства. М., 1990. С. 193, 200. ].
Вместе с тем Бердяев признает поддержку государством "минимума добра и справедливости" [ Бердяев Н. А. О назначении человека. С. 172.], правда, не в силу любви государства к добру, которая ему чужда, а потому, что без такого минимума добра и справедливости наступит хаос, угрожающий силе и устойчивости государства. В таком контексте Бердяев признает, что "и сам принуждающий закон может быть охранением свободы от человеческого произвола" [ Бердяев Н. А . Царство Духа и царство Кесаря. С. 323.]. В этом же русле он признает определенные достоинства правового государства в его соотношении с абсолютистским государством, но тут же добавляет: "Правовое государство - вещь очень относительная... Права и свободы человека безмерно глубже, чем, например, всеобщее избирательное право, парламентский строй и т.п., в них есть священная основа" [ Бердяев Н. А. Философия неравенства. С. 155. См. также: Бердяев Н. А . Государство // Власть и право. Из истории русской правовой мысли. Л., 1990. С. 290.].
Но эта "священная основа" права из-за своей нестыкуемости с грешным миром не становится и в принципе не может стать (в рамках бердяевского христианского персонализма) реальной основой для земного государства и закона.
1. Общая характеристика
В XX в. развитие философско-правововых исследований приобретает широкий размах. Преемственность с прежними философско-правовыми учениями (неокантианство, неогегельянство) заметно дополняется новыми идеями и подходами, разработкой целого ряда новых концепций (онтологического, экзистенциалистского, антропологического и т.д. толка).
В этой связи весьма показательно то обстоятельство, что основные философско-правовые концепции (в частности, концепции "возрожденного" естественного права, "природы вещей", неогегельянства, неокантианства, экзистенциализма, онтологической философии права и т.д.) разрабатывались представителями юридической науки.
Эта тенденция заметно усилилась во второй половине XX в. Правда, авторы соответствующих философско-правовых концепций юридического профиля значительно расходятся между собой в понимании предмета, целей и задач философии права, в своих методологических подходах к праву, в своих философских трактовках соотношения права и закона, оценках позитивного права и т.д.
Так, согласно подходу известного австрийского юриста А. Фердросса [ Verdross A. Abendlаndische Rechtsphilosophie. lhre Grundlagen undHauptprobleme in geschichtlichen Schau. 2. Aufl., Wien, 1963. ], задача философии права как юридической дисциплины состоит в том, чтобы, не ограничиваясь теорией позитивного права, дать нравственно-духовное обоснование обязательности позитивного права, что не в состоянии сделать юридический позитивизм. При этом он подчеркивает необходимость увязки философско-юридического анализа с общей эволюцией философской мысли. Свои собственные философские представления о праве он развивает в русле "онтологически-телеологического учения о естественном праве" [ Ibid. S. 296. ].
Философию права как фундаментальную юридическую науку трактует В. Кубеш . Предмет философии права определяется им как нормативная идея права , в которой заключен диалектический синтез идей справедливости, свободы человека, безопасности и целесообразности. Философия права, согласно Кубешу, должна заниматься как общефилософскими проблемами, так и собственно юридическими (вместе с юридической догматикой, социологией права, психологией права и правовой политикой). Основные задачи философии права, полагает он, состоят в исследовании мира права, в раскрытии его сущности, в определении значимости фундаментальных знаний о праве для отдельных юридических дисциплин, в создании научного правового мировоззрения [Cм. : Kubes V. Grundfragen der Philosophie des Rechts. Wien, New York, 1977. S. 2-3.].
Несколько другой круг общих проблем права стоит в центре философско-правовой концепции немецкого юриста А. Кауфмана [См.: Kaufmann A. Rechtsphilosophie im Wandel: Stationen eines Weges. Frankfurt am Main, 1972.]. Речь у него идет прежде всего о таких проблемах, как человек в праве, право как мера власти, соотношение естественного права и правового позитивизма, преодоление правового релятивизма, природа правового государства, судейского государства, государства закона и т.д. Философия права, утверждает он, призвана исследовать "природу вещей" и онтологическую структуру права, глубинный смысл вины и наказания за вину, смысл права как сопротивления несправедливости. В целом современная философия права, по Кауфману, должна разрабатываться как "правовая философия надежды" [Ibid. S. 41.].
Тремя основными вопросами философии права, по мнению немецкого правоведа Г. Коинга , являются принципы справедливости, сущность позитивного права и специфика юридической мысли [См.: Coing Н. Grundzuge der Rechtsphilosophie. Berlin, 1969. S. 1, 87f.]. В рамках философии права рассмотрение юридических проблем должно быть, согласно Коингу, увязано с исследованием общих проблем философии, с пониманием права как важной составной части общечеловеческой культуры, с постижением нравственных основ и этической значимости права [Ibid. S. 3, 127, 159, 173f.].
Как науку о правовых ценностях и антиценностях разрабатывает философию права другой немецкий юрист К. Бринкман [См.: Brinkmann K. Lehrbuch der Rechtsphilosophie. Bonn, 1975.]. В качестве высшей ценности у него выступает справедливость , лишь в соотнесенности с которой только и можно определить правовые ценности и антиценности и соответственно - правовой порядок и неправовой порядок. При этом он различает постигаемые через веру нормы справедливости метафизического типа, восходящие к Богу как абсолютному началу, и нормы справедливости рационального типа.
Философию права, подчеркивает Бринкман, необходимо развивать как самостоятельную юридическую дисциплину , отличную от общей теории права и социологии права, которые склонны к позитивистскому оправданию действующего права, поскольку они не задаются вопросом о должном и справедливом праве.
Философию права как отрасль юридической науки и основу права трактует Г. Хенкель. "Задача философии права, - пишет он, - это всеобщее рассмотрение права, обоснование его содержания, с тем чтобы на такой основе определить, что связывает между собой все отдельные феномены права" [См.: Henckel Н. Einfuhrung in die Rechtsphilosophie: Grundlagen des Rechts. Munchen, 1964. S. 51.]. Лежащая в основе его концепции идея права раскрывается им через понятия справедливости, целесообразности и правовой безопасности. В качестве основной ценности права выступает общее благо . Понимая право как меру власти, Хенкель видит в позитивном праве правовую власть. С этих позиций он исследует законотворчество, соотношение права, государства и социальных структур, социальную цель права.
Вместе с тем Хенкель подчеркивает необходимость разработки философии права и как отрасли общей философии (наряду с философией природы, философией истории, философией религии).
Французский профессор права Г. А. Шварц-Либерман фон Валендорф видит основное назначение философии права в ценностном подходе (оценке) к позитивному праву, поскольку "философия, по сути своей, и есть установление иерархии ценностей по отношению к окружающему нас миру" [ Schwarz-Liebermann von Wahlendorf H. A. Elеments d'une introduction а la philosophie du droit. Paris, 1976. Р. 9.]. Само право характеризуется Валендорфом как "логика ценностей", а законы ("абстрактные нормы права") как "довольно хрупкий результат более или менее ясного интерсубъективного соглашения между членами данного общества" [Ibid. Р. 26.].
"Три кардинальных свойства права"[Ibid. Р. 67.], согласно Валендорфу, - это равенство, равновесие и последовательность (отсутствие противоречий). Благодаря этим своим свойствам право обеспечивает мир и единство. Мир - это безопасность, опирающаяся на правосудие, и там, где будет совершенное правосудие, там будет и совершенный мир. Конкретизация равенства судом при решении отдельных дел - правомерный способ внесения в действующее право (общеобязательные нормы) надпозитивного правового начала - "измерения", превосходящего " позитивное право " [Ibid. Р. 77, 78.].
