Если у вас возникли сложности с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой - мы готовы помочь.
Предоплата всего
Подписываем
1. Учение о человеке в политической философии либерализма
(Л.- либерализм)
ЛИБЕРАЛИЗМ
(лат. liberalis - свободный) - социально-политическое учение и общественное движение, основной идеей которого является самодостаточная ценность свободы индивида в экономической, политической и др. сферах жизни общества. Впервые либералами назвали группу людей, готовивших текст конституции в Испании (1812). В Европе понятие Л. связано с классическими теориями английских политэкономов, в которых развивалась мысль о невмешательстве государства в экономику. Л. выступал за развитие личной инициативы индивидов, свободу торговли, свободное ценообразование и оплату труда, которые образуются в процессе конкуренции между товаропроизводителями на рынке. Традиционно первые либеральные идеи относят к эпохе античности, в частности, к учению Сократа об истине и его взглядам на справедливое государство. Позднее римскими стоиками развивалась идея об универсальной природе человека, а их этическое учение о внутренней духовной свободе личности и естественном праве вновь привлекло внимание многих философов и политических мыслителей 17-18 вв. В 17 в. критические философские взгляды Декарта, Милто-на и Спинозы на государство, на человека как существо социальное и рациональное, на религию, на право и т.д. предопределили характер развития либеральных идей в Европе. Немаловажную роль сыграло и протестантско-реформатор-ское движение, выступившее с требованием свободы вероисповедания. Религиозное мировоззрение стало ослабевать в последовавший век расцвета знаний и научно-технических открытий, которые были положены в основу развития капиталистического производства. Буржуазные революции в Англии и Франции 17-18 вв. привели к разрушению феодальных отношений, падению абсолютизма и ограничению привилегий аристократии, а также к появлению нового торгово-промышленного класса - буржуазии. С возникновением этого класса начинается период развития капитализма, которому и в идеологии, и в экономике, и в политике соответствует определенная система ценностей, воплотившаяся в Л. Последний увидел в государстве потенциальную угрозу свободе индивида в обществе. Идеи античных мыслителей и их последователей о естественных правах индивида, о правовом государстве - конституционном правлении, основанном на разделении исполнительной, законодательной и судебной власти, неотъемлемых правах человека на свободу слова, вероисповедания, объединения в политические организации составили политическое кредо Л. Главным принципом Л. является не абсолютная свобода вообще (ни одна форма правления не допускает абсолютной свободы, - писал Локк), а максимальная свобода мыслить, исповедовать любую религию, высказывать и обсуждать личные взгляды, организовываться в партии, заниматься предпринимательской деятельностью, продавать товары (в том числе собственный труд) и получать вознаграждение, выбирать себе правителей, а также новую форму государственного устройства, если наличная противоречит свободному развитию общества. Согласно взглядам Локка и Руссо, человек обладает естественным правом на максимальную свободу, и государство обязано ее защищать, в равной мере как люди вправе защищать свою свободу от государства. Последовательными сторонниками подобных взглядов являлись Юм, Кант, Т. Джефферсон, Б. Франклин, Монтескье, Кондорсе и др. Идеи естественного права нашли свое отражение в американской Декларации независимости (1776), во французской Декларации прав человека и гражданина (1789), а также во Всеобщей декларации прав человека. Исторически идея свободы связана с отношениями людей к собственности, которая определяет их социальное положение и размеры получаемых ими социальных благ. Моральная дилемма отношения индивидов к социальным благам, которую пытались решить философы и просветители, была впервые осмыслена в контексте современного ему общества А. Смитом. Он считал, что система, основанная на естественной свободе индивида, свободе рынка и конкуренции ведет к благосостоянию народа. В свободной конкуренции корыстолюбивых индивидов он видит источник экономического роста, социального порядка и общественного блага. Индивидуализм ведет не к хаосу, а к порядку и процветанию. В труде "Богатство народов..." Смит высказывает мысль о том, что рынок регулируется самостоятельно в процессе конкуренции частных товаропроизводителей, и через него лежит путь к экономическому росту и изобилию. Д. Рикардо (1772-1823) увидел в накоплении капитала пружину экономического роста. Экономическая политика должна быть направлена на то, чтобы облегчить и способствовать такому накоплению. Он был убежден, что экономическая свобода содействует получению максимальных прибылей, которые могут стать основным источником инвестируемого капитала. Предпринимательство ведет к максимальному экономическому росту, ибо прибыль составляет основу накоплений, которые необходимы государству для раз вития. В "Трактате по политической экономии" (1803) Ж.