В контексте истории философии права освещает основные проблемы философии права профессор юридического факультета Венского университета Г. Луф. Элементами понятия права, по Луфу, являются определения права как нормативного порядка совместной жизни людей, как "правильного" (справедливого) порядка, как порядка, обладающего средствами государственного принуждения. При этом он подчеркивает, что "право не может иметь любое произвольное содержание; оно связано определенными высшими нравственными основоположениями справедливости" [ Luf G. Grundfragen der Rechtsphilosophie. 3 Aufl. Wien, 1983. S. 14.].
Право как порядок совместной жизни людей имеет своей целью гарантировать гуманные условия для жизни и выживания людей. "Эта нравственная цель права необходимым образом предшествует всем позитивным установлениям", поэтому необходимо "поставить право и его институты под требование справедливости"[Ibid. S. 52.]. В данной связи он пишет: "Таковы в нашей сегодняшней ситуации требования защиты прав человека, осуществления принципов правового государства, установления демократических процедур принятия решения и иные элементарные нравственные требования к праву. Тем самым эти требования служат созданию и соответственно критике права в рамках определенных исторических условий"[Ibid.].
Профессор права Гамбургского университета Ш. Смид в своей концепции философии права исходит из "рабочей гипотезы", согласно которой "право осуществляет функцию обеспечения равенства при разрешении конфликтов и прежде всего поэтому оно в состоянии выполнить свою миротворческую задачу"[ Smid S. Einfuhrung in die Philosophie des Rechts. Munchen, 1991. S. 145.]. В рамках такого подхода он трактует право как власть отдельного человека и как общий порядок свободы . История права, отмечает он, пронизана линией развития от привилегий (санкционированного правом превосходства одних над другими) к правовому равенству. Идея правового равенства сформировалась в сфере иудейско-греческо-христианской культуры и лежит в основе европейского права. Правовое различение равенства и неравенства, по Смиду, "образует мотор дальнейшего развития права", так что само развитие права - это "совершенствование равенства"[Ibid. S. 151.].
Испанский философ права П. Белда считает, что наука о естественном праве как философская дисциплина занимается вопросом о всеобщем порядке во Вселенной и теми обязательствами, которые природа накладывает на человека (в их отличии от общественных обязательств человека) [ Belda P. Derecho natural. Madrid, 1974.]. Задача состоит в том, чтобы поведение человека в обществе привести в соответствие с требованиями его природы.
Естественное право Белда трактует как основу позитивного права. Среди конкретных естественных прав человека он называет право на жизнь и личную целостность, право на личное достоинство (включая сюда принцип равенства всех перед законом, принцип равных возможностей для всех людей, независимо от расовых, национальных и иных различий, принцип равенства мужчин и женщин), право на труди право на личную свободу.
Профессор философии права Севильского университета Х. Ф. Лорка-Наваретте видит задачу философского учения о праве в исследовании сущности права и взаимосвязей права с другими социальными явлениями, в обосновании принципов естественного права, вытекающих из природы человека, в анализе соотношения между позитивным правом и естественным правом. Естественное право при этом трактуется как оценочная категория (морального характера) в отношении к действующему праву и закрепленному им социальному порядку. "Право, лишенное этического начала, не стремящееся к достижению справедливости, - пишет он, - превращается в средство манипулирования людьми, в инструмент для решения утопических задач посредством фикции" [ Lorca-Navaratte J. F . El derecho natural hoy: Aproposito de las ficciones juridicas. Madrid, 19776. Р. 6.]. Миссия сторонников естественного права (следовательно, также и задача философии права) состоит в критике существующего законодательства с точки зрения принципов естественного права, коренящихся в человеческой природе.
Существенные изменения претерпел в XX в. и юридический позитивизм, трансформировавшийся в неопозитивизм . Появился ряд новых направлений в рамках развития прежней аналитической юриспруденции (нормативизм Г. Кельзена, концепция Харта и др.), сформировались и получили довольно широкое распространение некоторые новые юридико-позитивистские подходы к праву (лингвистические, юридико-логические, структуралистские и некоторые другие варианты неопозитивистского учения о праве).
Однако с точки зрения существа понимания права юридическому неопозитивизму XX в., как и позитивизму прошлого, присущ именно легистский тип правопонимания . Легистское отождествление права и закона (позитивного права) - как бы изощренно и обновленно (с помощью средств и приемов современной позитивистской философии, логики, лингвистики, структурализма и т.д.) это не отстаивалось неопозитивистами - по сути своей отрицает философию права и, подобно Г. Гуго и Д. Остину, признает лишь философию позитивного права . Согласно такому подходу всякая другая философия права - это моральная философия .
Вместе с тем предпринимаются попытки к сближению позиций сторонников противоположных подходов.
Например, К. Роде , будучи сторонником юридического позитивизма, трактует философию права как историю философии права, которая пронизана диалектикой борьбы и взаимовлияния двух основных направлений правовой мысли - естественноправовых учений и юридического позитивизма[Cм.: Rode K. Geschichte der europaischen Rechtsphilosophie. Dusseldorf, 1974, S. VI, 1-3.].
Немецкий профессор права Р. Циппелиус в своем учебнике "Философия права" трактует право как "многослойное образование" и с этих позиций отвергает односторонние "упрощенные представления" о праве[ Zippelius R. Rechtsphilosophie. Munchen, 1982. S. 1.]. В процессе философского рассмотрения права, подчеркивает он, должны учитываться все аспекты права (нормативные, социальные, антропологические, а также "аспект справедливости" и "аспект свободы"), поскольку "право - это поддерживающий общность регулятив развертывания свободы"[Ibid. S. 2.].
В своем многоаспектном подходе к праву Циппелиус придерживается метода "тентативного, экспериментирующего мышления" . "Развитию понятия права и уяснению критериев справедливости, - пишет он, - должен служить метод испытующего (пробующего) мышления. Такое тентативное, экспериментирующее продвижение вообще является до сих пор наиболее успешным методом человеческого мышления. Этот метод впервые лишь в наше время продуман достаточно, чтобы постигнуть его как основной образец человеческой ориентации в мире, который применим не только к предметам естественных наук, но и к вопросам этики и права"[Ibid.]. Метод "тентативного мышления", согласно Циппелиусу, может быть применен не только при решении отдельных правовых вопросов, но и при освещении всеохватывающих теорий права и справедливости, история которых может быть рассмотрена как "ряд опытов (проб) мысли"[Ibid. S. 3.].
Профессор философии права Парижского университета А. Батиффоль связывает повышение интереса французских юристов к философии права во II половине ХХ в. с тем, что глубокая разработка права невозможна без философского исследования " основного, высшего смысла права" [ Batiffol А. Problиmеs de base de philosophie du droit. Paris, 1979. Р. 8.].
Трактовка Батиффолем предмета и задач философии права в целом находится под влиянием юридико-позитивистских идей аналитической юриспруденции, особенно - "чистого учения о праве" Кельзена. С этих позиций он считает, что в ходе философского изучения юридического феномена (т.е. различных систем позитивного права) усилия юриста направлены на поиск идей, способных организовать предложения, выражающие правовые решения. И в процессе оправдания, обоснования и организации правовых решений (правотворческих и правоприменительных) необходимо выявить значение дедуктивных конструкций в действующем праве, роль естественного и международного права, вклад юридического опыта в разработку понятий "человеческая природа", "равенство" и т.д.[Ibid. Р. 140.].
Такую " срединную " позицию в вопросах правопонимания Батиффоль обосновывает следующим образом: экстремистские позиции несостоятельны потому, что индивидуализм неосуществим, а тоталитаризм неприемлем; поэтому "напрашивается поиск среднего пути решения"[Ibid. Р. 391.]. Целями такого "среднего пути" являются безопасность, справедливость и общее благо, к которым должна стремиться действующая нормативная система.
В целом для авторов, ищущих "третью теорию права" (Р. Дворкин) [См.: Dworkin R. Taking rights seriously. London, 1977. Idem. Law's empire. London, 1986.], характерно во многом эклектическое соединение идей и подходов из двух противоположных концепций правопонимания.
2. Неокантианские концепции философии права
Заметный вклад в формирование и развитие неокантианской философии права внес немецкий юрист Р. Штаммлер (1856-1938). В русле кантовских положений о соотношении должного и сущего, формального и фактического Штаммлер отстаивал логический примат права как "регулирующей формы" по отношению к социальным реалиям и подчеркивал, что "закономерность социальной жизни людей есть закономерность юридической формы ее" [ Штаммлер P. Хозяйство и право с точки зрения материалистического понимания истории. СПб., 1899. С. 169, 281. ].
Под правом (в его различении и соотношении с законом) Штаммлер имеет в виду естественное право с меняющимся содержанием . Поскольку речь идет об априорном понятии естественного права, то и его "меняющееся содержание" - это формальные характеристики права (априорные целеполагания разума), а не некое фактическое (социальное) содержание.
Заметное влияние на последующую философско-правовую мысль оказала и штаммлеровская разработка понятия "правильное право" [ Stammler R. Die Lehre von dem richtigen Rechte. Berlin, 1902 (2. Aufl. 1926). ] , которое он использовал в своей критике позитивистского правопонимания.
Видным представителем неокантианской философии права был и другой немецкий юрист Г. Радбрух . Право (в его различении и соотношении с законом) у него представлено в понятиях "идея права", "надзаконное право", а не посредством понятия "естественное право", как у некоторых других кантианцев. Но его философско-правовая критика юридического позитивизма и настойчивые призывы к восстановлению в юриспруденции "идеи права" и концепций "надзаконного права" существенно содействовали послевоенному "ренессансу" естественного права в Западной Европе.
В этом плане особую роль сыграла работа Радбруха "Законное неправо и надзаконное право" (1946 г.). Юридический позитивизм, подчеркивал Радбрух в этой своей работе, ответствен за извращение права при национал-социализме, так как он "своим убеждением "закон есть закон" обезоружил немецких юристов перед лицом законов с произвольным и преступным содержанием". Такому подходу Радбрух противопоставил неокантианскую трактовку справедливости как элемента идеи права. "Так как справедливость, - писал Радбрух, - указывает нам именно на то, чтобы обходиться так: "равное равно, неравное неравно", но ничего не говорит нам о точке зрения, по которой ее следует охарактеризовать как равное или неравное, она определяет лишь отношение, но не способ обхождения".
Такое понимание справедливости и равенства определяет в его подходе отличие права от "законного неправа": "Установление, которому не присуща воля к тому, чтобы обходиться так: "равное равно, неравное неравно", может быть позитивным, может быть целесообразным, даже необходимым и поэтому также и абсолютно законно признанным, но ему должно быть отказано в имени право, так как право есть лишь то, что по меньшей мере имеет своей целью служить справедливости".
Позитивное право, расходящееся со справедливостью (т.е. с элементом "идеи права"), не является действительным правом, поэтому ему, согласно Радбруху, надо отказать в послушании. "Если законы, - подчеркивал он, - сознательно отрицают волю к справедливости, например, произвольно отказываются от гарантий прав человека, то такие законы не имеют действия, народ не обязан к послушанию им, и юристам тоже надо найти мужество отрицать их правовой характер".
Для "обновления права" и возрождения юридической науки, подчеркивал Радбрух, необходимо вернуться к идее надзаконного (надзаконодательного) права. "Юридическая наука, - писал он в работе "Обновление права", - должна вновь вспомнить о тысячелетней мудрости античности, христианского средневековья и эпохи Просвещения ,о том, что есть более высокое право, чем закон, - естественное право, божественное право, разумное право, короче говоря, надзаконное право, согласно которому неправо остается неправом, даже если его отлить в форму закона".
Эта идея "надзаконного права" как отрицание юридического позитивизма для многих была идентична признанию естественного права и существенно содействовала расширению круга сторонников его "возрождения". Но для неокантианцев характерны те или иные версии формализации смысла и значения традиционного естественного права и выражения этого смысла в виде свойств формально-правовой конструкции (в духе трансцендентальной и априорной идеи права). "Подлинная философия права, - замечает испанский неокантианец А. Оллеро , - пребывает в вечном поиске формального правового принципа".
В русле идей Канта и кантианцев (Штаммлера и др.) развивает свою философско-правовую концепцию профессор юридического факультета Франкфуртского университета В. Науке . "Философия права, - подчеркивает он, - хочет развить учение о правильном праве, учение о справедливости. Это сложное дело. От успеха этого дела зависит каждый в своей повседневной жизни". Различая "правильное право" и позитивное право , он под "правильным правом" имеет в виду "разумное право", "справедливое право". "Проблема правильного права, - пишет он, - предмет философии права. Философия права - учение о правильном праве".
Между философией права, с одной стороны, теорией права, социологией права и политикой права (правовой политикой), с другой стороны, есть конкуренция и идет борьба за сферы влияния. "Во всяком случае, - пишет Науке, - чем сильнее сомнения в возможностях философии права в качестве учения о правильном праве, тем сильнее становятся политика права, социология права и теория права".
3. Неогегельянские концепции философии права
Основные аспекты неогегельянской интерпретации политико-правовой философии Гегеля дали главным образом немецкие неогегельянцы . Зародившись в условиях агрессивных установок вильгельмовской Германии, немецкое неогегельянство теоретически обосновывало "идеи 1914 г.", а после краха кайзеровской Германии атаковало буржуазно-демократические принципы и институты Веймарской республики, выступало за государство силы. Немецкие неогегельянцы приветствовали гитлеровский рейх и всячески стремились приспособить к его внутри- и внешнеполитическим целям свою интерпретацию (а нередко - фальсификацию) ряда консервативных идей гегелевской философии права. "Характерно, - отмечал неогегельянец К. Ларенц, - что неогегельянство свое начало берет как раз от философии права" [ Larenz К. Rechts-und Staatsphilosophie des deutschen Idealismus//"Handbuch der Philosophie", Bd. "Staat und Geschichte". Munchen - Berlin, 1934. S. 186. ].
"Назад, к немецким мыслителям о государстве!", - призывал в 1920 г. О. Шпанн , надеясь, что они (прежде всего имелся в виду Гегель) освободят немцев Веймарской республики от "цепей индивидуалистического понимания" государства [См.: Spann O. uber die Erziehung des Deutschen zum Verstаndnis des Staates //"Deutschen Volkstum", 1920, Hf. 5. S. 195. ].
Ведущей фигурой в кругу неогегельянцев, обращавшихся к философии права, был Ю. Биндер . В работе "Государственный резон и нравственность" (1929 г.) он с позиций неогегельянства обосновывал политическую и нравственную оправданность агрессивной войны.
Приход Гитлера к власти и установление нацистского режима Биндер воспринял как учреждение ожидавшегося им авторитарного государства. "Должно быть показано, - писал он в 1934 г. в работе "Немецкое народное государство", - что это государство, которому мы обязаны политической изобретательностью Адольфа Гитлера, не только является осуществлением правильно понятого государства - государства идеи, - но оно также, если правильно его понимать, соответствует сущности народа, чьей формой жизни оно хочет быть" [ Binder J. Der Deutsche Volkstaat. Tubingen, 1934. S. 5-6. ].