Б. Сэйем был сформулирован закон рынка, согласно которому в экономике не может быть дефицита и избытка товаров. Если в одной отрасли экономики возникает перепроизводство, а в других недопроизводство, то падение цен в одних отраслях и увеличение в других заставляет предпринимателей искать способы к исправлению положения. Люди производят товары для обмена. Таким образом само производство порождает спрос и не может не удовлетворять его. Вентам, Милль и др. были сторонниками создания социальной системы, основанной на демократических принципах правления большинства. По мнению Бентама и его последователей, такая социальная система способна максимально увеличить всеобщее благосостояние и распределить его по возможности справедливее. Утилитаристская философия Бентама значительно отличается от классических либеральных взглядов 18 в., провозглашавших свободу индивида как конечную цель общественной политики. Он увидел возможности потенциального конфликта в идее, что только деятельность индивида может способствовать благосостоянию. Возможно, например, что действия преследующего личные цели человека может повредить другому и таким образом ограничить его свободу. К тому же, человеческое общество организовано созданными самими же людьми социальными институтами. Сознательная деятельность людей может спо собствовать и появлению социальных форм, которые позволят им жить справедливее. Таким образом, классический Л. через утилитаризм Бентама допускает вмешательство государства в общественную жизнь ради социального блага. Экономический Л. выступает за свободу предпринимательской деятельности, право частной собственности, право на наследство, свободную конкуренцию и невмешательство государства в экономическую деятельность индивидов. Главную задачу государства он видит в том, чтобы оно не препятствовало развитию инициативы и предприимчивости субъектов экономической деятельности, а помогало им. Государство не должно посягать на экономическую свободу, а поддерживать тех, кто взял на себя ответственность и риск за собственное дело. Угрозы, ограничения и жесткие законы еще никогда не способствовали эффективному развитию экономики, а приводили к противоположному результату. Если ограничена свобода индивидов в праве выбора рода деятельности, в праве создавать промышленные или коммерческие предприятия, едва ли можно говорить о либеральной экономике вообще. Л. стремится максимально ограничить вмешательство государства в экономику и видит основными субъектами экономической жизни частные лица. Политический Л. признает за гражданами право на участие в государственной жизни, которое реализуется в процессе выборов главы государства, представителей центральных и местных органов государственной власти, а так же право объединяться в общественные, политические, профессиональные и др. организации, партии. Гражданам гарантированы свобода совести, слова, печати, право выбора места жительства. Хотя политический Л. и связан с идеей демократического государства, либеральная экономика совместима и с авторитарными формами политической власти. Неоклассическая либеральная экономическая теория, появившаяся в конце 19 в., нашла свое логическое обоснование в концепции чистой капиталистической экономики Л. Вальраса (1834-1910). Вальрас стремится выйти за пределы специфических социальных и политических реальностей и рассматривать исключительно проблемы производства и распределения ресурсов. Однако теоретически концепция Вальраса не смогла объяснить неустойчивое развитие капитализма в период между двумя мировыми войнами. Крупнейший английский экономист и политический деятель Дж.М. Кейнс (1883-1946) восполнил этот пробел и предложил новую экономическую теорию, направленную на сохранение и оживление рыночной экономики в Европе. Согласно Кейнсу, капитализм нестабилен, ему имманентно присуща тенденция к стагнации, сопровождающаяся хронической безработицей. Поэтому государственное вмешательство в сферу экономики необходимо, чтобы капиталистическая экономика функционировала эффективно. Кейнс является сторонником активной роли государства в сфере финансов, полагая что внимание государства к расходам правительства, налоговой системе, внешнему долгу, а также к поддержанию равного соотношения между накоплениями и расходами может содействовать стабилизации цен и экономики. В послевоенное время в экономических теориях утверждается взгляд, согласно которому государство путем создания расходной части бюджета и налогообложения может добиться устойчивости экономики и преодолеть тенденцию к стагнации и безработице. Последователи Кейнса также признают необходимость государственного регулирования капиталистической экономики. Современные неолиберальные экономические концепции (Фридман, Хайек, А. Лепаж) исходят из того, что не капитализм исчерпал свои возможности, а вмешательство государства в течение последних десятилетий препятствовало нормальному функционированию капитализма. По их мнению, подлинного капитализма еще нет, он появится лишь тогда, когда функционирование экономики станет в достаточной степени либеральным. Капиталистическая экономика, в основе которой лежит конкуренция, саморегулируется под действием закона спроса и предложения. Таким образом, вмешательство государства в экономику должно ограничиваться уважением законов функционирования капитализма. Л. является осознанной альтернативой авторитарно-марксистским взглядам на государство и его роль в экономической и политической жизни общества. B.C. Тарасов
2.Учение о человеке в политической философии консерватизма.