Неогегельянские идеи Биндера разделял и развивал его ученик К. Ларенц . Задачу философии права он видел в "постижении разумности данного, т.е. действительного, эмпирического права" [ Larenz K. Rechtwahrer und Philosoph//"Zeitschrift fur Deutsche Kulturphilosophie", Bd. 6. Tubingen, 1940. S. 4. ] . В этом духе он обосновывал "нравственность" и "народность" нацистского законодательства, отказ от принципа равенства всех перед законом и внедрение расовых представлений в сферу права [См.: Beyer W. Hegel-Bilder. Berlin, 1970, S. 154; Topitsch E. Die Sozialphilosophie Hegels als Heilslehre und Herrschaftsideologie. Neuwied-Berlin, 1967. S. 80. ] . "Впервые только наша современность, - подчеркивал Ларенц, имея в виду нацистские времена, - в состоянии правильно понять и оценить подлинное и глубокое стремление Гегеля - истинно всеохватывающую общность народа, "нравственную тотальность", - тогда как этого не смогло понять все XIX столетие, введшее себя в заблуждение фальшивым образом Гегеля" [ Larenz К. Hegelianismus und preussische Staatsidee. Hamburg, 1940. S. 15. ].
Т. Гаеринг подчеркивал близость гегелевского учения к современности, особенно в вопросе о "тотальном государстве". Причем подлинным выразителем этой тотальности является фюрер, который так же нужен для борьбы против анархизма и разрушения государства, как больному организму нужен врач[См.: Haering T. Hegels Lehre von Staat und Recht. Ihre Entwicklung und ihre Bedeutung fur die Gegenwart. Stuttgart, 1940. S. 26.].
В. Шмидт , апеллируя к гегелевским положениям об эпохе германской нации, обосновывал "европейский порядок как систему руководства под упорядочивающей властью рейха"[ Schmidt W. Hegel und die idee der Volksordnung. Leipzig, 1944. S. 158.].
Усилия итальянского неогегельянца Д. Джентиле были направлены на оправдание идеологии и практики фашизма[См.: Gentile G. Grundlagen des Faschismus. Stuttgart, 1936. S. 33.]. Гегелевские идеи о государстве как нравственной целостности он использовал для трактовки фашистского режима в качестве высшего выражения нравственности и свободы[См.: Gentile G. Il concetto dello Stato in Hegel //"Verhandlungen des zweiten Hegelkongresses", Berlin, 1932. S. 121 u. ff.].
Среди голландских неогегельянцев проблемами философии права занимался в 30-е годы Б. Телдерс. Со ссылкой на Гегеля он атаковал положения международного права, ограничивающие "самовластие государства"[ Telders B. M. Die Geschichte als Gottes Gericht//"Verhandlungen des dritten Hegelkongresses". Tubingen, 1934. S. 229, 234.].
Французские неогегельянцы , особенно на первых порах, интересовались философией, а не политико-правовым учением Гегеля, и им в целом не присущ подход к Гегелю как тоталитарному мыслителю. Так, А. Куайре отвергал оценку Гегеля как реакционера и солидаризировался с трактовкой его учения как умеренной теории, стремящейся примирить свободу индивида и социального целого[См.: Koyrе A. Rapport sur l'еtat des etudes hеgеliennes en France. //Verhandlungen des ersten Hegelskongresses. S. 80-105.].
Заметной фигурой французского неогегельянства был Ж. Ипполит . Подобно тому как Платон обосновывал не утопию, а реальность античного полиса, так и Гегель, согласно Ипполиту, обрисовал современное государство и гражданское общество и, предвидя зародыши будущих их трансформаций, защищал это общество и государство, опережая свое время[ Hyppolite J. L'еtat du droit (La condition juridique). Introduction а un commentaire//"Hegel-Studien" Bhf. 3. Bonn, 1966. Р. 183.]. Но гегелевская философия права не в состоянии преодолеть трагический ход истории. Поэтому гегелевская концепция, замечает Ипполит, - это "форма оптимизма, которую мы не можем больше постулировать"[ Hyppolite J . Le tragique et le rationnel dans la philosophie de Hegel // "Hegel-Jahrbuch 1964". Meisenheim / Glan. 1965. Р. 13, 15.].
После Второй мировой войны неогегельянство (в первую очередь немецкое и итальянское), ориентированное на оправдание фашистского и нацистского режимов, сошло со сцены.
Важными направлениями послевоенного гегелеведения стали очищение творческого наследия Гегеля от неогегельянских фальсификаций, преодоление крайностей в подходах к гегелевской философии права, объективная оценка ее места и роли в развитии философско-правовой мысли[См. подробнее: Нерсесянц B. C. Гегелевская философия права: история и современность. М., 1974. С. 226-272; Он же . Философия права Гегеля. М., 1998. С. 249-303.].
4. Чистое учение о праве Г. Кельзена
Чистое учение о праве Г. Кельзена (1881-1973) представляет собой неопозитивистскую теорию позитивного права, разработанную с позиций логико-аналитической юриспруденции. Критикуя традиционное правоведение ХIХ-ХХ вв. и аттестуя свое чистое учение как строгую и последовательную науку о праве, Кельзен писал: "Оно пытается ответить на вопрос, что есть право и как оно есть, но не на вопрос, как оно должно быть или создаваться. Оно есть правоведение, но не политика права" [Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1. М., ИНИОН АН СССР, 1987. С. 7. - Работа Кельзена увидела свет в 1934 г. Второй (переработанный и расширенный) вариант работы, перевод которой здесь цитируется, был опубликован автором в 1960 г. ].
Смысл "чистоты" этого учения, согласно Кельзену, состоит в том, что оно "очищает" изучаемый предмет (право) от всего того, что не есть право, а правоведение - от психологии, социологии, этики, политической теории и т.д.
"Очищение" это осуществляется Кельзеном с помощью специфического нормативистского метода изучения и описания права как особой системы норм. Причем, согласно Кельзену, "специфический метод определяет специфический предмет" [ Kelzen H. Der Soziologischen und der juristische Staatsbegriff. Tubingen. 1928. S. 106. ] . "Понятие "норма", - поясняет Кельзен, - подразумевает, что нечто должно быть или совершаться и, особенно, что человек должен действовать (вести себя) определенным образом" [Чистое учение о праве Ганса Кельзена. Вып. 1. С. 11. ].
Положения Кельзена о праве и его нормативности опираются на неокантианские представления о дуализме бытия (сущего) и долженствования (должного). В рамках подобного дуализма право относится не к области сущего, подчиненного закону причинности, а к сфере долженствования и смысла (значения).
Норма при этом выступает как схема толкования фактичности (сущего) и придания ей правового смысла . "Норма, доставляющая акту значение правового (или противоправного) акта, - пишет Кельзен, - сама создается посредством правового акта, который в свою очередь получает правовое значение от другой нормы" [Там же. С. 10-11.]. В этой иерархии норм последующая норма выступает как "более высокая" норма, а вся система норм в целом восходит в конечном счете к основной норме. "Законодательный акт, который субъективно имеет смысл долженствования, - поясняет Кельзен, - имеет этот смысл (т.е. смысл действительной нормы) также и объективно потому, что конституция придала акту законодательной деятельности этот объективный смысл. Акт создания (введения в действие) конституции имеет не только субъективно, но и объективно нормативный смысл, если предполагается, что должно действовать так, как предписывает создатель конституции... Такое допущение, обосновывающее объективную действительность нормы, я называю основной нормой ( Grundnorm )".
Все социальные нормативные порядки (правопорядок, моральный порядок, религиозный порядок) устанавливают свои специфические санкции, и существенное различие между этими нормативными порядками, согласно Кельзену, состоит в характере соответствующих санкций. "Право, - подчеркивает он, - отличается от других социальных порядков тем, что это принудительный порядок. Его отличительный признак - использование принуждения".
Такой подход предполагает, что "всякое произвольное содержание может быть правом. Не существует человеческого поведения, которое как таковое - в силу своего содержания - заведомо не могло бы составлять содержание правовой нормы". Поэтому и принудительные правила тоталитаризма Кельзен считает правом.
Основная норма - это не позитивная норма, а норма мыслимая, т.е. норма, которая мыслится как предпосылка правопорядка , когда действенный порядок принуждения истолковывается как система действительных правовых норм. Но эти отношения, замечает Кельзен, "можно истолковать и беспредпосылочно, без постулирования основной нормы: как властные отношения, т.е. взаимоотношения приказывающих и подчиняющихся (или неподчиняющихся) людей,иначе говоря, социологически, а не юридически ".
Иначе говоря, в учении Кельзена под действенностью позитивного права имеется в виду власть (правоустанавливающая власть), а под действительностью права - установленное этой властью позитивное право , т.е. приказы власти любого произвольного содержания, интерпретируемые как система правовых норм долженствования, исходящая из умозрительной основной нормы. В этой связи Кельзен пишет: "Если заменить понятие реальности (истолкованной как действенность правопорядка)понятием власти, то вопрос о соотношении действительности и действенности правопорядка совпадает с хорошо известным вопросом о соотношении права и власти . И тогда предложенное здесь решение оказывается всего лишь строго научной формулировкой старой истины: хотя право и не может существовать без власти, оно, однако, власти не тождественно. Право , с точки зрения изложенной здесь теории, представляет собой порядок (или организацию) власти ".
С этих позиций Кельзен выступает против традиционного дуализма государства и права и трактует государство как правопорядок . "Как только, - пишет Кельзен, - мы начнем подразумевать под государством правопорядок, тотчас обнаружится, что противостоящая простым этико-политическим постулатам "действительность" или "реальность" государства есть позитивность права. "Действительное" государство представляет собой позитивное право в отличие от справедливости, т.е. требования политики".
Поэтому " всякое государство есть правовое государство, а сам этот термин представляет собой плеоназм" . Имея в виду именно позитивно-правовое государство, Кельзен отвергает правовое государство в обычном понимании, которое он характеризует как "предрассудок, основанный на теории естественного права".
В своей критике естественноправовой теории Кельзен отмечает, что основные усилия данной теории обычно сосредоточены на поисках критерия, согласно которому позитивное право можно оценить как справедливое или несправедливое. Однако такого критерия абсолютной справедливости , подчеркивает Кельзен, нет . Кроме того, по Кельзену, "справедливость есть моральное качество; поэтому справедливость находится в сфере морали".
Кельзен обоснованно критикует смешение права и морали, характерное для естественноправовых концепций. Но поскольку он отождествляет право и закон, а отличительный признак права видит в принудительности, он по существу (и логически, и фактически) отрицает наличие у права своего специфического принципа, отличающего право от неправа и всего неправового (морального, произвольного, насильственного и т.д.). Поэтому для решения своей основной задачи - очищения правоведения от морали и всего неправового - у Кельзена нет самого главного, а именно объективного критерия отличия права от неправа. Кельзеновская форма - это не чистая правовая форма, а чистая форма долженствования, которая совершенно бессодержательна в формально-правовом смысле и потому может быть заполнена любым произвольным фактическим содержанием.
5. Концепции "возрожденного" естественного права
Прозвучавшие в начале ХХ в. на разных европейских языках, включая и русский, призывы к "возрождению естественного права" выражали недовольство господством позитивизма в философии и юриспруденции.
Однако действительное возрождение естественного права, его бурный "ренессанс" в Западной Европе (особенно в Австрии, ФРГ, Швейцарии, Италии) пришелся на первые десять-пятнадцать лет после второй мировой войны.
В этом новом контексте традиционная модель противопоставления естественного и позитивного права наполнялась новым содержанием и стала широко использоваться в качестве исходной правовой основы для критического анализа антиправовой идеологии и практики тоталитаризма и присущего ему правонарушающего законодательства. Юридический позитивизм обвинялся в том, что своей теоретической легитимацией любого властного произвола в качестве права он содействовал отрицанию объективных ценностей права и утверждению узаконенного бесправия при тоталитаризме.
В целом для "возрожденного" естественного права характерен заметный поворот к реальным и конкретным аспектам правовой практики, свидетельствующий о чуткости естественноправовой мысли к актуальным проблемам действительности и способности предложить свои ответы и решения, в которых традиционная ориентация на апробированные ценности гибко сочетается с новейшими веяниями, ожиданиями и тенденциями, с духом времени.
Теологические учения традиционно занимали доминирующие позиции в рамках всего естественноправового подхода. В рамках теологических учений имеется два основных направления: томистское (и неотомистское) направление, ориентированное на учение Фомы Аквинского о разумности божественного порядка мироздания и естественном праве как выражении этого разумного порядка, и протестантское (и неопротестантское) направление, восходящее к положению Августина о воле бога как основе и источнике естественного права. В отличие от томистов, признающих познаваемость разума божественного порядка, представители протестантских учений отрицают такую познаваемость и ориентируются прежде всего на Священное Писание как источник божественных установлений .
Один из крупных представителей неотомизма в XX в. французский богослов Ж. Маритен , профессор католического университета в Вашингтоне, развивал персоналистскую концепцию естественного права. Согласно этой концепции, естественное право изначально вложено в природу человека вечным законом, который трактовался уже Фомой Аквинским как источник всех остальных законов и всеобщий закон мироздания, непосредственным проявлением которого является естественный закон. Здесь же, в естественном законе, исходящем от вечного закона, коренятся права человека, которые Маритен трактовал как естественноправовое признание достоинства человеческой личности.
Концепцию вечного и неизменного естественного права, от которого зависят и из которого происходят все человеческие правила, предписания и установления, включая позитивное право и мораль, отстаивал бельгийский неотомист Ж. Дабен . Согласно его подходу, влияние естественного права на позитивное право опосредуется через мораль.
Австрийский неотомист Й. Месснер выступал за исследование естественного права в духе "традиционной естественноправовой этики". Человек по своей природе, согласно Месснеру, обладает смешанным нравственно-правовым сознанием. "Непосредственное нравственно-правовое сознание человека, - писал Месснер, - само сообщает ему об основных требованиях порядка общественных отношений через нравственный естественный закон, естественное понимание совестью всеобщих нравственно-правовых принципов. Естественная совесть - это не только совесть долга и совесть ценности, но также и правовая совесть в собственном смысле".
Среди априорно постигаемых всеобщих правовых принципов, которые выражают смысл "неизменного естественного права" и вместе с тем обозначают направления к его применению и конкретизации, Месснер выделяет основной (главный) принцип ("поступай справедливо, избегай несправедливости"), из которого затем выводятся "первичные элементарные принципы" , требующие соблюдения меры, мира, честности, внешнего порядка и т.д., и "вторичные элементарные принципы" , отвергающие ложь, воровство и т.д. как зло.
В общих границах нравственности "нравственная ответственность" рассматривается Месснером как "связующее понятие, которое ведет от нравственности к праву", которое определяется им как "минимум нравственности , необходимый для существования общества".