КОНСЕРВАТИЗМ
(conservatism) Так обычно называют политическую философию, стремящуюся к сохранению того, что считается лучшим в обществе с устоявшимися традициями, и выступающая против радикальных перемен. На самом же деле гораздо проще определить исторические условия развития консерватизма, чем установить, в чем заключается "символ веры" консерваторов. Современный европейский консерватизм развился между 1750 и 1850 гг. как реакция на стремительные перемены и витавшее в воздухе ощущение грядущих изменений, потрясших европейские страны; к ним относятся идеи Просвещения (Enlightenment), Французская революция (French Revolution), индустриализация (особенно в Англии), требование расширенного или всеобщего избирательного права (главным образом, для мужчин). Название "консервативная" укрепилось за английской политической партией тори во время дебатов по избирательной реформе, закончившихся принятием в 1832 г. Закона о реформе. Реакция консерваторов на перемены бывает весьма различной. Иногда это открытая оппозиция, опирающаяся на представление о современной модели общества как справедливой для всех времен. Она может принимать "реакционный" характер, обращаясь к прошлому и пытаясь восстановить общественное устройство, существовавшее в более ранний период. Консерватизм подчас не признает одной, раз и навсегда избранной формы общественного устройства, обращая внимание главным образом на природу его изменений и настаивая на том, что, они должны быть только постепенными, эволюционными. Скорей всего, наиболее общей чертой консерватизма является его оппозиция определенным видам оправдания перемен, в особенности идеалистическим, исходящим из "абстрактных" идей, а не из хода развития действительности. Ясно, что в идеологическом плане консерватизм может принимать разнообразные формы. Приверженцы либерального индивидуализма, клерикалы-монархисты, "ностальгирующие" по прошлому реакционеры и беспринципные реалисты – все назывались "консерваторами", считали себя таковыми и демонстрировали типичные для них реакции на предполагаемые изменения. Некоторые с равным успехом основывали свой консерватизм на индивидуализме и на коллективизме, на атеизме – и на религиозной вере, на идеалистической философии Гегеля (Hegel) – и на глубоком скептицизме вульгарного материализма. Более того, консерватизм был в первую очередь политической реакцией и лишь потом сложился как идейное течение, поскольку люди, защищающие свои интересы от возможных перемен, чаще всего мало интересуются философскими идеями или относятся к ним всего лишь как хоть "какому-то убежищу от бури". Поэтому термины "консервативный" и "консерватизм" способны породить путаницу, как минимум такую же, а возможно, даже большую, чем ту, которую вызывал любой другой термин в истории идей. В 1980-х гг. стало общепринятым называть "консерваторами" коммунистов – сторонников "жесткого курса", выступавших против перемен в СССР; многие западные консерваторы восприняли это как оскорбление. Такое название точно определяло противников перемен на бытовом, интуитивном уровне использования этого термина. Однако он был использован для характеристики группы приверженцев учения, против которого почти единодушно и решительно выступали консерваторы ХХ в. Этим учением был марксизм-ленинизм, настаивающий на революции и исторической необходимости продвижения к совершенной иной форме общественного устройства – к коммунизму (Communism). Следующая трудность состоит в том, что многих людей вполне обоснованно можно отнести к консерваторам, хотя они себя таковыми не считают. Причина заключается в том, что в большей части континентальной Европы в первой половине ХХ в. репутация консерватизма была подорвана – сначала тем, что он ассоциировался с отживавшими свой век клерикально-монархическими взглядами, потом – его союзом с фашистским и национал-социалистским движениями. Поэтому, хотя слово "консерватизм" есть во французском, немецком и итальянском языках, лишь очень немногие из выдающихся политиков и представителей интеллигенции после 1945 г. причисляют себя к "консерваторам". Когда в Европейском Парламенте в 1989–1992 гг. существовала "консервативная" группа, в нее входили только англичане и датчане. Другие политические движения, особенно Христианские демократы (Christian Democracy) стали в некоторых отношениях особыми консерваторами, "не осмеливающимися назвать себя так, но даже они по своим истокам и принципам весьма сильно отличаются от консерваторов в устоявшемся понимании этого слова". Считается, что работа Берка (Burke) "Размышления о революции во Франции" ("Reflections on the Revolution in France") – с основанной на абстрактных принципах оппозицией радикальным реформам и обращением к достоинствам, зачастую скрытым, уже устоявшихся, развитых институтов – имела определяющее значение для современного консерватизма. Однако сам Берк не был консерватором. Его литературная и политическая карьера состоялась до появления этой философии. Мало того, Берк был вигом (Whig), придерживался реформаторских и протолиберальных взглядов на основные проблемы своего времени, в т.ч. и связанные с Индией, Ирландией, Америкой и парламентом. До 1920-х гг. его часто считали своим и на него ссылались как либералы, так и консерваторы. Есть все основания полагать, что он был бы против консерватизма, возникшего в 1832 г. Про Джорджа Оруэлла (Orwell) можно сказать то же самое, но это было уже в ХХ в. В его книгах мы находим отражение аргументов и настроений консерваторов того времени; они проходят через все его произведения и достигают кульминации в яркой антиутопии "1984". Но это вовсе не делает Оруэлла консерватором – он был сторонником демократического социализма, и политический консерватизм вызывал у него антипатию и недоверие. Если, чтобы причислить Оруэлла к консерваторам, мы расширим границы консерватизма, последний потеряет всякое определенное политическое значение. Смысл ясен, хотя от этого не легче: нередко консервативные настроения и идеи выражаются не-консерваторами; более того, часто именно не-консерваторы выражают их наилучшим образом. Многие посвященные консерватизму работы, исходящие из неверных посылок, способствовали усилению уже существующей путаницы. Авторы нередко относятся к консерватизму не просто недоброжелательно, но и презрительно, в духе замечания Дж. С. Милля (J.S. Mill) о том, что консервативная партия "по закону своего существования – самая тупая". При этом исходят из того, что консервативные идеи ошибочны по сути и выбираются скорее за их политическую полезность, чем за теоретическую последовательность. Иногда консерватизму приписывают несуществующее теоретическое единство, полагая, что все консерваторы исповедуют психологический пессимизм органической природы (organic nature) общества либо верят в исключительное значение национальных традиций. Нельзя сказать, что многочисленные попытки систематизации (сравнивая, к примеру, пары определений: "высокий" и "низкий", "мокрый" и "сухой", "истинный" и "нео-", "старый" и "новый", тори и консерваторы) много дали для понимания консерватизма, поскольку различия определялись слишком разными и противоречащими друг другу способами и ни один вариант так и не утвердился. Еще одна причина путаницы – общепринятое обращение к неопределенному понятию политического спектра или континуума (пространства), что предполагает, будто глубокие консервативные убеждения означают принадлежность к крайне правому флангу вместе с (загадочным образом) боговдохновенными правыми монархистами, анархистами и национал-социалистами. Маннгейм (Mannheim), столкнувшись со значительными различиями между английской и континентальными традициями консерватизма, пришел к выводу, что его внутренним импульсом является "всеобщая психическая склонность" к традиционализму (traditionalism), а выражающая эту наклонность теоретическая форма может меняться в зависимости от конкретных условий. Он же открыл негативное свойство, присущее консерватизму в целом, – критическую реакцию на "мышление в духе естественного права". Таким образом, идеи консерватизма искреннее и глубже, чем считают многие его оппоненты, но объединяет эти идеи чисто негативный аспект; т. е. противостояние абстрактным, универсальным и идеальным принципам и вытекающим