Закон , согласно Месснеру, должен соответствовать нравственной сущности права (естественного права). Поэтому естественноправовое учение, отмечал он, всегда твердо придерживалось того, что правоустанавливающая власть, в той мере, в какой она противоречит этим целям, является узурпированной; она лишена действительных правовых основ.
Согласно концепции неотомиста А. Ауэра , "естественное право - это вопрос философской антропологии , рассматривающей человека в его метафизическом человеческом достоинстве". Поясняя соотношение традиций и современности в юснатурализме, он писал: "Выражение "современное естественное право" не может касаться содержания основных аксиом , но должно относиться лишь к материи их применения. Собственно естественное право (в его правонесущих опорах) должно оставаться тем же самым в своих теоретико-философских аксиомах и лишь по-новому засиять в свете новой материи". Наше понимание основных принципов естественного права может углубиться и конкретизироваться, но они сами остаются неизменными. "Также и в будущем - в любой хозяйственной и политической ситуации - все государственно-политические, социальные и хозяйственные расхождения будут выправляться с помощью вечно действующего метафизического естественного права".
Плюрализм вариантов царит и внутри неопротестантского направления трактовки естественного права .
Наиболее выразительно идеи неопротестантского направления представлены в тех концепциях, в которых естественное право трактуется как вопрос веры ( Х. Домбоис, Эрнст Вольф и др.) или как нормативно-правовое преломление и выражение соответствующих библейских текстов (например, интерпретация Ф. Хорстом Ветхого завета в духе конституционного акта) и заповедей (трансформация новозаветной "любви к ближнему" в "право ближнего" в концепции Эрика Вольфа ).
Все религиозные концепции естественного права так или иначе носят теономный характер , поскольку в них естественноправовое должное прямо или косвенно исходит из божественного авторитета.
Характерным примером светской концепции автономного естественного права является подход Г. Райнера . Наиболее точным выражением всеобщего принципа естественного права является, согласно Райнеру, формула: "каждому свое" . В этой связи он присоединяется к трактовке данного принципа известным представителем возрожденного естественного права Г. Ромменом , который в своей работе "Вечное возвращение естественного права" писал: "К содержанию естественного права принадлежат как очевидные принципы собственно лишь две нормы: делать справедливое, избегать несправедливое , а также старое почтенное правило: каждому свое ".
В духе принципа "каждому свое" Райнер подчеркивает, что первоначальное "свое" для каждого человека есть его тело , на уважение (и признание) которого со стороны всех других человек имеет основополагающее право. "Принадлежности тела к сущности человека, - отмечает он, - уже достаточно для того, чтобы отсюда вывести фундаментальнейшие естественные права человека ". В качестве таких прав он называет право человека на собственную жизнь, на неприкосновенность и невредимость собственного тела и его частей (членов), на телесную свободу, а также право на собственность (для поддержания жизни тела), которое, согласно Райнеру, по меньшей мере частично основано на владении телом и вытекающих отсюда фундаментальных правах человека. К естественным правам, относящимся к духовной стороне человеческого бытия, он относит право на честь, добрую репутацию, доброе имя.
6. Экзистенциальная философия права
Экзистенциалистский подход к праву сформировался в XX в. под влиянием экзистенциализма как философии существования. Сами основатели различных направлений философского экзистенциализма ( М. Хайдеггер, К. Ясперс, Ж. П. Сартр и др.) специально не занимались проблематикой права и закона и не оставили соответствующих концепций экзистенциалистского учения о праве. Однако разработанные ими идеи и положения философского экзистенциализма стали исходной основой для формирования ряда философско-правовых концепций экзистенциалистского профиля.
В экзистенциализме подлинное существование человека ( экзистенция ), "бытие-в-мире", противопоставляется его неподлинному существованию в мире объективаций (в сфере сложившейся культуры, общества, государства, закона и т.д.). В экзистенции человек выступает как подлинная личность и является самим собой. Вне этого экзистенциального состояния он предстает "как все", как "другой" для себя и для других, оказывается безличным существом ( "man" у Хайдеггера) в мире объективированных ценностей, отношений и форм общения. В таком безличном мире человек лишь в ситуациях глубочайшего потрясения ( "пограничные ситуации" у Ясперса) постигает существо своей экзистенции, смысл своего бытия в мире.
С точки зрения такой философии основная задача философии права состоит в понимании и трактовке права как экзистенциального явления в его различении и соотношении с официальным законом (позитивным правом). В этом контексте экзистенциальное право выступает как подлинное право (как выражение "подлинного существования", экзистенции), а закон (позитивное право) - как нечто неподлинное, отчужденное от человека и противостоящее его экзистенциальной сути, как обезличенная, объективированная форма выражения "неподлинного существования".
Данная общая идея экзистенциалистского правопонимания по-разному преломляется и реализуется в различных философско-правовых концепциях экзистенциализма.
Различные аспекты экзистенциалистского подхода к праву разработаны в трудах известного немецкого юриста В. Майхофера . Свое понимание человеческой экзистенции, в которой индивидуальное бытие связано с социальным бытием, Майхофер выражает с помощью понятия "Als-Sein" ("бытие-в-качестве") . В различных конкретных ситуациях своей экзистенции человек, согласно такой трактовке, выступает в различных экзистенциально обусловленных социальных ролях (отца или сына, мужа или жены, покупателя или продавца, кредитора или должника и т.д.). В этих ролевых проявлениях человеческой экзистенции "самобытие" одного индивида реализуется в отношениях с "самобытием" других индивидов в общем контексте социального "со-бытия" людей.
Применительно к таким конкретным ситуациям ролевых проявлений человеческой экзистенции Майхофер говорит о "конкретном естественном праве" , под которым по сути дела имеется в виду экзистенциалистская интерпретация традиционной естественноправовой категории "природа вещей". При этом смысл такого "конкретного естественного права" он раскрывает как конкретизацию "золотого правила" ("поступай по отношению к другим так, как ты хотел бы, чтобы они поступали с тобой") в виде максим ролевого поведения людей в экзистенциально обусловленных конкретных ситуациях их бытия в мире.
Задача "естественного права как права экзистенции" , по Майхоферу, состоит в том, чтобы дать соответствующий достоинству человека и ценностям человеческой жизни образец существования индивидов и их взаимоотношений. При этом традиционное естественноправовое положение о человеческом достоинстве он трактует как требование порядка максимально возможной свободы всех людей при соблюдении их безопасности, удовлетворении их потребностей и развитии их способностей. Такой естественноправовой порядок, соответствующий достоинству человека, лежит в основе и его концепции правового государства.
В целом в философско-правовом учении Майхофера под правом (в его различении с законом) имеется в виду экзистенциальное право (право экзистенции), трактуемое как конкретно-ситуационное проявление требований рационалистического естественного права. Соотношение же такого экзистенциального права с законом (позитивным правом) в принципе остается в пределах традиционной модели соотношения естественного и позитивного права.
В духе естественноправовых положений рассматривает экзистенциальное право и другой представитель немецкой экзистенциалистской философии права Э. Фехнер . Опираясь на ряд положений экзистенциалистской философии Ясперса, Фехнер трактует "встречу" человека с правом и связанную с этим необходимость выбора и принятия одного из многих возможных решений как "пограничную ситуацию", которая актуализирует экзистенцию и содействует "извлечению бытия из его сокрытости". Искомое и принятое индивидом в такой ситуации истинное решение (т.е. экзистенциальное право в данной ситуации) Фехнер рассматривает как вытекающее из человеческой экзистенции живое, естественное право "со становящимся содержанием" .