из них планам. По-видимому, этот вывод, дающий простор позитивным теориям, позволяет составить наиболее верное представление о консерватизме как общеполитическом явлении. Он приводит к возникновению способа мышления, который можно назвать скептическим редукционизмом и который ставит перед всеми грандиозными предложениями и принципами вопрос: "Действительно ли хороша эта идея при данных конкретных условиях?" Такой вопрос задают и Эдмунд Берк, и Бенджамин Дизраэли, и лорд Солсбери, и Майкл Оукшотт (Oakeshott) и Маргарет Тэтчер. Вполне возможно, что лишь это объединяет их как консерваторов. Таким образом, консервативный реформизм скорее относится к ядру консервативной традиции, нежели к ее периферии, или является отклонением от нее. Труднее принять идею радикального консерватизма. В той мере, в какой радикализм понимается согласно его первоначальному значению, предполагающему, что радикалы всегда выступают за систематическую смену институтов и практической деятельности, выражение "радикальный консерватизм" представляет собой терминологическое противоречие. Оно приемлемо в менее буквальном понимании, т.е. как вера в то, что при определенных обстоятельствах для сохранения присущих системе положительных элементов требуются безотлагательные радикальные перемены. Например, к этой категории можно отнести веру в то, что для сохранения жизнеспособности капиталистической системы необходимо жесткое сокращение расходов на общественные нужды с одновременной приватизацией сферы услуг и высоким уровнем безработицы. Однако абсолютную веру в "свободные" рынки и минимальную роль государства, чего никогда не было или было в очень отдаленном прошлом, вообще нельзя всерьез называть консерватизмом. В XIX в. главное содержание консерватизма состояло в том, что с полным основанием можно назвать либеральной программой расширения прав. В разных условиях он то выигрывал, то проигрывал сражения, иногда опираясь на прежние взгляды своих противников. Консерватизм того времени представляется более плодотворным, если рассматривать его как методический подход к изучению природы изменения, а не как самостоятельную доктрину о значимости конкретных форм общественного устройства. В ХХ в. консерватизм почти полностью посвятил себя борьбе против разных форм социализма, в результате многие стали отождествлять его с антисоциализмом, что является ошибочным. Если бы это было верно, то конец социализма означал бы и конец консерватизма. Но в действительности нет – и не может быть – недостатка в разного рода убеждениях, которым консерватизм противостоит по самой своей природе. Можно быть уверенным в том, что разновидности феминизма, движения в защиту окружающей среды, радикальные демократические теории и учения о правах человеках будут inter alia и впредь выдвигать такие политические проекты, которые послужат консерватизму одновременно и стимулом, и объектом противодействия.
3. Учение о человеке в политической философии социализма.
Парадоксы социализма
Социализм как философское и политическое учение является развитием идей революционной демократии. Смысл "социализма" состоит в негативном отношении к либерал-буржуазному обществу, в стремлении к его преодолению.
В отличие от крайне реакционных форм - таких, как фундаментальный консерватизм, традиционализм и т.д., социализм отвергает современную парадигму, обращаясь не к прошлому, а к будущему. Однако он стремится не опровергнуть парадигму современности, но качественно видоизменить ее.
Социализм и другие левые учения, сходные с ним, не вдохновляются прошлым и ностальгией по "золотому веку" напрямую, в своих теориях они не отвергают "прогресс" и "развитие", выступая за них от лица "будущего" и принципиально иного общественного устройства, нежели т.н. "буржуазное общество".
Социалисты формально никогда не открещивались от современности, не стремились противостоять ей. В их учениях буржуазная (либерал-демократическая и либерал-консервативная) политическая модель рассматривается как важный момент развития, который, тем не менее, требуется преодолеть, переводя общество в новое состояние. Все социалисты признают необходимость этого качественного скачка, все сходятся в том, что буржуазное общество неудовлетворительно. Если оно и воплощает "современность", то лишь по отношению к предыдущим формациям. Социалисты, видящие идеал и точку отсчета в "светлом будущем", считают "современными" только самих себя. Это качественно иное понимание "современности". И в этом - сложность адекватной расшифровки сущности социализма и левой политико-философской мысли как таковой.