Такое живое, естественное право, порождаемое экзистенцией, - в отличие от позитивного права с его механическими, мертвыми нормами, не поддается, согласно Фехнеру, нормативному охвату и выражению.
Экзистенциальное правовое решение индивида, законодателя, правоприменителя и т.д. - это, по Фехнеру, всегда субъективно-волевое решение, рассчитанное на порождение экзистенцией в "пограничной ситуации" ожидаемого живого, естественного права с адекватным данной правовой ситуации (данной правовой коллизии, конфликту и т.д.) содержанием.
Только такое (т.е. экзистенциальное по своим основаниям) правовое решение может быть, согласно Фехнеру, истинным. Это означает, что истинное право - это всегда и только экзистенциальное право . Но Фехнер признает, что подобное экзистенциальное решение может оказаться неправильным и сопряжено с риском принятия неверного решения . Но без такого риска и вообще не может быть истинного правового решения и подлинного права.
Проблема соотношения права и закона (позитивного права) в трактовке Фехнера выглядит, следовательно, следующим образом. Экзистенциальное право как истинное право (т.е. живое, естественное право со становящимся содержанием) Фехнер резко противопоставляет механическому и мертвому позитивному праву . Для того чтобы закон (позитивное право) и его применение соответствовали требованиям права (т.е. экзистенциально порождаемому естественному праву), законодатель и правоприменитель должны, по Фехнеру, принимать правовые решения (т.е. творить право и применять его) так, как это делает экзистенциально озабоченный индивид в "пограничной ситуации".
Экзистенциалистское правопонимание, апеллирующее к индивидуальной экзистенции и приуроченное к конкретной ситуации, исходно отвергает ту всеобщность и общезначимость правового начала (правового принципа, правовой формы, нормы и т.д.), без чего вообще нет права, и по существу подменяет право индивидуальными правилами ситуационного характера.
Это отчетливо проявляется и в экзистенциалистском подходе швейцарского юриста Г. Кона . "Согласно нашей концепции, - утверждал он, - центр тяжести находится в конкретной ситуации. В ней смысл и право. Именно она придает закону и другим источникам права значимость и само существование. Эта она притягивает их к себе и, наоборот, оставляет бездеятельными, когда не нуждается в них".
Как индивидуальную норму поведения трактует экзистенциальное право (интуитивное переживание индивидом своего свободного акта в качестве "экзистенциально должного") аргентинский философ права К. Коссио .
В концепциях экзистенциалистского правопонимания разрыв между ситуационным правом и общим законом в принципе исключает возможность сколько-нибудь внутренне последовательной концепции их взаимной связи и соответствия. Поэтому соответствующая экзистенциалистская свобода , т.е. свобода вне и без всеобщих требований права, предстает по сути своей как произвол .
7. Онтологическая концепция права Р. Марчича
Онтологическая трактовка права содержится в философии права австрийского юриста Р. Марчича . Поясняя смысл своего подхода, он писал: "Я представляю строгую онтологию права и признаю в праве как порядке и норме трансцендентальное... А именно я рассматриваю действительность бытия или мира как действительность права. Право есть черта бытия (природы, натуры)... Порядок бытия и порядок права в основе сходятся, они в основе одно и то же ".
Согласно такой правовой онтологии, в основе любого исторически данного, позитивно установленного порядка (т.е. позитивного правопорядка, позитивного права) лежит препозитивный (допозитивный) порядок бытия (естественный порядок, порядок вещей), который и трактуется Марчичем как препозитивное право, как право бытия, как естественное право. Это делает возможным позитивное право, его действие и его изменение. "Человек, - писал он, - всегда уже преднаходит право, точнее - сердцевину права, которая расположена в бытии".
Позитивное право относится к препозитивному, естественному праву как конечное к бесконечному, обусловленное к безусловному, изменчивое к неизменному, ограниченное к абсолютному. "Естественное право, - отмечает Марчич, - есть препозитивная основа позитивного права как абсолютная абсолютность; логически это не доказуемо, но онтологически обнаруживаемо - обнаруживаемо феноменологическим путем ".
Освещая своеобразие онтологического статуса права, Марчич подчеркивает, что "право есть бытие реальное, а не бытие рациональное", причем допускает, что это "реальное бытие" права может характеризоваться как "идеальное бытие", а "право бытия" соответственно может быть истолковано как "идеальное право".
В правопонимании Марчича весьма существенную роль играет то обстоятельство, что препозитивное право (право бытия, естественное право) рассматривается в качестве "основной нормы" позитивного права . "Моя философия права, - подчеркивал он, - стремится к тому, чтобы раскрыть право бытия как онтологическую и логическую основную норму позитивного права". Здесь он, по его словам, находится в русле австрийской правовой культуры и мысли XVIII-XIX вв. и правовых поисков венской правовой школы ( А. Меркель, А. Фердросс, Г. Кельзен и др.). Искомые препозитивные основы позитивного права Кельзен именует "основной нормой" , Меркель - "нормой происхождения" или "начальной нормой" , Фердросс - "основным порядком" или конституцией в логико-правовом смысле, но при этом, согласно Марчичу, подразумевается одно и то же - "основа единства всего мира права" .
Естественное право, право бытия, основная норма, препозитивное право, метафизическое право и т.д. - это, по Марчичу, не "правовые явления ", не "правовые феномены "; все они относятся к миру бытия, правовой смысл которого в мире явлений выражается (проявляется) в виде позитивного права . "Позитивация, - пишет он, - есть смысл естественного права. Хотя человек имеет обрывочное и нечеткое представление о праве бытия, но он очень хорошо может разглядывать проформы: позитивное право необходимо ради права бытия. Это проистекает из того, что, хотя позитивное право предполагает право бытия, но и право бытия, со своей стороны, не может надлежаще действовать без позитивного права. Позитивное право есть институция естественного права, его институционализация; "позитивно" и "институционально" - это в своей основе синонимы. Позитивное право буквально ре-презентирует (представляет) естественное право".
Такая концепция соотношения естественного и позитивного права в качестве препозитивного и позитивного модусов одного и того же (т.е. права) предполагает их сущностное единство . Однако Марчичу не удалось сформулировать абстрактно-всеобщее понятие правового закона , т.е. юридически формализованное и согласованное единство правовой сущности и правового явления, так как для этого теоретически необходимо принципиально преодолеть весь естественноправовой подход в целом.
8. Неопозитивистская концепция права Г. Харта
Правовая теория Харта развита в русле аналитической юриспруденции, которая восходит к Бентаму и Остину.
Отходя от определения права Остином как "приказа суверена" , Харт вместе с тем критикует и естественноправовые теории и характеризует естественноправовое положение о том, что "несправедливое право - это неправо", как парадокс, преувеличение или "просто ошибка". Подобное утверждение, замечает он, равносильно такому же ошибочному утверждению, что "законы - это не право". В этих суждениях Харта как раз весьма отчетливо проявляется легистская суть его неопозитивистской концепции правопонимания.
В своем учении о праве Харт исходит из того, что минимальной целью социальной жизни людей является выживание . С этим, согласно Харту, и связано наличие разумных оснований к тому, что право и мораль должны содержать определенные нормы поведения. Эти разумные и необходимые нормы (защита личности, собственности и обещаний) как "само собой разумеющиеся истины содержат в себе не только смысловое ядро естественноправовой доктрины, но, кроме того, они имеют также решающее значение для понимания права и морали и объясняют, почему чисто формальная дефиниция права и морали, которая не учитывает определенное содержание или социальные потребности, оказывается столь неудовлетворительной" .