Социалистическая утопия
Буржуазная философии политики, десакрализация мира считаются социалистами этапом для фундаментального шага в будущее, чьи онтологические параметры должны, однако, стать иными. Будущее большинству социалистов видится как "новая сакральность", не как возврат к "старой сакральности" прошлого, но как обретение принципиально нового бытия. Это бытие предстает в форме "общества справедливости, равенства, братства и счастья", в нем народы земли обретут высшую цель, будут восстановлены "райские условия существования" для всего человечества. Этот идеал соответствует эсхатологическим чаяниям, представлению о "третьем царстве" - "царстве Святого Духа".
В некоторых системах - например, у социалистов-утопистов Фурье, Сен-Симона, Оуэна и т.д. - будущее предстает как мистическая реальность с преобладанием либо магических либо теологических мотивов.
В социалистическом будущем должны измениться природа человека (появление "нового человека"), природа общества (конец эксплуатации и насилия, всеобщее равенство), природа мира (укрощение стихий, преображение вещества). Эта социалистическая онтология, несмотря на отсутствие прямых аналогов в прошлом, постоянно сбивается на язык, свойственный мифам и сакральным преданиям. Показательно, что большинство социалистов и революционных демократов XIX века принадлежали к масонским, мистическим и оккультным организациям, интересовались эсхатологическими теориями, каббалистическими учениями и гностическими текстами. Кажется, что социалисты больше вдохновлялись идеалом не вчерашнего, но позавчерашнего дня - подобно "доброму дикарю" Руссо или "пещерному коммунизму" Маркса.
Социализм как отрицание парадигмы современности
В целом, парадигма социализма является не одной из разновидностей парадигмы современности, наряду с либерализмом, но ее отрицанием; стремлением не завершить логически процесс десакрализации Политического, но приступить к новой сакрализации через "революцию". Философия политики социализма оказывается одной из гротескных - экстремальных, эсхатологических, хилиастических - разновидностей сакрального, и это сближает ее с фундаментальным консерватизмом (особенно в его крайних версиях - интегральный традиционализм Генона и Эволы) больше, нежели с либерализмом.
Показателен пример полемики фундаментального консерватора Доноса Кортеса с теоретиком анархизма Жозефом Прудоном. При этом и Кортес и Прудон в равной мере ненавидели либеральную буржуазию, которую они интерпретировали по-разному. На самом деле, Прудон и Кортес были близки друг к другу не только по темпераменту и радикализму в формулировке прямо противоположных позиций, но и по более глубокому основанию: оба отстаивали сакральное против десакрализованного. При этом один видел сакральное в прошлом, а другой в будущем; один отождествлял его с возвратом к католико-имперской модели, другой - с построением справедливого свободного общества всеобщего равенства и благородного труда.
Свобода для социалистов (и анархистов), в отличие либералов, всегда была содержательным понятием: это была не только "свобода от" (liberty), но и "свобода для" (freedom).
Можно сказать, что в социализме мы встречаем логику, сходную с диалектикой Гегеля: Абсолютная Идея отчуждается от самой себя лишь для того, чтобы достичь самопознания; так и в социально-политической истории - буржуазные революции освобождают людей от недейственной "старой сакральности", но лишь для того, чтобы открыть путь "сакральности новой".
Корректно осмыслить истинное значение социалистической мысли чрезвычайно сложно, так как эта разновидность философии политики повествует о самой себе, стремясь максимально использовать "язык современности", претендуя на наследие Нового времени в особой интерпретации. В этом случае Великая французская революция видится глазами якобинцев, линия Руссо и революционной демократии рассматривается в ней главенствующей (хотя и опережающей по времени ход истории), а либерализм Вольтера или умеренность жирондистов - второстепенными. Но если воспринять социалистическое учение как завуалированную и экстравагантно изложенную версию эсхатологической части Традиции, то оно окажется не просто версией современной парадигмы, но, напротив, одной из форм ее отрицания, наряду с фундаментальным консерватизмом.