Но наряду с признанием такого генетического родства права и морали и единства их фундаментальных (разумных и необходимых) норм, Харт говорит об их различии: "естественные факты" (незащищенность этих норм, их нарушения) требуют перехода от исключительно моральных к организованным, правовым формам контроля за поведением людей. Право от морали, таким образом, отличается принудительной санкцией . Эти санкции, поясняет Харт, требуются не потому, что без них вообще не было бы мотивов к правопослушанию: они нужны как гарантия того, чтобы интересы тех, кто будет добровольно соблюдать право, не были бы принесены в жертву тем, кто не будет соблюдать нормы без принуждения. Без системы принудительных санкций нормопослушание было бы связано с риском быть обманутым. Перед лицом такой опасности разум требует , чтобы добровольная совместная деятельность людей осуществлялась в рамках принудительного порядка .
Право (позитивное право) по своей структуре , согласно Харту, состоит из правил (норм), которые он делит на первичные и вторичные.
Первичные правовые правила - это правила обязывания. Они возлагают обязанности без учета воли соответствующих лиц. Они связаны с угрозой санкции, которая как мотив должна удерживать от запрещенного поведения.
Вторичные правовые правила предоставляют частную или публичную власть. Правила, предоставляющие частную власть, дают частным лицам способность самим строить свои правовые связи с другими с помощью договоров, завещаний и т.д. Правила, предоставляющие публичную власть, определяют деятельность в сфере законодательства, правосудия, управления. Вторичные правила не требуют от адресатов вести себя определенным образом, а дают возможность отдельным лицам при определенных условиях создавать права и обязанности.
Если бы, говорит Харт, в духе мыслимого эксперимента, правовая система состояла бы лишь из первичных правил, она страдала бы такими недостатками, как неопределенность (из-за отсутствия критерия о действии или бездействии соответствующего правила), статичность (из-за отсутствия возможности приспосабливать правила к изменяющимся обстоятельствам), недейственность ее социального давления (из-за отсутствия инстанции, которая могла бы окончательно и авторитетно решить, будет или нет определенным действием нарушено какое-то правило).
Эти недостатки можно преодолеть, по Харту, с помощью вторичных правил, которые действуют как правила о правилах . Так, средством против неопределенности является введение правила признания , которое определяет, как должно быть создано правило, чтобы оно могло быть правилом системы права. Таким правилом признания в простейшем случае может быть авторитетно установленный список (реестр) первичных правил с указанием условий, при которых действуют другие нормы. Средством против статичности правовой системы служит введение правил изменения , которые управомочивают индивидов или группы вводить в правовую систему новые правила и отменять старые. Недейственность системы из первичных правил преодолевается с помощью правил решения , которые придают определенным инстанциям полномочия авторитетно устанавливать, нарушено ли какое-то первичное правило или нет.
В сложных правовых системах правило признания - это не какое-то одно правило, содержащее критерии для действия первичных правил, а целый ряд правил признания , образующих сложную иерархию (из норм конституции и законодательства). Правило признания, которое дает критерии для действия всех других правил системы, Харт называет "последним правилом" . Оно дает высший критерий для действия правил системы.
В отличие от умозрительно-гипотетической "основной нормы" Кельзена "последнее правило" Харта носит фактический характер и само является правом (действующим правовым правилом).
Соединение (союз) первичных и вторичных норм дает право (правовую систему). Для существования правовой системы, резюмирует Харт, необходимо и достаточно два минимальных условия : "Во-первых, правила поведения, действительность которых установлена последним и высшим критерием системы, должны соблюдаться всеми, а во-вторых, правила признания для критериев правовой действительности, правила изменения и правила решения должны действенно восприниматься служащими в качестве всеобщего публичного стандарта официального поведения" .
В хартовском структурном толковании права отчетливо присутствует ряд неопозитивистских идей и установок кельзеновского нормативизма.
Так, вуалируя этатистские корни неопозитивистского правопонимания, Кельзен считал характерную для старого позитивизма трактовку права как продукта, установления (приказа) государственной власти (суверена) "социологическим" подходом, от которого надо очистить правоведение. Согласно "юридическому" подходу, право как система норм долженствования у самого Кельзена получает свою действительность не от государства, а от "основной нормы".
Подобной логики и схемы придерживается по сути дела и Харт, в концепции которого право как система правил (норм) тоже получает свою действительность не от государства, а от некой фундаментальной нормы - последнего, высшего правила. Придавая этому принципиальное значение, Харт пишет: "... Мы отказываемся от позиции, по которой основой правовой системы является привычка повиновения юридически неограниченному суверену, и заменяем ее концепцией высшего правила признания, дающего системе правил критерий действительности".
Однако с точки зрения существа правопонимания принципиальное значение имеет как раз то, что объединяет старых и новых позитивистов: и те, и другие под правом (в его отличии от неправа, например, от морали), которое они по-разному описывают, имеют в виду одно и то же - приказ суверена, властную принудительность.
9. Познавательно-критическая теория права
Эта неопозитивистская концепция философии права представлена в работе австрийских юристов О. Вайнбергера, П. Колера, П. Штрассера и М. Пришинга "Введение в философию права". К "главным дисциплинам правовой науки" они относят следующие: всеобщая теория права (философия права), догматика права, социология права, история права, сравнительное право
Философия права (или общая теория права) в виде составной части неопозитивистской юриспруденции понимается и разрабатывается "не как составная часть мировоззренческой системы, а как рефлектирующий анализ оснований правовых наук ".
Отмечая наличие разных версий философии права, авторы курса подчеркивают противоположность "спекулятивной философии права" (т.е., по существу, всех непозитивистских концепций философии права) и "научно-критической философии права" (т.е. различных вариантов позитивистской философии права). Научный характер, согласно такой трактовке, носит лишь позитивистская философия права, тогда как "спекулятивная философия права" оказывается ненаучной, поскольку занимается "метафизическими" проблемами и "трансцендентными идеями" .
К "научно-критической философии права" авторы курса относят "аналитическую философию права (или аналитическую юриспруденцию)" и "так называемое чистое учение о праве, разновидность аналитической философии права" .Рассматриваемый курс, по оценке его авторов, представляет "аналитическую концепцию" и определяется ими как "познавательно-критическая теория права" , т.е. как еще одна разновидность аналитической юриспруденции.
Поясняя смысл этих подходов, авторы курса пишут: "Как аналитическую философию права (или аналитическую юриспруденцию) обозначают те всеобщие теоретико-правовые учения, которые ставят в центре своего изыскания структурную теорию права, т.е. изучают все проблемы правовой теории прежде всего в формальном смысле и в этом аппарате структурных понятий и схем видят необходимые инструменты для всех юридических изысканий. Однако многие представители аналитической философии права не упускают из виду различные аспекты и факты, т.е. то, что право прежде всего есть общественный феномен".
Свою "познавательно-критическую правовую теорию" авторы курса характеризуют так: как "аналитическая концепция" эта теория "прежде всего пытается прояснить структурные проблемы права, юридического аргументирования и правовой динамики, с тем чтобы иметь в распоряжении понятийный аппарат для всех теоретико-правовых рассуждений". Хотя эта теория "признает необходимость определения характера постановки проблемы, например, необходимость отличать догматическую трактовку от социологической или от трактовки с позиций политики права, но в отличие от чистого учения о праве она придерживается мнения, что не только "чистые", но также и комплексные трактовки права, включая и соображения de-lege-ferenda, относятся к юриспруденции".
В своем определении понятия права авторы курса в целом придерживаются достаточно умеренного варианта позитивистского (в принципе - легистского) правопонимания. Под "правом (правопорядком)" имеется в виду "право в объективном смысле", т.е. позитивное право (закон).